Миротворец бесплатное чтение

Пролог,

Белград, столица Югославии,

1991 год.

«Как было тогда»

Как было тогда… уже тогда было не легче. Да, Югославия была сильным государством, но из года в год лучше не становилось. Социализм претерпевал бедствие, а Советский Союз близился к развалу. А что же я? А я тогда была маленькой, двенадцати летней девочкой по имени Злата. Для меня весь мир казался сказочным и светлым, а что такое война, кровь и боль мне не было известно. Не сказать, что у меня было беззаботное детство. Мы жили, готовясь к войне и опасаясь за свою жизнь. Но, для меня все было хорошо. До этого дня…

Это был прекрасный и солнечный день в столице. Я с мамой собиралась в магазин на рынке, а потом погулять со своим лучшим другом Романом.

– Злата, собирайся быстрее! У нас не так много времени. Тем более ты уходишь потом гулять со своим женихом…

– Мама! Он просто мой друг!

– Ну да, да. Друг, дочка, друг. Не важно, в любом случае поторопись. Успеешь еще накраситься, Злат! Говорю же идем быстрее.

Мама меня весьма смутила, поэтому я как можно быстрее собралась и, закрывая побагровевшее лицо рукой, в спешке вышла из квартиры и спустилась на улицу. Вскоре мама догнала меня, и мы, болтая о мелочах и играясь, пошли на рынок. На улице милицейских ходило больше, чем обычно, будто что-то должно произойти. А может мне это лишь кажется?..

Рынок находился совсем рядом, поэтому мы добрались достаточно быстро. Мама, осматривая прилавки, ворчала на цены и качество.

– Да как такое возможно!? Цены выше, а товар хуже. Это же ненормально!

Она продолжала спорить с продавцом, а я также рассматривала продукты на прилавке. Мой взгляд зацепился за красивую фарфоровую фигурку ангелочка.

– Мама, мама! Смотри какая красивая игрушка! Ну возьми мне, пожалуйста.

Мама с грустью взглянула на свои немногочисленные банкноты, а затем на продукты и игрушку. Ей очень сильно не хотелось тратиться, но она не могла отказать.

– Ну… и дайте еще эту игрушку.

Довольный продавец с большим удовольствием забрал деньги и вручил товар. Маме было немного грустно, но, увидев меня счастливой, улыбка сама невольно наползала на лицо.

Ныне стало тяжело, в Югославии назревают экономический и политический кризис. Сейчас я это понимаю, но тогда… тогда я была маленькой девочкой. Мы продолжили ходить по рынку в поисках товаров, пока не произошел ужас, который я запомню на всю жизнь. Хоть я и ребенок, но была весьма наблюдательна. Я обратила внимание на странных людей в черных куртках, которых становилось все больше и больше. Меня это начало пугать, но я не придала этому значение. Один из них подошел к маме и стал что-то спрашивать.

– Девушка, как вам Белград?

– Что вы имеете ввиду?

– Я имею ввиду, что он будет лучше, если сгорит в страшном пламени!

Странный юноша достал нож и нанес маме множество ударов в область живота и груди. Остальные в черных куртках тоже достали ножи, пистолеты, автоматы и начали резать и отстреливать всех подряд. Моментально началась суматоха и давка, люди пытались сбежать, спасая свои жизни. Однако большая их часть падала замертво от пуль оружия и лезвий ножей. Моя мама почти сразу упала на бок и стала заливаться кровью. Не знаю что за сверхъестественное существо мне подсказало, но я максимально быстро заползла под прилавок и затихла. Я посмотрела на проход и увидела умирающую маму. Она смотрела на меня и тянула ко мне руку.

– Злата, я люблю тебя, дочка…

Я хотела подать ей руку, но кто-то неизвестный, невидимый для меня, наступил ей на нее и выстрелил с пистолета в голову. Я пискнула от неожиданности и шока. Не боясь за свою жизнь, я выползла к маме и начала обнимать ее бездыханное тело.

– Мама! Мамочка, скажи что-нибудь!

Но она так ничего и не сказала в ответ… Какой-то бандит, увидев меня, улыбнулся и, схватив за руку потащил за собой. Но он почти сразу был свален пулей из автомата. Оглянувшись, я увидела сербских военных и полицейских, которые прибыли для ликвидации преступников. Я же просто закрылась руками и уткнулась лицом в колени, громко рыдая. Ко мне подошел неизвестный и тоже схватил. Однако он сделал это мягко и не резко. Сначала я испугалась, но все же открыла глаза и поняла, что неизвестный гладит меня по волосам свободной рукой.

– Прошу меня, не бойся. Я не сделаю тебе больно.

Военный аккуратно взял меня на руки и унес к машине скорой помощи. Не знаю, кто он такой, но до сих пор прекрасно помню нашивку на его одежде – «ВС СССР». Советский солдат. СССР ввел в Югославию свои войска, когда начались беспорядки. Именно в этот момент я поняла, что ни Сербия, ни Югославия не брошены одни на произвол судьбы. Но ведь… и это было недолго. После развала СССР у новой России было достаточно своих хлопот и проблем, поэтому мы остались одни. Одни против всего мира. Именно так было в те дни. Так было тогда…

Глава I:

«Воздух наполнился дымом и кровью»

Белград, столица Социалистической Республики Югославия.

1999 год.

– Тогда я была маленькой девочкой. Но сейчас мне двадцать лет. Многие вещи мне понятны, почти ко всему привыкла. Знаешь, Борис, мы прямо сейчас с окна многоэтажки смотрим на ту самую рыночную площадь, где все это произошло.

Я достала из внутреннего кармана кожанки старую фотографию с мамой и фигурку ангелочка, которая местами была отколота и потерта. Аккуратно положив СВД у своих ног, я облокотилась на обшарпанную стену. Борис взял из рук фотографию и внимательно рассмотрел ее.

– А эта квартира?

– Все верно, это моя старая квартира. Тот советский солдат погиб в одной из перестрелок. Тогда я осталась совсем одна в этом городе.

Взглянув в окно, я увидела полуразрушенные многоэтажки, потрепанные плакаты, связанные с социалистической символикой, а вдалеке вовсе летали НАТОвские бомбардировщики, выпуская тонны бомб на наши дома и мирных жителей.

– Борис, за что они так с нами? Мы все даже не военные, а громят всех и все подряд, нас в том числе.

– Потому что они не люди, а монстры. Они уничтожают все и вся, что идет не по их планам и взглядам. Тише, я кого-то вижу!

На ту самую рыночную площадь вышли четверо военных в американской форме, пытаясь что-то найти.

– Ублюдки. Грабят, убивают, мародерствуют. Разве они заслуживают жить?

– Нет, Борис. Я не жестока, но они должны осознать, что зря их нога ступила на нашу землю.

– Злата, действуем по нашему плану.

Борис взял АК-74 и спустился вниз, а я, вцепившись в СВД, приложила глаз к оптическому прицелу и наблюдала за солдатами. Военные просто мародерствовали и пытались найти хоть что-то в этом опустелом месте. Они определенно были неопытны, поскольку беззаботно слонялись по рынку, рылись по прилавкам, даже не смотрели по сторонам и вовсе не чувствовали опасность.

В это время Борис уже вышел из здания и спрятался за крайним прилавком, а увлеченные солдаты его даже не заметили. Он убедился, что я его вижу, и махнул рукой в знак начала операции. Двое солдат стояли друг у друга, идеальное начало. Пока они спокойно беседовали, я выбрала место для выстрела. Первому я должна попасть в шею, а далее пуля прилетит второму в грудь, пронзив легкое или сердце. Грамотно прицелившись в шею, я медленно надавила на курок. Честно? Убивать страшно. К этому здоровому человеку привыкнуть невозможно. Нажав на курок, я выпустила пулю, убив обоих американцев. Даже сейчас я почувствовала странную ломоту в шее и груди. Всегда, когда я стреляю, то чувствую подобное, будто стреляю в себя. Попадая в то место, куда целилась у человека, я в том же месте у себя ощущаю ломоту. Боже, убивать так страшно, но у меня просто нет другого выбора. Сразу после моего выстрела Борис выпустил очередь по третьему солдату, а четвертого взял на прицел.

– Оружие на пол! Руки вверх! За неповиновение расстрел на месте!

Борис говорил с ним на английском, поэтому американец понял его и выполнил требования. Солдат пытался что-то сказать, но Борис ударил его в челюсть и скрутил. Я улыбнулась из-за удовольствия от проделанной работы, однако душа в груди кувыркалась и выворачивалась в ужасе, когда я думала об убийстве. Спустившись к Борису с пленным, я убрала СВД за спину на ремень.

– Ну как? Успешно?

– Да, только он все скачет и пытается что-то сказать.

– Ну вынь тряпку изо рта, выслушаем его.

– А вдруг он сожрет таблетку или пилюлю какую-нибудь? Вдруг спецагент?

– Не смеши меня, они обычные и неопытные солдаты. Уж точно не шпионы и не контрразведка.

Борис вытащил тряпку изо рта и направил на американца автомат.

– Airplanes! Bomb! Here! That is moment!

– Что? Не совсем понимаю! Скажи нормально, какие к черту самолеты и бомбы!?

Борис хотел сказать что-то, но через мгновение над нашими головами послышался рев моторов, а из-за темных, хмурых туч не спеша вылетели гигантские фигуры летающих монстров. Я вцепилась в руку солдата и, убегая в безопасное место, потащила его за собой.

– Борис, уходим быстрее!

Как только мы сорвались с места, повсюду начали падать и взрываться авиабомбы, оглушая взрывной волной. Борис подхватил американца и повел его вместе со мной. Весь район города засыпали бомбами, которые превращали крепкие и, казалось бы, нерушимые здания в жалкие руины. Перед нами буквально в двух шагах от нас приземлилась авиабомба и застыла, уткнувшись в асфальт.

– Боже мой! Борис, она… она ведь может рвануть?

– Да, Злата, не смей трогать ее.

Авиабомба неподвижно лежала, зарывшись в асфальт.

– Мы были на волоске от смерти. Не останавливайся, бежим.

Пока мы бежали, вокруг нас рушились здания, и со грохотом падали бомбы. Смерть, уничтожая все, падала на землю, пытаясь настигнуть нас, пока мы не забежали в подвал многоквартирного дома. Несчастная земля дрожала над нашими головами, заставляя старую подвальную штукатурку обваливаться. Борис на английском о чем-то разговаривал с американцем, пытаясь его допросить. Спустя какое-то время тяжелых и эмоциональных разговоров Борис резко достал пистолет и дважды выстрелил в голову солдату.

– Борис! Ты что делаешь?

– Они просто звери! Его группа специально прибыла в наш район для того, чтобы записать координаты школ, больниц, детских судов и другой гражданской инфраструктуры. Американцы целенаправленно пытаются нас уничтожить!

– Но ты не должен быть как они! Ты не должен… становиться монстром.

– Извини, Злата. Я не мог удержаться. Как им можно оставить жизнь, если они нас убивают?

– В этом мире слишком много зла и боли. Зачем совершать зло и наносить раны еще больше? Мир будет совсем скоро обескровлен. Борис, оно ведь того не стоит.

Борис заметно приуныл и серый, угрюмый, сел на старую мебель, облокотившись о стену. Осмотрел подвал, я увидела в углу сидящего человека, который беспробудно спал. Подойдя к нему, я убедилась, что он мертв. Худое, маленькое тело постепенно сгнивало в сыром подвале. Кем он был? Что он чувствовал перед смертью? Боже, спаси сербский народ от наших недругов. Таких ведь несчастных в нашей разорванной на мелкие страны Югославии полно. Каждый сосед пытается сделать больно сербам. Боснийцы и хорваты отвернулись от нас, албанцы терроризируют и устраивают геноцид в селах а НАТОвцы вовсе стремятся стереть с лица земли нашу культуру и историю. Лишь Советский Союз нас выручал, но теперь его нет. Остается надежда только на Российскую Федерацию, которая сама погрязла в конфликте с Чеченской республикой. Мы одни. Одни не только на Балканах или Европе, но и во всем мире. Одиноко умираем и гнием также, как одиноко умер и сгнил этот человек в подвале.

Бомбардировка длилась безостановочно. Борис в тишине с грустью и тем же унынием закурил сигарету под грохот бомбежки и тряску стен. Я увидела у стены старую гитару. Побренчав на ней, я поняла, что она немного расстроена, но мелодия все равно получалась неплохая. Я села возле Бориса на матрас и заиграла на гитаре, в то время как штукатурка на стенах с каждым взрывом сыпалась все больше и больше. Весь ужас звуков и запахов перемешивался с едким запахом табака и приятной гитарной мелодией.

– Злата ты боишься смерти?

– Нет.

– Почему?

– Это ведь логический итог нашей жизни. Бояться умереть все равно что бояться жить. К тому же мне не для кого жить. Когда тебя никто не ждет, никто не ищет, никто о тебе не думает, то и смерть не страшна. Ведь ты не сломаешь своей смертью кому-нибудь жизнь, не заставишь кого-либо страдать, а воспоминания о тебе не станут тревожить чью-либо память. Поэтому я не боюсь смерти.

– Тебе самой не по кому вспоминать?

– Мои родители мертвы. Отца я вовсе не знаю, а маму убили во время беспорядков в девяносто первом, я помню тот день, будто он был вчера. Ведь я запечатлила этот момент своими детскими глазками. С того дня мне не страшно умереть и не для кого жить.

– Это ужасно. У некоторых воспоминание- это единственное, что осталось и единственный повод жить.

– Воспоминание в определенные моменты – это то, что тянет вниз, прямиком в пропасть. Ведь озираясь на прошлое, ты перестаешь тянуться к будущему из-за страха перед ним. А тебе страшно умереть?

Борис, докурив сигарету, достал еще одну и снова задымил.

– Да, но не это самое страшное. Самое страшное на войне – это когда гибнут другие. К этому привыкнуть невозможно. Смерть-то если настигнет, то ты этого не заметишь. Ранят – перетерпишь. Но когда гибнет товарищ рядом, то вся душа выворачивается наизнанку.

– Согласна с тобой. Неужели у тебя никого не осталось?

– Когда началось вторжение НАТО, я жил с младшим братом, ему двадцать три. Но после первых боев он ушел в добровольцы, и я его больше не видел. Я и сам-то офицер сербской армии. Вот только мой батальон попал в окружение в горах Албании. Выжило не более десятка, и то это я их увел, в то время как комбат стоял на своем и сгинул вместе с батальоном. Я довел свою группу до Белграда, который был уже весь в руинах, после чего мы разошлись.

– То есть ты, можно сказать, дезертир?

– Да, мне стоило явиться в ближайшую часть, но никто не стал этого делать. Сейчас нет сербской армии, она обескровлена. Звучит ужасно но вся надежда лишь на ополченцев, полицейских и зарубежных миротворцев, особенно русских. Но пока что помощи неоткуда ждать. Остается лишь сопротивляться и терпеть.

– Как думаешь, твой брат жив?

– Я ничего не думаю по этому поводу. Я сам еле свожу концы с концами.

Пока мы разговаривали, Борис докурил почти всю пачку, а бомбежка стихла. Выйдя на поверхность, нас встретила та же разруха в городе. Не взорвавшиеся авиабомбы угрожающе лежали в выбоинах на асфальтированной дороге. Город, который и так в руинах, еще больше уничтожают и закапывают под его же обломки и пепел. На обочине возле разбомбленной многоэтажки лежали тела старика и маленькой девочки. С первого взгляда они показались мне до жути знакомыми. Подойдя поближе, я стала разглядывать старика. О нет, это же…

– Дядя Вукмир.

– Кто?

– Он был моим дядей, старшим братом матери. После ее смерти мы почти не виделись, но он всегда был добр ко мне и искренне любил как племянницу. В последний раз я видела его года два назад.

Оставив старика, я подошла к телу девочки. Перевернув ее к себе лицом, я была в ужасе.

– Господи, это его внучка! Еще маленькая совсем.

Я взяла на руки маленькое тельце девочки, и слезы нескончаемым потоком полились из глаз.

– Ей же всего лишь семь лет! Мой двоюродный брат Роман, ее отец, пропал на войне с начала вторжения. Вукмир один воспитывал ее. Американцы и все НАТО проклятые звери!

Я припала на колени с девочкой на руках.

– Боже мой, ей же еще всю жизнь надо было прожить! Ее безжалостно похоронили под бетонными завалами.

Я, уткнувшись лицом в одежду девочки, смачивала ее слезами.

– Я хорошо знала ее. Она была хорошей девочкой, всегда ей помогала. Даже себя в ней узнавала, очень уж похожа на меня. Господи, за то так с ней!?

Пока мы сидели возле тел, к нам подошло пятеро вооруженных человек в гражданской одежде.

– Ой, а к кому это мы колеса прикатили? Бугор, ты смари какая краля тут пригрустила.

– А ты глазастый, Горб. Эй, вы кто такие?

Борис, взяв в руки АК-74, встал и направил на них ствол, а я достала из кобуры ПМ и прицелилась в одного из них. Бандиты направили на нас весь свой арсенал: автоматы, обрезы, пистолеты. Один лишь главный по прозвищу Бугор стоял спокойно и неподвижно.

– Какое вам дело? Идите с миром, мы не хотим крови!

Бугор посмеялся, а за ним посмеялась и вся кодла.

– Ну кто же хочет крови? Почему об этом вообще зашла речь? Вы просто уберете оружие и пройдете с нами на установление личности, а также цели пребывания в этих местах. Это ведь, если вы не в курсе, территория Волкодава, а он за ней следит и очень заботится.

– Нам нет дела до вашего Волкодава! Просто отпустите нас и все.

– Ну тогда только откупом можно исправить ситуацию, нужно заплатить за пребывание в этом месте.

– Да вы жалкие мародеры! Это территория правительства Югославии, а не какого-то Волкодава.

Борис щелкнул затвором и приложил палец к спусковому крючку автомата.

– Э, уважаемый, аккуратнее с волыной!

– Уходите, иначе я из вас сейчас решето сделаю.

– Следи за языком. Какое нахрен решето?

Бандит, стоящий позади, кинул в Бориса большой камень и оглушил. В ответ я сделала два выстрела из пистолета, убив одного бандита, но ПМ внезапно заклинил. Чтоб меня, почему ж так не вовремя?! Горб подбежал к Борису и, ударив в челюсть прикладом, окончательно оглушил, а Бугор, резко оказавшись возле меня, дал мне сильную пощечину, от которой я упала на бок.

– Вы ничем не лучше американцев и НАТО! Такие же звери!

– Заткни свою пасть, сука!

Бугор засунул мне в рот тряпку и связал руки.

– Братва, неплохой улов. Думаю, Волкодав будет доволен. Сейчас я наберу пацанам, пусть хоть подъедут и заберут эти туловища.

Пока Бугор кому-то звонил, я смотрела на вырубленного и связанного Бориса, а также мертвые тела дяди и его внучки. Господи, сами сербы мучают и убивают друг друга. Как мы так сильно испортились? Ради денег и наживы? Или это способ выжить? Это все война…

Пока я размышляла, из глаз пошли слезы. Горб подошел ко мне и, закинул мои волосы за уши, погладил по влажной щеке.

– Ну что ты красивая такая и плачешь? Скоро ты будешь в безопасности! Слушай, Кастет, вколи ей немного дозы, а? А то она чет нервная и беспокойная. Еще брыкаться будет.

Некий Кастет кивнул и достал из кармана ампулу со шприцем. Наполнив его жидкостью из ампулы, он прицелился в мою шею. Я пыталась дергаться и уворачиваться, но Горб зажал мне голову и тело, и Кастет вколол дозу.

– Тише, тише. Какая резвая кобылка. Волкодав и не таких усмирял. Да ты не переживай, тебе у него понравится!

Бандиты захохотали и начали о чем-то разговаривать. Но о чем – я понять не могла, потому что через минуту мой взгляд помутнился и я потеряла сознание. А что было дальше? Темный, темный, наркотический сон. Я чувствовала лишь одно – воздух. Воздух, наполненный дымом и кровью…

Глава II: «Подневолье»

Пригород Белграда

1999 год.

Я проснулась от странного ощущения между ног. Очнувшись, я поняла, что лежу на спине на холодном полу в какой-то тюремной клетке. Мои ноги раздвинуты, а насилует бандит-сторож. Это было больно и неприятно. Я хотела закричать и ударить его, но поняла, что руки связаны, а во рту находится кляп. Бандит, увидев это, слегка придушил меня за горло и ударил по щеке.

– Ну тише, зачем нам шум?

Мародер стал трахать жестче и грубее, боль усилилась, создавалось ощущение, будто в меня втыкают кинжал, а не член. Слезы вновь полились из глаз, а изо рта пытался вырваться жалобный стон. Бандита остановил второй сторож, который «оторвал» его от меня и вытащил из камеры.

– Ля, ну ты че творишь, Лысый? Эта ж девченка для Волкодава. Знаешь ведь, что нельзя таких трогать. Того гляди сам Волкодав тебя порешает!

– Да не шуми ты, Косой. Если девченка Волкодава, значит она не плоха. Он ведь не всякую шмару себе отбирает. Вот и хочется попробовать. Так, а девченка-то реально хороша. Попробуешь, пока есть возможность?

– Лысый, не мороси! Оставь ее в покое, целее будешь. Закрой ты уже камеру, идем давай к Волкодаву, он нас звал к себе.

Сторож закрыл на замок камеру, и они вдвоем ушли вдаль по коридору и скрылись за стальной дверью. Боже, как ломит тело. Что они мне вкололи? Больные ублюдки. До сих пор до конца в сознание не могу придти. Очень сильный наркотик. Что это за место вообще? Весьма прохладно, а на мне… Сука, на мне одна лишь кофта! Ебучие извращенцы! Это определенно какой-то подвал. Помимо меня в камерах находились другие бедняги. Что за дикая банда орудует в Белграде? Да и где вообще Борис? Я прекрасно помню, что ему очень сильно прилетело по голове камнем. И кто этот Волкодав? Эти бандиты все время о нем говорят. Возле меня лежал матрас со старым одеялом. Я легла на него и кое-как связанными руками прикрыла наготу одеялом. Боже, что происходит? С остальными узниками также жестоко обращаются? Так хочется есть и пить. Здесь вообще кормят?

Не успела я успокоиться, как те двое бандитов вновь вернулись и открыли мою камеру. Лысый вошел к камеру и, грубо взяв меня за волосы, резко поднял и вытолкнул из камеры.

– Давай, сучка, иди за нами! Тебя ждет сам Волкодав.

Узники со взглядом сочувствия и сожаления провожали стеклянными и замученными глазами. Меня вели совсем недолго по какому-то коридору, в конце которого находилась дверь с надписью «Пахан». Это кто-то вроде главного у них? Косой постучал в дверь и, услышав в ответ «Давай», открыл ее и, оставшись вдвоем у порога, толкнул меня в проход. Помещение напоминало комнату пыток каких-нибудь нацистов Третьего Рейха. Отдельная комната была выделена под пыточную камеру: подручные инструменты, плетки, молотки, цепи, электрический стул угрожающе стояли в ней. В основной комнате находился большой стол, за которым сидел тот самый Волкодав – огромный здоровяк со шрамом на лице.

– Я вижу куда ты смотришь, дорогуша. Расслабься, тебе рано еще туда. А? Ты хочешь что-то сказать?

Волкодав ровными, тяжелыми шагами подошел ко мне и вынул кляп изо рта.

– Прошу вас, отпустите меня, умоляю. Просите все, что хотите.

– О нет… ты слишком хороша. Иначе б я тебя просто убил и выбросил твое тело на съедение собакам.

– Но… но… Боже, отпустите меня.

Я начала всхлипывать, но Волкодав взял меня за волосы и, нагнув, уткнул щекой в стол.

– Не распускай нюни, шалава! Я этого не люблю!

Только сейчас я увидела на стене трофейное оружие, а еще плетки, наручники и многое другое. В углу на диване лежала еще какая-то девушка, вся в крови и без сознания. Волкодав привязал мои руки к ножкам стола и взял в руки плетку. Я даже не могла смотреть на происходящее, а лишь уткнулась лбом в стол и, тихо скуля, закрыла глаза.

– Все вы, сербы, народ гордый. Но когда вас прижмешь, то вы ноете как щенки.

Волкодав замахнулся и ударил по моей попе плеткой. Удар был настолько сильным, что я моментально почувствовала сильное жжение на ударенном месте. Волкодав нанес множество таких ударов. Ощущение, будто от моей попы не осталось живого места, абсолютно все невероятно сильно жжет. Я пыталась сдерживать слезы, но после серии ударов это стало невозможным. Все лицо было влажным от слез, соплей и слюней, которых я не могла остановить, но не смотря ни на что жестокости Волкодава не было конца. Он хотел трахнуть меня, но я сопротивлялась, после чего он взял тяжелую резиновую дубинку и ударил ею по лопаткам. От каждого удара я вскрикивала от боли, но его это лишь заводило. Когда у меня не осталось сил к сопротивлению, Волкодав резко и грубо вошел мне между ног своим членом, от чего я, почувствовав боль, крикнула и застонала. Бандит хватал меня за шею и волосы, совмещая это с ударами плетью по спине и попе.

– Хороша девченка, но этого мало.

Волкодав взял в руку длинный и острый нож и воткнул его в мое предплечье, уткнув острие в деревянный стол. Я вновь закричала от невыносимой боли, но только еще сильнее, чем было до этого. Волкодав, смеясь, получал искреннее наслаждение. Он насиловал меня час или два, после чего кончил внутрь и со всей силы отхлестал меня плеткой. Но у меня уже не было сил сопротивляться и страдать. Он так и оставил меня в тишине, привязанной к ножке стола, в полумертвом состоянии с ножом в предплечье. Волкодав оделся и вышел из своей комнаты. На выходе стояли те двое сторожей.

– Ладно, разрешаю и вам развлечься пока меня нет!

Лысый и Косой вошли в кабинет, когда Волкодав из него вышел.

– Лысый, ну как ты и хотел!

– Да-а-а-а, Косой, ты ведь тоже.

– Не спорю. Давай я начну!

Один из них проник в меня сзади, а второй встал передо мной и всунул свой член мне глубоко в гланды. Я пыталась оказать сопротивление, но после нескольких ударов кулаками с двух сторон я окончательно утратила асилы и надежду.

– Ты смари какая гордая и сильная была.

– Ага, а теперь просто кожаный дырявый мешок!

Бандиты смеялись и, меняясь, трахали меня около часа. Часа мучений, боли и стыда, который сменился периодом бесчувствия, растерянности и апатии. После того, как они закончили и ушли, я обессиленная лежала на столе и не могла пошевелиться. Лишь через какое-то время я, собрав всю волю в кулак, смогла выскользнуть из веревок и вытащить нож из руки. Острая боль пронзила место ранения, я изнемогая от боли села возле стола. Вся в слезах, соплях, поту и сперме я просидела совсем недолго, поскольку ужасный Волкодав вернулся обратно. Кто он вообще такой? По внешности и акценту очень напоминает албанца. Откуда в нем столько жестокости?

– А ты, я смотрю, смогла найти силы освободиться. Значит найдутся силы и для дальнейших развлечений.

Волкодав взял меня за волосы и потащил к электрическому стулу.

– Прошу… не надо.

После этой фразы я пожалела, что ее сказала. Волкодав дал мне весьма сильную и болезненную пощечину и, усадив на электрический стул, сильно сдавил горло, что мне стало тяжело дышать, и ударил кулаком в челюсть.

– Заткни свою пасть, ебаная шлюха, я не разрешал тебе говорить!

Волкодав подключил ко мне все провода и подошел к рычагу.

– Дорогуша, расслабься. От тебя не должно исходить напряжение. Сейчас напряжение пойдет через провода…

Албанец резко переключил рычаг, и через провода к моей коже подступил мощный электрический разряд, который мгновенно пронзил все мое тело, заставляя его безостановочно дергаться на стуле. Волкодав бил меня разрядом около полуминуты, после чего вновь подошел ко мне. От разряда я дрожала и учащенно дышала, пот выступил на лице вместе со слезами.

– Я вижу тебя все устраивает. Давай немного разнообразим нашу игру.

Волкодав подключил к моим соскам и половым губам еще провода и нежно погладил меня по волосам.

– Сейчас тебе понравится еще больше…

Мучитель снова переключил рубильник, и боль от разряда прибавилась еще к соскам и половым губам. Боже, я больше не могу ни плакать, ни кричать. Может я уже мертва? Надеюсь, что да, ведь это все терпеть невыносимо. Я не могу больше так жить! Переключив рубильник, Волкодав снял с меня все провода и отвел к шесту в углу своей основной комнаты. Перекинув через шест наручники, он закрепил их на моих запястьях.

– Раз веревка для тебя оказалась слабой, то попробуй на прочность наручники.

Достав плетку, Волкодав вновь начал бить меня, но уже сильнее по всем частям тела. Я лишь слегка постанывала от боли, заливаясь слезами, и была абсолютно бессильна. Когда он закончил меня истязать, Волкодав снова проник в меня, но в этот раз в анал.

– О да, там так узенько.

Господи, это было так больно, будто в меня засунули острую колючую дубинку. Мой тихий стон стал напоминать громкий писк. Он насиловал меня около часа, после чего опустошенную и обессиленную высвободил из наручников и оставил сидеть в углу.

– Пока с тебя хватит, следующей будет твоя подружка.

Мучитель схватил девушку, которая все это время лежала в крови на диване, и принялся также издеваться над ней…

Почти неделю он мучил, насиловал и истязал нас обеих поочередно. Когда Волкодав ненадолго вышел из комнаты, то вторая девушка не выдержала, и в нужный момент взяла острый нож и перерезала себе горло. Но мучитель не расстроился, а привел новую, еще свежую, жертву и начал также издеваться. Он чередовал издевательства над нами через день, но я не смела терять надежды и отчаиваться. Такая жизнь невыносима! Однако я чувствовала, что должно произойти чудо. И этот день настал…

Пока Волкодав насиловал вторую девушку, в тюрьме произошел взрыв, а вскоре после него началась перестрелка. Албанец оставил жертву и, наскоро одевшись, выбежал из комнаты. Я находилась в бессилии все эти дни, но именно сейчас я почувствовала небывалый прилив сил. Я понимала, что это идеальный шанс для побега. Встав с дивана, я поспешила к ящичкам в столе и начала искать оружие. Перерыв все ящики, я нашла револьвер под стопкой документации. Я вновь легла на диван, спрятав под себя оружие, и стала ждать. Волкодав долго не возвращался, а перестрелка все шла и шла. Может стоит бежать именно сейчас? Только я об этом подумала, как албанец тут же ворвался в кабинет и начал рыться в столе в поисках револьвера.