Синдром незавершенной смерти бесплатное чтение

Глава 1 Артём

Часть первая. Неумирающие

Глава 1. Артём.

Всё началось с каких-то нелепых новостей с интернет ресурсов, которые, конечно же (а как же иначе?) воспринимались, как фейковые. Мне, если честно, не было до этого никакого дела. У меня хватало своих забот. Я разрывался между учебой, работой и тусовками. Господи, на тот момент, когда началась вся эта хрень, мне было 24 года. Я заканчивал институт, писал диплом, пытался заработать хоть какие-то деньги (родители не могли меня финансово поддерживать, но мне это было и не нужно). И (как без этого?) я пытался успеть ЖИТЬ! Тусовки, пьянки, вписки, клубы, стриты, и девочки, много разных девочек, которые без вопросов залезают к тебе в штаны и спускают свои трусики по щелчку пальцев.

А новости про «неумирающих» людей уже обсуждались во всех средствах массовой информации. Весь мир поглотила волна «#ЗомбиСредиНас». Мне кажется, тогда перестали говорить вообще о чём-либо, кроме того, что «смерть покинула Землю». Из новостей исчезли политика, шоу-бизнес, катастрофы, криминал и голод в Африке. Остались только «зомби». Утром шли мультики про зомби, в новостных передачах только про них и говорили, все ток-шоу так или иначе, «мусолили» эту тему. Даже передачи о здоровье были посвящены только одному – «неумирающим». Про интернет я молчу, там творилась такая дичь, что и не описать. Информации было много, но вся она была противоречивой, во многом надуманной. Никаких достоверных фактов, только гипотезы и предположения. Я же всё ещё не обращал внимания на происходящее. Я всё ещё жил «здесь и сейчас».

Я смеялся над тем, что происходит в мире и не верил, что это начало конца. И, надо заметить, что не я один. Люди моего круга (да и вообще, большинство здравомыслящих людей) придерживались примерно такой же точки зрения. Ведь несмотря на странность всего происходящего, ситуация, как казалось, была стабильна. Не было беспорядков или паники, цены не повышались, не наблюдалось дефицита лекарств или чего-то ещё, не было учебных тревог. Всё происходило не с нами. Да и не происходило, на самом деле, ничего. Люди, просто, перестали умирать. А учёные, врачи и прочие специалисты, пока ещё не могли найти причину.

Всё, что мне более-менее запомнилось из потока информации, в то время так это возрастающее количество миссий, пророков, религиозных сект и течений. Это был какой-то религиозный бум. А ещё это было время расцвета всевозможных школ выживания и продаж различных модульных, стационарных и прочих бункеров на любой вкус и кошелек. Серьёзно, даже банки выдавали кредиты (ипотечные в том числе), на покупку данного вида недвижимости (или, в некоторых случаях, движимости).

Но всё это проходило мимо меня. У меня были другие заботы. Хотя, всё чаще я становился участником достаточно странных диалогов, а новая реальность плотнее входила в мою жизнь.

Мой друг, с которым мы вместе снимали квартиру недалеко от института, как-то раз притащил домой пакет травы. Мы, временами, баловались этой темой и Женька (мой друг и сосед) часто пробивал нам пару косяков, но, чтобы плотно сидеть на этом – такого не было. Поэтому я опешил, когда он вломился ко мне в комнату в один из вечеров, показывая рублёвый пакет-майку, наполовину заполненный травой.

– Тёмыч, смотри, что я урвал!

– Жека, это за нафиг?

– Это, Тёмыч, отборный кайф.

– Бля, Жека, я понял, что это не петрушка! Ты где ЭТО взял?

– Ну, считай, что была распродажа.

Женька был рад, как ребёнок, который в новый год, получил долгожданный подарок. Но меня эта ситуация начал напрягать и выбешивать.

– Жека, это же уголовка!

– Так я же это для себя, ну и для тебя. Для личного, так сказать, употребления. Не парься, Тёмыч, всё нормально. Просто, везде такой напряг, и эта тема про «зомбаков» этих «недоумирающих» меня достала, а тут был вариант, и я подумал, ну и пусть лежит, будем расслабляться, что такого-то?

У меня не было желания спорить с Женькой. К тому же, когда он вломился ко мне, я вёл переписку с одной знойной девчонкой, и у меня были все шансы на скорое свидание с ней, и на секс, что, по мне, является более приятным и естественным способом снять и физическое и эмоциональное напряжение. Всё это я выложил Женьке. Правда, с его приходом, план усложнился, так как я зазывал девочку к себе (ну, то есть к нам, но я не думал, что Женька будет сегодня дома), теперь придётся убедить её взять с собой подружку. Женька тему просёк быстро и умчался в магазин за выпивкой и закуской, пока я продолжал «вести переговоры». В итоге всё сложилось удачно. Вечер получился, что надо. Все получили удовольствие, как от вечера, так и от ночи, а утром девчонки умотали восвояси, Женька остался отсыпаться после бурной ночи, а я поехал на работу.

Днём я добрался до института, чтобы встретиться со своим куратор по дипломной работе, и наткнулся на Полину, девочку, с которой я провел ночь. Она сама предложила продолжить наше общение в ближайшую ночь, и у меня не было повода, чтобы отказываться от этого. Она была симпатичной, в меру умной, и ой как горяча в постели. К тому же она понимала, что между нами нет никаких «серьезных отношений», а, только, флирт, секс и время, проведенное для удовольствия.

Когда я приехал домой, то застал «помятого» Женьку, слоняющегося по дому в одних трусах.

– Жек, ты что, сегодня не выходил?

– Неа.

– А на занятия?

– А зачем?

– В смысле?

– Тёма, в мире ТАКОЕ творится, а ты впариваешь мне про занятия? Да может быть через год, или уже через месяц всё «накроется медным тазом»? И какой тогда смысл заботиться о дипломе, или работе?

– Женёк, ты чего? Что на тебя нашло? Каким тазом? Ты про «зомбаков», что ли? Так сколько уже всё это тянется? И ничего страшного не произошло. Умные ребята во всём разберутся и забудем мы об этом, как о страшном сне.

– Тёма, ты что, в танке? Ты знаешь, когда всё началось? И что? И НИЧЕГО!

– Что, ничего? Ты что завёлся?

– В отличие от тебя, Артём, я интересуюсь тем, что в мире происходит. Знаешь, когда был зарегистрирован первый случай «неумирания», так называемый Синдром Незавершенной Смерти? Знаешь? 4 февраля! Уже, считай, 4 месяца! И, ведь, становится только хуже!

– Да что хуже-то? Что ты завелся?

– Да всё хуже! Ты не думал, что происходит с этими «неумирающими»? Их, ведь, не хоронят, так как они, вроде, и не умерли! Но их и лечить не могут! Не знают КАК! Получается, что они, просто, заживо разлагаются. И это, по-твоему, нормально? А сколько этих «живых трупов» сейчас на всей Земле? Знаешь, что говорят среднестатистические данные? В среднем, каждую минуту на Земле умирает 107 человек! Каждую минуту кто-то умирает! Вернее, пытается умереть. И, даже, если представить, что всё началось именно 4 февраля, а не раньше (тогда, вообще, сложно представить сколько же их может быть), то за 4 месяца, по самым грубым подсчетам мы получим 18 746 400 неумирающих зомбаков!

– Ты, что, блядь, считал, что ли? Ты этой хернёй сегодня занимался?

– Да, Тёма, считал! И не я один! И это не херня! Почти 19 000 000 «недотрупов»! И что ты думаешь, что все они находятся в специальных медицинских учреждениях и лабораториях? Ха! Ха! И ещё раз – Ха! И похоронить их нельзя. Они, ведь, считаются ЖИВЫМИ, пока функционирует мозг! А мозг у них функционирует! И все органы функционируют! Тёма, ты, просто, не в теме! Ты, даже, не пытаешься узнать, что происходит! Ты остаешься слепым, хотя, это, по-моему, уже невозможно! Они (учёные) кое-что выяснили. Ты новости смотришь? Есть более-менее официальная версия всего происходящего. Эти «недоумирающие» находятся, что-то типа, в вегетативном состоянии, понимаешь? Они и живые, и неживые одновременно…

– Как кот этого, как его? Шредингера?

– Да, что с тобой не так? Поинтересуйся, Тём. Хоть немного вникни.

Жека уже не орал, как потерпевший, казалось, он выдохся, что подразумевало окончание спора.

– Всё, Жека, я всё понял. Видишь, раз, как ты говоришь, уже кое-что прояснилось, значит уже скоро будет найдено решение этой проблемы и всё будет хорошо. Так что не паникуй, и, давай, приведи себя в порядок, скоро девочки придут, и мы продолжим вчерашнюю вечеринку.

Я, правда, не понимал, почему Женька так заистерил. И я серьёзно полагал, что всё скоро образуется.

Женька в тот вечер заперся у себя в комнате и, когда приехали девочки, к нам так и не вышел. У меня настроение было на нуле, после нашей с ним, так сказать, беседы. Так что вечер был – говно. Мы с девочками глянули какой-то фильм, и они уехали. Но, что ни говори, а Женька зацепил-таки меня своим монологом и, после отъезда девочек, я всю ночь «сёрфил» по просторам сети в поисках крупиц правды в месиве из фанатичных теорий и паники.

Оказалось, что люди, реально, перестали умирать. Старики, смертельно больные, те, с кем случился несчастный случай, получившие смертельные ранения, пытавшиеся покончить с собой. Когда приходило их время покинуть этот мир, они вместо того, чтобы умереть, впадали в какое-то состояние, наподобие летаргического сна, причины которого, кстати, так до конца и не раскрыты в настоящее время. В этой связи существовала гипотеза, которая говорила о том, что летаргический сон вызывает некий неизвестный науке вирус – именно этим и объясняется внезапное увеличение случаев летаргического сна, например, как в Европе в начале ХХ века. Но это не объясняло того, почему люди, которые должны были умереть, так этого и не делали. И вся эта ситуация не была бы такой трагичной, если бы, кто-нибудь пошёл бы, например, на поправку, или умер бы уже окончательно. Но нет! И эти «неумирающие», всё-таки заканчивали свой земной, так сказать, путь, но каким образом! Их тела, хоть и подавали незначительные признаки жизни, но тем не менее были подвержены, хоть и более медленному, но разложению. То есть фактически они разлагались заживо! Я охренел от всей этой информации. Меня, по-настоящему, накрыло, потому что, как оказалось, это только верхушка айсберга, ведь, как предполагает учёное сообщество, дело всё-таки в каком-то вирусе, или бактерии (я до конца так и не разобрался в научной терминологии), которые неизвестно как попадают в организм человека, неизвестно, как на него действуют, выявить это пока никак невозможно (это всё-таки, пока, теория), и, возможно, мы все уже давно заражены! Мать его! Я чуть с ума не сошёл, пока пытался переварить всё это. Одно дело слышать, что кто-то там заживо разложился, возможно, полностью осознавая, происходящее, а другое дело предположить, что, когда придёт твоё время, ты сгниёшь заживо, опять же, возможно, переживая всю гамму ощущений, связанных с этим процессом, и всю палитру чувств, связанных с этим. Но дальше всё оказалось ещё хуже (да-да, куда уж хуже?). Никакие доступные современной медицине методы эти бактерии (или что там есть?) не брали. Неубиваемые, блядь, какие-то микроорганизмы.

То есть, на выходе мы имеем то, что всё это произошло не в одну минуту, из-за чего это произошло – неизвестно, как это остановить – неизвестно, когда это закончится (и закончится ли?) – неизвестно, и, главное, чем всё закончится – неизвестно. Врачи назвали это Синдром Незавершенной Смерти (или СиэНэС – звучней, что ли?). Зараженных называли – Человек подверженный СиэНэС. Мы же, простые обыватели, так сказать, называли заражённых Зомби, или, что более часто, «неумирающими». Первый случай официально, и правда, был зарегистрирован 4 февраля этого (2022) года, в Германии, а за последние 3 месяца не было зарегистрировано ни одного случая смерти. То есть, выходит, что с начала всего этого дерьма, примерно ещё месяц, у кого-то ещё получалось умереть нормально.

К утру я сам уже был на грани истерики. Спать я не мог. Я пошёл на кухню, достал из вентиляции пакет травы, взял щепотку и скрутил себе косяк. За этим действием меня и застал Женька. Мы с ним молча выкурили косяк, потом допили остатки водки, ещё раз покурили, и я свалил спать.

Где-то ещё неделю мы с Женькой сидели дома, заказывали еду, но ели мало, в основном мы накуривались или спали. Мы почти не разговаривали. Я впал в какой-то ступор от всей той херни что происходила вокруг, мне было, реально, страшно.

В один из дней к нам в двери кто-то начал ломиться. Оказалось, что это Полина, девчонка, с которой я зависал последний раз и её подружка – Оксана, которая, вроде как, мутила с Женькой. Оксана объяснила, что Полина не могла мне дозвониться все эти дни, в институте мы с Женькой тоже не появлялись, и девочки решили приехать нас проведать.

Увидев, в каком мы состоянии, девочки отправили нас с Жекой искать чистую одежду и приводить себя в порядок, а сами занялись приведением нашей квартиры в сносный, по их мнению, вид. Надо сказать, что появления девочек нас взбодрило, и пока мы «отпаивались» растворимым кофе, по очереди мылись и приводили себя в человеческий вид, девочки успели убрать в квартире, сходить в магазин, приготовить еду, и закинуть нашу с Женькой, не первой свежести, одежду в стирку.

Уже стемнело, когда мы с Женькой впервые за несколько дней поели горячей вкусной домашней еды. Девчонки были немногословны. Мы с Женькой тоже. Но вечер прошел в спокойной атмосфере, и я этому был рад. Впервые за прошедшую неделю я был расслаблен, но не под кайфом, трезв и сыт. Я чувствовал себя в безопасности. Рядом был друг. Девушка, которая мне нравилась, и я нравился ей. И я знал, что вечер получит «логическое завершение». Это знание, как ни странно, не вызывало во мне похоти, а только спокойствие от той мысли, что этой ночью я буду не один.

Ночью мы наслаждались с Полинкой друг другом, а когда она уснула, я ещё долго ворочался и терзался разными мыслями, но, в итоге, я начал приходить к тому, что всё не так уж и безнадежно. Паника отступила. Мне уже казались смешными мои прежние страхи. Всё образуется, шанс на долгую, успешную и счастливую жизнь есть. Возможно, смерть теперь будет иной, более долгой, и, возможно мучительной, но всё остальное останется без изменений. Да и решат же, в конце концов, эту проблему. И с чего, вдруг, я, вообще, повелся на Женькины панические настроения? Под такие рассуждения я забылся сном.

С раннего утра я умчался на работу, и в институт. Как ни странно, но с работы меня ещё не уволили, за мои прогулы, но попросили принести справку с института, о том, что эти дни я находился на учёбе. В институте тоже всё было гладко. На носу была защита диплома, но у меня не было хвостов, и за всё время учёбы я имел положительные характеристики, так что вопросов ко мне было. Встретился с дипломным руководителем, взял справку для работы и был свободен, как ветер. Вечером этого же дня девчонки признались, что не хотели бы оставаться жить в общаге – на фоне общей тревожности они и сами начинали впадать в уныние, а с нами они чувствовали себя комфортно и безопасно. Я, если честно, был этим польщен. Чувствовал себя этаким рыцарем и супергероем в одном лице.

Буквально, на следующий день они собрали свои вещи и перебрались жить к нам. И я был почти что счастлив, в несколько недель, последовавших за этим днём. Девочки убирали, стирали и готовили. Мы делили расходы на еду. По ночам мы с Женькой так же имели бонусы от совместного с ними проживания – и всё это в обмен на чувство безопасности и спокойствия. К тому же, девочки были ненавязчивы, и с ними было интересно и поболтать, и кино посмотреть, и в карты сыграть на раздевание. Мне нравилось находиться дома, к тому же я ждал защиты диплома, а на работе ушел в академический отпуск, так что и необходимости выходить из дома у меня не было. А после моего недавнего срыва меня совсем не тянуло «тусить» или посещать общественные места.

Жизнь, ещё, вроде как, была прежней, но что-то менялось в самом воздухе. Нарастало чувство тревоги, а вместе с летом и возрастающей жарой оно переходило в апатию и меланхолию. В городе было тоскливо. В толпе я чувствовал себя одиноко. А дома были девочки и Женька, и мы, вроде как, были друг другу нужны. По умолчанию, мы не говорили о «неумирающих», и вообще ни о чём, что было с этим связано, мы не смотрели телевизор, не слушали радио, и не искали новости в интернете. Мы много пили и занимались сексом (чаще пили мы, конечно, вчетвером, а вот секс у нас был исключительно по парам девочка-мальчик, уединившись каждый в своей комнате).

Потом я начал замечать изменения. Женька, тоже, как и я почти перестал выходить из дома, но, по-моему, он, просто забил на всё. Почти всё время он был или пьян, или обкурен. Всё больше времени он проводил, не выходя из комнаты, и Оксана, вроде как, всё больше и больше втягивалась в его мир затворничества, накуренности иотрешения от внешнего мира. Полина беспокоилась о подруге и пыталась удерживать её в реальном мире, из-за чего они всё чаще и чаще начали ссориться.

Сначала, мне было на всё это плевать. Днями я изнывал от жары, а вечерами, когда становилось темно и прохладно, выходил в город. Я хотел убедиться в том, что, чтобы не происходило в мире, оно не пришло в мой город, на мои улицы.

В одну из таких вечерних вылазок Полина и Оксана увязались со мной. Сначала Полина выразила желание «подышать свежим воздухом», а потом и Оксану решила вытащить из дома. «Проветриться», как она выразилась. Оксана вяло ей посопротивлялась, но уже скоро мы втроем оказались в парке, в двух кварталах от нашего дома. И именно в этот вечер, в этом парке, случилось то, что, чего подсознательно я боялся больше всего, и именно избегание этого внушало мне уверенность в том, что всё хорошо и ничего страшного не происходит.

На одной из скамеек мы заметили неподвижно сидящего человека. Наш путь лежал мимо него. Это был мужчина средних лет, опрятно одетый и не похожий ни на бомжа, ни на пьяницу. Но что-то в его позе настораживало, и когда мы уже с ним поравнялись, Оксана окликнула его, с целью узнать, не нужна ли ему помощь. Он никак не отреагировал. Девочки, будучи студентками мед.института, уверенно направились к нему, узнать, не стало ли человеку плохо. Но мне эта идея казалась очень плохой. Ещё, как только, мы его заметили, моё сердце упало вниз живота и меня охватило плохое предчувствие. Уже в тот момент я интуитивно понимал, что моя стена безопасности начала рушиться и ужас этого мира может проникнуть в мою жизнь.

Девочки не нашли у мужчины признаков жизни. Внешних повреждений на нём не было. Каким-то невероятным образом они решили, что, возможно, у этого человека стало плохо с сердцем. Оксана стала звонить в скорую, а Полина в Полицию. Полицейский патруль приехал довольно-таки быстро. Они опросили нас, записали наши контакты и отпустили домой, но я уже не мог уйти из этого проклятого парка. Мне было жизненно важно увидеть, как приедут врачи, КОНСТАТИРУЮТ СМЕРТЬ, положат тело в черный пакет (да-да, такие вот киношные представления), и отправят в морг. Я не мог уйти, пока моя картина мира не будет восстановлена (уже потом я подумал, что надо было сразу уйти, и, просто, представить себе, что после нашего ухода всё так и произошло).

Мы с девочками расположились через лавочку, а полицейские на лавочке напротив обнаруженного нами человека. Время шло. Скорой всё не было. Патрульные звонили куда-то и ругались по очереди с кем-то. По обрывкам их фраз и меняющемуся тону, было понятно, что говорят они то со своим начальством, то с врачами скорой помощи, то с начальством врачей скорой помощи. Всё было просто – врачи не хотели ехать на «неумирающего». Помочь ему они не могли, а деть его было совершенно некуда. Поначалу, они отправляли «неумирающих» в краевой центр, но уже несколько недель там перестали принимать «пациентов», так сказать. В больнице тоже совершенно не было ни мест, ни оборудования, в морг мужчину тоже было не отправить, так как констатировать смерть было невозможно (врачи были в этом уверены, и ехать в парк, чтобы в этом убедиться, не собирались). Всё это продолжалось часа два и в конце концов в парк подъехала «таблетка», из неё вышла женщина с чемоданчиком, бегло осмотрела мужчину и кивнула кому-то в машине. Из машины вышел водитель и вместе с одним из полицейских, натурально, закинули «неумирающего» в «таблетку», и все разъехались. Похоже в парке мы остались втроём.

Я не сразу осмыслил ЧТО произошло. Я сидел на лавочке, а Полина трясла меня за плечи, пытаясь привлечь моё внимание. Я плакал. Лицо мое было мокрое от слёз, а внутри нарастала паника. Видимо, на девочек события в парке, тоже, произвели неизгладимое впечатление. Домой мы шли быстро и молча.

Оказавшись в квартире, в первую очередь, мы пошли на кухню. Оксана достала бутылку конька и налила нам всем по стакану. Пили мы молча. У меня тряслись руки, и вообще, по всему телу я чувствовал озноб и мелкую дрожь. Я мог думать только об одном – ВСЁ ПРОИСХОДИТ ПО-НАСТОЯЩЕМУ! Всё, чего я опасался, о чём избегал мысли, всё это происходит в МОЕМ городе, через два квартала от МОЕГО ДОМА. До меня доходило осознание того, что случай в парке далеко не первый, раз уж город не может заботиться о «неумирающих» (да что город?! Край отказывается!), потому что их слишком много. Это пиздец! Сколько же «неумирающих» в городе? И где они? Кто о них заботится? А если за ними некому ухаживать и некуда их деть, то что тогда? Их начнут оставлять на улице? И что, они будут лежать где попало и разлагаться? И все эти процессы будут отравлять воздух, порождая болезни? И что же делать? Как от всего этого защищаться? А если я умру? Вернее, что-то со мной случится, но я не умру!?!? На этой мысли меня стошнило. Я вырвал только что выпитый коньяк на пол. Полина отправила меня умываться, а сама стала убирать сотворенный мной «натюрморт».

Я не помню, как добрался до ванной, как, потом, оказался в спальне, уснул ли я сам, или моё сознание «погасло». Очнулся я днём, в кровати, в одежде. Полины рядом не было. Я был весь мокрый от пота, в комнате было нестерпимо душно. Сильно хотелось пить. Моё тело было каким-то вялым и мне стоило некоторых усилий принять вертикальное положение. В голове была вата, в душе – паника. Мне срочно надо было принять душ и сменить одежду.

Пока я шёл в ванную, я заметил на кухне Женьку с Оксаной, которые говорили о чём-то вполголоса. По всей квартире стояли духота и навязчивый запах травы. Полины я так нигде и не увидел.

Зайдя на кухню, после душа, я всё так же застал там Женьку с Оксаной. Они замолчали, при моём появлении. Оксана выглядела так, словно и не ложилась спать этой ночью. Скорее всего так и было, одежда на ней была та же, что и вчера, покрасневшие глаза с темными кругами под ними. Волосы были грязные и неаккуратно собраны на затылке. Она была какой-то подавленной, а ещё она избегала смотреть мне в глаза. Женька уже (или ещё) был под кайфом, но в его глазах я читал намек на пытающиеся формулироваться мысли, которыми он, наверное, хотел со мной поделиться.

– Где Полина? – спросил я.

– Она поехала в больницу, узнать о найденном вами ночью «недотрупе». – сообщил мне Женька.

Я думаю, ей тоже хотелось убедиться, что существует хоть какой-то контроль над ситуацией, но, сам уже в это не верил. Что ж, пусть сама найдет доказательства того, что мира, на который мы всё ещё надеемся, за который всё ещё цепляемся, больше нет.

Оксана резко ретировалась в ванную, а Женька сверлил меня изучающим взглядом, как будто оценивал степень мой адекватности. Меня это стало раздражать.

– Что? Говори уже! Хватит на меня пялится, не в галерее!

– Успокойся, Тёмыч, мне, просто, интересно из-за чего вы так переполошились?

Я уже начал было ему рассказывать, о том, как мы пошли в парк и что произошло дальше, но он меня остановил.

– Стоп, Тёма. Я в курсе вашего приключения. Девочки уже рассказали. Я не могу понять почему вы, вдруг, все задергались?

–Жека, ты что, долбаёб? Ты не понял, что то, что мы видели наглядно доказывает, что контроль над ситуацией теряется. Мы… Они… Город… Короче, никто не готов справиться с тем, что происходит. Не сегодня завтра на улицах начнут бросать этих «недоумерших». Начнутся паника и хаос.

Жека только усмехался в ответ на мою тираду, а я всё больше злился на него, на себя, на весь этот грёбаный мир!

– Что ты лыбишься? Думаешь это весело? Или все мозги уже прокурил? Мы сдохнем тут все!

Последнюю фразу я практически прокричал ему в лицо, и вдруг, меня отпустило. Я успокоился. Я сел на стул, напротив Женьки, а внутри меня была тоска. Ни злости, ни желания кому-то что-то объяснять или доказывать. Только тоска.

– Выговорился? – спросил Женька, и протянул мне кружку с холодным, уже кем-то отпитым, кофе, – тот факт, что ты только сегодня созрел и понял, как на самом деле обстоят дела, говорит лишь о том, что ты слеп и глуп. Ты с самого начала игнорировал очевидные вещи и с опозданием реагировал на то, что твориться в реальном мире. Я тебе говорил, что всё, что происходит – это дерьмо. Что это дерьмо само собой не рассосется и дальше всё будет только дерьмовей и дерьмовей. Но ты и слышать меня не хотел, всё носился со своей верой в то, что всё решиться и образуется. И вот сейчас тебя накрыло. НО! Лучше поздно, чем никогда. И теперь, я надеюсь, ты уже способен мыслить в соответствии с реалиями этого мира.

Мне нечего было ему ответить. Он говорил правду. Я, до прошедшей ночи, отгораживался от происходящего, думая, что это Женька пасует, напиваясь и накуриваясь каждый день, а он, просто, смирялся с новой реальностью.

Вернулась Оксана, уже в чистой одежде, явно посвежевшая после душа, и вопросительно посмотрела на Женьку. Он отмахнулся от неё, словно от назойливой мухи, и она, сообщив, что уходит спать, испарилась, будто её и не было. Теперь уже была моя очередь вопросительно смотреть на Жеку.

– И с чего вы тут в гляделки играете? А, Жек? Что за конспирация? Есть что-то, чего я не должен знать?

– Должен, Тёма! В том-то и дело, что должен. Но, только сейчас, возможно, ты дозрел до этого разговора.

– Блин, не тяни кота за сам знаешь, за что, что за разговор?

– То, что до тебя начало доходить только сейчас, до меня дошло несколько раньше.

– Это я, уже понял.

– Не перебивай. Так вот, я долго думал и пришёл к выводу, что скоро речь пойдет не о том, где работать, на какой тачке ездить и на что купить жилье, а о банальном выживании. Подожди, Тёма, дослушай.

Я согласно закивал головой и начал делать нам с Женькой кофе.

– Короче, Тёмыч, валить надо с города.

На этой фразе Женя замолчал, явно ожидая с моей стороны какую-то реакцию.

– Не понял, Жень, что значит валить? Типа уйти в глубь леса, подальше от цивилизации? Поставить сруб, кормиться охотой, из шкур шить одежды? Ты это предлагаешь? А ты заметил, что мы с тобой не обладаем знаниями и навыками для такой авантюры? Развести костер, поставить палатку, не отравиться какими-нибудь ягодами или грибами – даже это, вряд ли нам по силам.

– Тёмыч, ты дебил? Какое выживание в условиях дикой природы? Или у тебя только два представления о мире: город, а всё, что за его пределами – глухая тайга? Ты сам откуда? А родители где живут? А дача есть? Надо валить ИЗ ГОРОДА, но туда, где, естественно есть люди. Я же говорю тебе, я думал об этом. Пока ещё есть время.

– Блядь! Да куда валить-то?

– В деревню.

– Куда?

– Тём, в 400 километрах есть деревня, там моя бабушка жила. Она умерла давно, но остался дом, огород раньше был. Конечно, сейчас там всё запущено, но вместе мы сможем привести к зиме дом в порядок. Запасем дрова. Может быть получиться раздобыть у местных пару уток или кур, или ещё какую живность. Но всё равно, на первую зиму провиант надо будет купить в городе: консервы, там, крупы. Вообще, надо закупиться на все деньги, что есть. Одежда, обувь, провиант, лекарства, инвентарь там какой, всё, что может пригодиться и на что хватит денег. И делать всё это надо как можно скорее.

– Тёмыч? Ты что молчишь?

– Я думаю.

В квартире повисла тишина. Я, правда, пытался думать над Женькиным планом, но всё это казалось мне таким абсурдом, что я, просто, не мог размышлять об этом. Первое, что пришло мне в голову – А как же диплом? Защита всего через 2 недели. А дальше я совсем не мог думать. Что за бред? Всё бросать, куда-то ехать, что-то строить? Полнейшая чушь.

Женька не торопил меня, он понимал, что на обдумывание его предложения у меня уйдёт время, много времени, возможно не один день. В разгар нашего затянувшегося молчания из больницы вернулась Полинка. На её лице читались ужас и безысходность. Она, как будто, стала свидетелем страшного преступления, или получила весть столь ужасную, что принять её она не могла, но и сделать что-нибудь было не в её силах.

– Я была в больнице – сообщила она – хотела узнать про ночного «неумирающего», ну про того, кого мы вчера нашли.

Говорила она тихо, быстро и сбивчиво, опустив голову глядя в пол. Было трудно понять её и приходилось прислушиваться.

– Они ничего не собирались мне сообщать, но я слышала, как полицейские в парке читали его документы. Я назвала фамилию и сказала, что это мой дядя, и я его единственная родственница.

Тут она остановила свой рассказ, подняла голову, посмотрела мне прямо в глаза и сказала, почти что с вызовом: «Я должна была узнать! Понимаешь?».

Я кивнул ей, встал, и приобнял её, пытаясь поддержать и успокоить, ведь именно я её, как раз и понимал! Я тоже должен был ЗНАТЬ! Не догадываться, предполагать или додумывать, а именно ЗНАТЬ! Но мои объятия не только не успокоили её, но она, вдруг начала оседать на пол и плакать. В общем, у неё случилась натуральная истерика. Мы с Женькой начали суетиться вокруг нее, усаживая на стул, предлагая то воду, то водку, параллельно заваривая ей чай и доставая салфетки, а она продолжила свой рассказ.

– Они долго меня «пинали» из кабинета в кабинет. Требовали какие-то документы и справки. Ещё хотели, чтобы я им подтвердила родство с разыскиваемым мною «неумирающим», и они явно не хотели говорить мне ни где он, ни что с ним. В конце концов, они, наверное, решили, что будет проще дать то, что я хочу, чтобы поскорее от меня отвязаться. Они записали мои данные, отсканировали все документы, какие у меня с собой только были, дали заполнить кучу бумаг, в одной из которых я письменно подтверждала, что я родственница разыскиваемого, а в другом документе я ТРЕБОВАЛА у них своего «дядю», под личную ответственность, чтобы забрать его домой, где я обязалась ухаживать за ним, выполняя рекомендации врачей. Вы понимаете, что происходит? Они пытаются избавиться от «неумирающих», вынуждая родственников (якобы по их же требованию и желанию) забирать их домой! Немыслимо! Как можно в домашних условиях содержать «полутруп»? Как?

Её била дрожь, лицо у неё стало неестественного бледно-серого цвета и выглядела она, надо сказать, немного безумной, что меня, лично, сильно пугало.

– В конце концов я подписала все необходимые документы и ожидала, что сейчас меня отведут к «дяде», чтобы я могла увидеть его, но мне сразу же предложили ехать с ним домой. Даже о транспорте они побеспокоились, и сказали, что сами привезут его домой, и даже в квартиру доставят.

– Стоп! – сказал я – ты что притащила сюда этого «дохлика»?

– Нет! Нет – начала оправдываться Полина – я сбежала с больницы, я унеслась оттуда со всех ног, но перед этим, я попросила их показать его мне. Они, думая, что уже отделались от него и от меня вместе с ним, провели меня в подвальный этаж, где повсюду были разложены, да нет – перебила она сама себя – просто, валялись эти «неумирающие».

Её глаза были полны ужаса, она как будто снова была там и видела эту картину.

– Он был совсем близко, прямо в коридоре, на полу, а дальше, до самого конца, лежали ОНИ, другие «неумирающие». А этот запах! Вонь! Я до сих пор чувствую её.

Она уже рыдала и не могла сказать больше ни слова. Я отвел её в ванную умыться, но она никак не могла успокоиться, поэтому я сам раздел её и поставил под душ. Её одежду я оставил на полу. Я не знал, чем ещё помочь, поэтому принёс ей чистую одежду и вернулся на кухню. Там мы с Женькой сидели какое-то время, думая каждый о своём, переваривая услышанное, пока не вернулась Полина. Она всё ещё была бледной, и в глазах её всё ещё был неподдельный ужас, но она, хотя бы, перестала плакать и трястись.

– Что теперь будет? – спросила Полина. – Они не знают, что я живу здесь. Его адрес они сами указали в документах, но, если они решат искать меня через институт?

Я не сразу понял, что она продолжает говорить о больнице, и о возможных последствия её действий, но Женька уже принялся её успокаивать.

– Не волнуйся, слышишь! Даже, если им придёт в голову тебя искать, и даже если они тебя найдут, всё равно НИКТО не может принудить тебя забрать с больницы «живой труп», являешься ты его родственником или нет. Ну а то, что ты им солгала о вашем родстве, так ты, просто, ошиблась. Да и не будут они тебя искать. Так что не волнуйся ты об этом. Думать забудь.

Женька говорил очень убедительно и логично, и Полина, вроде, совсем успокоилась и даже перестала быть такой мертвенно-бледной. Она, вдруг, кивнула Жене, как бы соглашаясь с его доводами, встала и начала суетиться на кухне, решив приготовить обед (или ужин).

Мы с Женькой продолжали молчать и думать каждый своё. Это стало почти невыносимо и, в итоге, я не придумал ничего лучшего, как уйти в комнату, чтобы побыть одному и постараться совсем ни о чём не думать. Не знаю сколько времени я провёл сидя на кровати и глядя перед собой в одну точку, но из ступора меня вывел стук в дверь. Заглянула Полина. Мне кажется, она хорошо понимала мое состояние (как до этого понимал её я), так как она молча подошла, села рядом, взяла меня за руку и замерла. Так мы просидели с ней какое-то время, а потом, неожиданно, будто по сигналу, начали целоваться. Поцелуи перешли в объятия, а объятия в секс. Это было быстро и грубо (и Полина, вроде бы, не возражала). И это помогло! Когда мы закончили, я чувствовал себя спокойным, оцепенение прошло. Мое тело расслабилось, я даже не понимал, какое физическое напряжения я чувствовал со вчерашнего вечера. Полина лежала рядом и тоже казалась расслабленной.

– Знаешь, – сказала она – надо бы чаще это делать.

Повалявшись ещё немного. Мы вернулись в кухню, поели, Полина рассказала проснувшейся Оксане о событиях в больнице. В этот раз её рассказ был намного спокойным и связанным. Оксана, казалось, не испытала эмоций, от услышанного. Остаток дня мы провели, занимаясь каждый сам собой.

Всю следующую неделю я делал вид, что ничего не произошло ни в парке той ночью, ни после. Дома я избегал общаться с кем бы то ни было. Я ездил в институт (просто, создавая вид очень занятого человека). Я, даже, был на работе пару раз, чтобы убедиться, что тот, ранее знакомый мне мир всё ещё существует, и что я всё ещё часть его. На работе всё было странно, как-то уныло, да и вообще, люди пытались говорить о том, что их тревожит. Оказывается уже несколько сотрудников столкнулись с неумирающими напрямую – кто-то из семьи или друзей. Люди были подавлены, люди были напуганы. Мне пытались рассказать истории так похожие на то, что рассказывала Полина, или так похожие на случай в парке. А я не хотел всё это выслушивать, я не хотел ничего этого знать! Я бежала оттуда, как от проказы, бежал так, будто чума гналась за мной по пятам. Мне всё ещё казалось, что если закрыть глаза и притвориться, что всё хорошо, то так и будет.

Последующие несколько недель прошли тягостно, тягуче, удручающее-удушливо. Жара на улице, страх в глазах обывателей, бессилие муниципалитета и ЗАПАХ. Запах вливался на уровне подсознания. Было даже неясно, существует ли запах на самом деле или является плодом больного, разыгравшаяся воображения. Он был повсюду, но настолько неявный что верить в него, совершенно не хотелось.

Всё, что мне запомнилось с того периода – это запах, социальная активность девочек (они ходили на какие-то митинги и акции протеста «против жестокого отношения с «неумирающими»»), и вялое планирование «побега в деревню». Женька всё для себя решил. То, что казалось мне, просто разговорами, гипотетической ситуации, для Женьки было планом действий и единственным спасением, и выходом из сложившейся ситуации. Он всё более наседал на меня, для принятия решения и начала действий, а я всё более невнятно отбивался от него боялся сказать ему, что эта идея казалась мне сумасшедшие и не и не имеющий даже намека на удачный исход. Я боялся, что такой мой ответ заставит его действовать в одиночку и он, всё-таки осуществить задуманное, а я останусь один.

Оксана, как оказалось, была с Женькой абсолютно согласна И готова была следовать за ним куда и когда угодно, лишь бы не оставаться, по ее словам, «в этом рассадники заразы и безысходности». Полина, как я понял, заняла выжидательную позицию. С одной стороны, она поддерживала подругу и ей тоже не хотелось оставаться в городе, с другой стороны она ждала моего положительного решения, так как и помыслить не могла, что я могу выбрать этот ад, вместо спасения в компании своего друга и двух подруг.

Я тянул время, надеясь, что они откажутся от своей затеи, что не смогут приобрести необходимое для поездки или не смогут найти транспорт чтобы переехать. Я говорил о защите диплома, об отработке на работе (чтобы получить все причитающиеся мне деньги, на которые мы могли бы купить ещё кучу нужного). Они меня слушали, совещались, и соглашались меня ждать.

Между тем, в квартире, постепенно, образовывалась целая гора медикаментов, консервов и круп, какие-то походные принадлежности и садовый инвентарь. Всё это покупалось, где что найдётся, где на что хватит денег. Я тоже внес свою финансовую помощь, чтобы казалось, что я собираюсь вместе с ними осуществить их сумасшедшей план. Я им отдал почти все свои деньги (копил на отпуск после защиты диплома, хотел сделать себе подарок и поехать на 3 недели за границу) решив, что они всё равно не уедут (время будет упущено и зиму придется зимовать в городе), а купленное нам пригодится в любом случае (сделать запасы – не такая уж и плохая идея). Между тем, появлялись обувь и верхняя одежда, средства защиты, а в один из дней Женька притащил два пистолета и 6 обойм патронов. Я был в шоке.

– Жека, бля, откуда? Что за нафиг?

– Всё оттуда же – отвечал довольный Женька, и больше не имело смысла его расспрашивать. Была у него и раньше, своя, тайная жизнь, деталями которой он не спешил делиться, но иногда, нет-нет да и всплывали какие-то бонусы от его тайных дел, в виде приглашение на закрытую, вечеринку, где выступали самые звездные а собирались самые випы, или, вдруг, притащит ящик дорогущего, элитного пойла, или пакет травы (что было, казалось бы, совсем недавно, а вроде уже и не в этой жизни). Как-то раз он прикатил в универ на нереальный крутой Lamborghini мы с ним неделю на ней гоняли, особенно по ночному городу, особенно от мусоров, и девок клеили, каждый вечер новых, а они, бляди, сразу растекались при виде этой Lamborghini, и ни одна (ни в чём) не отказала на заднем сидении этой же тачки. И вот сейчас оружие.

– Ты хоть один фильм про пост апокалипсис смотрел? Они там без еды, воды и прочего, но вооружены до зубов, без этого никуда, – усмехнулся Женька. – Или что, думаешь, что у других такого нет? Мало ли что может случиться, мы с тобой должны быть ко всему готовы.

– Жек, ты, хоть, стрелять-то умеешь?

– Не боись, умею! И себя не пришибу, и тебя не задену. Радуйся, Тёма! Уже почти всё готово! Тебе осталось диплом защитить, а мне тачку найти и валим!

– Какую ещё тачку? – не понял я.

– А ты что, всё наше добро (а добра собралось уже много) на себе тащить собрался?

– Ну, на автобусе… – я был растерян.

– Тёма, ты что, больной на всю свою башку? Без машины нам никуда. И из города не свалим, и в деревне трудно придётся. Нужна нам машина. И вместительнее. И, желательно, на солярке. И, желательно, внедорожник. – мне казалось, что Женька грезит наяву. Одно дело найти машину ДЛЯ переезда, и совсем другое найти машину и переехать вместе с ней. На мой взгляд это называется угон, так как денег на покупку автомобиля у него, точно не было, даже у нас четверых, их точно не было столько. – Но, не волнуйся, – продолжал Женька – это мои заботы. Ты, давай, диплом получи уже, денег ещё заработай, и в путь.

Женька был собран, и даже, в каком-то азарте. Он был мозгом и руководителем нашей "самих себя спасательной"операции. Была цель, и он методично к ней шёл. Он, даже, был трезв и совсем не накуривался уже какое-то количество дней, не могу сказать сколько именно. Полина во всём ему было правой рукой и главным советником. Оксана же вела, ставший привычным для неё, образ жизни, состоящий из пьяного забытья, в попытках отгородиться от всего происходящего. Я, как ни странно, вслед за Женькой и Полиной, тоже начал вести трезвый образ жизни, но в отличие от них (вслед за Оксаной), я был бездеятельным и безынициативным. Застрял, так сказать, посередине.

Как-то незаметно подошла защита диплома. Она прошла сумбурно, вскользь. Дипломы выдавали тут же. Всем, кто пришёл. Надо сказать, что на защиту явились далеко не все, и даже не все преподаватели были. И кажется, ни у кого не было особого желания, выяснять причину их отсутствия. Вообще, вся эта административное бюрократическая машина, казалось, движется на автопилоте, а осознанных действий уже никто не пытается совершать.

Меня не радовал полученный диплом, и полупустая аудитория меня не радовало, меня не радовал факт того, что мне придётся открыть перед ребятами карты и пережить их гнев и, возможно, несколькодневный бойкот моей персоны. Правда, потом, я вспомнил, что Женька во что бы то ни стало решил раздобыть машину, и во мне затеплилась надежда – вдруг он её и не найдёт вовсе. Тогда всё уляжется само собой. Закончится это вонючее, грязное, тревожное лето. Придет прохлада осени, к тому моменту, уже наверняка, будет найден способ решить все эти проблемы с неумирающими.

Дома в тот день меня ждали как-то трепетно, что ли. Все бурно поздравляли меня с получением диплома. Женька достал из своих нескончаемых запасов очередную бутылку, в этот раз джина, девочки сообразили нехитрую закусь, и мы дружно напились в честь значимого события. Как я и надеялся, машину наш гений – Евгений, ещё не раздобыл, а без неё он решительно никуда переезжать не собирался. Меня это вполне устраивало. Дни шли, теперь уже я безвылазно сидел в комнате, постоянно находясь в алкогольном или наркотическом опьянении и слабо представлял, что творится во внешнем мире. Полина такое моё поведение терпеть не стала и перебралась спать в гостиную комнату. Мне было всё равно. За это время Женька окончательно опустошил мою карту и все мои денежные запасы. Несколько раз, через пьяный угар, смутно помню, я общался со своей родительницей. Она беспокоилась и тревожилась (это то, что я запомнил абсолютно точно), я и уверял её, что скоро всё решится и волноваться не о чем (скорее всего именно в этом я ее убеждал), хотя иногда в голове всплывало смутное воспоминание о том , что я сижу весь в соплях и слезах на кровати и кричу в трубку, что мне страшно, и плохо, и прошу забрать меня отсюда, а Полина выхватив у меня телефон, уже успокаивает мою маму и уверяет, что всё в порядке, а когда всё разрешится, мы все вместе приедем к ней в гости.

В один из «выпавших» дней, в какой-то момент на меня обрушился поток света (кто-то раздвинул шторы), и я был вырван из своего пьяного сна.

– Всё, Тёма, валим! Тачка есть – радостно сообщил мне Женя.

Для меня его слова были подобную выстрелу, каждое слово за раз, и стрелял он мне прямо в голову. Я не хотел, чтобы меня трогали, и уж тем более, будили, и уж тем более, пытались протрезвить, и уж тем более, чтобы мне сообщали, что эта дурацкая машина нашлась и можно отчаливать. Два дня меня выводили из моего запоя. Оказалось, что на дворе без двух дней август (– У нас мало времени, чтобы обустроиться! – постоянно повторял Женька, как мантру, – мы можем не успеть!). Ещё оказалось, что ситуация ухудшилось в разы. Люди бежали из города. Неумирающие уже оставлялись на улицах валяться, как они есть, никто не пытался вызвать скорую или полицию, или проверить, вдруг, человеку, просто, стало нехорошо, от жары например или от нервов. Спасение стало личным делом каждого. Не было погромов или ещё чего в этом роде, но не было и взаимопомощи, попыток объединиться, помочь другому. Каждый сам за себя. Значительно подорожали питьевая вода, бензин, лекарства, но дефицита чего бы то ни было не наблюдалось. И запах, повсюду были духота и ЗАПАХ, запах, въевшийся в одежду, в мебель, в кожу, кажется.

Через два дня я был приведён в чувство. Вещи плавно перекочевывались в машину, и утрамбовывались там каким-то волшебным образом, но, стало ясно, что всё не влезет (у нас ещё две 20 литровые канистры солярки оказались), и было решено ехать двумя рейсами (вздох моего облегчения). Долго решали, как быть, и кто едет, а кто остаётся, но в итоге решили, что едут Женька, Оксана и Полина и всё, что поместится. Девочки едут вдвоем, чтобы на новом месте им не было страшно и скучно, пока Женька будет возвращаться за мной и оставшимся нашим добро. Я оставался охранять то, что не влезло в первый рейс, в том числе солярку, ну и по возможности, раздобыть ещё что-нибудь полезное, если получится.

Женька не оставил мне пистолет, рассудив, что в городе, вроде, спокойно, а в дороге непонятно что может случиться, так что один пистолет он оставит девочкам для охраны и защиты, а второй будет при нём, мало ли что. Меня всё это вполне устроило. Может они и не доедут ни до какой деревни и вернутся с полпути, или не вернуться вовсе. Хоть последняя мысль и была ужасной, но мне было всё равно. Я не хотел ни в какую деревню, я не хотел ничего, кроме того, чтобы всё стало как раньше.

Прощались долго. Полинка плакала, никак не хотела ехать без меня. То собиралась остаться со мной, то, вдруг, вспоминала, что Оксана тогда останется одна неизвестно где, пока Женька будет возвращаться в город за оставшимися вещами.

В итоге, рано на рассвете первого, а может быть, второго августа они втроем отправились в путь. Насчёт числа я не был уверен, так как давно перестал следить за временем, в принципе. Я ждал осени. Это всё, что мне было известно о времени года. Ещё я различал день и ночь, по запаху. Днём стояла духота, и запах был умеренным, тягучим и уже привычным, ночью уже наступала прохлада, но она не несла облегчение так как поднимался ветер, и вдруг, неожиданно, накидывал совершенно невозможный смрад (от тухлятины и ещё чего-то, вот уж не собирался внюхиваться и разбирать что там ещё примешалось к этому зловонию).

В какой-то момент мне пришла в голову мысль, что мой учебный отпуск уже закончился, и неплохо было бы появиться на работе (хотя я и подозревал, что возможно и нет у меня уже никакой работы), но мысли о том, чтобы выйти на улицу и увидеть там валяющихся неумирающих, вводила меня в ступор. А ещё растущие кучи мусора (дворники тоже не горели желанием бродить по улицам и обметать неумирающих людей и вдыхать их запах, и видеть их, начинающие разлагаться, тела). Всё это было нестерпимо не только для меня, но и для них тоже.

Но ещё больше я боялся даже не этих зомби недоделанных, больше всего я боялся встретить прохожих, таких же, как и я спешащих по делам, и видеть их попытки делать вид, что они ничего не замечают. Да я и сам бы сделал так, но видеть, как это делают другие, слишком стыдно. Наблюдать свою и чужую беспомощность. Как же это мучительно.

Если бы кто-нибудь взял бы на себя смелость и позвал бы людей на улицы, я бы пошёл, как, наверное, и сотни других. Мы убрали бы этих несчастных (неумирающих), например, в пустующие склады. А может быть кто-то пошёл дальше, и взял бы на себя ответственность и добил бы этих не умирающих. Ведь это же Милосердие! Просто все боятся (и правительство боится), а то, что мы можем умереть от какой-нибудь зараза, этого никто не боится. Меня, вдруг, взяла злость – это власти должны были позаботиться обо всём давным-давно, принять решение о кремации этих неумирающих, но нет, уже поздно, их слишком много. Сколько там же Женька считал? 19 миллионов? Сейчас уже все 40, наверное, если не больше.

Я чувствовал отупение и злость, и всё ещё надежду. Благо, в квартире было всё мне необходимое. Никуда я не ходил. И ничего не делал. Я мучился и ждал. Я ждал, что вот-вот вернутся ребята, надеялся, что они не добрались до деревни и скоро вернуться обратно, и всё будет по-прежнему, и мы вместе будем ждать осень, а там уже всё образуется. Не может не образоваться.

Прошло пять или шесть дней (на самом деле 8), с момента отъезда ребят и вдруг (о, радость!), вернулся Женька. Я был так счастлив, что обнял его и не отпускал, наверное, 5, а то и 10 минут (на самом деле меньше минуты). Женька был бледен, всё время открывал рот, пытаясь вдохнуть воздух, но в лёгкие попадала вяжущая вонючая субстанция. Он оттолкнул меня и помчался блевать в туалет. Потом он долго умывался, а я ждал его на диване в гостиной возбужденный и радостный, как щенок, чей хозяин вернулся с работы и сейчас пойдет его выгуливать.

– Господи, Тёмыч, это пиздец! Думал отдохнуть до завтра и выдвигаться на рассвете, но я не выдержу здесь и лишней минуты! Быстро пакуемся и съебываем!

У меня всё оборвалось внутри, я не мог поверить, что мои надежды и планы рухнули. Как же это возможно, черт побери? – Тёмыч! – продолжал Женька, носясь по комнате и стаскивает всё добро в центр гостиной, – мы добрались туда быстро и без каких-либо опасных приключений, конечно, было пара неприятных моментов, но, это всё такие глупости! Тёмыч! Там дом и вода чистая, вкусная! И колодец на участке! И соседка продала нам три курицы. И петуха нашли! А воздух, Тёмыч! Там есть чем дышать! Там нет этой ВОНИ! Да мы только за город выедем, и ты вздохнуть сможешь (Женька всё больше воодушевлялся, говорил быстро, сбивчиво, я не сразу понимал о чём он говорит), а когда приедем, ты есть, наверное, не будешь первые дни, будешь сыт одним воздухом.

Он тараторил и тараторил, о том, как там свежо, безопасно, какие там соседи, и пруд какой-то недалеко, и рыбу ловить можно, и лес рядом (грибы, ягоды, дрова). Он не замолкал ни на минуту, а я, будучи в шоке от его напора, слушая его, начал помогать носить вещи в машину.

– Слушай, Тём, помылся бы ты перед дорогой и переоделся, что ли. От тебя разит. Ты, кажется, в той же одежде, что в день нашего отъезда. Приведи себя в порядок.

– Я никуда не поеду.

Мы стояли в прихожей. Все вещи были уложены, и Женька ждал, что мы вот-вот отправимся в путь. Я стоял перед ним, опустив голову. Почему-то мне было очень стыдно, стыдно за то, что он такой живой и активный, и пытается что-то делать и как-то выживать, А я уже и сам почти что полунеумирающий, я не только не поддерживаю его, но и даже не стараюсь не мешать ему меня спасти. Хотя только спасение я и жду, но только, почему-то не от Женьки, а от каких-то призрачных ученых, правительства и не пойми ещё откуда.

И тут я получу звонкую пощечину, именно звонкую (сперва я услышал звук, а потом на меня обрушились и другие ощущения). Щёку словно обожгло, голова откинулась набок, и мне даже пришлось отступить на шаг, чтобы сохранить равновесие. Женька смотрел на меня разъяренно, да именно разъяренно. Наверное, после началась драка, хотя какая драка? Я был выше и шире Женьки, но у меня совершенно не было сил, да и желания, сопротивляться ему. Он, просто, повалил меня на пол, накинулся сверху и бил меня по лицу, по груди, по рукам, а я лишь пытался увернуться. Через какое-то время ему это, видимо, надоело, или он понял, что я уже и не пытаюсь сопротивляться и он скатился с меня, встал на ноги, а затем потащил меня в ванну. Засунув меня под душ, он ушёл за чистой одеждой. Я стоял под струями воды в одежде, и с меня текла кровь, грязь, и кажется, моча. Голова гудела. Женька принес мне одежду и вышел. Я разделся, помылся, переоделся в чистое и направился в гостиную, готовый ко второму раунду.

– Ты тут спятил совсем? – спросил Женька. Спокойно так спросил, почти по-дружески.

– Нет.

– Тогда, какого хрена? Я тебя спрашиваю.

– Я никуда не поеду.

– Почему? – повторил он свой вопрос.

– Я и не хотел ехать – я говорил оправдываясь, как школьник у доски, за невыученный урок.

– Ладно, СНАЧАЛА ты не хотел ехать. Тут были дела и диплом, и работа, и надежда, что всё образуется, и было непонятно, что нас ждёт дальше, выгорит ли наш план, но СЕЙЧАС, Тёма, сейчас же совершенно ясно, что всё дерьмовей некуда, и что в городе становиться опасно (хотя бы из-за ужасающей антисанитарии), и что в одиночку не справиться со всем этим хаосом, но главное, уже совершенно ясно, что наш план сработал, и это реальный путь к спасению! – Женька уже почти кричал.

– Я никуда не поеду – повторил я тихо, глядя в пол и ожидая очередного удара.

И мне стало всё равно, пусть хоть убьет меня сейчас здесь, но я никуда не поеду и объяснять я ему ничего не собираюсь. Я, просто, устал от всего этого, и всё. Удара не последовало, я поднял голову, но в квартире кроме меня никого не было. Я запер входную дверь, и в какой-то момент засомневался, а был ли Женька, но рёбра болели (как и лицо, и голова), а многих вещей в квартире не было. И я испугался, ведь Женька всё погрузил в машину: и провизию, и одежду, и даже документы. Я остался ни с чем, но особенно меня беспокоило отсутствие документов. Ну тут на меня снова накатила апатия и я сел на диван, и долго смотрел перед собой. Мне стало интересно, работает ли сотовая связь или интернет, но проверить это я не мог, так как уже пару месяцев мы не платили ни по каким счетам, а денег у меня совсем не осталось. Но, несмотря на то, что мы давно бросили платить по счетам, в квартире были свет и вода. Да и хозяин квартиры не появлялся. Может недоумер? Хорошо бы если бы он недоумер, и хорошо бы чтобы и дальше не надо было платить, и чтобы к зиме дали отопление. Сколько я сидел в этих мыслях я не знаю, но за окном стемнело, и я ушел спать в свою комнату проснулся я от того, что кто-то ломился в дверь, на улице было еще темно. Я открыл дверь и увидел Женьку. Он был грустный и подавлен, и очень уставший.

– Я уезжаю. Ты со мной?

–Ты что, всё это время провел в машине? – я был удивлён.

– Да! Хотел дать тебе время подумать. Это твой последний шанс. Сейчас я уеду, с тобой, или без тебя.

– Может ты хочешь душ принять перед дорогой, или кофе выпить, хотя – я запнулся – кофе у меня, наверное, закончился.

– Тёма я спрашиваю тебя самый последний раз, ты едешь?

– Нет.

Он молча развернулся и вышел, я захлопнул за ним двери и вернулся в кровать, как в дверь снова начали стучать. Мне пришлось вернуться.

– Это становится забавным – попытался я пошутить, открывая дверь.

На пороге стоял Женька с коробкой в руках. В коробке были консервы. Поставив коробку в прихожей, он развернулся и бросив через плечо: «Не запирай», – снова ушёл. Он возвращался ещё дважды. Был ящик с крупами, солью, чаем, кофе и сахаром, а ещё были крепкая пара зимних ботинок, зимняя же куртка, штаны и ещё какие-то вещи, и аптечка, набитая какими-то лекарствами.

– Ты скидывался, это твоя доля. Чужого нам не надо, – сказал Женька со злостью. – Жаль Полину, она переживает за тебя и ждёт.

Я ничего не ответил.

Женька вытащил из кармана листок, сложенный вдвое, и протянул мне. – Тут маршрут расписан, как добраться к нам, если передумаешь. Знай, мы тебя ждём. И вот ещё, – он задумался на долю секунды и вытащил из-за пазухи пистолет – Бери. Это может спасти тебе жизнь. Надеюсь, ты умеешь этим пользоваться. Держи.

Он протягивал мне пистолет, но я не протянул ему руку. Он бросил пистолет на короб с одеждой.

– Там полная обойма. Не растрать зря. Прощай.

Женька развернулся и ушёл, теперь, видимо, насовсем. Я сел на пол, тут же в прихожей, и начал рыдать. Я рыдал до изнеможения. Не о чём конкретно, но обо всём сразу. Мне было дико и страшно в этом новом полумертвом, но неумирающем мире. Мне было страшно, что моя жизнь, спланированная на годы вперёд, разрушилась за какие-то пару месяцев. Раньше, у меня было будущее, теперь у меня остался марафон на выживание. Я не хотел выживать, я, больше всего на свете, хотел жить. Жить ТОЙ моей жизнью. Если бы я был хоть немного смелее, я бы пустил себе пулю в лоб (ну или в висок, или в рот, или куда там надо?), но я боялся. Я боялся умереть и остаться недоумевающим. Если бы я был уверен на 100% что меня ждёт забвение, я бы нажал на спусковой курок, но до сих пор не была точной информации о том, что же происходит с неумирающими после смерти. Чувствует ли они что-то? Осознают? Я так боялся быть закованным в гниющее тело, не в силах молить о помощи. Я рыдал о себе и о том, чего уже никогда не будет, ужасаясь грядущего, которое я был не в силах предотвратить. Я рыдал до тех пор, пока силы не покинули меня, и я заснул.

Я не помню, что я делал с того момента, когда уехал Женька. Я, даже, не уверен, что в принципе делал что-то. Я не мог ощущать себя целостным. Я не мог ясно думать. Я не мог назвать ни своего имени, ни своего возраста. Я не был уверен ни в чём, потому что почти не помнил того, что было, а то, что еще держалось в моей памяти было похоже на спутанные обрывки снов. Я не знаю сколько времени я находился в таком состоянии, но, если честно, мне это совсем неинтересно.

Но на какой-то момент времени, я, вдруг, осознал себя, и смутная догадка мелькнула на задворках сознания… похоже… теперь я… неумирающий…

Глава 2 Женька

Всю обрат