Рукопись несбывшихся ожиданий. Убойная практика бесплатное чтение

Глава 1

Страшное дело плыть против течения

Стараниями Найтэ Аллиэра Мила Свон, одна единственная из своего потока, получила назначение на летнюю каникулярную трудовую отработку вне стен академии. И, стоит отметить, декан факультета Чёрной Магии старательно поднапряг свои память и разум, чтобы это назначение не только располагалось как можно дальше от Форкреста (родного города Саймона Сильвера), но и являлось для светлых эльфов неким щелчком по носу.

«Дам им намёк, что пусть де они забирают то, что сотворили, себе обратно», – едко улыбался дроу, размышляя о совершённом.

Найтэ Аллиэру виделось, что назначение его студентки станет достойным аргументом к тому, что он нисколько не заинтересован в том, чтобы у него под носом грязнокровка крутилась. И да, только по этой причине в настоящий момент несчастная Мила Свон с тоской выслушивала стоящего перед ней мага водной стихии.

– Мистер Бран, вы же понимаете, что я с этим не справлюсь, – наконец, с ужасом сказала она. – Я всего-то на третий курс перешла, а на втором мы только элементарные упражнения по магии делали. В конце концов, как я смогу поднять такую волну, чтобы она смыла с моста не заплатившего за проход человека? По стихии воды у меня совсем другая специализация, я изучаю криомагию.

Увы, Адама Брана объяснение нисколько не проняло.

– Ну, раз академия считает, что ваших внеурочных курсов по магии льда достаточно, то кто я такой, чтобы спорить? – с раздражением пожал он плечами.

– Но…

– Аир Свон, я полгода дома не был, а меня там невеста ждёт, знаете ли. Поэтому всё, я отправляюсь в положенный мне двухнедельный отпуск и точка. Разбирайтесь со всем сами.

Интонации давали понять, что этот маг посчитал появление Милы за намерение кого-то там выше лишить его долгожданных выходных. Скорее всего заподозрил, что какой-то недруг у него появился, а, может быть, и соперник на любовном поприще. И, конечно, из-за этого он проявил принципиальность. Вот только для Милы важнее было совсем другое. Она понимала каким ужасающе неприглядным выйдет её отчёт о проделанной работе.

– Да поймите, мистер, не справлюсь я, – попыталась Мила всё же донести истину до мага. – Как я смогу уследить за тем, чтобы проходящие через мост положенную плату оставляли? Ну как? Да вы на меня поглядите только, меня даже бабы всерьёз не воспримут.

– А вы уж постарайтесь, чтобы восприняли, потому что за пару дней до конца моего отпуска к вам сборщик мзды приедет. И он не поверит, что вдруг так мало людей ходить через мост стало, на разбирательство нарваться можете, – продолжая энергично запихивать в свой мешок вещи, сообщил Адам Бран, и Миле сделалось страшнее прежнего.

– Ну как же так-то! – в отчаянии воскликнула она. – Почему вам на вашем поприще помощники не положены? Да и, в конце концов, поборами никак не маги заниматься должны.

– Вот это я до местного маркграфа[1] уже шестой год своей службы донести пытаюсь, – с ехидством посмотрел на неё мужчина. – Если у вас получится пробудить у властей здравомыслие, буду очень рад, а мне пока одно и тоже отвечают – раз этот мост культурное наследие такое, что за его сохранностью приставлен аж эльф следить, то и беречь архитектуру должен культурный человек, а не всякое быдло.

[1] Маркграф – правитель пограничного округа

– Да во мне культуры ноль. Не верите, так сделайте запрос в академию. Вам оттуда живо самую нелестную характеристику из всех возможных пришлют. Вот, не на направление, а на документы мои хотя бы посмотрите.

Мила размыслила, что в кой то веке красная метка сослужит ей добрую службу, но, увы, она ошиблась. Адам Бран, конечно, оторопел, глазами часто заморгал, но всё же пришёл в себя почти мгновенно.

– Вот! – восторженно сказал он. – А говорите ещё, что не справитесь. У вас ух какой должен быть опыт с любого крепкого мужика плату стребовать.

– Что? – возмутилась Мила, прежде чем заявила: – Мистер Бран, вы не можете никуда уехать. Это ваша работа, вот вам здесь тут и работать.

– Ха, шиш вам с маслом! Теперь это ваша работа, а у меня отпуск.

– Но я не хочу здесь быть! – в отчаянии прокричала Мила, и маг тут же не менее горячо воскликнул:

– Верите? Так и я тоже!

– Но…

– Но здесь только одно, аир Свон. У местных властей своё собственное мнение кто за этим проклятым мостом следить должен, а потому мне, как вселенскому неудачнику, досталось именно такое назначение. Демоны все эти деньги побери, даже уже не знаю как мне этот последний год отработки долга выдержать.

Он был настолько зол, что вынужденно Мила замолчала. Ненадолго. Вскоре она снова захныкала.

– Но что это за мера наказания такая с моста водой людей смывать? Мистер Бран, ну ведь не справлюсь я без помощи. Я ведь смогу только ведро возле себя поставить и этой водой нарушителя окатить. Ничего другого.

– Ха, – видимо представив нечто подобное, усмехнулся маг так звонко, что даже на объяснение расщедрился. – Знаете, аир Свон, я готов вам объяснить откуда у этой проблемы ноги растут.

– И откуда?

– Покуда с сего дивного моста округу изо дня в день созерцает во-о-он тот поганец эльф, люди сюда толпами прутся. Они на него, как на диковину, смотреть ходят, а мы за это плату взимаем. А, чтобы сей златонесущий страж никуда не сбежал, то и находиться вблизи него должен кто-то не особо его раздражающий. То есть не отряд солдат, любящих на камнях всякие хулительные рисунки карябать и песни задушевные голосить, а… Поняли кто?

От объяснения Миле нисколько легче не стало. Она уставилась за окошко крошечного каменного домишки, служащего Адаму Брану домом долгие-долгие годы, и, будь в её возможностях такое, красивый златокудрый эльф уже упал бы бездыханным замертво.

– В общем вот. Всё по делу я вам рассказал, так что прощайте.

– Но мистер Бран…

– Прощайте я вам сказал!

Маг с силой хлопнул дверью и, весело насвистывая под нос песенку, направился по дороге к городу. Пешим ходом до него было немногим более полутора часов, а потому подобное не удивляло. Это там бы маг нанял экипаж или просто коня у какого-либо знакомого одолжил… Но Мила подобному могла только завидовать. После ухода Адама Брана она на целых двадцать дней осталась одна. Одна, да ещё в чужом доме. Доме, расположенном на самом отшибе. До ближайшего жилья надо было идти и идти, и от этого мурашки по телу Милы пробежали. Даже несмотря на то, что поспать на настоящей кровати ей не первый год очень и очень хотелось, подобная возможность её ничуть не порадовала. Не порадовали её и оставленные запасы пищи. Адам Бран явно не голодал на своей службе, но Мила понимала, что это была дань его способностям поборами заниматься. Лично её на вторую ночь запросто пришли бы обкрадывать, и дозваться помощи у неё в такой глуши бы не получилось.

– Су-у-ука! – истерично взвыла она в голос и, словно чтобы сделать происходящее ещё драматичнее, вдалеке показалась компания рослых молодцев.

«И это с таких я должна плату взимать? По два медяка с каждого?» – оторопела Мила, но вынужденно всё же взяла с полки положенную ей новым статусом шкатулку с двойным дном. Не иначе, чтобы проходимцы видели только то, насколько скудна дневная добыча, стоило закрыть крышку, как все монеты оказывались в специальном отсеке для хранения. Это была разумная мера предосторожности, но не о ней молодая женщина думала, а о предстоящем ей испытании из испытаний.

Итак, Мила вышла на мост с самым угрюмым видом на свете и перегородила своим худеньким телом дорогу. Дрожала она при этом как осиновый лист.

***

В это время года на летней веранде было очень хорошо. Благодаря правильному архитектурному решению, здесь всегда царила приятная для жаркого полудня тень. Отсюда открывался вид на пруд с лебедями и цветущий сад. Аромат сортовых роз щекотал нос. Солнце сверкало в каплях воды тихо журчащего фонтанчика. Его мраморная чаша была искусной формы и удобна для птиц. Вот ещё одна яркая пичужка присела на бортик и, напившись, запела:

– Фьють-фьють.

Вокруг царил мир. Даже бабочки не боялись садиться на белоснежную скатерть накрытого для фуршета стола. И, глядя на одну из них – нежную голубую красавицу, тревожные речи гостей отца вдруг показались Антуану лишёнными смысла. Вокруг было слишком спокойно, чтобы, будучи на нервах, пить коньяк, курить сигары одну за другой и при этом с беспокойством говорить о приближающейся войне. Однако, он не показал вида, что чем-то недоволен. Вместо этого Антуан продолжил чутко прислушивался к разговору, так как знал, что его ощущение безмятежности только иллюзия.

– … и на захвате этой территории они остановились, – закончил сообщать новости один из гостей Германа Грумберга, прежде чем поправил пенсне и сделал глоток из своего бокала.

На лицах присутствующих отразилась глубокая задумчивость, так как теперь от армии империи Верлонию отделяла только Лавратия – достаточно большое и могущественное королевство. Но раз не так уж уступающая Лавратии по размерам Аркания пала… Да, все присутствующие мужчины глубоко задумались. И всё же сам Антуан был чрезмерно молод, чтобы сдержать себя от вспыльчивых слов. Он и по характеру был горяч, и чтил себя достойным стратегом.

– Эти твари не смогут продолжать экспансию вечно! – со всем убеждением воскликнул он. – Элементарно, им однажды не хватит людей.

– Так только кажется, Антуан, – со снисхождением ответил ему отец, и другой их гость – представительный мужчина с отвисшими бульдожьими щеками, поддержал королевского советника:

– Империя Золотого Паука умело плетёт свои сети. Начав покорение Аркании с жестокого уничтожения городов и демонстративной резни населения, Чио Киото внушил арканцам животный страх. Но он не стал доводить его до горячей ненависти. Не знающая пощады длань императора перешёл к проверенному шагу – он воспользовался своей репутацией. Весть о том, что любой город, где ему не окажут сопротивление, будет помилован, неслась впереди имперской армии. В результате мирные жители начали поддаваться панике и, как следствие, своими собственными руками основательно помешали действующей армии.

– В которой, стоит заметить, профессиональных солдат было не так уж много, – ворчливо вставил своё слово недавно получивший повышение в военной карьере мужчина лет тридцати пяти. – Основой арканского войска были деревенщины, которым насильно всучили вместо вил ржавую алебарду. Где наёмники? Где опытные бойцы? Аркания заигралась в торговую державу.

– По поводу наёмников могу вам ответить – на Арканию их просто‑напросто не хватило, сейчас они везде нарасхват – с усмешкой сказал кто-то, но голос этого человека был плохо слышен из-за презрительного фырканья Антуана.

– Пф-ф, возлагать надежды на такое отребье? – громко сказал он. – Подобному продажному люду место на передовой. Их судьба стать серой скотинкой и только.

Граф Мейнецкий настороженно покосился на сына. Ему виделось, что в последнее время его наследник чрезмерно эмоционально реагирует абсолютно на всё и стоило бы сыну уже начать контролировать себя. Но публично осуждать Антуана он не посмел. Вместо этого Герман Грумберг сгладил ситуацию следующими словами.

– Да, Аркания была плохо подготовлена к войне. Печальный пример Теодонии ничему не научил её – надежды на старые пакты мало, тут нужная своя собственная грубая сила.

– Просто веками никто не ждал нападения с той стороны, да и вообще, мы слишком долго жили в мире. Кто помнит, сколько прошло лет с последней войны, в которой участвовала Аркания? – осведомился мужчина в пенсне, и Антуан тут же ответил:

– Девяносто семь.

– Это долгий срок. Поколениями там было тихо.

Все присутствующие согласно кивнули, машинально задумываясь о том, что мир в самой Верлонии длился и того дольше. Золотой век пашни – так называли историки нынешнее время. И, увы, оно подходило к своему концу.

– Как бы то ни было, Верлония в четыре раза больше Аркании, – с гордостью за отечество напомнил Антуан. – Людей у нас больше.

– Если вы хотите сказать, что у нас в четыре раза больше серой скотинки, то да, оно так, – невесело хохотнул кто-то из военных высокого чина. – В позапрошлом году мы ввели воинскую повинность и начали муштрование солдат. Немногим ранее мы подняли военную промышленность, начали настраивать на войну наших граждан. Но это капля в море. Как ни печально, нам хватит мощи победить только в одном случае – если получится объединиться с соседями.

– Покорение Аркании, мой дорогой Антуан, – мягким голосом обратился граф к взбудораженному сыну, – как здесь ранее было сказано, прошло по уже известному нам сценарию. Захватив ровно столько, чтобы от страны осталась приграничная полоса, на которую тут же жадно воззрились соседи, империя остановилась и, под корень вырезав аристократию, принялась за промывку мозгов местному населению. Крестьянам ведь что? Им большей частью всё равно кто на троне, главное, чтобы налоги поменьше и поля возделывать никто не мешал. Патриотов среди них мало. Они, как животные, рады тому, что брюхо набито. Остальное для них маловажно.

Тут граф брезгливо поморщился и все присутствующие в той или иной мере повторили его мимику. В этом обществе мнение о простолюдинах было однозначным.

– Поэтому теперь нас ожидает несколько лет мирного времени. Ровно столько, сколько империи понадобится для получения лояльности нового населения, – продолжил говорить Герман Грумберг. – После ж найдётся способ поставить этих дураков в строй. Жадным хватит обещания богатства, аромат славы одурманит другие неокрепшие умы. Семейные будут бояться, что отказ вступить в войско ударит по их детям. Кио Чиото найдёт как поставить этих людей впереди своего настоящего войска и, замечу, при этом его живое мясо будет действовать добровольно.

– М-да, – угрюмо протянул кто-то из военных. – Мы столкнулись с крайне непривычным для нас способом вести войну.

– И поэтому меня всё больше и больше пугает молчание Лиадолла, – нахмурился мужчина с отвисшими бульдожьими щеками. – Присоединение эльфов к нашему делу внесло бы эффект того, будто сами боги благословили Его величество Ричарда Пятого отбросить завоевателей обратно за Стену. Это заставило бы наших соседей действовать, а не дожидаться, когда зубы империи вонзятся в тело нашей державы.

– Увы, в их желании, чтобы нас изрядно потрепали, прежде чем они объединятся и сами начнут грызню за наши земли. Разве что попадающая под следующий удар Лавратия нынче верный союзник. Харатия, Сеттия, ханство Темберт, Вилдария – все они в настоящий момент ведут тайный сговор. Только нежелание быть ославленными в эльфийских легендах на долгие‑долгие тысячелетия способно ещё остановить их. На призыв правителя Лиадолла у них не хватит подлости не откликнуться.

После этих слов на веранде воцарилось совсем уж неприятное молчание. Каждый задумался об одном и том же и при этом о своём. А затем настало время заканчивать перерыв и возвращаться к весёлому пикнику. Мужчины присоединились к отдохнувшим от полуденного пекла женщинам, продолжились светские развлечения на воздухе. Но вечер становился всё ближе, и всё чаще какое-либо из семейств подходило прощаться с графом Мейнецким. Так постепенно разъехались все гости. В особняке снова воцарилось спокойствие, всё вернулось на круги своя. Завершились насыщенные два дня отдыха. Но Грумберги нисколько не торопились ложиться спать. Перед сном они привычно для себя собрались в гостиной, чтобы провести некоторое время в обществе друг друга. Вот только беседа не заладилась. Из-за того, что в последние месяцы все интересы Антуана сводились к двум темам, даже родители сносили его общество с трудом. И нет, не горячие рассуждения сына о войне их тревожили. Они не могли понять, отчего так много гадостей им приходится выслушивать о некой студентке Первой Королевской Академии магических наук.

– Я всерьёз разочарован руководством академии. Да как вообще можно было допустить подобное? – с раздражением сказал Антуан, прежде чем, откинувшись на спинку кресла, продолжил зарисовывать что-то в альбом энергичными движениями. – Я и эта Тварь должны были проходить ритуал посвящения в магическое братство вместе. Пф-ф.

Леди Каролина и её муж настороженно переглянулись. То, что сын рассказал им по приезду, во многом их самих возмутило до глубины души, но прошло достаточно дней, чтобы Антуан остыл. В конце концов, для чего ещё им было нужно устраивать роскошный двухдневный пикник?

– Мне думается, миледи Элеоноре было с тобой интересно, – попыталась перевести разговор в другое русло леди Каролина.

– Может быть, ей и было, а мне самому нет.

– Антуан, ты сгущаешь краски.

– Разве? Мама, этой миледи всего восемь лет. Восемь. И скажу честно, только общество Твари было бы хуже. Хотя, может, и нет. При своей следующей встрече с Милой Свон у меня хотя бы будет возможность плюнуть ей в лицо. Никто не сочтёт это недостойным поступком.

– Антуан! – неподдельно возмутилась леди Каролина. – Миледи Элеонора не заслуживает такого отношения. Во-первых, ни на миг не забывай – она твоя будущая жена. А, во-вторых, как ты не понимаешь, что она всего лишь ребёнок? Все дети непосредственны и немного капризны.

– Вот у меня есть ощущение, что как-то схоже думает и господин фон Дали, – тут же процедил сквозь зубы Антуан. – Что все выходцы из простонародья немного невежественны и непосредственны, но все они при правильных условиях поддаются перевоспитанию. Нет. Не бывает такого. Воспитывать можно только тех, кто этому самому воспитанию хорошо поддаётся. Остальных надо натаскивать на манеры через боль и кровь.

Герман Грумберг уставился на раздражённого сына крайне задумчивым взглядом и даже потеребил свою аккуратную короткостриженую бородку. Но сам Антуан этого нисколько не заметил, он продолжал сосредоточенно рисовать всё более резкими штрихами.

– Знаешь, я могу встретиться с профессором Аллиэром. Пусть у господина фон Дали из-за Ковена частично связаны руки в отношении этой аир Свон, но третий курс предполагает акцент на практические занятия. А тебе ли не знать, что успех в них зависит от того, как учитель донесёт до ученика материал.

Герман Грумберг выразительно посмотрел на сына, но тот ни миг не задумался перед ответом. Антуан даже не посмотрел в сторону отца, когда сказал:

– Не делай этого. Не выставляй меня перед профессором Аллиэром слабаком.

– Рад, что тебе близко такое мнение.

Судя по выражению лица, Герман Грумберг действительно остался доволен, но мрачный взгляд жены заставил мягкую улыбку сползти с его лица. Выражая так своё возмущение, леди Каролина даже демонстративно отложила вышивку.

– Эм-м, сын, – попытался исправиться Герман Грумберг. – Быть может, ты желаешь посмотреть на скачки? Герцог Холлиган будет устраивать их в своём поместье на следующей неделе. Он приглашал меня, но ты знаешь, я не азартен. Однако, если тебе это интересно…

– Мне они были бы интересны только в одном случае – если бы эти скакуны мчались по разные стороны света, чтобы четвертовать проклятую Тварь, – тут движение карандаша по бумаге прекратилось. – Хм, отец, а герцог Холлиган по-прежнему хранит коллекцию изобретений своего прадеда?

– Я так понимаю, что ты имеешь в виду экспериментальные пыточные устройства? – нахмурился Герман Грумберг.

– Да.

– Не уверен. Он всегда считал их мерзостью и только интерес общественности до сих пор не позволял ему уничтожить их. По его мнению, подобное надо сжигать дотла.

– Думаю, мне стоит познакомиться с герцогом, – сообщил Антуан, попутно комкая свой рисунок. – Небольшое путешествие, скачки, выгодные знакомства… Это именно то, что мне надо.

Широкая улыбка нисколько не обманула родителей, а потому, когда Антуан бросил скомканный им рисунок в холодный камин и покинул их общество, между мужем и женой состоялась не самая лёгкая беседа.

– Он буквально-таки болен этой аир Свон, – с неподдельной тревогой сказала леди Каролина. – Не привело бы это его к беде. Я беспокоюсь, Герман.

– Согласен, подобное крайне необычно для нашего мальчика. Антуан никогда и ни на чём не мог долго сосредотачиваться, а тут, – он замолчал, так как крепко задумался. – Нет, надо всё же дать ему действовать самостоятельно.

– Не верю своим ушам. Да что вы такое говорите? Нам нельзя бездействовать, мальчик весь на нервах.

– Нет, и, учтите, вам я строго-настрого запрещаю вмешиваться, – сурово приказал граф.

Леди Каролина с недовольством поджала губы и, фыркнув, подошла к камину. Так она хотела скрыть эмоции, что бушевали в ней. Ведь, когда она повернулась к мужу, на лице её было каменное спокойствие.

– В таком случае, прошу вас объясниться. Мне сложно понять, отчего вы столь пренебрежительно относитесь к родному сыну. Или что, у вас появился другой? Вы обзавелись новым наследником?

– Каролина, прекратите. Я блюду все условия, что вы мне обозначили. Антуан мой единственный ребёнок.

– Сложно поверить, – смело заявила она.

– Возможно, вам было бы сейчас легче, если бы ранее вы не о красоте талии думали, а согласились бы на вторые роды, – зло сообщил Герман Грумберг. – Тогда бы вы наконец‑то поняли, что Антуан уже далеко не мальчик.

– Лишь внешне, в душе он сущий малыш. Он наивен, легко ведётся на чужие уговоры, немного взбалмошен и о, как же он упрям! – неподдельно горько воскликнула женщина.

– О-о-о, да теперь мне понятно отчего в нём такая сосредоточенность на аир Свон. Ваше наследие. Напоказ кружитесь вокруг него, как орлица, но на деле вы курица!

– Что?

– От того, как вы только что описали моего сына, мне сделалось до невозможности дурно! – Герман Грумберг говорил в таком неприятном тоне и таким злобным вдруг сделалось выражение его лица, что леди Каролина в ужасе пошатнулась. Но её поведение мужа не успокоило, он уже порядком разгорячился. – Поверьте, все эти годы я приезжал сюда из столицы отнюдь не ради того, чтобы побыть в родном имении, где куда не ступи, а всюду столкнёшься с вами. В моих намерениях было не дать сыну превратиться в то, что вы мне тут озвучиваете. Собственно, знайте, именно поэтому я дозволил ему поступить в академию так рано. Хватит вам держать его у своей юбки.

Леди Каролина поджала губы до узкой черты. Весь вид её говорил, что она до крайности оскорблена словами мужа. Но её молчание было благоразумнее оскорблений, что так неистово желали сорваться с её языка. Герман Грумберг поуспокоился.

– Простите, – даже буркнул он. – Я всего лишь хочу донести до вас, что Антуан очень долгое время жил под вашей опекой. В этом имении его жизнь походила на беззаботный рай, а редкие поездки ко мне в столицу не научили его всей полноте жизни. Ссориться со мной не каждый пожелает, а потому за двадцать шесть лет жизни у Антуана были только друзья. Никак не враги. И да, мне самому крайне сложно принять, что отпор ему смогла дать только женщина, да ещё какая-то простолюдинка, но этот жизненный опыт ему нужен. Он должен научиться справляться с такого рода эмоциями, должен понимать, что такие ситуации в принципе могут возникнуть, и, самое главное, он должен выработать для себя стратегию поведения. От того, как он сейчас будет действовать, зависит его будущее. Если мы научим его бежать к нам с жалобами, то… Простите, Каролина, но тогда я буду считать, что нисколько не воспитал сына. Или вы сами считаете, что такое поведение достойно взрослого мужчины?

Потупив глаза к полу, леди Каролина промолчала. Однако, то, как опустились её плечи, показывало, что боевой настрой она утратила. Она поняла мужа.

– Кроме того, – продолжил граф, – он уже озвучил отказ обращаться к нам. Если мы поступим иначе, то это может оскорбить его. Проблему с одногруппницей он считает глубоко личным разбирательством.

– Но что, если он не поступит разумно? – жалобно уставилась леди Каролина на мужа.

– Меня самого это неподдельно тревожит. Поэтому во время зимних каникул Антуана предлагаю вернуться к этому разговору. Если потребность в нём ещё будет иметься, конечно.

– Боги, но это же так долго.

– Зато это будет правильно. Размыслите сами, доводы я вам привёл. А если и они вас не устраивают, то примите следующее – раз поведение этой студентки действительно столь незаурядно и отвратительно, то профессор Аллиэр даже без моей просьбы найдёт способ от неё избавиться.

Леди Каролина недовольно нахмурилась, но, сев в кресло, продолжила вышивать. При этом она демонстративно молчала, а потому чтение книги, которую взял с полки Герман Грумберг, не задалось. Он не прочитал даже страницы, как жена вдруг гневно швырнула вышивку на пол и, хлопнув за собой дверью, ушла из гостиной.

– Какой-то сумасшедший дом, – тихо пробормотал граф с искренним недовольством, а затем отложил книгу и подошёл к камину.

В нём взяло верх любопытство, так бы он ни за что не стал вытаскивать из золы смятый в плотный комок лист. Уж, в крайнем случае, потребовал бы, чтобы это сделал кто‑либо из прислуги. А затем Герман Грумберг развернул рисунок сына и, к своему удивлению, понял, что видит женский портрет.

Глава 2

Да какая тут жизнь? Не жизнь, а горная речка

Несмотря на то, что первый день каникулярной трудовой отработки прошёл, в принципе, неплохо – большинство людей оплатили право прохода, ситуация очень быстро изменилась к худшему. Местные живо разнесли слух, что суровый маг де куды-то уехал, а заместо него ни к чему не способную пигалицу поставили. В результате, уже на пятый день Мила к мосту даже приближаться боялась.

«Нет, не выйду. Сегодня больше ни за что не выйду плату требовать», – мыслила молодая женщина, когда украдкой выглянула за окно.

Смотрела при этом она на возвышающийся рядом каменный мост, а именно на веселящихся на нём мужиков. Как яркая иллюстрация к её отменной службе они на заплетающихся ногах плелись в сторону башенки эльфа и попутно зычно голосили хулительные частушки про магов.

С девки маг портки сымал,

Но от зелий стручок завял.

Девка дурой не была –

Живо к плотнику ушла! Ух!

Говорят, что только маги

Могут волшебство творить.

Да вы б знали, как нам бабы

Самогон могут варить! Ух!

Повстречала девка Марта

Мага милого лицом.

Рдела всё от комплиментов,

А как хвать – не твёрд концом! Ух!

– Сволочи, – глядя на хулиганов, обиженно проговорила Мила и от жалости к самой себе хлюпнула носом. Дело в том, что плюс ко всем её несчастьям вдали показались конные, и они свистели так громко, что свистом заглушали не только топот копыт, но и матерные частушки.

«Ещё одни уроды», – горько пронеслось в голове Милы.

Увы, за последние двое суток поток людей значительно увеличился. Их наглость тоже. Собственно, поэтому Мила прекратила грызть сухарик и, проклиная свою удачу, всё же вернулась на обрывистый берег у самой кромки реки. Где‑то с часа два назад она собрала силу воли в кулак и всё же начала требовать плату за проход. Как результат, над ней здорово посмеялись, толкая то в одну, то в другую сторону, а после даже швырнули с моста в реку вместе со шкатулкой для мзды. Кому-то это очень подняло настроение. Кому-то теперь предстояло раз за разом нырять в надежде, что служебную шкатулку коварным течением не унесло слишком далеко.

– Ладно, хватит отдыхать. Солнце уже низко, а ты и перекусила, и на солнышке погрелась. Теперь давай, надо эту шкатулку всё же найти, – попыталась приободрить себя Мила и нырнула.

Увы, старания ни к чему не приводили. От холода у Милы уже зуб на зуб не попадал, а всё было безрезультатно. Молодой женщине оставалось только всхлипывать украдкой. Ей было страшно представлять, чем пропажа хитроумной шкатулки (в которой столько денег лежало!) для неё аукнется, а потому она, едва надела на себя одежду, так тут же её и сняла. Мила всегда была упрямой, и в настоящий момент это упрямство взыграло в ней с новой силой. Мила решила, что не прекратит свои поиски до последнего. Вот отчего она, матерясь вполголоса, откинула в сторону ставшее влажным платье и на дрожащих от холода ногах сделала несколько уверенных шагов вперёд на глубину. Она шагала вплоть до того, покуда её коротенькие панталоны не намокли снова.

– Мать твою, – при этом мученически заныла Мила.

В месте, где по разумению Милы должна была покоиться на речном дне шкатулка, оказалось много холодных ключей. Вода, несмотря на летнее время, была более чем бодрящей, а потому волоски на всём теле Милы встали дыбом от холода. Из позитивного в возникшей ситуации было только то, что светлый эльф, в своём высокомерии так и не ответивший ни на одно приветствие Милы, в данный час сидел в башне и вряд ли выглядывал наружу, а компании пьяниц в настоящий момент в принципе не до созерцания полуголых девиц было, им бы вообще на ногах устоять. И если бы не это, то Мила вконец впала бы в отчаяние.

… Хм, кстати. А отчего же на молодой женщине почти ничего не было? Ответ на этот вопрос прост. Плавать (как оно ненароком получилось, когда её только-только с моста в реку скинули) в башмаках, в платье и тем более в корсете Мила отнюдь не собиралась. Она из‑за этого добра едва нынче днём ко дну не пошла. А потому, помимо коротеньких панталон, в настоящий момент на молодой женщине ничего не было. Разве что окутывающие шею и свисающие на грудь, подобно ожерелью, водоросли вперемешку с необычными серебристо-розовыми кувшинками ещё имелись, так как ничего более достойного, чтобы не оставлять грудь открытой, Мила так и не придумала.

– Твою мать, твою мать, – продолжая заходить в холодную воду, стонала она сквозь зубы, пока не собралась с силами и нырнула. А там совершенно внезапно вынырнула и при этом панически закричала в голос.

– А-а-а!

Её пронзительный визг, наверное, был слышен на милю вокруг, но трезвые конные давно уж по своим делам ускакали, а пьяные мужики даже не обернулись. Они как раз перешли на другой берег и, наконец-то закончив с матерными частушками про магов, принялись вовсю чихвостить эльфийскую расу. Больше же никого вокруг не было. Но несмотря на это Мила вновь завизжала, да ещё громче прежнего. Дело было в том, что кто‑то не просто схватил её за лодыжку, но с силой потащил на глубину.

– Чтоб тебя! – прежде чем вода сомкнулась у неё над головой, успела выкрикнуть Мила.

Сказать, что она перепугалась, было ничего не сказать. Милу охватила такая паника, что она в попытке освободиться принялась дёргать свободной ногой так, как дикая кобыла лягается. Она царапалась, как бешеная кошка! И да, это принесло свои результаты. Чья-то неприятно холодная лапа от неё отцепилась, и Мила, снова всплыв на поверхность, зашустрила на берег на всех парах. Глаза у неё были, наверное, с блюдца.

– Вот ты ж дивчины нынче пошли, – между тем высунулась недалеко от берега покрытая тоненькой полупрозрачной чешуёй голова, главным украшений которой были то ли большие округлые уши, то ли два драконьих гребня за ними. Не ясно, что именно из этого, но вот уж точно не приплюснутый, да ещё расквашенный нос, с которого ручьём текла тёмно‑красная кровь. – Вот ты ж мерзавка какая. Я ей жизнь долгую в виде русалочки‑утопленницы обеспечить хотел, а она ишь чего удумала, лягаться! Чего на реку топиться попёрлась тогда?

– Эм-м, – промямлила Мила, продолжая вовсю пялиться на водяного. До этого она водяных только на гравюрах видела и как-то оригинал не очень сходился с картинкой.

– Чего молчишь? Совесть заела?

– Да я в общем-то не топиться, – всё же смогла ответить молодая женщина, и водяной тут же с обвинением указал пальцем на её «ожерелье» из водорослей.

– Да ну? А для чего тогда в маковкин цвет вырядилась?

Невольно Мила уставилась на свою грудь, старательно прикрытую липкой травой и кувшинками. Последние она сорвала для того, чтобы неприятные на ощупь водоросли не так сосредотачивали на себе её внимание. Приукрасить шедевр показалось ей хорошей идеей… Вот ровно до настоящего момента. Ведь раз водяной сказал «цвет», то он явно имел в виду миловидные серебристо-розовые цветочки, а не склизкие листики поносного цвета.

– Красивые они, – совсем смущённо промямлила Мила и тут же подбоченилась – это ей пришло в голову, что хватит перед не пойми кем трусить. – Уважаемый, я здесь не для того, чтобы топиться. Я здесь по заданию Первой Королевской Академии, мне доверено во‑о-он тот мост охранять.

– Брешешь, – уверенно заявил водяной.

– Нет, не брешу.

– Хо, тогда докажи, создай магию.

Как-то странно было творить магию, когда ты в одних панталонах и кипе вонючих водорослей (в которые, кажется, затесалась всё же не улитка, а пиявка), но Мила не посмела перечить. Она знала, что на обрывистый берег так просто не вскарабкается. Столь быстро, как ей хочется, в спасительных метрах от реки ей было не оказаться, а, значит, водяной запросто мог схватить её и всё же уволочь на дно. По этой причине Мила подчерпнула в ладонь воду и сделала максимум из того, на что была способна по криомагии – она создала внутри ладони крошечный кусочек льда.

– Вот, – торжественно показала она кристаллик, зажав его между большим и указательным пальцем. Увы, буквально через секунду лёд взял и выскользнул у неё из руки. Но Мила не растерялась. Делая вид, что так оно и было задумано, девушка в качестве доказательства подняла с земли платье. – А ещё вот, смотрите. Это форменная одежда, знаете ли.

– Пф-ф, кафедра некромантии, – произнёс водяной так недовольно, что Мила не поленилась ткнуть в нашивку на рукаве.

– А ещё внеурочный курс по водяной стихии. И вот поэтому, уважаемый, меня присматривать за мостом и определили, да-да.

– Ум-м, а что же это платье на земле валяется, а не на тебе, девица, надето? Гляжу, нравы-то у людей порядком изменились, – усмехнулся водяной, и его надбровные холмики насмешливо изогнулись, прежде чем он ненадолго по самые глаза ушёл под воду. Не иначе так водяной желал скрыть едкую улыбку.

– Не изменились, просто мне так плавать удобнее. Понимаете, у меня тут шкатулочка в реку упала, я её найти хотела.

Отчего-то после этих слов Мила ощутила себя очень глупо и, наверное, не зря. Водяной вдруг в голос расхохотался, а затем в считаные доли секунды оказался на берегу.

Вблизи смотрелось его тело жутко, а, увы, рассмотреть водяного Миле удалось во всех подробностях. Кроме широкого пояса, сделанного из водорослей и закрывающего понятное дело что, одежды на нём не было. Но молодая женщина не поэтому снова округлила глаза, просто выглядел водяной впечатляюще. Его голова, торс и руки были ещё вполне человечьи, но у людей как‑то не принято, чтобы на спине вырастало по четыре дополнительных руки-щупальца, как у кальмара. И не бывало у людей никогда хвостов и трёх пар членистых конечностей, как у раков. Кстати, из-за того, что водяной стоял на них, а не на плавнике хвоста, рост его показался Миле небольшим. Он выглядел всего-то чуть выше, чем ей по пояс. Однако, это ничуть не умаляло его опасности. Несмотря на то, что на длительные забеги по суше водяные никогда не были способны, передвигаться вдоль берега они могли очень быстро. Кроме того, эта особь даже среди своего вида, не иначе как выделялась массивностью и мускулистостью. Мила понимала, что такое чудище запросто её на глубину утащит. Ей чисто подвезло до этого из хватки его лап вырваться.

Между тем водяной улыбнулся, показывая свои острые игольчатые зубы. Ужас этой улыбки не сгладили даже смешные длинные отростки на его лице. Двое из них, возле губ, завивались как усы ловеласа-франта, а оставшиеся свешивались с подбородка подобно бородке.

– Хо, а что за шкатулочка?

– Служебная, – невольно отступая на шаг назад, сказала Мила. – Мне её местный маг для сбора мзды выдал, а я её… я её случайно обронила. Вот, вылавливаю.

– А, понятно, – задумчиво протянул водяной. – Знаем-с, видел как выглядит. Погоди‑ка минуточку.

Водяной исчез под водой так же быстро, как оказался на берегу. Мила даже вздрогнула от неожиданности, но само собой ждать, да ещё целую минуточку, она не собиралась. Быстро сорвав с шеи все водоросли и кувшинки, Мила, не став даже омывать от налипшего сора грудь, поспешно надела нижнюю сорочку.

По сути, эта нижняя сорочка из грубого полотна выглядела как длинная белая рубаха, которую полагалось носить под платье, причём даже в несусветную жару. И дело тут заключалось не только в моральных устоях. Если, конечно, не было желания, чтобы в месте грубых поясных шнуровок просвечивало голое тело, без этой нижней сорочки было никак не обойтись. Но фасон её был простым, надевалась она легче лёгкого, поэтому Мила не особо роптала на неудобство. Другое дело, что на влажное тело нижняя сорочка не захотела налезать привычным образом. Её пришлось резкими движениями расправлять и это в то время, когда, по-хорошему, следовало бы всю одежду схватить и делать ноги как есть, в одних мокрых панталонах. Но Мила побоялась нарваться на компанию сродни той, что её недавно с моста скинула. Будь она перед теми мужиками не в форме Первой Королевской Академии, а голышом, то одним купанием бы ей точно отделаться не довелось. Однако, из-за всего этого время оказалось потеряно. Стоило Миле перекинуть через левую руку платье, подхватить за шнурки ботинки и, задрав подол, сделать шаг к месту, где было бы удобнее всего подняться, как водяной снова возник на берегу.

– Эта шкатулочка? – едва не промурлыкал он.

Мила мрачно уставилась на дубовую шкатулку, поверхность которой украшал герб местного правителя. При этом она отчего-то подумала о том, что самостоятельно такую штуку ни за что не подделает. Тут не всякий мастер справился бы.

– Эта, – подтвердила Мила и, облизнув губы языком, с опаской осведомилась. – Отдашь её мне?

– А чего не отдать? – пожал плечами водяной, но его тёмно-синие глазки как-то подозрительно сверкнули. – Чего не отдать его деве, что ради меня даже принарядиться успела… Хо-хо, нравятся мне эти ваши человеческие штучки!

Щёки Милы зарделись. Она приоделась только ради того, чтобы сбежать, но водяной, кажется, был на своей волне. Даже усы его вдруг закрутились, а затем резко выпрямились.

– Эм-м, так отдай её мне. Отдай шкатулочку, – не сдвигаясь со своего места, Мила протянула руку в сторону служебного имущества.

– Не-не, мы же ещё не познакомились.

– Мила. Мила Свон, – поспешно сообщила Мила.

– А я Зузул.

– Всё, познакомились. Верни мне теперь шкатулку, Зузул.

– Ну уж нет, так будет не интересно. Давай лучше мы с тобой на мостках, как взойдёт луна, встретимся. Поиграем в царапки. Выиграешь, так отдам тебе шкатулку.

– А не выиграю?

– Ну, это мне ещё подумать надо. Размыслить.

Тут водяной заговорщицки подмигнул и снова скрылся под водой. А там, как ни звала его Мила, ничего-то он не появился.

– Вот зараза какая, – ёмко выразила она своё мнение о речной нечисти и начала продираться по крутому склону наверх. Конечно же, руку обожгло крапивой.

***

Ждать захода солнца было по-своему боязно. Мила даже готовилась к тому, что эта ночь может стать последней в её жизни, но отчего-то страх не особо испытывала. Наверное, помогло осознание, какой огромный штраф добавится к её долгу в академии. С таким о вольной жизни мага нечего было даже мечтать, а потому… Ночь, река, звёзды. Самое то, чтобы уплыть на покой. Вечный.

С такими мрачными мыслями Мила подняла мешочек с ранее собранными ею сорока камушками. Все они были округлыми, размером с лесной орех и удобно лежали в руке. В царапки Миле доводилось играть во время жизни в лазарете Оркреста, а потому она подошла к выбору камней со всей ответственностью.

«А ещё этот мешочек увесистый. Можно будет попробовать по затылку кой-кого», – при этом пришла к ней разбойничья мысль. И да, Мила была готова даже на такой вариант.

Итак, выйдя из домика молодая женщина подошла к грубой деревянной лестнице, что вела вниз с обрыва к мосткам. К этим мосткам она уже не раз за прошедшие дни спускалась, чтобы набрать питьевой воды, а потому Мила знала, что идти по ним надо со всей осторожностью. Масляная лампа и так плохо освещала путь, а доски ещё и поскрипывали, пошатывались, скользкими были. Однако, вынырнувшего из воды крупного водяного они выдержали.

– Хо-хо, красавица всё же пришла.

– Угу, чудовище красавицу тоже встретило, – не сдержала свой острый язык Мила, но водяной, казалось, нисколько не обиделся.

– Да ещё во всеоружии встречаю, – заговорщицки сообщил Зузул и легонечко топнул одной из ног по мосткам. Гнилые доски тут же украсили десятки серебристо-розовых кувшинок, а Мила так и застыла с перекошенным лицом. Во-первых, она наконец‑то сообразила, что её не позамысловатее утопить здесь хотят, за ней ухаживают. А, во-вторых, её до глубины души удивило, что подобное вообще происходит. На её памяти так с ней не вёл себя ни один кавалер. Ей либо в достаточно грубой форме напрямую говорили, чего от неё хотят, либо вообще брали силой. По-другому отношения Милы как-то не складывались.

«С Саймоном оно могло бы стать иначе, но тут уж судьба так сложилась, что вместо цветов и комплиментов он мне жизнь раз за разом спасает», – задумалась молодая женщина и испытала лёгкую грусть. Само собой, она предпочла бы прогулки под луной, а не то, чтобы друг раз за разом сидел возле неё в лазарете. Какая-то это была не та романтика, что искренне ждёшь.

Ненадолго обида переполнила Милу. Наверное, только ей и могло так повезти, чтобы единственным, кто увидел в ней женщину, оказался мерзкий на вид водяной.

– Ну как? Нравится? – между тем с улыбкой спросил Зузул.

– Эм-м, – растерянно протянула Мила. Она не знала чего бы такого сказать, а потому сказала полнейшую ерунду. – И не жалко цветы? Их же столько погибнет.

– А их потом мои русалочки обратно приживят, – беспечно махнул рукой водяной, но от маленького ехидства не удержался. – Эта магия, кстати, на умении некромантии основана. Мёртвое к живому без чёрной магии ни за что не присоединишь.

– Ну да, – буркнула Мила и не особенно-то грациозно села (прямо-таки плюхнулась) на доски. – Давай играть уже.

– Давай. Кстати, я придумал, что хочу в качестве выигрыша.

– И что же?

– Потом узнаешь. Прежде чем на шкатулочку и то, что я задумал, играть, нужно себя раззадорить. Сыграем-ка на раздевание.

– Совсем охренел, что ли? – с возмущением уставилась на водяного Мила. – Какое к праматери демонов раздевание, если на тебе одежды, кроме вот этого пояса, вообще ничего нет, а видеть, что там под ним, я как-то нисколечко не хочу.

– Хо, а ты что, выигрывать никак собралась?

Не иначе только жизненный опыт позволил Миле сперва подумать, а только потом ответить на заданным обиженным тоном вопрос. За долю секунды молодая женщина вспомнила, что реакция водяного с реакцией человека не сравнится. Тут надежды мало, что он и она на мостках сидят. Вода совсем близёхонько, а, значит, рассердится Зузул и вмиг её и разденет, и не пойми что с ней под водой сотворит. И нет, на такое Мила определённо не была готова.

– Само собой, – уверенно заявила она вместо так и рвущихся наружу слов «да было бы чего выигрывать!».

– Ну-ну, я в царапки играть вообще-то мастак.

– Я так и подумала, а посему раззадорю-ка тебя кое чем иным. Мы с тобою отнюдь не в царапки играть будем, а в…

Тут Мила заозиралась по сторонам в намерении выдумать хоть что-нибудь подходящее. Карт у неё с собой не было, а какие другие игры ещё? Прятки, жмурки, наперегонки вдоль берега?

– А во что? – между тем неподдельно заинтересовался водяной. Не иначе ему виделось, что это так с ним флиртуют. Он даже придвинулся ближе, и близость его рачьего зада заставила Милу всё-таки выдумать ответ.

– В шашки, – воскликнула она.

А там, следуя за своей идеей, Мила почерпнула воду из реки и тоненькими линиями накапала её с пальцев так, чтобы получилось игровое поле. В свете лампы оно было едва видно, но… что есть, как говорится.

– Эм-м, а что это такое «шашки»? – спросил водяной таким тоном, как если бы посчитал, что ему тут голову дурят.

– Ну, вот у тебя камушки какого цвета? Есть так, чтобы двенадцать белых и двенадцать чёрных собрать?

– Да белые они все у меня, один к одному подбирал.

– А раковины от улиток? Есть?

– Уж такого добра с лихвой найдётся, – вздохнул Зузул. Было видно, что ему вроде как и любопытно, и между тем подозрительно всё как-то. Но Мила уже воодушевилась. Поняв, что водяной с роду в шашки не играл, ей вдруг сделалось намного спокойнее.

Вскоре на импровизированное поле для игры легли ракушки и камушки. И, пока они их раскладывали, Мила объясняла незамысловатые правила. Зузул слушал их внимательно, но первую партию всё равно потребовал играть как пробную. Не зря. Водяной быстро проиграл, однако, интерес к игре у него возник.

– Ага, понял, – с азартом сказал Зузул после второй пробной партии. – Всё, готов я с тобой играть.

– Но коли опять проиграешь, то шкатулочка моя, – напомнила с довольной улыбкой Мила, и водяной хохотнул.

– Хо, ишь чего хочешь! Шкатулка была за царапки обещана, а потому на неё покамест не буду.

– А на раздевание я не буду, – надула губы Мила.

– Ну, тогда давай на деньги. Вы, люди, вроде на них играть горазд любите.

Да, деньги Мила любила. Даже не так, она была в них влюблена всем сердцем, а потому её согласие не заставило себя ждать.

– Отлично. Давай по шесть медяков на кон.

Она намеренно назвала такую большую сумму, так как знала – постепенно Зузул мог сообразить как играть без проигрыша. Однако, он нисколько не возмутился.

– Да хоть по десять. Мне эти ваши монеты мусором на дне реки годами лежат, всё равно избавляться от них как-то надо.

Возможно, водяной хотел создать таким образом благоприятный эффект богатого джентльмена, но Мила о такой вероятности подумала только потом. Она мигом «клюнула» и, окидывая Зузула ласковым взглядом, сказала:

– Ага, давай по десять.

– По десять, так по десять, – беспечно махнул рукой Зузул и, положив рядом с игровым полем монеты, осведомился. – А твои где?

– Вот у тебя выиграю и буду в будущем на кон ставить.

– Эй не. Уж коли такое дело, то я весь твой выигрыш буду в шкатулку складывать. Потом, если выиграешь её у меня, вместе с ней их и получишь. А пока за проигрыш одеждой расплачивайся, хо-хо.

Его глазёнки хитро уставились на Милу, но молодой женщиной уже овладела жадность.

– Идёт, – бодро воскликнула она и, спрятав за спиной кулачки, в одном из которых держала ракушку, а в другом камешек, сказала: – Выбирай, кто первым ходить будет.

***

Покуда Мила отсыпалась в домике Адама Брана (ещё бы, она же всю ночь напролёт играла в шашки на раздевание!), Найтэ присутствовал на очередном собрании. Деятельный Олаф фон Дали не смог дать деканам нормально отдохнуть в летние каникулы и с помощью телепортации вернул в академию всех тех, кого так желал видеть. В результате эти избранные нынче были не очень-то довольны. Мягко говоря. Особенно сердитым выглядел Саймон Каттильский, из носа которого так и хлестала кровь. Несмотря на помощь декана факультета Белой Магии, кровотечение всё не останавливалось. Бедный Саймон Каттильский сидел бледный, как полотно, прижимал к носу окровавленный платок, но… сочувствующие взгляды на него никто не бросал. В нынешнем обществе мало кто мог похвастаться цветущим видом, так как телепортация редко кому давалась легко.

– Итак, на повестке дня у нас очередной приём в академию, – озвучил Олаф фон Дали. – Его величество потребовал, чтобы в этот год он прошёл не просто без эксцессов, а по‑настоящему торжественно и красиво. Повторение прошлого безобразия в присутствии Адьира Морриэнтэ не должно повториться.

– Так оно и не повторится, нет на свете второй Милы Свон, – достаточно громко проворчал декан факультета Огненной Стихии Ричард Флай. – Я это безобразие у ворот до сих пор частенько вспоминаю и думаю, что надо было сразу тогда эту сверхталантливую девицу восвояси отправить.

– Не стоит вам корить себя, тут все претензии к организатору приёма, – демонстративно повернулся в сторону декана факультета Водной Стихии Найтэ с привычным для себя серьёзным видом, хотя внутренне ещё как посмеивался. Ему показалось забавным, что в этот год занудное собрание смогут оживить внутренние распри.

– Ну, знаете, – согласно всем его ожиданиям одёрнул полы вычурного кафтана Саймон Каттильский, – я действовал согласно правилам. И, между прочим, лично вы, профессор Аллиэр, меня ещё благодарить должны.

– За такую студентку-то? – всё же удивился Найтэ.

– За то, что я направил её на каникулярную отработку подальше от вас!

– Эм-м, юноша, а куда именно вы её направили? – с любопытством осведомился старичок-декан факультета Земной Стихии Луи Экван.

– Между прочим на очень ответственное место я её отправил, – громко сообщил Саймон Каттильский, как только вытер сбежавшую по его подбородку струйку крови. – Её назначение расположено всего в четырёх пеших переходах от границ Лиадолла и, чем дольше я об этом думаю, тем больше мне видится, что на обратном пути с родины аир Морриэнтэ с аир Свон столкнётся, и чем-то нехорошим мне это аукнется. Давайте начистоту, профессор Аллиэр, во что вы меня втравили?

– Вы себе что-то странное выдумываете.

– Я выдумываю?!

Саймон Каттильский был очень рассержен и его душевное состояние лишь усиливало кровотечение. Декан факультета Белой Магии Август Нейр даже перестал стараться в избавлении коллеги от недуга. Он резко прекратил целительство и грозно воскликнул:

– Да как я вам порвавшиеся капилляры сращивать буду, если вы так дёргаетесь?

Саймон Каттильский вынужденно замер. Однако, Ричард Флай, напротив, оживился. Декан факультета Огненной Стихии сменил позу, нахмурился и уверенно сообщил:

– Вот тут я с профессором Каттильским соглашусь. Как-то подозрительно, что на каникулярную трудовую отработку слушателя кафедры некромантии другой факультет отправляет.

– На самом деле профессор Аллиэр прав, ничего странного в этом нет, – вмешался в разговор Олаф фон Дали, и в его голосе звучало осуждение. – На трудовую отработку некроманта сейчас в принципе сложно отправить, вакансии сами собой себя изживают. Их даже для старшекурсников нынче едва хватает. Поэтому профессор Аллиэр всего‑то напомнил мне о праве отправлять наших воспитанников на отработку, где могут быть задействованы их навыки по внеурочным курсам.

– Но почему вы заставили меня именно туда её отправить? – стараясь не шевелиться, въедливо спросил Саймон Каттильский. – Что-то по размышлении я разуверился в том, что на этом поприще никаких специфических навыков не требуется.

– На самом деле только поэтому, – как можно более искренне улыбнулся Найтэ, так как знал – именно такая мимика усыпляет бдительность. – Это прекрасное обоснование для Ковена, если там вдруг заинтересуются очередной нелестной записью в деле этой студентки. Понимаете? Мы безо всякого труда получим дополнительное обоснование будущих документов на отчисление, и разве это не удобно?

– Слабо верится, что это всё, что у вас на уме, – не поддался на внушение Саймон Каттильский, и тем весьма удивил Найтэ. Он уже привык думать об этом молодом декане факультета Водной Стихии, как о ком-то недалёком, и нынешние размышления о том, что мнение нужно менять, вылились в то, что за тёмного эльфа ответил Олаф фон Дали. Ректор тяжело вздохнул и, глядя на Саймона Каттильского, подтвердил:

– Да, вы правы. У профессора Аллиэра и меня было кое-что ещё на уме. Тут действительно имеет место провокация.

– Какая же? – оживился молодой декан.

– Мила Свон основательно потреплет нервы эльфу-старожилу. А не она сама, так разгулявшиеся бродяги. Исподволь уже запущены кое-какие слухи, а потому сбежаться посмотреть на охраняющего мост эльфа много какого сброда собраться должно. И, если этот самый эльф хочет покоя, то самым разумным для него будет отправить в Лиадолл жалобу. Но даже если он и не составит её, то охраняемый Милой Свон мост Адьир Морриэнтэ действительно вскоре будет проезжать. Наш принц воочию увидит сколь оскорблён его подданный. Ну, и так как эльфы предпочитают заботиться об эльфах, а не о людях, то есть высокая вероятность, что Адьир Морриэнтэ обратится касательно Милы Свон в Ковен по совсем другому поводу. И уж тут я сумею разъяснить, что проблема не в том, что мы её туда назначили, а в слабой компетентности самой студентки.

Большинство присутствующих глубоко задумалось, но только не старик‑декан факультета Земной Стихии Луи Экван. Он, поглядев на задумчивых коллег, заёрзал на стуле и, наконец, ткнув своего соседа в бок, нарушил воцарившееся молчание:

– Простите, коллега, что-то я не понял. А о каком назначении идёт речь? При чём тут факультет Водной Стихии и какие-то эльфы?

Глава 3

Каким бы ни был холодным лёд, однажды и он растает

В этот раз Поль Оллен в свой летний отпуск решил покинуть академию. Два года он провёл вдали от светской жизни, два года он был сосредоточен на крайне непривычном для себя деле, ставшим вдруг казаться ему очень интересным и увлекательным. Поль сам не мог сказать в какой момент ему понравилось наставлять студентов, но это произошло и это заставило его глаза лучиться радостью. Прошлые беды стали выглядеть для него чем-то далёким. Порой ему даже казалось, что они произошли не с ним, а с каким-то другим Полем Олленом. Он изменился и эти перемены к лучшему были заметны.

– Я рад видеть тебя таким жизнерадостным, – улыбнулся Полю его старик-отец. – Не думал, что ещё когда-либо услышу, как ты столь увлечённо рассказываешь мне о чём-то.

– Это действительно интересный опыт. Совсем другая сфера деятельности, совсем другое направление магии. Мне даже захотелось перечитать прадедушкины заметки. Когда‑то они казались мне скучными, но сейчас… Сейчас я испытываю воодушевление, что смогу применить эти знания на практике.

– Быть может, тебе с самого начала следовало поступать на факультет Белой Магии? – задумался старый граф. – Всё же не так давно мы, Оллены, взяли за правило изучать стихию воздуха.

– Наверное, на тот момент это направление казалось мне интереснее. Мне хотелось подвигов, а какие подвиги, если ты маг-целитель?

– Самые важные, сын мой. Спасение жизни намного важнее способности эту самую жизнь отнять.

– Согласен, – искренне улыбнулся Поль, но тут громко забили напольные часы. – О, уже пять часов. Прошу прощение, отец, но по дороге к вам я встретил лорда Ситттенга, и он пригласил меня на игру в карты. Я не смог отказать, так как мы считай не общались с самого выпуска из академии.

– Эм-м, сынок, быть может, тебе не стоит идти к нему? Принеси свои извинения. Ты ведь только вчера приехал и действительно устал с дороги.

– Не настолько, чтобы не навестить хорошего друга.

– Нужна ли тебе эта игра в карты? Да и о игре ли в карты речь?

Лицо старого графа стало выглядеть каким-то тревожным и крайне хмурым. Это вмиг насторожило Поля, но ему не захотелось выяснять подробности. С отца сталось бы ожидать на ужин некое семейство, которому бы он, по своей дурацкой привычке, безо всякого предупреждения желал представить сына.

– Конечно, мне не игра нужна. Я по другу соскучился и поэтому действительно должен идти.

– Соскучился по другу, – грустно вздохнул старый граф, прежде чем встал и жестом благословил Поля. – Иди, раз уж тебя долг дружбы зовёт. Просто… просто помни, что ты будущий граф Саммайнский и должен вести себя достойно в любой сложной ситуации.

Напутствие совсем не понравилось Полю. Однако, он снова сделал собственное предположение и на нём успокоился. Полю показалось, что, быть может, дело в привычках друга. Помнится, он некогда отстранился от лорда Ситтинга именно из-за его любви время от времени выкуривать трубку вызывающей галлюцинации травы.

«Вдруг это увлечение стало для него пагубным? Что если поведение моего отца связано с этим?» – заподозрил Поль, и с такими дурными мыслями, доехав до нужного адреса, с тревогой постучался тростью о дверь. Дворецкий открыл ему почти сразу и, спросив имя, мгновенно пригласил войти со словами, что хозяин будет очень рад. И всё было хорошо ровно до того момента, пока этот самый дворецкий не попросил Поля обождать в холле.

«Обождать? Почему? Я же слышу раздающийся из тех комнат смех и музыку. Что происходит?» – тревожил его вопрос.

– О, Поль, как я рад тебя видеть, – вышел ему навстречу друг… в сопровождении бывшей жены Поля. Выглядела Амалия донельзя красивой и смущённой.

– Я тоже. Рад, – не спуская глаз с женского лица, отрывисто сказал он и требовательно уставился на лорда Ситтинга.

– Пожалуй, мне стоило написать тебе, – ненадолго виновато потупив глаза к полу, сказал тот. – Но право, я не смог. Я не хотел, чтобы между нами возникла ненависть. Мне казалось, что пусть лучше до тебя донесут всё чужие люди, чем я сам разрушу годы нашей дружбы.

– О чём ты, Жорж? – в строгом тоне спросил нахмурившийся Поль.

– Когда мы сегодня встретились, и я понял, что ты ещё ничего не знаешь… Право, я думаю, что лучше бы мне было этого не скрывать. Но прости, Поль. И прости, что я пригласил тебя ради такого. И всё же…

– Сегодня здесь праздник в честь нашей с Жоржем помолвки, – негромко, но с раздражением объяснила Амалия. – Я знаю, что не такого сюрприза ты ждал, но встреча с тобой не иначе как с ума свела моего будущего мужа. О чём ты думал Жорж, приглашая его сюда?

– Прости, Поль, – не глядя на невесту, виновато сказал лорд Ситтинг. – Мне не хватило сил признаться тебе во всём раньше, но я решил, что не оставлю себе выбора. И вот я здесь, стою перед тобой и готов снести всё, что ты мне предназначишь. Прошу только одного – пойми, я нисколько не желал тебя обидеть. Никогда. Мне самому больно от того, что вынужденно я причиняю тебе боль. Но и лишать себя счастья я не хочу. Я люблю Амалию всем сердцем.

Было видно, что встреча режет по нервам лорда Ситтинга. Происходящее резало по нервам всех присутствующих в холле людей. В страшном сне не думалось Полю, что однажды он будет приглашён на помолвку любимой им женщины. Женщины, которую долгие годы считал своей. Она была его первой и единственной любовью, была матерью его сына…

«Но кто она теперь для меня?» – вдруг озадачил его вопрос, и Поль вдруг понял, что эта женщина, как бы часто ни билось при виде её сердце, теперь для него только прошлое.

– Ты действительно счастлива, Амалия? – посмотрел он в прекрасные синие глаза, и Амалия, с трудом выдерживая его взгляд, призналась шёпотом:

– Да. Очень. Жорж сумел пробудить во мне огонь жизни.

– Тогда и я счастлив, – искренне, хотя и очень грустно улыбнулся он. – Я счастлив, так как вы оба достойны счастья. Не бери в голову, что ты чем-то обидел меня, Жорж. Я благословляю вас на долгую и радостную совместную жизнь.

С этими словами он поклонился и, взяв с полки снятую ранее шляпу, вышел из дома. Сил веселиться на чужой помолвке не было, Поль и так прошёлся по краю пропасти. И всё же постепенно в глубине души ему сделалось намного спокойнее.

***

К концу третьей ночи игр в шашки в тандеме Зузул – Мила установились свои правила. Всё дело в том, что именно к этому времени девушка продулась так, что оказалась не только раздета, ей ещё и целовать гадкого водяного пришлось, а он возьми и ущипни её за зад при этом. Из-за этого они строго-настрого договорились в будущем за одну ночь играть ровно дюжину партий и баста. А дальше уже шли другие нюансы.

Какие нюансы?

Так каждый в этом тандеме о себе заботился, а потому после горячих обсуждений было решено: во-первых, первые шесть проигрышей для Зузула должны были означать потерю в десять медяков каждая партия, а последующие аж по тридцать. Естественно, что при таком раскладе проявившую жадность Милу тоже мало чего хорошего ожидало. Сначала ей предстояло раздеваться (шесть предметов одежды), а там и целовать водяного сперва в одну щёку, затем в другую, потом три раза в губы и под конец (Мила очень надеялась, что до такого дело не дойдёт) прямо в то место, где пупок Зузула встречался с его поясом. В результате к нынешней ночи азарт подогревал обоих! Мила желала разбогатеть, а водяной… ну, понятное дело чего он желал.

– Проиграла, проиграла! – обхохатывался водяной, так как пояс, шарфик, ботинки и верхнее платье были с Милы уже сняты. На ней оставались только панталоны и нижняя сорочка.

– Накося-выкуси, – показала ему дулю Мила и, приподняв сорочку, ловким движением сняла с себя панталоны.

– Хо, – расстроился водяной. – В прошлый же раз не так было.

– А это я умнее стала.

Вынужденно она протянула свои панталоны водяному-извращенцу и тот, как оно уже было ранее, трепетно прижал их к груди. После чего аккуратненько повесил на камыш, и они тут же начали развеваться словно дивный флаг.

– Фу-у, позорище какое, – буркнула про себя Мила и постаралась сосредоточиться на игре. Им оставалось сыграть ещё четыре партии, а потому ей не хотелось больше проигрывать. Ну вот нисколечко!

– Хм, – вдруг раздался звук сверху.

Заигравшиеся Зузул и Мила тут же вздрогнули и с опаской уставились наверх. Оказывается, оттуда на них смотрел златоволосый эльф. Он стоял на мосту, облокачиваясь на перила, и пялился на игроков… Неизвестно как долго.

– Эм-м, Лютье? – кисло уточнил водяной.

– Да, это я. Мне стало интересно, чем это вы тут на мостках столько ночей кряду занимаетесь. Из моей башни виден свет фонаря, но вот эта берёза весь обзор загораживает.

Мила была в шоке. Мало того, что эльф, которого она уже начала принимать за бессловесного призрака, заговорил, так ещё как заговорил. Напрямую бессовестный в подглядывании признался.

– А ну отдавай мою одежду, – зашипела девушка на водяного, так как вмиг захотела прикрыться.

– Да счас, размечталась. До конца всех двенадцати партий моя она одёжа, а не твоя. Ан нет, так и ты деньги на кон ставь, а не барахло всякое.

Мила насупилась, а эльф тем временем безо всякого приглашения перешёл на нужный ему берег и грациозно спустился на мостки. Под его лёгкими шагами даже лестница привычно не заскрипела.

– Во что вы играете? Я смотрел сверху, даже понял правила, но не могу вспомнить, чтобы хоть раз слышал о чём-то подобном.

– Какая-то новая человеческая игра. Шашки называется.

Судя по всему, эльф и водяной хорошо знали друг друга, но Милу коробило от того, что этот высокомерный остроухий тип продолжал её игнорировать. Он даже имени её не спросил. Однако, вскоре всё её недовольство иссякло.

– Вы Мила Свон, да?

– Да, – ответил она и во все глаза уставилась на протянутую ей для поцелуя руку.

– Лютье Морриэнтэ.

– Эм-м, Морриэнтэ? – показалось Миле, что она ослышалась. – А, знаете, я учусь с…

– Да, студент, известный вам под именем Адьира Морриэнтэ, мой двоюродный брат. От него я о вас и наслышан.

Вот и всё. Место недовольства заняли смущение и неподдельная тревога. Даже рукопожатие (тьфу, стала бы она руки мужикам целовать!) нисколько Милу не успокоило. Ей вообще сухой тон эльфа действовал на нервы, а уж про то, как он после рукопожатия не поленился встряхнуть рукой так, будто стряхивал с неё мусор, вообще говорить нечего.

– Аир Свон, я уже понял, что вы играете намного лучше Зузула, просто не замечаете, как он отводит вам глаза. Поэтому я бы хотел сыграть с вами. Что насчёт трёх партий?

Сникший под выразительным взглядом Милы водяной недовольно засопел, но, понятное дело, промолчал. А растерявшаяся от напора Мила не нашлась с возражениями.

– Аир Свон, я спросил вас, что насчёт трёх партий.

– Ну, можно так-то. Только на что играть будем?

– Вы нисколько не выполняете свои служебные обязанности, – надменно и с укором произнёс Лютье Морриэнтэ, – а потому мы можем сыграть на это. Либо я один день отработаю за вас так, как оно положено, либо вы…

Тут эльф окинул её таким цепким оценивающим взглядом, что Мила невольно прошептала в ужасе:

– Эм-м, продолжаю раздеваться, что ли?

Эльфа аж передёрнуло.

– Нет, проявляете свои способности там, где вы способны их проявить. Вам будет дозволено заняться уборкой в моей башне.

«Ну и самомнение у тебя, сволочь», – аж едва не присвистнула Мила. От слов «дозволено» и «заняться уборкой» у неё едва глаз не задёргался. Однако, поставить наглеца на место она могла только одним способом и никак не на словах.

– Хорошо, только ставка меня немножечко не устраивает. Вы, уважаемый Лютье Морриэнтэ, и так по мосту частенько гуляете. Неудобств для вас маловато в случае проигрыша будет.

– Маловато? Пф-ф, мне придётся разговаривать с людьми, а я не привычен к такому.

– А я, знаете ли, тряпкой орудовать непривычна, – упёрла Мила руки в бока. – Кроме того, ваша башня аж в три этажа, а потому пусть каждый мой проигрыш это этаж, а ваш – день сбора мзды на мосту.

– С вашей ставкой я согласен, а вот на то, что вы предложили для меня, нет.

– Никак боитесь проиграть? – сощурила она глаза.

– Мне не нравятся однообразные ставки. Это скучно. Именно поэтому я уже давным‑давно не играю на деньги. Только если вы сейчас придумаете что-то оригинальное, я соглашусь. Любой риск должен быть интересен.

Миле было странно слышать про риск и интерес от эльфа, который вот уж точно больше полутысячи лет от моста никуда дальше ста шагов не отходил, но придумать «что‑то оригинальное» проблемы для неё не составляло. Она уж открыла было рот, чтобы со злорадством сообщить выдуманное, но тут Зузул решил поспособствовать.

– Хо! – воскликнул он. – Да потребуй, чтобы он тебя чему-нибудь дельному по магии льда выучил. Перед тобой ведь настоящий мастер.

– Никаких проблем, – коварно улыбнулся эльф, – это может быть второй ставкой.

Мимика Лютье Морриэнтэ дала Миле понять, что тот нисколько не сомневался в своей победе, а вся эта история с наблюдением и внезапным интересом к незнакомой игре была вызвана только кое-чьим нежеланием делать генеральную уборку. В конце концов, раз этому эльфу так не нравятся люди, то чего он водяного себе в соперники не выбрал?

«Нет, знает ведь, зараза, что водяные издревле ни в какие дома не заходят. На такое играть Зузул ни за какие коврижки бы не стал», – подумала Мила, и сказала вслух:

– Хорошо, значит обучение криомагии – это два. А три – вы, стоя на коленях, руку мне поцелуете, уважаемый.

Мила коварно улыбнулась. Ей сделалось приятно от того, как эльф кисло морщится, но по итогу он согласился. Игра началась.

***

Вечером следующего дня не только Адьир Морриэнтэ, но и многие другие (а их много кого столпилось) наблюдали следующую картину. Студентка кафедры некромантии сидела на перилах древнего эльфийского моста, с широкой улыбкой на лице щёлкала орешки, а стоящий в двух шагах от неё златокудрый эльф, словно прося милостыню, то и дело протягивал в сторону людей деревянную шкатулочку для мзды.

– Эм-м, уважаемый Лютье, вы же мне образцовый пример хотели подать. Что же вы молчите, а не озвучиваете какая плата должна за проход взиматься?

– Вон там вообще-то табличка висит, – процедил эльф с хорошо слышимым в голосе недовольством, но стоящий перед ним мужичок не растерялся.

– Тык я неграмотен. Читать не обучен.

– Два медяка с пешего, три с конного.

– Угу. Сейчас. Сейчас достану, – мужик начал рыться по карманам. Денег у него при себе явно не было, но обычно, чтобы поглядеть на эльфа вблизи, мост требовалось перейти, а тут он сам стоит. Большего мужику и не надобно было. – Эх, потерял никак!

Мила звонко рассмеялась, так как такую историю наблюдала далеко не в первый раз за сегодня. Однако, цокот копыт заставил её утихомириться. К мосту подъезжали аж пятеро всадников, причём эльфов, и молодая женщина вмиг насторожилась. Ей не хотелось, чтобы из-за неё Лютье в переделку попал.

– Давай сюда, – спрыгивая с перил, поспешно протянула она руки к шкатулке. – Сделай вид, что просто так стоишь.

– Поздно, – одними губами произнёс он и повернулся лицом в сторону конных.

Эльфийские кони ступили на мост неторопливо и грациозно. С их седоков можно было картину маслом писать. Все как на подбор красавцы! Разве что хмурые сильно.

– Аир Свон, – поприветствовал её кивком один из всадников, и Мила его тут же узнала.

– Добрый вечер, аир Морриэнтэ.

На этом их общение завершилось. Адьир Морриэнтэ с недовольством уставился на своего родственника и, несмотря на то что вроде как был в разы его младше, принялся выговаривать ему что-то на своём родном языке. Эльфийского Мила нисколько не знала, но нутром чувствовала, что бедному Лютье на орехи достаётся.

– Аир Морриэнтэ, прошу вас, не ругайтесь. Он ведь не виноват, – всё же посмела сказать Мила. – Это я такую глупую ставку в игре придумала. Я совсем не подумала.

– Не думать для вас – это позволительно. А самоуверенность и нежелание думать над последствиями для эльфа – недопустимо.

Ярость в глазах Адьира Морриэнтэ была такой, что Мила вмиг заткнулась. Она уже видела, как его глаза меняют свой цвет. Хорошего это сулило мало.

– Вы выставили себя посмешищем не только перед людьми. Как только слухи о вашем поступке донесутся до стен академии, он посмеётся над нами.

Судя по тому, что Адьир Морриэнтэ сказал свои слова на языке людей, так он хотел оскорбить своего двоюродного брата ещё больше. Во всяком случае, взгляд надменного Лютье сквозил виной, щеки его стыдливо порозовели.

– Я приношу свои наиглубочайшие извинения.

Он низко поклонился, но Адьир Морриэнтэ оставил без внимания его поступок и слова. Он уставился вперёд на лежащую перед ним дорогу и подстегнул коня. Все пять всадников преодолели мост и вскоре скрылись из вида.

– Ух ты, аж сразу шесть эльфов, – от удовольствия позабытый всеми мужик высунул язык наружу, за что и поплатился. Мила успела увидеть, как рот его покрылся белым инеем, прежде чем довольного деревенщину смыла с моста поднявшаяся волной вода.

– Всё! – грозно выкрикнул после этого Лютье в сторону толпы. – Проход через мост до утра закрыт.

После этого эльф ни больше ни меньше, а создал в арке моста ледяную заглушку. Теперь, даже при всём желании, ни один из людей не смог бы перейти на другую сторону моста… как и Мила вернуться домой.

– Эм-м, а мне-то как? Вплавь, что ли? Уважаемый Лютье, я не хочу к Зузулу на ручки.

– Нет, мы сейчас пойдём ко мне в башню. И, покуда вы будете заниматься уборкой её первого этажа, я рассчитываю закончить свои обязательства по поводу вашего обучения.

Перечить раздражённому магу, тем более эльфу, себе дороже. Поэтому Мила покорно поплелась вслед за Лютье, не забывшим несчастную шкатулку вновь бросить в реку. Но молодая женщина не расстроилась из-за этого. Ей даже смотреть не было надобности так оно или нет, она была полностью уверена, что Зузул шкатулочку к себе приберёт.

«Надо будет завтра всё же её у него отыграть. А то кто знает, когда там этот сборщик мзды припрётся», – рассудила Мила, но вскоре её мысли сосредоточились на другом – где тряпку для уборки взять, как воду из реки без удобной лесенки и мостков тащить. Однако, зря она беспокоилась. У Лютье Морриэнтэ всё нашлось, включая фонтанчик внутри башни. На реку идти не пришлось. Оказались полезными и интересными его наставления. Пользуясь случаем, Мила тут же применила их и, о диво, создать лёгонький ледяной щит, который ей полагалось научиться создавать эдак к курсу четвёртому, у неё вышло.

– Кла-а-асс, – аж была готова петь она и от восторга начала тереть плинтуса ещё старательнее. Эльф, глядя на созданный молодой женщиной лёд, только презрительно фыркнул и замолчал. Не иначе он посчитал, что его урок окончен. И, в принципе, Мила не обиделась, она действительно много полезного усвоила. Однако, тишина всегда способствует мыслям, а потому вскоре Лютье осведомился:

– Для чего вы хотели защитить меня?

– Эм-м?

– Там, на мосту, вы хотели взять всю вину на себя, хотя всё произошедшее было только моим решением. Я решил разнообразить свою жизнь не самым мудрым способом, мне и следовало держать ответ.

– Ну, это было как-то неправильно, – смахнула она пот со лба. – Мы все хорошо развлеклись, а получать шишки только вам одному, что ли?

На лице Милы возникла кислая улыбка, призванная выразить её сочувствие. Уж она‑то определённо точно знала насколько неприятны все эти выговоры.

– Всё-таки молодость – это пора глупостей. Ума в головах юнцов, считай, и нет, – с тоской проговорил Лютье и, тяжело вздохнув, добавил. – А вот нам, старикам, неймётся по другой причине. Потому, что без глупостей жить как-то совсем скучно.

– Так что же вы у моста всё торчите? Шли бы уже, развеялись. Вон, Лиадолл же совсем рядом.

– Я бы очень хотел увидеть равнины Лиадолла, но не могу, аир Свон. Я проклят. Для меня невозможно далеко отойти от этого моста, а если он однажды будет разрушен, то вместе с ним закончится моя жизнь.

– Шутите, что ли? – даже выпрямилась Мила, и эльф горько усмехнулся.

– Нет, не шучу. Всего-то, быть может, надеюсь, что кому-либо хватит сил и смелости сравнять этот заговорённый мост с землёй.

– Да кому же это понадобиться может? – даже выпучила она глаза. – Может, к вам лучше мэтра Ориона отправить? Я думаю, если я ему объясню, то он не откажется до вас доехать. А он сущий мастер. Он главный на кафедре сглаза и проклятий и может попробовать помочь вам.

– Я очень хочу увидеть долины Лиадолла, аир Свон, – ещё более грустно повторил эльф. – Вот только свобода там не более, чем иллюзия. Я снова окажусь взаперти, просто моя клетка станет в разы больше.

– Почему вы так говорите? – искренне испугалась она.

– Когда-то эльфам принадлежал целый мир, а теперь у нас только наши долины. На меня глазеют, как на диковинку, и это вблизи границы. Что же будет, если я поеду в другую страну? Уверен, меня посадят в железную клетку и будут показывать за деньги, деньги и ещё раз деньги. А, может, я стану любимой игрушкой какой-нибудь вашей королевы. Такое тоже возможно, – пожал он плечами, а затем совсем тихо, но крайне серьёзно сказал. – Лучше вы расскажите (эдак ненароком) профессору Аллиэру о моём проклятии.

– И что, он сможет помочь вам?

– Только если не будет знать, как я этого хочу, – Лютье заговорщицки прижал палец к губам и вдруг рассмеялся. – Кстати, что-то работа у вас очень медленно идёт. Возвращайтесь ко мне поутру, аир Свон. На свежие руки да на свежую голову дело у вас пойдёт быстрее.

– А причём тут голова? – не поняла она.

– Ну, я рассчитываю, что вы приведёте в порядок все три этажа моей башни. А вы, как мне яснее некуда, в настоящий момент придумываете, как бы вновь разыграть со мной партию в эти ваши шашки. Вам хочется продолжить обучение, но к чему нам иметь в качестве посредника какую-то глупую игру? Развлекайтесь подобной бессмыслицей с Зузулом.

Глава 4

Жизнь – это прежде всего образовательный процесс

В тот день, когда Адам Бран вернулся из отпуска, глаза у него были с блюдца, а челюсть дрожала от гнева. Его побелевшие пальцы судорожно сжимали ручку чемодана.

– Да что вы наделали? – сходу принялся он кричать на отдыхающую на мостках Милу, и она с откровенным недовольством всё же поднялась на ноги.

– А? Что-то случилось?

– Какого ляда вы столько денег сборщику мзды отдали? Мне теперь повысили минимальную планку почти в два раза!

– Вот дряньство. Мистер Бран, поверьте, если бы вы сообщили мне какова эта минимальная планка, то ни монетой больше сборщик бы не получил.

– Да, но теперь меня даже уволить хотят. Вы им всем тут понравились.

– А вот это не-не, – резко посерьёзнела Мила и, приподняв подол платья, ловко забралась на верх лестницы (прямо-таки как горная козочка). – Не-не, это исключительно ваша служба. Я тут временно…

С этими словами она юркнула мимо мага в его дом и беззастенчиво принялась рыться на полках. Мила собирала вещи.

– Так, это моё. Это тоже моё. А это теперь моё.

– Что это у вас там «теперь моё»? – с недовольством осведомился Адам Бран.

– Да ваш эльф мне книжечку кое-какую на память подарил, как ученице способной.

– Этот эльф? – не веря в услышанное, ткнул маг пальцем за окно (там, на мосту, облокачиваясь на перила стоял Лютье Морриэнтэ и привычно для себя смотрел вдаль отрешённым взглядом).

– Да.

– И он вам книжечку подарил?

– Ну да, – сказала Мила, а затем, подумав, похвасталась. – А ваш водяной Зузул мне даже предложение руки и сердца сделал. Но я отказалась, конечно.

– Водяной? В этом месте реки водяной обитает? А почему я его ни разу не видел?

– А вы купайтесь почаще, – посоветовала Мила и, поняв, что её заплечный мешок полон, вышла из дома. – Прощайте, мистер Бран.

– Но погодите, вы же здесь должны до конца дня службу нести!

– Так вы тоже, едва меня увидели, ушли. Квиты, – холодно сообщила Мила и повернулась лицом к сошедшему на берег эльфу. Лицо его было строгим и недовольным.

– Неужели так теперь принято у людей? Вы решили уйти, не сказав ничего на прощание ни мне, ни Зузулу?

– Ну, Зузул после моего вчерашнего отказа так и не появился. Я его специально звала сегодня с самого утра и не раз, – с грустью поведала Мила, прежде чем посмотрела эльфу прямо в глаза. – А с вами мне просто не хочется прощаться. Кажется, стоит сказать вам прощай и больше мы действительно никогда не увидимся.

– Обычно слова расставания звучат как обещание новой встречи, – мягко улыбнулся Лютье. – Но в этот раз вы правы, аир Свон, мы уже никогда не свидимся. Я сам это чувствую, как чувствую и то, что нас обоих ждёт лёд и смерть.

Сказав так, Лютье Морриэнтэ галантно поклонился на прощание и, не дожидаясь ответных слов, развернулся и ушёл. Он, даже ни разу не обернувшись, уверенным шагом перешёл на другую сторону каменного моста, а Мила всё смотрела и смотрела ему вослед, покуда эльф не скрылся в башне. Сердце её отчего-то щемило, и даже оторопевший от увиденного Адам Бран молчал так, как будто все слова в этом мире перестали существовать.

***

В этот год по своему приезду в Академию Антуан не столкнулся с Милой Свон, но на его дурное настроение это обстоятельство повлияло мало. Он прекрасно понимал – среди третьекурсников на специальность некроманта учатся всего шесть человек, а потому уж встретиться бы им довелось и не раз.

Саймон Сильвер тоже ощущал уныние. Он мысленно проклинал ту сволочь, которая так много наплела его отцу про него и некую девицу с непристойным прошлым, так как родитель в эти каникулы по полной чихвостил сына за беспутство.

Вот Вигору Рейну было на всё плевать. Ему давно уже было привычно прятать в воду концы своих недостойных делишек, а потому он неплохо так покутил в столице на пару с Вильямом Далбергом, но, в отличии от последнего, своевременно смылся. Объясняться за содеянное пришлось исключительно маркизу Роунскому, и покупка чужого молчания обошлась ему в цену двух доходных поместий.

Про то, чем был занят Яков Нарроу, в принципе никто не знал. Этот студент предпочитал отмалчиваться даже на прямо заданные вопросы. Схожей привычкой обладал и Филипп Оуэн, но в силу принадлежности к высшему сословию он был намного общительнее. Во всяком случае, это от него нынешним третьекурсникам стало известно, что набор на факультет Чёрной Магии в этом году не состоялся.

– Как это они не стали принимать абитуриентов? – первым делом возмутился Сэм Лёгьер. – Это нам теперь и следующему выпуску торжество подготавливать, что ли?

– Ах, бросьте. Нашли из-за чего тревожиться, – отмахнулся грустный Николас Дорадо. Его всё же перевели с кафедры некромантии, но не так далеко, как ему хотелось бы. Даже прошение влиятельной родни нисколько не помогло. Господин фон Дали предложил Николасу только два выбора: либо изучать токсикологию, либо закончить своё обучение в принципе. Само собой, Николас выбрал первое, так как нисколько не знал о намерениях руководства академии обзавестись новым преподавателем по этому направлению чёрной магии.

– Ну, раз нечего тревожиться, то именно вы организацией выпускного и займётесь, – проворчал Вильям Далберг, прежде чем обратил внимание собравшихся на кое-что другое. – О, посмотрите только. Вон Тварь идёт.

Антуан безо всякого любопытства посмотрел в указанную сторону, хотя посмотреть там было на что. Несмотря на то, что нынешний четверг обещал быть исключительно жарким и солнечным деньком, Тварь тащилась в сторону своей группы (мэтр Орион потребовал от студентов ждать его перед входом в главный корпус) в мокрой насквозь одежде. С неё капало так, что за ней оставались лужи, и, самое странное, капать никак не переставало.

– Ха, это где тебя так? – рассмеялся Вигор, покуда остальные надеялись, что это мокрое лохматое чудовище пройдёт мимо.

– Везде, – угрюмо буркнула Тварь.

– То есть?

Вместо ответа молодая женщина подошла ближе к фонтану, и вода в нём неестественно забурлила, прежде чем вдруг поднялась волной и окатила не только Тварь, но и не особо расторопного Николаса тоже.

– Прокляли меня, Вигор. Поэтому только к этому дню и смогла в академию вернуться.

Пожалуй, если бы первое августа в этом году не выпало на среду, то опоздание в академию Твари аукнулось бы и ещё как. Но среда значилась для факультета Чёрной Магии выходным днём, а потому многие студенты этого направления магии вернулись в академию только вчера под вечер, а то и сегодня утром. Во всяком случае, когда Антуан подошёл к значащейся в расписании аудитории (причём всего за две минуты до начала лекции), среди их группы не хватало сразу трёх человек – Сэма Догмана, Джейкоба Виндога и Милы Свон. Но первые двое подошли значительно раньше Твари.

«Проклятой, проклятой Твари», – с наслаждением подумал Антуан и тут же заливисто и довольно рассмеялся. Ему сделалось смешно до колик в животе. Так радостно было ему от того, что Твари плохо. Но вследствие своей радости Антуан нисколько не заметил, как к их группе подошёл мэтр Орион, а куратору группы одного взгляда на молодую женщину хватило, чтобы грозно нахмуриться.

– Чьи это проделки? – громко и недовольно осведомился он. – Кто из вас посмел, я вас спрашиваю?

– Да не они это, – отчего-то не стала никого подставлять Тварь. – Мэтр Орион, когда я реку Орджанку пересекала, на паром водяной влез и это он меня проклял. Не со зла, обиделся просто. Поэтому не хочу я на этого водяного жаловаться, но очень хочу проклятье его с себя снять. Можете поспособствовать?

– Могу. Снято, – буркнул мэтр Орион, и Антуан недоверчиво поглядел на преподавателя. Он нисколько не заметил, как тот колдовал, но, стоило Твари подойти к фонтану, результат себя проявил. Вода продолжила струиться и журчать так, как ей полагалось.

– Ох, вот спасибо вам! – обрадовалась Тварь.

– Не стоит благодарностей. Но позже вы мне обязательно и во всех подробностях расскажете, чем этого водяного прогневали, – погрозил ей пальцем мэтр Орион, а затем обвёл собравшихся студентов цепким взглядом. – Вижу, вы уже все собрались.

– Да, – хором подтвердили студенты.

– Хорошо, потому что не зря вас мэтр Свифт из аудитории вон выставил. В расписании произошли изменения, у вас сейчас вместо его предмета токсикология должна быть. Вот только наш факультет об этом никто не уведомил, и профессор Гудман вряд ли успеет прийти раньше, чем ко второй половине лекции. Поэтому считайте, что у вас часовой перерыв. Займитесь чем-нибудь.

– Ох, я хоть вещи в комнату занесу тогда, – обрадовалась Тварь и удобнее перехватила свой заплечный мешок. В отличие от её одежды его ткань была обработана водоотталкивающим составом, а потому брызги с него полетели во все стороны. Даже на Антуана капнуло.

– Тебе помочь? – между тем участливо осведомился Саймон.

– Как хочешь, я не возражаю.

– Тогда давай сюда.

Саймон, напрочь игнорируя насмешливые взгляды одногруппников, взял из рук Твари мешок и закинул его себе за спину. При его широких плечах мешок стал казаться тоненькой тряпочкой, но не о том Антуан подумал, а о том, как это мерзко помогать Твари.

«А ведь он и на ритуале посвящения вокруг неё вился», – пришло к нему при этом неприятное осознание.

– Вы уж постарайтесь поскорее вернуться, – напутствовал этих двоих мэтр Орион, и они, кивнув ему, ушли с площади быстрым шагом.

– Даже дышать легче стало, – не преминул сообщить Антуан. – Как-то воздух свежее стал, да?

Куратор группы с недовольством посмотрел на молодого лорда, осуждающе покачал головой, но комментировать его поведение не стал. У него ещё имелись дела. Ему требовалось уведомить профессора Гудмана о необходимости начать лекцию раньше положенного.

***

– Саймон, отпусти меня уже.

– Нет.

– Ну, пожалуйста.

– Нашла время для гордости, – недовольно фыркнул друг, но всё же поставил Милу на землю. – Мало того, что промокла насквозь, так что, ещё и в лазарете с ногой полежать денёк-другой хочешь?

– Да прошла уже моя нога, – уверенно заявила Мила, прежде чем снова громко вскрикнула. – Ай!

– Что? Опять?

– Да, что-то совсем… Демоны побери, надо же было так оступиться неудачно.

– Тогда давай снова понесу…

– Да не надо меня нести на руках, как ребёнка, – горячо возмутилась Мила. – Я за тебя просто держаться могу.

– Ну, держись тогда, – усмехнулся Саймон и сам крепко обнял Милу за талию. Молодой женщине тут же стало тепло. До этого она ощущала неприятную прохладу из-за мокрой одежды, а нагретое летним солнцем тело Саймона дышало жаром, как печка.

– Ты тёплый такой, – довольно сказала она, когда ухватилась за друга.

– Да я вообще горячий парень.

От такого заявления Мила тихонечко засмеялась, но про некоего другого горячего парня (а, вернее, водяного) благоразумно промолчала. Вряд ли бы Саймону понравился рассказ о том, как ей было дважды сделано предложение руки и сердца, а она всё твердила своё нет. Друг бы посмеялся от души, конечно, но Мила знала – некий неприятный осадок на его душе история всё равно бы оставила. Поэтому дальше они пошли в молчании. Мила прокручивала в своей голове события недавнего прошлого, Саймон думал о чём-то своём. О чём-то, увидев их, шагающих в обнимку, подумал и профессор Аллиэр, раз дверь на кафедру так резко распахнулась и он вышел навстречу своим студентам.

– Как это понимать? Отчего вы двое не на занятиях? – сверля их взглядом, грозно осведомился он.

– Да там путаница в расписании произошла, вот мэтр Орион и дозволил нам вещи до дома донести.

– Вещи аир Свон я вижу, а вот ваши тогда где? Или это аир Свон вдруг вашей собственностью стала, вот вы её на себе и тащите?

– Я ногу вообще-то подвернула, Саймон мне помогал, – с холодком в голосе пояснила Мила, когда невольно отстранилась от друга. Ей сделалось крайне неприятно и тревожно от того, что профессор Аллиэр не сводит с неё пристального взгляда. Но эффекта, которого он этим взглядом достиг, тёмному эльфу показалось мало.

– Ещё хоть раз увижу по отношению к вам такого рода помощь, и вы мигом получите по заслугам. Уж за порочащее магическое братство поведение вас живо отчислят, – полным злобы голосом сообщил он, и Мила вмиг сникла. Подобная угроза шуткой отнюдь не была.

– Иди на лекцию без меня, – шепнула она Саймону и потянула на себя лямку заплечного мешка. Ей захотелось вернуть себе сумку. – С ногой уже лучше, я тут сама справлюсь. Правда.

Саймон, словно не слыша её, стоял столбом. Он, хотя и покраснел от недовольства, не шевелился и молчал. Явно что-то недоброе обдумывал. И, пожалуй, если бы профессор Аллиэр что-либо ему выговаривать начал, он бы уже не стерпел. Но угрожал тёмный эльф именно ей, Миле, а потому друг не посмел подставлять её. Что-то обдумав про себя, Саймон выразительно и даже с неким презрением посмотрел на профессора Аллиэра и смотрел на него так всё то время, покуда неторопливо стягивал с себя заплечный мешок. А после, не прощаясь, ушёл. Мила с тревогой поглядела другу вослед, но тот шагал решительно и не оборачивался. Из-за этого молодой женщине сделалось немного обидно и страшно. Ей тоже очень захотелось уйти с кафедры некромантии и куда угодно. Мила ни в какую не желала оставаться с мерзким деканом наедине, и оттого она поспешно двинулась в сторону общежития. Вот только…

– Ай, – невольно ойкнула она и вынужденно села на землю от боли. Коварная нога, стоило начать двигаться самостоятельно, тут же дала о себе знать и во всей красе. И это так расстроило Милу, что она даже часто заморгала, надеясь так не позволить себе заплакать от обиды и боли. Пальцы при этом крепко обхватили противно ноющую лодыжку.

– Вы действительно повредили ногу? – понаблюдав за ней, осведомился профессор Аллиэр, и Мила была вынуждена признаться:

– Да. Я оступилась, и нога теперь ужасно болит. Стоит только на неё ступить, как тут же словно огнём пылает.

– Давайте посмотрю.

Видеть, как профессор Аллиэр подходит к ней и становится возле неё на одно колено, было для Милы чересчур жутким зрелищем. Она откровенно побаивалась тёмного эльфа, ненавидела его и поэтому любое проявление заботы с его стороны казалось молодой женщине крайне подозрительным.

– Эм-м, не надо. Оно само пройдёт, – попыталась остановить его Мила, но профессор Аллиэр беззастенчиво поднял подол её платья немногим выше колен и потребовал:

– Придержите.

Похолодевшими руками Мила крепко-накрепко прижала серую ткань платья к себе, и вздрогнула, когда пальцы профессора Аллиэра коснулись её кожи. Он неторопливо ощупывал её лодыжку движениями, больше похожими на ласку любовника. Вот чес-слово, если бы обследуемый участок ноги был несколько больше, или если бы Мила не пялилась время от времени на лицо тёмного эльфа в намерении убедиться, что он нисколько не наслаждается процессом, то она бы могла обвинить его в домогательстве.

«Мать моя, да о чём я вообще думаю?» – пришла в ужас в какой-то момент Мила и, чтобы не выдать своего смущения, ненадолго отвернулась.

– Вы всего лишь потянули мышцы, так что боль пройдёт самостоятельно. Но я рекомендовал бы вам наложить тугую повязку, и, лучше всего, сегодня ногу вам вообще не беспокоить.

– Ну уж нет, пропусков у меня не будет в этом полугодии, – тут же вознегодовала Мила и, так как профессор Аллиэр поднялся, поспешно одёрнула низ своего платья. Теперь из-под подола торчали только зауженные носы академических ботинок.

– А что вам с этих пропусков? – едко улыбнулся декан. – Всё равно пройденная вами практика внесёт последствия в образовательный процесс… Хм, или лучше сказать не пройденная вами практика?

Профессор Аллиэр желал насмеяться над Милой, это было очевидно. Вот только он покамест не знал, что Мила имела полное право язвительно улыбаться в ответ. Собственно, она так и улыбнулась. А затем молодая женщина распустила горловину заплечного мешка и вытащила наружу вложенные в тубус документы.

– Пройдённая практика. Вот, можете убедиться. Власти мне даже на хвалебное письмо расщедрились.

Ох, как же приятно было видеть Миле разрушение иллюзий своего декана. То, как он суетно просматривал документы, и то, каким сделалось его лицо, ей очень и очень понравилось. Молодой женщине вдруг стало настолько хорошо, что она машинально задёргала ступнями от счастья.

– Ай! – поморщилась она от резкой боли в ноге, и её громкое айканье вернуло профессора Аллиэра в реальность.

– Как это понимать? – затряс он перед её лицом документами. – Самостоятельно вы бы ни за что не справились с этим назначением.

– А вот взяла и справилась. Самостоятельно, – довольно развела руками Мила. Она бы даже вот-вот счастливо рассмеялась, но тут профессор Аллиэр ухватил её за локоть и рывком поставил на ноги.

– А-а-а! – истошно взвыла Мила от боли, и вскоре бы заорала ещё громче, если бы не испытала неподдельный шок. Тёмный эльф легко, словно пушинку, поднял её на руки и понёс в общежитие. – Да что вы делаете? Отпустите меня немедленно.

– Ну уж нет, ко мне сейчас на практикум студенты седьмого курса придут, и я не собираюсь развлекать их сценой разбирательства с вами.

Эти слова были произнесены так громко и таким тоном, что Мила затихла. Во‑первых, она испугалась. А, во-вторых, она ещё раз испугалась, но уже того, что стоит ей несвоевременно открыть рот, и профессор Аллиэр с силой швырнёт её куда-нибудь на пол так, что все кости ей переломает. Однако, подобного не произошло. Тёмный эльф внёс Милу на кухню общежития, достаточно бережно усадил на лавочку и только затем, скрестив руки на груди, встал напротив.

– Кто вам поспособствовал? – спросил он при этом.

– Мой интеллект, – без промедления ответила Мила.

Профессор Аллиэр уставился на молодую женщину полным подозрения взглядом. Было видно, что он не особо верит в интеллект Милы Свон, но привычки сыпать голыми обвинениями за ним никогда не числилось. Поэтому он ещё раз пролистал документы, вновь оценивающе посмотрел на Милу и только затем посчитал нужным спросить.

– Ваши бумаги в полном порядке, но отчего вы сами выглядите так, будто недавно купались в одежде?

– Немного повздорила с водяным, и он на меня обиделся, – не стала лгать она, так как мэтр Орион всё равно бы рассказал об увиденном декану.

– Он вас всего-то окатил водой или же проклял?

– Проклял.

– Что же, это многое объясняет. Речной народ не терпит людей, что не держат своего слова. Если я прав в том, что думаю, вам в принципе повезло уйти живой, аир Свон.

Пожалуй, было хорошо, что Мила нахмурилась и задумалась. Она, правда, раздумывала не столько над сказанным, сколько размышляла над тем, что хорошо бы в будущем помириться с Зузулом. Уж действительно зря она его публично похотливым раком обозвала и кувшинками по морде огрела. И чего только так разгорячилась? Подумаешь, этот ловелас, когда она на пароме через реку Орджанку плыла, перед всем опешившим от его появления людом ей букет речных цветов в руки сунул, а после ещё и громко (даже в стихах!) сделал предложение руки и сердца.

«Спокойнее надо быть, Мила, спокойнее», – укорила она саму себя за то, что в тот момент посчитала подобную романтику чем-то постыдным, а не забавным.

– Эти документы я передам мистеру Бруку, – между тем сказал профессор Аллиэр, когда вдоволь насмотрелся на угрюмое и вместе с тем виноватое лицо Милы. – А вы уж озаботьтесь тем, чтобы в будущем не забывать – на территории Верлонии живёт много существ, гражданами Верлонии не являющихся. Ни один огр не будет размышлять какие последствия его ждут, если он съест некую языкастую студентку Первой Королевской Академии. И ни один водяной не обязан остерегаться вашего статуса. Уж будьте благоразумны, аир Свон, если связываетесь с теми, кто людьми не является, то и привычных вам человеческих поступков не ждите.

Алые глаза профессора Аллиэра сверкнули нехорошим огоньком. Таким, что Мила влёт вспомнила, что её декана к людям причислить тоже никак нельзя. Собственно, поэтому она и похолодела. Он зачем-то подошёл к ней. Подошёл, а затем присел и вновь коснулся больной лодыжки. Мгновение спустя Мила почувствовала тепло чужой магии и перепугалась до смерти – ну что хорошего мог сотворить с её ногой некромант?

– Больше болеть не будет. Заносите в комнату вещи и идите на занятия.

Мила так поспешно поднялась с лавочки, что едва не оставила на ней свой заплечный мешок. Но спохватилась она своевременно. Прижимая к себе мешок, она как можно скорее вышла в коридор и первым делом скрылась за дверью своей комнаты. При этом она не стала разбирать сумку, нет. Вместо этого Мила замерла, прислушиваясь к шагам в коридоре. Лишь тогда, когда Найтэ Аллиэр покинул общежитие, она смогла выдохнуть напряжение.

«Мать моя, да как же он меня пугает», – подумала при этом Мила.

Глава 5

Всему своё время

– Ну-с, профессор Аллиэр, – постукивая обратной стороной карандаша по столу, протянул глава академии. Глаза его при этом сверкнули нехорошим блеском. – Как вы мне это объясните? Это почему маркграф вместо жалобы, которую вы так яро пророчили, вдруг нам благодарственное письмо прислал, э?

– Если честно, я сам впечатлён, – нисколько не кривя душой, ответил Найтэ. – Аир Свон не должна была справиться. В принципе не могла, но я догадываюсь, кто ей помог. Раз она вернулась в академию с наложенным водяным проклятием, то, вероятнее всего, ей удалось договориться с речной нечистью о помощи. Но, судя по всему, она так и не выполнила свою часть сделки.

– Час от часу не легче, – устало вздохнул Олаф фон Дали, прежде чем с грустью в голосе предположил. – А если она этого водяного так разозлила, что он начнёт под нашей академией грунтовые воды будить?

– Даже сборищу водяных сил на такое не хватит.

– Знаю, но всё равно. Неприятно это как-то.

Разочарование явственно читалось на лице ректора. Найтэ тоже был более чем расстроен. И светлым эльфам он не особо досадил, получается, и Милу Свон красиво подвести к предстоящему отчислению у него не вышло.

Нет, он, конечно, мог подстроить так, чтобы эта студентка вдруг добрала не достающие ей для отчисления строгие выговоры. И в его возможностях было поставить ей неудовлетворительно по всем своим предметам, но… рациональнее для Найтэ было бы взвалить инициативу отчисления на кого-либо другого. Чтобы в будущем к нему неприятные вопросы в принципе не возникли, действовать следовало со всей осторожностью или, иначе, втихаря. Чужими руками, то есть.

«Если в этом полугодии с экзаменами она справится, то ей снова практику подыскивать придётся. Такую, чтобы жалобы так и сыпались», – понимал Найтэ, как понимал он и то, что раз однажды с подобным ничего не получилось, то и во второй раз шансы у Милы Свон выйти из воды сухой имеются.

– Вот скажите, ну что хорошего из вашей задумки вышло? – как назло, осведомился Олаф фон Дали.

– Как что? Репутация академии улучшилась, да и профессор Каттильский наконец‑то перестанет косо смотреть на меня и на вас, – ответил с наигранной улыбкой тёмный эльф.

Само собой, положительным моментом сказанное он нисколько не считал. Дела до репутации академии или же, что там о нём за глаза думает молодой декан факультета Водной Стихии, Найтэ не было никакого. Поэтому, положа руку на сердце, он мог бы сказать, что хорошего в задумке было только то, что Милу Свон и Саймона Сильвера на летние каникулы разлучить у него всё-таки получилось. Но что делать с этими двумя дальше – это тот ещё вопрос. На территории академии у него за студентами приглядеть получилось бы, не посмели бы они в своих отношениях далеко зайти. Но затем как быть?

«Аир Сильвер отчим домом вдоволь накушался, он запросто может на следующее назначение за аир Свон последовать. Как мне их тогда развести по разные стороны?» – болела голова у Найтэ.

Он ведь прекрасно понимал, что Саймона Сильвера направить на какую-либо практику пока не выйдет. По специальности некромантии заявок не первый год раз и обчёлся, а никаких дополнительных курсов этот студент для себя не выбрал. Подобной лазейкой было бы не воспользоваться.

– Нет, надо нам с этой Милой Свон что-то делать. Вот куда бы её так отправить, чтобы она уж наверняка обратно к нам не вернулась? – вслух произнёс Олаф фон Дали, и Найтэ от этих слов вдруг осенило.

– Господин фон Дали, да вообще-то есть куда.

– И куда?

– А туда, откуда мало кто в принципе возвращается.

Сказав так, Найтэ улыбнулся ледяной улыбкой. Спонтанная идея приобретала свои черты.

***

Подаренная Лютье Морриэнтэ книга более чем нравилась Миле. Ей было приятно поглаживать её древнюю обложку – мягкую, но внешне похожую на сухие осенние листья. Услаждал взор молодой женщины привязанный к ленте-закладке крупный кристалл горного хрусталя. Обилие искусно выполненных иллюстраций заставляло заворожённо вздыхать, а от скромной надписи на внутренней стороне Мила просто млела.

Миле Свон в подарок от её наставника Лютье Морриэнтэ.

Пожалуй, эльф был прав – никаких других фраз (вычурных, длинных, а то и рифмованных) не требовалось. Лаконичность сделала суть написанного более яркой.

«Это подарок мне – Миле. И подарок не от кого-то, а от моего наставника. Да ещё какого наставника», – с восхищением подумала молодая женщина, так как уже покопалась в академической библиотеке и имя Лютье Морриэнтэ несколько раз в учебниках по истории ей встретилось.

Оказывается, эльф действительно был мастером магии льда и за свою жизнь успел совершить немало подвигов. Упоминалось также, что он был близким родственником верховного эльфийского мага Владыки Стихий Ралгана. Естественно, что от понимания, какое невероятное знакомство в её жизни состоялось, Мила оказалась на седьмом небе от восторга. А тут ещё и материальное подтверждение этому – настоящая эльфийская книга заклинаний, да ещё с дарственной надписью.

Молодая женщина снова с трепетом погладила обложку книги, но на этот раз кисло поморщилась. Единственное, чем подарок её редкостно раздражал, так это тем, что его содержание оказалось написано на эльфийском. Этот факт прямо-таки заставлял молодую женщину кипеть от негодования. Смысл в подарке‑книге по магии, если всё, что ты можешь, так это поставить её на полочку и любоваться?

– Чего ты так зло сопишь? – между тем спросил Саймон. Он тоже сидел на кухне, но в отличии от Милы не обложился никому не нужными пыльными словарями, а сидел на самом краю стола и переписывал на чистовую конспект. Не любил он оставлять в тетради листы, в которых среди зачёркнутых слов дельные фразы едва разглядишь. Саймону даже в таких моментах нравилось соблюдать порядок. В этом он и Мила были похожи.

Другое дело, что не была свойственна Миле продуманность Саймона. Она действовала больше спонтанно, вот и сейчас молодая женщина не проявила мудрость, в ответ сославшись на какую‑нибудь ерунду. Нет, она не поленилась встать, подошла к другу, положила на стол перед ним свою книгу и с силой ткнула пальцем в каллиграфически сделанную надпись.

– Вот у этого слова аж целых четыре значения, и все они крайне разные. А вот этой витиеватой фигни, – указала она на другое изысканно написанное слово, – вообще ни в одном из словарей нет. И я должна быть спокойна, а? Вот как ты думаешь? Спокойна?

– Должна, – хитро улыбаясь, подтвердил Саймон.

Его улыбка раззадорила Милу. Она невольно поджала губы, когда поднимала книгу со стола и прижимала её к себе. Внутри разгоралась неясная обида. Словно чувствуя её настроение (хотя предрасположенности к огню у Милы нисколько не было), поленья в очаге запылали жарче. Их потрескивание было приятным, но отчего-то оно Милу нисколько не утихомирило. Поглядев на пляшущий в очаге огонь, молодая женщина вдохнула тёплый, пахнущий жжёным деревом и дымком воздух, и поняла, что хочет злиться.

– О, как. Должна, – сердито фыркнула она. – И это отчего же мне быть спокойной?

– Так ты сама себе такое развлечение выбрала. Или, скажешь, не предлагал я тебе прогуляться, э?

– Ну, предлагал, – смутилась Мила.

– Вот-вот, но ты сама за эту книгу засесть решила. Для чего только?

– Да как это для чего? – возмутилась она. – Это не просто книга, Саймон, а самое настоящее сокровище. Она совсем не такая, каких в нашей библиотеке полно. Я про те, в которых страниц под тысячу-другую, а полезного с гулькин нос.

– С чей-чей нос? – часто захлопал глазами друг.

– Да я в смысле, что считай и нет ничего полезного, – пояснила Мила, прежде чем гордо выставила перед собой подаренную книгу. – Зато вот здесь одна сплошная польза. Этот Лютье составил собственную книгу заклинаний по криомагии, и в ней, куда ни глянь, а всё как вишенка на торте.

– Погоди-погоди, – мигом помрачнел Саймон. – Вот это всё сейчас прозвучало так, как будто всех положенных пояснений к этим заклинаниям автор не написал, иначе бы страниц было куда как больше.

– Ну, так-то да. Лютье свёл пояснения до минимума, – нехотя признала Мила и, естественно, нарвалась на недовольный взгляд друга.

– Милка, тогда ты понимаешь, что он не просто так тебе книгу на эльфийском всучил? Ты в принципе не должна была приступить к её изучению раньше выпуска из академии. То есть вот это вот всё, – раздражённо указал он рукой на толстую книгу, – познавать тебе далеко не сейчас надо, а не то огребёшь ты…

– Ой, да хватит тебе, – с недовольством перебила Мила, и Саймон тут же возмущённо фыркнул.

– Пф-ф, это мне хватит? Я уже забыл, когда с тобой в последний раз о чём-то кроме учёбы разговаривал. Если ты не на своих дополнительных курсах, то над этой книгой корпишь до поздней ночи. Ты даже к основным занятиям готовиться считай перестала, а смысла в твоих муках… как ты там сказала? С гулькин нос, во.

Неприятно было это осознавать, но истина в словах Саймона прозвучала. Другое дело, что Миле учёба не учёба была, пока она с переводом книги Лютье Морриэнтэ не закончила. И причина тому была проста.

– Пошли, Саймон, выйдем.

– Куда? – не понял он.

– Прогуляемся.

– Так поленья ещё в очаге не догорели.

– Ничего не случится. До чего-либо деревянного ни одна искра из очага не долетит.

Саймон неуверенно встал с лавки. Мила тем временем положила поверх книги Лютье тетрадь с черновым переводом и после протянула их другу. Это было безмолвное указание ценные вещи в надёжное место убрать. Как-то после проделки Вильяма Далберга не желала Мила ничего ценного у себя в комнате (и уж тем более на кухне) держать, а потому на Саймона легла ответственность быть хранителем её вещей. Друг, конечно, всё сразу понял, и книгу с тетрадью к себе в комнату отнёс. А затем они сняли с крючков в коридоре верхнюю одежду и, надев её на себя, вышли на улицу. В ноздри тут же ударил пахучий аромат осени. Октябрь подступил совершенно незаметно, и теперь всё вокруг дышало запахом сырости, сухих листьев, последних в этом году грибов.

– Так куда мы идём? – затягивая пояс на тулупе потуже, спросил Саймон.

– На дальний берег озера.

– Угу, в твою обитель, то есть, – насмешливо хмыкнул друг. Ему было прекрасно известно, где Миле больше всего нравится проводить время.

Молодая женщина мягко улыбнулась в ответ и неторопливо двинулась вперёд по дорожке. Вести разговоры ей не хотелось, слишком хорошо было на улице для пустой болтовни. Начало октября выдалось в меру тёплым. Пускай насекомые уже не жужжали, холодные ветра покамест не задували со всех сторон. В настоящий момент вообще царило безветрие и спокойствие, а небо… Ох, каким же было прекрасным небо! Фиолетово-розовые полосы вечерней зари, чёрные точки птиц, собирающихся в стаи.

– Ты чего замолкла? – спросил Саймон.

– Наслаждаюсь тем, что есть. Бывают такие минуты, когда не хочется ничего говорить.

– Эм-м, то есть ты меня на прогулку помолчать вывела?

– Что? – удивилась предположению Мила, но, увидев в глазах друга смешинку, широко улыбнулась. – Я тебе показать кое-что важное хотела. Погоди, до озера дойдём и всё поймёшь.

Саймон вмиг насторожился. Он, понятное дело, совсем другое услышать хотел, но расспрашивать Милу ни о чём не стал. Озеро располагалось близко. Собственно, десяти минут не прошло, как молодая женщина остановилась в понравившемся ей месте и осмотрелась. Никого постороннего, как и всегда здесь, не было.

– И что ты хотела мне показать?

– То, чего я достигла благодаря книге Лютье. Понимаешь, Саймон, мы же с ним не один день общались, самому главному он меня лично выучил – принципам того, как магию льда творить надо. А потому смотри.

Мила сосредоточилась. То, что она желала сделать, для студентки третьего курса было делом немыслимым и невозможным, но огонь её желания, её старание, её отличные способности – всё это проявилось в созданных ею чарах. Гладь озера возле места, где стояли Мила и Саймон, на глазах начала покрываться тоненькой корочкой льда, а затем озёрная вода побежала вверх по этому льду и принялась застывать красивыми завитками, устремляющимися всё выше и выше.

– Красиво? – шёпотом спросила Мила, когда закончила своё творение. Перед ней на озере покачивалась льдинка, на которой возвышалось небольшое (сантиметров под сорок) фантазийное деревце.

– Красиво, – подтвердил Саймон, но после с беспокойством посмотрел на Милу.

– Вот ради этого я так стараюсь. Я хочу научиться большему, чем могу взять у своих нынешних преподавателей. Ведь не просто стать магом мне хочется, Саймон, я хочу заткнуть за пояс всех тех ублюдков, что никак не дают мне спокойно жить.

– Эм-м, Мила, – подумав, произнёс Саймон тихо. – А в свои планы по мщению, ты жизнь как таковую впустить не думала?

– А? – не поняла его она.

– Это твоё деревце, – кивнул он на начавшую таять льдинку, – действительно очень красивое. И намерения твои я прекрасно понимаю. Но, веришь ли, я был бы намного счастливее, если бы вместо всего этого мы обошли озеро по берегу и помечтали бы о чём‑нибудь.

– Помечтали? О чём?

– Не знаю, просто помечтали бы, – пожал он плечами, а затем вдруг облокотился на стоящее вблизи него настоящее дерево и, опустив голову, заплакал.

Произошедшее ошеломило Милу. Она никак не могла поверить, что видит Саймона таким беспомощным. Более того, ей было не понять, что такого она сказала или сделала, чтобы подобное вообще произошло.

– Саймон, – осторожно коснулась она его плеча. – Эй, Саймон, ты чего?

– Я не сказал тебе, – всхлипнул он. – Ты так занята всё время, что мне не хотелось говорить.

– Саймон, так говори сейчас, – испуганным голосом потребовала Мила. – Говори, что случилось?

– Уезжая, я сильно поругался с отцом. Прям разругался с ним в пух и в прах, понимаешь? Мы накричали друг на друга. В сердцах я выговорил ему всё то, что было у меня на душе, и всё то, что вообще бы произносить никогда не стоило. А затем хлопнул дверью и уехал, – руки Саймона задрожали. С его глаз ещё сильнее потекли слёзы, когда он сквозь стиснутые зубы процедил: – Неблагодарный я сын.

– Не говори так, – попробовала утешить друга Мила. – Вы уже ранее ссорились и не раз. Помиритесь. Просто уйми немного свою гордость, сделай первый шаг и…

– Он умер, Милка.

– Что?

Миле показалось, что земля зашаталась под её ногами. И молодая женщина никогда не смогла бы объяснить отчего ей вдруг так дурно сделалось, ведь отца Саймона она знала только на словах, и слова эти отнюдь лестными не были. Но… Быть может, она просто приняла слишком близко к сердцу горе друга?

– Он умер, Милка, – горько повторил Саймон. – После моего отъезда у него прихватило сердце так, что целителю пришлось сидеть у его постели сутками без продыху. Но толку от этого вышло мало. Мой отец был слишком стар. Несколько недель показной бодрости и в тот момент, когда всем уже стало казаться, что старик Сильвер внуков переживёт, ему снова сделалось плохо. И на этот раз целитель только развёл руками. Он предложил, конечно, свои услуги по поддержанию жизни, но… жить так мой отец не захотел. И видеть меня он, наверное, не захотел тоже, раз не прислал никакой весточки. Он даже не пожелал увидеть меня перед смертью, Мила.

Слёзы Саймона текли по его щекам не переставая. У Милы самой в глазах от услышанного защипало, а в горле даже комок встал. Но ей полагалось сделать хоть что‑то и поэтому она нежно погладила Саймона по плечу. Увы, сказать что-либо утешительное у неё не вышло. Она всего-то смогла спросить:

– Когда ты узнал об этом?

– Про первый случай считай сразу по приезду в академию. Мне брат написал, отругал меня в своём письме как паскуду последнюю. Я ведь тогда и решил сделать так, как ты тут уже говорила. Подумал, что приеду и покаюсь, – жалобно посмотрел на неё Саймон, прежде чем прошептал. – Виноват. Я ведь действительно был виноват. Одно дело не по отцовскому желанию поступать, своё решение наперёд его ставить, а другое… другое до такого вот состояния ором своим довести.

– И ты смолчал? Не рассказал мне ничего? – немного обиделась Мила, и друг посмотрел ей прямо в глаза.

– А как рассказывать? Как себя так позорить?

Читалось во взгляде Саймона что-то ещё. Что-то он недосказал Миле, она это сразу поняла. Вот только выпытывать правду не стоило, не тот момент сейчас был. Поэтому она промолчала, и Саймон, немного успокаиваясь, продолжил:

– А про смерть его, это мне уже господин фон Дали лично. Брат извещать меня ни о чём не стал, душеприказчик с академией связывался. Через стороннего человека меня о смерти родного отца уведомили и то потому только, что для вскрытия завещания моё присутствие необходимо.

– Так чего ты в Форкрест не отпросился? – удивилась Мила.

– А чего отпрашиваться, если меня аж уговаривали туда поехать? – кисло усмехнулся Саймон. – Вот только я сам домой не хочу. Зачем я там? Брата видом своим гневить? Пред могилой отца прощение просить, когда я сам его под землю отправил? Нет, Милка, – замотал он головой, – нет. Не поеду я туда ни за что.

– Это тебе сейчас так видится, – обняла Саймона Мила и, прижимаясь к нему всем телом, ласково проговорила. – Ничего, к каникулам одумаешься. Отец ведь любил тебя, Саймон, крепко любил, а потому даже из могилы простит. Ты только навести его, надо это.

– Да к чему… – начал было друг с громким возмущением, но Мила приложила палец к его губам.

– Тс-с. Да к тому, что тебе сердце облегчить надо. И к тому, что зря ты себя неблагодарным сыном обзываешь. Неблагодарный сын – он бы уже ехал в Форкрест, ладошки в предвкушении завещания потирая. А ты другой. Другой ты, – уверенно сказала она, беря его крупные ладони в свои. – Да и вообще, завидую я тебе.

– Ты? Мне? – неподдельно удивился Саймон. – В чём же?

– А в том, что мне твоего горя не испытать. Тебе ведь больно от того, что ты свою родню любишь, и твоя родня о тебе вовсю печётся. А обо мне… Обо мне в этом мире заботиться некому.

Она поджала губы до узкой черты, чтобы не расплакаться. И нет, отнюдь не из-за отсутствия близких родственников у некой Милы Свон захотелось молодой женщине плакать. Она знала, что это имя чужое, что она живёт чужой судьбой, а потому далеко не впервые задумалась о том, что где-то есть у неё свои собственные мама и папа, а, быть может, даже братья, сёстры. Не иначе они скучают по ней, но она… она даже вспомнить их никак не может! Какие-то двое мерзавцев ради забавы и лёгкой наживы избили, изувечили её и напрочь лишили прошлого.

– О тебе есть кому заботиться, – прижал её к себе Саймон крепко-крепко и вдруг поцеловал – так, как и положено, в губы.

Не сказать, чтобы этот поцелуй был сладким. Оба они (и Мила, и Саймон) слишком погрузились в своё глубокое горе, чтобы почувствовать вкус радости. Но внезапно возникшая близость была им нужнее воздуха, а потому Мила, издав тихий стон, вскоре расслабилась в мужских объятиях. Её пальцы зарылись в волосы Саймона, вынуждая его продолжать и даже быть настойчивее. Его ладони начали жадно ласкать её тело и двигались всё активнее. Несмотря на прохладу осени, им вдруг сделалось жарко.

«Я хочу тебя», – так и хотели сорваться с языка Милы слова страсти, но, благодарение всем богам, они не прозвучали.

– Нет, – вдруг резко отстранился от неё Саймон. Взгляд его при этом был таков, как если бы он был одурманен или пьян.

– Что нет? – часто дыша, спросила Мила. Она действительно ещё не поняла, что всё ограничится несколькими жаркими поцелуями. Понимание этого только пробивалось в её сознание.

– Не будет ничего.

– Но почему? Ты разве не хочешь меня?

– Не хочу тебя? Милка, да как же ты не понимаешь? В этом-то и беда, что хочу, да так, что стоит мне хоть раз… – он замолчал, а тело его напряглось. Саймон с трудом сдерживал себя от того, чтобы вернуться к страсти. – Одного раза с тобой мне будет мало, а в академии глаза повсюду. От нашего декана правду не спрячешь, тебя отчислят, да ещё ославив на весь Вирград шлюхой из Оркреста. И вот так поступить с тобой? Мне? – он ненадолго замолчал, а затем помотал головой и сказал: – Прости. В другой раз мы обязательно погуляем вокруг озера, и, быть может, ты меня ещё какими-либо чарами криомагии удивишь. Но сейчас… сейчас мне лучше уйти.

Слова Саймона не разошлись с делом, он решительным шагом пошёл вдоль озера. Мила ощущала себя крайне глупо, глядя ему вослед. Вроде всё верно друг сказал и сделал, но… злило это её как-то.

«Походу, только с Зузулом отношения у меня и могли сложиться», – вновь пришла к молодой женщине противная мысль. А затем она чертыхнулась и неспешно побрела обратно на кафедру. Хотелось бы в какое-либо иное место (такое, чтобы подальше от Саймона), но тут никуда не денешься, другого жилья у Милы не было. Вот только зря она столь тихохонько тулуп на крючок вешала, зря старательно кралась мимо двери в комнату друга и зря на цыпочках до кухни за словарями шла. В эту ночь Саймон на полу в комнате Сэма Догмана и Якова Нарроу спать остался, не вернулся он на кафедру некромантии. Но об этом Мила позже узнала, нежели профессора Аллиэра встретила.

Ступала молодая женщина по коридору тихо, иной вор бы так бесшумно не шёл. Да и поленья в очаге продолжали потрескивать, ветер отчего-то усилился и забился о ставни. Из‑за всего этого профессор Аллиэр нисколько не услышал Милу, он продолжил осматривать оставленные ею на кухне вещи. А сердце Милы из-за увиденного, казалось, остановилось. Она вмиг трижды порадовалась за свою предусмотрительность.

«Правильно сделала, что книгу Лютье Саймону отдала, хотя ненадолго отлучиться рассчитывала», – пришла к ней уверенная мысль.

Несмотря на имеющуюся в книге дарственную надпись, Мила ужасно боялась, что руководство академии обвинит её в воровстве. Ведь поверить, что такой важный эльф, как Лютье Морриэнтэ, некой безродной девке подобную ценность по собственной воле отдал – это дело сложное. А вот представить, что это Мила намеренно чего-то там накарябала на обложке, чтобы преступление своё скрыть – это вот проще некуда.

– Аир Свон? – вдруг встрепенулся профессор Аллиэр. Взгляд его был удивлённым и немного испуганным.

– Эм-м, да, – произнесла вслух Мила, когда мысленно чертыхнулась трёхэтажным матом. Пока она думала какая же это она молодец, профессор Аллиэр обратил на неё своё внимание. Скрыться не получилось.

– Очень хорошо, что вы вернулись, – сообщил тёмный эльф и гордо выпрямился так, как будто минутой ранее не рассматривал тайком чужие вещи. – Я зашёл уведомить вас о необходимости делать время от времени в этих помещениях уборку. Подобный бардак и тем более слой пыли… – он демонстративно провёл пальцем по верху торца стеллажа и показал оставшуюся на коже грязь. – Просто недопустимо.

На этот раз от того, как грозно на неё посмотрел профессор Аллиэр, Мила едва не рассмеялась. Она сразу поняла, что сказанное им не более чем лживое оправдание. Во‑первых, имейся у него претензии на самом деле, так мэтр Орион давно бы нравоучения на тему поддержания чистоты в комнатах читать начал. А, во-вторых, ну покажите того человека, который каждый раз как полки стеллажа протирает, заодно вот эту тонкую полосу горизонтальной поверхности чистит. Миле ой как хотелось подойти и демонстративно пальцем по нормальной полке провести, чтобы показать – чисто тут везде. Но, само собой, она не стала так делать.

– Ладно. Приберёмся с Саймоном, – всего-то сказала она, надеясь так отвязаться от непрошенного гостя.

Увы, оставленные на столе словари заинтересовали профессора Аллиэра. Он поднял одну из книг, демонстративно поглядел на её обложку и после требовательно спросил:

– Зачем вам учить эльфийский?

«Хочу завести друзей по переписке», – едва не ответила со всей язвительностью Мила, но вовремя придержала коней. Она вдруг поняла, что если прямо сейчас не даст достойного объяснения, то профессор Аллиэр из-за оставшихся у него подозрений докопается до её самого ценного сокровища. И что, если он книгу Лютье отнимет?

– Я не то, чтобы его учу, – подумав, сказала Мила. – Просто сейчас к докладу готовлюсь, и как-то мне хочется проверить все цитаты, что я в нём приводить намерена. А они как раз на эльфийском.

– Дурной опыт – это тоже опыт. Вы стали намного осторожнее, и рассудительнее, аир Свон, – расщедрился на добрые слова профессор Аллиэр, прежде чем внёс в сказанное ложку дёгтя. – Главное, помните – избавляя себя от глупостей мелких ошибок, спотыкаться начинаешь о крупные камни. И ваша дорога отнюдь не ровная тропа.

Эти слова пробудили в душе Милы некое нехорошее предчувствие. Во всяком случае, именно поэтому молодая женщина внимательно смотрела как закрывается за профессором Аллиэром дверь. Ей хотелось спросить у него, какую же гадость подготовил он ей в будущем. Но спрашивать она не стала, конечно. Мила собрала с кухонного стола словари, отнесла их к себе в комнату, а после легла спать. День, а вернее вечер, вышел у неё очень насыщенным.

***

Раз уж речь зашла о таком вопросе, как наследование, то всенепременно стоит упомянуть Люция Ориона. В тот самый момент, как Саймон Сильвер шёл в сторону студенческого общежития и думал, как бы ему ловчее объясниться перед одногруппниками из-за того, что ему вдруг у них ночевать приспичило, старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий подошёл к главному корпусу академии. Однако, заходить внутрь он не стал. Люций неторопливо поднялся по ступеням, а затем, словно передумал идти дальше, взял и облокотился на участок стены между входной двустворчатой дверью и высоким, едва ли не до самого пола, витражным окном. Вокруг никого не было. Основные занятия давно закончились, студенты разбежались кто куда. Преподаватели и администрация тоже. Поэтому Люций, можно сказать, находился в полном одиночестве, когда вытаскивал из кармана почтовое уведомление и угрюмо смотрел на него.

– А ведь я думал, что всё, – едва слышно прошептал он. – Я ведь действительно думал, что больше мы никак не потревожим друг друга, Анна.

Ненадолго Люций прикрыл глаза. Из-за этого прочие ощущения сделались более яркими. Свежий сыроватый воздух осени показался более холодным нежели прежде, и он задувал так, что трепал светлые волосы Люция, морозил его побледневшие щёки. Мужчина был взволнован, встревожен и ощущал огромную дыру в своём сердце. Едва зажившая рана снова кровоточила, а всё из-за…

Люций открыл глаза и снова посмотрел на почтовое уведомление, но на этот раз его взгляд сосредоточился именно на печатях службы правопорядка. Знал ли некий сотрудник этого ведомства, сколько боли он принесёт своей исполнительностью и честностью? Ведь мог бы этот человек разобраться с личными вещами лже-Анны Браун иначе. Он мог бы выставить их на распродажу и положить вырученный доход в свой карман, мог бы подарить кому‑нибудь, сжечь, в конце концов. Зачем было брать на себя хлопоты, зачем надо было отправлять эти вещи несостоявшемуся мужу?

Люций зло засопел и принялся по новой читать.

Мэтру Л.Ориону

Первая Королевская Академия магических наук

Г.Вирград

В связи с окончанием расследования касательно смерти и личности мисс Вероники Бишоп (мисс Анны Браун) с её имущества был снят арест. Согласно закону дом и прочие ценные вещи были проданы с аукциона в пользу короны, а личные отправлены вам, как единственному близкому лицу.

С уважением,

М-р А.Рубин

Долградский отдел правопорядка

Г. Долград

– Эм-м, мэтр Орион, с вами всё хорошо? – вдруг послышался относительно недалеко голос, и Люций словно очнулся. Он посмотрел на говорившего, коим оказался декан факультета Огненной Стихии, и невольно попытался принять более достойную позу.

– Да, всё в порядке, профессор Флай.

– Вы выглядите расстроенным. Точно ничего не произошло? Ваши-то студенты могут порой учудить.

– Да уж, мои могут. Но всё хорошо, – постарался улыбнуться Люций.

Увы, он сразу понял, что мимика его подвела. Лицо профессора Ричарда Флая стало более встревоженным, декан даже посчитал нужным приблизиться и сказать:

– Знаете, когда у людей всё хорошо, они как-то счастливее выглядят.

– На самом деле сущая мелочь, – постарался принизить значение своей проблемы Люций. – Просто господина фон Дали уже нет на месте, а мне нужно его разрешение, чтобы ввезти на территорию академии, – тут он ненадолго уткнулся в почтовое уведомление, – три деревянные коробки весом в семьдесят шесть килограмм.

– Ого, это вы мебель новую прикупили?

– Можно сказать и так.

На этот раз улыбка у Люция вышла такой как надо. Ему действительно показалось забавным предположение Ричарда Флая. Ведь что ему с этим имуществом делать? Разве что поставить в подвал, где хранилась ненужная мебель. Вряд ли бы он смог заставить себя эти коробки вскрыть, а уж, тем более, начать пользоваться лежащими в них вещами. Об Анне Люцию неистово хотелось забыть.

«Так, быть может, не забирай эти коробки вовсе?» – вкрадчиво посоветовал ему внутренний голос, но Люций, скрепя сердце, проигнорировал его. Он знал, что это он виноват в смерти любимой им девушки. Это он убил её. А теперь? А теперь ещё и всё, что от неё осталось, словно бы ненужный хлам выкинуть?

Нет, совесть не дала бы ему сделать этого. А потому на другой день Люций всё же вошёл в кабинет господина Олафа фон Дали и, ни говоря ни слова, положил на стал ректора почтовое уведомление.

Глава 6

Чему только не научишься, когда твоя жизнь идёт под откос

К долгой тряске в седле Шао Хаотико был привычен, но вот чтобы его путешествия при этом оказывались столь некомфортны – подобное на его памяти происходило впервые. Не должен был лучший имперский маг обходиться без вереницы слуг, спать на голой земле и вычёсывать из волос травяной сор и насекомых. Не должен он был сравнивать себя с нищим бродягой, но, увы, нынче вонял как бездомный пёс.

– Мастер, я принёс вам горячий чай.

Шао Хаотико задумчивым взглядом посмотрел на склонившегося перед ним Тахао Литаня. Юный ученик выглядел сейчас не лучше его самого: такой же лохматый, в поистрепавшейся одежде, даже его беззаботное выражение лица стёрлось из-за выпавших на долю путешественников невзгод. Тахао Литань ни с того ни с сего показался Шао Хаотико его ровесником, но всё же он был молод. Что такое тринадцать лет? Этому юнцу совместно с писцом хватило сил обустроить лагерь. Вон, даже заботу о нём, о своём немощном учителе, этот несмышлёныш сейчас проявляет, хотя сам Шао Хаотико…

«А что я? – мысленно спросил сам себя маг. – Неужели я совсем не мужчина? Какой‑то безусый мальчишка и не державший в своей жизни ничего тяжелее кисти для письма грамотей вдруг станут заботиться обо мне, как о женщине?».

– Пей сам, я не хочу, – уверенно отказался от подношения Шао Хаотико, хотя как же ему хотелось схватить эту горячую чашку, как хотелось прижать к губам ароматный чай, выпить его, согреть напитком тело и душу.

– Но, мастер, я для вас это приготовил. Вам нужны силы, нам предстоит ещё много недель пути.

– Да как ты смеешь упрекать меня в слабости! – вмиг грозно возмутился Шао Хаотико, после чего резко поднялся с бревна, на котором сидел, и двинулся в сторону леса уверенной походкой (для неё ему пришлось собрать в кулак всю свою силу воли).

– Мастер. Вы куда, мастер? – тут же забеспокоился Тахао Литань, и даже чем-то напомнил Шао Хаотико суетливого щенка.

– За час до заката вернусь. Жди. А у меня ещё дела есть.

– Но в этом лесу полно диких зверей! Вон, вспомните какой жуткий вой мы слышали прошлой ночью. А те огромные следы, что отпечатались в грязи? Не ходите туда, мастер. Позвольте мне хотя бы сопроводить вас.

– Глупец! Да мне ли бояться леса? – с возмущением выкрикнул Шао Хаотико. – Это лес должен бояться меня.

Сказав так, Мастер, меняющий материю бытия, продолжил идти по размытой дождями земле. Вокруг было до ужаса скользко, всё пропахло гнилью и сыростью. Его сапоги увязали в размякших от непогоды листьях, что деревья по осени сбросили наземь. Мокрые голые ветки то и дело хлестали по лицу. Росшие на кочках кусты черники и голубики затрудняли путь, но обходить их было ещё того хуже. Кое-где на лужицах образовалась непрочная корочка льда и, наступая на неё, Шао Хаотико уже не раз провалился в воду едва ли не по колено. Из-за сырости лес стал больше напоминать гиблое болото.

«Проклятые земли варваров. Холодные, неприветливые», – с горечью подумал маг, прежде чем прижался к могучему дубу лбом. В руке он при этом крепко сжимал сферу, внутри которой хранился цветок голубой вишни. Подобное помогало Шао Хаотико сдерживать порыв закричать на весь лес от отчаяния. Он ощущал себя беспомощным и несчастным.

– Мастер! Мастер! – вдруг донёсся до него далёкий крик Тахао Литаня, а затем голос ученика вдруг заглушил грозный звериный вой.

Шао Хаотико вздрогнул, сердце его быстро застучало. От услышанного кровь в венах стыла, но мысль затаиться где-либо не пришла к лучшему имперскому магу. Не раздумывая, он поспешил обратно, и бежал бы со скоростью ветра, если бы не проклятая деревянная нога. Она не давала ему двигаться так, как хотелось. Да ещё эти скользкие листья, эти глубокие лужи!

– Мастер! – закричал Тахао Литань ещё отчаяннее. – На помощь, на помощь, мастер!

По пальцам Шао Хаотико заскользили электрические разряды. Он был готов призвать молнию в любой миг, но он опоздал. К тому моменту, как у него получилось добраться до лагеря, писарь был уже мёртв. Вот-вот смерть настигла бы и его ученика. Несмотря на прокушенную левую руку Тахао Литань смело отмахивался от трёх матёрых волкодлаков горящим суком, и всё же это был поступок отчаяния. Будь звери немного голоднее, они бы уже прекратили играться с добычей.

Ненависть переполнила великого имперского мага. Столько месяцев он был вынужден терпеть непривычные для себя тяготы, столько лент дорог было им преодолено, а всё ради того, чтобы довезти до Чио Киото самое главное сокровище – верного человека. А теперь этот человек мёртв. Кони лежат с перегрызенными горлами, и вот-вот он лишился бы последнего, что у него осталось.

– Никогда, – даже затрясло Шао Хаотико от злости, и молния сорвалась с его пальцев.

Волкодлаки тем и отличались от обычных волков, что были свирепее, сильнее, в разы умнее и, увы, обладали устойчивостью к магии. Но против лучшего имперского мага их природные способности оказались бесполезны. За несколько секунд кровожадные твари осыпались на мокрую землю горстками пепла. Казалось, в пепел обратились и чаяния Шао Хаотико. Он на ватных ногах подошёл к неподвижному телу писца, но тайная надежда вышла ложной. Этот человек был мёртв. Его подёрнутые поволокой глаза смотрели в хмурое осеннее небо, и в них не было жизни.

– Всё, к чему я стремился, погибло вместе с ним, – упал на колени Шао Хаотико, и сырость тут же впиталась в ткань его широких штанов. Колени обдало холодом, но маг даже не поморщился. Он пребывал в отчаянии.

Настроение учителя передалось Тахао Литаню. Мальчишка, прижимая к себе кровоточащую руку, медленно подошёл ближе. Длинный сук он зачем-то волок за собой (вероятно, забыл выпустить и всего-то). Челюсть мальчика подрагивала, а из глаз едва не текли слёзы. Тахао Литань с трудом сдерживался от рыданий, но всё же смог жалобно произнести:

– Мастер, не говорите так, мастер. На передовую были отправлены и другие учёные мужи, вы же сами мне говорили. Они смогут помочь нам.

– Или же растоптать нас, – горько прошептал Шао Хаотико, прежде чем поглядел в обеспокоенные глаза своего ученика. – От того, что будет передано совету магов варваров, зависит будущее нашего мира, Тахао. Вот отчего император доверился мне… А я, я не справился. Я подвёл нашего императора. Гордость взяла и застлала мне глаза. Зачем, ну для чего я покинул вас?

– Вы же не знали, мастер, – на глазах Тахао Литаня всё же выступили слёзы. – И верный человек у вас есть. Вспомните, я во время пути пытался выучить этот язык и могу…

– Именно, что пытался. Ты ничего не выучил! – неподдельно разозлился маг. Даже тут его ученик проявил свою бездарность.

– Но записи остались, – чтобы подтвердить свои слова, Тахао Литань суетно подошёл к оставленной возле костра сумке писца и, несмотря на раненую руку, сумел вытрясти из неё свитки на разложенное покрывало. – Я разберусь во всём, мастер. За время пути я справлюсь, клянусь вам.

Шао Хаотико не особо верил в способности стоящего перед ним юнца. Он знал, что одних горячих речей мало. Любое усердие бесполезно, если укрепляет оно неплодородную почву, но, подумав, маг всё равно согласно кивнул. Кивнул и отвернулся, чтобы спрятать от Тахао Литаня свои истинные мысли.

У Шао Хаотико просто-напросто выбора другого не имелось, как согласиться на это дурное предложение. Возвращаться к императору с тем, что он не выполнил свою миссию, было нельзя. Нельзя и точка!

«Моя дорога лежит только вперёд», – упрямо поджал маг губы.

***

– То есть? – удивилась Мила Свон, прежде чем смерила куратора группы недобрым и вместе с тем полным тревоги взглядом.

Люций, естественно, ждал и этого вопроса, и этого взгляда, но всё равно тяжело вздохнул. Он как-то рассчитывал сообщить обо всём строптивой студентке наедине, вот только жизнь в очередной раз распорядилась по-своему. Из-за давления Вильяма Брука ему пришлось известить эту девушку в присутствии всей группы. Иначе, она могла бы умчаться на дополнительные курсы, а секретарь ректора потребовал, чтобы аир Свон в течение часа подошла к нему для подписания документов и баста. Никто же не виноват, что студенты его группы после занятий не разошлись, как обычно, а остались на площади, намереваясь решить вопрос кому какая тема курсовой по токсикологии достанется. Люций втихаря понаблюдал за ними, надеясь, что они вот-вот закончат ссориться и разбредутся по своим делам. Но спор вышел жаркий, время шло. Из-за этого Люций вынужденно подошёл к студентам и сообщил самое главное:

– Аир Свон, немедленно к мистеру Бруку. Вам до начала ваших дополнительных курсов кое-какие бумаги подписать следует.

Люцию наивно виделось, что сказанного им будет достаточно. Он даже развернулся в намерении уйти в главный корпус, чтобы там подловить Милу Свон и рассказать ей больше наедине. Но она, нарушая его намерения, взяла и строптиво сказала:

– Мэтр Орион, если я к нему пойду прямо сейчас, то мне самая паршивая тема достанется. Поэтому нет уж, лучше я возьму и везде опоздаю. С моей репутацией оно неудивительно.

Вигор Рейн одобрительно хохотнул, а Люций аж покраснел от недовольства. Но не признаваться же ему было, что мистер Брук ещё три дня назад к себе Милу Свон ждал? Преподавателю верилось, что у него получится разрешить вопрос так, чтобы девушку в известность о том, что с ней могло бы произойти, ставить не придётся. Не вышло. И вот теперь такая ситуация неприятная.

– Аир Свон, если я говорю немедленно, то это значит немедленно, – строго сказал Люций, рассчитывая разрешить проблему таким образом. Но студентка проявила норов.

– Угу. Вот тему себе свою отвоюю и сразу.

– Пф-ф, – фыркнул Антуан Грумберг. – Вы это слышали, кое-кто считает, что ему не достанутся отбросы.

Большинство студентов приготовились зубоскалить. Их позабавило каким грозным взглядом уставилась на них Мила Свон, они даже начали посмеиваться. И по этой причине Люцию пришлось выхватить лист со списком курсовых.

– Так, – твёрдо сказал он, – на этом сей балаган закончен. Темы я распределю сам и так, как посчитаю нужным. Поэтому, а ну расходитесь. Но не все, вы, аир Свон, идёте не куда хотите, а к мистеру Бруку.

– Да с чего такая срочность? – жадно поглядывая на лист в его руке, с вызовом осведомилась девушка, и её слова заставили его эмоционально сказать:

– А с того, что нужные бумаги в министерство образования должны своевременно уйти. Вот почему.

– Ба, тогда чего только меня ждут? – упёрла она руки в бока. – Другим ничего подписывать не надо, что ли?

Понятное дело, что студенты не расходились, а подслушивали. Однако, Люций был уже настолько взвинчен, что по неосторожности сообщил больше, чем следовало.

– Нет, не надо, – грозно сказал он и сдуру с ехидством дополнил. – Остальные ведь не будут сдавать экзамены на две недели раньше положенного.

– То есть? – мигом заподозрив неладное, спросила насторожившаяся Мила Свон.

И вот тут-то Люций вздохнул так тяжело, что упустил момент повлиять на ход разговора. Пока он вздыхал, молодой Грумберг произнёс в раздражённом тоне:

– Действительно, отчего это Тварь будет сдавать экзамены досрочно? Я вот тоже не против пораньше с учёбой закончить.

– Да и я, – согласился со сказанным Джейкоб Виндог.

Студенты, вмиг позабыв про темы курсовых, требовательно уставились на своего куратора, и Люций ненадолго прикрыл глаза, надеясь так взять себя в руки. Волнение действительно ушло. Он почувствовал себя увереннее настолько, что в строгом тоне потребовал:

– Аир Грумберг, вы не настолько глупы, чтобы не запомнить – вашу одногруппницу зовут аир Свон. Также, я требую прекратить ваши нелепые возмущения.

– А, по-моему, правильно он возмущается, – скрестил руки на груди Филипп Оуэн, и в результате свои последующие слова Люций произнёс, глядя именно на него.

– Отнюдь. Во-первых, это ваши первые экзамены, где придётся показывать практические умения. А практика – это вам не теория. То, что за час до экзамена был прочитан конспект, больше никого из вас не выручит. Во-вторых, к практике нужно готовиться ежедневно. И чем больше дней для подготовки, тем проще будет для вас самих. Теперь вы понимаете, насколько зря высказано это недовольство?

– Вот-вот, – тут же со злостью заявила Мила Свон. – Вы всё так хорошо разъяснили, что не могу не спросить – так почему это я на целых две недели раньше сдавать всё должна? Где моё законное время на подготовку?

– Ха, для того чтобы что-либо не сдать, готовиться не надо, – тут же решил позубоскалить в другом ключе Антуан Грумберг. – Можешь уже собирать свои вещи. Никому ты здесь не нужна, Тварь, вот и подход к тебе особенный.

– Аир Грумберг, а ну прекратите! – Люцию пришлось осадить студента криком. Пожалуй, только это ещё было способно привести его в себя, но… увы, Люций ошибся. Студент высокомерно задрал подбородок и беззастенчиво осведомился:

– Что именно я должен прекратить? Пояснять очевидное этой неспособной думать женщине мне надо прекратить?

– Пререкаться со мной для начала прекратите. И вообще, давайте-ка вы все расходитесь. Сдача экзаменов раньше срока только аир Свон касается. Так что всё. Идите по своим делам, ведь их у вас, судя по табелю оценок, в преддверии экзаменов должно быть очень много.

– Пф-ф, – недовольно фыркнул Вильям Далберг, и, поглядев на него, многие из тех, кто указания Люция послушался, остановились и обернулись.

– Что вы тут фыркаете?

– Вообще-то, мэтр Орион, это очень даже наше дело отчего к кому-то из нас особое отношение. Поэтому вы уж озвучьте сперва достойную причину для подобного, и только потом мы послушно разойдёмся.

– Даже с удовольствием разойдёмся, – добавил Филипп Оуэн, – так как лично мне ещё к профессору Гудману зайти надо, чтобы тему своей курсовой ему сообщить.

– Вот проклятье, да вы словно мысли мои прочитали, – восхитился Вильям Далберг, и Вигор Рейн тут же дружелюбно похлопал маркиза по плечу. Прочие студенты из-за сказанного сникшими не выглядели. Не иначе, каждый из них о чём-то таком уже успел подумать.

– Нет, ну надо же как выборочно единство вашей группы проявляется-то, – с язвительностью прокомментировал увиденное Люций, прежде чем сказал. – Ничего у вас не получится. Я только аиру Дорадо позволю тему самому выбрать, остальным придётся смириться с моим решением.

– Касательно этого смириться ещё возможно, – заявил Антуан Грумберг. – Однако, вопрос об особом отношении к одному из нас это нисколько не снимает. Объяснитесь, мэтр Орион.

После таких слов Люция так и подмывало проявить принципиальность. Он желал поставить на место молодого Грумберга, но, увы, при этом бедный куратор прекрасно понимал – вряд ли бы это у него получилось. Его студенты даже до середины обучения не дошли, а уже окончательно обнаглели. Они бы всё равно его не послушались, а потому он ненадолго вдохнул поглубже воздух, чтобы унять взбудораженные нервы, а, выдохнув его, выбрал наименьшее из зол.

Люций произнёс:

– Хорошо. Если вы так настаиваете, то вот вам ответ – аир Свон будет направлена на каникулярную трудовую отработку. А далее вступают в действие правила академии. Так как согласно им каникулярная трудовая отработка никак не может быть меньше срока в двадцать дней, то давно уже заведено – в случае, если место назначения расположено достаточно далеко, и дорога плюс время работы в положенный каникулами месяц не укладываются, то студент в обязательном порядке сдаёт экзамены досрочно. Всё? Теперь всё ясно вам?