Двойник поневоле бесплатное чтение

© Д.А. Захаров, 2023

© Художественное оформление серии «Центрполиграф», 2023

© «Центрполиграф», 2023

Мы падаем у черной той двери,

Толпимся молча у реки,

Как будто бы достигли цели…

Дхаммапада. III в. до н. э.

Отпуск

На территории Петропавловской крепости было многолюдно. Июньское солнце прогрело воздух до двадцати пяти градусов, ветер колыхал голубой тент ларька, возле которого выстроилась очередь из отдыхающих горожан. Отбросив полосу тени на земле, в небе показался вертолет. Громкий стрекот заглушил голоса людей, вьюжила пыль. Вертолет совершил полукруг над бастионами крепости и приземлился на бетонированной площадке напротив Артиллерийского музея. Мальчик в фиолетовой бейсболке, повернутой козырьком назад, проводил вертолет восхищенным взглядом.

– Соня! – Он требовательно дернул за руку девушку. – Соня, я хочу полетать на вертолете!

Девушка наморщила лоб. Она была хорошенькой, голубоглазой, с рыжими волосами, небрежно рассыпающимися по плечам. В настоящий момент ее внимание было приковано к очередному посту «ВКонтакте». Битва за подписчиков давалась нелегко; голыми сиськами, которые, к слову сказать, были у нее превосходны (Photoshop особо не потребовался!), никого не удивишь! А выкладывать домашнее видео в Сеть Соня медлила, хотя Роберт был не против.

– Реально, это обычная задержка, – сказала Соня любовнику несколько дней назад.

– А если нет?

– Тебе придется жениться на мне! – принужденно рассмеялась девушка. Беременность не входила в ее планы. Про задержку она сказала с умыслом – хотела проверить реакцию на известие, но пока не решалась распечатывать тестер, да и в этом не было особой нужды, – ее месячные наступали с удручающей точностью.

– Соня! – хныкал мальчик.

– Сейчас придет твоя мама, у нее спросишь! – Соня поправила крепящийся за ухом микрофон. Мысль о предстоящей беременности не особо тревожила ее, тем более на раннем сроке можно сделать мини-аборт. Возможно, дело было в «спидах», с их употреблением придется завязать; кайф, конечно, отменный, но побочки достали. Депрессия и тахикардия. Она прокрутила видео. Длился репортаж из постели чуть менее минуты, а больше и не надо; пресыщенные блуждающими в Сети роликами эротического содержания зрители редко смотрят их до конца.

– Обзорная экскурсия на вертолете стоит шесть тысяч рублей, молодой человек! – улыбнулся седой загорелый мужчина в черной футболке с желтым улыбающимся смайликом на груди. – Будьте добры, банку пива и пакет чипсов! – Фраза была адресована продавщице, розовощекой полной женщине.

Мальчик мечтательно смотрел в сторону вертолета, машина с большими, чуть обвисающими лопастями винта была похожа на какое-то огромное насекомое.

Мужчина забрал сдачу, отошел в сторону.

– Что вам? – спросила продавщица, обращаясь к Соне, но глядя на мальчика.

– Коля, что ты будешь? – не отрывая глаз от дисплея айфона, спросила Соня.

– Колу и сосиску в тесте, – хмуро ответил мальчик. Стоящий на площадке вертолет манил его взор. Распахнулась дверца, на землю ступил пилот, от стекол его затемненных очков отражалось солнце.

Продавщица протянула мальчику банку.

– Скоро мама придет? – спросил мальчик, потянул колечко на крышке банки, изнутри зашипел газ.

– Дай сюда! – Соня отобрала банку, откупорила ее. Мысль о модном нынче движении «чайлдфри» не казалась ей такой уж ужасной. Она машинально провела ладонью по животу.

С Робертом было весело проводить время, он обладал даром находить странные места и знакомиться со странными людьми.

– Короче, там реально крутые челы собираются! – говорил он.

– Крутые? – вежливо переспросила Соня. Ей нравилось видеть любовника на взводе. Его карие глаза пылали огнем, смуглые щеки темнели.

Ее новый айфон последней модели имел потрясающую скорость; файл победоносно светился в разделе новых сообщений. Соня протянула его к терминалу, чтобы оплатить сосиску и банку колы, что-то кольнуло в ухе, где крепился микрофон.

– Девушка, с вами все в порядке? – обернулся к ней седой мужчина. От него пахло пивом и сигаретами, дурацкий смайлик на груди выглядел глупо.

Вспышка боли обожгла левую половину головы, лицо захлестнуло нездоровой белизной.

Музыка играла в загородном особняке, куда они приехали с Робертом. Там готовили кофе невероятно вкусный, наверняка элитных сортов. Подавала кофе женщина, высокая красивая и смуглая, как фотомодель, отличительной ее особенностью была прозрачная блузка, не скрывающая идеального бюста с темными, вызывающе торчащими сосками. Роберт засопел, как французский бульдог, а полуголая девица нагло улыбалась ему в лицо своими ненормально ровными зубами. Соня с Робертом были пьяными и под кайфом, амфетамин меняет сознание, – все происходящее вокруг воспринималось радостно и позитивно.

– Вы похожи на леди Годиву! – улыбнулась женщина, изучая Соню своими глазами цвета спелой вишни.

– Годива? – переспросил Роберт.

– Почитайте в Интернете. Прекрасная рыжеволосая жительница средневековой Англии, чья нагота заставила ее мужа, графа города Ковентри, поменять свое решение в отношении подданных.

У женщины был небольшой акцент, и говорила она не в манере разговора современной молодежи. Она взяла Соню за руку, и они начали танцевать. Медленно, постепенно раздевая друг друга. Распахнулась дверь, вошел мужчина в деловом костюме. Конечно, виной всему были наркотики! Она стояла голой перед незнакомым мужиком, он ей улыбнулся, и Соня улыбнулась в ответ. Внезапно она поняла, что готова отдаться этому парню здесь и сейчас, на диване с гнутыми черными ножками. Ей никогда не нравились привлекательные мужчины, было в их внешности что-то пугающее. А потом случилось то, о чем они с Робертом дружно избегали говорить, как бывает, когда стыдятся некоторых своих поступков. Мужчина подошел ближе, назвал свое имя.

– Как? – переспросил Роберт и тотчас извинился, что было для него несвойственно.

Роберт обладал наглостью и бесстрашием, занимался кикбоксингом. Соня почувствовала его страх, как животные угадывают приближение грозы.

– Это погоняло такое? – рассмеялся Роберт.

– Почему погоняло? – вежливо сказал мужчина. – Мы сами вправе выбирать те имена, которые лучше отражают нашу природу. Вы не согласны со мной, София? – Он обернулся к ней, и Соня не придумала ничего умнее, чем продолжать улыбаться, словно тупая блондинка из анекдота.

– Вам нехорошо? – наклонился к ней седой.

Онемение охватило левую часть лица, а воображение перенесло ее в удивительное место. Это была пустынная земля, залитая солнцем, а далеко на горизонте пылал ярко-алый мираж: огненный столп, уходящий в небо и теряющийся в бездонной синеве. Картинка была столь реалистичной, что она поневоле зажмурилась, а когда открыла глаза, вместо симпатичного мужчины с южным загаром и ухмыляющейся солнечной рожицы в верхней части его футболки, на нее уставился тот самый красавчик из коттеджа. Реальность и вымысел зачастую бывают тесно связаны, и тем не менее между ними всегда проходит четкая граница. Какой-то отстраненной частью сознания Соня понимала, что пребывает в плену галлюцинации, но легче от осознания этого факта не становилось.

– Мама! – крикнул Коля и побежал навстречу спешащей от общественной уборной женщины.

– Вы очень бледны! – сказал седой.

– Лана… – окликнула Соня подругу, удивившись, насколько слабо прозвучал ее голос.

Звонко вскрикнула продавщица ларька, низенький румяный человек в спортивной майке подбежал к теряющей сознание девушке, присел на корточки, прижал пальцы к ее артерии на шее. Седой мужчина растерянно моргал глазами, словно собираясь заплакать. Коля схватил за руку маму, – светловолосую молодую женщину. Моментально образовалась небольшая толпа. Соня вытянулась в струну и затихла. Мертвенно-белое лицо с приятными ямочками на скулах стало каким-то строгим и требовательным, через неплотно опущенное веко обнажилась часть белка левого глаза.

– Что случилось?! – крепко держа за руку начинающего хныкать мальчика, протиснулась сквозь очередь Лана. – Соня! – метнулась она к подруге. – Что с ней?! – Вопрос был адресован к склонившемуся над телом девушки толстяку.

Тот прильнул губами к девичьему рту напористо и агрессивно, как пылкий любовник, жаждущий получить страстный поцелуй. Пальцы его правой руки по-хозяйски сжали ее ноздри, он с шумом выдохнул воздух, затем откинулся назад и надавил сложенными крестообразно ладонями на ее грудь. На виске толстяка вздулась вена.

– Что здесь происходит? – повторяла белокурая Лана, будто в обычной фразе был сокрыт сакральный смысл и слова способны поменять реальность.

Коля смотрел на белые руки девушки, безвольно дергающиеся под напором энергичных движений толстого мужчины. Ему скоро должно было исполниться пять лет, смерть казалась чем-то отвлеченным, не имеющим ничего общего с действительностью. Толстяк прижимался губами ко рту Сони и давил ей на грудь своими короткими пальцами, поросшими черными волосками. Наконец он остановился, вытер тыльной стороной ладони капли пота со лба. Пухлая, не требующая коррекции женская губа насмешливо приподнялась, обнажив блестящую полоску жемчужных зубов.

– Вызывайте скорую… – высоким голосом сказал толстяк и отвернулся.

Массивная дверь открылась, с протяжным скрипом лязгнул замок. Неизвестно почему все тюремные двери издают этот тоскливый, выматывающий душу звук, – словно какой-то специально обученный человек настраивает однообразную музыкальную ноту, вызывающую ассоциации с предсмертным вздохом умирающего.

Зайцев привычно сложил руки в замок за спиной, шагнул вперед.

– Заключенный Алексей Зайцев, статья сто одиннадцать часть два! – отчеканил он заученную фразу.

– Проходи! – буркнул охранник, низкорослый хакас лет сорока пяти.

Он посторонился, давая заключенному возможность пройти по узкому коридору, ведущему в соседнее крыло здания Красноярской тюрьмы. Зайцев шел вперед, не выказывая признаков беспокойства, которое, конечно же, чувствовал. На прошлой неделе он влез в разборки. Все закончилось дракой, приведшей к серьезным увечьям одного из участников потасовки, двухметрового амбала по кличке Циклоп. Циклоп понадеялся на природную мощь и не учел спортивного опыта чемпиона Красноярского края по боевому самбо Алексея Зайцева. Алексей был крупным парнем, однако на фоне гиганта Циклопа смотрелся как юноша-подросток. Исход поединка решили скорость и мастерство. Зайцев прорвался на короткую дистанцию, выбив ударом ноги коленную чашечку богатыря, умело взял в захват его руку и, выкрутившись всем телом, провел на локоть болевой прием. Все произошло стремительно, разрыв связки вызвал поистине зверский крик Циклопа, вырубить его, корчащегося от нестерпимой боли в руке, оставалось делом техники. Теперь Циклоп находился в больнице, вряд ли он когда-либо сможет пользоваться левой рукой.

– Стоять! – скомандовал охранник. – Лицом к стене!

Зайцев повернулся. Любопытный глаз камеры слежения уставился на заключенного, снова лязгнул замок.

– Пошел!

Оказавшись в отстойнике, заключенный Алексей Зайцев терпеливо ждал, пока откроется решетка. Вели его не к следователю; это он понял, когда конвойный приказал ему повернуть в коридор налево. В той стороне находился административный корпус СИЗО.

– Стой!

Справа темнела дверь начальника Следственно-исправительного изолятора. Аккуратная табличка с фамилией и инициалами выделялась светлым пятном. «Востриков А.М.». Мимо прошли два сотрудника СИЗО, до стоящего лицом к стене Зайцева донеслись обрывки их разговора.

– Ну и что она ответила?

– … мать ее душу! – весело выругался мужчина. – Как пацана, развела на кабак!

Пахнуло перегаром и еще чем-то теплым, знакомым, домашним. Обычная жизнь коснулась заключенного слабым дуновением, – так запах весны врывается свежим потоком талого снега и набухающих на деревьях почек.

Охранник постучал в дверь, ответил мужской голос:

– Проходите!

Восточное лицо посуровело.

– Можешь зайти, Зайцев! Только без глупостей, понял меня?

– Какие глупости, гражданин начальник? Мне до освобождения четыре месяца осталось!

– Знаем мы вас… – пробурчал хакас. – Такие, как ты, Зайцев, могут и за четыре минуты раскрутиться!

Его вызывают к Хозяину по делу, связанному с искалеченным Циклопом? Циклоп хоть и был конченой гнидой – опускал молодых заключенных по беспределу, – но не стукач. Дрались честно, один на один, успокаивал себя Зайцев, входя в кабинет начальника СИЗО.

– Гражданин полковник, заключенный Зайцев по вашему приказанию прибыл! – бодро отчеканил он.

Востриков разговаривал по телефону. Это был низкорослый мужчина с крупными чертами лица и седыми висками. Он махнул рукой, указывая на стул. Зайцев не удивился; про Хозяина говорили, что он любил поиграть с заключенными в доброго родителя, на опущенных бедолаг подобный прием оказывал магическое действие. На стене висела большая фотография президента России, обрамленная в золоченую рамку, рядом сверкала золотым нимбом икона святителя Николая Чудотворца, сбоку от образа белел форматный лист бумаги, на котором жирно каллиграфическим шрифтом было выведено: «Итак бодрствуйте, потому что не знаете, в какой час Господь ваш приидет». Ниже стоял небольшой аквариум; в туманной воде задумчиво проплывала красивая рыбка с длинным хвостом. Солнечные блики играли на стеклянной стене аквариума.

– Да… – сказал Хозяин, обращаясь к абоненту. Его внимательные карие глаза смотрели на заключенного Зайцева с той доброжелательностью, которую обычно используют в своих целях психологи, врачи и руководящие работники. – Да. Слушаюсь…

Через неплотно закрытую оконную створку доносилось урчание двигателя и голоса людей. Солнечный свет вливался в окно ликующим потоком золота. В такие моменты трудно было поверить, что совсем рядом в камерах сидят люди, обреченные на многолетнее заточение. Жизнь слишком прекрасна, чтобы омрачать ее страданиями!

Полковник положил трубку, улыбнулся.

– Привет, Алексей!

– Здравствуйте, гражданин полковник! – приподнялся со стула Зайцев, но Хозяин жестом приказал ему оставаться на месте. – Сиди! Ты, почитай, уже свободный человек, правильно я говорю?

– Осталось четыре месяца…

Востриков нахмурился, пробежал глазами по мелко отпечатанному тексту в раскрытой папке.

– Ты знаешь, что получил срок по минимуму?

Зайцев молчал, пытаясь понять, к чему клонит Хозяин.

– За тебя такие люди вступились! – Востриков воздел указательный палец к потолку, на его лице отразилось презрительное и вместе с тем восхищенное выражение. – Герой! Принимал участие в спасении наших олигархов![1] – Он захлопнул папку. – Чем думаешь заняться, когда выйдешь на свободу, Алексей?

– Не знаю, – искренне ответил Зайцев. – Пока не задумывался…

– Тебе тридцать семь лет, выглядишь моложе. Для возвращения в спорт ты, брат, староват, в институт вряд ли поступишь. Внешность у тебя для роли героя-любовника подходящая! – Он усмехнулся. – Не задумывался на этот счет?

– Подумаю, – пообещал Зайцев. Он широко улыбнулся, зная, что его скуластое, славянское лицо с прямым взглядом серых глаз преображается под воздействием улыбки. С зубами ему повезло, что нечасто бывает у спортсменов из единоборств, все тридцать две штуки были на месте, белые и ровные. Светка Рябова повторяла, что он красавчик, несмотря на сломанный нос и тонкую полоску белого шрама на щеке, полученного от удара «розочкой» в пьяной драке. Похож на викинга, любила повторять девушка. И по знаку зодиака – Стрелец. Агрессивный и сексуальный. Светка была помешана на астрологии.

– Подумай, подумай… – скороговоркой произнес Востриков. – У тебя, кажется, была сестра, Зайцев?

– Так точно, гражданин начальник. Живет в Петербурге.

– Жила, – с нажимом сказал Хозяин. – Софья Петровна Зайцева скончалась вчера днем. Обстоятельства смерти мне неизвестны. – Он встал со стула, превратившись в маленького человечка с крупными чертами лица и большой головой. – Сиди! – Востриков махнул рукой. На безымянном пальце тускло сверкнуло обручальное кольцо. – Тут такое дело, Алексей… По закону я могу отпустить заключенного на похороны родственников, если сам заключенный изъявляет такое желание. – Он подошел к окну, постучал пальцем по подоконнику, словно подманивая голубей, сновавших по пятачку газона, окружавшему деревья с выбеленными стволами. – Одним словом, предоставляю тебе отпуск на десять суток. Опоздаешь – побег! – Востриков обернулся к сидящему заключенному. – И никакие благодетели не помогут! Ясно?

– Ясно, гражданин начальник! – Зайцев поднялся со стула. В горле у него пересохло, но попросить у Хозяина воды из стоящей на столе бутылки минералки он не решился. Известие о смерти Сони обрушилось на него как удар тяжеловеса. Они не виделись около десяти лет, но младшая сестра, – Соня-рыжик, – занимала большую и лучшую часть в его сердце.

– Можешь идти! – Востриков вернулся на свое место. За громоздким столом из грозного и смешного карлика он превратился в значительного человека с умным лицом и благородной сединой на аккуратно постриженных висках.

В коридоре стоял охранник-хакас, медное лицо было непроницаемо. Все с тем же глухим, полным печали стоном отворилась тяжелая дверь. В камере к Зайцеву тотчас подбежал шнырь Степа, услужливо протянул кружку с горячим и крепким до черноты чаем.

– Ну, что там, Леха? Насчет Циклопа кололи?

Алексей отпил немного из кружки чифиря, лег на нары, повернулся лицом к обшарпанной стене. Разговаривать ему не хотелось.

Старший оперуполномоченный майор Бодров не любил внештатных ситуаций. Привыкнуть к этому становилось особенно трудно с годами, когда возраст перевалил за сорок, волосы покрылись инеем, сеть мелких морщинок на лице особенно заметна по утрам, во время процедуры ежедневного бритья.

– Коля! – закричала из кухни жена.

Бодров провел лезвием по намыленному подбородку. Бодров был женат двадцать лет, а это достаточный срок для того, чтобы угадывать по тону намерения близкого человека.

– Коля-я-я!

– Пошла к черту… – проворчал мужчина, глядя на отражение худощавого зеленоглазого брюнета в небольшом зеркальце. Он провел ладонью по густым, с проседью волосам, подмигнул собственному отражению. Получилось неубедительно. Интонации голоса жены не сулили ничего хорошего. Бодров ополоснул лицо холодной водой, вышел из ванной, едва не столкнувшись с супругой. Ее некогда красивое и желанное лицо покрылось рубиновыми пятнами.

– Ты что, оглох? – Женщина ткнула его в грудь рукой с зажатым в ней смартфоном: – Держи! – и ушла на кухню.

Николай проверил пропущенный вызов. Звонили со службы. Это называется – накрылся выходной день! Он размышлял, слушая, как грохочет на кухне посудой жена. Так она злилась, – приготовление завтрака сопровождалось звуковым оформлением в духе Елены Бодровой – оркестровая сюита с участием кастрюль и сковородок!

Он нажал клавишу вызова, дежурный ответил немедленно:

– Здравия желаю, товарищ майор!

– Что звонил?

– Тут такое дело, Николай Максимович… – Дежурный изложил суть происшествия: – Умерла молодая женщина двадцати семи лет. Тело доставлено в морг Петроградского района, причина смерти первоначально была установлена как сердечная недостаточность, наступившая в результате сочетания стимуляторов и алкоголя, но судмедэксперт заподозрил действие токсина, приведшего к остановке сердца. Если версия эксперта подтвердится, то получается, что яд поступил в тело умершей через микрофон ее гаджета, – продолжал дежурный офицер.

Бодров машинально переложил смартфон в другую руку.

– Наркоманка?

– Вены чистые.

– Обнаружены стимуляторы в крови?

Дежурный офицер кому-то коротко ответил, а из кухни потянуло жареным луком.

– Амфетамины, – сказал офицер, – современная молодежь эту дрянь за наркотики не считает…

– Кто делал экспертизу?

– Капитан Базин.

– Я ему позвоню. Конец связи.

Он направился в кухню, предвкушая небольшой скандал. Что за утро в семье со стажем без ругани? Однако, вопреки его ожиданиям, жена вела себя миролюбиво и немного нервно. Она положила ему на тарелку приличный шмат горячей яичницы, со стекающим белком и кругляшками румяного обжаренного лука, налила кофе в голубую со сколом по эмали чашку.

– Вызывают на работу? – спросила она, глядя в окно.

– Обычное дело… – Бодров отпил кофе из чашки, проглотил кусок пересоленной яичницы.

Женщина поставила свою тарелку в мойку, включила воду.

– Когда вернешься?

– Постараюсь поскорее.

– Можешь не спешить. Я уже позвонила маме, сказала, что мы сегодня не приедем.

– Я не думаю, что это надолго. – Он старательно заталкивал в себя горчично-соленую яичницу.

Супруга прошла мимо, его коснулся шлейф запаха. Что-то сладкое с оттенком корицы и мандаринов.

– У тебя новые духи? – спросил Бодров вслед направляющейся в комнату женщине.

– Ты заметил? – Из спальни донесся ее короткий смешок. – Машка вчера дала попробовать. Стойкие, зараза!

Она вышла на кухню, подведенные алой помадой губы бросались в глаза.

– Позавтракал? Освобождайте помещение, гражданин начальник! – Лена шутливо взлохматила волосы на его голове.

Бодров отодвинул тарелку. Та темная часть, что окутывала правую область головы жены, напоминала бездарно смешанные краски на палитре начинающего художника. Грязно-зеленый цвет, какой бывает трава на городском газоне на исходе лета, с отблеском чего-то светло-коричневого и неожиданными вкраплениями рубинового. Абсурд. Фантазия похмельного абстракциониста. Из опыта Николай знал: подобное сплетение цветов означает нервозность и лживость его хозяев. Изредка ему удавалось воздействовать на эти источники света, но после случая с мальчиком он боялся повторять подобные опыты, результат которых был чаще всего непредсказуем. Он собрался по-военному быстро, вышел на улицу, вдохнул аромат цветущей сирени и зеленой травы. Запахи были натуральными и яркими, отличающимися от фальшивого аромата мандариновых духов, источаемых женой.

У входа в морг Петроградского района курил эксперт Гриша Базин. Базин приехал в Питер из Ставропольского края недавно, но быстро завоевал всеобщую симпатию сотрудников РУВД. Это был высокий мужчина с копной черных волос и белозубой улыбкой. И рукопожатие у него было крепким, ладонь теплой и сухой.

– Быстро приехал! – сказал он, пропуская майора перед собой в помещение морга.

– Воскресенье, – лаконично ответил Бодров, – город пустой.

Они подошли к вращающемуся турникету, майор протянул в стеклянное окошко удостоверение сотрудника МВД. Толстый вахтер испуганно посмотрел на полицейских.

– Проходите, пожалуйста…

Зажглась зеленая лампочка, металлическая вертушка пришла в движение. Мужчины шли по пустынному холлу, Базин говорил приятным баритоном, словно очарованный тембром своего голоса:

– Смерть наступила между двенадцатью тридцатью и тринадцатью часами дня. Когда потерпевшей стало плохо, ее пытался реанимировать врач. – Поймав удивленный взгляд Бодрова, эксперт объяснил: – Случайно оказался рядом, совершал пробежку. Высокий уровень дофамина подтверждает наличие психоактивных веществ. Сульфат амфетамина. Однако действующее вещество находилось в процессе полураспада.

Из светлого просторного холла мужчины вошли в полутемный коридор.

– То есть на момент смерти женщина была трезвой? – спросил Бодров.

– Судя по промилле, выпила две банки пива или бокал сухого вина.

Впереди находилась лестница, ведущая в полуподвальное помещение. Навстречу вышла белокурая женщина. Ее халат блистал чистотой и свежестью, нижнюю часть лица скрывала хирургическая маска. Николай посмотрел на свои запыленные туфли и почему-то смутился.

– Здравствуйте! – сказала женщина.

Почему-то все молодые женщины с маской на лице кажутся красивыми и загадочными, подумал Бодров. Словно угадав его мысли, женщина сняла маску, уголки ее розовых, тронутых помадой губ слегка поднялись наверх, но голубые глаза оставались серьезными. На высокой груди была приколота пластиковая карточка. Новикова Ксения Васильевна. Женщина протянула руку, Бодров осторожно коснулся ее пальцев, тонких и прохладных.

– Бодров. Николай…

– Очень приятно! Ксения Васильевна. Можно просто Ксения… Прошу следовать за мной!

Мужчины спустились в подвал вслед за женщиной. Николай поймал на себе насмешливый взгляд Базина, эксперт красноречиво скосил глаза в сторону тонкой талии женщины и приятной округлости ягодиц под тканью халата. В гулком коридоре, отдаваясь эхом, звонко цокали каблучки ее туфель. Ксения остановилась возле двери, поднесла электронный ключ, щелкнул замок.

– У нас недавно сделали ремонт. – Она повернулась к мужчинам, но говорила, глядя в лицо Бодрову.

– Я уже здесь был, – развязно улыбаясь, сказал Базин, – но ради ваших прекрасных глаз, Ксения, готов обследовать все трупы, находящиеся в вашем ведении!

Женщина промолчала.

Бодров зашел в ярко освещенный зал морга, испытывая легкое волнение. Не то чтобы он боялся покойников, но магия смерти, царящая в моргах и на кладбищах, обволакивала его, что-то внутри холодело, цепенели конечности, он – опытный офицер со стажем – чувствовал себя мушкой, угодившей в разлитый сироп. Длилось такое состояние недолго, но было в нем нечто ошеломляюще великое и мистическое, словно вот сейчас он прикоснется к тайне небытия, и парализующий страх смерти растает, как дым лесного костра, уносимый ветром. Это состояние исчезало столь же внезапно, как и возникало, оставляя ощущение едва уловимой досады, какое возникает, когда не можешь вспомнить какую-то очень простую и хорошо известную вещь. Николай провел ладонью по лицу, сгоняя невесомую тень от ослепительного света флуоресцентных ламп.

Ксения подошла к ряду ящиков, сверкающих никелем, уверенно потянула за ручку нижнего отсека, выдвинулась тележка. На ней угадывались очертания женской фигуры, накрытой простыней.

– Готовы? – Она смотрела на Бодрова.

– Да… – Он слабо улыбнулся.

Простыня взвилась, как белая птица, обнажив лежащее под ней тело. Первое, что бросилось в глаза оперативнику: щедрая россыпь веснушек на шее, плечах и верхней части груди. От небольших холмиков грудей с розовыми сосками до нижней части плоского живота багровел свежий шрам.

– Все нормально? – спросила Ксения Васильевна.

– Без проблем, – все с той же искусственной улыбкой ответил Николай. – Давай, эксперт, говори, чего накопал? – обратился он к Базину.

– Смотри… – Эксперт с готовностью наклонился к мертвой девушке, бесцеремонно повернул ее голову в сторону. Рыжий локон опал, открылась бледная ушная раковина, с колечком золотой сережки в мочке уха.

Бодров уловил слабый запах формалина и еще чего-то сугубо медицинского. В глубине ушной раковины желтел кусочек серы, и эта, казалось бы, обычная вещь вызвала у него приступ легкой тошноты.

– Видишь? – Базин потянул мочку женского уха, будто та была резиновой.

– А что я там должен увидеть? – спросил Бодров.

– Там, глубже…

Действительно, в глубине ушного прохода были отчетливо заметны две темные точки, отдаленно похожие на укус змеи.

– Считаешь, это след от проникновения токсина?

Базин пожал плечами.

– Токсикологическая экспертиза займет какое-то время. Сердце у бабенки… – он поднес к глазам табличку с именем умершей, – у Софьи Зайцевой… так вот, сердце у Сонечки, как у боксера. С чего бы ему вдруг останавливаться?!

– Амфетамины?

– Ерунда! – Эксперт махнул рукой в синей латексной перчатке. – Небольшие дозы стимуляторов прикончить здорового человека не могут. Ну, давление поднимется, тахикардия пошалит…

– Что от меня требуется? – Бодров хотел поскорее выйти на свежий воздух. Фамильярный тон Базина его нервировал.

– Подмахни заключение на предмет расширенной экспертизы.

– Ваш коллега прав, – подала голос Ксения, скромно стоящая возле дверей. – Внезапная смерть в результате незначительной дозы стимуляторов – явление редкое. К тому же на момент кончины женщина была практически трезвой. Гипертрофии миокарда не зафиксировано, атеросклеротических изменений сосудов тоже. Изредка у молодых людей бывает стенокардия напряжения, это так называемое проявление ишемической болезни сердца при здоровых сосудах.

На шее мертвой девушки белела тонкая полоска, оттененная легким загаром.

– У нее на шее была цепочка, – сказал Бодров.

– Ну и что? – удивился Базин.

– Кольца на пальцах на месте, серьги тоже. След от загара свидетельствует, что женщина носила цепочку не снимая.

– Может быть, порвалась… – предположил эксперт, – или потеряла.

Мысль была здравой и логичной, но интуиция – удел тревожных людей – подсказывала майору другую причину.

– Ладно, – кивнул Бодров, – приеду в управление, подпишу заключение.

Он стянул перчатки, бросил их в подставленную Ксенией Васильевной коробку.

– Выйду покурю… – сказал он, поймав на себе внимательный взгляд Ксении. Настроение у него было паршивее некуда.

…Опаленная земля изнывала от жажды, засушливую пустошь солнце сжигало раскаленными лучами, ломкое ущелье, разрывающее землю, напоминало иссохший человеческий рот, молящий небеса послать крупицу влаги.

Человек шел на юг, делая редкие остановки, во время которых маленькими глотками пил горячую воду из висящей на поясном ремне фляги, обтянутой высушенным бычьим пузырем. Он не знал, как долго ему предстоит идти, а потому расходовал драгоценную воду крайне экономно, прикладываясь к горлышку фляги, лишь когда начинали донимать миражи, грезящиеся в розовой дымке туманных очертаний Иудейских гор, сиреневым гребнем вздымающихся на востоке.

Дрогнула земля, юркая ящерица шмыгнула в расщелину промеж желтых камней. Человек нагнулся, поправил кожаный шнурок сандалии. Раскаленный ветер пустыни принес запахи конского пота и медной крови; прежде чем увидеть движущуюся кавалькаду римских всадников, он угадал их приближение обострившимся чутьем, свойственным отшельникам, проведшим в одиночестве долгие дни и ночи. В половине стадии чернело жерло пещеры. Человек устремился туда, припадая на левую ногу, – след от копья багровел на его бедре, – рана зажила благодаря смеси трав, которые прикладывала целительница из города Секелаг. Молодая амаликитянка ходила по своему жилищу абсолютно голой – так было принято у жителей их племени; вылечив рану на ноге чужеземца, она без стеснения предалась с ним ненасытной любви.

Он добежал до входа в пещеру вовремя, – вереница всадников обозначилась в полутора стадиях; солнце горделиво отражалось от золоченого нагрудника-лорики центуриона, меч гладиус мерно постукивал по его бедру в такт хода гнедого коня. Всего всадников было около тридцати; они следовали неспешной рысью. Человек понимал, что отряд был выслан Луцием Макроном. Мятежный легат жаждал найти беглого гладиатора: допросить, а после казнить. Таким образом он надеялся получить милость от императора Гая Августа Германика, по чьей воле прославившийся в боях за Британию Луций Макрон мог надеяться на возвращение в Рим. Ничего другого, кроме пыток, от занятого поисками мятежников римлянина ожидать не приходилось.

В пещере было тихо, но страх ледяными щупальцами сжал сердце: здесь рядом кто-то был! После слепящего солнца его окутала непроницаемая мгла, но обоняние явственно указывало на присутствие постороннего существа. Он задержал дыхание, слыша звонкие удары собственного сердца в груди.

Амаликитянка была ненасытной и страстной. Ее смуглость оттеняла его кожу, чересчур светлую и нежную для пришельца из пустынных земель, а голубые глаза и русая борода заставляли думать, что он уроженец севера. Он не стал ее разубеждать, а покинул жилище на рассвете шестого дня, когда римская стража оставила город и рана на бедре покрылась розовой пленкой.

Всадники приблизились: можно было разглядеть надменный профиль центуриона, извилистый шрам на его скуле и горделивый кроваво-красный гребень на шлеме. Путник инстинктивно шагнул назад, и его затылок обдало жаром. Теперь он не сомневался, что в пещере еще кто-то был, кроме него! В горле пересохло, он с трудом подавил желание броситься бежать навстречу римлянам. Исход такого опрометчивого поступка был ему хорошо известен. Способ умерщвления беглеца, который выберет вспыльчивый Луций Макрон, зависел от той информации, которую поведает пленник. Поиски последователей казненного в Иудее пророка велись властями Рима неустанно, беглый гладиатор мог стать идеальной мишенью для того, чтобы выплеснуть волну душащего Луция Макрона гнева.

Потекли мучительные минуты ожидания. Всадники удалялись. Он стоял, парализованный страхом перед тем неведомым, что скрывалось в тени пещеры, сжав кулаки, силясь не закричать от животного ужаса, – чьи-то пальцы прикоснулись к его спине. Ткань некогда нового льняного хитона истлела за время скитаний, рука трогала побагровевшую от солнечных ожогов плоть жадно и нетерпеливо, при этом касания были холодны как лед, а дыхание горячим и едким, отдающим гнилой пищей.

– Кто здесь? – пробормотал путник. Он неплохо знал язык эллинов и римлян, но сейчас использовал свое родное наречие горной части далекой Фракии.

– Кто… кто… – откликнулось за спиной.

Путник шагнул вперед, и это простое движение далось ему с неимоверным трудом; ноги словно налились свинцом.

– Кто! Кто!!! – расхохотался голос. А затем последовал властный приказ, прозвучавший в глубине сердца человека.

Повернись!

– Нет… – прошептал человек.

– Повернись! – грохотало эхо под сводами подземелья; словно камни неслись по склонам гор, увлекаемые потоком раскаленной лавы.

Слезы струились по грязным щекам путника, сердце готово было вырваться наружу, в груди клокотало.

Повернись!

Медленно, словно двигаясь во сне, он поворачивался к тому страшному и неведомому, что скрывалось в глубине пещеры. Льющееся солнце померкло, на мгновение воцарилась мгла, более бездонная и вечная, чем та, что властвует в могильном склепе.

Повернись!

Перелет от Красноярска до Петербурга занял четыре с половиной часа. Большую часть пути Алексей провел в полудреме; снилась какая-то чушь, пустыни, пещеры и древние всадники на лошадях. Словно кино историческое посмотрел. Салон лайнера был полупустым, голос пилота невнятно изложил сводку погоды в Северной столице, которая мало чем отличалась от той, что стояла последнюю неделю в Красноярске. Тепло и солнечно. Лайнер лег на крыло, в иллюминаторе искрилась серебристая нить Невы, алеющее небо окрасили всполохи предвечерних зарниц. Загудели турбины, шасси мягко коснулись бетонного покрытия взлетной полосы. Пассажиры аплодировали.

Алексей двигался к терминалу с легкой спортивной сумкой на плече. Предстояла унизительная процедура предъявления голубоватого листа бумаги с водяными знаками и фотографией в левом верхнем углу документа. Люди в погонах реагируют на справку, как на дохлую змею, чью сухую плоть им предстоит взять в руки: держат ее двумя пальцами с брезгливым и настороженным выражением лица. Он пропустил вперед тучную женщину, пахнущую кисло-сладким потом. Сотрудница службы аэропорта с симпатией посмотрела на высокого, хорошо сложенного парня.

– Проходите!

Алексей протянул справку, улыбка исчезла с лица девушки. Выбив яростную дробь на клавиатуре компьютера, она метнула справку через плоское отверстие в окне.

– Можете идти!

– Слушаюсь! – Зайцев отвесил насмешливый поклон и направился к выходу из терминала.

Близился вечер, но было светло как днем. Лихо подкатила машина, опустилось ветровое стекло, громыхали музыкальные аккорды, хрипло пел Юрий Шевчук.

– Куда ехать, земляк? – За рулем «хёндая» сидел лысеющий мужчина.

– На Петроградскую сторону… – ответил Алексей.

– Полторы штуки!

Зайцев мысленно сосчитал имеющую у него наличность. На карте было двадцать пять тысяч, – собрали ребята перед отъездом.

– Тысяча сгодится?

– Черт с тобой, залезай, только живо!

К «хёндаю» решительно направлялись двое мужчин, толстых и краснолицых. У того, что повыше ростом, цвел свежий синяк на скуле.

– Придурки! – выругался шофер.

Алексей сел на пассажирское сиденье. Водитель убавил громкость музыки на магнитоле, выжал сцепление, старенький автомобиль сорвался с места. В обзорном зеркальце виднелись уменьшающиеся фигурки краснолицых мужиков. Тот, чью внешность украшал синяк, погрозил массивным кулаком.

– Опасная у тебя работа! – Алексей с симпатией посмотрел на хмурое лицо шофера.

– Местная мафия! – усмехнулся мужчина. Костяшка на его левом кулаке слегка припухла. – Сибиряк?

– А что, по роже видно?

– Не заводись. Рожа у тебя вполне приличная, бабы таких любят. Пассажиры с двух рейсов шли. Москва и Красноярск.

– На москвича не похож?

К обзорному зеркалу был привязан сувенир – маленькие боксерские перчатки.

– Н-е-е… Фасон не тот!

Он вдавил педаль газа, «хёндай» уверенно набирал скорость, стройные тополя, растущие вдоль шоссе, слились в серую полосу, прерываемую зарослями высокой травы. Поодаль возвышались громады домов; город подступал вплотную к аэропорту. Зайцев легонько стукнул кулаком по перчаткам.

– Боксируешь?

Водитель остановился при въезде на Московский проспект, пропуская фуру.

– Ты про этих придурков? – качнул он лысеющей головой в сторону аэропорта. – Оборзели. За тот маршрут, что тебя везу, загнули бы трешку. А вообще – баловался по молодости. Выступал в первом полусреднем, двукратный призер первенства Украины. Георгий Марченко. Не слыхал?

– Нет…

– Ясное дело! – ухмыльнулся мужчина. – Я стал чемпионом Киева, когда ты, хлопчик, у дивчин под юбками шарил! Второе место по Союзу занял, прочили в олимпийскую сборную.

– И что?

– Что-что! Союз развалился!

Марченко включил сигнал поворота, ловко вклинив «хёндай» перед протестующе сигналящим «БМВ».

– Терпеть не могу этих насосов… – проворчал он и, не отпуская левой рукой руль, протянул правую пассажиру: – Гоша!

– Алексей…

Рука у таксиста была крепкой и твердой, как кусок дерева. Да и внешность была типичная для бывшего спортсмена: сухой, жилистый, с отбитыми бровями и колким взглядом карих глаз. Вел он свой старенький «хёндай» уверенно и агрессивно, перестраиваясь между рядами. Алексей рассеянно смотрел на каменные глыбы домов, проносящиеся за окном автомобиля, мысли его возвращались к Соне-рыжику, улыбчивой девочке с чудесными ямочками на румяных щеках. Мать воспитывала их одна, отец сгинул на просторах Советского Союза, когда Леше Зайцеву было одиннадцать лет, а маленькой Соне исполнился годик. Мальчик водил сестру в детский садик, забирал из школы. После смерти матери восемнадцатилетняя девушка умчалась в Петербург. Вначале они ежедневно созванивались, а с наступлением эры социальных сетей переписывались в чатах. Так было, пока Алексей не загремел в места лишения свободы. Перед отъездом из СИЗО он списался с ее подругой, женщина скупо сообщила подробности: инфаркт или что-то в таком роде. Короче, остановка сердца.

Взвизгнули тормоза, Алексея мотнуло вперед.

– … твою мать! – выругался Гоша.

Горя красными стоп-сигналами, впереди застыл громоздкий внедорожник. Столкновения удалось избежать благодаря отменной реакции бывшего боксера.

– Реально придурок! – тяжело дыша, проговорил Марченко.

Дверца джипа распахнулась, наружу ступил чернобородый парень. Он подошел, лениво улыбнувшись, ударил носком кроссовки по колесу. Мимо проезжали машины, некоторые водители сигналили: «хёндай» и внедорожник образовали пробку на месте пересечения Московского проспекта и набережной реки Фонтанки. Бородач нагнулся к ветровому стеклу.

– Вылезай, падла! – сказал он все с той же миролюбивой улыбкой.

Со стороны пассажира из внедорожника вышел второй. Он был пониже ростом, с такой же густой черной бородой и до блеска выбритой лысиной. Он осмотрел задний бампер.

– Мага, все чисто, – сказал он. – Нет косяка.

– Накажу урода и поедем! – ответил Мага. – Вылезай!

Марченко кивнул Алексею:

– Извини, сибиряк, не довез тебя…

Прежде чем Зайцев попытался его остановить, выскочил наружу. Огромный Мага возвышался над коренастым таксистом, как Голиаф над Давидом, и имел преимущество в весе килограммов на двадцать, и это были отнюдь не жировые отложения, грудные мышцы распирали футболку.

– Аварии не было! – отрезал Марченко. – А ты дал по тормозам на пустой дороге. Создал аварийную обстановку…

– Закрой пасть, урод! – прервал его Мага.

В реальности драка выглядит скупо и не столь зрелищно, как это представляют себе создатели фильмов подобного жанра. Нет тебе «вертушек» в духе Брюса Ли, сокрушающих боковых ударов в манере Майка Тайсона, от которых беззвучно оседают здоровые мужики. Гоша присел, его правая рука выстрелила со скоростью пули. Кулак боксера попал ровно туда, куда он целился: в окончание подбородка. До сидящего в машине Зайцева долетел характерный чмокающий звук. Голова откинулась назад, словно держащие ее в тонусе мышцы ослабли, белизна захлестнула смуглое лицо, Мага попятился. Обычный человек, пропустивший акцентированный свинг в «бороду» (так называют боксеры уязвимое место на нижней челюсти человека), свалился бы в глубокий нокаут. Мага закрылся локтями и отступил, выигрывая время для восстановления сил.

– Ты реально больной, мужик! – закричал товарищ Маги. Он пружинисто двинулся вперед, держа руки возле подбородка. Широко поставленные ноги и манера перемещения выдавали в нем борца. Гоша выкинул джеб, целясь в голову, затем «двойку», попеременные прямые удары левой и правой рукой, от которых противник сумел уклониться.

Алексей сидел в салоне «хёндая», раздираемый противоречивыми чувствами. Справка жгла внутренний карман куртки. На оживленном перекрестке собирались зрители, многие снимали сцену драки на смартфоны. Сегодня же видео окажется в свободном доступе. Умом он понимал, что самым благоразумным решением в его ситуации будет оставить тысячу рублей в бардачке машины и свалить подобру-поздорову, но ярость уже зародилась в области солнечного сплетения, вызывая нетерпеливый зуд в руках и ногах.

Тем временем борец умело вошел в короткую дистанцию. На его стороне были преимущество в весе и молодость. Гоша пытался ударить лысого локтем в голову, но борец втянул ее в шею, став похожим на приземистую огромную черепаху. Футболка на его спине обтягивала тугие мускулы. Он захватил руку в локтевом сгибе. Зайцев из личного опыта знал, что провести серьезный болевой прием в стойке непросто, падать на асфальт, увлекая соперника в партер, борец вряд ли решится. Марченко задыхался. Он прилагал массу усилий, чтобы выдернуть из железного захвата правую руку, нанося при этом короткие удары левой в область головы и шеи противника.

Число зрителей множилось. Мага приходил в себя после пропущенного удара, улыбка сошла с его лица, теперь оно выражало крайнюю степень ярости.

– Цог маж дохья![2] – проревел он. – Убью сволочь! Рашид, отойди! – ревел Мага. – Отойди, Рашид!

Алексей вышел из машины, встал на пути разъяренного парня.

– Нехорошо это, – стараясь говорить спокойно, произнес он. – Люди кругом…

Мага молниеносно переключился на второго противника. Она кинулся вперед, Алексей уклонился и вбил мощный лоу кик в бедро кавказца и, не давая опомниться, ударил локтем в челюсть. Получилось славно, как любил повторять его тренер. Это было его любимое определение. Славно. В челюсти что-то хрустнуло. «Сегодня не твой день, приятель», – с ликованием успел подумать Алексей. Если уж выпустил на волю гнев, дай ему насытиться сполна! Боковым зрением он видел худого мужчину в круглых очках, держащего смартфон перед собой на вытянутой руке. Шумно упал на асфальт кавказец. Зайцев шагнул к борющимся мужчинам, которые в пылу схватки ничего не замечали.

– Хорош! – громко сказал он. – Хватит!

Рашид отпустил захват.

– Ты в натуре чокнутый, старик!

– Твое будущее… – тяжело дыша, ответил Марченко.

Людской гомон и несущаяся из салона внедорожника восточная мелодия накрыла, как приливная волна.

Рашид протянул руку, которую Гоша, не раздумывая, пожал.

– Все пучком, брат!

– Заберешь своего кореша? – спросил Алексей, обернувшись на невнятно мычащего Магу.

– Он тупой, парень! – сказал Рашид. – Человек – он как тюбик, если надавишь, полезет то, что внутри! У него внутри дерьмо! Глупо ожидать, что полезет повидло. Да и боец шляпа, а на людей кидается как собака. Поможешь?

Они вместе с Алексеем загрузили в салон внедорожника обмякшее тело кавказца. Зайцев пожал руку борцу, обернулся к зрителям.

– Шоу закончено! – сказал он, обводя людей взглядом. Горячка боя прошла, он отчетливо увидел Вострикова, просматривающего видеоролик с дерущимся заключенным, записанный на следующий день после того, как Хозяин разрешил ему отпуск.

Люди неохотно расходились. Гоша сел за руль «хёндая». На его скуле краснела ссадина, рукав тонкой летней куртки был надорван.

– Ну что, сибиряк, – сказал он, поворачивая ключ в замке зажигания, – на Петроградку?

Автомобиль мчался по широким улицам Петербурга. Призрачная полумгла окутывала северный город пеленой тумана, теплый ветер был нежным и тихим, как рука, ласкающая этот мир. Розовая луна выплыла из-за облаков, блики легли на воду. Завтрашний день обещал быть теплым.

Побег

– Смотреть надо, куда идете! – выругался мужчина.

Девушка столкнулась с прохожим у входа в метро. Только что она видела Серого. Серый шел по следу, тихий и безликий, будто машина для убийства. В темном стекле отразились бледные щеки, окрашенные в красный цвет волосы, круглая серьга в нижней губе. Мы видим в зеркале ту версию своего облика, которая соответствует нашему состоянию духа в настоящий момент времени. Человеческое лицо переменчиво; только за одну минуту мимические морщины совершают десятки сокращений. Неудивительно, что мужчина ее обругал – она была похожа на наркоманку. Серый может подкрасться незаметно, и тогда все закончится быстро. Неизвестно, какой способ убийства он выберет, да это и не имеет значения. Смерть – червь в сердцевине человеческих претензий на счастье.

– Извините… – прошептала она.

Девушка приблизилась к турникету, сунула руку в карман джинсов. Пусто. Глупо было надеяться, что там окажутся деньги. Она подошла к сидящей в стеклянной будке женщине-контролеру.

– Можно мне пройти…

Тучная женщина побагровела. Чем-то она напомнила девушке ее мать, такая же располневшая, с угрюмым выражением лица, веснушчатыми щеками. Когда-то у нее были роскошные золотые локоны, чей цвет со временем поблек, и теперь они свисали унылыми прядями.

– Покупай жетон и катайся, сколько душе твоей угодно! – отрезала работница метрополитена.

Серый умеет причинять боль.

– Я забыла деньги дома!

Когда-то она гордилась алым цветом волос вместо природного огненно-рыжего, такого же, как у матери в молодости, но сейчас ей не повредили бы юбка ниже колена, белая рубашка с застегнутым на верхнюю пуговицу воротником, аккуратная прическа.

– На дрянь свою, небось, нашла! – Женщина поднесла к губам микрофон. Сейчас она вызовет охрану метрополитена.

Девушка отошла в сторону. Мимо проносились спешащие люди, задевали плечом, недоброжелательно косились. За все свои двадцать четыре года она ни разу не просила денег. Даже обратившись в центр реабилитации по борьбе с наркотической зависимостью, гордо смотрела в лицо женщине-психологу и отвечала на вопросы. Употребляла. Часто? Когда хотела, тогда и употребляла!

Психолог понимающе улыбнулась:

– Можешь заселяться на отделение, Лера!

Девушка растерянно моргала глазами.

– Вы не поняли! У меня ни черта нет!

– Я не глухая, – продолжала улыбаться женщина. У нее была короткая стрижка, полное лицо и круглые очки в массивной оправе. И очень простое имя. И еще куча титулов и званий, – я возьму тебя на курс реабилитации бесплатно.

Страх – плохой советчик, он умеет ломать гордость.

– Одолжите жетон, пожалуйста… – спросила Лера у мужчины.

Тот, недовольно сопя, отошел в сторону.

– Жетон не одолжите?

Часы показывали шестнадцать тридцать.

Как Серый ухитрился напасть на след? Или показалось? И человек на улице внешне похож на Серого? Бывают схожие между собой типажи людей. Нет. Ошибка исключена. Красный – жесток, Желтый – силен, Белый – холоден. Коричневый – умен. Каждый из них отличался определенными чертами характера, и тем не менее выбор пал на Серого. В мире ничего не происходит случайно, каждое из мельчайших, кажущихся на первых взгляд незначительными, явлений, – будь то встреча со знакомым человеком на улице или услышанная, но забытая мелодия, – увязаны в сложный узел, сплетенный из тысячи нитей, представляющих собой феномен человеческой судьбы. Временами она бывает щедрой и благосклонной, иногда беспощадной и неумолимой.

– Вы не одолжите жетон?

Худой мужчина с нервным лицом протягивал купюру.

– Возьми! – буркнул он и, не слушая слов благодарности, удалился.

Незнакомый человек дал пятисотрублевую купюру. Мир и люди часто оказываются не такими, какими кажутся на первый взгляд. Черный показался ей нереально красивым парнем и конченым шизиком, но Альберт считал, что все это из-за гипноза.

– Когда он на меня смотрит, я улетаю! – признался он после первой встречи.

Альберт же и привез ее в тот загородный особняк.

– Зависимым личностям без кайфа нет лайфа! – смеялся он.

Какая к черту зависимость? Ну, покуривала травку, закидывалась «спидами», когда ходила в клуб. Все поменялась после того, как она попробовала «гречку» (как опытные наркоманы называли героин). В первый миг ее испугала волна блаженства. Большинству наркоманов требуется некоторое время, прежде чем кайф завладевает ими. Женщина-психолог сказала что-то насчет чувствительности рецепторов головного мозга. Лера попала в число избранных, – ее роман с героином начался с первого свидания. Весь следующий день она ждала, когда Альберт раздобудет дозу. Наркоманы называют это состояние «приходом». Кожа покрывается сладостными мурашками, в груди разрастается ком, и пучина восторга окутывает разум.

– Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, – призналась она любовнику, когда они ночью лежали в кровати.

– Бери от жизни кайф!

Альберт был худым и нервным. То, что творил с ним Серый, не поддается описанию. Черный назвал это искуплением.

Она протянула купюру в окошко.

– Сколько жетонов? – Искаженный динамиком женский голос напоминал звук чревовещателя.

– Один…

– Мельче денег нету?

– Нет…

– Карта?!

– Нет!!!

В окошко вылетел металлический кругляк жетона и сдача. Лера смела в ладонь, сунула в карман. Повернулась в сторону турникета. Спазм сжал кишечник, когти страха впились в грудь. Серый стоял молча и неподвижно, спешащие пассажиры обтекали его фигуру, как вода камень. Не касаясь, словно подсознательно боясь заразиться неизлечимой болезнью. Обыкновенный человек, среднего телосложения, с узким лицом и темными, как револьверные дула, глазами. Страх парализовал ее на месте, не было сил бежать или звать на помощь. Серый протянул руку к ее животу, что-то кольнуло. Словно комар укусил. Адреналин хлынул в кровяное русло, способ реагирования «бей и беги» взял на себя руководящую роль. Она метнулась к турникету, швырнула в прорезь жетон, загорелся зеленый индикатор. Девушка толкнула плечом кого-то, услышала поток ругани, несущейся вслед. Она бежала по эскалатору; инстинкт самосохранения гнал ее вперед, как зайца, пытающегося спастись бегством от настигающего хищника. Уже внизу споткнулась о ступень, чуть не упала, что-то теплое и липкое стекало по внутренней поверхности бедра. Мысль о том, что она обмочилась от страха, столкнувшись лицом к лицу с Серым, не удивила ее.

Альберт кричал громко и пронзительно, не верилось, что человеческая глотка способна издавать подобные звуки. Ближе к утру крики перешли в сдавленное хрипение, внутри у него что-то булькало, звук был похож на тот, что издает кипящий на медленном огне суп.

Электронные часы отсчитывали время, прошедшее с момента ухода поезда. Две минуты десять секунд. Средний интервал между поездами. Волна горячего воздуха давила из черной темноты тоннеля, как поршень. Лера опустилась на скамью, в голове стоял непрерывный звон. Она устала. Ей страшно. Серый отстал. Или прячется среди людской толпы, скопившейся при входе на эскалатор. Заиграла музыка. Торжественная мелодия в минорной тональности. Альберт учился в музыкальной школе, он со знанием дела сообщил, что автором композиции является Рихард Вагнер, немецкий композитор. Почему музыка играет в холле метрополитена? Или ей это грезится? Из вязкой пелены накатывающего обморока выплыло хмурое лицо матери. Ее голубые глаза смотрели холодно и осуждающе.

– Я всегда знала, чем это закончится, Валерия! – В голосе звенело мрачное торжество, как в музыкальных аккордах музыки Вагнера. – С той поры, когда ты стала походить на этого кобеля, своего папашу!

Лера растерянно улыбнулась. Она ненавидела себя за страх и раздражающую слабость, появляющуюся всякий раз, когда материнские кулаки взметались, словно разъяренная женщина, как древняя фурия, призывала небеса покарать непокорное дитя.

– Девушка! – окликнул ее чей-то голос.

К ней склонялась незнакомая женщина, высокая и худая. Глупо. Все глупо. Чем может помочь полиция? Мелодия вошла в стадию кульминации. Альберт сообщил название композиции, но она тотчас его забыла.

– Вам плохо? Ей показалось, что голос прилетел издалека.

Гул поезда нарастал, давление волны теплого воздуха усилилось.

– Вы поранились?

Почему поранилась? Ей стало смешно, она улыбнулась. Провела слабеющей рукой по животу.

– Вызовите врача! – кричала женщина.

Поезд замедлял ход. Голова закружилась, темнота накатила вместе с приступом мучительной тошноты, и в тот же миг резкая боль пронизала низ живота, пальцы пропитались горячей кровью.

– Я ранена… – сказала она удивленно, подняла глаза, встретившись взглядом с симпатичной черноволосой женщиной.

– Позовите врача! – громко крикнула женщина.

Музыка оборвалась.

Оформить заявку на проведение расширенной экспертизы не заняло много времени. Бодров позвонил жене, надеясь обрадовать ее известием о предстоящем визите к теще. Пока в динамике смартфона шли гудки, он пытался изгнать мерзкие мысли, копошащиеся в голове, словно черви в гниющих отбросах. Лена ответила на исходе минуты ожидания.

– Алло! – Ее голос был возбужденным и задыхающимся, словно женщина занималась на беговой дорожке в спортзале.

– Привет! – Николай включил стоящий на столе ноутбук, на мониторе загружались программы. – Я освободился.

– Здорово… – ответила жена, – и что будешь делать?

– Ты хотела поехать в гости к Анне Петровне!

– А-а-а… – протянула Лена, словно вспоминая что-то несущественное. – Забыла утром сказать. Мама заболела.

Красные прожилки над левой частью черепа супруги напоминали кипящую магму в разломе горной породы.

– Ладно, – сказал Николай, машинально водя «мышкой», – я тогда с Базиным пиво попью.

– Пока…

Связь оборвалась. Бодров редко врал. Даже допрашивая подозреваемых, старался не внушать людям призрачных надежд. Сослуживцы не знали о его способностях. Редко кому удавалось сохранять хладнокровие в разговоре с представителем власти, к тому же Николай считал, что, вторгаясь в астральное поле человека, он совершает акт насилия, превосходящий по уровню физическое воздействие. Сформулировать мысль, что Лена изменяет ему, оказалось совсем не просто. Тема, подходящая для сальных анекдотов, рассказанных в компании под пивко, сопровождаемая хохотом, под бравадой которого угадывается потаенный мужской страх – быть отвергнутым и униженным. Вечный мужской ад: у тебя не встал, и ты сдачи не дал!

Он набрал номер Базина, эксперт ответил немедленно:

– Да!

– Не отвлекаю? – Бодров достал из кармана пачку сигарет, положил перед собой на стол. На прошлой неделе он принял решение бросить курить и теперь безуспешно боролся с желанием послать все к черту.

– Нормально.

– Заявку оформил, подписал. Можешь приступать.

– Супер. Как тебе Ксюша?

– Какая Ксюша? – Бодров достал из пачки сигарету, помял пальцами тонкую папиросную бумагу. На стол просыпались коричневые крошки, он смел их ладонью.

– Девица в морге! – рассмеялся Базин. – Ничего блондиночка?

– Надеюсь, ты сейчас не о трупе говорил… – мрачно пошутил Николай.

– Н-е-е! Та рыженькая! – поддержал шутку эксперт. Специфичный юмор врачей, экспертов и сотрудников убойного отдела был бы не понятен остальным людям, – близость смерти побуждает говорить о ней цинично. – Кстати, она была беременна.

– Так вроде незаметно…

– Шесть недель. Сразу видно бездетного парня! – ухмыльнулся Базин. – Живот начинает расти после четырех месяцев.

– Как насчет пивка?

– Годится! Супер! – это было любимое словечко эксперта. – Зайду за тобой через полчасика.

– Договорились!

Мужчин связывали приятельские отношения, несколько раз пили пиво после работы. Однажды, поддавшись на уговоры, Николай отправился вместе с Базиным в сауну. В тот вечер на смену пиву пришла водка, Бодров изрядно захмелел. Возле бассейна он столкнулся со стоящим у бортика коллегой. Базин пьяно улыбался, обнимая за талию худощавую блондинку, с белыми полосками загара на маленькой груди и бедрах, а судя по его мужским причиндалам, находящимся в боевой готовности, эксперт рос рядом со свалкой радиоактивных отходов. Бодров уединился в комнате отдыха с миловидной скуластой девушкой, где, честно признаться, у него ничего не получилось. Он посмотрел на смартфон. С экрана фальшиво улыбалась Лена. Голубые глаза на фоне загорелой кожи и искрящегося бирюзового неба за ее спиной казались огромными. Фото было сделано пять лет назад, на отдыхе в Испании. Они много пили, много смеялись и много занимались сексом. И постоянно ссорились. Как-то раз, лежа в кровати на скомканных и влажных от пота простынях, Лена сказала:

– Лучше жить со страстной женщиной, чем со скучной! Таких редко бросают!

Он поцеловал ее в шею, соленую и горячую.

– Только иногда убивают… – сказал он, чувствуя набухающую плоть внизу живота.

Повинуясь нахлынувшему желанию, он набрал номер жены и в течение минуты слушал гудки. Достал зажигалку; в пляшущем огоньке мерцали алые зарницы. Он глубоко затянулся, привычно закружилась голова.

– Пошла ты! – вслух сказал Бодров.

– Я вам русским языком объясняю! Граждан вашей возрастной группы для участия в боевых действиях не набирают! – Молоденький лейтенант нервничал, не решаясь встречаться взглядом с этим странным мужиком. Хоть и был тот с явного похмелья; глаза налиты кровью, и перегаром разит, как от пивной бочки, но было в нем нечто такое, что не позволяло сотруднику военкомата вызвать охрану и выставить нервного посетителя на улицу.

– Это ты решаешь? – нагло спросил мужик.

– Закон! – ответил лейтенант, с преувеличенно внимательным видом склонившись над клавиатурой компьютера.

– Ты даже не посмотрел мой военный билет, сынок! – усмехнулся мужчина. Он потер пальцами седые виски, лейтенант отметил сбитые костяшки на кулаках, расплющенный нос и крепкую шею. А также уверенный взгляд глубоко посаженных серых глаз.

– Ладно, – согласился лейтенант. Он открыл лежащий перед ним замусоленный военный билет чокнутого посетителя. Прочел вслух: – Авдеев Сергей Матвеевич…

– Мне мое имя известно! – перебил его мужчина. – Много лет…

– Вот именно, много! – оживился собеседник. Он скосил глаза на дату рождения посетителя, написанную от руки в военном билете. Старые страницы документа испещрили надписи, отмеченные датами, часть из которых относилась к тому периоду, когда лейтенант еще не родился. Афганистан, Ангола, Мозамбик, Ливан… В учебниках не напишут того, что может поведать этот крепкий мужик с колючим взглядом! – Извините, ничем не могу вам помочь! – Он протянул военный билет, который Авдеев равнодушно сунул в карман старенькой куртки.

– Причина в возрасте? – спросил он.

– Мы набираем добровольцев для участия в военной операции…

– Знаю! – прервал лейтенанта Сергей. – Так в чем причина отказа?

– Ваш возраст и… – он запнулся, – состояние здоровья.

– Здоровье? – переспросил Авдеев.

– У вас проблема с алкоголем, Сергей Матвеевич. И вы хромаете…

Из коридора прилетел аромат свежего кофе, громко рассмеялась женщина, а в полутора тысячах километров от благополучного Петербурга гибли люди.

Авдеев смутно помнил вчерашний день. Так же, как и четыре или пять предшествующих суток. Все началось с того, как в баре ему кто-то протянул стакан, затем следующий. Или же это было не начало запоя, а его продолжение. Не важно. Несколько дней расплылись, разлетелись на осколки, как граната оборонительного действия. Осталось смутное ощущение, будто он променял что-то ценное и разумное на нечто огромное, древнее и иррациональное, чем, по сути, и является Его Величество Русский Запой!

На улице царило пьянящее жаркое лето. Трепетала листва деревьев под порывами ветра, в подсыхающих лужах тонула синева июньского неба. Сергей зашел в магазин, возле кассы терпеливо дожидался очереди мальчик. Он обернулся, дружелюбно улыбаясь. Синдром Дауна, определил Авдеев. Круглое лицо, косящие глаза. Парнишка был одет в чистую курточку кремового цвета.

– Здравствуйте! – Мальчик радостно улыбнулся, обнажилась розовая десна и неправильной формы маленькие зубы.

– Привет!

– Меня зовут Митя!

– Я – Сергей… – Авдеев осторожно пожал протянутую для приветствия руку.

– Следующий! – крикнул продавец, хмурый мужчина восточной внешности.

Мальчик высыпал пригоршню мелочи.

– Дайте мне, пожалуйста, вон ту шоколадку!

Продавец сгреб мелочь, пересчитал.

– Не хватает…

– Что? – Мальчик улыбался.

– Денег не хватает! – раздраженно повторил продавец. – Нужно еще пятьдесят рублей!

– Я заплачу! – вмешался Сергей. Он протянул купюру.

Продавец швырнул на прилавок шоколадку.

– Вам что?

Сергей давно подметил, слабые мужчины избегают встречаться с ним взглядом. Так люди подсознательно игнорируют симптомы тяжелой болезни, считая проявление недуга чем-то несущественным. Признание собственной слабости требует не меньшего мужества, чем ее преодоление.

– Пиво. Две банки. «Очаково».

Авдеев подмигнул мальчику.

– Такие, брат, дела! – вздохнул он.

Пивные банки были теплыми на ощупь. Почему вы пьете? Жидкая, – вот и пью! А если бы водка была твердой? Я бы ее грыз, родимую!

Он вышел на улицу, окунувшись в жизнерадостную ауру солнечного погожего дня. Нигде так не ценят хорошую погоду, как в Питере! Сергей сел на скамейку, потянул жестяное колечко, выступила белая пена. Он поднес банку к губам, стараясь удержать приступ лихорадочной дрожи в руках. Кислая жидкость оросила воспаленное горло; первую банку он закинул в себя не отрываясь. Живот вздулся, как барабан, – последний раз он ел вчера днем – заставил себя проглотить шаурму, купленную в ларьке возле метро. Сергей достал из мятой пачки сигарету, извлек из кармана джинсов старенькую зажигалку. На соседней скамейке сидела бледная девушка. Она сложила руки на животе, часто шмыгала носом; красные глаза указывали на то, что она недавно плакала. Девушка была одета в синие джинсы, белую футболку и летнюю курточку, в одежде угадывался налет небрежности, словно она одевалась наспех. Светлые, с рыжеватым отливом волосы были зачесаны назад и схвачены в пучок на затылке простой резинкой. Минимум косметики на лице, в простоватой внешности было что-то притягательное, какой-то внутренний свет, озаряющий ее изнутри.

– Тебе плохо? – справа от него послышался голос.

Сергей обернулся. Рядом сидел мальчик Митя. Он коверкал слова, но речь была понятна.

– Да, братишка, мне плохо! – неожиданно сказал Авдеев. Никому другому, кроме парнишки с синдромом Дауна, он не решился бы признаться в слабости.

Мальчик развернул шоколадку.

– Хочешь?

– Спасибо, братишка! – усмехнулся Сергей. – Я на диете!

Митя забавно щурил глаза. У него были редкие светлые волосы, тщательно зачесанные на пробор.

– Разве оттого, что выпьешь вина, тебе станет лучше? – с необычайной рассудительностью спросил мальчик.

– Прямо в точку! – покачал головой Сергей. – Нет, легче точно не станет!

– Зачем тогда ты пьешь?

– Потому, что жидкая! – улыбнулся Авдеев.

Мальчик с наслаждением откусил дольку шоколадки.

– Всем нужна помощь и поддержка, – важно сообщил он.

– Нужна… – как эхо откликнулся Авдеев.

Митя взял мужчину за руку, своими короткими пальчиками ощупал грубую кожу на костяшках.

– Ты кажешься сильным, но внутри ты – слабый! – сказал мальчик. – А я выгляжу слабым, но внутри о-о-очень сильный! Мы теперь с тобой друзья?

– Конечно, друзья!

– Друзья должны помогать друг другу. Теперь я тебе буду помогать, – рассуждал мальчик, болтая ногами. – Когда тебе станет невмоготу, я приду на помощь!

К заплаканной девушке приблизились двое мужчин. Один нагнулся; женские черты исказила гримаса, лучащийся внутренний свет померк. В этом ракурсе Авдеев не мог видеть лиц мужчин, но он уловил темную энергию, источаемую ими. Тот мужчина, что стоял рядом с припаркованным автомобилем, мотнул головой, как бы предлагая девушке сесть в кабину. В движении его коротко стриженной головы угадывалось нетерпение. Его товарищ, напротив, был расслаблен, повернул голову вполоборота к сидящему Авдееву, на лице блуждала ухмылка. У него были торчащие рубинового цвета уши и короткая стрижка.

– Плохо… – невнятно произнес мальчик.

Вероятно, подросток с болезнью Дауна обладал чутьем: внешне миролюбивая картина, разворачивающаяся в центре города, таила в себе опасность. Сергей поставил початую банку пива на землю. Автомобиль марки «Порше». Внедорожник. Да и нервный парень был похож на представителя золотой молодежи. Новенькая куртка из тонкой кожи, властный поворот корпусом в сторону испуганной девушки.

– Плохо… – повторил Митя.

– Сам вижу! – кивнул Авдеев.

Донеслись обрывки слов. Говорила девушка:

– Я не могу… Нет! Так и скажите им!

Лопоухий взял ее за запястье, потянул на себя. Внешне это движение напоминало приглашение на танец, если не считать реакцию девушки, которая инстинктивно вцепилась свободной рукой в сиденье скамейки.

– Прошу вас! – сказала она вполне отчетливо.

– Хватит! – крикнул тот, что стоял ближе к машине. – Садись в тачку!

Лопоухий продолжал улыбаться, похоже, все происходящее его забавляло. Сергей поднялся, неторопливо подошел ближе.

– Слышь, молодой и красивый! – миролюбиво обратился он. – По-моему, девушка не очень-то хочет с тобой идти!

Водитель удивленно обернулся к пожилому мужчине.

– У тебя, отец, крыша съехала? – Его глаза светились каким-то нездоровым блеском.

– Типа того, сынок! Давно съехала. Еще до твоего рождения!

– Синий, дай ему на пиво! – сказал водитель. – И пусть валит отсюда!

– Перебьется! – сказал тот, кого товарищ назвал Синим. – Пошел на хрен отсюда! Понял, отец? – Он совершил угрожающее движение, подавшись телом вперед, выставив вперед массивный подбородок, и это была ошибка. Сработал инстинкт; челюсть маячила в прицеле левого бокового хука как драгоценный приз. Сергей привычно перенес массу тела на правую ступню, – острая боль хлестнула раскаленной плетью по бедру, – вкрутил плечо, и костяшки врезали в нижнюю часть подбородка. Звук удара был похож на разбившуюся об асфальт пивную бутылку, голову отбросило назад. Глубокий нокаут, с каким-то свирепым наслаждением понял Авдеев, глядя, как оседает на газон парень. Очухается не сразу. И еще какое-то время будет пребывать в прострации.

– Что… – закашлялся водитель. Улыбка исчезла с его лица. – Куда ты лезешь, старик?!

Лейтенант был прав. Стар он для подобных забав! Сердце зашлось в бешеной скачке, выпитое пиво подступило комом к горлу.

– Лучше бы тебе валить отсюда! – сказал Сергей.

– Ты реально не догоняешь, мужик! – Парень пятился к машине. – Ты не въезжаешь, во что влез! – Он нырнул за руль «порше».

– Друга своего не забудь! – крикнул Авдеев.

«Порше» сорвался с места, моргнули красные огоньки стоп-сигналов, массивная машина скрылась в дорожном потоке.

Синий приходил в себя. Застонал, сел, хлопая глазами. К нему уже направлялись гуляющие прохожие, вдалеке мелькали маячки полицейской машины. Девушка смотрела на своего защитника, на ее лице застыло выражение, схожее с тем, что у сбежавшего парня. Мистический страх. Над поверженным парнем склонилась сердобольная женщина с лохматой собачкой на поводке.

– У вас плохая компания, девушка! – сказал Сергей.

– Напрасно вы вмешались!

– Воспитание такое! – сухо ответил Авдеев.

Синий приподнялся, женщина с собачкой поддержала его за локоть. Мохнатая собачонка натянула поводок, черная губа поднялась, обнажив желтые клыки. Полицейская машина приближалась. Надо валить отсюда подобру-поздорову, подумал Сергей. Встречать похмелье в отделении полиции ему уж точно не улыбалось, а собачница была свидетельницей конфликта. Ее симпатии на стороне прилично одетого молодого человека, – это несомненно, так же как и у семейной пары, остановившейся возле входа в супермаркет, – жена с интересом наблюдала за реанимацией нокаутированного парня, ее муж неприязненно косился на Авдеева. Мальчика Мити и след простыл. Люди с болезнью Дауна не обладают быстротой спринтера, а широкий проспект просматривался метров на двести в обе стороны. К черту! Он подобрал свою банку и поспешно направился на другую сторону улицы. Громко лаяла собачка, хозяйка увещевала свою питомицу замолчать и вести себя прилично. Моргнул желтый сигнал светофора, Сергей перешел на противоположную сторону проспекта и двинулся по Шестнадцатой линии в направлении набережной лейтенанта Шмидта. Он был готов к оклику полицейского за спиной, однако его нагнала бледная девушка. Она молча взяла его под руку и шла рядом – как дочь на прогулке с нетрезвым отцом.

С Невы тянуло свежестью, по небу задумчиво проплывали редкие облака, похожие на комья ваты.

– Меня зовут Сергей! – сказал Авдеев.

– Настя…

Щеки и нос девушки покрывали веснушки, которые он не заметил вначале. Сергей глотнул пива из банки, Настя мягко, но решительно отобрала ее у него, подождала, пока они приблизятся к стоящей возле аптеки урне, и выбросила.

По набережной гуляли люди, купол храма Успения Пресвятой Богородицы блистал в солнечных лучах. Мелодичный перезвон колоколов отражался эхом от неспокойной стремнины Невы, несущей холодные воды к устью Финского залива, розовый отблеск солнца окрасил воду огненно-рубиновым цветом. Сергей остановился, пораженный безыскусной и притягательной красотой природы. Вот тебе и белая горячка!

– Зайдем? – спросила Настя, кивнув в сторону распахнутых дверей храма. Она достала из сумки косынку, небрежно повязала голову, легонько и настойчиво потянула мужчину к дверям церкви. Так воспитанные дети неосознанно тянут родителей к прилавкам со сладостями.

Сергей пожал плечами и последовал за девушкой.

– Валерия Андреевна Ершова! – прочла медсестра в планшете.

Лера моргала сонными глазами.

– Полис вашего медицинского страхования заканчивается через три дня, – продолжала медсестра, – свяжитесь со страховой компанией, они пришлют представителя для переоформления полиса.

– Где я? – хрипло спросила девушка, озираясь по сторонам. Белая палата, две соседние кровати заняты, – на одной сидит грузная женщина, на другой кто-то спит, отвернувшись к стене.

– После общего наркоза состояние дезориентации, это нормально, – кивнула медсестра. – К тому же у вас была кровопотеря. Скоро приедет следователь…

– Зачем следователь? – Лера приподнялась на локтях; боль впилась в нижнюю часть живота, словно разъяренная крыса.

Медсестра укоризненно на нее посмотрела.

– Вам нельзя вставать. Вы поступили в приемное отделение с ножевым ранением.

– Ножевое…

– Или какой-то другой режущий предмет, – уточнила медсестра. У нее были темные волосы, зачесанные на ровный пробор посередине, и сеть мелких прыщиков на лбу. – Задеты мягкие ткани, – она заглянула в планшет, – и частично поражена маточная труба, что привело к прерыванию беременности…

– Беременность?

Сидящая на соседней кровати полная женщина оживилась.

– Вот она, нынешняя молодежь! – негодующе воскликнула она. – Трахаются с кем попало, наркотики употребляют! А Боженька, он все видит! – Она коснулась серебряного крестика, висящего на веревочном шнурке.

Лера провела рукой по животу, задев шнур катетера, посмотрела на струящуюся из капельницы бесцветную жидкость и на свою согнутую в локте руку с красно-синими пятнами от инъекций.

– Пятая неделя беременности. – На лице медсестры помимо холодной отчужденности промелькнуло что-то вроде сочувствия.

– Я была… – Лера закашлялась, боль отдавалась в животе пульсирующими толчками. – Я была беременна?

Сестра поправила пластиковый фиксатор капельницы.

– Вас доставили из метро. Операция прошла успешно, а сейчас постарайтесь поспать. Лечащий врач придет после обеда.

Она строго посмотрела на полную женщину и вышла из палаты.

– Прости меня, Господи! – вздохнула женщина.

Через окно вливались будничные звуки большого города: рокот проезжающих автомобилей, шум ветра, голоса людей. Звуки кружились в хаотичной карусели, превращаясь в тягучую однообразную мелодию. Сознание путалось, перед сомкнутыми веками мелькала панорама удивительных мест, где она никогда не бывала прежде. Белокаменное строение, частично занесенное песком, поодаль стоят две высокие пальмы и кривое дерево, согбенное, как человек, изнемогающий под гнетом прожитых лет. Кривой сук дерева облюбовала большая черная птица. Выпуклый черный глаз зловеще сверкнул, из его сердцевины вылетело что-то быстрое, подвижное и клейкое. Оно облепило девушке рот и нос. Лера вцепилась пальцами в тугую массу, превратившуюся в человеческую руку. Рука вытянулась, как резиновая, из небытия выплыло ухмыляющееся лицо Серого. Вслед за ним зловещей чередой мелькали лики остальных Сущностей. Синий, Желтый, Коричневый, Красный, Белый… Все, кроме Черного. Глаз подмигнул бездонным оком, в зрачке тлел неистовый огонь ярости, и все прочие Сущности неслись подле нее. Из ниоткуда появилась женщина, обнаженная и прекрасная, приблизила свое лицо. Лера хотела взмолиться о пощаде, но ладонь Серого перекрыла ей дыхательные пути, а другую он поднес к своим улыбающимся губам и приложил к ним указательный палец, призывая к молчанию. Лера задыхалась. Сердце неслось бешеным галопом, с какой-то пугающей очевидностью она поняла, что сейчас умрет. Так же, как умер Альберт. И ничего нельзя изменить. Как сказала в реабилитационном центре женщина психолог, – все наркоманы бросают торчать, некоторым из них удается сделать это при жизни. Страшные облики Сущностей мчались все быстрее, женщина тянула свои губы к ее рту, пахнуло тухлым мясом, словно распахнули двери в зверинец. Лера решила, что все кончено и пора отказаться от борьбы, как некая сила ударила ее в грудь. Сжимающая лицо рука ослабила хватку, крупицы живительного воздуха просочились в легкие. Из бесконечного далека прилетел голос:

– Разряд!

Рука Серого неохотно отпускала добычу, его облик стал размытым и нечетким. Уйдя из полосы тьмы, он превращался в обычного худощавого мужчину средних лет.

– Есть пульс! – воскликнул голос. Чьи-то руки ввели ей в шейную вену катетер, провод жадно проник в магистральную артерию, ища вход в артериальный приток.

Дыхание стало сильным и глубоким, от потока кислорода, хлынувшего в легкие, закружилась голова. Из пустоты выплыло мужское лицо, с седой бородкой и седым венчиком волос на голове.

Лера моргала, в груди жгло. Она увидела испуганное лицо своей соседки по палате. Ее губы часто шевелились. Лера шмыгнула носом и расплакалась. Седой доктор удивленно на нее посмотрел.

– Теперь-то что плакать! Теперь радоваться надо! – сказал он.

Доктор ушел, молоденькая медсестра вышла следом, толкая перед собой тележку с дефибриллятором. Поскрипывало при движении колесико. Лера погружалась в пучину сна. Никаких видений больше не было. Балансируя на грани сладостного забытья, она услышала чье-то приглушенное бормотание. Это молилась вслух, сидя на своей койке, ее соседка по палате; толстая неопрятная женщина.

Встречи

– Ты слышишь меня?! Эй!

Губы оросила влага. Теплая, со вкусом железа и пахучей травы. Осторожные римляне в дальних походах избегали пить воду из неизвестных источников, добавляя во фляги корень базилика, считалось, что так можно сохранить ее полезные свойства. Подобное поведение было обусловлено типичным высокомерием римских легионеров, но имелись и вполне практические причины – эпидемия неизвестной болезни, пришедшая из Южного Ханаана. У людей набухали в шее и паху болезненные нарывы, плоть смердела, будто несчастный гнил заживо. Смерть наступала на третий-четвертый день болезни.

– Можешь говорить?

Он открыл глаза. Солнце заслоняла громоздкая фигура, в лицо ударил кислый запах дыхания.

– Да… – ответил человек на римском наречии, – я могу говорить!

– Ты римлянин? – удивился центурион. Он стоял на колене, по причине полуденной жары он снял с головы массивный шлем с алым оперением и держал его на полусогнутой руке.

– Нет… – Путник приподнялся, опершись на локти.

– Ты тот самый беглый гладиатор, которого мы ищем?! – Центурион грубо ткнул пальцем в поблекший шрам на плече бродяги. – Ты на такого не похож. Слишком худой и слабый. Откуда у тебя такие шрамы на груди и плечах?

Человек промолчал.

– Ты хорошо понимаешь мою речь? – Центурион перешел на греческий язык, хотя слова давались ему с трудом. Все эта проклятая жара и пустыня! Мысли становятся медленными и тягучими, как руда в плавильном котле. За свою жизнь он участвовал во множестве военных операций. Под началом легата Публия Квинтилия Вара, глупого и заносчивого полководца, попал в засаду в Тевтобургском лесу. Варвары германского вождя Арминия не ведали страха перед смертью, топор одного из них – рослого богатыря с такими же, как у бродяги, светлыми глазами и русой бородой, – был нацелен центурию в шею. Боги благоволили римлянину в тот день, – почти половина легионеров остались лежать на прохваченной предрассветным морозцем земле, а он отделался рваной раной на скуле и сломанной ключицей. Центурион мало смыслил в искусстве лекарей, но раны, полученные от железа, умел отличить от каких-либо других увечий. Смущало, что бродяга выглядел слишком изможденным для гладиатора.

– Да, понимаю… – последовал ответ.

– Ты беглый гладиатор? И тебя зовут Целодус Фракиец? Отвечай!

Опять упрямое молчание и равнодушный взгляд поверх плеча собеседника! Центурион начал закипать. Верно говорят про тех безумцев, что внимают речам пророков! Их сознанием завладевает гордость, упорство и высокомерие, словно они в компании с богами пировали!

– Идти можешь? – спросил римлянин.

– Могу…

– Тогда поднимайся, бродяга! – сказал центурион, вставая на ноги и отряхивая колено от налипшей сухой глины. – Путь неблизкий.

Мужчина послушно поднялся. Слегка кружилась голова, и саднило в горле, как после простуды. И что-то жгло на спине в области левой лопатки. Центурион тяжело взобрался в седло; это был высокий мужчина сорока лет, кривой шрам на лице уродовал его внешность, стальные глаза выдавали ум и жестокий характер.

– Что-то у него на спине, Деций! – заметил солдат, держащий на изготовку укороченный пилум – римское копье длиной в полтора локтя. Острие с крючкообразным концом было направлено в грудь бродяге.

– Убери копье! – нахмурился центурион. – Этот бродяга разве что может испортить воздух…

Легионеры негромко рассмеялись. В небе появились две черные точки, приближаясь, они превратились в стервятников, медленно проплывающих в бездонной бирюзовой выси. Деций, задрав голову, посмотрел на падальщиков.

– Скотина! – проворчал Деций. – Осквернители могил!

Неизвестно, в чей адрес было обращено ругательство.

– Повернись! – приказал он бродяге.

Тот повиновался.

– Юпитер-громовержец! – воскликнул центурион. – Откуда у тебя это?!

Легионеры возбужденно зашумели, солдат с копьем поспешно скрестил пальцы левой руки за спиной. На оголенной спине человека явственно отпечаталась пятерня багряного оттенка сырого мяса. Края были ровно очерченные, словно обожженные. Солдат побледнел.

– Может, оставим его здесь, Деций? – Он почтительно наклонил голову, стараясь не оборачиваться в сторону бродяги.

– У меня есть приказ верховного легата! – сказал центурион. – Кем бы ни был этот бродяга, он рано или поздно заговорит, и что-то мне подсказывает – он тот, кого мы ищем. Привяжи ему руки к седлу своей лошади, Марк! И пойдем легкой рысью. Посмотрим, сколько он продержится! – На его лице появилась презрительная улыбка. Он вторично посмотрел на кружащих в небе стервятников. К двум птицам присоединилась еще одна. Стервятник плавно снизился, взмыла пыль под ударами крыльев, падальщик устроился на вер шине плоской скалы, созерцая оттуда людей. Стервятник был огромным, вероятно, размах крыльев достигал пяти локтей. Он впился загнутыми черными когтями в твердь скалы, нетерпеливо переступая ярко-желтыми лапами. Красно-коричневые глаза с холодным любопытством уставились на центуриона. Храбрый римлянин почувствовал себя неуютно под пристальным взором птицы.

– Что скажешь, Марк? – сказал он. – Бродяга готов к встрече с Оркусом?

Суеверный солдат не улыбнулся шутке, немигающий взор стервятника был каким-то уж больно странным и осмысленным! Однако он понял намерения центуриона. Приказ они выполнили. Выследили, нашли, доставили. А то, что беглец умер по пути, – такова была воля богов! Какой спрос с мертвеца! Впоследствии легионеры присягнут, что поймали беглого гладиатора. Он спешился, быстро накручивая сыромятный ремень на запястье человека, а другой конец прикрутил к седлу своего коня. Двадцать миль – не шутка! Жара и усталость сделают свое дело еще до захода солнца, а стервятники завершат начатое людьми. Он взглянул на отпечаток ладони на спине бродяги. Указательный палец отсутствовал; на его месте алело какое-то пятно. «Да поможет нам Юпитер!» – мысленно воскликнул легионер и оседлал своего коня…

Соня снимала квартиру на Петроградской стороне, на углу улицы Блохина и Большого проспекта. Здесь Алексею предстояло провести следующие восемь дней незапланированного отпуска, великодушно предоставленного полковником Востриковым. В квартире было тихо, темно и спокойно, единственное окно выходило во двор-колодец, в десяти метрах серым пятном выступала монолитная стена дома. Первым делом Зайцев включил стоящий на столе ноутбук, позвонил в службу доставки и заказал пиццу.

– Помидоры, сыр, пепперони… – скороговоркой перечисляла девушка.

– Главное, побыстрее…

– Курьер будет через двадцать минут!

Алексей сообщил адрес, повернулся на крутящемся стуле к распахнутому ноутбуку. Он чувствовал себя паршиво, открывая комп родной сестры; словно какой-то гребаный извращенец! Страница группы «ВКонтакте» ничем особенным не отличалась, Соня не блокировала ее паролем, что давало возможность доступа к информации. Последним по счету было загружено видео с пометкой – личное. Алексей клацнул мышкой.

– …твою мать! – выругался он. Конечно, ничего особенного в том, что современная девушка снимает свое интимное видео, не было, если эта девушка – не Соня-рыжик! Смуглый парень с красочными татуировками скалился с экрана. Белый квадратик выделил ухмыляющуюся физиономию. «Роберт Усманов» – гласила внизу подпись. Закрыв видеофайл и жалея, что у него нет доступа для его ликвидации, Алексей листал список Сониных друзей. Найдя страничку Усманова, отметил номер телефона. Набрал номер, потекли гудки. Поняв, что ответа он не дождется, Зайцев продиктовал голосовое сообщение.

– Меня зовут Алексей, я – брат Сони Зайцевой. Надо поговорить!

Он машинально перелистывал список друзей сестры. Соня умерла. Встреча с ее бывшим любовником, если такая и состоится, девушку не воскресит. Разве что повысятся шансы раскрутиться на новый срок. Слишком уж нахально ухмылялся дешевый фраер! Вспомнилось: он несет на плече смеющуюся рыжеволосую девочку, солнце заливает улицу каким-то нереально ярким светом, детский смех рассыпается серебряным колокольчиком в весеннем воздухе, заливисто поют птицы, талая вода сбегает с верховьев пологих холмов. Память – причудливая штука! Почему-то из сотен тысяч виртуальных файлов, составляющих человеческую жизнь, выбирает некоторые из них и с упорством безумца подбрасывает в сознание, как отравленные стрелы. В Новосибирской пересыльной тюрьме Зайцев познакомился с бичом – так в сибирских зонах называли бродяг, получивших срок заключения за мелкие кражи. Бич был по виду мужик образованный, складно говорил и постоянно улыбался какой-то заискивающей ухмылкой, словно надеясь уберечь себя таким образом от унижений. Алексей отбил бродягу от наездов напористых «шнырей». Бич оказался бывшим ученым-физиологом. Он рассказал про эксперимент, который ставил с коллегами в своем институте.

– Мы исследовали феномен такого явления, как память, – говорил он.

– Что там исследовать? – удивился Зайцев. Он угостил бича крепко заваренным чаем и сигаретой. – Бывает, с бодуна ни черта не помнишь, что натворил!

– С бодуна! – обрадованно кивнул бич, затягиваясь сигаретой. – Вы говорите о так называемой кратковременной памяти, события которой фиксирует гиппокамп. Это такая часть в головном мозгу, – пояснил он. – Вопрос в другом. Как нам удается хранить в памяти фрагменты из раннего детства, когда за годы жизни в нашей структуре поменялись абсолютно все клетки, да и мозг человека завершает формирование к восемнадцати годам. Где те заветные ящички, что хранят информацию о вас пятилетнем? Или трехлетнем?

– Черт его знает…

– Вот именно! – улыбался бич. – Эксперимент был прост. Мы били током слабой частоты обыкновенную улитку. Со временем улитка запоминала неприятные ощущения, втягивая сифон при контакте с электродом. Тогда мы удалили часть ее РНК и привили той счастливой улитке, что не имела знакомства с раздражителем до этой процедуры. И что вы думаете? – Бич отхлебнул чая из кружки. – Не пуганая улитка моментально спряталась в домике еще до того, как ее коснулся электрод!

– И что это значит?

Улыбка бича стала загадочной и какой-то мудрой.

– Вопрос не по адресу, Алексей!

– Ты же ученый!

– Был им, – поправил его мужчина. – Водка все расставила по местам. Теперь у меня даже никакого имущества нет. На многие вопросы может дать ответ лишь Господь Бог!

– Слышал я такую лажу в пересыльной тюрьме, – недовольно нахмурился Зайцев. – С сектантом в хате сидел. У того все просто было. Если по кайфу жизнь идет – слава тебе, Господи! А если лажа какая-то – за грехи наши. Один хрен, все помрем!

– Физическое тело, безусловно, разрушается со временем, – согласился бродяга. – А как быть с объемом информации? Каждая клетка нашего тела содержит более пятидесяти мегабайт информации, а их только в головном мозгу десять миллиардов. Мир не знал компьютера подобной мощности! А вообще, для принятия бессмертия нужна вера. Убежденная детская вера в возможность чуда, которая с возрастом исчезает.

– В моем районе верили тому, у кого кулак больше!

– Вы просто забыли, – осторожно возразил бродяга, – или являетесь тем редким человеком, кого теософы Средневековья называли – демон на исправлении.

– Это что за хрень?

– Достаточно редкий тип человека, посланный на землю для несения трудной миссии – исправления своей поврежденной души. Такие люди часто одержимы страстями и большую часть энергии тратят на борьбу с ними. Еще про них говорят – человек с тяжелой кармой. Случается, демону на исправлении удается ощутить незримое присутствие своего далекого предка, какого-нибудь безжалостного разбойника, свирепого гладиатора или узурпатора власти. Некоторые мистики считали демонами на исправлении таких известных личностей, как Жиль де Ре, по прозвищу Синяя Борода, Влад Цепеш, прозванный Дракулой, Эржебет Батори, «Кровавая графиня», прославившаяся тем, что выкупалась в ванной, наполненной кровью убитых шестидесяти фрейлин.

– Какое уж тут исправление! – воскликнул Алексей.

– Во всех случаях присутствовала темная сила, оказывающая влияние на такого человека…

– Вот и сектант про дьявола заливал!

– Такая личность проживает как бы на двух полюсах одновременно, тяги к добру и совершению им зла. В чем правы христиане, – это в наличии свободы воли, остающейся у самого непростого человека, включая того, кого называли демоном на исправлении…

Следующей ночью бродяга умер. Острая сердечная недостаточность. Такие случаи нередки в местах лишения свободы.

Мелодично запел динамик домофона. Со смешанным чувством досады и облегчения Алексей захлопнул крышку ноутбука, подошел к дверям.

– Да!

– Доставка пиццы! – бодро сообщил голос.

– Квартира пятнадцать, третий этаж…

– Ага!

Алексей отомкнул входную дверь, на лестнице слышались быстрые шаги поднимающегося человека. Взбежав на третий этаж, доставщик улыбнулся.

– Пицца! – Он снял с плеча массивный короб, извлек наружу плоскую картонную коробку со схематичным рисунком чего-то круглого, залитого соусом.

– Сколько с меня?

– Вот здесь все написано… – Доставщик протягивал мятую бумажку.

Алексей мельком глянул в накладную, протянул тысячерублевую купюру.

– Сдачи не надо!

– Ага… – Парень забрал деньги, отдал хранящую тепло коробку с пиццей, но не спешил уходить. Он заглянул через плечо стоящего в дверном проходе Зайцева. – Здесь живешь?