Путешествие за горизонт бесплатное чтение

– Давай, это будет сначала просто игра. Как сказал ваш великий поэт, «что наша жизнь, игра…», и он был не далек от истины. Весь этот мир поле игры, так что давай поиграем. Может тебе немного легче будет найти ответы на некоторые из твоих вопросов, а может, возникнут и новые, на которые уже я постараюсь ответить. Поиграем, а потом еще поговорим. Начнем с небольшого приключения, а потом дальше продолжим наш разговор.

– Я не понимаю, что за игры.

– Да не заморачивайся, все увидишь сам.

Пляж исчез, опять туман, как он мне надоел. Меня подхватил поток, я кожей чувствовал, что он несет меня с огромной скоростью. И вдруг прозвучал очень приятный голос.

– Ну что поиграем, выберете место, где будет проходить игра!

– Так, что это еще за место, – не понял я.

Перед глазами возник список. Длинный список с названиями, которые мне ни о чем не говорили, даже ассоциаций никаких не вызывало. Мир араков, аквидуков, араатов, амалдинов, и это только на «А». Бесконечный список с непонятными названиями. Что за хрень, что за название башажуль, или вайзефуль, я ничего не понимаю. Такой переход из одного состояния в другое просто плавил мозг. На самом деле, представление о моей жизни просто растворялось в потоках новой информации и от нового состояния.

Так, что он мне там сказал, поиграем. Это, наверное, по подобию компьютерной игры. Что я помню из игр, которые были у нас? Выберете место – это место, где будет проходить игра, значит надо внимательней пролистать названия, может, что-то знакомое найду. О, вижу, Рай, это, наверное, шутка, а вот и Асгард. Может ниже по списку будет что-то более подходящее для меня.

– Можете создать своё название или пожелание того где должна проходить игра, – прозвучал очень приятный голос.

– Угу, спасибо, это еще тяжелее. У меня с названиями чего-либо всегда трудности были, я даже для своей фирмы почти месяц название выбирал. А тут назвать место. Так выберу и попаду к зеленым человечкам, и что я там среди них буду делать. Бегать и светить белым задом, – я просто завис, листая список, а мысли метались как голодные ласточки. Названия из списка я просто перелистывал, без всякого смысла.

– Да ну его, все равно ничего тут не понимаю. Так, а что это за название «Фирюза», что-то я такое, где-то уже слышал, может попробовать, вроде красиво звучит. И мысленно я вдавил кнопку с этим названием.

Как надоел это туман, что за декорации такие отстойные, неужели нельзя было хоть какую-нибудь музыку включить.

Игра 1

Что за дурное сновидение. Я потянулся и открыл глаза.

Как хочется есть, просто неимоверно. Вроде только недавно была охота, мы загнали великолепный экземпляр Закаостра, огромный, мясистый, сочный. Вся стая была довольна. Я, как и полагается вожаку, съел самый сочный кусок, но опять ужасно хочется есть. Зарычав от ярости, наполнявшей меня, я вскочил на свои шесть лап и осмотрелся. Вся стая была готова, и их блестевшие алчным блеском глаза говорили мне, что и они так же были голодны. Я чувствовал каждого из своей стаи, чувствовал их настроение и их решимость. Так же чувствовал, что Разей хочет бросить мне вызов, но пока не решается, ждет подходящего случая. Надо опередить его, но не сейчас, стая не поймёт. Голод перекрывает все остальные инстинкты, и если я получу хоть небольшое ранение в схватке, вся свора, забыв о страхе, может кинуться на меня. Так, что с вызовом пока подожду.

В последнее время на нашей территории стало меньше добычи, поэтому необходимо что-то делать. Надо идти на захват соседнего плато, но наши силы и силы противника равны, и как решить эту задачу пока не знаю. Может бросить вызов тому вожаку и забрать под своё начало и его стаю, тогда наша стая будет самая большая, и мы сможем захватить и другие территории. Это хорошая мысль, но сейчас голод перекрывает всё, надо выдвигаться на охоту. Я зарычал, давая самкам знак выдвигаться вперёд. Загонная команда состояла из моих самых сильных самок, они находили и гнали добычу к нам на встречу, а тут и мы уже вступали в охоту. Честь завалить жертву последним рывком всегда предоставлялась вожаку, и мне никак нельзя промахнуться мимо шейной артерии жертвы. Порвав её, добыча гарантированно переставала сопротивляться, но опасность не исчезала. У Закаостра отменная защита: толстая кожа, мощные лапы и хвост – одним ударом он может просто переломать все кости зазевавшемуся охотнику. Сколько наших погибло в этих схватках и не пересчитать. Вот сегодня под их лапу попал бы Разей, сколько вопросов решилось бы разом. Или может подтолкнуть его под этот удар? Ладно, посмотрим. Сейчас я чувствовал каждой клеткой настроение своей стаи, это нетерпение и азарт от предвкушения схватки, я ощущал землю под лапами и воздух вокруг, я вдыхал эти запахи, чувствовал вибрацию земли от бега Закаостров. Как мало слабых особей осталось в их стаи, как мало…

Но что это? Я почувствовал присутствие чужого на своей территории. Неужели меня опередили, неужели этот наглый выскочка набрался смелости, вышел на тропу войны и решился бросить мне вызов. Кровь взбурлила в моих венах и ударила в голову. Я понял, что чужака почувствовали и другие, и они ждут моей реакции. Я зарычал, зарычал так громко, как только мог. В ответ послышался не менее громкий рык. Я, встал на задние лапы, застучал себя в грудь, загоняя ярость в свои мышцы, и бросился в атаку туда, откуда раздавался рык моего противника. Он не заставил себя ждать, его прыжки были не менее мощными, чем мои. Мы сближались в неудержанном забеге. Но что это со мной, как неудачно я выбрал траекторию для прыжка. На земле была небольшая ямка, которую я не заметил в яростном забеге. При прыжке лапа не нашла надёжную опору, и мой прыжок вышел ниже чем у него. Удар. Вот и всё, только и подумалось мне. Свет померк.

Опять тишина и этот туман…

– И что это было? – Тишина лопнула звонкой струной от звучания моего голоса.

– Игра, всего лишь игра.

– Если честно это было что-то очень страшно-жуткое. Я видел себя, каким-то зверем. Что за игры такие, так и крыша может съехать от таких переживаний.

– Извини, я хотел, чтобы ты увидел огромную разницу в осознании жизни зверем и человеком, я не хотел тебя напугать. Вот скажи, что ты смог понять за такой короткий промежуток?

– Я практически ничего не понял и не осознал, животные инстинкты затмили разум.

– Вот именно это я и хотел тебе объяснить. Многие цивилизации, созданные до Человека, опирались именно на инстинкты и схемы, а не на сознание и свободу воли. Они не были свободны в творчестве, у них отсутствовало такое понятие как культура и любовь. В основном работал коллективный разум и инстинкт. Чаще такие цивилизации сводились лишь к наработке материальных достижений, не доходя в своих наработках до духовности. Вернее, можно сказать так, они даже близко не подходили к духовности. Многие цивилизации более высокого уровня развития выходили к таким понятиям как честь, совесть, доброта, социализация, но единение с Творцом не находил никто. Часто такие цивилизации выходили к возвеличиванию своей собственной значимости, объявляя себя творцами, стараясь технически или магически достичь и превзойти своего создателя во всех вопросах, бросая ему вызов.

– Да я знаю о таких примерах в человеческой истории, например, Атланты.

– Да, именно, в истории вашей Земли тоже были такие примеры. Но печально и то, что уже и Вы стали наступать на те же самые грабли. Хотя могу сказать, что в техническом плане они были очень высокоразвитыми. Их космические корабли бороздили просторы вселенной…

– Ага, прям слова из фильма «Другие приключения Шурика» – засмеялся я.

– Да, великолепный фильм, тонкий, очень тонкий юмор, который заставляет задуматься. Сколько в вашей истории было великих мыслителей, писателей, поэтов, режиссёров театра и кино, и конечно юмористов. Вся их жизнь состояла из того, чтобы направлять человечество к выходу из этого замкнутого круга.

Вся наша вселенная состоит из вещества, которое вы назвали Дао. И главная Загадка Дао в том, что как только цивилизация достигала своего расцвета, оно тут же начинало забирать эту цивилизацию обратно в себя. Взращивая и лелея своё творчество, Дао вбирало его в себя, его созревшие плоды, и, в конечном счете, в нем исчезали миры, да и целые вселенные просто переставали существовать, так и не успев разгадать её загадку. Таких примеров и в вашей истории очень много, например, римская империя или великая Тартария, или цивилизация инков. Хоть многие факты в вашей истории искажены и переписаны намеренно, но все-таки всю информацию уничтожить не удалось.

– Я знал, что нам намеренно переписали всю историю, и мы живем и мыслим навязанными лживыми историческими фактами.

– Да, это правда, но мы с тобой разве об этом хотели поговорить.

– И об этом в том числе, получается, что мы живем по лживым историческим представлениям, получается, что многого мы просто не знаем и забыли.

– Очень много, историю очень легко переписывать или искажать факты. Проходит всего два три поколения и из памяти потомков стирается истина, и новые властители уже ведут народ в нужном только им направлении. Но не мне об этом судить. Хочу обратить твоё внимание лишь на то, что всегда на Вашей планете уничтожались очаги культуры и духовности, очаги, которые достигали просветления и единения с творцом. Люди, несшие в себе именно эти качества, становились неудобными и опасными для хитрецов и негодяев. Сколько таких великих сынов висело на крестах, или были просто убиты «великими» правителями.

Я тебе уже говорил о том, что есть силы, которым невыгоден расцвет человечества. Им нужно, чтобы Вы не нашли и не восстановили то зеркало, в котором образ человека и прообраз творца станут единым. Но как я тебе уже говорил, на данный момент эта задача решена, и решена Человеком, живущим в Вашей стране. Но об этом поговорим после. Вам важно учиться видеть и называть эти силы, которым выгодно уничтожение человека, а также научится их преобразовывать. Сейчас я хочу, чтоб ты понял, насколько сложна была эта задача, поэтому я тебе и предложил поиграть. Через игру быстрее усваивается и осознается информация.

– Хорошо, мне понравилось играть. Но я не хочу больше ощущать себя животным. Это что-то такое, что настолько чуждо человеческой природе, и от этого воспоминания у меня до сих пор мурашки по коже бегают. А скажи, правильна ли индийская философия о переселении души человека в животное.

– Конечно нет, Человек – это высшее достижение моего творчества. Хотя наоборот происходит часто. Многие сущности принимают человеческую форму, но им не понять той высокой духовной чистоты, которая заложена в человека. Они могут только имитировать жизнь и деятельность человека, но осознать духовную составляющую не в силах.

– Это получается, что почти половина населения…

– Давай не будем давать оценки и суждения. Я тебе говорю о том, что Вам надо учиться видеть и называть. Ведь пока Человек умел называть тварь тварью, всё было хорошо, но как только это было утеряно, Человек стал игрушкой в чужих играх. Имеющий уши, да услышит, имеющий глаза, да увидит.

– Как странна для меня эта информация.

– Не всегда Человек по форме, является Человеком по сути, – с грустью в голосе ответил мне он. – Может, ты захочешь осознанно окунуться и столкнуться с ними в игре, попробуешь сознательно изменить себя и все, что тебя будет окружать. Но предупреждаю, что это будет больно и неприятно.

– Наверное, – неуверенно ответил я, – я попробую. Только один вопрос, а сколько времени прошло с того момента как я очутился тут.

– Ну, по меркам человеческого времени, ты не сделал еще и выдоха.

Туман, опять туман…

Игра 2

Мы успели – в гости к Богу не бывает опозданий.

Да что ж там ангелы поют такими злыми голосами?

Или это колокольчик весь зашелся от рыданий?

Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?

(Владимир Высоцкий. Кони привередливые )

Опять эти сны, они преследуют меня каждую ночь, своеобразные и разные, какие-то из них запоминаются, а какие-то просто проносятся, не оставляя и следа. Уже утро, и надо вставать. Но почему-то вдруг стала вспоминаться вся жизнь, прожитая до настоящего момента. Воспоминания тихим ручейком заструились в моей сонной голове, образы вставали пред глазами живыми картинами.

Я Женя, или вернее Евгений Петрович Фоменко, мне тридцать пять лет. Живу в провинциальном городке не далеко от Москвы. Сюда мы переехали вместе с родителями из бывшей союзной республики, бывшего уже когда-то Советского Союза, по причине острой опасности для жизни, сложившейся в ней для русских. Банальная история. И таких, как и мы, переселенцев было миллионы.

Детство мое было веселым и беззаботным, наверное, как и у всех детей, живущих тогда на просторах нашей необъятной родины. Мои родители старались и помогали, как могли, делать его таким. Моя мама работала портнихой, а отец был водителем автобуса на междугородних перевозках. Его часто и подолгу не бывало дома, и я очень скучал без него. У нас с ним сложились очень теплые отношения, он был для меня не просто отцом, а самым лучшим другом. Редко такое бывает, но у нас это было, и я этим искренне гордился и дорожил. И когда папа возвращался домой с рейса из отдаленных кишлаков нашей республики, у нас в семье начинался настоящий праздник. Я не могу описать эту радость, но это было что-то великое и чистое, наверное, это можно назвать одним словом – любовь.

Отец был уважаемым человеком, и его портрет даже висел на доске почета, которая стояла на центральной площади нашего города. У него было очень много друзей, и они охотно, по поводу и без него, приходили к нам в гости. Я любил эти приходы гостей, это было всегда как-то по-семейному тепло, уютно и очень-очень весело, хотя конечно и тесновато. Иногда даже на всех не хватало места, чтобы разместиться за праздничным столом, и тогда столы приносили от соседей и ставили их в коридор. Ах, какой это был стол! Женщины старались в готовке, и он всегда был заставлен под завязку.

Шашлык или люля-кебаб всегда на мангале жарил мой папа. Он был непревзойденный мастер в этом искусстве, и это признавали все. Мужчины всегда старались прийти пораньше, чтоб присутствовать при этом таинстве. На чистом воздухе под зеленью виноградной беседки, они приступали к дегустации этого шедевра, не забывая запивать это хмельным напитком. Анекдоты и шутки текли рекой. А мы с ребятами, шныряя среди этой непринуждённой и расслабленной компании, так же таскали из казана куски вкусного и аппетитного мяса, заедая его свежей зеленью полезных трав.

Но все-таки все любили мамин плов, это было что-то волшебное и неповторимое. Его выкладывали на огромное блюдо и ставили этот шедевр кулинарного искусства в центр праздничного стола. Это было целым действом, гости начинали радостно восхвалять умение мамы, расчищая центр стола от тарелок с долмой, многочисленными салатами и мантами. Зелень и разные соленья распределяли на края стола, даже шашлык отодвигали в сторону, отдавая должное плову. Ну и конечно под это дело взрослые распивали коньячок, а затем были веселые разговоры, смех и застольные песни. Ну а мы, дети, целой гурьбой играли во дворе. Это были незабываемые и по-настоящему счастливые времена.

Как и у моего отца, так и у меня было много друзей и знакомых по всему городу, и почти во всех районах я чувствовал себя уверенно, хотя и бывали у меня разборки и драки. И конечно были пирушки и посиделки допоздна с девчонками и друзьями. Став немного взрослее, мы шумною гурьбой ходили в походы в горы на несколько дней, поднимаясь на заснеженные вершины Копетдагских гор. Еще я занимался спортом и часто с командой мы выезжали на разные соревнования, занимая призовые места. И как ни странно, учился я хорошо и даже окончил школу с одной четверкой, и сумел поступить в институт своими силами. Все было прекрасно, и будущее казалось нам безоблачным и обозримым…

Но тут в стране произошла по-настоящему великая трагедия, которая перевернула всю нашу жизнь с ног на голову. Распался Советский Союз. Жизнь забурлила и закружилась, принося в этих потоках развала разделение, войны и страдания. Не все смогли удержаться на плаву в это смутное время. На поверхность стало всплывать все самое мерзкое, алчное и беспринципное, что раньше было тщательно скрыто в потаённых уголках души. В этих круговоротах потихоньку стали исчезать друзья, которые уезжали с обжитых мест, спасая своих детей и себя от националистов. Знакомые стали превращаться в непримиримых борцов за чистоту крови, призывающие гнать и уничтожать всех не принадлежащих к их нации.

Так и меня в один прекрасный день просто выставили за ворота института с припиской за неуспеваемость. Повально стали происходить чистки на производствах по национальному принципу, и естественно в скором времени отец также потерял работу. Наша жизнь наполнялась хаосом, и на первое место выходила сила и власть денег. Предприятия стали закрываться одно за другим, новые директора растаскивали их, распродавая оборудование западным компаниям. Так за границу потянулись караваны с достоянием государства, проданным за копейки. Мы с отцом мыкались целыми днями в поисках работы, но так и не находили ее, а если и находили, то кратковременную и за сущие копейки. Русские в этой стране становились изгоями, жить становилось все труднее и труднее. Единственным источником существования в это время оставалась работа мамы. Она была замечательной портнихой, и заказов у нее было всегда много.

После года такого существования, на семейном совете было решено уехать на историческую родину, в Россию. Конечно, мы понимали, что и в России в это время был не мёд, но всё же там были свои. Переезд дался нам очень трудно, денег было катастрофически мало. Квартиру, которая у нас была, мы продали за копейки и еще радовались, что смогли хоть что-то выручить за нее. Многие уезжали просто вынужденно, оставив практически всё, под нажимом нациков, нового «культурного» слоя.

Мы, заплатив немаленькие деньги за предоставление Российского гражданства, улетели в неизвестность. На деньги, которые у нас были, мы все же смогли купить однокомнатную квартирку в небольшом провинциальном городке, неподалеку от Москвы. Всего каких-то 80 км. С большим трудом отец устроился на работу в автобусный парк, а мама стала давать объявления о пошиве одежды. Потихоньку жизнь стала налаживаться. Появлялись клиенты у мамы, отец стал получать маленькую, но стабильную зарплату, ну а я, как и многие молодые парни пошел работать на рынок. Одни там продавали, другие изымали у них часть прибыли. Настоящий капиталистический рай для негодяев и бандитов.

Я не был кровожаден, да и друзей и знакомых в бандитских кругах этого города у меня не было, так что пошел работать продавцом в палатку с электроникой. Было всякое, не буду описывать все события, происходящие со мной при работе в столь «уважаемом» месте, но в течение года я сумел заработать репутацию и поднакопить денег для того, чтобы открыть свой торговый павильон на территории рынка. При хорошем общении и видении ситуации всегда можно найти ходы и выходы на нужных людей. Да и бандиты сами были расположены сотрудничать с теми, кто им платил за крышу.

У меня появился товарищ, с кем мы договорились совместно вести наш маленький бизнес. Мы скинулись деньгами, закупили товар и втиснулись в торговые ряды. Потихонечку дело стало развиваться, мы даже наладили поставку товара из-за границы, открыли еще несколько точек. Легко конечно не было, возникали спорные вопросы с конкурентами, которые не всегда решались мирно. Но со временем все устоялось, каждый занял свою нишу на торговой площадке, и трения за передел зон влияния прекратились. Мы начали наконец-то зарабатывать, и зарабатывать немаленькие деньги. С деньгами появились и возможности. Стали доступны развлечения, открывались двери в закрытые клубы, вечеринки до утра, где было доступно не только вино и водка, но и легкие наркотики. Девчонки легкого поведения менялись в моей постели с завидным постоянством. И что-то стало во мне меняться, что-то неуловимое и важное. Но что именно, я так и не смог ни понять, ни назвать, оно было каким-то мелким и незначительным, но в тоже время очень и очень важным.

Я старался скрывать от родителей свой образ жизни, оставаясь тем же любящим сыном. Но от отца этого не утаишь, он часто смотрел на меня своим глубоким взглядом. Он всегда смотрел не в глаза, а внутрь меня, в самую душу, не укоряя, а лишь сожалея, и от этого становилось стыдно, очень стыдно. Но мне нравилась такая жизнь, и, выходя из дома, я вновь окунался в море страстей.

А родители, как и прежде, жили очень скромно, хотя заработанные мной деньги давали возможность не скромничать и позволить себе многое. Но единственное, на что они решились, это купить им более просторную квартиру, что я и сделал. Мы справили новоселье, а я так и остался жить в однушке, чтоб вести в ней самостоятельную жизнь, если можно, так сказать. Но к родителям приходил каждый день, поскольку квартиру купил им рядом с собой, в одном районе.

Частенько по вечерам мы сидели на кухне и разговаривали с отцом по душам. Отец не любил спиртное и не приветствовал мои похождения и загулы, но при этом он не осуждал, а только просил меня не огорчать мать. У него всегда на первом месте в отношениях стояла честь и дружба. Я не понимал его жизненную позицию. Вернее понимал, но в данных реалиях она была не жизнеспособна. Кому сейчас нужна была эта честь, достоинство, ответственность за принятые тобой решения. Кому сейчас вообще это было нужно, когда деньгами можно решить многое, например, купить эту честь и достоинство.

Миром правят деньги и связи за эти деньги, а такие люди как мой отец, уже не находят поддержки и понимания в нынешней ситуации. Но он жил по чести и старался объяснить и мне эти законы, которые ценились в его время. Он никогда ни старался изменить меня или переломить силой, а просто объяснял своё видение жизни. Мне порой вообще было трудно понять своих родителей. Как они могут жить так спокойно? Без претензий относится ко всему тому, что происходит вокруг них и оставаться при этом просто счастливыми людьми. Как, как? Даже в самый трудный период жизни они не теряли этого состояния счастья, счастья рядом друг с другом. Моя мама всегда умела с одинаковым чувством благодарности принимать плохое и хорошее, говоря мне свою любимую присказку:

– Это все нам подарок с неба.

Её слова иногда просто выводили меня из себя. Как можно благодарить человека, который обманул тебя. Как можно простить человека, который, заняв у тебя большую сумму денег, просто забывал об этом. Простить пересуды, сплетни, зависть. Были такие случаи, когда ей просто не платили за ее работу. Я порывался спросить с них за такое хамство, но мама останавливала меня словами:

– Сынок не надо, это несчастные люди, и мне жаль их.

Но я не мог их простить и втайне от неё выбивал эти деньги. Не столько из-за того, что мне нужны были эти копейки, а из-за того, что я хотел дать понять этим людям, что рано или поздно, но по счетам придётся платить. Добро должно быть с кулаками, и люди должны это понимать. Мама, конечно, узнавала об этом, но ничего не говорила мне, а только тихо плакала, жалея меня. Но я ни на минуту не сожалел о том, что делал.

Переехав в Россию, мы так и не стали в ней своими, другая культура и ментальность не давала сблизиться с людьми. Многие местные жители смотрели на нас как на тех, кто приехал отбирать у них кусок хлеба. Вокруг была обреченность и непонимание того, что вообще происходит в стране. Многие просто все еще не могли поверить в то, что нашей великой родины СССР больше нет, и вряд ли уже снова будет. Но они еще по инерции жили по-старому, хотя время диктовало новые реалии. Знакомых у меня было много, но настоящего друга в новом месте я так и не нашел. Да и у родителей не сложилось теплых отношений ни с соседями, ни с сослуживцами, и гостей в нашем доме больше не было. Мир изменился, изменились ценности и приоритеты. Как-то сразу в один миг, как будто кто-то просто сделал перезагрузку и по ошибке загрузил не тот файл. Как такое могло произойти в одно мгновение? Нас просто всех купили с потрохами, как индейцев, за джинсы и красивые трусики. Страну и людей, которых не смогли сломить ни голод, ни воины, просто развели как лохов. Грустно и печально, но это произошло.

Произошедшее с нами, у многих просто не укладывалось в голове, что далеко ходить, и у меня тоже. Да и отец очень сильно переживал и горевал по этому поводу, но мама всегда была ему опорой, поддерживала и успокаивала его в самые трудные для него моменты жизни. Как бы и мне хотелось найти такую же женщину, как моя мама, которая и мне смогла бы стать не только женой, но и другом, опорой и тихой гаванью в бушующем океане страстей. Но пока на горизонте такой женщины я не видел. Многим нужны были только деньги, и они за вещи раскрывали свои объятия. Продажность, алчность и разврат – вот, что видел я в своём окружении. Можно, конечно, сказать, что не туда смотрел, но пока никто не показал правильного направления.

Что-то сломалось в нашем обществе. Идеи, которая могла бы объединять людей и делать их лучше и добрей, больше не было, да и властям это было не нужно. «Разделяй и властвуй…», общество потребления стало истинным мерилом. И многим стало казаться, что так и должно быть и было всегда, и чтобы стать счастливым, нужно всего-то иметь машину или возможность покупать дорогую колбасу. Нам стало казаться, что для полного счастья всего почему-то маловато. Всего-то каких-нибудь двух-трех тысяч долларов не хватает для того, чтобы жить стало лучше и веселее, а потом еще и еще. И больше нет никаких идей кроме одной: где взять и что купить.

Я лежал и вспоминал, размышляя, и мне не было стыдно за свою жизнь и поступки в ней. И как же не хотелось вставать. Иногда лень нападала на меня, захватывая в плен все моё существо, и я сдавался ей на милость, плавая в её теплых объятьях. Так хорошо было лежать и ничего не делать, просто листать книгу, или просто смотреть телик. Но надо вставать, ведь сегодня у меня свидание с моей новой знакомой Аллочкой, и думаю, что на этот раз все серьёзно. Красивая и скромная девушка, мы с ней даже были чем-то похожи. Русые волосы, светлые глаза, чистое открытое лицо. Правда росточком она была мне по плечо, ведь я, как и отец, был широкоплеч и ростом 1м 90см, поэтому не удивительно. Мы встретились с ней на дне рождения, куда, я так предполагаю, друзья пригласили меня специально для этого знакомства. Но я не был в претензиях, как и она тоже. Сладко потянувшись, я собирался встать с кровати, но острая боль пронзила все моё тело. Бок заколол так, что у меня покатились слезы из глаз.

– Вот так номер, этого еще не хватало, – простонал я, но боль как клещами сковала меня.

Собрав всю волю в кулак, я свалился с кровати и на корачках пополз к телефону, чтоб позвонить родителям. В глазах потемнело. Из последних сил я набрал номер, и когда мама подняла трубку, только и смог прошептать:

– Мама помоги, мне очень плохо, – это последнее, что я помнил с той минуты.

Очнулся я уже в больничной палате, болело все, вплоть до кончика носа.

– Вот это номер, надо же было такому случиться. Да, кстати, что случилось то? Что-то я не припоминаю, как я сюда попал.

Осмотрелся, еле поворачивая голову. В палате кроме меня лежало ещё два человека. Все под капельницами, впрочем, как и я. «Синие обои, черная посуда, нас в палате трое, кто мы и откуда, откуда…» перефразировал я слова песни и усмехнулся.

– Наверное, это реанимация, вот это я дал жару, – внимательнее прислушался к себе, что же у меня больше всего болит, и сквозь боль всего тела понял, что это низ живота. – Наверное, это аппендицит, только он может так резко обостриться. Я много раз слышал о таком, но не думал, что это может случиться со мной.

Да каждый из нас думает так же, как и я, что угодно может произойти где-то там, только не с нами.

– Эхе-хе, – горестно вздохнул я, – ну, слава Богу, что жив остался.

Тишина больничной палаты наводила уныние, хотелось пить и есть. Желудок как будто к спине прирос и изнывал, крича об одном:

– Хозяин! Хозяин, так ухи хочется, прям сил никаких нет, на худой конец хоть борща со сметаной, да понаваристей, – от таких мыслей стало совсем грустно, и я постарался уснуть. Но сон упрямо не шёл, хоть овец считай. Так я и лежал, ежась от боли, тупо смотря в потолок. Наконец в палату вплыла медсестра, вернее втиснулся белый кубик. В этой женщине, видно, все развивалось гармонично и грудь, и талия, ну и то, что пониже спины. Она внесла себя в палату, и я сразу почувствовал, насколько мала эта комната. Тактичности в ней было в сопоставлении с её весом сто к одному, то есть отсутствовала совсем. Как слон в посудной лавке она ходила от одной койки к другой, задевая и толкая все, что попадалось на её пути. Подходя ко мне, она толкнула и мою кровать, и от толчка утихшая боль взорвалась во мне с новой силой, в глазах поплыли круги. Не произвольно я застонал.

– Тю, шо это мы такие нежные, как барышни на выданье, – услышал я упрёк в свой адрес.

– Сказал бы я вам, если бы был здоров.

– Какой прыткий. И шо бы ты мне сказал, как и куда идти, так я и без тебя эту дорогу еще в 15 лет сама нашла. Лежи не артачься, много я вас таких за свою жизнь повидала.

Я понял, что с этой гром-бабой лучше вообще не говорить, особенно в моём нынешнем состоянии. Такая прокатится и не заметит, что под ногами кто-то был, и сочувствия от нее вряд ли дождёшься. Она еще что-то мне высказывала, но боль завладела моим сознанием, и я практически не слышал всего того, что она обо мне думает.

– Интересно, она и дома такая же, тогда я не позавидую ее мужу, – подумалось мне.

Она поставила мне новую капельницу и удалилась, все еще возмущаясь.

– Да сервис в этой больнице на высшем уровне. Интересно сколько мне предстоит здесь проваляться, – тут снова втиснулась в горницу моя новая знакомая.

– Ну, шо болезный, не спится? Сейчас я тебе снотворное вколю, уснёшь как миленький, и мне меньше мороки за вами присматривать, – с этими словами она сделала мне укол, и я отключился.

Снова я очнулся уже днём, ярко светило солнце. Рядом я увидел маму, она держала мою руку и гладила её. Я повернул голову и посмотрел на неё. «Круги под глазами, наверное, ночь не спала», – подумалось мне. Моя любимая мамочка! Я улыбнулся, но улыбка вышла вымученной, от снотворного болела голова и боль в теле никуда не ушла.

– Что со мной случилось, мам?

– Перитонит, скорая еле успела. Как же мы испугались сынок, мы думали, что потеряли тебя, – мама вытерла слезу.

– Все будет хорошо, мам. Не переживайте вы так с папой, организм у меня молодой выкарабкаюсь. Ты лучше мне скажи, куда меня привезли, что за больница такая не ласковая.

– Так наша городская больница, хирургическое отделение. Представляешь, вся больница забита, столько людей болеет, совсем нет свободных мест. Я хотела тебя в отдельную палату перевести, но они тоже все заняты, придётся на общих условиях потерпеть.

– Да ни чего страшного. А сколько мне тут валяться, ты у врачей не спрашивала?

– Мне сказали, что минимум недели две, а там посмотрят по анализам. Если будет все хорошо, то задерживать не будут.

Так потянулись томительные дни. Уколы и капельницы порядком надоели, да и кушать нормальную пищу мне было противопоказанно, так что давился манкой, творожком, да кефирчиком. Пролетела неделя, пошла вторая. Моё самочувствие пошло на восстановление, уколы и анализы стали для меня обыденным делом. Как медведь без мёда, так и я уже чувствовал себя без укола. Все пятая точка была исколота нещадно и превратилась в большой ноющий синяк в крапинку. На исходе второй недели мне сняли швы, и я почти был готов к выписке. Оставались лишь дополнительные анализы для подтверждения полного моего выздоровления.

И тут на меня обрушилась целая вселенная. Новость была настолько шокирующая, что я вначале не мог поверить в её причастность ко мне. Мой разум просто не принимал реальность происходящего, ведь такого просто не могло произойти именно со мной. Ладно, перитонит, ладно эта боль, ну это то, как могло коснуться меня.

Это произошло ранним утром, когда солнце, умывшись дождём, протянуло в мир свои нежные лучи. Нас семерых, мужчин и женщин пригласили на беседу в кабинет главврача. Кабинет был шикарен. Стены были отделаны мореным дубом, массивный стол так же из дуба и занимал почти всю площадь. Шикарная люстра под потолком, наверно, это был хрусталь, шкафы, подобранные со вкусом, стояли вдоль стены, и кожаное кресло, которое может удостоиться отдельного повествования. В нем восседал мужчина, лет сорок пять может чуть больше, седые коротко подстриженные волосы, заостренные черты лица, узкие губы и холодный безжизненный взгляд. Так смотрят убийцы на своих жертв. Он жестом пригласил нас всех садиться на принесенные стулья и табуретки, затем таким же жестом безразличия дал команду своей ассистентке начинать собрание. Молоденькая девушка, встав за спиной своего начальника начала свой рассказ. После непродолжительной лекции о том, какова перспектива развития нашей медицины, она как-то буднично, не переходя на личности, объявила о том, что у всех нас был обнаружен в крови вирус иммунодефицита, или по-простому СПИДа. В кабинете повисла тишина. Сначала просто никто из нас не осознал смысл сказанного, и мы непонимающе смотрели друг на друга. Пауза затягивалась, и тогда слово взял главврач.

– Только поймите меня правильно, – заявил он, – я не могу ответить вам на вопрос, как это произошло, но у всех вас тут присутствующих обнаружен вирус. Мы сделали несколько раз повторные анализы, но диагноз подтвердился. От лица больницы я приношу Вам искреннее сочувствие и могу заверить, что мы будем делать все от нас зависящее, чтобы вам помочь.

Как аккорды громкого рока, в кабинете разразилась истерика. А у меня возник только один вопрос в моей воспаленной голове:

– Как? Как такое могло произойти со мной, как такое вообще возможно? – По-нашему это шок.

Каждый отреагировал на эту новость по-своему. Кто-то стал кричать и требовать объяснений и наказания виновных, кто-то сидел с остекленевшими глазами, а кто-то просто плакал, это был настоящий страх, боль и отчаянье. У меня все поплыло перед глазами, потолок поменялся местами с полом, и я провалился в спасительное забытье. И лишь далёкий голос тихим шёпотом продолжал навивать мысль:

– За что мне такое, что я такого совершил?

Острый запах нашатыря вывел меня из обморока. Мне дали успокоительное, и меня немного стало отпускать, голова начала наполняться мыслями. После непродолжительной паузы до меня стал доходить весь ужас происходящего, а безжалостные слова главврача вновь ввели в ступор. Оказывается, с его слов, это произошло по недомыслию – плохо продезинфицировали мед инструмент, просто халатность и разгильдяйство. Мед учреждение сделает всё от них зависящее, чтобы устранить эту оплошность.

– Интересно и как вы это собираетесь устранять. Скрыть все следы вашего преступления, – чуть ли не прорычал я, не узнавая свой голос, – или устраните всех нас, как свидетелей вашей оплошности? Ведь насколько я понимаю никакого лекарства от СПИДа так еще в мире и не найдено. Или у вас разработана новая методика?

Главврач посмотрел на меня остекленевшими глазами, как будто он не видел перед собой никого, и ответил, смотря куда-то сквозь меня.

– Да, конечно мы понимаем всю тяжесть создавшейся ситуации, но мы будем её решать со всей степенью ответственности, которую нам позволит взять на себя министерство здравоохранения.

– Если я правильно понял ваши слова, вы ничего делать не собираетесь, и ждать помощи от вас нам не стоит?

Он пожал плечами.

– Всё, что в наших силах, всю врачебную помощь мы будем оказывать, все документы справки мы вам предоставим. Но, поймите же и вы нас, это ошибка и от таких ошибок никто не застрахован.

– А ничего что этой врачебной ошибкой оказались люди, судьбы которых вы сломали окончательно и бесповоротно?

Он вновь посмотрел сквозь меня, как будто для него я, да и все мы уже просто не существуем.

– Знаете, в нашей больнице большой штат медперсонала, и я не в силах проследить и быть ответственным за все их ошибки. Я могу только посодействовать в реабилитационных действиях. Это пока то единственное, что я могу вам обещать.

От возмущения у меня перехватило дыхание, с таким безразличием и нахальством мне ещё не приходилось сталкиваться. Ну нет, тут ты сильно ошибаешься, не на того нарвался, я тебе ещё устрою. Я буду бороться за справедливость и пойду до конца.

Как и следовало ожидать, огласка этих событий была не выгодна ни больнице, ни администрации города, и они всеми правдами и неправдами старались не дать огласку этой ситуации. Как я узнал, главврач, начальник полиции и прокурор этого города приходятся друг другу близкими родственниками, так что понятно, что все они были заинтересованы в нераспространении конфуза. Но шило в мешке не утаишь. Оккупировавшие больницу родственники также не давали умолкнуть слухам. Скандал разгорался, и вот в один из дней эта ситуация была описана в местной прессе, со всеми именами и фамилиями потерпевших людей, среди прочих там красовалось и моё имя. Затем об этой ситуации еще напечатали и в центральной всероссийской газете. В городе началась паника. Неизлечимая болезнь одним разом появилась в жизни горожан, и естественно многим это не понравилось, страх заставляет делать людей неимоверные глупости. Но разве можно их осуждать, страх за себя и своих детей провоцирует на необдуманные поступки. И никто из них даже не думал о том, что каждый мог бы оказаться в подобной ситуации.

Первые дни для меня были самыми страшными. Осознание случившегося медленно приходило в мой измученный мозг, подводя меня к мысли, что жизнь кончилась, так и не начавшись. Тело и душа как будто были отделены друг от друга, тело страдало, а душа хотела вырваться на свободу от этой страшной реальности. И я в первый раз в своей жизни обратился к Богу, стыдливо и несмело, понимая, что это выглядит как попрошайничество, ведь в лучшие годы своей жизни я о нём даже и не вспоминал. Как нашкодивший кот, я стал просить у него прощения, в тайне надеясь о снисхождении. Хотя внутри себя и не понимал, за что мне такое наказание и считал все случившееся несправедливостью, но молился так, на всякий случай, а вдруг поможет. И почему только отчаянье заставляет нас, людей, вспоминать о нём. Где-то глубоко в душе горела надежда на то, что это все какая-то ошибка, и вот сейчас я открою глаза, и этот сон закончится. Но он почему-то никак не заканчивался. Шёл день за днем, мучительные переживания и бессонные ночи, слёзы и отчаянье приводили меня к душевному истощению. Я не представлял себе, как жить дальше и что делать.

Но вот настал тот день, когда всех нас, потерпевших, просто выставили за порог больницы, выписав больничные и справки и взяв нас всех под строгое наблюдение врачей. Ведь мы теперь стали опасными для общества. А за пределами больницы кипели не шуточные страсти. Город бурлил и наполнялся слухами, статьи в газетах шли одна за другой, и название у этих статей были не оптимистичны. «Опасность заразиться от неизлечимой болезни», «СПИД на пороге», «Как уберечься от инфицированных», и все в том же духе. Было такое впечатление, что все эти статьи были кем-то заказаны и проплачены, чтоб создать невыносимое существование для всех нас. Чтобы мы, не выдержав такого давления, просто покончили с собой. Мой компаньон, узнав о таком диагнозе, уведомил меня, что прекращает со мной сотрудничество, деля наше имущество, так как информация обо мне, начала сказываться на нашем бизнесе. Когда люди узнавали, что эти магазины принадлежат мне, они отказывались покупать товар из страха заразиться. Глупость, конечно, но я понимал, что людское невежество страшная сила. Знакомые так же отвернулись и перестали отвечать на звонки, а если кто и отвечал, то всеми правдами и неправдами старался отказаться от встреч. Соседи сторонились и меня и родителей, как чумных.

Произошло еще несколько событий. Молодой парень, всего то девятнадцать лет, Миша Прусаков, который пострадал так же, как и я, покончил жизнь самоубийством, не выдержав давления и издевательств своих сверстников. Так же покончила с собой от отчаянья и женщина, кажется Татьяна Кузнецова, вскрыв себе вены в ванне. От неё просто отвернулся муж, подав на развод и забрав детей. Что его сподвигло на этот поступок? Наверно страх, а может и что-то другое. Оставшиеся люди, просто замкнулись в себе. Если честно и я несколько раз подумывал о том, чтобы наложить на себя руки. Такой простой выход из создавшейся ситуации, раз и тебя нет. Как говорится: «нет человека – нет проблем». Да и всем чиновникам было бы удобно, если бы мы все поступили как Миша и Татьяна. Но природное упрямство и любовь к жизни не давало мне этого сделать с собой. Как так, я буду кормить червей, а кто-то безнаказанно будет жить и совершать подобные ошибки, от которых будут страдать люди. Нет, я приложу все силы, чтобы виновные понесли наказание.

Из-за моих стараний прокуратура завела дело о халатности, и был даже суд, на котором нам объявили, что это все стечение обстоятельств и случайность. Назначили какую-то санитарку ответственной за этот инцидент, уволив ее по статье, и попытались свести это дело на тормозах. Нам объявили приговор, поставив нас в известность, что мы пострадавшие и суд признает нас инвалидами первой группы с выделением выплат по инвалидности. И это всё! Вся справедливость. Меня этот приговор совсем не устроил, я не хотел, чтобы взвалили всю вину на какого-то стороннего человека, ведь за ведение дел и порядок должно отвечать руководство.

И я стал осаждать прокуратуру и заваливать ее заявлениями и обращениями с просьбой разобраться в этом деле беспристрастно. Поначалу мне приходили только отписки, что дело на рассмотрении, но я подавал жалобы в вышестоящие инстанции, и что-то стало потихоньку двигаться. В больницу стали приходить проверки, но этим все и заканчивалось. Мои действия привели и к ответной реакции, мне стали приходить анонимные угрозы по телефону. Они говорили мне тихо и вкрадчиво, чтоб я остановился, иначе могу сильно пожалеть о своих поступках. Но, как говориться, я закусил удила и просто пошел напролом, не обращая внимания ни на что.

Многие могут не понять моих поступков, но я просто в это момент жизни нашел ту маленькую соломинку, которая связывала меня с ней и не давала сойти с ума от отчаянья и безысходности. Наверное, меня могут понять только те люди, которые так же, как и я получили смертельный приговор от неизлечимой болезни. Когда в один миг ты понимаешь, что всё, на этом твоя жизнь закончена. Кто из нас не начинает цепляться за жизнь всеми силами, находя в ней хоть маленькую надежду и смысл. Ведь даже от рака есть возможность и маленький процент излечиться и остаться жить в этом мире. Но у меня не было надежды даже на такой маленький процент, эта болезнь была неизлечима. Поэтому, чтобы не свихнуться, я нашел смысл, а правильный он или нет, не мне судить. Безответственность, безразличие к людям, халатность и холодность отношения чиновников – вот с чем я начал бороться. Как Дон Кихот, сражающийся с ветреными мельницами, так и я раз за разом разбивал лоб об неприступные бастионы безразличия и отчуждения.

Но тут произошло событие, которое просто выбило почву у меня из-под ног. Умер мой отец, умер от переживаний за меня, у него просто не выдержало сердце. Это стало поистине глубочайшей трагедией для меня и моей мамы. Насколько я был слеп в своём эгоизме, жалея себя, что даже не видел, насколько тяжело было в эти дни моим близким. Я был обескуражен и раздавлен. Все, что у меня было: жизнь, любовь, мой самый дорогой человек – просто уходили, исчезали, растворялись.

– Да, что происходит с моей жизнью, почему рушится мой мир, за что мне такое? – Стучал один и тот же вопрос у меня в голове. – Это невозможно, это просто страшный сон, такого просто не может происходить со мной.

Я смотрел на маму, это то единственное и дорогое, что у меня осталось из прошлой жизни, которая была до болезни. Как она сдала и постарела за эти несколько месяцев. Но любовь и доброта никуда не пропали из ее прекрасных глаз, она все также с благодарностью принимала все обстоятельства, свалившиеся на нас. Я не понимал, как она может так стойко выдерживать все невзгоды. Это какая должна быть духовная сила, чтоб держать себя так достойно и продолжать любить и поддерживать меня в такой жизненной ситуации. И я спросил ее об этом.

– Мой любимый и мой дорогой мальчик. Мне также больно и тяжело это расставание с отцом, как и тебе, и очень тяжко от того в какую жизненную ситуацию попал мой единственный и любимый сын. Мне трудно объяснить тебе это словами, но, чтобы суметь принять эти невзгоды, тебе надо понять одно – жизнь на этом не оканчивается, нужно научиться смотреть дальше. Жизнь прекрасна и мудрость её велика, и всё, что с нами происходит в ней, это плоды наших решений. Я понимаю, что это очень трудно принять, но это так, – она вытерла слезинку и продолжила. – Быть благодарным очень легко, когда у тебя всё хорошо, но научится быть благодарным в дни испытаний это действительно трудное дело. Оставаться человеком в дни испытаний это великая наука. Уметь принимать все обстоятельства, научится прощать это то, зачем мы сюда приходим. Любовь, вот то единственное, что имеет значение в этой жизни.

Я промолчал, для меня это было непонятно, просто непонятно. Простить ударившего тебя и подставить другую щеку, это не для меня. В такой жизненной философии я просто не смогу жить. Покачав головой, отгоняя ненужные мысли, я вернулся к тому решению, которое принял до этого. Я закончу начатое дело и хоть немного сделаю мир чище и справедливей. И я взялся за него с ещё большим напором.

Но всё шло по кругу. Жалобы в вышестоящие инстанции возвращались обратно на места, с пометкой разобраться. Местные органы присылали мне отписки, что дело разбирается. В общем, красота. Пострадавшие со мной люди просто махнули на это рукой, не желая продолжать бессмысленные попытки добиться справедливости. Я их понимал, трудно бороться с системой. Человек для неё просто маленький винтик. Система стоит на страже государства, и в ней нет места человеку.

Но что ж, у меня были все основания подавать жалобу в вышестоящий судебный орган, и, собрав все отписки, повез их в Москву. На это мне пришлось затратить несколько дней, которые я провел в Московской гостинице. Возвращался домой наполненный оптимизмом, так как меня заверили в прокуратуре, что дело действительно серьёзное и на место выедет следственная группа для досконального разбирательства и служебных проверок. Наконец-то я добился хоть какого-то результата, настроение у меня было приподнято. Сойдя с электрички поздно вечером, я шел к дому по тёмной улице. Подходя к подъезду, увидел идущую мне на встречу группу людей и посторонился, чтоб пропустить их. Я даже не успел отреагировать на удар, который был такой силы, что меня просто свалило, как тряпичную куклу.

Били меня сильно и обстоятельно, в полной тишине, ломая рёбра и руки, которыми я пытался прикрыться. И когда я уже находился на грани потери сознания, почувствовал, как поднимают мою голову за волосы.

– Это тебе за то, что ты никак не успокоишься, – услышал я хриплый бас, шептавший мне слова прямо в ухо, – а если и дальше, будешь продолжать и упорствовать, то можешь следующей нашей встречи уже не пережить.

Волосы отпустили, и голова сильно ударилась об асфальт. Я отключился. Очнулся на том же месте, где меня избивали. Резкая боль не дала мне подняться, и я крикнул, но из разбитого рта вылетел лишь тихий шёпот. Через дикую боль я пополз к подъезду. Увидев краем глаза прошмыгнувших мимо меня людей, хотел попросить у них помощи, но они скрылись за дверью, сделав вид, что меня не заметили. Ну что ж, придется как-то самому, и я медленно пополз. Не помню, как удалось добраться до двери своей квартиры. От напряжения терял несколько раз сознание на лестничных пролетах, но дополз и из последних сил постучал. Дверь открыла мама. Увидев меня в таком состоянии, она, не проронив ни слова, помогла мне вползти и стала оказывать первую посильную помощь. Раздев и осмотрев меня, она омыла кровь и вызвала скорую. Удивительно, но скорая приехала довольно быстро. Осмотрев мои побои, санитары сходили за носилками и, погрузив мою тушку в машину, повезли в больницу. Мама не отходила от меня ни на шаг, слёзы маленькой струйкой текли у нее по щекам, конечно, она старалась их скрыть от меня, но у неё это плохо получалось. На какое-то время я потерял сознание и очнулся уже от того, что резкая боль пронзила все моё тело, это меня сгружали с носилок на кровать.

Это была отдельная палата, меня сюда поместили, чтоб я как можно меньше контактировал с людьми. Я лежал, сжав зубы, и смотрел в потолок, злость вулканом клокотала внутри меня. Ярость скручивала всё моё естество.

– Я им отомщу, отомщу, – только эта мысль стала моей основой, я не обращал внимания на то, что мама проводит возле моей постели целые сутки, не думал о том, отдыхает она или нет. У меня появилась цель. Я узнал одного из бивших меня людей, это был один из замов начальника полиции по прозвищу Колобок.

– Значит они решили меня просто извести, ну вот хрен вам, ни на того нарвались.

Больше не отвлекаясь ни на боль, ни на еду, ни на тихий голос мамы, который пытался вернуть меня в реальность, я стал планировать и рисовать в своей голове план моей мести. День ото дня он становился более четким, линии реализации сводились в одну четкую и продуманную линию. Я предвкушал, какое чувство будут испытывать все причастные к этой ситуации. Внутри себя я вывел круг приговорённых мной, которых коснётся моя месть. Первый в списке стоял главврач, вторым начальник полиции, третьим прокурор. Так же в этот круг попал главный редактор местной газеты, который допустил разглашение наших данных, ведь именно эта огласка привела к двум смертям. А, так же, туда попал заместитель начальника полиции. Итак, пять человек, мафия местного разлива. Они узнают, что такое страдание. Раз за разом я прокручивал в голове свой план, зло улыбаясь, и этой улыбкой пугая маму. Наверное, она поняла, что происходит в моей голове, и, как могла, старалась увести меня от этого. Её тихий голос звучал ласково и успокаивающе, она пыталась донести до меня какие-то мысли, что месть ни к чему не приводит, что месть как бумеранг убивает и мстящего. Что нужно научиться прощать, и что Господь не посылает к нам никого кроме Ангелов. Эти идеи еще больше приводили меня в бешенство. Милая моя мамочка, я понимаю, что ты боишься потерять и меня, но свой выбор уже сделал и не остановлюсь. Всё это время я не проронил ни слова, мир перестал существовать для меня, слившись в единую идею.

Через месяц я потихоньку начал вставать на ноги и приступил к началу осуществления своего плана. Первым действием в моей программе было достать пистолет для инъекций. Небольшое оборудование для безболезненного впрыскивания прививок в организм человека. Я потихоньку, чтоб не привлекать излишнего к себе внимания, стал обследовать кабинет за кабинетом. И через несколько дней мои труды увенчались успехом, я увидел его в процедурном кабинете. Тёмной ночью, сохраняя предосторожность, я проник в этот кабинет и выкрал его. На меня подозрения в пропаже инструмента не упадет. Скорее всего, его просто спишут и забудут. Вторым действием мне нужно было вынести его за пределы больницы. Этот план я тоже продумал. Под окном моей палаты были густые кусты и не стриженая трава, там его точно никто не увидит, и искать не будет. Тихонечко открыв окно, я выкинул шприц-пистолет в эти кустики. Теперь нужно дождаться улучшения самочувствия и ждать выписки.

Я радовался как малый ребёнок, что самая главная и основная часть моего плана удалась без особого труда. Я затаился, перестал ходить по коридорам и целыми днями продумывал дальнейшие действия. Первым делом нужно составить график передвижения, отследить часто посещаемые места, затем пути отхода и исчезновения из города. Где-то на краю сознания что-то говорило мне остановиться, но злость и обида перекрывали все советы моего сердца, сила уже вела меня, и ей было просто безразлично, кого пустить в расход.

Не буду описывать все дни, проведенные мной на больничной койке, скажу только одно, что чудо, на которое я надеялся, так и не произошло. Никто из врачей, не мог сказать точно, сколько мне осталось, давали прогноз от года до пяти лет. Тратиться же на лекарства, которые просто делают вид лечения, я не видел смысла. Да и стоимость их была неимоверно высокой. Наконец кости мои окончательно срослись, так что я мог спокойно дышать и держать вещи своими руками, и настал день, когда меня выписали. За всё это время с главврачом мы так и не встретились.

В этот же день, поздно ночью я пробрался на территорию больницы и забрал свой инструмент мести. Теперь настала рутинная часть всего плана, слежка. Мне нужно было точно нарисовать и составить график движения всей группы, когда выходят из дома, когда уходят на обед, где проводят досуг, когда возвращаются домой. Как в шпионских фильмах я каждый день отслеживал и вписывал в таблицу их передвижения. Я перестал осаждать прокуратуру, стал незаметным и старался сделать всё, чтоб про меня забыли. Пусть думают, что я испугался, это самое лучшее из возможных вариантов. Они расслабятся и перестанут чувствовать угрозу, а я буду ждать, время и финансы у меня пока еще были. За время предпринимательской деятельности я успел заработать денег, так что финансовый вопрос меня пока не напрягал, при скромной жизни их должно было хватить года на два. Так что я оставил рынок, продав часть своего дела напарнику и выручив от продажи неплохие отступные. Напарник не был негодяем и сочувствовал мне, так что рассчитался со мной честно.

Я старался скрыть от мамы свои планы, но материнское сердце не обманешь, она чувствовала моё состояние. Через общение она пыталась отвести меня от моего выбора, и в какой-то момент мне стало казаться, что она права. Сомнение закралось в моё сердце. А может, действительно, оставить эту затею, просто жить без этой борьбы и простить им всё? Эта пришедшая мысль в мой измученный мозг была как лучик света, и я решил пойти в церковь, помолиться и спросить совета и помощи у священнослужителей. Где же еще можно было найти утешение, если не в храме Господнем.

Я не спал всю ночь, разрываемый противоречиями, и ранним утром, ничего не сказав маме, направился на утреннюю молитву и исповедание. В церкви было не очень много народу, в основном бабушки, которые стояли неприступной стеной в средней части храма перед алтарём, усердно крестясь после каждого сказанного Батюшкой слова. Я стоял и не знал, что мне делать. Автоматически повторял за бабульками движения и рассматривал убранство церкви и собравшихся. Мой взгляд бездумно скользил от иконы к иконе, и, к своему стыду, я не знал ни одного святого, изображенных на них. Возле иконостаса стоял батюшка и читал нараспев молитву.

Мой взгляд остановился на молодой и очень красивой девушке, стоявшей особняком. По ней было видно, что она находится в замешательстве и душевном смятении.

– Родственная душа, – подумалось мне. Я продолжал креститься, подражая прихожанам, и украдкой поглядывал на неё. Засмотревшись, я не заметил того, что ситуация в церкви поменялась, народ выстроился в очередь на исповедь. Пристроившись позади очереди, я оказался рядом с девушкой. Люди потихоньку двигались, священник накрывал кающихся епитрахилей и выслушивал их. Тихий шепот исповедающихся разносился по церкви, и, если прислушаться, можно было расслышать все их прегрешения.

– Как же мне тут получить совета, и как я смогу рассказать батюшке все, что со мной случилось, – подумалось мне, – ладно не буду торопиться, может, попрошу меня принять в другом месте.

Так очередь дошла до девушки. Мне очень было интересно узнать, что ее привело сюда, но природная этичность заставила меня не вслушиваться в её шёпот. Я заставил себя отвлечься на интерьер и расписное убранство потолка церкви, откуда на меня смотрели маленькие ангелочки и суровый мужик. Я засмотрелся, как вдруг громкий голос священника вырвал меня из созерцания. От услышанного меня взяла оторопь.

– Как ты посмела, – вещал священник негодующим голосом, – разве ты не знала, что аборт – это тяжкий грех, убийство невинной души, и ты пришла на причастие, – его голос бил как бич вскрывая нервы. Девушка, закрыв глаза ладонями, вспорхнула как птица и побежала на выход, толпа осуждающе зашипела, бабки заголосили ей во след. Я осмотрел этих людей, посмотрел на священника.

– И тут я хотел найти утешения и помощи, а что он тогда скажет мне, – я зло ухмыльнулся и, развернувшись, выбежал следом за девушкой.

Догнать её удалось только через квартал от церкви, она стояла, уткнувшись в угол дома и горько плакала. Я остановился за несколько шагов от нее, не понимая, что делать, а затем тихо подошел к ней, молча развернул её к себе и обнял. Она вздрогнула, но вырваться не попыталась, только все тело её содрогалось от рыдания. Так молча мы стояли долгое время, пока она не начала потихоньку успокаиваться. Оторвавшись от моего плеча, она подняла на меня свои зелёные глаза.

– Не бойся, я не обижу тебя, – произнес я, и она вновь уткнулась в моё плечо.

– Спасибо, – произнесла она, вытирая слезы, – мне уже лучше.

Я не знал слов утешения, и предложил ей первое, что пришло в голову:

– Ты не будешь против, если я приглашу тебя в кафе, посидим и по чашечке кофе выпьем.

Она качнула головой в знак согласия. Кафе, наверное, только открылось, так как столики были пусты, и людей пока ещё не было. Мы заняли самый дальний столик, и я заказал капучино и пирожное. Так мы долго сидели в тишине, каждый погруженный в свои мысли. Девушка старательно отводила от меня взгляд, наверное, ей было стыдно, что я видел её в таком состоянии. Я так же молчал, обдумывая с чего начать разговор. Когда принесли наш заказ, я решил нарушить молчание.

– Меня зовут Евгений.

– Мария, – ответила она.

– Знаешь Мария, я тоже приходил в церковь, чтоб найти понимание и утешение.

Она посмотрела на меня с интересом. Так мы еще просидели молча какое-то время.

– Можно мне рассказать тебе свою историю, надеюсь, ты не испугаешься и не убежишь, – начал я разговор. – Если, конечно, тебе интересно, – она опять качнула головой в знак согласия.

Тихонько, в полголоса, стараясь, чтоб эту историю не услышали чужие уши, я поведал ей все со мной произошедшее, без упоминания того, что замыслил. Она долго молчала, собираясь мыслями и решая говорить ей со мной о своей проблеме или нет. Я так же сидел молча, не торопя её, и наконец, она проговорила.

– Почти полтора года назад я познакомилась с парнем. Красивые ухаживания, серьёзные намерения, он даже хотел сделать мне предложение. Ну так вот, случилось так, что я забеременела и очень хотела этого ребёнка, несмотря ни на что. Мне даже было неважно останется он со мной или нет, и я сказала ему об этом. Он всеми правдами и неправдами старался уговорить меня на аборт, но я не соглашалась. Тогда он сделал вид, будто согласился со мной и готов перевести наши отношения на новый уровень, и даже сделал вид, что начал готовиться к свадьбе. Через какое-то время он уговорил меня лечь на обследование в больницу, чтобы проверить все ли в порядке с ребенком, – слёзы опять потекли с её глаз, от воспоминания. – Сдав все анализы, врачи вынесли мне вердикт, что ребенок развивается неправильно с большими отклонениями, и, если не сделать аборт, может погибнуть не только ребенок, но и я при родах. До последнего я отказывалась от операции, но главврач долго беседовал со мной, объясняя всю тяжесть положения, и я сдалась. Мне сделали операцию, но после операции оказалось, что больше иметь детей я не смогу, – она опять зарыдала.

– Скажи, пожалуйста, кто был тем молодым человеком, если конечно это не секрет, – спросил я у Марии.

– Это Алексей, сын начальника полиции. После аборта он пропал, на звонки не отвечает, избегает встречи. Тут мне позвонили и угрожали, чтобы я отстала от него, иначе очень сильно пожалею, – Мария прикрыла лицо руками.

Вся картина сложилась у меня в голове. Сынуля развлекался до тех пор, пока не всплыла проблема, и побежал к папаше плакаться в жилетку. Папаша сразу позвонил своему родственнику, главврачу, и была придумана схема развода малолетней дурочки. Еще одна сломанная судьба, а сколько таких судеб по всей нашей огромной стране. Кулаки мои непроизвольно сжались, мне трудно стало дышать.

– Ну, гады, вы у меня поплатитесь за все то зло, что вы сеете вокруг себя, – вскричал мой внутренний голос. – Моя жизнь всё равно кончена, так хоть напоследок и ублюдкам доставлю головную боль, пускай осознают и помучаются, – в мой список добавился еще один кандидат. Сынок, так я про себя назвал его.

Я не знал, как успокоить Марию, все слова были бы пустыми и никчёмными. Я просто взял её руку в свою. Я отомщу, – мысленно произнёс я.

– А где твои родители? – спросил я вслух.

– Они погибли в автокатастрофе, долго жила с бабушкой. Но недавно она умерла, так что я сейчас одна.

– Знаешь что, поехали ко мне. Ты только не подумай ничего плохого, я познакомлю тебя со своей мамой, посидим чайку попьём.

Она подняла на меня удивлённые глаза, долго молчала, изучая. Потом тихо кивнула головой в знак согласия. Мы вышли из кафе, и пошли к моей машине. Ехали молча, каждый думая о своем. Улицы были пусты, и мы домчались довольно быстро. Мама очень удивилась, увидев меня с незнакомой девушкой, но промолчала и впустила нас в квартиру. Мы прошли на кухню, и она стала накрывать на стол, а Маша встала и принялась ей помогать.

– Мам извини, что так без предупреждения. Это Мария, мы с ней только утром познакомились.

– Меня можешь называть Светлана Петровна, или просто тетя Света, – улыбаясь, представилась она Маше. Они вдвоем быстро накрыли на стол, и мы сели обедать.

– Маш, если ты позволишь, то я расскажу маме твою историю.

– Если ты не против, то я сделаю это сама и после обеда, негоже о таком за столом говорить.

Обедали молча. После, убрав со стола, мама увела Машу в другую комнату, оставив меня одного на кухне. Я достал свой блокнот и стал еще раз сверять сои выписки. У меня уже почти все было готово к реализации, оставалось несколько раз провести генеральную репетицию. Единственная загвоздка в выполнении этого плана был начальник полиции. Хоть я ему и не уступал в росте и силе, но он был здоровый мужик, человек военный и тренированный, так что мог преподнести незапланированный сюрприз. С его замом я справлюсь, маленький колобок не представлял опасности, но его начальник, это проблема. Попробую поймать его на эффекте неожиданности. Я был уверен на 90 процентов в успехе. Главврач и редактор вообще были легкодоступны. Мне осталось немного, отследить сынка, так что примерно через две недели я могу осуществить задуманное. Я не заметил, сколько прошло времени как мама и Маша удалились, но точно не менее двух часов. Я даже удивился, когда, оторвавшись от размышления, не увидел их рядом, о чем можно так долго разговаривать. Я поднялся и подошел к комнате, за дверью было тихо. Я постучал.

– Да, сынок, заходи, – тихо ответила мама.

Они сидели на диване, мама нежно обнимала Машу и гладила её по волосам, а та, уткнувшись ей в колени, тихо спала. Я вопросительно посмотрел на маму, но она приложила палец к губам, и чтобы им не мешать, я осторожно закрыл дверь Часто в детстве и я также спал у мамы на коленях, отдыхая душой от повседневных проблем. Ладно, пускай женщины общаются, а у меня есть дела.

Я вышел из дома и поехал на поиски сынули. Я нашёл его, застав вместе с его отцом. Теперь зная сынулю в лицо мне было легко отследить его. Смазливый и нахальный – «золотая молодежь», которая думает, что в этом мире ей дозволено все, а где не позволено, прикроет папа. Теперь было дело техники.

В хорошем настроении вернулся домой, а там меня ожидал сюрприз. Женщины хлопотали на кухне, накрывая на стол ужин, и мирно о чем-то беседовали. Меня усадили и стали кормить.

– Женя, – сказала мама, – как ты посмотришь, если Маша переедет ко мне.

Ложка так и остановилась на полпути. Вот это новости, этого я никак не мог предположить. Да, в принципе, я был не против и в какой-то степени даже обрадовался этому, ведь мама не останется одна, когда меня не станет.

– Знаешь мам, совсем не против.

– Вот и прекрасно, она, как и мы, одна в этом городе, а вместе легче жить, помогая друг другу.

На следующий день я помог Марии перевезти вещи к маме в квартиру. Сердце моё стало спокойно, ничто меня теперь не держит. Ни мама, ни Мария небыли в курсе моих планов, а я каждый день выезжал из дома, делая вид, что устроился таксистом. В течение месяца я ещё точнее вывел график своего маршрута, распределил точки привязок, провел две генеральных репетиций, засекал время переезда от точки до точки, проверил подъезды и перемкнул освещение на первых этажах. Так что я был готов.

Последний вечер я провел с мамой и Машей, мы шутили, рассказывали веселые истории, было тепло и уютно. Это был один из прекраснейших вечеров в моей жизни, о которых я буду вспоминать со всей теплотой. Маша была добрым и надёжным человеком, и я оставлял маму с ней с лёгким сердцем. Мне, в любом случае, долго не жить, так что я готов. Но я уйду достойно, забрав нескольких негодяев с собой.

Вот и настал намеченный мною день для приведения в исполнение приговора. Я набрал своей крови и распределил её по капсулам, на шесть равных частей. Расчет был прост – шприц-пистолет мгновенно впрыснет мою кровь в организм этих негодяев, так что они почувствуют всю прелесть этого бытия и жизни с этой болезнью. А может это подтолкнет главврача к созданию лекарства от СПИДа, и он сможет спасти миллионы жизней. Дай Бог, чтобы это случилось.

Я не стал ни с кем прощаться, просто отправил маме по почте прощальное письмо, и отправился в путь. Теперь все мосты сожжены, и обратной дороги нет.

Я занял по плану отправную точку и зарядил шприц. Все мысли отошли на второй план, самое главное справиться со страхом, чтоб не дрогнула рука. А мандраж бил и сотрясал все тело, адреналин в крови бурлил, застилая глаза пеленой.

– Успокоиться, надо успокоиться, – глубоко вздохнул и еще раз. И как в омут с головой сделал шаг. – Прощайте!!!

Первый по плану был сынок, он ночевал у своей новой пассии и рано утром уходил в институт. Он, наверное, даже ничего не понял, когда я вышел в подъезде из тени и резким движением произвел укол в предплечье. Убегая, вслед себе я услышал только мат и оскорбления. Добежав до машины, я прыгнул в неё и помчался ко второму пункту. С редактором газеты так же особых проблем не случилось. Я, поднявшись на его этаж, дождался, когда он вышел из квартиры, и вместе с ним вошел в лифт. Перед открытием дверей на первом этаже, я схватил его сзади за шею и сделал укол. Он немного трепыхался, но я отпихнул его внутрь кабины и, выходя, нажал кнопку последнего этажа. Двери закрылись, и лифт поехал вверх.

Я вышел из подъезда и, опять сев в машину, помчался к третьему, главврачу. Чуть не сбился с графика из-за мелкой аварии на дороге, но объехав пробку по дворам, успел как раз к моменту, когда он спускался по лестнице. Я накинул капюшон на голову и двинулся ему на встречу. Резким ударом опрокинул его на пол и вколол дозу крови в шею. Как же я был зол на него, хотелось еще пару раз стукнуть его ногой, но сдержался, он и так был в отключке от неожиданного удара. Оставив его валяться на лестничном пролёте, я поехал к заму. Хоть он и был колобком, но колобком плотным и тренированным.

В подъезде, где было темно по моей милости, я спрятал биту и ею ударил его по голове, когда он проходил мимо меня. Он обмяк и рухнул на пол. Я его немного придержал, чтобы не было шума, сделал ему укол и, приподняв, его голову за волосы зло прошептал ему в ухо:

– Помнишь, как ты избивал меня? Теперь и ты поймешь, что такое болеть СПИДом, как и главврач, и прокурор, и твой начальник со своим сынком, а также и редактор газеты, – и резко отпустил его голову. Он потерял сознание.

Теперь прокурор. Он жил в доме напротив, и недолго думая, я повторил с ним весь процесс, как и с замом, оставляя его лежать на лестнице.

Теперь остался только один начальник полиции. Он должен был возвращаться от любовницы, и я успел туда в самый последний момент. Его машина уже подъезжала к подъезду, но мне удалось прошмыгнуть в него незамеченным. Затаился и стал ждать. Расчет был прост – заходя внутрь из света в темное помещение, глаза не сразу видят обстановку, и я на противоходе делаю резкий шаг вперёд, укол в руку будет большой неожиданностью. Всё так и вышло. Он отшатнулся в сторону, открывая мне проход на улицу, и я беспрепятственно вышел и побежал к машине, которую оставил за квартал от данного места. Ну, вот и все, дело сделано. Теперь вон из города, вон из этого гадюшника, на свободу, в неизвестность.

Какое яркое летнее солнце, и эта синева неба, манящая сделать взмах и взлететь, парить в неудержимом полете над бескрайними полями, любуясь непередаваемой красотой полевых трав и цветов. Со всего размаху плюхнуться в объятья облаков и заблудиться в коридорах этих небесных замков, и найдя выход, стрелой полететь туда, где тебя всегда поймут и простят.

Я еще был в городе, когда по всем постам ДПС дали ориентировку на меня и мою машину. На выезде, меня попытались остановить, но я вдавил педаль газа и попытался оторваться. Но куда там. За мной погнались сразу три машины, и я услышал стрельбу. Стреляли не в машину, а по мне. Я видел, как одна из пуль пробила лобовое стекло, другая вырвала из сиденья рядом кусок обшивки и, пробив переднюю панель, осталась в ней. Последнее что я помню, сильный удар в левую часть спины, сильную боль, и как стал заваливаться на руль, а машина на огромной скорости полетела в кювет. На третьем перевороте машины меня не стало.

И я взлетел к солнцу, взмахивая огромными крыльями. Здравствуй Небо, вот и я.

Туман, опять этот туман…

Я сидел на берегу моря, молча переживая увиденную картину. Какой ужасный сон, ужасно страшный, меня еще потряхивало от пережитого.

– Все закончилось, успокойся, все хорошо.

Я повернул голову на голос, не понимающими глазами посмотрел на него. Хотелось кричать и плакать, но я сдержался. Еле-еле разлепив пересохшие губы, спросил:

– Разве это был сон или все же это была реальность?

– Это была игра, и я тебя об этом предупреждал.

– Да предупреждал, но я и не мог подумать, что это будет настолько… по-настоящему что ли. И у меня к тебе вопрос. Зачем ты допускаешь, чтобы такое происходило, почему ты допускаешь несчастье и страдания? Для чего ты это делаешь?

– Всё закончилось, успокойся, это была всего лишь игра. Так что давай потихоньку разбираться, чтобы не свести весь наш разговор к обвинениям от чрезмерных эмоций. Это ни к чему не приведет и не даст осознать всего того, что произошло с тобой в этой игре.

– Это не было для меня игрой, меня вон до сих пор потряхивает.

– Как же Вы, люди, любите перекладывать вину за свои действия и выборы на плечи других, так удобно найти козла отпущения и обвинять его во всех своих несчастьях. Вы не хотите допустить мысли о том, что все, что с Вами происходит, результат Ваших собственных выборов и устремлений.

– Ты хочешь сказать, что все, что случилось со мной в этой игре мои собственные выборы. И эта смертельная болезнь тоже мой выбор.

– Давай постепенно разбирать всю эту историю, не торопясь и поэтапно. Из состояния покоя будет лучше осознать все произошедшее с тобой, осознать каждый твой шаг и его последствия.

– Давай.

– Первый и основной момент, как я тебе уже говорил, это Ваша навязчивая идея, что Вы живете только один раз, и жизнь ваша конечна. Из страха потерять её Вы хватаетесь за неё всеми доступными методами. Но повторюсь ещё раз, жизнь бесконечна. Ваши предки знали об этом, и поэтому честь, доблесть, мужество и совесть для них стояли на первом месте. Человечность и любовь – это то, чему они учили своих детей. Вот ответь, если бы ты знал, что жизнь бесконечна, и что каждый твой шаг остаётся в памяти мироздания, и что рано или поздно тебе придется отвечать и исправлять все, что ты сотворил, в следующих жизнях, разве ты совершал всё то, что совершил.

– Очень трудный вопрос, однозначно не могу на него ответить. Наверное, многие поступки я не стал бы совершать, но и не стал бы прощать унижения и оскорбления в свой адрес, и все равно бы дал отпор негодяям, даже если бы история повторилась. Если бы я этого не сделал, то перестал бы себя уважать, уважать как мужчину.

– Хорошо, я понял твою позицию. Это нормально, дать отпор низменному и не достойному, вызвать это на поединок и победить. Но при этом нужно понимать и осознавать свои поступки, а не действовать на голых эмоциях. Главное в том процессе поиска справедливости не потерять свою человеческую суть и не перестать быть человеком. Ведь часто борьба за справедливость превращается в месть. Но есть ориентиры, которые не дают опуститься человеку ниже границы человеческого уровня, это этика и культура. Эти две составляющие являются той частью человеческой жизни, которые приводят человека к пониманию себя, своей внутренней составляющей.

Человек – это не только его тело! Ведь оно всего на всего подарок данное Вам в пользование. Главное – это дух, который живет в этом теле. Вечная, светозарная составляющая твоей сути. Но и о теле тоже нельзя забывать, нужно заботиться и ухаживать за ним, но не переводить это в манию. Чаще всего это происходит тогда, когда Человек теряет чувство меры. И опять, этика и культура помогают Человеку видеть эту меру в своей жизни. Ну, так вот, если помнишь, в этой игре ты в какой-то момент почувствовал, что в тебе что-то начало меняться, что-то неосознанное, но несомненно глубинное.

– Да был такой момент, когда у меня появились деньги и возможности.

– Точно, именно тогда. Твои внутренние выборы начали смещаться в сторону подавления твоей духовной составляющей. На первое место стали выходить корысть, агрессия, погоня за благом.

– А разве погоня за благом это плохо?

– Нет, конечно, но всему есть мера, как я и говорил. Потеря меры ведет к духовному истощению. Человек – это сумма сил. Духовная сила будет помогать и выводить человека на путь, а негативная сведет его в могилу. И когда Человек начинает терять свой внутренний свет, он начинает быть видным существам более низких планов, и, не понимая этого, он становится лёгкой добычей и пищей для этих энергетических существ. Самое печальное, что Человек даже не осознает этого. Он начинает искать виноватых, а не находя, начинает обижаться на жизнь и грозить кулаком в небо, обвиняя его во всех бедах, случившихся с ним. Просто посмотри повнимательнее, та болезнь это всего лишь следствие твоих выборов и твоих решений.

– Ммм… Ладно, с этим я, как то, смогу согласиться. А всё, что происходило до этого, несчастья, которые обрушились на мою семью, разве это тоже мои выборы, или выборы моих родителей. Ведь они всё отпущенное им время вели правильный и достойный образ жизни.

– А ты видел их несчастными? Разве они своим примером не показывали тебе, что даже в самые критические моменты жизни, можно оставаться счастливым, любить и быть любимым? Они всю жизнь дарили тебе тепло, любили тебя, они ежедневно показывали тебе пример духовной и гармоничной жизни. Счастье не зависит от того, что вокруг, оно всегда внутри тебя, так же как любовь и дружба. Вокруг может рушиться весь мир, но это не помешает тебе оставаться счастливым и быть человеком, любить и быть благодарным за каждый прожитый миг.

– Вот объясни, как я могу быть благодарным за то, что происходило вокруг, за тот бардак в стране, разруху и горе, за болезнь и мучение. Я не понимаю этого.

– Это нормально, ты задаёшь вопросы, значит, ты уже растёшь внутри себя, становишься взрослее. Самая большая проблема Вашего общества, это подростковый максимализм и незрелость. Каждый из Вас считает правильным менять этот мир под своё мировоззрение, хотя мало кто меняется сам. Есть очень большая тонкость в одном понимании жизни – нести свет и быть источником света. Многие, неся свет в этот мир, встречаясь с противоположностью, начинают бороться с ней, не понимая одной простой вещи, что всё в этом мире единое целое. Нельзя отделить и выкинуть тень, так как исчезнет понимание света, нельзя выкинуть боль, так как исчезнет понимание блаженства. Одно неотделимо от другого, оно едино, и только Человек из-за незрелости своего сознания начинает делить все это на части. Когда Человек выходит к состоянию источника, он просто излучает свет любви, добра, благодати, свет знания и силы духа, он становится этим источником, с трепетом и нежностью касается всего того, что его окружает. Ведь весь этот мир великое чудо, каждая вещь, каждое живое существо – это волшебство и сказка жизни. Но Человек может выбрать и другой источник и стать центром зла. В библии есть такая фраза «Кому служите…», из какого источника черпаете свои силы.

И для сравнения жизненной ситуации, которая была у тебя, я хотел бы рассказать или вернее показать тебе историю одного мальчика. Жаль, что о миллионах таких историй, ваше общество просто забыло или не узнало по причине их небольшой исторической значимости. Но, несмотря ни на что, эта история подвига, история человечности, история о том, что при любых обстоятельствах можно оставаться человеком и не потерять честь и совесть. И поверь в масштабах вселенной она на много значимей чем создание атомной бомбы. Возьми мою руку.

Игра 3

Неважно в каком ты живёшь мире,

важно какой мир живёт в тебе.

Перед глазами все померкло, мир разлетелся на сотни разноцветных мотыльков, которые кружа в хороводе стали создавать новую картину. Как круги на воде, разбегаясь в разные стороны и унося муть, оставляют эту гладь спокойной как зеркало. Так и они, разлетевшись, оставили после себя чистое ясное видение какой-то картинки. Нечеткая, пока еще не ясная, она разливалась палитрой красок, завораживая своей объёмностью, и мы шагнули в глубину этого зеркала.

«Мой взор летел над просторами земли, охватывая непомерную красоту проплывающих под нами лесов, полей, озер и рек. Это было жаркое лето 1941 года, и это была моя Родина, еще Советский Союз.

Только закончилась школа, и Витальку отправляли в деревню к деду, подальше от этой городской жары. В этом году мама собиралась взять путевку в пионерский лагерь, но что-то там у нее не срослось на работе, и вот он катит теперь в поезде, в деревню. Это было его первое самостоятельное путешествие. Эта мысль завораживала и навивала гордость за себя, хоть ему и было четырнадцать, но мальчиком он был крепким и спортивным. Секция самбо и футбола давала о себе знать. За этот год он вытянулся и, наверное, дедушка с бабулей не узнают его. У него была модная стрижка, полубокс, и он надеялся, что в этом году он понравится девчонке из деревни по имени Надя. В прошлом году она даже внимания на него не обращала, и когда он хотел пригласить ее на танец в клубе, она только хмыкнула и отвернулась. Весь этот год он усиленно занимался, висел на турнике, научился поднимать гирю. Пусть только шестнадцать килограмм на одну руку, но тридцать два уже была в перспективе.

Мама провожала его на вокзале, постоянно проверяя, не забыл ли он что-нибудь. Наверно, за этой суетой она скрывала свои переживания и волнения. Она нарисовала и написала ему на тетрадном листке четкую схему, где и как сходить, и что делать дальше, когда сойдет с поезда. Но Виталька уже ее не слушал, он был весь в предвкушении этого путешествия в одиночку. В тайне он мечтал, что когда-нибудь вот так же уедет на комсомольскую стройку, куда-нибудь на строительство Уралмаша или Днепрогэс. Но пока он ехал в Василишки. Смешное и доброе название деревни навивало на Витальку какие-то милые и очаровательные образы, в основном Надины. В прошлом году туда его отвозил папа, а в этом году папа уехал в командировку, а маму не отпустили с работы, так что Виталька поехал один. В походный рюкзак мама собрала все необходимые вещи и положила еду в дорогу. Войдя в вагон Виталька, сразу забрался на верхнюю полку плацкарта, чтобы любоваться видами из окна. Поезд тронулся, мама махала ему в след, а он с блаженной улыбкой весь окунулся в очарование одиночного плаванья.

Поезд набирал ход. Вынырнув из московских объятий, он окунулся в широту необъятных просторов. Леса сменялись полями и перелесками, мелькали полустанки и деревеньки, раскинувшиеся вдоль железной дороги. Люди на велосипедах провожали их поезд долгими взглядами, некоторые махали рукой, и Виталька махал им в ответ, высунувшись из окна. Вокруг шла радостная суета, внизу соседи по плацкарту собирались обедать, и тетушка, сердобольная женщина с двумя детьми, пригласила и его к столу. Он спустился и, покопавшись в своем рюкзаке, тоже выставил на столик свою не хитрую снедь. Было весело и уютно, вокруг были веселые и добрые люди, и каждый считал своим долгом помочь другому, накормить и защитить. Вагон гудел как огромный улей, колеса мерно постукивали. Отобедав, Виталька опять забрался на верхнюю полку и просто уснул. Засыпая он почувствовал, как тетушка укрывает его покрывалом.

Поезд Москва-Гродно шел со всеми остановками в больших и малых городках. И на каждой станции шла бойкая торговля всякой всячиной. Народ гурьбой вываливал из вагона, кто покурить, кто что-то купить. И радостные и шумные пассажиры возвращались назад в вагон при отправлении. То там, то здесь раздавалось акапельное пение, а где-то в конце вагона кто-то наяривал и на баяне. Дети бегали по вагонам, играя в догонялки или в прятки. И эти два дня пролетели для Витальки быстро и весело. В вагоне он познакомился с Олежкой и Лидой, которые так же ехали на каникулы из Москвы, но они ехали в Гродно. Это было дальше того, где предстояло выходить Витальке, и на прощанье они обменялись адресами и договорились встретиться в Москве после каникул. К концу второго дня поезд остановился на маленькой станции Халечино, откуда Витальке предстояло еще добираться до Василишек. Мама высылала телеграмму, но получил ли её деда, Виталька не знал. Так что собирался добираться на перекладных, хотя можно было и пешком дотопать, всего-то 17 километров, но ехать – не идти.

Выйдя из вагона, он помахал своим новым знакомым вслед и отправился по дороге, ведущей к селу. Но, не пройдя и десяти метров, увидел встречающего его деда, который сидел на телеге, запряженной гнедой лошадкой «Настёнкой». Дед нежно обнял внука и потрепал по волосам, придирчиво оглядывая его, каким он стал за этот год. После, сев на телегу, они покатили по проселочной дороге к дому. Свежий запах сена на телеге пьянил и одурманивал. И Виталька развалился за спиной у деда, глядя в лазурное небо, на котором не было ни облачка. Он сунул в рот травинку и стал наблюдать за тем, как в небе носятся, выделывая невероятные пируэты, стрижи и ласточки. Ему так нравилось молчать рядом с дедом, в этом молчании было намного больше слов и мыслей, чем в пустой болтовне. Дед был сед, но еще крепок, росту в нем было около двух метров, но он всегда сутулился, поэтому казался чуть ниже. Он обладал неимоверной силищей, подкову за раз разгибал и сгибал обратно. Виталька попытался однажды проделать такой фокус, но как не пыхтел, только вспотел. Через два часа они уже заезжали во двор дома, где их дожидалась баба Наталья. Старики были счастливы, что любимый внук наконец-то приехал, и устроили маленький праздник. Пришли соседи узнать, что происходит в столице.

Прибежали пацаны, прознав о том, что из Москвы приехал их закадычный друг. И, отпросившись погулять, Виталька сел на велик и покатил вместе с друзьями в клуб. Было весело, и дни пролетали один за другим. В этих хлопотах пролетело пятнадцать дней. Виталька помогал деду пасти коров, а вечером он шел на гулянки. Надюха очень удивилась, увидев его в клубе, и даже согласилась потанцевать с ним, и Виталька был счастлив и млел от такого близкого прикосновения девичьего тела. Правда, до провожалок дело еще не дошло, но у него было впереди все лето.

Мальчишка очень любил ходить с дедом на выпас. Так рано утром они вместе гнали стадо из коровника на луга. Медленно перемещающееся стадо проходило в день около 10 километров, идя по не кошеным полям и лесным опушкам. В обед они пригоняли коров на кордон, где их доили привезенные туда доярки. Пастухи, отобедав вкуснятины, вновь гнали коров на выпас. Виталька шел за стадом и лишь изредка подгонял отставших животных хлыстом, звук от которого далеко разносился над полями, заставляя коров нервно взмахивать хвостами. Ближе к вечеру они гнали стадо обратно через деревню, и коровы, которые были не колхозными, расходились по своим домам сами, точно зная, где их стойло, и это было удивительно. Остальное стадо дед гнал в коровник, а Виталька бежал домой. Пообедав и переодевшись, он прыгал на велик и ехал к клубу, где собирались его друзья. Дружной компанией они шли на речку, а после шли опять в клуб, где каждый вечер показывали кино или включали патефон, и начинались танцы. До позднего вечера время пролетало незаметно, а утром он снова шел с дедом на выпас.