Assassin's Creed: Буря эпохи Мин бесплатное чтение

Yan Leisheng

Assassin’s Creed®: The Ming Storm

Cover art by Simon Goinard

Печатается с разрешения компании Ubisoft Entertainment. Издание подготовлено ООО «Издательство ACT».

Перевод с китайского Инны Сиротиной

© 2024 Ubisoft Entertainment. All rights reserved. Assassin’s Creed®, Ubisoft and the Ubisoft logo are registrered or unregistered trademarks of Ubisoft Entertainment in the U.S. and/or other countries.

Пролог

Расстановка[1]

Порыв бриза покрыл рябью морскую гладь так, словно на ней в мгновение ока расцвела долина синих лотосов. В буддийских сутрах этот цветок является олицетворением глаз Будды, и по открывающейся картине можно догадаться, почему Таки Тёдзи сидел на прибрежном валуне и когда смотрел на воду, в голове у него появлялся образ из сутр. В бытность учеником он служил всего лишь младшим послушником, а став бродягой, быстро позабыл о монастыре Хуэйтянь. В конце концов, подавшись в пираты, юноша навсегда потерял связь с прошлой жизнью, наполненной милосердием и состраданием.

В послушники его приняли в пять лет, а в пятнадцать исключили. С тех пор он бродяжничал, время от времени подрабатывая слугой, а добравшись до моря, стал пиратом. Сегодня же внезапно для самого себя он подумал о прошлом.

Тёдзи как раз предавался воспоминаниям, когда в поле зрения неожиданно возник белый парус. Мужчина на секунду застыл, затем, приглядевшись, закричал:

– Кодати! Кодати!

Стоявший неподалеку юноша подбежал к нему.

– Да, отец?

На самом деле парнишка был сиротой, которого Тёдзи подобрал, когда только ступил на путь морского разбоя. В то время его шайка состояла всего-то из пяти довольно слабых бойцов, поэтому они могли грабить лишь маленькие торговые судна, отбившиеся от остальных. Как-то раз главарь банды заметил большой корабль, бесцельно рассекающий волны, и тут же решил попытать счастья. Но стоило ему подняться на палубу, как он учуял трупный запах. Оказалось, что ту команду постигла печальная участь – всех моряков ограбили и убили.

Тогда еще юный капитан перевернул все судно в поисках забытых грабителями ценных вещей, однако нашел лишь дитя, шатающееся от голода и жажды и не способное вымолвить ни слова. Зато в руках у него блестел небольшой японский двуручный меч. Увидев людей, мальчик, вопреки ожиданиям, приготовился размахивать своим мечом. Около пяти-шести дней прошло после нападения, и все это время мальчика окружали гниющие трупы. Большинство пиратов, совершивших налет, решили: «Проще бросить его». Кто мог подумать, что малец выживет? У капитана Таки сердце невольно сжалось от обстановки на судне, поэтому в виде исключения он взял ребенка на воспитание. Только молодому Тёдзи было лень подбирать имя, вот мальчика и назвали Кодати – как меч, который он держал.

В нынешнем году ему исполнится уже шестнадцать лет. Так как парнишка вырос в море, то превосходно умел плавать. Со временем он ожесточился, ведь с детства занимался разбоем. Некоторые из команды побаивались его.

Тёдзи встал и, указывая на паруса, произнес:

– Кодати, это точно люди господина Суня. Зови наших.

– А не господина Вана? – спросил Кодати, сделав рукой козырек, чтобы вглядеться вдаль.

– Его корабли ходят под серым парусом, а там другой цвет.

Все члены команды Тёдзи когда-то покинули свои дома из-за печальной судьбы и стали бандитами. Сам он немного знал грамоту. А после того как стал пиратом и прибыл на побережье Дамин разбойничать, понял: нужно вести дела, зная меру, иначе накликаешь на себя беду бесконечными разбоями. Так что мужчина тайно вел торговлю с несколькими отставными чиновниками из прибрежных деревень – каждый месяц деревни присылали продовольствие, и тогда их никто не трогал. По этой причине он и выбрал островок с пресной водой для своего пристанища. Господин Сунь как раз и являлся одним из отставных политиков в крупнейшем прибрежном поселении. И сейчас пришло время собирать дань. Вот только капитан был очень осмотрительным и решил сохранять осторожность, даже если видел судно нужного чиновника.

Прошло около десяти лет, как Тёдзи занял остров. На нем, кроме строительства поселения, соорудили маленькую пристань, потому суда легко могли причалить к берегу и быстро отправиться в путешествие. Тем не менее необходимо принять все меры предосторожности, если правительственные войска решат неожиданно напасть, замаскировавшись под господина Суня. Что касается упомянутого «господина Вана», то он был пиратом, плавающим между Японией и побережьем Дамин, но несколько отличался от своих собратьев по ремеслу.

Этот человек стоял во главе одного из караванных судов контрабандистов, занимающихся торговлей и разбоем. Посему, выходя в море за новой добычей, Тёдзи не забывал о старых счетах с ним. Ведь пока их интересы не пересекались, они продолжали мирно сосуществовать. Недавно господин Ван заключил одну сделку, заставив капитана Таки насторожиться: существовал риск стать жертвой других пиратов. Убедившись, что к ним все-таки плывет господин Сунь, мужчина расслабился.

В подчинении у Тёдзи находились уже двадцать с лишним человек, многие из которых были ронинами и неплохо владели мечом. Когда они не выходили в море, то только пили вино и играли на деньги. Увидев приближающийся корабль, команда очень обрадовалась, поскольку господин Сунь каждый месяц присылал рис, муку, превосходную скотину и, по особой просьбе, несколько кувшинов вина. Нужно только все выгрузить, и можно будет спокойно набить животы. Пираты устремились на берег караулить судно, потеряв интерес даже к азартным играм. Корабль стремительно приближался. Кодати вдруг прошептал:

– Отец, сомневаюсь, что прибыл господин Сунь.

– А кто тогда? – видел Тёдзи хуже, чем юноша.

– Какой-то дед с белым лицом, без усов и бороды.

Мужчина вздохнул с облегчением. Раз уж это старик, то можно расслабиться. Возможно, господину Суню была в тягость утомительная и опасная доставка груза, поэтому сегодня он велел прибыть управляющему. В море Тёдзи уже давно, и по тому, насколько корпус погрузился в воду, он прикидывал количество людей и груза: на приближающемся борту находилось не более десятка человек. Солдат наверняка пришло бы больше.

– Готовься, малой. Пойдешь на борт вместе со мной.

В это время судно уже пристало к причалу. Дождавшись, когда установят трап, Тёдзи со своим помощником и Кодати поднялся на палубу. За эти годы, хотя он ни разу и не ступал на земли Дамин, но постоянно бороздил море и встречал много разных людей. Это помогло ему свободно овладеть мандаринским наречием. Как только они взошли на борт, капитан Таки, следуя местному этикету, левой рукой обхватил правый кулак перед грудью и сказал:

– Осмелюсь спросить, ради чего достопочтенный господин прибыл сюда?

Пожилой мужчина, о котором говорил Кодати, стоял на носу корабля. Услышав вопрос, он вышел вперед, также поприветствовал капитана сложенными у груди руками и ответил:

– Ваш покорный слуга – Чжан Юн, посыльный наследника господина Суня, прибывший преподнести дары господину! Позвольте спросить, вы ведь господин Таки Тёдзи?

Этот человек знал, как себя стоит вести – у него были благородные манеры. Волосы старика уже побелели, хотя голос оставался звонким и высоким. Но капитан Таки не потерял бдительности из-за почтительной речи и поспешно произнес:

– Это я ваш покорный слуга, большое спасибо. Прошу поблагодарить за меня господина Суня.

Посыльный Чжан ничего не добавил, и собеседник протянул руку для рукопожатия, после чего заметил, как несколько матросов выталкивают из трюма большой деревянный ящик. Высотой он был выше человеческого роста, а по ширине мог уместить пару взрослых мужчин. Внизу у него имелись колесики. Прежде господин Сунь присылал мешки с продовольствием, скот и домашнюю птицу, но ни разу не дарил ничего подобного. Мужчина невольно замер и спросил:

– Почему в этот раз господин Сунь прислал какой-то ящик? А дичь?

– Проявите снисхождение, господин Таки. Последние два месяца мы не привозили живность из-за распространившейся эпидемии среди домашней птицы. Мы доставили лишь соленья, но в следующий раз, уверяю, все возместим, – радостно ответил старик.

Тёдзи взглянул на ящик: тот казался большим, но притом легким – несколько матросов толкали его без особых усилий. Внутри капитана зародилось недовольство: в прошлом господин Сунь дал слово присылать по двести килограммов риса и муки, кроме того, по пятьдесят килограммов яиц и куриного мяса…

– Здесь точно достаточно товара?

– Разумеется. Прошу, можете проверить на весах, – сказал старик Юн, вытащив из-за пазухи медный ключ.

Скажи посыльный, например, что прошлый год оказался неудачным, и попроси войти в положение, Тёдзи, не раздумывая, вытащил бы меч. Однако старик рассказал все без утайки, из-за чего некрасиво без всякой причины обнажить клинок. Поэтому пришлось принять медный ключ и передать его помощнику, стоявшему рядом.

– Я открою, а ты пересчитаешь. – А затем снова обратился к пожилому господину: – Почтенный Чжан, позволите мне остаться здесь еще ненадолго?

Сам капитан боялся: как только он сойдет по трапу, старик тут же сбежит. В конце концов, даже если продовольствия окажется недостаточно, в будущем они ни за что не признают долг. Это значит, если Тёдзи не разорвет отношения после такого, ему останется лишь проглотить обиду Он не удивился, что на этот раз господин Сунь не явился лично и заставил отдуваться за все старика. В таком случае капитан Таки должен забыть о вежливости и, если дани будет меньше оговоренного, оставить старика в качестве залога – нужно обязательно заставить их вернуть недостачу.

Пожилой господин широко улыбнулся и кивнул без капли страха:

– Хорошо-хорошо, это справедливо.

Хоть деревянный ящик и выглядел внушительно, но благодаря колесикам на днище и с помощью веревки получилось сгрузить его с палубы, после чего все подчиненные на берегу тут же окружили посылку и стали толкать ее в лагерь. Пираты были посильнее матросов, да и числом их превосходили, так что проблем с транспортировкой не возникло.

Не встретив возражений, Тёдзи забеспокоился еще сильнее, размышляя: «Если с таким незначительным весом окажется, что товара достаточно, то у меня появятся вопросы». Лишь при одном взгляде на посыльного Чжана можно было заметить его уверенный, даже немного загадочный вид. В это время из трюма позади вышел голубоглазый и светловолосый варвар с Запада.

Таких иностранцев капитан Таки повидал немало, но все равно невольно удивился:

– Западных варваров в наши дни становится больше.

Иностранец поднялся на палубу, подошел к посыльному господина Суня и заговорил:

– Господин Ду, удачи вам!

Старик лишь слегка качнул головой, не произнеся ни слова.

– Разве его фамилия не «Чжан»? Почему вдруг «Ду»? – спросил Тёдзи.

Но чему удивляться, если изначально имена выбирались по желанию. Раз иностранец не боится обращаться так, значит, ему можно. Больше всего капитан опасался обмана с их стороны. В голове крутились мрачные мысли, рука невольно потянулась за пояс. Мужчина и пальцем не успел коснуться меча, как вдруг позади раздался крик. Это вызвало удивление и панику. Тёдзи хорошо знал, что его команда сплошь состоит из головорезов, чьи руки по локоть в крови, потому вряд ли они испугались, если спутники старика решили напасть и выхватили оружие. Он не понимал, что могло произойти, и только начал поворачиваться в ту сторону, как вдруг раздался оглушительный грохот. Сквозь крышу лагеря прорвался человеческий силуэт и взлетел прямо в небеса.

Поскольку лагерь строился на небольшом островке, стены сделали из древесины, а вот крыша защищала лишь от ветра и дождя и не отличалась прочностью. От причала до стоянки приходилось идти не более двадцати шагов, а «летун» завис примерно посередине. Он был готов вот-вот упасть на землю, тяжело двигался, и по его телу текла кровь – понятное дело, такое нагнало жути.

Как только Тёдзи разглядел человека в воздухе, у него перехватило дыхание – это оказался его помощник Фукуяма Госаку. Они оба родились в Набережной деревне, где служили клану местного вельможи до того, как его свергли во время мятежа. После этого помощник отправился скитаться по миру, не желая снова идти в услужение. Впоследствии он вышел в море разбойничать вместе с Тёдзи.

С точки зрения последнего, техника владения мечом у Фукуямы отличалась от той, которой обучали даосы: двигались его руки быстро, нанося жесткие удары. Только вот навыками левитации мужчина точно не обладал. К тому же капитан заметил, что Госаку был уже мертв, а значит, кто-то подбросил тело. На толстяка его помощник не тянул, однако пятьдесят килограммов точно весил. Тяжело поверить, что полцентнера вдруг смогли взлететь настолько высоко и так быстро. Разве только дело не обошлось без чего-то вроде катапульты. У Тёдзи кровь застыла в жилах – он невольно отступил на полшага, рукой схватил рукоять меча и закричал:

– Да кто вы такие?!

Мужчина не успел закончить фразу, а Кодати уже обнажил оружие и наискось замахнулся на иностранца. Заносил клинок он всегда в невероятном неистовстве, с легкостью убивая людей. Слушая внутренний голос, парень в полной уверенности первым доставал меч без указаний, когда чувствовал опасность. Когда в укреплении стали раздаваться странные звуки, иностранец внезапно положил руку на левое запястье в районе пульса.

Тёдзи обучался основам фехтования в Набережной деревне, только за столько лет в море многое изменилось. Кодати часто использовал удар «Сквозь кэса»[2], но капитан обладал большей силой, из-за чего замах получался более жестким. Разбойничая в море, однажды ему довелось вступить в бой с телохранителем и разрубить того почти пополам, используя эту технику.

Он не оставил возможность для маневра, уверенно двигая рукой еще быстрее. Лишь высоко занеся меч, Тёдзи увидел разноцветный ореол, в котором сверкающая голубая точка указывала прямо на глотку. И в тот же миг западный варвар обнажил свой меч. Хотя правая рука лежала на левом запястье, это не помешало капитану быстро выхватить клинок тоньше пальца. Он подумал, что без проблем справится с «зубочисткой». Его левая нога стояли впереди, но когда он сделал шаг вперед, то никакой контратаки не последовало. Тут же, отступив на полшага, мужчина продолжил удар. Такое маленькое отступление он сделал нарочно, ведь варвар уже надеялся проткнуть горло противника. Однако тот успел уклониться, из-за чего атака провалилась. Тёдзи хватило бы этой паузы – отрубить светловолосому голову, как вдруг сбоку удар заблокировала другая рапира. Выглядела она совершенно иначе. Видимо, купили ее уже здесь. Капитан ни на секунду не сомневался, что под его натиском тонкий меч сломается пополам, но когда клинки скрестились, мужчине показалось, словно лезвие попало в клей. И, кстати, защитил варвара пожилой господин Чжан. Для Тёдзи уже стало неприятным сюрпризом искусство фехтования иностранца, а теперь и старик, совершивший такой выпад… Меч капитана словно прилип к рапире: не получалось ни надавить, ни убрать.

Вдруг он услышал чью-то ругань, и к посыльному устремилась тень, нацелившись на макушку Кодати. Все это время парень стоял сбоку, наблюдая за боем. Не выдержав, он молниеносно вытащил свой меч – тот самый небольшой тати, в честь которого получил имя. Обычные тати делали размером около метра, а этот клинок равнялся половине и был чуть длиннее кинжала. В банде Тёдзи состояли около двадцати человек, и каждый владел мечом. Приемный сын капитана рос среди них и никогда не учился техникам какой-либо из школ, но то там, то тут подсматривал приемы, собирая в один стиль. Несмотря на свой юный возраст, он уже убил шестерых человек и в скорости превосходил даже самого Тёдзи. Намертво скрестив клинок своей правой рапиры с клинком юноши, старик удивился навыкам противника. Парнишка видел противостояние мечей, а затем для удара вытянул свою руку по направлению к противнику. Заметив, что кинжал вот-вот достигнет лица, пожилой господин резко отбил левой кистью меч парня. Мышцу молодого пирата свело, а старик двумя пальцами стиснул лезвие вражеского меча и стал клонить его в сторону, пока ладонь не встала вертикально, заблокировав тати.

Казалось, движение было произвольным, однако Кодати не мог больше управлять своим мечом, ведь Чжан ловко перехватил за центр тяжести оружия. Стоило ему только приложить хоть немного силы, и юноша упал бы замертво. Но тут старик отвлекся на мгновение, рапира в его левой руке перестала сдерживать меч Тёдзи, и тот приложил максимум усилий, чтобы отклониться назад и выйти из клинча. Хотя капитан и освободился, но, заметив, в какую ситуацию попал Кодати, закричал:

– Прошу вас, сжальтесь!

Пожилой господин уже приготовился нанести решающий удар по юнцу и никак не ожидал, что дерзкий пират окажется таким сердобольным. Покосившись на него, он воскликнул:

– Что?!

Затем остановился и отдышался, хотя не опустил руку, которая по-прежнему была направлена в сердце противника. Кодати знал о своем положении и не шевелился, зато говорить мог спокойно. Парнишка всегда вел себя чересчур самодовольно, а теперь стоял как громом пораженный, ведь не смог ничего сделать против какого-то старикана. От страха и злости он взревел, услышав просьбу Тёдзи:

– Отец, забудь про меня! Скорее прикончи деда!

Мужчина считался кровожадным убийцей и никогда никого не щадил, но сейчас побледнел, поскольку ситуация круто изменилась. Скрестив мечи с посыльным, он осознал, что не ровня ему. Капитан не стал бы просить пощады для себя, вот только Кодати мог умереть. Тёдзи обреченно обратился к старику:

– Умоляю! Мы отступим и больше не поднимем оружия! – Он на секунду замер. – Если это из-за груза, то я расскажу, где наше хранилище, пока мы еще не перешли черту.

За годы пиратской жизни капитан Таки ограбил несчетное количество торговых судов, оставив за собой горы трупов, и обычно не убивать просили его. Мужчина считал, что никогда не окажется в таком положении сам, но сейчас все изменилось. По своей природе этот человек был бессердечным и даже в плен никого не брал, как бы враги ни умоляли. Лишь приемный сын стал исключением, и жестокий пират все-таки произнес эти заискивающие слова.

Еще он не понимал, почему седовласый так неистово нападал на него. Кажется, дело в сегодняшней сделке, к которой проявлял немалый интерес господин Ван…

– Пригодится? – Старик едва слышно спросил варвара с Запада, кивком указав на Тёдзи.

Тот еще не до конца пришел в себя, ведь меч последнего чуть не лишил его головы. Светловолосый взглянул на главаря банды, кивнул и сказал:

– Крепкий. Подойдет!

Капитан не нашел никакой связи в этих словах. Затем поежился, ощутив на себе пронзительный взгляд голубых глаз.

– Господин Таки, это же ваш сын? Опустите меч, и тогда я сохраню жизнь вам обоим, – с усмешкой предложил посыльный Чжан.

Лицо Тёдзи стало мертвенно-бледным. Сложить оружие – значит, вверить свою жизнь в чужие руки, но… если отказаться, Кодати убьют. Он посмотрел на клинок в своей руке, стиснул зубы и уже намеревался опустить его, как вдруг услышал вопль приемного сына. Кто-то еще вскочил на ноги. Оказалось, парнишка разглядел намерение отца сдаться, однако не хотел мириться с этим, ведь сам обладал вспыльчивым характером, да и вырос среди пиратов, постоянно слыша фразы вроде: «Умрем, но не сдадимся»; а во время совместного грабежа торговых судов, даже после капитуляции противника, они никогда не оставляли свидетелей. Он был слишком молод и не понимал, что угодил в ловушку, поскольку уступал противнику в навыках, а не по неосторожности. Старик отвлекся на разговор с Тёдзи, чем парень воспользовался, резко вдохнул и напряг мышцы, рассчитывая отскочить, как только вырвется из западни.

Кодати казалось, стоит лишь уклониться, и можно обернуть ход битвы в свою пользу. Но кто же знал, что пожилой господин невероятно хорош в бою… Юноша только собрался оторвать обе ноги от земли, как вдруг почувствовал, словно его ударили молотком. Сначала он рассчитывал направить свой клинок в сторону головы противника, а в итоге потерял способность двигаться. Горло опалило огнем, рот наполнился кровью, а тело отлетело от удара.

Тёдзи уже был готов сдаться, как вдруг Кодати вскрикнул. Мужчина поднял голову и увидел, как изо рта сына хлынула кровь. Сердце сжалось от боли, и в голове промелькнула мысль: «Все кончено!» Как опытный боец, он знал: выжить после такого удара нельзя. Пусть этот человек, не задумываясь, убивал своих жертв, но имелась у него и хорошая сторона – он заботился о каждом в своей банде, поэтому за все годы хождений по морям без гроша в кармане соратников становилось все больше и больше. Главарь банды не мог бросить даже простых подчиненных, что уж говорить о приемном сыне. Тело моментально пришло в движение, и он стал наносить стремительные удары своим мечом.

Техника «Ветряная мельница» всегда выполнялась очень напористо, а сейчас превратилась в настоящую яростную бурю. Острие клинка вот-вот должно было достигнуть врага, но в глазах у капитана потемнело, и старик исчез из поля зрения. Придя в себя, мужчина почувствовал, как грудь изнывает от боли, и неожиданно противник приблизился к нему.

Тёдзи не успел заблокировать молниеносный удар, и передняя часть его меча оказалась в ловушке. Глядя на соперника, он одновременно поражался и едва не впадал в отчаяние. В облике пожилого господина больше не осталось ни намека на подобострастие – лишь маска равнодушия вместо лица. Рапира уже пронзила сердце капитана, и только благодаря тому, что кончик ее оставался внутри, мужчина не умер в ту же минуту.

– Кто… ты? – тихо-тихо спросил Тёдзи, пристально глядя на старика. Последние силы ушли на эти два слова.

– Жаль, очень жаль, – произнес посыльный, нахмурив брови и покачав головой.

Неожиданно рапира снова оказалась спрятанной в рукаве. Как только острие меча покинуло рану, из нее сразу фонтаном брызнула кровь, а изо рта и носа полилась ручьем. И капитан Таки рухнул ничком.

– Командующий двенадцатью столичными гарнизонами, тиду Чжан Юн.

Говорил старик очень тихо, лишь Тёдзи могу слышать его. При звуках этого имени практически потерявший сознание мужчина вновь обрел силы, широко распахнул глаза и подумал: «Значит, он по чину выше старшего дворцового евнуха…» Его одолевало желание спросить, зачем вообще такой важной фигуре лично разбираться с каким-то обыкновенным пиратом, но получить ответ ему было не суждено, ведь рапира уже пронзила сердце.

– Господин Пилос, сожалею, я уничтожил ценный кадр, – пробурчал старик, глядя на труп.

Европеец наблюдал, как чуть не убившие его противники пали от руки тиду, чувствуя глубокое уважение к пожилому господину. К тому же Кодати пока не умер, так что им все-таки досталась одна достойная кандидатура. Варвар не успел и слова сказать, как сзади раздался оглушительный грохот – кто-то снес ворота в лагерь. Они еще не до конца открылись, как оттуда вывалились десять человек, сцепившихся друг с другом.

Это оказались местные пираты с мечами наперевес. Только выглядели мужчины затравленными. Несколько человек тут же развернулись и закрыли дверь. Один из них, не зная, что капитан Таки мертв, подпирая спиной дверь, задыхаясь от злости, прокричал:

– Старшой, там внутри…

Не успел он договорить, как снова послышался грохот, и из-за дверей показался окровавленный кулак с мечом. Ситуация накалялась. Хотя крыша лагеря была ветхой, зато главные ворота казались очень крепкими, поскольку их сделали из прибитых к палубе бревен, поэтому распахнуть такую махину стало нелегким делом. Но человек внутри, к всеобщему удивлению, справился, даже убив одного из подпиравших ворота. Сила удара оказалась настолько огромной, что кулак пробил пирата насквозь, разорвав ему сердце. Несколько человек рядом надеялись удержать монстра внутри, однако пришли в ужас от увиденного и бросились бежать прочь, позабыв про врата. Только они отошли, как снова послышался звук удара, и проход открылся. Оттуда, словно ураган, вырвалась тень. Вывалившееся существо было невысокого роста, вся одежда на нем превратилась в лохмотья, с головы до пят его покрывала кровь. Лицо незнакомца выглядело мертвенно-бледным, а глаза – безжизненными. Вокруг витала зловещая аура.

Его движения казались неуловимыми, ведь кулак в мгновение ока достиг пирата, собиравшегося сбежать. Этот удар получился не таким поразительным, как тот, что проломил дверь и спину одного из пиратов, тем не менее мужчина истошно закричал и упал ничком. Он был жив, хотя сильно ранен. Когда в лагере открыли деревянный ящик, существо, не похожее ни на человека, ни на демона, вырвалось и одной рукой вмиг прикончило восьмерых мужчин и переломило их мечи надвое. Банда Тёдзи многое повидала на своем веку, но эта тварь вызвала у них настоящий животный ужас. Пиратам с трудом удалось сбежать из лагеря. Только чудище ни на шаг не отступало и шло следом напролом.

– Внутри – смерть, снаружи тоже. Так сразимся с ней лицом к лицу! – вдруг воскликнул один морской разбойник, собрав остатки мужества.

Островок был небольшим, из построек здесь имелась лишь пристань. Кричавший пират понял, что с капитаном случилась беда. Сейчас банда оказалась в безвыходном положении, из-за чего поставила на карту все и решила сперва покончить с монстром, а потом уже думать, как одолеть врагов-людей.

Этот человек имел все задатки лидера и обладал недюжинным опытом, в связи с чем, не задумываясь, отдал приказ, и оставшиеся десять пиратов встали полукругом, глядя в лицо нападавшему чудищу. Банда Тёдзи отличалась непоколебимостью, и если уж они взялись за дело, то костьми лягут, но доведут начатое до конца. Несмотря на страх, мужчины были готовы сражаться до последней капли крови.

– Господин Пилос, как считаете, юйхао победит? – со вздохом спросил господин Чжан, наблюдая с носа корабля за построением морских разбойников.

Европеец сосредоточенно наблюдал, продолжая следить за пульсом. Услышав вопрос, он поспешно ответил:

– Господин тиду, боюсь… нет. Останутся еще двое.

Не успел варвар закончить, как среди пиратов раздался очередной вопль. Оказалось, один из них вонзил свой меч в монстра, а тот в ответ схватил обидчика и оторвал ему ногу. Хотя у чудища из плеча торчал клинок, конечность он оторвал с такой легкостью, словно разделывал жареную курицу. Оставшиеся бандиты, увидев эту ужасную картину, не испугались, а пришли в ярость и плотной стеной шагнули вперед, не собираясь отступать.

Наблюдая за ходом боя, старик Юн покачал головой и сказал:

– Господин Пилос, похоже, вы ошибаетесь. Выживут по крайней мере пятеро или шестеро.

Пиратов осталось восемь. Они держались, потому что каждый был превосходным мечником, и, будучи загнанными в угол, сражались еще свирепее. Маленький клочок земли перед входом в лагерь пропитался кровью. Коктейль из запаха смерти, ярости и страха придал сил бойцам, и теперь тело монстра сплошь покрывали глубокие раны. После смерти следующего товарища один из разбойников вдруг подскочил и замахнулся мечом на врага. Не обладая выдающимися навыками, он тем не менее оказался готов отдать жизнь за победу команды, поэтому бесстрашно шел напролом. Лезвие сверкнуло и вошло в голову чудища, которое наконец-то свалилось на землю.

Оставшиеся в живых шестеро пиратов глубоко вздохнули, а затем повернулись к белому паруснику. Они понимали, что Чжан Юн, убивший капитана Таки, может оказаться куда более серьезным противником, чем монстр, пробивший кулаком ворота. Несмотря на это, прошедшие ожесточенный бой мужчины уже больше ничего не боялись.

Помимо старика и иностранца на борту находились еще около десяти матросов.

– Убить! – неистово закричал пират, который возглавил оборону.

После его крика несколько разбойников сорвались с места, и в то же время пожилой господин Чжан громко воскликнул:

– В бой!

Десять с лишним матросов на палубе тут же достали из-за спин самопалы. Пираты, кинувшиеся к кораблю, осознали свое положение, только когда раздались выстрелы. Обычные матросы, взяв в руки оружие, показали свой истинный облик: то, как они прицеливались и спускали курок – все движения выполнялись синхронно. Более десятка выстрелов прозвучало в унисон.

Четверо бандитов упали, на ногах оставались еще двое. Одному из них пуля попала в левое плечо, а второй оказался без единой царапинки. После залпа требовалось заправить оружие порохом, поэтому стрелять беспрерывно не получится. Только матросы и не собирались перезаряжать самопалы. Они тут же отложили ружья на палубу, достали мечи и спрыгнули с корабля, взяв противника в кольцо. Хотя боевая подготовка пиратов оказалась превосходной, а матросы не могли сравниться с тем монстром, однако бойня на берегу уже измотала людей Тёдзи, они с трудом держались на ногах.

Господин Чжан с каменным лицом наблюдал за развернувшейся картиной. Тело капитана Таки валялось у его ног. Огромная лужа крови растеклась из разрезанного горла, но старик словно не замечал этого. Для него труп выглядел как якорь или причальный канат. Глаза старика Юна не выражали радости, напротив, в них плескалось уныние.

– Господин Пилос, мощь юйхао возросла с прошлого раза?

Как раз, когда чудовищу снесли голову, европеец прекратил измерять свой пульс.

– Согласно моим подсчетам, сила Вельзевула еще не может сравниться с той, что была у Владыки, – ответил он, кивая. Варвар на мгновение остановился, вздохнул и продолжил: – Очередная неудача!

Из двадцати одного пирата монстр или, как его назвал иностранец, Вельзевул, убил лишь около двенадцати, а затем пал сам. Да, он не был слабаком, хотя все равно не оправдал свое имя.

– Ага, в тот раз Владыка расправился с тридцатью первоклассными воинами за раз. Видимо, без той Шкатулки не обойтись… – задумчиво сказал старик Юн.

Они ставили множество опытов, но так и не могли добиться необходимой мощи. Пилос замолк на какое-то время, а затем заговорил снова:

– Командующий, стоит ли продолжать?

– Конечно, нет. – Губы старика тронула легкая полуулыбка. – Если бы мы не допускали ошибок, Шкатулка уже давно оказалась бы в наших руках.

Его собеседник замер и удивленно спросил:

– Разве все это время ее не хранил Эцио?

Тиду продолжал смотреть вниз – из двух пиратов остался один. Его мастерство поражало: одним длинным мечом бандит защищал все тело, хотя бился уже на пределе. А когда приготовился атаковать сразу двоих матросов перед собой, один из них рубанул сбоку. Уклониться пират не успел… Он вскрикнул и хотел нанести ответный удар, но силы покинули его. Мужчина пошатнулся и упал. Из раны хлынула кровь.

– Шкатулки у Эцио больше нет. Недавно сообщили, – холодно произнес пожилой господин Чжан, наблюдая за смертью последнего пирата.

– Как нет?

Пилос остолбенел. Эта вещь была для них настоящим сокровищем, а Эцио, такой же член Братства ассасинов, хотел поскорее избавиться от нее. Только варвар не мог и подумать, что Шкатулка уже на пути сюда.

– Последний человек, с кем встречался Эцио… – начал старик.

– Неужели наложница? – нахмурился европеец, думая о том, что старик куда лучше осведомлен о нынешнем положении дел. – Она проделала такой тяжелый путь до Европы, а теперь собирается вернуться?

Тем временем матросы разложили тела: трупы – в одну кучу, а тех, кто еще дышал, – в другую. Мертвых предали огню, и, глядя на пламя, старик пробормотал:

– Сбежавшие из ада неизбежно вернутся обратно.

«Шао Цзюнь точно вернется. Ведь она, скорее всего, последняя из Братства ассасинов…» – думая так, пожилой господин улыбался. Ради этого дня он убедил императора наложить запрет на морскую торговлю, из-за чего те, кто строил корабли, оказались вне закона – даже с японцами не сличали верительные бирки. Если Шао Цзюнь захочет вернуться, то ей придется сесть на один из кораблей с данью от Вьетнама, Рюкю или Малакки. В каждом порту Чжан Юн заблаговременно оставил своего человека, поэтому не важно, где девушка сойдет на берег – он в любом случае тут же обо всем узнает. А убив девчонку, получит Шкатулку, и тогда весь мир будет у него в руках.

Откуда ни возьмись у пожилого господина в пальцах появилась яшмовая подвеска. Небольшая, изящная и гладкая, с аккуратно вырезанным узором в виде водорослей с одной стороны, а с другой – словом «Мораль».

– Врожденные качества определяют мораль… – произнес Юн одними губами изученную когда-то в юношестве фразу. Теперь он старик, жизнь которого могла в любой момент оборваться, отчего в глазах вспыхнул огонь. Высокие юношеские устремления становились все четче и четче, а рай из его грез, казалось, стал еще ближе.

«Это и есть ее бывший дом?»

Разглядывая представшую перед глазами заброшенную улочку, Шао Цзюнь словно вновь услышала голос Шунь, вслед за подувшим бризом. Девушка рефлекторно стиснула сверток в руках и огляделась по сторонам. Стены с обеих сторон уже обвалились, их гребни обросли засохшим горноколосником и сорняками, которые дрожали на ветру. Округ Цюаньчжоу был в свое время неповторимым, уникальным портом, а начиная с династии Сун[3] и Юань[4], являлся центром управления торговых кораблей. Только с тех пор, как на восьмом году правления Чжу Цзяныпэнь[5] его перенесли в Фучжоу, это место пришло в упадок. К тому же правила морской торговли становились все строже, корабли в порт входили все реже, и через несколько лет их за год бывало всего несколько штук.

Сердце неприятно заныло. В глубине души появилось странное ощущение. Шао Цзюнь вспомнила время, проведенное во дворце. Шунь находилась там примерно столько же. Жили они тогда во внутренних покоях и вскоре стали близкими подругами – девушки могли говорить по душам, что в дворцовой жизни зачастую непозволительная роскошь. Тогда еще обе мечтали заполучить благосклонность императора и выделиться среди всех наложниц. В ту пору подруга часто рассказывала о месте, где родилась. Морской бриз, озеро Личжу, наполненный коралловыми деревьями город, а также храм в иностранном стиле заставляли грезить никогда не покидавшую дворец бывшую Милосердную наложницу о далеком Коралловом городе[6]. Именно поэтому она решила первым делом остановиться тут: исполнить данное Шунь обещание – посетить ее родину. Правда, сейчас та сказала бы: «От прошлого осталась лишь бледная тень…»

«Милая моя подруга, ты уже стала императорской наложницей и не должна встречаться с такой преступницей, как я», – от этих мыслей у Шао Цзюнь потемнело в глазах. Неожиданно где-то впереди раздался тихий голос:

– Дружочек, давай помогу.

Сердце девушки ушло в пятки – она подняла голову и увидела, как из переулка показалась темная фигура. Преградивший ей путь человек с дерзкой улыбкой держал в руках кинжал. Девушка помнила, как господин Чжу Цзююань рассказывал ей кое-что из прочитанного в военных трактатах: «Не задерживайся в опасном месте. Узкую улочку можно назвать опасной, и из двоих встретившихся на ней, скорее всего, выживет лишь один. В таком месте не остается путей к отступлению, ты перекрываешь их даже себе самому. Поэтому, если не уверен в своей победе, не стоит рисковать». А незнакомец с такой дерзостью преградил дорогу, словно он один из восьми евнухов-фаворитов императора У-цзуна[7]. Но его речи звучали слишком грубо для человека из дворца, оттого Шао Цзюнь не совсем понимала, кто перед ней. Впрочем, ей было плевать. Это определенно убийца, подосланный евнухами. От них не получилось скрыться даже во Флоренции – они ведь смогли убить господина Чжу. Сойдя на берег сегодня, девушка сразу почувствовала слежку. Она равнодушно спросила:

– Вам нужна помощь, уважаемый?

– Ты только сошла на берег, а поклажа твоя тяжела… Моя банда «Калан»[8] сразу тебя заприметила, – усмехнулся незнакомец. – Отдай сверток, и я сохраню тебе жизнь, а не то… – Пока он говорил, то очень умело вращал в руке кинжал.

– Господин, вы хотите среди бела дня ограбить и убить человека? Кажется, вы не уважаете букву закона, – сказала Шао Цзюнь.

Незнакомец не ожидал такого ответа – собеседница ведь совсем не испугалась – и резко заговорил:

– Че? Да я и есть закон!

Затем подскочил к девушке. Хоть этот человек и назвал какую-то банду «Калан», но в действительности являлся ее единственным членом. Мужчина с детства обучался боевым искусствам и слыл достаточно жестоким человеком с жаждой крови, из-за чего в округе Цюаньчжоу с ним никто не желал связываться. Он всегда высматривал только одиноких чужестранцев без попутчиков. Ведь если убить их, никто не обратит внимания, поэтому шансы на успех были почти стопроцентные. Увидев хрупкую Шао Цзюнь, бандит подумал, что легко справится с ней, вот только бесстрашие девушки пошатнуло его уверенность.

Сражение в таком переулке требует определенной подготовки. Незнакомец вертел змеевидный нож почти вплотную к телу. Этот клинок использовали рыбаки для самообороны. Так как в лодке было очень узко, и она постоянно раскачивалась, обычные приемы фехтования там не годились. Поэтому для сражений опытные моряки придумали небольшой клинок, который можно держать близко к телу. А незнакомец, преградивший Шао Цзюнь дорогу, каждый день тренировался с этим кинжалом.

Видя, что жертва не собирается подчиняться, мужчина решил действовать без жалости. Сверкнуло лезвие. Ни один человек не смог бы увернуться на этой улочке. Но как только грабитель сделал выпад, девушка исчезла. Перед глазами все поплыло, затылок пронзила острая боль, а тело против воли накренилось вперед. Сделав шаг, разбойник тут же упал и выронил свое оружие, не в силах пошевелиться. Сам он обычно никого не оставлял в живых и потому подготовился к худшему. Потерпеть неудачу – значит приблизиться к смерти. Мужчина больше не чувствовал боли – только холод – и потянулся рукой к затылку. Крови не было. Тогда он перевернулся на спину, встал и окинул взглядом переулок. Никого. Грабитель поднял кинжал и снова ощупал голову.

В тот момент, когда он сделал выпад в сторону Шао Цзюнь, девушка подпрыгнула и ударила его пяткой в затылок. К счастью, она не использовала острую часть сапога, поэтому противник отделался простой шишкой. Бандит не боялся проливать кровь и не раз оказывался в смертельной опасности, хотя в такую ситуацию попал впервые. Мужчина одновременно и радовался, и недоумевал, размышляя: «Хорошо, что тот господин уже покинул Цюаньчжоу и ни о чем не узнает…» Он быстро направился к концу переулка и осмотрел его, но, не найдя ничего необычного, сразу же вышел на дорогу. Вдруг откуда-то сзади донесся шепот:

– Чэнь Цилан, постой.

Грабитель замер. Голос звучал тихо, но пробирал до костей, посему сразу стало понятно – это тот господин. Разбойник вытянул шею и, сглотнув слюну, медленно повернулся:

– Господин…

– Ты уже виделся с тем человеком, о котором мы говорили?

Сердце его пропустило удар. После долгой паузы мужчина ответил:

– Виделся, господин.

Чэнь Цилан был известным грабителем в Цюаньчжоу. Прошлой весной, занимаясь привычным делом, он столкнулся с сановником и даже кинжал вытащить не успел. А выжив, решил, что так проявилось благословение Тяньфэй, богини моря, которую он чтил.

Вдруг мужчина понял: собеседник ждет продолжения ответа. И поспешно добавил:

– Господин, она хороша в боевых искусствах, я…

Он хотел добавить еще пару слов в свое оправдание, но собеседник не дал договорить:

– Я видел. Ты сделал все возможное.

Цилан тут же расслабился и подумал: «Господин весьма великодушен». Как только в голове проскочила эта мысль, грудь пронзила резкая боль. Не понимая, что происходит, мужчина опустил голову и увидел, как сановник вытаскивает из его груди тонкий, словно игла, кинжал.

Смерть наступила не сразу. Тем не менее все мышцы мигом окоченели – невозможно было пошевелить и пальцем. Когда мертвое тело медленно опустилось на землю, на лице господина не проявилось никаких эмоций. Он переступил через труп, будто перед ним валялось какое-то бревно или обломок камня.

«Милосердная наложница, откуда я мог знать, что ты вернешься? Твои способности и так были довольно неплохи, а вернувшись с Запада, ты стала еще более умелой… К счастью, господин тиду поставил в каждом порту наблюдателей, и это принесло свои плоды. Нужно поймать того, кто стоит за тобой, и устранить», – мужчина слабо улыбнулся такой мысли и обратился к слуге, стоящему рядом:

– Пошли, Пан Чунь.

Тот равнодушно взглянул на труп Цилана:

– Слушаюсь! – после чего на секунду замер, а затем спросил: – Евнух Гао, нужно ли оповестить евнуха Юя?

– Оповестить о чем?

Слуга отрезвел, осознав: хозяин непременно присвоит все заслуги себе. Хотя приказ отдал тиду – поручить это дело господам Гао и Юю, – но те не выносили друг друга. А раз такое дело, то зачем делить награду с тем, кто тебе не нравится?

Пан Чунь больше не посмел что-либо говорить и лишь кивнул:

– Слушаюсь!

Глава 1

Игра началась

Фусэки

В древности округ Шаосин назывался Гуйцзи. По легенде, после того как Юй Великий[9] обуздал воды потопа, он созвал всех местных князей на совет. В исторических записях говорится: «Кто-то сказал, что Юй Великий встретил князей на правом берегу Янцзы, дабы подсчитать победы, и скончался. Так как он был захоронен там, место прозвали Куайцзи или же Гуйцзи».

Это было место с прекрасными пейзажами, и там жили люди, чьи литературные таланты славились высоким стилем. В провинции Шаньси, на горе Волун находилась академия, основанная еще во времена династии Северная Сун сановником Фань Чжунъяном, управителем области Юэ. Сюда стекались студенты со всего света. После того как философ Чжуси окончил это учебное заведение, оно стало всемирно известным, но пришло в упадок во времена династии Юань, пока два года назад правитель области Шаосин, Нань Дацзи, и глава уезда Шаньинь, У Ин, не отреставрировали ее, расширив зал Высшей Добродетели и дворец Почитания Канонов, и не пригласили известных учителей. Один за другим со всей страны снова начали приходить молодые люди, и Академия Нань Дацзи уезда Шаньинь вернула себе былое величие. Ныне студентов приходило много: они шли как с окрестностей, так и из далеких провинций Хубей и Хунань на юге и жили на севере – шли отовсюду. Круглый год тут обучались триста-четыреста человек.

Привратником академии работал тощий старик по фамилии У. Обычно такой служащий открывает и закрывает двери или подсказывает учащимся, где нужный зал. Студенты изучали «У-цзин»[10], старый У же читал сказки, скрашивая досуг. Сейчас он держал в руках «Доступное изложение анналов троецарствия» – книгу, излагаемую невежами и цитируемую бородатыми мудрецами. Этому изданию не было и нескольких лет – страницы выглядели новенькими. Старик У так сосредоточенно читал, что не услышал, как кто-то тихо подошел ко входу. В академии следовали принципу Конфуция – «В получении образования нет различий между людьми», – поэтому никому не отказывали. Нужно всего-навсего вписать свое имя. Привратник чересчур погрузился в чтение, поэтому, не глядя, подтолкнул список студентов и сказал:

– Запишись-ка.

Донесся прерывистый звук – прибывший оставил свое имя. Старик У спросил:

– Так кого ты ищешь?

Не получив ответа, он поднял взгляд, но никого не увидел. Посмотрев на пергамент, привратник увидел пару изящно выведенных слов, похожих на: «Ищу друга». Символы тяжело читались, и если это было имя, то с ходу разобрать его оказалось невозможно. Старик У списал все на забавы студентов, еле слышно выругался, а затем вернулся к чтению.

Привратник не понял, что перед ним шифр. В династию Цинь[11] убийца императора Вэй Ючан собрал группу единомышленников, которая продолжала существовать из поколения в поколение и называлась Братством ассасинов. Многие члены Братства работали тайно и не знали друг друга, поэтому один мудрец придумал тайный знак в виде иероглифической монограммы. Таким образом, даже если у кого-то и возникнут подозрения, то вряд ли этот человек догадается о глубоком смысле символов, скрытом под небрежной записью. Каждый, кто только вступал в Братство ассасинов, первым делом знакомился с этим знаком.

А знак в списке старика У оставила никто иная, как Шао Цзюнь, которая всю ночь издали наблюдала за юго-западной частью Академии Нань Дацзи, поскольку следовала завету своего учителя: оставить метку днем, а ночью ждать обратной связи.

Девушка задумалась: «Последний наставник Братства ассасинов правда сможет отыскать меня по этому знаку?» Она слабо верила, что даже такой человек в силах сбежать от вездесущих евнухов-фаворитов. Хотя они с господином Чжу и смогли улизнуть, но в Венеции его все-таки настигли. Если бы не помощь Эцио, Шао Цзюнь саму постигла бы печальная участь. Она покинула страну два года назад, хотя до сих пор переживала из-за возможной гибели наставника.

Ночную тишину нарушило хлопанье крыльев, и мимо Шао Цзюнь стремительно пронеслась какая-то птица.

Держась за ветку дерева, девушка сливалась с пейзажем и думала о следующем шаге, попутно предаваясь воспоминаниям.

В Братство ассасинов ее принял не господин Чжу Цзююань, а наставник. Она все еще помнила дни, проведенные в гареме, и конец весны, когда скончался император. Все тогда ходили потерянные, и Шао Цзюнь не стала исключением.

Пусть правитель сделал ее Милосердной наложницей, для него она всегда оставалась лишь партнером для игр, чтобы затем непринужденно подтрунивать над министрами и евнухами. В тот момент, когда девушка обнаружила заговор евнуха Чжана, она могла лишиться жизни, но ее спас наставник. Пригласив в Братство и обеспечив экипировкой, мужчина тут же передал ее господину Чжу, после чего исчез без следа. Шао Цзюнь не знала, каким он был человеком, однако не верила разговорам о его самоубийстве. Все же евнух Чжан пользовался неограниченной властью и мог пустить слух.

Они уехали в Италию, а слуги старика продолжили охоту и в итоге уничтожили всех ассасинов… кроме учителя Шао Цзюнь и ее самой. Когда господин Чжу на смертном одре сказал, что тот по-прежнему жив, девушка словно увидела луч света после долгих скитаний во тьме. Братство ассасинов необходимо восстановить, но в одиночку сие почти невозможно, а вот с наставником есть надежда. Чтобы повторно разжечь огонь, одной искры ведь маловато.

Воспоминания Шао Цзюнь прервал какой-то звук со стороны зарослей. Она спросила слабым голосом:

– Мастер, это вы?

Правой рукой девушка потянулась к рукояти меча за спиной.

После смерти императора ее жизнь постоянно находилась на волоске, поэтому выработалась привычка постоянно быть настороже. Как только пальцы коснулись меча, перед глазами что-то блеснуло.

«Меч!»

В ту же секунду Шао Цзюнь достала свое оружие. Незнакомец, прятавшийся в зарослях, двигался очень быстро, и девушка предположила: если это не наемник одного из евнухов-фаворитов, то уж точно слуга старика Юна.

Вытащив клинок, она почувствовала, как по спине побежал холодок. Скорость нападавшего поражала – сук, за который девушка держалась секунду назад, оказался разрезан, но реакция спасла ее. Держась за другую ветку левой рукой, правой Шао Цзюнь выхватила меч и сразу же запрыгнула выше. Она двигалась быстро, тем не менее нападавший оказался проворнее – клинок тут же взлетел вверх, намереваясь перерубить следующий сук, где стояла ассасин. Сталь потускнела, а сам он, хоть и был на излете, шел по коварной траектории: если девушка не успеет переместиться, то упадет, и лезвие либо заденет ее, либо вообще отрежет ногу.

После такого маневра убийца считал, что победа у него в кармане, и холодно усмехнулся. Он не ведал жалости и всегда жестоко расправлялся с противником, часто рассекая жертву на части. На сей раз ему дали приказ выследить Шао Цзюнь, а вот калечить… не запретили. Факт возможной смерти девушки от потери крови его не волновал. Клинок снова сверкнул и метнулся вперед, только попал не в плоть, а в ствол дерева, глубоко засев в нем. Шао Цзюнь подпрыгнула и осталась невредимой – лезвие лишь вскользь прошло по подошве ее сапога – и тут же опустила меч на врага. Мужчина среагировал мгновенно. Он бросил рукоятку, согнул указательный палец правой руки, и тотчас из рукава появился небольшой кинжал, заблокировав удар. Но ситуация уже изменилась: нападавший утратил все преимущества и болтался над пропастью. Все это было похоже на игру в го, где исход всей партии мог зависеть от хода всего одного камня. Убийца обладал отличными навыками и богатым опытом, тем не менее находился в крайне не выгодном положении. Он быстро принял решение, что лучше первым встать на ноги, раз уж эту схватку он проиграл.

Всего через мгновение мужчина твердо стоял на земле, для защиты выставив правую руку вперед, и указательным пальцем левой достал из рукава кинжал. Он понимал: у девушки достаточно длинный меч, поэтому нужно лишь заблокировать ее удар, а после пырнуть кинжалом.

Их клинки со звоном столкнулись. В голове у мужчины промелькнула мысль: «Слабенький удар какой-то…» Затем он развернулся на месте и повернул внутреннюю часть левой кисти наверх, чтобы проткнуть свою жертву. Шао Цзюнь не могла сменить позицию или снова атаковать, поскольку лишилась опоры в виде ветки под ногами.

«Умри!» – нападавший почти сказал это вслух. Девушка отлично владела мечом, но преимущество было на стороне у соперника. По крайней мере так ему казалось. Мужчина надеялся воткнуть клинок в тело противницы, когда та начнет падать, однако она оказалась куда более искусным бойцом и нанесла колющий удар в плечо противника. Рука убийцы повисла плетью, лишив того возможности обороняться.

Он вспомнил древнее изречение: «При встрече двух сильных побеждает тот, кто окажется храбрее», – и решил любой ценой убить девушку, как вдруг заметил, что она слишком долго висит в воздухе. Подобное выходило за пределы человеческих возможностей – на такое способен только небожитель!

Со свистом меч Шао Цзюнь достиг правого плеча врага, лишив возможности пользоваться и второй рукой. Пошатываясь, он отступил на два шага и замер. На его лице читались гнев и непокорность.

Только тогда ассасин легко коснулась земли. Она зависла в воздухе не благодаря сверхспособностям, а шэн-бяо[12] в левой руке. Веревка была тонкой, но необычайно прочной, поскольку ее сплели из дикого шелка и сухожилий оленей. Эту вещь девушка получила, когда еще живой император отвел ее охранять Леопардовый павильон. Она вытащила дротик сразу, как только мужчина с мечом выскочил из зарослей, поэтому даже после сруба обеих веток не упала вниз. Убийца же оказался чересчур самоуверен, предположив, что жертва вот-вот упадет, а в итоге фактически лишился рук. В искусстве фехтования он однозначно превосходил своего врага, вот только после ранений верхние конечности превратились в бесполезные отростки.

Шао Цзюнь замешкалась. До смерти господина Чжу она никого убивала, а затем внутренний барьер исчез. Вот только сейчас перед ней стоял фактически безоружный человек. Воспользовавшись ее замешательством, тот развернулся и обратился в бегство. Несостоявшийся убийца больше не мог шевелить руками, но ноги-то остались целы, и мужчина рванул вперед. Шао Цзюнь понимала: это лишь добавит ей проблем, и развернулась остановить беглеца. К тому моменту мужчина добежал до камфорного дерева, и когда она приготовилась пронзить мечом его лопатку, из-за дерева появился второй человек с клинком в руках. Он раскрыл себя, поскольку жертва уже истратила достаточно сил, и можно было нанести решающий удар. Девушка не на шутку испугалась, ведь никак не ожидала столкнуться со вторым противником.

Решив защищаться, а не ловить убегающего, она сделала кульбит и извернулась, словно ветка ивы, чтобы этим невероятным движением увернуться от острия вражеского меча. Хотя ей это и удалось, все ее тело покрылось мурашками.

Не в первый раз она сталкивалась с убийцами, которых подослали евнухи-фавориты. Самая опасная встреча произошла во Флоренции, и тогда же прервалась линия жизни господина Чжу. Вестник смерти гнался за ними из самой Венеции. В конце концов, если бы не помощь Эцио, Шао Цзюнь не смогла бы сбежать от преследователя. Сейчас она поняла: мужчина, появившийся из-за дерева, в разы сильнее флорентийского убийцы.

Даже уклонившись, Шао Цзюнь не избежала опасности, ведь колющий удар мог превратиться в режущий – решать предстояло ей. Просчитав варианты, девушка решила выбрать из двух зол меньшее в надежде – тогда получится минимизировать урон и останутся силы для побега.

Меч прошел сбоку, задев поясницу. Казалось, все кругом остановилось: дуновение ветра, падающие листья, ползущий муравей. Неожиданно в этом вязком потоке времени что-то заблестело и остановило меч нападавшего, предотвратив смертельный удар.

Шао Цзюнь не услышала, как скрестились клинки, и заметила лишь искры – все произошло слишком быстро. Она невольно вздохнула. В краткий миг две тени столкнулись, лязгнула сталь, а затем оппоненты замерли.

Девушка задержала дыхание. Раненый забыл о побеге и замер под деревом, наблюдая за сражением. В темноте оказалось невозможно разглядеть лиц, но спаситель Шао Цзюнь оказался выше своего противника и, похоже, превосходил по силе.

Раздался звук удара, и воин пониже оказался на земле. Шао Цзюнь с облегчением выдохнула. Меч снова сверкнул и метнулся в сторону того, кто прятался под деревом. Увидев поверженного соратника, дрожащий от страха мужчина снова приготовился бежать, но, вскрикнув, упал. Из его рук вырвались разноцветные огни и, взмыв в небо, взорвались.

«Фейерверк!»

Сердце девушки затрепетало. Ее защитник подошел к трупу под деревом, вытащил меч из тела и вытер об одежду покойного. Затем спокойно сказал:

– Госпожа Милосердная, скоро придет подкрепление для Гао Фэна. Скорее следуйте за мной.

Выходит, один из убитых – это Гао Фэн из Восьми тигров[13]. Шао Цзюнь хотела подробнее расспросить незнакомца о том, что сейчас произошло, но у подножия горы появилось множество огоньков, поэтому она молча последовала за своим спасителем в противоположную от них сторону.

Гора Волун была невысокой. Люди забредали сюда редко, потому местный лес густо разросся, скрыв все тропинки. Неизвестный шел очень быстро. Девушка не отставала и потрясенно думала: «Титула Милосердной наложницы я, кстати, лишилась, когда умер прошлый император. Хотя плевать мне на титул. Куда важнее другое… Это же наставник! Он привел меня в Братство!»

Шао Цзюнь узнала спокойный старческий голос, хотя никогда не видела лица своего мастера, который привел ее в Братство ассасинов. Она сомневалась, что когда-нибудь снова увидит его живым, даже когда оставляла метку в академии… Сейчас же будто обрела почву под ногами.

Вскоре впереди показался пустырь, где росла старая сосна с невероятно густой кроной. Подойдя к дереву, мужчина остановился и тихо сказал:

– Мы на месте. Пока можно забыть о погоне.

Шао Цзюнь показалось, будто они пошли в пещеру, ведь сквозь листву на дереве не приникал ни один луч света. Девушка подошла ближе и опустилась на одно колено. Согнув левую руку в локте, она положила ее на грудь и, чуть поклонившись, сказала:

– Вы совсем не изменились… А можете, как и раньше, звать меня сестрой?

Она проявила учтивость перед старшим поколением Братства ассасинов. Когда наставник спас Шао Цзюнь из лап евнухов-фаворитов, для него она была совсем малышкой, вот обращение и прицепилось.

В непроглядной тьме появился огонек – мужчина зажег лучину. Слабый свет осветил жилистое, худое лицо. Глядя на девушку, собеседник слегка улыбнулся:

– Ну-у… Хорошо. Тогда ты зови меня Янмином. И, кстати, в Братстве совсем не нужно бояться дворцового титула.

Девушка вздрогнула. По отдельности два этих слова ничего из себя не представляли, но в сочетании друг с другом могли сотрясти Поднебесную. Во дворце она когда-то слышала это имя, только никогда не связывала его с Братством ассасинов.

Казалось, ее спутник разглядел зародившиеся в сердце девушки сомнение, потому прошептал:

– Еще меня знают под именем Ван Шоужэнь[14]. Все эти два года… Сестра, спасибо тебе за помощь.

Шао Цзюнь едва исполнилось четырнадцать при их первой встрече, тогда же ее и приняли в Братство ассасинов. А два года спустя император скончался, наставник исчез. Следующие пять лет с ней занимался Чжу Цзююань, и им довелось многое пережить. Особенно сильно сказалась смерть господина Чжу – за одну ночь девушка будто повзрослела на десять лет, и ее наивность исчезла без следа. Теперь это была не та шестнадцатилетняя малышка, которую запомнил Янмин.

– А как вы вступили в Братство? – нерешительно спросила Шао Цзюнь.

У девушки в голове не укладывалось, что такой известный человек состоит в Братстве ассасинов. Ей очень хотелось узнать все, даже если казалось невежливым.

Огонек потух. Собеседник на миг замер, а затем сказал:

– Сейчас не лучшее время для подобного разговора. Дождемся более благоприятного момента, а пока давай найдем место для привала.

Он посмотрел на небо и продолжил:

– После твоего возвращения Чжан Юн сразу стал следить за тобой. Что думаешь делать дальше?

– Этот старик точно не успокоится и будет продолжать посылать убийц. Я думаю, стоит как можно поскорее уйти отсюда. Поэтому… хочу еще раз съездить в столицу.

Глава 2

Окольный путь

Косуми

У Юй Даюна при взгляде на труп екнуло сердце.

Перед ним на столе лежал не абы кто, а столичный чиновник Императорского бюро и глава Совета рабочих – Гао Фэн по прозвищу Черт. В этом году ему исполнилось тридцать четыре, и, несмотря на это, мужчина уже занимал такой высокий пост, естественно, благодаря связи с Чжан Юном. И старик благоволил ему сильнее, чем Даюну.

А последний не знал, радоваться ему или скорбеть вследствие кончины товарища. Когда Черт исчез, Даюн позлорадствовал. Они получили приказ действовать вместе, но Фэн что-то выяснил и решил присвоить все заслуги себе. Правда, расчеты не оправдались, и мужчина погиб.

– Евнух Юй.

Его позвал Май Бин, старший дворцовый евнух и личный слуга Даюна. Он хорошо понимал переменчивое настроение последнего, поскольку мужчины давно знали друг друга. Услышав знакомый голос, тот ответил:

– В чем дело, мой милый Бин?

– Евнух Чжан тут… – ответил собеседник и открыл ворота.

За ним оказался большой паланкин, который несли двадцать четыре человека. Евнух Юй не ожидал того, поэтому поспешно подошел и с низким поклоном сказал:

– Приветствую вас, почтенный господин тиду.

Невероятно, но факт: евнух стоял во главе войска. Чжан Юн командовал стотысячной армией, охраняющей Пекин, и считался самым могущественным человеком в стране. Паланкин обычных служащих несли восемь человек, а его обслуживали двадцать четыре! Внутри находились и стол, и стул, и роскошная тахта. Любой зевака, увидев эту громадину, сразу поймет: приехал тиду. Также люди поговаривали, будто этот человек носит звание первого клинка столицы.

Ходила легенда о том, как тюркский князь послал своего личного телохранителя убить императора Чжу Хо-учжао[15], когда тот совершал поездку за пределы империи. Воины правителя оказались бессильны перед убийцей, а евнух Чжан остановил его, выставив меч против тридцатикилограммовой железной дубины. В бою Юн стесал плоть со всех конечностей тюркского воина, оставив голые кости. Мысль, что воин одним лишь мечом остановил того монстра, заставляла трепетать сердце бесстрашного Даюна. А после того как старик устранил изначального главу Восьми тигров Лю Цзиня, евнух Юй стал еще больше раболепствовать перед старшим дворцовым евнухом.

Занавеска паланкина откинулась, и наружу выглянул Цю Цзюй – личный охранник Чжана. Мужчина спустился и встал рядом с дверцами паланкина, откуда медленно выбрался и сам Юн. Он всегда выглядел аристократично и казался высоконравственным, особенно на фоне Даюна, который смахивал на разбойника с большой дороги. Старику не хватало только бороды, и его можно было бы принять за мудреца из какого-нибудь монастыря.

Не обращая внимания на заискивающее выражение лица евнуха Юя, тиду произнес:

– Черт мертв?

– Да. Пал от руки Милосердной наложницы.

Пожилой господин хмыкнул. Несмотря на то, что Шао Цзюнь считалась мятежницей, Даюн продолжал называть ее по старому титулу, поскольку всегда с уважением относился к подобным вещам.

– Неужели эта девка настолько хороша? – спросил тиду.

– Гао… действовал за моей спиной, я ни о чем не знал.

Старик ничего не сказал. Пусть Даюн говорил равнодушно, однако учтиво. Чжан Юн доверял очень ограниченному кругу людей: семи остальным самым влиятельным евнухам, из которых в живых остались пятеро, не считая его самого. Наибольшим доверием пользовался Цю Цзюй. Тиду хорошо знал о давнем конфликте между Юй Даюном и Гао Фэном. Последнему, к слову, старик Юн доверял больше остальных. В начале он решил, что так сможет усилить власть над евнухами, но те в итоге начали вставлять друг другу палки в колеса и все портить.

«Поручи я это дело Гао Фэну и Вэй Виню, то голова Шао Цзюнь уже лежала бы у моих ног», – подумал старик и после небольшой паузы спросил у Даюна:

– Где нашли тело?

– У северного подножия горы Волун вместе с Пан Чунем. Все произошло глубокой ночью, потому свидетелей нет, как и следов.

– Вот как… – Тиду ненадолго задумался. – Покажи труп.

Мужчина открыл дверь, впуская Юна и Цю Цзюя, а затем вошел сам и закрыл створки. Старик посмотрел на два тела на столе и сказал телохранителю:

– Убери их одежду.

Гао Фэн – Черт, Цю Цзюй – Демон. Их называли «правой и левой руками» евнуха Чжана, и прозвища им отлично подходили. Было видно, что Цзюя абсолютно не трогает гибель коллеги. Он подошел к столу, вытащил нож и несколькими грубыми движениями срезал всю одежду, не повредив при этом тела.

Пожилой господин внимательно осматривал покойных, словно оценивал яшму. Юй Даюн боялся пошевелиться и думал: «В чем дело? Тиду скорбит о своем преемнике? Не очень-то он похож на сентиментального человека…»

Старик вытащил из-за пазухи бамбуковую трубку, которая за давностью лет стала темно-бордовой. Внутри оказались несколько длинных острых лезвий и тонкие элегантные перчатки из бараньих кишок. Евнух Чжан надел их, взял одно из лезвий – у того сбоку имелись деления – и вставил в рану на груди Гао Фэна, а затем пробормотал:

– Ему проткнули сердце.

Пусть Даюн и недолюбливал Черта, но восхищался его навыками фехтовальщика, потому не мог поверить, что Шао Цзюнь смогла убить такого превосходного мечника, да еще и одним ударом. Видимо, жизнь на Западе сильно помогла ей отточить технику. Услышав слова тиду, евнух поспешил ответить:

– Да, господин. Рана Фэна ровная, а в центре немного расширенная – это определенно сделала Милосердная наложница.

Старик ничего не сказал и повернулся к трупу Пан Чуня, слуги Гао Фэна. Тот хоть и был обычным дворцовым евнухом, в бою ничем не уступал Черту Даюн также осматривал раны покойного. Всего их оказалось три: по одной на плечах и последняя на спине, которая и стала смертельной. Очевидно, Чуня собирались взять в плен, а тот решил сбежать, поэтому бывшей наложнице пришлось его убрать. Что касается второго евнуха… Несмотря на мастерство, Шао Цзюнь все-таки оставалась девушкой, и выйти один на один против Фэна после боя с Чунем, да еще победить… невозможно.

Только Даюн хотел озвучить свои сомнения, как услышал серьезный тон тиду:

– Господин Работорговец, девчонка действовала не одна.

Это заявление шокировало евнуха Юя. Милосердная наложница была членом Братства ассасинов, их заклятого врага. Вот только от него остались лишь воспоминания.

Еще во время церемонии причисления прямых предков минского императора Чжу Хоуцуна[16] от побочной к основной родословной линии пять евнухов вместе с Чжан Юном уничтожили ассасинов. Выжили только Чжу Цзююань и Шао Цзюнь, которые сбежали на Запад. Мастера Чжу все-таки нашли и убили во Флоренции, но девушка смогла ускользнуть и вот теперь вернулась в империю…

«Если у нее есть соратники, значит, Братство по-прежнему существует?» – Даюн не мог в это поверить.

– Лезвие вошло под углом, примерно на семь сантиметров в глубину со стороны предсердия, – сказал старик, не поднимая головы. – Зная рост девчонки и длину ее меча, могу совершенно точно сказать: удар нанес кто-то другой. В записях гарема сохранились данные, где ясно указан ее рост – метр шестьдесят. Длина меча – примерно семьдесят восемь сантиметров, а значит, чтобы нанести такую рану, нападающий должен быть ростом не меньше ста семидесяти двух сантиметров. Либо за три года отсутствия она выросла, что в ее возрасте маловероятно, либо у нее есть сообщник. – Тиду сделал паузу, а затем продолжил: – Отверстия на плечах Пан Чуня очень похожи на рану Гао Фэна, поэтому ты подумал об одном убийце, хотя это не так. Первого проткнули мечом сверху вниз, как ты сам видишь, но поскольку лезвие вошло неглубоко, значит, бил кто-то легкий и слабый. Например, девушка. А разрез на спине получился глубоким, как и дыра в груди Черта… – Пожилой господин поднял голову, вытащил из груди убитого евнуха измерительное лезвие и вытер шелковым платком, а затем снова заговорил: – Напали двое: мужчина и женщина, судя по всему.

Затем старик кратко объяснил, как определить рост и вес человека, а также положение в бою, исходя из характера ран на трупе.

Даюн замер. Он понял: его товарищи пали от руки одного человека, однако убийцей считал Шао Цзюнь. Не мог же старик определить, что произошло, основываясь только на двух ранах. Евнух Юй в нерешительности заговорил:

– Господин тиду…

Но тот перебил его:

– Господин Работорговец, спасибо за помощь. Дальше вам лучше направиться в Макао. В деле с господином Пилосом вы сыграли большую роль.

Каждый из Восьми тигров имел прозвище: Фэн – Черт, Цзюй – Демон, а Вэй Виня называли Змеем. Он был прекрасным шпионом и когда-то стоял во главе караула. Во время той церемонии именно Винь обнаружил в столице тайное место собраний Братства ассасинов, благодаря чему их удалось уничтожить. Кроме Чжан Юна и Юй Даюна, в число Тигров входил человек по имени Ма Юнчэн, отличавшийся садистскими наклонностями. Конечно, каждому из восьмерки приходилось убивать, но этот евнух наслаждался процессом, чем заслужил прозвище Мясник. Во время императорской церемонии схваченные члены Братства ассасинов в конце концов оказались в руках людей Юнчэна, поэтому им оставалось лишь молиться, чтобы их просто обезглавили.

Работорговцем же называли Даюна. Также говорили про последнего правителя династии Ся[17] – евнух Юй не относился к числу его верноподданных и получил прозвище по другой причине. Император ставил себя на один уровень с солнцем и луной, а простой народ считал сорняками. Об этом даже написали песню с такими словами: «О солнце, почему ты не зайдешь? Погубишь ведь нас обоих». Даюн не имел большой власти, зато характером напоминал императора.

– Слушаю и повинуюсь, – склонившись, произнес Работорговец.

Старик Юн снял перчатки, вернул их в бамбуковую трубку, а затем сказал:

– Только сначала похорони как положено Черта и Пан Чуня.

Прежде тиду говорил холодно, но сейчас не смог сдержать тяжелого вздоха.

Даюн подумал: «Гао Фэн мертв… Снова нет никого, кого можно было назвать семьей. Почему всегда складывается так?» – мужчина не озвучил свои мысли, а лишь поклонился и сказал:

– Конечно.

Пожилой господин развернулся и направился к выходу. Все так же молча Цю Цзюй быстро подошел и открыл двери, пропуская вперед господина Чжана, после чего вышел следом. Евнух Юй поспешил проводить гостей, хотя они не обращали на него внимания, идя к паланкину.

На землю опустились сумерки, а в небе появились звезды и луна, озарившая мир серебряным светом. В паланкине Демон стоял сбоку от Чжан Юна, не смея сесть, а тиду в глубоких раздумьях сидел с прямой спиной. Лишь спустя долгое время старик прервал тишину:

– Как думаешь, Шао Цзюнь до сих пор на северном склоне горы?

До этого момента телохранитель стоял, не поднимая головы.

– Она вернулась возродить Братство ассасинов и, раз уж столкнулась с одним из нас, вряд ли осталась на склоне, – глядя на главного евнуха, ответил мужчина.

– Логично, однако… – Тиду чуть заколебался, но продолжил с мрачной улыбкой: – Девка все еще может находиться неподалеку от горы Волун.

– Думаете? Там лишь Академия Нань Дацзи… – удивленно сказал Цзюй.

Нынешний ректор данного учебного заведения, господин Ван Янмин, связан давней дружбой со стариком Юном и в прошлом положил конец бунту нинвана[18]. В течение месяца он подавил военный мятеж и схватил главаря бунтовщиков Чэнь Хао. Тогда император Чжу Хоучжао пожелал лично возглавить поход, а господина Чжана назначили в авангард. Вопреки всеобщим ожиданиям, император даже не успел добраться до места конфликта, а Янмин решил вопрос с мятежом.

Но нашелся в этой ситуации один угодливый сановник, который очернил имя господина Вана, заявив, будто тот давным-давно вступил в сговор с мятежниками. А потом, увидев, что дела плохи, направил оружие против бывших союзников. Вот только Чжан Юн быстро разгадал намерения сановника и лично защищал Янмина перед императором. С тех пор между этими двумя завязалась крепкая дружба. Именно из-за этого Юй Даюн не решился тревожить ректора, когда узнал о том, где убили Гао Фэна и Пан Чуня. Однако у тиду имелись подозрения о связи господина Вана с Братством ассасинов.

Тишину ночи нарушало тихое шарканье ног тех, кто нес громадный паланкин – двадцать четыре крепких солдата хуатуй[19]. Старик лично отобрал их из столичного гарнизона. В начале династии Южная Сун князь Чжан Шао Цзюнь сформировал из высоких, крепких и красивых мужчин, находящихся на службе в армии, специальный военный отряд, где каждому бойцу сделали на ноге татуировку. Отряд получился небольшим, зато каждый солдат обладал невероятный силой. А для Юна, представителя бедного аристократического рода, элитные воины стали носильщиками.

Неожиданный ответ тиду сбил Цзюя с толку, поскольку тот не читал поэта Лу Ю:

– «Есть то, о чем мы сожалеем, поручаем ежели другим…»

Но Демон понял смысл сказанного и подумал: «Господин с самого начала не мог никому доверять».

Не доверять никому – это кредо Восьми тигров. Сами себя они называли Белыми тиграми[20], но люди видели в них лишь кровожадных убийц, и такое имя не прижилось. В прошлом из восьмерки лучших евнухов выделялся Лю Цзинь, которому служил невероятный преданный человек – Чжан Юн. И кто бы мог подумать, что во время бунта в уезде Аньхуа тот воспользуется случаем и обвинит своего господина, а затем приговорит к казни «Тысяча порезов».

«Выжидать удобного случая, а затем нанести смертельный удар – это стиль господина тиду», – подумав так, телохранитель более не смел смотреть прямо в глаза старику.

На следующий день утром Чжан Юн и Цю Цзюй прибыли в Академию Нань Дацзи. Эти двое считались самыми могущественными людьми при нынешнем императоре, однако сейчас оделись в простую одежду, и даже паланкин с носильщиками пришлось оставить у подножия гор.

Привратник на входе заставил их внести свои имена в список посетителей. Почтенный У, посмотрев в лист, подумал: «У пожилого господина очень красивый почерк», а вслух спросил:

– Позвольте спросить, господин Чжан прибыл сюда для обучения или подискутировать о дао[21]?

Обычно в академию приходило два вида людей: одни искали наставника и знания, а другие хотели проявить себя в спорах в стенах известного учебного заведениях, воспользовавшись славой оного. Два человека перед привратником мало походили на студентов: мужчина выглядел чересчур неотесанным, и вряд ли его интересовала учеба, а старик… Странно ходить на занятия в таком возрасте. Если же они пришли порассуждать о дао, то… не очень-то походили на философов. Старый У сам не блистал эрудицией, но так или иначе знал иероглифы и мог прочитать развлекательные истории наподобие «Доступного изложения анналов троецарствия». Более того, через него проходило огромное множество людей, и он порой с первого взгляда мог понять, что за человек перед ним. Только эти двое вызывали у привратника непонятные чувства.

Услышав вопрос, тиду ответил:

– Прошу вас передать господину Вану: пришел его старый друг Чжан Юн.

Старый У удивился, невольно встал и сказал:

– Так вы давний приятель главы! Простите мою грубость! Господин Чжан, пожалуйста, подождите немного, я сейчас же доложу.

Слава академии во многом заслуга Янмина. Даже местный князь, приложи все усилия, не смог бы так. Привратник видел немало тех, кто хотел поговорить с ректором, а вот друзей главы академии – всего ничего. Он поспешно вышел из своей будки и, сделав пару шагов, вдруг увидел ученика со свитком в руках: тот шел и проговаривал текст, время от времени опуская глаза в текст, проверяя, все ли запомнил. Присмотревшись, старый У понял, что перед ним Ван Цзи, ученик самого ректора, поэтому поспешил обратиться:

– Господин Ван!

В этом году ему исполняется двадцать восемь, а он родился здесь, в деревушке на северном склоне горы. Три года назад молодой человек провалил экзамен в Министерстве церемоний. Услышав о возвращении господина Вана, тут же пришел в академию, желая стать его учеником. Сейчас Цзи сосредоточенно готовился к предстоящим экзаменам в столице, поэтому повторял материал, даже когда шел куда-то. Когда старый У неожиданно окликнул его, парень поднял голову:

– Почтенный У, что случилось?

Привратник быстро подошел к Цзи и прошептал:

– Прошу вас передать вашему наставнику: к нему прибыл старый друг Чжан Юн.

Ван Цзи остолбенел, ведь знал, кому принадлежит это имя. С трудом проглотив ком в горле, молодой человек подумал: «Пришел главный дворцовый евнух и самый могущественный человек в стране! Как он здесь оказался? Не ради учебы ведь приехал… Они правда с наставником друзья?»

А затем поспешно ответил:

– Хорошо, почтенный У, я провожу гостя.

Господин Ван вел занятия в зале Высшей Добродетели. Конфуций говорил, что принцип высшего образования заключается в высокой добродетели, и эта мысль являлась кредо академии. Перед залом располагался дворец трудов этого философа, а позади – палата почитания собранных канонов. Раньше она называлась книжным хранилищем, но после реконструкции академии название изменили.

Ван Цзи довел Чжан Юна и Цю Цзюя до нужного зала и сказал:

– Господа, подождите немного здесь. Я схожу и сообщу наставнику о вашем визите.

Услышав, что студент просит подождать снаружи, Демон разозлился. Свое прозвище он получил не просто так, хотя в присутствии старика Юна старался держать себя в руках. Сейчас телохранитель не посмел вспылить, однако не сдержался и тихо сказал:

– Господин тиду, эти студентишки слишком высокомерны.

– Ученики академии действительно отличаются от нас, но это не повод забывать о правилах приличия, – сказал старик с усмешкой.

– Слушаюсь… – как можно более равнодушно ответил Цзюй, хотя в глубине души чувствовал себя униженным и озирался по сторонам.

Зал Высшей Добродетели сделали достаточно просторным, потому навес над входом получился высоким. Когда телохранитель посмотрел наверх, то на углу стрехи увидел корм и небольшую птицу, похожую на сокола. Ее глаза холодно блестели. Мужчине стало противно, и он мысленно выругался: «Проклятая тварь, смотришь на людей свысока, как и эти школяры!» – думая об этом, Цзюй увидел, как из зала вышел человек и направился к ним. Не дойдя около десяти шагов, незнакомец заговорил:

– Милый друг, мой привратник не узнал тебя, а ученик бросил в ожидании… Непростительно!

Вышедший встретить был никем иным, как ректором Ван Янмином. В нынешнем году ему исполнилось пятьдесят четыре, но, несмотря на возраст, он сохранил природную красоту и умение располагать к себе одной лишь улыбкой. При его появлении даже вспыльчивому Цю Цзюю показалось, что подул легкий весенний ветерок и усмирил гнев Демона.

– Дорогой Янмин, столько лет не виделись, а твои манеры все такие же, как и раньше! Нужно отпраздновать нашу встречу, – сказал Юн, выйдя вперед.

Незнакомые люди сочли бы тиду ученым, прибывшим вспомнить старую дружбу, но никак не военачальником.

Гости поднялись по ступеням, входя в зал Высшей Добродетели. Во время занятий господин Ван поднимался на помост и вел занятия для студентов, которых к нему приходило столько, что на всех не хватало места, и некоторым приходилось стоять снаружи в надежде услышать часть лекции через открытую дверь. Сейчас же внутри находились всего несколько студентов, повторяющих материал. Заметив ректора, молодые люди встали и почтительно поклонились, а затем вернулись к учебе. Ректор проводил тиду и его телохранителя наверх, задержавшись, чтобы послать Ван Цзи за чаем. Старик Юн со вздохом сказал:

– Ушел на заслуженный отдых, с любовью учишь таланты, и все относятся к тебе с почтением…

– Ах, если бы! Просто присматривать за студентами и учить добродетели – передел мечтаний… На деле же все не так просто, – с улыбкой сказал Янмин.

– Кстати, не только с тобой мы давно не виделись, но и с Иннином, – улыбнулся евнух Чжан.

– Говорят, несмотря на почтенный возраст, он бодр и энергичен, а кому много есть дано, с того много взыщется… Мы с ним давно не говорили. Юн, неужели вы не виделись в столице?

– Этому «мальчишке» больше семидесяти, а норов тот же: в столь почтенном возрасте в груди бушует пламя, и душа не знает покоя. Император снова назначил его начальником трех приграничных районов, поэтому за эти два года, боюсь, не было возможности встретиться.

Цю Цзюй продолжал слушать их разговор, полагая, что тиду вот-вот решит обсудить ситуацию с найденным телом одного из своих лучших евнухов, но… старики вели обычную дружескую беседу после долгих лет разлуки, хотя Демону все время казалось, будто господин тиду своими словами делает какие-то намеки. Тот не только вспомнил старую дружбу, но и затронул последние столичные новости, а также дела минувших лет, когда они вместе усмиряли бунт.

Вдруг Юн сказал:

– А этот стих и есть твое наставление студентам?

– Именно. Мне даже неловко…

В комнате наверху зала Высшей Добродетели, где принимали гостей, висело четыре свитка, на каждом из которых виднелась надпись:

Ректор всю жизнь занимался учением о духовном самосовершенствовании, говоря, что оно необъятно, как мир, но уместил всю суть в эти четыре строки и назвал их «Единство познаний и действия». Вне дворца младшее поколение заучивало его наизусть.

Тиду тщательно осмотрел все свитки и сказал:

– Друг мой, сама вселенная становится нашим сердцем, если в нем нет ни зла, ни добра. В таком случае мысли, знания и материальные вещи не выходят за пределы вселенной, а значит, не делятся на злые и добрые. Почему же их так разграничивают?

– Истинные мысли не хорошие и не плохие, действия уже можно разделить, а знания – источник действий. Постижение сути вещей достигается через повышение знаний, и тогда понимаешь: ради добра нужно искоренять зло, – рассуждал Янмин.

У Цю Цзюя пошла голова кругом, он подумал: «О чем говорит этот седой школяр?»

Старик Юн с радостным лицом воскликнул:

– Теперь все понятно!

Два человека обменялись любезностями, и тиду сказал:

– Время позднее, нам уже пора. Милый друг, не будь я глупым евнухом, то остался бы в академии учиться у тебя.

В действительности Чжан Юн был старше Ван Янмина на несколько лет, но говорил с ним крайне вежливо. Ректор, поддерживая этот стиль общения, поблагодарил приятеля и попросил Ван Цзи, своего лучшего ученика, проводить гостей. Подслушав разговор наставника и его друга, молодой человек мигом зауважал старика Юна, подумав: «Не ожидал от евнуха, хоть и обладающего властью, такой образованности. Правду говорят, нельзя судить книгу по обложке». Четверостишие-наставление, кстати, Цзи знал назубок, хотя никогда не думал, что первая строчка противоречит остальным трем. Однако господин Чжан не только понял это, но и, вопреки ожиданиям студента, вступил в спор с автором, по-настоящему взбудоражив парня.

Покинув академию и спустившись с горы, тиду с телохранителем поднялись в паланкин и отправились в путь. Через какое-то время старик Юн тихо заговорил:

– Цю Цзюй, пусть разведчики проверят всех людей ростом метр восемьдесят пять и выше, которые появлялись здесь в последние три дня.

Телохранитель ничего не понял из разговора своего господина и ректора академии. Среди Восьми тигров, конечно, были умные и начитанные, как Вэй Винь, а некоторые знали от силы пару иероглифов. Демон Цзюй относился к последним. Поэтому даже предположить не мог, что такого в словах собеседника услышал старик Юн, раз отдал столь необычный приказ. Стыдясь своих умственных способностей, телохранитель пробубнил:

– Есть.

В академии ведут занятия даже студенты, вплоть до новеньких. Всего таких «преподавателей» насчитывалось около тысячи. Ростом выше пяти чи и пяти цуней из них должны быть около двухсот человек. Это словно искать иголку в стоге сена, хотя… подчиненных у главного евнуха много. Цю Цзюй в нерешительности спросил:

– Только скажите… Вашего друга тоже проверить?

Ректор подходил по росту под «критерии отбора», и телохранителю показалось, будто тиду забыл об этой детали. Янмин был близким другом старика Юна, потому мужчина не хотел разгневать его и обидеть господина Вана.

Евнух Чжан ничего не ответил и лишь стучал пальцем по столу. Демон Цзюй ничего не заметил, но старику кое-что показалось странным в их разговоре с ректором. Если раньше эти двое шли к одной цели и придерживались примерно одних взглядов, то сейчас все изменилось.

«Янмин считает, что нужно постичь оба явления, если хочешь устранить зло, ведь изначально сердце не различает их. Меня же больше заботит достижение цели, нежели вопросы морали и природа добра и зла. Эти два пути не мешают друг другу, ведь каждому свое, но если представить, как они пересекутся… После моего ответа пути назад уже не будет», – при этих мыслях палец сильнее бил по столу.

– Да, тоже, – холодно ответил тиду.

– Господин, вы подозреваете и ректора Вана? – удивился телохранитель.

– Вероятность мала, тем не менее нужно оставаться беспристрастными, если хотим во всем разобраться.

Договорив, старик Юн задумался на минутку, а затем продолжил:

– Скорее всего, следующими жертвами девки станут Юнчэн и Даюн. Один из них сейчас на юге, а другой на севере… И кого она выберет, зависит от плана ее помощника, но если юг…

Тиду замолчал на полуслове, подумав: «Цзюй выдающийся боец, вот только умом не блещет и никогда не поймет моих замыслов. Издавна войну сравнивают с игрой в го, и Шао Цзюнь уже выиграла при первом ходе. Вот только ни она, ни ее помощник не подозревают, что вот-вот угодят в ловушку, которую сами и подготовили. Работорговец слабее, поэтому расправиться с ним будет легче, чем с Мясником. Скорее всего, она поедет в южном направлении…» – при этих мыслях старик холодно усмехнулся.

Цю Цзюй был жестоким человеком, но, увидев выражение лица господина, почувствовал, как по спине побежал холодок, он низко сказал:

– Слушаю и повинуюсь!

Мысленно же Демон недоумевал: «Зачем бывшей наложнице охотиться на Даюна? Господин так и не закончил фразу».

Старик Юн же сейчас мучился от непонятной боли в груди. В этот раз, обмениваясь приветствиями с Янмином, он понял: их пути расходятся все дальше и дальше. Тем не менее тиду надеялся, что таинственным помощником девушки окажется не ректор.

Глава 3

Решительный ход

Сэнтэ

Войдя во дворец Сильного Солнца, резиденцию всех наложниц, Чжан Шунь не удержалась и посмотрела в сторону дворца Земного спокойствия. Заходящее солнце освещало крышу одного из трех главных залов внутренних покоев, блики задорно играли на черепице. Девушка тихо вздохнула от восхищения, после чего обратилась к служанке рядом:

– Пошли.

У наложниц имелась своя иерархия с титулами: Высоконравственная, Изящная, Величественная, Почтительная, Милосердная, Послушная, Безмятежная, Миролюбивая. Зачастую они использовались вместо имен. Шунь носила титул Послушной наложницы, то есть невысокий, потому жила в убогом дворце в восточной части Запретного города. Здание было огромным, вот только тут почти никто не жил, отчего казалось заброшенным.

Юная Чжан закончила умываться и чистить зубы, а дворцовая служанка зажгла восковую свечу и, справившись о здоровье, ушла, оставив девушку совершенно одну Она села за стол и уставилась на пламя, вспоминая, как сегодня императрица Чэнь ее отругала. Из груди у нее вырвался печальный вздох. Пусть даже титул Послушной наложницы давал мало привилегий, император очень любил Шунь, и для императрицы она была бельмом на глазу. Затем девушка стала вспоминать то время, когда появилась в Запретном городе[22], как Шао Цзюнь стала Милосердной наложницей, чему страшно завидовала. Те времена, казалось, остались в очень далеком прошлом… Хотя ей хотелось, чтобы однажды Шао Цзюнь вернулась.

– Э-эй…

Голос звучал очень тихо, однако юная Чжан узнала его и тут же подскочила, думая: «Возможно, проведя много времени в столь холодном и практически безлюдном месте, я сошла с ума?» Вдруг перед ней выросла тень. Шунь хотелось закричать, но страх сковал все тело. Ночная гостья стянула с себя капюшон, из-под него показалось до боли знакомое лицо.

– Сестрица… – простонала Послушная наложница.

Она не могла поверить, что снова встретилась со своей единственной подругой. Та была одета в темный плащ-накидку, позволяющий слиться с тенью, стоило его запахнуть. Юная Чжан хотела поприветствовать Шао Цзюнь и попыталась сделать шаг навстречу. Для обычного человека в этом нет ничего сложного. Ей же из-за перебинтованных ног[23] приходилось всегда передвигаться с помощью служанки. Тело наклонилось, и девушка почти упала, как вдруг ее подхватила чья-то рука. Тепло кожи убедило Шунь, что перед ней живой человек – ее лучшая подруга, с которой она провела несколько лет во дворце.

– Это правда ты… – пробормотала наложница.

– Да, я.

За все время, пока девушки не виделись, Шао Цзюнь почти ни капли не изменилась: лишь черты лица слегка заострились, сделав ее старше.

– Давно живешь здесь? – шепотом спросила Шао Цзюнь, оглядевшись.

– Уже три года… Переехала сюда вскоре после твоего ухода.

Голос хозяйки дрожал, но гостья не обращала на это внимания. Послушная наложница с недоверием посмотрела на подругу, а затем сказала еще тише:

– Как ты попала во дворец?

Шао Цзюнь усмехнулась. Ей никогда не перематывали ноги, а после того как почивший император сделал Шао Цзюнь Милосердной наложницей, она все время шпионила за старшими дворцовыми евнухами, чтобы развлекать своего господина сплетнями и слухами. Это позволило ей изучить Запретный город и поднатореть в акробатике, хотя природа и без того наградила ее отличной пластикой. Пусть сегодня ей и удалось прошмыгнуть незамеченной, однако все благодаря Янмину. Хотя Братство ассасинов уничтожили, у наставника еще остались связи в столице. Таким образом, всегда находились люди, которые помогали Шао Цзюнь. Войти в Запретный город оказалось непросто, однако возможно.

– Успокойся, меня никто не видел. Я пришла повидаться с тобой, а затем сразу уйду.

Лицо наложницы всегда казалось бледным, а сейчас начисто лишилось румянца. Девушка в растерянности смотрела на подругу и затем сказала:

– Ты… ради нее пришла?

У наложницы Чжан была прекрасная дикция, к тому же она прекрасно пела и танцевала, чем завоевала расположение императора вместе с титулом Послушной наложницы. Только сейчас ее голос дрожал, а речь стала прерывистой. Шао Цзюнь напряглась, услышав тревогу в голосе собеседницы, и осторожно спросила:

– Это странно?

Собеседница немного замялась, но потом все-таки решилась сказать:

– Я должна извиниться перед тобой, потому что потеряла ту вещь.

Широко распахнув глаза, Шао Цзюнь правой рукой схватила подругу за плечо.

– Помнишь, где именно?

Видя, что ее не обвиняют в случившемся, Послушная начала рассказывать:

– Когда ты ушла… я как раз танцевала «Ветви кудрании» для императрицы во дворце Человеколюбия, где и спрятала ту вещь…

Тогда Шао Цзюнь только стала наложницей и, согласно правилам, жила в том дворце вместе с вдовствующей императрицей, не имея возможности выходить наружу. Шунь же имела больше свободы, поскольку в те годы была всего лишь дворцовой служанкой. Когда Шао Цзюнь услышала, что евнух Чжан начал охоту за членами Братства ассасинов, то переоделась в мужскую одежду и сбежала из дворца. Поскольку старик Юн всеми силами старался заполучить ту вещь, то девушке пришлось оставить ее по дворце, доверив подруге. Шунь же спрятала «сокровище» в одной из больших цветочных ваз в задней части дворца. Их обычно обметали от пыли и внутрь не заглядывали. Во дворце Человеколюбия жили наложницы предыдущего императора, поэтому сюда редко кто наведывался, а самим девушкам запрещали куда-то выходить, поэтому место казалось самым безопасным. Вскоре после побега Шао Цзюнь случился пожар, который уничтожил практически весь дворец, включая ту вазу.

Выслушав рассказ подруги, бывшая наложница никак не отреагировала и долго молчала, а затем коротко ответила:

– Такова воля небес.

О пожаре Шао Цзюнь узнала только сейчас. На месте дворца Человеколюбия строили новый, но ассасин решила: нынешнему императору просто не понравилась постройка, и он снес здание, а потом приказал возвести новое. А теперь узнала про пожар… Выходит, та вещь пропала навсегда. От этого девушка испытывала примерно такое же чувство, как при смерти бывшего правителя.

Нельзя сказать, что он относился к ней плохо. Ведь не только пожаловал титул Милосердной наложницы, а также и дал право покидать Запретный город. Беспрецедентный случай, надо заметить. Шао Цзюнь вспомнила годы, проведенные во дворце: «Зачастую я чувствовала себя одиноко, зато получила много свободы». Тогда же и принесла клятву верности императору. Когда император Чжу Хоучжао на смертном одре отдал тринадцатилетней Шао Цзюнь на сохранение свиток, девочка впервые в жизни заплакала. Незаметно «сокровище» стало для нее надеждой, последней волей покойного. А теперь надежда исчезла, сгорела в огне.

Ассасин убрала руку с плеча Шунь и со вздохом сказала:

– Теперь уже ничего нельзя изменить. Кстати, евнух Чэнь еще во дворце?

Шао Цзюнь сменила тему, боясь самобичевания со стороны подруги, а там и до меланхолии недалеко. Поняв, что разговор о свитке окончен, Послушная украдкой вздохнула и спросила:

– Который из них?

Фамилия действительно не самая редкая, и во дворце старших евнухов с такой жили по крайней мере пять или шесть человек. Даже к Шунь приставили евнуха Чэня, но он точно не знаком с Шао Цзюнь.

– Который Сицзянь. Я про него.

– А-а-а… Поняла. Когда закрыли Леопардовый павильон, его выслали из столицы. Больше ничего не знаю.

Этот мужчина находился в должности управляющего, то есть главного или старшего евнуха, и отвечал за весь павильон с развлечениями. Шао Цзюнь почти никогда не отходила от покойного императора, а при встречах с ней старик Си вел себя очень почтительно. Поскольку евнух Чэнь не находился в прямом подчинении у старика Юна, то после смерти правителя на него надавили, а потом и вовсе сослали неизвестно куда.

– Куда ты теперь направишься? – спросила Шунь с широко распахнутыми глазами.

– Ох… Тебе лучше не знать для твоего же блага, – смеясь, ответила девушка.

После того как Шао Цзюнь стала наложницей, подруга сильно завидовала, поскольку сама мечтала попасть в гарем императора, и теперь мечта могла исполниться – на кон теперь поставлено многое.

Шао Цзюнь накинула капюшон. Ее наряд хорошо сливался с тенью, так что она могла не бояться, что кто-либо увидит ее. Шунь посмотрела на нее с тревогой и сказала:

– В любом случае тебе нельзя тут задерживаться. Во дворце Сильного Солнца почти никто не живет, но за ним наблюдают стражники из столичного гарнизона и патрулируют территорию.

Внутри Запретного города ночную службу несли сто командиров. Каждые два часа, с семи вечера до пяти утра, двадцать человек поочередно стояли в дозоре, а также были специально назначенные служащие, которые в определенное время проходили с осмотром и ставили печати в журнале, чтобы предотвратить халатное отношение слуг к своим обязанностям.

Шунь и представить себе не могла, как Шао Цзюнь добралась сюда через множество солдат. А если ее обнаружат, то последствия будут самые печальные, и ассасин это тоже понимала. Ответила она бесцветным голосом:

– Хорошо, тогда я ухожу.

Наложница протяжно вздохнула. Шао Цзюнь распахнула окно и уже собиралась выпрыгнуть, как вдруг повернула голову и прошептала:

– Я недавно вернулась с Запада. И прошла через берег коралловых деревьев.

Подруга замерла на мгновение и неловко сказала со смехом:

– Коралловый город такой же, как я рассказывала?

– Ага.

После этого Шунь решила ничего не говорить, иначе собеседница поймет, как ей тяжело живется. Много лет назад они считали друг друга едва ли не сестрами, а сейчас… стали чужими людьми.

Наложница только моргнула, а силуэт Шао Цзюнь уже исчез. Юная Чжан взяла себя в руки, доковыляла до окна и открыла его шире. На улице было темно хоть глаз коли.

– Береги себя, сестра.

По белоснежной щеке любимой наложницы нынешнего императора потекли слезы, ведь она знала: больше они не встретятся.

Ассасин ушла уже далеко и ничего не видела, зато почувствовала, как у нее наворачиваются слезы, ведь она потеряла дружбу, которая согревала ее во время жизни во дворце.

Годы странствий изменили Шао Цзюнь, девушка многое пережила и узнала. Например, из рассуждений Эцио о верности и измене. Во время рассказа Шунь про свиток, Шао Цзюнь положила руку на плечо наложницы. Этот, казалось бы, дружеский жест поддержки на самом деле выполнял роль проверки: тело Послушной наложницы подрагивало, а пульс участился. Сеньор Аудиторе говорил, что если у человека резко расширяются зрачки, а сердце начинает биться чаще, то он врет. И в глазах старой подруги Шао Цзюнь увидела не радость от встречи после долгой разлуки, а сомнения и страх.

Девушка чувствовала пустоту в сердце, будто из него пропало нечто важное и дорогое. Пламя дружбы, которое согревало ее когда-то, потухло.

Сколько она себя помнила, то всегда жила в Запретном городе; никогда не спрашивала о своих родителях или о том, как попала во дворец. В раннем детстве служанки то и дело на нее косились, пугали девочку. До того, как император провозгласил ее любимой наложницей, в жизни Шао Цзюнь было лишь одно светлое и хорошее – дружба с Шунь.

Люди изменчивы, и она ничуть не винила подругу. Когда ассасин уходила, та ничего не сказала, показывая, что не вычеркнула из памяти их дружбу.

«Возможно, я и правда проклята небесами», – эта мысль снова посетила бывшую Милосердную наложницу. Она прекрасно помнила, как раньше все во дворце умышленно избегали маленькую Цзюнь, и только одна старая служанка по-доброму относилась к ней и постоянно угощала фруктами. Однажды девочка спросила, почему все так, а женщина положила руку ей на голову и долго молчала, прежде чем ответила:

– У тебя действительно тяжелая судьба.

В тот раз она впервые услышала слово «судьба», поэтому не поняла, о чем говорила женщина. Сейчас же, когда все самое дорогое и важное осталось лишь в памяти, Шао Цзюнь осознала смысл тех слов. Когда она узнала о заговоре евнухов-фаворитов, те убили старую служанку и едва не добрались до самой шпионки, но ее спас наставник и привел в Братство ассасинов. Все его члены души не чаяли в малышке, которая впервые почувствовала себя дома. Только продлилось это недолго… Вскоре, во время церемонии причисления предков, Тигры уничтожили Братство. Милость императора, а теперь и дружба с Шунь превратились в воспоминания.

С годами Шао Цзюнь пришла к выводу, что родилась под несчастливой звездой, ведь теряла все светлое и радостное, даже если оно появлялось в жизни всего на миг.

Шао Цзюнь беззвучной тенью пробиралась по крытой галерее дворца. Император в стране сменился, но в карауле все осталось по-прежнему: дозорные так же ходили вокруг зданий. Еще тогда Шао Цзюнь хорошо изучила маршруты патрулей и прекрасно знала, в каком углу можно спрятаться и в какой момент нырнуть в другой, а плащ помогал скрываться во мраке. Только на сердце у нее было неспокойно.

Она прошла на запад через галерею позади зала Воцарения и оказалась там, где раньше стоял дворец Человеколюбия. Территорию перегородили, пока шли строительные работы. Стражники вряд ли сюда заглядывали, так что бывшая Милосердная наложница немного расслабилась и осмотрелась: повсюду виднелись следы пожара, который уничтожил абсолютно все.

Пройдя дальше на запад, ассасин запрыгнула на крепостную стену Запретного города, пересекла защитный ров и увидела продолговатый дом – одно из двенадцати императорских ведомств, где изготавливали различную утварь. Покойный правитель Чжу Хоучжао очень любил новые вещи, поэтому часто водил сюда любимую наложницу посмотреть на работу мастеров.

Еще западнее находился пруд Глубокой Ночи. Водоем делился на три части: северную, центральную и южную. Между последними двумя находился небольшой парк. Попасть туда можно было прямо из дворца через Императорский канал. Дело в том, что одна из балок под водой легко сдвигалась, открывая проход. Идея принадлежала императору Чжу Хоучжао. В прошлом он построил Леопардовый павильон, где проводил большую часть времени. Шао Цзюнь прислуживала ему там в течение двух лет. Тогда мужчина и обнаружил, насколько девочка проворна, после чего оставил ее подле себя, даровав титул Милосердной наложницы. Когда он поручил ей разузнать о тайной деятельности знати и чиновников вне дворца, она вылезала из потайного прохода в канале. Когда императору надоедало сидеть во дворце, он переодевался и сбегал тем же путем. Только они двое знали про лаз.

Перед тем как уйти, Шао Цзюнь решила еще раз взглянуть на Леопардовый павильон и зал Западных Варваров.

Пройдя Императорские ведомства, она почувствовала влажное дуновение ветра. Впереди показался пруд Глубокой Ночи, разделенный на «три моря» и длинный мост Многоножки, по которому можно попасть к Леопардовому павильону. Когда император Чжу Хоучжао был жив, обычно он проводил все время там. Шао Цзюнь хорошо помнила, что даже дипломатический корпус франков во главе с господином Пилосом император принимал там.

Она тихо вздохнула и уже собралась ступить на мост, как вдруг остановилась, увидев на другой стороне человеческую фигуру. Из-за холода над водой стелился туман, но ассасин ясно различала чей-то силуэт.

После смерти императора Чжу Хоучжао зал Западных Варваров закрыли, и парк пришел в запустение, потому патруль сюда не заглядывал. Шао Цзюнь никак не могла предположить, что здесь кто-то появится в такое время. Неизвестный тоже замер на месте.

Дул мягкий ветер, закручивая туман в небольшие вихри. Два человека на разных концах моста напоминали статуи. Хоть незнакомец и был одет в одежду стражника, но не поднял тревогу, увидев Шао Цзюнь. Значит, это просто маскировка. Только у девушки при взгляде на незнакомца появилось чувство, будто они уже встречались.

Негромко лязгнул металл. Ассасин сразу поняла: незнакомец достал оружие и двинулся в ее сторону.

Девушка моментально вытащила из-за спины меч, ведь перед ней точно стоял враг. Наставник говорил, что даже если кто-то из Братства уцелел, у них нет причин проникать в Запретный город без веской причины. Вот только приглядевшись к движениям, Шао Цзюнь поняла: этот человек никак не связан с Братством ассасинов и, похоже, не уступает ей в технике.

Она рванула навстречу противнику, и через мгновение две тени встретились в середине перехода и скрестили клинки. Лицо нападавшего скрывалось во тьме, хотя рост оценить получилось легко: мужчина оказался невысоким. В руке он держал обычный меч стражника дворца. Вот только сила удара явно превосходила обычного солдата… Человек наседал, смещая оружие в сторону Шао Цзюнь, и та почти ощутила холод стали на щеке.

Ширина моста позволяла пятерым или даже шестерым воинам пройти по нему в ряд, посему места для незаметного маневра было достаточно – незнакомец быстро направил меч прямо в сердце девушки.

Сверкнуло лезвие, и ассасин молниеносным движением отбила клинок врага. Шао Цзюнь сразу поняла: противник сильнее, и нет смысла атаковать в лоб, в связи с чем сделала ставку на защиту. Скорость удара казалась невероятной, но девушка предвидела его, поэтому смогла блокировать. Когда меч опустился на пару сантиметров, мужчина тут же сделал укол из-под клинка противницы. Провернуть такое мог только настоящий мастер. Изначально незнакомец держал оружие в правой руке, а когда ассасин заблокировала удар, то как бы уронил его, а затем перехватил левой рукой, уменьшив замедление после блока. А вот Шао Цзюнь уже не имела возможности противостоять новому удару.

Сердце у Шао Цзюнь ушло в пятки. Нападавший понял, что такой выпад достигнет своей цели, и подался вперед, намереваясь прорваться через мост и сбросить девушку в ледяной пруд. Рассчитал-то он все точно, однако дальше случилось невероятное: в меч Шао Цзюнь словно кто-то вселился, и его лезвие тоже опустилось. Лязгнул металл – ассасин снова блокировала выпад. Это испугало ее врага.

Двигались оба воина быстро и плавно, не издавая ни звука: две тени переплетались в причудливом танце смерти, когда встречались их мечи. Оба удара мужчины стали бы смертельными и… ни один не достиг цели. Он повторил выпад уже ниже и вновь встретил блок, после чего нацелился на ноги девушки.

Шао Цзюнь успешно парировала удары, но чувствовала себя так, словно попала в кошмар наяву. Она не ожидала встретить столь сильного противника, и только плащ, который ей подарил Эцио Аудиторе, помог уклониться от коварных ударов. Итальянское Братство от Китайского отличала одна важная деталь: его члены больше полагались на оружие и броню, чем на боевые искусства. Плащ ассасина не только мог выдержать удар меча, но увеличивал подвижность за счет того, что очень плотно прилегал к телу. Шао Цзюнь от природы была очень ловкой, а в этой одежде словно выходила за рамки человеческих возможностей.

Вот только противник ничуть не уступал ей, мастерски атакуя и пытаясь прорваться вперед. В итоге Шао Цзюнь приняла решение достать шэнбяо, который можно использовать как трос для страховки или… связывания. Девушка одновременно выхватила меч правой рукой, а левой достала дротик и обмотала нитью перила моста. Нить была из темного шелка, поэтому нападавший ее не заметил. Когда мужчина поменял руку для нового удара, то был уверен в своей победе, вот только Шао Цзюнь поставила блок левой рукой и в ту же секунду дернула ею – нападавшего подбросило в воздух.

Снова встав в стойку, мужчина решил перебить противнице сухожилия на ногах, однако его клинок лишь пару раз чиркнул по плащу ассасина. Незнакомцу пришлось сменить позицию и сместиться на восточную сторону моста. Шао Цзюнь почувствовала, как ее ладони вспотели. Она понимала, что оппонент пойдет до конца, лишь бы убрать свидетеля, поэтому второй раз трюк с шэнбяо не сработает. Девушка стиснула зубы, резко повернулась, намереваясь продолжить бой, но незнакомец перепрыгнул перила и исчез в темноте.

Шао Цзюнь пыталась понять, не уловка ли это, как вдруг позади раздался оглушительный треск. Она испугалась и искоса посмотрела на парк, заметив какое-то свечение…

Леопардовый павильон горел!

Бывшая наложница остолбенела. Парк, может, и находился в отдалении от жилых помещений, вот только из-за пожара стражники наверняка примчатся сюда! По-видимому, нападавший и устроил поджог. Теперь стало понятно, почему он просто сбежал, а не продолжил битву. Хотя зачем сжигать заброшенное строение, непонятно…

Но думать времени не было. Шао Цзюнь спрыгнула с моста, не дожидаясь, когда прибегут солдаты. Пламя бушевало так, что первым делом его постараются потушить и лишь после начнут искать поджигателя, посему стоило побыстрее уйти через тайный проход. Девушка бросила взгляд на горящее здание.

Леопардовый павильон появился на третий год правления императора Чжу Хоучжао. Тогда Шао Цзюнь исполнилось три года, а самому императору – семнадцать. В течение четырех лет здание становилось все больше, и на это понадобилось двести сорок две тысячи серебром. После получения титула Милосердной наложницы Шао Цзюнь два года жила в зале Западных Варваров, самом крупном помещении Леопардового павильона. В прежние времена император не разрешал ей даже приближаться к Леопардовому павильону. Девушка до сих пор помнила, как время от времени оттуда доносился пронзительный вой. Она не знала, какое существо способно издавать такие звуки. Однажды зал Западных Варваров закрыли и больше никого не пускали внутрь, а Милосердная наложница увидела, как оттуда вынесли огромное количество растерзанных в лоскуты тел со вспоротыми животами. Эта картина преследовала ее в кошмарах целых два дня. В итоге она не сдержала свое любопытство и тайком заглянула внутрь через окно, но увидела лишь странную мебель, накрытую железную клетку и пол, залитый кровью. Оставалось лишь догадываться, что за чудовищ держали в той клетке. А еще там висела горизонтальная доска, где было написано всего одно слово: «Дайюй». Перед смертью император отдал ей скрученный лист бумаги, перехваченный кольцом с этой же надписью, и сказал: «Передай Ван Янмину. Свиток ни в коем случае не должен попасть в руки Чжан Юна».

Шао Цзюнь почувствовала, как все внутри перевернулось от этих воспоминаний. А еще она поняла, с кем билась на мосту – Вэй Винь, один из Восьми тигров.

Чжу Цзююань как-то говорил, что этот евнух по силе уступает лишь старику Юну. Только зачем такому воину сжигать Леопардовый павильон?

Девушка нахмурилась. Змей однозначно действовал согласно воле главного евнуха… Который мог приказать устроить пожар лишь по одной причине: он уже давным-давно заполучил свиток императора и предвидел ее приход в зал Западных Варваров. Но если старик обнаружил свиток на пепелище Леопардового павильона, то не мог узнать о связи девушки с ним… То есть снова встает вопрос: зачем сжигать здание?..

Вдруг, словно вспышка молнии, в голове мелькнула мысль: «Шунь соврала – свиток не сгорел! Она боялась не того, что ее обвинят в пособничестве мятежнице, а моей мести! – Шао Цзюнь помрачнела. – Выходит, подруга сама передала старику мое „сокровище“. После прихода к власти нового императора она слишком быстро получила титул… Здесь точно не обошлось без помощи влиятельного человека. Очень влиятельного… И еще. Шунь спрятала свиток будучи обычной служанкой, а наложницей стала примерно через год. Примерно в это же время сгорел Леопардовый павильон. То есть у нее было время перепрятать свиток. Ведь служанка, разгуливающая по Запретному городу, ни у кого не вызовет подозрений – на нее просто не обратят внимания! Выходит, евнух Чжан пообещал моей дорогой подруге исполнить ее мечту, а взамен попросил дать ему то, что прежний император передал любимой Милосердной наложнице, то есть мне. Теперь понятно, почему Шунь дрожала во время нашего разговора…»

Шао Цзюнь в последний раз посмотрела на парк и охваченный огнем Леопардовый павильон, прежде чем спрыгнуть в канал. По ее щеке скатилась одинокая слеза.

Глава 4

Отвлекающий маневр

Ко-угроза

– Неужели Леопардовый павильон правда сгорел?

Янмин нахмурил брови, сделал глоток чаю и посмотрел на пруд Лазурных Облаков, покрывшийся тонкой коркой льда. Водоем находился прямо перед домом господина Вана, который и дал ему название. Резиденцию ему пожаловали вместе с титулом бо[24] после подавления мятежа Чэнь Хао.

Шао Цзюнь ответила, глядя на наставника:

– Все верно. Я считаю, Шунь передала тот свиток евнуху Чжану.

Наставник глубоко задумался, опустил чашку, достал из-за двери два бамбуковых шеста и, протянув один девушке, сказал:

– Возьми, сестра, помоги мне надломить лед.

Ученица замерла, поскольку Янмин ни с того ни с сего сменил тему. Она знала: все слова наставника что-то значат, поэтому не стала спорить и молча взяла шест. Затем вышла вслед за господином Ваном.

Снег уже перестал идти, но его много лежало на мосту Небесного Источника, перекинутом через пруд. Взойдя на мост, девушка увидела, как господин Ван воткнул шест в лед. Раздался треск, вся поверхность пруда покрылась трещинами. Снежный покров, попав в воду, растаял, и на поверхности словно появился колодец.

– Сестра, расколи торчащий лед, чтобы после захода солнца никто не оступился, – сказал хозяин дома.

Пруд Лазурных Облаков состоял из двух: большего внешнего и меньшего внутреннего. Внутренний находился на территории резиденции, по нему никто не ходил, из-за чего снежный покров здесь стал толще и таял гораздо медленнее. После удара Шао Цзюнь по дрейфующей льдине колотый лед и снег смешались, вода начала подниматься над ними.

– После церемонии причисления прямых предков минского императора Ши-цзуна евнух Чжан неоднократно выделял много серебра из казны на… что-то. Когда я провел расследование, то выяснил: деньги ушли в Гуанчжоу.

– Но почему именно туда? – спросила Шао Цзюнь после паузы.

Это был административный центр управления комиссара по гражданским и финансовым делам в провинции Гуандун, а также узел международной связи. Правда, располагался далеко от столицы.

– Я сам очень удивился, когда узнал про Гуанчжоу. А затем мне рассказали, как евнух Чжан тайно встречался с франками на одном небольшом острове в Южнокитайском море… – Закончив говорить, наставник на секунду замолчал, снова с силой ткнул удочкой, расколов лед, а затем продолжил: – Кажется, это связано с тем, о чем ты говорила.

– Что же все-таки в свитке? – с удивлением спросила Шао Цзюнь.

– Никто не знает. Возможно, секрет, как подчинить Поднебесную? Такая мысль не кажется слишком уж невероятной, учитывая, сколько сил тиду потратил, чтобы заполучить нужную вещь. – Янмин немного замешкался, но затем поднял голову и продолжил: – Давай пока оставим эту тему и закончим со льдом.

Девушка занималась внутренним прудом, пока, наконец, не разбила всю корку и не высвободила воду.

– Не замерзла? – смеясь, спросил наставник.

– Нет, – ответила Шао Цзюнь, мотая головой.

Несмотря на весенний сезон, на улице было холодно, но Шао Цзюнь согрелась и даже немного вспотела, пока колола лед.

Мужчина сказал со вздохом:

– Мироздание – это мое сердце, а мое сердце – мироздание. Холод и жар идут из него, а не откуда-либо еще, как и все сущее.

Первая фраза, к слову, являлась цитатой Лу Цзююня, ученого эпохи Сун. Его понятие «сердца» и легло в основу учения господина Вана.

Шао Цзюнь вступила в Братство ассасинов, будучи совсем ребенком, и Янмин обучил ее только некоторым приемам боевых искусств, а господин Чжу лишь немного посвятил в суть учения о духовном совершенствовании, ведь почти все время они были в бегах, спасаясь от евнухов. Интересный факт: Чжу Цзююнь при рождении получил другое имя, но в более позднем возрасте сменил его, поскольку восхищался Лу Цзююнем.

После слов наставника девушка замерла, а затем спросила:

– Если все на свете есть порождение сердца, тогда человек обладает безграничной властью. А еще пропадает деление на правильное и неправильное, вам так не кажется?

– В мирских делах изначально нет добра и зла, плохого и хорошего. Невыраженные чувства не обладают качеством, а выраженные достигают гармонии. Давай на простом примере. Возьмем телегу. Когда она неподвижна, то выглядит превосходно и не имеет дефектов – это называется отсутствием качества. Как только начинает двигаться по дороге, то все еще остается превосходной – это называется гармонией. Однако, если колеса выйдут из колеи, то телега однозначно получит повреждения. Также и с сердцем человека, благомыс-лие – есть управляющий телегой человек, а постижение сути вещей – искусство управления телегой. Лишь обладая этим качеством, можно совершать добрые дела, достигнуть единства познания и действия. Только так телега сможет в безопасности проехать путь в сотни километров, – с улыбкой объяснил Янмин.

Истинный смысл учения господина Вана о духовном самосовершенствовании, которое называлось «Учением сердца», записан на четырех свитках, висящих в зале Высшей Добродетели. Знание доступно всем, но в полной мере им обладает лишь тот, кто учитывает добрую и злую сущность всякого явления. Основано все на правильном дыхании и самовоспитании. Потому следовавшие традиции студенты, как Ван Цзи, изучали как литературу, так и боевые искусства, за счет чего обретали долголетие. Самый лучший студент дожил до восьмидесяти трех лет, а его ученики, то есть последователи Янмина во втором поколении, стояли наравне с Тан Шуньчжи[25] из «Цзяцзинской восьмерки»[26] и обладали выдающимися боевыми навыками. А вот при обучении Шао Цзюнь оба мастера забывали о ее просвещении. Пусть Янмин лишь недавно вновь встретился с ученицей, однако заметил: после всего пережитого в ее сердце поселилась ненависть. Если она не придет к благомыслию, добрым делам и желанию созидать, то в лучшем случае утратит связь с реальностью, в худшем – станет жестокой, встав на ложный путь.

Услышав такое доходчивое объяснение «Учения сердца», Шао Цзюнь почувствовала, что на душе стало теплее, и, не сдержав улыбки, сказала:

– Спасибо за наставление, учитель.

Мужчина, глядя на нее, внезапно замахнулся удочкой и опустил ее в воду, которую больше не сковывал лед, а затем спросил:

– Почему лед похож на клинок?

«Учение сердца» развивало идеи конфуцианства, при этом находясь под влиянием чань-буддизма. Оттого стихотворение Янмина напоминало буддийскую гатху[27]. Его ученики часто дискутировали, пытаясь разобраться в непреложных истинах и глубоких смыслах учения.

Раньше наставник и не занимался просвещением Шао Цзюнь, потому сейчас ее переполняла радость от разговора, и она сказала:

– Просто похож, но, в конце концов, лед – всего лишь затвердевшая вода.

Господин Ван слегка улыбнулся, резко поднял удочку и ткнул кончиком в девушку. Выпад получился настолько восхитительным, что могло показаться, будто в руках у мужчины не просто палка с леской, а настоящий меч. Послышался хлопок: Шао Цзюнь заблокировала удар.

– Лед крепок и остер – когда твердо уверен, что он таков, то будешь видеть в нем лишь клинок и не рассмотришь мягкость и гибкость. Лед отличается от воды и разделить их легче, чем сдуть пылинку. Однако, если они соединятся, то никому не под силу будет их различить. Так и искусство владения мечом заключается в мягкости и гибкости, а не в твердости и остроте. В случае, когда у клинка вовсе нет острия, то он уподобляется антилопе, опустившей рога: ее уничтожат, не оставив и следа. Такое орудие не сможет остановить противника, – объяснил Янмин.

Сначала фехтованию Шао Цзюнь обучалась у него, а прибыв во Флоренцию, постепенно переняла стиль Эцио. Техники владения мечом на Востоке и на Западе сильно отличались, причем порой диаметрально. Потому, каждый раз беря в руки клинок, Шао Цзюнь задумывалась, какой стиль использовать. Оттого в день, когда на нее неожиданно напал Гао Фэн, девушка замешкалась и не смогла быстро разобраться с противником. Янмин заметил этот недочет в ее технике. Он понимал, как важно помочь ученице соединить оба пути, ведь бесконечный выбор одного из двух принесет больше вреда, чем пользы. Задумка удалась – Шао Цзюнь все поняла.

Согласно наставлениям господина Чжу, удар Янмина стоило отбить, а затем избежать продолжения схватки. Только сейчас два человека стояли и по неосторожности легко могли упасть в воду. В порыве отчаяния девушка молниеносно парировала, как учил Эцио. Однако наставник ударил так, что она не отбросила его «меч», а ушла в глухую оборону.

– Наставник… – В ее голосе слышалась досада.

– Хотя военное искусство отличается от философии, но у них общее начало. Я понял это, когда изучал Шестикнижие[28], – отстраненно сказал мастер.

В прошлом люди спрашивали Лу Цзююня, почему он не напишет какой-нибудь трактат, и ученый ответил: «Все уже сказано в „Шести книгах“». «Учение сердца» Янмина и философия господина Лу были неразрывно связаны. Руководствуясь одновременно мирными и военными принципами, человек достигает вершины в любом деле, включая самопознание. Как боец Шао Цзюнь уже превзошла господина Чжу и все же пока не познала все тонкости мастерства. А схватки с Гао Фэном и Вэй Винем пошатнули ее уверенность в своих силах.

На лице наставника промелькнула улыбка, он с легким вздохом сказал:

– Сестра, ты прочитала мало книг, однако от природы очень сообразительна. В моем учении нужно руководствоваться и военными, и мирными принципами. Большинство людей хороши во втором. Тебе же нет равных в первом.

Девушка посмотрела на Янмина и вспомнила, как уничтожили Братство ассасинов. В него входило много талантливых бойцов, которые могли изучить искусство войны господина Вана. И Шао Цзюнь пугала мысль, что она – последний ассасин.

– Учитель, нужно возродить Братство, и ваши тревоги уйдут.

Это было их общей мечтой. Мужчина слегка кивнул и сказал:

– Тебе открылось единство познания и действия… Теперь ты сможешь на равных сразиться с Работорговцем, Мясником, Демоном и Змеем, а вот с евнухом Чжаном… Увы.

Шао Цзюнь поняла: наставник признал ее способности.

Янмин убил Гао Фэна, и теперь Тигров осталось шесть. Юй Даюн и Ма Юнчэн уступали по силе Цю Цзюю с Вэй Винем, а лучшим бойцом считался, конечно, старик Юн. Несмотря на слова учителя, после встречи со Змеем Шао Цзюнь чувствовала, насколько сильно уступает евнухам-фаворитам, поэтому сказала:

– Даже самый толстый лед рано или поздно растает.

Мужчина замер от неожиданности, а затем улыбнулся:

– Все верно. Можно ограбить целый город, но украсть идеалы не получится даже у одного-единственного человека. Я горжусь твоей решимостью.

Наставник впервые говорил подобное, от чего Шао Цзюнь расцвела.

– И то правда! И все же вы остерегаетесь старика?

Янмин говорил об оставшихся Тиграх весьма пренебрежительным тоном, используя их прозвища. Обо всех, кроме самого главного. Это навело девушку на мысль: учитель уважает тиду, который уничтожил Братство.

Мужчина тяжело вздохнул, прежде чем ответить:

– Иногда я думаю, что он – мое зеркальное отражение.

Шао Цзюнь потеряла дара речи. Собеседник продолжил:

– В прошлом меня отправили подавить восстание принца Нина[29]. Покойный император прислал туда и евнуха Чжана разобраться с мятежниками. Так что мы провели вечер за душевной беседой…

Также там присутствовал еще один весьма уважаемый человек, который долго беседовал с ними той ночью. И в ту длинную ночь, несмотря на разницу в возрасте и статусе, мужчины мыслили одинаково. Янмин никогда не показывал эмоции, но сейчас горестно вздохнул, вспоминая о былом.

Он посмотрел на ученицу и сказал:

– Кстати, есть еще кое-что. В прошлый раз ты оставила у меня коробочку, и я нашел ключ от ее.

Наставник говорил о маленькой Шкатулке Эцио, которую Шао Цзюнь оставила у него, когда в прошлый раз отправилась повидаться с Шунь. Отдавая ее, сеньор Аудиторе сказал: «Это сокровище, которое передается из поколения в поколение, от брата к брату. Если когда-нибудь попадешь в сложную ситуацию и не будешь знать, что делать… загляни внутрь».

В прошлом Шао Цзюнь мучительно раздумывала о том, как возродить Братство, и хотела открыть «ларчик», вот только ключа не было. Теперь ситуация изменилась.

– Наставник, как думаете, что внутри?

– Не знаю… Никто не знает. Однажды я читал книгу, где говорилось о Шкатулке Предтеч. По описанию похоже на нашу, пусть автор и сделал описание в общих чертах – видимо, пересказал слухи, – поколебавшись, ответил Янмин.

– А название книги помните? – взволнованно спросила Шао Цзюнь.

– «Записки яшмовой крови». Рукопись неизвестного автора династии Сун, в которой рассказывается об обороне крепости Дяоюй. В общем-то, Шкатулка там просто упоминается, – сказал мужчина, качнув головой.

Ответ разочаровал девушку. Заметив ее поникший вид, наставник сказал с легким смешком:

– Кое-что, связанное с этим артефактом, мне все-таки удалось узнать.

– Кое-что? – бездумно повторила собеседница.

– Янь Сун, ректор Академии сынов государства[30], тоже исследовал это дело.

– А зачем? – с удивлением спросила Шао Цзюнь, нахмурив брови.

– Попробуй догадаться. Дам подсказку: несколько лет назад он преподавал в Академии Ханьлинь в Нанкине, но в прошлом году получил должность ректора благодаря рекомендациям евнуха Чжана.

– Все понятно…

– В тот день у горы Волун Гао Фэн скрывался до последнего, думая, что Шкатулка у меня. Я слишком поздно вмешался, а тот удар тебе в поясницу… Черт сам изменил направление движения меча.

Шао Цзюнь понимала, что шансов отразить коварный выпад евнуха Гао у нее практически не было, и списала все на несовершенную технику противника. Теперь, после слов наставника, ее осенило:

– Он заметил у меня за поясом подарок Эцио!

После возвращения на родину девушка не расставалась с артефактом, но в темноте евнух не сразу заметил его.

– Все верно.

Шао Цзюнь задумалась: «Выходит, старому евнуху нужна Шкатулка… Если я собираюсь возродить Братство, то должна уничтожить Тигров. Только вот оставшиеся из них – это важные государственные служащие, да еще и бойцы превосходные. Гао Фэна удалось убить лишь потому, что он не ожидал появления наставника. В противном случае еще неизвестно, кто бы из нас погиб». Она подняла взгляд на Янмина. Тот, подкручивая усы, сказал с улыбкой:

– Хочешь использовать Шкатулку как приманку и стравить врагов между собой?

– Отличная идея, – кивнула девушка, ясно осознавая, насколько серьезными противниками были евнухи-фавориты.

Янмин ответил после небольшой паузы:

– Затея рискованная.

– Я готова на все ради возрождения Братства ассасинов.

Наставник снова задумался и, наконец, сказал:

– Хорошо. Самые опасные противники, не считая евнуха Чжана, – это Демон и Змей. Однако первый никогда не отходит от господина тиду. Он жесток, но бесхитростен. Со вторым же, Змеем, придется действовать очень быстро, иначе проблем не оберемся. В военном деле все решают разведка и внезапность. Если на начальном этапе не разгадать планы противника, то, считай, добровольно накидываешь петлю на шею. Евнух Чжан, скорее всего, догадался о твоих намерениях первыми устранить Мясника и Работорговца, поэтому уже подготовился. Однако порой наши сильные стороны могут обернуться слабостью: храбрость Змея не знает границ, и это нужно использовать.

Сейчас в подчинении главного евнуха, кроме таинственного Ло Сяна, были четыре человека: Цю Цзюй, Вэй Бинь, Ма Юнчэн и Юй Даюн. Услышав слова наставника, Шао Цзюнь засомневалась в правильности такого подхода, но, хорошенько поразмыслив, поняла, что убийство Биня разрушит все планы Тигров и, возможно, слегка деморализует. Вот почему первым стоит убрать самого неудобного врага. Только девушка не могла не волноваться, поскольку помнила схватку возле Западного подворья. Заметив ее беспокойство, Янмин сказал:

– Не веришь в свои силы?

– Я не соперница Вэй Виню. Поняла после схватки на мосту. Начать с него хочу, но боюсь не справиться.

– Из оставшихся Тигров он самый свирепый. Некогда заведовал цзиньи-вэй – тайной службой или стражами в парчовых одеждах. Никто не видел Змея в бою, как и его оружие. Вэй Винь очень близок с Мясником… Возможно, это поможет нам. Попробуем спровоцировать евнуха и заманить в ловушку, поскольку он, хоть и выглядит спокойным, заводится с полоборота. Если Змей падет первым, дальше будет гораздо легче. Теперь остальные: Ло Сян скрытен, ведь никогда не показывается на людях, Работорговец жаден, Мясник жесток, Демон беспощаден.

Шао Цзюнь слушала, как наставник четко описывает характеры евнухов-фаворитов, и понимала: тот уже придумал план. Пусть учитель все эти годы скрывался, но он никогда не забывал о мести и возрождении Братства.

– Хотите сказать, что со Змеем можно разобраться без особых проблем? – спросила она в нерешительности.

– Битва на мечах и битва умов – не одно и то же, – сказал Янмин с легкой улыбкой.

В этот момент поднялся ветер, сдувая с навеса крыши снег, который с шумом упал на землю. Мужчина повернулся, посмотрел на образовавшийся небольшой сугроб и тихо сказал:

– Ты посмотри, Фэн Бо с Тэнлю пришли… Время позднее, пойдем пропустим пару чарок и обсудим, как одолеть Вэй Биня.

Фэн Бо – бог ветра, а Тэнлю – богиня снега. Во времена династии Тан[31] чиновник Ню Сэнжу в своем сочинении «Очерки о чудесах из мира тьмы» упомянул эти два имени.

Янмин говорил об убийстве людей, но его речь оставалась благородной, и казалось, что голова евнуха Вэя уже лежит перед ним. Шао Цзюнь не удержалась от смеха, поклонилась и сказала:

– Как скажете, мастер.

Пока ассасины пили в кабинете, обсуждая убийство Змея, сам он вкушал вино на втором этаже своего дома, глядя на покрытую снегом сандаловую сливу.

Резиденция Вэй Виня выглядела утонченно, внутренний двор утопал в растительности, но ему нравилось лишь это дерево. На самом деле оно не принадлежало к сливовым, а было разновидностью химонанта скороспелого – вида цветковых, который несильно ценился в обществе и получил прозвище «собачья кровососка». Тем не менее растение сильно выделялось на фоне своих «собратьев». В произведении «Перечень сливовых деревьев деревни Фань» Фань Чэнда из династии Сун есть такое описание: «Подобно сандаловому дереву, цвет темно-желтый, у него цветы с густым ароматом. Называется сандаловая слива. Этот сорт высоко ценится».

Хоть Винь был евнухом и когда-то управлял стражей в парчовых одеждах, себя считал в большей степени философом, нежели воином: он пил алкоголь по глотку, а не залпом; пищу употреблял простую, без роскошеств. Если не знать о статусе, можно принять его за ученого-конфуцианца. Поэтому Змей сравнивал себя с сандаловой сливой среди «собачьих кровососок» – растением, сохранившим чистоту и как бы возвысившимся над своим видом. Только у Виня никогда не было больших амбиций. Сначала мужчина добросовестно служил под началом старшего евнуха Лю Цзиня, а затем точно так же стал работать под началом Чжан Юна, который убил своего предшественника. Ведь в душе Змей считал, что, независимо от внешних обстоятельств, люди во фракции оставались теми же по своей сути. Поэтому не важно, у кого находиться в подчинении – достаточно иметь возможность спокойно наслаждаться вином в окружении цветов.

Евнух Вэй наслаждался ярким вкусом вина и обдумывал последние события. Сжечь Леопардовый павильон ему приказал тиду. Винь сделал это, не задавая вопросов даже самому себе, как и всегда. Дело оказалось плевым, однако при попытке уйти он встретил на мосту незнакомца в странной одежде. Сначала Змей принял его за дворцового стражника, которому не хватило формы, и собирался убить его, а тело сбросить в воду, но просчитался. Противник оказался настолько силен, что самого свирепого из Восьми тигров прошиб холодный пот. В ту ночь Винь сам оделся как дозорный Запретного города и оставил дома свое особое оружие. Чем больше он размышлял, тем больше жалел о таком решении. В движениях незнакомца на мосту угадывалась техника ассасинов, и Змей подумал: «Мы уничтожили всех! А если кто и выжил, им уже не под силу проникнуть в Запретный город. Если только… Нет. Невозможно. Неужели Шао Цзюнь? Проклятье! Такой шанс упустил! Хотя надо отдать ей должное – мечом она хорошо владеет…»

Думая, евнух сделал еще глоток, пытаясь успокоиться. Вдруг на лестнице за спиной раздались шаги. Винь вскочил и повернулся. Когда отдыхал здесь, то всегда говорил слугам не беспокоить его, поэтому сейчас рассердился. Левая рука потянулась в правый рукав. Лишь увидев гостя, он выдохнул и второпях сделал два шага вперед и упал на колени:

– Господин тиду.

Перед ним стоял командующий двенадцатью столичными гарнизонами. Несмотря на холодную погоду, старик Юн надел лишь ханьфу[32] на подкладке. Увидев, что Змей упал на колени, он сказал:

– Встань, Вэй Винь.

Мужчина поднялся, не осмеливаясь снова сесть. Старший евнух бросил взгляд в сторону глиняной печи в маленьком столе перед окном, на которой грелся чайник с вином. Закуски не было. Тиду засмеялся и сказал:

– Где твои манеры? К цветам сливы нужна закуска.

Сказал он это мягко, но у Виня все равно по спине пробежал холодок. Он дождался, когда господин сядет, и лишь после вернулся в свое кресло. Затем тихо сказал:

– Леопардовый павильон… Я все сделал.

– Слышал. Ты хорошо справился, не оставил ни следа, – кивнул старик.

В прошлом месяце Чжан Юн приказал Виню сжечь зверинец. Пусть зал Западных Варваров стоял заброшенным, тем не менее Шао Цзюнь прожила там два года, так что могла знать о тайнах этого места, посему его стоило уничтожить. Вернувшись, Змей услышал, как слуги уже обсуждали пожар. Стражники Запретного города, разумеется, увидели пламя, но, когда добрались до места, там осталась лишь выжженная земля. После смерти прошлого императора зал Западных Варваров закрыли, и даже леопардов, которых разводили в Леопардовом павильоне, увезли куда-то. Так что при пожаре никто не пострадал. Тем более здание находилось на территории, отрезанной от жилых дворцов водоемом, и пламя не пошло бы дальше. Хотя нынешнего императора не заботили такие вещи, поэтому, сгори хоть весь город, ему было бы все равно.

Евнух Вэй вздохнул. Глядя на серьезное лицо тиду, он осторожно сказал:

– Господин, по поводу Шао Цзюнь… Мы пока не нашли никаких следов.

Старик спокойно посмотрел на подчиненного, а у того вновь мороз побежал по коже. Винь понимал, какая между ними лежит пропасть, хотя оба принадлежали к Восьми тиграм. А вот Лю Цзинь не понимал, и смерть его заставила трепетать от ужаса многих. Мужчина не желал такой участи, посему всегда стоял позади и вел себя крайне почтительно.

– Эта девка уже в столице.

Такая новость сильно удивила Виня, но он спросил, не подавая виду:

– Господин получил новую информацию?

– Еще нет.

На миг Змей остолбенел, а тиду пояснил:

– Именно из-за отсутствия новостей все выглядит еще подозрительнее. После того как Гао Фэн погиб, Шао Цзюнь и след простыл, хотя мотивы ее стали понятны, как только она вернулась в Китай. У нее точно есть помощник.

Винь пробормотал:

– Да кто же осмелится на такое?

Старик поморщился и ответил:

– Ты видел смерть главы, когда мы уничтожили Братство?

Три года назад во время церемонии причисления предков Тигры нанесли смертельный удар по нему. Полагаясь на навыки Змея, лучшего шпиона в стране, евнухи выследили всех в столице. Он сам помнил, как добрался до мастеров и убил главу Братства.

– Он пал от моей руки. Даже имя помню – Хун Ливэй…

– Этот человек фигура небольшая, за ним определенно стоял кто-то еще… – Старик не дал собеседнику договорить.

Вражда двух группировок длилась уже больше тысячи лет. Предтечи Восьми тигров помогли Цинь Шихуану в период Сражающихся царств[33] в подавлении шести из них, что породило конфликт с Братством, стремящимся свергнуть династию Цинь.

Тигры придерживались строгого порядка во всем и иерархии. И уважали только силу, а Братство следовало принципу «Ничто не истинно, все дозволено». Естественно, они не могли найти общий язык, постоянно конфликтуя. Начиная с той поры, когда стрела царства Вэй поразила правителя династии Цинь, Чжан Юн видел в ассасинах только врагов, которых нужно уничтожать, как поступили все его предшественники. В течение многих лет они сражались не на жизнь, а на смерть; победу одерживала то одна сторона, то другая, но в целом силы всегда оставались равны. А сейчас впервые в истории Братство ассасинов оказалось на грани исчезновения.

Даже старик Юн, думая об этом, начинал волноваться. Он знал: на Западе главу того или иного объединения называли лидером. В Китае, скорее всего, главного ассасина называли по-другому, хотя суть оставалась та же. И если не уничтожить его, Братство возродится. Хун Ливэй, безусловно, обладал неплохими способностями, тем не менее уступал сбежавшему три года назад Чжу Цзююаню. Господин Пилос говорил, что глава необязательно должен быть самым сильным, однако тиду дополнил бы эту мысль: глава любой организации должен уметь вести за собой остальных. Когда он увидел Хун Ливэя, тот стараниями Вэй Виня уже напоминал разделанную тушу. Любопытный факт: даже главный евнух Чжан никогда не видел техники боя Змея. Старик Юн не мог поверить, что Ливэй был главой Братства. Невероятно храбрым человеком, выступившим против Биня, – да, но вот лидером… Тем не менее поиски такого не увенчались успехом. И возращение Шао Цзюнь косвенно доказывало правоту тиду. Этот мистический глава смог избежать ловушки, устроенной во время подставной церемонии, а теперь начал действовать.

Бинь кивнул в ответ:

– Вы говорите правильные вещи, я всегда думал так же.

Он ляпнул первое, что пришло в голову, и тут же похолодел от ужаса. Змей всегда вел себя осторожно, не пытался казаться умнее, не подлизывался и не пытался лезть вперед, оставаясь всегда в тени. А сейчас признался в убийстве Ливэя, хотя не считал того главой Братства ассасинов. Только слово не воробей, потому мужчина тут же продолжил:

– Но за все эти годы так и не нашел доказательств, вот и решил не беспокоить вас своими домыслами. И только после ваших слов во мне не осталось сомнений.

Старик даже не обратил внимания на неоднозначные речи своего подчиненного и лишь отстраненно разглядывал сандаловую сливу. Помолчав какое-то время, он тихо заговорил:

– Не важно, кто он – все равно достанем. Сейчас мы должны сосредоточиться на Шкатулке Предтеч. Юй Даюн скоро подготовит треножник, и на острове Дайюй уже почти все готово – осталась самая малость.

Голос звучал очень спокойно, без намека на злость, а Биня все равно трясло. Он никогда не показывал слабость перед другими и отлично скрывал эмоции, но старик Юн пугал его до смерти: сцена казни евнуха Лю до сих пор стояла перед глазами. Только вот на Змея произвело впечатление не кровавое зрелище, а тот факт, что на ужасную смерть Цзиня обрек человек, который еще недавно вел себя перед ним почтительно и преданно. Сейчас Бинь боялся, ведь не справился с одним из приказов тиду: сожжение Леопардового павильона прошло идеально, а вот поиск следов Шао Цзюнь, получившую Шкатулку Предтеч, не дал вообще никаких результатов.

Мужчина сказал слегка дрожащим голосом:

– Слушаюсь, господин. Скажите, Шкатулка правда у Шао Цзюнь?

– Пилос говорил, изначально она хранилась у Эцио, но после его смерти как сквозь землю провалилась. Последней, кто видел сеньора Аудиторе, была эта девка. Потому, думаю, ответ очевиден. Только вот… – Старик прищурился и посмотрел в окно. – Постоянно носить артефакт с собой очень неудобно, несмотря на небольшой размер. Мятежница точно отдала кому-то Шкатулку… В общем, наша главная цель – ее помощник. Если во время поисков сможем прикончить и девку – хорошо.

Закончив говорить, тиду пошел к лестнице и начал спускаться, как вдруг замер и обернулся:

– Вэй Бинь, ты же не забыл, как убивать людей?

– Господин, ничтожный человек никогда не посмеет забыть.

– Естественно… Я тоже никогда не забываю.

От последней фразы у Биня волосы встали дыбом. Глядя в спину главному евнуху, он свесил голову и пробормотал:

– Слушаюсь. Слушаюсь и следую приказу господина.

Внизу старика ждал верный Цю Цзюй, с которым они вместе вышли из дома. Демон шел чуть позади.

Вновь пошел снег. Легкий, словно ивовый пух, и не обжигающий холодом.

– Уже второй лунный месяц. В следующем месяце старейшина Се будет обновлять состав государственной канцелярии… – задумчиво протянул старик, глядя в небо.

Старейшина Се Цянь был известным сановником. Во времена императора Чжу Ютана[34] вместе с Ли Дунъяном и Лю Цзинем их называли тремя мудрыми министрами и говорили: «Господин Ли замышляет, господин Лю приговаривает, а господин Се прощает». Но когда следующий император Чжу Хоучжао сделал Лю Цзиня главой Тигров, Цянь выступил против, и его лишили звания. После вступления на престол Чжу Хоуцуна господина Се восстановили в должности, и тому пришлось переехать в столицу. На третий месяц лунного календаря состав государственной канцелярии официально обновили.

Старик Юн уничтожил Братство ассасинов, однако понимал, что среди придворных нашлось немало тех, кто оказался недоволен этим, включая Цяня. Се Цянь, Ли Дунъян и Лю Цзинь с первого года правления императора Чжу Хоучжао представляли доклады с просьбами покарать Тигров. После чего они стали заклятыми врагами для евнуха Чжана.

Сейчас тиду видел правление уже третьего императора, из-за чего не мог так просто нанести удар по неприятелю. После того как старейшина Се вошел в состав государственной канцелярии, к нему стало сложно подобраться, однако это была еще одна цель, которую преследовал старик Юн. В силу лет Цянь уже не мог справляться со своей должностью, потому для победы достаточно вынудить его уйти в отставку. Однако еще нужно разыскать Шкатулку, на что требовалось время, а план «Дайюй» уже выполнялся.

Взгляд евнуха Чжана резко изменился при мыслях о Бине. Тигры служат ему надежной опорой, но если эти люди станут еще сильнее, тогда будут представлять для него серьезную опасность. Юн сам когда-то сместил Лю Цзиня и возглавил евнухов-фаворитов, вот только уступать свое место никому не собирался, а подобное наверняка не понравится евнуху Вэю. Старик вспомнил сказанное им: «…я всегда думал так же». С самого начала Змей сомневался, что Хун Ливэй возглавлял Братство, но ни разу об этом не заикнулся. Таким образом, Бинь, с одной стороны, присвоил все заслуги за уничтожение Братства ассасинов, а с другой – сумел скрыть дедуктивные способности даже от своего господина. Умный противник вдвое опаснее сильного физически, а Змей сочетал в себе оба качества. Даже Шао Цзюнь не представляла такой угрозы, как евнух Вэй.