Книга не пропагандирует употребление наркотиков, психотропных веществ или каких бы то ни было других запрещенных веществ. Автор категорически осуждает производство, распространение, употребление, рекламу и пропаганду запрещенных веществ.
© Антон Шушарин, 2024
ISBN 978-5-0062-2776-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Антон Шушарин
Дневник малолетки
Автор просит учесть, что негативные эпизоды, описанные в произведении, не являются отражением истинного отношения сотрудников к осуждённым и осуждённых между собой.
Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями чистая случайность.
12 апреля
Сегодня у меня юбилей. Ровно год назад в 18.00 меня задержали сотрудники ОКОН (это не те, которые стеклопакеты ставят, а те, кто наркоманов и закладчиков ловят). По этому поводу я выпросил у воспитателя тетрадь, ручку и решил вести дневник. Мне ещё с самого начала психолог советовала, но было пофиг.
Короче.
Особой нужды в деньгах у меня не было, бесился с жиру, хотел «красиво жить». Батя с матерью в нефтегазовой промышленности вкалывали, зарабатывали какие-то деньги. На ипотеку, хлеб с маслом, отдых-юга и машину – на всё хватало. Кроме меня. А мне охота телефон, как у одноклассника Данилы. У него отец какой-то директор, куда моим родакам тягаться… Охота прикид по моде, а она меняется постоянно, только успевай покупать. Да и к самостоятельности пора привыкать. Шестнадцать лет. Самый возраст.
Есть у меня друг – Миша. Тихий такой, пока трезвый. Учился в другой школе, постарше на год, но дружить нам было интересно. Тусили вместе, с девчонками гуляли, пока я свою не повстречал… вернее свою бывшую, потому что Вику Миша у меня увёл. Ага. Месяца три были в ссоре, но потом заново подружились. Всё больше сопли на улице морозили обычно, да по подъездам. С деньгами голяк всегда. Ну, иногда зарубимся в «плейстейшн», тогда неделю на свет божий не показываемся.
В общем, так и жили-не тужили мы с Мишаней. А началось всё с того, что у моей старшей сестры Дашки появился новый парень. Ваня Болотов.
P.S. Информация для потомков. В заточении, то есть в СИЗО, писать регулярно не получится. Камеру обыскивают каждый день. Да и лишнего писать нельзя, а то режимники тетрадь отнимут. Им дела нет, что воспитатель разрешил.
13 апреля
Первые двадцать четыре часа в СИЗО я провёл в боксе – такое помещение для вновь прибывших. Тусклый свет, две лавки по бокам, тонны сигаретных бычков, окурков всяких, жуткий запах, стены исписаны матерными словами, именами, номерами телефонов, какими-то пророчествами.
Я тюрьму себе такой и представлял.
Спустя сутки Старшой (так зовут сотрудников арестанты) открыл дверь и сказал «На выход, животное». Я промолчал, понимая, что могу ухудшить своё положение, но это я запомнил навсегда!
Меня обыскали. Приказали раздеться, даже снять трусы! Я испугался, но виду не подал. Надеюсь, не подал.
После всех процедур меня завели в камеру. Интерьер не радовал, но впечатлений мне хватило. Я лёг и заснул.
Короче. Пока есть время перед отбоем, чиркану пару строк про распорядок.
6.00 – подъём. Но все обычно спят дальше, никто не просыпается вообще.
9.00 – завтрак. Бутерброд с колбасой и сыром, кусок масла, кусок творога, яйцо, печенька. Поели, дальше спать.
Проверка. Выходим из камеры в трусах, докладываем дежурному, что камера в количестве двух человек (мой сосед Максим судится за убийство) построена, жалоб нет. Сотрудники делают обыск, потом нам дают телевизор (он под дверью всегда стоит) и всё.
Забыл. Как звонок на проверку звонит, это означает, что у нас есть десять минут на уборку перед проверкой. Если не успели прибраться, телек могут не дать. Есть резон!
До обеда иногда выводят на футбол или в школу.
13.00—15.00 – обед. Гороховый суп. Макароны с мясом.
15.00—17.00 – прогулка. Или спортзал.
Потом ужин. Пюре или картошка варёная. Капуста.
22.00 – отбой, но, сперва, вечерняя проверка. Тот из нас, кто дежурный по камере, выносит мусорку, а второй расписывается, что завтра его очередь дежурить.
И так каждый день. Мы с Максом – сурки.
15 апреля
Вчера было лень писать. Зашла передачка от родаков, а в ней книга интересная. Залип на день. А сегодня стало скучно. Сокамерник Максим такой себе собеседник. Сидит, молчит или читает. Его недавно подселили, поначалу я один был. Даже «дорогу не катал» (потом напишу, что это такое, меня Макс научил). Он какую-то тётку ножницами затыкал до смерти. Ужас! Почему? Зачем? Я не знаю. Тихий и тихий. Зато дневник писать не мешает. Мы тут в душу друг другу не лезем. Своих проблем хватает.
Короче.
Ваня Болотов. Ключевая фигура в истории моего тюремного заключения. Ему примерно лет двадцать восемь, я думаю. Постарше сестры Дашки лет на пять. Высоченный и тощий, сутулый, как кощей. Я тоже худой, но не до такой степени. Зато язык у него подвешен исключительно, не то, что у меня.
Надо сказать, что ещё лет в четырнадцать я стал подозревать, что Дашка употребляет. Сидел как-то дома, играл в приставку. Пришла сестра с подружкой (подруга у неё была реально богатая).
– Сходи, купи мороженое нам, – Дашка дала мне денег. – И себе что-нибудь.
Я оделся, пошел в магазин. Вернулся, в квартире запах странный. Потом мама сказала, что Дашка накурилась. Так я впервые узнал, что есть на свете наркотики, и некоторым они доступны.
Потом сестра переехала жить отдельно и завела себе парня. Того самого Ваню Болотова. Я стал к ним приезжать. Таскал с собой плейстейшн. Ваня подсаживался, брал второй джойстик. Мы играли, он рассказывал всякие истории из своей жизни, шутил. В общем, запал мне в душу. Я начал с ними тусоваться, хвостом ходить за Ваней и Дашкой. Они вечно на движухе, взрослые, оба где-то работают. И я как будто старше сам себе кажусь.
– Займи восемьсот рублей, – звонит мне как-то Ваня. А у меня есть тысяча, которую я полжизни копил. Ну, думаю, отдаст же.
Пришёл к ним на квартиру.
– Деньги принёс?
– Ага.
– Не раздевайся, сейчас поедем. Дашка, такси вызывай!
– Уже вызвала.
Мы сели в тачку и рванули в соседний город. Было весело. Сестра сидела спереди, а Ваня рядом. Трындел без умолку, травил анекдоты какие-то. Даже таксист ржал!
Потом Болотов сходил куда-то. Мы с Дашкой сидели в машине. Вернулся, говорит, «едем!», и мы полетели обратно.
– Получилось? – сестра спрашивает.
– А то!
– Наконец-то!
Таксист музыку прибавил и с нами не общался больше.
Вернулись на квартиру, я уселся на кухне чай пить, а Ваня и Дашка в комнату ушли. Вдруг Болотов возвращается сам не свой.
– Дениска… Это вообще! – раз тридцать подряд сказал. Потом сел на табурет, закурил, да и завис. Сигарета истлела, потухла, а он всё сидит, тупит.
Сначала смешно было смотреть на него, а потом стало страшновато, и я ушёл.
Короче, клянчил дурь я постоянно. Последствий не боялся, думал, сестра же мне не навредит. Нет-нет, да и перепадало мне. То Ваня сжалится, то Дашку уговорю. Мне было максимально интересно, почему люди так угорают по наркотикам. Какую песню ни послушаешь, там травки, косяки, булики и так далее. Хотелось быть в теме. Ну, мы с Мишей и начали разбираться потихонечку…
По итогу, сижу на нарах в одной камере с Максом-убийцей, адвокат написал апелляцию. Мишка уже в колонии где-то, ему же восемнадцать. Сроку дали прилично, а мне, если всё сложится, два года впаяют окончательно. Так адвокат говорит. Мне не верится. Может, всё-таки отпустят на условку?
19 апреля
Вспоминаю.
«Робот» (так тяжёлая металлическая дверь камеры с окошечком кормушки называется) открылся, скрипнули «тормоза» (стопоры, чтобы нельзя было дверь настежь распахнуть) в камеру затолкнули плотного паренька, узкоглазого, рыжеватого, с веснушками, с пушистыми ресницами. Он стоял и смотрел на меня. А я как раз просыпаться решил.
– Привет. Ты кто?
– Привет. Я Макс-убийца.
Так я к нему и обращался в глаза и позаглаза. Максим не обижался.
Однажды, я его назвал «Макс-руки-ножницы». Пошутил. И получил по морде сразу. В общем, сокамерник у меня неплохой, только шуток не понимает.
– Дорогу катаешь? – спросил меня сосед в тот же вечер. – Сигареты есть?
Сигарет давно не было. Как ни клянчи, сотрудники не дадут, а других арестантов я не видел.
– Что такое «дорога»? – спрашиваю. Макс посмотрел на меня, как на чудо природы, потом начал объяснять.
Короче.
Дорога – это волшебный канатик, благодаря которому люди из разных камер общаются, передают друг другу записки, делятся продуктами. Конечно, это запрещено, сотрудники следят и пресекают, но дорога – это жизнь. Одни обрывают, другие ставят заново, такая игра.
– Ща, всё покажу! Давай свою мочалку!
Максим раздергал мою мочалку на нитки, начал плести косичку. Я ему помогал. Как два паука работали весь вечер допоздна. Устали, легли спать.
Утром привязали к верёвке пол-литровую пластиковую бутылку (типа груз), выкинули в форточку, стали спускать, рассчитывая словиться с арестантами, сидящими этажом ниже.
Я думал, Максим специалист по дорогам, но оказалось немного не так. Оказалось, что «катать дорогу» с утра это идея безумца. Сотрудники засекли наши движения по камере видеонаблюдения, пришли два инспектора, молча отобрали верёвку. Спустя какое-то время пришёл воспитатель. Этот говорил очень громко и много, и матом, и по-всякому. Ему сильно попало от руководства. Нас с Максимом максимально бомбило. После этой истории мы недели две вообще с места не двигались, выполняли все требования, вели себя как шёлковые.
20 апреля
Вчера решили «чифирнуть»! Дело было так.
Меня водили к адвокату. Сказал, что всё «на мази», есть шанс соскочить на условное осуждение. У меня же всего один эпизод (у Миши два), притом через тридцатую статью (попытка).
– В существующих обстоятельствах мы можем рассчитывать на применение шестого пункта пятнадцатой статьи с применением в последующем семьдесят третьей, – адвокат потёр лысину. Может, правда, а может «баулит» на деньги мою семью.
– Будем надеяться, – сказал я, и выклянчил две сигареты, себе и Максу. Есть всё-таки польза от адвокатов!
В камеру летел как на крыльях. Это был самый радостный день за время отсидки в СИЗО.
– Не спеши, – мягко сказал Макс. – Сигарет всего две. Надо усилить эффект чифиром.
– Чего? – опять незнакомое слово в лексиконе сокамерника. – Кефир?
– Чифир!
Он взял большую кружку, высыпал в неё целую пачку чая россыпью («рассыпуха» называется), залил всё это дело кипятком, дал настояться и процедил. Я наблюдал со своего места.
– На, пей.
Я выпил, передал Максу. Покурили.
В глазах у меня сначала всё рябило, потом поплохело, потом вырвало. Такое себе удовольствие этот арестантский чай. Я обругал Макса и пролежал весь день лицом к стене. Голова болела неописуемо.
25 апреля
Дни сурка.
Время тянется медленно, однообразно.
Вспоминаю свою жизнь на воле, путь, который привёл меня к изоляции от общества. Изоляция! Оказалось, что я настолько преступник, что необходимо отделить меня забором и бетоном от обычных людей. С этим я свыкнуться не могу.
Приходил воспитатель. Сказал, что я хуже Макса-убийцы.
– С чего бы я хуже?
– Да не ты хуже, а преступление твоё хуже!
– Скажете тоже.
– Скажу! Скольких ты подсадил на наркоту? Скольким людям жизнь исковеркал? Сколько человек умрёт теперь по твоей вине от передоза или ломки? Сколько сойдёт с ума и покончит с собой? Сколько пойдёт на преступление, возможно на убийство, ради новой дозы?
С этой стороны на своё преступление я не смотрел. Даже страшно стало. Отец всегда говорил, что нельзя употреблять наркотики, мол, это зло, смерть, ад, все дела.
Про распространение никто ничего такого не говорил. Я поражён был, если честно. Воспитатель-то прав, по сути. Я ведь почти тысячу закладок сделал, если честно. Даже жутко. Как мы с Мишаней докатились до такой жизни… Где ты, Мишка?