К бою и походу готов! бесплатное чтение

…Где-то на Балтике в конце восьмидесятых.

Середина зимы, льда, увы, толком на рейде Минной гавани до сих пор нет.

Четверг.

Утро.

Светает.

На кораблях дивизиона рейдовых тральщиков согласно распорядку дня полным ходом идёт «малая приборка», плавно перетекающая в «осмотр и проворачивание механизмов». Командир одного из них, ласково прозванного моряками за уникальные ходовые качества «Антилопой», лейтенант Стариков, стоит на ходовом мостике и принимает по громкоговорящей связи доклады командиров боевых постов.

Сегодня, ровно в 17.00, как это обычно и случается всегда по четвергам, в Базе пройдет очередная организованная смена дежурных и вахтенных кораблей.

Феликс Стариков готовится к своей первой в должности командира корабля брандвахте – недельному дежурству на рейде у приемного буя одной из самых удалённых гаваней Базы. И хотя выход в море по плану, лишь после обеденных хлопот, экипаж готовится уже сейчас, заранее, стараясь ничего не упустить, не забыть.

– Внимание на кораблях, – перекрикивая монотонный гул крепчающего отжимного ветра, неожиданно на всю стенку гавани хрипит динамик дежурного по дивизиону, – командиру РТ-229, срочно прибыть в рубку дивизиона.

– Бак, Мостик, – немедленно, словно в ответ, на весь дивизион слышится хриплый недовольный голос лейтенанта в мощных динамиках громкоговорящей связи (ГГС) «Антилопы».

– Есть, Бак, – тут же вторит ему молодцеватый голос её вездесущего боцмана.

– Срочно на мостик!

– Есть на мостик, – буквально через пару секунд уже из штурманской рубки басит всегда бодрый и деятельный великан, старший матрос Сашка Стрельба, спешащий с бака наверх. – Что случилось, товарищ командир? Выход в море отменяют?.. Говорят, вот-вот штормовое предупреждение объявят.

— Говорят-говорят, – неизвестно чему злится молодой командир, торжественно вручая «банан» (трубку-микрофон ГГС) боцману, – говорят, что кур доят, а мы пошли чего-то не нашли, – и, подменив слово в известной всем присказке, спешно убегает к дежурному по дивизиону.

– Принимай доклады с постов, – опомнившись, кричит ему уже с трапа корабля…

Как выяснилось уже здесь, в Минной гавани Феликс к своему стыду совершенно не переносит морской качки. И хотя шторма на Балтике, не такие уж и сильные по сравнению с океанскими ураганами, в которые он попадал когда-то на курсантской практике в Атлантике, всё равно на рейдовом тральщике и два балла для него становятся сущей мукой.

…В тесном помещении рубки дивизиона помимо дежурного офицера ещё трое: командир дивизиона, начальник штаба и незнакомый старший офицер, капитан второго ранга, видно, из Базы флота, прибывший для инструктирования и проверки заступающего на брандвахту лейтенанта. У всех троих какие-то странные напряжённые лица, похоже, прямо перед приходом командира «РТ-ешки» у них состоялся какой-то неприятный разговор или даже спор.

– Что-то не так? – мелькнула мысль у лейтенанта, пока он докладывал комдиву о прибытии, а заодно и о готовности корабля к «бою и походу».

– Значит так, командир, – несколько бесцеремонно без представления и предисловий перебивает его незнакомый офицер, лишь только заслышал заветные на все времена слова о готовности экипажа к выходу в море. – Ну, раз готов, то слушай боевой приказ: немедленно выдвигаешься в намеченную точку стоянки дежурного корабля на брандвахте, через четыре часа к Базе с запада подойдет первый фронт мощного циклона, ожидается усиления ветра до двадцати метров в секунду.

– Есть, товарищ «кап-вто-ранга», – не задумываясь, привычно звенит лейтенант.

– Да подожди ж ты, Стариков, – морщится начштаба, капитан третьего ранга Данилин Николай Григорьевич, – не таранти. Понимаешь, двадцать метров в секунду для твоего рейдового тральщика – это потолок, верхняя граница допустимого.

– Так точно, – не особо беспокоясь, тут же кивает тот, – при движении лагом к волне корабль достигает точки невозврата.

– Вот именно, – волнуется опытный офицер, всегда глубоко переживающий за молодых командиров, словно их ангел хранитель, угадывая наперед все ожидающие их опасности при выполнении поставленных боевых задач, оберегая их тем самым от их возможных ошибок, наставляя – что да как сделать в сложной ситуации.

…В следующем году начштаба вместо Феликса, когда у того возникнет крайняя необходимость спешно уехать в Ленинград к семье, без длительного оформления документов и прочих бюрократических формальностей и согласований с командованием заступит вместо него на боевое дежурство в качестве командира «Антилопы». Такое редко встречается, если не сказать – такого вообще не бывает! Так не положено поступать, да, и не принято – мало ли что случится с подчинённым в дороге, а он даже не оформил отпускного удостоверения – кто ответит? – получается, начальник взял на себя самовольное оставление части подчинённым. Но помнится такое всю жизнь и… ценится. Во всяком случае, Стариков помнит эту добрую услугу своего первого наставника до сих пор, вчера только поминал – уж, десять лет, как нет его бывшего начштаба здесь – светлая память ему!..

– Может всё-таки морской? – обращаясь к штабному, вступает комдив. – Я договорюсь с коллегами, а то, не дай Бог, не успеет вовремя выйти на поворот…

– Успеет! – грубо перебивает офицер Базы. – Повернёт!.. Да и поздно уже – дислокация утверждена командующим, разрешение на перенос выхода дежурного корабля получен, к тому ж там гряда, сами знаете, для морских тральщиков… глубина на волне весьма неприятная, придётся менять точку, – рассуждает. – В общем, так, товарищ лейтенант, вам задача ясна?

– Так точно, товарищ «кап-вто-ранга»!

– Тогда, немедля не минуты, вперед, шагом марш, – командует старший, передавая внушительного вида папку с утвержденными на выход бумагами и журналами, – оперативный в течение пятнадцати минут ждёт вашего доклада о выходе.

– Есть, – выдыхает Стариков и, схватив стопку «макулатуры», вихрем несется к «Антилопе».

«Ай да мо-ло-дец, Стрельба, молодец – догадался продлить проворачивание и не обесточить механизмы, словно знал, что выход перенесён на четыре часа», – ещё от рубки глянув на мостик, радуется бегущий к кораблю лейтенант, и, не обращая внимания на вопросительные взгляды моряков, прямо от трапа звонком играет «Большой сбор».

– Якорь пошёл, – чуть отдышавшись за время приёма докладов с боевых постов, тут же уверено командует он умчавшемуся боцману на бак и, не дожидаясь ответов, тут же берётся за выносную трубку радиоэфира, – «Бастион», «Бастион», я «Гора-229» прошу «добро» выполнять «рцы-веди к столбу».

– «Добро»! – практически сразу, отзывается предупрежденный о раннем выходе «РТ-ешки» оперативный дежурный Бригады.

– Убрать сигнальные флаги! – спустя пару минут прохрипят динамики «Антилопы» команду восторженного, как и пару месяцев назад, впервые увидевшего захлопывающие за кормой огни ворот Минной гавани, командира, не почувствовавшего пока ещё первый удар метровой волны закипающей уже во всю Балтики в левую скулу корабля.

– Мостик, БП-4, – неожиданно прерывает его веселье взволнованный голос радиста.

– Есть Мостик.

– Товарищ командир, получен циркуляр, в Базе объявлено штормовое предупреждение – «Секрет-3»!

– Есть «Секрет-3», – сухо бросает Феликс и, коротко глянув на сгущающие у западного горизонта тучи, куда предстоит двинуться «Антилопе», заводит очередной теперь уже привычный фейерверк коротких, скупых команд-диалогов с боевыми постами. – Внимание по кораблю, по боевым постам и отсекам осмотреться, водонепроницаемые переборки задраить, переносное имущество закрепить… и проверить.

«Антилопа», внимая грозному циркуляру, обозначающему очевидное и простое требование о немедленной подготовке корабля к предстоящему шторму, быстро переходит в соответствующий режим плавания. Спасительный мыс, прикрывающий Минную гавань от вечных западных циклонов уже позади, монотонный вой ветра из нижнего регистра первой октавы как-то вдруг в одно мгновение взмывает на шесть тонов вверх, истерично взвизгнув в ушах командира где-то на уровне, кажется, ре-бемоль второй октавы.

До подхода циклона по расчётам штаба Базы дежурный корабль должен успеть дойти до намеченной точки брандвахты, спрятавшейся за безымянным островком, укрывающим её от любых западных напастей и ненастий. Там «РТ-ешке» ничего не угрожает.

– БП-1, Мостик, – высчитав оптимально короткий курс, командует Феликс, – лево руля, курс 270 градусов.

– Есть двести семьдесят, – отзывается предельно собранный рулевой, старший матрос Федька Моисеев, привычно плавно перекладывая руль влево на десять градусов.

«Антилопа» валится на правый борт и, встав лагом к волне, ожидаемо сильно кренится на правый борт, словно проверяя основательность проведенных моряками мероприятий при подготовке корабля к плаванию штормовых условиях. Внутри его чрева, как водится, что-то падает, скрипит, булькает и даже бьётся – увы, всего предусмотреть невозможно! – в итоге находя своё равновесное положение. Тральщик несколько раз по-хозяйски переваливается с борта на борт, утрясая «движимое» имущество покрепче, и, наконец, выходит на заданный курс носом строго против волны надвигающейся стихии.

Впрочем – какая стихия? – так, баловство одно: при «Секрете-3» ветер достигает лишь двенадцати метров в секунду, а полутораметровая волна – двух балов, которая вполне по зубам даже небольшому, размером со стандартный школьный спортивный зал, рейдовому тральщику. Во всяком случае, пока можно не беспокоясь спокойно подставлять любой из своих бортов на растерзание волне. Самое худшее, что может случиться – так это небольшой, градусов на двадцать-тридцать, завал тральщика на бок, который спустя пару десятков секунд непременно закончится быстрым его возвращением в точку равновесия, всегда поначалу веселящим экипаж своей приятной каруселью.

Корабль, как истинный боец-богатырь, используя особенности своей конструкции и принцип всемирного тяготения «куклы-неваляшки», при правильной его постановке к ветру и волне, всегда непременно вернётся в своё исходное равновесное положение, встав грудью в полный рост к неприятелю.

– Курс двести семьдесят, – спустя минуту докладывает рулевой.

– Есть, БП-1, – не сразу отзывается Феликс, почувствовав первый глубокий позыв тошноты.

Да!.. Волны в море – это не терапевтический прибой на лазурном берегу курорта, где движение воды, пусть даже штормовое с берега видится понятным, предсказуемым, прямолинейным, от чего кажется приятным и желанным. На открытом бескрайнем пространстве они хотя и идут вроде б друг за другом, в одном направлении, по заданной траектории в строю, но никогда не бывают однообразными, предсказуемыми… желанными. Как им удается при движении корабля носом прямо на них вдруг напасть с траверза, сбоку, а то и вообще с юта, с кормы, сбивая тем самым корабль с курса, заваливая его на бок? – одному Богу, наверно, известно. И всё равно, даже здесь, в море, с ходового мостика эта их неподражаемая хаотичная пляска чарует, завораживает, парализует, особенно, если размер их сопоставим, а то и превосходит корпус корабля.

Вот где настоящее раздолье, веселье, гульба!

Вот где полный триумф вечно ищущего сознания над статичным рассудком, способного, наконец, почувствовать весь смысл и глубину так манящей всех нас к себе и недосягаемой свободы, воли, разумения.

Инерция раскачивания корабля на вольных волнах Балтики также вольна и непредсказуема, переменчива и неоднородна. Его движение вперед под воздействием стихии происходит по странной причудливой траектории, напоминающей набирающую обороты спираль в виде некой «восьмерки». Морякам кажется, что «бедняга» движется во все направления частей света одновременно, лишь иногда прорываясь на несколько шажков в заданном направлении. Надо ли говорить, что расчетное время прибытия в заданную точку в этих условиях весьма условно и, вообще, сильно зависит от запаса плавучести и остойчивости корпуса корабля, позволяющего ему преодолеть все каверзы, коварства и подвохи, таящиеся в развеселяющейся пучине.

– А ветер, похоже, крепчает, – с опаской глядя на появившиеся в воде длинные седые линии срываемой пены с гребней волн, размышляет лейтенант, – море-то… за три бала, а значит и ветер не менее пятнадцати метров в секунду, надо б померить.

Надо б, очень даже надо б, да вот только… первый выброс содержимого желудка прерывает мысли командира, приковывая его к леерам, не дав скомандовать радиометристу-сигнальщику на выполнение нужного замера.

…Увы, Феликс, оказывается, совсем не переносит крутую балтийскую волну.

Кто б мог подумать?

Конечно, когда-то в училище на практике он не раз попадал в шторм. Но тогда он, во-первых, находился на большом учебном корабле, который медленно и плавно раскачивается даже на гигантских океанских исполинах, а, во-вторых, там он был всего лишь учеником, пассажиром, как говорят на флоте. Там он мог просто, ни о чем не думая, упасть в кубрике в койку и переждать эту напасть. Другое дело теперь, на рейдовом тральщике, в роли командира – не забалуешь, не расслабишься, не сбежишь в каюту, не упадешь в койку! – ничего нельзя: ни заснуть, ни потерять сознание, ни даже… умереть.

Старикову за четыре с половиной месяца командования «Антилопой» пришлось немало потрудиться, – корабль всё лето простоял у стенки, ожидая его назначения до конца сентября, – чтоб максимально быстро сдать на допуск, пройти курсовые задачи, произвести слаживание экипажа. Всё бы ничего, да вот проклятая «морская болезнь», почти каждый выход в море дает о себе знать, испытывая его на прочность. В такие минуты Феликс готов сам сигануть навстречу стихии с мостика, где предпочитает находиться во время шторма, покинув теплую и уютную ходовую рубку. Наверху, где он может хотя б остаться один на один со своей бедой без постороннего глаза, ему много легче: никто не мешает, отбросив в сторону правила приличия, свеситься за борт и, как молодому пацану-салаге, отдать дань почтения Нептуну. После такой церемонии становится легче на «пару тройку» минут пока новая волна дурноты не вывернет наизнанку вновь. Но опыт великая штука, теперь он уже знает, что если спасительная «дань» в животе не закончится, то терпеть можно долго, безгранично долго, для того надо лишь успеть что-нибудь впихнуть в себя за предоставленную короткую передышку. Именно поэтому карманы походного тулупа Старикова всегда набиты столетними корабельными сухарями…

– Мостик, БП-4, – снова неожиданно возвращает мысли командира на корабль взволнованный радист.

– Есть Мостик, – отзывается попавший в состояние ремиссии лейтенант.

– Товарищ командир, очередной циркуляр Базы: «Секрет-2», – хрипит молодой по первому году службы матрос Леонец, – нам приказано ускорить выход в заданную точку.

– Понял, Леня, понял, – неожиданно спокойно, даже как-то умиротворенно, видимо, что б придать уверенности экипажу, приникшего сейчас к динамикам громкоговорящей связи на своих боевых постах, шелестит голос командира по кораблю, – БП-5, Мостик.

– Есть, БП-5, товарищ «комОндир», – на деревенский манер, окая, хрипит притихший старший моторист Ромка Горбатей.