Пари на отличницу бесплатное чтение

Пари на отличницу
Алекса Гранд

Пролог

Егор

Мы интеллектуальные противоположности.

Я интеллектуал, а вы противоположность.

(с) Мэй Уэст.

– Пота-а-ап, – звонкий голос друга ввинчивался Егору буквально в мозги и заставлял недовольно морщиться.

А еще отвлекал от созерцания хорошенького затылка одной миниатюрной брюнетки, переминавшейся с ноги на ногу и старавшейся что-то записать в пухлом коричневом блокноте. Бесперспективное занятие в такой толкучке, как по мнению Егора. Правда, сообщать об этом Потапов девушке не собирался, лишь иногда сдувая с небольшого ушка волнистую прядь и с детской непосредственностью радуясь, когда брюнетка каждый раз вздрагивала и медленно проводила ладонью по изящной смуглой шее.

– Отстань, а, – блондин досадливо отмахнулся от раздражающего фактора в лице лучшего друга – высокого долговязого шатена Пашки Веселовского. В честь Дня знаний долившего коньяка в банку с кока-колой и теперь с озорной улыбкой потягивавшего эту бурду прямо на торжественном собрании бакалавров. Мда.

 Лечить товарища Егор не собирался, справедливо решив, что прерванная игра куда интересней. Тем более, реагировала незнакомка на его поползновения интересно, будя у Потапова вопрос, почему он ее раньше не видел. Хотя, немудрено, с его-то прогулами.

– Пота-а-ап, – Егор все-таки отвлекся на вопль раненого бизона и подался вперед чуть больше, чем следовало, мазнув носом по аккуратному уху.

Отчего брюнетка дернулась, выронила свято оберегаемый ежедневник и резко наклонилась, предоставив Егору прекрасную возможность оценить соблазнительные виды и открывающиеся перспективы. Округлые ладные бедра, обтянутые черной тканью классического платья, край кружевного чулка, мелькнувшего в поползшем вверх разрезе. В общем, в один миг невинная забава приобрела совсем не невинные очертания, заставляя парня сглатывать ставшую вязкой слюну и двумя пальцами оттягивать воротник начавшей душить рубашки.  

  – Пота-а-ап, – следующий оклик Потапов, ожидаемо, пропустил, залипнув на плавных изгибах так, как не залипал даже на последнюю серию «Игры престолов», поэтому ледокол «Арктика» вошел в его воды незамеченным.

– Егорка, – почти забытое уже обращение заставило парня очнуться, оторваться от впечатляющего зрелища и вернуться к делам насущным.

Шестьдесят один килограмм обаяния, втиснутый в комбинезон на два размера меньше нужного, водруженный на двенадцатисантиметровые каблуки и скалящийся, как заправская пиранья, требовал внимания. И не вызывал ничего, кроме глухого раздражения, постепенно охватывавшего Егора, начиная от макушки и заканчивая кончиками пальцев.

– Лен, солнце мое ненаглядное, гроза стиля, икона несмышленых первокурсниц, – голос парня, сочившийся концентрированным ядом, ничуть не смутил первую красавицу курса, так же, как и его активные попытки отпихнуть намертво прилипшую блондинку от себя. – Что во фразе «Мы расстаемся» тебе непонятно?  

– Да брось. Повздорили, вспылили, с кем не бывает? – и пока Лена Семенова старательно изображала ангела во плоти, зацепившая Егора брюнетка успела собрать выпавшие из блокнота листочки, подняться и резко крутануться, качнувшись с пятки на носок и обратно.

– Потапов, – парня окинули разочарованным взглядом, как будто на его месте ожидали лицезреть принца Датского, ну, или на худой конец, Егора Крида. И фыркнули, не пряча бесстыжей снисходительной усмешки: – ты в следующий раз скинь свою геолокацию, а, чтоб я ее обошла десятой дорогой.

– Смирнова, – в тон девушке протянул блондин, пытаясь уложить в голове, что отличница, заучка всея потока и просто заноза в заднице и есть та самая понравившаяся ему брюнетка. Не выходило. Ни с первой попытки, ни со второй. Ни с натяжкой, ни со скидкой на альтернативную реальность или на алкогольное опьянение. Не состоявшееся, кстати.

– А может, все-таки повезет? – Смирнова стянула с маленького вздернутого носа очки в черной оправе «бабочка» и возвела к небу светло-зеленые глаза, подернувшиеся мечтательной поволокой. – И тебя наконец-то отчислят…

Егор кашлянул, смотря вслед виртуозно протискивавшейся между одногруппниками брюнетке и откровенно не понимая, где потерялся его запас язвительных подколов, откуда в груди взялось горьковатое чувство недовольства самим собой и почему так сильно стали мешать пальцы красивой и вроде бы не глупой Леночки, вцепившейся в его предплечье, как клещ.

 – Все, Лен, мы рас-ста-ем-ся, – по слогам произнес Потапов, пронаблюдав такую гамму эмоций на искривившемся лице, что впору было поежиться от неприкрытой злобы.

Но парень нервами обладал крепкими, в порчу и куклы Вуду не верил, так что спокойно удалился с места несостоявшегося скандала, не обращая внимания на посыпавшиеся на его многострадальную черепушку проклятия.

– Скучная, – буркнул Егор себе под нос, вытягивая захмелевшего Веселовского из толпы и таща друга на буксире к выходу из душного, тесного для такой толпы актового зала. – До чего же она скучная.

Глава 1

Вика

Раскрась мою жизнь хаосом проблем.

(с) 500 дней Лета.

Солнышко светит, птички поют. Красота, да и только.

Ну а я что? А я в очередной раз похоронила планы за плинтусом, присыпала их пеплом несбывшихся надежд и запила этот убойный коктейль стаканом холодного молока. И пошла собираться на работу – болезненная Верочка, постоянно подхватывавшая то вирус, то простуду, а то и воспаление хитрости, слегла с гнойной ангиной. Ее смена по умолчанию перекочевала ко мне, ну а вечеринка в честь первого сентября накрылась медным тазом.

И да, я хотела в этот дурацкий клуб. Хотела хоть раз отжечь на полутемном танцполе, подсвеченном бликами диско-шара. Хотела попробовать ярких, экзотических коктейлей, плясать до упада, много смеяться и возвращаться домой под утро с босоножками в руках. А вместо этого приходилось облачаться в безликую белоснежную рубашку с воротничком-стойкой, черные брюки в облипку и собирать непослушные волосы в изрядно надоевший пучок. Подкрашивать губы красноватым блеском, принятым в нашем заведении, и опрометью мчаться вниз.

Чтобы через каких-то двадцать минут, ровно столько мне требовалось на то, чтобы добежать до входа в подземку и проехать пару станций метро, с подносом в руках принимать заказ у задумчивой девушки в сером брючном костюме. Приходившей в наше кафе по понедельникам, усаживавшейся за столик в дальнем углу и что-то медленно выводившей на своем планшете. Брюнетка сосредоточенно закусывала нижнюю губу, как будто доказывала теорему Ферма, и переставала замечать что-либо вокруг.

– Мне как обычно, пожалуйста, – она отвлеклась на пару секунд от своего занятия, откинула рваную косую челку со лба и, узрев меня, грустно улыбнулась. Продолжая по-прежнему выглядеть такой одинокой, что привычно защемило где-то под ребрами.

– Двойной эспрессо с долькой лимона и маленькую сырную тарелку, – я на автомате отчеканила недлинный список, давно заученный наизусть, и полетела на кухню, чтобы там попросить шеф-повара порадовать нашу царевну Несмеяну фирменным шоколадным капкейком со взбитыми сливками и маленькой вишенкой сверху.

– Хорошая ты, девочка Вика, – гостья аккуратно попробовала пирожное и блаженно зажмурилась: – перезрелые вишни самые опасные, от них может закружиться голова… * [1]

Я пожала плечами, принимая чужие странности – у самой их вагон и маленькая тележка. Начиная от непреодолимой тяги к классике, которую не разделяла ни одна из моих соседок по квартире, а Олька и вовсе показательно зажимала уши ладонями, когда я пыталась цитировать что-то из Чехова. Заканчивая неугасимой любовью к грозам и прогулкам под проливным дождем. Девчонки только что и крутили у виска, когда я приходила домой вымокшая насквозь, но счастливая, словно сорвала джек-пот в лотерею.

На город опускались сумерки, я сновала между столиками, стараясь задвинуть поглубже мысли о том, что подруги сейчас как раз выходят из подъезда и садятся в такси, которое отвезет их в страну чудес – знаменитый рок-бар, находящийся под землей. Где у входа будет стоять серьезный охранник, непременно в черной косухе, в черных же солнцезащитных очках и с длинным списком в татуированных пальцах. Эх, мечты, мечты…

– Капучино с кокосовым сиропом и корицей, латте макиато, две венских вафли с черникой и телефончик запиши, – от знакомого низкого голоса с заигрывающими, ласкающими интонациями меня в прямом смысле слова подбросило – да не может быть, чтобы второй раз за день. Да где ж это я так нагрешить-то умудрилась?

– Чей, я извиняюсь, телефончик? Кареты скорой помощи или клиники для душевнобольных? – острый язык выдал на автомате, пока я, помимо воли, повинуясь профессиональной привычке, всего за каких-то пару секунд оценила образ нового клиента, а подлые взбунтовавшиеся гормоны сочли, что на Потапова очень даже приятно смотреть. И на небрежно зачесанные набок пепельные волосы средней длины. И на сузившиеся в хитром прищуре серо-стальные глаза в обрамлении черных ресниц. И на квадратные скулы, ничуть не портившие весьма привлекательное лицо.

– Смирнова, – парень протянул как-то слишком уж предвкушающе, отчего мне захотелось залезть под самый неприметный стол и не вылезать оттуда, пока мой персональный раздражитель не испарится из нашего заведения. По какой-то необъяснимой, иррациональной причине рядом с ним мой инстинкт самосохранения отключался по щелчку, дерзить и ерничать выходило само собой, ну а вовремя заткнуться не получилось еще ни разу с далекого первого курса. – Твой номер я и сам найду, так что не смею отвлекать от выполнения твоих… святых обязанностей.

Скрежетнула зубами, резко разворачиваясь и притворяясь, что не чувствую, как тяжелый обжигающий взгляд утыкается мне в спину, заставляя все тело покрыться мелкими колючими мурашками. И поспешила скрыться за двустворчатыми распашными дверями, ведущими в царство Петра Назарова – шеф-повара нашей адской кухни. И если поначалу невысокий толстячок с округлыми, как от испуга, голубыми глазами и женственными пухлыми губами казался совершенно безобидным, то стоило ему открыть рот, как первое впечатление кардинально менялось. Стажеры попеременно то краснели, то бледнели от язвительных замечаний, слетавших с его беспощадного языка. Под его хищным, цепким взором, как один, начинали заикаться, блеять что-то невнятное и безбожно путали ингредиенты самых простых вроде бы блюд.

Мы с Петькой давно уже прошли и стадию холодной войны, и период вооруженного нейтралитета, так что сейчас общались, как старые добрые приятели. Сплотившиеся на ниве неприятия людской глупости и объединенные страстью к шоколадным маффинам. Способным примирить одного неординарного повара и обычную официантку даже с такой вселенской несправедливостью, как отсутствие в нашем кафе тринадцатой зарплаты.

– Каре ягненка в вине будешь? – бросил через спину Петр, помешивая какой-то белый густой соус в небольшой кастрюльке.

– А вино без ягненка можно? – я саркастично хмыкнула, сгружая посуду в мойку и натыкаясь на внимательный, заинтересованный взгляд. Парень даже потянулся к открытой бутылке красного полусухого, на что я лишь неопределенно махнула рукой. – Шучу я, шучу.

Медленно вдохнула, разминая затекшее и постоянно ноющее запястье, шумно выдохнула, собирая в кулак самообладание и готовясь к следующему раунду поединка с несносным троечником. К которому я испытывала стойкую неприязнь по причине того, что Потапову все давалось слишком легко. Объяснения с преподами, халявные зачеты и не поддающаяся никакой логике симпатия противоположного пола в радиусе двух километров к объекту своего нелепого слепого обожания.

________

*[1] – цитата из книги Зеа Рэй Даниэль «Айрин» про поцелуи со вкусом вишни.

Глава 2

Егор

В юности, когда плоть ещё глупа и беспощадна,

азарт поглощает все прочие чувства: и жалость,

и осторожность, и даже инстинкт самосохранения.

 (с) «Обещание нежности», Олег Рой.

Первым из аудитории вывалился Веселовский, смешно перебиравший длинными тощими ногами и любовно придерживавший драгоценный сосуд – дабы не пролить ни единой капли бодрящего напитка. Следом выкатился Егор, злой, взъерошенный и готовый взорваться от малейшей искры. Снял с черной рубашки длинный блондинистый волос, нахмурился и сплюнул себе под ноги.

– Посещаемость, аккредитация, отчисление, ничего не забыл? – блондин задумчиво наморщил лоб, прикидывая, что с прогулами придется завязывать. Ну или хотя бы сократить их количество до приемлемого. Потому что пополнять ряды неудачников, покинувших стены альма матер без заветной корочки, не хотелось, тем более, на последнем году обучения.

– Фигня, – небрежно махнул рукой вечно жизнерадостный и предпочитавший не заморачиваться даже тогда, когда менты закрыли его в изоляторе до выяснения личности, Пашка, отхлебывая коньяка с колой: – погнали в «Бункер»?

Егор покосился на довольную физиономию захмелевшего друга и отрицательно качнул головой: в клубе соберется большая часть их потока, а отбиваться от пираньи-Леночки и ее верных подружек парню совсем не улыбалось. Так что он придержал споткнувшегося и чуть не исполнившего сальто-мортале с лестницы приятеля за шиворот, второй рукой выуживая из кармана модных черных джинс телефон.

– Готово? Отлично, – массивные старые часы с царапиной на округлом металлическом корпусе и с потертым кожаным ремешком были дороги Потапову как память. Поэтому расставался он с ними крайне редко, как в этот раз, когда исправно работавший механизм потребовал неотложного ремонта. Благо, у Егора был на примете мастер, способный вдохнуть вторую жизнь в почившую с миром вещь.

В общем, спустя каких-то пятнадцать минут, забрав у того самого мастера результат трудов его праведных и изрядно проголодавшись, парни подрулили к неприметному кафетерию. Терявшемуся среди многочисленных ярких витрин с броской рекламой, настойчиво манившей уж если и не купить роскошный букет несуществующей девушке, то, как минимум, выбрать стильный джемпер из последней коллекции мужской одежды осень-зима.

– Может, не надо? – неуверенно промямлил Павел, колупая пальцем простенькую деревянную дверь и недоверчиво изучая скромную вывеску, гласившую «Карамель».

– Веселый! – гаркнул Егор от души, так, что пробрало даже даму, выгуливавшую на поводке шпица с нежно-персиковой гладкой шерсткой. Вздрогнувшего от угрожающего окрика и подпрыгнувшего на полметра вверх от земли.

Серьезными намерениями Потапова проникся не только пес, потащивший свою хозяйку подальше от этих ненормальных, но и Веселовский. Рванувший дверь на себя и не сразу сообразивший, что она открывается внутрь. Егор с искривившей губы усмешкой костяшками пальцев постучал по затылку друга, намекая на отсутствие там мозгов и на присутствие тормозной жидкости, и первым прошел в простой, но уютно обставленный зал.

Негромкая приятная музыка, аромат кофе, витавший в воздухе и дразнивший обоняние, должны были поднять испорченное настроение. Ну а затянутые в облегающие брюки соблазнительные бедра официантки так и вовсе обещали скрасить скучный вечер. И все было идеально ровно до того момента, пока парень не поднял глаза и не встретился с полыхнувшими злобным огнем зелеными омутами. Знакомыми зелеными омутами, обещавшими разложить неугодного на столе для опытов и препарировать затупившимся скальпелем долго, с чувством, с расстановкой.

В общем, падать к ногам Потапова никто не собирался, более того, Смирнова с огромным удовольствием послала бы его таким затейливым маршрутом, что парень непременно бы потерялся в хитросплетениях словесных конструкций. Но спасла пресловутая профессиональная этика. Егора – от культурного шока, Вику – от неизбежности увольнения. Потому что разбитый о голову клиента графин ей бы вряд ли простили.

– На приключения потянуло? – хохотнул Пашка, когда брюнетка удалилась на достаточное расстояние, чтобы не слышать разговора друзей.

На что Потапов уклончиво пожал плечами, сосредоточенно пожевав нижнюю губу и продолжая смотреть в спину балансировавшей с тяжелым подносом официантки. И если бы взгляд мог испепелять, то одежда Смирновой давно бы уже осыпалась прахом к ее аккуратным темно-синим замшевым балеткам с маленьким белым бантом на боку. Но Егор способностями огневого мага не обладал, поэтому мерно раскачивался на стуле, пытаясь понять, почему его так бесит откровенная неприязнь зазнавшейся отличницы. С явно непомерной для той, кто работает обслуживающим персоналом, гордыней.

Может, Потапов и хотел к ней придраться, но Вика не оставила ему ни малейшего шанса, будучи предельно вежливой и обходительной. К тому же, еда была действительно вкусной, а кофе – горячим и терпким, с красивой нежной пенкой в блестевшей чистотой кружке.

– Мне не нужны твои подачки, – спокойно произнесла девушка после того, как Егор расплатился банковской картой и полез за бирюзовой купюрой в бумажник. Как будто чувствовала, что ходит по тонкой грани, Смирнова резко развернулась и ретировалась, оставляя парня наедине с ожегшей внутренности досадой. Ну а не к месту болтливый Павел только подкинул дров в разгоравшийся костер, провоцируя заведенного друга.

– Теряешь сноровку, Потап, – и то ли слишком много ехидцы было в звонком заливистом голосе, то ли выходка чересчур задела уязвленное самолюбие, но Егор на одном дыхании выпалил.

– Забьемся? – Потапов и сам не понимал, что толкало его на опрометчивое пари, однако мозг отчаянно не успевал за развязавшимся языком: – Спорим, через два месяца Смирнова будет моей?

– Сопливые поцелуйчики не в счет, – оживился шатен, подавшись вперед в предвкушении чумового развлечения. – Постель.

– Постель, – с нажимом выдавил Егор, не умевший вовремя дать заднюю и отступить, о чем Веселовский, неоднократно подначивавший друга на всяческие споры и вызовы, был прекрасно осведомлен.

Блондин медленно расстегнул ремешок часов, колеблясь, и все-таки положил их на стол рядом с пузатой банкой для чаевых. Потирая переносицу и откидывая голову назад, улыбаясь шальной, полубезумной улыбкой и пугая замершего с чеком в руках Пашку.

– Один-ноль, Виктория, один-ноль, – пробормотал чуть слышно Потапов, ероша уложенные до состояния идеального беспорядка волосы и стискивая пальцами ворот рубашки. – Пока что, в твою пользу.

Глава 3

Вика

Можно жить без друзей, но нельзя без соседей.

 (с) Томас Фуллер.

Я сидела на старенькой поскрипывающей табуретке в темной кухоньке, помешивая остывающий какао и дожидаясь девчонок с гулянки. Знала, что поутру буду тереть будто засыпанные песком покрасневшие и припухшие от недосыпа глаза, но упрямо не ложилась в одиночестве – так уж у нас было заведено. Колючая Олька Никитина и добродушная Милка Курочкина не раз и не два куковали до рассвета, пока я не вернусь с поздней смены. Клевали носами, упражнялись в искусстве ведения морского боя, но упрямо несли караул.

В замочную скважину ключ, направляемый чьими-то непослушными пальцами, попал не сразу, заставив поморщиться от разрубившего тишину металлического лязга. Я поднялась и потопала к шкафчикам – доставать ингредиенты для столь любимого нами имбирного чая с мятой, лимоном и медом. Под который проходили задушевные разговоры, вываливались откровения и строились планы по захвату мира. Ну или по получению зачета у преподавателя повышенной вредности Аркадия Павловича, пытавшегося втемяшить в наши глупые головы основы предпринимательской деятельности. Хмурившегося и пыхтевшего, как паровоз, когда кто-то из несчастных студиозисов умудрялся захрапеть на последней паре, навевавшей сладкий, здоровый сон вкупе с монотонным голосом лектора.

– Вичка, встречай! – возвестила о своем прибытии невысокая полноватая брюнетка с круглым личиком, обрамленным мелкими вьющимися кудряшками, достававшими ей до плеч. И пока эта в меру упитанная, лучившаяся неистребляемым позитивом девушка сбрасывала черно-красные босоножки на огромной платформе, я пыталась сообразить, из какого павлина она выдернула потрепанное ярко-розовое перо и откуда в рок-баре взялась гавайская гирлянда из пестрых искусственных цветов.  

– Мила, – я протянула опасливо, подозревая неугомонную соседку в налете на магазин интересных вещей и необычных подарков, а, может, в чем-то еще более криминальном.

– Все нормально, честь однокурсников не пострадала, – отчиталась Ольга, коротко хохотнув и отбросив прилипшие к шее густые длинные волосы каштанового цвета с едва различимым рыжеватым отливом.

– Фух, – я выдохнула с облегчением под внимательным понимающим взглядом Оли. Судя по ее серьезному, задумчивому виду до сих пор не верившей, что нескольким симпатичным индивидам мужского пола удалось уйти с вечеринки безнаказанными.

– Да ну вас! – обиженно фыркнула наша пышечка, бочком протискиваясь в кухню и пытаясь пробраться к стратегически важному объекту – холодильнику, незамеченной.

– Мила! – мы крикнули с Никитиной отрепетированным и доведенным почти до идеального хором, вынудив проштрафившуюся девушку бухнуться в кресло без законной добычи.

– Что, Мила? – надулась, как мышь на крупу, вечно изнуряющая себя то кефирными, то апельсиновыми диетами Курочкина. Срывающаяся стабильно раз в месяц и заедающая расстройство по этому поводу тремя эклерами с заварным кремом. – Чая-то хоть нальете, изверги?

И чая налили, и лимончик нарезали, а вот пирожных не дали – не далее, как позавчера пообещав Милке рубить на корню любые поползновения ее фигуры урвать чего-нибудь сладенького.

– Ты такое шоу пропустила! – не умевшая молчать дольше тридцати секунд, Милена не выдержала и выпалила на одном дыхании: – Семенова напилась, залезла на барную стойку, обзывала Потапова козлом и бабником, обещала отомстить ему и той шлюхе, на которую он ее променял. Представляешь?

– А вроде бы элита. Коренные москвичи, славная история рода, – я зачерпнула ложкой прозрачного липового меда с янтарным оттенком, заливисто смеясь и вспоминая, как амбициозная Леночка кичилась подаренной на восемнадцатилетие квартирой на Покровке и обширными связями состоятельных родителей.

– Зря старалась, болезная, – пожала заостренными плечами с вязью татуировок на них Оля, разливая остатки ароматного напитка. – Потапов, кстати, так и не объявился.

Я наверняка знала, где мажор провел, по крайней мере, первую часть вечера, так что сочла за благо уткнуться носом в кружку. Притворившись, что внимательно изучаю ее содержимое на предмет возникновения в несчастной посудине новой цивилизации или в надежде на пробуждение у меня экстрасенсорных способностей от двоюродной прапрабабки (по крайней мере, прапрадедушка утверждал, что она та еще ведьма).

– В «Бункере» стриптиз не жалуют, – невозмутимо брякнула Милка, снова косясь в сторону вожделенного холодильника и плотоядно облизываясь. – Не удивлюсь, если Потапов с Веселовским нашли место, где есть раздетые девочки погорячее.

Вот такой подставы от Курочкиной я точно не ожидала. Так что от живенько нарисованной моим богатым и ни разу не скромным воображением картинки того, как наш персонал по очереди извивается вокруг воображаемого шеста в центре зала, чаем я все-таки подавилась. Закашлялась, глотая ртом воздух и натыкаясь на выразительные взгляды подруг.

– Вика, – ласково так позвала Оля, постукивая недлинными бежевыми ноготками по столу. И вроде бы столько доброты в ясных широко распахнутых глазах, а все равно чувствуешь себя маленьким беспомощным кроликом рядом с хитрым опасным удавом. –  А ты ничего нам рассказать не хочешь?

– Неа, это ты завтра выходная, а мне через четыре часа на пары, – я отрицательно помотала головой и поднялась, составив чашку с блюдцем в раковину и нагло ретировавшись в комнату, где жили мы с Милкой. Олька же на правах единственной, у кого была налажена личная жизнь, занимала спальню, чтобы в случае чего уединиться там с Игнатом. Шикарным мускулистым брюнетом под два метра ростом, обучавшимся на последнем курсе магистратуры и готовившимся занять непыльную должность в одном весьма интересном ведомстве.

Оставив девчонок без сказки на ночь, я нырнула под одеяло, четко осознавая, что встать без отряда некромантов по мою грешную душу будет очень и очень сложно. Организм истошно кричал, что ему необходимо не меньше двенадцати часов сна кряду, а лучше и все двадцать четыре, чем я порадовать его никак не могла.

Длинно, сладко зевнула и, перед тем как провалиться в вожделенную дрему, погладила указательным пальцем циферблат увесистых металлических часов, впопыхах надетых на запястье. «Надо бы вернуть хозяину», – вместе с правильной мыслью мелькнуло неотступное подозрение, что Егор оставил их в кафе нарочно. Вынуждая столкнуться с ним, не важно, хотела я того или нет.     

Глава 4

Егор

– Ты тоже учишься в университете?

– Мы живем здесь, едим здесь, но никто ещё

не обвинял нас в том, что мы здесь учимся.

(с) к/ф «Цвет шафрана».

Ярко-синий, ультрамариновый кузов спортивной ауди RS-5 поблескивал на солнце новой, свежей краской, и ни единая царапина, ни единая вмятина больше не напоминала о том, что хозяин авто – нерадивый, безалаберный балбес. Решивший ценой крыла любимой ласточки выиграть очередной спор. Безрассудный, глупый и в общем-то никому не нужный. Кроме, разве что, самого Егора, тащившегося от разного рода пари и не умевшего проигрывать. Совершенно. Даже если обстоятельства были против него и грозили швырнуть под асфальтоукладчик, Потапов все равно ухитрялся извернуться. Ну а то, что победе неизбежно сопутствовали жертвы, вряд ли хоть каплю его волновало.

Парень стоял, расслабленно прислонившись к капоту и смежив слегка подрагивающие веки. Поглаживая длинными пальцами массивные рельефные линии железного зверя и отрешившись и от ненаписанного доклада, и от забытой дома контрольной, и от звонка, две минуты назад сообщившего о начале первой пары, на которую Егор не собирался. Вероятно, он бы и вовсе сегодня не пришел, если бы не острое желание нажать на спусковой крючок и дать старт грядущему развлечению.

Потап облизал обветренные губы, прикидывая, как подступиться к новой цели, когда эта самая цель влетела во внутренний дворик их университета. С увесистым черным рюкзаком с десяткой, а то и двадцаткой разноцветных значков самых невообразимых форм и размеров на нем. В темно-синих джинсах, такого же цвета джинсовой куртке, расстегнутой и закатанной по локоть, в черном топе с аккуратным треугольным вырезом, девушка наращивала скорость, лихо перепрыгивая через оставшиеся после «высококачественного» ремонта тротуарной плитки ямки и выбоины и свободной рукой пыталась собрать густые роскошные волосы в пучок.

И то ли Егор за три года обучения так сильно привык к неприметно-серому образу, не допуская мысли, что Смирнова может быть красивой. По-настоящему красивой. Не обращая на нее внимания из-за более броских представительниц универской фауны, обвешанных модными «Пандорой» и «Сваровски». То ли Вика похорошела за прошедшее лето настолько, что Потапов готов был признать: пари из обыкновенного обязательства грозило перерасти в нечто более занимательное.

Парень тряхнул головой, свыкаясь с новыми чудными мыслями, неторопливо отлепился от автомобиля, напоследок пробежавшись пальцами по шестиугольной радиаторной решетке и вызвав у столпившихся неподалеку первокурсников множественные восхищенные вздохи и неконтролируемое слюноотделение при виде потрясающего сочетания силы, мощи и агрессии.

– Восьмиступенчатая коробка передач!

– Четыреста пятьдесят лошадей под капотом!

– Машина – зверь! – авторитетно подытожил невысокий брюнет в расстегнутой на несколько верхних пуговиц коралловой рубашке, заправленной в слишком узкие, по мнению Егора, джинсы.

«Лучше б они теорию так штудировали», – беззвучно буркнул себе под нос Потапов и, оставив за спиной горячо обсуждавших достоинства ауди первогодок, нырнул в высокую каменную арку. Чтобы через пару минут приветственно помахать укоризненно взирающему на него охраннику и двинуться к ближайшему кофейному аппарату, снабжающему обучающихся бурдой, лишь отдаленно напоминающей ароматный крепкий напиток, сваренный из только что смолотых зерен.

– Потап! – тяжелая клешня легла Егору на плечо, едва не заставив его выпустить из рук коричневый пластиковый стаканчик с молочной пенной шапкой.

– Пашка, млять! Я на тебя колокольчик повешу, – пообещав обиженно засопевшему другу, Потапов примостился на подоконнике – допивать утреннюю дозу радости сомнительного качества и ждать начала следующей пары.

– Потап! – это неунывающее чудовище было непоколебимо в извечном желании достать парня до печенок и действовало на нервы похлеще, чем домоправительница его отца Клавдия Рудольфовна. Построившая горничную, повара, садовника, двух кошек-британок и даже своенравного питбуля Рамзеса, но обломавшая острые ядовитые зубы о непутевого сына Потапова Виктора Викторовича. – А давай ты мне свою ласточку сразу отдашь, а? Я всего-то неделю на ней погоняю и верну в целости и сохранности.

Здравый смысл вкупе с безграничной любовью к верному средству передвижения в унисон воспротивились такому кощунственному предложению, заставив Егора скептически сощуриться. Ну а дерзкий азарт так и вовсе вскипятил горячую кровь, подталкивая к скорейшим активным действиям. Благо, что знакомый затылок мелькнул в толпе высыпавших из аудитории одногруппников, притягивая к себе взгляд цепких серых глаз. Вынуждая блондина резко соскакивать с насиженного места, пихать недоумевавшему Веселовскому стаканчик с остатками ванильного капучино (по крайней мере, так гласила полустертая выцветшая наклейка на автомате) и, расталкивая нерасторопных студиозисов, протискиваться вслед за Викой Смирновой. Чтобы усесться позади нее. За вечно пустующую вторую парту, вопреки укоренившейся привычке подниматься на тесно забитую такими же троечниками и прогульщиками, как сам Потапов, галерку.

Эдакий образчик примерной девочки и всезнающей зубрилки, Вика не сошлась ни с кем из потока, будучи принципиальной в вопросах списывания и подготовки домашнего задания. Смирнову не любили за ее резкие высказывания, завидовали налаженному контакту с большинством из преподавателей и осуждали. За идеально выполненную контрольную, за аккуратно сложенную на углу стопку из тетрадей и методических пособий, за слишком простой прикид и, конечно, за отсутствие на всех универских тусовках.

Правда, Смирнову это мало заботило. Она с грацией королевы занимала свой островок отчуждения и тщательно конспектировала преподносимый лектором материал, не обращая внимания на сверлящие спину неприязненные взгляды и злобные шепотки.

– Вик, есть запасная ручка? – оборачиваясь, брюнетка приложилась коленом о нижнюю крышку стола и, потирая ушибленную конечность, недобро уставилась на состроившего невинную моську Потапова. Усиленно делавшего вид, что он к ее злоключениям не имеет никакого отношения.

– Сгинь, нечистая, – буркнула Смирнова и на всякий случай даже перекрестила не собиравшегося исчезать парня. – Не сгинешь, да?

Наблюдать за ее безуспешными потугами было весело. Так что Егор и сам не заметил, как его губы невольно расползлись в широкой улыбке, а пальцы сами потянулись и щелкнули по носу замершую девчонку, пытавшуюся решить то ли казнить неугодного, то ли все-таки поделиться имевшейся в запасе канцелярской принадлежностью. И хорошо, что человеколюбия в Виктории имелось достаточно, чтобы не бросить ближнего на произвол судьбы в лице строгой Анны Львовны, вплывшей в кабинет и одним своим появлением прекратившей все разговоры.

– Потапов, вы соизволили почтить присутствием мою пару. Чудесно, с вас и начнем опрос, – низкорослая шатенка раскрыла журнал и улыбнулась так хищно, что Вика, пусть и на короткий, непродолжительный миг, но пожалела враз утратившего ребячливую беспечность Егора.

Глава 5

Вика

– Если бы я была вашей женой, Уинстон,

то подсыпала бы вам яд в кофе.

– А если бы я был вашим мужем, то выпил бы его.

 (с) Уинстон Черчилль и Ненси Астор.

Вдох. Выдох. Концентрация. Фигово у меня с индийскими практиками. Уйти в блаженную нирвану не получилось, какой бы отстраненной я ни казалась фыркающей и показательно закидывавшей нога на ногу Леночке. Одергивавшей неприлично короткую кожаную юбку, апогей безвкусицы, как по мне, и призывно облизывавшей покрытые перламутровым матовым блеском губ.

Жаль только Потапов ее старания не замечал, вперившись взглядом в мою сгорбленную спину. Отчего сердце билось чуть быстрее, чем обычно, кислорода в легкие поступало чуть меньше, чем нужно, ну а противные мурашки прочно обосновались в излюбленном месте. Пробегаясь от лопаток до поясницы и обратно, и не хило так отвлекая от мирских забот и от подброшенной Анной Львовной задачки. Которая, к слову, не решалась совсем. Я кусала кончик ручки, в четвертый раз перечеркивала написанное и возвращалась к началу, только вот правильный ответ и не думал маячить на горизонте.

Я слишком сильно надавила на острый стержень, царапнувший тонкую бумагу и таки прорвавший ее, и от этого неосторожного движения захотелось взвыть. Белугой, волком, сиреной, в конце концов. Жалуясь на несправедливость жизни вообще и на мешающее сосредоточиться соседство, в частности.

Временно принимая поражение, уронила голову на руки, прячась от не желавших сдаться на милость мне злобных циферок и тихо всхлипнула, закусывая нижнюю губу, когда чужие пальцы осторожно прошлись по волосам. Растрепывая и лаская, вызывая напряженное томление, спустившееся от груди к низу живота, да так там и осевшее. Неопознанная (да я до последнего тянула с идентификацией личности ее владельца) конечность повторила маневр, на этот раз задержавшись на шее. Надавливая на затекшие от неподвижной позы мышцы и разминая их, вынуждая на пару коротких минут поддаться слабости и раствориться в моменте.

– Смирнова, – горячий шепот обжег ухо, согрел кожу и окончательно дезориентировал сомлевшую от умелых точечных прикосновений меня. – У тебя условие записано не верно.

И, хоть я зашипела, как заправская королевская кобра на охоте, поминая добрым словом родню Потапова вплоть до седьмого колена, он не планировал отстраняться. Только ладонь убрал, во избежание утери последней, и наклонился вперед, вроде бы ненароком задевая мое плечо и обдавая пряным горько-сладким ароматом. Дразнившим и дурманившим, обволакивавшим и будто бы проникавшим в кровь.

– Вот здесь, – Егор авторитетно ткнул пальцем в ошибку и торжествующе улыбнулся, подмигивая: – не стоит благодарности.

Дар речи от такой чистой, не замутненной угрызениями совести наглости пропал совершенно. И я только и могла, что открывать да закрывать рот, не найдя ни одного подходящего комментария, пока самодовольный блондин спускался по лестнице вниз. Собирая восхищенные взгляды доброй половины аудитории и не реагируя на Семенову, уронившую в проход карандаш и нелепо изогнувшуюся в попытке его достать. Насвистывая мотивчик из «Розовой пантеры» и беззаботно ероша и так находившиеся в художественном беспорядке пепельные волосы.

Отвлекшись на идеальное в своём нарциссизме дефиле, я и забыла, что бережно завернутые в замшевый мешочек часы с характерной царапиной на корпусе лежат на дне рюкзака и послушно ждут своего часа. Черт! Выбралась из-за парты, на лету подхватив рюкзак и чудом не съездив им по мечтательной физиономии Леночки, и стремительно скатилась по ступеням, намереваясь вернуть безалаберному владельцу забытую в «Карамели» вещь.

– Потапов! – «любимого» одногруппника я нагнала у входа в столовую и по неведомой моему, видимо, нездоровому сознанию причине упустила тот момент, когда меня успели приобнять, придвинуть к теплому боку, чмокнуть в затылок и потащить в центр зала под ахи и охи изумленной публики. Привыкшей наблюдать либо холодное отчуждение и старательный игнор, либо поток взаимных обвинений и красочных проклятий в исполнении отличницы Смирновой и троечника Потапова.

Меня подтолкнули к свободному столику, погладили по голове, словно добросовестно сделавшего домашку ребенка, когда я нерешительно опустилась на коричневый стул с мягким сидением и деревянной овальной спинкой. И унеслись к огроменной очереди с извивающимся хвостом, огибавшим серую мраморную колонну, чтобы без зазрения совести втиснуться между кассой и опешивший девчонкой с двумя французскими косами пшеничного цвета.

Я потерла переносицу, зажмурилась, надеясь, что все привидевшееся лишь глупый сон и никакой Потапов вовсе не торопится ко мне с нагруженным разными вкусностями подносом. Грозя превратить мою тушку в жертву номер один для толпы его оголтелых поклонниц, фанаток, фетишисток и прочих затейниц, рисующих углем пентаграммы, проводящих кровавые ритуалы призыва высших демонов, лишь бы урвать кусочек внимания «золотого» мальчика.

– Спасибо, я не хочу, – вынырнула из живописных фантазий, посматривая сквозь ресницы на отчего-то присмиревшего парня, расположившегося напротив, и отрицательно мотая головой. И мой вежливый отказ можно было бы назвать гордым, если бы не подлое урчание желудка. Во всеуслышание заявившего, что его хозяйка голодна и на самом деле не прочь подкрепиться.

Егор понимающе улыбнулся, к моему удивлению, удержавшись от традиционных подколов и пододвинув ко мне клубничный молочный коктейль и темный бисквит, пропитанный нежнейшим сметанным кремом, обильно политый жидким шоколадом и манивший скорее положить на язык вкусное лакомство с прослойкой из измельчённых орехов и кусочков ананаса.

– Контрольная, курсовая, диплом? – перечислила наиболее вероятные причины для повышенного интереса к моей скромной персоне со стороны блондина, неспешно потягивая густой напиток через соломинку и встречаясь с нечитаемым взглядом потемневших серых глаз. – Взятка?

– Мимо, – обиженно буркнул парень, вгрызаясь в гамбургер и запивая его ледяной кока-колой. Выдерживая почти театральную паузу и продолжая совсем уж неожиданным: – Смирнова, а что, если я приглашу тебя на свидание?

Скажи сам ректор, что мою кандидатуру выбрали для программы обмена студентов с Канадой, степень ошеломления была бы и то меньше. Так что я поперхнулась, закашлялась и укоризненно зыркнула на явно потешающегося надо мной Потапова. Не в силах переваривать еще более сюрреалистичное:

– Сегодня.

В искренность, бескорыстие и прочие не свойственные Егору качества я бы не поверила, даже если бы находилась в горячечном бреду, вызванном африканской лихорадкой Эболой. Отбила по столешнице бравурную барабанную дробь и переключилась на кусок торта – не отберут же его за мою вредность, в конце-то концов.

– Вика, – нетерпеливо позвал блондин, вопросительно выгибая бровь и исполняя излюбленный прием всех студиозисов: состроил умилительную мордашку, способную разжалобить даже самых черствых сердцем преподавателей нашего храма знаний. Но не меня.

– Нет, – я коротко отрезала и вернула все внимание кондитерскому изделию, игнорируя хмурое выражение на лице собеседника.

– Почему? – не сдавался парень, а я, наконец, поняла Максима Петровича Литбермана, все-таки поставившего Потапову в прошлом семестре зачет. Если бы Егор с таким же тщанием и усердием доставал меня на протяжении месяца, я бы сочла за благо избавиться от набившей оскомину физиономии троечника, а то, не дай бог, уйдет в академ и будет глаза мозолить лишний год.

– У меня вечерняя смена, – и вот в этот напряженный график два через два, перемежаемый с учебой, я умудрялась втискивать не слишком-то богатую на события личную жизнь. Зачастую, поход на свидание заканчивался, еще не успев начаться – на уютной небольшой кровати, лицом в мягкую подушку в черной с оранжевыми апельсинами наволочке.

– Прогуляй, – беспечно предложил Потапов, перегнувшись через стол и большим пальцем убирая с моих перепачканных губ остатки шоколада. Заставляя меня подпрыгнуть вместе со стулом, отодвинуться на безопасное расстояние и спрятать подрагивающие руки в карманах старенькой, ни разу не дизайнерской куртки, купленной по акции в одном из недорогих бутиков в торговом центре неподалеку от дома.

– У меня нет родителей-миллионеров, которые бы оплачивали обучение, – стоило напомнить Егору, а, в первую очередь, и самой себе, что мы с разных планет. На его Марсе достаточно денег и связей, чтобы любая проблема растворилась в одно мгновение, на моей же Венере каждая мелочь доставалась упорным и кропотливым трудом. – Нет важных знакомых, которые, по мановению волшебной палочки, закрывали бы долги и продляли сессию. Я сама зарабатываю на комнату в съемной квартире, на учебники, еду, одежду и вполне этим довольна.

– Вика! Да хоть раз попробуй нарушить свои дурацкие правила и убедись, что мир от этого не рушится! – вспылил Потапов, а я невольно залюбовалась серыми омутами, полыхавшими огнем уверенности, учащенно вздымающейся грудью и мощными плечами, ширину которых я не замечала раньше. Его бы сейчас, да на броневик, вершить революцию, спасать судьбы.

– Благодарю за обед, – я поднялась из-за стола, вытаскивая из рюкзачка часы и пододвигая мешочек к Егору. Стараясь не касаться его пальцев и не слишком глазеть на красивые ровно очерченные губы. И чересчур быстро устремилась к выходу из столовой, не оборачиваясь и, как мантру, твердя: «Он птица не твоего полета».

Чтобы через пару минут добежать до туалета, открыть на полную мощность кран и подставить пылающее лицо под струи холодной воды, остужавшие внезапный жар и дарившие намек на успокоение. И недоумевать, почему вообще мой организм так ярко отреагировал на присутствие Потапова, теплыми чувствами к которому я никогда не отличалась.

Волнение постепенно стихало, оставляя после себя какое-то странное умиротворение, мысли рассыпались и не хотели соединяться в единый клубок, когда меня совершенно бесцеремонно макнули головой в раковину. Вынуждая фыркать и отплевываться, пока холодные капли скользили за шиворот и насквозь пропитывали копну густых волос. Сориентировавшись, я-таки сбросила с шеи чужую ладонь, выпрямилась и развернулась, встречаясь взглядом с высокомерно ухмылявшейся Леночкой с неизменными близняшками-подпевалами Ингой и Ирмой у нее за спиной.

– Не смей приближаться к Егору ближе чем на сто метров, поняла? – Семенова нарочито медленно поправила выбившийся из прически локон, демонстрируя длинные заостренные ногти ярко-красного цвета, пару массивных золотых колец и не красившие ее собственнические замашки: – он мой.

– А Егор-то хоть в курсе? – и, вместо того чтобы сказать, что на ее Потапова никто в твердом уме и здравой памяти не претендует, я, невзирая на численный перевес в пользу Леночки, решила поиграть в отважного тореадора.

Глава 6

Егор

– Кто вы?

– Мы друзья.

– Друзья друг друга в табло

прикладом не бьют, не кидают

в лодку и не везут черти куда.

– Только самых близких.

(с) к/ф «Остаться в живых»

Егора забавляло, как сосредоточенно Вика морщит маленький аккуратный нос, пытаясь отгадать причину внезапного потепления их отношений. Как стягивает черную резинку с высокого хвоста и неосознанно зарывается пальцами в рассыпавшиеся по плечам волосы цвета темного шоколада. С каким воодушевлением отщипывает кусок бисквита и отправляет его в приоткрытый хорошенький рот, забывая облизать с губ сладкую глазурь. А уж как смешно Смирнова подпрыгнула вместе со стулом, когда блондин нарочно залез в ее личное пространство, с грацией медведя потоптавшись по выставленным границам. Загляденье!

Азарт, незамутненный, безудержный, безрассудный, будоражил горячую кровь Потапова, заставляя подмечать и созвездие из родинок на правой ключице, и то, как хмурилась Вика, изредка потирая левое запястье, а еще то, как сильно девушке шла улыбка. Не привычно едкая и саркастичная, а мягкая, едва уловимая, согревавшая теплом светло-зеленые глаза, с интересом изучавшие парня сквозь тонкие стекла стильных очков.

Подумалось, что Смирнова с легкостью могла бы использовать свою внешность в качестве оружия массового поражения даже самых притязательных мужчин. Каталась бы сейчас с каким-нибудь богатеем на мерине *[1], запивала клубнику шампанским в джакузи номера «люкс» и бед бы не знала, ведь все при ней. И стройная фигурка с аппетитными округлостями, и миловидное личико, и гладкая ровная кожа, без постороннего вмешательства хирургов и косметологов.

Но врожденная гордость исправно толкала девчонку на работу и спозаранку поднимала на пары, не позволяя манкировать своими обязанностями. Чтобы не прогибаться под сильных и успешных, оставаясь самостоятельной и независимой. И, несмотря на ряд сложившихся и прочно устоявшихся стереотипов и имевшие место быть стычки, Егор не мог отказать отличнице в уважении.

– Пота-а-ап! – надежда сразу догнать убегавшую Вику испарилась, как редкие капли воды под палящим солнцем пустыни. Возникшее на пути у блондина препятствие улыбалось во все тридцать два зуба, сияя, как начищенная монета, и загораживало узкий проход между столиками. Источая непрошибаемый оптимизм, от которого моментально захотелось утопить эту жизнерадостную сволочь в ближайшем водоеме или прикопать в студенческом парке, без суда и следствия, так сказать.

– Веселый, – обреченно протянул Егор, глубоко вздохнув и желая приложиться головой обо что-то крепкое, металлическое. Прищурился, прикинул что-то в уме и заключил: – Слушай, иногда мне кажется, даже если я лягу в гроб, ну так, чтобы просто отдохнуть, замуруюсь изнутри, заколочусь снаружи, ты меня все равно достанешь…

– Посвят перваков. В «Метле». Через три недели, – игнорируя кислую физиономию Потапова, выкрикнул Пашка, размахивая красочными флаерами перед носом друга и чуть ли не причмокивая от открывающихся перспектив: – халявная выпивка!

– Такого отвратного качества, что наутро голова будет трещать как битое стекло? – хмыкнул Егор, ни на йоту не разделяя чужого энтузиазма.

– Откуда столько занудства? – Веселовский обошел Потапова кругом, попытался пощупать другу лоб, но тут же схлопотал умеривший его пыл шлепок, после чего выдал авторитетный диагноз: – тебя Смирнова, что ли, покусала?

– Еще одно слово, – Егор в принципе никогда не отличался большим терпением, а сегодня запасы и без того недостающего качества вовсе устремились к минус бесконечности, грозя Пашке очередным увесистым подзатыльником.

– Понял – не дурак, дурак бы не понял, – сдался Веселовский, вскидывая руки вверх и провожая друга цитатой из подаренного Потапом томика. Кто ж знал, что легкомысленный шатен не то что оценит шутку, а зачитает до дыр шекспировскую трагедию и заучит наизусть десяток строф из вечной классики: – Теперь беги: блеск утра все румяней. Румяней день, и все черней прощанье*[2].

Последовав в кои-то веки дельному совету, Потапов выскочил в коридор, вместе со сделавшем в воздухе кульбит журналом поймал врезавшуюся в него Анну Львовну и аккуратно поставил ее на пол. Ничуть не смутившись, озорно подмигнул нахмурившейся преподавательнице, одергивавшей строгое синее платье в мелкий белый цветочек, и исчез с места происшествия. Чтобы, завернув за угол, нос к носу столкнуться с Викой, пытавшейся на ходу отжать мокрые волосы.

– Смирнова, ты ничего не перепутала? – поддел девушку Егор, с долей удовольствия разглядывая влажный топ, прильнувший к телу и явственно облепивший его изгибы. – Физ-ра по расписанию в пятницу.

– Потапов, соблюдай, пожалуйста, дистанцию, – Вика на корню зарубила попытки блондина приблизиться, смерила его снисходительным взглядом и гордо удалилась, бросив через спину: – хватило мне купания в раковине, благодарю покорно.

И, пока парень соображал, какое он имеет отношение к внезапным водным процедурам, на горизонте появилась Леночка. Стильная, в кипенно-белом пиджаке, такого же цвета ультракоротких шортах, и как только ее пропустила внутрь доблестная охрана уважаемого учебного заведения. Туфли-лодочки с неизменными каблучищами, звонко цокая, заранее предупреждали прохожих о приближении первой красавицы потока и заставляли расступаться первокурсников, терявших папки, челюсти и остатки мозгов при виде Семеновой.

Довольная произведенным эффектом, девушка грациозно подплыла к Потапову, пробежалась пальцами с угрожающим кроваво-красным маникюром по его груди и, облизав полные губы, ядовито спросила.

– Новую игрушку нашел? – под бурные перешептывания близняшек блондинка внимательно осмотрела ногти и недовольно фыркнула, обнаружив микроскопический скол на мизинце.

– Не твое дело, – с флегматичным спокойствием самого Будды заявил Потап, категорически отказываясь вестись на провокации.

– Егорка, а ты случайно рассудком не повредился? – низкий грудной голос сочился притворной жалостью, может, и вводя кого в заблуждение, но Потапов оставался бесстрастным и безразличным. Только правую бровь изогнул недоуменно да большие пальцы засунул за пояс джинс, своей невозмутимостью заставляя Семенову снять дружелюбную маску и криво усмехнуться: – Да ты же рядом с ней на второй день сдохнешь от скуки.

– Лена, – и вроде бы тихо так обратился, размеренно, только крупная дрожь как следует тряхнула блондинку, окатила паникой, словно ушатом колодезной воды, и вынудила захлопнуть приоткрывшийся для очередной гадости рот: – не лезь.

________

*[1] – имеется в виду автомобиль марки «Мерседес».

*[2] – цитата из трагедии Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта».

Глава 7

Вика

Ватрушка — лучшее девичье утешение.

А с леденцами и жизнь краше становится.

(с) «Внучка берендеева в чародейской академии»,

Карина Демина.

– С такими, как Потапов, лучше не связываться, – топ вместе с курткой сохли на балконе, а я, переодевшись в теплую пижаму с недовольной, вечно не высыпающейся (точь-в-точь как моя несчастная тушка) совой на груди, грела руки о большую ярко-оранжевую кружку. Неспешно потягивая крепкий черный чай с бергамотом и чайной ложкой густого травяного бальзама, чтобы не заболеть после взбодрившего, а заодно и напомнившего о месте в пищевой цепочке душа.

– Да он же… – сидевшая напротив Милка задохнулась от переизбытка чувств и даже растерялась, подбирая подходящий эпитет, зато я за словом в карман не лезла.

– Глобальная термоядерная катастрофа? Проблема мирового масштаба? Ноль, возведенный в квадрат? – Курочкина глубоко вздохнула, не разделяя радикальных взглядов и явно считая меня городской сумасшедшей, невесть как сбежавшей из-под надзора санитаров.

– Вика, ты его фигуру видела? – Миленка возвела небесно-голубые очи к требовавшему косметического ремонта потолку, а я побоялась уточнить, при каких обстоятельствах подруга могла оценить по достоинству телосложение Потапова. – Какие плечи? А пресс? Он из зала, наверное, не вылезает!

– Да обычная фигура, – я отмахнулась от Милки, с упрямством барана не желая соглашаться с очевидным, в принципе, фактом. И вызывая очередную порцию хоть и молчаливого, но весьма выразительного порицания, которое я успешно проигнорировала. Опасно отклоняясь назад на колченогом стареньком табурете и балансируя на нем подобно канатоходцу. – Оль, а ты знаешь, что я за твои отбивные продам душу дьяволу?

Никитина, очень редко вступавшая с нами в перепалки, колдовала у плиты. Солила, перчила, посыпала специями, выкладывала сочные пласты мяса на сковородку. Отчего по кухне плыл такой одуряющий аромат, что не закапать слюной накрытый клеенчатой бело-золотой скатертью стол было ну очень сложно. И, пока я силой воли удерживала себя на месте, дабы раньше времени не покуситься на полупрожаренный кулинарный шедевр, Миленка улучила момент и потянула загребущие лапки к вазочке с воздушным клубничным зефиром.

– Курочкина! – ей-богу, нашей слаженностью мог проникнуться сам Хор Турецкого, удавиться от зависти и залиться в сторонке горючими слезами. Только наметившей цель и не планировавшей от нее отступать пышечке все было нипочем.

– Что, Курочкина? – брюнетка сцапала сласть, в порыве экстаза оттяпала от нее больше половины и пробормотала с набитым ртом: – может у меня стресс? На фоне беспросветной глупости некоторых личностей. – Миленка красноречиво покрутила пальцем у виска, описывая масштабы свалившейся на меня радости: – по чистой случайности, на нее обратил внимание самый крутой парень потока. Да куда там, потока – всего универа. А она? Дура ты, Смирнова!

– По-моему степень крутизны этого индивида очень и очень преувеличена, – заразительно хохотнула Олька, расставляя перед нами тарелки с до безобразия аппетитными на вид бифштексами с рубиново-красным гранатовым соусом сверху. Заставившими спорящие стороны на время зарыть топор войны и замолчать, поглощая то ли ранний ужин, то ли поздний обед.

– Нет, я не отрицаю, Егор не лишен привлекательности, – проговорила задумчиво, смакуя последний кусочек идеального мяса – у меня такое никогда не получалось. Как бы я с ним ни билась, в каким бы маринадах его ни держала и какие бы заклинания ни читала по ходу готовки. – Но я уверена на сто процентов, что ему банально нужна помощь в учебе. Тем более, после того как нас на линейке предупредили об аккредитации.

– Смирнова, Смирнова, – Миленка уронила голову на руки и жалобно уставилась в мои глаза, тщетно ища в них крохи раскаяния. – Вот ты Чехова читаешь, Тургенева любишь, а где жажда романтики-то?

– Это ты у нас, Милка, вроде и взрослая, а до сих пор в сказки веришь, – беззлобно пожурила Курочкину Оля, нарвавшись на привычные причитания о несправедливости жизни.

– И в какой очереди я стояла, когда всем принцев раздавали? – пышечка завела извечную шарманку, повторяя частенько звучавший в стенах нашей кухоньки сакральный вопрос.

 Дабы не слушать сто пятидесятую лекцию по психологии от специалиста в области бухгалтерского учета Никитиной, я под шумок ретировалась, оставив девчонок шутливо пикироваться и выскочив на лестничный пролет. Набрала крейсерскую скорость, буднично проносясь мимо сидевших на лавочке старушек, которые потом обязательно назовут наркоманкой, потому что не поздоровалась с ними. Выбегая на освещенный фонарями проспект и огибая будку с посредственным кофе, в жутком качестве которого я имела несчастье убедиться однажды.

Несмотря на непредвиденные задержки, вроде веселого кудрявого мальчугана, вцепившегося в мою ногу, затребовавшего купить киндер-сюрприз и не сразу заметившего, что его мама стоит аккурат в десяти метрах от нас, в здание кафе я вошла минута в минуту. Успев вовремя принять смену, сверить кассу и даже стать свидетельницей фееричного шоу под названием «Адская кухня». Правда, не с Гордоном Рамзи *[1] в главной роли, а с красным, как рак, Петей Назаровым.

Сегодня ему на растерзание отдали невысокую худенькую стажерку в великоватом ей поварском колпаке, из-под которого выглядывала тугая длинная коса светло-русого цвета. Девчонка сосредоточенно смотрела на новоиспеченного босса круглыми темно-карими глазами, как у того самого олененка из мультфильма, затаив дыхание, внимала каждому слову Петра и разве что не конспектировала его эмоциональную речь, щедро сдобренную непечатными конструкциями. И все вроде бы напоминало обычный день в дурдоме, если бы не шестое чувство. Тихо нашептывавшее, что всех нас ждет коварный такой, большой подвох.

– Господин шеф-повар, – от высокопарного обращения Петьку перекосило, ну а я сдавленно хрюкнула, сдерживая подступающий смех. – А теперь говорить можно?

– Можно, – великодушно разрешил поварских ножей начальник, сковородок командир, зря посчитав миссию по воспитанию подчиненной выполненной.

– У вас бульон того. Сбежал, – и, уж не знаю, имела ли девчонка какое-то отношение к произошедшей диверсии, но улыбка стажерки была далека от невинной примерно настолько, насколько я – от балета.

Не дожидаясь, пока Петр зайдет на новый виток оскорблений, я вышла в зал к клиентам. Насвистывая веселый мотивчик и гадая, неужели нашелся достойный кандидат, способный выдержать Назарова дольше двух недель. И та же самая пресловутая интуиция подсказывала, что на этот раз ставки явно не в пользу зловредного шефа.

– Здравствуйте, меня зовут Виктория, и сегодня я буду вас обслуживать, – за барной стойкой разместился светловолосый парень, в пику эпохе гаджетов и электронных приложений разгадывавший самый обычный кроссворд. На серой бумаге в самой обычной газете.

Умилилась такому чуду, записав достаточно скромный заказ, и удалилась исполнять пожелания посетителей. К своему удивлению, обнаружив, что на кухне воцарилась тишина. И непримиримые поначалу враги вполне слаженно работают в четыре руки, изредка переругиваясь. Но это ведь мелочь, правда?

– Я обычно так не делаю, но… – я растворилась в доведенных до автоматизма механических движениях, не сразу поняв, чего от меня хотят. Исподлобья пялилась на того самого клиента с газетой в руках, складывая разрозненные буквы в слова. Так, что медленно краснеющему парню пришлось повторить заданный минутой ранее вопрос: – я могу попросить твой номер телефона?

________

*[1] – Гордон Рамзи – знаменитый британский шеф-повар, чьи рестораны удостоены 16 звезд Мишлен. Ведущий известного кулинарного реалити-шоу.

Глава 8

Егор

Рубашка. Черная. И джинсы. Пусть хоть выгоняют, Егору было все равно. Он согласился на прием в честь дня рождения кого-то из деловых партнеров отца с боем. Скрипел зубами и наотрез отказывался надевать что-то торжественное, искренне ненавидя галстуки, бабочки и фраки. И не то чтобы парень чувствовал себя чужим в атмосфере лоска и богатства, но такие вечеринки навевали на него смертную скуку. Заставляли зевать и считать минуты до того момента, когда можно будет встать и по-английски испариться.

Окинув беглым взглядом черно-белую толпу, блондин с изрядным облегчением выхватил из нее знакомую фигуру товарища, одетого так же небрежно, как и сам Потап. Пестрой гавайской рубашкой и бриджами Веселовский явно демонстрировал, что просто проходил мимо и не планировал заскочить на огонек. Егор незаметно приблизился к другу, стащив из тарелки последнего канапе и отправив в рот шпажку с сыром, клубникой и виноградиной, брызнувшей Пашке прямо на воротник.

– Явился, – недружелюбно буркнул шатен, пытаясь смахнуть с ткани фиолетовые капли, а вместо этого только сильнее размазывая пятно. Отчаявшись, Веселовский шумно выдохнул, про себя вспомнив пару египетских казней, и с гаденькой улыбкой поинтересовался: – ну и как успехи на ниве соблазнения недотроги?

– По плану, – теперь настала очередь Потапова хмуриться и раздумывать, куда послать не в меру язвительного товарища. То ли в баню, то ли на деревню к дедушке. Без указания точного адреса, разумеется.

– Тик-так, тик-так, время-то идет, – не унимался Пашка, откровенно измываясь над кипятящимся Егором и не испытывая по этому поводу никаких угрызений совести. Либо спящей беспробудным сном, либо выброшенной за ненадобностью.

– Нет, я, конечно, понимаю, что в фантазиях ты уже рассекаешь на моей тачке, но губы-то закатай, – фыркнул Потап и, предупреждая даже намек на возражения, бросил: – через пятнадцать минут у выхода.

Ровно столько Егор планировал потратить на беседу с отцом, поднимаясь на второй этаж и старательно сочиняя причину, по которой можно улизнуть с обязательного для посещения мероприятия. И никак не ожидая встретить здесь Леночку Семенову, одетую в скромное пепельно-розовое платье ниже колен и для разнообразия смывшую обычный боевой раскрас с теперь ставшего непримечательным лица.

– Привет, Егор, – блондинка кардинально поменяла привычное амплуа и теперь говорила негромко и плавно, прикрыв тронутые мерцающими перламутровыми тенями веки.

– Здравствуй, Лена, – тешить ее самолюбие, отпускать комплименты и, уж тем более, верить в произошедшие метаморфозы Потап не собирался, поэтому оставил одногруппницу одну посреди коридора, притворяя за собой тяжелую дубовую дверь. С удовольствием забивая на законы вежливости и правила этикета.

В просторном кабинете с большим овальным столом в центре комнаты, обтянутым темно-коричневой кожей диваном и двумя большими книжными шкафами с преимущественно мотивационной литературой по личностному росту и эффективному ведению бизнеса было тихо. Парень с размаху плюхнулся в удобное мягкое кресло, поясницей натыкаясь на что-то твердое. На поверку чем-то оказался светло-бежевый ежедневник с бусинами, стразами и атласными ленточками на обложке. По наитию Потап сунул найденную вещь подмышку прежде, чем с балкона донеслись приглушенные голоса, оживленно о чем-то спорившие. И уже почти успел предпринять стратегическое отступление, когда ему в спину прилетело басовитое.

– Сын, уже уходишь? – Николай Леонтьевич Потапов выглядел намного младше своих лет и вполне мог сойти за старшего брата Егора. Седина еще не посеребрила виски импозантного мужчины, чье крепкое тело было поджаро и подтянуто. Ну а хитринка в серых глазах выдавала в нем человека проницательного и имеющего достаточно богатый опыт за плечами.

– Завтра важный тест, поеду готовиться, – в свои двадцать лет обманывать и выкручиваться блондин научился виртуозно. Утаивал лишнее, позволял додумывать недосказанное и никогда не попадался на вранье. Ну а как еще можно сосуществовать с разведенными родителями, которые в редкие встречи здороваются-то друг с другом сквозь зубы и сыпят взаимными обвинениями, как из пулемета? А ты не хочешь выбирать, кто из них тебе дороже, продолжаешь в редкие выходные ездить к матери и загружать продуктами холодильник. Потому что она снова заработалась, всю ночь писала статью и, по обыкновению, планировала питаться солнечным светом.

В мыслях о Потаповой Евгении Семеновне, красивой женщине сорока лет с мягкими чертами лица и невероятными, как будто у героини фантастического фильма, ярко-голубыми глазами, Егор выбрался на улицу. Втянул носом воздух, пахнущий озоном, и бережно, словно лаская девушку, провел пальцами по капоту. На котором разноцветным бисером блестели полупрозрачные капли.

– В «Бункер»? – неизвестно, на каком топливе работал Пашкин организм, но Веселовский был готов тусить ночь напролет семь дней в неделю, и, при этом, появлялся в универе чаще, чем Потап.

– На заброшку.

Спустя полчаса синяя ауди припарковалась рядом с недостроенным зданием, зиявшим провалами черных глазниц. Манившим Егора и не позволявшим противиться его странному очарованию. Оно звало Потапова, заставляя перепрыгивать через груды мусора и торопливо карабкаться на сваленные друг на друга коробки. Чтобы в высоком прыжке достать до выступа и зацепиться за холодный бетон, все еще влажный после дождя. Потому что лестница на последний этаж с отсутствовавшей крышей так и существовала лишь на чертеже неизвестного дизайнера, проектировавшего причудливое здание, отдаленно напоминавшее Колизей.

 Отточенным движением блондин закинул тренированное тело наверх и перекатился ближе к краю. Хватал ртом колючий свежий воздух, чувствуя, как адреналин вперемешку с эйфорией разлетается по венам. Знал, что волшебные ощущения схлынут через пару секунд, потому что давно уже привык к высоте. Поэтому пробовал все новые и новые аттракционы и трюки, лишь бы поймать это самое острое с перчинкой послевкусие, будоражившее все его существо.

Помахав рассевшемуся прямо на бордюре и подпаливавшему самокрутку Веселовскому, Егор достал из-за пазухи блокнот, прихваченный под шумок из кабинета. Недолго повертел книжицу в руках, даже не задумываясь о том, что чужое брать не хорошо, а любопытство, в общем-то, порок, раз сгубило не одну кошку.

«Дорогой дневник…», – в витиеватых убористых строчках Потап без труда узнал почерк одной своей знакомой и не хорошо так, недобро усмехнулся.

Глава 9

Вика

Людей всегда разбирает желание спорить,

когда у тебя нет никакого настроения.

(с) «Над пропастью во ржи»,

Джером Дэвид Сэлинджер.

– Вичка, вставай, – затуманенный благостной дремотой мозг отчаянно не понимал, почему кто-то наглый пытается стащить его хозяйку за ногу с кровати. Куда делось пушистое теплое одеяло и кто впустил в комнату не хилый такой, пронизывающий до костей сквозняк.

Вставать не хотелось, а вот досмотреть прерванный на самом пикантном месте сон с участием симпатичного мускулистого сероглазого блондина очень даже ...

– Сероглазого?! – резко подорвалась, пощупав голову – вроде на месте, вроде своя, и обреченно выдала вслух: – Мда, Смирнова, и как ты докатилась до такой жизни?

Долго рассуждать на тему падения морали и нравственности нынешней молодежи вообще и одной конкретной отличницы, в частности, было некогда. Потому что кофе сам себя не сварит, рюкзак сам себя не соберет, ну а пунктуальный, как швейцарские часы, Максим Петрович Литберман вряд ли сдвинет начало пары из-за проспавшей Смирновой.

Так что остывший уже омлет, приготовленный заботливой Олькой, я заталкивала в себя на бегу. Чтобы перед парой иметь запас в пять минут, опуская в прорезь кнопочного бандита двадцать первого века железные монеты.

– Счастье? – обладавший магический способностью появляться из ниоткуда, Егор пристроил подбородок у меня на плече, естественно, не поинтересовавшись, а согласна ли я на подобные действия с его стороны. И с выражением прочитал надпись на боку баночки с кока-колой, которую я собиралась добавить в густой ароматный американо, расчетливо залитый мной в термокружку. И плевать, что потом сердце будет полдня стучать как бешеное. Надо же как-то выживать в суровые студенческие будни.

– Это явно не про тебя, Потапов, – засмеялась задорно, ныряя вниз, выгребая сдачу и не успевая удрать до того, как меня нахально прижали спиной к торговому аппарату. Вызывая становившийся привычным (что пугало) табун мурашек, вновь устроивший себе развлечения вдоль моего позвоночника.

– Свидание, – на несколько мгновений я даже утонула в пристально сверливших меня серых глазах, восхищаясь настойчивостью блондина. Неожиданно выделившегося на фоне большинства парней, предпочитавших более доступных, более сговорчивых и далее по списку. А потом все-таки вспомнила, что не перевариваю Потапа всеми фибрами души.

– У меня работа, – пробормотала не слишком громко и совсем не решительно, втягивая носом уже знакомый терпкий аромат горьковатых духов.

– Брось, Смирнова, – судя по выразительно изогнувшейся брови и недвусмысленной ухмылке, мне не поверили от слова «совсем» и уже готовились завалить мою вяло сопротивлявшуюся персону ворохом аргументов, когда по коридору прокатилась переливчатая трель звонка. Спасшая меня от дальнейших объяснений и активно подталкивавшая нас с Потаповым к большой полукруглой аудитории с нещадно скрипевшими стульями. На которых стоило сидеть неподвижно, дабы не привлекать лишнего внимания.

Воцарившееся в лекционной напряжение было настолько густым, хоть ложкой ешь. Ну а утыкавшиеся между лопаток косые взгляды обязательно бы заставили поежиться, будь я чуточку восприимчивее. Но излишней впечатлительностью я перестала страдать классе эдак в седьмом, так что с невозмутимым видом усаживалась за первую парту, выуживая из рюкзака конспект, ручку и вожделенную термокружку насыщенного бордового цвета. Пока немолодой преподаватель в темно-зеленом твидовом пиджаке с круглыми очками, медленно сползавшими к кончику его носа, что-то сосредоточенно записывал в журнале.

Догадавшись, что мы пропустили начало распределения тем докладов, я радостно выдохнула. Учитывая, что количество студентов в группе нечетное, а в списке я значилась последней и отношения с сокурсниками имела весьма прохладные, шансы остаться единственным человеком без пары стремились примерно к ста процентам. В мыслях я уже набрасывала примерный план будущей работы, прикидывала обширный список литературы и никак не могла понять, почему Максим Петрович так внимательно на меня смотрит. Как будто вознамерился провести над моей тушкой один из запрещенных опытов-экспериментов.

– Любопытно, – Литберман покрутил в узловатых пальцах черную ручку с изящной серебристой гравировкой, кивая каким-то своим соображениям. И чем дольше затягивалась пауза, тем сильнее крепло подозрение, что я упустила из виду что-то очень важное. В ожидании вердикта преподавателя замерли все, а расположившийся через проход Егор так и вовсе нетерпеливо подался вперед, опершись локтями на шероховатый стол. Максим Петрович зыркнул на парня поверх очков и непринужденно забил последний гвоздь в крышку моего гроба. – Хорошо, только доклад будешь защищать ты, Потапов. А не Смирнова.

И я была настолько уверена, что Егор выберет Семенову, что в самом кошмарном сне не могла и предположить, что блондину хватит глупости назвать мою фамилию. Поморщилась, как от зубной боли, понимая, что выходку Потапова не простят, причем мстить будут явно мне. Недовольно закушенная губа Леночки и сжатые в кулаки руки не оставляли и тени сомнения, непрозрачно намекая, что наша конфронтация выходит на новый уровень.

Остаток пары я не слушала. Выводила на полях абстрактные узоры, пытаясь смириться с тем, что с повышенной стипендией придется попрощаться. Скорее ад покроется коркой льда, чем Потап сможет ответить на все вопросы дотошного Максима Петровича и получить у него «отлично».

– Ну кто тебя просил, а? – я снова не заметила, как прозвенел звонок, а одногруппники живо собрали вещи и освободили аудиторию, оставив нас наедине с лучившимся совершенно непонятным мне торжеством Егором.

Парень лишь неопределенно повел плечом и широко так, довольно улыбнулся, отчего у меня немножечко сорвало крышу. Со скоростью маленького торнадо я вылетела из-за парты, толкнула Потапова ладонями в грудь, правда, сдвинуть гору с места и то было бы легче, чем продолжавшего снисходительно ухмыляться блондина. И приподнялась на носки, готовясь в случае чего сослаться на состояние аффекта, как на смягчающее обстоятельство нанесения некоторым индивидам тяжких телесных повреждений.

– Потап! Ну зачем, а? – признаки понимания ситуации по-прежнему отсутствовали у него на лице, так что пришлось разжевывать, как несмышленому пятикласснику: – ты стипуху не получаешь, тебе все равно, а я на эти четыре тысячи неделю безбедно жить могу!

– Вик, – парень придвинулся на шаг, заставив меня проглотить застывшие на языке возмущения и пытаться разобрать, что за татуировка мелькнула в вырезе воротника стильной темно-синей рубашки. И даже забыть, что еще пару мгновений назад я хотела прибить Потапова с образцовым тщанием и изрядным пристрастием. – А давай поспорим?

– На что? – от его предложения за версту несло безудержной, самоубийственной авантюрой, но мое любопытство уже высоко вскинуло голову, облизываясь в предвкушении ставок.

– Если я защищаю наш доклад на «пять», ты идешь со мной на посвят перваков в «Метлу», – бросил равнодушно и замолчал, цепляясь большими пальцами за грубоватый темно-коричневый ремень джинс.

– А если нет?

– Буду платить тебе четыре тысячи упущенной выгоды ежемесячно, – условия сделки прельщали, что уж греха таить, но, вместо того чтобы их принять, я ляпнула кое-что совсем другое. Удивившее уставившегося на меня с долей скепсиса Егора и даже приоткрывшего от изумления рот.

– Ты запишешься на факультатив к Литберману.

Глава 10

Егор

Он не сопротивлялся искушению.

Он преследовал его.

(с) к/ф «Распутник».

Мягкий приглушенный свет настольных ламп, тихий перестук клавиатуры и довершавшая атмосферу полная библиотекарша в ярко-желтой шифоновой блузке с лиловым шарфом вокруг короткой шеи. Недружелюбно воззрившаяся на Потапова и явно не одобрявшая компанию Вики женщина ткнула пальцем в формуляр и с издевкой отчеканила.

– Должникам книги не выдаем, – и столько злорадного торжества было в ее голосе, что блондин невольно поморщился, сделав в уме пометку. Ни за какие коврижки не встречаться с суровым стражем университетских сокровищ в темном переулке.

– Запишите все на меня, пожалуйста, – обворожительно улыбнулась Смирнова, незаметно для библиотекарши ткнув Егора острым локтем под ребра. Чтобы молчал и не дай Бог не влез со своим «уместным» комментарием.

Женщина еще раз окинула странную, по ее мнению, парочку снисходительным взглядом и после длительных раздумий выложила-таки на стойку целую стопку книг. Заметив которые, Потап все же не удержался и поинтересовался, ехидно вскинув левую бровь.

– А у тебя, Смирнова, вай-фай что ли отключили? Или ты интернетом пользоваться не умеешь? – повторного удара в стратегически важные органы парень избежал, вовремя перехватив занесенную для удара руку и крепко и надежно прижав отличницу к себе. Откровенно наслаждаясь шутливой перепалкой а, заодно, и теплом стройного девичьего тела.

– Молодежь, и куда только ваши родители смотрят, – вскинулась женщина, укоризненно бормоча: – о времена, о нравы! Совсем читать перестали!

Вытолкав нехитрые извинения, Егор счел за благо удалиться, удерживая одной рукой ни разу не легкие талмуды, а второй пытаясь приобнять пыхтевшую, как маленький насупленный ежик, Смирнову. Вика сего маневра не оценила, скидывая с плеча беспардонную конечность и усаживаясь за маленький квадратный стол. Продолжая сопеть, хмуриться и всеми возможными способами выражать Потапову свое «фи».

Блондин, конечно, обратил внимание на ее старания, но не проникся ими должным образом, достав из портфеля ручку с листком и принявшись что-то схематично набрасывать. Изредка отвлекаясь на невероятные глаза, казавшиеся в неярком свете изумрудно-зелеными.

Спокойствия Смирновой хватило ровно на пять минут, после чего она, поступившись то ли не начавшимся, то ли уже закончившимся процессом воспитания одного троечника, зарылась носом в корявые закорючки. Ей-богу, Егору стоило поступать на какого-нибудь хирурга или терапевта, потому что кривизна, градус наклона букв и неразборчивость написанного впечатляла, да. Сжалившись над вертевшей листочек под немыслимыми углами девчонкой, Потап расшифровал свои выкладки, на что получил длинный, полный восхищения свист.

– Ничего себе! – с одной стороны, удивленный возглас приятно согрел корыстную душу парня, а вот с другой, стало даже обидно, что его умственные способности котируются так низко. Прямо, как просевший на финансовых биржах рубль.

– Смирнова, – угрожающе протянул блондин, похрустывая костяшками и отбивая пальцами по несчастной деревяшке что-то очень сильно напоминающее похоронный марш. – Если я троечник, это еще не означает, что я круглый дурак.

– А так сразу и не скажешь, – Вика испытывала терпение Потапова на прочность, невинно хлопая густыми пушистыми ресницами, едва тронутыми тушью. И почему-то не опасалась за свою безопасность, кстати сказать, абсолютно необоснованно и очень зря.

Егор поднялся из-за стола, обошел его кругом, вплотную приблизившись к потерявшей страх отличнице и шумно втянул раздувающимися ноздрями воздух. Поддавшись порыву, он с легкостью приподнял девушку со стула и бесцеремонно перебросил ее через плечо. Стойко игнорируя гневные крики, безобидные тычки и тумаки, не причинявшие ему никакого вреда и только заставлявшие парня хищно так улыбаться. С видом победителя блондин подхватил свой портфель и Викин рюкзак и устремился к выходу в коридор, походя распугав стайку оживленно шептавшихся первокурсниц.

– Положи, где взял, Потапов! – Смирнова не оставляла попыток образумить зарвавшегося одногруппника, чем еще больше раззадоривала радостно скалившегося Егора. Полностью сосредоточенного на беспомощно болтавшейся жертве и не замечавшего, как местные Лелек и Болек, то есть безгранично преданные Семеновой близняшки, синхронно потянулись за телефонами. Чтобы запечатлеть на камеру весьма занимательный способ передвижения и моментально отослать видео своему генералу.

Собрав пару десятков завистливых вздохов, кучу заинтересованных взглядов и даже какую-то дурацкую шутку от Веселовского, Потап вынес Вику на парковку и аккуратно опустил брюнетку на неровный асфальт рядом с поблескивавшей новенькими хромированными дисками ауди. И галантно открыл перед девушкой дверь, второй рукой опираясь на темно-синее крыло и отсекая возможный путь к отступлению.

– И, опережая тот момент, когда ты начнешь кричать, я предложу тебе комфортабельную поездку домой, – от Егора веяло непоколебимой уверенностью, которая отражалась и в расслабленной позе, и в пронзительных глазах серо-стального цвета. И даже близко нельзя было предположить, что он испытывает хотя бы мизерную каплю волнения, если бы не торопливо пробежавшиеся по металлической обшивке пальцы. Застывшие в нескольких сантиметрах от лица Смирновой. – В качестве извинения.

От такого количества чужого, липкого внимания, как будто осевшего на покрывшейся мурашками коже, Вика замялась. И, недолго думая, нырнула в уютный салон, вдыхая полной грудью ненавязчивый, приятный аромат грейпфрута и эвкалиптового масла. Гармонично перемешавшийся с не выветрившимся до конца запахом свежей кожи.

– Пристегнись, – пока девушка с любопытством изучала темно-синюю приборную доску с новомодной электроникой, пробовала подлокотник светло-бежевого кресла на мягкость, Потап успел разместиться на водительском сидении. Вставить ключ в замок зажигания и с легкой ухмылкой нацепить на нос солнцезащитные очки-авиаторы. Шедшие ему куда больше, чем Брэду Питту, надо признать.

С территории университета автомобиль выкатился плавно, но стоило только Егору выехать на трассу, как врожденная любовь к скорости вкупе с навязчивым желанием порисоваться взяли свое. Нарушать правила, в том числе и дорожного движения, блондин не только любил, но и умел. Парень получал дозу чистейшего, острого удовольствия, умело лавируя в бешено несущемся потоке, иногда притормаживая перед камерами и несколько раз цепляя злополучную встречку. Лившаяся из динамиков мелодия из «Жажды скорости»*[1] только подначивала Потапа заходить в повороты по невообразимой траектории, стирая резину и резко выкручивая руль. Отчего присмиревшая Вика изредка взвизгивала и закрывала ладошками рот, чтобы не высказать спутнику все, что она думает о его рискованной манере вождения и не менее экстравагантной персоне.

– Потапов! Да чтобы я! Да с тобой! Да еще раз! – Вика на негнущихся ногах выбралась из машины, опираясь на любезно предложенную Егором ладонь. И, пусть несносный блондин чуть не довел ее до инфаркта, почувствовать устойчивую, не колыхавшуюся точку опоры было важнее. Все еще цепляясь за дарившие тепло пальцы, девушка спиной прислонилась к холодному металлу и пробормотала: – спасибо, что живая.

________

*[1] – речь идет о фильме «Need for Speed: Жажда скорости» – истории гениального автомеханика, чьей отдушиной являются подпольные гонки.

Глава 11

Вика

Если девушка всё время думает

о том, что у неё нет денег,

откуда ей взять время для любви?

(с) к/ф «Джентльмены предпочитают блондинок».

– О-бал-деть! – мир еще не перестал вращаться перед моими глазами, когда с одного из балконов серой панельной высотки раздался возглас, больше похожий на боевой клич. Изданный любознательной от природы и абсолютно не сдержанной Курочкиной, высунувшейся из окна и норовившей свалиться ни много ни мало с пятого этажа. И, если бы не бдительная Олька, обеими руками вцепившаяся в пояс Милкиных домашних штанов, подозреваю, что отскребать бы нам с асфальта кишки и прочие внутренности подруги.

– О, нет, – я сдавленно выдохнула, накрывая голову руками в непроизвольной попытке спрятаться от старушек-сплетниц. Занимавших неизменный наблюдательный пост с обзором на весь двор и небольшую детскую площадку в самом углу. Не в меру любопытные бабушки, как по команде, повернулись в нашу с Потаповым сторону и сразу меня заметили, как бы сильно я ни старалась слиться с окружающим фоном, прижимаясь к спасительному транспортному средству.

– Вик, – и тот факт, что меня осудили, приговорили и принялись бурно, со смаком обсуждать, померк на фоне наклонившегося вперед Егора. Который потянулся к моему лицу, убирая упавшую прядь с носа и заставляя меня гулко сглотнуть. – Да забей.

– Легко тебе рассуждать, – хмыкнула, мысленно перечисляя приличный список грехов, приписанных мне досужими Шерлоками Холмсами. – Я и так опасная рецидивистка, прости… господи, куртизанка и фиг пойми, кто еще. А все потому, что на работу ночью хожу.

– Вик, – вкрадчиво позвал блондин, отчего я замерла, снова пытаясь разобрать причудливую черную вязь татуировки, спускавшейся вниз от левой ключицы и скрытой тканью рубашки. – Свидание. В «Метле».

– Тьфу ты, Потапов! – чувствуя, как щеки окрашивает предательский румянец, метнулась ко входу в подъезд, слыша за спиной мелодичный, приятный смех. Почему-то не позволявший злиться на его обладателя.

 Раз ступенька, два ступенька. Мимо лифта к следующему пролету. Шагала медленно, ведя подушечками пальцев по облупившимся от выцветшей коричневой краски перилам. Восстанавливая в памяти, как здорово было мчаться по загруженной трассе, как замирало сердце на виражах и ухало вниз, в самые пятки. Веселее, чем на американских горках, хлеще, чем на тарзанке. И мне, действительно, понравилось это дурманящее, пьянящее ощущение полета.  Граничившее с абсолютной свободой и наполнявшее все тело легкостью и непривычной эйфорией. Дарившее наслаждение и заставлявшее желать больше скорости, больше экстрима. Но Потапову знать об этом было вовсе не обязательно.

Святая инквизиция в составе Курочкиной и Никитиной уже поджидала меня на пороге квартиры. И если Милка явно сгорала от нетерпения накинуться на жертву и долго и нудно пытать ее расспросами, то куда более флегматичная Олька лишь почесала кончик носа вилкой, вроде бы равнодушно бросив.

 – Сознаваться будем?

Я отчаянно помотала головой, проскользнув в коридор и с радостью сменив замшевые балетки на мягкие пушистые тапочки-лисицы, не раз выручавшие в холодный безотопительный осенний период. Повесила кожаную куртку-косуху на вешалку в коридоре и привалилась к косяку, выдыхая.

– Девочки, кажется, я вляпалась.

– Куда? – Миленка предвкушающе потерла ладошки, но напоролась на властное Ольгино «Цыц!», вызвавшее слабую улыбку у меня на губах.

Я с радостью потопала за Никитиной, послушно плюхнулась на диван и благодарно приняла из ее рук плед. Кутаясь в колючую теплую материю, грела слегка озябшие пальцы и молчала, пока на плите булькало какао с молоком.

– А вляпалась я в совместный доклад с Потаповым, – рассказывать, что умудрилась согласиться на сомнительное пари, не стала, утыкаясь носом в плечо присевшей рядом Ольки и пристраивая на коленях вазочку с невесомым кокосовым печеньем, способным скрасить унылые будни и приподнять испортившееся настроение. – И, если он не защитит его хотя бы на «хорошо», быть мне целый семестр без стипендии.

– У-у-у, – Никитина протянула зловещим тоном, которому могли позавидовать голодные вурдалаки в полночном лесу, и, немного помявшись, все-таки произнесла: – одного понять не могу. Этот Потап три года тебя не переваривал, а теперь прохода не дает. Что изменилось-то?

– Не знаю, – вопрос был животрепещущий, да. Не раз крутившийся в мыслях, периодически будораживший душу, да так и отложенный до лучших времен.

Хотела еще что-то добавить, но помешала Милка, ураганом влетевшая на кухню и продемонстрировавшая нам одежду провокационной длины и весьма ядовитой расцветки. И я терялась в догадках, что хуже: то ли оранжевое платье с глубоким вырезом и многочисленными рюшами на юбке, то ли салатовый топ с черными кожаными шортами.

– Кхм, – Оля выразительно кашлянула и выхватила из пиалы печеньку, заедая культурный шок. – И куда ты такая красивая?

– На свидание, – мечтательно закатила глаза Курочкина, поочередно прикладывая оба наряда к внушительных размеров фигуре. – Я с таким мальчиком познакомилась…

Мы с Никитиной дружно вздохнули, совершенно не веря в успех будущего мероприятия. А все потому, что Милка, может и была шикарным собеседником и приятным человеком, но в приложении для знакомств сидела исключительно под левым ником с левыми фотографиями. Разубеждать пышечку отказались, не раз убедившись в бесполезности подобной затеи, пожелали ей удачи и отправились спать. Чтобы впервые за две недели проснуться бодрыми и не желающими тюкнуть сокурсника топориком по голове за то, что он не принес кофе восставшему из могилы зомби.

Почти забитая до отказа парковка перед универом встретила единственным пустым пяточком, обычно занятым автомобилем Егора, отчего желание пропесочить Потапова скакнуло до небывалых высот. Надеяться не только на себя и мириться с тем, что теперь моя успеваемость зависела от посещения пар одним троечником, было трудно. Куда как труднее, чем отпахать две смены подряд и сдать Анне Львовне курсовую.

– Смирнова! Смотри, куда прешь! – зазевавшись, я случайно оттоптала Семеновой снежно-белый кроссовок, о который наверняка должна была споткнуться, если бы не мое фантастическое везение.

Объяснять, что произошедшее – лишь пренеприятное стечение обстоятельств, а не маленькая месть за туалет, не хотелось. Так что по традиции оккупировала первую парту и начала ритуал подготовки к лекции: тетрадку положить справа на краешек стола, сверху – черный матовый пенал с канцелярскими принадлежностями. А, в довершение, достать любимую термокружку, подаренную младшей сестрой на прошлый день рождения, и обхватить ее ладонями, потому что в аудитории зябко.

– Здравствуй, Виктория, – на скамейку рядом со мной опустился смутно знакомый парень, оказавшийся тем самым клиентом из кафе. – Ну теперь-то ты поделишься номером телефона?

Глава 12

Егор

— А как же цирк?

— Цирка мне вполне хватает в жизни.

(с) к/ф «Служебный роман».

Перебирая пальцами по мягкой оплетке руля, Егор был доволен собой, жизнью и их с Викой сближением. Если не быстрым и явным, то вполне планомерным. Смирнова могла ругаться, сколько душе угодно, но в ее репликах стало меньше колкостей, а в движениях меньше настороженности. А может, это Потап переменил свое отношение и перестал смотреть на отличницу предвзято?

– Невозможно. Категорически, – блондин помотал головой, как будто стыдясь странных мыслей, и включил на полную громкость радиоприемник. Затянувший бархатным голосом солиста известной группы: «Скоро рассвет, выхода нет. Ключ поверни, и полетели». *[1]

Поддавшись призыву, Егор сильнее вдавил педаль газа, сливаясь с ночным сумраком и разрезая неоном фар полупустую трассу. Напитываясь искрящейся энергией и ощущая себя сродни ветру.

Скорость, споры и развлечения. Вот три кита, на которых строилась жизнь Потапова. Убери хотя бы один, и эта самая жизнь превратится в скучное, пресное существование.

В «Бункере» его уже ждали: охранник Семен приветственно похлопал Егора по спине увесистой ладонью, способной легко заменить молот для наковальни. Ну а барменша Танечка, неровно дышавшая к блондину, изобразила самую очаровательную улыбку из своего арсенала, томно растягивая слова.

– Тебе как обычно?

– Нет, – не слишком дружелюбно рубанул парень, жестом останавливая пепельную блондинку. – Мохито безалкогольный сделай.

– Какой ты сегодня скучный, Потап, – поцокала проколотым языком девушка, но пожелание клиента исполнила в точности. Добавив, правда, пару лишних ягод клубники в высокий стакан.

Потапов завладел коктейлем и устроился в самом конце барной стойки, наблюдая за облюбовавшим один из столиков в центре зала Пашкой.

Веселовский все уши Егору прожужжал о некоей Милене из «Тиндера»*[2]. Образованной, искрометной, остроумной брюнетке с густыми волосами и длинными стройными ногами, если судить по фото. То, что снимок в приложении был единственным, Веселого не смущало и не настораживало. Так что, благополучно пропустив все увещевания Потапа, Павел все же решился пригласить даму на свидание. После захватывающего общения, длиной в целую неделю.

Шел второй час, Веселовский стремительно грустнел, Потапов цедил четвертый коктейль, а никто, и близко похожий на роковую красавицу, в не слишком забитом по случаю понедельника помещении клуба не появлялся. Таня махнула на Егора рукой с десятком звеневших металлических браслетов на тонком запястье и с настойчивостью бульдозера переключилась на коренастого, побритого почти под ноль охранника. Который не сказать, что был против небольшой интрижки на рабочем месте, благо строгого запрета на служебные романы в «Бункере» никогда не существовало.

И ничего вроде бы не предвещало беды, когда с грохотом распахнулась входная дверь и пышная брюнетка, напоминающая розовое облако в рюшах, чуть не пересчитала ступеньки витой железной лестницы. Девушка испуганно вцепилась в перила, не замечая, что край юбки приподнялся, обнажая весьма соблазнительное кружевное белье в тон наряду.

Жгучая брюнетка с некогда замысловатой прической, после полета превратившейся в множество мелких кудряшек, по-прежнему в упор не видела приключившегося с ней конфуза и, вызывая у Потапова приступ почти гомерического хохота, наклонилась. Пытаясь высвободить застрявший каблук из крепких объятий железа и приоткрывая несколько больше тела, чем приунывший Веселовский был готов лицезреть.

Так что привставший из-за своего столика, чтобы позвать официанта, шатен, ожидаемо, промахнулся мимо стула и с размаха приземлился пятой точкой на пол. Продолжая испытывать неописуемую в цензурных выражениях гамму эмоций от произведенного дамочкой фурора.

– Ой, – пышечка, наконец, определила причину всеобщего оживления, и, возвращая непослушную ткань на место, лучезарно улыбнулась. – Прошу меня простить.

Вид, при этом, девушка имела совсем не смущенный и убегать из «Бункера» не собиралась. Напротив, она невозмутимо продолжила свое дефиле, гордо вскинув округлый подбородок и призывно покачивая бедрами. Совершенно не опасаясь второй раз застрять высоким каблуком босоножки в дырявой поверхности и повторить более чем эффектное появление.

Потап выдержку брюнетки оценил, мысленно ей поаплодировал и, посовещавшись с никогда не ошибавшимся внутренним голосом, приготовился ждать шоу. Интуиция блондина не подвела, а атмосфера в клубе накалилась на пару градусов, когда Веселовский открыл «Тиндер», отправил своей зазнобе сообщение и услышал... как у застывшей в центре зала помпушки громко тренькнул телефон. И Егор мог поклясться на двух Библиях (хоть излишним религиозным рвением и не отличался), что лучшей иллюстрации картины Репина «Не ждали» он не видел. Никогда в жизни.

Первым от оцепенения очнулся Пашка. Моргнул, окинул стихийное бедствие в розовом обреченным взором, еще раз моргнул и схватил с подноса пробегавшего мимо официанта стопку водки. Причем шатена ни разу не волновало, что рюмка предназначалась для импозантного худощавого юриста, разложившего на столешнице у окна какие-то бумаги и незнамо как затесавшегося в шумный молодежный бар. Не желая мириться с врезавшейся в него бронепоездом действительностью, Веселовский влил в себя алкоголь, который сейчас был ему куда нужнее, чем служителю Фемиды, и довольно крякнул. Чувствуя, как напиток ожег горло и постепенно начал согревать изнутри.

– А фотку настоящую постыдилась выставить? – хмуро выдал Пашка, бездумно чеканя обидные слова: – правильно. Лучше б ты в спортзале столько времени проводила, а не на сайте знакомств.

Потап предупреждающе кашлянул и даже достал телефон, чтобы успеть вызвать скорую, если девушка решит-таки расколотить о черепушку его глупого друга стул. Но пышечка снова не подвела, и, недобро сощурившись, выдала.

– Чья бы корова мычала! Сам-то давно настоящие фотки выкладывал? Я что-то не заметила на гоночном шлеме твоей фамилии, – брюнетка распалялась, начиная бурно жестикулировать и едва сдерживаясь от того, чтобы не проткнуть впалую грудь шатена наманикюренным пальцем. – Или по нику я должна была понять, что за поэтичным «покоритель зари» скрывается господин Веселовский? Возомнил, что ты царь и бог? Да если бы я знала, что это ты, я б даже за миллион долларов на свидание не пошла!

Убедившись, что больше ей в клубе ловить нечего, Милена круто развернулась на каблуках и оставила Пашку подбирать спикировавшую вниз челюсть. При виде шатена, пытающегося осознать, что так дерзко и напористо по его самомнению еще никто не топтался, Егор не удержался и расхохотался во весь голос. Тыльной стороной левой руки вытирая с глаз подступающие слезы, а ладонью правой руки держась за ребра.

– Ну что, поправили тебе корону, принц доморощенный? – Потап уселся рядом с нахмурившимся другом, теребившим воротник модного бирюзового поло и буравившим гневным взглядом спину удалявшейся пышечки.

– Мы еще посмотрим, кто кого, – наблюдать Веселовского серьезным, как и слышать угрозу в звонком голосе, было куда чуднее, чем заговорившего Герасима *[3].

– Веселый, я тут кое-что вспомнил, – блондин откинулся на спинку высокого стула, довольно потягиваясь и щурясь, как нализавшийся хозяйской сметаны кот.

– Нет, Потап! – Пашка нервно заерзал, догадываясь, что невинный тон и ангельское выражение на лице товарища не предвещают ничего хорошего. И грозят обернуться большими такими неприятностями, по размеру приближающимися к повисшим у Веселовского долгам с прошлого семестра.

– Да, Веселый, да, – если уж Егор закусил удила, взывать к его совести, милосердию и прочим отсутствующим качествам было бесполезно. Взятки приравнивались к глупости, мольбы – к слабости, и без лишних раздумий отправлялись в мусорную корзину к уже лежавшей там вере в людей.

– Потап, нет! – на лбу у Пашки выступила испарина, а пальцы сами по себе вцепились в лежавшую рядом салфетку и начали разрывать ее на мелкие клочки.

– Долг, Веселый – это святое, придется отдавать. К тому же, тебя за язык никто не тянул, – блондин выдержал секундную паузу и объявил не подлежащий обжалованию приговор. – Три свидания, настоящих, с романтикой, цветами, свечами и прочей лабудой. Никаких шантажей, подкупов, только добровольное согласие. Этой замечательной девушки, которая не растеклась лужицей сиропа рядом с твоей заносчивой персоной.

Пашка еще раз печально зыркнул на товарища и, смирившись с тем фактом, что амнистия ему не светит, напился. До розовых драконов и гигантских бабочек, летавших перед его мутными глазами. До уходившей из-под заплетавшихся ног земли. До объятий с перилами той самой лестницы, с которой чуть не свалилась злополучная Милена, чтоб ее черти взяли.

Достигнув дзена, Веселовский бесцеремонно отключился, а вот тащить совсем не легкое пьяное туловище к припаркованному на стоянке автомобилю пришлось Егору. Изрыгавшему весьма интересные ругательства под негромкий гогот охранника, проявившего чудеса доброты и предложившего свою помощь в транспортировке несчастного алкоголика. В общем, добрались любители приключений в квартиру Потапова засветло и абсолютно предсказуемо проспали первую пару.

________

*[1] – строчки из песни группы «Сплин» – «Выхода нет».

*[2] – мобильное приложение, предназначенное для романтических знакомств.

*[3] – глухонемой герой рассказа «Муму», написанного русским писателем Иваном Тургеневым.

Глава 13

Егор

– Иногда ты меня так выводишь!

– Зато со мной не скучно, правда?

– Правда...

(с) к/ф «Молокососы».

Тело, раскинувшееся морской звездой на полу посреди гостиной, сопело так сладко, что Потапову на короткую долю секунды даже стало жалко будить друга. Перевернувшегося на живот, причмокивавшего во сне и пускавшего слюни на мягкий светло-бежевый ковер с длинным ворсом. Егор присел рядом с Веселовским, пощелкал пальцами у него над ухом, дернул товарища за отросший вихор, но должной реакции не получил. Пашка пробормотал что-то неразборчивое, перевернулся на другой бок и захрапел еще громче. Вызывая у Потапа самый натуральный приступ зависти к супер-способности не замечать внешние раздражители.

Хмыкнув, блондин поднялся, покрутил головой из стороны в сторону, медленно, со вкусом потянулся, после чего направился в ванну. Чтобы умыться, взбодриться и с полотенцем, переброшенным через плечо, и ковшиком воды вернуться к нерешенной проблеме. Ледяная жидкость гарантировала Веселовскому незабываемый подъем, прогоняя остатки дремоты и заставляя отфыркиваться и отплевываться от капель, попавших в рот, нос и за шиворот.

– Садист, – обиженно буркнул Пашка, нехотя поднимаясь и потирая покрасневшие глаза.

– И никогда этого не скрывал, – Егор подмигнул другу, стукнув последнего мокрым полотенцем по сгорбленной спине и радуясь удавшейся гадости. – Вперед, навстречу подвигам и приключениям!

Шатен оптимизма Потапова не разделял и радости от предстоящей поездки в обитель знаний не испытывал. Веселовский куда охотнее продрых бы до самого вечера и повторил вояж в «Бункер», только без фееричного свидания с Курочкиной, но кто спрашивал его мнение?

Потап светился такой жизнерадостностью и был настолько энергичен, что бредущий рядом Пашка поморщился, прикидывая, где можно достать килограмм лимонов. Дабы не наблюдать такую издевательскую улыбку, провоцирующую, если не на убийство, то на нанесение увечий вредному блондину.

– Иди уже, на большом перерыве пересечемся, – хмыкнул Егор, прочувствовав все пятьдесят оттенков черного настроения товарища и решив не усугублять его нелюбовь к окружающему миру.

Которая, кстати, оказалась весьма заразна. Потому что, войдя в кабинет, Потап никак не ожидал увидеть рядом со Смирновой высокого плечистого парня, что-то бойко рассказывавшего и наклонявшегося все ближе и ближе к ней. Недовольство жирной кляксой испортило радужное настроение, подталкивая Егора к активным действиям по привлечению внимания отличницы к себе.

– Здесь. Занято, – блондин не придумал ничего лучше, чем с расстояния пяти метров швырнуть на парту свой портфель, разметавший чужие ручки, карандаши и пару тетрадей. Брякнувшихся с тихим хлопком на пол.

Осуждение в сузившихся янтарно-карих глазах, равно как и сердито сжатые кулаки внушительного размера Потапа не впечатлили. Он и бровью не повел, огибая шумно дышавшего парня и притягивая к себе Вику. Приобнимая ее за плечи, получая острые тычки под ребра и коротко целуя брюнетку в макушку.

– А вы здесь всегда такие дружелюбные или это мне повезло? – новенький помялся пару минут, соображая, стоит ли ввязываться в драку в первый день обучения на новом месте, и, вняв доводам разума, предпочел отступить. Осмотреться, понять подводные течения, выработать стратегию, в конце концов.

– Соскучилась, солнышко? – Егор проигнорировал повисший в воздухе вопрос, усаживаясь на скамью вместе со Смирновой и мягко, но цепко удерживая ее за талию. Чтобы на корню пресечь возможные боевые действия.

– Ни капли, – с невозмутимым лицом соврала девушка, категорически отказываясь признавать, что присутствие шумного, взбалмошного и чересчур уверенного в себе Потапова доставляет ей удовольствие. Дарит противоречивые, искрящие фонтаном брызг эмоции и согревает озябшую душу. – Паяц! 

– Ты ранишь меня в самое сердце, – патетически провозгласил Потап и после точного укола ручкой в середину бедра все-таки выпустил Вику из объятий. Чтобы через пару минут снова придвинуть строптивицу к себе, пообещав сильно руки не распускать и от лекции не отвлекать.

Данное обещание Егор нарушил всего-то пару раз, не слишком расстроив соседку по парте, прятавшую мягкую улыбку в уголках губ и журившую неугомонного троечника больше для проформы, чем всерьез. Так что обычно длящаяся целую вечность пара по микроэкономике пролетела для Потапова как пять минут, оставляя после себя легкость и возвращая приподнятое расположение духа.

Пропуская вперед Вику, блондин не замечал, как сосредоточенно смотрит им вслед новенький. Открывая перед ней дверь, Потап даже и не думал, что где-то там на галерке, злобно кривясь, Семенова вместе с близняшками строит детальный план мести отличнице. По одной то ли счастливой, то ли нелепой случайности ставшей центром притяжения для золотого мальчика из богатой семьи. Которая никогда не примет такую, как Смирнова, но их ведь не обязательно знакомить, правда?

В общем, пока Егор лишними размышлениями себя не обременял, просто наслаждался моментом и собирался угостить спутницу понравившимся ей в прошлый раз пирожным и молочным коктейлем с пушистой шапкой из пены. А заодно и найти Веселовского и убедиться, что друг после приема пищи взирает на мир чуточку позитивнее. И, если с «найти» блондину удалось справиться быстро, то вот с «убедиться» …

Всегда оживленная, столовая встретила Потапова с Викой каким-то нездоровым ажиотажем и бардаком, возведенным в квадрат. Внушительная толпа сомкнулась кольцом в центре просторного светлого помещения, маня к себе все больше людей и разрастаясь с небывалой скоростью. Те, кто повыше, привставали на цыпочки, выглядывая из-за плеч впереди стоящих, а вот низкоросликам только и оставалось, что присаживаться на корточки в надежде увидеть хоть что-то через частокол ног.

 – Им что там «Король Лев» бесплатно, что ли, показывают? – фыркнула Вика, не поддавшись всеобщему любопытству и намереваясь примоститься где-нибудь в уголке, подальше от шумного скопления странных, по ее мнению, личностей.

– Погоди-ка, – заподозрив неладное, Егор остановил девушку, крепко переплетая их пальцы и настойчиво утаскивая ее за собой. Приблизившись к студентам, Потап гаркнул, будучи на все сто процентов уверенным, что ему дадут пройти: – Веселый!

Чутье не обмануло блондина: людское море расступилось, пропуская зачинщика самых безбашенных приколов и розыгрышей к Веселовскому, явно собиравшемуся прямо здесь и сейчас учинить либо суровую расправу, либо акт вопиющего вандализма.

Потому как в обернувшемся вурдалаке с горящими жаждой крови глазами опознать Пашку было сложно. В первую очередь, из-за покрывавшего его лицо толстого слоя сливочного крема с шоколадной крошкой. Коктейльная вишенка, прилипшая к щеке, возвышалась, как флаг на завоеванной крепости, и смотрелась весьма умильно. Портя всю серьезность клокотавшего от злости Веселовского. Но сообщать ему это Егор не собирался, маскируя рвущийся наружу хохот кашлем и по дрожащей ладони чувствуя, как рядом трясется от беззвучного смеха Вика.

Довершая издевку над и без того изрядно пострадавшим самолюбием, кусок бисквита отвалился от подбородка шатена и со звучным шлепком приземлился на пол, нарушив воцарившуюся гробовую тишину. И вот этот вот жирный восклицательный знак окончательно добил стремительно багровеющего Пашку.

– Курочкина-а-а!

Миленка, наконец, проникшаяся серьезностью ситуации в полной мере и попытавшаяся бочком-бочком улизнуть сквозь внезапно образовавшийся в толпе просвет, замерла от грозного окрика. И одарила Потапа таким честным взглядом, что, не успей он раньше оценить нрав пышечки в «Бункере», обязательно бы поверил в ее невиновность. Даже несмотря на явно свидетельствовавшую о совершенном преступлении тарелку, на которой красовались крошки от торта, в руках Курочкиной.

– Не знаю, не видела, не привлекалась, – зачастила Милка, обращаясь к потенциальному спасителю в лице Егора. Получив внимательное участие и одобрительный кивок и чуточку осмелев, брюнетка обиженно брякнула: – и вообще, кто начинает извинения перед девушкой с намеков на лишний вес?

Вика все-таки не выдержала и, задыхаясь от смеха, уткнулась носом Потапову в грудь. Блондин хрюкнул, левой рукой гладя девушку по волосам и выразительно стуча правой рукой по лбу, авось до непроходимого товарища дойдет вся глупость совершенного поступка. Ну а Пашка только сильнее стиснул кулаки и сквозь зубы процедил.

– Курочкина, – пышечка подпрыгнула, предприняв попытку спрятаться за спину хилого, тщедушного первокурсника, который, к слову, ощутить гнев Веселовского на своей шкуре не стремился, посему исчез из столовой с профессионализмом матерого фокусника.

И тогда Пашка сделал широкий шаг к вжавшей голову в плечи Курочкиной и, нависнув над ней, по слогам произнес.

– Я. Просто. Хотел. Позвать. Тебя. В кафе.

Глава 14

Вика

– Полагаю, университет играл важную роль

в вашей интеллектуальной жизни?

– Да, играл. Именно там мы обычно покупали сандвичи.

(с) «Прикосновение к любви», Джонатан Коу.

– Нет, девчонки, я сегодня определенно пас. Вон какая погода поганая, – Миленка размазывала тонкий слой масла по кусочку бородинского хлеба, прихлебывая горячий какао и никуда не собираясь. О чем явственно сигнализировала пижама кигуруми, превратившая пышечку в очаровательного голубого единорога. – Я сегодня рыбка, у меня нет ножек, и ни в какой универ я не пойду.

 – Просто признайся, что боишься встретить злющего Веселовского, – глотая остатки горячего кофе, обжигающего губы, я заканчивала со сборами, вспоминая игру в догонялки в столовой. Из которой Курочкина вышла победительницей только потому, что Потап хитростью нейтрализовал разъяренного друга. – Милк, рано или поздно тебе все равно придется с ним поговорить.

– Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра, – произнесла подруга с утонченностью Скарлетт О’Хары *[1] и невозмутимо продолжила завтрак.

Мы же с Олькой второпях скатились по лестнице и выскочили во двор, прячась под одним зонтом, потому что второй был сломан, а третьего в нашей квартире не водилось отродясь. И, спасаясь от пытавшихся забраться за шиворот струй, нырнули в многолюдное метро, чтобы через двадцать минут выползти из подземки и двинуться дальше, навстречу знаниям.

Несмотря на мерзкий накрапывавший дождь, в университетском дворике кипели нешуточные страсти. Девчонка  в малиновом пальто с выбившимися из-под синего шелкового шарфа волосами гоняла по кругу бугая, который был ровно в два раза выше и шире ее. Что не останавливало взбешенную фурию ни в коей мере. Напротив, миниатюрная блондинка вошла в раж, все чаще попадая по избранной мишени маленькой, но явно увесистой сумочкой на длинном ремешке и, кажется, даже попискивая от восторга. В то время, как провинившийся парень, хоть и мог преспокойно сгрести девушку в охапку, почему-то это не делал, с упорством мазохиста продолжая забег и не рискуя лишать красавицу удовольствия.

– Милые бранятся, только тешатся, – резюмировала я, поднимаясь на второй этаж и прислоняясь лбом к прохладному стеклу. Наблюдая, как бугай все-таки останавливается, ловит блондинку в свои объятья и жадно ее целует.

Желание приложиться о твердую поверхность головой крепло от минуты к минуте. Я нервничала примерно так же, как в далекий летний день, когда на доске у деканата вывесили списки студентов, поступивших на бюджет. И в сотый раз прокручивала в голове вопрос, что, если у Потапова ничего не получится. Дополнительные к уже имеющимся смены в кафе я просто не вывезу и либо свалюсь от усталости, либо подорву на фиг иммунитет и буду тратить заработанные деньги на таблетки.

– Смирнова, вот не могла ты согласиться на его условия, а? – хмуро проворчала Олька, обнимая меня за талию и даря простое человеческое тепло. Никитина мою гордость не одобряла, возводя рациональное начало во главу угла, но и наедине с грызшими изнутри переживаниями не бросила. – Не пришлось бы сейчас париться о финансовой стороне вопроса.

– Эх, дура я, Оль, – только и смогла, что прикрыть веки, делая глубокий, длинный вдох. В благодарность за поддержку сжимая пальцами ладонь подруги. – Держи за нас кулачки. И ругай!

– Это я с превеликим удовольствием, – расплылась в задорной улыбке Никитина, бойко помахав рукой мне вслед.

Рассудительная, прагматичная Оля действовала на нас с Курочкиной, как успокоительный бальзам, направляя в нужное русло и очень своевременно выписывая полезных лекарственных звездюлей. Так что в аудиторию я впорхнула чуть более спокойной и собранной, решив, будь что будет.

Перешагнула через невысокий порог и немного оторопела от того, что Потапов, олицетворяя идеал примерного (и когда только успел) студента, штудировал распечатки, прочно застолбив за собой первую парту. Сюрреалистичности картине добавляла синяя рубашка и классические брюки, увиденные мной на преобразившемся троечнике впервые.

– Егор, – я мазнула пальцами по его предплечью, ошеломленно выдав: – скажи мне, что это ты, а не твой брат-близнец из альтернативной реальности.

– Тшш, – не высовывая носа из кучи разложенных бумажек с многочисленными пометками на полях, блондин дернул меня за запястье, заставляя опуститься рядом с ним и придвинул к теплому боку. – Не мешай.

Мощнейший когнитивный диссонанс накрыл меня с головой, а с ним и необъяснимая эйфория от близости Потапова, и вроде бы совсем не присущих ему серьезности и сосредоточенности. Отчаянно захотелось раствориться в этом мгновении, поставить происходящее на паузу, вдыхая знакомый аромат терпких духов. Думая лишь о непривычно молчаливом парне, которого я, как оказалась, совсем не знала.

– Не волнуйся, – на каком-то интуитивном уровне чувствуя, что мне нужно, Егор бережно погладил мою ладонь, твердо заявив: – я справлюсь.

Ничего ответить я не успела из-за излишне жизнерадостного Максима Петровича, осчастливившего-таки своим появлением студиозисов, которые напряженно зашуршали страницами учебников и докладов, стоило только преподавателю влететь в аудиторию.

– Ну что, австралопитеки мои недобитые, эволюционировать будем? – кипучий энтузиазм Литбермана определенно пугал, да. А еще сулил допрос с особым пристрастием и массу едких комментариев в адрес тех, кто не спрятался, не загремел в больничку или не убыл на полевые сборы с заведующим военной кафедры.

Завершив беглый осмотр вверенной территории, этот поджарый мужчина, совершенно не выглядевший на свои пятьдесят с хвостиком, без единой седой пряди в густых каштановых волосах, продемонстрировал улыбку нильского крокодила. И вызвал к доске героя сериала «Потапов, Литберман и пересдача», по длительности способного конкурировать с Санта-Барбарой *[2].

– Любопытно. Егор, я думал, вы пойдете на самые крайние меры. Быть может, сломаете ногу, – от вкрадчивых интонаций в голосе Максима Петровича внутренности скрутило тугим узлом даже у меня. Вмиг захотелось раствориться в пространстве, обнаружить у себя способности человека-невидимки или, на худой конец, найти телепорт.

И пока я героически боролась с желанием рвануть куда-нибудь с высокого старта, Потап, совершенно невозмутимо ступил в проход, собираясь засунуть голову в пасть ко льву. Наблюдать за неминуемой казнью было выше моих сил, так что я потупилась, старательно зажимая пальцами уши и отказываясь слушать тщательно отрепетированную нами речь.

– Вик, – Потапов аккуратно прикоснулся к моей щеке, вынуждая выплыть из благостного неведения и с мольбой уставиться на принесшего весть троечника. – «Отлично»!

Оглушив не ожидавшего такой бурной реакции блондина пронзительном визгом, я повисла у него на шее. Прижимаясь виском к гладко выбритому подбородку и совершенно не заботясь о том, что скажут одногруппники. Поддавшись нахлынувшему облегчению и торжеству, я не замечала ничего вокруг. В том числе и аккуратных холеных рук, потянувшихся к моей сумке.

________

*[1] – главная героиня романа Маргарет Митчелл «Унесенные ветром», ставшая символом предприимчивости, темперамента и умения выживать.

*[2] – мыльная опера, которая шла по телевизору более десяти лет.

Глава 15

Егор

… он мог бы подраться с небом,

если бы ему не понравился оттенок.

(с) к/ф «Настоящий детектив».

Что успело случиться с Викой за несчастных десять минут его отсутствия, Егор не понимал.

Но Смирнова сидела на подоконнике в коридоре мрачнее тучи, обеими руками обнимая светло-бежевую прямоугольную сумку с темно-коричневой короткой ручкой и двумя небольшими квадратными карманами спереди. Вперившись немигающим взглядом в сновавших туда-сюда студентов и что-то беззвучно бормоча.

– Вик? – Потапов загородил девушке обзор, вынуждая ее вынырнуть из скорлупы и отмереть.

Без единого слова, совершенно не заботясь о том, что оставляет темно-синие разводы на светлом материале, брюнетка расстегнула молнию сумки и выудила из внутреннего отделения одна за другой тетрадки, залитые чернилами до основания. Печальной участи не избежал и молочно-белый кошелек с черной застежкой ромбом.

– Паспорт? – мгновенно сориентировался блондин, прикидывая, за какие веревочки нужно дернуть, чтобы миновать утомительную очередь и излишнюю бюрократическую волокиту.

– Дома, – рвано выдохнула Вика, сгружая испорченное имущество обратно и убирая выбившуюся из тугой косы прядь за ухо. По неосторожности прочерчивая иссиня-черную дорожку по щеке.

– Ну и фиг с ним, это всего лишь тетрадки, – да, в чьей-то злой шутке (и Потап догадывался, откуда ноги растут) не было ничего приятного, но и катастрофы парень не разглядел. Совершенно не подозревая, что своим беспечным высказыванием сорвал с гранаты чеку.

– Всего лишь тетрадки? – отличница дернулась, как от пощечины, гневно сверкая красивыми изумрудными глазами. – Потапов, там лекции по пяти предметам! Да мне их переписывать в лучшем случае две недели. А, учитывая, что работу никто не отменял, то можно просто перестать спать. Великолепно!

Хоть девушка и стремительно спрыгнула с подоконника, намереваясь уйти, блондина такой расклад не устраивал совершенно. Поэтому, предупреждая побег, он осторожно поймал Вику за плечи и развернул к себе, планируя успокоить, утешить и что еще полагается в подобных ситуациях.

– Егор, ты же видишь, наша дружба мне боком выходит – с закушенной нижней губой, ровная, как палка, Смирнова сейчас очень напоминала натянутую струну – тронь, разорвется. Так что, несмотря на явные внутренние метания, решение брюнетка приняла и озвучила, пусть и слегка дрогнувшим голосом: – давай на этой радужной ноте прекратим наше общение.

С криво приклеенной, неестественной улыбкой отличница нырнула под локтем у Потапова, пристраиваясь к куда-то спешившему новенькому. И старательно делая вид, что внимательно слушает общительного парня по имени Миша. Грезившего о путешествии за Полярный круг, любившего группу «Кино» и игравшего в водное поло. Окончившего музыкальную школу по классу гитары и обожавшего походы в горы с ночевкой в палаточном лагере, разбитом у костра.

Недовольный, Потап отвернулся к окну, даже не предполагая, что Вика давно уже потеряла нить повествования, вряд ли разбирая чужой рассказ. Доносящийся до нее, будто сквозь толстый слой набившейся в уши ваты.

Пытаясь подавить гнетущее раздражение, блондин ударил кулаком по жалобно затрещавшему дереву, случайно смахнув на пол смятую записку с каплями чернил на ней. И, ни секунды не сомневаясь, поднял бумажку, чтобы прочесть чужое послание. 

– Веселый! – спустя пару длинных гудков ворчание любимого товарища играючи вернуло Потапову убежденность, что все в этой Вселенной по-прежнему идет по четкому, заранее выстроенному плану. По расписанию идут поезда, с задержкой садятся самолеты, ну а Веселовский, лишенный допинга в виде коньяка и колы, сетует на несправедливость бытия.

– Да не собирался я ничего про твою Милену говорить, – Егор отодвинул трубку на достаточное расстояние от лица, подождал, пока Пашка проорется, и с интонацией, достойной лютого серийного маньяка, попросил: – а набери-ка Семеновой, назначь ей встречу на заднем дворе. Нет, тебе там быть не нужно.

Потапов привык решать проблемы сразу. Причем так, чтобы источник неприятностей всерьез и надолго уяснил, что пофигистичный, в чем-то безалаберный блондин может с легкостью преобразиться в цепкого, расчетливого хищника. И устроить сладкую жизнь с перчинкой из передряг, досадных случайностей и убийственного невезения практически любому. Главное, довести Потапа до нужной кондиции, да.

Насвистывая узнаваемый мотивчик из «Убить Билла», Егор не спеша выбрался на улицу, подставляя ладони под накрапывавший холодный дождь и борясь с усилившимся стремлением этими самыми руками придушить Леночку. Без разрешения облокотившуюся на его авто и нетерпеливо постукивавшую узким носиком лакированного черного сапога по асфальту.

– Семенова, – преувеличенно ласково произнес блондин, засунув большие пальцы за ремень черных брюк и вопросительно изогнув бровь: – ты ненароком ничего не потеряла?

– М? – запахивая слишком легкое для промозглой погоды пальто, не способное ни согреть, ни помешать влаге, блондинка изобразила почти искреннее недоумение, на которое Потап не повелся. И картинно выставленной ножкой в черном чулке в сетку также не впечатлился.

– Что ты совесть не находила, в принципе, я и так в курсе, – Егор не буравил девушку тяжелым взглядом, не менял тон с шутливого на серьезный, только почему-то липкий страх удушливой волной проник Леночке в кровь и железным кулаком стиснул внутренности. – Книжица. Красивая. С бежевыми бусинками. Интересная.

– Ты не посмеешь, – маска кокетки съехала моментально, обнажая смятение, испуг и злость вперемешку с боязнью открыто напасть на того, кто был априори сильнее.

– Семенова, ты же не хочешь, чтобы твои грязные секреты стали достоянием общественности? – Потапов злорадно усмехнулся, кожей впитывая растущую панику фифы и припечатал, разглаживая несуществующие складки на идеально отутюженной рубашке: – Вику не трогай.

Внятного ответа не последовало, зато Леночка продемонстрировала такой спринт на шпильках, что впору было уверовать: девушка тренируется каждые выходные до седьмого пота. Иначе, как объяснить ту грацию, с которой блондинка перепрыгивала огромные лужи в абсолютно непредназначенной для таких марафонов обуви?

Долго предаваться триумфу блондин не стал, направившись в другой пункт назначения. Чтобы душевно побеседовать с еще одним раздражителем, пока настроение соответствовало проснувшимся членовредительским порывам.

– Хороший-мальчик-Миша-Резников-который-любит-водное-поло? – пренебрежительно бросил Егор, развалившись на стуле и окидывая взглядом заставленный тарелками с борщом, тремя котлетами, пюре, салатом, булочками и двумя стаканами с компотом поднос. – Ты кушай, кушай, плавание много энергии отнимает. Как и ухаживание за чужими девушками, да?

Новенький замер, не донеся ложку до рта и исподлобья покосившись на светившегося превосходством Потапа. До смерти раздражавшего Резникова снисходительной манерой общения, белозубой голливудской ухмылкой и небрежно расстегнутой на несколько пуговиц рубашкой.

 – Вы с Викой? – невнятно проблеял Михаил, отчего-то теряясь в обществе хамоватого блондина и напрочь забывая, что можно съязвить в ответ, послать собеседника длинным маршрутом или решить возникшие разногласия при помощи кулаков. Тем более, что физическими данными Резникова природа не обделила.

– Вместе. Пять баллов за сообразительность, возьми с полки пирожок, – ложь легко слетела с губ Потапова, растекаясь тягучей истомой по телу и не вызывая никакого внутреннего дискомфорта. Вопреки ожиданиям, называть Вику своей было… приятно и естественно.

– Извини, не знал, – сгорая от стыда и мечтая убраться как можно дальше от Потапа, Миша встал вместе с нагруженным подносом и клятвенно пообещал: – я к ней больше не подойду.

Задумчиво провожая спину так быстро сдувшегося противника, Егор остался наедине с осознанием, что никогда бы не отказался так легко от невероятной девушки, как Смирнова.  

Глава 16

Вика

— Позвони мне.

— Ладно.

— Подожди, но ты же не записал мой номер!

— Знаешь что, если это судьба, то я его угадаю!

(с) к/ф «Друзья».

– Кого хороним? – услышав звук тяжелых шагов, в коридор выплыла Курочкина. Бегло изучила мое хмурое лицо, сделала выводы и приготовилась в зависимости от обстоятельств внимать, поддерживать и проклинать.

С пончиком в одной руке и с чашкой какао в другой, Милка, судя по всему, забила на диету, смирившись с перспективой появления парочки лишних килограммов в районе бедер и талии. Иронизировать по этому поводу не хотелось совершенно. Хотелось пончик, два литра кофе и в плед. Мягкий, пушистый плед, в бело-бежевую клетку с растрепавшимися нитками на углах.

– Мою любовь к людям, – буркнула я, роняя безнадежно испорченную сумку на пол и саркастично уточняя: – имевшую и без того катастрофически маленькие размеры.

– Что, с докладом не выгорело? – сочувственно поинтересовалась соседка, откусывая кусочек от политого шоколадной глазурью лакомства и вызывая у голодной меня приступ обильного слюноотделения.

– Через пять минут. На кухне. И воду в турке поставь на огонь, – хлопнув себя по лбу и поняв, что кое-что забыла, заискивающе попросила: – пожалуйста.

Метнулась в спальню, надевая растянутые, но горячо любимые серые байковые штаны и такой же джемпер. Закатала рукава, чтобы не мешали, убрала волосы в высокий хвост и отправилась чистить мозги лучшим из изобретенных способов.

Когда на душе бушевали ураганы, а личную жизнь штормило, как в девятибалльный шторм, я хваталась за остро наточенный нож. И не для того, чтобы отрезать кому-нибудь провинившемуся (или не дай бог себе) ухо, а чтобы сотворить мясо по-французски, нежнейшее куриное филе в сливочно-сметанном соусе или, на худой конец, сварганить цезарь домашнего приготовления.

– По итогу дня в активе – «отлично» у Литбермана и требование отстать от Егора. В пассиве – непригодная к дальнейшему использованию сумка, кошелек и залитые чернилами конспекты, – подробно докладывала притихшей на табуретке Миленке, шинкуя злой лук и глотая соленые слезы, катившиеся по щекам.

– Семенова постаралась? – Курочкина сердито нахохлилась, с грохотом опуская полупустую кружку на стол. – Стерва!

– Да, оно и к лучшему, Мил! – крутанув нож в воздухе, вертикально воткнула его в доску и тыльной стороной ладони вытерла мокрые глаза. – Мы с Егором все равно не пара. Тем более, меня Резников на свидание пригласил.

– Новенький? – Курочкина мгновенно оживилась, подавшись вперед и обращаясь в слух.

– Ага. Отличник. Спортсмен, – только вот почему-то положительные качества парня в моем исполнении звучали, как отборные ругательства. И, честно признавшись самой себе, я тяжело выдохнула: – скучный он. Зато безопасный. Такой не разобьет сердце.

Что думает Миленка о переведшемся к нам из далекой Сибири Резникове, выяснить не удалось из-за раздавшейся трели дверного звонка. Заставившей нас подскочить и наперегонки мчаться встречать Олю, которая должна была вернуться с вечеринки в честь дня рождения Игната с морепродуктами, бутербродами с красной икрой и фирменным тортом.

К вящему разочарованию, на пороге нас ждала не Никитина с деликатесами, а курьер из службы доставки, облаченный в униформу отвратительного ядовито-желтого цвета в слегка потертой кепке, съехавшей набок.

– Курочкина Милена Станиславовна? – получив необходимую подпись на экране планшета, парень вручил Милке роскошный букет из множества лилий. Я же согнулась пополам, предвидя громкое, оглушительное…

– А-а-апчхи! – и я понимала, что пытавшийся загладить проступок Веселовский хотел как лучше, но получилось у него как всегда. Именно на эти резко пахнущие цветы у нашей пышечки была дичайшая, непереносимая аллергия.

 – Убери это немедленно! – взвизгнула подруга, двумя пальца держа злосчастный веник на максимально возможном расстоянии от своего носа и изо всех сил превозмогая подступающий чих.

Стоило мне только выхватить это бронебойное оружие охмурения у нее из рук, как соседка скрылась в ванной, кляня на чем свет стоит одного не слишком умного индивида. С завидным воодушевлением сочиняя, куда сокурсник может засунуть себе этот очаровательный гербарий.

– Милк, может, дашь ему шанс? – спустя пятнадцать минут мы сидели на кухне, взглядом гипнотизируя духовку, в которой медленно подрумянивалась пицца с ветчиной, грибами и сыром. Подруга хмурилась и недовольно сопела, периодически потирая все еще чесавшуюся переносицу.

– Смирнова, ты, что с дуба рухнула? – Курочкина перекрестилась, опасливо взирая на меня округлившимися от удивления глазами. Как будто я предложила ей расчленить труп Семеновой и спрятать его у нас в спальне.

– А что ты теряешь? – реакция подруги на любое, даже самое невинное упоминание Пашки была слишком бурной. Да и я слепотой никогда не страдала, отмечая румянец, окрасивший щеки Милки, когда она в лицах показывала ожесточенную дуэль Веселовского и торта. Окончившуюся безоговорочной победой кондитерского изделия.

– Он безрассудный, невоспитанный, ветреный, – перечисляла Курочкина, распаляясь и активно размахивая руками, как экзорцист во время обряда. Единственное, уточнять, из кого изгоняют демонов, то ли из меня, то ли из отсутствовавшего у нас в квартире Пашки, я не стала.

– И тебе понравилось общаться с ним в «Тиндере», – обронила ненароком, поднимаясь и украдкой поглядывая на настенные часы в виде совы с огромными удивленными глазами-блюдцами. Показывавшими, что Резников должен был позвонить добрых полтора часа назад, но обещать жениться не значит жениться, верно?

– Смирнова, даже не начинай, – насупилась Милка, ковыряя красным ноготком потертую скатерть и не замечая, как я, всего на полминуты завладев ее мобильным, отправила Веселовскому сообщение. Невзирая на возможные последствия в виде цунами, молний и ливня с градом на мою бедовую голову.

– Хорошо, хорошо. Уползаю, – с чувством выполненного долга, я добровольно сдалась, оставляя подругу наедине с беспокойными думами и наполовину готовым ужином: – Пиццу вытащишь? Ну а меня до утра не кантовать, в случае пожара выносить первой.

И нет, угрызения совести по поводу набора Миленкой лишнего веса меня не мучили, потому что спать хотелось больше. Отставив в сторону тревожные мысли и сумбурные события минувшего дня, выпившие все соки из моей усталой тушки. Наплевав на перетекший в противостояние с пакостями конфликт с Семеновой. Не парясь о том, что вроде бы неплохой новичок не сдержал данного слова. И не жалея о том, что вопреки зарождавшемуся глубоко внутри притяжению, я оттолкнула Потапова. Правда, последний забывать о себе не давал.

Брошенный на кровати телефон пиликнул оповещением, заливая подушку ровным голубоватым свечением и демонстрируя одну короткую фразу, набранную Егором: «Ты должна мне поход в клуб».

Глава 17

Вика

Жизнь идет своим порядком,

а беспорядок живет своей жизнью.

(с) Владимир Шойхер.

Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля... *[1]

Смена в «Карамели» началась буйно, с огоньком и дымом, окутавшим серой завесой кухню. От такого безобразия я закашлялась и застопорилась в дверях, силясь продрать глаза и убедиться, что не сплю. Потому что верить в шеф-повара, меланхолично уронившего голову на руки и сгорбившегося на неудобной табуретке посреди этой вакханалии, получалось с трудом.

– Назаров! У тебя мясо горит! – тронула Петьку за плечо, пробираясь через нагромождение коробок с полуфабрикатами к плите. На которой свиной окорок не то что горел, он полыхал синим пламенем, только обычно деловитому и не в меру саркастичному кулинару было все равно. Что вкуснейшее мясо через пару минут превратится в непригодные для употребления, совершенно несъедобные угольки.

– Ушла, – пробормотал Назаров, по-детски обиженно уставившись на меня своими огромными васильковыми глазами. И вынуждая лихорадочно соображать, не завалялось ли на дне сумки чупа-чупса или шоколадной конфеты, дабы немного развеселить этого великовозрастного оболтуса.

Тряхнула головой, избавляясь от смешных в своей нелепости мыслей и ликвидируя последствия локализованного пожара. С тяжелым сердцем отправила подпаленные копчености в мусорку, сковородку бросила в мойку и поскребла затылок, гадая, что привело Петьку, всегда державшего рабочее место в чистоте, а подопечных – в страхе, в такое плачевное состояние.

Причина душевных тревог и терзаний Назарова влетела на кухню спустя минут десять после того, как я проветрила помещение и сунула в руки грустившему Петру большую бадью с травяным чаем. Анечка, та самая стажерка, несмотря на субтильный внешний вид и кажущуюся безобидность, нападки шефа сносила стойко и увольняться не собиралась. Непременно источая позитив и демонстрируя вежливость, от которой сводило зубы, независимо от словесных вывертов, употребляемых Петькой в ее адрес.

– Караул! – окинув пепелище критичным взором, резюмировала девушка, покусывая ровными белыми зубками кончик неизменной тугой косы. – Нам через полчаса открываться, а тут полный ... армагеддец.

Повергнув меня в абсолютный шок, Назаров принял тряпку из пальцев Анечки радостно, можно сказать, с благоговением. И с небывалым рвением принялся натирать посуду, горы которой перемывала неунывающая стажерка.

Ущипнула себя за ладонь, убеждаясь, что произошедшее – самая настоящая быль, а не плод моего больного воображения. Хмыкнула, выдохнула и помчалась переодеваться, не подозревая, что цирк только начинается.

– А с каких пор у нас посторонние через служебный вход шастают? – мой сакраментальный вопрос повис в воздухе, будучи нагло проигнорированным Аней и Петей. Сцепившимися не на жизнь, а на смерть в попытке доказать, чья вариация соуса бешамель лучше. Поэтому я, развернувшись к проникшему на чужую территорию вражескому лазутчику, присвистнула от удивления при виде очаровательного букета из белых тюльпанов и насыщенных, темно-фиолетовых ирисов, завернутых в простую бумажную упаковку. – Вау!

– Нравятся? – Егор, в темных джинсах и темно-синем свободном свитере, с широкой ухмылкой на губах выглядел до того самоуверенно, что захотелось его стукнуть. Сильно. Пару раз. Чтобы в следующий раз имевшееся у блондина чувство собственной важности если не исчезло целиком, то хотя бы уменьшилось вполовину.

– Цветы же не виноваты, – бережно забрала протянутый букет, чтобы поставить красоту в вазу с водой. – Что их принес балбес.

– Я вообще-то мириться пришел, – укоризненно сообщил блондин, опираясь на пошатывающийся шкаф с разнообразной утварью и невзначай добавляя: – Леночка тебя больше не тронет.

 – А вот с этого момента поподробнее, – не отвлекаясь на грохот, раздавшийся за спиной и свидетельствовавший о новой фазе кулинарного противостояния, приблизилась к Егору, ища ответы в смеющихся серых глазах.

– И Резников, кстати, тоже, – не будь дурой, сложила разрозненные части пазла, понимая, почему вчера не позвонил новенький. И, растеряв весь свой хваленый самоконтроль, перевернула содержимое вазона на голову Потапу, негодуя от того, что один наглый, непробиваемый субъект снова потоптался по личным границам, не удосужившись поинтересоваться моим мнением.

– Смирнова, солнышко, – нарочито ласковые интонации, промелькнувшие в бархатном голосе Егора, непрозрачно намекали, что излишне самонадеянной официантке пора линять. Быстро, срочно и, желательно, на другой конец земного шарика.

Так что, споро растеряв весь воинственный запал, я с блеском выполнила сто первый прием каратистов, дзюдоистов и прочих не лишенных умственных способностей личностей. Иными словами, схватила поднос и позорно сбежала в зал к клиентам. Отчетливо осознавая, что за совершенную шалость все равно рано или поздно придется платить.

– Здравствуйте, меня зовут Виктория, и я буду обслуживать ваш столик, – сегодня судьба баловала меня не только курьезными инцидентами. У залитого солнцем окна расположилась Маргарита Бельская – известная певица, кумир тысяч подростков, ходячая неприятность и моя хорошая подруга по совместительству. С которой нас объединил молодежный студенческий форум и яркая неприязнь, вспыхнувшая к невыносимой профкомовской активистке Маше.

– Вика? – вопросительно изогнула тонкую бровь Ритка, выстукивая подозрительно знакомую мелодию аккуратными ноготками нежного кораллового цвета по деревянной поверхности. На стуле рядом с приятельницей ерзала девчушка лет девяти с двумя косами медного цвета, одетая в ярко-оранжевый свитер крупной вязки и черные джинсы с болтающейся сбоку металлической цепочкой.

– Не спрашивай, – я обреченно закатила глаза к потолку, пытаясь унять участившееся дыхание и не замечать тяжелого, обжигающего взгляда, сверлившего мою спину.

– Ты собиралась познакомить меня с воспитанной девушкой, отличницей, получающей стипендию, и все свободное время просиживающей за книжками в библиотеке? – сидевший по другую руку от Марго широкоплечий брюнет, облаченный в простую черную толстовку с капюшоном, огляделся по сторонам и, разведя руками, с притворной печалью заключил: – увы, ее здесь не наблюдается.

Юмор парня мы с Бельской оценили, заливисто хохоча в унисон и заражая весельем окружающих. Вдоволь насмеявшись, я вытерла выступившие на глаза слезы и заговорщическим шепотом произнесла, как будто посвятила в подробности государственной тайны.

– Слухи о правильности некоторых отличниц сильно преувеличены, – Антон, так звали Ритиного спутника, одобрительно мне подмигнул и притянул к себе Бельскую, по-хозяйски расслабленно поглаживая ее предплечье, отчего разомлевшая девушка разве что не замурлыкала.

Я же, проглотив завистливый вздох, поплелась к распашным дверям, где меня ждал злой Егор, со стекавшими по его лицу струйками воды и с белыми тюльпанами, грустно свисавшими с высокого лба. Мирно спавшая до этого момента совесть встрепенулась и пребольно укусила, заставив пожалеть о глупом, опрометчивом поступке.

Хоть Потапов и загородил практически две трети всего прохода, я умудрилась просочиться на кухню, куда за мной и последовал хмурый, шумно сопевший блондин, наверняка лелеявший план безжалостной, но, в общем-то, заслуженной мести. Долго выдерживать красноречивое, гнетущее молчание моя трепетная душенька отказалась, активно подталкивая проштрафившуюся персону к скрестившему на груди руки парню.

 – Не смотри на меня так, – пробормотала виновато, поднимаясь на цыпочки, забирая несчастные цветы и передавая Егору сухое махровое полотенце. – Да, мне стыдно.

Мысли Потапова по поводу моего корявого извинения так и остались загадкой, потому что первым из подсобки вылетел взъерошенный Назаров со съехавшим набок фартуком. А следом за ним выскочила хрупкая Анечка, вооруженная тесаком немаленьких размеров и неугасимой жаждой догнать шеф-повара и объяснить ему, сколько чайных ложек мускатного ореха надо добавить в «бешамель».

Совершенно не привыкший к подобному обращению Петька, ранее передвигавшийся по своим владениям исключительно медленно и вальяжно, сейчас походил на слона в посудной лавке. В трех соснах ориентировался плохо и препятствий в лице каких-то там официанток не видел в упор.  

Посему столкновение двух разнонаправленных тел было неизбежно, как наступление Апокалипсиса после пришествия его Всадников. И если масса этого самого туловища позволила Петру устоять на ногах, то я отскочила от Назарова, словно упругий резиновый мячик. И с удвоенной скоростью устремилась навстречу белой кафельной плитке в голубой цветочек. Поскользнувшись на луже кока-колы, разлитой кем-то чересчур инициативным, кому я пожелала отправиться на свидание с голодным гризли в тайгу.

Конечно, Потапов попытался меня удержать, но уж больно траектория падения была непредсказуемой, так что на пол мы сверзились вместе. Егор приземлился на спину, распахнув спасительные объятья, и не иначе, как чудом, поймал плотно зажмурившую веки меня.

– Нет, я, конечно, люблю сверху, но и так тоже сойдет, – самодовольно ухмыльнулся блондин, вгоняя меня в жар то ли двусмысленностью фразы, то ли теплыми ладонями, уверенно спустившимися вдоль позвонка к талии.

– Егор! – избавиться от надежного захвата, вызывавшего бурю эмоций от стремления скорее сбросить с себя наглые руки до желания попробовать, как целуется троечник, раздолбай и общеизвестный бабник, не представлялось возможным.

– Заеду за тобой завтра в семь, – безапелляционно сообщил Потап. Ну а я обреченно уткнулась лицом ему в грудь, прекрасно понимая, что он не успокоится и не отступит. А, если сильно приспичит, так вообще вытащит меня в "Метлу" прямиком в неглиже.

Глава 18

Егор

Если слабый пол сильнее, то лишь потому,

что сильный пол испытывает слишком

большую слабость к слабому.

(с) Шарль Азнавур.

– Потап, а ты точно в ночной клуб собрался, а не на прием к английской королеве? – Веселовский окинул друга скептичным взором, взгромоздившись на спинку дивана и крепко прижимая к себе огромного плюшевого медведя с кокетливым розовым бантом на правом ухе.

– Иди ты… Курочкину на свидание звать, – огрызнулся Егор, расстегивая стальные пуговицы серой рубашки и бросая ее на кресло, увеличивая стопку не выдержавшей критики одежды. Поморщился, устало потирая шею и выуживая из шкафа тонкий черный свитер с широким воротом, самые обычные черные джинсы и темно-синие найки * с неоновой оранжевой полосой сбоку.

– Мне уже кажется, что сердце Снежной Королевы и то проще растопить, чем договориться о чем-то с этой Курочкиной, – Пашка жалобно уставился на приятеля, зарываясь пятерней в отросшие волосы, торчавшие в разные стороны в совсем не художественном беспорядке. – Потап! Ну, будь человеком, а! Выбери любую другую девушку…

– Разговорчики в строю, – отрезал блондин, зарубив чужие, не успевшие окрепнуть надежды на корню. – Привык, что достаточно цветов, максимум – конфет, и девочка растаяла? А ты придумай что-нибудь нестандартное.

– Изверг ты, Потап, – пригорюнился Веселый, еще крепче обнимая игрушку и грустно так, тяжело вздыхая.

– Еще какой, – довольно согласился Егор, забирая со столика связку ключей и бодро направляясь в сторону выхода. – Я погнал. Ты со мной?

– Меня и здесь неплохо кормят, – отчаянно замотал головой Пашка, потирая ушибленную поясницу, в которую прилетела увесистая сковородка от разъяренной Миленки. Пообещавшей в следующий раз добавить, а заодно подарить шатену книжку «Как правильно вести себя с девушками». – Пересечемся в «Метле».

Небольшой ухоженный дворик встретил блондина тишиной, которая, правда, продлилась недолго. Наблюдательный пункт работал исправно, старушки присутствовали на своем неизменном посту и, завидев, уже знакомого парня, принялись оживленно шептаться. Потап же, заглушив двигатель авто, выбрался на улицу, неторопливо потянулся и облокотился о капот, широко расставив ноги. И приготовился ждать Вику не меньше получаса, ранее убедившись, что представительницы прекрасного пола если о пунктуальности и слышали, то явно ничего не поняли. А если и поняли, то как-то не так.

– Нет, Иванна, это уже совсем ни в какие ворота не лезет. К Смирновой сутенер посреди бела дня приехал – к старой гвардии присоединилось новое действующее лицо в голубом болоньевом плаще и в жутком морковном парике. Бабулька была настроена агрессивно, активно призывая товарок на баррикады. – Надо что-то делать с этим притоном на пятом этаже. Пора в прокуратуру писать, раз участковый не реагирует!

Слегка удивившись серьезной подкованности в юридических вопросах, Потапов уже собирался отлепиться от верного железного зверя и поинтересоваться у старушки, не шалит ли сердечко, а может, здоровье требует срочной госпитализации. И Егор уже даже оттолкнулся пальцами от угольной радиаторной решетки, когда из подъезда выскочила Вика. Приветственно махнула ему рукой и взвизгнула, ловя подол расклешенной юбки, взметнувшийся вверх из-за сильного порыва ветра.

В белом шифоновом платьице, черных грубых ботинках на шнуровке и без каблука и в небрежно наброшенной на плечи косухе девушка выглядела одновременно хрупко и вызывающе. Наталкивая блондина на крамольные мысли послать «Метлу», отправившегося туда Веселовского и прочие планы к черту. И увезти Смирнову в какое-нибудь спокойное место без надрывающейся музыки, подвыпившей публики и прочих сомнительных радостей жизни.

– Если ты передумал куда-то ехать со мной, – залюбовавшись непривычно яркими из-за темного, дымчатого макияжа глазами, Егор выпал из реальности и тонул в изумрудной глубине, пока брюнетка легким прикосновением к запястью не вернула его обратно. – То я могу оставить тебя в компании этих чудесных Мата Хари, которые никому не дадут скучать.

– Благодарю покорно, – отмер Егор, галантно распахивая перед Викой дверь автомобиля и откладывая не состоявшееся четвертование на потом.

Сбрасывая скорость на подъезде к клубу, блондин заметил толпу первокурсников, высыпавших на улицу покурить, и запоздало прикинул. Что стоило вызвать такси, дабы избежать приевшегося ажиотажа, неизменных тычков пальцами в его ауди и робких, сопровождавшихся нестройным заиканием, просьб прокатиться.

– Нелегкие будни университетской звезды? – без тени сочувствия в голосе проронила отличница, выразительно выгнув бровь и выбираясь наружу. Ни капли не смущаясь многочисленных любопытных взглядов и не удивляясь при виде протискивавшегося к ним Веселовского с бутылкой текилы наперевес.

– А ты где эту красотку подцепил? – громко брякнул Пашка, вызывая у товарища безмерный, неподдельный «фейспалм»* [1]. И, оценив спутницу Потапова с ног до головы, недоуменно добавил: – ты ж вроде за Смирновой поехал.

– Ну, ладно, с воспитанием проблемы. Ну, подумаешь, сообразительности не доложили, – Вика опередила Егора, беззлобно пнув Веселовского и невинно интересуясь: – но неужели и зрение подводит?

– Теперь я начинаю понимать, – Потап с притворным участием потрепал друга по плечу и, прежде чем увести брюнетку внутрь, добил, жестоко и беспощадно: – почему у тебя с девушками не складывается.

А в залитом неоновым фиолетовым светом просторном помещении, вмещавшем более трехсот студентов, царили шум, гам и дикие пляски. Бармены не успевали мешать коктейли, ди-джей ускорял ритм, кружа гостей в драйвовой попсовой мелодии, а танцовщицы на двух квадратных возвышениях позади сцены выделывали такие па, что в другой раз Потапов бы обязательно к ним присмотрелся. Только сегодня, наперекор устоявшимся привычкам тусовщика, парень хотел чуть больше тишины и чуть меньше людей рядом.

Вика, напротив, оживилась и подобралась, готовая ринуться в пучину извивавшихся на танцполе тел. На секунду замешкавшись, девушка наклонилась к Егору и, заглушая какофонию звуков, попросила.

– Если меня занесет, остановишь? – лучившиеся предвкушением изумрудные глаза вместе с искрившим напряжением, волнами исходившим от брюнетки, так сильно выбивались из отпечатавшегося на подкорке образа отличницы и заучки, что Потап опешил. Чувствуя, как пересыхает в горле, и больше наблюдая, за тем, как приоткрываются едва тронутые матовым блеском губы, чем вслушиваясь в сказанное. –  Я пропустила столько вечеринок, что сейчас ощущаю себя чудом удравшей на бал Золушкой. Только вот туфли какие-то … неправильные.

Вика приподняла ножку в грубом ботинке и, не найдя ничего особенного в рифленой подошве, унеслась в самую гущу веселья. Чтобы продемонстрировать блондину совсем другую Смирнову. Азартную, свободную, гибкую. Двигавшуюся так, что Семенова давилась слюной от зависти, а зеленые первокурсники сворачивали шеи. Отчего Егор мрачнел с каждой минутой, проклинал идею вытащить отличницу в клуб и боролся с чем-то очень похожим на ревность. Колючими иголками впившуюся в грудь и требовавшую вытворить что-нибудь до безобразия глупое. Например, разбить нос вон тому парню в сиреневом поло, подошедшему к Вике слишком близко.

– Кайф, – не замечая двух постных физиономий, вдохновенно выдохнула брюнетка, приземляясь на диванчик рядом с Потаповым и в два глотка опустошая стакан Веселовского с неразбавленным виски. Поморщившись, девушка стащила с тарелки дольку лимона, не кривясь, отправила ее в рот и попросила у пробегавшей мимо официантки: – еще.

– Если кто-то скажет мне, что Смирнова не умеет развлекаться, я клятвенно обещаю плюнуть ему в лицо, – твердо заверил присутствующих за столом Пашка, переживая сокрушительное потрясение и свыкаясь с новыми гранями «ботанки». Егор же просто подгреб брюнетку к себе, носом зарываясь в рассыпавшиеся по плечам волосы и сжимая вокруг тонкой талии кольцо рук, таким молчаливым, но весьма красноречивым образом обозначая весьма недвусмысленные притязания.

– Вик, может, тебе хватит? – терпение Потапова закончилось на пятом коктейле, тем более, что последний напиток ярко горел, готовясь в мгновение ока разнести алкоголь по венам стремительно пьяневшей Смирновой.

– Может, и хватит, – подозрительно быстро согласилась Вика, махом выпив едреную жидкость через трубочку и снова умчавшись на танцпол. С трудом избегая столкновений с такими же нетрезвыми студентами, как и она сама, и заставляя Веселовского подбирать отвисшую челюсть с пола.

– Свяжу. Запру. Выпорю, – сквозь зубы процедил закипавший блондин, нервно отбивая барабанную дробь по столешнице и намеренно игнорируя округлившиеся глаза приятеля.

– Потап, забери ее, пока не поздно, а? – Егор повернулся и поперхнулся воздухом, запечатлев поистине эффектную картину.

Вика стояла в самом центре площадки, обеими руками обнимая гладкий серебристый шест. И не потому что хотела исполнить соблазнительный стриптиз, а потому что пошатывалась, как пьяный матрос на корабле в шторм. Рядом с ботинками Смирновой в позе морской звезды растянулась одна из близняшек, пока вторая рассматривала живописное малиновое пятно, украсившее белоснежную футболку. И тут Потап понял, что отличницу пора спасать, причем, как можно скорее, до того, как кто-нибудь успеет выйти из состояния легкого и не очень ступора.

– Пока карета не превратилась в тыкву, а прекрасный принц – в вурдалака, Золушке пора покидать бал, – непринужденно минуя толпу, Егор отцепил пальцы Вики от металла и, приобняв девушку, покинул клуб под аккомпанемент из неловкого, вязкого молчания.

– Смирнова, а ты та еще катастрофа, – хмыкнул Потапов, выруливая с парковки и запоздало отмечая, что девушка на пассажирском сидении свернулась калачиком, подложила ладошку под голову и теперь сладко посапывала. Не собираясь ни дебоширить, ни спорить по поводу конечного места назначения их путешествия.

Так что, очутившись в просторном коридоре квартиры Потапа, отличница лишь потирала слипающиеся от дремоты глаза и молчала, с любопытством изучая лаконичную, но стильную обстановку.

Егор же вперился в нее пристальным взглядом, борясь с мучительным, выматывающим нутро желанием прижать к себе сонную, немного растерянную девушку. Битву блондин проиграл с треском, стремительно притягивая Вику и жадно впиваясь в приоткрытые губы, хранившие остаток алкогольной горечи. Пальцами сминая невесомую ткань платья и теряя голову от тепла бархатной кожи.

Рассудком Потапов понимал, что пользоваться таким состоянием Смирновой неправильно. Что нужно остановиться и по-хорошему рассказать Вике о глупом пари. Только вот все мысли вышибло без следа, когда девушка крепче прильнула к напрягшемуся парню, превращая пылавший костер в самый настоящий пожар.

________

*[1] – «фейспалм» – (буквальный перевод «рукалицо», «лицоладонь») – популярный интернет-сленг и жест, обозначающий реакцию на чью-то глупость.

Глава 19

Вика

Чёрт, не могу поверить, какие глупости мы творили

в юности. Удивительно, что мы не умерли.

(с) к/ф «Город хищниц».

Приподнялась в кровати, с трудом разлепив будто налитые свинцом веки и обнаружив себя в просторной спальне с зеркальным потолком. Тяжелая голова противно потрескивала, в горле было суше, чем в пустыне Сахара, ну а калейдоскоп событий вчерашнего дня вертелся разноцветной мозаикой, никак не складываясь в единую картинку.

– Твою ж мать, Смирнова! – звучно ругнулась на себя, когда воспоминания скоростной электричкой ворвались в воспаленный мозг, и сокрушенно уронила голову на гладкие шелковые простыни черного цвета.

Потому что стало настолько стыдно, что захотелось мигом провалиться сквозь землю и больше оттуда не выкапываться. Стыдно за то, что перебрала в клубе лишнего и едким комментарием спровоцировала глупых близняшек. За то, как настойчиво обвивала ногами бедра Егора. Как тесно прижималась к нему и запутывалась пальцами в пепельных волосах. Как не давала парню перевести дыхание, терзая его губы дикими поцелуями.

Особенно совестно было за то, что остановилась не я, а он. Демонстрируя такое недюжинное самообладание, какое мне и не снилось. Несмотря на явное напряжение, охватившее его, Потапов нехотя, но прервал наше сумасшествие. Рвано выдыхая, он аккуратно отцепил мою персону, активно домогавшуюся его светлости, от себя и, невзирая на оказанное сопротивление, переодел в одну из небрежно брошенных на кресле рубашек. После чего бережно опустил меня на роскошную двуспальную кровать и укутал в мягкое одеяло. И, так же судорожно дыша, ретировался на диванчик в кухне. Мда.

– Доброе утро, пьянь! – Егор был жизнерадостен до омерзения, бодр до невозможности и щеголял голым торсом, отчего мои щеки мгновенно приобрели неровный пунцовый окрас. Парень понимающе усмехнулся, просовывая пальцы в шлевки джинс и явно не собираясь облегчать мое положение. – Завязывай с самобичеванием, завтракать пошли.

Завозилась в кровати, подтягивая колени к груди и все еще купаясь в океане неловкости, смущения и необъяснимого, томительного ощущения под ребрами. Облизывая припухшие, искусанные губы и тяжело вздыхая.

– Вика, вставай! Ножками топ-топ, – и пока я выпутывалась из нежно-персикового пушистого одеяла с длинным ворсом, в спальню просочился аромат омлета с поджаренным беконом, разбудивший дремавший аппетит и заставивший пустой желудок громко, голодно урчать.

Прошлепала босыми ногами по отполированному паркету, ориентируясь на одуряющий запах, и умостилась на стуле с темно-коричневым сиденьем и металлической высокой спинкой, залипая на лихо управлявшегося со сковородкой блондина. Вооруженного деревянной лопаточкой, казавшейся игрушечной в его руках.

– Какие таланты в тебе пропадают, Потапов, – с самого начала учебы относилась к троечнику предвзято, так что куда охотнее могла представить армию прислуги, готовящую что-нибудь экзотическое для «золотого» мальчика, нежели его самого у плиты.

– Не расплатишься, Смирнова, – хитро прищурился Егор, сервируя стол и по всем правилам заваривая черный чай с бергамотом, сначала обдав фарфоровый чайничек кипятком.

От такого проявления заботы спорить и огрызаться не хотелось совершенно. Хотелось лишь прятать улыбку на дне кружки с душистым напитком и уютно молчать. Будучи от всей души благодарной Потапову за то, что не бросил в «Метле», и за то, что не воспользовался моим полувменяемым состоянием.

– Так, дебоширка и возмутительница общественного спокойствия, – блондин расправился с двойной порцией омлета и, пока я старательно делала вид, что размешиваю успевший раствориться в чашке сахар, распорядился, допивая крепкий, черный кофе: – ты – мыть посуду, я – в душ.

– А пары? – я подняла глаза на Егора, совершенно не соображая, что стояло в расписании сегодня.

– Ты на время смотрела, горе луковое? – парень обогнул стол, наклоняясь вперед и коротко целуя меня в макушку. – Все давно закончилось. Доедай спокойно.

Память идти на сотрудничество с все еще растерянной мной отказалась, утаивая явки и пароли, виноватых и причастных. И продолжая удерживать засекреченным имя преподавателя, к которому придется подлизываться, придумывая самые невероятные причины пропуска его занятия. Чтобы он при этом поверил, проникся душераздирающей историей, пустил скупую слезу и допустил нерадивую студентку к пересдаче… контрольной. Именно ее, как вопила очнувшаяся, наконец, интуиция, мы и пропустили.

Кричащему шестому чувству вторила стройная трель дверного звонка, на автомате отправившая мою все еще сонную тушку открывать настойчивому посетителю. Напрочь забыв, что я вообще-то нахожусь у Егора в гостях, причем стою посреди коридора в его рубашке (спасибо, хоть не на голое тело), я бездумно отперла замки, встречаясь с хищным, просвечивающим хуже рентгена взглядом знакомых серых глаз. Судя по внешности, мужчина мог приходиться Потапу братом, дядей или…

– Утро добрым не бывает, – обернулась на звонкий голос, раздавшийся за спиной, и приглушенно, протяжно застонала, пряча стремительно краснеющее лицо в ладонях. Мало было раззявы меня, так еще и блондин решил выйти из ванной в одном полотенце, наспех обернутом вокруг мускулистых бедер. Не обращая внимания на брови гостя, удивленно поползшие вверх, и на тихо подвывающую меня, Егор закончил фразу, гордо шествуя в сторону кухни и оставляя на полу мокрые следы: – если кофе в чашке нет. Привет, пап.

Опасаясь оставаться наедине с хмурым, недовольным Потаповым-старшим, быстро захлопнула все еще открытую дверь квартиры и резво засеменила вслед за одногруппником. Надеясь, что в присутствии свидетелей вполне себе живую меня не превратят в хладный трупик и не зароют где-нибудь в лесу, за восемьдесят пятым километром.

– Завтракать будешь? – спросил у отца Егор, в отличии от набравших в рот воды нас, чувствовавший себя замечательно и пребывавший в прекрасном расположении духа. Судя по его довольному виду, парень ни капли не парился о том, что мог нафантазировать его родитель, лицезрев эпатажную вариацию на тему картины Репина «Не ждали».

– Спасибо, пообедал уже, – буркнул мужчина, недружелюбно косясь на меня исподлобья и из последних сил сдерживая явно вертевшиеся у него на языке язвительные комментарии.

– Знакомься, это Вика Смирнова. Отличница и гордость потока, любезно согласившаяся помочь мне с докладом, – речь Потапа градус витавшей в воздухе напряженности не снизила, правда, полного здорового пофигизма блондина это ничуть не смутило. И он, всучив мне в руки кружку с травяным (для успокоения расшатанных нервов, что ли?) чаем, преспокойно продолжил: – Вика, это мой отец. Николай Леонтьевич Потапов.

Глава 20

Егор

Такая уж судьба у отцов —

разочаровывать детей.

(с) Фредерик Бегбедер.

К отцу Потап испытывал весьма и весьма противоречивые чувства. С одной стороны, уважал деловую хватку, стальной стержень и умение прогнуть что людей, что любую, даже самую невыгодную ситуацию под себя. А вот с другой… До сих пор не мог простить родителю некрасивого, затянувшегося на целых полгода развода и потухших, как будто выцветших после расставания глаз матери. Хрупкой, ранимой и одновременно нашедшей в себе силы уйти с гордо поднятой головой, глотая слезы обиды и разочарования и рисуя на красивом лице торжествующую улыбку, почти не отдававшую горечью фальши.

– Егор, – мужчины перебрались на балкон, пока Вика хозяйничала на кухне, складывая остатки омлета в контейнер, перемывая посуду и продолжая стыдиться непрезентабельного внешнего вида. – А ты можешь в следующий раз попросить своих ш… шикарных женщин встречать гостей немного более одетыми, м?

Девушке Николай Леонтьевич, конечно, ничего не высказал, мысленно отнеся ее к категории легкодоступных и «одноразовых», а вот сыну отчего-то отчаянно хотелось всыпать ремня. В том числе, и за искривившую губы надменную ухмылку, и за расслабленную позу, сообщавшую: «С высокой колокольни плевал я на твое авторитетное мнение».

– Пап, – парень вальяжно облокотился на створку открытого окна, меланхолично бросив: – а ты можешь в следующий раз не приезжать без звонка?

Потапов-старший понял, что подкурить сигарету и затянуться крепким табачным дымом было ошибкой, потому что от такой наглости собственного отпрыска он широко открыл рот, намереваясь с толком и расстановкой отчитать Егора. А получилось только закашляться, глупо выпучив глаза, как выброшенная на берег касатка.

 – Вот и ладушки, – хохотнул блондин, похлопав отца по спине и добавляя очки в копилку незаслуженно обиженной Смирновой: – можешь думать, что угодно, но Вика, действительно, учится на отлично, получает повышенную стипендию и подрабатывает по вечерам в кафе. А в мою рубашку ей пришлось переодеться, потому что ей на платье разлили вишневый сок.

Гадая, когда его сын успел так сильно повзрослеть и возмужать, Николай Леонтьевич в вишневый сок не то чтобы поверил, а вот испорченную одежду вполне допустил. Вспоминая, как сам чудил в молодости, карабкался по водостоку на второй этаж общежития, где жила скромная девочка Женя с огромными сине-голубыми глазами на пол-лица. Стойко отвергавшая ухаживания троечника Коли и ответившая согласием на предложение выйти замуж только спустя три долгих года.

– Егор, она не твоего круга, – закрыв шкатулку с давно похороненными истертыми картинками и шикнув на некстати разыгравшееся воображение, Потапов старший достал из внутреннего кармана пиджака серебряный портсигар с выгравированным на нем пером и бирюзовым камнем посередине. Не желая повторять оплошность, помедлил, в упор глядя на сына и видя в нем когда-то цеплявшие черты бывшей супруги.

– А какого я круга? – вскинулся Потап, впервые продемонстрировав что-то отдаленно похожее на вырвавшиеся на волю эмоции. Тихо, почти бесшумно выдохнул и, вновь натянув безразлично-надменную маску, припечатал: – я твоим баблом кичиться не собираюсь. Сколочу свое состояние, тогда и поговорим.

После обрушившейся на него отповеди Николай Леонтьевич поспешно ретировался, бурча что-то нехорошее про нравы нынешней молодежи и обещая в следующий раз нанести визит исключительно в том случае, если ему удастся встать с правильной ноги. Егор же, влив в себя вторую чашку кофе, отвез Вику домой. И сейчас стоял у серого обшарпанного подъезда той самой пятиэтажки, запахивая плотнее полы кожаной куртки Смирновой, слабо защищавшей девушку от порывов пронизывающего насквозь ветра.

Жест вышел настолько неосознанным, что блондин и сам удивился тому, как естественно было заботиться о хрупкой брюнетке. И не важно, что всего месяц назад она воротила от него нос, язвила и, скорее всего, с превеликим удовольствием развязала бы затяжную кровопролитную войну, сопровождающуюся взаимными упреками и подставами.

Потап, улыбаясь своим мыслям и радуясь, что плохо обоснованная, но жгучая неприязнь канула в лету, притянул девушку к себе. Не помня, когда они перешли эту грань и сломали барьеры, но испытывая неподдельное удовольствие от того, что Вику теперь можно обнять без опасений за собственную жизнь и за сохранность всех важных органов. Что можно убрать прядь с ее лица, пальцами пробежаться по тонкой шее и оставить на ровно очерченных губах мягкий, выматывающий нежностью поцелуй. Наполняющий пряной истомой все тело и оседающий концентрированным теплом глубоко в груди.

– Спасибо, – Вика нехотя оторвалась от Потапова, переводя сбитое дыхание и краснея, наверное, в сотый раз за не так давно начавшийся для них с троечником день. И пока парочка была занята друг другом ровно настолько, чтобы не замечать ничего, даже смерча или торнадо, вокруг, откуда-то снизу раздалось недовольное покашливание.

– Кхм, я, конечно, все понимаю, – слева от припаркованной ауди, прямо на бордюре расселся нахохлившийся Веселовский. Бук�

Глава 1

Егор

Мы интеллектуальные противоположности.

Я интеллектуал, а вы противоположность.

(с) Мэй Уэст.

– Пота-а-ап!

– Отстань!

Звонкий голос друга ввинчивается мне прямо в мозги и заставляет недовольно морщиться. А еще отвлекает от созерцания хорошенького затылка одной миниатюрной брюнетки. Девушка переминается с ноги на ногу и старается что-то записать в пухлый коричневый блокнот.

Бесперспективное занятие в такой толкучке, как по мне.

Правда, сообщать об этом девушке я не собираюсь. Делаю шаг вперед и в третий раз сдуваю волнистую прядь с маленького аккуратного уха. Отчего незнакомка испуганно вздрагивает и медленно ведет ладонью по изящной смуглой шее.

– Ну, Егор…

– Отстань, Паш.

Я досадливо отмахиваюсь от раздражающего фактора в лице лучшего друга и отвешиваю ему смачный подзатыльник. Пропустив торжественную речь ректора в честь Дня знаний, Пашка Веселовский, высокий долговязый шатен, отхлебывает кока-колу из банки и давится, выплевывая жидкость на одну из наших одногруппниц, стоящих рядом.

Шикарное собрание бакалавров. Мда.

– Ты можешь хоть пару минут не отсвечивать, а?

Толкаю друга в бок локтем и возвращаюсь к прерванной игре, гадая, почему не видел незнакомку на потоке раньше. Хотя, с моими-то прогулами.

– Ну, Пота-а-ап!

Веселовский все-таки отвлекает меня воплем раненого бизона, и я не рассчитываю траекторию своего движения. Подаюсь вперед чуть больше, чем следует, и мажу носом по аккуратному уху, втягивая дурманящий цитрусовый аромат духов.

В свою очередь, брюнетка дергается, роняет свято оберегаемый ежедневник и резко наклоняется, предоставляя мне прекрасную возможность оценить соблазнительные виды и открывающиеся перспективы.

– Ммм, конфетка.

Округлые ладные бедра, обтянутые черным классическим платьем. Край кружевного чулка, мелькающий в поползшем вверх разрезе. Модные туфельки, на высоком каблуке.

Невинная забава в один миг приобретает совсем не невинные очертания и заставляет меня сглатывать ставшую вязкой слюну. Так что я резко выдыхаю и двумя пальцами оттягиваю воротник начинающей душить меня рубашки.

– Пота-а-ап, – следующий оклик я, ожидаемо, пропускаю.

Залипаю на плавных изгибах так, как не залипал даже на последнюю серию «Игры престолов», дорисовываю недостающие детали в воображении и посему не замечаю появление ледокола «Арктика».

– Егорка.

Полузабытое обращение отрезвляет, заставляя оторваться от впечатляющего зрелища. А еще напоминает о том, что было бы неплохо вернуться к делам насущным и расставить все точки над i в отношениях с бывшей девушкой.

Например, повторить Лене Семеновой, что мы разбежались. Разошлись, как в море корабли, и поставили на изжившем себя романе жирную точку.

И в очередной раз донести, что ее фальшивая улыбка и латексный комбинезон на два размера меньше нужного не вызывают во мне ничего, кроме глухого раздражения, охватывающего тело, начиная от макушки и заканчивая кончиками пальцев.

Вдох. Выдох. Дзен.

– Лен, солнце мое ненаглядное, гроза стиля и будущая звезда мировых подиумов. Что во фразе «Мы расстаемся» тебе непонятно?

Несмотря на попытки притушить раздражение, мой голос все равно сочится концентрированным ядом, только это совсем не смущает первую красавицу курса. Так же, как и мои активные попытки отпихнуть это намертво прилипшее недоразумение от себя.

Леночка старательно делает вид, что наша ссора – сущий пустяк, и продолжает виснуть у меня на локте.

– Да брось. Повздорили, вспылили, с кем не бывает?

Тем временем, пока я хмурюсь, а Семенова изображает ангела во плоти, зацепившая меня брюнетка успевает собрать выпавшие из блокнота листочки. Поднимается и резко разворачивается, качнувшись с пятки на носок и обратно.

– Потапов, ты? Скинь в следующий раз геолокацию, пожалуйста, чтобы я обошла тебя десятой дорогой. Ладно?

– Смирнова?

Девчонка больше ничего не произносит. Только окидывает меня разочарованным взглядом, как будто ожидала столкнуться с принцем Датским или, на худой конец, с Егором Кридом. И надменно фыркает, не пряча бесстыжей усмешки.

Я же пытаюсь уложить в голове, что залип на отличнице, заучке всея потока и приличной занозе, отличающейся отменным занудством. Не выходит. Ни с первой попытки, ни со второй. Ни с натяжкой, ни со скидкой на альтернативную реальность или вторжение инопланетян, захвативших мозги.

Так что я пристально изучаю знакомую незнакомку и нещадно туплю, когда она снисходительно роняет.

– А может, все-таки повезет, и тебя, наконец-то отчислят?

Прижав пухлый блокнот к соблазнительной груди, которую я раньше не замечал, Смирнова стягивает с маленького вздернутого носа очки в черной оправе «бабочка» и возводит к небу светло-зеленые глаза, подергивающиеся мечтательной поволокой. После чего хмыкает и ныряет в толпу, оставляя меня наедине с разливающимся по венам неудовольствием.

Отреагировать на ее выпад не успеваю. Тупо смотрю вслед виртуозно протискивающейся между одногруппниками занозе и откровенно не понимаю, куда подевался запас язвительных подколов из моего арсенала. Не втыкаю, с какой стати в груди взялось горьковатое чувство недовольства самим собой, и не могу сообразить почему так сильно мешают пальцы красивой и вроде бы не глупой Леночки, вцепившейся в мое предплечье, как клещ.

– Все, Лен, мы рас-ста-ем-ся. Серьезно. Насовсем. Да.

Запихав ненужные мысли подальше, я произношу по слогам и наблюдаю такую гамму эмоций на искривившемся лице, что впору поежиться от неприкрытой злобы.

Правда, Леночкино неодобрение больше меня не трогает. Так что я отклеиваю от себя бывшую девушку, с которой имел глупость встречаться, и удаляюсь с места несостоявшегося скандала, не обращая внимания на сыплющиеся на мою многострадальную черепушку проклятия.

– Скучная, – бурчу себе под нос, вытягивая Веселовского из толпы, и тащу его на буксире к выходу из тесного для такой толпы актового зала. – До чего же она скучная.

– А Смирнова?

– Смирнова? – катаю на языке фамилию отличницы, напарываясь на внезапный вопрос, и заключаю после недолгих раздумий. – Смирнова интересная.

Глава 2

Вика

Раскрась мою жизнь хаосом проблем.

(с) «500 дней Лета».

– Солнышко светит, птички поют. Красота, да и только.

Выглядываю в окно и скептически хмыкаю.

– Ну, а я что?

А я в очередной раз хороню планы за плинтусом, присыпаю их пеплом несбывшихся надежд и запиваю этот убойный коктейль стаканом холодного молока. Щурюсь от ярких лучей, сползаю с подоконника и иду собираться на работу, проклиная свое везение.

Болезненная Верочка, постоянно подхватывавшая то вирус, то простуду, а то и воспаление хитрости, слегла с гнойной ангиной. Ее смена по умолчанию перекочевала ко мне, и вечеринка в честь первого сентября, конечно же, накрылась медным тазом.

– Чертов закон подлости!

Бурчу своему недовольному отражению в зеркале и высовываю язык.

Да, я хотела в этот дурацкий клуб. Хотела хоть раз отжечь на полутемном танцполе, подсвеченном бликами диско-шара. Хотела попробовать экзотических коктейлей, хотела плясать до упада, хотела много смеяться и возвращаться домой под утро с босоножками в руках.

– Не судьба.

Благодаря коллеге, мне приходится натягивать безликую белоснежную рубашку с воротничком-стойкой и черные брюки в облипку вместо короткого платья и собирать непослушные волосы в изрядно надоевший пучок. Подкрашивать губы красноватым блеском, принятым в нашем заведении, и опрометью мчаться вниз.

Чтобы через каких-то двадцать минут, ровно столько мне требуется на то, чтобы добежать до входа в подземку и проехать пару станций метро, принимать заказ у задумчивой девушки в сером брючном костюме.

Она посещает наше кафе строго по понедельникам, усаживается за столик в дальнем углу и что-то медленно выводит на экране своего планшета. Отгораживается от мира ширмой из волос, сосредоточенно закусывает нижнюю губу, как будто доказывает теорему Ферма, и перестает замечать что-либо вокруг.

– Здравствуйте. Вам…?

– Мне как обычно, пожалуйста.

Задумчивая, брюнетка на пару секунду отвлекается от своего несомненно важного занятия, откидывает рваную косую челку со лба и грустно улыбается, тарабаня короткими ногтями по столешнице. По обыкновению, выглядит так одиноко, что у меня начинает привычно щемить где-то под ребрами.

– Двойной эспрессо с долькой лимона и маленькую сырную тарелку, – не задавая лишних вопросов, чеканю недлинный список, давно заученный наизусть, и лечу на кухню, подмигивая шефу. – Петь, а, Петь. Порадуем царевну Несмеяну?

Бог нашей кухни, Назаров понимающе кивает и спустя несколько минут передает мне тарелку с фирменным шоколадным капкейком, украшенным взбитыми сливками и маленькой вишенкой сверху.

– Приятного аппетита.

– Спасибо, – отложив гаджет в сторону, гостья аккуратно пробует пирожное, блаженно жмурится и рассеянно произносит: – перезрелые вишни самые опасные, от них может закружиться голова…

В ответ на ее фразу я лишь пожимаю плечами и спокойно принимаю чужие странности у самой – их вагон и маленькая тележка. Начиная от непреодолимой тяги к классике, которую не разделяет ни одна из моих соседок по квартире, заканчивая неугасимой любовью к грозам.

Олька показательно зажимает уши ладонями, когда я пытаюсь цитировать Чехова. Милка и вовсе сбегает к холодильнику за эклерами. А уж, когда я возвращаюсь домой вымокшая насквозь под проливным дождем, девчонки синхронно крутят пальцами у виска и несутся меня отогревать.

– Красота.

На город опускаются сумерки, и я украдкой наблюдаю за багрянцем, окрашивающим небо. Сную между столиками, таскаю туда-сюда подносы с тарелками и стараюсь не думать о том, что именно в этот момент подруги как раз выходят из подъезда и садятся в такси. Которое отвезет их в страну чудес – знаменитый рок-бар, находящийся под землей. Где у входа будет стоять серьезный охранник в черной косухе и в черных солнцезащитных очках. Он будет держать в татуированных пальцах длинный список приглашенных и пропускать студентов внутрь по одному.

Эх, мечты, мечты…

– Так. Нам капучино с кокосовым сиропом и корицей, латте макиато, две венских вафли с черникой и телефончик запиши.

Низкий знакомый голос с заигрывающими ласковыми интонациями врывается в мое царство фантазий и стремительно возвращает меня на бренную землю, заставляя гадать, где я так нагрешить-то умудрилась.

– Да не может быть. Опять ты, Потапов, – выдаю обреченно и едва удерживаюсь от того, чтобы не стукнуть одногруппника подносом по светлой макушке. – Так чей, я извиняюсь, тебе телефончик записать? Кареты скорой помощи или клиники для душевнобольных?

На автомате прикрываюсь щитом из сарказма и по профессиональной привычке оцениваю развалившегося на стуле Егора. Закусываю нижнюю губу и попутно ругаюсь на подлые взбунтовавшиеся гормоны, решившие, что на троечника очень даже приятно смотреть.

На его не слишком длинные пепельные волосы, небрежно зачесанные набок. На серо-стальные глаза, сузившиеся в хитром прищуре. На угольно-черные ресницы. И на квадратные скулы, ничуть не портящие весьма привлекательное лицо.

Так, Смирнова! Стоп!

– Смирнова, – в это же время Потап копирует то, что транслирует мой внутренний голос.

Только делает это так предвкушающе, что мне тут же хочется залезть под самый неприметный стол и не вылезать оттуда, пока мой персональный раздражитель не испарится из нашего заведения.

По какой-то иррациональной причине рядом с Потаповым мой инстинкт самосохранения отключается по щелчку, а желание дерзить и ерничать стремится к абсолюту. С самого первого курса я ни разу не заткнулась первой во время наших перепалок и нажила немало неприятностей на свои вторые девяносто.

– Ладно. Твой номер я и сам найду, так что не смею отвлекать от выполнения твоих… непосредственных обязанностей.

Решает то ли сжалиться, то ли задеть Егор, так что я крепче стискиваю зубы и резко разворачиваюсь. Притворяюсь, что не чувствую, как тяжелый обжигающий взгляд утыкается мне в спину и заставляет все тело покрыться мелкими колючими мурашками.

Шагаю твердо, намереваясь размозжить плитку своими каблуками, и поспешно скрываюсь за двустворчатыми распашными дверями, ведущими в царство шеф-повара нашей адской кухни.

Поначалу Петька Назаров, невысокий толстячок с испуганными голубыми глазами и женственными пухлыми губами кажется всем совершенно безобидным, но стоит ему открыть рот, как первое впечатление кардинально меняется. Поступающие к нему на обучение стажеры попеременно краснеют и бледнеют от язвительных замечаний, слетающих с его беспощадного языка. Кто-то начинает заикаться под его хищным взором, кто-то блеет сущую ерунду, а самые невезучие путают ингредиенты самых простых блюд и получают черную метку.

Мы с Петькой давно прошли стадию холодной войны, миновали период вооруженного нейтралитета, и плавно перекатились к приятельскому общению. Сплотились, так сказать, на ниве неприятия людской глупости и объединились из-за общей страсти к шоколадным маффинам. Примирившей неординарного повара и обычную официантку с такой вселенской несправедливостью, как отсутствие в нашем кафе тринадцатой зарплаты.

– Петь, а можно я одного клиента прибью? Легонечко? Насмерть?

– Нельзя. Тебя поймают и посадят. Кто Верочку подменять будет?

– Ну, Пе-е-еть!

– Нельзя, – задушив мои насильственные поползновения на корню, бросает через спину Назаров и продолжает сосредоточенно помешивать белый густой соус в небольшой кастрюльке. – Каре ягненка в вине будешь?

– А вино без ягненка можно? – хмыкаю саркастично, сгружая посуду в мойку, натыкаюсь на внимательный заинтересованный взгляд и небрежно отмахиваюсь от дальнейших расспросов. – Да, шучу я, шучу.

Мысленно сняв скальп с Егора и его дружка Веселовского, я медленно вдыхаю, разминая затекшее и постоянно ноющее запястье, затем шумно выдыхаю и собираю в кулак все свое самообладание, готовясь к следующему раунду противостояния с несносным троечником, к которому испытываю стойкую неприязнь.

Потапову в этой жизни все дается слишком легко. После разговоров с ним большинство преподов послушно закрывают глаза на его пропуски и на халяву рисуют Егору зачеты. Противоположный пол и вовсе начинает истекать слюной, стоит Потапу появиться в радиусе ста метров, даже самые умные девчонки рядом с ним теряют последние мозги, и это все меня несказанно бесит.

Глава 3

Егор

В юности, когда плоть ещё глупа и беспощадна,

азарт поглощает все прочие чувства: и жалость,

и осторожность, и даже инстинкт самосохранения.

(с) «Обещание нежности», Олег Рой.

Первым из аудитории вываливается Веселовский. Смешно перебирает длинными тощими ногами, любовно придерживая драгоценный сосуд – красно-белую алюминиевую банку. Иногда мне кажется, что друг на семьдесят процентов состоит не из воды, а из кока-колы.

Я выкатываюсь следом. Злой, взъерошенный и готовый взорваться от малейшей искры. Снимаю с черной рубашки длинный светлый волос и, нахмурившись, сплевываю себе под ноги.

– Посещаемость, аккредитация, отчисление, ничего не забыл? – пинаю носком кроссовка скомканную бумажку и задумчиво морщу лоб, прикидывая, что с прогулами придется завязывать. Ну, или хотя бы сократить их количество до приемлемого. Потому что пополнять ряды неудачников, покинувших стены альма матер без заветной корочки на последнем году обучения, не хочется. Отец и так всю плешь проел на тему хренового рейтинга.

– Да расслабься, Потап. Фигня, – небрежно машет рукой вечно радостный Веселовский. Он не заморачивался даже тогда, когда менты закрыли нас в изоляторе до выяснения личности, что ему какой-то декан: – погнали в «Бункер»?

Мысленно отвесив другу подзатыльник, я кошусь на его довольную физиономию и отрицательно качаю головой. В клубе соберется большая часть нашего потока, а отбиваться от пираньи-Леночки и ее верных подружек мне совсем не улыбается.

– Как-нибудь в другой раз.

Фиксирую немое удивление на Пашкином лице и ловлю за шиворот друга, едва не исполнившего сальто-мортале с лестницы. Хмыкаю негромко и свободной рукой выуживаю из кармана модных черных джинс телефон.

Нужно забрать дедов подарок из ремонта. Массивные старые часы с царапиной на округлом металлическом корпусе и потертым кожаным ремешком. Я крайне редко с ними расстаюсь и сейчас ощущаю себя неуютно без привычной тяжести на запястье.

– Готово? Отлично! – спустя каких-то полчаса проверяю исправно работающий механизм, благодарю мастера за работу и толкаю Веселовского в сторону неприметного кафетерия.

Заведение теряется среди многочисленных витрин бутиков с броской рекламой, настойчиво манящих если не купить букет роз несуществующей девушке, то приобрести стильный джемпер из последней коллекции одежды осень-зима.

– Может, не надо? – притормозив у порога, неуверенно мямлит Пашка и колупает пальцем простенькую деревянную дверь. Скромная вывеска «Карамель» явно не внушает ему доверия.

– Надо, Веселый. Надо! – гаркаю от души так, что пробирает даже пожилую женщину, выгуливающую на поводке шпица с нежно-персиковой гладкой шерсткой. Пес вздрагивает от моего угрожающего окрика и подпрыгивает на полметра вверх, пугая хозяйку.

Моими серьезными намерениями проникается не только собака, мчащаяся прочь. Пашка тоже срывается с места и тянет на себя дверь, не сразу соображая, что она открывается внутрь. Я же с кривящей губы усмешкой стучу костяшками пальцев по затылку друга и намекаю на отсутствие там мозгов и присутствие тормозной жидкости.

– Кофе попьем. Развлечемся. Чего скис?

Двигаю Веселовского вперед и следом за ним проскальзываю в простой, но уютно обставленный зал.

Негромкая приятная музыка бальзамом проливается на нервы, аромат кофейных зерен, витающий в воздухе, щекочет ноздри и поднимает испорченное настроение. Ну, а соблазнительные бедра официантки, упакованные в облегающие брюки, и вовсе обещают скрасить скучный вечер.

И все идет идеально до того момента, пока я не поднимаю глаза и не встречаюсь взглядом с полыхающими злобным огнем зелеными омутами. Знакомыми зелеными омутами, обещающими разложить неугодного на столе для опытов и препарировать затупившимся скальпелем долго, с чувством, с расстановкой.

– Смирнова.

Констатирую данность и испытываю легкое раздражение от того, что девчонка не то что не собирается падать к моим ногам – даже не улыбается. Она, скорее, послала бы меня таким затейливым маршрутом, что я бы потерялся в хитросплетениях словесных конструкций.

Спасает пресловутая профессиональная этика. Меня – от культурного шока, Вику – от неизбежного увольнения. Потому что разбитый о голову клиента графин ей бы вряд ли простят.

– На правильных девочек потянуло?

Оценив подлянку судьбы, хохочет Пашка и падает на стул, когда Смирнова удаляется на достаточное расстояние, чтобы не слышать нашего разговора.

– Цыц.

Осекаю приятеля. Уклончиво пожимаю плечами и сосредоточенно жую нижнюю губу, продолжая смотреть в спину балансирующей с тяжелым подносом официантки.

Пожалуй, если бы взглядом можно было испепелять, то одежда Смирновой давно бы уже осыпалась прахом к ее аккуратным темно-синим замшевым балеткам с маленьким белым бантом на боку. Но я способностями мага-огневика не обладаю, поэтому мерно раскачиваюсь на стуле и в который раз за день пытаюсь понять, почему меня так сильно злит откровенная неприязнь зазнавшейся отличницы. С явно непомерной гордыней для того, кто работает обслуживающим персоналом.

– Ваш заказ. Приятного аппетита.

Грациозно выплыв из кухни, цедит сквозь зубы Вика, расставляет перед нами посуду и убегает принимать заказ у только что вошедших посетителей. И я, может, и хочу к ней придраться, но кофе в «Карамели», действительно, горячий и терпкий. С красивой нежной пенкой в блестящей чистотой кружке. А вафли моментально тают во рту, стоит лишь откусить небольшой кусок.

– Было вкусно. Сдачу оставь себе, – снова обжигаюсь огнем зеленых омутов, когда Смирнова возвращается, чтобы забрать пустые тарелки и удивленно выгибаю бровь, напарываясь на совсем уж неожиданное.

– Мне не нужна твоя милостыня, – произносит она твердо и ухмыляется. Правда, чувствует, что ходит по тонкой грани, разворачивается до того, как я успеваю что-то произнести, и быстренько ретируется. Оставляя меня наедине с опаляющей внутренности досадой и довольно скалящимся Веселовским, подкидывающим поленьев в разгорающийся костер.

– Теряешь сноровку, Потап, – нагло топчется по моей гордости не в меру болтливый Пашка, а я не могу сообразить, что бесит больше. Ехидца в его звонком заливистом голосе или Викина выходка, задевшая уязвленная самолюбие.

– Ни фига. Забьемся? – сам не понимаю, что именно толкает меня на опрометчивое пари, но слова падают между нами с Веселовским булыжниками, а мозг отчаянно не успевает за развязавшимся языком. – Спорим, через два месяца Смирнова будет моей?

– Сопливые поцелуйчики не в счет, – проникшись азартом, оживляется Пашка и подается вперед в предвкушении чумового развлечения. – Постель.

– Постель, – выдавливаю с нажимом и шарахаю ладонью по протянутой ладони друга.

Я не умею вовремя давать заднюю и отступать, о чем Веселовский прекрасно осведомлен. Он не раз подначивал меня на сумасшедшие споры и убийственные вызовы, а потом вместе со мной разгребал их последствия.

Прочесав пятерней шевелюру, я медленно расстегиваю ремешок часов и, поколебавшись, кладу их на стол рядом с пузатой банкой для чаевых. Усиленно тру переносицу, откидываю голову назад и улыбаюсь шальной, полубезумной улыбкой, пугая замершего с чеком в руках приятеля.

– Один-ноль, Виктория, один-ноль, – бормочу еле слышно и снова ерошу уложенные до состояния идеального беспорядка волосы, после чего стискиваю пальцами ворот рубашки. – Пока что, в твою пользу.

Я знаю, что Вика никогда не присвоит чужого. Поэтому не сомневаюсь, что она сама найдет меня в универе, чтобы вернуть собственность.

Глава 4

Вика

Можно жить без друзей,

но нельзя без соседей.

(с) Томас Фуллер.

– Не спать, Вика! Не спать.

Я сижу на старенькой поскрипывающей табуретке в темной кухоньке и разве что не вставляю в глаза спички. Помешиваю остывающий какао и дожидаюсь девчонок с гулянки.

Я знаю, что поутру буду тереть будто засыпанные песком покрасневшие и припухшие веки, но упрямо не ложусь в одиночестве – так уж у нас заведено. Колючая Олька Никитина и добродушная Милка Курочкина не раз и не два куковали до рассвета, пока я не возвращалась с поздней смены. Клевали носами, упражнялись в искусстве ведения морского боя, но упрямо несли караул.

– Ну, наконец-то.

Радостно выдыхаю я и слышу, как чьи-то непослушные пальцы просовывают в замочную скважину ключ. Морщусь от разрубающего тишину металлического лязга и очень надеюсь, что соседи не станут жаловаться на нас хозяевам квартиры, которую мы снимаем.

– Голодные, наверное, пришли.

Бормочу себе под нос, поднимаюсь со стула и топаю к шкафчикам – доставать ингредиенты для столь любимого нами имбирного чая с мятой, лимоном и медом.

Под него у нас проходят задушевные разговоры, выливаются откровения и строятся планы по захвату мира. Ну, или по получению зачета у преподавателя повышенной вредности Аркадия Павловича, пытающегося втемяшить в наши глупые головы основы предпринимательской деятельности. На занятиях он постоянно хмурится и пыхтит, как паровоз, когда кто-то из несчастных студиозусов умудряется захрапеть на последней паре, навевающей сладкий здоровый сон вкупе с монотонным голосом лектора.

– Вичка, встречай!

Первой в маленький коридор вваливается Милка – невысокая полненькая брюнетка с круглым личиком, обрамленным мелкими вьющимися кудряшками, достающими ей до плеч. И пока эта в меру упитанная, лучащаяся неистребляемым позитивом девушка сбрасывает черно-красные босоножки на огромной платформе, я пытаюсь сообразить, из какого павлина она выдернула потрепанное ярко-розовое перо и откуда в рок-баре взялась гавайская гирлянда из пестрых искусственных цветов.

– Мила? – тяну я опасливо и начинаю подозревать неугомонную соседку в налете на магазин интересных вещей и необычных подарков.

– Все нормально, никто из однокурсников не пострадал, – отчитывается Ольга, коротко хохотнув, и отбрасывает прилипшие к шее густые длинные волосы каштанового цвета с едва различимым рыжеватым отливом.

– Фух, – я выдыхаю с явным облегчением и заговорщически подмигиваю Оле, роняя. – Неужто всем симпатичным индивидам мужского пола удалось уйти с вечеринки безнаказанными?

– Да ну вас! – в ответ на мой подкол, обиженно фырает пышечка и бочком протискивается в кухню. Пробирается к стратегически важному объекту – холодильнику.

– Мила!

Кричим мы с Никитиной отрепетированным и доведенным почти до совершенства хором, вынуждая проштрафившуюся девушку бухнуться в кресло без законной добычи.

– Что, Мила? – Курочкина надувается, как мышь на крупу и обиженно сопит.

Сколько мы ее знаем, она постоянно изнуряет себя то кефирными, то апельсиновыми диетами. Срывается стабильно раз в месяц и заедает расстройство по этому поводу тремя эклерами с заварным кремом.

– Чая-то хоть нальете, изверги?

– Нальем.

Снова выдаем в унисон и делим обязанности. Я разливаю по кружкам терпкую горячую жидкость, Оля режет лимон. А вот пирожные из холодильника не достаем.

Позавчера мы пообещали Милке рубить на корню любые поползновения ее фигуры урвать чего-нибудь сладенького и свято держим данное слово.

Тишина, опустившаяся на комнату, длится не долго – ровно тридцать секунд. А потом Миленка не выдерживает и выпаливает на одном дыхании.

– Ты такое шоу пропустила! Семенова договорилась с диджеем, залезла на барную стойку и в микрофон обозвала Потапова козлом и бабником. Обещала отомстить ему и той девке, на которую он ее променял. Представляешь?

– Такая она, наша элита. Коренные москвичи, славная история рода.

Мысленно нарисовав творившуюся в клубе феерию, я зачерпываю ложкой полупрозрачный липовый мед с янтарным оттенком и заливисто смеюсь. Вспоминая, как амбициозная Леночка кичилась подаренной на восемнадцатилетие квартирой на Покровке и обширными связями состоятельных родителей.

– Зря старалась, болезная, – хмыкает Оля и пожимает заостренными плечами с вязью татуировок на них, разливая остатки ароматного напитка. – Потапов, кстати, так и не объявился. Что очень и очень странно. Раньше он не пропускал такие тусовки.

Выдыхаю тихо. На Олины реплики не реагирую. Я знаю наверняка, где мажор провел, по крайней мере, первую часть вечера, и не считаю нужным делиться с подругами этим знанием. С них станется привязать меня к стулу и подвергнуть изощренному допросу с применением пыток.

Так что я считаю за благо уткнуться носом в кружку и притвориться, что внимательно изучаю ее содержимое на предмет возникновения в несчастной посудине новой цивилизации.

– В «Бункере» стриптиз не жалуют, – не желая менять тему разговора, невозмутимо брякает Милка и снова косится в сторону вожделенного холодильника, плотоядно облизываясь. – Не удивлюсь, если Потапов с Веселовским нашли место, где есть раздетые девочки погорячее.

Такой подставы от легкомысленной Курочкиной я не ожидаю. Мое богатое и ни разу не скромное воображение живо рисует картинки, где персонал нашей «Карамели» по очереди извивается вокруг воображаемого шеста в центре зала, так что чаем я давлюсь громко и со спецэффектами. Закашливаюсь, глотая ртом воздух, и натыкаюсь на выразительные взгляды девчонок.

– Вика, – ласково зовет меня Оля, постукивая недлинными бежевыми ноготками по столу и щурится. И вроде бы столько доброты в ее ясных широко распахнутых глазах, что чувствуешь себя маленьким беспомощным кроликом рядом с хитрым опасным удавом. – А ты ничего нам рассказать не хочешь?

– Неа, это ты завтра выходная, а мне через четыре часа на пары. Спокойной ночи.

Открещиваюсь от всего сразу я и отрицательно машу головой. Вскакиваю со стула, сгружаю чашку с блюдцем в раковину и нагло ретируюсь в комнату, где живем мы с Милкой.

Олька на правах единственной, у кого налажена личная жизнь, занимает спальню, чтобы в случае чего уединиться там с Игнатом. Шикарным мускулистым брюнетом под два метра ростом, учащимся на последнем курсе магистратуры и готовящимся занять непыльную должность в одном весьма интересном ведомстве.

Оставив девчонок без сказки на ночь, я ныряю под одеяло и четко осознаю, что встать без отряда некромантов по мою грешную душу завтра будет очень и очень сложно. Организм истошно кричит, что ему необходимо не меньше двенадцати часов сна кряду, а лучше и все двадцать четыре, чем я порадовать его никак не могу.

Так что длинно, сладко зеваю и, перед тем как провалиться в вожделенную дрему, глажу указательным пальцем циферблат увесистых металлических часов, впопыхах надетых на запястье.

– Надо обязательно вернуть вас хозяину.

Крутится в мозгу правильная мысль, а вместе с ней мелькает неотступное подозрение. Не удивлюсь, если Егор оставил часы в кафе нарочно, вынуждая столкнуться с ним, не важно, хочу я того или нет.

Глава 5

Егор

– Ты тоже учишься в университете?

– Мы живем здесь, едим здесь, но никто ещё

не обвинял нас в том, что мы здесь учимся.

(с) к/ф «Цвет шафрана».

– Ты где?

– В универе. Где же еще, – я морщусь от покровительственных интонаций в батином голосе и перевожу звонок на видеосвязь. Демонстрирую отцу стены родной альма матер, после чего отключаю изображение.

– Надо же. Не проспал как обычно.

– Удивлен?

– Конечно. Еще одна претензия от декана, и я заблокирую твою карту.

– Ты обещал это сделать еще год назад.

– И сделаю, если будешь огрызаться, – нудит батя и прощается, отваливая на какое-то важное совещание.

Я же засовываю мобильный в карман и любуюсь на своего железного коня.

Ярко-синий, ультрамариновый кузов спортивной ауди поблескивает на солнце новой свежей краской, и ни единая царапина, ни единая вмятина больше не напоминает о том, что хозяин авто – нерадивый, безалаберный балбес. Решивший ценой крыла любимой ласточки выиграть очередной спор. Безрассудный, глупый и в общем-то никому не нужный. Кроме, разве что, меня.

Я тащусь от любого пари и не умею проигрывать. Совершенно. Даже если обстоятельства против и грозят швырнуть под асфальтоукладчик, я всегда ухитряюсь извернуться. Ну а то, что победе неизбежно сопутствуют жертвы, вряд ли хоть каплю меня волнует.

– Месяц. Много. Интересно, управлюсь за пару недель?

Гадаю, расслабленно прислонившись к капоту, и смеживаю слегка подрагивающие веки. Поглаживаю пальцами массивные рельефные линии железного зверя и отрешаюсь от ненаписанного доклада, за который даже не брался. Игнорирую звонок, две минуты назад возвестивший о начале первой пары, потому что не планирую на нее идти.

Вероятно, я бы и вовсе пропустил сегодня учебу, если бы не острое желание нажать на спусковой крючок и дать старт грядущему развлечению.

– Отличница. Заучка. Заноза. У тебя-то хоть парень когда-нибудь был?

Облизываю обветренные губы и прикидываю, как подступиться к новой цели, когда эта самая цель влетает во внутренний дворик университета.

С увесистым черным рюкзаком с десяткой, а то и двадцаткой разноцветных значков самых невообразимых форм и размеров на нем. В темно-синих джинсах, такого же цвета куртке, расстегнутой и закатанной по локоть, в черном топе с аккуратным треугольным вырезом, Смирнова неумолимо наращивает скорость. Лихо перепрыгивает через оставшиеся после «высококачественного» ремонта тротуарной плитки ямки и выбоины и свободной рукой пытается собрать густые роскошные волосы в пучок.

И то ли я за три года обучения так сильно привык к неприметно-серому образу, не допуская мысли, что Смирнова может быть красивой. По-настоящему красивой. Что не обращал на нее внимания из-за более броских представительниц универской фауны, обвешанных модными «Пандорой» и «Сваровски». То ли Вика похорошела за прошедшее лето настолько, что теперь я готов признать: пари из обыкновенного обязательства грозит перерасти в нечто более занимательное.

– Вау.

Тряхнув головой, я свыкаюсь с новыми чудными мыслями и неторопливо отлепляюсь от автомобиля, напоследок пробежавшись пальцами по шестиугольной радиаторной решетке. Вызывая у столпившихся неподалеку первокурсников множественные восхищенные вздохи и неконтролируемое слюноотделение при виде потрясающего сочетания силы, мощи и агрессии.

– Восьмиступенчатая коробка передач!

– Четыреста пятьдесят лошадей под капотом!

– Машина – зверь! – авторитетно подытоживает невысокий брюнет в расстегнутой на несколько верхних пуговиц коралловой рубашке, заправленной в слишком узкие джинсы, и звонко свистит.

«Лучше б вы так теорию штудировали», – беззвучно буркнув себе под нос, я оставляю за спиной горячо обсуждающих достоинства ауди первогодок и ныряю в высокую каменную арку. Чтобы через пару минут приветственно помахать укоризненно взирающему на меня охраннику и двинуться к ближайшему кофейному аппарату, снабжающему обучающихся бурдой, лишь отдаленно напоминающей ароматный крепкий напиток, сваренный из только что смолотых зерен.

– Потап! – окрик вонзается в барабанные перепонки, а тяжелая клешня ложится на плечо, каким-то чудом не заставляя меня выпустить из рук коричневый пластиковый стаканчик с молочной пенной шапкой.

– Пашка, блин! Я на тебя колокольчик повешу, – в который раз обещаю обиженно сопящему другу и мощусь на подоконнике – допивать утреннюю дозу радости сомнительного качества и ждать начала следующей пары.

– Потап!

Не умеющий долго дуться Пашка не оставляет попыток меня расшевелить. А я обреченно кошусь на это неунывающее чудовище, непоколебимое в извечном желании достать меня до печенок.

Признаться честно, Веселовский действует на мои нервы похлеще, чем домоправительница отца Клавдия Рудольфовна. Построившая горничную, повара, садовника, двух кошек-британок и даже своенравного питбуля Рамзеса, но обломавшая острые ядовитые зубы о непутевого сына Потапова Николая Леонтьевича, то есть меня.

– А давай ты мне свою ласточку сразу отдашь, а? Я всего-то неделю на ней погоняю и верну в целости и сохранности.

– Чего-о-о?

– Того! – передразнивает мои интонации Пашка и радостно скалится. – Ты все равно не выиграешь это пари.

Давлюсь кислородом на выдохе и сильно сжимаю стаканчик, расплескивая кофе на пол. Здравый смысл вкупе с безграничной любовью к верному средству передвижения в унисон противятся такому кощунственному предложению и вынуждают меня скептически щуриться. Ну, а дерзкий азарт так и вовсе кипятит горячую кровь, подталкивая к скорейшим активным действиям.

Благо, знакомый затылок мелькает в толпе высыпающих из аудитории одногруппников и притягивает к себе взгляд цепких глаз. Заставляя меня резко соскакивать с насиженного места, пихать недоумевающему Веселовскому стаканчик с остатками ванильного капучино (по крайней мере, так гласит полустертая выцветшая наклейка на автомате) и, расталкивая нерасторопных студиозусов, мчаться в погоне за Смирновой в другой класс.

Чтобы усесться позади нее. За вечно пустующую вторую парту, вопреки укоренившейся привычке подниматься на тесно забитую такими же троечниками и прогульщиками, как я сам, галерку.

Эдакий образчик примерной девочки и всезнающей зубрилки, Вика не сошлась ни с кем из потока, будучи принципиальной в вопросах списывания и подготовки домашнего задания. Смирнову не любят за ее резкие высказывания, завидуют налаженному контакту с большинством из преподавателей и осуждают. За идеально выполненную контрольную, за аккуратно сложенную на углу стопку из тетрадей и методических пособий, за слишком простой прикид и, конечно, за отсутствие на всех универских тусовках.

Правда, Смирнову это мало заботит. Она с грацией королевы занимает свой островок отчуждения и тщательно конспектирует преподносимый лектором материал, не обращая внимания на сверлящие спину неприязненные взгляды и злобные шепотки.

– Привет, Вик. Есть запасная ручка?

Вынырнув из раздумий, я дотрагиваюсь до предплечья Смирновой. Вздрогнув от моего прикосновения, она резко оборачивается и прикладывается коленом о нижнюю крышку стола. Шипит, потирая ушибленную конечность, и недобро на меня смотрит.

Я же строю невинную моську и усиленно делаю вид, что не имею никакого отношения к ее злоключениям.

– Сгинь, нечистая, – оставив конечность в покое, бурчит Смирнова и на всякий случай меня крестит. – Не сгинешь, да?

Не выдерживаю. Хмыкаю, сцеживая в кулак смешок. Наблюдать за ее безуспешными потугами с подчеркнутым удовольствием. Вика такая взъершенная и колючая, что я сам не замечаю, как губы невольно расползаются в широкой улыбке, а пальцы сами тянутся вперед и щелкают по носу замершую девчонку.

Пожалуй, в это мгновение она пытается решить то ли казнить неугодного, то ли все-таки поделиться имеющейся в запасе канцелярской принадлежностью. И хорошо, что человеколюбия в Виктории достаточно, чтобы не бросить ближнего на произвол судьбы в лице строгой Анны Львовны, вплывающей в кабинет и одним своим появлением прекращающей все разговоры.

– Потапов, вы соизволили почтить присутствием мою пару. Чудесно, с вас и начнем опрос, – низкорослая шатенка раскрывает журнал и улыбается так хищно, что Вика ежится. Я же моментально теряю ребячливую беспечность и готовлюсь на ходу придумывать причину, по которой не выполнил домашнее задание.

Глава 6

Вика

– Если бы я была вашей женой, Уинстон,

то подсыпала бы вам яд в кофе.

– А если бы я был вашим мужем, то выпил бы его.

(с) Уинстон Черчилль и Ненси Астор.

– Спокойно, Вика. Это все сон. Потапова здесь нет. Он призрак, невидимка, ничто.

Едва слышно шепчу под нос, но убедить себя не удается.

Вдох. Выдох. Концентрация. Фигово у меня с индийскими практиками.

Уйти в блаженную нирвану не получается, какие бы титанические усилия я не прикладывала. Волнение мощной волной шпарит по венам, а глаза то и дело цепляют фыркающую Леночку, показательно закидывающую нога на ногу.

Признанная красавица, Семенова нарочито скромно одергивает неприлично короткую кожаную юбку, апогей безвкусицы, как по мне, и призывно облизывает покрытые перламутровым матовым блеском губы. Жаль только Потапов ее стараний упорно не замечает, вперившись взглядом в мою сгорбленную спину.

От его навязчивого внимания сердце бьется чуть быстрее, чем обычно, кислорода в легкие поступает чуть меньше, чем нужно, ну, а противные мурашки прочно обосновываются в излюбленном месте.

Пробегаются от лопаток до поясницы и обратно, и не хило так отвлекают от мирских забот и от подброшенной Анной Львовной задачки, которая не решается от слова совсем. Так что я сосредоточенно кусаю кончик ручки и в четвертый раз перечеркиваю написанное, возвращаясь к началу. Только вот правильный ответ и не думает маячить на горизонте.

– Вот же подстава!

Гипнотизирую кривые формулы и слишком сильно давлю на острый стержень, царапающий тонкую бумагу и в итоге прорывающий ее. От неосторожного движения хочется взвыть. Белугой, волком, сиреной, в конце концов. Жалуясь на несправедливость жизни вообще и на мешающее сосредоточиться соседство, в частности.

Временно принимая поражение, я роняю голову на руки и прячусь там от не желающих сдаться на милость мне злобных циферок. Тихо всхлипываю и закусываю нижнюю губу, когда чужие пальцы осторожно проходятся по волосам.

Они растрепывают пряди и ласкают, вызывая напряженное томление, спускающееся от груди к низу живота, да так там и оседающее. Неопознанная (да я до последнего тяну с идентификацией личности ее владельца) конечность повторяет маневр и на этот раз задерживается на шее. Надавливает на затекшие от неподвижной позы мышцы и разминает их, вынуждая на пару коротких минут поддаться слабости и раствориться в моменте.

– Смирнова, – горячий шепот обжигает ухо, согревает кожу и окончательно дезориентирует млеющую от умелых точечных прикосновений меня. – У тебя условие записано не верно.

И, хоть я шиплю, как заправская королевская кобра на охоте, поминая добрым словом родню Потапова вплоть до седьмого колена, он не планирует отстраняться. Только ладонь убирает, во избежание утери последней, и наклоняется вперед, вроде бы ненароком задевая мое плечо и обдавая пряным горько-сладким ароматом. Дразнящим и дурманящим, обволакивающим и проникающим в кровь.

– Вот здесь, – Егор авторитетно тычет пальцем в ошибку и торжествующе улыбается, подмигивая: – не стоит благодарности.

Дар речи от его чистой, не замутненной угрызениями совести наглости пропадает совершенно. И я только и могу, что открывать и закрывать рот, не находя ни одного подходящего комментария, пока самодовольный блондин вскакивает со скамьи и начинает вальяжно спускаться по лестнице.

И, пока я растерянно хлопаю ресницами, Потапов собирает восхищенные взгляды доброй половины аудитории и не реагирует на Семенову, роняющую в проход карандаш и нелепо изгибающуюся в попытке его достать. Насвистывает мотивчик из «Розовой пантеры» и беззаботно ерошит и так находящиеся в художественном беспорядке пепельные волосы.

И я отвлекаюсь на идеальное в своем нарциссизме дефиле настолько, что забываю о том, что бережно завернутые в замшевый мешочек часы с характерной царапиной на корпусе лежат на дне рюкзака и послушно ждут своего часа.

– Черт!

Выбравшись из-за парты, я на лету подхватываю рюкзак и чудом не задеваю им мечтательную физиономию Леночки. Стремительно скатываюсь по ступеням и намереваюсь вернуть безалаберному владельцу забытую в «Карамели» вещь.

– Потапов!

«Любимого» одногруппника нагоняю у входа и внезапно лишаюсь дара речи. По неведомой моему, видимо, нездоровому сознанию причине упуская тот момент, когда меня успевают приобнять, придвинуть к теплому боку, чмокнуть в затылок и потащить в центр зала под ахи и охи изумленной публики.

Публика, кстати, привыкла наблюдать за холодным отчуждением и старательным игнором, либо потоком взаимных обвинений и красочных проклятий, изрыгаемых отличницей Смирновой и троечником Потаповым. Поэтому сейчас неистовствует и готовится снимать шоу на телефоны.

– Не бойся. Я не кусаюсь.

Роняет Егор, подталкивая меня к свободному столику, и осторожно гладит по голове, словно добросовестно сделавшего домашку ребенка, когда я нерешительно опускаюсь на коричневый стул с мягким сидением и деревянной овальной спинкой.

– Чай, кофе, колу?

– Не надо ничего.

– Понятно.

Проигнорировав мой ответ, Потап уносится к огроменной очереди с извивающимся хвостом, огибающим серую мраморную колонну, и без зазрения совести втискивается между кассой и опешивший девчонкой с двумя французскими косами пшеничного цвета.

– Иди в конец! Тебя здесь не было!

– Брось. Я за ним занимал.

Не сдавая позиций, ругается Егор, а я тру переносицу и жмурюсь, надеясь, что все привидевшееся лишь глупый сон и никакой Потапов вовсе не торопится ко мне с нагруженным разными вкусностями подносом. Грозя превратить мою тушку в жертву номер один для толпы его оголтелых поклонниц, фанаток, фетишисток и прочих затейниц, рисующих углем пентаграммы, проводящих кровавые ритуалы призыва высших демонов, лишь бы урвать кусочек внимания «золотого» мальчика.

– Спасибо, я не хочу.

Вынырнув из живописных фантазий, я посматриваю сквозь ресницы на отчего-то присмиревшего парня, расположившегося напротив, и отрицательно мотаю головой. И мой вежливый отказ можно назвать гордым, если бы не громко урчащий подлый желудок. Во всеуслышание заявивший, что его хозяйка голодна и на самом деле не прочь подкрепиться.

– Давай. Ешь уже.

Удержавшись от традиционных подколов, Егор понимающе улыбается и пододвигает ко мне клубничный молочный коктейль и темный бисквит. Пропитанный нежнейшим сметанным кремом десерт обильно полит жидким шоколадом и манит скорее положить на язык это лакомство с прослойкой из измельчённых орехов и кусочков ананаса.

Отказаться ни шанса!

– Контрольная, курсовая, диплом? – глубоко вдохнув, я перечисляю наиболее вероятные причины для повышенного интереса к моей скромной персоне со стороны Потапова. Неспешно потягиваю густой напиток через соломинку и бесстрашно встречаюсь с нечитаемым взглядом потемневших серых глаз. – Взятка?

– Мимо, – обиженно буркает парень, вгрызаясь в гамбургер, и запивает его ледяной кока-колой. Выдерживает почти театральную паузу и продолжает совсем уж неожиданным: – Смирнова, а что, если я приглашу тебя на свидание?

Скажи сам ректор, что мою кандидатуру выбрали для программы обмена студентов с Канадой, степень ошеломления была бы и то меньше. Так что я давлюсь десертом, закашливаюсь и укоризненно зыркаю на явно потешающегося надо мной Потапова. Не в силах переваривать еще более сюрреалистичное:

– Сегодня.

В искренность, бескорыстие и прочие не свойственные Егору качества я бы не поверила, даже если бы находилась в горячечном бреду, вызванном африканской лихорадкой Эболой. Поэтому отбиваю по столешнице бравурную барабанную дробь и переключаюсь на кусок торта – не отберут же его за мою вредность, в конце-то концов.

– Вика, – не собираясь оставлять меня в покое, нетерпеливо зовет Потапов и вопросительно выгибает бровь, исполняя излюбленный прием всех студиозусов: строит умилительную мордашку, способную разжалобить даже самых черствых сердцем преподавателей нашего храма знаний. Но не меня.

– Нет, – отрезаю коротко, шугнув взметнувшихся в животе бабочек, и возвращаю все внимание кондитерскому изделию, игнорируя хмурое выражение на лице собеседника.

– Почему?

Не собирается сдаваться Егор, а я, наконец, понимаю Максима Петровича Литбермана, все-таки поставившего Потапову в прошлом семестре зачет. Если бы Егор с таким же тщанием и усердием доставал меня на протяжении месяца, я бы сочла за благо избавиться от набившей оскомину физиономии троечника, а то, не дай бог, уйдет в академ и будет глаза мозолить лишний год.

– У меня вечерняя смена.

Говорю отрешенно, умалчивая о том, что в этот напряженный график два через два, перемежаемый с учебой, я с трудом втискиваю не слишком богатую на события личную жизнь. Зачастую, поход на свидание заканчивается, еще не успев начаться – на уютной небольшой кровати, лицом в мягкую подушку в черной с оранжевыми апельсинами наволочке.

– Прогуляй, – беспечно предлагает Потапов, перегнувшись через стол, и большим пальцем убирает с моих перепачканных губ остатки шоколада. Заставляя меня подпрыгнуть вместе со стулом, отодвинуться на безопасное расстояние и спрятать подрагивающие руки в карманах старенькой, ни разу не дизайнерской куртки, купленной по акции в одном из недорогих бутиков в торговом центре неподалеку от дома.

– У меня нет родителей-миллионеров, которые бы оплачивали обучение. Нет важных знакомых, которые, по мановению волшебной палочки, закрывали бы долги и продляли сессию. Я сама зарабатываю на комнату в съемной квартире, на учебники, еду, одежду и не могу позволить себе лишние отработки и пропуски, представляешь?

Высекаю резковато и складываю руки на груди. Напоминаю, в первую очередь, даже не Егору, а самой себе, что мы с разных планет. На его Марсе достаточно денег и связей, чтобы любая проблема растворилась в одно мгновение, на моей же Венере каждая мелочь достается упорным и кропотливым трудом.

Только для Потапа это слабенький аргумент.

– Вика! Да хоть раз попробуй нарушить свои дурацкие правила и убедись, что мир от этого не разрушится! – пылит Потапов, а я против воли начинаю любоваться серыми омутами, полыхающими огнем уверенности, учащенно вздымающейся грудью и мощными плечами, ширину которых я не замечала раньше.

Его бы сейчас, да на броневик, вершить революцию, спасать судьбы.

– Благодарю за обед. Это, кажется, твое, да?

Поднявшись из-за стола, я вытаскиваю из рюкзачка часы и пододвигаю мешочек к Егору. Стараюсь не касаться его пальцев и не слишком глазеть на красивые ровно очерченные губы. Чересчур быстро устремляюсь к выходу из столовой и не оборачиваюсь, как мантру, твердя: «Он птица не твоего полета».

– Дура ты, Вика.

До туалета добегаю через пару минут, открываю на полную мощность кран и подставляю пылающее лицо под струи холодной воды, остужающие внезапный жар. Недоумеваю, почему мой организм так ярко отреагировал на присутствие Потапова, теплыми чувствами к которому я никогда не отличалась, и радуюсь, что не злоупотребляю косметикой.

Не придется поправлять поплывший макияж.

Между тем, волнение постепенно стихает, оставляя после себя какое-то странное умиротворение, мысли рассыпаются и не хотят соединяться в единый клубок. И я оказываюсь совершенно не готовой к тому, что кто-то бесцеремонно макнет головой в раковину. Вынуждая фыркать и отплевываться, пока холодные капли скользят за шиворот и насквозь пропитывают копну густых волос.

Сориентировавшись, я-таки сбрасываю с шеи чужую ладонь, выпрямляюсь и разворачиваюсь, встречаясь взглядом с высокомерно ухмыляющейся Леночкой и с неизменными близняшками-подпевалами Ингой и Ирмой у нее за спиной.

– Не смей приближаться к Егору ближе чем на сто метров, поняла? – Семенова нарочито медленно поправляет выбившийся из прически локон и демонстрирует длинные заостренные ногти ярко-красного цвета, пару массивных золотых колец и не красящие ее собственнические замашки: – он мой.

– А Егор-то хоть в курсе?

Вместо того, чтобы сказать, что на Потапова никто в твердом уме и здравой памяти не претендует, я решаю пройтись по грани и поиграть в отважного тореадора, пусть численный перевес явно не на моей стороне. Просто до одури хочется поставить королеву на место и смахнуть с ее макушки фальшивую корону.

Глава 7

Егор

– Кто вы?

– Мы друзья.

– Друзья друг друга в табло

прикладом не бьют, не кидают

в лодку и не везут черти куда.

– Только самых близких.

(с) к/ф «Остаться в живых».

– Свидание. Сегодня.

Повторяю с нажимом и замираю. Меня забавляет, как сосредоточенно Вика морщит маленький аккуратный нос, пытаясь отгадать причину внезапного потепления наших отношений. Как стягивает черную резинку с высокого хвоста и неосознанно зарывается пальцами в рассыпавшиеся по плечам волосы цвета темного шоколада. С каким воодушевлением отщипывает кусок бисквита и отправляет его в приоткрытый хорошенький рот, забывая облизать с губ сладкую глазурь.

А уж как смешно Смирнова подпрыгнула вместе со стулом, когда я нарочно залез в ее личное пространство, с грацией медведя потоптавшись по выставленным границам. Загляденье!

– Я не могу себе позволить лишние пропуски и отработки, представляешь?

Горячечно тарабанит Вика, а я чувствую, как азарт, незамутненный, безудержный, безрассудный, будоражит кровь. Заставляет подмечать созвездие из родинок на правой ключице, то, как хмурится Вика, изредка потирая левое запястье, и то, как сильно ей идет улыбка. Не привычно едкая и саркастичная, а мягкая, едва уловимая, согревающая теплом светло-зеленые глаза, с интересом изучающие мою персону сквозь тонкие стекла стильных очков.

Ровно на секунду мне даже подумалось, что Смирнова с легкостью могла бы использовать свою внешность в качестве оружия массового поражения самых притязательных мужчин. Каталась бы сейчас с каким-нибудь богатеем на мерине, запивала клубнику шампанским в джакузи номера «люкс» и не знала бы бед, ведь все при ней. И стройная фигурка с аппетитными округлостями, и миловидное личико, и гладкая ровная кожа, без постороннего вмешательства хирургов и косметологов.

Но Вику не назовешь содержанкой. Врожденная гордость исправно толкает девчонку на работу и спозаранку поднимает на пары, не позволяя манкировать своими обязанностями. Чтобы не прогибаться под сильных и успешных, оставаясь самостоятельной и независимой. И, несмотря на ряд сложившихся и прочно устоявшихся стереотипов и имевшие место стычки, я немного ей завидую и уж точно не откажу в уважении.

– Благодарю за обед. Это, кажется, твое, да?

Отвлекаюсь на опускающиеся на стол часы и не успеваю поймать Смирнову за запястье, а потом и вовсе прощаюсь с надеждой догнать беглянку, вздрагивая от громкого окрика.

– Пота-а-ап!

Возникшее у меня на пути препятствие улыбается во все тридцать два зуба, сияет, как начищенная монета, и загораживает узкий проход между столиками. Источая непрошибаемый оптимизм, от которого моментально хочется утопить жизнерадостного приятеля в ближайшем водоеме или прикопать в студенческом парке, без суда и следствия, так сказать.

– Веселый, – обреченно тяну я и глубоко вздыхаю, желая приложиться головой обо что-то крепкое, металлическое. Щурюсь, прикидываю что-то в уме и заключаю: – Слушай, иногда мне кажется, даже если я лягу в гроб, ну так, чтобы просто отдохнуть, замуруюсь изнутри, заколочусь снаружи, ты меня все равно достанешь…

– Посвят перваков. В «Метле». Через три недели, – игнорируя мою кислую физиономию, восклицает Пашка, размахивая красочными флаерами, и чуть ли не причмокивает от открывающихся перспектив: – халявная выпивка!

– Такого отвратного качества, что наутро голова будет трещать как битое стекло? Спасибо, я пас, – выхватываю у друга буклеты, чтобы отправить их в урну, и хмыкаю, ни на йоту не разделяя чужого энтузиазма.

– Откуда столько занудства? – Веселовский обходит меня кругом, пытается пощупать лоб, но тут же нарывается на тушащий его пыл шлепок, после чего авторитетно озвучивает диагноз: – тебя Смирнова, что ли, покусала?

– Еще одно слово, и…

Намеренно даю простор чужой фантазии, обрывая ее на середине. Я в принципе никогда не отличался большим терпением, а сегодня запасы недостающего качества и вовсе устремились к минус бесконечности, грозя Пашке очередным увесистым подзатыльником.

– Понял – не дурак, дурак бы не понял, – сдается Веселовский, вскидывая руки вверх и провожает меня цитатой из подаренного мною же томика. – Теперь беги: блеск утра все румяней. Румяней день, и все черней прощанье.

– Знал бы, что ты не то что оценишь шутку, а зачитаешь до дыр шекспировскую трагедию и заучишь ее наизусть, подарил бы тебе «Войну и мир» или «Преступление и наказание».

Всерьез вознамерившись купить другу что-то из «серьезной» литературы, Я выскакиваю в коридор и ловлю врезавшуюся в меня Анну Львовну вместе со сделавшем в воздухе кульбит журналом. Аккуратно ставлю преподавательницу на пол, ничуть не смущаясь, озорно ей подмигиваю, пока она одергивает строгое синее платье в мелкий белый цветочек, и исчезаю с места происшествия. Чтобы, завернув за угол, нос к носу столкнуться с Викой, пытающейся на ходу отжать мокрые волосы.

– Смирнова, ты ничего не перепутала? – поддеваю девушку, с долей удовольствия разглядывая влажный топ, прильнувший к телу и явственно облепивший его изгибы, и добавляю. – Физ-ра по расписанию в пятницу. Сегодня у нас нет плавания.

– Потапов, соблюдай, пожалуйста, дистанцию, – выставив ладони вперед, Вика на корню рубит мои попытки приблизиться, меряет меня снисходительным взглядом и гордо удаляется, бросив через спину: – хватило мне купания в раковине из-за тебя, кстати. Благодарю покорно.

И, в то время как я пытаюсь сообразить, какое отношение имею к внезапным водным процедурам, на горизонте появляется Леночка. Стильная, в кипенно-белом пиджаке, такого же цвета ультракоротких шортах, и как только ее пропустила внутрь доблестная охрана уважаемого учебного заведения.

Ее туфли-лодочки с неизменными каблучищами, звонко цокают, заранее предупреждая прохожих о приближении первой красавицы потока и заставляя расступаться первокурсников, теряющих папки, челюсти и остатки мозгов при виде Семеновой. Меня же весь этот пафос с каких-то пор бесит.

Тем не менее, довольная произведенным эффектом, девушка грациозно подплывает ко мне, пробегается пальцами с угрожающим кроваво-красным маникюром по груди и, облизав полные губы, ядовито спрашивает.

– Новую игрушку нашел? – под бурные перешептывания близняшек Леночка внимательно осматривает ногти и недовольно фыркает, обнаружив микроскопический скол на мизинце. Я же категорически отказываюсь вестись на провокации и заявляю с флегматичным спокойствием самого Будды.

– Не твое дело.

– Егорка, а ты случайно рассудком не повредился? Да ты же рядом с ней на второй день сдохнешь от скуки.

Уверенная в своей правоте и неотразимости, Семенова пытается до меня достучаться. Ее низкий грудной голос сочится притворной жалостью, может, и вводя кого в заблуждение, но меня оставляет бесстрастным и безразличным. Так что я недоуменно выгибаю правую бровь, засовываю большие пальцы за пояс джинс и своей невозмутимостью заставляю Семенову снять дружелюбную маску и криво усмехнуться.

– Лена. Не лезь.

Обращаюсь вроде бы тихо, размеренно. Только Леночку от моих предупреждающих интонаций колотит крупной дрожью и окатывает паникой, словно ушатом колодезной воды. В общем, приоткрывшийся для очередной гадости рот стремительно захлопывается, и ни единого звука больше не вылетает наружу.

Глава 8

Вика

Ватрушка – лучшее девичье утешение.

А с леденцами и жизнь краше становится.

(с) «Внучка берендеева в чародейской академии»,

Карина Демина.

– С такими, как Потапов, лучше не связываться.

Бурчу себе под нос и поглядываю на балкон. Там сохнут мокрые топ вместе с курткой. А я, переодевшись в теплую пижаму с недовольной, вечно не высыпающейся (точь-в-точь как моя несчастная тушка) совой на груди, грею руки о большую ярко-оранжевую кружку. Неспешно потягиваю крепкий черный чай с бергамотом и чайной ложкой густого травяного бальзама и очень надеюсь не заболеть после взбодрившего, а заодно и напомнившего о месте в пищевой цепочке душа.

– Да он же… – сидящая напротив Милка вторит нестройным эхом, задыхаясь от переизбытка чувств, и даже теряется, подбирая подходящий эпитет, зато я за словом в карман не лезу.

– Глобальная термоядерная катастрофа? Проблема мирового масштаба? Ноль, возведенный в квадрат? – Курочкина глубоко вздыхает, не разделяя радикальных взглядов, и явно считает меня городской сумасшедшей, невесть как сбежавшей из-под надзора санитаров.

– Вика, ты его фигуру видела? – Миленка возводит небесно-голубые очи к требующему косметического ремонта потолку, а я боюсь уточнить, при каких обстоятельствах подруга могла оценить по достоинству телосложение Потапова. – Какие плечи? А пресс? Да он из зала стопудова не вылезает!

– Да обычная фигура, – я отмахиваюсь от Милки, с упрямством барана не желая соглашаться с очевидным, в принципе, фактом. И вызываю очередную порцию хоть и молчаливого, но весьма выразительного порицания, которое успешно игнорирую. Опасно отклоняюсь назад на колченогом стареньком табурете и балансирую на нем подобно канатоходцу. – Оль, а ты знаешь, что я за твои отбивные продам душу дьяволу?

Никитина, очень редко вступающая с нами в перепалки, колдует у плиты. Солит, перчит, посыпает специями и выкладывает сочные пласты мяса на сковородку. Отчего по кухне плывет такой одуряющий аромат, что не закапать слюной накрытый клеенчатой бело-золотой скатертью стол ну очень сложно. И, пока я силой воли удерживаю себя на месте, дабы раньше времени не покуситься на полупрожаренный кулинарный шедевр, Миленка улучает момент и тянет загребущие лапки к вазочке с воздушным клубничным зефиром.

– Курочкина! – ей-богу, нашей слаженностью мог проникнуться сам Хор Турецкого, удавиться от зависти и залиться в сторонке горючими слезами. Только наметившей цель и не планировавшей от нее отступать пышечке все нипочем.

– Что, Курочкина? – Милка хватает сласть и в порыве экстаза оттяпывает от нее больше половины, бормоча с набитым ртом: – может у меня стресс? На фоне беспросветной глупости некоторых личностей. По чистой случайности, на нее обратил внимание самый крутой парень потока. Да куда там, потока – всего универа. А она? Дура ты, Смирнова!

Миленка красноречиво крутит пальцем у виска, описывая масштабы свалившейся на меня радости. Я же скептически хмыкаю и мысленно благодарю Ольку за поддержку.

– По-моему степень крутизны этого индивида очень и очень преувеличена, – заразительно хохотнув, Никитина расставляет перед нами тарелки с до безобразия аппетитными на вид бифштексами с рубиново-красным гранатовым соусом сверху. Заставляющими спорящие стороны на время зарыть топор войны и замолчать, поглощая то ли ранний ужин, то ли поздний обед.

– Нет, я не отрицаю, Егор не лишен привлекательности, – говорю задумчиво, смакуя последний кусочек идеального мяса – у меня такое никогда не получается. Как бы я с ним ни билась, в каким бы маринадах его ни держала и какие бы заклинания ни читала по ходу готовки. – Но я уверена на сто процентов, что ему банально нужна помощь в учебе. Тем более, после того как нас на линейке предупредили о грядущей аккредитации и неминуемых отчислениях.

– Смирнова, Смирнова, – обреченно вздохнув, Миленка роняет голову на подбородок и жалобно смотрит в мои глаза, тщетно ища в них крохи раскаяния. – Вот ты Чехова читаешь, Тургенева любишь, а где жажда романтики-то?

– Это ты у нас, Милка, вроде и взрослая, а до сих пор в сказки веришь, – беззлобно журит Курочкину Оля, нарвавшись на привычные причитания о несправедливости жизни, и лукаво мне подмигивает.

– И в какой очереди я стояла, когда всем принцев раздавали? – не найдя сочувствия, пышечка заводит извечную шарманку, повторяя частенько звучавший в стенах нашей кухоньки сакральный вопрос, и тянется еще за одной порцией мяса.

Я же под шумок ретируюсь и оставляю девчонок шутливо пикироваться, пропуская сто пятидесятую лекцию по психологии от специалиста в области бухгалтерского учета Никитиной. Выскакиваю на лестничный пролет, набираю крейсерскую скорость и буднично проношусь мимо сидящих на лавочке старушек, которые потом обязательно назовут меня наркоманкой, потому что не поздоровалась с ними. Выбегаю на освещенный фонарями проспект и огибаю будку с посредственным кофе, в жутком качестве которого я имела несчастье убедиться однажды.

Несмотря на непредвиденные задержки, вроде вцепившегося в мою ногу веселого кудрявого мальчугана, затребовавшего купить киндер-сюрприз и не сразу заметившего, что его мама стоит аккурат в десяти метрах от нас, в здание кафе я вхожу минута в минуту. Успеваю вовремя принять смену, сверить кассу и даже стать свидетельницей фееричного шоу под названием «Адская кухня». Правда, не с Гордоном Рамзи в главной роли, а с красным, как рак, Петей Назаровым.

Сегодня ему на растерзание отдали невысокую худенькую стажерку в великоватом ей поварском колпаке, из-под которого выглядывает тугая длинная коса светло-русого цвета. Девчонка сосредоточенно смотрит на новоиспеченного босса круглыми темно-карими глазами, как у того самого олененка из мультфильма, затаив дыхание, внимает каждому слову Петра и разве что не конспектирует его эмоциональную речь, щедро сдобренную непечатными конструкциями. И все вроде бы напоминает обычный день в дурдоме, если бы не шестое чувство. Тихо нашептывающее, что всех нас ждет коварный такой, большой подвох.

– Господин шеф-повар, – от высокопарного обращения Петьку нещадно кривит, ну, а я сдавленно хрюкаю, сдерживая подступающий смех. – А теперь говорить можно?

– Можно, – великодушно разрешает поварских ножей начальник, сковородок командир и зря считает миссию по воспитанию подчиненной выполненной.

– У вас бульон того. Сбежал, – и, уж не знаю, имеет ли девчонка какое-то отношение к произошедшей диверсии, но улыбка стажерки далека от невинной так же, как я – от балета.

Не дожидаясь, пока Петр зайдет на новый виток оскорблений, я выхожу в зал к клиентам. Насвистываю веселый мотивчик и гадаю, неужели нашелся достойный кандидат, способный выдержать Назарова дольше двух недель. И та же самая пресловутая интуиция подсказывает, что на этот раз ставки явно не в пользу зловредного шефа.

– Здравствуйте, меня зовут Виктория, и сегодня я буду вас обслуживать, – за барной стойкой сидит светловолосый парень, в пику эпохе гаджетов и электронных приложений разгадывающий самый обычный кроссворд. На серой бумаге в самой обычной газете.

Так что, умилившись подобному чуду, я записываю достаточно скромный заказ, и удаляюсь исполнять пожелания клиента. К своему удивлению, обнаружив, что на кухне воцарилась тишина. И непримиримые поначалу враги вполне слаженно работают в четыре руки, изредка переругиваясь. Но это ведь мелочь, правда?

– Я обычно так не делаю, но… – вернувшись с подносом, я растворяюсь в доведенных до автоматизма механических движениях, и не сразу понимаю, чего от меня хотят. Исподлобья пялюсь на того самого посетителя с газетой в руках, и складываю разрозненные буквы в слова. Так, что медленно краснеющему парню приходится повторить заданный минутой ранее вопрос: – я могу попросить твой номер телефона?

Глава 9

Егор

Может, я и эгоистичная сволочь,

но я никогда этого и не отрицал.

(с) «После – долго и счастливо», Анна Тод.

– Чертов юбилей. Чертов батя. Чертов костюм.

Откладываю в сторону дурацкий смокинг и остаюсь верен себе.

Рубашка. Черная. И джинсы. Пусть хоть выгоняют, мне все равно.

Я согласился на прием в честь дня рождения кого-то из деловых партнеров отца с боем. Скрипел зубами и наотрез отказался надевать что-то торжественное, искренне ненавидя галстуки, бабочки и фраки. И не то чтобы я чувствовал себя чужим в атмосфере лоска и богатства, но такие вечеринки навевали на меня смертную скуку. Заставляли зевать и считать минуты до того момента, когда можно будет встать и по-английски свалить.

Проскользнув в зал, я окидываю беглым взглядом черно-белую толпу и с изрядным облегчением выхватываю из нее знакомую фигуру товарища, одетого так же небрежно, как и я сам. Пестрой гавайской рубашкой и бриджами Веселовский явно демонстрирует, что просто проходил мимо и не планировал заскочить на огонек, за что мне тут же хочется пожать Пашке руку.

Так что я клинком разрезаю толпу, незаметно приближаюсь к другу и утаскиваю из его тарелки канапе. Отправляю в рот шпажку с сыром, клубникой и виноградиной, брызгающей Пашке прямо на воротник, и счастливо скалюсь.

– Здорова.

– Явился? – недружелюбно буркает Веселый, пытаясь смахнуть с ткани фиолетовые капли, а вместо этого только сильнее размазывает пятно. Смирившись с кляксой, Павел шумно выдыхает, наверняка про себя вспомниная пару египетских казней, и с гаденькой улыбкой интересуется: – ну, и как успехи на ниве соблазнения недотроги?

– По плану, – теперь настает моя очередь хмуриться и раздумывать, куда послать не в меру язвительного товарища. То ли в баню, то ли на деревню к дедушке. Без указания точного адреса, разумеется.

– Тик-так, тик-так, время-то идет, – не унимается Пашка, откровенно измываясь над кипятящимся мной, и не испытывает по этому поводу никаких угрызений совести. Либо спящей беспробудным сном, либо выброшенной за ненадобностью.

– Нет, я, конечно, понимаю, что в фантазиях ты уже рассекаешь на моей тачке, но губы-то закатай, – фыркаю, выразительно зыркнув на Веселовского, и, предупреждая даже намек на возражения, бросаю: – через пятнадцать минут у выхода.

Ровно столько я планирую потратить на беседу с отцом, поднимаясь на второй этаж и старательно сочиняя причину, по которой можно улизнуть с обязательного для посещения мероприятия. И никак не ожидаю встретить здесь Леночку Семенову, одетую в скромное пепельно-розовое платье ниже колен и для разнообразия смывшую обычный боевой раскрас со ставшего непримечательным лица.

– Привет, Егор, – блондинка, кардинально поменявшая привычное амплуа, даже говорит негромко и плавно, прикрыв тронутые мерцающими перламутровыми тенями веки.

– Здравствуй, Лена.

Высекаю равнодушно и не собираюсь тешить ее самолюбие. Не желаю ни отпускать фальшивые комплименты, ни верить в произошедшие метаморфозы, поэтому оставляю одногруппницу одну посреди коридора, притворяя за собой тяжелую дубовую дверь. С удовольствием забивая на законы вежливости и правила этикета.

В просторном кабинете с большим овальным столом в центре комнаты, обтянутым темно-коричневой кожей диваном и двумя большими книжными шкафами с преимущественно мотивационной литературой по личностному росту и эффективному ведению бизнеса тихо. Так что я с размаху плюхаюсь в удобное мягкое кресло, поясницей натыкаясь на что-то твердое.

На поверку этим чем-то оказывается светло-бежевый ежедневник с бусинами, стразами и атласными ленточками на обложке. По наитию я засовываю найденную вещь подмышку прежде, чем с балкона доносятся приглушенные голоса, оживленно о чем-то спорящие. И готовлюсь стратегически отступить, дабы не становиться свидетелем конфиденциального разговора, когда в спину мне прилетает басовитое.

– Здравствуй, сын. Уже уходишь?

Оборачиваюсь, сталкиваясь взглядом с батей. Николай Леонтьевич Потапов выглядит намного младше своих лет и вполне может сойти за моего старшего брата. Седина еще не посеребрила виски этого импозантного мужчины, чье крепкое тело поджаро и подтянуто, благодаря ежедневным тренировкам в спортзале. Ну, а хитринка в серых глазах выдает в нем человека проницательного и имеющего достаточно богатый опыт за плечами.

– Завтра важный тест, поеду готовиться.

Лгу без запинки. В свои двадцать лет я научился обманывать и выкручиваться виртуозно. Не моргнув, утаиваю лишнее, позволяю додумывать недосказанное и никогда не попадаюсь на вранье.

Ну, а как еще можно сосуществовать с разведенными родителями, которые в редкие встречи здороваются-то друг с другом сквозь зубы и сыпят взаимными обвинениями, как из пулемета? А ты не хочешь выбирать, кто из них тебе дороже, продолжаешь в редкие выходные ездить к матери и загружать продуктами холодильник. Потому что она снова заработалась, всю ночь писала статью и, по обыкновению, планировала питаться солнечным светом.

Покидаю кабинет до того, как батя успеет что-то возразить, и выбираюсь на улицу в мыслях о Потаповой Евгении Семеновне. Красивой женщине сорока лет с мягкими чертами лица и невероятными, как будто у героини фантастического фильма, ярко-голубыми глазами. Втягиваю носом воздух, пахнущий озоном, и бережно, словно лаская девушку, провожу пальцами по капоту верного зверя, на котором разноцветным бисером блестят полупрозрачные капли.

– В «Бункер»?

Окликает меня Пашка, а я гадаю, на каком топливе работает его организм, если Веселовский готов тусить ночь напролет семь дней в неделю, и, при этом, появляется в универе чаще, чем я.

– На заброшку.

Отбиваю твердо и мотаю головой, избегая столпотворения людей.

А уже спустя полчаса паркую синюю ауди рядом с недостроенным зданием, зияющим провалами черных глазниц. Манящим, гипнотическим и не позволяющим противиться его странному очарованию.

Оно зовет меня, заставляя перемахивать через груды мусора и торопливо карабкаться на сваленные друг на друга коробки. Чтобы в высоком прыжке достать до выступа и зацепиться за холодный бетон, все еще влажный после дождя. Потому что лестница на последний этаж с отсутствовавшей крышей так и существует лишь на чертеже неизвестного дизайнера, проектировавшего причудливое здание, отдаленно напоминающее Колизей.

Хватанув приличную дозу кислорода, я отточенным движением закидываю тренированное тело наверх и перекатываюсь ближе к краю. Хватаю ртом колючий свежий воздух, и чувствую, как адреналин вперемешку с эйфорией разлетается по венам. Знаю, что волшебные ощущения схлынут через пару секунд, потому что давно привык к высоте. Поэтому пробую все новые и новые аттракционы и трюки, лишь бы поймать это самое острое с перчинкой послевкусие, будоражащее все мое существо.

Помахав рассевшемуся прямо на бордюре и крутящему у виска Веселовскому, я достаю из-за пазухи блокнот, прихваченный под шумок из кабинета. Недолго верчу книжицу в руках, даже не задумываясь о том, что чужое брать не хорошо, а любопытство, в общем-то, порок, раз сгубило не одну кошку, и перелистываю первую страницу.

«Дорогой дневник…», – в витиеватых убористых строчках я без труда узнаю почерк одной своей знакомой и не хорошо так, недобро усмехаюсь, погружаясь в грозящие стать компроматом откровения.

Глава 10

Вика

Людей всегда разбирает желание спорить,

когда у тебя нет никакого настроения.

(с) «Над пропастью во ржи»,

Джером Дэвид Сэлинджер.

– Вичка, вставай!

Чересчур бодрый окрик долбится в барабанные перепонки, а мой затуманенный благостной дремотой мозг отчаянно не понимает, почему кто-то наглый пытается стащить его хозяйку за ногу с кровати. Куда делось пушистое теплое одеяло и кто впустил в комнату не хилый такой, пронизывающий до костей сквозняк.

Вставать до безумия не хочется, а вот досмотреть прерванный на самом пикантном месте сон с участием симпатичного мускулистого сероглазого блондина очень даже …

– Сероглазого?! – вынырнув из вязкого омута, я резко подрываюсь в кровати, ощупываю голову и хлестаю себя по щекам. – Вроде на месте, вроде своя, Мда, Смирнова, и как ты докатилась до такой жизни?

Обреченно выдаю вслух и опускаю ступни на пол, свыкаясь с суровой реальностью.

Долго рассуждать на тему падения морали и нравственности нынешней молодежи вообще и одной конкретной отличницы, в частности, некогда. Потому что кофе сам себя не сварит, рюкзак сам себя не соберет, ну а пунктуальный, как швейцарские часы, Максим Петрович Литберман вряд ли сдвинет начало пары из-за проспавшей Смирновой.

Так что остывший уже омлет, приготовленный заботливой Олькой, я заталкиваю в себя на бегу. Чтобы перед парой иметь запас в пять минут, опуская в прорезь кнопочного бандита двадцать первого века железные монеты.

– Счастье есть? Оно не может не есть?

Горячее дыхание обдает шею, и я, конечно же, вздрагиваю. Обладающий магический способностью появляться из ниоткуда, Егор по-хозяйски пристроил подбородок у меня на плече, и, естественно, не поинтересовался, согласна ли я на подобные действия с его стороны.

Глянув на надпись на боку баночки с кока-колой, я дергаю плечом и собираюсь добавить газировку в густой ароматный американо, расчетливо залитый мной в термокружку. И плевать, что потом сердце будет полдня стучать как бешеное. Надо же как-то выживать в суровые студенческие будни.

– Это явно не про тебя, Потапов.

Смеюсь задорно, ныряя вниз, выгребаю сдачу и не успеваю удрать до того, как меня нахально прижимают спиной к торговому аппарату. Вызывая становящийся привычным (что крайне пугает) табун мурашек, вновь устраивающий себе развлечение вдоль моего позвоночника.

– Свидание.

Упрямо настаивает Егор, и я на несколько мгновений тону в пристально сверлящих меня серых глазах, восхищаясь настойчивостью блондина. Неожиданно выделившегося на фоне большинства парней, предпочитавших более доступных, более сговорчивых и далее по списку. А потом все-таки вспоминаю, что не перевариваю Потапа всеми фибрами души, и пытаюсь вернуть на лицо непроницаемую маску.

– У меня работа, – бормочу не слишком громко и совсем не решительно и с мазохистским удовольствием втягиваю носом уже знакомый терпкий аромат горьковатых духов.

Вкусно.

– Брось, Смирнова.

Судя по выразительно изогнувшейся брови и недвусмысленной ухмылке, Потапов не верит мне от слова «совсем» и уже готовится завалить мою вяло сопротивляющуюся персону ворохом аргументов.

И в это мгновение, когда я оказываюсь на грани того, что сдаться, по коридору прокатывается переливчатая трель звонка. Спасающая меня от дальнейших объяснений и активно подталкивающая нас с Потаповым к большой полукруглой аудитории с нещадно скрипящими стульями. На которых стоит сидеть неподвижно, дабы не привлекать лишнего внимания.

С нашим появлением в лекционной воцаряется настолько густое напряжение, что его можно буквально есть ложкой. Ну, а утыкающиеся между лопаток косые взгляды обязательно заставили бы меня поежиться, будь я чуточку восприимчивее.

Но излишней впечатлительностью я не страдаю, распрощавшись с ней классе эдак в седьмом, поэтому с невозмутимым видом усаживаюсь за первую парту, выуживаю из рюкзака конспект, ручку и вожделенную термокружку насыщенного бордового цвета. Пока немолодой преподаватель в темно-зеленом твидовом пиджаке с круглыми очками, медленно сползающими к кончику его носа, что-то сосредоточенно записывает в журнале.

Догадавшись, что мы пропустили начало распределения тем докладов, я радостно выдыхаю. Учитывая, что количество студентов в группе нечетное, а в списке я значусь последней и отношения с сокурсниками имею весьма прохладные, шансы остаться единственным человеком без пары стремятся примерно к ста процентам.

В мыслях я уже набрасываю примерный план будущей работы, прикидываю обширный список литературы и никак не могу понять, почему Максим Петрович так внимательно на меня смотрит. Как будто вознамерился провести над моей тушкой один из запрещенных опытов-экспериментов.

– Любопытно, – Литберман хмыкает и крутит в узловатых пальцах черную ручку с изящной серебристой гравировкой, кивая каким-то своим соображениям. И чем дольше затягивается пауза, тем сильнее крепнет подозрение, что я упустила из виду что-то очень важное.

В ожидании вердикта преподавателя замирают все, а расположившийся через проход Егор так и вовсе нетерпеливо подается вперед, опершись локтями на шероховатый стол. Максим Петрович зыркает на парня поверх очков и непринужденно забивает последний гвоздь в крышку моего гроба.

– Хорошо, записываю пару Потапов-Смирнова. Только доклад будешь защищать ты, Егор. А не Вика.

Ультиматум преподавателя тараном бьет мне под дых и отправляет в нокаут.

Я была настолько уверена, что Егор выберет Семенову, что в самом кошмарном сне не могла и предположить, что блондину хватит глупости назвать мою фамилию.

– Ну, вот где я так нагрешила, а?

Отказываясь принимать неизбежное, я морщусь, как от зубной боли, и отчетливо осознаю, что выходку Потапова не простят, причем мстить будут явно мне. Недовольно закушенная губа Леночки и сжатые в кулаки руки не оставляют и тени сомнения, непрозрачно намекая, что наша конфронтация выходит на новый уровень.

Остаток пары я не слушаю. Вывожу на полях абстрактные узоры и пытаюсь смириться с тем, что с повышенной стипендией придется попрощаться. Скорее ад покроется коркой льда, чем Потап сможет ответить на все вопросы дотошного Максима Петровича и получить у него «отлично».

– Ну, кто тебя просил, а?

Пылю, швыряя ручку в сторону. Я снова не замечаю, как звенит звонок, и одногруппники живо собирают вещи и освобождают аудиторию, оставляя меня наедине с лучащимся совершенно непонятным торжеством Егором.

– Никто. Захотелось.

Непрошибаемый, Потапов неопределенно ведет плечо и широко так, довольно улыбается, отчего у меня окончательно срывает крышу. Со скоростью маленького торнадо я вылетаю из-за парты, толкаю Егора ладонями в грудь и прихожу к выводу, что сдвинуть гору с места и то легче, чем заставить пошатнуться продолжающего снисходительно ухмыляться троечника.

Но я не сдаюсь. Выдыхаю шумно и приподнимаюсь на носки, готовясь в случае чего сослаться на состояние аффекта, как на смягчающее обстоятельство нанесения некоторым индивидам тяжких телесных повреждений.

– Потап! Ну зачем, а? – признаки понимания ситуации по-прежнему отсутствуют на лице у Егора, и мне приходится разжевывать элементарное, словно несмышленому пятикласснику: – ты стипуху не получаешь, тебе все равно, а я на эти четыре тысячи неделю безбедно жить могу!

– Ви-и-ик.

Предупреждающе тянет Потапов и придвигается на шаг, заставляя меня проглотить застывшие на языке возмущения и попытаться разобрать, что за татуировка мелькает в вырезе воротника стильной темно-синей рубашки. А еще вынуждает забыть, что всего пару мгновений назад я хотела его прибить с образцовым тщанием и изрядным пристрастием.

– А давай поспорим?

– На что?

Спрашиваю на автомате. От подозрительного предложения за версту несет безудержной, самоубийственной авантюрой, но мое любопытство уже высоко вскинуло голову и теперь облизывается в предвкушении ставок.

– Если я защищаю наш доклад на «пять», ты идешь со мной на посвят перваков в «Метлу», – бросает равнодушно Егор и замолкает, цепляясь большими пальцами за грубоватый темно-коричневый ремень джинс.

– А если нет?

– Буду платить тебе четыре тысячи упущенной выгоды ежемесячно.

Паузу выдерживаю недолго. Условия сделки прельщают, чего уж греха таить, но, вместо того чтобы их принять, я ляпаю кое-что совсем другое. Удивляющее не только меня саму, но и Егора, уставившегося на меня с долей скепсиса и приоткрывшего от изумления рот.

– Ты запишешься на факультатив к Литберману.

Глава 11

Егор

Он не сопротивлялся искушению.

Он преследовал его.

(с) к/ф «Распутник».

– Добрый день.

Произношу подчеркнуто вежливо и озираюсь по сторонам.

Мягкий приглушенный свет настольных ламп разрезает пространство, тихий перестук клавиатуры превращается в монотонный ритм, и довершает атмосферу полная библиотекарша в ярко-желтой шифоновой блузке с лиловым шарфом вокруг короткой шеи.

Женщина недружелюбно взирает на меня поверх массивных очков и, явно не одобряя компанию Вики, тычет пальцем в формуляр и с издевкой чеканит.

– Должникам книги не выдаем.

И столько злорадного торжества в ее голосе, что я невольно морщусь и делаю в уме пометку. Ни за какие коврижки не встречаться с суровым стражем университетских сокровищ в темном переулке.

– Запишите все на меня, пожалуйста.

Тем временем, Смирнова переключает внимание строго цербера на себя, обворожительно улыбается и незаметно для библиотекарши толкает меня острым локтем под ребра. Чтобы молчал и не дай Бог не влез со своим «уместным» комментарием.

Женщина еще раз окидывает нашу странную, по ее мнению, парочку снисходительным взглядом и после длительных раздумий выкладывает-таки на стойку целую стопку книг. Заметив которые, я все же не удерживаюсь и интересуюсь, ехидно вскидывая левую бровь.

– А у тебя, Смирнова, вай-фай что ли отключили? Или ты интернетом пользоваться не умеешь?

К повторному удару острым локтем в стратегически важные органы я оказываюсь готов. Вовремя перехватив занесенную для удара руку, я крепко и надежно прижимаю отличницу к себе и откровенно наслаждаюсь шутливой перепалкой а, заодно, и теплом стройного девичьего тела.

– Молодежь, и куда только ваши родители смотрят, – вклинивается в нашу беседу потревоженная библиотекарша и укоризненно бормочет: – о времена, о нравы! Совсем читать перестали!

Так что мне не остается ничего другого, кроме как вытолкать нехитрые извинения и удалиться. Удерживая одной рукой ни разу не легкие талмуды, а второй пытаясь приобнять пыхтящую, как маленький насупленный ежик, Смирнову.

Вика этот маневр, конечно же, не оценивает по достоинству, скидывает с плеча мою беспардонную конечность и усаживается за маленький квадратный стол. Продолжая сопеть, хмуриться и всеми возможными способами выражать мне свое «фи».

– Смирнова, солнышко, я твой бойкот оценил. Можешь прекращать дуться.

Поймав возмущенный вздох, я располагаюсь рядом, достаю из портфеля ручку с листком и принимаюсь что-то схематично набрасывать. Изредка отвлекаясь на невероятные глаза, кажущиеся в неярком свете изумрудно-зелеными.

Спокойствия Смирновой хватает ровно на пять минут, после чего она, поступившись то ли не начавшимся, то ли уже закончившимся процессом воспитания одного троечника, зарывается носом в мои корявые закорючки. Бухтит, что мне стоило поступать на какого-нибудь хирурга или терапевта, потому что кривизна, градус наклона букв и неразборчивость написанного впечатляет, и просит над ней сжалиться. Поэтому я забираю у вертевшей листочек под немыслимыми углами девчонки и спокойно расшифровываю свои выкладки, в итоге получая длинный, полный восхищения свист.

– Ничего себе!

Округляет и без того огромные глазищи и нетерпеливо барабанит по столешнице. С одной стороны, ее удивленный возглас приятно согревает мою корыстную душу, а вот с другой, обижает.

– Не думал, что мои умственные способности котируются так низко. Прямо, как просевший на финансовых биржах рубль, – угрожающе тяну я, похрустывая костяшками, и отбиваю пальцами по несчастной деревяшке что-то очень сильно напоминающее похоронный марш. – Если я троечник, это еще не означает, что я круглый дурак.

– А так сразу и не скажешь.

Извиняться Вика явно не собирается. Она упрямо испытывает мое терпение на прочность, невинно хлопает густыми пушистыми ресницами, едва тронутыми тушью, и почему-то не опасается за свою безопасность. Кстати сказать, абсолютно необоснованно и очень зря.

На что я поднимаюсь из-за стола, обхожу его кругом, вплотную приблизившись к потерявшей страх отличнице, и шумно втягиваю раздувающимися ноздрями воздух. Поддавшись порыву, с легкостью приподнимаю девушку со стула и бесцеремонно перебрасываю ее через плечо. Стойко игнорируя гневные крики, безобидные тычки и тумаки, не причиняющие ровным счетом никакого вреда и только заставляющие меня хищно так улыбаться.

С видом победителя я продолжаю удерживать добычу на весу, подхватываю свой портфель и Викин рюкзак и устремляюсь к выходу в коридор, походя пугая стайку оживленно шепчущихся первокурсниц.

– Положи, где взял, Потапов!

Верещит Смирнова, не оставляя попыток образумить зарвавшегося меня, а вместо этого только больше раззадоривает. Игнорируя ее призывы, я довольно насвистываю под нос незатейливый мотивчик и полностью сосредоточиваюсь на беспомощно болтающейся жертве. В упор не замечая, как местные Лелек и Болек, то есть безгранично преданные Семеновой близняшки, синхронно тянутся за телефонами, чтобы запечатлеть на камеру весьма занимательный способ передвижения и моментально отослать видео своему генералу.

Собрав пару десятков завистливых вздохов, кучу заинтересованных взглядов и даже какую-то дурацкую шутку от Веселовского, я выношу Вику на парковку и аккуратно опускаю ее на неровный асфальт рядом с поблескивавшей новенькими хромированными дисками ауди. Галантно открываю перед ней дверь, второй рукой опираюсь на темно-синее крыло и отсекаю возможный путь к отступлению.

– Опережая тот момент, когда ты начнешь кричать, я предложу тебе комфортабельную поездку домой. В качестве извинения.

Купаю Смирнову в непоколебимой уверенности, отражающейся в расслабленной позе, и хочу верить, что глаза не выдают и толики волнения, которое я сейчас испытываю. А неторопливо пробегающиеся по металлической обшивке пальцы, застывшие в нескольких сантиметрах от лица Смирновой, вовсе не подрагивают. Нет.

– Ладно. Хорошо.

От моего пристального внимания, липким слоем оседающего на ее покрывшейся мурашками коже, Вика робеет и мнется. Недолго думая, она ныряет в салон вдыхая полной грудью ненавязчивый, приятный аромат грейпфрута и эвкалиптового масла. Гармонично перемешивающийся с не выветрившимся до конца запахом свежей кожи.

– Пристегнись.

Командую, пока девушка с любопытством изучает темно-синюю приборную доску с новомодной электроникой и пробует подлокотник светло-бежевого кресла на мягкость, и с комфортом размещаюсь на водительском сидении. Вставляю ключ в замок зажигания и с легкой ухмылкой цепляю на нос солнцезащитные очки-авиаторы. Которые идут мне куда больше, чем Брэду Питту, как утверждает мама.

С территории университета выкатываю автомобиль плавно, но стоит только выехать на трассу, как врожденная любовь к скорости вкупе с навязчивым желанием порисоваться берут свое.

Нарушать правила, в том числе и дорожного движения, я не только умею, но и люблю. Получаю дозу чистейшего, острого удовольствия, умело лавируя в бешено несущемся потоке, иногда притормаживаю перед камерами и несколько раз цепляю злополучную встречку.

Льющаяся из динамиков мелодия из «Жажды скорости» только подначивает заходить в повороты по невообразимой траектории, стирать резину и резко выкручивать руль. Отчего присмиревшая Вика изредка взвизгивает и закрывает ладошками рот, чтобы не высказать мне все, что она думает о моей рискованной манере вождения и не менее экстравагантной персоне.

– Потапов! Да чтобы я! Да с тобой! Да еще раз! Ты меня чуть до инфаркта не довел!

Полузадушено сипит Вика, когда мы тормозим под окнами ее дома, и на негнущихся ногах выбирается из машины, опираясь на любезно предложенную мною ладонь. Жадно хватает ртом воздух, все еще цепляется за мои дарящие тепло пальцы и, прислонившись спиной к холодному металлу, тихо бормочет:

– Спасибо, что живая.

Глава 12

Вика

Если девушка всё  время думает

о том, что у неё нет  денег,

откуда ей взять время для любви?

(с) к/ф «Джентльмены предпочитают блондинок».

– О-бал-деть!

Мир до сих пор вращается перед моими глазами, желудок все еще судорожно сжимается после сумасшедшей гонки. Поэтому больше похожий на боевой клич возглас, раздающийся с одного из балконов серой панельной высотки, воспринимается отстраненно. Как через плотный слой ваты.

Любознательная от природы Курочкина совершенно не умеет прятать эмоции и держать язык за зубами. Вот и сейчас она опасно перегнулась через хлипкое ограждение и норовит свалиться ни много ни мало с пятого этажа.