Простой советский спасатель 4 бесплатное чтение

Глава 1

Крик превратил обычное летнее утро на пляже в не совсем обычный день на пляже. В первый момент я сильно удивился, к месту происшествия не рванули толпы любопытствующих с фотоаппаратами наперевес. Потом сообразил: советские люди технику с собой на пляж не брали, а мобильных телефоны ещё не изобрели. Так что вокруг дородной тётки, утробно орущей и машущей руками в сторону моря, собрались только близлежащие отдыхающие.

Мы с Женькой, побросав надкусанные пирожки, схватили спасательный круг и рванули к возбуждённо голосящим гражданам. Виляя по песку, как зайцы от охотников, стараясь не наступать на ранних любителей загара, которые даже не дёрнулись от вопля, мы оперативно добежали до компании галдящих людей.

– Гр-раждане! Попрошу расступиться! Служба спасения! – гаркнул я, тормозя возле голых мужских спин, перекрывающих обзор на воду.

– Посторонись! Разойдись! Где утопленник? – заорал следом за мной Женька, останавливаясь рядом.

Фонтан песка прыснул из-под его ног и обдал мальчишек, которые вертелись под ногами. Две мамочки тут же недовольно заверещали, ругаясь на Жеку, но напарник не растерялся и рявкнул во всю силу своих лёгких:

– А ну, тихо!

«Я сказал, или я сказал тихо», – продолжил про себя шутку из моего времени, вслух же громко поинтересовался:

– Граждане отдыхающие! Что случилось? Кого убили? Где пострадавший?

– Где утопающий? – вторил напарник.

Мы во все глаза рассматривали морскую гладь, но на воде и близко не наблюдалось тонущих. Где-то далеко за буйками качалась на лёгких волнах лодка. Что-то царапнуло внутри, когда я окинул её взглядом, но ничего такого не заметил и переключил внимание на монументальную женщину в купальнике в крупный горох.

– Товарищ спасатель! – ко мне обернулась та самая корпулентная дама, которая и начала весь этот сыр-бор.

М-да, повезло, что называется, по полной. Передо мной стояла тётка, которая не так давно убеждала милиционера определить меня в кутузку за непотребный внешний вид, посчитав пьяницей. Надо же, как тесен мир, особенно город Энск.

– Гражданочка! Успокойтесь и давайте всё по порядку! – успокаивающим тоном с улыбкой обратился я к взволнованной курортнице. – Что случилось? Кого убили?

– Товарищ спасатель! – дама придвинулась ко мне ближе, едва не вжимаясь пышным бюстом в мой торс.

Я попытался отступить, но не смог: за спиной стояла толпа любителей зрелищ. Ну, ещё бы, дни на курорте проходят в однообразности и неге. Из всех развлечений пляж, море, вечером танцы и пиво, если жена позволит. А тут бесплатное шоу с убийством. Как такое пропустить? Люди, увы, не меняются, одно радует: никто ничего не снимает и никуда не выкладывает, потому как некуда.

– Товарищ спасатель! – дама, наконец, успокоила свои колышущие полушария, и взволнованно прижав руки к груди, затараторила. – Там, – пухлая рука с золотым ободком на безымянном пальце махнула в сторону моря. – Там… – судорожный всхлип.

– Что там? – Женька, нетерпеливо переступив с ноги на ногу, поторопил гражданку. – Говорите уже, ну!

– Жень, подожди, видишь, женщина нервничает. Гражданочка, успокойтесь, – продолжая улыбаться, ласково обратился я к тётке. – Что вы видели на море? Кого-то унесло на матрасе?

– Нет! – возмутилась дама. – Как вы могли не заметить такое! – бюст возмущённо подпрыгнул, выражая всё негодование хозяйки. – Там! – и снова величественный жест в сторону воды. – Человека убили! – и театральная пауза.

М-да, нелегко живётся близким с непризнанными доморощенными актрисами.

– Гражданка! – терпеливо продолжил я. – Может, человеку помощь нужна. Скажите, кого спасать?

– Он умер! – патетично воскликнула дама, закатывая глаза и пытаясь упасть в обморок.

– Так, стоп! – я схватил женщину за плечи и слегка встряхнул. – Женщина! Что вы видели? Кто тонет?

– Да никто не тонет! – возмутилась свидетельница. – Уже утонул! Его убили там, на лодке! И скинули в воду! Он умер! – величественный всхлип и очередная попытка потерять сознание.

– Кто муж? – рявкнул я. Чёрт, так во что резануло глаз – отсутствие человека в посудине.

– Я, – знакомый толстяк с красным лицом выдвинулся чуть вперёд.

– Держите своё сокровище. Жека, где катер? – я сообразил, что в первый же день работы на новом месте нарушил главное своё правило: не разузнал про технику и не осмотрел спасательное судно сам, лично. Однако неплохо меня выбило из привычной колеи.

– Катер? – напарник начал оглядываться. – А, катер! Разойдись! – заорал Жека и рванул куда-то в сторону. Я помчался за ним.

Потрёпанная посудина покачивалась на приколе возле берега, облепленная любопытствующей малышнёй. Пацанва постарше крутилась вокруг, забиралась на борт и прыгала бомбочками в воду.

– А ну, брысь отсюда! – на ходу крикнул Женька, запрыгивая в старый добрый автобот с подвесным «Ветерком».

Мелюзга брызнула врассыпную, мы запрыгнули на борт, и через минуту уже мчались в сторону одинокого судёнышка, распугивая купающихся воплями в рупор, который лежал тут же, под лавкой.

– Граждане отдыхающие! Пропустите спасательный катер! Идёт спасательная операция! Посторр-р-ронись!

Ещё никогда я не ощущал себя таким беспомощным в моменте. Наша база – закрытая территория, и когда мы уходим в море, нам не приходится пробиваться сквозь толпу на воде. Ещё один момент, который стоит ввести за правило в этом времени.

Мы довольно быстро домчались к месту предполагаемого преступления, заглушили мотор и медленно подошли к судну. Лодка действительно оказалась пустой: ни внутри, ни снаружи никого не наблюдалось.

– Слышь, Лёха, – почему-то испуганным шёпотом окликнул меня Женька.

– Чего? Видишь кого-то? – откликнулся я, осматривая поверхность воды.

– Нет. Лёх, а, Лёх, это ж лодка Сидора Кузьмича…

– Кого? Что?! – я оглянулся на Жеку.

Напарник смотрел на меня круглыми глазами.

– Его, я номер узнал. Его личная, – ответил друг и часто закивал головой, словно боясь, что не поверю.

– Уверен?

– Точно тебе говорю… Там вон и фуражка его… Валяется… Кажется… – сиплым голосом отозвался Жека.

– Где?

– Да вон под скамейкой, – Женька, не сводя с меня круглых глаз, мотнул головой в сторону лодки.

В этот самый момент судно вальяжно качнулось на волнах, и из-под лавки выкатилась белоснежная морская форменная кепка, которую Кузьмич практически никогда не снимал.

– Твою ж каракатицу, – выдохнул Жека, высказав наши общие мысли: фуражка оказалась испачканной чем-то бурым.

– Я за ним, – стаскивая майку, крикнул я напарнику, который застыл с остекленевшим взглядом. – Рация есть?

– А? Что? – студент поднял на меня ошалелый взгляд.

– Сиди здесь, если есть рация – вызывай милицию на берегу.

– Нету рации… – моргнул Жека.

– Евгений! Приди в себя, держи лодку! Я пошёл! – теряя драгоценные секунды на инструктаж, громко и чётко отдал я распоряжения и прыгнул за борт.

– Да, хорошо, – успел расслышать, прежде чем море сомкнулось над моей головой.

Почти час мы с Жекой попеременно ныряли, пытаясь отыскать или самого Сидора Кузьмича, или хоть какой-то намёк на то, что с ним случилось. Хотя море не любит делиться уликами. Наконец, смирившись с тем, что никого не найдём, мы забрались в автобот, взяли лодку Пруткова на абордаж и отправились к берегу.

Толпа встретила нас тревожными криками, возглавляла её всё также властная дама в гороховом купальнике. Женщина уже пришла в себя, и что-то увлечённо вещала отдыхающим, собравшимся вокруг неё, и молодому милиционеру. Парень тоже оказался старым знакомым, тем самым, который принял меня с пробитой головой и сдал на руки Кузьмичу.

– Здорово, сержант! – окликнул я Василия.

– Здравствуйте, – сдержанно кивнул Василий Чудной и продолжил терпеливо выслушивать красочный рассказ дамы в горох.

Мы причалили, вытащили лодку Кузьмича на песок, разогнали пацанят, которые тут же кинулись её рассматривать, и подошли к Чудному.

– Вот, – я протянул Василию фуражку. – Больше ничего не нашли.

Главная свидетельница громогласно охнула, драматично воскликнула «Убили!», и попыталась упасть на руки к своему супругу. Но опытный муж чуть отступил в сторону, и дородная супружница, которая прежде чем упасть, разведала остановку, резко перехотела в обморок.

– Свидетелей попрошу остаться! – строго оглядев застывшую в потрясённом молчании толпу, строго велел страж порядка.

– Я, я всё видела! – оживилась дама и торжествующим взглядом окинула притихших отдыхающих.

– Ваше имя, гражданка? – Василий изо всех сил старался выглядеть опытным и важным, но у него это плохо получалось. Жидкие усики только добавляли нелепости его молодому лицу, особенно в тот момент, когда молодой милиционер сурово поджимал губы.

– Лариса Гавриловна Ладзинская, – громко оповестила всех собравшихся женщина, гордо выпятив бюст.

Отчего-то мне показалось, что все должны были ахнуть от удивления, признав в ней по меньшей мере народную артистку. Но, к огорчению дамы, этого не произошло. Но Лариса Гавриловна сильно не расстроилась, рассчитывая на то, что сержант сейчас спросит, откуда она прибыла в наш славный город и кем работает.

Но и тут Василий не оправдал её ожиданий.

– Расскажите, что вы видели?

Ладзинская обиженно поджала губы, помолчала с полминуты, но потом деятельная натура не выдержала, и дама принялась рассказывать.

– Я стояла вот тут, принимала солнечные ванны, – пухлая рука величественно указала в сторону, едва не зашибив случайного человека из толпы. – Смотрела вдаль, наслаждалась дивным пейзажем. Муж загорал на коврике вместе с сыном…

– Гражданка, оставьте ненужные подробности. Мне нужны конкретные факты, – прервал Чудной.

– Ну, хорошо, – Лариса Гавриловна поджала губы, окинула сердитым взглядом милиционера, но страж порядка не впечатлился, лишь нетерпеливо переступил с ноги на ногу, и вытер пот со лба широким платком, который достала из форменных брюк.

Позднее утро плавно перетекало в сторону жаркого полдня, и солнце начинало припекать не по-детски. Часть отдыхающих рассосалась по своим коврикам, вернувшись к своим курортным делам. И только самые стойкие, точнее, самые любопытные остались ожидать развязки непонятной истории.

– Так что вы видели, гражданка? – Василий поторопил Ладзинскую.

– Так вот, я стояла и наслаждалась видами, когда увидела лодку, она плыла оттуда, – жест в сторону горизонта.

– В лодке были люди? – устало уточнил сержант.

– А как вы думаете? – воскликнула Лариса Гавриловна. – Как лодка может плыть сама, без людей?

– Сколько их было? – игнорируя комментарий женщины, Василий продолжил выпытывать информацию.

– Двое, мужчина и… мужчина.

– Вы уверены? – Чудной поднял глаза на даму.

– У меня хорошее зрение, стопроцентное! – воскликнула Ладзинская.

– Что было дальше?

– Дальше они плыли, а потом остановились.

– Почему вы обратили на них внимание?

– Ну как же, это была очень странная лодка, я бы даже сказала пугающая, – Лариса Гавриловна придвинулась к милиционеру и продолжила таинственным полушёпотом. – Понимаете, она так подозрительно плыла.

– Что в ней было подозрительного?

– Ну, как вы не понимаете! – возмутилась дама. – В лодке было двое мужчин!

– И что? – встрял я, пытаясь понять ход её мыслей. – Извини, – кивнул сержанту, который обжёг меня взглядом. – Больше не буду.

– Мужчины вели себя как-то подозрительно? – сержант принялся задавать наводящие вопросы.

– Их было двое! – повторила Лариса Гавриловна.

Мы с сержантом непонимающе переглянусь. К тому времени Женька уже умчался на вышку, дежурство никто не отменял, а на пляже чего только не приключается в течение дня.

Я никак не мог понять, почему женщине решила, что двое мужчин в лодке – это необычно. До полной толерастии ещё далеко, даже заграницей ещё не настолько откровенно и открыто показывают всю эту нетрадиционную свистопляску, а уж в Советском Союзе двое мужчин в лодке не должны вызывать такое недоумение, чтобы обратить внимание.

– Двое мужчин, я понимаю, – терпеливо повторил за Ладзинской сержант. – Чем они привлекли ваше внимание, гражданка?

– Они были без удочек! – ласково, словно малому ребёнку, объяснила, наконец, свидетельница, и торжествующе уставилась на нас двоих.

Мы с Василием ещё раз переглянулись, пытаясь понять ход женских мыслей. То есть, если мужики на лодке в море без удочек – это странно?

– Что они делали в лодке?

– Плыли, конечно же, – ехидно улыбнулась женщина.

Я мысленно взвыл и от всей души стукнул дуру-бабу по лбу. Сержант прикрыл глаза и в очередной раз вытер пот.

– Просто плыли?

– Просто плыли. Вы понимаете, – доверительно наклонившись к милиционеру, пропела Лариса Гавриловна. – Они просто плыли откуда-то, без этих всяких досок, на которых носится эта сумасшедшая молодёжь, – женщина закатила глаза, выражая своё мнение о современных юношах и девушках. – А потом остановились и принялись ругаться.

– Почему вы так решили? – уточнил Чудной.

– Ну, это же сразу видно, – удивилась Ладзинская.

– Да? По каким признакам вы определили, что мужчины в лодке ругаются? – сержант не сдавал позиций.

Женщина скривилась, но на минуту задумалась, перебирая в голове подробности.

– Тот, что в кепке, он что-то доказывал второму, более молодому. А молодой возмущённо размахивал руками, даже пытался встать, но лодку качнуло, и он упал обратно.

– Дальше? Вы заявили про убийство.

– Именно! – воодушевилась Лариса Гавриловна. – Именно, самое натуральное убийство!

– Как оно произошло? – Василий не давал свидетельнице ни малейшего шанса уйти в сторону от рассказа.

– Он ударил его веслом! – воскликнула женщина. – Я видела собственными глазами, он ударил его веслом! Ах! – очередная попытка упасть в обморок не увенчалась успехом, муж стоял все так же поодаль, наблюдя за сыном, который возился с куличиками возле пляжного коврика.

– Кто кого?

– Парень ударил того, который в кепке, ударил по голове веслом!

В Ларисе Гавриловне точно пропала великая актриса, так артистично демонстрировать окружающим своё отношение с помощью лица не всякий умеет.

– Что было дальше? – глубоко вздохнув, поторопил свидетельницу сержант.

– Дальше? А как вы думаете, что было дальше? – вскрикнула дама, и её выдающийся бюст едва не выпрыгнул из купального костюма. – Он умер!

– Кто умер?

– Мужчина в кепке! Он упал за борт и умер!

– Почему вы так решили? – удивился Василий.

– Потому что он упал в море, и я больше его не видела, разве не ясно?!

– Ясно, – кивнул милиционер. – А второй?

– Что второй?

– Вы говорили, в лодке было двое. Молодой ударил того, кто был в фуражке, веслом. Так?

– Совершенно верно, – величественный кивок.

– Когда человек упал за борт, что сделал второй?

– Второй? – женщина на секунду нахмурилась. – Он выкинул весло за борт, а потом и сам зачем-то прыгнул в море.

– Прыгнул, чтобы спасти первого?

– Нет, конечно! – бюст отрицательно качнулся из стороны в сторону. – Он поплыл в сторону берега, – уточнила Ладзинская, и, смутившись, закончила. – А потом… потом я отвлеклась и больше его не видела.

– Опознать сможете?

– Кого?

– Второго.

– Нет, конечно, он же был… голый! – выпалили дама.

– Голый? – мы с сержантом воскликни одновременно.

– В каком смысле голым? – первым пришёл в себя Василий.

– Ну, он был в плавках, таких тёмненьких, узенькими шортиками, – дама чуть покраснела и стрельнула глазами в сторону мужа, убедившись, что супруг не слушает, она аккуратно выдохнула и пояснила. – На голове у него была кепка с длинным козырьком, так что лица я тоже не разглядела.

«Опа, неужто снова всплыл мужик в бейсболке?» – мелькнула мысль, и я навострил уши, желая подробностей. Но наша громогласная свидетельница преступления больше ничего не смогла рассказать.

Я передал сержанту фуражку, которую мы обнаружили в лодке, попрощался и отправился на вышку. Перед этим условившись, что Василий подойдёт к нам за показаниями, когда закончит с Ладзинской и другими свидетелями.

Глава 2

Возле вышки в кои-то веки никто не толпился. Женька сидел наверху, крепко вцепившись в бинокль, и разглядывал морские горизонты и побережье. Я впервые видел своего напарника-балагура и весельчака – таким притихшим.

– Жек, ну, ты как?

– Как там?

Вопросы вылетели одновременно, мы хмыкнули, и напряжение дурацкого утра чутка ушло.

– Я нормально, – откладывая бинокль, вздохнул Жека. – Что там? Нашли?

– Что нашли? – опешил я.

– Ну, Кузьмича… – Женька с такой надеждой на меня глянул, что я даже растерялся, не зная, что ему ответить.

– Мы с тобой искали-искали, не отыскали. А на берегу кто ж его отыщет? – неловко пошутил я, усаживаясь на парапет, чтобы наблюдать за поредевшей толпой возле милиционера и громогласной дамы в гороховом купальнике.

– Лёх, ты как думаешь, Сидор Кузьмич того? – шёпотом поинтересовался Жека.

– Чего того? – изумился я, оглядываясь на друга.

– Ну, того самого… – парень вздохнул и на одном дыхании выпалил. – Убили его, точно?

– Да мне-то откуда знать? – я пожал плечами. – О, гляди, ещё что-то вспомнила, – махнул я рукой в сторону свидетелей. – Опять руками машет, что-то нашему Василию доказывает.

– Лёх, ну я серьёзно. Чё думаешь, жив Кузьмич?

– Скорее да, чем нет, – я задумчиво потёр подбородок совсем как отец. Надо же, никогда раньше не замечал за собой такой привычки. – Не тот Кузьмич человек, чтобы вот так просто веслом по голове получить и в море потонуть.

– А как же фуражка? И… кровь? – напомнил Жека.

– Ну, что фуражка… Фуражку наш мичман мог оставить в лодке, забыть. А пятна… пятна ещё проверить надо, мало ли что это может быть. Краска там, или ржавчина.

Я говорил, но в глубине души чётко осознавал: не краска и не ржавчина, именно что кровь. Другой вопрос, чья она. Ни в голове, ни в сердце не укладывалась, что матёрого сотрудника Комитета государственной безопасности могли вот так запросто при свете белого дня, на глазах у кучи народа грохнуть посреди моря каким-то веслом. Особенно Кузьмича. Да он сам кого хочешь отрихтует будь здоров.

– Тогда где Сидор Кузьмич, по-твоему? – Женька вслух озвучил вопрос, который крутился в моей голове.

– А леший его знает. Когда это Сидор Кузьмич нам с тобой докладывал, где он по утрам бродит и что делает.

– Ну, так-то да, – согласился напарник. – И всё-таки жутко… Вдруг и правда убили. А за что?

– Ну у тебя и вопросики, Жека. Мне-то откуда знать?

– Да я так… Просто… Что делать-то будем?

– Как что? Вахту нести. С дежурства нас никто не снимал, а Чудной освободится и к нам придёт показания снимать.

– Показания? – удивился друг. – А мы здесь причём? Мы же ничего не видели?

– Ну, так за лодкой плавали, за утопленником ныряли, вот и расскажем, как дело было.

– Что там рассказывать, не видели мы ничего, и все дела! – заволновался Женька.

– Жек, ты чего? – я удивлённо оглянулся на парня. – Видели, не видели, мы там были, проводили спасательные работы. Василию по должности положено всех опросить. Так и скажешь: доплыли, фуражку обнаружили, людей не было.

– Знаю я этих ментов, им бы только докопаться. Вот увидишь, ещё и на нас все повесят! – Женька всё больше нервничал.

– Да что все-то? Мы на берегу сидели, про лодку знать не знали, пока гражданка не заорала.

– Ну да… хотелось бы верить, – вздохнул напарник. – Вот ведь глазастая зараза, да? И чего ей на месте не лежалось. Лежи, загорай, красота же.

– Это точно, – вздохнул я. – Слушай, а ты не в курсе, куда Кузьмич мог на лодке спозаранку мотануться?

– Ну, куда, куда… – Женька дёрнул плечом, задумчиво выпятил нижнюю губу. – По акватории пройтись, мало ли что… Нам утопленники на участке не нужны, сам понимаешь. На острове мог с ночёвкой остаться на утреннюю зорьку… Там у него друганы в рыбной артели.

Надо же, а я и не знал, что на острове в советское время обитали рыбаки. Точнее, забыл уже историю островного губернатора Вадика, о котором в один год внезапно заговорили все краевые и даже российские средства массовой информации. Жил себе мужик на Ейском острове, никого не трогал, наш отряд МЧС с ним дружил. Заезжали к нему в гости, еду привозили, дрова, вещи. А потом вдруг в одночасье стал наш энский Робинзон знаменитым.

«Точно», – вспомнил я. Он же сторожем в рыбсовхозе при советской власти работал, да так и остался жить в сторожке для вахтовиков после развала хозяйства в лихие девяностые. Не повезло Вадику под конец жизни конкретно. Сначала кирпичную постройку затёрло льдами перед самой весной, когда глыбы начали двигаться. Доживал мужик зиму в шалаше из покрышек.

По весне перебрался в полуразвалившуюся сторожку, не прошло и года, как новая избушка, которую восстанавливали всем миром, сгорела. Спасибо добрым людям, помогли и стройматериалами, и деньгами, и вещами с продуктами, построили Вадику жильё. Да только осенью четырнадцатого года, когда по нашему району прошлось наводнение, домик едва выдержал удар стихии.

Губернатор острова оказался мужик-кремень, пока мы, спасатели до него добрались, он сутки просидел на крыше с козой и овчаркой Глафирой. Половина крыши рухнула, дом затопило, но все остались живы, слава богу. Общим собранием спасателей и двух рыбаков-предпринимателей решено было очередное жильё строить на высоте метра от песка на месте старого цеха рыбсовхоза.

Там Вадик и закончил свои дни в двадцатом году, не дожив пары месяцев до своего дня рождения, а живность его мы потом пристроили в добрые руки. Хотели Глафиру на базу определить, да наша кошачья статья отказалась принимать в свою дружную и наглую семью нового товарища.

Отчего-то мне даже в голову не приходило, что в этом времени на остров можно сходить на лодке совершенно спокойно. Страна через море ещё под советским флагом, границы открыты, точнее, наш город ещё не граничит с иностранным государством. На выходных на комете можно и в Мариуполь смотаться, который пока что носит имя Жданов.

Решено, в ближайший выходной беру Лену и рванём на песчаные пляжи острова, почувствуем себя робинзонами. Рыбу наловим, ухи наварим, красота. И вода чище, чем в городе, потому как там людей раз-два и обчёлся.

– Парни, спускайтесь! – крикнули нам снизу. Я свесился с перил, увидел сержанта и крикнул:

– Нет уж, лучше ты к нам. Мы на дежурстве. Поднимайся давай.

Василий громко вздохнул, выражая своё отношение к нашему отказу, и затопал по деревянной лестнице наверх.

– Фух, умаялся, и как её муж терпит, не представляю, – выдохнул милиционер, ныряя в тень и доставая смятый платок. – Попить есть?

Я развёл руками, а Женька сунул руку под стул, достал бутылку минералки и протянул Чудному.

– Вот спасибо! – парень скрутил голову бутылке и жадно припал к горлышку.

Спустя минуту и полбутылки сержант напился, крякнул от удовольствия и протянул полупустую тару недовольному Женьке.

– Спасибо, спасли от смерти! – Василий кивнул на свободный стул. – Можно?

– Садись, мне нормально, – я вольготно разместился на перилах, облокотившись спиной на стойку, всё видно, всех слышно, красота.

– Ну, что скажете? – начал Чудной с места в карьер, раскрывая милицейскую папку.

– Да что мы можем сказать? – вскинулся Женька. – Ничего мы не знаем, ничего не видели!

– Да погоди ты, не тарахти! – поморщился милиционер. – Давайте сначала.

– С какого-такого начала? – Жека откровенно нервничал, а я не мог понять почему. – Сидели на вышке, вдруг эта дурниной заорала про утопленника, мы схватили круг, помчали спасать. Прибежали, а никто не тонет. Всё!

– Всё да не всё, – сержант достал чистый лист и принялся записывать наши показания. – Ты что скажешь, Алексей?

– То же самое, – я пожал плечами. – Я чуть позже пришёл, сегодня только из больницы выписался. Ну, поздоровались, обменялись новостями, меня почти неделю на пляже не было, а потом тётка заорала про убийство, ну, мы и рванули вдвоём на крик. Добежали быстро, да пока выяснили кто, кого и где убивает, любой тонущий три раза успел бы утонуть.

– Что делали дальше, – старательно записав мои слова, чудной продолжил допрос.

– Что дальше… Дальше мы с Женькой оседлали автобот и помчали к лодке.

– Что обнаружили, когда прибыли к месту происшествия?

– Что за тупые вопросы, – пробурчал Жека. – Что, по-твоему, мы могли обнаружить, кроме пустой лодки посреди моря?

– Так и запишем: пустая лодка. Живые люди находились в водоплавающем транспортном средстве или возле него?

– Ты что, дурак? – искренне удивился напарник.

– Я бы попросил! – вскинулся сержант. – Оскорбление сотрудника милиции при исполнении статья сто девяносто один пункт один до шести месяцев лишения свободы.

– Чего? – опешил Жека. – Васёк, ты чего?

– Сержант Чудной! Мы не в бане, гражданин, – строго поправил друга Василий. – И не «чего», а до года исправительных работ, ещё штраф можно впаять размером с минимальную зарплату. Понял?

– Понял, – Женька насупился, всем своим видом демонстрируя, что теперь из него даже из мёртвого никакой милиционер слова не вытащит.

– Повторяю вопрос: вами были обнаружены живые люди в водоплавающем транспортном средстве или возле него?

– Нет, сержант, лодка была пустая, на воде тоже никого не было, – быстро ответил я, только конфликта с ментом нам сейчас не хватало.

– Вы подтверждаете слова Лесакова? – Чудной обратился к Женьке. Жека скривился, но процедил сквозь зубы «да».

– Ваши дальнейшие действия?

Тут уже я закатил глаза: терпеть не могу канцелярщину, что в инструкциях, что в общение. Неужели нельзя понятными словами написать или спросить? Такое чувство, что обычного человека, едва тот становится государственным служащим, сразу отправляют на курсы изучения бюрократического языка, чтобы посетителям жизнь мёдом не казалась.

– Дальше Женька… Евгений остался на борту автобота, а я нырнул в воду, пытаясь отыскать тело или тела. Гражданка заявила, что один из людей, которых она видела на лодке, упал в воду, потому что его ударили. А второй прыгнул сам.

– Но перед этим мы отсмотрели лодку и нашли фуражку Кузьмича, – буркнул Жека.

– Откуда знаете, что это головной убор Пруткова? – уточнил дотошный сержант.

– А ты под подкладку загляни, умник, – проворчал напарник. – Там чёрным по белому написано Прутков эс кэ.

Василий отложил ручку, поднял фуражку с пола, где она лежала всё это время, перевернул и заглянул внутрь.

– Тут нет ничего. Издеваешься? – Чудной, поджав губы, сурово глянул на Женьку.

– Ох, ты ж, эники-беники, и чему вас только в ваших милицейских школах учат, – заворчал друг, отбирая кепку у милиционера, а я чуть не заржал вслух: уж больно Ступин в этот момент был похож на Кузьмича, когда тот ругается.

– Вот, гляди, видишь? – парень оттянул часть внутренней отделки и ткнул пальцем.

– Так тут синим по чёрному, не разглядишь, – огрызнулся Василий.

Женька театрально вздохнул, вернул кепку сержанту и откинулся на спинку стула.

– Слышь, сержант, что думаешь? – не выдержал я.

– Ничего я пока не думаю. Нет тела, нет дела, так капитан говорит. Не отвлекаемся. Как долго ныряли? Нырял ты… Вы один?

– Да ладно тебе выкать, что мы, чужие люди что ли, – улыбнулся я. – Ныряли около часа по очереди, но ничего и никого не обнаружили. Потому приняли решение отбуксировать лодку к берегу и вызвать милицию. Но родную милицию оперативно вызвали сознательные граждане, пока мы работали в море. И всё-таки, сержант, что делать планируешь? – вернулся я к волнующему меня вопросу.

– Так, прочитайте и распишитесь вот тут. Сначала напишите «с моих слов записано верно», число и подпись.

Женька выхватил папку, быстро черкнул свою роспись и передал мне. Я же принялся изучать то, что накарябал товарищ милиционер. Убедившись, что Василий ничего не перепутал и не приукрасил, я расписался и отдал папку Чудному.

Тот аккуратно уложил листочки, ручку, захлопнул корочки и, наконец, вернулся в человеческий облик.

– Да ничего я не планирую, вернусь в опорник, обскажу, как всё было, и пусть старшие товарищи решают, что делать. Вы Сидора Кузьмича с утра видали?

– Я нет. Жека, а ты?

– И я нет. Надо к Дульсинее сходить, может, она видела. Она ж первая на пляже появляется, потом мы, потом все остальные.

– Хорошая идея, – кивнул Василий. – Сами-то что думаете?

– Да ничего мы не думаем, – снова запсиховал Женька. – Что тут думать! Если тётка права, убили Кузьмича. За что только? Хороший же мужик был! Эх! – напарник сокрушённо покачал головой и вдруг заорал дурниной. – Ну, куда, куда ты лезешь! Убиться хочешь? А ну, срулили с катера!

– Да чтоб тебя подбросило и не уронило! – рявкнул я. – Жека, ты что творишь?!

– Ну а чего они, лезут и лезут на лодку, а потом отмывай за ними! – напарник отложил рупор и взял бинокль.

Что-то не нравится мне его поведение. Мы с ним ни в чём не замешаны, так какого рожна он так на милицию реагирует? Что-то знает и не хочет говорить? Убить он точно не мог, если всё-таки тётка ничего не придумала и в лодке действительно кого-то грохнули веслом по голове. Женька был здесь, со мной. Что тогда? Ладно, Василия спровадим, и буду пытать товарища по полной.

– Вы когда Пруткова видели последний раз? – Чудной не торопился уходить.

– Ну, когда… – я задумался: по моим подсчётам выходило, что с комитетчиком Сидором Кузьмичом мы расстались буквально вчера. А вот мичмана Пруткова, начальника местного ОСВОДа я последний раз видел в субботу. – Мы с Кузьмичом в субботу виделись, он ко мне в больницу приходил.

– И как? – Василий переключился на меня.

– Да никак, – пожал я плечами. – Встретились у входа, я за пирожками бегал, перекинулись парой слов и разошлись.

– Тебя кто-то с ним видел?

– Не понял, – изумился я. – Васек, ты чего, на солнышке перегрелся? Говорю же, в субботу с утра виделись и все.

– И всё-таки, – упрямо повторил Чудной. – Тебя с ним видели?

– Да видели меня с ним. Васильков с нами был. Когда он уходил, Кузьмич был жив-здоров, чего и мне пожелал на прощанье, – съязвил я. – Ещё вопросы будут?

– У меня – нет, у капитана найдутся. Думаю, не только у капитана, – многозначительно помолчав, сержант продолжил. – Если Сидор Кузьмич и вправду пропал, искать его будут всей милицией. Сами знаете, он со всеми начальниками дружбу водит. И найдут, помяните моё слово, – Василий вздохнул, подхватил с пола фуражку мичмана, сунул папку подмышку и поднялся. – Хорошо тут у вас, тенёчек. Ну, бывайте, пацаны, пойду я. Если Прутков объявится, обязательно сообщите. Очень я надеюсь, что это ложная тревога и тётке привиделось. Лодка ночью где стояла-то? На станции?

– На станции, где ещё! – снова занервничал Женька. – Вчера Кузьмич на работе был, весь пляж его видел. Да и ты, небось, встречал, скажешь нет?

– Не, я вчера с ним не пересекался, – ответил Василий и неожиданно поинтересовался. – Жека, а ты чего так нервничаешь? Знаешь что-то? Ты лучше сейчас скажи, если Кузьмича и правда того, к рыбам на корм отправили, получается, ты от следствия скрываешь информацию. А это тоже статья.

Мы с сержантом вопросительно уставились на Женьку. Напарник на секунду опешил, а потом запсиховал.

– Чё вы до меня доколебались? А?Не знаю я ничего! И Кузьмича сегодня не видел! И вчера он рано ушёл с пляжа! Вон иди к тёте Дусе доколупывайся! Она с ним васькается по делу и без дела! А мне работать надо! – Жека схватил рупор и начал орать. – Мамаша в жёлтом купальнике, ну куда вы смотрите? Ваш пацан сейчас из круга выскользнет и утонет! Граждане отдыхающие! Соблюдайте технику безопасности на воде и на суше! Женщина в розовой шляпке! Не заплывайте за буйки! Граждане отдыхающие! За буйки не заплываем! Для кого отмечено?

Василий дождался, когда Ступин закончит надрываться, окинул его серьёзным взглядом и кинул на прощанье:

– Ну, как знаешь, моё дело предупредить. Имейте в виду, на допрос вас всяко вызовут, если Прутков пропал. Пока, ребята.

С этими словами сержант развернулся и начал, не торопясь, спускаться по лестнице, словно надеялся, что Женька одумается и признается в преступлении. Но напарник упрямо молчал, разглядывая в бинокль морские дали. Я же дождался, когда товарищ милиционер отошёл подальше и задал вопрос в лоб:

– Жека, облегчи совесть, что тебе велел сделать Сидор Кузьмич?

Глава 3

– Да ничего он не велел! Я его даже не видел! – заверещал Женька. – Чё ты прицепился, как банный лист?

– Женек, я тебе друг или портянка? – спрыгнув с перил, вздохнул я.

– Ну, друг…

– А без «ну»?

– И без «ну» друг, – снова завёлся Жека.

– Ну, так какого лешего ты тогда дурочку из себя строишь? Тебя даже мент спалил! Не умеешь врать – не ври! – рявкнул я. – А ты крутишься как на сковородке, и палишься не по-детски! Рассказывай!

– Ничего я не кручусь, – огрызнулся напарник. – Тебе показалось.

– Ага, и менту показалось, нам обоим показалось, – я устало вздохнул: больничная койка ни тишина отделения начинала приобретать в моих глазах радужные краски. – Ладно, я пошёл.

– Куда? – встрепенулся друг.

– Пройдусь по пляжу, народ поспрашиваю, кто-нибудь что-нибудь да видел. Надо выяснить, что Кузьмич делал вчера вечером, да и за лодку узнать: точно она на станции ночевала или кто-то соврал, – я в упор глянул на Жеку.

– Ты что, мент что ли? – глаза у друга забегали, он нервно схватил рупор. – Без тебя разберутся!

– Без меня-то, может, и разберутся, да только как бы меня вместе с тобой не втянули.

– Куда не втянули? Мы же ничего не сделали? – пацан замер, глядя на меня со смесью скрытого страха и удивления.

– Не сделали. Но если один скрывает информацию, второй автоматически становится соучастником преступления, – врал я, конечно, безбожно, но что делать, Женькину тайну нужно было выяснить. Мы с тобой кто?

– Кто? – тупо переспросил друг.

– Мы с тобой напарники! А это значит что?

– Что? – Жека, окончательно сбитый с толку, забыл про рупор, которым хотел прикрыться от моих расспросов, и лупал глазами.

– Это значит, друг за друга отвечаем и в горе и в радости, – ага, в бедности и богатстве. – Поэтому менты с нас обоих спросят.

– Да ты-то здесь причём? Ты же даже не знал! – воскликнул парень.

– Ага, значит, всё-таки есть что-то, о чём я не знаю, но узнать, друг мой Евгений, мне очень хочется, – сложив руки на груди, сурово припечатал я.

– Да нет ничего! – заюлил Жека, но я стоял в проходе, перекрывая ему обзор на пляж, и не сверлил его сердитым взглядом. Во всяком случае, я надеялся, что взгляд у меня сердитый и весь я такой строгий и злой. Надоел детский сад до чёртиков. И если уж разбираться в деле с лодкой, то сначала надо дожать Женьку, а потом уже идти по остальным пляжникам.

О том, чем мне лично грозит исчезновение Сидора Кузьмича, я старался пока не думать. Честно говоря, на душе как-то даже полегчало, словно проблема неожиданно рассосалась сама собой. Но что-то мне подсказывало: не так всё просто в этой истории, и совсем скоро вылезут новые рожки из следующего козлёночка.

Если Кузьмич помер, на его место по-любому придёт кто-то другой. Во-первых, гибель сотрудника комитета госбезопасности, – это вам не смерть курортника, которую можно списать на несчастный случай. Перегрелся, перепил, переохладился товарищ отдыхающий и помер на пляже, а, точнее, в море.

За Прутковым стоит организация, которая будет рыть землю, но найдёт виновного в смерти своего товарища. Ну, или назначит кого-нибудь на эту роль. Во-вторых, если верить словам Сидора Кузьмича, сказанные им в кабинете на Коммунаров, утерянную казну он ищет по распоряжению вышестоящих товарищей. И неважно, заговорщики они, или нынешнее руководство страны, главное то, что нацелены ребята отыскать давно потерянное и присвоить. Ну, или пустить на благо Советов, в чём лично я сомневаюсь очень сильно.

Пауза затягивалась, Женька упрямо молчал, но видно было, что держаться нету больше сил, и ему очень хочется поделиться с кем-нибудь страшной тайной.

– Колись уже. Ну, – я спустился на пару ступенек вниз, чтобы оказаться на одном уровне с другом, и расслабленно облокотился на перила лестницы.

– Да что ты, блин, пристал! – вяло отмахнулся Жека.

– Ну, как знаешь, – я развернулся и начал спускаться.

– Ну, ладно, ладно! – воскликнули за моей спиной. – Только ты никому!

Я оглянулся и вопросительно глянул на напарника, проверяя серьёзность его намерений.

– Поднимайся, чтоб никто не подслушал, – Женька поднялся, подошёл к ограждению и перегнулся через поручень, разглядывая местность.

Как ни странно, но сегодня возле нашей вышки оказалось мало пляжных ковриков. Обычно точка спасения торчала как одинокая сосна в окружении садовых роз: курортницы стремились расположиться поближе, чтобы, так сказать, недалеко бежать за спасателем, если вдруг начнут тонуть. Ага, в песке с ракушкой.

Я вернулся, переставил стул так, чтобы видеть Женькино лицо и глаза, и молча стал ждать, когда товарищ соберётся с силами и признается. Напарник оглядел окрестности, оглянулся на меня, понял, что юлить дальше не удастся, вздохнул, развернул стул, оседлал его и печально начал свой рассказ.

– Понимаешь, я вчера вечером видел Сидора Кузьмича. Я уже со смены собирался уходить, когда он ни с того, ни с сего на пляж припёрся.

– Подожди, так Кузьмич всегда под конец дежурства к нам приходит, – удивился я. – Это ж традиция: отпустить смену, обсудить планы на следующий день, новостями обменяться.

– Ну да, он и приходил, как обычно, за час до конца рабочего дня. Мы с ним потрындели за работу по мелочи и всё. Кузьмич попрощался и ушёл. Вроде как он торопился куда-то, то ли навстречу, то ли к внуку, я так и не понял.

– А вернулся когда?

– А вернулся он, когда я уже с вышки сполз и собирался на лодочную станцию топать бинокль и рупор закинуть, – Женька замолчал, напряжённо вглядываясь моё лицо.

– Ну а дальше что?

– А дальше… Блин, Лёха, дальше Кузьмич попросил меня перегнать его лодку в одно место и там оставить. А всем на станции сказать, что, мол, Сидор Кузьмич разрешил взять покататься. Нам с тобой.

– Чего? – опешил я. – Я-то каким боком? Я ж в больнице был, и Кузьмич об этом знал.

– Ну, не знаю, – Женька виновато отвёл глаза. – Я сделал, как он велел. Начальник всё-таки. Да и характеристику ещё испортит, как я потом буду.

– Понятно. Дальше что? – эх, Жека, Жека, не пойду я с тобой в разведку, это точно.

– Дальше я сторожу сказал, что велено, вернулся через час, как Кузьмич просил, взял лодку и перегнал её, куда было сказано.

– Куда перегнал-то? – уточнил я.

– Ну… – Жека поскрёб затылок. – Знаешь проход на Кирпичиках между домами? Типа тупичка, через который местные к морю спускаются.

Я нахмурился, вспоминая старый район. Маленьким, да и в подростковом возрасте в тех краях я не бывал. Скорее, кирпичные приходили к нам в военный городок в «Дубки» на дискотеку. За что и выхватывали от нас регулярно. Знатные драки случались с пришлыми из-за девчонок. Иногда и просто так дрались, по принципу «я дерусь просто потому, что я дерусь». Ну а кто сказал, что можно шататься по нашей территории как у себя на Кирпичиках?

– Это от конечной что ли, в сторону старых домов? – я чуть не ляпнул вдоль новых многоэтажек, но вовремя остановился. Чёрт его знает, есть в тех районах сейчас новые дома или только частный сектор. Это в моё время там вполне себе развитый микрорайон.

Женька нахмурился, соображая, что я имею в виду, затем неуверенно кивнул.

– Узкий такой проход между деревянными заборами?

– Точно! – просиял напарник.

– Так ты лодку кому-то во двор что ли затаскивал? – удивился я.

– Да нет, с чего ты взял? А-а-а, нет, это я там поднимался, когда лодку там бросил.

– Жека, не тяни бычка за хвост, выскользнет. Ни черта непонятно. Ты можешь конкретно объяснить: куда отогнал лодку, и что потом делал?

– Ну, я же тебе говорю! На Кирпичики! Там недалеко подъём в город по обрыву, а на берегу дерево приметное.

Ого! Прошлое, точнее будущее, и тут лезет во все дыры прошлого. Это дерево мы облюбовали ещё по молодости, ходили туда на рыбалку в юности. В какой-то момент начали оборудовать под себя вместе с неизвестными местными рыбаками. Притащили пару брёвен, устроили сиденья, сварганили что-то типа мангала из кирпичей. Короче, красота. Став взрослыми, отмечали там майские праздники.

Даже насыпь из разнокалиберных камней, которыми укрепили берег, не испортила место. Стало даже лучше, как по мне. Мы с друзьями последние годы очень редко там бывали, последний раз решили вспомнить молодость и отметить день рождения друга детства Павлухи на берегу под рыбалку, решили, что на дереве самое то будет.

Место оказалось облагороженным. Кто-то выстроил вокруг каменный заборчик, чтобы укрываться от ветра, с несколькими точками для закидывания удочек. И даже притащил на брег старое кресло. Красота!

– Всё, понял, принял, – кивнул я. – У дерева оставил?

– Нет, чуть дальше, напротив Змеиной горки, – уточнил Женька.

Я отчётливо вспомнил это место. Однажды, уже встречаясь с Галкой, мы отправились туда вчетвером: я со своей и Пашка с молодой женой. Жена переехала с Дальнего Востока, всё для неё в нашем городе было в новинку. Особенно рыбалка и ночёвки на берегу.

Но оказалось, молодая супружница больше всего на свете боится мышей и змей. А последние в тех местах очень любят гнездиться. Визгу было на весь берег, когда Алёнка увидела в воде чёрную голову… ужа, потому как никто другой в наших краях не водится.

Мы так и не смогли убедить, что ужики милые и не кусаются, и бояться её больше, чем она их. После этого Алена кроме центрального пляжа нигде в море не заходила. Я не стал ей говорить, что и на городских пляжах змеи в воде тоже встречаются, хоть и редко. Так и живёт до сих пор в неведение. Зато хоть купается вволю.

Собственно потому этот кусок местности и прозвали Змеиной горкой. Очистные расположились аккурат между двух склонов обрыва.

– И что, так просто оставил напротив Змеиной горки и ушёл? – чёрт меня дёрнул задать такой глупый вопрос, у нас лодки спокойно стоят на воде, никто их не трогает.

– Нет, – неожиданно ответил Жека. – Кузьмич велел вытащить её на берег и оставить.

– Зачем? – моему удивлению не было предела.

– Не знаю, – в голосе друга зазвучала растерянность. – Я как-то не придал значения… Сделал, что Кузьмич сказал да и всё. Слушай, а правда, зачем было вытаскивать лодку, чтобы потом затаскивать её обратно в воду? Он же, получается, на ней сюда пришёл. Охота была возиться.

Мы задумались, прикидывая причины, из-за которых Кузьмич мог озвучить такую просьбу. В голову ничего толкового не приходило. Штормового предупреждения не обещали, так что, даже если мичман не собирался выходить в море, лодка спокойно могла переночевать на воде.

– Да-а-а, загадка, – Жека вздохнул.

– Думая, отгадка самая обыкновенная. Может, перевезти что хотел на остров…

– Да ну, глупости, а потом с этим грузом ложку на воды выталкивать? Ерунду не говори, – напарник мазнул рукой.

– Ну, да ты прав… Слушай, а ты чего Василию-то об этом не рассказал? Я уж было подумал, криминал какой, а тут всего лишь ложку переправил в другую сторону да ещё и по просьбе хозяина.

– Да ты что! Зачем мне лишние проблемы? Затаскают же потом, вопросами замучают, а когда, а что, а почему тебе, а не кому-то другому? А прикинь, если Сидора на самом деле веслом того, по башке и в воду… Я же получаюсь самым удобным подозреваемым!

– Да какой из тебя подозреваемый! – хмыкнул я. – Ты со мной всё утро был, а в самый ответственный момент мы на берегу оба торчали, слушая гороховую гражданку.

– Какую? – не понял Женька.

– Ну, тётку ту, которая суету навела, купальник на ней был в белый горох.

– А, точно. Да всё равно, – Женька качнул головой, отказываясь признать мою правоту, помолчал и добавил. – Как ты думаешь, на лодке и вправду был Сидор Кузьмич?

– Да чёрт его знает, – протянул я, задумчиво глядя на море. – Не верится мне, что с нашим мичманом могли так поступить. Точнее, что он бы такое допустил.

Чёрт, сложно общаться с другом, когда не можешь всего рассказать. Ну не верю я, что Кузьмича могли так банально подловить, и кто этот второй, в кепке с длинным козырьком? Конкурент? Подельник? В смысле, тоже из заговорщиков или кем там они себя считают, искателями государственной казны? Или это из тех, с кем Кузьмич якшается по своей пляжной линии?

– Вот и я не верю, – вздохнул Женька. – Что делать-то будем?

– Да ничего не будем. В том смысле, с дежурства нас никто не снимал. Работаем, Жека. Объявится Сидор Кузьмич- посмеёмся вместе, а не объявится…

– Тогда что? – Жека глядел на меня круглыми глазами, ожидая ответа.

– Тогда не посмеёмся. Тогда милиция будет разбираться, точно тебе говорю. Всё, кончай волынку, работа не ждёт. Слушай, а с лодкой-то что? – вдруг вспомнил я.

– А что с лодкой? – Женька глянул в бинокль. – Вон стоит.

– Да не с нашей, с Прутковской. Мы ж её возле своей так и оставили. Вот чёрт! Там же детвора все следы затопчет! Хотя какие следы после моря… Ладно, пусть милиция разбирается, а мы будем надеяться на то, что Кузьмич жив-здоров и скоро появится.

В этот момент я обратил внимание на знакомую фигуру, которая остановился возле лотка с пирожками.

– Жека, ты это… пирожков хочешь? – не сводя глаз с товарища, разговаривающего с Евдокией, поинтересовался я.

– Не помешали бы, – Женька похлопал себя по животу. – Уже лягушки рыдают. Я, когда волнуюсь, всегда жрать хочу, чисто волк. Перед экзаменами так совсем плохо, – пожаловался напарник. – Посидишь, сбегаю?

– Сиди, сам схожу, – отмахнулся я. – Не своди взгляд с горизонта, – улыбнулся я и бегом скатился с лестницы, успев расслышать, как хохотнул Женька, хватаясь за свой любимый бинокль.

Спустившись, я не стал торопиться, не спеша огляделся, присматриваясь к отдыхающим, будто случайно мазнул взглядом по мужчине, который всё ещё топтался возле лотка расстроенной тёти Дуси. Надо бы придумать, как ей помочь. Муж-мошенник в советском государстве, за которого взялась милиция – это крест на всю жизнь. От неё теперь практически все отвернутся Увы, но есть у нашего брата и сестры такая сучная чёрта характера. Не у всех, но у многих. Хотя, если он бывший, то Евдокии прямо-таки повезёт, может, и по судам таскать не будут, и соседи пожалеют.

Минут через пять мужик отстал от Евдокии, и пошёл в сторону набережной, на ходу жуя пирожок. Я стоял, смотрел ему вслед и уговаривал себя не ввязываться в это сомнительное приключение. Однажды я уже прогулялся за этим типом и получил по башке. Неизвестно, чем закончится моя слежка сегодня.

Но семейный дух авантюризма поднял голову и завёл старую песню о главном: семьи нет, детей нет, что мне терять? Совесть взбрыкнула и напомнила про Лену и отца. Вот за отца-то я и ухватился: чёрт его знает, что это за тип, как он связан с Кузьмичом, комитетом, картами и прочей-остальной кладоискательной антуражностью. За каким лешим он меня подстерёг и по голове приложил?

Борьба с разумом была короткой, победа оказалась сокрушительной. Вздохнув, я решил купить мороженое и прогуляться за товарищем в бейсболке. Короткая прогулка позволила увидеть много интересного. Стараясь не светиться, прикрываясь матрасами и кругами, которые тащили в руках отдыхающие, прячась за их спинами, я дошёл за мужиком практически до постамента с кораблём.

В какой-то момент едва не спалился, когда мужик вроде бы как невзначай присел на скамейку, а в следующий момент рядом оказался Игорёк! Сначала я не придал этому значения: Васильков с напарником дежурили на детском пляже. Но короткое наблюдение показало: эти двое знакомы.

На скамейке Игорь посидел недолго, съел пирожок, выкинул бумажку в урну, поднялся и пошёл к автоматам с газированной водой. И в этот момент я едва не упустил самое главное. На том месте, где минуту назад сидел Игорёша, осталась лежать какая-то бумажка.

С того места, откуда я наблюдал, невозможно было разглядеть, что за документ забыл или специально оставил парень на лавке. Но когда мужик в бейсболке небрежно протянул руку и забрал желтоватый клочок, мне показалось, что я опознал передачку. Когда же странный тип на минуту развернул бумагу и заглянул внутрь, мои сомнения переросли в уверенность.

Глава 4

Теперь я не сомневался: мужик не просто замешан в истории с архивариусом, поиском документов и поисками царского золотишка, но и я Прутковым знается, а то и сотрудничает. Товарищ в кепке свернул карту, сунул её в карман и поднялся, собираясь уходить.

Я спрятался за остановку, продолжая наблюдать и прикидывая: стоит идти за ним дальше в надежде снова получить по башке, или не рисковать здоровьем. Азарт потихоньку захватывал власть над разумом, а в голове зудела мысль о том, что выяснять подноготную всей этой дурацкой истории просто жизненно необходимо. От этого зависит жизнь моей семьи в будущем.

Но моим планам не суждено было исполниться. Неизвестный в бейсболке, козырёк которой всё время скрывал его лицо, внезапно махнул рукой куда-то в сторону выезда с пляжа. Я оглянулся, пытаясь понять, кому он машет, и увидел зелёные жигули, отъехавшие от прогулочной дорожки.

До последнего надеясь, что машина проедет мимо дядьки, я разочарованно стукнул ладонью по столбу, за которым прятался, вызвав недовольство какой-то бабульки в платочке с капризным внуком. Пацанёнок тут же принялся лупить испачканной в ягодах ладошкой по перекладине, услышав «нельзя», закономерно раскрыл рот и заныл.

Жигуль тем временем тормознул возле кепчатого, и мужик, с которым предположительно видели в лодке Сидора Кузьмича, запрыгнул на переднее сиденье. Машина рванула с места и помчалась в сторону порта. Пара мужиков, что стояли с пивными кружками возле бочки, ругнулись вслед лихачу, который поднял пыль. Через минуту Центральный пляж снова погрузился в расслабленное летнее состояние.

Я постоял ещё чуток, надеясь неизвестно на что, оглянулся вокруг. Но, не заметив больше ничего интересного или подозрительного, потопал в сторону нашей вышки.

– Слышь, Лёха, а ты чего тут ошиваешься? Ты ж вроде на больничке ещё? – раздалось за спиной.

Да чтоб тебя приподняло и треснуло, Васильков! Что ж ты как чёрт из табакерки всегда такой внезапный, что аж прибить всё время хочется? Я чуть сбился с шага, но оборачиваться не стал: надо, пусть обгоняет или рядом пристраивается. Мне – не надо, руки чешутся развернуть его спиной и наподдать хорошенько по мягкому месту, да так, чтобы месяц меня стороной обходил.

– Что надо? – недовольно буркнул я, продолжая шагать к своей вышке.

– Да так, гуляю вот, свежим воздухом дышу, – затараторил Игорёк. – А ты чего? Выписали?

– Выписали.

– На дежурство, что ли?

– На него, – я очень надеялся, что мой недовольный тон и краткие ответы на корню убьют желание Василькова ко мне приставать. Но не на того напал.

– Слушай, а ты слыхал, да, что Пруткова убили? Ты прикинь, да? В нашем городишке и вдруг убийство! Да ещё и начальника ОСВОДа! Это ваще ништяк!

– Ты больной? – я остановился и глянул на Игоря в упор.

Парень, не ожидая такой подставы, едва не вписался в мою спину.

– А чё не так? – Васильков захлопал ресницами.

– То есть убийство, по-твоему, – это ништяк?

– Да нет, я не в том смысле, ты что! – смутился прилипала. – Я, типа… Ну, в нашей провинции и такое дело!

– Можно подумать, у нас не убивают, – буркнул я и продолжил шагать.

– Да убивают, наверное, но тут-то мы знакомы с мертвецом! Прикинь! Как думаешь, кто его пристукнул? – забегая вперёд и заглядывая в моё лицо, полюбопытствовал неугомонный.

– Да с чего ты вообще взял, что Пруткова убили?

– Ну как же, даже свидетель есть. Говорят, тётка какая-то всё видела и теперь милиция будет её прятать, чтобы убийца и её не грохнул, как свидетеля. Она ж его опознать может, и всё, сушите вёсла, собирайте сухари, – на манер дворовой песенки нескладно пропел Игорёк.

– Ну, во-первых, всё это бред, и никого тётка не видела, и прятать её никто не будет. А, во-вторых, ещё неизвестно, Кузьмич или кто другой ругались, торчали в лодке. Милиция разберётся. Ты, кстати, когда Кузьмича в последний раз видел? – я в очередной раз резко остановился, ловя Игоря в фокус, чтоб не пропустить внезапных эмоций.

Игореша оправдал мои ожидания: едва заметно смутившись, парень тут же растёкся в слащавой улыбке.

– Не помню… А, ну вот тогда, возле больнички, когда мы с тобой на вокзале встретились, – вертлявый на секунду задумался. – И вроде всё, последние дни мы с ним точно не пересекались. Я болел немного, отгулы брал.

– Ну, понятно, – хмыкнул я, топая дальше.

– Да погоди ты, Лёха. Куда так летишь! – окликнул меня Васильков и заржал. – Твоя вышка на месте, её Жека охраняет, я проверял.

Юморист хренов, блин, скривился я, не обращая внимания на его говорильню.

– А ты откуда знаешь, что баба ничего не видела? О, блин, так это чё, вы что ли с Жекой труп вытащили? Я думал, ты только что приехал на автобусе. Смотрю, стоишь на остановке. Ну и чё его веслом, да? Или ножом? – с жадным любопытством затараторил Игорёк. – Тётка вроде про весло говорила. Но бабам, им же верить нельзя, они ж соврут, недорого возьмут, – Васильков презрительно цыкнул зубом, выражая своё отношение к слабому полу.

– Какой, к лешему, труп? Ты где этого бреда понаслушался? – не выдержал я.

– Ну, где, мужики в пивнушке рассказали. А им вроде как муж той бабы всё в подробностях обсказал. А чё, не так было? А как было? Лёх, ну, расскажи, чё ты как неродной, в самом деле! Я ж никому, зуб даю!

– Сдался мне твой зуб! – рявкнул я, отказываясь от сомнительного подарка. – Не было там никакого трупа. Мы пустую лодку буксировали. Так что всем своим свидетелям так и передай: нет тела, нет дела. Всё, отвали, мне некогда! – с этими словами я решительно свернул к опорному пункту, желая как можно быстрее избавиться от навязчивого присутствия приставалы.

– Эй, Лёха, ты куда? – растерянно выкрикнул Игорь, но за мной в милицию не пошёл.

14.00 Я зашел в полумрак помещения и, наконец, выдохнул. Осталось только дождаться, когда он свалит, а то голова начала гудеть от трескотни Игоря и того бреда, который он нёс. Маленький город – это своего рода проклятье во всём. Как говаривала моя бабушка: тут пёрнул, на том конце через пять минут сказали – усрался. Вот так и с нашим происшествием.

Трупа нет, но половина пляжа уверена, что мы его выловили. Убийца, если он вообще был, ушёл и никто его не видел, но свидетельница свято верит в то, что ей угрожает опасность. Сочувствую её мужу, теперь понятно, откуда у него такая любовь к пиву. Оно ж невозможно без допинга жить в таком театре абсурда, который мадам устраиваем посторонним. Даже представлять не хочу, что она вытворяет в собственной семье.

– Вы что-то хотели, гражданин? – окликнул меня молоденький милиционер из-за стекла. Ну да, у нас тут на пляже всё по-взрослому, не то, что в парке: вагончик с парой столов и никакого предбанника для посетителей.

– Да нет, – отказался я, но тут же передумал. – А сержант Чудной на месте?

Мне не повезло, Василия в опорнике не оказалось, и узнать последние новости из первых рук не получилось. Я снова выглянул в окно и облегчённо вздохнул: Игорёк исчез из поля зрения. Хотелось верить, что до конца сегодняшнего дня хотя бы. Чёрт, как бы у него выяснить, что за мужик, с которым он встречался возле остановки?

Но палиться не хотелось. Никакой мало-мальски толковой идеи, как раскрутить Василькова на откровенность, в голове тоже не возникло. Фотки длиннокозырчатого у меня тоже не было, а то попытался бы у дежурного узнать, что за тип и в каких отношениях он с начальником пляжного опорника.

– Слушай, друг, а что слышно по Пруткову? – обратился я к милиционеру.

– Не положено, гражданин. Тайна следствия, – сурово отрезал парнишка.

Вот, ёлы-палы, понахватались дежурных фраз, можно подумать, следствие началось. Ага, так я и поверил. Чудной, понятное дело, доложил, кому следует, да только так быстро дело не делается. Сначала Кузьмича попробуют отыскать, и только потом, может быть, хоть что-то сдвинется с места. Как говорится, нет тела – нет дела. И всё-таки мичман или нет, находился в лодке? Как бы это выяснить.

Если верить Женке, то Сидор Кузьмич от Змеиной горки планировал или ночью, или утром куда-то отплыть. В результате оказался возле нашей вышки. Скорей всего, закончив свои дела, он и плыл сюда, на своё законное рабочее место. Но не доплыл. Ладно, пора дёргать отсюда.

Я ещё раз выглянул в окно и вышел на крыльцо.

– Ну, что? А? нашли? – да твою ты рыбу-каракатицу!

Игорёк крутился возле опорника с подветренной, так сказать стороны. И когда успел перебежать дорогу, да ещё так незаметно.

– Васильков, отвали, достал, – забив на приличия, нагрубил я. – Тебе заняться нечем? У тебя выходной? Ну вот и вали домой, спать, а то я тебе сейчас устрою марш-бросок с полной выкладкой. Пойдёшь у меня мусор по территории собирать!

– Лёх, ты чё? Я ж ничё! Нормально всё! Ладно-ладно, подумаешь, какие все нервные! – засуетился Игорь. – Ладно, покедова, пойду я, дел по горло.

– Иди-иди и не возвращайся, – напутствовал я бедолагу.

«Так, что дальше? Дальше – тётя Дуся и пытки на предмет Кузьмича и кепчатого», – я решительно двинулся к лотку с пирожками, где меня ждало очередное разочарование. Евдокии на месте не оказалось, на прилавке стояла картонка с извечной надписью «Буду через пять минут». Во сколько эти минуты начались и когда истекут – история об этом умалчивала.

Чертыхнувшись, я огляделся по сторонам, в надежде увидеть хоть кого-то из пляжников, торгующих по берегу. Как назло, наш участок никто из них не маячил и не кричал заунывно-одинаковыми голосами свои рекламные прибаутки. Зато я увидел Бородатова, который о чём-то трепался с Игорьком.

Недалеко, однако, ушёл деловой Васильков. Насупленный Борода, скривив лицо, глядел с высоты своего роста на вертлявого и внимательно слушал. Игореша, размахивая руками, что-то доказывал массажисту.

И тут я заметил Нину. Невестка Пруткова не шла, а плыла в горячем дрожащем июльском воздухе, окутанная тонким шлейфом струящейся ткани прозрачного пляжного халата. Широкополая шляпка скрывала лицо девушки, но я узнал бы ее из тысячи только по походке. Так ходят, точнее, не ходят, а плывут, попирая стройными ногами нашу грешную землю, только уверенные в себе женщины, знающие себе цену, которые плевать хотели на мнение окружающих и всегда делают только то, что хотят.

Я с интересом наблюдал за любопытной троицей. Борода выпрямился, увидев Нину. Что-то сказал Игорьку и тот сразу заткнулся. Надо поинтересоваться этим волшебным словом, которое обрывает фонтан Васильковского красноречия. Оба парня делали вид, что красотка их совершенно не интересует. Но наблюдатель в моём лице прекрасно видел, как напряглись парни, старательно разглядывая всех, кого угодно, кроме Нины.

Женщина прошла мимо, едва обратив внимание на Бородатова и Игорька. И я бы пропустил этот знаменательный момент, если бы Васильков не поторопился наклонить и поднять то, что незаметно для окружающих уронила на тротуар изящная женская ручка. Вертлявый быстро схватил упавшую вещь, но не окликнул Нину, а суетливо огляделся по сторонам.

Я резко отступил назад, скрываясь в тень козырька и прячась за опорой. Такое себе укрытие, на издалека не разглядеть, кто стоит на крыльце и куда смотрит. Выждав пару секунд, я снова глянул в сторону парней и встретился взглядом с Бородатовым. Чёрт! Серёга стоял и в упор на меня смотрел.

Я дёрнулся, но потом плюнул: чего уж теперь, спалился так спалился. Я ожидал, что сейчас они с Игорем двинутся в мою сторону и начнут качать права или угрожать, но, к моему удивлению, Борода ни словом, ни жестом не показал Игорьку, что за ними наблюдали.

Секунд тридцать мы играли в гляделки, а затем Сергей что-то сказал Василькову, они развернулись и ушли в сторону, противоположную той, куда проплыла Нина. Эти несколько минут зрительной дуэли я сдерживал дыхание, и теперь, наконец, с удовольствием выдохнул.

Парни потерялись в толпе отдыхающих, а Нина… Нина красиво просочилась на пляж, изящно обходя коврики с загорающими курортниками, вызывая завистливые вздохи молодых девчонок, не обремененных мужьями и детьми. Такого халатика, которые украшал шикарное тело невестки Кузьмича, не было ни у кого на пляже. Я даже заподозрил, что этот кусок ткани, по недоразумению выглядящий как платье, подсмотрен в какой-нибудь Бурде и сшит на заказ.

Интерес к Нине я потерял, едва она расположилась на ярком широком полотенце, которое тоже вызвало всплеск внимания к её персоне. Явно хорошего качества и явно не заграничного производства.

Кто же ты, Нина Пруткова? Или лучше спросить: кто же вы такой, товарищ сотрудник комитета государственной безопасности Прутков Сидор Кузьмич? Раз ваша невестка может позволить себе щеголять в непривычных советским гражданам нарядах?

Чёрт! В голове всплыло приглашение в гости на среду. Это что же получается, я проср… прошляпил встречу, а Нина мне ничего не предъявила, когда мы случайно встретились в военном городке? С женщинами так не бывает. Особенно с такими, как Нина. Либо она сама забыла о парнишке, с которым провела вечер, либо настолько в тот момент растерялась, что не вспомнила, а потом уже было не с руки.

Стоп, Лесаков! Перед глазами, как в телевизоре на перемотке мимо Бороды и Василькова проплыла Пруткова. Я трижды прокрутил в голове это воспоминание, прежде чем до меня дошло: та неслучившаяся драка была подставой! Вот чтоб меня на пенсию списали раньше времени, подстава в чистом виде!

Точнее, ловля шмеля на живца. Живец – это Нина, а тот полудурочный шмель, офонаревший от юношеских гормонов, взыгравших в молодом теле при виде красивой взрослой женщины, это я собственной персоной. И неважно, что в голове студента сидит старый морской чёрт. Он тоже падок на золотых рыбок, особенно на тех, которые сами плывут к нему в руки.

М-да, Лёха развели тебя, как пионера, не зря ты про медовую ловушку подумал. Вот она во всей красе! Но зачем? И кому это было нужно? Кузьмичу или… Нине? Я опешил от такой внезапной мысли: что если за всем стоит не Сидор Кузьмич, а его невестка?

Да ну на фиг! Не может такого быть! Я решительно отмахнулся от глупых мыслей, спустился с милицейского крыльца и потопал в сторону вышки. Женька, поди, уже заждался и проголодался.

Ёлы-палы, а пирожков-то нет! Я оглянулся: пирожковый лоток так и торчал без хозяйки, украшенный картонной запиской. До столовки идти далеко, да и в это время там очередь из желающих пообедать тремя блюдами, десертом и компотом. Значит, обойдёмся без пирогов. Моей голове есть что переваривать, а напарник, если захочет, пусть топает в столовую, я подежурю один.

До спасательной вышки я добрался почти бегом, взбудораженный внезапностью собственных мыслей. Жека поворчал, но радостно согласился на моё предложение пойти пообедать. Сдал мне бинокль и рупор, и шустрым дельфинчиком скатился с лестницы.

По дороге неунывающий ловелас перекинулся шутками с парой девчонок, едва не свалился на загорающую даму бальзаковского возраста. Дама явно была не против, но шустрый Женька задал такого стрекача, что даже пятки перестали сверкать, слившись в одно размытое пятно.

Счастливо избежав опасности быть ангажированным на беседу с девушкой не первой молодости, Жека едва не растянулся во весь свой немаленький рост на серой плитке, заглядевшись на очередную красотку. Наконец, с трудом удержавшись на кромке бордюра, сохранив в целости и сохранности шею, руки и ноги, выбрался на тротуар и, весело насвистывая, зашагал в сторону знаменитого кафе «Ветерок».

Это злачное место, известное многим поколениям местных жителей, располагалось в самом начале косы, по левую сторону от «Патриота», если смотреть со стороны рыбного завода. В моём столетии кафешка обрела итальянское название и новых хозяев. Точнее, хозяйку, известную на весь Энск девушку-ресторатора, отличного администратора и прекрасного человека с неудержимой фантазией в сфере питания.

На моей памяти «Ветерок» стал третьим питейным заведением в городе, которое Марьяна, с присущей только ей энергией, энтузиазмом и профессионализмом, превратила в прекрасное место отдыха, в котором не стыдно отметить любое торжество, устроить романтический ужин и просто отдохнуть, потягивая терпкое южное вино, любуясь видом на закат.

Я проводил напарника-торопыгу взглядом, улыбнулся, вспомнив, как мы отрывались по молодости в кабаке на берегу, и хотел вернуться к службе, когда заметил знакомую фигуру. «Да ладно, что, опять?» – мелькнула шальная мысль, и я сорвался с вышки навстречу очередной проблеме.

Глава 5

– Ты что здесь делаешь? Снова-здорова? – зашипел я, хватая за плечо младшего Рыжова.

– Пусти! – дёрнулся пацан, но я, радостно скалясь окружающим, крепко перехватил мальчишку за локоть и потащил за собой. – Фёдор где?

– Да пусти ты меня, гад! – зашипел Ванька. – Ща как закричу! – зыркнул на меня юный шантажист, набирая побольше воздуха.

– Я те щаз так закричу! Ремнём по заднице! Брат где, спрашиваю? Вы опять на промысел вышли? Мало вам жизнь потрепала, в тюрьму захотели?

– Он и так в тюрьме… – вдруг всхлипнул пацаненок и сжал кулаки, пытаясь сдержать слёзы.

– Кто? – растерялся я.

– Ф-федор! – судорожно выдохнул Ваня и часто-часто задышал, чтобы не зареветь.

– Да за что же? – я ни черта не понимал: с Сидором Кузьмичом мы вроде же договорились за Рыжовых, он обещал помочь. Обманул? Или что-то другое случилось.

– Это всё он, доктор! – мальчишка не сдержался и всё-таки зарыдал. Ну как зарыдал. Из широко распахнутых карих глаз сами собой по щекам потекли слёзы. Сам же Рыжов младший по-пацански грозно сопел носом, стиснув зубы и сжав кулаки до белых костяшек.

– Так, хорош, разберёмся. Дуй наверх, там поговорим, – мы подошли к вышке, я выпустил мальца из захвата, кивая на лестницу.

– Чё я там забыл? Сами разберёмся, – ещё сильнее засопел Ванька. – Этот ты во всём виноват! – вдруг выкрикнул, отступая на шаг.

Точнее, он попытался от меня отодвинуться, чтобы дать дёру.

– Стоять – бояться, упасть – отжаться! – рыкнул я по-прежнему улыбаясь, чтобы граждане отдыхающие случайно не встряли в нашу интересную беседу. – А, ну, бегом на вышку! Иначе… – угрожающе процедил я, нахмурив брови.

– А то что? Ментам сдашь? Как брата? Да пошли вы всё! – душераздирающий всхлип вырвался из глубины детской души, что пробегающая мимо маленькая девчушка в панамке остановилась и протянула Ваньке ладошку, в которой лежала карамелька.

– Майчик, не плячь, – малышка склонила голову набок. – Кушай кафетку!

– Отстань! – Рыжов дёрнул плечом. – Не надо мне ничего.

– Остань, остань! – засмеялась девчонка. – Няда, няда! – девочка подошла ближе и подсунула перепачканную песком ладошку прямо под нос мальчишке.

– Спасибо, – после секундного колебания Ванька одной рукой сгрёб конфету, а второй утёр щёки и нос. – Беги уже, вон тебя мамка ищет.

– Катя, Катя! Ты куда убежала! Ну что за ребёнок!

Я оглянулся: от прогулочной зоны бежала молодая женщина в соломенной шляпке с пляжной сумкой наперевес.

– Спасибо, товарищ спасатель! – задыхаясь от бега, шумно поблагодарила мамочка, хватая дочку за пухлую ладошку. – Катя, сколько раз тебе говорить не отходи от мамы! Потеряешься! Ну вот! Очередь упустила! – расстроенно вздохнула родительница, оглядываясь.

Я глянул в ту же сторону и увидел очередь возле лотка с пирожками. Ага, Евдокия вернулась на рабочее место! Осталось дождаться Женьку и пойти поговорить с подручной Пруткова. Отчего-то я не сомневался, что тётя Дуся очень плотно работала с Кузьмичом, другой вопрос: по доброй воле или через шантаж? Если муж у неё – мошенник, то, как говорится, возможны варианты.

– Так, Иван, – я перевёл взгляд на пацана. – Забирайся на вышку, расскажешь всё по порядку. И тогда решим, что делать, и кто виноват.

– Чего? – нахмурился пацан.

– Ничего, давай наверх, кому сказал, – я развернул парнишку за плечи и подтолкнул в сторону лестницы. Рыжов сердито засопел, потоптался на первой ступеньке, но всё-таки зашагал на обозревательный пятачок.

– Ну и чего ты от меня хотел? – засунув руки в карманы, набычившись, угрюмо буркнул Иван, сердито зыркая глазами.

– Рассказывай давай, что случилось с Фёдором? И где твоя сестра с мамой.

– Тебе зачем?

– Помочь хочу, чё ты как маленький, честное слово, – я присел на корточки, чтобы быть вровень с мальчишкой.

– Я взрослый! – тут же вскинулся пацан.

– Ну вот и вели себя как взрослый! Я знаю, что Фёдор поддержал доктора Блохинцева, и они вместе написали заявление на мошенника. Знаю, что Николай Николаевич взялся лечить твою маму. Уверен… – тут я запнулся: теперь уже не уверен, пока Кузьмичу не отыщу, особой уверенности в том, что Фёдора не посадят, уже не было. – Точнее, брата твоего обещали не трогать ха сотрудничество. Максимум условка за ваши шаловливые ручки, – я пристально смотрел на пацана.

Ванька залился краской, сжал кулаки в карманах штанов и отвёл глаза.

– Ну, тут брат, извини, закон, как говорится, превыше… Вор должен сидеть в тюрьме и всё такое. Хотя стоп, что-то меня не в ту степь понесло, – я резко оборвал свои шуточки, когда Ванька закусил губу, едва сдерживаясь, чтобы не нахамить взрослому. Но не срослось.

– Мы не воры! – выкрикнул он и метнулся к лестнице. Но я перехватил его за руку и вернул обратно.

– Стоим-боимся, не орём. Или ты хочешь, чтобы сюда ментов вызвали?

– Нет, – отчаянно замотал головой пацан.

– То, что вы не воры, я знаю. Но факт кражи часов у порядочного советского гражданина налицо, – отчеканил я.

– Докажи! – выплюнул мальчишка.

– Да мне и доказывать не нужно, сам всё видел. Да и… – я вздохнул и уселся на стул. – Садись давай, в ногах правды нет.

– Спасибо, мне и тут хорошо, – буркнул Рыжов младший.

– Как знаешь, – я помолчал и продолжил. – Я не буду тебя лечить по поводу воровства и всего прочего. Но твёрдо знаю: всегда модно найти выход без кражи, даже в самой отчаянной ситуации. Даже когда отчаянные времена требуют отчаянных мер, – чёрт, что-то меня переклинило, я остановился, почесал подбородок и продолжил. – Короче, что было, то было. Сейчас главное – вылечить вашу маму и помочь товарищам милиционерам закрыть чудо-доктора далеко и надолго, понимаешь?

– А Фёдор? – Ванька вскинул на меня растерянный взгляд.

– А Фёдор взрослый, он знает, что делает. Ты-то что на пляже делал? – резко смени я тему.

– Я… – мальчишка захлопал глазами, пытаясь переключиться с одного на другое. – Тебя искал.

– О, как, – тут уже я удивился. – А зачем?

– Морду тебе набить, – залившись краской от шеи до самых ушей, помявшись, признался Иван Рыжов.

Я не выдержал и заржал, но тут же постарался взять себя в руки, видя, как пацан яростно кусает губы и отчаянно сжимает кулаки.

– Прости, Вань, прости, я не хотел! – замотал я головой, сползая со стула и снова садясь на корточки, чтобы иметь возможность заглянуть мальчишке в глаза напрямую. – Просто я представил, как ты меня лупишь и не сдержался. Мир? – я протянул парню руку.

– Не веришь? – процедил сквозь зубы пацан.

– Верю, – со всей серьёзностью кивнул я. – Я бы за брата и убить смог. Вань, ты дурак? – в следующую секунду вырвалось у меня, когда очередная волна крови окатила мальчишку с ног до головы. – Что в карманах-то? Нож?

– Д-да, – Ванька всхлипнул и вдруг неожиданно разревелся в голос.

Я осторожно притянул его к себе, вытащил руку из кармана вместе с зажатым в ней складным походным ножом, разжал судорожно сжатые пальцы, отобрал предполагаемое оружие убийства и засунул к себе в карман. Потом притянул пацана к себе, крепко обнял и дал ему выплакаться.

Ванька сначала подёргался, но потом смирился и дал волю своему отчаянью. Моя рубашка моментально намокла от слёз и соплей, но было плевать. Я очень надеялся, что Женька не припрётся прямо сейчас. Во-первых, не хотелось объяснять, что у нас тут за вселенский потоп: меньше знает, лучше спит. Во-вторых, ни к чему смущать и без того несчастного пацана, который стесняется собственных слёз и винит себя в том числе, что брата забрали.

Минут через пять мальчишеская истерика начала стихать. Ванька дёрнул плечом. Я разжал руки, и мальчишка тут же отпрянул от меня, забился в дальний угол небольшой площадки, отвернулся спиной ко мне и принялся яростно утирать руками слезы с лица.

Я же поднялся на затёкшие ноги, сделал пару наклонов, разгоняя кровь, и огляделся по сторонам, сканируя пляж и заодно ища глазами напарника. Жека, как всегда, застрял на границе между песком и тротуарной плиткой, развлекая девчонок.

– Ты как? =– негромко окликнул я мальчишку, заметив, что худенькие плечи перестали вздрагивать.

– Нормально, – осипшим от слёз голосом откликнулся Иван.

– Ты вот что, Вань, беги домой, а про Фёдора я постараюсь всё выяснить и вечером к вам загляну, расскажу, что узнал, хорошо? – договорить я не успел, Ванька вдруг вскинулся, перевесился через перила и неожиданно метнулся к лестнице. Кубарем скатился со ступенек и куда-то помчался, не разбирая дороги и не обращая внимания на сердитые вопли загорающих, на которых дождём осыпался песок из-под сверкающих пяток.

– Вот чёрт! Вань! Стой! – крикнул я, дёрнулся было за ним, но резко остановился, увидев, куда, а, точнее, к кому побежал мальчишка. В пешеходной зоне стоял Фёдор и оглядывался по сторонам, разыскивая непутёвого брата. Увидев несущегося к нему брата, старший Рыжов чуть расставил ноги, готовясь принять таран, при этом лицо у него бы не очень довольное.

Я ухмыльнулся: кажется, у младшего Рыжова бурная фантазия и сейчас кто-то получит нагоняй по первое число за то, что самовольно ушёл из дома. Фёдор увидел меня, помахал рукой, и в тот же миг Ванька со всего размаха вписался в корпус брата, обхватил его обеими руками и замер, не веря своему счастью.

Я кивнул в ответ и продолжил наблюдать за окрестностями. Складной ножик оттягивал карман и требовал принять решение: рассказывать или нет старшему брату о Ванькиных глупостях. Решил поступить как взрослый, наплевав на пацанский кодекс: уж лучше буду в глазах мальчишки стукачом, но зато Фёдор промоет ему мозги и популярно объяснит, чем могло все закончиться. Я-то для него не авторитет, а враг народа.

Отчего-то я был уверен, что старший Рыжов поднимется ко мне на вышку, вот тогда и поговорим, спровадив Ивана за лимонадом. Но Федя, отцепив от себя братишку, что-то ему велел. Пацан кивнул и помчался по прямой к бочке с квасом, а Рыжов решительно двинулся в мою сторону.

Глава 6

– Здорова, – сумрачно поприветствовал меня Фёдор.

– И тебе не хворать, – откликнулся я. – Что, как?

– Да так, – Рыжов пожал плечами. – Я… спасибо зашёл сказать, за всё.

– Спасибо? – я удивился, благодарность звучала искренне, без иронии и скрытой обиды.

– За Блохинцева, если бы не ты, мама бы… В общем, спасибо, что свёл с доктором. И прости за проблемы и неприятности от нашей семьи.

– Да, собственно, не за что, – я протянул Фёдору ладонь, и мы пожали друг другу руки. – Была возможность – познакомил, а если б не знал, познакомился бы и всё равно свёл бы. Безвыходных ситуаций в природе не существует, просто иногда выход там же, где и вход.

– Это как? – Фёдор, нахмурив брови, смотрел на меня в упор, пытаясь понять, что я имею в виду.

– Как, как… лобешником об косяк… Прости, – извинился я. – Неделя выдалась замороченной. Элементарно, Ватсон: не помогает один доктор, ищем другого. Чудеса, Федя, случаются, но не за большие деньги, добытые криминальным путём. Такие дела, товарищ.

Мы помолчали, думая каждый о своём. Не знаю, какие мысли бродили в голове у Рыжова, я же, чуть щурясь от яркого солнца, разглядывал пляж и прикидывал, как раскрутить Евдокию на разговор, чтобы не соскочила, и хотя бы намёками выдала какую-нибудь информацию по Кузьмичу.

Не верил я, что Сидор Кузьмич вот так просто дал себя грохнуть мужику в бейсболке. Да с его профессией у него чуйка должна быть просто за гранью возможного! Получше, чем у простого спасателя. С другой стороны, мы почти каждый день сталкиваемся если не со смертью, то со стихией, и привыкли балансировать между молотом и наковальней, чувствовать настроение моря. Потому чуйка у нас, как и интуиция, всегда при деле.

Если Прутков обычный «пиджак», кабинетный работник, то с «внутренним голосом» у него точно проблемы. Но такие, как мичман, работающие под прикрытием, да ещё под таким, что местные старожилы не в курсе, кем он является на самом деле, спинным мозгом чуют проблемы за пару суток до их появления. Не мог он позволить убить себя так банально. Тут что-то другое.

В голове мелькнула какая-то мысль, я попытался вытащить её на свет божий, но идея пугливо скрылась в недрах мозга, стоило Фёдору задать какой-то вопрос.

– Что? Извини, отвлёкся.

– Говорю, у тебя проблем из-за меня нет?

– У меня? Из-за тебя? С чего бы?

– Ну… – Рыжов пожал плечами. – Менты сильно прессуют. Если бы не Блохинцев, посадили бы. Он мне какого-то адвоката нанял, чтобы защиту вёл. Я даже не знал, что такое бывает, только в детективах про заграницу читал. Думаю, и до тебя доберутся.

– С чего бы? – хмыкнул я. – Мелкого никто не видел, наш разговор с Оксаной на аллее после погони тоже. А если и видели, ну мало ли, девушка мне понравилась, пристал к ней познакомиться. Проблема, если и возникнет, только из-за Бородатова. Он, кстати, как, ходит к вам по-прежнему? – полюбопытствовал я, вспомнив, как массажист смотрел на Ксюшу.

– Давно не было. Думаешь, проблемный?

– Да чёрт его знает. Проблемы у него с головой, это точно. Сильно борзый, быкует не по теме. Да и у доктора он не просто так, не по своей воле, – я вдруг вспомнил неожиданный откровенный разговор на кухне. – Брат у него, можно сказать, в заложниках. Кто его знает, как он себя поведёт в критической ситуации.

– Как это в заложниках? – опешил Фёдор.

Ну да, нынче то благословенное время, когда понятие терроризм, захват заложников и прочие ужасы моего времени присутствуют только на загнивающем западе. В Советском Союзе ни проституции, ни маньяков, ни прочей грязи капиталистического мира нет. Во всяком случае, так уверяет коммунистическая партия, не желая нервировать советских граждан.

Я коротко рассказал Фёдору историю Серёги Бородатова, и неожиданно задумался, чем могу помочь парню. Семья – это самый надёжный крючок, на котором человека можно держать за жабры бесконечно, заставлять делать все, что угодно до тех пор, пока у жертвы не падает планка терпения, а вместе с ней не вырастает отчаянье. Если долго давить на пружину, пружина рано или поздно вырвется из рук и долбанёт нехилой такой отдачей.

– А ты не в курсе, менты про Бородатова знают? – поинтересовался я.

– Не в курсе, – Рыжов пожал плечами и махнул рукой, призывай Ваньку, который нарисовался с двумя стеклянными бутылками в руках. Странно, вроде за квасом бегал. Через секунду я сообразил: квас-то принести пацану не в чем, разве только стаканчик в себя опрокинуть возле бочки.

Младший Рыжов нас увидел, насупился и, загребая ногами песок, медленно побрёл к вышке. Я хмыкнул, ясно-понятно, желания видеть брата рядом со мной у мальчишки нет, идёт, небось, и прикидывает: рассказал или нет нехороший дядя спасатель про историю с ножом.

Я вздохнул и сунул руку в карман: как бы ни хотелось замолчать, но такие истории лучше не замалчивать. Если ему в десять (или сколько Ваньке лет?) пришла в голову такая убийственная идея, что будет дальше? Карты, деньги, хулиганка с нападением и в результате тюрьма? Да ну к лешему.

– Держи, – я протянул Фёдору ладонь, в которой лежал складной нож.

Сталь тускло блеснула, чёрные линии жар-птицы, изображённой на плашке, обожгло жаром июльского солнца. Сувенирный ножичек знаменитого московского завода стальных изделий. В современной России коллекционеры за такой большую сумму отстёгнут.

– Откуда у тебя отцовский нож? – после короткого молчания спросил Фёдор, поднимая на меня глаза.

Я молча кивнул в сторону Ваньки, с остановками бредущего в нашу сторону.

– Не понял? – Рыжов-старший глянул на брата, потом перевёл взгляд на меня.

– Всё ты понял Федор, – вздохнул я. – Иван приходил морду мне бить. За брата.

– А нож здесь причём?

– Для смелости, наверное, – я пожал плечами. – Сам спросишь. Держи, – я всунул орудие в руку ошарашенному Рыжову. – Только не убей в воспитательных целях, ему и так несладко. Хотя нож в кармане это и не оправдывает, но попробуй с ним поговорить, как со взрослым. Дети не любят, когда их за дураков держат, врут или недоговаривают.

Фёдор стоял, стиснув зубы. Желваки играли, а на щеках уродливыми пятнами расцветал тёмно-красный румянец.

– Разберусь, – процедил Фёдор сквозь зубы. – Спасибо, что не сдал брата… ментам.

– Рыжов, ты точно дурак, – я закатил глаза. – Поговори с братом, расскажи, чего ждать в дальнейшем. Он не дурак, успокоится и поймёт. Ему ж страшно до жопы. Не тупи.

Фёдор глянул на меня, полыхая гневом.

– Я ему так объясню! Неделю сидеть на этой самой жопе не сможет! – процедил Рыжов.

Ванька в этот момент снова посмотрел на вышку и вздрогнул, увидев лицо брата. Голова мальчишки тут же поникла, а шаг стал ещё медленней.

– Сюда иди, бегом! – едва сдерживаясь, крикнул Фёдор.

Мальчишка вздрогнул, но скорость не увеличилась.

– Федь, менты что говорят? С тобой что будет? – я попробовал отвлечь старшего брата от младшего.

– Что? – Рыжов вздрогнул, приходя в себя. – А… Ничего не обещают. Ну, там смягчение приговора за сотрудничество…

– Подожди, ты им во всём признался, что ли? – ошарашенно уточнил я. – Вы что, не первый раз воровали?

– Первый… – Фёдор поморщился, как от зубной боли. – Ничего я не признавался… Только заявление написал на доктора, мошенник который, с помощью Блохинцева, – тяжёлый вздох и хмурый взгляд в мою сторону. – Николаю Николаевичу я всё рассказал, вот он и нанял адвоката. А тот молчать велел. Но, думаю, когда козла возьмут в оборот, он всех сдаст, чтобы себя спасти. Да и Борода добавит от себя. Он-то в курсе был. Это ж они с этим… – Фёдор мотнул головой куда-то в сторону. – Дрыщом-недобитком, рассказали схему, как купальщиков обносить. Точнее, дрыщ поделился опытом.

– Дрыщ? – тут меня осенило. – Худой такой, дёрганный? Игорь?

– Наверное, – Рыжов дёрнул плечом. – Не знаю я его имени, Борода его кличкой какой-то называл, дурацкая такая, – парень на секунду завис. – Не помню.

– Ясно, – теперь завис я, размышляя над ситуацией.

Однако, молодец Николай Николаевич, не ожидал от него такого подарка. Не каждый сможет после таких признаний к чужому несчастью и глупости по-человечески отнестись, да ещё и продолжить помогать. Хотя чего я мог ожидать, если знал соседа только малым ребёнком?

– Адвокат что говорит?

– Молчать велено. Если всплывёт, всё отрицать. Факт воровства доказать сложно, вещи я не продавал, выкинул тогда и всё. Если подельники… – Фёдор изменился в лице, прикрыл глаза, вдохнул-выдохнул и продолжил. – Если будут сдавать, адвокат будет настаивать на оговоре, как-то так.

– Будем надеяться на лучшее, – я дружески толкнул скукоженного Рыжова в плечо. – Соберись, Фёдор, тебе в тюрьму точно нельзя, тебе мать лечить надо, и пацана поднимать. Оксане одной тяжело будет.

– Да знаю я, – вскинулся парень. – Ты думаешь, не знаю? Исправить-то ничего нельзя. Я как в тумане был, не соображал, что делаю. Или соображал, но всё равно делал. Вот и получаю теперь, что заслуживаю!

Рыжов стукнул кулаком по деревянному столу вышки и замолчал, тяжело дыша.

– Если меня посадят, это же позор на всю семью… Оксанку отчислят, Ваньку затравят…

– Оксана-то здесь при чём? – удивился я.

– Брат-сиделец, думаешь, с таким пятном в биографии в институтах оставляют?

– Дык времена сейчас другие. Разговоры, понятное дело, будут, и за спиной, и в глаза, но Оксана – девушка сильная, сдюжит. Да и выбор невелик: или доучиться и получить хорошую профессию, или в уборщицы. Не дрейфь, Фёдор, прорвёмся! А вот и наш герой! – не давая Рыжову ответить, с улыбкой оповестил я, глядя на выгоревший вихор, мелькнувший на ступенях. – Поднимайся давай. Мы тебя заждались.

Ванька шмыгнул носом и продолжил свой путь на голгофу, то бишь на спасательную вышку. Фёдор развернулся лицом к брату с суровым лицом, держа в открытой ладони отцовский ножик.

Младший Рыжов глянул на меня, презрительно оттопырив нижнюю губу, всем своим видом показывая, что он думает о предателе. Я едва сдерживался, чтобы не заржать, если честно. Уж больно сцена напоминала картину какого-то художника «Опять двойка»: осуждающие мы вокруг стула и «двоечник» Иван, осознающий свою вину, но уверенный в своей правоте.

– Ну? – сурово спросил старший Рыжов у несостоявшегося героя-мстителя-за-честь-брата.

– Я больше не буду, – покаянно промычал Иван, не поднимая глаз.

– Не будешь? – прошипел Фёдор. – Ах, не будешь? – ножик скрылся в кармане, а рассерженный парень принялся расстёгивать ремень на штанах.

– Федь, ты чего? Мы ж на пляже! – я просто офонарел от происходящего.

– Ничего, – вытягивая ремень из петелек, складывая его пополам, процедил Рыжов. – В следующий раз неповадно будет. Пробежит через весь город, начнёт думать, что делает. Причём думать не жопой, а головой! Тебе мозги для чего даны? Чтобы думать или чтобы сопли жевать? – рявкнул Фёдор.

– Федь… Прости-и-и… – на Ваньку жалко было смотреть: огромные глаза, налитые слезами, бледное лицо, закушенная нижняя губа. Честно говоря, я не мог понять, осознал или нет пацан, какую глупость едва не совершил.

Любая детская шалость, глупость почти всегда начинается с игры, потому что никто и никогда не объясняет детям, что смерть – это не шутки. Отчего-то мы старательно скрываем факт человеческой смертности, уверяем, что родственники уехали или ушли в лучший мир, оставляя в детское сознание факт иллюзии жизни. И детское бесстрашие ведёт к экспериментам, которые порой оборачиваются страшными последствиями.

Игрушечные ножи, пистолеты, автоматы не воспринимаются орудием убийства, наверное, поэтому и настоящий маленький ножик показался Ваньке вполне себе хорошим способом противостоять взрослому парню, эдаким угрожающим подспорьем, уравнивающим шансы в драке. Уверен, ему и в голову не пришло, что любая драка с орудием всегда приводит к убийству.

Но кто думает о таком в детском возрасте? Любое действие всего лишь игра. А взрослые не объясняют, считая, что и так всё должно быть понятно, пока не становится слишком поздно. Мальчишка берёт отцовский нож или ружьё, или пистолет и выносит во двор похвастаться сверстникам, наказать обидчиков. Убивать он не хочет, только напугать, но ружьё из первого акта всегда выстреливает в последнем.

Все эти мысли промелькнули в моей голове, пока Рыжов старший, из последних сил сдерживая гнев, сжимал в кулаке угрожающе покачивающийся ремень и отчитывал младшего брата. Видно было, каких усилий стоит Фёдору прямо здесь и сейчас не сорваться и не отлупить сглупившего Ваньку на глазах у всех.

Пацанёнок же, преданно глядя на старшего, крепко сжимал в руках две бутылки, и покаянно молчал, всем своим видом выражая глубокое раскаянье. И очень хотелось верить в то, что вместе с раскаяньем в детской голове рождалось осознание. Но это неточно.

Я прекрасно помнил себя, когда отец или мама ругали меня, с моей точки зрения, несправедливо. Стоишь себе такой, о своём думаешь, главное, сильно в собственные мысли не углубляться, чтобы не спалиться перед родителями, иначе разговор по душам может затянуться.

В разговор братьев, точнее, в монолог Фёдора, я не встревал, старался не отсвечивать, чтобы ещё больше не смущать малого.

Ванька сначала пытался объясниться, но чем больше распалялся старший брат, тем печальнее и молчаливей становился младший.

– Погоди, я ещё Оксане скажу! – Фёдор потряс ремнём, и мальчишка не выдержал:

– Федя, не на-а-адо! – всхлипнул несчастный.

– Думать надо было головой, а не задницей! – рявкнул Рыжов-старший. – Извиняйся перед Алексеем и домой. Ты у меня до конца лета из дома больше не выйдешь, понял?

– Понял, – обречённо кивнул Иван, поднимая на меня зарёванное лицо. – Из-з-вините, я не хотел…

– Принято, – кивнул я и протянул Ване ладонь. – Мир?

Рыжов-младший сначала покосился на брата и только после этого, осторожно поставив на деревянный настил бутылки и обтерев ладошку о шорты, робко подал свою руку.

Я осторожно, но крепко пожал детские пальцы, улыбнулся и подмигнул пацану, разрушая воспитательный момент. Ванька широко распахнул от удивления глаза и несмело улыбнулся в ответ.

– Алексей, извини меня за брата, – разворачиваясь ко мне, отчеканил Фёдор. – Такого больше не повторится. Будем… признательны, если ты не дашь истории ход. Но я пойму.

– Фёдор, идите уже домой, а? – я закатил глаза, показывая своё отношение к его глупостям. – Иван, надеюсь, ты, правда, понял, насколько глупо иди драться с оружием, не имея опыта. Лучше запишись на борьбу, там научат применять свою силу на пользу, ну и защищать близких, самом собой. Да вот хотя бы в секцию греко-римской борьбы запишись. Будешь как твой тёзка, Иван Поддубный, сильным и смелым, справедливым.

У Ваньки загорелись глаза, но он промолчал. Ну и ладно, главное, что семена, кажется, упали в подготовленную почву, а уж мелкий своего не упустит, уговорит брата отвести его на борьбу.

– Спасибо, – Рыжов протянул мне руку, мы обменялись рукопожатиями, и ребята двинули на выход. – Шевели ластами, – прикрикнул на младшего старший. – А, это тебе, – кивнул на бутылки с водой Рыжов.

– Спасибо.

– Увидимся. И это… Поосторожней со своим начальником, – кинул на прощанье Фёдор и почти кубарем скатился с лестницы, я даже не успел удивиться.

– Фёдор! – свесившись с перил, крикнул я. – Ты о чём?

Но Рыжов, не оглядываясь, махнул рукой, ухватил брата за плечо и потащил с пляжа, оставив меня в недоумение. Догнать я его не мог, иначе на вышке никого не останется, а кричать на весь пляж «вернись, я всё прощу» ну такая себе идея. Интересно, что он имел в виду? Неужто Сидор Кузьмич и перед Фёдором засветился в своём истинном образе – в роли сотрудника органов Комитета государственной безопасности. Если да, то за каким чёртом? Что ему нужно от Рыжова?

– Ну, чего тут у тебя? Тишина? О, водичка! – Женькина трескотня вырвала меня из размышлений. – Кто принёс? Фу, тёплая, – скривился напарник, сбивая о перила железную крышку и присасываясь к горлышку. – Фу-у-х, ну и жара! К вечеру сдохнем! Пирожки будешь? – Друг протянул мне пакет. – С мясом не стал брать, капуста и сладкие.

– Спасибо, – машинально поблагодарил я, вытаскивая пирожок позажаристей и впиваясь в него зубами. Желудок благодарно заурчал. – Тётя Дуся в себя пришла?

– Фух, – отрываясь от бутылки, выдохнул Жека, утираясь рукой. – А? А-а-а, да не знаю, наверное, не спрашивал. Чё за пацан у тебя тут был? Про Кузьмича не слыхать? – Женька строчил вопросы и ответы как из пулемёта.

– Приятель с братом в гости заходили. Про Кузьмича не слыхать. Сам ничего по пляжу не собрал?

– Неа, – Женька покачал головой. – Никто ничего не знает, не слышал, не видел. Так, мусолят слухи, перевирают почём зря. Ты прикинь, оказывается, мы с тобой труп вытащили. Во я удивился, когда услышал! – напарник покачал головой. – Вот у людей фантазия, и откуда такое берут, прям не знаю. Прям сплошные свидетели, а как до дела, так никто и ничего, – Женька плюхнулся на свой стул. – Фу-у-ух! До вечера отсюда больше не слезу. И тебе не советую. На улице просто Сахара какая-то, а не Кубань! – пожаловался друг. – Что тут у нас, тихо?

– Тихо, – я кивнул, оторвался от второго пирожка, отхлебнул воды и зажмурился от удовольствия.

Как-то сразу ушли за горизонт мысли и о пропавшем Сидоре Кузьмиче, и проблемы семейства Рыжовых, и мои собственные странности в жизни. Еда – великая сила, а вкусные пирожки – абсолютное оружие по уничтожению времени: куснул один, когда очнулся, полкастрюльки выпечки съедено, и час жизни куда-то делся под литр молока.

– Я тут к коту заходил, интересовался, что как, всё думаю, говорить мне ментам про лодку или подождать.

– К кому заходил? – я чуть не подавился, представив, как Жека советуется с котом насчёт показаний.

– Ну, к Котову Василь Василичу, заму опорника.

Так и хотелось сказать Женьке: ни черта не понял, но было очень интересно. Потом до меня дошло: кот – это, видимо, прозвище кого-то из милиционеров, из опорника, назвали так из-за фамилии, да и имя оказалось «кошачьим», прямо под стать.

– И что Котов?

– Что, что… – Жека взъерошил пятернёй шевелюру, – выставил меня, велел не мешать и под ногами не путаться, мол, без сопливых разберутся. Как за помощью, так к нам бегут, ребята, помогите, на дежурство надо усиление, в рейд сходить, баб голых впоймать, – передразнил кого-то напарник. – А как информацией поделиться, так шиш с маслом. Ну, погоди ещё у меня, наведу порчу, будешь у меня плясать с полными штанами без бумаги.

– А ты умеешь? – удивился я.

– Что?

– Ну, порчу наводить, – уточнил я и, с огорчением оглядев третий пирожок, откусил сладкую выпечку. Абрикосовое варенье едва не брызнуло наружу, но я успел слизнуть его языком.

– Пургену в воду сыпану, вот и вся порча, – хмыкнул Женька и заорал. – Граждане отдыхающие. Вы, вы, в полосатых купальниках! Кому сказано, за буйки не заплывать? Читать не умеем? А ну, вернулись в зону безопасности, кому сказано! Штраф выпишу! Не, ну ты видал? Вот для кого, спрашивается, мы с тобой таблички полмая рисовали, буквы выписывали? Они вообще читать умеют, эти короеды?

– Слушай, Жека, а тебе фамилия Кукулин ни о чём не говорит? – поинтересовался я, вспомнив свой странный сон.

– Так, бабка моя Кукулина была, которая знахарка. А что?

– Да так, – я пожал плечами, закинул остатки сладкого пирожка в рот, проглотил и добавил. – Знахарка, говоришь. Это хорошо.

– Почему?

– Развивай талант, в будущем разбогатеешь, вон как у тебя с куриным божком ловко получается. Девчонки любят всякие сказки вперемешку с мистикой. Глядишь, и к тебе люди потянутся, как к бабке твоей, – отбрехался, а про себя отметил: угадал, точно в телеке Женьку показывали в Битве магов.

– Да кому оно надо! – махнул рукой будущий маг и чародей.

– Вот с таким отношением к своему таланту ты далеко не уедешь и много не заработаешь. У бабки дар был? Был! А ты чем хуже! – я шутил, но в каждой шутке есть доля шутки, а остальное, правда.

Женька на секунду задумался, но тут же отвлёкся, хватаясь за рупор.

– Гражданка в косынке на жёлтом матрасе! Просыпайтесь! Вас уносит в открытое море! Поворачивайте обратно!

«Эй, ямщик, поворачивай к чёрту! Новой дорогой поедем домой! Эй, ямщик, поворачивай к чёрту, это не наш лес, а чей-то чужой», – неожиданно для себя пропел я негромко, наблюдая за тем, как упомянутая гражданка привстала на надувной лежанке, облокотившись на локти.

Одна ладошка изящно взметнулась вверх ко лбу, изображая козырёк, чтобы из-под него уже осуждающе посмотреть на орущего спасателя, который мешает загорать, покачиваясь вдали от гомонящей толпы. Но ненадёжный морской топчан подпрыгнул на небольшой волне и перевернулся, опрокидывая в море загорающую фею.

– Ну, я же говорил, не заплывайте за буйки, – довольным голосом припечатал Женька и продолжил наблюдение за пляжем и водой.

Девица на матрасе его больше не интересовала. Тем более, к недовольной купальщице, вынырнувшей из воды, подплыл какой-то парень, видимо, помогать и утешать.

– У бабки дар или так, играется? – словно невзначай уточнил я.

– У бабки дар, – убеждённо ответил Дека. – Это у нас семейное по линии Кукулиных. Ну, может, ты и прав. Хотя я думаю, бабка больше знаниями брала, она ж медсестра-недоучка. На фронте в санчасти помогала, после войны в больницу санитаркой прибилась и осталась. Хирургам опять же помогала, да она много чего умела. И травами лечить, и роды принять, и корове от бремени разрешиться. С учёбой только не получилось, считала, стара уже для учебников. Но Яга и без диплома могла любого доктора за пояс заткнуть.

– Кто?! – вот тут я точно поперхнулся, обрызгавшись водой.

– Яга… А, Ядвига она по паспорту была, но все её или бабой Ясей звали, или Ягой за глаза. Я ведь тоже хотел… Мальчик к белой панамке! Возвращайся к берегу! Граждане! Чей ребёнок на зелёном круге пытается уплыть в Жданов? Остановите немедленно! Утонет, мы спасать не будем! У нас обед! – и с чувством продекламировал. – Можете плавать, а можете – нет, но у меня после часу – обед!

Половина пляжа засмеялась, зато мамочки напряглись и быстренько отыскали глазами своих неугомонных голопопых капитанов и подводников, усердно гребущих на кругах и матрасиках, и архитекторов, строящих замки и форты в опасной близости от воды.

Я хмыкнул про себя: молодец, Женька, прибаутки с юмором лучше, чем занудство и нравоучения, которых товарищам отдыхающим хватает в повседневной жизни на работе. А тут вроде и поругали, и предупредили, а на душе весело.

Как говаривал наш Потыпыч: «За сто рублей привет начальнику передадим по матюгальнику», – обучая пацанов, которых летом директора баз отдыха нанимали работать спасателями.

Я не торопясь прихлёбывал воду и размышлял над Женькиным словами, сопоставляя их со своим воспоминанием. Что если в Евгении и вправду лечебная искра. Людей, которые умеют лечить руками, мало, но они есть и не отсвечивают, это я точно знаю. Просто в советское время говорить и думать про такие способности было не с руки. Тем более, развивать.

Раз в будущем Ступин-Кукулин подался в реалити-шоу, значит, мало-мальски что-то умел или хотел уметь. Просто здесь и сейчас наследство бабки его мало интересует, разве что курортницам головы дурить. Много мы взрослых слушаем в молодости? А если заложить нужный камешек в фундамент, глядишь, в будущем не придётся парню краснеть на телевиденье, может, выучиться чему полезному.

– Так за чем дело стало? – не мог я признаться напарнику в том, что в далёком будущем экстрасенсы и знахари полезут как мухи на мёд. Да только единицы среди них окажутся настоящими целителями.

– Ты о чём? А, ты всё про бабку.

– Всё о том же, ты же сказал, тоже хотел по её стопам пойти, – подначивал я друга к откровенности.

– Не, я хотел в медицинский поступать, но испугался. Где я, лапоть деревенский, а где медицина, туда ж только по блату. Бабуля моя расстроилась, когда я передумал, месяц со мной не разговаривала.

– Ты? Испугался? Неожиданно, – удивился я. – Зря ты на себя наговариваешь, заканчивай педучилище и поступай в мёд. Отец всегда говорил: лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть об этом всю жизнь. Жалеешь ведь?

– Ну… – Женька кинул на меня короткий взгляд. – Есть малёха. Иногда накатывает, когда круги наворачиваем по стадиону. Какой из меня учитель? Я ж детей на дух не переношу, кричат, орут, не слушаются, – напарник огорчённо вздохнул.

– Вот и думай теперь, что лучше.

– Не, не пойду, – после недолгих размышлений, замотал головой друг. – Кормить меня кто будет? Работать надо, студентом много не заработаешь. Если поступлю, ещё столько же учиться придётся.

– А ты попробуй поступить, для августа ещё полмесяца, успеешь вспомнить и подготовиться, – коварно предложил я.

Женька ошалело на меня глянул, но задумался. Я не знал, зачем мне это надо, но отчего-то был уверен, что всё делаю правильно. Мечты должны сбываться иначе жизнь становится серой и скучной, и человек превращается в зануду, формалиста и ворчуна, зарабатывает от неудовлетворённости язву и умирает раньше срока.

– Девчонки помогут, Светка химию лучше всех знает, остальное ты и сам можешь. С нашими-то русичками да русский не знать, – мы синхронно рассмеялись, вспомнив Татьяну Николаевну, её острый прищур, взгляд поверх очков и это её протяжное: «Та-а-варищ студент! Заниматься надобно хотя бы раз в неделю, у вас все задатки учиться на „отлично“!»

Даром что мы физкультурники, за русский нас гоняли точно так же, как учителей начальных классов. Женька хотел что-то добавить, но смех пошёл не в то горло, и он закашлялся, я наклонился, постучал напарника по спине, и в этот момент взвыла сирена.

Глава 7

Я вздрогнул и напрягся, пытаясь определить источник звука, чтобы понять, как действовать. Пожар? Кавалькада милицейских машин с включёнными спец сигналами? Не похоже. На секунду накрыло будущим: наш провинциальный Энск в двадцать первом веке стал приграничным городком. Через дорогу, то бишь, через море, на другом берегу располагалась пока ещё дружественная республика. Буквально за месяц энчане привыкли не только к постоянному гулу самолётов, но и к тому, что ночью над городом летает воздушная защита. В моём времени.