© Дмитрий Игоревич Червиченко, 2024
ISBN 978-5-0062-8364-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Если жизнь наших современников можно представить в виде непрерывной линии; т.к. факт их существования для нас бесспорен, а события жизни «цепляются» одно за другое, как вагоны поезда; то, чем дальше в прошлое, тем больше становится пустых мест между «вагонами». Что же касается времён мифических, то тут не только «вагоны» – события, но и само наличие когда-то конкретного человека, так сказать – «паровоз» биографии, становится штукой эфемерной. Я попытался, насколько это было возможно, оживить «мифического» героя. А ведь он и вправду был! Жил, разговаривал, ходил, восхищал своей игрой. Да мало ли что ещё делал! Повествование основано на рассказе Отца Истории – Геродота, что-то взято из других источников, описывающих те далёкие времена. В результате получился «железнодорожный состав» – важная часть жизни реального человека в гуще реальных событий.
Чтобы у читателя было полное представление о том, с чего всё начиналось – сначала приведу выдержки, касающиеся Ариона, из «Истории» Геродота, а следом идёт сам рассказ.
«23. …мифимлянин Арион, лучший в то время кифаред; он первый, насколько нам известно, составил дифирамб, дал ему имя и исполнил в Коринфе.
24. Рассказывают, что этот Арион, проводивший большую часть жизни в Коринфе у (правителя Коринфа) Периандра пожелал однажды посетить Италию и Сицилию и, стяжав там большие богатства, собрался отплыть в Коринф. Доверяя больше всего коринфянам, он нанял в Таранте коринфское судно и оттуда отъехал. На открытом море коринфяне вознамерились выбросить Ариона в море и завладеть его имуществом. Узнав об этом, Арион умолял оставить ему жизнь и предлагал их свои богатства; но перевозчики были непреклонны и предложили ему или умертвить себя с тем, что они погребут его на суше, или кинуться немедленно в воду. В этом крайне трудном положении Арион просил, если уж так им угодно, дозволить ещё спеть песню, стоя на корме в полном своём наряде; он обещал по исполнении песни умертвить себя. В ожидании удовольствия от пения лучшего певца перевозчики удалились от кормы корабля на середину его. Арион надел на себя полный наряд свой, взял в руки кифару и, став на досках кормы, исполнил песню высокого тона; по окончании песни он, как был в полном одеянии, бросился в море. Перевозчики поплыли дальше в Коринф, а дельфин, как рассказывают, взял Ариона на себя и вынес в Тенар. Выйдя на берег, он отправился в своём платье в Коринф и там рассказал всё, что с ним случилось. Не доверяя Ариону, Периандр содержал его под стражей, никуда не отпускал, но велел следить так же и за корабельщиками. Как только судно прибыло, он позвал перевозчиков и расспрашивал их об Арионе; те отвечали, что он в Италии, здравствует и что они оставили его, благоденствующего, в Таранте. Тогда Периандр показал им Ариона в том виде, как он бросился в море. Перевозчики были изумлены и на улики не могли ничего возразить. Так повествуют коринфяне и лесбосцы, а на Тенаре находится пожертвованное Арионом медное небольшое изображение – сидящий на дельфине человек.»
(Геродот Геликарнасский «История» (книга первая «Клио») – V век до н.э.)
Пояс Ариона
Сколько я себя знаю, а знаю я себя без малого сорок семь лет, меня всегда тянуло хоть одним глазком посмотреть чужие края. Небольшая греческая колония, находящаяся на берегу Понта Эвксинского, не давала того представления об окружающем мире, к которому стремился мой пытливый ум.
Частенько убегал я из дому и часами бродил по берегу моря или лесной чаще, мечтая оказаться первооткрывателем в неизведанных краях. После долгих поисков, таща домой упирающегося внука, бабка желала мне в «друзья» человека-рыбу, который смог бы забрать «неслуха» на наказание к Посейдону. Но ни страшные сказки старших, ни прут отца не отвратили меня от мечты о путешествиях.
И вот получилось из меня то, что получилось! Как оказалось, живу я в интересное время, когда вера в богов и страх перед ними уже не мешают богами этими пренебрегать при каждом удобном случае, а доброму человеку жить гораздо сложнее, чем записному проходимцу. Но даже несмотря на это – до чего прекрасен мир! Кто-то наверняка уже это произносил?!
Ну давайте обо всем по порядку. Когда я вошел в возраст, родители – умные люди – видя мою предрасположенность к постоянной перемене мест, выделили небольшой капитал, чтобы сын их мог совместить приятное с полезным, а проще говоря, стал купцом!
– Вот, сын мой, это все, что я могу для тебя сделать! Корабль снаряжен, загружен самым разным товаром для торговли что с нашей далекой родиной, что с Египтом, что с городами финикийскими. Пусть же Посейдон оберегает тебя в твоих плаваниях. Тут уж и мир будет на что посмотреть! И еще вот что я скажу тебе, Ксенон. Голова человека слаба, и воспоминания о пережитом и восхищение от увиденного со временем блекнут и рассеиваются, как утренний туман! А потому веди записи всего, что кажется тебе важным в данный момент. И не исключено, что по прошествии лет люди будут знакомиться с миром через твои глаза и твой разум!
Матери, конечно же, не хотелось отпускать своего единственного сына в далекие края, о которых она знала только из рассказов деда – тоже когда-то славного моряка и торговца, благодаря которому семья стала одной из самых богатых в наших краях.
– Сыночек, хоть материнское сердце и болит, но, видно, судьба! Быть тебе моряком, как твой дедушка. Пусть же любовь моя сбережет тебя и на земле, и на море. А уж мы с отцом молиться за тебя Посейдону и Гермесу станем!
Сегодня исполнилось ровно двадцать семь лет с того памятного разговора с родителями…
Случилось так, что по своим торговым делам оказался я в одном из замечательных городов великой Эллады – Коринфе. По старой, заведенной еще в начале своей кочевой жизни традиции, переросшей затем в привычку, заканчивая торговые дела, оставлял для себя несколько дней. Нужны они мне были для знакомства с новыми местами и обычаями населявших эти места людей.
Я сидел на берегу, наслаждаясь замечательным летним утром, отдыхом после долгого путешествия и торговых дел. Слуга установил передо мной походный столик, с которым я никогда не расставался, поставил блюдо с пирогами и солониной, налил вина.
Море было тихим. Лишь легкая рябь шла по его поверхности. Недалеко от берега охотились дельфины. Чайки кружили вокруг места, где показывались из воды их изогнутые, похожие на полумесяц плавники. Зависнув в воздухе, быстро перебирая крыльями, птицы по очереди падали в воду, выхватывая обезумевшую от страха рыбешку.
Откуда-то сверху, с высокого берега, где начинался спуск к воде, посыпались камешки. Я, прикрыв ладонью глаза от солнца, взглянул наверх. По крутой тропинке спускался старик. Его взгляд был устремлен на море. Он совершенно не смотрел себе под ноги, и на секунду я испугался, что он может поскользнуться и упасть. Но, видя, с какой уверенностью этот человек ставит свои ноги на едва заметные уступы крутого склона, понял, что дорога была ему хорошо знакома.
Старик спустился к берегу и встал неподалеку от меня, буквально у кромки прибоя. Пристально, не отрываясь, смотрел он на игру дельфинов. И было что-то необычное в его взгляде…
Увидев, что я его рассматриваю, старик усмехнулся в свою аккуратную серебряную бороду и, указав в сторону моря, произнес: «Знаете, с этими замечательными существами связана самая интересная и захватывающая история в моей жизни. Для меня это не просто веселые и умные рыбы! Это посланцы богов. Вот уже тридцать лет почти каждый погожий день выхожу я к морю и мысленно благодарю их за свое спасение».
Он произнес это так искренне, что пробудил жгучее желание услышать наверняка необыкновенный рассказ!
– Не будете ли вы столь любезны разделить со мной радость созерцания моря и выпить чашу вина во славу Посейдона? – вырвалось из моих уст раньше, чем я успел об этом подумать.
Старик с большим достоинством кивнул и со словами благодарности принял предложение, присев на одну из двух резных походных скамеечек.
– Я буду вам очень благодарен, если вы расскажете мне эту историю!
– Ну что ж, если ваши уши готовы услышать мой рассказ, я охотно передам его вам, а уж вы решите, случались ли в вашей стране подобные воистину удивительные дела, где боги проявляли бы столь явную благосклонность к своим недостойным созданиям!
Произошла эта история уже в пору моей зрелости, в тот момент, когда юноша превращается в умудренного жизнью мужа!
Я после долгого отсутствия возвращался в родной для меня город.
Еще со времен юности люди считали меня хорошим музыкантом.
Звуки моей кифары и мой голос приносили радость старым и малым, беднякам и богатым гражданам. Коль скоро многие из них желали выразить свою благодарность не только славословием, но и деньгами, то собрал я, как мне показалось, богатства, достаточные для возвращения в места, по которым так тосковал все эти годы.
Начать путешествие я решил с Таранта, что находится на побережье италийском и славен тем, что был основан великими спартанцами.
Людская жадность, которая самым странным образом уживалась с богобоязненностью, страшила меня. Все, что нажил за свою жизнь, могло покинуть меня по воле каких-нибудь проходимцев. После долгих раздумий пришел я к мысли, что гораздо меньшему риску буду подвергнут, если найду корабль с командой своих земляков. Гордость за то, что везут они своего знаменитого во всем греческом мире соотечественника, возможно, отвратит их от пагубных для меня мыслей.
Услышав фразу о «знаменитом во всем греческом мире соотечественнике», я удивленно поднял глаза на старика… Заметив мою реакцию, он с восклицанием хлопнул себя ладонью по лбу и тихо рассмеялся.
– Прошу прощения, я же вам не представился! Мое имя – Арион… Слышали о таком?
Тут уж пришло время неподдельно удивиться мне!
– Как? Уж не вы ли тот самый никем не превзойденный музыкант, рассказы о волшебной кифаре и неподражаемом голосе которого стали уже легендарными?
– Да, молодой человек, это я… Приятно слышать, что хоть кто-то из вашего поколения интересуется делами прошлого! Вдвойне приятно знать о том, что меня не забыли в краях, далеких от Коринфа! Ведь я уже лет десять не подхожу к своей кифаре! Возраст, знаете ли… Что подумают люди об Арионе, если он будет пытаться извлекать звуки из прекрасного инструмента своими старческими негнущимися пальцами и блеять козлом? Вот и на вашем лице появился ужас, – усмехнулся он.
Дождавшись, пока мое удивление вновь сменится нетерпеливым ожиданием, Арион продолжил свой рассказ…
После недолгих поисков такой корабль был найден. Его капитан – Пизайос, по всем признакам смелый и благородный моряк, узнав, что отплывет в Коринф с самим Арионом, был несказанно обрадован такой новостью. Правда, музыканту показалось, что где-то он уже видел это лицо. Но никак не мог вспомнить где. Когда кифаред спросил, не могли ли они раньше встречаться, Пизайос сначала смутился, а потом энергично замотал головой: «Я – моряк! Лицо, как у меня, имеют многие. Господин обознался». Арион согласился, что, скорее всего, он прав.
Перед отправлением они обсудили время выхода в плавание и определили, когда музыкант должен будет привезти к кораблю свой многочисленный багаж.
– Господин еще никому не рассказывал о себе? – спросил капитан.
– Нет! Я только вчера утром приехал в Тарант! – удивленно ответил Арион.
– Тогда я прошу вас никому не говорить, кто вы и откуда! Лучше пусть вы, господин, останетесь ненадолго безвестным, чем навлечете грабителей на вас и на наш корабль! Кругом шныряют бандиты, которые в сговоре с проходимцами, пиратствующими вблизи греческих берегов!
– Мне казалось, капитан, что пиратов давно извели не только тут, но у Пелопоннеса (8).
– Что вы, уважаемый Арион! До вас доходят не все слухи! Мы, простые моряки, с большой опаской выходим в море. Особенно тогда, когда товар ценный!
Через три дня, как и было оговорено, кифаред с большой секретностью прибыл в порт. Принадлежащие ему сундуки были обшиты старой грубой тканью, чтобы не привлекать ненужного внимания.
Стояло солнечное утро. Теплый ветер слегка шевелил поверхность моря. Бледно-голубое небо на горизонте идеально точной линией соединялось с голубовато-синим морем. То тут, то там на его поверхности вспыхивали звездочки солнечных бликов. Огромные сосны, росшие рядом с гаванью, шумели своими кронами, роняя на землю желтые иглы. Воздух был насыщен запахом моря, хвои и дымом прибрежных таверн. Лучшего утра для главного в его жизни путешествия нельзя себе было и представить! Члены команды старого пятидесятивесельного «пентеконтора» под присмотром старшего – Бакчоса, быстро перенесли сундуки на корабль. Арион, дождавшись, когда туда же будут втащены тюки с «регулярным» грузом, быстро взбежал по сходням, чудом не наступив на лужу оливкового масла, оставшуюся после того, как один из матросов, замечтавшись, выронил из рук амфору.
Корабль на веслах отошел от причала, плавно проскочил выход из гавани и закачался на морских волнах. Одни из членов команды бросились ставить парус, другие при помощи тех же весел разворачивали корабль по курсу. Капитан по только одному ему известным приметам поставил корабль на курс. Качка намного усилилась, и они, набрав скорость, стали удаляться от берега.
Странное дело, для человека, который большую часть своей жизни провел в плавании, перебираясь с одного острова на другой, ощущения, испытываемые Арионом, были удивительны!
Подошел капитан.
– Господин, по моим подсчетам, если Зевсу и Посейдону будет угодно и погода будет нам благоприятствовать, прибудем в Коринф через пять недель.
– Спасибо, Пизайос! Я буду иметь это в виду.
– Вы не хотите что-нибудь съесть? Или отдохнуть? Судя по вашему виду (капитан едва заметно усмехнулся), вы давно не спали…
Музыкант не стал объяснять, что это столь сильные эмоции, а не морская болезнь уже немного вымотали его!
– Спасибо за заботу, капитан… Я пока не хочу спать. Если вы не против, я пока постою и посмотрю на море.
– Ну что ж… Господину виднее. Если перемените свое мнение, я устрою вас на корме.
Шел двадцать пятый день пути. Недолго уже оставалось до Коринфа. Погода благоприятствовала путешествию. Только что-то странное творилось с капитаном. С каждым днем он становился все более любопытным. Интересовали его не кифары и не искусство Ариона, а то, сколько же платили в Сиракузах и в Италии за выступление богатые поклонники. Поначалу музыканта это забавляло, но под конец, не выдержав, он отчитал не в меру любопытного, как ему казалось, Пизайоса.
Если бы он знал тогда, к чему все это приведет!
Команда, слышавшая отповедь кифареда, угрюмо молчала. Капитан, на секунду опешив, быстро пришел в себя и, поняв, что молчание уронит его авторитет среди моряков, а может, и по заранее обдуманному плану, громко прошипел мне в ответ:
– Господин, очевидно, плохо понимает, с кем он имеет дело! Безнаказанно оскорблять, да еще при команде… Вам это дорого обойдется! Очень дорого!
Он повернулся в сторону своих моряков…
– Пока мы, простые смертные, в поте лица добываем свой хлеб, такие, как вы, нас тихо ненавидят и считают ниже достоинства разделить с моряками трапезу.
Конечно, это была ложь! Все дни, что пробыли мы в море, капитан усердно потчевал Ариона отдельно от команды, не иначе как для того, чтобы выведать секрет, сколько он везет денег и ждет ли его кто-то в Коринфе.
– А ведь кроме нас практически никто не знает, что вы не в Италии или на Сицилии, а плывете на моем корабле! – продолжал он.
Только тут музыкант с ужасом понял весь смысл его поступков! Капитан специально заставил кифареда тайно отплыть из Таранта, чтобы ни одна живая душа не знала, что тот направляется в Коринф.
– А знаете ли вы, – обращаясь к команде, кричал Пизайос, – что стоящий перед вами человек не музыкант, а вор и преступник! Он уехал искать лучшей доли? Нет! Он украл из дворца великого Кипсела (да не изгладится его имя в памяти людей во веки веков!) драгоценную кифару Палаемона и бежал!
Он ткнул пальцем в сумку на груди Ариона, где лежала кифара, тайно отданная ему Периандром, сыном Кипсела – тирана и властителя Коринфа. Она действительно была покрыта тончайшей резьбой и украшена несколькими крупными драгоценными камнями.
Но откуда капитан небольшого корабля знал о событиях, которые произошли больше десяти лет назад, а в ту пору, когда происходили, были неизвестны никому за пределами дворца Коринфа?
Музыкант вглядывался в лицо капитана… Мучительно пытался вспомнить, где мог видеть это небольшое хищное лицо с бегающими глазами и острым носом. Ведь не зря же ему показалось, что он знал его раньше.
Команда побросала весла и стала окружать кифареда со всех сторон, выкрикивая ругательства, по всей видимости, желая наказать святотатца.
Глядя в эти налитые кровью глаза, Арион понял, что любая попытка оправдаться и доказать ложь их капитана будет обречена на провал.
Сердце бешено стучало в груди. Спина и ладони покрылись противным холодным потом.
– Я знаю, что нужно делать, – уже абсолютно уверенным голосом произнес Пизайос. – Богам будет угодно, чтобы мы сами покарали этого человека. Возьмем его богатства и разделим между собой. Пусть они пойдут на благое дело и сделают простых людей счастливыми.
Команде явно понравилась эта идея, и она дружно приветствовала ее восторженными криками.
– Теперь остается решить, что делать с этим клятвопреступником! Если довезти его до берега, то он извратит наше решение. А кому поверят? Нам, беднякам, или этому богатею? Поэтому пусть он просто исчезнет!
Моряки согласно закивали головами.
Тут музыкант понял, что участь его решена и ничто уже не сможет тронуть сердца этих людей.
Что же… Если они убьют его на палубе… Нет, пусть самый призрачный шанс на спасение, но он исходил из моря! Ведь великому Посейдону нравилась его игра и пение! За всю свою длинную «морскую» жизнь только трижды попал он в сильный шторм, а однажды был выброшен из корабля и стал единственным спасенным, в то время как вся команда утонула!
– Несмотря на то, что все, что исторгли твои уста, Пизайос, только ложь и ничего более, я готов испытать свою судьбу и отдаться на волю богов! – как ему показалось, твердым голосом произнес Арион. – Молю об одном – не убивайте меня на вашем корабле, не гневите Посейдона! Дайте мне самому расстаться с жизнью в волнах морских!
По глазам капитана он видел, что тому не очень понравилась эта идея. Нож в спину гораздо надежнее. Но команда, состоявшая, в общем-то, из людей богобоязненных, ухватилась за мысль о том, чтобы не быть непосредственно повинной в смерти музыканта. И пойти против их воли Пизайос не решался.
Кифаред продолжил наступление:
– Прошу вас еще об одном. Позвольте напоследок сыграть и спеть! Ведь, как я вижу, люди вы добрые и хочется мне, чтобы вы запомнили, что везли не просто толстосума, а земляка, который не сделал вам ничего плохого. После игры я сам брошусь в море!
Моряки с видимым удовольствием согласились. И деньги доставались им, и они становились последними людьми, кто слышал игру Ариона.
Арион надел свои лучшие одежды, которые не должны были сильно стеснять движений в воде, взял в руки кифару великого Палаемона, подошел к корме, глубоко вздохнул, закрыл глаза и… запел!
Гул голосов смолк. Только шлепки волн о борта корабля сопровождали пение. В этот момент он забыл обо всем: о капитане, о своей незавидной судьбе, о корабле!