Толкование закона и права. Том 2 бесплатное чтение

Тонков Евгений Никандрович

Классификация источников права в российской науке никогда не была единообразной. Очевидно, что исследовательские подходы детерминированы сложившейся культурной традицией предшествующих поколений ученых и практиков. Источники нормативности эволюционировали, позитивация естественно-правовых ценностей, учет социологических факторов жизнедеятельности общества приводили к унификации типов правового мышления. Советский уклад жизни основывался на убеждении в возможности командным путем построить образцовое коммунистическое общество с гедонистической идеей «от каждого – по способности, каждому – по потребности». Строительство новой государственности сопровождалось формированием у населения социалистического правосознания, созданием партийной нормативной системы, руководители которой управляли почти всеми потребностями общества. Советскому народу, номинированному на новый тип человеческой общности, было предписано строить свое будущее на основе марксистско-ленинского мировоззрения, подчиняясь указаниям лидеров коммунистической партии, формировавшим все ветви публичной власти государства.

Общетеоретические и отраслевые исследования источников права демонстрируют разнообразные точки зрения на их классификацию, но все они должны соответствовать критериям верифицируемости, устойчивости и нормативности. Под верифицируемостью подразумевается возможность выявления критериев автономности источника права, его индивидуализация и соотнесение с определенными объектами правового регулирования. Без устойчивости во времени невозможно подтвердить степень воздействия источника на субъектов правоотношений, поскольку действие норм осуществляется во времени, пространстве и по кругу лиц. Нормативность предполагает, в первую очередь, действенность для разрешения типичных правовых ситуаций. «Спящая норма» не будет оказывать влияние на правопорядок, «право в жизни» может отличаться от «права в книгах», т. е. предписаний нормативных текстов.

Как обоснованно считал глава Петербургской школы философии права Л. И. Петражицкий, «некоторые определяют источники правка, как формы создания права, другие, как основания возникновения права, третьи, как факторы, обосновывающие право в объективном смысле, четвертые, как признаки обязательности юридических норм, пятые, как различные формы выражения права, но «учения об источниках права не выдерживают научной критики и даже представляют странное и ненормальное с элементарно-логической точки зрения явление», «если бы зоологи стали называть собак, кошек и т. д. “источниками животных” и спорить по этому поводу…, то это представляло бы явления мысли, совершенно однородные с тем, которые имеются в теперешнем правоведении в области учения о т. н. источниках права»8.

Ученый также указывал, что «исследователи “источников русского права” полагают, следуя традиционному общему учению об источниках права, что все русское право (т. е. официальное право) сводится к трем “источникам”: законам (т. е. государственным законам), обычному праву и судебной практике. Но это весьма далеко от соответствия действительности… Ибо, во-первых, состав официального позитивного права русского государства… отличается чрезвычайной сложностью и пестротой не только по содержанию, но и по обилию и разнообразию “источников”, видов и разновидностей, позитивного права. Во-вторых, Россия может быть вместе с тем названа царством интуитивного права по преимуществу»9.

Л. И. Петражицкий выделял несколько видов позитивного права, в том числе: законное право, обычное право, право судебной практики и право отдельных преюдиций (объединяя их термином «преюдициальное право»), юдициальное право (т. е. право судебных решений), книжное право, право принятых в науке мнений (communis doctorum opinio), право учений отдельных юристов или их групп, право юридической экспертизы, право изречений религиозно-этических авторитетов (основателей религий, пророков, апостолов, отцов церкви и т. д.), право религиозно-авторитетных примеров и образцов поведения, договорное право, право односторонних обещаний, программное право (право программ и сообщений о будущих действиях), признанное право (т. е. право, ссылающееся на признание обязанной стороны), прецедентное право, право юридических поговорок и пословиц, общенародное право («вездесуществующее» право) и т. п., «неопределенно-позитивное» право10.

В реалистическом контексте применяется широкий подход, который предполагает существование достаточного количества источников нормативности с разным родовым и видовым соотношением, которые в обобщенном виде допустимо классифицировать следующим образом11:

1. Правовые обычаи, в том числе традиции, обычаи делового оборота, деловые обыкновения, торговые обычаи.

2. Правовые мифы, в том числе легенды с элементами нормативности.

3. Религии, в том числе религиозные тексты, их интерпретации, устные правила, нормы, идеи и практики атеистов и агностиков.

4. Мораль (варианты морали), в том числе прокламированные / признанные представления о добре и зле, демонстративные моральные принципы («скрепы», «традиционные ценности» и т. д.), нормативные акты (Моральный кодекс строителя коммунизма, кодексы профессиональной этики и т. п.), гуманитарные воззрения (совесть, этика, нравственность).

5. Индивидуальные нормативные системы, в том числе разум, правосознание, интуитивное (индивидуальное / субъективное) право, ценности.

6. Корпоративные нормы.

7. Договоры нормативного содержания.

8. Акты поселений / муниципальных образований.

9. Нормы политических партий.

10. Нормы «освободительных» движений, в том числе запрещенных в отдельных юрисдикциях.

11. Нормы преступных сообществ.

12. Юридическая практика, в том числе обзоры и обобщения юридической практики, «пилотные» решения, типические и новаторские правоприменительные акты, отражающие юридическую практику и ее тенденции, типовые решения правоприменителей (образцы, проекты, шаблоны, бланки юридических документов, «юридические рыбы»).

13. Прецеденты (нормативные акты высших судов, вынесенные по конкретным делам, имеющие обязательную силу для нижестоящих судов по аналогичным правоотношениям).

14. Прецеденты толкования (акты официального нормативного толкования органов судебной власти).

15. Нормы международного права.

16. Наука, в том числе принципы права, результаты научных исследований, доктринальное толкование нормативных актов (например, широко используемые комментарии к кодексам), образовательные программы, учебно-методическая литература, результаты экспертной деятельности.

17. Правоприменительные доктрины, в том числе правовая идеология, пропаганда соблюдения законодательства в целом, актуализация определенных институтов права.

18. Формы непосредственного волеизъявления населения, в том числе референдумы, опросы, плебисциты.

19. Нормативно-правовые акты, в том числе конституции государств, законы государств (субъектов федераций), нормативные акты правительств (правительств субъектов федераций), министерств и ведомств, президентов и глав субъектов федераций.

Далее представлено более детальное описание некоторых из перечисленных источников нормативности: правовых обычаев, правовых мифов, религий, индивидуальных нормативных систем, норм преступных сообществ, юридической практики, прецедентов, прецедентов толкования (актов официального нормативного толкования), нормативно-правовых актов.

§ 1.1. Правовой обычай

Правовой обычай – исторически первый источник права, возникший в догосударственный период функционирования обществ. Обычное право в человеческих обществах действует на протяжении тысячелетий, обычаем становится правило поведения, сложившееся в течение длительного времени в результате многократного повторения человеческих практик. Обычай возникает из опыта жизнедеятельности больших групп, укореняется в массовом сознании. Обособление обычая от ритуала и обряда происходит на стадии наделения субъектов взаимными правами и обязанности.

Частью обычая или наряду с обычаем (в зависимости от позиции исследователя) регуляторами человеческих отношений выступают традиции, деловые обыкновения, обычаи делового оборота, торговые обычаи.

Традиция – стихийно складывающаяся система образцов поведения, передаваемая через поколения, основанная на этнических, территориальных и профессиональных стереотипах. Традиции носят обобщенный, менее строгий характер по сравнению с обычаями, регулируют больший круг общественных отношений.

Обычаи делового оборота, деловые обыкновения, торговые обычаи являются разновидностями правового обычая в сфере предпринимательского, корпоративного и других подотраслей гражданского права. Гражданский кодекс Российской Федерации в статье 5 предусматривает возможность использования правового обычая в сфере гражданско-правовых отношений. Обычаем делового оборота признается сложившееся и широко применяемое правило поведения, не предусмотренное законодательством, независимо от того, зафиксировано ли оно в каком-либо нормативно-правовом документе или нет. Пунктом 3 статьи 28 Закона РФ от 7 июля 1993г. № 5338-1 «О международном коммерческом арбитраже» предусмотрено принятие третейским судом решения с учетом торговых обычаев, применяемых к рассматриваемым сделкам. Статьи 309, 438, 474, 478, 992 ГК РФ позволяют устанавливать и использовать в регулировании правоотношений между контрагентами также обычно предъявляемые требования.

Унификация деловых обычаев еще не получила должного развития в Российской Федерации, несмотря на публикации сборников торговых и портовых обычаев. Одной из трудностей использования обычаев является трудно верифицируемая способность (либо отсутствие способности) объективно и непредвзято его интерпретировать12. Приобретая юридические свойства, обычаи формируют протоправо, которое можно рассматривать как переходную стадию от естественного права к позитивному. Существуют различные взгляды на место обычая в современном правопорядке: например, Г. В. Мальцев утверждает, что «обычное право – это не переходная форма, а фундаментальное явление, проходящее через всю правовую историю»13.

Опривыченное поведение у всех народов постепенно начинает признаваться в качестве общеобязательного, оно может поддерживаться или пресекаться структурами публичной власти. Внесение установленных обычаем норм поведения в нормативно-правовые акты в некоторых случаях может привести к их исчезновению в качестве обычая, что утверждал Е. Н. Трубецкой: если правило поведения, содержащееся в обычае, включено в законодательный акт, то это будет уже не правовой обычай, а норма правового акта14. Однако нередко позитивация обычая укрепляет его статус, способствует дальнейшему развитию, порождая кумулятивный эффект действия и обычая, и нормативно-правового акта.

Формирование обычая связано с культуральными аспектами жизнедеятельности социума, общностью языка, географической среды, экономического уклада и прочих экзистенциальных факторов. В системе источников романо-германского права обычай может действовать в дополнение к закону, «кроме закона» и даже «вопреки закону»15. По мнению А. Н. Филиппова, «…обычное право следует понимать как совокупность юридических норм, созданных независимо от предписаний законодательной власти»16. Несомненно, обычай существует независимо от того, зафиксирован он в нормативно-правовом документе или нет, но его воздействие может расширяться при поддержке суверена.

По мнению В. В. Ершова, действительную природу обычаев права возможно установить в соответствии с научно обоснованной концепцией интегративного правопонимания: «право основывается не на разделении “общественного (социального)” права и “государственного” права, как взаимоисключающих форм права, а на синтезе различных форм права, в том числе обычаев права, правовых договоров и правовых актов в единой, развивающейся и многоуровневой системе форм национального и (или) международного права»17. Можно согласиться с его доводами о том, что «обычное право – это не “доправо” или “предправо”. Объективный анализ правоприменительной практики убеждает: “государственное” право, а точнее – “национальные правовые акты” традиционно содержат множество пробелов и коллизий. По этой причине постоянно возникают проблемы, связанные с недостаточной эффективностью существующих правовых регуляторов для динамически развивающихся правоотношений. Как представляется, обычаи и правовые договоры, в частности, могут “снять” бесконечно возникающие спорные вопросы регулирования правоотношений»18.

§ 1.2. Правовой миф

Правовой миф является частью правосознания, содержащего недоказуемые закономерности и тематизированный набор представлений о соотношении прав и обязанностей человека. Эта форма права выполняет социокультурную функцию распространения юридически значимых нормативных предписаний. Обоснованно рассматривать миф в качестве одного из источников права, поскольку на протяжении тысячелетий он выполняет функции нормирования действительности, аккумулируя массовые переживания и трансформируя их в коллективные представления об идеальном устройстве социума.

Мифологическая концептуализация социального порядка стала неотъемлемой частью культуры каждого этноса, а в обобщенном виде некоторые мифологемы скрепляют все население Земли в единую социальную общность. Миф выполняет компенсаторные функции, предоставляя человеку возможность надеяться на реализуемость его планов, не основанных на нормативно-правовых актах. С другой стороны, мифогенное юридическое чародейство акторов силы нередко приводит к злоупотреблению правом, толкованию contra legem и нарушению гарантированных законодательством базовых норм, которые отстаивает «слабая сторона».

Мифологическое мышление человека в разные эпохи имело неодинаковые характеристики, мы осознаем доверчивость предков и более высокий критический потенциал современника, но во все времена и у всех народов среди качеств мифологического мышления выделялись: синкретизм, ориентация на синтез, неразличимость единичного и целого, отождествление объекта и образа, гиперболизация деталей, иносказательность, антиномичность, многозначность, догматичность, внетемпоральность, цикличность, иррациональность, энергетичность и др.19 Использование правовых мифов в современном правопорядке позволяет урегулировать противоречия правовой реальности, побуждать людей соблюдать обязанности, устанавливаемые нормативными системами.

Известно, что правоприменитель принимает решения, исходя, в первую очередь, из своих личных и корпоративных интересов. Субъект права не всегда способен для обоснования своих притязаний найти ссылки на нормы позитивного права; в равной степени любой суверен при создании для населения новых норм и практик предпочитает не демонстрировать свои авторитарные и корыстные цели. «Наличие в образе правовой реальности пробелов и (или) коллизий порождает трансгрессивность и фрагментарность реальности в процессе ее конструирования субъектом. Преодоление этих негативных явлений осуществляется на основе правовых мифов. Если в сознании субъекта правовая реальность носит беспробельный и бесколлизионный характер, значит, существует возможность придать ей таковые качества в действительности. Миф при этом выступает синкретическим единством всех сторон реальности. Для мифа не существует разделения на действительное и недействительное, указания на пробельность или коллизионность знания. Правовой миф органически объединяет знания, нормы и ценности субъекта в единый синкретичный образ, априори воспринимаемый в качестве реального. В этом смысле миф можно рассматривать как один из источников формирования правовой реальности»20.

Многие мифы содержат элементы нормативности, способствуют формированию представлений человека о правах и обязанностях. Каждому известен миф о том, что принятый закон будет оказывать позитивное воздействие на социальное, экономическое, политическое развитие общества, однако так происходит не всегда. Нормативные установления могут способствовать прогрессу, но правовая история человечества знает немало примеров, когда иррациональное законодательствование привело государство и население к регрессу.

Можно отнести к мифам и утверждение о том, что все люди равны в правах, что каждый способен реализовать свое субъективное право, опираясь на позитивные нормы и действующую в конкретном государстве судебную систему. Однако мы знаем тенденции расширения материального, юридического, социального неравенства, не говоря уже о значительном количестве конкретных случаев неравенства. Можно обратить внимание на то, что равенство не вошло в число семнадцати традиционных ценностей, названных в Указе Президента РФ «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей»21.

Миф о неотвратимости наказания за совершенные противоправные поступки опровергается полицейской и судебной статистикой, из которой следует, что латентная преступность по некоторым составам преступлений превышает 50 %, а большое количество возбужденных уголовных дел по тяжким и особо тяжким составам так и остаются нераскрытыми.

Миф о верховенстве закона также не соответствует реальной правовой действительности в связи с возрастанием значения постановлений пленумов Верховного Суда РФ, актов Конституционного Суда РФ и официальных обзоров судебной практики. Правоприменитель будет в большей степени ориентироваться на устоявшуюся судебную практику и официальное нормативное толкование руководящих органов своего ведомства, нежели на текст закона. Кроме этого, мы понимаем актуальность процесса интерпретации закона правоприменителями, в том числе судьями. Известны экстралегальные модели толкования закона, в которых интерпретация осуществляется на коррупционной или иерархической основе, в результате чего один нормативный акт в схожих юридических ситуациях может привести к диаметрально противоположным результатам: например, осуждению одного человека и оправданию другого.

Функция правового мифа заключается еще и в том, чтобы создать у реципиентов желаемые представления о действии права в целом и его конкретных институтах. История напоминает нам о мифе наступления коммунизма, который на протяжении нескольких десятилетий строили сотни миллионов человек. Через мифологическое восприятие прошлого мы помним «дедушку Ленина», который любил детей и стремился освободить рабочих от эксплуатации капиталистами, «отца народов Сталина», установившего «правильную» дисциплину в государстве, универсальный миф о том, что «царь хороший, а бояре плохие», и т. д. Мифы о прошлом используются конструкторами будущего через повторение усвоенных обществом паттернов поведения, например: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить», «придет новый Сталин – и наконец-то наведет порядок».

Не каждый человек способен распознать имплицитное воздействие мифов с элементами нормативности, ведь мифотворчество в современном мире осуществляется через яркие абстрактные обобщения явлений действительности, через наделение внедряемых скриптов выразительными и характерными мифологическими чертами. Методики воздействия на население через средства массовой информации постоянно развиваются; навыкам нейролингвистического программирования обучают теперь не только профессиональные психологи, но и популярные в молодежной среде блогеры, нередко ведомые «кукловодами истории».

Мифотворчество используется заинтересованными лицами с целью изменения правовой реальности посредством манипуляции человеческим правосознанием. В качестве примера можно назвать миф о том, что новый закон обязательно окажет позитивное воздействие на все население. В действительности каждый нормативный акт принимается в интересах авторов законодательной инициативы, лоббистов, явных и тайных бенефициаров, которые и извлекают преимущества из правовой новации. Нередко изменения явно ухудшают положение некоторых страт и социальных групп, однако с помощью удачно внедренного мифа это можно скрыть либо дезавуировать негативные последствия – через стигматизацию оппонентов законодательной инициативы, обесценивание или криминализацию их интересов. Следует осознавать, что многие мифы не отражают реальность, а создают ложные представления о действии правовых институтов и наблюдаемых закономерностях.

Правовой миф является феноменом правосознания, массовым переживанием и упрощенным толкованием правовой действительности через презентацию чувственно-наглядных образов. Мифическое мышление становится самостоятельной частью правовой реальности и компонентом правовой культуры. Ценностно-регулятивная функция мифа может быть использована для формирования определенного человеческого поведения и построения правопорядка с заданными параметрами. Мифы нередко используется с целью консервации политико-правового статуса либо оправдания и легитимации изменений.

Мифологическая форма направлена не на рациональное объяснение преимуществ консервации юридического явления или внедрения нового института, а на вовлечение мифологизируемого феномена в желательный культуральный контекст. Современные методы управления населением невозможны без использования правовых мифов, которые становятся трансцендентальными проводниками идей, труднодостижимых на рациональном уровне при добросовестном экспертном обсуждении.

Мифотворчество в XXI веке катализирует процессы обобщения правовых явлений действительности, наделяя их конструируемыми (искусственными) чертами. С помощью правового мифа в условиях расширения виртуального пространства человечества можно как законсервировать, так и изменить правовую реальность. Правовой миф действует преимущественно на иррациональном и чувственном уровнях правосознания, формируя заданные его создателями ценностные установки у адресатов. Каждая современная социальная система наполнена правовыми мифами, на рациональном и бессознательном уровнях создающими установления нормативного характера.

§ 1.3. Религия

Религия – это нормативная система взглядов, основанная на вере в сверхъестественные силы, включающая тексты, культовые императивы, поведенческие практики, обрядовые действия, храмовые сооружения, институты обучения догматам религии и подходам к их толкованию, механизмы рассмотрения споров, включая судебные или квазисудебные процедуры, паттерны принуждения, корпорации профессиональных служителей с иерархиями управления, постоянную паству и временных последователей.

Религиозная деятельность направлена на формирование определенной картины миропорядка, формулирование смысла жизни и других морально-этических императивов. Организованному поклонению высшим силам предшествует выбор религиозного концепта, который обычно за детей осуществляют их родители. Правовое значение имеет тип правопонимания, который доминирует среди последователей религии, набор объективных прав и обязанностей и их массовая реализация носителями религиозных идей.

В социальном смысле религия как институт управления способствует отстаиванию интересов страты за счет объединения прихожан со схожими взглядами. Религиозные практики помогают снятию стресса, психологической разгрузке через трансцендентное общение с Богом, избавлению от ощущения одиночества. Религиозные потребности человека на протяжении веков способствовали развитию искусства, обучению социально одобряемым типам поведения.

Ценностно-нормативные модели и структуры поведенческих образцов мировых религий призывают людей к мирному сосуществованию, преодолению пороков, толерантности, нестяжательству, рациональному быту и здоровому образу жизни. Регулятивные возможности религии делает ее эффективным инструментом управления населением – через запреты и предписания, реализуемые на уровне общественного и индивидуального сознания. Религия предоставляет человеку чувство психологической защищенности и нужности социуму при условии соблюдения одобряемых норм. В ходе отправления культа формируется коллективное сознание, обеспечивающее самоорганизацию социума при безусловном подчинение иерархам.

Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26.09.1997 № 125-ФЗ22 гарантирует каждому человеку право на свободу совести и вероисповедания, а также на равенство перед законом независимо от убеждений и отношения к религии. В указанном законе с одной стороны подтверждено, что Российская Федерация является светским государством, а с другой – признана особая роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры, высказано уважение христианству, исламу, буддизму, иудаизму и другим религиям, составляющим неотъемлемую часть исторического наследия народов России.

Важное значение в религиях и философско-религиозных школах занимают канонические тексты. Статья 15 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» (Внутренние установления религиозных организаций) предоставляет религиозным организациям право действовать в соответствии со своими внутренними установлениями, если они не противоречат законодательству Российской Федерации и обладают правоспособностью, предусматриваемой в их уставах: «Государство уважает внутренние установления религиозных организаций, если указанные установления не противоречат законодательству Российской Федерации»23.

Религиозные тексты рассматриваются в качестве источника права во всех правовых семьях. В некоторых государствах эволюция права привела к примату религиозных текстов над светскими. Например, в странах мусульманской правовой системы при рассмотрении некоторых категорий дел правоприменитель может ссылаться на Коран и Сунну, в индусской правовой системе – на Веды и дхармашастры, в обществах, исповедующих иудаизм, – на Тору. Законодатель при проектировании изменений нормативно-правовых актов обязан учитывать религиозные источники, чтобы позитивное законодательство не противоречило доминирующим верованиям населения. Следует отметить тот факт, что институт религиозных судов для урегулирования отношения на основе религиозных норм сохраняется в христианских, иудейских, мусульманских и иных религиозных объединениях; основными причинами их функционированиях являются «востребованность религиозных норм частью населения, потребность в этнокультурной самоидентификации, авторитет религиозных лидеров, неэффективность и дороговизна светской судебной системы»24.

Священные религиозные книги (Талмуд, Библия, Коран и др.) являются одним из древних источников права, сохраняющих свое значение в традиционалистских правовых системах. В них содержатся религиозные нормы, которые признаются государствами в качестве общеобязательных. В настоящее время религиозные тексты как источники права наиболее характерны для мусульманского права, что является отличительной особенностью этой правовой системы25. Как отмечает Д. А. Карев, «Священные книги независимо от той религии, которую они воплощают, комбинируют правила поведения, идентифицируемые как современные юридические нормы, обусловленные конкретной отраслью права (материальных: гражданских, уголовных, трудовых и т. д., и процессуальных) … не стоит противопоставлять нормы религиозного права и религиозные каноны в чистом виде, поскольку они взаимосвязаны и взаимообуславливают друг друга. Религиозные нормы как источник права выражают юридическое содержание устанавливаемых правил поведения и, тем самым, они относятся в большей части к правовой, а не к сугубо религиозной сфере. Безусловно, существует ряд критериев, по которым можно различать религиозные и правовые нормы, как, к примеру, особенности внутреннего или внешнего принуждения. Но данный параметр обусловлен в первую очередь формой реализации, а не имманентным содержанием законов. Священные книги не только систематизируют правила поведения, обязательные для членов общества, но и выступают первоначальным базисом, способствующим передаче первичных данных об истории становления и развития конкретного народа»26.

§ 1.4. Индивидуальные нормативные системы27

Важное значение для толкования права приобретают индивидуальные и групповые нормативно-ценностные системы, организующие целесообразную деятельность интерпретатора. Интеллектуальная сфера личности включает отношение к ценностям и правилам поведения, вырабатываемым в процессе взаимодействия с окружающими людьми. Человек находится в перманентном режиме усвоения навязываемых ему норм: традиций, групповой морали, религии, законодательства и т. п. Личность формируется с момента рождения посредством признания уже существующих ценностей, а также путем создания новых.

Нормативная система личности находится в непрерывном развитии, испытывая воздействие многочисленных внешних факторов, в том числе других нормативных систем. Норма, устанавливаемая субъектом, отражает уже существующие социальные статусы, и, в свою очередь, влияет на формирование новой действительности. В пространстве конкурирующих нормативных систем различных субъектов реальными становятся только те команды, которые человек дает себе. Индивидуальная норма – это, в первую очередь, предписание для самого себя. Норма другого не станет обязательной, если у нас не будет внутреннего основания соблюдать ее. Индивидуальная нормативная система основывается на уже существующей нормативной среде, изменяется сообразно эмпирическим наблюдениям, личным интересам, экономическим условиям, становясь выводным социально-психологическим и правовым знанием.

Элементами индивидуальных нормативных систем являются разум, правосознание и интуитивное право. Самым нелегким для понимания в постсоциалистической правовой семье можно назвать разум. Нередко «разум» выделяется в качестве самостоятельного источника среди источников англосаксонского права. М. Н. Марченко отмечает: «Однако ни в учебной, ни в научной юридической литературе нет и, по-видимому, не может быть строгого определения данного источника права. Основная причина этого заключается в том, что “разум” как источник права рассматривается по общему правилу не в “измерении”, как большинство других источников англосаксонского права, а в фактическом, сугубо эмпирическом плане»28. Далее он замечает, что при попытках выработки общего понятия «разума» как источника права и более четкого о нем представления в одних случаях исследователи рассматривают его как некое разумное средство восполнения имеющихся пробелов в статутном праве, в других – как повседневную жизнь, суть общего (судейского) права. «Известно в связи с этим другое утверждение видных английских юристов (например, Кока) о том, что «разум – это жизнь права, и общее право есть не что иное, как разум». Однако при этом делается пояснение: «Разум не является каким-то неопределенным чувством справедливости конкретных индивидуумов». Это есть «разум» «в том виде, в каком он понимается судьями, заботящимися прежде всего о создании стройной системы права»29.

Некоторыми исследователями «разум» воспринимается (исключительно в правоприменительном плане) в виде принятия разумного судейского решения по делу в условиях, когда имеются серьезные пробелы правового регулирования отношений в рассматриваемой сфере. По мнению М. Н. Марченко «Вынесение судебного решения на основе «разума» – это прежде всего поиск решения, наиболее соответствующего нормам действующего права, а поэтому наиболее полно обеспечивающего порядок в сочетании со справедливостью, которая и составляет основу права. Поиск решения на основе «разума» не является ничем не обусловленным произвольным процессом. В ходе такого поиска «необходимо прежде всего руководствоваться общими принципами действующего права, в чем играют определенную роль доктрины, а также, главным образом в Великобритании, попутные высказывания судей о праве (obiter dictum)»30.

Следует отметить ссылки на «разум» и в российском законодательстве. Например, в ст. 6.1. Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации указано об осуществлении уголовного судопроизводства в «разумный» срок, при определения которого учитываются такие обстоятельства, как своевременность обращения лица, которому деянием, запрещенным уголовным законом, причинен вред, с заявлением о преступлении, правовая и фактическая сложность материалов проверки сообщения о преступлении или уголовного дела, поведение участников уголовного судопроизводства, достаточность и эффективность действий суда, прокурора, руководителя следственного органа, следователя, органа дознания, начальника органа дознания, начальника подразделения дознания, дознавателя, производимых в целях своевременного осуществления уголовного преследования или рассмотрения уголовного дела, и общая продолжительность уголовного судопроизводства (ч. 3 ст. 6.1. УПК РФ). Представляется, что «разум» в указанном институте определен как поведенческая рациональность.

Вслед за «разумом» целесообразно рассмотреть правосознание, которое в общем виде можно определить как «совокупность социально-психологических реакций и чувств, представлений, понятий и идей, выражающих отношение людей, социальных общностей к действующему или желаемому праву, правовым отношениям, правовой деятельности людей» и его специфика состоит в том, что оно «воспринимает, а затем и воспроизводит жизненные реалии через призму справедливого, праведного, свободного»31. Правосознание – выражение и проявление разумной, рассудочной деятельности человека и заключается в обобщении, оценивании, целенаправленном отражении и конструктивно-творческом преобразовании действительности, в предварительном мысленном построении действий и предвидении их результатов в правовой сфере32.

Наконец, интуитивное право – это устойчивое психическое явление, особое состояние души человека. Охватывая эмоции, представления, переживания, оно отходит от однообразного (шаблонного) поведения людей, диктуемого позитивным правом. Интуитивное право имеет индивидуально-изменчивый характер, его содержание определяется специфическими условиями формирования личности и обстоятельствами жизни каждого человека: характером, воспитанием, образованием, социальным положением, профессиональными навыками, личными знакомствами и пр. Не всегда интуитивные представления о праве у разных людей в страте, в семье, в профессиональном сообществе будут совпадать. Развитие интуитивного и позитивного права определяется в общих и основных чертах действием одних и тех же социально-психических процессов, действующих по одним и тем же законам, и лишь в связи со специфическими различиями интеллектуального состава интуитивного и позитивного права получаются частично различные результаты развития, разные частные, по большей части несущественные, различия по содержанию33.

В частности, Л. И. Петражицкий считал, что «только Homo Sapiens способен переживать психические процессы правового типа, и стало быть, возникновение правовых явлений произошло не раньше достижения известного, по сравнению с состоянием прочих животных, весьма высокого уровня психической культуры, в частности известных лингвистических успехов, и теперь отнюдь не все люди как таковые способны к переживанию правовых актов, а лишь те, которые достигли известного возраста и подверглись известным воспитательным влияниям. Но с другой стороны есть данные в пользу того, что все люди, не страдающие некоторыми особыми телесными и психическими пороками (глухотою от рождения, идиотизмом) и воспитывающиеся в обыденных условиях человеческой жизни (хотя бы и в резко преступной среде), уже в довольно раннем, значительно более раннем, чем совершеннолетие, возрасте, приобретают способность к правовым переживаниям, так что например не только люди (в том числе и люди преступного типа), но например, и десятилетние дети переживают психические процессы правового типа»34.

Понятию интуитивного права как источнику права можно дать следующее определение: индивидуальная нормативная система, которая создается человеком и / или социальной группой в результате накопления знаний, опыта и психоэмоциональных переживаний по поводу правового регулирования. Интуитивное право включает прагматическую оценку и прогноз возможных вариантов собственного поведения, которые основываются на индивидуальном понимании человеком (социальной группой) правопорядка, должной процессуальной процедуры, обоснованности и справедливости. Акторы интуитивного права несомненно учитывают предписания законов и требования обычаев, но они не обязательно будут им следовать, поскольку основываются на индивидуальных знаниях и опыте.

Интуитивное право определяется индивидуальными условиями и обстоятельствами жизни конкретного человека – его наследственными антропологическими качествами, архетипом, воспитанием, образованием, социальной средой, социальным положением, профессиональными знаниями и опытом.

Интуитивное право носит субъективный характер, ведь каждый по-своему переживает правовые эмоции, но посредством обобщений можно говорить об интуитивном праве социальной группы: семьи, общины, страты, профессиональной корпорации. Чаще всего типический судья принимает решение вначале на интуитивном уровне, после чего обосновывает состоявшееся интуитивное решение доказательствами. «Интуитивное право остается индивидуальным, индивидуально-разнообразным по содержанию, не шаблонным правом и можно сказать по содержанию совокупностей интуитивно-правовых убеждений интуитивных прав столько же, сколько индивидов»35. Фактической основой правопорядка и действительным рычагом социально-правовой жизни Л. И. Петражицкий считал не позитивное, а интуитивное право. И только «лишь в исключительных, патологических случаях конфликтов, нарушений и т. д. дело доходит до применения позитивного права»36.

§ 1.5. Нормы преступных сообществ37

Современная культура официального толкования права является частью правопорядка, основанного на активном использовании в управлении обществом репрессивных возможностей государства. Одновременно сосуществуют и оказывают разноплановое влияние несколько параллельных нормативных систем и вариантов толкования права. В зависимости от финансовой состоятельности и вовлеченности в иерархию властных отношений можно найти разные способы защиты интересов. Правоприменители выбирают приемлемые для рассмотрения конкретного спора источники права и модели толкования, при необходимости определяют релевантную форму привлечения к ответственности, назначают вид и размер наказания. Следует понимать, что субъекты, принимающие решения, исходят из того, что основной контроль их деятельности осуществляют непосредственные начальники.

Нормы преступных сообществ в качестве источника права актуализировал основоположник психологической теории права Л. И. Петражицкий: в качестве разновидности неофициального права он выделял «преступное право» («право преступных организаций и вообще преступная правовая психика»). Ученый полагал, что в преступных сообществах (например, «в разбойничьих, пиратских, воровских шайках») вырабатываются и беспрекословно исполняются «сложные системы императивно-атрибутивных норм, определяющих организацию шайки, распределяющих между ее членами обязанности, функции, которые каждый должен исполнять, и наделяющих их соответственными правами»38. Во всех организациях такого рода действует система наказаний за нарушение установленных норм, которая подчас сопровождается предварительным «судебным» разбирательством. Более того, «поскольку в постоянных и организованных сообществах разные конкретные права и обязанности устанавливаются путем договоров… подлежащие договорные права и обязанности, например, относительно помощи при совершении преступления, относительно вознаграждения за помощь и т. п., обыкновенно строго и “честно” соблюдаются. То же замечается в области договоров, заключаемых преступными шайками или отдельными преступниками с не-преступниками»39.

Памятуя о криминальных навыках тех, кто стоял у истоков советской государственности, современных юристов не удивляют признаки практикуемых тогда экстралегальных способов и средств управления населением. «ГУЛАГ» как система управления обществом до сегодняшнего дня остается стереотипом мышления некоторых чиновников, а институт «заказного возбуждения уголовного дела» в отношении оппонента или конкурента не утрачивает актуальности и в XXI веке. Так называемый «административный ресурс» влияет на толкование права конкретным следователем в большей степени, чем нормы уголовного и уголовно-процессуального законодательства: тюремная система является прототипом властных отношений в государстве, ее функционирование регулируется не столько нормативно-правовыми предписаниями, сколько развивающимися элементами обычного права. Ее обычаи («понятия») приобщают индивидов к определённому социальному и культурному опыту, передаются из поколения к поколению, регламентируют поведение, поддерживают внутригрупповую сплочённость, аутентично интерпретируют факты и состояния40