Горный дух бесплатное чтение

Зачин

Шёл дождь – один из тех густых проливных дождей, которые приходятся на немногие дни весны. В потемневших и мрачных небесах сверкали яркие молнии и даже вдалеке был виден прерывистый танец зарниц. Одинокий путник скакал по дороге и то и дело озирался вокруг – тщился отыскать укрытие от ливня обильного, что по воле древних богов проистекал на оживающую после зимы почву. Это был путешественник из дальних земель, мало знакомый со здешними краями, их ландшафтом и историей. И вот он увидел слева от дороги на крутом каменистом склоне пещеру приютную, раскрывшую свой зияющий чернотой зёв. «Вот удача!» – подумал он. Не мешкая ни мгновения, чужестранец слез с коня доброго и уверенным шагом пошёл к пещере, ведя своего скакуна под уздцы.

Оказавшись внутри, путник тотчас снял свой плащ дорожный, измоченный нещадным дождём. Казалось, с плеч упала ноша. И едва чужестранец пристроил около стены коня верного, он заметил, что прямо в вертепе уютном уже сложен очаг из круглых камней, в котором лежат дрова сухие, словно дожидаются, чтобы их зажгли. «Вдвойне удача!» – рассудил путник и сразу же принялся разводить костёр, ничуть не смущаясь подобному везению.

Вот уже из огнива вылетели искры, и костёр понемногу начал разгораться, одаряя благостным теплом замёрзшие пальцы чужестранца. Путешественник расслабился и решил поесть что-нибудь из тех запасов, что были при нём. И вдруг он увидел, как во тьме пещеры сверкнул пламенем золотым чей-то глаз позади костра.

– Кто там?! – завопил во всё горло чужестранец, хватаясь за свой топорик верный.

– Тот, чей глаз ты увидел! – послышался хриплый и низкий голос, будто бы говорил вовсе не человек.

Это поистине ввергло путника в ужас. Сердце ретивое неприятно дёрнулось в груди, словно пытаясь выбраться из неё, разворотив внутренности.

– Не надо бояться! – снова проговорил неведомый голос, и глаз ещё раз сверкнул в свете огня, точно позолоченный. – Я не собираюсь причинять тебе вред.

– Покажись! – сам того не желая, чуть ли не прорычал чужестранец.

Обладатель голоса ничего не ответил. Казалось, он намеренно издевается над испуганным путником. И вдруг послышался взмах крыльев птичьих – и навстречу человеку вылетел ворон чёрный и примостился на каменном выступе, что был в стене пещеры.

– Я Ведан Провозвещающий, Ворон Мудрый Клюв, – рёк каркун с важностью. – Мой взор скользит по годам и пространствам, а крылья чёрные несут меня, словно ветры Стриора! В памяти моей – расцвет и гибель древних городов и государств, деяния славных героев и витязей, в том числе из народа арихейцев, что обитают в этих землях. Но живу я не здесь – я скоро покидаю сей вертеп, отправляясь далеко за горизонт.

Человек тем временем перевёл дух. Он когда-то давно слышал рассказы о говорящих воронах, но не был уверен, правда ли это. Теперь он воочию убедился, что такие птицы существуют.

– Но чей же это дом? И кто здесь приготовил дрова для очага? – спросил чужестранец.

– Велебор! – каркнул громко ворон, гораздо более громко и сильно, нежели до этого.

Эхо отозвалось в пещере. Какое-то время странник и ворон пребывали в тишине, пока вдруг где-то в глуби вертепа не зажёгся светоч, который с каждым мгновением становился всё ближе и ближе. И вскоре из темноты пещеры вышел старец высокий, весь седой, в белой одежде, вышитой по краям рукавов посеребрёнными символами Месяца.

– Приветствую тебя, незнакомец! Я и не слышал, как ты пришёл. Я волхв Велебор, служитель Велесовита из рода Боровичей. А это, – тут старец указал рукой на ворона, – сам Ведан Провозвещающий.

– Приветствую! – отвечал путник. – Не чаял я встретить в этой пещере человека. Я здесь чужестранец. Мой корабль пришёл с запада, и я поскакал разведать местность.

– Что ты ищешь в этих землях, в разрушенных пределах Ариха, чужестранец? – спросил волхв премудрый, нахмурив брови кустистые.

– Ищу я путь для торговых связей, – ответствовал путник. – Пожалуй, никто из нашего народа ещё не добирался так далеко на восток. Теперь же я изучаю этот край, чтобы вернуться сюда с целой флотилией торговых кораблей.

– Но неужто лишь товары интересуют твой пытливый ум? – вмешался ворон в разговор. – Где страсть к знаниям и воля к мудрости?

– Я хочу купить здесь много книг по истории и другим вопросам, – держал ответ гость. – Это тоже весьма интересно и важно. Неужто можете мне помочь в этом?

– Могу, разумеется, иначе не был бы я Веданом Провозвещающим: в моём уме обширном схоронены великие знания; в памяти моей сокрыто больше, чем во всех фолиантах старинных, что ты сможешь отыскать к западу от Смарагдовых гор! Нет героя, чьего имени достославного я бы не помнил; нет правителя благородного, чей род был бы мне неизвестен; нет государства в мире подлунном, что неведомо моему разуму.

– Моя память, к сожалению, уже не так хороша, – добавил Велебор. – Но кое-что рассказать и я могу. Более того, у меня есть множество книг.

– Это чудесно! – воскликнул чужестранец, развешивая над костром мокрую одежду. – Я рад был бы выслушать ваши рассказы об этом крае и о последних событиях, что тут приключились. В наших летописях говорится о первом вожде Рохе, о его пришествии в Древогорье и о том, что его сын Рохир основал здесь государство Арих. На этом большинство записей о ваших землях обрываются.

– Да, так и было! – каркнул Ведан под шум проливного дождя и говор ярких молний. – Великий Рох привёл народы людей в земли Древогорья. До него здесь жили лишь сыны Земли и Солнца и племена дикарей – грубых нелюдей. Арихейцы, благороднейшее из племён, пришедших с Рохом, к числу которых принадлежал и сам первый вождь, обогнули Смарагдовые горы с юга и освоили до того нетронутые человеком края. Они истребили множество чудовищ и загнали нелюдей в горы, попутно уничтожив добрую их половину. У побережья Синего Океана они основали свою державу – Арих. Всё это было ещё до прибытия берегинов премудрых и карлов кряжистых.

– И что же приключилось потом?

– Потом во главе с тремя славными вождями прибыли берегины. Их вели братья Ясень, Гелен и Геленмир. Берегины расселились в тех краях, что были неподвластны державе Ариха. На северо-западе, на полуострове Фельнудира, что лежит за Синегривкой, премудрый государь Гелен основал Брегокрай. В Бусом лесу возникло грозное государство Ясеня, а в лесу Свелдорин сел править Геленмир. Карлы заняли Смарагдовые горы. – Чужестранец кивнул головой, показав тем самым, что внимательно слушает рассказчика. – Города карлов возникли в горах – там они и живут по сию пору. Надо сказать, что некоторые из карлов подверглись вырождению – их здесь называют гримородами. Причины того вырождения доподлинно неизвестны, но в одно время среди них стали появляться уродцы, а сами карлы принимали это как должное, нисколько не заботясь о здоровье своих кровей. Вместо того, чтобы пресекать размножение своих сородичей, которых коснулась печать искажения, они, напротив, их поощряли. В итоге их потомки превратились в отвратительнейших горбунов, чей дух и нравы зачастую ещё более ужасны, нежели их внешность.

– Это очень скверно! – заметил чужестранец. – И что стало с ними?

– Ничего с ними не стало. Они и сейчас прекрасно живут в своих сокрытых городах, множа уродство и усиливая вырождение, а иные из них и вовсе совершают тёмные богомерзкие обряды, призывая богов, чьи имена позабыли потомки достойных людей. Кроме того, многие из этих горбунов проклятых служат Кощевиту и исполняют его волю, не щадя собственной жизни. Карлы-гримороды были и в числе тех, кто помогал Черновзору. Иные из этих тварей вовсе ушли в услужение к Земнородным – лесовикам, водяникам, зыбочникам и прочим сынам и дочерям Земли и Солнца.

– Вот так диво! – покачал головой путник. – Но что стало с державой Ариха?

Ответ держал волхв седой, который за это время успел удобно присесть на камень и закурить трубку.

– Арих пал под натиском змеев и змеевичей. Последний государь Керн сложил голову в бою, защищая стольный град Белогаст с оружием в руках. Три потока беженцев смогли спастись из разрушенной страны, продлив тем самым жизнь арихейского рода. Первый поток на лучших колесницах государя Керна ушел на север – там арихейцы заняли Заповедный край, что к югу от Синегривки. В этих пределах возникло несколько княжеств под управлением единого державца. Свою страну они так и стали называть – Заповедьем или Заповедным краем. В числе этих спасшихся были в основном дружины и селяне да их семьи. Поистине железными душами воинов и вождей обладают многие из этих отважных северян. Но эти знатные потомки арихейцев не так хорошо сохранили наследие былой традиции и религии. Ведь в потоке спасшихся почти не было жрецов премудрых, служителей стародавнего культа – таких, как я.

Ведан же каркнул в дополнение:

– Многих героев из народа Заповедья зрел я в лицо: Турна, князя Митрапирна, Хедора, Беленира!

Послышался раскат грома, точно молнии запели песнь в честь этих витязей.

– И куда направились остальные потоки беженцев?

– Второй поток, – продолжал волхв, – обогнул с юга Смарагдовые горы и поселился около Великого Озера. Эти люди занялись рыбным промыслом. Во времена Зиндалина их государство стало весьма грозным. В отличие от жителей Заповедья, они сохранили вековые традиции древней религии, и во главе их стоял великий правитель – вождь и жрец в одном лице.

– Поистине благая традиция! – согласился чужестранец.

– Теперь же пора рассказать про горный народ, который славится своим гостеприимством и храбростью. Это и есть потомки третьего потока спасшихся. Они бежали из Ариха последними, и оттого меньше всего людей спаслось тогда. Но среди них было несколько знатных родов, которые по сию пору сохранили стяги, что реяли над их головами при Битве за Белогаст. И едва они ступили в предгорья Смарагдовых гор, их ждали новые сражения. На этот раз с местными нелюдями – дикарями-людоедами нечеловеческого вида, что расплодились там в большом количестве. Их частью истребили, частью загнали в горы, где они пребывают по сию пору. Воинственный арихейский дух и мужественность первых поселенцев позволили выжить этой ветви славного народа. В Смарагдовых горах было основано княжество Рухрог со стольным градом Рихогом. Пределы этого государства охватили собой гряды высоких скал и предгорья, а жители княжества стали именовать себя не иначе как горцами. Спустя века некоторые даже стали говаривать, что этот народ такой же древний, как и сами горы, но они ошибались.

Тут вдруг молния ударила в дерево ветвистое, что стояло вдали, и послышался раскат могучего грома, точно рассмеялся сам бог-громовник.

– Да, словно сила молнии живет в этих горцах, – заключил Велебор. – Всегда народ этот был очень малочислен и, казалось бы, беззащитен перед врагом. Обычно он тем и спасался, что среди его членов рождались витязи невиданной силы, которые всегда вызволяли своих сородичей из неприятностей; и что правили им государи премудрые, знающие толк в своём княжеском ремесле. И под их началом люди уживались друг с другом и ладили, все жили в согласии и мире. Конечно, если этот мир не нарушался змеем проклятым или нападением дикарей-нелюдей или асилков.

– А что арихейцы из Заповедного края и с Великого Озера? Знали они о бедах своих родичей?

– Знали и помогали, когда сами не испытывали беды не меньшие. Скажу правду: горцы после долгой жизни, проведённой в Смарагдовых горах, забыли о многом из прошлого и также утратили многие благие законы и установления славного Ариха.

– Но что насчёт Невысокого Народа? Как ты сказал до этого, они заняли Смарагдовые горы. Неужто они ужились с пришедшими позднее арихейцами?

– Горы эти тянутся на огромном расстоянии, – многозначительно сказал волхв. – Поэтому поначалу никаких столкновений не возникало. Но чтобы ответить на твой вопрос, придется рассказать о событиях поворотных, что привели ко всем последующим деяниям. В итоге этих событий горцы оказались под властью тех, кого не хотели видеть над собою. Как можно догадаться, много лет пронеслось с тех времён. Времена эти были не столь уж и давними, но и не совсем новыми и известными. Они скорее относятся к векам не забытым, но и не исчерпанным народом в сказах до самого дна. То есть времена эти не очень-то и памятны, но и события, которые происходили тогда, не искажены пересказами. Правду скажу: не очень понятно даже мудрецам, как память народная донесла до нынешних пор это достославное сказание о витязях многосильных, даже не исковеркав его. Обычно, дело ясное, народ любит маленько приврать, так что сказания – это правда, словно отражённая в зеркале вод народного духа. Здесь же, с этим сказанием, дело пошло другой тропой: народ не приврал. А потому ли он не приврал, что приврали уже до него, или потому же, что привирать было уже даже нечего, да только сказание это красивое дошло до ушей наших чутких почти в таком виде, в каком появилось. Возникло же оно правдивым или нет – не нам с вами решать. Об этом лучше спросить более знающих.

– И ты поведаешь мне это сказание? – спросил чужестранец, и глаза его загорелись.

– Нет, – ответил старый волхв. – Сила моего голоса уже не та, что была прежде. Раньше я мог распевать песни о героях и богах весь день напролёт, а теперь дыхание уже не то. Тебе поведает сей сказ старая книга, в которой я его записал. Возьми её! – И старец подал большой фолиант со страницами из коровьей кожи. – Отсюда ты узнаешь многое.

– Благодарю тебя, мудрец седой! – ответствовал чужестранец. – Вовек мне не оплатить твоей щедрости.

– Оплати её вот чем, – рёк волхв, – донеси это сказание в свои земли. Пусть слава Итилмира разносится по свету, пусть воспевается его мужество и благородство! Мне же надо отдохнуть. Сон смежает усталые веки.

– Недолог век человеческий! – сказал Ведан. – Немного лет отпущено вам, и старость приходит быстро и внезапно. Но моя память помнит великое множество этих недолгих жизней. Теперь же мне пора расправить крылья по ветру – гроза закончилась, и путь для полёта свободен.

– И куда ты полетишь?

– Далеко-далеко, – ответил ворон. – Туда, куда вам никогда не забрести ни на своих ногах, ни на добрых конях. Прощай, чужестранец, и ты прощай, Велебор! – И каркун чёрный взмахнул крылами и улетел прочь из уютного вертепа.

И пока старец ушел обратно вглубь пещеры спать, а ворон полетел по своим делам, покрытым пеленой тайны, человек открыл книгу и, усевшись поудобнее у трескучего костра, одарявшего вертеп уютный теплом, принялся читать. Неизвестно, прочитал ли он всё в один день или окончил чтение, уже будучи на своём корабле, а может, в своих землях, но именно таким образом славное сказание донеслось до отдалённых краёв.

Глава 1. Когда померк цвет народа

Здесь начинается сказание об Итилмире, вот где будет раздолье моим словесам! Воссядьте же у очага и внимайте! Доподлинно известно, что почти все события сего сказания происходили в Смарагдовых горах. И стояли эти горы с шапками со снежными, как богатыри, увенчанные серебряными шеломами, или как волоты древние, чьи головы давным-давно покрылись сединою. Стояли они уже долгое время, потому успели немного разрушиться под натиском ветров буйных и свирепых дождей. Но были ли те горы молоды али стары, покрыты серебристой вуалью снега и льда али нет, да только вот для народа горцев, жившего там, не было ничего прекраснее их.

К северу от поселений княжества горцев Рухрога обитали асилки – племя великанов. Они жили общинами или поодиночке, в основном их жилища находились высоко в горах, и добраться простым людям туда было тяжело. Большинство великанов были грубыми и неотесанными настолько, что порою забывали, что сами вчера делали. Но я не буду кликать на себя беду, а то мало ли, придётся встретиться с каким-нибудь сильномогучим асилком, а он скажет мне, что я напускал на его род хулу. Посему я скажу и скажу правду, что среди асилков высоких встречались не только такие, что в голове сплошь хлебный мякиш, но и весьма умные великаны, притом такой вышины, что были выше леса стоячего и чуть ли не упирались затылком премудрым в ходячие облака. И бороды таких мудрецов порою достигали нескольких сажен и спускались с их лица, словно заросли, будучи при этом жёсткими, как ветви дубов. Но главное, что у асилков – больших или малых, умных или глупых, как яворовое полено, – в лапах бывали дубины толщиною с вяз, а порою даже и тяжкие палицы.

В высокогорьях и мрачных пещерах Смарагдовых гор обитали также нелюди – древнейшие племена существ, чьё телосложение отличалось невероятной громоздкостью и коренастостью, а лица сохраняли отпечаток дикости и грубости, о чём свидетельствовали огромные надбровные дуги и скошенные подбородки. Благородные предки горцев, называвшие себя арихейцами, чьё имя унаследовали и сами горцы, встарь истребили многих нелюдей и загнали оставшихся высоко в горы и глубоко в пещеры. Там эти ночные охотники пребывали уже долгое время, тая злобу и ненависть и мечтая о возвращении своих былых владений. В сумерки, во времена, когда солнце красное заволочено грозными тучами, а порою и в неясные дни, когда мгла стелется по земле волнистыми прядями, нелюди, случалось, без всякой опаски спускались в горные долины и нападали на прохожих, похищая их и затем пожирая в своих тёмных пещерах. И доныне рассказывают ещё о том, как под покровом туманов эти злые порождения камней уволакивали одиноких путников, сбившихся с пути, в своё мерзкое царство. Совершенно бесстрашными нелюди бывали в беззвёздные и безлунные ночи. Когда же тёмные просини неба были пронизаны звёздами алмазными и когда сияла бледнолицая луна, они всё-таки были далеко не так храбры.

Но самыми ужасными и опасными созданиями в Смарагдовых горах были змеечудища. Бывали среди них как некрупные змеёныши, так и огромные крылатые змеи. Последних было не так много, и они, как правило, обитали в пещерах, коими особенно изобиловали восточные склоны гор. Эти древние змеи были разумны и хитры и оченно любили чинить всевозможное коварство, подлость, убийства и прочие мерзости. Но их потомки постепенно вырождались, если не в размерах, то в обладании искрой мысли, и родившиеся совершенно недавно зачастую вовсе были лишены всякого рассудка и разума. Они представляли из себя некий сорт крылатых животных. Тем не менее змии всё так же могли без всякого повода осыпать жаром-огнём встречного человека или даже асилка, а могли и сжечь искристым пламенем целый город. Посему много людей и даже великанов испытывало страх перед этими созданиями, если не считать тех древних исполинов, ходивших под самыми облаками, столь высоких, что на них порой селились ласточки и даже сизогрудые орлы. Ежели случалось, что змии огнедышащие прилетали на поля с посевами, то они беспощадно их выжигали, и всё пропадало: и ярица, и колосистая рожь. Коли же встречали они отары овец, то и от скотины мало что оставалось. Те воины и отчаянные витязи, что нападали на змеев, обычно превращались в груду костей. Но вскоре среди народа горцев появились и настоящие мастера своего дела – змееборцы, благодаря которым поголовье этих чудищ, особенно мелких змеёнышей, на западных склонах удалось заметно сократить.

Однако полно болтать о всяких мерзких тварях. Пришло время послушать и о пригожих созданиях, а таких тогда было достаточно. Но не думайте, что я поведу свою речь напевную о всяких нелепых зверушках! Нет, я скажу слово о сынах Солнца и Земли. Родилось большинство из них как раз в ту самую пору, как благодатные солнечные лучи озарили молодую Землю. Но не столь важно, как они явились на свет, гораздо важнее, что все Земнородные дети получили под свою опеку разные земли, а потом и воды, и леса, и даже горы и подземелья, а кроме того, им была дарована сила. И многие распорядились ею во благо, а иные по своему усмотрению. Так появились вековечные деды, волоты славные, прекрасные девы-водяницы и жёны, наделённые мудростью – все они полюбили более всего на свете создавать что-то новое и творить прекрасное на просторах юного мира. Вместе с ними были рождены и лешие, водяники, зыбочники, матохи и прочие неказистые на вид создания, внутри которых иногда гнездились ненависть, коварство, жажда убийства или просто желание напроказничать.

Рихог, столица Рухрога, расположился в обширной долине, защищённой с севера и юга двумя горными отрогами, с востока же он упирался в горную гряду Смарагдовых гор. Город делился на три конца – Торговый, Нижний и Вышний. Торговый конец был первым, он находился прямо на входе в город между двух отрогов. Сюда свозились товары с окрестных деревень и даже из страны карлов и Бусого леса. С севера торговцы привозили янтарь и напитки Деда-Пасечника, а также другие изделия благих сынов Земли и Солнца. На обширной площади всегда кишел народ, а крикуны-торговцы вопили свои кричалки. Следом за Торговым концом следовал Нижний – это была часть города, населённая простым людом, жившим в срубных избах в один этаж. Вышний конец следовал за Нижним – эта часть стольного града возвышалась на холме, к которому сквозь все другие концы вела прямоезжая дорога – Срединный Тракт. Именно в Вышнем конце находился загадочный Хоровод Камней – по всей видимости, когда-то это было святилищем древних волотов или ещё какого-то просвещённого племени, которое сгинуло ещё до того, как арихейцы пожаловали на эти земли. Помимо этого таинственного сооружения, в Вышнем конце стоял княжеский дворец и дома именитых горожан – как правило, воинов-дружинников и змееборцев.

В ту пору юный Итилмир из знатного рода Хванира играл на улице с другими детьми. Да, имена у людей тогда были очень благозвучны, да и язык в ту пору звучал так, будто звуки извлекались не из уст, а брались от водицы бурливой или из яровчатых гусель. Итилмиру было всего пять лет, и он сломя голову носился по улицам Вышнего конца, увлекая за собой своих друзей. В его руках красовался маленький деревянный меч, сработанный для детских игр и забав, в то время как у его лучшего друга Хоробрита из рода Ярира был милого вида лук и даже набор тупых стрел.

– Итилмир! – вдруг прозвучал женский голос, и из окна красивого двухэтажного дома высунулась русоволосая женщина: в блеске дневного солнца её голубые, как синь моря, глаза наполнились чарующим светом. – Ступай к обеду!

Итилмир попрощался с друзьями, обещая выйти, как только поест, и, размахивая мечом и издавая звуки весёлые, которые в его представлении должны были сопровождать взмахи верного клинка, побежал к своему дому. Дом был прямоуголен и продолговат, а в середине лицевой стороны находилась главная дверь, украшенная старинной резьбою. Крышу соломенную венчала деревянная голова изящного лебедя, тоже с великолепными узорами. Лебедь был символом рода Хванира и красовался не только коньком на крыше, но и на боевых знамёнах достославного семейства.

Тем временем Итилмир прискакал к столу, за которым уже сидели все члены его семьи. К слову, семья его была старшей во всём роде Хванира. Во главе стола сидел отец удалый, чьё имя было Кремлемир, – статный муж сорока лет, с угловатыми, выдающимися чертами лица и волевым подбородком, покрытым рыжеватой бородой, с серыми, как сталь, глазами. Он смотрел в окно – казалось, думал о чём-то важном. Рядом с ним сидела его жена Ольбеда, мать Итилмира, которая не столь давно звала его к столу. Черты её лица были тонки и изящны, а шея – длинной и красивой словно лебяжья. Также за столом сидели два старших брата Итилмира – Дорогаст и Средомир – первому было двадцать лет, а второму восемнадцать. Дорогаст унаследовал от отца бороду рыжую и угловатые черты лица, а от матери – спокойный нрав и очи ясные, голубые, что небесная синь. Он был рассудительным и задумчивым человеком, в то время как его брат Средомир, обладавший столь же изящными и красивыми чертами лица, что и мать, напротив, был чувственным и яростным.

– Надо собрать всех гридей князя и созвать ополчение! – воскликнул он, и в его серых глазах вспыхнула ярость. – Эти проклятые нелюди совсем обнаглели! Позавчера задрали целое стадо овец, а вчера пропала жена Брадовита. Сегодня её нашли. Обглоданной до костей!

Итилмир тем временем сел за стол.

– Умерь свой пыл, Средомир, – промолвил отец семейства. – Ты должен подавать пример своему брату, а сам приступаешь к обеду, не поблагодарив богов за щедрые дары.

– Славься, Сварговит! – произнес Средомир. – Но не кажется ли тебе, отец, что пора созывать воинов в поход?

– Кажется, – подтвердил Кремлемир, вздохнув. – И полагаю, князь сам скоро примет такое решение.

– Промедление может стоить многих жизней! – вставил свое слово Дорогаст. – Однако, думаю, ещё рано полагать, что мы промедлили. Эти твари не соображают толком. Вряд ли они могут причинить какой-то существенный урон нашему славному государству.

– Да, – кивнул головой отец. – Если наши предки, даже истерзанные войной, с лёгкостью загнали этих нелюдей в горы и пещеры, вряд ли эти твари способны на что-то опасное сейчас. Но и немногие смерти – всё же смерти. Кто вернёт жену Брадовиту? Или хотя бы то стадо овец? Так что тут Средомир прав: надо уже разобраться с этими тварями раз и навсегда.

– Извести под корень всех – и дело с концом! – заключил сам Средомир.

– Нам незачем истреблять все их племена, – рассудил отец. – Наше дело – защищать свой дом, а не врываться в чужие.

– Но именно это и сделали наши предки – ворвались в чужой дом и захватили его! – продолжал сын. – Так что теперь придётся выбирать…

– Полно этих разговоров! – прервал его отец. – Мы обсудим это с князем. Наш славный род Хванира всегда отличался сдержанностью и мудростью, а потому не следует спешить с выводами.

Итилмир, пока ел, внимательно слушал разговоры старших, но его больше заботили свои дела и мысли, чем какие-то там нелюди из глубоких пещер. Казалось, это очевидно далёкие события, которые его не коснутся, ведь рядом была семья, не лишённая воинов доблестных, которые всегда готовы были встать на защиту родного очага. Это внушало спокойствие и чувство уюта, несмотря на любые неприятности.

После обеда Итилмир снова отправился на улицу и бегал, играя в разные игры, до самого вечера. Вместе с ним были Хоробрит и ещё несколько детей. Они рассекали улицы, лишённые всяческих забот и трудностей жизни. Это была та самая пора туманного детства, которую, как правило, отчётливее и ярче прочих периодов жизни помнят люди. Солнце ярое тем временем клонилось к заходу, засевая облачное небо цветами крови. И вот оно скрылось за горизонтом, и Итилмир решил, что пора возвращаться домой. Вместе с Хоробритом и двоюродным братом Белеором, ещё одним потомком рода Хванира, они пошли к своим домам, которые располагались в Вышнем конце недалеко друг от друга. Им предстояло пройти около ста сажен, как вдруг из-за поворота вылетела женщина, крича во всё горло. Мальчишки, испуганные зрелищем, замерли на месте, а вслед за женщиной выбежало ужасного вида создание – косолапый нелюдь с вытянутой, словно бы волчьей головой с бугристым первобытным черепом. В руках могучих у него был каменный топорик. Мгновение! – и он размозжил им голову той женщине.

Итилмир и его друзья в страхе бросились со всех ног – прочь от заметившего их нелюдя. Тем временем заголосил призывный рог. Со всех сторон послышались крики ужаса и отчаяния: женские, детские, мужские… Дети бежали без оглядки. Они свернули с прежнего пути, но старались держать направление в сторону своих домов. С холма Вышнего конца они видели, как некоторые дома Нижнего конца уже пылают ярким огнём и чёрный, как сама ночь, дым взмывает в мутные небеса. Там, внизу, пламя жаркое уже вовсю трещало и лизало тёплый летний воздух. По всей видимости, нелюдь не погнался за тремя мальчиками – его кто-то отвлёк или у него были иные замыслы на эту ночь.

– Что это значит? – проговорил вдруг Белеор. – Это нелюди?

– Да! – ответил ему Итилмир. – А что, ты сам не видишь, что ли? У этого башка была что пивной котёл, меж глаз стрела, а то и две лягут! – Тут он, конечно, преувеличил.

– И что же нам теперь делать? – заикаясь, продолжал Белеор. Итилмир увидел, что его друг уже вовсю плачет.

– Надо идти к нашим домам! – вставил своё слово Хоробрит. – Там безопасней будет, чем носиться по улице. Нас так того и гляди сцапают.

– Соберись, Белеор! – вскрикнул Итилмир, видя, что тот совсем не держит себя в руках. – Всем страшно, но нельзя сейчас отчаиваться. Пошли!

Белеор пришёл в себя, и друзья, стараясь не шуметь, продолжили путь. Мимо них то и дело пробегали какие-то люди – в домах срубных зачастую был слышен шум и отчаянные крики. Туда уже забрались нелюди кровожадные, убивая хозяев и домочадцев. Тем временем призывные рога уже зазвучали со всех концов, созывая гридей княжьих, воинов благородных родов и смелое ополчение. Полем боя был весь город, весь Рихог.

Когда мальчишки были почти у цели, их встретил Кремлемир, отец Итилмира. Он шёл с двумя старшими сыновьями и дюжиной других витязей из рода Хванира. Дорогаст держал в руках копьё долгомерное со знаменем своего рода, на котором был вышит прекрасный лебедь на синем поле. Средомир был вооружен мечом коротким, который покоился сейчас в ножнах, и верным луком. Не успел Итилмир радостно воскликнуть, увидев отца-родителя и братьев славных, как с тетивы лука Средомира сорвалась стрела, пронзив какого-то дикаря, что нёсся за детьми.

– Итилмир! – позвал отец. – Бегите сюда! Средомир! Отведи их в дом и стереги там вместе с нашими.

Не успели дети и промолвить что-то, как Средомир подтолкнул Итилмира и побежал вместе с ним к дому, оглядываясь и подгоняя остальных. Хоробрит только сейчас заметил, что всё ещё сжимает в руках свой игрушечный лук. Как забавно это смотрелось!

В то время как Средомир и дети бежали к дому, отец и Дорогаст вместе с витязями отважными поспешили на помощь к другим воинам, что уже бились с толпами озверевших дикарей на улицах Рихога.

– Слава Сварговиту! – кричал Кремлемир. – Не страшитесь этих грязных порождений бесов! Смерть в бою – наш путь наверх! Не срамите крови Ариха пред незримыми Лебедиными девами! Пусть они воочию увидят наши подвиги и нашу смелость!

– С Небом в сердце! – восклицал Дорогаст, произнося девиз своего рода.

В темноте слышался лязг стали и крики раненых. Воители рода Хванира врезались в толпу дикарей, окружившую отбившихся от своих товарищей дружинников. Вооружённые, закованные в лучшие стальные доспехи, они, разя врагов мечами грозными, вскоре потеснили нелюдей, размозжив десяткам из них буйные головы. Остальные дикари устрашились и пустились наутёк от доблестного отряда под предводительством Кремлемира. Синее знамя с белоснежным лебедем собрало вокруг себя много витязей, которым отец Итилмира велел идти от дома к дому и гнать прочь всех нелюдей, что успели ворваться внутрь. Так этим отважным горцам удалось спасти множество невинных жизней.

Распахнулись ворота тесовые княжеского дворца, и из них вышел сам князь Тагнарах в шеломе высоком, блистающем в огне светочей, что несли его гриди, в броне кольчатой и с арихейским мечом в руке – тем самым, с которым на эту землю пришёл его стародавний предок. Вместе с правителем были его отборные дружинники. К тому времени на холм в Вышнем конце, на котором стоял княжеский дворец, уже стекался народ, искавший защиты, и потому князь и его воины растолкали людей, и прошли вниз по Срединному Тракту. Нижний конец уже весь горел, точно спичка, и обезумевшие нелюди носились там, гоняясь за скотиной и не успевшими спастись горожанами.

– Трубите в рога! – воскликнул князь Тагнарах. – Созывайте наших воинов!

Трубачи усердные затрубили в рога. По ночному Рихогу пронёсся громкий призыв, на который явились все, кто держал в руках оружие и готов был обороняться, в том числе и Кремлемир со своими витязями.

Перекрыв по указу Тагнараха вход на холм к дворцу и к домам, уже очищенным от дикарей ужасных, воины принялись освобождать прочие улицы. Большинство нелюдей оказалось именно на этих улицах, располагавшихся к северу. Там они собрались целыми ватагами и, рыча и издавая харкающие звуки на своём отвратительном наречии, готовились к битве насмерть. Все эти косолапые, коренастые существа были вооружены копьями и топорами, одеты в какие-то меха и непонятное тряпьё, а лица их страшные были изрисованы красной краской, а быть может, и кровью. Горцы к тому времени были уже готовы к борьбе. Они собрали строй из длинных щитов и копий, позади которого разместились стрелки меткие, палившие в дикарей из тугих луков. Впереди шеренги витязей, призывая их на бой, шёл сам князь Тагнарах, а по правую его руку двигались Кремлемир с Дорогастом, нёсшим гордое знамя рода Хванира.

Тем временем Итилмир и его друзья, которых вёл Средомир, были уже у стен своего дома. Конечно, для Хоробрита и Белеора это не был их дом, тем не менее именно в нём все собирались спрятаться и переждать бойню. Неподалёку на дороге в малиновом озере крови лежал мёртвый человек, бесчестно убитый дикарём в спину. Его очи отверстые, лишённые искры живой, смотрели куда-то вдаль сквозь сущее. Тут дверь в дом отворилась: её открыла русокосая Ольбеда, мать Итилмира, вооружённая мечом и дубовым щитом синего цвета, на котором красовался всё тот же лебедь. Рядом с ней был верный охранник Брадовит, которого приставил к ней муж.

– Вы что, решили составить ему компанию? – И она указала мечом на мёртвого человека, что лежал на дороге. – Быстрее в дом!

Но не успели дети и их защитник шага ступить, как просвистело копьё. Все переглянулись. В памяти Итилмира отчётливо сохранилось лицо матери, полное невыразимого ужаса. В тот миг ей казалось, что её сердце остановится, если время не повернёт вспять. Ведь копьё пронзило грудь Средомира, её сына. Поток крови-руды алой брызнул из сердца удальца, и молодой воитель тут же упал замертво, не сказав ни слова. Дети ринулись в дверь, и едва Итилмир успел проскочить, как увидел ухмыляющуюся рожу дикаря, который только что бесчестно сразил его брата, – он стоял с ватагой своих сородичей, возвышаясь над ними на несколько вершков за счёт своего роста. Пламенем из-под тяжкого надбровья горели его глаза.

– Я, Глах, убил вашего урода! – прокричал дикарь ужасный на языке арихейцев. – И я убью вас всех! Все вы будете висеть на деревьях за то, что отняли у нас землю!

Пока мать стояла в полнейшем смятении, не способная пошевелиться, её верный охранник Брадовит выскочил на улицу и, прикрывая щитом свою полулысую голову, под неистовое улюлюкание врага подлого затащил тело Средомира в дом и закрыл дверь на крепкий засов.

– Средомир! – вскрикнул Итилмир. – Ты жив?!

Но лежавший на полу брат молчал – его дух уже ушел из могучего тела, удалившись в сияющие чертоги Сварговита. Ничто более не могло вернуть его обратно. Мать выронила из рук меч и щит и, плача и содрогаясь, склонилась над телом убитого сына.

– Нам некогда горевать, госпожа! – воскликнул тогда Брадовит, обращаясь к Ольбеде. – Возьми меч! Возьми щит! Ты потеряла одного, так у тебя второй ещё жив!

Женщина опомнилась, подняла меч и щит, выпавшие из рук ослабевших, и вместе с Брадовитом поднялась на второй этаж. Там стоял второй охранник, наблюдавший за ватагой нелюдей из окна.

– Они уходят, – пояснил он. – Наверно, боятся, что их окружат и забьют в домах. Наши уже на подходе. Слышите голос рога? – Действительно, был слышен звук боевого горна.

Тем временем Итилмир, оставив своих друзей, взбежал вверх по лестнице и тоже высунулся в окно.

– Где эти уродцы? – спросил он.

– Уже ушли куда-то к северу, господин, – ответил Брадовит. – К великому несчастью, они успели убить Средомира. Великое горе постигло наш дом в эту ночь.

– Будьте прокляты, проклятые! – прокричала Ольбеда, резко высунувшись из окна. – Будьте вы прокляты, нелюди, и весь ваш род поганый! Ветры северные, ветры южные, и западные, и восточные, всеми силами заклинаю я вас: разнесите моё проклятье по землям Древогорья! Отнесите на север к тундрам стылым и Холодным морям, на юг до самого Змеева Ложа и болот зыбучих, на запад в осквернённые земли нашей благословенной прародины, на восток до Великого Озера! Пойте моё проклятье звёздам и небу, пойте его горам златожильным, пойте всему свету! Пусть эти нелюди сгинут, пусть будет отравлена их горячая кровь, пусть не будет места им под ясным солнцем, а кости их пусть растащит зверьё и обглодает, как свиные останки! – Тут мать искоса посмотрела на Итилмира. – И ты запомни эту ночь. Пусть в кладезях памяти она сохранится, и не смей о ней забывать. Пусть память подкрепляет твоё будущее возмездие!

В эти мгновения отец Итилмира и его старший сын бились с противником бок о бок с достославным князем Тагнарахом. С невероятным упорством и завидной силой набрасывались на их ряды нелюди угрюмые, нанося удары каменными топорами и копьями и корча свои животненные рожи. Некоторых горцев, конечно, им удалось задеть, а кому-то и пробить череп. Но спустя час бойни люди уже брали верх. Сталь арихейская резала мясо и рвала жилы, кусала дикарей, словно зверь лесной. Щитами червлёными горцы теснили недругов, попутно сокрушая их узколобые головы топориками и мечами. И как говорят бахари да седые песносказители, так много было убито нелюдей в эту ночь беззвёздную, что их кровь попросту не впитывалась в землю, а стояла алыми лужами, и тела их грудами лежали вдоль дорог Верхнего конца. И едва солнце выкатилось из-за горных высот, пустив по поднебесью золотые стрелы своих лучей, горцы освободили весь Рихог от дикарей, устлав их трупами множество улиц. Как оказалось, нелюди пришли из горного хода, который был проделан ими в северном отроге. В этот туннель князь Тагнарах и его воины прогнали оставшихся недругов и поставили там надёжную стражу. В этот день горцы одолели своих врагов и, как полагали, своей отвагою уложили дороги славы и мощи своего народа. Ночное нападение нелюдей было прозвано среди арихейцев Кровавой Бойней, ибо много крови-руды было пролито в этой битве.

– Одолели! – радостно промолвил Дорогаст, утирая пот со лба. – Неужто нелюди поумнели?

– Как видно, что так! – ответил ему отец. – Они долго готовились к нападению – рыли ход, делали оружие. Ход, должно быть, уводит в их пещеры и глубины земли сырой, и, думаю, нам придётся рано или поздно пойти туда и выбить всех дикарей на белый свет, иначе они продолжат свои попытки.

– Весь Нижний конец спалили! – уже не столь радостно напомнил Дорогаст. – Его восстанавливать придётся еще кучу времени. Будет не до этих ходов. Пусть их стерегут надёжно, пока люди будут отстраивать свои дома.

– Да, тут я соглашусь – сейчас у нас много забот, чтобы думать о походе в эти ходы и пещеры! И уверен, что князь Тагнарах тоже это понимает.

Тут на улице показался Итилмир, прибежавший сообщить отцу и брату горестную весть.

– Средомира убили! – промолвил он, после чего у отца подкосились ноги и он присел. Новость была поистине ударом для Кремлемира и Дорогаста.

В этот день жители Рихога заботились об убитых и раненых. Дщери арихейские пели скорбные плачи, а множество мужей ушли в лес рубить деревья для погребальных костров. Лишь ввечеру они вернулись, привезя то, что требовалось. Вместе с ними пришли также гонцы быстроногие из окрестных деревень, которые сообщили, что на поселения горцев вблизи Рихога этой ночью также были совершены нападения подлые и что было убито много народа. Спящие деревни оказались беззащитны, ибо в дозоре стояло не так много людей.

Вскоре все жители трёх концов за чертой города приготовили погребальные ложа для своих родичей, сложивших головы в битве с врагом. Едва месяц сребророгий завиднелся на небе, запылали костры-кроды, бросая ворохи искр в сумеречное небо. Среди них горел и костёр молодого Средомира из рода Хванира, вокруг которого собралась вся семья: отец, мать и два оставшихся в живых сына. Пришли почтить память Средомира и другие члены рода. Гусляры тем временем заиграли погребальную музыку праотцев, а певцы голосистые запели величественные песни – ими они проводили души убитых в иное царство.

– Теперь наш Средомир будет пребывать вместе со Сварговитом, подателем света и блага, в его божественных пределах, в Небесном Кроме, – заключил Кремлемир. – Выпьем!

Тут он поднял свой рог, наполненный мёдом питным, вверх к звёздному небу и, вылив вначале немного на землю, осушил до дна. Также поступил и Дорогаст.

– Но его смерть не останется неотмщённой! – продолжал отец. – Вскоре мы соберёмся с силами и изничтожим этих дикарей и весь их поганый род!

На следующий день удалось подсчитать число погибших. Оказалось, что убита треть всего населения Рихога. Это были невероятные потери для народа горцев. Сколько доблестных сынов не вернулись домой и сколько жён и детей были уничтожены в собственных домах под покровом ночи! Кровавая Бойня иссушила силы народа: многие мужи пали, а живым не хватало еды, ибо сгорело несколько продовольственных складов. Долгое время народ горный расцветал, как цветок душистый на плодородном лугу, но пришло время, и цветок стал увядать.

Спустя неделю в княжеский дворец в Рихоге прилетели посыльные вороны из дальних южных деревень. Они принесли Тагнараху весть недобрую, что князь карлов Хлод III выступил на Рухрог без объявления войны. Он пересёк южные пределы государства вместе с огромной ратью тяжеловооружённых карлов и осадными орудиями и направился прямо к Рихогу. В его воинстве насчитали все девять знамён родов Подземельного города.

– Проклятый карла! – вскрикнул светлый князь. – Предатель! Он решил воевать с нами, когда мы слабы.

– Он охоч до новых земель и холопов, – рёк своё слово Кремлемир. – Должно быть, решил наложить на нас дань или угнать наш народ в полон, чтобы люди как сила дармовая работали на его рудниках.

– Не бывать этому! – заключил князь Тагнарах. – Трубите сборы. Всех селян из деревень, которые ещё не захвачены врагом, соберите в Рихоге. Здесь нам не страшны карлы – наши тылы и фланги прикрыты горами. Потому дадим бой, какие бы потери ни пришлось нам понести. И отправьте гонцов в Заповедье, чтобы наши братья-арихейцы выступили на помощь.

Поручения князя были исполнены. Жители южных деревень и вовсе сами стекались в Рихог, убегая от воинства карлов. Удалось собрать три тысячи воинов. Из этих трёх тысяч пятьсот были отборными ратниками – дружинниками князя и гридями трёх именитых родов, включая род Хванира. Остальные были ополченцами, включая подростков, которых вооружили луками. К слову, Итилмир тоже просился в лучники, но, разумеется, ему было отказано.

– Мал ты ещё для боя! – сказал ему отец. – Даже для стрельбы из лука. Но, вижу я, ты вырастешь сильным мужем и потому будешь славным витязем. Я ещё буду гордиться твоими подвигами, Итилмир! – И отец улыбнулся, впервые со дня смерти Средомира.

Через пять дней в предгорья всхолмленные да в долины горные неподалёку от Рихога, где проживали потомки арихейцев, явилось воинство Хлода. Числом карлы превосходили горцев и вооружены были лучше. Их войско состояло в основном из закованных в злачёное железо пехотинцев, которые были вооружены длинными копьями и обоюдоострыми мечами. Карлы расположились напротив входа в Рихог на расстоянии двух вёрст. Итилмир из своего дома даже видел, как блестят ярым золотом наконечники копий и броня. Позади копейщиков грозных стояли мощные осадные орудия – катапульты и огромные самострелы.

Горцы встали между двумя горными отрогами, бравшими в защиту их город. Княжья дружина раскинулась по левую руку, а гриди благородных родов – по правую. Среди них были всадники с копьями долгомерными и умелые воины-мечники. В середине воинства стояло менее надёжное ополчение, вооружённое топорами и копьями и возглавляемое старостами Нижнего конца. На площади Торгового конца под защитой стены городской располагались стрелки, готовые по первому приказу поднять свои длинные луки. Над войском весело реяли четыре славных стяга. Виднелся изящный белоснежный лебедь – стяг рода Хванира; орёл сизогрудый, распростёрший крылья над лазурным океаном, – стяг рода Ярира; дрозд на зелёном поле – флаг рода Финруса. Но выше прочих было знамя князя Тагнараха из рода Роха, на котором был изображён грозный красный вепрь.

Тем временем от войска карлов отделились несколько воинов со знаменем. Они медленно, но верно шли в сторону Рихога. То были глашатаи, нёсшие послание Хлода III горцам. Их тела были покрыты крепкими кольчугами, а на головах сидели злачёные шеломы. Точно хвосты соболей и лисиц, бросались в глаза их чёрные и бурнастые бороды. Оказавшись вблизи дружины князя светлого, посланцы во всеуслышанье сказали:

– Великий правитель под землёй и над землёй князь карлов Хлод III пришёл на помощь, узнав о вашем несчастье. Мы поймали вашего посланника, который спешил в Заповедье за помощью. Видя неспособность вашу защитить свой народ, Его Драгоценность принял решение взять вас под свою власть и защиту. У вас есть выбор: подчиниться и принять нашу помощь или выплатить нам десять мешков золота за наши траты по созыву войска и преодолению пути и выплачивать каждый последующий год по половине от назначенной суммы в обмен на нашу защиту. Ну, или можете попрать всякие правила приличия и сложить головы в неравной борьбе!

– Убирайтесь прочь! – выкрикнул князь Тагнарах, не стерпев такой наглости. – Мы не желаем видеть здесь ни Его Драгоценности, ни его мерзких приспешников. Вы обратили своё оружие против потомков Ариха, которые всегда были с вами в дружбе и мире, и говорите что-то о помощи? Я вызываю на поединок самого Хлода! Если ваш правитель не трус, пусть примет мой вызов, ударимся щит о щит, меч о меч, сойдёмся в честном поединке и решим наши разногласия, как благородные мужи!

Глашатаи выслушали слова Тагнараха и удалились. Вскоре на середину долины в повозке, запряжённой конями-тяжеловозами, явился и сам князь карлов вместе со своей многочисленной свитой. Это значило, что он принял вызов повелителя горцев. Войсководитель могучий на то улыбнулся и, собрав своих лучших воинов из дружины отважной, также поскакал навстречу. Вскоре горцы остановились недалеко от князя карлов и его свиты.

Тагнарах спустился с доброго коня и снял свой плащ белотканный. Его кольчатый доспех и шлем высокий с ощетинившимся вепрем на верхушке сиял на солнце, точно драгоценное яро-золото. Лик князя со словно бы выточенными из мрамора чертами был суров и грозен, а серые, как сталь, очи были направлены на низкорослого врага, на подлого захватчика. Правитель высокий был подобен древнему Земнородному богатырю или даже полубогу. Спутники храбрые поддержали его боевым кличем, и князь поднял к небу свой наследный меч, который на солнце взметнулся вверх, точно пламя. Он остановился и крикнул супостатам:

– Совсем недавно прогнал я уродливых нелюдей обратно восвояси! Сталь моего меча упилась их кровью досыта. Сама Мать-Земля не принимала её! Теперь я пролью вашу кровь, и ваши головы полетят налево и направо. Я вызвал тебя на поединок, Хлод, чтобы решить всё по обычаям святой старины в славном поединке между нами. Ты принимаешь мой вызов?

– Да, принимаю! – крякнул резко князь карлов и тут же вскочил на ноги, выхватил самострел золочёный и пустил стрелу прямо в голову князю горцев.

Доблестный правитель не ожидал такого хода событий и ничего не смог поделать. Он не успел даже заслониться щитом крепким, и стрела калёная вонзилась ему в глаз. Страшная боль пронеслась по телу, и кровь залила уцелевшее око.

– Бесчестная тварь! – выкрикнул князь горцев, и дружинники верные заслонили его щитами. – Ты нарушил заветы воинов! Нарушил правила!

– Я тот, кто их пишет, а не соблюдает! – съязвил Хлод и густо рассмеялся. Вслед за тем он повернулся к своим воинам и крикнул что было мочи: – Убейте их! А главное, убейте князя!

После этих слов Хлод уселся поудобнее в своей повозке и поспешил прочь, велев вознице уезжать как можно быстрее. Своему доверенному телохранителю, также пребывавшему рядом с ним, он велел вострубить в рог огромный, чей голос басовитый многократно отозвался в окрестных холмах и горных отрогах. Это был приказ к наступлению.

– Шакал ничтожный! – кричал вслед государю карлов Тагнарах. – Ты жалкое подобие князя, в тебе нет чести, мразь! Пусть будет проклят весь твой род до последнего колена!

Тем временем вся свита государя карлов кинулась в сторону соратников Тагнараха, которые успели усадить своего князя в седло и уже неслись обратно в Рихог. Но бесчестные преследователи не собирались нагонять их, тем более что низкорослые кони-тяжеловозы, больше похожие на пони, вряд ли могли тягаться в скорости с потомками породистых коней Роха. Потому карлы достали самострелы и выстрелили дружинникам князя горцев в спины. Многих сразили эти стрелы. Убили они также коня под Тагнарахом, и сам князь свалился на землю, при этом сильно ударившись. Не успели его воины верные развернуться, как карлы уже выпустили в государя тьму стрел. Это было подлое и бесчестное убийство, нарушение всех священных правил поединков, настоящее святотатство. К сожалению, те немногочисленные дружинники, что были с князем, не смогли отбить его тело – карлы завладели им и сразили всех отважных удальцов, что пытались им помешать. Тут же голову потомка Роха отделили от тела и насадили на пику.

Воинство Рихога видело всё происходящее. Все воины уже готовы были стереть карлов с лица земли, вдавив их в грязь. А коварные враги того и добивались – они надеялись, что горцы не стерпят подобной дерзости и ринутся в бой, покинув выгодные позиции под защитой гор. Тагнарод, сын князя Тагнараха, и главы знатных родов, как могли, пытались удержать войско в повиновении. Но, к сожалению, всё произошло именно так, как хотели карлы. Ополченцы Нижнего конца точно сорвались с цепи и понеслись на врага. Вслед за этим и главы знати затрубили к наступлению, понимая, что нельзя бросать ополченцев одних. Воинство горцев двинулось в наступление.

И вот арихейцы сошлись в буре мечей с карлами коварными, щиты ударились о щиты, послышался лязг железа и скрежет стали. Засвистели стрелы. Кровь полилась ручьём. Потеряв порядок и строй, ополчение было быстро смято уверенным строем вражеских копейщиков. Ополченцы ударились в смятение и дрогнули, начав убегать обратно в город. Тогда горцы-мечники схлестнулись с копейщиками карлов, прикрыв отступающих. Конница знати тем временем смогла зайти с флангов в строй врагов и рассеять их ряды.

– Защищайте свой край, горцы! – кричал ополченцам Дорогаст, держа в руках знамя своего рода. – Защищайте отчизну стародревнюю! Дайте отпор этим жалким недомеркам! Не позорьте свой род – вас бьют кроснята! С Небом в сердце!

Многих из ополченцев Дорогасту удалось снова собрать и вернуть в строй. Вместе с этими ратниками сын Кремлемира прорвался к осадным орудиям врага и захватил многие из них. К этому времени конники почти одолели низкорослых карликов-копейщиков. И вдруг, когда казалось, что победа уже рядом, в Рихоге раздались призывные рога. Карлы каким-то образом провели вторую часть своего войска по пещерам и ходам нелюдей и вышли оттуда, откуда не столь давно нагрянули дикари. Оставшиеся в городе подростки-лучники осыпали их градом стрел, но эти карлы были надёжно защищены своей бронёй, потому лишь немногие из них погибли от этих выстрелов. Зато, ворвавшись в Верхний конец, они тотчас бросились к лучникам и вскоре вырезали многих из них, а остальные сами разбежались по домам. Видя это, карлы стали врываться в дома и убивать тех, кто оказывал сопротивление.

Это сокрушило дух защитников Рихога. Часть из них бросились обратно к своим домам на защиту семей, и карлы убили их в спины копьями и стрелами, пущенными из смертельных самострелов. Бежавшие также подставили под удары своих товарищей по оружию, и многие горцы были повержены из-за этого – в их числе и бесстрашный Дорогаст, который погиб, защищая знамя рода Хванира. Тех, кто остался жив, карлы окружили.

– Сдавайтесь! – заявил показавшийся из-за рядов своих воинов князь карлов. – Вам ни к чему умирать и убивать свои семьи. Если вы сдадитесь, я дам приказ своим воинам прекратить убийства в вашем городе.

Видя, что положение безвыходное, Тагнарод, сын Тагнараха, согласился на эти условия.

– Мы сдаёмся! Ты победил, князь карлов. Труби в свои рога и вели остановить резню наших семей. Если ты не сделаешь это прямо сейчас, клянусь Небом и семью его высотами, я велю своим воинам продолжать бой, и мы будем биться до последней капли крови, пока последний из нас не будет убит или не убьет тебя лично, отомстив за свою семью и нашего государя.

Хлод тотчас велел трубить в горны, веля другой части своего войска остановить бесчинства в Рихоге.

– Мудрое решение! – промолвил он с важным видом, взглянув на Тагнарода.

– Я готов принести тебе присягу, великий князь! – промолвил вдруг Кремлемир, до того сражавшийся рядом с сыном Тагнараха. – Своей хитростью и мудростью ты показал, что достоин быть новым единым правителем наших народов. Своим пренебрежением дурацкими обычаями старины ты показал свою преданность нашему будущему, а не скованному обрядами прошлому. Воистину не будет лучше властителя в этих землях, чем достославный Хлод III!

Горцы неодобрительно загудели и закачали головами, некоторые сплюнули и засвистели. Даже молодой Тагнарод в ужасе прикрыл уста руками.

– Вот это другое дело! – буркнул карла седой в ответ на слова Кремлемира и наклонил голову, уже увенчанную короной златой, к горцу. – Клянись мне в верности!

Отец Итилмира подошёл к Хлоду и склонил колени. Не успел никто и слова вымолвить, как горец выхватил из ножен свой меч, блеснувший, точно искра, и пронзил горло князю карлов. Карлики-телохранители ахнули и тотчас же поразили несчастного Кремлемира своими мечами в живот и грудь.

– Слава Ариху! – крикнул храбрец и испустил дух.

Такую мужественную смерть принял Кремлемир, отец Итилмира, отважный воитель и лучший муж из рода Хванира.

Но не успело остыть тело Хлода III, как корону подхватил его сын – Хлод IV, ещё более изворотливый и жадный, ещё более коварный и злобный. Отдав почести своему мёртвому князю, карлы под водительством нового государя победоносно вошли в столицу горцев и подчинили себе пределы арихейского княжества.

Хлод IV велел собрать всех горцев на торговой площади, чтобы произнести свою речь. Зная, что его участь может быть такой же, как и участь его отца, он велел собрать многих жён и детей в окружение своих воинов, чтобы ни у кого из горцев не возникло желание на него напасть. Но понимая также, что не стоит унижать покорённый народ прямо сейчас, доводя его до последней черты, хитрый карлик, напротив, решил дать добрые обещания, чтобы горцы не удумали пойти на восстание.

– Слушайте меня, арихейские горцы! – воскликнул князь карлов, грозно озирая толпу. – Я Хлод IV, великий государь гор и подземелий. Мой отец, удумавший войну между нашими народами, сражён – пал в бою. Посмотрите, сколько крови пролито с нашей и вашей стороны, сколько сынов доблестных не вернутся домой, сколько отважных мужей не придут сегодня к жёнам. Разве этого мы все хотим? Нет, нет и нет! Мы всегда были друзьями, это всё непонятная жажда стяжательства заставила моего отца привести сюда войско. Я всегда был против этого! – Кто-то из свиты Хлода IV усмехнулся, вспоминая, как тот постоянно уговаривал отца напасть на горцев. – Но всё уже свершилось, и свершилось не по моей воле. Видят бессмертные боги, что это нападение не было моим желанием. Но теперь, когда ваш народ оказался под моей властью, я буду надёжно защищать его от нападений нелюдей и прочих злобных недругов. Многие воины вашего народа сложили головы в недавней борьбе с нелюдями, цвет лучших домов и родов потомков Ариха потускнел в этот лихой год. Потому теперь мы не можем оставить вас на произвол судьбы. Наши народы станут поистине братскими и многому научатся друг у друга. И пусть кровь-руда алая, пролитая сегодня на поле битвы, станет последней кровью, которая когда-либо пролилась у наших народов по вине дурных правителей. Тех самых правителей, что кроют народ непосильными налогами и поборами, которые насмехаются над тружениками, сидя на богатейших престолах, попивая зелено вино и пожирая, точно тучные свиньи, яства лучшего качества. Эти правители не ведают забот простых людей, а зачастую даже и воинов! Возрадуйтесь, мои подданные! Отныне нет таких правителей у наших народов, но вся власть принадлежит мне. И я освобождаю всех бедняков от налогов и поборов! Ни одна монетка не будет украдена богатыми у бедного народа арихейцев! – Тут многие горцы стали переговариваться и удивлённо смотреть друг на друга и на князя карлов, пока тот продолжал свою речь. – Не пристало правителю хвалить себя, но, видя ужасные качества наших прошлых государей, по вине которых разразилась эта война, я должен сказать и пару слов о себе. Я молод, мой ум не затуманен застарелой ненавистью или скупой жадностью. В отличие от своего отца, я не питаю вражды к арихейскому народу и всем сердцем желаю вам процветания и благополучия. И я достаточно мудр, чтобы помочь вам восстановить безопасность ваших детей и потомков. Сегодня же мы объявляем поход на нелюдей, чтобы защитить ваш народ от посягательств этих бездушных тварей. Вместе мы выбьем этих ублюдков с их насиженных мест и истребим их под корень!

Некоторые горцы даже захлопали этой речи. Она обнадёживала, и у многих появилась надежда на лучшее будущее, а главное – вера в то, что Хлод IV действительно желает добра арихейцам, раз готов вместе с ними проливать кровь карлов в борьбе против нелюдей. На самом деле он преследовал и свои интересы. Ведь до этого как раз участились нападения нелюдей на рудники карлов, поэтому борьба с этими дикарями была на руку прежде всего Хлоду и его народу.

– При нашей власти! – объявил Хлод напыщенно. – При нашей власти бедные станут вершить судьбы. Вы, друзья мои, – настоящий цвет народа! Бедные люди и настоящие труженики – вот на ком держится целое государство. И потому именно вам надлежит иметь при себе оружие, чтобы вы могли защитить себя от рабства.

Князь карлов лгал, совершенно не краснея. Ведь все горцы и так имели при себе оружие, иначе не было бы и ополчения. Зато множество знатных арихейцев, которые были наиболее умелыми воинами, опасными для власти Хлода, были разоружены. Им было запрещено носить при себе оружие и иметь его в своих домах. При этом карлы не стали забирать его себе, но по велению Хлода передали наиболее бедным горцам из Нижнего конца, а оставшееся – сложили на складе, доверив охранять своим ратникам. Так дорогое оружие знати оказалось у простых людей, которые даже не умели с ним толком обращаться. Однако иная судьба ожидала мечи и доспехи членов княжеского рода. Это оружие, овеянное славой и окутанное легендами, карлики переплавили в железный постамент, на который водрузили трон Хлода IV в Подземельном городе.

Так горцы утратили прежнюю вольницу. Так померк цвет их народа. Лучшие сыны благородных домов сложили головы в борьбе с нелюдями ужасными, были растоптаны карлами подлыми, а выжившие в этих кровавых схватках были оплёваны завистью низких и ничтожных, что долгие годы клокотала в сердцах кабацкой голи. В этот же день Тагнарод, единственный сын Тагнараха, был отправлен в изгнание – ему под страхом смерти было запрещено возвращаться в Рухрог. Однако карлы сдержали часть своих обещаний. Они действительно загнали нелюдей подальше в горы, пусть и не истребили их под корень, как говорил Хлод.

Этот день и последующая ночь запомнились на всю жизнь и Итилмиру. Именно тогда он лишился отца и брата. Бездыханные их тела привезли к ночи в дом и положили на столы. Всю ночь мать плакала над ними, трясясь от ужаса и горя. Подобный плач доносился почти из каждого соседнего дома. Потому эта ночь была прозвана в народе Ночью Плакальщиц.

Итилмир молча смотрел на белые лица своего отца и брата и не понимал, что теперь делать и какова будет завтрашняя жизнь. Казалось, если он уснёт, то завтра всё должно быть как раньше – отец снова будет поутру напевать что-то под нос, а брат весело делиться своими размышлениями за завтраком. Но нет, ничего этого больше не будет. И оттого слёзы наворачивались Итилмиру на глаза. Он знал, кого во всём винить: карлов, конечно же, карлов и их подлого князя, поправшего воинские заветы и честь. Однако вскоре сон начал одолевать Итилмира, и мальчик уснул.

Во сне Итилмир увидел поистине прекрасную картину. Он будто бы проснулся и всё действительно было как встарь: отец и оба брата живы, а он бегал по улице и веселился. «Хорошо, что всё снова так!» – думал мальчик и радовался. Вдруг отец позвал его к себе и сказал: «Не упивайся горем. Прошлого не воротишь – живи и помогай матери и нашему народу!» Тут Итилмир проснулся и понял, что всё это был сон, всего лишь сон, а не правда.

Похороны Кремлемира и Дорогаста прошли не так, как все ожидали. Карлы строго-настрого запретили горцам сжигать умерших по старому арихейскому обычаю. Ведь на это расходовалось дерево. «Это всего лишь ложный ритуал! – сказали они. – А дерево нам нужно для других важных дел. Ваши вымыслы не учитывают деловой истины». На самом деле карлы просто боялись сами соваться в Бусый лес, что рос к западу от Смарагдовых гор, а если и делали это, то очень неохотно. Многие из них, пойманные берегинами, и вовсе не возвращались оттуда. Поэтому они считали каждое срубленное дерево, не позволяя и горцам в этом деле быть, как они считали, расточительными.

Кремлемир и Дорогаст были погребены даже без гробов – в белых тканях. Не смогли с ними положить их верного оружия – ведь его карлы раздали бедноте. Оттого на душе у Итилмира и его матери Ольбеды было ещё тяжелее.

Нижний конец Рихога, однако, долго не лежал в руинах. Вскоре карлы помогли своим недавним врагам отстроить избы бревенчатые и разрушенные чертоги. Но многие постройки были сооружены уже в стиле карлов, в то время как арихейское зодчество постепенно приходило в упадок. Дворец Тагнараха и вовсе был перестроен для наместника князя карлов. Также карлы надёжно заложили туннели, по которым нелюди могли проникнуть в Рихог.

Вскоре среди горцев даже появились такие, кто слился со своими прежними недругами, и их подрастаюшие дети обещали быть коренастыми и широкими в плечах. Они скорее напоминали родичей карлов, нежели самых обычных людей. Среди вступивших в связи с карлами было больше женщин, которым не досталось мужей среди своего народа. Несмотря на то, что некоторые горцы препятствовали этому и готовы были взять в жёны по две или три девы, те, напротив, противились. Ведь их отцы и братья пали в битвах, и в итоге власть в семье постепенно перешла к недальновидным матерям, которые радовались таким бракам, полагая, что именно в смешении с карлами состоит будущее арихейского народа.

В последующие годы род Хванира пришёл в упадок, несмотря на то, что в нём не допускалось таких браков. Но, к счастью, в воспитании Итилмира Ольбеде помог её брат Ольбенир – дядя мальчика. Он очень кстати вернулся из путешествия на запад и помог поддержать какой-никакой порядок в доме.

Глава 2. Самородок

Шли годы. Под внимательной опекой дяди Ольбенира и своей матери Итилмир превратился из мальчика в мужа, достойного рода Хванира, который изревле славился витязями мудрыми и почти былинными удальцами. Итилмир вырос высоким и статным, в отличие от низкорослых потомков смешанных браков с карлами. Об арихейском происхождении говорили и его каштановые волосы, ниспадавшие на слегка покатый лоб, и серые, как боевой булат, очи, окаймлённые слегка выгоревшими ресницами. Лицо Итилмира было не круглое, как блин, да и не острое, как топор, но лишь слегка заострённое, с бледными округлыми щеками и небольшими, почти незаметными веснушками под глазами и на носу. Длинной бороды Итилмир не носил, а порой и вовсе её сбривал. После перенесённых ужасов нрав его стал жёстким, а ум трезвым. Можно было подумать, что он за свою жизнь прошел жестокую войну – такой отпечаток наложили на него потери родных в детстве.

К счастью, семье Итилмира удалось сохранить отчий дом – гнездо родовое, что принадлежало древнему роду Хванира целые века. У некоторых других знатных семейств дома были отобраны по указу местных общин, которым князь карлов дал такие полномочия. В этих общинах заседали старосты из числа самых отъявленных бездельников с подвешенными языками. Они умели быстро обвести простой люд вокруг пальца и с помощью своего деревенского красноречия сделать своё мнение мнением всех граждан. Но Ольбенир, дядя Итилмира, был человек ещё более красноречивый, с зычным голосом и буйным нравом, и ему удалось убедить общины местные в том, что потомки Хванира всегда благожелательно относились к крестьянам, пастухам и ремесленникам, а потому заслужили право сохранить своё вековое наследие. Старостам пришлось уступить, ибо людям нравился дядя Итилмира и его речи. Стоит сказать, что храмина, о которой идёт речь, была довольно большой и её давно присмотрел для себя и своей семьи один из старост – Брадо. Конечно, дом Итилмира был не такой высокий, как чертоги знатных карлов, которые поселились в стольном Рихоге за последние годы. Но для горца это жилище было вовсе не скромной обителью, потому завистник Брадо, не способный сам ни на подвиги, ни на честный труд, давно плёл козни против благородного семейства.

Тем не менее, семья Итилмира пусть и сохранила дом, но потеряла многие другие богатства. Встарь она владела множеством коней добрых, а весь род Хванира мог выставить сто всадников. Теперь общины забрали коней боевых и стали использовать их в качестве путевых. Однако у многих селян эти кони без должного ухода вскоре исхудали и стали не годны не только к бою, но и к путешествиям. Да и путешествовать-то эти селяне не путешествовали, если не считать поездки в деревни окрестные, которые и до этого были возможны на общинных телегах и их собственной скотине. Зачем старосты забрали коней у знатных родов, было непонятно даже им самим. «Пусть не жируют эти богатеи!» – отнекивались они.

Благо Итилмиру и его дяде позволили оставить себе двух добрых коней на выбор. Итилмир выбрал себе вороного скакуна, чёрного, как крили ворона, с длинной гривой, пышной, как баранье руно. Этот конь отличался от прочих тем, что во лбу у него был словно бы светлый месяц – белое пятно в форме растущей луны. За это он и получил своё имя – Месяц. Скакун этот был очень умён, о чём говорили его глаза, и он никогда не упускал мгновения понаблюдать за своим хозяином или за чем-нибудь ещё. Дядя Ольбенир же взял себе белую лошадь со звездой во лбу, имя которой было Солнце. И Месяц, и Солнце были представителями княжеской породы, выведенной ещё при старых государях Ариха.

Но кроме коней общины забрали в свою собственность овец и пастушьих собак, оставив Итилмиру лишь четверть прежнего поголовья домашней скотины. Эти овцы стали единственным достоянием молодого горца, не считая, разумеется, его дома. Ушли от своего хозяина также многие пастухи. Лишь трое верных старым обычаям пастырей остались со своим господином. Они только и успевали, что следить за овцами, а помогал им в том верный пёс Ферир старой породы, рыжий, как лис, и лохматый, как баран. Что забавно, он был толст, и когда ходил, казалось, что это катится шар, а не идёт пёс. Ещё щенком Ферира подарила сыну мать. Тогда Итилмиру было всего пятнадцать, и он души не чаял в своём питомце. Казалось, что Ферир понимал всё, как самый настоящий человек. Такому питомцу сразу досталась работа пастушьей собаки, гонявшей стада своего заботливого хозяина. Теперь и сам хозяин, бывало, присоединялся к своему псу, выполняя работу пастуха, когда трое верных пастырей не справлялись со своим делом.

Сказать правду, Итилмир сильно радел о своих овцах: он грезил, что благодаря им станет богаче, сберёт дружину хоробрую и прогонит карлов, да поставит на место зарвавшихся общинных старост. Время шло, овцы множились и жирели, от них не отставал и Ферир, тоже набиравший вес, и все были довольны жизнью, ибо казалось, что богатство уже близко, а вслед за ним и исполнение желаний. Но вскоре юношеские грёзы затмились новым горем. Когда Итилмиру уже стукнуло двадцать, мать умерла от удара – как видно, сердце Ольбеды, истерзанное многими потерями и лишениям, не выдержало. Сын с достоинством принял горечь этой утраты. Он не утратил разума и чистоты рассудка и не роптал на небеса и вышних богов за то, что отпустили его матери недолгий срок. Не стал Итилмир впадать и в ярость. Он пребывал в тихой печали, которая, несмотря на свою неочевидность, была очень глубока. И, казалось, именно в её глубине Итилмир стал видеть вещи более ясно.

Невзирая на запреты карлов и недовольство общинных старост, Итилмир и его дядя Ольбенир предали тело умершей огню по старому арихейскому обычаю, собрав на похоронах и поминках почти всех членов рода Хванира и многих других горцев. Но яства на том застолье были не слишком богаты, а напитки не так вкусны.

– В прежние времена, – сказал тогда Итилмир своим родичам, – когда знатных семейств было больше и они были сплочённее; когда горцы были свободны, род Хванира и моя семья были богаты и ни в чём себе не отказывали: ни в жареных вепрях, ни в медах сладких, ни даже в зелёных винах. Но те времена ушли, сгинули тенями в дубровах, замолкли отзвуками в горных теснинах и не видать их боле… Вкусите эти яства и напитки как прежние и не помышляйте о лучшем, если ваши взоры устремлены на благо только ваших семей и только ваших детей, а не на благо всего нашего народа!

Крода погребальная и речи Итилмира возбудили завистников, включая коварного Брадо, и они с новой силой принялись плести свои козни против славного семейства.

В ту пору многие выжившие в боях ветераны, а вместе с ними и подраставшие удальцы уже копили желание освободиться, выгнав ненавистных завоевателей. Их символом стали прекрасные синие цветы, именовавшиеся царскими глазками. Их они носили на одежде, и с каждым годом таких людей становилось всё больше. Они называли себя Возрождёнными и косо смотрели на всяческие заимствования у народа карлов, начиная с новых, резавших ухо словечек. Возрождённые обращались к своей древней вере, внимание к которой к тому времени уменьшилось, и почитали богов старого Ариха во главе со Сварговитом. Казалось, что это пробуждение сулит великое будущее.

После похорон матери Итилмира Возрождённые приметили молодого потомка Хванира, и через несколько дней пять человек пришли к нему в гости. В их числе был и Хоробрит, друг детства Итилмира.

– Здравия, благородный сын дома Хванира! – промолвил он, едва Итилмир открыл дверь и заметил пятерых человек с царскими глазками на одежде.

– И тебе привет, Хоробрит! – ответил Итилмир. – Заходи почаще. Сейчас у нас редко бывают гости, а тут сразу пятеро – вот так удача! Проходите.

– Да! – покачал головой Хоробрит и вошёл в дом вместе с товарищами. – Белеора ты знаешь не хуже моего, также со мной пришли Келармир, Иллиор и Всехвалир. Все трое – из рода Финруса.

Итилмир пожал всем руки и принялся накрывать на стол. Раньше этим занялись бы слуги ловкие, но теперь приходилось делать всё самому – подопечные едва успевали следить за овцами. Однако вскоре стол дубовый был накрыт белоснежной скатертью и на нём были расставлены расписные тарелки с яствами: немного баранины, овощей разного вида, яблок наливных, спелых ягод и прочих даров горных долин. Не забыл Итилмир и о стоялом вине, пару бутылок которого принёс из своего погреба глубокого. Это было добротное старое вино, какое пивали ещё арихейские князья.

Гости присели за стол, и Хоробрит воскликнул зычно:

– Слава Сварговиту и всем богам, что ниспослали нам эту обильную пищу! И слава роду Хванира, чьи потомки по сию пору чтят священные обычаи гостеприимства!

– Слава! – повторили остальные четверо спутников Хоробрита в один голос.

После этого они принялись вкушать яства, нахваливать спелые яблоки и вкусную баранину, запивая всё это крепким вином. Когда все наелись досыта и напились всласть, Хоробрит промолвил:

– Ты произнёс славную речь на похоронах, Итилмир! И похороны провёл по старому обряду, а это многого стоит: косых взглядов со стороны карлов и прямых с нашей стороны.

– С нашей стороны? – спросил Итилмир. – Неужто уже появилось что-то, что можно подразумевать под этими словами помимо нашего народа?

– Да, появилось, – продолжал Хоробрит. – На нашей стороне уже треть знатных родов и чуть меньше простого люда. Но и простой люд пробуждается, видя, как мы стремимся возродить былое величие нашего народа. Потому и величаем мы себя Возрождёнными. Недавно к нам присоединились жрецы нашей веры. Вчера мы принесли жертвы богам, и знаешь, вместе с пламенем жертвенным, трепыхавшимся на прохладном ветру, в наших сердцах с новой силой зажглась надежда. Эта же надежда, я вижу, пылает и в твоём сердце.

Итилмир даже несколько удивился, что столь внезапно он оказался поставлен перед тем вопросом, на который сам давно ответил. Он даже протрезвел от этого. Конечно, он жаждал возрождения своего народа, презирал власть карлов, но ему и в голову не приходило, что братство, которое он сам помышлял основать в будущем, уже существует. Это было даже несколько досадно, но в то же время словно сняло с его плеч груз тяжкий, ибо теперь ему не придётся брать на себя всю ответственность без раздела. Ведь кто-то уже основал целое движение и даже назвал его «Возрождённые».

– Почему же вы сразу мне не сказали? – спросил Итилмир.

– Не знаю, – ответил Хоробрит. – Действительно, не знаю, почему я сразу не пришёл к тебе, моему другу. Должно быть, совсем заработался. Но после твоей речи я точно опомнился, точно вышел из забытья. К тому же вчера к нам присоединился твой двоюродный брат Белеор.

Тут темноволосый Белеор поднял кружку, напомнив о себе.

– Рад, что мой род ещё не до конца обеднел удальцами, – ответил на это Итилмир.

– Наше дело благое! – продолжал Хоробрит. – Наше дело – раздуть пожар из тех искр, что мы ещё способны высечь из наших уст. Но действуем мы больше в тени. Твоя речь была очень хороша, но она привлекает пристальное внимание карлов и их пособников. Ты и сам знаком с этими ублюдками старостами. Они и мать свою продадут, если карлы выпустят закон, что так надо, и сестёр подложат под этих мерзких кроснят!

– Очень занятно! – сказал Итилмир, всё ещё обдумывая само существование братства Возрождённых. – Не думал, что горцы так быстро соберутся. Ну что ж, говоришь, значит, из тени действуете? Что это значит?

– Мы недавно добились того, что змееборцы снова не под запретом! – отвечал Хоробрит. – Теперь я возглавляю их. Уже успел набрать своих стрелков из числа Возрождённых. К нам присоединились и старые змееборцы. Они тоже разделяют наши идеи, а их опыт поистине драгоценен.

– Но что такое змееборцы без оружия? – спросил Итилмир.

– Наместник Хлеванг разрешил нам луки и стрелы, – сказал Хоробрит. – О мечах пока, к сожалению, речи не идёт. Но я вот что думаю: тебе можно как раз этим заняться. Я слышал, твой дядя знает одного местного кузнеца. Надо бы заказать у него меч – хотя бы тебе самому! – да спрятать его хорошенько. Так по-тихому нужно вооружить побольше народа. Поговори с дядей – пусть он даст кузнецу поручение. И вот! – Тут Хоробрит протянул Итилмиру синий цветок. – Держи. Это символ нашего грядущего Возрождения!

Вскоре небольшое пиршество было окончено и гости разошлись по домам. Итилмир вежливо проводил всех до двери и попрощался, сказав добрые напутствия. Остаток вечера у молодого горца было радостное настроение, впервые со дня смерти матери. Казалось, вот наконец-то он нашёл своё истинное призвание – то, к чему вела его жизнь, то, что предназначили для него Рожаницы вещие, пряхи Судьбы. И все грядущие страхи и опасности казались теперь мелкими и ничтожными на пути к славе и величию, а цветок в ладони согревал душу. С трудом Итилмиру удалось заснуть – казалось, не было сейчас человека счастливее его. Сердце молодое было преисполнено воодушевления, что нахлынуло приливом обильным, омывая доселе сокрытые перлы души. И юному потомку рода Хванира ещё предстояло узреть эти прекрасные жемчужины – белоснежные, как облака ходячие, и чёрные, словно беззвёздная ночь. Ибо страсть к призванию оголяет все стороны человеческого духа.

На следующий день Итилмир поднялся ни свет ни заря и тотчас поговорил с дядей Ольбениром, поведав ему свои мысли и убедив того заказать знакомому кузнецу оружие – длинный меч из булата крепкого.

– Вижу я в тебе перемену! – сказал дядя. – И думаю, это перемена к лучшему, ибо не пристало нашему славному народу ходить под пятой жадных карлов. Пусть началом нашей борьбы будет возвращение себе оружия. Вооружённый народ куда сложнее загнать под ярмо и заставить платить всякие дани и поборы! Ты принял верное решение, Итилмир, и я помогу тебе в этом нелёгком деле.

Решение было поистине верным, как и дело поистине нелёгким. Но Итилмир часто находил правильный выход из разного рода обстоятельств. Не менее часто он угадывал верный ответ на какой-либо вопрос. Иные не знали даже, где он находит такие хитроумные решения. Некоторые подлецы коварные, и в их числе злокозненный Брадо, даже поговаривали, что Итилмир знается с ведьмаками лесными и берегинами. Конечно, это было клеветой, и даже те, кто вовсю разглагольствовал об этом, сами в такую чушь не верили.

Сейчас решение Итилмира было навеяно не только его чутьём, но и словами и просьбами Хоробрита и той обстановкой, что сложилась вокруг братства Возрождённых. Горец твёрдо решил, что нельзя упустить возможность влиться в это течение и поймать волну, что вернёт арихейцам власть над собой. «Нельзя сидеть в стороне! – думал он. – Надо ухватить поток нашего времени и сбросить чужое иго, пока не поздно».

Этим же днём дядя Итилмира договорился со своим знакомым кузнецом Кровносом и заказал булатный меч. На его изготовление должна была уйти неделя. Всё это время Итилмир с нетерпением ждал новый клинок. Казалось, вместе с ним появится некая невиданная сила, способная перевернуть весь мир. Тем временем Итилмир всё чаще замечал на улицах людей, чьи одежды были украшены царскими глазками. Пару раз виделся он и с Хоробритом, но говорили они больше о жизни, не слишком касаясь замыслов большой величины.

И вот наступил день, когда Итилмир должен был получить свой новый меч. На этот же день молодой горец запланировал охоту, потому встал пораньше. С собой он взял силки, ловушки и охотничий лук. Такие луки, надо сказать, были дозволены горцам, ибо не пробивали доспехи карлов. Змееборцам же разрешили иметь при себе более сильные луки. Взяв с собой верного Ферира, Итилмир вскочил в седло и на коне вороном, на верном Месяце, пустился в путь-дорогу. Дома за главного остался дядя Ольбенир. Это был неясный зимний день, короткий и тусклый, потому Итилмир не думал задерживаться на охоте. Он хотел поймать пару тетеревов и тотчас вернуться обратно в город.

В этот же день нежданно-негаданно у стен Рихога стольного показался асилк с огромной дубиной, один из тех, у кого в голове по воле природы оказалось сплошное тесто. Огромный, как изваяние гранитное, он ушёл из своего жилища, что находилось высоко в горах, за едой. Однако искал он вовсе не дичь, которой обыкновенно утолял голод, а град богатый с людьми, овцами и даже коровами, о котором ему поведал друг, сказавший также, что горожане там совсем расслабились. Тем городом был Рихог. Великан услышал блеяние и мычание, и в желудке у него тотчас заурчало, словно что-то внутри него отозвалось мычащей в хлевах скотине.

Дозорный пост на стене Рихога был всего один, ибо начальник стражи счёл, что этого будет достаточно. Ведь никаких опасностей извне уже давно не появлялось. Стражники при этом не заметили асилка, потому как на дозоре стояло всего несколько карлов, которые беспечно пили брагу, а те стражи, что несли службу на улицах Рихога, нынче были в хоромах наместника, местного правителя, и слушали его речи о том, что надо делать с Возрождёнными.

Тем временем асилк перепрыгнул через стену. Великан этот, к слову, выглядел как истинный представитель своего племени: голова была что чан, меж глаз можно было не то что стрелу – меч положить, а нос был как осиновое полено. Ко всему прочему он был с ушами большими и редкой чёрной бородою, в которой виднелись остатки еды и питья и которая вилась да кудрявилась без всякого ухода. Очи у асилка были свирепые, дикие и яростные и сновали туда-сюда, как у безумного волка. Лапы у него были огромные и спускались до колен, столь же внушительны были и кулаки. Ходил асилк в жёсткой поношенной тунике, подпоясанной кушаком грубым, полотняным. Уже долгие годы носил он эту одёжу не снимаючи, потому кушак некогда рдяного цвета нынче выгорел на солнце и превратился в белёсый.

И вот уши асилка уловили блеяния овец в овчарне, а его нос учуял их запах. Чья была эта овчарня, можно догадаться, – Итилмира. Не теряя времени, асилк залез в неё и прямо там живьём съел почти всех овец, подлизав даже кровь, что накапала на пол. Блеяние испуганной до смерти скотины услыхал Ольбенир, который в ту пору был дома. Он схватил лук и дубинку и стремглав бросился в овчарню. Каков же был его испуг, когда вместо грабителей, которых он ожидал там увидеть, он узрел пред собой чудовище огромное, жевавшее одну из овец.

– Мать Земля! – воскликнул он в удивлении и уже собирался бежать прочь, как вдруг асилк схватил его своей лапищей.

– Ну-ка, кто это пожаловал? – пробурчал великан и, не ожидая ответа, свернул несчастному шею.

Так погиб Ольбенир, дядя Итилмира, славный воин и добрый горец. Не в бою с грозными ратями, не в сражении на поле боевом, не в поединке на острых клинках сложил он голову – бесчестно убил его асилк дикий.

Когда же злобный великан наелся вдоволь и почувствовал, что ничего уже не войдёт в его чрево, то решил позабавиться и себе на радость пошел крушить жилище Итилмира. Один взмах дубины – и половина дома исчезла, другой, третий – и от хором остался щебень, груда никчёмных развалин. Асилк сокрушил дом без всякой жалости, не посмотрев даже на красивую голову лебедя, венчавшую крышу. Второпях он не заметил, какими дивными узорами была разрисована вся крепкая дубовая дверь, как искусно была сделана кровля и как красив был в целом родовой дом достопочтенного горца. Да и вряд ли он мог насладиться подобным творением человеческих рук, ибо наслаждение ему приносило лишь разрушение и грубые, совершенно лишённые какого-либо вкуса увлечения. К несчастью, такие ничтожные души встречаются не только среди асилков, но и среди людского рода.

Разрушив дом, исполин ушёл бродить по городу, пугая людей и карлов, которые его встречали. Но большинство горожан в то время спали, ибо было утро раннее, морозное, а те из них, кто прогуливался по улицам или уже работал, попрятались в своих домах со страху, не успев даже поднять тревогу или сообщить стражникам. Дозорные же, которые остались на стенах, всё пили брагу да мёд хмельной, а какие даже похлёбывали винцо и до того обпились, что уснули прямо на дозоре ещё до того, как асилк начал свои бесчинства.

Между тем Итилмир, голодный, будто волк, вернулся с охоты, как он думал, домой. Ещё на торговой площади до него донеслись вести о том, что в городе объявился кровожадный асилк и его уже ловят карлы. Но этому он не придал большого значения, потому что обычно ничего серьёзного не случалось, а карлы брались за дело основательно. Но оказавшись на своей улице, горец увидел, что дом его разрушен, а на месте родового гнезда валяются лишь камни да балки. Сердце горца отчаянно забилось.

– Дядя! – вскрикнул он и, спешившись, бросился к дому.

Но если бы дядя и был под завалами, то найти его было бы очень сложно. Пришлось бы разобрать все эти груды камней и балок. В тщетной попытке найти родича Итилмир упал на колени и глубоко вдохнул. Казалось, что в эти мгновения на него обрушились не только новые беды, но и старые: гибель братьев и отца, смерть матери и теперь это. Тихая печаль зажглась ярким гневом. На миг Итилмир почувствовал, что весь смысл его существования потерян. Но в то же время бытие ощущалось таким живым и настоящим.

– Весь дом моей семьи теперь труха! – вскрикнул горец, взявшись за голову. – Кто посмел? Кто это посмел?!

И тут же он понял, кто виновен в разрушении его славного жилища – тот самый злобный великан, о котором люди говорили на площади. Только он мог учинить такое. Увидев, что двери в овчарню сломаны, а одна стена и вовсе проломлена, потомок рода Хванира ещё более укрепился в своём мнении. «Это точно асилк! – подумал он. – Мерзостное отродье Смарагдовых гор, ненавистник солнца и богов! Будь он проклят!»

Ферир тем временем что-то унюхал и побежал в овчарню. Итилмир, точно во сне, побрёл вслед за ним, то и дело спотыкаясь о камни разрушенного дома. В овчарне он надеялся увидеть целыми хотя бы немногих овец. Но зайдя внутрь, горец увидел, что все стены измазаны кровью, с балок свисают кишки, а разорванная в клочья скотина бездыханно валяется на земле. Где-то в углу забились три выживших овцы. Как известно, для горцев богатством являлся их скот, так что Итилмир был совсем разорён: овцы, овны и даже ягнята исчезли в прожорливой утробе асилка, а иные валялись растерзанные, будто ради забавы.

Осмотревшись в своей овчарне, которая теперь больше напоминала бойню, Итилмир вдруг увидел, что в одном из углов недалеко от входа лежит труп дяди Ольбенира, шея которого была свёрнута, а очи отверстые смотрели будто бы сквозь живое.

– Нет! – вскрикнул горец и остановился как вкопанный. – Как же так?

Он не мог поверить, что человек, не столь давно говоривший с ним, теперь лежит безжизненным телом, которому уже не суждено встать. Затем Итилмир осмотрел шею дяди и окончательно убедился в том, что вернуть его к жизни уже невозможно никакими способами. Теперь он остался один в этом мире, без близких людей. Конечно, род Хванира ещё существовал и другие родичи всегда готовы были помочь, но они не были хорошо знакомы Итилмиру, а дядя был последней близкой роднёй. Эта несравненная горечь потери всей семьи разожгла поистине звериную ярость внутри Итилмира. Со дна его души поднялись клубы ненависти к великану-разрушителю, к захватчикам-карлам, к горцам-предателям, ко всему, что ему до этого не нравилось. Это был разрыв с прежней жизнью, разрыв со всем, что ещё удерживало Итилмира от восстания против сложившихся порядков.

Тем временем Ферир, выбежав из овчарни, с удивлением и ужасом носился по дворам взад-вперед и заливался лаем столь громко, что его слышали за округу отсюда. Наверное, его слышал даже сам асилк, бродивший где-то по улицам, ежели не крушил ещё что-нибудь. Налаявшись всласть, пёс стал бегать по дворам и повергать в трепет не сколько сородичей, сколько людей и карлов, ещё не видевших великана. Узнав же, что откуда ни возьмись явился асилк, вышедшие посмотреть на безумную собаку тотчас прятались по глубококопанным погребам да по сырым подвалам.

Итилмир, тщетно побродив по улицам и отойдя немного от душевного оцепенения, отвёл коня к соседу, попросив его присмотреть за своим добрым Месяцем. Горец подумал и решил, что ему стоит поговорить с правителем местным, высокородным карлой, наместником самого князя карлов в Рихоге. «Эти проклятые кроснята обещали нам мир и безопасность, – рассуждал Итилмир. – Какие же жалкие ценности! Они собирают с нас подати, чтобы лишить нас труда стать мужами и воинами и защитить себя самим – вот ведь медвежья услуга. И не вижу я ни мира, ни безопасности – пусть изловят этого проклятого великана прежде, чем ещё раз раскрыть свой рот. Я сам снесу ему буйну голову, если им слабо!.. К тому же если они этого не сделают, наш народ ещё больше в них разуверится, а я приобрету себе уважение дерзкой и праведной речью».

Не успел Итилмир удалый и мысль додумать, как тотчас развернулся и пошёл к чертогу наместника Хлеванга. Надо сказать, этот дворец был одним из самых красивых мест в Рихоге. Он высился над бревенчатыми избами горцев словно палаты государя, и даже высокие храмины арихейской знати с теремами светлыми, обширными банями да с башенками дубовыми не могли тягаться с ним в красе и величии. К тому же половина из этих домов была отобрана общинными советами и пришла в запустение, поделенная между кабацкой голью. Однако в былые дни, когда чертог принадлежал князю горцев Тагнараху, он куда лучше вписывался в окружающие его здания, теперь же, перестроенный карлами, он, казалось, вступал с ними в схватку.

Тем временем на светлое лицо Итилмира пал поистине грозный вид. Он так сильно нахмурил брови, что глаз стало почти не видно, и так насупил нос, что встречавшие его горожане и вовсе его не узнавали. Верный пёс Ферир, случайно встретив своего хозяина в одном переулочке, тоже понёсся вместе за ним, вздымая из-под могучих лап мокрый снег. Каждый шаг приближал Итилмира к неминуемому противостоянию с наместником. Если бы горец удалый был более хитёр, он бы перед этим зашёл к Возрождённым и собрал побольше людей, чтобы явиться к карлам с почтенной публикой. Но, к сожалению, недавние события притупили его мысли быстрые и острый ум, посему он даже не подумал об этом.

Вскоре Итилмир вместе с Фериром, пройдя несколько узеньких улочек, усеянных невысокими избами да хибарами ветхими, пришёл к величавым палатам наместника – правителя в этих землях. Как уже было сказано, эти чертоги были поистине похожи на хоромы княженецкие или царский дворец. Со всех четырёх сторон палаты были обвиты колоннами приземистыми, над которыми нависали своды черномраморные, позолоченные утренним солнцем, а над сводами находился второй этаж, выложенный камнем белым, с широкими стеклянными окнами, закрывавшимися дубовыми ставенками. Кров был двускатный, деревянный и был покрашен золотой краскою.

И вот Итилмир и его пёс взошли по длинной лестнице и очутились перед парадными дверями, изукрашенными узорами в виде переплетающихся змееподобных чудовищ. Рядом с ними стояли два стражника, одетых в брони кольчатые, с посеребрёнными шишаками на головах.

– С собаками нельзя! – грозно сказал один из двух стражников.

– Да мне плевать! – тотчас вскрикнул Итилмир, со злобой глянув на карлика. – Великан мне дом снёс!

– А! – изронил стражник, потрясая своей длинной бурой бородой. – Это дело нехорошее. До нас докатился слух, что чьё-то жилище смёл с лица земли огромный асилк, невесть как очутившийся в городе.

– Но с собаками нельзя! – вставил своё слово второй стражник, положив руку на крыж своего меча булатного. – Оставь грязную псину здесь и входи.

– Мой благородный пёс пойдет со мной! – продолжал своё Итилмир. – Негоже славной собаке морозить хвост, а вам негоже тут стоять и ничего не делать, пока по городу бродит этот лиходей. Найдите его и убейте, пока я не собрал тут наш народ! – В то же мгновение Итилмир понял, как же он ошибся, что не взял с собой Возрождённых.

– Это не наше дело! – ответил надменно второй стражник. – А ты придержи язык, пока мы его не укоротили.

– Великана ищут по городу наши воины, – пояснил первый стражник. – А мы охраняем дворец наместника. Как поймают асилка, так и мы придём на расправу.

Не успел горец дерзкий ответить, как двери чертога распахнулись и из них, громко смеясь и говоря что-то на своём лязгающем языке, вышла целая толпа карлов в богатых одёжах. В этой толпе затерялись и сам Итилмир, и стражники. Видя это, горец не стал терять времени, ожидая разговора с упрямой охраной, и вместе с Фериром прошмыгнул внутрь. Сквозняк холодный дунул ему в спину и зашевелил его длинные волосы. Врата закрылись. Внутри оказалось душно и темно, и в полумраке зловеще заблистали очи карлов, которые сидели за столами дубовыми в углах чертога да похлёбывали сладкопенное винцо и похмельное пиво, заедая всякой закускою и дико смеясь. Итилмир поспешил вперёд, но постарался как следует оглядеться: на высоких каменных стенах, вдоль которых стояли колонны крепкие, горели немногочисленные светочи, а на полу, застеленном коврами дорогими, извивался безумный хоровод теней, пущенный карликами пьяными, всякими стражники да им самим. Вскоре горец заметил, что вместе с Фериром приковал к себе взоры почти всех обитателей чертога, потому он не стал терять время и, пройдя саженей тридцать по мягким коврам, оказался перед престолом наместника. Весь престол был окован ярым золотом да чистым серебром, изрисован узорами чудными, и вообще по красоте своей он наверняка был сравним с престолом самого князя карлов. На нём, болтая ногами короткими и стуча длинными ногтями о подлокотники, сидел сам наместник, одетый в богатые парчовые наряды. Его голову седовласую венчал дивной красы венец из червонного золота, а белая, что снег, борода, уплетённая в три косы, спускалась ему до самого пояса, украшенного яхонтами бесценными да другими драгоценными каменьями.

Вдруг двери, в которые вошёл Итилмир, открылись, и снова задул сквозняк. Сюда пришли те стражники, что не пускали внутрь Ферира. Как видно, они хотели выдворить отсюда горца и его лохматого товарища. Видя это, наместник перестал болтать ногами и сделал им жест рукой, чтобы они уходили обратно. Стражники повиновались и незамедлительно покинули чертог. Должно быть, карлика седого заинтересовал приход Итилмира и он хотел разбавить свой день какой-нибудь занятной историей. Продолжая стучать ногтями по подлокотникам, он бросил на пришельца пристальный взгляд из-под белоснежных бровей и осмотрел того с ног до головы. Итилмир в свою очередь тоже повнимательнее присмотрелся к карле и заметил, что его лицо, усеянное неглубокими морщинами, казалось одновременно спокойным и гневным, а синие, что лазурь, очи были полны тоскливой гордыни. И большой увесистый нос наместника, под которым топорщились жёсткими кольями усы, был горбат – видать, сломан в бою или в драке.

И вот наместник многозначительно приподнялся с престола, презрительно вытянув вперед шею в попытке получше разглядеть гостя, поглаживая при этом левой рукой длинную бороду, а правой опираясь на подлокотник. Осмотрев Итилмира, он промолвил грубым, но чистым голосом:

– Здравствуй, человече!

– И тебе привет, карла! – сказал в ответ горец, произнеся последнее слово с ноткой усмешки.

Наместник обошелся с Итилмиром сухо, так что и Итилмир не проявил должного уважения. Поначалу горец хотел назвать различные чины этого карлика седого, а вдобавок сказать, не хочет ли тот получить ещё десять чинов просто за долгое сидение на престоле, но язвить было некогда, ибо пришла пора рассказать об асилке туполобом и его бесчинствах.

– Я Итилмир из рода Хванира, сын Кремлемира! – представился наконец удалец.

После этого он поведал карлику всё как есть: о великане ужасном, об убитом дяде, разрушенном доме и своих бедах. Итилмир даже не забыл рассказать о съеденных овцах. Карлик же всё это внимательно выслушал и, отпив вино зелёное из резной серебряной чаши с гранёными рубинами, вымолвил:

– К наивеличайшему сожалению, все мои воины хоробрые, в том числе и стражи, заняты, ибо охраняют мои собственные чертоги, склады и прочие важные здания!

– Но асилка нужно поймать и убить или хотя бы прогнать из города! – бросил в ответ Итилмир, и его пёс важно гавкнул.

– Я не могу выделить воинов сверх необходимости, – продолжал своё карлик, важно при этом кашлянув. – И так уже пять моих ратников рыщут по городу. Сам диву даюсь, куда могла деться такая гора, как асилк: он словно растворился в толпе!

– Да это невозможно! – натянуто рассмеялся Итилмир. – Эта тварь будет и дальше творить бесчинства, убивая наш народ и круша его достояние, пока вы тут сидите и пьёте старое вино. Так что слезь со своего престола, возьми своих воинов, найди и прибей его! Делай то, что вы обещали исполнять, разоружив нас!

После этих слов лицо наместника Хлеванга стало куда более грозным: брови насупились, а в очах сверкнули огоньки ярости. Казалось, Итилмир разбудил этого карлика, до того пребывавшего в полусне. Наместник давно уже не слышал таких дерзких речей, поэтому они распалили в его сердце застарелую злобу. Не пытаясь сдерживаться, он крикнул во всю мочь:

– Жалкий пройдоха! Как смеешь ты дерзить мне – великому наместнику самого князя карлов Хлода IV?! Я не намерен рисковать целым чертогом, что перестраивали десять лет, ради злополучного асилка, которого могут убить несколько воинов. Чего доброго, он ещё разнесёт мой дом, пока мои воины будут за ним гоняться!

– Вот ты и явил свой лик! – вспылил Итилмир. – Позор на твою седую голову и на головы всех кроснят!

Последнее слово очень не понравилось наместнику Хлевангу. Кроснятами карлов называли горцы и в целом арихейцы. Низкому народу это имя было не по душе.

– Потише говори такие слова! – взревел наместник. – А лучше, дикарь, заткни свой рот! Не забывай, с кем ты говоришь! Я могу сейчас же бросить тебя в темницу и колесовать. Помни своё место – здесь мои урочища!

– Урочища эти наши, – не сдержался Итилмир. – А ты лишь следишь за ними, так исполняй свой долг и защищай людей от этой напасти!

– Пусть эта напасть хоть весь ваш род Хванира изведёт под корень! Мне плевать – главное, что устоит моя обитель! Уже пятнадцать ратников ищут этого асилка, куда больше? Может, мне послать к князю карлов за целым войском? Ни одного воина я более не дам!

Горец усмехнулся и покачал головой.

– На первый раз я тебя прощаю, но на второй ты будешь ночевать с крысами! – добавил тем временем наместник Хлеванг, вздёрнув брови.

После этого карла охмелевший заговорил вполголоса с подошедшим помощником.

– Как так мы проглядели это великанище, и как он ворвался в город, сам диву даюсь! – Хлеванг, конечно, говорил что-то ещё, но уже несвязно бормоча себе под нос, так что Итилмир его не слышал.

И вдруг наместник посмотрел на своих стражников, стоявших неподалёку от престола, и вскрикнул пьяным голосом:

– Вышвырните его отсюда! Бурин! Трондин! А вы что встали? Болдудин, ну-ка не отлынивай!

Четверо карлов во всеоружии окружили Итилмира, скрутили ему руки и, ударив в живот, потащили к дверям. Ферир ощетинился и тотчас вцепился в голень одному из них, отчего карлик взвыл, как северный тюлень, но устоял на ногах. Тем временем остальные уже оттащили Итилмира к дверям.

– Будешь знать, как повышать голос на великого наместника! – лязгнул зубами один из них, с бурнастой бородой, которого и звали Болдудин.

– Пошли вы все к чёрту, кроснята! – бросил в ответ Итилмир, нисколько не боясь этих стражников, и тут ему в лицо прилетел удар от кого-то из них.

После этого горца отважного выкинули в открытые двери и вслед за ним выгнали его верного пса, который уже заливался лаем громким на всю округу. Итилмир скатился вниз по лестницам, ударив себе ногу, и только затем заметил, что карлики ко всему прочему разбили ему нос.

– Убирайся отсюда, свиночеловек! – крикнул один из них сверху. – И свою псину забери!

– Мой пёс знатной породы! – бросил в ответ Итилмир. – А ты беспородная наместничья шавка!

Стражники не стали ничего говорить, лишь тот, с бурнастой бородой, плюнул вниз с лестницы. Тем временем Итилмир поднялся и, прихрамывая, пошёл в сторону ближайшего дома. «Надо сходить к общинному старосте, – думал про себя молодец. – Вряд ли он отрядит на поимку великана кого-нибудь из своей общины. Но его отказ только лишний раз покажет всю бесполезность этих проклятых общин». Вслед за тем у него в голове пролетела мысль, что он может прямо сейчас наткнуться на этого асилка, который всё ещё бродил по городу. «Будь что будет!» – подумал Итилмир и пошёл к старосте своего конца, которым был злокозненный Брадо.

Ровно через час, когда горец отважный, обойдя со своим псом половину города, уже стоял у дома старосты, а наместник рылся в погребе, ища хорошего винца, к величавым наместничьим хоромам явился откуда ни возьмись тот самый асилк. По всей видимости, он решил, что в самом большом здании будет больше всего скотины, которой можно набить желудок. Стражники его проглядели. Им казалось, будто он возник из-под земли, но скорее всего, его никто не заметил из-за того, что сами стражи со скуки решили выпить немного браги. Увидев огромную фигуру асилка, карлы подняли тревогу, дозорные задули в боевые рога. В считаные минуты стражники с копьями долгомерными наперевес, в три-четыре раза выше их самих, уже бежали к великану. Но было поздно: исполин одним мощным ударом своей любимой дубины проломил крышу чертога Хлеванга. Кровля упала и погребла под собой пышный зал наместника вместе с его престолом. К счастью, сам Хлеванг был в погребе, так что оказался жив и здоров, а все его гости, находившиеся прежде в зале, разошлись загодя и тоже не пострадали. Разрушив крышу, асилк тотчас засунул голову внутрь чертога и обнаружил, что внутри нет ни одной овцы и ни одной коровы. Увидев же стражников с копьями длинными, великан тотчас бросился прочь. Хоть он и был не большого ума, но решил не испытывать судьбу.

Не все стражники погнались за исполином, ибо нужно было ещё вытащить наместника из-под завалов. Потому вслед за асилком пошло десять приземистых копьеносцев, один из которых дул в рог и предупреждал тем самым жителей об опасности. Пока же подоспевшие горожане из числа карлов и оставшиеся стражи разгребали завалы, Хлеванг пил вино, заедая его медовыми булочками, что хранились в погребе. Больше занять себя там было нечем.

– Что произошло? – крикнул он из погреба своим стражам, что разгребали выход от упавшей кровли.

Хлеванг уже догадывался, что к его пленению причастен проклятый асилк.

– Великан! – ответил ему Болдудин, стражник с бурнастой бородой. – Пришёл и обрушил крышу, но мы его уже прогнали. Убежал – только пятками сверкал.

– Будь он проклят! – завопил наместник. – Эта крыша стоила двести золотых! Освободите меня быстрее! Я вспорю брюхо этой великанской швали!

Как дело коснулось его самого, Хлеванг тотчас нашёл и свободных воинов, и даже свободное время, чтобы лично убить великана.

Теперь же вернёмся к Итилмиру. Ещё до нападения на хоромы наместника он направился к общинному старосте Брадо. Тот жил недалеко от его дома (вернее, от того, что от него осталось), но относительно далеко от дворца наместника. Миновав узкие и длинные улочки – в общем, добрую половину города, Итилмир оказался прямо перед бревенчатой избою старосты. Это жилище было небольшим, меньшим, чем у самого Итилмира. Что касается самого жильца, то все люди знали, что староста Брадо был охоч до золота и давно хотел через общину прибрать к рукам родовой дом самого Итилмира. В довесок к этому Брадо не верил в богов. Как сам говорил, он уже многое повидал на своём веку, а вот чудес не видывал, и потому мифы древние, как, впрочем, и небылицы и глупые россказни, проходили мимо его ушей. Более того, Брадо презирал одновременно и сплетников, и тех, кто продолжал верить в божественное.

Брадо тоже был горцем, но уже в преклонном возрасте, в отличие от молодого Итилмира. Происходил он из старого пастушьего рода, однако занятие своих предков не любил, потому что хотел иметь много богатств, не прилагая при этом усилий. Как и Итилмир, Брадо сохранял своё истинное происхождение и не облачался в одежды карлов, как это делали некоторые недалёкие горцы, пытавшиеся выслужиться перед новыми хозяевами – таких, благо, было немного. Однако нельзя сказать, что староста не прилагал усилий к тому, чтобы быть у наместника Хлеванга на хорошем счету, но нарядам своих предков он не изменял.

Когда Итилмир, прихрамывая, подошёл к жилищу старосты, Брадо сидел на лавке около дома и дышал воздухом свежим, совершенно не опасаясь асилка. Сам по себе он был человек худощавый и костлявый, словно бы иссушенный временем, однако его очи прыткие блестели как у молодого. Голова уже давно облысела, а оставшиеся волосы стали белы, что молоко, но в бородке колючей ещё чернели тёмные волоски, напоминавшие о былой молодости. Уши старосты были не в размер велики для его узкого лица, а широкий нос, словно склон обрывчатый, нависал над белыми усами, под которыми прятались съёжившиеся от вида нежданного гостя губы.

– Привет, Брадо! – вымолвил горец, глянув в широко раскрытые очи старика, зелёные, что бучило болотное.

– И тебе привет, Итилмир! – ответил староста хриплым голосом. – Это кто же тебя так побил?

– Обо мне не беспокойся – со стражниками повздорил.

Тем временем, услыхав разговоры на улице, несколько человек из домов напротив жилища Брадо вышли на улицу послушать, что же там происходит.

– Рассказывай, что могло случиться и связано ли это с этим асилком ужасным – велел староста. – Меня, видишь, он не тронул, а говорят, кому-то дом в щепы разнёс и даже убил кого-то. Странно, что он не учинил здесь большего беспорядка, а меня, видишь, «авось» спас!

– Он убил моего дядю Ольбенира. И разнёс мой дом в эти самые щепы!

– Как так твой? – поразился староста, погладив свою бороду, в сравнение не годившуюся бороде наместника Хлеванга. – Неужто прям в щепы, как и говорят?

Итилмир усмехнулся про себя жалкой сущности Брадо. Его собеседника нисколько не волновала смерть человека, но о доме он беспокоился, будто о живом существе, да и то только потому, что не сможет больше прибрать его к своим рукам.

– Прямо в щепы, как и говорят! – ответил наконец Итилмир. – Хотя странно, что забившиеся по углам трусы уже успели столько наговорить и столько выслушать.

– Эх, а ведь мог отдать свой дом общине, тогда бы и не печалился сейчас так.

– Что ж ты не отдал свою жизнь богам в молодости, чтобы сейчас о ней не грустить? – передразнил Итилмир, и молчаливые зрители из соседских домов засмеялись.

– А просто богов никаких и нет, вот и не отдал, – едко ответил Брадо.

– Что ж тогда свою жену соседу не отдал, чтобы о ней не беспокоиться? – продолжал своё горец, отчего люди засмеялись ещё громче.

– Эх, а ведь какой хороший дом был, – молвил Брадо, будто бы не обращая внимания на последние слова Итилмира. – И что же теперь делать будешь?

– Может быть, ты что-то сделаешь?

Староста на то покачал важно головою, погладил рукою бородёнку острую, встал да, отряхнув свою шубейку потёртую, промолвил:

– Чем я могу тебе помочь? Быть может, выделить тебе на постройку нового дома яра-золота или серебра из казны общинной? Нет! Да и нужен тебе не дом, а месть. Да-да, я знаю это, ибо только она несёт прохладу в горячее сердце!

– Ну, так может, отправишь на поимку великана своих людей из общины?

– Этому не бывать, – ответил Брадо.

– Как видно, община ни на что больше и не годна, кроме как отнимать у людей их законное имущество, чтобы им воспользовался какой-нибудь старый дурак вроде тебя! У меня нет денег, чтобы нанимать охотников за великанами, а ты бы запросто мог созвать здешних мужиков да с ними и убить окаянного асилка, пока он не снёс полгорода! Или ты на карлов надеешься? – И тут Итилмир повернулся к людям, наблюдавшим за речами. – Так карлы хвалёные ничего делать не хотят – меня они только побили вчетвером, когда я пришёл в их хоромы и заявил обо всём. На моём лице доказательства! – Зрители на то покачали головами, назвав карлов никчёмными кроснятами и разбойниками.

Услыхав всё это, староста всполошился, а его глаза выпучились от удивления. Итилмир же облегчённо вздохнул – Брадо сейчас сам показал неспособность новых общин делать что-то действительно важное. Тем временем старик седовласый, полулысый воскликнул, придя в себя:

– Я не витязь, чтобы бегать за великанами по городу да по дремучим лесам али, чего доброго, по зыбким болотам! Да и никогда я не был воином – я из рода пастушьего.

– Вот и паси овец! – вскрикнул яро Итилмир. – Мужичина ты, деревенщина, вот и не лезь в старосты или в правители, или кем ты там себя возомнил, пёс? Не староста ты, а дурак!

– Сам ты дурак, пенёк молодой! – прикрикнул староста, и его лицо морщинистое налилось горячей кровью и зарумянилось. – Сам ты мужичина-деревенщина! Сам ты пёс!

– И это чучело огородное хочет отнимать дома у наших семей! – усмехнулся Итилмир. – Вот как жить без настоящих воинов, без силы и гордости! Когда надо таким старостам, так все равны и воины должны отдавать своих боевых коней, своё оружие и свои дома крестьянам. Должны, видите ли, делиться. А когда случается напасть, какой ещё не бывало, так эти старосты превращаются в мальчиков-пастушков, которые ни на что не способны. И кто вас защитит? Карлам ваши жизни неинтересны, и свидетельство тому – мой разбитый за правду нос.

Тут Брадо сжал кулаки и приготовился уже драться с Итилмиром, хотя тот бы сшиб его с ног одним ударом, а другим и вовсе отправил бы в обморок.

– Сейчас покажу тебе старую закалку! – взревел старик. – Мужиков он захотел созвать, я тебе созову мужиков! Загубить захотел пахарей добрых – они и меча в руках не держали, их асилк в два счёта прибьёт: на одну ладонь положит – другой прихлопнет.

Но тут вдруг из избушки старосты, увидав в окно происходящее, выскочила его жена, женщина полная, конопатая, с красными пухлыми щеками и большим вздёрнутым носом. Едва-едва она успела встать между мужем и Итилмиром, ибо муж уже вовсю лез в драку. Староста глянул ей в глаза и утих, словно провинившийся ребёнок, осознавший свой проступок.

Между тем к Итилмиру подошёл один из людей, что смотрели за перепалкой, и пожал тому руку.

– Мы разнесём твои слова среди народа, если ты не против, – сказал он. – Таких людей арихейскому народу и не хватает сейчас.

– Не против, а только за! – ответил Итилмир, улыбнувшись.

– Поговори, пожалуй, с Хоробритом и его змееборцами. Он, наверное, поможет тебе. Наши змееборцы за плату, думаю, сразят асилка. В конце концов, они-то воины и тем себе на жизнь и зарабатывают, что ходят на охоту да убивают всяких тварей.

– Спасибо за совет, друже. Хоробрит мне друг, потому именно к нему я теперь и собираюсь направиться.

Не успел Итилмир договорить, как послышался голос боевого рога, а вслед за ним звук удара и обрушения. Все тотчас устремились взглядами на холм, где стоял дворец Хлеванга и откуда всё это доносилось. Тогда-то и стало понятно, что это был шум крушения кровли наместничьего чертога, которую проломил великан. Итилмир тому даже порадовался. Однако самого великана никто не заметил, ибо из этой части города была видна противоположная сторона здания, а не та, у которой стоял уродливый асилк.

Поняв, что враг ещё в городе, молодой горец не стал задерживаться и, распрощавшись с горожанами, поддержавшими его в перепалке со старостой, поспешил к дому Хоробрита. Казалось, что он вновь ушёл ни с чем, однако теперь о нём лучше знали люди, и скоро весть об этой перепалке вместе с его словами должна была распространиться по всему Рихогу. Дед буйный ему на прощанье ничего даже и не выкрикнул, а лишь пригрозил кулаком тайком от жены. Проводив удальца взглядом, староста щуплый со своей супругой присели на берёзовую лавку подле окошка косящатого и вздохнули. Видно, решили отдохнуть и перевести дух. Все остальные разошлись по своим домам.

Так Брадо просидел какое-то время, и тут откуда ни возьмись явился асилк высокий, туполобый. Он крепко сжал в потёртой ладони дубину и занёс её над избою старосты. Муж и жена только и успели соскочить с лавки в сугроб, как асилк сильномогучий стал крушить избёнку. Дом старосты, хоть и маленький, но весьма добротный, обернулся грудой развалин: в разные стороны полетели брёвна да щепки, крыша повалилась на землю и чуть не задела того, кто прежде под ней жил. Тем временем мужики местные, раззадоренные словами Итилмира, сами ополчились против великана. Они бросились к разрушенной избе старосты: кто с оружием боевым, кто с вилами, топорами дроворубными да всякими кольями. Асилк, сделавши нехорошее дело да завидев их издалека, тотчас убежал прочь. Мужики же ринулись за ним, к ним присоединились и десять копьеносцев карлов, которые его преследовали от самого дворца наместника. Но, к сожалению или к счастью, погоня эта не увенчалась успехом. Великан безнаказанно перелез через стену городскую и скрылся в бору сосновом между предгорьями да дремучим лесом.

В этот день староста Брадо сразу же стал воином, каким прежде не хотел становиться и каким никогда не был. Конечно, стал воином – это звучит сильно. На самом деле он, как и наместник, просто решил отомстить асилку, ибо избушка его лежала в разрухе, а люди негодовали и горели жаждой возмездия: ведь великан сломал не только его дом, но и несколько сараев, которые попались ему на пути.

Тем временем Итилмир, с осторожностью пройдя по пустым улицам, пришёл к дому Хоробрита, своего друга из числа Возрождённых и предводителя змееборцев. Дом его, кстати, располагался достаточно близко к жилищу старосты. И вот Итилмир горемычный вошёл в заснеженный сад, что произрастал перед избою Хоробрита. За ним неотступно следовал и верный Ферир. Горец не спешил, потому позволил себе осмотреть яблони красивые, окованные инеем, с обмёрзлых ветвей которых свисали ледяные сосульки. Глянув по сторонам, он вскоре увидел, что хозяин сидит в саду на пеньке и держит наготове свой лук тетивчатый, ибо прослышал о великане. По лицу Хоробрита скользила лёгкая улыбка, а в серых очах будто бы томилось весёлье, и даже его брови были слегка приподняты.

– Здравствуй вовеки, Хоробрит! – возгласил Итилмир приветливо.

– И ты тоже здравствуй, мой друг! – ответил предводитель Змееборцев и повернулся лицом к гостю. – Зачем пожаловал? Ты же слышал, что по городу бродит проклятый асилк, круша здания?

– Пришёл искать помощи, – ответствовал горец.

– Зачем тебе моя помощь? – спросил Хоробрит, поправив свою зимнюю меховую шапку, из-под которой, точно колосья пшеничные, торчали светло-русые волосы. – И что у тебя с лицом?

– Что ж, друг, моего дядю убил тот самый великан. Он же разрушил мой дом и сожрал почти всех моих овец…

– Разрази его гром! Какой ужас! У меня даже слов нет… Пусть легка будет дорога Ольбенира до Небесного Крома. С тобой-то всё хорошо? Кто тебя так отделал?

– Это всё проклятые кроснята. Я пошёл к наместнику, чтобы потребовать от них поимки этого чудовища. Этой седой свинье не понравились мои речи, и меня выкинули из его дворца, разбив загодя нос.

– Так ты бы ко мне зашёл сначала! Мы бы вместе сходили, я бы взял с собой наших, и этот зазнавшийся боров вёл бы себя приличнее.

– Да, я тоже думаю, что стоило это сделать, но прошлого не воротишь. Я тогда ещё не совсем понимал, что вообще происходит. С Брадо ещё чуть не подрался. Этого дурня жена оттащила.

– Мерзкая тварь этот Брадо, – покачал головой Хоробрит.

– Правда, неплохую речь я произнёс перед народом. Сказал, что думаю про эти проклятые общины и их верховодцев.

– Видит Сварговит, это правильно! Хотя, возможно, рано привлекать к себе внимание. Ты, кстати, говорил, что дядя, мир его духу, должен был заказать меч у знакомого кузнеца. Меч-то не погребён в руинах твоего дома?

– Нет, ещё не успели забрать. Придётся самому это делать. И с кузнецом договариваться.

– Ничего, я с тобой схожу, всё уладим. А с асилком-то что делать будем? Мало того, что он убил твоего дядю и уничтожил оставшееся наследие, так он ещё и опасен в будущем. Вернется так в следующий раз и, того гляди, ещё кого-нибудь убьёт. Души людские наверняка уже объяты страхом, и подумай, как они встретят избавителя от этого страха.

– Это я тоже смекнул. Кроме дяди, у меня близких родичей не осталось, асилк убил последнего такого человека, и поверь, во мне сейчас ярость горит, словно тысяча солнц, я хочу смерти этого уродца всей душой! И я убью эту мерзкую тварь! – Последнее слово Итилмир проговорил сквозь зубы. – И если моя кровная месть сослужит мне и иную службу, тому я буду только рад. Если этим избавлю я наше племя славное от страха и тем самым удастся мне снискать светлую славу и народную любовь, я буду вне себя от счастья.

– Надо найти этого упыря. Только он уже убежал, наверное. Но ничего, отыщем и пристрелим.

– Я из него всю кровь выпущу! – процедив сквозь зубы, заключил Итилмир.

– А может, заставить его тебе новый дом выстроить? – пошутил Хоробрит. – Того гляди, и неплохую храмину сделает с мечом у горла. И не тебе одному.

И вдруг послышался треск и шум. Хоробрит вскочил, держа в руках лук, и устремил свой взор в ряды домов.

– Ничего толком не разглядеть, – с досадой сплюнул он. – Но, видать, это как раз проклятый великан рушит чей-то дом. Не убежал ещё.

Вскоре шум прекратился, но после этого ещё долго были слышны крики преследователей и причитающих горожан.

– Без меча соваться к нему не стоит, – покачал головой Хоробрит. – Возьмешь меч, я соберу своих ребят, и выследим этого урода зловредного до самого его гнезда.

Итилмир с этим согласился. После этого Хоробрит отвёл его умыться и осмотрел его нос. К счастью, он не был сломан. Друзья ещё долгое время говорили, и лишь когда стало ясно, что великан покинул Рихог, а стража и те добровольцы, что бросились за ним вдогонку, не смогли его поймать, горцы удалые отправились к разрушенному дому Итилмира. На улицах к тому времени стали появляться люди, которые, однако, передвигались всё ещё с опаской и осторожностью. Родовое гнездо рода Хванира было уничтожено, в чём Хоробрит убедился своими глазами. Горько было смотреть на раскиданные камни и развороченные балки, оставшиеся от прекрасного здания, бывшего когда-то Итилмиру родным домом, в уютных стенах которого он рос и проводил время с семьёй.

«Прошлого не воротишь», – подумал удалец и пошёл к соседу, у которого оставил доброго Месяца. Взяв коня, друзья отвезли тело дяди из овчарни к Хоробриту. По пути к ним прибежала лошадь Ольбенира со звездой во лбу – Солнце. Как видно, она всё это время где-то пряталась.

– Забирай её себе, Хоробрит! – сказал Итилмир. – Она сослужит тебе хорошую службу.

– Благодарю за щедрость, – ответил предводитель змееборцев, – особенно в таком положении.

– Наш путь приведёт к тому, что мы вернём своим родам множество коней, – молвил Итилмир. – Посему нет причин сейчас скупиться, жалея подарить другу одну лошадь. Но что насчёт похорон?

– Все приготовления сделают наши люди, – рёк Хоробрит. – Завтра я схожу к ним. Тебе же лучше отдохнуть и залечить ногу. Нам предстоит славная охота.

– Это будет не просто охота за великаном, но охота за сердцами нашего народа, – подытожил Итилмир.

К тому времени уже настала ночь и хрустальные очи звёзд проглянули в мрачном небе. День был окончен, и ничего не оставалось, как отправиться в царство снов. На ночь Итилмир, как можно догадаться, остался у своего друга. Вороного коня потомка Хванира и дарёного скакуна Хоробрит пристроил в своём сарае. Надо сказать, что он был гостеприимным и радушным хозяином, а в доме у него царили тепло и уют – истинный порядок, потому Итилмиру там было хорошо.

Жилище предводителя змееборцев состояло из прихожей, кухни, горницы и двух светлиц, соединённых с горницей коридором. В одной из этих спален как раз лёг на ночь Итилмир, а Ферир устроился в коридоре. Вскоре горец заснул под треск огня в печи, глядя в мутное косящатое окошко. Всю ночь он спал крепким богатырским сном, не отомкнув очей до самого утра. Наместник Хлеванг переночевал у своего родича, чертог которого немногим уступал его собственному в дни его величия, и тем был доволен. Староста Брадо вместе с женой проспал в гостинице промозглой: всю ночь ему снились недобрые сны, а за стеной кричала голь кабацкая – пьяные горцы, дравшиеся в горнице с такими же пьяными карлами.

Глава 3. Горный дух

Наконец ночный мрак рассеялся и всадник утра сменил всадника ночи: занялась заря, и солнце огнистое под крики горластых петухов взошло на высокий небосвод. Итилмир, как только отомкнул глаза, даже удивился тому, где он находится. Привычное место ночлега сменилось домом Хоробрита, но в то же мгновение он всё осознал, отчего печаль проникла в его сердце. Утрата близкого родича чувствовалась будто порез, который скоро вновь возбудил злость.

Поднявшись, Итилмир тотчас же вышел в горницу. Первым его встретил пёс. Старый друг же сидел в кресле посреди комнаты, покуривая трубку и пуская дымные кольца к потолку. Он смотрел в окно, выходившее на улицу, где лежал ослепительно белый снег, и напевал что-то себе под нос.

– Утро доброе! – воскликнул Хоробрит, увидев Итилмира.

– И тебе пусть оно будет столь же добрым! – отозвался Итилмир.

– Вижу, ты уже собрался. Что ж, поедим да отправимся к этому самому кузнецу за мечом. Я уже распорядился, чтобы змееборцы собрали дюжину лучших людей для нашей охоты, а также позаботились о теле твоего дяди да о коне вороном.

– И где мы встретимся с нашими спутниками?

– В Торговом конце. Как встретимся, так и отправимся в путь-дорогу – тянуть время не нужно.

Как сказали – так и сделали. Подкрепившись сытной бараниной и хлебом белоснеговым да накормив Ферира, друзья вместе с ним отправились в Торговый конец к местному кузнецу, с которым дядя Ольбенир ещё до своей смерти успел договориться об изготовлении нового меча. К счастью, Итилмир знал этого человека и его лавку, потому не составило труда его отыскать. Им был добродушный Кровнос, давний приятель Ольбенира. Он, к слову, был человек толстоватый и к тому же глуповатый, зато славился тем, что был умельцем на все руки и хорошим ковачом. В этот день кузнец был в хорошем настроении и готов был летать от счастья, и его усы длинные, колючие и засаленные, казалось, тоже готовы были вспорхнуть вместе с ним. Даже глубокие и юркие очи коваля забавно горели и излучали веселье, и он на радостях посапывал пухлым красным носом, а иногда и напевал какую песню. Неизвестно, отчего у этого человека было славное настроение, но ковач действительно больно уж развеселился.

– Привет тебе, Кровнос! – промолвил Итилмир.

– И тебе привет, Итилмир, и тебе, Хоробрит! – ответствовал коваль, покручивая ус, в то время как Хоробрит приподнял свою зимнюю меховую шапку в знак приветствия. – Что-то хотите приобрести? Тоже пострадали от этого проклятого великана и ищете инструменты?

– Нет, – ответил Итилмир. – Ты же помнишь, что мой дядя Ольбенир у тебя кое-что заказывал? Так вот, дядя мой погиб вчера – его убил этот туполобый асилк. В придачу он ещё и дом мой разрушил и сожрал, считай, всех овец.

– Ах ты ж батюшки! – воскликнул Кровнос в испуге. – Бедный друг. Когда же похороны будут?

– Этим займутся змееборцы, – вставил своё слово Хоробрит. – Мы поможем Итилмиру приготовить всё по старым обычаям.

– Это будет благопристойно, – покачал головой Кровнос. – Во всяком случае, примите мои соболезнования.

– Так что с заказом, который сделал мой дядя? – снова спросил Итилмир. – Он сделал его для меня, поэтому я хотел бы забрать это.

– Хм, а что за заказ? – спросил кузнец, сделав серьёзный вид, но подтвердив тем самым только свою глуповатость,

– Нечто острое, – пояснил горец.

– Что же это за заказ такой? – продолжал спрашивать кузнец, покручивая свои длинные усы.

– Нечто булатное.

– Надо подумать…

– Давай меч, кузнец! – вскрикнул удалец, забыв о вежливости и осторожности: в общении с такими людьми порой даже мудрецы седовласые теряют свою учтивость, не говоря уж о молодом горце.

– Тише, друг! – выговорил почти безмятежно кузнец. – Теперь вспомнил. Давай я закончу кое-какие дела, а ты подойдешь попозже. – И Кровнос продолжил заниматься своей работой.

– Дай мне мой заказ! – взревел Итилмир от ярости, после чего Хоробрит попытался его успокоить, чтобы не привлекать внимание.

– Ладно, ладно, – продолжал кузнец, покручивая свои длинные усы. – Что случилось? Неужели война начинается, а я не знаю? Надо тогда звонить в набат!

Последние слова Кровнос прокричал наивно и глупо, так что это развеселило Итилмира и он немного успокоился.

– Никакой войны, – с усмешкой ответил Хоробрит. – Мы просто собираемся устроить охоту на этого проклятого великана.

– Ну, это другое дело, – сказал Кровнос, протягивая Итилмиру завернутый в ткань меч, который в таком виде напоминал скорее свернутое одеяло. – Дядя уже внёс плату, поэтому забирай без всяких доплат.

– Благодарствую! – ответил Итилмир и взял свой заказ.

– Думаю, это не последний меч, который нам потребуется, – изрёк Хоробрит. – Нашим людям нужны мечи, копья, топорики боевые. Мы сполна оплатим тебе работу после того, как вернём себе наш край.

– Я, может, и глуповат немного, – признал Кровнос. – Но и я вижу, что при таком раскладе карлы здесь не задержатся долго. Посему буду лишь рад помочь тем, кто вскоре вернёт нам свободу. Приносите мне железо, даже бронзу, и вскоре я сделаю много всего для ваших бойцов, для Возрождённых, для змееборцев.

– Я рад это слышать, достопочтенный Кровнос! – молвил на то Хоробрит и пожал кузнецу руку. – Я дам указания своим людям, чтобы они приносили вам всё необходимое и получали в обмен верное оружие. – И стрелок наклонился к уху кузнеца и прошептал тому тайное слово, по которому можно было узнать, принадлежит ли человек к Возрождённым. – Если люди назовут тебе это слово, значит, их послал я.

Кровнос покачал головой и улыбнулся, оголив свои зубы.

– Так неужели этот исполин-уродец почти всех овец сожрал? – вновь спросил он у Итилмира, и вид его стал ещё серьёзней прежнего.

– Три овцы остались живы, – ответил сухо тот. – Вместе с мечом давай-ка вот этот щит. – И горец указал рукой на щит, стоявший в углу кузни, на что ковач задал вопрос:

– А зачем он тебе? – хотя на его месте подобало спросить, нужен ли щит и Хоробриту.

– Давай его сюда! – чуть ли не проревел Итилмир. – Сказал же, мы пойдём искать асилка и я прикончу его.

– И что же, ты собрался щитом его прикончить? – продолжал спрашивать кузнец. – Да и зачем это тебе?

После этих вопросов терпение Итилмира дало трещину, и он сам взял этот щит, расплатившись за него остатками своих денег. Вслед за тем горец поскорее распрощался с ковалём простодушным и пошёл в сторону ворот. Хоробрит едва успел поблагодарить кузнеца за помощь, сгладив неловкое впечатление от резкости своего друга, – ведь Кровнос был важен для всего движения Возрождённых, и поспешил за потомком Хванира. Трудолюбивый кузнец тем временем принялся за работу и стал выстукивать молотом тяжким причудливую музыку, напевая что-то себе под нос да посапывая.

В центре Торгового конца уже стояли верные лучники Хоробрита из числа змееборцев – целая дюжина молодцев, с виду слегка хмурых. Завидев их, двое друзей прибавили шагу. Вскоре Итилмир заметил, что некоторые стрелки держали в руках длинные тисовые луки. За спиной у них висели колчаны со стрелами калёными, вышитые серебристыми нитями, а на головах важно, словно подбочась, сидели шапки меху соболиного, весьма тёплые. Вся дюжина была в зимних одеждах: в толстых плащах из медвежьей шкуры и шерстяных безрукавках. Сам Итилмир, к слову, был облачён в кожаную броню, поверх которой красовалась безрукавка из заячьего меха. На голове же у него сидела шапка из куньего меха, довольно потёртая и старая. Так что выглядел горец весьма скромно.

Поравнявшись с лучниками, Хоробрит и Итилмир тотчас их поприветствовали. В ответ лучники также поздоровались и назвали Итилмиру свои имена. Некоторых удалец знал и без этого, поэтому всё обошлось кратким рукопожатием. В их числе были его двоюродный брат Белеор, Иллиор, Келармир и Всехвалир – с ними Хоробрит не столь давно наведывался в гости к Итилмиру. Имена остальных восьми змееборцев были таковы: Искр и Огнир, Градо и Радо, Славнород и Бравород, Брегомир и Старогорд. Последним двум Хоробрит велел отправиться к другим Возрождённым и сообщить им, что Кровнос теперь с ними и они могут пользоваться его услугами.

Едва Итилмир поприветствовал своих будущих спутников из числа людей Хоробрита и выслушал их имена, как зазвучали боевые рога и трубы – на площадь торговую явился сам наместник Хлеванг со строем своих лучших воинов, вооружённых до зубов, коих было двадцать. Карлы по самые колена были облачены в кольчуги длинные и, сверх того, защищены пластинчатыми доспехами. На головах у них сидели шеломы, украшенные сканью дивной и серебряной насечкою и закрывавшие почти всё лицо. Сам наместник щеголял в лучших доспехах, похожих на рыбью чешую, а вооружён был длинной секирой. Однако поступь его была не слишком тверда – казалось, он был ещё немного пьян, ибо не отошёл после пленения в погребе со стоялыми винами. Тем не менее Хлеванг поспешно забрался на возвышение, устроенное для глашатаев, и свистнул что было мочи. Народ на площади постепенно смолк и столпился вокруг того возвышения, чтобы послушать, что скажет наместник. Подошёл туда и Итилмир вместе с Хоробритом и остальными змееборцами. К тому времени Брегомир и Старогорд как раз уже вернулись.

– Слушайте, жители Рихога! – начал Хлеванг, кашлянув. – Все мы потрясены вчерашним нападением великана!

Тут толпа неодобрительно загудела, раздались голоса:

– И где была ваша хвалёная стража? Пила бражку?

– Где защита, которую вы обещали?

– Оружие отняли, а защищать не надо?

– Иди убивай великана! Убей его!

– Тихо! – вскрикнул Хлеванг. – Если вы будете прерывать меня, я велю своим стражам схватить каждого, кто осмелится открыть рот. Все мы потрясены. И я в том числе. Мой дом чуть ли не превратили в развалины, поэтому все ваши беды пересекаются с моими собственными. Я не меньше вашего хочу со всем разобраться. Поэтому я отобрал самых лучших своих воинов и вместе с ними лично пойду на охоту за этим проклятым великаном – и принесу его голову. В то же время мои доверенные люди разберутся со всей этой неурядицей в страже, и мы защитим город ещё надежнее, чем в старые времена.

– Так же, как защитили мой дом?! – выкрикнул Итилмир, и толпа перед ним расступилась. – Я Итилмир, сын Кремлемира, наследник достославного рода Хванира! Великан снёс моё родовое гнездо, убил моего дядю и сожрал моих овец. И я пришёл к вам за помощью. И что вы сделали? Ты, наместник, велел своим окаянным телохранителям избить меня и выкинуть. Вот вся ваша помощь! К моим бедам ты добавил ещё разбитое лицо! Вся устроенная вами, карлами, жизнь не подходит нам. Эти ваши жалкие общины тоже не способны ничем помочь в такой беде. Вы не можете создать ничего, что прижилось бы на нашей почве, как на родной! Зачем же вы нам тогда нужны?

Хлеванг, услыхав такие речи, дал знак своим воинам, чтобы они скрутили Итилмира, а сам выкрикнул:

– Этот проходимец нагло лжёт! Он не приходил в наш чертог и сейчас очерняет наше благое правление!

Воины наместника тем временем подбежали к Итилмиру и хотели его схватить, как вдруг целая дюжина стрел нацелилась прямо на них, а сам горец выхватил из ножен, закутанных в одеяло, свой новый меч. Видя опасность, верный Ферир вздыбил шерсть и оскалил пасть.

– Назад! – крикнул горец карлам. – Пока я не снёс вам буйны головы. Этот меч я взял для того, чтобы сразить асилка, но если вы мне будете в том мешать, то и сами испробуете его на своей шее!

Народ на площади возликовал и засвистел:

– Руки прочь от Итилмира!

– Он защищает нас!

Видя, что люди настроены против него и карлов, наместник Хлеванг сказал:

– Я не стану преследовать Итилмира за его ложь и преступление, каковым является ношение оружия и тем более угроза страже. И дерзких змееборцев я не стану преследовать. Но лишь при том условии, если Итилмир действительно отправится на охоту за асилком прямо сейчас и после того, как вернётся, сдаст оружие, как этого требует закон. Таково моё условие!

Итилмир вложил меч в ножны и улыбнулся:

– Пусть будет так, наместник! Благодарю за мудрое решение в такой непростой для нас час.

Конечно, он не собирался сдавать в будущем свой меч, но и устраивать схватку с наместником прямо сейчас не хотел. Ему ещё не хватало славы и народной любви, чтобы вести за собой людей. Потому надо было оставить для Хлеванга возможность показать свою власть и при этом не посрамиться перед народом, ибо, ударь наместник в грязь лицом, это повлекло бы за собой резню. Да и сам Хлеванг, как это было видно, не хотел, чтобы всё переросло в открытое противостояние, поэтому с осторожностью прощупывал настроения толпы.

Между тем сам Итилмир поднял меч и произнёс перед народом:

– Этим мечом я клянусь срубить голову мерзкому великану, учинившему все недавние бедствия. Клянусь я перед убитым дядей, что исполню долг кровной мести и перед своим народом, что избавлю вас от страха перед этой тварью! Знайте, я вернусь вместе со змееборцами в сиянии славы, потому ждите нашего возвращения – оно неизбежно, как восход солнца!

Горцы в ответ рукоплескали смелости и красноречию нового героя. «Скоро они уже и забудут про этого Итилмира, а с ним мы разделаемся, когда он вернётся», – думал тем временем Хлеванг.

Тут вдруг показался староста Брадо с толпою мужиков. Люди, которых он привёл, были облачены не в доспехи, а в безвкусно подобранные вещи, отнятые у благородных семейств через указы общин. Они вооружились взятым у тех же родов оружием, своими вилами и топорами и были неподстрижены и косматы: кто с бородами нечёсаными, кто со щетиною седою, а кто вообще немыт. Мужики эти скорее походили на разбойников, нежели на обычных людей. К слову, именно они и кричали за стенкой в гостинице, где спал староста, и именно они составляли костяк общины Брадо.

– Я тоже пойду за великаном, если наместник позволит! – промолвил староста. – И вместе со мной пойдут самые верные и отважные мужи из нашей общины.

– Это не лучшая затея! – тотчас ответил наместник. – Твои люди нужны здесь, чтобы в случае чего подавить нечестивых грабителей народа, которые могут захотеть вернуть себе награбленное. Для того и созданы наши общины. Потому оставайся здесь.

Староста на то ничего не ответил, но лишь нехотя кивнул головой.

Тем временем Итилмир вместе с дюжиной лучников и своим верным другом Хоробритом отправился к воротам Рихога. Поняв, что промешкал, наместник Хлеванг второпях сбежал с возвышения и поспешил за горцами. С ним пошли и его верные стражи-телохранители, расчищая дорогу от зевак и зрителей недавней словесной перепалки. Вслед за отрядом Хлеванга устремился и староста со своими мужиками, толкая мешавших людей, включая даже женщин. Как видно, Брадо решил просто присоединиться ко всей этой процессии, чтобы поважничать перед народом. Вскоре под рукоплескания толпы и всеобщий свист и гомон змееборцы, карлы и люди старосты вышли из отверстых ворот города на обширную горную равнину, вдоль которой тянулась широкая дорога.

Близлежащие долины, похороненные под одеялом снега, были залиты светом – солнце, светившее над горами холодными, пылало как слиток золота в сокровищнице и с усердием бросало свои копья-лучи на землю. Оно золотило облака и медленно-медленно, постепенно двигалось к вершинам свинцового, с синеватыми трещинами небосвода.

На горизонте был виден древний бор дремучий, среди карлов имевший мрачную славу. Они полагали, что в нём обитает нечистая сила – лешаки, упыри и волколаки. И горцы, и карлы называли этот бор Бусым лесом. И хотя обычно сосняки полны света, этот был сейчас хмур и тёмен, но лишь потому, что зима, дева суровая, окрасила его в бледные и тёмные цвета. Тем не менее сосны в нём были стройны и высились, как колонны в хоромах, а их кроны вздымались высоко в небо, точно ряды богатырских копий.

Между тем толпы людей, проводив охотников за великаном за ворота, рассеялись и разбрелись по своим делам. И пока все стояли в ожидании, какой путь избрать, внезапно впереди на поляне промелькнула тень сумрачная, точно окутанная тёмными волнами воздуха. Горцы и карлы тотчас поспешили к ней, очарованные таким чудом. И когда они, держа наготове оружие, подошли к одной одиноко стоящей сосне, к которой приблизилась эта тень, то заметили, что сама тень посветлела и стала лазурно-белой. Вскоре прояснились и черты лица. Это был человек, похожий на видение волшебное, очи его были бледны и заволочены туманом молочным, а длинный нос опускался почти на усы, которые переходили в окладистую бороду.

– Горный дух! – воскликнул Хлеванг, и все обомлели.

Карлам и горцам было известно, что горные духи были сынами Земли и Солнца. Но это не столь важно, а важно, что в горах они обладали великой силою, ибо были рождены на высоких склонах, на кряжах скалистых да в кромешной тьме пещер. А как известно из сказов стародревних, всего больше сила Земнородных там, где они появились на свет. Потому горные духи обитали высоко на ледяных пиках, где порою стояли их каменные терема, такие неприступные, что никто до них не добирался, а ежели кто и пытался достичь этих обителей, то их хозяева устраивали в горах лавины, обвалы, камнепады и другие нехорошие вещи, отчего этих урочищ, считай, никто не видел. Но обычно духи горные не вмешивались в дела людей, а лишь смотрели на них с высоты своих твердынь, отчего многие горцы о них позабыли, как, например, староста Брадо. Однако этот дух, видимо, решил вмешаться не только в жизнь людей, но и в жизнь карлов. Тем временем все стояли вне себя от удивления. Уста всех карлов и вовсе сомкнулись от трепета и не открывались даже с усилием. Змееборцы, напротив, сначала хотели даже запустить в духа стрелы чёрные, но решили, что этим лишь раздразнят его.

– Слушайте меня, смертные! – сказал слегка шипящим, но громовым голосом дух. – Слушайте меня вы, карлы, и вы, горцы! Ибо тот, кто слушает мудрые речи, благословлён высшими силами. Я ваш покровитель – горный дух Старогор! Склонитесь же ныне и покайтесь в ваших грехах и греховных мыслях, в ваших отступлениях перед божьими заветами.

Карлы тотчас преклонили колена, свесив свои бороды до самой земли. Этому же примеру последовали некоторые горцы, включая пару змееборцев. Увидев это, Хоробрит тотчас пнул их, отчего те свалились на землю, но вскоре поднялись и встали ровно и гордо, как и их сородичи.

– Наш народ молится стоя! – сказал тогда Итилмир горному духу. – Мы не склоняем колени даже перед богами и божичами, так что, при всём уважении, не склоним их и перед горным духом. Завет мы держим перед богами древнего Ариха; перед теми творцами высокими, которым приносил дары обильные ещё Рох Конедар; перед красой природной и медовым вдохновением; перед мощью наших родов и славой наших предков. Мы не кланяемся во искупление грехов – свои ошибки смываем мы слезами и потом, а если понадобится – кровью жертв и рудой врагов.

– Этим вы мне всегда и нравились, гордые арихейцы! – продолжал горный дух. – Но гордость есть грех, в надменность впали вы и ваши предки, за что и поплатились своей свободой.

– Гордость – не грех, – ответил на то Итилмир, – а зачастую благо. И если бы наш народ усвоил это ещё лучше, то и не попали бы мы под чужую власть. Упрекать кого-то за гордость своими корнями и своим достоинством, может лишь тот, у кого и вовсе никакого достоинства нет, а возможно, нет и разума.

– Дерзкие речи ты молвишь, – возгласил горный дух. – Но именно своей дерзостью вы, горцы, снискали себе почёт. Однако не забывайте, что облик мой может быть ликом страха и разрушения, посему мне не дерзите. Пусть сейчас вам не по нраву моё золотое слово, оно заронит в сердца сомневающихся свои ростки, и быть может, когда-нибудь они обратятся к истине.

– В этот час истина от них и сокроется! – вставил Итилмир, глядя на молчавшего наместника Хлеванга, который пребывал в небывалом трепете вместе со своими телохранителями.

– Пока же я вижу, – рёк далее горный дух, не обращая внимания на замечание удальца, – что вы и карлы чтите меня и моих сородичей так, как подобает вам на ступени своего развития. И не канули мы, горные духи, в забвение, словно в пропасть чёрную, как некоторые наши собратья, лишённые почтения. Хоть и не знали вы доселе моего имени громогласного, но вы чтили духов горных, значит, и меня тоже. За такое уважение ко мне вам должно воздать награду, но кому ее вручить? Людям али карлам? Вы все чтите меня с одинаковыми намерениями и с равным уважением, а двух наград я не имею, ибо в волшбе не столь силён. Итак, кто хочет заполучить мой подарок? Точно не ты, злой староста Брадо! Ты дерзил мне и не чтил меня. За это я лишаю тебя, гадкий человек, чести участвовать в этом великом состязании. Иди отсюда вместе со своими пропойцами!

Такие вот грубые слова молвил дух старосте. Карлы и горцы тому удивились, а Брадо и его мужикам неотёсанным, удивлённым до немоты, хочешь не хочешь, а пришлось уйти обратно в сторону городских ворот. Неторопливо, будто бы во сне, поплёлся старик к Рихогу, размышляя, стоит ли ему теперь почитать богов да божичей, коли он наяву встретил горного духа и получил от него на свой счёт жестокую укоризну. «Это никакой не бог, а чучело какое-то, – твердил он, – непонятно даже, дух это или человек. Небось, какой знахарь нам дым в глаза пустил. Но как он был похож на бога! Лучистый такой, бородатый и укоры мне бросал». Старосту изводили сомнения жуткие, коробил лютый страх, а кровь-руда алая бурлила в его сердце, как кипяток в котле. Когда Брадо очнулся от мыслей, то оказался уже в городе. Так ничего и не удумавши, а лишь попусту истерзавши себя, староста вместе со своими приспешниками отправился обратно в сырую гостиницу.

– Хорошо! – тем временем молвил гортанно Старогор, горный дух. – Теперь, когда это ничтожество покинуло нас, я вам расскажу о своём подарке. Я понимаю ваше смущение, ибо я не какой-нибудь там лесовик, я великий и могущественный горный дух! Итак, мой подарок получит наиболее достойный – тот, кто первым избавит люд честной от злобного асилка, устроившего вчера погром в Рихоге, и заберёт из его пещеры поганой волшебный камень – Самоцвет Тройной Красоты, и в субботний день принесёт его прямиком в моё святилище.

– И что же получит этот наиболее достойный? – спросил Итилмир.

– Он получит копьё меткое – чудесную сулицу, – ответил горный дух, – куда её ни бросишь, попадёт она прямо в цель и сама вернётся в руки!

– И что это за сулица? Что за умелец наложил на неё такие чары?

– Это очень старая сулица! – ответствовал хрипло Старогор и закрыл на мгновение глаза. – Это работа самого Каукиса, сына Земли и Солнца, что куёт и делает лучшее оружие. Он её и зачаровал.

– Слыхали мы о Каукисе! – промолвил наместник Хлеванг неожиданно даже для самого себя и запнулся. – Говорят, он живёт в Вутирне, на самом севере этих гор, куда даже зверь редко зарыскивает, а ещё говорят, что он похож на нас.

– Не знаю, – небрежно ответил дух, – это сейчас неважно.

– В таком случае, где же твоё святилище? – отважившись, спросил Хоробрит.

Дух вначале пробурчал что-то, а затем возгласил:

– Моё святилище в вашей столице – это Хоровод Камней, как вы его называете!

Итилмир был наслышан про Хоровод Камней и много раз его видел. Это были камни огромные, стоячие, словно замершие в круговой пляске, и о них старцы мудрые говаривали, что будто сделали их сильномогучие волоты, бродившие по земле в древние поры, – богатыри Земнородные. Однако простой народ тому не верил, а иные пускали молву, что Хоровод Камней сделали какие-то кудесники. Другие же, более смекалистые и менее мечтательные, утверждали, что построили это чудо вовсе не богатыри и не волшебники, а асилки, которые в древние поры были мудрее и больше. Тем не менее сейчас это строение использовалось в качестве капища старых богов Ариха, потому для Итилмира было странно слышать о том, что какой-то горный дух считает это место посвящённым только ему. И тут удалец услышал голос наместника, который разбудил его от дум:

– Так что это за волшебный камень, который мы должны тебе принести?

Старогор вначале задумался, прищурил очи, но затем ответил, исподлобья глянув на Хлеванга:

– Этот камень великий создали встарь карлы, ваши предки, если мне не изменила память. Самоцвет Тройной Красоты нужен мне, чтобы восстановить свои силы после схватки со злобным Кощевитом! Этот проклятый супостат явился недавно в наши края, и мне пришлось сразиться с ним. К счастью, мне удалось защитить наш горный край, но силы мои оттого истощились, потому, если он явится вновь, у меня не будет мощи, дабы противостоять ему. Я чувствую, что этот камень где-то рядом – возможно, в Бусом лесу.

Тут Старогор указал пальцем в сторону ворот Рихога, и все обернулись: там ничего не было. Но когда охотники за великаном повернулись назад, то поняли, что горный дух исчез! «Испарился!» – заговорили некоторые карлы. «Как сквозь землю провалился» – добавили змееборцы. И долго ещё все стояли и искали взглядом Старогора: они были ошеломлены его появлением и столь же внезапным исчезновением. И меткое копьё – сулицу чудесную, о коей говорил горный дух, хотели все без исключения. Итилмир и змееборцы хотели заполучить его для освобождения своей страны. Герой с таким копьём быстро стал бы грозой карлов и величайшим воином, вокруг которого сплотился бы весь народ. Хлеванг же не мог допустить, чтобы такое опасное оружие попало в руки горцев. Завладев им сам, наместник окончательно бы принудил этот народ к подчинению, а затем и вовсе сверг бы самого князя карлов, заняв его престол.

Тем временем Итилмир и его спутники отделились от карлов и пошли на холодный север, к мрачным Смарагдовым горам. Их вёл рыжий Ферир, который взял след великана.

– Я лучше доверюсь своему псу, чем этому духу, – сказал Итилмир. – Мой Ферир приведёт нас прямиком к асилку, а карлы пусть делают что хотят.

И тут карлы кряжистые сдвинулись с места и мигом устремились на запад, в сосновый лес.

– Эти дураки поплелись в горы! – усмехнулся наместник Хлеванг. – Горный дух не будет врать – он дал нам подсказку, а эти тупоголовые горцы этого даже не поняли! Да и асилк тот, скорее всего, пришел из сосняка – в горах сейчас стоит стужа лютая, куда уж там ему выжить!

– Да очевидно, что он явился из леса, – согласился один из телохранителей – угрюмый Трондин, и карлы с наместником устремились в лес.

Так карлы и змееборцы разошлись разными путями: первые пустились на юго-запад, вторые, напротив, на северо-запад, но никто из них не знал, куда их приведут эти дороги.

Глава 4. Каменная берлога

Итилмир и стрелки пробирались через редколесье, покрытое белым платком снега. Они шли к горам, чьи вершины блистали на солнце красивым малиновым цветом и, казалось, манили к себе. Многие склоны этих гор были оголены и серы, зато у подножия, как жемчуг скатный, белел снег, а седые верхушки золотились, как сказочные короны, в лучах солнца, криницей бивших из прорех в хмурых облаках. Долина, в которой стоял Рихог, располагалась как раз в полукольце этих гор, и охотники за асилком направлялись к северному краю этой гряды.

Их вёл рыжий пёс Ферир, шедший по следу великана. Дюжина лучников двигалась тихо, почти без единого звука и шороха: лишь иногда кто-нибудь перешёптывался, и только в самых редких случаях змееборцы говорили в полную свою силу. Итилмир же шёл, как медведь в железных сапогах: порою он пел песни стародавние, какие поют истинные горцы и какие певали ещё его пращуры многомудрые, а иногда доставал из ножен меч булатный, любуясь красивым переливающимся клинком и узорной рукоятью.

Этот меч закалённый, сделанный умельцем Кровносом, был так красив, что ему мог позавидовать даже сам князь карлов. Лезвие, волнами светящееся на солнце, было остро с обеих сторон, и на нём древними арихейскими рунами был начертан девиз рода Хванира: «С Небом в сердце». С этими словами суровые пращуры Итилмира шли в бой и умирали за свой народ и его свободу. О том, чтобы на клинке был девиз, горец попросил сам, веля дяде заказать это грозное оружие. Но самой красивой была рукоять меча с яблоком, завитым как хвост доброго коня, и гардой в виде голов двух лебедей, в чьих глазах блестели драгоценные самоцветы – сапфиры, синие, как лазурь неба высокого, как вечный океан. Помимо этого, рукоять была позолоченной и сияла на солнце. Такой хорошо заточенный клинок, как этот, мог разрезать на лету кусок легкого сукна. Некоторые стрелки невольно завидовали такому оружию.

Солнце красное вскоре надолго скрылось за хмурыми облаками и лишь изредка проглядывало сквозь них, бросая на снег небывало чудесные краски, то золотя, то серебря его, порою делая его рдяным, а иной раз синеватым. Неизменными виднелись лишь коричневые стволы сосен высоких, которые, казалось, упирались верхушками в самое небо, прорывая ветвями пушистыми серую пелену. Путникам представлялось, что эти деревья-гиганты вздымались так высоко, что оказывались в океане небесной лазури, в океане спокойном и торжественном, в то время как снизу небо было заволочено облаками, укравшими эту прекрасную синеву.

На следующий день солнце ясное уже вовсе не показывалось, и горцы со скукой глядели на бескровное небо с редкими голубыми просветами, которые будто бы забыли заткать облачной пеленою девы-птицы, сёстры гроз. Под ногами всё так же шуршал снег, и вокруг раздавалось весёлое пение Итилмира.