Потерян в море бесплатное чтение

Пролог

Слабость поглощала тело, размывая очертания реальности. Команды офицеров, крики сражающихся, грохот орудий – смазывались в неясный гул, заполняющий собой разум. Ясное небо, ослепительно-голубое, простиралось наверху дрожащим маревом. Четким оставалось только лицо ожившего мертвеца, закрывающее собой небосвод. Острые черты, искаженные шрамами, зеленые глаза, полные отчаяния, и тонкие губы, с которых срывались слова. Слишком живой, чтобы быть реальным.

Когда-то ему говорили, что перед смертью нужно очистить душу. Раскаяться в грехах, отпустить обиды и смиренно уйти на покой, оставив после себя лишь светлую грусть. Но боль, выворачивающая внутренности, заставляла желать только одного: жизни.

– Нет-нет, ты не можешь бросить меня…

Голос мертвеца настойчиво прорывался сквозь пелену беспамятства, не давая окончательно провалиться во тьму. Если перед ним предстал призрак, давно погибшего человека, может быть, он и сам уже мертв?

– Ты заберешь меня?

С трудом задав вопрос мертвецу, он ощутил, как окружающее пространство меркнет. Последнее, что увидел: полупрозрачный силуэт многорукого чудовища, возникший позади призрака в ореоле зеленых вспышек. А после мир окончательно утонул во тьме.

Религия учит, что после смерти есть загробная жизнь, где каждая душа несет ответ за свои деяния. У древних греков это был Аид и его царство мертвых. Язычники севера остерегались чертогов Хельхейма, а христиане верили в Ад и Рай.

Вот только его не ждало Чистилище.

Благословенная темнота, лишенная боли, взорвалась десятками тысяч зеленых и красных огней. Они впивались в несуществующее тело и оплетали цепями душу, не пуская достичь чего-то невероятно важного и сжигая в своем пламени жизнь. Он пытался кричать и корчился в агонии, оплакивая и сам не зная что. Людей? Воспоминания? Прошлое? Или загробную жизнь, до которой так и не смог добраться? Ответа он не знал. А уже через полсотню ударов сердца, мир наполнился звуками и ощущениями.

Он вздохнул полной грудью, потерявшись в криках ужаса. Перед глазами появились десятки изображений, происходящих одновременно в нескольких местах: соседний корабль, лишенный мачт; матрос, застрявший на реях; человек, прыгающий за борт, и множество других, сменяющихся безумным калейдоскопом. Но он растерянно остановился на одном из них, где палубные доски поглощали тело мертвого мужчины. Дерево окрашивалось в алый, пока плоть исчезала среди щелей, будто отрывающих куски. Он видел эту картину под разными углами, и от этого его начинало мутить. Хотел коснуться своего лица, но вместе с рукой в воздух поднялись канаты и щупальца. Где-то хлопнула дверь и перекатилось ядро. Тело показалось слишком большим, неповоротливым и обладающим неясным числом лишних конечностей.

В голове всплыло слово, которым он теперь являлся: корабль. Но разве бывают такие парусники? Непонимание происходящего пробудило в сердце страх, а следом за ним пришла ярость. Не разбираясь и не задумываясь, он пытался дотянуться до каждого чужака рядом. Канаты и щупальца принялись хватать перепуганных людей, до которых получалось достать, и расшвыривать их в разные стороны.

– Дьявол… Это ты! Старик, это ты! – знакомый голос прорвался сквозь неистовство, которое он учинил.

Корабль замер. Попытался сфокусироваться на говорящем, и переборов тошноту, увидел его. Мужчина с немного безумным взглядом зеленых глаз цеплялся за фальшборт и смотрел прямо ему в душу.

– С ума сойти, – шептал человек, которого он не просто знал. Ощущал, как себя. – Господи, как такое возможно?

Целый вихрь чужих эмоций накрыл его. Вместе с ними пришли знания и понимание. Он – корабль, фрегат. Мужчина на борту – его человек, часть души. И они очень голодны и истощены. Канаты, держащие людей, сжались крепче.

Глава 1. Жизнь после жизни

Ласковые волны лазурного моря бережно касались обшивки "Отверженного", игриво пробегались по ракушкам на днище и соблазнительно пенились за кормой. То тут, то там виднелись дельфины, невесть как оказавшиеся близ гавани и теперь сопровождающие пиратов в открытую воду. Носовая фигура – безобразное чудовище с телом человека и головой осьминога, – цеплялась щупальцами за бушприт и паскудно скалилась. Команда пиратского судна уже давно привыкла к чудачествам Отверженного и, занятая отплытием, не обращала на него никакого внимания. Только молоденький юнга с короткой косичкой, подобранный капитаном в порту перед плаванием, то и дело косился на нос судна.

– Ну-ну, старик, не пугай мальца, – тихий шёпот дрожью прошелся по обшивке, проникая в камбуз. – Рано.

Капитан "Отверженного", известный во многих водах под прозвищем Фанатик, а на деле носящий имя Грахго, любовно прикоснулся к теплому дереву. Ладонь отозвалась привычным покалыванием, словно сотни маленьких молний разом впились в кожу – так реагировала жила жизни судна. Это ощущение было даровано не многим. Только самым везучим или живучим, что в ремесле пирата было одним и тем же. Матерый боцман сравнивал его с первым прикосновением шлюхи к девственнику, и не сказать, что он был далек от истины. По крайней мере, Отверженному это сравнение особенно нравилось.

– Че рот раззявил, крысеныш?!

Зычный бас старпома могли бы услышать и на берегу, что уж говорить о бедном юнге, стоявшем к нему совсем близко? Мальчишка подскочил, испуганно вжимая голову в плечи и прикрывая глаза. От этого смачный подзатыльник не стал менее болезненным.

– Кто за тебя палубу драить будет? Он?! – старпом кивком головы указал на носовую фигуру, чьи темные провалы глаз, казалось, впились в тощего пацана.

– Н-нет…

Юнга кинул испуганный взгляд на нос корабля. Отверженный пренебрежительно хмыкнул и дернул ротовыми щупальцами. От этого действия мальчишка, спешащий взять замызганную тряпку, запутался в своих же ногах, моментально растянувшись во весь небольшой рост на досках. Первым рассмеялся боцман, чей смех напоминал не то крики больной чайки, не то здорового осла. Его тут же подхватила остальная команда, заполнив маленький мир судна заразительным весельем. Отверженный раззявил пасть в беззвучном смехе вместе со своей командой, хаотично шевеля щупальцами и подергивая многочисленным такелажем.

– Вставай, парень, – Фанатик легко поднял юнца за шиворот, чуть щуря зеленые глаза из-за яркого солнца. – Я познакомлю тебя со своим братом.

– Как скажете, капитан, – пролепетал юнга, не до конца веря в происходящее.

Грахго уверенно и не торопясь направился на нос корабля, пока мальчишка робко семенил за ним по пятам, то и дело оглядываясь по сторонам. Отверженный чувствовал, как разнится их походка. И дело было даже не в самом шаге, а в жизни, что обитала в телах. Когда капитан ступал на судно, то по доскам сразу же разливалось тепло. Точно такое же тепло появлялось всякий раз, когда Отверженный входил в родную гавань, а канаты крепили к такой знакомой пристани. Для корабля Фанатик был сродни огню в зимнюю ночь. Горячий и опасный, но дарующий жизнь. От юнги веяло иным. Он был легким, пугливым, едва ощутимым. Слабым бризом, что появляется мимолетной иллюзией в штиль и исчезает быстрее, чем просоленные доски успеют им насладиться.

– Вообще, нам не обязательно идти к носу, – Грахго усмехнулся точно так же, как морда осьминога усмехалась до этого.

Фанатик взял юнгу за плечи, с силой выводя перед собой и подталкивая к борту, чтобы узорчатые щупальца и морда оказались у него прямо перед глазами. Совсем недавно мальчишка завороженно наблюдал за фрегатом с пристани, только мечтая оказаться частью команды, о которой по пиратскому городу ходило столько слухов. Теперь же, взирая на монументальную фигуру, являющую собой смесь человека и глубинного монстра, юнец уже не был так уверен в своем решении.

– Отверженный – это не только фигура. Это весь корабль от носа и до кормы, включая канаты и петли. Это глаза и уши капитана, – мужчина произносил слова негромко, наклонившись к самому уху мальчишки.

Отверженный видел, как в испуге расширяются тёмные глаза мальца, как белеют плотно сжатые губы. Ощущал сладкий страх, вызывающий слабую дрожь предвкушения у самого фрегата.

– Теперь ты один из нас, малец. Но запомни, – капитан выпрямился. Голос его изменился. Стал тягучим и глухим, напоминающим низкий рокот зверя, притаившегося меж скал: – запомни хорошенько. Мы не отдаем людей на корм акулам. Мы скармливаем их носовой фигуре…

– Плоть от плоти, – произнес старпом, крепко хватая юнгу за руки.

– Кровь от крови, – присоединился боцман, вытягивая левую руку паренька над палубой.

– Одна душа, – Фанатик полоснул кинжалом по ладони мальчишки.

– В жизни и после смерти, – подхватила команда.

Десятки алых капель упали на палубу, жадно впитываясь в начищенные доски. Юнга рухнул на колени, с суеверным ужасом взирая, как кровь исчезает без следа, пока в его голове еще гудела странная молитва команды. Переведя взгляд на изувеченную ладонь, мальчишка забыл, как дышать: кровь на порезе пенилась, словно на раскаленной сковородке, падая вниз розовой пеной и оставляя после себя затянувшийся шрам. Капитан по-отечески потрепал торчащие волосы юнги.

Отверженный улыбнулся.

В его власти теперь была еще одна душа.

***

Они покинули безбашенный порт Гар-Нуэра, что являлся сердцем пиратства на этих широтах, пять дней назад, оставив за кормой обломки быстроходной шхуны, случайно оказавшейся на пути. Добычи с нее было откровенно мало. Но команду это не сильно расстраивало. Они приняли встречу со старой "Омелией", как первый танец, обещавший размять мышцы и дарующий возможность вкусить слабый отголосок настоящей битвы. Отверженный не мог винить их в этом. Словно застоявшаяся в стойле породистая лошадка, корабль с удовольствием бросился в погоню, ощущая в воздухе запах кипящей крови в жилах матросов.

Но все имеет свой конец. Схватка закончилась, так и не успев разгореться в неистовый пожар, оставив после себя терпкое послевкусие испанского вина, найденного среди неважного скарба "Омелии". Один бочонок не смогли донести целым, и обжигающий напиток безобразными лужами растекся по палубе, смешиваясь с пролитой кровью и впитываясь в отполированные доски. Как оказалось, испанское вино могло вскружить голову и пиратскому фрегату. Иначе, как еще объяснить приподнятое настроение Отверженного, команда которого безуспешно пыталась убежать от шторма, надвигающегося с востока?

– Саром, – неуверенный голос юнги раздался недалеко от носовой фигуры, заставив осьминожью морду с любопытством повернуться к нему.

Саромом звали боцмана. Тот был низкорослым и бритоголовым, с разорванной на две части верхней губой и трехпалой левой рукой. Несмотря на устрашающий вид, Саром обладал добродушным нравом. Именно он вычищал прилипчивые водоросли из щупалец Отверженного и проверял швартовые.

– Чего тебе, Малёк?

Команда фрегата легко приняла юнгу, довольно быстро окрестив забавным прозвищем. Имени мальчишки никто не знал. Даже капитан, слышавший его на пирсе, когда принимал решение о пополнении, благополучно забыл. Иногда такое отношение называли глупостью. Но пиратам не важно было прошлое человека, его положение в обществе, грехи и благодетели – все это оставалось за бортом, стоило стать частью пиратского братства.

– Успеем ли?

Юнга с тревогой смотрел на небо, где огромная туча клубилась и ворчала, нагоняя быстроходный корабль все сильнее. Отверженный захохотал. Он раскинул руки в стороны, разрезая грудью, покрытой шрамами, неспокойные волны. Его пасть ловила солёные капли, звучно клацая зубами. И этот звук перекрывал даже рокот грома.

– На бухом-то корабле? – Саром недовольно скривился. – Не сегодня.

Малёк с надеждой посмотрел на капитана, сейчас замершего рядом с рулевым. Тот казался спокойным и уверенным, лишь плотно сжатые губы выдавали напряжение. Вот только команда не знала своего капитана настолько хорошо, чтобы понять это. Но Отверженному не было нужды оборачиваться, дабы знать, что Грахго напряжен и пребывает в ярости. Его гнев из-за выходки корабля волнами расходился по доскам, переползал на мачты и наполнял паруса, заставляя выжать хотя бы еще пару узлов. Фанатику не нужно было что-то говорить или делать. Достаточно было просто желать, чтобы Отверженный прочувствовал эти эмоции. И он их чувствовал. Столь же сильно, как холодные капли, падающие на раздутые паруса, как безумный ветер, что вот-вот должен был ударить в корму.

– Спустить паруса!

Короткая команда Фанатика разорвала иллюзорное спокойствие на палубе, напоминая пушечное ядро, выбивающее крошево из старой крепости. Пираты под беззвучный смех корабля бросились врассыпную, стремясь скорее выпустить ветер и накрепко привязать гитовы к реям.

– Шевелись, отбросы! – старпом ринулся к бизань-мачте, не решившись остаться в стороне. Да и не мог бывалый матрос этого сделать. Он никогда не довольствовался ролью наблюдателя, за что заслужил молчаливое, но безмерное уважение всей команды.

Отверженный с интересом следил, как здоровый морской волк карабкается по вантам на верхние реи. Его не зря прозвали Ловкий Эр. Мозолистые руки крепко держали намокшие канаты, а ноги еще ни разу не соскользнули. Стоило ли Отверженному помочь ему и сгладить удар первой, такой внезапной и сильной волны, что должна обрушиться на фрегат буквально сейчас? Морда осьминога исказилась в зловещей ухмылке.

"Нет. Не сегодня."

Горячая, прожигающая до киля, властность затянула призрачную узду на горле Отверженного. Сильные руки мягким, но неумолимым движением направили корабль на первую волну, заставляя фрегат оказаться на гребне и не позволяя воде погостить на палубе. Ловкий Эр удержался на вантах, сразу же продолжив свой путь. Неопытный юнга, вязавший канат у носа, – нет. Малька оторвало от палубы и бросило в беснующийся поток ледяной воды. Отверженный видел исказившееся в испуге лицо юнги, ощущал легкий укол страха где-то в трюме и мог поклясться, что слышал, как неистово бьется сердце мальчишки. Фрегат, все еще скованный чужой волей, не стал ждать трагичной развязки, поймав мальчишку у самой воды. Юнга оказался совсем близко к искривлённой пасти Отверженного, который даже сейчас купался в эйфории непогоды. Ледяные глыбы ударялась о фигуру, накрывая мальчишку с головой и заставляя раз за разом выплевывать соленую воду.

– Не сегодня, старик, – едва слышно с долей иронии прошептал Фанатик, занявший место рулевого, чтобы провести корабль сквозь шторм. Теперь капитану приходилось прикладывать меньше усилий на сдерживание фрегата.

В этот момент Отверженный, через шум диких волн, сумасшедшие завывания ветра и решительные крики людей, услышал ответ разгулявшейся стихии, словно помогающей фрегату оседлать очередную волну:

"Не сегодня."

***

Мрак.

Он клубился вокруг, переворачивался, лениво переползал в невесомости, грозясь ударить ядовитыми волнами в бок фрегата совсем как шторм, что рвал пространство еще недавно. Вот только теперь не было неба и воды. Не было соленых капель и качки. "Отверженный" завис в ничто. Только темнота, накрывающая мягким покрывалом, с редкими проблесками разномастных огней, что мимолетными искорками вспыхивали то тут, то там.

– Ого… – пораженно протянул юнга, замерев на носу корабля.

Но мрак не был полным.

Где-то впереди, закручивая спиралью миллионы разноцветных огней, горящих ярко и призывно, простиралось нечто. Оно манило и завораживало степенным движением не то магической энергией, не то силами самих богов. Отверженный привык называть это жизнью, капитан именовал их совсем иначе. Спираль казалась необъятной. Она, в противовес окружающей темноте, излучала мягкий свет, от которого внутри становилось тепло и спокойно.

– Это звезды, Малёк.

Голос капитана, потеряв громогласный тон после шторма, звучал хрипло и устало, напоминая гальку, что перекатывается под бурлящей пеной на каменистом берегу. Обернувшись, юнга увидел совершенно пустую палубу и Фанатика, стоявшего у штурвала. Грахго смотрел вперед, а невесть откуда взявшийся ветер играл с черными, как бездна вокруг, волосами капитана. Но лицо его даже сейчас, в минуты безмятежности, не утратило опасных, точно острие даги, черт. Он вселял необъяснимый страх в сердце юнги. Да и не только в его. Кто-то полагал, что дело в шрамах, украшавших хищное лицо Фанатика безобразными росчерками. Кто-то ставил бутылку рома на не самую добрую репутацию, которая гуляла о капитане по свободным водам. Ведь простые моряки и торговцы шептались, будто он, Фанатик, давно привык вгрызаться зубами в людское мясо. Но Отверженный точно знал, что дело в древней силе, скрытой в хрупком человеческом теле. Здесь, в невесомости, ее было видно особенно хорошо.

– Звезды? – глупо переспросил юнга, передергивая щуплыми плечами.

– Поднимая голову к небу в ночи, ты разве не гадал о том, что же там, за сотни верст от земли? – Грахго обвел взглядом темноту и всполохи, любуясь необычным, для простых людей, зрелищем.

Мальчишка смущенно молчал. Он чувствовал уверенность капитана, с которой тот вел корабль по плескающемуся вокруг мраку, и не мог понять, как они оказались здесь? Куда подевалась команда? И почему он, никчемный юнга, не подевался куда-то вместе с ними? Его смятения, страхи, волнения, подражая древоточцам, вгрызались в палубные доски, пытаясь оторвать от корабля кусок побольше. Лицо Отверженного исказила недовольная гримаса, а щупальца хаотично задвигались, цепляясь за корпус, канаты и бушприт. Грахго с нежностью провел ладонью по штурвалу, и волна мимолетного облегчения притупила ту боль, что невольно причинял кораблю юнга.

– Мир не состоит только из земли, парень.

Грахго плавно отпустил рукоять, отчего фрегат несильно повело. Отверженный, казавшийся в невесомости инородно, но невероятно гармонично, взял курс на спираль.

– Звезды, созвездия, мгла… Сам космос – это продолжение земли. Жизнь за пределами жизни, – Фанатик, шедший по палубе к юнге, жестко усмехнулся. Он кивнул на спираль: – Это галактика. Одна из многих. Скопление душ, закончивших земной путь. Некоторые из них горят ярко, другие едва сияют. Удивительно, что они вообще оказались здесь, а не стерлись в пыль, чтобы смешаться с мраком.

– Я не понимаю, капитан. Как… Как?

Только теперь Малёк, когда капитан подошел практически вплотную, заметил, как по коже Грахго пробегают паутины жил, испускающие едва различимый алый свет. Они терялись в волосах, делали зелень глаз ярче, скрывались под одеждой и плавно перетекали во фрегат, соединяя Фанатика с ним сотнями тысяч переходов. Страх юнги яростнее впился в дерево Отверженного.

– Успокойся, мальчик. Быть здесь – великий дар.

– Почему?

– Почему ты здесь или почему это дар? – капитан хмыкнул.

Он тяжело вздохнул, прикрывая глаза и опуская голову. Отверженный, повернувшись к говорившим, вгляделся черными провалами глазниц в лицо Грахго. Корабль и сам не знал ответы на некоторые вопросы. Капитан надежно хранил их, не давая любопытным щупальцам проникнуть в сундук своего сознания, тем более во сне. Но даже так Отверженный понимал слишком многое.

– Ты здесь, потому что так и не смог пережить свой первый шторм.

Смысл фразы, произнесенной тихо и спокойно, не сразу достиг разума юнги. Пораженный подобным заявлением, мальчишка замер.

– Дар, потому что Отверженный вернул тебе жизнь в обмен на некоторые из тех, что когда-то пожрал. Он ведь поедает не просто плоть, а душу… Она навеки остается пленником проклятого корабля, – мужчина слабо усмехнулся, скрывая злость за улыбкой. – Сегодня некоторые из них вновь обрели свободу. Посмотри!

Фанатик показал на носовую фигуру фрегата. На голове осьминога медленно таяли некоторые щупальца, растворяясь в окружающем мраке.

– Почему ты спас его, старик?

Вопрос оказался неожиданностью для корабля. Отверженный дернул головой, в недоумении пытаясь понять.

"Действительно. Почему?"

Корабль чувствовал, что ответ где-то рядом. Видел по глазам капитана, что тот его знает. И раздражался все больше от своего неведения и от этой игры. Хотелось броситься на капитана, выдавить нахальные глаза и расколоть череп, чтобы получить наконец то, что он, Отверженный, заслужил.

– Я чувствую вину, капитан.

Юнга лишь одной фразой смог перетянуть гнев корабля на себя. И пусть фрегат не знал, зачем и как спас мальчишку, он поразился, как его поступок мог быть встречен такой черной, невероятной неблагодарностью.

– Малёк… – Грахго положил ладонь на плечо юнги, заглядывая в глаза и с силой сжимая ладонь. – Оставь мораль на суше, ведь ты на пиратском корабле. Но если хочешь очистить свою совесть – благодаря тебе часть душ сегодня вышли из заточения, обретя свободу. Успокаивай себя этим, – последние слова прозвучали едко, больно, напоминая раскаленный нож, прижатый к открытой ране.

Но Отверженный уже не следил за мальчишкой. Он ощутил в эмоциях Фанатика обещание. Возможность узнать ответы без посторонних ушей. И это, помимо воли, наполнило его парус ветром.

– Пора возвращаться, парень, – капитан направился обратно к штурвалу. Однако, остановившись на ступенях, он с легкой улыбкой обернулся к юнге: – И помни: решишь раскрыть рот об этом хоть кому-то, и я отрежу тебе язык. – В голосе Фанатика проскользнуло нечто такое, что юнга не сомневался в серьезности угрозы.

Жилы на теле капитана разгорелись ярче, и фрегат ощутил прилив энергии, которая рисковала разорвать корпус похлеще залпа "Королевы Анны".

– Закрой глаза, Малёк. Шторм еще не наигрался на…

Последние слова Грахго потонули в реве ветра и шуме волн. Дерево застонало-заскрипело под напором стихии, и фрегат, начав переворачиваться, оказался в эпицентре бушующего шторма. Юнга согнулся пополам, выплевывая морскую воду и желчь, судорожно сжимая пальцами канат, когда чьи-то крепкие руки подхватили его за плечи.

– Держись, Малёк! – проорал Саром, пробираясь вместе с мальчишкой до спуска в трюм.

Глава 2. "Мотылек"

Бушующий шторм оказался не страшен “Отверженному” и его команде. Яростная стихия выплюнула слегка потрепанный фрегат где-то в районе Малых Антильских островов, что не сильно помешало планам капитана. Да и как можно было помешать столь простой цели, как поживиться золотом с торговых судов, случайно оказавшихся на пути? А потому, исправив небольшой ущерб, нанесенный штормом, и почтив память пары смытых в море товарищей кружкой рома, пираты спустили черный флаг и отправились на поиски добычи.

– Ты чего, Малёк? Неужто шторм так напугал? – Джеймс Джонсон, по прозвищу Чайка из-за татуировки крикливой птицы на правой щеке, прислонился спиной к фальшборту с насмешкой разглядывая вялого юнгу, который уже пять минут завязывал канат. Точнее пытался его завязать, но все было тщетно.

– Нет-нет! – мальчишка тут же замотал головой.

Он не хотел прослыть трусом, но разве мог сказать Чайке, что дело вовсе не в шторме? Как-то неуютно было ощущать себя воскрешенным усилиями странного корабля, особенно, когда это самое воскрешение никак не проявлялось. Мальку даже порой начинало казаться, что все души-звезды, галактики и летающий во мраке неба корабль мерещились ему, пока болтался тряпичной куклой в щупальцах Отверженного. Но затем он смотрел на скалящегося осьминога, ловил на себе пристальные взгляды капитана и понимал: все было реально.

– Да брось! Я когда впервые попал в шторм, думал обделаюсь от страха, ха-ха, – Чайка заухмылялся, растрепав и без того лохматые волосы юнги.

– Почему?

Мальчишка искренне удивился такому признанию. Джеймс казался ему сорвиголовой, который не ощущал страха. Уж больно отчаянно вел себя пират, с легкостью обезьяны взбираясь на реи, встречая большие волны с улыбкой и с готовностью кидаясь в драку даже против человека вдвое больше себя. Старая донья, у которой Малёк жил и работал последние годы, говорила, что у таких людей горячая голова. Раньше юнга не очень понимал как это, но теперь, наблюдая за Чайкой, все вставало на свои места.

– А ты попробуй провисеть на канате где-то за бортом, когда тебя то и дело швыряет из стороны в сторону!

– Ерунда, – Гарри-Порох, улыбчивый мужчина лет двадцати пяти с непослушной копной светлых волос, пренебрежительно махнул рукой. Оказалось, он все это время спокойно подслушивал их разговор. – Свой первый шторм я встречал на торговом судне, а вот после него вылавливали меня уже пираты “Зари”.

Пока юнга слушал рассказ, открыв рот, Чайка подозрительно прищурился.

– Как же не потонул, а? Брешешь небось, белобрысый!

– Зуб даю! – Порох, для достоверности, не иначе, двумя пальцами подцепил один из своих верхних зубов.

– Золотой? – невинно улыбнулся Малёк.

– Держи карман шире, мелочь, – Гарри отвесил пацану несильный подзатыльник под смех Чайки.

– Куда уши развесили, бездельники?

Саром, уперев кулаки в бока, недовольно взирал на веселую троицу. Стоило устроить им выволочку для профилактики, но боцману не очень хотелось этого делать. После шторма юнга, и так подглядывающий на пиратов с опаской, стал совсем молчаливым и закрытым. А теперь, вон, шутить пытался.

– Мы учим Малька вязать узлы, Саром! – быстро нашелся Чайка, нагло улыбаясь.

– Один узел в четыре руки учите? – боцман приподнял бровь. – Совсем уж мозги растеряли? Ладно Гарри, – Саром махнул рукой в сторону главного канонира “Отверженного”, – у него от залпа пушек давно крыша течет, но ты-то Чайка куда?

– А я за компанию, – Джеймс примирительно приподнял руки, возвращаясь к своей работе.

Гарри-Порох не заставил себя долго ждать, поспешив убраться подальше от недовольного боцмана. Саром проводил их взглядом, а затем обернулся к приунывшему юнге.

– Ну что, Малёк? Я покажу тебе простецкий узел. Но потом подойти обязательно к Келпи, скажешь я послал. Он научит тебя вязать лучшие узлы во всем Гар-Нуэра.

– А как мне найти Келпи?

– Это рыжий ирландец без одного уха. Гляди…

Боцман споро показал юнге простой, но крепкий узел, которым можно было закрепить канат. Вот только это все равно не освобождало пацана от науки морских узлов, которую ему теперь обязательно нужно было постичь.

***

Капитанский мостик был непривычно пуст. Грахго прогнал всех, лично встав у штурвала и теперь ведя фрегат только ему известным маршрутом. Те, кто плавал с Фанатиком не первый год, знали – он любит сам править кораблем, но остается на мостике один лишь в те минуты, когда что-то усиленно обдумывает. Тогда некая мысль не дает капитану находится в тесных стенах каюты, а окружающие люди не позволяют поймать ее за хвост. Подобное происходит не часто, но заканчивается всегда чем-то, поистине, грандиозным. В прошлый раз пушки “Отверженного” разнесли в клочья приморский городок, где должен был появиться новый губернатор из далекой Испании, а команда разжилась полным трюмом золота и серебра, обчищая руины. В другой раз, Грахго погнал фрегат в тяжелое плавание до Малабарского побережья Индии. Ходили слухи, будто “Отверженный” скрывался от гнева короны, чьи военные суда рыскали по всему бассейну Карибского моря несколько месяцев. Но истинную причину знал только сам капитан, который и получил свое прозвище за подобные трюки и мелькающее во взгляде безумство.

Вот и сейчас команда корабля застыла в напряженном ожидании, нет-нет, да бросая заинтересованные взгляды на сосредоточенного Грахго. Но как бы не терзало любопытство разум пиратов, беспокоить Фанатика не смел никто. Если кто-нибудь собьет его с мысли из-за пустяка, то ощутит всю глубину ярости, которую только может испытывать человек. В гневе капитан был действительно страшен и непредсказуем. Одним из живых примеров этого являлся Мартин, который не вовремя подошел к Фанатику с сомнительным предложением и чуть не обзавелся дыркой в голове. Капитан пустил пулю настолько близко, что та прочертила кровавый след на левом виске и снесла кончик уха.

“Ты так и не ответил.”

Отверженный был единственным, пожалуй, кто не страшился гнева Грахго. Возможно, потому что капитан никогда по-настоящему и не злился на свой корабль? Порой фрегату казалось, что внутри себя Фанатик прячет вину перед ним, а потому оправдывает каждый поступок. Но сказать наверняка Отверженный не брался.

– А тебе все еще интересно? – шепот капитана едва ли мог потревожить воздух, настолько слабо тот раскрывал губы, отвечая. Однако фрегат явственно ощутил в голове насмешку. Грахго вновь дразнил его.

“Да. Я хочу знать, почему спас мальчишку.”

– Но я-то не могу знать наверняка. Только предполагать.

Взгляд Фанатика упал на Малька, безуспешно пытавшегося справится со строптивым канатом. Он хорошо помнил, как еще совсем недавно встретил его на грязной улице близ кабака зубастой Мэри. Тощий, в драной рубахе с чужого плеча и с лохматыми волосами, чьи каштановые завитки падали на миндального цвета глаза, горевшие ненавистью и упрямством. Было в его движениях, чертах и даже взгляде что-то знакомое. Возможно, Грахго увидел в нем внутреннюю силу? А может вспомнил себя в его возрасте. Он не мог сказать точно, однако остановился и предложил стать частью команды. Малёк запальчиво ответил, что ненавидит пиратов, но наутро явился на пирс с опущенной головой и восхищением, появившемся на лице, стоило ему увидеть корабль.

“Хочу знать предположение.”

– Тогда ответь, почему ты сразу попросил взять его юнгой, стоило ему заикнуться об этом?

Тогда Грахго хотел проучить мальчишку, но Отверженный сразу же вступился за него, попросив взять на борт. Он был уверен, что из мальца получится прекрасный юнга, и не ошибся, как показала жизнь.

“Я увидел в нем желание жить”, – через непродолжительное молчание ответил фрегат.

– А в Гар-Нуэра он не жил?

“Существовал. Это было не его место и ему не положено было там быть. Он должен быть здесь.”

Подобное заявление немного запутало капитана, который невольно нахмурился. Цокнув, он спросил:

– И как ты это определил?

“Через чувства. Мальчишка горит ненавистью и хочет мести. Оставшись в порте, он бы, скорее всего, не достиг ничего, разделив судьбу остальных неудачников пиратского города.”

– Еще, давай, старик, скажи, что он мне мстить собрался, – ядовито заметил Грахго, хмыкнув.

“Не тебе. Кому-то другому.”

– И почему ты так уверен в этом?

“Я чувствую его страх и уважение, когда он смотрит в твою сторону. И, наверное, восхищение?”

Фанатик в жизни бы не признался: слова фрегата ему невероятно льстили. Оказалось, так приятно услышать, что в пока еще не испорченной душе ты вызываешь страх и восхищение. И если внешне это удалось скрыть, то внутренне частичка эмоций все-таки передалась кораблю, который тут же беззвучно захохотал.

– В общем, я думаю, ты вернул его по той же причине, почему так настаивал взять на борт. Вот только после твоих слов, я и не уверен, в чем она конкретно состоит.

История с воскрешением юнги была весьма интересна Грахго. Он очень хотел разобраться в ее природе, но пока не понимал, с какой стороны подступиться. Возможно, стоило поинтересоваться у местных аборигенов? Ведь именно они когда-то помогли капитану частично понять природу Отверженного и устройство галактик. И как бы Фанатику не хотелось больше никогда не возвращаться на те дикие берега, кажется, у него опять был слишком скудный выбор. Развить мысль дальше и посмотреть иные варианты помешал крик впередсмотрящего, находящегося в вороньем гнезде.

– Бриг справа по борту!

Капитан недобро улыбнулся, меняя курс фрегата. Команда радостно взревела, предвкушая веселье и надеясь на добрую добычу.

***

Залп картечи впился в бок фрегата, не задев команду, но оставив на обшивке царапины и сколы. Если бы Отверженный мог издавать звуки, то он бы заорал от боли и обиды. Но проклятый корабль был лишен такой возможности, а потому только скалил пасть в ужасающей гримасе, да тянулся такелажем к просевшему под грузом бригу. Топот ног и тяжесть у правого борта возвестили о готовности абордажной команды вступить в бой. Время мучительно тянулось, горькой смолой стекая по мачтам.

– Трусливые крысы, – старпом презрительно сплюнул, и Отверженный зашипел.

Мало того, что двуногие твари жалили его тело неумелой стрельбой, так Ловкий Эр еще имел наглость марать доски? Все же стоило смыть ублюдка в море, когда подвернулась такая возможность.

– Хах, неужто это панталоны их кэпа? – Саром хохотнул.

Команда "Мотылька" вывесила белый флаг в тот самый момент, когда щупальца фрегата облепили изящную фигуру нимфы на носу брига. Вырезанная не самыми последними мастерами и казавшейся живой, она имела все шансы сгинуть под напором Отверженного, утонув в бездонной глубине моря бесформенными обломками.

– Переговоры!

Жилистый моряк брига размахивал бело-серой тряпкой, подозрительно напоминающей панталоны, и орал во всю свою пропитую глотку.

– Переговоры! Мы хотим сдаться!

Отверженный был категорически против такого поворота. Он жаждал мести. Она пожаром выжигала изнутри всю его фигуру, заставляя сжимать щупальца сильнее. На нимфе появилась первая трещина, разделив нежное лицо на две кривые части.

– Вы слышали, псы?! – Фанатик криво усмехнулся, положив руку на пистоль, заткнутый за пояс. – Собрать ублюдков на палубе!

Пираты радостно заулыбались. Кто-то хохотнул, предвкушая легкую добычу. Но старпом в один миг прервал всеобщее веселье:

– Рты закрыли, – он прорычал это негромко, но так, что каждый на корабле смог расслышать. – Пока не свяжете торгашей, оружие не опускать!

Это было справедливым приказом. Каждый пират "Отверженного" это понимал. Они имели живой пример, демонстрирующий, что бывает, когда расслабляешься слишком рано. Саром улыбнулся, отчего его верхняя губа, словно ткань шатра, разделилась, обнажая кривые зубы и десну. Боцман заработал свою отметину лет пять назад. Тогда он еще плавали на юркой шхуне «Песнь сирены», и ее пираты также брали в плен корабль, что сдался практически без боя. По крайней мере, так по началу они думали, пока на корабельные доски не упало несколько кричащих от боли тел.

– Оставь ее, старик. Грешно портить такую красоту, – Грахго уже стоял у правого борта и иронично наблюдал, как Отверженный старался оторвать нимфе голову, пока пираты завершали сцепку кораблей.

"Почему?"

– Нельзя отбирать у человека единственное светлое, что у него есть. Как нельзя и тушить маяк, указывающий кораблям путь.

Отверженный неохотно убрал щупальца. Он бы никогда не потушил маяк. Фрегат благоговел перед ними, ощущая безмерную благодарность, когда подкрадывался к берегу в особенно темные ночи или же когда боролся со стихией близ скал.

Послышался стук оружия о палубу, негромкая ругань и презрительные шутки пиратов. Одни из них споро связывали чужую команду, другие с осторожностью обшаривали "Мотылька", а третьи уже обдирали все, что плохо лежало и могло быть продано в Гар-Нуэра. Отверженный тяжело вздохнул, напоминая маленького ребенка, топтавшегося перед лавкой с печеными яблоками в ожидании, когда же мать, наконец, соизволит обратить на него внимание.

– Кто ваш капитан? – Грахго лениво расхаживал по чужой палубе, со скукой разглядывая холеную команду "Мотылька".

– Я. Мое имя Морган Роуз.

Крепкого вида мужчина с достоинством кивнул головой, без страха встречая взгляд пиратского капитана. Его имя показалось Фанатику знакомым. Оно всколыхнуло старые воспоминания, оставшиеся в другой жизни, когда Грахго еще бегал в белоснежной рубашке с узорными манжетами по саду родового поместья.

– Что везете?

– Ткань.

– Капитан! – из трюма, волоча за собой извивающийся куль, показался чернокожий Джодок. При его появлении капитан "Мотылька" побледнел.

Вскоре перед всеми предстала растрепанная девушка, чьи большие синие глаза смотрели на окруживших ее пиратов с отчаянной решимостью.

– Ткань говорите? – Фанатик облизнул губы, с садистским наслаждением наблюдая, как капитан Роуз незаметно, но судорожно, сжимает кулаки. “Ткань” звали Исбель, и когда-то она совершенно очаровательно сопела в люльке, пока ее матушка просила Грахго присмотреть за малюткой.

И пока Фанатик наслаждался смятением Моргана, пираты наслаждались видом миловидной девушки. Они обступили ее со всех сторон, отвешивая пошлые шутки и издевательски касаясь то платья, то шелковых волос, пока еще не переступая невидимую линию недозволенного. В их сердцах растекалось вожделение, затуманивая разум и рисуя в воображении желанные картины недалекого будущего, от которого любой служитель церкви покраснел бы до кончиков ушей.

– Прошу… Не трогайте ее, – капитан Роуз, не то с надеждой, не то с болью, Отверженному было сложно разобрать, вглядывался в лицо Фанатика.

– И почему мы не должны этого делать?

– Капитан… – Морган запнулся, не зная, как обратиться к пирату, о котором он, наверняка, слышал лишь прозвище.

– Грахго де Мора, – Фанатик редко называл свое имя, но сейчас он произносил его с особым удовольствием.

При упоминании полного имени, Роуз побледнел еще сильнее. Хотя казалось, куда уж больше? Мужчина и так был похож на травяной корень, безжалостно извлеченный из земли на божий свет.

– Капитан де М-Мора, это моя дочь. Прошу вас! Поймите, – Морган хотел шагнуть вперед, но связанные ноги не позволили ему этого сделать, отчего он неловко упал вперед. – Если бы подобное случилось с вашей девочкой?

– Осторожно, стервятники! – голос Эра, строгий и непреклонный, немного поубавил пыл пиратов. – Не испортите девку, пока с ней не поиграет капитан!

– Капитан де Мора! – Роуз начал извиваться на досках, не то пытаясь встать, не то желая доползти до дочери, раз за разом падая обратно. – Грахго!

Раздались крики девушки и смех пиратов. Они не спешили, прекрасно зная, что все равно получат свое. Так им причиталось по праву. Отверженный же не был уверен в этом. Он чувствовал сомнения Грахго, хоть внешне капитан и сохранял немного ироничное безразличие. Душа капитана металась, словно застряв в бушующем водовороте Сциллы. С одной стороны, воспоминания держали сердце Грахго, заставляя его болезненно сжиматься. С другой, было холодное осознание, что пираты не согласятся просто так отпустить девушку. Не теперь, когда они почувствовали нежность кожи и трепет вздымающейся в страхе груди. Скажи им сейчас, что девчонку нужно оставить в покое, и от бунта не спасет даже Отверженный.

"Отдай. Мне."

Взгляд Отверженного был направлен прямо на застывшего Фанатика. Фрегат не понимал, почему капитан не хотел отдавать девушку пиратам. Не понимал он и терзаний Роуза. Но Отверженный знал, что, даже потеряв голову, пиратская команда не пойдёт против своего корабля. Глупцы страшились его больше, чем своего капитана, не осознавая сути фрегата в полной мере. К тому же, внутри корабля крепло теплое, нежное желание помочь. Отверженный всегда раздражался, когда Грахго мучали сомнения. Было так и теперь.

– Старик? Ты уверен? Здесь есть более сытный обед, – Фанатик немного удивленно приподнял одну бровь.

"Да."

Щупальца, отходившие от человеческой части носовой фигуры и бывшие длиннее остальных, с силой ударили по борту "Мотылька", привлекая к себе всеобщее внимание.

– Что ж, – Грахго саркастично улыбнулся. – Вам повезло, капитан Роуз. Мои псы не тронут вашу дочь.

– Что?!

– Вы не можете так поступить, капитан!

Со стороны пиратов раздавались возгласы разочарования и недовольства. Но сквозь десятки злобных голосов, пробивался один, полный необъятной и несокрушимой благодарности.

– Спасибо. Спасибо, капитан де Мора!

– Молчать! – старпом заткнул пиратов, в ожидании обернувшись к своему капитану с немым вопросом, застывшем в глазах.

Фанатик спокойно обвел взглядом людей, подмечая разношерстные лица. Склонил голову на бок, разглядывая пиратов с легкой издевкой и уверенностью, которую, на самом деле, сейчас не ощущал.

– Отверженный избрал плату, – Грахго по-змеиному улыбнулся, наблюдая, как недовольство сменяется обидой и смирением. Затем он сделал пару шагов и присел рядом с капитаном Роузом. – Ну что вы, что вы? Не стоит меня благодарить.

Схватив Моргана за волосы, Грахго поднял ему голову и заставил посмотреть на себя, выражая такое яркое, но фальшивое сочувствие.

– Помните, что вашу девочку спас мой корабль.

Фанатик брезгливо отпустил Моргана и поднялся. Обвел взглядом свою команду еще раз, кривя губы в недовольстве и злости.

– Чего застыли, отродья?! Подготовьте девчонку Отверженному! И заканчивайте с погрузкой. Сейчас же!

Пираты тут же засуетились. Одни торопливо заносили на борт фрегата добычу, другие вспарывали шнуровку корсета у девушки и сдирали с нее платье, чтобы в одном исподнем подвести к левому борту "Мотылька". Девчонка упиралась, кричала, пыталась вырваться, в своих попытках напоминая бабочку, уже насаженную на булавку коллекционера.

– Ч-что вы делаете? – запинаясь от ужаса и непонимания, капитан Роуз переводил взгляд с Фанатика, который переходил на фрегат, на свою дочь.

Отверженный, бережно обхватывающий щупальцами хрупкую девичью фигуру, впервые отчетливо услышал не эмоции Грахго, а его мысли, полные горечи: "Что я делаю? Избавляю вашу дочь от еще более ужасной участи."

Оказавшись на палубе родного судна, капитан встретился глазами с юнгой, что стоял недалеко от грот-мачты.

– Помоги коку, Малёк, и приберись на камбузе. Сейчас же.

Парнишка не осмелился спорить, тут же бросившись исполнять приказ. Когда он закрывал за собой дверь камбуза, до его ушей долетел истошный, разрывающий душу и сеющий ледяной страх, женский крик, оборвавшийся неожиданно резко и оставивший после себя только угнетающую тишину.

Глава 3. Сердце Каттальтты

Тяжелый якорь рухнул в воду, подняв фонтан брызг и спугнув мелкую рыбешку, что сновала в небольшой бухте в избытке. Он пропорол дно, волочась за фрегатом и поднимая водоросли, пока корабль полностью не остановился. Вокруг было удивительно спокойно, тихо. Игривые волны омывали неровный берег, где тревожной полосой простирался пляж, покрытый черным песком. Зажатый между лазурной водой и буйной зеленью острова, он казался потусторонним и чужеродным. Нездешним. Кроваво-красные и золотые лучи закатного солнца вырисовывали кривые тени, окрашивали песок и листья в яркие цвета смерти, добавляя миру манящей, но пугающей магии. Однако Отверженный, спрятанный полумесяцем берега от любопытных глаз, вплетался в окружающий его пейзаж так, словно был рождён именно здесь, являясь неотъемлемой частью.

– Только затонувших кораблей тени, – Саром зябко передернул плечами, напряженно вглядываясь в густые джунгли.

Команде их вынужденная стоянка не нравилась. Они бы предпочли двинуться дальше, проведя ночь среди открытого моря под бескрайним звездным небом. Но запасы пресной воды подходили к концу. К тому же, Отверженный не переставал тяжело вздыхать, вилять такелажем и пытаться коснуться каждого члена экипажа через поток эмоций, и все ради того, чтобы его правый бок привели в порядок после встречи с "Мотыльком". Неумелая картечь местами выбила щепки, а кое-где оставила трещины. В итоге, после пары неспокойных дней, настырный фрегат добился своего. Было решено провести поверхностный ремонт и пополнить запасы воды на ближайшем острове. Вот только ближайший остров теперь казался не самым удачным местом.

Капитан "Отверженного" спустился на бак, заинтересованно разглядывая берег, пока команда неуверенно толпилась на палубе.

– Капитан Ваймс с "Жемчужины" уже бывал здесь, – Фанатик усмехнулся, предвкушающе улыбаясь. – Все, как он сказал… Надо же. Кто бы мог подумать?

Слова Грахго немного успокоили команду, но не смогли окончательно прогнать тревогу. Почему-то этого места хотелось сторониться. Может, нечто нечеловеческое скрывалось за зеленью в его глубине? Или все было намного прозаичнее, и матросов тревожил непривычный песок? Сказать наверняка было нельзя.

– Приготовьте шлюпку, – от короткого приказа капитана команда зашепталась. Плыть на шлюпке в ночь на неприветливый остров никто не хотел. – Джодок, Мартин, вы со мной.

– Капитан, – Ловкий Эр неуверенно замялся, но увидев приподнятую в ожидании бровь Фанатика, продолжил: – Вы хотите сойти на берег сейчас?

– Именно.

– Разумно ли?

Грахго приподнял уже обе брови, разглядывая старпома так, будто перед ним стоял не человек, а надоедливая муха.

– Моряки с "Жемчужины" рассказывали всякое…

– Да-да, – взлохмаченный пират поддержал Эра. – Че ток не говорили!

– Сами-то много правды говорили за бутылкой рома в трактирах Гар-Нуэра? – ироничный вопрос капитана заставил команду смущенно стушеваться.

К этому времени шлюпка была готова. Чернокожий Джодок уже сидел в ней, спокойно ожидая, пока спустятся мрачный Мартин и Фанатик. Отверженный следил за всеми приготовлениями молча. Ему не нравилось, когда капитан покидал корабль, но он не ощущал от острова угрозы. Скорее наоборот. Из недр его тянулась знакомая сила, сродни той, которой был пропитан и сам Отверженный. И пока команда фрегата с не самыми радужными лицами следила за уходом Грахго, лишь двое смотрели иначе. Отверженный, любующийся уходящим солнцем, и Малёк, чувствующий отголоски эмоций фрегата, а потому смотрящий на остров с любопытством, а на Мартина и Джодока с завистью. Юнга бы тоже хотел сойти на берег.

– Малёк! – Саром перевел недовольный взгляд на мальчишку, который чуть ли не приплясывал у левого борта. – А ты сиди и не ёрзай. Понял меня, парень? Что б с корабля ни ногой!

Отверженный удивленно оторвался от созерцания заката, оглядывая удаляющуюся спину боцмана. Недоумение легко можно было прочесть на морде осьминога. Он решительно не понимал, как непутевый юнга мог куда-то деться с корабля, если до ближайшего берега нужно было добраться на шлюпках. А Малёк, при всех своих достоинствах, не выглядел как тот, кто сможет сидеть на веслах достаточно долго. Фрегат посмотрел на юнгу, чтобы убедиться в правдивости своих мыслей. От этого взгляда парнишка поежился.

"Капитан не вернется до ночи."

Юнга пораженно замер, не понимая, как этот голос, обволакивающе тихий, маняще успокаивающий, напоминающий урчание кошки, оказался в его голове. Он не сразу понял, что голос принадлежал Отверженному. Но когда осознал, завертел головой, пытаясь понять, а слышал ли его еще хоть кто-то?

"Только ты."

Омерзительная, пугающая, но теплая улыбка расползлась по морде Отверженного. Он посмотрел на одинокий фонарь, все дальше удаляющийся в сторону берега. Но фрегату не нужен был свет или маяк, дабы найти своего капитана. Он ощущал его так. Закрывал свои глаза и видел глазами Грахго. Мутно, нечетко, но все таки видел.

– Почему не вернётся? – очень тихо спросил юнга, боясь, что кто-то из команды его услышит.

"Зов уходит в сердце. Надежда Грахго растет."

Корабля забавляло непонимание на лице Малька. Он смотрел на мальчишку и улыбался, пока тот все сильнее хмурился. Тогда Отверженный подтолкнул канатом юнгу ближе к себе, чтобы обхватить тонкую руку щупальцами. Кожа мальчишки была горячей, а дерево корабля холодным. Но чем дольше они касались друг друга, тем более обжигающим становилось прикосновение. Через него юнга почувствовал команду. Подвыпившего боцмана, что, приобняв старпома за плечи, громко говорил смеющемуся перед ним Гарри-Пороху: "Не жди от женщин добра!". Худого Тома и Косого Билла, что играли в кости под улюлюканье остальной команды. Он едва ощутил громаду Отверженного, который словно застыл за ним сгустком мрака, где изредка вспыхивали маленькие огоньки жизней команды. Но прочувствовать каждого не успел. Сокрушительным цунами на мальчишку обрушилась всепоглощающая надежда. Она рвала его душу, терзала, гнала вперед, заставляла сжимать кулаки сильнее, едва ли позволяя остаться на месте. Юнге потребовалось время, чтобы понять: надежда терзала не его, а капитана.

***

Джодок и Мартин часто работали в паре, отчего их движения были на удивление слаженными и дополняющими друг друга. Могло показаться, что они обмениваются мыслями между собой, но это было не так. Пираты синхронно спрыгнули в воду, из-за песка и темноты напоминающей черный атлас, и потащили лодку к берегу. Однако Грахго не стал ждать и отсиживаться, как и не стал помогать морякам. Бросив пару отрывистых команд, он направился на берег, совершенно не заботясь о намокших сапогах и провожаемый не самым радостным взглядом Джодока.

Погружаться в незнакомую чащу было тревожно. Местами среди привычных листьев агаката, даммары и палисандра виднелись странные, но невероятно красивые цветы, не спрятавшиеся в бутоны с наступлением темноты. Некоторые из них испускали слабый голубоватый свет, к которому слетались непривычные насекомые. Казалось, что стоило солнцу скрыться за линией далекого горизонта, и на острове ожил совершенно другой, чуждый людям мир. Нельзя сказать, чтобы Фанатик боялся. Нет. Все-таки помимо привычной стали и пистоля, он владел и даром, появившимся после образования связи с кораблем. Но сердце в груди все равно начало биться чаще, стоило папоротнику сомкнуться за спиной капитана.

Местами, среди ветвей кустарников и экзотических растений мелькали тени. Размытые и четкие, маленькие и большие, испускающие свет и поглощающие тьму. Они медленно стекались со всех сторон, обступая Фанатика, пробирающегося вперед. Чем дальше он заходил и чем ближе был к центру острова, тем больше их становилось. Но Грахго видел лишь путь, зовущий все глубже и уводящий все дальше. Он не мог сказать, как и почему видел едва уловимую нить, вьющуюся в воздухе и уходящую вглубь острова, но точно знал, что обязан пройти по ней до конца. Она излучала ту же силу, которая пронизывала Отверженного и капитана, а потому неумолимо тянула к себе.

– Живой.

– Чужак.

– Или нет?

Тени шептались между собой, не решаясь подойти ближе. Шелест слов окутывал тревожным покрывалом, помимо воли поднимая волосы дыбом. Грахго кривил губы, но не останавливался, не начинал разговор. Его целью были не они. С каждым шагом нить становилась толще, ярче. Еще немного и он сможет увидеть ее источник, так похожий на него самого.

– Позовем?

– А если из нас?

Одна из теней с непропорционально длинными руками преградила капитану дорогу, неуверенно протянув к нему ладонь и наклонив голову:

– Ты жив?

– Ты мертв? – другая с раздутой головой, стоявшая позади, подошла совсем близко, практически касаясь спины мужчины. – Пахнешь смертью.

Фанатик, вынужденный остановится, криво усмехнулся. Задержка разжигала внутри ярость и нетерпение. Сейчас он походил на пса, что уже видел кусок сырого мяса, но не мог дотянуться.

– Неужто от меня несет тухлятиной? – он повел носом, принюхиваясь. – Да, вроде бы, нет.

– Жизнью! – возразила первая тень.

– Потом? Вполне может быть, – Грахго сделал шаг в сторону, желая обойти длиннорукую, но та плавно сместилась следом за ним. – Прочь, – приказ был произнесен уже сквозь зубы, однако не возымел хоть какой-нибудь эффект.

Тени подошли ближе. Большеголовая коснулась черных волос на затылке капитана, тонюсенькими пальчиками приподнимая прядь и шумно втягивая воздух. Предательская дрожь сбежала по спине Фанатика неровной волной, прихватив с собой и гулко бьющееся сердце. Мужчина резко развернулся, хватая самую наглую тень за руку под дружный вздох удивления, слабым ветром разнесшийся вокруг. И пока большеголовая пыталась вырваться, напоминая мотылька, остальные тени заметались вокруг.

– Не живой, – взвизгнула схваченная тень.

Грахго же не стал терять время и, подтянув к себе большеголовую, обхватил ее шею. Бордовые, практически черные нити силы стали проступать сквозь его кожу, перебегая на призрачный силуэт, который с каждой секундой начал становиться все прозрачнее.

– Не мертвый! – вторила длиннорукая, наконец взяв себя в руки.

Она махнула большой ладонью и первая кинулась на спину Фанатика. Ее примеру последовали остальные тени, погребая под собой фигуру капитана.

***

Ночь поглотила фрегат, захлопнув зев своей пасти и оставив лишь свет пары фонарей на палубе. Практически вся команда мирно спала в трюме. Лишь пара пиратов дежурили на палубе, да Малёк, усевшись на фальшборт близ носовой фигуры, вглядывался в едва различимые очертания острова. Там, на берегу, рядом со шлюпкой горел одинокий костер, освещая две сгорбленные фигуры. Капитан оставил их сразу же, как только оказался на твердой земле. И теперь Джодок и Мартин угрюмо жались к огню, бросая на корабль редкие и, наверняка, завистливые взгляды.

– Щас бы к веселой Мэг, – один из дежуривших пиратов потянулся.

Другой тяжело вздохнул, а затем кисло затянул, пряча зевоту и совершенно не попадая в ноты:

– Отпусти мои плечи, догорает свеча… Блять, Угорь! – он дернулся от оплеухи напарника, собираясь как следует наподдать тому в ответ.

– Да тихо ты. Забыл, какую трепку устроил Ловкий Эр в прошлый раз? Не голоси, а. Рука у старпома тяжелая.

– Не забыл, – пират буркнул недовольно, но петь больше не стал. Рука у старпома и правда была тяжелой.

Вскоре пираты затихли, усевшись перекинуть кости между бочек. Могло показаться, что Малёк и Отверженный остались одни. Но это было обманчивое ощущение. И первым сквозь иллюзию пробился фрегат. Он насторожился, внимательно вглядываясь в темноту перед собой. Но, как ни старался, не мог разглядеть хоть что-нибудь.

– Смотри, открытое море, исчез проклятый корабль, – нежный женский голос раздался перед ликом Отверженного.

Вслед за ним в воздухе стал проступать черный силуэт. Виднелись только контуры тела, лиан, что заменяли волосы, перьев, покрывающих плечи вместо плаща. Сквозь него можно было даже увидеть воду и остров. И только небольшой фиолетовый камень яшмы в центре груди виднелся четко и явно, испуская слабый свет. От неожиданности юнга чуть не слетел с фальшборта, но кое-как смог сохранить равновесие. Отверженный же недовольно осклабился, презрительно смотря на непонятное существо.

– Ох, ну, где моя вежливость? Разрешите представиться – дух-хранитель этого острова, несравненная Каттальтта! – она театрально поклонилась. Подняла голову, чтобы посмотреть на осьминожью морду Отверженного и издевательски протянуть: – В воздухе пахнет бедооой. Чувствуешь это, проклятый корабль? Чувствуешь своего капитана? А?

От подобных вопросов фрегат нахмурился. Он сразу же потянулся к Грахго, который сейчас был где-то в глубине острова. Нить, связывающая их, истончилась, натянулась. По ней до Отверженного больше не переходила прекрасная надежда. Только ярость и всепоглощающее разочарование. Морду корабля исказила злость.

– Дело дрянь. Да? – юнга испуганно сжимал канат, со страхом смотря на Каттальтту.

В этот момент нить капитана исчезла. Отверженный пораженно замер, впервые потеряв связь с Грахго.

– Маленькая чистая душа, что ты забыла в этом эпицентре тьмы? – дух покачала головой. – Хотя, уже не такая уж и чистая. Я вижу на тебе отпечаток капитана, которого, к слову, больше нет, – Каттальтта издевательски улыбнулась, наблюдая за растерянностью фрегата и юнги.

И пока Отверженный пытался дотянуться до Фанатика, дух-хранитель вальяжно устроилась на бушприте, облепив его призрачными лианами.

– Но матушка говорила, что духи-хранители помогают людям, – юнга почти шептал от волнения. – Как маяк помогает кораблям.

– Хах, маяк не выбирает кому светить. Он просто рушит тьму.

Лианы духа постепенно начали впиваться в обшивку фрегата, вспарывая не тело Отверженного, а его душу, заключенную в дереве. Но корабль, тонущий в отчаянных попытках добраться до капитана, поначалу не замечал этого.

"Не смей сдаваться'!" – голос Грахго ворвался в сознание Отверженного не хуже выпущенной стрелы.

"Уничтожь ее, старик!" – простой призыв пробудил фрегат, вывел из оцепенения.

Отверженный резко вздыбил щупальца, хватаясь ими за лианы и тело духа-хранителя. Каттальтта вздрогнула от неожиданности и боли. Лианы и щупальца перемешались в стремлении достать друг друга, напоминая змеиную свадьбу. Но как бы дух не пытался выбраться, корабль, словно истинный осьминог, присасывался к нему, не позволяя отступить.

– Пусти-пусти, негодяй!

Каттальтта извивалась, потеряв все свое высокомерие и самоуверенность. Однако Отверженный не собирался останавливаться. Его щупальца полностью обволокли призрачную фигуру, притягивая все ближе к носовой фигуре. И в какой-то момент Каттальтта начала таять. Ее сила и жизнь переходили кораблю.

– Нет! – отчаянно взвизгнула она.

"Забери камень. После отпустишь ее." – голос капитана в голове Отверженного звучал устало и приглушенно, но чем больше говорил Грахго, тем быстрее возвращалась связь между ними.

Пока щупальца крепко держали духа, громадная рука потянулась к камню. Отверженный не сразу сумел его обхватить. Пришлось впиваться в призрачную плоть Каттальтты, отчего ее высокомерное лицо исказилось от боли. Но вскоре фиолетовый, пульсирующий в такт биению сердца, камень лежал на ладони корабля, а сам дух тающими лоскутьями падал в спокойную гладь моря.

– Что б меня морской дьявол прибрал…

Пираты, несшие ночную вахту, замерли позади перепуганного юнги, не зная, куда смотреть и что делать. Да и сам Малёк дрожал, как пожелтевший лист на ветру.

"Ты молодец, старик," – одобрение капитана щемящей волной прошлось по деревянному телу фрегата.

"Сердце Каттальтты у нас! Придержи его до утра, старик. Я возвращаюсь."

Отверженный чувствовал радость Фанатика, его усталость и гордость. Но, помимо этого, корабль ощущал облегчение. Свое облегчение от того, что капитан вернется.

***

Мягкие лучи восходящего солнца плавно опускались по мачтам, перепрыгивая с реи на рею. Искривленные тени, отбрасываемые величественным фрегатом, тонули в черном песке и тянулись к кромке леса. Мир не торопясь просыпался. Вот только Отверженный и его команда не спали уже давно. После ночного происшествия дежурные сразу же отправили юнгу к старпому. Первым проснулось плохое настроение Ловкого Эра и только потом он сам. Дальше все завертелось и закружилось в череде вопросов и путанных объяснений. Монументальным оставалось только молчание корабля. Так и не добившись хоть сколько-нибудь нормального объяснения, при этом разбудив чуть ли не половину команды, старпом стоял около носовой фигуры, почесывая грудь.

– Хоть бы ты сказал, что творится, – Ловкий Эр дернул щекой. – А то от этих кретинов, гарпун им в задницу, разве что-то добьешься?

Фрегат согласно повел щупальцами, бросив на юнгу, понуро стоявшего подле старпома, хитрый взгляд. Ловкий Эр был не в курсе, что корабль мог общаться и, что юнга видел все, а не только итог схватки духа с Отверженным. Мальчишка не рискнул что-то рассказать старпому, помня об обещании Фанатика лишить его языка, сболтни он что-то лишнее.

– Может, подать сигнал Джодоку и Мартину? – неуверенно спросил молодой пират с парой золотых сережек в ухе.

– И что они тебе сделают? Деве Марии помолятся? Молчал бы лучше, Морган.

Названный Морганом перевел взгляд на берег, где ночевали товарищи. Отверженный чувствовал тревогу и липкий страх, исходящий от парня. А вдруг это теперь не хорошо знакомые ему пираты? Мало ли что за чертовщина происходит на острове! Но тут меж листьев папоротника мелькнула человеческая фигура и на пляж ступил капитан.

– Капитан! – первым вскричал юнга, подскочив на месте.

На берегу Грахго подошел к ожидающим его пиратам и начал что-то медленно говорить. Те только кивали, пока чернокожий здоровяк не усмехнулся. Через пару минут шлюпка с Джодоком и Мартином направилась к фрегату, а Фанатик остался на берегу, провожая взглядом. Его фигура явственно выделялась на фоне тропического леса за спиной, излучая аристократическое благородство и уверенность. Но ни у кого и никогда не возникало вопросов, пират ли Грахго. Ремесло было написано у него на лице. Команда и сейчас не сомневалась, что это их капитан, доверясь кораблю, только следила за приближением товарищей напряженно и чересчур внимательно.

– Подать конец! – отдал приказ старпом, когда шлюпка приблизилась к кораблю.

– Мож, наоборот? – хохотнул Худой Том. Но смешок вышел нервным и ненастоящим.

– Я ваши глотки натяну на реи за такой треп! – Эр перевел злой взгляд на команду, положив ладонь на кортик. Но Отверженный знал, что за злостью старпом прятал страх и неуверенность.

Вскоре Джодок и Мартин оказались на палубе, представ перед десятком любопытных глаз. Первым делом они передали приказ:

– Капитан велел послать людей для изучения острова и пополнения припасов. Не забудьте Малька, он должен передать что-то капитану. На парусах за старшего остается Саром, – Джодок, бывший на голову выше большинства пиратов "Отверженного", растер лицо. Посмотрев на Сарома, он добавил: – Мы разве не заслужили немного рома?

– По кружке, – боцман хитро усмехнулся, кивнув Гарри-Пороху.

– Все слышали приказ капитана?! За дело, трусливые крысы!

Наблюдая, как пираты готовятся к высадке, Отверженный поманил к себе юнгу. Мальчишке пришлось сильно свесится с бушприта, чтобы забрать небольшой тряпичный сверток из рук корабля. Подмигнув Мальку и подтолкнув его в грудь щупальцами, Отверженный закрыл глаза. Фрегат был слишком любопытен, чтобы отказать себе в удовольствии понаблюдать за тем, что происходит на берегу, из первых рядов. Он уже не был живым кораблем с головой осьминога и десятками щупалец, тянущихся от носа корабля к бортам. Он стал Грахго де Мора и теперь устало смотрел с берега, как еще пара шлюпок опускаются на воду.

***

Усталость напоминала старый прадедовский доспех, тяжелыми латами давя на плечи и прижимая к земле. Интересно, а полумифическая мифриловая кольчуга была легка, словно лебединое перо, как рассказывала мать? Или столь же сильно давила? Грахго усмехнулся. В моменты, когда отчаяние медленно отравляло душу, он всегда вспоминал старые истории матери о далеких землях и опасных приключениях, где даже в самой ужасной ситуации тебя обязательно спасут на крыльях орла. В жизни же этим сранным орлом был сам Грахго.

– Ленивые обезьяны.

Он презрительно сплюнул, недовольный медлительностью команды, и поднялся, желая пройтись по берегу. Капитан "Жемчужины", побывавший здесь несколькими месяцами ранее, рассказал об острове, что ненавидит чужаков, и песке, оторвать взгляд от которого при свете солнца невозможно. Каттальтта всеми возможными способами пыталась защитить эту землю от чужаков. Да и вообще от людей. Дух-хранитель дал "Жемчужине" час, чтобы убраться с острова. Но Грахго решил действовать иначе. Пустую землю не охраняют просто так.

Позади послышались голоса людей, хлесткие команды и шуршание шлюпок по песку. Фанатик остановился, в недоумении разглядывая алебастровые кости чьих-то огромных челюстей, торчащих из песка. Яркий контраст между белым и черным делал их еще более зловещими.

– Капитан Грахго!

Запыхавшийся юнга успел остановиться около спрятанного в песке костяного "капкана", сразу же согнувшись пополам и пытаясь отдышаться. В руках он сжимал объемный сверток, перетянутый фирменным узлом кока.

– Ну здравствуй, Малёк, – Фанатик усмехнулся, оглядывая раскрасневшегося мальчишку. – Как команда?

– Нап-напугана, – юнга выпрямился, доставая из кармана скомканную тряпицу и протягивая Грахго.

– Хочешь сказать, что мои парни сброд трусливых девиц? – мужчина иронично приподнял бровь, забирая тряпку.

Зажав ее в ладони, он чувствовал, как она пульсировала из-за сердца Каттальтты, спрятанного внутри. Фанатик бережно убрал камень в карман камзола, довольно улыбнувшись.

– Нет, капитан!

– Но они напуганы…

– Нет, капитан! Я ошибся. Они встревожены, – поспешно изменил свой ответ юнга. Вспомнив о втором свертке, он протянул его капитану: – Джулио просил передать.

Джулио, ворчливый корабельный кок, поражающий, как своей жестокостью, так и заботливостью, уже давно знал Фанатика. По фрегату ходили слухи, будто Грахго и Джулио плавали вместе еще задолго до формирования команды "Отверженного", и порядком до того, как оба ступили на пиратский путь. Но так это или нет, знали немногие. А кто знал, держал язык за зубами.

– Только это? – Фанатик кивнул юнге, чтобы тот следовал за ним, забрав у него сверток и направившись в лес. Грахго, на пару минут повернув голову к занятой команде, поймал взгляд старпома. Он показал ему свободной ладонью жест, что все в порядке, и кивнул на ответный, полностью копирующий его.

– Нет, – Малёк замялся, смущенно смотря под ноги. Капитан, занятый распаковкой свертка, терпеливо молчал. – Ну, в общем… Он просил передать, что вы эгоистичный засранец. И чтобы не подавились, – совсем тихо закончил мальчишка.

Грахго, к этому времени уже освободивший из тканевого плена кукурузную лепешку и бутылку красного вина, расхохотался, спугнув с ближайшей ветки какую-то пеструю птицу. Капитан разломил хлеб на две неровные части, отдав одну из них Мальку. От второй он сразу же оторвал добрый кусок. Так, завтракая на ходу, их маленькая компания углублялась к центру острова.

– Капитан! Что это?

Юнга замер рядом с крупным высохшим коконом, около которого лежал старый скелет какой-то обезьяны, чьи ребра были разорваны. Но странным было вовсе не это. Внутри развороченных ребер лежал еще один скелет уродливого членистоного существа.

– Если бы я знал, парень, – безразлично пожал плечами Грахго, делая глоток вина и продолжая путь.

– Но, капитан, разве здесь не опасно? – мальчишка побоялся сильно отставать от беззаботного капитана, нагнав его в считанные секунды.

– Опаснее духов здесь никого нет. Но пока Каттальтта зализывает раны после встречи с Отверженным, они не осмелятся напасть.

Дальнейшую дорогу они преодолевали молча. Юнга, чуть ли не наступая Фанатику на пятки, торопливо шёл за ним, боясь вглядываться в окружающие их заросли, где ему мерещились бестелесные силуэты и горящие глаза. Джунгли жили своей жизнью. Порой было сложно понять, что там, за очередным разлапистым папоротником: злобный дух или ловкая обезьянка? Малёк не доверял ни первым, кровожадным тварям, ни вторым, прирожденным воришкам.

– Еще раз наступишь мне на ногу, – тихий голос капитана, полный скрытой угрозы вырвал Малька из тягостных размышлений об очередной тени за деревом.

Вскоре они остановились на краю небольшой каменной площадки, находящейся на возвышенности и окруженной полуразрушенными колоннами, что поддерживали обветшалый купол с дырой в центре. Джунгли расступились здесь, открывая вид на бухту с фрегатом и словно преклоняясь перед древностью строения. В центре площадки возвышался словно кривой постамент, украшенный хаотичными, на первый взгляд, узорами. А вокруг, под куполом и на земле, местами пересекая невидимую границу между камнем и лесом, были разбросаны удивительные, порой странные, но завораживающие диковинки. У самого постамента неравномерной грудой лежали сотни монет непривычной формы с чеканным черепом посередине, что скалился пугающей улыбкой в пустоту неба. Немного в стороне, словно мусор, валялся завораживающий красотой кубок, созданный из цельного изумруда, напоминая святой грааль и вызывая в груди трепет.

– Подождешь здесь. За круг из колонн не выходи, – капитан отдал юнге пустую на треть бутылку вина и направился прямиком к постаменту, на ходу доставая сердце Каттальтты.

Оказавшись на месте, Фанатик вложил камень в специальное углубление на постаменте. От сердца сразу же зазмеились потоки силы, пронизывая площадку и уходя в недра земли. Вокруг поднялся ветер, застонали духи, ставшие намного заметнее даже под лучами утреннего солнца. Грахго достал кортик и, распоров кожу на пальце, нарисовал вокруг сердца Каттальтты несколько несложных символов на камне. Как только последний кровавый знак был завершен, над головами капитана и юнги раздался пронзительный визг.

– Здравствуй, Каттальтта, – слова Грахго сочились иронией, точно пчелиные соты мёдом.

– Проваливай прочь!

Дух-хранитель, ставший значительно бледнее и теперь имеющий безобразную черную дыру в груди, в бессильной ярости метался под куполом.

– Я не хочу идти по второму кругу. Подобный диалог мне надоел еще ночью. Давай уже перейдем к той части, где ты осознаешь всю патовость ситуации, – бессонная ночь давала о себе знать, Грахго терял терпение. – Не хочу прибегать к силовому убеждению, но времени у нас не очень много.

Каттальтта зашипела, подлетев вплотную к лицу капитана и с ненавистью впиваясь в него взглядом. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять – она отдала бы многое, чтобы вцепиться в утонченное, не утратившее благородства даже от шрамов, лицо когтями.

– Мне просто нужны ответы, Каттальтта.

– Говори!

– Как снять проклятие?

– Неужели Фанатику надоело быть грозой морей? Надоело кормить монстра, которого сам же и создал? Ты смешон и жалок, – дух выплюнул последние слова, разразившись издевательским смехом.

Капитан же оставался спокойным, пережидая слабую попытку Каттальтты сохранить свою гордость.

– Сам ты не снимешь, – перестав смеяться, хранитель растягивала удовольствие, стараясь ужалить Грахго словами посильнее. – Ваша связь с тем миром сильнее, чем моя. Ты – жизнь. Он – смерть. И вы вросли друг в друга, как парочка уродливых близнецов. – Каттальна, приблизившись к уху Фанатика, практически коснулась призрачными губами его кожи, с изощренным удовольствием проговаривая следующие слова: – Тебе не видать счастливого конца, капитан Грахго. Нет-нет-нет. Ни тебе, ни твоему любимому кораблю.

Фанатик зарычав резко схватил духа-хранителя за шею, сжимая пальцы до побелевших костяшек, совсем как ночью, когда отбивался от призраков острова. Каттальтта забилась в его руках, напоминая полудохлую рыбу, выброшенную на сушу в ураган. Духи острова, желающие спасти своего хранителя, ударялись о невидимую границу, созданную колоннами, но не могли пройти и от этого вопили еще громче, наполняя своей бессильной яростью лес.

– Ты…не…можешь меня…убить, – Каттальтта говорила рвано, неуверенно, словно пыталась убедить в этом не Фанатика, а себя.

– И почему же, Каттальтта? – Грахго немного ослабил хватку.

– Я один из замков, держащий границу, – дух-хранитель хваталась за руку Фанатика, заглядывая в холодные глаза, в которых не было и капли жалости. Только убивающее безразличие – Нить Топони.

– Что такое Топони? Отвечай же!

– Галактика.

– Так ты путь, по которому души умерших покидают землю, – капитан несколько секунд смотрел на полупрозрачную женщину, пока его губы не изогнулись в дьявольской улыбке. – Один из замков, говоришь? – вкрадчивый вопрос заставил бы встать волосы дыбом, если бы они были у Каттальтты.

Она и вторящие ей духи закричали, в ужасе наблюдая, как на призрачных руках и ногах появляются серебристые браслеты, напоминающие кандалы. Впрочем, почему только напоминающие? Фанатик отпустил Каттальтту, оставляя на ее шее явственный, словно выжженный, след пальцев.

– Сколько вас всего?

– Много, – голос духа едва шелестел.

– Сколько нужно, чтобы открыть проход?

– Пять. Чтобы открыть небольшую щель.

Капитан, удовлетворенно кивнув, вытащил сердце Каттальтты из постамента, забирая его с собой, и направился прочь. Он нашел юнгу у одной из колон. Мальчишка свернулся калачиком, в страхе прижимая к себе бутылку вина.

– Пойдем, Малёк. Мы здесь закончили.

– Де Мора! – Каттальтта окликнула капитана, пока он поднимал юнгу на ноги. – Что теперь будет?

– Ничего. Ты продолжишь выполнять свое предназначение, но теперь еще и мою волю, – Грахго по-доброму улыбнулся. – Я сделаю здесь стоянку. Храни ее от посторонних глаз, дорогая Каттальтта.

– А мое сердце?

– Я верну его, когда ты больше не будешь мне нужна.

Что-то в глазах капитана заставило духа-хранителя вздрогнуть.

– Ты хочешь открыть?

– Да.

– Мертвых нельзя вернуть.

– Я был свидетелем обратного, – капитан посмотрел на Малька, подтолкнув его к лесу, и на прощание махнул Каттальтте рукой.

В след ему донеслось едва слышное:

– Не удивительно, что тебя прозвали Фанатиком…

***

Отверженный недоуменно открыл глаза. Многие слова для него были неясны. Жизнь. Смерть. Проклятый. Зачем все это, если он, живой фрегат, совершенен?

Глава 4. Боцман

"– Вам не отыскать путь, капитан. Увы-увы, – приторно сладкий голос Каттальтты таил в себе больше яда, чем иной олеандр.

– Я все же попытаюсь."

– Шах и мат!

– Так не честно! Ты жульничал!

– А вот и нет!

– А вот и да!

Звонкие голоса мальчишек разрывали сонную тишину поместья. Крики спугнули пару птиц, напугали толстобрюхую лягушку и оглушили пролетающую мимо стрекозу. Но, казалось, утомленные сиестой, обитатели резиденции семьи Мора не обращали внимание на загорающуюся перепалку. Только рыжий кот наблюдал за детьми со слабым интересом.

– Учись проигрывать.

Первый голос принадлежал худощавому мальчику лет восьми. Манжеты его рубашки были испачканы травой, а ворот расстегнут, будто у какого простолюдина. На щеке виднелась длинная царапина, оставленная котом. Да и красивые черные волосы были растрепанными и торчали во все стороны. Подобный вид казался удивительным, ведь еще полчаса назад, когда учитель оставил мальчиков, ребенка было не стыдно показать и самому папе Римскому.

– Учись играть честно!

Второй участник ссоры был ненамного старше первого, хотя и выглядел крупнее и крепче. При первом взгляде и вовсе можно было решить, что они одногодки. Практически идентичная внешность, состоящая из черных волос и зеленых глаз, только еще больше способствовала этому. Но если младший выглядел настоящим бунтарем, который чуть ли не в конюшне валялся, то старший представлял собой образец опрятности.

– Я честно играл!

– Как бы не так! – старший, не выдержав распирающей обиды, кинул в младшего искусно вырезанной фигуркой ферзя.

Та пролетела совсем близко от головы мальчика, ударилась о балку беседки и упала к ногам третьего ребёнка, который, притаившись в тени, был практически незаметен. Он являлся полной противоположностью спорящих братьев. Светловолосый и голубоглазый, сын приезжего художника обладал флегматичным характером, а потому смотрел на ссору в точности, как рыжий кот, упомянутый ранее.

– Ах значит вот ты как?! – младший, недолго думая, полез к брату с кулаками, намереваясь задать хорошую трепку.

– Грахго и Арманд де Мора, – строгий женский голос прозвучал, как гром среди ясного неба, останавливая драку, что так и не успела начаться: – что здесь происходит, позвольте узнать?

"– Твои мысли спутаны, капитан. Как ты доберешься до моих, если не властен над своими?

– Твой сарказм не помогает, Каттальтта.

– А разве похоже, что я хочу помочь?"

Солнце, находящееся в зените, выжигало глаза, плавило кожу и превращало жизнь в попытки выбраться из кипящего котла, которым сейчас был остров в эти мгновения. Дикое зверье пряталось в норы, замирало под тенью деревьев и уходило в пещеры, в избытке разбросанных здесь повсюду. И только призрачная фигура стояла на краю скалы, с безразличием наблюдая, как потрепанный бриг входит в бухту. На обшивке виднелись следы сражения, фок-мачта едва заметно накренилась и только название парусника, "Жемчужина", гордо красовалось у кормы, словно судно посмеивалось над своим плачевным положением.

– Что ж они тебя не добили, каракатица ты этакая?

Дух недовольно скривилась, держась лианами-волосами за древние колонны своего дома. Отсутствующий ветер игриво трепал перья на плечах и ласкал несуществующую кожу. Но подобные привилегии неживого существа не могли исправить скверное настроение. Дух-хранитель обязан оберегать свой дом от незваных гостей, чтобы живые не помешали слетающимся сюда духам перейти по нити в Топони и обрести покой. Души живых горели так ярко, что могли сбить с пути тех, чье место было уже не здесь. А тех из них, кто оставался в услужении хранителя, дабы искупить ошибки прошлого, люди дразнили полнотой жизни, сводя с ума уже недостижимым. Этот остров принадлежал мертвым.

"– Аккуратнее, капитан! Иначе ты расколешь мою голову на две части своими неумелыми попытками, – Каттальтта была зла и недовольна. Грахго, как бы не был осторожен, действовал слишком грубо. Он словно бил по ее призрачной голове молотком в надежде, что после очередного удара из уха хранителя выпадет необходимое ему воспоминание.

– Так, может, ты все-таки соизволишь помочь? – с каждой новой попыткой капитан раздражался все сильнее.

– Лучше подожду, пока твое сознание не будет раздавлено потоком собственных воспоминаний. Ай!

– Прости.

Послышался тихий вздох. Чей именно, Каттальтты или Фанатика, уже нельзя было сказать.

– Расслабься, капитан. Позволь силе свободно проходить через тебя. Не строй плотину, ты же не бобер, в самом деле… Направляй ее, а не тормози."

Вечерело. Из воздуха уходила духота, уступая место ароматам акаций и магнолий. Шум прибоя успокаивал, навевая мысли о далеких землях и смелых моряках. На скале, деля одну бутылку вина на двоих, сидели юноши. Они вглядывались в горизонт, за который уходило солнце, но каждый видел что-то свое. Дамиан, пошедший по стопам отца, заворожено разглядывал переплетения облаков, переливы лучей и игру света. В желании сохранить раскрывающуюся красоту, он жалел, что с ним не было холста и красок. Грахго же видел уходящие в море с вечерним отливом корабли. Один из них в скором времени должен был стать его новым домом.

– Ты хорошо подумал? – Дамиан, не переводя взгляда с неба, забрал у друга вино.

– Да.

– Может, все же к черту эту морскую службу?

– Хах. А у меня есть выбор? Даже Арманд не смог отговорить отца.

– Насколько знаю, есть.

– Спятил?! – Грахго отобрал бутылку назад, сразу же делая большой глоток. – Хорош выбор! Либо меня отправят обратно в университет Саламанки, но уже для изучения святого писания и дальнейшего принятия прихода на землях моей тетушки, либо на военный корабль друга семьи юнгой!

– А что плохого в принятии прихода? – искренне удивился Дамиан.

– Из меня святой отец, как из тебя аскет, придурок.

Юноши замолчали. Грахго был прав. Бунтарский нрав, неприличные шуточки и вызывающее поведение, призванное вывести из себя чопорное общество отца, приводили в ужас благочестивых престарелых дам и в тайный восторг более юных леди. Святой отец, чтящий бога и наставляющий на путь истинный заблудшие души, никак не получился бы из парня, принципиально идущего против правил и норм. Но поступление на корабль к капитану Гонсалесу означало, что Грахго будет появляться дома, в лучшем случае, раз в тройку месяцев. Это несло в себе тяжелое плавание и морские сражения. И если подобное Грахго не пугало, то расставаться с Дамианом и Армандом он не желал.

– Арманд не может забрать тебя к себе?

– Нет. Отец непреклонен. Он боится, что я принесу убытки и буду плохо влиять на Арманда, – Грахго презрительно сплюнул. На Арманда нельзя было повлиять плохо. Он был настолько правильным, что порой сводило зубы от оскомины. Даже удивительно, почему старший брат продолжал дружить с двумя идиотами, вроде них с Дамианом. – Он даже стоял перед ним на коленях… Представляешь?

Грахго посмотрел на Дамиана, до сих пор переживая ту ужасную сцену, когда его всегда гордый и собранный брат внезапно опустился на колени перед отцом на глазах у всех, наплевав на чужое мнение и сплетни. Наплевав на все ради него. Это так сильно грело душу, что заставляло щеки гореть от стыда. Ведь именно Грахго виноват во всей этой ситуации. Парень с силой провел ладонью по лицу, пытаясь успокоить сжимающееся сердце.

– Не переживай, Грахго. Мы рядом, – Дамиан обнял расстроенного и растерянного друга, прижимая к себе и надеясь вселить в него ту уверенность, которой ни у кого из них не было.

"– Интересно, отец знает, что ненавистный ему Фанатик, так жадно грабящий его суда на протяжении нескольких лет, это я? – Грахго с горечью усмехнулся.

– Не отвлекайся, капитан. У тебя почти получилось."

Остров содрогался от силы, что его разрывала, извергая в воздух клубы пепла и дыма. Пылающие потоки лавы заполняли собой все, неумолимо пробираясь к океану. Для маленького клочка земли мир погрузился в саму Бездну, потонув в огне. Но невзирая на окружающий остров ад, пять полупрозрачных фигур недвижимо застыли прямо над ним. Они не сдвинулись с места даже в тот момент, когда лава, поднявшаяся из земли, окутала их тела.

Все остановилось также внезапно, как и началось, оставив после себя лишь пар, который, рассеиваясь, открывал взору черный остров и пять духов, нависших над ним. У каждого из них в груди появился камень, что бился в такт другому. Сердца были соединены друг с другом, и от них исходили нити в сотни других сторон, объединяясь с остальными духами-хранителями по всему миру. Можно было ощутить странную, нездешнюю силу, что они излучали. Каждая нить имела свой неповторимо пахнущий шлейф, который, впрочем, выглядел одинаково – миниатюрный млечный путь, низвергнутый с неба на землю и сокрытый от взгляда простых людей.

"– Довольно, капитан. Вы всего лишь человек, а я дух, потерявший свое сердце. Дольше держать связь опасно.

– Спасибо, Каттальтта."

***

– И с тех пор дух летучего Голландца неприкаянно бороздит море, – молодой пират Морган, понизив голос до жуткого шепота, доверительно наклонился к юнге.

Малёк, вопреки ожиданиям, напуганным не выглядел. Может, история пирата была не так страшна. А возможно, всему мешало яркое солнце, прогоняющее любые страхи?

– Скуука, – юнга демонстративно зевнул, вызвав этим улыбку на морде Отверженного, что тоже внимательно слушал историю о проклятом пирате, как и добрая часть команды.

– Ну коль лучше можешь, расскажи! – тут же заухмылялся Морган под одобрительные возгласы остальных.

Пираты, за пару дней обследовавшие остров и пополнившие запасы, успели выбрать место для будущей базы и пристани. Теперь им нужно было вернуться в Гар-Нуэра за материалами и, возможно, рабочими. А потому матросы с чистой совестью наслаждались отдыхом на палубе, искренне надеясь, что капитан, закрывшийся в каюте с утра, не отдаст приказ рубить деревья прямо на острове самим пиратам.

– Могу! – Малёк, запальчиво согласившись, призадумался, выбирая историю пострашнее.

– Погорячился, пацан, – Саром, подошедший со спины, невольно напугал юнгу. – Ты, вон, даже от тени вздрагиваешь. Расскажешь нам о кошке, напугавшей мышку?

Пираты захохотали, наблюдая, как краснеет Малёк от смущения. Но общее веселье прервалось, когда дверь капитанской каюты резко открылась. Бледный капитан обвел команду тяжелым взглядом лихорадочно горящих зеленых глаз.

– Не пора ли домой, господа? – он хищно улыбнулся, на доли секунды напомнив Отверженному безумца.

– В порт Гар-Нуэра, капитан? – уточнил Худой Том, бывший на фрегате рулевым.

– В море. Наш дом море, Том.

***

Парусный корабль – это не просто морская замена кареты, запряженная воздушными конями. Это не бездушный кусок дерева, доставляющий команду до нужной точки на карте. Корабль – это товарищ и друг, сродни верному клинку, от которого зависят жизнь и смерть. Он полное и достоверное отражение своего капитана и команды. История знает много случаев, когда судна преображались до неузнаваемости, перейдя в иные заботливые руки. Доказательство тому быстроходная "Жемчужина", сменившая на своем веку уже пятерых капитанов. Когда ее прибрал Эдвард Ваймс, ныне известный, как Милосердный Эди из-за любви сохранять команде, взятой на абордаж, жизнь, но при этом забирать абсолютно всю еду и воду, да подрубать главную мачту, она едва держалась на плаву. Новому капитану пришлось приложить не мало усилий, чтобы одно имя "Жемчужины" вызывало не презрительный смех, а настоящий ужас. Тоже самое можно было сказать и о многих других судах: пиратских, военных или торговых. В руках нового капитана судно либо преображалось, либо погибало. Иного пути не было дано.

– Нельзя оставлять остров, капитан.

"Отверженный", угодив в руки Грахго, претерпел одни из самых колоссальных изменений, которые могли быть уготованы паруснику. Но мало кто знал, что сильнее всего они заметны в капитанской каюте, где сейчас находилось трое: старпом, боцман и сам капитан. Комната Фанатика была обставлена скромно, имея только то, что действительно необходимо и горсть памятных вещей. Лишь многочисленные книги портили идеальный порядок. Однако мало кто обращал внимание на корешки известных и не очень авторов. Ведь первое, что бросалось в глаза, были стены каюты. На них изображались десятки и сотни силуэтов, искаженные в мучениях лица, изломанные в предсмертных агониях тела – и все это, словно паутина, оплетали щупальца осьминога. Увидь это святой отец, и он бы окрестил каюту адским котлом, в котором страдали несчастные души. Но Грахго, кривя губы в ироничной усмешке, именовал капитанскую комнату не иначе, как душой Отверженного.

– Почему, Саром? – Фанатик стоял около огромного окна, занимающего практически всю стену, и смотрел на солнце, все сильнее тяготеющее к горизонту. Им нужно было покинуть бухту с вечерним отливом. Но времени было еще достаточно.

– Там столько всего нужно сделать! – хозяйственный боцман аж выпрямился.

– Да разве ж много? – Ловкий Эр, набивающий в трубку табак, удивился. – На пальцах одной руки можно пересчитать, – он заухмылялся, дополнив после короткой паузы: – в твоем случае, левой.

Саром, под смех старпома, принялся искать какой-нибудь предмет, чтобы запустить его в говорливого пирата. Но раскидываться вещами капитана не хотелось, а большего ничего и не было. В итоге боцман сделал вид, что не заметил реплики Эра и продолжил:

– Необходимо подготовить место под базу, разыскать запасные источники пресной воды, если они есть. И главное, вычистить участок берега, где будут ставиться сваи под пирс. Это займет много времени, капитан.

– Гляди ж, и трех пальцев хватило, – тут же вставил старпом. Но затем он сразу же продолжил, под гневное сопение Сарома: – Никто из этих трусливых крыс не согласится остаться на острове, – Ловкий Эр презрительно фыркнул. – Бояться, что их души здесь кто-нибудь утащит в рундук мертвеца.

– Тогда останусь я, – Саром недовольно нахмурился. – Да и не все из них трусливы. Часть согласится пойти со мной.

– Старый дурак, – старпом захохотал, пару раз ударив себя рукой по коленке. – Все еще веришь в людей?

– Хочешь сказать, что не веришь в нашего капитана, Ловкий Эр? – Саром заулыбался, наблюдая, как меняется в лице старпом, бросая взгляды на прямую спину Фанатика.

– Он верит в деньги, к которым я его привожу, – капитан повернулся к товарищам, цинично ухмыляясь.

– Капитан!

– Оставь, Эр. Даже будучи мертвым, ты первым делом проверишь свой клад и только потом начнешь переживать о бессмертной душе, – Фанатик сел за стол, наливая немного вина из пыльной бутылки. – Кого ты предлагаешь на место боцмана, пока тебя не будет?

Саром крепко призадумался. Нужно было выбрать толкового парня, который бы знал всю команду, но был верен капитану безоговорочно. Того, кто смог бы поставить на место человека вдвое сильнее себя.

– Сарома будет трудно заменить, – заметил Ловкий Эр, раскуривая трубку.

– Если тебе станет от этого легче, можем отрезать замене пару пальцев, – капитан сказал это настолько серьёзно и обыденно, что даже боцман перестал перебирать в голове имена. – Так что? Кто будет этот несчастный?

– Капитан, пальцы будут лишними… – осторожно заметил Саром.

– Мы скажем ему тоже самое, когда осчастливим, – Грахго усмехнулся, отпивая терпкое вино и наблюдая за переглядками старпома с боцманом. Только после этого Саром понял, что капитан говорит не всерьез. – но учти, человек должен быть надежным. Правильным. Вы ведь помните, что случилось с прошлым старпомом?

– Случайно застрелился из пистоля, когда его чистил, – тихо промолвил Ловкий Эр.

– Что же он тогда был весь в синяках? – капитан, разглядывая рубиновую жидкость на свет, едва заметно улыбался.

– Не хотел чистить, – совсем недобро заухмылялся боцман. – Я советую Моргана Гранта, капитан.

– Тот улыбчивый малый, что каждый раз разводит Джулио на вторую порцию?

Фанатик хорошо помнил сетования кока, который никак не мог устоять перед обаянием и хитростью молодого пирата. Как бы не был решительно настроен Джулио, Морган каждый раз с легкостью пробивал его черствую броню и возвращался с полной тарелкой.

– Именно, капитан, – боцман по-отечески тепло улыбнулся.

– Что ж, решено. Соберите людей на палубе.

Допив парой глотков вино, что мягким теплом наполнило уставшее тело, капитан поправил бандану и, накинув шляпу, направился следом за Саромом и Ловким Эром, чтобы найти несколько счастливчиков для необычного отдыха на острове, полном неприкаянных душ.

***

Команда топталась на палубе, пока опаздывающие пираты спешили на звон склянок, оповещающих об общем сборе. Внезапное собрание немного тревожило. "Отверженный" уже был готов к отплытию, а потому сбор являлся внезапным сюрпризом. Сюрпризы, ясное дело, пираты не любили. Конечно, если сами их не устраивали. Капитан в окружении старпома и боцмана стоял у штурвала. Он был собран и спокоен, обводя притихшую команду равнодушным взглядом, да то и дело отмахиваясь от неугомонного каната, что пытался положить ему на плечо Отверженный. Несмотря на неуместную шалость фрегата, Грахго сохранял терпение.

– Что ж, – начал он, внимательно следя за реакцией пиратов: – совсем скоро мы вновь выйдем в море, чтобы пополнить трюмы добычей. Но, прежде чем это случится, нам нужно выбрать тех, кто останется на острове, дабы подготовить его к обустройству базы.

Последние слова стали причиной недовольного ропота, что становился все громче. Оставаться на проклятом острове незнамо на сколько? К черту подобное! И не важно, что сейчас они стояли на палубе проклятого корабля. Отверженного они знали давно. Да, у фрегата был вздорный нрав и злые шутки, но он был хорошо знаком. Отверженный был своим.

– Кто пасти раззявить разрешил, дьявольское отребье?! – Ловкий Эр угрожающе сделал шаг вперед. Под его свирепым взглядом гомон быстро стих.

– Все вы знаете не понаслышке, как важно иметь место для безопасной починки корабля. Здесь такое место есть. Мы будем последними глупцами, если упустим его, – Фанатик, в очередной раз ударив по надоедливому канату, начал не торопясь спускаться на палубу.

– А как же духи, капитан? – Джодок рундука не страшился. Но он боялся потревожить покой духов, живших здесь.

– Духи согласились нас принять. Они же укроют корабль, если на наш след встанут корабли военного флота. – Фанатик не стал уточнять, что выбора у духов не было.

Команда замерла в нерешительности. Через Отверженного и кровную связь Грахго легко читал их сомнения. Оставшись здесь на время, они могли остаться тут навсегда. Никто не знал, каким море будет завтра, обойдет ли фрегат рифы и не скосит ли незваная болезнь команду. Никто не был уверен, что Отверженный и его капитан вернутся.

– За старшего на острове будет назначен Саром. Нам нужно четыре добровольца. Иначе будет кинут жребий, – закончил Грахго, остановившись на носу корабля.

Ответом ему была тишина. Пираты переглядывались между собой, бросали взгляды на боцмана и не решались сделать шаг вперед.

– Ну что, трехпалый? Кажется, ты ошибся в этих людях. Впрочем, как и я, – Фанатик недобро улыбнулся. Он собирался предоставить Сарому самому выбрать компанию на ближайшие дни, но не успел.

– Вы не ошиблись, капитан, – угрюмый Мартин сделал шаг вперед. – Я провел на острове ночь, и ни один дух не позарился на мою душу.

– Может, им просто не нужна такая гнилая душонка? – улыбнулся еще один пират, шагая к Мартину. – Они могут изменить свое мнение, особенно если там есть моряки с "Ласточки".

– "Ласточка" лишилась головы задолго до того, как мы ее срубили, – кровожадно усмехнулся Мартин.

– Я пойду, – следующим шагнул Угорь, удивив половину команды своим поступком.

– На острове не будет девочек, парень. Ты уверен? – Джодок приподнял бровь, кривя губы.

– Будто в море они есть! – Отмахнулся Угорь.

– Зато в море есть юнга! – захохотал кто-то из пиратов. – Наш юнга краше иной девки!

Подобная не то шутка, не то намек неожиданно разозлили Отверженного, сразу же переставшего доводит капитана. Он недобро оглядел команду, ища, кто бы мог решиться посягнуть на Малька, пусть даже и на словах. Юнга же испуганно втянул голову в плечи, с тревогой озираясь по сторонам.

– Мне плевать, с кем ты зажимаешься на баке меж ящиков, когда никто не видит, Келпи, – от слов Фанатика, что подошел к Мальку и покровительственно положил ему руку на плечо, команда засмеялась. Каждый давно знал, что Келпи не важно с кем и как. Некоторые же догадывались, что кто-то из команды может отвечать ему взаимностью. – Но за издевательство над членом команды, я лично вручу тебе черную метку.

Пират, прозванный Келпи, как-то сразу стушевался. Кто-то похлопал его по спине. Но большинство сразу же забыли. Потребовалось еще немного времени, прежде чем последний человек, остающийся вместе с Саромом на острове, был найден. Пиратам выделили шлюпку, на всякий случай, запас провизии и необходимые для жизни вещи. Когда отряд Сарома оттолкнулся от борта фрегата и направился к острову, "Отверженный" поднял якорь.

– Морган, – пока команда была занята отплытием под руководством Ловкого Эра, Грахго окликнул улыбчивого пирата.

– Да, капитан!

– Займешь место боцмана, пока Сарома не будет, – Фанатик несильно хлопнул ладонью Моргана по лицу, подойдя к нему ближе. – Не разочаруй, Грант, – и пусть фраза была проста, голос Грахго походил на отблеск стали стилета, что вкупе с многоговорящим взглядом, поднимали волосы на затылке у Моргана.

– Не разочарую, капитан! – новоиспеченный боцман лихо ухмыльнулся, хоть сердце его и стучало в районе горла. – Мне бы не хотелось составить компанию Отверженному за ужином.

Мощный фрегат плавно покидал тихую бухту, постепенно растворяясь в вечерних сумерках, словно и сам был частью тех призраков, что обитали на острове. Его провожало сразу несколько взглядов. Пираты, оставшиеся на земле, смотрели печально и тоскливо, но все же надеясь, что не зря ввязались в сомнительную авантюру с базой для "Отверженного". Взгляд Каттальтты сложно было прочесть. Слишком многое он отражал и держал в себе.

– Ох, кажется, я забыла рассказать капитану о возможностях своего сердца, – хищная улыбка расцвела на губах духа-хранителя, обнажая острые клыки.

Она дождалась, когда фрегат из величественного парусника превратится в едва заметную точку на горизонте, и стала растворяться в окружающем ее лесе, по которому потусторонним шёпотом пронеслись ее последние слова:

– Отверженный же не будет против небольшой компании, верно?

***

Попутный ветер с готовностью наполнил паруса, позволив фрегату набрать солидных восемь узлов скорости. Это было очень хорошо для парусного корабля, а потому команда оставалась довольна, с чистой душой готовясь к отбою. По крайней мере, так могло показаться на первый взгляд. Кажущаяся идиллия порой бывает обманчива. Так случилось и в этот раз.

– Морган, дружище, уделишь минутку?

Косой Билл в сопровождении еще нескольких пиратов преградил временному боцману дорогу. Он улыбался, излучая обманчивое дружелюбие.

– Разве я могу отказать тебе, Билл?

Морган обвел присутствующих внимательным взглядом. Одинокий фонарь в трюме высветил мрачные лица, в чьих глазах застыло недовольство и жестокость.

– Мы недовольны, Морган.

Вкрадчиво произнес Билл, склонившись чуть ближе к молодому боцману. Тот улыбнулся:

– Это сложно не заметить, Косой.

– Хватит лясы точить, – взвился Генри Кот, являющийся впередсмотрящим. – За борт выскочку, и дело с концом!

– А как же кодекс, Генри? Пошлешь его к морскому дьяволу вместе с капитаном?

Морган вопросительно с легкой иронией посмотрел на Кота. На корабле, что является живым, даже у стен есть уши.

– За несоблюдение кодекса полагается черная метка. Ты готов к ней? А вы все? – продолжил боцман, обводя собравшихся взглядом.

Люди считали пиратов отребьем, которое живет лишь по закону силы. Не сказать, чтобы они сильно ошибались. Однако даже такое отребье имело свои законы. Еще на заре пиратства, когда Тортуга только-только начинала свое существование, а Гар-Нуэра даже не маячил на горизонте, пираты столкнулись с необходимостью регулировать свою жизнь благодаря общим законам. Иметь гарантию получить долю в грабеже, быть уверенным в своем капитане, знать, что твой голос будет услышан. Тогда наиболее влиятельные капитаны составили свод правил, за нарушение которых надлежало вручить пирату черную метку, обозначающую предупреждение. Если после подобного ничего не менялось, то беднягу судили по законам моря: вешали на рею или скармливали акулам. Могли изгнать с корабля. Но все зависело от проступка, команды и решения, которое она принимала. Общий кодекс предусматривал наличие и личного на корабле, под которым подписывался каждый член экипажа, что решался связать свою жизнь с пиратством. Но правила каждого отдельного свода законов не должны были противоречить общему, принятому в этих водах. В большинстве своем, они были похожи и незначительно отличались от команды к команде.

– О нет, Морган. Мы затребуем свое право силы, – ухмыльнулся Косой Билл.

– Вызовешь на поединок капитана? – удивился Генри.

– Моргана, тупица!

Пираты согласно загалдели. Кто-то рассчитывал, что крупный и опытный Билл одержит вверх, вынудив капитана назначить боцманом его, а не выскочку Гранта. А кто-то просто предвкушал яркое зрелище, полное боли и крови.

– Тогда к чему эти церемонии, Билл? – Морган не выглядел напуганным. Плавая не первый год, он ожидал нечто подобное. – Оповести старпома и начнем.

Косой, бросив мрачный взгляд на боцмана, цыкнул. Следовало сразу идти к Эру, но Билл желал увидеть реакцию Моргана. Стоило понять, насколько Грант предан капитану и как собирается держаться с командой.

– Сбегай к Ловкому Эру, Кот, – бросил Билл.

– Я тебе не девка на побегушках!

– Но имеешь все шансы ею стать! – Косой молниеносно вытащил тонкий нож, заставив Генри попятиться.

После подобного Кота не пришлось просить еще раз. Он развернулся на пятках и скрылся в темноте трюма. Морган проводил его взглядом, весело хмыкнув. Спокойствие и уверенность Гранта раздражали Билла. Это было заметно по взглядам, которые тот бросал, и пальцам, что гладили рукоять ножа. Это забавляло Моргана. Еще до того, как Грант ступил на палубу своего первого корабля, парень всю юность выживал на улице, сколотив шайку таких же перекати поле, как и он сам. Дед, единственный близкий человек, всегда переживал, что любимый внук закончит либо с пером в подворотне, либо на каторге. Жестокие драки закалили Моргана. И теперь даже такой здоровяк, как Косой Билл, не вызывал в нем страха.

– Что б вас русалки имели, обезьяны вы плешивые, – недовольное ворчание Ловкого Эра дошло до команды немного раньше, чем он сам.

Старпом рассчитывал провести остатки вечера в компании Джулио и Мясника, поцеживая заслуженную кружку рома и играя в карты. На “Отверженном” запрещалось играть на деньги, но пираты приноровились ставить на кон не только интерес к победе, но и желания. За каждые десять побед игрок загадывал другому игроку, у которого было больше всего проигрышей, желание. Обычно это был какой пустяк или забавная мелочь, но порой обороты могли быть весьма интригующими. Эр собирался потребовать у Джулио двойную порцию ужина на ближайшую неделю, но вместо этого был вынужден тащить свой зад к недовольной команде.

– А вот и старпом, господа, – улыбнулся Морган. – Эр, эти парни требует поединок.

– Кот уже растрепал все. Тащите лампы на палубу. Какие условия победы?

– Пока один из нас не сможет подняться, – Косой предвкушающе ухмыльнулся.

Каждый пират “Отверженного” знал о тяжелом ударе Билла справа, после которого его соперники довольно часто теряли сознание, если тот попадал точно в цель. Но Морган не стал оспаривать это решение. Смерть во время поединка не поощрялась капитаном, а потому выбор у пиратов был не очень большим.

Солнце уже практически скрылось за горизонтом, позволяя темноте свободно расправить крылья, когда команда фрегата высыпала на палубу. Малёк, сидевший до этого у штурвала, с удивлением встал и начал наблюдать, как пираты споро расчищают площадку и располагаются кругом.

– Что они делают, Том? – обратился мальчишка к рулевому.

– Кажется, кто-то недоволен, что малыш Морган занял место Сарома.

– Но почему?

– Причин может быть тьма, Малёк. Но настоящей мы с тобой не узнаем.

– И что теперь будет?

– Поединок, – голос Грахго заставил вздрогнуть Малька и Худого Тома, которые никак не ожидали, что капитан незаметно подойдет сзади, выйдя из своей каюты.

Фанатик безразлично наблюдал, как Билл и Морган отдают старпому оружие и снимают лишние вещи, оставаясь только в штанах и рубахах. Отверженный же, извернувшись, с явным интересом разглядывал палубу. Его черные глаза горели жаждой крови и предвкушением. Он ощущал настрой пиратов и точно знал – кровь вновь испачкает его доски, впитываясь в него все глубже.

– Согласно кодексу, каждый пират имеет Право силы, ибо только сильный физически, умственно или морально человек достоин вести за собой команду. И если команда сомневается, то может потребовать поединок. Я прав, Том?

– Да, капитан.

Юнга, еще живя в порту, не раз слышал слова о кодексе, но истинный смысл от него ускользал. Ему было тяжело представить, как сборище бандитов и висельников, бежавших за черту закона в поисках свободы, могут подчиняться и соблюдать какой-то свод правил.

– На “Отверженном” есть свой кодекс. Саром должен был рассказать о нем, – продолжил Грахго.

– Он рассказывал, капитан.

– Прекрасно. Если ты не умрешь в ближайшие недели, то должен будешь подписаться под ним и поклясться исполнять. Ты умеешь читать, Малёк?

– Умею.

Фанатик бросил на юнгу заинтересованно-любопытный взгляд, а затем едва слышно хмыкнул. Какой-то беспризорник с пиратского порта и вдруг обучен грамоте? Однако не стал расспрашивать подробнее.

– Кодекс закреплен на камбузе. Запомни его хорошенько. Потому что, как сказал мне когда-то капитан Ортега, быть может, эта чертова бумажка спасет тебе жизнь.

– Вы были знакомы с капитаном Ортега?! – Худой Том в восхищении посмотрел на Грахго.

– О да, я плавал под его флагом несколько лет назад, – Фанатик потер переносицу, улыбаясь. – Но давайте же посмотрим, кто окажется сильнее: свирепый Билл или веселый Морган.

Ирония и беззаботность в голосе капитана сильно контрастировали с тем, что происходило на палубе, где два пирата уже сцепились в единый клубок. Билл резкими ударами старался достать Моргана, но тот ловко уворачивался, сохраняя дистанцию и стараясь обойти противника. Они кружились по импровизированной арене, подбадриваемые криками остальной команды.

– Билл! Вмажь выскочке!

– Давай, Морган! Берегись правой!

Но казалось, что участники поединка не слышали окружающий их гомон. Когда Грант в очередной раз поднырнул под руку Косого, то успел нанести удар по ребрам. Затем еще раз и еще, словно играя со здоровяком. Помимо воли на губах боцмана стала проявляться довольная ухмылка, пробуждающая ярость у Билла. Когда Морган хотел вновь уйти левее, Косой шагнул ему навстречу, предугадывая маневр и совершая удар. Грант при всем желании не смог бы увернуться, а потому лишь качнулся назад, получая его вскользь. Челюсть и губы обожгло болью, отвлекая боцмана всего на мгновение, которое хватило Биллу, чтобы успеть пнуть того чуть ниже колена. Нога Гранта подогнулась. В попытках сохранить равновесие и устоять, Морган пропустил очередной удар. Колено Косого угодило в лицо, опрокидывая боцмана на спину. Но оказавшись на палубе, тот оттолкнулся от нее, даже не пытаясь встать, и откатился в сторону, как раз в тот момент, когда Билл совершал очередной пинок, рассекающий воздух.

– Не дай ему встать!

Генри Кот размахивал руками, громче всех поддерживая своего товарища и не замечая взгляд капитана, обращенный не на дерущихся людей, а на алчущую крови команду. Около Фанатика нервничал юнга, закусивший большой палец и не отрывающий взгляда от весельчака боцмана.

Однако Морган не собирался сдаваться просто так. Изловчившись, он успел схватить Билла за лодыжку, дернув на себя. Косой и Грант представили собой змеиный клубок, где каждый пытался подмять под себя противника. Но непродолжительный триумф боцмана быстро закончился. На него уселся Билл, придавливая весом и не позволяя встать. Морган еще пытался вывернуться, но удар Косого угодил ему в скулу, откидывая голову назад, из-за чего та с глухим стуком налетела на палубу. Боцман сразу же обмяк.

– Мразь, – Билл сплюнул на доски, поднимаясь на ноги и оборачиваясь к команде.

Его взгляд, полный превосходства и самодовольства, был обращен к капитану. Однако, вопреки ожиданиям, Фанатик продолжал смотреть на него с долей иронии, сохраняя на губах легкую полуулыбку. В отличии от остальных, Грахго чувствовал, что Отверженный полностью на стороне Моргана. И прямо сейчас корабль тянулся к поверженному боцману своей внутренней силой, делясь ею и позволяя быстрее вернуться из небытия. Благодаря вмешательству корабля, Морган пробыл в беспамятстве всего лишь пару мгновений.

Пока Билл стоял к нему спиной, пребывая в замешательстве, боцман поднялся. Не теряя ни секунды, Грант кинулся на Косого, под радостные крики команды запрыгивая на спину и сразу же впиваясь зубами в ухо. Биллу потребовалось время, чтобы как следует ухватиться за боцмана и сдернуть его со своей спины. Однако Морган так и не разжал челюсти, утаскивая за собой и часть плоти противника. Пока Косой зажимал ухо, Грант ударил еще раз и еще. Вскоре они вновь оказались на палубных досках, но в этот раз Морган был сверху. Он наносил удары по лицу Билла до тех пор, пока то не превратилось в кровавое месиво, а сам Косой не лишился сознания. Только убедившись, что противник уже не сможет подняться, Морган свалился на доски, сплевывая откушенный хрящ. Он тяжело дышал, с трудом поднимаясь.

Ловкий Эр выждал немного времени, давая возможность Биллу прийти в себя и подняться. Но поняв, что Косой уже не встанет, старпом направился к Гранту.

– С победой нашего молодого боцмана! – он похлопал Моргана по спине, отчего тот чуть не упал обратно, с трудом устояв.

К ним уже спешил Мясник и юнга. Один из пиратов проверял Косого Билла, а Генри, паскудно усмехнувшись, подобрал оторванный хрящ. Остальные поздравляли Моргана с победой, наполнив палубу радостными криками. Но искренние улыбки, да и вообще улыбки, были далеко не у всех. Часть пиратов молча ушли в трюм, пара других поволокла Билла в каюту к Мяснику.

Когда на палубе практически никого не осталось, Фанатик спустился к Моргану и Мальку. Он положил ладонь на плечо боцману, улыбнувшись:

– Кажется, Саром был прав насчет тебя. Поздравляю, Морган.

– Спасибо, капитан.

– Молодец, Морган! – юнга поддерживал Гранта, радостно улыбаясь.

– Составь боцману компанию, Малек. Сходите к Джулио. Пусть даст вам порцию рома.

– Спасибо, капитан! – Морган заулыбался, но тут же скривился от боли. Удар Билла изрядно подпортил его веселую мордашку, оставив ссадины и разбив губу в кровь.

К ним присоединился и Ловкий Эр. Капитан же проводил их взглядом, тихо обратившись к кораблю:

– Нашел себе нового любимчика, старик?

“Он честен. Билл нет.”

– Ты прав. Но не мешай им сейчас. Подождем, пока не проявятся все недовольные.

“Хорошо. Но я смогу потом сожрать их всех?”

– Любой каприз, старик. Любой каприз.

Глава 5. Старые сказки

Ночь была лунной. Мягкий свет серебрил невысокие гребни волн, обволакивал мачты и осторожно проникал сквозь стекла в нутро фрегата, чьи обитатели сладко спали после не самого спокойного вечера. Каттальтта играючи прошлась по рее, с любопытством разглядывая пустую палубу и одинокого тощего рулевого, что стоял у штурвала. В прошлый раз посещение Отверженного закончилось для духа плачевно. Дыра в груди до сих пор зияла отвратительно холодной пустотой, напоминая о собственной глупости и о непомерной дерзости капитана. Каттальтта подозревала, что она вряд ли затянется, пока не будет возвращено сердце.

"Мне не нравится, как ты шныряешь здесь."

Отверженный всегда прекрасно чувствовал, когда на него пробирался кто-то чужой. Но сейчас фрегат терялся, не зная, в какую категорию стоит отнести плененного хранителя. К врагам или союзникам? Дух тем временем перебралась на бушприт.

– Не будь злюкой, великан, – Каттальтта казалась беззаботной, но ее неумолимо тянуло к камню яшмы, хранящемся где-то в недрах фрегата. – Ты же знаешь, каково быть с кем-то или чем-то связанным. Я только учусь жить без сердца, – она улыбнулась, проводя лианой по осьминожьей голове Отверженного.

Корабль недовольно заворчал, отмахиваясь от хранителя щупальцами. Но в ответ он слышал только задорный смех.

– Даже интересно, чем же живой корабль не устраивает капитана Грахго? – дух в задумчивости подняла глаза к небу, с удовольствием отмечая, как эти слова насторожили фрегат.

"Почему не устраивает?"

– Да вот и меня терзает этот вопрос! – Каттальтта свесилась с бушприта и заглянула в черные глаза Отверженного, в которых едва заметно плескалась мерцающая зелень его души, спрятанная невероятно глубоко. – Он так стремится к этому, что даже велел тебе вырвать мое сердце! Чем ты мог его разгневать до такой степени, здоровяк?

Отверженный молчал. Он задумчиво перебирал щупальцами, вглядываясь в звездное небо. И пока корабль ворочал в голове тяжелые мысли, Каттальтта его изучала. Любое необычное существо, будь то дух или магический предмет, излучает особенную силу, которую могли заметить другие, знающие, как и под каким углом смотреть. Фрегат был соткан из десятков и сотен алых узлов. Некоторые из них тянули загробным холодом, другие – пожаром жизни. Они сплетались между собой в хаотичном танце, впиваясь в капитана. Вот только среди нитей, если приглядеться повнимательнее, можно было разглядеть жемчужины загубленных жизней. Камни, принадлежащие членам команды “Отверженного”, горели ярче, напоминая одинокие костры. Остальные едва тлели. Сердце Каттальтты то разгоралось сильнее, то практически гасло, отбивая ритм. Но хранителю было сложно определить, где именно находится камень. Спрятанный в мощном духе Отверженного, он словно находился под толщей воды. Фрегат, пронизанный непривычным для духа переплетением жизни и смерти, надежно хранил тайны своего капитана. Однако Каттальтта, поразмыслив, пришла к выводу: Грахго вряд ли расстанется с ее сердцем, а значит он должен быть где-то в капитанской каюте.

– Может, все дело в твоей природе, большой корабль? – дух сочувственно погладила бушприт.

"А что с ней не так?"

– Ты монстр, мой милый друг. Монстром и останешься. А людям всегда противно быть рядом с вами. И когда такие, как ты, им больше не нужны, они безжалостно их убивают. Вы награбили достаточно золота, чтобы уйти на покой. Думаешь, эгоистичный Грахго отдаст тебя другому капитану? – голос Каттальтты был мягким и лживо сострадательным. Он сладкой патокой пробирался сквозь корабельные доски, проникая в самое сердце фрегата.

"Он хотел снять проклятие, " – возразил Отверженный, все больше погружаясь в состояние задумчивой печали, которая, рано или поздно, переходила в ярость.

– А ты разве проклят? – искренне удивился дух. – Быть живым кораблем – это получить ценный дар. А он хочет забрать его у тебя…

Ядовитые слова Каттальтты достигли своей цели. И пока на небе разгорался нежный рассвет, внутри Отверженного сгущались сумерки.

"Я не позволю."

– Не позволишь?

"Нет."

Скрывая радость, хранитель едва слышно прошептала:

– Тогда помоги мне вернуть сердце. Я не могу забрать его, пока Грахго там.

"Я помогу."

Каттальтта видела, как сильно обижен фрегат на капитана, который его якобы предал. Боль, причиненная таким близким существом, разрывала Отверженного. Укол совести заставил духа пожалеть о своем поступке, но она тряхнула головой, прогоняя ненужную здесь сентиментальность. Как бы не было жаль корабль, Фанатика необходимо остановить до того, как он соберет все сердца и решит сломать законы мира ради одной проклятой души.

***

Гибкая фигура на одно мгновение попала под пока еще слабые лучи, только-только восходящего, солнца и сразу же исчезла за стенами капитанской каюты, пройдя сквозь них, как стилет сквозь звенья кольчуги. Оказавшись внутри, Каттальтта в ужасе замерла. Она разглядывала стены, покрытые силуэтами людей, и все яснее понимала, что это вовсе не искусный рисунок неизвестного мастера. В переплетениях щупалец застыли самые настоящие души, которые так и не смогли найти дорогу к нити Топони из-за ужасающей магии проклятого фрегата. Дух-хранитель задрожала. Она осознала, что за жемчужины скрывались в узлах силы корабля.

– Сколько же времени вы бороздите здешние воды?

Ее шепот всколыхнул запертые в корабле души. Рисунок пошел рябью, и черные мазки задвигались. Они тянулись к нити Топони, которая должна была вытащить их из этого ада и указать путь. Но Каттальтта оказалась бессильна. Она не успела даже коснуться пугающих стен, как щупальца осьминога усилили хватку, сжимая в своих удушающих объятьях обреченные жизни.

– Как же мне помочь вам?

Каттальтта неуверенно шагнула вглубь, бесцельно и брезгливо оглядывая каюту, пока ее взгляд не наткнулся на кровать. Там, беспокойно сжимая одеяло сквозь сон, спал Грахго.

– Сначала я должна найти сердце.

Хранитель решила первый делом оглядеть капитана, чтобы затем, когда Отверженный не сможет больше сдерживать свой гнев, спокойно обыскать каюту. Конечно, если камень яшмы не окажется у Фанатика. Она осторожно приблизилась, невольно подмечая, как плотно сжаты тонкие губы капитана, и какая глубокая морщина пролегла между бровей. Он лежал на спине, тяжело дыша, словно боролся с демонами во сне. Сквозь не до конца застегнутую белую рубаху, под тройкой медальонов на шнурках и серебряной цепочке, виднелся уродливый шрам, проходящий от ключицы и теряющийся где-то под тканью. Каттальтта могла бы назвать Грахго красивым, поскольку мужчина обладал той тонкой аристократической красотой, которая пока еще не теряла своей мужественности. Но дух слишком хорошо знала, как уродлива его душа. Иная другая не смогла бы жить так долго с Отверженным, сплетаясь с ним все сильнее. Но маленький росток сомнений у хранителя все же был. Грахго хотел снять проклятие. И сейчас, видя, что именно представляет из себя каюта, Каттальтта частично его понимала.

– Какого черта?!

Фанатик так резко распахнул глаза и рывком сел, что хранитель едва успела спрятаться. Корабль совершил резкий крен, из-за чего несколько книг в беспорядке попадали на пол. Капитан торопливо встал, на ходу натягивая сапоги и кафтан. Снаружи долетали крики и ругань. Когда Грахго распахнул дверь, чтобы проверить в чем дело, шум стал явственнее. Каттальтта дождалась, пока каюта опустеет, и принялась за поиски. Сердце она нашла не сразу. Пришлось проверить стол, секретер и кровать. Только потом хранитель увидела неприметный шкафчик, встроенный над кроватью в стену. Буквально втиснув в него голову, Каттальтта увидела фиолетовую яшму. Она потянулась схватить ее, но браслеты, оплетающие руки и ноги, сковало арктическим холодом, не позволяя не только пошевелиться, но и вздохнуть.

***

Отверженный стойко пытался объяснить себе желание Грахго избавиться от верного корабля. Он искал в себе изъяны до самого утра, но так и не смог найти то, что именно бы не понравилось капитану. Эта несправедливость заставляла щупальца в гневе сжиматься, а канаты все сильнее оплетать мачты и реи. В итоге фрегат решил, что заслуживает получить ответы. В этот же миг корабль пришел в движение, вырывая штурвал из рук Тощего Тома, оплетая канатами Джодока и Ловкого Эра, которые первыми выскочили на палубу в желании узнать, что произошло.

– Чертов кракен! – удивленно воскликнул рулевой, вмиг растерявший все желание поспать.

Штурвал бешено вращался то в одну, то в другую сторону, не давая Тому ухватиться и выровнять фрегат. Из-за этого корабль болтало в разные стороны, лишая пиратов устойчивости.

– Хватит дурить!

Ловкий Эр, в отличии от Тощего, был куда изощреннее в своих фразах. Канаты подняли его между мачтами, спеленав, как ребенка, и не оставив даже шанса.

– Деревянная каракатица! Что б тебя короеды пожрали!

– Ругань не работает, Эр, – прохрипел Джодок, висевший неподалеку.

– Спалю все такелажи, осьминожья отрыжка!

Старпом продолжал брызгать злостью, безнадежно пытаясь вырваться из цепкой хватки корабля. Отверженный, планомерно пленяющий команду, раскрыл пасть в немом рычании и потянулся к перепуганному юнге, пятившемуся к бочкам с водой. В это время Гарри-Порох отмахивался от настырного каната шомполом. Рядом, вооружившись половником и сковородой, пристроился Джулио.

– В сторону, Малёк!

Морган отбил канат, уже практически схвативший мальчишку, обухом топора, давая мелкому возможность спрятаться получше.

– Что здесь происходит? – голос капитана, застывшего у входа в каюту, был полон холодной ярости.

Фрегат оттолкнул юнгу и Гранта, уронил пойманных пиратов, паре из которых не повезло оказаться за бортом, и потянулся всеми канатами к Фанатику.

"Как ты мог?!"

– Что мог? – капитан смело шагнул вперёд и, не став сопротивляться, позволил Отверженному пленить себя под удивленные и непонимающие взгляды остальной команды, приходящей в себя.

"Бросить меня? Предать. Решить, что я тебе больше не нужен!"

Казалось, корабль и сам запутался, что из этого ранило его сильнее. Он источал боль и обиду, которую ощущали даже пираты, споро вытаскивающие из воды выпавших товарищей.

– С чего ты это взял? – спокойно спросил Грахго и поморщился, когда щупальца перехватили его вместо канатов, неаккуратно сжимая сильнее, чем было необходимо.

"Слышал."

Отверженный подтащил капитана к себе, усиливая хватку и вглядываясь в его лицо. Что он хотел там увидеть? Сожаления? Боль? Страх, что раскрыли? Или раскаяние? Корабль не знал. Он был готов ко всему, но все-таки не ожидал, что Грахго устало улыбнется, разглядывая разгневанную морду осьминога с искренней теплотой.

– Как ты мог в это поверить, старик? – Фанатик вздохнул, прикрывая глаза и сдерживая стон. Отверженный сжал его особенно сильно, едва не ломая кости. – Я ведь обещал, что никогда не брошу тебя. Как ты мог это забыть? – вновь открыв глаза, Грахго посмотрел на фрегат с легким укором и осторожно коснулся его морды, протянутой рукой. – Как?

Такой простой вопрос пробудил у корабля давно забытые картины. Оживленный порт тонул от количества людей и кораблей, бросивших якорь. Между ними и пристанью сновали бесчисленные шлюпки. Уши Отверженного закладывало от гвалта. Валенсия, а это была именно она, – корабль точно помнил этот удивительный город, в порту которого никогда не отдавал швартовых, – жила в полную силу. Почему-то Отверженный был намного меньше, чем сейчас, и стоял он не на приколе или якоре, а на деревянной пристани. Перед ним, теребя в руках небольшой мешок, застыл Грахго. Он был значительно моложе, на лице еще не появились следы от кинжала, а улыбка казалась намного мягче и добрее.

– Не переживай, старик. Пусть капитан Гонсалес спустит с меня хоть три шкуры, но я вернусь домой, – Грахго улыбнулся дерзко и уверенно, но Отверженный слишком хорошо его знал, чтобы не заметить за показной бравадой грусть.

– Успеешь к свадьбе?

– Обижаешь. Не забудь отстирать парадный костюм от краски! Не хочу краснеть за тебя перед невестой.

– Мне будет тебя не хватать, – Отверженный крепко обнял Грахго, сдерживая подступающий к горлу ком.

– Я ведь не бросаю тебя. Никогда не брошу, – едва слышно ответил молодой человек.

Он оттолкнул от себя Отверженного и поспешил к шлюпке.

Фрегат удивленно моргнул, выныривая из внезапно свалившихся воспоминаний. Отверженный явственно ощущал: тепло, тоска и даже любовь Грахго оставались точно такими же, какими были много лет назад, когда он, будучи еще совсем юношей, стоял перед ним в порту Валенсии.

"Никогда не бросишь."

– Никогда.

Отверженный так быстро разжал щупальца, что чуть не уронил капитана в воду. Фанатик едва успел схватиться за бушприт, повиснув на нем из последних сил. Все тело болело после гневных объятий фрегата.

– Капитан! – Морган, держась за канат, протянул Грахго руку.

Капитан бы не смог дотянуться до нее. Но Отверженный, виновато пряча взгляд, подхватил Грахго и перенес на палубу. Там, капитан при помощи Моргана поднялся.

– Чего уставились, недоумки? – рявкнул Фанатик на команду. – Навести порядок на палубе! Худой Том! Якорь тебе в глотку, как долго корабль будет мотать из стороны в сторону, точно пьяного матроса в Гар-Нуэра?!

Пираты, невозмутимо пряча катласы и топоры, которыми собирались рубить щупальца фрегату, сразу же бросились выполнять команды капитана, кидая опасливые взгляды на притихшего Отверженного и злого, как тысяча чертей, Фанатика.

– Помочь, капитан? – предложил Морган. – Вам бы к Мяснику заглянуть.

– Нет. Займись кораблем.

Фанатик недобро усмехнулся. Прежде чем идти к судовому врачу, ему нужно было проверить каюту на наличие одного неугомонного духа, о котором Отверженный только что смущенно поведал.

***

Каюта встретила капитана умиротворяющей тишиной, ожидаемым беспорядком и завораживающим полумраком, который едва рассеивали нежные лучи восходящего солнца. Грахго, оглядывая разбросанные книги, помятые карты и растрепанный судовой журнал, тяжело вздохнул. Оставалось только порадоваться, что он не забыл, как часто это бывало, закрыть чернильницу, чем избавил свои вещи от безобразных клякс. Однако долго созерцать окружающий бардак капитан не смог. Его внимание привлекла фигура Каттальтты, пойманная с поличным и замороженная в весьма нелепой позе. Дух-хранитель опиралась одним коленом о кровать, пока носок другой ноги едва касался пола. Ее руки лежали на широкой деревянной окантовке, обрамляющей скрытый в стене ящик, а голова терялась за дверцей этого самого ящика, пока лианы художественно ниспадали по выгнутой спине на плечи и постель. Дымчатое темно-серое тело Каттальтты ныне было покрыто инеем, придавшим ему бело-голубой оттенок.

– Вроде древняя нить Топони, несущая на своих плечах столь тяжелое бремя, а выглядишь сейчас, как самый обычный вор Валенсии…

Голос Грахго был полон издевательской иронии, от которой дух злобно зашипел.

Помимо воли капитан вспомнил не только безобразно очаровательный преступный мир Валенсии, в которой жил долгие годы и суть которого смог изучить в полной мере. Вид скованного духа принес и более низменные, но такие сладкие воспоминания. Лучше приветливых портов Валенсии были только дикие прибрежные городки Нового Света, с распростертыми объятиями ждавшие смелых мореплавателей.

Хмыкнув, мужчина направился к кровати, попутно поднимая предметы, попадающиеся на пути. Книги и карты брал особенно бережно. Это отражалось в осторожных прикосновениях и неторопливости, словно бумага могла рассыпаться у него в руках от чрезмерных усилий. Пальцы с трепетной нежностью касались корешков, украшенных затейливыми подписями авторов. Здесь можно было увидеть комедийный роман Жана Реньяра и политическую аллегорию Франсуа Фенелона, творчество Сервантеса, Шекспира и остальных признанных и едва известных писателей прошлого века. Однако лишь на одном из них Фанатик задержался дольше прочих. Местами потертая от частого чтения, с треснутой и выцветшей обложкой пьеса Кальдерона замерла в руках.

– И где твоя язвительность? Даже ничего не скажешь, воришка? – положив стопку на стол, Грахго еще раз оглядел духа.

– Вор. Здесь. Ты! – несмотря на ярость и злость, голос хранителя звучал сдавленно и искаженно, с затяжными паузами между словами, делающими фразы прерывистыми и ломаными.

От нелепости картины клокочущий в груди гнев капитана постепенно стихал. На губах у Фанатика расползлась недобрая улыбка. Увидь ее Каттальтта, наверняка, поспешила бы убраться с корабля на родной остров. Но видела она только стены ящика и пульсирующее сердце, которое так желала, но не могла взять, хоть и была невероятно близка.

– Надо же, я и не подозревал, что будет такой фееричный эффект!

Он подошел ближе, разглядывая Каттальтту с удивлением и интересом. Особенно тщательно Грахго рассмотрел место, где шея духа упиралась в деревянную дверцу ящика. Не совладав с искушением, капитан с опаской провел пальцами по месту стыка. Чем ближе дерево было к духу, тем оно становилось холоднее. Затем дернул за одну из лиан, но та оказалась словно каменной – дух даже не покачнулся.

– Кажется, у тебя проблемы, а, дорогуша?

Задача, которая теперь стояла перед Фанатиком, обладала неясными очертаниями и сомнительным завершением. Грахго понятия не имел, что теперь делать и как вернуть хранителю первоначальный вид. Он создавал оковы по наитию, собрав силу, что пронизывала его вместе с кораблем, и преобразовав ее в сдерживающий фактор для злобного духа. И капитан не представлял, как это все сработает, если плененный хранитель решит сотворить что-то подобное. Попадись Каттальтта где-то в другом месте, и Грахго бы просто отодвинул ее в угол, чтобы не мешалась, до более удачного времени. Но призрачная девушка заблокировала своей головой доступ к сердцу, телом перекрыла кровать, а длинными лианами усыпала пол. Просто так ее было не подвинуть.

– Освободи!

Хриплый и возмущенный окрик вывел капитана из задумчивости. Он вздохнул. В голове одновременно было тесно от мыслей и пусто от идей. Не имея чего-то получше, Грахго попробовал потянуться к оковам и убрать их. Легко и изящно, словно отгонял хрупкую стрекозу. Как говорила в детстве няня: иногда самый простой ход – самый действенный. Но судя по тому, что ничего не поменялось, этот случай не подходил к таинственному “иногда”.

– Что. Ты. Там. Возишься? – Каттальтта выплевывала слова, не скрывая раздражения.

– Не мешай. Я думаю.

– Оставь. Тем. Кто. Умеет. Думать.

– Тебе?

Иронией, присутствующей в одном слове, можно было заполнить трюмы “Отверженного” доверху. Едкие слова духа зарождали в голове Грахго кощунственную мысль, позаимствовать у Мясника пилу и отделить слишком уж болтливую голову от тела. Останавливала только пара вещей. Во-первых, кто знает, сколько времени потребуется, чтобы найти следующую нить Топони? А во-вторых, нет гарантии, что подобные радикальные меры помогут и дух заткнется.

– Капитан. Вы. Так. И. Кораблем. Управляете?

– Ты можешь…

– Нет. Криворукий. Болван!

Фанатик медленно выдохнул, успокаивая себя. Ему нужна была ясная голова для решения чертовой проблемы. Но неугомонный дух не утихал.

– Давай. Не. Торопись… У. Нас. Вечность. Есть, – процеживала хранитель каждое слово сквозь зубы так язвительно, что яд с них едва не стекал по стене. – Сначала. Думают. Потом. Делают. Грахго.

– Ага, именно поэтому, ты полезла в ящик, даже не подумав о последствиях? Умно-умно.

Капитан перевел взгляд на окно, подмечая сколько времени прошло.

– Ты уверена, что я не могу тебя вытащить, дорогуша? Знаешь ли, у меня здесь весьма неплохой вид открывается…

– Да. Как. Ты. Смеешь?

Грахго улыбнулся, услышав в голосе Каттальтты неприкрытое возмущение и даже смущение. Было забавно замечать столь людские черты у бестелесного духа.

– Если бы ты не заблокировала свое же сердце и не заняла кровать, то я бы оставил тебя так. Сразу двух зайцев бы пристрелил. Избавился бы от дальнейших хлопот следить за тобой и каждый день получал бы эстетическое наслаждение, – издевательски растягивая слова, капитан начал поправлять рубаху и штаны. Выбежав до этого из каюты впопыхах, он имел неряшливый вид, и теперь быстро это исправлял.

В каюте повисла тишина, нарушаемая лишь шорохом одежды и звяканьем пряжки ремня, да оружейной перевязи. Служба на военном судне внесла целый рой привычек в жизнь Грахго. И даже теперь, на пиратском корабле, многие из них не спешили уходить.

– Что. Ты. Там. Делаешь? – подозрительно спросил дух.

– Расстегиваю ремень.

– Ч-что?!

Капитан, как раз поправляющий пряжку, удивленно перевел взгляд на хранителя, в голосе которого проскальзывала паника и растерянность.

– Ремень, говорю. Проблемы со слухом, дорогуша? – Грахго прищурился, с легким сомнением вглядываясь в Каттальтту.

– Животное.

Он не стал сразу отвечать на слово, полное презрения и высокомерия. Медленно подошел к кровати и духу на ней. Вкрадчиво спросил, облокотившись о стену каюты и приблизившись к плечу Каттальтты, обжигая его дыханием:

– И что с того?

Кончиками пальцев Грахго коснулся выпирающего позвонка Каттальтты у основания шеи, где соединялись перья, частично скрывающие ее плечи. Разглядывая духа ироничным взглядом, он игриво, едва касаясь, начал спускаться по позвоночнику ниже.

– Знаешь, Катта, как встречают пиратов бордели Гар-Нуэра, Нассау или Тортуги?

Капитан остановился на пояснице и скользнул ладонью на бедро, нежно поглаживая его, словно рисовал забавные картинки на запотевшем стекле. Однако эти прикосновения совсем не походили на те, к которым он привык. От них не шло тепло, под пальцами не ощущался бархат кожи. Каттальтта была настолько ледяной, что пальцы Грахго деревенели.

– Совсем, как ты сейчас. Стоя на коленях и умоляя обратить на себя внимание…

Хранитель дернулась. Фанатик ощутил, как под его ладонью напрягаются призрачные мышцы. Смог увидеть, как иней, покрывающий Каттальтту, становится тоньше, но не уходит насовсем. Дух медленно, немного изломано, освобождалась. Капитан отошел в сторону, внимательно наблюдая, как пленница пытается разорвать сдерживающие ее оковы. Вот только сил ей явно не хватало. Вытащив голову и оттолкнувшись от кровати, Каттальтта сделала пару неуклюжих шагов назад, но так и не смогла удержать равновесия, упав на пол. Иней начал неотвратимо возвращаться назад.

– Вот значит, как это работает, – пробормотал Грахго себе под нос.

Хранитель представлял из себя жалкое зрелище. Исчезли нелепость и злость. Теперь перед капитаном предстала поникшая, скрюченная фигура, окруженная спутанными лианами и льдом, с гримасой страха на лице.

– Ты!

Она с трудом вскинула голову, прежде чем оковы вновь сомкнулись.

– Когда. Подохнешь. Станешь. Моим. Псом.

В ее взгляде перемешались ненависть, страх и отчаяние. Они налетели на Грахго, но столкнулись с безразлично-жестоким выражением в глазах пирата. Ни сожаления. Ни жалости. Ни стыда.

– Твоя. Душа. Гнить. Будет. На. Моем. Острове!

– Моя душа принадлежит не тебе, дорогуша.

Капитан криво усмехнулся, разворачиваясь к двери. Ему нужно было хорошенько подумать. Понять, как именно это работает, и получить не мимолетный результат, а полный контроль. Да и Каттальтте полезно будет посидеть одной.

– А. Я?! Не. Смей. Бросать!

Крики духа так и остались без ответа.

***

Пираты успели убрать практически весь беспорядок, появившийся в результате бунта Отверженного. Корабль им в этом старался помочь, как мог, чувствуя вину. Теперь юнга понуро драил палубу в компании пары проштрафившихся пиратов. Но Грахго не замечал привычную суету вокруг. Он стоял у штурвала, вглядываясь в лазурную даль, простирающуюся на многие мили. Это успокаивало получше крепкого пойла и не путало мысли. Вот только сейчас злость, будто жаркое, закипала внутри, не желая остывать.

Знание всегда являлось одним из самых важных ресурсов. Вовремя полученные донесения, скрупулезный сбор информации, открытие фактов или, напротив, их утаивание – все это давало возможность действовать на опережение. Делало победителем даже того, кто должен был проиграть из-за малых сил. Грахго хорошо знал эту науку. Знал и применял. Он имел много приятелей и знакомых, среди которых были люди самого разного сорта, начиная от контрабандистов и заканчивая деятелями культуры. Благодаря этому Фанатик практически всегда знал, где и когда поплывет жирная добыча, способная насытить всю команду, а в какое время лучше убраться подальше и затаиться. Это же помогало ему выслеживать торговые суда своего отца.

И теперь, не имея понимания и знаний, как управлять силой, ставшей за эти годы намного больше, Грахго терялся, ощущая только злость. На себя, на корабль и на духа. Когда его жизнь переплелась с Отверженным, у них появилась лишь слабая двусторонняя связь. Но постепенно она росла, а вместе с ней расширялись и возможности Грахго.

Во время пленения хранителя на острове, капитаном двигала цель. Он не задумывался, что, как и почему. Это все было не важно. Главное было получить желаемое. И теперь, воссоздавая в памяти тот момент, Грахго мог понять только принцип работы оков – правило, которому они подчиняются и в соответствии с которым "заморозило" Каттальту. Это же и позволило частично, на пару мгновений, ослабил ледяную хватку. Но как освободить ее полностью и при этом оставить оковы, капитан понять не мог.

“Как ее заморозило?”

Отверженный беззастенчиво читал эмоции и обрывки мыслей Фанатика, пока тот, увлеченный рассуждениями, не опомнился. Убедившись, что поблизости никого нет, Грахго шепотом пояснил:

– Оковы были настроены на духа и его эмоции. В тот момент, когда эйфория от близости сердца заполнила разум Каттальтты, ловушка сработала. Нужная шкала достигла критической отметки, проще говоря. Когда она отвлеклась от мыслей о сердце перед своим носом, оковы ослабли.

“Нельзя ломать шкалу. Эта змея вновь начнет заполнять ядом мои доски.”

– Я тоже не хочу этого. Но не знаю, как сделать иначе.

“Ты пленил ее нами. Как?”

– Вспомнил, – капитан улыбнулся, – вспомнил, как мы выглядим среди звезд, и мысленно потянул несколько нитей связать духа.

“Ты можешь потянуть их еще.”

– Не вижу, какие нужно тянуть. В тот раз, я просто взял первые, что попали. Теперь мне нужны те же самые, а не любые.

Слова корабля подтолкнули мысли в новом направлении. Помогли лучше сконцентрироваться, но все же не привели к ответу. Тем временем, Отверженный неуверенно предложил:

“Посмотри моими глазами.”

– Твоими?

Идея фрегата казалась странной и удивительной. Грахго всегда использовал ощущения, которые ему передавал корабль, или спрашивал напрямую. Ему ни разу даже в голову не пришло посмотреть на мир глазами Отверженного, который никогда не брезговал смотреть через него, если желал.

“Да. Посмотри.”

– Хм, давай попробуем. Я все равно ничего не потеряю, верно, старик?

“Ничего.”

Под чутким руководством Отверженного, Грахго прикрыл глаза, растворяясь в корабле. С первых же мгновений капитана захлестнули сотни новых ощущений и эмоций. У него стало на десятки и сотни больше рук и ног. Он чувствовал ласки волн, игру ветра, получал удовольствие от щетки, что скоблила доски, натирал ладони о канат и балансировал на рее. Потребовалось время, прежде чем Фанатик смог отделить себя, корабль и команду, не путаясь в многообразии чувств. На то, чтобы привыкнуть к новому взгляду ушло больше нескольких минут.

У корабля не было понимания глаз, хоть он и пользовался по привычке носовой фигурой, когда желал посмотреть в одну из сторон. Каждый канат, доска и сантиметр являлись глазами Отверженного, представляя сложную картину, в которой огромную роль играл фокус.

Вскоре Фанатик смог осмотреть корабль, полный красный нитей и жемчужин. Нашел он и Каттальтту, оказавшуюся в самом центре клубка. Хранитель был сплетен из фиолетовых, излучающих слабый свет, узлов, грубо обрывающихся на груди. На ее руках и ногах виднелись неумело и криво сплетенные веревки, от которых отходила тонкая, местами дырявая, паутина, скрывающая фигуру Каттальтты полностью. Грахго уже видел похожую картину, когда, будучи ребенком, впервые посетил фамильный склеп, заброшенный уже много лет. По центру, освещаемая слабыми лучами, едва проникающими сквозь узкие окошки, в печальной позе застыла статуя ангела, покрытая толстым слоем паутины и пыли, что полностью скрывали любые детали.

Первым порывом было потянуть веревку, ослабить ее. Но Грахго одернул себя. Как бы не хотелось этого признавать, но Каттальтта оказалась права. Ее слова, словно попавшая под ноготь заноза, ныли, не позволяя забыть. Сначала подумай – потом сделай. Фанатик внимательнее вгляделся в клубок, кажущийся хаотичным. Использовал все возможности корабля, разглядывая нити и узлы под разными углами. Это помогло понять, что они совершенно не одинаковые, а их переплетения имеют четкую систему и скрытую последовательность, напоминая лучшие творения Леонардо да Винчи. Нити и узлы, пронизывающие Отверженного и Грахго, были не однородно алыми. В корабле большинство узлов являлись темно-бордовыми, напоминая запекшуюся кровь. У капитана, наоборот, преобладал насыщенно-алый цвет. Но у обоих те жилы силы, что сплетались между собой и проникали друг в друга, объединяя Отверженного и Фанатика в единое целое, при более внимательном изучении и попадании света отливали зеленым. Корабль и капитан напоминали переплетения тропических лесов, намертво сцепившись “корнями” и “ветвями”.

Капитан мысленно потянулся к каждой нити, желая понять, в чем еще заключается их разница. Бордовые отдавали холодом, воскресив в памяти воспоминания о безжизненном граните и глубоководном море, в пучине которого сгинуло так много кораблей. Красные, точно полусухие вина Италии, излучали горячую силу солнца, напоминая о тенистых садах и спелых фруктах, о крови, бурлящей в венах. Там же, где на нитях играл зеленый, словно сталкивались два мира, отдавая друг другу только лучшее, что было в них: безмятежность и покой старого склепа, хранившего мудрость ушедших поколений; неукротимый поток водопада, рвущегося вперед и упрямо прокладывающего дорогу в будущее.

Вскоре Грахго дошел до оков, держащих Каттальтту. Они почернели, едва ли сохранив красный отсвет. Фанатик убрал, а затем вплел безобразную паутину, окутывающую поникшую фигуру, обратно в веревки, подлатав заодно и их, сделав более аккуратными и законченными. Выныривая из сознания Отверженного, капитан успел заметить, как поспешно хранитель покинул фрегат.

***

– Вот так, видишь?

Келпи, что считался мастером хитрых узлов, сделал рукой неуловимое движение, и вот перед ним и юнгой предстал крепкий и надежный узел. Малёк за движениями пирата не успевал. Для него наука узлов казалась чем-то волшебным и непостижимым. Слишком уж быстро двигал руками Келпи.

– Вижу.

Понуро признал юнга результат трудов пирата. Узел выглядел устрашающе. Тем удивительнее было то, как быстро он был завязан.

– Но ничего не понял…

– Ох ты ж дурная башка, – усмехнулся пират. – Объясняю еще один раз. Смотри.

Келпи терпеливо начал показывать в очередной заход хитросплетения канатов. После знаменательного бунта Отверженного прошла пара дней, полная обычных хлопот и умиротворяющих вечеров. Фрегат уверенно держал курс на пиратский порт, попутно высматривая случайную добычу. И сейчас команда была погружена в каждодневную рутину под присмотром Моргана, пока старпом и капитан составляли список необходимых для базы вещей.

– У меня не выходит, – через время Малёк удрученно покачал головой.

– Ты потратил всего ничего и уже сдаёшься? Иди тогда сразу нырни в море, щенок, – Келпи презрительно скривился. Было видно, он не рискует лишний раз прикасаться к юнге.

Занятые своими делами, пираты не заметили новых гостей на борту. Необычные существа, похожие на помесь рыб и птиц лазурного цвета, облепили борта, заглядывая через фальшборт. Отверженный с удивлением и интересом наблюдал за ними, чувствуя, что никакой угрозы от них не исходит. Они источали вкусную энергию, чем-то напоминая духа-хранителя, но "пахли" водорослями, красной рыбой и солью. Фрегат, перебирая щупальцами, облизнулся.

– Келпи, что это?! – первым заметил нежданных гостей юнга.

– Святая Мария… Что за морские муравьи к нам прицепились?

Команда высыпала на палубу, с интересом и осторожностью разглядывая странных гостей. Те в ответ шевелили отростками, похожими на полупрозрачные радужные усики, и ожидаемо молчали.

– Тревожно как-то, – Гарри-Порох неприязненно поморщился, уже прикидывая в уме, чем можно избавиться от подозрительных тварей.

– Да брось, разве такие милашки могут навредить? – Худой Том приблизился к одному из существ.

– Вот обычно милашки бьют больнее всего!

– Ну ты бы не переносил свои похождения на живность, – усмехнулся Джодок.

Пираты в ответ захохотали. Но все же в их смехе чувствовалась напряженность. Смелость смелостью, но годы плаваний и передряг научили большинство пиратов осторожности.

– Это Нгава-Явха, – Грахго, вышедший из каюты на шум, с завидной безмятежностью оглядывал корабль, подмечая существ на фальшборте, реях и корме.

– Предвестники бури? – удивился Морган, смотря теперь на рыбок с большей внимательностью.

– Они самые, Морган.

– Но кто это, капитан? – практически с детским восторгом спросил юнга.

– Это служители Атлакамани, богини штормов, которой поклоняются ацтеки, – Фанатик спустился на палубу. – Увидеть их в воде, означает предугадать надвигающийся шторм.

– А что означает, увидеть их на палубе? – Гарри-Порох, излучая еще большее подозрение, отодвинулся от борта.

– Кто бы знал, Гарри, – Фанатик усмехнулся. – Полагаю, их привлек Отверженный.

Фрегат тем временем приноравливался к тому, чтобы поймать одно из существ. Узнать на вкус невиданное ранее диво представлялось ему очень заманчивым.

– Я бы не делал этого, старик, – как бы между делом заметил Грахго. – Ты ведь не хочешь, чтобы надвигающийся шторм стал для нас всех последним?

"Не хочу."

Отверженный тут же подтянул к себе многочисленные щупальца, всем своим видом показывая, что не собиралась только что поохотиться.

– Вот и славно. Спроси, что им нужно.

Команда не слышала ответов корабля, но уже привыкла ориентироваться по Фанатику и его словам. В ожидании, когда фрегат наладит контакт с дивными созданиями, пираты напряженно следили за движениями недорыб, которых становилось все больше. В какой-то момент Мальку даже стало казаться, что их с лихвой хватит, чтобы перевернуть Отверженный брюхом к небу.

"Они хотят историю."

– Историю? – Фанатик в изумлении приподнял брови.

"Сказку."

– Еще и сказку. Старик, ты уверен?

"Да. Истории вызывают чувства и воспоминания. Они дают силу. Чем больше силы, тем сильнее буря."

– Сильная буря опасна, – заметил капитан, скептически оглядывая предвестников.

"Они проведут нас сквозь нее."

– Это уже похоже на добрую сделку. – Грахго повернулся к остальной команде, с легким сомнением оглядывая собравшихся. Они не походили на людей, знающих много сказаний. – Итак, отребье, предвестники требуют сказку за безопасный проход сквозь бурю.

– Вы шутите, капитан? – Джодок обвел взглядом пиратов и недорыб.

– Если бы, здоровяк. Так что, есть тут ценители поучительных историй?

– Если только не самых приличных капитан, – заулыбался пират с татуировкой чайки.

– Может, мне попробовать? – неуверенно улыбаясь, спросил Морган.

Фанатик склонился в легком поклоне, совершив рукой простенький пируэт, тем самым приглашая временного боцмана выступить. Тот кашлянул, сделав шаг вперед.

– Эту историю мне рассказывала матушка. Она называется "Карамельное яблоко".

Морган, поначалу говоривший тихо и не очень уверенно, постепенно обретал смелость. Предвестники, молчаливые слушатели, только медленно шевелили усиками, не сводя с него взгляда. История боцмана начиналась на далеком английском берегу, в рыбацкой деревеньке, где жил маленький мальчик по имени Джек. Он очень любил сладкое, но семья его была слишком бедна, чтобы позволить себе что-то слаще пары кореньев. Видя, как мучается Джек, заглядываясь на медовые горшочки и яблочные пироги, продаваемые на ярмарках, мать его, добрая Шарлотта, в отчаянии ушла в лес. Там она повстречала духа. Не доброго и не злого. Он предложил ей сделку: мать Джека приносит ему раз в день перламутровую ракушку с берега, а дух взамен отдает ей яблоко на палочке, сваренное в карамели. Шарлотта легко согласилась. С этого времени она ночами, пока семья ее спала, уходила на побережье, разыскивая необходимую ракушку, чтобы наутро порадовать Джека карамельным яблоком. Шарлотта потеряла счет дням и уже забыла, когда в последний раз нормально спала. Но эти неудобства стоили того, чтобы видеть, как улыбается по утрам Джек, беря в руки очередную сладость. Вот только постепенно одного яблока ему было уже мало. Джек хотел большего. Он подкараулил мать, разыскивающую ракушку, и хитростью разузнал о ее договоре с духом. Тогда Джек решил, что он найдет много-много перламутровых ракушек, чтобы отнести их духу и обменять на целый мешок карамельных яблок. Он весь день и всю ночь провел на берегу, но так и не нашел ни одной. Тогда Джек в отчаянии прыгнул в море, желая отыскать ракушки на дне. Но влекомый жаждой большего все глубже погружаясь под воду, он так и не смог выплыть обратно.

– Какая-то херовая сказка у тебя, Морган, – Худой Том махнул рукой.

– Почему же?

– А че он потерпеть не мог что ли? Нахер в воду полез. Мать то ему все приносила на блюде, – рулевой, не обращая внимание на недовольство временного боцмана, распалялся все больше.

– Ну так это ж поучительно! – влез в разговор Джодок.

– Что уж там поучительного? – Келпи принял сторону Тощего Тома. – Как быть идиотом?

– Что страсти до добра не доведут! Голову терять нельзя, – Морган потряс руками, привлекая к себе всеобщее внимание.

Пираты живо и яростно спорили, словно Джек и яблоко были не выдуманной историей, а проблемой, стоящей перед ними здесь и сейчас. Они настолько увлеклись отстаиванием своей истины, что даже не заметили, как предвестники бури исчезли в морских волнах, становящихся все более беспокойными.

– Кажется, они нашли свое яблоко. Верно, Малёк? – Фанатик, стоящий рядом с юнгой, хитро усмехался.

– Похоже на то, капитан, – мальчишка заулыбался в ответ.

За столько дней плавания, он уже не испытывал всепоглощающий страх, находясь рядом с одним из самым жестоких и кровожадных пиратов здешних вод. Юнгу невольно тянуло к Фанатику. Он восхищался им и желал узнать больше. Желал быть таким же, как он, способным во что бы то ни стало постоять за себя и свои убеждения.

– Капитан, – Малёк смущенно шмыгнул носом: – а как вы стали пиратом?

Фанатик опустил на него скептический взгляд, но не стал отталкивать. Малёк напоминал одного близкого человека, будучи словно призраком, восставшим из пепла прошлого.

– Возможно, когда-нибудь ты об этом и узнаешь. А пока, нам нужно подготовиться к надвигающейся бури.

Капитан, все еще благодаря Отверженному, ощущающий присутствие Нгава-Явх, которые указывали путь, направился к штурвалу.

– Закрыли рты, висельники! – рявкнул Фанатик. – Полный парус!

Отверженному и его команде предстояло пройти через шторм, надвигающийся вместе с огромной грозовой тучей, уже рокочущей на горизонте.

Глава 6. Гар-Нуэра

Лучи солнца, особенно разгоряченные в это время дня, ослепительным покрывалом накрыли город, придавливая к земле и отбирая остатки силы воли, не позволяя подняться. Близость Средиземного моря, чьи волны, отражая свет подобно тысяче зеркал, не приносила облегчения. Жители города прятались в домах или укрывались в тени раскидистых деревьев. Улицы оказались практически пусты. Можно было подумать, что Валенсия обезлюдела, в одно мгновение превратившись в город-призрак.

Не стала исключением и усадьба маркиза де Ньето. Но пустынность зал и комнат была подобна миражу. Ныне хозяин ее расположился в обширном саду, находящемся с западной стороны. Узорная беседка терялась среди старых гранатовых деревьев, окруженная насыщенно-розовыми цветками пеларгонии и белоснежным олеандром. Маркиз де Ньето, мужчина преклонного возраста с крючковатым носом и злыми глазами, вальяжно гладил маленькую белую собачку, сидевшую на скамье рядом с ним.

– Я рад, что вернулся на родину, Васко, – Ньето улыбнулся, оглядывая сад.

– Мне казалось, ты более честолюбив, – с легкой иронией ответил собеседник.

Гостем был давний друг, также носивший титул маркиза. Васко де Мора выглядел не сильно моложе хозяина усадьбы, но обладал более крепкой формой и густой копной черных волос, едва-едва подернутых сединой. Если бы не глубокие морщины вокруг глаз и на лбу, то Васко вряд ли бы кто-то дал больше сорока пяти.

– Ох, пустое… Быть губернатором где-то в карибском бассейне – только звучит хорошо. На деле же это совсем не то, что мне бы хотелось получить на старости лет.

– Неужели ты готов запереться в этих стенах и постепенно превращаться в пыль? – Васко покачал головой, не разделяя позиции друга.

– Ну почему же пыль?

Ньето улыбнулся, беря в руки тяжелый хрустальный графин с небольшого столика на колесиках. Разливая по бокалам рубиновую жидкость, что при свете солнца переливалась и играла, он продолжил:

– После проигрыша Габсбургов Валенсии потребуется много времени, чтобы вновь заслужить доверие короля. У меня уже не те силы, чтобы принимать активное участие в чем-то подобном. – Ньето передал Васко бокал. – Но я могу обратить взор и свои средства на то, что действительно важно. И результат чего я успею застать.

– О чем ты говоришь, Гаспар? Ммм, этот гранатовый сок прекрасен.

– Спасибо. Еще одна прелесть находится дома – я могу пить сок из собственного сада, а не прожигать взглядом ненавистные кокосы!

Мужчины посмеялись, разбудив задремавшего пса.

– Я хочу больше времени проводить с внуком, Васко, – произнес Гаспар, перестав смеяться. – Ты же знаешь, как я обожал малютку Ксимену. Рикардо – это все, что мне осталось после нее…

Васко сочувственно положил ладонь другу на плечо. Они оба потеряли слишком многое за последние несколько лет. Младшая дочь Гаспара, тихая и нежная, но проницательная и смелая Ксимена, была для Васко невесткой, подарив чудесных внуков. Он оплакивал ее гибель вместе с сыном четыре года назад.

– И я хочу отомстить за ее смерть, – голос Гаспара больше не был печальным. Теперь в нем слышалась твердость и решительность.

– Начнешь бороться с пиратством? – Васко, напротив, был полон сомнений.

– Уже начал. Но там мало кто способен оказать им серьезное сопротивление. Нужны капитаны Испании. Опытные, хитрые, способные вырезать подчистую гнилой нарыв этих вод! – чем дольше говорил Ньето, тем яростнее он становился, чуть ли не брызгая слюной от ненависти, пылающей в груди.

– Сейчас не лучшие времена, Гаспар. Как бы я не хотел тебе помочь, не могу закрыть глаза на реальность.

– Мы творим реальность, Васко! Мы!

Гаспар с неожиданной для своего возраста прытью вскочил на ноги, принявшись расхаживать по беседке.

– Как жаль, что старик Гонсалес больше не с нами! – с горьким отчаянием воскликнул Ньето. – Он то знал, как ловить и уничтожать эту шваль. Иногда мне кажется, что его дух здесь, рядом. И тогда понимаю, что нельзя больше оставлять убийц безнаказанными.

– Мне кажется, что он не рядом, а вселился в тебя, – покачал головой Васко, для которого упоминания погибшего друга были болезненными.

Услышав это, Ньето остановился, виновато отвернувшись.

– Не знаю, какого тебе, Васко. Прошло четыре года, но мне до сих пор так трудно дышать, – голос Гаспара звучал глухо. Из него исчезли все цвета и вся жизнь. – Я помню, что ты не сильно жаловал непоседу Грахго. Ходили разные слухи о нем, его матери и Гонсалесе в то время… Но отцом он называл тебя. Я не знаю, какого тебе, – повторил маркиз: – потерять их всех…

В беседке повисла вязкая тишина, напоминающая остывшее рагу. Только пес шумно чесал себе ухо. Васко проводил взглядом одинокую бабочку, усевшуюся на край его бокала. Она притягивала взгляд хрупкостью и красотой, напоминая собой человеческую жизнь. Быстротечная, ломкая, но такая прекрасная.

– Начнем с пиратских бухт. Но действовать нужно с земли, а не моря, – Васко первым прервал тишину.

Гаспар удивленно обернулся к нему, не веря тому, что друг так легко согласился.

– Морган Роуз, один из моих капитанов, должен вскоре вернуться, – спокойно продолжил Васко. – Он принесет с собой свежие вести.

– А до его возвращения?

– Убедим остальных, что пора сделать наши торговые пути безопаснее.

Ньето согласно кивнул. В подобном деле нельзя было допустить спешки. Слишком все было зыбким и мимолетным, чтобы ринуться в бой, не оценив обстановку и не подготовив достойный план. И пусть для всех остальных он, Гаспар де Ньето, желал искоренить пиратство, на деле же, ему был нужен конкретный человек, потопивший четыре года назад бриг, перевозивший его дочь Ксимену и старшего внука.

***

Когда-то на месте пиратского порта располагалось поселение местных аборигенов, надежно скрытое в глубине бухты. Жители этого маленького клочка рая спокойно существовали бы и дальше, не зная прелестей контактов с цивилизацией, если бы в один погожий день неприметный остров не решил бы посетить потрепанный пиратский бриг. Вопреки ожиданиям, пираты нападать на аборигенов не стали. Те, к слову, хоть и проявляли подозрительность и настороженность, агрессии также не высказывали. Довольно быстро, невзирая на языковой барьер, обе стороны поняли, что сотрудничать не просто удобно, но и выгодно.

Сначала в бухте, по соседству с поселением, появились первые сваи и единственный причал. Затем несколько покосившихся домиков и пристань. Постепенно все больше пиратов посещали остров, а вместе с ними пришли контрабандисты, скупщики, шлюхи, трактирщики и целый ворох иных отщепенцев, нашедших пристанище здесь. Потребовалось несколько лет, спокойных и не очень, чтобы из горстки домов вырос целый городок. Его нарекли Гар-Нуэра в честь капитана брига “Скат” Нуэра Мартинеса и вождя племени Гараонабо.

Теперь перед неспешно заходящим в бухту “Отверженным” простирался настоящий людской муравейник. Скалы, напоминающие акульи зубы, надежно скрывали разросшийся город, являющийся одновременно до тошноты отвратительным и до трепета очаровательным. Здесь не было закона, кроме кодекса, который не запрещал на берегу проливать кровь. Пьянство и разврат соседствовали с редкими вкраплениями возвышенного, как правило, примостившегося с краю, ближе к лесам и скалам. Именно туда стекались мелкие этнические группы, не желающие смешиваться в минуты безмятежности с командами, сошедшими на берег. Разномастные домики, большие и маленькие, деревянные и каменные, заполонили берег, уходя вглубь острова и цепляясь за скалистые выступы, местами нависая над лазурной водой. Гавань, точно перезрелый плод, была полна судов. Здесь можно было заметить пузатые бриги, юркие шхуны, тяжеловесные барки и пару горделивых фрегатов. Между ними сновали шлюпки и лодки, похожие на рыб прилипал, что неустанно следуют за акулами. Завидев Отверженного, порядком просевшего под своим грузом и потерявшего в шторме пару парусов: фока-трисель и фор-брам трисель, – они спешили убраться с его пути. Команда ловко вела фрегат к причалу, желая проводить разгрузку и починку с максимальным количеством удобств, а не наседать на весла всякий раз, как потребуется доставить что-то с корабля или на него.

– Эр, – капитан, стоящий за штурвалом, осторожно и плавно завершал последний маневр перед тем, как бок корабля со слабым стуком приблизился к причалу. – Когда пойдешь за материалами для Сарома, возьми с собой Моргана.

– Зачем?

– Нужно восстановить паруса. Морган уже прикинул детали. Возьмете все сразу.

Чайка и Келпи уже перебрались на причал, первыми начав швартовку, ловко затягивая узлы на кнехтах. В их действиях не было суеты и напрасной спешки. Возможно, они смогли бы провести швартовку даже с завязанными глазами, настолько привычным и обыденным для них уже стала морская жизнь. Юнга бросал на них завистливые взгляды, вызывающие у других кривые улыбки. Он пока еще не ощущал себя столь же свободно и уверенно.