Космофауна. Контрабанда бесплатное чтение

ЭПИЗОД I. Холодильники, буржуйка и космический планктон. Глава 1. 18 лет

Нелегко живётся в двадцать восьмом веке экипажу гипотраулера "Молотов", доблестным членам профсоюза контрабандистов с планеты Челябинск. Тут тебе и имперские патрули, и шпионы Альянса, полицейские из Ордена Правопорядка, сектантские микронации, опасные круизы вглубь владений Внешней Космической Монголии и бесконечное соревнование в производительности труда с другими контрабандными бригадами. И, конечно же, полное отсутствие личной жизни под пристальным взором капитана корабля – Бати. Ну, точнее, почти полное.Внимание! Автор аполитичен, книга не является призывом к коммунистической революции, анархии, сепаратизму, контрабанде, бюрократии, канцеляриту и прочим вещам, напоминаю, что действие происходит в XXVIII веке.

– Рули правее! Красного, красного сдвигай!! – орал батя.

– Ай, близко! Близко пошли! – причитал Арсен, наш старпом. – Сейчас потянет!

– С красным всё норм, это синий опять! – отозвался я. – Держу!

– Выныриваем… Пять, четыре, три, два, один!…

Пол задрожал, нас бросило в сторону, затем потянуло назад – корабль недолгое время стремительно падал в сторону неизвестной космической каменюки. Попадали вещи со стеллажей, запрыгала посуда на столике по центру палубы, но затем всё стихло.

А после этого батя подошёл к центральному рубильнику на пульте и отключил все приборы.

* * *

Прошло часов пять.

Я сидел на косоногой табуретке и листал строчки личного дела в браслете.

Возраст: 18 лет.

Место рождения: пл. Челябинск, Экват-ый Аграрный Районный Союз, Микрорайон им.тов.Котельникова, 11567 квартал, общинное фермерское хозяйство Куцевичей-5

Должность по категориям МТП: Юнга 4 разряда

Категория флота: Центральный Контрабандный флот

Подразделение: Четвёртое направление, бригада гипотраулера «Молотов»

Членство в профсоюзе: кандидат в члены

Заработано трудочасов (всего за жизнь): 16066,4

Накоплено трудочасов: 116,35

Потребность во сне: Острая (18 часов бодрствования)

Потребность в еде: Средняя (5 часов)

Текущее поручение: ДГКС0972376-2710, Доставка холодильников

– Щ-щас они мимо протащатся, и нырнём, – уже в третий раз повторил батя, растирая замёрзшие руки.

– Близко? – спросил Арсен.

– Видел же, что у соседней луны на орбиту вышли. Сейчас уже тыщи три от нас.

– Близко. Так всё же – это шобла всякая мелкая, имперцы или Инспекция, слушай? Чего они нас уже вторую звезду пасут?

– Хоть кто может быть, – процедил батя. – И эти, и бессарабские, и, мать их, таймырские! Я уж молчу про всякие микронации вроде Астромига, они тут тоже ошиваются. И всякие стрёмные ордена Инспекции – тоже.

– Бессарабские-то как? – решил я блеснуть познаниями астрогеографии. – До них систем сорок, и через туманность нырять… мелкие суда не вынырнут! А с таймырцами же пакт…

– Не умничай, – предложил батя. – Давайте все ненадолго просто заткнемся и молча посидим.

«Завет Ильича» стоял, опёршись на стеллаж с барахлом и молчал – кулеры перестали охлаждать квантовый мозг андроида, что говорило о температуре ниже десяти по цельсию. Голографический экран браслета, на котором я прочёл про острую потребность в сне, погас, и одним источником света стало меньше. Тусклый свет буржуйки выхватывал лишь силуэты бати, меня, робота и Арсена, скучковавшихся на верхней палубе. Другие источники освещения – подсвеченный пульт на капитанском мостике в двадцати метрах, да тускло сверкающие гипототемы-коньки в круглых просмотровых окнах двух туннелизаторов по бокам. Космическим конькам сказали уснуть, те и погрузились в подпространство по самый нос, лишь на пару сантимов высунулись, держась за вольфрамовые привязи. Электростанция, которая питается от излучения коньков, заглушилась, основные батарейные блоки батя тоже отключил, по какой-то логике посчитав, что ищейки могут нас вычислить по электронаводкам.

Наш волчок, космозверюга для создания гравитации, задремал под нижней палубой, но нырять без спросу не думал и силу тяжести на корабле пока держал успешно. Если бы не он, хитрая система вентиляции не работала, и мы бы все задохнулись от печного дыма. Однако магнитные ботинки снимать пока было рано – мало ли что. Нам хотя бы достался смирный старикан. Бывало, что псина срывалась с привязи, отправляя жителей корабля болтаться в невесомости – наш был не такой.

– Жрать хочу, – заметил я. – Может, картофан поставить?

– Дрова кончаются. И щепок наколи сразу, – буркнул батя – Плохо горит.

– Откуда?

– Из грузового, блин! Откуда ещё. Там в заднем правом углу поддоны от холодосов остались, наколи.

Тихо матюгнувшись – так, чтобы не списались трудочасы за матершину, я пошлёпал вниз. Чтобы добраться до грузового отсека – самого крупного на корабле – потребовалось спуститься на один пролёт, пройти по узкому коридору, раскрыть гермодверь – вручную, поворотным винтом, потому что наша скудная автоматика не работала. Затем прошагать ещё два пролёта вниз вдоль стены грузового отсека, включив фонарик в браслете.

Буржуйка – это батина любовь. Человечество к двадцать восьмому веку изобрело пару сотен способов обогрева помещений, но из всех них наш капитан выбрал именно такое. Как корабль получил – сразу попросил поставить.

Впрочем, хорошо, что на верхней палубе была хотя бы буржуйка. Мы прятались на тёмной стороне какой-то каменюки, выключив основное оборудование. На тот момент я около года ходил с батей на этой ржавой кастрюле, и из них три месяца – как член экипажа, но, признаться, и спустя десять лет мне было одинаково жутко выходить одному в грузовой в подобные моменты. Холодно, температура на всех палубах, кроме верхней, за несколько часов падает до нуля. Магнитные сапоги гулко звенят по чугуниевым ступенькам, эхо отзывается от противоположного борта и затерявшимся вдали стенкам. До носового отсека – тридцать метров, до кормы – сорок, и если посветить фонариком, то далеко не факт, что будет видно конца, особенно. если везёшь что-то пыльное. Наконец, я приземлился на пол, перепрыгнув через три последних ступеньки. От звона на миг проснулся волчок – недовольно заворчал, зашептал тихо на своём космическом наречии. Гравитация на миг стала сильнее на процентов пятнадцать, отчего я слегка ссутулился, но потом снова отпустило. Интересно, он хотя бы не проголодался ещё? Булочек с кормовым плутонием осталось всего две порции, а следующее место, где его можно было бы безбоязненно купить, предполагалось только через три-четыре погружения.

– Ты чего зверюгу будишь, э? – послышался батин окрик через браслет. – Засекут!

Логику, по которой батя выключал все электроприборы, но продолжал использовать радисосвязь через браслеты – мне была непостижимой. Хотя, возможно, она и была – мощность передачи сигнала была совсем небольшой. Дальше я стал пробираться к корме через большой строй холодильников «Кама-300», прочно обмотанных плёнкой и углеродными жгутами. Формально мы везли партию из двухсот холодильников имперского производства, хотя, на самом деле, это был далеко не основной груз. В поддоне каждого десятого было запрятано по паре сотен карат жадеита, пейнита, красного алмаза и других драгоценностей.

Интересно, это из-за них нас преследуют? Или из-за чего-то другого?

Деревянные поддоны были свалены позади холодильников за металлической сеткой в углу, под краном у грузового трапа, а топора, конечно, не оказалось – пришлось переться к носовому отсеку и рыться в инструментах.

Наконец – наколол, набрал дрова и щепки, поднялся наверх.

Получена премия: 1 трудочас

Браслет по дороге радостно пискнул – хоть колол я от силы минут пятнадцать. В условиях иностранной контрабандистской командировки даже у меня, помощника юнги с самой низкой выработкой, один час шел за три.

Когда вывалил груду около буржуйки и бросил на стеллаж подхваченный топорик, батя сперва привычно отругал:

– Зачем топорик-то принёс, там бы оставил! – и затем вдруг поменял тон на извиняющийся, спросил. – Слушай, Гарь, так у тебя, сегодня, получается… это, что, того?

– М? – хмуро отозвался я.

– День рождения, что ли? Поздравляю!

Глава 2. Экстренное погружение

Моё рождение произошло во времена очередной политической оттепели: разные реформы и снятие эмбарго со стороны соседней могущественной Империи, занимающей две трети Сектора. Они наконец-то смирились с нашим существованием. Челябинск – самая сильная из малых держав, и когда-то мы были главным заводом в распавшейся воинственной Конфедерации. Конечно, у нас всего одна планета-город с постоянной атмосферой и две с цикличной, но нашему флоту может позавидовать даже далёкая Новгородская Иерархия. А у той в подчинении на два порядка больше звёздных систем, чем у Челябинска. Так или иначе, Новый Председатель начитался каких-то древних философов и провозгласил эпоху Полудня – минимум военки и максимум социального строительства. Благо, с военкой всё было и так более чем хорошо.

У нас на Челябинске ещё один континент зачистили и поставили микрорайонов с угодьями. Наконец-то закончили с терраформированием холодного Златоуста – образом, прямо скажем, дикарским – накидали комет из окраинного облака, экпроприированных у кого-то аэрозольных принтонов-наноботов, чтобы добавить кислорода с азотом. Повзрывали водородок на полюсах и в итоге превратили полоску на экваторе в относительно-теплую, с парой мелких морей. Так сделали полвека назад с планетой Миасс, и так сплошь и рядом делают на Таймыре и сейчас на Дальнем Востоке, но в цивилизованной части Сектора прекратили, кажется, ещё до рождения прадедушки. Когда я учился в школе, в Златоуст уже расселили несколько купольников-деревень и стали закидывать партии беженцев из Бессарабии, периодически прибивающихся в наши края на десятимиллионных ковчегах-«консервах». В общем, население стало расти.

Но главное, что сделало начальство – это открыло «железный занавес». Разрешило товарищам нижних разрядов покидать границы державы без риска быть по возвращению арестованными и отправленными в штрафбаты. Только небольшие штрафы списывали – вроде таможенной пошлины. Всё равно, пока что иммигрантов было больше, чем эмигрантов. Это открыло таким работягам, как мы, Куцевичи, путь в дальний космос.

В нашем роду многие отличались долголетием, и я жил в окружении многочисленных родственников что с мамашиной, что с папашиной стороны. Родители мои были поздними детьми, самыми младшими в семьях. Мамаша трудилась старшим кадровиком в Третьем Дефлюцинатном Тральном Флоте, конторе, занимавшемся добычей и разведением космопланктона – основного корма для тягловых «лошадок». Как это часто бывает с людьми её профессии, о браке задумалась несколько позже сверстниц – в тридцать семь. Наверняка тут не обошлось и без бабушки. Директор по кадрам, личность настолько суровая, что её боялся, кажется, даже директорат пароходства, которому подчинялось три миллиона служащих.

Батя же, будучи моложе мамаши на семь лет, высшим образованием так и не обзавёлся, служил тогда простым водилой ближнеорбитального грузовика и работал у них во флоте на подряде, по снабжению. Разница профессий и разрядов обычно в таких случаях работает барьером, но всё закрутилось как-то очень быстро. Непонятно, чем он её пленил – наверное, природной наглостью и авантюризмом.

– Увезёшь меня отсюда? – как рассказывали, спросила она его. Куда – не уточнялось, я подозреваю, достаточно было и соседнего макрорайона, лишь бы выйти из-под опеки бабули и старших сестёр.

И он увёз – из офисного муравейника на экватор, в коммуну, в далёкий Экваториальный Районный Союз.

Там-то я я и родился – ровно шестнадцать лет тому назад.

* * *

Возраст: 18 лет

Голос бати прозвучал даже немного извиняющимся.

– Ну, да, забыл. Ну, ничо, сейчас прорвёмся, будет тебе и застолье, и подарок.

– Угу, все последние дни рождения так говоришь! – буркнул я. – Мамка-то хотя бы помнила…

– Вах, почему – когда прорвёмся! – воскликнул Арсен. – Сейчас прямо подарок парню будет!

Горец подорвался и побежал куда-то в каюту – у него она была полноценная, не то, что у меня – огороженный кусок общего зала.

– Погоди, ты же не думаешь?… – Воскликнул батя. – Э, ты чего? Я разве разрешил?

Вскоре включился фонарик Арсена, его свет выхватил что-то буро-серое, тряпичное, грязное и явно ни один год побывавшее в вакууме.

– Вот! Да ну, капитан, не злись! Мне надоело его таскать! Тем более – ваша семейная реликвия!

– Подтверждаю, – подал голос Завет «Ильича». – Этот подарок, возможно, максимально-идеальный в нынешней ситуации.

– Эх, малец, не хмурься. Ладно, теперь это твое. Помню, когда совсем сопляком вырос. Что, может, давай посмотрим, как ты народился, а? Раньше у нас в семье традиция была…

* * *

– Мужик хоть? Али девка? – мой старший дед, которому на тот момент стукнуло уже сто двенадцать, снимал процесс моего рождения с винтажной ручной камеры. Съемки сопровождались комментариями со старинными колхозными оборотами, которые с трудом понимали парни моего поколения .– Ага, не обманули – мужик! Надо ж, гляньте – прямо в день кончины дядьки Порфирия полез!

– Кто временный браслетик налеплять будет? – спросила акушерка-регистратор. – Мама или папа?

Возраст: 0 лет.

Должность по категориям МТП: Иждевенец (млад.)

Категория флота: Не определён

Подразделение: Не определено

Членство в профсоюзе: Отсутствует

Заработано трудочасов (всего): 0

Накоплено трудочасов: 0

Потребность во сне: Неизвестно (мало данных)

Потребность в еде: Сильная (никогда)

Текущее поручение: ПИЖС-0001, Научиться прямохождению и речи

Я полез, как выразился дедушка, а точнее – родился в 2694 году, девятого октября. Точно в этот же день по среднемосковскому календарю, только на восемьдесят восемь лет ранее с братом прадедушки случилось событие, повлиявшее на моё дальнейшее восприятие праздника. Если коротко, то это был несчастный случай, в результате которого Порфирий пропал в чреве неведомой подпространственной твари. Так или иначе, все мои дни рождения в детстве проходили в атмосфере скорбного молчания. Часто, правда, за трапезой пересматривали видео, на котором я, голенький и окровавленный, издаю свой первый в жизни крик, похожий на скрип ржавой калитки. Но, в общем, с тех пор отмечать свой день рождения я не особо люблю.

А вот другие праздники, государственные – те были очень по душе. Люди выходили на главные проспекты микрорайонов, длинными шествиями шли с красными флажкам и цветами к памятникам. Наш микрорайон на экваторе был не очень густонаселённым, но миллион человек на таких собраниях набирался. Всюду кормили едой – бесплатной, конечно, и в валютном плане, и в плане трудочасов. Сверху барражировали атмосферные истребители, шла наземная Красная Пехота, шагоходы противоинсектоидной обороны. Следом – ландшафтные комбайны, гравиплатформы, обильно украшенные символикой коммун, военных союзов, предприятий и национальных округов. Сурово, милитаристично, но по-своему красиво.

Помню, именно во время одного такого торжества я и увидел в первый раз жука. Случилось это в аккурат после того, как мне удалось накопить в браслете первые пятьсот трудочасов – в основном, от щедрых подарков многочисленных бабушек.

Возраст: 6 лет.

Должность по категориям МТП: Кандидат в младшие помощники техника-колхозника

Категория флота: Планетные войска

Подразделение: Экваториальный Аграрный Районный Союз, Микрорайон им.Котельникова, 11567 квартал, общинное фермерское хозяйство Куцевичей-5.

Членство в профсоюзе: Отсутствует

Заработано трудочасов (всего): 172,5

Накоплено трудочасов: 572,3

Потребность во сне: Низкая (4 часа бодрствования)

Потребность в еде: Низкая (2 часа)

Текущее поручение: ПУСМВ-004: Изучение алфавита и навыков творчества

– Батя, что это?

– Жучара…

Мне было лет пять, а его везли в большой сетчатой клетке на платформе, головогрудь и туловище его облепляли провода и какие-то хитрые светящиеся штуки. Подобная аппаратура были на шапочках коренастых темнокожих девушек, стоявших на платформе и машущих флажками.

– …Процессию продолжает демонстрация достижений в области одомашивания жуков-дерунов Двадцать Третьего МуЭПКД – Муниципального Экспериментального Предприятия Ксеноинсектовой Доместикации Пальмового Микрорайона…

Позже я узнаю, что привычка называть любую непонятную костлявую форму жизни «жуками» или «инсектами» есть практически во всех державах Сектора, которым повезло колонизировать планеты с уже имеющейся атмосферой. Наши, челябинские жуки были четырёхногие, причём две задних лапы располагались несимметрично, на расстоянии друг от друга. Три пары глаз, большая выдвижная челюсть с зазубринами. Вроде бы – страшно, неестественно, но чем больше я смотрел на жука, тем больше он мне казался каким-то испуганным и тем менее – страшным.

– Ничего себе вымахал, скотина! – проворчал батя.

– Как это – вымахал?

– Они же сначала мелкие были, когда тут кислорода не было. Четыре века назад. Потом уровень кислорода подняли, они и увеличились до полутора метров. Побочка у терраформирования.

– Жалко его… – сказал я, и в этот же самый миг жучара со всей дури шарахнулся о стенку клетки, обращённой к нам с отцом. В его груди треснули хитиновые пластины, и я услышал запах – что-то кислое, похожее на лимон, в глазах защипало. По ряду приветствовавших демонстрацию прокатились крики и возгласы возмущения. Я ойкнул и спрятался за папашиной штаниной.

– Ты чего делаешь, дефлюцинат! – выругался папаша, но, правда, тут же осёкся. – Или он сам? А?

У него так часто случалось – если что-то вокруг случалось, то первым делом он рефлекторно ругал меня, а потом начинал разбираться в причинах происходящего. Иногда извинялся. После того случая он сделал достаточно странный вывод о том, что я умею ладить с животным миром. «Есть контакт», – загадочно сказал он. А раз есть контакт с фауной планетарной, то и подавно будет и контакт с космофауной. Сомнительное утверждение, но не без доли правды.

Я ещё не знал, как многое это значит для меня. Эпоха приручения космических сущностей – коньков, волчков и прочих полупрозрачных четырёхмерников – разделила всё человечество на «слышащих» и «глухих». Тех, кто способен мысленно общаться с космофауной, отдавать им приказы и самостоятельно пилотировать корабли в космосе и подпространстве. И тех, кто навсегда обречён быть пассажиром, а то и вовсе никогда не покинуть родную планету. В каких-то народах и державах первых было больше, в каких-то – меньше, у нас же – примерно поровну.

Мне повезло с рождения попасть в первую категорию. Космос для меня оказался открыт.

* * *

Это было давно – и я в свои шестнадцать ощущал себя достаточно старым и опытным, особенно после первой успешно выполненной миссии. Съев картофан, приготовленный Арсеном, я благополучно уснул – не заходя в свою импровизированную каюту, на один из матрасов, кинутых на пол около буржуйки, на всякий случай цепанувшись ремнём торчащей из пола скобе.

Как оказалось – не зря. Проснулся я от резкого толчка, от которого меня подбросило вверх. Браслет пискнул, сверкнув строчками голограммы:

Возраст: 17 лет

Получен оклад: 24 трудочаса (коэффциент – 3)

Накоплено трудочасов: 140,35

Потребность во сне: Нулевая (0 часа бодрствования)

Сообщение: экстренное погружение

Сообщение: разрешён режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698-988ГЯ)

– Гага, беги в псарню, волчок разбушевался! – крикнул Арсен, бегая по залу от одного туннелизатора до другого.

– А? Что? Где?

– Арсен, дурья бошка, – послышался голос бати с мостика. – Хрен с ним, с волчком, пущай он к левому туннелизатору встанет! Волчок сам успокоится!

Только тут я понял, что на потолке горят лампочки Ильича и привычно гудит штатная вентиляция. Это могло означать только одно.

– Что, спалили нас?!

– Твою мать, да ты, что ли! Совсем!..

Я подорвался и побежал к просмотровому окну туннелизатора.

Глава 3. Режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698-988ГЯ)

– Кто хоть?

– Корпораты какие-то, два катера! Или сектанты! Такие только на частных верфях делают!

Я оглянулся – с моего ракурса их было не видно, но услужливый «Ильич» вывел по центру палубы, совсем рядом с буржуйкой схему двух кораблей. Они были не больше тридцати метров в длину – второй класс размерности. Маленькие, юркие, треугольные, с мощными маневровыми и не менее чем с двумя волчками под брюхом у каждого. И, наверняка с какими-нибудь хитрыми штуками в арсенале. Такие упряжки мгновенно догонят нашу колымагу, если только не нырнуть.

В общем, я, чуть пошатываясь и запинаясь, упёрся в просмотровое окно и схватился за ручку транспортира. Не чертёжного, конечно, а специального – манипулятора, которым указывают вектор нырка ведущему коньку.

В учебниках написано, что гипототемы большинства пород выглядят снаружи как светящиеся силуэты маленьких морских коньков. В других учебниках, например, по языку Московского Сектора, эта фраза часто приводится как пример наиболее устаревшего и потому бессмысленного пояснения: на большинстве планет никто слыхом не слыхивал ни о каких морских коньках. А часто – и об обычных, сухопутных конях.

Гипототэмы уже начали выныривать из подпространства, высовывая свой исполинский хвост, распределились по разным краям камеры. Как часто с ними бывает, красный агрессивно махал искристыми плавниками и щелкал маленькими челюстями, синий, опустив хвост, нервно плавал взад-вперёд, а желтый ярко искрился, медленно кружась на месте, как проблесковый маячок. В центре туннелизатора остался лишь главный гипототэм, чей цвет бесконечно менялся, он неподвижно висел и покорно ожидал команды хозяина. Всё, как полагается.

Я подвёл транспортир к синему и начал подталкивать его к центральному, ведущему гипототему, который уже начинал закручиваться. В крупных, да и в малых судах империи, особенно курсирующих по самым популярным транспортным коридорам, уже вовсю вернулись к старинной, и в то же время удобным способам туннелирования – при помощи автоматики, промышленных роботов. Роботы человекообразные запрещены для использования – а такие нет. Те, что были побогаче – строили ЭВМ для управления туннелизаторами на реле или на лампах, чтобы не ломались в случае атаки. На «Молотове» по этой же причине не было почти никаких сложных приборов, кроме браслетов. И в туннелизаторах – только манипуляторы, пружины, тяги и человеческая ладонь на рычагах.

– Выполняю слияние! Батя, когда робота-транспортира купим? – в очередной раз проревел я, пытаясь подманить синего, но тот всё время уворачивался.

– Вот когда электронные бомбы взад переизобретут, чтобы их не было – тогда и будем! Сейчас эти по нам пульнут, и не то – что транспортиру твоему, Ильичу придётся опять мозги перепрошивать! А он когда на кремень записывался последний раз?

– Три недели назад, – прогундосил робот.

– Ну вот!

– Главное, чтобы противотуннельные ракеты не пустили… – сумничал я.

– Синий опять чудит! – рявкнул Арсен. – Цвет меняет!

– У меня тоже! – отозвался я. – Не хочет!

– Поговори с ним! Успокой! Вай, красивый какой, хороший гипототемчик!

Зараза, давно синих менять надо, они самые старые. Но подумал об этом вскользь, прямо заявлять, тем более вслух, тем более перед самым погружением – опасно. они всё слышат. Напротив, напрягся, попытался дотянуться разумом до космической коняги, представил, что он ростом с меня, похожий на обычную, земную лошадь, а я глажу его по морде и даю кусочек сахара.

Это сработало – конёк послушно примагнитился к стрелке транспортира и попёр в сторону к центральному. Пылающий плазменный хвост стал больше, корабль на миг повело, но умный волчок быстро выровнял ситуацию. Хвост потихоньку высовывался, корабль вело в сторону. Центральный гипототем, он же коренник, не является отдельной сущностью – он образуется сам в тройных упряжках. По сути, он и разумом отдельным не обладает, просто слушает команды, как особый интерфейс для управления.

– Получилось! Тупит только. Что они? Близко?

– Девяносто километров, б..! – сругался батя. – Они уже ракеты пустили! Через минуту будет двадцать! Вы скоро там?!

– Скоро! – сказал Арсен.

– Минуты три ещё. Что там по координатам?

– Ильич, скинь на браслеты, – пробормотал Батя, возясь на пульте. – Сейчас я им устрою напоследок!

Что-то прямо над головой, за потолком треснуло, ухнуло и зашипело об обшивку. Я уже догадался, что это – какая-нибудь очередная хитрая противоторпеда, незаметно прикрученная в ближайшем порту.

Браслет пискнул.

Получены координаты, вывести?

Голограмма распахнулась перед лицом, наложившись на вид в просмотровое окно. Совместил перекрестие с центральным гипототемом, и вектор прочертился в сторону от моего плеча. Красный гипототем, несмотря на пылкий нрав, вполне покорно подплыл к кореннику и соединил хвосты.

– Жёлтый остался! Арсен, чё-кого?

– Да, давай! На счёт раз… два… три!

Жёлтый слился с центральным, тройка закрутилась в вихре турбулентности, пылающий хвост вылез по каналу туннелизатора, охватив сиянием подпространственного пузыря весь корабль. Тряхнуло, моргнул свет, пискнул перезагрузившийся браслет и засвистели где-то за углом кулеры «Завета Ильича», чей квантовый мозг тоже перезагрузился.

Нырнули. Можно на время отойти от туннелизатора, пока лошадки набирают глубину.

Получена премия: 50,5 трудочасов (Экстренное погружение во время к-бандного поручения).

Накоплено трудочасов: 190,85

Режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698-988ГЯ) отключен.

Партия слушает нас всегда – через браслеты. Иногда хвалит и премирует, иногда – ругает и штрафует. Внутри каждого браслета – абсолютно автономный искусственный интеллект, который принимает решения и собирает о нас все данные, а потом по возвращению домой – передаёт Куратору. Была бы возможность отправлять их через подпространство непрерывно – партия наверняка сделала бы и это. Я быстро привык к браслету и понял, что лишним контроль никогда не бывает, к тому же, приятные бонусы вроде кошелька, системы социалистического соревнования, личного фотоальбома и радиосвязи никогда не могут быть лишними.

У каждого челябинца есть свой Куратор, примерно один на пару-тройку тысяч человек. Кто именно наш Куратор в профсоюзе контрабандистов – не знал тогда, наверное, даже батя. Хотя мы догадывались, что он – достаточно высокопоставленный безопасник, который следит за соблюдением всех законов и положений в таком непростом подразделении, как наше.

– Каков план? Где выныривать будем? – наконец, спросил я отца, который отбежал от пультов и спешно накидывал в рот оставшуюся в сквородке на печке и уже изрядно подостывшую картошку.

– Погоди выныривать, – пробурчал он с набитым ртом. – Нам до родных рубежей ещё два погружения, нейтралка. Догнать могут. Эти капиталистические товарищи не дураки, прекрасно знают, куда мы направились.

Как вы уже поняли, мы мчались из волжского кластера Империи Суздаль в родные просторы Челябинска. Края здесь были безлюдные, с красными и бурыми карликами. Все планеты были совершенно непригодны для обитания и отданы в аренду разным строительным и космофаумным корпорациям, а также разным безумным сектантам, вроде любителей объявлять себя «микрогосударством», владея одной крохотной орбиталкой и одним катерком. Последние, кстати, очень часто бывали прямыми конкурентами нашего профсоюза и методов работы придерживались отнюдь не коммунистических. «Большак» – основной коридор подпространственных погружений, ведущей от планеты-океана Кама – проходил правее, в трёх-четырёх звёздах от этих мест. Из постоянных поселений – пара купольников разных религиозных малых народов, отшельников и Ордена Правопорядка Инспекции Протокола, которые, впрочем, редко высовывались дальше зоны обитаемости звезд.

Инспекция – это штука надгосударственная, по факту, все державы Сектора находятся под её крылом. Даже суздальский флот, флот самой крупнейшей державы сектора не может потягаться с инспекторским флотом. Но чем дальше от пяти Древних Планет, которые принадлежат орденам Инспекции – тем меньше её влияние и тем реже натыканы их постовые базы. А на Дальнем Востоке и во Внешней Монголии оно и вовсе ничтожно, растворяясь оставляя простор для действий только отъявленным романтикам и негодяям.

Челябинск расположен ровно на стыке границ, на полпути от Древних планет до Дальнего Востока.

Впереди была демилитаризованная зона, упирающаяся в бок двум спорным территориям, которые контролировались исключительно флотом Инспекции. Тянуть контрабанду через эти края одновременно казалось и самоубийством, и достаточно прагматичным ходом. Вероятность, что можно напороться на имперский гвардейский флота примерно равна вероятности, что тобой заинтересуется инспекторский орден Правопорядка. Первые редко суются в места, где много доблестных рыцарей Инспекции, а вторые – редко интересуются контрабандой камушков.

Частный флот корпоратов – игрок, с которым встречаешься не слишком часто. Батя говорил, что, как правило, это бывшие пиратские команды из северных рубежей, отсидевшие пару лет на каторгах и ушедшие в условно-легальный бизнес. Ожидать от них можно чего угодно, когда особенно непонятно, кто их «крышует».

Следующая звезда была двойная. Тусклый свет двух тонких усечённых конусов уже можно было различить в преломлениях прямо по курсу нашего пузыря.

– Может, вынырнем поближе к Озёрску-сем? – Предложил Арсен. – Он у второй звезды отсюда. К базе Инспекции? Там база большая, седьмой размерности, почти посёлок. Эти-то, которые там – точно не сунутся!

– Отставить седьмой, далеко слишком, – буркнул батя. – Конькам нужно отдохнуть. Старые, и запасных у нас нет, как знаешь. Проверь, кстати, курс – точно ли ровно летят.

– Хорошо, – Арсен выглядел расстроенным – видимо, Озёрск-7 больше интересовал его местными увеселительными учреждениями.. – Эй, Ильич, стальная башка, как ты?

– Показатели в норме, – отозвался робот. – Перезагрузка после погружения успешно завершена.

– Как там глубина? – спросил я.

– Скоро уже… скоро выйдем на курс.

– Сынку, сгоняешь за ведром? Они уже сейчас жрать захотят.

Делать нечего – снова попёрся вниз. Теперь путь лежал ещё ниже грузового отсека, по узкой герметичной лестнице в трюм – прошагал пять пролётов вниз, со скрипом – опять заклинило – открыл люк в переходный, шагнул в длинное узкое помещение с узким потолком.

Здесь было жарко – работал паровой котёл, шумели насосы и кислородные генераторы. Ещё очень отчётливо, до звона в ушах слышался шёпот востроскручи – космического волчка, который быстро нащупывал слуховой канал и начинал транслировать мешанину из образов и мыслей. Я беззвучно прошептал что-то вроде: «Но-но, хороший пёсик, спи спокойно».

Обойдя все эти механизмы и сплетение труб, я направился в конец отсека. В паре метров от двух спасательных капсул, служивших также аварийными шлюзами, взгромоздилась обширная пятиметровая конструкция, доставшаяся ещё от первого владельца корабля. На слегка проржавевшем боку, прикрывавшем сложные механизмы, виднелась поблёклая надпись «РЫБАЛКА-2645». Это был автоцех по производству топлива – вакуумно-магнитных контейнеров с космическим планктоном.

«Молотов» на то и назывался гипотраулером, что помимо грузовой функции в его задачи входила также добыча дефлюцината – слабо-светящегося космического планктона, которым питаются космические коньки. Для этих целей из дна корабля выдвигались длинные, в триста метров размахом сетки-крылья, снабжённые светодиодами и капиллярным водопроводом. Дефлюцинат очень любит воду, особенно в жидком состоянии, активно всплывает из глубин космоса и ловится электромагнитом. Затем фермы с сеткой сворачиваются обратно под брюхо, магнитные ячейки с дефлюцинатом перемещаются в пластиковые герметичные вёдра с парой магнитов внутри – своеобразные консервы, и складируются здесь же, в специальном отсеке под потолком. Батя как-то упоминал, что несколько раз запускал «Рыбалку» и собирал дефлюцинат неподалёку от комет, но было это не менее пары лет назад, а сейчас это место использовалось просто как хранилище для покупного дефлюцината, которым нас снабжал на время миссий профсоюз.

Я открыл крышку, сунул руку в этот отсек, и, конечно же, только тогда сообразил, что в прошлый раз взял оттуда предпоследнее полное ведро, забыв об этом сказать бате. Учитывая, что мы ныряли в предыдущий раз тоже весьма поспешно, а я был изрядно уставший – забыть было не мудрено, странно, что внимательный Ильич об этом не оповестил.

Впрочем, подумалось мне, наверняка он пробубнил об этом бате, а тот привычно отмахнулся – мол, не говори глупостей, купим на следующей орбиталке. А до орбиталки мы не долетели. Выудил последнее светящееся ведёрко и зашагал обратно.

– Ильич, – шепнул я в браслет уже на лестнице. – Дефлюцинат кончился. Последнее несу. Есть где ещё?

– Рекомендую посмотреть в кормовом складском отсеке, на балконе, – сказал Ильич. – Шон Рустемович всегда держит там неприкосновенный запас.

Шон Рустемович – это батя. А с кормой у «Молотова» была полная путаница – с обеих сторон он угловатый, словно заострённый молоток или топорик для колки дров, а летать на аварийных маневровых мог хоть в какую сторону. Поэтому мы привыкли называть кормой ту часть, которая была противоположная от капитанского мостика. Туда я и направился, пристегнув ведро к поясу – благо, половинная гравитация от этого особо не оттягивала штанцы. В верхней части кормы был один из десятка секретных и не очень отсеков, которые использовались под всевозможные склады. Когда-то здесь предполагалось хранить что-то вроде небольшой раскрывающейся палубы для второго челнока или атмосферного флаер.

Но сейчас треугольная площадка была просто завалена всяким барахлом – тележками, сейфами, парой старых шкафов, стройматериалами для ремонта кают, который никак не могли завершить. Поёжившись от холода – утеплено помещение было очень плохо, я действительно обнаружил четыре светящихся ведёрка в самом углу, под широким панорамным окном – собственно, именно поэтому отсек назывался балконом. За окном виднелись светящиеся облачка дефлюцината, тускло мелькающие на подпространственной глубине на фоне столбиков звёзд, которые медленно поворачивались по спирали. Понаблюдав пару секунд за красотой, я поднял ведёрко с пола, как вдруг моё внимание привлекла тонкая щель, идущая параллельно краю помещения и пропадающая под сундуком.

– Что за… – пробормотал я.

– Эй, где тебя черти носят? – послышался голос бати. – Коней кормить пора!

– Щ-щас, батя, щ-шас, – крикнул я.

Щель была очень подозрительной и не давала мне покоя. Очередное секретное помещение? Парой месяцев назад я уже обнаружил узкую дверь в ванной комнате, прикрытую пластиковой панелью, за которой обнаружился длиннющий коридор вдоль всех кают. Здесь такое вряд ли могло быть. Прикинув по плану, что находится подо мной, я заключил, что там"вестибюль", он же основной шлюз, он же основной спасательный челнок. Если быть точнее – его двигательный внешний отсек, который отстыковывается от основного корабля.

Скорее всего – это люк, которые позволяет производить осмотр узла сопряжения и двигателей челнока, заключил я и уже собрался идти, но мне вдруг показалось, что я слышу какие-то звуки. Присел на корточки, прислонился к шкафу, стоящему на полу. Я отчётливо услышал музыку – ритмичные тяжёлые басы, перемежавшиеся с высоким женским вокалом. Стало совсем интересно.

Напрягся, упёрся ногой в стену, оттолкнул шкаф на полметра и обнажил длинный и узкий металлический люк с потайной ручкой. Я нащупал и приподнял ручку – что-то липкое оказалось на ней, я поднёс палец к носу, понюхал и понял, что это запах картошки, которую совсем недавно готовили батя с Арсеном. Дёрнул ручку – поддалась с трудом, дёрнул ещё раз – и люк открылся.

Свет ударил в глаза. Внизу было длинное помещение с высоким потолком. Я разглядел большую двуспальную кровать с перинами, шкафчики, полки, душевую кабину. Но главное – в двух метрах подо мной я увидел обладательницу пышной рыжей шевелюры, которая мгновенно перестала петь старинную рок-балладу и задрала голову. На меня уставились два глаза – человеческий и кошачий, с вертикальным зрачком.

Музыка тоже стихла.

– О, привет, чувак. А ты кто?

Глава 4. Цсофика

Если говорить об отношении нашего экипажа с женщинами, то всё было не так просто.

Надо сказать, маман появлялась в моём детстве не так часто, и я воспитан больше толпой родни. Когда батя женился на моей маме, он увёз её в наше общинное хозяйство, «на юга». Деду, как и всем передовикам-строителям коммунизма, выделили неплохой участок в новом микрорайоне на экваториальном континенте, где он отгрохал усадьбу на пять семей и посадил банановую плантацию. По соседству расположились участки ещё четырёх родственников, генеалогию которых я представлял очень смутно. Семьи в усадьбе были большие, поэтому родителям приходилось ютиться в небольших трёхкомнатных апартаментах. К тому же, с общими входом, кухней и кладовкой на двоих с тётей Аурелией. Из семи роботов, выделенных на хозяйство, имелась всего одна кухарка на три семьи, она же домработница, и, конечно, всё это было причиной нескончаемых скандалов с моей маман, привыкшей к городскому уюту.

– Я уезжаю жить к маме, – заявила однажды моя маман, когда мне было семь лет – в аккурат перед школой.

И – действительно, уехала. Сначала – к бабушке, а потом… Правда, потом вернулась, но пока её не было, батя впервые взял меня в подпространственный полёт. И этот день я запомнил очень хорошо.

В мою спаленку влетел дед – бодрый мужик, хоть и было уже сто двадцать, потряс меня за плечо.

– Подъём, сейчас батька прилетит!

Кое-как успел пожевать невкусный батончик, засунуть в рот зубного робота, напялить подготовленные портки и комбез, и выбежать на улицу. От нашего выхода из особнячка вела узкая дорожка на центральную аллею. Обежал мимо страусятника, столкнувшись в роботом «Дэн Сяопин», и выбежал на аллею. Помню, как позади меня распахнулись главные ворота особняка и послышался голос не то бабушки, не то кого-то из тётушек:

– Там холодно будет! Шапку надень! Эй, роботы, принесите ребёнку шапку!

Но я не слышал – бежал, что есть мочи, мимо бурной тропической растительности, наступая на перебегавших дорожку жуков (мелких, «классической» фауны, конечно). На углу выплюнул зубного робота, который тут же медленно пополз обратно в дом, и побежал дальше. Плантация обрывалась небольшим обрывом на стояночные места – здесь стояли два глайдера, оборонительный шагоход и несколько модульных комбайнов. Дедушкина дрон-станция там ещё тогда не стояла – он приобрёл её чуть позже.

И вот я замираю на ступеньках, ведущих от аллеи вниз. Прикрываюсь ладошкой от жаркого солнца и вижу, как поднялись заградительные щиты на посадочной площадке, а с неба, прямо на нас, натужно пыхая тормозными, падает папин грузовичок «Стенька Разин».

Батя тогда всего год как получил право пилотировать подпространственные суда малой размерности, правда, за границы системы ещё не летал. Казалось бы, рост, но маму это мало вдохновляло. Хоть рейсы были и короткие, максимум – двое суток, проводить вечера одной в доме, полном родственников мужа – то ещё удовольствие. Конечно, всё это я понял намного позже, но, видимо, это тогда проблем и добавило.

В метрах пятидесяти от земли грузовик замер, из кормового отсека выпорхнула полупрозрачная светящаяся юла. Космический волчок, «пёсик», бестелесная подпространственная живность, служащая для создания гравитации и отпугивания других форм космофауны. Батя уже пару раз садился у нас, начальство разрешало, и я видел волчка. Кто-то из родных тогда сказал, что это самая древняя форма космофауны, известная людям, и что их в старину называли «летающими тарелочками». Это же надо додуматься! Что в них может быть похожего на тарелочку?

Грузовичок успешно приземлился на форсажниках, открылся люк и спустился трап, к грузовичку поспешила пара наших роботов, чтобы проверить снаружи корпус – агрегат был старый, без самодиагностики.

А внутри на пороге стоял «Завет Ильича». Он же – просто Ильич. Это папин андроид, угловатый, с облуплившейся краской и налепленной для смеху под головой короткой красной бородкой из искусственного меха. Батя приобрёл его ещё в студенчестве за смешные сорок трудочасов, а затем полтора года вручную чинил, допиливал и довоспитывал. Я его до тех пор не видел – робот редко спускался на планеты, тем более, что у большинства держав использование человекоподобных роботов или ограничено, либо вообще строго запрещено.

– Тебя ждёт твой отец, – именно «твой» – Ильич разговаривал суховато, строго, как и полагалось коммунистическому роботу.

– Помоги забраться! – попросил я и потянул руку, потому что ступенька была большой, но робот, никогда не общавшийся ранее с детьми, странно посмотрел на меня моргалками и ответил:

– Просьба непонятна, каким образом нужно осуществить помощь?

Так мы и познакомились. Старина Ильич, сколько мы потом вместе пережили. В итоге вскарабкался я сам и пошёл за ним через пару шлюзов на тесную верхнюю палубу. Внизу была навалена груда странных железяк и пара вакуумных термосов-«вёдер» с дефлюцинатом.

– Ага, сынка! – батя был вроде бы даже рад и привычно суетлив – бегал и жал какие-то рычаги у экранчиков. – Ты тут не мешайся, сейчас взлетать будем.

В закрывающийся люк бабушка – вторая, не строгая – закинула гроздь бананов и шапку, пробормотав что-то на английском. Она была из малой народности австралийцев, очень редкой, её дедушка нашёл в какой-то хитрой резервации в Бессарабии. А родом – вообще из Народного Альянса Планет, в полутора годах лёту отсюда. Русский, конечно, за полвека жизни на Челябинске, выучила, но родной язык иногда вылезал. Потому и батю назвала странным именем – Шон.

Я собрался было спуститься, чтобы подобрать бананы, но тут сильно затрясло, загудело и зашатало. Ильич увидел, что я испугался, и указал суставчатой конечностью:

– Сядь на скамью и пристегнись. Я оценил твою способность удерживать равновесие, и она не выдерживает никакой критики.

– Сам дурак, – прокомментировал я, но, всё же пристегнулся.

Я пару раз до этого уже летал между регионами – на ионниках, реактивниках, квадротакси и других допотопных способах перемещения. Но стартовые двигуны первого батиного грузовичка запомнились надолго.

Нет, перегрузки были не такие уж и большие, но больше всего запомнилось то, что я почувствовал парой секунд спустя. Резко дёрнуло вверх, тело стало легче – в половину веса, не больше, и кто-то зашептал – тихо, вкрадчиво, на непонятном языке, или на всех языках одновременно. Мне показалось, что это кто-то за спиной, и я вздрогнул. Но лишь спустя пару мгновений вспомнил о том, что рассказывали старшие и понял, что голос этот звучит в голове. Потом замелькали образы – странные, пугающие. Огромные светила, встающие из-за неровного края астероидов. Разноцветные облака, полные мелькающих теней. Завывающий ветер со снегом на крутых алых склонах незнакомых земель. Карты, или, точнее, что-то вроде орбитальных снимков наших, человеческих планет. Этот эффект называется «космический шёпот» – своеобразный способ общения космофауны с нами, двуногими. Говорят, что волчки умнее любого из землян, просто их мышление настолько странное, что непостижимо большинству из нас. Говорят, что дельфины их понимают лучше нашего, поэтому в Империи так любят держать на крупных судах бассейны с дельфинами-переводчиками. Говорят, что они могут спасти человека, выпавшего в открытый космос. Или, наоборот, убить, утащить к себе в логово в каком-нибудь астероидном кратере.

Всего этого, конечно, тогда я не знал. Поэтому мне стало страшно, и я тихонько захныкал. Впрочем тряска и шёпот продолжались недолго. Космический волчок приплыл и прилепился в специальную выемку в днище, после чего тряска вместе с шёпотом прекратились, и осталось лишь лёгкое чувство головокружения.

Мы поднимались очень быстро по высокой параболе, и вскоре в окошке показались очертания длинного материка, растянувшегося по экватору.

Батя лишь мельком взглянул на меня, проверив, пристёгнут ли, и не проронил ни слова.

– Высота? – спросил он «старпома» – коренастого дядьку, имя которого я не запомнил.

– Тридцать. Взнуздать?

– Рано, дефлюцината много сожрут. В прошлый раз снабженец ругал.

Мне стало скучно – открыл в браслетике голограммную «Змейку», успел набрать тридцать квадратиков, прежде чем взрослые на мостике снова заговорили.

– Пора. Ильич, пошелуди в туннелизаторе, красный опять чудит.

– Выполняю шелудение в туннелизаторе, – хмуро откликнулся робот.

Немного затрясло, закрутило, батя со старпомом засуетились, заговорили на каком-то непонятном наречии. Но вскоре браслет довольно пискнул, сообщив, что мною совершено первое погружение в подпространство и начислил за это целых десять трудочасов. Тогда же я заметил и прочитал по слогам, как сменилась моя должность и принадлежность к флоту.

Возраст: 7 лет.

Должность по категориям МТП: Кандидат в младшие помощники юнги

А после я ел бананы – самые вкусные бананы в моей жизни.

* * *

Возраст: 17 лет.

Так или иначе, за время кукования во училище юнг и последующих путешествий с батей я изрядно отвык от женской компаний. Даже дома, несмотря на обилие тётушек, я гораздо больше времени проводил с братьями и дядьками. И при виде женщины на борту сильно испугался. Назвал имя и продолжал пялиться на малознакомую рыжую девушку, которая стояла точно подо мной, напротив люка.

– А меня Цсофика зовут. Через «ц».

– У тебя родители, чего… в регистраторе чихнули?

Она фыркнула.

– Батя у меня, знаешь, долбанутый, фанат венгерского языка.

– Что… что ты тут делаешь? – сказал я и тут же попытался оценить её возраст, чтобы «понять», можно ли мне обращаться на «ты, или лучше – на «вы».

С этого ракурса было совсем непонятно. Цсофика поставила кружку на столик, медленно проследовала к кровати и плюхнулась на неё лицом кверху. Тут я понял несколько вещей. Во-первых, что незнакомка находится в одних трусах и весьма свободной футболке. Во-вторых, что она примерно вдвое старше меня – тридцать-тридцать пять лет, не сильно привлекательна лицом и фигурой, потому подростково-мальчишеский интерес, мгновенно проснувшийся от факта появления женщины на борту, немного поугас. Но главным образом он поугас из-за третьей вещи.

Кошачий глаз не был врождённым дефектом или странной линзой – он был имплантом. Помимо него, вся правая рука от плеча до запястья была механическая, обшитая гладким голубым пластиком, живыми остались лишь часть ладони и пальцы, и то же самое было с икроножными мышцами. Цсофика была киборгом. Модификанткой, изгоем в большинстве держав Сектора Московского Транспортного Протокола. Где-то, например, в Бессарабии, киборгов открыто преследовали – вылавливали и сгоняли в какие-нибудь купольные резервации на спутниках горячих юпитеров. Где-то – например, в Империи Суздаль, они были признаваемым меньшинством, которым даже полагались льготы, но по факту – всё равно, до титульных народностей ей было весьма далеко. А в большинстве регионов отдалённой Новгородской Иерархии – и вообще, расстреливали.

– Эх… – прервала Цсофика мои недолгие размышления. – А это ты у своего бати спроси, чего он меня тут держит. Твой ведь батя капитан, да? Я угадала?

– Ну…

Я опешил и задумался – честно говоря, не знал, как на это всё ответить. И я снова задумался – что может быть Как я уже сказал, киборги были изгоями в большинстве почти во всех окрестных странах. Но не в республике Свободный Независимый Челябинск. У нас к ним было наиболее терпимое отношение, даже имелась своя территория – Автономия Модификантов им.Иеремии Окереке, готовая приютить всех киборгов из всех окрестных миров.

Чтобы не пялиться на весьма откровенный наряд, я скользнул взглядом дальше в помещение. Оно было двухярусным, и, несмотря на некоторую тесноту, там обнаружились: кофеварка, несомненно, старинная и дорогая, дверь небольшого отсека, в котором угадывался санузел, большой панорамный экран для винтажных видеоигр, пищевой мульти-синтезатор совершенно незнакомой модели, и шкаф, в котором были аккуратно развешаны разные предметы гардероба.

– Что «ну»? Сынишка его, ага?

На «сынишку» я ничего не ответил. Под кроватью явно было что-то ещё, и я зачем-то спросил.

– А под кроватью что?

– Спрыгивай – увидишь, – Цсофика с ноткой безразличия махнула головой. – А, да, раз уж мы тут, скажи – мы чего, нырнули уже, да?

– Нырнули, – кивнул я.

Спрыгивать, конечно, не стал. Не зря же она там сидит, и отец о ней не рассказывает?

Я заметил, что на столе стоит тарелка – однозначно, из нашего буфета. Вероятно, на ней ещё совсем недавно лежала та самая картошечка, которой кто-то – видимо, батя, угостил Цсофику и испачкал ручку люка.

Угощают обычно гостей. Или не только? Только тут до меня дошло. Это пленница. Очень ценная пленница. Живой товар. Батя заделался работорговцем? Киднеппером? Стало немного не по себе. Конечно, батя горазд на разные авантюры, но какие-то принципы у него должны быть. В любом случае, понял я – надо быть осторожным.

– Куда прыгнули-то? – спросила Цсофика. – В какую сторону, к Челябинску вашему?

– Не важно, – сказал я и захлопнул люк.

И вовремя – батя снова заворчал в браслете, мол, где шляешься, кони голодают. С трудом задвинул обратно шкаф, вернулся, покормил коняг – запихнул контейнеры в пневмотрубу, открыл заслонку, и светящиеся огоньки вылетели в туннелизатор и начали медленно засасываться в воронку запряжённой тройки.

Получена премия: 2 трудочаса

Накоплено трудочасов: 192,85

– Чего, они на хвосте? – спросил я.

– Были два всплеска через секунду после погружения, да! – отозвался Арсен. – Но, возможно, просто табун диких коньков, они там водятся.

– А картошечка ещё осталась? – спросил я, подойдя к буржуйке. – Очень уж понравилась.

– А? – рассеянно спросил батя. – Не, всё съели.

– Странно, вроде бы много было.

Батя насторожился, а я прикусил язык, который прямо-таки чесался.

– Было и съели, чего непонятного! – проворчал батя. – Завари вон сухпай.

После сухпая язык чесаться продолжил. Будь я поумнее – заткнулся бы, чтобы не вызывать лишних подозрений, но опыта тогда не хватало.

– Батя, вот смотри, а если вот, скажем… основной спасательный челнок? Он точно в подпространстве отсоединится? Я так понимаю, левая упряжка должна отстыковаться и подхватить, а ты проверял?

– Зачем тебе? Не надо ничего отсоединять! Нормально, сейчас долетим, вынырнем, – он потянулся и пошёл в спальню. – В общем, я прикорну на часа три, а то уже браслет разрывается. Арсен, ты – за главного.

– Есть, кэп! – кивнул Арсен.

У Арсена была фамилия Винникубов, родился на полу-обитаемой планете Миасс, а мать была родом с далекой планеты Кавказ – красивой, гористой, очень разнообразной по языку и с интересной реликтовой фауной. В роду со стороны отца были нигерийские беженцы, новгородцы и таймырцы – словом, кто только не был, настоящая дружба народов. Арсену тогда было двадцать восемь, но выглядел он всегда, сколько помню, на полтинник. Коренастый, длинноволосый, с кудрявой черной бородой. Он достался бате вместе с «Молотовым» и служил на корабле еще с прошлым экипажем, который в полном составе загремел в имперскую каторгу, попавшись на контрабанде редкоземельных на одной из лун.

Арсену тогда вдвоем с роботом удалось вывести корабль в нейтральные системы, за что его повысили сразу на четыре разряда, а робота перевели работать во флот.

Оставаясь за главного, он любил покомандовать. Но делал это весьма своеобразно, даже как-то неуклюже. Вот и сейчас он медленно повернулся ко мне и хитро прищурился.

– Ну что, расквитаться мне с тобой за прошлый раз, или пожалеть?

– Ч-чего??

Он медленно пошёл в мою сторону, засучивая рукава.

Глава 5. Азартные игры в рабочее время

Я помню, как увидел Арсена в первый раз – мне тогда было четырнадцать лет. Я уже закончил среднюю школу и поступил в “бурсу”, как её называли – в училище юнг.

Именно в тот год мама бросила нас и сбежала куда-то в Империю.

Батя переживал, сильно, собственно, как и я. Он всё ещё служил в Третьем Дефлюцинатном Флоте, сидел на достаточно низкой ставке для своего возраста и опыта – всего-то “капитан шестого разряда”. Да и грузовичок всё больше простаивал без дела. Нет, лезть в бутылку он бы и не подумал – не того воспитания и закалки. Да и община и многочисленные родственники исправно помогали нам – что с психологической поддержкой, что с трудочасами и бытовыми делами.

Но батю манили звёзды. Возвращаясь домой после учёбы, я прямо видел, что с ним что-то происходит.

– Куда-то умахал вчера вечером с Ильичом, вроде как в Иммигрантский, – ответила бабуля однажды, когда я спросил, где пропадает отец.

Информация эта сильно заинтриговала. Районный Союз Иммигрантских Автономий, распологавшийся на отдельном континенте в северном полушарии – место достаточно разношёрстное. Туда селили всех беженцев, которые прилетали в наши края целыми пассажирскими “ковчегами”. Сотни районов, в каждом из которых свой язык, своя архитектура и культура. Люди нашего круга общения катались туда разве что на культурные экскурсии. Вернулся он на флаере тогда поздно вечером – заметно повеселевший и загадочный.

– Заживём, сынку! – сказал он.

– Ты чего, на работу устраиваешься? – догадался я.

– Не суй нос ни в своё дело! – буркнул он и ушёл к себе в спальню.

Я попытался расспросить Ильича, но тот, как он это часто делает, ссылался на уровень секретности.

Тогда я совершил мелкое хулиганство. Проснулся ночью и вылез через окно в сад. Пробежал по уже знакомой аллее до стоянки флаеров, сорвав по дороге спелый кумкват. Ключ на доступ в кабину уже был в моём браслете, мне разрешалось сидеть в кресле пилота, и я успешно открыл дверь.

Вызвал журнал маршрутов. Оказалось, что батя летал в недра огромного логистического комплекса на самом севере иммигрантского континента – рядом с двухмиллионным микрорайоном ирокезов.

Наверное, об ирокезах я узнал именно в тот момент, до этого слышать не приходилось. Кого только не было в этих краях. Помню, что на уроке истории я был шокирован историей, как в наши края прилетели некие бразильцы: они проделали путь в два года, с пятью сотнями погружений и всплытий на сравнительно небольшом лайнере пятого класса размерности длиной всего семьсот метров. И было их там сто тысяч человек!

В общем, логистический комплекс меня несколько расстроил. Неужели снова скучная работа где-нибудь на погрузочных глайдерах?

Но всё встало на свои места ещё через неделю. Только я вернулся домой на выходные, как меня тут же поймала тётя Аурелия.

– Батька-то твой – работу сменил! Что-то секретное… Беги скорее, он как раз с Ильичом снова собираются!

Батя уже шагал по тропинке от одного из сараев, неся по две старые табуретки в каждой руке.

– Ага, сынку, ты-то вот мне и поможешь, – не здороваясь, он поставил передо мной парочку табуретов.

Шедшему навстречу Ильичу он скомандовал:

– Табуретки кончились, хватай ковёр и погнали. Чо, Гарь, с нами поедешь, что ли? Всё равно, если Куратор позволит, через пару лет тебя юнгой возмьём.

Я засиял от радости. Юнгой! Всё-таки, это корабль, и явно – большой!

Потом мы долгие три часа летели на север в тесном глайдере – мимо проносились сначала океан, потом горы, луга, пастбища, деревеньки, и лишь ближе к северному побережью начались промышленные зоны и многоэтажные кварталы.

Мы приземлились на верхнюю стоянку гигантского бетонного здания – наверное, оно было километров пять в длину – и располагалось вдоль обрыва на берегу океана. Я уже догадался, что это огромный эллинг для судов третьего класса размерности – таких было немного, ведь стометровые суда не так-то просто посадить на поверхность планеты. Волчки большинства пород, обеспечивающие подъём и гравитацию на борту, не могут садиться на землю – им нужна как минимум сотня метров, чтобы подлезть под брюхо такой крупной посудины. Поэтому либо суда поднимают швартовочные краны и буксиры, либо – они садятся на выдвижные рельсы-стапеля над здоровенным обрывом.

Но никаких непрерывно садящихся и поднимающихся судов не виднелось. По первому впечатлению, на крыше было слишком пусто для таких площадей – всего десяток флаеров на стоянках, пара человек и роботов, неторопливо что-то погружающих. Внизу, под обрывом, в момент снижения я заметил стоянку судов водных – несколько десятков небольших лодок, выглядящих достаточно старинными и резво покачивающимися на волнах.

– Какому предприятию принадлежит это здание? – спросил я Ильича.

– Сейчас портово-логистический комплекс “Чероки-5” находится на балансе Муниципальная микрорайонная артель “Лаврентийский консервный завод Союза Национальных Автономий”.

– Батя? Ты устроился на консервный завод? Реально?

– Помолчи! Сплюнь! Нет. Скоро всё узнаешь.

Мы вышли из флаера, похватали стулья и побежали к ближайшему лифту. Я взгляну в сторону моря. Ветер с океана дул жуткий, пронизывающи, лишь потом я понял, что над океаном в тот момент был настоящий шторм. Могло показаться странным, что для его успокоения тогда не призвали тюленера – огромную космосущность, способную перетаскивать астероиды по орбитам и гасить ураганы в атмосфере. Впрочем, Союз национальных иммигрантских автономий вечно был экономически-отстающим и производил очень мало трудочасов в год. Предприятия строились, но работать особо никто не хотел – менталитет у большинства переселенцев был совсем не коммунистическим. Конечно, действовал принцип “от каждого по способностям – каждому по потребностям”, и все они жили вполне комфортно, только вот заниматься улучшением климатических условий здесь тоже никто особо не торопился.

До того момента я не был в столь северных широтах и оделся очень легко. На дворе была осень, и после я долго шмыгал носом, пока тётушкин робот-врач не подобрал мне нужную инъекцию. Лифт, как оказалось, не работал, и мы пробежали ещё сотню метров – до лестничной площадки.

Спускаться вниз пришлось очень долго – пролётов двадцать. Хоть мы и делали пару остановок, руки в конце спуска уже отваливались, а бате ворчал: дескать, знал бы, что так далеко, залетел бы со стороны въездов и сел поближе. И вообще – взял бы гравитележку. Ильич нёс больше всех груза – ковёр, какую-то тумбочку и пару мешков и шёл молча, в такие моменты мне казалось, что на его металлической морде выражение слегка насмешливое, даже злорадное – мол, я же говорил!

Потом мы спустились вниз и долго обходили здоровый, ржавеющий на стапелях эсминец. В длину он был метров триста, в высоту – сорок, не меньше. В куче мусора и металлических листов под колёсными тележками я увидел две пару глаз, сверкнувших из темноты – какие-то мелкие хищники свили себе там гнездо.

Наконец, мы вышли на внутреннюю “улицу”, шедшую вдоль всего комплекса и прошагали ещё два отсека – каждый в сотню метров шириной. И тут я впервые увидел его – гипотраулер “Молотов”. Он возвышался в эллинге ржавым угловатым утюгом, окружённый парой строительных лесов. Пара рабочих и тройка роботов что-то неторопливо красили и шумели инструментами. Затем один из мужиков – огромный, в чёрном строительном халате, помахал нам рукой, немного неуклюже спрыгнул вниз, подбежал и вытянулся по стойке смирно.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – улыбнулась бородатая физиономия.

Он показался мне добродушным пиратом.

– Вольно, лучше вон возьми у хлопца груз, – сказал батя. – Это сын мой. Думаю его через пару лет юнгой взять.

Он подхватил у меня табуретки – одной рукой, удерживая за пару ножек.

– Спасибо, блин, – сказал я и принялся разминать затёкшие конечности.

– Ага! Арсен меня звать! – он протянул мне свободную руку.

Моя ладонь, и без того измученная долгим переносом тяжести, скрючилась и захрустела от его рукопожатия. Я стиснул зубы и выдержал – у меня аж пот проступил на лбу. В этот момент одна из старых табуреток, не выдержав крепкой ладони старпома, треснула у основания ножки, развалилась и упала на пол.

* * *

– И всё же, расквитаюсь! – сказал Арсен, прошёл мимо меня и подошёл к стеллажу, достал потрёпанную коробку с древней игрушкой. – Помнишь, как я тебе перед погрузкой продул? Давай в “Капиталисты-камикадзе”!

Да уж, у Арсена всегда было своеобразное чувство юмора. Я усмехнулся и кивнул, и на косоногий столик высыпалась колода разноцветных карт.

– Разрешите присоединиться? – предложил робот, но Арсен покачал головой.

– А чего бы нет? – спросил я. – Втроём веселее.

– Знаем мы его, – пробурчал Арсен. – Вечно выигрывает, а потом трудочасы на нужды профсоюза списываются.

– Мы что, на трудочасы опять играть будем? – вздохнул я. – Я думал – на печенье, или болтами. Ну, хорошо. До скольки побед?

– Давай до… до семи! И ставим по ноль-одному трудочасу.

Ну, хотя бы не пол-трудочаса – и то хорошо. Ноль-один трудочас был примерно стоимости стакана чая в орбитальной столовке.

Игра была простой. На большинстве карт были нарисованы предприятия и пузатые капиталисты, нужно было набрать по шесть карт в руку и скидывать или того же числа, или той же категории. Если нечего кидать – берёшь карту. Если замешкаешься дольше чем на три секунды – берёшь две. Выигрывал же тот, кто “взорвался”, то есть обанкротился быстрее.

В первой “катке” карты пришли не очень удачные.

– Шесть макаронных мануфактур! – начал Арсен.

– Пять макаронных мануфактур!

– Пять грабительских банков!

Я хмыкнул – не было ни грабительских банков, ни чего ещё с цифрой “пять”, пришлось взять карту.

– Пять рабских банановых плантаций!

– Одна рабская банановая плантация, – кинул я.

Арсен хитро прищурился.

– Капиталист-камикадзе! – рявкнул он и врезал ладонью с картой по столу.

Это была специальная карта. Тот, кто хлопнет по столу последним – должен будет брать три карты. Много копить карт в руке было плохо, но пришли неплохие, в том числе две специальных – “картельный сговор” и “спекулянт-казнокрад”, их я решил приберечь напотом.

– Три плантации, – Арсен приземлил карту на столик, пододвинув мизинцем расползающуюся колоду.

– Четыре плантации, – кивнул я.

– Четыре чернильных заводика!

Я молча положил в ответ “картельного сговора”, подходящего по цвету. На карте было нарисовано три карикатурных мужичка в имперских ливреях, заговорщически прикладывающих палец ко рту – после такой карты полагалось три круга молчать. Обычно Арсен в этих случаях попадался и что-нибудь говорил, но тут не попался. Кивнул и молча взял карту. Я ответил семью чернильными заводиками и приготовился уже следующим ходом скинуть “спекулянта-казнокрада”, чтобы отдать две карты в руку сопернику. Но Арсен снова хлопнул ладонью по столу, оставшись всего с двумя картами, а я распрощался с надеждой выиграть этот раунд.

– 0,1 трудочас.

Накоплено трудочасов: 192,75

В следующей партии я отыгрался – ни разу не брал карты, а Арсен мало того, что трижды брал лишнюю карту, так ещё и замешкался и словил за это пару карт.

Получен 0,1 трудочас от Винникубова Арсена Артуровича.

Накоплено трудочасов: 192,85

Третья партия вышла сложнее – шли почти ноздря в ноздрю, постоянно не попадали в масть, но в конце удалось сыграть “спекулянта” и избавиться от двух карт сразу

Получен 0,1 трудочас от Винникубова Арсена Артуровича.

Накоплено трудочасов: 192,95

– Так, ещё четыре осталось? – с надеждой сказал Арсен, тасуя колоду, когда наши браслеты вдруг синхронно пискнули:

Обнаружено занятие азартными играми в рабочее время!

Штраф: 1 трудочас.

Накоплено трудочасов: 191,95

– Вот же ж с…! – нахмурился Арсен и тут же хлопнул по рту ладонью.

Я уже знал, что написано в его браслете – “Штраф на нецензурную брань – 1 трудочас”.

– Ладно, не печалься, ты хорошо играл, – попытался я приободрить старпома.

– Пойду отчёты железок на пульте посмотрю, – кивнул он.

Дожевав сухпаёк, я стал думать, чем себя занять. Мысль о том, что на корабле есть ещё один пассажир, да ещё и женского полу, никак не выходила из головы. Первой идеей было спросить у Арсена, что он думает по этому поводу. Но потом я подумал, что он запросто может об этом ничего и не знать. Что, если это задание, которое никак не согласовано с нашим Куратором? Контрабанда, которая контрабанднее всех контрабанд? В таком случае, хранить эту информацию в тайне для получения различных “плюшек” от бати – это вполне разумно и интересно.

Был и ещё один, совершенно безумный, но вполне рабочий вариант – что это часть какого-то безумного социалистического соревнования с конкурирующей контрабандной бригадой. Таковых на нашем Четвёртом направлении было не менее трёх – из тех, про которые знал батя, я же был знаком только с бригадой моего одногруппника, Бальтазара Селассие, который служил на новеньком контрабандном сухогрузе “Полковник Чур”. Противнейший тип, успевший обогнать меня на целый разряд!

Батя рассказывал ещё год назад про задание, в котором нужно было первым из двух бригад выйти на заданный квадрат и подобрать нелегала-разведчика. Цсофика тоже весьма походила на разведчика, но момента, когда её жилой модуль могли незаметно воткнуть в борт за почти три месяца службы я вспомнить не мог. И зачем тогда скрывать это от команды?

В общем, вопросов было много, и никому, кроме как самой Цсофике, я задать их не мог.

– Сбегаю на склад, – соврал я Арсену и тут же упёрся в грудь “Ильичу”.

Робот преградил проход в коридор, ведущий к складу-балкону.

– Твои показатели психологического возбуждения превышены. Я рекомендую тебе совершить кратковременный отдых.

Я напрягся – поведение робота было нетипичным. Неужели узнал?

Глава 6. Билли, Вилли и Милли, которая оказалась самкой

И вдруг я подумал, что могу идти ва-банк.

– О, Ильич. Ты же можешь выполнять роль бортового психолога? – спросил я вполголоса, предложив пройти роботу в свою комнату. – Мне нужна твоя консультация.

Робот согласился, мы вошли внутрь. Каюта у меня была тогда достаточно просторная. «Ильич» взглянул на стену, тускло освещённую лампочкой, которую батя почему-то всегда называл в честь нашего механического друга. Там висели пин-ап постеры,

– Если ты про просмотр порнографических материалов в нерабочее время – то мои аналитические модели посчитали это допустимым даже для персонала твоего возраста.

– Да нет же! Скажи, ты можешь всё сохранить в секрете?

– Да, конечно. Если ты помнишь, ты уже занял три слота секретов у меня в голове. Открыть четвёртый?

Я попытался вспомнить, чем могли быть заняты предыдущие слоты. Первый слот я занял в девять лет совершенно безобидным секретом о том, как залез в погребок в поисках чего-то сладкого и разбил банку варенья из дорогих цитрусов-декапонов, которых в саду было всего два деревца, предварительно слопав половину содержимого. Я порезался, когда прятал улики, а после у меня болел живот, и медблок никак не мог определить причину происходящего, из-за чего пришлось вызывать весьма недешёвого живого доктора, потратив пару десятков трудочасов. Истинные причины происходящего от родителей я, разумеется, скрыл.

Второй слот был занят историей более щепетильной. Мне было одиннадцать или двенадцать лет, и меня отправили в летний пионерский лагерь – в соседнем Военном округе, на берегу, в недавно зачищенном от жуков квартале. Очень скоро я научился сбегать из палатки. И обнаружил, как каждую полночь, когда звучал отбой, одна из воспитательниц, девушка весьма молодая и привлекательная, раздевалась догола и купалась в океане. Вскоре она стала приходить туда не одна, к ней приходил какой-то парень, и они занимались любовью, а я прятался за пальмами и смотрел за этим таинством, наверное, вечеров пять, пока меня не поймал за этим занятием мой вожатый. Он отпустил пару сальных шуточек на тему моего полового созревания и строго-настрого запретил кому-либо об этом рассказывать. Впрочем, я всё же рассказал эту истории не только «Ильичу», но и паре двоюродных братцев.

Чем занят третий слот я так и не вспомнил.

– Три слота?!… Давай, ок. В общем… я знаю про секретное отцовское задание.

Ильич холодно кивнул.

– Расскажи о том, что ты знаешь.

– Что у нашего аварийно-спасательного челнока нет блока двигателей.

– Внимание! Тревога! Отсутствуют блоки двигателей у аварийно-спасательного челнока! – робот вскочил и бодро зашагал в сторону секретного отсека.

– Стой! – я схватил его за рукав. – Тихо, замолчи, ты так раскроешь секрет бати, то есть, Шона Рустемовича! Блин, погоди. Вероятно, это произошло уже очень давно, так? Когда?

Робот остановился и кивнул.

– Да. Блоки аварийно-спасательного челнока демонтированы восемь месяцев назад и помещены в ангар службы снабжения Четвёртого Направления, планета Златоуст.

– Получается, мы все находимся в ситуации, что не сможем двигаться при аварии?

– Именно так.

– Куратор знает?

– Именно так.

– И… Что вместо них?

– Данная информация является служебной тайной, – Ильич приосанился. – Твой ранг пока не позволяет получать к ней доступ. Продолжим, ты находился в процессе сеанса психотерапии путем раскрытия секрета. Чем еще хочешь поделиться?

– Ну… Скажи, как соблюдаются протоколы безопасности, если на борту содержится незарегистрированный пассажир?

– Если нелегальные пассажиры находятся на борту в ходе выполнения миссии, и об этом извещены капитан и Куратор – то статус пассажира приравнивается к очень ценному грузу.

– Ясно… значит, у нас на борту находится очень ценный груз. Всё, в целом, я закончил, спасибо за то, что дал выговориться. А, да, Ильич, посмотри, что у нас с краном в грузовом? Его в прошлый раз клинило, а скоро разгружаться.

– Хорошо.

Маневр сработал, робот закончил диалог и вышел из комнаты. Выждав пару минут, я схватил пару мандаринов из темпорального холодильника – весьма редкий продукт на корытах, подобных нашему, и направился на склад.

Отодвинул шкаф, скрипнул дверцей. Внизу было темно – за исключением странного красного света под кроватью. Затем загорелся свет.

– Чего тебе? – Цсофика лениво потянулась в кровати, сверкнув пластиковым запястьем. – Я ваще-т спать легла.

– Хочешь это? – я показал первый мандарин. – В обмен на информацию.

– Ну… окей, – лицо девушки изобразило ленивую гримасу. – Но у тебя право только один вопрос.

Я задумался, какой вопрос задать первым.

– Ты… всё же пленница или, типа, гостья, нелегал, беженец?

Она села на кровати и странно, даже очень по-мужски почесала затылок. Ночная сорочка почти не скрывала подробностей внешности, и я снова отвёл глаза, чтобы не вызывать подозрений.

– Ну, твой батя убеждён, что больше как гостья, а он – мой спаситель. Но если бы я могла сбежать – сбежала бы не раздумывая.

– Куда… то есть, ты откуда?

– Я ответила на один вопрос – кидай мандарин! – он протянула руку. – Иначе скажу бате твоему, что ты меня грязно домогался. Я ж вижу, как ты пялишься, подросток!

– Я… не домогался, – грустно покраснел я и кинул мандарин на кровать.

– Пока батя спит, пристаёт тут к женщинам вдвое старше себя! Спит же батя, да? Вот. Ладно, спасибо, съем завтра. Зубы почистила уже. Давай спать.

Она выключила свет, за исключением странной подсветки внизу кровати.

– Второй вопрос… – я достал второй мандарин. – Что под кроватью, что там за свет?

Свет слова включился.

– А ты не так прост, как я подумала! Ладно, окей. Так тебе про свет или про то, что под кроватью?

– Про то, что там лежит, и для чего там свет?

Она встала на кровати в полный рост, потянулась, еле слышно хрустнув не то костями, не то чем-то кибернетическим. Я на всякий случай отшатнулся – с учётом роста она была теперь очень близко.

– Ладно, ты всё равно узнаешь. Там у меня две… скажем, вещи, я назову одну – и ты кидаешь мандарин. Тогда назову вторую, идёт?

– Да.

– Итак, под моей кроватью живут домашние питомцы. Экзотические домашние питомцы, с которыми я вынуждена путешествовать. Ну, давай? – она протянула руку.

Нас разделяло меньше метра. Я машинально наклонился в люк, чтобы точнее кинуть мандарин ей в ладонь, и в следующий миг случилось то, чего я боялся больше всего.

Цсофика махнула свободной рукой откуда-то из-за спины. Мою руку оплела удавка, сделанная, как я понял мгновением позже, из чёрного бюстгалтера. Меня дёрнули вниз с такой силой, что я инстинктивно отпустил вторую руку, которой держался за шкаф – чтобы не заработать вывих плеча. Вторая рука киборга схватила за ворот рубашки, и я свалился вниз, на край кровати.

Я и забыл, что она только выглядит хрупкой девушкой – против кибермускул вряд ли смог тягаться не то, что батя – даже Арсен. Разве что Ильич был сильнее, если не считать разные слабые места.

Браслет мигом ушёл в режим невидимости. Моя рука дёрнулась к нему, но Цсофика ловко заломила её за спину.

– Пусти, дура! Бате не понравится!

– А вторая вещь – массажное кресло-тренажёр! – громко прошептала она мне на ухо. – Трансформер, программируемый! Я тебе сейчас покажу его в действии. Ты только не дёргайся!

Она столкнула меня вниз, с кровати – я ударился о ножку стола с игровой консолью, но было невысоко, и с учётом уменьшенной гравитации – почти не больно. Прыгнула и придавила сверху, не давая опомниться и извернуться. Сначала я ощутил пикантность момента – наверное, ни разу до этого на мне не сидела полуголая женщина в ночной сорочке. Но примерно в этот же момент стало по-настоящему страшно. Я понял, что, во-первых, рискую стать заложницей у заложницы, которой, возможно, нечего терять. А это – ситуация дрянь. И во-вторых, страшно от того, что я своим безрассудным поведением сейчас рискую дать ей возможность сбежать и сорвать миссию – несомненно, дорогую миссию и ответственную.

Получается, не зря всё это хранилось в тайне. Получается, она всё просчитала заранее и догадалась про мой второй мандарин. Вот так бывает часто – кажется, что батя просто вредничает, а, на самом деле, оберегает меня и экипаж от совершения глупостей. Я решил действовать – всё же извернулся и совершенно не галантно врезал ей в челюсть кулаком. Она лишь слегка мотнула головой и дала пощёчину, от которой я ударился о ножку кровати, и голова неслабо заныла. Удерживая руку с браслетом – знала ведь, что таким образом отключается микрофон! – она потащила меня под кровать. Правильнее было назвать кровать мезонином, потому что потолок там был почти в моё рост, но таких слов я тогда не знал.

Я извернулся и скосил глаза. Там стоял странный агрегат, обтянутый искусственной кожей – он выглядел как большой трон с какими-то отцепляющимися штуками, в котором угадывались педали велотренажёра. Я видел не так много массажных кресел, но было похоже на то, что Цсофика не врёт, и на какое-то пыточное устройство аппарат не походил. На какой-то момент я расслабился и даже выдавил из себя:

– Больно хоть не будет?

– Не, не особо, – ответила киборг. – Только не пикай мне тут!

Её сильные руки протащили меня до кресла, хлопнули в ложе. На теле щёлкнули ремни – непонятно, то ли штатные, то ли какая-то хитрая доработка Цсофики. Я попытался осторожно перехватить освободившийся на миг браслет, но снова не успел – руку припечатали к подлокотнику и заправили в ремень, икры обхватили мощные захваты. Браслет снова оказался закрытым широким ремнём – в этом случае микрофон остаётся выключенным.

– Ну вот, а ты боялся. Хороший мальчик!

Она игриво пощекотала меня в бок, я увернулся. Кресло тихо завибрировало, застучало мне в спину невидимыми молоточками – это было даже приятно. Я уже не понимал, что она добивается – не то издевается надо мной, не то просто… заигрывает?

Уровень стресса: выше нормы, рекомендован отдых.

– А ты, похоже, совсем больная, да? Ну, за массаж спасибо.

– Пожалуйста. Ну, а теперь – пришло время познакомить тебя с моими питомцами, – почти прошептала она на ухо, стоя за спиной.

Меня развернуло на сто восемьдесят градусов вместе с креслом, и я впервые увидел их. Питомцев Цсофики.

Вероятнее всего, это были самые что ни на есть древние пауки из «классической фауны». Я как-то читал, что на материнской планете был целый материк, полностью покрытый пауками. К счастью, их было всего три. Они были чёрно-коричневыми, мохнатыми, размах лапок достигал двадцати сантиметров в ширину. Они сидели на толстенных паутинах, сплетённых по всем углам каркаса под кроватью. У одного из них на брюхе шевелилась пара десятков мелких белёсых паучат..

– Это Билли, это Вилли, а это Милли, она оказалась самкой.

– Мда, – обречённо сказал я, уже предвидя, что сейчас последует.

– Ты же хочешь познакомиться с ними поближе, да? – Механическая рука сняла Милли с паутины и посадила ко мне на плечо. – Кстати, они ядовитые.

ИНТЕРЛЮДИЯ I. Галактическая энциклопедия. Астрогеография

Возможно, логичнее вставлять это в концовку нашей истории, но когда ещё она будет?

Поэтом оставлю это здесь, чтобы не забыть. Вдруг вы совсем из другого сектора Ойкумены, или пролежали в криогенной капсуле последние три-четыре столетия.

Челябинск (Республика Свободный Челябинск), осколок Новоуральской Конфедерации. Единственная в СМТП (не считая иерархий Дальнего Востока [источник?] и ряда планетарных режимов автономий) космическая коммунистическая республика. Граничит с Суздальской Империей (с западной, северной и верхней стороны), УСП (на южной, восточной стороне) и Таймырским Царством (анклав Путорана) Основана в результате Великой Июльской Революции 2567 года. Правящий орган – Верховный совет партии (…)Население – 1,32 млд. человек, число терраформированных тел: 1 (3, 2 с диким терраформированием [1]) 16 планетарных тел с купольниками и 2,5 тысячи орбитальных городов. число контролируемых звёздных систем: 450.Флот: 4 тяжелых крейсеров, 80 крейсеров, 1200 эсминцев/фрегатов, 0,2 млн. истребителей и штурмовиков, 50 млн. человек во флотской иерархии. Челябинск – 0,9 млд. Златоуст и Миасс – 0,1 млд (кочевые карликовые планеты с циклом остывания 15 лет).Название Республики Свободный Челябинск «карликовым государством» незаконно и в соответствии с уголовным кодексом карается исправительными работами в размере (…)

Карта звёздных владений Республики Свободный Челябинск

Административно-политическая карта автономий, промышленных, аграрных, жилищных районных союзов и военных округов планеты Челябинск, 2701 г.

Анастасьев, Валентин Ильдарович (псевдоним Банин, 2521, Нерчинск, Дальний Восток – 13 июня 2576, Свободный Челябинск) – галактический революционер, уральский политический и государственный деятель, создатель и председатель Коммунистической Рабочей Партии Союза Планет, один из организаторов войны за независимость Челябинска, первый председатель Совета Народных Комиссаров РСЧ, создатель первого коммунистического галактического государства.Марксист, публицист, основатель космомарксизма, идеолог и создатель Пятого Коммунистического интернационала, основатель Республики Свободного Челябинска. Сфера основных политико-публицистических работ (…)Мнения и оценки исторической роли Банина отличаются крайней полярностью. Вне зависимости от оценки его деятельности, даже многие некоммунистические исследователи считают его наиболее значительным революционным деятелем XXVI-го века.1. Детство, образование и воспитание. 2. Юность, прибытие в Новоуральскую Конфедерацию. 3. Первая Уральско-Суздальская война. 4. Роль в революционном терроре. 5. Эмиграция в Народный Альянс Планет. 6. Вторая (Большая) Уральско-Суздальская война (2567) и распад Конфедерации. 7. Великая (Июльская) Революция 2567 года. 8. После революции и в период Гражданской Войны (2567-2570). 8.1 Роль в расстреле консула. 8.2 Роль в уничтожении станции Миасс-5. 8.3 Битва за Миасс. 8.4 Роль в борьбе с Новгородской Иерархией. 9. Внешняя политика. 10. Покушение и смерть. 11. Основные идеи Банина. 12. Культ личности Банина и отражение в произведениях искусства.(по материалам Галактопедии)

Население, площадь и средняя выработка трудочасов по регионам Челябинска

Сектор Московского Транспортного Протокола (Сектор Московии, СМТП).Второй по объёму сектор Рукава Ориона галактики Млечный Путь, включающий в себя от 18 до 25 миллионов звёздных систем [источник?], среди которых по меньшей мере 280 звёзд с атмосферными обитаемыми планетами и более трёх тысяч кандидатов на освоение. Точные границы в восточной и северной части не определены. Сектор начинается в районе Центрального Порубежья на границе с Сектором Наднебесной и простирается дальше на условный Восток Рукава, переходя в дикую [источник?] Дальневосточную Периферию.Московский Транспортный Протокол как свод правил и стандартов начал оформляться после Великой Войны в 2240. После политических преобразований и переноса столицы империи в Суздаль флот Инспекции Транспортного Протокола был выведен из иерархии Империи (Основные статьи – Инспекция Протокола, Разделение флота Империи), и пять планет перешли в прямое управление Инспекцией (Основная статья – Административный статус Пяти Старых Планет). 1. История создания. 2. Участники Транспортного Протокола. 2.1 Планеты Инспекции (Пять Старых Планет). 2.2 Суздальская Империя. 2.3 УСП 2.5 Великая Бессарабия. 2.6 Таймырское Царство. 2.7 Иерусалимская Республика. 2.8 Новгородская Иерархия. 2.9 Свободный Челябинск. 2.10 Орбитально-космические микронации без терраформированных планет. 3. Взаимоотношения с флотами других секторов. 3.1. Сектор Дальнего Востока. 3.2 Сектор Наднебесной 3.3 Внешняя Монголия. 4. Центры базирования флота. 4.1 Базирование в Порубежье 4.2 Список орбитальных и астероидных поселений и баз базирования Инспекции СМТП. 5. Перспективы развития сектора (по материалам Галактопедии)

Суздальская Империя (Новая Империя) – космическая держава, крупнейшая в СМТП. Возникла в результате переноса столицы с планеты Московия дальше на восток, в Новый Суздаль (2490) и отделения ряда дальних планет (часть из которых в последствие вернулись в состав, см. Раздробленность). С учётом отдалённых патрулируемых регионов – самая обширная по астрономическому объёму империя в Рукаве и Галактике [источник?] (не считая возможных Внешней Монголии и Орды). Второй по величине флот в галактике: 96 больших летающих космодромов, 160 тяжелых крейсеров, 2800 крейсеров, 64000 эсминцев и фрегатов, 1,9 млн. истребителей и штурмвовиков и 15 орбитальных заводов. Во офицерской иерархии 550 млн человек.Число терраформированных планетарных тел (2600 г.): 58число контролируемых звёздных систем: 700-1200 тыс.население – 65,3 млд чел. (2-е [источник?])в т.ч. купольников вне городских систем (деревень) – 1800-2000 (1,5-2 млд)в т.ч. в астероидных, орбитальных посёлках и станциях 4-5 млд.Суздаль (2,1 млд) – столица, Ростов (6,8 млд), Волга (5,4 млд), Казань (3,1 млд), Воронеж (2,5 млд), Дзержинск (1,8 млд), Пенза (1,5 млд), Шацк (1,5 млд), Красноярск (1,4 млд), Рязань (1,2 млд), Тула (1,1 млд), Кавказ со спутниками (1,1 млд) (…)

Схематичная карта, проекция в 30 градусов к плоскости галактики

Великая Бессарабия (Бессарабское, Львовское, Варшавское и Казахстанское Великое Феодальное Королевство) – государство СМТП, тоталитарная [ссылка не указана 24 года] воинственная [источник?] анархическо-феодальная [источник?] монархия, возглавляемая Королём и планетарными императорами-воеводами. Получена в результате поглощения Кишенёвской республикой Львово-Одесской республики. Окончательные границы получила после войны с Великим Казахстаном и развала последнего. На юге граничит с Ордой, на севере, западе и верхней стороне – с Суздальской Империей и Свободным Челябинском, на нижней стороне и востоке – с Уральским Союзом Планет. Флот: 17 больших летающих космодромов, 70 тяжелых крейсеров, 1100 крейсеров, 31000 эсминцев/фрегатов, 0,8 млн. истребителей и штурмовиков и 5 орбитальных заводов. Во флотской иерархии 250 млн. человек.Число терраформированных планетарных тел (2600 г.): 11 (12),около 50 планетарных тел с купольниками и 1,7 тысячи орбитальных городов.число звёздных систем: 70-110 тыс. население – 18 млд чел., в т.ч. на астероидных, орбитальных городах и станциях 3-4,5 млд. в т.ч. купольников-деревень на мёртвых планетарных телах – 800-1050Обитаемые планеты городского типа: Кишенёв (1,7 млд), Нео-Астана (3 млд), Львов (2,5 млд), Алмаата (2 млд), Караганда (1,5 млд), Одесса (1,1 млд), Варшава (0,8 млд), Байконур (0,5 млд), Будапешт (0,3 млд), Тирасполь (0,15 млд), Нео-Рудный (0,1 млд), Балхаш (0,02 млд)

Микронации космического Приуралья

Уральский Союз Планет – государство Рукава. Второе [1] по величине государственное образование Сектора, включающее в себя пятнадцать звёздных систем с терраформированными планетами и спутниками и ещё двести тысяч «пустых» звёзд и звёзд с купольными поселениями на планетах. Кластеры молодого государства колонизировались начиная с 2350-х годов Московской Империей и Великим Казахстаном. Государство, подписавшее Московский Транспортный Протокол. Граничит с Суздальской Империей (к условному западу и северу), Бессарабией (на условном юге), Свободным Челябинском, Иерусалимской Республикой, Таймырским Царством (север, анклавы и эксклавы) и Дальним Востоком (на востоке). (…) Многие политологи рассматривают нынешний УСП как протекторат или совокупность окраинных колоний Суздальской Империи [источник?]1. Крупнейшие городские системы: Новоуральск (2,9 млд) – официальная столица, Пермь Великая (4 млд, Пермь Малая в той же системе – 0,12 млд) Уфа и Стерлитамак (2,2 млд), Сургут (1,8 млд), Исеть (1,5 млд), Обь (1,2 млд), Кыштым (0,9 млд), Тюмень (0,1 млд) 2. Союзный флот: 15 больших летающих космодромов, 85 тяжелых крейсеров, 800 крейсеров, 31000 эсминцев/фрегатов, 0,1 млн. истребителей и штурмовиков и 11 орбитальных заводов. Совокупный флот членов автономий – 16000 эсминцев/фрегатов, 1,3 млн. истребителей (крупные военные суда автономиям держать запрещено согласно приложению к Московскому Транспортному Протоколу [2]). Во офицерской иерархии 150 млн. человек, во флотах автономий – 80 млн. человек. 3. Политическое деление (…)

Инспекция Протокола (также Инспекция Московского Протокола, Инспекция Сектора, Секторальная Инспекция или Инспекция Сектора Московского Транспортного Протокола, ИСМТП) – крупнейшая надправительственная военизированная структура в СМТП и известной части галактики. Выделенная из состава флота Московской (ныне Суздальской) империи, после ряда преобразований остаётся сдерживающим миротворческим [1], судебным и контролирующим органом как внутри сектора, так и в пределах смежных секторов. Также выполняет функции гражданской администрации на Пяти Старых Планетах и базах базирования, ряд надправительственных и гуманитарных функций.Флот инспекции: 45 летающих космодромов, 20 тяжелых крейсеров, 350 крейсеров, 37000 эсминцев и фрегатов, 7,1 млн. истребителей и штурмовиков, 10 орбитальных заводов. Всего во флотской иерархии 600 млн человек (около трети взрослого населения).Содержание. 1. История. 1.1 Список военных конфликтов с участием Инспекции. 2. Администрация Пяти Старых Планет. 2.1 Московия. 2.2. Питер 2.3 Крым 2.4 Беларусь 2.5 Иваново. 3. Базы и миротворческая деятельность. 3.1 Миротворческая деятельность в СМТП. 3.2 Миротворческая деятельность в Порубежье и Секторе Наднебесной. 3.3. Миротворческая деятельность на Дальнем Востоке и во Внешней Монголии. 3.4 Список купольных и орбитальных баз и поселений. 4. Структура Инспекции. 4.1. Совет Адмиралов и совет Орденов Инспекции. 4.2 Орден Правопорядка. 4.3 Орден Миссионеров. 4.4 Орден Приручения и Эволюции. 4.5 Орден Опричников. 4.6 Орден Терраформации 4.7 Нищенствующие и распущенные ордена. 4.8 Возможные секретные ордена 5. Критика деятельности Инспекции. 5.1 Признаки упадка Инспекции.

Глава 7. Случай из практики по внекорабельной деятельности

– Эм… – успел сказать я, после чего та же рука заткнула мне рот.

Она подумала, что я буду кричать. Но я вовсе не планировал, поэтому ладонь быстро отпустила мои губы. Тонкие паучьи лапки тем временем шуршали по моему лёгкому комбезу, каснулись ушей, членистоногое вздрогнуло от движений массажного кресла и зашагало вниз.

– Что, вообще не страшно?

– Ну… немного жутковато, да. Но не настолько, чтобы прямо хотелось заорать.

Я почти не врал – это было не сильно приятно, главным образом из-за вероятности быть укушенным, но природного, трепетного страха к членистоногим тварям, как многие, я не испытывал. Мне даже самому это показалось немного странным – что я не боюсь. Но тут же вспомнил того огромного, совершенно «неклассического» арахноида в клетке, обвешанного датчиками на параде. Вспомнил, как видел наших челябинских «жуков» и позже – пусть и не таких огромных, но совсем вблизи, когда дедушка привёз домой для каких-то экспериментов и запер в своём исполинском подвале. Нет, эта паучиха не показалась мне страшным – скорее, даже по-своему интересной, необычной и немного испуганной. Пушистой и с каким-то наивным выражением в глазах, которые были похожи на кошачьи.

– Хм, а ты не такое ссыкло, как мне показалось, – похвалила меня Цсофика. Ну-ка, Милли, пошли, прогуляемся.

Она сняла паука у меня с живота, посадила себе на плечо и резво запрыгнула наверх. Я услышал звуки сдвигаемой мебели, ещё какие-то звуки.

– Если что – там не спит только батя, – зачем-то сказал я. – Так что, думаю, ты зря это всё затеяла.

– Ага, а сколько всего человек на борту?

– Пятеро, – соврал я.

На самом деле, я был недалёк от истины, просто посчитал себя, её саму и причислил к «человекам» андроида.

– Хм. Ну, окей. Буду осторожнее

Массажное кресло наклонилось, растягивая мне хребет, разминая икроножные мышцы и загривок. Чувства были одновременно приятные и жутковатые. Я прочитал цифру на экране – прошло уже пять минут.

– Цсофика?

Никто не ответил. Звуки стихли, и я понял, что она уже выбралась из своего склепа, а значит, пора освобождаться и спасать корабль и экипаж.

Сначала я попробовал наклониться и дотянуться ртом до запястья на руке – безрезультатно, ремень на груди удерживал. Запястье не болело, но начинало потеть. И вот тут-то я вспомнил про функцию голосовой разблокировки микрофона браслета. О ней часто забываешь, потому что пользоваться приходилось всего пару раз за жизнь. Последний раз – чуть меньше года назад, на практике по внекорабельной деятельности, которую я чуть было не завалил…

* * *

Возраст: 17 лет

Должность по категориям МТП: Кандидат в помощники юнги

Текущее поручение: ПУСП-01022, Практика демонтажа во время внекорабельной деятельности

В бурсе я был откровенным троечником. Мне хорошо давалось всё, что касается кодинга, воспитания ИИ и общения с космофауной. С бортовыми и – тем более – с внешними системами на всех тренажёрах я ещё в средней школе справлялся с трудом. У саморезов неизбежно срывал головки, вместе спаивал катод и анод у датчиков (преподаватель называл это «монодом» – одноконтактным электронным прибором), а на практике по ремонту бортового робота сломал половину крепежей у крышки. Единственная пятёрка в том семестре была по принтонному моделированию – я внезапно открыл талант по выращиванию корпусов и наваял вполне симпатичную чугуниевую коробку.

Я правильно запрограммировал формулу, прошил ручку, погрузился в принтонную ванну и принялся выращивать чугуниевую решётку. Мой принтон – симбиотический дефлюцинат-наноассемблер – отработал как надо. Частица вещества, помещённая внутрь такого ручки, начинает воспроизводиться вместе с принтоном в зависимости от алгоритма заданное число раз. В качестве принтонных бассейнов для постройки конструкций орбитальных станций используют даже планеты-океаны, в них же строят исполинские космические материки. Мне настолько понравилось это занятие, и я настолько воодушевился после пятёрки, что объявил по браслету бате, что хочу стать принтонщиком, на что он громко расхохотался. Не удивительно – оборот принтонных пистолетов на Челябинске строго регулируется, потому что, по сути, в умелых руках он может превратиться в орудие террориста.

– Особая каста, – многозначительно добавил батя. – Хрен ты туда попадёшь.

С внекорабельной деятельностью сразу всё пошло не так. На втором году обучения я в «бурсе» нас вывезли на очередную, уже третью по счёту практику на Челябинск-25. Это была одна из станций третьего типа размерности – крохотная, примостившаяся на ещё более крохотном астероиде в основном кольце челябинской звезды. На станции располагалась: аварийная стоянка на десяток небольших кораблей, пункт орбитального контроля с катерком Комиссариата Внутренних Дел и учебный полигон для училищ, подобных моему. Нашу группу, в которой было двенадцать человек, прогоняли быстро. График практик для пары сотен «бурс», вроде нашей, расписывали на годы вперёд, и время было строго ограничено – всего несколько часов.

– Выстроиться! Надеть скафандры! – скомандовал препод, грузный Стефан Дионидович, как только мы сгрузились с челнока, сбегали в гальюн и протиснулись на нужный этаж станции.

Первыми пустили отличников, выходили в шлюз парами, с небольшим интервалом. Следовало заходить через второй шлюз, открутить тестовую ракетницы, упаковать её в контейнер и прошагать по наружной стороне станции пару десятков шагов – там были проложены дорожки со скобами, к которым можно цепляться карабинами. Йохим, Гжегош, Святогор, Андрей и два Владлена вышли и демонтировали свою ракетницу за минут двадцать каждый, андроид-лаборант только успевал прикручивать эобратно для следующей пары.

Пришёл черёд нас, троечников. Меня поставили вместе с Бальтазаром Селассие – моим заклятым другом, с которым нас вечно ставили в пару и устраивали разные социалистические соревнования. Мы и без этого соревновались, кто из нас более крепкий троечник. И чаще всего он выигрывал – его волевая осанка, и при этом весьма смазливые черты лица нравились и преподам-мужчинам, и преподам-женщинам. Хотя лоботрясом он был ещё тем.

Внешние створки шлюза открылись, и я шагнул на короткую площадку, ведущую по наружной стороне. Не удержался и взглянул вниз – в полсотне метров ниже виднелась бугристая каменюка астероида, правее, почти перпендикулярно нам – длинная башня для стоянки судов. Гравитация здесь была в треть от привычной. Волчок сидел где-то сбоку, под углом к обоим строениям и был весьма беспокоен – шатало то влево, то вправо. По факту, нам предстояло спускаться по весьма крутому спуску вниз.

– Бальт, ты наверх, за кейсом? – спросил я во встроенный коммуникатор.

У скафандра были свои, дублирующие средства связи. А браслет оказался под манжетами и заблокированный – совсем как в этом злополучном массажном кресле. Разговаривать во время практики с кем-то, кроме напарника и инструктора – строго воспрещалось.

– Ага, окейсы, – ответил Бальтазар.

«Окейсы», какое же отвратительное слово! Я дважды перецепился карабином, спустился на нижний бордюр и успешно дошагал до выдвижного отсека, под которым прятался шуруповёрт. В этот момент я понял, что плохо прочитал инструкцию и не знаю толком, как открыть крышку – никаких кнопок не наблюдалось.

– Как крышку открыть? – сходу спросил я.

– Не знаю, Куцевич, думай! – пробурчал препод.

Я не нашёл ничего лучшего, как с силой ударить по крышке отсека – и она открылась. Причём так внезапно, что злосчастный шуруповёрт выскользнул из распахнувшегося ящика и плавно упал на самый край бордюр. Я попытался наклониться, чтобы подобрать его – но длины карабина не хватало.

– Твою ж мать за ногу, – выругался я.

Штраф на нецензурную брань −1 трудочас

Конечно, о штрафе я прочитал уже позже.

– Ещё раз руганёшься – дополнительно штрафану! – послышался голос препода.

– У тебя там всё окейно, старик? – спросил Бальтазар.

– Окейнее некуда. Шурик потерял.

– Спустись уровнем ниже и подними, – наконец-то подсказал препод.

Нечего делать – вернулся к лестнице. Прошёл пару метров, и тут совершил вторую ошибку – на последнем шаге не заметил и щёлкнул карабином наощупь, не проследив, что он попал в отверстие скобы. Потянулся, шагнул ещё дальше, задел пальцем – и злосчастный инструмент упал на следующий бордюр, отскочил от него и медленно заскользил вниз, в зияющую пропасть.

Но хуже всего то, что я инстинктивно махнул рукой, чтобы его подхватить. Был бы карабин – он бы меня сдержал, но кто же знал, что он не подключен.

Я опрокинулся на спину и полетел вниз, к астероиду. Гравитация была слабее, падал я медленнее – на третьей секунде, спустя полдюжины этажей я сгруппировался, поймал рукой какой-то кронштейн. Меня развернуло, ударило спино и плечом о корпус станции – весьма ощутимо, как я понял.

Часы практики по скалолазанию и пара прошлых занятий на станции не прошли даром – я не свалился. Но в этот момент я почему-то потерял связь с преподом и напарником. Видимо, скафандр был старый, и разъём антенны уже изрядно расшатался.

– Бальтазар! Стефан Дионидович! Спасите! – заорал я.

Мне никто не ответил. Я нащупал ногой какой-то выступ – это был подоконник узкого и длинного иллюминатора. Затем нащупал свободной рукой болтающий карабин со страховкой, щёлкнул и закрепился на кронштейне. После чего перехватился рукой и прижал запястье с браслетом к шлему.

Штраф за нарушение техники безопасности: −10 трудочасов

– Группа, ответьте, я здесь!

Браслет молчал – мало того, что он был под тканью скафандра, ещё и блокировался на время проведения практики.

И вот именно в этот момент я вспомнил, что существует специальная парольная фраза, которая разблокирует браслет в таких случаях. Но вот беда – её периодически требовалось обновлять, новую фразу я вбивал и благополучно забывал. Вспомнилось только, что я упоминал в последней фразе какую-то третьесортную сексапильую актрису комедий – а в них я в подростковый период влюблялся по одной в неделю.

– Ванесса Березиннер лучше всех! – рявкнул я.

Тишина.

– Даша Косыгина лучше всех!

Снова тишина.

– Корнелия Круз лучше всех! Рафаэлла Бриллиант лучше всех!

Сквозь толщу скафандра донёсся звук разблокировки браслета.

– Я упал! Я тут в тридцати метрах от каменюки, – заорал я.

– Во даёт!

– И передатчик скафандра не работает!

– Лошара! – послышались смешки однокурсников.

– Шуруповёрт где? – первым делом спросил препод.

– Вниз упал!

– Целый? Карабином пристегнулся?

– А то!

– Ну, тогда спускайся за шуриком и вертайся назад! А не то – робота отправлю доставать, а обоим двойки и штрафы за растрату имущества.

– Там лестница справа, – подсказал кто-то.

Осторожно отклонившись, я заметил лестницу, которая была в двух метрах от меня. В щитке скафандра нарисовался вектор прыжка и просчиталась вероятность успеха 64% Получается, при нынешней тяжести вполне получится допрыгнуть, но и свалиться тоже шанс большой. Пока я рассчитывал прыжок, мимо меня, перепрыгивая через тройку ступеней и бодро щёлкая карабином пронёсся мой напарник. Такой резвости я от него не ожидал – видимо, слова препода о двойке произвели на Бальтазара должное впечатление. Я решил не медлить – отстегнул карабин, держась за злополучный кронштейн, отмотал страховку побольше, размахнулся и прыгнул на лестницу.

Снизу уже спешил Бальтазар – он не только поднял наш упавший шуруповёрт, но и набрал всякого барахла, которое попадало с тренировочной станции. Наверх мы запрыгнули почти одновременно, одновременно же дошли до муляжа ракетницы и принялись её раскручивать. Почти всю работу делал Бальтазар. Общаться из-за сломанного скафандра мы с ним не могли, я лишь придерживал и помогал запихнуть в контейнер. Мы почти уже донесли несчастный груз до конца, как вдруг откуда-то сверху приплыл на маневровых микродвижках и поравнялся с нами довольного вида робот-лаборант и протянул руки – мол, отдавайте.

– Время! – услышал я голос препода. – Трояки, чуть больше половины плана. Ладно хоть оборудование не угрохали.

Бальтазар, конечно, добежал до шлюза быстрее меня – баллов за это не давали, но куда ж без этого!

Получена премия: 0,3 трудочаса

Получена премия: 10 трудочасов

– Не понимаю, откуда вторая премия? – спросил я батю тем же вечером. – Я ж чуть не покалечился.

– Ха! Твой препод не дурак, подстраховался. Побоялся, что вы наябедничаете декану. Это же его ошибка, он за тебя отвечает. Скажи, этот твой Бальтазар – ушлый парень, да?

– Ну, да, поушлее меня будет. Хочешь сказать, из-за него?

– А то. Препод от тебя подвоха не ждёт, но если бы он твоему Бальтазару поставил двояк и штраф не вернул – могло бы быть всякое.

Препода в итоге через пару месяцев не то уволили, не то перевели куда-то в Магнитогорские купольные поселения – зэкам грамоту преподавать. А кодовую фразу я с того момента так и не сменил.

* * *

И вот, сидя в кресле и изрядно покопавшись в памяти, я всё же вспомнил её и скомандовал:

– Рафаэлла Бриллиант лучше всех!

Браслет пиликнул.

– Арсен! Ильич! Тут… твою медь, Цсофика сбежала!

– Ха, что за Цсофика, ты ручную крысу завёл, да? – хохотнул Арсен.

– Так. От тебя батя, получается, скрывал? Что он девок в двигательном отсеке челнока хранит!

– Ну… у всех нас свои скелеты в шкафу… Ой… а ты кто?

– Арсен! Будь осторожен!

– Твою ж мать!…

Дальше слышались неразборчивые крики и звук падающей посуды. Всплыла голограмма.

Сообщение: внештатная ситуация, беспорядки на корабле.

Сообщение: разрешён режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698-988ГЯ)

Я снова принялся дёргаться, извиваться в кресле, пытаясь высвободить запястье, но безрезультатно. Всё продолжалось минуты полторы, пока я не услышал скрип открываемого люка наверху и скрип другой – более привычный. Вскоре под кровать заглянул и резво для своих преклонных лет пролез «Завет Ильича».

– У нас внештатная ситуация, а вы принимаете массаж. Это неразумно.

– Да я уже, блин, в курсе! Чёрт, или это была ирония?

Он на секунду завис перед монитором массажного кресла – видимо, подгружал инструкцию, затем его пальцы забегали на сенсорных кнопках. Массаж закончился, ремни отстегнулись, руки освободились. Я расстегнул запястья и запрыгнул наверх, а оттуда вылез из люка, используя ступени шкафа, как полочки.

Ильич взбирался дольше меня, мы пробежали коридор между кают и остановились перед последней лестницей, ведущей на верхнюю палубу.

– Где она?

– На верхней палубе. Арсен там же, она угрожала ему.

– В каком смысле? – не понял я. – В заложники взяла?

– Увидишь.

– Оружие доставай?

– Шон Рустемович закрылся вместе с ним. Я решаю проблему. Идём.

Мы заглянули в дверной проём.

– Дальше – тихо произнёс Ильич.

Мы осторожно обошли стеллажи, отгораживавшие кусок помещения. Во второй половине верхней палубы не горел свет, на табуретке у буржуйки в полумраке сидел Арсен, вид у него был весьма обеспокоенный. Его руки были связаны каким-то тоненьким шнурком. Я подумал, что ему ничего не стоит освободиться, но приглядевшись, увидел, что у него в волосах сидит Милли – та самая паучиха, которую сняла с меня Цсофика. Я обратил внимание, что паучат на спине у животного уже нет. Хозяйка Милли услышала наше приближение и тут же выскочила откуда-то из темноты, из-за спины Арсена. В руке сверкнул кухонный нож, которым батя днём ранее резал картошечку – лезвие оказалось у горла Арсена.

– Не приближайтесь, а то я его зарежу!

– Ты больная, что ли? Он тебе ничего не сделал! И ты в курсе, вообще, что мы сейчас скоро будем всплывать, а нас тут преследуют?

– Кто преследует?! – насторожилась она.

– Без понятия! Я вообще не понимаю, что происходит! Может, это с тобой как-то связано, а?

Осторожно оглянулся назад – робота на палубе не было – улизнул тихо, насколько позволял скрип его престарелых шарниров.

– Куда ушёл железный? Отвечай!

Я пожал плечами – я правда не знал, куда он делся, но предположил, что механический хитрюга знает, что делать в нашей ситуации.

– Где пятый? – она сжала нож крепче.

– Какой пятый? – спросил я, стараясь выиграть время и осторожно крадясь по левому борту.

– Где пятый член экипажа!

– Э, какой пятый, нас… трое всего. И робот, – сказал Арсен.

– Вы меня обманывали!!!

Лезвие ножа описало полукруг по шее Арсена.

Глава 8. Протокол "Бастион"

Арсен схватился за горло. Нож, конечно же, оказался тупым, и царапина была не очень глубокой. Посмотрел на связанные руки – на них была всего пара капель крови.

Цсофика стояла в недоумении – похоже, она сама была не готова к тому, что только что сделала. И тут Арсен взревел – это был первый раз, когда я увидел, как наш добродушный старпом впадает в реальную, а не наигранную ярость. Ударом локтя он отбросил Цсофику на пару метров назад – ослабленная гравитация позволила выполнить такой кульбит. Девушка-киборг выронила нож, ударилась головой о ножку стелажжа. Арсен тряхнул головой – как-то даже потешно, неловкой, смахивая паука на пол, затем снова рявкнул, разрывая верёвки, спутавшие руки и начал прыгать, махать ногами, пытаясь раздавать паучиху. Цсофика тем временем уже медленно поднималась, растирая ушибленную голову и хватаясь за стеллаж.

– Ты… Посмел угрожать моей Милли!

В её руке оказался торопик для дров, так неудачно принесённый мной, она подняла его, взвесила в руке и уже приготовилась замахнуться на Арсена, с остервенением прыгающего по полу палубы, как вдруг я услышал голос бати из-за спины.

– Цсофика! Софушка! Блин, остановись, глупая! Брось хреновину. Давай поговорим!

Батя вышел из спальни, одетый в ночной халат, за его спиной шёл Ильич. В руке Ильича я увидел шарпомёт-парализатор. Цсофика сначала опустила топор, а потом снова подняла его. Бежать ей было некуда – сама того не зная, она завела себя, по факту, в тупик, за которым был только капитанский мостик и центральный пульт управления. Вернее, выход, на самом деле, был – пара малоприметных люков. Они вели в длинное чердачное помещение над грузовым отсеком, использующееся как «полусекретный», по выражению бати, склад. Но про них, конечно, она не знала.