Русско-японская война 1904—1905 гг. бесплатное чтение

© ООО «Издательство «Вече», 2023

От автора

«Изучение и обсуждение событий новейших войн подготавливают лучше всего начальников к выполнению их обязанностей на поле битвы». В теории все согласны с этими указаниями французского пехотного устава; но на практике только через 25 лет после окончания войны 1877–1878 годов мы решились приступить к ее изучению. Изучение же войны 1904–1905 годов не может считаться налаженным и до сих пор. Драгоценный маньчжурский опыт далеко еще не использован для разумного объединения нашей работы по усилению военной мощи России.

При изучении военной истории наибольшую пользу приносит не поверхностное заучивание исторических примеров, воспитывающее мысль в преклонении перед шаблонами, а самостоятельная работа: основательное изучение какого-либо события по многим источникам, описывающим его с различных точек зрения: ознакомление с противоречивыми мнениями, критика их и составление собственного суждения – вот путь для расширения военного кругозора, для выработки необходимого каждому начальнику глазомера.

Настоящая работа захватывает всю Русско-японскую войну и стремится дать руководящую нить для последующей самостоятельной работы офицеров.

Автору казалось, что преподавание различных отраслей военного искусства имеет часто целью не подготовку к великому боевому испытанию, а требования экзаменационной техники мирного времени. Автор не сделал уступок в этом направлении и старался избежать того элементарного способа изложения, который затрагивает лишь немногие стороны ведения войны, все сводит к схеме, все объясняет очень просто одной-двумя причинами, никаких вопросов не возбуждает и заставляет читателя захлопнуть книгу с уверенностью, что в затронутой области более ничего интересного нет и что он ее достаточно изучил.

Много неточностей, попадавшихся в первоначальных работах о Русско-японской войне и дававших основания к ошибочным заключениям, ныне удалось исключить; изложение событий войны получает уже значительную достоверность. Иностранные источники дают возможность разобраться в действиях японцев; что же касается до русской стороны, то мне, благодаря любезности председателя военно-исторической комиссии по описанию Русско-японской войны, удалось воспользоваться корректурными оттисками ее работ и, таким образом, основываться на документальной разработке истории войны.

Очерк военных действий на Квантуне (главы V, VII, VIII, XVIII и XIX), для описания которых весьма важно быть лично знакомым с Артуром и со сложившимися условиями его обороны, составлен для настоящего издания Ю.Д. Романовским.

А. Свечин

15 июня 1910 года

Глава I

Причины войны

Положение на Дальнем Востоке. – Японо-китайская война 1894–1895 гг. – Симоносекский договор. – Занятие Порт-Артура. – Китайская смута. – Маньчжурский и Корейский вопросы. – Объявление войны

С ХVІ века началось безостановочное движение русских людей на восток. В 1860 году, получив по Пекинскому договору весь Южно-Уссурийский край, мы оказались в ближайшем соприкосновении с Китаем, Японией и Кореей.

Тихоокеанское побережье, посещавшееся ранее лишь редкими судами европейцев, постепенно стало получать огромное мировое значение.

Открылись новые богатые рынки, началось проложение железных дорог, в местных войсках появились европейские инструкторы и усовершенствованное огнестрельное оружие. Для защиты своих многочисленных интересов европейские державы и Соединенные Штаты Северной Америки усилили свои эскадры.

Присоединение далекой окраины не потребовало от нас значительного военного направления, но при новых условиях Россия не могла оставаться в прежнем беспечном положении.

Совершившееся к концу восьмидесятых годов обновление Японии, в котором страстное стремление усвоить завоевания европейской культуры сочеталось с сильным развитием идей национализма, толкнуло молодую империю на путь самой активной политики. Давно уже Япония стремилась утвердить свое влияние в Корее, чтобы открыть в нее выход избытку своего населения. Приступ России в 1891 году к постройке Великого Сибирского пути заставил японцев поторопиться с решением, пока русский паровоз не задымил у корейской границы.

Корея находилась в вассальных отношениях к Китаю, который не мог уступить ее без борьбы. Но тогда как Япония тщательно готовилась к предстоящему столкновению, и еще до объявления войны мобилизовала половину армии (3 дивизии из 7) и весь флот, Китай ограничился сбором, за счет отдельных провинций, 60 000 недостаточно обученных солдат (черт. 1).

Черт. № 1

Военные действия начались в июле 1894 года. Японский флот утопил у берегов Кореи китайский транспорт с войсками, отогнал китайские военные суда и прикрыл высадку южнее Чемульпо бригады пехоты с артиллерией и кавалерией, которая рассеяла в 2 переходах к югу от Сеула китайский авангард. Затем две другие бригады были высажены у Чемульпо и Гензана, и японцы предприняли наступление к Пеньяну, где на крепкой позиции сосредоточивались китайцы. Успех достался этой первой японской армии Ямагаты, после упорного трехдневного боя. В середине сентября близ устья Ялу столкнулись оба флота. По силе своих судов китайцы превосходили японцев, и последним не удалось нанести решительное поражение китайской эскадре. Но уцелевшие китайские суда укрылись под защиту батарей – сперва Порт-Артура, затем Вейхайвея, где и погибли, не решаясь более на активные действия.

В октябре I армия Ямагаты, усиленная до 2 дивизий, форсирует у Тюренчена реку Ялу и продвигается к Фынъхуанчену, где задерживается для устройства тыла. Близ Бидзыво высаживается II армия Ойямы, силой в 1½ дивизии, и направляется через Цзиньчжоуский перешеек к Порт-Артуру. 8 ноября 42 осадных орудия открывают огонь по неустроенной крепости, флот демонстрирует против береговых батарей, пехота наступает; первый форт сдался уже через час, а к утру 9 ноября в руках японцев оказались все 22 укрепления.

В январе армия Ойямы перевозится морем на восточный берег Шантунгского полуострова, высаживается в трех переходах от Вейхайвея, направляется к этому последнему убежищу китайского флота и почти без сопротивления овладевает сухопутными укреплениями и городом. 9 дней продолжается пассивное сопротивление китайской эскадры в захваченной японцами гавани, после чего она капитулирует.

На Маньчжурском театре I японская армия протянулась еще в конце 1904 года головными частями до Хайчена, и в этом растянутом положении зазимовала. В феврале китайцы атакуют японцев у Хайчена; японцы сами переходят в наступление, отбрасывают противника на Ляоян и захватывают Нью-чжуань.

Ряд неудач сломил упорство Китая, и он вступил в переговоры о мире. По договору, заключенному 5 апреля 1905 года в Симоносеки, Китай отказывался от всяких прав на Корею, уступал Японии острова Формозу и Пескадорские, часть Ляодуна, и уплачивал военное вознаграждение.

Наш военный агент, полковник Вогак, высказывал о японской армии самое лестное мнение. «Атака Пеньянской позиции была выполнена с образцовым мужеством, преодолевшим все естественные трудности и огонь китайцев. Войска выказали уменье толково маневрировать при весьма трудных условиях. Контратаки встречались даже мелкими частями с безукоризненной выдержкой и стойкостью… Даже бригада генерала Ошима… попавшая под сильнейший перекрестный огонь, отошла на должную позицию в полном порядке, потеряв 100 % офицеров и нижних чинов в передовых ротах… Совершенство военной организации Японии и ее 200‑тысячной армии, притом не только в оборонительном, но и в наступательном смысле, отличное знание своего противника – вот две серьезные данные, на которых я базирую свое мнение, что Япония является для нас соседом, с которым придется очень серьезно считаться».

Взамен бессильной Кореи и беспомощного Китая России невыгодно было приобретать нового сухопутного соседа, доказавшего уже свою несомненную энергию. Ввиду этого Симоносекский договор был встречен протестом России, к которой примкнули Германия и Франция. Протест был поддержан усилением эскадр и объявлением мобилизации в Приамурском военном округе.

После ряда колебаний Япония отказалась от Ляодуна и за известную доплату к военному вознаграждению передала его Китаю. Россия, при содействии Франции, успела реализовать для Китая заем в 150 миллионов руб., сумму, необходимую для уплаты Японии первой части военного вознаграждения, – и приняла на себя дополнительную гарантию этого займа. Тщетно восставая против уплаты военного вознаграждения, китайский посланник в Петербурге писал, что «обогащение страны, которая уже теперь угрожает другим своею силой и могуществом, – поведет к нарушению на Дальнем Востоке существующего равновесия».

Слабость, обнаруженная Китаем в борьбе с Японией, повела к тому, что европейские державы не замедлили добиться от него различных льгот и расширить свое влияние. Германия заняла на Шантунгском полуострове гавань Киао-чоу, Англия – Вейхайвей. Стечение обстоятельств благоприятствовало и решению двух важных для России вопросов: о спрямлении Сибирского пути и о приобретении незамерзающей гавани.

Направление Сибирского пути по нашим пределам являлось кружным, причем приходилось столкнуться со многими техническими затруднениями вследствие гористой местности. В 1896 году переговоры с Китаем о направлении Сибирского пути во Владивосток прямым путем по Маньчжурии увенчались успехом. Дорога должна была строиться Русско-Китайским банком, и через 80 лет безвозмездно перейти к китайскому правительству.

Наша Тихоокеанская эскадра могла опираться только на одну русскую гавань – Владивосток, к укреплению которой было приступлено уже в 80‑х годах. Однако Владивосток имел существенные недостатки, так как замерзал на три месяца и лежал на берегу моря, лучшими выходами из которого владели японцы. В 1898 году России удалось добиться согласия Китая на уступку в арендное пользование на 25 лет южной оконечности Ляодуна – Квантунской области, с Порт-Артуром и Талиенваном – двумя лучшими гаванями Маньчжурии, и права соединить эти гавани железнодорожной веткой с Маньчжурской магистралью.

Занятие Россией Порт-Артура глубоко задело самолюбие японцев, которые три года перед тем, под давлением России, должны были лишиться в лице этого порта главнейшего результата победоносной войны с Китаем.

Постоянное вмешательство европейских держав в китайские дела, захват ими китайских земель и широкая деятельность миссионеров, возбуждавшая неприязнь местного населения – все это должно было вызвать взрыв противодействия вторжению в Китай иноземцев. Инициативу действий захватила тайная организация, прозванная европейцами Обществом Больших Кулаков. В 1900 году начались повсеместные нападения на европейцев; иностранные посольства в Пекине были осаждены. В Маньчжурии на русских людей и строившуюся железную дорогу нападали не только случайные скопища, но и регулярные китайские войска; китайцы обстреляли Благовещенск и атаковали наши посты даже на левом берегу Амура, в наших пределах.

Россия имеет общую с Китаем границу на протяжении более 8000 верст; миролюбие Китая позволяло нам всегда уделять охране этой границы наименьшие силы. Поэтому мы и при начавшейся смуте желали скорее восстановить добрые отношения с Китаем и избегнуть враждебных действий. Но события оказались сильнее наших миролюбивых стремлений; мы приняли деятельное участие в международном походе на Пекин; в Маньчжурии наши войска самостоятельно, в течение двух месяцев, разметали китайские отряды и очистили от них весь край вдоль строящейся железной дороги. В эти дни на Дальнем Востоке нам пришлось развернуть до 100 000 штыков и сабель.

Вопрос о судьбе Маньчжурии, после долгих пререканий, был решен соглашением 1902 года с Китаем; мы приняли на себя обязательство в течение трех полугодий последовательно вывести из ее пределов наши войска. Но в 1903 году политическая обстановка сложилась так, что нам пришлось заботиться об усилении нашего военного положения на Дальнем Востоке, и вывод войск из Маньчжурии задержался.

Пока все наше внимание не было обращено на Маньчжурию, мы вели в Корее деятельную, энергичную политику. Как раз перед занятием Порт-Артура для обучения корейской армии прибыли наши инструктора. Но у нас не было на Дальнем Востоке достаточно сил и средств, чтобы одновременно преследовать различные цели и в Корее и Маньчжурии, и поэтому, с занятием Порт-Артура, вопросы, связанные с Кореей, отошли для нас на второй план. Лишь на крайнем северо-востоке Кореи мы были заинтересованы в делах общества, получившего концессию на эксплуатацию леса в бассейне рек Ялу и Тумени. По мысли своих руководителей, эта концессия являлась передовой позицией русского политического и экономического влияния, оплотом Маньчжурии от проникновения в нее из Кореи японского и английского влияния.

Япония заручилась союзом с Англией, который обеспечил вооруженную помощь Англии в том случае, если Японии пришлось бы столкнуться с двумя или более державами сразу. Таким образом, Япония застраховалась от давления европейской коалиции, как то было в 1895 году. Программа развития ее сухопутных и морских сил близилась к окончанию; приходилось торопиться, так как русские вооруженные силы на Дальнем Востоке также росли. В середине 1903 года японское правительство предложило России выяснить особым соглашением вопрос о Корее и Маньчжурии.

Япония, требуя, в сущности, признания ее протектората над Кореей, находила необходимым включить в соглашение и вопрос о признании нами территориальной неприкосновенности Китая в Маньчжурии. Мы были склонны уступить по вопросам, возникавшим о Корее, но весь Маньчжурский вопрос считали делом исключительно России и Китая, и требовали принципиального признания Японией, что Маньчжурия лежит вне всяких ее интересов.

Переговоры пришлось вести при воинственном возбуждении, охватившем весь японский народ. Требовательность японского правительства возрастала. В декабре установилась крайняя натянутость дипломатических отношений. 24 января 1904 года, выждав, чтобы купленные в Генуе броненосные крейсера «Ниссин» и «Кассуга» прошли Сингапур и, таким образом, оказались вне ударов нашей эскадры в Красном море, японское правительство прервало дипломатические сношения с Россией. «Избирая этот путь, – так заканчивал свою ноту японский посланник в Петербурге, – Императорское правительство оставляет за собой право принять такое независимое действие, какое сочтет наилучшим для укрепления и защиты своего угрожаемого положения…»

Еще до этих последних появлений утром 24 января русский пароход «Екатеринослав» был захвачен в Корейском проливе, и японский флот вышел в море для атаки русской эскадры.

Совершился разрыв, являвшийся естественным следствием обнаружившегося еще в 1895 году противоречия русских и японских интересов; началась война, к которой Япония открыто готовилась многие годы. Но русское министерство иностранных дел еще полагало, что Япония может ограничиться только высадкой войск на берегах Южной Кореи, и признало, что последние пути к мирному соглашению отрезаны лишь, когда, в ночь на 27 января, отряд японских миноносцев произвел внезапную атаку на эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура.

Хотя сочувствие почти всех народов не англо-саксонской расы было на стороне России, дипломатия не сумела ни привлечь на нашу сторону союзников, ни позволить стратегии сосредоточить все усилия на театре борьбы. Отношения к Китаю, Англии и Германии выяснились нескоро. Мы не имели твердой уверенности ни за свой тыл в Европе, ни за правый фланг в Маньчжурии, и в первые месяцы не рискнули воспользоваться войсками с западной границы, лучше других подготовленными к выступлению в поход.

Глава II

Театр военных действий

Горы. – Реки. – Побережье. – Дороги. – Население. – Средства. – Гаолян. – Климат. – Знакомство с театром борьбы. – Великий Сибирский путь. – Морские сообщения японцев. – Заключение

Важнейшие военные действия разыгрались в Южной Маньчжурии, на пространстве, ограниченном с юго-востока р. Ялу и Корейским заливом, с запада – Ляодунским заливом и рекой Ляохэ, и с северо-востока – примерно линией Телин – Син-зинь-тин.

Железной дорогой из Харбина в Порт-Артур это пространство делится на две неравные части: большую, восточную, заполненную почти сплошь горами, и меньшую, западную, равнинную.

Горы в Маньчжурии лишь редкими вершинами поднимаются выше 400 сажен над уровнем моря; они в два раза ниже Балкан; хребты, среди которых лежал путь Суворова во время Швейцарского похода, выше в пять раз. Однако, несмотря на свою незначительную абсолютную высоту, Маньчжурские горы представляют типичную горную местность: хребты, разделенные узкими долинами, чередуются непрерывно; скаты круты, во многих местах выступают отвесные скалы. Селения малы и группируются в долинах; дороги поднимаются на возвышенности только при переваливании из одной долины в другую. Местность имеет дикий, неприступный вид, и равнинным жителям нужна хорошая практика, чтобы усвоить, что в этих горах недоступных мест совершенно нет, что за любым хребтом сейчас же лежит готовый обходный путь-долина, по которой движение в сухую погоду сравнительно удобно, что на вершины не только забираются пехотинцы, но при известной сноровке доставляются и полевые и даже тяжелые орудия; что тактическое значение имеют исключительно высоты, а не долины и проходы, непосредственным укреплением коих занимались в начале войны; что сила горных позиций крайне обманчива: мертвые пространства облегчают подход, артиллерия приносит гораздо более пользы атакующему, чем обороняющему, высота позиции не обеспечивает ее от захвата ночным штурмом; что эти горы затрудняют подвоз всего необходимого, но открывают широкий простор активным действиям в бою. Действия в горах требуют широкого развития личного почина, но проявление его крайне затрудняется незнакомством войск с горной обстановкой.

Основным хребтом Южной Маньчжурии является Феншуйлинский, образующий водораздел между реками, впадающими в Корейский и Ляодунский заливы. Через хребет ведут многочисленные перевалы. По высоте он почти не превосходит своих многочисленных отрогов, заполняющих все пространство до железной дороги. Высота гор увеличивается в направлении на северо-восток; местность становится пустынной; дикие скалы на вершинах чередуются с значительными лесными пространствами; колесные пути исчезают. Наступление значительных сил от реки Ялу к железной дороге севернее путей из Фын-Хуан-чена на Ляоян встретило бы огромные препятствия.

Побережье Южной Маньчжурии представляло удобства для высадки лишь в окрестностях Порт-Артура и Талиенвана, и на флангах театра военных действий – в устьях Ялу и Ляохэ. Берег Корейского залива вообще очень мелок; так, в окрестностях г. Бидзыво морские суда могли стать на якорь не ближе 7—10 верст от берега; сама стоянка была неспокойна. В отлив вдоль берега обнажается полоса около 2‑х верст ширины, представляющая жидкий ил, в который люди уходят по пояс. Также неудобна высадка на побережье Ляодунского залива.

Зимой многие заливы и бухты замерзают, а каботажное судоходство прекращается на 2–2½ месяца. Тонкий лед, образующийся в Порт-Артуре и Дальнем, не служит препятствием для движения паровых судов.

Важнейшие реки – Ялу и Ляохэ. Ялу имела значение серьезного препятствия на путях наступления из Кореи в Маньчжурию. Лучшие пути подходили к реке в ее нижнем течении, где водный поток имеет ширину до полуверсты и весной нет бродов; долина реки, достигающая у Тюренчена 5 верст, расширяется ниже еще более, причем значительное командование имеет Маньчжурский берег. Острова делят реку на несколько рукавов, что облегчает задачу переправы лишь при постепенном преодолении представляемого рекой препятствия.

Ляохэ течет в равнине; она окаймлена на значительном протяжении валами, сдерживающими ее разливы. Она судоходна, и по ней на тысячах джонок сплавляется в Инкоу (70 тысяч жителей, торговый порт) урожай Мукденской провинции; таким образом, владение хотя бы частью ее течения значительно облегчает продовольствие армии.

Из притоков Ляохэ наиболее примечательны Хуньхэ и Тайдзыхэ, на которых расположены города Мукден (80 тыс. жителей, столица провинции), и Ляоян (39 тыс. жителей); эти реки в сухое время проходимы вброд; в связи с окружающей их местностью они представляют известное препятствие на путях наступления по меридиану.

В воде вообще недостатка не было; в горах по каждой долине, извиваясь от одного ее берега к другому и пересекая почти на каждой версте дороги, протекали незначительные ручьи; но достаточно было проливного дождя в течение одного-двух часов, чтобы эти ручьи обращались в многоводные потоки со скоростью течения до 20 фут. в секунду, которые преграждали все сообщения. Вода сбегала так же быстро, как и вздувалась, и только широкое песчаное, усеянное камнями ложе свидетельствовало о том, что такое представлял горный ручей в дождь.

Дороги в Маньчжурии отличаются полной зависимостью от погоды. Осенью и зимой – когда грунт сохнет и подмерзает – везде дорога; в любом направлении, раз дорога накатана, она представляет как бы естественное шоссе. Местные жители приурочивают к этому времени весь товарообмен, и нисколько не заботятся о том, что весной и летом всякое передвижение по Маньчжурии связано со страшными усилиями. Лёссовая почва на равнине создает особенно глубокую и вязкую грязь. В горных же лощинах текут бурные ручьи, которые обращают в промоины дороги, поднимающиеся зигзагом на перевалы по этим лощинам.

Шоссированных дорог совершенно не имеется. Большие «мандаринские» дороги отличаются от других своей шириной и особенной глубиной грязи. На мандаринских дорогах (дорога из Гирина на Порт-Артур и из Мукдена на Синьминтин) еще кое-где встречались мосты; на других же дорогах мостов совершенно не было; броды, мелкие в сухое время, при дожде сейчас же являлись серьезным препятствием. Устройство постоянных мостов в Маньчжурии, вследствие стремительности и мощности образующихся при проливных дождях потоков, вообще встречает огромные препятствия. Мосты на козлах, устраиваемые саперами через горные речки, сносились при каждом большом дожде.

Население Южной Маньчжурии – 70 человек на квадр. версту – в общем более густое, чем в Европейской России. Оно группируется главным образом на равнине (до 300 человек на квадр. версту); в горах население реже (30 человек, а на северо-востоке и 2–3 человека на квадратную версту), бедно продовольствием и фуражом, и живет в небольших, разбросанных по долинам, поселках, не имеющих тактического значения. Равнинные селения гораздо больше; население очень зажиточно; встречается много богатых усадьб, представляющих настоящие крепости с глинобитными стенами. Многие селения сплошь обведены валами значительной профили, как против наводнения, так и для обороны от хунхузов – местной разбойничьей вольницы. Равнинные селения представляли большие выгоды для обороны как опорные пункты, даже если у неприятеля имелась многочисленная артиллерия, и, в общем, были удобны для квартирования в них войск.

Главная масса населения состоит из китайцев и совершенно окитаившихся манджуров.

Жители заботились по преимуществу о своих материальных интересах и, за пределами своих личных выгод, не обнаруживали стремления помогать ни нам, ни японцам.

Население занимается почти исключительно земледелием, которое дает богатые урожаи чумизы – род проса, гаоляна – хлебного растения, идущего в пищу беднейшего населения и на корм лошадям, и бобов, дающих, за выжимкой бобового масла, бобовые жмыхи – корм для скота.

В Северной Маньчжурии население успело уже освоиться с тем спросом, который предъявляли русские войска, и засеивало значительные площади пшеницей, ячменем, овсом.

Особенностью полей является грядковая культура, затрудняющая движение без дорог зимой, пока путь не накатается. Большую часть полей занимают посевы гаоляна, достигающее в июле такого роста, что в них всадник совершенно скрывается. Ориентироваться в гаоляне и сохранять порядок при движении широким фронтом крайне трудно; кругозор не превышает 10 шагов. В тактическом отношении боевые действия в гаоляне по своему характеру приближаются к боевым действиям в молодом лесу, не дающем укрытия ни от шрапнели, ни от ружейных пуль. В общем, гаоляновые поля не благоприятствуют обороне; для успеха действий в столь закрытой местности необходимы особые сноровки по поддержанию связи, и, важнее всего, хорошая общая подготовка войск, чтобы каждое отделение, ускользнув от контроля высших начальников, продолжало выполнять свою боевую задачу.

Климат Маньчжурии необыкновенно здоровый; он характеризуется суровой, сухой, даже пыльной, зимой и влажным, жарким летом. Во второй половине июля количество дождей особенно увеличивается. Имевшиеся об этом так называемом «периоде дождей» данные рисовали его весьма преувеличенно, как какой-то потоп.

Знакомство наше с Южной Маньчжурией началось с 1896 года. Проложение здесь железнодорожной ветки Харбин – Порт-Артур, занятие Квантунской области, движение наших отрядов при усмирении китайских смут, полевые поездки Генерального штаба в 1901–1902 годах, работы военных топографов – все это дало возможность нам собрать о театре военных действий ценные сведения и издать для наиболее важного участка к югу от Ляояна – от Ляодунского залива до р. Ялу – точную топографическую карту в масштабе 2 версты в дюйме. Но собранные нами сведения распространялись в армии чрезвычайно медленно, и каждая войсковая часть доходила до знакомства с обстоятельствами театра войны преимущественно личным опытом.

Японцы хорошо изучили Южную Маньчжурию уже во время войны с Китаем в 1894–1895 годах. Их вооруженным силам предстояло в первую половину войны повторить те же маневры, которые раз уже превосходно удались. Японские разведчики с самого появления нашего в Маньчжурии следили за каждым нашим шагом, и наши противники располагали о нас несравненно лучшими сведениями, чем мы о них. Японской армии гораздо легче было освоиться с Маньчжурским театром операций, чем нашей армии, так как уже у себя на родине японцы знакомились с горами, а китайское население было родственно им по культуре и имело ту же письменную речь (иероглифы), что и японцы, что весьма облегчало сношения.

Японцы, однако, предпочитали пользоваться нашей съемкой Южной Маньчжурии, для чего переиздали, с переводом названий на японский язык, нашу двухверстную карту. При оценке театра действий они допустили значительную ошибку, полагая, что русская армия, воспитанная в других условиях, не сумеет перейти на довольствие местными средствами театра военных действий, и что, таким образом, придется по железной дороге подвозить войскам продовольствие, и сосредоточение в Маньчжурии будет идти малоуспешно.

Армия на театре войны связывалась с нашими внутренними губерниями одной железнодорожной колеей, протягивавшейся от Сызрани до Ляояна на 6968 верст. На большинстве железных дорог, составлявших этот путь, движение было открыто только недавно; Китайская Восточная железная дорога не была вполне закончена. Окончание вчерне Кругобайкальской железной дороги ожидалось лишь к осени 1904 года; до того времени приходилось переправлять войска и грузы через озеро Байкал; во время навигации такая переправа не вызывала затруднений, так как на Байкале, кроме многих пароходов и барж, имелся ледокол «Байкал», который мог сразу поднять до 28 груженых вагонов и, сверх того, до 2300 человек, и в сутки успевал сделать до 2½ полных рейсов. Но с конца декабря до середины апреля озеро сковывается таким прочным льдом, что самые сильные ледоколы не могут двигаться, и навигация прекращается. Таким образом, непосредственно за объявлением войны пришлось довольствоваться гужевой перевозкой грузов; войска двигались через Байкал походным порядком, весь путь в 42 версты – в 1 переход. Так как Забайкальская и Китайская восточная дороги имели слишком мало подвижного состава, чтобы справиться с предъявляемыми перевозками, то, преодолевая громадные препятствия, по льду озера Байкал уложили рельсовый путь, и по нему перекатили 20 паровозов в разобранном виде, и 2310 вагонов.

С началом войны закипела работа по усилению нашей коммуникационной линии. Самым слабым участком ее являлась Забайкальская железная дорога, которая к началу войны могла пропускать не более 5 пар поездов в сутки, из них 1 поезд нужен был для хозяйственных нужд самой дороги, 1 почтово-пассажирский, и для перевозки войск и грузов предоставлялось не более трех поездов; фактически проходило около двух. К июлю 1904 года удалось усилить пропускную способность дороги до 12 пар поездов, из коих 7–8 было воинских. К октябрю, уложив новые разъезды, развив станции, водоснабжение, телеграф, мастерские, удалось довести пропускную способность до 16½ пары – из них 10 пар воинских поездов. Суровая зима и недостаток исправных паровозов вызвали большие закупорки в движении, которое пришло в норму только к весне. Наконец, к концу войны (август 1905 года), устроив новые разъезды и уложив 48 верст второго пути на наиболее трудных горных участках, пропускную способность дороги удалось довести до 20 пар; в сутки можно было пропускать 12–14 воинских поездов. Всего в течение 20 месяцев по Великому Сибирскому пути проследовало в Маньчжурию 1 300 000 людей, 230 000 лошадей и 58 миллионов пудов груза.

Длительный 30‑дневный переезд по железной дороге, с запозданиями против расписания, доходившими до 39 суток, отзывался несомненно вредно на подготовке частей к бою. Войсковая жизнь выходила из колеи; занятия по пути не всегда организовались должным образом.

Разрушение железной дороги, на головных станциях которой накапливалась наша армия, несомненно представляло крайне заманчивую цель для японцев, которые и сделали к тому целый ряд попыток. Для охраны железной дороги в пределах Маньчжурии существовал уже в мирное время Заамурский округ пограничной стражи, состоявшей из 55 рот, 55 сотен и 7½ батарей; часть стражи – линейные отряды – была разбита мелкими частями по железной дороге, размещалась в усиленных оборонительными стенками казармах и несла охранительную службу; другая часть представляла резервные отряды, сосредоточенные в более важных пунктах для предупреждения нападения крупных партий, для выручки линейных отрядов и для дальнего освещения местности. В течение войны охрана усиливалась за счет войск, и во время Мукденского сражения в среднем на версту железной дороги в Маньчжурии приходилось 28 человек (всего свыше 50 тысяч человек). Японцам за все время войны удались только два покушения на мосты близ Хайчена и около Куанчендзы; впрочем, причиненные незначительные повреждения были исправлены в несколько часов.

Охрана продолжалась по всему Сибирскому пути вплоть до Волжского моста, но по мере удаления от театра действий становилась реже, – группируясь только у особенно значительных сооружений; на версту дороги приходилось в среднем по 2–3 человека.

Сообщения между театром военных действий и Японией пролегали морем. Активные действия нашего флота могли бы совершенно прервать таковые, что поставило бы оказавшиеся в Маньчжурии японские войска в критическое положение; даже небольшой успех нашей эскадры принудил бы японцев высаживаться в отдаленных частях Кореи, и потом продвигаться в Маньчжурию по немногочисленным, тяжелым и ненадежным грунтовым дорогам Кореи. Но с установлением господства японского флота на море, морские сообщения с театром войны представляли несравненно большие выгоды, чем по длинной и хрупкой железной дороге. Уже через 7 дней по объявлении мобилизации Япония могла сосредоточить в своих портах транспортные суда с общей вместимостью в 250 000 тонн, что достаточно, чтобы одновременно поднять 6 мобилизованных дивизий с их орудиями и повозками, то есть почти половину японской армии. Переезд морем, продолжавшийся всего 1–2 дня, не расстраивал войска, и, таким образом, Япония находилась в гораздо лучших условиях сосредоточения своих сил в Южной Маньчжурии, чем мы.

При оценке опыта Русско-японской войны нужно не упускать из виду разобщенность театра борьбы от жизненных государственных центров обоих противников и долгий промежуток времени, необходимый, чтобы сосредоточить на нем значительную часть сил. Борьба велась головными частями сосредоточивавшихся армий, что придавало операциям нерешительный, выжидательный характер. Незнакомство с краем, отсутствие удобных путей сообщения и устроенной базы крайне стесняло маневрирование и привязывало войска к единственной железной дороге, доставлявшей средства для борьбы. Отсюда медленное развитее операций и ярко выраженное тяготение к позиционному методу войны. Было бы крайне ошибочно утверждать по опыту войны, что так будет и на других, более культурных, оборудованных густой сетью путей и более близких к сердцу государства театрах действий.

Глава III

Вооруженные силы

Японская армия; очерк ее развития. – Дивизионная организация. – Резервные войска. – Вооружение. – Оценка японских войск. – Рост русских сил на Дальнем Востоке. – Первые подкрепления. – Резервные дивизии. – Укомплектования. – Высшее командование. – Боевая подготовка. – Вооружение. – Обоз. – Отношение сил на море

Японская армия нового порядка ведет свою историю с 1872 года. В следующем году, на несколько месяцев ранее России, Япония ввела общую воинскую повинность. При организации армии пришлось преодолевать огромные трудности. Финансовые затруднения помогла преодолеть готовность народа на всякие жертвы; в техническом отношении оказали содействие иностранцы – французские инструкторы, замененные потом германскими.

В 1894 году армия состояла из 7 дивизий – 60 тысяч человек по мирному составу. При мобилизации армия развертывалась до 170 тысяч; впрочем, во время войны с Китаем оказалось достаточным высадить на материк 77 тысяч человек.

Урок, полученный Японией при переработке Симоносекского договора, показал, что имевшихся сил было недостаточно для решительной борьбы, ставшей неизбежной. Была намечена программа на семилетие 1896–1903 годов, согласно которой армия увеличивалась с 7 до 13 дивизий, а флот – с 69 судов, водоизмещением в 79 тысяч тонн, до 156 судов, водоизмещением в 270 тысяч тонн. На увеличение флота в 3½ раза было ассигновано свыше 200 миллионов рублей. Расходы на казармы, оружие, запасы и крепости, связанные с развитием армии, достигли 120 миллионов рублей. Контрибуция, уплаченная Китаем при содействии России, дала часть нужных средств.

Занятие Россией Квантуна и китайские смуты еще ускорили ход намеченной реформы. Во время международного похода в Пекин в 1900 году Япония перевезла на материк 22 тысячи человек; войска этого отряда действовали отнюдь не хуже европейских контингентов. Европейские офицеры обратили, однако, внимание на недостаточную подготовку японских войск к маневрированию в больших массах, на неудовлетворительность артиллерии, на невтянутость пехоты в походные движения с полным снаряжением, слабый конский состав и на недостойную подготовку инженерных войск. Японцы принялись за деятельную работу над исправлением замеченных недостатков. Ко времени начала переговоров с Россией, в неуспешный исход коих существовала полная уверенность, армия была вся готова – оставалось лишь дать окрепнуть новым формированиям армии, разросшейся в 10 лет с 60 до 150 тысяч человек, что, конечно, дало огромный толчок производству и продвинуло на все ступени иерархии молодых начальников.

Особенностью японской армии является отсутствие корпусной организации. Высшее соединение в мирное и военное время – дивизии, в состав которой, кроме двух пехотных бригад (по 2 полка, по 3 батальона каждый), входит артиллерийский полк (2 дивизиона по 3 батареи, по 6 орудий – всего 36 орудий), кавалерийский полк (обыкновенно 3 эскадрона), инженерный и обозный батальон и тыловые учреждения. Половина дивизий имела горную артиллерию, что отвечало характеру местности в Южной Маньчжурии.

Отсутствие соединения в корпуса объясняется прежде всего условиями военных действий в Южной Маньчжурии: корпус в 2 дивизии – это такая группа войск, которая на средних европейских грунтовых путях растягивается не более чем на 1 переход, и потому, наступая по одной дороге, может быть вся в течение одного дня введена в бой. В Маньчжурии, в особенности в горах, дороги столь малоудовлетворительны, что дивизия уже является высшей единицей, могущей маневрировать по одной дороге и сосредоточиться в один день к голове колонны. Обстановка часто вынуждает и к движению побригадно. Вследствие этого представлялось крайне желательным сделать дивизию соединением вполне самостоятельным как в боевом, так и в хозяйственном отношении. Кроме того, дивизия является соединением более удобным, чем корпус при десантных операциях, так как после высадки скорее становится способной к активным операциям. Поэтому корпусной организации нет и у другого островного государства – Англии.

2, 3 или 4 дивизии с несколькими резервными бригадами образовывали армию. Всего было выставлено в Южной Маньчжурии 5 армий, командование которыми объединялось в лице главнокомандующего – маршала Ойямы.

Сильной стороной японских войск являлись сильные штаты мирного времени. Состав роты с 136 человек увеличивался при мобилизации до 236, то есть в мирное время содержалось 60 %.

Кроме частей, входивших обычно в состав дивизий, в Японии имелись 2 кавалерийские и 2 артиллерийские бригады. Крепостная артиллерия (6 полков и 3 батальона) выделила осадную артиллерию и образовала, сверх того, тяжелую полевую артиллерию – 5 батарей по 6 – 48 линейных гаубиц.

Тринадцатью существовавшими в мирное время дивизиями далеко не исчерпывались силы Японии. После трех лет действительной службы призывные перечислялись на 4 года в резерв, затем на 4 года в ландвер (в территориальную армию) и затем на 8 лет, до наступления 40‑летнего возраста, в ополчение.

Числившиеся в запасе не представляли, как у нас, общую массу, а делились на категории по возрастам, и в полевые войска попадали только резервисты не старше 27 лет. Учебные сборы поддерживали их боевую подготовку.

Годные для армии, но не попавшие на действительную службу, призывные зачислялись в рекрутский запас на 7 (1 категория) или на 3 (2 категория) года.

В общем, ко времени войны Япония располагала запасом в 350 000 вполне обученных и 180 000 менее обученных (рекрутский запас). Этот запас, плюс новобранцы призыва 1904 и 1905 годов, плюс 230 000 получивших во время самой войны 4‑месячное обучение дали возможность сформировать во время войны еще 3½ полевых дивизий. Каждый полк образовал резервный полк (2–3 батальона) и выделил запасной батальон (или эскадрон) для подготовки себе дальнейших укомплектований. Таким образом, в течение войны появились 12 резервных бригад, силой каждая 6–8 батальонов пехоты, 1–2 эскадрона, 2–3 батареи и 1–2 роты сапер. Впоследствии было сформировано еще 6 резервных бригад II очереди и часть бригад была сведена в дивизии. Всего для целей войны было использовано 1 185 000 человек, что значительно превосходило наши предположения: мы не допускали, чтобы японцам удалось перевезти на театр военных действий свыше 300 тысяч человек.

Конечно, формирование резервных войск не обошлось без затруднений; не хватало офицеров – приходилось производить унтер-офицеров, не хватало оружия – воспользовались старыми ружьями и старыми бронзовыми пушками. При неудачном обороте войны эти резервные части пригодились бы для обороны укреплений, но, быть может, оказались бы в поле только вредным балластом. Но война развивалась медленно, что дало им возможность окрепнуть; одушевление всего народа и в особенности беспрерывные боевые успехи вдохнули и в них те высокие моральные качества, которые необходимы для полевой войны; таким образом, резервные части сделались исподволь годными не только для обслуживания тыла, но и для боя наряду с полевыми войсками.

Пехота была вооружена 2,6 лин. винтовками образца Арисака 1897 года. Резервные части перевооружались такими винтовками лишь постепенно, по мере их изготовления; в начале же войны они имели 3 линейные винтовки Мурата; различие в образцах, конечно, затрудняло питание патронами и сразу обнаруживало нам вступление в бой резервных частей. Штыки носились отомкнутыми и примыкались лишь непосредственно перед атакой. В начале войны на каждого стрелка имелось в армии 270 патронов (150 – носимых, 60 – в полковом обозе и 60 в парках). К концу общий запас патронов был увеличен до 500.

Полевая артиллерия имела на вооружении 3‑дюймовые пушки Арисака образца 1897 года. Пушки были полускорострельными (4–5 выстрелов в минуту), не имели отката по лафету, не были снабжены щитами; подвижность была удовлетворительной. Боевой комплект состоял из шрапнелей и гранат, и своими размерами значительно превосходил принятые в европейских войсках нормы: 40 снарядов возилось в орудийном передке, 90 – в зарядном ящике (в батарее по 1 ящику на орудие) и 270 – в парках.

Что касается оценки японских войск в России, то она отличалась чрезвычайным разнообразием. Тогда как одни, как полковник Вогак[1], уже за 10 лет до начала войны отзывались об японских войсках самым благоприятным образом, другие обращали внимание только на отрицательные качества армии, на плохой конский состав, отсутствие выносливости, неудовлетворительный будто бы командный элемент, на то, что японские офицеры усвоили только формальную часть военного дела, утверждали, одним словом, что это «армия младенцев». В общем, ни материальные, ни моральные силы японской армии не были в достаточной степени и вовремя учтены при нашей подготовке к войне.

Наши силы к востоку от оз. Байкала росли так: в 1895 году, когда ожидался разрыв с Англией, мы располагали, при полной мобилизации казачьих войск, 18 тысячами. Ко времени японо-китайской войны наши силы увеличились до 30 тысяч. Мобилизация, произведенная на Дальнем Востоке в связи с требованием пересмотра Симоносекского договора, выяснила многие слабые стороны устройства наших вооруженных сил. Переход к активной политике в Маньчжурии и занятие Порт-Артура были связаны с усилением крепости Владивостока и с доведением наших войск в 1899 году до 57 тысяч. Усиление велось посредством постепенного развертывания имевшихся уже войсковых частей, что, в связи с деятельностью русского солдата на Дальнем Востоке как пионера культуры, невыгодно отзывалось на боевой подготовке. Просьбы местного начальства о присылке целых слаженных войсковых частей на Дальний Восток отклонялись, так как главное внимание Военного министерства было обращено на нашу западную границу и на то, чтобы не расстроить нашу европейскую армию.

Китайские смуты и враждебное положение, занятое Японией в 1901 году, дали новый толчок к усилению наших войск. Было обращено внимание на разброску войск, на медленность мобилизации намеченных в нашу действующую армию в большом числе резервных войск, и было решено, в случае войны с Японией, направить сильные подкрепления – два армейских корпуса – из Европейской России.

Летом 1903 года, под предлогом проверки провозоспособности Сибирской железной дороги, в Забайкалье были передвинуты две (вторые) бригады 31‑й и 35‑й пехотных дивизий с соответствующей артиллерией; большая часть обоза была оставлена в Европейской России, и бригады эти не были готовы к немедленному походу. Прибытие этих бригад сильно встревожило японцев и, по-видимому, ускорило ход событий.

К 1904 году мы располагали на Дальнем Востоке 98 тысячами, и эти силы должны были значительно увеличиться направленными на Восток крупными подкреплениями; кроме того, охрану Китайской дороги обеспечивали 24 тыс. Заамурского округа пограничной стражи. Но эти силы были разбросаны на пространстве большем, чем от Архангельска до Севастополя, со слаборазвитыми путями сообщений, и должны были выделить сильные гарнизоны в Порт-Артур и Владивосток.

Объявление войны застало нас в период переформирований: организовалась 9‑я Восточно-Сибирская стрелковая бригада; все восточно-сибирские полки получали третьи батальоны, и восточно-сибирские стрелковые бригады развертывались в дивизии; артиллерия увеличивалась, усиливался состав бригад 31‑й и 35‑й дивизии, устраивался новый 3‑й Сибирский армейский корпус.

Вслед за подкреплениями, необходимыми для этого развертывания наших войск, должны были перевозиться: 4‑й Сибирский армейский корпус, 6 сибирских казачьих полков, X и XVII армейские корпуса, 4 оренбургских и 2 уральских казачьих полка. Прибытие их доводило наши силы до 233¾ батальона пехоты, 150 сот. и эскадронов, 668 полевых и 16 горн. орудий, 6 батальонов инженерных войск. Для перевозки только этих войск, не считая грузов, требовалось до 700 поездов, и, несмотря на все работы по усилению Сибирского пути, ожидать окончания перевозки их раньше 6–7 месяцев не представлялось возможным.

Вначале наши армии на Дальнем Востоке были очень слабо обеспечены артиллерией и конницей. Тогда как у японцев на 1000 пехотинцев имелось 45 всадников и 3,2 орудия, у нас на то же число пехотинцев приходилось только 38 всадников и 2,3 орудия. Наши Восточно-Сибирские дивизии имели на 12 батальонов только 3 батареи и получили четвертые батареи лишь спустя несколько месяцев. Прибытие подкреплений решительно изменяло эти отношения в нашу пользу.

Дальнейшими подкреплениями явились 4 резервные дивизии, образовавшие V и VI сибирские армейские корпуса, и I армейский корпус, которые сосредоточились на театре борьбы в августе и сентябре 1904 года. К этому времени, за вычетом 5 Восточно-Сибирских стр. дивизий, составлявших гарнизоны Порт-Артура и Владивостока, в составе Маньчжурской армии число резервных батальонов почти сравнялось с числом полевых. Столь значительная пропорция резервных войск объяснялась недостаточной осведомленностью о силах врага и господствовавшим еще убеждением, что Дальний Восток является, по сравнению с Западом, второстепенным театром борьбы, почему части, стоявшие на западной границе и имевшие несравненно высшую боевую готовность, не перевозились в Маньчжурию. Такое решение являлось нерасчетливым: для переформирования 8 восточно-сибирских стрелковых бригад в 9 дивизий пришлось широко заимствовать офицеров и солдат из кадров наших старых полков. Для того чтобы усилить резервные дивизии, пришлось также обратиться за офицерами к остающимся в Европе корпусам и лишить их скорострельной артиллерии. Таким образом, вместо того, чтобы направить в Маньчжурию несколько корпусов, представлявших вполне организованную, грозную силу, мы ослабляли равномерно все корпуса, расстраивали столь ценную мирную организацию и бросали на борьбу в крайне трудных условиях полуимпровизованные части. В Маньчжурии мы оказались слабее, чем полагали; но и европейские корпуса расшатались, и когда, во вторую половину войны, эти корпуса приняли участие в боях, они уже не могли дать всей той боевой работы, на которую были бы способны, если бы предварительно десятки лучших офицеров и сотни солдат не были бы выхвачены из их рядов.

Совершенно неправильно было организовано и пополнение убыли в рядах нашей армии.

В случае войны в Европе каждый полк формировал свой запасный батальон, который подготавливал укомплектования, и, таким образом, наша армия оказалась бы почти в столь же выгодном положении, как и японская, в которой хорошо обученные солдаты пополняли сейчас же убыль. В случае борьбы на Дальнем Востоке, казалось бы, этот вопрос для нашей армии разрешался еще проще, так как ¾ армии оставались зрителями борьбы и могли организовать надлежащее обучение посылаемых на Восток укомплектований. Но, исходя из той же мысли о второстепенном значении Дальне-Восточного театра борьбы, и что тяжесть войны в Сибири должна ложиться прежде всего на Сибирь, было предположено питать Маньчжурскую армию укомплектованиями исключительно из 17 запасных батальонов Наместничества и Сибири. Убыль в боях достигла такого размера, что эти запасные батальоны пришлось увеличить до 3500 запасных в каждом (14 рот); обучение запасных при таком составе, конечно, не могло идти надлежащим образом; кроме того, его приходилось сокращать, так как из армии торопили высылку запасных. Только через 8 месяцев войны решено было формирование запасных батальонов в Европейской России.

Всего за войну на укомплектование войск в Южной Маньчжурии было направлено 390 000 человек.

Помимо большой убыли от потерь в боях, полки таяли также от необходимости наряда на различные хозяйственные работы и укомплектования тыловых учреждений. К октябрю 1904 года в строю иных полков было меньше 900 человек. Ко времени Мукденского сражения в рядах Маньчжурской армии 75 % были запасные; недостаточная подготовка, а также 35–40‑летний возраст многих из них крайне невыгодно отражались на боевых действиях.

Высшее командование всеми сухопутными и морскими вооруженными силами на Дальнем Востоке было сохранено за наместником государя императора, вице-адмиралом Алексеевым, коему были предоставлены права главнокомандующего. Командующим Маньчжурской армией был назначен военный министр, генерал-адъютант Куропаткин; командование флотом было вверено вице-адмиралу Макарову. Взгляды вице-адмирала Алексеева и генерал-адъютанта Куропаткина по ведению операций в Маньчжурии разнились коренным образом, что невыгодно отзывалось на боевых действиях. Лишь в октябре 1902 года, когда было решено формирование трех армий, генерал-адъютант Куропаткин был назначен главнокомандующим; таким образом, только очень поздно управление наше получило тот характер единства, без которого нельзя рассчитывать на успех.

Боевая подготовка нашей армии оставляла несколько пробелов. События войны 1877–1878 годов Турции были изучены недостаточно внимательно, и армия не работала, чтобы отрешиться от повторения все тех же ошибок. Дух современного боя, роль огня в бою, значение одной ночной подготовки стрелка не были схвачены нами в полной мере. Войска воспитывались не столько для боя в рассыпном строю, как для действия в сомкнутых массах. Длинный ряд походов против нерегулярных скопищ и долгое отсутствие практики в большой войне сказались отрицательно: армия подготовлялась скорее к малой, чем к серьезной войне. Уважение к мирной организации отсутствовало; на поле сражения по-прежнему вырастали импровизированные из многих частей отряды; управление затруднялось, что вело к крупным недоразумениям.

Выгоды наступательного образа действий не всеми отчетливо сознавались; вообще, армия страдала отсутствием единства тактических взглядов. Командующий армией сознавал это и пытался многочисленными инструкциями восполнить этот недостаток. При наступлении нельзя было предоставить каждому решать по крайнему разумению поставленную ему задачу, так как получилась бы крайняя пестрота решения; приходилось предварительно сговариваться, что вело к устройству своего рода военных советов, или же указывать постепенность и детали маневра, что мешало развить полный натиск.

Там, где командование было удовлетворительно и задача ясно поставлена, русские войска обнаружили огромное упорство в обороне и беззаветное мужество в атаке, выносливость и приспособляемость ко всякой обстановке и поддержали, несмотря на крайне неблагоприятные условия похода, боевую славу своих предков.

Вооружение. Наше трехлинейное ружье лишь незначительно уступало японскому (меньшая настильность на малых дистанциях, неудобный штык, больший вес патрона, зато и большая убойность). Наше полевое орудие значительно превосходило японское, как по баллистическим качествам, так и по скорострельности, но было несколько тяжелее. В вооружении, в общем, мы не уступали нашему противнику, и, таким образом, находились в значительно выгоднейших условиях, чем в 1855 и 1877 годах. Но наша артиллерия не вполне отвечала особенностям театра военных действий. Россия, как и Германия и Франция, почти не имела горных пушек, а имевшиеся были совершенно устарелыми. Только 4 января 1904 года сдан был заказ Обуховскому заводу на изготовление 48 горных пушек нового образца, и войска получили горные батареи лишь во вторую половину войны.

Особенности Маньчжурского театра борьбы – пересеченность местности на одном участке и крепкие селения с глинобитными стенами на другом – обусловливают огромную потребность в орудии с крутой траекторией – гаубице и в сильном фугасном снаряде. Имевшиеся у нас устарелые полевые мортирные батареи по своей недальнобойности и малой меткости не могли возместить отсутствие гаубиц. Полевые пушечные батареи имели только один снаряд – шрапнель, и потому во многих случаях не могли подготовить атаку пехоте. Глиняные заборы и стены домов, в которых японцы устраивали бойницы для стрелков и пулеметов, оказывались почти неуязвимыми для шрапнели скорострельных батарей, что заставило особенно ценить старые поршневые орудия, оказавшиеся в Маньчжурии, которые, кроме шрапнели, имели еще и гранату, хотя и слабую.

Перевооружение нашей артиллерии началось еще в середине 1902 года с Приамурского, Варшавского и Виленского военных округов; но X и XVII корпуса получили новые пушки лишь непосредственно перед отправлением на Дальний Восток; наша артиллерия не освоилась в достаточной степени с тактическими приемами употребления новых пушек, допускавших самое широкое использование стрельбы с закрытых позиций.

Обоз восточно-сибирских стрелковых бригад – впоследствии дивизий – состоял почти целиком из легких двуколок, которые легко карабкались на горные перевалы и пробирались по грязи равнин Маньчжурии, и, таким образом, отвечал особенностям театра действий. Но обоз других частей, прибывших из Западной Сибири и Европейской России, состоял из четырехколесных повозок, значительно уступавших в подвижности. Чтобы облегчить эти повозки, укладка на них была уменьшена, и полкам предоставлено было завести лишние повозки; увеличение обоза сильно затрудняло маневрирование.

При удалении войск в сторону от железной дороги, в горы, подвоз встречал затруднения, и серьезные операции в восточном направлении становились возможными лишь при содействии транспортов из местных повозок – двухколесных арб, и проложении рельсовых путей с конной или паровой тягой.

Чтобы облегчить при действиях в горах доставку из долин на вершины боевых припасов, воды, топлива и продовольствия, уже в течение самой кампании войска завели вьюки.

На море, в Тихом океане, силы японцев безусловно превосходили наши: японцы имели 8 линейных кораблей против 7 наших, 8 бронированных крейсеров против 4, и 16 бронепалубных и неброненосных крейсеров против 10 наших. Всего японцы имели больше на 58 судов; водоизмещение их флота превосходило наш на 68 600 тонн; личный состав насчитывал на 4400 моряков больше нашего флота. Артиллерия была сильнее на 13 орудий крупного калибра и 320 – среднего. В мелкой артиллерии, имевшей самую ограниченную боевую ценность, превосходство было на нашей стороне.

По некоторым вычислениям, японские линейные суда и крейсера были в общем сильнее наших на ⅓, а японский минный флот – сильнее на ½. На стороне японского флота находилось и то преимущество, что он уже с лета 1903 года был мобилизован, готовился постоянными упражнениями к предстоявшей ему боевой деятельности и располагал гораздо лучше оборудованными портами.

Глава IV

Планы войны

Японский план: операция против Порт-Артура; устройство промежуточной базы в Корее; постепенная переброска армии на материк; ошибки в оценке сил русской армии. – Основания русского плана. – Перенос сосредоточения в Маньчжурию. – Оборонительный образ действий. – Несогласованность средств с задачами

Целью войны Япония ставила себе уничтожение русских вооруженных сил на Дальнем Востоке. Японии необходимо было обеспечить за собой полное господство на море. Для этого прежде всего намечалась внезапная минная атака русской эскадры в Порт-Артуре и последующая атака линейным флотом. Одним ослаблением русской эскадры нельзя было ограничиться, так как через несколько месяцев могли подойти сильные подкрепления из Балтийского моря; Порт-Артурскую эскадру необходимо было уничтожить, а для этого овладеть Порт-Артуром или, по крайней мере, командующими его рейдом возвышенностями.

Таким образом, условия борьбы на море требовали ведения энергичной операции против Порт-Артура. Было бы особенно выгодно овладеть крепостью с налета в самом начале войны, пока она еще находилась в совершенно неустроенном виде. Но высадка армии в ближайших окрестностях русской крепости представляла весьма рискованное предприятие, так как некоторые бухты были минированы, а некоторые – замерзли; крупные русские отряды находились в близком расстоянии, да и русский флот при появлении транспортов в 2–3 часах хода от гавани (50–70 верст) мог бы выйти и принудить японскую эскадру к бою в очень неудобном положении, когда она была стеснена многочисленными транспортами.

Японскому десанту после начала высадки потребовалось бы 7—10 дней, чтобы получить хотя часть артиллерии и обозов, необходимую для ведения активной операции. А в течение этого времени, если бы внимание русских не было отвлечено на другую часть театра войны, они сумели бы сосредоточить силы, достаточные, чтобы поставить 3–4 японских дивизии в критическое положение.

Операцию против Порт-Артура нужно было прикрыть со стороны русских сил в южной Маньчжурии. Задача прикрытия осады сводилась к борьбе в поле с главными силами русских.

Сначала японцам необходимо было утвердиться в Корее. Десант в Корее легко было сделать, так как наш ослабленный флот не мог проявить у ее берегов активной деятельности, а наши сухопутные силы, отделенные бездорожной горной местностью, не могли предупредить там японцев. В Маньчжурию, занятую русскими войсками, выгоднее было вторгнуться из Кореи, где можно было спокойно собрать и устроить войска после перевозки морем. Корея явилась для японцев промежуточной базой. Захват ее имел, сверх того, большое политическое значение.

В случае неудачного оборота войны задача сухопутной армии заключалась в задержке наступления русских войск в Корею, и Корея сделалась театром главных операций, куда сосредоточились бы все японские силы. Но, задаваясь активными целями, было невыгодно высаживать в Корею слишком много войск; японцы, по опыту войны с Китаем, знали, как трудно даже небольшим силам преодолеть бедную местными средствами и лишенную удобных дорог полосу местности от Сеула до линии Ляоян – Порт-Артур. Главные операции должны были разыграться на последней линии; желательно было высадить в Корее лишь строго необходимое для форсирования переправы через р. Ялу число дивизий; русские не могли здесь, в 210 верстах от железной дороги, выставить на первый период войны более 20 тысяч человек, и потому для успеха переправы через Ялу не требовалось участия большей части японской армии. Другие дивизии было выгодно высаживать ближе к цели, значительно западнее. Раз уже одна армия вторгнулась в Маньчжурию из Кореи, высадка других армий в самой Маньчжурии являлась значительно менее рискованной. Владея морем и Кореей, японцы получали чрезвычайно выгодную охватывающую базу, которая давала им большую свободу маневрирования.

Таким образом, обстановка не требовала одновременной высадки всей японской армии. Быстрое напряжение всех вооруженных сил при десантной операции вообще крайне трудно; развитие же особенно энергичных действий на сухопутье немедленно за объявлением войны встречало препятствия и в суровом времени года. Высадка частями не противоречила принципу бить всегда противника сосредоточенными силами; именно во имя этого принципа и следовало в более удаленных пунктах высаживаться ранее, чтобы явиться одновременно к решению.

Мобилизация I армии генерала Куроки – гвардейской, 2‑й и 12‑й дивизий – началась еще до объявления войны. Со второй группой (1, 3, 4‑я дивизии) можно было не торопиться, так как надобность в ней являлась лишь к тому времени, когда I армия заканчивала сосредоточение к р. Ялу. Поэтому мобилизация ее началась только через месяц; третья же группа (5‑я и 11‑я дивизии) приступила к мобилизации только 5 апреля.

Постепенность мобилизации и отправления вооруженных сил на театр борьбы значительно облегчили снабжение их лошадьми, которых в самой Японии не хватало, и перевозку через море. Временное сохранение в Японии части полевых дивизий являлось выгодным и потому, что существовало еще некоторое опасение, что часть русских сил из Владивостока будет переброшена на японские острова. Сверх того, квартирование в Японии полевых войск после объявления войны облегчало формирование тех новых бригад и дивизий, которые впоследствии оказались такой существенной частью вооруженных сил.

В решительный момент войны – во время Ляоянского сражения – в Японии оставались еще 2 дивизии (7‑я и 8‑я). По-видимому, этими силами японцы думали, покончив с Порт-Артуром, приступить к осаде Владивостока. От этой мысли японцев заставили отказаться полууспех под Ляояном и неудача августовских штурмов Артура.

Итак, японский план заключался в обращении Кореи в промежуточную базу, в методическом развертывании вооруженных сил на материке и в направлении весьма серьезных сил на овладение Порт-Артуром. Этот план и, в особенности, мечты о Владивостоке грешили недостаточным вниманием к живой силе противника – русской армии, собиравшейся в Южной Маньчжурии. Действительно, русской армии предоставлялось полгода на сосредоточение ее, и даже через такой промежуток времени японцы направляли против нее только часть полевой армии, удерживая другую для осады Порт-Артура. Корень ошибки заключался в неверных данных о русских силах: по-видимому, японцы полагали, что на Дальнем Востоке имеется не свыше 50–60 тысяч русских войск, и что Сибирский путь может ежемесячно перевозить не больше одной дивизии; что, по мере наращения армии, потребность в перевозке грузов из Европейской России будет увеличиваться, число поездов под войска – сократится, и состава более 140–150 тысяч наши вооруженные силы на всем Дальнем Востоке к августу 1904 г. не достигнут. Японцы ошиблись ровно вдвое, равно как и ошиблись в надежде покончить с Порт-Артуром одним ударом. Эти ошибки поставили японскую армию в дни Ляоянской битвы в критическое положение; при составлении плана войны, учитывая силы врага, осторожнее погрешить в большую сторону, нежели в меньшую.

Основными чертами русского плана являлось сосредоточение армии в Маньчжурии и исключительно оборонительный образ действий в первую половину войны с целью «замедлить развитие успехов неприятельского оружия до прибытия главных резервов, направляемых из России».

К этому решению пришло местное начальство еще за 6 лет до войны.

В 1895 году, когда Симоносекский договор пересматривался, наш флот господствовал на море, и опасность нашему Дальнему Востоку угрожала только со стороны японской армии, находившейся в Маньчжурии, в окрестностях Хайчена; уже тогда, в случае войны с Японией, решено было собирать наши силы в Маньчжурии у Гирина, между японской армией и нашими владениями.

Производительность Приамурского края незначительна, и Маньчжурия является его житницей, значение которой еще возрастает с объявлением войны, когда подвоз продовольствия из Одессы или из Америки морским путем должен прекратиться. Это обстоятельство, в связи с громадным стратегическим и финансовым значением железной дороги, к постройке которой мы в Маньчжурии приступили, привело окончательно нас к решению – развертывать в случае войны наши войска в Маньчжурии. Сначала останавливались на мысли сосредоточиваться на среднем течении Сунгари, в районе Харбин – Гирин, а затем, по мере того, как выяснялось нам значение Порт-Артура, явилось стремление подвинуть район сосредоточения армии к югу, чтобы можно было выручить эту крепость, к устройству которой мы еще только приступали.

Во время китайских смут 1900 года наши войска вторгнулись в Маньчжурию из Забайкалья, Южно-Уссурийского края и Квантуна; наступавшие с севера войска вошли в связь с войсками, направленными с юга; как сосредоточение войск, так и боевые действия складывались весьма удачно: последующие наши расчеты носили отпечаток оптимизма, рожденного этим успехом, и возможность сосредоточения нашей армии в Южной Маньчжурии получила окончательное признание.

В 1901 году было принято чрезвычайно важное решение: хотя Порт-Артур, как морская база, далеко не был готов, но наш Тихоокеанский флот покинул Владивосток и сосредоточился к Порт-Артуру. Квантунская область и была занята нами, главным образом, для того, чтобы дать нашему Тихоокеанскому флоту незамерзающий порт. Переход флота в Порт-Артур объяснялся тем, что главным театром борьбы становилась Южная Маньчжурия, а Владивостокский район все более и более получал второстепенный характер. Чтобы выиграть время для своего сосредоточения, нам нужно было заставить японцев высаживаться подальше от Квантунской области; хотя наша Тихоокеанская эскадра и уступала в это время японской по своей силе, но предполагалось, что присутствие ее в Порт-Артуре сделает невозможной высадку японцев в Южной Маньчжурии и может помешать производству ее и на западном берегу Кореи. Таким образом, мы рисковали нашими морскими силами, пополнить которые не представлялось возможным, не для того, чтобы добиться господства на море над врагом, а с целью только задержать врага. Переход флота в Порт-Артур переносил окончательно на юг центр тяжести борьбы. Во Владивостоке был оставлен только крейсерский отряд.

Медленность нашего сосредоточения придавала ценность каждому препятствию, которое могло задержать японцев при их движении из Кореи. Пользуясь преимуществом в коннице, мы полагали с самого начала войны конными частями задерживать японцев и действовать на их сообщения. Значительным препятствием на пути наступления японцев являлась река Ялу, к которой мы своим авангардом (до 19 батал.) могли поспеть своевременно. Но японцы на р. Ялу несомненно должны были иметь большой перевес в силах, почему оборона Ялу, несмотря на выгодные природные свойства этой реки, получала только демонстративное значение. При отступлении по горной местности на многочисленных перевалах являлся еще целый ряд случаев задержать японцев, вынуждая их к дальним обходам.

Неготовность сухопутного фронта Порт-Артура, делавшая сомнительной безопасность базировавшегося на него флота, вынуждала усилить гарнизон и обратить особое внимание на оборону подступов к крепости и, в особенности, на прочное удержание позиции на Цзиньчжоуском перешейке.

Определяя наибольшую силу японского десанта в 156 батал., наш план признавал, что японцам придется развить главный удар или на Порт-Артур, или на нашу сосредоточивающуюся в окрестностях Ляояна армию и ни разу не останавливался на мысли, что японцы в силах развить энергичные действия по обоим направлениям.

Генерал Куропаткин, которому пришлось приводить эти соображения в исполнение, считал их слишком оптимистическими.

«…Вдумываясь в сложную и трудную обстановку, при которой придется на Дальнем Востоке сосредоточиваться и действовать нашим войскам, мне представляется, что в первый период кампании мы должны главной целью своих действий поставить: не допустить разбить наши войска по частям».

«Никакие местности, никакие пункты не должны иметь такое значение, чтобы, отстаивая их, мы могли доставить противнику победу над головными частями наших войск. Постепенно усиливаясь и подготовляясь к переходу в наступление наших сил, мы должны совершить таковой с достаточными силами и притом снабженными всем необходимым для непрерывного наступления в течение продолжительного времени».

Русский план исходил из ошибочной мысли о невозможности дальнейшего роста японской армии во время войны, что создавало иллюзию нашего решающего превосходства в силах во вторую половину войны; по отношению же к первому ее периоду он допускал гораздо более быстрое сосредоточение японской армии, чем то случилось в действительности. Уже в середине третьего месяца после объявления войны, когда японцам удалось добраться только тремя дивизиями до реки Ялу, мы допускали подход 10 японских дивизий к линии железной дороги. Таким образом, в действительности противник дал нам гораздо больше времени на сосредоточение, чем то предполагалось; жертвы, которые мы согласно нашему плану приносили в арьергардных боях, являлись, по существу, излишними. Небольшие, не доведенные до конца бои, с последующими отступлениями наших войск, скорее затягивали японцев к району нашего сосредоточения, чем задерживали их. Значительная часть нашей армии обрекалась на отступление с одной позиции на другую, что создавало для нее чрезвычайно тягостную обстановку.

Наш флот был разделен на две части: отряд из четырех крейсеров, оставленный во Владивостоке, выполнил свою задачу, производя набеги на морские сообщения японцев, но отсутствие его в Порт-Артуре тяжело отразилось на операциях главных морских сил, в особенности в первый, самый важный для приобретения господства на море, период.

Если бы весь наш флот был укрыт в более крепком Владивостоке, вероятно, нам удалось бы сохранить его до конца года, когда могли подойти серьезные подкрепления из Балтийского моря. Отсутствие эскадры в Порт-Артуре значительно ослабляло его оборону, и крепость могла пасть гораздо скорее. Но, с другой стороны, японцы, при отсутствии в Порт-Артуре флота, едва ли бы решились принести те громадные жертвы, которые все же потребовала от них ускоренная атака этой крепости. Значение Порт-Артура вообще уменьшилось бы; вопрос об его выручке не стоял бы так остро, и наша армия могла более спокойно сосредоточиться в избранном, более северном, районе.

Но, конечно, такое стратегическое решение не соглашалось ни с историей развития нашего военного могущества на Дальнем Востоке, ни с политическими задачами, которые мы так преследовали, и было равносильно очищению поля действия; оно не являлось и вполне спасительным, так как развязывало японцам руки и сильно ускоряло их вторжение в Маньчжурию.

План войны большей частью не является делом рук одного человека; сложную подготовку к нему выполняют целые поколения деятелей. Нашему продвижению к югу на Дальнем Востоке не отвечало в достаточной степени ни усиление Тихоокеанского флота, ни быстрота устройства Порт-Артурской крепости. За ростом интересов наших в Южной Маньчжурии, вызывавших перенос туда сосредоточения вооруженных сил, не угнался ни рост наших войск в пределах Наместничества, ни усиление провозоспособности Великого Сибирского пути. Обучение и снабжение сил, которые имелись для начала борьбы, не оказались на высоте требований борьбы с действительно первоклассным противником. Подготовка мирного времени не отвечала стратегическим задачам, и неготовность нашу, каким бы планом мы ни задались, приходилось искупать тяжелыми жертвами с началом войны.

Глава V

Крепость Порт-Артур. – начало военных действий

Квантунская область. – Соображения об укреплении Артура. – Состояние крепости к началу войны. – Гарнизон. – Начало военных действий. – Действия на море. – Адмирал Макаров.

16 марта 1898 года в Порт-Артуре был поднят русский флаг и прибывший на пароходе «Саратов» батальон наших стрелков занял казармы, очищенные китайскими войсками. Уступленная нам часть Ляодунского полуострова (к югу 39° 25՜ северн. широты) была наименована Квантунской областью.

Ляодунский полуостров, на южной оконечности которого лежит Порт-Артур, имеет форму треугольника, который вдается в Желтое море, образуя на востоке Корейский, а на западе Ляодунский заливы. Ляодунский полуостров заполнен горами.

В 50 верстах к северу от Порт-Артура полуостров сильно суживается, и полоса суши, имеющая здесь лишь около трех верст ширины, образует так называемый Цзиньчжоуский перешеек, соединяющий северную часть полуострова с южной или собственно Ляодун с Квантуном.

Порт-Артур расположен на северном берегу обширной, но довольно мелководной бухты, соединенной с морем лишь одним узким проливом. Как город, так и бухта лежат в котловине, окруженной со всех сторон горами.

Прибрежные высоты, прикрывающие бухту со стороны моря, указанным выше проливом делятся на две части: к западу от пролива лежит гористый Тигровый полуостров; к востоку – находится Золотая гора, от которой к востоку, вдоль морского побережья, тянется цепь холмов, сохраняющая это направление до Крестовой горы, где высоты сворачивают к северу. Наивысшие точки прибережных высот достигают 82 сажен.

С востока и северо-востока, начиная от Крестовой горы и вплоть до долины р. Лунхэ, котловину Порт-Артура окаймляет полукругом высокий Драконов хребет; к северу и востоку хребет этот отбрасывает ряд длинных отрогов, перерезанных в разных направлениях глубокими и обрывистыми балками и оврагами, придающими местности весьма пересеченный характер.

К западу от долины р. Лунхэ лежит группа высот Зубчатой, Обелисковой, Капонирной и Ястребиной, сильно командующих над долиною Лунхэ и прикрывающих Порт-Артур с севера.

С запада Порт-Артурскую котловину окаймляет цепь холмов, заканчивающаяся на берегу моря высотой Белый Волк, связывающей эту цепь с высотами Тигрового полуострова.

Высоты, окаймляющие Порт-Артур со стороны суши, в свою очередь, окружены целым рядом других высот.

Непосредственно с севера к ним примыкает хребет Панлуншань, в юго-западной части связанный с системой горы Высокой (горы Угловая, Трехголовая, Передовая, Длинная и Дивизионная), причем местность здесь носит крайне пересеченный и дикий характер. В частности, гора Высокая (99 саж.) командует здесь над всей местностью; с нее видна, как на ладони, вся бухта и большая часть города.

К западу от Порт-Артурских высот лежит горный и труднодоступный массив Лаотешаня, заполняющий всю оконечность Квантунского полуострова к югу от Голубиной бухты. Высшие точки Лаотешаня (200 и 218 саж.) командуют над Порт-Артуром и всеми его окрестностями и являются лучшими наблюдательными пунктами на всем полуострове. Наконец, в 2‑х верстах к востоку от Драконова хребта, близ бухты Тахэ, лежат горы Сяогушань (60 саж.) и Дагушань (91 саж.), с вершин которых открывается обширный кругозор на подступы к Драконову хребту. К северу от горы Дагушань тянется хребет Волчьих гор. В начале, на протяжении 5 верст, хребет этот сохраняет северное направление, а затем круто сворачивает к западу и тянется в этом направлении вплоть до полуострова между бухтами Луизы и Десяти Кораблей. Волчьи горы, отдельные вершины которых возвышаются более чем на 100 саж., совершенно скрывают от взоров с высот, окружающих Порт-Артур, все, что делается к северу от них, сильно командуют над лежащей перед ними долиной и совместно с Дагушанем представляют ту естественную линию обороны, на которую должны были быть вынесены форты.

Как военный порт, бухта Порт-Артура обладает существенными недостатками. Пролив, соединяющий ее с внешним рейдом, имеет лишь около 150 сажен ширины, при фарватере около 70–80 сажен, причем здесь развивается сильное течение, затрудняющее движение крупных судов. Глубина входа в бухту около 28 фут. в малую воду, почему броненосцы могут входить или выходить из гавани лишь 2 раза в день, во время приливов, когда уровень воды поднимался на 9—10 фут., причем, благодаря свойствам прохода, операция эта происходит крайне медленно. Для стоянки больших судов по своей глубине был пригоден лишь так называемый Восточный бассейн; остальная часть бухты мелководна и только небольшая ее часть к западу от Тигрового хвоста была углублена для стоянки броненосцев.

Ко времени занятия нами Порт-Артура укрепления его, построенные китайцами, состояли из береговых батарей и 10 редутов, соединенных высоким валом (китайская стенка) на восточном склоне Драконова хребта, между Крестовой горой и долиной Лунхэ. На всем фронте к западу от долины Лунхэ было построено лишь 3 батареи. Китайские укрепления были хорошо применены к местности, но в боевом отношении оказались мало годными, будучи сложены из камня, лишь сверху покрытого тонким слоем цемента.

Таким образом, приходилось организовать всю оборону Порт-Артура заново. Первоначальные соображения об организации обороны Порт-Артура были составлены местным начальством уже в 1898 году, вслед за занятием Квантуна; соображения эти сводились к необходимости выноса пояса фортов на Волчьи горы.

Вслед за этим, в октябре 1898 года, в Порт-Артур прибыл ген. Кононович-Горбацкий, командированный для подробной разработки вопроса об его укреплении.

Образованная под его председательством комиссия предполагала укрепить Дагушань, Драконов хребет, г.г. Угловую и Высокую и холмы на западном берегу бухты. Минимальный гарнизон крепости был исчислен в 20 батальонов.

Проект комиссии ген. Кононовича-Горбацкого был представлен военному министру в апреле 1899 года, но дальнейшего движения не получил, ибо образованное к этому времени, по настоянию министра финансов, «Особое междуведомственное совещание», обсуждавшее предстоящие расходы по укреплению и обороне Квантуна, признало требования Военного министерства чрезмерными.

В итоге, в 1899 году, для составления окончательного проекта укрепления Порт-Артура, был командирован военный инженер, полковник Величко, которому было указано – при составлении проекта крепости считать гарнизон последней лишь в 11 300 человек при 150 орудиях.

Обстоятельство это объясняет отчасти сокращение до крайности крепостного обвода и отказ от выноса обороны вперед.

По проекту полковника Величко, Высочайше утвержденному в январе 1900 года, оборонительные сооружения крепости должны были состоять из: а) линии приморских батарей, б) линии сухопутных укреплений и батарей и в) центральной ограды.

а) Приморский фронт должен был состоять из 22‑х батарей, а на вооружение его предположено было поставить 124 орудия.

б) Линия сухопутной обороны, протяжением в 19 верст, долиною Лунхэ делилась на два сектора: 1) Восточный фронт (протяжением в 8 верст) и 2) Западный фронт (11 верст).

На восточном фронте предположено было возвести 3 долговременных форта, 5 долговременных укреплений облегченного типа, 2 долговременные батареи и 3 укрепления временной профили, а 10 батарей проектировалось возвести в период мобилизации. При этом укрепления решено было возвести по линии, укрепленной еще китайцами на восточных отрогах Драконова хребта.

На западном фронте (от долины Лунхэ через Зубчатую, Капонирную, Ястребиную и далее по холмам, что к западу от бухты, вплоть до Белого Волка) предполагалось возвести: 3 долговременных форта, 2 долговременные укрепления облегченного типа, 4 долговременные батареи и 3 укрепления временного типа. Постройка 7 батарей была отнесена на мобилизационный период.

в) Центральная ограда, которой предположено было обнести с востока Старый город и порт, должна была состоять из непрерывного вала со рвом и 4 люнетами.

Сверх того, во вторую очередь работ было намечено устройство спорных пунктов и батарей на Дагушане, Панлуншане и Угловой.

На вооружение всей крепости предполагалось назначить 542 орудия и 48 пулеметов.

Все эти оборонительные работы решено было закончить к 1909 году, и они должны были обойтись около 15 миллионов рублей. В действительности, к 1904 году было отпущено на оборонительные работы лишь 4,6 мил. рублей, или менее ⅓ потребной суммы; вспыхнувшая в 1904 году война застала крепость в довольно печальном состоянии. Почти совершенно закончен был приморский фронт, на сухопутном же фронте дела обстояли несравненно хуже. К этому времени здесь были вполне закончены лишь 1 форт (№ IV), 1 укрепление и 3 долговременные батареи; вчерне закончены – 3 форта (№ I, II и III) и 2 укрепления и только что начаты постройкой 1 форт (№ V) и 1 долговременная батарея.

Наконец, закончена была центральная ограда. Это сооружение, расположенное у подножия сильно командующего над ним Драконова хребта, преследовало лишь узкую цель – обеспечить город и порт от прорыва мелких партий противника и серьезного боевого значения иметь не могло, хотя и поглотило довольно значительную сумму.

Все остальные сооружения существовали лишь на бумаге.

Из предполагавшихся 542 орудий и 48 пулеметов фактически состояло только 375 орудий и 38 пулеметов, причем готовых к действию орудий к 27 января находилось на вооружении приморского фронта 116, а сухопутного – 8.

Плачевное состояние крепости усугублялось наличием построенного к этому времени в 35 верстах от нее коммерческого порта Дальнего.

Порт этот, построенный заботами министра финансов на берегу Талиенванского залива, являлся исключительно коммерческим портом и конечным пунктом Великого Сибирского пути. К 1904 году Дальний, стоивший свыше 20 миллионов рублей, представлял прекрасный порт с набережными, молами, доком и мастерскими. Однако устроители его, очевидно, совершенно упустили из вида, что беззащитный порт в случае войны с Японией может сделаться легкой добычей для противника и оказаться в его руках весьма неприятным и опасным соседом для созидаемой на Квантуне крепости.

К началу военных действий гарнизон крепости составляли: 4 трехбатальонных полка вновь сформированной 7‑й В.С. стрелковой бригады (8200 нижних чинов), 2 батальона Квантунской крепостной артиллерии, Квантунская саперная рота и 1 сотня казаков. Всего 12 100 нижних чинов. Сверх того, в крепости случайно находились 3¾ батальона 3 и 9‑й В.С. стрелковых бригад, предназначенные к отправлению в Маньчжурию. Кроме гарнизона крепости в пределах Квантунской области, – в г.г. Дальнем и Талиенване и на Цзиньчжоу, – находились: 2 батальона 5‑го В.С. стрелков. полка, 4¾ батальона 4‑й В.С. стрелковой бригады и 2 батареи; всего – 7200 нижних чинов.

Организация управления крепостью также не была закончена. В августе 1903 года состоялось назначение генерал-лейтенанта Стесселя комендантом крепости. Ни плана обороны, ни плана мобилизации крепости составлено еще не было.

В течение трех первых месяцев войны гарнизон крепости и войска Квантунской области были укомплектованы запасными и усилены новыми формированиями. 7‑я и 4‑я В.С. стрелковые бригады были переименованы в дивизии, и все полки последней развернуты в трехбатальонный состав. Одновременно 4‑й дивизии была придана 4‑батарейная 4‑я В.С. стрелк. артил. бригада, а 7‑й дивизии 3‑батарейный 7‑й В.С. стр. артил. дивизион. Крепостная артиллерия была усилена 3‑м батальоном и, наконец, в крепость прибыла вновь сформированная Порт-Артурская минная рота. Вновь сформированные части начали прибывать на Квантун с февраля месяца и к половине апреля все прибыли на место. К этому времени на Квантуне состояло: 9 трехбатальонных полков, 3 запасных батальона, 7 полевых батарей, 1 рота сапер, 1 минная рота, крепостной военный телеграф и 1 сотня казаков, всего – свыше 43 тысяч нижних чинов.

4 марта в крепость прибыл новый комендант ген.-л. Смирнов, а ген.-л. Стессель должен был принять 3‑й Сибирский корпус. Но вслед за этим ген.-л. Стессель был назначен начальником Квантунского укрепленного района, то есть района Цзиньчжоу – Порт-Артур, с подчинением ему ген.-л. Смирнова. Этим было создано в Порт-Артуре двоевластие, которое породило между двумя высшими начальствующими лицами взаимное недоверие, что, конечно, не могло отразиться благотворно на деле обороны крепости.

С 18 января, ввиду осложнившейся политической обстановки, наша Тихоокеанская эскадра была выведена на внешний рейд, и в ночь с 26 на 27 января 1904 года там находились 7 броненосцев и 4 крейсера; два миноносца были высланы в море для охраны эскадры, а остальные миноносцы и крейсера стояли в гавани.

Вечером 26 января японская эскадра крейсировала в 60 милях от Порт-Артура; в 6 час. 30 м. вечера адмирал Того выслал для минной атаки нашей эскадры под Порт-Артуром 11 миноносцев. Хотя миноносцы эти и были обнаружены нашими дежурными миноносцами, но последние, в силу данной им инструкции, огня не открывали, а повернули к своей эскадре, куда подошли одновременно с японцами. Появление японских миноносцев на внешнем рейде было для нашей эскадры полной неожиданностью, и около 11½ час. ночи японские миноносцы совершенно безнаказанно произвели минную атаку на наши суда. Только после первых мин, выпущенных японцами, на нашей эскадре поднялась тревога, и она открыла огонь по противнику. В результате броненосцы «Ретвизан» и «Цесаревич» и крейсер «Паллада» были подорваны японскими минами и вышли из строя.

Насколько в крепости не ожидали столь внезапного начала войны, свидетельствует тот факт, что на запрос штаба крепости о причинах стрельбы морской штаб наместника сообщил, «что производится практическая стрельба, отражение минной атаки».

Таким образом, с первого боевого выстрела на Дальнем Востоке обстановка сложилась для нас крайне неблагоприятно, ибо выход из строя двух наших лучших броненосцев сразу же обеспечил за японской эскадрой превосходство сил.

В 10½ часов утра 27 января на горизонте против крепости показалась японская эскадра, состоявшая из 6 броненосцев и 10 крейсеров. Наша эскадра начала сниматься с якоря.

Вскоре неприятель, подойдя к крепости, в кильватерной колонне двинулся параллельно береговым батареям и открыл огонь сперва по ним, а затем по нашей эскадре. Эскадра и батареи стали отвечать японцам, причем наименьшая дистанция при стрельбе батарей была около 7 верст. Бой продолжался 40 минут, после чего японцы стали медленно удаляться.

У нас выбыло из строя на батареях 6 нижних чинов и на эскадре 4 офицера и 117 нижних чинов. 6 наших судов получили некоторые повреждения, но сухопутным батареям японский огонь вреда не нанес. У японцев от нашего огня пострадали 4 броненосца и 4 крейсера и выбыло из строя 63 человека.

Наши батареи выпустили лишь 150 снарядов; адмирал Того в своем описании боя 27 января указывает на неоднократные попадания в суда своей эскадры; после этого боя японская эскадра, кроме миноносцев, всегда держалась от наших батарей на почтительной дистанции.

С 27 января, когда крепость была объявлена на осадном положении, было приступлено к мобилизации войск и с лихорадочной поспешностью началось усиление крепостных верков. Тогда же начались работы по усилению укреплений Цзиньчжоуского перешейка.

Период военных действий на Ляодуне до 20 апреля был посвящен японцами исключительно операциям на море, долженствовавшим подготовить и обеспечить высадку их армий на Ляодунском полуострове.

Операции эти свелись к попыткам заградить нашей эскадре выход из Порт-Артура при помощи специально приспособленных для этой цели судов, а также к бомбардировке порта и эскадры через Лаотешань. Помимо этого, их миноносцы и заградители деятельно устанавливали по ночам мины на рейде перед крепостью.

Первая попытка заградить выход из гавани была произведена в ночь с 10 на 11 февраля. Для этой операции было приготовлено в Японии 5 коммерческих пароходов, нагруженных камнем, залитым цементом, а в трюмах были заложены мины, проводники для взрыва которых были выведены наверх. Суда эти должны были дойти до входа в гавань, бросить там якорь и, взорвавшись, затопиться.

Заградители своевременно были встречены сильным огнем наших батарей и хотя и достигли прохода, но заградить его им не удалось.

Такую же неудачу потерпели попытки японцев заградить выход из гавани, предпринятые в ночь на 14 марта и в ночь на 20 апреля.

26 февраля к Лаотешаню подошли японские броненосцы и, циркулируя параллельно западному его берегу, начали через Лаотешань обстреливать порт и суда нашей эскадры, стоявшие во внутреннем бассейне, причем выпустили свыше 150 снарядов, но чувствительного вреда ни крепости, ни городу не нанесли. Подобного рода бомбардировки были повторены японцами 9 марта и 2 апреля, но результаты их также были несущественны.

С 25 февраля в жизни Порт-Артурской эскадры наступил крутой перелом к лучшему, ибо в этот день в крепость прибыл новый командующий эскадрой, вице-адмирал Макаров. С его приездом работы по исправлению поврежденных судов пошли быстрым темпом, в порту и на судах было устранено много технических упущений, а, что самое главное, вся эскадра, не исключая броненосцев, приучилась быстро выходить на внешний рейд и маневрировать в море. Адмирал Макаров сразу сумел поднять дух эскадры, приунывшей от прежних неудач, и надеялся, по исправлении всех судов, вступить с японцами в решительный бой.

К несчастью, 31 марта России суждено было понести тяжелую и невознаградимую утрату в лице адмирала Макарова, погибшего на внешнем рейде с броненосцем «Петропавловск», который в этот день наткнулся на одну из японских мин, установленных ночью миноносцами противника, и менее чем в две минуты затонул. На такую же мину наткнулся тогда же и броненосец «Победа», но его успели ввести в гавань.

Гибель адмирала Макарова трагически отозвалась не только на судьбе нашей эскадры, но и на ходе кампании, ибо в создавшейся тяжелой обстановке повести эскадру на успешную борьбу с японской эскадрой мог только флотоводец исключительного таланта, энергии и мужества, каким был покойный Макаров.

Глава VI

Переход японцев через Ялу

Высадка японцев в Корее. – Группировка наших сил. – Обстановка на Ялу. – Подготовка переправы японцами. – Наше решение принять бой; расположение за Эйхо. – Первый период боя. – Бой на тыловых позициях. – Оценка действий. – Значение Тюренченской неудачи

Несмотря на благоприятно складывавшуюся для них обстановку, японцы приступили к высадке на материк с крайней осторожностью. 12‑я дивизия – авангард I армии Куроки – с началом войны была переброшена в различные порты Кореи; главные силы высадились в гавани Сеула – Чемульпо, где наш крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» погибли после неравного боя с японской эскадрой. Остальные силы I армии – гвардейскую и вторую дивизию – решено было высаживать в Цинампо, на 180 верст ближе к р. Ялу. Но на эту высадку японцы решились лишь в первой половине марта, когда 12‑я дивизия, пройдя 200 верст по тяжелым корейским дорогам, заняла Пеньян. Хотя гавань Цинампо только к этому времени и освободилась от льда, но, если бы японцы были вполне уверены в своем господстве на море и имели твердое представление о ничтожных силах, выдвинутых нами в Корею, они, конечно, могли произвести при помощи ледоколов десант в этой гавани месяцем раньше и месяцем раньше вторгнуться в Маньчжурию.

В промежуток времени между 21 марта и 10 апреля, преодолевая затруднения, созданные весенней распутицей, армия Куроки сосредоточилась в окрестности г. Ичжу, к р. Ялу. Задача, поставленная армии, состояла в том, чтобы переправиться около 17 апреля через Ялу и, выдвинувшись на переход, укрепиться. Непосредственно вслед за тем 2‑я армия Оку, сосредоточенная на транспортах в Цинампо, готовилась начать высадку вблизи г. Бидзыво. В том случае, если бы Куроки встретил серьезные затруднения, очевидно, армия Оку принуждена была бы отказаться от своей важнейшей цели – прервать сообщения между Порт-Артуром и Маньчжурской армией, и высадилась бы на подмогу близ устьев Ялу.

Задача нашей Маньчжурской армии, согласно формулировке наместника, заключалась в том, «чтобы притянуть на себя японскую армию, дабы не дать ей возможности всеми силами обрушиться на Порт-Артур, и задерживать ее наступление через р. Ялу и далее к линии Китайской Восточной ж. дороги с целью выиграть время для сосредоточения наших резервов, подходящих из Западной Сибири и Европейской России. Сверх того надлежит принять меры к воспрепятствованию противнику производить высадки у устьев p.p. Ляохэ и Ялу и на ближайших побережьях». В случае если бы противник высадился в больших силах на Ляодуне для операций против Артура, надлежало выставить заслон к стороне Кореи и действовать на тыл и сообщения противника, оперирующего против Артура.

Мы использовали те 2½ месяца, которые нам дали японцы до своей переправы через Ялу, на то, чтобы усилиться и принять нижеследующую группировку (черт. 2).

Главные силы – около 30 тысяч – собирались в окрестностях Ляояна. Для охраны побережья от Инкоу до Сеньючена был выдвинут Южный отряд – около 23 тысяч человек; мы опасались высадки здесь, что, конечно, представляло для японцев очень рискованное предприятие, но при удаче сразу прерывало сообщения с Артуром и значительно ускоряло операцию против Ляояна. На реке Ялу сосредоточивался Восточный отряд – 20 тысяч человек. Квантунский отряд, вследствие опасений за Порт-Артур, был усилен до 30 тысяч, а Южно-Уссурийский отряд такой же силы охранял окрестности Владивостока.

Навстречу японцам еще в начале февраля двинулся в Корею генерал Мищенко с 14 сотнями и 6 конными орудиями. Вследствие трудной горной местности и оттягивания назад главных сил конницы из-за опасения командующего армией за выдвинутое положение конного отряда, войсковая разведка затруднялась до крайности; тем не менее нахождение отряда в пределах Кореи, до 100 верст впереди Ялу, дало возможность установить весьма медленное, к нашему благополучию, продвигание передовых частей противника. 15 марта произошла первая стычка конницы с японцами: генерал Мищенко предпринял нападение на передовые конные части японцев в селении Чёнчжю, но последним удалось удержаться до прибытия подкреплений. Вследствие отсутствия обеспеченной переправы через Ялу и наступления японцев 20 марта конный отряд отошел на маньчжурский берег; далее нам пришлось довольствоваться только сведениями о противнике, поступавшими от лазутчиков.

Отряд Мищенко вошел в состав Восточного отряда, сбор которого на р. Ялу и прилегавшем побережье стоил нам огромных усилий: приходилось бороться с серьезными продовольственными затруднениями в этом краю, где в весеннюю распутицу почти никаких сообщений не существует.

Задача Восточного отряда состояла в том, чтобы:

«1) пользуясь местными условиями, затруднить переход противнику через р. Ялу и дальнейшее наступление его через Фыншуйлинский хребет.

2) выяснить силы, состав и направление движения наступающей японской армии».

При этом начальнику отряда, ген. – лейт. Засуличу, предписывалось «всеми мерами стремиться избегать решительного боя с превосходным в силах противником и не допустить подвергнуть себя поражению до отхода на главные силы нашей армии».

Река Ялу, разделявшая в первую половину апреля Восточный отряд от I японской армии, представляла серьезное препятствие для переправы. Бродов не было; река дробилась на несколько многоводных рукавов. Долина ниже Ичжу расширялась до 5–6 верст.

Черт. № 2

Оборона затруднялась отсутствием сносных путей для передвижения резервов вдоль реки. Население пользовалось по преимуществу береговой дорогой, которая выше впадения Эйхо представляет тропу, проходящую по уступу горы. Значительное командование принадлежало маньчжурскому берегу, но высокие горы, подходившие к самой реке и разрезанные глубокими лощинами, затрудняли маневрирование обороняющего и благоприятствовали скорее наступающему.

Особенное значение имел приток р. Ялу – Эйхо, имевший значение препятствия, разъединявшего войска выше и ниже его. В высокую воду переправа артиллерии и пехоты по глубоким бродам через него представлялась невозможной, и отряд, выделенный на левый берег Эйхо, представлялся исключительно своим силам. Естественно, являлся соблазн ограничить оборону Ялу участком ниже впадения Эйхо; но как прикрытие фланга при низкой воде Эйхо был слишком слаб и только являлся готовой маской для прикрытия неприятельского обхода.

Скалистая возвышенность «Тигровый холм», поднимающаяся в углу между Эйхо и Ялу, представляет прекрасный наблюдательный пункт, который, однако, удерживать малыми силами вне связи с горным массивом Хуссан невозможно. Этот «Тигровый холм» маскирует главный рукав и весь правый берег Ялу выше него от наблюдения с Тюренченских высот.

На корейском берегу лежит городок Ичжу, к которому сходятся важнейшие пути; между этим городком и селением Тюренчен через Ялу переправляются обыкновенно путешествующие из Маньчжурии в Корею; около Ичжу, естественно, собралась и армия Куроки перед форсированием Ялу.

Крупнейшее поселение на левом берегу – городок Саходзы. Переправа в этом пункте через реку очень неудобна, и на корейском берегу против Саходзы к реке дороги не подходят. Несмотря на то, что этот участок имел, таким образом, совершенно второстепенное значение в обороне реки, мы придавали ему наибольшее значение. Он был несколько укреплен, более прочно занят, за ним был расположен общий резерв. Это внимание к Саходзинскому участку объясняется, помимо хозяйственных соображений и того, что здесь расположились первые части собиравшегося к р. Ялу Восточного отряда, ожиданием появления неприятельского десанта с моря. Пока японцы не подошли еще к Ичжу, такое внимание к нашему правому флангу отвечало обстановке. Пушечная стрельба японской флотилии Накагавы и отвечавшей ей конной батареи отряда г.-м. Мищенко, мелькание ночью судовых прожекторов, крейсирование японских транспортов – все это отвлекало наше внимание еще дальше на юг.

С другой стороны, существовало и мнение, что у Саходзы японцы только демонстрируют, а главная операция будет открыта в направлении от устья Амбихэ или от пункта еще выше по р. Ялу прямо на Мукден. Большее знакомство с местностью и с теми затруднениями, которые бы пришлось преодолеть при организации подвоза при такой операции значительных сил, показали бы, что глубокий обход всего расположения требует много недель и даже месяцев для своего исполнения. В апреле и даже в мае было еще рано беспокоиться за Мукденское направление.

В тылу Восточного отряда лежала полоса гористой местности, с одной лишь изученной колесной дорогой. 10 тяжелых переходов отделяли наш авангард на Ялу от главных сил. Снабжение боевыми припасами Восточного отряда было совершенно не обеспечено.

Черт. № 3

Ко времени приступа японцев к переправе – 13 апреля – Восточный отряд занимал нижеследующее расположение (черт. 3):

1. Участок р. Ялу у Саходзы занимал отряд в 4¼ батальона, 16 орудий, 3 кон. охотн. команды. Войска занимали позицию на самом берегу реки, протяжением в 6 верст; участок наблюдения протягивался на 16 верст. Город Саходзы, не очищенный от жителей, входил в состав позиции, что, конечно, сильно затрудняло оборону.

2. Оборона Тюренченского участка была поручена отряду в 6 батал. 16 пол. оруд. и 2 кон. охотн. команды, который занимал позицию на берегу по обеим сторонам селения Тюренчен, протяжением в 4 версты, и наблюдал участок от Саходзинской позиции до Тигрового холма включительно, до 10 верст.

Несмотря на то, что мы занимали эту позицию свыше полутора месяцев, на позиции были возведены только окопы на 9 рот, большей частью мелкие, не дававшие полного укрытия, плохо маскированные, без укрытого сообщения с тылом. Батареи были расположены вполне открыто; большая часть орудий была наполовину спущена с возвышенностей, чтобы лучше взять под продольный огонь долину реки. Об огне японской артиллерии не беспокоились, так как не думали, что она может расположиться на островах, стрельба же с противоположного берега, от Ичжу, не представлялась за дальностью расстояния опасной, тем более, что японская артиллерия предполагалась по преимуществу горной.

Беспечность нашего расположения объяснялась отчасти природной силой позиции – прекрасным обзором и обстрелом, открывавшимся на острова, препятствием, образуемым р. Ялу, и в особенности водяным рвом Эйхо, с небольшим числом труднодоступных бродов против левого фланга, окаймлявшим непосредственно перед окопами нашу позицию.

Сторожевое охранение на фронте было выдвинуто на острова Ялу и частью было расположено впереди главного фарватера.

Правый фланг всего расположения охранялся отрядом ген. – майора Мищенко (полк пехоты с пешей и бригада конницы с конной батареями), главные силы которого группировались у Дагушаня, и который наблюдал все побережье от устьев Ялу до Бидзыво.

Охраняли левый фланг три отряда: 1) полковника Лечицкого, который группировал свои силы (1¼ батал., 2 сотни, 6 горн. орудий) близ устья Амбихэ; 2) полковника Трухина (9 сот., 2 горн. оруд.), который прикрывал направление Куаньдясан – Саймадзы, и еще в 100 верстах к северо-востоку – 3) отряд подполковника Мадритова (2 сотни, 2 кон. охотн. команды).

Общий резерв Восточного отряда – 5¼ батал., 8 орудий, 1 сап. рота – расположился в с. Тензы, в 5 верстах за Саходзинским участком. Сверх того, 1¼ батальона охраняли сообщения.

Связь между различными частями отряда была установлена по телеграфной линии, проложенной по берегу Ялу, а частью и по островам. Здесь же проходила и линия летучей почты. При первом приступе японцев к переправе, конечно, эти средства связи должны были отказать.

Оценивая расположение Восточного отряда, нужно помнить, что оборона реки вообще не может быть основана на кордоне – занятии позиций участками вдоль ее течения. При той неизвестности, в которой оказывается всегда обороняющий с очищением противоположного берега, приковывать значительную часть войск к местности представляется крайне нежелательным. Успех обороны возможен лишь при удачном сосредоточении сил на участок, избранный для переправы противником. Поэтому вдоль реки располагается только охранение, а резервы – частные и общий – должны быть готовы к маневрированию; оборона нуждается в глубине расположения.

Две трети сил Восточного отряда, наблюдавшего 300 верст течения Ялу и побережья Корейского залива, были собраны на протяжении в 13 верст по фронту. Такое расположение нельзя признать разбросанным, если бы войска сохранили способность к маневрированию. При том же позиционно-линейном способе обороны реки, который был избран, когда войска как бы прирастали к определенным пунктам, и трехверстный промежуток между Тюренченской и Саходзинской группой являлся причиной нашей слабости, лишая одну группу поддержки другой.

Оборона Ялу сложилась под влиянием плохого состояния путей, которое не давало надежды на прибытие своевременной поддержки, в особенности артиллерии. Это обстоятельство действительно заставляло заботиться об упорстве обороны реки охраняющими ее войсками, которым приходилось выигрывать более времени, но выигрыш времени мог быть достигнут не одним усилением выдвигаемых к самой реке частей, но и целесообразным укреплением их расположения.

Как это наблюдалось во всех армиях в начале походов, наши войска недостаточно оценивали силу огня, который мог быть развит по их позициям, и переоценивали значение мертвого препятствия – рукавов Эйхо и Ялу, протекавших перед их фронтом.

Имея перед собой двойные силы противника, занимая растянутое расположение, лишенный поддержки главных сил, Восточный отряд не мог рассчитывать на окончательный успех; задача задержать противника и затем своевременно уйти, сама по себе очень трудная, могла быть выполнена только дружной работой всех частей отряда. Но местность затрудняла связность действий; вопрос о связи, в сущности, остался совершенно нерешенным, конница была отброшена далеко за фланги, конные охотники получили несоответствующее назначение, полки действовали каждый сам по себе – общий неуспех являлся неминуемым.

Операция переправы через р. Ялу требовала производства японцами тщательной подготовки. Войска армии Куроки сосредоточились полностью к реке, так как этапная и гарнизонная служба в тылу и на правом фланге была возложена на резервные части. Сейчас же по прибытии первых японских частей к р. Ялу было приступлено к оборонительным работам, на случай перехода русских в наступление, и была организована разведка русского расположения. Помимо китайцев и корейцев, которые вели тайную разведку в тылу и на позициях русских, удалось выяснить многое и посредством прямого наблюдения в сильные зрительные трубы от г. Ичжу, так как русское расположение не отличалось скрытностью: батареи не маскировались, биваки располагались на виду, каждая часть, прибывавшая из Ляояна, немедленно ознаменовывала свое появление, высыпая на обращенные к Ялу склоны холмов. Японцы выяснили в главных чертах группировку русских войск, из которой вытекало, что переправа выше устья Эйхо, по-видимому, встретит сопротивление только со стороны слабых отрядов. Сами японцы приняли все меры, чтобы скрыть свою группировку около Ичжу; всем было строго воспрещено показываться на открытых склонах; расположение батарей и окопные работы искусно маскировались вновь устраиваемыми изгородями и насаждениями.

Одновременно на обоих флангах, на сухом пути и на море, производились демонстрации. Таким образом, внимание русских было развлечено, и хотя местные жители сообщали русским довольно точно группировку японских сил, но этим сведениям особой цены дано не было, и до самой развязки начальник Восточного отряда не был убежден, имеет ли он в окрестностях Тюренчена дело с серьезной, или только демонстративной операцией.

План переправы армии Куроки заключался в том, чтобы перебросить вначале одну 12‑ю дивизию через Ялу в окрестностях Амбихэ, где нельзя было ожидать упорного сопротивления, и затем переправить две остальные дивизии – 2‑ю и гвардейскую, под прикрытием Тигрового холма. Если бы русские пытались помешать последней переправе, выдвигаясь на левый берег Эйхо, то 12‑я дивизия ударила бы им во фланг и тыл. Перейдя Ялу, армия заходила правым плечом, развертывалась на нижнем течении Эйхо и атаковала Тюренченскую позицию с охватом левого фланга.

Приготовления к переправе заключались в сосредоточении необходимых мостовых средств, в доставке гаубичных батарей и развертывании сильной артиллерии, в захвате островов и утверждении на них, в устройстве сообщений через малые рукава. Затем уже можно было приступить и к постройке мостов через главный рукав и к переброске войск.

По японской организации каждая дивизия возила при себе средства для устройства моста около 17 сажен длиной; сверх того, в армии возились мостовые средства по расчету около 50 саж. на дивизию. Таким образом, армия Куроки располагала в общем средствами для устройства мостов свыше 200 сажен длиной. Ввиду предстоявшей переправы через большую реку, эти средства были еще увеличены за счет других японских армий, но все же имеющихся понтонов и верхнего строения далеко не хватало для устройства всех мостов, и пришлось широко прибегать к подручным средствам, что, во-первых, увеличивало время наводки мостов, а во-вторых, задерживало и движение по ним войск. Так, мост у устья Амбихэ строился около 13 часов, и каждая из бригад 12‑й дивизии переходила по нему через Ялу столько же времени (2–3 часа), сколько другие дивизии по своим более прочным мостам близ Ичжу.

В ночь на 13 апреля японцы захватили острова Сямалинду и Киури, выбив из последнего наших охотников. Сейчас же они приступили к устройству сообщений через малые рукава на эти острова, к устройству на них окопов и маскированных позиций для артиллерии. Ничто не препятствовало и дальнейшей переправе их на Хусан через главное русло Ялу, но японцы продолжали методически выполнять свой план; к Тигровому холму была переброшена только 1 рота, выставившая здесь сторожевое охранение и облегчившая детальное изучение нашего расположения.

16 апреля, под прикрытием установленных на левом берегу батарей 12‑й дивизии, началась постройка против устья Амбихэ моста через Ялу. Под огнем японской артиллерии расположенная здесь часть отряда полковника Лечицкого (2¼ роты, 2 сотни, 2 горн. оруд. – под начальством подполковника Гусева) должна была очистить правобережные высоты. Еще днем был переправлен на понтонах авангард – пехотный полк; в три часа утра 17 апреля мост был готов, и началось движение главных сил дивизии.

В ту же ночь на 17 апреля на острове Сямалинду, перед Тюренченом, были установлены, вполне маскированно, 20 гаубиц и 36 полевых орудий 2‑й дивизии. Наблюдательные пункты были устроены позади в 3–4 верст., на высотах левого берега, и соединены телефонами с батареями. Занятие этой артиллерийской позиции и выдвижение 12‑й дивизии уступом вперед являлись последними звеньями в подготовке к переправе главных сил, назначенной на следующую ночь, с тем, чтобы утром 18 апреля обрушиться всеми силами на наш Тюренченский отряд.

Вопрос о времени начала подготовки огнем артиллерии являлся в японской армии спорным: одни полагали, что необходимо 17 апреля открыть огонь по нашей позиции, чтобы выяснить окончательно расположение нашей артиллерии и бомбардировкой нашего расположения подготовить будущую атаку; другие же склонялись к мысли, что надо выждать время, когда пехота изготовится к атаке, так как иначе придется заплатить за добытые сведения ценой раскрытия собственного расположения. Японцы особенно ценили участие в бою гаубичных батарей; между тем русские, выяснив заблаговременно расположение сильной артиллерии на островах, могли перенести сопротивление на тыловые позиции, которые пехоте пришлось бы атаковать одними своими силами. Необходимость прикрыть наводку мостов через Ялу решила вопрос в смысле открытия огня 17 апреля.

Черт. № 4

Серьезные опасения за левый фланг нашего расположения у Тюренчена возникли уже 13 апреля, когда мы потеряли остров Киури, и связь между Тюренченским участком и отрядом полковника Лечицкого у Амбихэ утратилась. Однако вместо того, чтобы попытаться занять угрожаемые высоты выше устья Эйхо, мы 14 апреля загнули наш фланг по реке Эйхо, ослабив для этого войска, оборонявшие Тюренченский участок, на 3 бат. и 8 оруд. Принимая столь пассивную меру противодействия обходу японцев, как уклонение угрожаемого фланга, ген. – лейт. Засулич далеко еще не был убежден в том, что главный удар наносится в охват левого фланга Тюренченской позиции. Кажущаяся малая энергия усилий японцев на этом направлении создавала иллюзию, что это наступление имеет характер только демонстрации.

Эта иллюзия не была разрушена ни донесениями наших разведчиков, наблюдавших приготовления к переправе и обнаруживших большие биваки японцев к северо-востоку от Ичжу, ни усиленной рекогносцировкой, предпринятой 16 апреля 4 ротами с 2 конно-охотнич. командами и 2 орудиями, под начальством Генерального штаба подполковника Линда. Этот отряд, поддержанный огнем 4 орудий от д. Потетынза, сбил роту японского охранения у Сындягоу и на Тигровом холме, заставил японцев открыть огонь частью батарей, ночью установил своими разведчиками переправу японцев в устьях Амбихэ, а 18 апреля обнаружил и движение от Амбихэ бригады 12‑й дивизии, после чего вернулся к Потетынза.

17 апреля, около 10 час. 30 мин. утра, наша батарея открыла огонь по японским шлюпкам; японцы ответили со всех гаубичных и полевых батарей на острове Сямалинду, сосредоточив первое время весь огонь на артиллерии. Бомбардировка с перерывами продолжалась до 5 час. 30 мин. вечера. У нас было подбито одно орудие, батарея понесла значительные потери в людях; обе наши батареи замолчали уже в двенадцатом часу дня. Впрочем, огонь японцев не отличался особой меткостью. Наши потери не превосходили 100 человек, и то относились к первому моменту, когда японский огонь захватил нас врасплох. Тем не менее, полное торжество многочисленной японской артиллерии произвело сильное моральное впечатление.

«Сегодня же ночью, – телеграфировал ген. – майор Кашталинский, вступивший в командование всей боевой частью, – очевидно, полевые батареи будут переброшены на острова, и надо думать, что обстреляют все окопы, которые им, вероятно, хорошо известны; при таких условиях отряды будут играть пассивную роль и нести большие потери, которые даже трудно предугадать. Соглашаясь с мнением начальников участков обороны, я полагал бы своевременным занять за Тюренченом известные возвышенности этой же ночью, оставив в передовой линии охранение, которое отойдет с рассветом».

В эту ночь, когда армия Куроки перешла русло Ялу и фактически уже охватила наше расположение у Тюренчена, когда 20 гаубиц и около 100 полевых и горных орудий стояли наготове, чтобы обеспечить переход через имевший много бродов рукав Эйхо, когда в пункте столкновения японцы обеспечили себе превосходство в силах в 6 раз, – задача удерживаться у Тюренчена и Потетынзы являлась, по существу, безнадежной. Преждевременное раскрытие японцами силы своей артиллерии наталкивало нас на правильное решение – уклониться от исподволь подготовленного удара. Но начальник Восточного отряда еще не выяснил себе обстановку. Отсутствие пехотной атаки 17 апреля позволяло надеяться, что и 18 апреля японцы затратят на такую же бесцельную бомбардировку. Еще не рассеялись сомнения, что главная атака будет поведена не на Тюренчен, а на Саходзы. По крайней мере, приказывая ген. – майору Кашталинскому у Тюренчена «людей с занимаемых мест никуда не выводить и только в случае бомбардировки, с началом ее, оставив в окопах сторожевое охранение, отвести людей сажен на 100–200 далее, на ближайшие возвышенности, с целью скрыть, но не уходить с позиций», ген. – лейт. Засулич продолжал сильно занимать Саходзинский участок; резерв остался в Тензах, за правым флангом.

К утру 18 апреля на угрожаемом участке мы занимали нижеследующее расположение:

Тюренченский участок занимали 4 батал., 7 оруд., 8 пулеметов и 2 конные охотн. команды; один батал. был развернут от устья р. Хантуходзы до с. Тюренчена включительно, фронтом на юго-восток; 2 батальона 12‑го Восточно-Сибирского полка были развернуты на протяжении 1½ верст от Телеграфной горы на север, фронтом на восток, вдоль Эйхо; 1 батал., 8 пулем. и конные охотники находились в резерве.

Участок у Потетынзы занимал 22‑й Восточно-Сибирский стрелковый полк; 5 рот и 6 орудий находились в боевой части, и 4 роты составляли частный резерв. В распоряжении начальника участка полковника Громова имелось всего 8 конных охотников; между тем справа до Тюренченского участка оставался совершенно незанятый промежуток в 1½ версты, а слева, до Чингоуского участка в 4 версты; освещать их средств не имелось.

Участок у Чингоу занимали, фронтом на север, 4 роты с 2 орудиями.

Японская армия к утру 18 апреля развернулась, следующим образом: 12‑я дивизия продвинулась до Эйхо[2] на участок Салангоу – Лизавен. Гвардия и 2‑я дивизия перешли Ялу против Тигрового холма, и затем, переменив фронт налево, развернулись – гвардия от Лизавена до Тигрового холма, а 12‑я дивизия – южнее, фронтом к селению Тюренчен. Артиллерия 12‑й дивизии группировалась у Лизавена, гвардии – у Сандягоу, 2‑й дивизии – частью оставалась, вместе с гаубицами, на острове Сямолинду, а 3 батареи были переправлены на понтонах на ближнюю позицию к с. Матуцао.

Общий резерв – 4 батал., 5 эскадр. из состава гвардейской и 2‑й дивизии – оставался на острове Киури. Для охранения правого фланга отряд в составе 1 бат., 1 горн. батареи и 2 эскадронов выдвигался к Пуансанде (против Чингоу), а на левом фланге 1 батальон прикрывал артиллерию на острове Сямолинду; незначительные силы демонстрировали против Саходзы.

В 5 часов 20 мин. утра раздались первые орудийные выстрелы. Нашим батареям, при огромном превосходстве неприятельской артиллерии, приходилось стрелять лишь урывками.

Стрелковый бой начался через полтора часа; японская пехота наступала энергично и представляла на желтом фоне песчаного острова прекрасную цель; но наши мелкие окопы находились под перекрестным огнем японской артиллерии, и оставаться в них оказалось не под силу.

К 8 часам утра весь Тюренченский участок был очищен; генерал-майор Кашталинский устраивал войска на новой позиции – за рекой Хантуходза. Генерал-лейтенант Засулич, прибывший утром на Тюренченский участок, убедился, что через р. Эйхо переходят превосходные силы японцев, и распорядился об отступлении разбросанных частей Восточного отряда.

Позиция у Потетынзы была очищена нами часом позже, в 9 час. утра. Ко времени серьезной атаки ее с фронта части японской гвардии обошли правый фланг в направлении на Магу, части 12‑й дивизии начали переправляться через р. Эйхо в охват левого фланга; связь с Тюренченским отрядом была утрачена, колесная дорога в Чингоу захвачена японцами. 22‑му полку пришлось отходить горами, без путей. Такое движение под натиском противника всегда ведет к крайнему утомлению и быстрому расстройству войск. Орудия и часть обоза I разряда, для отступления которых не имелось колесных путей, пришлось бросить. Управление боем отступавших широким фронтом рот в этих трудных условиях утратилось. В двенадцатом часу в северной оконечности долины Лаофангоу стали собираться истомленные движением по горам части и до 12 час. 40 мин. дня задержали здесь авангард 12‑й японской дивизии, после чего вышли несколькими колоннами на этапную дорогу.

Около 10 часов утра началось отступление общего резерва и Саходзинского отряда. К 2 часам дня они благополучно отошли к перекрестку у Лаходена, где на этапную дорогу выходили пути от Чингоу и Тюренчена. Чтобы облегчить отступление сражавшихся полков, на высоту 84,1, к востоку от Хаматана, был выдвинут 11‑й Восточно-Сибирский стрелковый полк (два батальона с 8 пешими орудиями). Эта позиция, с крутыми скатами перед фронтом, представляла те невыгоды, что не преграждала непосредственно ни дорогу от Чингоу, ни дорогу от Тюренчена, и, таким образом, обход ее обоих флангов не встречал никаких затруднений. Несмотря на то, что уже в полдень получились сведения о появлении противника в долине Лаофангоу, мер для обороны, или хотя бы только разведки на этом направлении, принято не было.

Перейдя Ялу в 9‑м часу утра, 2‑я японская дивизия остановилась перед позицией, занятой 12‑м Восточно-Сибирским полком за р. Хантуходзой, выжидая прибытия артиллерии, переправа которой через Эйхо задержалась, и результатов охвата нашего левого фланга. Тем временем гвардия медленно продвигалась к высоте 84,1 через Сяолуфан, а 12‑я дивизия по долине Лаофангоу грозила отрезать наши сообщения.

Генерал-майор Кашталинский, не понуждаемый к тому атакой на фронте и располагая лишь смутными донесениями об угрозе левому флангу, задержал 12‑й Восточно-Сибирский стрелковый полк на р. Хантуходза слишком долго – до 2 часов дня. При отступлении полк обстреливался слева и, выдержав несколько японских атак, обогнул с юго-запада высоту 84,1; около 3 часов дня полк прошел перекресток у Хаматана, где был обстрелян головной ротой 12‑й дивизии; являлся вопрос, как пройдет тот же перекресток артиллерия и 11‑й полк; но в 12‑м полку потери достигали 40 %, из 12 ротных командиров выбыло 10, полк представлял только носильщиков с ранеными и уже не мог прикрыть прохождение опасного перекрестка последующими частями.

Двинувшиеся за полком орудия и пулеметная рота не успели уже проскользнуть в Хаматан. Под огнем японской роты они потеряли лошадей, снялись с передков и погибли здесь, задерживая своим огнем развертывание 12‑й дивизии.

11‑й Восточно-Сибирский полк, выжидая отход всех раненых 12‑го полка, задержался на своей позиции слишком долго – до 5 часов дня. К этому времени уже правый его фланг был охвачен и откинут к «холму бритве», почти отвесные скаты которого препятствовали отступлению. Левый фланг был охвачен большими силами, и японцы, к которым батареи уже прибыли, появились вблизи перевала у Хаматана, через который лежал единственный путь отступления.

Командир 11‑го полка, полковник Лайминг, решил пробиться штыками. К штурмовой колонне примкнул хор музыки, рота со знаменем, и команда нестроевых с перевязочного пункта. Поддерживаемая огнем орудий, прислуга которых еще не была перебита, под звуки полкового марша, под ужасным перекрестным огнем колонна прорвалась – японцы не приняли штыкового удара. За ротами, провожаемыми сильным огнем, двинулось все живое; несколько уцелевших артиллеристов, расстреляв последние патроны и разбросав прицелы и затворы, пробрались на этапную дорогу прямо горами.

В этом бою мы потеряли 63 офицера и 2718 нижних чинов и оставили на поле сражения 21 орудие и 8 пулеметов. Потери японцев – около 1000 человек.

Арьергард наш, составленный из не участвовавших в бою частей, отходил по этапной дороге в полном порядке. Но надорванные боем части перемешались с обозом, двигавшимся в полном беспорядке; создалось весьма тревожное настроение, и ночью, под влиянием слухов о появлении японской конницы, на этапной дороге к Фын-Хуан-Чену произошел целый ряд ложных тревог, со стрельбой во все стороны, скачкой обоза и т. д.; слухами в тылу размеры нашего поражения были значительно усилены.

Коннице нашего левого фланга в момент переправы предоставилась возможность произвести давление на тыл обходящих японских частей, или же, по крайней мере, основательной разведкой выяснить скученное положение всей армии Куроки. На деле, однако, конница нашего левого фланга отошла от Ялу еще раньше главных сил, не понуждаемая к тому японцами.

Японцы далее с. Лоходена не преследовали. Наш арьергард удерживался до утра 21 апреля у Пьямыня. Но вера в спасательность арьергардных боев утратилась, и Восточный отряд, как только удалось эвакуировать раненых, отошел на перевалы Феншуйлинского хребта, сблизившись с Ляояном до расстояния в 3 перехода. 23 апреля японцы заняли Фынхуанчен.

Оценивая действия японцев, нужно заметить, что при переправе через Ялу, которая являлась для них неизбежной, они не ограничиваются одной этой задачей, а стремятся при этом нанести возможно сильное поражение русским войскам. Тогда как все кордонное расположение Восточного отряда показывает, какое преувеличенное значение мы придавали местным препятствиям и владению теми или другими участками местности, целью действий японцев явилась исключительно живая сила противника; местно-позиционные стремления не пересилили активных побуждений даже в трудный момент переправы через большую реку.

За две недели до боя твердо установлена цель; каждая часть получила заблаговременно ясную, определенную наступательную задачу, что создало весьма выгодную обстановку для работы армии и проявления энергии и способностей всех чинов.

Располагая почти двойным превосходством в силах, наш противник, однако, не считает, чтобы на поле сражения могли быть лишние батальоны и сосредоточивает к нему почти все силы. Против каждого из наших полков они развертывают полторы дивизии, с соответственной артиллерией, что дает быстрый успех. Чтобы добиться численного превосходства на поле сражения, японцы отказываются от совершения 12‑й дивизией кружного, глубокого обхода, точный расчет которого при плохих дорогах был бы невозможен.

Преследование ограничивается полем сражения; однако некоторые части делают в бою по горам, со многими подъемами и спусками, до 15 верст, и, по-видимому, приближаются к пределу своих сил. Все обозы оставались на другом берегу Ялу; пехотные части наступали без снаряжения; перед началом дальнейшего движения надо было установить сообщения, подвезти ранцы, продовольствие, пополнить патроны; следовательно, преследовать далее по горячему следу пехотой было почти невозможно; конница же была для этого слишком слаба и едва ли могла бы добиться в этой гористой местности каких-либо серьезных результатов.

Вероятно, успех японцев был бы еще значительнее, если бы своевременно были подготовлены средства, чтобы перекинуть через Эйхо артиллерию, и если бы 2‑я и гвардейская дивизии, не делая роздыха, теснили с утра отступавшие части 12‑го полка.

Рассматривая наши действия, необходимо отметить, что генерал-адъютант Куропаткин справедливо стремился уклониться от сколько-нибудь серьезных боевых действий на Ялу; что генерал-лейтенант Засулич ни в одном из своих приказаний не обмолвился указанием оказать упорное сопротивление; бой был задуман как крайне осторожный, но искусства удержать его в этих рамках не оказалось.

Всякое отступление в бою действует крайне вредно на дух войск; поэтому одна из основных истин той стратегии, на которой воспитались японцы, заключается в том, чтобы никогда не ставить пехоту в такое положение, чтобы ей пришлось отступать. Раз неготовность наша на театре действий требовала отступления, то лучше было производить его, своевременно уклоняясь от боя и не рассчитывая на то, что в случае неловкой лобовой атаки противник понесет значительные потери.

Несмотря на несоответствие сил, тот же Тюренченский бой, данный не с целью временного задержания, а для решительного отпора врагу, отличался бы тем, что мы развернули на фронте Тюренчен – Потетынза гораздо большие силы, ввели бы в бой до 40 орудий, пехота бы изготовилась лучше, устроила более совершенные окопы и опорные пункты, и окончательный успех, если и достался бы японцам, то лишь ценой огромных жертв.

В тактическом отношении необходимо отметить, что три принимавших участие в бою полка – 12, 22 и 11‑й – действуют совершенно самостоятельно, вне связи друг с другом, что ставит их в безнадежное положение, и наиболее геройские усилия пропадают непроизводительно.

Уже с самого начала боя отдельные роты наши производят ряд коротких штыковых атак, недостаточно подготовленных огнем, едва ли нужных, влекших за собой бесполезные потери и характеризовавших только склонность переходить от огневого боя к штыковому, воспитанную в армии. Свидетельствуя, с одной стороны, о высоком моральном элементе наших полков, эти атаки говорят и о недостаточном уважении и обучении огневому бою. Это замечание, конечно, не касается совершенно целесообразной последней атаки 11‑го полка, когда штыками приходилось, пробиваясь, спасать честь русского оружия.

Наша артиллерия, по искусству стрельбы превосходящая японскую, в тактическом отношении получает совершенно не соответствующее употребление; неумело располагается, обнаруживает свои позиции стрельбой по второстепенным целям, вступает в единоборство с неприятельской артиллерией, несмотря на очевидное ее превосходство, и затем гибнет вследствие неосведомленности начальников об обстановке на поле сражения.

Разведка в бою ведется плохо.

Оборона нами р. Ялу является лишним доказательством того, как трудно установить пункт неприятельского перехода через реку; предвзятая мысль о переправе в одном пункте (в Саходзах, в данном случае) держится еще упорно в то самое время, когда противник последовательно преодолевает реку на другом направлении.

Следствия Тюренченского боя были чрезвычайно неблагоприятны для нас. Вместо выигрыша времени получился существенный проигрыш, так как ободренный успехом Куроки продвинулся далее, чем то предполагалось ранее. Наш Восточный отряд утратил на некоторое время оперативную годность. Создалась крайне благоприятная обстановка для высадки II японской армии: Тюренчен связал на время руки командующему русской армией и открыл японцам путь на Квантун.

Глава VII

Высадка III японской армии и бой у Цзиньчжоу

Высадка японцев. – Перерыв железнодорожного сообщения с Артуром. – Гибель «Хатсузе» и «Яшима». – Наступление к Цзиньчжоускому перешейку. – Дело 3 мая у с. Шисалитеза. – Цзиньчжоуская позиция. – Группировка сил. – Бой у Цзиньчжоу: первый период – до 12 час. дня; второй период. – Отступление

Высадка близ Бицзыво. К 21 апреля расположение частей Квантунского укрепленного района было следующее: 7‑я Восточно-Сибирская стрелк. дивизия и 15‑й полк находились в Порт-Артуре, 5‑й полк на Цзиньчжоуской позиции, 2 батальона 13‑го полка с батареей – в Талиенване, 1 батал. 13‑го полка с ½ батареей – на ст. Нангалин, 14‑й и 16‑й полки с 2½ батареями и штаб 4‑й Восточно-Сибирской. стрелк. дивизии в г. Дальнем; в Бицзыво находилось ½ конной охотн. команды 13‑го полка (около 60 человек). От авангарда Маньчжурской армии был выдвинут 1 батал. 4‑го Восточно-Сибирского стрелк. полка на ст. Пуланьдянь. Начальство над всеми частями, сосредоточенными у Дальнего и Цзиньчжоу, было возложено на командующего 4‑й Восточно-Сибирской стрелк. дивизией генерал-майора Фока.

На войска Квантунского укрепленного района не возлагалась задача воспрепятствовать высадке к северу от Цзиньчжоуского перешейка; были составлены предположения о действиях лишь на случай высадки японцев между Цзиньчжоу и крепостью. Здесь побережье тщательно наблюдалось и охранялось нашими войсками, а вход в Талиенванский залив был заминирован.

Черт. № 5

К 17 апреля ІІ японская армия, которую составили 1, 3 и 4‑я пехотные дивизии, была погружена на 80 транспортов, собранных в Цинампо, а 20 апреля транспортный флот двинулся к островам Эллиота[3]. Для производства высадки японцы избрали участок западного побережья Ляодунского полуострова между устьем р. Тасахо (Дашахэ) и мысом Терминаль. Хотя побережье здесь из-за мелководья и подверженного ветрам рейда не представляло удобств для высадки десанта, но японцы не решились перенести место высадки южнее, где берега более приглубы и имеются укрытые от ветра бухты, опасаясь, что здесь их десантная операция встретит с нашей стороны серьезное противодействие.

В 5 час. вечера 21 апреля в виду Бицзыво появился первый эшелон японских транспортов, конвоируемый военными судами, о чем штабс-капитан Войт, начальник конно-охотничьей команды 13‑го полка, немедленно донес по телеграфу в Порт-Артур. Вследствие этого донесения наместник приказал стоявшему в Пуланьдяне батальону подполковника Ранцева в ночь с 21‑го на 22‑е двинуться из Пуланьдяня в Бицзыво.

Кроме конных охотников, в Бицзыво находилась застава из состава конницы ген. – майора Мищенко, наблюдавшая за побережьем к северу от этого пункта; однако последней в эту ночь приказано было отойти к Сюяню.

Около 5 час. утра 22 апреля 7 японских транспортов подошли к мысу Сяохоукоузейцзы, а японские канонерки открыли огонь по высотам у д. Саньдьягоу, в 4 верстах к юго-западу от устьев р. Тасахо. Штабс-капитан Войт немедленно двинулся с командой по направлению выстрелов для наблюдения за противником.

Вслед за этим стали подходить и новые транспорты, число которых возросло до 39, и в 7 часов утра близ д. Саньдьягоу высадился морской десант, а затем началась высадка частей 3‑й дивизии. Охотники 13‑го полка, конечно, не могли помешать высадке противника, и она продолжалась совершенно беспрепятственно. Охотникам оставалось только наблюдать за японцами; однако ценные донесения штабс-капитана Войта не могли своевременно поспеть в крепость, ибо телеграфная станция в Бицзыво была закрыта в 5 час. 30 мин. утра, и донесения приходилось посылать с конными охотниками.

Между тем подполковник Ранцев еще ночью выступил из Пуланьдяня, оставив там 1 роту. Дойдя до д. Тундятунь, подполковник Ранцев остановился там с 2 ротами, а одну роту направил в Бицзыво, куда она и прибыла около 5 часов утра.

Убедившись в том, что японцы начали высадку, подполковник Ранцев отозвал назад роту, посланную в Бицзыво, а затем, присоединив к своему отряду и охотников 13‑го полка, около 3‑х часов дня двинулся к д. Людидзянь. Здесь наш отряд был встречен огнем японцев, силы которых подполковник Ранцев исчислил в 4 роты, и свернул к д. Тандзяфан, откуда поздно ночью вернулся в Пуланьдянь. Соприкосновение с противником было потеряно.

Несмотря на то, что японским транспортам пришлось остановиться далеко от берега, а шлюпки с десантом во время отлива не могли подойти к берегу ближе 1–1½ версты, и войскам приходилось двигаться дальше по пояс в воде, японцы успели высадить в течение 22 апреля 8½ батальонов, 1–2 эскадрона и около батальона сапер. В 4 часа дня они направили один батальон для занятия Бицзыво, две роты со взводом сапер к Пуланьдяню, и выставили охранение по линии д. Тандьятунь – Циудьятунь – Цейдьятунь, которое и начало окапываться.

Из войск Квантунского района 22‑го были направлены к пункту высадки лишь 2 конно-охотничьи команды. Ближайшая к пункту высадки часть войск – 5‑й Восточно-Сибирский стрелк. полк – находилась от него в 50 верстах, и, следовательно, своевременно воспрепятствовать японской высадке мы не успели бы.

В течение всего 22 апреля японская эскадра держалась в виду крепости, чтобы обеспечить высадку у Бицзыво от покушений со стороны нашей эскадры. Но последняя ничего не предпринимала.

23‑го утром высланные к Пуланьдяню 2 японские роты показались к востоку от станции. Подполковник Ранцев, не приняв боя, очистил станцию и отступил к северу, приказав отходить туда же и конным охотникам шт. – кап. Войта, вступившим с японцами в горячую перестрелку. Японцы поверхностно разрушили путь к югу от станции и перерезали телеграф, после чего отошли к востоку, а 24‑го вернулись к своим главным силам.

23‑го после полудня разыгрался сильный тайфун, временно прекративший японскую высадку. На другой день тайфун начал стихать и японцы вновь начали высаживаться, причем перенесли пункт высадки несколько южнее – к д. Тандьятунь, где берег более приглубый; здесь начала высаживаться 1‑я дивизия.

Для перерыва сообщения между ст. Саншилипу и Пуланьдянь японцы выслали новый отряд, силою в 2–3 роты. 25 апреля утром этот отряд подошел к ст. Саншилипу и, отбросив к югу стоявший там пост пограничной стражи, испортил телеграф и железнодорожный путь, после чего отошел на присоединение к главным силам. Линия железной дороги вновь оказалась свободной от японцев. Обстоятельство это позволило 26‑го временно восстановить железнодорожную связь Артура с армией, и на следующий день на ст. Цзиньчжоу прибыл поезд с пулеметами и снарядами для крепости. Поезд этот привел подполковник Спиридонов, быстро исправивший слабо поврежденный японцами железнодорожный путь.

Охрана по линии железной дороги между Саншилипу и Вафандяном, где находились 2 эскадр. приморских драгун, вновь была восстановлена, и 28‑го из крепости проследовал на север поезд с мирными жителями; вслед за этим японский разъезд испортил путь между ст. Вафандяном и Пуланьдяном. Связь армии с крепостью была вновь прервана, и на этот раз окончательно, хотя еще в течение трех дней до линии железной дороги доходили только слабые японские разъезды.

Энергичной попытки поддержать связь между войсками Квантунского района и передовыми частями Маньчжурской армии ни с той, ни с другой стороны произведено не было.

К 28 апреля высадилась и 4‑я японская дивизия, а к 30‑му высадка армии генерала Оку была закончена; на Ляодуне собрались 1, 3 и 4‑я дивизии (36 батальонов, 216 орудий, 9 эскадронов и 3 батальона сапер), всего – около 40 тыс. человек.

2 мая на минах, скрытно установленных накануне минным транспортом «Амур» в районе обычного маневрирования японской эскадры, погибли японские броненосцы «Хатсузе» и «Яшима». Первый, наткнувшись на мину, затонул тут же в 2 минуты; «Яшиму» же японцы пытались увести на буксире, но он также вскоре затонул. В тот же день крейсер «Йошино» погиб, столкнувшись в тумане с крейсером «Кассуга». В этот скорбный для японцев день силы их и нашего флота почти уравновесились. Но, несмотря на столь благоприятный для нашей эскадры поворот военного счастья, последняя продолжала стоять в гавани, оставаясь праздной зрительницей разыгрывающихся важных событий.

Наступление японцев к Цзиньчжоускому перешейку. Закончив высадку своей армии, генерал Оку решил перейти к активным действиям против Квантунского района с целью, овладев Цзиньчжоуским перешейком, обеспечить свой тыл от покушений со стороны Порт-Артура. К 2 мая один авангард его, около полка, наступавший по дороге от Бицзыво, достиг д. Шисынзы, а другой – той же силы – занял Пуланьдянь и двинулся к Саншилипу. Получив донесение о наступлении японцев на Саншилипу и по дороге из Бицзыво, генерал Фок, согласно директиве генерала Стесселя, решил 3 мая произвести усиленную рекогносцировку перед Цзиньчжоуской позицией, с целью, буде возможно, атаковать и отбросить японские авангарды, для чего к вечеру 2 мая сосредоточил к северу от Цзиньчжоу отряд силою в 6¾ батальона при 26 орудиях.

Японцы предупредили нас своим наступлением; с раннего утра 3 мая выяснилось наступление превосходных сил японцев из Бицзыво и вдоль железной дороги от Саншилипу, вследствие чего отряд генерала Фока занял позицию по линии Шисалитеза – Чафантань, на которой попытался задержать противника.

После горячей перестрелки, в которой с обеих сторон приняла участие артиллерия, выяснилось, что японцы развернули против нас до двух дивизий и угрожают нам обходом справа; генерал Фок приказал отойти к Цзиньчжоускому перешейку. Мы потеряли 193 человека; японцы 142.

Японцы заняли оставленные нами высоты и окопались здесь; в последующие дни их передовые части постепенно продвигались к Цзиньчжоуской позиции, но до 12 мая серьезных активных действий не предпринимали, посвятив это время тщательной подготовке своей атаки.

Цзиньчжоуская позиция. Группировка сил. Как уже было сказано выше, в 50 верстах к северу от Порт-Артура Ляодунский полуостров сильно суживается, образуя перешеек, имеющий лишь около 3 верст ширины. Японцы, высадившись к северу от Цзиньчжоу, при своем наступлении к Порт-Артуру неминуемо должны были форсировать этот перешеек, чем и обусловливалось его стратегическое значение во время Русско-японской войны.

В самом начале перешейка лежит обособленная группа высот, которые, будучи заняты и укреплены нашими войсками, стали называться Цзиньчжоуской позицией. Группа эта состоит из Центральной вершины, достигающей 55 сажен абсолютной высоты, и пяти отрогов, расходящихся от нее к северу и разделенных глубокими оврагами. На плане вся эта система имеет вид кисти руки, обращенной к северу. Северные, восточные и западные склоны Цзиньчжоуской высоты довольно пологи; южные – значительно круче.

На флангах высот лежат прибрежные, равнинные полосы, расширяющиеся во время отлива. Южные склоны Цзиньчжоуских высот сливаются с пологой, широкой и перерезанной балками грядой, связывающей их с лежащими в 3½ верстах к югу Тафашинскими высотами. Последние начинаются на оконечности Талиенванского полуострова и в виде довольно ясно выраженного хребта пересекают весь перешеек в направлении с юга на север, заканчиваясь на берегу Цзиньчжоуского залива высотою 86.

Впереди Цзиньчжоуских холмов лежит Цзиньчжоуская равнина, окаймленная с севера значительными высотами, а с востока горным массивом Самсона. На равнине, в 1½ верстах от Цзиньчжоуской позиции, находится г. Цзиньчжоу, обнесенный глинобитными, облицованными кирпичом, стенами, достигающими почти 4 саж. высоты, при 3,5 саж. толщины.

Стратегическое значение Цзиньчжоуского перешейка было учтено еще китайцами, построившими впереди него – от высот на восточном берегу залива Хунуэза и до города – линию укреплений, а на Талиенванском полуострове основательные форты. Однако во время Японо-китайской войны китайцы очистили эту линию при первом натиске японцев, а затем, по мирному трактату, китайские форты были разрушены.

В 1900 году, во время китайских смут, начальство Квантунской области решило для обеспечения Дальнего и Порт-Артура занять и укрепить Цзиньчжоуские высоты, и здесь были построены полевые укрепления. Укрепления эти не ремонтировались и к 1904 году пришли в полное разрушение.

С началом военных действий вновь было приступлено к укреплению Цзиньчжоуских холмов. 21 марта все главные работы на позиции были закончены и в течение остального времени на ней производились лишь доделки и улучшения.

В итоге укрепления позиции состояли из 8 редутов и люнетов, 14 батарей и двух, а местами и трех, ярусов окопов. По местности оборонительная линия делилась на 3 участка: 1) Правый фланг – от берега залива Хунуэза до редута № 1 (2 батареи, 2 редута и общая траншея); 2) Центр – от редута № 1 до редута № 9 (2 редута, 2 люнета, 6 батарей и 2 яруса окопов) и 3) Левый фланг от редута № 9 до берега моря (1 редут, 5 батарей и два, а местами три яруса окопов). Перед правым флангом и центром были устроены сплошные проволочные сети и заложены фугасы, перед левым флангом искусственные препятствия находились лишь у устья оврагов. Наконец, на случай высадки японцев к югу от позиции, по южному ее склону была построена траншея, фронтом к югу.

Почти все окопы и редуты были профилью в 4½ фута, и более глубокая профиль встречалась лишь в виде исключения. Окопы были снабжены бойницами и козырьками. Вооружение позиции составляли: 4–6‑дм пушки, 4 – 42'' пушки, 4–6‑дм пол. мортиры, 20–87 мм и 4 – 75‑мм китайские пушки, 20 легких пушек и 10 пулеметов; всего состояло 56 орудий и 10 пулеметов, причем китайские орудия, вследствие плохого хранения, обладали неудовлетворительной меткостью. На Тафашинских высотах, к востоку от железной дороги, находились 4 – 87‑мм китайские пушки и в городе Цзиньчжоу 4 такие же пушки. Все орудия стояли открыто, и маскировка батарей заставляла желать лучшего. 10 мая из крепости прислали 6‑дм пушку Канэ, но установить ее не успели, равно как не были заложены перед левым флангом присланные для этой цели морские мины. Оборона позиции была возложена на 5‑й Восточно-Сибирск. стрелк. полк.

Таким образом, в 1904 году вся оборона Цзиньчжоуского перешейка была организована на тех же холмах, которые обратили наше внимание еще в 1900 году, с той только разницей, что на этот раз фортификационные работы приняли более широкие размеры. Между тем, если в 1900 году, когда наш флот был хозяином моря, позиция эта вполне отвечала своему назначению, то в 1904 году приходилось уже считаться с возможностью бомбардировки ее тыла и левого фланга со стороны моря. Вместе с тем, противник мог бомбардировать ее фланговым огнем и справа, с северо-восточного берега залива Хунуэза.

Помимо необеспеченности флангов занятого нами расположения от анфиладного огня, все батареи и прочие сооружения на позиции были весьма скученны, вооружение, за небольшим исключением, устаревшее; при начертании фасов позиции в виде исходящего к стороне противника угла между ними не было взаимной поддержки; ясно выражено стремление не к сосредоточению артиллерийского огня, а к массированию орудий, колесо к колесу… Наконец, перед позицией лежали высоты, сильно ею командующие, что облегчало противнику подготовку атаки.

Черт. № 6

При таких условиях и при оборудовании позиции полевыми укреплениями она, конечно, не отвечала своему стратегическому назначению.

Сильными сторонами нашего расположения являлись: хороший обстрел подступов и обеспеченность флангов от обхода. Несравненно лучшую позицию для обороны перешейка представляли Тафашинские высоты, причем Цзиньчжоуские холмы могли быть заняты как передовой пункт. Но так как у нас считали, что высоты эти потребуют для своей обороны более сильного отряда, чем Цзиньчжоуские холмы, где перешеек у́же, то вся оборона была вынесена на последние.

К 2 мая вся армия генерала Оку была сосредоточена против Цзиньчжоуской позиции и с рассветом 12‑го должна была атаковать последнюю. Разыгравшийся в ночь с 11‑го на 12‑е тайфун помешал прибытию японских канонерок, назначенных для содействия этой атаке, и 12‑го японцы ограничились артиллерийской рекогносцировкой Цзиньчжоуской позиции, открыв по ней с 5 часов утра огонь, на который стала отвечать вся позиционная артиллерия. Артиллерийская перестрелка продолжалась часа 4. Позиция почти не пострадала, но японцы достигли своей цели, заставив нашу артиллерию обнаружить свое расположение. К 6 часам вечера в Цзиньчжоуский залив вошли 4 японские канонерки и стали вне огня наших батарей, а когда стемнело, выяснилось наступление японской пехоты.

Для атаки Цзиньчжоуской позиции армия Оку развернулась следующим образом: 1) 4‑я дивизия – от Цзиньчжоуского залива до д. Сализон, имея задачей атаковать сперва г. Цзиньчжоу, а затем левый фланг позиции; 2) 1‑я дивизия (без 3‑го полка) – от д. Сализон до д. Чилизон, с целью атаки северо-восточного фаса позиции; 3) 3‑я дивизия (без 4‑го полка) – по линии д. Чилизон – Лиудятен, для атаки правого фланга позиции и 4) 3‑й полк составил общий резерв у д. Шимынза. Японская артиллерия (33 полевых батареи и 6 – 120‑мм орудий) заняла позиции по широкой дуге от Цзиньчжоуского залива до высот на сев. – восточном берегу залива Хунуэза. Таким образом, для атаки позиции было назначено 32 батальона (30–32 тыс. штыков), 204–210 орудий и 48 пулеметов.

Для прикрытия с тыла операции армии у Цзиньчжоу было выделено 4 батальона (34‑й полк и 1 бат. 8‑го полка) и 18 орудий, которые, совместно с 5 батальонами 5‑й дивизии, заняли линию Пуланьдянь – устье р. Тасахо.

Около 11 часов вечера японские передовые части начали теснить выставленное перед позицией охранение, а 19‑я пехотная бригада двинулась против г. Циньчжоу, занятого 1‑й ротой с пеш. охотничьей командой. В 11 часов вечера разразилась сильная гроза с ливнем, продолжавшаяся до 3 часов ночи, но она не остановила японского наступления. Окружив город, японцы пытались взорвать городские ворота, но были отбиты. Подоспевшая с позиции на подмогу полурота отогнала японцев от южной городской стены, после чего, часа в три утра 13 мая, по приказанию полковника Третьякова, город был очищен, и гарнизон его, понеся большие потери, отошел на позицию. Около 4‑х часов утра, едва рассвело, японские батареи открыли огонь, а с 6½ к их огню присоединились и стоявшие в Цзиньчжоуском заливе канонерки[4].

К рассвету гарнизон позиции был распределен следующим образом: 1) правый фланг позиции – от берега залива Хунуэза до редута № 1 – под начальством капитана Стемпневского 1‑го, заняли: 1½ роты и 1 пеш. охотничья команда 5‑го полка и ½ пеш. охотнич. команд. 13‑го полка[5]. Правее, 1 рота пограничной стражи и 3 роты и 1 пеш. охотничья команда 14‑го полка заняли окопы по берегу залива Хунуэза; 2) Центр – от редута № 1 до люнета № 3 включительно – под начальством подполковника Белозора, заняли: 1‑я пешая охотничья команда и 3 роты 5‑го полка и 3) Левый фланг – к западу от люнета № 3 (участок подполковника Сейфулина) – заняли: 5½ рот и 2 пеш. охотн. команды 5‑го полка, 2 роты 13‑го полка, 1 рота 14‑го полка. Окопы на крайнем левом фланге заняли 1½ пеш. охотн. ком. 13‑го полка и 1 пеш. охотн. команда 14‑го полка. Находившиеся на левом участке роты и команды 13‑го и 14‑го полков подчинены подполковнику Сейфулину не были и сносились непосредственно с полковником Третьяковым. В частном резерве находилась 11‑я рота 5‑го полка, которую, однако, в самом начале боя полковник Третьяков направил на усиление правого фланга. В итоге на позиции находились 14 рот и 6 пеших охотничьих команд (3700 штыков) и в окопах на берегу залива Хунуэза 4 роты и 1 пешая охотничья команда.

Группировка остальных частей 4‑й дивизии была такова: 4½ батальона и 5 полевых батарей находились за Тафашинскими высотами; один полк и штаб 4‑й дивизии на ст. Нангалин и один полк с 1‑й батареей в г. Дальнем. Начальником войск, занимавших Цзиньчжоускую позицию, был полковник Третьяков, а общее руководство действиями частей, сосредоточенных у позиции, было возложено на командира 2‑й бригады, генерал-майора Надеина.

Период боя до 12 часов дня. Огонь превосходной по числу и качеству японской артиллерии, к тому же фланкировавшей, при содействии канонерок, позицию с обоих флангов, сразу же взял перевес над огнем позиционной артиллерии, расположенной скученно и открыто. Уже к 7½ час. наши батареи стали постепенно замолкать, а к 10 часам утра выбыло до 20 % прислуги, одни орудия были подбиты, другие расстреляли все свои снаряды, и позиционная артиллерия замолкла. Вследствие этого полковник Третьяков приказал артиллеристам вынуть замки и отойти. Продолжали действовать только 4 – 87‑мм орудия, стоявшие на Тафашинских высотах.

Кроме этих орудий, некоторую поддержку могли оказать лишь полевые батареи, занявшие позиции по линии Тафашинских высот. Из них первой выехала на закрытую позицию у д. Лиудятен 3‑я батарея 4‑й бригады, открывшая в 6½ часа утра огонь по батареям противника. Остальные батареи выехали в Тафашинские высоты, к западу от железной дороги, несколько позже, заняли частью закрытые, частью открытые позиции и открыли огонь лишь после 9 часов утра. Однако полевые батареи могли обстреливать лишь подступы к крайнему левому и к правому флангам; большей же части левого фланга и центру оказать поддержки они не могли.

Потушив огонь нашей артиллерии, японские батареи всей силой своего огня обрушились на пехоту, причем особенно сильно стали страдать от этого огня редуты № 8 и 9, расположенные на вершинах, и участок окопов левого фланга, который поражался фланговым огнем канонерок.

Пользуясь столь действительной поддержкой артиллерии, японская пехота повела энергичное наступление густыми цепями на весь фронт позиции и к 10 часам утра подошла к позиции на 1000–1200 шагов, причем правый фланг 4‑й дивизии, пользуясь отливом, двинулся уступом по мелководному участку Цзиньчжоуского залива. Однако все попытки японской пехоты продвинуться дальше были отбиты ружейным и пулеметным огнем и огнем полевых батарей, причем особенно сильно пострадали правый фланг 4‑й дивизии и 3‑я дивизия. Последняя, попав под огонь орудий, стоявших на Тафашинских высотах, и подошедшей около 10 час. утра к Талиенвану канонерки «Бобр»[6], в беспорядке отхлынула назад на линию д. Мадятен и Яндятен, а прислуга батарей, стоявших на линии д. Лиудятен – Киндзятен, бросила свои орудия и укрылась в складках местности.

В итоге к 11 часам наступление японцев по всему фронту было отбито и цепи их залегли не ближе 1000–1200 шагов от позиции.

К этому времени на ст. Тафашин прибыл генерал Фок и принял на себя общее руководство боем. Позднее прибытие командующего дивизией на поле сражения произошло потому, что вскоре после начала боя в штабе дивизии было получено донесение о появлении в море, против д. Сягиякоуза, нескольких японских судов. Опасаясь высадки в тылу Цзиньчжоуской позиции японского десанта, генерал Фок решил удостовериться в этом донесении лично. Когда выяснилось, что в море стоят лишь канонерки, то генерал Фок немедленно отправился на ст. Тафашин, приказав передвинуться туда же и 2‑м батальонам 15‑го полка, находившимся на ст. Нангалин.