У моего ребенка диабет: История борьбы и принятия бесплатное чтение

Глава 1

Я сидела в кабинете с мокрой головой, нервно перебирая пальцы и пытаясь не заплакать. Наверное, этот кабинет и всё, что его заполняло, видело немало слез, но я сдержалась. Я слышала каждое слово, которое произнесла Лина (так звали врача-эндокринолога), но никак не могла собрать себя в кучу. Диабет. У моего ребёнка диабет.

***

Вы знаете, как больно видеть страдания своего ребенка? Я раньше понятия не имела, каково это. Смотрела фильмы про то, как родители теряли своих детей, и не испытывала каких-то особых эмоций. Я могла расплакаться из-за трагической истории любви, но смерть маленьких комочков не вызывала таких эмоций. Сейчас же я плачу, даже когда по телевизору показывают передачи с участием неблагополучных семей. Тех, кто воспитывает детей в хлеву, кто издевается над малышами. Историй много.

Недавно я проплакала весь фильм «Милые кости», хотя видела его прежде и даже читала книгу. Но только сейчас я начала понимать, какой глубокий смысл скрыт в этой истории. Жизнь маленькой девочки была прервана, а ее убийца жил по соседству и видел, как родители умирали от боли.

Я переосмыслила свою жизнь после того, как узнала диагноз дочери. Всё перевернулось с ног на голову, и как раньше уже не будет никогда. В тот день я испытала так много эмоций, но смогла подавить их внутри себя. Смогла сделать вид, что смиренно принимаю тяготы судьбы. Смогла показать окружающим, что диабет – это не приговор. Но в действительности я так и не смирилась.

Вероника – это мой второй ребёнок. Старшего сына зовут Станислав, и у него тоже имеются проблемы со здоровьем. Благо, не такие серьезные, как у дочери, но всё же. Иногда мне дико обидно, что именно мои дети болеют. И, наверное, это какое-то наказание мне за грехи. Ведь откуда-то это взялось.

Вероника родилась посредством кесарева сечения. Тазовое предлежание, обвитие пуповиной и маловодие – вот те причины, по которым я не родила сама. Помню, как шла домой с УЗИ и плакала. Мне сказали, что вряд ли возможно естественное родоразрешение. Порекомендовали делать упражнения, чтобы плод перевернулся. Но шансы крайне малы.

Вторую беременность я проходила одна. Муж был в командировке целых полгода. Да, он был недалеко, но приезжал крайне редко. Возможно, он приезжал так часто, как ему хотелось. Я не знаю. Не могу сказать наверняка. Не удивлюсь, если он покидал пост чаще, чем появлялся дома.

Мы с сыном жили вдвоём. Он тогда часто болел, я искала причину, таскала по врачам. Педиатр говорила, что все дети болеют. Я же была не согласна. Кашель, переходящий в рвоту, – вообще не норма. Сын спал с тазиком, потому что не мог прокашляться и в итоге рвал.

– «Давайте мы проверим его на аллергию», – предлагала я педиатру.

– «Маловероятно, что это аллергия. Сдайте кровь на паразитов, возможно, это лямблии», – отвечал врач.

Но это оказались не лямблии, а токсокары. Тоже по сути глисты, но подцепить их сложнее, чем лямблий. Мы нашли причину, пролечились и жили дальше.

В целом беременность протекала без осложнений. Меня ничего не беспокоило. Тонус был, по словам гинеколога, но я его не чувствовала. На всякий случай пила лекарства, они не помогали. Родила я дочь 1 декабря – первый день зимы. Помню, как успокаивала девушку со схватками, говорила, что такая красивая дата, иди рожай. И в итоге родила сама.

Вообще, я должна была походить до числа 10, но меня отправили в роддом 29 ноября из-за плохого УЗИ. Маловодие, обвитие, тазовое предлежание и увеличенные почки у ребенка. А прокесарили меня 1 декабря, потому что КТ показало 7. Это плохо, если коротко. Плод начал испытывать кислородное голодание.

Операция прошла успешно. Тот свет я не видела, галлюцинаций не было. Очнулась быстро, ничего не болело. Смущал только катетер, который я попросила снять. Но медсестра сказала, что не положено. Ужасное ощущение, я помнила его еще с момента первых родов, когда у меня брали мочу с помощью катетера. Прошлый век, честное слово.

Веронику мне привезли чуть позже. Она так была похожа на мою маму. Маленький комок. Минуты две я на нее смотрела, она начала плакать, медсестра увезла дитя в детскую комнату. Расставание не было тяжёлым, потому что утром её привезли и оставили. Мамочки лежали вместе с детьми.

В палате было четверо мамочек. Все кесаренные.

– «Света», – представилась девушка напротив. Светленькая, в теле, очень приятная на внешность. Именно она помогала мне в первый день, когда нужно было как-то вставать с треклятой койки.

Надо сказать, палата была не продумана совсем. А может так и было задумано. Скользкие матрасы, с которых то и дело скатывались простыни; мелкие подушки, набитые минимальным количеством синтепона; скрипящие пружины. Все 5 дней я спала сидя, потому что ложиться и потом вставать с кровати было неудобно и больно. И пока ты поднимаешься, плач твоего ребёнка уже перебудил всё отделение.

Девчонки в палате были само очарование. Не то что в прошлый раз, когда я лежала с сыном. Тогда мне крайне не повезло с одной соседкой – Леной. Она была немножечко с приветом. Всей больнице рассказывала о том, какой у неё непутевый муж, как она когда-то была моделью (а по ней было видно, что нет), а потом впадала в истерику, потому что "чувствовала", что в ней что-то забыли и это что-то гноится. Рожала она, кстати, сама. Что в ней забыли, загадка по сей день.

В этот раз всё было иначе. Девчонки были хорошие. Помимо Светы, которая пыталась забеременеть 7 лет, прежде чем чудо свершилось, в палате лежали две чеченки. И именно тогда я поняла, что старые обычаи и невежество не покидает нас даже в 21 веке. Имён не помню, но одна родила уже пятого ребенка, хотя рожать его было опасно для её жизни. Какое-то расхождение таза и плохая свертываемость крови.

–«Зачем ты забеременела, если тебе нельзя? Ты могла умереть», – спросила я.

– «Муж захотел», – кротко ответила соседка по палате. Пусть будет Фатима.

Фатима рассказала, что живёт со свекрами, потому что муж работает вахтами. По их обычаям она обязана жить с родителями мужа, и она живёт. Её там воспринимают как мебель, не считаются с ее желаниями и потребностями. Когда она колола себе лекарство в живот для разжижения крови, родственники мужа называли ее наркоманкой. Меня это испугало и возмутило.

– «Я не имею права жаловаться мужу на его родителей. Вот и молчу. Муж у меня хороший, он меня любит, не обижает», – с горящими глазами говорила Фатима.

А я не понимала, как любящий мужчина может обрекать любимую женщину на страдания. Как может он просить и даже требовать от нее детей, зная, что она может умереть?

Вторая девушка, пусть будет Марьям, рассказала, что её в семье мужа тоже не особо жалеют. Это было ее второе кесарево, и её вообще никто не жалел. Девушка рассказала, как тяжело ей было после первого кесарева, как она мучилась с ребёнком и по дому, но свекровь считала, что сноха выдумывает. Сама родить не смогла, её просто разрезали, чего жалуется.

Кстати, я тоже столкнулась с осуждением со стороны родственников мужа (старшего поколения) из-за того, что не родила сама. Помню, как стояла с дочкой на руках, а меня отчитывали бабушки мужа.

– «Вот мода пошла – всех подряд режут. Вообще девки обленились. Сами рожать не хотят», – не буду говорить имя, от кого прозвучали эти слова.

– «Я не по своей воле под нож легла. Были показания к КС. И лучше пусть меня разрежут, чем я рожу больного ребёнка», – ответила тогда я.

– «Глупости. В наше время все рожали сами. Вон, у Клавы сын родился ногами вперёд, и ничего».

А то, что сын этот хромает всю жизнь, бабуля решила не говорить.

Мне до слез было обидно. Я объясняла, что у нас в городе один акушер-гинеколог, который проводит операции кесарева сечения. К нему невозможно просто попроситься на операцию, мол, боюсь или не хочу сама рожать. При мне он отказал девушке в просьбе прокесарить её, сказав, что нет показаний. И она родила сама.

Многим людям невдомёк, что роды естественным путём гораздо проще, чем кесарево сечение. Когда я родила сына, то спокойно ходила по палате уже через 3 часа. После кесарева же я не могла нормально ходить неделю. Спина болела, кашлять и смеяться было больно, шов ныл, если я слишком быстро шла. Не желаю никому пережить эти муки, хотя та боль давно забылась.

Благо, мой муж никогда не упрекал меня в том, что я «не смогла родить сама». Говорю так, потому что знаю, как некоторые недомужья тыкают этим своим жёнам. Да ты хоть как-нибудь роди, потом и поговорим. Отходи девять месяцев беременным, почувствуй всю радость этого положения на себе, произведи на свет малыша, а потом выпендривайся.

Кстати, не было упреков со стороны мужа за то, что я мало кормила Веронику грудью. Буквально месяц. Сын заболел, заразил дочь, пришлось колоть антибиотик. Вероника орала истошно, бросала грудь, я усердно пихала её обратно. Муж, видя мои мучения, сказал оставить ребёнка в покое и дать ей смесь. ГВ закончилось, жить стало проще.

Иногда я вспоминаю всё это и думаю: «А что, если именно всё это и стало причиной диабета? Я мало кормила грудью, беременность протекала так себе (имею в виду маловодие и т. д.). Да и само КС, вдруг это тоже причина. То есть одна из причин. Жаль, что никто мне не скажет наверняка, что я сделала не так. И можно ли было что-то изменить».

Глава 2

Вероника росла беспроблемным ребенком. Сильно не болела, сама села на горшок в год и восемь месяцев, умела себя занять, пока я работаю. А работала я и работаю по сей день удаленно. Это, кстати, тоже огромное спасение, потому как не представляю, на что бы мы жили, если бы я работала в офисе в тот момент, когда Ника заболела.

Когда Веронике исполнился год, мы всей семьёй переехали в свой дом, купленный в ипотеку. Был сложный период из-за финансовых проблем, но в целом я была счастлива. Просыпаться в собственном доме – это невероятный кайф. Ходить по двору в трусах – прекрасное чувство.

Нет смысла описывать все события до того дня, когда случился манифест. Если коротко: Вероника посещала детский сад, Стас ходил в школу, я и муж работали. Всё как у всех. У нас была кошка, во дворе жила собака по кличке Нора. Хорошая собака, на которую я часто злилась, потому что она копала землю, грызла деревья и сбегала со двора, стоит только зазеваться. Но в целом она была прекрасной собакой. Милой, игривой, верной.

Почему я упомянула собаку? Потому что считаю, что она тоже могла сыграть свою роль в заболевании. Возможно, это глупо, но мысли разные сидят в голове.

Собственно, перейду к страшнодню. Это был ноябрь. Накануне я забрала Веронику из садика, и воспитатель сказала мне, что у девочки вши и как-то пахнет изо рта. Мол, она заболевает. Да и вялая была весь день. Мне было крайне неудобно, что мой ребёнок, вшивый, находился в саду, контактировал с детьми.

Вообще это когда-нибудь должно было случиться. Воспитатель периодически писал в общую группу в «Вотсапе» о том, что кто-то из детей пришел со вшами. То есть эта игра в рулетку рано или поздно должна была закончиться нашим проигрышем. Ну делать нечего, после садика мы с дочкой пошли в аптеку.

В аптеке я купила средства от вшей и яблочный сок. Вероника попросила. Знала бы я тогда, что ей категорически это нельзя. Да и вообще, я часто покупала ей и сыну пакетированный сок. Вкусно и вроде полезно.

В тот же вечер я проверила головы всем членам семьи. У мужской половины вшей не оказалось, а у нас с Никой очень даже. Я вычесала её, потом себя, обработала головы. Сменила постельное, почистила расчёски и облила их кипятком. Закинула шапку Вероники в стирку. На следующий день повторила процедуру выведения вшей.

Эти два дня Вероника была в привычном мне настроении. Признаков ОРВИ не было, вшей вывели. Но, так как я работаю удалённо, ехать за справкой в поликлинику мне было просто лень. Решила поехать в пятницу, чтобы в понедельник отправить дочь в сад. Но так получилось, что в среду Вероника чувствовала себя плохо. Она много спала, была вялая, неконтактная.

Я сначала подумала, что она приболела. Очень было похоже. Но вместе с тем отсутствовали другие признаки ОРВИ. Не было насморка, кашля, температуры. Не было ничего, но была вялость. Я спрашивала дочь:

– «У тебя что-то болит»?

Она отвечала:

– «Нет».

Вечером в среду ее вырвало. А я знала, что ничего такого она не ела. Отравление было исключено. И тут у меня закрались сомнения. Я задумалась. Вероника в последнее время стала чаще ходить в туалет, больше пить. Я думала, что это не жажда, а желание попить что-то вкусное. Просто воду она не пила. Просила чай и сок. А то, что в туалет бегает, так это логично, столько пить.

Я не придавала этому значения, потому что Стас в этом же возрасте тоже был водохлебом. И часто прудил в кровать. Однако Веронике это было несвойственно. И когда накануне она описалась, я отнеслась к этому с юмором. Вероника плакала, что не успела в туалет, а я ее успокаивала:

– «Ну, с кем не бывает. Ты никогда не писалась, должно же это было когда-то случиться».

Собрала постельное, перевернула матрас, застелила новую простынь и уложила дочь обратно в кровать.

И в ту среду я вспомнила о недавнем инциденте. И тут же вспомнила слова воспитателя о запахе изо рта Вероники. Я никакого запаха не чувствовала. Но картинка начала складываться. Я подумала, что нужно проверить сахар. Когда после в больнице меня спрашивали, почему я решила проверить сахар, такая реакция нетипична, я не могла ответить. Просто такая мысль возникла и всё.

В моем окружении есть девочка с диабетом. И хотя мы с её мамой пересекались несколько раз, часто не виделись и не общались тесно, я помнила, как Лиза (мать девочки) рассказывала о симптомах диабета. Видимо, это всплыло в моем подсознании. Хотя разговор тот был давним. Кристине тогда было мало лет, может быть, 7-8. Сейчас ей уже 12-14 лет. Точно не скажу.

Я подумала о проверке сахара в крови. Но отмахнулась от этой мысли. Решила, что я загоняюсь. А зря. Нужно верить своему шестому чувству. Так было у меня с сыном, когда свекровь сказала мне, что не нащупала у Стаса яички в мошонке. Как меня тогда это разозлило.

– «Зачем твоя мама купала взрослого внука»? – высказывала я мужу. Ведь Стасу на тот момент было почти 8 лет. Он давно купался самостоятельно.

– «У Леши было неопущение, мама волнуется», – ответил Павел.

И как бы я ни злилась на свекровь за то, что она купала моего сына, и за то, что чрезмерно волнуется по пустякам, к урологу ребёнка я всё же записала. Прежде я сама проверила мошонку сына и тоже не нащупала ничего. И хотя в душе я надеялась, что мы просто что-то не так делаем, понимала, что проблема есть. И уролог это подтвердил. Через неделю сыну сделали операцию по низведению яичка.

История с подсознанием повторилась. Я почувствовала, что нужно проверить сахар, но отмахнула от себя эту мысль. Ну, приболел ребенок. Вдруг это вообще неврологическое? Может, внутричерепное давление? Решила повезти ребёнка к педиатру, если не станет легче.

В четверг утром дочь выглядела бодро. Ни на что не жаловались. Я села работать. Но к обеду Ника снова стала вялой. И тогда я позвонила зятю, попросила привезти глюкометр. Дело в том, что у моей сестры инсулинорезистентность. У неё есть дома глюкометр. Егор сказал, что у них нет тест-полосок. Я сказала: «Давай купим». Он приехал, мы отправились в аптеку, купили полоски, приехали домой.

Проверить сахар у нас не получилось. Я не знала, как мерить сахар в принципе, а Егор, видимо, забыл. Он капал кровь на полоску, а потом вставлял ее в глюкометр. Помучились и решили, что вечером Лена (моя сестра и жена Егора) приедет с работы и поможет.

К 7 часам вечера Лена с Егором были на пороге нашего дома. Ника была вялая, но не могу сказать, что ей было прям плохо. Она ни на что не жаловалась, но видно было, что ей нехорошо. Лена взяла глюкометр, приколола Нике палец, сделала забор крови и… на экране отобразилось число 28.

Я сначала подумала, что это ошибка. Перепроверили. Снова 28. Я подскочила с дивана, сказала мужу, что срочно нужно в приёмный покой.

– «Сейчас, только голову помою», – сказал Паша.

– «Какая голова? У тебя ребёнок умереть может»! – прикрикнула я.

Схватила Веронику, надела куртку, шапку. Обула. Быстро взяла документы. Крикнула Стасу, что мы в больницу. Он уже взрослый мальчик, иногда оставался дома один. Паша, я, Вероника, Егор и Лена сели в машину. Машина была Егора, наша была не на ходу. И отправились в больницу.

В приёмный покой зашли мы втроём. Паша держал Веронику на руках, я зашла первая и сразу сказала:

– «Ребёнок, четыре года, сахар 28».

Присутствующие в отделении врачи сразу засуетились. Спросили, первично ли. Я ответила: «Да». Нас отправили в кабинет перепроверить сахар. Взяли кровь, и снова 28. Веронику экстренно подняли в реанимацию. Я поднялась с ней, но в реанимацию меня не пустили. Я стояла в коридоре и слушала, как моя дочь плачет и кричит «Папа». Моё сердце разрывалось.

Надо сказать, что это был второй случай, когда мы привезли Веронику в приёмное отделение больницы. Первый раз был год назад, в декабре, когда она кружилась в гостиной, голова её закружилась, она упала и рассекла себе веко. Несильно, но крови было много. Тогда я испугалась не на шутку. Тоже сразу же отправились в больницу. Благо, зашивать ничего не пришлось.

Стаса я тоже возила в приёмное отделение, когда он был маленький, и я не могла сбить ему температуру. Один раз мы даже легли в больницу, в соматическое отделение. Но такого серьёзного случая у нас не было. До того дня.

Веронике установили капельницу, и мне разрешили зайти к ней. Я села на край кровати. Вероника лежала бледная и заплаканная. Мне было ее безумно жаль. Я гладила ее руку и говорила, что всё будет хорошо. Уже тогда я понимала, что не бывает такого высокого сахара при простуде и любом другом заболевании, кроме диабета. Я прошерстила весь интернет, пока Вероника лежала под капельницей.

Павел уехал домой. Я написала ему, что сахар упал до 13. В реанимации помимо нас был взрослый мужчина. Он сказал, что у него тоже диабет, но второго типа. Но в реанимации он не по этому поводу. Пневмония у него. Капают. Но утром обещали перевести в палату.

Надо сказать, медперсонал был вежливым и приятным. Мне даже предложили чай, но я отказалась. Не до чая как-то было. Ночь прошла быстро. Утром мне сказали, что нас отправят во Владикавказ. Я позвонила мужу, сказала, что привезти, и стала ждать. И с того дня моя жизнь и жизнь моей семьи изменилась на 180 градусов.

Мы ехали в скорой помощи. Вероника спала на кушетке, я сидела рядом и пыталась принять ситуацию. Понятно, что дело – дрянь, но непонятно, насколько всё печально. Пока мы ехали, я дала Веронике яблоко, потому что она попросила кушать. И кто ж знал, что давать яблоко было глупейшей ошибкой. Никто из медперсонала даже не удосужился сказать мне, что нельзя дочке сейчас есть ничего углеводного. А я знать не знала, что можно есть, а что нет.

Хочу рассказать подробнее, что для меня всю жизнь значил диабет. У моей бабушки был диабет. О том, что это диабет второго типа и что он очень сильно отличается от диабета первого типа, я узнала несколько позже. Тогда же я просто думала, что при диабете нельзя сладкое. Вот моя бабушка ела специальные сладости. И я наивно полагала, что в этом вся проблема. Увы.

Мы приехали в республиканскую больницу. Нас быстро приняли. В приемном отделении задали ровно те же вопросы, что и в местной больнице. Измерили сахар, он оказался 23 моль. Потому что кто-то кормил дитя по дороге тем, чем было нельзя. Вероника была вялая, цвет кожи был ближе к серому. Давление было ниже положенного, температура держалась в районе 37,2. Ей было плохо.

Нас подняли на третий этаж, отвели в палату. Веронике поставили капельницу. Я решила сбегать в душ, помыть голову, потому что вчера не успела, а вид волосы имели не лучший. Да и голова болела так, что можно было подумать, что она сейчас взорвётся. Когда я вышла из душевой, меня в кабинет позвала Лина, эндокринолог. И пока она озвучивала диагноз, я старалась не разрыдаться. Смогла.

Знаете, когда твой ребенок болеет, ты не находишь себе места. Спать не можешь, есть не можешь, переживаешь. Вот только ОРВИ можно вылечить и вздохнуть спокойно. Диабет не вылечить. И спать ты больше не будешь. Если тебе, конечно, не всё равно.

Когда Лина объясняла, как теперь кормить ребёнка, я ничего не понимала. Она сказала:

– «Есть можно всё. Просто нужно посчитать углеводы и уколоть».

Я сидела на стуле и не могла в это поверить. Думала, что врач просто меня успокаивает. Какой там всё можно?! Это ж нельзя ничего. Благо, Лина была опытной в своей сфере, поэтому сказала:

– «Отказ от углеводов ничего не изменит. Наш организм нуждается в углеводах, и их нужно употреблять. Если не есть углеводную пищу, организм начнёт брать их из жиров и белков. Это грозит истощением как минимум. Как максимум – пострадают органы».

Возможно, это не дословно, но суть та же. Я не должна убирать углеводы, потому что они как кирпичи для нашего организма. Но и злоупотреблять ими не следует. Именно поэтому врач подробно расписала мне график приёмов пищи и количество хлебных единиц для моего ребёнка. Веронике было почти 4 года, а значит, в день ей можно съедать не более 12 ХЕ.

Да, кто-то скажет, что это приблизительная цифра. Я понимаю. Но тогда думала, что всё должно быть строго в данном диапазоне. До 12 ХЕ. А надо сказать, что в больнице после капельниц Вероника дико хотела есть. Те, кто лежал в больнице, знают, как часто и чем там кормят. Тем более по столу № 9. Пресная еда, чай без сахара, перекусы.

Я благодарна Лине, что она не пыталась меня запугать. Очень спокойно и уравновешенно она рассказала, что не все продукты содержат углеводы. Я вполне могу дать ребёнку для перекуса рыбу, мясо, сыр, творог, орехи. Без фанатизма. Да, и овощи тоже можно есть без подколки, кроме картофеля.