Несколько слов перед тем, как начать
Это – сборник сценариев подкаста «И чо?».
Сценарии переработаны для публикации, расширены и дополнены новым материалом. Здесь не все сценарии из имеющихся на данный момент выпусков. При отборе я ориентировался на популярность выпусков и мою личную любовь к сценариям.
Я как автор рецензий далеко не всегда разделяю мнение авторов рецензируемых книг. Вы как читатель тоже не обязаны разделять моё мнение. Я постарался обосновать свою точку зрения с опорой на многолетний опыт научной работы, но решайте сами, был ли я убедителен.
В некоторых случаях я вспоминаю другие книги или описания экспериментов, но библиографических данных не привожу. Могу только просить извинения, потому что формат сценариев не требовал научной строгости.
Интереснее всего, думаю, читать будет студентам, изучающим социальные науки и их преподавателям. Если вы изучаете общественное мнение – то для вас, возможно, здесь тоже что-то найдётся. Вероятно, текст будет интересен и журналистам или другим людям, связанным с медиа.
В сценариях нет ничего, что требовало бы прятать этот текст от детей. Если в рецензируемых книгах обсуждается нечто спорное или неоднозначное, то я безусловно призываю вас соблюдать действующее законодательство.
Книги не были предоставлены мне каким бы то ни было издательством, моя точка зрения не была оплачена авторами или издателями любой из упомянутых здесь книг.
Приятного чтения.
Пол Фассел, «Класс. Путеводитель по статусной системе Америки»
Сегодня мы поговорим о книге Пола Фассела «Класс. Путеводитель по статусной системе Америки». Книга впервые вышла в 1983 году в издательстве «Саймон и Шастер». На фоне рассуждений о современном российском среднем классе почитать про то, как это было в Америке почти 40 лет назад всё ж довольно интересно.
В классической социологии классы традиционно понимаются как большие социальные образования, которые имеют различное отношение к производству и распределению общественного блага. Сам Фассел пишет об этом так:
«Последователи социолога Макса Вебера обычно используют слово «класс», когда говорят о количестве денег, которым вы владеете, и о том, какие возможности и какого рода они перед вами открывают; они говорят «статус», когда подразумевают ваш социальный престиж относительно той аудитории, с которой вы имеете дело; наконец, они говорят «партия», когда пытаются измерить, каков объем доступной вам политической власти – иными словами, каков ваш запас прочности перед хамством. Говоря «класс», я имею в виду все три трактовки, но, пожалуй, несколько в большей степени подчеркнул бы «статусный» вариант. Страстно желаю, чтобы слово «каста» прижилось в Соединенных Штатах, – очень уж точно оно передает несгибаемый характер закрепившихся здесь классовых разграничений и трудности, с какими столкнется осмелившийся переместиться – неважно, вверх или вниз – и покинуть место, что вскормило его»
Иногда вертикальная социальная мобильность предлагается как безусловное достоинство некоторых социальных систем, только вот в действительности возможности для перемещения из страты в страту или из класса в класс минимальны. Именно так Фассел определяет и американское общество. Никакой «вертикальной социальной мобильности» классовая схема Фассела не предусматривает. Айфон в ипотеку – значит, айфон в ипотеку.
Основа класса – «когнитивная сложность», а не капитал или средства производства. Эта логика не слишком распространена в сегодняшней социологии, но она не маргинальна. Фассел пишет:
«На это же обратил внимание и Рассел Лайнз: принадлежность к классу определяется не столько деньгами, сколько вкусом, знанием и восприимчивостью. Исходя из чего он и предложил трёхчастное деление: тонкие интеллектуалы, люди со вкусами отсталыми либо посредственными и люди со вкусами низменными, примитивными (highbrow, middlebrow, lowbrow)»
Буквального перевода этих терминов на русский мне видеть не доводилось, но почти дословный звучит очень забавно – «высоколобые», «среднелобые» и «низколобые». Для иллюстрации, очевидно, полагается вспомнить пару картинок из учебника по антропологии. Это деление распространено за пределами отечественной гуманитарной науки. У нас его иногда вспоминают довольно неожиданные люди. Например Константин Эрнст в одном из интервью упоминает книгу Джона Сибрука «Nobrow», где речь идёт как раз о стирании классовых различий при восприятии культурного продукта.
В некоторых случаях рецензенты и критики Фассела пишут о том, что предложенная им структура классов включает несколько больше элементов – в частности, есть upper-middle, lower-middle и прочее подобное. Фассел эти термины также использует. Только не даёт нам никаких надёжных отличий, например, «нижнего слоя среднего класса» от «верхнего слоя пролетариата»
Итак, есть три класса. Пролетарии или «пролы», «миддлы» и высший класс. Пролы зарабатывают хлеб насущный в поте лица своего, как и полагается пролетариям. Среднему классу немного хватает и на масло поверх хлеба.
А высший класс не работает. Он живет преимущественно на унаследованные средства или ренту. Управление этими средствами или взимание ренты – тоже труд, но он лишён пролетарской регулярности.
Я бы добавил к Фасселу ещё вот что: нельзя сказать, что высший класс совсем уж ничего не делает. Но его доход не находится в прямой связи с его усилиями. Меньшие усилия обеспечивают высшему классу больший доход.
Высшему классу социальная система обеспечивает избыточное потребление, а низшему точно так же она обеспечивает потребление недостаточное. То есть, в случае с низшим классом Фассел говорит милые сердцу любого потенциального революционера вещи про эксплуатацию человека человеком. Не дословно, конечно, но идея недостаточности упорного труда для обеспечения текущих потребностей пролетариата в книге есть.
Как низший класс, так и высший класс не видны стороннему наблюдателю. Они не в фокусе общественного интереса, а любой автор, их изображающий, прежде всего рассказывает нам свою фантазию на заданную тему.
Оба этих класса одинаково недоступны и для социолога. Вся имеющаяся в наличии социология – это социология среднего класса. Звучит странно, но заметим, что обычный респондент из обычного социологического исследования весьма доброжелателен, словоохотлив и рад рассказать незнакомцу из социологической компании о своих политических, гастрономических, и иногда даже сексуальных предпочтениях. Таков именно средний класс. Пролетариат не будет общаться с социологом без хорошей компенсации, а «квазиаристократ» просто не будет общаться с социологом.
Так что, пока мы изучаем средний класс, дела обстоят довольно неплохо. Только вот «новая аристократия» в такой социологии похожа не на себя, а на фантазию среднего класса о себе. И сразу возникает вопрос: а не является ли книга Фассела такой же фантазией учёного как вероятного представителя среднего класса о тех людях, которых в жизни он почти не видел?
Большинство наёмных работников Фассел помещает в средний класс.
«Представители среднего класса не только сами покупают себе семейные реликвии, фамильное серебро и т.д. Они также чаще прочих перемещаются на дальние расстояния (как правило, в мало заманчивые местечки), а потом по команде закинувшей их туда корпорации сматывают удочки и отправляются куда-то ещё»
Работа значима для представителей среднего класса, но она не исчерпывает собой весь их мир. А вот пролетариат идентифицирует себя через работу. В пролетарском мире человек есть его работа.
Кстати, не так давно я обнаружил, что сам живу среди людей пролетарского мировоззрения. После того, как я уволился с одной из работ, меня начали с неподдельным сочувствием спрашивать о том, где я теперь буду работать. Интересно, что людей не очень волновало, почему я принял такое решение и как я себя после него чувствую. Вопрос был в идентификации. В том, как ко мне относиться.
Вопрос «кто ты?» в устах пролетария звучит как «кем ты работаешь?».
Работа важна для пролетария. Если ты не работаешь – с тобой не стоит иметь дел. Если ты не уходишь на работу к 9 и не возвращаешься в 18 – то ты очень подозрителен. На работе, естественно, ты должен устать так что Бутусов тоже пел о пролетариях. Те, кто не устаёт – не работали. Иного способа определить значимость вклада у пролетариата нет.
Раз уж пролетариат определяет себя через труд, то тут же появляется словосочетание «уважаемая профессия». Посредством более или менее «уважаемых профессий» одни пролетарии объясняют другим пролетариям простые оруэлловские истины.
Отсюда следует и обратное: если профессия активно обсуждается как «неуважаемая» – то обсуждает её представитель пролетариата.
Всерьёз желающий отправить на завод фотографов и музыкантов (потому что у них неуважаемая профессия) прямо кричит нам о своём положении в классовой системе.
Ну и, естественно, пролетарий предполагает, что работа – не просто то, чем человек занимается часть своего времени за деньги. По его мнению, работа должна быть связана ещё и с особыми моральными требованиями к работающему. «Как учительница может фотографироваться в купальнике?!» – это как раз пролетарское возмущение. Раз для пролетария работа сверхценна, то он полагает, что она сверхценна и для остальных. И искренне изумляется, если это оказывается не так.
Пролетариат неоднороден. Для нижнего слоя рабочего класса характерна неуверенность в перспективах. Это, например, те, кто работает сезонно. Высший слой пролетариата – «синие воротнички» и, при небольшой доле воображения, сотрудники офисов – уже почти средний класс как минимум в отношении потребления культурного продукта.
Пролетарии отличаются от непролетариев и внешне. Не лицом, конечно. Фассел пишет примерно о том же, о чём Пелевин в «Empire V». В отечественной книге речь шла о том, что одежда аристократа должна была показывать неучастие хозяина в ручном труде. Она была подчёркнуто нефункциональной. И дальше там есть замечательный вывод, что офисная униформа сейчас вполне пролетарская, и принадлежность к высшему классу более не демонстрирует. Костюм с галстуком указывает лишь на то, что его носитель вынужден заниматься монотонным мозговым трудом.
Униформа – первый признак пролетария. Да, даже если она от Brioni.
Другой признак пролетарской одежды – синтетические материалы. Одежду из синтетики нельзя выдать за старомодную, и потому она не может быть принадлежностью аристократии. Вряд ли можно сказать «эти капроновые колготки носила ещё моя бабушка и сейчас я передаю их тебе».
То же самое и с модой вообще. Мода – для пролетариев и публичных личностей, обслуживающих пролетарские культурные потребности. Одежда элит не может быть модной.
У классов различается и потребление вообще.
Именно пролетарии покупают айфоны в кредит. Для «новой аристократии» выбор телефона вообще не является заслуживающим внимания мероприятием, а средний класс вряд ли хочет ещё один кредит. Если это, конечно, не ипотека или не автокредит – потому что машина или недвижимость показывают принадлежность к более высокому классу, а смартфон на роль статусного аксессуара подходит всё меньше и меньше.
Фасселл пишет, что и пролетариев, и аристократов объединяет презрение к среднему классу. Для пролетариев они – «желаемое будущее», которому завидуют. А для высшего класса – люди с пустой претензией, лишённые семейных традиций богатства.
Статус зависит и от отношения к ошибкам. Для карьеры пролетария ошибка может оказаться фатальной, для высшего класса ошибка – просто то, что иногда случается.
Для высшего класса характерно то, что Фассел называет, цитируя Торстена Веблена:
Безраздельно господствующий канон почтительной бесполезности.
Не всё, что делает высший класс, подчинено какой-то цели. Многие вещи, характерные для высшего класса, существуют просто как дань традиции. Можно предположить, что чем человек выше в классовой иерархии – тем больше в его жизни вещей бесполезных, но наделённых особым значением.
Есть распространённое мнение о том, что классовой мобильности помогает образование. И если вы получите какое-то особое, элитное образование – то вы гарантированно попадёте в сияющий мир высшего класса.
Это ошибка. Фассел утверждает, что образование – вообще не социальный лифт потому, что в действительности оно вас не поднимает выше среднего для вашего класса уровня, оно лишь помогает не упасть.
Грубо говоря, как дитя класса мы можем получить образование, характерное для нашего класса. Благодаря ему мы вряд ли окажемся на несколько уровней ниже. Но вот получить образование выше уровня класса мы, скорее всего, тоже не сможем. Например, мы будем жить не в том районе, где хорошая школа. И преподавать у нас будет не учитель с зарплатой в 100 000, а учитель с зарплатой в 25 000. Это не означает, что мы получим плохое образование. Факт в том, что наше образование будет таким же, как и в среднем в нашем классе.
Максимизация контроля также не очень хорошо влияет на образование. Чем больше отчётов – тем ниже доверие и, как следствие, ниже «классовый ценз». Школьный учитель в классовой иерархии ниже преподавателя вуза, даже если преподаватель вуза получает меньше. Причина этого в том, что учитель больше отчитывается. Если же мы заставим профессора больше отчитываться – то и его место в классовой иерархии понизится. Любые совпадения с текущими процессами в высшем и среднем образовании конечно же случайны и не задумывались никем.
Однако, миф об образовании как о социальном лифте выгоден. Можно придать значимости учебному заведению, назвав его университетом или академией. И сообщить жаждущим вертикальной мобильности о том, что эту мобильность вы не просто показываете, а даже выдаёте вместе с дипломом.
«В книге «Нация незнакомцев» он (имеется в виду автор книги Вэнс Паккард) жизнерадостно заявляет: «В 1940 году только 13 процентов возрастной когорты тех, кто по возрасту мог бы учиться в колледже, в действительности попадал в колледж; к 1970 году таких стало 43 процента». Но это отнюдь не так. Процентов осталось по-прежнему 13, остальные же 30 процентов посещают некие заведения, которые только называются колледжами. Эти несчастные дети и их родители попали в ловушку вечной американской гонки за респектабельностью и статусом – вместо интеллекта»
Отсюда, кстати, одно интересное следствие. Образование в текущем виде не работает на классовую мобильность, но оно культивирует и поддерживает представления о престиже той или иной работы. Пролетарские представления. То есть, современное массовое образование, в логике Фассела, ориентировано не на рост, развитие или трансляцию культуры, а прежде всего его основная цель – соответствие представлениям пролетариата.
А из кого состоит средний класс? Соберём основные признаки. Они зарабатывают больше рабочих. Они потребляют иной «культурный продукт», их мобильность определяется не ими самими, а работодателем. Они чувствительны к «престижу» рабочего места, и их представление о престижной и непрестижной работе распространено и разделяется всем классом. Кто они?
Это наёмные работники крупных корпораций, бюджетники (в самом широком смысле этого слова) и государственные чиновники. Бюрократия (а все они к ней безусловно принадлежат) – это и есть костяк среднего класса.
А если бюрократия становится костяком среднего класса, его основой, то и язык среднего класса непременно бюрократизируется. И такой язык воспринимается как «солидный», «соответствующий». Ну и отсюда всеми нами любимое «наличие отсутствия» и другие чугунные формулировки даже там, где они не нужны. А не нужны они практически нигде.
Однако, представитель среднего класса считает, что именно такие формулировки придают вес и его речи, и ему самому. Говорить как государев муж – значит почти быть государевым мужем, максимально приблизиться «новой аристократии». Замечу, что стать новой аристократией все равно не получится в силу как минимум причин культурных и исторических.
Но переживания представителя среднего класса от этого менее натуральными не становятся. «Я говорю как большой – значит я и есть большой».
Язык приобретает магическую функцию. Правильные слова позволяют миддлу возвыситься и стать чем-то большим. Ну, как минимум, в мыслях. Поэтому огромное значение придаётся подбору слов и складыванию их в магические конструкции. Вероятно, именно скучающие миддлы и «верхнепролетарии» ходят на разные курсы по захвату мира при помощи одного лишь языка, а равно и на курсы мастерства публичной речи. Пролетариям нечего захватывать, а «новой аристократии» захватывать незачем.
Я бы сказал, что поскольку язык становится магическим, он тянет за собой типично магические действия – например «неназывание имени» в надежде, что страшное божество с таким именем не придёт. Именно отсюда в публичной речи, адресованной миддлам и пролетариям появляется «отрицательный рост» и прочее подобное. Существование этих оборотов в публичной речи так сложно объяснить именно потому, что они имеют магическое происхождение, и ты либо в это посвящён, либо нет.
Сами пролетарии, по мнению Фассела, лишены этой сакрализации в речи. Они предельно просты и предельно шумны. Неважно, что и как говорит пролетарий, важно, что он делает это громко. Фассел прямо пишет: «пролетария выдаёт шум». Так что известный всем «Тагил!!!» – это, в социологическом смысле, громкое пролетарское заявление. А популярность и известность этой шутки, кстати, указывает как раз на размытие границ классов.
Что в целом? В целом, книга Фассела крайне интересна как минимум подходом. Социологу надо иметь в виду, что книга написана давно. И написана она про мир, в котором не было интернета. Что сейчас происходит со всеми этими highbrow & lowbrow – кто бы знал. И уж совсем неясно, чем отличается пролетарский мем от аристократического.
Работа Фассела интересна прежде всего как публицистическая, а не как научная. Стоит ли её читать? Определённо да, если вам интересно, как устроено общество. Но гораздо больше пользы может принести размышление после чтения о том, как описанный Фасселом мир изменился сейчас.
Нассим Николас Талеб, «Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса»
Самый большой риск – это новые эпидемии. СМИ недооценивают эту опасность и редко поднимают шумиху вокруг научных публикаций о том, что резистентность бактерий к антибиотикам растет, или о том, что появляются новые штаммы вирусов.
Из интервью Нассима Талеба РБК в 2017 году.
Первой книгой Талеба, которую я попытался прочитать, был «Чёрный лебедь». Честно скажу, надолго меня не хватило, и «Лебедя» я дочитать не смог – идея про то, что случайные события случаются случайно не показалась мне заслуживающей целой книги. А тут пока искал материал и думал, из чего сделать новый выпуск, на глаза попалась «Антихрупкость». В сети её то ругали, то хвалили, потому я и подумал, что «Антихрупкость» может быть интересной.
Забегая вперёд скажу, что так и получилось, но начать сегодняшний разговор проще всего с ещё одной цитаты из Талеба:
«Единственный современный афоризм, которому я следую, принадлежит Джорджу Сантаяне: «Человек нравственно свободен, если… он судит о мире и других людях с бескомпромиссной искренностью». Это не просто цель – это обязательство»
Вот с такого обязательства и начнём. Сегодня разбираем «Антихрупкость» с бескомпромиссной искренностью и не менее бескомпромиссной субъективностью.
Начнём с того, что Талеб не стесняется в оценках и утверждает, что его оценки обладают полнотой моральных и научных оснований. С одной стороны, это выглядит не очень хорошо, но с другой – добавляет в книгу долю иронии.
Такая позиция, конечно, занятна. Да и вообще она придаёт тексту живости, но есть и довольно бессмысленные в своей беспощадности места типа следующего:
«Мы наблюдаем за стариками, видим, как они старятся и перестают здраво мыслить, как им начинает нравиться музыка Фрэнка Синатры, как они демонстрируют иные признаки вырождения»
Короче, местами книга злобно-весёлая, но хотелось бы все ж не интонации Талеба разбирать, а содержание. Так что к сути.
Первая идея, которая меня зацепила – это идея про стабильность рабочего места. Талеб утверждает, что если взять банковского служащего и таксиста, то при условии равного дохода, положение таксиста будет стабильнее.
Почему? Тут все просто. Если должность банковского служащего поляжет под грузом какого-то кризиса, а самого служащего уволят, то он на некоторое время окажется без средств к существованию. С таксистом же такого не случится.
Меня, кстати, очень позабавил примерно следующий фрагмент: кому будет нужен бывший банковский служащий, которого в возрасте под полтинник уволили по сокращению штатов?
Этот пример как раз и показывает «антихрупкость» таксиста и хрупкость банковского служащего. И именно эту идею Талеб нам и будет сервировать разными способами на протяжении всей немилосердно долгой книги. То, что ломается вместе с переменами – хрупко. То, что не ломается – антихрупко (кто бы знал, что именно помешало Талебу написать про адаптивность?). С другой стороны, с таким заголовком ты книгу не продашь.
Вернёмся к нашим таксистам. Согласитесь, идея про «извоз для души» уже заиграла новыми красками. Интересно вот что: частник, работающий на себя, делает больше несмертельных ошибок, но в этих ошибках и больше информации. Поэтому он более адаптивен и менее хрупок. Или более антихрупок.
Короче. Обходя разложенные грабли, мы теряем драгоценный опыт. Но как же об этом длинно написано…
Манера Талеба излагать мысли иногда немного бесит. Ну например, пишешь ты о том, что…
«Итальянский философ и правовед Бруно Леони доказывал, что право, в основе которого лежит интерпретация судей, более надежно (из-за разнообразия прецедентов), чем подробные и негибкие кодексы»
Отлично! Мысль хорошая, буквально все нравится. А можно мне ссылку на оригинал Бруно Леони? Нет? А почему?
Причём, не сказать, что в книге совсем нет ссылок. Их много. Примечания в книге есть. Но все они примерно такие:
«Обратите внимание: наши современники пользуются словом “балканизация”, подразумевая хаос, рождающийся при раздроблении государств, словно фрагментация – это плохо и словно у Балкан была альтернатива. При этом никто не описывает успехи этого процесса словом “швейцаризация”»
То есть, он в примечаниях дописывает то, что не дописал в основном тексте. И даже в примечании Талеб предлагает читателю до смерти извосхищаться качеством его интеллектуального продукта.
Почему я цепляюсь к ссылкам? Скажем так: в жизни я видел много изложений чужих мыслей словами автора (не только Талеба, а многих авторов разных книг), и они очень редко совпадают с тем, что в действительности написано в оригинале. И хотелось бы ссылку на оригинал иметь под рукой.
Стоит сказать: я не обвиняю Талеба в передёргивании. Я говорю, что передергивающий будет вести себя так же. Скрой источник, перескажи его своими словами, манипулируй фактами.
Знаете, все мы с этим когда-то сталкивались. Если ты начал получать какие-то данные, то крайне сложно от них отказаться. Они кажутся такими нужными, такими важными и такими значимыми.
Представим, например, что у вас лёгкая простуда. Я думаю, вы слышите, что совсем недавно мне это даже представлять не приходилось. Ну так вот. Вы слегка приболели и решаете измерить температуру. И получаете не радующую душу цифру, например, в 37,8°
Но что делать? Есть два способа. Первый – это обложиться жаропонижающими и антибиотиками, что в долгосрочной перспективе принесёт вам больше вреда, чем пользы. Антибиотики вы будете пить не как назначает врач, и потому вырастите у себя немного резистентных бактерий. А жаропонижающее удлинит всё веселье.
Второй – это поесть, попить и поспать. Вреда никакого, польза очевидна, но на деле к этому рецепту мало кто будет прибегать. Почему? Да потому, что если ты болен, то перво-наперво надо лечиться! А что это за лечение такое – еда, питьё и сон? Лечение невозможно без таблеток, все же знают.
На деле я бы вас адресовал к куче научных работ и регламентов по лечению простуды. Или даже к народной мудрости, которая говорит нам, что если простуду лечить, то она проходит всего за 7 дней, а если не лечить – длится целую неделю.
Короче, идею вы поняли. Раз у нас есть информация – то у нас возникает представление о том, что необходимо вот прямо сейчас что-то сделать. А это вмешательство скорее всего будет вредным как минимум в ситуации с простудой. Талеб полкниги эксплуатирует примерно эту идею, прибегая к врачебному термину, означающему рискованное и вредоносное вмешательство – ятрогении.
Самое простое, что можно сделать – получить ещё больше информации. Ну, чтобы точно всё знать. Только объём шума растёт быстрее объёма полезных сведений.
Чем больше сведений вы получаете – тем больше хочется получить. И тем больше шума во всех этих сведениях. Возникает иллюзия важности шума, потребность держать шум под контролем и учитывать его при принятии решений. Именно поэтому Талеб иронизирует по поводу разного рода спецслужб и их способности к прогнозам:
«Обвинять ЦРУ или другие разведывательные структуры так же неуместно, как финансировать их ради того, чтобы они прогнозировали такие события»
Ведомства собирают много информации, в которой много шума, и на основании шума пытаются строить прогнозы. Что, естественно, не получется, после чего считается, что данных (то есть шума) было недостаточно, и нужно этих данных собрать ещё больше. Ну и понятно, что всё сворачивается в дурную бесконечность – больше шума, больше прогнозов…
Есть ощущение, что этот путь никуда не ведёт, но про это нужно будет поговорить отдельно.
Ещё одна идея, которая мне понравилась – идея про личную ответственность прогнозиста. Не то, чтобы я хотел убивать гонцов с плохими вестями, но вопрос о об экстрасенсах и прорицателях, не купивших биткойн 10 лет назад не даёт мне покоя.
Талеб начинает с известного всем философам примера про Фалеса Милетского, который доказал, что может зарабатывать большие деньги, но выбирает философию сознательно. Историю пересказывать не буду, при желании вы можете легко найти её. Она про маслобойни (непонятно, кстати, почему маслобойни – масло-то было оливковым, взбивается оно так себе)).
Этот пример вообще очень любят все университетские люди науки. Фалес, дескать, доказал, что мы богатыми быть можем, но просто не хотим. Что забавляет больше всего – есть множество людей, считающих себя причастными мудрости и коммерческому таланту Фалеса, но на деле работающих в ФГАОУ ВПО за МРОТ.
Большую часть работников современного индустриализированного образования Талеб именно поэтому считает болтунами – потому что никакой ответственности за свои слова они не несут. Что в совокупности со склонностью к вранью, характерной для разных прогнозистов, создаёт совсем уж неприглядную картину.
Талеб долго и иногда даже остроумно иронизирует по поводу «людей науки», которые любят поговорить о чём-то, но никогда не принимают действительно значимых решений:
«Триффат, преподававший тогда в Колумбийском университете, все никак не мог решить, переходить ему в Гарвард или нет, – многие из тех, кто рассуждает о риске, за всю жизнь не принимают ни одного решения рискованнее этого»
Идея личной ответственности за прогноз очень радует душу, но в конце концов она нас никуда не приводит. В ряде случаев это как минимум затруднительно, а иногда – просто невозможно.
Вообще эта идея близка суждениям типа «только человек с детьми может рассуждать о воспитании» или «мужчина не может быть гинекологом». Это в пределе означает, что и образования-то никакого быть не может, только личный опыт.
И вот кстати. Про личный опыт. Я не очень понимаю, почему к книгам Талеба относятся как к научной литературе. По очевидным причинам это не так. Это книги, написанные образованным человеком, но это не научные книги. Это хорошая публицистика, даже не научпоп потому, что никаких ссылок на цитируемые исследования нет.
Да собственно и сам Талеб пишет про это открытым текстом:
«В итоге я стал трейдером и сочинял в свободное время – и, как читатель может убедиться, пишу то, что хочу»
И это самый точный ответ на вопрос «а что пишет Талеб?». Что хочет – то и пишет.
Мне, кстати, в какой-то момент показалось, что Талеб вообще написал эту книгу для того, чтобы повеселиться и немного сменить круг общения. Он вообще очень любит новый опыт:
«Худший побочный эффект богатства – это социальные связи, в которые вынуждены вступать его жертвы: владельцы больших домов обычно кончают тем, что общаются лишь с другими владельцами больших домов»
Новому опыту Талеб посвящает заметную часть книги, это вообще важная составляющая его «антихрупкой» концепции.
Талеб с большим почтением относится к ремеслу, а также к пробам и ошибкам, которые сопровождают любое нормальное ремесло.
«У метода проб и ошибок есть решающее преимущество, которое осознают немногие: этот метод на деле вовсе не произволен, благодаря опциональности он требует рационального подхода. Нужно обладать разумом, чтобы отличать благоприятный итог от неблагоприятного и понимать, что именно требуется отбросить»
Больше всего под это описание подходит – и этот пример есть в книге – поварское искусство. В еду как правило лучше что-то не добавить, чем добавить сомнительный игредиент.
Вообще, не любят у нас метод проб и ошибок. Его почему-то противопоставляют тщательному обдумыванию. Считается, что надо сначала продумать, а потом, если ты правильно продумал, всё получится прекрасно и с первого раза. Сразу видно, что эти люди готовить никогда не учились. А если учились – то есть приготовленное ими, скорее всего, невозможно.
Талеб пишет, что голова в методе проб и ошибок нужна. И её применение не противопоставляется пробам и ошибкам, а дополняет его. Сначала немного думаем, потом немного делаем, потом собираем обратную связь, смыть, повторить. Голову используем во-первых для того, чтобы совершить меньше ошибок и во-вторых для того, чтобы уменьшить их последствия.
Короче, чтобы искусством овладеть, требуется пробовать. Хотелось бы, конечно, какие-то способы и рекомендации по отличению благоприятного исхода от неблагоприятного, желательно особенно до того, как неблагоприятное случилось, но это я уже сильно много прошу.
Талеб вообще с удовольствием пинает ногами всё, что ему не нравится. Причём, очень часто он использует не аргументацию и не доказательства, а аналогии:
«Мало кто подвержен иллюзии о том, что, раз многие мальчишки подстригаются коротко, короткая прическа обусловливает пол, а галстук превращает человека в бизнесмена»
Это он про причинно-следственные связи в экономике.
Вспоминая недавние случаи, где завучи и директора вместо обучения указывали школьникам на не сообразные полу прически, хочется сказать «вы не поверите!». Есть же взрослые люди, до сих пор считающие, что особая причёска делает мальчика девочкой.
Хотя, с другой стороны, все мы точно знаем, какая причёска делает из нормального человека директора школы. Помните этот вот антропологический ужас в виде пирамиды из обесцвеченных волос? И скажите мне, что не эта причёска делает директора школы директором школы.
Да и вообще, это вы на правильные тренинги успешного успеха и богатого богатства не ходили, там же прямо говорят, что для всего этого даже галстук не нужен – нужно просто правильные мысли расставлять в правильном порядке.
Вообще, конечно, странно читать интернет-коуча, который прикидывается НЕ таковым. Например, рецепт самого Талеба в двух словах звучит так – «будьте антихрупкими». Как говорится, спасибо за совет, очень помогли. Но тут же у него написано следующее:
«распознать шарлатана легче легкого – он всегда дает одни только позитивные советы, используя наше легковерие и предрасположенность лохов к рецептам, которые кажутся нам очевидными, но при этом очень быстро забываются. Загляните в любую книгу, заглавие которой начинается с «Как…» (продолжение придумайте сами: разбогатеть, потерять вес, завести друзей, внедрить инновацию, провести успешную предвыборную кампанию, накачать мускулы, найти мужа, руководить детским приютом и так далее). Однако на практике профессионалы используют «негативные» советы, те, которые отобрала эволюция: шахматные гроссмейстеры обычно выигрывают, не давая себя победить; люди богатеют, потому что не банкротятся (особенно когда это делают другие); религии в основном запрещают что-то; мудрость жизни состоит в понимании, чего именно следует избегать. Вы уменьшаете личный риск случайных потерь минимальным способом»
Ну то есть тоже не бездна полезного. Хотя сама идея про развитие не через успешный успех, а через избегание неудач несомненно хороша. В известном смысле даже благостна – все прочие предлагают выйти из зоны комфорта, сделать что-то неудобное, а иногда и незаконное, а Талеб просто предлагает нам воздержаться от всяких таких действий и тем самым сохранить комфорт и преумножить богатство.
Удобно, наверное. Если не вспоминать про инфляцию.
Талеб – видимо сторонник персонажа Лема, который говорил, что «самое большое всемогущество из всех всемогущество проявляется в бездействии». Но, с другой стороны, в «Антихрупкости» очень хорошо сформулирована идея о пользе религии:
«Мы нечасто осознаем пользу от религии, между тем она ограничивает нашу склонность к вмешательству»
Очевидно, если вы предприниматель, то религиозные порывы целесообразно ограничивать, потому что они не очень хорошо согласуются с идеей невмешательства.
В итоге – занятная книга. Я не могу сказать, что она плохая. Там есть несколько весьма интересных идей. Например, идея стратегии, сочетающей устойчивые и неустойчивые элементы в некоторой пропорции (в пользу устойчивых, конечно), вполне хороша и жизнеспособна.
Но я и не могу сказать, что книга хорошая – эти идеи поданы с огромным количеством воды, и мне пришлось заставлять себя дочитывать Талеба. Буквально ты сидишь, читаешь и думаешь «отлично, это я понял, давайте двинемся дальше», но там глава… и ещё глава… и ещё полглавы – и всё про одно и то же.
Авторская уверенность в себе в сочетании с отсутствием ссылок на работы учёных напрягает. Талеб, естественно, подтверждает всё упоминаниями авторитетов. Но именно упоминаниями, а не ссылками. И сдаётся мне, что правильно упомянув авторитеты можно подтвердить и противоположное.
По впечатлению «Антихрупкость» похожа на «Фрикономику». Правда, основная идея «Фрикономики» немного в другом – в скрытых взаимосвязях и неочевидных причинах событий. Но сходство этих книг в том, что не всё является тем, чем кажется изначально.
Вообще, «Антихрупкость» – это такой предмет искусства. Правильные слова сложены в правильном порядке, разбавлены остроумием и самолюбованием автора. Это предельно субъективная история. И либо она вам заходит, либо нет. Авторский продукт, авторская подача, судя по тиражам и переводам, народу нравится. Ну и надо сказать, что это далеко не самое плохое из того, что обычно нравится массовому читателю. Всегда помните о «Сумерках» и «50 оттенках серого».
Нужно ли эту книгу читать? Однозначной рекомендации нет. Покупать её и ставить себе на полку я бы не советовал. И места много занимает, и не удивишь уже никого Талебом. Почитать, если есть время, пожалуй стоит – но нужно понимать, что после той же «Фрикономики» Талеб не сильно вас обогатит. И читать нужно выборочно.
А, и ответа на вопрос «как извлечь выгоду из хаоса?» я так и не нашёл.
Стивен Кови, «7 навыков высокоэффективных людей»
Я не очень люблю книги про личную эффективность. Вообще, старик Маркс вроде бы учил нас тому, что капитализм – он про наиболее эффективную эксплуатацию человека человеком. А в случае с личной эффективностью получается, что ты эксплуатируешь сам себя. Да ещё и постоянно переживаешь, что эксплуатируешь недостаточно эффективно – иначе бы ты такие книги не читал. Как по мне – так себе затея.
В своём неослабевающем стремлении к личной неэффективности и самодовлеющей лени я бы и не стал никогда читать «7 навыков высокоэффективных людей», но вокруг часто говорили про эту книгу как едва ли не про библию личной эффективности, и откладывать чтение мне показалось неправильным.
Итак, Стивен Кови, «7 навыков высокоэффективных людей». Субъективное мнение.
Начинает Кови сразу с очень спорного, на мой взгляд, утверждения. По его мнению, подлинный успешный успех невозможен, если он не от души. Если вы внутри не сообразны высоким моральным нормам (вероятно с религиозными корнями, потому что сам Кови – мормон, о чём мне написали прямо в предисловии) – то никакого успеха вам не видать.
Вообще прямо тут к тексту возникает куча вопросов, один красивее другого. Вопросы эти хороши настолько, что задавать их на публике я не буду, умолчать о них – это наилучший способ не оскорбить ничьих чувств.
Дальше в главе с пафосным названием «Сила парадигмы» Кови начинает играть с читателем в старую любимую игру гештальтпсихологов – показывает нам картинку, на которой можно увидеть как старуху, так и молодую женщину. Саму картинку можно нагуглить в 5 минут. И делает глубокомысленный вывод о том, что на нас влияет парадигма, и только вне парадигмы мы можем быть полностью свободными. Какое отношение парадигма имеет к эффективности – непонятно. Точнее, понятно, что по мнению Кови мешает, но всегда ли она мешает и бывают ли такие случаи, когда наоборот – неясно.
Дальше Кови пафосно заявляет нам, что не нужно пытаться изменить какие-то мелкие детали и привычки, а нужно сразу менять парадигму целиком, и вот тогда-то вы станете эффективны.
Вы уже по интонации могли понять, как я к этому отношусь. Этот совет по глупости и нереализуемости сопоставим с желанием начать новую жизнь вот прямо с понедельника. И мы же знаем заранее, как это закончится, правда?
Следующим номером программы Кови – вещание про принципы. Сам текст про принципы совершенно пустой. Например, Кови предлагает следующие принципы:
1. Справедливость
2. Честность
3. Искренность
4. Человеческое достоинство
5. Служение
6. Потенциальные возможности
7. Терпение
8. Воспитание
9. Воодушевление
«Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь всерьез счел несправедливость, обман, низость, посредственность или вырождение надежной основой длительного счастья и успеха»
Ну, как говорится, то ли вы историю плохо знаете, то ли просто не вполне умны.
Не, я не против честности. Но утверждать, что успех всегда связан с честностью – это немного странно.
Тут я насчитал 9 принципов. Потом – прямо в следующей главе, окажется, что это не все принципы. К этому моменту текст Кови мне начал неуловимо напоминать некоторых интернет-комментаторов.
Знаете, в постах с большим числом комментов всегда появляются один-два человека, которые пишут капсом. Причём, по тексту не создаётся впечатления, что они кричат, скорее возникает мысль, что тебе так драматически шепчут какие-то истины. У них просто капс не везде по тексту, а в некоторых ключевых (ну, как им кажется) местах.
При ближайшем рассмотрении, правда, истины капсом оказываются отменной психопродукцией, которая может украсить собой любой анамнез. Так вот – Кови в этой главе уже стал на них тревожаще похож со своими парадигмами и принципами.
В главе «Новый уровень мышления» начался отменный бред. Вот что именно там написано:
«Именно этому новому уровню мышления посвящена книга "Семь навыков высокоэффективных людей". Это – основанный на принципах, базирующийся на характере подход к персональной и межличностной эффективности. Это – подход "изнутри-наружу".
"Изнутри-наружу" означает, что начинать надо с самого себя. Даже более того – начинать надо с самой глубинной части самого себя – со своих парадигм, своего характера и своих мотивов.
Этот подход говорит, что, если хочешь иметь счастливый брак, будь сам таким человеком, который излучает позитивную энергию и избегает негативной, ни в коем случае не усиливая её»
Короче, вот вам две гениальные идеи – «мысли позитивно» и «начни с себя». Свежо. Гениально. Непременно поможет.
«Семь Навыков – это навыки эффективности. Базируясь на принципах, они приносят наилучшие из возможных долгосрочные результаты. Они становятся основой характера, средоточием точных карт, с помощью которых человек может эффективно разрешать проблемы, наращивать возможности и постоянно открывать и встраивать в восходящую спираль роста новые принципы»
Ну классно же? Я уж молчу, что «Семь Навыков» везде пишутся с заглавной буквы. Ну и наконец Кови начинает про эти навыки писать.
Непонятно, почему «будьте проактивны!», а не «проактивность», например – мы же про навык. Ну да бог с ним.
В разговоре о проактивности появляется Виктор Франкл:
«Позвольте мне познакомить вас с поучительной историей Виктора Франкла.
Франкл был детерминистом, воспитанным в традициях психологии Фрейда, которая утверждает, что все, происходившее с вами в детстве, формирует ваш характер и личность и определяет всю вашу жизнь. Ограничения и параметры вашей жизни установлены, и вы почти ничего не можете изменить»
В этом месте все, кто мне преподавал психологию, вышли из чата. И пошли искать Кови, чтобы просветить его насчёт теории Франкла, где всё немного наоборот. Ну то есть совсем наоборот – можно найти и почитать книгу Франкла «Человек в поисках смысла».
Цинизм ситуации в том, что дальше Кови пишет про свободу (которая в работах Франкла есть). Но нафига было так обходиться с Франклом в начале главы – непонятно.
Если Талеб говорит, что вам нужно понять, что вы можете контролировать, а что не можете, и строить стратегию, исходя из этого, то Кови пишет, что вы всё можете контролировать потому, что вы проактивны.
«Однако многие из них не сумели предпринять верных шагов и проявить инициативу для осуществления задуманного,
– Не знаю, куда обратиться, чтобы пройти тесты на интересы и способности!
– Как мне изучить проблемы отрасли и организации? Никто не хочет мне помогать.
– Представления не имею, как подготовить и провести эффективную презентацию!
Многие люди ожидают, что что-нибудь произойдет или кто-нибудь о них позаботится. Однако те люди, которые в результате получают хорошую работу, являются проактивными: они решают проблемы, а не говорят о них, они проявляют инициативу и, опираясь на верные принципы, делают все необходимое, чтобы задача была выполнена.
Стоит кому-нибудь в нашей семье, пусть даже самым младшим ее членам, занять безответственную позицию и ждать, пока кто-то другой возьмет на себя инициативу или предложит решение, мы тут же говорим ему
– Используй свои "Н" и "И" (находчивость и инициативу)!»
В семье такая позиция должна прекрасно выглядеть. Приходит чадо Кови к маме и говорит «Мама, я есть хочу», а ему в ответ «используй находчивость и инициативу!»
Ну то есть не сделал презентацию? Не проявил находчивость и инициативу? Фу, лох непроактивный! Вообще, в этом месте книга начала напоминать мне уже и тренинг личностного роста наихудшего пошиба, и секту. Ничего не могу с собой поделать.
Предлагаемая Кови стратегия – короткий путь к неврозу. И, в перспективе, в спецзаведение. Потому что контролировать вы можете не всё, и, как о проактивности ни говори, в этом отношении ничего не изменится.
Люблю такие формулировки. А что, можно начинать иначе?
Можно начинать что-то не представляя конечную цель? А как я тогда узнаю, что начал? Как я пойму, что именно я начал? Описание этого навыка сопровождается самым длинным и невразумительным рассуждением о лидерстве, которое я читал вообще.
Лидерство, по мнению Кови (я цитирую) – «прежде всего энергичная деятельность правого полушария мозга». А интуиция, очевидно, деятельность правого полушария ниже.
Кто бы мог подумать!
В этой главе появляется матрица, в которой дела делятся на срочные/несрочные и важные/неважные. Как будто кто-то не понимает, что сначала нужно делать срочное и важное. Проблема-то в том, чтобы понять, *что именно* максимально срочно и важно.
Люблю, когда про эту матрицу говорят как про значимый управленческий инструмент. И потом мы видим этот тезис всех колхозных экспертов по персоналу – «эффективный человек мыслит не проблемами, а возможностями».
Рецепт-то хороший – все мы помним важность игр с ненулевой суммой. Но как именно мне думать в таком духе – неясно, точно также непонятно, как этому навыку научиться.
Кови не учит и не показывает, как и где можно научиться. Он доказывает важность. Причём важность доказывает личным опытом, метафорами и сказками. В самом деле, так и должна выглядеть книга по менеджменту.
Я до сих пор искренне стремлюсь понять эту книгу. Получается не очень. Надо, говорят, общаться. Эмпатически. Потому что только эмпатическое общение позволяет нам понимать другого человека.
Окей, раз эмпатическое общение – это навык (психологи, кстати, знают, что так и есть), можно нас ему как-то поучить? Рассказать, как его развить? На что обращать внимание?
Но вместо этого вам будут несколько параграфов рассказывать об эмпатическом общении. О его важности. Значимости. Приведут много случаев из жизни (половина которых к эмпатии не относится никак), после чего заключат, что эмпатичным быть лучше, чем неэмпатичным (не очень понятно, кстати, насколько универсально это правило и как оно относится к эффективности). Мы же о личной высокой эффективности разговаривали, помните?
Синергия (я утрирую, но самую малость) – это когда все работают вместе и всем хорошо. А чтобы её достичь, надо поделиться личным опытом:
«Как утверждал Карл Роджерс: “Самое индивидуальное является одновременно самым общим”. Чем более искренним вы становитесь, чем откровеннее вы в ваших высказываниях, – особенно, говоря о своем собственном опыте или своих собственных сомнениях, – тем больше люди откликаются на сказанное вами и тем больше крепнет их чувство безопасности, способствующее их собственному самовыражению Их открытость, в свою очередь, заражает других участников, и возникает общая творческая эмпатия, обеспечивающая более глубокое осмысление, получение новых знаний и поддерживающая ощущение радостного возбуждения, не позволяющее этому процессу прекращаться»
Вероятно, вы только что поняли, почему стендаперы так любят рассказывать о личном и даже очень личном. Очевидно, для организационной синергии нужно делать примерно то же самое. Планёрки будут, конечно, огонь – с непрекращающимся радостным возбуждением.
Конечно же, Кови приводит пример про школу зверей и несбалансированную программу (утка хорошо умела летать и плавать, а её учили бегать). Это (ну конечно же!) является примером отсутствия синергии.
Вам не расскажут о том, как построить синергию на уровне организации. Но она там нужна. Помните об этом.
Я обожаю такие названия. Знаете, это когда в названии есть глубокомысленная метафора, и кроме этой метафоры ничего в названии нет. Например «Принцип 12 – не тратьте силу, возьмите молоток побольше!» Это «Законы Мёрфи». Но там-то Артур Блох шутил! (если что, автора «Законов Мерфи» зовут не Мерфи).
В этом параграфе речь про саморазвитие. И там тоже много прекрасного:
«В нашей семье мы ограничили просмотр телевизионных программ примерно семью часами в неделю»
Почему семью? Потому что семья? (да, шутка так себе, а в оригинальном тексте её и вовсе быть не могло, но тем не менее). Но всё же, почему?
Программы при этом выбирались на семейном совете. Тяжело людям жилось в мезозое без интернета. Им приходилось семейный совет собирать про то, что именно не смотреть. Полагаю, с развитием социальных сетей они бы вообще совет никогда не закончили – сидели бы и вычёркивали сайты и профили.
Ну и тут бы Кови вспомнить свои экзерсисы про лидерство и «делание нужных вещей», но нет. Он правда считает семейный совет, касающийся просмотра ТВ, необходимым. Представляю, какие рекомендации он даёт организациям. Вероятно, советует проводить совещания о необходимости искоренения совещаний.
Следуя рекомендациям Кови, вы не станете эффективным.
Не, вы будете эмпатично кивать, благо, это несложно. У вас будет прекрасная библиотека из рекомендованных книг (из серий «Великие Книги» и «Гарвардская Классика», конечно же).
Кови делает самую страшную для любого живого мозга вещь – он пытается сделать опыт гомогенным и предсказуемым. Знаете, вот эти вот люди на совещаниях, которые с тоскливой бюрократической интонацией спрашивают «правильно ли я вас понимаю…?» И на них всё время хочется наорать, просто чтобы посмотреть, как отреагируют.
Тоска. Тоска, тоска.
Кови невыразимо тосклив.
Он наукообразен, но, как и у Талеба, у него нет ни одной ссылки. А примеры с Франклом и Левиным (его Кови назвал социологом, хотя Левин – психолог, и разница есть) намекают нам на крайне невысокое качество книги. Но Талеб по крайней мере не корчит из себя схоласта. Пишу, говорит, что нравится. Кови же с откровениями уровня «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным» скорее напоминает проповедника.
Хотите быть эффективными? Не читайте Кови. Читайте стихи, Талеба, классику, хорошие книги, плохие книги, да хоть надписи на заборе. В конце концов сходите погулять или в ресторан, разнообразьте опыт.
Хотите книгу про эффективность? Яна Франк в бесконечной мудрости своей уже написала для нас кучу книжек. В них нет квазинауки, 6 принципов и 7 навыков, и прочего вот этого вот. Там – простые житейские советы. Которые могут сработать, и которые очень легко подогнать под себя.
Кови не адаптируется к вам. Своими бесконечными принципами и схемами (а я здесь не упоминаю даже десятой части бесконечных кругов и квадратов) он пытается подогнать вас под придуманный им квазирелигиозный образец эффективности.
Популярность Кови с его «7 навыками» – совершенно бредовый феномен. Который доказывает только две вещи:
Желание почтенной публики получить таблетку «эффективности», даже если это на самом деле клизма.
Некритичность аудитории «менеджеров» и «управленцев» к потребляемому материалу. Дистанция от Кови до Тони Роббинса сильно меньше, чем может показаться.
У меня есть вопросики к корпорациям, которые заказывали какие-то корпоративные тренинги у Кови. Этих корпораций сильно больше, чем можно было бы принять за норму.
Резюме простое. Не покупать, не читать. Если в шкафу стоит – не гордиться. По вкусу – иронизировать над теми, кто считает «7 навыков высокоэффективных людей» значимым читательским опытом.
Аннет Симмонс, «Сторителлинг. Как использовать силу историй»
– Мы просим тебя, конструктор, помочь нам рассеять монаршью тоску – при помощи машин, которые ты искусно построишь.
– Это можно, – ответил Трурль. – Но зачем вам целых три?
– Мы бы хотели, – сказал Синхрофазий, слегка покачиваясь то вправо, то влево, – чтобы одна рассказывала истории замысловатые, но утешные, другая – хитроумные и лукавые, а третья – бездонные и берущие за душу.
С. Лем, Сказка о трёх машинах-рассказчицах короля Гениалона.