Сотник из будущего. Западный щит Руси бесплатное чтение

Глава 1. Онагр

– Не поспели мы, Лагутович, вон третья сотня уже мимо проходит. – Кондратий кивнул на проезжавших неспешной рысцой литвинских всадников. – Всё, отвоевалась союзная тысяча в немецких землях, к Миндовгу своему возвращается. Пойдёт теперяча с ним куршей и скальвов дожимать.

Только было выгнали обозец на дорогу, и снова пришлось отворачивать в сторону. От малой речки выходили на лесной берег новые сотни вместе с большим санным караваном. Один, второй, третий десяток зимних повозок прокатился по хорошо набитому войском пути. Сидевшие в санях литвины, проезжая мимо русских розмыслов, приветливо им махали и кричали что-то задорное.

– Веселятся. – Филлимон кивнул на обозных. – Как же, живые с набега возвращаются, да ещё, видать, и добром богато нагруженные. Не зря они, выходит, за Двину ходили, а мы-то вот к большому делу так и не смогли поспеть.

– Если бы кузнецы с Себежа порасторопнее были, так тоже бы давно у Дерпта стояли. – Четвертак, правивший лошадьми, вздохнул. – А деревянное-то на раме мы и сами безо всякой помощи всё быстро поправили. Уж больно тяжёлый наш камнемёт, без хорошей железной стяжки никак не можно его вдаль тащить. Недоработали маненько энтот онагр в нашей усадьбе, недодумали. И понятно почему, в большой спешке ведь обоз в поход отправляли, вот и вылезла слабина́. Два раза ведь уже чинили по мелочи, а вон крупное в самый что ни на есть неподходящий момент случилось. Ух ты, а вот, похоже, и начальство едет! – Он кивнул на следовавший за обозом отряд. – Точно, глядите, братцы, это ведь сам тысячный Радвил под своим стягом.

Важный литвин в окружении ближников придержал коня перед установленным на полозья онагром и внимательно оглядел русских.

– Почему отстать от своих? – пробасил он, выделив из всех орудийщиков самого старшего – Стерлю.

– Так поломка у нас, воевода, – ответил тот, пожимая плечами. – Больше месяца мы промучились с ремонтом. А если бы не крепостица, стоявшая в дне пути, так и вовсе бы ничего с ним не вышло. Шибко хитрая штуковина. – И он хлопнул по укрытой рогожей станине.

– Хороший, очень хороший. – Тысячный покачал головой. – У русский рать их много, а у нас нет, пойдём к нам на службу, много серебра тебе дать, сильно богатый будешь, свой дом, усадьба жить, на пирах в княжьем зале Миндовга станешь сидеть. Пить, есть сколько хочешь. Мой князь славный, он хороший воин всегда жаловать, любо такому служить.

– Нет, воевода, зачем?! – Стерля отмахнулся. – Мы Господину Великому Новгороду, бригаде своей клятву о службе давали. Извиняй, но не могу я под руку Миндовга пойти. За предложение же лестное тебя благодарю. – И он, оглядываясь на обступившую трое русских саней спешенную сотню литвинов, подтянул к себе ближе метательную сулицу.

– Не хочешь служить мой князь, ладно. – Тысячный нахмурился. – Кто из вас пойдёт к нам?! Я всех к себе звать. – И он обвёл взглядом сидевших в санях русских орудийщиков. Не дождавшись ответа, Радвил, неодобрительно покачав головой и что-то проворчав, подозвал к себе пожилого литвина. Внимательно выслушав своё начальство, тот согласно кивнул и отвязал притороченный к седлу коня кожаный мешок.

– Trys saujos? [1] – переспросил он командира и высыпал в войлочный подшлемник серебро.

– Да, этого достаточно, они отродясь не видали столько, – хмыкнул Радвил. – Подай его вон тому, похоже, он у них самый старший. – Он кивнул на Стерлю. – Эй, русский, здесь серебро! – крикнул тысячный, подбоченившись. – Много серебра! И тебе, и весь твой воин его хватить. Забирать его, выпрягать свой лошадь из саней и ехать к себе. Радвил не обижать свой союзник. Радвил всё честно за онагр платить.

– Прости, воевода, но он не продаётся. – Стерля покачал головой. – Это не мой личный камнемёт, а бригадный. У начальства спрашивать его надобно, но уж никак не у меня.

– Бригадный начальство далеко, а ты и я рядом. – Радвил нахмурил брови. – Бери что давать, это серебро вам, мой князь с твоим потом сам за онагр рассчитаться.

Литвин с войлочным подшлемником в руках подошёл к Стерле и протянул его русскому.

– Говорю же, не продаётся! – буркнул тот и резко оттолкнул его от себя.

Подшлемник, звякнув серебром, упал на снег. Над зимней дорогой повисла напряжённая, натянутая, как тетива лука, тишина.

– Paimk juos! [2] – рявкнул Радвил, и обступившая сани спешенная сотня ринулась на русских. – Живыми! – крикнул он, видя занесённые мечи и секиры. Крепкий литвин умело принял топорик Гузки на круглый щит всадника и хлестнул плоской частью меча ему по предплечью. Топор выпал, а орудийщика уже сдёргивали с саней, и, выбив из левой его руки засопожник, сразу четверо начали бить и топтать на снегу. То же самое сейчас происходило около всех остальных русских саней. Только лишь умудрённый дружинным опытом Кондратий успел ударить небольшим мечом двоих нападавших. Но кольчуга одного выдержала удар, второй же зажал рукой окровавленный рукав полушубка. И вот уже самого дядьку повалили и рьяно топтали у саней.

– Не до смерти! – крикнул опять Радвил. – Алгис, придержи людей!

– Радвил, может, всё же их тут прикончить? – спросил тысячного один из ближников. – Звери уже через седмицу все кости по округе растащат. Какой с нас спрос, может, они в метель тут все замёрзли?

– Мажулис, оглядись вокруг, – проворчал тот в ответ. – Здесь целых три сотни, из них почти полная – это наши обозники. Уже через месяц на торгу в Вильно будут рассказывать, как мы порубили тут на дороге русских розмыслов, а через два про это же будут молоть языками в Полоцке и во Пскове. Ты хочешь взять их кровь на себя лично? – Он кивнул на опутываемый верёвками расчёт камнемёта. – Вот то-то же. Слушайте все! Эти русские не знают чести, они оскорбили меня, тысячного самого князя Миндовга, – громко, чтобы его слышал каждый обозник, крикнул Радвил. – А ещё они пролили кровь моего воина ратным железом, желая ему смерти, за что и поплатились. Я мог бы взять за всё это их жизни, наказав, но я милостив, и мне они не нужны. В наказание же возьму только оружие! Вяжите их, закидывайте в сани, передадим их в порубежной русской крепости посаднику.

Сани, сбегая под уклон, подскочили на яме, и голова у Стерли ударилась о боковую жердь. Он застонал и открыл глаза.

– Ну всё, живой, пришёл в себя, – прошепелявил окровавленными губами Филлимон. – А мы уж с Гузкой подумали было, что насмерть тебя зашибли. Который ведь час вот так вот словно бы неживой лежишь.

– Tylėk! [3] – прокричал сидевший около возничего худой обозник и ударил древком копья по голове Филлимона.

– Зараза! – прошипел тот, вжимаясь в сено. – Да молчу я, молчу! Вот ведь злыдень! – И ойкнул, получив ещё один удар.

Ехали долго, встали на ночёвку на лесной поляне, где уже горели костры. Как видно, передовые сотни, протоптав по занесённой дороге путь, успели разбить лагерь. Русским переменили путы и кинули на снег восемь пресных сухих лепёшек. У разведённого неподалёку костра встало трое охранников.

– Руки развяжите, ироды! Как есть, пить нам? – прошепелявил Филлимон. – Руки, руки! Ну! Понимаешь?!

– Есть! – И литвин подтолкнул ногой лепёшки. – Пить! – И он, ощерившись, ковырнул носком сапога снег. – Valgyk taip, ant kelių, be kiaulės rankų! [4]

– Вот ведь сволота какая, – пробормотал Четвертак. – За свиней нас держат, чтобы, как они, мы с земли ели. А своим сказал, что, если кто от пут освободится и попытается сбежать, прямо на месте того рубить.

– Ты же у нас полоцкий, Четвертак, разумеешь по-литвинскому, – проговорил Стерля, пытаясь ослабить путы на запястьях. – Что ещё расслышал? Куда они нас везут? Чего задумали?

– Вроде в крепость Себежскую хотят сдать, – ответил тот негромко. – А онагр с боевым припасом с собой в Вильно укатить. Дескать, князь очень ему рад будет, он несколько раз Василия Андреевича отдать ему просил, а тот всё ни в какую.

– Да-а, а вот теперь уже и не нужно более просить, – кряхтя и постанывая, произнёс Стерля. – Теперь и у литвинов такой вот годный дальнемёт есть, сами мы прямо им в руки его прикатили, братцы. Знал бы, что так будет, сжёг бы его лучше на той поляне. Гузка, ослабь мне узел, руки совсем онемели, не чувствую я их. – И он подкатился к молодому орудийщику. – Кондратий, ты у нас самый опытный тут, из старых дружинных воев, что посоветуешь делать? Может, дёру нам ночью дать?

Пожилой воин, прячась в тени от глаз охранников, освободил свои руки от пут и подполз ближе к Стерле.

– Подвинься, неумелый. – Он толкнул плечом Гузку. – А ну-ка дай, протяни их сюда, старшой. Вот та-ак, вот как развязывать нужно. Вишь, какой узел затянули крепкий? Ничего-о, сейчас развяжу. А совет мой такой будет: с литвинами нам закусываться ни к чему, не в том положении мы нонче, Лагутович, и сбегать нам тоже пока не нужно. Захотели бы – убили бы всех давно, ещё там на дороге. Значит, не нужно им это. Но и как вша перед ними тоже ползать, как я мыслю, не надобно. Мы дружинные вои, а не какие-то там смерды или холопы, и уважение к себе имеем. Пусть и они это тоже видят. Сказали, чтобы связаны мы были, ладно, но так, чтобы без дури и без издёвок.

Вскоре все русские сидели кружком со спутанными уже впереди запястьями, и у каждого в руках была своя лепёшка. Завидев обходившего лагерь сотника, охранники вскочили от костра и бросились к ним, раздавая тычки и бранясь.

– Угомонитесь! – рявкнул тот, обведя взглядом пленных. – Вы бы так на крепостных стенах ратились, псы обозные. Эй ты, старший. – Он кивнул Стерле. – Бежать – умереть. Два дня – и вы быть в свой крепость. Мы вас отпускать.

Он повернулся и пошёл на поляну к кострам.

Через пару дней зимней дороги выехав по руслу ручья к большому озеру, литвинское войско, не задерживаясь, продолжило путь по его льду, а к стоящей на полуострове деревянной крепости подкатило несколько саней в сопровождении всадников.

– Кто такие?! Чего надо?! – крикнул им с башни воин.

– Посадник где?! – подбоченясь и горяча коня, выкрикнул литвин. – У мой воевода Радвил подарок вам есть. Забирайте! – И он кивнул своим воинам. Те вытолкнули на лёд восьмерых пленных. – Это всё русский воин из новгородский войско. Они дерзить приближённым людям князя Миндовга, и их немного проучить за это. Мой воевода добрый, он не стал в наказание лишать их жизнь. Но они поднять ратный железо на его воинов и пролить их кровь, за это он забрать их оружие. Тут он в своём праве. Литва не воевать с Псков. Забирайте этих и можете им тоже тать кнута за то, что они оскорблять ваш союзник.

Сани с сопровождавшими их всадниками развернулись и понеслись в южную сторону, догоняя хвост уходящей воинской колонны.

– Эко же вас литвины-то помяли! – Посадник покачал головой. – Неужто безо всякой причины прямо и ни с того ни с сего? А шляхтич-то вона чего возвестил со льда. Дескать, ближним людям самого князя Миндовга вы дерзили, кровь его воинам ратным железом пролили. Это как?

– Судислав Петрилович, честной крест тут перед всеми ложу, что наговор это грязный и напраслина! – Стерля перекрестился на образа в чистом углу. – К себе тысячный князя зазывал на службу и серебро нам предлагал. Только мыслю я, что не мы ему даже были нужны, а сам этот наш камнемёт. Ещё там, в походе на жемайтов, литвины на онагры глаз свой положили, да не отдал их наш воевода Василий Андреевич. А тут он вона без охраны почитай совсем да на дальней дороге встретился. Ну что там восемь розмыслов русских да супротив стольких воинских сотен?

– Вот говорил я тебе, Стерля, когда вы у наших кузнецов тут с железными своими приспособами крутились, чтобы не спешили бы пока к Дерпту идти. Чтобы лучше каравана хорошего на Псков дождались и уже с ним бы отсель сообща ехали, – проворчал, почёсывая голову посадник. – Ну поправили вы недалече свой камнемёт, так постойте маненько здесь у нас, в крепости. Нет ведь, поперёшные, быстрей вам к Чудскому озеру надо! Вот все вы такие новгородские, неслухи!

– Судислав Петрилович, ну мы и так сколько время тут у озёр потеряли, пока наши немца за Псковом били! – воскликнул старший розмыслов. – Вот дал бы пару десятков конной охраны нам, глядишь, и не посмели бы литвины тогда безобразничать!

– Ты тут рот-то свой не разевай! – выкрикнул, вскакивая с лавки, командир крепостной сотни. – Попрекать он нас, видишь ли, вздумал! Мы тут сами не до конца ещё разобрались даже, кем это сейчас друг другу приходимся. Только вот три месяца назад с новгородцами готовились ратиться, а потом этот раздрай случился! Вот прикатит из Пскова гонец с грамоткой, и уж тогда станет всё на свои места, кто нам союзник, а кто так, сосед али вообще даже недруг. А то, может, опять вам, новгородцам, и вашему князю Ярославу на дверь, как в тот раз уже было, во Пскове укажут! Командовать они нами тут будут! Два десятка конной охраны им подавай! За Ильмень-озером своими будете командовать!

– Тихо, тихо, Никодим, сядь, не кричи! – одёрнул его посадник. – И за языком своим следи. Слух-то верный был о новой власти во Пскове, так что ты уж помолчи лучше. На людях как-никак говорить. И ты, розмысловый десятник, тоже погоди нас винить. У нас тут, в крепостице, едва ли большая сотня всего воев наберётся. Верховых коней после прошлой бескормицы совсем мало осталось. Какие уж там два десятка охранных?! О чём ты вообще говоришь?

– Ну хоть пару-тройку саней-то вы нам дайте, – тяжко вздохнув, проговорил Стерля. – Нам, Судислав Петрилович, налегке бы к своим побыстрее поспеть, доложиться обо всём случившемся. Не за себя и за свои битые бока я переживаю, камнемёт там, у литвинов, в руках. Никак им его не можно оставлять, посадник. А ну как поймут они, как он сработан, потом им же твою крепостицу и разнесут, по брёвнышкам её раскатают. От вас-то, от Себежского озера, до Двины рукой ведь тут подать, а там уж земли Миндовга начинаются. Небось, не раз уже сюда ранее с набегом литва подходила и окрестности разоряла? Как знать, долго ли ещё с ней в мире будем?

– Та-ак, трое саней тебе, говоришь, надо, – крякнув и почесав бороду, проговорил посадник. – Ладно, Стерля, будут тебе сани. Данила. – Он кивнул осанистому дядьке. – Готовь сани. И снеди на неделю им ещё дай. Чтобы уже утром духу их тут не было. Да-а, в бересте, чтоб не забыли прописать о взятом. За новгородской дружиной долг будет, а то ведь с меня потом за всё даденное спросят.

Глава 2. В Юрьевской крепости

– Иди, иди себе дальше, предатель! – отбросив в сторону большой булыжник, крикнул Петька. – Нечего тут честных воев от трудов праведных отвлекать.

– Братцы, ну вы чего? Ну, братцы? – горестно вздохнув, пробормотал Оська и поставил небольшую бадейку на чёрный, закопчённый снег. – Ну я виноват, что ли? Да кто же знал, что дядька Илья так быстро к себе меня заберёт? Говорил ведь, раньше апреля даже к нему не подходить, а тут вон у Вани Шишака, у старшего при пушке, подносчик от антонового огня[5] совсем слёг. Ну вот и освободилось его место. Или мне сейчас в пушкари переходить, или же цельный год ждать, когда в усадьбу вернёмся. Ну братцы, ну вы же сами знаете, как я в пушкарях служить мечтал! Назар-то с Игнатом и Гришкой уже седмицу, как в конный полк перевелись.

– Ладно, ладно, не гундось, Оська, прощаем, – проворчал Маратка и, дождавшись, когда два пешца сдвинут в сторону огромный валун, ковырнул обломком своей жердины завал. – Гостинец с тебя для ребят десятка, – поднимая с крошева кругляш, проговорил он. – У орудийщиков, я знаю, завсегда хороший приварок имеется. На вот, держи, подарок тебе. Потом, как только к пушке допустят, чтобы им башку рыцарю-ливонцу отбил!

Подобрав подкинутое ему ядро, Оська презрительно скривился и проговорил:

– Не-е, это вот не под мою пушку, оно срединное, под полевую. У нас-то гораздо большие ядра в жерло закатываются, аж с два кулака они калибром будут! А это чего? Так себешное! Им никакую каменную стену не пробьёшь, хоть ты месяц в неё лупи. А нашей-то вот любую крепость рушь, потому как осадное и серьёзное орудие, совсем даже не шутошное.

– Ой-ой-ой, фу-ты ну-ты, какие мы важные! – хмыкнул Митяй. – Два дня только, как ушёл от друзей, а уже нате вам, калибра у него, полевое, срединное, осадное орудие. Ну, кидай тогда его вон в ту кучку, правее. Для вас ведь тут стараемся, ковыряемся в этом завале, пока вы там ворон считаете.

– Ничёго мы их не считаем, – нахохлившись, проворчал Оська. – Пушки – да, обихаживаем и чистим, смазываем их ещё, припас пороховой от всякой сырости прячем. Вчера вон колесо снимали, чтобы его чинить. А оно там знаете каковское? Вот такенной ширины! – Он раскинул в стороны руки. – Полдня всем расчётом надрывались, пока это с оси его стянули.

– А ну что тут за галдёж?!

Из внутреннего перехода разваленной крепостной стены в пролом выглянул дядька Ждан.

– Дела вам нет? Сейчас на носилки всех поставлю, будете камень с крепостного двора выносить! А ты, перебежчик, где должо́н сейчас быть?! – Он уставился на Оську. – Обратно, может, в пешцы захотел?

– Ждан Невзорович, да я тут к обозным за дёгтем с бадейкой бежал. – Тот втянул голову в плечи. – Вот подле ребяток только встал, чтобы дыхание маненько перевести, и всё, и опять уже дальше бегу.

– Больно быстро сбилось оно у тебя, дыхание, как я погляжу, – нахмурившись, проговорил дядька и, глядя, как убегает по тропинке молодой пушкарь, одобрительно хмыкнул. – Ну вот, другое дело, а то дела ему нет. Что, Митяй, много вы сегодня ядер нашли?

– Два десятка, Ждан Невзорович, – ответил тот. – В основном всё мелкие и немного срединных. Из больших только одно, да и то с сильно сплющенным боком.

– Да-а, мало. – Тыловой старшина вздохнул. – Говорил же, нужно было в Пскове большой ряд на выделку их у кузнецов заключать. Это когда ещё с усадьбы наш пушечный припас придёт? Точно никак не раньше конца половодья. Да и придёт ли? Поговаривают, что у Рузиля в ямах селит, селитера[6] ещё не вызрела. А нам ещё до того времени две крепости развалить нужно и к обороне этой изготовиться. Так, ладно, как в лагерь пойдёте, ты, Маратка, к отцу забеги, разговор насчёт тебя с ним утром был.

– А что такое, Ждан Невзорович? – полюбопытствовал молодой берендей. – Дело какое?

– Вот и спросишь у него сам, – поморщившись, ответил дядька и, завидев подходившую по протоптанной дороге полусотню пешцев, замахал рукой. – Сюда, сюда ступайте! Вот на этот завал! Эй, Нежатко, почему носилок мало? Я же сказал с десяток их вам из жердин набить!

В большой юрте было хорошо натоплено, и собравшиеся командиры скинули свои полушубки.

– Разрешите продолжать, Александр Ярославович? – Сотник поклонился княжичу.

– Продолжайте, Андрей Иванович. – И кивнул. – Ты сам давай совет веди, я слушать буду.

– Тебе слово, Илья Ярилович, – обратился к командиру орудийной дружины Сотник. – Так сколько, говоришь, у тебя неразобранного пороха в обозе осталось?

– Пудов десять только, Андрей Иванович. – Он развёл руками. – Весь остальной лишь в зарядных мешках.

– Ну да, и тех едва ли четверть от всех привезённых, – со вздохом заметил старший тыловик бригады. – Очень много на себя орудийного припаса этот Дерпт забрал. Да и немудрено, это сколько же камня мы тут побили, а на подрыв того завала, чтобы немцу в бок зайти, сколько у нас пороха ушло?! Без него вообще вряд ли мы на стены смогли бы залезть. Ну, или оставили бы под ними половину всей рати.

– Да-а, это верно! – пронеслось по рядам рассевшихся в шатре командиров. – Такую твердыню только лишь долгой осадой брать, в удачном месте она здесь стоит. Ни пороки, ни башни под стены просто так не выставить, про лестницы и про тараны вообще можно не говорить.

– Одно плохо: теперь восстанавливать всё самим же, – крякнул командир пешей рати Угрим. – Мои вои неделю завалы растаскивают и говорят, что ещё три раза по столько им времени будет нужно, чтобы до самого основания стен добраться. Сами же знаете, только тогда каменщикам за кладку можно будет взяться, а тут ещё и людей постоянно в другие дружины забирают. Едва ли три сотни у меня сейчас работают.

– Потерпеть нужно, Угрим Лютомирович, – вздохнув, сказал Сотник. – Сам видишь – жителей совсем мало, почти все они из Дерпта разбежались или смерть при штурме с оружием в руках приняли. А из новгородского ополчения едва ли сотня тут решила остаться. Когда это ещё здесь мирным людом окрестности наполнятся? Нарва вон, скоро три года, как уже наша, а в ней воинов до сих пор на порядок больше, чем простых жителей. Сколько времени нужно, чтобы сюда, в прибалтийские земли, переселенцам подтянуться? Зазывать-то их уже начали, но ведь время для такого надо. Ладно, и вас, конечно, тоже можно понять. – Командир бригады подтянул к себе несколько листков бумаги и быстро их пробежал глазами. – Василий, из своего конного полка каждый день будешь по две сотни в помощь выделять. Смотри сам, хочешь, так по очереди определяй, а можешь одних и тех же на работы закрепить, тебе виднее. С обозной команды Варламовича три десятка ежедневно придётся направлять. Так, пластуны. – И он со вздохом отложил лист в сторону. – Пластунов нам никак нельзя трогать, у них особое, большое дело есть. Степной эскадрон, хм, он тоже пока пусть порученным занимается. А вот ладейщики, те – да, те пешцам, пожалуй, помогут. Боян Ферапонтович, у тебя из ладейной дружины и судовой рати полторы сотни тут под рукой в походе, давай-ка, дорогой, и ты по пять десятков тоже ежедневно в работу определяй.

– Андрей Иванович, ведь уходим мы со следующим обозом?! – встрепенулся командир бригадного флота. – Так же давеча мы решили? Нам ведь суда к навигации надобно срочно готовить. В холода, по льду и по снегу, коли не поспеем мы выйти в поместье, всю ведь летнюю доставку припаса и во все крепости тогда сорвём! Да и большому торгу уж точно в этом случае конец будет. В Булгарию надобно караван готовить, для Днепровского водного пути ещё, а потом и на запад в германские земли, – рассуждал он, загибая пальцы на руке. – А как же ещё для Котлина ладьи? А для дозора у свейских земель? А для помощи ливам?

– Ладно, ладно, Ферапонтович, запамятовал я. – Сотник отмахнулся. – Никак нельзя твоих трогать, согласен. К выходу-то всё, надеюсь, готово?

– Готово. – Он кивнул. – Послезавтра, как и задумали, на рассвете обоз выходит на лёд Омовжи и далее через Чудское озеро зимником к себе катит. Нам главное, чтобы тепло раньше времени санный путь не накрыло. А то будут нам всем ладейные караваны!

– Вот вы и не задерживайтесь, Боян, налегке идите, а то знаю я тебя, хапугу, в сани ведь всякого напихаешь, – подколол друга Буриславович. – Чего, зря, что ли, аж четыре дюжины их себе в караван заграбастал?

– Не переживай, Лавруша, тебе всё тут добро оставлю, – хмыкнул тот. – Вывози потом его как хочешь, хоть на своём горбу, ежели я ладьи сюда не смогу летом подогнать.

– Да ладно, хватит вам уже! – остановил своих командиров Сотник. – Ну что поделать, ладейным сейчас сани и правда ведь нужнее всего. Сами же знаете, при лучшем раскладе месяц только хорошей зимней дороги остался, а потом полтора вообще никакой вовсе даже не будет. Так, в охранении с обозом идёт вторая степная сотня. Азат Хайдарович, тебе, как мы и обговаривали, с ней самому предстоит идти. В поместье нашем передохнёте, переждёте там самую распутицу, а уже потом за черниговские земли для своего особого дела посуху пойдёте.

– Ярилович, – снова обратился он к командиру орудийщиков. – После совета вместе с тобой пройдёмся по крепостным стенам, посмотрим, где нам лучше пушки и онагры расставить. Знаю, ты уже и сам прикидывал, но покамест погоди, не спеши, до конца зимней дороги осталось ещё нам немцев с северной крепости у речки Педья выбить. Летом наши пластуны пытались её было нагоном взять, да не вышло. Теперь вот сам Варун с сотней Онни там за ней приглядывает. Хоть и небольшая она, но крепкая, каменная и в очень хорошем месте выставлена. Оставлять её за спиной никак нам нельзя. С неё немцы и угандийцев волновать будут, а получив помощь, и нам тут угрожать будут. Так что брать её надобно. Готовь, Филат Савельевич, людей и орудия, – сказал своему заместителю командир бригады. – Через пару-тройку дней можно выходить на неё. Вторую пластунскую сотню Мартына ещё с собой захватишь, степную и от пешего полка пару. Думаю, достаточно будет тебе людей с учётом тех, что и так уже Талькхоф под началом Варуна сейчас сторожат. По онаграм и орудиям ты уж сам, Савельич, определишься с Ильёй, какие с собой брать.

– Понял, Андрей Иванович. – Филат кивнул. – Мыслю, что лучше пару пушек и три онагра от взвода Назара туда выкатить. Из взвода Шуйги-то так один и не вернулся до сих пор с литвинского похода. Ну тот, что за Себежским озером сломался. Стерля в нём за командира расчёта.

– Так второй месяц ведь идёт, как их нет. – Сотник нахмурился. – Неужто до сих пор починиться не смогли? Что-то не нравится мне всё это, как бы не случилось с дальнемётчиками чего худого. Василий, – обратился он к командиру конного полка. – Пошли-ка ты полусотню из своей дозорной на юг, пусть ребятки поскачут по той дороге. Расчёт Стерли разыщут, да и вообще, пока зимник хороший, пусть у Даугавы хорошо оглядятся. По нему вот только недавно литвины к себе ушли, значит, хорошо должны его набить.

– Слушаюсь, завтра же на рассвете полусотня выйдет, – заверил старший конной бригадной дружины. – О три конь с вьючными пойдут, чтобы быстрее было.

– Андрей Иванович, разрешите?! – Откинув входной полог командирского шатра, внутрь заскочил помощник дежурного по лагерю. – С устья Омовжи дозорный десяток вернулся. Старший его докладывает, что отряжённая к деревянной крепостице наша дружина обратно подходит. Совсем скоро она уже у нас тут, в Юрьеве, будет.

– Ну вот и ладно, – встав с места, проговорил с облегчением командир бригады. – Быстро же с ней Тимофей там управился. Осталось теперь только каменную у речки Педья сбить, и тогда всё, вся Юрьевская волость до самого западного озера Выртсъярв будет нашей.

– Ух ты, гляди, Мить! – Петька головой показал на вытягивавшуюся из-за речного поворота колонну. – Наши от омовжского устья возвращаются. Позавчера ещё гонец с вестью прискакал, что развалили они Вана-Кастре. Нужно будет потом пробежаться по лагерю, послушать, как там дело было.

– Да какое там дело, – хмыкнул шедший рядом десятник Шестак. – Говорят, что три онагра Назара Угримовича зажигательные горшки свои метнули на ворота и воротные башни, а потом ещё разрывными добавили крепостным тушильщикам, чтобы не мешали им гореть. Ну вот, и к вечеру уже там аж в сто локтей огромная дырина была. До утра подождали, пока жар спадёт и хорошо угли зачернятся, а уж опосля свеи этого, как уж его, ярла Биргена черепахой вовнутрь зашли и под прикрытием наших стрелков в крепостной детинец ворвались. Говорят, что защитников едва ли две сотни воев было при пяти рыцарях. Ну и больше половины из них в поло́н взяли. Не те уже, конечно, немцы опосля потери Дерпта. Нет в них той былой силы и стойкости.

– Да конечно, жить-то они тоже хотят, видят, что всё одно не совладать с нами и не отсидеться им за стенами, – обернувшись, проговорил Власий. – Вот и правильно, что их за хороший выкуп потом отпускают. В следующий раз, значит, не так стойко они ратиться будут. А то «сечь всех надо, сечь», – как видно, передразнил кого-то немолодой уже воин. – Закоренелых, на чьих руках много нашей крови, тех, может, даже и нужно сечь, а вот остальных-то зачем? Они потом, ежели против нас когда и выйдут, так самыми первыми в своих сотнях спину покажут. Да и нам так-то прибыток от выкупа тоже не помешает.

– Тебе-то особливо не помешает, Власко, – хмыкнул Шестак. – Слышал я, что за Нарвой ты землицу взял. Никак с рязанских своих лесов да в Чухонию переселиться задумал? Не боишься, что даны или их эсты туда набегут?

– Да чего бояться? – Власий пожал плечами. – На западном порубежье крепкие остроги и крепости сейчас закладывают, а набежников и у нас за Окой хватает. Подъёмные хорошие на это дело сейчас дают, от податей аж на пять лет новгородские власти освобождают. Вот ещё годик в рати побуду, полное жалованье получу – и на вырубке с братьями крепкое селище буду закладывать. Частоколом его хорошим обнесу, оружия прикуплю. Пускай попробует кто сунуться из чужих – махом укорот ему дадим. У меня двое младших братьёв с Радятой Щукарём ходят, боевитые, и ещё двое на хозяйстве. Семеро нас. Было, – сделав паузу, проговорил он со вздохом. – Теперь вот пятеро. Ничего, мы, рязанские, народ хваткий, нас просто так не сковырнуть. Сыновья уже подрастают, мой старшо́й во-он в пластунские десятники выбился, второй в ратной школе к выпуску готовится. И ещё двое в помощниках.

Обогнув овраг, растянутая колонна пешцев вышла на огромное, заставленное шатрами и юртами поле. Из верхних продухов многих к небу поднимались дымки.

– Поглядим, как там Ярец расстарался, – втягивая ноздрями воздух, проговорил десятник. – Так-то Лавр Буриславович не жадничает, сполна снедью воинскую рать наделяет.

– А чего жадничать-то? – хмыкнул шагавший рядом Легонт. – С собой большой обоз прикатил, а ещё и тут, в крепости, сколько от немцев всего осталось. Хорошо, что без долгой осады обошлось, да и пожаром его не загубили. У епископа подвалы глубокие. На год всему войску с них пропитания хватит.

– Это да, – согласились шагавшие рядом пешцы. – Заблудиться в них можно, насмотрелись, когда от спрятавшихся проверяли.

Подойдя к рядам своих походных жилищ, пешие сотни рассыпались.

– Устимович, я к отцу пока сбегаю? – спросил у десятника Марат. – Слышали же, Ждан Невзорович передал явиться.

– Ну беги, – согласился тот. – Только смотри недолго, скоро ужинать уже сядем. Задержишься – так простывшее хлебать будешь.

– Ничего, разогрею, – отмахнувшись, сказал молодой берендей. – Вы, главное, оставьте, чтобы было чего.

Обтёршись снегом, десятки пешцев, сбив строительную пыль с одёжи и обуви, ныряли в свои шатры. Во многих расторопные дежурные кашевары уже приготовили варево, и оно парилось в котлах, укутанное рогожей. Где-то готовщики запаздывали, и оно ещё булькало на углях или небольшом огне.

Раскатав свой войлок на охапке из соснового лапника, Митяй прилёг и вытянул с наслаждением ноги. Справа возился, поправляя своё ложе, Петька.

– Ох и натопил ты сегодня, Киян, вот у нас духате-ень, – заметил поправлявший своё спальное место Селантий. – Хоть до самого исподнего всё с себя скидывай. Баню, что ли, хотел нам тут устроить?

– Подождёшь с баней, – проворчал тот, разворачивая рогожу. – До дома терпи, вот когда возвернёмся, в бригадных термах напаришься. Кажись, доходит, – глубокомысленно проговорил он, пробуя ложкой густую кашицу. – И мясо разварилось, вроде мягкое. Выставлять али пока обождём? – Он посмотрел вопросительно на десятника.

– Да не спеши. Я к сотнику пока схожу, узнаю, чего там нового на завтра. Маратка ещё, глядишь, прибежать успеет. Отдыхайте пока. – И Шестак, откинув полог, выскочил наружу.

– Ну не спеши, так не спеши, лишь бы не остыло, – проговорил кашевар, укутывая обратно котёл. – Так-то мы ему и в глиняную плошку отложить можем, погреет потом себе сам. Всё равно ведь котёл под ночной взвар чистить.

Марат пришёл уже затемно, когда все давно поужинали и теперь, лёжа на своих пологах, прихлёбывали из посудин травяной, душистый, сдобренный мёдом взвар.

– Простите, браты́, не смог я никак раньше, – повинился тот перед десятком. – Батя не отпускал. Разговор шибко серьёзный у меня с ним был.

– Ну, батя – это святое! – воскликнул Власий. – У нас вот как разговор батюшка заводил, когда набедокурим, так мы все семеро братьев не шелохнувшись стояли, пока он не успокоится. Каждому при том разговоре хорошо перепадало, хоть и из ребятни уже давно возрастом вышли. Потом так спина и гузно горели, что сесть, лечь не могли, всё на животах спали.

– Да подожди ты, Власий! – перебил словоохотливого товарища десятник. – Не видишь, не такой разговор у Маратки был. Киян, где там его плошка с отложенным? Пусть он поест сначала, а уж потом и пытать парня будете.

– Спасибо, браты́, не голодный я, – вымолвил тот, покачав головой. – Покормили досыта. Извиниться я перед вами хотел. В степную сотню переводят меня, прямо вот сейчас уходить нужно. Завтра коня дадут, привыкнет он ко мне немного – и в дальний поход сразу идти. Простите, что вот так неожиданно вас оставляю, сам уж не думал не гадал, что эдак скоро получится.

– Вот это да-а, вот и сходил к бате, – хмыкнул Легонт. – Сначала Игнатку с Гришкой в конный полк забрали. Потом Оську в розмыслы, теперяча вот и Марата в степную сотню. Митяй, Петька, вас теперь когда же в пластуны? Знаем ведь, что вы туда просились.

– Мест пока там нет, – пожав плечами, ответил Пётр. – Остаёмся с вами в пешцах.

– Надолго ли? – хмыкнул Селантий.

– Ну ладно вам! Виноваты они, что бо́льшего хотят? – проворчал Шестак. – Во всех десятках уже почти те, кто из ратной школы там были, в другие дружины перешли. Молодые, шустрые, лучшее парни ищут. Это уж нам, кряжистым, только и остаётся пешую рать составлять. Их-то чего тут насильно, что ли, в топтунах держать? Собирайся, Маратка, не слушай ты этих старых ворчунов.

– Простите, браты́. – Он поклонился и начал складывать в заплечный мешок вещи. Было их немного, и, попрощавшись с каждым воином, Марат вышел из десятского шатра. Следом за ним выскочили и Митяй с Петькой.

– Да ладно ты, не журись! – Ребята приобняли друга. – Сам же мечтал в степной сотне служить.

– Это да-а, – протянул тот. – Вот и распалось наше звено. С детинцев ведь всегда вместе. Вспомните, какими сопливыми были, друг за друга всегда стояли. А вот теперь дорожки расходятся.

– Ничего, Маратка, в одной бригаде ведь все! – Пётр стиснул плечо берендея. – Глядишь, придёт время, и опять вместе будем. Мы с Митяем всё одно скоро в пластуны перейдём, верно дядьки говорят. Ты-то сам далеко ли уходишь?

– Без передачи только, братцы, – проговорил приглушённо Марат. – Вторая сотня Рашида, куда меня определили, опосля сопровождения каравана в усадьбу двигает через Торжок в рязанские и муромские земли, а потом обойдёт с донской стороны черниговские. Велено со старшинами колен и родов степных племён переговорить, что остались ещё в тех местах и под половцев не легли. Чтобы они к нам на службу своих людей отпустили, тех, кто пожелает. Говорят, степную конницу нужно срочно набирать и к какой-то серьёзной войне готовиться. Дескать, не так уж и много времени до неё осталось. Пока основная наша рать западный рубеж будет крепить, чтобы и с востока уже мы начали усиливаться. А для этого нужно много опытных всадников и огромное множество верховых коней. Отец сам старшим с сотней идёт. Наш род старинный, его в степи все знают, значит, и говорить с ним всерьёз будут. Ну и серебро, хорошие подарки тоже в том разговоре помогут. Только вы, братцы, смотрите, никому! Я только вам, чтобы уж знали, почему меня долго не увидите.

– Да поняли мы, Марат, поняли, – проговорил Митька. – Не волнуйся, всё с нами останется. Монголов мы ждём. Обмолвился ведь как-то батя про них. Давно уже исподволь старшие к их приходу готовятся, но так, чтобы раньше времени народ не будоражить. Давай, удачи тебе, брат! Береги себя! – И ребята крепко обнялись.

Глава 3. Бой у реки

– Варун Фотич, вон там, на воротной башне, двое у скорпиона караулили, и там, у камнемёта, ещё трое топтались, – протянув руку в сторону крепости, разъяснял пластунский командир. – А так, как и вчера, через каждый десяток шагов по одному пешцу на стенах стояло. Видать, хорошо подморозило, ну и выставили побольше их, чем ту же седмицу назад, да и менять людей стали гораздо чаще. Бодрились они всю ночь, неспокойно себя вели, видать, подмёрзнуть боялись. Факела наверху жгли, время от времени вниз их скидывали.

– Нет, Будило, мороз тут точно ни при чём, – заявил, покачав головой, Фотич. – Насторожили мы их, видать, изрядно. Сначала крепостной разъезд плохо прикрытые следы у реки заметил. А потом, когда ночью подбирались у стен послушать, псы наших ребяток учуяли. Не зря же со стен так яро кидать стрелы начали. Да и людей тут гораздо больше, чем мы думали. Летом вроде хорошо их проредили, да, видать, после того или подмога сюда с запада подошла, или после Дерптской битвы часть беглецов за этими стенами укрылась. Скоро уже наши сюда подтянутся, а мы пока так ничего и не разнюхали. Сколько времени только зазря в снегу проторчали! Эдак и до самой травы тут дотянем. Сейчас вот морозы спадут, последняя пурга покружит, повоет, а там уже и снег таять начнёт. Ладно, Будило, гляди вон, светает, выползаю я от тебя. Ещё немного полежите – и вас тут десяток Миккали поменяет.

Махнув рукой сопровождавшим его пластунам, командир бригадной разведки нырнул за большой куст в сугроб. Поработав немного локтями и коленями, люди в белых балахонах проползли по лесу и потом скатились со склона на лёд ручья. Подхватив подбитые камусом[7] лыжи, дюжина воинов пробежала по кривому руслу, а потом нырнула в лес.

– Пару сотен пешцев оставите во взятой крепости и ещё с ними же десятка три пластунов. Думаю, этого вполне достаточно пока будет, – наставлял Филата командир бригады. – Из дальнемётов там для обороны и пары хватит, без пушек. Там их всё равно пока ставить некуда. Стены под орудийные площадки перестраивать нужно сначала, да и орудий у нас совсем мало сейчас. Под Юрьевом-Дерптом их нужно в кулаке все держать.

– Так и сделаю, Иванович, – заверил старший осадного отряда. – Вперёд я первую степную сотню Рината пущу. Пусть берендеи, пока мы колонной с обозом идём, по всей округе проскачут. Вдруг где-нибудь угандийцы Кривобокого встали. Иннара-то самого уже нет, но ведь половина его дружины с сыновьями по лесам разбежалась. Это пока они надумают под новую старшину перейти, а кто-то ведь и вовсе даже не захочет. У многих ведь руки кровью соплеменников замараны, когда они за немцев своих же били и последнее отнимали. Так что побережёмся.

– И правильно, – согласился с ним Сотник. – Ну давай, Савельевич, удачи! Людей, главное, береги, не клади там их под стенами. С Богом!

Стремительно, с гиканьем выскочила на лёд речного залива степная сотня. Всадники сделали круг и пошли галопом по руслу Омовжи на северо-запад. Вслед за ними заскользили на широких лыжах пластуны, протопали две сотни из пешего полка и прокатилось три десятка саней, среди которых виднелись и тяжёлые орудийщиков. Сопровождала колонну и конная сотня из полка Василия. Вскоре речное русло свернуло на запад, и пришлось выходить с него на поросший густым лесом берег. Набитая копытами ушедшей вперёд степной сотни дорога нырнула в сосновый бор. По обочинам, заходя неглубоко в лесные заросли и оглядываясь, скользили пластунские звенья-пятёрки. Первую ночёвку сделали за озером, переиначенным на привычный для русского уха манер Саадарва.

– Тут пять этих озёр, – объяснял, махнув рукой в восточную сторону, сидевший у костра Мартын. – Они здесь все одно за другим рядышком с севера на юг вытянулись. Вот в этих самых местах постоянно стычки между угандийцами и вирумцами раньше случались. Юрьев-то крепким градом был, да при сильном и воинственном князе. Постоянно к Вячко то одни, то другие лесовики приезжали жаловаться на соседей. Ну, он и старался их как-то по правде судить, никому воли не давал в этом краю перед другим. Его-о, княжья власть во всех этих землях была. Само собой, местным вождям такое не по нраву было, каждый ведь из них себя выше другого видел. Однако же ничего, всё же терпели. А народу и лучше с того было. Поборами их не душили избыточными, кровавые распри между родами и племенами совсем затухли. Работай себе, живи мирно за крепкими русскими щитами. Но тут уж немцы с запада наскочили. В Новгороде и во Пскове как раз очередной разброд и мятеж был, а дружины русских княжеств все на Калке от монголов полегли. Некому было юрьевского князя Вячко тогда поддержать. Почти все его ратники тут, в этих краях, в лесах или на крепостных стенах, смерть свою приняли. Мало кому из них посчастливилось уцелеть, – мрачно проговорил сотник и замолчал.

Собравшиеся у его костра и внимательно слушавшие воины тоже молчали.

– Пара десятков нас всего осталось из всей дружины, побитых да покалеченных. На Русь ушли мы из этих земель, но поклялись, что вернёмся ещё сюда, чтобы поквитаться. И вот вернулись. Трое только из всех. Остальных-то уж и нет в строю. Кто-то в торговых караванах от разбойника или набежника свою смерть принял, кто-то в походах за другого князя в кровавых междоусобицах, ну а кто-то на степной, порубежной черте от стрелы половецкой. Двое калечных, Марк с Захаром, да знаете вы их, на усадьбе в крепости при стреломётах служат, а уж в походы не ходят, потому как не ходоки они более.

– Ну а как же, знаем. – Несколько слушателей кивнули головами.

– Ну вот, и всё одно даже десятка нас от прошлой дружины теперь не наберётся. А уж какая дружина та боевитая была! На сумь совместно с Ярославом Всеволодовичем ходила. За Двину литвинов выгоняла, данов – к Ревелю-Колывани, а немцев – к Риге. Но тяжко было без поддержки князю Вячко западный щит тут держать. Один он последние года здесь от врагов всех отбивался. Немчура местные племена взбаламутила, и они заодно с ливонцами супротив нас выступили огромным войском. И чего в итоге добились? Их же самих потом и в хвост тут, и в гриву! Лучших земель они лишили, данью огромной обложили, друг с другом стравили и обескровили в распрях и набегах, а потом и латинскую веру насильно принимать заставили. Ну и чего, хорошо зажили, когда русских не стало?..

– Да-а, вот хлебнул дядька Мартын, – заметил, покачав головой, Петька, идя рядом с Митяем. – Видел я, когда он в речке купался, у него вся грудь в рубцах, вот таких! – И он раздвинул ладони, показывая. – Весь посечённый!

– Знаю, тоже видел, – подтвердил Митька. – Обещал, что если место будет в его сотне, то он про за нас с тобой спросит. Вот бы к нему в пластуны попасть.

– Да-а, хорошая у Андреевича сотня, – согласился друг. – Крепкая, опытная и боевитая. Карел в ней много и наших ладожских, белоозёрских, а они-то все как один лесовики отменные.

– Пришли? – проворчал Шестак. – Давай-ка вы за дровами, парни, сходите. Так, чтобы их на всю ночь нам хватило. Вон соседний десяток сколько себе натащил. – Он кивнул в сторону горевшего неподалёку костра. – Да и вам в третью стражу стоять после Легонта со Власием. Сотник сказал по двое, чтобы были, один костровой, а другой вокруг ходит и смотрит.

– Пошли, Петро, – проговорил со вздохом Митяй и подхватил топор. – Ты вон верёвки захвати, чтобы нарубленное потом увязывать.

Сменившие десяток Будилы пластуны распределились по парам и залегли в уже знакомых им местах так, чтобы оглядывать все подходы к крепости. На её стенах тоже было шевеление. Мелькали поверх парапета головы защитников, доносились их голоса, слышался скрип и постукивание у крепостных дальнемётов.

– Видать, тоже только что сменились, – прошептал Вешняк. – Шоволятся, проверяют всё. Интересно, а разъезд они будут сегодня отправлять?

– Не-ет, – отозвался, покачав головой, Пахом. – Онни, когда на пару Емца и Кулыги бранился, им в вину ставил, что наследили они у речного переезда. Теперь не рискнёт немчура из крепости выходить, так и будет со стен на окрестности глазеть.

– И то верно, не посмеют наружу выйти, – проговорил Вешняк, ослабляя натяжение своего реечника. – Тетиве слабину я пока дам, всё одно нам не в кого тут стрелять. Тебе-то хорошо с твоим луком, поглядывай, лишь бы его тетива была хорошо смазана, а я-то вот уже третью на своём самостреле меняю.

– Тихо! – воскликнул напарник, приподнимаясь с сугроба. – Слышишь чего – нет?

– Да тихо вроде, – пробормотал неуверенно Вешняк. – Птица вдали, в лесу, кажись, стрекочет. А вот на стенах чегой-то звякнуло.

– Да не-ет, не то. – Пахом наморщился, вслушиваясь. – С реки звук идёт. Как будто потрескивает чего-то, постукивает вдали. Во-о, опять!

И точно, теперь уже и до Вешняка донёсся накатывавший с Педьи шум. Схватив свой разряженный реечник, он начал энергично накручивать рычаг его взвода, а с восточной стороны уже вылетела к месту переправы голова конного отряда.

– Кто это?! – крикнул Пахом, накладывая на тетиву стрелу. – Может, наши от Дерпта набегают? Только как так-то?! Зачем же это в конном строю? Почему нас не предупредили? Али это разведка?

– Не больно они на наших похожи, – отметил, щёлкая механизмом взвода самострела, Вешняк.

На стенах крепости поднялась сумятица, замелькали шлемы ратников, забегали около скорпионов и камнемёта люди.

Вот от головы накатывавшей конницы донёсся густой низкий звук рога, и на поднятой вверх пике затрепетал флаг.

– Вражина это! Вон, гляди, красный меч на флажке! – крикнул Пахом и, выскочив из-за ствола дерева, метнул одну за другой три стрелы. Вешняк вскинул самострел и, выделив в голове отряда знаменосца, послал в него болт. С крепости, как видно, признали своих, вниз, перекрывая ров, упал массивный, оббитый железом подвесной мост, распахнулись створки ворот, и с истошным скрипом поползла вверх тяжёлая кованая решётка. Уже три пластунские пары били стрелами и болтами сгрудившихся у крепостного въезда конников. Раздался визг, и, вырубая заслон у переправы, на большую поляну вылетела степная сотня. Вверх взвились стрелы, и с истошным криком беглецы ринулись в открытый проём крепостных ворот по мосту.

– Куда-а?! – заорал Пахом, выбегая из-за дерева. – Назад! Сейчас со стен ударят. Назад, дурни! Там скорпионы!

Не успел он ещё закончить эту фразу, как уже две тяжёлые стрелы, обе с рост взрослого мужа, сорвались с направляющих скорпионов в степняков. Одна из них пробила всадника насквозь, а вторая вошла почти полностью в коня другого. Раздался громкий щелчок, и дюжина крупных камней ударила в самую середину наступавших. Подхватив с земли своих сбитых товарищей, те откатились от стен подальше.

– Ай-ай-ай, ну как же так, – сокрушался, горестно качая головой, Вешняк. – Человек пять так запросто точно потеряли. Ну, берендеи! Ну, дурные! Зачем же сломя голову было на крепость так кучно переть!

На их глазах за проскочившими в крепость беглецами, в обратной последовательности, со звоном упала вниз массивная решётка, потом захлопнулись тяжёлые створки ворот, а вот, скрипя и подвывая, подтянулась на цепях и площадка подвесного моста, снова открывая глубокий ров с набитыми внизу острыми кольями.

– Пошли, Пахом, чего теперь-то прятаться! – крикнул Вешняк и, замахав руками, выбежал на поляну. – Свои! Свои мы, братцы! Андреевская бригада! Пластуны мы, не стреляйте!

– И чего под стены лезли?! – Варун неодобрительно покачал головой. – Ну побили бы стрелами кого могли из уходящих. Вырубили бы их заслон. Нет ведь, лезть им вперёд надо.

– Да мы думали, нагоном в крепость нам удастся ворваться! – Сотник, перевязываемый лекарем, скривился. – Вон ведь как хорошо этих гнали. Ещё бы чуть-чуть – и прямо туда вслед за ними заскочили. Да заслон этот насмерть на реке встал. Были бы только эсты, одним бы махом его разметали, а там ещё и рыцарь с десятком сержантов в самом узком месте русло перегородил, десяток саней ещё этих и угандийцы с копьями. Пока их всех перебили, остальные оторваться уже успели. Да и мои разгорячились, не удержать их было, думали, что успеют на спинах последних беглецов вовнутрь заскочить.

– Ну-у, успели? – проворчал Варун. – Это ещё вам повезло. Слышал ведь слово такое «стрельницкая воротная башня»? Вот это она самая и есть. Хорошо, что не полезли туда. Десятка три бы твоих вовнутрь запустили и тяжеленную кованую решётку вниз уронили. Её при всём желании вам бы просто так не поднять. Пока тех, кто в крепость ворвался со стен и с внутренних укреплений бы расстреливали, остальных, снаружи на подходе бы камнями засыпали. А потом и все остальные освободившиеся стрелки к ним бы на стенах присоединились. И остались бы, Ринат, от твоей сотни рожки да ножки. Сильно его? – спросил он у лекаря.

– Не-ет, – ответил тот, помотав головой. – Всё, Варун Фотич, последний стежок. – И проколов кожу, затянул петлю. – Вот теперь ещё раз крепким хмелем всё обильно пролить, мох сверху приложить, чтобы рана не прела и не гноилась, и можно чистой холстиной завязывать. Повезло сотнику: бронебойная стрела два кольчужных звена порвала и кожу с мясом взрезала. До кости далеко, целый палец, жилу тоже не перебило, однако покой руке нужен. Ежели покоя не будет, то кровянить рана станет. А ежели шов разойдется и грязь вовнутрь попадёт, тогда всё, конец, отрезать руку придётся, или антонов огонь – и мучительная смерть.

– Ну ладно, ладно, ты меня не пугай, дядька, – процедил раненый. – Царапина.

– Не дури, Ринат, человек дело говорит! – Варун нахмурился. – Левая рука пробита. Ничего, стерпишь недельку без неё. Давай, давай, Пяткович, на строгую косынку её сажай! А ты сиди спокойно, не ерепенься! Твоих, так же как и тебя, сейчас перевязывают и зашивают. Легко отделались вы ещё, дюжину воев только потеряли, да и то больше ранеными. Эко же и хитрый рыцарь Фридрих! После Дерптского разгрома отбежал с верными угандийцами и в дальнем их селище затаился. Пересидел там немного, а потом в Талькхоф решил нырнуть. И ведь получилось бы, если б вы на него тут не наткнулись.

– Да и так вон получилось, – поморщившись, промолвил Ринат, укладывая руку на навязанную косынку. – Мы на него сами совершенно случайно наскочили. Его обоз уже на Педью из боковой, малой речушки выходил, а тут мой передовой десяток из-за крутого изгиба выехал. Ну вот и закрутилось. Чуть-чуть бы пораньше нам на эту реку с Омовжи свернуть, ни за что бы ни один в крепость тогда не ушёл. Всех бы там, на реке, прямо стрелами утыкали да посекли, а те остатки, что в лес бы умудрились сбежать, ваши бы пластуны, Варун Фотич, потом и нагнали.

– Ладно, ничего, теперь-то уже точно от нас не уйдут, – проговорил тот. – Зато все они в одном месте, в этой крепости сейчас собрались. Скоро пешая рать с обозом сюда подтянется, и старшие из розмыслов прикинут, как нам её лучше порушить. Давай-ка, Ринат, чтобы нам время не терять, поручи-ка ты своим воинам по следам этого отряда проскакать. Пусть они пока то лесное городище проверят, где эти недобитки отсиживались. Только давай без этой, без лишней лютости! А то, может, там особо и не рады им были местные, да деваться некуда, не перечить же ратникам. Полсотни моих пластунов ещё в помощь возьми, вон сани же вы захватили и коней.

– С пластунами в лесу надёжнее будет, – согласился с Варуном сотник. – Только и я сам туда, Фотич, пойду. Ничего, ничего! – сказал он, заметив, что тот хочет возразить. – Я и с одной рукой в походе справлюсь. Стрелы сам метать не буду, а вот езде рана точно не помешает. Поглядеть интересно, что же это за городище там такое.

– Ну смотри сам. – Командир бригадной разведки пожал плечами. – Только старшим я Онни назначу, сам понимаешь, для лесной войны и для штурма укреплений лучше, чем пластуны, воинов нет. Не в обиде, небось?

– Да нет, Варун Фотич. Хороший Онни командир. Пола-адим.

– Ну и добро. С выходом не затягивайте. Что-то старые раны у меня зудят, кости ломит. Как бы непогода не нагрянула.

Глава 4. Пурга

– До Опочки вёрст десять осталось, гони быстрее! – Стерля толкнул правившего лошадьми Кондратия. – Скоро с правой стороны большое болото будет, потом речушка версты через три, ещё немного проедем, а там и селище.

– Ну не зна-аю, – протянул тот неуверенно. – Ты, конечно, старшо́й, как скажешь, так и будет, однако не уверен я, что до него доберёмся. Вона какая позёмка понизу идёт. А ну как скоро вверх возьмёт? Такая пурга разыграется, никакого огляда не будет, куда ехать! Может, лучше тут, в лесу, укромное место выбрать, пока мы в болотину не заскочили? Там-то уж точно на открытом месте заколеем.

– Лучше у печей под крышей отогреться, чем опять в лесу мёрзнуть, – подал голос лежавший на ворохе сена молодой орудийщик. – Полдень ведь ещё только. Едва ли часа три мы опосля ночёвки едем. Вона как светло кругом. Какая уж там пурга? Глядишь, и обойдёт непогода стороной.

– Ты на небо погляди, Пескарь, прежде чем такую дурь нести! – рявкнул на молодого Кондратий. – Видишь, черно как с закатной стороны?! А свист слышишь? Свистит, как перед позёмкой, порывисто, с эдакими коленцами. А ведь только недавно он, этот свист, совсем ровнёхонький был. Да и холодать как резко вдруг начало, чуешь, нет?

– Давай-ка мы у ребят спросим, чего они об этом думают, – предложил Стерля. – Коли всё обсчество порешит тут нам вставать, значится, ищем хорошо укрытое от ветра место. Ну а ежели нет, так, значит, к селищу нам надобно поспешать.

«Обсчество» решило рискнуть, и небольшой санный караван прибавил скорость.

– Лишь бы перемётов впереди не было, – проговорил, оглядываясь по сторонам, Кондратий и подстегнул лошадей. – Видимость – Бог с ней, это уж ладно, тут берега вона какие высокие, кружить-то уж точно не будем, главное, знай себе меж них вперёд беги. Только вот у болота большая осторожность нужна, шибко ровное там место, ежели не заметим, что с речного русла в сторону ушли, беда может случиться.

Непогода в это время начала накрывать всё вокруг. Солнце вдруг резко пропало за застилавшими небо чёрными тучами. Пурга начала завывать, и видимость сократилась едва ли не до десятка шагов.

– Но, милые, но! – Кондратий настёгивал лошадей. – Поспешим! Немного осталось!

Не раз уже уходили сани в сторону от главного речного русла, спасал пока возвышенный берег. На болоте чуть было не случилось то, о чём и предупреждал умудрённый опытом возничий. На очередном повороте передние сани ушли в сторону. Спасло обоз то, что он попал в снежный намёт и кони встали. Пока их освобождали из снежного плена, Пескарь случайно наткнулся на полосу высокой травы, тянувшейся словно бы граница между рекой и кромкой болота. Держась вдоль нее, потихоньку вывели сани вновь на основное русло. Последние две версты лошади совсем выбились из сил, и, связав верёвками повозки, чтобы не потеряться во мгле, шли вместе с ними, толкая. Силы у людей тоже были на исходе.

Четвертак заметил вынырнувший из темноты размытый силуэт. Под большой снежной шапкой стоял сколоченный из брёвен помост.

– Причал, братцы! – пересиливая шум пурги, крикнул он. – Видать, тут пристанька деревенская на сваях!

– Ищем пологий подъём, робята, дошли, – выдохнув, сказал уставший Стерля. – Тут он совсем рядом должо-он быть.

Протаптывая путь для вымотанных лошадей, вскоре наткнулись на жердяные заборы. Потянуло дымком и запахом скотины.

Неожиданно из снежной круговерти вынырнуло несколько фигур. Кондратий с Селантием выхватили небольшие мечи, но не успели они их пустить в дело, как на орудийщиков навалились с боков и выдернули оружие из рук.

– Свои это, Чеслав Иванович! – крикнул бородатый воин подошедшему командиру. – Потеряшки наши нашлись, сами на нас вышли. – И дал подзатыльник Пескарю. – Чтобы чем ни попадясь в добрых людей не тыкал, пока не разобрался. Забирай свою железяку! – И кинул под ноги кинжал. – Вот ведь зараза, новый полушубок мне распорол!

– Я же не знал, дядька, – вымолвил тот, шмыгая носом. – Из темени выскочили и давай наваливаться. Думал, опять литвины или немчура.

В плотно набитой воинами избе было жарко. Горящая лучина скупо освещала лица.

– Значит, говоришь, полшапки серебра Радвил предлагал вам за переход под литвинского князя? – Командир дозорной полусотни покачал головой. – А потом в том, что вы ему обиду учинили, ещё обвинил? Нда-а, хорош гусь, а ведь таким разумным мне этот тысяцкий казался, когда вместе немцев воевали.

– Так он и есть разумный, – хмыкнул десятник Никодим. – Вон как лихо подобрал отставший камнемёт. Ещё и розмыслов в том виноватыми выставил. Уж как князь Миндовг-то теперь порадуется! Такую славную орудию ему добыли!

– Да-а, худо дело, не нагнать нам теперь литвинов, – проговорил, покачав головой, Чеслав. – Пока пурга не стихнет, никакого хода нам нет. Два дня быстрого бега до Себежского озера, потом ещё три до Двины-Даугавы. А литвины к тому времени уже даже и земли селов, небось, пройдут. Нет, никак мы их не нагоним.

– Даже если б нагнали, неужто ратиться с ними станем? – спросил, хмыкнув, другой десятник. – Ладно то, что их больше, дюжина против одного нашего, так ведь они же до сих пор союзниками нам покамест считаются. Оно вот нам надо ещё и с литвой сейчас войну затевать, когда мы ответный удар к себе от немцев ждём? Андрей Иванович такого точно не одобрит.

– Сожгли бы вы его, что ли, в лесу. – Чеслав ударил по столу кулаком. – Другие бы в усадьбе сладили, и меньше забот всем было. Чего теперь-то нам делать?

– Да как его сжечь-то?! – вскинулся Стерля. – Мы-то вот откуда знали, что такое случится?! К бригадной старшине нам нужно поспешать. Доложиться, что да как. Глядишь, через посольских людей потом вытребовать обратно онагр удастся.

– Ага, так тебе литвины его и отдадут, – заметил командир дозорного отряда. – Они теперь в него словно клещами вцепятся – не оторвать! Ладно, чего тут гадать, делаем тогда так. Как только непогода немного отпустит, ты старшо́й, – сказал он, кивнув в сторону Стерли, – садишься на резвого коня, которого мы тебе дадим, и скачешь с десятком Никодима к Юрьеву. Там бригадным командирам всё сам, что с вами случилось, и доложишь. Ну а орудийщики твои потихоньку на санях следом поедут. Мы же остальным своим отрядом поскачем к Двине. Вдруг вы там, на поляне, худо свой онагр починили и он опять где-нибудь после поломки у литвинов встал. Приловчимся и спалим его втихую. Вот и дело с концом!

На том и порешили, а за брёвнами изб в это время завывала последняя в эту зиму пурга.

Начало пурги застало отошедший от крепости Талькхоф сводный отряд возле устья небольшой речушки. След, по которому он шёл, уже начало заметать. Ещё немного – и поворот с Педьи к лесному городищу было бы не отыскать. Ветер завывал в вершинах деревьев, и Онни поторапливал своих пластунов:

– Быстрее, ребятки, быстрее, не может эта речушка далеко идти! Ещё немного – и на месте мы должны быть!

Следом за лыжниками шла степная сотня. Всадники кутались в верхние, подбитые мехом кафтаны. Хвосты с малахаев подвязали впереди, прикрывая ими от колючего ветра лица.

Пурга разыгралась не на шутку, спасало пока только то, что путь по лесной речке шел теперь словно бы в туннеле. Огромные деревья по её заросшим вековым лесом берегам принимали на себя большую часть силы ветра, и внизу было немного спокойнее. Непогода в этот раз сыграла на руку русским. Вышедший на большую поляну передовой пластунский десяток наткнулся на бревенчатый частокол, за которым не было стражи. Вся она в это время грелась в сторожевой хижине у ворот.

– Десятку Будилы и Миккали к воротам, остальные с мостков вкруговую с луками и самострелами стоят! – скомандовал своим людям Онни.

Прошло совсем немного времени, и, зацепившись арканами за верх ограды, пять десятков пластунов переметнулись внутрь городища. Вешняк с Пахомом перебежали по верхним мосткам ближе к воротам. В снежной круговерти внизу, у воротной сторожки, маячил силуэт караульного. Он прислонил своё копьё к стене и, похлопывая по бокам, топтался подле закрытой двери.

– Вместе прыгаем, – прошептал Вешняк. – Ну, Пахомка, давай!

Два тела навалились на караульного сверху. Пара ударов по голове – и в рот оглушённого эста затолкали рукавицу.

– Вяжи его, пока он не очухался, – тихо сказал Вешняк и, вскочив на ноги, замахал руками.

– Молодцы, ребята, – проговорил подбежавший с пластунами Будило. – Ловко вы его. Миккали, вы ворота открывайте, а мы пока караульных обезоружим.

Резко выбив дверь, внутрь сторожки ворвался весь десяток Будилы. Минута – и находившиеся внутри четверо угандийцев уже лежали на земляном полу связанные, а в распахнутые ворота в это время влетала степная сотня. Без кровопролития не обошлось. Несколько мужиков, выскочив с копьями и рогатинами из хижин, попытались было дать отпор и рухнули на снег пробитые стрелами. Степные всадники скакали по узким улочкам и вдоль внутренней черты частокола. Вой ветра смешивался с их воинственным кличем и криками пластунов.

– Kindlus on vallutatud! Pane relvad maha või sure![8] – Щёлкали тетивы луков и самострелов.

Около вождя сбилось в кучу пара десятков мужчин с оружием. Один из угандийцев метнул копьё в ближайшего всадника, и сразу три стрелы пробили его тело.

– Это русские! – выкрикнул прикрывавший вождя щитом воин. – Я таких всадников видел, когда мы с Иннаром и немцами на Нарву набегали. Они нас стрелами засыпят, а потом саблями дорубят. Нам не устоять перед ними, вождь!

Оттолкнув щит, седобородый, крепкий предводитель эстов воткнул копьё в снег и, подняв вверх обе руки, вышел вперёд.

– Не стреляйте! Мы не воюем с русскими, наша вражда закончилась со смертью Иннара Кривобокого! Кто у вас старший? Прекратите кровопролитие!

– Просит не стрелять в них, – перевёл Ринату Онни. – Мира хотят, и старший ему нужен.

– Ну вот и иди к нему. – Ринат кивнул на седобородого. – Мы с тобой оба сотники, так ты хоть по-ихнему понимаешь. Да и Варун тебя сам старшим в этот выход назначил. Главное, чтобы не юлили и сразу сказали, остался кто у них ещё из дружины Иннара и из немцев. След-то от них шёл. Всё равно ведь мы всё городище тут обыщем.

Из снежной круговерти к эстам вышел высокий воин в белёном полушубке.

– Я старший! Пусть все твои люди опустят оружие, никто их не собирается убивать! Но ответить на наши вопросы вам, вождь, всё равно придётся!

Глава 5. Подготовка

– Светлеет потихоньку. – Варун показал на небо. – Ветер стих, скоро снегопад прекратится, и вообще тут развиднеется. Чего ты сам-то скажешь, Филат, как сию твердыню у немца забирать будем?

– Тут, пожалуй, больше к Назарке вопрос, как ему лучше свои камнемёты и орудия огненного боя выставлять, – проговорил тот, пристально вглядываясь в проступавший силуэт крепости. – Что сам думаешь, смогут твои ворота порушить? – И он толкнул плечом старшего орудийщика.

– Да-а, непростая задача, – отозвался тот, покачав головой. – На хорошем месте её немцы поставили. То, что крепость полукругом река огибает, сейчас, в холода-то, это не страшно, лёд пока крепкий, любую тяжесть он выдержит. Но вот сам подъем, что к воротам идёт, он уж больно длинный и крутой, а штурмовать всё одно нам их придётся, с других-то ведь сторон вообще вона какие отвесные обрывы. Видать, и были они тут от природы, так ещё и при постройке более пологие склоны хорошо эдак срыли. Не-ет, там с боков никакой длины для наших лестниц не хватит, хоть ты из каких хороших жердин их ни вяжи, – проговорил он задумчиво. – Ладно, предположим, вот тащим мы к воротам пушки с онаграми. Тут у нас от реки до поворота где-то четыре сотни шагов пути. Пластуны говорят, что даже и сюда два стреломёта с крепостных стен достают, хоть и на излёте. Опосля самого поворота и до рва ещё три с половиной, а то и четыре сотни шагов. Немного пройти по прямой – и здесь уже камни от их дальнемёта начнут долетать. А ещё ближе подступимся – и тут уже стрелы с арбалетными болтами посыпятся. Если они всех стрелков сюда вот на эту воротную сторону соберут, а именно это, как я мыслю, они как раз и сделают, то полторы-две сотни их так нашим сверху накидают, что те кровью при штурме обильно умоются. А может, и вовсе даже назад откатятся при больших потерях.

– Неужто невозможно без большой крови эту крепость взять? – поинтересовался Филат и кивнул на темнеющие стены. – Думай, Назарка, хорошо думай. У тебя голова большая, в поместье вам розмысловую науку зодчие и всякие прочие умные люди обильно вкладывали. Вот давай-ка теперь в жизнь её здесь претворяй.

– Пару дней мне дай, Савельевич, – проговорил тот задумчиво. – Всё равно ведь ещё не полностью у нас тут осадное войско собралось. Я пока прикину всё основательно, расчерчу на бумаге каждую огневую и метательную позицию. Рассчитаю, откуда сподручнее будет орудиям бить и где лучше наших стрелков расставить.

– Один день, Назар, ни днём больше, – не согласился с ним старший осадного отряда. – Потом мы начинаем подготовку к штурму. Сейчас после такой вот пурги непременно большая оттепель нагрянет. Подтает, поплывёт всё, потом в сто раз тяжелее будет на приступ идти.

– Ладно, понял, – уступил тот и вздохнул. – Мне бы самому взглянуть, как там немец со стен работает. Вон как в самом начале похода за Изборском степняки первую крепость хорошо разведали. Может, они и тут такой же наскок повторят?

– Они уже пятерых только убитыми здесь перед пургой потеряли, когда вдогон за отсидевшимися в лесном городище скакали, – ответил Варун. – Ещё и на том городище у них тоже, небось, потери будут. Не выдумывай, Назарка, мои и так тебе всё подробно обсказали, что и как. Вот ты и прикидывай с их слов. Пора нам, Савельич. – И, развернувшись, старший бригадный разведчик пополз прочь от крепости. Вслед за ним направился Филат и десяток пластунской охраны.

– А всё же своими глазами оно было бы лучше увидеть, – пробормотал Назар. – Ну что, Ваня, рискнём? Давай-ка мы вон там, с краюшку, попробуем чуть ближе к стенам проползти. Благо снежок пока ещё сверху сыплет, глядишь, и прикроет он нас от вражьего взгляда.

Двое выползли из-под заснеженных кустов и скользнули по сугробу в сторону крепостных ворот. Сорванным прутиком Назар время от времени тыкал понизу, проверяя плотность и глубину снежного покрова. Вот и поворот, до видневшихся стен оставалось чуть больше четырёх сотен шагов прямого пути. Вдруг впереди что-то глухо щёлкнуло, и в паре саженей перед орудийщиками в снег впилась огромная, в рост человека, стрела. Её древко ещё мелко вибрировало, а вторая со свистом пронеслась над самой головой.

– Бежим! – рявкнул Назар и, вскочив на ноги, понёсся прочь. – У них зарядка долгая, Ванька, главное – отбежать поскорее!

Вот он, поворот, розмыслы быстро проскочили его и нырнули в лесные заросли. Над крепостными предместьями вновь повисла тишина.

– Селантий, сегодня, коли ты у нас на готовке, так ещё и расчисти всё получше вокруг. Видишь, как шатёр и подступы к нему за три дня занесло. – Десятник кивком указал на походное жилище. – В пургу его ставили, второпях, потом вот с работ вернёмся, вместе перетянем. Ну что, потопали, ребята? Вон уже и другие десятки к лесу выходят.

Действительно, множество людских ручейков тянулось от разбитого русскими лагеря к лесу. Там уже стучали топоры и время от времени с треском и глухим шумом падали срубленные деревья.

Пока более опытные товарищи валили сосны, Петька, Митяй и Ярец обрубали ветки.

– Берёзу не трогайте! – донёсся крик сотника. – Ну говорил же я вам! Терентий, вы чего это делаете, дурни?! Сказано ведь было всем – сосну одну только нужно рубить! У неё ствол прямой и длинный, как раз такой, какой и нужен нам. Чего вы с кривой берёзой-то делать будете?

– Да это для дров, Ратиша Якимович! – долетело из леса. – Сухостоя совсем ведь мало, очаги топить-то ведь тоже чем-то нужно. А берёза, она и сырая может гореть. Всё, всё, сейчас сосны валить будем.

– Вот и валите! – рявкнул сотник. – У других вон уже сколько хлыстов к вывозу заготовлено, а вы всё о топке очагов да о каше думаете.

– Поберегись! – крикнул Селантий и, рубанув в последний раз сосну, поднатужившись, нажал на её ствол плечом. Раздался громкий треск, и она рухнула вершиной к обрубщикам. – Шустрее, парни! – обратился к молодым пешцам дядька. – А то сейчас и нам от Якимовича достанется. У нас тут пока вона как мало наготовлено. Разозлим сотника, так потом в караулах все мёрзнуть устанем.

Марат с Митяем бросились обрубать ветки-лапы и сучья, а рядом со сваленной сосной рухнула ещё одна.

– Моя! – крикнул Ярец и подскочил к ней с топором.

На обед все шли красные, распаренные. Работа отняла много сил, и, поев, десяток завалился на лапник отдыхать.

Где-то в центре воинского стана протрубил рог и забили железкой о железо.

– Встаём, встаём! За работу! – донёсся крик командиров. И опять к лесу потянулись людские ручейки. Через два дня наготовленные на вырубке брёвна, хлысты и жерди начали вывозить на широких и низких санях-волокушах к Педье. Здесь уже розмыслы и особо искусные в плотницком деле пешцы начали ладить огромные осадные щиты и длинные лестницы.

Подскакавший передовой десяток степной сотни встретили радостными криками.

– Наши из лесного городища вернулись! – разнеслось по русской рати. – Удачно они к нему сходили, без большой крови в этот раз обошлось. Ещё ведь и не одни обратно вернулись, а с помощниками.

– Филат Савельевич, Варун Фотич, – это вождь того лесного рода, к городищу которого вы нас посылали. – Онни кивнул на стоявшего впереди пяти десятков эстов крепкого, седобородого дядьку.

– Филат, Варун. – Бригадные старшины ударили себя в грудь, представляясь.

– Айгар. – Седобородый сделал лёгкий поклон.

– А это его помощник Гуннар, – перевёл слова вождя Онни. – Говорит, что он и его люди рады быть полезными русским, тем более если после удачного штурма крепости им тоже достанется доля добычи.

– О как, быстро они свои лапти-то переобули, – проворчал Варун. – Как только немцы силу потеряли, так теперь и другим рады служить, лишь бы было за что.

– Да ладно тебе бухтеть, Фотич, – одёрнул друга Филат. – Разве плохо, если местные нам тут помогать будут. Их ведь, по сути, все эти леса вокруг. Или ты хотел из них лучше стрелы ловить?

– Пусть помогают, – ответил тот, пожимая плечами. – Но я за ними всё одно присматривать буду. И в городище, как Онни сказал, ещё дюжина раненых немцев осталась. Пусть, как только мы крепость возьмём, он потом в Дерпт съездит и на верность князю Александру присягнёт, как и другие вожди и старейшины родов эстов.

– Это само собой, – согласился Филат. – А пока поглядим, какие они нам помощники.

Пришедшим с санями угандийцам показали, где им разбить походные шатры. Нарубив жерди и связав конусом, их потом быстро обтянули шкурами, а внутрь заложили сосновый лапник. К вечеру пять десятков помощников уже присоединились к заготавливавшим осадной материал русским. На их низких с широкими полозьями, как у лыж, санях было очень удобно вывозить его из леса.

– Смотри, как работают лесовики тихо, – отметил, покачав головой, Шестак. – Не то что вы, оруны, только ведь и слышно с нашей росчищи галдёж. А там вон даже и деревья падают не так, как у нас. Как-то эдак они глухо, без привычного треска валятся.

– Так привычка у них отродясь всё время и всего сторожиться. Вечно ведь чего-то боятся лесовики, – с ухмылкой проговорил Ярец. – Не то что вот мы, новгородцы, народ вольный, шумный, завсегда голос свой подать могём и никогда ничего не боимся.

– Ну ты, новгородец вольный, хватит уже болтать! – оборвал его Власий. – Хватайся с другой стороны за комель. Пошли, робята! А ну давай дружно! Раз! Раз! Ещё немного! – И поднатужившись, десяток вытащил застрявшую среди лесной поросли сосну на опушку.

– Всё, обрубайте теперь её, парни, – сказал, смахнув со лба пот рукавицей, Шестак. – Потом ещё в волокушу хлысты загрузим, и на сегодня, пожалуй, всё. Поужинаем, а там и вечеря́ть будем. Три дня уже без передышки в этом лесу трудимся. Завтра, сотник сказал, начнём розмыслам помогать. Теперяча нужно будет осадной припас нам весь сколачивать. А уж там дальше скоро и сам приступ будет.

– Вон оттуда, Филат Савельевич, от самого подъёма у реки, нам уже щиты надобно будет выставлять, – вытянув руку, объяснял старшим осадной рати Назар. – Потому как никакой уверенности у меня нет, что их скорпионы до брода добить не сумеют.

– Да куда уж тут их выставлять, шибко ведь далеко до стен?! – пробасил, сомневаясь, сотник Ратиша. – Эдак мы и щитов на всю округу не напасёмся. Никак не смогут скорпионы немцев до самой реки дострелять.

– А вот я не знаю, какой у них самый дальний бой, – сказал, отмахнувшись, старший орудийщик. – Потому и с запасом думаю те укрытия ставить. А ну как у них стрелы с горящей паклей и смолой будут, а у нас тут пороховой припас. Так рванёт, спаси господи, выше стен подлететь можно! Дальше рассказываю. На колёсном ходу мы туда к огневой позиции ни онагр, ни пушку, даже если серединную, не затащим. Самолично проверял, рыхлый, совсем не укатанный там подъезд. Видно, совсем мало его тут зимой топтали. Значит, придётся на санях орудия подтаскивать, а потом уже выставлять их для прямого боя. А это значит, что нужно всё то место, где у нас огневая позиция будет, очень надёжно защитой прикрыть. Вот туда уже наверняка стреломёты со стен прицельно будут лупить. А может, даже и камни от немецкого порока или горшки с горящим маслом долетят. Стены-то крепостные высокие, хорошо они этим дальность увеличивают. Но я-то ведь опять же не знаю этого наверняка. Одни лишь догадки у меня.

– А чего, нельзя, что ли, прямо с саней вам из онагров и из пушек бить? – опять высказался сотник. – Подкатили их, быстро развернулись, лошадей выпрягли, и давай работай, только снаряды успевай подносить. А то пока это ты огневую позицию сладишь! Пока выставишься для стрельбы! Само собой, немцы в тебя стрел понатыкают. Нет, ну несколько щитов-то, конечно, надо будет для защиты людей перед теми санями выставить.

– Ратиша, ты можешь немного помолчать, а?! – взъярился Филат. – Ну ведь целый сотник уже, а такую дурь порой несёшь! Там после первого же выстрела что у онагра, что у пушки этой вся приспособа для зимней езды рассыплется и все полозья в сторону отлетят, а станину так и вообще перекосит. Любое орудие для надёжности и своего точного боя должно жёстко и осанисто на земле стоять, иначе поломка – и конец орудию. Вот как только из похода в поместье вернёмся, ты у меня на полгода в командирскую школу пойдёшь!

– Да молчу, я молчу, Савельевич, – проронил сотник и спрятался за спины командиров. – Я же просто, я это для общего понимания.

– Ринат, слышал, чего Назар тут говорил? – Старший осадной рати кивнул командиру степной конницы. – Как банный лист он пристал ко мне с этой разведкой неприятельского крепостного боя. Может, попробуете эдак аккуратно к стенам подскакать? Далеко-то к ним заезжать и не нужно, так, только до поворота, ну и туда ещё можно сотню шагов. И потом сразу же безо всякой задержки обратно. Вы-то у нас лёгкая конница, уж для Степана Васильевича тяжёлой конной сотни я такое дело никак не поручу. Пронеслись вихрем – и сразу обратно, а уж Назарка себе на ус намотает, как тут немцы и докуда умеют стрелять. Три раза ведь уже сам выползал он на подступы. Чудом ещё не убило.

– Сделаем, старшо́й, – заверил Ринат. – Вот завтра в полдень и проскочим. А ты смотри внимательно, Назар, и на бумагу свою всё точно переноси.

К полудню всё заготовленное для осады ратники оттащили к берегам и замерли в ожидании. Над предместьями повисла тишина.

– Пошли-и, – выдохнул стоявший у стопки наколоченных щитов сотник пешцев. – А ну назад все сдали! Эти глядеть не будут, махом любого стопчут!

Три десятка степных всадников, набирая ход, пронеслись по прямой и вылетели с места речного брода к повороту. Мохнатые, не такие уж и большие, как у тяжёлой конницы, лошадки на удивление резво неслись по снегу, преодолевая подъём. На крепости, как видно, не ожидали такой прыти от осаждающих, и стрелы со скорпионов сорвались только тогда, когда первые всадники были уже у самого поворота.

– Это-то понятно, – вымолвил, кусая губы и всматриваясь в стремительный набег берендеев, Назар. – Досюда они и по мне тоже достреливали. Давайте, немного ещё, ещё чуть-чуть, ребята, мне бы поглядеть, как у них камнемёт работает. Считаешь, Ванька? – Он толкнул своего помощника.

– Одиннадцать, двенадцать, тринадцать… – проговорил тот громче, продолжая отсчитывать время зарядки стреломётов.

Не замедляясь и резко отвернув в стороны от центра подъёма, двумя ручейками степняки пошли по прямой. Словно бы в ответ старшему орудийщику раздался характерный стук, и десяток крупных камней вылетел из кожетка немецкого камнемёта. Видно, его прицел был выставлен заранее, и все они упали в самом центре дороги, не причинив никакого ущерба коннице.

– Лишь бы ещё одну перезарядку сделали, – прошептав, сделал пометку на бумаге Назар. – Так, вот теперь осторожнее, ребятки, пора назад скакать, сейчас уже и скорпионы перезарядятся.

Степняки же, издав гортанные крики и громко завизжав, вдруг резко ускорились и, разворачиваясь на широкой площадке, выпустили тучу стрел в сторону крепости. Три сотни шагов было сейчас до её стен, и только лишь несколько достигли своей цели. В ответ им сверху полетели болты и стрелы неприятеля. Одна ударила в прикрывавший спину всадника щит, две резанули на излёте лошадей, и те рванули ещё быстрее, уводя своих хозяев из-под обстрела. А вот послышались и щелчки спуска тетивы скорпионов. Расстояние для немецких розмыслов было небольшим, и обе стрелы на этот раз поразили свои цели. Одна из них пробила всадника насквозь, другая, раздробив второму ногу, вошла по самую середину в его лошадь. Она вздыбилась и на полном скаку рухнула в снег. В бригадной рати своих не бросали. Берендеи из десятка соскочили с лошадей и бросились к павшим.

– Быстрее, быстрее, братцы! – заорал Назар, махая рукой. – Сейчас уже камнемёт ударит!

Зажатого конём, покалеченного всадника освободили и подсадили в седло. На круп лошади вскочил хозяин и подстегнул её. Убитого подняли со снега и, немного отбежав, перекинули его через хребет другой лошади. Минута – и последний десяток берендеев начал отскакивать от опасного места.

– Ну же, ещё, ещё, быстрее, братцы! – молило всё наблюдавшее за степняками русское войско. Вот он, этот поворот! Легкоконный десяток уже нёсся по нему, когда сработали торсионы крепостного порока. Дюжина крупных камней, немного не долетев, ударила в то место, где только что недавно была цель.

– Ну, хватило тебе? Всё увидел?! – с горечью в голосе крикнул стоявший на лесной опушке Филат.

– Хватило, Савельевич! – откликнулся тот. – Всё, теперь у меня есть понимание, как лучше нам приступ устраивать. Прости господи, ребяток только вот жалко!

– Лишь бы не напрасная кровь была, – проворчал командир всей осадной рати. – Послезавтра, затемно, начинаем штурм.

Глава 6. Штурм

Всё было выставлено на льду реки заранее, ещё с вечера. Огромные сборные щиты высотой в полтора и длиной в три человеческих роста, малые щиты, ивовые плетни и корзины, связки прутьев и соснового лапника, нагруженные камнем сани, брёвна, жерди и длинные лестницы – всё это ждало своего часа. Тут же стояли готовые к перемещению орудийные зимние повозки, сани с зарядами для онагров и пушек.

Храпели в десятском шатре дядьки-ветераны, стонал, как видно, увидевший что-то недоброе во сне Ярец, а вот Митьке с Петром не спалось. Чтобы не ворочаться и не мешать другим, ребята сидели тихонько у горевшего в центре шатра костерка и обихаживали свои самострелы.

– Хорошая ещё, – проговорил, осматривая тетиву реечника, Пётр. – Я её уже после Дерптского штурма поставил. Однако всё же лучше поменяю.

– Да и я, пожалуй, тоже свою сменю, – решил Митяй. – А то ведь то оттепель, то пурга, то вообще вон хороший мороз был. Вспомни, нас тогда ещё у Дерпта на стрелковые учения выгнали перед самым уходом. Туесок с верхней смазкой у тебя?

– Держи. – Друг протянул ему небольшую берестяную коробочку. – Я потом тоже новой хорошо промажу.

– Митька, Петро, хватит бухтеть уже, – проворчал со своей лежанки Шестак. – Десятку всему спать мешаете! Легли бы лучше тоже, и так едва за полночь подниматься.

– Ладно, ладно, дядька, мы тихо, – прошептал в ответ Пётр. – Сейчас вот самострелы обиходим и тоже ляжем.

Поднимали войско в полной темноте. По шатрам пробежались начальственные люди, вызывая десятки.

– Только чтобы тихо! – откинув полог, приглушённо рявкнул сотник. – Шестак, не забыли, небось, ничего? Твои с десятком Вышана большой осадной щит волокут и перед камнемётами, там, где орудийщики укажут, его ставят. Потом все, окромя реечников-самострельщиков, обратно резво бегут, у тебя, как я помню, их двое в десятке. Второй ходкой ещё один большой щит наверх тащите, а уж третьей – то, что вам обозные скажут.

– Понятно, Якимович, десять раз уже всё обговаривали, – произнёс, затягивая оружейный пояс, десятник.

– Да хоть бы и сто, – буркнул сотник. – У некоторых после начала боя напрочь всё из башки вылетает. Тихо из шатра выходим, и огонь перед этим затушите, он в открытом пологе хорошие блики даёт.

Как ни готовились и как ни проговаривали все действия заранее, но, как это обычно и бывает при большой скученности народа, на льду речки стояла сутолока. Слышался стук, скрип, приглушённая ругань и топот множества ног. Разобрав щиты пешцев из саней и закрепив их на своих спинах, чтобы они не мешались, десяток Шестака вскоре был уже у своего большого осадного щита. Каждый нашёл навязанный заранее верёвочный конец и встал на своём месте. Вот, толкаясь и пыхтя, подбежали и люди Вышана.

– Двинься! – Коренастый воин толкнул Митяя плечом. – Чего застыл?! Двигайся, тебе говорю, дурень!

– Сам дурень! Моё место! – прошипел Митяй и резко отпихнул воина локтем.

– Ах ты зараза! – рявкнул тот, напирая.

– Лобан, ты чего орёшь?! – выдохнул подскочивший сбоку чужой десятник.

– Да вот, молодой моё место занял, так ещё и пихается! – ответил зло коренастый.

– Дубина ты стоеросовая, Лобан, – выругался десятник. – Правильно он стоит, вот твой конец. – И пихнул ногой верёвку.

– Тихо, тихо тут, колоброды! – пробегая, ругнулся Ратиша Якимович. – Тихо стоим все, сигнала ждём. Так, тут взяли, тут взяли, там тоже, ну всё, у нас вся сотня у своих щитов. – И побежал дальше.

– Не наваливайся на меня, а то я навалюсь потом, – обернувшись к Митяю, прорычал коренастый. – Молодые, ярые больно, необтёсанные ещё.

– Да хватит тебе уже, Лобан! – буркнул кто-то из чужого десятка. – Ты доживи сначала до этого своего «потом». Хватит уже задираться, вместе ведь все идём.

– Пошли-и! – донёсся приглушённый крик, и несколько сотен людей, подхватив тяжёлое осадное снаряжение, потащили его в сторону крепости.

– Ох как тяжело идти на подъём, – думал, выдыхая шумно воздух, Митяй. – А щит каков, надорваться можно! Конечно, из сырых жердин сколочен, толстенный. – И крякнул от натуги под натянутой на плечо толстой верёвкой.

Так же как и он, перемешивая и трамбуя снег, тащили свои тяжести две пешие, пластунская сотни и союзники-угандийцы. Легкоконная степняков и сотня из полка Василия, облепив вместе с розмыслами орудийные сани, волокли их наверх. Лошадей во избежание шума пока не использовали. Всё старались делать как можно тише.

Пластуны, пробежав вперёд, ставили на боках подъёма более лёгкие щиты. Путь пешцев был на самый верх, им нужно было подойти как можно ближе к стенам.

– Давай, давай, братцы, тянем, – подбадривал ратников Шестак. – Никак нам нельзя здесь вставать, иначе всем мы дорогу собьём. Потом уж отдыхать будем.

– Ага, в следующей жизни, – проворчал пыхтевший перед Митяем Лобан. – Отдохнёшь, пожалуй, с вами!

Вот он, поворот, высота подъёма уменьшилась, и идти стало чуть легче. Но тут пришлось ускоряться, чтобы быстрее пробежать прямой и простреливаемый скорпионами участок. До крепости оставалось около трёх сотен шагов. Как видно, из-за шума снизу с её стен послышались тревожные крики.

– Опускай! – рявкнул Шестак, и огромный щит, громыхнув, встал на своё место. – Подпёрли его! Крепи! – И трое самых здоровых пешцев начали вбивать крепёжные колья своими тяжёлыми, сделанными из дуба молотами. – Теперь распорки!

Щёлкнуло на стенах, затем ещё раз, что-то просвистело в воздухе, и позади, там, где бежали со своими щитами другие десятки, вдруг раздался резкий, истошный крик.

– Реечники остаются, все остальные вниз! – скомандовал Шестак, и два неполных десятка затопали по склону за новой ношей.

– Сейчас, сейчас. – Скинув со спины щит, Митяй выхватил из кожаного чехла самострел и дотянул ручкой ролика зарядку.

– Ничего не разглядеть, темень сплошная, куды же стрелять?! – донёсся возглас самострельщика из десятка Вышана. – Робята, вы там видите чего?!

– Не-ет, – ответил Пётр, пристраиваясь рядом с Митяем. – Если пока только на звук бить.

С боков уже выставили по несколько осадных щитов, и, как видно, сверху со стен их смогли разглядеть.

Раздалось ещё два щелчка, и в щит, чуть качнув его, ударила тяжёлая стрела.

– Навесом бьём! – крикнул Митяй, высовываясь из-за укрытия. – Не попадём, так хоть немного опасаться нас будут!

Его реечник щёлкнул, и в сторону доносившихся с крепости криков улетел первый болт.

На крепостных стенах раздался скрип, затем что-то стукнуло, и в соседний щит с грохотом ударили тяжёлые камни. Тот не выдержал удара и завалился. Несколько человек из суетившихся позади, подле саней, орудийщиков и их помощников бросились вперёд, и прямо в эту группу влетела стрела скорпиона. Выл, катаясь по красному снегу, тяжелораненый, рядом с ним лежали без движения ещё двое. Остальные, поднатужившись, поставили сбитый щит на место и начали его крепить.

– Бей, не зевай! – крикнул соседу-самострельщику Петька. – Как можно чаще стреляй на полной натяжке. Как раз тогда до крепости достанет.

На стене, освещая её участок, зажёгся факел, и сразу несколько реечников ударили в подсвеченные огнём фигурки.

– Петька, правее шагов на тридцать от факела камнемёт стоит! – заметил Митяй. – Давай-ка туда лучше стреляем, авось и заденем кого из обслуги!

По три болта успело вылететь с направляющих самострела, когда с реки подтащили новую партию укрытий.

– Сюда щит, сюда! – Старший орудийщиков метался, расставляя их. – Тут вот орудийная позиция будет, прикрывай сильнее её! Корзины где?! Где корзины?! Сюда их ставьте! Камни в них засыпай!

Новый заряд булыжников перелетел через первую щитовую линию и сбил за ней несколько человек.

– Лекаря! – раздался громкий крик. – Здесь двое калечных. Выносите их вниз!

– Как вы тут, ребята?! – поинтересовался Селантий, подпирая щит большой корзиной.

– Ничего, терпимо, – ответил Пётр. – Пригнитесь, ребята, скорпион пристрелялся.

В самый верх соседнего щита ударила тяжёлая стрела и, расколов жердину, выбила из неё несколько крупных щепок.

– Ого, как тут у вас весело! – воскликнул Ярец, и, поднатужившись, они вместе с Легонтом высыпали в корзину из мешка камни. – Держитесь, ребята, сейчас ещё пара ходок – и у вас тут скоро своя крепость будет.

Сзади, на второй линии, послышался скрип и топот ног, подтащив сани, там начали выставлять онагры и пушки. У самой большой среди расчёта крутился Оська.

– Щитом прикройте, – приказал пешцам командир орудия. – Пока распорки так выставим, чтобы убрать недолго было. Оська, Суло, помогите им, покажите, как надо!

Совсем скоро подход к крепости со стороны ворот был плотно заставлен временными осадными укрытиями, а к стрелявшим дальнобойным реечникам присоединились два русских скорпиона.

– Почему пушки и онагры не бьют? – спросил во время очередной перезарядки сосед. – Я вон уже третью суму болтов опустошаю.

– Вслепую, наверное, не хотят стрелять, – предположил Митька. – У нас друг в пушкарях, говорит, не так-то много боевого припаса привезли. Сейчас вот рассветёт – и посмотрим.

Небо с восточной стороны начало светлеть, и постепенно стали проступать дальние силуэты. Можно было разглядеть выстроенные за ночь осадные укрепления, а вскоре и в серой громаде крепости уже просматривались отдельные детали.

– Вот теперь вам не поздоровится, – сплюнув, проговорил Петька. – Вот теперь-то вас, гадов, и стало наконец нам видно.

Раздался двадцатый щелчок перезарядки, и он прижал приклад к плечу.

Прицельный обстрел от неприятеля уменьшился, теперь уже ему самому пришлось беречься, ведь на каждый удар метательных машин со стен им отвечали русские скорпионы и дальнобойные самострелы. Эту дуэль немцы при свете дня уже начали явно проигрывать.

– Ну что, пора, Филат Савельевич? – задал вопрос, взглянув на старшего осадной рати, главный орудийщик. – Вон как развиднелось уже. Разрешите начинать?

– Припас весь успели подвезти? – спросил тот и, увидев утвердительный кивок, махнул рукой. – Начинайте. Постарайтесь только до ночи, Назар, управиться. Сначала рушьте всю воротную часть.

– Гото-овьсь! – разнеслось над осадными укреплениями. – Заряжай! Прицел поправить! Бей!

Взревел один, второй, третий онагр, и три пристрелочных камня-«пудовика» ударили в стену.

– Поправка прицела! Бьём самостоятельно!

Около русских камнемётов суетилась прислуга. Розмыслы-орудийщики подбивали молотками с длинными ручками низовые клинья, что-то там подкручивали, поправляли, и вот старший первого расчёта кивнул своим стоявшим у торсионов людям. Те начали накручивать навойник, а двое, подтащив камень, вложили его в кожеток. Командир дёрнул рычаг спуска, и вылетевший булыжник ударил прямо в вершину башни, туда, где стоял немецкий порок. Следом за ним вылетели ещё два камня. Один ударил в башенную кладку, а вот второй сбил защитный зубец, осыпав окрестности осколками.

– Смотри, как лихо дальнемётчики бьют! – восхитился Петька. – Со второго выстрела «пудовик» в цель положили.

– Стреляйте, ребята, прикрывайте орудия! – пробегая позади щитов, крикнул старший розмысл. – Сейчас уже от немцев ответка будет!

На стенах в это время шла суета. Поняв, какая им грозит опасность, немцы спешно перезаряжали свои машины. Щёлкнул один, следом второй скорпион, и стрелы впились в установленные перед орудиями щиты.

В ответ им неслись арбалетные болты. Несмотря на большое расстояние, они всё же достигали своей цели, нет-нет да и поражая прислугу.

– Да угомонитесь же! – прокричал сосед, разряжая свой реечник. Щёлкнули два русских скорпиона, посылая свои огромные, больше похожие на копья стрелы.

– Порох! Надрезай! Пыж! – командовал Ваня Шишак.

– Примни-и!

Здоровяк Суло протолкнул в орудийное жерло прибойник.

– Ядро!

Оська подскочил и закатил железный шар в ствол.

– Пыж!

– Прижми!

– Уйди! – рявкнул Суло, отталкивая замешкавшегося Оську.

– Щиты в сторону!

Отряжённые в помощь десятки пешцев сбили клинья с распорками и с натугой оттащили большие щиты в сторону.

– Чуть в сторону! Ещё! – слышалось от пушки, где возились наводчики. – Сюда клин, ещё один! Подбей! Готово!

– Берегись! Всем в сторону! – рявкнул командир орудия. – Выстрел! – И поднёс пальник к затравочному отверстию.

– Ба-ам! – раздался грохот. Орудие в клубах дыма от сгоревшего пороха буквально отпрыгнуло на несколько шагов, а большое ядро со свистом ударило в ворота.

– Бам! – чуть тише громыхнуло второе «срединное» орудие, посылая железный шар туда же.

– Щи-иты! Щи-иты! – прокричали главные пушкари, и помощники-пешцы бросились вновь устанавливать временные укрытия.

Неспешно и основательно русские орудия начали крушить всю переднюю, воротную сторону крепости. Камнемёт немцев выкинул два горшка с горящей смесью и навсегда замолчал.

Не долетев каких-то пять десятков шагов до первой линии, примитивные зажигательные снаряды раскололись и выжгли большие пятна перед временными укреплениями русских. Разбитый булыжником, вслед за камнемётом, замер один из немецких скорпионов, и только последний уцелевший время от времени метал зажигательные стрелы.

– Ушлый комендант, и розмыслы у него хорошие, – уважительно проговорил Ваня Шишак. – Однако всё одно нам они не чета, по знаниям и хитрым орудиям никак им за нами не угнаться. Готово?! – обернувшись, крикнул он. – Надёжно выставились?!

– Подкатились куда надо, старшо-ой! На месте пушка! – отозвались наводчики.

– Давай сюда порох, ребята, быстрее!

От укрытых саней выбежали трое с холщовыми мешочками.

– Надрезай! Пыж! Примни!

Суло отскочил с прибойником от ствола, и к нему по команде старшего подскочил Оська.

– Ядро! Пыж! Прижми! Щиты в сторону!

Минута – и в ворота ударило очередное ядро.

У соседнего орудия немного замешкались, и в открытый проём влетела стрела из уцелевшего скорпиона. Размозжив голову наводчику, она оторвала попутно ногу одному из заряжающих и теперь шипела горящей, обмазанной смолой паклей в кровяном подтёке.

– Да угомоните вы его! – проорал зло Назар. – Они так или весь расчёт мне перебьют, или вовсе подпалят и взорвут огневой припас. Реечники, чтоб вас! Не спите там! Чаще бейте! Голову их наводчикам не давайте высунуть!

– Угомонишь их, как же, – проворчал устало Митяй. – Прикрыт он хорошо, прямого выстрела по нему нет, а настилом никак не зацепишь.

Должно быть, это понял и сам командир розмыслов и дал разрешение онаграм бить бомбами. Грохнули с небольшим недолётом в воздухе два разрыва. И после поправки башню с последней метательной машиной немцев накрыло большое огненное облако. Там, наверху, чадно горел последний немецкий стреломёт.

– Огненный припас бережём! – обратился к расчётам онагров Назар. – Хватит, ребята, хорошо попали, пока довольно! Сбивайте камнями защитные зубцы. Как только пушкари расстараются, нам бомбы сильно пригодятся.

Пушкари старались. Железные ядра разбили железные стяжки и скобы поднятого подвесного моста. Массивные дубовые доски его рассыпались, открывая сами ворота. И вот первое ядро «срединной» пушки ударило в них, вминая лист меди. Ещё выстрел – и теперь уже снаряд от большого орудия буквально встряхнул правую створку.

– Срединная, чуть правее прицел, высота та же! – крикнул Назар. – Большая пушка – хорошо. Шишак, бей туда же!

Укрытия перед орудиями более не требовались, и помощники из пешцев отбежали назад. Пушки и онагры начали уверенно крушить крепостные укрепления.

Горячий обед принесли прямо на позиции. Половина из расчётов черпали ложками густую, заправленную салом кашу, а остальные в это время продолжали работать.

– Парни, идите поешьте! – позвали из-за соседнего щита. – Мы всё уже, теперь ваша очередь.

– Пошли, – сказал соседу Митяй. – Как зовут-то тебя? А то уже целый день плечом к плечу рядом в бою стоим, а так ведь и не познакомились.

– Местятой, Местком батюшка с матушкой нарекли, – ответил невысокий, худощавый паренёк. – С Тудорова погоста я сам родом. Вот только недавно меня в пешцы из крепостной рати перевели.

– С Тудорова погоста? Ого, так это ведь мы почти земляки! – Петька пожал протянутую руку. – А как же это тебе реечник-то доверили? Я смотрю, не очень-то ты к нему пока приноровился. Зарядка, сама работа. Небось, недавно совсем его дали? А сам-то реечник какой знакомый, погляди-ка на него, Митяй.

– Твоя правда, неделю всего у меня, не привык я ещё пока, – проговорил, соглашаясь с Петькой, сосед. – У меня-то на Ладожской крепости арбалет с зарядкой «козьей ножкой» был, а тут вот вдруг этот реечник освободился. Хозяин-то его в розмыслы-пушкари из нашей сотни перешёл. Там-то он ему уже ни к чему, только мешаться будет. А мне дали потому, как охоч я в этом деле. А вообще, я всё больше раньше из лука стрелы метал.

– Точно, Оськин это самострел, – присмотревшись, произнёс уверенно Митька. – А я даже по особому шуму хода зубьев на его рейке это заподозрил. У него ведь пятый и седьмой щелчок с эдаким, с особым таким звяком.

– Вот, на подстилку садитесь, – предложили подошедшим уже пообедавшие. – Пока варево горячее – самоё то его едать. Жуйте, а мы постреляем пока.

Гремели пушечные выстрелы, со стуком и характерным для торсионных машин стоном работали онагры, щёлкали реечники, обедавшая же смена получила небольшую передышку.

Ворота долго не простояли. Одно из ядер сорвало защитную облицовку на верхней петле. Второе немного погнуло её, потом ещё удар – и вот уже одну из створок перекосило.

– Водяй, туда же целься! – крикнул командиру срединного орудия Назар. – Ещё маненько – и створка совсем сложится!

Прогремело два выстрела, и действительно, она рухнула, открывая последнюю преграду – толстую кованую решётку.

Вечерело, и Филат с Варуном начали нервничать.

– Назар, ещё немного – и темнеть начнёт! А ну как не управитесь до ночи?! – закричал старший всей осадной рати. – Сумеете там, в глубине воротной башни, решётку выбить?

– Сейчас, сейчас, Филат Савельевич! – отозвался командир розмыслов. – У нас для неё особый боевой припас есть. Давайте, ребята, двойные ядра заряжайте! – скомандовал он пушкарям.

Из саней подтащили особые снаряды. Были они двух видов: ядра на жёстком железном стержне и накрепко сцепленные между собой толстой цепью. Именно такими и было удобно рушить подобные преграды. Десять выстрелов – и гнутую решётку выбило на внутренний крепостной двор.

– Пешцы, стрелки, ваш выход! – крикнул Филат, и три отряда, по полсотни ратников в каждом, прикрывшись щитами и образовав построение в виде «черепахи», двинулись к стенам.

В крепости трубили сигнальные рога и слышались команды: «Русские пошли на приступ! Все на стены!»

– Давайте, ребятки, работайте, выманивайте их на себя! – направлял Варун. – А вы близко к стенам, смотрите, только не лезьте! Помните, куда и до какой черты вам дальше хода нет! – предупреждал он стрелков.

За тремя «черепахами», приковавшими внимание всей крепостной рати немцев, выбежали все те, кто имел дальнобойные самострелы, и наиболее искусные лучники.

Вот оно – то место, докуда неприятель прицельно докидывает стрелы! Митяй с Петькой и примкнувший к ним Месток скинули со спин большие щиты и, поставив к ним распорки-перекладины, послали первые болты в мелькавшие на стенах фигуры. Тут расстояние было удобное для прямого прицельного боя, и неприятель сразу же начал нести потери. Несколько русских лучников не сдержались и перебежали ближе к застывшим перед рвом «черепахам» пешцев. Четверо из них упали на снег поражённые стрелами и болтами, и их вынесли подальше. А по воротной части в это время ударили разрывными и зажигательными снарядами онагры. Воротная башня и две соседние с ней окутались чёрным дымом, сквозь который пробивалось яркое пламя. Ответный обстрел немцев начал стихать, и Филат приказал, махнув рукой:

– Штурм!

В окутывавшей крепостные подступы темноте к стенам ринулись сотни воинов с осадным припасом: щитами, плетнём, связками прутьев, корзинами, лестницами и прочим. Завалив с ходу ров, под прикрытием стрелков и орудийщиков штурмовая рать перемахнула через преграду. Три «черепахи» прото́пали в пробитый воротный проход, а другие пешцы, выставив лестницы, полезли по ним на стены.

– Прекратить стрельбу! – донеслось за спинами от орудий. – Наши на стенах, своих заденем!

Впереди, в крепости, шёл бой. Звенело боевое железо, слышался клич атакующих, крики отчаяния и боли. Перебежав по плетню через ров, троица стрелков-реечников оказалась под стеной. Митяй с ходу запрыгнул на третью перекладину выставленной тут лестницы и, держа свой самострел на весу, заработал ногами. Туда, наверх, где на крепостной стене вовсю рубили, резали и кололи друг друга люди. Вот и парапет, перепрыгнув с него в боевой ход, он вскинул оружие. Двое русских ратников рубились на мечах против двоих немцев. Щепки от щитов так и летели во все стороны.

– Пригни-ись! – прокричал Митька. – Стреляю!

Один из пешцев, расслышав, немного присел, прикрываясь сверху щитом, и в шею напиравшего на него врага, пробив стальные кольца бармицы, вошёл бронебойный болт. Рывок – и ратник из нижней стойки подрубил второму немцу ногу. Тот открылся, и оба пешца мигом его прикончили.

Митяй, присев, перезаряжал самострел, а в боевой ход с лестницы запрыгнули Пётр и Месток.

– Ру-усь! – слышался отовсюду клич. Прорвавшись в крепость и устояв, три «черепахи» пешцев распались, и воины, выстроившись в длинный ряд, начали теснить своего врага внутрь крепости.

Месток подстрелил оборонявшего боковой ход в башню здорового латника, и штурмующие ринулись внутрь.

– Сюда, братцы! – крикнул Петька, пристраивая реечник на внутренней части стены. – Они как на ладони все тут! – Он выстрелил и тоже начал накручивать рычаг взвода.

– Пятнадцать, шестнадцать, – отсчитывал по привычке щелчки своего самострела Митяй. – Хватит и этого! – Подбежав к перезаряжавшемуся Петьке, он пристроил своё оружие на кладке.

Русские воины теснили внизу неприятеля, тот же дрался отчаянно, не желая уступать.

– А вот и командиры, – проворчал Митяй, смещая прицел на группу кучковавшихся около знамени немцев. – На! – Болт ушёл к цели, а он начал новую перезарядку.

Справа раздался щелчок, это выстрелил пристроившийся рядом Месток, и знамя с изображённым на нём красным мечом упало сражающимся под ноги. Слева закончил перезарядку Пётр и тоже послал болт в такую же «жирную» цель. Крепостные стены были очищены от неприятеля, и с них начали бить на выбор всё больше стрелков. А в захваченный воротный проход продолжали заходить всё новые русские подкрепления. Немцы дрогнули, часть из них запросила милости, кто-то искал спасения в крепостных зданиях.

Вскоре весь внутренний двор был очищен от неприятеля. Пару деревянных строений с не пожелавшими сдаться обороняющимися подожгли. Из нескольких каменных защитников выкурили дымом. Дольше всего сопротивлялись в центральной крепостной цитадели, но вскоре и там всё было кончено.

– Ура-а! Крепость наша! – неслось над закопчёнными и окровавленными стенами.

Глава 7. Оставлять онагр литвинам нельзя!

– Вот тут, Андрей Иванович, мы выставляем большую каменную воротную башню, – показывая со стены крепости, рассказывал начальник бригадных розмыслов. – Любой ведь проход – это всегда самое слабое место в укреплениях, поэтому, я мыслю, нужно всемерно нам его усилить. Надобно выстроить её так, чтобы она была крепкая и высокая. Чтобы сильно выступала перед всей основной линией стен вперёд. Сверху ей лучше быть плоской, дабы установить там камнемёты, скорпионы или орудия огненного боя, сиречь пушки. А начиная с роста трёх-четырёх человек, нужно в ней понаделать множество бойниц для метания из них стрел и арбалетных болтов во все стороны. Этим мы прикроем не только лишь саму башню, но и даже подходы к стенам за несколько сотен шагов во все стороны.

– Емельянович, ну ты сам-то как это представляешь? – спросил, покачав головой, начальник тыла. – Такую башню за год, как ни старайся, ну вот никак не выстроить, да и за два, небось, тоже. Тут только чтобы основание и самую начальную часть выставить, это какой же котлован рыть нужно! А потом ещё сколько тяжёлой работы предстоит? Каменщики-то – это ладно, по ряду с владимирских, киевских земель за хорошую плату их сюда завезём, они там весьма умелые. Но ведь перед ними ещё и горы материала нужно подготовить, подтащить. А земляных работ сколько?!

– Лавр Буриславович, да мы половину камня с порушенной стены возьмём, и вон ещё немцы сколько его припасли для будущих работ, всё это у нас в дело пойдёт! – не сдавался старший розмысл. – Тут вот самое удобное место, дабы приступ крепости вести, в остальных-то природные отвесы сильно крутые, стены высокие, да и если не лёд в суровую зиму, то вода их окружает. Не выставь мы сюда вот основательную башню, значит, не сдержать нам штурмующих. Это пока ещё у них метательных машин, как вот у нас, нет, а коли они вдруг появятся? На западе в землях франков и англов давно требушеты огромные камни мечут. Даже и пушки не нужны будут, чтобы слабые укрепления развалить. А тут вот самое место их на ровном подходе выставлять. Рвы и валы, сами знаете, для штурмующей рати не такая уж и большая преграда при хорошей подготовке.

– Фрол Емельянович, во всём ты прав, но и ты нас тоже пойми, ведь нет у Юрьева двух тихих лет, – вздохнув, проговорил командир бригады. – Неужели ты думаешь, что успокоятся латиняне с его потерей? Мы им сейчас весь восточный щит тут вот за зиму порушили, а теперь ещё и меч грозимся выбить, лишив всех ливонских и эстляндских владений. Да вот сил у нас на это пока мало. Основная княжья дружина в центральную Русь ушла, а таким войском, которое у нас сейчас есть, наступать за озеро Выртсъярв совсем будет непросто. Думаю, ответный удар по нам от немцев совсем скоро уже нужно ждать. И отражать мы его будет тем, что сейчас имеем.

– Как скоро, Андрей Иванович? – пытливо вглядываясь в лицо командира, спросил Фрол.

– Думаю, что даже до следующей зимы не вытерпят немцы, в это лето нанесут его, – ответил тот. – Папа Григорий IX ещё в феврале прошлого года выдал послание своему легату Болдуину, в котором прописан прямой запрет на заключение любых соглашений с прибалтийскими язычниками и русскими. А уже в своей булле от ноября месяца он потребовал от всего ливонского братства направить войска против Новгорода, дабы воспользоваться его ослаблением. Списки с этих папских бумаг у нас имеются, постарались те, кому положено, – усмехнувшись, сказал Сотник. – Дело теперь за нами. Надо полагать, сейчас в немецких землях после вести о поражении объединённых орденских и ливонских войск под Дерптом папа уже развернул активную деятельность по подготовке восточного похода. Так что нам его придётся тут, в этих вот землях, встречать. – Он обвёл взглядом заснеженные просторы. – И от того, как мы к этому подготовимся, будет зависеть, сколько жизни наших людей тут, в этих лесах, положим.

– Значит, и верно, от четырёх месяцев до полугода, никак не больше осталось, – подсчитывал вслух старший розмысл. – Там ведь дальше опять уже долгая осенняя распутица и ненастье нагрянут. Вряд ли немцы до зимы в Риге и в Феллине за озером усидят. Будем пока ставить большую башню из брёвен и наводить временные укрепления. Ну и про каменную тоже, конечно, не забываем. Бревенчатую, основательную, мы и за три месяца точно возведём, опыт в таком деле у нас богатый, люди умелые есть, леса рядом. Ничего, Андрей Иванович, справимся. Ну и камнем немного укрепим, обложим.

– Ну вот и хорошо, – с улыбкой произнёс Сотник. – А работных людей мы тебе дадим сколько нужно. Так ведь, Лавр Буриславович?

– Да и так отказа нет, – откликнулся, пожав плечами, тот. – Как и условились, по три с половиной сотни каждый день отряжаем. Из оставшихся новгородских и псковских находников полторы сотни изъявили желание по ряду за серебро работать. От нового вождя эстов-угандийцев Велло ещё около сотни мужиков тут же осталось, можно и ещё немного запросить. Думаю, найдём, чем с ними рассчитаться?

– Найдём, – заверил, кивнув, командир бригады. – Захотят – зерном, поместными готовыми изделиями по ряду заплатим, нет – так опять же, как и новгородцам с псковски́ми работникам, серебром. Тут треть из епископской казны после раздела с литвинами, с княжьим войском и ополчением у нас осталась. А вообще, это правильная мысль – эстов к работам и на службу привлекать. Пусть они встраиваются в нашу жизнь не насильно, а по доброму своему согласию. Потом самим же легче будет эту землю от неприятеля сообща отстаивать.

– Тогда я пока что малые и срединные пушки на боковых башнях выставляю? – возвращаясь к прежнему разговору, произнёс командир бригадных орудийщиков. – А на ту воротную башню, что из брёвен будут строить, стреломёты с онагром установлю? Боюсь, что не выдержит она на себе пушечного боя, да и опасно там пороховой припас держать.

– Хорошо, – согласился командир бригады. – Только чтобы несколько пушек у тебя под рукой было, чтобы их быстро перебросить на угрожаемый участок. И большие всё равно ведь на стены не поднимешь, вот их можно будет прямо за воротами выставить. Не дай Бог, если прорвутся штурмующие, вы их в проходе вторых внутренних стен сможете встретить картечью.

– Господин полковник, к вам дозорные с одним из розмыслов со стороны Двины прискакали, – доложился дежурный сотник. – Вымотанные все, еле на ногах стоят, говорят, срочное что-то у них.

– Иду, – сказал, кивнув, командир бригады. – Вы тут ещё подумайте пока, где какие можно укрепления усилить, потом расскажете. – И пошёл к винтовому ходу башни.

Через час к большому шатру начали подтягиваться вызванные вестовыми бригадные командиры. Сотник сидел за походным, сколоченным на скорую руку столиком в окружении старших пластунской дружины Севастьяна, Савватея и Назара, а также усталого, осунувшегося розмысла. Тут же рядом с воеводой Олегом сидел и княжич.

– Проходите, присаживайтесь, – пригласил входивших командиров Сотник, кивнув на лавки. – Думал я с вами посоветоваться об одном важном деле для нашей конной рати, да мы вот с Александром Ярославовичем подумали тут на спокойную голову и уразумели, что вряд ли такое возможно. Ибо действовать придётся на земле литвинов, а это сразу же из наших союзников их во врагов может перевести. Это, как вы понимаете, нам ну никак нельзя допустить. Сама же суть всего случившегося вкратце такова. Вот командир онагра Стерля, – проговорил он, указав на сидевшего рядом розмысла, – поведал нам, что его починенный после серьёзной поломки в дороге камнемёт был недавно захвачен отходившей в свои земли литвинской тысячей под командой Радвила. Все вы, я полагаю, помните такого. Так вот, Стерля уверяет, что именно Радвил спровоцировал и затеял ссору, переманивая перед этим его и весь расчёт к себе. После отказа же наших розмыслов перейти под знамя Миндовга литвины отобрали онагр силой, наших же людей избили и связанными оставили в Себежской крепости. После чего укатили орудие в сторону Даугавы. Так всё было, правильно я говорю? – задал он вопрос, посмотрев на Стерлю.

– Всё так, – кивнув, ответил тот. – Три горсти серебра нам литвины предлагали, ещё и так настойчиво, нахраписто! В шапку его насыпали, а сами окружили со всех сторон, а как мы отказались и оттолкнули то серебро, так накинулись, аки волки ярые, оружие всё у нас выдернули и бить нещадно стали. Мы тоже немного поранили одного, когда отбивались. Ну вот Радвил и говорит, что это, дескать, мы сами с оружным железом и супротив них воевать бросились. А мы-то ведь только защищаясь, – лепетал расстроенный орудийщик.

– Ну, всё понятно? – Сотник обвёл своих людей взглядом. – Теперь у литвинов есть самый совершенный из всех, которые только сейчас есть в мире, камнемёт. Над механизмом и боевым припасом которого наши лучшие умы в поместье более трёх лет мозговали и до ума ещё потом много времени доводили. Ни у одной державы пока такого нет, а только лишь у нас, ну-у и теперь вот у литвинов. Там столько хитрых секретов в этом онагре, да один только торсион или горючая смесь в его снарядах чего стоят! – И он в сердцах махнул рукой.

– Не нагнать нам их, бать, – заявил, покачав головой, Василий. – Да и дозорные мои с Чеславом, что раньше к Двине ускакали, тоже литвинов не нагонят. На две недели они от них отстают, и пурга ещё эта, чтоб ей! Радвил со своими людьми давно уже, небось, за Даугаву проскочил. Может, нам всей моей тысячей в земли селов зайти и потребовать жёстко, чтобы онагр вернули? Неужто ратиться из-за какого-то камнемёта Миндовг будет?

– Отец сказал – с литвой не ссориться, всё миром решать, – не по-детски разумно высказался Александр. – Нам ещё с ними против немцев в будущем стоять. Коли рассоримся, то самим же потом воевать придётся. Большую силу нынче Миндовг берёт, уже сколотил сильную державу, не позавидуешь её врагам. Тут уж лучше нам друг другу союзниками быть.

– Всё правильно, Александр Ярославович, всё верно, – согласился с княжичем Сотник. – Нам и против латинян с запада ох как сложно будет устоять, а если ещё и литвины начнут войну – совсем тогда худо будет.

– И что же, оставить им онагр? – проворчал Буриславович. – Чтобы они потом всю его хитрую механику поняли и такие же у себя наделали. По реечникам-самострелам вон как бережёмся, строго за каждым глядим, где вдруг в чужие руки попал, чуть ли не полрати вдогон кидаем и с мясом из тех рук этот самострел вырываем. А тут-то, небось, и сам механизм даже ещё хитрее самострельного будет.

– Оставлять нельзя, – вздохнув, проговорил командир бригады. – Нужно действовать, и немедленно. Но действовать, я полагаю, мы будем тайно. Попрошу сейчас при нас с Александром Ярославовичем и его воеводой остаться только лишь Лавра Буриславовича и Назара. Все остальные господа командиры могут быть свободны. Ну что, Шумилович, эта трудная задача теперь только лишь тебе и твоим людям будет по плечу, – сказал Сотник, когда все вышли. – Ты со своими ребятками в Вильно уже недавно был, сработали вы там отменно. Постарайтесь и сейчас не оплошать. Онагр в руках у литвинов оставаться ни в коем случае не должен. И сделать это нужно как можно быстрее, пока они его не изучили. Опытных механиков, я думаю, у них мало, если они вообще даже есть. А на то, чтобы привлечь хороших мастеров из немцев, франков и всех прочих, нужно время. Действовать в Вильно надобно крайне осторожно, литвины вовсе не дураки и в первую очередь, если онагр будет уничтожен, заподозрят в этом вас. Так что, Шумилович, тебе нужно хорошо продумать, как это лучше будет сделать. В средствах ограничений никаких вам не будет. Прикинь сам, что нужно, и приходи завтра с утра.

Назар вздохнул, покачал головой и стал говорить:

– Андрей Иванович, не нужно нам утра ждать, время никак нельзя тут терять. Март месяц, распогодилось после пурги, вон как сейчас солнышко светит, с крыш капает, ещё немного – и сугробы начнут оплывать. А нам путь на юг, за Двину, предстоит. Там хоть немного, но ещё теплее будет, чем тут. Самое главное – это попасть в Вильно, и лучшего способа, чем тот, который был у нас в прошлый раз, под видом торгового каравана, не придумаешь.

– От себя, с Юрьева, посылать его никак нельзя, – проговорил, нахмурившись, воевода Александра. – За нашими людьми в Вильно непременно особый пригляд будет. Коли они онагр спалят, за ними первыми люди Миндовга придут, и их потом непременно на дыбу вздёрнут, огнём жечь станут али ту же кожу пластами живьём начнут снимать. Непременно кто-нибудь да проговорится, не выдержит лютых мучений. Так что нужно сразу на глаза не попасться и всякого подозрения избежать. Всё верно, купцами лучше туда заходить. В Вильно много откуда товаров везут, можно хоть от Новгорода, хоть с Полоцка или Пскова ехать, из того же Смоленского али Торопецкого княжества. А сейчас много всяких купцов по зимним дорогам едут. Спешат до распутицы добраться.

– Там до Торопца или Смоленска крюк уж больно большой, Олег, – отметил, покачав головой, Сотник. – Это пока туда ребятки приедут, с княжьими мытарями всё порешают да товарами для торга загрузятся, а потом им ещё ведь на Вильно уходить, а там уже и всякая дорога в весеннее половодье до самой середины мая встанет. Может, и с онагром что-либо делать летом уже поздно будет. Лавр Буриславович, у нас во Пскове ведь есть надёжные люди из купцов?

– Как же не быть, – ответил тот. – Драгомир Сбыславович два раза уже нам хорошо помогал. Пластуны ведь именно у него там, на его купеческом подворье, сидели, когда супротив немца народ волновали.

– Вот и хорошо, – сказал командир бригады. – Значит, от него-то и пойдёт торговый караван в Вильно. Крюк для вас, Назар, тут совсем небольшой, если от нашего Юрьева во Псков завернёте. Тут времени вы потеряете совсем немного, да и со Пскова купцы постоянно с литвинами по-соседски торгуют, так что привычны уже. Буриславович, тебе я поручаю с ними к купцу заехать. Ты организуй всё там сам, главное, чтобы было быстро и с умом. Из товаров, что нужно, можешь тут взять, а что-то прямо там, во Пскове, закупишь. Потом, как только ребят отправишь, сюда вернёшься. Назару побольше серебра с собой выдели, оно ему там, в Вильно, обязательно пригодится. Для того же Марича, глядишь, он за него расстарается и поможет в нашем непростом деле. Главное – ему хорошо заплатить. Назар к нему уже ключик подобрал, знает, как со шляхтичем разговаривать.

– Да, через Марича будет проще действовать, – подтвердил командир пластунов. – Шляхтич, конечно, гонористый и спесивый, но уж больно серебро любит и власть. А для того чтобы по её лестнице вверх идти, богатство нужно. У него задумки большие, да он в средствах ограничен, ну так мы ему и поможем.

Уже под утро от Юрьева на Псковскую дорогу выскочило несколько лёгких саней. С обозными ехало девять пластунов во главе со своим командиром.