Последняя инстанция. Расследование бесплатное чтение

Все события и персонажи вымышлены.

Любые совпадения случайны.

Глава 1

Пятнадцать минут! Чёртовы пятнадцать минут. Именно на четверть часа мне «повезло» задержаться на работе для того, чтобы наперекосяк пошли все выходные. Насчёт всех выходных я, правда, был не очень уверен, но вот пятничный вечер был испорчен — как пить дать. Не зависни я над описью по предыдущему делу, чтобы сдать её не с самого утра в понедельник, а чуточку попозже — ну на те же пятнадцать минут позже!.. И сейчас бы уже отруливал от управления на новеньком «опельке». И передо мной лежала бы разноцветная перспектива вседозволенности, свободы и заслуженного отдыха. Свободная птица в свободном полёте. Не то, чтобы меня ждали дома (а кому, собственно, ждать?!), не то чтобы планы какие-то сверхъестественные, но законный выходной — отдай и не греши. Так нет же. Момент судьбы! Чёртовы пятнадцать минут. И затрезвонил телефон. Сначала звонил дежурный следователь прокуратуры. Что-то сумбурное про «убийство… молодой парень… заказное… резонанс…», и тому подобная хрень, сама по себе уже не сулившая ничего хорошего. Как только я повесил трубку, снова затрезвонил настырный телефон. Полковник Снегирёв, начальство, мать его ити!.. Не сидится дома, под тёплым крылышком любящей супруги! Та же тема: «Резонансное убийство… журналюги, как коршуны… лишние рты, глаза и отпечатки… районные следователи уже на месте… именитая профессура…» В конце разговора ласковый намёк: «Есть, кого отправить?»

Покопавшись в мозгу, максимально вежливо буркнул:

— Сам выезжаю!..

— Справишься с районными? — совсем уж по-отечески озаботился Снегирёв.

— Не впервой! — обиделся я.

Перезвонил дежурному, вызвал машину, уточнил адрес. Уже в машине, у водителя выспросил подробности. Кому, как не ему, знать все тонкости раньше, чем их узнают те, кому это по делу положено? За рулём сегодня был, пожалуй, самый болтливый из всех водителей прокуратуры. Недолюбливал я его за нездоровый интерес к нездоровой политике, за кухонные разговоры по пути на место преступления и за пустую болтовню в дороге. Иногда хочется в этот момент настроиться, сделать хоть какие-то, предварительные намётки, а водитель, знай себе, треплет языком. Разговоры ни о чём. О каких-то законах и постановлениях, до которым мне ни малейшего дела нет, о тёще, которая «весь мозг вынесла», о жене, которая, «сука, налево надумала, а у самой климакс…». Сегодня водитель с двадцатипятилетним стажем дядя Вовка, как его звали в управление все, от стажёра до старшего прокурора, был на редкость молчалив и задумчив. Пришлось вытаскивать из него подробности, аки на допросе. Водитель тяжело вздыхал, сокрушённо покачивал головой, многозначительно кряхтел и всем своим видом напускал важность.

— Дядя Вовка! Не томи! — безнадёжная пятница не настраивала на отгадывание ребусов. — Знаешь что — рассказывай. И так тошно… — я поморщился.

— А что рассказывать?! Вы следователи! Вам и дела в руки! — водитель обиженно засопел длинным носом, — Я что?.. Я только от дежурного и услышал. Тот, пока до тебя дозвонился, с Сашкой из районного связывался, чтобы подробности какие узнать… Ну, если тебе по дороге подробности понадобятся…

— Ну да, ну да… Мне-то ему некогда рассказывать подробности. Ему ж тебе сподручней наболтать! Это же водитель должен был в курсах, когда на место прибудем, а не я…

Дядя Вовка ещё громче засопел носом.

— А ты на меня не наезжай. Так быстрее. Пока он тебе все подробности расскажет, мы уже на месте будем. А так я, в пути тебя в курс и введу. Я — не спец. У меня глаз незамыленный. И я в вашем деле — не последний человек… Мне, может, видно то, что и вы не заметите.

«Ну да, где уж нам!» — не хотелось развивать бессмысленную дискуссию:

— Давай, не тяни кота за яйца, говори!..

— Ну а там такое дело… Парень молодой. Арсений Куприянов. Сын папы-профессора, ректора какого-то университета навороченного. То ли «Связи с общественностью», то ли «Кино и телевидение», в общем, какое-то супер-престижное местечко. Папа — ректор, сынулька, соответственно, там же учится. Второй или третий курс. Бизнесом не занимался. Вроде… На фиг бизнес, когда папа круто стоит?.. Хата у них на Таврической, немалая… Ну, по всей видимости, наворочена, как положено. Ну, это я так, думаю. Может и не совсем так всё… Может, интеллигенты в сто колен. И не при делах… Только я вот тут думаю: если не при делах, то просто так киллера на них не зашлют…

— Всё, достаточно! — пришлось оборвать рассуждения водителя на полуслове, — По существу знаешь ещё что?..

— По существу тебе сейчас Сашка доложит, — водитель снова засопел и, наконец, замолчал. Да и вовремя, потому как «волга» въезжала на поребрик, где уже громоздились машины районного отделения, микроавтобус криминалистов и, похоже, даже «сами» пожаловали. «Ничего себе! — мелькнула мысль, — видимо не простой сынулька-то у папы подрос!» Криминалисты свою работу уже закончили, собирали чемоданчики, тихонько покуривали в сторонке, довольно переглядываясь. Судя по выражению лиц, им всё было ясно, и перспектива пятничного вечера светила им ярчайшим образом, в отличие от меня, для которого откладывалась даже фантазия об отпуске, что брезжил перед моим мечтательным сознанием уже три года с неизменно отсутствующим успехом.

— Здорово, майор! — районный следователь убойного отдела протянул руку.

Когда-то мы с Александром Александровым вместе учились, на одном курсе. По распределению попали оба в один районный отдел, в «убойку». С тех пор я сделал достаточно удачный карьерный рывок, попав для начала в районную прокуратуру. Потом, после получения капитанского звания и раскрытия нескольких громких дел, меня ожидало приглашение работать в городской прокуратуре. Сашка же так и остался «на земле». И со званиями ему не везло. Я уже в майорах ходил, а Александров так и не сумел сменить погоны капитана на более звёздные. Много было нареканий, были «неполные служебные». Несколько раз карьера, да и просто работа Александрова в подразделении висела на волоске. Любовь к разгульной жизни, превышение должностных, прогулы и опоздания надолго вписали в послужной список и характеристику Сашки весь возможный и невозможный негатив. Но он лёгких путей не искал, не бился за погоны и не собирался менять образ жизни. Работал, как волк, не брезгуя мелкими нарушениями ради собственных понятий о справедливости и неотвратимости наказания. Когда-то мы с Сашкой были довольно близкими друзьями, потом наши службы и дружбы как-то незаметно разошлись в разные стороны. Друзьями мы быть не перестали, но встречаться доводилось редко. Мне приходилось расследовать тяжкие и сложные преступления, убийства значимые и резонансные. Александров копался в бытовухе, поножовщине и пьяных драках со смертельным исходом… Сегодня наши дорожки пересеклись на Таврической улице. Александров приехал от районного убойного, я — от городской прокуратуры.

— Здорово, Саня! — я ответил на рукопожатие с видимым удовольствием. Мне ещё помнилось, как работалось нам в паре с Сашкой, и насколько Александров был надёжен, как напарник. Время идёт. Я пристально взглянул на него, походя отметив на лице бывшего напарника следы неумеренных возлияний. Без лишних расспросов: «Как жизнь?», «Как дела?», «Ну, ты как?..», мы подошли к трупу.

Молодой парень. Совсем мальчишка. Кто-то из криминалистов, видя приближение следователей, заботливо приподнял пластиковую накидку. Мне доводилось видеть много трупов за время своей работы, но привыкнуть к ним не мог. Никак не мог. Как не мог научиться отличать дорогую одежду от ширпотреба. Ну не укладывалось в моём негламурном мозгу, в чём разница между джинсами за триста рублей и такими же штанами за три тысячи баксов. На глаз, вроде, прикидывал, а понять, ну никак не мог…

Перед нами был просто мёртвый мальчишка. С аккуратной дыркой в самой середине лба. Глаза открыты, губы удивлённо изогнуты. Черты лица практически идеальны: большие, глубоко посаженные глаза под широкими ровными бровями, ровный прямой нос, чистая кожа, высокий красивый лоб, изуродованный ровной тёмной дыркой. Светлые, довольно длинные волосы разметались по небольшой лужице крови.

Подтянулись остальные эксперты. Я молча и вопросительно взглянул на них.

— 5,56… — негромко начал пожилой эксперт Василий Макарович, прославившийся на весь город своими необъятными познаниями в области стрелкового оружия. — Пуля найдена. Судя по тому, что повреждений на ней нет, выпущена из штатного оружия. Скорее всего, SIG 550… Швейцария… Не поскупились на фирму, Китаем побрезговали, значит шли наверняка…

— Ну, куда и как шли — это ещё разбираться и разбираться!.. Но за данные — спасибо, — я поспешил с благодарностью, испугавшись, что обижу уважаемого эксперта. Видимо, опоздал, потому что Макарыч, как звали его за глаза коллеги, поджал губы и собрался удалиться.

— Баллистика будет готова в понедельник, — надменно пробурчал криминалист.

Я поспешно дёрнулся за ним:

— Василий Макарыч! Погодите!

Он недовольно оглянулся:

— Что ещё? Все ответы — в управлении, в понедельник. Это, знаете ли, у вас ненормированный рабочий день, рабочая неделя, рабочий год, и так далее. А у нас, видите ли, обед по расписанию.

— Василий Макарыч! Поймите! Дело сложное. Уже звонили и сверху, и снизу, и СМИ суетятся, — я бросил недовольный взгляд в сторону кучки досужих журналистов, успевших не только разнюхать о случившемся, но и отснять ещё не прикрытый труп во всей красе.

Среди бела дня, в самом центре города — центрее не бывает! — на людной улице, перед одним из самых престижных в районе домов, при огромном скоплении народа, произошло убийство. И не случайная драка, не пьяная поножовщина, не ДТП со смертельным исходом — самая, что ни на есть — заказуха. Тут, как говорится, к бабке не ходи!

Брошенная девочка не полезет на чердак со снайперской винтовкой. Хотя, почему не полезет?!

— Василий Макарыч! Миленький! Мне ж не бумажка нужна. Мне ж максимум данных по происшествию! Ну Вы же знаете — горячие следы, туда-сюда… Сами понимаете, если сразу не раскрыть — глухарь в чистом виде. Политиков заказывают, олигархов, журналистов — там, и то с концами… А тут парень, по всему — не при делах… Давайте данные! — я позволил себе чуть повысить голос, перейдя с просьбы на приказной тон. Эксперт проработал в прокуратуре столько лет, сколько все присутствующие на месте преступления следователи, вместе взятые. Всё он понимал. Повыпендривался для виду, но недолго и необидно.

— Ладно, боец! Иди сюда! Смотри: парень поставил машину на обычное место…

— Почему на обычное? — перебил я эксперта.

— Эх, молодёжь… Куда торопишься? Не перебивай старшего! Поставил на обычное место. Дом большой, престижный. Парковочные места в таких домах наперечёт. Чтобы не париться со стоянкой вечерами и не думать, куда машину приткнуть, жильцы всегда места твёрдо распределяют. Это тебе не муравейник на Гражданке, где каждый день бейсбольными битами уважение друг к другу проявляют. Тут люди культурные живут, поэтому стоянку бронируют заранее. На чужое место никто не сунется. За этим и охрана следит, и парковщики специальные в штате имеются. Люди-то небедные живут. Так вот… И не перебивай, если хочешь, чтобы ситуацию тебе прояснял! — криминалист нахмурился, — Парень ставит машину на привычное место. И стрелок это место хорошо знает. И по всему судя, знает и время, когда клиент должен прибыть. Ну, не будет он в центре города сидеть часами на крыше или чердаке. Тут в округе ни одного простецкого дома нет, всё сплошь навороченные. Везде ТСЖ, кондоминиумы, прости Господи, камеры понатыканы… Он недолго ждал, поверь. Дождался. Парень вышел из машины. Закрыл дверцу. Отошёл на пару шагов. Повернулся вполоборота к машине, чтобы сигналку включить. Тут его и накрыло. Били сверху. Это я тебе точно скажу. К понедельнику постараюсь рассчитать траекторию, будет ясно, с какой высоты стреляли. Но, думаю, с чердака, — Макарыч повернулся к противоположной стороне улицы, — в доме напротив все чердаки и мансарды — жилые. Значит, возможен выстрел только с крыши. А вот из двух соседних домов — могли пулять и с чердаков, и с крыш, и из мансард, и даже с этажей верхних, — Василий Николаевич взял небольшую паузу, чем я тут же не преминул воспользоваться:

— А из машины не могли стрелять?

Эксперт снова нахмурился:

— Эх, молодёжжжь! — прожужжал он, — говорю тебе, сверху стреляли. Ста процентов не дам, но почти уверен. Надо входное обработать — будет отчётливо видно, как входила пуля. Мы же точно знаем, ну, или предполагаем, что парень в момент выстрела стоял, аки шпиль, то бишь — вертикально. Ну не валялся же он на асфальте. Стало быть, если пуля вошла аккурат в лоб, а вышла в нижней затылочной части — из всего этого я делаю вывод, что выстрел был произведён с достаточно большой высоты. Исключением может быть только одно: в момент выстрела (напоминаю тебе, о, следователь! — это доли секунды!) парень внезапно и очень быстро наклонился чуть-чуть вперёд, соответственно, наклонил и лицо. И вот тогда уж можно рассматривать выстрел из машины. Но это нереально. Один к миллиону. Так что, забудь ты про это, ищи стрелка на крыше, чердаке, мансарде или, в крайнем случае, — на верхних этажах. И хорошего стрелка, я тебе скажу, ищи!

— Почему хорошего? — я растерянно шарил глазами по верхним этажам, — стрелок как стрелок…

— Да нет, Серёга! Хороший стрелок. Грамотный. До секунды всё рассчитал. И что парень повернётся к машине, он тоже знал. Значит, следил. И дырочка, глянь, какая! — криминалист снова откинул пластиковую простыню, любовно посмотрел на мёртвое лицо — ровнёхонько в лоб. Ни на йоту ни вправо, ни влево — в самый центр… Ни на миллиметр не отступил. Так бьёт только очень хороший стрелок.

— Хоро-оший! Чего же в нём хорошего?!

— Стрелок он хороший. Опытный. Очень опытный. Ищи хорошего, опытного стрелка! Ищи, сынок! А в понедельник я, даст Бог, ещё тебе что-нибудь полезное подскажу. Жаль пацана. Молодой ещё. В криминале, вроде, по разговорам, не замешан. В бизнесе, вроде тоже. Чего с кем не поделил? Женщина, если только… Но если из-за любви каждый брошенный чудак или брошенная психопатка киллеров нанимать будут, так нам ста часов в сутках не хватит, чтобы эту всю любовную перестрелку разгрести… Такие дела… — с этими словами эксперт крепко пожал мою руку сухонькой небольшой ладошкой, оставив в полном недоумении.

За время работы в милиции, а позже — в прокуратуре в качестве следователя — мне доводилось видеть много убийств: бессмысленных, жестоких, случайных, заказных, нелепых… Хотя, по сути своей, смерть всегда нелепа — будь то одуревший от воровства и безнаказанности зарвавшийся бизнесмен, пойманный подельниками на крысятничестве, будь то журналист, раскопавший нечто, совершенно не предназначенное для чужих ушей, глаз и мозгов, будь то убийство несчастной девочки, ставшей совершенно случайной жертвой маньяка — вся смерть нелепа. Противоестественна. Отвратительна. Даже смерть от тяжёлой, неизлечимой болезни, приносящей на протяжении множества лет только боль и страдание — нелепа, потому что противопоставляет себя жизни — единственному разумному и естественному, что есть на свете вообще. Разубедить меня в этом никому не дано. Жизнь для меня — следователя с большим стажем в убойном отделе — была бесценным даром. Любая жизнь, любого человека, каким бы он ни был, и кем бы он ни был. И только что отнятая жизнь в очередной раз нарушила в моей голове какое-то равновесие. Вывела из себя. Зол был. На себя, за то, что жалел об испорченной пятнице. На стрелка, который оказался таким «хорошим», на эксперта, который видел больше, чем я. На Сашку, которому сейчас только работать и работать по горячим следам, а тот рыщет глазами по сторонам. И явно, не с целью — найти стрелка и его укрытие, явно — в поисках ближайшей кафешки, в которой утихомирится бушующий пожар вчерашнего загула.

— Александров! — я раздражённо окликнул бывшего коллегу, — к делу!

— Ошибку исключаем? — зачем-то сипло поинтересовался Сашка.

С сомнением взглянув на ярко-красные полированные бока новенькой тонированной «астры», я ощутил, что в груди закопошилась ядовитая кредитная жаба. Моя машина, такая же «астра», только предыдущей модели и в минимальной комплектации, требовала многолетних немалых выплат по кредиту, страховкам и прочим финансовым тяготам. Подавив внутри себя земноводное, я уверенно покачал головой:

— Исключаем абсолютно! Был бы «мерин» чёрный, или, на худой конец — серебристый «лексус», тогда ещё можно было подумать об ошибке. В этом случае не промахнёшься! Пожарная машина, блин… Такие снайперы не ошибаются. Особенно с машинами… На черта парню красная машина? — я задумался.

— Давай остальное обмозгуем! — лениво предложил Сашка, и я понял, что брать расследование придётся полностью на себя.

— Ну, давай! Рассказывай о положении вещей…

Положение вещей было несложное. Убитый парень учился, на самом деле, в Политехе, где то ли ректором, то ли деканом факультета являлся сам папа убиенного.

— Где, кстати, родители? — вспомнилось мне вдруг.

— Где-то на отдыхе… Кипр, вроде… Где-то там. Им уже соседи позвонили, они вылетают первым же рейсом. О смерти сына знают, подробности — нет. Папа стоит круто — факультет престижнейший. Ну и семейные накопления — антиквариат там, золото фамильное… Маман в театральном институте тоже не последний человек. Короче, семейка не из бедных, но к бизнесу отношения, по первым сведениям, никакого не имеет. Проверим. Парень просто учился, клубился, с девушкой встречался. Кто-то из соседей её телефон случайно нашёл. Наши с ней уже связались, она в дороге.

— А кто у нас девушка? Тоже из этих?.. — иногда во мне вспыхивали приступы классовой ненависти, которые я молниеносно гасил в себе. Пытался, по крайней мере.

— Да нет, девушка, как раз «из народу» — бармен в клубе «Нирвана». Ну, не белогвардейских, конечно, кровей, но и не поломойка.

— Для них она, я думаю, как раз — поломойка. Что такое бармен в клубе для профессорской семьи?.. Ладно, с этим позже. Дальше что? Свидетели?

— Полно! Полдома видели, как парень подъехал, встал на своё место — у них места тут поделены во избежание… Вышел из машины, сделал пару шагов, повернулся к машине. Щёлкнул сигналкой и упал. Никто не слышал никаких выстрелов, никто не видел никаких вспышек, никто не обратил внимания на спешно отъезжающие машины… Тишина и покой. Упал просто парень с дыркой в голове, и усё!..

Я зачем-то продолжал рассматривать машину убитого. «За каким фигом им папочки такие тачки покупают? Чтоб эти мальцы, без поворотников, через три ряда в плотном потоке сновали?» Хотя машина никакого отношения к убийству не имела, у меня мелькнула циничная мысль: единственной машиной, которой на этом свете парень сможет ещё раз воспользоваться — будет катафалк. Удивившись собственной жестокости и не понимая её причин, я подошёл к трупу. Коллеги снова приподняли накидку:

— Одет не выпендрёжно, но добротно, судя по костюму — ехал из института. Сейчас, вроде экзамены…

— Экзамены давно кончились, — хмыкнул я, — но не суть… Тут, похоже, всё понятно. Ничего мы здесь не найдём. Всё, что можно было найти — увезли криминалисты. В понедельник будут результаты. Хотя и так всё ясно. Стреляли из дорогой швейцарской винтовки с оптикой. Хорошей оптикой, — я опять задумался над словами эксперта, — Хороший стрелок…

— Почему хороший? — Сашка удивился, — это тебе Макарыч сказал?

— Это и так понятно. По дырке во лбу… Ровнёхонько промеж глаз… Так!.. Твои чем занимаются?

Группа Александрова лениво бродила по квартирам, опрашивая жильцов. Жильцы поделились на две равные части: на тех, кто ничего не видел и не слышал, и на тех, кто всё видел и всё слышал, но ничего не знает.

— Пусть ходят хоть до утра. Мне нужен свидетель, который видел стрелка, или хотя бы кого-то на него похожего!.. Любой посторонний человек в доме — это потенциальный стрелок! Если парень стоял спиной к своему дому во время выстрела, значит, его дом можно исключить, и с него собирать сведения только о самом убитом. Все остальные силы бросай на два вот этих дома, — я ткнул сигаретой в направлении двух указанных экспертом домов, — ну, и этот тоже, на всякий случай. Итак: три дома! Должна быть опрошена каждая кошка и каждая мышка. Бомжи в округе, бродяги на чердаках, если таковые в этаких домах имеются. Планы чердаков и мансард, всех лестниц и переходов принесёшь мне! Пути отхода ищите.

— Есть, товарищ капитан! — Сашкины губы чуть тронула усмешка.

— И не усмехайся! — заметил я, — работать вместе придётся. А отвечать за глухаря — мне одному! Так что, давай разграничим обязанности. Ты к вечеру собираешь мне всю информацию по парню — кем был, куда ходил, с кем дружил, какая компания, бизнес, наркотики, клубы, увлечения… Встречаться пока ни с кем не надо, просто собери материал, потом будем думать.

— Есть! — уже почти без усмешки отозвался коллега.

— Ну а есть, так начинай! — я прикурил новую сигарету, — Вали в отделение и копай. Всё, что накопаешь — привезёшь мне, домой. Помнишь ещё, где живу?

— Помню! — Сашка улыбнулся, — в той же «хрущобе»? Евроремонт себе, небось, наваял?..

Я не ответил, забираясь на сиденье «Волги». Кивнул Сашке, приглашая его в машину:

— Подвезём до отделения.

Сашка забрался на заднее сиденье и притих.

— Протокол закончили? — вспомнилось вдруг, — подписать надо?

— А зачем? — махнул рукой Александров, — всё равно дело вам передадут. На «земле» не оставят. Это ваше — профессура, журналисты, олигархи… Мы всё больше по бомжам да пьяницам специализируемся…

— Тебя кто-то на «земле» держит? Или зелёный змий карьеру тормозит?

Сашка сделал вид, что не расслышал вопроса:

— Протокол составили ещё до вашего приезда. Чего там писать? Пуля есть, труп на месте. Машина цела, багажник пуст. Ну, не совсем пуст — так, дребедень автошная… Ни тебе наркоты, ни оружия, ничего запрещённого. Ехал парень, слушал группу какую-то украинскую…

— Почему украинскую? Он что, не питерский?

— Да модно сейчас… Вот и слушают… Опросы ещё не окончены, к вечеру ребята закончат с соседними домами, подвезут мне всю информацию по чердакам, подвалам, отходам… Может лёжку найдут, дай Бог!.. Тогда придётся снова экспертов дёргать! Они — ужас, как не любят в выходные работать!

— Но есть же дежурная бригада!

— После этих «дежурных» ещё пару раз смотреть надо. Они и ствол могут пропустить…

— Ладно. Соберём вечером всё, что есть. Составим план действий. Не тормози там… Я поляну пока накрою, да со своими спецами потолкую…

Под спецами я имел в виду компьютерного монстра Сергея Евграфова, пойманного мною лично ещё в бытность мою начальником отдела экономических преступлений. Было это ужасно давно, взяли Евграфова за хакерство. Дело было закрыто, потому, как воровал Евграфов по мелочи, и, в процессе следствия, сумел возместить пострадавшим весь ущерб. Я тогда во многом способствовал закрытию дела, и теперь хакер считал себя, вроде как, моим должником.

Забросив Сашку в отделение, я отправился домой, заскочив по дороге в ближайший магазин, чтобы хоть немного закупить в свою холостяцкую берлогу чего-то съестного. Ну и горячительного, разумеется. Какая работа без горючего? Особенно в пятницу, вечером?

Глава 2

Сашка подъехал ближе к полуночи, когда котлеты из коробочки стали на сковороде картонными и похожими на саму коробочку. Но под первый тост (как всегда, по привычке — молча), прошли «на ура». Я отставил водку в холодильник под удивлённым взглядом напарника:

— Это всё, что ль? Я думал, посидим… Дело пойдёт!..

— Посидим ещё… Пойдёт дело…

Я не помнил ни одного случая в своей практике, когда дело «не пошло бы». На меня вешали «глухарей», как на профессионального охотника. А я разматывал, раскручивал, распутывал такие клубки, что «тётя Агата Кристи нервно курит», как говорили обо мне в отделе. Мне казалось, что первое же нераскрытое дело поставит жирный крест на моей репутации. «Я — не я буду» — с этой мыслью я подходил к каждому расследованию. Такого дела, как сегодня мне давненько встречать не приходилось. Отсутствие мотива плюс заказ. Более чем странно.

— Давай, Сашка, так! Сейчас мы по-быстрому раскидываем всё, что имеем, а уж потом «посидим», обсудим. Давай, выкладывай, чего наковырял…

Сашка наковырял немного: ко всему, что уже было известно, добавилась лишь «лёжка». Её нашли на чердаке вполне респектабельного дома. Как туда мог попасть снайпер — одному богу известно. Лестница закрыта — и «чёрная», и «белая». На «белой» — консьерж, на «чёрной» — видеокамеры. Впрочем, они понатыканы по всему дому — и на лестницах, и на входах, и на стоянке. Нашли записи с камеры, установленной над подъездом Куприянова и направленной как раз в сторону дома, где устроил себе гнездо стрелок.

— Запись с этой камеры сняли?

— Обижаешь, начальник! Со всех сняли. У них камеры вполне реальные, пишут трое суток по всем направлениям. Сейчас ребята в отделении дежурному оставили просматривать. Если что увидит интересное — звякнет мне напрямую.

— Что с «лёжкой»?

— А ни хрена! Ни гильзы, ни отпечатков.

— Смотрели хорошо?

— Ну, в меру способностей! Ну, а ты что хотел? Чтобы стрелок на месте помаду оставил, или носовой платок с инициалами?

— Что с отходом?

— Ещё хуже. Там чердак, не мансарда, узкий, низкий довольно… Проходит по всему дому и уходит через ломаную крышу в другой чердак. Так по тому можно полквартала пройти, никто не заметит. А потом спуститься по третьему дому от фасада, по чёрной лестнице. Там расселённых квартир нет, одни коммуналки. Если сверху будет кто-то с ружьём в руке спускаться — и то вряд ли заметят. Тем более, там домина огромный, двери все нараспашку… По какой лестнице уходил — одному богу известно.

— Надо, чтобы не богу, а нам известно было! — я поморщился, — собаками не пробовали?

— И снова обижаешь, начальник! Водили собаку. Она-то место «лёжки» и нашла. Повела след. Довела до конца чердака, а на крышу вниз прыгать отказалась. Пытались лестницу пристроить — так эта животина вниз, оказывается, спускаться не любит. Так там и застряли. Ну, ребята-то, конечно, пробежались до следующего чердака, а там такие лабиринты — и собака бы след не взяла. Бомжей, как назло не встретили — разбежались, видимо. А так, вроде они там проживают — ну шмотки какие-то вонючие, матрасы, бутылки неприёмные пустые, посуда кое-какая… Но на месте никого не было… Может, он их отвлёк как-то?…

— То есть?

— Ну, дал, к примеру, денег на бухло и попросил не влезать, а то убьёт!.. А, может, они только ночуют там? Днём-то, в жару, что им там околачиваться?

— Ценная мысль! Поискать их, по-любому, надо. Может, вспомнит кто-нибудь что-то… Ладно! Что с девицей Куприянова?

— А нормальная девица. Учится в том же Политехе, на инженерно-строительном, на бюджетном. Вечерами-ночами подрабатывает в клубе «Нирвана» барменом. Всё не так уж горемычно. Слияние интеллигенции и рабочего класса!

— Это бармены у нас когда в рабочий класс-то записались? — неистребима была во мне классовая ненависть.

— Да ладно тебе! Нормальная, приличная девчонка. Родители живы, работают инженерами. Она сама по жизни пробивается. Ничего такого… Вот пацан нигде не работал, жил у папеньки на шее. Единственный сынок. Родился поздно. Матери было уже 40, когда она его родила, а отцу аж 55…

— Так что, ему сейчас уже за 70? — я аж присвистнул. — Поздновато затеяли.

— Ну, это я не знаю… Может, не могли раньше, может карьеру делали, может, не получалось!.. Какое наше дело?

— Какое дело?.. Какое дело?… — в моей голове крутилась какая-то неуловимая мысль, но была она настолько неуловимой, что я отпустил её без зазрения совести, — Значит, поздний ребёнок…

— Ты сейчас интуицию включаешь, что ли? Ты это мне брось! — Сашка протянул руку к холодильнику, достал водку и разлил по рюмкам. — Поздно выпитая вторая — зря выпитая первая… Пятьдесят граммов — делу не помеха! Ну, — поднял он рюмку, — за «глухаря»! — быстро чокнулся с моей стоящей рюмкой и отправил горючее в рот.

— Ты, я смотрю, пить уже и один умеешь, — я поморщился, — меня мог бы подождать!

— А чего тебя ждать? Ты ж там интуицию свою копошишь… Не хотел мешать, — захмелев, хихикнул Сашка. — Тут, брат, дело мутное какое-то. Жил парень. Никого не трогал. Никому дорогу не перебегал. Бизнесом не пачкался. Девочек ни у кого не отбивал — с этой, ну с Оксаной, ну, которая бармен из «Нирваны» — они уже почти три года вместе. Вроде даже жениться подумывали… Со всех краёв отличный пацан. Тут надо в папе покопаться. Может, у него какие тёрки с кем…

— Что у папы с бизнесом? — мне всё хотелось поймать за хвост ускользающую, как комета, мысль.

— А ничего! Нет у папы никакого бизнеса, как изначально и говорилось. И у мамы нет. А за плохие оценки и отчисления из ВУЗа киллеров пока ещё никто не нанимал.

— Пока ещё никто не нанимал… — словно эхо повторил я. Погрел в руках рюмку, и резко опрокинул её в себя, прямо в то место организма, где, по моему мнению, мотала хвостом неуловимая комета. Комета присмирела, но не прояснилась, — А если именно поэтому и наняли?

— Да не выноси ты мозг! Если бы все отчисленные и непоступившие хватались за оружие, у нас самой дефицитной стала бы в стране профессия педагога! И потом, включи логику! Если чувака отчислили — значит, он безнадёжен. И беден. Потому как, если он безнадёжен и не беден, то его папы-мамы прикроют бабками со всех сторон, купят ему всякие курсовые-дипломные-контрольные, и всё будет пучком. Поэтому богатый останется в ВУЗе, а бедному не хватит денег на такого профи, как наш.

— Как кто наш? — я всё пытался ухватиться за мелькнувшую мысль.

— Как киллер наш! — Сашка даже икнул от удивления, осознав, что я категорически не вникаю в ситуацию, — сам же говоришь: киллер хороший!

— Я сказал: «стрелок хороший»! Киллеров хороших не бывает! Ладно, давай дальше!

— Дальше! — Сашка бодро схватился за бутылку и сунулся было разливать.

— Э-э! Дальше — я не имел в виду бухать! Я про разбор полётов. А то, я смотрю, тебя на старые дрожжи-то расхлюпило… Ты что — так конкретно бухаешь? Видок у тебя, как у алкаша! Зуб куда-то дел… Куда, коллега, передний зуб похерил?! — я перехватил у гостя бутылку и налил сам, — по половинке, чудила! А то мы так до конца не доберёмся, мозги отключатся.

— Зуб… Сломал об одно сложное дело… бухаю… — Сашка хмелел на глазах. — Бухаю. Скучно жить. Ни семьи, ни работы интересной, ни подружки, ни друзей, даже дела какие-то серые…

— Ты ещё заплачь, мля!.. Ты чего — совсем охренел?! Ты — мужик! Всегда мужиком был! Что ты нюни-то развесил? Бросай бухать, приведи себя в порядок. Поднимись по званию до майора хоть, тебе ж по выслуге сто раз пора… У тебя ж голова золотая. У тебя интуиция. У тебя опыт. Таких оперов, как ты — поискать! А мы тут сидим, как пьяные подружки, слёзы-сопли друг другу утираем. Харэ! Давай так: раскапываем это дело, я тебя перетащу выше, замолвлю… Но, с двумя условиями: пить бросишь, зуб вставишь! Лады?

— Да ладно тебе, Серый! Давай, серьёзно, к делу! Тухлое оно какое-то. Что-то тут не так. Давай по-старому, вариантов накидаем. Как раньше… Самых неожиданных…

На столе заелозил телефон.

— Евграфов! — я прокомментировал звонок, ещё не сняв трубку, — Компьютерный гений! Послухаем…

В течение пяти минут я только кивал, бормотал «угу-угу», вопросительно задирал брови и удивлённо изгибал губы. Когда монстр дал отбой, я ещё минут пять молчал. Сашка, боясь дышать, тоже не издавал ни звука и даже не покушался на водку. Он внимательно следил за гримасами моего лица и деликатно ждал. Наконец, у меня в голове, собралась картинка, моё лицо просветлело, и Сашка приготовился слушать.

— Ну, монстр, ну хакер грёбанный! Наших смежников будешь месяц теребить. Да ещё отписок потребуют, запросов и обоснований. Пока все архивы перелопатят — уже можно палку за глухаря на пятой точке татуировать. Ни в одной конторе нет такого количества информации, сколько её есть у Евграфыча. Не поверишь, что раскопал!

Сашка от нетерпения вскочил, закурил и повернулся к окну. Может, боялся спугнуть удачу, видя моё перевозбуждённое состояние. Я всё ещё что-то бормотал, восхищённо цокал языком, и вдруг выпалил:

— Давай, Шурка, выпьем! Есть тема!

Шуркой я называл Александрова очень давно и то, лишь в минуты великой радости, которая постигала нас отнюдь нечасто. Сашка недоверчиво подошёл к столу, аккуратно присел на краешек табуретки:

— Ну…

По выражению моего лица явно было видно, что я поймал клочок удачи. Почему клочок? Да потому, что даже в великом и ужасном компьютерном мире Евграфыча вряд ли крупными буквами были написаны имя и фамилия киллера, его домашний адрес, ИНН и прочая идентификация.

— Помнишь, когда мы машину Куприянова рассматривали, я ещё спросил: «Почему именно эти тачки папики сынулькам покупают?»… Что ты мне тогда сказал?

Сашка не помнил, «что», но злить меня не стал — дольше выйдет:

— Ну-у, приблизительно…

Я сегодня был беспредельно благодушен, напомнил:

— Ты сказал, что чаще предпочитаются «мерины — SLK»… Помнишь?

Сашка не помнил, но активно закивал башкой.

— Так вот… Этой «астре» всего год. До «опеля», наш Шумахер катался… на «мерседесе-SLK»!

Сашка потёр нос в недоумении. Моей радости он разделить не мог. Ну, угадал, ну попал пальцем в небо. Причём тут «астра» и «мерс»? Про марки машин, вообще-то это не он, а именно я трепался… За смену машины в направлении понижения статуса теперь что — пулю в лоб?..

— Так, ща… Погоди, я немного успокоюсь. Похоже, у меня всё сложилось. Отдышусь, объясню… — я налил по рюмке и бодро поднял свою: — Ну, на здравие!

Сашка скрипнул зубами, подозревая, что я мелко издеваюсь над ним, но рюмку поднял и опрокинул; не прикасаясь к закуске, с упрёком уставился в мою сторону. Тут меня, наконец, прорвало. Сашка ловил каждое слово, вникая в смысл произносимого на лету:

— Год! Год он ездит на «опель-астре». До этого у него был «мерседес» — кабриолет SLK-класса, на сегодняшний день утилизированный, как не подлежащий ремонту. Такие дела.

Сашка стерпел порционную выдачу информации, зная мой характер и любовь к недорогим эффектам. Терпеливо подождал, не задавая вопросов, хотя очень хотелось… Прям зудело, как ему хотелось потрясти меня за грудки и гаркнуть: «Хватит резинку тянуть! Не на свидании!!!». Но Сашка молча ждал.

— Утилизирована машина была после сильнейшей аварии, произошедшей полтора года назад в городе Колтуши. Водителя спасли подушки и ремень безопасности, с ним на пассажирском никого не было — в машине он был один. Машина, пытаясь уйти от столкновения, выскочила на поребрик и, со всей дуры, влепилась в мачту освещения, повалив ту к едрёной матери. В общем, машина вдребезги, восстановлению не подлежит. От столкновения он уходил не с тачкой, а с человеком. То есть, он сбил на пешеходном переходе девушку, среагировал с опозданием, но среагировал. Вывернул, что есть силы руль и впилился в столб. Девушка погибла на месте. Скорость у него была зафиксирована спидометром, который от удара аж заклинило. Эксперты не опирались, собственно говоря, на этот факт, скорость могла увеличиться или уменьшиться уже после удара о человека. Мог спидометр глюкануть во время столкновения — первого или второго. Там же электроника-роботизация сплошняком. Но были свидетели, которые показали, что — «да, шёл со скоростью не менее 120 километров в час!»… И это в черте города! В населённом пункте. Там поворот на повороте, дороги разбитые — куда его несло, непонятно. Но как бы то ни было, наш хороший парень Куприянов, сбил насмерть девушку на пешеходном переходе, правда, на регулируемом…

— О! — Сашка, наконец, сумел вставить вопрос: — А свет-то какой был на светофоре?

— Тут вот, милый мой друг, Сашка, начинается сказка про белых бычков, тёлок и бабок… тоже, наверно, белых… Хотя, сдаётся мне, что вовсе даже — зелёных.

— Кого зелёных? — напарник перестал успевать за моими мыслями.

— Зелёных бабок… Свет, Сашка, был красный. Для пешеходов — красный, для водителей — зелёный. По крайней мере, так показали восемьдесят пять тысяч свидетелей, которые именно в тот момент находились именно в зоне именно этого светофора.

— Реальных свидетелей не нашли? — Сашке не надо было объяснять дважды.

— Их искали? — ты лучше спроси! На кой чёрт дополнительные свидетели, когда их и так — пруд пруди?! От добра — добра не ищут. Свидетели своё слово сказали. Причем, все сказали одно и то же: девушка шла на красный свет. Не на жёлтый, не на зелёный, на красный!

— Суд был?

— Какой суд? Виновной в ДТП сочли девушку, и дело было закрыто за смертью виновного. До суда не дошло. Парню, вроде как, даже страховку выплатили — ну, это мы в страховой уточним. Вот почему на нашего красавца Куприянова мы нигде ничего не нашли. Хотя, должны были, по идее, остаться хоть какие-то следы, всё-таки, смертельный исход.

— Не смеши ты меня! Я тебе девяносто девять и девять десятых процента дам, что и свет не был красным. И свидетелей, если проверить, где они находились в момент аварии — тоже там не было. А те, кто реально был — те потерялись.

— Ты ещё скажи, что их зачистили, всех до единого, одного за другим. Так? — я поморщился, как от зубной боли. — Просто замяли дело папенькиными деньгами. Проплатили по всем инстанциям, поменяли свет светофора, свидетелей, потерпевшую на виновную и усё! — я налил ещё по стопке. — Мерзость!

— А видеокамер не было? — ухватился Сашка за последний шанс.

— Шура! Это Колтуши! Это не улица Наличная и не Московский проспект. Там асфальтовые пеньки вместо дороги, ты про камеры говоришь, чудак человек!

— Сто двадцать по пенькам?.. — недоверчиво протянул напарник. — И правда, мерзость!

К чему относились последние слова — к уже успевшей согреться водке или к давно закрытому делу с неприятным душком — было неясным.

Мне показалось, что мысль, которая ускользала от меня в течение всего вечера, притормозила и показала свои реальные, хоть и смутные очертания:

— Папахен Куприянова вернулся?

— Нет, ещё в пути, оттуда перелёт несколько часов, вроде, посадочный. Он же не премьер какой, и не олигарх, чтобы на частном самолёте пробираться. Да и те не могут быстрее прибыть — не на истребителе же они летят.

— Когда будут? — я ещё не определился, что именно хочу спросить у отца убитого, но направление моих мыслей уже складывалось в какое-то подобие версии. Родители отмазали сынка от аварии со смертельным исходом, но вот кому-то это не очень понравилось. Вернее, совсем не понравилось. Словно прочитав мои мысли. Александров встрепенулся:

— Э! Начальник! Ты чего это задумал? То есть, сейчас всю эту канитель ты тут развёл для того, чтобы на скорую руку состряпать версию: «вендетта»? То есть, всё просто и ясно, как белый день: пацан сбивает девушку на пешеходном переходе, несясь на скорости 120 кэмэ на красный свет. Папаша, имея связи, деньги и памятуя о том, что сынок у него поздний и единственный, — выцарапывает сына из неприятностей. У девушки, конечно, находится любимый мужчина, который прошёл огонь, воду и медные трубы — ну, по крайней мере — Афган или Чечню… Для Афгана, наверно, уже годы не те… Не дождавшись справедливого правосудия, боец-герой берётся за винтарь и отправляет правосудие сам, как оно ему видится. А точнее — вершит самосуд! И ещё надо добавить, что парень прошёл «горячие точки» и, несомненно, был снайпером. Всё сложилось, товарищ режиссёр? Ты что, Сергеев, киношек про ментов пересмотрел? Слишком уж гладко и просто у тебя получается. По твоим словам, так мы уже сейчас, бряцая наручниками, должны на всех парах, подкреплённые ОМОНом, мчаться по адресу этого вьюноши — ну, возлюбленного погибшей девушки… Не?… Не так?…

— Так-то оно почти так, — я откопал среди закусок телефон и снова набрал номер:

— Евграфыч! Расслабился уже? Рано! Собери-ка мне по этой аварии все детали в кучу: официальную информацию, которую, естественно, не потёрли, не пожгли и не потеряли. Но не это главное! Собери мне, будь бобр, всё, что по этой аварии в сети было — ну ты ж знаешь, социальные сети — наша самая большая помойка! Там всегда есть хмыри в каких-нибудь блогах, которые знают больше, чем мы, чем все, и больше, чем все и мы. Мне нужны данные на девушку, да, погибшую девушку и всех её родственников, близких, друзей и подруг. Особенно меня волнует, прям — беспокоит, некий гражданин, который мог являться, как её законным супругом, так и гражданским мужем, приятелем сексуального назначения, сожителем или женихом. Статус его меня не волнует, только наличие и всё. Что ты сможешь на него накопать — это я от тебя приму с радостью! Что значит — нужно время?! Мил человек, когда ты в камере парился с гопниками, а я бы тебе говорил, что «надо время» — ты бы кем себя ощущал? Во! Срочно! Бегом просто! Жду!

Мы успели сбегать за второй, приготовить пикантную закуску в виде болгарского перца и намазанных на него плавленых сырков. Наливали молча. То ли каждый думал о своём, то ли дружно боялись услышать от Евграфыча банальный сюжет, уже озвученный нами на разные лады. Сюжет оказался ещё банальней. Три часа понадобилось компьютерному кощею бессмертному для того, чтобы из дебрей сети извлечь на свет божий всю подноготную той истории. Монстр предупредил, что данные неофициальные, что молва — есть молва, что сеть — большая помойка, что в ней всё надо делить на семнадцать, а потом ещё раза два на семнадцать. В конце-концов, я перебил компьютерного гения на полуслове. Твёрдо пообещав процедить информацию, я весь превратился в слух. Сашка наблюдал за выражением моего лица, как за самым увлекательным триллером, пытаясь уловить по моим гримасам хоть чуточку информации. Разговор длился минут двадцать, но Александрову эти двадцать минут показались вечностью. Наконец, я довольно жёстко произнёс: «Благодарю!» и отключил телефон. Ещё минут пять я молчал. Сашка даже не пытался теребить меня, зная, что я всё расскажу сам, когда смогу переварить услышанное. Процесс переваривания шёл тяжело. Наконец, я очнулся от раздумий и обратил внимание на Сашку. Весь рассказ не укладывался ни в какие рамки.

Глава 3

Дурной сон. Всё эти чёртовы пятнадцать минут. Свалил бы с работы на пятнадцать минут раньше, и, глядишь, не вляпался бы в эту историю. Да… Многое я видел, похожее что-то попадалось, но чтобы такой вульгарный детектив!.. Просто сериал какой-то!.. Мыльная опера про оперов. Кино! С плохим режиссёром, с ублюдком сценаристом, с отвратительными актёрами, ужасающими статистами… Блин! Первая премия за худший фильм года! Сашка просто не поверит, что такое вообще возможно. Я ещё налил по рюмке, хотя явно видел, что напарник ждёт совсем другого. И водка его сейчас интересовала не больше, чем меня. Чем-то надо было отвлечь воспалённый мозг и трясущиеся руки. И всё же тянуть было нельзя. То, что по капле с просторов Интернета собрал Евграфыч, постепенно уложилось у меня в голове, хотя для этого понадобилось довольно много времени. Пока я говорил, Сашка менялся в лице. На его физиономии отображался весь спектр чувств, которые были возможны. Он почти не перебивал меня, не задавал вопросов, не вставлял реплик в и так уже безнадёжно испорченную пьесу… Вся история выглядела банальной до идиотизма, до отвращения. Полтора года назад Арсений Куприянов, находясь за рулём собственного автомобиля «мерседес-бенц SLK» государственный номер такой-то, сбил на пешеходном переходе молодую женщину, Александру Жилину. Женщина погибла мгновенно, ещё до приезда «скорой». ДПС подъехала с приличным опозданием. На место были вызваны оперативники из ближайшего отделения милиции. Дружным кагалом они составили протокол, опросили непосредственных свидетелей происшествия, вызвали спецтранспорт и отправили тело в морг. В процессе следствия, которое шло ни шатко, ни валко в течение года, часть свидетелей от своих первоначальных показаний отказались, кто-то вообще перестал общаться с правоохранительными органами. СМИ начали, как обычно мусолить тему о том, что, «как всегда папенькин сынок останется безнаказанным». Дело, благодаря вездесущим журналистам и блоггерам получило значительный резонанс. На следствие и его окончательную фазу, общественное мнение, как и всегда, впрочем, никак не повлияло, и под давлением массового свидетельствования против девушки, дело было закрыто. Естественно, новая буря негодования пронеслась по социальным сетям. Обсуждались и коррупция властей, и продажность правоохранительных органов, и папины деньги. И даже не упустили кольнуть оправданного Арсения в покупке нового автомобиля — значительно скромней и проще. В народе Куприянова нарекли убийцей. Прошли какие-то чахлые митинги с плакатами: «Куприянова на скамью подсудимых», «Следователи — дальтоники» и разными другими, менее читабельными, но более остроумными. В конце концов, молва поутихла и, вроде бы даже поверила в то, что девушка сама была виновата. Несогласным с этим остался лишь жених Александры. У неё реально был жених. И он — реально был ветераном Второй Чеченской… И что уж самое отвратительное в этом во всём — Жилина была на седьмом месяце беременности. Это сводило все сценарные планы повествования к какому-то водевилю-ужастику. Такого нагромождения всякой фигни, я и в кино-то не встречал. Даже в очень плохом. Ощущение, которое я испытывал, сначала услышав всё это от Евграфыча, а потом, пересказывая Саньку — описанию не подлежит. Мы замолчали, налили и молча выпили.

— Я надеюсь, ты нигде ничего не прибавил… — тихо сказал мне Сашка, проглотив водку, как воду.

— Ты ещё скажи — пошутил!.. — юмор у меня кончился за пятнадцать минут до того, как я не успел свалить с работы в ту самую пятницу. — Мерзость какая-то. Что в планах? — теперь я смотрел на Сашку, как на старшего.

— Что — что?!.. Наручники, мля, ОМОН, все дела… Хочешь, сейчас поедем, хочешь — протрезвеем немного. Хотя лично я выпил бы ещё. И побольше. А поедем завтра. Адрес-то есть?

Я молча кивнул, сглотнув слюну. Молча встал. Молча вышел из квартиры и спустился в магазин за новой порцией мозгового допинга. Куда он от нас денется, стрелок? Что там говорил Евграфыч про войска, в которых служил Новиков — жених погибшей девушки? Кем он там был на этой Чеченской?.. Правильно, Сергеев, снайпером! Как же это ты Сергеев угадал, мать твою?.. Какой же ты проницательный, сука!

Напились мы нещадно. Как в студенческие времена, до зелёных соплей напились. Говорили что-то о том, что сами на месте этого Новикова мочили бы этих папеньких ублюдков направо и налево. Душили бы этих пидоров, которые ни пороху не нюхали, ни жизни не знают… Под утро, в полном соответствии с дикостью ситуации, мы клялись друг другу в вечной дружбе и давали слово, что отпустим снайпера на свободу, пожав его мужественную руку. Когда совсем рассвело, перед тем, как рухнуть спать, — кто, где сидел — мы почти придумали план по переселению снайпера, с полной заменой имени, фамилии, документов и новой легендой. Наше продолжение мерзкого сериала казалось нам вполне удобоваримым. Пожав друг другу руки и крепко обнявшись по-мужски, непосредственно перед тем, как отрубиться, мы составили полный план спасения рядового Новикова от несправедливости правосудия…

Утром, молча и угрюмо, вполоборота друг к другу, мы ехали в дежурной машине на задержание. До нас в адрес уже было выслано подкрепление: психолог — на случай, если снайпер будет отстреливаться или, не дай Бог, возьмёт заложников, криминалисты и ОМОН. Сказать, что я чувствовал себя уродом — ничего не сказать. Сашка сопел рядом, и я был уверен, что больше, нежели похмелье, его мучает ощущение несправедливости, собственной ублюдочности и персональной мерзости. На месте были уже все, кроме нас, красивых. На наших лицах была отпечатана вся ночная «работа» во всей красе и в соответственном ароматическом обрамлении.

Не говоря ни слова, мы прошли к подъезду, минуя кордон, выставленный ОМОНом и операми из местного отделения. Вошли в парадную. У нас не было оружия, и мы знали, чем мы рискуем. За нами зашли двое оперативников с табельными пистолетами наготове. Подошли к двери. Я нажал на звонок. Услышав: «Открыто», я смело рванул на себя дверь. Сашка немного оттеснил за мою спину вооружённых коллег, оставляя их за дверью. Я один ступил за порог квартиры. Первый этаж. Под окнами целый десант. «Террориста берём — не иначе!» — злобно подумалось мне. Никакой профессионализм во мне в этот момент не говорил ни слова — ни звука. Он молчал. Совесть дремала, подкошенная непомерными ночными возлияниями. В тёмной маленькой прихожей, сестре-близняшке моей «хрущобы», в инвалидном кресле сидел молодой бородатый мужчина.

— Гражданин Новиков? — полностью уверенный, в том, что это именно он, спросил я, — Николай Новиков? — на всякий случай уточнил, как будто в этой крохотной однушке должен был проживать, по меньшей мере, ещё целый взвод Новиковых.

— Да, это я, — совершенно спокойно ответил мне парень. Ответил так, как может отвечать человек с незапятнанной совестью и без идиотских душевных мытарств, — Проходите! — парень ловко развернул руками коляску, повернулся ко мне спиной и покатил вглубь квартиры. Я сделал неприметный знак вооружённым архаровцем из отдела, и, потянув за рукав Саньку, потащил его следом за быстро удаляющимся хозяином квартиры. Она была настолько крошечной, что через долю секунду вся наша компания замерла на месте, с трудом представляя, как мы сможем втроём разместиться на площади в несколько квадратных метров. В комнате было довольно темно. В самом углу сиял довольно большой и современный монитор.

— Зажгите свет, — попросил хозяин, — я нащупал в привычном месте выключатель и в комнате стало светло. На мою холостяцкую берлогу комната Новикова была похожа меньше, чем апартаменты-люкс на гнездо бомжа. В квартире был сделан идеальный ремонт, стены сверкали чистыми обоями, на полу лежал хороший паркет. Завершал этот космический дизайн натяжной потолок с красивыми встроенными светильниками. Мебель была очень стильной и современной, компьютер больше напоминал незначительную деталь от летательного аппарата. Единственное, что удивляло в комнате, в соответствии с моим представлением о евроремонте — это отсутствие телевизионной панели на стене. То есть, телевизора в комнате не было вообще. Поймав мой ищущий взгляд, Николай охотно пояснил:

— Телевизора нет. Я пользуюсь монитором. Тарелка снаружи, вместо телевизора — монитор. И то и другое — вряд ли поместилось бы, — улыбнулся хозяин. Его улыбка была ясной и искренней. В душе что-то перевернулось, встрепенулось и, как говорят бабули — отлегло. Он не был стрелком. Это было так же очевидно, как то, что сейчас у его дома толпилась орда козлов в милицейской форме.

— Сейчас, — буркнул я, и, оставив Сашку наедине с хозяином квартиры, выскочил на лестницу. Двое оперативников, продолжая держать наготове стволы, снятые с предохранителя, встрепенулись.

— Отбой! — коротко скомандовал я и махнул им рукой в сторону улицы, — Всем отбой. Чтоб через пять минут тут никаких ОМОНов и иже с ними не было. Ложный вызов.

Оперативники вытаращили глаза, но спорить и задавать дурацкие вопросы не стали. Молча развернулись, поставили пистолеты на предохранители и попрятали с глаз долой.

— И чтобы убрались без шума! — вслед им прикрикнул я. Один из оперов всё же недовольно глянул в мою сторону, но, учитывая субординацию — не стал возражать. А то ведь умеют, дикари!..

Я вернулся в квартиру, нашёл себе небольшое местечко и уже спокойно, не торопясь, рассмотрел убранство комнаты. Цветы на подоконнике, любопытная картина на стене (ни хрена я не понимаю в этих авангардистах!), большая площадь (в меру возможности) для маневра коляски. Всё, что нужно — под рукой. Взгляд задержался на детской кроватке, стоящей в углу. Новиков поймал мой взгляд, и лицо его стало мрачным. Теперь он смотрел на нас исподлобья, и уже не было ощущения, что хозяин квартиры — безобидный добродушный бородач, занимающийся компьютерными приколами и просматривающий все подряд передачи о животных. Надо было начинать разговор. С чего, Господи? О чём, Боже ты мой! Новиков сам нашёл выход из неловкого положения:

— Вы, наверно, по поводу убийства Шурочки? — его голос предательски дрогнул, — Но я думал, что никто и никогда уже не вернётся к этому вопросу. Я думал, дело закрыто?… — он подался вперёд всем телом, плед, покрывающий его ноги сполз, и я увидел, что никаких ног нет. Просто нет, и всё. Он был не просто инвалидом, как поведал мне Евграфыч, он был инвалидом, не способным ходить. А наше гуманное государство сделало всё возможное, чтобы человек, подобный Николаю, был ещё и полностью изолирован от общества, улицы и каких-либо передвижений. При входе в подъезд не было ни пандуса, по которому можно было бы подняться или спуститься на коляске, ни поручней. Человек в его положении был закован в четыре стены, как в тюрьму. Причём, тюрьму не добровольную. Идиотский вопрос, который я удосужился задать Новикову:

— У вас есть дети? — я кивнул в сторону детской кроватки.

Хозяин зло прищурился, подозревая меня в издёвке. Но вопрос был задан совершенно нейтральным тоном, не подразумевавшим никакого подвоха. Он понял это, и ответил максимально спокойно:

— Нет. У меня нет детей.

Уравновешенный интерьер, в котором была оправдана каждая вещь до мельчайшей детали, не подразумевал в маленькой комнатке наличие мебели на будущее или «передержку» чужих вещей. Кроватка предназначалась для будущего ребёнка, который так и не увидел свет из-за засранца Арсения Куприянова. Это было очевидно. И мне, и Сашке. И Новикову тоже было совершенно очевидно, что мы всё поняли. Поэтому идиотизм вопроса его обозлил, и он, видимо, по старой военной привычке, быстро закрылся, замкнулся и буквально выставил наружу колючие иголки. «Козёл ты, Сергеев! — подумалось мне, — редкостная такая козлина!..» Парень был открыт. Надо было спасти ситуацию любой ценой. Я пошёл ва-банк:

— Простите, Николай! Я знаю о Вашей трагедии… Ляпнул, просто не подумав… Не ожидал, что Вы храните вещи… э-э-э…

— Нерождённого ребёнка? — Николай глянул с некоторым вызовом, но без истерики в глазах и голосе, — храню. Рука не поднимается, знаете ли, выбросить.

Я ещё раз глянул в сторону кроватки: крошечная колыбелька, почти кукольная, до верху заполненная игрушками, пакетами с памперсами, свёртками, видимо — с одеждой для новорожденного. На секунду у меня потемнело в глазах. «Если бы не его ноги, я бы дал сто процентов, что он — стрелок. Не поднялась рука выбросить кроватку и памперсы — легко поднимется рука со стволом, легко нажмёт курок и ничего не дрогнет внутри, кроме зародившегося в душе чувства успокоения. Обманчивого чувства, которое приходит с отмщением. Ложного чувства удовлетворения, которое со временем трансформируется в другие чувства: в злость, в боль, в ненависть. Месть может свести человека с ума, гораздо быстрее, нежели само желание этой мести. И далее развитие событий может стать совершенно непредсказуемым. Надо было как-то выравнивать разговор.

— Мы хотим задать Вам несколько вопросов. Вы можете не отвечать на них, но, если Вы что-то знаете и поможете нам, то… — я замялся: «То что? Что, блин? Чего ты хочешь от парня, кретин?! Чтобы он сейчас сдал тебе стрелка? Чтобы он, раскаявшись, схватился за голову и сознался в том, что это он, это именно он нанял киллера, который тщательно выполнил заказ, тем самым, уравновесив весы справедливости. Не правосудия, нет, — именно, справедливости! Ты непередаваемый козлище, Сергеев!»

— То что?.. — будто услышав мои мысли, парень отвернулся к окну и занял привычную ему позу созерцания: голова чуть склонена набок, два пальца правой руки легко похлопывают по губам. Какой-то знакомый жест… Что-то он значит… — То вам легче будет поймать убийцу Куприянова?

— Вы в курсе? — я практически не удивился.

— Конечно! Со вчерашнего дня во всех новостных лентах новость номер один, — улыбнулся Николай, — Вы по этому поводу и пришли? ОМОН подтянули… Может, обыщете квартиру? Ну, там, на предмет оружия, посторонних лиц, патронов… — Новиков не шутил. — Ищите! Тут места немного. Ордер не нужен. Действуйте, ребята! А я пока, может, чай приготовлю? Или кофе?

Бывал я и в более дурацких ситуациях. Только вот из этой выхода не видел. Даже, если Новиков тридцать три раза нанял киллера, он не то, что не сознается в этом, он сделает всё возможное, чтобы увести следствие в такие дебри, из которых выбраться смогут только киношные опера с собаками, накачанные амбалы, бывшие спецназовцы и модельные девушки во главе следствия.

— Кем Вы работаете? — вопрос для поддержания разговора. По идее, он вправе сейчас в отместку за мою беспросветную глупость, ответить, что работает тренером по стрельбе. Но Новиков был гуманен:

— Дизайн, вёрстка… Со мной сотрудничают несколько журналов, несколько кино— и видеостудий: видео-монтаж, клипы, ролики… Вэб-дизайн, создание сайтов, модератор, администратор… Музыка — сведение, мастеринг… Короче говоря — всё, что можно делать за компом, не покидая этого помещения.

Он не сказал: «квартиры», «дома»… Для него это было просто помещение. Домом и квартирой оно перестало быть тогда, когда нелепо оборвалась жизнь двух близких ему людей: Александры Жилиной и их нерождённого ребёнка.

— Ко мне придут журналисты? — вдруг спросил Новиков. — Они ведь, придут?

Чёрт! А ведь они придут! Выгляни в окно, Сергеев — наверняка они уже там. Как сливали писакам информацию, так и сливают. Не просто же так они нарисовались на месте убийства раньше, чем туда подъехали оперативники. И здесь они нарисуются, хрен сотрёшь… Не встанешь же кордоном — ещё больше подогреешь интерес. Прямо в точку! Раз менты пришли (да ещё с ОМОНом, криминалистами, с оружием, с прокурорскими), значит, в точку! Думай, Сергеев, думай! Выворачивайся из ситуации!

— Придут, Николай. Думаю, что уже пришли.

— Что им говорить? — Новиков продолжал невозмутимо смотреть в окно и похлопывать себя пальцами по губам. — В интересах, так сказать, следствия?

Думай, Сергеев, соображай! То, что скажет сейчас Новиков журналистам, то и будет основной версией!

— А ничего не говорите особенного. Скажите, что считаете, что «собаке — собачья смерть»… и всё в таком духе…

— А Вы тоже так считаете? — Николай оторвал взгляд от окна и внимательно посмотрел мне в глаза. Первый раз он смотрел мне прямо в глаза, и я отчётливо видел в них смесь боли и затаённой радости. Скрыть и то, и другое у него не было ни силы, ни желания.

— Что считаю? — включать «дурака» мне никогда толком не удавалось.

— Вы тоже считаете, что Куприянов заслужил смерть? — в голосе Новикова сочилась нескрываемая радость. Нет, не радость — торжество. Его голос был торжественен, как на советском параде времён неначатых ненужных войн.

— Смерть не заслуживает никто. Смерть — это… — я даже поперхнулся от его взгляда — жёсткого, злого, цепкого, просто ослеплённого ненавистью.

— Смерть — это просто конец жизни, и всё, — его взор потух, голос стал равнодушным, спокойным и ровным, — Для любого — это ни больше, ни меньше — просто конец жизни. Разница лишь в том, какая это была жизнь, была она нужна кому-нибудь или нет. Тогда и со смертью всё будет понятно. И вообще, ребята! Давайте без философии. Оружие искать будете? Нет? Тогда я, с вашего позволения, поработаю. У меня заказов много — деньги нужны…

Слово «заказов» прозвучало с издёвкой. А вот вопрос с деньгами засел у меня в голове достаточно прочно. Мы попрощались — говорить, и, правда, было не о чем — пожали Николаю крепкую ладонь, и вывалились на улицу. Воздух снаружи показался каким-то пыльным и душным, по сравнению с квартирой Новикова. Мы отошли к соседнему подъезду, присели на скамеечку, издали наблюдая, как орда корреспондентов с камерами наперевес, начинает штурм сенсации.

— Ну, что скажешь? — хихикнул Сашка.

— Чего лыбишься?! — возмутился, было, я, но вдруг и сам заржал, как конь, — Киллера пришли брать! Вопросов-то назадавали! Что забыли спросить-то?

— Ну, про протезы, например. Куда он их прячет, как одевает, как бегает по крышам и чердакам… Куда тренироваться ездит, на какое стрельбище — ну, чтоб навыки не растерять…

Мы смеялись до слёз. И было неясно — это вчерашний хмель выходит, или рождается внутри, где-то глубоко, может быть даже в самой душе — какое-то незнакомое чувство, не поддающееся пока ни описанию, ни осознанию.

Перед тем, как разбежаться по домам (надо всё же привести себя в порядок и попробовать хоть немного отдохнуть до понедельника — суббота потеряна безвозвратно), мы договорились разделить обязанности: Сашка встречается с девушкой Куприянова, я — с родителями. Дело до понедельника не ждало, решились, несмотря на внешний вид и отчётливый запах перегара, побеседовать с родственниками как можно быстрей. Хотя для меня, в принципе, и так уже всё было ясно.

Глава 4

На Таврической меня ждал неприятный сюрприз. В квартире никого не оказалось. Консьерж поведал мне, что около трёх часов дня, в подъезд буквально ворвались Куприяновы-старшие и, первым делом, бросились к нему с расспросами. Консьерж передал Куприянову визитку оперативника, который составлял протокол, и телефон дежурной части — с кем связаться. В аэропорту его почему-то не встретили — то ли прошёл «зелёным» коридором, то ли проспали, как всегда, по обычному раздолбайству. Куприянов тут же, не поднимаясь в квартиру, позвонил по указанному на визитке телефону и быстро уехал вместе с супругой. Я рванул за ними в местное отделение. Там уже тоже никого не было. Жене Куприянова стало плохо с сердцем, её срочно увезли в Военно-медицинскую академию. Муж, разумеется, отправился сопровождать жену. Чертыхнувшись и поскулив о том, что на выходные не оставляют ни одной дежурной машины, я побрёл в Академию пешком. Знать, где упасть… В холле отделения я нашёл убитого горем старика. Это и был Вячеслав Арсеньевич Куприянов, отец Арсения. Величественный высокий статный мужчина, даже сейчас внушающий уважение, в горе и бессилии.

— Здравствуйте, Вячеслав Арсеньевич! Я — майор Сергеев, следователь городской прокуратуры. Как супруга? — вежливо поинтересовался я.

— Супруга умерла, — тихо прошептал Куприянов. — Она умерла. Они ничего не смогли сделать. Обширный инфаркт, и они ничего не смогли сделать, — старик растягивал слова, как будто заучивал наизусть речь на чужом языке. Он слегка покачивался из стороны в сторону, и было понятно, что сейчас ему задавать вопросы бессмысленно. Либо ему сделали успокаивающий укол, либо он пребывал в такой прострации, что совершенно неизвестно, сможет ли он сам выйти из этого состояния.

Я суетливо извинился, что-то пробормотал и направился к заведующему отделением. Его не оказалось на месте — нельзя было ожидать, что весь персонал больницы, включая главврача, и все зав. отделениями, без исключения, выйдут на субботник. Пообщаться мне пришлось с перепуганным кардиологом, который, видимо и пытался оказать Куприяновой посильную помощь. Врач был нервозен, у него излишне тряслись руки — то ли от испуга за неудачно проведённую реанимацию, то ли по той же причине, что и у меня — пятница, работа, нервы… Врач достаточно бойко объяснил мне положение дел. Куприянову привезли довольно быстро, но видимо сказались и перелёт, и резкая смена климата… Ну и, разумеется, сообщение, которое супруги получили во время отдыха. Всю дорогу женщина держалась достойно, принимала успокоительные. Приехав в город, Куприяновы побывали в милиции и, чёрт бы побрал эти формальности, — в морге, на опознании. Прямо оттуда женщину увезли на «скорой» в реанимацию ближайшей больницы, где она и умерла, не приходя в сознание.

Дело опутывалось каким-то мерзким душком. Выползали старые подробности и прежние преступления. Они наслаивались друг на друга, обволакивали новые события старым налётом, путали карты и сбивали с толку. Я решил, что на сегодня вполне хватит. По горячим следам мы никого не возьмём — не тот случай. Стоило расслабиться. Последнее, что я сделал в этот «распрекрасный» субботний вечер — позвонил Сашке, узнать, какие новости с девушкой Куприянова. Новостей не было никаких. Девушка находилась в шоковом состоянии, Сашка не сумел за два часа вывести её из состояния буйной истерики, а уж о том, чтобы допросить — и речи не шло. Всё, что он смог вытянуть из рыдающей девицы не проливало свет ни на вчерашнее убийство, ни на события полуторагодичной давности. Я уже твёрдо связал эти преступления в одно целое и разубедить меня в том, что это именно так и есть — не смог бы даже сам господь бог, вмешайся он в правосудие. Я взял паузу на воскресенье. Мне надо было разложить всё по полочкам — хотя бы в собственной голове, не говоря уж о бумаге. А бумаги ещё будут — их потребуют уже в понедельник, на ковре у начальства. И что в анамнезе? Труп молодого парня — резонансное преступление, так как замешаны известные люди. Киллер, от которого остался только пшик — ни гильзы, ни единого свидетеля, ни отпечатков, никаких следов. Даже путей отхода — и тех толком не нашли. Имеем девушку погибшего, бьющуюся в истерике, от которой только и удалось выяснить, что она была в курсе аварии, знала о показаниях свидетелей, сама на месте преступления не присутствовала, свидетельских показаний не давала. Отстаивает правоту парня. ДТП, совершённое им и повлекшее смерть человека, считает несчастным случаем и никак не связывает убийство жениха с тем старым «происшествием». К неприятностям добавляется смерть матери убитого. Это, само по себе к делу никак не относится, но я не забывал, что есть такие людишки, которых не зря называют акулами пера — я их называю шакалами — так вот они поднимут (уже, скорее всего, подняли) шум просто до небес. Это, в свою очередь, тоже к делу не относится, но вазелина при вызове к начальству понадобится ровно в два раза больше. Всё. Отключаю телефон. Ванна. Спать. Никаких новостей по ТВ…

Глава 5

Сколько приятных слов сказал мне Сашка по дороге в прокуратуру! Аж зубы сводило. И ведь, пакость такая, ничего не рассказывал, только страшно матерился за выключенный всё воскресенье телефон.

— Мне надо было подумать! — вяло оправдывался я.

— Философ, твою мать! Ну да ладно!.. Это не моё, это твоё начальство сейчас тебя иметь будет.

— А ты на хрен туда прёшься, вуайерист? Свечку подержать?

Сашка замолкал ненадолго, потом снова начинал ругать меня последними, предпоследними и самыми последними словами. К тому моменту, когда мы въехали во двор прокуратуры, я уже знал о себе всё, и очень себя не любил.

Дежурный посмотрел на меня с соболезнованием и почти шёпотом отправил сразу к Снегирёву на совещание. Полковник не был излишне зол. Скорее, его вид можно было назвать сокрушённым. Он не кричал, не возмущался, не обзывал нас, по своему обыкновению, долбоёбами и бездельниками. Но для тех, кто знал Снегирёва — это и было самое страшное. Хотя куда страшней оказалось для меня известие о том, что вчера вечером покончил с собой профессор Куприянов. После этой новости, мне уже практически нечего было говорить. Все мои поползновения объясниться и соврать об испорченном телефоне — никого даже не волновали. События развивались по неожиданному сценарию. В деле уже набралось три трупа, правда, два из них к делу имели отношения косвенные. Тем не менее, осталось ещё подружке Куприянова что-нибудь сделать с собой… Словно читая мои мысли, Снегирёв бросил в мою сторону:

— Если кому-то вдруг захочется всё же пообщаться с подругой Куприянова — Оксаной Ровник, ищите её в психиатрической больнице имени товарища Степанова-Скворцова.

Сашка, которого допустили на совещание в виде исключения, подхватился:

— Как в «Скворечнике»?! Я её оставил дома во вполне приличном состоянии!..

— «Скорую» надо было вызвать! Если бы не её сестра, которая вовремя подоспела, был бы у нас ещё один труп. Та вызвала бригаду, а врачи решили, что в таком шоковом состоянии ей самое место в психушке. И, в общем-то, были правы. Или бы она руки на себя наложила, или от непрекращающейся нарастающей истерики, у неё сердце бы не выдержало. Подведём итоги, — неожиданно мирно приказал Снегирёв, — что мы имеем?

Что мы имели, мы знали и так. И Снегирёв тоже знал. И слушать это всё «что имеем» ещё раз — было верхом мазохизма. Снегирёв распустил совещание, отправив нас «работать, а не фиги пинать». Мы буквально бросились врассыпную «не пинать фиги». Засели с Сашкой вдвоём у меня в кабинете.

— Рассказывай! — велел я ему.

— О Куприянове? Застрелился. Персональное оружие, подарочное, зарегистрированное. Сомнений нет — квартира была закрыта, шторы опущены. Записки, правда, гад, не оставил — ну да что ему писать было?.. И кому?

— М-да, — только и выдавил я, — Набираем обороты. А с девицей-то можно поговорить? С этой, Куприяновской?

— Не, — Сашка затянулся моей сигаретой. Старая дурная его привычка — всегда стрелять сигареты, — я только что звонил в больницу… Говорил с лечащим врачом. Там какое-то… короче, помутнение рассудка. Вполне возможно, что временное. Врач обещал, что как только она начнёт адекватить, он с нами свяжется. Я только не понимаю, на кой чёрт она тебе сдалась? Её первой можно вычеркнуть из списка подозреваемых… если ты к этому…

По сути, всё было понятно и без девицы. Она ничем не смогла бы помочь следствию. Сашкина группа монотонно обходила дома по Таврической. Уже не по первому разу. Никто ничего не видел. Ничего никто не знает. Нашли бомжей, освоивших чердак, соседствующий с местом лёжки стрелка. Клянутся на поллитре, что ни сном — ни духом. Никого не видели, весь день собирали бутылки, на чердак не поднимались — оказии не было.

— Почту Куприянова проверили? — спросил я на всякий случай.

— Конечно! — правда, не сразу, не в день убийства, а уже после самоубийства старшего Куприянова. Но проверили все три компьютера — у них, у каждого свой был. Письма необычные есть. У меня на флешке всё снято… Включайся! — Сашка извлёк из недр своей старенькой многокарманной жилетки допотопную флешку.

Письма были. Одно было обращено профессору. В нём было всего три слова: «СУД ВЫНЕС ПРИГОВОР». Почта матери была пустой. Кроме специфических и личных писем в ней ничего необычного найдено не было. Письмо же самому Куприянову вообще больше не оставляло сомнений: «ВАС ОЖИДАЮТ В КОМНАТЕ МАТЕРИ И РЕБЁНКА!»

Итак, мотив был утверждён. То, что им послужило ДТП полуторагодичной давности — в этом сомневаться было нелепо. Письма были лишь подтверждением версии. К сожалению, это практически ничего не давало. По-прежнему, единственным подозреваемым в преступлении был Николай Новиков. Но с доказательной базой!.. Швах! И алиби у него — выше всяких похвал! Его контакты с киллером, если такие и имели место быть — найти будет практически нереально. С его компьютерными способностями, уничтожить бесследно все остатки переписки со стрелком — раз плюнуть. Потом, они могли общаться очно, по телефону, по реальной почте, наконец. Пришлось выписать ордер на обыск и отправить к Новикову бригаду из местного убойного, чтобы не светить прокуратуру. Ничего криминального, разумеется, не нашли — ни писем, ни следов пребывания посторонних. В квартире Новикова убиралась приходящая домработница. Её отыскали. Расспросили. Она утверждала, что за последние три месяца в квартире Николая посторонних не было. «Я бы заметила. Я всё замечаю. Вот месяца три с половиной назад к нему приходила девушка. Молодая такая, симпатичная. Оставалась на ночь. Ну, так что ж — дело молодое. Не всю же оставшуюся жизнь ему по Александре горевать — сила мужская своё берёт!..». У Новикова изъяли компьютер, больше всё равно негде было смотреть и нечего. Машину отвезли сразу к Евграфычу. Я не сильно доверял нашим спецам. Евграфыч копался в компьютере достаточно долго. Ему удалось восстановить все «убитые» файлы, все переписки, уничтоженные хозяином. Даже глупые болталки в чатах на совершенно отвлечённые темы были восстановлены и изучены. Ни-че-го! Единственным моментом, за который можно было зацепиться, я счёл фразу, написанную Новиковым (естественно, под ником) на одном из форумов известной социальной сети. Фраза была двусмысленна и звучала так: «КОГДА ОНО ВОЗНИКЛО, МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ЭТО БЫЛО АБСОЛЮТНОЕ ЗЛО, НО КОГДА ОНО ПОБЕДИЛО ЗЛО, Я ПОНЯЛ, ЧТО ЭТО ЕСТЬ САМА СПРАВЕДЛИВОСТЬ». Сама по себе фраза могла означать всё, что угодно. Но у меня в сознании она была накрепко привязана к убийству Куприянова, да и запостил он её именно в блоге обсуждения этого самого убийства. Круг смыкался. Только, это почему-то был не круг, а какое-то разорванное кольцо, внутрь которого легко попадали различные персонажи и так же свободно выбирались из него наружу. «Я — не я буду!» — моё кредо подстёгивало мыслительную деятельность. Я отправил Сашку поднимать все связи Новикова, прежде всего связи военные. Должен же был кто-то из сослуживцев остаться в кругу его друзей, знакомых, близких… Распечатки телефонных звонков, списки курсантов школы снайперов, списки действующих тренеров… Их связи с Новиковым… Их телефонные переговоры… Их безобидные электронные письма: «Как дела, старик? Как ноги? По-прежнему болят твои фантомы?..» Меня интересовало всё, потому что я точно знал, кто нанял стрелка. Я ждал. Круг должен был сомкнуться.

Глава 6

Круг не сомкнулся. Он разорвался, как позорная тряпка, как грелка на фестивале силачей. Меня обдало сначала жаром, а потом холодом, когда уже во вторник я вошёл в кабинет Снегирёва.

— У нас труп, — вежливо заметил полковник так, как будто извинялся передо мной. Его тон не сулил ничего хорошего, — убийство в посёлке Тарховка.

— Кто? — только и мог я спросить. Почему-то чутьё подсказало мне, что это не просто убийство, а убийство с прелюдией. И прелюдией к этой пьесе абсурда был пятничный труп.

— Молодой парень. Сын известного актёра, ну и там, всяко-разно… Депутат он, короче говоря, больше, чем артист… Как говорится, плохой танцор, хороший депутат….

— Опять стрелок?

— Нет. Парень умер от передозировки героина.

— Мы тут при чём? — от возмущения у меня даже голос сел.

— Ну, можно сказать, что и не при чём, если не брать в расчёт одно обстоятельство. Парень был прикован наручниками к собственной кровати. И героин ему ввели уже после того, как наручники были одеты. Второе обстоятельство: парень не сидел на игле. Это был его первый и последний укол. Добровольный или нет — это мы определить уже не сможем. Эксперты отработали. Всё, что они смогли — выяснили, что за несколько минут до смерти парень имел половой контакт, — полковник брезгливо поморщился — оральный контакт. Укол был сделан ему до акта. Потом ему сделали минет, и потом он отправился к праотцам. Так сказать — тридцать три удовольствия.

— Shershe la femme! — выпалил я, но был резко перебит полковником.

— Рано радуешься. Во всём доме не было найдено ни одного отпечатка. Ни е-ди-но-го! Ни хозяев дачи, ни самого покойного… э-э-э… Кировского Эдуарда Николаевича… кстати — сына хозяев дома. Домработница, садовник, рабочий по дому, повариха… Толпа народу… Приходили почти каждый день, а повар — так тот толкался в доме с утра до вечера, и в день убийства тоже. Дом вытерт снизу доверху, как будто прошёл взвод солдат в перчатках с одной единственной целью — уничтожить все отпечатки. Из следов — только остатки слюны на члене героя.

— Ну так…

— Не нукай! Эксперты уже закончили. Слюна принадлежит мужчине.

— О как! Ну и что? Всяко бывает!..

— Не бывает! За Кировским не наблюдались отклонения в сексуальной ориентации. Он был вполне гетеросексуальным молодым человеком…

— Но киллер-то мог иметь такие отклонения! — меня вдруг понесло. — Почему нельзя считать, что киллер был просто переодет в хорошенькую девушку — парик, косметика, каблуки, все дела… Отсюда и секс — не обычный, а оральный!..

Полковник внимательно посмотрел на меня. Судя по всему, такая мысль не приходила ему в голову. А мысль была вполне здравой. Парень знакомится в клубе с хорошенькой девушкой, привозит её к себе на фазенду. Позволяет шалунье пристегнуть себя наручниками к кровати, поддаётся на уговоры ввести себе дозу героина… Может быть, наркотик вводили ему под видом какого-нибудь стимулятора, либо в момент уже максимального возбуждения, когда он не мог отказаться… Он позволяет ввести себе дозу, потом получает вожделенный минет, не подозревая, что его партнёром по хорошему сексу является мужчина… И, получив сексуальное удовлетворение, благополучно отправляется к праотцам. Почему — нет?

— Возьмём, как версию! — полковник что-то старательно строчил в блокноте, — Тут у меня и вправду не сходилось. Далее киллер спокойно вытирает все имеющиеся отпечатки…

— Это ж сколько времени ему надо, чтобы так убрать за собой? — я был поражён.

— Тихо, тихо! Дело происходит вечером в воскресенье. Повар уже ушёл. Ушёл ещё до того, как Кировский приехал в коттедж. На понедельник у него взят выходной. Как и у домработницы. Как и у садовника. Их всех, к чертям собачьим, не должно было быть в понедельник! Вот объясни мне — почему?! Почему вся обслуга вдруг взяла выходной в один и тот же день?!

— Ну, может быть… — я лихорадочно соображал, — может, Кировский заранее знал, что приедет не один, а с девушкой, и намеревался провести с ней не ночь с воскресенья на понедельник, а ещё и целый день… в любовных утехах…

— Про любовные утехи — это вы мастера соображать… Тогда ответь мне ещё на один глупый вопрос: а как же тогда версия, что он познакомился с «девушкой» в клубе вечером воскресенья? Если он не был раньше с ней знаком, откуда такие далеко идущие на два дня планы?! Откуда Сергеев?!

— Значит, он был знаком с ней раньше.

— Ага! И не смог понять, что перед ним — переодетый мужик?! Вот скажи мне, Сергеев, ты сможешь отличить бабу от переодетого мужика?

— Ну, за один не очень трезвый вечер — наверно, нет. А за пару раз — вероятно. Хотя, гарантии не дам…

— Гарантии он не даст… Ладно, с этим… голубым… будем думать. Лучше другое я тебе расскажу… Почему есть основания соединить эти дела в одно.

— А да, действительно! А почему это, во-первых, мы этим занимаемся? А, во-вторых, почему это вдруг решено, что эти дела должны быть объединены? — возмутился я.

— Может ты в моё кресло сядешь? — рявкнул полковник так, что у меня в ушах зазвенело. — И будешь решать вместо меня и вышестоящего начальства, какие дела объединять, а какие на хер посылать?! Не, Сергеев?! Не хочешь?

— Никак нет, — я вытянулся по стойке смирно, — прошу прощения!..

— Прощения он просит… — буркнул Снегирёв уже вполне нормальным голосом, — есть основания для объединения дел. Кировский проходил год назад по делу о ДТП со смертельным исходом в качестве свидетеля. Суд был, но дело было отправлено на доследование. В итоге, его закрыли за отсутствием состава… Хотя, какое отсутствие — труп женщины и её собаки. Сбиты на тротуаре. Машина найдена. Принадлежит Кировскому. Не смогли доказать, что он был за рулём… — полковник понизил голос, — или не захотели… Эх, похоже, Сергеев, лезем мы в такое дерьмо, что потом не расхлебать будет трём поколениям!

— А я дерьмо расхлёбывать вообще-то, если честно, не хочу! Особенно, чужое дерьмо.

— Органы правопорядка у нас едины! Так что дерьмо у нас общее, — полковник снова поморщился, — хотя, конечно, надо бы всё это поднять и передать в службу собственной безопасности, пусть они там расхлёбывают. Но наше-то дело — убийство. Вот нам его и раскрывать. Подробности о ДТП узнаешь из архивных документов, они уже полным набором у секретаря. А сейчас — выезжай на место, труп ещё не увезли. Его нашла домработница только сегодня утром. Похоже, наш киллер. Охотник, мать его. Отправитель правосудия! Иди, Сергеев. Иди! Работай! Не тороплю, но результаты к вечеру жду. В Тарховке капитан Смирнов тебя ждёт, из местных следователей…

Вот так, «не торопясь» я и вывалился из кабинета начальства. Утро. Вторник. Хорошее начало хорошего дня.

Коттедж не поразил меня величием. Видали и круче, но всё же хороший вкус и дорогой интерьер бросались в глаза. Начиная с ворот и заканчивая флюгером на крыше, дом был выдержан в едином стиле и производил впечатление добротной непоказной роскоши. Его собратья, громоздившиеся по обе стороны Приморского шоссе, плохо гармонировали с небольшим изящным домом. Они кричали, вопили о богатстве их обладателей. А заодно и о криминальном происхождении этого богатства. Огромные здания, построенные с ужасающим вкусом — богато, золочёно, наворочено — так и тыкали в глаза хамский новорусский кич. Особняк, в который мне необходимо было попасть, определённо выбивался из этого «города братков» — типичная дача интеллигентных людей. Дорого, стильно. Внутри обстановка ничем не отличалась от внешней. О многом может рассказать следователю место обитания жертвы или преступника. Дом может быть свидетелем — как защиты, так и обвинения. В красивой спальне на красивой кровати лежал вполне себе красивый труп. Было похоже, что смерть молодой парень принял в полном экстазе, что по сути, так и было. Кроме полового удовлетворения — доза героина. Смерть пришла к нему в подходящий момент. Хотя, опять-таки, я не верил в то, что смерть может быть закономерна, целительна, спокойна и справедлива. Смерть молодого парня — это всегда неправильно, нехорошо это… Руки парня — Кировского… э-э-э… Эдуарда Николаевича — были действительно прикованы наручниками к металлической спинке огромной кровати. Парень полусидел, облокотившись на саму спинку. Его глаза были открыты (ох уж эти эксперты — всегда за ними всё доделывать!), а само лицо излучало такую благостность, что вполне можно было заключить, что парень просто умер от счастья. Тем не менее, не дождавшиеся меня, уехавшие эксперты оставили предварительное заключение: всё, что смогли определить на месте. С ними работали следователи сестрорецкого районного отделения. Чуть позже подъехал Сашка. Теперь, похоже, ему есть смысл полностью подключиться к этому делу. Я набрал номер Снегирёва.

— Иван Петрович! Сергеев беспокоит! Тут местные районные протоколом-описью занимаются. Эксперты уже уехали, заключение обещали максимально быстро, основные данные уже оставили. Да, подтверждают, что слюна мужская. Хотя, как они это без экспертизы?.. На члене — остатки помады… Ясно, что это ни о чём не говорит, но мы же версию не отвергаем… Я вот о чём хотел Вас попросить: нельзя нам Александрова к группе подключить? Он по предыдущему эпизоду полностью в курсе, разрабатывает основного подозреваемого. Если эти дела официально объединены, то подозреваемый может быть одним и тем же. Ну или их — группа… Мстители, блин… Ку-ку, Гриня, — сказал я еле слышно, и полковник, не расслышав меня, переспросил. — Да нет, ничего, Иван Петрович! Я Вас прошу: свяжитесь с Центральным РУВД, пусть они Александрова в качестве исключения, откомандируют к нам в помощь. Иначе мы запаримся бумажки писать в трёх экземплярах и в три инстанции!.. А так, писанины меньше, дела больше!.. Спасибо, Иван Петрович!

Я подмигнул Сашке. Тот с интересом вслушивался в мою беседу с полковником:

— Ну, теперь поподробней. Раз уж ты меня сюда выдернул, будь добр!..

— Будь бобр! — перебил его я, — сейчас всё объясню, что смогу.

Пока районные опера кропали протоколы и возились со свидетелями, мы вышли с Сашкой на уютную террасу, спускающуюся в ухоженный несовременный сад. Присели на крылечке, проигнорировав винтажные кресла-качалки, и закурили. В нескольких словах я рассказал напарнику основные данные по убийству. Совершенно закономерный вопрос об объединении дел Сашка задал сразу, без раздумий, чем ещё раз порадовал меня: я не ошибся, подключив его к делу.

— А вот об этом, друг ты мой, Сашка, нам предстоит узнать из архива дела годичной давности. И замешан в этом деле господин Кировский…

— Наш сегодняшний сладострастный наркоман? Любопытно! Что-то мне это напоминает… Ну что — пусть местные собирают информация по свидетелям и самому преступлению… Всё равно дело перекинут в вашу контору. А нам возни поменьше будет. И им хорошо — на них глухарь не повиснет, и нам волокиты бумажной меньше, — Сашка просто читал мои мысли, — А мы пока займёмся архивом…

В районной прокуратуре мы проторчали до поздней ночи, изучая дело. Кроме нескольких томов предварительного следствия, переписки между сестрорецким райотделом и прокуратурой на предмет жалоб, было ещё постановление суда об отправке дела на доследование и определение суда о возобновлении. Честно говоря, такого мутного дела мне давно не приходилось встречать.

Молодой актёр Кировский, он же Эдуард Кайровский по сценическому псевдониму, засветился в нескольких детективных сериалах на вторых, и даже первых ролях. Получил приличные гонорары и приобрёл себе в автосалоне (название салона почему-то в деле отсутствует) автомобиль, чёрт бы их побрал — эту золотую молодёжь! — новенький «Porsche Boxster», спортивный кабриолет нового поколения — редкую и супер-манерную машину. Далее с этим авто происходят странные вещи. Эдик, будучи парнем широкой души и безграничных понтов, отправляется на свадьбу приятеля (не друга, а именно, приятеля). «Porsche» предполагается преподнести молодым в качестве свадебного подарка. Чем оправдана такая щедрость — в деле ни слова. Само собой разумеющееся явление. Машина, стоимостью более двух лимонов вдруг преподносится в качестве свадебного подарка. Странно, что следователя Прокофьева, занимающегося этим делом, этот вопрос не заинтересовал ничуть. Ну, оставим это на его профессиональной совести. Далее с машиной начинают происходить редкостные чудеса. Свадьба отмечается в одном из новых частных клубов в Разливе. На праздновании присутствует не менее пятидесяти человек. Тут опять становится непонятным, почему из присутствующих было опрошено не более половины. Ещё один минус следаку! Нам надоело считать эти минусы где-то на третьем томе. Решили воспринимать действительность такой, какой она выглядела глазами Прокофьева. В разгар веселья, кто-то, предположительно, сам Кировский, он же Кайровский, сел за руль кабриолета и двинулся по направлению к городу. На пассажирском сидении устроился приятель хозяина авто — Александр Петров, он же — жених. То ли ребята решили обкатать «подарок», то ли просто немалое количество выпитого толкнуло парней на приключения. Через пару километров Петров попросил Кировского остановиться по банальной причине — отлить, вышел из машины, добрёл до ближайших кустов, а, когда вернулся на место, где его высадил Кировский, машины там уже не было. Жених, будучи изрядно пьяным, не сильно вникая в ситуацию, побрёл в сторону брошенного празднества. Шёл он туда, совершенно не спеша. По дороге заглянул в маленькое кафе и выпил там кофе, сопроводив кофейную церемонию доброй порцией коньяка. Когда он вернулся в ресторан, Кировский был уже там. О машине разговор почему-то не возник. Жених не стал предъявлять претензий по поводу того, что Кировский «бросил друга в бидэ» посреди дороги. Мало того, он даже не поинтересовался, где же находится в данный момент его недешёвый презент. Он начисто забыл и о машине, и о короткой авто-прогулке. Веселье продолжилось. Никому в голову не пришло следить за временем, свадьба разгулялась нешуточно. Чуть раньше, в районе посёлка Ольгино было зафиксировано ДТП. Плохо управляемая машина, она же «Porsche Boxter», выскочила на тротуар и сбила прогуливающуюся там «гражданку Никитину Веру Сергеевну с собакой». И женщина, и собака скончались на месте. Позже их нашли случайные прохожие в нескольких десятков метров от аварии, куда их отбросило сильнейшим ударом машины. «Porsche» с места аварии исчез. Через час-полтора он был замечен постовыми патрульными на том же Приморском шоссе, но двигался он уже в направлении от города. Сотрудники ГИБДД, уже имея ориентировку на автомобиль после ДТП, начали преследование. Машина, имея под капотом лошадиных сил в несколько раз больше, нежели патрульный Форд, оторвалась от погони. Остановлена она была лишь на посту в Зеленогорске, куда, естественно тоже пришла ориентировка и сообщение о преследовании. Зеленогорские гаишники выставили кордон из собственных машин, но «Porsche» совершено мирно остановился, даже не пытаясь объехать выставленный заслон, и, тем более — протаранить его. За рулём находился некий Аристов Анатолий Евгеньевич, который рассказал совсем уж фантастическую историю. Он предложил сотрудникам ГАИ более чем странную версию происходящего. По его словам, ему позвонили (кто и когда — следствие умалчивает — ох уж этот Прокофьев!) и попросили перегнать машину из Лахты, где она и находилась, припаркованная около местного кафе «Лисий нос», в противоположном от города направлении, до посёлка Рощино. Там его должны были встретить двое товарищей на Гелендвагене. Соответственно, до рощинских товарищей машина не дошла, благодаря посту ГАИ. Аристов не отпирался, что это не его машина, и у него нет на руках никакой доверенности. Документы на саму машину спокойно лежали в бардачке и, естественно, были оформлены на имя Кировского. То, что машина сильно повреждена, Аристова нисколько не удивило и не насторожило. В его обязанности, как оказалось, и входит перегонка машин с места ДТП. Например, хозяин попал в аварию, едет в карете «скорой помощи» за этой самой помощью, а машина остаётся брошенной на дороге на радость тем, кто не побрезгует ни колёсами, ни начинкой авто. Для этого существует «служба» Аристова, который дает рекламу везде и всюду и грамотно выполняет свои обязанности. К слову сказать, сам он садится за руль крайне редко. Обычно он подключает к перегонке машины кого-нибудь из своих подчинённых. Оказывается, он — не одиночка. На него работает целый штат, включающий непьющих водителей, службу эвакуации и сервис по ремонту. Кстати, этот сервис находится именно в Рощино. Ещё минус следствию. Непонятно, принадлежит этот сервис самому Аристову, или он просто пользуется его услугами. В этот раз он сел за руль сам, потому что именно в этот момент отдыхал с компанией в нескольких километрах от места стоянки разбитого авто. Кто звонил ему — он не в курсе. Человек не представился, просто попросил о помощи, объяснив, как найти машину и что с ней сделать. Номер на телефоне, естественно, высветился. Следователь Прокофьев пробил этот номер и выяснил, что принадлежит он кафе, находящемуся рядом с рестораном, в котором проходила свадьба. Плюс следствию — Прокофьев даже посетил это кафе, поинтересовался, кто мог звонить с телефона забегаловки. Бармен в день приезда следователя работал тот же самый, что и в день свадьбы, но, даже сильно напрягаясь, он не смог вспомнить никого из тех, кто пользовался телефоном. Предъявленные ему фотографии Кировского и Петрова память бармену не вернули, он никого не узнал. Фоторобот делать было бессмысленно. Счастливый жених — Александр Петров — на допросе указал на другое кафе, куда он забрёл в промежутке между «отлить» и «вернуться на свадьбу», подкинув в топку «чуть-чуть коньяка». Тут следствие совершенно забуксовало. Белый день, катящийся к белой ночи. Полным полно народу вокруг. Водитель с пассажиром «теряют» машину (немалой, опять-таки вспомнил я, стоимости!) среди чиста поля, и ломятся продолжать банкет. Кто сидел за рулём после Кировского и до Аристова — для следствия так и осталось загадкой. Худо-бедно, свадебные гости подтвердили, что и Кировский, и Петров вернулись буквально через тридцать-сорок минут после отъезда.

Мы вчитывались в этот бред, написанный корявым, не совсем русским языком, материли Прокофьева, весь сестрорецкий отдел милиции, их же ГАИ, а, заодно и суд, который так и не смог вынести решение. Не всё так просто было с Прокофьевым — это было ясно, как белый день. Кроме того, что история сама по себе была мутной, он, пакость неграмотная, мутил её ещё больше. Тут у него не стыковалось, здесь у него не сходилось. Все его усилия сводились к доказательству того, что ни Кировского, ни Петрова в момент аварии за рулём не было. Ну, дескать, не могли они через сорок минут вернуться пешком от Ольгино. Почему-то версия «приехали на такси» даже не бралась в расчёт. А ведь они спокойно могли добраться до Ольгино (там километров двадцать, если не ошибаюсь), сбить женщину, пролететь до кафе «Лисий нос», бросить там машину и вернуться на такси в Разлив. Там они разбежались в разные стороны — один пошёл в ресторан догуливать свадьбу, а второй заскочил в придорожную забегаловку и позвонил оттуда Аристову. Такой вариант Прокофьевым, почему-то не рассматривался. Ну-у, о-о-очень не хотелось ему, чтобы именно так всё и было. Ему или ещё кому-то… В итоге, на суд были предоставлены такие сырые материалы, что ни прокурору, ни судье делать там было просто нечего. Дело было отправлено на доследование, которое, снова-здорово, — ни к чему не привело. Опять ноль подозреваемых. Опять машина ездит как-то самостоятельно и сбивает по ходу людей с собаками. Ничего нового и хорошего Прокофьев не накопал и взял, да и закрыл дело за отсутствием состава преступления. Ничего тупее я в своей жизни не встречал. Да ещё и не читал. Вернее, и прочесть-то не мог — этот косорылый Прокофьев умудрился определение о прекращении дела написать от руки, мать его!

Посыпались жалобы в прокуратуру от родственников погибшей «гражданки Никитиной Веры Сергеевны с собакой». Мля, слава прокофьевым и ихним могучим и великим русским языкам! Дело пришлось снова возобновить теперь уже по предписанию прокуратуры. Но к заседанию суда от следователя было добавлено немного: ещё несколько листков допросов ещё некоторых лиц, присутствовавших на свадьбе, которые свидетельствовать могли разве что через несколько дней после торжества, и ни сном, ни духом не ведали, что произошло что-то из ряда вон… Обвиняемым теперь уже числился Кировский. И обвинение звучало как-то безмозгло: Кировский обвинялся в том, что «оставил без присмотра средство повышенной травматологической опасности, в результате чего образовался наезд на пешехода: гражданку Никитину Веру Сергеевну с собакой»… Представляю, как рыдал на суде адвокат. Он-то не терялся. Приволок на суд кучу фотографий, сделанных на свадьбе: жених за рулём подарочного авто. Невеста за рулём… Каждый из гостей по очереди за рулём «Porsche»… Смешно, да… Что там какая-то экспертиза пальчиков, установившая, что на руле есть отпечатки пальцев Кировского, Аристова и ещё нескольких неустановленных лиц?!.. Хороший такой выращенный в сестрорецком питомнике «глухарь»…

Нам до жути надоело читать всю эту белиберду, и я предложил Сашке пойти перекусить. Мы заперли дело в сейф, как учил нас товарищ Высоцкий в роли Жеглова, и отправились в ближайший ночник со словами: «Тут без литру не прописаешь!»

— Что думаешь? — мне очень хотелось опередить Сашку с этим вопросом.

— Что тут думать? Надо искать родственников «гражданки Никитиной с собакой»… — Сашка, как всегда был циничен до невозможности.

— Ты, Шура — циник! — беззлобно попенял я приятелю, — Люди погибли, а ты: «с собакой»! Но насчёт родственников ты прав. С ними надо бы побеседовать. И ещё надо, — я немного подумал, опять пытаясь ухватить какую-то ускользающую мысль, — попробовать установить, не существовало ли хоть какой-то связи между Жилиной и Никитиной. За них кто-то отомстил, — наконец-то блуждающая в мозгу уже несколько дней мысль оформилась в версию, — Только вот мстил по-разному. Может, это, конечно, и разные мстители, но что-то мне подсказывает, что они или имеют друг с другом какую-то связь, или являются одним и тем же лицом.

Я выдохнул и притих. Теперь мне надо было крепко подумать. Что-то вертелось в голове, что-то подсказывало направление поиска. Но что? Думать помешала омерзительная вибрация телефона в заднем кармане. На экране высветился незнакомый номер.

— Слушаю! Сергеев!

В трубке зашелестел знакомый голос Макарыча.

— Криминалисты бодрствуют, — зажав трубку рукой, шепнул я Сашке.

— Ну, слушай, Сергеев! Извини, что такая накладка с баллистикой. Задержались, брат, прости! Но зато есть неплохие новости! — эксперт тянул время, усиливая эффект.

— Да не тяните Вы, Василий Макарович! У меня тут и так уже ещё труп нарисовался.

— Труп, говоришь? А без нас как обошлись?

— Да в Сестрорецке своими силами справились…

— Спра-авились! — недовольно пробурчал Макарыч, — Потом после этих «справлений» приходится по старым следам ковыряться! Что там у тебя? Огнестрел?

— Нет, Василий Макарович! Если бы огнестрел, нас бы раньше подключили, и Вас бы дёрнули тогда. Насильственный передоз.

— Это что-то новенькое в плане убийства. А с чего взяли, что насильственный? Следы какие?.. Пытали?

— Да не то, что пытали. Скорее, наоборот — сексуально удовлетворяли…

— Пытка сексом? — хихикнул эксперт, и я в который раз убедился в том, что криминалисты обладают самым циничным чувством юмора. Даже патологоанатомам их не переплюнуть, хоть и родственные души, — Так с чего всё-таки решили, что передоз неестественный?

— Больше не было ни одного следа от инъекций, — сказал и сам засомневался в правильности версии.

— Э, милостивый государь, — Макарыч всегда поражал меня смесью интеллигентности и способности выражать свои мысли то матом, то по фени, — А тебе в голову не приходит статистика? Из десяти первоходок, для одного — первый укол становится последним. Может быть, это ваш случай?! Ну, кольнулся первый раз, дозу не рассчитал. А девушка перепугалась и свалила?

— Да там не девушка была, мужик…

— Фу! Какие извращенцы! Ну, так тем более! Решил парень попробовать нетрадиционного секса, нашёл партнёра, а тот для куражу предложил ему ширнуться… И вся недолга…

— Мы подумаем над этим вариантом. Но у нас и так накидано версий — буксуем просто!.. Так что там по баллистике? — я решил всё же направить мысли эксперта в нужное мне русло.

— А-а! Да! Совсем забыл! Только закончили. Ну, всё по оружию, как я и говорил, разумеется: SIG 550, достаточно новая швейцарская винтовка с оптическим прицелом, калибра 5,56… Я в общем-то не сомневался. Но тут, видишь, какое дело странное: засвечено ружьишко-то. Пять лет назад из него на Крестовском положили двух братьев Гаргаевых. Разом. Двумя выстрелами. Телохранители, видимо до сих пор либо в супермаркетах охранниками работают, либо по Чеченским законам ответили, в соответствии с их дикими нравами, за непрофессионализм.

— Характер выстрела? — я чувствовал себя ищейкой, идущей по следу.

— Да такой же, точь в точь, как у тебя на Таврической. Два выстрела, две красивые дырочки. Стреляли из расселённой «кировки», которая аккурат напротив их элитного дома стояла, глаза мозолила. Обыскали тогда весь дом, до последней щёлки, бомжей всех перетрясли. Никто, ничего… Ситуация та же: ни следов, ни гильз, ни винтовки не нашли. Ну, теперь-то понятно, что стрелок её унёс. Как только он с винтовкой уйти смог от шести охранников?! Они же тут же бросились к этому дому! Практически сразу. Ну, разве что пару минут за машинами попрятались, да клиентов попытались реанимировать.

— Удачно? — я тоже, в общем-то, циник.

— А как же! Клиентов с дырочкой в самой серёдке лба запросто можно реанимировать. Это ж проще простого! Сошлись тогда на мысли, что киллер выскочил через соседнюю стройку, прорвался к пристани и ушёл на моторке. Но опять-таки, никто ничего не видел. Там старый яхт-клуб тогда был, полузаброшенный. Сторожей никого не оставалось уже — имущество старого клуба уже вывезли, а новый, который там сейчас — элитный для яхт-миллионников — ещё и строить не начали. Так что там один полуслепой старикашка околачивался, досочки там какие-то подбирал — так вот, он слышал звук мотора. Но что за звук — от лодки ли моторной, от катера ли, или от водного мотоцикла — он определить не мог. Странный у тебя стрелок! Недоделанный какой-то. Оружие не бросает, хотя положено — значит, бережёт. Пули — так вообще из одного арсенала…

— В смысле?

— Ну, коробка одна. Номера совпадают. Так что, найдёшь стрелка — тебе ещё от петроградских оперов медаль положена на сутулую грудь, — Макарыч захихикал, — стрелок-то по-любому — один.

— А если он ружьё кому-то другому скинул?

— Нет, Сергеев, это тот же стрелок. Ты в петроградское РУВД сгоняй, поспрашай местных убойщиков, фотографии жмуриков глянь — сам поймёшь — один стрелок. Ну, бывай! Остальное тебе в петроградском расскажут — что у них да как с этим делом. Только поделикатней!

— Почему, поделикатней? — удивился я.

— Ну ты, мил человек, даёшь! Кто ж про такие висяки в лоб спрашивает? Это ж у них больное место. Дело-то громкое было! Гаргаевы — большими фигурами были! Ну, удачи, сынок!

— Спасибо, папаша! — сказал я в трубку, уже после того, как эксперт отсоединился.

Сашка был — само терпение. За весь наш разговор с криминалистом он не произнёс ни звука, не налил, не выпил, и иногда мне казалось, что он даже не дышит. Видимо, по обрывкам разговора он понял часть беседы.

— Куда дальше едем? — весело спросил он, разливая водку по стопкам, — В Шлиссельбург? В Красное село? В Зажопинск?

— Почему в Красное село? — растерялся я. Поездка в Зажопинск меня почему-то смутила меньше.

— Ну, я так понимаю, мы пока по всему городу все трупы в кучку не соберём — не успокоимся! — Сашка развеселился не на шутку, только вот я его веселья никак не хотел разделять.

— Так! Всё! Банкет окончен! Наш стрелок отметился ещё в одном эпизоде.

Сашка помрачнел. Опрокинул в себя водку, подхватил на вилку кусочек сала и уныло отправил закуску в рот.

— Никакой жизни! — пожаловался он, — Откуда эти жмурики повылезали на наши с тобой головы?

— ЭТИ жмурики, — я повторил Сашкины манипуляции с выпивкой и закуской, — повылезали, как ты изволил выразиться, пять лет назад.

Сашка поперхнулся:

— А мы тут с какого боку?

— Ты меня вообще слушаешь? Стрелок НАШ!

— То есть? — Сашка ещё продолжал откашливаться, — Что значит «наш»? Мы его наняли, чтобы он город от всякой пакости очищал? Смелая мысль! Но я что-то не припомню, чтобы мы с тобой, разуверившись в справедливости российского правосудия, взяли и с пьяных глаз создали отряд народных мстителей. Если только очень сильно набухались!

— Это тот же снайпер, — терпеливо объяснил я напарнику, — который снял Куприянова.

— А это доказуемо?

— Доказуемо. Мало того, что такие же дырки во лбах — ровно промеж бровей, так он ещё, сволочь, из одного и того же ружья палит. Мало того, у него патроны из одной коробки.

— Не боится, зараза! — Сашка прищурив глаза, как довольный кот, отправил в рот ещё один приличный шмат сала. — Значит, терять ему нечего. А кого там шлёпнули-то?

— Братьев Гаргаевых. Я про это дело что-то слышал, его вообще мимо нашего носа на самый верх затащили. Поэтому подробностей и не знаю. Знаю только, что у них бизнес был какой-то большой… Да не в бизнесе дело — они диаспору тут чеченскую возглавляли. Так что — дело было, мама — не горюй! Предлагаю, по последней, разбежаться по матрёшкам, выспаться как следует… А утром, я — в петроградское РУВД, ну а ты давай, связи копоши!

— Кого с кем? Новикова с друганами — потенциальными стрелками — раз! Жилиной с Никитиной — два! Новикова с родственниками Никитиной — три! Правильно понял? — Сашка налил на посошок.

— Абсолютно правильно! — ну и смотри там ещё, кто с кем мог пересекаться. Должны же они были пересекаться… Ну, с этими двумя — Жилиной и Никитиной — более-менее ясно. А вот с какого перепугу тут Гаргаевы нарисовались?..

— А тоже кого-нибудь переехали, — Сашка глазом не моргнул.

— Ладно, утро вечера мудренее! По домам!

Глава 7

Утро не оказалось мудреней. Оно оказалось на редкость сумбурным и пасмурным. Во всех смыслах этого слова. Вокруг было пасмурно, а в голове — сумбурно. От вчерашнего лета не осталось и следа. Накрапывал банальный питерский дождик, было мокро, промозгло и уныло. Казалось, что в самой середине июля наступила поздняя осень. «Вот и кончилось короткое северное лето» — мелькнула в голове неизвестно кому и когда принадлежащая мысль. Петроградка встретила меня тёмными, мокрыми листьями тополей, ещё не вырубленных в пылу борьбы за демократичное строительство элитного жилья. С ребятами из убойного я созвонился ещё утром, из дома. Они приветливо пригласили меня «на чаёк», по причине чего пришлось заскочить в первый попавшийся магазин и затариться коньяком. Ребята обрадовались мне, как родному, хотя до сего дня сотрудничать с ними мне почему-то не доводилось. Что удивительно — их обнадёжил не коньяк, а моё появление, хотя первый их тоже порадовал. «Всё как всегда и как везде» — удовлетворённо подумал я, поймав себя на мысли, что стабильность образа жизни и работы радует душу и гармонизирует расшатанную нервную систему. Разговор начался легко, но пошёл не в нужном мне направлении. Коллеги почему-то решили, что я приехал к ним с одной единственной целью: немедленно приступить к поимке преступника, которого упустили пять лет назад натасканные охранники, не нашли «командированные» братья из наисерьёзнейшей организации (сразу ясно — не торговцев арбузами шлёпнули), не отыскали и мои сегодняшние собеседники. О преступлении они рассказали охотно и даже как-то радостно. Ну, не чувствовалось в их словах ни сочувствия к погибшим, ни сильного раскаяния по поводу повисшего громкого висяка. Неправ оказался на этот раз хитрый эксперт.

— Дело до сих пор не закрыто, что ли? — удивился я.

Пришла пора удивляться ребятам:

— Так кто ж его закроет?! Пытались пару раз — так нас так нахлобучили в прокуратуре, что и до неполного служебного недалеко было. Как закроешь? Такие уважаемые люди, понимаешь, погибли! Бизнес у них был — не дынный, не арбузный — банановый. Дело-то поначалу наверх дёрнули, ну а, как поняли, что «тухляк», нам обратно и спустили.

— Чечены банановый бизнес держали? — умудрился я показать неосведомлённость.

— А ты не знал? И не только… У них многое на кругу вертелось, сейчас даже вспоминать не хочется. А начинали с простого. Старший Гаргаев, после отсидки, в 95-м замутил клубную сеть. Потом к нему младший брат присоединился, когда освободился… С ними в доле был фраер один питерский. Как он туда вписался — одному богу известно. Но в то время русским проще было бизнес ставить. Вот они этого барыгу и подняли. Кредитов ему надавали, похлопали по плечу: «Работай, брат, обогащайся!» А потом взяли в такой оборот, что ему пришлось у них ещё несколько лимонов кредита брать. Да не под старые проценты, «братские», а под совершенно грабительские. Короче, развели они барыгу, как щенка…

Меня всегда немного смущала способность районных оперов изъясняться на «чисто конкретном» языке. В компании фиг отличишь — где мент, где бандит. Получалось какое-то не равенство, но братство. Это сейчас районные опера слились в любовном экстазе с разномасштабными группировками и перемешались до полной гармонии. А в 90-х всё же была граница, незримая практически, но была. Всегда неприятно осознавать, что твои коллеги — в общем-то, не совсем тебе и коллеги. А иногда получается даже наоборот. И никакое УСБ им, собственно говоря — не помеха.

Я попросил для начала фотографии трупов Гаргаевых. Дело уже лежало на столе, и, судя по слою пыли, покрывавшему многочисленные папки, с места не трогалось — ни в прямом, ни в переносном смысле. Лежало на месте и стояло на месте. Фотографии в прямом соответствии с информацией эксперта, действительно убедили меня, что стрелок был тот же самый. Те же маленькие красивые дырочки со скошенным входом (молодцы криминалисты! Такие чёткие снимки — рентгенолог обзавидуется!), калибр, вроде тот же (на глаз, правда). В протоколе с места преступления описание: откуда возможна была стрельба (предварительное мнение экспертов), интервал между выстрелами (со слов охраны), осмотр места расположения снайпера (тут записи криминалистов заканчиваются, потому, как ни единого мало-мальски значимого следа найдено не было) … Всё сходилось. Всё. До малейшей детали. «Наш стрелок!» — с непонятной мне гордостью подумал я. Вернее, подумал мой мозг. Я с этим гордым «НАШ» был категорически не согласен. Ну и что, что — бандиты? И что, что держатели общака… Или казны?.. Как там, у чеченов, эта касса называется? Что ж, теперь каждому смертному волю давать среди бела дня расстреливать без суда и следствия?! Что же это будет-то тогда? Упрямый мозг подсказывал: «Рай наступит на земле ещё при твоей жизни, болван!», но я опять-таки категорически с мозгом не соглашался. Осознав, наконец, отвратительность противостояния разума и эмоций, я опять вернулся к прошлому Гаргаевых. Потому как, именно из их прошлого вылез этот доморощенный киллер.

Если с делами Никитиной с собакой (тьфу ты, вот ведь пристало!) и Жилиной было всё достаточно ясно, и между ними существовала явная связь, несмотря на разницу осуществления убийств, то какое отношение киллер имел к Гаргаевым — остаётся только гадать. Вполне возможно, что это просто киллер. Никакой не мститель, как мы его уже успели окрестить с Сашкой. Просто наёмник, которому глубоко фиолетово, кого убирать — бизнесменов по заказу конкурентов или преступников, избежавших наказания, по заказу родственников, неудовлетворённых правосудием.

— Подозреваемые хоть были? — безнадёжно спросил я у петроградских коллег.

— Полно! — бодро отрапортовали ребята, — Каждый второй, который не первый. В своё время, Гаргаевы буквально с нуля поднялись именно на кредитовании бизнеса. Ростовщичество, рэкет, переделы всяческие, разводки… Там столько всего было!.. Они стольких и мелких, и крупных бизнесменов, которым деньги ссуживали, потом в петлю загнали!.. Кого в переносном смысле — ну, лишили всего: бизнеса, квартир, домов, даже машинами не брезговали… А кого и в прямом — были люди, которые потеряв всё и оставшись в долгах, как в шелках — просто руки на себя накладывали. Семье в глаза смотреть не могли — вот и сводили счёты с жизнью… Так эти уродцы и с семей потом долги выбивали. Причём, в буквальном смысле слова — то есть уже в конце 90-х эти братья не гнушались ни паяльниками, ни утюгами… Если с норовом барыга попадался — так и убрать могли, и детей в заложники брали… Так что — ублюдками они оба два были первостатейными. По ним не то что пуля плакала — по ним электрический стул рыдал…

— М-да… — радости эти сведения мне не принесли, — То есть кроме конкурентов, у них могло быть полно и врагов из обиженных?

— Э-э! — следователи как-то странно напряглись, — Ты так, брат, не говори, — обиженных! Это… так не положено…

Дико хотелось шарнуть кулаком по столу и напомнить ребятам, что мы не на блатхате собрались по понятиям тереть. У нас тут производственное совещание, можно сказать, а они мне про «положено — не положено» будут плести! Право слово: утром мент, вечером конкретный пацан… Но как-то в чужом монастыре своим уставом по столу не стучат. Сведения нужнее, нежели мелочи:

— Давайте ближе к делу! Были конкуренты, были потерпевшие. Ещё? Какие-то другие мотивы могли быть? Ну там, междусобойная разборка? Может, внутри диаспоры какие-то разногласия?

— Нет! — ребята по моему тону, похоже, почувствовали, что зарвались, — внутри диаспоры они были очень уважаемыми людьми, и вряд ли кто-нибудь пошёл на то, чтобы убрать их. Это равно самоубийству — свои же не спустили бы! И конкурентов мы тоже в расчёт не брали. Они, понимаешь, были вне конкуренции в своём деле. Заняли нишу — глубокую, широкую, прочную. Стояли очень крепко. Так что, конкурентов мы отмели сразу, как и диаспору. Однозначно. Тут кто-то из… пострадавших от их беспредела. Потому как беспредельничали они жёстко. Для них, как бы, всё ещё начало 90-х на календаре было, когда по беспределу под раздачу и честные люди попадали, и нормальные пацаны. Не сказать, что они полгорода держали, но несколько районов под ними было — не целиком, выборочно. Каждый бизнес здесь между собой местные поделили. И Гаргаевы туда не совались, соблюдали всё же субординацию. Хотя случаи были… Но, вроде расходились миром. Воевать с ними серьёзно никто не хотел. Да и убирать их никто бы из других группировок не стал бы. Они всё же старались в рамках держаться. Если выходили за рамки, то после договаривались всегда полюбовно. Они, суки, умели договариваться, дипломаты, их мать!.. Отступные платили щедро, если непонятка какая. Так что, мы этих всех, им подобных, сразу отмели.

— То есть, Гаргаевы были вне конкуренции, — желчно ухмыльнулся я, — а их бизнес кому отошёл? Может партнёры по бизнесу?

— Ну ты спросил! — один из следаков, капитан Немоляев, занимавшийся делом Гаргаевых с самого первого дня, даже рассмеялся, — Это ж не сеть супермаркетов, чтобы учредители, совет директоров, бухгалтерия, налоги… Нет, бизнес был вполне официальный. Серьёзно, банановый. Он не приносил много прибыли. Уже не 91-й год шёл. Так, скорее, для проформы, типа, бизнесмены мы. Ну и несколько общепитов у них было — от кафешек на рынках до элитных ресторанов с национальной кухней. А всё, что мимо бизнеса, это мы тебе уже поведали, — капитан налил по рюмочке кон