1.
Загадай желание, и оно обязательно, непременно сбудется! Ты только загадай. Ты только поверь, что сбудется.
Нужно непременно и непреклонно во что-то верить.
Люди верили в Бога. Давно это было… Они верили в Него, как не верили в себя. Они воевали за Него, творили бесчинства Его именем. А потом Он спустился к ним и сказал:
– Лохи вы! Верите в то, чего никогда не видели, а многим и не придется увидеть. Ибо нет Меня!!!
Люди удивились и сказали:
– Если Тебя нет, то кто же сейчас говорит с нами?
А Он им отвечал:
– А говорит с вами в сей дивный момент ваша фантазия и ваше воспаленное воображение! А еще лукавый с пути истинного сбивает, ибо Я есть в каждом. Бог – есть любовь. Возлюби ближнего, и Я приду к тебе!
И тогда люди понесли по городу благую весть, мол, Бог есть, и Он глаголил им некие заповеди, суть которых они в запарке позабыли.
Никто не удивлялся, наоборот все улыбались и завидовали избранным.
Перестали они завидовать только тогда, когда мощные санитары, тщетно пытавшиеся загнать пациентов на ужин, заломали «избранным» руки и куда-то увели.
Пришел врач, назначил «блаженным» процедуры. Говорил с ними ласково, убеждал, что Бога нет. Что все это бред, фантазия, болезнь.
Избранные не сопротивлялись.
…А желание – оно всенепременнейше сбудется, стоит только поверить!
2.
Рано утром мне позвонил Далай-лама. Разбудил.
– Как у вас там дела? Как настроение?
– Хреново! – говорю. – Сплю еще, а ты в такую рань звонишь.
– Прости, дело срочное. Собрались мы тут с мужиками на рыбалочку смотаться – ну мужики все приличные, все ламы и все такое – так надо крючков купить. У нас в тибетском магазине не продают – сам знаешь. А у вас?
– Продают. Понимаю, рыбалка – дело святое, но зачем людей будить?
– Ну, извини, часовой пояс не учел. Так, крючков купишь?
– Куплю. Тебе каких?
– Понимаешь, приезжал тут к нам американец один, он в тибетском пруду форель запустил. Хотим попробовать. Какие посоветуешь?
– Смотри, – говорю. – Я тебе сейчас объясню. На форель «пятерка» – самое милое дело. Поставишь больше – будет больше сходов. А на пятерку нормально наловите. Сегодня сгоняю в магазин, возьму вам крючков.
– Вот, спасибо! А то уж не знали, что делать! Думали – накрылась рыбалочка! Спасибо.
Я повесил трубку.
Далай-лама походил по комнате, снова подошел к телефонному аппарату, набрал номер:
– Але! Володю, будьте добры! Але! Владимир Владимирович? Слушай, тут такое дело! Собрались мы с мужиками на охоту – мужики все нормальные, приличные, все ламы – а патронов нету. У вас в Москве продают патроны?…
3.
Какой бред – Далай-лама собрался на рыбалку! Да еще и с другими ламами! Да еще и мне позвонил проконсультироваться насчет крючков. БРЕД!
А с другой стороны, почему бы Далай-ламе не отдохнуть от своих далай-ламских дел и не махнуть в пятницу с мужиками на рыбалку? Что, Далай-лама не имеет права на отдых в компании коллег? Почему, в конце концов, он не может мне позвонить и спросить про крючки, если их действительно не продают в тибетском магазине? Я же не виноват, что он мне позвонил про крючки! Вон, насчет патронов он вообще Путину звонил!
4.
Или, вот еще случай был. Два друга получили зарплату. Ну, все как положено, обмыть надо.
Сначала на аллейке по пивку ударили. Потом взяли водки и на той же аллейке 0,7 «Флагмана» уговорили. Вроде и не особо пьяные были. На ногах держались и речи разумные вели. К прохожим не приставали.
Только, подъехала к ним милицейская машина, и вышли из нее оборотни в погонах. Предстали перед друзьями оборотни один сержантом, а другой лейтенантом.
И говорит сержант человечьим голосом:
– Так, граждане, распиваем? Ужо мы вас! Полезайте-ка в машину, пока целы!
А сам на лейтенанта преданно смотрит. Мол, как я их?!
А друзья говорят:
– Граждане милиционеры, ну зачем вы так? Мы же не нарушаем, вот выпили, сейчас по домам расходимся. Получку отметили…
Оборотни как про получку услыхали, аж затряслись!
– Ах, получку получили? Выкладывайте все до копейки…
5.
В комнате нас было трое: я, телевизор и друг Серега. Телевизор рассказывал о чем-то вполголоса, но мы его не слушали. Друг Серега говорил о своей нелегкой судьбе.
В дверь постучали.
– Я открою, – сказал друг Серега.
На пороге переминался с ноги на ногу Великий Детский Сказочник Ганс Христиан Андерсен.
– Я войду? – сказал он по-датски.
– Войди, – ответили мы ему.
Сидели, пили чай.
– Как тебе пишется? – спросил Андерсен, на сей раз по-английски.
– Нормально пишется, – ответил я.
– А я в последнее время вообще не пишу, – горько вздохнул Андерсен.
В дверь снова постучали.
– Я открою, – сказал Ганс Христиан по-немецки.
На пороге стоял Оле Лукойе.
– А! Вот ты где! Я тебя по всему городу ищу, пошли домой, спать пора! Я тебе такой замечательный сон приготовил.
– Нет!!! Не надо!!! – закричал Великий Детский Сказочник Ганс Христиан Андерсен на всех языках мира сразу. – Не хочу спать! Не могу больше вынести твоих снов!
– Пойдем, Гансик, пойдем, – ласково уговаривал писателя Оле Лукойе, придерживая сказочника под руку. – Ты меня породил, а я тебя убью!
…Они ушли.
6.
– Ганс Христиан Андерсен к тебе приходил?!! Бред! К тебе, наверно, друг Серега, и тот уже давно не заходит, – скажете вы.
Что да, то да. Серега после встречи с Андерсеном запил. Его уже неделю никто не видел.
А насчет бреда… Вы про Далай-ламу мне тоже не верили, а он мне сегодня опять звонил, благодарил за крючки. Говорит, отдохнули замечательно. Сам Далай-лама леща на полтора килограмма вытащил. Врет, небось…
На охоту теперь зовет в следующую пятницу. Не поеду, наверное. Выспаться хочу. Да и Серегу проведать нужно, а то совсем сопьется человек.
7.
А вот еще один случай. Только не говорите, что это бред.
Однажды ко мне пришли «Идущие вместе» во главе со своим тупым начальником Якименко.
Значит, пришли и говорят:
– Мы тут все такие офигенные и с порнографией боремся.
И хотят мою книгу забрать и сжечь. Смотрю, их Якименко уже зажигалкой моей чиркает. А зажигалка у меня знатная – настоящая бензиновая Zippo из Америки. Я ее на какой-то пьянке в нигерийском посольстве у ихнего атташе тиснул.
– Стойте, – кричу. – Надо разобраться. Нету у меня порнографии, не пишу я такую гадость. Я сказки детские пишу, как Эдуард Успенский, как Агния Барто, как Корней Чуковский, как Ганс Христиан Андерсен.
А они мне говорят:
– Есть порнография! Вот смотри – Далай-лама на рыбалку собрался. А откуда мы знаем, что он на рыбалку? Может, он жене сказал, что на рыбалку, а сам по бабам? Налицо порнография!
И мещанская либеральная сучка Татьяна Толстая прыгает вокруг и вякает:
– Порнография! Порнография!
А Якименко вдруг как заорет:
– Ай! Блять!!!!
Это моя зажигалка нагрелась и обожгла его кривые пальцы. Он бросил зажигалку на пол и, матерясь, забегал по комнате.
– Заткните, пожалуйста, своего ублюдка, – вежливо попросил я. – И, вообще, шли бы вы по домам, а то я и разозлиться могу.
– Ой-ой! Напугал! – храбрились отважные борцы с порнографией. – Нас Баян Ширянов пугал, нас Владимир Сорокин пугал, а нам все нипочем!
– Ну все, сами напросились! – сказал я и метнул табурет в Якименко. Тот ловко увернулся, и табурет разбил пустую голову жирной Толстой.
– Не попал! Не попал! – кривлялся Якименко.
Тогда я взял его за шкирку и пинком отправил за дверь. «Идущие вместе» ушли вместе со своим боссом, что было логично. Они волокли за ногу тело либеральной Толстой. Из разбитой головы писательницы текла почему-то не кровь, а моча вперемешку с лимонадом «Тархун».
А книгу мою они так и не сожгли. Наверное, теперь придут в другой раз…
8.
Еду в автобусе. 13 маршрут. Оплатил проезд, или, как говорят кондукторы, «оплатил за проезд».
Стою, в окно смотрю. Рядом дед стоит. Старый, но боевой. Весь в орденах, медалях и с костылем.
А рядом с дедом тетка стоит. Ну, стоит и стоит. Может, с работы едет, может, на работу. А может, в гости ее пригласили.
И вот они стоят себе. А автобус едет.
И тут дед как вцепится зубами тетке в щеку! Та как заорет! Все вздрогнули. Бабы визжат:
– Что же это такое делается?!! В автобусе спокойно не проедешь! Или изнасилуют, или убьют, или за что-нибудь укусят!
Тетка стоит – кровью обливается. Плачет, визжит. Истерика, короче.
А тут еще контролеры зашли:
– Билетики на контроль. Готовим билетики, проездные, документы.
А дед выплюнул кусок теткиной щеки и говорит:
– Не вкусно!
9.
Заходили сегодня «Идущие вместе». Извинялись, вернули зажигалку.
Говорят, Толстую я не до конца убил – так, прихлопнул слегка. Говорят, в больнице лежит, идет на поправку. Как на собаке все зажило, выпишут, наверное, скоро.
10.
Звонил Ганс Христиан Андерсен. Рассказал ужасную историю про Татьяну Толстую.
Ее выгнали из больницы. За что не сказал, а лишь сообщил, что она перестала выдумывать свою чушь, а начала писать сказки.
Первая сказка про оловянного солдатика. А сейчас пишет про снежную королеву.
Неудивительно, ведь я ей в голову попал табуреткой, на которой сидел Андерсен.
А если б на ней сидел Юз Алешковский или Иван Барков? Страшно подумать!
А еще Андерсен рассказал, что спит нормально уже три ночи подряд.
Оле Лукойе по пьянке зонтиком разбил витрину магазина, и ему дали десять суток.
– Еще целая неделя без снов! – радовался добрый сказочник.
11.
Пришел друг Серега, занял пятьдесят рублей и снова ушел.
Через полчаса Серега вернулся уже подпитый.
– Слушай, ты не думал, что тебе к доктору нужно обратиться? Что все это весьма странно – Далай-лама, детский датский сказочник Ганс Христиан Андерсен, – спросил он. – Ну не бывает так в жизни. А Ганс Христиан Андерсен вообще умер уже давно.
– И вовсе я не умер, – сказал Ганс Христиан Андерсен. Он сегодня ночевал у меня и слышал наш с Серегой разговор. – Хотя я уже давно ничего не пишу, может, и правда умер.
– А еще, как-то я шел по улице, за пивом или еще куда, по дороге встретил Владимира Дубровского. У него на перекрестке улиц Энгельса с Калужской гопники отобрали цилиндр и часы на золотой цепочке. По-моему это уже перебор. – продолжал друг Серега. – Ну не могут в одной книге присутствовать столько персонажей. Если это не телефонный справочник.
Я задумался. А Андерсен посмотрел на Серегу и спросил:
– А что с Дубровским-то?
– А что с Дубровским? Он достал пистолет и подстрелил одного, – сказал Серега. – А остальные разбежались.
– А милиция?
– А милиция тогда вообще не приехала. Тогда в центре какой-то пьяный чудак с зонтиком магазинные витрины колотил. Вот вся милиция там и была. Так что, с Дубровским все нормально, только вместо цилиндра он теперь в панаме камуфляжной ходит и у прохожих спрашивает: «Который час?»
– Так тебе не стыдно? – продолжал друг Серега. – Может, хватит уже героев? Может, про нас нормально напишешь?
– Да я про всех нормально напишу! – закричал я. – Я же не виноват, что вы все ко мне приходите и звоните! Вот и приходится писать про вас всех. Я, может, как Виталий Бианки или Михаил Пришвин, хотел про природу писать и про зверей всяких, а приходится про вас, про уродов!
В спор вмешался Ганс Христиан Андерсен:
– А я, например, вовсе не против того, что ты пишешь, даже наоборот. Только либеральную сучку Татьяну Толстую ты зря оставил жить. Она теперь мои сказки переписывает, а подпись свою ставит, мразь! А издатели хвалят, говорят, мол, все новое – хорошо забытое старое. Говорят, что читали это где-то, а где именно – никак вспомнить не могут. Пиши про нас и про всех, и про Мальчиша-Кибальчиша тоже.
12.
А Андерсен оказался классным чуваком – пока я лежал с температурой под 40, он и в квартире прибирался, и еду готовил, в магазин ходил.
А еще он где-то украл банку малинового варенья и сказал, чтоб я его пил с чаем.
– Любую простуду, как рукой, снимет!
Сегодня закончились десять суток ареста Оле Лукойе. Он звонил и сказал, что придет за Андерсеном где-то после девяти. Андерсен плакал и просил не пускать Оле в дом.
Оле Лукойе опоздал. Он пришел без пятнадцати минут одиннадцать вместе с пьяным Дубровским. Оба плакали.
– Такой цилиндр был! – сокрушался благородный разбойник. – А часы, часы! Сейчас таких не делают.
– Меня, за какую-то паршивую витрину, волки позорные! – не отставал Оле Лукойе. – Да я все витрины в городе переколочу к чертовой матери!
– А ты чего расселся? – обратился Лукойе к Гансу Христиану. – Быстро собирайся, спать пора!
И веселая троица ушла, а у меня опять поднялась температура.
13.
…А потом с климатом стала случаться какая-то ерунда. То дождь неожиданно пойдет, то снег летом выпадет, то деревья зимой зацветут. И ураганы разные, и метели страшные, вьюги, грозы.
У древних китайцев было поверие, что природа наказывает плохих правителей плохой погодой, резкими ее переменами. Мол, перестанешь заботиться о своем народе – заметет тебя снегом, смоет наводнением или сдует ураганом.
Когда я рассказал Андерсену про древних китайцев, он полчаса смеялся. Говорит:
– Ты что, может, еще и в привидений веришь? Перестань, это всего лишь суеверие. А погода портится из-за циклонов, антициклонов и прочих метеорологических факторов.
А потом Андерсен задумался.
– Фиг его знает, может ты и прав… – сказал он. – Вот новости посмотрю – кажется, да, ты прав. А задумаюсь – ну ведь суеверие, мракобесие чистой воды! Я не знаю…
14.
– Сбежал, падла! Ух, найду – он у меня попляшет!
Оле Лукойе, весь на нервах, бегал по комнате.
– Ух, проклятый сказочник! Ну, попадись ты мне!
– Да что случилось?! Какого черта ты врываешься ко мне домой в полтретьего ночи, будишь, орешь во всю глотку? – спросил я.
Я действительно спал, когда услышал стук в дверь.
– Это я – Оле Лукойе, – раздался голос. – Пусти меня, пожалуйста. Случилось страшное.
Я пустил Оле. После этого он полчаса бегал по комнате, то бубня себе что-то под нос, то громко вопя. При этом он постоянно задевал что-нибудь из мебели и ронял на пол или падал сам.
– Сбежал проклятый гнусный сказочник! – сказал Оле Лукойе. – Перехитрил меня. Сказал, что пошел за табаком и вот – ни табака, ни писателя.
Я начинал понимать. Ганс Христиан уже давно хотел сбежать от своего персонажа, но удалось это только сейчас.
Нельзя сказать, чтобы Андерсен не любил Лукойе. Он любил его, но Оле считал большой несправедливостью то, что он приносит людям сны, а не трудится, например, программистом в американской фирме «Microsoft».
Именно из-за этого у Великого Сказочника и его персонажа постоянно возникали конфликты. Оле Лукойе мстил Андерсену за то, что автор сделал его таким. Каждую ночь Оле Лукойе отбирал самые страшные сны и приносил их писателю.
И вот Андерсен нашел в себе смелость сбежать.
– Это… Если объявится этот бумагомаратель, дай знать, – сказал Оле Лукойе. – А мне пора. Надо сны разносить.
Оле Лукойе ушел.
– Вылезай! – сказал я Гансу Христиану Андерсену, и он вылез из-под кровати.
– Спасибо, что не выдал меня! – сказал Великий Сказочник.
– Ну и куда ты теперь? – спросил я.
– Не знаю. У тебя недельку поживу, а дальше видно будет, – ответил Андерсен. – У тебя хорошо.
– Живи сколько хочешь, только баб не води, а то жена скоро приезжает, – сказал я.
– Шутишь? Какие бабы? Знаешь сколько мне лет?
– Да ладно, ладно, не обижайся.
15.
На улице встретил Далай-ламу. Ругался на меня. Говорит:
– Я сразу догадался, что Андерсен у тебя. Только Оле Лукойе не стал об этом говорить.
– Спасибо.
– Перестань, это тебе за крючки спасибо! Но ты поаккуратнее – знаешь Лукойе какой мстительный?! Узнает – тебе несдобровать.
Потом пошли ко мне. Ганс Христиан Андерсен чайник вскипятил, чайком нас побаловал.
– Ну, мне пора, – сказал Далай-лама. – Рад был вас двоих повидать. Остался бы, но дела. Дела, друзья мои, превыше всего! Удачи вам.
И он ушел.
16.
Обещал про Мальчиша-Кибальчиша написать – получите.
Подходит ко мне как-то раз на улице паренек. Такой скромный и вовсе даже обычный. Только блеск живой в глазах.
Иногда можно трое суток ходить по улицам и не встретить человека с живыми глазами.
А тут сам подходит. Подходит и говорит:
– Здорово! Слушай, ты ведь город лучше всех знаешь?
– Да, – говорю. – Лучше меня только друг Серега знает, но он уже третий месяц пьет беспробудно. Он уже в квартире своей плохо ориентируется.
– Фиг с ним, с Серегой. Ты мне, брат, вот что подскажи – как мне просто, но без палева к американскому посольству пробраться? Имею я на них зуб. Отомстить желаю за батю и братана.
Я-то американцев с детства ненавижу. Поэтому подсказал отважному парню короткую, но беспалевную дорогу до посольства, рассказал как сваливать, если что. Хотел с ним пойти, но Мальчиш твердо сказал:
– Не надо. Очень опасно.
Дал я Мальчишу червонец на автобус и распрощался.
А вечером того же дня включил телевизор и очень сильно удивился.
«Сегодня, около полудня, неизвестными был совершен теракт возле главного входа в американское посольство. Злоумышленники цинично помочились на дверную ручку и на цветочную клумбу с хризантемами. Ответственности на себя никто не взял, но, как нам стало известно, в числе подозреваемых находятся Усама Бен Ладен, Аль Каеда, скинхеды, чеченские сепаратисты, покойный бандит Ахмад Кадыров, анархисты, коммунисты, оптимисты, пессимисты, реваншисты и многие другие. Раскрыть преступление по горячим следам не удалось. Все, кто нужно, выразили соболезнование и принесли извинения по поводу случившегося.»