Семеро золотых и один из бронзы бесплатное чтение

Глава 1, Налёт на город и ЧП на разрезе

Все события вымышлены, а совпадения с реальными именами случайны.

Майор Седьмых улыбнулся и ободряюще потрепал

Шерхебеля по роскошному парчовому плечу.

«Пятеро в лодке, не считая Седьмых»,

Евгений Лукин

На золотом крыльце сидели:

Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной.

Кто ты будешь такой?

Считалка

– Сбрось с себя старую жизнь и вступишь в новую, прекрасную жизнь, – заявил Седьмой, – только надо знать как. Есть строго определенные приемы

и определенные приготовления.

Клиффорд Саймак, «Мираж»

Банда Жогова вошла в Чеканск рано утром. Двести сабель, триста штыков. На Алтае их потеснили белые, и горными перевалами отряд ушёл на север. Озверевшие от голода, холодных ночёвок в тайге, измотанные стычками с колчаковцами, жоговцы сразу начали грабить и убивать. Чекановцы, в большинстве своём мирные обыватели, были не в состоянии не то чтобы дать отпор вооружённым бандитам, им и бежать-то было некуда: зимой, в Сибири, с жёнами и детьми… Город быстро наполнился чадом пожарища, истошным воплем, окрасился в цвет крови на снегу. От церкви ударил было короткий набат, но быстро слетел с колокольни головой вниз звонарь Тимоша, а следом прямо на него скинули и древний колокол. Федька Кобзев, правая рука Жогова, размахивая кавалерийским палашом, орал сверху:

– Хде поп?! Куды запрятался? Поп, падло, выходи, убивать тебя буду!!

В проулке звонко крикнула девушка:

– Бегите, бандиты здеся!

Её схватили, гнилой пастью дыхнули в лицо:

– Ты кого, сука, кого это ты? Что сказала… Это мы бандиты?! Мы есть революционная партизанская армия товарища Жогова, а ты подстилка белогвардейская.

Её ударили кулаком в лицо, а когда упала, задрали юбки, уткнули головой в сугроб и долго насиловали, прежде чем убить.

Насиловали без разбора, грабили всех подряд, жгли всё, что горит. А вот убивали изобретательно, с выдумкой. Старого генерала Путилина, героя турецкой войны, Федька Кобзев и дружок его Куприян Сухнеев распилили двуручной пилой. Такой же лютой смертью казнили попа с попадьёй, а перед смертью долго мучили, выпытывали, где ценности церковные. За них пыталась вступиться купчиха Буторлина. Взывала к богу, молила опомниться. И её распили. Прямо на алтаре. А перед этим вставили в неё толстую свечу, облили лампадным маслом и подожгли.

Попробовал ускакать верхом почтальон, но под ним застрелили лошадь, саблями отрубили руки и ноги, да и оставили умирать на морозе. Недолго отстреливался из нагана бывший городской голова. Кончились патроны и он бросился на штыки ворвавшихся жоговцев. Городской лекарь, запершись в доме, изготовил питьё с отравой и напоил троих детей, жену, а после сам выпил.

Городской дурачок Митяй бегал по улицам, горланя:

И его убили. Бросили в колодец.

Жоговцы лютовали. Большинство из них уже достаточно озверели на фронте, а те, кто не попал на войну с немцами, приобрёл опыт кровопролития на родном Алтае. Там, в боях с колчаковцами и в карательных налётах на небольшие посёлки, где жоговцы пороли, рубили и вешали всех, кто за новую власть, всех, кто за старую власть, всех, кто чем-то не приглянулся Григорию Жогову: сначала герою войны и георгиевскому кавалеру, потом красному партизану, а теперь отчаянному анархисту; там они утратили человеческий облик и обрели веру в собственную исключительность. Все в отряде Жогова обладали чутьём, которое вырабатывается у человека, когда его долго преследуют, когда он уже много убивал и сам множество раз мог быть убитым. И это чутьё подсказывало им, что жизни для них теперь отмеряно совсем немного, и поэтому с лёгкостью и наслаждением они напоследок забирали жизни других людей.

Сам Жогов въехал в город на санях, отороченных горностаем. От выпитого накануне его слегка лихорадило, и он укрывался медвежьей шкурой.

– Белых всех убили? – лениво спросил Жогов.

– Всех, товарищ Жогов, – отрапортовал Федька Кобзев, демонстрируя командиру ещё парящий кровью палаш.

– А красных всех убили?

– И их, – подтвердил Федька. – Семь комиссаров и один агитатор, еврейчик. Они у колчаковцев в холодной сидели, ну мы их из холодной сразу в прорубь и сунули.

– Хорошо, – сказал Жогов и зевнул.

Адъютант Жогова, молодой старовер Василий, подёргивая вожжами, недобро спросил:

– Небось, опять, Федька, ты попа смерти предал?

Федька Кобзев довольно хохотнул и, обтирая палаш о рукав полушубка, сказал:

– А как же? Обязательно. Тебе-то что за дело, ты ж другой веры?

Василий молча вылез из саней и прошёл к лошадям, стал сердито поправлять упряжь. Тогда Федька наклонился и в самое ухо Жогова прошептал:

– Сказал поп, сказал про сокровище, товарищ Жогов. Не сдюжил, когда я ему кишки уже по алтарю размотал. Всё как есть сказал.

Мигом слетела с Григория Жогова похмельная сонливость. Схватив Федьку за рукав, он ещё теснее притянул его к себе и грозно произнёс, стиснув зубы:

– Покуда молчи. После всё обскажешь. А проболтаешься кому, я тебе тогда кишки выну, как ты ентому попу.

– Службой безопасности руководить, не по грушам колотить!

Произнеся эту феноменальную глупость, начальник службы безопасности разреза «Курумнистый» Денис Ильич Муругин сел за стол и грозно оглядел подчинённых. Начальники смен, уже рассевшиеся на стульях вдоль стены, сосредоточенно глядели в пол, любовались древним изгвазданным паркетом, грубо закрашенным коричневой грунтовкой. Потому что знали: Денис Ильич не переносит, когда на него пялятся, обязательно прицепится и будет читать нотацию. Только самый молодой, Лёшка Борисевич, рассматривал потолок с независимым видом. Ничего, ему можно, он тут единственный умный. Зато первый зам начальника службы Генка Брагин сразу поддакнул:

– Верно говорите, Денис Ильич, правильно.

Этот совсем дурак дураком, его Муругин лично выпестовал и до замов возвысил. С таким замом жизнь спокойней: не подсидит. А то, что Генка стучит на него директору разреза, так это Денис Ильич знал и даже специально давал иногда повод. Мелочишку какую-нибудь подкидывал. Так и директору спокойней, и Генка при делах. А компромат хотя бы дохленький на сотрудников у начальства всегда должен быть. Чтобы иметь, чем прищучить при необходимости. А хоть бы и без необходимости. Для профилактики. Иначе начальство беспокоиться начинает. Муторно ему, тревожно, что вот, ишь ты! – выискался подонок, которого и прищучить нечем! У Муругина на своих тоже всё есть, и время от времени он их так прищучивает, что вон сидят, дышать боятся. И правильно. Подчинённый должен быть тих, пришиблен и глуповат. Иначе нельзя, иначе разброд и анархия.