Вор звездной пыли бесплатное чтение

Chelsea Abdullah

THE STARDUST THIEF

Copyright © 2022 by Chelsea Abdullah

© Т. Черезова, перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

История джиннов

Неизвестно где, но давным-давно.

Наш мир принадлежал джиннам – этим обреченным существам, что скитаются по нашей пустыне, словно потерянные души. В отличие от нас, людей, сотворенных из земли, боги создали джиннов из древнего пламени, которое позволяло им жить сотни лет и дарило магические силы. Вот почему некоторые джинны могут менять облик, а другие – выдыхать огонь или мгновенно перемещаться по всему свету.

Какое-то время джинны подчинялись велениям богов: они любили и лелеяли землю, которая была им дарована, и на ней царил мир. Но хотя большинство джиннов были благодарны богам, семь правителей джиннов были недовольны доставшейся им слабой магией – и они выразили свой протест, разрушая землю. Они создали ветра – такие сильные, что уносили воду из озер и океанов, и пламя – такое жаркое, что сжигало травяные луга, оставляя один лишь песок.

Увидев причиненные земле опустошения, боги решили наказать правителей и дали им то, чего они больше всего желали – сделали их магию сильнее, но при этом она стала неуправляемой. Магия оказалась настолько мощной, что прожгла провалы в песке, заставив города джиннов провалиться, а их самих исчезнуть из этого мира.

Когда джинны исчезли, боги сотворили нас, людей. Пусть мы лишены магии и смертны, зато мы верно служим богам.

Некоторые верят, что мы должны направить свою веру на то, чтобы вернуть жизнь в этот бесплодный мир. Они говорят, что остатки природы сохранились только благодаря охотникам, которые ловят сбежавших джиннов и приносят их в жертву богам. Они утверждают, что серебряная кровь джиннов полна жизни: может превращать песок в воду и заставляет распускаться деревья и цветы.

Но не надо так извращать нашу веру.

Помни, Лейла: не все джинны злые.

Лули похоронила очень многое за то время, что прошло с тех пор, как ее мать в последний раз рассказывала ей эту историю.

Свое имя. Свое прошлое. Своих родителей.

Но эту историю она никогда не забывала.

1

Лули

Когда Одноглазый Купец пригласил Лули аль-Назари встретиться с ним на маленьком скромном дхоу, она вполне естественно ожидала увидеть маленькое скромное дхоу. Однако дхоу оказалось не маленьким, да и скромным оно не было. На самом деле все было как раз наоборот.

«Айшам» оказался громадным кораблем с полным набором парусов, просторной палубой, внушительным набором помещений и высоко поднятым вороньим гнездом. Это судно по всем меркам было очень хорошим. Будь Лули пассажиром, она с удовольствием бы его обошла.

Однако Лули оказалась здесь не в качестве пассажирки. Она была здесь как Полночный Купец, уважаемый продавец магии, и пришла она на встречу с клиентом, который заставил ее ждать больше назначенного времени. «Я вызову вас в первый час восхода луны», – говорилось в его послании. Вот только этот час наступил и миновал, а Лули все еще ждала на палубе, облаченная в усеянное звездами купеческое одеяние, из-за которого выделялась, словно прыщ на лбу.

Она повернулась спиной к глазеющим на нее разряженным пассажирам и устремила взгляд на горизонт. Знакомых созвездий на небе не было; ночь выдалась темной и мрачной, что не улучшало ее настроения. Она вздохнула – наверное, уже десятый раз за этот час.

– Жаль, что ты не в облике ящерицы, – сказала она мужчине, стоявшему рядом.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Хотя его каменное лицо почти не изменилось, Лули отметила, что между его бровями появилась едва заметная разница в высоте. Он совершенно явно приподнял одну в ответ на эти слова.

– И как бы это нам сейчас помогло?

– Ты мог бы проскользнуть вниз и найти каюту нашего клиента. В облике человека от тебя никакой пользы.

Человек с темно-коричневой кожей ничего не ответил, но его молчание легко было истолковать. Лули знала его уже девять лет – достаточно долго, чтобы понимать все его ухватки и волшебство. Ее больше не изумляло ни его оборотничество, ни пламя, плясавшее в его глазах, когда он давал волю чувствам. Сейчас он промолчал, потому что знал: ей не понравится то, что он может сказать.

– Мы предлагаем этому человеку магию, – сказала Лули. – Он мог хотя бы не опаздывать на встречу, которую сам назначил.

– Не надо об этом задумываться. Что будет, то будет.

– Мудрый совет, о великий джинн, – пробормотала она чуть слышно.

По губам Кадира скользнула мимолетная улыбка. Ему нравилось над ней подшучивать – и он был единственным, кому это прощалось.

Лули уже подумывала о том, чтобы вломиться в помещения корабля, когда услышала приближающиеся шаги и повернулась навстречу какому-то мужчине в белой джеллабе.

– Полночный Купец. – Он поклонился. – Расул аль-Джашин приказал мне провести тебя к назначенному месту встречи.

Они с Кадиром переглянулись. Его бесстрастное лицо говорило: «Я же сказал, чтобы ты не беспокоилась».

– Давно пора. – Она указала на Кадира. – Это мой телохранитель. Он будет меня сопровождать.

Посланец кивнул и повел их через толпы разряженных аристократов к малозаметной задней двери на другой стороне корабля. Он постучал по створке в особом ритме, после чего ее открыл коренастый мужчина, который повел их по слабо освещенному коридору. В его конце мужчина постучал в другую дверь уже в ином ритме. Щелкнул замок, проводник открыл дверь и знаком предложил войти.

Лули посмотрела на Кадира. «Я за тобой», – сказало его молчание. Она улыбнулась и пошла.

Первое, что она заметила, это присутствие наемников, сразу трех, причем каждый стоял в своем углу каюты. В отличие от аристократов на палубе, на которых сияли разнообразные одеяния, на этих мужчинах было почти одно только оружие.

Ее мысли наполнились картинами кровопролития и убийств. Мать отчаянно указывает на пустой кувшин, приказывая спрятаться. Отец лежит в луже собственной крови.

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и посмотрела в центр помещения, где за низким столиком на подушке сидел мужчина в одеянии разных оттенков зеленого. Соответствуя своему прозвищу, Расул аль-Джашин смотрел на мир одним мутно-карим глазом; вместо второго было блестящее бельмо, полускрытое под шрамами. Судя по форме носа, его многократно ломали и вправляли, а лоб был одновременно внушительным и довольно неудачным по размеру. Мужчина казался смутно знакомым, так что Лули предположила, что могла проходить мимо его лавки на каком-нибудь базаре.

Губы купца раздвинулись в сияющей улыбке, явившей золотые, бронзовые и белые зубы.

– Полночный Купец. Как я рад увидеть тебя во плоти! Извини за поздний вызов: я принимал важных гостей.

Он прошелся по ней взглядом.

Она знала, что он видит: низенькую и с виду хрупкую женщину, облаченную в несколько слоев голубого бархата, присыпанных белым. Она называла этот узор «звездной пылью». Уместно, ведь он принадлежал ее племени. Племени наджима. Обитателей ночи.

Как это обычно бывало, купец смотрел на ее полуприкрытое лицо дольше, чем на ее одеяние. Большинство деловых мужчин пытались смутить ее, глядя прямо в глаза.

И это никогда не работало.

– Прошу, – он указал на подушку по другую сторону от стола, – садись.

Она бросила взгляд на Кадира, который не сдвинулся со своего места у двери. Хотя купец на его появление не отреагировал, наемники смотрели на него с подозрением. Кадир не выказал никакой тревоги. Но он вообще очень редко это делал.

Лули села.

Купец протянул ей руку.

– Расул аль-Джашин. Польщен.

Она пожала ему руку.

– Лули аль-Назари.

Руку она поспешно убрала, встревоженная тем, как его взгляд задержался на ее железных кольцах.

– Должен признаться, не ожидал, что ты окажешься такой… юной.

«О да. Потому что двадцать – это так мало!»

Она вежливо ему улыбнулась.

– А ты именно такой, как я ожидала. Одноглазый и все прочее.

Молчание. А потом неожиданно купец захохотал.

– Да, именно так я получил свое именование. И, как ты можешь догадаться, именно поэтому позвал тебя сюда сегодня. Полагаю, у тебя имеется та магия, которую я запросил? – Лули кивнула. Расул откашлялся. – Ну так покажи ее.

Она сунула руку в карман и достала монету. Купец скептически наблюдал за тем, как монета исчезает у нее в пальцах. Со своего места за столом он не мог рассмотреть лица на обеих сторонах: воина-джинна на одной и человеческого султана на другой. При каждом своем появлении монета демонстрировала разное лицо.

Человек, джинн, человек, джинн.

– Мне напомнить нашу договоренность?

Она остановила монету, зажав между пальцами.

Расул нахмурился.

– Я уже заплатил вперед.

– Ты заплатил один раз. Теперь ты должен заплатить вторую половину.

Расул нахмурился.

– Я не стану оплачивать волшебство, которого пока своими глазами не видел.

Лули старалась не обращать внимания на взгляды вооруженных мужчин вокруг себя. «Со мной ничего не может случиться. Не может, пока здесь Кадир».

Она пожала плечами, изображая бесстрастность, и залезла в свой мешок купца. Кадир называл его бездонным мешком, поскольку вместимость была, видимо, бесконечной.

– Если можно верить только своим глазам…

Она достала пузырек. Он был маленьким – не больше ее пальца. Как только Одноглазый Купец узрел искрящуюся внутри жидкость, он попытался вырвать пузырек у нее из рук.

Лули спрятала его себе в рукав.

– Я жду вторую половину платы.

– Откуда мне знать, что это не вода!

– И что? Если это вода, отнимешь свое золото. – Она кивнула на вооруженных людей, стоящих у стен. – Они же здесь для этого, так? Чтобы обмен прошел по плану?

Мужчина поджал губы и щелкнул пальцами. Один из наемников вложил Расулу в руку кошель, и тот протянул его Лули. Она посмотрела на лежащие в нем монеты и на всякий случай, чтобы ее не обманули, подбросила свою монету. Выпало человеческое лицо. «Правда».

Она подала мужчине пузырек.

– Ты просил магию «Эликсир возрождения».

Мужчина выхватил у нее пузырек, и Лули улыбнулась под шарфом, глядя, как он возится с пробкой. Он был так возбужден, что у него руки тряслись.

«Если бы он только знал, насколько просто было найти такую магию».

Она перевела взгляд на Кадира. Хотя его лицо оставалось бесстрастным, как обычно, она представила себе на его губах довольную улыбку. Она вспомнила слова, которые он произнес в тот день, когда она поделилась с ним заказом Расула. «Кровь джинна – лекарство для человека».

Люди не случайно назвали его «Эликсиром возрождения».

Причина стала ясна, когда Одноглазый Купец залил себе в глаз содержимое пузырька. Лули смотрела, как по его щеке потекли искрящиеся слезы, заставляя кожу сиять. Однако этот эффект был временным, а вот со слепым глазом купца происходило нечто более кардинальное.

Темнота расцветала в центре его зрачка, словно чернильное пятно, расползающееся на свитке. С каждым мгновением она распространялась, становилась все шире и шире, пока чернота не посветлела до темно-коричневого цвета.

«Да уж, лекарство».

Вскоре из его глаз потек не так называемый «Эликсир», а настоящие слезы. Даже наемники не смогли скрыть потрясения, когда Расул устремил на них оба своих глаза.

– Хвала богам! – прошептал он.

Лули ухмыльнулась.

– Цена была должной?

– Такое чудо бесценно. – Расул потер мокрое от слез лицо, стараясь не задеть оживший глаз. – Будь тысячу раз благословенна, Лули аль-Назари.

Лули наклонила голову.

– И тебе тысячу благословений. Можно дать тебе совет? – Расул замер, глядя на нее. – Советую придумать себе новое именование. «Одноглазый» звучит слишком мелодраматично.

Купец расхохотался. Лули с удивлением заметила, что смеется вместе с ним. Когда Расул закончил осыпать ее похвалами и настоял на том, чтобы позже устроить ей великолепный пир, она ушла.

Идя по коридору, они с Кадиром обменялись взглядами. Джинн приподнял руку, чтобы продемонстрировать разглаживающийся шрам от раны, которую он нанес себе всего несколько дней назад.

Она одними губами произнесла: «Шукран, ох, святое, бесценное чудо!»

Кадир пожал плечами. Кажется, он старался не улыбнуться.

«Мама и папа умерли». Эти слова так и крутились у нее в голове. Лейла пыталась их утопить, но они снова всплывали, и из этой реальности невозможно было сбежать.

Если бы джинн не волок ее через пустыню, она бы уже давно сдалась под весом своего горя. Но даже когда ее тело становилось тяжелым от усталости, он продолжал двигаться вперед. Поначалу она презирала его за это и даже страшилась его.

Однако страх постепенно угас, сначала превратившись в неохоту, а потом в безнадежность. Какая разница, куда именно ведет ее джинн? Он сказал, что компас, который дал ей отец, приведет их в город, но город ее не интересовал.

Ничто ее не интересовало.

Спустя много восходов она рухнула. Хотелось плакать, но слишком сдавило грудь и невероятно пересохли глаза. Джинн терпеливо ждал. Когда она не встала, он поднял ее и пристроил у себя на плечах. Ей пришлось цепляться за него, пока он карабкался вверх по обрыву.

В ту ночь, после того как джинн развел костер, просто щелкнув пальцами, он достал из кармана монету и положил себе на ладонь.

– Смотри.

Кадир сжал монету в кулаке. Когда он снова разжал пальцы, ладонь оказалась пуста. Лейле невольно стало любопытно. Она спросила, не магия ли это, а джинн снова сжал и разжал кулак – и монета уже была у него на ладони.

– Фокус, – сказал он.

Лейла присмотрелась к монете. Кажется, она была иностранной: на одной стороне – лицо человека-султана, а на другой – охваченный пламенем джинн.

– В этом мире две земли, – сказал Кадир. – Людей и джиннов. И потому у этой монеты две стороны.

Он снова заставил монету исчезнуть и появиться, двигая пальцами настолько быстро, что Лейле не удавалось уследить за ним.

– Пусть это и фокус, но сама монета волшебная. В любой ситуации она подскажет тебе моральную или реальную истину.

Он положил монету Лейле на ладонь.

– Проверь сама. Подбрось ее, и если она ляжет человеческой стороной, то ответом будет «да», а если ляжет другой, то ответ – «нет».

Если бы Лейле эту монету дали всего несколько дней назад, она не поверила бы, что это действительно магия. Но все изменилось. Она уже не была настолько наивной.

– Мои родные умерли, – прошептала она, подбрасывая монету.

И та легла человеческой стороной.

Она вздохнула и повторила попытку.

– Меня спас джинн.

Человеческая.

Со слезами на глазах она смотрела, как монета продолжает падать человеческой стороной, подтверждая ее новую реальность. Правда. Правда. Правда.

– Я одна.

Сотрясаясь от рыданий, она швырнула монету вверх. Та ударилась об ее колено и укатилась обратно к джинну. Кадир какое-то время ничего не говорил. А потом он молча потянулся к ее руке и выложил монету ей на ладонь.

Джинн.

Он согнул ее пальцы вокруг монеты.

– Не одна, – сказал он. – Больше нет.

Следующим утром, когда вернулась на палубу «Айшама», Лули, уйдя в воспоминания, рассеянно заставляла двустороннюю монетку исчезать и появляться у себя в руке. Толпа из прошлой ночи разошлась, а матросы не обращали внимания на нее, облаченную в это простое коричневое одеяние. Скрывавшие ее лицо накануне платки Лейла сменила на легкую шаль, которую свободно набросила на голову и плечи, чтобы ощущать солнце на своих щеках. Как всегда, она была рада сбросить свой костюм купца и наслаждаться анонимностью на следующий день после сделки.

Еще одна радость – знакомые, подернутые дымкой очертания Мадинны вдали. Вид города вызвал у Лейлы улыбку.

– Кадир, ты это видишь?

Джинн, принявший форму ящерицы и тихо жужжащий ей в ухо, чуть подвинулся у нее на плече, издав подтверждающий звук.

Она подошла ближе к фальшборту корабля. Даже сквозь оранжевую вуаль песка солнце светило достаточно ярко, чтобы можно было разглядеть ярусы великого пустынного города, Мадинны. На самом верху стоял дворец султана, состоящий из прекрасных белокупольных башен и минаретов, тянущихся к солнцу. Со всех сторон его окружали яркие здания – каменные и деревянные строения, с куполами и плоские, высокие и приземистые. И где-то среди этих строений, в переплетении кривых, извилистых улочек, был дом. Их дом.

– Интересно, как дела у Далии.

Голос Кадира, гораздо более тихий из-за его маленького размера в этой форме, раздавался прямо у нее в ухе.

– Как бы у нее ни шли дела, они намного улучшатся, когда мы зайдем с арендной платой.

Кадир прищелкнул (она так и не была уверена, чем именно, зубами или языком) и сказал:

– Да, потому что наша арендная плата равна всем монетам в нашем кошельке.

– Я не отдам ей весь наш заработок.

– Последняя плата была за мою кровь, знаешь ли.

Лули едва сдержала улыбку, оглянувшись на матросов. Хотя они были далеко не грациозными, она невольно считала, что они похожи на танцоров тем, как легко двигаются, готовясь причаливать.

– Так ты хотел бы, чтобы я оставила твои «кровавые деньги»?

Кадир зашипел:

– Мне не нужно ваше человеческое золото.

– Ах, как обидно. А я-то решила, что ты с удовольствием потратишь их на вино или женщин. Знаешь же, что твои памятные монеты никто не примет.

Она посмотрела на двустороннюю монету у себя в руке.

– Лули…

– М-м?

Она спрятала монету в карман.

– Я подслушал разговор о султане.

Проглотив стон, Лули повернулась и окинула взглядом палубу. Помимо матросов на ней стояло несколько групп людей. Она прошлась между ними, подслушивая с бесстрастным выражением лица. Хотя султан ее мало интересовал, игнорировать сплетни было нельзя: она преступница и всегда старалась избегать встреч с его людьми.

Но хотя ей удалось поймать двух матросов, обменивающихся богохульными высказываниями, услышать, как пара признается друг другу в запретной любви и стать свидетельницей странной игры в загадки, о султане ничего не говорилось.

Она уже почти отчаялась, когда заметила Расула аль-Джашина, разговаривающего с мужчиной в форме султанской стражи. Лули поспешно отвела взгляд и замедлила шаг, приближаясь к ним.

– Советники султана вне себя, – говорил стражник.

Расул фыркнул.

– И почему он не отправляет принца искать реликвию?

Стражник посмотрел в ее сторону. Лули остановила проходящего мимо матроса и самым милым тоном спросила, не знает ли он, когда они будут причаливать. Матрос ответил, но она не слушала. Вернее, слушала не его.

– Разве может такое сокровище действительно существовать? – спросил Расул.

– По слухам, покойная жена султана упомянула об этом артефакте в одной из своих историй.

Она поблагодарила матроса и повернула голову так, чтобы уловить ответ Расула.

– Бедняга. Так он и правда считает, что рассказы леди Шафии правдивы?

Стражник пожал плечами.

– Они смогли остановить убийства, так что возможно.

Воцарилось печальное молчание. Все жители пустыни знали о том, что султан убивал своих жен, как знали и о Шафии, которая прекратила убийства своими рассказами. Она была столь же знаменита, как и поведанные ею истории.

– Его Величество считает, в одной ее истории было нечто, что поможет ему одержать победу над джиннами.

– Над джиннами? Они же как мухи – всех их убить невозможно!

Голос Расула упал до невнятного бормотания. К тому моменту, когда ветер снова донес до ее ушей их разговор, они уже обсуждали что-то другое.

– Но расскажи мне об этом чуде! – попросил стражник. – Как я слышал, «Эликсир» тебе доставила лично Полночный Купец? У тебя есть какие-то догадки о том, как она его получила?

– Никаких. Но, наверное, это и не было бы чудом, если бы мы знали, что и как. – Расул засмеялся. – Как бы то ни было, я благодарю богов за удачу. Я не ожидал, что она так быстро откликнется на мою просьбу.

Кадир вздохнул у нее над ухом:

– Почему люди благодарят богов за то, чего те не делали?

– Потому что они глупцы, которые верят в судьбу, – с горечью ответила Лули.

Если эти боги и существуют, они и глазом не моргнули, когда ее близкие были убиты.

Она оглянулась на приближающийся город. Сейчас корабль подплыл уже достаточно близко, чтобы можно было разглядеть людей, машущих пассажирам. Она повернулась и прошла на нос, чтобы лучше видеть. У нее за спиной стражник продолжал говорить:

– Как обидно, что она исчезла! Мне бы хотелось увидеть этого легендарного купца.

Расул вздохнул.

– Язык у нее острый, это да, но что она за жемчужина! Если бы она не исчезла вчера ночью, я уговорил бы ее пообедать со мной в Мадинне. Можешь себе такое представить? Пройтись под руку с Полночным Купцом!

Лули снова подумала о том, с какой радостью выскользнула из своего купеческого одеяния и стерла с глаз густую подводку. А ведь если бы бывший Одноглазый Купец пригласил ее, собираясь ею хвастаться, она бы его ударила.

– Вот как, – сказал ей на ухо Кадир, – султан ищет реликвию. Как ты считаешь, мы сможем разыскать эту магию до того, как он отправит за ней своих гончих?

Лули замерла на носу корабля, безмолвно взирая на город. Она вытянула руки, позволяя ветру трепать рукава одеяния. Кадиру хватило чутья замолчать. Позднее они поговорят о реликвиях, золоте и магии. Но сейчас все это исчезло из ее мыслей. Мир сложился в одну простую истину.

Она дома.

2

Мазен

Когда самый надежный слуга сказал Мазену бин Малику, что его старший брат вернется домой в первый час заката, он ожидал (вполне естественно), что старший брат вернется в первый час заката.

Омар никогда не возвращался с охоты утром, а дни он обычно проводил со своими ворами. Вот почему в тот момент, когда Омар распахнул двери спальни Мазена, тот как раз вылезал из окна. Когда Омар зашел внутрь, Мазен сообразил, что совершил серьезный промах, не учтя возможности раннего возвращения брата.

Он попытался увидеть картину глазами старшего принца: он, самый младший сын султана, одет как простолюдин и тайком вылезает из окна своей спальни в разгар дня. Когда его вот так поймали в прошлый раз, он был еще мальчишкой и изображал искателя приключений. Надо полагать, такой предлог не покажется столь же милым сейчас, когда его предложит мужчина двадцати двух лет.

Мазен кашлянул:

– Салам, Омар.

Одна бровь Омара выгнулась так, что лоб наморщился.

– Салам, Мазен.

– Как поохотился?

– Нашел обе цели.

Омар указал на свою одежду: вышитую тунику, заправленную в шаровары, подпоясанные ремнем с ножами. Серебряная кровь джиннов, заляпавшая его одежду, больше походила на мерцающую звездную пыль, а не на сгустки крови.

– Ты сверкаешь, словно луна, брат мой.

Мазен попытался улыбнуться.

– Хоть я и оценил твою лесть, меня больше интересует правда. – Омар закрыл за собой дверь. – Может, проще поговорить в доме?

– Но в доме так душно…

– Отец знает, что ты собрался улизнуть?

Мазен замер. Нет, отец, конечно, не в курсе. Если он об этом пронюхает (про любую из тайных вылазок Мазена), то навсегда запрет его в комнате. Безвылазно сидеть во дворце плохо, но безвылазно сидеть у себя в комнате? Мазен просто умрет!

Он выдавил из себя смешок.

– Я не пытался сбежать! Я просто дышал свежим воздухом.

– Опасно высунувшись из окна?

– Ничего опасного. Эта занавеска на удивление прочная.

– Значит, ты часто сбегаешь, м?

Омар шел к нему, сцепив руки за спиной.

Мазен посмотрел на кинжалы на поясе брата и судорожно сглотнул. Его внутренний ребенок, все еще боявшийся брата, испугался, что Омар может выхватить кинжал и разрезать занавеску.

– Так что это было? Собрался навестить женщину? – Омар остановился у подоконника и подался вперед, так что его улыбка оказалась всего в ладони от лица Мазена. – Собрался осматривать город? Задумал какую-то гнусность?

– Ничего подобного! – Мазен крепче вцепился в занавеску, игравшую роль каната. – Я просто… Я услышал, что сегодня в Мадинну возвращается Старый Руба.

Омар изумленно на него уставился.

– Ты сбегал, чтобы послушать, как старик рассказывает сказки?

– Он же из Белых дюн, Омар! Из БЕЛЫХ ДЮН!!! Ты же знаешь, что говорят про пески тех мест. Эти дюны – прах гулей, которые…

– Ладно. – Омар со вздохом отстранился. – Беги. Иди и слушай, как старики треплют языками.

Мазен заморгал:

– Ты не скажешь отцу?

– Это будет наш секрет. – Омар улыбнулся. – Но не даром, конечно. – Прежде чем Мазен успел запротестовать, Омар вскинул руку и добавил: – У тебя выбора нет. Либо ты заплатишь мне за молчание, либо я сейчас уйду и все расскажу султану.

Мазен почти перестал дышать. Плата. Плата Омару. Он не мог даже представить себе, что именно от него потребует брат, однако готов был на дюжину сделок с Омаром, лишь бы не говорить султану правды: что он, вопреки его, отца, приказу, уходит из дворца без охраны. Что он, принц, идет на якобы кишащие джиннами улицы без защиты.

– Не забудь, Мазен. Услуга за услугу. Ты у меня в долгу, ахи.

Омар еще раз улыбнулся и ушел из комнаты, закрыв за собой двери.

Эта зловещая улыбка так и оставалась с Мазеном, пока он пробирался по внутреннему двору дворца. Он пытался отвлечься, сосредоточиться на чудесах сада, однако их величие затмевалось тревогой. Мощенные камнем дорожки, обсаженные белыми розами, внезапно показались бесцветными и скучными, а изящный фонтан с танцующими стеклянными фигурками почти не сверкал на солнце. Даже садовые деревья, обрезанные в форме фантастических существ из сказок его матери, казались лишенными привычного великолепия.

Мазен в своей простой тунике и шароварах скользил мимо этих зрелищ словно призрак, следуя по извилистым садовым дорожкам мимо ручьев с разноцветными рыбками и через пустые беседки с узорчатыми потолками. Мягкие скамейки стояли нетронутыми под арочными сводами – и останутся такими еще какое-то время, а ближе к вечеру советники султана сделают перерыв в обсуждении политики, чтобы обменяться сплетнями. При этой мысли Мазен напрягся. Он так спланировал свою вылазку, чтобы никто при дворе его не хватился. Он был уверен, что все предусмотрел; осталось только надеяться, что Омар сдержит слово и не расскажет отцу правду.

Страх замедлял его шаги, пока он не оказался у входа для прислуги, где сразу же взбодрился. Стражник, охранявший серебряные ворота, был именно тем, кого он и ожидал увидеть, так что ему удалось купить себе право прохода. Он постарался не думать о том, какой встревоженный вид был у выпускавшего его стражника и насколько поспешно тот спрятал полученные от него монеты.

«У всех свои нужды. Мне нужно вырваться, а ему нужно золото для ребенка, который скоро родится».

Мазен счел это достойным обменом.

Возвышенная часть Мадинны, где располагались дворец и квартал аристократов, была всего лишь маленьким оазисом на равнине, которую занимал город, так что добраться до базара простолюдинов в нижней части было просто. Зеленые поля сменились безжизненной пылью, широкие мощеные улицы уступили место узким грунтовым переулкам, вместо магазинов появились ветхие, но симпатичные лавочки с грубо намалеванными вывесками. Спокойствие и тишина сменились мелодичными звуками лютней и барабанов, а воздух наполнился запахами мускуса и пота, масла и бахура и дразнящими сочетаниями пряностей, от которых у него потекли слюнки.

Купцы отмечали свои лавки яркими красками, чтобы они выделялись на базаре. В поисках золотистого полога Старого Рубы Мазен проходил между самыми разными лавками, однако внимание его привлекали изделия мастеров. Он рассматривал керамические миски, доски для шатранджа, глазурованные плитки со знаками зодиака… А потом замер, зацепившись взглядом за небольшой, но интересный ковер, по поверхности которого шли геометрические узоры. Он узнал эту схему. Почти такой же узор шел по ковру, который лежал на полу в его спальне.

Подняв глаза, он встретился взглядом с купцом, стоявшим за прилавком, – пожилой женщиной в многослойном оранжево-красном одеянии. На табурете рядом с ней сидел тощий молодой человек, устремивший на базар скучающий остекленевший взгляд. Мазен решил, что это ее сын, который присутствует ради ее безопасности.

– Салам, сейид.

Купец говорила тихим голосом, едва слышным на шумном базаре.

– Салам, – механически ответил Мазен. Он обогнул пару ковыляющих с песнями музыкантов и остановился по другую сторону от прилавка. Указывая на ковер, который привлек его внимание, он проговорил: – Ваши ковры прекрасны.

Глаза ткачихи сощурились в улыбке.

– Шукран. Но тем, на который вы смотрите, должна хвастаться не я. Это работа моей дочери. Я просто за ней присматривала. – Подняв руку, она провела пальцами по бахроме. – Он соткан из лучшей верблюжьей шерсти, и на него ушло много недель, пока мы с племенем нашей сестры ехали через скалы над Хибаном.

«Племя». Это слово пробудило в Мазене неуместное томление. Хотя его семья и была потомком кочевников, они уже очень давно не трогались с места… По крайней мере, родня по отцовской линии. Ему хотелось бы узнать, каково это – считать домом всю пустыню.

Он улыбнулся:

– Боги благословили вашу дочь природным талантом. Этот ковер напомнил мне тот, что мне подарили много лет назад. У него похожая выделка и узор. Синие ромбы на белом, а в центре – полумесяц. Мне сказали, что его ткал мастер.

– О, это мой узор! – ткачиха тихо рассмеялась. – Как приятно слышать, что тебя называют мастером.

Мазен ответил ей такой же улыбкой.

– Мне очень приятно с вами познакомиться.

– Да вы настоящий льстец!

– Я говорю правду и только правду.

Он снова посмотрел на ковер – один из многих потрясающе красивых, развешанных по деревянным рамам. Если бы он мог незаметно протащить домой ковер, то взял бы его. Однако эти вылазки не предполагали покупок.

– А вы, случайно, не знакомы с рассказчиком по имени Старый Руба?

Глаза ткачихи заискрились смехом.

– Лучше спросить, кто с ним не знаком. Сегодня я его не видела, но его золотистый шатер вы не пропустите. – Она выгнула бровь. – Если вы ищете истории, то эти ковры их тоже рассказывают.

– Ах, это истории, на которые у меня не хватит монет.

Ложь была настолько вопиющей, что его самого передернуло.

– Что, даже не попробуете торговаться?

– Заплатить меньше полной цены было бы оскорблением!

– Вам повезло иметь золотой язык. – Купчиха попрощалась с ним со смехом и взмахом руки. – Возвращайтесь, когда сможете восхвалить меня монетами, а не словами.

Мазен пообещал это кивком и улыбкой и отправился дальше в поисках Старого Рубы. Новые расспросы позволили выяснить, что корабль, «Айшам», на котором должен был приплыть рассказчик, еще не пришвартовался. Мазену оставалось только ждать, так что он нашел себе занятие в ближайшей чайхане. Сев с того края, откуда хорошо были видны приближающиеся корабли, он заказал кофе с кардамоном.

Дожидаясь, он развлекался тем, что разглядывал прохожих и придумывал про них истории. Мужчина в многоцветном одеянии убегал от своей актерской труппы, те мужчины, что переговаривались таинственным шепотом, стали у него распространителями запретных опьяняющих веществ, а ребенок, крепко вцепившийся в отцовскую руку и широко улыбающийся, был сочтен иностранцем, впервые увидевшим базар Мадинны.

Мазену как раз принесли кофе, когда до него долетел разговор из-за соседнего столика, где пятеро мужчин горбились над своими напитками и сплетничали, словно старухи.

– Говорят, наследный принц притащил с собой джинна.

– Зачем? Для ритуального убийства?

Мазен покосился на говорившего и поспешно отвернулся. Он узнал этого человека – один из дворцовых стражников, получивший выходной. «Успокойся! – мысленно приказал он себе. – Ему тебя не узнать».

Это было скорее надеждой, чем разумным выводом. Его не узнавали во время таких вылазок лишь потому, что он не надевал монарших украшений. Он убирал все три серьги, говорившие о том, что он третий сын султана, и снимал материнский шарф. А еще он не надевал золото и серебро.

Но хотя все, отмечавшее его как принца, отсутствовало, собственные черты он спрятать не мог. Ни свои волнистые черные волосы, ни золотистые глаза. Таким образом, он все равно оставался Мазеном, при всех своих мешковатых бежевых одеждах. Вряд ли гутра на голове что-то изменит, если они увидят его глаза.

«Успокойся. Ни к чему привлекать к себе внимание».

Он отпил кофе.

И тут же им подавился. Стражники прекратили свое бормотание и уставились ему в спину.

«Что за проклятый день!»

Один из стражников подошел к Мазену спросить, все ли у него в порядке. Он попытался засмеяться, но безуспешно.

– Хорошо, – с трудом выдавил он. – Все хорошо. Спасибо за заботу.

Сердце у него панически колотилось. «Отвернись. Отвернись».

К счастью, мужчина вернулся к своему разговору.

– В последнее время в городе стало больше джиннов.

– Больше? Мне казалось, меры безопасности наследного принца должны были не допускать их в город.

Мазен стиснул пиалу. Для джинна войти в Мадинну означало подписать себе смертный приговор, зачем бы им было сюда вторгаться?

– Кому нужны эти сложные меры безопасности, – пренебрежительно махнул рукой один из мужчин. – Надо устроить публичные убийства. Пускать им кровь, собирать тут же проросшие цветы и раздавать зрителям. Это их отпугнет.

Мазену вспомнилась ужасная серебряная кровь на одежде брата. Где именно Омар убил джиннов и что за жизнь возникла на их крови? Молили ли они, чтобы его бессердечный брат их пощадил? Или безрезультатно боролись до самого конца? Мазену не хотелось представлять себе их умоляющими. Не нравилось думать о том, что их жизни прерываются с пролитием крови.

Было удивительно, до ужаса удивительно, что серебряная кровь, пролитая в отчаянной борьбе, может разбудить природу.

В отличие от человеческой крови, которая всегда говорит только о потере. О боли. Об исчезновении.

Мазен невольно вспомнил, как в последний раз видел мать. Это было десять лет назад, ему было всего двенадцать. Он помнил, что она спала. Или так он подумал. Он пришел с посланием от отца и обнаружил ее неподвижно лежащей на кровати, бесстрастно уставившейся в потолок, с алым пятном на груди.

Мазен медленно выдохнул, прогоняя это воспоминание. Время от времени оно болезненно проявлялось. Мать убил какой-то джинн, поэтому отец запретил ему выходить из дворца без охраны.

Он поднял голову, отчаянно пытаясь на что-то отвлечься. Долго искать не пришлось: всего в нескольких шагах какая-то женщина неподвижно застыла в толпе, улыбаясь ему. Она была высокой и тонкокостной, с красивыми формами и длинными ногами, что подчеркивали тонкие слои шелка и газа в ее одеянии.

В теле Мазена вспыхнуло желание при виде ее сияющего облика, при взгляде в ее завораживающие глаза, которые в свете солнца меняли цвет от кофейно-черного до янтарного.

Он смутно осознавал, что дрожь похоти, пробегающая по его телу, неестественна, однако более влиятельная часть его существа не намерена была об этом думать.

Женщина затрепетала ресницами, повернулась и пошла прочь.

Какое-то странное напряжение повисло в воздухе натянутой струной.

И лопнуло.

Мазен встал и, раздвигая губы в медленной улыбке, двинулся за богиней в хаос базара. Потому что кто же еще это мог быть?

Никогда прежде он не испытывал столь сильного вожделения. Конечно, он должен был последовать за ней. Он должен был… Должен…

Сделать ее своей.

3

Лули

– Что скажешь, говорящая ящерица, тебе хочется засахаренного миндаля или жареных фисташек?

Никто не услышал, что Лули шепчет джинну, прячущемуся под ее платком в теле ящерицы, и никто не услышал раздосадованного вздоха в ответ.

Кадир был в плохом настроении с момента их высадки в Мадинне час назад и постоянно предлагал вернуться к Далии. Лули его игнорировала. Зачем спешить в таверну, когда можно потратить деньги?

– Ну, значит, жареные фисташки.

Она направилась к лотку, приготовив две бронзовые монеты. Владелец, добродушный старик, от которого пахло кунжутом, был рад продать ей мешочек орехов.

– Как приятно снова тебя видеть, Лейла! Приплыла на «Айшаме», да?

Лейла. За эти годы данное ей при рождении имя превратилось в вымышленное: им она представлялась людям, которые не сохранили бы в тайне то, что она – Полночный Купец. Ее это устраивало, ведь забытая личность – это забытое прошлое.

– Именно так.

Она отправила фисташку в рот и вздохнула. Как всегда, орехи были идеальными. Единственное, что сделало бы их лучше, – это скорлупки, да и то лишь потому, что ей нравилось их разделять, чтобы досадить Кадиру.

– Какие новости на базаре?

Старик поманил ее к себе.

– Не говори никому, что это я тебе рассказал, но…

Она дала ему выговориться, время от времени кивая, чтобы продемонстрировать внимание. Лоточник обожал сплетничать, а она была рада ему потворствовать. Иногда он, сам этого не подозревая, давал ей наводку на возможных покупателей или сообщал о правительственных слухах. Последние особенно занимали Кадира: он интересовался политикой больше нее.

В конце концов заскучал даже Кадир.

– Мы можем идти домой? Надо бы… – он оборвал фразу резким вдохом. – Лули, справа!

Поначалу она ничего особенного не увидела. Лавочники махали руками, зазывая покупателей. Горожане в самых разных одеждах, от черных вуалей и до красочных шелковых нарядов, проходили по тесной улице.

А потом она заметила женщину, которая растворялась и снова возникала в толпе, словно мираж. Высокая и сияющая, с безупречными чертами лица. Лули ее красота потрясла.

Кадир зашипел ей в ухо, и она поспешно потерла одно из железных колец на своих пальцах. Постепенно ее разум очистился. Ей пришло в голову, что, несмотря на неземную красоту женщины, никто на нее даже взгляда не бросает. С тем же успехом она могла быть духом. Даже сейчас Лули пришлось сосредоточиться, чтобы не потерять ее из вида. Если бы Кадир не обратил ее внимание на эту женщину, взгляд Лули соскользнул бы с нее, словно капля воды.

Джинна?

Едва она это осознала, как увидела человека в простой бежевой одежде, следующего за джинной. У него на лице застыла странная улыбка, не доходившая до остекленевших глаз.

– Что могло привести джинну в город?

Кадир подобрался ближе к ее уху.

– Не знаю, – прошептала она. – Но хотелось бы выяснить.

Она вежливо закончила свой разговор с лоточником и пошла за джинной и улыбающимся мужчиной, держась в отдалении.

– Думаешь, этот человек охотник?

Она достала двустороннюю монетку и подкинула. Монетка упала стороной с джинном. «Нет».

– Странно. Джинны следуют за людьми в города только ради мести, – сказал Кадир. Лули ускорила шаг. Кадир зашипел ей в ухо: – Ты что делаешь?

– Иду за ними.

Двусторонняя монета никогда ей не лгала, а значит, джинна заворожила мужчину по иной причине. Лули вернула монету в карман и достала свой компас.

– Веди меня к джинне, – прошептала она.

Зачарованная стрелка повиновалась, указывая ей направление к исчезающей джинне.

– Это неразумно, – сказал Кадир.

– И когда меня это останавливало?

Кадир вздохнул:

– Когда-нибудь твое любопытство тебя убьет.

Однако Лули его уже не слушала. Она сосредоточилась на компасе – магии, которая никогда ее не подводила. Магии, которая много лет назад спасла ей жизнь.

– Как это работает? – спросила Лули, наклоняя компас.

Она уже неделю шла с джинном по пустыне и заметила, как он приказывает компасу вести их к укрытию и добыче.

– Он показывает направление. Когда я что-то ищу, он помогает мне это найти.

Кадир посмотрел на компас с ласковой улыбкой.

Лейла передвигала его вправо и влево, но красная стрелка неизменно поворачивалась к ней. Отец называл компас капризным. Однако он не разобрался в его магии и подарил его ей. Он не предвидел, что Кадир – истинный владелец – за ним вернется.

И при этом спасет ей жизнь.

Кадир придвинулся к догорающему костру. Он помахал рукой над тлеющими углями, и они снова вспыхнули. Помимо костра в лагере были только потрепанный шатер и бездонный мешок Кадира.

Джинн пожал плечами.

– Компас мой. Он потребовал, чтобы я тебя сопровождал, вот почему он у тебя. Я останусь, пока он не позовет меня в какую-то иную сторону.

– А с чего ему это делать?

Кадир пристально посмотрел на нее.

– Я заблудился в вашей человеческой пустыне и не мог вернуться домой. Вот почему, когда я нашел компас у тебя, он счел нужным направить меня по иному пути. – Темные глаза джинна впились в нее. – По твоему пути.

Лейла проглотила вставший в горле ком.

– А почему ты не можешь вернуться домой?

Он тряхнул головой:

– Потому что теперь мне там не рады. Но это неважно: компас никогда меня не подводил.

Он произнес эти слова с твердой уверенностью, но его глаза…

Даже залитые светом костра они таили в себе тени.

Лули прошла по переплетению улочек и снова увидела джинну. Та заводила мужчину в заброшенную молельню – скромное глинобитное строение с решетками на окнах и поблекшими узорами из звезд и полумесяцев на стенах. Большие металлические двери, ведущие в здание, были распахнуты, но помещение за ними было почти неразличимо: его окутывал неестественный мрак.

– Какой у тебя план? – шепотом спросил Кадир.

– Поговорю с ней. Но на всякий случай…

Лули залезла в мешок за своим любимым оружием: изогнутым кинжалом с рукоятью из черного обсидиана. «Каф» – первая буква имени Кадира – была начертана на обратной стороне золотом. Это было единственным знаком его принадлежности.

– И что ты надеешься получить, угрожая джинну?

– Возможно, жизнь человека.

Нож был крайним средством. Она старалась избегать насилия, и ей меньше всего хотелось, чтобы джинна опознала в кинжале реликвию – инструмент, зачарованный магией джиннов. Она по опыту знала, что демонстрировать реликвии джиннам глупо. До смерти глупо.

Лули вошла в здание. Просторная комната оказалась темной и пустой, молельные ниши в стенах были затянуты пылью и паутиной. Потолок, несмотря на изображенное на нем солнечное небо, казался мрачным и серым. Слабый свет, проходивший в окна, был приглушенным и пыльным. Из помещения как будто выпили все краски.

Джинна стояла в центре, скрестив руки. Лули уставилась на нее. На волосы – поток живой тьмы, падавший ей на плечи и растворявшийся за спиной дымом. Человеческий мужчина стоял рядом с ней со все той же странной приклеенной улыбкой.

– Человеческая девица, – сказала джинна ровно, – уходи. Мне нет до тебя дела. – Ее взгляд упал на руки Лули. Лули запоздало поняла, что джинна видит ее кольца. Она спрятала руки за спину, но слишком поздно. – Ты посмела приблизиться ко мне с этими кольцами? – прошипела джинна.

Лули проглотила стон. Кольца были распространенной защитой от одержимости джиннами. Вполне понятно, что у джиннов при этом они вызывали ярость. Хотя Кадир скептически относился к их эффективности, он требовал, чтобы она их носила. «Если суеверие тебя не убьет, оно может тебя спасти», – часто наставлял он ее.

– Эти кольца нужны, чтобы избежать неприятных недоразумений вроде этого, – осторожно проговорила Лули. – А я пришла только для того, чтобы предостеречь тебя: не следует причинять вред человеку на территории города.

Ее взгляд метнулся к теням на стенах, которые тянулись к ней, словно пролитая тушь. Она едва смогла удержаться от дрожи, когда мягкий голос джинны наполнил тишину:

– Знаешь, сколько моих сородичей убил этот человек? – Она ткнула пальцем ему в грудь. – Он мой, и я могу делать с ним все, что пожелаю.

Джинна сделала шаг назад и взмахнула рукой. Тьма на стенах отрастила конечности и бесцеремонно вытолкала Лули из дверей, на свет. Лули заморгала. Она обернулась к отступающей тьме.

Она колебалась мгновение. Два. Три.

– Лули!

Кадир впился когтями ей в плечо, предостерегая. Не слушая его, она побежала за тенями обратно в дом. Двери захлопнулись, оставляя ее во мраке. Она услышала движение у себя за спиной, но, когда обернулась, ничего не увидела.

– Никогда я не встречала человека, который так рвался бы умереть.

Голос джинны доносился отовсюду и ниоткуда.

Лули приготовила кинжал. Вернула твердость трясущимся рукам.

– Этот мужчина не охотник.

Никакого ответа. Она крепче сжала кинжал, ожидая удара. Однако он так и не последовал. Вместо этого она ощутила, что ее легкие начинает жечь.

Дым.

Лули отчаянно ударила воздух перед собой, позади себя. Никакого сопротивления. Давление в легких все нарастало, пока она не потеряла способность дышать. Пока не упала на колени, пытаясь глотнуть воздух. Кинжал выскользнул у нее из руки и упал на пол. Если при этом и раздался какой-то звук, Лули его не услышала. Было только давление, все нараставшее, нараставшее, нараставшее…

– Борись сколько хочешь, дурочка: нельзя ранить тени.

Лули смутно ощутила, как Кадир сползает с ее плеча. А потом мир исчез и осталась только боль. У Лули трещали кости. В ушах звенело. В глазах потемнело, и в дымке боли она увидела отрывки собственных кровавых воспоминаний.

Красные лужи на пустынном песке. Трупы. Мужчины в черном, орудующие саблями.

Ее отец и мать, мертвые. Ее племя, уничтоженное.

– Ах…

Голос джинны гулко пронесся по пустой комнате.

Боль спала, так что Лули ощутила все свое пылающее в агонии тело. Голова у нее была словно ватой набита. Из темноты на Лули смотрели рубиново-красные глаза.

– Ты жертва людей в черном? – Темнота пошла рябью, и Лули показалось, что джинна тянется к ней. Голос нападавшей смягчился, выдавая неуверенность. – Ты…

Ее слова перешли в вопль: солнечный свет ворвался в комнату. Тень извивалась и вопила, пока не осталась лишь тьма, впитывающаяся в трещины плиточного пола. Лули медленно повернулась к дверям, где в ореоле солнечного света стоял мужчина.

Темные пятна плыли у нее в глазах, мир медленно заполнялся красками.

Ей удалось сделать один сладкий вдох – и она потеряла сознание.

4

Мазен

Мазен понятия не имел, как долго был заворожен этим дивным существом, однако его это не интересовало. Он уже решил, что готов до конца своих дней купаться в ее красоте. Единственное, что ему нужно, – вкусить ее алых губ.

«Вот только…»

Провести ладонями по гладкой коже ее бедер, ее живота…

«Вот только…»

Погрузить пальцы в ее волосы, прижаться губами к ее шее…

«Вот только…»

Его внутренний голос был настойчив, словно сигнал тревоги. Он не давал сосредоточиться на богине. И была еще какая-то помеха – нечто, заставлявшее отвлекаться от нее. Мазен как раз собирался обследовать темнеющую комнату, когда богиня посмотрела на него и сказала: «Он мой, и я могу делать с ним все, что пожелаю…» – и так он снова прекратил думать.

Джинна протянула руку и провела пальцем по его щеке. Беспомощная дрожь сотрясла его тело.

– Ах, сладкий человечек. – Ее голос был медовым, словно нектар. – Сладкий коварный человечек! Сколько таких, как я, ты убил?

Богиня придвинулась к нему, так что их тела сомкнулись. Когда Мазен ощутил тепло прижавшейся к нему кожи, у него дрогнуло сердце. А в глубине собственного сознания он завопил.

– Ты думал сбежать, – прошептала ему на ухо богиня, – но я запомнила твою кровь. Если бы понадобилось, я последовала бы за тобой на край света!

Он моргнул. Перед глазами плясали красные и черные пятна. За приглушенными цветами он видел хищную улыбку, которая то проявлялась, то тонула в темноте. Его богиня была всего лишь фантомом, а ее губы – кровавой улыбкой.

– Я не буду торопиться, чтобы твои страдания не закончились слишком быстро.

Она прижалась губами к его губам. И выдохнула в него. Или из него? Он смутно почувствовал, что его легкие сжимаются, тело судорожно дергается.

Мазен попытался ее оттолкнуть, но отталкивать оказалось нечего. Женщина была дымным силуэтом. Он попытался отступить, но его ноги отказывались двигаться, а горло жгло, и, боги, он вот-вот умрет…

Внезапно он снова смог дышать. Он попытался заговорить, но изголодавшиеся по воздуху легкие не выпустили ничего. Осознание вспыхнуло в нем, словно огонь, но ненадолго.

– Никогда я не встречала человека, который так рвался бы умереть.

Слова демоницы обвивались вокруг него шелком. Она шагнула назад, и его разум затуманился.

Он слышал, как где-то в темноте кто-то хрипит. Он пытался в этом разобраться, когда почувствовал, как что-то двигается вверх по его телу, да так быстро, что он не успел отмахнуться. Плечо укололо болью. Сердитый голос у него в ухе произнес: «Найди двери». А потом голос и боль исчезли.

Мазен медленно моргнул и попытался разглядеть то, что было вокруг. Он сделал один шаткий шаг вперед, щурясь в темноте. И в этот миг увидел какой-то крошечный пылающий объект, двигающийся по комнате. Только… Это ведь было невозможно, так? Пламя пожирает все на своем пути – оно не может быть таким четко ограниченным.

Мазен поковылял следом. Погоня была недолгой: свет уже догорал, когда Мазен врезался в стену. Он пощупал ее и ощутил под руками холодный металл. Двери. Он навалился на них, ничего не соображая. Двери со вздохом открылись, и в помещение хлынул свет, пожирая тьму, которая… Вопила?

Вверх по спине у Мазена пробежала дрожь. Он стремительно повернулся, чтобы увидеть чародейку, и растерянно заморгал, глядя, как она утекает в пол. Он следовал за ней по солнечным улицам, очарованный тем, как свет отражается в ее прекрасных очах. Однако сейчас это была уже не женщина, а тень, и солнечный свет разъедал ее очертания, пока все не исчезло.

Там, где она стояла, теперь оказался кто-то незнакомый в простом коричневом одеянии.

Мазен выпучил глаза, гадая, не морок ли это.

Существо посмотрело на него из-под затенявшей лицо шали. А потом рухнуло.

Мазен чуть приблизился, разглядывая уходящие в землю тени. Он оказался рядом с существом, когда оно неожиданно вскочило. Шаль упала, открыв гнездо спутавшихся темных кудрей. Это оказалась женщина с необычными карими глазами с оттенком ржавчины. Он отпрянул.

Она нахмурилась

– Ну, и тебе тоже салам, – проговорила она хрипло.

Он судорожно сглотнул.

– Прошу прощения… – голос был тихим, дрожащим. Мазен откашлялся, чтобы его выровнять. – Я не понимал, морок ты или…

Он повел рукой, однако тени уже сменились пятнами солнечного света.

Незнакомка обвела комнату прищуренными глазами, словно выискивая что-то. Возможно, демона.

Мазен заметил, что у него дрожат пальцы, и спрятал руки в карманы.

– Нам лучше уйти, – сказал он.

Его взгляд поймал серебряный отблеск, и он замолчал, заметив в руках у женщины нож. Она спрятала нож в лежащую рядом с ней сумку, так что он толком ничего не рассмотрел.

– Ты вышел из транса.

Она встала и отряхнула одежду. Движение получилось медленным, четким, словно требовало больших усилий.

Он помедлил:

– Да?

– Говоришь так, будто не уверен.

Мазен вспомнил таинственный голос у себя над ухом и странный огонь, который привел его к дверям. Видение? Он решил, что об этом лучше не упоминать.

– Думаю, это была ты. – Он ведь слышал в темноте звуки борьбы. Кто это мог быть, если не она? – Ты отвлекла демоницу и дала мне шанс.

– Я просто ее отвлекала? – тихо проворчала Лули. – Значит, ее больше нет? Она мертва?

– Она… Э… Ушла в пол.

В молчании они оба с подозрением посмотрели на плитки пола.

Он откашлялся.

– Но скажи, почему ты вообще здесь оказалась, – он помедлил, поняв, что не знает ее имени, – цветок пустыни?

Это было первое, что пришло ему в голову. Мазен тут же пожалел об этом.

Женщина двинулась на него, глядя с немалым гневом. Он вздрогнул, опасаясь оплеухи, но она лишь прошла мимо, направляясь к выходу.

– Я увидела, как в это заброшенное здание заходят, и решила посмотреть. – В дверях она обернулась к нему. – Увидела тень с красными глазами… – Она взмахнула рукой, и Мазен увидел, что у нее на пальцах блеснули кольца. – А ты просто стоял, словно финиковое дерево.

Город уже был окутан ало-золотым закатом. Мазен с наслаждением ощутил кожей жаркий воздух пустыни, услышал хруст песка под ногами. Мягкий ветерок взъерошил ему волосы, и он вздохнул. Дрожь в руках почти прошла.

Он повернулся к незнакомке.

– Спасибо, что спасла меня, э…

– Лейла.

Она наклонила голову и выжидательно посмотрела на него.

Он помолчал, осознав, что еще не представился.

– Юсеф. – Это ложное имя первым пришло ему в голову. – Будь тысячу раз благословенна, Лейла. Не пойди ты посмотреть, моя душа ушла бы к Песчаному морю. – Скрестив руки на груди, он бросил взгляд на заброшенное здание. – Как ты думаешь, это была джинна?

– Трудно предположить иное. – Она выгнула бровь. – Ты охотник, Юсеф?

Прямой вопрос застал его врасплох. Охотник? Он? От одной только мысли у него ноги подкосились.

– Нет! Я не убийца.

«Убийца». Озарение пришло, словно удар грома. В городе было множество убийц – охотников и воров, убивавших джиннов ради денег или для развлечения, однако он был хорошо знаком только с одним. Ему вспомнился брат, заляпанный серебряной кровью. Брат, вернувшийся неожиданно рано.

«Ты думал сбежать, – сказала джинна, – но я запомнила твою кровь. Если бы понадобилось, я последовала бы за тобой на край света!»

Лейла усмехнулась.

– Я и не думала, что ты убийца. В этом случае ты был бы гораздо более умелым.

Мазен нахмурился.

– Я был одержим.

Лейла рассмеялась, словно он удачно пошутил. Повернувшись, она пошла прочь.

Мазен поплелся за ней.

– Подожди! Я могу тебя как-то отблагодарить? Можно проводить тебя домой или… Э…

Он замолчал, вспомнив, с какой целью вышел в город.

Лейла обернулась:

– «Э»?

– Когда все это случилось, я шел кое к кому на базаре. К сказителю по имени Руба.

Он бросил взгляд на небо и солнце, уже нырнувшее за дома. Ему скоро надо будет вернуться домой, на встречу с одним из гостей отца. Ему нельзя тратить время на шастанье по базару. Однако при одной мысли о том, чтобы сидеть перед султаном и держать все это в тайне…

– Идем.

Лейла снова зашагала прочь.

– Куда ты?

– К Старому Рубе. – Она бросила на него взгляд через плечо. – Старайся не отставать, Юсеф.

Мазен колебался. Он устал, и больше всего ему хотелось вообще забыть весь этот день. Однако ему точно не хотелось расставаться с Лейлой. Она спасла ему жизнь. Что еще лучше, она не знала, кто он, а значит, с ней можно было говорить, не опасаясь, что его репутация отразится на ее отношении к нему. Кто знает, когда ему снова выпадет такой шанс.

Может, этот день еще окажется не таким плохим.

Мазен поспешил за ней.

На базаре стало тише: он задремал с наступлением сумерек. Хотя торговцы и толпы никуда не делись, двигались они ленивей – меньше напоминали буруны, разбивающиеся о скалы, больше походили на тихо лижущие берег волны. Многие посетители переместились к едальням в центре базара, где в воздухе висели дразнящие запахи пряного мяса и жареного теста.

Следуя за Лейлой, Мазен старался не обращать внимания на свой бурчащий живот. Аппетитные запахи напомнили ему о том, что он толком не ел с ифтара, а утреннюю трапезу ему заменили оливки и хумус. Он изо всех сил старался не думать о своем пустом желудке, когда Лейла вдруг оттащила его к прилавку с грудами абрикосового лаваша.

Густое тесто скатывалось в рулоны разного размера. Один из торговцев скручивал рулоны и подносил покупателям, а второй аккуратно нарезал листы на более удобные для еды полоски. Лейла протолкалась через длинную очередь и помахала продавцу. Мазен дивился их непринужденной болтовне: подавшись друг к другу, они словно обменивались какими-то сплетнями, даже чем-то запретным. Под конец разговора Лейла обзавелась рулончиком абрикосового лаваша, который и вручила Мазену.

– Это не настоящая еда, но хотя бы бурчанье уймется. – Заметив любопытный взгляд Мазена, она отвернулась и сказала: – Я принесла сообщение владельцу лавки. Он был мне за это должен. Я решила взять с него долг десертом.

Мазен улыбнулся:

– Ты не должна была тратить этот долг на меня. Шукран.

Лейла молча пожала плечами и пошла дальше. Мазен поспешил за ней.

– Значит, ты посыльная?

Он оторвал кусок лаваша и впился в него зубами. Лаваш оказался неожиданно сладким и приятно жевался.

Лейла кивнула и свернула в один из проходов.

– Верно. А ты? В каком квартале ты работаешь?

Вопрос прозвучал непринужденно, однако Мазен привык разговаривать с хитроумными аристократами и узнал попытку выудить сведения.

У него в голове начала разворачиваться история. История Юсефа.

– Я писец у высокопоставленного вельможи. – Он смущенно улыбнулся. – Боюсь, что не могу ничего рассказать о его переписке: это секретная информация…

Лейла наклонила голову:

– И почему это писец оказался на базаре в поисках сказителя?

Мазен запихнул в рот еще кусок сладости, проглотил и сказал:

– А что странного в том, что человек ищет развлечения за рамками своей работы?

«Или свободы за стенами своего дома?» Он с трудом удержал эти слова.

Губы Лейлы изогнулись.

– Ничего странного. Мне просто никогда не встречался взрослый человек, который в свободное время искал бы сказителя.

Мазен рассмеялся.

– А я раньше не был знаком с кем-то, кто очертя голову бросается в темный дом, чтобы узнать, что с незнакомцем.

Сначала Мазену показалось, что это просто игра света, но нет, Лейлу его слова действительно заставили покраснеть. Когда она наконец заговорила, то проворчала:

– Тебе повезло, что я решила это узнать.

– Еще как. Я буду вечно тебе благодарен.

– Осторожнее, Юсеф. – Она широко улыбнулась. – Вечность – слишком большой срок, чтобы оставаться у кого-то в долгу.

Она резко остановилась и указала куда-то вперед. Мазен доел остатки лаваша, глядя на открывшееся перед ними зрелище. Они наконец-то дошли до золотистого навеса Старого Рубы, который уже открыл свою лавку. Под шатром было скромно и строго: под яркой тканью расстелен простой ковер. Старый Руба сидел на ковре, скрестив ноги и положив на них изящную трость. Прежде Мазен видел Старого Рубу всего один раз, но сразу же понял, что на инструменте сказителя появилась новая резьба. Это заставило его трепетать: он знал, что каждая отметка обозначает новую историю, которую тот добавил к своему репертуару.

Хотя трость и была удивительной, еще удивительнее был сам сказитель, ведь он был на базаре единственным торговцем с такими необыкновенными глазами: один цвета дубовой коры, а второй – золотистого песка. Лицо у него походило на смятый пергамент и обросло внушительной серебристой бородой, свернувшейся у него на коленях. Хотя губ под бородой видно не было, по морщинкам в уголках глаз Мазен видел, что он улыбается.

– Ого, да это же Лейла! И твое лицо я уже видел, сейид, но, боюсь, имени своего ты так и не назвал.

Мазен изумился и обрадовался, что его запомнили. Он невольно улыбнулся.

– Юсеф. Рад снова тебя видеть.

– И я, Юсеф. – Старик опять обратился к Лейле: – И тебя, Лейла. Ты не передашь кое-что Далии? Скажи, что я принимаю ее приглашение выступить завтра вечером.

Лейла улыбнулась – не той кривоватой усмешкой, которую Мазен видел раньше, а широкой улыбкой, от которой глаза ее заискрились.

– Конечно. Видеть тебя у нас – это честь.

Мазен моргнул и спросил:

– Ты будешь рассказывать что-то особенное?

– Еще бы! В последние месяцы я собирал истории племен бедуинов с восточных равнин. Завтра я впервые буду ими делиться. Эти сказания из Дахаба.

Мазен ахнул. Сказания Дахаба! Такая редкость – послушать истории о городах джиннов! Говорят, что они полны магии и волшебных существ, которых уже много сотен лет никто не видел.

Старый Руба рассмеялся.

– Любишь такие истории, Юсеф?

– Да, – признался Мазен со смущенной улыбкой. – Надеялся сегодня их от тебя услышать. Но потом… Э… Кое-что случилось.

– Говоришь так, словно есть точное время для того, чтобы рассказывать истории. – В глазах Старого Рубы заплясали смешинки. – Посиди немного и послушай, как старик болтает про легенды.

Мазена уговаривать было не надо. Он нырнул под навес, а Лейла осталась снаружи. Старый Руба начал задавать вопросы. Знает ли Мазен про гулей из Белых Дюн? А про Королеву Дюн – сильную джинну, которая, говорят, ими повелевает?

С каждым вопросом голос Рубы становился громче и яснее, пока не привлек к нему целую толпу. Посетители базара – и старые, и молодые – собрались вокруг него, и, когда все замолчали, он начал:

– Жители пустыни, позвольте мне вас просветить! Я расскажу вам историю о костяных гулях и об их хозяйке, Королеве Дюн. Неизвестно где, но давным-давно…

Мазена рассказ захватил с самой первой минуты. Он словно оказался в центре урагана. Под напором слов было трудно дышать. Он не замечал времени, и, когда рассказ закончился, на небе уже блестели звезды, а на базаре зажглись фонари. Мазен опомнился. Старый Руба заставил его забыть про джинну, брата и про вечернюю встречу. Ему надо уходить!

Уточнив у сказителя место завтрашнего выступления, он вышел из-под навеса и обнаружил на краю толпы Лейлу.

– Устал, Юсеф? – она выгнула бровь. – День у тебя был длинным.

Мазен тряхнул головой.

– Я только сейчас заметил, что час уже поздний. Понимаешь, я обязан возвращаться в срок.

Лейла посмотрела на него недоверчиво.

– О!

– Я увижу тебя завтра в таверне Далии?

Он уже решил, что непременно там будет. Притворится больным, заплатит хоть всем стражникам…

Лейла пожала плечами:

– Возможно.

Он немного огорчился ее неопределенным ответом, однако времени уговаривать ее прийти уже не было, ведь солнце, не обращающее внимания на его нерешительность, продолжало садиться.

– Ну, тогда, возможно… – Он улыбнулся. – Был бы рад снова с тобой поговорить.

В последний раз ее поблагодарив, он поспешил вернуться в свою золотую клетку.

5

Лули

Как только Юсеф ушел, Лули отправилась за ним. «Взрослый человек, который обязан возвращаться в срок? Скорее, человек с тайнами». Хотя Юсеф и не был охотником, в нем было что-то подозрительное, и она намерена была выяснить, в чем дело. Она не поверила его туманным объяснениям и не могла допустить, чтобы он оставался загадкой, после того как она его спасла.

– Не забудь, что это я его спас, – сказал Кадир.

Лули постаралась не вздохнуть. Кадир это ей уже объяснил. Пока она задыхалась под действием магии джинны, Кадир вытащил Юсефа из транса, провел к дверям и свету, который – временно – победил джинну. Он вернулся к Лули на плечо, перед тем как они вышли из молельного дома.

– А сам ты не мог прийти мне на помощь? – спросила она, пока они ждали у лавки Старого Рубы.

– И показаться другому джинну? Ни в коем случае!

– Я могла погибнуть.

– И сама была бы виновата: надо было меня слушаться!

И вот теперь они преследовали Юсефа, надеясь выяснить, почему джинна вообще приняла его за охотника. Лули поставила бы на семейные узы.

В конце концов грунтовые переулки кварталов простолюдинов сменились мощеными улицами, а вместо ветхих домишек появились небольшие особняки с внушительными позолоченными дверями и окнами с узорными решетками. У более богатых домов было несколько этажей и отгороженные сады. У одного особенно шикарного жилища было даже два балкона.

Лули перевела взгляд с дорогих домов на Юсефа, который уверенно нырял в проходы между особняками.

«Определенно человек с тайнами».

Она как раз свернула следом за ним за угол особенно узкого переулка, когда увидела прислонившегося к стене мужчину и застыла на месте. Стоило ему поднять голову, как у нее замерло сердце.

Омар бин Малик, старший сын султана, смотрел на нее с ослепительной улыбкой.

Когда принц пошевелился, он словно замерцал. Лули подметила серебряные кольца у него на пальцах и несколько кинжалов на поясе. Даже его серьга – полумесяц, загибавшийся на мочке уха, – казалось, угрожающе блестела в лунном свете.

Лули его улыбка не обманула. Хотя Омар бин Малик славился своей харизмой, он прежде всего был охотником. И не просто охотником, а Королем «Сорока воров» – самой известной во всей пустыне командой джинноубийц.

Она настороженно смотрела на него, запоминая черты, которые прежде видела только издалека. Оливковая кожа, глаза цвета миндаля, коротко обрезанные волосы и ошеломляющая улыбка, которая почему-то не доходила до его глаз.

Лули подумала, не стоит ли прикинуться простушкой, но выбрала покорность.

Она упала на колени.

– Ваше Высочество!

Принц засмеялся.

– Во плоти.

– Какая честь, сейиди!

Она пыталась не трястись при его приближении. Рядом самый опасный охотник пустыни, а у нее на плече сидит джинн, которого он мгновенно убьет просто ради того, чтобы увеличить свой счет. К счастью, Кадир скользнул по ее шее и скрылся из вида.

– Надо полагать. – Он остановился так близко, что она разглядела грязь на его сапогах. – Встань, пожалуйста. Испачкаешь одежду.

Она попыталась гордо выпрямиться. Наследный принц продолжал ей улыбаться, однако выгнул брови, выражая снисходительность. Сунув руку в карман, он достал несколько медных монет.

– Вот, – сказал он, – это тебе за труды.

Она растерянно моргнула. Он счел ее попрошайкой?

– Ох, нет, сейиди, я…

– Я настаиваю.

Он позвенел монетами на ладони, все с той же высокомерной улыбкой дожидаясь, чтобы она их взяла. Что лучше – смотреть прямо на него или отвести взгляд?

«Лучше – и хуже – всего было бы дать ему оплеуху», – раздраженно подумала она.

Лули выбрала смотреть сквозь него и постаралась не содрогнуться, когда их пальцы соприкоснулись. После этого он убрал руку и сказал:

– Иди домой. Уже поздно, а по ночам на улице подстерегают опасности.

Она ощетинилась от столь явного приказа, однако заставила себя кивнуть и повернуться.

Принц бросил ей вслед:

– Берегись теней. Именно там прячутся джинны.

Лули обернулась, но наследный принц уже шел прочь, засунув руки в карманы. Она не могла бы сказать, сколько простояла на месте, дожидаясь, чтобы его тень исчезла, но только потом сообразила, что потеряла Юсефа.

Она могла бы воспользоваться компасом, чтобы найти его след, но… Нет, это успеется.

– Пойдем домой, – пробормотала она себе под нос.

– Да, – тихо отозвался Кадир, – пошли.

Ощущая усталость, упавшую на плечи тяжелым одеялом, Лули поплелась к таверне Далии.

Когда они вернулись, на небо уже высыпали звезды. Лули закинула фисташку в рот, безуспешно пытаясь сосредоточить внимание на созвездиях. После стычки с джинной ей трудно было не думать о смерти близких. Каким-то образом джинна рассмотрела у нее в голове тех убийц – и узнала их.

Она нахмурилась. «Наверное, сталкивалась с ними до того, как Кадир их убил».

Кадир издал горлом звук, который мог быть кашлем, но больше походил на сипенье.

– Не забудь на этот раз зайти в таверну через заднюю дверь.

Лули вздохнула:

– Да-да.

Она посмотрела на таверну – непримечательное двухэтажное здание с наклонной ветхой крышей. На низком помосте висели фонари, освещая пыльные стекла окон. Лули едва могла различить толпы пьяниц, гикающих и свистящих внутри. Начинался сезон холодов, а значит, Далия только что получила новую партию вина. Это всегда служило поводом попраздновать. Лули не сомневалась в том, что гуляки допьются до отупения.

– Не повторяй прошлой ошибки. – Лули дернула Кадира за хвост, но тот не унимался. – «Никто не обратит внимания на такую дурнушку», – сказала ты. После чего мне пришлось укусить мужчину.

Она была рада, что Кадир сейчас не в человеческой форме: он задразнил бы ее из-за покрасневших щек.

Джинн уже заполз в их сумку и достал ключ от задней двери. Лули отперла ее и прошла через кладовку, полную винных бочек, к лестнице в задней части дома. Внутри возбужденные голоса звучали громче, так что она даже смогла разобрать стихотворные куплеты. Хотя сама она предпочитала иметь дело с монетами, а не со словами, ей нравилось слушать состязания экспромтом, время от времени начинавшиеся в таверне. Однако сегодня она была слишком усталой, чтобы там появиться. С Далией она поговорит завтра.

Наверху она прошла по коридору к своему жилищу, которое оказалось именно в том состоянии, в каком она его оставила. В центре комнаты стоял низенький стол, за которым они с Кадиром проверяли свои реликвии или вместе трапезничали, а у окна – диван, где Лули любила поваляться на солнышке. Справа – несколько заполненных книгами полок, где можно было найти что угодно: от карт до сказок и философских трактатов. На стенах была развешана коллекция гобеленов с пустынными пейзажами, а по полу разбросаны ковры, в основном купленные у бедуинов, торгующих на базаре Мадинны.

Комната была маленькой, привычной и уютной. Тут хорошо было отдыхать между вылазками.

Положив бездонный мешок у стола, Лули посмотрела на единственный выставленный напоказ предмет, принадлежащий Кадиру. Он был размещен в углу и почти не виден от двери: сабля-шамшир, которую она купила для него много лет назад, висела на стене рядом с полками. Это был простой, но изящный клинок с рукоятью из слоновой кости с одним красным драгоценным камнем на гарде. Кадир редко носил эту саблю, предпочитая лук в тех случаях, когда ему приходилось полагаться на оружие и нельзя было пускать в ход магию, однако Лули никогда не жалела о том, что сделала ему такой подарок.

Это была первая вещь, которую она купила джинну на собственные средства. Она никогда не забудет радостного изумления и непривычно широкой улыбки, с которой он принял от нее клинок. У него редко появлялась подобная улыбка, так что Лули гордилась теми моментами, когда ей удавалось добиться проявления такой искренней радости. И неважно, что шамшир сейчас в основном служил украшением: Кадир его по-своему ценил, и этого было достаточно.

Лули закрыла дверь, прошла через комнату и плюхнулась на диван у окна.

– Дома. Наконец-то.

Вздохнув, она вытянулась на подушках.

– Могли бы вернуться раньше, но ты пожелала гоняться по базару за мужчиной.

Кадир нависал над ней в своей человеческой форме. Как всегда, вид у него был недовольный.

– Насколько я помню, там еще была мстительная джинна, – сказала она.

Кадир нахмурился.

– Сегодня ты подвергала себя опасности.

– Да, знаю. Ты мне об этом сказал уже тысячу и один раз.

– И чего ты добилась своим вмешательством?

– Я ничего не добилась, но один человек остался жив. Хотя… – Она села, отбрасывая кудри с глаз. – Я уже тебе говорила, что теневая джинна сказала нечто странное.

Кадир уселся на подушку у стола.

– Про головорезов в черном? Это ничего не значит. Может, убийцы предпочитают этот цвет.

Лули посмотрела в окно. В столь поздний час на улицах было полно пьяных, причем многие шли как раз из таверны Далии. Было слышно, как внизу они стучат по столам и поют – громко и фальшиво.

Она судорожно сглотнула.

– Может быть.

Ее не оставляло чувство, что джинна была готова поделиться какими-то важными сведениями. Лули видела смерть убийц своего племени, но какое бы расстояние ни отделяло ее от прошлого, воспоминания никуда не девались.

– Они мертвы, Лули. – Кадир раскладывал их реликвии, но прервался, чтобы посмотреть на нее. – Я об этом позаботился.

Его слова, сказанные таким уверенным тоном, умерили тяжесть, сдавливавшую ей грудь, но напряженность все-таки оставалась. Лули кивнула и присоединилась к нему за столом, помогая разбирать товар. Большая часть реликвий выглядела скромно: песочные часы с бесконечным песком, пыльное зеркало, отражавшее не владельца, а его самого любимого человека, и нитка бус, которые при потирании издавали мягкий убаюкивающий звук.

Однако были и другие, более полезные вещи. Лули больше всего любила шар, который поддерживали два светящихся крыла. При прикосновении он начинал сиять и становился ярче, когда она прижимала к нему ладонь. Они с Кадиром использовали его, чтобы освещать себе путь в пустыне.

Сейчас Лули мрачно смотрела на тени, которые он отбрасывал на стены, и думала обо всем том, что случилось в этот день. Она задумалась о принце Омаре. Если он такой умелый охотник, то почему не поймал теневую джинну до того, как та явилась в Мадинну? Почему не поймал никого из джиннов, которыми якобы кишит город?

– Принцы, – проворчала Лули.

Кадир выгнул бровь.

– Как я слышал, принцы Мазен и Хаким не так ужасны.

– Как кто-то может об этом судить? Они оба из дворца не выходят. – Лули сложила руки на столешнице и уткнулась в них подбородком. – Как ты считаешь, Омар знает, что теневая джинна сейчас в Мадинне?

Она не переставала думать о тех словах насчет теней.

Кадир пожал плечами:

– Ради нее надеюсь, что нет.

Лули наблюдала за тем, как Кадир протирает реликвии тряпицей. Ей хотелось спросить у него, почему он способен жить в мире, где джиннов преследуют просто за то, что они существуют, как ему это удается. Однако она медлила, ведь этот вопрос она задавала не раз и получала один и тот же загадочный ответ… «Я всего лишь одинокий джинн, – говорил он. – Я не могу изменить предубеждения твоего мира».

Этот ответ бесил, потому что это был не ответ. Однако Лули давно поняла, что Кадир не такой, как она. Сама она часто совала нос в чужие дела, а вот Кадир без необходимости ни во что не вмешивался. Странно, как им обоим удается держаться на расстоянии от людей и в то же время столь по-разному с ними сосуществовать.

– Гм, – произнес Кадир. – Ты подозрительно молчалива.

Лули сдула с лица выбившийся локон.

– Я думаю.

– О чем?

– О тебе.

Кадир нахмурился.

– Теперь я беспокоюсь еще сильнее.

– Лучше перестань. Я имею в виду беспокоиться. Иначе на твоей бессмертной коже появятся морщинки.

Уголки губ Кадира чуть заметно приподнялись.

– За девять лет нашего знакомства я состарился сильнее, чем за те сотни лет, что прожил без тебя.

Лули подобрала с пола подушку и бросила в него. Когда он поймал ее и пристроил себе на колени, она проворчала:

– А сколько тебе лет вообще?

На его губах так и задержалась полуулыбка.

– Я совсем древний.

– Тогда твой цинизм понятен. Тебе следует больше спать – это улучшает характер. – Она махнула на закрытую дверь, за которой находилась их спальня. Кроватей там было две, но Кадир свою занимал редко. – Что ты так любишь мне повторять? Что даже невыносимых людей можно терпеть, если хорошо выспаться?

Кадир фыркнул.

– Если бы ты действительно хотела облегчить мне жизнь, то не лезла бы туда, где опасно, так опрометчиво. – Отложив один предмет, он взялся за следующий: нитку усыпляющих бус. – Мне не нужен сон. А вот ты весь день гонялась за неприятностями.

«За неприятностями, с которыми мне очень хотелось бы разобраться».

Когда Лули только оказалась в Мадинне, она оплачивала жилье, передавая сообщения и отслеживая слухи для Далии. Владелица таверны показала ей, что знание – сила. Шантаж, услуги, связи – все это обеспечивала паутина постоянно меняющихся слухов. Не разбираясь в этой паутине, легко было в ней запутаться.

Лули хорошо усвоила этот урок. Именно поэтому, оказываясь в Мадинне, она старалась быть в курсе сплетен и продолжала доставлять и получать сообщения для Далии. Она не добилась бы таких успехов, если бы не обращала внимания на подозрительных людей и странные события.

Эти мысли крутились у нее в голове словно водоворот, пока постепенно не растворились. Пока у нее не начали слипаться глаза.

Кадир притушил шар прикосновением руки.

– Тебе надо отдохнуть. Усталого купца на базаре легко обмануть.

Он перебирал пальцами бусины усыпляющей реликвии.

– Вот почему ты у меня в телохранителях, страшный старик.

Она улыбнулась, закрыла глаза и отдалась темноте, когда та пришла.

6

Мазен

– Джинн! – Мазен распахнул дверь покоев брата. – В городе джинн!

В комнате Хакима горела всего одна лампа. Мазен остановился в дверях. После встречи с джинной входить в темное помещение не хотелось. Но ведь это же не заброшенная молельня! Это комната Хакима – уютная, хоть подчас и тесная, тюрьма, заполненная горами книг и карт. Они теснились даже вокруг кровати Хакима, так что от дверей ее видно не было.

– Хаким?

Он умоляюще посмотрел в спину брата.

Хаким все так же склонялся над рабочим столом со свитками и картографическими инструментами.

– Что еще за джинн? Очередная твоя сказка, Мазен?

– Если бы! Нет, речь идет о настоящем джинне, Хаким.

– М-м…

Хаким продолжал заниматься тем… Чем бы он там ни занимался.

Мазен изумленно заморгал. «Может, я неясно выразился?»

Он подошел ближе и увидел, что создает его брат: сложную карту пустыни с городами и оазисами, изображенными настолько точно, что казалось, они поднимаются над пергаментом. Получалось поразительно красиво, так что на несколько мгновений Мазен позволил себе заблудиться среди мест, где бывал только в рассказах. Мест, куда он с детства мечтал попасть. Наблюдая за братом, он забыл, зачем явился.

А потом резко вспомнил.

– Хаким, джинн был настоящий! Он зачаровал меня своей магией. Это была женщина, понимаешь, и она как-то заворожила меня своей красотой.

– Мило, Мазен.

– Она завела меня в заброшенное здание и чуть не задушила!

– Должен отметить, что этот рассказ лишен напряженности твоих обычных историй.

– Это не история! – Мазен сжал плечо брата. – Это правда, Хаким.

Хаким аккуратно положил кисть и поднял голову. При этом освещении он мог бы сойти за сына султана, несмотря на светло-карие глаза.

– Мне кажется, ты цел.

– Благодаря случайной прохожей.

Хаким несколько мгновений молча смотрел на Мазена, сдвинув брови. А потом медленно накрыл его руку своей.

– Успокойся, Мазен. Я тебе верю. – Он покосился на песочные часы у себя на столе. – У нас скоро встреча с гостем султана, но еще есть время, чтобы ты рассказал мне все подробнее.

Мазен был рад это сделать. Когда он закочил, Хаким посмотрел на руки Мазена и заметил:

– Ты без колец.

Мазен бросил взгляд на свои голые пальцы.

– А как бы я ходил под личиной, но с кольцами правителей? Стражники набежали бы, как только б я поднял руку.

Хаким вздохнул.

– Как всегда, сплошная драма. – Он показал руку с пятью изящно сработанными железными кольцами – почти такими же, какие султан подарил Мазену. – Эти кольца у нас не просто так. Носи перчатки, если это так необходимо, но не подвергай себя опасности ради того, чтобы сделать свой маскарад достовернее.

На это Мазену было нечего сказать. Хаким был прав: личина не защитит, если имеешь столь удобные для использования слабости.

– Я рад, что ты не пострадал. – Хаким подался чуть вперед, не вставая со стула. – Знаю, что ты не хочешь рассказывать об этом Омару, но ты не думаешь…

– Омар знает.

Хаким сжал себе переносицу.

– О!

– Он вошел, когда я как раз собирался улизнуть, и сказал, что не выдаст меня, если я окажу ему услугу.

Мазен мог только молиться, чтобы Омар сдержал свое слово.

Казалось, Хаким собрался устроить Мазену выволочку, однако он промолчал, взглянув на почти просыпавшийся песок в часах. Он встал.

– Нам надо идти к султану. – Тут он обратил внимание на мешковатый костюм Мазена. – Тебе стоило бы переодеться во что-то более подобающее. Иди быстрее. Я скажу султану, что ты помогал мне с картой.

Мазен облегченно вздохнул:

– Спасибо, Хаким.

Хаким улыбнулся, указывая ему на выход.

– Ялла, у тебя не вся ночь в запасе.

Зная, что отец и правда терпеть не может опозданий, Мазен поспешил к себе в комнату, чтобы приготовиться. По его возвращении слуги ничего не сказали (они никогда ничего не говорили, если он платил им, чтобы они хранили его тайны) и молча ушли из комнаты, когда он велел им уйти.

Без них пространство ощущалось громадным. Мазен долгие годы старался его заполнить, но без особых успехов. Поскольку ему время от времени приходилось принимать здесь уважаемых гостей, отец заставил его избавиться от всего «чересчур личного». В результате Мазен прятал самое дорогое сердцу имущество подальше. В двух перламутровых сундуках, по обе стороны от кровати под балдахином, хранились карты города, которые за эти годы создал для него Хаким, а памятные монеты, выкраденные из сокровищницы, он скрывал в вычурном деревянном буфете у окна. Единственной сентиментальной коллекцией, которую он держал на виду, были десятки миниатюрных глиняных существ, которые они с матерью покупали на базаре, когда он был ребенком. Коллекция была выставлена в алькове, где он принимал гостей, на полках по его периметру.

А еще был бело-синий ковер у него под ногами – почти точная копия того, который он увидел на базаре. Он тогда сказал ткачихе, что это был подарок, но на самом деле он забрал ковер из комнат матери, зная, что это одна из ее самых любимых вещей. Он до сих пор помнил, как загорелись у нее глаза, когда султан подарил ей этот ковер. Прежде чем стать его женой, она была кочевницей: несомненно, этот ковер напоминал ей о ее племени и путешествиях.

Мазен никогда не встречался с родственниками по материнской линии, никогда не видел ни одного города, кроме Мадинны, однако страдал от такой же тяги к перемене мест.

Он со вздохом сбросил свое неприметное одеяние и облачился в густо-красную тунику и шаровары-сирваль. Заколов на шее красно-золотой платок матери – единственную памятку о ее племени, которая ему досталась, – он нанизал на пальцы все свои десять колец. Последними шли три монаршие серьги: маленькие полумесяц, звезда и солнце.

Приготовившись, он вышел из своих покоев и по открытым переходам поспешно прошел к дивану. Громадные двери были расписаны причудливыми сценками из жизни Мадинны: покупатели, торгующиеся с купцами на базаре, ловцы жемчуга, направляющие свои самбуки по волнам, солдаты, шагающие по полям, зазеленевшим от крови джиннов. Картинки исчезли, когда стражники открыли двери.

Диван султана подавлял своим великолепием. На стенах сверкали мозаичные изображения, на которых первый султан Мадинны убивал джиннов и приручал фантастических существ. Над картинами висели расписные лампы, освещавшие все помещение: просторные полуэтажи, внушительный просцениум и в самом центре пиршественная часть.

Только четыре человека сидели за низким столом, хотя ашу подали по крайней мере на шестерых. Во главе стола восседал султан в великолепных одеяниях и драгоценностях. Сегодня он набросил на голову дорогой шелковый платок, прихваченный золотой лентой. Под тканью его волосы были дымно-серыми.

Справа от него сидел Омар, чья версия парадного одеяния заключалась в меньшем количестве кинжалов. По левую руку султана находился его гость – пожилой мужчина в ярко-зеленом. Он казался смутно знакомым, хотя Мазен и не смог определить, где и когда его видел. Хаким сидел слева от гостя, сжимая в руке свиток. По его закаменевшим плечам было видно, что он напряжен: казалось, он чувствует себя не так непринужденно, как этот незнакомец.

Однако Хаким всегда был чужаком: принцем по титулу, но не по крови. Он стал живым напоминанием об измене второй жены султана, о чем ему постоянно давали знать. Мазен прогнал мрачную мысль, поспешив сесть и поприветствовать гостя.

– Мазен, – сказал его отец, пока он устраивался, – это Расул аль-Джашин, один из купцов, с которыми я веду дела. Ты его узнаешь?

Мазен улыбнулся.

– Прошу меня простить, сейид. Ты кажешься мне знакомым, как это бывает со снами. В тебе что-то изменилось?

Купец расплылся в улыбке.

– Только на лице, сейиди.

Память сработала. Один глаз, красивые одеяния, рот с разноцветными зубами… Да, этого человека Мазен знал: он получал щедрое вознаграждение от султана за то, что ему первому предлагал редкости.

– У тебя… – Мазен постучал по правому глазу.

Купец рассмеялся.

– Да, я больше не одноглазый. Чудо, правда ведь?

Султан кашлянул.

– Перед приходом моего сына ты собирался рассказать нам про это чудо, Расул.

– О да! Позволь мне тебя просветить, мой султан.

И он рассказал им про «Эликсир», полученный от неуловимого Полночного Купца. Мазен был заворожен. Он уже слышал истории про этого купца и ее приключения, но ни разу не разговаривал с тем, кто с ней встречался. И не мог ему не позавидовать.

– Мне знаком твой взгляд, сейиди, – улыбнулся султану Расул. – Ты хочешь найти этого Полночного Купца, верно? Надеюсь, ты не собираешься бросить ее во Чрево.

Мазен содрогнулся. Из Чрева – названного так, потому что это были тюрьмы, которые создали в уходивших глубоко под город провалах, – выбраться было невозможно. Любой, имевший глупость попасть туда, больше не видел солнца.

– Хотя она и занимается множеством незаконных дел, нет. У меня на нее другие планы: так от нее будет больше пользы.

Султан сделал знак Хакиму, и тот развернул свиток, на котором оказалась его карта пустыни.

Расул внимательно смотрел на карту, словно оценивая ее стоимость. Султан не выглядел особенно впечатленным. Он никогда не хвалил Хакима за его умения: ожидалось, что тот будет применять их по первому требованию. Султан провел пальцем по тщательно изображенным оазисам, через города Дхим и Хибан к океану сверкающего песка, обозначенного как Западное Песчаное море. У Мазена округлились глаза, когда он увидел слово, выведенное в центре Песчаного моря: Дахаб. Потерянный город джиннов из преданий.

– Если Полночный Купец так хорошо умеет находить и собирать магию, то, возможно, она сумеет найти то, что не удавалось другим: бесценную реликвию из города Дахаб.

Мазен побледнел. Он знал, о какой реликвии говорит отец. Султан отправлял на ее поиски десятки людей. Все потерпели неудачу. Никто из отправившихся в Песчаное море не вернулся.

«Он отправит купца на смерть». Мазену хотелось протестовать, однако возражать султану значило подрывать его власть, так что он боролся со своим смятением молча.

После объявления султана воцарилось напряженное молчание и трапеза продолжилась почти в полной тишине. Мазен почувствовал немалое облегчение, когда отец рано отпустил их, сказав, что желает говорить с Расулом наедине. За дверями дивана Хаким пошел со своими охранниками к себе. А вот Омар свернул во внутренний двор; Мазен последовал за ним.

Однако, несмотря на свою решимость перехватить брата, Мазен все-таки его упустил.

Когда Мазен дошел до поворота в розарий, Омар уже исчез. Мазен был озадачен, но решимости не потерял. Он стремительно прошел по дорожкам между кустов, вышел во фруктовый сад с разнообразными плодовыми деревьями и наконец оказался у павильона для спаррингов – большого деревянного помоста, окруженного колоннами в форме деревьев.

Сначала он ничего не увидел, однако потом вернулся и понял, что у помоста стояли люди. Женщина, закутанная в плащ, а перед ней – Омар. Приближаясь, Мазен мысленно ругал себя за невнимательность.

Пара была занята разговором, но Омар резко повернулся к нему, кривя губы в улыбке.

– О, братишка-авантюрист.

Мазен заставил себя ответить на улыбку Омара.

– Салам, Омар. А кто твоя подруга?

Он посмотрел на собеседницу брата, чье лицо скрывалось под капюшоном. Мазену удалось разглядеть темно-карие глаза, сердитые брови и орлиный нос.

– Это Айша бинт Луас, – сказал Омар. – Она из моих лучших воров.

Мазен побледнел. Эта женщина – охотник? Одна из «Сорока воров» Омара? Мазен мельком видел этих воров, но ни разу с ними не разговаривал. Он даже избегал встречи с ними всеми возможными способами. И чаще всего достичь этого было легко, ведь воры не участвовали в придворной жизни – они приходили только для того, чтобы докладывать Омару.

Мазен определенно никогда раньше не видел эту женщину. Он не забыл бы ее пронизывающий взгляд. Приложив руку к груди, он поклонился.

– Очень рад.

Айша выгнула бровь:

– Правда?

Мазен заморгал, не зная, что ответить.

Омар расхохотался.

– А еще Айша мой самый честный вор. Способна срезать человека словом не менее ловко, чем ножом. – Он махнул рукой. – Можешь идти, Айша.

Айша кивнула и пошла прочь. Когда она удалилась, Омар привалился к одной из колонн и ухмыльнулся.

– Не обижайся, Мазен. Айше большинство мужчин не нравится.

– Но не ты?

Омар пожал плечами.

– Не так уж и важно, нравлюсь ли я ей. Она отличный охотник и выполняет мои приказы не колеблясь. Только это и важно. Но, – тут он выгнул бровь, – ты ведь пришел не для того, чтобы говорить об Айше. Что тебе нужно?

Мазен судорожно втянул в себя воздух.

– Хочу узнать, почему ты сегодня так рано вернулся.

– Тебя память подводит? Я же сказал, что нашел все свои цели. Мне нет смысла оставаться в пустыне после того, как дело сделано. – Он ухмыльнулся. – Уверен, что у тебя день был гораздо интереснее, чем у меня. Ты сказал, что идешь на базар искать сказителя, но это ведь не все, да? Там была женщина.

Мазен воззрился на него.

– Что?

– Ты, видно, произвел на нее немалое впечатление, раз уж она следила за тобой на улицах.

Мазену стало нехорошо.

– О чем ты?

– Женщина проследила за тобой до аристократических кварталов. Она так за тобой гналась, что я подумал, не разбил ли ты ей сердце.

«Лейла. Или… Теневая джинна?» Мазен прогнал свой страх, пока он не пустил корни. И сосредоточился на словах Омара. На том, что за ними стояло.

– Ты за мной следил, – проговорил он. – Потому что разыскивал джинна, да?

Омар и глазом не моргнул.

– Отважное времяпрепровождение, верно?

У Мазена в ушах грохотала кровь.

– Когда я уходил из дворца, ты знал, что в городе находится джинн. Ты мог бы предупредить меня, что он ищет твоей крови. Нашей крови.

Омар пожал плечами:

– Наверное, забыл упомянуть.

Страх Мазена сгорел и сменился гневом, прокатившимся по жилам ледяной волной. Не задумываясь, он схватил брата за воротник и притиснул к колонне.

– Это не шутка, осел! Я мог умереть!

Рука у него дрожала, когда он смотрел брату в глаза. Но даже сейчас в них горело веселье. Мазену захотелось его ударить.

– Напротив, я нахожу это весьма забавным. – Омар накрыл руку Мазена ладонью. Холодные пальцы заставили его вздрогнуть. – Всегда приятно видеть тебя злым, ахи. Но ты, как обычно, не о том тревожишься. Предоставь мне думать о джинне. Тебе же следует беспокоиться, как бы отец не услышал о том, что случилось. Вообрази, что он сделает, узнав, что ты не просто уходил из дворца, но что на тебя при этом напали.

Омар отцепил пальцы брата от своей туники.

– Думаешь, он даст тебе второй шанс? Нет, с тобой будет то же, что с Хакимом. Он сделает тебя пленником этого дворца. Ты не сможешь из него выходить даже с охраной.

Мазен шагнул назад. Взгляд у Омара стал задумчивым, словно он прекрасно видел всю неуверенность Мазена.

– Не забывай, ахи, у кого из нас преимущество.

Омар мило улыбнулся, сунул руки в карманы и зашагал прочь. Мазен провожал его взглядом, потеряв дар речи. Никакие слова не помогли бы ему выпутаться из этого. Ничего не изменится, если он докажет отцу некомпетентность Омара как охотника. В результате Омара отругают, а Мазен окажется в ловушке.

Ему очень не скоро удалось справиться со своими страхами и вернуться к себе.

7

Айша

Когда Айша бинт Луас получала приказ от своего Короля, она повиновалась.

Бывают сражения, в которые стоит ввязываться, а бывают сражения с Омаром бин Маликом – односторонние, которые ведутся подслащенными словами и покровительственными улыбками. Этих последних сражений Айша старалась избегать любой ценой. Она вор, а не политик. Побед она добивается клинками – шамширами, смазанными серебряной кровью ее жертв.

Тем не менее это не означало, что ей всегда приятно повиноваться.

Она была раздражена тем, что Омар велел встретить его во внутреннем дворе после его обеда; сейчас, с громыхающим у нее в голове приказом, она злилась еще сильнее. Неожиданная встреча с младшим принцем еще больше испортила ей настроение. Она рассчитывала провести ночь, свернувшись в любимой оконной нише в обществе своих кинжалов и точильного камня. А вместо этого вынуждена передавать послание одному из самых невыносимых воинов султана.

Она неохотно тащилась по коридорам, залитым ярким лунным светом, и вверх по лестницам, освещенным пыльными лампами, пока не добралась до комнаты каида в казармах, отмеченной только амулетом против сглаза, висящим на двери. Она постучала: четыре раза быстро, потом два раза громче. Дверь распахнулась, и перед ней оказался массивный немолодой мужчина в тюрбане.

При виде нее каид нахмурился.

– Вор.

– Меня зовут не так. – Она скрестила руки на груди. – Трудно сказать «Айша»?

Не отвечая, каид шагнул в сторону и жестом пригласил ее войти. Айша прошла мимо него, скользнув взглядом по оружию, которым были увешаны стены, и свиткам, разбросанным по столу. Это определенно были покои командующего войсками султана.

– Что тебе нужно, бинт Луас?

Настороженно глядя на нее, он закрыл дверь.

– У меня для тебя послание от принца Омара. – Она сделала паузу, наслаждаясь отразившимся в его глазах страхом, а потом продолжила: – Мой Король изложил твои проблемы султану. К счастью, Его Величество не принял их во внимание. Итак, как и было предложено, в конце месяца принц Омар направит часть моих товарищей закрыть прорехи в твой системе безопасности.

Несколько мгновений каид молча смотрел на нее, беззвучно шевеля губами, словно пытался составить бесполезное возражение. Однако очень быстро он стиснул зубы и шагнул к ней, сверкая глазами:

– Почему принц лично мне об этом не сообщает?

«Потому что он королевская заноза в заднице».

– Спроси у него сам. Меня послали сюда не для того, чтобы отвечать на твои вопросы.

Она направилась к двери, но успела сделать всего один шаг, когда каид преградил ей дорогу.

– Передай своему принцу, что в моей системе безопасности прорех нет. Мои люди вполне способны защитить этот город. Мы не просим вас о помощи. Нам она не нужна.

Айше хотелось расхохотаться ему в лицо. Эти дурни способны только бросать людей во Чрево и дрожать при виде серебряной крови. Даже султан знал, что его люди некомпетентны: боги свидетели, они не смогли даже уберечь его покойную жену!

Айша не была настолько самонадеянной, чтобы называть себя героем, но от нее хотя бы ни одна цель не ушла. По крайней мере, с тех пор как она взяла в руки клинок и поклялась их всех убивать.

– Похоже, Его Величество считает иначе. Возможно, дело во всех твоих мольбах. Умелому предводителю не надо отстаивать свою позицию словами – за него говорят его дела.

Она ловко обогнула каида и пошла к двери. Того заметно трясло от ярости – и повернулся он к ней настолько стремительно, что она напряглась.

Однако ответный выпад каида, который он бросил в нее, словно метательный нож, был всего лишь словесным.

– Не думай, что этот план даст вам над нами власть, бинт Луас. – Он прожег ее взглядом. – Вы все – убийцы. Никто и никогда не примет вас за воинов.

Айша несколько мгновений смотрела на него, а потом фыркнула и отвернулась.

А кого же он тогда считает воинами, если не приукрашенных убийц?

Не потрудившись ответить, Айша вышла наружу. Когда дверь закрылась, прохладный ветер поймал ее за одежду, раздувая плащ и дергая за капюшон. На несколько мгновений мир застыл, и Айша позволила себе насладиться ночным покоем. Она знала, что подобное здесь – редкость, но ее это не волновало. Тишина была сонной, а не напряженной, и напомнила ей освежающее умиротворение, приходящее после грозы. Даже погода стояла приятная: еще не морозная, но уже достаточно прохладная, чтобы в лишнем слое одежды было уютно.

Она все еще наслаждалась, когда заметила какое-то движение и повернула голову. Это оказался гонец, о чем говорила его сумка. Мужчина отвел взгляд и даже напрягся, проходя мимо. Только оказавшись на лестнице, он заметно расслабился. Айша молча проводила его взглядом. Она привыкла к подобным встречам: те, кто ее знал, старались быть начеку. Наверное, это было к лучшему: она предпочитала по возможности избегать разговоров с бесхребетными дураками.

Тем не менее она попыталась представить себе, каково было бы ходить по этим коридорам как гостье, а не как вору – если бы ей угождали, а не старались ее избегать.

Эти размышления испарились, как только она направилась обратно – вниз по лестнице, на первый этаж. Проходя по коридору в сторону убежища воров, она отслеживала малейшие тени и движение. Она замечала слуг, отшатывавшихся от нее, и солдат, смотревших с откровенной враждебностью. И она не прозевала шаги, звучащие за ней: эта поступь была ей знакома не хуже собственного дыхания.

Она даже не вздрогнула, когда Омар пристроился рядом, появившись боги знают откуда. Он порой так делал: возникал из теней, словно какой-то дух. Айшу раздражало, что не всегда удавалось его услышать.

– Больше не буду передавать твои чертовы послания, – пробормотала Айша.

Омар прищелкнул языком.

– Надо понимать так, что каид был не рад новостям?

– Работать под его командованием будет сущим адом.

Омар одарил ее вежливой улыбкой. Даже в темноте она казалась ослепительной.

– Тогда хорошо, что ты не войдешь в число тех, кого я определю в стражу.

Айша отвернулась, проворчав:

– Я глотку тебе перережу, если ты попробуешь впихнуть меня в эту форму. Разве нам так важно туда проникнуть?

Омар тихо засмеялся.

– Это не проникновение, если согласны все, кроме каида. Ты не хуже меня знаешь недостатки службы безопасности Мадинны. На моего собственного брата сегодня на базаре напал джинн, знаешь ли.

«Джинн, которого ты должен был убить», – подумала она, но озвучивать свое мнение не стала. Хитроумные игры Омара ее никогда не привлекали. Она предпочитала убивать своих врагов при первом же столкновении – и по возможности без борьбы. Нет никакого смысла играть с чем-то, что вскоре будет мертвым.

– Твой брат-идиот по собственной воле пошел на базар.

Омар снова хохотнул.

– Ты не находишь эти его вылазки смелыми?

– Я нахожу их глупыми.

Они шли по фруктовому саду, по дорожке, которая вела мимо деревьев, усыпанных яблоками и апельсинами. Неяркие фонари висели на некоторых ветках, покрывая землю туманным светом, в котором трава словно мерцала. Айша решила, что получается похоже на росу.

На ходу она сорвала золотистое яблоко и рассеянно перекидывала его с руки на руку.

– Чего ты от меня хочешь, сейиди?

Омар воззрился на нее в притворном изумлении:

– А что, я не могу просто наслаждаться твоим обществом?

– Не надо мне льстить. Ты ничьим обществом не наслаждаешься без скрытых причин.

Она откусила кусок яблока и поморщилась: оно оказалось кислым. Когда Омар развернул к ней ладонь, Айша с удовольствием перекинула яблоко ему.

– Как глупо с моей стороны! – Принц приподнял яблоко. В лунном свете его цвет поблек. – Не стоило пытаться с тобой просто поболтать.

Он впился зубами в яблоко, прекращая разговор.

Оба прошли остаток пути до своего убежища в дружеском молчании: тропа привела их к внешней стене дворца, а оттуда – к неприметной башне на ее юго-восточном углу. Это здание казалось тенью среди светлых минаретов – угрюмое строение, столь тяжело наваливающееся на стену, что казалось, вот-вот осыплется на нее.

«В заметных местах прятаться лучше всего», – сказал ей Омар, когда она как-то спросила, почему он устроил их логово именно здесь. Он заявил, что гораздо проще хранить тайны от аристократов, которые осознанно избегают «Сорок воров», чем от любопытных простолюдинов, которые перед ними преклоняются.

Айшу все это не интересовало. На этой стороне дворца находилась дверь, через которую они могли тайно выбираться в город, и только это было важно. Чем меньше времени ей надо тратить на переходы по этой раззолоченной ловушке, тем приятнее.

Она выжидающе повернулась к Омару. Принц крутил огрызок яблока за веточку, чуть изогнув губы.

– Хочешь узнать, из-за чего я шел за тобой? Из-за чувства вины.

Айша хмуро посмотрела на него, нисколько не впечатлившись.

– Не надо так на меня смотреть. Я хотел извиниться, что так резко тебя прогнал. Мой брат имеет склонность задавать такие вопросы, ответы на которые понять не в состоянии. Я решил, что лучше избежать этого разговора с ним.

– Разговора с каидом ты тоже хотел избежать. Вот почему отправил с ним говорить меня.

– Мне при дворе положено быть любезным. А вот тебе… – Он ухмыльнулся. – Я ценю, когда ты используешь свою жалящую честность для вящего блага.

«Я это сделала, потому что ты мне это приказал, ублюдок».

Однако уголки ее губ невольно приподнялись. Принц ей нравился в достаточной степени, чтобы спокойно выполнять его приказы, если не считать редких досадных стычек. Он был прямым и честным и не тратил времени на слова, за которыми ничего не стояло.

– Шукран, Айша. – Омар смотрел на нее, чуть наклонив голову. – Обещаю не передавать тебя каиду. Этот тупоголовый идиот безопасник тебя не заслуживает.

– Не заслуживает. – Она шумно выдохнула. – Теперь я могу идти?

– Конечно. Я просто хотел тебя поблагодарить.

Он замолчал, глядя вверх, на башню, и Айша проследила за его взглядом, направленным на одно из окон, – ее собственное, скрытое за прозрачной занавеской, тихо колышущейся на ветру.

– И еще, наверное, я хотел тебя предупредить.

Она снова насторожилась. Омар опять смотрел на нее, и на его лице не осталось ни следа улыбки.

– Джинн, напавший на моего брата, все еще скользит по теням. Следи, чтобы он не застал тебя врасплох. А если ты все-таки этого джинна увидишь, не трогай его: это моя добыча.

Айша ощетинилась. Она понимала, что склонна перехватывать чужую добычу, но какая разница, кто именно уничтожит существ, осужденных богами? Существа, которые готовы уничтожить целую деревню, безжалостно убить детей и врезать свою победу в плоть своих жертв…

Она с силой впилась ногтями в ладони, возвращая себя в настоящее. Шрамы под плащом зудели от этого воспоминания.

– Ладно, – отрывисто бросила она.

Кажется, этого неохотного согласия Омару хватило. Прощаясь, он снова улыбался. Когда он ушел, Айша со вздохом занялась чересчур сложными замками. В конце концов запоры поддались, и она уже собиралась войти в башню, когда услышала хруст травы и замерла. Она обернулась, готовясь схватиться за один из кинжалов на своем поясе.

Однако, хотя она могла поклясться, что слышала шаги, позади не оказалось ничего, кроме теней от колышущихся на ветру деревьев.

Айша долго всматривалась в темноту, чтобы удостовериться в том, что там никого нет. Наконец, злясь на себя за нервозность, она шагнула в башню.

Последним, что Айша услышала перед тем, как захлопнуть дверь, был зловещий шепот ветра, пугающе похожий на смех.

8

Лули

– Итак. – Далия бинт Аднан опустила мундштук и выдохнула струю дыма кальяна. Он повис над их головами, словно синий туман. – Ты встречалась с Расулом аль-Джашином. – В полумраке янтарные глаза владелицы таверны сияли словно монеты. – И как он тебе?

– Страшен как смертный грех.

Далия усмехнулась.

– Не то чтобы я спорила, но это не ответ на мой вопрос.

– Да ничего. Для купца.

Лули посмотрела на дверь своей комнаты – наверное, десятый раз за этот час. Хотя она вполне готова была поведать Далии о своих приключениях, второй час после восхода луны уже почти настал, и она начала нервничать.

Кадир ушел на базар собирать сплетни уже довольно давно, пообещав, что будет отслеживать слухи об убийцах в черном. Она считала, что он вернется ко времени их визита на Ночной базар, однако часы шли, и, хотя она уже облачилась в свой купеческий наряд и готова была отправляться, Кадир все еще не появился.

– Ты волнуешься, – отметила Далия, прищелкнув языком. – Позволь, я догадаюсь… Кадир?

Лули нахмурилась:

– Он опаздывает.

– Как всегда, верно? Тебе надо подыскать более обязательного телохранителя. – Она ухмыльнулась. – Или, даже лучше, мужа, который отвлек бы тебя от дел. Такого, которого Кадир не отпугнет.

Лули не курила кальян, но сейчас ей больше всего хотелось бы отнять у Далии мундштук и выдуть дым ей в лицо. Этот разговор повторялся часто. Лули неизменно давала Далии один и тот же ответ.

– Я скорее выйду за запыленную реликвию, чем за мужчину, – сказали они разом.

Лули вспыхнула. Далия ухмыльнулась.

– Да-да. Знаю. Если бы тебе попались женихи получше, да? Может, если бы ты отпускала своего телохранителя, когда с ними встречаешься…

– Я предпочитаю, чтобы отказы давал он.

Тут они обе засмеялись, и у Лули из плеч ушло напряжение. У нее возник мимолетный соблазн сказать Далии правду: что в Дхиме действительно был мужчина, к которому у нее возникли чувства, несмотря на доводы рассудка. Однако имя Ахмеда комом застряло у нее в горле. Ей уже несколько недель удавалось о нем не думать, и было совершенно ни к чему, чтобы Далия начала задавать вопросы об их отношениях.

К счастью, она была избавлена от мучительных попыток разобраться в своих сложных чувствах к Ахмеду: дверь открылась и вошел Кадир. Он склонил голову:

– Далия.

Далия тепло улыбнулась:

– Животное.

– Ты опоздал.

Лули встала, пряча вздох облегчения. У нее на плечах висел бездонный мешок, голову она обернула поблескивающим платком, глаза густо подвела. Сейчас она подняла платок так, чтобы закрыть лицо, оставив на виду только глаза.

– Но теперь я здесь, – сказал он. – Идем?

– Идем.

Отмахнувшись от клубов дыма, она направилась к двери.

Далия поднялась со своей подушки.

– Ты точно не хочешь остаться и послушать Старого Рубу? – Она скрестила свои полные руки. – Ему тебя не хватает, знаешь ли. Ты хорошо умеешь привлечь публику.

Лули вспомнился Юсеф – мечтательный мужчина, страстно любящий сказания.

– Полагаю, сегодня здесь будет человек, который с огромной радостью исполнит эту почетную роль. – Лули даже пожалела, что не сможет остаться и поговорить с ним: лицом к лицу выпытывать его секреты проще.

Далия выгнула бровь:

– Он хорош собой, этот человек?

– Боюсь, меня настолько отвлек его отвратительно мешковатый костюм, что я и не заметила.

Далия вздохнула.

– Тебя интересуют только блестящие вещи, да?

– Потому что блестящие вещи можно обменять на золото.

Она уже уходила, когда Далия бросила ей вслед:

– Если снова увидишь Расула, передавай ему от меня привет. Может, он и страшный, но товары у него самые лучшие.

Тут Лули вдруг сообразила, почему Расул показался ей настолько знакомым. Он, как и она, торговал на Ночном базаре. Наверное, она не раз проходила мимо его лавки, сама об этом не подозревая.

Они с Кадиром вернулись в винный погреб, где открыли люк, скрытый между бочками и ведущий в катакомбы Мадинны. Много лет назад отец Далии, Аднан, вместе с группой преступников, которые мыслили так же, устроил эти туннели. Он создал и то, что сейчас стало Ночным базаром: подземную торговую площадку, позволявшую продавать дорогие запретные товары вдали от зоркого глаза султана. После смерти отца его дело перешло к Далии.

Лули достала из мешка магический шар, чтобы освещать путь по туннелям. Часть ходов вела за город, так что ими пользовались спасающиеся бегством преступники. Ей эти туннели не были известны: она знала только дорогу на подземный базар.

Спустя несколько поворотов Кадир начал мурлыкать. Он порой делал так, чтобы заполнить молчание. Когда у него было хорошее настроение, он пел. Это неизменно была одна и та же песня о повелителе, который путешествовал по миру в поисках пропавшей возлюбленной. Лули слышала ее достаточно часто, чтобы помнить слова наизусть.

Лули кашлянула:

– Какие новости на базаре?

Кадир прекратил мурлыкать.

– В основном все те же слухи об участившихся нападениях джиннов. Я слышал множество нелепых рассказов о том, как джинны утаскивают людей в Песчаное море.

– Охотники на джиннов любят приукрашивать свои подвиги, верно?

Кадир хмыкнул.

– Похоже, это у них в крови.

Они снова повернули. Неподалеку Лули увидела яркие красные фонари, которыми был отмечен туннель, ведущий к Ночному базару.

– Убийц в черном не упоминали?

Кадир покачал головой. Лули проглотила стон. Если бы ей удалось поговорить с теневой джинной подольше! Она даже задумалась о том, есть ли способ ее вызвать.

– И еще одно, – голос Кадира прервал ее размышления. – Помнишь, Расул на «Айшаме» упоминал о реликвии? Мне удалось выяснить, что султан разыскивает некое бесценное сокровище, но ни в одном из слухов не уточнялось, что это.

– А ты не можешь приказать компасу вести нас «к той вещи, которую хочет султан»?

На губах Кадира появилась слабая улыбка.

– Боюсь, что нет. Нам нужно знать, что это.

– И в то же время компасу удается вести тебя к чему-то столь неопределенному, как «твое предназначение»?

Он улыбнулся шире, обгоняя ее.

– Только потому, что у меня с ним особая связь. Я знаком с тем джинном, который его зачаровал.

Лули хмуро посмотрела ему в спину. Она не понимала, как это может быть связано, но выяснять не стала. Кадир весь состоял из маленьких тайн… Они оба были такими. Пока его тайны не причиняют ей вреда, она готова позволить, чтобы он их хранил.

Она пошла за ним, и вскоре туннель вывел их в просторную пещеру, освещенную разноцветными фонарями. Под фонарями тесно сгрудились лавки под навесами. Хотя этот базар был небольшим по сравнению с легальным базаром Мадинны, товары, продававшиеся здесь по ночам, были в сотни раз дороже. Здесь купцы выставляли свои товары в альковах, выложенных самоцветами, и рекламировали редкие изделия мастеров с помощью красивых вывесок с изящными буквами. Роскошные ворсистые ковры, прекрасные клинки из бронзы, кости и стекла, керамика работы западных художников – внушительный ассортимент привозных товаров, конечно, но ничего столь же ценного, как то, что приносила на базар она.

Лули это знала. Вот почему, приходя сюда, она неизменно хитро улыбалась.

Однако никто не мог видеть ее ухмылку под платком, пока она пробиралась по узким проходам, проскальзывая мимо буйных покупателей, которые спешили посторониться, заметив Кадира. Хотя репутацией обладала именно она, на подземном базаре все знали и о ее таинственном телохранителе. О Кадире все еще ходили разные слухи, но Лули была рада, что в последние годы их стало меньше. Ей было крайне неловко, когда покупатели гадали об их отношениях прямо в ее присутствии.

Кадир положил конец первым предположениям, когда особенно нахальный покупатель подошел к их прилавку спросить, сколько монет Кадир предложил Лули в качестве калыма. Джинн посмотрел ему прямо в глаза и сказал: «Моя нанимательница не товар, который можно купить».

Кадир был для нее много кем (деловым партнером, опекуном, другом), но мужем он стать не мог бы. Даже от одной мысли о подобном Лули содрогалась. Кадир не был ее родственником, но стал кем-то вроде того. Она оглянулась и широко улыбнулась, увидев, как он настороженно смотрит на толпу. Заметив ее взгляд, он нахмурился еще сильнее:

– Чему это ты улыбаешься?

– Ничему. Просто благодарна за твои гневные взгляды, которые внушают людям страх.

Лицо Кадира чуть смягчилось.

– Да? Это твоя улыбка внушает людям страх.

– О, но не настолько сильный, чтобы они не решились достать свои деньги. – Она погрозила ему пальцем. – А это главное.

Единственным ответом Кадира стал страдальческий вздох. Он молча последовал за ней, когда она свернула к новому ряду прилавков. Она пробралась к пустой лавке, зажатой между двумя другими. За одним из соседних прилавков стоял парень, продававший упаковки дорогой шиши для кальянов; его лицо было плохо различимо за дымом, который он выдувал большими кольцами. Во второй лавке торговал старик, продававший редкие иностранные монеты, сложенные за стеклом высокими стопками.

Парень опустил мундштук и воззрился на нее, так распахнув глаза, что впору мух ловить.

– Полночный Купец! – благоговейно произнес он.

Старик хрипло засмеялся.

– Чем я заслужил такую удачу, что ты устраиваешься торговать рядом со мной, Лули аль-Назари?

– Ну и тебе салам, садики, – ухмыльнулась Лули, начиная раскладывать свой товар.

Парень недоуменно переводил взгляд со старика на нее.

Старый купец покачал головой.

– Если окажешься слишком близко к звезде, обожжешься, мальчик.

– Ты преувеличиваешь. – С небольшой помощью Кадира Лули расположила их сокровища на полках. – Я жгу только тех, кто мешает хорошо торговать.

Ухмыльнувшись, она поставила волшебный шар на прилавок и хлопнула по нему рукой.

– Магия! – прошептал парень, увидев, как прикосновение заставило шар стать ярче.

Вскоре у лавки Лули столпились покупатели, глазеющие на ее товар. Сегодня Далия упомянула о том, что товар Расула один из самых востребованных на базаре. Лули не знала, чем именно он торгует, зато была уверена, что ее товары все равно лучше. Собранные ею реликвии были чрезвычайно редкими: путешественнику исключительно повезет, если он за всю свою жизнь наткнется хотя бы на одну.

Однако у нее был компас, который мог привести ее к чему угодно, включая потерянную магию.

Притом она была единственной, кто игнорировал наложенный султаном запрет на торговлю реликвиями, и потому ее смелость хорошо вознаграждалась. Деньгами.

В какой-то момент Кадир отошел от товаров, чтобы встать позади нее с угрожающим видом. Его взгляд был одновременно нацеленным и вездесущим: никто никогда не осмеливался украсть какую-нибудь реликвию из-под его бдительного надзора.

Наконец, когда все предметы были разложены, Лули объявила о начале торговли. Покупатели окружили ее прилавок, словно голодные голуби, жадно тыча пальцами и проверяя магические свойства ее товара. Молодой торговец наблюдал за этим от своей лавки со смесью восторга и зависти.

Лули подняла руки и пошевелила пальцами, шепнув ему:

– Магия.

9

Мазен

На следующий вечер после стычки с джинной султан неожиданно устроил пир, на который пригласил придворных политиков. Дворцовый диван был богато изукрашен красным и золотым и подготовлен к приему пятидесяти гостей. Выступать должны были лучшие танцовщицы и музыканты, готовились деликатесы со всего султаната. Празднество получилось пышным. Все гости явно получали немалое удовольствие.

За исключением Мазена: тот был глубоко несчастен.

Он обещал этим вечером быть в таверне Далии бинт Аднан, а сам оказался здесь, среди людей с фальшивыми улыбками. Ему трудно было удержать собственную фальшивую улыбку в тот момент, когда больше всего хотелось завопить.

Приемы в диване всегда были великолепными, однако сегодняшнее празднество оказалось настоящим зрелищем. Поскольку ни одно монаршее собрание не бывает полным без даров, часть приглашенных политиков решила соперничать друг с другом дороговизной своих подношений. Султан, конечно же, выставил их на всеобщее обозрение, демонстрируя этим, что он их ценит. Гирлянда ламп в форме цветов, что висела у Мазена над головой, была новой, как и расшитые каменьями парчовые занавеси на окнах. Громадная стеклянная плашка с золотыми спиралями (гость заявил, что она изображает королевский внутренний двор) висела над просцениумом, а небольшие, но причудливые гобелены с написанным на них наследием султана были развешаны на стенах.

Даже простой осмотр щедрых даров утомил Мазена. Он угрюмо смотрел к себе в тарелку с горами ягнятины, фаттуша и табули и едва прикоснулся к еде, слишком занятый мыслями о встрече, на которую не попал. Он беспокойно посмотрел мимо собравшихся за столом гостей на окна. Двор словно светился, белые розы в лунном свете искрились. «Как кровь джиннов», – подумал он мрачно. Но двор и должен был сверкать, как кровь джиннов, ведь он из нее возник.

Мазен с отвращением отвел взгляд. Скольким джиннам выпустили кровь на этой прежде бесплодной земле, чтобы людям можно было жить в роскоши? Хотя Мазен не помнил жертв отца, он все равно испытывал чувство вины, когда ему приходилось принимать участие в подобных расточительных празднествах. Было трудно не думать о множестве жизней, оборвавшихся в этом саду. Не думать о джиннах, которых приканчивал его брат, и о женщинах, которых убил его отец.

Они оба – убийцы. «И твоя семья», – напомнил он себе с тяжелым сердцем.

Он заметил, что Хаким смотрит на него через стол, сдвинув брови. «Все в порядке?» – говорил этот взгляд. Мазен постарался ответить успокаивающей улыбкой. Похоже, Хакима она не убедила. Однако брат не успел ничего спросить вслух: его втянул в разговор один из советников султана – добродушный человек, неизменно хваливший карты Хакима. Он был единственным из придворных, кто относился к Хакиму уважительно.

Сидящий на несколько мест ниже глава совета – дряхлый с виду визирь султана – наблюдал за этим разговором с откровенным неудовольствием. Мазену этот человек не нравился… Но ему вообще мало кто из советников нравился. Он был рад, что его контакты с ними в основном ограничивались подобными собраниями.

Ему не интересно было подслушивать разговор Хакима, так что он обрадовался возможности отвлечься. Лампы над ним потускнели, и он стал смотреть на пару исполнителей, поднимающихся на сцену с пылающими мечами. Их шелковые одежды были расшиты серебряными монетами и амулетами, которые мерцали звездами, пока те шли по темным ступенькам. Зрелище было захватывающим, но… Мазен обнаружил, что его взгляд невольно соскальзывает на отбрасываемые ими угловатые тени.

У него тревожно засосало под ложечкой. «Ты в безопасности. Сюда джинна ни в коем случае не придет».

Прошлой ночью он пытался говорить себе то же самое, но безрезультатно. Он почти не спал, боясь, что тени в комнате его задушат, стоит только закрыть глаза.

– Почему у тебя такой унылый вид, ахи? Мне казалось, ты любишь необычные празднества. – Мазен вздрогнул: Омар незаметно уселся на освободившуюся рядом с ним подушку. – Неужели у тебя были иные планы? – Он подался ближе. – Может, ты собирался отправиться в некую таверну к некоему сказителю?

У Мазена пересохло во рту. Он никому не говорил о своих планах, даже Хакиму. Значит, Омар ничего не узнал бы, если бы…

– Как давно ты за мной шпионишь?

– У меня есть дела поважнее слежки за тобой. Ты просто недооцениваешь умения тех ушей, которые у меня есть на базаре. – Омар помолчал, глядя, как исполнительница вращает пылающий меч у себя над головой. – Честно говоря, хорошо, что сегодня ты не в той таверне. Отец ведь уже начал осуществлять свой план.

Мазен прекратил бездумно ворошить свой фаттуш и поднял голову:

– План?

– План поиска Полночного Купца. – Мазен продолжал молча взирать на него, и Омар с улыбкой сказал: – Ценный источник сообщил султану, что в таверне Далии бинт Аднан имеется тайный вход на запрещенный подземный базар. И Полночный Купец там будет.

Тайный вход? А Старый Руба об этом знает? А Лейла? Эти вопросы он не мог – не желал – задавать Омару.

– И что отец планирует сделать? – спросил он вместо этого.

Омар выгнул бровь.

– Тревожишься за свою женщину, да?

– Она не моя женщина…

Мазен запоздало понял свою ошибку.

Омар засмеялся.

– А, значит, ты все-таки ходил с ней встречаться.

– Я не…

Сцена, окутанная множеством теней, начала расплываться. Мазен почувствовал, что его веки тяжелеют, плечи сутулятся. Он пытался ухватиться за нити сознания, но они рвались под его пальцами. Настоящее затухало. Осталась только темнота. Рубиново-красные глаза. Тихий, убаюкивающий голос: «Я пошла бы за тобой на край света, если бы понадобилось».

– Ты стал каким-то красным, ахи, – голос Омара казался странно далеким. – Слишком много вина выпил?

Мазен схватился за край стола. Он смутно почувствовал, насколько разогрелись у него пальцы… Его железные кольца. Весь мир подернулся блеклой дымкой.

– Может, ты на меня сердишься? Чем я заслужил твой гнев?

Мазену не хотелось бояться брата. Но как он мог его не бояться? Омар – хладнокровный убийца. Он убил джинна и… «Убил ее возлюбленного. Он – чудовище, и ей больше всего хочется выцарапать ему глаза и…» Мазен моргнул.

В голове у него стоял туман…

– А, я понял, почему ты злишься. Тебя бесит собственная беспомощность. – Омар смотрел на него с серьезным лицом. Внезапно Мазену дико захотелось на него наброситься. – Ты трус, – продолжил Омар. – Тебе страшно высказывать свое мнение, и ты прячешься в тенях. Ты копишь свой гнев и позволяешь ему тебя разъедать.

Мазен посмотрел на тень Омара. Ему подумалось, что тень у него хорошая. Гораздо лучше хозяина. Он взглянул на собственную тень, у которой почему-то оказались глаза – щелки бледного лунного света.

Омар все говорил:

– И что ты предпримешь?

Мазен подумал об отце и его запрете выходить, о Лейле и теневой джинне, и «об охотнике, бившем ножом ее возлюбленного, снова, снова и снова. А когда он закончил, то повернулся к ней и сказал: “Я и не знал, что джинны настолько трусливы”. Он захохотал, глядя, как она бьется в железных цепях, которыми он ее сковал. Слезы навернулись у нее на глаза при виде зеленого пятна, где только что было тело ее мужа».

«Я найду тебя, охотник, – подумала тогда она. – Даже если на это уйдут годы. Даже если мне придется пройти через весь мир». Она никогда ни в чем не была настолько твердо уверена.

– А! – сказал Омар. Казалось, его голос доносится из глубин океана. – У меня были подозрения, но, похоже, ты и правда прячешься в тени моего брата.

Мазен смутно ощущал, что его ноги двигаются, сердце колотится, в ушах гремит. Однако он наблюдал за всем этим откуда-то издали. Его тело онемело, все чувства исчезли, сохранилось только зрение. А потом даже в глазах помутилось, и он видел лишь Омара. Омара, который смотрел на него взглядом убийцы. Омара, сжимающего нож, который достал из рукава.

Мазен улыбнулся, но это была не его улыбка.

– Я обещала найти тебя, убийца.

Все, что потом происходило, было для Мазена еще хуже самого страшного кошмара. Его поле зрения вдруг расширилось, охватив весь диван. Вместо одного глаза их у него теперь было множество, и все они прятались в темноте вокруг. Его унизанные кольцами пальцы внезапно похолодели, а все остальное тело стало невыносимо горячим, словно по жилам тек огонь. Кто-то повторял его имя «Мазен! Мазен! Мазен!», но он не откликался. Не мог откликнуться. Он поднял тяжелую руку.

И призвал к себе тени.

Они вздохнули и зашипели, и потянулись к нему, заслоняя лунный свет, пожирая огонь, радостно кудахча от раздавшихся криков людей.

Мазен повернулся к Омару и улыбнулся.

«Я победила, – раздалось у него в голове. – Даже бессердечный охотник не нападет на собственного брата».

Мазен махнул рукой, и ближайшая тень толкнула Омара, заставив встать на колени, схватила его нож и приставила к его горлу. И даже тогда охотник имел нахальство захохотать.

– Так ты готов вселиться в моего брата ради мести, джинн? Ты и правда трус!

Ярость Мазена стала осязаемой. Даже его тени затряслись от страха.

– Трус, который отомстит, – произнес Мазен негромко. – Прощай, охотник.

Он щелкнул пальцами, и тени рванули вперед.

10

Лули

– Дам тебе пятьдесят золотых монет.

Молодой человек, разглядывавший песочные часы с бесконечно сыплющимся песком, наконец шагнул к прилавку Лули. В руке у него был кошель с монетами. Судя по виду, с пятьюдесятью.

Лули демонстративно посмотрела на кошель, а потом на часы. Мужчина смотрел на нее, не обращая внимания на ропот толпы. Лули мысленно вела обратный отсчет и выжидала.

И, конечно же, другой мужчина – гораздо сильнее отмеченный годами – вмешался и поднял кошель с монетами, который был заметно тяжелее.

– Шестьдесят, – сказал он.

«Начинается».

Лули была рада, что платок скрывает ее хитрую улыбку.

Она обожала торговаться, но еще больше ей нравилось смотреть, как покупатели торгуются друг с другом. Это было особенно забавно, когда они сражались из-за бесполезного волшебства, вроде этих песочных часов. Когда они с Кадиром только нашли эту реликвию в логове гулей, она подумала, было, что у предмета есть свойство обращать время вспять или замедлять его ход.

– Нет, – сказал Кадир в ответ на ее предположения, – колба просто бесконечно заполняется.

– И мы ради этого пробивались через орду гулей? Часы же бесполезные!

Кадир только поднял брови и ответил:

– Тебе пора бы запомнить, что магию готовы купить просто потому, что это магия.

Он оказался прав. Торговля закончилась на ста двадцати монетах.

Песочные часы стали последним предметом, который она продала той ночью. Выполнив заданный самой себе урок, она готова была попробовать застать какой-нибудь рассказ Старого Рубы. Если ей повезет, там будет Юсеф.

– Ты улыбаешься! – встревоженно отметил Кадир.

Она закончила складывать оставшиеся реликвии и повесила бездонный мешок себе на плечо.

– А разве тебе не хочется послушать рассказы о Дахабе?

Кадир фыркнул:

– Нисколько. Вы, люди, придумываете нелепые небылицы.

– А чего ты от нас хочешь? Никто из нас там не бывал. – Идя по базару, Лули высматривала Расула. Ей было бы любопытно посмотреть на его товары. – А ты, – подчеркнула она, – отказываешься мне про него рассказывать.

Кадир пожал плечами:

– Я не сказитель.

Она выразительно закатила глаза.

– Ну и что. Не надо быть сказителем, чтобы рассказать мне про свой дом.

Дахаб был еще одной из множества тайн Кадира. Он никогда ничего не рассказывал об этом городе: достаточно долго он даже не говорил ей, что родом из великого города джиннов.

– Хочешь узнать о Дахабе больше? Это песок, солнце и джинны.

Лули невольно улыбнулась.

– О! Ты меня просветил.

– Еще как.

Казалось, Кадир и сам вот-вот улыбнется.

Они свернули за угол и оказались в сердце базара, где торговали самые опытные купцы. Лули была немного знакома с большинством из этих людей и уже заключала с ними сделки, предлагая магию в обмен на вещи. Именно здесь она раздобыла шамшир Кадира, отдав за клинок реликвию – фиал, наполненный огнем, который загорался от первого же прикосновения.

На ходу она взглянула на прилавок кузнеца, отметив выставку сабель и ножей, развешанную на деревянных подставках. Кинжал, который подарил ей Кадир, был далеко не таким нарядным, как предлагаемое здесь оружие, однако она и подумать не могла о том, чтобы его заменить. Ее рука потянулась к потайному карману, ощущая очертания зачарованного клинка.

«Маленький, но смертельно опасный», – подумала она, но тут же вспомнила свою стычку с теневой джинной и поморщилась. В следующий раз, когда будет драться, она ни за что не проиграет.

Они так и не нашли Расула, дойдя до края базара, но Лули это не беспокоило: до их отбытия в пустыню будут и другие возможности с ним встретиться. На сегодня с нее базара достаточно.

Она уже направлялась к выходу, когда услышала крики. Одно и то же слово, звучавшее все громче и громче в нарастающей панике так, что у нее в глазах потемнело от страха.

– «Крыса»! – кричали люди. – На базаре «крыса»!

Кто-то выдал страже султана расположение Ночного базара.

Тревога поднялась внезапно, проносясь по базару приливной волной. Воцарился хаос. Лули слышала шелест металла, быстрые шаги торговцев и покупателей. Люди неслись толпами, толкая ее одновременно в разные стороны. Кто-то наступил ей на ногу всей тяжестью, и она чуть не упала. Кадир успел подхватить ее, не дав рухнуть на землю.

– Надо уходить.

Его голос был негромким, но твердым – якорем в хаосе.

Лули перековала свой страх в план. На базар вело много путей. Если это люди султана, то, скорее всего, пришли они через вход, что ближе к богатому кварталу.

– Пойдем там же, откуда пришли, – сказала она.

Кадир кивнул. Он шел впереди, заслоняя ее от сумятицы, которая с каждым мгновением все усиливалась. Лули увидела в толпе одного из людей султана, пытающегося поймать женщину в темно-синих одеждах. Он как раз схватил ее за руку, когда на него со спины набросился мужчина и повалил на землю:

– Не тронь мою жену!

Женщина завопила, глядя, как ее муж бьется со стражем. И тут…

Блеснул металл. Плеснуло алым. Мужчина упал, зажимая поврежденную руку. Стражник вскочил с саблей, с которой стекала кровь. Он повернулся и поймал ее взгляд. Его глаза округлились, но прежде, чем он успел что-то сказать, Кадир ударил его в висок локтем и отправил в обморок.

Лули отшатнулась. «Они ищут меня!» Она это ясно поняла. Вот почему сейчас пытались схватить женщину в синем.

– Они все оцепили, – отметил Кадир. Лули проследила взглядом за его жестом: он указал на вход, через который они пришли. Там уже стояли стражники, перегораживая выход. – Какой будет план, Лули?

Она прижала кулак ко лбу. «Думай! Ты пережила стычки с гулями! С джинной! Думай!» Но с гулями и джинной все можно было решить с помощью клинка, а в этой ситуации применение оружия грозило карой.

Из центра базара – недалеко от того места, где они стояли, – раздался крик:

– Полночный Купец, тебя вызывает султан! – голос был низким, напоминая раскаты грома. – Покажись, или мы все и всех тут спалим!

Теперь на нее смотрели все. Какой-то старик дернулся схватить ее, но Кадир оттолкнул его, не дав дотронуться. Он смотрел на нее выжидательно, требовательно. Она знала, что, если прикажет ему найти выход, он это сделает. Он прожжет им дорогу, если потребуется. Но что потом? Долго убегать не получится. Это город султана.

Она крепко зажмурилась. Люди вокруг нее осознавали опасности нелегальной торговли. У нее нет причин выдавать себя ради кого-то из них. И все же…

«Я не допущу, чтобы кто-то умер за меня».

– Лули?

Кадир стоял совсем близко, и его глаза сияли золотом, словно в них зажегся огонь.

Она постучала по кинжалу, спрятанному в кармане.

– Найди меня.

Кадир помедлил. Когда он бросил взгляд на ее мешок, она покачала головой и беззвучно проговорила: «Страховка». Без реликвий она не была бы Полночным Купцом.

Они обменялись долгим взглядом, а потом угроза прозвучала еще раз. Кадир медленно отступил в толпу. Лули вздохнула поглубже и двинулась вперед. Толпа расступалась без всяких приказов.

Стражники султана стояли в центре базара полукругом, и между ними оказалась Далия бинт Аднан. Несмотря на то что ее головной платок превратился в лохмотья, а длинные черные волосы растрепались, она по-прежнему являла собой воплощение гордой владелицы таверны. Появление Лули удивило ее не меньше, чем Лули изумилась, увидев ее.

Несколько мгновений они молча взирали друг на друга. А потом Далия сжала губы и отступила в сторону. Лули пошла к стражникам с поднятыми руками.

– Вы хотели меня видеть?

Ей с трудом удалось сдержать желание сопротивляться, когда у нее с плеча сдернули бездонный мешок и сковали руки за спиной. Командир отряда, тот самый мужчина с гулким голосом, стоически наблюдал за происходящим.

Лули возмущенно посмотрела на него:

– Так вот как султан обходится с теми, кого вызывает?

Тот расхохотался.

– Могу уверить, что он питает к тебе глубочайшее уважение, Полночный Купец, иначе тебя и твоих друзей уже превратили бы в уголья.

Он повернулся, рыком отдавая приказ подчиненным. Когда путь расчистился, стражники повели Лули через толпу наверх, в залитый лунным светом мир.

Она бросила прощальный взгляд на Далию. Хозяйка таверны прижала ладонь к груди и поклонилась. «Удачи», – одними губами произнесла она. Лули уцепилась за эти слова, хотя они были совершенно бесполезными.

К счастью, верхний базар оказался безлюден и фонари там не горели, так что ее публичного унижения почти никто из горожан не увидел. Изредка распахивались ставни, и люди глазели на нее из окон. Когда это происходило, Лули старалась, чтобы все видели ее высоко поднятую голову. Она оказалась единственной женщиной среди моря мужчин и не собиралась казаться ранимой и жалкой. Пусть даже чувствовала себя ранимой и жалкой.

Ее провели по улицам к дворцу султана. В этот ночной час сиял призрачным светом, а красные розы, карабкающиеся по стенам, напоминали кровоточащие раны. Внутренний двор оказался не менее прекрасным и ужасающим. Лули стало тошно при виде неестественных белых роз и отягощенных плодами деревьев, ведь она знала, что их породила кровь джиннов. Куда ни взгляни, глаз натыкался на чрезмерные красоты: канделябры в форме подсолнухов, фонтан с кружащимися стеклянными танцовщицами, сад, окруженный фигурно подстриженными деревьями…

Ее переполняло отвращение. «Сколько джиннов убили, чтобы создать этот бессмертный сад?»

Ее подвели к двустворчатой двери, где в коридоре столпился десяток солдат, орущих друг на друга, а бородатый мужчина в тюрбане – наверняка каид – выкрикивал приказы.

– Вы что, трусы? Нам не нужны воры принца! Ступайте туда!

– Джинн убьет нас, не дав даже поднять сабли!

– А как же принц Мазен?

Лули озадаченно уставилась на двери. «Джинн? Нет…»

Командир отряда вышел вперед и потребовал объяснений. Оказалось, что принц Мазен одержим джинном и сейчас крушит диван. Никому из гостей не удалось вырваться, и никто из отправившихся туда солдат так и не вернулся.

В голове у Лули вихрем кружились вопросы. Дело в той теневой джинне? Может, охотник, которого она искала, оказался здесь? Не Омар ли это?

Она откашлялась:

– Прошу прощения.

Каид и начальник отряда обернулись к ней.

– Полночный Купец, – холодно сказал каид.

Он посмотрел на стоящего рядом с ней стражника и бездонный мешок, который тот нес. Стоило каиду за ним потянуться, как Лули инстинктивно преградила путь.

– Не смей трогать мой мешок. Если ты воспользуешься моими реликвиями, не заплатив за них, – она обожгла его гневным взглядом, – тебя будет ждать медленная и мучительная смерть.

Каид бесцеремонно отпихнул ее в сторону.

Лули развернулась к нему, а стражники схватили ее сзади.

– Ну попробуй, давай! Только я знаю, как использовать волшебные вещи из этого мешка. Я одна могу применить эти реликвии, чтобы спасти твоего султана и его сыновей.

Каид жестко посмотрел на нее, и она содрогнулась. Дура! Султан чуть не сжег базар, чтобы взять ее в плен, а она собирается ему помогать? Но… Без него вся Мадинна рухнет. А Мадинна – ее дом.

Кроме того, султан станет ее должником.

Каид сдался, но стражники держали оружие наготове, развязывая ей руки. Запустив руку в мешок, она достала шар, который понадобится, чтобы ориентироваться в темноте, а потом вытащила из кармана кинжал Кадира и направилась к дверям. Воцарилась мертвая тишина, которую нарушил только стук ее остроносых туфелек по полу.

У дверей она приостановилась, сомневаясь, что сможет справиться без Кадира. В прошлый раз ее чуть не задушили. Она решительно прогнала эту мысль.

«На этот раз все будет иначе. На этот раз я готова».

Она сжала кинжал и шагнула в темноту.

11

Лули

Первым, что Лули увидела, войдя в диван, было… Ничто. Темнота оказалась настолько полной, что поглотила даже потоки лунного света, которые должны были бы освещать зал. Ее охватило острое желание бежать, пусть даже при этом она снова попадет в руки своих пленителей. Она не герой. Она просто торговец с ножом и светящимся шаром. Разве она сможет противостоять джинне, которая использует тени как оружие?

Однако двери захлопнулись прежде, чем она успела отступить. Несколько мгновений паники, а потом какой-то невидимый груз упал ей на плечи и повалил на пол. Тут паника сменилась отчаянием, и она инстинктивно прижала ладони к шару, заставив его разгореться достаточно ярко, чтобы свет упал на невидимую силу.

Она увидела тени. Странные, похожие на руки отростки, которые с воплем отдергивались от падающего на них света. Она с трудом встала: отпрянувшие тени открыли зал, который только что был покрыт мраком. Мужчины и женщины щурились от света и смотрели на нее словно завороженные. Чем ближе она к ним подходила, тем лучше они осознавали происходящее, пока в их глазах не загорелся страх.

– Берегись! – крикнул какой-то мужчина, и Лули едва успела повернуться к несущейся на нее тени. Лишь оказавшись на свету, та задрожала и отступила. Вокруг нее тьма колебалась и шептала.

Повернувшись к мужчине, который ее предостерег, она ничего не увидела. Тьма снова поглотила всех и вся.

– Джинна! – Лули подняла шар выше. Темнота почти не отступила. – Где ты, джинна?

Позади нее раздался смех. Мужской смех.

– Первый раз ничему тебя не научил, человеческая девушка?

Он вышел из темноты. Хотя раньше Лули с ним не встречалась, она тут же поняла, что это принц Мазен: на нем была красивая, богатая одежда.

Он переступил с ноги на ногу, и тени из-за его спины медленно потянулись к ней, вплетаясь в свет. Она отступила. Еще, и еще – пока не оказалось, что она пятится назад, пытаясь оказаться как можно дальше от одержимого принца.

– Ты опять пришла меня «убеждать»? – Принц простер руки, и тени рванули вперед, преследуя ее по пятам. – У тебя здесь нет власти.

Лули отступила еще на шаг. И еще. И вскоре уперлась спиной в холодную стену. Принц Мазен подошел так близко, что она смогла различить его черты. Она увидела его глаза и остановилась. Эти глаза она знала. Когда она видела их в последний раз, они были полны невинного изумления.

– Юсеф?

Принц остановился перед ней. Ей показалось, что по его лицу что-то пробежало, страх или сожаление, а потом он улыбнулся и сказал:

– Больше не Юсеф.

– Тебе нужен не он, – проговорила Лули с напускным спокойствием. Рука у нее тряслась, так что свет на стенах дрожал. – Я уже говорила тебе: он не охотник.

– Да, – согласилась джинна в шкуре принца, – не охотник. На самом деле он не важен.

«Не важен». Эти слова были подобны удару кремня по ее темным воспоминаниям.

Лули вспомнила отца, яркоглазого и смешливого. Мать с хитрыми улыбками и теплыми объятиями. Вспомнила нож у своего горла и мужчину со змеиной улыбкой. «Вы все не важны», – сказал он тогда.

Лули тихо выдохнула и заставила себя смотреть прямо принцу в глаза.

– Любая жизнь важна.

Она уже не знала, с кем именно говорит. Хотелось надеяться, что этот кто-то увидит правдивость ее слов.

– Вот как, – сухо бросил принц.

И тут произошло нечто странное: темнота в зале уменьшилась, сменяясь сумеречно-серым. Лули услышала крики присутствующих, которые мгновения назад были во власти темноты. Она увидела, что принц задрожал, словно лист на ветру, а потом с хрипом рухнул на колени.

Его тень поднялась с пола. И превратилась в клинок.

Мир внезапно показался Лули слишком быстрым, а сама она – слишком медлительной. Она предупреждающе вскрикнула, но принц двигался чересчур вяло. Он поднял голову. В его глазах вспыхнуло узнавание.

А потом тень ударила ему в грудь, и его глаза расширились от боли.

Он молча упал, а тень отступила. Алая лужа расплывалась под ним, и Лули показалось, что других красок в комнате не было.

– Я же тебе сказала. – Голос джинны был везде и нигде. – Он не важен.

Лули чувствовала, что джинна наблюдает за ней из теней, но сама она могла только смотреть на принца, всеми силами желая, чтобы он пошевелился.

Но он не двигался.

Лули слышала вопль, но казалось, будто звук доносится откуда-то издалека. Она не распознала его источник, пока султан не подбежал к сыну и не упал рядом с ним на колени. Зовя Мазена по имени, он обхватил обмякшее тело руками.

Лули могла лишь тупо смотреть на них. «Это моя вина?..»

Джинна вырвалась из темноты гневной струей дыма. Она заслонила от Лули все, проявившись призраком с красными глазами. Лули ударила в дымную форму кинжалом, но он прошел через пустой воздух.

– Ты слишком мягкосердечная, – тихо сказала джинна. – Как ты собираешься мстить убийцам в черном, если у тебя такое нежное сердце?

Лули яростно замахала кинжалом. При каждом движении она ощущала уже знакомое жжение в легких. Она не обращала на это внимания. Она кричала и била, пока все ее тело не затряслось от усталости. Воспоминания о крови, и звездах, и трупах мелькали перед ее глазами. «Я не нежная, – думала она. – Не нежная. Не нежная».

Однако тени не отступали. Они схватили ее за руки и за ноги и швырнули на землю. Раздался громкий треск, свет шара мигнул и потух. В комнате воцарилась кошмарная непроницаемая тьма. Лули царапала пол. Сжимала кинжал немеющими пальцами. Она умрет здесь… Она отказывается здесь умирать…

«ВСТАНЬ». Низкий голос, знакомый, словно собственное сердцебиение, загрохотал у нее в голове.

Лули охнула и открыла глаза. Рядом с ней лежал кинжал Кадира, охваченный синим пламенем. Красные глаза смотрели на нее с поверхности клинка.

«Я нашел тебя», – сказал Кадир.

Пламя с клинка ласково лизнуло ей пальцы, требуя действовать. Лули медленно поднялась на ноги. Она мельком взглянула на шар, лежащий на полу осколками, а потом повернулась к джинне, которая смотрела на нее широко открытыми глазами.

– Невозможно. – Джинна отступила на шаг. – Этот клинок… Откуда у тебя этот клинок?

«Шевелись», – приказал Кадир, и, хотя его с ней в зале не было, его магия (его присутствие) придала ей уверенности в себе, чтобы двигаться. Лули разрезала темноту, пока не расчистила дорогу, после чего бросилась с кинжалом на джинну.

Джинна встретила ее удар стеной отвердевшей тени. От столкновения у Лули клацнули зубы. Она крепче сжала клинок и вложила в удар все силы. Пламя, окутывавшее лезвие, вспыхнуло ярче, и препятствие отвалилось, словно горящий пергамент.

Однако джинна уже сбежала.

«Сзади!» – рявкнул Кадир.

Лули развернулась, едва успев принять бритвенно-острое лезвие тьмы на кинжал. В горящих глазах джинны вспыхнуло изумление. Лули хватило этого мгновения, чтобы перевести парирующий удар в ответный, заставив противницу пошатнуться. Джинна отступила, тяжело дыша. Лули поняла, что она не воительница. Просто кукловод, пытающийся управлять дикой магией.

«Отлично. – Пламя на кинжале затрещало, словно смеясь. – Нас таких двое».

Они сражались (пламя с тенями, темные стены против пылающего клинка), и пылающий клинок понемногу сжигал магию джинны, а в зал возвращались краски. Теневая джинна отступила, и ее тело колебалось, словно угасающий огонь.

Однако джинна, хотя и выцветала, ран не получила. Огонь мог заставить ее исчезнуть, но убить не мог. Джинна, ставшая всего лишь бледным очертанием в лунном свете, начала исчезать в стенах. Точно так же было в той молельне. Лули растерялась. Кинжал у нее в руке нагрелся.

Прежде чем она успела решить, стоит ли продолжать бой, ее отвлек серебряный отблеск в темноте. Острый сверкающий предмет пролетел мимо ее головы и попал джинне в грудь. Та испустила болезненный леденящий кровь вопль, от которого воздух задрожал.

Лули развернулась, ища нападавшего. Она замерла при виде выходящего из полумрака Омара бин Малика. Он сверкнул улыбкой, шагая мимо нее к исчезающей джинне. Джинна уже сгустилась в прекрасную женщину, по спине которой стекали реки тьмы. Она закашлялась, с губ ее потекла кровь.

– Ты… – прохрипела она, когда Омар выдернул свой нож. – Не может быть. – Джинна отшатнулась. – Ты… Я тебя убила!

Ухмылка Омара стала звериным оскалом.

– Ты – и убила Короля «Сорока воров»? Ну и самоуверенность!

Лули посмотрела на него. На странный черный нож. «Он сделал ее осязаемой. Но как?»

Теневая джинна попыталась сбежать, но не успела.

Омар ударил ее ножом. Снова, снова и снова. Пока ее вопли не затихли и не смолкли окончательно.

Лули отвернулась, зажмуриваясь. Даже не глядя она знала, что тело джинны рассыпается пылью, а кровь просачивается сквозь плитки пола, давая природе жизнь там, где ее не было.

– Убирайтесь! – Приказ султана заставил ее глаза распахнуться. – Все, вон отсюда!

Гости и стражники бросились из зала, пробираясь к дверям так, словно только что очнулись от сна. Лули осталась. Теперь, когда все ушли, она снова увидела султана. Он и молодой мужчина со светло-карими глазами склонялись над окровавленным принцем Мазеном.

Она сделала нерешительный шаг вперед, и пламя на ее кинжале погасло.

– Омар! – Султан ее не замечал. – Что ты делаешь, мальчик? Кровь!

Принц Омар напряженно повернулся к мертвой джинне. Лули смотрела, как он отрезает кусок своего рукава и мочит его в крови джинны. Она внезапно все поняла, когда старший принц встал на колени рядом с принцем Мазеном и отжал ткань над смертельной раной брата. Принц Мазен задергался, а султан и кареглазый мужчина его удерживали. Этот процесс повторялся, пока рана принца не закрылась и он не остался безвольно лежать на полу. Без сознания, но не мертвый.

«Эликсир возрождения» – так это называл народ. «Чудокрови джиннов», – подумала Лули. У нее живот свело от отвращения. И облегчения.

Султан прижался лбом ко лбу Мазена. Кареглазый мужчина – Хаким, принц-бастард, поняла Лули – молитвенно сложил трясущиеся руки. А вот Омар не смотрел ни на Мазена, ни на остальных родных. Он смотрел на нее. Он не отводил взгляда, даже когда вызвал каида и приказал увести ее из зала. Оказавшись за дверями, она подумала, что обезоруживал не его пристальный взгляд, а гнев, от которого потемнели его глаза.

12

Мазен

Мазену снилось, что брат убивает его ударом кинжала. Он оказался в дворцовом диване, и там не было никого, кроме Омара, который наступал на него с черным кинжалом. Мазен вскинул руки. Он умолял. Вопил. В глазах Омара не было жалости – только жуткая, безграничная ненависть. Он ударил Мазена в шею. В грудь. Снова, и снова, и снова, и…

Мазен проснулся в ужасе; сердце сжималось, все тело сотрясала дрожь. Стоило ему открыть глаза, как в них ударил солнечный свет. Он подался назад и застонал. Голос, шаги – и чьи-то руки уложили его обратно на подушки.

– Ш-ш, сейиди. Ты в безопасности.

Голос был Мазену знаком. Карима? Да, точно; он открыл глаза и увидел над собой свою личную служанку. Ее густые каштановые волосы были свернуты узлом, на лице появилась бледная улыбка.

– С возвращением в мир живых, сейиди.

Мазен с удивлением увидел у нее на глазах слезы.

– Карима, почему ты плачешь?

– Потому что ты жив.

ЖИВ? Он посмотрел на свою голую грудь и заледенел при виде громадного шрама, прочертившего его кожу над сердцем.

– Карима, – еле слышно сказал он, – когда это появилось?

Даже когда Карима рассказала ему о случившемся, он не смог восстановить картину произошедшего. Он был уверен, что хотел отомстить брату за что-то, чего сейчас припомнить не мог. Помнил темноту и боль. И как Полночный Купец стояла в дверях, поднимая нечто, похожее на раздувшуюся звезду. А еще он вспомнил слова «не важен» и чувство падения в собственное тело.

Разве можно не помнить, как чуть было не умер? По словам Каримы, свидетелями его оживления были только султан, его братья и…

– Полночный Купец! – Он стремительно сел. Острая боль пронзила его грудь, так что в глазах потемнело. Мазен выдохнул сквозь сжатые зубы: комната вокруг превратилась в размытое разноцветное пятно. Карима неодобрительно прищелкнула языком и попыталась заставить его лечь обратно, но он от нее отмахнулся. – Что султан сделал с купцом?

Он смог вспомнить вспыхнувшее узнавание при виде ее лица в темноте. Лули аль-Назари и Лейла, девушка с базара, оказались одним и тем же человеком.

Карима покачала головой.

– Говорят, что султан собирается говорить с ней за гхадой. Не беспокойся, сейиди, я сейчас же сообщу о твоем выздоровлении.

– Нет.

Полночный Купец спасла ему жизнь (дважды!), и теперь султан намерен отправить ее на смерть? Он этого не допустит. Встать было мучительно трудно, однако он заставил себя подняться на ноги. Лоб покрылся потом, он задыхался, но это было приемлемой платой за подвижность.

Медленно и тяжело он прошел к своему гардеробу.

– Сейиди! – Карима взяла его за плечо, помогая сохранять равновесие. – Я не понимаю. Зачем тебе сейчас видеть Полночного Купца? Ты еле стоишь! Если султан узнает, что я позволила тебе выйти из твоих покоев…

– Скажешь, что я пронесся мимо тебя, словно упрямый верблюд.

– Но твои раны…

– Уже зажили. Мне даже швы не понадобились!

При смехе по его груди пробежала боль, и ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы справиться с собой. Карима прикусила губу. Однако, поколебавшись несколько мгновений, служанка принялась ему помогать. Благодаря ей он сумел натянуть тунику и аккуратно закрепить на голове материнский платок, а когда его вид стал приемлемым, она прошла с ним до дверей и стоявших за ними стражников. Когда те начали возражать против ухода Мазена, тот постарался встать как можно прямее, несмотря на мучительную боль, и сказал:

– Я пойду к моему отцу, даже если мне придется ползти до его дивана!

Стражники уступили, но настояли на том, чтобы помочь ему пройти по лестнице и коридорам. Где бы Мазен ни появлялся, слуги смотрели на него с изумлением и сбивчиво приветствовали. Никогда еще коридоры не казались ему такими длинными, а солнце – таким ярким. Но наконец они добрались до дверей дивана. Охранявшие их снаружи стражники настороженно уставились на него.

– Сейиди, – сказал один из них. – Диван изменился. Пожалуйста, идите осторожно.

Мазен не понял его, пока не оказался внутри. Он чуть не разучился дышать, увидев перед собой изобилие зелени: мятно-зеленые листья, изумрудные дорожки травы, салатовые лучи света, пробивающиеся сквозь листву. Мазен изумленно взирал на все это, пробираясь через полные жизни кустарники. В окружении жужжащих насекомых и веселого щебета птиц он совершенно не мог думать об этом месте как о диване. Однако потом он заметил плитки пола, покрытые травой, и мозаичные стены, прячущиеся за лозами и деревьями.

Если у него и были сомнения относительно того, что случилось прошлой ночью, то сейчас они полностью исчезли. Вот доказательство того, что в этой зале умерла джинна.

Он медленно пробрался через диван, осторожно перешагивая через корни и кустики. Постепенно лес поредел, и он смог различить людей, сидящих на ковре. Там оказался его отец в непривычно простом бежевом джеллаби и гутре, а рядом с ним – Омар в похожем одеянии и с кинжалами на поясе. Хаким сидел по другую руку от султана и был одет почти полностью в белое – цвет молитвы. А спиной к нему в темно-синих накидках, припорошенных белым, оказалась Полночный Купец.

Отец заметил его первым. Он замолчал на полуфразе, заметно побледнев при виде него.

– Мазен?

Остальные повернулись посмотреть на него – не менее потрясенно. Хаким вскочил первым. Он бросился к Мазену и осторожно прикоснулся к его плечу.

– Ахи, как ты? – Он повел Мазена к сидящим. – Тебе не следовало вставать! Ты…

Хаким замолчал и судорожно сглотнул.

– Чуть не умер? – смех у Мазена получился больше похожим на хрип. – Я и чувствую себя почти умертвием.

– Мазен! – голос султана был мягким. – Что ты здесь делаешь?

– Ты же меня знаешь, йюба. Никогда не умел сидеть и ничего не делать. Как я мог оставаться в своей душной комнате, когда вы все так мило беседуете в этом прекрасном лесу?

Он улыбнулся и попытался поклониться, однако от этого движения все его конечности прострелило болью, так что ему едва удалось не упасть.

– Ради всех богов, сядь! Не кланяйся мне, когда ты ранен, дитя.

Голос отца был напряженным, полным эмоций, которые Мазена изумили. В последний раз его отец так открыто проявлял свои чувства сразу после гибели матери Мазена.

Медленно и неловко Мазен опустился на землю, скрестив ноги.

– Как ты себя чувствуешь? – Седые брови отца хмуро сдвинулись. – Ты еще не успел оправиться. Тебе не следовало быть здесь.

– Я достаточно здоров, чтобы сидеть и слушать ваш разговор. И потом, – тут он повернулся к Полночному Купцу, чье лицо оставалось непроницаемым. Хотя она закрыла его большую часть платком, он узнал ее глаза: они были похожи на притушенный огонь. – Мне нужно было лично поблагодарить тебя, Полночный Купец.

Она чуть наклонила голову. Возможно, принимая его слова.

– Я просто сделала то, что сделал бы любой здоровый житель Мадинны. – Она помолчала, чуть прищурившись. Сначала он подумал, что она узнала его по базару и может упомянуть об их катастрофической первой встрече. От страха у него сжалось сердце, но она сказала только: – Я рада твоему чудесному исцелению.

– Поистине чудесному. – Голос Омара был мягким, но смертельно опасным. Взглянув на брата, Мазен почувствовал необъяснимый страх. Однако Омар смотрел не на него: он смотрел на Полночного Купца. – Но я уверен, что ты уже видела силу крови джиннов, аль-Назари. Ведь ты продала Расулу аль-Джашину фиал с ней, так?

Мазен невольно прижал ладонь к своей ране. Он ощутил жуткую тяжесть в груди при мысли о том, что для заживления его тела использовали кровь теневой джинны.

Полночный Купец фыркнула:

– Расул! Так это он «крыса»?

Султан холодно улыбнулся.

– Даже купца, поклявшегося хранить тайну, можно купить, если предложить достаточно золота. – Он подался вперед, сложив на коленях руки лодочкой. – Так скажи мне, Лули аль-Назари, какова твоя цена?

Мазен резко вдохнул. Даже Омар приподнял бровь от изумления. Щедрость султана не распространилась ни на кого из уже отправленных им за реликвией. Однако все они ушли по своей воле. Ради славы или из страха – Мазен не был уверен в их мотивах.

– Я не продаюсь, – холодно ответила купец.

Мазен поразился ее смелости, а султан остался спокоен.

– Жаль. Я надеялся купить твои услуги.

– А свои торговые переговоры ты всегда начинаешь с угрозы сжечь базар?

Омар громко кашлянул за ладонью, чтобы замаскировать смех. Мазен его веселья не разделял. Он посмотрел на отца, лицо которого стало еще более каменным.

– Да, если имею дело с преступником. – Он чуть поднял подбородок, так что у Мазена создалось впечатление, будто султан, хоть и сидит близко, смотрит на купца сверху вниз. – Иногда бывает необходимо внушить таким людям здоровую порцию страха. Напомнить им, что разрушить их жизнь очень просто.

Наступило холодное молчание. Мазен не замечал, что не дышит, пока купец со вздохом не нарушила тишину.

– Ты хочешь, чтобы я искала реликвию, – сказала она.

– Ты слышала о моей попытке. – Он выгнул бровь. – И что скажешь? Я видел твой мешок с реликвиями и знаю, что у тебя есть какой-то способ их обнаруживать. Большинство путешественников почитают за удачу, если им удается наткнуться на одну реликвию за всю свою жизнь, а ты продаешь их, словно плоды кунжута. Если кто-то и способен отыскать нужную мне, то это ты.

Полночный Купец не ответила, только молча взирала на султана, словно оценивая его. Хотя Лейла держалась столь же гордо, в ней чувствовалась беззаботность. Женщина, которая сейчас сидела перед ним, была словно изваяна из камня.

Наконец она заговорила:

– Вопрос не в том, что я получу от этого предприятия, а в том, что потеряю, если не соглашусь.

Султан улыбнулся. Эта кривая улыбка так напомнила Мазену Омара, что у него сердце сжалось.

– Умная женщина. Ты – жительница Мадинны и будешь исполнять мои приказы или же открыто пойдешь против меня. И тебе известно, что бывает с теми, кто идет против меня.

Атмосфера в диване накалилась.

Султан всегда был склонен к насилию. Он смягчился после женитьбы на матери Мазена, однако все равно оставался тем, кто начал охоту на джиннов после ее смерти, а до ее появления убил дюжину жен не моргнув и глазом. До того как он возложил эту ответственность на Омара, он сам был первым смертоносным Королем «Сорока воров» и вел своих спутников на охоту за джиннами. Да, его отец хорошо владел искусством наказаний.

Мазен никогда не смог бы, да и не стал бы, отрицать этот факт, хотя и старался о нем не вспоминать.

Самым мягким наказанием у султана было лишение всех титулов и изгнание в пустыню. В худшем случае он мстил – и тогда бежать было невозможно. У него были свои люди по всей пустыне: прятаться было негде.

Султан развел руками.

– Однако я щедр и желаю тебе заплатить. Назови цену. Любую цену. Я осыплю тебя немыслимыми богатствами, аль-Назари.

– Йюба, – тихо позвал Мазен. При взгляде на него суровое лицо султана смягчилось. Мазен откашлялся и сказал: – А что, если эту реликвию найти невозможно?

Султан фыркнул:

– «Невозможно» – отговорка неудачников. Нет, эта реликвия существует, и я ее найду. – Он посмотрел на Лули. – Ты ее найдешь.

– И? – Она сжала руки, лежащие на коленях. – Что это за невозможная реликвия, которую меня заставляют найти?

По приказу султана Хаким достал карту – ту самую, которую он показывал Расулу, – и передал султану. Его отец взял ее, развернул, нашел Западное Песчаное море и ткнул пальцем в потонувший город джиннов, Дахаб. Купец шумно вздохнула.

– Давным-давно первый султан закопал древнюю реликвию в Западном Песчаном море. Это самая сильная реликвия в мире, потому что в ней заключен живой джинн, обязанный повиноваться тому, кто ее найдет. В нашей семье передается предание – история, рассказывающая о том, как эта реликвия была создана и где ее закопали. Это тайна монаршей семьи, но я поделюсь ею с тобой в надежде, что ты убедишься в истине.

Его отец уже много раз рассказывал эту историю, но никогда не делал это так, как мать Мазена. Она была сказительницей. Мазен тоже был сказителем, и ему всегда тревожно было слушать, как отец передает свою версию почти без подробностей.

– Йюба, – тихо попросил он, – пожалуйста, позволь мне ее рассказать.

Его отец замер. Полночный Купец подняла брови. Мазен поежился под их взглядами.

– Главное – детали, а все детали я знаю.

У него в голове начал складываться план. Если ему нельзя открыто противиться, то, возможно, он сможет убедить отца так, как когда-то это делала его мать.

Султан согласился, но при условии, что сначала Мазен восстановит силы едой и питьем. Съев немного орехов и выпив стакан воды, Мазен сел прямо, сжал руки и заговорил на фоне шелеста листвы и щебета птиц:

– Отец, братья, Полночный Купец, позвольте поделиться с вами старинной историей.

История Амира и лампы

Неизвестно где, но давным-давно…

Жил когда-то бедуинский шейх по имени Амир, славящийся своим золотым сердцем и изворотливым умом. У него был младший брат, отважный воин по имени Гхази, сильный духом и телом. Много мирных лет протекло под их предводительством, пока однажды не пришел такой Сезон ураганов, каких не бывало прежде. Ветра были столь сильными, что срывали шатры, а солнце палило так яростно, что испаряло воду и обжигало людям кожу.

Никогда еще людям не было так трудно кочевать, и братья не знали, как им накормить людей. Однажды племя натолкнулось на океан зыбучего песка и поняло, что дальше двигаться не сможет: они дошли до страшного Песчаного моря. И вот тогда, при виде бесконечного пространства глубоких песков, у Амира появилась идея.

На восходе луны он призвал к себе брата и сказал:

– Под этим постоянно движущимся песком лежит мир джиннов. Рассказывают про джиннов, которые пробивают себе дорогу и приходят в этот мир для мщения. – Тут он похлопал по небольшой суме, которую принес с собой. – Здесь я и стану ждать встречи с одним из этих страшных джиннов.

Не понимая, что задумал брат, Гхази сказал:

– Чего ты надеешься добиться разговором с джинном? Да он скорее разорвет тебя на части, чем станет с тобой говорить!

Амир улыбнулся.

– Джинны сильны, но я намерен их перехитрить. Чтобы пережить этот сезон, нам понадобится их магия.

И Амир рассказал про свой план. Он показал Гхази то, что лежало у него в сумке (железные кандалы и простая масляная лампа) и сказал, что ему понадобятся три недели. В конце концов Гхази согласился увести племя к Золотым дюнам, где они потом встретятся. На том два брата расстались: Гхази ушел к дюнам, Амир – на край Песчаного моря, где много дней ждал, оставив себе только плащ, чтобы защититься от обжигающего солнца.

К тому моменту, когда джинн появился, шейх изголодался и исхудал. Однако он заставил себя поклониться приближающемуся существу. Джинн был ростом семь футов, с горящими огнем глазами и кожей цвета золотого песка. Его лицо менялось с каждым шагом: то шакалье, то орлиное. Его величие было таким пугающим, что даже самые храбрые мужчины убежали бы в дюны.

Джинн со смехом остановился перед Амиром.

– Хо! Что за жалкого человечка я вижу перед собой? Мне проще простого раздавить тебя ногой.

Амир ответил хриплым от жажды голосом:

– О могущественный джинн! Я не вижу смысла молить о пощаде. Солнце изжарило мое тело и ослабило зрение. Я на пороге смерти. Но увы: я скорблю о той жизни, которую вел как охотник. Меня хорошо знали в пустыне. Если бы ты дал мне лук и стрелу, ни одно существо не выстояло бы против меня.

Джинн задумался над этими словами. Он решал, что лучше: убить этого человека или сделать его своим слугой. В конце концов он решил, что раб полезнее трупа, щелкнул пальцами и наколдовал для Амира лук и колчан стрел.

– Ну что ж, покажи, чего ты стоишь, – сказал джинн. – Стань моим охотником, и я оставлю тебе жизнь. Не справишься, и я сожру тебя!

Амир согласился, и они с джинном отправились в путь. Амир каждый день охотился для джинна; он был не таким сильным, как брат, но отличался великолепной меткостью, так что не лгал, говоря, что способен убить почти любое существо. Джинн невольно проникся уважением к своему слуге-человеку и со временем начал ему доверять.

– Скажи мне, о могущественный джинн, – сказал однажды Амир, – почему ты сам не охотишься? Твои глаза наверняка зорче, а прицел – точнее, чем у меня.

Джинн ответил:

– Мы, джинны, так же могущественны, как боги! Охотиться с какими-то инструментами – недостойно. Зачем делать то, на что способен даже человек?

– А скажи мне, могущественный джинн, что ты можешь такого, чего не может человек?

Джинн захохотал и сказал:

– Я могу сделать все что угодно, даже самое невозможное, ибо я один из семи правителей джиннов и мне подвластны все силы мира.

Амир задумался.

– Ты можешь заставить мир сдвинуться?

Джинн хлопнул в ладоши, и земля у них под ногами задрожала и расступилась.

– Можешь заставить небо кричать?

Джинн свистнул, и ветер прорезал небо и разорвал тучи.

– Можешь заставить облака заплакать?

Джинн вздохнул, и из облаков полились потоки дождя.

– Ты и правда бог, о могущественный джинн! – вскричал Амир и склонился перед ним.

Шли недели. Амир все задавал джинну разные задачи. И как-то раз он сказал:

– Я слышал, будто твоих родичей калечит железо. Неужели ты не сможешь устоять перед его ожогом?

Джинн колебался, но его гордость оказалась сильнее страха, так что он сказал Амиру, что и правда может выстоять перед ожогом железа. Амир достал из сумки кандалы и предложил джинну путешествовать со скованными руками.

Самоуверенный джинн позволил себя сковать. Как только у него на руках оказались кандалы, его ноги словно налились свинцом, а все чувства притупились. Однако джинн был гордым существом, он только стиснул зубы и сказал:

– Видишь? Я – повелитель, меня не победить железом.

Они продолжили свой путь, но теперь впереди шел Амир, потому что джинн едва держался на ногах.

– О могущественный джинн, – сказал как-то раз Амир, – без твоей магии я бесполезен. Может, ты снимешь кандалы, чтобы разжигать для нас огонь и останавливать пустынные ветры?

Однако джинн отказался снимать кандалы, посчитав, что это было бы слабостью. Вместо этого он спросил у Амира, нет ли у него в сумке еще каких-то вещей, и когда Амир дал ему лампу, джинн начертал на ней руны своей кровью, зачаровав ее. Он вдул в лампу огонь и сказал Амиру, что в нее можно заключить что угодно (огонь, ветер или воду) и приказать повиноваться такими словами: «Ты привязан ко мне и будешь служить мне».

В следующие несколько дней Амир проверял ограничения лампы: он заключал в нее ветер, песок и даже звезды. Бездонная лампа вмещала в себя разнообразные вещи. К тому моменту как Амир с джинном пришли к Золотым дюнам, Амир убедился, что его план сработает.

Ночью он подошел к джинну с лампой в руках. Джинн, решивший, что он собирается выпустить пойманный огонь, облегченно вздохнул. Вместо этого Амир поднес лампу к нему и сказал:

– Слушай меня, могущественный джинн. Этой лампой я связываю тебя твоей собственной магией. С этого дня и впредь ты станешь моим слугой, как я был твоим, и будешь делать все, о чем я попрошу.

Джинн поднялся на ноги и бросился к Амиру с пламенем в глазах, но Амир не испугался. «Ты привязан ко мне и будешь служить мне», – сказал он, и джинну пришлось опуститься перед ним на колени.

Джинн ругался и шипел, но не мог противиться, когда Амир приказал ему идти за ним. Так, вместе, они и пришли к лагерю шейха. «Племя» возрадовалось его возвращению, ибо уже почитало его мертвым. Он приказал джинну устроить обильный пир, и изголодавшееся племя съело и выпило столько, что хватило бы и в три раза большему числу людей. Потом, когда они наелись и напились и уже спали, Гхази подошел к Амиру и указал на лампу, в которой спал джинн.

– Амир, твои ум и хитрость принесли нам процветание, но что ты собираешься сделать с джинном? Злоупотреблять его силой было бы неразумно.

Амир покачал головой.

– Глупости! Я служил джинну много недель, теперь же заставляю его делать то же. Приходи завтра – и узнаешь мои планы.

На следующий день Амир заставил джинна возвести стены, чтобы защитить племя от яростных ветров. Потом он приказал джинну построить город, который рос, потому что все больше бедуинов приходило искать в нем убежище. Джинн за считаные недели выполнил работу сотни мужчин: никогда еще процветающий город не создавался за столь короткое время. Когда дело было закончено, Амир приказал построить дворец, чтобы присматривать за своим племенем сверху.

Джинн неохотно построил дворец из чистейшего белого мрамора и возвел минареты, чтобы шейх мог видеть всю пустыню. Когда он закончил, дворец оказался самым удивительным строением в этой стране – чересчур великолепным даже для шейха, так что люди назвали Амира султаном и попросили стать их правителем. Они назвали эту столицу пустыни Мадинной, и здесь расцвела торговля. Амир взял себе жену, и у них появилось много детей, и именно так возник род правителей Мадинны.

Пока Амир правил со своего золотого трона, джинн строил планы против него. Гхази не зря боялся: слишком большая власть ослепляет человека. Однажды Амир отдал лампу жене и разрешил повелевать джинном во время своего отсутствия.

Свою ошибку Амир понял, только когда вернулся с охоты и обнаружил жену мертвой. Он забыл объяснить ей, что приказы надо отдавать четко, так что, когда жена приказала джинну устроить пир, тот отравил пищу. Амира терзало горе. Он запер джинна в лампе и отдал ее брату, которого сделал каидом.

– Ты был прав, Гхази, – сказал Амир со слезами на глазах. – Я полагался на могущество, и оно меня уничтожило. Нам надо спрятать эту лампу, чтобы такая трагедия не повторилась.

С этими словами он приказал брату закопать лампу так, чтобы ее никто и никогда не смог найти. Гхази ехал далеко и быстро; оказавшись у Песчаного моря, он бросил лампу в зыбучий песок и не уходил, пока не увидел, как она исчезла.

Оплакав жену, Амир решил больше никогда не полагаться на магию, потому что она сделала его жадным. Он правил Мадинной, пока его не сменил его сын, а затем внук – и так далее. Сотни лет прошли с тех пор, как Гхази бросил лампу в Песчаное море. Но хотя люди рано или поздно умирают, джинны почти бессмертны, и предание говорит, что могущественный джинн по-прежнему лежит в глубине Песчаного моря. Говорят, что хозяин лампы сможет повелевать миром. Но берегитесь, друзья, ибо говорят также, что смерть пойдет по пятам за каждым, кто будет жаждать ее запретной силы…

13

Лули

Мазен бин Малик оказался хорошим рассказчиком. Его лицо было подобно зыбучему песку, восторг сменялся серьезностью с достойной зависти легкостью. Если у нее и были сомнения в том, что это Юсеф, сейчас они исчезли окончательно. Глаза у принца во время рассказа сияли так же, как и когда он слушал сказания.

Лули сама не замечала, насколько увлеклась историей, пока рассказ не завершился. На какое-то время она почувствовала себя ребенком, слушающим сказки у костра. Однако в диване не было огня, а фантастическая легенда оказалась не безвредной выдумкой. Не исключено, что это сказание отправит ее на смерть.

Она возмущенно посмотрела на султана:

– Хотите, чтобы я поверила, будто эта легендарная лампа существует?

Султан посмотрел на Хакима, и тот начал разворачивать пыльные старинные свитки. Папирус был весь в пятнах, слова поблекли от времени. Лули увидела наклонные буквы и даты, и подпись: «алиф», а за ним «мим», «йа» и «ра». «Амир».

Султан указал на документы.

– Это записи, на которых основана наша страна. В них Амир пишет про джинна, которого поработил. Он пишет о предметах, которые джинн для него зачаровал, и о том, как была похоронена лампа. И, что самое важное, он описывает способы войти в Песчаное море. Там есть тропы, аль-Назари: пещеры, которые ведут под пески, дороги, скрытые между волнами.

– Если другим не удалось найти твою лампу, то почему ты решил, что это смогу сделать я?

Чем дольше Лули смотрела на свитки, тем труднее ей становилось дышать. Ей случалось стоять у Песчаного моря, но она никогда не совалась в него. Этот путь был в один конец. Даже Кадир, который однажды прошел через море, не желал снова к нему приближаться.

– Они не были собирателями древних реликвий, – сказал султан. – В отличие от тебя.

– Но почему я? – не отступала Лули. – Почему не твой сын, принц Омар?

Она бросила взгляд на старшего принца и нахмурилась. Лули не забыла их последнюю встречу – того, как гнев затуманил его взгляд, когда султан склонился над Мазеном. Она вдруг сообразила, что у Омара султан не стал спрашивать, цел ли он.

– Мой сын – охотник, а не следопыт.

Он замолчал, и тишина стала зловещей – угрозой, которая окружила их, словно дым. Лули хотелось разогнать ее ладонью, отмахнуться от всего этого, словно от кошмарного сна.

– Омар, – султан повернулся к сыну, и тот наклонил голову, выражая готовность слушать, – ты сопроводишь купца и позаботишься о том, чтобы она не уклонялась от своих обязанностей.

– Что?

Они с принцем произнесли это одновременно.

– Как я слышал, у тебя есть телохранитель, аль-Назари. Рассматривай моего сына как дополнительную защиту.

Омар передернул плечами и нахмурился:

– Но, йюба, мои воры…

– Я возьму на себя твои планы на них.

Султан произнес это холодным тоном, не допускавшим возражений. У Омара дернулась щека: он явно стиснул зубы. Однако Лули отказывалась покоряться. Хватит уже того, что ее шантажируют. Отправляться в путь с Королем «Сорока воров»? С убийцей джиннов?

– Я не нуждаюсь в еще одном телохранителе.

Султан покачал головой.

– Это не обсуждается.

– Ты мне не доверяешь?

Султан фыркнул.

– Доверять коварной женщине-купцу? Вот еще! – Он подался вперед. – Не забывай, аль-Назари: ты преступница. Я могу бросить тебя во Чрево. Я могу лишить тебя свободы и надеть петлю тебе на шею.

Лули трясло. От страха. От гнева. Потому что она знала: султан не лжет. Она еще не родилась в те времена, когда он хладнокровно убивал своих жен, но рассказы она слышала. И видела, как он приговаривал людей к заключению во Чрево за меньшие преступления.

Никогда еще она не чувствовала себя настолько беспомощной.

Султан откинулся на подушки с легкой ухмылкой на губах.

– И предупреждаю: не надейся, что сможешь украсть лампу. Джинн – пленник моего предка: ты не сможешь использовать его магию.

Наглый ублюдок. Она прикусила язык, прежде чем эти слова оформились на губах.

– Йюба, – слабо запротестовал Мазен, – Амир бросил лампу в Песчаное море, потому что ее сила его ослепила. По-моему, неразумно…

– Молчи, мальчишка! – Слова имели силу оплеухи, и принц рядом с ней онемел. – Извращает не сила, а намерение, – продолжил султан. – А мои намерения безусловно чисты.

– Вот как?

Лули заставила себя поднять взгляд и посмотреть султану прямо в глаза. Зачем убийце мог понадобиться слуга-джинн?

– Джинны уже много лет были бичом наших земель. Охоты недейственны. Джинны по-прежнему существуют, и мы не можем выкопать их из-под Песчаного моря, это так. Но нам необходимо их уничтожить. Я не позволю им лишать меня моих близких. – Он бросил взгляд на Мазена, сидевшего с серым лицом, а тот опустил глаза. – С этой магией я смогу их прикончить.

«Ох!»

Лули сжала в кулаки лежащие на коленях руки, стараясь прекратить их дрожь.

– Победить магию магией, – тихо проговорил Хаким. – Джинн против джиннов.

Лули трудно было дышать. «Кадир, – думала она. – Он убьет Кадира».

– Не просто джинн, а один из семи повелителей, – подтвердил султан. Он устремил свой жесткий взгляд на Лули. – Понимаешь, аль-Назари? Это просто праведный поиск.

«Он приведет к бойне».

– Ну так что? – Темные глаза султана сверлили ее. – Ты найдешь реликвию и станешь героем? Или сбежишь, как преступница, и погибнешь в пустыне, и никто не будет по тебе горевать?

Именно по этой причине Лули избегала политики: чтобы не стать пешкой в чужой игре. Она путешественница, не наемница. И все-таки сейчас она сидела здесь, на краю пропасти, и опасности грозили ей со всех сторон. Впервые в жизни она вынуждена была уступить.

– Я принимаю твой заказ. – Она опустила глаза, испытывая глубокий стыд. – Я найду твою лампу.

Она не увидела торжества на лице султана – не захотела на него смотреть. Султан настоял, чтобы она осталась во дворце. В ближайшие дни ему надо будет обсудить с ней детали и помочь подготовиться к путешествию.

Лули его почти не слушала. Она думала о принце Омаре, который будет кружить над ней падальщиком, и о Кадире, которому в пути придется сохранять свой человеческий облик. Она думала про дорогу через пустыню и о городах и оазисах, через которые им надо будет пройти. Но больше всего она думала о Песчаном море и о реликвии в нем. О реликвии, которую ей каким-то образом надо забрать.

К тому моменту, как ее отпустили, лес уже стал казаться враждебным. Куда бы Лули ни смотрела, она видела серебряную кровь, покрывающую листья и росой сверкающую на траве и окнах.

У нее за спиной султан и его сыновья заговорили о чем-то другом.

– Ты нашел то, что я велел тебе искать?

– Я осмотрел весь диван, мой султан, – ответил Омар. – Тут этого нет.

– Уверен?

Едва заметная пауза.

– Да.

Лули ушла, не обратив внимания на эти слова. Ей было не до настоящего, когда будущее грозило ей (и Кадиру) весьма вероятной смертью.

Она заставила себя вздохнуть поглубже. «Я этого не допущу. – Выходя из дверей, она выше подняла голову. – Я Лули аль-Назари, Полночный Купец, и я хозяйка своей судьбы».

14

Мазен

До происшествия с теневой джинной Мазен темноты не боялся. Теперь он не мог заснуть, не зажигая керосиновой лампы. Это не прогоняло его страх полностью (да и как это было бы возможно, если само существование света заставляло появляться тени?), но было приятно увидеть свет, вынырнув из кошмара. Кошмарный сон был всегда одним и тем же: Омар преследовал его по дивану, занося кинжал.

Иногда, в момент удара, Мазен вспоминал какие-то обрывки: серебряную кровь на губах мертвеца, скачущие по пустыне убийцы в черном, улыбающийся Омар с серебряной кровью на щеках…

Мазен всегда просыпался в холодном поту, сбросив одеяло, задыхаясь. «Ты здесь, – напоминал он себе. – Ты – это ты». Но хотя эти слова утешали, когда он бодрствовал, кошмаров они не прогоняли.

Порой Мазен бросал взгляд на стены и видел белоглазую тень джинны, ухмыляющуюся ему. «Не важен», – бормотала тень. А потом он моргал, и тень исчезала. Оставалось только изо всех сил надеяться, что это затуманенный сном разум играет с ним в игры.

К третьему дню пребывания купца во дворце Мазен совсем измучился. Он был усталым и измотанным, и эти чувства только обострялись из-за боли от раны. Оставалось только радоваться, что острая боль сменилась тупым подергиванием. Тем не менее ему нелегко было заставить себя встать к утренней трапезе. Он уже несколько дней пытался образумить султана и останавливаться не собирался.

Со слипающимися глазами, но полный решимости, он тщательно переоделся и вышел из своих покоев. Проходя по саду, он резко остановился, заметив Полночного Купца: она стояла на корточках на куртине белых роз. На солнце она смотрела таким взглядом, словно оно оскорбило ее.

Мазену она показалась прекрасной.

«Пора прекращать так думать о преступнице», – укорил его внутренний голос.

Однако он ничего не мог с собой поделать. Здесь Полночный Купец, самая неуловимая легенда Мадинны! Ожившая легенда. И она дважды спасла ему жизнь. Этот факт делал ее еще привлекательнее. К сожалению, купец его чувств не разделяла.

Как только она его увидела, то нахмурилась еще сильнее.

– Сейиди.

– Полночный Купец. Ты присоединишься к нам за завтраком?

Она вздернула подбородок.

– Нет.

Удивляться не стоило: за те два дня, которые она здесь провела, султан заставил ее присутствовать на множестве мероприятий. Ее явно тяготила каждая минута этого пребывания во дворце.

Мазен попытался улыбнуться.

– А… – Наступило неловкое молчание. Купец отвернулась первой. Он откашлялся. – Хороший день, правда?

– Вряд ли. Невозможно наслаждаться днем, когда приходится с ужасом ждать будущего.

Мазен судорожно сглотнул.

– Мне очень жаль. – Извинения вырвались у него так стремительно, что он не успел задуматься над своими словами. – Из-за поиска, из-за моего отца, из-за теневой джинны…

Купец странно посмотрела на него.

– Почему тебе жаль джинны?

«Потому что мой брат оставил ее в живых, а она напала на тебя. На меня. На нас обоих».

Не дождавшись от него ответа, купец поменяла тему разговора:

– Так мне называть тебя «принц Мазен»? Или?..

Она выгнула брови.

– Мазен. Юсеф – личина для других времен. – Он помялся, раздумывая, и решился спросить: – Но ты ведь догадалась, что это не настоящее мое имя, правда? Ты поэтому за мной пошла.

Единственным признаком удивления стало то, что купец медленно опустила веки.

– Джинна решила тебя разыскать. Я поняла, что ты не простой писец.

Эти слова повисли между ними безмолвным обвинением.

Однако он был не единственным лжецом.

– А тебя? – спросил он. – Как мне называть тебя? Лули или Лейла?

Губы купца чуть изогнулись.

– Лули. Лейла – личина для других времен.

Она отвернулась, предоставив Мазену изумленно смотреть ей в спину. Он растерялся. Не сбежит ли она, если он продолжит задавать вопросы? Она явно не рвется говорить с султаном, но, может быть, поговорит с ним?

Он осторожно зашел на розовую куртину и тоже присел на корточки.

– Те истории, которые рассказывают про тебя, – рассказы о Лули аль-Назари, Полночном Купце – они правдивы?

Купец пожала плечами.

– Зависит от того, что именно говорят. Например, я в одиночку не побеждала банду печально знаменитых грабителей с помощью магии. Однако я на самом деле однажды подожгла притон и заставила грабителей драться из-за спасенной добычи, пока они сами себя не победили. – У нее в глазах плясал смех. – А как насчет тебя, принц?

Она передвинулась так, что теперь ее терракотовые глаза впивались в него.

– Про твоего брата ходит много историй, а вот ты остаешься тайной. Ты – сын сказительницы, и сам ты сказитель, однако о тебе ничего не рассказывают.

Эти слова были простым наблюдением, но они упали ему на плечи тяжелым грузом.

– Да. Мало что можно рассказать про принца, запертого во дворце.

– Тебе нельзя уйти?

– Только со свитой. – Он невесело засмеялся. – Любой выход превратится в процессию.

– И потому ты становишься Юсефом.

Она продолжала смотреть на него, хмуря брови. Мазен заметил, что в ее голосе нет осуждения: она говорила совершенно спокойно.

– По правде говоря, до встречи с тобой я оставался всего лишь никому не известным человеком на базаре. Ты первая заинтересовалась тем, кто я такой. – На его губах появилась печальная улыбка. – Мне вряд ли удастся в ближайшее время снова такое проделать, но было очень приятно недолгое время вести вымышленную жизнь.

Лули не ответила ему сразу, но после паузы холодно проворчала:

– Понимаю, о чем ты. Репутация может мешать. Оказывается, ее можно даже использовать для шантажа, чтобы заставить человека согласиться на гибельный поиск.

Мазен вздрогнул. Он понимал, что эти горькие слова адресованы не ему, но это не избавило его от чувства, будто он ответственен за жестокость отца. Он пытался придумать какое-то оправдание, когда его неожиданно схватили за плечо. Повернувшись, он увидел, что за их спинами возвышается Омар и наблюдает эту картину с ленивой улыбкой.

– Салам, Мазен. – Он посмотрел на Лули. – Полночный Купец.

Тон у него был прохладный.

Лицо Лули заледенело.

– Наследный принц.

– Как всегда, приятно тебя видеть. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я украду у тебя моего брата.

Мазен нахмурился. В чем дело? Он определенно не опаздывает на утреннюю трапезу.

– Нисколько.

Купец вышла из цветочной куртины и отряхнула одежду. В ярких лучах солнца она казалась неуместной: кусочек ночи на поле с яркими цветами. Однако держалась она с уверенностью человека, находящегося на своем месте. Нет – человека, который заслуживает лучшего, нежели это место, этот поиск.

Мазен со вздохом позволил Омару себя увести. Они не успели отойти далеко, когда купец громко сказала:

– Мне любопытно, наследный принц. Твои черные ножи… Откуда они у тебя? Они даже бестелесного джинна сделали плотным.

Мазен вспомнил черный нож из своего сна, и его передернуло. Прежде он об этом не задумывался, но ножи у брата и правда были странными!

– Они такие же, как твой клинок. Оружие, зачарованное джиннами. – Омар адресовал ей через плечо улыбку. Мазен с Хакимом называли ее улыбкой сердцееда, однако Лули она, похоже, не впечатлила. – Не беспокойся: я воспользуюсь ими, чтобы тебя защитить, если понадобится.

Купец молча возвела очи к небу. Повернувшись, она ушла, не сказав больше ни слова. Темные одежды раздувались у нее за спиной. Мазену ужасно хотелось уйти вместе с ней. Сейчас она не была свободной, не целиком, но она была свободной до того, как его отец ее разыскал. Могла кочевать по пустыне, жить так, как ей вздумается, без груза страны у себя на плечах.

– Какая приятная личность! – сказал Омар.

Он поманил Мазена за собой.

«По крайней мере, приятнее, чем ты», – подумал Мазен.

Он прошел за Омаром по открытым переходам, вверх по какой-то лестнице, где они оказались у простой деревянной двери. Еще не войдя, он знал, что это кладовая, потому что к двери был прикреплен кусок пергамента с описью хранящегося. Не успел Мазен поинтересоваться, что они здесь делают, как Омар втащил его внутрь.

Кладовая была заполнена средствами для уборки и шаткой, пыльной мебелью. За столом сидели двое слуг, играющих в шатрандж. При появлении Омара они подняли головы и поспешно ушли, по его приказу. Когда они удалились, Омар устроился на одном из стульев и улыбнулся.

– Это место вполне сгодится как тихий и укромный уголок.

– Мы разговариваем здесь по какой-то особой причине?

– Мне нужна была комната, а эта оказалась ближайшей, где не было толпы твоих слуг-шпионов.

Мазен скользнул к окну и устроился на подоконнике. «На тот случай, если мне придется звать на помощь», – подумал он. Однако в это время дня в переходе никого не было. Зная Омара, можно было не сомневаться, что и это он тоже предусмотрел.

– Мазен, ты помнишь, что обещал мне услугу? – Сверкнув глазами, Омар запустил руку в сумку у себя на ремне и достал какой-то золотой предмет. – Я придумал, как ты сможешь со мной расплатиться.

Он бросил предмет брату.

Мазен еле успел податься вперед и поймать брошенное, не дав ему упасть на пол. И уставился на то, что оказалось у него в руках. Это был золотой браслет – яркий, со сверкающими камнями.

– Подарок? Не стоило, Омар.

Он попытался спрятать свое недоумение за улыбкой.

– Еще как стоило.

Омар снова залез в сумку и достал… Такой же браслет.

Мазен настороженно посмотрел на копию.

– Мне казалось, что ты питаешь отвращение к драгоценностям.

Омар фыркнул:

– Они не столько отвратительны, сколько неудобны. – Он снял с пояса один из кинжалов и протянул его Мазену. – Напои один камень своей кровью. – Мазен инстинктивно отшатнулся. Омар просто помахал перед ним кинжалом. – Не сомневайся: на это есть причина.

– Ну так просвети меня. Я не собираюсь себя резать непонятно зачем.

Омар со вздохом положил нож на стол.

– Ладно. Хочешь объяснений? – Он протянул Мазену второй браслет. – Надень его.

– Но я…

– Просто сделай это, Мазен.

Он взял второй браслет. Чуть поколебавшись, защелкнул его на левом запястье. И тут же испытал совершенно непривычное чувство: головокружение и неустойчивость, словно поменялся центр его существа. Тело ощущалось слишком холодным, слишком большим. Ему почему-то захотелось поскрести кожу, чтобы она отслоилась. Он моргнул, и его зрение стало более четким, все детали вокруг – более яркими.

– Что это было?

Звуки собственного голоса заставили его замереть. Это был не его голос! Слишком низкий, и слова ложатся на язык чересчур тяжело.

– Омар, что…

Мазен резко замолчал: он увидел свое отражение в зеркале, втиснутом в угол комнаты. Отвел взгляд и посмотрел снова. Изображение не поменялось.

На него с круглыми от изумления глазами смотрел Омар бин Малик.

Мазен прикоснулся к своему лицу – к лицу брата – и ахнул. Сначала он ничего не говорил, только с постепенным пониманием смотрел на свое изменившееся отражение. А потом пришла паника, острая и дикая; он стащил браслет с руки и бросил на подушки.

Вновь посмотревшись в зеркало, он увидел, что оказался в собственном теле. Со стоном провел ладонями по лицу. Омар имел нахальство рассмеяться.

– Твои театральные реакции неизменно забавляют.

Мазен резко повернулся к нему.

– Что это было? Магия? Это – парная реликвия? – Ему вспомнился мешок с реликвиями, принадлежавший Полночному Купцу. – Ты украл их у купца?

Омар прищелкнул языком.

– Я краду только то, что невозможно получить иным способом. Купец – не единственный собиратель магических вещиц.

Мазен это знал. У их отца имелась небольшая коллекция реликвий, полученных «в дар» от охотников и кочевников, скитающихся по пустыне. Он, конечно, платил за них хорошие деньги, однако на самом деле реликвии ему предоставляли из-за того, что боялись, как бы ему не стало известно про их обладателей. Проблема не была распространенной: реликвии встречались редко.

Омар продолжал говорить медленно и спокойно, словно обращался к ребенку.

– Эти браслеты – особенные. Помнишь лампу, которую правитель джиннов зачаровал для Амира? Их создал тот же джинн. Они такие же древние, как и свитки Амира.

Мазен взял один из браслетов и благоговейно погладил пальцами драгоценные камни.

– Передавались по наследству?

– Сотни лет. Они пылились в сокровищнице, так что их вряд ли хватятся. – Он придвинулся к Мазену. – Как видишь, я уже напоил один своей кровью. Чтобы наша иллюзия удалась, тебе надо дать свою кровь второму.

У Мазена сжалось сердце.

– Иллюзию?

Омар улыбнулся.

– Мы поменяемся местами, Мазен.

Он выронил браслет.

– Но отец велел сопровождать купца тебе!

– В этом-то и проблема. Я готовлю нечто важное с моими ворами и не могу это пропустить. – Он уперся локтями в колени и подался вперед. – Мне казалось, ты обрадуешься такому. Разве тебе не хотелось пойти пошляться по пустыне? Теперь ты сможешь это сделать.

Мазен с трудом удержал смешок, адресованный самому себе. Ребенком он жаждал приключений – таких, как в историях матери, где фигурировали герои, магия и фантастические создания, – но то было тогда, сейчас все изменилось.

– Не таких приключений я хотел.

Омар нахмурился.

– Я хранил твои секреты, ахи, и спас тебе жизнь. Ты у меня в долгу. Или… – он сверкнул глазами, – ты хочешь, чтобы я объяснил султану, как джинн заполучил твою тень?

У Мазена чуть сердце из груди не выскочило. «Это ты привел теневую джинну! Это ты ее спровоцировал!» Однако он промолчал, понимая, что эти слова произносить нельзя, что разочарование Омаром окажется для султана на втором месте, а на первом будет его злость на Мазена.

Однако требование Омара… Это было невозможно.

– Я не владею саблей. Я не смогу притворяться тобой.

Омар с силой вогнал кинжал в столешницу и усмехнулся, когда Мазен отшатнулся.

– Не беспокойся. Я отправлю с тобой Айшу, моего лучшего вора. Она, как и другие мои воры, будет знать, кто ты на самом деле. Если понадобится сражаться, предоставь это ей.

Мазен смутно припомнил женщину в капюшоне, которую видел с Омаром во внутреннем дворе дворца. Неужели с этой встречи прошло меньше недели?

– Что скажешь, Мазен?

Омар наклонил голову набок.

Мазен смог выдавить только сдавленное «Ха!», которое было наполовину криком о помощи, а наполовину – смешком.

До смерти матери он считал мир за пределами Мадинны волшебным местом. Мать заставляла внешний мир казаться полным жизни, света и бессчетных возможностей. А потом ее убила одна из тварей из ее же историй – и очарование исчезло.

И все же…

«Смерть на свободе лучше жизни в позолоченной клетке».

Он сказал Лули аль-Назари, что любит сбегать в такую жизнь, где ему можно быть кем-то другим, а не собой. Не чересчур рьяно оберегаемым сыном легендарной сказительницы.

И вот у него появляется шанс покинуть Мадинну. Единственный и опасный, шанс.

Ему не впервые придется притворяться кем-то другим.

– Ладно. – Мазен поднял голову и посмотрел брату в лицо. – Я отправлюсь в твое приключение.

15

Лули

– Ты точно хочешь еще выпить?

Далия бинт Аднан убрала бутылку подальше от Лули, которая сидела за стойкой таверны, потряхивая опасно накренившейся пиалой.

– Нет. – Лули нахмурилась. – Но все равно выпью.

Далия со вздохом поставила бутылку на полку у себя за спиной.

– Если выпьешь еще немного, завтра во время процессии свалишься с лошади. Ты же такого не захочешь, правда? Может, сейчас тебе все равно, что о тебе думает султан, но завтра точно будет не все равно.

Лули сильнее сдвинула брови.

– Пусть думает что хочет. Мне надоело, что он меня выставляет на всеобщее обозрение. Ты только посмотри на меня, Далия! – Она схватилась за воротник отвратительно поблескивающей, надетой на нее дары. – Вообрази, как мне неловко было появляться в этом сегодня. И что еще хуже, появляться, цепляясь за руку принца Омара!

А принц Омар не переставал нахально улыбаться, водя ее этим вечером по дивану, представляя гостям, с которыми у нее не было никакого желания знакомиться. Аристократы глазели на нее, словно на выставленное напоказ сокровище, восхищаясь нарядом и одаривая многозначительными взглядами.

Лули они были отвратительны, все без исключения.

Небольшим облегчением стала возможность сбежать к ночи от аристократов, получив от султана разрешение провести последнюю ночь перед пугающим путешествием здесь, в таверне у Далии.