Взрыв бесплатное чтение

Сергей Леонтьев
Взрыв

© Леонтьев C., 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Пролог

4 октября 1979 года, четверг.

Город С., час пятьдесят пять, диспетчерская железнодорожной станции Сортировочная

Железная дорога никогда не спит. Тем более не спит сортировочная станция, где магистрали подходят к промышленному центру. Здесь всегда движение: формируют составы, пропускают транзитные поезда, отцепляют и прицепляют вагоны, проверяют их исправность, делают мелкий ремонт… И все это без остановки, днем и ночью. В соответствии с расписанием – священным заветом железной дороги.

Но на сортировочной станции работают живые люди. А люди ночью хотят спать. Особенно если предыдущей ночью раз пять приходилось вставать к температурящей младшей, а в полседьмого будить в школу старшую. Татьяна уже испробовала все проверенные средства. По щекам себя хлопала, уши натирала, за бедра щипала. Крепкий чай булькал в горле и грозился излиться наружу. Пятый стакан как-никак. И все равно глаза предательски слипаются, голова опасно склоняется над пультом. Несколько раз она проваливалась в короткое забытье, после которого с трудом приходила в себя, не сразу понимая, где находится. А может, у нее тоже поднялась температура? Подхватила заразу от дочки? Зря вообще сегодня она вышла. Так и до беды недалеко. Можно было, конечно, взять бюллетень по уходу, но ночные смены оплачиваются в полуторном размере – немаловажное обстоятельство для матери-одиночки.

Татьяна яростно потерла уши и посмотрела на часы, потом в окно, на ярко освещенную прожекторами рабочую зону. Через три минуты надо пропустить транзитный с углем. Затем подать на разгрузку вагоны с чем-то опасным. С чем именно, Татьяна не знала, в путевом листе было обозначено только: «Опасный груз, особый контроль». Вагоны стояли на горке, закрепленные тормозными башмаками. Татьяна вдруг почувствовала непонятное беспокойство. Старший сигналист^[1] Петрович сегодня не вышел, позвонил перед самой сменой, пожаловался, что радикулит разбил. Прислал вместо себя племянника. Заверил, что племянник грамотный, с опытом работы и в железнодорожном учится. Племянник оказался общительный, на вид толковый. Принес коробку конфет «Птичье молоко», Татьянины любимые. Обаятельно улыбался, шутил, говорил, что не раз сигналистом-башмачником подрабатывал. Татьяна его до работы допустила. Не положено, конечно, но что делать? Где она поздним вечером надежного сигналиста найдет? Помощники у Петровича – пьянь горькая, что один, что второй. Старшим из них никого не поставишь, точно что-нибудь напутают. Поэтому и закрыла Татьяна глаза на подмену. Теперь жалеет. Надо было начальника смены в известность поставить.

Она снова посмотрела в окно. Вот и транзитный с углем. Не торопится, соблюдает скоростной режим. Господи, что это?! Наперерез товарняку катятся те самые опасные вагоны. Татьяну бросило в холодный пот, сонливость как рукой сняло, но сделать она уже ничего не могла. Как в замедленной съемке она видела набирающие ход вагоны. Длинный товарняк не успеет пройти. Только одна мысль крутилась в голове: неужели она дала команду убрать башмаки? Татьяна видела, как бегут к вагонам помощники Петровича, те самые пьяницы, тащат восьмикилограммовые башмаки в каждой руке. Почему-то племянника с ними нет. Да какая разница? Башмаками не остановят. Состав уже набрал ход. Срывая голос, Татьяна кричала по громкой связи, вызывая маневровый тепловоз, приказывая, прося, умоляя догнать и прицепиться к опасным вагонам. Наконец маневровый показался на горке и, набирая ход, покатился вслед за убегающим составом. Но до него далеко, слишком далеко, не успеет…

Часть I. Дебют

Задача дебюта состоит в наилучшей мобилизации сил для предстоящей борьбы. Для этого в первую очередь развиваются легкие фигуры. Не следует торопиться с выведением наиболее ценных фигур на середину доски, где они легко подвергаются ударам.

Макс Эйве «Учебник шахматной игры»

Глава 1

До ночного затишья седьмая бригада выезжала девять раз: четыре тяжелых инсульта, два гипертонических криза, две автомобильные аварии. Поздно вечером они отвезли в травму «парашютиста» – подвыпивший мужчина улетел с балкона пятого этажа. Был бы трезвый, разбился бы насмерть, а так «всего лишь» перелом таза и сотрясение. Вернулись на подстанцию около двенадцати ночи. Как правило, с полуночи до четырех утра вызовов мало. Город засыпал, засыпали и болезни. В пятом часу болезни просыпались, и начиналась обычная утренняя круговерть: гипертонические кризы, приступы астмы, инсульты, инфаркты…

Вернувшись, Андрей с Оксаной в комнаты отдыха не пошли. Пили на кухне чай, болтали о всяких пустяках, целовались, когда никого не было.

Около двух часов за окнами громыхнуло, здание подстанции содрогнулось. Для грозы не сезон: начало октября. Тревожно переглянулись, и доктор Тюленин из реанимации предположил, что начались ночные стрельбы на танковом полигоне. «Вроде в другой стороне взорвалось, в железнодорожном районе», – усомнился кто-то из линейных бригад. Когда через несколько минут по селектору прозвучало распоряжение: «Всем срочно подойти к диспетчерской», – никто не удивился.

В холле стоял старший дежурный врач Соколов Григорий Павлович, мрачный, взъерошенный, в расстегнутом халате, с бланком вызова в руке. Дождавшись, пока все соберутся, без лишних слов объявил:

– Авария на станции Сортировочная: состав с чем-то взрывающимся столкнулся с другим поездом. Разрушен поселок железнодорожников. Количество пострадавших неизвестно. Еще какая-то химическая гадость разлилась. Получить респираторы, дополнительный комплект обезболивающих и перевязочных средств. Работать в перчатках. На месте будет создан штаб спасательной операции, указания получите по рации. Все, вперед.

Оксана побежала в «заправочную» за допкомплектом. Вернулась возбужденная, глаза светятся.

– Как здорово, что я сегодня смену взяла! Настоящая катастрофа!

Сергеев вздохнул, подхватил тяжелый железный ящик, направился к машине.

«Совсем девчонка еще, чему тут радоваться?»

Ничего хорошего от этого десятого вызова он не ждал…

«Рафики» центральной подстанции шли колонной. На параллельных улицах мерцали синие маячки – спешили пожарные, милиция, бригады с других подстанций. Было темно, в окнах домов горел свет. Большинство стекол выбито, вдоль дороги стоят испуганные люди, кто в чем: видно, что выбегали в панике, хватали детей и что под руку попадется. Колонну то и дело останавливали, просили оказать помощь. В основном неглубокие резаные раны от осколков. Но были и серьезные повреждения: кровотечения из крупных сосудов, множественные переломы, тяжелые черепно-мозговые травмы. Бригады по одной отставали, собирали по несколько пострадавших, перевязывали, фиксировали, кололи обезболивающие и везли в больницы.

Район аварии был виден издалека. В ночное небо поднимался столб черного дыма, освещенный языками пламени. На дороге валялись разлетевшиеся при взрыве железнодорожные сцепки, колесные пары, исковерканные части вагонов. Чем ближе к станции, тем сильнее были разрушения. Деревянные жилые дома разметало на бревна. Некоторые горели. Каменные выглядели как после бомбежки. Здесь электричества уже не было, не работали уличные фонари, оконные проемы темнели черными дырами.

Движение серьезно замедлилось: объезжали завалы, местами приходилось выходить и расчищать дорогу. Навстречу проползли четыре «Скорые» – первыми прибывшие бригады с железнодорожной подстанции вывозили раненых. Вскоре колонна окончательно остановилась. Дорогу преграждали бронетранспортер с навесным отвалом-щитом, как у бульдозера, несколько пожарных машин и милицейский «газик». В воздухе стоял запах гари и какой-то химии, от которой слезились глаза и першило в горле. Сверху падали хлопья сажи. Медики нацепили респираторы. Впереди в тревожном свете пожаров мелькали тени, рычали моторы, слышались крики людей. Картина напоминала эпизод из кинофильма «Экипаж», который Сергеев с Оксаной недавно смотрели: все горит и рушится. Только сейчас это происходило не на экране. Командовал майор с эмблемой железнодорожных войск, с воспаленными глазами, без фуражки. Сорванным голосом майор прохрипел порядок действий. В очаг выдвигаться нельзя, возможны новые взрывы. И смысла нет, там никого не собрать. В близлежащих завалах могут быть живые. Первыми идут военные железнодорожники. За ними пожарные расчеты и милиция. Медики в третьем эшелоне. Дороги расчищает тяжелая техника. Там, где не проехать, идти пешком. Слушать команды военных и пожарных. При малейшей угрозе немедленно эвакуироваться. Глупого героизма не проявлять.

«Рафик», детище рижской автобусной фабрики, не приспособлен для преодоления полосы препятствий. Не то что пожарный «Урал» на высоких колесах. Встали, не проехав и двухсот метров. Взяли ящик с лекарствами, мешок Амбу^[2] для реанимации, дополнительный перевязочный набор, носилки – и пересели к пожарным.

Одноэтажное кирпичное здание, где обнаружили пострадавших, было наполовину разрушено. Одна стена практически отсутствовала, часть перекрытий обвалилась, другие держались на честном слове. Вслед за командиром пожарного расчета вошли, стараясь не приближаться к покосившимся стенам и опасливо поглядывая наверх. Просторное помещение заставлено покореженными станками – видимо, до катастрофы здесь было какое-то производство.

– Давайте быстрее, по моей команде бегом наружу, – сказал пожарный, освещая дорогу мощным фонарем. – Сюда, здесь они.

Протиснувшись между сорванными с места станками, Андрей с Оксаной подошли к стене, оказавшейся внутренней перегородкой, почти не пригибаясь пролезли через пролом в кирпичной кладке и попали в небольшую комнату. Вернее, в то, что от комнаты осталось. Очевидно, здесь была бухгалтерия. Чудом устоявший шкаф забит бумагами и папками. Канцелярские столы повалены. На полу, среди обломков кирпичей и стекол, бухгалтерские счеты, письменные приборы, арифмометр «Феликс»^[3]. Пострадавших трое, две женщины и мужчина.

– Здесь еще более-менее. Там, – пожарный махнул рукой в сторону обвалившихся перекрытий, – вообще кошмар, лучше не видеть.

– Посветите! – попросил Андрей.

Быстро проверил пульсацию на сонных артериях – женщины мертвы. У одной, судя по положению головы, перелом позвоночника в шейном отделе. У второй множественные порезы, из ран торчат осколки стекол, под телом большая лужа крови. Мужчина, молодой, около тридцати, без сознания, лежит на боку, руки прижаты к груди, прерывисто дышит, в области затылка большая скальпированная рана. Скорее всего, проникающая. Пульс частый, нитевидный, мышцы живота напряжены. Возможна травма внутренних органов с кровотечением.

– Оксана, систему с полиглюкином и дексаметазоном, я обработаю рану.

– Хорошо, доктор.

Оксана открыла железный ящик с красным крестом, начала готовить систему. Андрей занялся раной, которая действительно оказалась проникающей: сквозь раздробленные кости черепа видна синюшная твердая мозговая оболочка.

– Андрей, помоги!

Оксана пыталась разогнуть руку пациента, чтобы поставить катетер. Сергеев закрыл рану на голове стерильной салфеткой, взялся за руку, с трудом оторвал от груди, выпрямил. Только теперь обратил внимание на толстую зеленую тетрадь в твердой обложке. По-видимому, очень ценную для раненого. Именно ее мужчина судорожно прижимал к груди – похоже, боялся потерять.

Манипуляции с рукой как будто лишили раненого последних сил. Он захрипел, дернулся и затих. Дыхание остановилось, пульса не было. В соседнем помещении что-то обрушилось, по стене комнаты поползла трещина.

– Быстро уходим, сейчас обвалится! – Андрей услышал взволнованный голос командира расчета.

Подхватив медицинский ящик, Сергеев взял за руку Оксану, бросился вместе с ней вслед за пожарным. Они выскочили и успели отбежать на несколько метров, когда стены здания с грохотом сложились, подняв клубы пыли.

Тяжело отдышались. Девушка дрожала, испуганно прижимаясь к Андрею.

– Я там банку с полиглюкином оставила, – пожаловалась она.

– Не бери в голову, – успокоил ее Андрей. – Ты молодец!

Нежно обнял, поцеловал в щеку. Щека была мокрая. Оксана сжимала в руках какой-то предмет. В утренних сумерках Андрей не сразу понял, что это. А когда понял, удивился.

– Зачем ты ее взяла?

Оксана недоуменно разглядывала зеленую тетрадь.

– Андрей, не знаю, я честно не хотела, наверное, машинально подняла, а потом мы побежали…

За четыре месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Москва, микрорайон Северное Чертаново

Квартиру установили случайно. Соседи вызвали участкового, чтобы утихомирить пьяницу-дебошира. В подъезде участковый капитан Мишин столкнулся с мужчиной, очень похожим на сбежавшего из мест заключения вора, фотография которого давно украшала «доску почета» райотдела. Мишин, молодец, задерживать гражданина не стал, аккуратно проследил, в какую квартиру тот зашел. В двадцать вторую, причем дверь по-хозяйски открыл своим ключом.

Призвав к порядку отмечавшего получку дебошира, Мишин расспросил соседей про квартиру двадцать два и ее жильца. Выяснил, что проживающая там Семеновна, по паспорту Дягилева Анна Семеновна, пенсионерка, как всегда ранней весной уехала на дачу, где теперь и проживает. В квартиру поселила якобы родственника. Только никакой это не родственник, а очень подозрительный тип, который ни с кем не здоровается, а сталкиваясь на лестничной площадке с жильцами, отворачивается, как будто лицо прячет. Кстати, в райотдел родственник не обращался, чтобы оформить временную прописку, как по закону положено.

Вернувшись в отдел, капитан Мишин доложил о подозрительном гражданине начальнику. Тем же вечером квартира была взята под наблюдение сотрудниками уголовного розыска. В ходе наблюдения установлено, что подозрительный гражданин не кто иной, как сбежавший при этапировании вор-рецидивист Седых Григорий Матвеевич, псевдоним Седой, специализирующийся на квартирных кражах у известных деятелей советской культуры и искусства. Решено было Седого временно не задерживать, а установить за ним наблюдение для выявления возможных связей.

На третий день, вернее ночь, Седой вернулся в два сорок пять на такси в сопровождении неизвестного. Из машины выгрузили три объемных чемодана и подняли в квартиру двадцать два, после чего неизвестный уехал. За автомобилем такси установили слежку. Старший группы наблюдения доложил о происшедшем по инстанции, после чего в три сорок пять к дому подъехала группа захвата. Дверь в двадцать вторую квартиру с ходу вынесли, Седого взяли «тепленьким» в постели.

При обыске в чемоданах обнаружили столовое серебро, ювелирные украшения, деньги, одежду импортного производства. Украденные, как позднее выяснилось, из квартиры известного пианиста, гастролировавшего в это время в Германской Демократической Республике. Кроме того, в квартире нашли несколько дорогих шуб явно фабричного производства, но без ярлычков с ГОСТом. Шубы по описанию походили на похищенные неделю назад у известной всему союзу певицы, любимицы генсека. Расследование этой кражи было взято на контроль партийными органами и КГБ. Потому что такие кражи бросают тень на первое в мире социалистическое государство, отдельные несознательные граждане которого не желают жить честным трудом.

Глава 2

1. d4…Kf6

Ферзь хорошо знал защиту Нимцовича, часто играл ее черными. Белыми предпочитал ленинградский вариант Спасского, с быстрым развитием и постоянным давлением на противника. Развитие и давление – залог успеха в шахматах. И в жизни.

2. c4…c6

3. Kc3…

Именно так играл гроссмейстер Спасский, а не конь f3.

…Cb4

4. Сg5…

Слабость ферзевого фланга обманчива. Если черные задумают начать здесь атаку – белым есть чем ответить.

…h6

Противник не дилетант, не ввязывается в драку без должной подготовки.

5. Ch4…c5

Ну, это предсказуемо, хотя многие предпочитают обмен на с3.

6. d5…b5

Ферзь ненадолго задумался. Укрепить центр пешкой на е4 или ответить остро разменом центральных пешек? «Пешка d5 бьет на е6», – сказал он в трубку и посмотрел на часы. Семь двадцать пять. В половине восьмого должен звонить Турок. Они начали игру с опозданием, шахматист из Новосибирска, директор номерного ящика^[4], позвонил только в семь двадцать три. Хотя договаривались на семь. Сказал, что долго не давали межгород^[5]. Ферзь предупредил, что ограничен во времени, и предложил сделать несколько первых ходов. Директор согласился.

Партию по телефону они запланировали давно, еще в июле, в ресторане гостиницы «Ялта Интурист». Играли на интерес. Сумма несерьезная, всего десять тысяч, но добавляет азарта. Ферзь усмехнулся: для кого-то и несерьезная, а для коллег по кафедре – зарплата за несколько лет.

7….fxe6

Ферзь снова бросил взгляд на часы: семь двадцать девять. Оставив ход за собой и согласовав день продолжения игры, повесил трубку.

Семь тридцать. В ожидании звонка Ферзь подошел к окну. Улица выглядела как обычно. Утренние сумерки, народ толпится на остановке, автобус опаздывает. Самые нетерпеливые вышли на проезжую часть, пытаются разглядеть маршрутный в потоке транспорта. Погода для начала октября теплая, дождя нет. В сквере напротив первые мамаши с колясками. Все спокойно, как будто ночью ничего не произошло. А ведь произошло. В два ноль пять хлопнуло и дом ощутимо тряхнуло.

Ферзь вернулся за стол, склонился над шахматной доской. Машинально сделал несколько ходов за белых и черных. Вернул фигуры в отложенную позицию. Семь часов тридцать девять минут. Почему Турок не звонит? Не может найти будку с работающим аппаратом? Вряд ли, он предусмотрительный, наверняка заранее проверил пару кабин. Часы отстают? Тоже не в характере помощника.

Семь сорок пять. Ферзь поднял трубку, проверил сигнал. Непрерывный гудок, линия свободна. Положил трубку на место, задумался. Что-то пошло не так?

Звонок раздался в семь пятьдесят три.

– Ферзь, это Турок.

Голос спокойный – впрочем, Турок даже в самых напряженных ситуациях умудрялся сохранять спокойствие. На смуглом восточном лице не проявлялись эмоции. Узкие темные глаза оставались бесстрастными. Эта способность не раз выручала Турка на ринге и ставила в тупик партнеров по картам.

– Слышу, говори.

Турок, в миру Туранов Демир, бывший боксер в первом тяжелом весе, был ближайшим помощником Ферзя. Псевдоним получил не от фамилии или национальности, как думали непосвященные. Псевдоним помощнику дал Ферзь. О своем происхождении Туранов ничего не знал. Воспитывался в детском доме, куда попал года в три. Где родители и почему оказался на улице, он не знал. Но имя и фамилию в приемнике-распределителе назвал уверенно. Возможно, и были у Демира турецкие корни, Ферзя это не особенно интересовало. А Турком помощник стал от туры, шахматной фигуры. Тура, она же ладья, – вторая по силе фигура. После ферзя, конечно.

– У нас проблема.

– Серьезная?

– Пока нет. Но надо принять меры.

– Жду через сорок минут.

Ферзь, он же Шандалов Алексей Васильевич, доцент кафедры математики, положил трубку. Телефон был зарегистрирован на соседку-пенсионерку, проживающую этажом ниже. Но как говорится, береженого Бог бережет. В Бога Ферзь не верил, однако не предназначенные чужим ушам разговоры предпочитал вести с глазу на глаз, на конспиративной квартире, приобретенной через жилищно-строительный кооператив на подставное лицо.

До квартиры десять минут неспешным шагом. Есть полчаса на чашку кофе и сигару. Ферзь подошел к буфету, отодвинул банку днепропетровского растворимого, что держал для нечастых гостей, достал натуральный бразильский в зернах. Второй профессор кафедры Свиридов, плебей и абсолютная бездарность, за такой кофе отдал бы половину месячной зарплаты. Да вот беда, купить бразильский можно только в московских валютных магазинах. Или, если очень повезет, в гастрономе на Чистых прудах. Так что пить Свиридову советский растворимый. Этот кретин зарубил докторскую диссертацию Ферзя на совете. Ферзь хотел поручить Турку переговорить с профессором где-нибудь в тихом месте. Но передумал: не стоит дразнить милицию по пустякам. В конце концов, это для Свиридова и ему подобных докторская степень – предел мечтаний.

Ферзь насыпал матовые коричневые зерна в турецкую кофемолку, проверил расстояние между жерновами: он любил тонкий помол, что называется, в пыль, покрутил ручку. Комната наполнилась бодрящим ароматом свежемолотого кофе. Джезва уже стояла на плите, вода достигла нужной температуры. Ферзь аккуратно пересыпал кофе в медный раструб и сосредоточился на самом ответственном моменте: не допустить закипания и разрушения кофейной пробки. В нужный момент, завершая священнодействие, перелил дымящийся напиток в керамическую чашку с толстыми стенками, не позволяющими кофе остывать слишком быстро. Поставив чашку на журнальный столик, вернулся к буфету. Выдвинул ящик, где вместе с гостевым запасом отечественных сигар, скрученных на табачной фабрике в городе Погаре^[6], хранились дефицитные кубинские в металлических тубах. Аккуратно отрезав кончик «Монтекристо» золотой гильотиной, раскурил от длинной кедровой спички. К аромату кофе добавился густой запах сигарного дыма. Удобно устроившись в кресле с высокой спинкой, поднес к губам чашку, сделал первый обжигающий глоток, посмаковал вкус, почувствовал, как внутри разливается приятное тепло. Говорят, что генсек портит кофе молоком. Впрочем, чего ожидать от сына помощника вальцовщика из Курской губернии?

Ферзь откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, сосредоточился, возвращаясь к телефонному разговору. В том, что Турок выполнил поручение, соблюдая все данные ему инструкции, Ферзь не сомневался. Но действовал помощник не один. А чем больше участников, тем больше вероятность ошибки. Да и вся операция была на грани авантюры. Благодаря случайному стечению обстоятельств появилась возможность, пожертвовав пешками и легкими фигурами, эффектно завершить партию. Но времени на подготовку не оставалось, требовались немедленные действия. И Ферзь рискнул. Настоящий мастер не тот, кто вызубрил дебютные варианты и комбинации, а тот, кто не боится импровизаций и экспромтов.

Сейчас, прокручивая в памяти события недавнего прошлого, Ферзь думал, что поступил правильно. Второй раз такой шанс не выпадет, а внутренний звонок тревоги, к которому он всегда прислушивался, упорно молчал. Значит, нет повода для беспокойства. Турок сказал: «У нас проблема». Любую проблему можно свести к элементарной шахматной задаче – белые начинают и выигрывают.

За четыре месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Москва, площадь Дзержинского, инспекторское управление КГБ СССР

Начальник отдела по контролю за деятельностью милиции полковник Коновалов внимательно перечитывал рапорт майора Гнездилова. Что-то не давало ему наложить на бумагу привычную резолюцию «в архив». Казалось бы, дело закрыто, шубы известной певицы, любимицы генсека, найдены и возвращены хозяйке. Правда, заслуги милиции и комитета в этом нет. Все решила случайность. Так не первый раз и не последний. Случайность – немаловажный фактор в следственной работе.

Но сидела в рапорте майора некая заноза, тревожащая профессиональную интуицию полковника. А к своей интуиции Коновалов относился с уважением.

Полковник дошел до предпоследнего абзаца текста, написанного убористым, но хорошо читаемым почерком. Стоп! Вот оно: «…на изъятых шубах фабричного производства отсутствуют установленной формы ярлычки с ГОСТом, а также следы их удаления после приобретения». То есть не срезала певица ярлычки острыми ножничками. Изначально ярлычков не было. И где же куплены шубы? Ну конечно, в «Березке» на Горького за… Читая в первый раз, полковник пропустил стоимость как несущественную деталь. Однако теперь эта деталь вместе с отсутствием маркировки и фабричным происхождением шуб приобрела особое значение. Итак, что получается? На какой-то из меховых фабрик Союза шьют дефицитную левую продукцию, которую сбывают через «Березки», а возможно не только «Березки», за большие деньги. Это наносит серьезный ущерб советской экономике.

Полковник поднял трубку внутренней связи:

– Гнездилова ко мне, срочно!

Глава 3

Около четырех часов бесконечного дня пили чай у Сергеева в общежитии. Смена затянулась почти до часа. Трижды пришлось возвращаться на Сортировку, откуда вывезли восемь пострадавших. Смертей больше не было, но двое из восьми оказались тяжелые, в том числе девочка-подросток с обширными ожогами третьей степени.

После дежурства Оксана в институт не пошла, позвонила маме, успокоила, сказала, что побудет до вечера у Андрея. Сергеев тоже на работу не пошел: проверять карты вызовов и отвечать на вопросы коллег настроения не было. Он сбегал в ближайший гастроном, купил чекушку^[7] водки, две бутылки кефира, батон, пачку печенья и полкило сосисок. Колбасные изделия в гастрономе не появлялись уже больше месяца, а сегодня пожалуйста: «докторская», «любительская», «ливерная», молочные сосиски. И никто не кричит: «Граждане, колбасы не больше палки в одни руки!» Выбросили в связи с аварией, чтобы народ отвлечь, решил Андрей. Хотел взять «докторскую» про запас, но обнаружил, что в кошельке осталось только три рубля с мелочью, а до зарплаты почти неделя.

Они устроили настоящий пир, Оксана пила водку наравне с Андреем, поэтому бутылку опустошили быстро. После еды попытались вздремнуть, Оксана на кровати, Андрей на надувном матрасе. Но сон не шел, слишком велико было возбуждение. Через полтора часа поднялись разбитые, с головной болью, заварили покрепче чай, открыли пачку печенья.

Пришел расстроенный Коля Неодинокий, врач линейных бригад, бывший однокурсник, товарищ по стройотряду, надежный и преданный друг. В ночь взрыва он не дежурил, на аварию не попал и страдал по этому поводу. Заметив пустую водочную бутылку, еще больше огорчился: «Вот так всегда, все интересное мимо проходит, кто-то, рискуя жизнью, раненых спасает, кому-то слава, медали, ценные подарки, наркомовские сто грамм! А кто-то бабушкам в заднее место магнезию колет». «Ой, спасибо тебе, сынок, сейчас чай заварю, варенье у меня домашнее», – Коля забавно передразнил безымянную пациентку и потребовал подробностей о ночных подвигах. Но и здесь Неодинокого поджидало разочарование. Делиться впечатлениями Андрей с Оксаной не захотели.

Колины расспросы напомнили Сергееву про зеленую тетрадь, которую Оксана вынесла из рухнувшего здания. Тетрадь лежала в рабочем портфеле Сергеева, вместе с объяснительной доктора Широкого, опоздавшего на дежурство «по личным обстоятельствам», «Комсомольской правдой» с материалами пленума ЦК для политинформации и «Выстрелом в спину» Николая Леонова про сыщика Льва Гурова.

Содержимое стандартной тетради в сорок восемь листов оказалось странным. Страницы в клетку были аккуратно расчерчены на четыре колонки без оглавления. В первой колонке каллиграфическим почерком вписаны даты. Во второй – цифры с двумя знаками после запятой. Перед цифрами стоял плюс или минус. В третьей колонке каждой цифровой записи соответствовали имена, инициалы или адреса. В четвертой записей было немного, лишь несколько раз шли пояснения вроде «уточнить у Ф», «передать Т» или «списать». Обороты расчерченных страниц заполнены рядами пятизначных цифр – несколько абзацев или весь оборот целиком. В конце еще несколько листов сплошь с рядами цифр.

– Какая-то китайская грамота, – разочарованно вздохнул Николай. – Повесьте в рамку на стену, будет сувенир.

– Не скажи, друг мой, – возразил Андрей, сосредоточенно рассматривая записи. – Ручки разные, а почерк один и тот же. Думаю, это не просто сувенир.

– А что это, Андрюша? – Оксана наклонилась, заглядывая Андрею через плечо.

Каштановые волосы щекотали щеку; девушка приняла душ, от нее приятно пахло мылом и чистой кожей; в его плечо упиралась ее волнующая округлость. То ли водка еще не выветрилась, то ли адреналин после ночного стресса продолжал действовать, но загадочные записи вдруг отодвинулись на второй план.

– Старик, давай выкладывай, что ты про это думаешь.

– Про что? – переспросил Андрей.

– Ну, про это! – Николай нетерпеливо постучал по тетради.

– Ты «Черный маклер» «Знатоков»^[8] смотрел? – ответил Андрей вопросом на вопрос.

– Это какая серия? Когда показывали?

– Вышла в семьдесят первом.

– Ну ты даешь, старик! – искренне изумился Неодинокий. – Это когда было? Мы еще на первом курсе учились.

– В прошлом году повторяли по второй программе.

– Ладно, не томи. – Николай махнул рукой. – При чем здесь твой маклер?

– Во-первых, не мой, а Центрального телевидения СССР. Во-вторых, там нечто похожее было. – Андрей показал на тетрадь. – Черная бухгалтерия.

– То есть?

– То есть бухгалтерия преступной группы. Даты и цифры – это поступления денег или расходы. Адреса, имена, инициалы – кому и от кого. Четвертая колонка – видимо, примечания.

– А почему обязательно черная? Может, личные записи: кому сколько заплатил, от кого получил.

– Ты когда деньги получаешь?

– Пятого и двадцатого.

– А здесь, – Сергеев провел указательным пальцем по странице, – через день поступления. Первые два месяца одни минусы. Потом начались плюсы, чем дальше, тем чаще и больше. Нам с тобой столько за десять лет не заработать. Даже если Оксанину повышенную стипендию добавить.

– И что?

– А то, – Андрей посмотрел дату на первой странице, – что в феврале семьдесят седьмого кто-то организовал подпольное производство…

– Швейное, – вставила Оксана.

– Откуда ты знаешь? – удивился Неодинокий.

– Там станки были швейные. Я такие видела, нас в школе на уроке труда на швейную фабрику водили.

– В феврале семьдесят седьмого кто-то организовал подпольное швейное производство, – закончил мысль Андрей. – Первые месяцы были расходы: закупалось оборудование и материалы. Потом начали продавать продукцию, появились доходы, и немалые. На вышку^[9] тянут.

– А почему ты думаешь, что это подпольное производство? – спросил Неодинокий.

– Коля, я родился в этом городе. Все промышленные предприятия могу перечислить. В основном у нас металлурги и машиностроители. Легкой промышленности немного. Швейных фабрик две, ни одна не расположена на Сортировке.

– А может, это кооператив, – не сдавался Неодинокий. – Есть же у нас кооперативы?

– Два тебе за политграмотность. Производственные кооперативы ликвидировали в шестидесятом году, есть специальное постановление ЦК. Это цеховики^[10], Коля.

– Цеховики, – задумчиво повторил Неодинокий. – Возможно. Я где-то читал, или у «Знатоков» была серия. Там неучтенную обувь делали, кстати, хорошую, не хуже югославской. Не помню, как серия называется.

– Не было у «Знатоков» такой серии, – возразил Андрей, продолжая сосредоточенно изучать записи. – Но это сейчас не важно.

– А что важно?

– Вот это.

Сергеев перевернул одну из расчерченных страниц, показал на ряд пятизначных чисел на обратной стороне.

– Ну, цифры, числа, – пожал широкими плечами Коля. – Что в них важного?

– Это не просто цифры-числа. Это шифр. И еще…

Андрей замолчал, откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Некоторое время Николай с удивлением посматривал на друга. Потом не выдержал:

– Ну говори же, что еще?

Андрей открыл глаза, повернулся к Оксане:

– Тебе на том вызове ничего странным не показалось?

– Нет, – растерялась девушка. – Там страшно было, я старалась не смотреть по сторонам.

– Понятно.

Сергеев взглянул на Николая.

– Коля, что такое взрывная волна?

– А то ты не знаешь! Это когда воздух в месте взрыва сжимается, потом стремительно расширяется.

– И сносит все на своем пути, – подхватил Андрей. – А направленность волны можно определить по разрушениям.

Андрей взял лист бумаги. Нарисовал в центре взрыв, как рисуют дети на картинках про войну. Вокруг взрыва нарисовал концентрические круги и стрелками обозначил направление волны. Одна из стрелок уперлась в прямоугольник, обозначающий строение.

– Смотрите, волна расходится от центра, ударяет в стену, – Андрей постучал карандашом по прямоугольнику, – стена валится в каком направлении?

– Ясен пень. – Коля показал направление, в каком валится воображаемая стена. – И что?

– А то, что стены здания, где мы подобрали тетрадку, не свалились в этом направлении. Они вообще бы не свалились от взрывной волны. Невысокое кирпичное здание должно было устоять. А оно рухнуло!

– Почему тогда?

– Да потому, что было изнутри взорвано!

– Ой. – Оксана смотрела на друзей широко раскрытыми испуганными глазами. – Я вспомнила: там все было выворочено и вокруг раскидано!

– Вот, – подтвердил Сергеев. – Мне это сразу странным показалось.

– Так ты, – оживился Неодинокий, – думаешь, что здание специально взорвали?

Андрей отрицательно покачал головой.

– Не думаю – зачем кому-то убивать курочку, несущую золотые яйца? Скорее всего, в здании взрывчатое вещество хранилось, и оно от взрыва на станции детонировало.

– И что нам с этим теперь делать?

– Расшифруем записи, поймем, что произошло, тогда будем решать, что делать.

Коля недоверчиво уставился на друга:

– Старик, только не говори, что ты еще и шифры разгадываешь.

– Не разгадываю, но методику знаю. Ты «Пляшущие человечки» читал?

– Шерлока Холмса? Читал, конечно, так это же выдумка.

– Безусловно, это фантазии сэра Артура Игнейшуса Конан Дойля. Но принципы расшифровки вполне логично изложены. Текста здесь много, это облегчает задачу.

Было видно, что Андрею не терпится быстрее приступить к разгадке шифра.

– Ребята, – послышался робкий голос Оксаны, – давайте мы эту тетрадку в милицию отнесем.

– Ага, побежали, – фыркнул Николай. – Так нас в милиции и ждут с какой-то тетрадкой.

– Оксана, Николай прав, – поддержал друга Андрей. – Никто с нами в милиции серьезно разговаривать не будет. В милицию надо с фактами идти. А у нас пока только предположения. Вот записи расшифруем, тогда и пойдем. Может быть.

За три месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Москва, площадь Дзержинского, кабинет председателя КГБ СССР

Андропов внимательно посмотрел на собеседника, встал, подошел к окну. По старой привычке посчитал голубей на памятнике основателю ЧК. Повернувшись, спросил, жестом пресекая попытку собеседника подняться:

– Вы уверены в выводах? Ошибки быть не может?

Вопрос был скорее риторический. Начальник инспекторского управления, одного из самых закрытых подразделений могущественного ведомства, генерал Кабанов был не из тех, кто торопится донести до руководства непроверенные сведения. Подчиненный лично председателю комитета, он входил в очень ограниченное число доверенных лиц. Андропов знал, что на выводы генерала можно целиком положиться. Все же задал вопрос – слишком высоки были ставки.

Понимая состояние председателя, Кабанов ответил не сразу. Мысленно еще раз прокрутил в голове материалы дела, поправил лежащую перед ним папку, зачем-то достал из внутреннего кармана авторучку, повертел в руке и тут же убрал. Посмотрел в усталые глаза председателя за стеклами очков в толстой роговой оправе. Твердо произнес:

– Уверен, Юрий Владимирович, ошибки быть не может.

– Хорошо, Николай Иванович, вы свободны. Я должен подумать.

Кабанов вышел. Андропов вернулся на рабочее место, позвонил референту, попросил чай. Когда референт расставил на столе стакан с чаем, чашку с колотым сахаром и блюдце с тонко нарезанными ломтиками лимона, хозяин кабинета распорядился полчаса ни с кем, кроме Генерального, не соединять. Положил в стакан кусок сахара, подумал, добавил второй вместе с лимоном, размешал. Пододвинул рапорт начальника инспекторского управления, поправил очки, погрузился в чтение.

Повторная экспертиза в Министерстве легкой промышленности подтвердила, что украденные из квартиры известной певицы шубы без ярлычков с информацией о производителе изготовлены фабричным способом с соблюдением госстандартов. По некоторым особенностям выкройки и швов удалось определить место производства: Горпромкомбинат в городе Абайске Казахской ССР.

Оперативными мероприятиями установлено, что на Абайском комбинате во вторую смену шьют шубы, шапки, воротники и муфты из неучтенного высококачественного меха. Объем неучтенной продукции не многим уступает официальным объемам, на реализацию «левые» изделия по поддельным накладным отправляются в Москву, Ленинград, столицы республик Прибалтики и Закавказья. Пушнина в Советском Союзе – один из важнейших источников валютных поступлений. Подпольное вторжение в эту отрасль само по себе серьезное преступление против государства.

Но заинтересовало председателя другое. Незаконное производство имело высокопоставленных покровителей из числа офицеров милиции. Причем следы этого покровительства тянутся в Москву, к одному из заместителей министра внутренних дел. Что компрометирует самого министра, близкого друга генсека еще по довоенной совместной работе в Днепропетровске.

Это был реальный шанс поставить жирную точку в старом противостоянии Комитета государственной безопасности и Министерства внутренних дел. Реальный, но рискованный. Если информация уйдет раньше времени, последствия будут непредсказуемы. Министр Щелоков гораздо ближе «к телу», чем председатель Андропов.

Он убрал рапорт в сейф, допил чай. Несколько минут посидел, обдумывая план действий. Затем поднял трубку внутренней связи:

– Пригласите ко мне генерала Волкова.

Глава 4

Условный стук – два коротких, три длинных, три коротких – раздался ровно через сорок минут после телефонного разговора. Ферзь посмотрел в глазок, открыл дверь, впустил гостя. Вышел на площадку, наклонился над лестничным пролетом, прислушался. Турок невозмутимо наблюдал за манипуляциями Ферзя из прихожей. По дороге он несколько раз принял меры для проверки того, не следят ли за ним, и, обрубая возможный хвост, пробежал через два проходных двора. Но у шефа свои ритуалы, на то он и шеф.

Беседовали, как обычно, на кухне. Помощнику Ферзь заварил крепкий чай: позади бессонная ночь, а для разговора нужна ясная голова. Сам ограничился стаканом воды. Турок устроился на старом табурете. Каким образом эта хлипкая деревянная конструкция выдерживает двухметрового гиганта, оставалось загадкой. Турок имел привычку во время доклада на табурете раскачиваться, и Ферзь каждый раз мысленно заключал с собой пари: подломятся ножки или нет.

После завершения спортивной карьеры Турок к своим девяноста набрал еще килограммов тридцать. Но, несмотря на внушительные габариты, двигался по-кошачьи мягко, а при необходимости – невероятно быстро. Ферзь сам видел, как в считаные секунды бывший боксер уложил нескольких здоровенных парней. Дело происходило вечером в ресторане. Турок, а тогда еще просто Демир, пригласил танцевать девицу, сидевшую за столом в шумной компании. Мужская половина компании действия нахала не одобрила, слово за слово… Демир ударил первым и не оставил противникам ни малейшего шанса. Пострадавших увезла «Скорая», а быстро прибывший наряд милиции повел драчуна на выход, где уже ждал Ферзь. Сунув старшине четвертной^[11], Ферзь заявил, что видел и готов засвидетельствовать, как драку начали парни, а этот гражданин только защищался. Аргументы подействовали, Демира отпустили.

Так у Ферзя появился преданный помощник. Оказалось, что над Турком уже висел условный срок, тоже за драку, и привод в милицию закончился бы сроком реальным.

Раскачиваясь на угрожающе скрипящем табурете, помощник ровным голосом докладывал о ночных событиях. Операция началась в соответствии с планом, затем случилась накладка: здание не разрушилось полностью, часть его устояла. Наблюдатели внутрь не пошли, испугались дальнейшего разрушения, доложили Турку. Он хотел идти сам, но не успел: приехали пожарные, обнаружили раненых и привезли врачей. Врачи были внутри недолго, быстро выбежали, после чего здание окончательно рухнуло.

– Кого-нибудь вынесли? – уточнил Ферзь.

Турок отрицательно помотал головой.

– Нет, все остались под завалом.

– В чем проблема?

Проблема действительно требовала быстрого решения. Врачи вынесли зеленую тетрадь. Это Турок видел сам, в бинокль с ночной оптикой он хорошо тетрадь разглядел. Та самая, которая была у Счетовода.

– Дальше, – потребовал Ферзь. – Кто именно вынес тетрадь? Кому передал?

Тетрадь вынесла девушка в белом халате, по-видимому, медсестра. Показала доктору, никому не передала, положила в наружный карман форменной жилетки. Турок отправил Гвоздя с Черепом проследить и по возможности тетрадь изъять. Но медсестра села в машину скорой помощи с надписью «неврологическая» на борту. Машина уехала в сопровождении милицейского патруля. Дальнейшую слежку пришлось прекратить, в район катастрофы нагнали милицию, видимо, опасались мародерства. Турок дал команду скрытно уходить.

– Правильно, – одобрил Ферзь. – Почему поздно позвонил?

– Телефоны во всем районе не работали. Наверное, взрывом повредило кабель.

Оставив помощника на кухне, Ферзь ушел в комнату, закрыл за собой дверь. На старинном, ручной работы, серванте повернул против часовой стрелки одно из резных украшений. В массивной дубовой полке откинулась панель, открывая тайник. Ферзь достал папку с завязками, просмотрел лежащие в ней бумаги, вытащил один лист, папку положил на место, закрыл панель, вернулся на кухню.

Турок терпеливо ждал.

– Это возьмешь с собой, – Ферзь показал бумагу, – после уничтожишь.

На листе, озаглавленном «Объект 501», были напечатаны фамилии, имена, адреса, кое-где телефоны. Каждой записи соответствовал порядковый номер. Ферзь внимательно прочитал список, перед шестью номерами поставил знак вопроса. Посмотрел на Турка:

– Уверен, что из здания никого не вынесли?

– Уверен, – категорично подтвердил Турок. – Наблюдатели подошли раньше пожарных.

– А если кто-то сам выбрался?

Турок с сомнением пожал плечами.

– Я никого не видел, мои люди тоже.

– Надо проверить. – Ферзь постучал шариковой ручкой по вопросительным знакам. – Это ночная смена. Во-первых, уточнить, все ли вышли на работу. Далее проверить адреса, больницы, морги…

– Сделаем.

– Водитель?

– Там же. Машина перед входом стояла. Пустая.

– Теперь остальные. – Ферзь обвел кружками оставшиеся номера списка. – О них надо позаботиться. Сделать все аккуратно, больше разнообразия: несчастные случаи, хулиганские нападения, отравления суррогатами. Ну, ты сам знаешь.

– Знаю, – подтвердил Турок.

– Времени мало. Надо закончить, – Ферзь протянул руку к висящему на стене отрывному календарю, аккуратно оторвал четвертое и пятое октября, – не позднее шестого.

– Не успеем, – без всякого выражения произнес Турок.

– Хорошо. – Ферзь оторвал шестое. – Дальше затягивать опасно. Могут в милицию побежать.

– Не добегут.

– Как думаешь, Счетовод успел что-то врачам рассказать?

Турок снова пожал плечами:

– Сомневаюсь, они там совсем недолго были.

– По первой части все чисто? Свидетелей нет?

– Нет.

– Хорошо. Приметы медсестры, доктора?

Турок прикрыл глаза, вспоминая:

– Медсестра молоденькая совсем. Волосы досюда, – он провел ладонью ниже ушей. – Доктор высокий, в очках, немного сутулится.

– Ты сказал, на машине написано «неврологическая»?

– Да, сам видел.

– Таких должно быть немного. Пошлешь на «Скорую» Студента. Он умеет с людьми разговаривать. Пусть установит личности, адреса. Дальше решим, как действовать. Плохо, если Счетовод успел что-то сказать…

Когда Турок ушел, Ферзь некоторое время посидел перед телевизором. На двух работающих каналах о катастрофе ни слова. Как обычно. В лучшем случае пустят урезанный материал вечером в местных новостях. После репортажа о перевыполнении плана на краснознаменном машиностроительном…

В целом проведенная без должной подготовки операция прошла на удивление успешно. Оставалось доработать детали и найти тетрадь Счетовода.

Ферзь сморщился, как от зубной боли. Счетовод… Способный математик, но диссертацию не защитил. Хотел перескочить кандидатскую степень, взялся сразу за докторскую. Темой выбрал доказательство гипотезы Римана из списка проблем Гильберта. Естественно, научный совет тему зарубил. Не поверили ученые мужи в способность ассистента кафедры решить одну из математических загадок тысячелетия. Счетовод обиделся, научную работу забросил, увлекся покером. Получалось хорошо, пока не сел за стол с профессиональными шулерами. В итоге проиграл квартиру и зарплату за несколько лет вперед. Собирался покончить с собой. Тогда и предложил ему Ферзь организовать сбыт продукции на новом объекте. Негоциант из Счетовода получился толковый, доходы от продаж быстро превысили расчетные цифры, и с карточным долгом Счетовод рассчитался за полгода. Вот только авантюрная натура взяла свое. Тут Ферзь допустил ошибку. Человек с амбициями Счетовода рано или поздно должен был выйти из-под контроля. Так и случилось: явился на кафедру, вызвал Ферзя в коридор и потребовал пересмотреть условия сотрудничества – хочет быть не наемным работником, а полноправным партнером. В качестве аргумента показал зеленую тетрадь с записями всех финансовых проводок на объекте плюс материалом по основному производству, включая каналы сбыта и даже перечень московских контактов. Сумел гаденыш как-то все раскопать. Гнусно улыбаясь, сказал, перефразируя классика: «Капитализм – это учет и контроль»^[12]. Конечно, никакой копии разоблачающих записей, «которая в случае моей смерти уйдет…», не существует. Это блеф, Ферзь не хуже Счетовода в покер играет. Есть единственный экземпляр, который теперь в чужих руках. Что произойдет, если тетрадь окажется в органах? Фамилии, адреса, цифры сами по себе мало что значат. Основная информация в тексте, который зашифрован. Вряд ли будут милиционеры над непонятным документом голову ломать. Зачем заводить дело, тратить силы и время, если результат непредсказуем? Но возможно, тетрадь окажется в руках излишне любопытного следователя…

Этот вариант очень Ферзю не нравился. Конечно, шифр непрост, Счетовод серьезно увлекался криптографией, даже статью на эту тему опубликовал. Однако на каждого умника всегда найдется еще больший умник. Не подключить ли к поискам тетради Филина? Поразмыслив, Ферзь решил, что рано. Написал же в своем знаменитом учебнике Эйве: не следует торопиться с выведением ценных фигур на середину доски. Вполне достаточно пешек и легких фигур – боевиков Турка. Но и затягивать нельзя, партию надо завершить в дебюте.

За два месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Алма-Ата, Казахская ССР, Республиканское управление КГБ

Из рапорта начальнику следственного отдела полковнику Мамаеву В.Н.

«В результате оперативных мероприятий установлено, что производство неучтенных меховых изделий осуществляется по распоряжению и под личным контролем директора горпромкомбината г. Абайска Слобцова П.Е. Поставка неучтенного меха, в том числе высококачественного каракуля, происходит по линии Казпотребсоюза, по распоряжению и под контролем начальника управления Казкооппушнина Изотова А.Б. Сырье списывается за счет завышенного падежа зверей в питомниках и оформления подложных документов на пересортицу товара. В незаконном производстве задействованы также предприятия горпромкомбината г. Караганды. Общее руководство преступной деятельностью осуществляет член Карагандинской коллегии адвокатов Дунаевский Л.Э. Прикрытие осуществляет начальник Карагандинской высшей школы МВД Эпельбаум И.А… Последний привлек к участию в преступной группе несколько высокопоставленных офицеров милиции в Караганде и Абайске, а также по закрытой линии ведет регулярные телефонные переговоры с первым заместителем министра МВД СССР Лебедевым С.И. Фонограммы переговоров прилагаются к рапорту.

Следователь по особо важным делам подполковник Завгородний О.Н.»

4 октября 1979 г. Газета «Вечерний город»

«В ночь с третьего на четвертого октября на железнодорожной станции Сортировочная из-за халатности дежурного диспетчера столкнулись два товарных состава, перевозящих грузы народно-хозяйственного значения. В результате столкновения произошел взрыв, разрушивший железнодорожное полотно и повредивший близлежащие производственно-хозяйственные строения и жилые дома. Несколько человек получили травмы различной степени тяжести. Жители пострадавших домов временно размещены в гостиницах города. Как нам сообщили в Горисполкоме, ремонт будет произведен в кратчайшие сроки, и уже завтра многие горожане смогут вернуться в свои квартиры. По информации, полученной в Управлении железной дороги, движение поездов полностью восстановлено».

Глава 5

Юрий Петрович Иваненко был вечным студентом. Не то чтобы его увлекал процесс получения знаний. Юре нравился статус, позволяющий не работать без опасений быть осужденным за тунеядство. Счастливый обладатель «белого билета»^[13] по причине легкого психического расстройства, не требующего госпитализации, он избежал домогательств военкомата и спокойно переходил из вуза в вуз после одного-двух курсов обучения. Несмотря на психический диагноз, с головой у Юры все было в порядке и вступительные экзамены он сдавал без особых затруднений.

В тайной организации Ферзя у Юры был псевдоним Студент, и поручения ему давали самые деликатные, требующие импровизации и творческого подхода. Худой, невысокий, в очках, с обаятельной улыбкой, приятным голосом и врожденным актерским талантом, Студент быстро располагал к себе собеседников, входил в доверие и без видимых усилий получал информацию, которую облеченные властью люди не могли вытянуть из свидетелей в ходе многочасовых допросов.

Задание установить личность и место жительства медсестры, подобравшей на объекте зеленую тетрадь, не предвещало особых сложностей. Мысль надеть белый халат и выдать себя за врача или фельдшера Студент отверг сразу. Медицинский институт еще не пополнил его коллекцию вузов, и в разговоре с профессионалами быстро выяснится незнание элементарных вещей, известных любому первокурснику. Зайдя на ближайшую к дому подстанцию скорой помощи, Студент просунул голову в окошко диспетчерской, лучезарно улыбнулся и спросил у девушки в белом халате, как ему найти неврологическую бригаду. Диспетчер в ответ тоже улыбнулась и спросила, зачем такому молодому и на вид абсолютно здоровому человеку неврологическая бригада. Выяснилось, что бригада недавно приезжала к любимой бабушке, которую, вот несчастье, парализовало, но доктор так хорошо бабушку полечил, что все прошло и бабушка чувствует себя прекрасно.

– Преходящее нарушение мозгового кровообращения, – со знанием дела поставила диагноз диспетчер. – Теперь надо давление контролировать, а то может повториться.

Студент горячо поблагодарил за столь ценный совет, сказал, что обязательно будет контролировать. А доктора он ищет, чтобы блокнот вернуть, который доктор на адресе забыл. Студент продемонстрировал толстый блокнот в дорогом кожаном переплете. Но вот беда, фамилию доктора он не знает и где его искать понятия не имеет. Диспетчер сказала, что найти доктора очень просто: неврологических бригад всего три, все базируются на центральной подстанции. Там же можно фамилию врача узнать – по дате вызова и адресу.

– А давайте я сама блокнот на центральную передам, зачем вам туда ездить? – любезно предложила диспетчер.

Студент еще раз поблагодарил, но от предложения отказался. Сказал, что хочет лично блокнот вернуть и свое восхищение мастерством доктора высказать.

По дороге на центральную подстанцию Студент зашел домой, взял фотоаппарат «Зенит», плитку шоколада и купил в киоске «Союзпечати» десять экземпляров вчерашнего выпуска молодежной газеты «На смену!». На «Скорой» не стал задавать вопросы в диспетчерской и отделе кадров. Зачем? У кого самая полная и достоверная информация о членах трудового коллектива? Ну конечно, у секретаря главного врача.

Спросив у пробегавшей мимо девушки в белом халате, где небожительствует руководство, и выяснив попутно, что главный врач – вот удача – уехала в горздрав на совещание, Студент решительно распахнул дверь с табличкой «Приемная».

Незамужняя секретарша Лидочка оторвалась от пишущей машинки и оценивающе посмотрела на вошедшего. Мелковат, рост Лидочки равнялся ста семидесяти четырем сантиметрам, а вошедший едва ли дотягивал до ста семидесяти.

Студент широко улыбнулся, продемонстрировав безукоризненные белые зубы, и положил на стол плитку шоколада.

– Пламенный привет творцу печатного слова, – он показал на пишущую машинку, – от собрата по профессии!

«Симпатичный, все-таки сто семьдесят два будет», – подумала Лидочка и улыбнулась. С зубами у нее тоже проблем не было.

– У себя? – Студент показал на обитую дерматином дверь с табличкой «Главный врач Теплая В.И.».

– На совещании в горздраве. Будет через час, не раньше.

– Какая жалость. – Студент изобразил крайнюю степень огорчения.

Лидочке ужасно захотелось его пожалеть. «А может, и семьдесят пять», – подумала она и участливо спросила:

– Подождете? Я вас чаем напою. А вы что хотели-то?

Студент ударил себя по лбу:

– Ох, простите. Забыл представиться: специальный фотокорреспондент молодежной газеты «На смену!» Герман Дробиз. – Он положил пачку газет на журнальный столик. – Вот последний выпуск для коллектива.

Выяснилось, что специальный фотокорреспондент никак не может ждать, поскольку должен через час сдать материал в набор, иначе главред ему голову оторвет. Выполняя ответственное поручение редакции, он готовит материал о героях-медиках, оказывавших с риском для жизни помощь раненым на железнодорожной станции Сортировочная. Материал почти готов, специальный фотокорреспондент сам был на месте аварии, видел самоотверженную работу врачей, но не хватает имен и фамилий.

– Страна должна знать своих героев! – закончил Студент пафосную речь и перешел к конкретике. Вчера среди множества машин скорой помощи он заметил бригаду с необычным названием «неврологическая». Высокий молодой доктор в очках и молоденькая медсестра. Обо всех написать корреспондент не может, поэтому хотел бы сделать героями своего очерка этих людей. Тем более что газета молодежная.

Лидочка выбор корреспондента горячо поддержала, сказала, что доктор – это недавно назначенный на должность заведующего отделением Андрей Сергеев, а помощницей у него студентка Оксана Шурова.

Лидочка поманила корреспондента пальчиком и прошептала на ухо:

– У них роман. Только никому! Об этом не пишите!

– Ну что вы. – Студент сделал вид, что обиделся. – Советская пресса не разглашает подробности частной жизни героев.

Лидочка ужасно огорчилась, что расстроила милашку фотокорреспондента. Стараясь загладить невольную оплошность, спросила, не может ли еще чем-нибудь помочь. Оказалось, что очень даже может. Для репортажа нужны фотографии героев, причем сделанные в нерабочей обстановке, лучше всего дома. «У себя дома люди более раскованны и фотогеничны, – пояснил Студент. – Только адресов он не знает, вот если бы очаровательная собеседница…»

Студент достал фотоаппарат, сделал несколько снимков Лидочки за печатной машинкой и без машинки, обещал вставить в материал, а также напечатать и лично фотографии принести.

…Вот если бы очаровательная собеседница помогла узнать адреса скромных героев будущего очерка!

– Вообще-то мы место жительства сотрудников не раскрываем, – Лидочка хитро улыбнулась, – но для вас сделаем исключение.

Она ненадолго вышла, вернулась с листом бумаги, на котором от руки были написаны два адреса. Студент взял листок, посмотрел на часы и схватился за голову:

– Главред меня утопит в ванне! Огромное спасибо, я побежал. Читайте «На смену!».

– Только вы хорошо напишите, правдиво, – попросила Лидочка вдогонку. – А то вчера в «Вечерке», представляете, «несколько человек получили травмы», а там на самом деле ужас!

– Так это же местная пресса, – авторитетно заявил Студент, закрывая дверь, – а мы центральная.

5 октября 1979 г. Газета «Вечерний город»

«Пьяный за рулем.

Сегодня около четырнадцати часов на перекрестке проспекта Космонавтов и улицы Ватутина неизвестный, управляя автомобилем „Москвич 412“ белого цвета, на большой скорости выехал на запрещающий сигнал светофора и сбил переходящего улицу на зеленый цвет пешехода. Мужчина, мастер-наладчик оборудования швейной фабрики № 2, получил тяжелую черепно-мозговую травму и скончался, не приходя в сознание. Автомобиль „Москвич“ с места происшествия скрылся. Для задержания преступника был объявлен план „Перехват“. Со слов свидетелей происшествия, сбивший пешехода автомобиль двигался неровно, выезжал на тротуар и на полосу встречного движения. По-видимому, водитель был пьян. Как рассказал нашему корреспонденту заместитель начальника ГорГАИ подполковник Демин, в текущем году количество аварий по вине пьяных водителей выросло на треть к уровню прошлого года».

«Преступная халатность.

Сегодня днем обрушился козырек подъезда дома номер восемнадцать по улице Хохрякова. Выходящая из подъезда женщина, швея пятого разряда дома быта Кировского района, получила несовместимую с жизнью травму и скончалась на месте. Жильцы дома неоднократно обращались с письменными заявлениями в домоуправление в связи с аварийным состоянием козырька. Однако управдом Мамедов Э.И., проявив преступную халатность, не принял вовремя мер к ремонту опасного козырька, что и привело к трагедии. По факту обрушения козырька возбуждено уголовное дело».

Глава 6

Когда Оксана с Николаем ушли, Андрей взял лист бумаги, подточил карандаш и устроился за столом с зеленой тетрадью, планируя плодотворно поработать над шифром. Однако быстро понял, что работы не получится. Бессонная ночь и перенесенные волнения взяли свое. Глаза слипались, буквы и цифры двоились. Организм требовал крепкого сна, и чем быстрее, тем лучше.

Проснулся Сергеев поздно, некоторое время повалялся в постели. Имел полное право: согласно табелю рабочий день после суточного дежурства у него начинался в два часа. Однако завтрак в столовой Высшей партийной школы, куда у Андрея имелся служебный пропуск, заканчивался в одиннадцать. А в холодильнике, как он прекрасно помнил, кроме черствого сыра ничего нет. Посмотрел на часы: десять ноль пять. Быстро приняв решение, Андрей поднялся, сделал короткую гимнастику и побежал в столовую. Вернувшись, за шифр садиться не стал, решил пораньше выйти на работу, быстрее закончить дела и с чистой совестью погрузиться в тайнопись.

Пятнадцать минут спустя он уже открывал на втором этаже центральной подстанции дверь кабинета номер шесть, который он делил с Виталием Исааковичем Белорецким, прекрасным специалистом, приятным собеседником и большим любителем стажеров в юбках и коротких халатах. На двери красовалась двойная табличка: «Заведующий кардиологическим отделением к.м.н. В.И. Белорецкий – и (ниже) – заведующий неврологическим отделением А.Л. Сергеев». Табличкой со своим именем Андрей втайне от всех гордился и, входя, несколько раз перечитывал. Три заветные буквы «к.м.н.» – кандидат медицинских наук – после названия должности он надеялся поставить в следующем году.

Главного кардиолога «Скорой помощи» на месте не было, чему Сергеев откровенно порадовался: никто не будет отвлекать. Рабочий стол завален непроверенными картами, и Андрей отважно приступил к расчистке. Но успел просмотреть не больше десятка историй: пришла старшая медсестра с неприятной новостью о болезни доктора Петровой. Болезнь несерьезная, простуда, но проблема серьезная. Смена Петровой шестого, то есть завтра. Нужно срочно искать замену. Табличка на двери кабинета – это не только предмет гордости, это еще и многочисленные обязанности.

Эпопея с назначением Сергеева на руководящую должность закончилась в мае. Несмотря на поступившие в партком и профком анонимки, обличающие кандидата на заведование в многочисленных пороках, сразу после праздника Победы его пригласила главный врач Валерия Ивановна Теплая, пожала руку, поздравила с повышением и сказала, что верит в молодого доктора, несмотря на мнение отдельных членов партбюро. Сергеев поблагодарил за доверие, обещал не уронить авторитет первых в стране неврологических бригад скорой помощи и вернулся в кабинет уже не исполняющим обязанности, а полноправным руководителем. В кабинете его ждал Виталий Исаакович с открытой бутылкой «Армянского».

Поиск замены на завтрашнюю смену занял почти час. Андрей разделил суточное дежурство на два двенадцатичасовых и уговорил невропатолога Широкова выйти шестого в ночь. Взамен пообещал отгул. Дневные часы Сергеев оставил за собой, позвонил в поликлинику Антонине Ивановне, маме Оксаны, передал для Оксаны просьбу выйти завтра на работу с восьми до восьми.

Закончив административные хлопоты, вернулся к непроверенным картам. Но ненадолго: пришел Виталий Исаакович с худой очкастой стажеркой в коротком халатике, открывавшем костлявые коленки, достал неизменную бутылку «Армянского» и потребовал подробного отчета о героических действиях на Сортировке. Стажерка обожаемого руководителя горячо поддержала, смотрела на Андрея как на живую легенду и отважно опрокидывала рюмку за рюмкой, не отставая от тренированных докторов.

Когда бутылка опустела, Андрей решил, что загадочная тетрадь гораздо привлекательнее опостылевших карт, и собрался домой. В коридоре его схватила за рукав секретарша Лидочка, отвела в сторону и таинственным шепотом сообщила, что их с Оксаной утром разыскивал специальный фотокорреспондент газеты «На смену!».

– Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы…^[14] – продекламировал Андрей.

– Я серьезно! – надулась Лидочка и достала из кармана толстую записную книжку. – Вот, Герман Дробиз. Он, наверное, к тебе в общагу придет и к Оксане домой, я ему адреса дала.

– Пусть приходит, – легкомысленно заявил Андрей и чмокнул Лидочку в щеку, за что получил шутливую пощечину.

Галантно поклонившись и пробормотав что-то про разбитое сердце, Сергеев поспешил покинуть здание подстанции, пока снова никто не задержал.

Прежде чем подступиться к шифру, Андрей еще раз проанализировал записи в колонках. Удовлетворенно хмыкнул: он не ошибся, это учет доходов и расходов. Кому, от кого, когда и сколько. Однако сам по себе учет не содержал криминальной информации. Адреса неполные, иногда только город или населенный пункт. Большинство фамилий также сокращены, вот, например, И-ов. Иванов? Иконников? Игнатов? Что бы сказал следователь Пал Палыч из «Знатоков»? Сказал бы, что информации недостаточно. Как найти И-ова из Красноярска? Нужны пояснения. А пояснения здесь же, на обороте каждого листа, но зашифрованы пятизначными числами. Зачем зашифрованы? Видимо, чтобы не прочитали посторонние. Следовательно, оборотные стороны содержат информацию, представляющую опасность для шифровальщика. Зачем же ее хранить, пусть даже в виде тайнописи? Это вопрос, ответ на который скрыт в тексте.

Мистер Шерлок Холмс, объясняя инспектору Мартину и доктору Ватсону, каким образом он проник в тайну «пляшущих человечков», ссылался на обычные правила разгадывания шифров. Но у великого сыщика была подсказка: имя адресата таинственных записок, Илси. То есть у Холмса была фора – три буквы шифра. У Андрея такой форы не было. Предстояла кропотливая, требующая сосредоточенности и внимания работа: поиск наиболее часто повторяющихся комбинаций цифр. Известно, что в письменном русском гласные буквы используются чаще согласных. Самые употребляемые гласные: «о», затем «а» и «и». Среди согласных безусловный лидер «н». При этом наибольшее количество слов начинается с «п» и «о». В соответствии со статистикой повторений цифр в шифре нужно будет подставлять буквы, что позволит прочесть отдельные слова. Дальше уже дело терпения и техники.

Андрей начал подсчеты, но сразу столкнулся с новой загадкой. В шифре Холмса каждой букве соответствовал отдельный символ – забавный человечек. Флажки в руках человечков обозначали знаки препинания. Шифр в тетради состоял из пятизначных цифр. Пять цифр – одна буква? Нерационально, длинный текст не зашифруешь. Или четыре цифры – буква, пятая – знак препинания или пробел? Полковник Исаев^[15] в «Семнадцати мгновениях» использовал шифр с открытым ключом, томиком французского мыслителя Монтеня. Четыре цифры – одна буква. Страница, строка, номер в строке. Также более подходит для коротких сообщений. Возможно, пять цифр – это не буква, а слог или два слога? Надо искать закономерности.

Два часа Андрей кропотливо выписывал комбинации цифр, подсчитывал количество повторений. Получалась ерунда – закономерностей не было. Цифры следовали одна за другой совершенно случайным образом. Ни одна из комбинаций численно не превалировала. Захватывающее проникновение в тайнопись обернулось нудной работой, не приводящей к результату. Андрей отчаянно зевал и чувствовал, что засыпает. Из заветных запасов достал банку растворимого кофе, привезенного летом из Ленинграда, с научной конференции. Насыпал в кружку три ложки с горкой, поколебавшись, добавил четвертую. Налил кипятка, плеснул от души янтарный напиток из пузатой бутылки «Слънчев бряг». Проверенное средство позволило продержаться еще три часа, без особого, впрочем, успеха. Закономерностей не было, обычные правила разгадывания шифров не работали.

«Я где-то ошибаюсь, надо прочистить мозги». Не раздеваясь, Андрей лег на кровать, расслабился в «позе мертвеца» йогов. «Пятнадцать минут», – сказал он себе и закрыл глаза. Открыл глубокой ночью, посмотрел на часы, огорченно вздохнул, разделся, погасил свет и снова уснул, поставив будильник на половину восьмого.

За два месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Караганда, Казахская ССР

До перевода в областное управление Министерства внутренних дел на кабинетную должность подполковник Калиев более двадцати лет топтался «на земле». Начинал оперативником в райотделе, поднялся до заместителя начальника уголовного розыска в городе Абайске. Опытных кадров не хватало, часто сам вел скрытое наблюдение за подозреваемыми. Несколько раз внедрялся в преступные группировки. Поэтому навыки слежки, как и ухода от слежки, отрабатывал не только на практических занятиях в Высшей школе милиции.

Хвост Калиев обнаружил на проспекте Абдирова. Из управления на комбинат он поехал, как всегда, на личной машине, бежевой «тройке»^[16] с форсированным двигателем. Когда именно сзади появилась неприметная серая «копейка»^[17], точно сказать не мог, на проспект выезжал переулками с множеством поворотов. Но на прямом и широком участке стало очевидным, что серый «жигуль» как привязанный следует за его машиной. Для полной уверенности Калиев сделал несколько резких поворотов на прилегающие улицы и обнаружил второго преследователя – четыреста двенадцатый «Москвич», тоже серого цвета. Устраивать в городе гонки, уходить, используя преимущество форсированного мотора, не стал. В эти игры пусть шпионы играют. Срисовал госномера преследователей и спокойно вернулся в управление. Позвонил знакомому майору из городской автоинспекции, попросил выяснить, кому принадлежат номера.

Знакомый майор перезвонил через два часа. То, что он сказал, Калиеву решительно не понравилось.

5 октября 1979 года, город С.

Иван Павлович Мерзляков, крупный мужчина средних лет, возвращался домой с последнего сеанса в кинотеатре «Октябрь». Показывали недавно вышедший на экраны двухсерийный «Экипаж». Билеты купить в кассе было невозможно, поэтому Иван Павлович договорился с перекупщиком в подворотне у кинотеатра за червонец^[18]. Дорого, конечно, но оно того стоило. Фильм впечатлял. Первая часть немного затянута, перегружена выяснениями отношений, любовными треугольниками и семейными драмами. Зато вторая серия захватывала с первых минут и держала в неослабевающем напряжении: взлет по разрушенной горящей полосе, поврежденный руль, пробоина фюзеляжа, разгерметизация салона… На целый час Иван Павлович перенесся в терпящий бедствие самолет, забыв о всех своих волнениях.

Мерзляков вдохнул полной грудью необыкновенно свежий после душного зала осенний воздух, подставил лицо моросящему дождику, посмотрел на затянутое тучами темное небо и подумал, что все-таки хорошо, когда твоя работа не связана с катастрофами, горящими самолетами и другими опасностями.

Мысли о работе вернули Ивана Павловича к собственным проблемам. Вчера вечером заехал Максим на своей «буханке»^[19], сказал, что работы пока не будет, цех разрушен взрывом на станции Сортировочная. Новость ошеломила Мерзлякова. Он, конечно же, знал о взрыве, предполагал, что количество пострадавших и разрушения значительно превышают официальные данные, но не мог подумать, что катастрофа коснется его лично. Неделю назад он пошептался с продавцом в ЦУМе о новом «Рубине 714»^[20] с экраном шестьдесят один сантиметр. На прилавках такие телевизоры не появляются, разбираются задолго до поступления. Мерзлякову обещали вынести один с заднего крыльца за пятикатенный^[21] сверху. Когда дома стоит такое чудо советской техники, на билеты в кино можно не тратиться. Чудо стоило шестьсот семьдесят, четыреста лежали на сберкнижке, пятьдесят – дома, в шкатулке на комоде. Недостающие двести сорок пять Мерзляков рассчитывал получить за следующую экспедицию, которая теперь неизвестно когда состоится. А телевизор уплывет.

Иван Павлович трудился экспедитором. Вдвоем с Максимом они развозили продукцию по области, иногда дальше. В цех доставляли ткани, пуговицы, нитки, прочую швейную ерунду. Работа непыльная и не каждый день, а деньги платили приличные. За молчание, как считал Мерзляков. Цех наверняка в списке городских предприятий не значился. Как еще объяснить зарплату в конвертах, которые привозил тот же Максим? Погрузки-разгрузки исключительно по ночам? Полным идиотом надо быть, чтобы не догадаться. А идиотом Иван Павлович себя не считал. И к своему положению относился спокойно. Зачем беспокоиться? Он лично не ворует, законов не нарушает. Трудовая книжка лежит на швейной фабрике № 2. Платят всегда вовремя.

Платили вовремя. Теперь не будут, и что делать – непонятно. Погруженный в невеселые мысли Иван Павлович свернул в хорошо знакомый переулок. Фонарь на углу, как всегда, не работал, но Мерзляков мог найти дорогу с закрытыми глазами. До подъезда пятиэтажки с однокомнатной квартирой на втором этаже осталось сделать сто пятьдесят шагов…

Удар монтировкой по голове навсегда прервал переживания о таком близком, но недостижимом цветном телевизоре «Рубин 714» с экраном шестьдесят один сантиметр.

Глава 7

Оксана прибежала за три минуты до начала смены. Щеки розовые, глаза зеленые, на шапке непослушных каштановых волос тают первые октябрьские снежинки. Андрей оглянулся: никто не видит, – обнял, поцеловал в холодные после улицы губы. Оксана шутливо оттолкнула:

– Ведите себя прилично, доктор Сергеев!

– Опаздываете, фельдшер Шурова, – в тон ей ответил Андрей и добавил серьезно: – Я уже думал, один на линию выйду.

– Андрюша, извини, я правда торопилась, трамвай…

– Ладно, – махнул рукой Андрей. – Дуй в заправочную, бери ящик, у нас уже вызов лежит.

Вызов оказался несложным: приступ бронхиальной астмы у хроника. Купировали быстро, от госпитализации больной отказался. Когда вернулись на подстанцию, Оксана попросила разрешения позаниматься в кабинете Сергеева – завтра зачет. Андрей, конечно, разрешил, устроил Оксану за столом Белорецкого – тот читал лекцию в институте, – а сам сел проверять карты вызовов. С сожалением отметил, что за ночь стопка не уменьшилась: утром еще принесли свежие, за вчерашнюю смену. Но работа шла быстро, с почерками коллег он уже освоился, ошибок в диагностике и лечении было не много, доктора все со стажем.

Карты Фатьковой, официального дублера предыдущего заведующего отделением, Сергеев, практически не просматривая, переложил в проверенные. По негласной договоренности Галину Ивановну, обиженную назначением на заветную должность молодого доктора, Сергеев замечаниями не донимал. В мае, сразу после появления приказа, Фатькова подала заявление на увольнение. Андрею немалых трудов стоило уговорить ее остаться, очень не хотелось терять грамотного и опытного специалиста. За прошедшее время отношения между ними более-менее наладились. И анонимки в партком прекратились.

Зато на Коле Широкове Андрей отыгрался. Объективно было за что, тем более увольняться Широков не думал, хотя потеря для отделения была бы небольшая. Исчеркав красной ручкой пять из восьми карт, Сергеев пометил в ежедневнике: вызвать доктора Широкого на собеседование – и поставил три восклицательных знака. С чувством выполненного долга закрыл последнюю карту, потянулся, посмотрел на склонившуюся над конспектами Оксану, потом на часы. Почти двенадцать. Предложил:

– Поехали на обед в «Пельменную» на Пушкина. Или в партшколу сходим, пока вызовов нет?

Оксана с готовностью согласилась на партшколу: вкусно и дешево.

«Голодная, опять не завтракала», – подумал Андрей, и в этот момент проснулся дремавший селектор:

– Седьмая, на вызов, семерка!

На Профессорской улице стояли пятиэтажные дома довоенной постройки для научных работников и преподавателей Политехнического института. Квартиры в них были предметом черной зависти проживающих в тесных хрущевках^[22] граждан. Во время войны в профессорские корпуса начали подселять эвакуированных, и многие отдельные квартиры превратились в коммунальные. Но вызвавший «Скорую» Олег Маркович Харлампович, доктор математических наук, профессор, руководитель лаборатории Института математики и механики, умудрился сохранить в неприкосновенности когда-то выделенную государством жилплощадь. Помогла, видимо, тесная связь научных работ профессора с обороноспособностью страны.

Дверь открыл сам профессор, возле которого вился большой черный кот. Больше дома никого не было. Как выяснилось, и быть не могло. Жена умерла несколько лет назад, дети разъехались, домработница приходит два раза в неделю.

– Спасибо, что быстро приехали, – сказал Олег Маркович, – что-то мне совсем плохо. Сердце прихватило.

Кот ничего не сказал, посмотрел на вошедших большими круглыми глазами и важно удалился.

Пациента уложили на диван в гостиной, нацепили электроды, записали электрокардиограмму. Стенокардией профессор страдал давно, но сегодня боль была необычно сильной и длительной, нитроглицерин не помогал. На пленке признаки ишемии миокарда. Еще не инфаркт, но близко. Андрей предложил госпитализацию, но Харлампович категорически отказался. Во-первых, срочную работу надо закончить, во-вторых, кота не с кем оставить. Соседи брать отказываются: в отсутствие хозяина Черныш становится агрессивным, царапается, кусается.

Андрей продиктовал Оксане назначения и, пока девушка возилась со шприцами, принялся рассматривать содержимое огромного, во всю стену, книжного шкафа. Кроме монографий по математике и физике на русском, английском и немецком языках здесь было полное собрание Большой советской энциклопедии в пятидесяти томах, хорошая подборка художественной и научно-популярной литературы, около десятка книг с фамилией хозяина квартиры на обложке и… Андрей попросил разрешения и взял в руки книгу в твердом переплете серого цвета. «The Codebreakers» – «Взломщики кодов», автор David Kahn.

– Олег Маркович, – Андрей повернулся к профессору, выглядевшему гораздо бодрее после обезболивающих уколов, – дайте почитать, обязуюсь вернуть в целости и сохранности в течение недели.

– Читаете на английском? – удивился Харлампович. – Приятно встретить молодого врача, владеющего иностранным языком. Конечно, книгу берите, только утолите любопытство старого профессора: зачем она вам?

Андрей рассказал про загадочную находку и про тщетные попытки расшифровать тайнопись.

– Да, молодой человек, – улыбнулся Олег Маркович, – со времен Конан Дойля наука о методах обеспечения конфиденциальности информации значительно продвинулась. Любопытно было бы взглянуть на сей шифр.

Андрей открыл портфель, который всегда возил с собой, достал тетрадь и протянул профессору. Тот внимательно просмотрел все исписанные страницы и нахмурился.

– Очевидно, что данные записи связаны с незаконными финансовыми расчетами.

– Да, это я понял, – согласился Андрей.

– Не хотите отнести тетрадь в милицию?

– Я тоже предлагала! – вмешалась Оксана.

– А милиция будет с этим разбираться? – ответил Сергеев вопросом на вопрос.

Профессор задумался, еще раз пролистал тетрадь.

– Наверное, не будет. А шифр очень любопытный, и, кажется, я знаю, кто это писал.

– И можете расшифровать?

– Попробую, но будет непросто. Это шифр на основе буквенно-цифрового кода с переменным алгоритмом. Каждые пять цифр – слово плюс знак препинания в конце.

– Как такое может быть? – удивился Андрей. – Не все же слова в русском языке состоят из пяти букв. А если еще знак препинания…

– В том-то и хитрость. Если я не ошибаюсь, это уникальный шифр, придуманный одним первоклассным криптографом. Каждая цифра или каждое сочетание цифр обозначают слог, возможно, несколько слогов. Но всегда разные. В соответствии с заданным алгоритмом. Для расшифровки нужно раскрыть данный алгоритм. Это здесь, – профессор постучал себя по лбу, – не сделать. Нужна мощная электронно-счетная машина.

– Во время шифрования тоже нужна счетная машина?

– Нет, шифровальщик, пользуясь кодовой таблицей, может быстро записать криптограмму и так же быстро расшифровать ее. Со скоростью чтения по слогам.

Дальнейший разговор свелся к обсуждению достоинств и недостатков БЭСМ-6^[23], установленной в Институте математики и механики. Чудо советской вычислительной техники обладало системой самодиагностики, возможностью конвейерной обработки команд, поддержкой виртуальной памяти и производило один миллион операций в секунду. У машины был, пожалуй, единственный недостаток: площадь, необходимая для ее размещения, превышала двести квадратных метров.

Расстались весьма довольные друг другом. Профессор чувствовал себя почти здоровым и обещал выйти на связь через пару дней. Сказал, что в институт не пойдет, дождется врача из спецполиклиники, куда был прикреплен, а тетрадь передаст толковому аспиранту с поручением загрузить шифр в БЭСМ. Андрей с некоторым сожалением оставил тетрадь у профессора. Сожаление было связано с невозможностью лично присутствовать при расшифровке. Допуск к машине был строго ограничен. Записав телефон и попросив не вставать без особой необходимости, попрощался. Провожать бригаду отправился кот.

Возвращались на подстанцию в прекрасном настроении. Андрей радовался, что мучавшая его загадка скоро найдет решение. Оксана радовалась, что Андрей перестанет тяжело вздыхать и жаловаться на подступающее возрастное слабоумие.

До восьми вечера они выезжали еще трижды, ничего серьезного, обычная рутина: два гипертонических криза, один ложный вызов – «мужчина без сознания на скамейке в парке». На скамейке никого не было.

В девятнадцать сорок пять, за пятнадцать минут до окончания смены, Оксану позвали к телефону в диспетчерскую. Вернулась бледная, с дрожащими губами, готовая расплакаться.

– Что случилось? – встревожился Андрей.

– Андрюша, на маму напали!

За два месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Караганда, Казахская ССР

Звонок в кабинете начальника высшей школы МВД Иосифа Абрамовича Эпельбаума раздался в шестнадцать часов восемь минут. Звонили по мало кому известному прямому номеру. Эпельбаум снял трубку после шестого сигнала, услышал характерный щелчок: провалилась двухкопеечная монета в телефоне-автомате.

– Слушаю.

– Управление культуры?

Голос мужской, немного неестественный, как будто говорящий пытался его изменить.

– Нет, вы ошиблись.

– Извините, полчаса звоню, то занято, то не туда попадаю. Третий раз уже.

– Будьте внимательнее.

– Спасибо, буду.

Эпельбаум повесил трубку, откинулся на спинку кресла, ослабил узел галстука от Сальваторе Феррагамо, расстегнул две верхние пуговицы рубашки ручной работы от Анны Матуоццо, достал платок и вытер выступившие на лбу крупные капли пота. Номер приемной областного управления культуры отличался от личной городской линии начальника школы на две последние цифры. Но ошибочных звонков было мало. В этот раз тоже не ошиблись. Звонил сотрудник управления внутренних дел подполковник Калиев. Голос Калиев менял не для собеседника, а для возможных посторонних слушателей. Звонок был сигналом тревоги, о чем сообщала кодовая фраза о трехкратном ошибочном наборе номера. Подполковник просил о срочной встрече. «Полчаса звоню» – к указанному времени следовало прибавить час.

Через полтора часа Иосиф Абрамович достал из сейфа именной ТТ^[24], коробку с патронами и спустился в подвал, в стрелковый тир. Тиром высшей школы МВД часто пользовались сотрудники областного управления, и появление там подполковника Калиева не могло вызывать вопросов и подозрений. У тира было еще одно немаловажное достоинство: здесь можно спокойно переговорить, не опасаясь прослушки.

6 октября 1979 г. Газета «Вечерний город»

«Взрыв бытового газа.

Сегодня около десяти часов утра прогремел взрыв в двенадцатой квартире дома номер тридцать один по улице Радищева. Проживающие в квартире швея-мотористка швейной фабрики № 2 и ее престарелая мать погибли. Жильцы подъезда, на третьем этаже которого находится двенадцатая квартира, эвакуированы. По заключению сотрудников пожарной охраны взрыв произошел в результате утечки бытового газа. Это уже второй трагический случай, связанный с утечкой газа, в текущем году. Управление пожарной охраны напоминает гражданам о необходимости быть внимательными и соблюдать правила безопасности при эксплуатации газовых приборов. Городская газовая служба планирует до конца года провести внеплановую проверку газифицированных жилых домов».

Глава 8

Когда Антонина Ивановна давала согласие на заведование районной поликлиникой, она даже близко не могла представить, какие заботы взваливает на свои уже немолодые плечи. Но была Шурова женщиной решительной, отступать не привыкла, трудностей не боялась. Военное поколение. Поэтому терпеливо тянула лямку за скромную прибавку к зарплате, не жаловалась, только изредка, в особо тяжелые дни, если дома не было Оксаны, доставала из серванта пузатый графинчик с водкой и выпивала за ужином одну-две рюмки. Потом долго сидела на кухне, не включая света, жалела себя и думала о своей непростой и не очень счастливой жизни.

Сегодня повода доставать графинчик не было. В поликлинику пришли две молодые докторши после ординатуры. С кадрами беда, не хотят молодые врачи работать на участках, хоть зарплата и выше, чем в стационаре. Не престижно, говорят, вспомнила Антонина Ивановна новомодное слово. Приходилось укрупнять участки: вместо двух тысяч человек один врач обслуживал две с половиной, иногда три тысячи. На трех участках работали фельдшеры – позор для областного центра. А тут сразу два доктора, да не интерны-первогодки, а грамотные врачи после двухгодичной ординатуры. Настоящий подарок, спасибо заведующему горздравом, не забыл свое обещание. Конечно, незамужние молодые девчонки через пару лет уйдут в декретные отпуска. Но за это время свои доктора из декретов выйдут. Если по второму-третьему рожать не надумают.

От работы мысли плавно перетекли к проблемам личным. Оксана уже на пятом курсе, через год заканчивает институт, а со специализацией все еще не определилась. Говорит, что хочет на «Скорой» работать, как Андрей. Безусловно, «Скорая» – хорошая школа для молодого врача. Но ходить ночами по темным подъездам с тяжелым ящиком-укладкой и коробочкой с наркотическими препаратами, которыми разные темные личности очень интересуются, – не лучший вариант для молодой девушки. Андрей, конечно, хороший мальчик, но со свадьбой не торопится. Сколько раз уже Оксана у него ночевала. Раньше с этим строже было – чтобы незамужняя девица осталась у парня в общежитии ночевать?! На следующий день обоих бы на парткомиссию вызвали. Один раз Антонина Ивановна попыталась с Оксаной по-женски поговорить, но дочка обиделась, замкнулась, попросила не вмешиваться в личную жизнь. Антонина Ивановна тяжело вздохнула: нет отца, который по столу кулаком бы стукнул и будущего зятя к ответу бы призвал.

Погруженная в проблемы Антонина Ивановна сама не заметила, как дошла до гастронома. Успела за двадцать минут до закрытия. Рабочий день у заведующей поликлиникой с восьми до пяти – но это официально. Пока все дела переделаешь – уже седьмой час. А гастроном до семи работает. Но сегодня действительно праздник: и в магазин успела, и ливерной колбасы купила. Днем, говорят, была вареная, но быстро расхватали. Зато осталась курица. Тощая, синяя, страшная, плохо ощипанная, но для бульона и такая хороша. А из колбасы она пирожки с ливером сделает. Оксана с Андреем очень эти пирожки любят.

Гастроном в двух шагах от дома, идти недалеко. Антонина Ивановна за день набегалась по поликлинике, ноги как чугунные. Тяжело поднялась на третий этаж, постояла, отдышавшись, вставила ключ в замочную скважину, повернула на два оборота. Чья-то рука грубо обхватила шею, сдавила в локтевом сгибе железным капканом. У Шуровой перехватило дыхание, потемнело в глазах. Ее втолкнули в квартиру, следом вошли несколько человек, захлопнули дверь.

– Тихо, тетка! Не рыпайся, если жить хочешь, – хриплый шепот в ухо.

Хватка чуть ослабла, она смогла вдохнуть. В нос ударил запах дешевого табака, перегара, пота и гнилых зубов. Хозяйку квартиры провели на кухню, приковали наручниками к батарее. Только теперь Антонина Ивановна смогла рассмотреть незваных гостей. Трое мужчин, один здоровенный, лицо круглое, румяное, похож на располневшего спортсмена. Один совсем молоденький, худой и дерганый. Гримасничает, как при тике, руки все время в движении, на месте не стоит. Главный, по-видимому, этот, с гнилыми зубами. Старше остальных, желтое, заросшее щетиной лицо, впалые щеки, от глаза к подбородку безобразный шрам, кривая улыбка, больше похожая на оскал, остатки зубов торчат почерневшими пеньками, на жилистых запястьях татуировки. Уставился на Шурову злыми глазами.

– Где дочка? Когда придет?

– Я не знаю. – Голос дрогнул, она с трудом сдерживала слезы. – Что вам надо?

– Где тетрадь? – последовал следующий вопрос.

– Какая тетрадь?

Антонину Ивановну ударили по лицу, во рту появился привкус крови.

– Сами найдем или у дочки спросим, когда явится. Сначала развлечемся, потом спросим. Сиди тихо, будешь орать – ухо отрежу.

Перед глазами мелькнуло острое лезвие ножа. Она поняла – действительно отрежет.

Бандиты оставили ее на кухне, сами прошли в комнаты, оттуда раздались звуки разбрасываемых вещей, переворачиваемой мебели. «Ищут, – поняла Антонина Ивановна. – Какая тетрадь? Оксанины конспекты? Зачем им? Надо что-то делать, кричать и звать на помощь нельзя, но и сидеть беспомощной куклой тоже нельзя».

Она заставила себя успокоиться и сосредоточиться. Оксана на дежурстве, приедет домой не раньше девяти. Если у Андрея не останется. Хоть бы осталась. Шурова подергала наручники, посмотрела на замок…

В июне сорок первого Антонине Ивановне, тогда просто Тоне, исполнилось тринадцать. Она жила с родителями в Киеве, отец работал инструктором райкома партии, мать – медсестрой в городской больнице. Отца призвали через неделю после начала войны, отправили на фронт политруком, и больше его Антонина никогда не видела. Мать погибла во время бомбежки. Бомба снесла крыло больницы, где она дежурила. Тоню, как несовершеннолетнюю, забрали в детский дом, эвакуировали вместе с другими детьми. На новом месте Тоня недолго задержалась – сбежала. Хотела попасть на фронт, отомстить за мать, найти отца. Но до фронта не доехала, с поезда ее сняли на первой же станции. Из железнодорожного отдела милиции она тоже убежала, в детский дом не вернулась, бродяжничала, ночевала где придется. В итоге попала в банду, грабившую квартиры. Эту часть своей биографии Антонина Ивановна вспоминать не любила и Оксане не рассказывала. В банде она пробыла немногим меньше года, но воровскую школу пройти успела. У главаря банды была зазноба, настоящего имени которой никто не знал, а свои звали Шпилькой – за умение ловко с этим женским предметом управляться: использовать как оружие – щеку порвать или глаз выколоть или как инструмент – замок открыть, наручники снять.

Преподавала воровское мастерство Шпилька своеобразно, но очень доходчиво. После одного практического занятия у Тони на всю жизнь шрам под глазом остался. В конце концов банду «закрыли», Тоню пожалели, под суд не отдали, вернули в детский дом. Дальнейшая жизнь Шуровой Антонины Ивановны протекала в законопослушном русле. Полученные в банде знания она никогда на практике не применяла. Но шпильками по прямому назначению пользовалась, закалывала длинные и пышные, как у девчонки, волосы. Несмотря на замечания Оксаны. Не модно, видите ли. Зато полезно.

С военной поры замки наручников не сильно изменились. Достав из волос длинную, сантиметров в пять, заколку, Антонина Ивановна изогнула острый кончик, как учила когда-то Шпилька, поковырялась в замке и через минуту была свободна. Теперь надо выбраться, не привлекая внимания. Бандиты в комнатах заняты поисками, но через длинный коридор не пройти: заметят. Она посмотрела в окно. Третий этаж, высоко, но на уровне второго, как раз под окном, козырек подъезда. Можно спрыгнуть. Не двадцать лет, но ноги крепкие, выдержат. Стараясь не шуметь, Шурова начала открывать шпингалеты. Хорошо еще, окно не заклеили на зиму, собирались сделать это в ближайшие выходные. Рамы двойные, внутренние открылись легко, почти без шума, с наружными пришлось повозиться. Верхний шпингалет туго, но поддался, а нижний перекосило, застрял. Глотая слезы, ломая ногти и срывая кожу на пальцах, Антонина Ивановна расшатывала запор. Наконец получилось, шпингалет нехотя выполз из паза. Она потянула за ручку оконной рамы, и в этот момент дверь на кухню открылась.

– Куда?! А ну стой! – Вытянув перед собой руки с растопыренными толстыми пальцами, на нее надвигался бывший спортсмен.

Позднее Шурова сама не могла понять, как у нее получилось. Наверное, усвоенный однажды урок крепко засел в голове. Выхватив из волос вторую заколку, Антонина Ивановна с силой воткнула острые концы в лицо бандиту, схватившему ее за плечи. Раздался жуткий рев, Шурова почувствовала, что свободна, рванула раму на себя и вывалилась в окно.

За два месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Караганда, Казахская ССР

Вернувшись из тира, начальник высшей школы МВД Иосиф Абрамович Эпельбаум попросил ни с кем не соединять, закрылся в кабинете и бессильно опустился в кресло. То, что сообщил подполковник Калиев, было не просто неприятным. Без каких-либо тревожных предвестников ситуация внезапно вышла из-под контроля и грозила обернуться катастрофой. Не верить Калиеву или сомневаться в его информации оснований не было. Высококлассный, но неуживчивый оперативник засиделся в майорах. Так бы и досидел до пенсии, если бы Эпельбаум не продвинул его в управление на полковничью должность. Эпельбаум же одолжил своему протеже и деньги на кооперативную квартиру в Караганде. С возвратом долга не торопил, наоборот, продолжал периодически подкармливать. Надо же новоявленному сотруднику управления одевать и развлекать молодую жену. Постепенно втянул подполковника в свой теневой бизнес. И ни разу не пожалел. Вот и сейчас, если бы не опытный глаз Калиева, проморгали бы слежку. А слежка серьезная, не милицейская. Машины, преследовавшие подполковника, числились в пятой мехколонне. Этими машинами пользовалось Карагандинское управление Комитета государственной безопасности. Списать все на случайность – верх легкомыслия. Эпельбаум прекрасно знал о противостоянии в борьбе за власть между комитетом и Министерством внутренних дел на высшем руководящем уровне и понимал, какой козырь получит контора, если раскрутит казахский бизнес и московские связи. Последствия будут ужасными. Отставка без орденов и пенсии – самый оптимистичный прогноз. Гораздо более вероятен несчастный случай со смертельным исходом. Надо срочно принимать меры. Если еще не поздно. Первым делом поставить в известность Москву.

Эпельбаум потянулся к телефону. Рука на несколько секунд зависла над трубкой. Нет, звонить нельзя. Линия, конечно, закрытая. Только не для госбезопасности. Эпельбаум похолодел: что, если его уже давно слушают?!

Через два часа вечерним рейсом «Аэрофлота» в Москву вылетел специальный курьер с пакетом, адресованным первому заместителю министра внутренних дел СССР.

Тогда же, там же.

Из рапорта начальнику следственного отдела областного управления КГБ подполковнику Воронину И.И.

«Довожу до вашего сведения, что находящийся под скрытым наблюдением объект, оперативный псевдоним „Подполковник“, сегодня в семнадцать тридцать восемь встречался в тире высшей школы МВД с объектом под оперативным псевдонимом „Академик“. Встреча продолжалась пятнадцать минут. Условия места встречи не позволили сделать запись разговора.

После встречи Подполковник уехал на служебном автомобиле домой.

Академик вернулся в свой кабинет. До отъезда из высшей школы ни с кем не встречался, звонков по закрытой линии не совершал.

Старший следователь майор Ахметов А.С.»

6 октября 1979 г. Газета «Вечерний город»

«Несчастный случай.

Сегодня около часа дня упала с балкона пятого этажа закройщица дома быта Кировского района. В результате падения женщина получила несовместимые с жизнью травмы и скончалась до приезда «Скорой помощи». Как нам сообщили в районном отделении милиции, женщина развешивала на балконе белье. По-видимому, у погибшей закружилась голова, что и привело к трагическому падению».

Глава 9

Из Оксаниного сбивчивого объяснения Андрей понял главное: Антонина Ивановна жива и почти не пострадала, только вывих в голеностопном суставе. Сейчас она у подруги.

– У тети Маши, – сказала Оксана, – они с мамой давно дружат. Тетя Маша вместе с мамой в поликлинике работает.

– Переодевайся, – скомандовал Андрей, – я сдам смену, и поедем.

Доктор Широков уже пришел, так что передача дежурства не заняла много времени. Андрей попросил у старшего врача разрешения воспользоваться свободной машиной и помчался к выходу, где уже нервно расхаживала Оксана.

Водитель был знакомый, из кардиологических бригад, несколько раз работал с Сергеевым, когда машин на линии не хватало, и понял все с полуслова. На названный Оксаной адрес они прибыли с сиреной и мигалкой.

Антонина Ивановна держалась молодцом. Больше всего ее беспокоило, не потерял ли глаз бандит, которого она ткнула в лицо шпилькой.

– Забудьте об этом, – попросил Андрей, – если потерял, больше в чужие квартиры не полезет.

Оксана смотрела на Антонину Ивановну с изумлением: никак не могла поверить, что ее мирная и домашняя мама смогла освободиться от наручников, справиться с бандитом и выпрыгнуть в окно.

При приземлении на козырек подъезда Шурова подвернула ногу, но сама спустилась вниз. В этот момент к подъезду подошел сосед, танкист, подполковник в отставке. Танкист умел действовать быстро, и уже через несколько минут на место прибыл милицейский патруль, Антонина Ивановна была сопровождена к подруге. Тетя Маша наложила на вывихнутый сустав тугую повязку, напоила чаем и категорически запретила возвращаться домой.

Пришел участковый, принес Шуровой повестку на завтра: дать показания следователю. Тоже удивлялся и хвалил за находчивость. Рассказал, что двоим бандитам удалось скрыться, а одноглазого задержали в соседнем дворе. Он далеко убежать не смог, к нему даже «Скорую» вызвали.

Рассказ участкового Антонину Ивановну вконец расстроил. Тетя Маша достала бутылку водки, почти насильно влила в подругу полстакана и повела спать. Предложила и Оксане у нее переночевать. Оксана посмотрела на Андрея и отказалась. Договорились, что они с Андреем зайдут в квартиру, Оксана соберет вещи, закроет дверь и поедет в общежитие.

– Оксана! – позвала Антонина Ивановна из спальни. – Зайди, мне надо тебе что-то сказать.

– Что мама сказала? – спросил Андрей, когда они спускались по лестнице.

Оксана остановилась, посмотрела Андрею в глаза:

– Бандиты искали тетрадь!

– Ты думаешь, ту самую? – ошарашенно спросил Андрей. И тут же понял, что вопрос глупый.

– Ну а какую еще?! Не мои же конспекты!

Дома у Шуровых работали криминалисты, проводили осмотр места преступления. Андрея внутрь не пустили. Оксану попросили посмотреть, что похищено, сняли у нее отпечатки пальцев, сказали завтра подойти к следователю и выпроводили, разрешив взять учебники и личные вещи. Квартиру обещали закрыть.

– Кошмар, – пожаловалась Оксана, выйдя на лестничную площадку, – там настоящий погром!

– Что-то украли?

– Вроде нет. Да у нас и брать нечего. Только раскидано все и диван изрезан.

В общежитие они вернулись на рейсовом автобусе, по дороге почти не разговаривали. Оксана молчала, смотрела в окно и думала о своем. Андрей пытался осмыслить происшедшее. Если Антонина Ивановна не ошиблась и бандиты искали тетрадь, значит, он прав: тетрадь содержит опасную информацию. Но каким образом бандиты узнали, где искать? Возможно, видели, как Оксана вынесла тетрадь из разрушенного здания. Проследили за «Скорой»? Вряд ли: на месте катастрофы было полно милиции, постороннюю машину задержали бы для выяснения. По номеру машины «Скорой» можно узнать, куда она приписана; на подстанции можно узнать, кто работал в ту смену, и выяснить адреса сотрудников. Но такую информацию человеку с улицы не дадут, только официальному лицу, например сотруднику милиции. У них что, свой человек в милиции? Только этого не хватало.

Гастроном на углу уже закрылся, дома шаром покати. Андрей заварил чай, достал остатки печенья. Предложил Оксане коньяк, девушка отказалась. Сергеев плеснул немного себе в стакан с чаем. Сидели молча, при свете настольной лампы, телевизор не включали. Андрей минута за минутой прокручивал в голове события прошедших двух дней, искал ответ на мучивший его вопрос. Казалось, что разгадка близка, лишь нужно сделать небольшое мысленное усилие и вспомнить. Был какой-то эпизод, произнесенная кем-то фраза, значение которой он не понял. Но ответ все время ускользал. В конце концов Андрей оставил бесполезные попытки, положился на подсознание. Задача поставлена, пусть подсознание поработает, а сознанию надо отдохнуть. Он осторожно взял Оксану за руку:

– Ложимся спать?

Девушка вздрогнула, как будто внезапно проснулась, решительно тряхнула головой. Андрей знал этот жест: Оксана приняла какое-то важное решение.

– Да, ложимся, только я в душ сначала схожу. – И без всякого перехода категорично добавила: – Мы отнесем тетрадь в милицию!

– Конечно, – согласился Сергеев, – утром заедем к профессору, заберем тетрадь – и в милицию.

Казалось, с Оксаны свалился тяжелый груз. Она улыбнулась, поцеловала Андрея в щеку и начала разбирать сумку с вещами. Андрей вышел в коридор, проверил, свободна ли общая на блок душевая. Вернулся в комнату.

– Беги, не занято, я пока матрас надую.

Хотя вся «Скорая» и половина общежития, включая коменданта, были уверены, что между доктором Сергеевым и студенткой Шуровой давно установились интимные отношения, не приветствуемые до свадьбы и противоречащие моральному кодексу советского человека – строителя коммунизма, на самом деле все было не так. Оксана часто ночевала у Сергеева после вечерних сеансов в кино или посиделок в комнате с чаем и беседами, но спали они всегда врозь. Андрей уступал Оксане кровать, сам устраивался на полу, на надувном матрасе. Они, конечно, целовались, но не более. Однажды Андрей сделал попытку к близости: после выпитой на двоих бутылки шампанского пузыри заиграли в голове. Оксана твердо попытку пресекла, сказав, что еще не готова. Андрей не обиделся, оставил девушку в покое. Не озабоченный подросток, в конце концов. Взрослый мужчина, двадцать семь как-никак.

Оксана вернулась закутанная в полотенце, молча подошла к кровати, легла. Андрей привычно устроился на матрасе на полу. Долго не могли уснуть. Девушка беспокойно вертелась, Андрей слышал, как скрипят пружины кровати. Наконец он забылся в тревожном сне: они с Оксаной убегали от бандитов, вооруженных длинными ножами. Бежали медленно, преодолевая сопротивление, как в воде. Бандиты настигали, вот-вот схватят. Андрей обнял девушку и притянул к себе, закрывая от бандитских клинков. Видимо, сделал это резко и чересчур сильно. Оксана слабо ойкнула, прошептала: «Раздавишь». Он не сразу понял, что прижавшееся к нему тело в легкой ночной сорочке и щекотавшие лицо мягкие волосы – это не сон…

Андрей лежал на спине и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Оксана спала, доверчиво уткнувшись ему в плечо. Счастье несколько омрачалось мыслью, что он воспользовался ситуацией и перенесенным Оксаной стрессом. Но омрачалось несильно и недолго.

Под мерное дыхание девушки Андрей тоже начал засыпать, но внезапно открыл глаза и уставился в потолок. Затем осторожно выскользнул из-под одеяла, поднялся, заботливо укрыл спящую Оксану и подошел к полке с журналами. Взял один из стопки, накинул на абажур настольной лампы полотенце, чтобы ярким светом не разбудить девушку, щелкнул выключателем. Прочитав выходные данные журнала, удовлетворенно хмыкнул. Одной загадкой стало меньше. Можно снова ложиться и спокойно досыпать.

Но поспать не удалось. В дверь постучали, громко и настойчиво.

За два месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Москва, площадь Дзержинского, кабинет первого заместителя председателя КГБ СССР

Прямой звонок от министра внутренних дел не был для Семена Кузьмича чем-то чрезвычайным. Служебные интересы начальника управления контрразведки и идеологических диверсий и министра внутренних дел часто пересекались. Они консультировались друг с другом, делились важной информацией. Кроме того, их связывали личная дружба и взаимное уважение. Цвигун знал, как много министр Щелоков делает для поднятия авторитета милиции. Кроме повышения окладов и обеспечения сотрудников квартирами министр открыл несколько новых школ милиции, создал Академию МВД. По его инициативе выходили книги и кинофильмы о милиции, при нем состоялся первый, ставший позднее традиционным и любимым праздничный концерт ко Дню милиции. Ценил Семен Кузьмич и гражданскую смелость Щелокова, не побоявшегося направить в Политбюро записку в защиту опального Солженицына.

– Приветствую, Николай Анисимович, – сказал Цвигун в трубку, – чем могу помочь?

– Здравствуй, Семен Кузьмич, как здоровье супруги?

Жена лежала в ЦКБ^[25] с давлением, и внимание министра Цвигуну было приятно.

– Спасибо, лечат, скоро выписать обещают.

– Это хорошо, только пусть таблетки принимать не забывает. А то опять на «Скорой» увезут.

– Я прослежу, Николай Анисимович.

– Проследи, проследи. – Министр перешел к делу: – У нас один из подозреваемых по катастрофе во Внуково дал новые показания. Прослеживается связь с американцами.

– Очень интересно, – Семен Кузьмич открыл блокнот, взял ручку, – пишу, диктуй.

Взрыв на борту Ту-104Б через несколько минут после взлета произошел несколько лет назад. Расследование находилось на контроле ЦК, но, несмотря на все усилия совместной следственной группы МВД и КГБ, причины взрыва не удалось установить до сих пор.

– Не пиши, Кузьмич, я пакет со спецкурьером выслал.

– Вот спасибо, Анисимович, – искренне поблагодарил Цвигун. – К моему ведомству вопросы есть?

– Да вроде нет. Хотя скажи, что за суету твои ребята в Караганде устроили? За сотрудниками моими следят.

– Николай Анисимович, это не мои ребята. Дело инспекторское управление ведет, ты же знаешь, они только председателю докладывают. Вроде бы с хищениями на меховой фабрике связано. Больше ничего не знаю, позвони Юрию Владимировичу.

– Спасибо, Семен Кузьмич, позвоню.

Часть 2. Миттельшпиль

Целью миттельшпиля является нанесение противнику с помощью искусных маневров и комбинаций существенного ущерба.

Макс Эйве «Учебник шахматной игры»

Глава 10

8. схb5

Только не е4. Стратегия белых не в удержании равенства, а в давлении и развитии.

Предсказуемо. Менее опытный игрок мог преждевременно атаковать ферзем на а5, но не сегодняшний оппонент. Не тот уровень.

9. е3…Схс3

А вот это странно, зачем спешить с разменом? Логичнее пешкой на d5. Но в реальных партиях, как и в жизни, логика часто отсутствует. Голову вновь заполнила холодная ярость. Идиоты! Трое мужиков не справились с пожилой теткой. Вопреки всякой логике вместо нужного результата – один кретин в милиции, двое в розыске. Вот цена за работу с дилетантами. С другой стороны, где набрать профессионалов? И не просто профессионалов, а людей преданных, которым можно доверять. Правило номер один: доверять нельзя никому.

10. вхс3…Фа5

11. Схf6…

Правило номер два: если ситуация усложнилась – надо ее упростить. Чем меньше фигур на доске, тем проще. Шрам и Дерганый уже никому ничего не расскажут. В этом на Турка можно положиться.

…Лxf6

Спортсмен в тюремной больнице, лечит глаз. В дело он не посвящен и никого, кроме Шрама, не знает. Но может проболтаться про тетрадь. Что за тетрадь и кому она нужна, Спортсмен понятия не имеет, но Шрам ему сказал, что надо искать в квартире. Милиции о тетради знать не следует, Спортсмену нужно заткнуть рот. Добраться до него сейчас непросто, придется вводить в игру тяжелые фигуры.

12. Ферзь d1…d2

13. Пешка d7…d5

Они сделали еще несколько ходов. У белых появился перевес в виде лишней пешки и сильной позиции. Договорились о продолжении. Довольный ситуацией на доске Ферзь повесил трубку. Жаль, что в жизни дела обстояли не столь блестяще и надо прибегать к помощи Филина.

Доцент Шандалов Филина боялся, хотя никому, даже самому себе, не признавался в этом. Филин, он же старший следователь областного отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности майор Елагин, появился на пороге Ферзя через несколько месяцев после организации бизнеса на меховой фабрике. Помахав перед носом хозяина квартиры красными корочками, без приглашения прошел в гостиную, сел в непредназначенное для гостей, тем более незваных, кресло, закурил вонючую папиросу и кратко, но точно обрисовал незаконную деятельность Ферзя. Шандалов ожидал чего-то подобного, но под напором и бесцеремонностью визитера несколько растерялся.

Псевдоним майор получил за внешность: невысокий, полный, с короткой шеей, круглым лицом, маленьким крючковатым носом и круглыми, как у Джона Леннона, очками. Сохранность социалистической собственности майора интересовала гораздо меньше, чем размер гонорара за покровительство. Начиная бизнес, Ферзь понимал, что без «крыши» долго не протянет. Поэтому, для вида поторговавшись, с условиями Филина согласился. И быстро убедился в правильности принятого решения. Попытавшийся подмять под себя дело вор в законе очень вовремя исчез. А вскоре при помощи Филина у Ферзя появились московские партнеры. Бизнес встал на широкую ногу, доходы стремительно росли, росли и гонорары Филина. Шандалов знал, что большая часть получаемых Филином денег уходит в Москву. Знал также, что майор приставлен не только ради безопасности дела. В функции Филина входят контроль и соглядатайство. Поэтому не согласованный с москвичами объект «501» держал от Филина в тайне. В последнее время во время нечастых встреч Ферзь видел в глазах Филина некое очень беспокоящее его выражение. Поэтому, приглашая майора на конспиративную квартиру, прятал в кладовке Турка и держал под рукой купленный на черном рынке ствол.

Посмотрев на часы, Ферзь подошел к телефону. По памяти набрал номер. Ответили после шестого сигнала.

– Але?

Голос старческий, дребезжащий.

– Пригласите, пожалуйста, Ларису Ивановну.

– Вы ошиблись, такая здесь не проживает.

Короткие гудки. Отсутствие Ларисы Ивановны не огорчило Ферзя. Он заварил кофе и стал ждать. Через сорок минут раздался звонок. Ферзь снял трубку, молча послушал тишину на другом конце, затем раздались короткие гудки.

Он получил подтверждение. До встречи с Филином есть время, чтобы придумать убедительную легенду. Не раскрывая объект «501», поручить заткнуть рот Спортсмену и забрать тетрадь. Турок также предпримет вторую попытку с тетрадью. Пусть параллельно действуют. Конечно, лучше, если записки Счетовода возьмет Турок, но надо подстраховаться. Слишком много поставлено на кон.

За пятьдесят два дня до взрыва на станции Сортировочная.

Караганда, Казахская ССР

Служебная черная «Волга» начальника высшей школы МВД летела по проспекту Абдирова, распугивая водителей и прохожих проблесковым маячком и сиреной. Иосиф Абрамович торопился домой. В шесть тридцать позвонила жена и строго предупредила: если муж не явится к семи – останется без ужина. Иосиф Абрамович знал, что супруга слов на ветер не бросает и угроза лечь спать голодным более чем реальна. Кроме того, на холодное сегодня был любимый Эпельбаумом форшмак. Всем известно, что лучше Исы никто форшмак не делает. На горячее жена приготовила креплах. Последний раз креплах был на столе почти месяц назад, и пропустить это яство столь же кощунственно, как не явиться на званый прием к министру внутренних дел.

Иосиф Абрамович посмотрел на часы. Восемнадцать сорок пять. До дома ехать минут десять-двенадцать.

– Асан, добавь, – попросил он водителя.

– Успеем, Иосиф Абрамович. Не беспокойтесь.

Откуда взялся грузовик, ни водитель, ни пассажир понять не успели. Лобовое столкновение на полном ходу не оставило сидевшим в «Волге» никаких шансов.

За пятьдесят один день до взрыва на станции Сортировочная.

Москва, площадь Дзержинского, кабинет председателя КГБ СССР

Генерал-майор Волков обычно ходил в штатском. Мундир надевал по особым случаям – на торжественные приемы в ЦК или вручение правительственных наград. Сегодня он был в неизменном сером костюме из «Мосторга»^[26] с белой рубашкой и галстуком. Высокий, худой, с глубокой залысиной на лбу, в больших роговых очках, Волков больше походил на школьного учителя, чем на начальника следственного управления могущественной организации, контролирующей шестую часть суши и внушающей страх и уважение далеко за пределами этой части.

Доклад Волкова как всегда был краток и емок. Операция «Картель» вступила в завершающую стадию. Основные фигуранты установлены. Известны производственные базы и каналы реализации как внутри Союза, так и за рубежом. Прикрытие на местах осуществляют сотрудники ОБХСС. Нити тянутся в Москву к первому заместителю министра внутренних дел. Можно переходить к активным действиям. В то же время зафиксированы эпизоды прямого противодействия: несколько оперативных сотрудников комитета были задержаны сотрудниками милиции. После вмешательства руководства сотрудники отпущены с извинениями, однако часть следственных мероприятий сорвана. Кроме того, ряд ключевых фигур неожиданно погибли в результате несчастных случаев или исчезли. Весьма вероятно, произошла утечка информации.

Андропов устало прикрыл глаза. Он прекрасно знал о происшедшей утечке. Несколько дней назад в приемную поступило закрытое постановление ЦК о создании совместной группы из сотрудников МВД и КГБ для расследования хищений на меховых фабриках страны. Министр Щелоков начал контригру. Конечно, Андропов не надеялся, что операцию удастся сохранить в тайне до конца, но все произошло слишком рано. Еще бы две-три недели…

– Спасибо, Александр Федорович. – Председатель открыл лежащую перед ним папку, достал лист бумаги. – Подготовьте проект приказа о создании межведомственной следственной группы. В группу включите перечисленных здесь сотрудников Министерства внутренних дел. Председатель – вы. Вот этот человек – ваш заместитель.

Андропов подчеркнул одну из фамилий в списке, передал лист начальнику следственного управления.

На худом лице Волкова не отразилось никаких эмоций.

– Так точно, Юрий Владимирович. Какую часть информации можно передать сотрудникам министерства?

– Только самое необходимое, без подробностей. Операцию «Картель» продолжаем с учетом изменившихся обстоятельств.

Глава 11

На завтрак в партшколу Андрей с Оксаной прибежали в десять сорок пять. В районной столовой за пятнадцать минут до закрытия, кроме вчерашнего хлеба и жидкого чая, ничего бы не осталось. Но столовая Высшей партийной школы относилась к особой категории снабжения. Недаром пропуска сюда ценились наравне с билетами на концерт «Оловянных солдатиков»^[27]. Ослабленные изучением трудов классиков слушатели школы должны иметь возможность питаться разнообразно и калорийно.

Андрей, кроме традиционной овсяной каши, взял сырники со сметаной, сосиски с зеленым горошком, яичницу с ветчиной и булочку. Подумав, добавил печеночный паштет. Оксана ограничилась сырниками и булочкой. И за все это изобилие всего девяносто пять копеек. Вместе с двумя стаканами растворимого кофе, который взяли вместо чая, чтобы прогнать сонливость.

Надежда немного поспать растаяла в четвертом часу ночи, когда в комнату ввалился Коля Неодинокий. Оценив перемены в использовании спальных мест и подмигнув спрятавшейся под одеялом Оксане, Коля одобрительно хлопнул Андрея по плечу и потребовал отчета о бандитском налете на Антонину Ивановну. Андрей, в свою очередь, потребовал сначала объяснить, откуда Николаю о налете известно. Неодинокий спорить не стал, рассказал, как, вернувшись на подстанцию с вызова, услышал на кухне историю про боевую заведующую поликлиникой, повязавшую трех урок и одному высадившую глаз. Спросив, в каком районе поликлиника, Коля заподозрил неладное, сбегал в диспетчерскую и заглянул в карту вызова. Увидев знакомый адрес, где он неоднократно вместе с другом угощался пирожками, Коля оформил себе вызов в общежитие в надежде застать Андрея, а возможно, и Оксану дома. Неурочное для визита время Колю не остановило. Теперь, гордясь своей прозорливостью – нашел обоих, – Неодинокий жаждал подробностей из первых рук.

Обсуждение подробностей переросло в военный совет и протекало столь бурно, что снизу постучали по батарее, а проживающая в соседней комнате медсестра пришла узнать, не требуется ли медицинская помощь. Самые горячие возражения вызвало категоричное требование Оксаны отнести тетрадь в милицию. Узнав, что бандиты приходили не за деньгами и драгоценностями, которых и не было, а за той самой тетрадью, Коля радостно потер руки и произнес длинную тираду на тему гениальности друга, который увидел в тексте, хоть и зашифрованном, такое, за чем теперь гоняется целая банда. Он, Николай, уверен, что преступники, потерпев поражение, не остановятся и повторят попытки завладеть опасными записями, а значит, скучная жизнь кончилась, впереди новое расследование и опасные приключения!^[28] Во время монолога Николай с надеждой смотрел на Андрея, ожидая поддержки, и очень огорчился, поддержки не получив. Стуча кулаком в стену, от чего на пол летели книги с полки, Коля обвинял друзей в малодушии и временном помешательстве. «Что милиция?! – кричал он. – Что они сделают? Положат тетрадь в архив и забудут! Мы сами должны этим гадам показать, – Коля погрозил неизвестным гадам внушительным кулаком, – что они не знают, с кем связались!»

Андрей понимал: за внешней горячностью Николая стоит беспокойство за друзей и врожденное недоверие к официальным органам. Выросший в суровой старообрядческой^[29] деревне, Неодинокий отца своего никогда не видел, а мать умерла, когда Коле не было и пяти. Воспитывали мальчика дед, промышлявший в молодости разбоем на тракте, и бабка – травница и целительница. Дед учил внука стрелять из двустволки, крутить кистень^[30] и не робеть в драках. Бабка брала внука с собой в лес на неделю-другую собирать травы, грибы, ягоды, учила разжигать костер без спичек, спать под открытым небом и есть то, что найдут. Проблемы деревня предпочитала решать собственными силами, сельсовет и участкового обходили стороной.

Дав Оксане слово отнести тетрадь в милицию, Андрей намерен был слово сдержать. Но понимал, что вместе с опасной уликой не сможет передать ответственность за происходящее. Он всегда пытался дойти до сути. Очень не любил, когда в его логических построениях оставались белые пятна. Любопытство пороком не считал. Наоборот, полагал, что любопытство – одна из главных движущих сил познания и прогресса.

Но было в характере Андрея другое качество, гораздо весомее любопытства. Он затруднялся это качество сформулировать. Просто знал, что некая внутренняя сила заставит его идти до конца. Как Павку Корчагина^[31], одного из любимых литературных героев Андрея-подростка. С годами Андрей к персонажу героической повести стал относиться не столь однозначно восторженно. Тем не менее понимал, что во многом на Павла похож. Своим неравнодушием, обостренным чувством справедливости, упрямством, бескомпромиссностью. Никогда он не мог сказать: это меня не касается, пусть разбираются другие. Просто физически не был способен оставаться в стороне. Он чувствовал личную ответственность за все, что происходит с ним, с его близкими и друзьями, с его станцией скорой помощи, с городом, страной.

Короче, не хватило Андрею внутренней убежденности, чтобы запретить Коле лезть в драку. Но и подвергать друзей опасности Сергеев не мог. Сложность заключалась в том, что неизвестно, откуда опасность исходит и какие действия предпримет скрытый враг. Спор грозил затянуться до утра. К счастью, прибежала помощница Неодинокого, сказала, что диспетчерская их потеряла. Коля отослал медсестру назад, обещал прийти через десять минут.

Решили, что утром Андрей с Оксаной поедут к профессору, заберут тетрадь и все-таки отнесут в милицию. Оксана поживет у Андрея, в институт и обратно будет ездить только в сопровождении друзей. Маме, скорее всего, ничего не угрожает: бандиты убедились, что тетради у нее нет. Но лучше, если Антонина Ивановна временно останется у подруги. Оксана постарается маму в этом убедить.

– Расследование продолжаем параллельно с милицией, – ответил Сергеев на невысказанный Колей вопрос.

Неодинокий радостно потер руки.

За сорок дней до взрыва на станции Сортировочная.

Алма-Ата, Главное управление КГБ по Казахской ССР

Звонок по прямой линии из Москвы прервал рутину утреннего совещания в кабинете начальника следственного отдела. Звонил генерал Волков и сразу предупредил, что информация предназначена исключительно хозяину кабинета. Полковник Мамаев попросил собравшихся офицеров выйти и, когда дверь закрылась, сказал в трубку:

– Слушаю, Александр Федорович!

– Что у тебя по «Картелю»?

– В соответствии с оперативным планом готовимся к задержаниям, – доложил Мамаев.

– Проблемы с Министерством внутренних дел есть?

– Никак нет, совместная следственная группа работает. Министерство толковых офицеров выделило.

– Это хорошо, что толковых. Задержания на какое число назначены?

– На десятое сентября, Александр Федорович.

– Надо все сделать третьего сентября и своими силами. Министерских об изменении даты в известность не ставить. Ты понял?

Мамаев удивленно поднял брови, несколько секунд собирался с мыслями. Распоряжение начальства было неожиданным, хотя и соответствовало особенностям межведомственных взаимоотношений.

– Валентин Николаевич, заснул? – В голосе начальника послышалось недовольство.

– Товарищ генерал, у меня сил не хватит. В Караганде более восьмидесяти адресов и в Абайске почти пятьдесят.

– Сегодня к тебе вылетают люди. Несколькими рейсами, из разных аэропортов. Часть – напрямую в Караганду и с пересадкой в Абайск. Старший – полковник Корякин. По прибытии доложит. С твоим руководством все согласовано. Вопросы?

– Нет, товарищ генерал.

Голос генерала потеплел.

– Валентин Николаевич, ты уж постарайся. Операция на контроле у председателя, понимаешь?

– Понимаю, Александр Федорович. Сделаю все возможное.

– Сделай все что надо.

Генерал повесил трубку.

Глава 12

Гараж – не просто место хранения автомобиля. Отцы семейств, измученные бытовыми проблемами и бесконечными упреками вечно недовольных жен, превратили гаражные кооперативы в закрытые мужские клубы. Мастер на все руки Саня, сосед Сергеева по гаражу, в обшитой изнутри деревянной рейкой металлической коробке жил. Была ли у Сани вечно недовольная супруга, а также иная жилплощадь, никто из его многочисленных клиентов и собутыльников не знал.

Туранов Демир, известный как Турок, собирал в гараже свою команду. Откуда у Турка гараж, да еще капитальный и отапливаемый, толком никто не знал. Машины у Демира никогда не было. Просто однажды бывший владелец дефицитной недвижимости, спившийся слесарь шестого разряда, бесследно сгинул и вместо него появился Турок. Попытки соседей установить контакт и «пропустить» за знакомство он решительно пресек, в клуб по интересам вступать не стал. Один из любопытных старожилов кооператива, пытавшийся подсмотреть, что за личности собираются в пятьдесят шестом боксе, потом месяц ходил с тугой повязкой, фиксирующей сломанные ребра. «Упал с лестницы», – объяснял он интересующимся. Председатель кооператива, обязанный проверять наличие документов у членов, почему-то бокс пятьдесят шесть обходил стороной.

Хмурым октябрьским утром за двойными железными воротами и плотной брезентовой шторой собрались шесть человек. Для исключения неожиданностей в виде посторонних ушей и глаз снаружи топтался болезненного вида парнишка с бегающим взглядом. В боксе, у дальней стены, стоял видавший виды письменный стол. За столом на крепком, относительно новом табурете сидел Турок. В центре, под яркой лампочкой без абажура, стояли шесть разномастных стульев, на которых разместилась разношерстная компания. Четверых из них законопослушные граждане назвали бы подозрительными. Пятый, сидевший чуть в стороне, выглядел вполне прилично, даже интеллигентно. Шестой стул пустовал. Настроение у собравшихся было невеселым, если не сказать мрачным. Казалось, некая бесплотная жутковатая тень повисла в спертом воздухе. В физическом мире тень звалась Шрамом.

Турок достал из ящика стола «Московскую»^[32] и шесть граненых стаканов. Выбил крышку ударом по дну бутылки, не пролив ни капли. Собравшиеся молча оценили мастерство. Аккуратно разлил, посмотрел на пустующий стул:

– Помянем Шрама. И Дерганого.

Пять человек поднялись с мест, разобрали стаканы. Турок тоже встал. Выпили не чокаясь.

– Тебе, Музыкант, особая благодарность.

Турок посмотрел на худощавого мужчину неопределенного возраста с козлиной бородкой и собранными в хвост длинными сальными волосами, непрерывно крутившего в длинных нервных пальцах нож с выкидным лезвием. Достав из стоящей на столе обувной коробки пухлый конверт, Турок точным движением послал его обладателю ножа. Конверт проехал по столешнице и остановился у самого края. Музыкант небрежно принял посылку, засунул во внутренний карман, криво улыбнулся:

– И вам спасибо.

Турок достал из коробки еще три конверта разной толщины. Повернулся к невысокому, абсолютно лысому субъекту с худым лицом, обтянутым желтушной кожей, и глубоко сидящими глазами, выражение которых мало кто назвал бы приветливым.

– Череп, грубая работа. Машину найдут, установят водителя.

– Так угнанная же тачка, Турок.

– А пальчики? Водила твой наверняка в машине наследил.

Череп промолчал.

– Позаботься о водителе.

Тонкий конверт заскользил по столешнице и остановился точно напротив лысого.

– Гвоздь, толково сработано, – продолжил Турок, – с выдумкой. Газ – понятно, а про обвалившийся козырек подъезда ты мне потом подробно расскажешь. Возьмем на вооружение.

Самый высокий из присутствующих, не считая Турка, худой, но крепкий и жилистый мужчина средних лет неторопливо разогнул длинный гвоздь, который без видимых усилий, словно медную проволоку, наматывал себе на указательный палец, и с легким поклоном подхватил увесистый конверт.

Последнюю посылку Турок, не говоря ни слова, отправил в сторону необъятных размеров толстяка, громко сопевшего и, казалось, дремавшего. При приближении конверта толстяк неожиданно быстро выкинул пухлую руку, и послание исчезло в кармане бесформенного пальто. Из-под густых бровей мелькнул острый взгляд утонувших в жировых складках маленьких глаз, и вновь на круглом лице воцарилось сонное выражение.

– Расходимся, – объявил Турок. – Гвоздь, задержись.

Трое направились к выходу, Гвоздь вернулся на свой стул. Интеллигентного вида молодой человек, Юрий Петрович Иваненко, он же Студент, также не спешил покинуть гаражный бокс. С интересом просмотрев представление, которое Турок каждый раз устраивал во время расчетов с командирами боевых групп, Студент терпеливо дожидался указаний. Своей группы у Студента не было, работал он по индивидуальным поручениям и гонорар получал отдельно от прочих.

Вслед за боевиками Турок вышел на улицу, вопросительно посмотрел на дежурившего перед воротами парнишку. Тот отрицательно помотал головой. Удовлетворенно кивнув, Турок вернулся в бокс, задвинул на двери засов и сел на край опасно накренившегося стола.

– Ты уверен, – обратился он к Студенту, – что девчонка у доктора?

– Я до двух ночи под окнами квартиры шатался, как милиция уехала – свет не зажигали, в подъезд ни девчонка, ни мамаша не заходили.

– И?

– Мамаша, скорее всего, у какой-нибудь подруги отлеживается. А девчонка точно у доктора. У них ро-ман. – Последнее слово Студент произнес нараспев и хихикнул.

– Тетрадь?

– Видимо, у нее. Если не спрятала где-то. Хотя с чего бы ей прятать? Вряд ли вообще поняла, что это.

– Теперь поймет, когда мамаша расскажет, что Шрам в квартире искал.

Турок перевел взгляд на Гвоздя:

– Ты задачу понял?

– А че тут не понять? С девчонкой что делать?

Турок пожал плечами.

– Что хочешь. Мне тетрадь нужна. Оплата в двойном размере, сделать нужно быстро.

– А если доктор будет под ногами путаться?

Турок вскинул брови, изображая удивление.

– Гвоздь, ты странные вопросы стал задавать. Может, проблемы у тебя?

– Нет проблем, Турок.

– Ну и хорошо.

За тридцать девять дней до взрыва на станции Сортировочная.

Москва, Дубовый зал ресторана при Центральном доме литераторов

Вход в старинное здание в стиле романтического модерна на улице Воровского, некогда принадлежавшее князю Борису Владимировичу Святополк-Четвертинскому, простым смертным был заказан. Величественный швейцар далеко не каждому посетителю позволял подняться по мраморной лестнице, хранившей память о Маяковском, Твардовском, Фадееве и даже великом физике Нильсе Боре. Пройти по следам классиков можно было, только предъявив писательский билет. Справедливости ради надо сказать, что у «народных»^[33] строгий привратник билеты не спрашивал.

У завсегдатаев столика за ширмой в Дубовом зале, в известном на всю страну ресторане, писательских билетов никогда не было. У них были другие билеты, открывающие многие двери и именуемые казначейскими.

Укрывшая столик ширма не позволяла полюбоваться настенными фресками и знаменитой люстрой, подаренной Сталиным Горькому. Зато можно было спокойно поговорить, не опасаясь нежелательных свидетелей.

Трое безбилетных посетителей имели высокие должности в партийных органах и государственных учреждениях, но их основной сферой деятельности было руководство многотысячным коллективом, производственные достижения которого не попадали в передовицы газеты «Правда»^[34]. Посвященные знали этих людей под псевдонимами: Директор, Бухгалтер, Юрист.

– В Караганде серьезные проблемы. – Юрист подлил «Армянский» Директору и себе. Бухгалтер коньяк не пил из-за язвы желудка, потягивал венгерский «Токай-Асу».

– Играет контора, в МВД предупредили, что они не контролируют ситуацию. Мы начали выводить людей, но можем не успеть.

– Надо успеть. – Директор залпом опрокинул фужер, подставил для новой порции, повернулся к Бухгалтеру: – Что у тебя?

– Проблема в С. Наместник своевольничает, продолжает параллельный бизнес, по которому не отчитывается. Я вам уже докладывал.

– Вечно эти… – Директор вставил крепкое слово, – провинциалы считают себя самыми умными. Держи под контролем. Нам только в С. сейчас неприятностей не хватает.

– Послать ревизора? – уточнил Юрист.

– Посмотрим, как будут события развиваться. Может, пошлем. Но позже, ты давай на Караганде сосредоточься.

Бутерброд с черной икрой последовал за порцией «Армянского».

Глава 13

Дверь в квартиру на улице Профессорской никто не открыл. Андрей долго звонил, затем громко стучал – внутри не раздавалось ни звука. Он повернулся к Оксане:

– Неужели на работу пошел? Обещал дома сидеть. Или…

Андрей не закончил фразу. Щелкнул замок двери напротив. Выглянула пожилая женщина с забинтованной рукой, посмотрела на пару с подозрением:

– Чего шумите? Сейчас милицию вызову!

– Мы к Харламповичу Олегу Марковичу, узнать, как чувствует себя, вчера он «Скорую» вызывал. – Андрей говорил спокойно, доброжелательно, улыбался.

Подозрение в глазах бдительной соседки сменилось тревогой:

– Да я и сама переживаю, Олег Маркович, даром что профессор, о здоровье не думает, работает по ночам. Под утро вторая «Скорая» приезжала, увезли, сказали – инфаркт. Вы аспиранты, наверное?

– Да, аспиранты. – Андрей не стал вдаваться в подробности. – А в какую больницу увезли?

– Ой, не сказали. А я и не спросила…

– С кем же кот? – забеспокоилась Оксана. – Его же кормить надо!

– Так у меня бандит этот, забрала, когда «Скорая» уезжала. Вот, уже успел руку мне расцарапать, – пожаловалась женщина.

– Простите, телефон у вас есть? – спросил Андрей. – Нам позвонить надо срочно.

Соседка вздохнула.

– Нет телефона, никак не поставят, пятый год уже жду. Вот у Олега Марковича есть. Я к нему всегда хожу звонить, только ключей он не оставил.

Попрощавшись, Андрей с Оксаной начали спускаться вниз.

– У нас на углу автомат работает, – донеслось вслед.

Телефон-автомат на углу действительно работал, хотя будка выглядела как после налета бабуинов. Двух копеек не нашлось, хорошо – ноль три можно набирать бесплатно. Переговорив со старшим врачом, Андрей задумчиво повесил трубку.

– Ну что, в какой больнице? – нетерпеливо подергала его за рукав Оксана.

– В железнодорожной, в реанимации.

– Поехали?

Андрей отрицательно помотал головой.

– Я не знаю заведующего, просто так нас не пустят. Надо Виталия Исааковича просить.

– Думаешь, он знает заведующего?

– Виталий Исаакович всех знает. И все знают Виталия Исааковича.

– Тогда давай скорее на подстанцию, вон автобус подходит.

Взявшись за руки, они побежали к остановке. И не заметили, как от стены дома отклеился болезненного вида парень и, соблюдая дистанцию, побежал за ними. В последний момент парень вскочил на подножку автобуса и быстро растворился среди стоявших пассажиров.

В перечень многочисленных достоинств руководителя кардиологических бригад станции скорой помощи входила привычка не задавать лишних вопросов. Выслушав просьбу узнать состояние пациента и договориться о посещении, Виталий Исаакович достал записную книжку, нашел нужный номер и через минуту уже разговаривал с заведующим реанимационным отделением двадцатой больницы. Очень удачно оказавшимся бывшим однокурсником Белорецкого. К сожалению, результат разговора не порадовал: профессору стало хуже, он в коме, и когда придет в сознание, если вообще придет, известно только… Белорецкий показал на потолок, имея в виду сферы гораздо более высокие, чем перекрытия второго этажа центральной подстанции.

– Андрюша, что будем делать? – Оксана тревожно и жалобно смотрела на Андрея. – Надо скорее тетрадь в милицию отнести.

– Придумаем что-нибудь, – бодро ответил Сергеев, хотя что именно можно придумать, решительно не знал. Зато знал, что нужно сделать. Усадив Оксану в единственное потрепанное кресло, он налил ей чай, попросил подождать и никуда не уходить.

– А ты?

– Я скоро, надо кое-что проверить.

Выходя из кабинета, Андрей выразительно посмотрел на Виталия Исааковича, который понимающе кивнул.

Секретарша Лидочка печатала какую-то срочную бумагу и категорически отказалась разговаривать, предложив зайти через полчаса. При необходимости Андрей умел быть убедительным. Узнав, что дело касается жизни и смерти и содействия доблестной милиции в поимке опасных преступников, Лидочка перестала барабанить по клавишам и достала записную книжку.

– Вот, пожалуйста, специальный фотокорреспондент газеты «На смену!» Герман Дробиз. Был пятого, в двенадцать сорок пять. Спрашивал Валентину Ивановну, но ее не было. Искал неврологическую бригаду, которая выезжала на Сортировку.

– Ты его удостоверение смотрела?

– Нет, а надо было?

Андрей посмотрел на Лидочку с упреком.

– Ты хоть знаешь, кто такой Герман Дробиз?

– Нет, – испуганно сказала секретарша, – кто?

– Главный редактор журнала «Сибирь».

– Но откуда же… – Лида смотрела на Андрея круглыми глазами.

– Лида, ты же на ответственном месте сидишь. В приемной главного врача!

Андрей показал на обитую дерматином дверь с табличкой.

– Неужели он преступник?! На вид такой приличный и с фотоаппаратом, обещал снимки.

Допрос с пристрастием результатов не принес. Внешность корреспондента Лидочка описать не смогла. Кроме «приличный, невысокий, в очках» никаких особых примет не вспомнила. В конце допроса расплакалась навзрыд, умоляла Валентине Ивановне ничего не говорить. Андрей обещал, что не скажет.

Из приемной он зашел к заведующему диспетчерской службой, посмотрел график дежурств диспетчеров подстанций, что-то из графика выписал, поблагодарил, вернулся к себе.

В кабинете Белорецкий рассказывал одесские анекдоты, на которые был большой мастер. Оксана смеялась и уплетала пряники из запасов Виталия Исааковича. Андрей торопливо взял пряник из стремительно уменьшающейся горки и сел к телефону, положив перед собой только что сделанные записи.

– Четыре из девяти, – задумчиво проговорил он. – Шансы есть.

За тридцать один день до взрыва на станции Сортировочная.

Караганда, Казахская ССР, клуб областного управления КГБ

«Искусство принадлежит народу». Руководство областного управления Комитета государственной безопасности слова вождя мирового пролетариата восприняло буквально. Творческие коллективы ведомственного клуба, разместившегося в специально выстроенном здании, были известны всему Союзу. Самодеятельный театр с успехом гастролировал в Москве и Ленинграде. А вокально-инструментальный ансамбль приглашали даже за рубеж. В страны Варшавского договора^[35], естественно.

Однако собравшиеся в актовом зале в три часа ночи люди мало походили на актеров и музыкантов. Они прилетели в самый крупный областной центр Казахской ССР разными рейсами со всех концов огромной страны. Каждый имел командировочное удостоверение и направлялся на одно из многочисленных предприятий Караганды. Ни один из них на указанное в удостоверении предприятие не явился. Обычно бдительные первые отделы^[36] не забили по этому поводу тревогу.

Несмотря на различия в возрасте и национальности, командированные походили друг на друга как родные братья. Они и были братьями, только не по крови. Сидящие в зале и внимательно слушающие коренастого человека в штатском представляли особую касту силового ведомства. Они были «волкодавами», элитой Комитета государственной безопасности. Каждый из них мог в одиночку, без поддержки и прикрытия, провести силовую акцию на чужой территории против численно превосходящего противника. Каждый из них стоил трех хваленых агентов с двумя нулями^[37]. Единственное, что они не умели, вернее, давно разучились – это удивляться. Поэтому, не проявляя эмоций и ничего не записывая, вникали в детали предстоящей операции. Если командование посчитало необходимым собрать такие силы всего лишь для задержания семидесяти шести штатских и пяти офицеров милиции, значит, так нужно. Начальству виднее.

Между тем к зданию клуба съезжались «Волги» с шашечками. Вызвать по телефону такси этой ночью в городе Караганде было невозможно. Пытавшиеся поймать такси на улицах с досадой провожали глазами габаритные огни уезжающих автомобилей. Все машины таксопарка спешили на один адрес.

В зал вошла группа местных сотрудников комитета. Операция «Картель» вступила в активную фазу.

8 октября 1979 года, город С.

Медико-санитарная часть следственного изолятора

Попасть в «лазарет» – мечта каждого подследственного. Еще лучше в гражданскую больницу, но это если очень повезет. Или за очень большие деньги. Конечно, и в «лазарете» не курорт, но по сравнению с душной камерой, нарами в три ряда и изолированными гражданами в количестве в несколько раз превышающем санитарные нормы, условия вполне сносные.

Спортсмену повезло, если не считать сильно пострадавшего глаза и ареста. Зато сразу определили на койку, а не на нары. Всего-то двенадцать человек в большой светлой палате. На окнах решетки, но окна настоящие, не квадратики под потолком. И кормят сносно. Не домашний обед у мамы, но есть можно. В супе даже мясо попадается. Каша перловая, зато с курицей. И допросами особо не донимают. Тяжелораненый как-никак.

После ужина, устроившись поудобней на койке и натянув до подбородка тонкое одеяло, Спортсмен предается приятным мечтаниям. Мечты незамысловатые и крутятся вокруг одного и того же эпизода. Вот он выходит из тюрьмы, подкарауливает вредную тетку со шпилькой около подъезда. Далее события развиваются по нескольким сценариям: он сворачивает тетке шею, или затаскивает орущую тетку в подвал и долго бьет, потом сворачивает шею, или сначала насилует дочку на глазах тетки, потом обеим сворачивает шеи.

Под эти сладкие мысли Спортсмен засыпает. И не слышит, как глубокой ночью в палату тихо входит мужчина в белом халате и медицинской маске. Под храп соседей тихо проходит к койке, проверяет номер на спинке кровати, осторожно, почти нежно кладет одну ладонь спящему на затылок, другую на подбородок и резким уверенным движением сворачивает шею.

Глава 14

Комендант общежития станции скорой медицинской помощи Светлана Ивановна Бабушкина, дама с тяжелым взглядом и громким голосом, выросла в семье потомственного чекиста. Деда, майора НКВД, расстреляли в тридцать девятом. В сороковом посмертно реабилитировали. Отец, подполковник Комитета государственной безопасности, в пятьдесят третьем проходил по делу Берии^[38]. Не был осужден, но отправлен в отставку, после чего спился и умер. От деда и отца Светлана Ивановна унаследовала чекистский характер: подозрительность и недоверие к людям. Из-за чего от нее сбежали двое мужей.

Общежитие Светлана Ивановна держала в ежовых рукавицах. Жильцы коменданта боялись и предпочитали лишний раз не встречаться. Вахтеры при приближении вставали по стойке смирно и четко, по-военному, рапортовали о происшествиях на вверенном объекте. Разве что честь не отдавали, поскольку были сугубо гражданскими лицами.

Надо отдать должное, жесткое управление приносило плоды: в общежитии всегда был порядок, лифты работали, вахтеры на посту не спали.

Светлана Ивановна жила здесь же в служебном помещении, в блоке номер один, рядом с лифтом. Страдая от бессонницы, Бабушкина дважды, иногда трижды за ночь устраивала обходы: проверяла вахтеров, поднималась на этажи. В эту ночь первый обход состоялся в два часа. Первым делом Светлана Ивановна выслушала рапорт вахтера, пенсионерки Зыковой. Сделала пометку в блокноте – проверить комнату триста двенадцать: фельдшер Ивашкин опять вернулся навеселе. Нахождение в семьсот второй комнате незарегистрированной в общежитии студентки Шуровой фиксировать в блокноте не стала. К доктору Сергееву комендант относилась благосклонно, иногда обращалась за консультацией. Светлана Ивановна опасалась инсульта, от которого скончалась мама в возрасте пятидесяти четырех лет. Распорядившись и дальше проявлять бдительность, Бабушкина продолжила обход. Поднимаясь по лестнице, обнаружила незакрытое окно между первым и вторым этажами. На подоконнике следы ботинок, одни размером сорок пятый, не меньше, другие сорок второй. Глаз у Светланы Ивановны наметанный, не хуже Зверобоя^[39] умеет следы различать. Втайне от всех Бабушкина зачитывалась романами Фенимора Купера.

Итак, налицо незаконное проникновение! Окно находится над козырьком крыльца, и залезть через него труда не представляет, чем иногда пользуются жильцы, желая обойти вахтера. Светлана Ивановна уже трижды направляла служебку в хозяйственную часть «Скорой помощи» с просьбой выделить деньги на установку решетки, но преодолеть бюрократические барьеры пока не смогла. Получала стандартные отписки: «Установка решетки бюджетом текущего года не предусмотрена». Вот вам и не предусмотрена! Сейчас обчистят какую-нибудь комнату. Жильцы часто на ночных сменах, а замки на дверях несерьезные.

Светлана Ивановна быстро поднялась на третий этаж, разбудила верного помощника Сашу Каратаева, мастера спорта по самбо. Саша частенько помогал урезонивать не в меру расходившихся жильцов, за что занимал отдельную комнату в блоке триста шесть. Не положенную простому фельдшеру, тем более холостому.

Аккуратно пристроенный на ручку двери тапок упал в третьем часу ночи. Андрей проснулся, еще не до конца понимая, что происходит, скользнул на пол. Ручку поворачивали, значит, замок открыли снаружи, дверь держит хлипкая внутренняя защелка – преграда не очень надежная.

Зачем перед сном он соорудил импровизированный тревожный сигнал – сам не понимал. Было какое-то невнятное ощущение опасности. Хотя и не верил, что нагло полезут в переполненное общежитие с недремлющими вахтерами на посту. Теперь, бесшумно ступая, хвалил себя за предусмотрительность. Подошел к двери, прислушался. С той стороны дверь несколько раз дернули, защелка выдержала. Сильно тянуть не будут: наружная ручка вылетит. И вышибать дверь не станут: испугаются шума. Внезапно язычок защелки пришел в движение и начал выползать из паза. В призрачном свете, проникающем в комнату сквозь темное окно, это казалось настолько нереальным, что Андрей подумал, не спит ли он. Но разбираться в механизме происходящего времени не было. Пора переходить к активной обороне. Андрей окинул взглядом комнату. Неплохо показавшие себя в схватке с майором Белявским нунчаки отмел: слишком тесно. А вот трехкилограммовые гантели, с которыми отрабатывал удары на тренировках по карате, – в самый раз. Андрей схватил гантели, чуть согнул колени, перенес вес на левую ногу. Дверь открывается наружу, придать ей ускорение мае-гери^[40] правой ногой, затем, используя инерцию удара и внезапность, атаковать. Судя по звукам, в коридоре не больше двух человек, а тренированная рука, усиленная чугунной гантелью, – серьезное оружие. Шансы неплохие.

Приведенная в движение неведомой силой защелка окончательно сдалась, дверь начала тихонько приоткрываться. Андрей глубоко вдохнул, расслабил ногу перед ударом. Внезапно обстановка в коридоре изменилась – вспыхнул свет, послышался резкий оклик коменданта: «Куда! Кто такие?!» Следом звуки борьбы и отчаянный визг. Сергеев не мог даже представить, что гроза общежития, законодательная и исполнительная власть в одном лице, способна так визжать. Но удивляться было некогда. Андрей вылетел в коридор, на мгновение застыл, ориентируясь в обстановке. Здоровяк в борцовских ботинках, трусах и майке сцепился с человеком в темной куртке и вязаной шапочке. В здоровяке Андрей узнал Сашу Каратаева. Неизвестный в темной куртке был Сашу почти на голову выше, но Каратаев шире в плечах. Весовые категории равные. Светлана Ивановна, не переставая визжать, отбивалась скалкой, которую всегда брала с собой на ночные обходы, от очень подвижного невысокого субъекта, пытавшегося достать коменданта ножом. Вылетевший из руки Сергеева трехкилограммовый спортивный снаряд ударил нападавшего в голову, отчего тот выронил нож и, шатаясь, бросился к лестнице. Андрей развернулся к боровшимся, намереваясь второй гантелью угостить верзилу в темной куртке. Но Саша сумел сделать подсечку, и борьба перешла в партер. Каратаев пытался взять противника на болевой прием, тот отчаянно сопротивлялся. Силы были примерно равны, но значок «Мастер спорта СССР» дают не за красивые глаза. За Сашу Сергеев был спокоен. У Светланы Ивановны из раны на руке текла кровь: достал-таки коменданта субъект с ножом. Открывались двери, в коридор выходили разбуженные шумом и криками жильцы. Кутаясь в халат, выбежала Оксана, бросилась к Андрею: «Ты не ранен?» Соседка медсестра уже торопилась к Бабушкиной с бинтами и антисептиком. Из угла раздался страшный рев – верзила сумел вырваться из захвата. Его пытались остановить, но тщетно. Через мгновение темная куртка мелькнула в лестничном проеме, и нападавший исчез. Саша Каратаев тяжело дышал, стоя на коленях.

– Ну и кабан, – говорил он, отдуваясь. – На ковре бы я его все равно положил.

Пользуясь общей суматохой, Андрей взял Оксану за руку, увел в комнату, закрыл изнутри дверь на замок, задвинул предательскую защелку.

– Что произошло? Кто это был? – тревожно спрашивала девушка.

– Вероятно, те, кто приходил к твоей маме.

– Андрюша, я боюсь! Что нам теперь делать?

– Не бойся. – Андрей обнял дрожащую девушку, прижал к себе. – Сюда они точно не вернутся. А делать мы будем вот что…

За тридцать один день до взрыва на станции Сортировочная.

Караганда, Казахская ССР

Калиев всегда спал чутко. А после гибели Эпельбаума вообще страдал от бессонницы. В случайность автокатастрофы он не верил. Подполковник умел анализировать и делать выводы. Комитетская слежка, гибель в результате несчастного случая директора комбината и следом эта жуткая авария в центре города, скрывшийся водитель грузовика – слишком много совпадений. Не дожидаясь дальнейшего развития событий, Калиев хотел перейти на нелегальное положение. Деньги спрятал в тайнике, сделал новый комплект документов. Должность в областном управлении МВД открывала недоступные рядовым гражданам возможности. Но прилетевший из Алма-Аты сотрудник министерства в разговоре с глазу на глаз посоветовал не торопиться с побегом, обещал поддержку и покровительство, взамен просил продолжить курировать комбинат. Комитетский хвост больше не беспокоил. Калиев уже начал надеяться, что все вернется на круги своя, но несколько дней назад министерский появился вновь, предупредил о предстоящих задержаниях, назвал дату. Оставалось немногим больше недели – времени для подготовки к исчезновению вполне достаточно.

Однако затормозившее в четвертом часу утра во дворе такси ускорило развитие событий. Синхронно хлопнули дверцы. Калиев, не включая свет, выглянул в окно. Два человека в темном целеустремленно двигались к подъезду, третий остался около машины. Звериным чутьем подполковник почувствовал опасность. Уже которую ночь он спал не раздеваясь, дорожная сумка со сменой белья, деньгами, оружием и документами стояла около кровати. Пассажиры такси еще были на втором этаже, когда Калиев тихо выскользнул за дверь и поднялся на чердак. Через слуховое окно вылез на крышу. Пригибаясь, пробежал к торцу дома, спустился вниз по пожарной лестнице. Огляделся – никого, с облегчением перевел дух, подхватил сумку, завернул за угол, намереваясь проходными дворами выйти на соседнюю улицу.

– Стой, сумку на землю, руки за голову!

Подполковник аккуратно поставил сумку, не торопясь повернулся. Стоявший перед ним с пистолетом в руке человек оказался совсем молодым парнем. Видимо, недавно в органах, поставлен здесь для подстраховки, опыта задержания не имеет.

– Не двигаться, руки за голову, стреляю без предупреждения!

Вот и голос срывается, пистолет в руке подрагивает.

– Конечно, конечно, я без оружия, ты, главное, не нервничай, а то выстрелишь ненароком…

Калиев успокаивающим жестом поднял вверх пустые руки, говорил спокойным, ровным тоном, мелкими шагами сокращая дистанцию.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – внезапно крикнул он, глядя парню за спину и одновременно делая шаг влево, чтобы уйти с траектории выстрела.

Оперативник непроизвольно обернулся. Выстрелить он не успел.

Глава 15

Старший следователь областного отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности майор Елагин любил свою работу. Не официальную, за которую ему платили смешные деньги, взамен требуя служить днем и ночью, без выходных. Майор искренне не понимал, почему государство, заботясь о сохранности своей собственности, столь низко оценивает труд людей, призванных эту собственность защищать. Любой из подследственных Елагина за неделю зарабатывал больше, чем майор за год. «Иди и возьми», – сказал Абдула^[41] в «Белом солнце». И майор брал. У директоров гастрономов, у товароведов промтоварных магазинов, у кладовщиков на базах. Но это тоже были копейки. Настоящие деньги пришли, вернее, прилетели из Москвы вместе со старым приятелем, получившим по протекции папы-генерала теплое место в министерстве. За рюмкой коньяка в самом дорогом городском ресторане приятель попросил присмотреться к местной меховой фабрике. В московских комках^[42] появились шубы с левыми ярлычками. Оперативная проверка показала, что шубы привозят из города С. Приятель особо подчеркнул, что присмотреться следует по-тихому, не ставя в известность коллег и руководство. Если факт неучтенного производства подтвердится, майору сделают очень интересное предложение. «Оттуда», – приятель со значением ткнул пальцем в висевшую над столиком хрустальную люстру. Елагин сразу понял, о чем идет речь. Это был шанс, который выпадает раз в жизни, и важно его не упустить.

Майор был хорошим следователем. Уже через неделю он знал, каким образом гражданин Шандалов А.В., доцент кафедры математики и шахматист-любитель, называющий себя Ферзем, организовал выпуск и реализацию неучтенных изделий из высококачественного меха. Так Елагин получил вторую работу, гораздо более высокооплачиваемую. Скрытая от бдительной кадровой службы трудовая деятельность приносила не только материальные блага. Впервые в жизни майор испытал любимое чувство престарелого генсека – глубокое удовлетворение. Он перестал брать по мелочам и быстро приобрел репутацию неподкупного следователя. Елагин снисходительно смотрел на измученных рабочей суетой и бытовыми неурядицами коллег, презирал мелочное начальство и смеялся над жалкими потугами подчиненных подняться вверх по служебной лестнице. Он не только любил свою вторую работу, он оберегал ее и готов был защищать всеми доступными средствами.

Рассказанное Ферзем майора серьезно встревожило. Провалившаяся топорная попытка Спортсмена и подельников достать тетрадь с опасными записями – это полбеды. Чего ждать от уголовников – как умеют, так и действуют. Подельники наказаны. Спортсмена тоже успокоили, той же ночью. Есть у майора должник среди надзирателей изолятора.

Но тетрадь! Во-первых, почему она вообще появилась? Сколько раз он предупреждал Ферзя – не вести никаких записей. Ферзь объяснил это самодеятельностью заместителя директора фабрики, участвующего в левом производстве. Якобы делал записи для более точного учета, не надеясь на память. Если у человека плохая память – надо с ним расставаться. Незаменимых нет.

Во-вторых, вся эта нелепая история с пропажей тетради. По версии Ферзя, замдиректора вызывал «Скорую» – давл

© Леонтьев C., 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Пролог

4 октября 1979 года, четверг.

Город С., час пятьдесят пять, диспетчерская железнодорожной станции Сортировочная

Железная дорога никогда не спит. Тем более не спит сортировочная станция, где магистрали подходят к промышленному центру. Здесь всегда движение: формируют составы, пропускают транзитные поезда, отцепляют и прицепляют вагоны, проверяют их исправность, делают мелкий ремонт… И все это без остановки, днем и ночью. В соответствии с расписанием – священным заветом железной дороги.

Но на сортировочной станции работают живые люди. А люди ночью хотят спать. Особенно если предыдущей ночью раз пять приходилось вставать к температурящей младшей, а в полседьмого будить в школу старшую. Татьяна уже испробовала все проверенные средства. По щекам себя хлопала, уши натирала, за бедра щипала. Крепкий чай булькал в горле и грозился излиться наружу. Пятый стакан как-никак. И все равно глаза предательски слипаются, голова опасно склоняется над пультом. Несколько раз она проваливалась в короткое забытье, после которого с трудом приходила в себя, не сразу понимая, где находится. А может, у нее тоже поднялась температура? Подхватила заразу от дочки? Зря вообще сегодня она вышла. Так и до беды недалеко. Можно было, конечно, взять бюллетень по уходу, но ночные смены оплачиваются в полуторном размере – немаловажное обстоятельство для матери-одиночки.

Татьяна яростно потерла уши и посмотрела на часы, потом в окно, на ярко освещенную прожекторами рабочую зону. Через три минуты надо пропустить транзитный с углем. Затем подать на разгрузку вагоны с чем-то опасным. С чем именно, Татьяна не знала, в путевом листе было обозначено только: «Опасный груз, особый контроль». Вагоны стояли на горке, закрепленные тормозными башмаками. Татьяна вдруг почувствовала непонятное беспокойство. Старший сигналист[1] Петрович сегодня не вышел, позвонил перед самой сменой, пожаловался, что радикулит разбил. Прислал вместо себя племянника. Заверил, что племянник грамотный, с опытом работы и в железнодорожном учится. Племянник оказался общительный, на вид толковый. Принес коробку конфет «Птичье молоко», Татьянины любимые. Обаятельно улыбался, шутил, говорил, что не раз сигналистом-башмачником подрабатывал. Татьяна его до работы допустила. Не положено, конечно, но что делать? Где она поздним вечером надежного сигналиста найдет? Помощники у Петровича – пьянь горькая, что один, что второй. Старшим из них никого не поставишь, точно что-нибудь напутают. Поэтому и закрыла Татьяна глаза на подмену. Теперь жалеет. Надо было начальника смены в известность поставить.

Она снова посмотрела в окно. Вот и транзитный с углем. Не торопится, соблюдает скоростной режим. Господи, что это?! Наперерез товарняку катятся те самые опасные вагоны. Татьяну бросило в холодный пот, сонливость как рукой сняло, но сделать она уже ничего не могла. Как в замедленной съемке она видела набирающие ход вагоны. Длинный товарняк не успеет пройти. Только одна мысль крутилась в голове: неужели она дала команду убрать башмаки? Татьяна видела, как бегут к вагонам помощники Петровича, те самые пьяницы, тащат восьмикилограммовые башмаки в каждой руке. Почему-то племянника с ними нет. Да какая разница? Башмаками не остановят. Состав уже набрал ход. Срывая голос, Татьяна кричала по громкой связи, вызывая маневровый тепловоз, приказывая, прося, умоляя догнать и прицепиться к опасным вагонам. Наконец маневровый показался на горке и, набирая ход, покатился вслед за убегающим составом. Но до него далеко, слишком далеко, не успеет…

Часть I. Дебют

Задача дебюта состоит в наилучшей мобилизации сил для предстоящей борьбы. Для этого в первую очередь развиваются легкие фигуры. Не следует торопиться с выведением наиболее ценных фигур на середину доски, где они легко подвергаются ударам.

Макс Эйве «Учебник шахматной игры»

Глава 1

До ночного затишья седьмая бригада выезжала девять раз: четыре тяжелых инсульта, два гипертонических криза, две автомобильные аварии. Поздно вечером они отвезли в травму «парашютиста» – подвыпивший мужчина улетел с балкона пятого этажа. Был бы трезвый, разбился бы насмерть, а так «всего лишь» перелом таза и сотрясение. Вернулись на подстанцию около двенадцати ночи. Как правило, с полуночи до четырех утра вызовов мало. Город засыпал, засыпали и болезни. В пятом часу болезни просыпались, и начиналась обычная утренняя круговерть: гипертонические кризы, приступы астмы, инсульты, инфаркты…

Вернувшись, Андрей с Оксаной в комнаты отдыха не пошли. Пили на кухне чай, болтали о всяких пустяках, целовались, когда никого не было.

Около двух часов за окнами громыхнуло, здание подстанции содрогнулось. Для грозы не сезон: начало октября. Тревожно переглянулись, и доктор Тюленин из реанимации предположил, что начались ночные стрельбы на танковом полигоне. «Вроде в другой стороне взорвалось, в железнодорожном районе», – усомнился кто-то из линейных бригад. Когда через несколько минут по селектору прозвучало распоряжение: «Всем срочно подойти к диспетчерской», – никто не удивился.

В холле стоял старший дежурный врач Соколов Григорий Павлович, мрачный, взъерошенный, в расстегнутом халате, с бланком вызова в руке. Дождавшись, пока все соберутся, без лишних слов объявил:

– Авария на станции Сортировочная: состав с чем-то взрывающимся столкнулся с другим поездом. Разрушен поселок железнодорожников. Количество пострадавших неизвестно. Еще какая-то химическая гадость разлилась. Получить респираторы, дополнительный комплект обезболивающих и перевязочных средств. Работать в перчатках. На месте будет создан штаб спасательной операции, указания получите по рации. Все, вперед.

Оксана побежала в «заправочную» за допкомплектом. Вернулась возбужденная, глаза светятся.

– Как здорово, что я сегодня смену взяла! Настоящая катастрофа!

Сергеев вздохнул, подхватил тяжелый железный ящик, направился к машине.

«Совсем девчонка еще, чему тут радоваться?»

Ничего хорошего от этого десятого вызова он не ждал…

«Рафики» центральной подстанции шли колонной. На параллельных улицах мерцали синие маячки – спешили пожарные, милиция, бригады с других подстанций. Было темно, в окнах домов горел свет. Большинство стекол выбито, вдоль дороги стоят испуганные люди, кто в чем: видно, что выбегали в панике, хватали детей и что под руку попадется. Колонну то и дело останавливали, просили оказать помощь. В основном неглубокие резаные раны от осколков. Но были и серьезные повреждения: кровотечения из крупных сосудов, множественные переломы, тяжелые черепно-мозговые травмы. Бригады по одной отставали, собирали по несколько пострадавших, перевязывали, фиксировали, кололи обезболивающие и везли в больницы.

Район аварии был виден издалека. В ночное небо поднимался столб черного дыма, освещенный языками пламени. На дороге валялись разлетевшиеся при взрыве железнодорожные сцепки, колесные пары, исковерканные части вагонов. Чем ближе к станции, тем сильнее были разрушения. Деревянные жилые дома разметало на бревна. Некоторые горели. Каменные выглядели как после бомбежки. Здесь электричества уже не было, не работали уличные фонари, оконные проемы темнели черными дырами.

Движение серьезно замедлилось: объезжали завалы, местами приходилось выходить и расчищать дорогу. Навстречу проползли четыре «Скорые» – первыми прибывшие бригады с железнодорожной подстанции вывозили раненых. Вскоре колонна окончательно остановилась. Дорогу преграждали бронетранспортер с навесным отвалом-щитом, как у бульдозера, несколько пожарных машин и милицейский «газик». В воздухе стоял запах гари и какой-то химии, от которой слезились глаза и першило в горле. Сверху падали хлопья сажи. Медики нацепили респираторы. Впереди в тревожном свете пожаров мелькали тени, рычали моторы, слышались крики людей. Картина напоминала эпизод из кинофильма «Экипаж», который Сергеев с Оксаной недавно смотрели: все горит и рушится. Только сейчас это происходило не на экране. Командовал майор с эмблемой железнодорожных войск, с воспаленными глазами, без фуражки. Сорванным голосом майор прохрипел порядок действий. В очаг выдвигаться нельзя, возможны новые взрывы. И смысла нет, там никого не собрать. В близлежащих завалах могут быть живые. Первыми идут военные железнодорожники. За ними пожарные расчеты и милиция. Медики в третьем эшелоне. Дороги расчищает тяжелая техника. Там, где не проехать, идти пешком. Слушать команды военных и пожарных. При малейшей угрозе немедленно эвакуироваться. Глупого героизма не проявлять.

«Рафик», детище рижской автобусной фабрики, не приспособлен для преодоления полосы препятствий. Не то что пожарный «Урал» на высоких колесах. Встали, не проехав и двухсот метров. Взяли ящик с лекарствами, мешок Амбу[2] для реанимации, дополнительный перевязочный набор, носилки – и пересели к пожарным.

Одноэтажное кирпичное здание, где обнаружили пострадавших, было наполовину разрушено. Одна стена практически отсутствовала, часть перекрытий обвалилась, другие держались на честном слове. Вслед за командиром пожарного расчета вошли, стараясь не приближаться к покосившимся стенам и опасливо поглядывая наверх. Просторное помещение заставлено покореженными станками – видимо, до катастрофы здесь было какое-то производство.

– Давайте быстрее, по моей команде бегом наружу, – сказал пожарный, освещая дорогу мощным фонарем. – Сюда, здесь они.

Протиснувшись между сорванными с места станками, Андрей с Оксаной подошли к стене, оказавшейся внутренней перегородкой, почти не пригибаясь пролезли через пролом в кирпичной кладке и попали в небольшую комнату. Вернее, в то, что от комнаты осталось. Очевидно, здесь была бухгалтерия. Чудом устоявший шкаф забит бумагами и папками. Канцелярские столы повалены. На полу, среди обломков кирпичей и стекол, бухгалтерские счеты, письменные приборы, арифмометр «Феликс»[3]. Пострадавших трое, две женщины и мужчина.

– Здесь еще более-менее. Там, – пожарный махнул рукой в сторону обвалившихся перекрытий, – вообще кошмар, лучше не видеть.

– Посветите! – попросил Андрей.

Быстро проверил пульсацию на сонных артериях – женщины мертвы. У одной, судя по положению головы, перелом позвоночника в шейном отделе. У второй множественные порезы, из ран торчат осколки стекол, под телом большая лужа крови. Мужчина, молодой, около тридцати, без сознания, лежит на боку, руки прижаты к груди, прерывисто дышит, в области затылка большая скальпированная рана. Скорее всего, проникающая. Пульс частый, нитевидный, мышцы живота напряжены. Возможна травма внутренних органов с кровотечением.

– Оксана, систему с полиглюкином и дексаметазоном, я обработаю рану.

– Хорошо, доктор.

Оксана открыла железный ящик с красным крестом, начала готовить систему. Андрей занялся раной, которая действительно оказалась проникающей: сквозь раздробленные кости черепа видна синюшная твердая мозговая оболочка.

– Андрей, помоги!

Оксана пыталась разогнуть руку пациента, чтобы поставить катетер. Сергеев закрыл рану на голове стерильной салфеткой, взялся за руку, с трудом оторвал от груди, выпрямил. Только теперь обратил внимание на толстую зеленую тетрадь в твердой обложке. По-видимому, очень ценную для раненого. Именно ее мужчина судорожно прижимал к груди – похоже, боялся потерять.

Манипуляции с рукой как будто лишили раненого последних сил. Он захрипел, дернулся и затих. Дыхание остановилось, пульса не было. В соседнем помещении что-то обрушилось, по стене комнаты поползла трещина.

– Быстро уходим, сейчас обвалится! – Андрей услышал взволнованный голос командира расчета.

Подхватив медицинский ящик, Сергеев взял за руку Оксану, бросился вместе с ней вслед за пожарным. Они выскочили и успели отбежать на несколько метров, когда стены здания с грохотом сложились, подняв клубы пыли.

Тяжело отдышались. Девушка дрожала, испуганно прижимаясь к Андрею.

– Я там банку с полиглюкином оставила, – пожаловалась она.

– Не бери в голову, – успокоил ее Андрей. – Ты молодец!

Нежно обнял, поцеловал в щеку. Щека была мокрая. Оксана сжимала в руках какой-то предмет. В утренних сумерках Андрей не сразу понял, что это. А когда понял, удивился.

– Зачем ты ее взяла?

Оксана недоуменно разглядывала зеленую тетрадь.

– Андрей, не знаю, я честно не хотела, наверное, машинально подняла, а потом мы побежали…

За четыре месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Москва, микрорайон Северное Чертаново

Квартиру установили случайно. Соседи вызвали участкового, чтобы утихомирить пьяницу-дебошира. В подъезде участковый капитан Мишин столкнулся с мужчиной, очень похожим на сбежавшего из мест заключения вора, фотография которого давно украшала «доску почета» райотдела. Мишин, молодец, задерживать гражданина не стал, аккуратно проследил, в какую квартиру тот зашел. В двадцать вторую, причем дверь по-хозяйски открыл своим ключом.

Призвав к порядку отмечавшего получку дебошира, Мишин расспросил соседей про квартиру двадцать два и ее жильца. Выяснил, что проживающая там Семеновна, по паспорту Дягилева Анна Семеновна, пенсионерка, как всегда ранней весной уехала на дачу, где теперь и проживает. В квартиру поселила якобы родственника. Только никакой это не родственник, а очень подозрительный тип, который ни с кем не здоровается, а сталкиваясь на лестничной площадке с жильцами, отворачивается, как будто лицо прячет. Кстати, в райотдел родственник не обращался, чтобы оформить временную прописку, как по закону положено.

Вернувшись в отдел, капитан Мишин доложил о подозрительном гражданине начальнику. Тем же вечером квартира была взята под наблюдение сотрудниками уголовного розыска. В ходе наблюдения установлено, что подозрительный гражданин не кто иной, как сбежавший при этапировании вор-рецидивист Седых Григорий Матвеевич, псевдоним Седой, специализирующийся на квартирных кражах у известных деятелей советской культуры и искусства. Решено было Седого временно не задерживать, а установить за ним наблюдение для выявления возможных связей.

На третий день, вернее ночь, Седой вернулся в два сорок пять на такси в сопровождении неизвестного. Из машины выгрузили три объемных чемодана и подняли в квартиру двадцать два, после чего неизвестный уехал. За автомобилем такси установили слежку. Старший группы наблюдения доложил о происшедшем по инстанции, после чего в три сорок пять к дому подъехала группа захвата. Дверь в двадцать вторую квартиру с ходу вынесли, Седого взяли «тепленьким» в постели.

При обыске в чемоданах обнаружили столовое серебро, ювелирные украшения, деньги, одежду импортного производства. Украденные, как позднее выяснилось, из квартиры известного пианиста, гастролировавшего в это время в Германской Демократической Республике. Кроме того, в квартире нашли несколько дорогих шуб явно фабричного производства, но без ярлычков с ГОСТом. Шубы по описанию походили на похищенные неделю назад у известной всему союзу певицы, любимицы генсека. Расследование этой кражи было взято на контроль партийными органами и КГБ. Потому что такие кражи бросают тень на первое в мире социалистическое государство, отдельные несознательные граждане которого не желают жить честным трудом.

Глава 2

1. d4…Kf6

Ферзь хорошо знал защиту Нимцовича, часто играл ее черными. Белыми предпочитал ленинградский вариант Спасского, с быстрым развитием и постоянным давлением на противника. Развитие и давление – залог успеха в шахматах. И в жизни.

2. c4…c6

3. Kc3…

Именно так играл гроссмейстер Спасский, а не конь f3.

…Cb4

4. Сg5…

Слабость ферзевого фланга обманчива. Если черные задумают начать здесь атаку – белым есть чем ответить.

…h6

Противник не дилетант, не ввязывается в драку без должной подготовки.

5. Ch4…c5

Ну, это предсказуемо, хотя многие предпочитают обмен на с3.

6. d5…b5

Ферзь ненадолго задумался. Укрепить центр пешкой на е4 или ответить остро разменом центральных пешек? «Пешка d5 бьет на е6», – сказал он в трубку и посмотрел на часы. Семь двадцать пять. В половине восьмого должен звонить Турок. Они начали игру с опозданием, шахматист из Новосибирска, директор номерного ящика[4], позвонил только в семь двадцать три. Хотя договаривались на семь. Сказал, что долго не давали межгород[5]. Ферзь предупредил, что ограничен во времени, и предложил сделать несколько первых ходов. Директор согласился.

Партию по телефону они запланировали давно, еще в июле, в ресторане гостиницы «Ялта Интурист». Играли на интерес. Сумма несерьезная, всего десять тысяч, но добавляет азарта. Ферзь усмехнулся: для кого-то и несерьезная, а для коллег по кафедре – зарплата за несколько лет.

7….fxe6

Ферзь снова бросил взгляд на часы: семь двадцать девять. Оставив ход за собой и согласовав день продолжения игры, повесил трубку.

Семь тридцать. В ожидании звонка Ферзь подошел к окну. Улица выглядела как обычно. Утренние сумерки, народ толпится на остановке, автобус опаздывает. Самые нетерпеливые вышли на проезжую часть, пытаются разглядеть маршрутный в потоке транспорта. Погода для начала октября теплая, дождя нет. В сквере напротив первые мамаши с колясками. Все спокойно, как будто ночью ничего не произошло. А ведь произошло. В два ноль пять хлопнуло и дом ощутимо тряхнуло.

Ферзь вернулся за стол, склонился над шахматной доской. Машинально сделал несколько ходов за белых и черных. Вернул фигуры в отложенную позицию. Семь часов тридцать девять минут. Почему Турок не звонит? Не может найти будку с работающим аппаратом? Вряд ли, он предусмотрительный, наверняка заранее проверил пару кабин. Часы отстают? Тоже не в характере помощника.

Семь сорок пять. Ферзь поднял трубку, проверил сигнал. Непрерывный гудок, линия свободна. Положил трубку на место, задумался. Что-то пошло не так?

Звонок раздался в семь пятьдесят три.

– Ферзь, это Турок.

Голос спокойный – впрочем, Турок даже в самых напряженных ситуациях умудрялся сохранять спокойствие. На смуглом восточном лице не проявлялись эмоции. Узкие темные глаза оставались бесстрастными. Эта способность не раз выручала Турка на ринге и ставила в тупик партнеров по картам.

– Слышу, говори.

Турок, в миру Туранов Демир, бывший боксер в первом тяжелом весе, был ближайшим помощником Ферзя. Псевдоним получил не от фамилии или национальности, как думали непосвященные. Псевдоним помощнику дал Ферзь. О своем происхождении Туранов ничего не знал. Воспитывался в детском доме, куда попал года в три. Где родители и почему оказался на улице, он не знал. Но имя и фамилию в приемнике-распределителе назвал уверенно. Возможно, и были у Демира турецкие корни, Ферзя это не особенно интересовало. А Турком помощник стал от туры, шахматной фигуры. Тура, она же ладья, – вторая по силе фигура. После ферзя, конечно.

– У нас проблема.

– Серьезная?

– Пока нет. Но надо принять меры.

– Жду через сорок минут.

Ферзь, он же Шандалов Алексей Васильевич, доцент кафедры математики, положил трубку. Телефон был зарегистрирован на соседку-пенсионерку, проживающую этажом ниже. Но как говорится, береженого Бог бережет. В Бога Ферзь не верил, однако не предназначенные чужим ушам разговоры предпочитал вести с глазу на глаз, на конспиративной квартире, приобретенной через жилищно-строительный кооператив на подставное лицо.

До квартиры десять минут неспешным шагом. Есть полчаса на чашку кофе и сигару. Ферзь подошел к буфету, отодвинул банку днепропетровского растворимого, что держал для нечастых гостей, достал натуральный бразильский в зернах. Второй профессор кафедры Свиридов, плебей и абсолютная бездарность, за такой кофе отдал бы половину месячной зарплаты. Да вот беда, купить бразильский можно только в московских валютных магазинах. Или, если очень повезет, в гастрономе на Чистых прудах. Так что пить Свиридову советский растворимый. Этот кретин зарубил докторскую диссертацию Ферзя на совете. Ферзь хотел поручить Турку переговорить с профессором где-нибудь в тихом месте. Но передумал: не стоит дразнить милицию по пустякам. В конце концов, это для Свиридова и ему подобных докторская степень – предел мечтаний.

Ферзь насыпал матовые коричневые зерна в турецкую кофемолку, проверил расстояние между жерновами: он любил тонкий помол, что называется, в пыль, покрутил ручку. Комната наполнилась бодрящим ароматом свежемолотого кофе. Джезва уже стояла на плите, вода достигла нужной температуры. Ферзь аккуратно пересыпал кофе в медный раструб и сосредоточился на самом ответственном моменте: не допустить закипания и разрушения кофейной пробки. В нужный момент, завершая священнодействие, перелил дымящийся напиток в керамическую чашку с толстыми стенками, не позволяющими кофе остывать слишком быстро. Поставив чашку на журнальный столик, вернулся к буфету. Выдвинул ящик, где вместе с гостевым запасом отечественных сигар, скрученных на табачной фабрике в городе Погаре[6], хранились дефицитные кубинские в металлических тубах. Аккуратно отрезав кончик «Монтекристо» золотой гильотиной, раскурил от длинной кедровой спички. К аромату кофе добавился густой запах сигарного дыма. Удобно устроившись в кресле с высокой спинкой, поднес к губам чашку, сделал первый обжигающий глоток, посмаковал вкус, почувствовал, как внутри разливается приятное тепло. Говорят, что генсек портит кофе молоком. Впрочем, чего ожидать от сына помощника вальцовщика из Курской губернии?

Ферзь откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, сосредоточился, возвращаясь к телефонному разговору. В том, что Турок выполнил поручение, соблюдая все данные ему инструкции, Ферзь не сомневался. Но действовал помощник не один. А чем больше участников, тем больше вероятность ошибки. Да и вся операция была на грани авантюры. Благодаря случайному стечению обстоятельств появилась возможность, пожертвовав пешками и легкими фигурами, эффектно завершить партию. Но времени на подготовку не оставалось, требовались немедленные действия. И Ферзь рискнул. Настоящий мастер не тот, кто вызубрил дебютные варианты и комбинации, а тот, кто не боится импровизаций и экспромтов.

Сейчас, прокручивая в памяти события недавнего прошлого, Ферзь думал, что поступил правильно. Второй раз такой шанс не выпадет, а внутренний звонок тревоги, к которому он всегда прислушивался, упорно молчал. Значит, нет повода для беспокойства. Турок сказал: «У нас проблема». Любую проблему можно свести к элементарной шахматной задаче – белые начинают и выигрывают.

За четыре месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Москва, площадь Дзержинского, инспекторское управление КГБ СССР

Начальник отдела по контролю за деятельностью милиции полковник Коновалов внимательно перечитывал рапорт майора Гнездилова. Что-то не давало ему наложить на бумагу привычную резолюцию «в архив». Казалось бы, дело закрыто, шубы известной певицы, любимицы генсека, найдены и возвращены хозяйке. Правда, заслуги милиции и комитета в этом нет. Все решила случайность. Так не первый раз и не последний. Случайность – немаловажный фактор в следственной работе.

Но сидела в рапорте майора некая заноза, тревожащая профессиональную интуицию полковника. А к своей интуиции Коновалов относился с уважением.

Полковник дошел до предпоследнего абзаца текста, написанного убористым, но хорошо читаемым почерком. Стоп! Вот оно: «…на изъятых шубах фабричного производства отсутствуют установленной формы ярлычки с ГОСТом, а также следы их удаления после приобретения». То есть не срезала певица ярлычки острыми ножничками. Изначально ярлычков не было. И где же куплены шубы? Ну конечно, в «Березке» на Горького за… Читая в первый раз, полковник пропустил стоимость как несущественную деталь. Однако теперь эта деталь вместе с отсутствием маркировки и фабричным происхождением шуб приобрела особое значение. Итак, что получается? На какой-то из меховых фабрик Союза шьют дефицитную левую продукцию, которую сбывают через «Березки», а возможно не только «Березки», за большие деньги. Это наносит серьезный ущерб советской экономике.

Полковник поднял трубку внутренней связи:

– Гнездилова ко мне, срочно!

Глава 3

Около четырех часов бесконечного дня пили чай у Сергеева в общежитии. Смена затянулась почти до часа. Трижды пришлось возвращаться на Сортировку, откуда вывезли восемь пострадавших. Смертей больше не было, но двое из восьми оказались тяжелые, в том числе девочка-подросток с обширными ожогами третьей степени.

После дежурства Оксана в институт не пошла, позвонила маме, успокоила, сказала, что побудет до вечера у Андрея. Сергеев тоже на работу не пошел: проверять карты вызовов и отвечать на вопросы коллег настроения не было. Он сбегал в ближайший гастроном, купил чекушку[7] водки, две бутылки кефира, батон, пачку печенья и полкило сосисок. Колбасные изделия в гастрономе не появлялись уже больше месяца, а сегодня пожалуйста: «докторская», «любительская», «ливерная», молочные сосиски. И никто не кричит: «Граждане, колбасы не больше палки в одни руки!» Выбросили в связи с аварией, чтобы народ отвлечь, решил Андрей. Хотел взять «докторскую» про запас, но обнаружил, что в кошельке осталось только три рубля с мелочью, а до зарплаты почти неделя.

Они устроили настоящий пир, Оксана пила водку наравне с Андреем, поэтому бутылку опустошили быстро. После еды попытались вздремнуть, Оксана на кровати, Андрей на надувном матрасе. Но сон не шел, слишком велико было возбуждение. Через полтора часа поднялись разбитые, с головной болью, заварили покрепче чай, открыли пачку печенья.

Пришел расстроенный Коля Неодинокий, врач линейных бригад, бывший однокурсник, товарищ по стройотряду, надежный и преданный друг. В ночь взрыва он не дежурил, на аварию не попал и страдал по этому поводу. Заметив пустую водочную бутылку, еще больше огорчился: «Вот так всегда, все интересное мимо проходит, кто-то, рискуя жизнью, раненых спасает, кому-то слава, медали, ценные подарки, наркомовские сто грамм! А кто-то бабушкам в заднее место магнезию колет». «Ой, спасибо тебе, сынок, сейчас чай заварю, варенье у меня домашнее», – Коля забавно передразнил безымянную пациентку и потребовал подробностей о ночных подвигах. Но и здесь Неодинокого поджидало разочарование. Делиться впечатлениями Андрей с Оксаной не захотели.

Колины расспросы напомнили Сергееву про зеленую тетрадь, которую Оксана вынесла из рухнувшего здания. Тетрадь лежала в рабочем портфеле Сергеева, вместе с объяснительной доктора Широкого, опоздавшего на дежурство «по личным обстоятельствам», «Комсомольской правдой» с материалами пленума ЦК для политинформации и «Выстрелом в спину» Николая Леонова про сыщика Льва Гурова.

Содержимое стандартной тетради в сорок восемь листов оказалось странным. Страницы в клетку были аккуратно расчерчены на четыре колонки без оглавления. В первой колонке каллиграфическим почерком вписаны даты. Во второй – цифры с двумя знаками после запятой. Перед цифрами стоял плюс или минус. В третьей колонке каждой цифровой записи соответствовали имена, инициалы или адреса. В четвертой записей было немного, лишь несколько раз шли пояснения вроде «уточнить у Ф», «передать Т» или «списать». Обороты расчерченных страниц заполнены рядами пятизначных цифр – несколько абзацев или весь оборот целиком. В конце еще несколько листов сплошь с рядами цифр.

– Какая-то китайская грамота, – разочарованно вздохнул Николай. – Повесьте в рамку на стену, будет сувенир.

– Не скажи, друг мой, – возразил Андрей, сосредоточенно рассматривая записи. – Ручки разные, а почерк один и тот же. Думаю, это не просто сувенир.

– А что это, Андрюша? – Оксана наклонилась, заглядывая Андрею через плечо.

Каштановые волосы щекотали щеку; девушка приняла душ, от нее приятно пахло мылом и чистой кожей; в его плечо упиралась ее волнующая округлость. То ли водка еще не выветрилась, то ли адреналин после ночного стресса продолжал действовать, но загадочные записи вдруг отодвинулись на второй план.

– Старик, давай выкладывай, что ты про это думаешь.

– Про что? – переспросил Андрей.

– Ну, про это! – Николай нетерпеливо постучал по тетради.

– Ты «Черный маклер» «Знатоков»[8] смотрел? – ответил Андрей вопросом на вопрос.

– Это какая серия? Когда показывали?

– Вышла в семьдесят первом.

– Ну ты даешь, старик! – искренне изумился Неодинокий. – Это когда было? Мы еще на первом курсе учились.

– В прошлом году повторяли по второй программе.

– Ладно, не томи. – Николай махнул рукой. – При чем здесь твой маклер?

– Во-первых, не мой, а Центрального телевидения СССР. Во-вторых, там нечто похожее было. – Андрей показал на тетрадь. – Черная бухгалтерия.

– То есть?

– То есть бухгалтерия преступной группы. Даты и цифры – это поступления денег или расходы. Адреса, имена, инициалы – кому и от кого. Четвертая колонка – видимо, примечания.

– А почему обязательно черная? Может, личные записи: кому сколько заплатил, от кого получил.

– Ты когда деньги получаешь?

– Пятого и двадцатого.

– А здесь, – Сергеев провел указательным пальцем по странице, – через день поступления. Первые два месяца одни минусы. Потом начались плюсы, чем дальше, тем чаще и больше. Нам с тобой столько за десять лет не заработать. Даже если Оксанину повышенную стипендию добавить.

– И что?

– А то, – Андрей посмотрел дату на первой странице, – что в феврале семьдесят седьмого кто-то организовал подпольное производство…

– Швейное, – вставила Оксана.

– Откуда ты знаешь? – удивился Неодинокий.

– Там станки были швейные. Я такие видела, нас в школе на уроке труда на швейную фабрику водили.

– В феврале семьдесят седьмого кто-то организовал подпольное швейное производство, – закончил мысль Андрей. – Первые месяцы были расходы: закупалось оборудование и материалы. Потом начали продавать продукцию, появились доходы, и немалые. На вышку[9] тянут.

– А почему ты думаешь, что это подпольное производство? – спросил Неодинокий.

– Коля, я родился в этом городе. Все промышленные предприятия могу перечислить. В основном у нас металлурги и машиностроители. Легкой промышленности немного. Швейных фабрик две, ни одна не расположена на Сортировке.

– А может, это кооператив, – не сдавался Неодинокий. – Есть же у нас кооперативы?

– Два тебе за политграмотность. Производственные кооперативы ликвидировали в шестидесятом году, есть специальное постановление ЦК. Это цеховики[10], Коля.

– Цеховики, – задумчиво повторил Неодинокий. – Возможно. Я где-то читал, или у «Знатоков» была серия. Там неучтенную обувь делали, кстати, хорошую, не хуже югославской. Не помню, как серия называется.

– Не было у «Знатоков» такой серии, – возразил Андрей, продолжая сосредоточенно изучать записи. – Но это сейчас не важно.

– А что важно?

– Вот это.

Сергеев перевернул одну из расчерченных страниц, показал на ряд пятизначных чисел на обратной стороне.

– Ну, цифры, числа, – пожал широкими плечами Коля. – Что в них важного?

– Это не просто цифры-числа. Это шифр. И еще…

Андрей замолчал, откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Некоторое время Николай с удивлением посматривал на друга. Потом не выдержал:

– Ну говори же, что еще?

Андрей открыл глаза, повернулся к Оксане:

– Тебе на том вызове ничего странным не показалось?

– Нет, – растерялась девушка. – Там страшно было, я старалась не смотреть по сторонам.

– Понятно.

Сергеев взглянул на Николая.

– Коля, что такое взрывная волна?

– А то ты не знаешь! Это когда воздух в месте взрыва сжимается, потом стремительно расширяется.

– И сносит все на своем пути, – подхватил Андрей. – А направленность волны можно определить по разрушениям.

Андрей взял лист бумаги. Нарисовал в центре взрыв, как рисуют дети на картинках про войну. Вокруг взрыва нарисовал концентрические круги и стрелками обозначил направление волны. Одна из стрелок уперлась в прямоугольник, обозначающий строение.

– Смотрите, волна расходится от центра, ударяет в стену, – Андрей постучал карандашом по прямоугольнику, – стена валится в каком направлении?

– Ясен пень. – Коля показал направление, в каком валится воображаемая стена. – И что?

– А то, что стены здания, где мы подобрали тетрадку, не свалились в этом направлении. Они вообще бы не свалились от взрывной волны. Невысокое кирпичное здание должно было устоять. А оно рухнуло!

– Почему тогда?

– Да потому, что было изнутри взорвано!

– Ой. – Оксана смотрела на друзей широко раскрытыми испуганными глазами. – Я вспомнила: там все было выворочено и вокруг раскидано!

– Вот, – подтвердил Сергеев. – Мне это сразу странным показалось.

– Так ты, – оживился Неодинокий, – думаешь, что здание специально взорвали?

Андрей отрицательно покачал головой.

– Не думаю – зачем кому-то убивать курочку, несущую золотые яйца? Скорее всего, в здании взрывчатое вещество хранилось, и оно от взрыва на станции детонировало.

– И что нам с этим теперь делать?

– Расшифруем записи, поймем, что произошло, тогда будем решать, что делать.

Коля недоверчиво уставился на друга:

– Старик, только не говори, что ты еще и шифры разгадываешь.

– Не разгадываю, но методику знаю. Ты «Пляшущие человечки» читал?

– Шерлока Холмса? Читал, конечно, так это же выдумка.

– Безусловно, это фантазии сэра Артура Игнейшуса Конан Дойля. Но принципы расшифровки вполне логично изложены. Текста здесь много, это облегчает задачу.

Было видно, что Андрею не терпится быстрее приступить к разгадке шифра.

– Ребята, – послышался робкий голос Оксаны, – давайте мы эту тетрадку в милицию отнесем.

– Ага, побежали, – фыркнул Николай. – Так нас в милиции и ждут с какой-то тетрадкой.

– Оксана, Николай прав, – поддержал друга Андрей. – Никто с нами в милиции серьезно разговаривать не будет. В милицию надо с фактами идти. А у нас пока только предположения. Вот записи расшифруем, тогда и пойдем. Может быть.

За три месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Москва, площадь Дзержинского, кабинет председателя КГБ СССР

Андропов внимательно посмотрел на собеседника, встал, подошел к окну. По старой привычке посчитал голубей на памятнике основателю ЧК. Повернувшись, спросил, жестом пресекая попытку собеседника подняться:

– Вы уверены в выводах? Ошибки быть не может?

Вопрос был скорее риторический. Начальник инспекторского управления, одного из самых закрытых подразделений могущественного ведомства, генерал Кабанов был не из тех, кто торопится донести до руководства непроверенные сведения. Подчиненный лично председателю комитета, он входил в очень ограниченное число доверенных лиц. Андропов знал, что на выводы генерала можно целиком положиться. Все же задал вопрос – слишком высоки были ставки.

Понимая состояние председателя, Кабанов ответил не сразу. Мысленно еще раз прокрутил в голове материалы дела, поправил лежащую перед ним папку, зачем-то достал из внутреннего кармана авторучку, повертел в руке и тут же убрал. Посмотрел в усталые глаза председателя за стеклами очков в толстой роговой оправе. Твердо произнес:

– Уверен, Юрий Владимирович, ошибки быть не может.

– Хорошо, Николай Иванович, вы свободны. Я должен подумать.

Кабанов вышел. Андропов вернулся на рабочее место, позвонил референту, попросил чай. Когда референт расставил на столе стакан с чаем, чашку с колотым сахаром и блюдце с тонко нарезанными ломтиками лимона, хозяин кабинета распорядился полчаса ни с кем, кроме Генерального, не соединять. Положил в стакан кусок сахара, подумал, добавил второй вместе с лимоном, размешал. Пододвинул рапорт начальника инспекторского управления, поправил очки, погрузился в чтение.

Повторная экспертиза в Министерстве легкой промышленности подтвердила, что украденные из квартиры известной певицы шубы без ярлычков с информацией о производителе изготовлены фабричным способом с соблюдением госстандартов. По некоторым особенностям выкройки и швов удалось определить место производства: Горпромкомбинат в городе Абайске Казахской ССР.

Оперативными мероприятиями установлено, что на Абайском комбинате во вторую смену шьют шубы, шапки, воротники и муфты из неучтенного высококачественного меха. Объем неучтенной продукции не многим уступает официальным объемам, на реализацию «левые» изделия по поддельным накладным отправляются в Москву, Ленинград, столицы республик Прибалтики и Закавказья. Пушнина в Советском Союзе – один из важнейших источников валютных поступлений. Подпольное вторжение в эту отрасль само по себе серьезное преступление против государства.

Но заинтересовало председателя другое. Незаконное производство имело высокопоставленных покровителей из числа офицеров милиции. Причем следы этого покровительства тянутся в Москву, к одному из заместителей министра внутренних дел. Что компрометирует самого министра, близкого друга генсека еще по довоенной совместной работе в Днепропетровске.

Это был реальный шанс поставить жирную точку в старом противостоянии Комитета государственной безопасности и Министерства внутренних дел. Реальный, но рискованный. Если информация уйдет раньше времени, последствия будут непредсказуемы. Министр Щелоков гораздо ближе «к телу», чем председатель Андропов.

Он убрал рапорт в сейф, допил чай. Несколько минут посидел, обдумывая план действий. Затем поднял трубку внутренней связи:

– Пригласите ко мне генерала Волкова.

Глава 4

Условный стук – два коротких, три длинных, три коротких – раздался ровно через сорок минут после телефонного разговора. Ферзь посмотрел в глазок, открыл дверь, впустил гостя. Вышел на площадку, наклонился над лестничным пролетом, прислушался. Турок невозмутимо наблюдал за манипуляциями Ферзя из прихожей. По дороге он несколько раз принял меры для проверки того, не следят ли за ним, и, обрубая возможный хвост, пробежал через два проходных двора. Но у шефа свои ритуалы, на то он и шеф.

Беседовали, как обычно, на кухне. Помощнику Ферзь заварил крепкий чай: позади бессонная ночь, а для разговора нужна ясная голова. Сам ограничился стаканом воды. Турок устроился на старом табурете. Каким образом эта хлипкая деревянная конструкция выдерживает двухметрового гиганта, оставалось загадкой. Турок имел привычку во время доклада на табурете раскачиваться, и Ферзь каждый раз мысленно заключал с собой пари: подломятся ножки или нет.

После завершения спортивной карьеры Турок к своим девяноста набрал еще килограммов тридцать. Но, несмотря на внушительные габариты, двигался по-кошачьи мягко, а при необходимости – невероятно быстро. Ферзь сам видел, как в считаные секунды бывший боксер уложил нескольких здоровенных парней. Дело происходило вечером в ресторане. Турок, а тогда еще просто Демир, пригласил танцевать девицу, сидевшую за столом в шумной компании. Мужская половина компании действия нахала не одобрила, слово за слово… Демир ударил первым и не оставил противникам ни малейшего шанса. Пострадавших увезла «Скорая», а быстро прибывший наряд милиции повел драчуна на выход, где уже ждал Ферзь. Сунув старшине четвертной[11], Ферзь заявил, что видел и готов засвидетельствовать, как драку начали парни, а этот гражданин только защищался. Аргументы подействовали, Демира отпустили.

Так у Ферзя появился преданный помощник. Оказалось, что над Турком уже висел условный срок, тоже за драку, и привод в милицию закончился бы сроком реальным.

Раскачиваясь на угрожающе скрипящем табурете, помощник ровным голосом докладывал о ночных событиях. Операция началась в соответствии с планом, затем случилась накладка: здание не разрушилось полностью, часть его устояла. Наблюдатели внутрь не пошли, испугались дальнейшего разрушения, доложили Турку. Он хотел идти сам, но не успел: приехали пожарные, обнаружили раненых и привезли врачей. Врачи были внутри недолго, быстро выбежали, после чего здание окончательно рухнуло.

– Кого-нибудь вынесли? – уточнил Ферзь.

Турок отрицательно помотал головой.

– Нет, все остались под завалом.

– В чем проблема?

Проблема действительно требовала быстрого решения. Врачи вынесли зеленую тетрадь. Это Турок видел сам, в бинокль с ночной оптикой он хорошо тетрадь разглядел. Та самая, которая была у Счетовода.

– Дальше, – потребовал Ферзь. – Кто именно вынес тетрадь? Кому передал?

Тетрадь вынесла девушка в белом халате, по-видимому, медсестра. Показала доктору, никому не передала, положила в наружный карман форменной жилетки. Турок отправил Гвоздя с Черепом проследить и по возможности тетрадь изъять. Но медсестра села в машину скорой помощи с надписью «неврологическая» на борту. Машина уехала в сопровождении милицейского патруля. Дальнейшую слежку пришлось прекратить, в район катастрофы нагнали милицию, видимо, опасались мародерства. Турок дал команду скрытно уходить.

– Правильно, – одобрил Ферзь. – Почему поздно позвонил?

– Телефоны во всем районе не работали. Наверное, взрывом повредило кабель.

Оставив помощника на кухне, Ферзь ушел в комнату, закрыл за собой дверь. На старинном, ручной работы, серванте повернул против часовой стрелки одно из резных украшений. В массивной дубовой полке откинулась панель, открывая тайник. Ферзь достал папку с завязками, просмотрел лежащие в ней бумаги, вытащил один лист, папку положил на место, закрыл панель, вернулся на кухню.

Турок терпеливо ждал.

– Это возьмешь с собой, – Ферзь показал бумагу, – после уничтожишь.

На листе, озаглавленном «Объект 501», были напечатаны фамилии, имена, адреса, кое-где телефоны. Каждой записи соответствовал порядковый номер. Ферзь внимательно прочитал список, перед шестью номерами поставил знак вопроса. Посмотрел на Турка:

– Уверен, что из здания никого не вынесли?

– Уверен, – категорично подтвердил Турок. – Наблюдатели подошли раньше пожарных.

– А если кто-то сам выбрался?

Турок с сомнением пожал плечами.

– Я никого не видел, мои люди тоже.

– Надо проверить. – Ферзь постучал шариковой ручкой по вопросительным знакам. – Это ночная смена. Во-первых, уточнить, все ли вышли на работу. Далее проверить адреса, больницы, морги…

– Сделаем.

– Водитель?

– Там же. Машина перед входом стояла. Пустая.

– Теперь остальные. – Ферзь обвел кружками оставшиеся номера списка. – О них надо позаботиться. Сделать все аккуратно, больше разнообразия: несчастные случаи, хулиганские нападения, отравления суррогатами. Ну, ты сам знаешь.

– Знаю, – подтвердил Турок.

– Времени мало. Надо закончить, – Ферзь протянул руку к висящему на стене отрывному календарю, аккуратно оторвал четвертое и пятое октября, – не позднее шестого.

– Не успеем, – без всякого выражения произнес Турок.

– Хорошо. – Ферзь оторвал шестое. – Дальше затягивать опасно. Могут в милицию побежать.

– Не добегут.

– Как думаешь, Счетовод успел что-то врачам рассказать?

Турок снова пожал плечами:

– Сомневаюсь, они там совсем недолго были.

– По первой части все чисто? Свидетелей нет?

– Нет.

– Хорошо. Приметы медсестры, доктора?

Турок прикрыл глаза, вспоминая:

– Медсестра молоденькая совсем. Волосы досюда, – он провел ладонью ниже ушей. – Доктор высокий, в очках, немного сутулится.

– Ты сказал, на машине написано «неврологическая»?

– Да, сам видел.

– Таких должно быть немного. Пошлешь на «Скорую» Студента. Он умеет с людьми разговаривать. Пусть установит личности, адреса. Дальше решим, как действовать. Плохо, если Счетовод успел что-то сказать…

Когда Турок ушел, Ферзь некоторое время посидел перед телевизором. На двух работающих каналах о катастрофе ни слова. Как обычно. В лучшем случае пустят урезанный материал вечером в местных новостях. После репортажа о перевыполнении плана на краснознаменном машиностроительном…

В целом проведенная без должной подготовки операция прошла на удивление успешно. Оставалось доработать детали и найти тетрадь Счетовода.

Ферзь сморщился, как от зубной боли. Счетовод… Способный математик, но диссертацию не защитил. Хотел перескочить кандидатскую степень, взялся сразу за докторскую. Темой выбрал доказательство гипотезы Римана из списка проблем Гильберта. Естественно, научный совет тему зарубил. Не поверили ученые мужи в способность ассистента кафедры решить одну из математических загадок тысячелетия. Счетовод обиделся, научную работу забросил, увлекся покером. Получалось хорошо, пока не сел за стол с профессиональными шулерами. В итоге проиграл квартиру и зарплату за несколько лет вперед. Собирался покончить с собой. Тогда и предложил ему Ферзь организовать сбыт продукции на новом объекте. Негоциант из Счетовода получился толковый, доходы от продаж быстро превысили расчетные цифры, и с карточным долгом Счетовод рассчитался за полгода. Вот только авантюрная натура взяла свое. Тут Ферзь допустил ошибку. Человек с амбициями Счетовода рано или поздно должен был выйти из-под контроля. Так и случилось: явился на кафедру, вызвал Ферзя в коридор и потребовал пересмотреть условия сотрудничества – хочет быть не наемным работником, а полноправным партнером. В качестве аргумента показал зеленую тетрадь с записями всех финансовых проводок на объекте плюс материалом по основному производству, включая каналы сбыта и даже перечень московских контактов. Сумел гаденыш как-то все раскопать. Гнусно улыбаясь, сказал, перефразируя классика: «Капитализм – это учет и контроль»[12]. Конечно, никакой копии разоблачающих записей, «которая в случае моей смерти уйдет…», не существует. Это блеф, Ферзь не хуже Счетовода в покер играет. Есть единственный экземпляр, который теперь в чужих руках. Что произойдет, если тетрадь окажется в органах? Фамилии, адреса, цифры сами по себе мало что значат. Основная информация в тексте, который зашифрован. Вряд ли будут милиционеры над непонятным документом голову ломать. Зачем заводить дело, тратить силы и время, если результат непредсказуем? Но возможно, тетрадь окажется в руках излишне любопытного следователя…

Этот вариант очень Ферзю не нравился. Конечно, шифр непрост, Счетовод серьезно увлекался криптографией, даже статью на эту тему опубликовал. Однако на каждого умника всегда найдется еще больший умник. Не подключить ли к поискам тетради Филина? Поразмыслив, Ферзь решил, что рано. Написал же в своем знаменитом учебнике Эйве: не следует торопиться с выведением ценных фигур на середину доски. Вполне достаточно пешек и легких фигур – боевиков Турка. Но и затягивать нельзя, партию надо завершить в дебюте.

За два месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Алма-Ата, Казахская ССР, Республиканское управление КГБ

Из рапорта начальнику следственного отдела полковнику Мамаеву В.Н.

«В результате оперативных мероприятий установлено, что производство неучтенных меховых изделий осуществляется по распоряжению и под личным контролем директора горпромкомбината г. Абайска Слобцова П.Е. Поставка неучтенного меха, в том числе высококачественного каракуля, происходит по линии Казпотребсоюза, по распоряжению и под контролем начальника управления Казкооппушнина Изотова А.Б. Сырье списывается за счет завышенного падежа зверей в питомниках и оформления подложных документов на пересортицу товара. В незаконном производстве задействованы также предприятия горпромкомбината г. Караганды. Общее руководство преступной деятельностью осуществляет член Карагандинской коллегии адвокатов Дунаевский Л.Э. Прикрытие осуществляет начальник Карагандинской высшей школы МВД Эпельбаум И.А… Последний привлек к участию в преступной группе несколько высокопоставленных офицеров милиции в Караганде и Абайске, а также по закрытой линии ведет регулярные телефонные переговоры с первым заместителем министра МВД СССР Лебедевым С.И. Фонограммы переговоров прилагаются к рапорту.

Следователь по особо важным делам подполковник Завгородний О.Н.»

4 октября 1979 г. Газета «Вечерний город»

«В ночь с третьего на четвертого октября на железнодорожной станции Сортировочная из-за халатности дежурного диспетчера столкнулись два товарных состава, перевозящих грузы народно-хозяйственного значения. В результате столкновения произошел взрыв, разрушивший железнодорожное полотно и повредивший близлежащие производственно-хозяйственные строения и жилые дома. Несколько человек получили травмы различной степени тяжести. Жители пострадавших домов временно размещены в гостиницах города. Как нам сообщили в Горисполкоме, ремонт будет произведен в кратчайшие сроки, и уже завтра многие горожане смогут вернуться в свои квартиры. По информации, полученной в Управлении железной дороги, движение поездов полностью восстановлено».

Глава 5

Юрий Петрович Иваненко был вечным студентом. Не то чтобы его увлекал процесс получения знаний. Юре нравился статус, позволяющий не работать без опасений быть осужденным за тунеядство. Счастливый обладатель «белого билета»[13] по причине легкого психического расстройства, не требующего госпитализации, он избежал домогательств военкомата и спокойно переходил из вуза в вуз после одного-двух курсов обучения. Несмотря на психический диагноз, с головой у Юры все было в порядке и вступительные экзамены он сдавал без особых затруднений.

В тайной организации Ферзя у Юры был псевдоним Студент, и поручения ему давали самые деликатные, требующие импровизации и творческого подхода. Худой, невысокий, в очках, с обаятельной улыбкой, приятным голосом и врожденным актерским талантом, Студент быстро располагал к себе собеседников, входил в доверие и без видимых усилий получал информацию, которую облеченные властью люди не могли вытянуть из свидетелей в ходе многочасовых допросов.

Задание установить личность и место жительства медсестры, подобравшей на объекте зеленую тетрадь, не предвещало особых сложностей. Мысль надеть белый халат и выдать себя за врача или фельдшера Студент отверг сразу. Медицинский институт еще не пополнил его коллекцию вузов, и в разговоре с профессионалами быстро выяснится незнание элементарных вещей, известных любому первокурснику. Зайдя на ближайшую к дому подстанцию скорой помощи, Студент просунул голову в окошко диспетчерской, лучезарно улыбнулся и спросил у девушки в белом халате, как ему найти неврологическую бригаду. Диспетчер в ответ тоже улыбнулась и спросила, зачем такому молодому и на вид абсолютно здоровому человеку неврологическая бригада. Выяснилось, что бригада недавно приезжала к любимой бабушке, которую, вот несчастье, парализовало, но доктор так хорошо бабушку полечил, что все прошло и бабушка чувствует себя прекрасно.

– Преходящее нарушение мозгового кровообращения, – со знанием дела поставила диагноз диспетчер. – Теперь надо давление контролировать, а то может повториться.

Студент горячо поблагодарил за столь ценный совет, сказал, что обязательно будет контролировать. А доктора он ищет, чтобы блокнот вернуть, который доктор на адресе забыл. Студент продемонстрировал толстый блокнот в дорогом кожаном переплете. Но вот беда, фамилию доктора он не знает и где его искать понятия не имеет. Диспетчер сказала, что найти доктора очень просто: неврологических бригад всего три, все базируются на центральной подстанции. Там же можно фамилию врача узнать – по дате вызова и адресу.

– А давайте я сама блокнот на центральную передам, зачем вам туда ездить? – любезно предложила диспетчер.

Студент еще раз поблагодарил, но от предложения отказался. Сказал, что хочет лично блокнот вернуть и свое восхищение мастерством доктора высказать.

По дороге на центральную подстанцию Студент зашел домой, взял фотоаппарат «Зенит», плитку шоколада и купил в киоске «Союзпечати» десять экземпляров вчерашнего выпуска молодежной газеты «На смену!». На «Скорой» не стал задавать вопросы в диспетчерской и отделе кадров. Зачем? У кого самая полная и достоверная информация о членах трудового коллектива? Ну конечно, у секретаря главного врача.

Спросив у пробегавшей мимо девушки в белом халате, где небожительствует руководство, и выяснив попутно, что главный врач – вот удача – уехала в горздрав на совещание, Студент решительно распахнул дверь с табличкой «Приемная».

Незамужняя секретарша Лидочка оторвалась от пишущей машинки и оценивающе посмотрела на вошедшего. Мелковат, рост Лидочки равнялся ста семидесяти четырем сантиметрам, а вошедший едва ли дотягивал до ста семидесяти.

Студент широко улыбнулся, продемонстрировав безукоризненные белые зубы, и положил на стол плитку шоколада.

– Пламенный привет творцу печатного слова, – он показал на пишущую машинку, – от собрата по профессии!

«Симпатичный, все-таки сто семьдесят два будет», – подумала Лидочка и улыбнулась. С зубами у нее тоже проблем не было.

– У себя? – Студент показал на обитую дерматином дверь с табличкой «Главный врач Теплая В.И.».

– На совещании в горздраве. Будет через час, не раньше.

– Какая жалость. – Студент изобразил крайнюю степень огорчения.

Лидочке ужасно захотелось его пожалеть. «А может, и семьдесят пять», – подумала она и участливо спросила:

– Подождете? Я вас чаем напою. А вы что хотели-то?

Студент ударил себя по лбу:

– Ох, простите. Забыл представиться: специальный фотокорреспондент молодежной газеты «На смену!» Герман Дробиз. – Он положил пачку газет на журнальный столик. – Вот последний выпуск для коллектива.

Выяснилось, что специальный фотокорреспондент никак не может ждать, поскольку должен через час сдать материал в набор, иначе главред ему голову оторвет. Выполняя ответственное поручение редакции, он готовит материал о героях-медиках, оказывавших с риском для жизни помощь раненым на железнодорожной станции Сортировочная. Материал почти готов, специальный фотокорреспондент сам был на месте аварии, видел самоотверженную работу врачей, но не хватает имен и фамилий.

– Страна должна знать своих героев! – закончил Студент пафосную речь и перешел к конкретике. Вчера среди множества машин скорой помощи он заметил бригаду с необычным названием «неврологическая». Высокий молодой доктор в очках и молоденькая медсестра. Обо всех написать корреспондент не может, поэтому хотел бы сделать героями своего очерка этих людей. Тем более что газета молодежная.

Лидочка выбор корреспондента горячо поддержала, сказала, что доктор – это недавно назначенный на должность заведующего отделением Андрей Сергеев, а помощницей у него студентка Оксана Шурова.

Лидочка поманила корреспондента пальчиком и прошептала на ухо:

– У них роман. Только никому! Об этом не пишите!

– Ну что вы. – Студент сделал вид, что обиделся. – Советская пресса не разглашает подробности частной жизни героев.

Лидочка ужасно огорчилась, что расстроила милашку фотокорреспондента. Стараясь загладить невольную оплошность, спросила, не может ли еще чем-нибудь помочь. Оказалось, что очень даже может. Для репортажа нужны фотографии героев, причем сделанные в нерабочей обстановке, лучше всего дома. «У себя дома люди более раскованны и фотогеничны, – пояснил Студент. – Только адресов он не знает, вот если бы очаровательная собеседница…»

Студент достал фотоаппарат, сделал несколько снимков Лидочки за печатной машинкой и без машинки, обещал вставить в материал, а также напечатать и лично фотографии принести.

…Вот если бы очаровательная собеседница помогла узнать адреса скромных героев будущего очерка!

– Вообще-то мы место жительства сотрудников не раскрываем, – Лидочка хитро улыбнулась, – но для вас сделаем исключение.

Она ненадолго вышла, вернулась с листом бумаги, на котором от руки были написаны два адреса. Студент взял листок, посмотрел на часы и схватился за голову:

– Главред меня утопит в ванне! Огромное спасибо, я побежал. Читайте «На смену!».

– Только вы хорошо напишите, правдиво, – попросила Лидочка вдогонку. – А то вчера в «Вечерке», представляете, «несколько человек получили травмы», а там на самом деле ужас!

– Так это же местная пресса, – авторитетно заявил Студент, закрывая дверь, – а мы центральная.

5 октября 1979 г. Газета «Вечерний город»

«Пьяный за рулем.

Сегодня около четырнадцати часов на перекрестке проспекта Космонавтов и улицы Ватутина неизвестный, управляя автомобилем „Москвич 412“ белого цвета, на большой скорости выехал на запрещающий сигнал светофора и сбил переходящего улицу на зеленый цвет пешехода. Мужчина, мастер-наладчик оборудования швейной фабрики № 2, получил тяжелую черепно-мозговую травму и скончался, не приходя в сознание. Автомобиль „Москвич“ с места происшествия скрылся. Для задержания преступника был объявлен план „Перехват“. Со слов свидетелей происшествия, сбивший пешехода автомобиль двигался неровно, выезжал на тротуар и на полосу встречного движения. По-видимому, водитель был пьян. Как рассказал нашему корреспонденту заместитель начальника ГорГАИ подполковник Демин, в текущем году количество аварий по вине пьяных водителей выросло на треть к уровню прошлого года».

«Преступная халатность.

Сегодня днем обрушился козырек подъезда дома номер восемнадцать по улице Хохрякова. Выходящая из подъезда женщина, швея пятого разряда дома быта Кировского района, получила несовместимую с жизнью травму и скончалась на месте. Жильцы дома неоднократно обращались с письменными заявлениями в домоуправление в связи с аварийным состоянием козырька. Однако управдом Мамедов Э.И., проявив преступную халатность, не принял вовремя мер к ремонту опасного козырька, что и привело к трагедии. По факту обрушения козырька возбуждено уголовное дело».

Глава 6

Когда Оксана с Николаем ушли, Андрей взял лист бумаги, подточил карандаш и устроился за столом с зеленой тетрадью, планируя плодотворно поработать над шифром. Однако быстро понял, что работы не получится. Бессонная ночь и перенесенные волнения взяли свое. Глаза слипались, буквы и цифры двоились. Организм требовал крепкого сна, и чем быстрее, тем лучше.

Проснулся Сергеев поздно, некоторое время повалялся в постели. Имел полное право: согласно табелю рабочий день после суточного дежурства у него начинался в два часа. Однако завтрак в столовой Высшей партийной школы, куда у Андрея имелся служебный пропуск, заканчивался в одиннадцать. А в холодильнике, как он прекрасно помнил, кроме черствого сыра ничего нет. Посмотрел на часы: десять ноль пять. Быстро приняв решение, Андрей поднялся, сделал короткую гимнастику и побежал в столовую. Вернувшись, за шифр садиться не стал, решил пораньше выйти на работу, быстрее закончить дела и с чистой совестью погрузиться в тайнопись.

Пятнадцать минут спустя он уже открывал на втором этаже центральной подстанции дверь кабинета номер шесть, который он делил с Виталием Исааковичем Белорецким, прекрасным специалистом, приятным собеседником и большим любителем стажеров в юбках и коротких халатах. На двери красовалась двойная табличка: «Заведующий кардиологическим отделением к.м.н. В.И. Белорецкий – и (ниже) – заведующий неврологическим отделением А.Л. Сергеев». Табличкой со своим именем Андрей втайне от всех гордился и, входя, несколько раз перечитывал. Три заветные буквы «к.м.н.» – кандидат медицинских наук – после названия должности он надеялся поставить в следующем году.

Главного кардиолога «Скорой помощи» на месте не было, чему Сергеев откровенно порадовался: никто не будет отвлекать. Рабочий стол завален непроверенными картами, и Андрей отважно приступил к расчистке. Но успел просмотреть не больше десятка историй: пришла старшая медсестра с неприятной новостью о болезни доктора Петровой. Болезнь несерьезная, простуда, но проблема серьезная. Смена Петровой шестого, то есть завтра. Нужно срочно искать замену. Табличка на двери кабинета – это не только предмет гордости, это еще и многочисленные обязанности.

Эпопея с назначением Сергеева на руководящую должность закончилась в мае. Несмотря на поступившие в партком и профком анонимки, обличающие кандидата на заведование в многочисленных пороках, сразу после праздника Победы его пригласила главный врач Валерия Ивановна Теплая, пожала руку, поздравила с повышением и сказала, что верит в молодого доктора, несмотря на мнение отдельных членов партбюро. Сергеев поблагодарил за доверие, обещал не уронить авторитет первых в стране неврологических бригад скорой помощи и вернулся в кабинет уже не исполняющим обязанности, а полноправным руководителем. В кабинете его ждал Виталий Исаакович с открытой бутылкой «Армянского».

Поиск замены на завтрашнюю смену занял почти час. Андрей разделил суточное дежурство на два двенадцатичасовых и уговорил невропатолога Широкова выйти шестого в ночь. Взамен пообещал отгул. Дневные часы Сергеев оставил за собой, позвонил в поликлинику Антонине Ивановне, маме Оксаны, передал для Оксаны просьбу выйти завтра на работу с восьми до восьми.

Закончив административные хлопоты, вернулся к непроверенным картам. Но ненадолго: пришел Виталий Исаакович с худой очкастой стажеркой в коротком халатике, открывавшем костлявые коленки, достал неизменную бутылку «Армянского» и потребовал подробного отчета о героических действиях на Сортировке. Стажерка обожаемого руководителя горячо поддержала, смотрела на Андрея как на живую легенду и отважно опрокидывала рюмку за рюмкой, не отставая от тренированных докторов.

Когда бутылка опустела, Андрей решил, что загадочная тетрадь гораздо привлекательнее опостылевших карт, и собрался домой. В коридоре его схватила за рукав секретарша Лидочка, отвела в сторону и таинственным шепотом сообщила, что их с Оксаной утром разыскивал специальный фотокорреспондент газеты «На смену!».

– Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы…[14] – продекламировал Андрей.

– Я серьезно! – надулась Лидочка и достала из кармана толстую записную книжку. – Вот, Герман Дробиз. Он, наверное, к тебе в общагу придет и к Оксане домой, я ему адреса дала.

– Пусть приходит, – легкомысленно заявил Андрей и чмокнул Лидочку в щеку, за что получил шутливую пощечину.

Галантно поклонившись и пробормотав что-то про разбитое сердце, Сергеев поспешил покинуть здание подстанции, пока снова никто не задержал.

Прежде чем подступиться к шифру, Андрей еще раз проанализировал записи в колонках. Удовлетворенно хмыкнул: он не ошибся, это учет доходов и расходов. Кому, от кого, когда и сколько. Однако сам по себе учет не содержал криминальной информации. Адреса неполные, иногда только город или населенный пункт. Большинство фамилий также сокращены, вот, например, И-ов. Иванов? Иконников? Игнатов? Что бы сказал следователь Пал Палыч из «Знатоков»? Сказал бы, что информации недостаточно. Как найти И-ова из Красноярска? Нужны пояснения. А пояснения здесь же, на обороте каждого листа, но зашифрованы пятизначными числами. Зачем зашифрованы? Видимо, чтобы не прочитали посторонние. Следовательно, оборотные стороны содержат информацию, представляющую опасность для шифровальщика. Зачем же ее хранить, пусть даже в виде тайнописи? Это вопрос, ответ на который скрыт в тексте.

Мистер Шерлок Холмс, объясняя инспектору Мартину и доктору Ватсону, каким образом он проник в тайну «пляшущих человечков», ссылался на обычные правила разгадывания шифров. Но у великого сыщика была подсказка: имя адресата таинственных записок, Илси. То есть у Холмса была фора – три буквы шифра. У Андрея такой форы не было. Предстояла кропотливая, требующая сосредоточенности и внимания работа: поиск наиболее часто повторяющихся комбинаций цифр. Известно, что в письменном русском гласные буквы используются чаще согласных. Самые употребляемые гласные: «о», затем «а» и «и». Среди согласных безусловный лидер «н». При этом наибольшее количество слов начинается с «п» и «о». В соответствии со статистикой повторений цифр в шифре нужно будет подставлять буквы, что позволит прочесть отдельные слова. Дальше уже дело терпения и техники.

Андрей начал подсчеты, но сразу столкнулся с новой загадкой. В шифре Холмса каждой букве соответствовал отдельный символ – забавный человечек. Флажки в руках человечков обозначали знаки препинания. Шифр в тетради состоял из пятизначных цифр. Пять цифр – одна буква? Нерационально, длинный текст не зашифруешь. Или четыре цифры – буква, пятая – знак препинания или пробел? Полковник Исаев[15] в «Семнадцати мгновениях» использовал шифр с открытым ключом, томиком французского мыслителя Монтеня. Четыре цифры – одна буква. Страница, строка, номер в строке. Также более подходит для коротких сообщений. Возможно, пять цифр – это не буква, а слог или два слога? Надо искать закономерности.

Два часа Андрей кропотливо выписывал комбинации цифр, подсчитывал количество повторений. Получалась ерунда – закономерностей не было. Цифры следовали одна за другой совершенно случайным образом. Ни одна из комбинаций численно не превалировала. Захватывающее проникновение в тайнопись обернулось нудной работой, не приводящей к результату. Андрей отчаянно зевал и чувствовал, что засыпает. Из заветных запасов достал банку растворимого кофе, привезенного летом из Ленинграда, с научной конференции. Насыпал в кружку три ложки с горкой, поколебавшись, добавил четвертую. Налил кипятка, плеснул от души янтарный напиток из пузатой бутылки «Слънчев бряг». Проверенное средство позволило продержаться еще три часа, без особого, впрочем, успеха. Закономерностей не было, обычные правила разгадывания шифров не работали.

«Я где-то ошибаюсь, надо прочистить мозги». Не раздеваясь, Андрей лег на кровать, расслабился в «позе мертвеца» йогов. «Пятнадцать минут», – сказал он себе и закрыл глаза. Открыл глубокой ночью, посмотрел на часы, огорченно вздохнул, разделся, погасил свет и снова уснул, поставив будильник на половину восьмого.

За два месяца до взрыва на станции Сортировочная.

Караганда, Казахская ССР

До перевода в областное управление Министерства внутренних дел на кабинетную должность подполковник Калиев более двадцати лет топтался «на земле». Начинал оперативником в райотделе, поднялся до заместителя начальника уголовного розыска в городе Абайске. Опытных кадров не хватало, часто сам вел скрытое наблюдение за подозреваемыми. Несколько раз внедрялся в преступные группировки. Поэтому навыки слежки, как и ухода от слежки, отрабатывал не только на практических занятиях в Высшей школе милиции.

Хвост Калиев обнаружил на проспекте Абдирова. Из управления на комбинат он поехал, как всегда, на личной машине, бежевой «тройке»[16] с форсированным двигателем. Когда именно сзади появилась неприметная серая «копейка»[17], точно сказать не мог, на проспект выезжал переулками с множеством поворотов. Но на прямом и широком участке стало очевидным, что серый «жигуль» как привязанный следует за его машиной. Для полной уверенности Калиев сделал несколько резких поворотов на прилегающие улицы и обнаружил второго преследователя – четыреста двенадцатый «Москвич», тоже серого цвета. Устраивать в городе гонки, уходить, используя преимущество форсированного мотора, не стал. В эти игры пусть шпионы играют. Срисовал госномера преследователей и спокойно вернулся в управление. Позвонил знакомому майору из городской автоинспекции, попросил выяснить, кому принадлежат номера.

Знакомый майор перезвонил через два часа. То, что он сказал, Калиеву решительно не понравилось.

5 октября 1979 года, город С.

Иван Павлович Мерзляков, крупный мужчина средних лет, возвращался домой с последнего сеанса в кинотеатре «Октябрь». Показывали недавно вышедший на экраны двухсерийный «Экипаж». Билеты купить в кассе было невозможно, поэтому Иван Павлович договорился с перекупщиком в подворотне у кинотеатра за червонец[18]. Дорого, конечно, но оно того стоило. Фильм впечатлял. Первая часть немного затянута, перегружена выяснениями отношений, любовными треугольниками и семейными драмами. Зато вторая серия захватывала с первых минут и держала в неослабевающем напряжении: взлет по разрушенной горящей полосе, поврежденный руль, пробоина фюзеляжа, разгерметизация салона… На целый час Иван Павлович перенесся в терпящий бедствие самолет, забыв о всех своих волнениях.

Мерзляков вдохнул полной грудью необыкновенно свежий после душного зала осенний воздух, подставил лицо моросящему дождику, посмотрел на затянутое тучами темное небо и подумал, что все-таки хорошо, когда твоя работа не связана с катастрофами, горящими самолетами и другими опасностями.

Мысли о работе вернули Ивана Павловича к собственным проблемам. Вчера вечером заехал Максим на своей «буханке»[19], сказал, что работы пока не будет, цех разрушен взрывом на станции Сортировочная. Новость ошеломила Мерзлякова. Он, конечно же, знал о взрыве, предполагал, что количество пострадавших и разрушения значительно превышают официальные данные, но не мог подумать, что катастрофа коснется его лично. Неделю назад он пошептался с продавцом в ЦУМе о новом «Рубине 714»[20] с экраном шестьдесят один сантиметр. На прилавках такие телевизоры не появляются, разбираются задолго до поступления. Мерзлякову обещали вынести один с заднего крыльца за пятикатенный[21] сверху. Когда дома стоит такое чудо советской техники, на билеты в кино можно не тратиться. Чудо стоило шестьсот семьдесят, четыреста лежали на сберкнижке, пятьдесят – дома, в шкатулке на комоде. Недостающие двести сорок пять Мерзляков рассчитывал получить за следующую экспедицию, которая теперь неизвестно когда состоится. А телевизор уплывет.

Иван Павлович трудился экспедитором. Вдвоем с Максимом они развозили продукцию по области, иногда дальше. В цех доставляли ткани, пуговицы, нитки, прочую швейную ерунду. Работа непыльная и не каждый день, а деньги платили приличные. За молчание, как считал Мерзляков. Цех наверняка в списке городских предприятий не значился. Как еще объяснить зарплату в конвертах, которые привозил тот же Максим? Погрузки-разгрузки исключительно по ночам? Полным идиотом надо быть, чтобы не догадаться. А идиотом Иван Павлович себя не считал. И к своему положению относился спокойно. Зачем беспокоиться? Он лично не ворует, законов не нарушает. Трудовая книжка лежит на швейной фабрике № 2. Платят всегда вовремя.

Платили вовремя. Теперь не будут, и что делать – непонятно. Погруженный в невеселые мысли Иван Павлович свернул в хорошо знакомый переулок. Фонарь на углу, как всегда, не работал, но Мерзляков мог найти дорогу с закрытыми глазами. До подъезда пятиэтажки с однокомнатной квартирой на втором этаже осталось сделать сто пятьдесят шагов…

Удар монтировкой по голове навсегда прервал переживания о таком близком, но недостижимом цветном телевизоре «Рубин 714» с экраном шестьдесят один сантиметр.

Глава 7

Оксана прибежала за три минуты до начала смены. Щеки розовые, глаза зеленые, на шапке непослушных каштановых волос тают первые октябрьские снежинки. Андрей оглянулся: никто не видит, – обнял, поцеловал в холодные после улицы губы. Оксана шутливо оттолкнула:

– Ведите себя прилично, доктор Сергеев!

– Опаздываете, фельдшер Шурова, – в тон ей ответил Андрей и добавил серьезно: – Я уже думал, один на линию выйду.

– Андрюша, извини, я правда торопилась, трамвай…

– Ладно, – махнул рукой Андрей. – Дуй в заправочную, бери ящик, у нас уже вызов лежит.

Вызов оказался несложным: приступ бронхиальной астмы у хроника. Купировали быстро, от госпитализации больной отказался. Когда вернулись на подстанцию, Оксана попросила разрешения позаниматься в кабинете Сергеева – завтра зачет. Андрей, конечно, разрешил, устроил Оксану за столом Белорецкого – тот читал лекцию в институте, – а сам сел проверять карты вызовов. С сожалением отметил, что за ночь стопка не уменьшилась: утром еще принесли свежие, за вчерашнюю смену. Но работа шла быстро, с почерками коллег он уже освоился, ошибок в диагностике и лечении было не много, доктора все со стажем.

Карты Фатьковой, официального дублера предыдущего заведующего отделением, Сергеев, практически не просматривая, переложил в проверенные. По негласной договоренности Галину Ивановну, обиженную назначением на заветную должность молодого доктора, Сергеев замечаниями не донимал. В мае, сразу после появления приказа, Фатькова подала заявление на увольнение. Андрею немалых трудов стоило уговорить ее остаться, очень не хотелось терять грамотного и опытного специалиста. За прошедшее время отношения между ними более-менее наладились. И анонимки в партком прекратились.

Зато на Коле Широкове Андрей отыгрался. Объективно было за что, тем более увольняться Широков не думал, хотя потеря для отделения была бы небольшая. Исчеркав красной ручкой пять из восьми карт, Сергеев пометил в ежедневнике: вызвать доктора Широкого на собеседование – и поставил три восклицательных знака. С чувством выполненного долга закрыл последнюю карту, потянулся, посмотрел на склонившуюся над конспектами Оксану, потом на часы. Почти двенадцать. Предложил:

– Поехали на обед в «Пельменную» на Пушкина. Или в партшколу сходим, пока вызовов нет?

Оксана с готовностью согласилась на партшколу: вкусно и дешево.

«Голодная, опять не завтракала», – подумал Андрей, и в этот момент проснулся дремавший селектор:

– Седьмая, на вызов, семерка!

На Профессорской улице стояли пятиэтажные дома довоенной постройки для научных работников и преподавателей Политехнического института. Квартиры в них были предметом черной зависти проживающих в тесных хрущевках[22] граждан. Во время войны в профессорские корпуса начали подселять эвакуированных, и многие отдельные квартиры превратились в коммунальные. Но вызвавший «Скорую» Олег Маркович Харлампович, доктор математических наук, профессор, руководитель лаборатории Института математики и механики, умудрился сохранить в неприкосновенности когда-то выделенную государством жилплощадь. Помогла, видимо, тесная связь научных работ профессора с обороноспособностью страны.

Дверь открыл сам профессор, возле которого вился большой черный кот. Больше дома никого не было. Как выяснилось, и быть не могло. Жена умерла несколько лет назад, дети разъехались, домработница приходит два раза в неделю.

– Спасибо, что быстро приехали, – сказал Олег Маркович, – что-то мне совсем плохо. Сердце прихватило.

Кот ничего не сказал, посмотрел на вошедших большими круглыми глазами и важно удалился.

Пациента уложили на диван в гостиной, нацепили электроды, записали электрокардиограмму. Стенокардией профессор страдал давно, но сегодня боль была необычно сильной и длительной, нитроглицерин не помогал. На пленке признаки ишемии миокарда. Еще не инфаркт, но близко. Андрей предложил госпитализацию, но Харлампович категорически отказался. Во-первых, срочную работу надо закончить, во-вторых, кота не с кем оставить. Соседи брать отказываются: в отсутствие хозяина Черныш становится агрессивным, царапается, кусается.

Андрей продиктовал Оксане назначения и, пока девушка возилась со шприцами, принялся рассматривать содержимое огромного, во всю стену, книжного шкафа. Кроме монографий по математике и физике на русском, английском и немецком языках здесь было полное собрание Большой советской энциклопедии в пятидесяти томах, хорошая подборка художественной и научно-популярной литературы, около десятка книг с фамилией хозяина квартиры на обложке и… Андрей попросил разрешения и взял в руки книгу в твердом переплете серого цвета. «The Codebreakers» – «Взломщики кодов», автор David Kahn.

– Олег Маркович, – Андрей повернулся к профессору, выглядевшему гораздо бодрее после обезболивающих уколов, – дайте почитать, обязуюсь вернуть в целости и сохранности в течение недели.

– Читаете на английском? – удивился Харлампович. – Приятно встретить молодого врача, владеющего иностранным языком. Конечно, книгу берите, только утолите любопытство старого профессора: зачем она вам?

Андрей рассказал про загадочную находку и про тщетные попытки расшифровать тайнопись.

– Да, молодой человек, – улыбнулся Олег Маркович, – со времен Конан Дойля наука о методах обеспечения конфиденциальности информации значительно продвинулась. Любопытно было бы взглянуть на сей шифр.

Андрей открыл портфель, который всегда возил с собой, достал тетрадь и протянул профессору. Тот внимательно просмотрел все исписанные страницы и нахмурился.

– Очевидно, что данные записи связаны с незаконными финансовыми расчетами.

– Да, это я понял, – согласился Андрей.

– Не хотите отнести тетрадь в милицию?

– Я тоже предлагала! – вмешалась Оксана.

– А милиция будет с этим разбираться? – ответил Сергеев вопросом на вопрос.

Профессор задумался, еще раз пролистал тетрадь.

– Наверное, не будет. А шифр очень любопытный, и, кажется, я знаю, кто это писал.

– И можете расшифровать?

– Попробую, но будет непросто. Это шифр на основе буквенно-цифрового кода с переменным алгоритмом. Каждые пять цифр – слово плюс знак препинания в конце.

– Как такое может быть? – удивился Андрей. – Не все же слова в русском языке состоят из пяти букв. А если еще знак препинания…

– В том-то и хитрость. Если я не ошибаюсь, это уникальный шифр, придуманный одним первоклассным криптографом. Каждая цифра или каждое сочетание цифр обозначают слог, возможно, несколько слогов. Но всегда разные. В соответствии с заданным алгоритмом. Для расшифровки нужно раскрыть данный алгоритм. Это здесь, – профессор постучал себя по лбу, – не сделать. Нужна мощная электронно-счетная машина.