Имперский лекарь и китайский демон бесплатное чтение

1. Подвал

На массивном столе, с прочной металлической рамой, со столешницей из полированного камня, была распята девушка. Молодая, красивая, полностью обнаженная.

Ее руки и ноги зафиксировали мощными стальными зажимами, закрепленными по углам стола. В раскрытый рот вместо кляпа вставили железный стержень, его концы крепились по бокам от головы к столу металлическими скобами.

Стол этот стоял посередине комнаты без окон, с толстыми оштукатуренными стенами и высоким куполообразным сводом потолка.

Здесь было светло. Комната освещалась электрическими лампами накаливания, размещенными на стенах выше человеческого роста, там, где они уже перешли в изгиб свода. К лампам змеились толстые кабели, закрепленные когда-то на скорую руку прямо поверх штукатурки, да так и оставленные.

У стола стояли двое.

Худощавый господин, на вид лет тридцати, слегка выше среднего роста, одетый в дорогой костюм и белую рубашку.

И пожилой коренастый мужчина в мятых штанах и рубахе-толстовке, поверх которой были надеты нарукавники и длинный, до пола, кожаный фартук.

Рядом с прозекторским столом – медицинские столики с разложенными на них хирургическими инструментами.

– Ну что, красавица, начинаем? – коренастый надел на голову обруч со стеклянным щитком, прикрывающим лицо от возможных брызг.

Девушка на столе замычала и вяло дернулась.

Худощавый снял пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула и стал закатывать рукава рубашки. Потом взял с вешалки кожаный фартук и надел на себя.

Коренастый выбрал среди инструментов шприц, большую ампулу, стал набирать жидкость.

* * *

– Данила Григорьевич! – позвали из соседнего помещения.

– Мы тут! – откликнулся худощавый.

– Вот вы где! – в комнату вошел высокий пожилой человек с крючковатым носом, одетый в длинный старомодный сюртук. – О! – удивился он. – Да вы шалуны!

Коренастый обернулся с наполненным шприцем в руке:

– Данила привез, – буркнул он. – Для опытов.

Девушка тихонько замычала и сделала жалобные глаза. Даже слезу пустила.

– Надеюсь, это не то, чем выглядит?

– А чем это выглядит? – усмехнулся худощавый.

– Как будто вы решили выпотрошить красивую девушку.

– Не смешите, Глеб Никифорович, – отмахнулся Данила. – Что Фоме Эдуардовичу во внутренностях человеческой девушки может показаться интересным? Это суккуба четвертого уровня.

– Да вы что? Сегодня поймали? Многих успела высосать?

Данила широко улыбнулся:

– Не поверите! Ни одного! То есть до смерти ни одного, а так – много.

Глеб Никифорович удивленно поднял мохнатые седые брови.

– Забавнейшая история приключилась. Она в наш мир попала впервые, совсем молодая, неопытная, первый уровень имела. И вместо того, чтобы сразу идти на панель, решила прогуляться по городу, удовлетворить любопытство. Да и заблудилась.

– И что же?

– И навстречу ей попался вежливый молодой человек в форменной шинели и фуражке, который не мог оставить столь красивую девушку в беде. Оказался этот человек студентом Политехнического института, проживающим в общежитии. Вот в общежитие он ее и отвел.

Рассказ Данилы Григорьевича слушал не только Глеб Никифорович, но и остановившийся со шприцом в руке Фома Эдуардович. И даже девушка притихла.

– Да вы что?

– Именно! И вот, привел он ее в комнату, а там кроме него еще трое таких же молодых здоровых организмов. Начали с чая, выпить решили за знакомство, выпивка плавно перетекла в оргию…

– И что же, неужели она их не высосала до конца? – удивился Глеб Никифорович.

– Когда веселье пошло по второму кругу, один из парней догадался попросить помощи у соседей. Соседи помогли с большим энтузиазмом. В результате все оказались довольны, все остались живы, а суккуба – еще и три уровня взяла. Неделю в том общежитии жила, представляете?

– Удивительно!

– Я мимо ехал на автомобиле, у меня там стоит датчик энергий, он как будто с ума сошел. Я думал, целая толпа демонов буйствует. Врываюсь в общежитие, а там… стоит в коридоре очередь молодых парней, предвкушающих развлечение. Представляете, чуть не попытались отбить у меня демоницу, когда я ее спеленал и выносил!

* * *

Коренастый вернулся к работе. Он ввел жидкость из шприца девушке в вену. Та мелко задрожала, а потом ее тело стало меняться.

Секунда – и вместо красивой девушки на столе оказалась прекрасная и чуждая тварь.

Кожа покрылась мелкой чешуей, зеленой с коричневыми пятнами. Изменились ноги – ступни стали узкими и удлинились, отчего ноги оказались похожи на собачьи задние лапы. Между ними появился длинный хвост, конец которого спустился со стола и лег на пол. По его бокам росли жесткие черные перья, отчего хвост этот выглядел, как широкая плоская лента с небольшим опахалом на конце. На руках и ногах удлинились пальцы, на них появились короткие когти. А вместо среднего пальца ноги появился особенный коготь – длинный, загнутый дугой, мощный, серповидный, острый. Руки по задней стороне обросли длинными перьями, стали похожи на крылья. Шея удлинилась. Голова поменяла форму, челюсти выдвинулись вперед, а нос исчез. На голове возник яркий красный хохолок из пушистых перьев.

– Красивая, – оценил вид демоницы Глеб Никифорович.

Он имел степень доктора демонологии и занимал в столичном Ковене колдунов должность главного инспектора, так что тварей повидал немало. И фамилия его, Волков-Мещерский, прямо говорила, что сам он в родстве с демонами через оборотней-волков.

Фома Эдуардович взял в руки небольшой фотоаппарат со складным объективом-гармошкой. Сфотографировал демоницу, сначала общий вид, потом отдельно – когти на ее ногах, ее зубы, руки. Перед каждым снимком ученый отрезал и крепил в держателе на специальной стойке новый кусок магниевой ленты для вспышки. Свет вспышка бил по глазам, а ее резкий треск, отраженный стенами и сводом – по ушам.

После внешней фотосъемки Фома Эдуардович выбрал скальпель и уверенно сделал первый надрез, вскрывая тело демоницы от горла до лобка.

– А чего это она не сопротивляется? – заметил Волков-Мещерский.

– Так я ей обещал, если будет хорошо себя вести, после вскрытия мы дадим ей раны зарастить и отпустим, – объяснил Данила.

– Данила Григорьевич, вы чего? Как отпустим?

– Вот так, – пожал тот плечами. – Она никого не сожрала до смерти. Так чего ее убивать? Она нам еще и пользу принесет.

– Какую? – заинтересовался колдун.

– Она вернется в свой мир, там расскажет сородичам, что есть такие места, где много энергии можно получить, причем если не убивать – то получить ее можно больше. И станут суккубы теперь не на панели клиентов искать, а побегут сразу в общежитие Политеха. А я там датчик поставлю, чтобы он по радио давал мне сигнал о вспышках энергии. Какое-то время студенты своими силами продержатся, у них здоровья много. А потом я приеду.

Глеб Никифорович хмыкнул и предложил:

– Пусть тогда сигнал прямо к нашим охотникам идет. За идею спасибо, но ловить рядовых суккубов по чужим кроватям – не ваше дело, Данила Григорьевич.

– Главное, чтобы святоши о твоих экспериментах не узнали, – буркнул Фома Эдуардович. – А то в пособничестве демонам обвинят.

Ученый уже оттянул специальным зажимом ребра суккубы в сторону и сосредоточенно разглядывал внутренности.

– Вы посмотрите, как интересно! – оживился он.

Данила и инспектор придвинулись ближе. Ученый указал на равномерно бьющееся сердце демоницы.

– Смотрите, сердце явно имеет сложное строение, я уверен, что если разрезать, мы обнаружим, что оно четырехкамерное…

Демоница возмущенно замычала и задергала хвостом. Ей не хотелось, чтобы ей разрезали сердце.

– А вот тут очень интересно, – продолжил ученый показ. – Легкие жесткие, а под ними – дыхательные мешки. У нашей красавицы двойное дыхание, как у земных птиц.

Данила скептически глянул на эти мешки, прикидывая, являются ли они уязвимым местом для демона. Получается, что да – если его проткнуть, то дыхание нарушится, пока рана не зарастет.

– Фома Эдуардович, вы когда свою монографию опубликуете? – поинтересовался колдун.

– Скоро. Вот еще несколько пустых пятен в классификации демонов закроем, и опубликую. Суккубы, кстати, как и прочие антропоморфные, относятся не к классу чудовищ, как считалось раньше, они произошли от звероморфов. То, что мы сейчас видим – это их звериная форма, перенесенная ими в родной мир и видоизменившаяся за долгое время вследствие эволюции.

– Что ж это за звери такие?

– Не поверите, но это предки птиц, хищные динозавры.

Волков-Мещерский хмыкнул. Потом потянул ненавязчиво Данилу Григорьевича за рукав:

– Пусть Фома работает, а нам надобно поговорить о другом деле.

* * *

Глеб Никифорович и Данила вышли в соседнюю комнату, плотно притворили дверь. В комнате стоял чайный столик с посудой, накрытой салфеткой, и остывшим жестяным чайником на погашенном «Примусе», керосиновой горелке.

– Сядем, – предложил Данила, указывая на стулья.

Мужчины уселись.

Из соседней комнаты опять донесся треск фотовспышки. Ученый снимал там внутренние органы суккубы.

– Дело такое, – начал колдун. – Из полиции помощи попросили. Кто-то обдирает женщинам лица. Кожу снимает.

Данила приподнял брови.

– Первыми жертвами стали женщины из простонародья, да еще и из разных околотков. В полиция не сразу сообразили, что случай не единичный. По одному делу даже виновного нашли и показания из него выбили.

Волков-Мещерский вздохнул. Полиция, несмотря на твердые инструкции, так действовала нередко, но что с нее взять? Понабирали по знакомству. Им бы деньги не уронить, когда от лавочников мзду принимают… Даже строгие экзамены на должность околоточного не всегда помогают.

– Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но жертвой стала жена князя Бряцкого. После чего началась шумиха, вся полиция забегала, на дело княгини поставили толкового сыщика, тот проверил картотеку, и тут обнаружилось, что дел таких уже много, еще шесть жертв, кроме княгини.

– Сыщик этот – кто?

– Пинский Давид Борисович.

– Не знаю такого.

– Недавно из Санкт-Петербурга перевели к нам. На повышение.

– И этот новичок догадался запросить помощи Ковена…

– Именно. Охотников я направил на место, присутствие демона на месте преступления они подтвердили. Но сам понимаешь – их дело убивать демонов, а разыскивать их в городе они не очень умеют. Да еще и демон какой-то необычный. Не было такого раньше, чтобы лица женщинам обдирали.

Данила задумался, глядя в никуда, уточнил:

– А как обдирает? Веки и губы срезает с кожей?

– Нет, вокруг рта и глаз надрезы делал.

– Значит, это не для личины…

– Да кому нужна личина жены рабочего или лавочника?

– А убивает как?

Волков-Мещерский замер на мгновение, потом сообразил и воскликнул:

– Так не убивает же! С живых кожу снимает. Женщина засыпает ночью, просыпается в оцепенении, ни крикнуть, ни открыть глаза не может, и чувствует, как у нее кожу на лице снимают! Потом ее отпускает оцепенение – а рядом уже никого.

– Мудрено! – Данила почесал затылок. – Убить-то проще было бы. Значит, убийца энергию страданий собирает. Но почему так необычно – бог знает.

Отдав задание, колдун уехал. А Данила вернулся в комнату для препарирования образцов.

2. Новая прислуга

Фома Эдуардович уже закончил вскрытие суккубы, всё интересное сфотографировал, в журнале зарисовал и записи сделал.

– Смотреть будешь? – спросил у коллеги.

– Нет. Я всё нужное видел. Закрывайте.

Ученый снял зажимы, удерживающие разрез открытым. Кожа легла на место и начала срастаться. Энергии у демоницы было много, лечение шло быстро.

– Ну что, готова домой отправляться? – уточнил Данила, когда разрез зарос полностью.

Суккуба угукнула.

Данила положил ей руку на лоб, чтобы не тратить лишней энергии, и пробормотал формулу изгнания. Тело демоницы мелко задрожало и перетекло в человеческую форму. Теперь на столе опять была распята красивая девушка, но в ее сознании уже не скрывался потусторонний гость.

– А с этой что? – поинтересовался Фома Эдуардович. – Под суд за приглашения демона в свое тело?

Наказания за такое были строгими. В случае корыстных побуждений – смерть, если есть смягчающие обстоятельства – пожизненное заключение в монастыре.

– Давай поговорим с ней, – предложил Данила.

Девушка была очень красива и совершенно нага. Если бы на столе лежала безобразная старуха с морщинистой кожей и вислыми грудями, ее бы просто отдали под суд, а красивую и молодую – жалко. Красивые и молодые, считал Данила, должны радовать окружающих и делать мир лучше, а не умирать на виселице. В этом убеждении он был не одинок. Многие мужчины готовы увидеть массу достоинств в красивой девушке, но не станут тратить время на поиски этих же достоинств у дурнушки.

У девушки изо рта вытащили стальной кляп.

Тут же ее лицо сморщилось, из глаз хлынули слезы.

– Ы-ы-ы-ы! – взвыла она.

От такого даже Фома Эдуардович смягчился. Пошлепал мягко девушку по щекам, водой на нее брызнул.

– Рассказывай, – бросил Данила.

Преступница взахлеб стала рассказывать.

История девушки оказалась похожа на десятки других девичьих историй столицы.

Приехала она из деревни, чтобы устроиться служанкой. Устроилась по рекомендации родственницы в дом к благородным. Работала там старательно. И всё было хорошо, пока сын хозяев не приехал в отпуск с военной службы. Наговорил девице комплиментов, вскружил простушке голову, а скоро и невинности лишил. Пока был в отпуске, она спала с ним. Потом он уехал, но обещал вернуться.

Оставил на память девице золотой медальончик, беременность и сифилис.

Осознав, что замуж ее никто брать не собирается, девушка впала в панику. Решила, что раз жизнь ее навсегда испорчена, можно пойти на крайние меры, тем более, что на мужчин она в этот момент была очень зла. Пригласила в свое тело суккубу, с условием, что та вылечит ее от болезни, избавит от беременности и сделает красивой. Так-то до этого случая внешность у нее была симпатичной, но простой. А теперь она – красавица необычайная.

Суккуба свои обязательства выполнила. А что в теле задержалась дольше, чем девица планировала, так право имела – девушка пустила ее, пока она не высосет полностью первого мужчину. А она полностью никого не высасывала, вот и решила, что может в таком гостеприимном месте подольше задержаться.

– Пустите меня, – жалобно всхлипывала девица, когда закончила рассказ.

– Как же тебя отпустить? – удивился Фома Эдуардович. – Ты совершила преступление. Демона в наш мир впустила. Он мог человека убить. Мы обязаны тебя под суд отдать, тебя повесят.

– Не убила же никого.

Данила молчал. Девушку ему было жалко отдавать под суд.

По глупости влезла в беду, и выход из нее нашла глупый. Но если людей за каждую совершенную глупость вешать, то останутся только серые скучные людишки, которые не совершают ошибок, потому что не совершают ничего.

И красивая, опять же. Суккуба на совесть постаралась, улучшая ее тело. Не дело такую красоту в монастырь прятать или на виселицу вешать.

Фома Эдуардович расковал девушку, та слезла со стола, зябко передернулась, стала одеваться. При этом лукаво поглядывала на мужчин. Чувствовала, что нравится им.

– Не отдавайте меня святошам, – нежным голосом попросила девица, надев панталончики. – Я вам отслужу.

– Отслужишь? Отслужишь, говоришь… А давай! – решил Данила. – Знаете, Фома Эдуардович, не буду я ее под суд отдавать.

Девушка услышала, что вешать ее не станут, улыбнулась лучезарно, глаза ее засияли.

– Как же это? – Фома Эдуардович удивился.

– У меня есть право самолично судить и приводить приговор в исполнение. Вот я ее и осуждаю на каторжные работы у меня на кухне. Кухарка от меня ушла уже два месяца как. Забеременела, рожать ей скоро уже, сказала, что теперь ей тяжко работать, будет семьей своей заниматься, мужем и детьми. И ушла. А новую я никак не найду. Хорошие кухарки к одинокому холостяку не пойдут, скучно им это, а плохие мне самому не нужны.

Потом нехотя добавил:

– А еще неохота мне со Святым Судом объясняться, почему девку под суд привел, а демона отпустил в Инферно. И убивать ее самому рука не подымается.

– Как зовут тебя? – повернулся Данила к девице.

– Фекла.

– Только ты, Фекла, больше демонов не призывай. Не люблю я этого.

Фома Эдуардович помолчал, потом ухмыльнулся:

– Ну, можно и так. А когда она тебе на кухне надоест, ты ее на каторгу ко мне передай, лаборанткой. Будет мне пробирки мыть и кровь с пола оттирать. Я ее еще и на машинке печатать научу, стану ей монографию свою диктовать.

* * *

По дороге Фекла ерзала на кожаном сиденье автомобиля, озиралась по сторонам и делала гордое лицо. Девушку радовало, что ее, такую красивую, везут по городу в этом чуде техники.

Автомобилей в Константинове было мало, а таких мощных приземистых кабриолетов, совсем не похожих на карету, и вовсе можно посчитать на пальцах одной руки.

– А откуда у вас автомобиль?

– Выписал из Штутгарта. Там конструктор Майбах недавно начал такие выпускать. Тридцать пять лошадиный сил!

– А до какой скорости он может разогнаться? – полюбопытствовала Фекла.

– На хорошей дороге – до семидесяти пяти километров в час, – улыбнулся лекарь. Быстрее галопа!

– Потрясающе!

Когда Данила съехал с проспекта на тихую улочку, на лице девицы промелькнуло разочарование. Она думала, ее в богатый особняк в центре города везут, а оказалось – нет. Конечно, географически дом находился почти в центре Константинова, на берегу Оби. Но полоска между Императорским проспектом и берегом была застроена небольшими домами, прячущимися среди садов и рощиц. Обычно такие дома покупали люди среднего достатка. Хотя близость реки, обилие зелени и привольное расположение дворов казались с первого взгляда большими плюсами, но и минус в этом был немалый: летом тут буйствовали комары и мошка, да и клещи в кустах попадались часто.

Автомобиль вкатился во двор, встал у дома. Хозяин вернулся, закрыл ворота.

– Смотри, – стал объяснять он. – Это мой дом. Двор и сам дом магически защищены от насекомых. Потому клещей и комаров здесь можешь не опасаться. Но по окрестностям ходи осторожно.

Девушка понятливо кивнула.

– Там, – махнул рукой Данила. – Железнодорожный мост. Днем незаметно, а по ночам по реке слышно, как составы идут. Но это ничего, к этому быстро привыкаешь. Напротив, на том берегу, – сортировочная станция. Там ночью обычно тихо, а вот днем – вагоны сталкиваются и гремят сцепкой, паровозы постоянно свистят и дымят. Но дым сюда через реку не доносит.

Как будто в подтверждение этих слов на крупнейшей сортировочной станции империи, обслуживающей не только Константинов, но и всю Транссибирскую железную дорогу, загудел паровоз, из его трубы вверх поднялся столб дыма, а затем громыхнул пустыми вагонами состав, к которому этот паровоз подсоединяли.

– А так тут хорошо. Спокойно. И центр города – до Дворцовой площади пешком минут десять.

Данила вошел в дом и пригласил девушку за собой. Фекла, перед тем, как войти, сморщила нос, хозяин не упомянул еще один минус – от реки тянуло влагой и немного – стоялой водой.

– Господин, простите… – замялась девушка. – А как вас называть?

– Точно! Представиться забыл. Зовут меня Данила Григорьевич Мышкин. Служу я советником по медицине в Императорском научном обществе. Можешь обращаться ко мне «господин лекарь», допустимо по научному званию – «господин доктор», или по чину – «господин коллежский советник», «ваше высокоблагородие». Впрочем, последнее я не люблю, длинно звучит.

– А Мышкин – это не из тех ли самых Мышкиных?..

– Именно. Моим отцом был князь Мышкин.

– Был? А теперь он кто? – не поняла Фекла.

– А теперь он покойник. А княжеский титул перешел моему старшему брату.

– Ага!

В этом простом возгласе было всё: и то, что Данила воспитан княжичем; и то, что князем и владельцем родовых земель он никогда не станет; и что потомственное дворянство свое он приобрел сам, за службу; и даже то, что свою магическую силу он получил от предков, которые, как и прочие высокородные со звериными фамилиями, произошли от оборотней.

Девушка не сдержала любопытства:

– Простите, а разве мыши бывают оборотнями?

Доктор глубоко вздохнул, но сердиться на нарушение субординации не стал.

– Бывают. Только когда мышь размером с человека, она еле ходит, силы мышц у нее не хватает такой вес таскать. Потому оборачиваются в зверей они крайне неохотно.

Фекла опасалась спрашивать, но следующий вопрос у нее был важным, не задать нельзя:

– А как так получилось, что вы своим решением меня от суда освободили? Если вы лекарь?

Данила еще раз глубоко вздохнул.

– Раз уж у тебя возник такой вопрос, ты получишь и ответ на него. Я не просто лекарь. Я еще и негласный полномочный агент Императорской службы по делам демонов. Мне даны полномочия искать, судить и наказывать преступников в делах, связанных с демонами. Но это – тайна. Никому рассказывать нельзя. Попробуешь рассказать – у тебя язык отнимется, – лекарь приложил руку ко лбу девушки и наложил на нее «обет молчания». – Ясно?

Фекла закивала.

* * *

Дом господина Мышкина был запущен. В нем давно не прибирались, а когда и делали это – делали без тщательности. Шторы не стираны. Пыль на подоконниках накопилась. Паутина в углах виднелась. Постель и скатерти несвежие. На кухне – беспорядок. Посуда вычищена плохо, начала обрастать нагаром. В общем, женской руки дому давно не хватало.

Хозяин показал, где что в доме находится, рассказал, где он покупает продукты, а потом оставил Феклу одну. Приказал отдохнуть, осмотреться, сходить на прошлое место службы за расчетом и вещами, потом продуктов купить, потом обживаться. Останется время – уборку начать, а не останется – просто ужин приготовить.

Данила оставил девушке денег на продукты и уехал разбираться со своим новым делом.

А Фекла… Фекла осмотрелась и решила, что она этот дом приведет в идеальный порядок. А когда дом приведет, еще и цветы высадит на лужайке перед ним. Вот следующей весной и высадит.

3. Начало расследования

Позаботившись, насколько мог, о своей новой служанке, Данила поехал в здание полицейского сыска, знакомиться с сыщиком Пинским. Именно тому поручили вести объединенное дело об освежеванных женских лицах.

Во время знакомства лекарь предъявил сыщику свой жетон Императорской службы, которую в обиходе чаще называли «Демонкой».

Господин Пинский оказался лысоватым плотным мужчиной с короткими седыми усами. Говорил он на петербургский лад, слишком мягко и правильно, не так, как сложилось в столице, где образовался целый котел из разных народов.

Основу населения города Константинова заложили строители моста через Обь, железной дороги и самого города. По большей части они были из крестьян и бедняков, привезенных в голодные годы из Польши, Малороссии и Нечерноземья. Большую лепту внесли донские казаки, поволжские татары, сибирские народы, живущие в близких окрестностях города, и казахи, до земель которых отсюда совсем недалеко. После присоединения Российской империей северного Китая и Кореи в городе появилось множество восточных людей, которые, впрочем, старались держаться отдельно. Ну а когда столицу перенесли сюда, много благородных из Петербурга переехало, со слугами и домочадцами, и даже часть крестьян переселили со своих родовых земель к новой столице.

– Все дела мне в картотеке выдали, могу дать вам почитать, – сыщик указал на стопку папок, лежащую на его столе. – А более мне вас нечем порадовать.

– А что охотники Ковена говорят?

– Говорят – найдете демона, сообщайте нам безотлагательно, мы его убьем. А как искать – сами толком не знают.

– И почему демон так странно действует, тоже не знают?

– Не знают. Сами поражаются, не видали такого раньше.

* * *

У каждой местности, у каждого народа есть свои особенности демонов, с которыми приходится иметь дело.

Вообще, демоны делятся на три категории.

Самая простая – неразумные чудовища. Они оставляют собственное тело в мире Инферно, в спячке, и вселяются в тело земного животного, сразу же превращая его в «родную», демоническую форму. При этом выполняется закон сохранения, демон получается того же веса, что и исходное животное.

Наименьший размер, который позволяет жизнеспособное вселение – с мышь. Бывает, демоны пытаются вселиться в более мелких тварей, но сразу гибнут. Демонологи считают – это потому, что все демоны – теплокровные, у мелких животных, вроде насекомых или червей, потери тепла оказываются так велики, что они не успевают их восполнить питанием.

Сразу после вселения и превращения чудовища сталкиваются с неблагоприятной внешней средой. Зимой в холодных краях гибнут от холода, в пустынях – от перегрева или недостатка воды.

Если чудовищу повезло, и оно не погибло сразу, оно встречается с земными животными. И тоже, как правило, гибнет. Потому что самые приспособленные для, скажем, тайги виды – те, кто в этой тайге живут тысячелетиями. Олени от чудовищ убегают, и те мрут от голода. Тигры на них охотятся, небольшим чудовищам – ломают шею ударом лапы, крупным запрыгивают на спину и грызут их, пока жертва не упадет от потери крови и сил. Волки нападают стаей, уворачиваются от клешней и жвал, кусают сзади, лапы отгрызают. Кабаны бьют клыками, проламывая бока. Медведи грызут голову или бьют лапой. Мало какие чудовища выживают.

А вот те, что выживают и находят удачный способ охотиться, начинают расти. Чаще такое случается в море, бывает – вырастают до кракенов громадных размеров. И тогда их находят люди и уничтожают пушками, гранатами или огнем.

Из-за такой высокой смертности чудовища – наименьшая головная боль для людей.

Следующая категория – разумные вселенцы. Они могут вселиться и в животное, но радости им от этого мало, потому стремятся найти человеческое тело. Чтобы вселиться в человека, надо получить от него приглашение или разрешение. Заключить с ним договор. Так поступают суккубы, например.

И третья категория демонов – оборотни. Эти отличаются тем, что на Земле они не гости, они живут тут постоянно.

Наукой доказано, что демоны не могут иметь больше двух форм, потому у оборотней есть звериная форма и человеческая, а чудовищной нету. Из-за этого оборотни полностью переселились на Землю, в Инферно им без чудовищной формы не выжить. Хотя, если верить исследованиям Фомы Эдуардовича, суккубы тоже в своем роде оборотни, и их звериная форма, взятая с Земли, удачно прижилась в родном мире.

Но и для оборотней выполняется закон сохранения.

Вот, скажем, в Китае, где Данила недолго служил в Харбинской губернии, мало диких животных, все плодородные земли давно, много веков назад, обработаны. Потому демоны в звериной форме там бывают, но обернуться в человека обычно не могут – вес не подходит. У коров или лошадей он слишком большой, такой человек станет заметен, а значит – этот облик сразу вызовет подозрения. Да и не любят демоны травоядные формы – в них слишком много времени приходится тратить, чтобы набить брюхо. А у птиц, рыб или лис вес слишком малый. Конечно, демоны со временем нашли способ оборачиваться в человека. Очень крупную лисицу или рыбу можно раскормить до веса миниатюрной женщины. Вот и появились в Китае оборотни-лисы и оборотни-карпы. А еще там с давних времен остались драконы. Раскормившихся больших драконов-чудовищ давно всех перебили, остались только драконы-оборотни, но и такие встречаются редко, живут себе спокойно среди людей, вреда не делают.

В Центральной Азии с животными для вселения демонов совсем плохо. Потому там встречаются оборотни-пэри, с формами птицы и крошечной девушки. Еще, говорят, бывают девушки-змеи. У этих – человеческое тело нормальное, зато змея из них получается огромная. Встречаются там зашедшие из Сибири или Индии оборотни других форм, их узбеки и туркмены называют дивами.

В Европе, а особенно в России, демонам проще – тут самой удобной звероформой для оборотней стали волки, еще рыси и небольшие медведи подходят для этого.

Столичные охотники Ковена привыкли к местным формам демонов.

В городах это чаще всего суккубы и прочие посетители, которые вселяются в тело живого человека временно, по его приглашению.

В сельской или лесной местности часты оборотни-волки, они существа проблемные, нарушителей часто приходится убивать. Иногда встречаются любопытные и легкие на подъем оборотни-лисы, приехавшие из Китая, но эти ведут себя мирно, обмануть или украсть курицу могут, а убивать людей – это не их.

Иногда около столицы, как и везде, появляются чудовища – демоны в их «родной» форме. Обычно такие сами гибнут, а если выходят к людям – местные жители их забивают копьями-пальмами с широкими рубящими наконечниками, за помощью к властям обращаются редко.

* * *

Сыщик предложил Даниле чаю. Чай у него оказался хороший, лекарь за время службы в Харбине научился в чаях разбираться.

– Вот, сударь, собственно, и всё, что я могу, – положил перед Данилой стопку папок Пинский. – Садитесь, читайте материалы. Если что подскажете, буду рад.

Мышкин просмотрел папки с документами. Фото жертв, «до» и «после». На снимках «до» – женщины, молодые, но не слишком. Внешне ничем друг на друга не похожи – есть и восточные, а среди русских есть и блондинка, и рыжая, и темноволосая. И еврейка имеется, из польских евреев. Мусульманок разве что нету.

В каждой папке – исходные данные жертв выписаны на отдельном листе. Протоколы допросов. Данные проверки следов демонической энергии.

Какая-то мысль засвербела в мозгу.

– А ведь они все замужем, – понял Данила. – И всем – около тридцати.

– Это я заметил, – откликнулся Пинский, писавший за своим столом какой-то документ. – Пожалуй, это единственное общее, что объединяет жертв. Вот только что из этого следует?

Данила лихорадочно стал рыться в листах. В одной папке, в другой, третьей… Разочарованно отстранился.

– Черт! Была идея, что демон в мужей вселяется. Но нет – их проверяли на остаточные следы энергии.

Более спокойно досмотрел папки. Разложил их на столе по порядку.

– Что думаете по этому поводу? – сыщик поднял голову от бумаг и выжидающе уставился на Данилу.

– Думаю, речь идет не об оборотне, не о человеке-колдуне, и конечно же не о чудовище. Это демон-вселенец. Но это очень странный демон.

Пинский разочарованно скривился:

– Это нам ничего не дает.

– А вот и нет! Дает! Кто-то этого демона в свое тело пускает. И вот этого кого-то мы и можем найти.

Пинский отхлебнул остывший чай, поморщился.

– Есть еще одна странность. Не знаю даже, как сказать… В общем, все они по-своему красивы, или по меньшей мере милы.

Данила скептически посмотрел на фото еврейки, потом – китаянки, иронично поднял брови.

– Да-да, – покивал сыщик. – Именно. Они все миловидны. Но заметить это может только мужчина, который относится к их народу. Или, скорее даже, любитель. Да – именно, любитель такого типа женщин. Я взял стопку снимков и спрашивал наших парней, какие женщины им кажутся привлекательными. И каждый выбрал разных. Китаец и кореец выбрали восточных красавиц, другие – кто темненьких, кто светленьких… Но на каждую карточку нашелся свой поклонник. Вот так вот.

– То есть, Давид Борисович, вы считаете, что все эти женщины красивы, но…

– … Но если преступник выбирал их именно за красоту, тогда преступников должно быть несколько. И мне совершенно не приходит в голову, что может объединить таких разных преступников.

Данила вздохнул. Дело выглядело спутанным, как груда бирюлек. Но как с такими делами поступать, он знал – надо брать грабельки и откатывать по одной бирюльке в сторону.

«А посему – пора откланяться», – решил он.

И откланялся.

* * *

Сначала Данила направился в особняк князей Бряцких. Ожидаемо, самого князя там не оказалось, тот был на службе, в императорском дворце. А вот жена его оказалась на месте. Впрочем, где ж ей еще быть?

– Сочувствую вашему горю, сударыня, – поклонился Мышкин княгине, когда она спустилась в гостиную.

На лице женщины была повязка, скрывающая уродливую рану. Отверстия были оставлены только для глаз и рта.

– Я уже всё рассказала полиции… – говорила княгиня устало и безнадежно.

– Что врачи говорят?

– Кожу на лицо пересадили… с другого места. Теперь медик-колдун каждый день приходит, лечит, чтобы шрамы остались не такими заметными.

– Вы не волнуйтесь, если нервы надрезами не задеты, то шрамы будут почти не видны. Я знаю, сам врач и маг.

– Ах, сударь, не успокаивайте меня, – взмахнула кружевным платочком княгиня.

Ничего нового Мышкин не узнал. Единственное – что княгиня, судя по повадкам, была уверенной в себе особой, видимо, пользовалась успехом у мужчин, не прочь была пококетничать, уделяла много внимания своей одежде. Вела женщина образ жизни необременительный – к двум ее детям были приставлены няньки, домом управлял дворецкий, муж целыми днями занят на службе, сама же княгиня бывала в театре, посещала литературный кружок, наносила визиты подругам и часто гуляла в парке.

Прислуга тоже ничего сообщить по делу не смогла. Никто ничего не видел. Дом ночью был заперт, следов проникновения не нашли. Но особняк большой, входов и окон в нем много, умелый вор сумел бы найти путь.

– Во дворе ночью собаки бегают, охраняют, – уточнил дворецкий. – Они бы постороннего почуяли.

Данилу этот довод не убедил – неизвестно, какими магическими силами владеет демон, который совершил преступление. Не так уж сложно усыпить или припугнуть собаку, чтобы молчала.

* * *

Следующий разговор, с князем, состоялся во дворце, в его кабинете.

Бряцкий был угрюм.

Он оказался старше жены лет на пятнадцать. Крепок, еще не старик, но здоровье и силы уже идут под уклон.

Вел он себя властно и высокомерно. Как и должен вести себя вельможа с обычным служакой. Впрочем, князь проявил вежливость, снизошел до того, чтобы уточнить, из княжеского ли рода Мышкиных Данила, вспомнил парой добрых слов его отца.

– Есть ли у вас какие-то предположения, кто мог желать зла вашей супруге?

– Нет, – бесстрастно ответил Бряцкий. – Я мало знаю о жизни моей супруги за пределами дома. Не думаю, что она могла ввязаться в какое-то опасное дело.

Даниле показалось, что князь о чем-то недоговаривает. Но так умело это скрывает, что нет никакой надежды вывести его на чистую воду. Лицо опытного царедворца выглядело маской, сквозь которую Мышкин пробиться не сумел бы.

– Может, это у вас есть враги, которые могли отомстить таким экстравагантным способом?

От этого вопроса князь немного успокоился, напряжение в его позе исчезло. Это Данилу насторожило – при упоминании врагов обычно человек напрягается, а этот расслабился.

– Врагов у меня множество. Я человек значительный. Но мстить так? Нет. Они бы не стали.

Разговор ни к чему не привел. Ни к чему явному, кроме легкого ощущения, что что-то тут не так.

* * *

Глянув на часы, Данила Мышкин решил, что на сегодня сделал достаточно. Разъезды по городу и разговоры заняли больше времени, чем ожидалось.

Дома его ждал вкусный ужин. Стол был застелен свежей скатертью, посуда сервирована, как принято в благородных домах. Княжич от такого уже успел отвыкнуть, годы службы приучили его к простоте.

– Я не догадалась спросить, что вы хотите на ужин, – стрельнула глазками Фекла. – Так я уж решила приготовить пельмени со сметаной, пирожков со сливой напекла и компот сварила.

– С мясом пельмени? – уточнил Данила.

– С мясом, конечно. Мы ж не китайцы какие, в пельмени траву пихать.

Пока Данила пробовал еду, Фекла стояла рядом и смотрела – понравится ли. Очень ей хотелось услужить новому хозяину.

Лекарь глянул на нее, тут ему пришла в голову мысль, он спросил:

– Слушай, а ведь ты должна что-то помнить о том времени, когда в твоем теле демоница сидела.

Служанка густо покраснела.

– Да я не о том. Я о мыслях самой демоницы. Об ее воспоминаниях. Ты ее мир помнишь?

Фекла чуть успокоилась, сначала медленно, потом живее стала объяснять:

– Об Инферно почти ничего не могу сказать. Смутные картинки какие-то мелькали, но что на них и зачем – не знаю. А мысли демонихи кое-какие помню. Особенно когда она поначалу гуляла по городу, удивлялась всему сильно. Зданиям удивлялась, улицам, пролеткам, пышной одежде дам. Они там у себя, в Инферно, дико живут. Суккубы еще ничего, их старшие помнят, что на Земле увидели и узнали, так они себе хижины строят, в телеги неразумных демонов запрягают, оружие используют, копья и стрелы. А остальные демоны – совсем дикие, как животные.

Ничего нового в словах Феклы не было. Преступников, которые предоставляли свои тела демонам, Святой Суд перед казнью или пострижением в монастырь подробно допрашивал, Данила регулярно читал статьи, обобщающие эти исследования, а также – некоторые материалы допросов, хранящиеся в архиве. Те, которые касались особенно интересных демонов.

После подачи вечернего чая Фекла засмущалась, ожидая от господина дальнейших распоряжений. А распоряжений не последовало. Когда Данила сказал, что она свободна, по лицу у девушки промелькнули странные эмоции – то ли облегчение, то ли разочарование, то ли то, и другое одновременно.

4. Допросы

Утром Данила приехал в сыскное отделение, к господину Пинскому. Полицейский сыщик выслушал его рассказ о разговоре с князем, о подозрениях.

– Если мы, Данила Григорьевич, станем проявлять упорство и пытаться получить от князя и его семьи больше правды, ничего мы не добьемся. Скорее, наоборот, князь пожалуется нашему начальству. Не знаю, как в Демонке, а у нас, в полиции, такие жалобы сыщику могут большие сложности создать.

– С этим я, Давид Борисович, согласен. Но ведь князь не единственный муж пострадавшей женщины. А преступления все однотипно совершены. Надо других опросить повторно. Кто-нибудь нам расскажет, каким боком мужья замешаны.

Пинский улыбнулся довольно, отчего кончики его усов встопорщились верх.

– Хорошая мысль. Только давайте вдвоем этим займемся. Вы, Данила Григорьевич, мужчина молодой, видный, с манерами. Вы езжайте по домам и больницам, поговорите с дамами. С вами они будут охотнее общаться. А я – с мужьями, проедусь по тем местам, где они работают. Авось, за день управимся. Нам торопиться надо, пока еще кому-нибудь лицо не ободрали.

* * *

Данила выписал себе в блокнот имена и адреса пострадавших, даты нападений, да и поехал.

Первой, самой близкой от здания сыска, оказалась еврейка, жена богатого купца, который свое дело получил в наследство от отца. И отец его уже был богат, иначе не позволили бы ему переселиться в столицу из Польши. Для купцов-иудеев переселение становилось возможным при условии значительных ежегодных затрат на налог и взнос в купеческую гильдию. Конечно, не только купцам дозволялось селиться за пределами черты оседлости, достаточно было получить высшее образование и стать врачом, фармацевтом или инженером, чем многие евреи пользовались, чтобы вырваться из бедности польских местечек и городов.

Дом купца оказался и внешне, и внутри скромным. Богатство свое он не выпячивал.

Пострадавшая женщина встретила посетителя благожелательно. На лице – повязка, сама она измучена, но не грустит, ведет себя живо и свободно. Ей оказали медицинскую помощь, пересадили кожу на лицо, и колдун к ней приходит. Муж приказал денег на лечение не жалеть. Плохо, конечно, что придется ждать, пока заживет, и что шрамы останутся – нехорошо, но в ее жизни красота – не главное.

– Расскажите о вашей супружеской жизни? – вопрос выбил ее из колеи.

– Что там рассказывать. Я домом занимаюсь, детей ращу. Муж часто в разъездах по делам… – пожала она плечами.

– А на досуге что делаете?

– Откуда досуг, если дети у меня? Четверо.

– Вы няню не нанимали?

– Есть, есть служанка, она может с детьми посидеть, пока я на рынок хожу или еще куда.

Эта тема вызвала у женщины смущение. Но ничего конкретного Данила так и не выудил.

Перешел к вопросам о демонах – тоже ничего нового. Странных событий никаких не приключалось, со странными людьми не знакомилась, необычных животных не видела.

* * *

Следующим местом для визита стал китайский городок.

Хотя переселение китайцев и корейцев из их родных губерний ограничивалось, но не так строго, как для иудеев. Трудолюбивым крестьянам было позволено свободно селиться на всем юге Сибири на восток от Оби. В столице устроиться им было непросто, но возможно – кто-то по чиновничьей линии поднимался, кто-то – благодаря богатству, покупал право на строительство особняка. С присоединением китайской и корейской губерний население Российской империи выросло на четверть, так что сейчас никто не удивится, увидев человека восточной внешности в любом крупном городе.

Китайский городок в Константинове застроен богатыми домами, внешне напоминающими восточные. Но только внешне. Зимой в столице холод и снег, традиционные фанзы, представляющие собой сарай без потолка, с соломенными или глинобитными стенами, с обогреваемой дымом очага длинной лежанкой-каном, тут не подходят. Потому строят из кирпича и камня, с современными печами, с утепленными потолками, и только очертания крыш и раскраска стен напоминают о родных местах.

По дороге Данила полюбовался на многоярусную крышу высокой буддистской пагоды.

Когда он уже подъезжал к воротам нужного дома, обратил внимание на вышедшую оттуда миниатюрную женщину в китайском, а точнее – маньчжурском, традиционном широком платье-ципао до пят. Женщина эта шла нормальной походкой, а не семенила, как родовитые китаянки, которым в детстве бинтовали ступни. Но и на служанку она не походила – слишком гордую осанку имела, да и платье у нее шелковое, такие носить простонародью в Китае запрещено.

В голове Мышкина мелькнуло удивление, несоответствие отложилось в памяти, но значения ему он не придал.

В последний момент Данила решил взять с собой датчик энергий.

Один, попроще, был встроен в приборную панель его автомобиля. Он был включен всегда, если поблизости происходил всплеск, давал звуковой сигнал, маленький молоточек бил по стальной чашечке. Именно так Данила узнал о суккубе, которая кормилась в общежитии Политеха. Процесс ее насыщения датчик почувствовал метров со ста. И перевоплощение оборотня он мог заметить с такого же расстояния. Еще хорошо реагировал на демонов в чудовищной форме и на колдовство. Для других целей он подходил мало.

При осмотре мест происшествия Мышкин использовал другой прибор, более точный, допускающий переключение диапазонов чувствительности. Вот и сейчас он вытащил из ящика для перчаток небольшую брезентовую сумку, в которой лежал тяжеленький ящичек с переключателями, к нему подсоединялись проводами щуп и электроскоп на ручке. Сумку повесил на плечо и пошел в дом.

Его встретила служанка. Она провела его в комнату, которую можно было бы назвать гостиной.

– Госпожа сейчас придет, – тихо прошелестела китаянка и удалилась.

Скоро появилась хозяйка дома.

Она семенила крошечными шажочками, покачивая бедрами. Под краем длинного платья мелькали маленькие шелковые туфли с вышивкой, больше похожие на остроносые копытца. Китайские поэты называли такую походку «ивовый побег, овеваемый утренним ветерком».

Китайцы – большие ценители поэтических названий. Когда они говорят, что ножки девушки похожи на золотые лотосы, это значит, что восьмилетней девочке сломали пальцы ног и кости ступни, потом согнули и сильно прижали стопы к ноге и в таком положении плотно бинтовали, пока кости не срастутся. И потом до старости женщины продолжают бинтовать ноги, поддерживая скрюченную форму ступней. Из-за искалеченных ног знатным китаянкам больно ходить, они могут опираться только на пятки, потому и семенят так потешно. Надо заметить, китайские мужчины не стремятся видеть, как выглядят эти «золотые лотосы» на самом деле, женщины должны даже в постели с мужем находиться с забинтованными ногами и в матерчатых туфлях. Этому обычаю, калечить ноги старших в роду девочек, предназначенных для продажи в наложницы, тысяча лет. Кроме Китая он не прижился нигде, даже в соседних Корее и Вьетнаме. Но именно это стало поводом для гордости китайцев, которые объявили весь остальной мир дикарями, потому что нигде, кроме Поднебесной, не бинтуют девочкам ноги.

В обычное время на лице богатой китаянки лежал бы толстый слой желтоватой пудры, брови были бы нарисованы черным, а губы – красной помадой. Сейчас всё это заменяла повязка.

– Позвольте, я проведу измерения, – предупредил Данила и поднес к китаянке щуп датчика.

Лепестки электроскопа резво раздвинулись в стороны, показывая высокий уровень остаточной энергии. Мышкин озадачился, глянул на свою сумку, чтобы проверить установленный на приборе уровень.

– Вас только что лечили колдовством? – догадался он.

Китаянка закивала головой.

– Оборотень это делал? – предположил Данила, для человеческого колдуна уровень был высоковат.

Опять женщина закивала.

– Лисица?

Снова подтверждение.

С китайскими оборотнями-лисами люди не враждовали. Даже хорошо, что одна из них поможет несчастной жертве. «Хотя под таким слоем пудры, какой они носят, лица не видно, можно и не особо стараться», – мелькнула язвительная мысль.

Вопросы Мышкин стал задавать издалека.

Муж пострадавшей китаянки, как оказалось, происходил из рода одного из тех китайских генералов, которые за взятку продали провинции, которые должны были защищать.

Тогда импульсивный император Константин неожиданно для всех начал войну с одряхлевшим Китаем, который уже начали ощипывать англичане и американцы, на очереди стояли немцы, французы и японцы. Злые языки утверждают, что Константину просто хотелось сослать подальше Войско Польское. Он лично создавал его, еще до восшествия на престол, за счет русских денег и русского оружия. Но когда гоноровитые шляхтичи восстали против российской короны, Войско Польское без сопротивления сдало им все крепости. Императора это сильно обескуражило, и после того, как русские полки разгромили восставших, он решил услать ненадежных поляков туда, откуда разница между Польшей и Россией покажется не такой уж значительной. Конечно, и русскими полками восточную армию усилили, и казаками.

Армию послали на восток и вдруг оказалось – то, что почти невозможно сделать одним оружием, легко – если войска везут с собой сундуки с серебром. Китайские генералы, возглавлявшие гарнизоны двух малонаселенных северных провинций Китая, составлявших две трети Маньчжурии, за баснословные взятки без боя отвели свои войска на юг.

А потом дипломаты в Пекине закрепили сложившиеся границы договором. Поставили правящую династию перед выбором – либо Российская империя прихватит и третью провинцию, родную для маньчжуров, правящих Поднебесной, либо – ограничится двумя уже захваченными. Император Китая принял правильное решение. Ему еще денег в долг дали за это под два процента годовых. А потом в Поднебесной разразилась гражданская война, самая кровопролитная за всю мировую историю, восстание тайпинов. И Китаю, потерявшему в ней двадцать миллионов населения, стало не до России.

С Кореей тогда получилось еще проще – своего войска у нее не было. Китай ее не мог захватить, чтобы не вмешалась Япония, Япония – еще не готова была воевать с Китаем. Когда туда маршем через север Китая пришли русские полки, воевать с ними оказалось просто некому.

Итак, муж жертвы был человеком богатым. Он выписал себе жену из Китая. Как принято у аристократов-китайцев, главным критерием выбора стал размер ступни. Чтобы не больше десяти сантиметров.

Дальше жизнь женщины протекала богато и спокойно. Она радовала своей красотой мужа, рожала детей, на этом ее обязанности заканчивались. Праздный образ жизни был вынужденным – передвигаться без помощи носильщиков или хотя бы слуги она не могла из-за искалеченных ног, а делать что-то руками – мешали длинные ногти на мизинцах и безымянных пальцах. Судя по длине защитных золотых футляров, надетых на эти пальцы, ногти были сантиметров по десять.

– Так что, вы совсем не выходите из дома? – уточнил Данила.

– Выхожу, – тихонько ответила китаянка, опустив глаза. – У меня есть слуга, который мне помогает ходить и иногда возит на повозке.

Из этого дома после окончания беседы Мышкин вышел с чувством облегчения. Его вся эта восточная экзотика возмущала чрезвычайно. Очень хотелось кого-нибудь убить. То ли мужа китаянки, то ли родителей, много лет калечивших свою дочь, чтобы продать ее подороже, то ли ее саму, чтобы не мучилась.

Российский император пытался искоренить обычай бинтования ног в присоединенной китайской губернии. Возможно, ему это удастся, у маньчжуров этот обычай не так распространен, как у южных ханьцев. Впрочем, еще неизвестно – в Китайской империи это не удалось за сотни лет владычества ни монголам, ни маньчжурской династии. Мода на женщин с ногами-копытцами оказалась сильнее императоров.

«Во всем есть хорошее, – решил Данила. – По сравнению с болями в ступнях боль от раны на лице ей вообще неважна».

* * *

Разговор с кореянкой ничем особенным не запомнился.

Муж ее владел землей, на этой земле жили и работали их соотечественники. Люди они послушные, трудолюбивые, неприхотливые. Их труд год за годом обогащал семью. И работники были счастливы – жили сыто, мирно, по своим обычаям. А к холодным зимам они уже привыкли.

В доме и около его хозяйки датчик Данилы показал остаточную энергию. Кореянка подтвердила – тут тоже побывала оборотень-лисица, она лечила пострадавшую.

* * *

Следующая жертва, русская, была женой приказчика. Она находилась дома. Операцию по пересадке кожи ей сделали, но на помощь колдуна денег у семьи не было. Вместо этого врач выписал пациентке лауданум, настойку опия, – от боли и для успокоения нервов. Больная этой настойкой, похоже, злоупотребляла, добиться от нее каких-то связных ответов Мышкину не удалось.

Зато дома оказался муж несчастной. Муж находился в запое. Он пытался плакать и кричал:

– Это я! Я виноват во всем! Я не смог ей обеспечить достойную жизнь, – рыдал он. – Я – неудачник! Ничтожество!

Взаимосвязь между достойной жизнью и нападением демона Мышкину установить не удалось.

Устав от попыток понять невменяемого супруга и его не менее, хотя и по-другому, невменяемую жену, Мышкин решил исполнить свой врачебный долг. Он осмотрел раны пациентки. Они уже почти затянулись, эта жертва пострадала давно, одной из первых.

После осмотра лекарь прошелся по швам и наложил экономное, но полезное заклинание, которое рассасывает рубцы на ранах. Действует оно медленно, энергией подпитывается от самого пациента. Оттого не требует много сил или частых повторений процедур, а в условиях военно-полевой хирургии, которой частенько занимался Мышкин во время службы лекарем в полку, – это очень полезное качество. Вот и сейчас, в мирной жизни, пригодилось.

Данила попытался объяснить женщине, что он с ней сделал, и что она постепенно восстановит красоту. Не сразу, за несколько месяцев. И не полностью, но толстых рубцов на лице не будет. Кажется, пациентка поняла. По крайней мере она стала пытаться встать на колени и поцеловать лекарю руку.

На случай, если пациентка проспится и забудет его слова, Мышкин перед уходом написал сообщение на бумаге и оставил записку на видном месте.

* * *

На конец дня Мышкин оставил самых бедных пострадавших.

Первая из них, жена машиниста паровоза, подверглась нападению давно.

Как оказалось, в больнице для бедных ей просто делали перевязки, кожу не пересаживали, о помощи колдуна и речи не шло. Гостя она встретила в полотняной маске, надетой на уже зажившее лицо.

– Дайте-ка я посмотрю, – попросил Мышкин.

Рана уже зарубцевалась. Исправить что-то хирургически он возможности не видел. Исправлять магией – очень долго получится, площадь рубцов огромная.

– Что ж так-то, – вздохнул Данила от беспомощной злости на плохую работу врачей.

Вздохнул и стал накладывать заклинание, которое пусть медленно, но переработает рубцовую ткань в здоровую кожу.

– Вот… постепенно рубец станет зарастать, – пообещал он женщине. – Медленно, несколько лет потребуется, но хоть так.

Пациентка тихо заплакала. Потом заговорила:

– Я уж и не надеялась… думала – такое мне наказание от Бога… согрешила я.

– Как же вы согрешили? – Данила почувствовал, что зацепил ниточку, которая может куда-то привести.

– Мужу я изменила.

– А он знал?

– Узнал, когда я от него к другому ушла. Сейчас со вторым мужем я гражданским браком живу, десятый год уж пошел. С первым я венчана была, выходит – прелюбодействую я всё это время.

– Да? Ну, демонам наши грехи обычно без разницы. Хотя… скажите-ка мне, как вашего первого мужа зовут и где он живет?

Мышкин записал ответ себе в блокнот.

* * *

Последняя жертва демона лежала в больнице. Той самой больнице для бедных, где искалечили ненадлежащим лечением предыдущую.

Помощи пациентке врачи никакой не оказали, только промыли рану и делали перевязки. Еще лауданум ей давали от боли.

– Неужели нельзя было сразу кожу пересадить? И колдуна, колдуна почему не привели к ней? – ругался Мышкин.

– Нет у нас хирурга, который умеет пересадки кожи делать. Мы тут больше с нарывами и ампутациями дело имеем. А колдуна мы только к тем ведем, кто без его помощи умрет, колдун у нас один на всех, – защищалась пожилая медсестра. – А у нас каждый день – то дизентерия, то чахотка!

Кричать и требовать было бесполезно. Нельзя сделать то, на что не хватает средств. И, что хуже всего, персонал больницы давно привык к тому, что у них на руках умирают люди, которым можно было бы помочь, но помочь некому и нечем. Привык и смирился с этим. А испорченное лицо пациентки на фоне ежедневных смертей – это и вовсе мелочь.

Так было и с Мышкиным, когда в его полку разразилась эпидемия холеры. Он тогда тоже выбирал, кому помочь, а кого оставить умирать, потому что помощь потребует слишком много сил и их не хватит другим.

– Давайте я посмотрю, если не зарубцевалась рана, прооперирую, – предложил он.

– Не положено, – вяло возразила медсестра.

– Тогда приведите главного врача, пусть он положит!

Больная на пересадку согласилась. Главный врач – тоже.

Остаток дня Данила потратил на операцию. Срезал у больной с бедер полоски кожи и прилаживал их на лицо. Работа вроде несложная, но очень кропотливая – неровно кусок кожи пришьешь, потом никакая магия не спасет пациентку от уродства. Закончил с лицом – глянул удовлетворенно, вроде всё ровно легло. Быстро стянул швами свежие раны на бедрах.

– Я к вам завтра приду, заклинание наложу и допрос проведу. А то так и не допросил больную, – попрощался Данила с медсестрой, когда закончил. – Как после наркоза проснется, скажите ей – всё хорошо с ее лицом будет.

5. Первые идеи

Утром Данилу разбудил игривый девичий голос:

– Вставайте, барин, завтрак уж готов.

Нос почуял запах кофе и оладий. От такого приглашения было сложно отказаться. С тех пор, как беременная кухарку ушла, гордо неся впереди себя большой живот, Мышкину приходилось готовить себе завтрак самому, и он ограничивался творогом, а то и просто куском хлеба с маслом. А тут вот – горячие оладьи. А к ним – ягоды, протертые с сахаром, и сметана.

Фекла стояла у стола, готова была услужить. Она бросала игривые взгляды, улыбки ее обещали раскрыть все тайны блаженства. Молодая, красивая, опрятная. Смотреть на нее оказалось приятно чрезвычайно. И не улыбнуться в ответ невозможно, отчего настроение доктора само по себе, без особых причин, поползло вверх.

«Как же хорошо, когда есть прилежная прислуга!» – порадовался за себя Данила.

«А ведь быть женатым может оказаться еще лучше», – пришла в голову Мышкина неожиданная мысль.

– Я вам, господин лекарь, рубашки сегодня постираю, – подтвердила эти мысли Фекла. – А на обед уху сделаю и к ней – расстегаи с рыбой. Вы же на обед приедете домой?

– Приеду. Определенно, приеду.

Данила в самом благодушном настроении сбежал с крыльца и направился к автомобилю, когда чувство опасности заставило его быстро повернуть голову.

В нескольких шагах от него под кустом сидела большая, размером с крупную собаку, лисица. Ярко-рыжая, с белым кончиком хвоста, который обернулся вокруг ног. Сидела и нагло пялилась на Мышкина. Посмотрела ему прямо в глаза, улыбнулась, грациозно развернулась и, взмахнув напоследок пушистым хвостом, исчезла в зарослях.

Лекарь остановился, глядя на кусты. Запоздало подумал, что стоило бы позвать оборотницу, познакомиться с ней, но сейчас уже поздно, наверное. Убежала. Чего, спрашивается, приходила?

* * *

В кабинет сыщика Пинского Данила пришел в приподнятом настроении.

Давид Борисович заварил свежего чаю.

Сели. Сначала Мышкин, сверяясь с записями в блокноте, рассказал, что он узнал. Потом сыщик своими сведениями поделился.

– Ладно, давайте-ка мы, Данила Григорьевич, подведем итоги.

С этими словами Пинский надергал из папок фото жертв, подошел к меловой доске, висящей на стене, как в школьном классе. Кнопками прикрепил фото вдоль верхнего края доски.

– Самый важный у нас князь Бряцкий с супругой. Князь – заметный человек при дворе, супруга ведет праздный образ жизни. С князем я еще позавчера поговорил, и вы с ним говорили.

Следующий – китаец с женой. Муж важное лицо, в своей общине – аристократом считается, напыщенный до невозможности, в лицо улыбается, а что думает – не поймешь. Жена его сидит дома и полностью от него зависит.

Следующие – корейцы. Муж – землевладелец, почти все время проводит в своих владениях, поговорить с ним я не смог. Жена ведет хозяйство в городском доме.

Еврейская чета. Муж – богатый купец, одних платежей за промысловое свидетельство полторы тысячи рублей в год выплачивает, чтобы иметь право в столице жить. Часто в отъезде по делам, и сейчас поговорить с ним я не смог. Жена – занимается хозяйством и детьми.

Семейство приказчика. Муж запил и на работу не ходит, жена опиумной настойки наглоталась. Вы с ними говорили.

Семья машиниста паровоза. Живут в гражданском браке. Машинист на сортировочной станции работает, не пьет, выглядит человеком основательным, хоть и не богат. Жену любит, говорил о ней с теплотой, переживает.

И та жертва, которая в больнице. Она работает на фабрике, муж ее – прислуживает на кухне в ресторане, в картотеке есть записи о приводах – пил он, бил жену, соседи жаловались.

Сыщик замолчал.

Постояли, поглядели на доску с развешанными фото и подписями под ними.

– Получается, многие мужья часто бывают в отъезде, а жены почти все дома сидят, – сделал вывод Мышкин.

– Именно.

– И в целом большинство жертв – люди не бедные. Трое – небогаты, но если посмотреть, то в городе на одного князя или купца первой гильдии тысячи рабочих и приказчиков, а среди жертв соотношение совсем другое.

– Получается, так. И всё же есть люди небогатые. Что их может объединять? Где они могут встретить того, кто стал носителем демона? И не просто встретить, а заинтересовать его! Где жена князя может встретиться с женой машиниста или фабричной работницей?

– Да хоть бы и на улице. Демон же, ему несложно найти подход к жертве.

– Работницы и княгини по одним улицам редко ходят. А китаянка? Она без сопровождающего вообще выйти из дома не способна.

Мысли забуксовали.

Ну а раз пока придумать ничего не получается, значит надо новую информацию искать.

Мышкин поехал в больницу, к своей пациентке, а сыщик пошел в картотеку, искать данные на первого мужа гражданской жены машиниста. Мало ли?

* * *

Женщина в больнице оживилась. Она была слаба – разворошенная во время операции обширная рана отнимала у организма много сил. Зато настроение ее сменилось с тупой обреченности на тихую радость ожидания.

Сначала Данила осмотрел лицо пациентки, провел с ним колдовские манипуляции. Потом раны на бедрах осмотрел, откуда кожу для пересадки брал. Там тоже заклинание наложил, чтобы заживало быстрее и шрамов не осталось.

– Ну вот, теперь швы заживут и постепенно сами рассосутся. За пару месяцев, думаю. Зудеть будет, но лауданумом баловаться не рекомендую, если острой боли не будет. Что дальше делать – местные врачи разберутся.

– Спасибо, доктор! – стала хватать Мышкина за руки благодарная пациентка.

– Не надо благодарностей. Вы мне лучше на вопросы ответьте…

Женщина готова была выполнить любую просьбу спасителя, отвечала подробно и откровенно.

Первые вопросы – было ли что-то необычное, знакомилась ли с новыми людьми и прочие похожие, ничего не дали.

– А как вы с мужем живете? Хорошо ли? – Данила вспомнил, что в картотеке были данные по приводам ее мужа за побои.

– Да как сказать, – смутилась женщина. – Сам он из казаков, характер пылкий, к воле привык, а телом не вышел – хлипок. Постоянно из-за этого в истории попадает. То он подерется, то его побьют… И пить любит, чего уж тут сказать. Из-за этого с хорошего места его выгнали, уже несколько лет мыкается, болтает его туда-сюда, как говно в проруби. Вы уж простите, я по-простому…

Взгляд доктора упал на тумбочку больной. Там стоял пакет с печеньем.

– Муж принес? – кивнул он на него. – Заботится?

Женщина покраснела. Под повязкой этого не видно, да и нечему там краснеть, а вот шея – покраснела, бывает такое у белокожих.

– Нет. Супруг мой к заботе не приучен. То ластится, а как нужда – не найдешь его. Есть у меня знакомый, вот он и принес.

– Знакомый?.. То есть… любовник? – уточнил Мышкин тихо.

– Ну, да… – потупилась женщина. Лицо спрятано, а глаза – блестят, и губы улыбаются.

Что-то в голове у Мышкина щелкнуло, вспомнилось, как другая жертва говорила, что в грехе живет, в гражданском браке.

– А муж знает?

– Нет, конечно. Он горячий, драться бы сразу полез, – женщина задумалась. – А может, не полез бы, а напился…

– Как он на нападение на вас отреагировал?

– В ту ночь он ночевать не пришел. Уже в больнице меня увидел. Виноватым выглядел, прощения просил, что пьянствовал. Плакал, руки целовал. А потом приходить перестал, запил опять, наверное.

Мышкин взял у пострадавшей имя и адрес ее любовника и откланялся. Нужно было обсудить с Пинским новую идею.

* * *

Пинский успел просмотреть картотеку, там бывшего мужа жены машиниста не оказалось. Значит, приводов у него не было. Сыщик переговорил с околоточным и дворником. Те семью эту помнили очень смутно. Жили они тихо, таких не запоминают. Потом куда-то перебрались, в их квартире поселились другие люди.

Пинский решил довести дело до конца и съездил на почту, где служил искомый муж. Там его вспомнили. Сказали, что был он тихим и прилежным служакой, потом жена ушла, и стал он увлекаться всякими изобретениями. Говорил вроде, что затвор какой-то особенно хороший изобрел. Чем он хорош – на почте не помнили. Еще о какой-то смоляной ленте говорил, тоже изобрел. Для чего – непонятно.

– А потом он сказал, что хочет начать свое дело и уволился с работы, лет пять тому или даже больше. Нового адреса его узнать не удалось, – развел руками сыщик. – Но ничего удивительного в этом как раз нет. Времени много прошло, люди переезжают, такое не редкость.

– А у меня есть мысль…

Мышкин рассказал о наличии у одной из женщин любовника, о том, что еще одна в грехе живет, и предположил, что и у других могут быть.

– Надо еще раз всех опросить. Есть ли любовник, если есть, то кто, знал ли муж, – бодро закончил лекарь.

– Думаете, Данила Григорьевич, они признаются? – с сомнением хмыкнул сыщик.

Данила пожал плечами.

– Вы попытайтесь, но на многое не рассчитывайте, – сыщик задумался. – Так-то все сходится. И возраст подходящий, и миловидность, и мужья им мало времени уделяют… Ума только не приложу, как китаянка это делает? Неужели не боится прямо дома?

– Не думаю, что дома. Там слуги вокруг. Муж, если узнает, может ее шелковым шнурком задушить, или домой к родителям с позором вернуть. Хотя может и не вернуть, это как он решит.

Решили, что Мышкину надо еще раз проехаться по жертвам, задать им вопросы о любовниках.

* * *

Перед продолжением допросов Мышкин съездил к себе домой, там плотно и вкусно пообедал.

«Определенно, присудить Феклу к каторге на моей кухне – замечательная мысль!» – радовался лекарь.

Девушка готовила без особых изысков, но пища была свежей, здоровой и приготовленной со старанием. Особенно расстегаи удались – тесто мягкое, пышное, чуть сладкое, начинка рыбная сочная, пряная, с корочкой сверху. К ухе Данила умял целых четыре штуки.

И на саму Феклу приятно посмотреть. Вся такая ладная, ловкая, улыбается.

«Хорошо!» – отвалился от стола довольный лекарь.

* * *

Самой перспективной для допроса казалась жена приказчика, пристрастившаяся к настойке опия. Во-первых, была надежда, что теперь она немного придет в себя, и с ней можно будет осмысленно поговорить. Во-вторых, ей будет сложно врать и изворачиваться, если она попытается что-то скрыть.

Женщину удалось застать дома одну. Она выглядела нервной, но не сонной, что для разговора было неплохим вариантом.

После расшаркиваний Мышкин перешел к сути:

– Я никому не скажу о содержании нашего разговора. Мне очень важно, чтобы вы ответили правду.

Дал время осознать важность момента и продолжил:

– Изменяли ли вы мужу?

Женщина задергалась, занервничала. После уговоров призналась:

– Да, есть у меня любовник. Муж мой в делах не слишком удачлив. А он…с ним мне спокойно. Хочется ведь иногда и в ресторан сходить, и в театр. И подарки его приятны. Не столько сами подарки, сколько возможность узнать, какая может быть жизнь, в которой не нужно экономить и бояться.

– Уйти к нему думали?

– Женат он, не станет он ради меня свою семью рушить.

– Любите его?

– Не то, чтобы люблю, – женщина стыдливо улыбнулась. – Хорошо мне с ним. Надежно.

Мышкин взял фамилию и адрес любовника. Пообещал, что поговорит с ним тайно, не столько даже поговорит, сколько проверит датчиком на посещение его тела демоном.

* * *

Окрыленный первой удачей, Данила отправился по другим пострадавшим.

В доме еврейки он попал в разгар скандала. Когда он подходил к дому, услышал темпераментные крики на нерусском языке. Не успел постучать молотком в дверь – пожилой иудей в черном пиджаке, с пейсами, свисающими из-под шляпы, выбежал из дома, чуть не сбив его с ног, уселся в свою пролетку с ожидающим кучером и уехал.

Когда служанка открыла, Мышкина встретила плачущая хозяйка дома.

– Что это было? – после высказывания утешений поинтересовался лекарь.

– Он всё знает! – шмыгнула носом женщина.

– И что теперь?

– Грозился, что разведется…

Оказалось, муж приехал из деловой поездки, жена пожаловалась на то, что ей тяжело, он возразил, что тоже не отдыхать ездил. Оба супруга были людьми темпераментными, слово за слово… В конце концов муж заявил, что она сама во всем виновата и он знает, что у нее есть любовник. Еще и сказал, что не уверен, что их дети от него. Последнее обвинение обижало неверную жену больше всего, потому что дети таки были от мужа.

Любовником ее оказался молодой аптекарь, тоже иудей. Мышкин записал его данные.

* * *

Почувствовав кураж, Мышкин поехал к восточным красавицам.

От кореянки ничего добиться не удалось. Молчала, мягко улыбалась с непроницаемым лицом, отрицала измену.

А вот с китаянкой разговор получился более интересным.

Та сначала испугалась, напрямую отвечать на вопрос не стала. Мышкин пошел обходным путем.

– Хороши ли отношения у вас с мужем?

Женщина помялась, потом тихо ответила:

– Я уже не так молода. Он привез себе другую наложницу и с тех пор уделяет мне мало времени.

– А вы, наверное, скучаете и нуждаетесь в утешении?..

В ответ – быстрый взгляд исподлобья и молчание.

– Если бы вы решились получить такое утешение, вы могли бы принимать гостей в доме?

Испуганный взгляд.

– Но наружу вы выходите только со слугой?.. А нельзя ли мне поговорить с этим слугой?

Снова испуганный взгляд:

– Зачем вам? Он ничего не скажет. Он и русского не понимает почти.

– Это он?

Почти незаметный кивок.

– Но не в доме?

Легкая улыбка.

– Место. Мне нужно знать место.

– Я позову его и прикажу показать вам.

После получения инструкций от хозяйки слуга, молодой китаец, почти не разговаривающий на русском, показал куда ехать. Оказалось – они встречались в меблированных комнатах, которые можно было снять на день, на ночь или и вовсе всего на несколько часов.

6. Меблированные комнаты

Заведение находилось на задворках Императорского проспекта. Здание было перестроено из двухэтажного кирпичного барака. Когда-то в нем жили строители или рабочие. А теперь здесь центр столицы. Рабочим это место больше не по карману, для богатых жильцов планировка не подходит. Вот и выкупил кто-то весь дом, и переделал его под сдачу комнат приезжим и тем, кому зачем-то нужно укромное место вблизи от Императорского проспекта.

Над входом висела скромная вывеска «Меблированные комнаты мадам Розы». У входа – конторка, за ней сидит немолодая консьержка, по виду – из иудеев. Как оказалось – это и есть мадам Роза.

Мышкин вошел в здание с датчиком энергий наперевес. Датчик четко указывал – демон тут бывал, и не просто бывал, а применял магию, причем недавно, может вчера.

– А вы шо еще тут делаете? – возмутилась мадам.

Данила без лишних слов показал медальон Демонки.

– Ой-вей! – женщина охнула и схватилась пухлой ладонью за мясистую левую грудь. – Шо ж теперь будет?

– Телефон есть?

– Есть, есть аппарат. У нас место приличное! Может, и вам пригодится? Я бы скидку сделала. У нас чисто, тихо, порядок во всем. И вопросов не задаем.

Данила покрутил ручку телефонного аппарата, вызвал телефонистку, попросил соединить с сыскной полицией, позвать к телефону сыщика Пинского. Стал ждать, пока тот придет.

– Вы бы спрятали свою штуку, – показала мадам толстеньким пальчиком на щуп датчика. – А то постояльцы испугаются. Многим из них чужой интерес неудобен. Кто амар сюда приводит, кто шкур.

– Кого?

– Любовниц и проституток, если по-вашему. Для блуда. У нас кровати хорошие, постели чистые, насекомых нет, колдуна приглашаем их гонять.

– Ну, если насекомых нет, тогда да, достойное место… – пробормотал Данила. – Но мне без надобности. Я неженат. Могу спокойно дома блудить.

Наконец, к телефону подошел Пинский. Данила объяснил ему, что нашел место, где, предположительно, демон знакомился со своими жертвами. И место это следует осмотреть, а хозяйку – допросить. Сыщик пообещал скоро прийти. Ему даже извозчика нанимать не придется – тут пешком недалеко.

* * *

– Вы, ваше благородие…

– Высокоблагородие, – поправил Данила.

– Высоко… благородие. Вы не могли бы подождать в моей комнатушке, чтобы постояльцы вас не видели? У нас и так какая-то шняга в последнее время творится, тут еще и вы.

– Я просто «отвод глаз» накину. А вы пока расскажите, что за «шняга» у вас.

Мышкин накинул на себя отвод глаз. Мадам сначала закрутила растерянно головой, потом, когда он заговорил, увидела его снова.

Стала рассказывать. Оказывается, несколько постоянных клиентов перестали в последнее время приходить, а один еще и скандал устроил. Сказал, что его кто-то прямо в номере сфотографировал в крайне неприличном виде.

– Прямо в номере? – ошарашенно застыл Данила.

Он представил, как в заведение мимо мадам Розы пробирается фотограф с деревянным ящиком фотоаппарата на треноге, влезает в номер, прямо во время совокупления делает снимок, ослепляя любовников вспышкой магния… «Нет, невозможно!» – помотал головой Мышкин.

Прокрасться под «отводом глаз» один раз можно, но это ведь неоднократно происходило, если постоянные клиенты бегут. И вспышку магния никакой «отвод глаз» не спрячет.

«Ну, фотоаппарат может быть и небольшим. Вон – у Фомы Эдуардовича он совсем маленький, в сложенном виде в небольшой саквояж легко поместится, – вспомнил он. – Интересно, где он взял такой?».

«Но вспышка магния – куда ее девать?».

Пока мадам говорила о своих бедах, пришли очередные постояльцы. Почтенный господин, по виду – служащий невысокого чина, с ним – скромно одетая молодая женщина, довольно милая и немного смущенная, они взяли номер до вечера. Мадам приняла оплату, выдала ключ от комнаты.

– А почему до вечера? – уточнил у мадам Данила, когда постояльцы отправились к номеру.

– Дешевле, чем на сутки снимать. Вечером и ночью у нас настоящий ажиотаж.

* * *

Как только пришел сыщик, мадам позвала коридорного, посидеть у входа вместо нее, а сама уединилась с гостями в своей комнате.

– Паспорт у вас в порядке? – сразу поинтересовался Пинский.

– Вот, – предъявила документ мадам. – Мой муж получил диплом врача и с молодости служит в городской больнице.

– А вы, значит, предпринимательством заняться решили.

– Номера – это мой гешефт, да. Возможность есть, так шо ж не заработать?

Опрос мадам Розы поначалу ничего не дал. Документы у постояльцев она не проверяла, фамилий и адресов жительства не знала.

К счастью, Пинский догадался прихватить с собой фотографии жертв, сделанные до нападения.

Мадам озадаченно уставилась на покрытое слоем рисовой пудры лицо китаянки, потом на кореянку.

– За этих – не могу сказать. Они мне все на одно лицо. Были такие вроде, а они или нет – не знаю.

Потом уверенно ткнула пальцем в соплеменницу:

– Эту шиксу знаю, она с Яшкой из аптеки путается.

Княгиню опознала уверенно. Такие птицы в ее комнатах встречаются нечасто, сразу запомнилась. Приходила она с молодым дворянином, регулярно, платил за номер мужчина.

Жену приказчика и фабричную работницу мадам опознала неуверенно. Вроде бывали такие, но из общего ряда амар состоятельных мужчин они не выделялись, потому не запомнились.

* * *

После допроса Мышкин прошелся по коридору и свободным номерам с датчиком.

– Ну что? – выжидающе уставился на него Пинский когда лекарь вернулся.

– Входил демон через черный выход. Он открыт всегда. Постояльцы, чтобы на парадной двери лишний раз не показываться, выходят через него. Там обычно коридорный сидит, ключи принимает, в освободившиеся номера горничную посылает. И коридорный этот часто отлучается, так что войти незаметно можно даже без магии, а с отводом глаз – и подавно.

Мышкин задумчиво продолжил:

– Что странно, номера по обе стороны коридора, а остаточные следы демона есть только по одну. В эти комнаты он регулярно наведывался, и магию использовал там, а на другую сторону давно не заходил. Вот… В одной комнате совсем свежие следы. Там он долго стоял, прямо рядом с кроватью. Наверное, под отводом глаз.

– Что, прямо стоял и наблюдал, как там блудят? – удивился сыщик.

– Получается, так.

– Энергию что ли жрал?

– Не. Демону, чтобы жрать энергию, надо получить разрешение от человека на какое-то совместное действие. Скажем, суккубы спрашивают, хочет ли их мужчина, если тот соглашается или делом это показывает – путь к энергии похоти для них открыт, они совокупляются и одновременно насыщаются. А без согласия – нет. Потому демоны не могут, скажем, просто сидеть в больнице и питаться от страданий умирающих, а вот если человек разрешил его мучить – тогда мучают и питаются.

– Кто же такое разрешит, мучить себя?

– Всяко бывает, – махнул рукой Данила. – Бывает, альтернатива еще хуже мук. А чаще бывали случаи, когда кто-то другого человека вместо себя отдавал на муки, такое возможно, если он имеет право распоряжаться чужой жизнью.

– А жену отдать на муки можно?

Мышкин задумался. Неуверенно кивнул:

– Жену – можно. И детей. Только зачем?

– Из злобы? Если муж узнал об измене?

Мышкин кивнул:

– Возможно. Но ведь большинство мужей не станут ради удовлетворения злобы с демоном связываться. Большинство рабочих или лавочников по-простому морду жене набьют. Или выгонят ее.

Пинский глянул удивленно:

– Слушайте, а ведь это замечательная идея! Надо проверить у околоточных, не было ли случаев избиений жен за этот период!

Мышкин согласился. Сыщику лучше знать.

– А я, пожалуй, с мужьями жертв побеседую на тему их договоренностей с демоном. Припугну Святым Судом, кто-нибудь обязательно заговорит, – предложил он со своей стороны.

– И засаду надо на демона делать. Обязательно! – сыщик палец поднял, чтобы подчеркнуть важность засады.

– Не засаду, датчик поставить, пусть охотникам Ковена сигнал по радио передает. Я об этом договорюсь.

7. Понять демона

Дома Данилу ждали расстегаи, оставшиеся с обеда, и компот.

Перед тем, как сесть за стол, он позвонил со своего домашнего телефона в Ковен, Глебу Никифоровичу. Рассказал о меблированных комнатах мадам Розы, попросил поставить там датчик.

– Сегодня техники уже разошлись по домам. Так что только завтра поставят, и то не с самого утра, ближе к обеду, – ответил колдун.

«Завтра, так завтра», – не стал спорить Данила. Его нос улавливал запах подогретых расстегаев, думать о делах не хотелось.

Умяв четыре пирога с большой чашкой компота, лекарь ослабил пояс на брюках и задумался о том, что с такой кормежкой он начнет толстеть.

– Что-нибудь еще? – заглянула в столовую Фекла.

«Заботливая какая», – порадовался Данила. И тут ему пришла в голову мысль.

– Зайди-ка.

Девушка с предвкушением приятного подошла к столу.

– Сядь. Хочу спросить у тебя.

Фекла смутилась, примостилась на краешке стула.

– У меня сейчас дело есть, в котором демон очень странно себя ведет. Не понимаю я его. Я подумал – ты демоницу в себе носила целую неделю, много больше, чем обычно бывает. Наверное, ты какие-то ее мысли помнишь и могла бы мне помочь разобраться в побуждениях демонов.

Фекла пожала плечами, покраснела. Воспоминания о неделе, проведенной под контролем демоницы, вызывали у нее сложные чувства.

– Скажи, демону обязательно иметь разрешение от человека на то, чтобы энергию его эмоций сосать?

Фекла задумалась, начала отвечать:

– С разрешением сопротивление меньше. Вселиться без него нельзя, а вот сосать энергию – сложнее, но можно. Но это как-бы неприлично.

– Неприлично? – удивился лекарь.

– Ну да. У разумных демонов тоже свои приличия имеются.

– Так мы же для них просто еда, какие тут приличия?

Фекла улыбнулась:

– Нет, барин. Сами подумайте, способность брать чужую форму и питаться энергией – она же у демонов не ради людей появилась. Они тысячелетиями друг у друга подпитывались, перед тем, как на Землю попасть. Мы для них не пища, а как бы демоны, только калечные. Неспособные питаться чистой энергией и менять форму.

– Да ты что?! – такая трактовка резко противоречила записям в архивах Святого Суда.

Впрочем, могли ли писцы Святого Суда показания подсудимых слегка исказить? Чтобы подогнать их под постулаты веры, пусть даже непреднамеренно? Могли. Люди – они такие, искажают правду, даже не догадываясь о том.

– Вот, скажем, суккуба совокупляется с мужчиной и берет его энергию при этом. Это ведь для демонов не попытка сделать зло, а обычные отношения. Мужчина-демон делает своей демонихе ребенка, и заодно снабжает ее энергией, чтобы ей хватило ребенка этого выносить и родить. Просто демон может отдачу энергии контролировать, а человек – нет. И ума у людей не хватает, чтобы вовремя остановиться. Потому люди умирают, высосанные. Но и демоны, если у них энергии при совокуплении было мало, могут умереть.

Мышкин попытался переварить новое знание и понять, что из него следует.

– Получается, демону нужно разрешение, как повод, чтобы взять энергию у калеки, которым он считает человека?

– Вот! Точно! – чуть не подпрыгнула Фекла, уже отбросившая смущение. – Им нужен повод, чтобы стыдно не было!

Лекарь от возбуждения даже встал и прошелся по комнате. Что-то царапалось в его памяти, просилось наружу. Тут он вспомнил:

– А ведь у людей тоже так! Если кто хочет ограбить или украсть, он себе повод придумывает: «Я граблю, потому что бедный, а они богатые»; «Я только ради детей»; «Они меня эксплуатируют, это все моё»; «Они просто скот, а я право имею» и всякое такое прочее.

– Точно! – поддакнула Фекла.

– А если убивать надо, особенно на войне, так начинают думать о противнике, как о не совсем людях, или о людях, которые жалости недостойны. «Они как тараканы»; «Они дикари»; «Они детей живьем едят»; «Из-за них мы здесь поносом мучаемся»…

– Моя демониха так не думала, – возразила девушка. – Про тараканов и дикарей точно не думала, наоборот, восхищалась городом.

Мышкин успокоился, сел на стул, вернулся мыслями к демону, обдирающему лица.

– А вот мог бы демон решить, что женщины, которые изменяют мужу, – плохие и их можно мучать?

Фекла губы поджала озадаченно:

– Вряд ли. Демонам христианские заповеди не указ. У них совсем по-другому всё устроено. Хочешь ребенка сделать – договаривайся с демонихой, совокупляйся, отдавай энергию, потом можешь помогать, а можешь и нет. Никакой верности у них не предусмотрено.

– Точно. Две жертвы – вообще буддистки, у них с верностью не так дела обстоят, как у христиан. Жаль, мусульман среди жертв не оказалось…

– Вы уж простите, барин, но семья и супружеская верность – это человеческие печали, не демонские.

Что-то во всем этом было, но что?

Мышкин вздохнул: «Мало знаний. Надо мужей допрашивать».

* * *

На завтрак были биточки из творога. Со сметаной. Вкусные, прямо во рту рассыпаются сладким теплым творогом в прохладной сметане.

Из-за необычайного удовольствия завтрак затянулся. Данила сидел у стола и лениво попивал зеленый чай, чтобы творожники уложились удобнее в животе.

Тут позвонил телефон.

Фекла ответила.

«Скрип-скрип-скрип», – по половицам прошлись тихие шаги босоногой девушки.

– Данила Григорьевич, из сыска звонят.

Мышкин поднялся и перешел в гостиную, где стоял телефон.

– Данила Григорьевич, приезжайте, в допросе поучаствуете. У нас тут сидит один лавочник, на днях жену избил до полусмерти. Жена молодая, пригожая. Похоже, наш клиент.

– Минут через десять буду, – вынырнул Данила из блаженства чревоугодия.

* * *

Лавочник оказался высоким и грузным. Такой действительно мог забить до смерти.

– Итак, милейший, вы свою жену избили. Почему? – после первых формальных вопросов перешел к главному Пинский.

Лавочник молчал, смотрел угрюмо.

– Вы, милейший, поймите, я – полицейский сыщик, его высокоблагородие, – кивнул он на Мышкина, – из Демонки. Мы простыми побоями не занимаемся. Если вы запираться будете, обвинение в сговоре с демоном может появиться.

– Какой еще демон? – выпучил глаза лавочник.

– Вот мы сейчас и разберемся. Вы свою жену избили, потому что узнали, что она вам неверна, так ведь?

Лавочник опять насупился, но ответил:

– Да. С соседом спуталась, шалава.

– А как вы о том узнали?

– Так это… пришел какой-то господин в лавку, походил, посмотрел. Потом ко мне подходит, спрашивает имя мое. Я ответил. А он тогда: «А это жена ваша?» – и фотокарточку показывает с ее портретом. Я говорю: «Да». А он тогда вытаскивает из внутреннего кармана толстый конверт, кладет на стол и спрашивает: «Тут фотоснимки, на которых ваша жена в очень недвусмысленном положении. Хотите глянуть?». И улыбается ехидно, тварь.

– И вы конверт открыли и глянули?

– Ну а кто ж не глянул бы? Открыл, там фотокарточки, несколько. И на них моя жена голая, на кровати, с соседом. Не просто на кровати, а прямо под ним лежит, блудница. И улыбка такая блудливая на лице!

– И что дальше?

– Я остолбенел. Стою, на снимки смотрю, думаю, правда это или фокус какой. Только какой фокус, если даже родинку на груди видно? А он меня спрашивает: «Хотите, я вашу жену накажу, так накажу, что она больше вам изменять не сможет?».

– А вы?

– А я конверт схватил, приказчика крикнул, чтобы постоял за прилавком, а сам домой побежал. Морду жене бить.

Пинский улыбнулся.

– Не поверил бы, что скажу такое, но избить жену – было мудрым решением. Если бы вы дали согласие на помощь того господина, с вашей женой произошло бы вот такое… – тут сыщик выложил перед задержанным пару фотоснимков жертв с обезображенными лицами.

Лавочник глянул, глаза вылупил, креститься стал.

Пинский задал еще несколько вопросов. Знает ли задержанный того господина, видел ли его, сможет ли опознать, если увидит, а может – знает, как его найти? Лавочник ничего толкового не сказал.

– А фото те где остались? – вспомнил Мышкин.

– Дома, я на стол перед женой бросил, чтобы она понимала, за что… потом бить стал… потом она вырвалась, на улицу побежала, а там уже и полиция подоспела…

– А жена где? – уточнил Мышкин у сыщика.

– В больнице. Челюсть он ей сломал. Хирург на место кости поставил, теперь бульоном ее кормят, пока не срастется.

– Домой съездим за карточками?

– Съездим. Вот ключи у околоточного возьму, и съездим.

Задержанного отвели в камеру. Ключи у околоточного взяли. Съездили домой к лавочнику на автомобиле Мышкина, чтобы быстрее.

В гостиной был разгром. Стулья валяются, ваза разбита, пятна крови на полу. В пятне – два зуба выбитых.

И фотокарточки на столе лежат.

– Однако! – Пинский взял одну, глянул.

Мышкин просмотрел фото. Видно, что снимали прямо во время совокупления, фотограф рядом с кроватью стоял.

– Как же он это провернул? – удивился Мышкин.

– Это ведь в номерах мадам Розы снято?

– Определенно.

* * *

Расследователи вернулись в здание сыска. Сели в кабинете Пинского, уютно устроились, с чашками чая, с печеньем.

– И что же, Данила Григорьевич, вы можете сказать теперь о поведении демона? – Пинский довольно прищурился.

Его радовало, что картина преступлений постепенно проясняется.

– Демон проникает, предположительно под отводом глаз, в заведение мадам Розы, далее – в номер к любовникам. Неустановленным способом делает фотоснимки их развратной деятельности…

– Почему неустановленным?

– Я проконсультируюсь у коллеги, но мне кажется, нынешний уровень техники не позволяет такие снимки делать.

– Однако же фотокарточки лежат перед нами, а значит их кто-то сделал. И этот кто-то – носитель демона. Остальное – детали.

Мышкин кивнул и продолжил:

– … Фотоснимки носитель демона обрабатывает и печатает, потом несет мужу изменницы…

– Вот еще вопрос, как он узнает имя изменницы и ее мужа?

– Нет ничего сложного – он мог просто проследить за женщиной до ее дома, а там спросить у соседей.

Убедившись, что Пинский слушает дальше, Данила продолжил:

– … У мужа он получает разрешение на показ снимков, и это разрешение дает ему возможность питаться от тех чувств, которые муж этот испытывает, глядя на фото супруги. Представляете, какой ураган эмоций в этот момент проносится в его голове? Я думаю, демон специально так театрально обставляет показ карточек. Чтобы неожиданно, чтобы с ног сбивало.

– Это вам лучше знать.

– Потом демон задает вопрос, хочет ли обманутый муж, чтобы демон наказал жену. И согласие он трактует, как разрешение питаться в будущем, когда он изуродует лицо.

Мышкин даже немного восхищался изобретательностью демона:

– И вот, супруги просыпаются, женщина изуродована! В этот момент женщина страдает, бьется в истерике. Ее чувства жрет демон. Но и мужчина, увидев, как именно наказана женщина, тоже ужасается! Ужасается страшному зрелищу, жестокости, а потом он понимает, что теперь ему придется жить с изуродованной женой, и это еще больше его ужасает. И его чувства демон тоже жрет!

– То есть энергии получает он много? Больше, чем обычная суккуба, например?

– Много, много больше! Накал эмоций безумный! И потом жертвы еще долго страдают и мучаются. И всё это время он получает энергию по уже установленному каналу. Только… – Мышкин застыл, ему в голову пришла идея.

– Что?

– В момент установления канала он должен видеть жертв. Обеих. То есть при пробуждении супругов ему надо находиться в спальне.

– Значит, он проникает в дом ночью…

– Или вечером, а потом спокойно спит под отводом глаз где-нибудь в уголке…

– … Под утро усыпляет жертв крепко, делает свое ужасное дело, ждет, пока они проснутся…

– Мужчину усыпляет, женщину – обездвиживает.

– … А потом – крики, ужас, паника, суета, все бегают, слуги, доктора, полиция, соседи… В этом бедламе нетрудно уйти незамеченным.

Собеседники глянули друг на друга довольно. Хлебнули чая.

– Похоже, мы знаем теперь, как действует демон, – чуть улыбнулся сыщик.

– Хитер, гад! – восхитился лекарь.

– Осталось его найти и поймать.

8. Неудача

День стоял жаркий. Пыль немного досаждала, хорошо, ездить Даниле было недалеко.

Когда он въехал во двор, его встречала на крыльце Фекла, вышла на звук мотора.

– Чем сегодня кормишь? – с улыбкой поинтересовался Данила.

– Борщ рыбный, холодный, с фасолью. После жары вам понравится.

– Это из какой еще кухни такое блюдо?

– Из малороссийской.

Довольный лекарь прошел умыться после жары. Вышел, вытирая руки полотенцем.

* * *

Фекла на кухне постукивала посудой. Из проема выглянула, увидела Данилу:

– Барин, вам звонили, пока вас не было. Из Ковена. Глеб Никифорович.

Мышкин решил, что зря такие люди звонить не станут, подошел к телефону, перезвонил. Глеб Никифорович оказался на рабочем месте.

– Вспугнули мы твоего демона, – ошарашил он Данилу. – Утром техник поехал в заведение это датчик ставить, установил, к электричеству подключил. Стал испытывать, а он сигнал дает. Сначала подумал – неисправен. Потом спохватился, понял, что демон прямо рядом где-то. Испугался, стал охотникам звонить. Видно, демон эту суету и услышал. Ушел. Охотники приехали, проверили, подтвердили – был, а теперь нету.

– Как же теперь? – расстроился Мышкин.

Исправить сделанное уже нельзя. Хорошую возможность поймать демона в ловушку испоганили.

Мышкин постоял у телефона, приводя чувства в порядок. Позвонил Пинскому. Тот еще на работе был, к аппарату подошел.

– Техники Ковена ловушку в комнатах мадам Розы просрали, – сообщил ему Данила. – Демон их заметил, пока они там копались, и ушел. Теперь не вернется туда. Упустили.

Сыщик помолчал, потом философски заметил:

– Значит, другой способ найдем. Будем двигаться по нашему плану, авось и возьмем негодяя.

Поделившись своим разочарованием с коллегой, Данила почувствовал облегчение.

А потом он сел за стол и настроение опять поползло вверх. Постный борщ, охлажденный перед подачей на стол, заправленный сметаной, оказался необычайно вкусным.

* * *

Раз поймать демона или его носителя быстро не получится, пришлось продолжать кропотливый труд. Мышкин взялся объехать всех мужей жертв и допросить их на предмет общения с демоном.

Муж работницы с фабрики, сухощавый холерик, сначала вспылил, стал кричать, что ничего не знает. Данила объяснил ему, что речь идет о сговоре с демоном и лучше бы ему сотрудничать. Потому что если нет – у Святого Суда есть всего два варианта приговоров – казнь и пожизненный монастырь. А оправдательные приговоры он выносит крайне редко, Церковь считает, что в целях профилактики лучше всех, кто контактировал с демонами, в монастырь отправлять. Муж всё рассказал. Что пришел к нему незнакомый человек, одетый респектабельно, но не богато. Подсел тот к нему в кабаке, куда он в выходной день зашел промочить горло. Сказал, что в конверте интересные фото его жены. А когда он увидел карточки – спросил, хочет ли, чтобы жена была наказана. Муж, уже изрядно подвыпивший, кивнул головой, стал кричать, что ненавидит ее, кулаком по столу стучать. Фотографии тщательно разорвал на мелкие клочки. И пить продолжил. До дома не дошел – свалился на улице пьяным и заснул. Только утром узнал, что с женой случилось.

Машинист, живущий в гражданском браке, как Мышкин его ни убеждал, не признался ни в чем. Похоже, демон его не навещал. Данило удивился и запомнил этот факт.

Приказчик вышел из запоя и дал внятные показания. Демон к нему подходил, но вины он своей не признает, потому что не знал, что это демон, и знать не мог. Фотографии демон показывал. Обещал супругу наказать. Фотокарточки приказчик сначала сохранил, жене их показал, скандал у них был семейный, а потом, утром после нападения демона, испугался и фотографии эти сжег.

Еврей-купец при виде жетона Демонки затрясся от страха. Под нажимом Мышкина стал сбивчиво говорить. Приходил к нему незнакомый русский, немолодой, бородка у него клинышком, одет, как чиновники низких чинов одеваются, когда не в мундире. Предложил на фото в конверте глянуть. Потом предложил помочь с наказанием неверной супруги. Но о том, что наказание будет таким жестоким, не говорил, а если бы говорил, то он, купец, никогда бы не согласился бы, вы же понимаете!.. Куда фото делись? Спрятал. Отдать? Еврей, печально вздыхая, залез в сейф и отдал Мышкину конверт с фото, при этом трижды переспросил, не окажутся ли эти карточки в руках или на глазах у тех людей, которые могут их использовать против его жены или его самого.

К корейцу пришлось ехать в загородное имение, где он жил, как полновластный правитель. Жетон Демонки его впечатлил. Сначала попытался сделать вид, что внезапно разучился говорить по-русски. Потом, когда понял, что следователи и так всё знают, начал рассказывать. Рассказ его не отличался от остальных. Внешность носителя демона описать он не смог, человек был ему незнаком. Фотографии он сжег сразу же. Собирался жену выгнать, но потом случилась беда с ее лицом. Теперь он, получается, виноват перед ней. Выгонять раздумал, пусть живет, лишь бы позор наружу не вышел. Если и изменяла, от нее не убудет, а у него есть молодая наложница в имении.

Китаец попытался вилять, но в конце концов тоже всё подтвердил. В отличие от других, он сказал, что человек этот незнакомый зашел в его кабинет, миновав слуг, которые его не заметили. А если бы заметили – не пустили бы, потому что он – человек важный, к нему с улицы кого попало не пускают. Фото китаец сохранил, сложил их в шкатулку, дома. За ними пришлось съездить. По дороге китаец очень интересовался, не получится ли так, что демон напечатает с фотопластинок новые карточки и покажет их кому-нибудь, чтобы опозорить его имя. Данила заверил его, что демоны обычно так не поступают.

Неохотно, но всё же Мышкин съездил и к князю Бряцкому. Ему он сходу объяснил, что всё знает, и его интересует только две вещи: что случилось с фотографиями; и есть ли какие-то сведения, которые помогут найти загадочного незнакомца. Оказалось, фотокарточки князь сжег, решил, что в его положении нельзя оставлять такие документы, даже в тайнике. Никаких важных примет незнакомца, который эти фотографии принес, Бряцкий сообщить не смог, только внешность описал детально и сказал, что тот прошел мимо секретаря незамеченным.

* * *

Разговоры эти заняли много времени, а толку принесли чуть. Разве что Данила стал обладателем большой коллекции крайне неприличных фотоснимков. Снимки эти были сделаны качественно, и даже некоторая художественная ценность в них проглядывала.

После ужина лекарь сидел в своем кабинете, разложив фотокарточки на столе, и задумчиво на них смотрел.

Демон из ловушки ускользнул, что делать дальше, Мышкин не понимал.

– Ой, какие у вас фото интересные! – послышалось за спиной.

Фекла принесла вечерний чай. Мышкин стал собирать карточки, чтобы не смущать служанку, впрочем, она их вида не испугалась. Наоборот, кинула взгляд на них и захихикала:

– Китаянка какая выдумщица. А сморчок у ее любовника совсем мелкий.

Данила оставил возню с карточками. Что там Фекла не видела, после того, как провела неделю в общежитии Политеха с демоницей в голове?

Девушка чай поставила, тарелочку с печеньем. Потом встала рядом, помялась немного и заговорила:

– Я хотела спросить, барин… Нет, я хотела сказать. Может вы брезгуете того, что со мной было, так вы не думайте – демониха, когда из моего тела уходила, она всё исправила, как было. Даже перестаралась.

– Как это, перестаралась?

– Она пошутить решила и невинность мне вернула, – потупилась Фекла.

– Так это же хорошо? Можешь теперь о своих приключениях промолчать и замуж пойти, как нетронутая.

– Так ведь никто не приглашает. Вот вы бы, барин, пригласили меня замуж? Я ведь красива, – бросила она взгляд исподлобья, проверяя реакцию.

Мышкин подобрал слова, чтобы тактично донести до девушки свою мысль:

– Красива, да. По красоте ты императорского дворца достойна. Или сцены театра. Но ведь не от одной красоты семейное счастье зависит.

– И чего же вам, сударь, во мне не хватает? – лукаво улыбнулась девица.

– Воспитаны мы совершенно по-разному, Фекла, – вздохнул княжич. – Образования у тебя нет и манер.

– Я читать умею! И считать. И Писание знаю хорошо.

– Но ведь этого мало. Девиц из благородных семей годами воспитывают и учат. Языкам, манерам, истории, литературе, музыке, танцам.

Фекла лоб наморщила. Потом предложила:

– А вы меня научите. Я не глупая, я просто необразованная.

Мышкин задумался. Нужна ему образованная служанка? Или от этой образованности только вред будет?

– Ты в моей библиотеке бери книги читать в свободное время. Там справа от двери отдельная полка для детских книг и учебников. С них начни. Будет что непонятно – спрашивай.

Фекла обрадовалась, улыбаться стала. Потом на стол глянула, пальчиком стопку снимков по столешнице раздвинула.

– Скажите, барин, а для какой именно позиции, изображенной на этих фото, ученость нужна? – и упругим теплым бедром прижалась невзначай к руке Данилы, лежащей на подлокотнике кресла.

Мышкин замер, не зная, как поступить. Поднять руку и погладить, приглашая к продолжению? Заговорить о нравственности? Данила оказался не готов к выбору. Растерялся он. Потому просто промолчал, сделал вид, что не заметил теплой упругости. Но и руку свою не стал убирать.

Фекла поняла, что прямо сейчас продолжения не произойдет, забрала поднос и отошла. Уже в двери обернулась:

– Знаете, барин, я раньше не понимала, почему люди так много внимания «этому делу» уделяют. Когда меня хозяйский сын в постель заманил, мне больше его ухаживания и сладкие слова нравились, чем ласки. А вот теперь, после демонихи, всё по-другому. Я сама хочу близости. Не ради замужества или еще чего, а потому что тело просит. Так вы уж, Данила Григорьевич, если я вам люба, не стесняйтесь позвать.

И ушла, чертовка.

9. Столкновение

– Барин, просыпайтесь, из полиции звонят, срочно говорят! – мелодичный и слегка истеричный голос Феклы вырвал Мышкина из сна.

– Что?

– К телефону вас, срочно! Полиция!

Данила накинул халат и побрел в гостиную, пытаясь продрать глаза.

– Да? – взял трубку, лежащую около аппарата.

– Господин Мышкин? Из сыскного отделения, дежурный. Пинский Давид Борисович сказал, сразу вам позвонить.

Мышкин вздрогнул от утренней прохлады, прошедшей ветерком по голым ногам, и окончательно проснулся.

– Нападение демона. Еще одна женщина пострадала. Давид Борисович просит сразу по адресу приехать, он туда прямо из дома поехал.

– Адрес диктуйте…

Записал в блокноте, лежащем около телефона для таких надобностей.

– Стойте, милейший. Вы сразу в Ковен позвоните, пусть срочно охотников по адресу присылают. Демон может быть еще там. Демон сильный, энергией объелся, предупредите их.

Положив трубку, Мышкин на секунду задумался, взъерошив волосы. Сосредоточился на том, что нужно с собой брать, и пошел одеваться.

– А завтрак как же? – вдогонку крикнула Фекла.

– Не до завтрака сейчас. Ехать надо.

* * *

Данила сбежал с крыльца, крутнул ручку стартера, впрыгнул в автомобиль и бодро выкатился на дорогу. Ехать ему было меньше пяти минут.

Прибыл он раньше команды охотников. Датчик на приборной панели звякнул сигналом. Демон был еще близко и колдовал.

Данила накинул на себя защиту от чужого колдовства и вприпрыжку побежал по широкой парадной лестнице.

Преступление произошло в многоквартирном доме, на третьем этаже, в большой квартире, принадлежащей купцу средней руки.

Она занимала половину этажа. Вдоль квартиры шел длинный коридор, в который открывались двери комнат. В конце коридора выход на черную лестницу.

Полицейские были уже тут.

– Двери запереть, никого не выпускать! – крикнул Мышкин сразу, как вошел.

Убедился, что полицейские, стоящие у парадной и черной двери, приказ услышали и приняли к исполнению.

Сам он вытащил из кобуры револьвер «Смит-Вессон» «русского» образца, со шпорой под спусковой скобой, для среднего пальца, чтобы отдачей ствол не так сильно уводило. Взвел курок.

Только после этого огляделся. В коридоре кроме двух полицейских никого не было. Со стороны спальни слышались женские рыдания. В детской ревел испуганный ребенок. Был ли демон еще в квартире, Данила не знал. Датчик он применить сейчас не мог, сам находился под магией, и его собственная энергия перекрыла бы сигнал от других источников.

Он пошел вдоль коридора, распахивая по очереди двери комнат. Сейчас надо провести быстрый осмотр, если даже демон попытается спрятаться, хоть бы и в шкаф, – можно будет после приезда охотников обследовать дом более тщательно. Лишь бы не дать ему уйти.

Первая дверь. Гостиная. Круглый стол в центре. В углу – большие напольные часы в корпусе красного дерева, с круглым циферблатом за стеклянной дверцей, с большим блестящим диском на маятнике, мерно отсчитывают секунды громкими щелчками. Под стенами – шкафы, кресла. Никого.

Вторая дверь, напротив первой. Библиотека. Книжные шкафы вдоль стен. Кресло у окна и столик рядом. Никого.

Следующая. Кабинет. Письменный стол. Опять шкафы. И тут никого.

Дальше. Спальня супругов с открытой дверью. Сидя на кровати раскачивается и воет женщина, одетая в пеньюар. Вместо лица у нее – мясо. Только вокруг глаз и рта осталась пятна кожи. Она даже прикрыть лицо руками не может, боится прикоснуться. Рядом вцепился руками в свои всклокоченные седые волосы мужчина. Вокруг них суетится служанка с какими-то каплями и стаканом с водой. Рядом стоит растерянный околоточный. Демона нет.

Что-то звякнуло. Данила распахнул дверь напротив спальни. Гостевая. Застеленная кровать почти на всю комнату. Открытое окно. Рядом – человек.

Демон мгновенно понял, что обнаружен, что отвод глаз не сработал, и кинул на Мышкина заклинание, что-то вроде паралича. Мышкин с ходу ответил «путами», но они бессильно соскользнули – у демона явно было превосходство в энергии.

Соревноваться с ним на выносливость Данила не мог. Ясно, что у демона резерв заполнен во много раз больше, не зря же он обжирался человеческими страстями. Команда охотников могла бы попробовать пережать силой, а он один – невозможно. Потому Мышкин не стал атаковать магией, а кинул свою энергию на ослабление паралича. Этого хватило, чтобы чуть повернуть ладонь с пистолетом и прямо от пояса нажать на спуск.

Грохот. Дым. Тяжелая пуля выбила кусок штукатурки из стены. Выстрел прошел мимо, но сбил концентрацию у демона.

Мышкин освободился от паралича, взвел курок, еще один выстрел. Пуля пошло точно туда, где стоял демон. Тот на пределе возможностей человеческого тела рванулся в сторону и тут же кинулся головой вперед в окно.

Третья пуля пролетела через проем, когда за подоконником уже мелькнули ноги беглеца.

Мышкин, снова взводя курок, подскочил к окну.

Демон сумел перекувыркнуться в воздухе и приземлился на ноги. Чтобы погасить скорость, ему пришлось опереться на руки.

Мышкин вскинул пистолет. Демон рванул бегом. Пуля ударила в брусчатку двора там, где он только что находился.

Еще один выстрел. Демон метнулся в сторону. Мимо.

Последнюю пулю Мышкин израсходовал на авось. Демон был уже слишком далеко. Не попал, конечно.

В комнату ворвался околоточный с револьвером в руке.

Грохнула входная дверь. Топот в коридоре. Охотники прибыли.

* * *

– Почему так долго?! – выкрикнул Данила, когда в комнату ворвался командир охотников. Ворвался, осмотрелся, понял, что опоздали.

– Пять минут не прошло со звонка, – возразил тот. – Как адрес получили, команда только оружие похватала и в дежурную пролетку запрыгнула. Мчались всю дорогу.

Мышкин сбавил обороты:

– Ладно, чего уж. Демон ушел дворами. Ранить не получилось, верткий, сволочь. Энергии у него много.

– Я людей отправлю по следам.

– Отправь. Только толку? – вздохнул Мышкин. – Ушел он. Опять ушел.

* * *

Пинский приехал через четверть часа. Торопиться ему было незачем, стрелять по демонам – это не его задача. Его дело допрос провести и протокол составить, чтобы потом можно было преступника найти.

Мышкину было сейчас невмоготу присутствовать при всех формальностях. Еще не отошел от возбуждения схватки. Потому, как только сыщик вошел в квартиру, Данила, в нарушение обычных порядков, выгнал из спальни лишних людей и сходу спросил у хозяев:

– Фотокарточки у вас сохранились?

Купец заторможено кивнул головой, вышел в кабинет и принес оттуда конверт с порнографией с его супругой в главной роли.

– Вы с любовником в заведении мадам Розы встречались? – уточнил Мышкин у жены.