Мама бесплатное чтение

Глава 1. Отрицание

Смерть – не самое страшное, что может

случиться с человеком

Я всегда любила путешествовать. Считала, что в любом месте и в любое время можно найти что-то уникальное и захватывающее. Хоть за свои тридцать в моём туристическом списке было не так много мест, я искренне надеялась, что с каждым годом их будет становится всё больше. К счастью, у нас с Андреем на этот счёт сходились мнения. Он тоже любил изучать новые места. С появление Вадима в нашей семейной жизни пришлось пересмотреть область путешествий. Так начался наш тур по городам России. Первым стал Ростов с его белокаменным Кремлем с потрясающим внутренним двором. Неудивительно, что именно там часто снимали исторические фильмы. Потом Тула с её пряниками ручной работы. Я была уверенна, что не почувствую разницу между магазинными и теми, что продавались в лавках. Как же я ошибалась. Больше половины нашего бюджета на поездку было оставлено в одной из лавочек, где мы скупили около десяти килограммов пряников. Вадиму они тоже понравились, хоть есть ему их было много нельзя. Андрей в своих эмоциях оказался более сдержанным, как, впрочем, и всегда, но два пряника, ещё до отъезда в Москву он всё же съел. Калязин, Коломна, Муром, Ярославль – города менялись один за другим. Когда Вадиму было семь мы проехали уже почти всё «Золотое кольцо», но не планировали на этом останавливаться.

– Что ищешь? – поинтересовался Андрей, бросив в мою сторону заинтересованный взгляд.

За окнами проносились яркие зелёные леса и едва тронутые золотом поля. Май был одним из лучших месяцев, для поездки в Санкт-Петербург. Город уже отошёл от зимней стужи, Невские ветра не так сильно задували под пуховые куртки, а солнце становилось частым гостем. Совсем скоро должны были начаться дни «Белых ночей», на которые у нас, к сожалению, не было возможности попасть. Наши с Андреем отпуска наконец-то совпали больше, чем на неделю, и теперь можно было ехать отдыхать в более отдалённые места, на длительный срок. В Питере мы планировали задержаться не менее, чем на полторы недели. Хотели осмотреть не только весь город, но и ближайшие к нему места, в особенности «Царское село».

– Смотрю, что бы такое нетривиальное привезти родителям.

Мой палец скользил по экрану мобильного, а глаза шустро бегали по строчкам, чтобы не вчитываться досконально, но выхватывать необходимую информацию. За годы работы в строительной фирмы, пришлось научиться быстро анализировать информацию.

– Может книги? – пожал плечами Андрей, устремляя взгляд в зеркало заднего вида.

Вадим спал, уткнувшись виском в левую часть подголовника и сладко причмокивал. Скоро нужно было делать остановку, чтобы Андрей передохнул, да и мы все поели.

– Моя мама оценит, а вот твоя, думаю нет.

Мои губы искривились от разочарования. Я открывала уже третью ссылку и ни в одной из них не было ни одного достойного предложения. Всё слишком обыденно: магнитики, колокольчики, фигурки.

– Магнитики?

Мой взгляд сказал всё за меня. Губы Андрея исказились в довольной усмешке, и он легко пожал плечами.

– Твоим можно что-то из фарфора привести, – скривила задумчиво губы я, находя наконец-то что-то интересное. – Предлагают ещё что-то из Финляндских магазинов.

– Неплохо, – хмыкнул Андрей, кивая головой. – Съездили в Питер, а как будто бы заграницу.

Сдержать рвущийся наружу смешок не получилось. Цокнув и покачав игриво головой, я убрала мобильный в карман лёгкой весенней куртки. Поверх зимнего свитера она должна была уберечь от промозглых ветров.

– Хочешь, можешь тоже подремать немного, – кивнул назад в сторону Вадима Андрей.

– И оставить тебя одного?

– Ох, – картинно удручённо выдохнул Андрей, – а я-то надеялся, что посижу хоть немного в тишине.

В ярких зелёных глазах блеснул игривый огонёк, а счастливая улыбка тронула уголки тонких, слегка обветренных губ.

– Ну, ты и засранец, конечно.

Цокнула я, прикусывая нижнюю губу, чтобы хоть немного изобразить обиду, но свет в карих глазах не позволил этого сделать. С Андреем мы были знакомы с университета. Он учился в соседнем здании на факультете инженерии. Если бы не моя забывчивость, и не оставленная тетрадка с конспектами по пропедевтике в холле второго этажа, где у группы Андрея всего раз в неделю были пары по истории, наши жизненные пути никогда бы не пересеклись. Он математик, я гуманитарий, умеющий красиво рисовать. Он коренной Москвич, я из Калужской области. Наши различия можно было перечислять часами, но, возможно, именно они стали причиной, почему мы до сих были вместе.

– Можешь подать воду. Она в бардачке, – кивнул в мою сторону Андрей. Нажав на нижнюю часть панели, я пригнулась вниз, но бутылку не увидела, зато заметила странный белый конверт. – Бери.

Нахмурив тёмные брови, я недоверчиво взглянула на мужа, а потом устремила взгляд вновь на конверт, медленно вытаскивая его из бардачка. Андрей не торопил, хоть по его постоянно метающемуся в мою сторону взгляду было понятно, что он жаждал, чтобы я побыстрее разобралась с конвертом. Поддев длинными ногтями указательного и среднего пальца язычок, у меня получилось его открыть, почти не оставив следы бумаги на липком слое.

– Это что?

Вопрос возможно глупый, но больше ничего другого я выдавить из себя не смогла. Андрей не стал отвечать, потому что знал, что ответ и так был очевиден. Это были два билета с фотографией Мариинского театра. Дрогнувшими пальцами, я вытащила их из конверта, медленно переворачивая. Это был «Щелкунчик». Партер. Центральная часть зала.

– Ты с ума сошёл, – дрожащим от восторга и трепета голоса прошептала я.

– Глупо съездить в Питер и не побывать в одном из красивейших театров мира.

Припав к его сильному крепкому плечу, я зашептала что-то неразборчивая, не видя, но чувствуя, как на лице Андрея расплывалась счастливая, тёплая улыбка, которая озаряла собой весь салон автомобиля.

Отстраняясь, чтобы не мешать ему вести, я почти откинулась на спинку кресла, прежде, чем в лицо ударил яркий холодный свет фар.

Пробуждение было резким и тяжёлым. Любому, кто когда-либо видел кошмар, знакомо это отвратительно чувство липкого страха, которое выкручивает внутренности наизнанку. Дважды ударив себя ладонь в грудь, чтобы откашляться и прийти хоть немного в себя, я сдавленно задышала, сцепляя зубы. Воздух через них вылетал со свистом, словно из-за плохо закрытой двери. Волосы тяжёлой копной спали на лицо. Дважды проведя рукой, с дрожащими, как колосья пшеницы, пальцами, я попыталась зачесать их назад, чтобы дать больше доступа к кислороду. Корни были настолько мокрыми, словно не успели высохнуть после мытья головы. По спине пробежались липкие капли пота. Приложив на поясницу руку, я чувствовала, как с каждой секундой моя пижамная рубашка намокала.

Спустить ноги на пол получилось лишь со второй попытки. Тело не слушалось. Жило своей жизнью, что было привычным. Говорят, привыкнуть можно ко всему, но лишь не к голоду. Не правда, человек не когда не сможет привыкнуть ещё и ко «Дню Сурка», который повторяется в его голову каждую ночь.

Опираясь ладонями на стул, у меня получилось встать. Шаркая ногами по паркету и опираясь руками на стену, я заставляла себя идти. Последовательность происходящего было известно мне до секунды. Запнувшись ногой о порог ванной, я рухнула на кафель, издав лишь сдавленный выдох. Со второй попытки получилось нащупать выключатель. В глаза ударил колючий жёлтый свет. Потянув дверную ручку на себя, получилось немного выдохнуть.

Дрожь вновь пробрала всё тело. Грудную клетку сжало железными прутьями. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Второй заход. Как обыденно. Скребя пальцами по кафелю, в попытке взять управлением своим телом на себя, получилось перевернуться на колени. Когда-то я ругалась с Андреем из-за длинного крана ванной, который он купил, не посоветовавшись со мной. Теперь же, я благодарила его каждое утро. Холодная вода хлынула на шею, словно водопад, тут же забирая в волосы и спускаясь тонкими струйками за шиворот. Пробило на кашель. Пальцы мёртвой хваткой вцепились в края белоснежной ванны. В голове пошёл медленный отсчёт. Говорят, это помогает, сбивает с навязчивых мыслей. Мне не помогало, но давало возможность понять, сколько времени осталось, до того, как это всё закончится.

Ударив ладонью по ручке крана, выключая воду, я ещё полминуты провела в полной тишине, с опущенной вниз головой, слыша, как загнанно бьётся в ушах и горле кровь. Оперевшись ладонями на стиральную машинку, получилось встать с первой попытки, что не могло не радовать. Взяв самое длинное полотенце и обмотав им волосы, я вышла в коридор и медленно пошла на кухню, включая попутно свет. На часах 4:50. Слишком рано, для того, чтобы вставать на работу, слишком поздно, чтобы ложиться обратно спать.

Каждый день движения становились всё более привычными. Открыть крышку чайника, залить воды из фильтра. Ударить двумя пальцами по красной кнопке. Чайник начинает гудеть. Открыть нижний шкафчик, чтобы достать стеклянные банки с сушёным чаем. Закинуть две горсти в чайничек и залить воду, когда она вскипит. Подождать пять минут, перемещаясь медленно по кухне, чтобы окончательно прийти в себя. Налить заварку и плеснуть немного остывшей воды из кувшина. Сесть на стул за обеденным столом. Сделать первый глоток.

Все люди бояться смерти. Все, без исключения. Тот, кто говорит об обратном – безбожно врёт в попытках потешить собственное самолюбие и доказать окружающим свою псевдонапускную силу. Только стоит ему лишь на мгновение встретиться лицом к лицу с концом, как вся эта бравада сложится как карточный домик. Но не так страшна смерть тела, как смерть души. Когда ты не видишь никакого смысла в том, что происходит в твоей жизнь. Хотя, уже и «жизнью» это назвать язык не поворачивается. Каждый день похож на предыдущий. Даже смена маршрута или места работы не приносит никакого результата. Говорят, в такие моменты нужно больше разговаривать, но проблема в том, что выслушивать тебя никому резона нет. Может раза два, кто-то ещё из вежливости покивает сочувственно головой, потреплет за плечо, но на большее их не хватит. У каждого человека свои проблемы и на чужие им, как правило, наплевать. Это не чёрствость и не бессердечность – просто жизнь. Вот и получается, что остается каждый со своими проблемами наедине. И тут вступает в борьбу иная сила – самоконтроль. Если он достаточно силён, то всё получится. Скоро и солнце ярче засияет и жизнь покажется не такой серой. Если же нет…

Допив чай и закинув кружку в посудомоечную машину, я вновь бросила взгляд на часы. Скоро должен был проснуться Вадим. Из холодильника пахнула свежестью и прохладой. Быстро осмотрев наличие продуктов, в моей голове образовался список того, что необходимо будет заказать под вечер. Достав молоко и яйца, вытащив банку с мукой из ящика рядом с духовым шкафом, быстро замешала тесто на блины. До появления Вадима я была уверена, что готовить не умею. С Андреем мы часто ели в кафе и ресторанах, иногда заказывали доставку на дом. Теперь же вся еда вне дома казалась какой-то несытной. В ней чего-то не хватало, то ли специй, то ли каких-то ингредиентов. Вадька этого не замечал, а я чувствовала.

Сковородка зашипела стоило первым каплям теста попасть на неё. Пришлось включить вытяжку и прикрыть дверь в кухню. Комнату в миг заволокло запахом масла. Для кого-то готовка является средством медитации. Теперь я понимала, почему моя бабушка, в моменты ссоры с дедушкой постоянно бралась за нарезку салатов или зажарки для щей. Когда руки заняты, голова и язык не поспевают друг за другом, что сильно помогает не сказать лишнего и не задумываться о том, что изменить уже нельзя.

В коридоре послышалось шуршание. Загорелся свет. Медленно переваливаясь с ноги на ногу, попутно открывая дверь, в кухню протиснулось заспанное лицо Вадима.

– Вкусно пахнет, – причмокнул он губами, опираясь ухом на дверной косяк, прикрывая блаженно глаза.

– Иди в ванну, а то опоздаешь, – бросила я, даже не оборачиваясь.

Громкий зевок и дверь вновь захлопнулась, заглушая шаркающие шаги.

Горка блинов на большой плоской тарелке с позолоченной каймой возвышалась по средине стола. Маленький кусочек масла, на вершине, медленно плавился от жара. Выхватив самый нижний блин и уложив его треугольником, Вадька обильно обмакнул его в сметану и заглотил почти не жуя. Его взгляд ещё был сонным, а движения заторможенными, но он силился согнать дрёму, перед предстоящим первым уроком.

Симметричные светлые ровные брови, со слегка вздёрнутым уголком, насупились и вновь распрямились. Зелёные глаза прикрылись, а губы поджались и причмокнули от наслаждения.

– Мам, ты лучше всех готовишь блины, – едва не на распев, продекламировал Вадим, хватая очередной блин.

С каждым днём он становился всё больше и больше походим на Андрея. Это одновременно разрушало и собирало меня вновь. Он не был Андреем, хоть внешне и по характеру ужасно на него походил. Порой казалось, что от меня ему ничего не досталось. Но каждый раз, когда он улыбался, я замечала ямочку на левой щеке, такую же как у меня. Когда задумывался, Вадька часта покусывал конец карандаша, что было моей вредной привычной до второго курса, пока на замену бумаге, не пришёл планшет со стилусом. Многие говорили, что Вадим был похож чем-то на меня, разрезом глаз и крохотной родинкой под правым уголком губ, но мой мозг этого словно не замечал, зато он отчётливо транслировал мне зелёные глаза, светлые брови и добрую, сдержанную улыбку, которую я видела в последний раз давно. Наверно, любой матери было бы приятно, если бы её ребёнок был похож на отца, но мне с каждым разом становилось всё тяжелее. Лучше бы он был похож на кого-нибудь другого. Моего отца или даже деда. На кого угодно, лишь бы не на Андрея.

– Мам, – протянул заискивающе Вадька. Я слишком хорошо знала, что после такого тона последует и постаралась себя настроить. Нужно сдержаться. Не накричать. Не повышать голос. – Тут Дениска предлагает в кино сходить.

– Куда?

Взгляд зелёных глаза забегал по столу, в поисках подсказки или поддержки, но вряд ли ваза с фруктами или салфетница, могла их обеспечить.

– В «РИО»

– Нет.

Холодно и чётко. Втянув носом воздух, я вскочила со стула и подошла к посудомойке выгружая часть посуды, укладывая её в раковину.

– Ну, почему?

Он не канючил, не возмущался. Знал, что это будет бесполезно, просто интересовался, требуя ответа, который и так знал.

– Вадь, почему я должна повторять?

Раздражение было сложно сдержать. Оно накрывало словно цунами, не давая вытащить голову и на секунду, чтобы вдохнуть. Включив воду и выдавив несколько капель на красную губку, я начала перемывать и без того чистую посуду.

– Ну, мы поедем до метро, а там пешком.

– Это далеко.

– Мам, ну всем… – Вадим запнулся, уже предвкушая мой ответ на его грядущее заявление и поспешил исправиться, – ну, один раз. Пожалуйста.

– Нет!

– Мам, мне уже скоро тринадцать.

– И?

Болезненно цыкнув, я обронила кружку и послышался гулкий звук удара о раковину. Прошипев сквозь зубы ругательства, пришлось наскоро собирать осколки, вытряхивая их в урну. На крайних фалангах среднего и указательного пальцев появились меленькие кровоточащие ранки. Включив более холодную воду, я спешно поставила под неё руку, кусая нижнюю губу больше от злости на саму себя, чем от боли.

– Я просто хотел сходить в кино, – обидчиво просипел Вадька, кривя губы.

– Чем вам наш ТЦ не нравится?

Стряхнув руки и отерев их о лежавшее на столешнице полотенце, я начала вытирать тарелки, ставя их в шкаф.

– Там не показывают то, что мы хотели посмотреть.

– Это к лучшему, – хмыкнула, передёрнув плечами я, – нечего ходить на сомнительные фильмы в узком прокате. Ты вообще уверен, что вас туда бы пустили?

– Там рейтинг 12+.

Прикрыв глаза и втянув с силой носом воздух, сдерживая грядущую бурю, я развернулась, упираясь ладонями в каменную окантовку раковины, устремляя предупредительный взгляд на сына. Вадька сразу сник. Его светлые брови, с заострёнными уголками опали вниз, от чего зелёные глаза казались темнее, а взгляд тяжелее. Губы скривились, а ноздри затрепетали. Прикрыв глаза, он резко выдохнул и отвернулся, продолжая завтрак. Выпустив рвано воздух через приоткрытые губы, я развернулась, продолжая расставлять посуду в железных ячейках.

– Ты помнишь, что сегодня родительское собрание? – едва слышно прошептал Вадим.

Он всегда так делал, когда обижался.

– Конечно. В шесть?

– Угу, – с набитым ртом, кивнул сын.

– У тебя двадцать минут. Нужно поторопиться.

Вадиму, в отличие от меня, повезло больше. Его школа находилась всего в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Даже здесь Андрей всё рассчитал правильно. Купил вторичку в кирпичном доме начала двухтысячных. Я очень хотела в новостройке, но в последний момент сдалась. Район оказался приятным, хоть и не таким зелёным как обещали в новых ЖК. Зато всё было в шаговой доступности: торговый центр, больница, садик и даже школа. До появления Вадьки, я на это мало обращала внимания, но, когда у тебя годовалый ребёнок на руках с соплями и рыхлым горлом, больница в пяти минутах от дома является большим преимуществом. Да и соседи у нас были не из буйных. С некоторыми я даже общалась раньше, особенно в первые годы декрета. Хотя, там радость была просто выйти на улицу, не говоря уже о том, чтобы перекинуться с кем-то взрослым парой фраз. В один момент, мне стало казаться, что мой голос навсегда изменился на слишком ласковый, тонкий и слегка глуповатый. Ещё и эти странные вопросы, вырывающиеся сами собой. «А кто у нас тут такой сладенький?» «Кто у нас скушал всё?» «Кто собрал пирамидку?» «Ты моё солнышку». Если бы не Андрей и наши выезды в ближайшие города, думаю, я бы очень скоро сошла сума.

Синоптики обещали, что погода с каждым днём будет становится всё лучше. Если под этим они подразумевали грязь, слякоть и километровые ручьи, ступив в которые можно было провалиться по колено, то они справлялись со своими предсказаниями на «ура». Март всегда казался мне одним из худших месяцев в году. Хуже него лишь октябрь: недолето, переосень. Температура постоянно скачет. То +10, то -15. С утра выходишь в пуховике, днём умираешь от жары, а вечером жалеешь, что не надел шубу. Постоянная серость вокруг и темнота. Даже солнце не радует, потому что оглянешься вокруг, увидишь все эти грязные лужи, растаявшие горы снега, скрывающие под собой улики недобросовестных хозяев собак, и настроение становится ещё хуже, чем было.

На дорогу до работы у меня обычно уходило не больше часа. До метро семь минут, потом с двумя пересадками двадцать пять и пешком ещё минут десять. При желании можно было сесть на автобус, но я предпочитала прогулки. Какой бы погода не была, наблюдать за разнообразными постройками мне нравилось куда больше своими глазами, а не через запотевшее окно.

Моё рабочее место, среди длинных столов с компьютерами, находилось у панорамного окна. Наверное, лучшее, что было в нашем центре. Когда-то я думала, что буду работать на себя, но не срослось. Вылезло слишком много подводных камней, с которыми у меня не получилось справиться.

Каждый рабочий день начинался одинаково. Сначала нужно было проверить рабочую почту и ответить на все возможные письма от коллег. Начиная с серьёзных вопросов об изменении в проекте, из-за корректировок заказчика, заканчивая глупыми опросами о «тимбилдинге».

Скинутые заказчиком комментарии казались до смешного нелепыми, но мои ответные правки не принесли необходимого результата. Наверно, у каждого работника наступает тот момент, когда он начинает соглашаться с любыми предложениями, лишь бы потом ему не сделали выговор. Если ещё года три назад, я бы попыталась поспорить и доказать свою правоту, то сейчас отбив на клавиатуре «будет учтено», отправила письмо обратно.

– Милана Анатольевна, вы на обед идёте? – спросила меня где-то в половину первого Арина, сидевшая за соседним столом.

– Нет. Нужно доделать правки.

– Я думала, вы уже всё сдали.

Уперевшись руками на свой стол, Арина приподнялась и заглянула в монитор моего компьютера.

– Нет.

Одним нажатием кнопки на мыши, я закрыла все приложения и вкладки, и оперевшись левым локтем на стол, развернулась в пол-оборота, устремляя безразличный взгляд на Арину. Она пришла к нам всего три месяца назад, но даже за это время, успела довести меня до ручки. Не компетентность было её главным качеством. Видимо, на бирже труда всё очень плохо с новыми кадрами, раз у нас стали набирать подобных ей. Куда смотрел её деканат, выдавая диплом? Её работы не отличались ни креативностью, ни чёткостью, ни, тем более, аккуратностью. Ещё и косячила постоянно. С клиентами общаться вообще не умела. Хорошо, что под «опеку» она попала не мне, а Лизе. Я бы долго её не выдержала.

– Вы просто так много работаете. Вам нужно отдыхать.

Это искрящаяся от неё вежливость, скрипела на зубах, словно плохо растопленный в яблочном пироге сахар. Раздражало неимоверно.

– Вижу, у вас много времени на отдых.

Демонстративно надев наушники, я дождалась, когда же Арина уйдёт, чтобы закончить очередной проект.

Наш этаж медленно пустел. Каждый спешил отправиться на обед. Бездельники. На обед выделялся час, хотя, я искренне не понимала, как так долго можно было есть. Одно дело, если бы кафе и рестораны находились в соседних зданиях и до них идти было бы не меньше десяти минут. У нас же всё было рядом. Спустился на седьмой этаж – кафе, на третьем – ресторан, хочешь фастфуд – спустить на фудкорт на первом.

Когда до конца перерыва оставалось десять минут, с чувством выполненного долга, я отправила очередное сообщение заказчику с внесёнными правками. Сняв наушники и размяв затёкшую шею, я встала из-за стола и направилась к лифтам. К сожалению, в магазине, моих любимых сэндвичей с рыбой не было, пришлось довольствоваться курицей.

– Она так похудела за последнее время, – послышался знакомый голос Арины за одним из стеллажей.

– А то, – в голосе Лизы отчётливо слышалось недовольство. – Она же не жрёт ни черта. Ты хоть раз видела, за её столом что-то, кроме термо-кружки с кофе?

– Ну…

– То-то и оно.

– Думаю, ей всё ещё тяжело.

Жалость в голосе Арины пробирала до мурашек. Кого бы они не обсуждали, мне стало противно. В горле засвербело, а живот отозвался неприятным спазмом, подкатывающим вверх.

– Ей тяжело? Хрена с два. Нам тяжело! Хоть бы раз за эти пять лет в отпуск сходила или заболела, блин. Ходит вечно с этой кислой мордой, кидается на всех. Была бы я на месте Федора Михайловича уволила её уже к чёртовой матери.

Арина зашипела, и я буквально видела сквозь стеллажи, как она начала махать руками, в попытке успокоить свою наставницу. Не желая дослушивать сплетни, я скользнула между неудобно выставленными маленькими железными, корзинами, в которых лежали продукты со «специальным предложением», а на деле с истекающим сроком годности, и оплатив покупку, вышла из магазина.

Правки получилось внести до пяти. Проверив ещё раз все исправления, я отправила их заказчику в очередной раз, дожидаясь от него ответного письма, в надежде, что она будет последним. Не успел курсор коснуться маленького креста в левом верхнем углу, чтобы закрыть переписку, как мне пришло уведомление от руководителя. Последний раз он обращался ко мне по почте, когда я только начала работать. Ничего хорошего это не сулила, но заставлять ждать Фёдора Михайловича было бы слишком дерзко с моей стороны.

Его офис находился на два этажа выше нашего. Стукнув дважды в широкую тёмно-ореховую дверь, я приоткрыла её, тут же останавливаясь. Арина сидела на кресле напротив Фёдора Михайловича. По её напряжённой, как пружина спине, было понятно, что разговор у них происходил не из лёгких. В груди неприятно зарокотало. Может она и не была лучшим работником, но увольнять её было как-то слишком. Ей около двадцати трех. Видно, что девчонка совсем молодая. Неопытная. То, что она попала в нашу фирму для неё должно быть манной небесной. Получить запись «уволена» в трудовой книжке спустя пару месяцев – не самое лучшее начало карьеры.

Знаком, Фёдор Михайлович попросил меня подождать. Захлопнув дверь, я отчего-то прижалась спиной к белоснежной стене, осматриваясь по сторонам. Давно ли здесь появилось столько зелени? Цветы в горках и маленькие, декоративные деревья, стояли по всему периметру коридора, что неплохо сочеталось с мраморным полом. Неплохое дизайнерское решение, хоть для меня и слишком вычурное.

Дверь нерешительно открылась. Взгляд голубых напуганных глаз скользнул по мне, словно лезвие конька по льду. Извинившись, видимо за то, что задержалась, Арина выскочила из кабинета руководителя и быстрым шагом, постоянно озираясь назад, направилась к лифту. Заплаканной она не выглядела, что позволило мне сделать вывод, о сохранности её места.

– Что-то будешь? – спросил Фёдор Михайлович, кивая в сторону небольшого кофейного столика, на котором лежали маленькие шоколадки.

В свои сорок он выглядел куда лучше своих ровесников. Высокий, статный, спортивный. Странно, что до сих пор не женатый. Хотя, с его занятостью это было не удивительно. Его появление даже у нас порой вызывало приятное удивление. В Москве он скорее бывал проездами, недели жил. Часто путешествовал по городам, особенно в последнее время ему полюбились Питер и Самара, что способствовала внеочередным новым контрактам на моделирование масштабных проектов.

– Спасибо. Нет. Вы же не на чай меня вызвали.

– Ты права. – Он нервно откашлялся, оттягивая от чего-то галстук. Подойдя к своему столу, Фёдор взял какие-то бумаги и уложил их передо мной на кофейный столик. – Подпиши.

Нахмурив брови, я изучающе уставилась на чёрные печатные буквы.

– Мне отпуск не нужен.

Кривая улыбка расчертила мои губы, стоило мне отодвинуть приказ на отпуск подальше. Я не чувствовала себя усталой. Ну, может чуть-чуть. Как обычный человек. Каждый чувствует усталость в то или иное время, особенно под конец рабочей недели. Но скоро должны были быть выходные. Я бы выспалась… попыталась выспаться.

– Нужен, Мил.

Сильная рука, с округлыми, толстыми пальцами, упала на приказ, придвигая его ближе ко мне. Серые глаза со сдержанной уверенностью уставились на меня. Между толстыми, ровными бровями залегла глубокая морщина, которая старила его точёное лицо.

– Не нужен.

Мои пальцы упёрлись в листы, в ответном, противящемся жесте. Наши взгляды встретились и из груди Фёдора вырвался тяжёлый, сдавленный выдох.

– Ты пять лет не была в отпуске. У меня выбора нет.

Листок сдвинулся лишь на миллиметр в мою сторону. Мои пальцы, словно иглы впились в него, едва не пробивая насквозь.

– Сделай в обход. Будто я ушла в отпуск, но по факту буду работать.

Приказ дрогнул, но моя попытка отодвинуть его подальше с треском провалилась. Фёдор Михайлович был сильнее меня, но сдаваться я не собиралась.

– Я плачу тройной оклад.

– Заманчиво, но я лучше поработаю.

– Нет.

Приказ двинулся вперёд, но мои пальцы успели его удержать, направляя обратно.

– Да.

Бумаги начали мяться.

– Нет.

– Да.

Послышался трест. Едва опустив взгляд, на моих губах расцвела победоносная улыбка. Довольно хмыкнув, я отняла кисть от порванного документы, складывая руки на груди. Фёдор прикрыл глаза, откидываясь на кожаный широкий дивна. Плотные пальцы, устало сжали переносицу.

– Мил, пожалуйста, – выдохнул безнадёжно Фёдор. – Поезжай к родителям. На море. Тебе нужен отдых.

– Да, ничего мне…

– Нужен, Мил!

Оглушающий хлопок разлетелся по громадному кабинету. Холодок неприятно коснулся кожи, заползая под блузку, щекоча рёбра. Я бывала здесь ни раз, но никогда не чувствовала себя настолько крохотной. Стены вокруг, несмотря на панорамные, широкие окна, стали давить. В попытке избежать неприятных ощущений, моя голова интуитивно вжалась в плечи.

– Я должен был это сделать ещё пять лет назад. Но думал, что тогда на работе тебе будет лучше.

– Да, прекрати, ну правда уже не смешно. Какой отпуск в середине года? У меня у Вадьки каникулы не скоро. Куда мне это всё?

– Мил, когда ты в последний раз была на терапии?

Внимательный взгляд серых глаз, впился в мне когтями хищной птицы. Слова застряли вместе с воздухом в горле. Лицо передёрнуло, не смотря на все мои попытки сдержать эмоции. Лишь одним своим словом, Фёдор открыл люк, с непрошенными демонами, которые порывались вырваться на свободу.

– Тебя это не касается.

От холода в моём голосе, плечи руководителя вздрогнули, но взгляд его остался таким же внимательными и выжидающим. Он требовал ответа, которого я сама не хотела для себя оглашать.

– Отлично. Давай. Давай я подпишу! – крикнула в порыве эмоций я, вскакивая и хватая первую попавшуюся ручку с его рабочего стола. – Только кто будет за меня работать? Кто возьмёт мои проекты? Кто будет общаться с Лядовым?! От него все отказались, если ты помнишь! Лишь я нашла к нему подход. Я!

– Я сам им займусь, – спокойствие Федора, граничило с безразличием. Встав, он обошёл своё стол и вытащил из ящика ещё один, подготовленный заранее приказ, укладывая его передо мной. – Оставшиеся проекты возьмёт Арина.

– Кто? – истерический смех вырвался из моей груди. – Какая Арина? Она вечно в расчётах косячит! Любой её проект завалится уже после первой смены сезона. К тому же, она тут всего пару месяцев.

– Четвёртый год.

Моя рука зависла над ровной чёрной линией, где должна была появиться подпись работника. Шея дрогнула. Голова медленно поднялась вверх, а во взгляде появилось искреннее недоверие, граничащее с безумием.

– Шутка не смешная.

– Она пришла в марте. Четыре года назад.

В груди задребезжало, и я не сразу услышала свой несдержанный смех. Слова Фёдора казались не неуместной шуткой, а изощрённым издевательством. Я знала, каждого коллегу по именно, хоть ни с кем близко не общалась, но, чтобы я не заметила появление нового человека в коллективе? Это даже звучало абсурдно. Вдруг в моей голове появилась картина Арины, сидевшей напротив Фёдора. И спина у неё была совсем не ровная, а даже наоборот. Она будто бы вся подалась ему на встречу. Маленькие незначительные детали стали всплывать в моём подсознании, замещая недостающие частички пазла. Презрительно прыснув, я покачала головой. От осознания ситуации, стало противно.

– Я, конечно знала, что тебе нравятся женщины моложе, но, чтобы настолько, – губы скривились в отвращении.

– Мила! – попытался осечь меня Фёдор, но это было излишне.

Копаться в чужом белье и тем более постели, было отвратительно. Лишь об одной мыли об этом, к горлу подкатил рвотный комок.

– Мне плевать. Спи с кем хочешь. Делай что хочешь. Удачи!

Пальцы плотнее сжали ручку. Мой подчерк впервые был настолько размашистым, а звук скользящего стержня по бумаге глухо отражался от холодных стен кабинета. Кинув ручку на приказ, словно что-то невероятно отталкивающе, я развернулась, выходя их кабинета. Кровь так сильно гудела в ушах, что голос Фёдора, бросивший мне что-то в след, потонул в её пучине.

Я не могла дождаться, когда двери лифта откроются. Впервые мне казалось, что он ехал слишком медленно. Ураганом вылетев из кабины, я, не задумывалась ни на секунду о своих дальнейших действиях. Схватив термо-кружку, в одно движение у меня получилось ловко открутить крышку. Напиток уже остыл, но это никак не влияло на его плотность и цвет. Арина вскрикнула, тут же вскакивая на ноги, стоило ему попасть на клавиатуру и монитор, растекаясь некрасивой коричневой жижей по клавишам.

– Удачной работы, – прошипела я, с удовольствием выдавливая из себя каждое слово, расплываясь в самой омерзительной улыбке.

Жгучая обида расплывалась лавой по моим венам. Желание вырвать системный блок из монитора и вышвырнуть его в урну, граничило со здравым смыслом, которые ещё теплился в моей голове.

Схватив сумку, закидывая её на предплечье, я устремилась к выходу в сторону лифтов, но чья-то рука болезненно схватила меня за запястье, дёргая на себя.

– Ты совсем больная?! – рявкнула Лиза.

Её и без того некрасивое, лошадиное лицо, с непропорциональным носом и выпирающей вперёд челюстью, изуродовала свирепая гримаса. Сжав зубы, я попыталась вырвать руку из захвата, но её длинные ногти, как у хищной птицы, впились в неё заострёнными концами.

– Отвали, – прошипела я, на грани слышимости, чувствуя, как по телу вновь растекается горечь обиды и злоба.

– Думаешь, если у тебя муж помер, то теперь есть полный карт-бланш?

Сумка скатилась на плечо, а пальцы ухватились за ворот Лизиной футболки, вздёргивая её вверх. Наши лица оказались настолько близко, друг к другу, что я даже чувствовала запах рыбного сэндвича, съеденного ей на обед.

– Ещё хоть раз открой рот, я клянусь…

Моё тело затрясло от ненависти, которая усилилась другими чувствами. Желание схватить Лизу за светлые, выжженные дешёвой краской патлы, и приложить пару раз о её рабочий стол, было настолько сильным, что я бы обязательно исполнила свой сиюминутный порыв, если бы не отрезвившей голос Фёдора. Его слова доносились сквозь обволакивающий меня, словно вата, пузырь злобы. Не желая больше ни с кем перекидываться даже парой фраз, я резко свернула в сторону пожарной лестницы, понимая, что лифта не дождусь.

Глава 2. Гнев

Впервые я была рада, что моя дорога до дома занимала больше получаса. Методичные движения, помогали успокоиться. Не смотря на редкие места в некоторых вагонах, я так ни разу не смогла присесть. Тело не позволяло. Зато, я измерила шагами половину состава сквозного нового поездка. Чуть меньше трёхсот шагов. В моменты сильного напряжения, говорят, помогает прослушивание музыки. К сожалению, её не было, а зашедший на одной из станций мужчина-калека, с баяном на шее, принявшийся петь блатные песни, лишь вывел из себя. Пришлось выскочить из поезда на следующей станции. Тело предательски затрясло. Не уверенной походкой, получилось добраться до ближайшей стены. Оперевшись на неё плечом, я постаралась восстановить дыхание, но ничего не получилось. Я всегда знала, что все эти психологические трюки – байки, но почему-то из раза в раз пыталась убедить себя в обратном.

Наощупь достав мобильный из сумки, у меня получись попасть дрожащими пальцами по иконке со значком геолокации. Ехать в поезде, битком набитым людьми, не хотелось. Куда спокойнее было выйти на улицу и дойти оставшееся расстояние пешком. Словно почувствовав мои намерения, сердце неприятно кольнуло и в груди резко что-то сжалось. Я рвано задышала, бегая судорожно глазами по вестибюлю метро. Откуда-то взявшийся липкий страх сковал по рукам и ногам, позволяя лишь глазам двигаться, словно бешеному зайцу в попытке скрыться от охотника. Свободной рукой, я расстегнула пуговицы пальто, медленно подлезая под него. Два живительных удара в грудь, прямо по центру, позволили мне наконец вздохнуть.

Экран мобильного зарябил. Интернет в метро ловил плохо, несмотря на проведенную сеть. Лишь с пятого раза, после моих гневных, шипящих угроз, выкинуть чёртов смартфон в урну, тот сдался, предчувствуя свою скорую кончину. Приложение выдало «лучший», по его мнению, маршрут, который меня совсем не устраивал. Погода на улице не была настолько отвратительной, чтобы пережидать её в автобусе. Рассмотрев карту поподробнее и сделав в голове опорные точки в виде магазинов и ресторанов, я проложила собственный маршрут, который не включал в себя наземный транспорт.

Коммунальные службы очевидно плохо справлялись со своими обязанностями, от чего появлялся логичный вопрос, куда уходили мои налоги? Вокруг грязь, вода. Мои попытки обойти лужи не увенчались успехом. Здешнюю плитку вроде бы перекладывали всего год назад, но в ней уже появились дыры, которые формировали небольшие, но глубокие озерца. Наступив в них, можно было провалиться по щиколотку. Тогда температура и саднящее горла не заставили бы себя долго ждать.

На пороге школы я появилась всего за пять минут до официального начала родительского собрания. Вся взмокшая, раздражённая и с хлюпающим от влажности носом. Если бы моей фамилии не было бы в списке у охраны, вряд ли в подобном виде меня бы пропустили. Пришлось зайти в ближайший на этаже туалет, чтобы попытаться привести себя в порядок.

В кабинете биологии уже сидели другие родители. Часть из них я знала, но сильно ни с кем не общалась. Мне хватало их постоянных переписок и ссор в чатах по поводу выбора подарков и поездок на экскурсии. Читать, и уж тем более, вникать в их смысл не было ни возможностей, ни желания. Куда легче было просто сдать деньги, что я и делала.

Хоть последнее время никаких денег на «нужды класс», пересылать на один из первых номеров в моём мобильном банке, не приходилось, родительские собрание всё равно для меня казались не лучше цирка уродов. Не спорю, они были нужны, но лишь для тех, чьи дети либо не успевали, либо обладали высоким уровнем девиантного поведения. Вадим не относился ни к одной из групп. Его электронный журнал постоянно пестрел зелёными оттенками. Появляющиеся неожиданно «тройки» закрывались быстрее, чем я успевала их обнаружить. Да и с поведением у него всегда всё было хорошо. Вадька был спокойным. Весь в Андрея. Тот тоже… Хотя, всё равно, иначе как издевательством эти сборища родителей не назовёшь. Никому не интересно выслушивать что-то о чужом ребёнке, но куда хуже выслушивать кляузы о своём. «Показательная порка», на мой взгляд, наиглупейшее, что мог устроить учитель. Как-будто бы от этого ребёнок начнёт учиться усерднее, а родители возьмутся за его поведение. Если ребёнок в шестом классе не в силах усадить себя за работу и напрячь мозг, то время уже упущено.

Марина Александровна, классная руководительница и по совместительству учительница биологии, была совсем молодой. До сих пор не понимаю, почему в таком возрасте принимают на работу с детьми. Она сама едва ли была их старше. В то время, когда у меня появился Вадька, она ещё училась в школе, и о детях не задумывалась. Откуда она вообще что-то могла знать о детях, если у неё, своих-то даже не было. Чему она могла научить? Что она будет делать, когда у ребят начнётся переходный возраст? Он уже вот-вот. На носу. Ей же не хватит ни опыта, ни знаний. Будет потом строчить нам простыни, чтобы мы разговаривали со своими детьми. Благо, Вадька вдумчивый лишний раз лезть на рожон не будет.

Собрание длилось чуть больше часа, и за это время, усталость накатила с такой силой, что желание уйти домой отражалось на лицах многих родителей. Ещё один минус подобных сборищ – время. После работы, среди недели – худшее, что можно было придумать. Все мало того, что, уставшие, так ещё и голодные.

К счастью, последние слова были сказаны и зелёный свет был дан. Давно, вставая из-за стола, я не слышала, чтобы у меня хрустела спина. И вряд ли дело было в возрасте, скорее в грузе информации, свалившемся на наши, родительские, плечи. В мае предстояла пора экзаменов по всем предметам, присылаемая лично Департаментом Образования. Зачем и почему? Нам никто не ответил и понуро, опусти головы, в которых зашелестели банкноты, как в счётном автомате, мы все медленно стали направляться в сторону выхода из класса.

– Милана Анатольевна, можете задержаться.

Голос Марины Александровны прозвучал для меня неожиданно.

– У Вадима какие-то проблемы? – я задала вопрос в лоб, не желая трать время на приличия и недосказанности.

По Марине Александровне было видно, что она волновалась. Она постоянно поджимала губы, от чего они становились с каждой секундой всё ярче из-за притока крови, глаза суматошна скакали из стороны в сторону. Она пыталась начать разговор, но тут же путалась в словах. Её неуклюжесть и медлительность меня раздражали, но я силилась сдержать себя. Хотя, после произошедшего на работе, хватило бы даже самой маленькой искры, чтобы распалить меня вновь.

– Нет, – продолжала мяться учительница, испытывая моё терпение. – У Вадима всё хорошо с учебой. Я бы сказала, даже превосходно. Просто…

– Поведение?

– Не то, чтобы…

– Он с кем-то подрался? Поругался? Обозвал?

Слова вылетали из моего рта, словно купюры из денежной машины. Но пока ни одна из моих идей не попала в цель.

– Последнее время Вадим стал более закрытым, чем обычно?

Мои брови удивлённо изогнулись, но Марина Александровна не продолжила свою мысль. Втянув носом воздух, я поджала губы, впиваясь ногтями в ладони.

– Вас иной раз не поймёшь, – сдержать ехидной усмешки не получилось. – Дерётся – плохо, молчит – плохо. Что тогда хорошо?

– Вы не так меня поняли, – спохватилась учительница. Её дребезжащий голос неприятно ударил по ушам, от чего я даже скривилась, захлопав глазами, в попытке прийти в себя. – Я знаю о вашей ситуации с папой Вадима и понимаю…

– Что простите?

Часть волос спала на правую часть лица, стоило мне наклонить голову слегка в бок. Мне показалось, что я ослышалась, но по напуганному лицу Марины Александровны, поняла, что нет.

– Мне кажется, узнавать информацию о семье учеников не входит в ваши должностные обязанности.

Мне пришлось откашляться дважды, прежде, чем я смогла с более-менее спокойным тоном произнести эти слова. Мои скулы выделились, от чего свело нижнюю челюсть. Взгляд стал острым и колючим, а брови недовольно свелись к переносице, формирую морщинку между собой.

– Вы неправильно меня поняли. Я имела в виду, что, возможно, Вадиму нужна помощь. У нас есть хороший психолог в школе, и если вы…

– Ему не нужна помощь.

– Вот это мне передал учитель литературы, неделю назад. Это учитель информатики, а это математики.

В один момент передо мной на учительском столе, с кучей папок и тетрадей появилось несколько вырванных листов в клетку с рисунками, сделанными чёрной ручкой. Изображения были своеобразные. На большинстве из них были изображены люди, но без лиц. У некоторых за место четырёх конечностей было шесть, а то и восемь. То, что привлекало внимание больше всего – разнообразные линии, которые витиеватыми узорами окрашивали животных и людей. Смотреть на такое было не очень приятно.

– И что? У Вадима была только чёрная ручка. Он нарисовал пару персонажей из аниме или компьютерной игры. Какие здесь могут быть проблемы?

– Я показала эти рисунки нашему психологу, и он сказал, что возможно у Вадима есть склонность к депрессии.

– Вот оно как, – сдавленно выдохнула я. Гулкий звук удара ладоней о парту разнёсся по маленькому классу. Вскинув голову, я устремила воинственный взгляд на Марину Александровну. – Значит вы показали рисунки моего сына психологу без моего разрешения. Интересно, что на это скажет Департамент?

– Милана Анатольевна, я хочу, чтобы вы поняли меня правильно.

– А я хочу, чтобы ты услышала меня. Ещё раз полезешь в мою семью, я напишу такие письма в Департамент, что тебя даже в самую далёкую сельскую школу не возьмут, ты поняла меня?!

Голос сорвался и мое тело вновь прошибло продолжительной дрожью. Грудь тяжело вздымалась, а ноздри расширялись при каждом вздохе, как у быка. Дышать стало тяжело. Сжав крепче челюсть, вырвав рисунки из-под пальцев Марины Александровны, стараясь сохранять баланс, я вышла из кабинета, хлопнув дверью.

Впервые за последние пять лет меня трясло настолько сильно. Я не смогла даже дойти до ближайшей лавочки, рухнув на пол. Какая-то мелочевка выпала из сумки, укатываясь в разные стороны. Пальцы нервно сжимали листы бумаги, а невидящий взгляд уставился на плиточный синий пол. Не самое лучшее сочетание с оранжевыми душными стенами. Облокотившись спиной на стену, поджимая колени к груди, я упёрла в них голову, тяжело задышав. Сердце никак не унималось. Оно металось словно зверь в клетке, с выпученными от страха глазами.

***

Вадим, как обычно доделывал домашнюю работу. Стукнув дважды в неприкрытую дверь, я заглянула внутрь. Сын тут же закрыл тетрадку, закидывая чёрную ручку лёгким движением руки в пенал.

– Всё хорошо? – напряжение сквозило в его голосе.

Зелёные глаза изучающе осматривали меня. Тяжело выдохнув, я осмотрела комнату. В ней ничего не менялось с первого класса. Наверно, эти голубые обои с медведями его должны были доставать. Нужно было запланировать на лето их переклеить. Как раз Вадька уедет к родителям на дачу, а я буду пропадать на работе с девяти до восьми. Где-нибудь недели за две должны управиться.

– Да, – устало выдохнула я, облокачиваясь всем телом на дверной косяк, едва касаясь подбородком стены.

– Ты устала, – сочувственно поджал губы Вадька, кривя губы.

– Есть немного.

От чего-то лёгкая улыбка сама коснулась моих губ, а в груди воцарилось забытое за сегодняшний день спокойствие.

– Марина Александровна тебе что-то сказала? – заискивающе отвёл взгляд в сторону Вадим, начиная собирать вещи на завтра в школу.

– Если знаешь, зачем спрашиваешь?

– Ты же не думаешь… – Вадька замер, почти целиком отвернувшись от меня. По его спине пробежались мурашки, и я услышала сдавленный вздох. – … что я ненормальный?

– Кто тебе такое сказал?

– Я ж не дурак, – грустно усмехнулся Вадим, продолжая перебирать тетрадки, даже не читая названия предметов. – Видел лица учителей, когда они забирали рисунки.

Щемящее чувство неприятно сжало сердце. В горле запершило. Прикусив внутреннюю часть щеки, в два шага я подошла к рабочему столу сына и присела перед ними на корточки, дёргая один из подлокотников кожаного кресла в свою сторону. Стеклянные зелёные глаза с плохо скрываемым страхом взглянули на меня.

– Почему ты их рисуешь?

Мои глаза выжидающе уставились на сына, внимательно следя за каждым изменением на его лице. Широкие брови напряглись, поднялись вверх, опустились, на лбу появилось две маленькие морщинки, губы сжались, образуя тонкую светлую линию. Он нервничал и заламывал пальцы, болезненно нажимая на подушечки, от чего они становились красными.

– Это из-за курса.

Молчаливое непонимание отразилось на моём лице. Глаза Вадьки расширились, и он поспешил объясниться.

– Деньги, что вы мне на День Рождения подарили. Я курс купил по рисованию. Там одно из заданий.

Пальцы Вадима нервно сжимались в кулаки. Заметив, что его объяснения все ещё не действуют на меня, он спешно развернулся, включая компьютер. Монитор посветлел и вскоре на нём появились базовые иконки. Нажав пару кнопок и открыв одну из сохранённых вкладок, Вадька откатился на стуле чуть назад, позволяя мне подробнее рассмотреть сайт. Ничего криминального на нём я не увидела. Оформление было приятным, хотя некоторые элементы мне показались лишними. Но из описания стало уже чуть больше понятно, что именно питался донести до меня Вадька.

– Почему всё такое тёмное и… абстрактное? – кивнула я в сторону потрёпанных рисунков со школы.

– Это один из стилей, которые отрабатываются в этом месяце – дудлинг, – закопошился в портфеле Вадим, выуживая толстую, с торчащими во все стороны листами, словно щупальца Кракена, тетрадку. – Ещё графику проходили и зентангл.

Передо мной разинул пасть монстр, выплёвывающий изрисованные чернилами и карандашами листы. Вадька продолжал тараторить, описывая каждый рисунок, выложенный передо мной, но я слышала его через раз. Как давно он начал рисовать? Он же всегда любил математику. Постоянно решал всё новые и новые задачки. За место привычных другим детям игр на телефоне он просил установить головоломки. А его любимым сериалом всегда была «Теория большого взрыва». Он так заливался с Андреем над шутками, смысл которых я редко понимала. Когда успело всё измениться?

– Мам, – Вадим окликнул меня, дёрнув, словно совсем малыш за рукав блузки.

Как сломанная кукла, я медленно заморгала, уставившись рассеяно на него. Видимо он ни раз окликал меня. В зелёных глазах напротив появилось волнение. Силясь не выдать своих переживания, я выдавила из себя самую тёплую улыбку, на которую в тот момент была способна.

– Почему ты не сказал раньше?

– Зачем? – недоуменно уложил голову на бок Вадька, искренне удивляясь моего вопросу.

– Мы бы нашли школу рисования или что-то подобное.

– Ближайшая в получасе езды от нас. Да и ценник там высокий. Я решил, что онлайн будет лучше. Сейчас же век высоких технологий. Зачем тратить время на дорогу?