Разноцветные камешки. Повести, рассказы, очерки бесплатное чтение

© Полина Ребенина, 2024

ISBN 978-5-0062-4360-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие ко всему написанному

Время камни собирать, и время их разбрасывать! Каждый из нас понимает это библейское выражение по-своему. И для меня имеет это выражение свой, сокровенный смысл.

Мой жизненный путь был усеян камнями. Были эти камни большими и маленькими, тяжелыми булыжниками, о которые я спотыкалась и разбивала ноги, и драгоценными камнями, которые своей красотой и светом украшали мой путь. А я все бежала по жизни дальше и дальше… И кажется мне, что теперь не могу я продолжать мой путь, не собрав все эти камни воедино, и мой долг рассмотреть каждый из них в отдельности, и оценить каждый своим внутренним оком. И по возможности понять, зачем и почему был этот камень положен на моем пути. И только потом смогу я их с легкостью разбросать и продолжать идти дальше по дороге жизни!!!

Во всех моих книгах собрание тех самых «камней» – людских образов и хитросплетения их судеб, которые мне удалось поднять и рассмотреть. Рассказы и очерки этой книги представляют собой палитру из юношеских и зрелых размышлений и воспоминаний. Так сложилась моя жизнь, что много лет я прожила в России, была исследователем мозга, кандидатом медицинских наук, нейрофармакологом. Однако в лихие 90-е вынуждена была переехать в Швецию, где тоже долгие годы проработала старшим врачом (överläkare). В силу этого многие рассказы и очерки посвящены не только событиям моей жизни, но описанию и сравнению двух разных менталитетов – скандинавского и русского, их различия в подходе к решению злободневных проблем. В частности, рассказывается о противоалкогольной борьбе в России и Швеции, о движении «унисекс» и «голубой» проблеме. Каждый из представленных здесь «камней» -это новая встреча с родными и близкими мне людьми, особое отношение к которым я пронесла через всю мою жизнь.

Рассматривала я мои «камешки» по-разному, иногда лишь бросая на них поверхностный взгляд, а иногда пытаясь внимательно под лупой рассмотреть все грани этого камня. Если мне в какой-то степени это удалось сделать в моих повестях и рассказах, и донести мои чувства и мысли до читателей, то смогу я с лёгкостью и со спокойной совестью продолжать мой жизненный путь.

Волшебная флейта

Рано утром, в полусне, перед моим мысленным взором всплыл образ. Был он прекрасным, ярким и до боли знакомым, но я все не могла припомнить, кто это? Женский образ заглядывал мне прямо в душу своими темными, глубокими, волшебными очами, и спрашивал: «Ты меня еще помнишь? Не забыла? Вспомни, ведь я была частью твоей юной жизни, частью твоей мечты и судьбы!»

Кто это, мучительно вспоминала я? И чувствовала, что когда-то, на заре юности, было это лицо для меня всем, самым главным содержанием моей распускающейся жизни. Наконец, что-то стало складываться в душе. Какие-то смутные воспоминания.

В соседском доме жил мой одноклассник, Альберт. Мне с ним были добрыми приятелями. И вот как-то он упомянул, что домой вернулась его старшая сестра, Софья. Откуда она вернулась и где до того держала путь, не объяснил.

Как-то Альберт простудился, и я пошла к нему домой, чтобы навестить заболевшего одноклассника. Дверь мне открыла неизвестная девушка. Она была очень красива – лицо бледное, округлое, глаза темные, манящие, мерцающие, стройная фигурка, словно выточенная из слоновой кости.

– Вам кого? – мелодичным голосом пропела красавица.

– Альберта! Я принесла ему домашнее задание, – осипшим от волнения голосом отвечала я.

– Заходите, – приветливо пригласила девушка.

Это была Софья. Я была очарована и околдована с первого взгляда. Софья была старше нас года на четыре. Казалось бы не так много, но она была совершенно другой, взрослой, лежала на ней печать пережитого, печать абсолютно иного, таинственного и загадочного мира. Софье было всего шестнадцать лет, когда она, юная девушка, любимица отца, неожиданно покинула родительский дом. Оказалось, что ее увел из дома зрелый, опытный мужчина, и никто не знал, где она находилась около двух лет. Ушла без всякого принуждения, последовала за ним с радостью, как будто следуя зову волшебной флейты. Родители тщательно скрывали эту позорную тайну, что их дочь стала содержанкой мужчины, который был намного старше ее, к тому же жил, мягко говоря, не следуя букве советских законов.

Когда Софья вернулась домой, то родители ее приняли, но все случившееся скрывали. А она ни в чем не раскаивалась, просто прекрасное время любви и страсти закончилось, и она вынуждена была вернуться в отчий дом. Родные дивились тому, как она за эти два года преобразилась – расцвела, налилась спелой женственностью, была модно одета. Она ни о чем не рассказывала и, казалось, что и теперь все время чего-то ждала, по-видимому, звука волшебной флейты, который снова позовет ее в волшебную даль.

Времена тогда были строгие, пуританские, все были под контролем. Мы, комсомолки и комсомольцы, должны были думать в первую очередь о хорошей учебе и трудовых подвигах, ну, а в будущем, о строительстве советской семьи – ячейки коммунистического общества. Любовь, конечно, признавалась, ну, а страсть считалась чувством темным, упадническим, паразитическим, буржуазным. Наши мамы, наши учителя, да и почти все женщины в нашем окружении были совсем не такими, как Софья. Или же измученными работницами, или же, если повезло, то усталыми домохозяйками, которые плелись из магазина в полными сумками, а потом целый день бегали дома между кухней и детской.

Софья же была другая! Вся она, ее бледное лицо, стройная фигурка дышали внутренним огнем и страстью. В ней была тайна, незнакомая и непонятная нам, школьникам. Жила она дома на полулегальном положении, о прошлом ее никто не вспоминал, родители смотрели с опаской, что еще выкинет. Ни учиться, ни работать Софья не устраивалась. Она прилетела и присела на краешек родительского гнезда как Жар-птица, но совсем не здесь было ее место. Она лишь ждала момента снова упорхнуть.

Я стала часто к Альберту заходить, но приходила не к нему, а к Софье. Мы подружились, если можно назвать дружбой отношения госпожи и преданной рабыни. Я была ее верный Санчо Панса, или девочкой на побегушках. Но меня это совсем не тяготило, лишь бы сидеть рядом, смотреть на нее и слушать ее слова. Она была очень образованна и умна, разговор ее был интересным, занимательным, она знала массу стихов и забавных историй. Она и сама писала талантливые стихи.

Притягивало меня то, что она была совершенно другой, из какого-то иного мира, во всяком случае не из нашего, обыденного и прозаического. В ней чувствовался затаенный огонь и тайна. Где-то я слышала выражение «огонь, мерцающий в сосуде», так вот это было о ней! Хотя Софья мне о своей прошлой жизни ничего не рассказывала, но что-то все время всплывало из ее оговорок, намеков, кратких воспоминаний. В ней чувствовался мир, о существовании которого, мы, желторотые юнцы, тогда лишь смутно догадывались, он был далекий, недоступный, недозволенный, и, возможно, даже греховный.

Я ей удивлялась и восхищалась. Однако Софья не подпускала меня близко. Она четко понимала разницу между нами, она познала тайну запретного плода, а я была лишь невинная восторженная девчонка. И посвящать меня в свою жизнь она не хотела и не могла. Понимала, что узнав ее таинственный мир, я, возможно, навсегда отшатнусь от нее.

Ведь я мечтала тогда об огромной идеальной любви, О принце под Алыми парусами. А она, по-видимому, уже перешла из мира иллюзий в мир реальный и превратилась в прекрасную содержанку, ожидающую следующего преданного поклонника.

Сколько времени мы с ней общались? Может быть полгода или год. Встречались мы очень часто, я почти ежедневно приходила к ней и, как зачарованная, выслушивала ее рассказы. Так странно протекала моя жизнь – в школе, где я была отличницей, веселой заводилой, дома, где была послушной дочерью, и около Софьи, у ее колен, смотрящей ей в рот и выслушивающей ее полупризнания, полунамеки, стихи, волшебные истории. Она была удивительная выдумщица и вдохновенная рассказчица.

Моя тяга к моей прекрасной соседке не иссякала, я тогда уже не представляла жизни без наших встреч. Однако внезапно все изменилось.

Я пришла к ним. как всегда:

– Я – к Софье!

– А Софьи нет, – ответил мне ее отец. – Она уехала.

Повернулся и быстро ушел в другую комнату. Он избегал расспросов. Куда отправилась Софья, я так и не узнала. Родители отмалчивались, брат тоже. Но как-то он проговорился, что у Софьи появился новый воздыхатель, и она послушно за ним последовала, как и первый раз, поддавшись зову любви и страсти. Или пению волшебной флейты. Отправилась в новый полет, которого она все время ждала. И куда она улетела, где приземлилась, я уже никогда не узнала..

Вот какая греза-воспоминание о далекой юности всплыла в моем утреннем полусне, полузабытьи..

Косметичка

В юности она торопила время и мечтала поскорее стать взрослой.

– Вот тогда, – думала она, – появится у меня собственное жилище! Неважно какое, но обязательно будет в нем стоять трюмо с тремя зеркалами, а под этими зеркалами будут мерцать золотые тюбики с губной помадой, духи в витом флакончике, кремы в разноцветных баночках.

Время шло, закончила она школу с золотой медалью, институт с красным дипломом и начала прилежно трудиться в советском научно-исследовательском институте. И эта мечта ее детская забывалась и уходила куда-то все дальше, переходя в раздел несбыточных грез, превращаясь во что-то смутное и нереальное. Чувствовала она себя научно-производственной единицей, а совсем не прекрасной женщиной, как когда-то в юности представлялось.

Но вот появился юноша, который полюбил ее самой первой и сильной любовью. Полюбил такой, какой она тогда была, оценил тихую умницу и скромницу. И захотелось ему, чтобы она расцвела от его любви и превратилась из утенка в прекрасного лебедя. Стал он ее баловать маленькими, но необыкновенными подарками. Как-то преподнес ей чудесную косметичку – из черного с алыми цветами бархата с серебряным замочком. Она обмерла от восторга, у нее таких красивых вещей никогда не было, она и краситься-то не умела. Ее поклонник был беден, как церковная мышь, ведь скудной зарплаты лаборанта в советские времена еле-еле на жизнь хватало. Но он по копейкам деньги откладывал, чтобы скопить любимой на подарок.

Через месяц он принес ей помаду брусничного цвета, которая, по его мнению, подходила к ее русым волосам и голубым глазам. А на день рождения подарил французские духи. А потом польский крем для лица! Ее косметичка стала заполняться восхитительными предметами! Открывая ее, она любовалась на то, как сияла в глубине помада в золотом футляре и чувствовала аромат французских духов, и постепенно крылья чарующей женственности отрастали у нее за спиной. Она была счастлива, хоть не было у нее трюмо с тремя зеркалами, но появилось в сумочке все то, что должно было стоять под этими зеркалами. Она научилась пользоваться косметикой, стала лучше одеваться и настолько похорошела и расцвела, что мужчины – сотрудники научно-исследовательского института, где она трудилась, стали обращать на нее внимание и наперебой ухаживать за ней.

Прошли годы, она вышла замуж, но не за того, кто ее так любил, а за старшего научного сотрудника отдела нейрофармакологии. Но счастлива, как когда-то рядом с бедным лаборантом, она уже никогда не была, и зеркальное трюмо в ее жилище так и не появилось. Иногда попадается ей на глаза старенькая косметичка из полинявшего бархата, и напоминает о прекрасном прошлом, которое она не смогла уберечь. Сердце обдает теплой волной, а потом начинает щемить, она поскорее прячет потрепанную косметичку в глубину шкафа… Но, пока жива, она ее не выбросит, а время от времени будет доставать и проливать над ней слезы раскаяния и печали..

Голографический мозг

Началось мое увлечение деятельностью человеческого мозга еще в то время, когда я училась в 1-м Ленинградском медицинском институте. На пятом курсе мы, студенты, проходили курс психиатрии. Перед нами один за другим проходили пациенты, вполне здоровые физически, но находившиеся во власти странных, чудовищных галлюцинаций. Они жили в собственном бредовом мире. И вылечить их было невозможно, единственное, что помогало, это введение сильнейших успокоительных лекарств – нейролептиков. Эти средства их кипучую бредовую симптоматику притормаживали, хотя болезненные мысли никуда не уходили. Но хорошо было и то, что эти пациенты становились не столь опасными для окружающих.

Это настолько меня поразило, что я решила посвятить свою жизнь исследованию человеческого мозга, чтобы понять его работу, а, следовательно, и природу загадочных психических заболеваний.

Училась я очень хорошо, не знала, что такое оценка четыре, все экзамены сдавала лишь на отлично. Поэтому после окончания института, учитывая мое пожелание, меня пригласили в аспирантуру Института Экспериментальной медицины имени И. П. Павлова, где я занялась изучением мозга на самом высоком профессиональном уровне. Отдавалась этому увлечению страстно, до фанатизма. Освоила сложнейшие методики по вживлению электродов и особых микроканюль – химиотродов в структуры мозга экспериментальных животных и проверяла действие электрической и химической стимуляции на мышление и память. Одна такая операция по вживлению электродов в мозг собаки занимала десять – двенадцать часов. Собрала экспериментальный материал, а потом написала и успешно защитила диссертацию на тему «Функциональное значение стриопаллидарной системы мозга в процессах фармакологического управления памятью».

К стриопаллидарной системе относят базальные ганглии, то есть ядра, лежащие в глубине полушарий головного мозга – хвостатое ядро, скорлупа и бледный шар. Во второй половине XX века считалось, что они являются частью экстрапирамидной двигательной системы, то есть участвуют в тонкой регуляции мышечного тонуса и в координации движений. Однако результаты моих исследований показали совсем другой результат, указав на то, что эти мозговые структуры также принимают участие в процессах краткосрочной и долгосрочной памяти.

Я была приглашена на международный симпозиум в Болгарию, в Софию, с докладом по проведенному мной исследованию. Страшно волновалась, и не только по причине такого представительного форума, но главное из-за того, что полученные мной результаты не вписывались в принятую в то время концепцию о деятельности стриопаллидарной системы мозга. Но мой руководитель, всемирно известный фармаколог академик Сергей Викторович Аничков, меня похлопал по плечу и успокоил:

– Не бойся, докладывай, как есть, экспериментальный результат превыше всего! Помни, Сократ мне друг, но истина дороже!

Конечно, как я и ожидала, посыпались удивленные вопросы: «Однако, что вы говорите? Ведь согласно американским исследованиям эти мозговые структуры отвечают за регуляцию двигательной активности, и, следовательно, никак не связаны с мышлением и памятью!» Пришлось отстаивать мою позицию, противопоставляя этой догме не только мои экспериментальные данные, но и аргументы других исследователей, обнаруженные мной в научной литературе.

Но еще многие годы не покидало меня чувство внутреннего беспокойства и некоторого разочарования. Как же так, ведь не жалела себя, столько времени и сил положила, так старалась быть честной и объективной, но получила неожиданный результат. Почему-то мои эксперименты показывали совсем не в ту сторону, что общепринятая научная концепция. И только, стоящий на недосягаемой высоте авторитет моего руководителя, меня поддержал. Он разбирался во всех тонкостях моей работы, и верил в полученные мной результаты, а все окружающие, в свою очередь, полностью доверяли и не решались противоречить ему.

Время шло, я переключилась на другую научную тематику – занялась геронтологией- наукой о старении, а позднее перешла на практическую врачебную работу. Но иногда, по старой памяти, все-таки интересовалась последними достижениями в области нейрофизиологии и нейрофармакологии мозга. И вот стала замечать, что все больше научных данных свидетельствовало о том, что память не сидит только в гиппокампе, как и эмоции не находятся только под контролем лимбических структур, и даже мышление- не определяется лишь одной корой больших полушарий.

Стали всплывать ортодоксальные факты, указывающие на необыкновенную пластичность и взаимосвязь мозговых структур в выполнении сложных функций. Как, например, объяснить, что Пастер, который вследствие тяжелого инсульта жил лишь с одной половиной мозга, несмотря на это оставался нормально функционирующим человеком и даже гениальным микробиологом. А следовательно, стали все больше признавать взаимосвязь и взаимозависимость различных структур мозга при выполнении сложных центральных функций. А значит, что и стриопаллидарные структуры мозга регулируют не только двигательные реакции, но участвуют в сложных поведенческих актах и психофизиологических реакциях.

Собрав многие факты воедино, Карл Прибрам в конце 20-го века выдвинул теорию о голографической модели мозга. В начале у этой теории было мало сторонников, но к началу нашего столетия она стала широко известной и общепризнанной. И полученные мной когда-то факты вдруг стройно вписались в эту теорию, ведь согласно ей все структуры мозга участвуют в высшей нервной деятельности, и мозг функционирует как единой целое. Значит, память живет не только в гиппокампе, как думали еще двадцать – тридцать лет тому назад, а и в базальных ганглиях, которые я так долго и самоотверженно изучала. Что и требовалось доказать!

Все нейроны имеют древовидные разветвления, и когда электрический сигнал достигает конца одного такого разветвления, он распространяется далее в виде волн, точно таких, какие мы наблюдаем на поверхности воды. Поскольку нейроны тесно прилегают друг к другу, расходящиеся электрические волны постоянно налагаются друг на друга. Создаются нейронные голограммы, которые имеют множественную и тонкую природу. Они должны включать наши ментальные образы, наши надежды и страхи, наши подсознательные предубеждения, личные и культурные предпочтения и нашу веру в духовные и технические достижения.

Когда Прибрам увидел это своим мысленным взором, ему стало ясно, что волны могут создавать бесконечный калейдоскопичный ряд интерференционных картин, в которых и коренится адаптированность мозга к принципу голографии. «Голографический принцип неизменно фигурирует в волновой природе взаимодействия нервных клеток мозга, – пишет Прибрам. – Мы просто не могли себе этого представить».

Во всем мире ведутся интенсивные работы по исследованию мозга, однако, чем больше ученые узнают, тем больше возникает вопросов. Мозг человека загадочен и от разгадки этой тайны мы еще очень и очень далеки. Академик РАН и РАМН Н. П. Бехтерева признавалась: «Всю свою жизнь я посвятила изучению самого совершенного органа – человеческого мозга. И пришла к выводу, что возникновение такого чуда невозможно без Творца».

Артемка

Сегодня четверг, и у Артемки занятие в танцевальной студии. Ему всего четыре с половиной года, но все говорят, что развивать ребенка надо с самого раннего детства. Конечно, времена сейчас трудные, лихие 90-е, но кто сказал, что поднимать детей надо лишь в благополучные времена, ведь и в войну детей рожали. Времена не выбирают, надо исходить из того, что есть и стараться сделать для своих детей все возможное. Так рассуждала его мать, молодая учительница Татьяна Переделкина.

Нелегко было ей и потому, что полгода назад родилась дочка, Зоечка, или Зайка, как ласково называли ее в семье. Ну что же- Зайку в коляску, Артемку- за ручку и в путь. До студии конец не близкий – около пяти километров, и сегодня, как назло, сильный мороз, около двадцати градусов.

– Ну ничего, зато дочка на свежем воздухе поспит, и мы с сынишкой прогуляемся», – храбрилась Таня.

Вокруг красота, просто зимняя сказка, белый серебристый снежок под ногами поскрипывает. Но прошли с километр, и она почувствовала, что холод все сильнее пробирает. Хорошо хоть, что Заинька тепло одеялами укутана. Решила сесть в троллейбус и, оставшийся путь до студии, проехать.

Сказано-сделано, кое-как добрались до Дома Культуры, где проходили занятия. Пока сынок переодевался, наклонилась Таня к дочке и забеспокоилась. Что-то с Заинькой было не так, раскидалась в коляске, постанывает, и щечки у нее подозрительно раскраснелись. Потрогала лобик, показался он слишком теплым. Неужели разболелась дочурка? Надо срочно возвращаться домой. Значит дождаться до конца занятия она не сможет и надо срочно сообщить мужу, чтобы сына забрал. Позвонила ему на работу, все рассказала, все объяснила, и повторила несколько раз:

– Не забудь, забери нашего Артемку ровно в шесть!

– Да, ладно! – услышала в трубке раздраженный голос мужа. – Не талдычь, не повторяй сто раз, конечно, заберу. А ты беги, лечи младшенькую.

Приехали с Заинькой домой. Положила дочку на кровать, развернула, а она так жаром и пышет. Померяла температуру- 39 градусов. Начала хлопотать вокруг дочурки – теплое питье, парацетамол, водно-уксусное обтирание, чтобы температуру снизить. Уже через час температура спала до 38 градусов. От сердца отлегло. Но что-то сына все нет, занятие закончилось в шесть часов, а уже полседьмого. Вновь позвонила мужу, никто не отвечает. Начала себя успокаивать:

– Не терзайся, все нормально, просто троллейбуса ждут, может они реже ходят, мороз ведь. Они едут, сейчас в дороге, и скоро будут.

Время шло, семь, восемь, полдевятого, девять, а мужа с сыном все нет! Что случилось, постояла у двери, потом выбежала на улицу. Тьма, никого не видно. Вернулась и опять встала у двери и взмолилась: «Ради бога, приходите поскорее, ну что же случилось?»

В десять вечера звонок. Открыла дверь, а там стоит маленький замерзший клубочек- ее сыночек и плачет: «Мама, прости меня, я описался». Таня скорее затащила его в квартиру, раздела, обняла, зацеловала.

– Милый мой, где ты был, что случилось?

И вот, что несчастный мальчик маме рассказал:

«Занятие закончилось и всех ребят стали забирать родители. А я ждал, но за мной папа все не приходил. Я стоял в вестибюле, но входную дверь стали запирать и всех выгнали на улицу. Я стал на улице ждать папу. А он все не приходил. Ждал долго, замерз, а его все нет и нет. Вспомнил, как мы с тобой переходили улицу, но испугался идти сам, там мчалось много машин. А потом дождался, когда другие люди стали переходить и пошел за ними. Потом стоял долго-долго на остановке, подходили автобусы и троллейбусы, а я не знал на какой мне садиться. В конце концов сел в какой-то троллейбус, наугад».

У матери перехватило дыхание, ведь она знала, как много троллейбусов и автобусов разных маршрутов уходило с этой остановки, и лишь два из них шли в направлении к их дому. Бог их сберег, помог ее мальчику сесть в нужный троллейбус! Им посчастливилось, он сел наугад и верно попал! Только два троллейбуса шли прямо, а остальные сворачивали направо и укатил бы ее мальчишечка неведомо куда.

Стоял бедный мальчик в троллейбусе, и теперь решал следующую задачу, где выходить. Народу много, это направление всегда переполнено. Стоящая рядом женщина удивилась, что маленький мальчик едет совершенно один: «Куда ты мальчик? Почему ты один? Где твои родители?» Испуганный Артемка ответил только: «Домой!» – и отвернулся. И все смотрел в промерзшее окно. Одна остановка, вторая, третья… На пятой вышел, что-то подсказало, что здесь надо выходить. Опять встал на остановке, не знал как перейти улицу, большое движение. Увидел. что стоит тетенька, которая тоже собирается переходить. Встал рядом и пошел за ней. Перешел эту улицу, за ней еще одна, которую тоже надо надо как-то одолеть. К счастью, здесь движение было потише. Увидел знакомые дома, а вот этот последний- его дом. Но как же он замерз, как же измучался и переволновался этой долгой дорогой. Ведь четыре часа мерз на улице. То папу ждал, то на остановке стоял, не знал в какой троллейбус сунуться. Уже подходил к дому и почувствовал, что терпеть больше не может. Описался и заплакал. А потом поднялся на девятый этаж, позвонил в дверь и увидел, наконец, маму:

– Прости меня мама, я описался!

Как же Таня была счастлива, как же она обнимала своего мальчика. Как благодарила бога и судьбу, которые ему помогли добраться до дому. Времена были тогда тревожные, лихие, дети пропадали. И она знала своего доброго, молчаливого, стеснительного мальчика, он спросить не может. Если бы сел не на тот троллейбус, то так бы и ехал мимо незнакомых улиц и домов до конечной остановки. А там бы вышел, забился в угол и замерз. Мороз к вечеру был уже под тридцать градусов.

А в двенадцать часов ночи пришел Танин муж – веселый, подвыпивший и с двумя конфетками в кармане. Это – для детишек! Он, конечно, Таниной просьбы не забыл, но просто решил, что она как-нибудь и без него выкрутится. А его пригласила в гости одинокая разбитная сослуживица, и он после работы пошел ее навестить. У нее всегда легко и приятно – вкусная еда, коньячок, да и остальные утехи его поджидают… А дома что? Маленькие дети, заботы, хлопоты.. Кому это надо?

Низвержение идола

– Посади Люсю за первую парту! Она- такая непослушная ученица, пусть будет всегда у меня на глазах! – раздается тоненький, но властный голосок ее младшей дочери Мариши. Она сегодня «учительница» и обращается к своей сестре Вике, которая хоть и на пятнадцать минут ее старше, но привыкла Марише во всем подчиняться.

Марина и Виктория – десятилетние дочери-близнецы редактора издательства Варвары Николаевны Симбирцевой. Они играют «в школу», игра эта чрезвычайно увлекательная, и они посвящают ей массу сил и времени. На ковре в комнате, на некотором расстоянии друг от друга, раскладывают книги, – это «парты». У каждой парты рассаживают игрушки – кукол, обезьянок, петушка, лисичку, волка – это их «ученики». Больше всего они любят потешную обезьянку Люсю – рыжую, толстозадую, неуклюжую, с большими лапами. Эта Люся у них всегда самая плохая ученица в классе, она- озорная, вредная и хулиганистая. Не только Люсе, но и остальным «ученикам» дочурки дали имена – Сережа, Рыжка, Петя, Манюня и др.

Для каждого «ученика» девочки сшивают маленькие тетрадочки – по русскому и по математике. Работа колоссальная! А затем одна из них становится учителем, а вторая исполняет роль учеников. Заранее они делают за своих «учеников» уроки в тетрадочках, часто с нарочито грубыми, потешными ошибками, а потом начинают разыгрывать школьную жизнь. Они так увлечены своей игрой, что каждый день наперегонки бегут из школы, чтобы поскорее оказаться в своей комнате и предаться любимому занятию. Мать в это время на работе в редакции и придет лишь часов в шесть-семь вечера. Они обо всем забывают, когда играют, даже поесть забывают. Не помнят и о том, что мама просила их сходить в магазин за молоком и хлебом.

Когда Варвара Николаевна приходит с работы, то выползают к ней из комнаты измученные, но счастливые дочурки:

– Мамуся, покорми нас, мы такие голодные!

Но дома ни молока, ни хлеба. Но мать все-таки скребет по сусекам, выискивает, что можно приготовить, кормит дочек, а потом, усталая, отправляется по магазинам. Она не сердится и все дочкам прощает, ведь они очень любят друг друга.

Через несколько лет наступает пора нового увлечения – это книжный мир, который мать своим дочкам открывает. Она им пересказывает «Алые паруса» А. Грина, и доченьки слушают ее как зачарованные. А потом они вместе читают «Два капитана» В. Каверина, «Хождение по мукам» А. Толстого, Виктора Гюго, Фенимора Купера, Марка Твена.. Девочки впитывают возвышенные книжные идеи, как губки, они витают в облаках и обожают свою мать.

И часто признаются Варваре Николаевне в своем сильном и неизменном чувстве любви:

– Мамуся, мы тебя так любим! Нам никто не нужен и не важен, только ты! Где-то мы слышали, что «боится, значит уважает». Какая чушь! Мы вот тебя совершенно не боимся, а как сильно уважаем и любим!

Варвара Николаевна своим дочкам безусловно верит, она и сама пришла к выводу, что воспитывать детей не надо, надо просто быть всегда доброй, ласковой, заботливой, самоотверженной. И дети, видя это, поневоле последуют твоему примеру и вырастут такими же..

Муж Варвары Николаевны, отец близняшек, наблюдая их жизнь, иногда с завистью говорит жене:

– Ты – их идол! Они тебя просто боготворят!

Но изменить ничего не стремится, зачем ему это? Он давно уже живет своей собственной, независимой жизнью – с работой, друзьями, выпивками и случайными женщинами..

***

Прошло несколько лет. У Варвары Николаевны родилось еще двое детей – Вася и Зиночка. Старшие, девочки-близняшки, поначалу были очень рады рождению Василька, но со временем стали все больше отдаляться и погружаться в собственный мир учебы, институтских друзей, любовных переживаний. Они очень сильно изменились, и внешне и внутренне, особенно Мариша.

Она вышла замуж за видного парня из провинции, и теперь живет у мужа, в небольшом деревенском доме. Этот дом стоит на берегу небольшой реки, рядом лес. Природа завораживает- золотой песок, высокие сосны, пушистые ели, белоствольные березы. Неподалеку живут родители мужа, которые во всем молодым помогают. Муж сумел найти к своей молодой жене подход и открыл для невинной Маруши потаенный мир плотских утех. Маришу это раскрепостило, она расцвела, почувствовала себя взрослой женщиной, и даже характер ее изменился, стала она смелой и, как будто, слегка нагловатой.

Мариша прожила в провинции около двух лет, родила ребеночка, и поначалу чувствовала себя очень счастливой. Однако со временем стала скучать, ей стало не хватать новых впечатлений, беспокойной городской суеты, перспективы на будущее. И она решила вернуться в Питер. Но вот незадача – куда возвращаться? Питерская двухкомнатная квартира и так перенаселена, там живут родители, Вика и младшие брат с сестрой!

Но глубоко задумываться об этом Мариша не хотела, душевно она преобразилась, все возвышенные идеалы, внушенные материнским воспитанием, куда-то исчезли, ушли в песок, а на первый план вышли собственные эгоистические желания. Если раньше они с сестрой-близняшкой боготворили Варвару Николаевну, то постепенно эти чувства забылись, мать теперь была ни к чему, а вот родительская квартира в городе стала Марише очень нужна, просто жизненно необходима.

Она рассуждала жестко и бескомпромиссно:

– Ах, питерская квартира переполнена? Ну, значит надо ее освобождать! А как? Да просто подвинуть их всех, переселить, пусть живут в других местах, а вот я, мой муж и ребенок будем жить там. Ведь я так хочу, а, значит, могу и буду!

И четко распланировала свои действия:

– Легче всего будет избавиться от матери с малолетними отпрысками, она витает в облаках, расслабленная и мягкотелая, с ней справиться будет несложно. Ведь сила на моей стороне, мы с мужем молодые, а что против нас сделает слабосильная тетка? Отец дома не так часто бывает, ему все равно, он все больше у любовниц пробавляется. Да, и сестра тоже не сегодня-завтра вылетит из родительского гнезда. Да и не решится она против пойти, ведь с детства привыкла мне подчиняться.

Теперь Мариша с семьей часто приезжала в Питер, вселялась в родительскую квартиру и, как с ножом к горлу, подступала к матери, требуя жилплощадь освободить. Начинала кричать, оскорблять, делать все, чтобы совместная жизнь стала для матери невозможной. Отца, как правило, дома не было, а Вика отмалчивалась. Варвара Николаевна была в растерянности, она перестала что-либо понимать. Как это возможно, ведь это ее дочки, такие хорошие и любимые? Те, с которыми они читали возвышенные книжки и мечтали об идеальном будущем? Те, которые так часто уверяли ее в своих неизменных чувствах и говорили, как сильно они ее любят.

– Так, значит, прав был тот, кто сказал «боится, значит, уважает», – рассуждала потрясенная Варвара Николаевна, слыша вопли Мариши. – Значит надо бояться, опасаться, лишь это залог почтительного, уважительного отношения детей к родителям. А все уверения в любви и сюсюканья ничего не стоят. Когда моей дочке приспичило и чего-то ей сильно захотелось, то все нравственные принципы оказались отброшены в сторону.

За городом была у ее мужа «дача», вот туда и стремилась Мариша спровадить свою мать с малолетними детьми. «Дачей» это недостроенное убогое строение можно было назвать лишь с большой натяжкой. Когда-то под Питером дали мужу Варвары Николаевны от работы участок, и они несколько лет пытались, не имея средств, собственными силами построить там домик. Был он малюсеньким, с единственной комнаткой на пять с половиной метров. На большее у них сил и средств не хватило. Без воды, но с печуркой. В этой единственной комнатке стоял диван, который они с мужем притащили со свалки, напротив, сколоченный из досок топчан и между ними откидной столик. В углу электрическая плитка, на которой можно было подогреть еду. Вот туда-то и решила «добрая» Мариша выгнать свою мать с маленькими детьми. Васильку было тогда четыре года, а Зиночке всего одиннадцать месяцев. Правда, сама Мариша на эту убогую «дачу» никогда не ездила, в этом сарае она жить не желала.

***

Этот последний день был ужасным. Варваре Николаевне никогда его не забыть. Приехавшая накануне с мужем Мариша начала генеральное наступление. Цель ее была выгнать мать из квартиры, куда угодно, но с глаз долой, и как можно скорее! Церемониться она не собиралась:

– Уезжай, убирайся отсюда! – кричала она. – Ты мешаешь нам жить! Знаю, чего тебе не хватает, мужика рядом нет, вот ты и сидишь здесь, и злишься!

Она размахалась руками и уронила лампу, стоявшую на столе. Лампа разбилась, и стекло разлетелось по полу мелкими осколками.

Василек в страхе жался к матери, а маленькая Зиночка ничего не понимала, но нервничала и быстро-быстро ползала по ковру. Варвара Николаевна стала спешно собираться, заталкивала в сумку детские вещи, продукты. Надо было срочно уезжать, терпеть это было невозможно и страшно. Позвонила мужу, попросила прислать за нами машину, ведь располагалась «дача» в ста километрах от города, и туда нередко курсировал производственный автобус.

Подняла Варвара Николаевна на руки Зиночку и вдруг увидела, что ее губки окрашены кровью. Что это? Не сразу осознала, что произошло. Неужели же малютка в этой суматохе подняла осколок стекла от разбитой лампы и по детской привычке сунула его в ротик?

Она вытерла Зиночкины губки, заглянула в ротик, протерла его салфеткой, но ничего там не нашла. Надо было как можно скорее убегать из этого ада. Последнее, что она увидела, это торжествующее лицо Мариши. Она добилась своего!

***

В автобусе Варвара Николаевна держала Зиночку на руках, а та извивалась и плакала. Испуганный и потрясенный Василек сидел напротив. Мать массировала дочуркин животик, и замирала от ужаса: «Неужели же она проглотила осколок стекла?»

К вечеру приехали на «дачу», мать растопила печурку, ведь был уже октябрь, холодно. Вскипятила чайник, подогрела кашу. Но Зиночка есть не стала. Всю ночь она проплакала. На следующий день сходила на горшочек, в стуле была много крови, но стекла там не было. А девочке становилось все хуже, поднялась температура. Вечером они спешно уехали в город, и на автовокзале Варвара Николаевна вызвала скорую помощь.

События развивались трагически. Девочку прооперировали, нашли осколок, который впился в кишечную стенку, и удалили его вместе с частью кишечника. Варвара Николаевна еще долго пролежала с дочкой в больнице, а когда они выписались, то сразу уехала с младшими детьми в Тверскую область. В дальнюю деревню, в дом, который остался им по наследству от бабушки. Там давно никто не жил, но уж лучше там, чем делить с хищной Маришей свою квартиру. Бог ей судья! Покой и здоровье маленьких детей были дороже. А к деревенской жизни они как-нибудь приспособятся, живут же другие, и они не сахарные.

Думая часто обо всем случившемся, Варвара Николаевна никак не может понять, что же случилось с ее милой, доброй дочкой Мариной. Или Маришей, как ласково называли ее домашние в обыкновенной советской семье. Отчего она озверела, решила пойти прямо к намеченной цели, разрушая по дороге все прежние идеалы и жизнь близких людей?

Вспоминаются ей слова Густава Флобера в «Госпоже Бовари»: «Не прикасайтесь к идолам… Их позолота останется у вас на пальцах». Позолоты теперь не осталось, да и сами идолы низвержены, разбиты в прах, а как можно жить без веры в них?

Три дома

Аннушка была уверена в том, что у каждого дома есть душа. И человек, входя в незнакомый дом ее ощущает и реагирует соответственно.»

– Как у вас уютно, как светло и красиво! – восклицает он, войдя в один дом, с удовольствием располагается, и уходить ему никуда не хочется.

Или же брезгливо озирается вокруг, войдя в другой дом:

– Какой темное, неприветливое, угрюмое жилище! – и спешит его покинуть.

Если подумать, то основа жизни любого живого существа- это его дом. У животных – это дупло, нора или берлога, у птиц – гнездо. У человека, даже бездомного, хоть какая-то хибара, в худшем случае – подходящая скамейка в парке с узелком вместо подушки.

Дом может быть счастливым или несчастливым. Во всяком случае, испокон веков люди в это верили. Оттого и подковку над дверью вешали, и кошку трехцветную в дом запускали, и домовенка под лестницу сажали. И даже окна покрывали кружевными деревянными наличниками, чтобы злые духи в жилище не проникали.

Похоже на то, что неодушевленный дом накапливает и поглощает внешние и внутренние воздействия, которые делают его удобным или же неподходящим для проживания. Порядок в доме, его уютность, весь его антураж многое говорят о характере и натуре его обитателей, их жизненных интересах, талантах, отношениях друг к другу. И позднее дом эту накопленную энергию излучает, и, в свою очередь, начинает вмешиваться в судьбу пребывающих в нем людей. Так формируется «душа» дома, которая может быть радостной, теплой, благостной, или же грустит и тоскует, не ощущая любви к себе и заботы. Заброшенные дома – быстро ветшают, это как одинокие, никому не нужные, несчастные люди.

Но что же делает дом счастливым или несчастливым? Та земля, на которой он стоит? Или же изначальный удачный или неудачный план его строительства? Или все-таки проникшие в него внешние духи? А может быть сам человек, живущий в нем, пропитывает стены и углы своей положительной или отрицательной энергетикой? Говорят, что помнят стены дома мучения людей, его населявших, как и преступления, в нем совершенные.

Аннушка была знакома с мужчиной, который ее уверял, что потерял своих близких из-за дома, в котором они поселились. Он приобрел жилье в городе, и много позже узнал, что располагалась там в начале века инфекционная клиника, где лежали тяжелейшие тифозные больные. Многие из них умирали, и в том же строении находилась покойницкая. Через некоторое время начались в его семье несчастья и потери – умерла жена, а за ней дочь, пока не осознал он гибельности этого места и спешно не продал это несчастливое жилище. Переехал жить на дачу, тут все и наладилось.

Кажется Анне, что «характер» дома зависит и от той земли, на которой он стоит. Окружающая природа влияет на его энергетику, и поэтому дом деревенский, рядом с речкой и лесом, должен быть изначально здоровее дома городского с небольшим приусадебным участком. Окружающая природа очищает, подпитывает и исцеляет не только больных людей, но зараженные негативным зарядом дома!

Так размышляла Анна, и пришла она к таким мыслям на основе своего жизненного опыта. Ведь пришлось ей жить в трех очень разных домах, каждый из которых стал временным вместилищем ее тела и души. И в свою очередь отразил ее душевное состояние. Она свои дома создавала, любила, и каждый из них стал частью ее судьбы. Но об этом мы расскажем в следующих трех новеллах.

1. Замок Броуди

Помните чудесную сказочную историю, рассказанную нам Александром Грином «Алые паруса»? Удивительно, но очень похожая история произошла с нашей Анной.

Посудите сами! Случилось это в лихие 90-е годы, когда СССР уже развалился и сама Россия была на грани издыхания; когда жизнь простого люда становилась все тяжелее, все непереносимее; когда муж от нее отвернулся и билась она в нужде и заботах с двумя маленькими детишками на руках! И вот тогда нежданно-негаданно случилось в ее жизни это чудо. Как будто луч солнечного света внезапно пробился сквозь тучи и осветил ее темную жизнь!

В эти тяжкие годы вынуждена она была подрабатывать дома, давая уроки английского языка. Ведь младшей дочке еще не было и годика, а ее научно-исследовательский институт практически развалился. Как-то пригласили ее знакомые помочь им принять группу шведов, помочь общению с ними, послужить переводчицей. Согласилась, завязалось знакомство с одним из иностранцев, которое стало развиваться столь стремительно, что вскоре закончилось предложением руки и сердца.

Ее поклонник был готов на все ради того, чтобы быть вместе: обещал быть любящим мужем, хорошим отцом ее детям, всегда находиться на ее стороне. Это звучало как волшебная сказка, ведь горько было сознавать, что ее прекрасные детишки не нужны были даже их родному отцу, как и она сама. Однако уехать жить в чужую страну Анна все-таки была не готова, несмотря на лихие годы, она очень любила свою Родину.

Но вот в октябре 1993 года произошло в России ужасное событие, которое убедило ее в том, что к власти в стране пришли бандиты, способные на любое преступление. Гарант Конституции и порядка президент Ельцин разогнал съезд народных депутатов, ввел танки в Москву и расстрелял собственный парламент! А заодно и тысячи людей, которые съехались в столицу, и встали лагерем у Белого дома, чтобы защитить законодательную власть.

Стало страшно оставаться в этой стране, пришло понятие, что захватили власть подлецы и предатели, которые распродают Россию оптом, и в розницу. И ради достижения своих целей они ни перед каким преступлением не остановятся. Только тут поняла она, что хоть родилась и выросла в этой стране, и всегда ее любила, но теперь выбора не оставалось! Надо уезжать, ведь превратилась ее матушка-Родина в злую мачеху по отношению к собственному народу!

Она дала согласие. И вот через некоторое время из далекой Швеции приплыл корабль, на котором прибыл ее Принц. Правда, звали его не Грэй, а Вильям, но как и Грэй, приплыл он, чтобы забрать ее с детьми и увезти в свой волшебный мир, где будут они жить в любви и согласии. Хоть и не было на этом корабле алых парусов, но в остальном все совпало, и случилось с ней все тоже, что когда-то с юной Ассоль! Принц был высоким, сильным, светловолосым и прекрасным, и играла на этом корабле дивная музыка. Чаще всего исполняли певцы популярную тогда песню «Lady in red» или «Женщина в красном». И правда, на Анне было шелковое красное платье, и эта песня стала для нее и Вильяма их собственной, личной песней! Они под нее танцевали, плавно кружились, их сердца таяли от нежности и любви. Это была сказка Александра Грина, претворившаяся в реальность! И все вокруг восхищались и поражались их невероятному счастью!

***

Вильям привез их в свой дом, который находился на склоне горы, в глухой шведской деревушке. Когда Анна увидела этот большой каменный дом – серый, невзрачный, окруженный скудной растительностью, то невольно всплыло из прочитанного: «Да это же настоящий „замок Броуди“! Правда, в миниатюре. Но такой же мрачный и угрюмый!»

Вошла и еще больше удивилась его внутреннему убожеству – полупустое, неухоженное жилище. Построен дом был неудачно – на склоне горы, и нижний этаж часто затоплялся стекающими сверху водными потоками. На стенах были следы от протечек и стоял тяжелый запах плесени. А верхний этаж казался пустым, но люди там все-таки жили – навстречу Анне вышли пожилой отец Вильяма и его сын. Впечатление от дома было тягостное, однако Анюта себя успокаивала: «Все будет хорошо! Мы наведем здесь уют и порядок. Здесь наступит новая жизнь! Ведь мы с Вильямом любим друг друга, и это самое главное, а все остальное приложится! Терпение и труд все перетрут!»

Со стареньким, интеллигентным отцом Вильяма она очень скоро подружилась: они оба были книголюбами, и им всегда было о чем поговорить. Да и с сыном Джонасом постепенно сблизилась- помогала подростку решать задачки, математика тому не давалась.

С первого же дня Анна впряглась в домашнюю работу – убирала, украшала, и делала все с неподдельной радостью. Ведь этот заброшенный дом был их семейным гнездышком, и хотелось сделать его уютным. Она старалась не только для своего Грэя-Вильяма, но для своих еще маленьких детишек, да и для остальных, здесь живущих. Хотелось, чтобы все они, наконец, почувствовали атмосферу счастливого семейного дома.

Мебели в доме почти не было, бывшая жена Вильяма ее вывезла при разводе. Муж уезжал на курсы, а Анна передвигала туда-сюда оставшуюся мебель, стремилась заполнить пустующее пространство и создать иллюзию жилого помещения. В секонд-ханде купили они с Вильямом 2 потрепанных дивана. Анна из найденных в шкафу кусков ткани сшила на них чехлы, и они стали выглядеть довольно прилично. На окна сшила и повесила занавески. Швейной машинки в доме не было, приходилось прокладывать стежки вручную. Хоть дело это было не быстрое, но при должном упорстве – продвигалось! Расставила яркие цветы на окнах, а в углу гостиной поместила горшок с высоким зеленым бенджамин-фикусом. И мрачный дом вскоре преобразился, стал казаться уютным и привлекательным.

Однако, удивительное дело, но атмосфера по-настоящему счастливого дома никак не возникала. Продолжало чувствоваться в этом доме какое-то внутреннее напряжение, как будто был он населен грозными призраками, или злыми духами. Возвращаться в дом не хотелось, Анна чувствовала это и часто останавливалась на пороге, но затем превозмогала себя и заставляла войти внутрь. Ведь надо было за свое счастье бороться.

С деньгами у них была напряжёнка, жили на пенсию отца, на мизерную зарплату Вильяма, да на детские пособия. Сама Анна пока работать не могла, для устройства на работу в Швеции требовалось знание языка, подтвержденное свидетельством. Для этого надо было закончить государственные курсы, которых в их захолустье и в помине не было.

К своему изумлению, узнала она, что до ее приезда Вильям нигде не работал. Он и его бывшая жена были «хиппи», жили коммуной в Стокгольме, а значит выступали против мещанского быта, против работы, за свободную жизнь без всяких оков! Когда партнерша забеременела, то Вильям вынужден был жениться и переехал жить к отцу, в этот замок Броуди. Иногда он подрабатывал, то там, то здесь – подвозил инвалидов, развозил почту, чинил компьютеры. Но постоянной работы у него никогда не было. Вильям с семьей жили, в основном, на зарплату его консервативного, образованного и хорошо зарабатывающего отца. А в последние годы доходы отца значительно уменьшились – он вышел на пенсию. Это привело к семейным скандалам и разводу с прежней женой.

А перед приездом Анны с детьми совершил Вильям поистине героический поступок: он отправился в бюро занятости, чтобы найти работу и обеспечить для новой семьи постоянный доход. Его направили на обучение, на компьютерные курсы, теперь он стал получать ежемесячное небольшое пособие. Характер был у него порывистый и благородный, хотя очень властный и даже деспотичный.

То есть, материальная база у них оказалась слабой и ненадежной. Но Анна денежного недостатка не боялась, она и в России, хоть всегда работала, но с трудом сводила концы с концами. Она была идеалисткой, верила, что главное это любовь, вера друг в друга и надежда на счастливое будущее. Жила по принципу «с милым рай и в шалаше». И теперь в ее силах позаботиться, чтобы их шалаш стал уютным семейным гнездышком.

А как она научилась готовить! Кулинарная книга стала ее настольной библией, она выискивала изысканные рецепты и пекла, варила, парила, запекала. Хотелось, чтобы усталый муж пришел с работы и обрадовался, отдохнул и расслабился. Торты и пироги получались у нее такие пышные и вкусные, во рту таяли! Домашние и гости дивились и говорили, что такого никогда не ели! Спрашивали Вильяма, может его новая жена профессиональная повариха? Но она была просто любящей женщиной.

Муж вначале отвечал ей тем же: он вставал рано и каждый день перед отъездом на курсы писал ей любовные записочки. Оставлял их на столе, чтобы когда она проснулась, то день ее начинался с ощущения счастья. А еще он часто мечтал о том, что они будут долго жить, состарятся рядом друг с другом и тогда будут ковылять с палочками и поддерживать друг друга. И так до самой гробовой доски.

***

Продолжалась такая благополучная жизнь около двух лет. Но тут случилось непредвиденное и трагичное – внезапно скончался отец Вильяма. И их домашняя идиллия быстро стала сходить на нет. У Вильяма даже денег, чтобы похоронить отца не было, и его прах после кремирования еще долгое время хранился в местной церкви.

К этому времени Вильям получил все-таки работу, но его предприятие находилось очень далеко от их поселка, в большом городе. Добираться туда было сложно, машина у Вильяма была совсем старая и все время барахлила, а в конце и совсем сломалась. Да тут и предприятие прикрыли – перевели за границу, и Вильям совсем потерял работу. А ведь за «замок Броуди» был долг в банке, который надо было ежемесячно гасить, да к тому же выплачивать проценты. Их и без того скудные средства совсем иссякли. Вильям стал нервничать, занимать деньги то тут, то там, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Хватался за соломинку!

Он стал отсылать Анну к соседям:

– Иди, займи у них денег! Нам нечем платить за дом! Мне они не дадут, а тебе, возможно, что не откажут!

И правда, ее соседи уважали, и деньги, хоть и под расписку, но давали.

Анна все терпела и стремилась разрулить тяжелую домашнюю ситуацию своими ласковыми словами, вкусной едой и уютом. Ее муж, такой казалось бы сильный, явно не выдерживал этого постоянного давления и менялся на глазах. Он бывал раздражителен, груб, нетерпим, деспотичен.

Часто он становился агрессивным и тогда начинал вдруг неистово кричать. Или же, напротив, впадал в депрессию и лежал целыми днями в постели. Они с детьми ходили на цыпочках, боялись ненароком зашуметь или громкое слово сказать. Боялись очередной вспышки гнева. И Анна не понимала, как мужу помочь. Стала ездить на курсы в другой город, чтобы выучить поскорее язык и получить, наконец, работу. А потом сорвалась в Россию, надо продать свое питерское имущество, может удастся получить хоть какие-то деньги!