… И человек оказался обреченным жить и воспринимать все только через смысл, который ему пришлось создавать.
Бланшо Морис, Элиас Канетти, Вернер Зомбарт. Тень парфюмера
… настоящую реальность мы определяем лишь умом, делаем ее объектом умственного процесса, мы по-настоящему узнаем только то, что мы вынуждены воссоздавать мыслью, то, что скрывает от нас повседневная жизнь…
Марсель Пруст. Содом и Гоморра
Раздел 0.
Человек вынужден создавать смыслы, иначе он не может, а создав их – он живет в этих смыслах, творя новые и меняя, модифицируя старые. Мир сам по себе не имеет смысла, и только человек создает его, этот смысл, и мир будет относится к человеку так, каким был наделен смыслом. Смыслы, выросшие из корней лжи, изменят, в итоге, человеческое сознание, изменят его направленность и целеполагание, размоют нравственные и духовные ориентиры, и мы все это уже видим воочию. Смыслы порождают действия, и действия эти адекватны порождающим их смыслам, то есть действия человека в мире соответствуют и определяются смыслами, которыми человек наделил мир: если мир злой, темный и враждебный, то таковым будет и человек в мире, по отношению к миру и к самому себе – человеку. Целенаправленная ложь, порожденная в глубине веков, или отброшенная туда из настоящего, породила разрушительные действия человека против самого себя, и скоро поставит его на грань существования.
Предисловие
Там, где жизнь замуровывает нас в глухую стену, разум прорубает окно…
… Разум не знает безысходности.
Марсель Пруст. Обретенное время
Это не еще одна книга о разоблачении, критике, или ниспровержении христианства – об этом написано более чем. Эти вопросы затрагиваются, но они не центральные – это инструмент. И не о вере или неверии пойдет речь, или о замене христианства язычеством, которое, по всем признакам, тоже во многом христианское творчество, созданное по древнегреческой кальке в виде многочисленных богов, и в народной традиции Руси не столько сохранилось как что-то отдельное, сколько вплелось в нее, трансформировалось и переплавилось в ней, и выплывает сейчас в разных видах и вариантах в современном неоязычестве. И книга эта не против Бога и Церкви Христовой как духовного наследия, как проявления Божественного Духа на земле и в человеке. И не за атеизм как абсолютную мировоззренческую позицию. Совсем нет. Это попытка понять существующее и происходящее, которое чем далее – тем все более непонимаемое, непроницаемое и отстраненное, как будто всё существующее и происходящее существует и происходит отдельно от нас и где-то совсем в стороне. И в этой связи мы будем говорить о логике и понимании исторических явлений и процессов, соотнесении их с реальностью, и не будем настаивать на каких-либо выводах и, тем более, рекомендациях. Эта книга – попытка понимания и осознания, а выводы и заключения, если они будут, находятся в этом контексте, и не несут категоричности и однозначности – это, скорее, некий итог, концентрация изложенной мысли или концепции.
Объемы наук, религий и всякого рода информации достигли на сегодня размеров и массивности неподъемных и непосильных для человека – они заслонили реальность, они вытеснили окружающий мир из объема, доступного для обозрения человеком, и эту пустоту заменили собой, так как пустот в природе не бывает, и на освободившееся место всегда кто-то или что-то приходит. Вся эта неподъемная научная, религиозная и всякого рода информационная массивность прочно зиждется на многовековом авторитете науки и религии, и ладно, если бы они, наука и религия, внутри себя обладали бы целостностью, смыслом и логикой, но там уже нет ничего из перечисленного. Наука рассыпалась на многочисленные фрагменты и представляет собой произвольную и хаотичную мозаику; религия рассыпалась на великое множество вероучений, церквей и всяческих сект, причем некоторые из них, такие, например, как «Свидетели Иеговы» или «Евангелисты», -сравнимы по некоторым параметрам даже с мировыми религиями. К тому же и наука, и религия (во всех ее проявлениях, включая секты и различные течения) становятся все более агрессивными. Если раньше это наблюдалось в основном за религиозными течениями, то сейчас наука не отстает от религии не только в агрессивности, но и в категоричности своих суждений и заключений (время сомнений и исканий, присущих изначально науке, прошло), и занимает немалый сектор в современном информационном и медийном пространстве. И если религия уже давно является реальной самостоятельной политической (да и экономической) силой, то сегодня и наука становится самостоятельным политическим и экономическим игроком, достаточно упомянуть историю, социологию в ее широком понимании, медицину, информационные технологии, которые претендуют на лидирующие роли в современных мировых процессах. И вот вся эта несоизмеримо огромная научная и религиозная мозаика, во всем ее многообразии, модификациях и разновидностях заполонившая информационное и медиа-пространство, и не менее огромная и многообразная масса образовательных, научных, околонаучных, научно-политических (есть и такие!) и религиозных институтов и учреждений, превратились в глухую стену между человеком и реальностью, между человеком и происходящим в мире и в самом человеке. И если раньше человек мог увидеть реальность или часть реальности, мог, по крайней мере, если не понять, то ощутить ее – то сейчас и эта возможность ушла, исчезла.
Чтобы понять что-либо – нужно найти причины, истоки, генезис происходящего, и неважно что это: физический процесс, исторические, социальные или экономические процессы и явления, болезнь, или что-то еще. И не зря на протяжении многих веков и даже тысячелетий философы, теологи, ученые, мыслители – в попытках понять мир и происходящее в нем – неизбежно обращались и обращаются к самым истокам, к началу мира, истокам происхождения и существования всего: бога, мира, вселенной, человека.
Почему именно христианство? Современный мир – это западный мир. Под его эгидой, в его парадигме существуют все остальные, какими-бы сильными и самостоятельными они не казались, а западный мир – это христианство, с него все начиналось – им будет и заканчиваться. Как говорил Азазелло в «Мастере и Маргарите» М. Булгакова: «Тогда огонь! Огонь, с которого все началось и которым мы все заканчиваем!» Пророческие слова великого автора: огнем и мечом начинало христианство свое восхождение, видимо так будет и заканчивать.
Но книга не только о христианстве, Иисусе и апостоле Павле, хотя и об этом тоже, и во многом об этом, и начинается с этого, и объяснимо почему: христианство полтора тысячелетия занимает центральное место в мире – имеется ввиду та территория, те страны, где христианство стало основополагающей религией, и которые стали центром формирования современной цивилизации, ее науки и культуры; откуда все пошло и распространилось по миру, и где сосредотачивались и на сегодня сосредоточены все основные ресурсы и механизмы управления и влияния на современный мир. И именно оно, христианство, во многом, если не во всем, определяет мир в его нынешнем, сегодняшнем виде и качестве. Христианство сегодня присутствует и правит даже там, где оно реально и не просматривается: Ватикан (в лице и образе своих многочисленных структур, орденов, клонов и ветвлений: иезуиты, францисканцы, доминиканцы и т.д., а также более закрытых, таких как Опус Деи) за многие столетия пустил корни и ветви сплошь и везде в мире (не только в Европе и Америке, где он официально правит, но и – в Японии, Китае, Тибете, Индии, Австралии и даже Африке, и Россия не исключение), во всевозможных видах и формах – мир пронизан христианством и покоится в нем. Тот же сегодняшний мировой капитализм и глобализм, и даже сама борьба с христианством, – есть порождение и продолжение христианства, потому любая попытка осознать сегодняшний мир – это осознание христианства как исторической реальности, вросшей в мир и переделывающей его под себя и для себя. И все это «человеческое, слишком человеческое» (Ф. Ницше), и Бог здесь ни причем, нет его здесь и никогда не было, и сегодня христианство уничтожает самое себя, чтобы быть и далее, быть и править в этом мире. Христианство без христианства? У христианства это возможно, и не только это. Об этом книга.
И еще:
– это попытка отделить реальность, в первую очередь историческую, от вымысла;
– это попытка если не осознать, то «взглянуть» на реальность, на мир, на историю «интегрально», со стороны, извне, взглянуть на все сразу, пусть издалека – но на все; это нечто вроде принципа, изложенного и сформулированного в свое время великим австрийским математиком, логиком и философом Куртом Гёделем в его знаменитых «теоремах о неполноте»: очень важно видеть общий исторический контекст, причем извне его самого, а не фрагменты и исторические нарезки, из которых нельзя ни видеть, ни, тем более, понять историю;
– это попытка совместить исторические факты с реальностью и возможностью: факты и их интерпретации должны «совмещаться» с их возможностью и вероятностью, реальностью и здравым смыслом, и не должны конфликтовать с ними. Они должны совмещаться с историей, с историческим контекстом того времени, в котором существовали, и, если нужно менять взгляд на некоторые факты, менять их интерпретации, или вовсе ставить под сомнение сами факты, если они противоречат не только логике и здравому смыслу, но и всему человеческому опыту, противоречат принципам самой науки, которая их же почему-то поддерживает – значит нужно менять взгляд, менять интерпретации, ставить под сомнение, или вовсе отвергать некоторые факты, как надуманные и никогда не существовавшие. И если в чем-то (или даже во всем) надо менять сегодняшнюю официальную историю – значит надо менять;
– это попытка «связать» историю во времени: увидеть в настоящем прошлое и в прошлом настоящее; это попытка через настоящее заглянуть в прошлое и из прошлого увидеть настоящее, и, как некоторый итог, попробовать увидеть будущее;
– это попытка увидеть некоторые итоги совмещения исторических фактов с их реальностью и возможностью.
– это попытка создать целостную картину происходящего, как в конкретных исторических отрезках, так и на всем рассматриваемом историческом (и географическом) протяжении, и которую нельзя кратко изложить и сформулировать, потому это более попытка попробовать создать некую исходную «базу» для формирования такой целостной картины.
И христианство, как глобальный и всеобъемлющий субъект истории, породивший из себя современный мир со всем его капитализмом, глобализмом, толерантностью ко всем и всему, в том числе и к человеческой жизни и человеческому существованию, с уже ничем не прикрытым человеконенавистничеством, и прекрасно чувствующий себя в этом мире, вполне подходит, чтобы через него и из него попытаться осознать и понять его творение – сегодняшний мир, его историю и становление, и через это, возможно, заглянуть в будущее.
И еще раз кратко о задуманной книге:
Книга в своей основной, если можно так сказать – идейной части, основана на словах-пожеланиях авторитетного французского философа, писателя, историка религии и семитолога Э. Ренана (классическими трудами которого мы будем пользоваться и далее, и тому есть свои причины, на которых сейчас мы останавливаться не будем, хотя приведенные ниже фрагменты говорят о многом) из его предисловия к 13-му изданию книги «Жизнь Иисуса»:
«По-моему мнению, лучше всего держаться, елико возможно, ближе к оригинальным повествованиям, отделяя от них все невозможное, относясь ко всему с большим или меньшим сомнением и излагая в виде предположений различные способы, какими могло произойти данное событие.»
«Выгоняйте иллюзию из религиозной истории в одну дверь, она проникнет в другую.»
«Для критики не существует непогрешимых текстов; первое ее правило допускать возможность погрешности в том тексте, который она рассматривает.»
То есть, основной базис, на котором строится книга: соотнесение описываемых официальной историей (в том числе историей христианства) фактов и событий с реальностью, с возможностью (или невозможностью) и вероятностью этих фактов и событий; с учетом, если это необходимо, научного, географического, политического, религиозного, временного и иного контекста, соответствующего времени и месту этих событий, хотя во многих случаях вполне достаточно здравого смысла и элементарной логики. Прикрываясь древностью, освященной великими и даже сакральными именами о ней повествующих, и которая во многом пока (а может и навсегда) реально непроницаема, можно наплести чего угодно: «Мало ли чего можно рассказать! Не всему надо верить» (доктор Стравинский из «Мастера и Маргариты» М. Булгакова). И совсем коротко о книге: какова историческая реальность, возможность и вероятность рассматриваемых исторических фактов и событий, и кто бенефициар самих этих фактов и событий, и (или) их последствий? Разумеется, книга этим исчерпываться не будет, но это – основа, попытка уйти в некоторых основополагающих моментах от собственных представлений, толкований и интерпретаций, собственного субъективного понимания и всего такого прочего, сужающего рамки книги до индивидуально субъективных, что делает её очень уязвимой для критики. Всё это индивидуальное и субъективное тоже будет и без этого никак, но оно должно быть в русле реальности и возможности, оно должно быть, где это необходимо, по максимуму «научным» в хорошем смысле этого слова, то есть обоснованным, логичным, общепонятным, без привлечения оккультных, мистических и прочих сил, в том числе и Промысла Божьего (хотя он иногда и просматривается в истории, но это может быть и недостаток видения и знания) и, что еще очень важно для истории – оно должно быть контекстно понятным и встроенным в общую историческую картину.
Что касается индивидуально-субъективных мнений и интерпретаций, то мысли и мнения таких людей как: Л. Толстой, Ф. Достоевский, Н. Гоголь, Л. Андреев, Э. Ренан, М. Пруст, Н. Бердяев, В. Розанов и других великих, творческим наследием которых мы будем пользоваться и на которое будем ссылаться в этой книге, не будут выглядеть такими уж индивидуальными и субъективными. Например, масштаб и влияние Л. Толстого в конце XIX и начале XX веков вполне сопоставимы с масштабом и влиянием тогдашней Русской православной церкви (РПЦ), о чем говорит, например, затянувшаяся процедура предания его анафеме, в которой принимали участие не только вся общественность, газеты и журналы России того времени, но и Синод РПЦ в его высшем составе, весь высший политикум России и сам государь-император Николай-II. Причем вся эта «анафема» была «изготовлена» в очень мягкой форме, и всяческое «заигрывание» церкви с Л. Толстым продолжалось до самой его смерти. И не Толстой искал примирения с церковью – церковь искала. Что касается Ф. Достоевского, то на сегодня это самый публикуемый и читаемый автор в мире, его упоминает в своих официальных речах сам Папа Римский Франциск, что говорит не только о духовном, но и о политическом влиянии Ф. Достоевского в мире, а христианская Церковь в лице РПЦ давно его формально «приватизировала», и говорит о нем как о христианском писателе (не без некоторой, правда, критики, впрочем, очень мягкой и понимающей), тем самым поднимая не его, а свой статус. Некоторая, как может показаться на первый взгляд, избыточность в некоторых главах цитат, мыслей и фрагментов произведений самых разных великих людей разных стран и разных времен: писателей, поэтов, философов, богословов, – в какой-то степени умышлена. Автор хотел, чтобы было видно, что он не измышляет из ничего, не придумывает и не выдумывает, что он во многом опирается на работы, мысли, убеждения и рассуждения великих людей, на их веру и неверие, их страдания и сомнения. В части афоризмов, цитат, отрывков и фрагментов произведений, научных работ, дневников, писем, конечно можно говорить, что что-то мол «выхвачено», а вот во многих других работах, письмах, дневниках и т.п. того же автора сказано не совсем то, или совсем не то, что в отдельном каком-то письме, заметке или произведении, и т.п. Все так. Но мысль не всегда выражается явно и логично, высказанная мысль может быть афористична, образна, мифологична, она может недоговаривать, может не раскрывать, а, наоборот, скрывать, может быть и непонятна до конца самому автору – это может попытка самого автора понять свою мысль, свое чувство, свою эмоцию, которые сами могут быть если не источником, то толчком к какой-либо мысли или идее. Мысль, тезис или какая-либо идея могут быть высказаны под влиянием «минуты», эмоционального и физического состояния, в предчувствии смерти или роковых событий, и именно эта, иногда вскользь, или под влиянием каких-либо обстоятельств, жизненных кризисов или эмоций, высказанная мысль, или вроде бы случайно брошенная фраза, могут значить больше, чем многостраничные рассуждения. Это может быть то потаенное в душе, о чем, возможно, не догадывался и сам автор (или не мог, по каким-то причинам сказать), и вот оно выплеснулось, легло на бумагу (особенно это касается дневников и писем). Распознать это трудно, для этого нужно вжиться в произведения автора, в его жизнь, в его время, и нужно всегда иметь ввиду, что великие никогда не бросают что-то поперек себе состоявшемуся, что может разрушить его, и если вдруг что-то идет вроде бы (или вдруг) поперек – значит за этим что-то есть, и не просто что-то, а выстраданное и глубоко спрятанное ото всех, а где-то и от самого себя, и возможно это и есть та «сермяжная» правда, которая не давала покоя, созревая в душе долгие годы. Хотя может это и не так – поди угадай чужую, тем более великую душу. Но пробовать надо – выхода другого нет.
А вот простой пример реального взгляда на историю. Христианство через различные свои институты (церковные, политические, образовательные, научные, др.), в том числе и закрытые (всякого рода ложи, ордена), используя огромное духовное влияние, влияние на психику и поведение миллиардов людей, правит миром железной рукой полторы тысячи лет – и что? Что мы видим? Мы видим войны, в большинстве своем религиозные и развязанные христианством или христианскими странами; мы видим уничтожение и истребление целых стран и народов, костры инквизиции, уничтожение и сокрытие знания, уничтожение книг, в том числе и исторических источников; мы видим сегодня неуклонно растущее неравенство меж людьми и голод в мире при избыточном наличии еды: «Странно: так много хороших людей на свете [а еще больше верующих в Христа], а человек может умереть с голоду» (Леонид Андреев). Масштабные фальсификации христианской церковью истории и науки уже не вызывают сомнения ни у кого, мало-мальски образованного, а содомия и власть денег под предводительством христианства приобрели, в итоге, тотальный и глобальный, т.е. мировой и поистине всеуничтожающий характер и масштаб. И все вышеперечисленное – это реальность, это исторические итоги, это более чем печальный итог полуторатысячелетнего правления христианства в мире, а весь мир (и особенно верующие) по-прежнему, как завороженные, твердят наперебой (и думают!) о человеколюбии и миролюбии христианства, о его непреходящих человеческих ценностях, любви и всеобщем спасении человечества через христианство и идут за ним. Дико? Да. Но это реальность, которую трудно отрицать, и все это легко и непринужденно уживается в человеческом сознании, и чем далее – тем более: исчезает способность не только к критическому, но просто к адекватному восприятию реальности, к словам и делам, и процесс этот нарастает буквально как обвал.
«… Послушай все слова, какие сказал человек со дня своего творения, и ты подумаешь: это бог! взгляни на все дела человека с его первых дней, и ты воскликнешь: это скот! так тысячи лет бесплодно борется с собой человек, и печаль души его безысходна, и томление духа ужасно и страшно, а последний судья все медлит с приходом… но он и не придет никогда, это говорю тебе я: навсегда одни мы с нашей жизнью, человече!» (Леонид Андреев. Дневник сатаны).
Это о христианстве, в его реальных земных проявлениях, это о Церкви Христовой, в которой нет, а возможно и никогда не было Христа, о ее словах и деяниях. Взгляни на дела христианские, человек, а их много, очень много за две тысячи лет, «и ты воскликнешь: это скот!» А последний судья все медлит своим приходом и, видимо, будет ждать его человек, пока не сомкнет веки свои так и не дождавшись. Он с надеждой смотрит на христианство, на Церковь Христову, а они своими деяниями показывают и буквально кричат ему: «навсегда одни мы с нашей жизнью, человече!» Но не видит человек деяний церковных, подобных крику, не слышит их, хотя они кричат, а слышит слова, какие говорила она, церковь, со дня своего сотворения, и думает: это Бог!
Так он и живет, человек – слыша, но не понимая, и не видя. Он слеп. Что можно предложить слепому? Что можно предложить больному, искалеченному сознанию? Мир грезит наяву, и грёзы размывают реальность и саму возможность ее адекватного восприятия, и надо попытаться увидеть мир, наделенный и населенный смыслами, а не только разрозненными фактами, часто весьма и весьма сомнительными. В истории всегда было место и время проявлению духа истории (по терминологии Гегеля) или, если угодно, Промысла Божьего, а значит – многое возможно.
Раздел 1. История: смыслы, ожидания и манипуляции
«Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.»
Книга Екклесиаста Глава 1
Глава 1
История, как и все, в том числе естественные и точные науки, пережила и переживает раздробление на отдельные фрагменты и ветвления: история экономическая, политическая, социальная, военная, религии, культуры, историческая география, историография, история отдельных стран и народов, и т.д. К истории можно отнести и такие специализированные науки как археология (изучает историю происхождения человека и общества по вещественным источникам древности) и этнография (изучает быт и нравы народов).
В процессе своего становления и развития история выработала определенные методологии исследования исторических фактов и событий. Историки пользуются множеством методов, в частности это:
Историко-генетический метод – состоит в изучении исторических явлений в процессе их развития – от зарождения до гибели или современного состояния.
Историко-сравнительный метод – состоит в сопоставлении исторических объектов в пространстве и времени, и выявлении сходства и различия между ними.
С помощью историко-типологического метода выявляются общие черты исторических событий и выделяются однородные стадии в их развитии. Происходит классификация исторических явлений, событий, объектов.
Идеографический метод – состоит в описании событий, явлений.
Системный метод – состоит в раскрытии внутренних механизмов функционирования и развития, анализе системы и структуры того или иного явления.
Ретроспективный метод – с его помощью можно последовательно проникнуть в прошлое с целью выявления причины события и восстановления его хода.
Синхронный метод – состоит в изучении различных исторических событий, происходивших в одно и то же время с целью установить связи между ними.
Хронологический метод (проблемно-хронологический) – состоит в изучении последовательности исторических событий во времени или по периодам, а внутри них по проблемам.
Метод периодизации – позволяет установить периоды исторического развития на основе выявления качественных изменений в обществе, обнаруживающих решающие направления в его движении.
В своих исследованиях история опирается (по крайней мере должна опираться) на следующие принципы исторического исследования:
– историзм, который обязывает рассматривать все события и явления в их взаимосвязи и взаимообусловленности. События с учетом данного принципа рассматриваются в контексте происходившего, а не по отдельности.
– объективность обязывает рассматривать все события и явления непредвзято, объективно, без предпочтений.
Вся эта фрагментация и «узкоспециализация» исторических исследований приведена здесь для того, чтобы показать: насколько история может быть «размыта» по отдельным своим фрагментам, когда одни и те же факты и события могут быть не то что противоречивы, а даже не «узнаваемы» в разных фрагментах исторической науки. Рассматривая историю по фрагментам, все больше детализируя и углубляясь, пропадает видение целого, это то, о чем говорят: «За деревьями не видят леса», это как при концентрации внимания и зрения на каком-то мелком объекте: чем внимательнее рассматриваем объект, тем больше «размывается», «размазывается» все окружающее, и мы даже можем вообще его не видеть, не замечать, а оно, это окружающее, есть, и оно намного, намного больше и содержательнее внимательно рассматриваемого объекта. И здесь речь именно о событиях и фактах, а не их интерпретациях, которые, будучи построены в свою очередь на «неузнаваемых» фактах (когда одни и те же факты и события могут быть не то что противоречивы, а даже «неузнаваемы» в разных фрагментах исторической науки), могут варьироваться до своей противоположности. Сейчас это достаточно подробно, скрупулезно и логично описывают в своей «Новой хронологии» А. Фоменко и Г. Носовский, когда, например, в различных «фрагментах» исторической науки под одним и тем же именем фигурируют различные исторические персонажи, или наоборот – под разными именами фигурирует один и тот же исторический персонаж; когда искусственно «растягиваются» и «перемещаются» исторические эпохи и периоды и т.п. В адрес А. Фоменко и Г. Носовского очень много критики (особенно со стороны профессиональных историков), но будем до конца объективны: А. Фоменко академик РАН, серьезный ученый, математик с мировым именем, и уж в чем-чем, а в логике, научной обоснованности и последовательности всем его работам, и его новой хронологии в том числе, не откажешь – и в этом она выше, причем значительно, многих классических исторических трудов. Другое дело, что профессиональные историки осилить новую хронологию не могут – гуманитарное образование и склад ума не позволяют: слабость или даже полное отсутствие логического мышления, обобщение от частного к частному, не по существенному признаку, и т.д., – о чем в свое время достаточно убедительно утверждал о гуманитариях (разумеется, есть исключения, но это именно исключения) знаменитый советский психолог Л.С. Выготский, работы которого высоко оцениваются во всем мире. Это историков злит, к тому же признание даже не ошибочности, а всего лишь спорности некоторых исторических дат, фактов, выводов и обобщений (а их превеликое множество), поставит под угрозу научные звания, авторитет, научную и медийную карьеру очень многих известных и заслуженных на сегодня ученых. Отсюда агрессивное неприятие и полное отрицание новой хронологии «историческим сообществом», а на попытки какой-то мало-мальски обоснованной критики мало кто из них отваживается, а точнее совсем никто, ввиду вышеуказанных причин. К тому же Фоменко и Носовский что называется «открыли» столько явных огрехов, ляпов, лжи и нестыковок в исторической науке, что «корпоративная нелюбовь» к ним профессиональных историков, все это создававших и развивавших, защитивших на этом диссертации и получивших академические звания, вполне понятна, и о «корпоративной нелюбви и неприятии», и последствиях этой корпоративности – лжи и обмане в истории и науке, еще будет упомянуто в этой книге. То, что история «размыта» по своим историческим специализациям и методологиям, и утеряна реальная общая картина мировой истории известно давно, но об этом не принято было говорить, и эта информация замалчивалась, теперь же это все выплывает и «выползает», что достаточно научно-последовательно, логично и обоснованно показывает та же новая хронология. Фоменко и Носовский часто выводы из своих исторических построений оставляют на усмотрение историков и вообще своих читателей, они не утверждают категорично там, где есть даже малейшие сомнения, как это делают профессиональные историки, часто не имеющие для своих утверждений не то что достаточных, а вообще никаких оснований, а обширность и объем материала, собранный и обработанный Фоменко и Носовским, впечатляет. И основной упор они делают именно на хронологию; делая свои выводы и давая свои интерпретации подчеркивают, что это их мнение, логичное, обоснованное, но – их, и не настаивают, за исключением редких и явных случаев, на исторической истинности ими высказанного. И одно замечание, касаемо хронологии вообще: ею всегда занимались представители точных наук, тот же Исаак Ньютон, например, – такова специфика этой науки. А самого А. Фоменко, по его словам, натолкнули на хронологические исследования работы американского физика, специалиста по небесной механике и истории астрономии (и однофамильца вышеупомянутого знаменитого физика, математика и теолога Исаака Ньютона) – Роберта Ньютона, который также занимался и вопросами хронологии. Да, официальная историческая наука сегодня разбросана и размыта по своим многочисленным направлениям и методологиям, и из этого огромного массива, напоминающего хаос, всегда можно безболезненно извлечь на свет божий необходимое в данный момент, или создать это необходимое, если в историческом наборе («хаосе») его нет, что просто дополнит существующий хаос еще одним-двумя элементами, ничего в нем, в сущности не поменяв, но повысив количественный состав хаоса и возможность последующих манипуляций. Такова на сегодня историческая наука, таковы сегодня психиатрия, психология и юриспруденция, да и многие другие общественные науки – та же социология и даже современная философия. А политизация и геополитизация наук (и не только общественных), значительно усилившая и их хаотизацию, приняла планетарный масштаб, и сейчас идет борьба за глобальный и тотальный контроль над науками и мировоззрением