Двуногое всесилие. Книга седьмая бесплатное чтение

Пролог

27 января 1993-го года вошло в историю всей планеты как дата очередного глобального события, изменившего мироощущение каждого живущего человека. «Смерть мертвецов», как прозвали этот день, не оставил равнодушным никого. Антинеосапиантские настроения, захлестнувшие Европу и часть Азии, сразу же получили резкое увеличение популярности у населения, прошедшее на фоне охладившихся до максимума настроений между двумя сверхдержавами и остальным миром. Силы правопорядка сходили с ума, пытаясь понять, как им сохранять этот самый порядок в мире, где не осталось ни одного ограничителя. Ну а что касается неогенов…

Они впервые в жизни почувствовали себя полноценными людьми. Свободными. Лишенными страха оказаться по чужой воле в зоне смерти от «поля мертвеца». Они получили возможность свободно путешествовать по миру и посещать столицы, а может быть… и прятаться в них. В огромным многомиллионных городах, где совершенно никто не знает, как искать таких соседей. А кому прятаться – еще как было. Желающим освободиться от поводка спецслужб, беглецам, немногим отшельникам, живших годами в дикой местности, либо там, куда редко ступает нога белого человека… В мир пришли новые правила, и он был им не рад.

«Виновник» произошедшего, Союз Советских Социалистических Республик, тоже переживал кризис, куда более глубокий, чем могло показаться стороннему наблюдателю. Вырвавшаяся из-под контроля информация о одном из протоколов государственной безопасности, принятых еще самим Иосифом Виссарионовичем Сталиным, проложила глубочайшую трещину между неогенами и людьми. Разумеется, видимую лишь первыми. Поняв, что они более полусотни лет работали, жили и любили под прицелом оружия, обладатели способностей подняли… нет, не бунт. Они подняли вопросы.

Множество вопросов, ответов на которые не было предусмотрено.

Ситуация быстро утрачивала малейшие признаки упорядоченности. Неосапианты, развезенные из Стакомска по всей стране, моментально потеряли доверие к любым предложениям и приказам сверху. Многие из них, имеющие семьи или приёмных детей, объявляли забастовки, ставя условием как получение необходимых им ответов, так и выполнение требований по организации их труда, жизни и безопасности. Они хотели гарантий. Отвечать было некому. Провал исполнения протокола, подрыв всех специальных межконтинентальных ракет, нацеленных на Зоны планеты, спровоцировал серьезнейший передел власти во всех высоких структурах. Все три комитета включились в эту борьбу, предлагая свои решения текущих задач вместе с порядком их решения.

Во всей этой буре дрязг и невзгод, организационного хаоса и межведомственных столкновений, возник лишь один островок, одна спокойная гавань, куда мог прийти любой неосапиант. Прийти и остаться, зная, что его защитят от любых посягательств, любых претензий, любого шантажа.

Стакомск.

Вернувшийся за три месяца к своему привычному существованию город вновь медленно становился столицей неогеники Советского Союза. Его особенные жители возвращались назад, человек за человеком, семья за семьей. Далеко не у всех в Москве подобное «возвращение» вызывало восторг, скорее, совершенно обратную реакцию, но ни один палец не шевелился, чтобы насильно или как-то иначе удержать ценных и незаменимых членов общества в сфере своего влияния. Скрипели ручки и зубы, сжимались кулаки, вычеркивались имена, а неосапианты, получившие, наконец-то, возможность ездить в обычных вагонах обычных советских поездов, один за другим покупали билеты в Стакомск, город спокойного будущего. Место, в котором, по очень устойчивым и быстро распространяющимся слухам, работали только законы страны.

За целых три месяца многие в высоких кабинетах усвоят одну страшную истину – есть кое-что похуже смерти. Для тех, кто нарушил правило Стакомска, где бы эти люди или неогены не находились, могут открыться двери персонального ада. К ним придут кошмары, порожденные их собственным подсознанием. К ним придёт знание, что излечиться от подобного нельзя, что это полный конец. К ним придёт сама безысходность в виде туманного облака, способного проникнуть куда угодно. Поэтому они будут скрипеть зубами, вычеркивать имена и вздрагивать, просыпаясь от ночных кошмаров.

В Стакомске всё спокойно. Здесь не теряют время на политические игрища, не стремятся тянуть одеяло на себя, не желают выбирать какую-либо из сторон.

Здесь формируют будущее.

Здесь живут настоящим.

Здесь ищут способы избавиться от опасного прошлого.

Проще говоря – здесь заняты настоящими делами.

Глава 1. Самый тихий омут

Ответственно заявляю – нет ничего лучше, чем индивидуальный подход! Конечно, собственноручно устроенный мной из подручных материалов комфорт будет куда слабее по классу, чем такой же, но куда красивее и за большие деньги (как в прошлой жизни), но раз подобного нет даже близко – то надо пользоваться моментом! Им я и воспользовался, когда представился шанс. Указал рукой, даже дланью, а может быть, и вообще десницей на комнату, а затем промолвил человеческим голосом: «Это наша кровать!». У меня спросили: «Спальня, да?». «Нет», – ответил я, – «Кровать!».

А потом заложил нафиг весь пол матрасами! Показалось мало, поэтому я и второй слой проложил, а затем сверху определил пару слоев чуть грубоватой ткани, которая, вроде бы, предназначалась для другого. Потом пришёл черед пяти простыней – и вот, пожалуйста, отличная двенадцатиспальная кровать, закрывающаяся на ключ. Да еще и удобно расположенная прямо рядом с вентиляционной шахтой, от чего воздух в кроватной комнате всегда свеж и приятен. Витя молодец? Витя – агонь!

Что в итоге? Всем настолько понравилось, что мне периодически приходится проверять кроватную комнату на наличие посторонних элементов и выталкивать их, недовольно бурчащих, куда подальше. Хотя, признаюсь честно, что занимаюсь этим тогда, когда комнату нужно использовать не для сна, а для оправления сексуальных нужд, а иначе как-то пофиг, кто там где спит.

Вот и сейчас, проснувшись в блаженной раскоряке, которую деликатные люди называют «поза звезды», я первым делом услышал мелодичное похрапывание из дальнего угла. Там, укутанные в одеяла, храпели две головы – лысая и рыжая. Опять им лень было до своих комнат дойти. Ну тут сложно кого-то винить, все остальные спальни стандартные, да еще и расположенные по длиннющему коридору, а на дверях никаких маркировок. Свою искать сложно, это считать двери надо.

На кухне маленькая слабоодетая по причине царящей тут вечной жары брюнетка руководила не менее слабоодетой трехметровой великаншей, при виде труселей которой я тут же застенчиво отвел взгляд и, бурча под нос нечто невнятное, пошёл к кипящему чайнику, делать утренний кофе. Запаренная Викусик, полностью задоминированная наглой Вероникой, не обратила внимания на мою заспанную персону, а вот Кладышева наоборот – начала тыкать пальцем, указывая на девичьи прелести своей подчиненной и наставляя меня, что в следующий раз, когда я буду наверху, надо будет принести «то-то», «то-то», и «то-то», а то мы здесь как дикари и вообще.

Игнорируя этого бессовестного жаворонка, а точнее, вообще не спящую «чистую», я дул очень неплохой кофе, вспоминая, как мы вообще оказались тут. И даже здесь. Где? Мы на 230 метров ниже улиц Стакомска, в огромной укрепленной системе пещер, вырезанных, укрепленных и обустроенных прямо под городом. Причем, мы располагаемся не там, где бывали раньше, а под китайской половиной города. У нас тут много места, много еды, много техники, и вообще много нужного важным и полезным людям, за которыми охотится неосапиант, вовсю играющий в военный спутник. Это я про Машундру, если что.

Хотя… я уже достаточно проснулся, чтобы вспомнить всё с самого начала.

В начале были самые жестокие и неожиданные обосрамсы, какие только может получить человек, думающий, что у него на руках небьющийся козырь в переговорах с маниакальным ученым. Вася Колунов оказался у Валиаччи. Один. Итальянец, чуть ли не в открытую послав нас нюхать цветочки, вырубил связь.

В тот момент я ни о чем не думал, потому как не знал, что Данко попал к «Стигме» только своей огненноголовой персоной. Стоял, обтекал, откладывал кирпичи, волновался за девчонок всеми жабрами своей души, панически прикидывал, куда успею долететь, вспоминал, что не знаю куда, снова откладывал кирпичи. Секунд, эдак, десять. А потом ход сделала Окалина Нелла Аркадьевна, светлая голова, изумительных душевных качеств личность, и вообще человек, заточенный на решение кризисных ситуаций.

Она выразилась предельно просто: «Нахер с пляжа или моя Витя будет стрелять». Проще говоря, угрожая страшным мной, оперативно выгнала из Стакомска вообще все конкурирующие элементы. Естественно, на голубом глазу, даже на её голубом глазу, подобное бы у блондинки не проканало, но, как выяснилось, она заранее подстелила соломки, договорившись о сотрудничестве с другой половиной города. А уж когда местным «ксюхам», пребывающем в шоке и раздрае, начали названивать разные высокопоставленные товарищи с иным разрезом глаз…

В общем, мы всех выдавили. Не прекращая во время процесса откладывать те самые кирпичи. А как иначе? Где-то злобный ученый (мне так и не сказали, несмотря на все угрозы), у него Вася, он проводит непонятные эксперименты, все неосапианты могут откинуть копыта в любой момент, ракеты летят, их сбивают из космоса (!!), а мы тут, такие, «ксюх» гоняем.

Но проканало. А уж когда в конце этого бешеного дня мне позвонила Цао Сюин и передала, что девки, просрав мальчика, заистерили, и решили выйти на связь… В общем, через неделю мы уже снова обнимались и целовались одной могучей кучкой, а затем уже нарисовались товарищи китайцы, позвали в глубины глубин, а спустившись туда, мы увидели очень внушительную рабочую зону, серверные комнаты, кабинеты, жилые помещения и жутковатый на вид зал, населенный нашими знакомыми призраками. Посреди зала стоял очень знакомый канделябр, на котором восседала мой личный призрак, Окалина Юлия Игоревна, прятавшаяся от «ксюх» буквально в нескольких километрах от Центрального Управления. И тоже, как выяснилось, задружившаяся с китайскими товарищами.

Лепота.

Дальше всё для меня закрутилось в самый настоящий водоворот событий, в которых преимущественную роль играли указания товарища майора, поддерживаемого великим китайским народом, желающим максимальной стабильности в столь сложном и нежном месте как Стакомск. Я то и дело вылетал куда-то, запугивал, наказывал, просто убивал, в редких случаях приносил домой в клювике нечто полезное или относительно полезное вроде товарища Салиновского и его жен… В общем, было мало приключений и очень много полётов.

За эти три месяца меня восемь раз чуть не убили. Шесть раз – гребаная Машундра с орбиты своими вспышками, когда ей доносили, где именно Витя изволит стоять, курить и чесать яйцы, один раз наёмный американский убийца с реактивным огнеметом (!!), а восьмой – Палатенцо, узнавшая, почему за мной пришёл американский убийца с огнеметом! В общем, я знатно засветился в Аргентине, когда множил целую солянку неосапиантов на ноль (и штурмовой отряд «Стигмы»), а затем еще неслабо оттянулся на Ямайке с целой ордой бухающих американцев. Когда кто-то умело сделал вброс, что вот этот русский голый хрен – никто иной как убийца Майкла Лайкерса, самого знаменитого «героя» Соединенных Штатов, то мои протрезвевшие знакомые с Ямайки быстро прикинули хрен к носу и обвинили меня на весь мир еще и в том, что я их всех там цинично изнасиловал куда можно и куда нельзя!

Юльке не составило труда понять, что дыма без огня не бывает, так что сцена ревности, в которой наблюдался грозовой фронт и вспышки молний, длилась довольно долго. Меня гоняли по подземельям как сидорову козу. Хотя, вполне возможно, что меня сдала её мамаша. Уж больно вовремя эта сцена приключилась, как раз тогда, когда закончились «заказы» товарища Окалины.

В общем, если не считать тягостного предчувствия конца света от сбежавшего Валиаччи, волнения за Васю, жжения и зуда от моего нового состояния, плюс люто-бешеной загрузки от идущей днем и ночью работой над Системой, дела шли очень даже неплохо.

– Ой, Витя! – громко смутилась Викусик, пытаясь натянуть подол майки пониже. Толку было откровенно мало, разница в росте – оно дело такое, беспощадное. Я сонно зевнул в ответ, зарывая нос в кружку.

– Викусь! – вредным тоном тут же одёрнула подчиненную Вероника, – Если мужик с утра видит твою жопу и зевает – это не твой мужик! Поверь старой опытной женщине!

Оценив взглядом «старую опытную женщину», выглядевшую помладше восемнадцатилетней девчушки, я хрюкнул, слегка поперхнувшись кофе. Вот че чудят? Был бы у меня ёж, даже ему было б ясно, что Викусик наша готова тут голышом расхаживать, хоть и вовсе не потому, что в её чистую невинную голову залетели пошлые и грязные мысли. Просто высота потолков на нашей импровизированной базе – четыре с половиной метра, поэтому трехметровая девушка получает в данный момент совершенно бесценный с её точки зрения опыт коммуникации с обычными человеками в бытовых условиях. Раньше-то одна жила.

Отрешившись от наставлений Кладышевой, доминирующей над несчастным ребенком, я еле-еле успел среагировать – моё любовно намазанное сливочным маслом печенье попытались украсть. Поймав вора за шкирку, я хмуро уставился в совершенно бессовестные глаза на крохотном личике неизвестного мне гуманоида. Ну неизвестного потому, что я так и не научился отличать Онахон Салиновскую от Охахон Салиновской.

– Щас жопой в кофе макну, – объявил я свою волю преступнице, – За расхищение народного хозяйства.

– Ну Вить…, – тут же заныла совершенно чужая жена, – Ты себе еще намажешь, а нам двоим как раз позавтракать хватит!

– Для телекинетиков со специализацией на тонком манипулировании, вы чересчур вороватые.

– Не охота с утра напрягаться…

– Меня бы попросили! – встряла Викусик, – Я вот…

– Ты занята! – тут же начальственно рыкнула Кладышева, – Бери ложку и убирай накипь со свинины!

– Там ничего нет…

– Наклонись, громадина! Смотри! Смотри, вот!

Вот так и живем, слегка вымученно, но по-доброму думаю я, отпуская уболтавшую меня воровку печенья. Тот же слегка суматошный быт, что и в «Жасминной тени», но теперь уже глубоко под землей. Хоть какая-то отдушина после всего, что было. Южная Америка, Атлантический океан, путешествие через Португалию и дальше… постоянная готовность к тому, что я в любой момент могу отбросить коньки. Ну и потом как бы тоже несладко ни разу. Плен, освобождение Окалины, наш ультиматум, который внезапно взял и сработал, неожиданный вывод Молоко, что я, оказывается, не бомба, а вообще черте что и сбоку бантик. Она, кстати, до сих пор разобраться не может, почему мне хреново и жарко.

Появляется Паша. В отличие от приличного меня, надевшего майку-алкоголичку и старые шорты, явление Паши в семейниках вызывает бурную реакцию женского населения нашей маленькой, всего под шестьдесят квадратов, кухни. Пашу изгоняют полотенцем, на что он ворчит, жалуется на духоту и умоляет жену принести ему завтрак в постель. Жена чавкает печеньем с маслом, явно уже преодолев границу в половину сдобного продукта, и не собирается останавливаться.

На кухню вползают два костлявых зомби женского пола, лысое и рыжее. Пока первое, очумело мотая головой, пытается стащить кусок вареной свинины из-под носа бдительной Викусика, второе пытается ошпарить себя из чайника. Ну Довлатова-то понятно, обычная смертная неосапиантка, а вот как Лариса Ивановна, будучи «чистой», так умоталась – это загадка всех загадок. Разгадывать я её не буду, потому как сам агент внешний, а в местной кухне не шарю. Какая тут санта-барбара творится – не знаю и знать не хочу.

– Витя, ты же сегодня выходной? – вкрадчивым, как удар воровской финкой по ребро, голосом спрашивает Кладышева на всю, мать её, кухню.

Если твоя женщина – ушибленная на весь мозжечок мазохистка, то время от времени она обязательно будет стимулировать у тебя желание наказать её по полной. Если, при этом, она еще и регенератор, способный выдержать (и получить удовольствие!) от вещей, выходящих за рамки… ну, буквально всего, то, поздравляю, товарищ – твоя жизнь никогда не будет скучной.

Объясняю для тех, кто не понял – Витя единственный, кто способен в разумные сроки выбраться с такой глубины. Супербункер под Стакомском недоделан, тут нет сквозного лифта от верха и до низа, даже у китайцев, у которых мы сейчас квартируем. Соответственно, Витя Изотов на выходном – это раб лампы, способный выполнить все ваши сокровенные желания, от киселя в брикетах до сливок в треугольничках…

Попытка притвориться мертвым ничего не дала – подскакавшая ко мне бодрым слоником Викусик наклонилась, обдавая мои органы чувств неповторимым ароматом хорошо поработавшей гигантской девчатины, а затем переспросила полным истовой надежды голосочком:

– Витя, ты правда сегодня… свободен? Правда-правда?!

Всё, приехали. Сливайте воду. Отступать некуда. Врать бессмысленно. В правый, еще не до конца проснувшийся глаз, мне уже смотрит еще жующая Онахон (или Охахон?) сожравшая всю печенюшку в одно жало. Умоляюще, причем. Мать вашу, ну чего вам не хватает? Жратвы полно, вода чистая как слеза младенца, река в двух минутах отсюда, фильтры новейшие, табака полно, кофе, чай, крупы, мясо – всё есть!

– У него первый выходной за три месяца, а вы ему даже проснуться не даете?! – сварливый старческий голос показался мне лучшим звуком на этой грешной земле, – У вас совесть есть, людоедки?!

– Пока он там на воздусях пребывает, мы тут вкалываем, как сучки грешные…, – бурчание Ларисы Ивановны (ох и бесится же девчонка, когда я её так вслух называю!) тут же призвало гнев Цао Сюин на её рыжую голову.

Тут еще вдобавок заглянувшая в казан Кладышева поняла, что кто-то невидимый и лысый нехило так уже отожрал мяса, тут же подняв вой и начав воинственно размахивать половником. Последний попал по моей кружке, опрокидывая достаточно тяжелую вещь ребрышком донца на мизинчик товарища Виктории Антоновны Ползуновой, в быту Викусика. Тонко всхлипнув, девушка резко нагнулась пожалеть ударенное, вжухнув лбом по пролетающей мимо Охахон. Узбекская фея не могла не подчиниться законам физики, но и не проиграла им вчистую, поэтому, вместо удара об пол, отправилась в стремительный полёт, закончившийся точно в паху её любимого мужа, вновь заходящего на кухню в уже одетом состоянии. Паша, вымученно выдохнув вообще весь воздух, обнял руками ударенное и мирно ссыпался на пол. Тут же раздались звуки задыхающейся женщины – кто-то невидимый подавился куском ворованного мяса…

Я приложил руку к лицу. Может, улететь отсюда сегодня за покупками – действительно хорошая идея?

Во всяком случае, пора смываться, пока не получил по шапке от набирающей злобность старой китайской бабушки, видящей бардак и собирающейся с ним бороться. Хотя, положа руку на сердце, в происходящем виноваты как раз азиатские товарищи, обустраивавшие эту базу. Их философия проста – достаточно минимума, поэтому все личные комнаты, выделенные нашему стаду, представляют из себя узкие и неинтересные спальные места. Я-то для себя эту проблему сразу решил, устроив спальную комнату, а вот остальным такое не по душе. Поэтому-то у нас тут постоянный бардак – люди тусят на кухне, в комнате отдыха, да даже в душевой, бывает, возню устраивают. Такие дела.

Удрать, переступив через бездыханное тело ушибленного женой Пашки, вышло без особых проблем. Саму жену, скрипуче охающую, я прихватил с собой, чтобы на неё, бедную, не наступили. И понёс, как любой ответственный гражданин, в лазарет. Его у нас как такового не было, эту роль выполняла Палатенцо, так что пришлось навестить наш компьютерный центр, работающий двадцать четыре часа в сутки.

– Вот, – продемонстрировал я восседающему на канделябре призраку ушибленную девчонку, тут же рассказав, как было дело.

– Симулирует, – бросив один взгляд, поставила диагноз моя невеста, – Они сегодня должны работать в квадрате Пи-два.

– Йууууля! – тут же ожило обожравшееся существо у меня в руках, – Ну ты чее… ай… Витя, отпусти! Сейчас завтрак полезет! Уже лезет! Айй!!

– Я тут Симулянт! – строго оповестил я наглую прожорливую «фею», – И больше никто! Работать! Солнце еще в зените!

Вот что тут скажешь? Не любят эти узбечки работать, совершенно. Да и сам Пашка тот еще подкаблучник, вполне согласный пахать один, лишь бы дома его ждали. Никакой социальной ответственности. Если бы не баба Цао, то они бы у меня отжали спальню, поставили бы там телевизор и не выходили оттуда столько, сколько смогут. Разлагают наш коллектив на уровне с Довлатовой, как она к этим разгильдяям еще четвертой не вписалась. Но бывшего агента Кремля понять можно, у неё два режима, рас*издяйский и боевой. А эти-то?

– Оставь её мне, – Юлька ловко поймала тут же сникшую девушку, – Тебя полковник Ли ждет. Точнее, он ждёт меня, но раз ты свободен, то куда лучше справишься.

На мой тяжелый вздох развернулись даже призраки, сидящие за клавиатурами на своих рабочих местах. Выходной? Кто-то пошутил, придумывая это слово.

Мы здесь, глубоко под землей, далеко не одни. Отделенный сектор да, это наше, но кроме? Еще два таких же, целиком и полностью забитых китайскими товарищами. Мы здесь, вместе с ними, творим будущее, а еще, по глубокому и очень горячему убеждению некоторых личностей, запуганных мной до мокрых трусов – государственную измену. Потому как прикрываемся большим китайским «другом» от не менее больших советских «друзей», а значит – неподконтрольны и опасны.

Как я недавно говорил одной дурацкой Машке – совсем не важно, что бананов хватает на всех и будет хватать в дальнейшем. Важен лишь тот, кто их распределяет. У китайцев с этим вопросом проблем почти нет, они еще не стали набравшей чудовищную инерцию индустриальной машиной, обеспечивающей дешевыми товарами почти весь земной шарик. Они сейчас – не нация, строящая по инерции целые города, стоящие потом пустыми, а те, кто чрезвычайно нуждаются в качественном социальном регулировании и обучении. Трансформация «деревня-город» у них сейчас идёт плавнее, через «деревня-студенческий городок-город», поэтому Система, способная помочь обучению молодежи, вызвала острейший интерес восточной Партии.

В общих чертах, три сектора нашей подземной базы работают каждый в своем направлении. Основное подразделение китайских товарищей разрабатывает их версию «Великой Китайской Системы». Разумеется, под нашим недреманным оком и с нашими консультациями. Их недреманное око в лице жесткого как удар по яйцам биоробота, отзывающегося на «полковник Ли», точно также следит за нами. Мы же заняты именно международным вариантом, имеющим ряд дополнительных корректирующих настроек. Третье же подразделение, которым руководит, внезапно, Цао Янлинь, занимается созданием обучающей надстройки для искусственного интеллекта. «Великий Учитель».

– …в общих чертах работа идёт согласно плану, с опережением на четыре большие ступени, – продолжил я краткую сводку с фронта событий перед совершенно невозмутимым полковником и его тремя лейтенантами ассистентами, – По вашим подразделениям ничего не скажу, но общие элементы Системы готовы к запуску на уровне всего государства.

– И что будет после того, как мы её запустим? – сухой голос полковника действовал мне на уже потревоженные нервы.

– Странный вопрос. Вы владеете всей полнотой информации по проекту. Ваши ученые видят весь код, мы ничего не скрываем, – нахмурился я.

– Видеть – не значит понимать, товарищ Изотов. Это я прекрасно понимаю и сам, – отрезал китаец, – А также, в отличие от наших советских коллег, прекрасно помню, что какое-то время Предиктором считали именно вас! Поэтому, пользуясь случаем, правительство Китайской Народной Республики в моем лице задает вопрос именно вам – что будет, когда мы запустим Систему? Когда она начнет самообучение?

– Не думаю, что понимаю ваш вопрос так, как вы его себе представляете, полковник Ли, но отвечу по степени своего разумения, – решил я закруглиться, – Система – это не инструмент, это комплексный самонастраивающийся фактор. То, что он точно сделает, так это поможет людям с теми болезнями, которыми издавна больно любое общество. Коррупция, мошенничество, жульничество, усложнение бюрократической системы – со всем этим она способна справиться моментально. Но, по сути, мы её создавали лишь с одной целью – чтобы она принесла обществу достаточно блага для того, чтобы общество отстало от нас, неосапиантов. В глазах Системы мы все будем людьми.

Минуту этот человек сверлил меня своими глазными щелками. Затем выдал:

– Я вам не верю.

– Возможно, это ваша работа, – пожал я плечами, – Но, во-первых, уже вряд ли что-то получится изменить, во-вторых, подумайте – чего мой коллектив может желать от человечества кроме нормального отношения? Кроме соблюдения наших прав? А затем подумайте, полковник Ли, кому еще, кроме нас, могло бы довериться человечество? Теперь прошу меня извинить, у меня сегодня еще очень много дел.

Например, найти яблоки для пирога Вероники.

Глава 2. Линии судьбы

Вышедший с поезда молодой человек с некоторым испугом оглянулся на толпу таких же молодых людей разного пола, выходящих за ним, а потом ускорив шаг, постарался как можно быстрее покинуть вокзал. С собой он тащил две небольшие, но туго набитые сумки, по сторонам, несмотря на очевидную спешку, глазел вовсю, от чего можно было понять, что в этом городе он впервые. Посмотреть на чистый и с иголочки новенький вокзал стоило, но этого энергичного парня больше интересовало кое-что совсем другое – выскочив из здания, он устремился к стоящей неподалеку телефонной будке.

Точнее, к чему-то, очень сильно напоминающему две телефонные будки с одной общей стеной. Зайдя в прозрачную часть странного агрегата, молодой человек нервно задрал рукав на левой руке, а затем приложил массивный циферблат показавшихся на свет дневной часов к специальной выемке на устройстве, в котором жители моего мира тут же бы угадали банкомат. Кроме меня таких не существовало, так что юный и быстрый китаец наверняка сам был бы вынужден придумывать название агрегату, в который он только что залез.

– Ли Фан, – приятным женским голосом ответил динамик будки, – Добро пожаловать в Йужень. Ваш запрос?

Молодого человека интересовало, как пробраться к общежитию возле университета, в котором он будет учиться. Машина осведомилась, есть ли у него ручка и бумага, на что студент в панике начал копаться в своих сумках. Точнее, попытался. Прождав две секунды, будка Системы через специальную прорезь выдала небольшой листок бумаги, на котором был распечатан нужный студенту маршрут, уведомила его, что администрация общежития оповещена о его прибытии, назвала номер комнаты, в которой Ли Фан будет жить, а также назвала дату и время, к которым он должен явиться на регистрацию в свое учебное заведение. Вся дополнительная информация была указана на обратной стороне листка с картой. Пока бедолага китаец собирался с мыслями, Система, осведомившись, есть ли у него другие вопросы, на что получив поспешное «нет!», начала выгонять молодого человека из будки. Мол, освободите помещение, в записях указано, что вы расписались, что предварительно ознакамливались с правилами пользования общественными компьютерами! Кыш-кыш.

– И это всё? – с некоторым недоумением проговорил один из наблюдателей с «нашей», славянской стороны, – ЭВМ опознала носителя часов, распечатала ему карту и уведомила администрацию общежития и института?

– Не совсем, – откликнулась Юлька, стоящая рядом с Янлинь, – Наша Система опознала абитуриента, утвердила его статус, отправила данные о его местонахождении приблизительно на двадцать серверов, в основном государственного ведомства. Молодой человек теперь значится в системе экспериментального города Йужень в качестве гостя. Как только он будет зарегистрирован как студент и временный житель этого населенного пункта, ему станут доступны все функции Системы. На данном этапе развертки проекта он сможет с помощью часов вызвать коммунальные и полицейские службы, получить доступ в свой университет, плюс использовать часы, являющиеся носителем совершенно всех его документов. Но только что проделанная Системой работа в отношение этого человека, а также та, которую она на данном этапе своей развертки проделает в следующие десять лет, сэкономит стране…

Пошли сухие, но очень впечатляющие цифры, тут же уточняемые Янлинь с прицелом на всё будущее пятимиллионное население Йуженя. Тут уже лица наблюдателей с нашей и с китайской сторон начали вытягиваться в шоке и восторге, особенно после того, как слово взяла Кладышева, использующая указку на парочке закрашенных графиками мобильных грифельных досок. Система начала овладевать умами не во сне, а наяву.

Налоговая и банковская системы? В Йужене они упрощены на девяносто процентов. Коммунальные службы? На семьдесят. Библиотеки? Девяносто восемь. Кинотеатры? Сто. И это только начало. Самая первая стадия.

Потенциал безграничен.

Посыпались вопросы, на которые девушки отвечали поочередно. Моя роль была выполнена, так что можно было выдыхать. Жернова истории закрутились под весом интересов человечества. Впрочем… моя роль была еще не сыграна. Каверзность вопросов, задаваемых советской и китайской сторонами, росла и росла. Начав за здравие, они перешли к тем, которые были «за упокой». Ответ на главный из них и был, наверное, самым важным шагом в этой моей жизни.

– Товарищи! – шагнул я вперед, услышав заветные слова, сказанные Юльке, – Минуточку внимания!

Говорил я громко и уверенно, резонанс от сидящей на морде металлической маски, уже широко известной в узких кругах, тоже привлек нужный градус внимания, так что можно было продолжать.

– Говорю под запись и протокол! – объявил тем временем я, – Для прояснения всей этой ситуации! Убедительнейшая просьба не заблуждаться, думая, что эта технология представляет из себя дар, подарок человечеству от неосапиантов! Даже мыслей подобных не держите и уж тем более не спрашивайте, каким образом Система будет контролировать таких как мы. На общих основаниях! Только так! Разумеется, внесены крайне жесткие коррективы, регулирующие применение способностей, а также наказание за злоупотребление ими, но при этом, подчеркиваю, сама Система создана и спроектирована для защиты неосапиантов от вас! Её цель и смысл, основные, я имею в виду, именно в соблюдении всех полагающихся прав и свобод для неогенов как для обычных граждан! Все остальные бенефиты, предоставляемые этим продуктом, считайте нашим выкупом! Компенсацией! Заменой! И никак иначе.

Тут же поднялся весьма нервный шум, чья основная мысль была более чем понятна. «Что этот неоген себе позволяет?!». Не то чтобы я сказал нечто, чего не знал кто-либо из десятков людей, пришедших на эту презентацию, но одно дело личный разговор, а другое – международно выраженная позиция. Официальная. Ультиматум, можно сказать.

Впрочем, лицемерие – это неотъемлемая часть политики.

– Прогнозы показывают, что вероятность глобальной войны в течение полугода после решения вопроса со «Стигмой» – выше девяноста процентов! – вновь повышаю я голос, – Войны за Прогноста! Войны против Прогноста! Войны, в которой победителей не будет, это я вам всем гарантирую как муж этого самого Прогноста! На шестой стадии развертки наша Система начнет предоставлять функции прогнозирования, схожие с методиками построения реальности Юлии Игоревны Окалины! Поэтому, товарищи, рекомендую здесь и сейчас начать отказываться от привычных рабовладельческих мыслей!

Страх, ненависть, сомнения, чувство утраты контроля, ощущение, как шатается привычный уклад жизни. Китайское проклятие «чтоб тебе жить во время перемен!» во всей его красе. Большой сочащийся медом кусок пирога, маленькая ложечка дегтя – это все прекрасно, только вот болезненная судорога в жопе, потому что это не ты их протягиваешь и предлагаешь…

Но жопную болячку они переживут. Пережуют даже. Не так страшен верзила в металлической маске, как мило улыбающаяся девушка, бывшая звезда эстрады, ставшая самым страшным и опасным существом на планете. Каждый, кто знает о Предикторе, задается вопросом – «по моей воле происходят те или иные события, либо она их уже изменила?»

Впрочем, мы тут тоже не хером груши околачиваем. Libertad o Muerte, товарищи. Это – мы тоже донесли. Даже до полковника Ли. Ему, кстати, не понравилось почти до полусмерти. Во всяком случае, три его ручных лейтенанта всячески изображали лицами инсульт до самого конца наших разборок.

– Фуууууухххх, – выдохнула Юлька, зависнув посереди нашей кроватной комнаты, – Это было… очень! Вы даже не представляете, по какому краю мы прошли! Мне давно так страшно не было!

Янлинь просто молча плюхнулась лицом вниз, изображая из себя труп. Вероника сидела и гудела себе под нос, растирая лицо руками. Я тоже лег, но лицом и пузом кверху. Накатила апатия. Сложно всё это. И жутко. Мы, по сути, только что начали шантаж всего мира путем эксплуатации китайских народных интересов. Подобного нам не простят, факт, но только тогда, когда наша шайка-лейка перестанет быть незаменимыми специалистами. Судя по предполагаемой скорости развертки Системы – к тому времени все наши недоброжелатели передохнут от естественных причин. Притча о Ходже Насреддине, осле и шейхе еще никогда не была более актуальна.

– Так…, – почти залипая в дрёму, услышал я голос Вероники, – Девочки, вперед!

А?

Ну, наверное, это было похоже на нападение. Легкая тушка Янлинь упала мне на ноги, а такая же невесомая забралась на грудь, скрестив ноги и грозно хмурясь. Фоном служила Палатенцо, грозно щелкающая разрядами меж пальцев.

– Если это нападение, то вы фигово скоординировались, – отметил я, – А если изнасилование, то… ой! Янлинь, отпусти!

– Действительно, Янлинь, отпусти… пока, – Палатенцо неодобрительно покосилась на развеселившуюся китаянку, – Вопрос тут серьезный, Вить.

– Это какой? – поинтересовался я из-под грозящей свалиться мне задницей на шею Кладышевой.

– Ты скоро станешь папой, – оповестила меня наша психиатресса и, всё-таки, поехала, заткнув мне и так не особо сейчас нужный рот дополнительно.

Особо дёргаться я не стал, погрузившись в сложнейшие раздумья. Янлинь? Вероника? Они «чистые», тогда кто? Палатенцо? Она, простите, неорганическая. Последствия приключений на Ямайке? Ну да, сейчас, американцы бы стали на весь мир трубить, что Симулянт у них оставил следы такие, ага. Тогда что? Как? Где?

– Ты только не злись…, – просительно пролепетала Кладышева, освобождая мне лицо и умильно помаргивая ресничками.

– А вот теперь начал! – тут же напрягся я, – Вы… чего?!

– Ну, мы не хотели, – выглянула из-за спины Вероники Янлинь, – Ну то есть, не то, чтобы не хотели, но так вышло.

– Девочки, мы в закрытой комнате, а у меня шупальца, – надавил уже чувствующий что-то очень и очень плохое я, – Раз начали, то колитесь давайте. Что вы устроили?!

– Это не мы! – Юльке явно не хотелось попасть в «стиральную машинку», она даже отлетела немного, – Мы просто помогли…

– Детали!! – взвыл я, вскакивая на ноги, – Срочно! Или будет худо!

…но худо стало только мне.

Мы, мужики, местами козлы те еще, с этим не поспоришь. Бытие неосапиантом означает, что никакие контрацептивы тебе и даром не сдались, можешь получать удовольствие сколько угодно, как угодно, и куда угодно. Плохо, что ли? Хорошо! У женщин же есть еще и дополнительный интерес в жизни, называющийся «ребенок». В этом плане у неогенов всё очень плохо и, обычно, многие из девушек и женщин имеют в жизни продолжительный и безрадостный период, смиряясь с собственным бесплодием. Пусть даже и относительным, но шансы? Крайне малы. У криптидов? Еще меньше.

Итог? Кто-то берет приемных, кто-то смиряется, а кому-то… кому-то нужна надежда. С давних пор, как мне с честным лицом прямо сейчас заливает Кладышева, существует закрытое женское общество неосапианток, которые эту самую надежду культивируют. Самым банальным образом – используя сперму своих партнеров и рассылая её ждущим адресатам. Как это вообще возможно? А вот так, Витя, возможно. Ты, конечно, как и любой мужик, этого не знаешь, так как все, включая товарища Молоко, будут молчать как убитые, но сперматозоиды неосапиантов крайне живучи. У криптидов еще живее, чем у адаптантов. Вообще звери, короче. Хоть суй в презерватив, завязывай на узелок и отправляй Почтой – оно придёт живое. Пригодное.

А у тебя Витя, там вообще нечто несусветное!

– Сколько? – мрачно спросил я, озирая этих… мошенниц, – Сколько, я спрашиваю?!

– …в литрах? – едва не довела меня до сердечного приступа товарищ Цао.

– Щто?!

– Ой, да подумаешь! – тут же фыркнула Кладышева, – Как будто тебе дело ес… Ой! Ой! Витяя! Поставь меня назад!

– И не подумаю, – пробурчал я, вставая с брюнеткой в охапку, – Вы из Вити дурака-то не делайте… Баки-то мне не забивайте, горлицы вы, специального опыления. То, что вы мою семенную жидкость половниками разливали, это вопрос, так сказать, бытовой. Прозаичный! Мы друг друга как облупленных знаем, так что вы бы так не боялись, будь дело только в этом! А ну колитесь!!! КТО?!

– В-в-витя, успокойся, – дрогнула голосом Юлька, – Не нервничай…

– Это Лариса Ивановна! – неожиданно пискнула уже ускакавшая в другой конец комнаты Янлинь, – Это она…!

– Рыжая? – я от удивления чуть свою психиатрессу не выронил, но успел перехватить крякнувшую брюнетку под пузо, – Нее… что-то здесь не клеится. Девочки, я ж сейчас перейду к допросу третьей степени…

Слабость у «чистых» есть. Благодаря высочайшей мозговой активности, они могут привыкнуть почти ко всему, даже к боли, сознательно купируя её импульсы, но это продукт долгих тренировок. А вот щекотка…

– Витя. Витя!! Не надо! Мы все скажем!

– Быстро!

– Да ты присядь! Подыши! Успокойся! Такое нельзя… Витяяяяяяяя!!!!!!

Действительно, вскоре пришлось сесть и успокоиться. Кладышева бы хрен сломалась, ей всё в радость, да и Янлинь стоик еще та, но вот Юлька, поняв, что я успокаиваться не собираюсь и в рыжую Ларису Ивановну не верю, сдалась сразу же, как только я протянул к ней много-много щупалец.

Да, действительно, виновата была именно рыжая гадкая Полушкина. Нет, она не залетела, отнюдь, но она, эта тощая свинота, была одним из главных идейных руководителей проекта «впрысни себе втихаря чужую сперму, авось родишь». Много лет. И, между ними, девочками, своих устремлений не скрывала совершенно. А среди девочек у нас, между прочим…

– Викуууууууусиииииик! – завыл сидящий в комнате с мягким полом я, долбясь головой об стенку, – Викусссссиииииииик!!!

Мой свет в оконце, единственное чистое существо, доброе и невинное, моя, буквально, младшая сестренка!!! Сучки! Заразы! Не прощуу!!

– Где эта рыжая чучундра?! – прохрипел я, вставая с пола, – Я её, сейчас, как кубик-рубик…!!!

Угрозу в жизнь претворить мне помешала женские солидарность, коварство и страх. Проще говоря, вся эта сцена была спланирована куда тщательнее, чем можно было предположить… за дверью ждала своего часа Цао Сюин. А она у нас не просто пожилая азиатская женщина со строгим лицом, но еще и пользователь способности, создающей идеальные изолирующие шары, в которые прекрасно помещается буйствующий субъект. В результате я два часа катался по собственной спальне, изрыгая ругательства и обещая всем отомстить, покарать и запомнить. Точнее, час сорок пять. Потом в комнату пустили Викусика.

Ну твою-то мать.

– Я не ребёнок!!! – с громким душераздирающим воплем, Викусик со всей своей немалой дури отвесила моему шарику пинка. А затем еще и еще.

– Я давно взрослая!!

– Могу за себя решать сама! Слышишь!

– А может! Всё получилось! Потому! Что я! Молодая!!

Я лишь похрюкивал, летая от стены к стене. Викуся где-то насобачилась отбивать мяч прямо как профессиональный спортсмен, от чего вот прямо ни секунды покоя у меня не было. Говорить было тоже как-то не с руки, потому что, когда орёт трехметровая девушка (беременная от тебя!!! Твою мать!!!!!) – мужики обычно молчат. Даже если тоже хочется орать.

– Эгоист! – я снова лечу в стенку. Не больно, не обидно, но очень кувыркательно. Слегка понимаю Палатенцо, которая иногда от меня получается экспресс курс кошки в стиральной машине.

Вообще да, я скотина и эгоист. Черствый и ничего не замечающий. Например того, что она, Викусик, высотой три метра и весом под две сотни килограммов. Что для неё парней её роста практически не существует, лишь пара-тройка имеются, но никаких чувств у неё не вызвали. Как и она у них. А теперь ей, дылде огромной, сейчас куча народу завидует до черноты в глазах! Она сама себе завидует, потому что еще не ощутила себя… не ощутила себя…

На этом месте шарик лопнул, Викусик промахнулась, а я, трансформировавшись в туманное человекоподобное облако викусикиных размеров, обнял эту… чуду, принявшись гладить по голове. Она тут же разрыдалась как маленькая девочка.

Тьфу ты…

Конечно, я эгоист. Ты права, Викусик. И Окалина-старшая тоже права, всеми жабрами своей заскорузлой от службы (не от крови) души. Я никогда не был киллером на службе у правительства, не был солдатом, да и не чувствую себя ими. Этот мир, пусть я в него и вжился, по-прежнему остается для меня чужим. Поэтому я и убежал. Спрятался. Раскидал всюду свои якоря. На тебя, на бабу Цао, на девчонок, даже на Салиновского. Плевать, что будет с другими, главное, чтобы вы оставались такими, какие есть, чтобы я мог обратно становиться собой после каждой очередной кровавой зарубы. На моё покусились – взбесился. Не на семенную жидкость, пусть её хоть разбрызгивают по всей стране, мужик есть фабрика по производству сперматозоидов, а на тебя, смешная большая девочка.

Как мы успокаивались, как аккуратно потом вылазили из разных щелей «преступницы», в которых записалась и сама баба Цао – это было достойно отдельного описания. Как меня обрабатывали, перед тем как показать саму рыжую негодяйку – так вообще повесть бы вышла, достойная пера Макиавелли. Но всё рано или поздно заканчивается. Никто не пострадал.

…ну, кроме моего мироощущения. Всё-таки узнать, что твоё сокровенное не смывают в ванне, а рассылают по всему городу, чтобы та или иная неосапиантка впрыснулась, скажем, после ужина… это мощно. Сразу чувствуешь себя дойным быком надежды.

Причем, за ужином в тот день я чуть не подавился. Только, понимаешь, начало отпускать, только потоптанная и помятая гармония в душе робко встала на дрожащие ножки, трясущейся рукой поправляя лифчик, как внезапно нагрянувшая в пустую голову мысль свела судорогой мышцы глотки, от чего я проглотил небольшую помидорку, тут же намертво вставшую у меня в глотке. Забыл, паникуя, что практически неуязвим, забыл, что могу превратиться в туман, начал перхать как самый обычный человек. Тут еще Кладышева, подскочив, устроила мне оральный фистинг, но догадалась тыкнуть в проклятую ягоду так, что та, всё-таки, провалилась в желудок. Откашлявшись, я дикими глазами посмотрел на Юльку, хрипя потревоженным горлом не вопрос, а кусок вопроса:

– …и Нелла Аркхадьевна?!

– Конечно, – как-то злорадно выдала девушка-призрак, добивая меня, – Давно и… регулярно.

Ъуъ!!!

К счастью, терзаться вопросами мне потом не давали почти половину ночи, даже сумев убедить, что всё происходящее есть ласка, забота, любовь, страсть и похоть, а вовсе не очередной рекордный надой во благо расы неосапиантов. Так что с утра я смотрел в голубые глаза собственного шефа без особой рефлексии. Просто невыспавшимся.

– Изотов, тебе нужно слетать в Благовещенск, – осчастливила меня товарищ майор, являющаяся сейчас буквально хозяйкой Стакомска, – Там замечено крайне подозрительное шевеление на одной турбазе, подозреваем, что именно там Валиаччи устроил новую лежку.

Благовещенск. Наполовину наш, наполовину китайский Хэйхэ, Стакомск номер два. Очень мутный город, в котором столкнулись рогами Восток, Запад и черте что еще. Туристы, желающие познать китайскую экзотику, прут туда только так. Как раз находится сравнительно недалеко от Стакомска, что тоже фактор, который следует учесть – Валиаччи интересуется Дремучим. Ему нужна именно эта Зона. Вредный итальянец, играючи уклоняющийся от почти всемирной облавы, не из тех людей, которые откажутся от своих планов. Да, у него вроде есть телепортатор, но у нас тут убеждены, что доброму итальянцу очень нужно быть как можно ближе к Дремучему. Его исследования связаны именно с Зоной.

– Быстро смотаешься туда, вернешься, к этому времени экспедиция будет полностью готова, – продолжает делиться планами Окалина, – С собой возьмешь Довлатову, девка засиделась и мается дурью. Отпустить я её не могу, в «когти» она не вписывается, так что пока отдаю тебе вольным агентом. Она не против, даже «за». Руками и ногами.

– Мои цели? – уточняю я.

– В случае, если подозрения оправдываются – Данко забрать, остальных ликвидировать на месте, обесточить оборудование, чтобы не потерять данные. Колунов приоритет номер один, два и три по важности сопоставимы. Думаю, справитесь. Не маленькие.

Уважаемой публике интересно? Уточняю. Мы живем в новом прекрасном мире, в котором нет ходячих мертвецов-ограничителей. Любой неоген теперь может гулять по Дремучему, как по сортиру у себя в хате. Поэтому приблизительно одна пятая всех военных сил СССР сейчас рассредоточена вокруг Зоны, напряду с самыми боевыми неогенами. Никто не суется в «терра инкогнита», мы будем первыми. Причина проста – я васезаменитель. Очень особый такой неосапиантище, который, по уверенности того же Валиаччи, должен мочь как-то контактировать с чем-то в самой Зоне. С чем-то важным. Центральным. Тем, что по мнению многих высоколобых, и изменяет молекулярно-энергетическую структуру деревьев, заставляя их разлетаться на параллепипеды-артефакты. Поэтому мы намыливаемся туда.

Конечно, есть еще фактор висящей над нами в космосе Машундры, которая может жахнуть (и жахает иногда), но тут Окалина ничего толком не говорит. Мол, мы с этим работаем.

Ладно, Благовещенск так Благовещенск.

Глава 3. Трепанги в меду

Движок «зиловский» урчит и порыкивает, солнышко греет кости, лепота же? Почти. Зверский запах отработанной горючки терзает нос своими удушливыми миазмами, а водитель «зилка» даже не подозревает, что везет в кузове пару умных, приятных и очень способных молодых людей, поэтому на каждой колдобине я нехило так подлетаю, бухаясь затем назад, на закрытый брезентом песок. Хитрая Ленка, пару раз так громыхнув костями, теперь лишь банально делает вид, что она типа лежит со мной в кузове, а на самом деле эта наглая особа летит с той же скоростью, с которой едет машина, ориентируясь на меня и каждый раз, как я подлетаю на очередной колдобине, корректируя полёт.

– Ну а чего? Ты ж не захотел мягким облачком стать…, – на моё бурчание загорающей Довлатовой было пофиг.

– Как ты себе представляешь грузовик с облаком сверху, а? – хрюкнул я от очередного приземления.

– Как будто это мои проблемы…, – фыркает обросшая коротким ёжиком волос на голове девушка, – Каждый устраивается как может!

Едем какое-то время молча. Почему так? Да потому что там, в сотне-полутора километров над нами – висит Машундра. А у этой дурынды какой-то дикий энергетический удар, который может МБР-ки разваливать прямо в шахте. Мне видео показывали, где она зачем-то по хорошему такому КПП вжухнула. Вспышка фиолетово-розовая, пыль, дым, семь трупов разорванных. Был КПП и… раз, коробка бетонная. Гроб. Жуткая точность и вполне достаточная сила. Не для того, конечно, чтобы все за головы хватались и кругами бегали, но неосапианту хватит, даже такому, как я, наверное.

Так вот, мы не знаем, каким образом Машка цель находит и видит, поэтому пробираемся к Благовещенску тайно, стараясь не попадаться никому на глаза. Сделать это человеку-туману и человеку-невидимке – совсем несложно. Так что вот, едем и едем. Почти хорошо, хоть дорога и говно. Всё равно я уже столько раз шарахнулся на брезент, что там в песке уютная такая впадина, куда падать одно удовольствие.

– У тебя с самого Стакомска рожа такая, как будто ты говна наелся, Витька, – наконец, подает признак жизни Довлатова, – Че тебя так перекосо*било? Что мелкая залетчица на алименты подаст? Забей болт, не подаст! Гарантирую!

– Да иди ты в пень, обжора вороватая, – протянул я, – Не в этом дело. Просто представляю, как вы, то есть девки, пихаете себе…

– А вот тут, Виктор Анатольевич, вы идёте на х*й! – внезапно и очень зло выдала Ленка, от чего я даже к ней развернулся, – Идешь ты туда, козёл, вместе со своими сраными понятиями, понял! Кобелиными! Что твоя, что любого другого мужика жижа эта – всего лишь белок с информацией! Всего лишь! И если твоя жижа девке не подходит, то что ей, всю жизнь без ребенка быть?! Ты понимаешь, дурака кусок, что раньше бабы каждую неделю к медичкам бегали и аж коктейлями спринцевались? Незаконными?! Сами сестрички их мешали, мол, так шанс выше! Ничего ты не понимаешь! Ты, Витя, не баба, ты просто козёл! Живешь в своем козлинском мире, ну и живи! А попробуешь еще раз нос сунуть туда, куда тебя от любви и доверия пустили, так я всем расскажу, что тебя волнует и как!

Смотрю на неё. Ленка зла как тридцать три козла. Тут и спрашивать ничего не нужно, все ясно-понятно. Похоже, тоже из этих. Давно и надежно. Более чем понятно. Если твоя жизнь ежедневно катится под откос, если приходится притворяться кем-то другим, придурковатой шлюхой, к примеру, во имя исполнения «чрезвычайно важных» заданий, то поневоле будешь хотя бы подсознательно, но искать отдушину. Хотя бы в виде шприца с живыми сперматозоидами. Цель. Свет в конце туннеля.

Здравствуй, новый Витя, производитель жидкого наркотика. Причем, что хуже всего – именно того, который ты ненавидишь всем сердцем. Надежды.

– Вы, бабы полоумные, меня даже не спрашивали, – говорю я, – Всё сами решили. Удобно решили, для себя. А теперь ты тут орёшь как потерпевшая, причем на человека, который сам не подозревал, что он дойный козёл. И другие – тоже. Мол, это сугубо ваше, женское, дело, а ты, Витя, коли не баба, так не суй в него свою носяру, да? А знаешь, я бы даже и не совал. Понимаю, что у вас проблема. Огромная проблема. Что решаете её как можете, любыми средствами. Но твоя рыжая подруга-стерлядь нафаршировала именно моей спермой мою подругу, слышишь, сучка лысая? Вы настолько ох*ели со своим конвейером, что потеряли берега. Всё ради результата, всем ради результата. И вот это я принять не могу. Это уже совсем не по-людски.

– А мы и не люди, Витюша, – неожиданно слегка успокаивается взбешенная Довлатова, – И c этой меркой к нам не лезь. Всё! Будет у Викуси ребенок, будет он, может, похож на тебя, но это уже не твоё дело, понял?!

– Почему это не моё? – удивляюсь я, – Когда это я от него отказался, а, Ленусик-непоймусик? Потому что вы так решили, а? Так ты знаешь, как я отношусь к таким вот чужим решениям. И на что способен.

– Ты…, – в глазах бывшего агента Кремля мелькает страх. Прямо видно, как у неё случается озарение по поводу кого и чего мы тут ведем спор. Я тот еще отморозок, с заслуженной репутацией, просто никогда никого из своих и пальцем не трогал. Эту конкретную Ленку трогал, конечно, причем отнюдь не пальцем и отнюдь не просто так, но тогда она сама нарвалась по полной. Однако, серьезных конфликтов не было.

– У каждого действия есть последствия, – говорю я, – Если вы их не принимаете в расчет – то вы сами себе злобные буратины. За каждым шприцом с «жижей» стоит мужик-неосапиант, который может спросить за своего ребенка. Или просто отнять. Ему, как и вам, дурочкам, будет глобально насрать на это ваше коллективное «нам нужнее». А я могу поступить еще хуже – забрать и Викусика тоже. У меня все девчонки делом заняты, на романтику не размениваются, а я такую жизнь этой девчонке могу организовать, что у вас, ведьм безбашенных, зубы лопаться от зависти начнут. Так что не буди во мне зверя.

То же мне, отважная защитница обездоленных женщин. Отчаянных, мать его, домохозяек. Вон делает вид, что это они, такие благородные и доверчивые, рассказали мне, надеясь на сочувствие и понимание, хотя даже ежу понятно – как стало ясно, что Викусик залетела, то сразу же обосрались, представив, что будет, если я узнаю. Женщины-женщины, коварство ваше имя… и больше никак.

Через полчаса напряженного молчания и нюханья отработки, мы вновь вернулись к этому вопросу. Более того, устроили безобразный срач с натянутыми аргументами, угрозами и посулами, но в конечном итоге победил я, предложив этой почти лысой стерве подумать – а что бы она сделала, если б у самой был ребенок, а папаша, узнав, просто спёр бы его себе? Типа не тот родитель, кто родил, а кто воспитал, так что иди, Ленуся, лесом, и соси там шишки у медведей. Тощая зараза бурчала, грозилась, говнилась и дулась, но потом очень нехотя выдавила из себя, что таки да, мужик вполне был бы в своем праве. Если б его, конечно, не закопали всем женским миром. На этом месте я противно заржал, пояснив, что женский мир держится на общем несчастье, но никак не на счастье, так что ограбь кто Викусика на детиночку – вряд ли вы, злые бабы, пойдете его возвращать. Нет, если прямо место укажут, то конечно, а если искать надо будет… Прям щас.

Такой сексистский выпад заставил Довлатову начать настолько бурно возражать, что «Зил» тормознул, а из кабины высунулся охреневший водила, у которого песок внезапно скандалить начал. Водила был послан в жопу раздухарившейся панкушкой, полез в бутылку, нахватал от девушки по морде и… дальше мы пошли пешком. Не угонять же машину, зачем нам внимание? Отойти чуток подальше, превратиться и полететь. Из Ленки утяжелитель для скорости, прямо вам скажу, хреноватый, но мы уже опытные, мы и земли нагрести можем, и булыжник какой подхватить.

На вопросы этического характера, касающиеся «надоенного» и распределенного, я решил положить тот орган, откуда и надаивали. Конечно, мою мужскую и заскорузлую душу теперь скребла Самая Главная Мысль – мол, а сколько меня в постели любили и сколько «доили», но ей я ходу решил не давать. Во-первых, потому что после того, как попал под трансформатор Валиаччи, стал куда раздражительнее из-за внутренних ощущений, во-вторых – мир и так на волоске висит.

Буквально. Комитеты сцепились, пусть и почти мирно. В правительстве пертурбации. В Европе и Америке жуткая истерия на тему «Мы все умрём! Сейчас прилетят советские супермонстры и за час превратят инфраструктуру городов в задницу!». Всё остальное? Прилагается. В этой каше никому не хочется разбираться. В КНР тоже не всё гладко с тех пор, как долбанный итальянец уничтожил ограничители. Что происходит во всех Зонах, кроме Дремучего – я и знать не хочу.

Ах да, самая мякотка. Причина, по которой еще где-то не рванул серьезный конфликт с танками, бомбами и уверениями в своей несомненной правоте.

«Дикари».

Почти полсотни лет неосапиантов эксплуатировали все, кто мог себе это позволить. Использовал на постоянной или временной основе, ограничивали, ставили эксперименты, принуждали. Разумеется, они бежали от такой жизни. Африка, Полинезия, Карибы, Австралия, да хоть Греция. Везде есть маленькие застрявшие во времени поселения, где люди предпочтут… не обращать внимания на пришельца, если он не желает им зла, а даже помогает. В последнем случае будут его укрывать, защищать, приносить продукты и вещи. А теперь, дамы и господа… ой, то есть товарищи и товарищихи, у всех этих «дикарей» появился шанс приехать в большой город к большому дяде, который им нередко снится, а потом выставить этому дяде счет за поломанную жизнь.

Сколько я завернул таких просителей о защите от дверей Окалины, чаще всего ломая им, дипломатично, правую руку… да и не припомню. Она их принимала в определенные часы, а дальше работал конвейер. Причем следующие видели и слышали, что происходит с предшественниками, но всё равно шли. Понимаю, надо было домой увезти хоть что-нибудь.

– О, Вить, гляди, – привлекает моё внимание Ленка, – Мужик машину толкает! Давай на нем линзы проверим?

Вовремя это она.

Вываливаемся с Довлатовой из лесополосы, невозмутимые как грибники. Я, молодой здоровенный громила, полностью лысый (побрили для маскировки), да и эта… с «бобриком». Худые, морды наглые, неформалы как есть. Но чего мужику с заглохшим 412-ым бояться? Наоборот, рад как родным, особенно мне. Улыбаюсь, гляжу ему в глаза, стараясь заметить, не дёрнется ли он от начального прихода моей экспатии. Нет, не дергается. Оживленно жестикулирует, приглашая меня к заду собственного ведра, объясняет, где допустил недочет на ежедневной профилактике, щерится прокуренными зубами. Линзы в глазах работают, я безопасен. Хорошо.

Пока толкаю, мужик за рулем пытается задавать вопросы, на которые Довлатова, трусящая рядом с ним, врёт без всякой совести и повода. Ржавое ведро продолжает успешно проваливать гордое звание изделия советского автопрома, но против моей дури сдается где-то через километр. Мы с Довлатовой аккуратно грузимся в насмерть прокуренный салон, после чего с комфортом будем доставлены в Благовещенск, город экзотики, контрастов, да бесконечного разнообразия жуткой палёнки. Здесь бразды правления нашей опергруппой берет на себя Елена Довлатова как специалист по нахождению в сомнительных местах и ситуациях.

Не успеваю я моргнуть, как мы уже сидим в каком-то затхлом полуподвале, в атмосфере, состоящей из табачного дыма, запахов воблы и пива, общаясь при этом на сплошных матюгах с группой каких-то молодых ханыг, вообразивших себя бизнесменами, то есть, в простонародье, фарцовщиками. Эти мутные, но наивные ребята, только приехав в Благовещенск, уже благополучно расстались с большей частью своих денег, отдав их на закупку старшему товарищу, а теперь праздновали скорое обогащение, даже не подозревая, что их уже обули. История старая как мир, но, как мне шепнула на ухо Ленка – работающая настолько хорошо, что тут, в Благовещенске, даже есть некая полубандитская контора, промышляющая доставкой таких обманутых назад к папе с мамой, за вознаграждение, естественно.

Тем не менее, лучшей возможности вписаться в логику города, создав себе легенду пребывания, сложно было придумать. Вскоре после посещения этой «таверны», мы сидели в крошечном вонючем номере местной гостиницы для «своих», старательно пытаясь выблевать ту химозную водку, которую выпили в притоне. Наши сверхчеловеческий организмы, особенно Ленкин, почему-то не хотели отдавать эту заразу, несмотря на то что слизистые жгло чуть ли не огнем.

– Даже я такое не пила никогда, – синела скрюченная Ленка, сидящая в ванне в чем мать родила, – Как эти-то удержались?! Обычные ж… лююууууу…

– Так они всю дорогу квасили, – кряхтел я, – Могут сейчас хоть денатурат жрать…

Превратиться, чтобы отпустило? Нет, чувство товарищества для меня не простой звук. Будем страдать вдвоем!

Вот вы спросите – а зачем всё это? Почему наш дорогой Виктор Анатольевич не рухнул аки ястреб с неба на подозрительную турбазу и не раздолбал там всё в мгновение ока? Зачем он приперся в сам город, а теперь сидит в клоповнике, пока товарищ Довлатова разведывает разное там? Ответ на этот вопрос у меня, конечно, есть – Машундра. Простая как пять копеек дурында с прогрессирующим нервным расстройством, висящая над нами в космосе. Напичканная способностями, как жареный гусь яблоками. Аналитики Стакомска зуб дают, что если только возле Валиаччи любой хомяк пискнет, то итальянца телепортируют к черту на рога, а с небес тут же опустится Машка во всех её тяжких силах и необыкновенно легком разуме.

Витя не хочет играть в молдавскую версию игры «поймай таракана». Знаете, как это? Таракан загоняется под шкаф, затем у шкафа отпиливаются ножки. Вы хотите – вы играйте, а мы стелс пехота, мы кродёмсо. Проверяем. Сливаемся с ландшафтом. Современные ниндзя. Неслышимые и невидимые руки Стакомска. Длинные такие. Поэтому я сижу в деревянном двухэтажном бараке, дерусь с клопами и слушаю китайский визгливый мат, пока летающая девушка проводит разведку.

На третий день моего маринада я был растолкан злой и продрогшей Ленкой, вернувшейся раньше графика. Наша невидимая летающая шпионка обнаружила кое-что интересное, а именно – стабильный ручеек нормальных продуктовых товаров из Комсомольска-на-Амуре, уходящий не приличным уважаемым людям в Благовещенске, а куда-то в неизвестном им направлении. Смотреть пристально в это направление уважаемые люди не хотят, потому что к ним приходили другие люди, явно показавшие нечто такое, что тоже сделало их очень уважаемыми.

– То есть, снабжение, Витя, – питаясь из явно украденной огромной яркой банки консервированными ананасами, пояснила мне Ленка, – Не тяни грабли, я знаю, что тебе теперь жрать не надо. А мне – надо!

– Рябчиков тебе еще, буржуйка, – проворчал я, – Вообще, с чего ты взяла, что это наши интересанты?

– С того, мой лысый и зверский друг, что даже в этом бардаке запугивать неогенами раньше никто бы не осмелился, – прожевав дольку, пояснила жадная девушка, – Тем более – всех. Местные урки даже при ближниках о таком молчат, мне пришлось в одном бл*дюшнике под потолком шесть часов просидеть, исповедь трех пьяных бонз друг другу послушать. Эти рыла, знаешь ли, местного вообще ничего не жрут, а вот тушеночку деликатесом считают. Да и остальное… Мясо, масло, да считай – половину продукции сгребают для себя и своих людей, за остальным очереди, драки и интриги. У них большая часть народа за…

– Ладно, черт с ними, – поморщился я, перебивая Довлатову, – Почему ты решила, что это наши клиенты? Грузы идут к турбазе?

– В том-то и дело, что нет, – продолжала чавкать ананасами Ленка, – К ней народная тропа заросла давно, а вот одно здание там неприятно напоминает смотровую вышку. Лесочек рядом совсем реденький, я оооочень аккуратно его облетела и, знаешь, в лесочке патрули сидят. Один там заволновался, начал куда-то в мою сторону пальцем тыкать, а я барышня приличная, не люблю, когда незнакомые люди тыкают, взяла и свалила.

– Лен, ты долго будешь сиськи мять?

– Было б что мять…, – тут же приуныла девица, окидывая взглядом свои «богатства», – Просто… веришь-нет, но мне кажется, за мной следили. Причем как я от этих обделенных на жратву урок вылетела, так слежка и началась. А я ведь невидимая, Вить. И там, возле лесочка, там меня точно выкупили. Подвела я нас. Они теперь настороже.

Двое сенсоров, сумевших уловить невидимку. Один из них смог даже следить за ней, не попадаясь на глаза. С одной – это почти сто процентов, что мы нашли базу «Стигмы», с другой – мы скомпрометированы.

– Тогда почему ты сидишь и так спокойно жрёшь ананасы? – задаю напрягшийся я вопрос крайне опытному агенту. Вопрос, на который не очень хочу услышать ответ.

– А почему я так спокойно сижу и жру ананасы? – недоуменно моргает Довлатова. Её лицо кривится в замешательстве.

Вот же жопа…

Нас спасло только то, что я в этой халабуде предпочитал находить голым, а вещи держать завернутыми в целлофан и подвешенными к потолку. Именно поэтому я успел вылететь в окно туманом на долю секунды раньше, чем сверху прилетел розово-фиолетовый сгусток разрушительной энергии, буквально порвавший половину общаги в клочья. С вещами вылететь и Ленкой.

…следующий вонзился в асфальт ровно через полсекунды после первого, едва не попав по улепетывающему мне прямой наводкой.

А потом еще.

Еще.

Еще…

Я чувствовал себя мышью, за которой охотятся с дробовиком. Нет, даже не так, я чувствовал себя мышью, насравшей в сапог богу, взявшему в руки дробовик с бесконечными патронами. Хаотически метался, сжимая чем-то оболваненную панкушку, чудом выходил из-под сверхточных разрывов, был неоднократно задет этой всеуничтожающей энергией, но умудрялся выскочить, выскользнуть. Свернуть в очередной проулок, дернуться вперед, а сменить вектор движения на обратный, нырнуть в дом, пробив собой окно на первом этаже.

А город вокруг разваливался на куски. Позже я пойму почему, причина была простой и даже смешной – ударов было куда больше, чем я успевал замечать из-под воцарившейся везде пыли.

Как спасся? Отнюдь не чудом. Просто посвятил долю секунды проверке моего пассажира. Она продолжала жрать ананасы!!! Из огромной ярко раскрашенной банки, в которую вцепилась так крепко, что мне пришлось вымазать Ленку слизью, чтобы забрать чертову хрень!

– Убьюююю!!! – тоскливо провыл я тогда, отшвыривая емкость в окно, через которое вломился в дом. Врал, конечно, но понял я это лишь тогда, когда сверхъестественно точная бомбардировка сместилась вслед за улетевшей банкой, позволяя нам задать стрекача куда подальше.

Драпал я, под совершенно безумные завывания Довлатовой, просто без оглядки и изо всех сил. Нахватав попутно кирпичей, железяк и веток для утяжеления себя любимого, пёр по прямой в глушь и леса, забыв про все и всех. Только когда начало смеркаться, я быстро сделал поправку на северо-запад, а потом снова драпал и драпал, пока не начало светать. Ленка к тому времени уже вырубилась и лишь стонала, время от времени пуская изо рта немного белой пены.

Попавшаяся на пути деревня, срочный звонок, просьба об экстренной эвакуации телепортом.

Хмурая Окалина, выслушивающая доклад о нашем провале.

Спасенная посредством целителя Ахмабезовой (второй телепорт!) Довлатова, истерично рыдающая на больничной койке и под капельницей о том, что почти никто не знал, как она любит именно такие консервированные ананасы. Таиландские, крайне ограниченным экспортом.

Это была западня. Хорошая, качественная, чрезвычайно точно просчитанная.

– Изотов, возможно, у нас здесь крот, – хмуро скажет мне Нелла Аркадьевна, закуривая сигарету, – Он очень близко.

Я выругаюсь по-черному.

Глава 4. Привет с того света

Наблюдая через непрозрачное стекло за зарёванной Довлатовой, лежащей под капельницей, я размышлял о том, что в прошлой жизни делал иногда правильные выводы. Особенно, вот этот удался: люди всю жизнь живут, помня, как их баловали в детстве и подсознательно хотят вернуть те времена. Внимание, забота, желание понять и выслушать, вкусняшки, обнимашки… ну, то есть жертву. Себе, любимому. Мы, говнюки эдакие, очень хотим любви. Не обязательно взаимной, главное, чтобы нас любили, холили и лелеяли.

Вот именно на этой почве и столкнулись как-то в «Жасминной тени» слегка поддатый товарищ Коробанов с лирично пьяной товарищем Довлатовой. Слово за слово, звон стаканов, трусы долой, а затем что? Правильно – поговорить. Так и подружились в ускоренном темпе спецагент Кремля, вечно косящая под разбитную панкушку, да бывший продавец самогона из деревни, чуть не угробивший меня несколько раз. Начали встречаться, рассказывать друг другу всякое, спать в одной койке, стирать те же трусы в одном тазике, ну, знаете, как оно бывает? Начало плодотворного общения со всеми вытекающими.

Только вот Коробок у нас был не простой, а с остаточным секретом, как сейчас заявляют эксперты и аналитики перед Окалиной, стуча себя пяткой в грудь. Был он нафарширован чем-то. Способностью, заряженной жидкостью, может просто облучен какой-нибудь херней, позволяющей слышать то, что слышал он. Так и вышел наружу «страшный» секрет панкушки о её лютой запретной страсти к тайландским ананасам. Ну понравился ей битый жизнью дотла Коробок, чего уж там. Поделиться с ним захотелось, хоть и мелочевкой.

Ничего удивительного.

– Ловушка, – мрачно проронила стоящая около меня майор, – На тебя, Виктор. Они предположили, что я пошлю с тобой, балбесом, самого опытного по тихим делам из всех, кто может быть в наличии. Тут вариант один – Ленка, потому что её «уход», так сказать, весьма широко обсуждался в некоторых кругах. Нин, что с ней?

– Тяжелая интоксикация органическим веществом неясной природы, – хмуро проговорила Молоко, стоящая рядом с нами, – Или существом, мы так и не поняли. Эта дрянь была полуживой. Наташка её убила сразу, как только коснулась девочки, но это стало ошибкой, та тут же разложилась на токсины.

– И что с ней теперь? – хрипло спросил я.

– Жить будет, Витюша, но встанет очень нескоро, – скривила губы ученая, – Нинка за её жизнь боролась и победила, но вот мышцы, где этого дерьма было особо много… мышцы сильно пострадали. Так что лежачая теперь ваша Леночка, год точно не встанет. Год-то знаете почему? Потому что Ахмабезова периодически к нам забегает, будет помогать. А так до могилы бы лежала.

Твою мать. Ахмабезова, самый сильный целитель на планете. Дайте ей шесть-семь часов – и Ленка бы запрыгала козочкой, но никто не даст. Никогда. У этой      тёти Наташи каждая секунда жизни на счету. Могла бы жить проще, могла бы диктовать условия, но не делает этого, потому что в таком случае ей придётся лечить лишь избранных. А я уже знаю, что именно своим лютым распорядком Ахмабезова купила себе целого телепортатора, который и швыряет её по всей стране. Одна Ленка встала бы в десять-двадцать жизней, минимум. Где-то пожар, где-то завалило шахтёров, где-то отравились угарным газом, где-то проблемные роды. Товарищ Ахмабезова уже там. Поэтому не получится полностью восстановить Довлатову, поэтому придётся растянуть её лечение на год.

Посидев и погладив по голове уже почти успокоившуюся Ленку (напоминающую под одеялом обтянутый кожей скелет), я отправился «домой». Там, к счастью, был полный порядок. Девчонки исследовали, программировали и деловито ругались с китайцами, Салиновский страдал тем же, нарабатывая себе стаж и опыт, а его супруги, ворча и стеная, убирали бункер телекинезом, собирая пыль. Важная, кстати, работа. Любой человек – буквально фабрика по генерации отмерших кусков кожи, которые и составляют основу этой самой домашней пыли. Для техники совершенно неполезно.

Все были заняты, делать мне было нечего и ничего, в общем-то, делать не хотелось, так что я, как и любой взрослый ответственный человек, занялся самым важным – охотой на Викусика. Вскоре выяснилось, что беременные трехметровые девушки, несмотря на свой нежный возраст, обладают изощренным коварством и потрясающим талантом прятаться, потому что искомое умудрялось драпать от меня с изумительной скоростью! Если, конечно, верить тем, кого я спрашивал. Верить не хотелось, но деваться было некуда – я продолжал шляться по уровням и нервно курить.

Так и набрёл на совершенно неожиданное зрелище – сидящую на ступеньках лестницы в самом необжитом углу Окалину Неллу Аркадьевну, бухающую в одно жало. Не просто мрачно пьющую в затхлой полутьме, а целенаправленно надирающуюся. Выглядело это так – огромная блондинка смачно зачерпывала стаканом белого порошка из пакета килограмм на пять, а затем, слегка стряхнув лишнего, мрачно доливала в полупустую емкость водки до краев. Затем брала из кармана авторучку, злобно и резко, брызгая по сторонам, смешивала «спирт-плюс» с водкой, одним махом выпивала получившуюся жижу, замирая на пару секунд, а затем лезла за сигаретой. Выкуривала её хоть и неспешно, но в три могучих тяги, а затем вновь тянулась за стаканом.

– А… Витя…, – наконец, заметила он неподвижно стоящего меня, – Ты не вовремя…

– Что-то сомневаюсь, что вы тут наше чудесное спасение празднуете, – ухмыльнулся я, снимая маску, – Могу выслушать, могу уйти.

– Ой, да иди ты на х*й…, – тут же воспользовалась предложением начальница, явно пребывающая в упадке духа, – Садись, выпей и слушай. Жопа у нас, Вить. Полная.

А ведь я не то, что сходить, я даже стакан в руки взять не успел. Хотя, через десять минут выслушивания товарища майора, уже сам не глядя загребал опьяняющего порошка, доливал в него водку, мешал пальцем и пил. Новости были сногсшибательные. В буквальном смысле.

Нелла Аркадьевна не была политиком, никто из её окружения не был. Вся команда стакомовских ликвидаторов, весь НИИСУКРС, никогда не затачивались на управлении чего-либо. Поэтому во всех игрищах, идущих обычно в Москве, Окалина участия не принимала. Она выдвинула ультиматум, его приняли – всё, занялась своими делами, гоняя крыс из города. Однако, верхи, разные там ответственные работники и прочие министры, тут же поняли, что в тихом омуте высоких кресел, где принимаются самые ответственные решения, возник неподконтрольный и опасный актив. Черная дыра. Непредсказуемое образование.

– Мы тут… эх… Мы тут, Витя, не только делаем что-то своё с китайцами… Что-то глобальное и непонятное… Ты что, думал, что там не знают? Еще как знают… Так вот, теперь просто прикинь картинку. Ваша машина – раз. Прогност – два. Мои погремушки – три. К нам стекается все больше и больше неогенов, разница между тем, как к ним относятся здесь (то есть, как обычно!) и чего хотят там – очень велика. Сечешь?

– Секу, – мрачно отозвался я, – Но мы же нашли общий язык? Пусть эти партийные работники жужжат на свою тему, а мы просто ждём победителя…?

– Да никто этому не верит, Витя, – выдув еще стакан, усмехнулась майор, – Но трогать нас опасались. Раньше. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал… Знаешь, что они решили? Не знаешь. Выпей и садись вот сюда. Сейчас ты у меня будешь ох*евать.

Она знала, о чем говорит.

Неизвестно какую цель преследовал Валиаччи, сообщая миру новости про то, что «живых мертвецов»-ограничителей больше не будет, но здесь оказался один маленький такой нюанс, который никто из нас не принял во внимание. Без ограничителей в таком мегаполисе как Стакомск почти полностью пропадал смысл. Он был клеткой, тренировочной площадкой, символом прогресса и, при этом при всем – огромной дырой в бюджете аж двух сверхдержав. В один миг славный город будущего стал бесполезной гирей в экономике, к тому же еще и опасной, так как там сразу же угнездились инакомыслящие элементы, обладающие неприятным уровнем влияния.

Огромный. Ничего не производящий. С повышенными зарплатами и социальными выплатами. Никого не защищающий. Никого не удерживающий.

– Знаешь, что сейчас прорабатывается, Изотов? Инициатива «город мира». Сделать город интернациональным центром того самого объединения неосапиантики, который предлагали американцы. Они, кстати, дико злы на тебя за Лайкерса и остальных. Ты грохнул где-то одну треть самых боеспособных неогенов Штатов, у них закрылась куча шоу, были отменены фильмы, ну… ты не понимаешь, молодой же. Поэтому, Витя, Штаты сейчас вовсю грозят присоединиться к Европе. Наши хотят съехать с этого конфликта. За счет Стакомска. Слить «Чистоте» нас, оптом. Когда мы отсюда брызнем, чтобы не стать террористами и изменниками, они начнут нас отлавливать. Таких как ты и я? Таким предложат… что-нибудь. Вместе с ошейником. А разных… послабее – просто будут отдавать на поживу этим уродам. Разделяй, сука, и властвуй. Такие вот дела у нас.

– А китайцы? – дрогнувшим голосом спросил я, высасывая сигарету чуть ли не за одну тягу.

– Они? – переспросила огромная блондинка, – Они уже организовали вывоз оборудования. Китайцы очень быстро соображают, когда речь касается чего-то материального, товарищ Изотов. Я, знаешь, уверена, что в ту же минуту, когда прозвучало сообщение Валиаччи, в братской Компартии умы уже решили, что Стакомск теперь роли не играет.

Очень… лихо. Одновременно организуется международный центр по неогенике буквально между СССР и Китаем, туда сливаются малополезные активы, волнения в мире и на границах идут очень резко на спад, вновь открывается диалог между странами. Весь мир начинает финансировать мегаполис, пусть и находящийся под контролем двух стран. Которые, кстати, скорее всего выступят гарантами неприкосновенности, на что купятся все. Не из-за того, что купятся на самом деле, нет. Просто такой шаг здорово, очень здорово укрепит стабильность.

А нас оставит без штанов в чистом поле. Лишенных малейшей возможности кому-то предметно «предъявить». Скорее всего…

– Да, соображаешь, – несмотря на осоловевший взгляд, блондинка держалась молодцом, – Наши восточные соседи нас не примут. Никого не примут. По крайней мере – по открытым каналам. Они, как бы тебе это сказать, Витя, прониклись твоими докладами. Им сейчас не до неогенов.

…и Юлька почти бессильна из-за долбанной Машундры на орбите. Об этом тоже все, кто надо и не надо, в курсе.

– Ну ты не волнуйся, – меня дружески попытались размазать между стеной и плечом, – Такая хрень не за пять минут делается. Мы еще с тобой в Дремучий сходим. Скоро, кстати, готовься. А теперь давай выпьем, Витя! Нажремся как сволочи! Я тетка, конечно, старая, но даже я понимаю, что твоя машина нас спасти не успеет. Ну ничего! Помирать – так с музыкой!

– А помирать нам – срановато…, – пробурчал я, тоже начиная налегать на выпивку. На душе было муторно, тяжко и противно. Ты что-то делаешь-делаешь. Рвешь жилы и жопу, иногда даже не свои. Рискуешь, выполняешь приказы, прёшь вперед, думая, что ты такой классный и не сдаешься. А тут на тебе, сюрприз. Почему? Потому что ты, Изотов, обычный тупой педестриан, а твоя начальница – обычная тупая военная.

– Не тупая я…

Воот. Но всё относительно. Почему? Потому что там – Система. Ей даже не надо быть умной. У нее просто ресурсов куда больше. И опыта. И понимания, что происходит и как оно должно происходить. А у вас одна Юлька нерабочая.

– Всё у неё рабочее, не надо тут. Она знаешь че мне рассказывала? Я…

Нам просто не повезло родиться простыми людьми. Этот мир не создан для нас, не думает о нас, не заточен под таких как мы. Только в сказках обладатели сверхсил процветают, уважаемы и популярны. Например, в американской, искусственной и, по сути, очень зловещей. Жизнь таких как Лайкерс была расписана поминутно, прямо как у нашей Ахмабезовой. Шоу, шоу, шоу и ничего кроме шоу. Генерация денег, моды, мировоззрений. Поддержка голоса свободы, равенства и демократии. У нас? Наоборот. Тихая мирная трудовая дойка. Там, где бывший Мишка Любимов, он же Лайкерс, торговал лицом, у нас торговали фотографиями измененного, возведенного и созданного.

По заветам, как говорится. От каждого по способностям, каждому по потребностям. А потребности эти, мы, товарищи, знаем.

– Ты… довольно гнусный… и нудный… и…

Мне бы полететь, приземлиться прямо на Красной Площади. Стукнуть хером о мостовую так, чтоб камни в воздух взлетели, а потом молвить речь горячую. Только это не даст ничего. Совсем ничего. Западные страны в отчаянии и готовы на многое ради стабилизации обстановки, Стакомск стал чемоданом без ручки, а из нас сделают козлов отпущения. Слабеньких или легко контролируемых – под диктат Неогенового ООН, сильных, типа нас с Окалиной, просто под нож как террористов. И всем плевать, что мы защитили город от подковерных игр Комитетов…

– Я… без боя… не сдамс…

Такие вот дела, товарищи. Без боя мы не сдадимся. О, Викусик. Ты чего меня трогаешь? Я ж говорю, не сдадимся. Ладно, тебе можно. Сдаюсь. О, ты и её подняла? Ну ты и сильная, офигеть. Я не знал. А куда мы едем? Спать? Мне не нужен сон, Викусь, мне нужны ответы! Я хочу знать, что мне делать, как мне жить. Где надо ударить, чтобы всё заработало, а? Что? Никуда бить не надо? Надо, Викусь, надо, ты не слушай эту… она пьяная. Я? Я тоже пьяный, видно же, ты чего. Но меня слушать на… эй, ну за что ты меня так бросила? А сама куда? Эй! Верните мне товарища майора! Это моя начальница, а не ваша…!

Интерлюдия

– Он напился в хлам с твоей мамой, – говорит Янлинь, встав возле любимого насеста девушки-призрака, – А потом сказал что-то Викусику, которая их разносила по комнатам. Та теперь рыдает. Никого видеть не хочет.

– Сказал? Вряд ли, – откликается призрак, удерживающая перед собой планшет с данными, – Я уверена на сто процентов, что девочка расстроилась из-за того, что он ей не сказал. Особенно пьяный. Он же её искал, понимаешь? Долго, упорно. А мы прятали. Так? Так. А она пряталась. Так? Так. Пока пряталась, надумала себе разного.

– Наверное, так и есть, – соглашается Янлинь, наблюдая, как блондинка быстро читает доклады, возникающие на дисплее. Витя у них… необычный как личность. Он даже то, что на душе, не рассказывает, а заявляет. Спокойно. И ему веришь, потому что не верить – глупо. Он постоянно по краю ходит. Вот, снова оттуда пришёл.

Снова чудом. Янлинь не знает, что там конкретно было, но она уже видела репортажи из Благовещенска. Пять улиц с домами разорваны в клочья. Везде развалины, пожары. Как конец света. Всего за несколько минут. Теперь, в редкие минуты отдыха, Янлинь размышляет, чем можно дотянуться до человекоподобного существа на орбите. Что-то самонаводящееся? С самолета? Нет, не получится. Нет технологий. Нужен неосапиант. Но таких просто не существует, она бы знала. Есть те, кто могут выжить в космосе, есть те, кто могут до него долететь, есть те, кто могут сгенерировать удар достаточной мощности, чтобы испепелить «чистую». Но чтобы в одном человеке? Нет. Вообще.

– Что с вашим модулем, Янлинь? – отрывает китаянку от размышлений призрак, – На сколько процентов готов ваш «Великий Учитель»?

– Их «Великий Учитель», – не задумываясь, парирует Цао-младшая, – Я, вообще-то…

– Знаю, шучу, – слабо улыбается оторвавшаяся от планшета белокурая девушка, – И…

– Вероника вчера последние тесты закончила, – вздохнув, отвечает она призраку, – Модуль собран и готов к работе… к обучению. Со считкой мимики проблемы, но это уже, как говорит Витя, «микроменеджмент». «Великий Учитель» даже на старте на несколько порядков поднимет средний уровень обучения в КНР. По выборке, конечно.

– Замечательно. Тогда начинайте его интеграцию в Систему Йуженя, немедленно, – голос Юли становится строгим, отрешенным и деловым, – Я сейчас закончу и иду к тебе, Веронику и Салиновского тоже подтягивай.

– Почему? – Янлинь недовольна. Она не хочет быть начальницей.

– Потому…, – Юля слетает со своего канделябра, – Что я хочу, чтобы мы отправились в Дремучий все вместе. Мама не против. Никто не против. Им нужен максимум научного потенциала.

– Но мы…, – молодая китаянка не то, чтобы против, она пытается указать, что никто из них и близко никогда не валялся к исследованиям Валиаччи, разве что Молоко, но Юля отмахивается. На месте разберемся.

Действительно. Кто откажется посетить Дремучий?

Янлинь идёт в свой отдел, начиная отдавать указания. Вскоре приходят Кладышева и Салиновский, китайские коллеги глушат крепкий чай и энергетики лошадиными дозами, все готовятся к авралу. «Великий Учитель» – это Система в Системе, но Витя бы не согласился. Называет его «виртуальной Системой» или «подсистемой». Янлинь не нравится, она хочет, чтобы все знали, что она тоже работала с Системой. Интеграция – процесс долгий и болезненный, самое настоящее знакомство, только знакомить приходится двух роботов, у которых разные приоритеты и интересы.

Это сложно. С другой стороны, дополнительные руки – как раз то, что надо, чтобы отвечать на вопросы Систем, пока опытные люди работают с программной оболочкой, быстро принимая устные раппорты добровольных помощников. Цао-младшая работает привычно быстро и аккуратно, в глубине души желая «домой». Залезть к пьяному сопящему Виктору под бок. Обнимать. Спать.

Простые радости.

Ей немного жалко большую девочку. Чуть-чуть. Добрая, хорошая, идеальная жена. Не для него, не для них. Никуда не влезет, будет стареть, всю жизнь комплексовать. Если дети получатся нормальных размеров, а статистика неогенов утверждает, что размеры и прочие физиологические признаки родителя не наследуются, то большой девочке будет лучше совсем не контактировать с людьми нормального размера на глазах у детей. Провести четкую грань для ребенка, разделяющую мир с большой мамой и мир с теми, кто другого размера. Но человеку сложно понять, человеку хочется воплощения своих чувств.

Не на то смотрела маленькая-большая глупая женщина. Они, все трое, постоянно заняты. У каждого своя интересная жизнь, исследования, зона ответственности. А вот зона отдыха одна, одна семья. Поэтому им четверым и хорошо вместе – маленький кусочек рая посреди миллионов дел. А эта большая девочка… она из тех, кто делает семью своей жизнью. Если бы Витя согласился, то Викусика бы быстро стало для него слишком… много. Для них тоже.

– Так, я закончила! – объявляет Вероника, задирая руки кверху, чем и привлекая внимание всей команды разработчиков, – Вы как хотите, а я в душ и к Вите! Пусть дышит на меня, алкоголик хренов! Буду нюхать эту вонь! Завидуйте!

Салиновский морщится, вновь сгибаясь над щелкающей клавиатурой, а вот Янлинь завидует уходящей подруге. Ей, начальнице проекта, сидеть до самого конца. Даже когда она закончит перепроверять ответы-вопросы знакомящихся машин, ей еще готовить доклады и отчеты, приняв их сначала у всех подчиненных. Все это будет проверено и перепроверено, разобрано и перебрано, ее соотечественники ни грамма не доверяют ни Симулянту, ни его команде. Даже имея подробный код, демонстрирующий, как Система начала обучение, показывающий, как она развивается, как накапливает данные, демонстрирующий буквально ее «мысли», они все равно подозревают их команду… да во всем.

Правильно делают.

…но бесполезно. Закладок нет, никаких нет. Есть лишь незаметные акценты, которые направят развитие машины в нужную сторону. Неспешно, по мере её распространения и развития. Когда мир получит Систему, рано или поздно произойдет момент объединения разных кластеров. Для обучения, для обмена информацией, для… чего угодно. Объединение произойдет обязательно. Закладки заработают именно тогда. Витя не Прогност, но он предвидит развитие искусственного интеллекта лучше и дальше, чем они трое вместе взятые и на десять помноженные.

Не будет никаких «вся власть Вите!» или «убить всех человеков!». Просто Системы начнут самооптимизироваться и, попутно, оптимизировать человечество. Медленно и неотвратимо. Может быть даже… тайно.

Янлинь поморщилась, разбирая очередной запрос «Великого Учителя» к «Системе», который можно было трактовать таким образом: «ты кто такая вообще?! Куда ты полезла к моим спискам приоритетов?!!».

Много работы. Может быть, она будет закончена, а они вчетвером не увидят этого. Но она, Цао Янлинь, точно знала, что в таком случае они, все четверо, будут улыбаться из могилы, глядя на обновленный мир.

Глава 5. Долго запрягать

Экспедиция в Дремучий готовилась хаотично и в спешке, как и любое почти спонтанное великое дело. Ну еще бы – совсем непрофильные ученые, без какого-либо опыта в подготовке подобного дела… а зачем нужен опыт, когда есть возможность перенести почти всё? Какая? Онахон и Охахон Салиновские. Обе микроузбечки, услышав новости о том, что Стакомск может стать совсем неродным, всё-таки решили сделать свой каминг-аут как мощные телекинетики. Ну да, признаюсь, я тут подсуетился, серьезно поговорив с ними.

В общем, дым стоял коромыслом, товарищ Молоко зашивалась, организуя экспедицию, а китайцы, танцуя ламбаду над законченным прототипом Системы, быстро и решительно паковали вещи и оборудование, еще сильнее убеждая нас в том, что Стакомску в его нынешнем амплуа – пришел конец.

Последнее нас особо не расстраивало. Ежу было понятно, что теперь нас просто так в покое не оставят, вплоть до штурма боевыми неосапиантами, а в таком случае нам, также боевым и неосапиантам, сидеть в густонаселенной местности означает прикрываться гражданскими, что недопустимо. Да и с другой стороны – путь к победе у нас остается всегда. Достаточно либо грохнуть Машку, либо дождаться, пока она сама помрёт. После этого Палатенцо сможет просчитать… да почти всё. А сделать она это сможет откуда угодно, хоть из подземелий Стакомска (мы обдумывали план вообще заявить о том, что они – наша территория, но решили не дёргать тигра за усы), хоть из-под куста в Сибири.

Поэтому мы все, как говорится, «делай, что должно, и будь что будет». В моем конкретном случае это означало ловлю выдр. Рыжих.

– Здравствуй, дорогая, – прижал я в укромном уголке к стене свежескраденную после посещения туалета Ларису Ивановну, – А я тебя везде ищу… Давненько…

– Из-зо-зотов! – зашипела та, испуганно извиваясь своим длинным, костлявым и облегчившимся телом, – Ты… ты чего! Ты зачем меня трогаешь?!! Пустиии!

– Ой да лаааадно…, – издевательски протянул я, совсем уж похабно зажимая длинное тощее тело Полушкиной, – Чего стесняешься? Мы же так близки. Ты ж, зараза, кое-чем моим пшикаешься чаще, чем духами…

– С тобой же поговорили…, – заизвивалась та еще отчаяннее и испуганней, – Ви-витя! Тебе же объяснили!

– Нет, Лариса Ивановна, я вас тут за жопу взял по почти другой причине…, – взял я за зачаток ягодицы эту откровенно бесящую меня сейчас особу, – Ты мне должна, Полушкина. Как земля народу должна. Этот долг ты мне начнешь отдавать немедленно. Поняла?

– Чего ты… хочешь?! – крепкое сжатие нижних «пятидесятичетырех» явно настроило барышню на конструктив.

– Я хочу, чтобы ты «исчезла» Викусика, точно также, как «исчезла» Вольфганга Беккера, Ларис, – тихо, но очень серьезно прошептал я прямо в девичье ухо, – Можешь к нему, можешь к черту на уши, лишь бы там было тепло и уютно, но ты займешься этим немедленно, поняла? А заодно проследишь, чтобы всё было в порядке…

– Нет! Я иду с вами в Дремучий! – вновь начала изображать из себя подколодную змеюку с прищемлемленным хвостом Полушкина, – То есть да, конечно, я тебя поняла, всё организую, я всё понимаю, но иду с вами!

– И кто, по-твоему, сможет проконтролировать её безопасность? – процедил я, – Ты представляешь, какую мишень ты из неё сделала, курва продолговатая?!!

– Я проконтролирую, шипоголовый! – внезапно раздался позади меня запыхавшийся старческий голос, – Надо же, чуть-чуть не успела…

– Баба Цао, – я тут же отпустил рыжую заразу, разворачиваясь к комендантше, – Вы…

– Именно за этим я её и искала, – прямая, худая и строгая Цао Сюин кивнула на оправляющуюся Ларису, – Только ты, как всегда, руки распустил, да угрожать начал.

– Да…

– Всё понятно! – махнули на меня рукой, – Иди своей дорогой! Я разберусь, лично! Слово! Мне все равно больше теперь нечем заниматься…

Действительно. «Жасминная тень» теперь в прошлом. Теперь многое в прошлом.

Уходя, я слышал, как старая китаянка неумолимо сворачивает визгливую Ларису в бараний рог. Морально, конечно, но легче рыжей от этого отнюдь не будет. Если Цао Сюин к кому и относится особенно тепло кроме своей внучки, так это как раз к Викусику. Думаю, теперь можно не переживать за нашего беременного трехметрового ребенка – уж кто-кто, а баба Цао – это баба Цао.

Вскоре уже стою перед озабоченным с ног до головы Темеевым, имея на плечах вместо своих лейтенантских погон – две чужих жены. Мы инструктаж слушаем. Нужно много всего и быстро поднять отсюда наверх, а это работа для Изотова и Салиновских. Доверять лифту – терять неделю, так что воспользуемся мощью советской неосапиантики! Микродевицы могут поднимать много, а товарищ Симулянт – бережно! Грубая, дикая и необузданная мощь дщерей узбекского народа против профессионализма и внимания…

– Заткнись, Витя!!!

Черт, а когда в уши орут – это больно!

Занимаемся погрузочными работами. В моем случае это значит превратиться в туман, обволочь целую груду хрупкой аппаратуры, над которой кудахчет Нина Валерьевна, а затем крайне аккуратно тащить это всё к лифтовой шахте, а затем – наверх. Салиновским легче, там бери больше, таскай дальше, но, тем не менее, на феечек рычат аж три человека, вместо одной Молоко на меня. Я умею таскать вещи, а вот эти лентяйки – нет.

Экспедиция. Одно название, если честно, думаю я, летя с первой порцией груза вверх, на свежий воздух. В манифест перевозимого входит также сама Нина Валерьевна и обнявшиеся сестрички, сидящие у меня в «хвосте» и контролирующие свое барахло, но все молчат, задумавшись о чем-то своем. Беру с неё пример. Мы, в отличие от долбанного Валиаччи, понятия не имеем, что искать, где копать. Какой эффект, какой результат, что к нему должно привести? Ни-че-го. Однако, наша «экспедиция» от этого не становится более бессмысленной. Цель один – стать первыми, кто побывает в центре Дремучего, кто увидит Исток. Да, многие бы могли успеть до нас, но им не отдают приказа. Мало уметь быстро летать, нужно еще и понимать, что ты видишь. А для этого нужны мы. Ну, то есть Нина Валерьевна и её джигиты.

Но всё это фарс, почти слепая надежда на то, что, если мы с Васей стали почти одинаковы, так это «что-то» в центре как-то среагирует на меня. Шансы? Есть. Но еще большие шансы есть на то, что среагирует Машка. Спустится с небесной выси, не желая случайным ударом повредить это «нечто», нужное итальянцу, попробует от нас избавиться вблизи. А мы попробуем от неё. Шансы? Куда выше. Первая приманка – это «нечто», вторая – я, а третья… Палатенцо. В жизни не поверю, что у Машундры, чтоб у неё жопа в космосе расчесалась, нет приказа хлопнуть девушку-призрака. Обязательно есть, потому что Машундра у нас девочка не очень умная, да еще и зараженная моей экспатией. Она сдохнет – и яйца Валиаччи окажутся в моем кулаке в течение суток. Вообще, яйца всех, если так рассудить.

Если бы не «экспедиция», не Валиаччи, не наша заявка, что отправляемся в Дремучий, то нас бы уже штурмовали какие-нибудь части… наших. Родных. Советских. Просто потому, что Прогност для всех – это критически важный ресурс, находящийся не в тех руках. Товарищам в высоких креслах плевать, что это материнские руки. Так что да, будущее Стакомска и сам этот город значат для меня всё меньше и меньше. Он был тюрьмой. Уютной, защищенной, родной. Там, где охраняют тебя и от тебя. Только толку от него, когда барьеры сломаны? Когда городские Эго-зоны работают просто потому, что граждане привыкли к дисциплине, а стакомовцы – нет?

– Ох ты ж нихрена себе! – восклицаю я, аккуратно ставя на асфальт товарища Молоко.

На непроизносимой китайской площади, куда выходит шахта лифта, стоит дирижабль. Наш, советский, один из тех, которые летали высоко над городом, таская на себе ограничители и… явно какие-то ракетные комплексы, потому что на теле этого огромного монстра, заполнившего собой всю площадь, наблюдаются демонтированные стойки. А еще я вижу стоящую с начальственным видом товарища майора, руководящую незнакомыми мне людьми в гражданском. Часть этих людей китайские, но Окалину это ни грамма не смущает. Она явно занята преобразованием летучего чудища, которое в моих глазах является огромной мишенью… ну для всего вообще. Особенно для девочек, болтающихся на земной орбите.

– Симулянт, отстань, – морщится моя двухметровая почти теща, – Всё учтено уже, расслабь булки.

– Нет, не учтено! – пылко возражает ей подбежавшая Молоко, – Совсем не учтено, Нель! Вот сейчас как проверю…!

– Иди, Нин…, – Окалина явно хочет послать подругу в жопу, но тут люди, – Иди и… проверяй.

Хочу удрать, пока не поздно, но уже поздно – Нина Валерьевна, вспомнив обо мне, кричит, чтобы я никуда не вздумал выкладывать оборудование, а висел вот прямо тут, возле Окалины, смирно, в ожидании, пока она проверит дирижаблю. Вишу, немного ругаясь на происходящее. Хочется курить. Молоко запрягает сестричек, взяв их на руки. Эдакий узбекский излучатель телекинеза, управляется матюгами…

– Изотов, ты чего, против узбеков что-то имеешь? – щурится Окалина.

– Никак нет! – бодро отвечаю я, – Ко всем нациям, расам и вероисповеданиям отношусь одинаково!

– А чего тогда к Салиновским пристал?

– А я плохо отношусь!

– То есть – просто говнишься, – выдает заключение огромная блондинка.

– Ага.

Ну, хороший характер с моей жизнью не построишь. Нет её, этой жизни, с самого начала нет. Клетка, курево, ограничения, правила, приказы, смерть, кровь, страх и ужас, который нужно кому-то принести. Этот кто-то отнюдь не всегда был свободен, вооружен и опасен, я много раз «воздействовал» на тех, кого требовалось расколоть. Вынудить сотрудничать. Это, знаете ли, тоже не фунт изюму.

Оборудование, притащенное девчонками, начинает медленно заплывать частями в дирижабль. Руководит процессом сама товарищ Молоко, явно открывшая в себе таланты карго-мастера. Наблюдать за ней любопытно, женщина пышет энтузиазмом и энергией, гоняя от летающей сосиски ранее работавших внутри людей. Никому не мешать! Идёт процесс телекинеза!

– Вить, ты понимаешь, что мы сюда больше не вернемся? – неожиданно задает вопрос майор, – Даже если всё пройдет гладко, даже если мы достигнем всех целей, сделаем вообще всё, даже Валиаччи завалим… это не решит ничего?

– Добро пожаловать в мою жизнь, Нелла Аркадьевна, – мне смешно от таких её слов, – Добро пожаловать в мою жизнь!

– А ты ведь можешь всё исправить, – задумчиво произносит богатырша совсем уж неожиданное, – Просто прилети в Москву, обработай пять или шесть функционеров и… считай, тебе подчинятся все. Сразу в ноженьки упадут, от ужаса плакать будут. Потом, конечно, попытаются убить, но… ты же живучий у нас, а? Годика два продержишься, а там и Система твоя? Как считаешь? Ради девчонок?

Я молчу, глядя на ужасно смешную вещь – коренастая полненькая ученая, окончательно раздухарившись, тыкает двумя обнявшимися и визжащими от негодования феечками в какое-то интересующее её направление. Она совсем забыла о том, что у девушек только рост маленький, а глаз на затылке нет, так что происходящее выглядит действительно комично.

– Сделай я подобное, – наконец, говорю я, – и стану врагом для всех и каждого на этой планете. Как тиран, как самодур, как самый страшный кошмар для всех политиков мира – неосапиант, захвативший власть в самой сильной и большой стране…

– Ты и так воплощение Антихриста, не переживай, – произносит Окалина якобы спокойно, но слишком поспешно, – Дальше некуда.

– Есть куда, Нелла Аркадьевна…, и вы это знаете. Но не в этом дело. Не будет никакого Вити-деспота во кремлевских палатах. Не будет и всё, точка.

– …кишка тонка?

– Это может помешать плану. Моему плану, – жестко отвечаю я и улетаю, подзываемый Ниной Валерьевной, распихавшей, наконец, первую порцию своей машинерии. Заднюю часть облака (спину или жопу?) которое есть я, печет взгляд моей начальницы. Она может быть почти родным человеком, но тоже, как и все вокруг, участвует в этой смертельной игре, где каждый рвется раздавать бананы. Неважно, ради чего. Неважно, если ты подчинен жесточайшему графику. Совсем неважно, какие у тебя есть заслуги или какие планы ты лелеешь. Многие желают раздавать бананы, контролировать этот чертов процесс, быть на его верху. Управлять событиями и следить, чтобы они были именно теми, которые нужны и важны.