Русский браконьер бесплатное чтение

ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!

Взяв в руку эту книгу, вы, наверное, подумаете, что она написана для рыболовов, охотников, любителей природы. Все верно – и это имеет место. Но главной своей целью я ставил не только поведать вам об увлеченных людях – рыболовах, способах ужения и секретах мастерства рыбацкого, о зверях, птицах и рыбах, обитающих в наших краях, но и донести до вас ту тревогу и боль за нашу Матушку-Природу, за ее истоки и корни, за землю Русскую, ее леса, реки, озера, за ее будущее.

Как мало мы знаем о нашей Родине, о природе. Изучение же этого огромного и необозримого богатства позволит людям быть счастливее и мудрее. «Счастье дается только знающим. Чем больше знает человек, тем резче, тем сильнее он видит поэзию земли там, где ее никогда не найдет человек, обладающий скудными знаниями». Так, начав свою книгу словами великого русского писателя К. Г. Паустовского, позвольте пригласить вас в путь по родной земле Черноземной, с весны на лето, с прошлого на будущее.

Как много прекрасного делает человек для Природы, на Природе, но вместе с тем много и плохого, непродуманного. Природа – великий Лекарь и Целитель. Что же мешает нам, современным людям, жить в гармонии с нею, наслаждаться и облагораживать ее, бережно относиться к ней? Что мешает нам превратить наши города и села в чистые и сказочные места обитания? Без преувеличения можно сказать, что, повернув наше общество, нашу молодежь лицом к Природе-Матушке, к ее истокам, к детям ее малым, мы решим грандиозную задачу не только в деле процветания и обустройства государства Российского, но и в обновлении нашего сознания, образования, воспитания молодого поколения.

С уважением, автор

ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА

Человек и Природа. Эти два слова неразрывно связаны между собой. Человек не может существовать без Природы, жить и общаться вне ее.

Что же такое Природа? Можно ответить лаконично и просто – это леса, реки, луга, горы, озера, то есть то, что нас окружает. А можно ответить стихами поэта Алексея Толстого:

И всюду звук и всюду свет, И всем мирам одно начало, И ничего в природе нет, Чтобы любовью не дышало…

Именно любовью к Природе пронизаны чувства цивилизованного человека. Почему же, находясь на Природе, человек отдыхает, расслабляется от житейских тягот и забот, чувствует себя комфортно?

Почему Природа не только очищает его, дает ему новые силы и заряд бодрости, но и вдохновляет на музыку, живопись, поэзию, заставляет творить и созидать?

«Вы спросите меня, откуда я беру свои идеи. Я улавливаю их на лоне природы, в лесу, на прогулках, в тишине ночи, ранним утром, возбужденный настроениями, которые у поэта выражаются словами, а у меня превращаются в звуки, звучат, бушуют, пока не станут передо мною в виде нот».

Так отозвался о влиянии Природы на творчество человека великий Л.В. Бетховен. Примерно те же мысли мы находим у многих выдающихся писателей, художников, композиторов.

Природа всегда красива, многогранна и многообразна. Она никогда не бывает одинаковой и в любое время года прекрасна. Человек со дня появления на свет и до глубокой старости не перестает восхищаться совершенством творений, созданных Природой, будь то голубой подснежник или трепетная лань.

Его поражает до глубины души, до боли в сердце, до слез на глазах гениальная простота и вместе с тем идеальность линий и форм, грациозность и пластичность, взаимосвязь, полезность и нужность всего существующего на Земле, созданного Матушкой-Природой. Общаясь с нею, ступая мягкими, незащищенными ножками по луговой травке, вдыхая пронзительно-чистый послегрозовой воздух лесов и лугов, купаясь в незамутненных реках, слушая и наслаждаясь щебетаньем весенних птиц, человек благодарит природу за истинно райское состояние души, величайшее наслаждение, получаемое им. подлинное счастье общения с нею.

«Я не променяю Среднюю Россию на самые прославленные и потрясающие красоты земного шара. Всю нарядность Неаполитанского залива я отдам за мокрый от дождя ивовый куст на песчаном берегу Оки». Так любовно писал о природе России страстный рыболов Константин Георгиевич Паустовский. Нет милее и дороже человеку природы родного края, отчего дома, Отчизны.

В общении с природой человек становится мягче, разумнее, сдержаннее, терпимее друг к другу. И чем старше и мудрее становится он, чем ближе к финишу жизни подходит, тем больше ценит, понимает и бережет ее. Высшее счастье, наслаждение для человека – это те мгновения, когда он бывает на природе, общается с нею, начинает понимать ее.

Но вместе с тем современный человек практически ничего не ведает или мало знает о тесной связи трех великих таинств природы: Земли, Воды, Растительного и Животного мира, он лишь догадывается, что исчезновение малейшей частицы, небольшого винтика, влечет за собой непредсказуемые и крайне неблагоприятные последствия. Человек думает, что Природа безгранична и безмерна, что дарами ее можно пользоваться бесконечно и во всевозрастающих размерах.

Он считает, что если она бессловесна и молчалива, то можно вторгаться в нее все больше и больше.

К чему привел печальный опыт неразумной деятельности человека по отношению к природе, мы уже знаем. Это и распашка пойменных лугов, и вырубка лесов, и сброс в реки и озера неочищенных промышленных отходов, и «повороты рек вспять», и массовое опыление лесов, от которого все живое лежало «кверху ножками», и хищнический отстрел диких животных, и браконьерство во время нереста рыб, и многое другое.

Природа мудра и всепрощающа. Она с джокондовской улыбкой смотрит на тщетность усилий и потуг человека по отношению к ее корням, истокам, детям ее малым, она пока терпит. 11о, как говорится, «Бог долго ждет, да больно бьет». Когда уже становится невмоготу, когда человек наступает ей на горло, она становится грозной и свирепой, сталкивая, как игрушки, «Боинги». «Титаники», «Илы», «Протоны» и прочую мелочь, вызывая землетрясения, смерчи и наводнения, останавливая черные и мутные артерии фабрик и заводов, выбрасывающие в ее чистые и прозрачные, как слеза ребенка, ручейки и роднички, реки и озера, ангильдиды, инфильтраты и прочую вонючую, мерзопакостную гадость, зализывая раны, нанесенные ей человеком.

Мать-Природа как бы говорит нам, глупцам, слепцам неразумным, либо кротким исполнителям чьей-то воли: «Человек, что ты делаешь со мной? Зачем губишь меня? Ведь ты же губишь себя, своих детей и внуков, свое будущее! Что оставишь ты им в наследство! Одумайся, пока на поздно».

Как мало мы делаем для сохранения наших лесов, рек, озер, парков, наконец, для Земли нашей многострадальной? А, может быть, от такого отношения к ним и все беды наши нынешние?

ПАСХАЛЬНЫЕ ЭТЮДЫ

После долгого и нудного Поста, который сегодня поневоле у доброй половины россиян, начинается светлый христианский праздник Пасхи. Природа, как бы очнувшись от долгой зимы, оживает, распускается, выпростав из-под снега руки – вербы лозы, ольхи, навстречу весенним ручьям и яркому солнышку. На Пасху разговляется, веселится народ, малые детки с утра до ночи бегают на воле, резвятся без устали, домой не загонишь. Погода стоит как по заказу в эти пасхальные дни. Старики вышли на улицу, к солнышку, сидят на теплых пнях, бревнах, греются, глядя на весенний гомон и шум. А ближе к вечеру, управив скотину, к ним покалякать, узнать последние новости выходят косматые, заросшие после зимы мужики. Поздоровавшись, похристосовавшись, угостив жменькой жареных семечек, табачком, не спеша заводят разговор про политику, про Чечню, про нынешнюю жизнь.– Да, зимы нонче не те, что ране, – начинает разговор старый Нефед. – Ведь как бывало, в феврале неделю метет, другую, дверь на улицу не откроешь, занесет под самую крышу, откапывались гуртом с Божьей помощью. Во как было! – поднял он значительно указательный палец. – А какое половодье было!

– Эт-точно было дело, – одобрительно кивает Михеич. – Февраль богат снегами, апрель – водою, – соглашается мудрый Лукич и продолжает, – где в апреле река, там в июле лужица. Апрель – обманщик, на дню семь погод, – философствует он.

– Во-во, как у нас наверху, пообещают, да уж который год за нос водят, – вскидывается ершистый Буней. Нос у него острый, как шило, глазки узенькие, грудь впалая, перхает, кашляет, но курит безбожно.

– Опять пенсию который месяц не плотють, сволочи, – заводится он.

– А ведь начал все Мишка, он виноват, черт лысый. Жили себе как люди, так нет, пя-ря-стр-ой-кя! – кривится кто-то.

– Во-во, он паразит проклятый, – согласно дергает головой Михеич. – Мишка-то, Мишка, да и ты не бай лишка, – встревает в разговор плотный и сбитый лесник Мефодий. – Надо самим думать, как из этой ямы выбраться, на город, да на Москву надейся, а сам не плошай, – продолжает он.

– Точно, братва, держись за землю – трава обманет, – блеснув подковой улыбки, поддерживает его краснощекий, хитрый и ушлый фермер Андрей. – Крутиться надо.

– Крутиться, – передразнивает его сосед дед Антип, – мы уже свое открутились. Выкрутили нас, выжали, как олию из семечек, И орет, тряся бородой старик, тыча палкой на север. – Спокойно помереть не дадут, – бьет он себя в грудь сухоньким кулачком, брызжа слюной и наскакивая на румяного фермера.

– Во-во, – снова поддакивает Михеич. – Одной рукой дают, другой отнимають. Выборы, черт бы их побрал, всех замучили. Мыслимое ли дело, в одном годе по нескольку разов голосуем, да перего…, да переголосуем…, да переголосовываем. Прости, господи, язык сломаешь, – крутит он проворно треухом в разные стороны, ища поддержки. – Ведь это ж сколько средствов надо! А где их взять? Да рази ж их напасешься?

– Да что толку, – басит Мефодий, – Говорят они гладко, да делают гадко. Хоть бы умных да государственных мужиков выбирали, чтоб дело сдвинули, да народу польза была. А то так, брехуны одни, как наш управляющий пролез в Думу, да и забыл про свои обещания… – задумчиво чешет он затылок. – На языке медок, а под языком ледок. Только и знают, что наскакивают друг на дружку, как кочеты.

– Тьфу! Нашел, кому верить, – язвит сварливый Буней. – От плохого семени не жди хорошего племени. Что он, что брат его, Колян, два сапога на одну ногу. Брехуны да пьяницы. Думали, свежи, а они все те же, – злорадно хихикает он. – Сызнова их в Думу выбрали. Некого боля.

Да и нас взять, как стадо баранов, куда завернут, туда и идем, – ввинтил кто-то из молодых. – Ни Гриша, ни Маша – все до Фени.

– Во-во, как Петя Васин – на все согласен, – поддерживает его шустрый, как флюгер, Михеич. – Смирного волка и овцы лижут, – довольный, дымит он самосадом.

– Да что толку в наших голосах. Кого надо, того и изберут.

Помолчали, думая о своем.

– Не-е-е, мужики, не в нас тут дело, – гудит как колокол лесник, – бери глыбже. Помните сказ про веник. Все наши беды от этого. Распался, рассыпался Союз, разбежались народы в разные стороны, как мыши, растащили Расею. Все нонче туды гонют, – показал он рукой на заходящее солнце – а оттуда «Марсы» да «Сникерсы», будь они не ладны!

– «Марсы» да «Сникерсы», – передразнивает его фермер, – да вы хоть сейчас по-настоящему узнали, что такое лимон, апельсин, мандарин, хорошая вещь. А раньше кирзу да фуфайки гнали нам в сельпо, да и то по блату великому. Эх, деревня, – машет он обреченно на мужиков. – Разве забыли, как в Москву за колбасой да за бубликами ездили. Темнота.

Во-во, правильно гутарит, – всплескивает руками и прыгает, как воробей, поддатый Михеич, – темные мы.

Да сядь ты, не сепети, – гнет его, давит книзу в хлипкое плечо старый, но крепкий еще Нефед. – Ну, ездили, ну кланялись столице, но такого бардака да сраму не было. А счас куды ни глянь – то вор,

то пьянь. Хозяина нету! До войны и после как было: опоздал на работу – штраф тебе, в другой раз опоздал – тюрьма. Дисциплина, брат, была, во! А при Андропове какой шорох да треск пошел. Всех заставили работать. По кинотеатрам да по проспектам с б…, прости, Господи, – набожно крестится он в сторону церкви, – ловили да на работу сообщали. Во страху то было! Враз порядок навел, жаль мало поправил! – сокрушенно сметает старик шелуху семечек с фуфайки и бороды. – Хозяин нужен.

Во-во, истину глаголешь, отче, – под смех окружающих лезет к нему обниматься Михеич, – дюже мало поправил. Не дали боле.

А еще я вам скажу, – гнет свою линию положительный фермер, – во многом водка виновата. Ведь ты глянь, на каждом углу продавать стали, даже около школы с яслями ларек стоит, круглосуточно торгует. Пей – не хочу. Не то, что мужики, бабы наклюкаются – коров доить некому. А, взять бригадира нашего Тимоню, с утра лыка не вяжет, а к вечеру в стельку пьян. Лошадь сама домой везет. Чуть не замерз давеча. Пропили Расею, – обреченно тянет он.

– Эт-ты прав, – моргает глазами Михеич, – травят народ черте чем. Давеча взял на станции бутылочку «Мадеры» подешевше, выпил с другом да чуть не окочурился. А спросить не с кого.

– Зато демократия, дерьмократия! – певуче тянет Буней. – Все можно, все дозволено. Бандитизм развелся, какого сроду не было, людей, как ворон, средь бела дня отстреливают. Расскажу я вам, братцы, историю, и смех, и грех. Перед Новым Годом поехал к свату в город, да автобус наш «Пазик» по дороге сломался, а я, вместо шести, еле к десяти к нему поспел. Пока на лифту поднялся, будь он неладен, как глянул в колидор, мама родная, в тюрьме и то лучше. Кругом металлические двери, решетки, замки, цепочки, одним словом – броня. Сват вышел, шумит: Хто, ды хто? А сам изнутри открыть не может, то ли не узнал, то ли заело замок, то ли пьян. Пришлось мне к сестре на Чижовку ехать средь ночи. Во, братцы, какая она жизнь в городе, да рази ж это жизнь? Хуже чем на войне. Бояться «городские» после московских взрывов писка мышиного. Дежурють возле домов. Похоже, народ в деревню, назад повалит.

Помолчали, задумчиво вороша мысли. Мальчишки, сбившись в кучу, играли в «битки», тюкая крашеными, коричневыми яйцами друго дружку. Чье яйцо крепче, тот и забирал себе треснутое пасхальное яичко. Беззаботное детство, счастливая пора.

– Да, без забора, да без запора не уйдешь нынче от вора, – задумчиво басит Мефодий, – а куды ж власти смотрють, милиция, – резонно вопрошает он.

– Милиция, – передразнил его дед Антон, – седни поймали, а завтра выпустили. Законы у нас дюже добрые. Вон у мусульман, своровал – рубят руку, другой раз полез – рубят голову. Вот так, брат, не шали. Да и к пустой избе замка не надобно.

– Вот это верно, – вскинулся совсем окосевший Михеич, – руби голову, чтоб другим неповадно было. Руби ее к энтой матери, – петушится он.

– Ну, вот опять за старое, руби да губи, ишь какой ты горячий, – накинулся на него молчавший до этого седой, как лунь, Лукич, – было это, проходили, проехали, наелись дальше некуда. Я как вспомню, бывало, со своей покойной Нюрой в постели боялся чего лишнего брякнуть. Чуть что – на бюро, в ЧК и, глядишь, пропал человек. Много перекосов в нашей Отчизне, – продолжает он, – то вправо, то влево нас водит в поисках правды, скользкая она, не каждому дается. Вот, вроде бы, и зажили неплохо да свободно, глядь, опять беда – денег нету. Ведь если здраво рассудить, цены б этой власти не было бы, если б у народа деньги были. Сколько товару всякого понавезли, иди на «толпу», покупай без «блату», не скупись, ан нет – нужда заела. Ну, даст Господь, и это переживем, – как всегда подытожил Лукич, глядя на своих односельчан.

– Поговорили, как меду наелись, – усмехнулся он в белую бороду, – пора и по домам. А еще я вам, братцы, вот что скажу. Главное для человека – это воля. А если б ее не было, черта с два мы вот так с вами калякали бы. Ну, бывайте здоровы, – махнул он на прощанье рукой и направился в проулок.

– И вот так завсегда, – восхищенно заморгал ресницами Буней, – за ним последнее слово, – потушил он цигарку, слезая с бревен.

Смеркалось. На серо-зеленом лугу, еще не усохшем после хилого половодья, дымкой стелилась за хатами речка, некогда полноводная и быстрая, а в последние годы пересохшая и заиленная. Желтые прошлогодние метелки камыша – «очэрэта», как копья Мамая, сте-

ной жались к болотцу. Вдали па холмах серел дубравой весенний, освободившийся от снега лес. В воздухе стояла пьянящая и возбуждающая вечерняя тишина. С труб тянуло сытым запахом Пасхи.

Ну что. пойдем завтра на зорьке посидим, попробуем, – толкал вбок вконец осовевшего Михеича заядлый рыболов Буней.

А как жа, заходи, пора, – бодрился тот, возясь со щеколдой калитки.

Пришла Весна. Весна-красавица, не дает она покоя людям, гонит рыбака на первую весеннюю рыбалку.

УКЛЕЙКА – ВЕСЕННЯЯ РЫБКА

Весна, весна! И все ей рады,

Как в забытьи, каком стоишь.

И слышишь свежий запах сада

И теплый запах талых крыш.

И. Бунин

Уклейка, верховка, селявка, малявка, овсянка – каких только названий не встретишь у этой многочисленной мелкой рыбки – предвестницы летней рыбалки. Заядлые рыбаки: лещатники, сазанятники и прочие корифеи рыбной ловли – не вяжутся с ней и отзываются о ней коротко пренебрежительно: «Фу, мелочь!». А зря. Ведь ловля уклейки требует от рыболова настоящего мастерства, тончайшей техники, крепкой выдержки.

Что же за рыбка уклейка? Л. П. Сабанеев пишет: «Это, бесспорно, одна из самых обыкновенных и многочисленных наших рыб, почему, несмотря на свою незначительную величину, она пользуется всеобщей известностью. Большей частью уклейка имеет в длину около 15 см, в редких случаях 18 см». В наше время уклейка стала мельче. Уклейка, уклея – название татарское, древнее, видимо, произошло оттого, что в руках она легко расстается с чешуей, клеится. Нелегко, без усилий, взяв за головку двумя пальцами, можно очистить. «Уклейка очень красива, особенно когда поворачивается на солнце и сверкает своей серебристой чешуей. Спинка у нее серовато-голубая с зеленым отливом; бока и брюхо серебристо-белые с сильным блеском, верхние и нижние плавники серые, только последние при основании желтоватые, глаза серебристые», – так пишет о ней Л. П. Сабанеев. Лучше не скажешь.

Уклейка глубокой осенью, в предзимье, уходит на ямы, затаивается и появляется ранней весной, сразу же после половодья, сверкая на солнце, радуя глаз рыболова. Она сбивается в стаи, кучи, буквально кишит, очень активна и прожорлива. Поэтому ранней весной мы наблюдаем толпы рыболовов, сидящих рядком на бережку и ловящих ребячью, наивную, детскую рыбку-уклейку. Ни с чем несравнимая ловля уклейки имеет свои особенности и довольно трудна по исполнению, она требует от рыболова немалых физических усилий, точного глазомера, сноровки, тончайшей, идеально отлаженной снасти. Ведущие рыболовы-спортсмены достигают феноменальных результатов. За час рыбалки вылавливают до 300 уклеек, то есть по 5-6 рыбок в минуту. Фантастическая скорость, и невероятная встряска адреналина!

Научиться мастерски ловить уклейку очень непросто, особенно в таком количестве, но если рыболов «втянется» в эту азартную рыбалку, он станет настоящим спортсменом, асом рыбалки, истинным корифеем.

Заранее предвижу каверзный вопрос: «А не лучше ли, чем «смыкать» туда-сюда эту «мелочевку», – как выражается один мой знакомый, заядлый лещатник, – поймать одного, двух приличных лещей или карасей, вес которых значительно перекроет вес десятков уклеек?» Все правильно. Но можно ведь задать и встречный вопрос: «А часто ли вы, уважаемый коллега, ловите крупных лещей или карасей?» Ведь не секрет, что солидный, богатый улов за весь сезон можно по пальцам пересчитать. А уклейка – вот она рядом, кишит, сверкает в поисках корма, быстрее других рыб подходит к прикормке: «На, рыбачок, бери меня, лови меня». Мы же упорно ждем поклевки «крупняка».

На мой взгляд, чем ждать или с пустыми руками возвращаться домой, лучше за это время «настебать» несколько десятков жирненьких, упругих уклеек, принести их домой, зажарить с луком в духовке или засолить, либо шпроты в масле подсолнечном сварить со специями. Пальчики оближешь. Изумительна по вкусу жирненькая уклейка.

Итак, ближе к делу. Удилище для ловли уклейки применяется среднего размера от 1,5 до 2,5 метров, в меру жесткое и гибкое на конце. Лучше всего подойдут легкие, бамбуковые, двухколенные, с хорошо подмотанными, отлакированными кольцами. Оснастка обычно легкая и средняя, а на течении – тяжелая. Леска применяется от 0,17 до 0,2 мм и должна быть равна длине удилища или чуть короче. Применяют и более тонкую леску, но она зачастую скручивается. Желательно иметь поводок длиной от 5 до 10 см. Поплавок ставят черного цвета, так как яркий поплавок уклейка «бьет», тюкает, принимая его за прикормку, лучше из твердого пенопласта или «перо». Поплавок лучше перегрузить, потому как уклейка его поднимает. Погружение поплавка производится с помощью набора дробинок. Первой от крючка на расстоянии 5-10 см ставится крупная дробинка – это предотвращает запутывание снасти при забросе и подсечке, затем две-три помельче. Длина поводка при хорошем клеве до 5 см, при плохом – до 10 см. Крючок применяют черного цвета с длинным цевьем от № 1 до № 4. Это помогает легче стряхивать рыбку в садок. Лучшей насадкой на нее служит опарыш, но зачастую уклея сбивает его на леску. Назад же, на жало крючка вернуть его целым и невредимым довольно трудно, да и время уходит. Поэтому при вязке крючка на колечко крючка вяжутся или аккуратно припаиваются ограничители – «усики», мешающие сбою опарыша на леску. При ухудшении клева к опарышу добавляют мотыля – «бутерброд», либо мелкого червя. Активно она клюет на муравьиные яйца, кончик червя, муху, кусочек теста. Прикормку применяют медленно погружающуюся, лучше всего сухарик, кусочек белого хлеба или кусочек сухой булки, чтобы он плавал поверху. Мелкая уклейка, набрасываясь на него и долбя, обрывает, и кусочки медленно опускаются на дно, приманивая более крупных рыбин: плотву, красноперку, язя, а иногда и леща.

Снасть следует бросать в место прикормки. Задача рыболова – приманить уклейку как можно ближе к себе. Иногда приходится менять глубину, поэтому поплавок должен легко: скользить по леске. Обычная глубина от 20 до 70 см, глубже ловить ее не имеет, смысла. Если уклейка плещется, играет сверху – значит, и ловить ее надо сверху. Если же прикормка опустилась ниже, значит, и глубину необходимо сделать побольше. Вместе с уклейкой «ходит» плотва, красноперка, донная рыба: язь, густера, лещ. Бывают случаи, когда при ловле уклейки на мелководье у дна иди со дна, происходит обрыв снасти. Не отчаивайтесь. Это надо учитывать и ставить после обрыва более прочную снасть и ловить уже более солидную рыбу. Рыболова при ловле уклейки так и подмывает на измену; Ничего не поделаешь, весна – время перемен. Садок для уклейки должен быть длинным (до одного метра), из мелкой ячеи, вверху иметь широкую горловину, чтобы удобно было ее стряхивать, бросать в него.,;

Для сиденья рыболову необходим раскладной стульчик. Для успешной ловли лучше: всего иметь одно-два удилища.

Поклевка у уклейки резкая, поэтому реакция должна быть мгновенной. Чуть поплавок присел или поднялся, следует подсекать, но подсекать коротко. Если подсечка пустая, надо сделать хлесткий переброс, при ударе поплавка о воду – «шлепке», уклейка не уходит, а, наоборот, собирается. При глубине менее 20 см крючок, вылетая из воды, может цепляться за леску, путаться, поэтому не спешите вновь забрасывать. Поправьте снасть.

Уклейка чрезвычайно плодовита и размножается очень быстро, она встречается повсюду: и в больших водоемах, и в маленьких речках, и в прудах, и в озерках. Нерестится поздно: в мае, начале июня, в тихой и теплой воде, в травке, пушице, лежащей на дне. После нереста «болеет» две-три недели. Уходит «лечиться» в целебную тину и травку. Ее иногда не видно все лето, корма ей хватает. А к осени она снова сбивается в стаи, становясь добычей хищников.

Уклейка – «барометр» водоема, печка, от которой надо плясать. Наблюдательный рыболов по поведению уклейки может составить пеструю, постоянно меняющуюся, как в калейдоскопе, палитру красок в одно целое и, мгновенно перестроившись, начать удить совершенно иную рыбу, более крупную. Находясь на рыбалке, он наблюдает такую картину: там, где собирается масса уклейки, спустя некоторое время появляются хищники, которые не прочь полакомиться ею. Это окунь, щука, судак, жерех и другие. Опытный рыболов по повадкам хищника сразу определит, кто «гоняет» уклейку.

Вот окунь, проворный, настырный хищник, охотится не в одиночку, а стаей, загоняя уклейку-верховку в кучу, сжимая ее в кольцо, и чмокает, пожирая ее. Вот щучка, судачок гоняются за нею поглубже, делая резкие всплески, «буруны», вот жерех-молотобоец, кузнец своего счастья, развернувшись, что есть силы бьет по уклейке мощной лопатой хвоста, «глушит» ее, затем заглатывает оглушенную, чавкает вместе с водой. Совсем же по-другому ведут себя донные хищники: судак, сом, «фарватерная щука», – они тоже не прочь полакомиться жирненькой, да сладкой уклейкой, но и хищниками не побрезгуют. Стоит такая «щучара» на глубине, на бровке, на фарватере, тяжело затаилась и ждет своего часа. «Нехай за мелюзгой «салаги-окуни» гоняются, а я свое возьму». Тяпнет проплывающего мимо подлещика либо плотвину и довольна, усмехается. Тяжелая, гарпунная «фарватерная» щука, как подводная лодка, зря не сигает за мелочевкой, а лишь в исключительных случаях, когда уж раздразнят ее тучи мелюзги. Все это с волнением наблюдает ранней весной любитель-рыболов, вышедший после долгой зимы половить, настебать рыбки-уклейки коту Ваське. Но, как говорится, «видит око, да зуб неймет». На хищников нужны другие снасти, другая техника.

НЕВЕЗУХА

По весне из города к Михеичу прикатила внучка Лариска. Ей шел восемнадцатый год, училась она в ПТУ на повара-кондитера. Приехала она не просто так, а на практику в местный ресторан «Заря». Девчонка и раньше наведывалась к деду на каникулы, но то было в детстве. Сейчас же приехала настоящая красавица. Высокая, стройная с длинными тугими ножками, налитой, как мячик, грудью, тонкой талией и длинной шеей. Вихляющей походкой, в короткой юбчонке, с накинутой на плечо кожаной сумочкой она буквально сводила с ума местных ребят. От нее шел едва уловимый, волнующий запах* тонких иностранных духов. Спелые, полные, налитые вишневым соком губы приветливо улыбались, обнажая белоснежные зубки. Темно-коричневые вуалевые глаза, оттененные слегка загнутыми ресницами, смотрели свысока, надменно. Контрастом выделялась модная, – рыжая, короткая прическа.

Толстые поварихи удивлялись резкому росту посетителей ресторана, ничем ранее не славившемуся, кроме завозного баварского пива, шушукались и сплетничали меж собой.

Но на все ухаживания и намеки лихих и липких донжуанов Лариска, подняв правую бровь, отвечала коротко уничтожающе: «Отвали». Трудно жить красивым, ох как трудно. Более или менее дружеские отношения сложились у нее с соседом Гариком. Гарику шел двадцать второй год. После «дембеля», немного погуляв, по настоянию отца и старшего брата он спешно женился на богачке Пол инке. Но ничего путного из этого брака не вышло. Через две недели после свадьбы он вернулся к отцу, бросил на веранде пакет с мятым свадебным костюмом, а на крутом семейном совете заявил, что назад к Полине не вернется и в «примаках» жить не будет. А когда отец со старшим братом Федором совсем уж его «достали», попрекая большими затратами на свадьбу, Гарик сразил всех поговоркой: «Хорошо птичке в золотой клетке, а лучше на зеленой ветке». Мать, обливаясь слезами, обняла «меньшенького», а дед Егор, насупив брови, стукнув кулаком по столу, стал грудью на защиту внука.

Высокий ростом, гибкий, как кошка, с чернявыми глазами и волнистым чубом, Гарик неплохо играл на гитаре и гармошке, любил петь песни и частушки на посиделках, ходил на танцы в ДК. Он не видел Лариску года три и вначале даже не признал ее. Она же, встретив его на улице, первая с ним поздоровалась и представилась. Дразняще улыбаясь и кокетливо играя плечиком, начала расспрашивать о медовом счастье с пышной Полиной. Густо покраснев и прищурив цыганские глаза, Гарик отвел взгляд в сторону, но затем упрямо целясь в насмешливые глаза девчонки, хрипло пробурчал: «Не получилась у меня семейная жизнь, Ларик, сплошная невезуха».

Покалякав о том, о сем, вспомнив друзей и знакомых, пригласил ее на танцы. Лариса смеялась и подтрунивала над ним: «Дак ты ж женатик». Тем не менее, прийти обещала. После танцев, сидя на дубках у крайней хаты бабки Макарихи, Гарик рвал меха любимой тульской гармошки, зазывая молодежь. Кругом сидели и стояли молодые ребята и девчонки, подъехали на «Явах» соседские хлопцы. Как всегда, девчата «забивали» их частушками и запевками, те же изредка отвечали:

Мой миленок, как теленок,

Только веники вязать,

Проводил меня до дому

И не смог поцеловать.

По улице я катался –

«Жигулек» не бегает.

Сто разов я прокатился,

Милка все обедает.

Симпатюлечка Андрейка,

Притулупь меня маленько.

Эх, грудастая моя,

Без тулупа вышел я.

Люблю мягкое сиденье,

А «Яву» за быстроту,

Люблю милого за ласку,

А еще за простоту.

Купи мне, батенька, конька,

Резиновые ножки,

Буду девочек катать

По темной дорожке.

Девчата раскраснелись, «завелись», частушки пошли забористее и ядренее:

Я дорожку размету,

Сама к милому пойду.

Меня милый подхватил

И в посадки покатил.

Эх, кофта моя, неутюженная.

Трещат нитки по швам, кому суженая.

Я на лавочке сижу,

С крыши капает.

Меня замуж не берут,

Только лапают.

В день рожденья я миленку

Зря дарила ваучер.

Он опять соседку Ольку

Целовал на лавочке.

До утра мы с ним слонялись,

Час за часом, шасть да шасть,

Если б я не догадалась

Спотыкнуться и упасть…

После озорных частушек играл по заказу «Матаню», «Плясовую», «Цыганочку», завели «Страдания», «Калину красную». Кто-то рассказывал смешные, похабные анекдоты, слышался гогот, шлепки по спине. Лариска сидела рядышком, мяла жвачку. Вдоль улицы повеяло зябким ночным ветерком с реки, луна таинственно бросала длинные косые тени.

Начали расходиться. Осторожно взял подружку под тёплую руку. Шли молча. Напряжение росло. Около калитки он притянул ее к себе, ощущая толчки сердца, тугую, соблазнительную грудь, стал жарко целовать, заламывать. Она не сопротивлялась, томно закрыв глаза, горячо прильнула к нему. Скинув гармонь с плеча, правой рукой полез к замочку на юбке, лапнул ниже. Ойкнув, она, что есть силы, двумя руками толкнула парня в грудь. Пискнула гармошка, ноги Гарика взмыли вверх, и он со всего маху хлопнулся спиной о землю. Девчонка рассмеялась, скрипнула калитка, громыхнула задвижкой дверь. Улизнула недотрога.

– Тю, дура! – Гарик встал, не спеша отряхнул пыль с брюк, поднял с земли гармонь, прошелся по ладам, улыбаясь, и направился к дому. С садов сладко плыл волнующий запах черемухи, вишни. Светало.

Встречались они почти каждый день. Целовались до одури, обнимались, но дальше дело не шло. Парень затосковал, измотался, ходил бледный, осунувшийся. Все его думы были о ней. А тут еще Полинка, узнав об измене, начала наседать через родителей. Приходили сваты, за столом шел тягучий нудный разговор. Гарик уходил из дома.

Старший брат, жалея меньшого, советовал ему пригласить Лариску с подружкой на уху, на шашлыки. «А там толкач муку покажет», – хлопая брата по плечу, учил его Федор. Да и повод был – надвигались праздники. Идея Гарику понравилась, и он загодя стал к ней готовиться. Законопатил и просмолил старую дедову плоскодонку, покрасил её. Сменил рыбацкие снасти, купил красивые, яркие поплавки, нашел на чердаке треногу с закоптелым котелком.

Договорились встретиться на 9 ё Мая, на День Победы. Армейский дружок Сережка взялся замариновать мясо на шашлыки, за Гариком была рыба на уху. Лариска с подружкой Светкой обещали подойти к пристани в полдень, часам к двенадцати.

Вообще-то Гарик не был заядлым рыболовом, рыбалку считал пустой затеей, лишней тратой времени. Но тут был особый случай. Он с вечера накопал червей, сварил перловку. Федор выпросил у Михеича гороховую пышку, мать поставила чугунок пшеницы, напарила гороху. Дед, страдая астмой, наставлял внука рыбацкому умению. А днем, выйдя с ним на бугор, показывал пальцем костлявой руки уловистые места, надеясь на удачливую рыбалку.

Все как будто бы было готово. Гарику не спалось, перед глазами мельтешила гибкая и неуязвимая Лариска, думалось о предстоящей рыбалке. Он задремал, томимый ожиданиями. Перед рассветом, в самый сладкий утренний сон, на веранду, шаркая шлепанцами и кашляя, вышел дед. Постояв с минуту над спящим внуком, начал его будить, тыкая палкой в ноги. Но тот спал крепко. Осерчав, старый воткнул палку в живот внучка и стал ею сверлить. Охнув, соня вскочил, но, узнав деда, спросонья тер глаза. «Вставай, рыбачок, зорю проспишь»,– гудел старик над ухом. За окном серело» Одевшись в темноте на ощупь, он вышел во двор. Потянуло свежей, бодрящей прохладой. С веток капало, ночью прошел теплый, «огуречный» дождик. От земли шел пар, над рекой стоял густой туман. Небо было чистое, высокое, звездное. Далеко на востоке только-только начиналась заря. В конце улицы загорланил петух.

Гремя цепью, из конуры выбежал Тобик, прыгнул парню на грудь, радостно повизгивая и виляя хвостом, стал лизать нос, щеки, жарко дыша. У сарая под навесом рыбак нащупал связку удочек, прихватил ведро с прикормкой и насадкой и, подняв кольцо на калитке, вышел на огороды.

На другом конце сада в тумане слышно было чирканье спичек и басовитый говор мужиков. Это заядлые рыбаки Буней, Лукич и Михеич спускались к реке. Гарик заспешил за ними, скользя по мокрой траве, стараясь не упасть. Уже внизу, у пристани, Буней удивленно спросил: «Гарик, никак ты? Ай рыбки захотел?» Уклончиво, ответив, что дед приболел, ухи просит, гремя цепью, отомкнул лодку, подождал, пока они разъедутся по своим местам. Следуя советам деда, причалил у вяза, за камышом, прикормил и забросил удочки.

Прохладой дышала река. На средине бил жерех, гоняя малька; справа буруном ходила щука. Не клевало. Высокие красивые поплавки торчали как вкопанные. Зевая и зябко потягиваясь, он тупо смотрел на них, беспрестанно курил. Простояв с час, а, может; и боле, решил подъехать к старикам, лодки которых темнели на той стороне. Туман начал рассеиваться под лучами восходящего солнца. День начинался. Причалив неподалеку и прикормив, не спеша забросил снасти, но увы и здесь не клевало. Невезуха, да и только.

– Вот тебе и уха, – завздыхал он, – засмеют девки. Уже не надеясь на удачу, выбросив почти полведра прикормки, сменив несколько насадок и еще дважды переехав, Гарик впал в уныние. От усталости и яркого света он надвинул на лоб красную импортную кепку и, вытянув ноги, опустился на локоть. Клонило ко сну. Вдруг сквозь дрему он не увидел, а скорее почувствовал, как красивый высокий поплавок чуть заметно присел и начал медленно, толчками подниматься кверху. По зеркальной глади пошли мелкие круги. Вот уже появилась красная полоска, затем синяя, поплав клонится на бок и «шлеп!» – падает. И хотя поклевки Гарик ждал давно, все же он ее прозевал, вернее, продремал. Встрепенувшись, правой рукой цапнул удочку, сделал подсечку. Мощная рыбина, сильными толчками, стараясь завести в траву и запутать леску, гнула кисть руки. Не допуская слабины, Гарик сдерживал ее порывы и толчки, а левой продолжал, выбирать леску. Она хоть и туго, но помаленьку подавалась. Удилище согнулось и потрескивало. Сжавшись в пружину, он медленно продолжал вываживать. Из воды с хлюпом показалась черная голова с вытянутыми губами и темно-красным туловищем. «Лещ! Да какой! Красавец!» – кровь гулко толчками ударила в виски, в голову, радостной теплой волной пошла дальше, «Тихо, не волнуйся», – успокаивал он себя и потихоньку начал подтягивать к лодке лежащего на боку, грузного широченного леща. «Не дай бог, какая-нибудь травка встанет на пути и все, конец», – подумал про себя. Но вода была чистой. Левой рукой взял подсак, правая держала на весу великана. Осторожно подведя под замершую рыбину, ослабил натяг лески.

Страшный удар хвостом, и сноп брызг на мгновение ослепил его. С трудом приподнял сачок, а лещ, скользнув ихнего в лодку, забился, загремел и поднял такой шум и тарарам, опрокидывая банки, коробки, что сидевшие неподалеку Михеич и Лукич дружно повернули головы, заперхали, мелко тряся плечами: «Эх, жлобина чертова, кто же так делает? Надо было подождать, пока он успокоится, затем вытащить крючок и, не спеша, перевалить его в садок». Борясь в лодке с бушевавшей рыбиной, Гарик корил себя, тщетно пытаясь распутать, скрученную в пучок леску. «Пропала снасть», – сокрушался он, проклиная свое нетерпение. Лещ был уже под сиденьем, на корме и воевал там с черпаком. «Хрен с нею, с леской, дома заново сделаю», – облегченно рванул он снасть, чуть не порезав пальцы. Руки, джинсы, кроссовки были обильно измызганы слизью леща. Продолжая возиться с ним, он ни на минуту не упускал из виду другой поплавок. Но все же, когда полез на корму, а затем распрямился, то увидел, что тот лежит, мирно покачиваясь на волнах. «Вот те и на!» – удивился он и хлестко, жадно подсек. Конец удилища согнулся, леска, натянутая неведомой силой, быстро пошла книзу. Гарик уперся ногами, схватился уже двумя руками, пытаясь удержать напор. Но жуткая, дикая сила гнула дальше, ниже. Сухо чмокнув, лопнула хваленая японская леска» Удочка, свистнув, взмыла кверху. Гарик качнулся назад, теряя равновесие, чуть не упал за борт. «Ну и боров, – вихрем пронеслось у него в голове. – Вот это да!».

За кормой вынырнул поплавок, и его плавно повело в сторону. Сгоряча малый готов был прыгнуть за ним, но сдержал эмоции, помня, что в случае неудачи старики будут смеяться над ним. «Стоп, в чем дело, догоним, дай только с этим разделаюсь», – опуская дрожащей рукой оборванную снасть на нос лодки, лихорадочно размышлял он. С трудом достав пузатого широченного леща из-под сиденья, крепко взял его правой рукой под жабры, а левой еле вытащил туго засевший в верхней порепанной губе крючок. Начал головой заправлять в висевший сбоку лодки садок, но лещ неуловимым шокирующим хвостовым движением крутанулся, пальцы осмыгнулись, и тяжелая рыбина плюхнувшись мимо садка, вильнув хвостом, ушла вглубь. «Э-эх!» – обреченно выдохнул Гарик, скрипнув зубами. В глазах у него потемнело, руки вновь задрожали. «Растяпа ты безмозглая, идиот чертов, – стучал он мокрыми кулаками по голове, – такого лещаку упустил!». Вытирая руки тряпкой, он еще долго качал головой, корил себя, да делать было нечего, упущенного не вернешь.

Путаясь в леске, пошел к корме сниматься. Вытащив оба груза и развернув лодку, осторожно поплыл за поплавком, который блестел неподалеку, около кувшинок. Пустив ее по течению, подплыл к поплаву и цепко ухватился за него, но дзынькнувшей, ярой лески не удержал. В руках остался только красавец-поплавок. Неведомый, но сильнющий чебак ушел в коряги отцеплять крюк, засевший в губе.

– Эх, невезуха, – застонал рыбачок и шмякнул поплавком о дно лодки. Ловить было нечем.

– Аль помочь чем? – услышал он низкий голос Лукича с едкими нотками.

– Не надо, – глухо выдавил из себя Гарик, и его лодка толчками, резво пошла к берегу.

– А ведь будет из малого толк, – просипел старик, повернувшись к Михеичу, улыбаясь и попыхивая трубкой, – упрямый чертенок. Вылитый я в молодости.

– Все, больше к Лариске ни шагу, или рыбалка, или лямур, – сжав губы в тонкую ниточку и стиснув зубы, жестко гоня плоскодонку к камышам, ярился неудачник. Но с каждым метром пыл его остывал. Злость и досада рассеивались. За поворотом реки он увидел на зеленом лужку, под дубами, троицу друзей.

– И черт с нею, с рыбою, в другой раз наверстаю, – тешил он себя, восторженно вдыхая раскрытыми ноздрями чудный запах костра и жареного мяса. – Не везет в рыбалке – повезет в любви, – и губы его сами расползались в улыбке, в ожидании волнующей встречи с любимой.

Шел месяц май, черемуха цвела охапками, и ее сладкий, пьянящий аромат парил в неподвижном воздухе. Весеннее яркое солнце улыбалось лучами, радовалось и смеялось новой жизни.

Солнце-Солнышко-Ярило.

Теплое и ласковое, палящее и согревающее – каких только эпитетов и ласковых слов не услышишь в его адрес. Солнце на восходе, солнце в полдень, солнце на закате – оно никогда не бывает одинаковым, оно всегда разное, даже по цвету. Солнце и восходит по-разному: то оно пробуждает все живое и радует всех, яркое, круглое, лучистое, сверкает крутым шаром, медленно и величаво поднимаясь из-за леса, и вызывая у всех улыбки, бодрость и надежды перед знатным солнечным деньком, то оно в окружении облаков, плотно залепивших горизонт, протискивается, посылая землянам свои лучики, то оно в тумане рассеивает и, распыляет ненастье. Нет ничего прекраснее теплой весенней грозы, когда после грома и молний, майского дождя появляется Солнышко. Высоко в небе цветастым коромыслом, как живая, за мелким дождиком движется радуга-дуга. Воздух пронзительно чист и свеж. Птицы, замолкнувшие перед грозой, ликуют и поют славу Солнцу на все голоса. Великое Солнце, оно дарит человеку и животным,– населяющим планету, радость, доброту, улыбки и смех.

Солнце – неиссякаемое и вечное. Оно горит и не сгорает. Оно Бог. Оно единственное на свете, кто не предаст и не обманет. Ему молится и поклоняется все живущее на Земле. Мы, человечки, никогда не познаем Великую Тайну Солнца, она недоступна и неисчерпаема, Великое Светило обогревало пещерных людей, древних египтян, греков и римлян, византийцев и персов, скифов и древних славян. Оно обогревает и нас, современных людей, вступивших в XXI век. Благодаря Солнцу, расцветает все живое на Земле.

Ученые установили, что интенсивность солнечного излучения изменяется через определенный интервал. Год, когда солнечная активность бывает наибольшей, назвали годом Активного Солнца. Затем сила излучения, радиация постепенно уменьшается и достигает своего минимума – наступает год Спокойного Солнца. Через определенный срок радиация Солнца снова увеличивается и все начинается сначала. Общая продолжительность такого цикла – 11 лет. Наука располагает фактами, когда в годы Активного Солнца менялся уровень воды в водоемах, сила ветров, гроз и дождей, колебания, выпадения осадков, землетрясений, магнитных бурь, атмосферного давления. Солнечный цикл напрямую отражается на появлении саранчи, массового размножения рыб, лягушек, божьей коровки, грызунов и т. д. Замечено, что перед колебаниями атмосферы, после землетрясений, запусков космических ракет, рыба не клюет, болеет. Несомненно одно: клев ее напрямую связан с деятельностью Солнца.

Рыболова при выходе на рыбалку интересуют одни и те же вопросы: «А будет ли сегодня клевать рыба? А будет ли сегодня удача? А можно ли предсказать клев?» Одна сторона медали данного вопроса – это народные приметы: заход и восход, ветер, дым, поведение животных и насекомых, рыб; А другая – малоизученная и практически малоосвещаемая в рыболовной литературе зависимость клева рыбы от деятельности Солнца.

При жаркой, знойной погоде, стоящей несколько дней, рыба активно клюет только по ночам и рано утром, а днем уходит вглубь или отстаивается в прохладе камышей. Каждый рыболов может из своей практики припомнить случаи, когда, казалось бы, в отличную погоду без всяких видимых причин клев прекращался. И если бы не уловы в предыдущие дни, трудно было бы поверить, что в пруду или реке есть какая-либо рыба. Все затихает, ни всплеска, ни чмоканья, мертвая гладь. Словно вымерло все. Рыболову не помогают никакие ухищрения: ни смена мест, ни смена насадок, ни прикормка, ни другие хитрости. Рыба не клюет, хоть плачь.

Можно припомнить и примеры другого характера, когда, казалось бы, в дурную погоду, при ветре, в дождь, ненастье рыба клевала активно. Рыболов все это приписывает погоде, а на самом деле эти явления происходят от активности солнечной радиации, фаз Луны, состояния атмосферного давления, «розы ветров». Поэтому каждому рыболову необходимо вести дневник, следить за барометром, наблюдать за приметами – и успех на рыбалке Вам обеспечен.

Все живое тянется к Солнцу, солнечному. Птицы летят за тысячи километров, преодолевая на своем пути моря и океаны, горы и долины. чтобы ранней весной, щебеча в весенних лесах и лугах, вывести свое потомство. Медведь, просыпаясь в темной заснеженной берлоге, тянется к Солнцу, чтобы высушить промокшую шкуру. Рыбы косяками идут, преодолевая холодные глубины, на теплое, тихое, прогретое солнышком мелководье и, исполнив свой материнский долг, выметывают икру, зачастую слабея и погибая, дают новую жизнь.

Да здравствует Солнце! Да здравствует жизнь!

О РЕЧНОМ РАКЕ

Живет себе как рак-отшельник.

Из разговора

Каких только нелестных слов и выражений не услышишь о раке, обитателе наших рек и водоемов. «Красный как рак», «рачьи глаза» или «глаза как у рака», «забился как рак в свою нору», «пятится, как рак», «на безрыбье и рак рыба», «жди, когда рак на горе свистнет», «сел как рак на мели – ни тпру, ни ну», наконец, страшная угроза – «я тебе покажу, где раки зимуют». Как правило, за этими хлесткими и, казалось бы, меткими народными выражениями скрываются люди с низменными чертами характера (замкнутые, нелюдимые, скряги и т. д.).

С малых лет при упоминании о раке каждый из нас видит образ существа серого, колючего, кусачего, неудобного. При поимке рак щетинится, пятится назад, старается уйти, забиться в угол. Но как и в жизни, так и в природе чисто внешнее выражение зачастую бывает обманчиво и ложно. За внешне невыразительными, непривлекательными, либо же отталкивающими чертами затворника скрывается богатое внутреннее содержание, добрая душа труженика, полезное и нужное природе и нам существо.

Обыкновенный речной рак – это прежде всего санитар наших рек и водоемов. Если вы увидели рака в реке, водохранилище, то можете смело купаться. Знайте, там где водятся раки – всегда чистая и хорошая вода. Рак – индикатор и показатель здоровья водоема. При малейшем загрязнении воды он или уходит из него, или погибает.

Речной рак бывает двух видов: широкопалый и длиннопалый. Это отличие появилось из-за формы клешни – главного орудия рака. Хватка клешней бывает настолько сильной, что он перерубает мелкую рыбешку надвое, а, ухватив за палец, может поранить его. Рак живет до 30 лет. Он становится половозрелым на третьем году жизни, достигнув длины не менее 7-8 см. Как правило, самцы значительно крупнее самок и их меньше. Раки спариваются глубокой осенью в октябре-ноябре. У оплодотворенной самки под хвостом появляется белое пятно. Она откладывает икру через 2-3 недели после спаривания и носит ее 6-7 месяцев. В конце мая – начале июня, когда вода в реках становится теплой, самки прячутся в норы, под коряги и готовятся к выводу потомства. У крупных самок количество икринок достигает 400 штук, но не все они выживают. Самка периодически производит движения брюшком, благодаря чему икра обмывается чистой водой и очищается от ила.

И вот, наконец, появляется потомство – мелкие рачки, похожие на черных паучков, величиной от 6 до 9 мм и количеством не более 30- 50. Первые дни они боятся выходить на волю и сидят, крепко уцепившись под хвостом у матери. Это «сидение» длится недели 2-3, а затем

молодые рачки ведут самостоятельный образ жизни.

Растут раки довольно медленно, на шестом-седьмом году жизни достигают длины около 15 см и веса более 200 гр. Встречаются раки длиной более 25 см – настоящие великаны и весом более 400 г. Таких «гигантов» сейчас редко встретишь, а лет 30-40 назад они водились в Хопре, Воронеже, на Дону, Битюге и ныне обмелевших Усманке, Тихой Сосне и практически исчезнувших с лица земли реках Осереди и Хавке. Бывали случаи: весной по мутной воде в рыбацкие сети набивались сотни раков, и мудрые рыбаки, обирая сети, самок с икрой и молодых раков отпускали назад в реку, а самцов-великанов оставляли. После чего разводили костер, вешали на слегу большущий трехведерный котел, заливали его родниковой водой, а когда вода закипала, бросали в нее лавровый лист, укроп, крепко солили, а уже потом опускали раков. Спустя некоторое время серые великаны начинали краснеть и всплывали наверх. «Только рак перед смертью краснеет», – говорят в народе. Аромат и вкус такого рака несравним ни с чем. Красный речной рак – деликатесный и целебный пищевой продукт и по своей ценности не уступает самым лучшим видам рыб. Царская еда – «раковая шейка», то есть хвост рака, с охлажденным пивом!

В народе есть такое выражение – «рак линючий». Во время линьки прочный панцирь, который защищает рака от врагов, становится более мягким и матовым. Рак переворачивается на спину и делает резкие толчки-щелчки хвостом и клешнями, как бы выползая из старой оболочки. С неимоверным трудом, покряхтывая и мучаясь от боли, рак вытаскивает из старого панциря обе клешни и каждую из восьми ножек. Зачастую они при этом обрываются. Однако утраченные клешни, ножки и усы снова вырастают, но имеют несколько иной вид. Встречаются раки с неравномерно развитыми или уродливыми клешнями. Замечено, что во время линьки раков рыба бешено клюет на что попало.

А вот какой пикантный случай произошел с Вячеславом Барихневским – жителем Ленинграда. Наверное, история этого необыкновенного случая такова. Молодожены катались на лодке по Комсомольскому озеру – живописному водоему под Ленинградом. И, вероятно, влюбленные рассматривали непривычные украшения на пальцах… Может быть, один из них снял обручальное кольцо и – такая неприятность! – уронил в воду. Лежало оно на дне среди ила и водорослей, лежало до тех пор, пока маленький рачонок, любопытствуя, не стал исследовать блестящий предмет. Ползал-ползал малыш хвостом вперед, потолкал находку с места на место, взял да и залез в колечко! Залезть-то залез, а выбраться из него не смог. Так и жил с обручальным кольцом на панцире. Сначала, видимо, колечко неплотно сидело на теле, ну а потом, с ростом рачонка, оказалось впору. Что же касается собратьев-раков, снующих на дне озерном, то они, видимо, невзлюбили собрата-франта. Черная зависть их глодала. Поэтому и клешню ему в потасовке начисто оторвали! Таким этого рака с одной клешней и золотым кольцом и поймал Вячеслав Барихневский – инженер Ленинградского вагоноремонтного завода. Кстати, после публикации статьи в редакцию посыпались сотни писем и звонков с просьбой о возвращении золотого кольца. Поди докажи, чье оно!

Молодые раки линяют по нескольку раз в год, старые по одному, два раза. После линьки у рака кожа нежно-розовая, и в это время он очень уязвим. Поэтому днем он прячется, а если его вытащить из норы или укрытия, он смущается, «краснеет» и чувствует себя как нагой купальщик при народе. Охотится в это время, в основном, по ночам, и панцирь появляется у него сравнительно быстро, через 2-3 недели. После линьки он быстро растет, поедая буквально все со страшным аппетитом. Рот у рака окружен несколькими парами сложноустроенных челюстных придатков, благодаря которым пища перед попаданием в рот, мелко перетирается. Питается рак как растительной, так и животной пищей. Во время ее поиска зачастую выползает на сушу и может оставаться там по нескольку часов. Он ест и водную растительность, в основном молодые побеги рдеста, урути, водяной гречихи. Но нормальное развитие рака невозможно без животной пищи. Он поедает мелких моллюсков, личинок, ручейников, бокоплавов, поденок, а больше всего любит полакомиться больными и снулыми рыбами, лягушками, головастиками и другими обитателями водоемов.

Если мидии, пропуская через жаберные крышки мутную воду, делают ее кристально чистой, то рак очищает реки от всех отходов, являясь санитаром речного дна.

Сердца у рака нет, он бессердечен, вместо сердца – расширенный спинной сосуд, который постоянно пульсирует. На голове у рака имеются две пары длиннющих усов, являющихся органами осязания. Глаза у рака посажены на стебельки, которые то выдвигаются, то прячутся, а сверху прикрываются ресничками. Превосходно развитое обоняние позволяет раку чувствовать различные запахи на расстоянии до 500 метров. Зная это, раколовы приманивают их раколовками – специально оборудованными сетками, закладывая в них кусочки тухлого мяса, рыбы и т. д.

Иногда на рыбалке бывают редкие случаи, когда рак попадается на крючок. Тащишь упрямое существо и думаешь, что же там такое? Удочка в дугу, тяжесть неимоверная, но вот на поверхности появляется раскоряченный, черный великан и, раскрыв клешню, щелкнув на прощание хвостом, плюхается в воду. Самих раков поедают многие рыбы, они встречаются в желудках сомов, щук, судаков, голавлей и других рыб. Раньше, когда раки водились во многих реках, заядлые рыболовы использовали их в качестве насадки на крупных рыб. Лакомством для рыб являлась раковая шейка, т. е. хвост рака. На мягкую нежно-розовую раковую шейку азартно клюет всякая рыба, но особенно любит ее речной великан-сом.

В Воронежском водохранилище раки исчезли лет 20 назад по известным причинам – сброса сточных вод промышленными предприятиями. Но лет 5-6 назад они появились снова. Весной и летом их можно увидеть у Белой горы, на мелководье, греющимися в травке – шелковице или у норок. Вот таков он, речной рак – обитатель наших рек и водоемов.

Ах! Весна, весна! Радость жизни и обновления. Весной человек, как рак линючий, оставляет свой панцирь-футляр, отживший и ненужный, дабы начать новую жизнь, более счастливую и удачную.

СОЛОВУШКА

В середине мая после заморозков, доходящих на почве до -7°, ветродуев, сшибающих нежно-розовый цвет и ломающих хрупкие прозрачные крылышки пчел, наконец-то, пожаловал в наши края певчий царь – Соловей.

Открыв рано утречком окошко, я поразился. В городской черте, в Северном микрорайоне, где масса народу и бойкое движение,

в тиши утренних березок и тополей детского садика, окрестил своим звонким пеньем, пробудил весь квартал чарующей трелью Соловушка.

«Тех-тех-тех-тех!» – как бы долбит по чему-то серенькая пташка. затем плавный переход – «фить-фить-фить-фить» – зазывно звучит нежная мелодия, и вдруг – «чок-чок-чок-чок» – феерией красок знойного пальмового берега заполонило округу и, наконец, пик торжества, венец сладкозвучной мелодии, пулеметная дробь кастаньет: «Трр-рра-рра-рра!!!» – морозом пробежала по коже. Господи, вот это сила! Вот это мощь!

Вышедшие на лужок мужики с зевластыми овчарками и сенбернарами аж головы угнули под напором этой маленькой, но величественной птахи. Но вот заморосил нудный дождик, повеяло прохладой. Улетела птичка певчая, неведомо куда.

ГОЛУБИ

Голубь да ласточка – любимые богом птицы…

Голубь – знакомая каждому человеку птица и в то же время как мало мы о ней знаем. «Голубь мира» – на всемирно известной картине Пабло Пикассо, «летите голуби, летите…» – слова из популярной песни – вот практически и весь багаж знаний об этой птице.

Голубь появился на свете много веков назад, упоминания о нем встречаются в летописях и в пожелтевших рукописях. В старину он служил своего рода «почтой», «телеграфом», связью между государствами и чиновниками, любовной перепиской. Поражает, прежде всего, не только высокая скорость породы голубей-«почтарей» (а они могут развивать ее до 100 км/ч), их совершенные аэродинамические данные, мощные крылья и красиво изогнутая форма тела, но и до сих пор еще не разгаданная учеными способность «почтарей» ориентироваться на местности и покрывать довольно большие расстояния (свыше 800 км), доставляя «почту» по строго указанному адресу. Все среднего голубя колеблется от 300 до 400 г, хотя встречаются голуби и более 500 г. Отличие голубя от других птиц – наличие своеобразного зоба, куда попадает проглоченная пища.

Замечательная особенность голубей – кормление своих птенцов «птичьим молоком». Отсюда, видимо, и произошло название известных конфет Воронежской кондитерской фабрики.

Голуби обычно откладывают пару яиц, каждому по одному. К моменту появления птенцов на свет у голубя и голубки в зобе происходит чудодейственное превращение. Внутренние стенки зоба разбухают и наполняются жирной, питательной смесью – «птичьим молоком», которой голуби, целуя своего птенчика, кормят в течение 12-14 дней. Окрепнувший птенец самостоятельно клюет просо, семечки, пшеницу, яичную скорлупу, песок и начинает оперяться.

Пух под крыльями голубей сверху и снизу обладает удивительным свойством не только пушиться, сохранять тепло в холодные зимы, но и крошиться на мельчащие частицы, так называемую «голубиную пудру». Посыпанные во время встряхивания пудрой перья не намокают во время дождя, а после купания голубя на воде остается светлый налет, словно ее припудрил кто-то. Голубь – своеобразный барометр для рыболова. «Если голубь купается в луже – жди хорошей, солнечной, теплой погоды», – утверждают рыбаки.

Голубь не пьет воду, как курица или гусь, запрокидывая голову кверху, а сосет ее мелкими глоточками.

В мире существует несколько сот пород голубей.

ДИКИЕ ГОЛУБИ

Один из самых распространенных в мире голубей – это сизый голубь «сизарь», «дикарь» – как зовут его в народе.

Сизый голубь встречается и на площадях Рима, Парижа, Праги, Москвы, и на улицах и проспектах многих городов планеты. Он неприхотлив и легко привыкает к людям. Многотысячные стаи сизых голубей кормят туристы, старушки, дети.

Современный голубь произошел от дикой и свободной птицы горлицы. Несколько слов о диких голубях. Дикие голуби средней полосы России – вяхирь или витютень и клинтух. Зимуют они на юге и прилетают к нам в середине апреля – начале мая. Садясь на вершины деревьев. громко воркует самец-вяхирь, скликая горлиц и забивая за собой место. Первой голубице витютень дарит семечко или орех, она же, кокетливо присев около него и грациозно выгнув шейку, просит поцеловать ее, как птенчика, и покормить. Что он и делает. Сватовство состоялось. Вскоре оба приступают к строительству уютного гнездышка. Вяхирь подносит своей подружке веточки, мох, старые листья. Она же их любовно укладывает, мастерит гнездышко, затем откладывает пару яичек. Клинтух несколько меньше вяхиря и объектом его жилья являются дупла на деревьях, в основном дятла – желны. Куда он и поселяется со своей подружкой. Кроме дикой серой горлицы, совсем недавно в 70-х годах в наших лесах появилась кольчатая горлица, названная так по ободку на шее – «кольцу».

ЙЙЙ1Йй-»и

Кольчатая горлица появилась, по всей видимости, около 400-х лет назад в Индии, затем начала распространяться в других регионах. В России она появилась совсем недавно. Прежде чем рассказать об основных породах современных голубей, позвольте, уважаемый читатель, рассказать Вам грустную и поучительную историю о «странствующих голубях».

«СТРАНСТВУЮЩИЕ ГОЛУБИ»

Странствующие голуби появились на территории современных Штатов и Южной Америки с незапамятных времен, возможно, их многочисленные стаи наблюдал Колумб. За время своего существования они расплодились на американском континенте настолько, что трудно поддаются описанию. Достаточно сказать, что в начале XIX века наблюдатели отмечали такие стаи голубей, которые летели над ними, покрывая все небо в течение нескольких часов! Впечатляющая картина! «Странствующие голуби» получили свое название, видимо, за то, что летом они гнездились на севере Америки, а к зиме перелетали в Южную Америку. По описанию современников это были необычайно красивые и мощные птицы. Оперение их вызывало восхищение у многих людей. Преодолевая большие расстояния, стаи «странствующих голубей» в буквальном смысле затмевали собой солнце, не слышно было ни выстрелов, ни криков.

Один из первых американских орнитологов Александр Уилсон наблюдал в 1810 г. стаю, которая пролетала над ним в течение 4-х часов! Другой американский орнитолог Одюбон, измерив участок леса, на котором ночевали голуби, глазам своим не поверил. Ширина его составляла 5 км, а в длину он растянулся аж на 60 км! Сотни миллионов «странствующих голубей» наблюдали и многие переселенцы и первооткрыватели Америки. Такая необычайная численность, несомненно, пугала фермеров, землевладельцев, что и послужило поводом к их уничтожению. Их били палками, лопатами, стреляли из ружей и пулеметов, да так, что стволы раскалялись докрасна, взрывали динамитом, скармливали свиньям. В США за одно лишь десятилетие с 1870 по 1880 гг. были уничтожены миллионы «странствующих голубей», а к концу столетия они были практически истреблены. Не нашлось в Америке голоса, который бы твердо встал на защиту этих прекрасных птиц. Последний живший в неволе в зоопарке города Цинцинати «странствующий голубь» по кличке «Марта» умер 8 сентября 1914 года в начале 1-ой мировой войны.

Так исчез с лица земли один из самых многочисленных видов голубей – «странствующий голубь». Все законы штатов оказались бессильными, народ, обманутый призрачной картиной, думал, что их много, всех не перебьешь – и вот печальный исход. Нет больше на Земле «странствующего голубя».

Американский ученый Роберт Мак-Ланг пишет: «В штате Висконсин местное орнитологическое общество установило мемориальную доску с надписью «В память последнего висконсинского странствующего голубя, убитого в Бабконе в сентябре 1899 г. Этот вид вымер из-за алчности и легкомыслия человека».

Люди, берегите голубей!

За последние 400 лет «с помощью человека» исчезло с лица Земли 76 видов птиц. Красивых и величественных, уникальных в своем совершенстве! Осталось: Буревестник Кахоу-20 пар, Белый Американский журавль – 36 особей, Белоклювый дятел – 13 особей! Находится под угрозой исчезновения множество других птиц, занесенных в Красную книгу, в том числе редкие виды голубей.

В 50-60-е годы по всей нашей необъятной стране развернулась борьба с «хищниками» под девизом: «Нос крючком – бей дрючком!» Их били, колотили из всех видов оружия неимоверно и беспощадно. Были выбиты в наших краях многие виды соколов, сов, сычей, канюков, исчезла пустельга. В лесах и буераках охотились на волков, рысей, лисиц, енотовидных собак и других хищников. Заготконторы буквально ломились от шкур, клыков, когтей. Опомнились, да поздно. Некоторых птиц и зверей не увидишь ныне даже в заповедниках. Можно привести и другой пример. Так, на острове Маврикий, оставалось всего навсего 6 (шесть!) особей маврикийской пустельги. Благодаря бережному, осторожному обращению к ней человека сейчас ее насчитывается более 300 пар. Пример, достойный подражания. В России на сегодняшний день все хищники находятся под охраной человека, занесены в Красную книгу.

Современный охотник не поверит, что всего лишь несколько десятилетий назад в наших Черноземных лесах водились такие редкие птицы, как тетерев-косач, глухарь, рябчик, бекас, дупель, гаршнеп, многочисленные стада дроф бродили по ковыльным степям юга области, стаи диких гусей и сотни перепелов осаждали пойменные луга под Воронежем. А тысячи диких уток, крякв, свиязи, широконоски, чернети и шилохвости буквально садились на ружье охотника. Куда все подевалось? Известный воронежский писатель Л. Л. Семаго в книге «Хоперский заповедник» описывает редкостную картину взлета водоплавающей дичи на озере Тальниковом под Борисоглебском, по шуму не уступающего реву современного авиалайнера! В это трудно поверить, но ведь это было совсем недавно, несколько лет назад. Увы, все в прошлом и назад его уже не вернуть.

ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОЛУБЯТНИКИ

55-й годовщине Победы советского народа в Великой Отечественной войне посвящается…

Тяжелое, послевоенное время. Голод и разруха. Восстановление городов и сел, фабрик и заводов в невиданно-короткие сроки, ценой неимоверных усилий народа. В быту куфайки и кирзовые сапоги, гимнастерки и галифе, ситцевые платьица на все случаи жизни. Телевизоров, машин, видиков, компьютеров и прочей бытовой техники в те времена еще не было. Жили бедно, но дружно и открыто. Бедность и общая цель сплачивали народ, заставляли держаться друг за дружку, за соседа, с надеждой на светлое будущее. Эта мечта людей, стремление лучше жить, учиться, карабкаться все выше и выше для достижения заветной цели и нашли свое отражение в массовом, повальном увлечении голубями.

Голубятни были чуть ли не в каждом дворе. Разведением голубей увлекались и стар и млад, они были в почете и в крупных городах и пригородах, рабочих поселках и селах. Голубеводством «болели» и в центре России и в Сибири, на Урале и Закавказье, в Молдавии и на Украине, в Крыму и в Прибалтике. Были своего рода «центры голубеводства» по всему необъятному Союзу. Голубятники переписывались меж собой, вели обмен опытом, устраивали соревнования, приезжали в гости друг к другу, выводили новые породы голубей.

В послевоенном разрушенном почти до основания Воронеже существовали целые династии корифеев-голубятников и на Чижовке, и на Гусиновке, и на Троицкой, и на Левом берегу в районах Придачи, Отрожки. Машмета, Песчановки. Водили голубей и в Сомово, Боровом, Графской. Так и стоит перед глазами картина детства, майского утра, когда все вокруг цветет и благоухает, и в этой тишине, в дымке восходящего солнца вдруг раздается молодецкий посвист, за ним другой, третей. и вот уже скрипят калитки, хлопают двери, народ проснулся и высыпал на улицу. Это заядлые голубятники: полковник дядя Жора, по-уличному «Гвардия», пожарник Буней и заядлый картежник Валет поднимают своих любимцев-голубей в небо, ввысь, к утренним звездам. Открываются лазы на чердаках, голуби, воркуя и отряхиваясь, вылетают на крыши и в ход идут длинные шесты и палки с привязанными на конце тряпками. «Фить-фить-фить» – посвистывают со всех сторон и машут шестами, подгоняя с крыш своих любимцев.

Вокруг орава шмыгающих, свистящих что есть мочи пацанят, любопытных зевак, комментирующих это восхитительное зрелище. Голуби воркуют, чистят хвосты и крылья, танцуют с «потрясом», разминаются перед долгим полетом и сначала то поодиночке, то парами, как бы нехотя, не спеша поднимаются, кувыркаются, переворачиваются через голову и снова садятся на крышу. Но неумолимый хозяин упорно подгоняет их шестом, не давая покоя, и, наконец, поднимает стаю в воздух. Все выше и выше кругами парят птицы.

– Глянь у Валета какой почтарь-красавец, так и свистит крыльями как мессершмит. – И вмиг все головы поворачиваются направо.

– Давеча из Одессы за пазухой привез, в карты выиграл, чертяка. Везет же людям, – раздается чей-то завистливый вздох.

– Да что толку, – перхает самосадом Михеич, – все равно в Одессу улетит.

– А вон смотри у Бунея голубка белая лодочкой стоит не шелохнется, словно пава, хороша! – И синеглазые белобрысые головки крутятся влево, наблюдая за величественным полетом белого луганского голубя.

– Тысячу за нее отвалил, не пожалел.

– А вон глядите, глядите у полковника Чеграш стаю повел, да как повел, как командир эскадрилью. Вот это да! Вот это выучка! На той неделе у Вовчика с «Заречной» пару Петровских вертунов привел с собой и посадил на крышу, так Вовчик еле сторговался с «Гвардией». Магарыч ставил.

Сотни голубей различных пород, мастей и окрасов парят в безоблачном небе, реют над городом, стремясь все выше и выше, превращаясь в еле видимые точки, а иногда и исчезая с глаз. На улицах стоит невообразимый шум, гомон, свист. Радости нет предела. Весна-красавица пришла в наши края. Спустя некоторое время, мальчишки идут играть кто в «жошку» (подбивание ногой кверху свинцовой пуговицы с пришитым и расчесанным кусочком овчины), кто в «кон» (игру на копейки и пятаки, путем бросания на расстоянии 5-6 м в горку сложенных монет свинцовой круглой битой. Победителем считался тот, кто попадал ею в кон, а затем ударяя «шагом-битой» по монетке, переворачивал ее на «орла»), кто в «пристенку» (игру в стуканье монеткой об забор. Выигрывал тот, кто своей монеткой попадал так близко к монетке играющих, что мог достать ее раздвинутыми пальцами рук). Голубятники же оставались на своих местах, кто на крыше, кто во дворе, восхищаясь и наслаждаясь полетом своих любимцев, распахнув душу небу.

И вдруг вся улица всполошилась, огласилась тревожными криками, побежала к проулку. «Копчик! Гля, копчик налетел!» – заверещали мальчишки. В воздухе со стороны Шипова леса показалась пара быстрых и проворных хищников-копчиков. В голубином царстве суматоха и переполох. Птицы бросились в разные стороны, поумнее вверх, на недосягаемую высоту. Да разве ж убежишь от лесного разбойника. Выпущенный как стрела, мчится копчик за голубем – «Трах!» – следует молниеносный удар когтями и только перья посыпались книзу. ”Э-э-э-х!” – сокрушенно застонала толпа. «Улю-лю-у-у!» – орут, ревут мужики. «Ши-ши-ши! Ссы-ссы-сы!» – свистят разбойничьим посвистом, чуть не в кровь раздирая пальцами губы пацаны, бросают вверх шапки, картузы. Да разве этим поможешь? И уже несет стервятник голубку в когтях, тяжело взмахивая крыльями. «Гвардия», гэпая сапогами по ступенькам, выскакивает из хаты с двустволкой – «Бах!-Гах!» – бухают дуплетом выстрелы вдогонку. Да где там, смылись разбойники. «Каков наглец! Фашист проклятый! Такую голубку сцапал», – разноголосо шумит толпа, и долго еще обсуждают по дворам происшедшее. Ушли в прошлое, в небытие поколения послевоенных голубятников. Народ стал тянуться к другим ценностям, жить богаче, отделяться, отгораживаться друг от друга.

Редко сейчас увидишь, а практически не найдешь на Птичьем рынке, не то что раньше на Мясной площади, настоящего почтаря, мощного, резвого, не боящегося ни ветра, ни грозы красавца-голубя, голубой мечты каждого голубятника, с крыльями как стрелы, ясным и гордым взглядом. Или Николаевского высоколетного, единственного в мире представителя бескружной породы, гордости довоенных и послевоенных голубятников, способного летать в небе на недосягаемой для глаз человеческих высоте по 8-10 часов «бабочкой», зависать, как жаворонок. Или уникальной породы наших, чисто воронежских белозобых и зоревых голубей, способных подняться в полет в вечернее время и возвратиться к своему хозяину лишь поутру, на зорьке. Или «царицынских», «царей», луганских белых. Да разве ж всех перечтешь. Все больше продают хилые породы дилетанты, либо дешевые подделки нечистые на руки люди. Да и голубятников и голубятен стало значительно меньше, их можно по пальцам пересчитать. В угоду моде, многие из них бросились разводить декоративных с виду, пышных в наряде голубей. Спору нет, красивы ленчатые, якобинцы, дутыши, но не летают они, а лишь вальяжно шествуют по клеткам и вольерам. Подустали, обленились нынешние голубятники, да и копчик не тот стал, не часто увидишь в небе над городом парящие стаи голубей.

И вот однажды, проходя мимо проходной завода им. Тельмана, я увидел сказочную картину, настоящее воронежское чудо. В уютном дворике, похожем на старый купеческий двор, на красивых отполированных и отлакированных лабазах, лазах-вольерах, покрытых декоративной сеточкой, порхали, ворковали десятки разномастных голубей, от которых в глазах зарябило. «Господи, неужто настоящее голубиное царство, да в наши-то дни?» – подумалось мне. Навстречу мне вышел сухощавый, пожилой, но еще крепкий на вид мужчина. Разговорились. Познакомились.

– Рязанов Александр Константинович, – представился он. – Голубями болею с детства. Еще на старый птичий рынок на Мясной площади у Покровской церкви хаживал. Какие там собирались голубятники, какие разговоры, истории голубиные рассказывались, каких только голубей там не было. Но увы, разогнали, запретили старый Птичий рынок. Но в последнее время тянется народ, особенно дети к птицам, животным. Ведь от них исходит божья благодать. радость для души человека. Глянь, какие красавцы. Вон гордость моя – «ленчатые», вон «челябинские» – за ними я аж в Сибирь ездил, вон «пермяки», вон «царицынские», вон «пегие», а вон и наши, воронежские, «белозобые», «зоревые», чистейшая, уникальная порода. О каждой парочке можно часами рассказывать. Мало осталось в Воронеже «голубятников», – продолжал он, – трудное, хлопотное это дело. Душой надо болеть за него. Десятки лет потребовалось мне, чтобы создать, собрать эту коллекцию, вывести, отобрать ценные породы, но зато есть на что посмотреть, есть что показать людям, – гордо произнес он.

– Да ведь сюда можно экскурсии водить, школьников, туристов, – восторженно подумал я. – Но не дай бог прервется, угаснет это волшебство и исчезнет с земли русской еще одно увлечение, еще одна соломинка из прошлого. И захотелось мне поблагодарить и низко поклониться старому воронежскому голубятнику, донесшему до наших дней эстафету послевоенных голубятников.

БЛАЖНОЙ КАРАСЬ

Каждый кулик свое болото хвалит…

У страха глаза велики…

Слушая рассказы бывалых рыболовов, геологов, туристов, побывавших в различных концах нашей необъятной страны и за рубежом, поражаешься обилию и размерам тамошней рыбалки. На Дальнем Востоке – это прежде всего ловля ценных пород рыб: горбуши, семги, лосося. Рыба сама идет в руки, клюет почти на голый крючок. Во время нереста ее столько, что вода выходит из берегов! Весло стоит в воде!

Для Сибири характерны громадные, хищные щуки, таймень, сиг, ленок, нельма. Один знаменитый байкальский омуль чего стоит!

На юге, в дельте Волги, которую справедливо называют «рыболовным Эльдорадо» или «Клондайком», ловят двухметровых сомов, добывают ослу ту. севрюгу, осетра, стерлядь, белорыбицу. Л такую рыбу, как сазан, лещ, чехонь, вообще считают «мелочью». Масштабная рыбалка!

Жители Прибалтики и Белоруссии рассказывают о способах ловли легендарного угря, нерестящегося аж в Саргассовом море. Копченый угорь – это что-то!

В Западной Европе большим успехом пользуется спиннинговая охота и ловля на «мушку» хариусов, лососей, форели. «Поймать лосося удочкой, – пишет старинный знаток рыбалки Терлецкий, – составляет славу и гордость охотника, это все равно, что убить льва».

Рыболову, живущему же в Средней полосе, кроме рыбалки на карася, особо и похвастать нечем. Карась в наших краях – заветная мечта многих рыболовов. Жирный, толстобокий, хитрющий. Поклевки карася – это удары по обнаженным нервам и струнам рыболова. «Тюк-тюк» – поплавок присел, от него пошли круги, рыбак за удочку. Ан, нет – рановато. «Тьфу ты, черт, опять губками за кончик червя схватил!» Поплавок снова – «тюк-тюк-тюк», вроде бы уж повело. Дернул удочку – мимо. Нервы и выдержка нужны железные. Л. П. Сабанеев пишет о повадках карася: «Сегодня он берет отлично, завтра совершено не клюет и трудно объяснить, почему. В клеве карасей много загадочного, неразгаданного, неподдающегося здравому смыслу и логике».

Карась обитает в реках, озерах, водохранилищах. А сколько крупных карасей водится в неодолимых крепях из водорослей, пней и коряг, в старых деревенских прудах?..

Снасть на карася должна быть легкой, упругой и чувствительной. Крупный карась до килограмма и более весом – большая редкость в наших водоемах, в основном попадаются 200-300-граммовые, реже до 500-700 граммов. Ловят его на «резинку» или на несколько удочек, на закидушки, донку. С карасем ходят зачастую его старшие двоюродные братья – линь и сазан. Жадный жор у карася наблюдается весной после дождика на навозного красного червя, а иногда он и на обрывок червя клюет лучше, чем на нового. В качестве приманки карась любит жареные сухарики и жмых, прокрученные семечки, но сильнее всего его соблазняют смоленые в костре рога и копыта животных. Запах их сводит лобана сума. карась, как цепной кобель набрасывается на паленую приманку.

Ловля карася – это творческая, с разумом охота. Рыбак постоянно в поисках, меняет насадки, места, то он ловит с одной стороны камыша, то с другой, то со дна, то около дна, то сверху. И главное – найти карася. В одном пруду карась любит червя, в другом – хлебный мякиш, в третьем – тесто, «болтушку», в четвертом – ловится на прокрученные через мясорубку вафли «Пионер» со ржаным хлебом. Карасю нравятся более мелкие кусочки мякиша, в меру вязкие. Иногда берет на хвостик червя, иногда на обсосанную серединку червя, иногда на «бутерброд». Никогда не знаешь, на что он лучше клюнет. Капризы, капризы – блажной, привередливый, непонятный, непредсказуемый карась. Личинки, стрекозы, поденки, опарыш, короед, мучной червь, мясо рака – вот на такие насадки карась берет охотнее. Жадно клюет он на личинку ручейника. Но чаще всего он предпочитает красного навозного червя из лошадиного помета, «рыцарского» червя, попостившегося в банке 2-3 дня, чистого и юркого.

Первые порывы карася размашисты и сильны, он часто рвет лески и разгибает, либо ломает крючки. Солидный «тихоня»-карась очень силен. Даже леска 0,3 мм для него бывает слабой. На дне, в гуще травы, толщина лески для карася не имеет значения. На «Сиреневом пруду» и в усынках Тарасовского пруда местные рыбаки буквально выдирали в апрельские, тихие, солнечные дни из травы килограммовых и полуторакилограммовых карасей. Бурый, набитый икрой, карась вышел на мелководье и клевал превосходно.

Карась водится в нашей стране повсюду, за исключением северных районов. Чисто русская рыба. Нерестится он в мае-июне при температуре свыше 16 градусов, но иногда в июле и даже в августе. Обитает в стоячей воде прудов, озер, стариц тихих речек, водохранилищ, в заброшенных прудах, где глубина 20-30 см, ила по колено, даже там он водится. Где другая рыба задохнется и погибнет – карась выживает. Поразительное, чисто русское терпение и выдержка отличают карася. На зиму он залегает, и, как правило, не клюет, но бывают исключения.

Серебряный карась-основной обитатель наших водоемов. Есть желтый или золотистый, «дикий пятак», и горбатый, как лещ. С маленькой головкой и мощным хвостом. В пруду «Можайское» водится малиново-красный, редкой красоты карась, похожий на золотую рыбку «царский карась».

Ловить взрослого, матерого карася непросто. После поклевки он резко уходит в сторону, может завести под коряги, в траву. Жадно берут караси только до нереста и после нереста. Во время нереста и после него болеют недели две. В остальное время рыбаку приходится изощряться, чтобы поймать его. Карась – очень осторожная рыба, не любящая шума. Поэтому нужна хорошая маскировка, нельзя, например, сидеть со стороны восхода, чтобы тень падала на поплавок. Замечено, что карась лучше клюет в тихую теплую погоду, но рассчитывать на неизменный успех нельзя и в благоприятный день. Сегодня жадный жор, а завтра ни одной поклевки.

При всех капризах и каверзах карася, его непостоянстве и обмане истинные рыбаки верны карасю надежно и трогательно. Никакую другую рыбу не признают, кроме него. Буквально грезят карасем, хотя для них поведение этой рыбы является предметом постоянных загадок, страданий и мучений.

Неприхотливый карась за сутки-двое чувствует изменение погоды, уходит в ил или стоит носом книзу, ни на что не берет. Но зато, уж если пошел брать жадно, хватко, не остановишь, как в русской поговорке: «Долго запрягают, да быстро ездят». Бывает, рядом в камышах сидят два друга. У одного – карася полное ведро, у другого – ноль. Почему, отчего – никто не знает. Просто рыбацкое везение.

Однажды весной у Рыбачьего со мной произошел забавный случай. После ночного теплого дождя, на утренней парящей зорьке, поймав с пяток неплохих карасей, я уже собирался сняться с якорей и уехать. Но рыбка нет-нет, да и поклевывала. А каждый знает, что грех уезжать с рыбалки, когда хоть и плохо, но клюет. Изнывая от жары, я и не заметил, как с юга навалились грозовые тучи, подул сильный ветер. Глянув в сторону мостов, я увидел грозную, темно-синюю тучу, быстро надвигающуюся на нас. Большинство рыбаков, снявшись с якорей и споро работая веслами, уехали кто куда. Нас осталось человека два-три, не более.

Двойственное чувство охватило меня. С одной стороны, страх перед грозой и молнией, а бухающие удары грома уже слышались отчетливо и кинжальные молнии вонзались в землю. С другой стороны, удерживал рыбацкий азарт, тем более, что у меня имелся хороший прорезиненный плат. «Э-эх, была не была, остаюсь!» – с мальчишеским упорством решил я продолжить рыбалку, отрезав все пути к отступлению. Туча шла быстро. Стало совсем темно, и ветер угрожающе стих. Гроза надвигалась. Спрятав под себя наживку и рюкзак, плотно укутавшись плащом, я сжался в комок в ожидании ливня. Выглянув из-под капюшона, не увидел обычного просвета за тучей, все было черно. «Ну, держись, рыбачок!». Над головой с треском, как будто лопались небеса, тарарахнул гром. Первые крупные капли дождя зашлепали по воде, пошло-поехало. Небеса словно разверзлись, треснули до горизонта. Сбесилась «небесная канцелярия».

Дождь стоял стеной и лил, лил, не прекращая. Молнии, сипя и шипя, яркими сполохами освещали местность. Гром раздирал небеса, казалось, земля дрожала. Взглянув на поплавок, я увидел, что он лежит. Подсекаю и чувствую упорное сопротивление. С трудом вытаскиваю пузатого, как мандарин, карася. Быстро отцепляю и бросаю на дно шлюпки. На другой удочке поплавка уже нет. Подсекаю, поплав резко уходит влево, потом, развернувшись, – вправо. Удилище – в дугу. Еле-еле поднимаю приличного сазанчика. Боясь спутать удочки, откладываю две на нос лодки. Начинаю ловить на одну. Мокрые непослушные руки дрожат, не поспевая нанизывать скользкого гибкого, вьющегося червя. «Быстрее, быстрее», – гонят толчки желания пугливые мысли. Молнии шипят где-то рядом. Гром, жахая, давит твердолобого рыбака книзу. Страх господний держит за душу. Спаси и помилуй. Верно говорят: «Рыбку ловить – со смертью ходить». Жизнь на нитке – а он о прибытке. Прижмись, пригнись, рыбачок. Гроза бьет по высокому дереву. Была не была. Семь бед – один ответ. Преодолев животный страх, снова забрасываю и тут же вижу танцующую поклевку. Черт бы ее побрал. Поплавок, подрожав немного, уходит влево. Подсечка, и упругий карась водит из стороны в сторону. Вытаскиваю и воровски бросаю его назад. Он плюхается в воду и, шлепая хвостом, подняв кучу брызг, забивается под нос лодки. Гром словно в наказание глушит по голове, пронизывая до пяток. Страшно, аж жуть! Выжидаю. Наконец-то дождь уменьшился, но продолжает лить, по воде пузыри. «Слава те господи! Фу, отлегло». Гроза ушла па север. Распрямилась заячья душонка. Поймав с десяток карасей, то ли от промокших насквозь рукавов и колен, то ли от волнения, меня начинает бить лихорадка. Зуб на зуб не попадает. Стукотень, как из «Калашникова». Автоматически забрасываю удочку и смыкаю одного за другим крупных, пузатых карасей, изредка попадает сазанчик. Вдруг при очередной поклевке поплав резко уходит под воду. Подсекаю и чувствую, что недюжинная сила повела к камышам. Попытки удержать ее ни к чему не привели. Леска, вытянувшись в одну струну с удочкой, тенькнув, стрельнула за спину. «Здоров, бычака!!!» – екнуло сердце. Отложив оборванную снасть, хватаю другую. Клев снова продолжается в бешеном ритме, а дождь все льет и льет. У меня в лодке воды уже на четверть. Все плавает в ней, как в Ноевом ковчеге. Плащ в стороне, куртка, слизкие брюки, хоть выжимай. Продрог до нитки от божьего везения да адского терпения. Карась же клюет как сумасшедший. Вдруг вламывается крупный, темно-зеленый линь. Упорный и мощный, он заставляет меня изрядно поволноваться. С трудом сдерживаю толчки зеленого великана. Линь водит по крутой дуге, я же стараюсь не дать ему свободы, завести за веревку груза. Несколько раз подняв его на поверхность и дав глотнуть воздуха, стараюсь подвести под него подсак, но все бесполезно – линь с хлюпом уходит вглубь. Борьба длится довольно долго, мелкий дождик остужает пыл. Наконец, в очередной раз подвожу линя к лодке и удачно цепляю подсаком. «Фу, слава Богу!» Огромный линище, измотанный борьбой, вяло трепыхается в садке. Хорош!

Отцепляю из склизкой желтой губы крючок, переваливаю его в лодку. Очнувшись и ахнув хвостом так, что борта содрогнулись, он поднимает кучу брызг в стае карасей и затихает. Светлеет, дождик помаленьку стихает. Потянуло ветерком-низовиком. «Бр-р-р, зябко». Лодка, чуть не наполовину залитая водой, представляет собой живописное зрелище: десятки карасей, линей, сазанчиков плавают и плещутся в ней, как в аквариуме, сосут щиколотки. Промокший до нитки, дрожащий, как цуцик, но безмерно счастливый и довольный от такого успеха, начинаю сниматься с якорей. Не дай бог утонуть, уйти на Ершову улицу. Тихим ходом, подплыв к умытой, солнечной пристани, где собралось с десяток зевак, с гордостью показываю неслыханный улов. Радости полные штаны. Не часто такое бывает.

Придя домой и переодевшись в сухое белье, отбираю крупняков и несу их соседке, тете Мусе, любительнице жареных карасей в сметане. Та уже приготовила шкворчащую сковородку. Как она их готовит, одному богу известно, но даже рыбаки, которые сроду не любят есть рыбу, пальчики облизывают от восхищения. Караси в сметане – знатная еда.

Жирные, мясистые да сладкие в нежнейшей шкурке. Ешь и урчишь от удовольствия, как изголодавшийся мартовский кот. Аппетит волчий! Толстые да поджаристые лакомые кусочки сами лезут в рот, тают под рюмочку «Бутурлиновской». Вкуснятина непередаваемая! Чисто русская еда!

На другой день, в предчувствии волшебства повторения, я уже чуть свет сидел на заветном местечке, ожидая карасиной поклевки. Черта с два! За всю зорю три хлипких окунька да плотвица. Карась же показал кукиш. Не всегда коту масленица!

ПО РЕКЕ НА МОТОРКЕ

Если будет вода,

и в ней ни одной рыбки –

я не поверю воде.

М. П. Пришвин

Полдень лета так и пышет теплом. Сочные рослые травы набрали силу и стоят густой стеной. Ярко-зеленый цвет деревьев, необъятные, роскошные кроны могучих дубов, раскудрявые косы молодых берез, непролазные кустарники вербы, ольхи и лозняка поражают глаз человека. «С берега реки не увидать», – гласит народная мудрость. Садимся в моторку и катим, летим по нашему морю. Мелькают берега поселка «Рыбачий», палатки, люди, рыбаки в лодках. От дыма костров вкусно пахнет ухой, шашлыками.

– А говорят, что бедно живем! – кричит, заглушая шум мотора, Вадик. Цель нашей поездки «Радчина», место впадения Усманки в Воронеж, чьи воды уже более четверти века питают Воронежское водохранилише. Лодка, нарезая виражи на поворотах, вихрем несется по зеркальной глади. Воздух чист и свеж, дышишь – не надышишься.

– Не нужны ни Канары, ни Венеция, – восторгается Саша, – лучше нет наших мест, райские уголки.

Из-под носа лодки, с шумом перебирая лапками, убегают птенцы чомги-поганки, дикие утята, нырки и прочие водоплавающие птицы. В воздухе трещат стрекозы, гудят пчелы, шмели, столбом вьется комар и мошкара. «К теплу», – думаю я. Густой камыш окружает нас. Проносимся мимо Белой горы. К ветвям деревьев привязаны веревки, и пацаны, ухватившись за них, как на качелях раскачиваются и с высоты прыгают в чистую гладь реки. Красота, дух захватывает. Поражаешься буквально всему, как будто впервые видишь это. Оводы, слепни умудряются на бешенной скорости догнать нас и пребольно укусить в самые уязвимые места. Две цапли стоят на бакенах, словно часовые, и не обращают никакого внимания на проносящиеся мимо них моторки. Привыкли. А сидящие в лодках рыбаки шлепают поплавками, отгоняя выводки утят, кормящихся плавающими по воде кусочками хлеба. Жизнь на реке бурлит, меняется ежеминутно. Девственные, заповедные места – что еще надо для дичи?

Проскакиваем Окружную дорогу, и уже видна, вся в лесах, колокольня старой Чертовицкой церкви. На горе высятся красивые высокие дома из красного кирпича. Вот и Баркова гора. Причаливаем к старым понтонам базы отдыха «Орбита». Еле вскарабкавшись по крутому обрыву, на котором, крепко вцепившись корнями за землю, стоит весь раскоряченный, взлохмаченный и обдуваемый северными ветрами дуб-великан. Сколько ему лет, никто не знает. Но не одна сотня, это уж точно. Мамаев дуб.

Вид с высоты такой, что дух захватывает, дали необозримые. Невольно представляешь далекую старину, ржание диких жеребцов, бряцанье сабель и скрежет пик, карканье воронов. Где все это? Ушло в прошлое. Спускаемся вниз, где Вадик уже накрыл нехитрый, походный стол. Ржаной хлеб, помидоры, картошка, зеленый лучок, жареная рыба, вареные яйца и чуток спиртного. Выпили по чарке, закусили и снова в путь. Сильное встречное течение, вьющиеся, как лианы, донные травы мешают быстрому ходу лодки. Вадим, чертыхаясь, то и дело поднимает мотор, сбрасывает намотанную на крыльчатку траву. Мимо проносятся сборные домики, палатки. Люди отдыхают на реке в выходные дни. Река петляет то вправо, то влево, видны заросшие вдалеке лилиями, кувшинками, рогозом широкие затоны и плесы. Проскочили «Пески» – чудное рыбацкое место.

На очередном повороте, у крутой песчаной горы, где винтами-воронками переливаются прозрачные струи, жахнула хвостом метровая щука. Спасаясь от ее преследования, брызнула врассыпную серебристая мелочь юркой селявки-малявки.

– Видал, – восторженно кричит Вадик. И снова первозданная тишина повисает над рекой. Красота-то какая! Простор реки поражает нас. На лугах косят траву. Ее в этом году море колыханное, коси – не перекосишь. Птиц мало и не слышно, пора гнездовий, вывода птенцов, кормления. Все в заботах и в работе, прожорливость птенцов известна каждому. Нарядная, пестрая, переливающаяся радужными луговыми цветами лесная поляна заманила нас, и, причалив у корней высокой сосны, сходим на берег. Эх, какое раздолье, какие краски, какая тишина! Целина дремучая!

– Глянь, сколько ягод! – выводит меня из раздумий крик Вадика. В густой траве, чисто случайно, мы напали на такую обширную поляну крупной земляники, что пожалели, что не взяли с собой ведерка. Какая прелесть эти лесные ягоды, творенье Солнца, Земли и Воды! Вкусные, пахучие, ароматные, так и тают во рту. Росли они кустами рядком, и нам не составляло большого труда их находить. Раздвинешь полоску травы, и вот они, красные горошины, сами просятся – сорвите нас.

Вдоволь наевшись и измазав лица и руки, ныряем в реку. Речная вода – это не прудовая вода и тем более не вода из-под крана. Это – живая, чистая родниковая вода. Какая благодать – купание в речной воде!

Плаваем, ныряем, балуемся, вылезать неохота, ведь нечасто городскому человеку представляется такое счастье. Немного позагорав и обсохнув, летим дальше. И вот наконец «Радчина» – поселок на воде, «Воронежская Венеция». Река здесь раздваивается. Слева – большой «Радчинский затон», справа – Рамонь. Дальше плыть на моторке опасно. Топляки, пни старых деревьев торчат под водой.

Подплываем к месту впадения чистой, сказочной речки Усманки в Воронеж, здесь она. ввинчиваясь против течения, кончается, давая новые силы Воронежу. Постояв немного на берегу, садимся в лодку и катим вниз, назад. Солнце клонится к верхушкам деревьев.

Денек пролетел, как миг, – смеется Саша. Но сколько интересного увидели и запомнили мы в этот прекрасный июньский день.

ОКУНЕВАЯ ЛИХОРАДКА

«Июнь, хоть плюнь» – так говорят про него рыбаки. Но и в безрыбном месяце находишь щель, отдушину, лазейку. Стояла невыносимая для наших мест жара. Ни ветерка, ни облачка, вот уже несколько недель. Единственное спасение в такие знойные, палящие дни – рыбалка. Но и вялая рыбка, если и клевала, то только ночью или рано утром. Днем же уходила на глубину, либо в спасительную прохладу камышей. Штиль и духота. На неподвижных лодках дремлют рыбаки, видно далеко-далеко, за километры. Мертвая тишина. Поплавки, как в бочке с водой, стоят за кормой, не шелохнувшись.

Изнывая от жары и обливаясь потом, нехотя поднимаю голову и вижу, как в сотне метров от меня стая чаек гоняет малька, то падая вниз, то снова взмывая вверх. Заметил я и всплески окуня. Зову с собой сидящего неподалеку Сережку. Снимаемся и тихо крадемся. Видимо окунь поднял малька со дна наверх, окружил, затягивая петлю и чмакает, пожирает сверкающую серебром селявку-малявку. Ни червя, ни блесенки у меня не было. Вот беда-то. Что предпринять, что делать, и сам не знаю.

Подплыв поближе, мы увидели характерные всплески и гон полосатого хищника. Эх, была ни была. Заякорившись на один груз, сдвинул грузило повыше на полметра, поплав и вовсе снял, насадил на крючок перловку и пульнул в самую кучу окуня. Не спеша веду и вдруг – «цап!» – резкий удар. Подсекаю и с трудом выдираю из зарослей рдеста окуня, да такого, что еле обхватываю его пальцами. Темно-зеленый великан, широко раскрыв рот, грозно и хищно смотрит на меня. Задира, вояка, боевой петух – такие сравнения неволь-

но напрашиваются, когда смотришь на алого, колючего рыцаря. И пошла азартная рыбалка. Только успевай забрасывать. Клев не стихал ни на минутку. Насадив перловку, а то и две, я не маскировал жало крючка, окунь же жадно хватал ее, принимая за рыбку.

Нас бьет «окуневая лихорадка», руки подрагивают, время не подвластно сознанию, перекликаемся жестами, словно немые. Все как в сказочном сне. Если малек уходил, за ним двигались и мы, работая веслами во все лопатки. Жор то слабел, то нарастал. Оводы, слепни, хищные и кровожадные, пепельно-горчичного цвета, неслышно падают на нас и пребольно кусают в самый неподходящий момент. Терпи, рыбачок. От их пробойных укусов остаются ранки, которые опухают и чешутся. Пот заливает глаза.

Но вот селява наскочила на косу, рассыпалась, растворилась. Стих бешеный клев. «Фу, ушла стая», – выдохнули оба. Мокрые и усталые подплываем друг к другу, закуриваем.

– Ну что, хвались, – дымя сигаретой и жадно вдыхая табачный дым, вытирает соленый лоб Сергей.

– Нормалек, – отвечаю я, сгибая и разгибая онемевшую спину.

Бросив окурок в воду, он поднимает алый, брызжущий и трепещущий, набитый окунями металлический садок, добродушно смеется:

– Поехали купаться.

Едем в конец косы, где чистый песочек. Блаженно ныряем, фыркаем. кувыркаемся, смывая липкий пот. Усталость как рукой сняло. Хороша водица! И окунь хорош!

ПИК ЛЕТА

Июль. «Липец», медонос – зовут его в народе. Небо синее-синее. Ни ветерка. Травы в рост человека. Жаркий воздух напоен ароматом пыльцы. Повсюду кипит работа. Глянешь вниз – муравьи, жучки, паучки, снуют туда-сюда. В траве желтеют бабочки, гудят пчелы, шмели, потрескивают крыльями стрекозы, со свистом проносятся слепни, оводы. В березе кукует одна лишь кукушка. Кругом тишина. Падаешь в объятья густой травы-муравы, вейника и смотришь не насмотришься в бесконечную голубизну неба. А что там дальше? Что наверху? Не можешь представить себе, что эта голубизна бескрайна, бесконечна и необъятна. Так и кажется, что кто-то выглянет из-за тучки. позовет тебя в гости, туда, наверх, насовсем. И вздрогнешь испуганно. И как бы ни было человеку трудно и тяжко жить на Земле, только здесь, на природе, ценишь всю прелесть и красоту жизни.

Для чего человек рождается? Для чего он живет? Что такое жизнь его? Что главное в ней? Что станет с ним после смерти? Вечные и неразрешимые вопросы!

Встаешь и еще раз любуешься на красоту Божью. И страшно становится, что тебя когда-то не будет, что все это будет без тебя. Живи же и наслаждайся жизнью, ЧЕЛОВЕК!

ПЕТРОВСКАЯ УХА

В полдень нас угощали рыбою, после чего мы вернулись на корабль, где пили шибко при стрельбе из пушек…

Описание Воронежа – из книги голландского путешественника Корнелия де Бруина «Путешествие в Московию»

«Уху нельзя сварить в городских условиях, на плитке или в печке. Это вольное, природное творение. Только на берегу реки, на настоянном разнотравьем воздухе, среди множества звуков и жужжания насекомых, треска костра можно изготовить это чудесное, укрепляющее и дающее силы человеку кушанье». Так начал свой рассказ донской заядлый рыбак Николай Карпенко. И продолжал: «Вкусной считается уха из окуня, щуки, голов леща. Неплохой слывет уха из белой рыбы: плотвы, сома, линя, карася, сазана. Некоторые добавляют в уху картошку, пшено, но это уже дело вкуса. Но поистине царской ухой считается наша донская уха, корни которой уходят в далекое прошлое, во времена Петра I, приготовленная из нескольких видов рыб. Причем маститые уховары, редко раскрывающие секреты своего мастерства, точно знали, когда и сколько следует класть тон или иной рыбки, специй и прочею.

Секрет, стержень царской ухи прост. Царь Петр, бывая в наших краях не наездом, а работая, засучив рукава и не щадя живота своего неделями и месяцами, любил всей душой нехитрое творение местных мужиков-поваров – уху. Ее варили на всю артель в громадном чугунном котле, тут же рядом, на верфях в Таврово, на лугах подле реки Воронеж, под Павловском на Дону. Вначале заливали в котел воду из местных ключей и криниц. Когда она закипала, солили ее и вываливали в нее шустрых и проворных бирючков да ершей. Основу. якорь царской ухи составляли именно они. Казалось бы, что взять с сопливого ерша или чуть больше пальца донского бирючка? Ан нет. Именно они, «доннички», давали ухе тот неповторимый, непередаваемый, незабываемый вкус, смак, «цимес», если хотите. Без них царская уха уже не уха.

Спустя некоторое время в котел опускали скрипучую, с острым рылом и хрящиками красавицу-рыбицу – донскую стерлядь, а к ней в пару ухажера, рыцаря, валета – расписного голубого судака. Ах какой аромат, какой запах разносился по лугу и буравил ноздри бородатых, ухватистых плотников-мужиков, высоченного исполина царя да нарядных и пышных иностранцев-купцов! Устоять против него было невозможно.

Смахнув пот со лба и распрямив могучую, кряжистую спину, глядя на стройные дубы и сосны росшего на холмах дремучего леса, царь давал отбой. Умывались, мыли руки, вытирали до блеска загорелые лица чистыми рушниками, гурьбой подходили к котлу, вдыхая запах и аромат царской ухи, хвалили уховара. А тот меж тем брал из корзины крупного да скользкого, пятнистого налима, «шведа», и под смех окружающих начинал пороть его хворостиной. Темный усатый хитрюга-налим вздрагивал, начинал злиться, краснеть, шириться, пучиться на глазах. Это раздувалась в рыбьей утробе налимья печень. «Дай ему, поддай Карле шибче», – смеялись мужики, потирая руки. Больше всех смеялся царь. Острым ножом распластав рыбину надвое, уховар вынимал темно-коричневую налимью печень и тут же, мелко порубив ее на кусочки и растерев с луком и пахучими специями да травами донскими, осторожно сдвигал «максу» в котел.

«Ппа-а-ах», – вскипала пеной царская уха, принимая в свое чрево последнюю душистую налимью заправку и расточая поистине волшебный рыбий дух, разжигающий у всех страшный волчий аппетит. «Подождите, братцы, на нее нельзя же набрасываться, как с голодного краю», – осаживал мужиков уховар. – «Ухе надо настояться, поостыть маленько, с нее должен сойти парок, она счас возьмет лесной аромат, запах травки и цветов», – разжигал он корабельных мастеров.

Царь меж тем разливал крепкую, чистую, как слеза, водку, угощая гостей иноземных: голландских, английских мастеров. Ели царскую уху деревянными расписными ложками. «Эх, вкуснотища-то какая! Вкуснота Божья!!!» – нахваливали уховара корабелы, сидя вокруг котла на широких свежеоструганных бревнах с загнанными в них острыми топорами. А тот, волнуясь и суетясь, подливал добавки, разносил водку, сиял, довольный и счастливый. Хороша ты, царская уха! Чудо-ушица! «За царя, за Петра Алексеевича! Виват!» – гремело по широкому лугу. Пушки палили.

«Уха никогда не надоедает, – помешивая ложкой в котле, продолжал наш знакомый. – Уху не нюхают, ею дышат, глотая слюнки, она не наполняет желудок, как прочая пища, она распирает душу человека, его грудь, легкие, сердце. Она поднимает его над земными бедами и тягостями. Что может быть лучше и прекраснее свежей рыбацкой ухи на природе, у речки, у костра?« И сам же себе отвечал: «Ничего!»

Весной 1696 года, после весеннего половодья, очистилась река Воронеж ото льда и снега, прорвавшись чистою вешнею водою к Дону-батюшке.

И в это же время по распоряжению царя Петра более 20 тысяч плотников, корабельных дел мастеров, смолокуров начали строить военные корабли русского флота. В непостижимо, невиданно короткий срок корабли эти были собраны и построены, спущены на воду и двинулись грозной силой на юг, к Азову. 20 июля 1696 года османская крепость Азов была взята. Видимо, с тех пор пошло гулять по России множество поговорок, пословиц и баек про уху. Вот лишь некоторые из них.

«Много желал, да на уху не поймал».

«Чтобы рыбку съесть, надо в воду лезть».

«Была бы рыба, а ведра найдутся».

«Либо юшку есть, либо на мель сесть».

«Хорош ерш в ухе, а лещ в пироге».

«Он что ерш – его голыми руками не возьмешь».

«Рыбка мелка, да уха сладка».

«Добрый уховар – доктора стоит».

«Хоть ложка и узка, да цепляет два куска,

«Разведи пошире, выташишь четыре».

«Что ни клев, то ерш, что ни хвать, то еж».

«Из костлявой рыбки уха хороша, самый навар!»

«Без костей ухи не бывает!»

«На одно солнце глядим, да не одно едим».

«Нам ушички подай, а разжуем сами».

«Шевелись, шевелись да к ухе подвались».

«Хлебать уху – поминать бабушку глуху».

«Два ерша – в одну вершу».

«Уже солнышко на ели, а мы все еще не ели».

«Поешь, парень, рыбки – будут ноги прытки».

«Любимая весть – как позовут уху есть».

«Дядя Моисей любит рыбку без костей, а наш Кондрат и ершу рад».

«Крут бережок, да уха хороша».

«Не от того мы оголели, что сладко пили да много ели».

САЗАН

Однажды теплым летним днем, ближе к выходным, решили мы поехать на Ивановский пруд. По свежим источникам, крупный сазан и карась брались там несколько дней назад. Тщательно подготовившись и уложив снасти и рюкзаки в багажник «Жигулей», с прекрасным настроением и в предвкушении знатной рыбалки ехали мы по трассе. Погода стояла великолепная. Солнечный денек, небо чистое и безоблачное, дул слабый западный ветерок. Через несколько часов мы были уже у цели. Живописная местность, цветущие сады, яркая зелень полей настраивали на радостное, восторженное настроение. Да и какое другое чувство, кроме «телячьего восторга», может испытывать оторвавшийся от бытовых невзгод городской житель, очутившись на воле, в море красок и ярких цветов. Нам не терпелось побыстрее распаковаться и забросить удочки. Пруд поражал своими размерами и живописными берегами с мысками и усынками. Карась и сазан «играли». На средине пруда слышались всплески и могучие удары хвостом, от которых круги расходились по зеркальной поверхности. Знакомый всем «рыбацкий зуд» охватил нас. По берегам и на плотине уже стояло несколько легковушек и мотоциклов, подъезжали еще рыбаки.