Птичий глаз бесплатное чтение

Глава 1. Гнездо.

 «…И от подобных перспектив

 на случай абсолютной боли

 не слишком тягостен мотив

 тоски, неволи…»

 Романс. Борис Рыжий.

 Электричка почти закончила свой путь, что длился шесть с половиной часов. Люди в вагонах понемногу оживлялись. Они нерасторопно подымались со своих мест и наблюдали за пейзажами по ту сторону окна. Стены были расписаны пестрящими картинками и непристойными надписями. Некоторые из них стерлись временем, а некоторые были совсем свежие. Стены шептали и тянули подойти к ним ближе, разглядеть каждый штрих. Они звали прочесть то, что скрывают под собой броские ругательства. Но электричка пролетела мимо, забирая все шансы увидеть что-то между строк. Вокзал оказался менее приметным, чем на фотографиях в интернете, что непременно были обработаны в фотошопе. Руки так и тянулись сравнить два абсолютно разных здания. Но время было на исходе, и парень пустился вглубь города. Карта, вчера распечатанная на принтере, была потертой, с кривыми контурами, словно тоже желала помешать в поисках. На карте в глаза бросался один единственный символ в нескольких сотнях метров от вокзала. Он представлял собой круг с ромбом внутри и крестом посередине этого ромба. Карандашом на обратной стороне карты вручную переписаны слова из последнего сообщения, что Иван получил несколько дней назад.

"У стен не только уши, но и глаза. Слушай город, он расскажет, где найти Хищную Птицу. Город говорит громче людей и не пустословит. По направлению полтора километра. В конечной точке найдешь то, зачем приехал".

 Рядом с картой располагалась картинка компаса, который, по всей видимости, тоже являлся подсказкой. Расшифровать послание от анонимного пользователя, на поиски которого ушло итак слишком много времени, пока что не получалось. Поэтому Ваня выбрал решать проблемы по мере их поступления. Он и до приезда в город знал, что найти их будет сложно, но решать загадки стало своеобразным вызовом, на который он бросился с головой. Отметка на карте вела парня к захудалым домам, окна которых располагались на уровне ступней. Они смотрели на него, притаившись под земляным покровом, подглядывали. Словно выпытывали, что он ищет в забытом районе и не посмеет ли тронуть эту нерушимую идиллию, помешав им незаметно скрываться далеко вниз. Ваня свернул с улицы, как и было указано на карте, утыкаясь в гараж, что перекрыл дорогу своим появлением. Это точно то самое место, на которое указывала карта. Только вот это просто старый гараж, на двери которого висит огромный ржавый замок, который с трудом можно сдвинуть с места, не то что открыть без ключа. Обойдя гараж со всех сторон, парень вздохнул и сел на холодную землю, опираясь спиной на этот самый гараж.

 Стоило ему предположить, что весь этот квест по городу – чья-то шутка, и Птиц попросту не существует. Насколько же он отчаялся, что по первому намеку об этой группе тут же мчится в незнакомый город бродить по старым улицам, разгадывая выдуманные загадки. Ваня поднялся на ноги, стряхивая с себя засохшую траву и пыль. Его пальцы окрасились в черный цвет, пока он пытался очистить куртку, и он несколько секунд вглядывался в грязное пятно, на которое ему посчастливилось опереться. Проведя по нему той же рукой, парень определил, что это сажа, под слоем которой мелькает белая линия. Любопытство взяло верх над разочарованием в собственной наивности, и будто одержимый, Ваня упал на колени, всеми силами пытаясь оттереть сажу от стенки гаража. Когда верхний слой оказался на рукаве куртки, то из белых линий четко вырисовался круг с ромбом и крестом внутри. Почти идентичный символ красовался на карте, что Ваня уже успел смять в неаккуратный комок. Крест внутри ромба на карте располагался посередине, но на гараже крест будто бы упал под тяжестью отчаяния Вани. Прищурившись, парень отошел на несколько шагов назад, пытаясь послушать город, как и сказано в строках. Вспоминая о написанном послании, он тут же пробежался глазами по словам, стараясь придать им новообретенный смысл.

– Ну, конечно же! У стен не только уши, но и глаза! – Разгадав одну загадку из письма, Ваня чуть не подпрыгнул на месте, убежденный, что он на верном пути.

 Приложив кусок карты с рисунком к символу на гараже, он в очередной раз сравнил глаза. Крест на рисунке, что обозначал зрачок, указывал на землю под гаражом, путая Ваню, что только обрадовался новой подсказке. Взгляд невольно скользнул по мятой бумаге на рисунок компаса, и запутанная головоломка разложилась на совершенно очевидные кусочки, которые Ване осталось сложить в четкую стратегию и найти ответ. Зрачок импровизированного глаза, если верить знаниям географии и подсказке в виде компаса, указывал на юг. Встав спиной к гаражу, Иван отметил, что улица перед ним вполне себе подходила для игры в прятки с рисунками глаз. С каждым новым домом перед ним открывались спонтанные произведения искусства местных, которые у работников милиции принято считать актом вандализма. Некоторые рисунки язык не повернется назвать этим грубым словом.

 Стены открывали свой взор на Ваню с самых разных сторон, то и дело стараясь спрятать взгляд, словно проказливый ребенок. Они прятались под более новыми рисунками, под слоями грязи и пыли, под лестницами. Рисунки вынуждали Ваню казаться наркоманом, что рыщет по подобным местам в поисках закладки. В тот момент он не думал о том, что о нем могут подумать местные жители. В голове крутились мысли, что скоро все изменится, и осталась еще пара глаз до решения всех его проблем (или до приобретения новых). Найдя около десяти глаз, Ваня почувствовал тянущую боль в ступнях и непреодолимое желание лечь прямо на холодный асфальт. В письме не было ничего сказано о том, сколько ему предстоит пройти, прежде чем он найдет Птиц. А ходить пришлось много. Ему казалось, что он обошел весь город. Но, свернув с крупного проспекта на промышленную улицу, вдоль которой стояли голые тополя, Ваня в очередной раз убедился, что это всего лишь сотни одинаковых улочек. Улица казалась тише и спокойнее предыдущей и словно что-то скрывала за громоздкими зданиями бывших заводов и предприятий.

 Минуя закрывающиеся магазины и компании пьяниц, чей смех разливался эхом между каменными строениями, Ваня уткнулся в большое заброшенное двухэтажное здание. Это здание располагалось ровно через полтора километра от предыдущего. Его окружала высокая трава, ставшая своеобразной крепостью для Богом забытого места. Наличие растительности у стен расстроило парня, ведь глаз может располагаться там, где камень прикасается к земле. Засучив рукава, Ваня вошел в джунгли из полыни и пырея, прикрывая глаза, чтобы насекомые, которых он побеспокоил, не попали в них. Первая стена оказалась слепой, но зато парень увидел в ней крупные заделки под окна, через которые можно было попасть внутрь. Заглядывая внутрь, он снова почувствовал себя ребенком, что ищет подходящее заброшенное здание, чтобы с друзьями можно было пощелкать семечки. За каменной перегородкой Ваня заметил белые линии и, не задумываясь, влетел в пролет, надеясь, что нашел символ. Символ глаза действительно на этот раз оказался внутри здания. Только этот глаз был не похож на предыдущие рисунки. Крест был расположен посередине, как и на карте.

– Вот и как я должен понять, куда мне идти? –  раздраженно прошипел Ваня, подходя ближе к символу в надежде разглядеть что-то еще.

– Ты пришел.

За спиной прогремел низкий голос, и Ваня, испугавшись, обернулся, инстинктивно выставляя руки вперед. Перед его лицом, как из-под земли, возникли мужчина и женщина, которые разглядывали его, как диковинную зверушку. Мужчина был одет в камуфляжный костюм и похож на лесника из детских сказок. Вот только правый его глаз был скрыт под повязкой, и от этого он больше походил на пирата. Женщина была не на много старше самого Вани и выглядела словно кошка или пантера. Ее волосы были собраны в высокий хвост, а руки скрещены на груди, будто это она потратила весь день на разгадывание загадки. В самом деле, Ваня уже и не надеялся на встречу с ними. Он думал, что весь день его просто так водят за нос, и в итоге ему придется вернуться в родной город. Но сейчас, когда он стоит лицом к лицу с теми, за кем бежал последние несколько месяцев, он понятия не имеет, что сказать.

– Меня зовут Ива… – Он не успел договорить, прежде чем его перебили.

– Достаточно. Зачем ты пришел? – Голос мужчины звучал так, словно он отдает приказ своим подчиненным.

– Что?

– Люди не бегают за нами просто так. Ты знаешь правила, щегол. Озвучь свою цену.

 Уже несколько лет по городам ходят слухи, что они могут выполнить любое пожелание вступающего. Якобы это связывает его с ними долгом. Собственно, ради этого пожелания Ваня и искал их последние три месяца. Будто это был единственный вариант, и нормально этот вопрос уже не решить.

– Я хочу, чтобы вы убрали человека.

 Девушка презрительно взглянула на Ваню, а после прыснула со смеха. За все время она не проронила ни слова и даже не шелохнулась с места, за исключением этого момента. Она слегка скривила уголки тонких губ и поддалась вперед, как змея, что заметила долгожданную добычу, которая спустя мгновение уже будет переварена.

– Ты готов отказаться от всего ради этого? – Казалось, мужчину насмешили его слова.

– Готов.

– Озвучу правила еще раз. Хочу дать тебе еще шанс на бегство, Щегол. Любое предательство или намек на предательство карается смертью. – Он сделал паузу, словно хотел вкусить страх парня. – Никакой связи с внешним миром, за исключением обязательной. Исполнять любой приказ главы беспрекословно. Вылазки в город только по указаниям. Запомни, Щегол, оглянуться назад уже не получится.

– Я готов. – Ваня поспешно закивал, боясь, что они сами передумают его брать и исчезнут ровно так же, как и появились.

– В ближайшие дни Ласточка приступит к выполнению твоей просьбы, – мужчина кивнул на девушку, стоявшую справа от него. – В Гнезде укажешь необходимые данные. А сейчас закрой глаза.

 На свой страх и риск парень закрыл глаза, прислушиваясь к каждому шагу. Размеренными тяжелыми шагами кто-то подошел к нему, и на его глаза опустилась ткань. Дыхание сбилось, и на мгновение появилось желание сорвать с себя эту нелепую повязку и бежать что есть мочи прочь из этого проклятого Птицами города. Плавными движениями чьи-то руки обхватили его за плечи и направили вперед. Неуверенными шагами Ваня двинулся, позволяя им полностью контролировать и без того робкие движения. Несмотря на закрытые глаза, он почувствовал свет, когда они покинули заброшенное здание.

– Сейчас тебе нужно будет сесть в машину.

 Несмотря на устрашающую и даже грубую внешность, голос у этой девушки оказался успокаивающим и разливался внутри, как прохладная вода в знойный день. Как только Ваня почувствовал эту прохладу и в то же время теплоту, последние мысли по поводу отступления растворились. Разве может такой нежный голос принадлежать обманщице? Разве может такой нежный голос принадлежать убийце? Под ногами хрустела осенняя листва, и казалось, сейчас он идет не по дорожке из листьев, а по эшафоту, что разваливается после каждого шага. Сесть в машину с закрытыми глазами оказалось труднее, чем он мог себе представить. Только с третьего раза он смог поставить ногу в нужное место, а после ударился головой о крышу. Не видя лиц, Ваня прекрасно представлял, как Птицам смешно с его неуклюжих движений. Ему и самому было бы смешно, если бы не было так страшно.

– Вещи, телефон, любые средства связи, – в очередной раз приказал мужчина.

– Я отключил телефон.

– Твои вещи остаются здесь. Если Гнездо тебя примет, у тебя будет одежда.

– А если не примет? – Переступив через страх, словно через яму, наполненную кислотой, спросил Ваня.

 —Нет ни одного живого человека, кого бы ни приняло Гнездо. – Мужчина слабо усмехнулся.

 Оступившись, Ваня с головой погрузился в зловонную кислоту, а его кожа и мышцы тут же превратились в кашу, как и остатки самообладания. Выдохнув будто бы в последний раз, он протянул рюкзак с вещами и телефоном незнакомому мужчине. Сейчас Ваня разорвал последнюю ниточку, что могла связать его с прошлой жизнью. Дверь в машину захлопнулась, а через пару минут в нее сели два человека. Двигатель «Буханки» заревел, и вскоре она двинулась с места, покачиваясь из стороны в сторону, словно телега. Когда они выехали на ровную дорогу, Ваню перестало мотать по сторонам, как поплавок на удочке, и он наощупь нашел какую-то дубленку, на которой и разместился.

 Он принялся прокручивать в своей голове последний год, пытаясь убедить себя, что поступает верно. Ведь так и есть. И более оптимального выхода он не видел. Им уже угрожали несколько раз, а у него никак не получалось заработать нужную сумму в такой короткий срок. У Вани не осталось другого выхода, кроме как «продать» собственную жизнь в обмен на жизнь близкого человека. Он все продумал и соврал ей, что уезжает на вахту, чтобы помочь погасить долг, а там уже и забудется это все.

 Машина свернула с ровной дороги, и Ваню снова начало кидать из стороны в сторону по просторному багажнику машины. Вначале из-под него куда-то улетела дубленка, и поэтому от очередного прыжка на кочке он ударился о пол. А когда попытался найти ее, то стукнулся головой о сидение, которое, оказывается, с самого начала было в машине. От этого Ваня разозлился и хотел стукнуть сидение, но его откинуло к самым дверям.

 Может, никто не остается в живых из-за этой отвратительной дороги?

 Наконец-то его страдания прекратились, и машина с победным звуком заглохла – как надеялся Ваня, по желанию водителя, а не самой «Буханки». Люди вышли из машины, но не спешили высвобождать парня из клетки, а, казалось, вовсе забыли о его существовании. Ваня изо всех сил подавлял свое желание снять с глаз повязку, которая итак съехала почти на самый нос. Ведь, возможно, это одна из предстоящих ему проверок. Опершись на стену, он шумно выдохнул, утешая себя, что все происходит именно так, как и должно быть.

– Вылетай, птичка! – Двери с грохотом распахнулись, и Ваня чуть было не вывалился из машины, но его вовремя поймали. – Ты совсем дурак? Зачем сюда сел?

 Девушка стянула с его лица повязку, и Ваня впервые смог разглядеть ее лицо так близко. У нее были миндалевидные голубые глаза, нос с небольшой горбинкой и острые скулы, о которые он боялся порезаться. Она казалась такой безмятежной, будто это вовсе не она займется убийством, о котором Ваня попросил.

– Я не виноват. Меня так откинуло.

 Она глухо усмехнулась и отошла чуть в сторону, давая Ване пространство для выхода из машины. Все это время она не сводила с него взгляд, как бы стараясь найти что-то свое в этих чужих чертах лица. Ее глаза щурились, а после принимали привычную форму, точно ей так не удалось увидеть то, что она хотела бы видеть. Ваню эти перемены в ее лице пугали и заставляли задуматься о том, что он уже поступил где-то неправильно.

– Будь осторожен в словах. Говори только о том, что спросят. И никакой личной информации на общее обозрение. Свои данные можешь сказать только Чижу. – Она говорила тихо, словно и не должна была этого делать.

– Понял, – Ваня послушно кивнул. – Почему он называл меня Щеглом? И имени не спросил.

 Ласточка посмотрела на него, и жалостливый взгляд тут же сменился маской презрения. Она тяжело вздохнула и, вцепившись в руку парню, вытащила его из машины.

– И меньше вопросов.

 Только сейчас Ваня заметил, что «Буханка» стоит посреди опушки леса, где за деревьями не видно даже намека на город. Легкий туман спустился к самой земле, и из-за него Ваня с трудом мог рассмотреть, что там таится за стволами деревьев. Куда-то вглубь тумана уходила тропинка и пропадала почти сразу за треснутой березой. Она склонила свою крону вниз, и ей не хватало совсем чуть-чуть, чтобы коснуться земли. Подняв голову к небу, Ваня надеялся увидеть свет, как знак того, что оно одобряет его решение, в котором он сам все еще сомневается. Но вместо чистого голубого неба он встретился лишь с мутной дымкой, что скрывала верхушки деревьев.

– Нам пора.

 Ласточка направилась прямиком под склонившуюся перед ней березу, и пока ее силуэт не скрылся за прожорливым туманом, парень поспешил за ней. Поравнявшись с ней, он прищурился, стараясь разглядеть хоть что-то за туманом, который с каждым их шагом становился все гуще. Но в отличие от Ласточки, он не так хорошо ориентировался среди деревьев и кустов.

– Присоединяясь к нам, ты начинаешь все с чистого листа. У тебя больше нет имени. Теперь ты Щегол.

 Этот ответ уже приходил ему в голову, но Щегол решил все же уточнить, чтобы в итоге его не подняли на смех. С этими словами закрылась последняя дверь за ним, и впереди был только туман, сквозь который ему предстояло идти невесть сколько. Он не решился спросить у Ласточки, хороший ли это знак, что кличку ему дали сразу же, или всех новичков они называют Щеглами, а после хоронят их под печальными березами. Плотная пелена тумана рассеялась, и на поляне показался небольшой жилой участок. Прямо посреди леса стоял дом и небольшое строение возле него. Забором для этого места выступал сам лес – стволы деревьев, плотно расположенные друг другу, охраняли его от посторонних глаз.

 «Неужели это и есть Гнездо?»

 Ласточка уверенно шагнуло на крыльцо, но задержалась, чтобы дождаться Щегла, который изо всех сил пытался поспеть за ее быстрыми шагами. Поднявшись на три ступеньки крыльца, он мысленно перекрестился и вошел в дом. Освещение в доме было слабым из-за того, что основным источником света являлись свечи и светильники. В комнате располагался большой диван, два кресла и скромный столик у самого окна, на котором и стояли все свечи. Вся комната была наполнена людьми, где Щегол знал только одноглазого мужчину. Он сидел на кресле прямо напротив него. Закинув ногу на ногу, мужчина слегка наклонил голову влево, как бы изучая заново. На диване сидели два парня, пожилой мужчина и молодая девушка. Щегла не на шутку охватила дрожь от нарастающей паники. Эти люди всматривались в него, сдирая кожу и разглядывая каждую его частицу, искали изъян, за который он будет тут же похоронен.

– Не бойся, тебя не заклюют. Мы же не куры. – Ласточка подтолкнула его вперед.

 Девушка на диване недовольно прыснула и подскочила с него, словно ошпаренная. В несколько шагов она оказалась прямо около Щегла. Она слегка сморщила длинный вздернутый носик, а после расплылась в улыбке. Девушка была похожа на хитрого крысенка, который при желании может откусить руку.

– Ласточка, ты уже привязалась к этому птенчику? Неудивительно. Он ведь такой чистый и невинный. Не то, что мы, отбитые бродяги. – Она тут же залилась самым ядовитым смехом, что только доводилось слышать Щеглу.

– Сорока! – Мужчина в кресле прервал ее веселье своим приказом. – Перестань пугать Щегла.

 Темные, словно бусины, глаза Сороки округлились, и она, будто голодная собака, накинулась на свежие кости. Девушка закружила между Щеглом и Ласточкой, словно она собиралась запутать всех и обмануть.

– Так у него уже и кличка есть. Быстро вы, конечно. – Она подошла к Ласточке и подмигнула ей. – Вы с Соколом, как всегда, все решили. А мы не избранные, да? Грязь под ногтем, от которой хочется поскорее избавиться.

 Ласточка никак не реагировала на ее нападки. Только вот ее голубые глаза стали еще сильнее похожи на стекляшки. Может, именно поэтому Сорока так и стремилась ей их выклевать. В комнате повисла тишина, и теперь уже все смотрели на Сороку.  Обрадовавшись такому пристальному вниманию, она только сильнее расправила перья, собирая светлые волосы в пучок.

– Прекрати! – Сокол постарался снова усмирить ее. – Ничего мы не решили. Решение примете вы, исходя из того, что он расскажет, – эти слова убедили Сороку занять свое почетное место на спинке дивана. – Мы слушаем. Что ты умеешь?

– Я, – решившись, Щегол продолжил, на одном дыхании перебирая все подряд. – Я умею готовить, могу приготовить почти все что угодно, если есть продукты и рецепт. Умею выполнять грязную работу. Раньше занимался боевыми искусствами, поэтому драться тоже умею. Еще умею водить машину, быстро включаться в любую умственную деятельность и разбираюсь в математике. Довольно выносливый и могу долгое время не спать. Быстро бегаю, немного знаю английский язык, хорошо запоминаю любую информацию. И еще быстро приспосабливаюсь. – Он сам не понял как, но внезапно сказал: – Не убивайте меня, пожалуйста. Я вам пригожусь.

 Звук тишины в гостиной прервал чей-то смешок. И только тогда Щегол поднял взгляд с пола. На него смотрел брюнет со светлыми глазами, что сидел на диване, раскинув руки по обеим сторонам. Можно было сказать, что они похожи с Ласточкой, но холодная сталь была несопоставима с пылающим жаром этого незнакомца. Парень улыбался так широко, что страх постепенно отступил на второй план.

– Простите, – парень поспешно извинился за свой смех, махнув руками в воздухе. – Я за то, чтобы его взяли. Он много чего знает и умеет, а чего не умеет, то научится, – Он перевел взгляд на рыжего парня, что сидел по правую руку от него, и едва заметно толкнул его.

– Согласен с Сизым. Новые лица нам не помешают.

– Я против! – воскликнула Сорока, указывая на Щегла пальцем. – Он еще желторотый, а у нас нет сил и времени, чтобы возится с этим. Домашние котята пусть под юбку матери прячутся, а нам некогда его молоком вскармливать.

 Мужчина, который сидел на другом краю дивана, лениво поднял глаза на Щегла, а после тяжело вздохнул. Он выглядел гораздо старше остальных, и на его лбу уже пролегли морщины. Его внешность напомнила Щеглу того самого мудреца, который есть во всех сказках, как главный советник героя.

– Я не против, – коротко пояснил он.

 Одноглазый Сокол еще пару минут разглядывал Щегла, но в итоге кивнул и подошел к нему.

– Коль почти все Гнездо принимает тебя, ты остаешься, – его тяжелая рука опустилась на плечо Щегла. – Не позволяй им разочароваться в своем решении.

 Сорока обиженно фыркнула и специально свалилась со спинки дивана на людей, сидевших внизу, заставляя их подняться с места. Она наигранно надула нижнюю губу и скрестила руки на груди.

– Жить будешь с Чижом и Сизым. Неделя испытательного срока. Завтра пойдешь на задание с Сизым, а там уже будем судить о твоих умениях.

– Спасибо, Спасибо вам большое!

– Иди за Чижом и ответь на его вопросы. – Заметив вопросительный взгляд Щегла, Сокол пояснил: – Чиж тот, который рыжий. Постарайся быстрее запоминать своих.

 Чиж направился вверх по скрипучей лестнице, и Щегол последовал за ним, словно хвост. На втором этаже деревянного домика работал электрогенератор и гудел еще сильнее, чем мотор «Буханки». Возле него стоял письменный стол с большим белым компьютером. Когда Чиж подошел к нему, то бережно погладил рукой, будто своего ребенка. Но, вспомнив, что прямо за его спиной стоит Щегол, одернул руку и нажал на кнопку включения. Компьютер загудел чуть тише генератора, и вся комната второго этажа погрузилась в непрерывную какофонию звуков.

– Садись. – Чиж указал на небольшую табуретку справа от компьютера.

 Сам он сел за компьютер и что-то начал там искать. Он уверенно нажимал на клавиатуру и щелкал мышкой, перемещая ее по гладкой поверхности деревянного стола. Периодически его нога ударялась о крышку стола от непрекращающегося движения. Чиж поднял на Щегла зеленоватые глаза и спросил:

– Фамилия, имя, отчество? Где родился? Семья, прочие родственники. Ну и свое желание.

– Макаров Иван Семенович. Родился и проживал в Новокузнецке. Из родственников только мать. Отец умер два года назад. Хочу, чтобы убрали Анисимова Сергея Витальевича.

– Принято. – Чиж коротко кивнул и, размашисто стуча по клавиатуре, куда-то вбил данные.

 Деревянная лестница скрипнула, и вскоре на ней показался тот самый парень, который первым вступился за Щегла. Он потрепал рукой свои волосы и приветливо улыбнулся, усаживаясь на пол.

– Допросил уже его?

– Допросил, – буркнул Чиж, закрывая папку, в которую записал информацию.

– Отлично, А то мне тоже не терпелось с ним поболтать. – Сизый улыбнулся еще шире прежнего. – Как тебе вообще тут? Ты не бойся. На самом деле на первый взгляд всегда страшно, но потом привыкаешь.

– Да вроде неплохо. – Щегол пожал плечами без особого энтузиазма.

 Самое главное, чтобы Анисимого убили. А страшно тут или нет, он перетерпит. В техникуме тоже сначала было страшно и неуютно. Под конец ничего не изменилось, конечно, но привыкнуть он к этому смог. И тут привыкнет.

– Тут никто не должен знать твою личную информацию. Для всех ты только Щегол. Никаких имен, дат, мест. Так проще молчать, если тебя начнут пытать. – Чиж смотрел будто в самую глубь его души, отчего становилось еще неуютнее.

– Но мы иногда балуемся и рассказываем друг другу истории из жизни, – Сизый попытался сгладить гнетущую атмосферу. – Когда освоишься, мы обязательно поболтаем. – Несмотря на осуждающий взгляд Чижа, он продолжил: – Сокол с Ласточкой этого не любят. Глухарь только слушает, а вот я, Чиж и Сорока постоянно болтаем. Правда, я до сих пор так и не разобрался, какие из рассказов Сороки правда, а какие вымысел.

– Хватит уже языком трепать! – грозно окрикнул его Чиж.

– Не обращай внимания, – парень махнул рукой, словно слова Чижа ничего для него не значили. – Чиж у нас немного нудный, но это из-за того, что вечно сидит тут и строит из себя Игната.

– Кого? – не понял Щегол.

– Игнат Шелягин, – устало пояснил Чиж. – Образ, который мы создали, чтобы шерстить Интернет. Не светить же своими именами и не привлекать лишнего внимания к Птицам.

– Да! – Сизый залился смехом. – Образ старого деда.

– Почему именно дед?

– Потому что старики могут не нарочно зайти туда, куда заходить не следует. – Чиж устало потер переносицу. – И ничего им за это не будет.

– Верно, – Сизый хлопнул Чижа по плечу. – А то этот урок уже пройден.

 Чиж сбросил руку Сизого с плеча и недовольно фыркнул, отворачивая монитор от Щегла, чтобы тот ненароком ничего не увидел. Щегол особо и не собирался заглядываться на чужие секреты.

– Спускаемся на ужин. – Снизу раздался голос самого старшего из Птиц – Глухаря.

 Сизый тут же подскочил со своего места и как ребенок побежал вниз по лестнице. Неожиданно для Щегла, но Чиж подскочил вслед за ним и, усевшись на периллы, поехал вниз по ним, опережая Сизого. Спускаясь по лестнице, они толкались и смеялись, и в итоге Чиж свалился на пол первого этажа и проиграл Сизому.

– Я снова выиграл, а ты снова лох. – Сизый довольно улыбнулся Чижу.

 Щегол тоже спустился вниз и увидел, что все члены Гнезда уже равномерно распределились по гостиной. На небольшом столике стояло блюдо, где лежали куски пирога с картошкой, а все поочередно брали их. Диван поделили между собой Чиж и Сизый. Глухарь сидел в кресле и что-то читал, несмотря на галдеж вокруг него. Сокол, включив на магнитофоне какую-то кассету, оперся на подоконник. Ласточка заняла второе кресло, а Сорока кружила по комнате с куском пирога, так и намереваясь отбить место на диване. Щегол невольно улыбнулся, остановившись посреди лестницы.

– Что ты встал! – прикрикнул Сизый, размахивая рукой перед Щеглом. – Мы, между прочим, тебе место на диване заняли.

– Предатели! – Сорока села на спинку дивана и обиженно толкнула парней в спину. – А ты,– она ткнула пальцем в Щегла, – Мошенник, нашел к кому подмазаться в первые минуты.

 Сокол долго всматривался в новенького, который так и не решался взять свою порцию еды, а после сам взял пирог и отнес Щеглу.

– Гнездо примет тебя только тогда, когда ты сам почувствуешь себя его частью. Это небыстрый путь, но ты сам его выбрал. – Он сдержано улыбнулся, а после протянул еду Щеглу.

Глава 2. Дети Филина.

 «…Мальчишкой в серой кепочке остаться,

 самим собой, короче говоря.

 Меж правдою и вымыслом слоняться

 по облетевшим листьям сентября. Скамейку выбирая, по аллеям

 шататься, ту, которой навсегда

 мы прошлое и будущее склеим.

 Уйдем – вернемся именно сюда…»

 Мальчишкой в серой кепочке остаться. Борис Рыжий.

 Он бежал. Бежал так быстро, будто если замедлится хоть на секунду, то тут же будет разорван дикими животными. Как только высокий забор оказался позади, мальчик со всех ног понесся к лесополосе, чтобы укрыться от нежелательных глаз, которые точно захотят вернуть его обратно. Голые ветки деревьев хлестали его по лицу, оставляя царапины, что безостановочно кровоточили. Несмотря на попытки мальчика прикрыть лицо руками, они все равно дотягивались до него. Следы на лице болели, но он не мог отвлекаться даже на них, потому что если остановится, то его найдут. Найдут и заставят вернуться. Мальчик прикрыл глаза, чтобы спасти хотя бы их от беспощадных веток, и из-за этого не заметил корень клена, выпирающий из-под земли. От неожиданности он вскрикнул, но тут же закрыл рот рукой и, потеряв равновесие, покатился вниз с пригорка. Он прижал голову к коленям и изо всех сил надеялся, что его побег будет оправдан и его не вернут обратно. Когда мальчик ударился ногой обо что-то твердое, из глаз брызнули слезы, которые он мигом стряхнул прочь. Когда бесконтрольное падение завершилось, мальчик наконец-то осмелился открыть глаза.

 Прямо перед ним открывался вид на огромную поляну, вдалеке виднелся большой и красивый дом. Даже отсюда он мог видеть, сколько там растет фруктов и овощей и какой там богатый скотный двор. Желудок предательски заныл, и мальчик согнулся пополам, чтобы хоть немного ослабить эту боль. Только от мыслей, какая там может быть вкусная еда и сколько всего он мог бы съесть, аппетит разыгрался с новой силой. Рискнув быть пойманным хозяевами дома на воровстве, мальчик легким бегом кинулся к высокому забору. Если бы не ноющая боль в ноге, то он пустился бы со всех ног к еде. Он не ел последние два дня, и именно это стало главной причиной его побега, не говоря уже о синяках, которыми было покрыто все тело. Железный забор переливался на солнце, и свет отражался прямо в лицо мальчика. Из-за забора выглядывала ветка яблони, на которой висело огромное красное яблоко, которое так и просилось, чтобы мальчик сорвал его и съел. Он уже давно представил, как откусывает сочную мякоть, и его голод тут же исчезает. Желудок издал протяжный вой, и мальчик тут же сорвал яблоко. Дерево чуть пошатнулось к нему, а после вернулось в прежнее состояние, слегка пошатываясь на ветру.

– Ты кто? – Из калитки вышел высокий парень с метлой в руках. – Филин! У нас воры.

 Испугавшись, что его сейчас отправят обратно, мальчик со всех ног кинулся прочь, обратно в лесополосу, где его будет уже труднее схватить. Услышав за спиной топот ботинок, он быстро догадался, что подросток с метлой решил догнать его, чтобы сдать своим родителям. Из-за слабости от недавнего побега и боли в ноге, которую он повредил, мальчика быстро поймали за ворот куртки. Он остановил свои попытки побега, чтобы нога перестала болеть, и он смог с новыми силами дать отпор.

– Филин решит, что нам с тобой делать. – Подросток грубо толкнул его в плечо, а после насильно потащил за забор.

– Отпусти! Не отдавай меня им! – Мальчик резко дернулся и ударил второго подростка головой по носу.

– Псина! – Выругался подросток и выронил из рук метлу.

 Воспользовавшись моментом, мальчик поднял метлу и наставил ее на противника, защищаясь ей, словно мушкетер шпагой. Парень выставил руки вперед, намереваясь поймать ребенка, но тот крутился вокруг него, словно оса у тарелки с вареньем. Как бы мало сил не было у этого проворного мальчишки, но он сделает все возможное, чтобы не вернуться обратно. Пока в руках метла, он может не бежать, провоцируя больную ногу, а обороняться с места. Как только незнакомец был близок, а его руки, словно ветки, тянулись ближе, мальчик ударял по ним черенком метлы.

– Дрозд, что тут происходит? – Из калитки вышел мужчина. Половину его лица скрывала густая темная борода, а взгляд казался добрым, хоть и усталым. Мужчина остановился у забора, а после мягко улыбнулся. – Давайте-ка в дом пройдем. Там и решите все вопросы. Нечего за забором ругаться.

– Никуда я не пойду! Вы меня им отдадите!

 Мужчина понимающе кивнул и медленно подошел к ветке яблони, что так и выглядывала из-за забора. Он сорвал еще одно яблоко и присел на корточки перед мальчиком. Мужчина улыбался и выглядел самым добрым человеком на свете. Но мальчик не впервые сталкивался с таким взглядом, за которым обычно стояли очень злые люди.

– Ты хотел взять яблоко? Бери, – мужчина протянул руку мальчику. – Ты можешь взять это яблоко и уйти, а можешь бросить свое оружие и присоединиться к нам за обедом. Кажется, сегодня мы зажарили курицу, верно? – Он повернулся ко второму парню, но, не дождавшись ответа, продолжил. – Насильно тебя никто никуда не поведет, это я обещаю.

 Мальчик выхватил яблоко из рук мужчины и хотел было уже бежать в лесополосу, но его желудок снова заныл. Рисковать было не впервой. Он уже рискнул, совершая импульсивный побег и подходя к этому дому. Так почему бы не рискнуть снова и не довериться этому человеку, что кажется безопасным? Он замедлил шаг, а после обернулся. Мальчик нахмурился и еще раз окинул взглядом мужчину, что был добр с ним.

– Так уж и быть, я пообедаю с вами, – его пальцы сильнее вцепились в метлу. – Но только если вместе с оружием.

 Мужчина коротко кивнул и вместе с Дроздом вошел в калитку. Он дождался, пока мальчик последует за ними, а после затворил ее на щеколду. Мальчик ухватился за метлу и шел с ней, как часовой с оружием на ремне.

– Давай только в дом ее не понесем? Пусть подождет тебя у крыльца. – Мужчина подмигнул мальчику. – Ее никто не украдет.

– Точно?

– Обещаю, – задумавшись на пару секунд, мужчина продолжил. – Меня зовут Филин, а тебя?

– Филин? Мы что, в энциклопедии? – Мальчик засмеялся. – Я не скажу, как меня зовут. Раз вас зовут Филин, то меня Тигр.

 Филин долго молчал, а после кивнул и пошел вместе с мальчиком в дом. С порога сразу открывался вид на гостиную, совмещенную со столовой. Стол был таким большим, что за ним легко могли поместиться десять человек. На столе стояло блюдо с курицей, зажаренной в духовке с овощами. Мальчик изо всех сил хотел кинуться на эту курицу и руками ухватится за теплое мясо, запихивая его в себя крупными кусками. Но на его плечо опустилась тяжелая рука Филина.

– Сначала вымой руки. Таз с теплой водой стоит на табурете. А потом приступим к еде.

 Когда мальчик пошел к тазу с водой, то случайно столкнулся с девочкой, которая неожиданно вышла из-за угла. Она широко распахнула голубые глазки и, не отрываясь, уставилась на неизвестного мальчика. На вид она была примерно того же возраста, что и мальчик. Ее темные волосы были собраны в косу. Кожа была светлой, словно чистый мрамор, а одежда идеально выглаженная и в полном порядке. Девочка была будто домашний котенок, что только столкнулся с дворовым щенком. Мальчик отшатнулся назад, чтобы не замарать голубое платье девочки своей грязной одеждой.

– Простите, – буркнул он и вернулся к тазу с водой.

– Это ты ругался на улице с Дроздом? – Девочка улыбнулась. – Я видела. Ты бойко держался.

 Ее голос был таким приятным, что мальчик доброжелательно улыбнулся и, не задумываясь, схватился за мыло с табуретки. Он постарался тщательнее отмыть свои руки, чтобы не выглядеть дикарем среди этих людей. Грязь забралась глубоко под ногти, и ему никак не удавалось ее достать, поэтому он засунул руки глубже в карман и пошел к столу. За столом уже сидели Дрозд и та милая девочка. Филин одобрительно кивнул мальчику, и тот послушно уселся на свободный стул. Как только перед ним оказалась полная тарелка мяса и овощей, он накинулся на нее, будто звереныш. Мальчик жадно отрывал мясо от кости и даже не жевал его, а просто бездумно глотал.

– Не спеши, – тихо сказал ему Филин. – Тут еще много всего. Никто у тебя не заберет еду.

 Когда все уже закончили прием пищи, мальчик никак не мог остановиться есть, даже когда уже был сыт. Его лицо было перепачкано жирным соком из-под курицы, и, почувствовав, как с подбородка начинают стекать капли, он посильнее натянул рукав кофты и вытер им свое лицо, все больше размазывая присохшую грязь. Насыщение пришло вместе с чувством тошноты, и желудок снова заболел. На его лице появилась болезненная гримаса, и он поспешил выйти из-за стола и покинуть этот дом поскорее.

– Постой, я провожу, – Филин поднялся из-за стола вслед за мальчиком.

 Когда двое покинули дом, мужчина не спешил прогонять беглеца, а остановился на крыльце. На улице был легкий ветерок, что раздувал в стороны пушистые волосы мальчика. Они путались между собой и лезли в глаза. Мужчина стоял на крыльце и смотрел в какую-то неопределенную точку на небе. А после сказал:

– Составишь мне компанию? Хочу немного посидеть в беседке и насладиться хорошей погодой. – Он опустил взгляд на мальчика. – А одному наслаждаться погодой – неправильно.

 Завернув за угол дома, Филин зашел в небольшое деревянное строение и сел на лавку. Он долго всматривался в лицо мальчика, сидящего перед ним. Его лицо было в ссадинах и царапинах, а синяки на руках не могли скрыть даже рукава кофты. Взгляд у мальчика был как у настоящего Маугли, одичалый и враждебный. Филин видел, что одно неверное движение и он подорвется с места и побежит прочь.

– Откуда ты? – Филин сложил руки в замок.

– Если я скажу, вы отправите меня обратно, – мальчик взглянул на него исподлобья.

– Не отправлю, просто хочу честно поговорить. Если хочешь, я тоже отвечу на любой твой вопрос.

– На любой? – Он задумался, а после спросил. – Почему вы зовете себя Филином? У вас же должно быть имя.

– У меня есть имя. Но это имя связывает меня с прошлой жизнью, где я был очень плохим человеком. Поэтому я оставил его в прошлом, как и свои поступки. И начал все с чистого листа.

– Ого, – мальчик нахмурился и кивнул, принимая такой ответ. – Я сбежал из детского дома.

– Тебя там не кормили?

– Воспитательница сказала, пока я не перестану баловаться, то не увижу ни куска хлеба. А я ничего не делал, они сами на меня накинулись. Они ночью набросились на меня с подушкой, мне было нечем дышать. Но воспитательница сказала, что это я их побил. – Поддавшись обаянию мужчины, мальчик рассказал все.

 Филин кивнул, оставив жалость к ребенку при себе. Каким бы сильным ни было желание обнять этого несчастного ребенка и защитить от всего зла, что твориться в мире, Филин не мог себе этого позволить. Он сам видел, как мальчик готов был драться за яблоко с тем, кто старше его на пару лет. Жалость сломает все, что растил в себе этот мальчик. Филин мог дать мальчику цель в жизни и кров, но жалости здесь нет места.

– Что ты умеешь? – Филин провел пальцами по своей бороде.

– Я умею драться, умею перелазить через забор, умею лазать по деревьям. Еще сам застилаю постель и мою посуду. А если есть тряпка, то и пол могу помыть, только зубной щеткой еще не умею.

– Хочешь начать все заново? Как я. Перестать быть беспризорником и воришкой.

– Хочу. – Мальчик нахмурился, ища подвох в словах мужчины.

– Сколько тебе лет?

– Мне двенадцать.

– Хорошо. Будешь помогать по хозяйству. Здесь ты в безопасности, так всегда и будет. С этого момента тебя зовут Скворец, и ты живешь с нами. – Филин наклонил голову набок, наблюдая за реакцией мальчика на предложение о доме.

– Правда? Мне можно остаться? – Он подскочил с лавочки и радостно подпрыгнул. – Прям насовсем?

– Правда. Если ты останешься с нами, то должен будешь соблюдать правила, ты согласен?

 Хоть Скворец и не был образцовым ребенком, что беспрекословно следует любым заповедям людей старше, он был готов поступиться с гордостью, чтобы обрести крышу над головой. Место, где он будет не мальчиком из второй комнаты, а Скворцом, отдельным человеком. Взаперти даже самое сильное животное превращается в податливого котенка, но, будучи на вольных хлебах с особенным покровителем, у Скворца будет шанс самому стать особенным.

– Я буду стараться, честно.

 Филин сдержано кивнул, надеясь не показывать свою радость и облегчение от того, что этот ребенок будет пристроен. К моменту пока они вернулись в дом, посуда после обеда была уже вымыта и дети разошлись по комнатам.

– Соловушка, Дрозд, подойдите, пожалуйста.

 Дверь комнаты справа открылась, и из-за нее высунулись красивая девочка с косичкой и высокий мальчик-подросток. Они перевели взгляд на Скворца, переглянулись и подошли к Филину. Дрозд пренебрежительно сморщил нос, но после покорно поднял взгляд на Филина, будто карманная собачка. Внешность у Дрозда была явно не собачья. У него были полуприкрытые карие глаза, темные волосы и орлиный нос. Если бы вместо потертой футболки на нем была белая рубашка, то Дрозда явно можно было принять за аристократа.

– Это Скворец. Теперь он будет жить с нами. Скоро сбор урожая, а значит, дополнительные руки будут не лишними. Он теперь тоже член нашей семьи, а значит мне – сын, а вам – брат.

– Но он же воришка! – возразил Дрозд, но его голос утонул в радостном вскрике Соловушки.

– Здорово! Как чувствовала, что ты не просто так сюда попал. Хочешь, покажу тебе наших животных? Пошли! – Девочка вцепилась в руку Скворца. – Пап, можно? – получив в ответ кивок, она бегом помчалась на улицу, волоча мальчика за собой.

 Несмотря на ноющую боль в ноге, Скворец терпел и бежал следом за этой девочкой. Когда они свернули вправо по тропинке, перед ними появился большой загон, поделенный на сектора. В нос ударил характерный запах, и тошнота от бега и переизбытка еды в желудке с новой силой подступила к горлу. Сдержав неприятные ощущения, Скворец решил: в детском доме пахло куда хуже. Они встали на деревянный ящик, чтобы лучше рассмотреть животных. Оглядев загон со всех сторон, он заметил гусей, свиней, кур и большую корову. Завороженно глядя на этот мини-зоопарк, Скворец раскрыл рот, не в силах сдержать свой восторг. Он впервые видел таких животных не на картинке. В детском доме он мог только наблюдать за воробьями и голубями из окна. А теперь прямо перед ним стоит корова и смотрит прямо на него.

– Покорми ее, – Соловушка протянула ему пучок травы, только что сорванной прямо из-под ног.

– Что? – Скворец изумленно посмотрел на нее.

– Возьми траву и протяни ей. – Девочка улыбнулась, щуря глаза на солнце. – Ее зовут Антонина.

 Дрожащими пальцами Скворец взял траву и протянул её большому животному, дыхание которого он чувствовал на руках. Корова фыркнула, и теплые капли ее слюны оказались на руке мальчика. Она понюхала траву и принялась жевать ее с аппетитом. Ее горячие мягкие губы слегка коснулись пальцев Скворца, и он испуганно дернулся, но увидев, что опасности корова не представляет, продолжил кормить ее.

– Вот видишь, это не так страшно, – Соловушка засмеялась и уверенными движениями потрепала животное за ухом, после чего она развернулась и ушла.

 Скворец воодушевленно вцепился в сетку забора, припав к нему лицом. Наверное, он мог бы стоять так целую вечность, наблюдая за жизнью животных, которые строили свои порядки. Заметил, что у курочек есть своя иерархия и свои группы, которыми они ходят по ограде. Он заметил, что корова может подолгу жевать один пучок травы, глядя в одну точку. Соловушка стояла рядом с ним и периодически поглядывала на Скворца, наблюдая за его эмоциями. Солнце понемногу подбиралось к горизонту, и над лесополосой повисло оранжевое пятно. Оно постепенно бледнело, превращаясь в розовый залив.

– Идем в дом? – тихо позвала его девочка.

 Скворец ничего ей не ответил, а лишь едва заметно кивнул. Спустившись с ящика, Скворец тут же повалился на землю от нестерпимой боли в ноге. Он сжал челюсть, чтобы не расплакаться, и его зубы скрипнули. Скворец ухватился за место, где болело, но от его прикосновения стало только хуже, и он приглушенно всхлипнул. Казалось, будто нога попала в капкан, и от каждого движения ступня отрывается от тела.

– Что с твоей ногой? – Соловушка опустилась прямо перед ним на колени.

– Ничего.

– Дай посмотреть.

– Нет! – Крик не остановил ее, и Соловушка подняла штанину мальчика.

 На лодыжке красовалась огромная царапина, украшенная огромным синяком сбоку. Кровь уже запеклась, но лодыжка припухла и с трудом помещалась в кроссовку. Если бы Соловушка увидела только это, Скворец не стал бы так вопить. Но девочка обнажила не только лодыжку, но еще и голень, которая также была украшена старыми гематомами и ссадинами. Какую бы часть тела Скворца девочка бы не увидела, везде ее ждала бы одна картина. Не такое первое впечатление хотел произвести Скворец. Соловушка восхищалась тем, как он стоял против Дрозда. И тогда он был героем. А сейчас когда синяки и раны выставлены напоказ, он был уязвимым и избитым былыми обидчиками.

– Не говори никому. – Скворец говорил тихо.

– Тебе нужно обработать рану, иначе будет хуже.

– Пожалуйста, не говори им. – Он был готов ползти перед ней на коленях, лишь бы она молчала.

– Я что-нибудь придумаю. Жди здесь.

 Скворец закрыл глаза, представляя жалостливый взгляд Филина и насмешки Дрозда. Что он еще может ждать от девчонки? Она по любому пойдет и расскажет сейчас всем. Он все еще может попытаться придумать героическую историю о том, как он защищал какого-нибудь щенка от хулиганов или заступался за девочку в его классе. Скворец мог бы лгать сколько угодно, да только их не обмануть. Они увидят и все сразу поймут. Поймут, что он вовсе не сильный мальчик, а обычный трусливый забитый ребенок.

– Пошли в баню.

– Что? Куда? – Вернувшись обратно на землю, Скворец увидел Соловушку, у которой в руках были какие-то бутыльки и бинты.

– В баню. Там есть вода. Буду обрабатывать твои травмы.

 Волоча за собой раненую ногу, Скворец сумел добраться до бани. Соловушка вошла следом за ним. Она взяла с прилавка таз, набрала в него воды из бочки и поставила рядом со Скворцом, расставляя с другой стороны все вещи, что принесла с собой. Девочка села на корточки перед Скворцом и влажным полотенцем начала протирать ногу. Несмотря на то, что Скворцу было невыносимо больно, он терпел. Соловушка постаралась разбавить тишину хоть какими-то разговорами.

– Я стащила из дома аптечку, так что не кричи сильно, чтобы никто не узнал.

– Я, по-твоему, трус? Я вообще не буду кричать! Мне же не пять лет.

– Будешь молодцом тогда. – Девочка улыбнулась, взяла ватку и нанесла на нее перекись водорода. Когда она дотронулась ею до ноги Скворца, он вздрогнул. – Потерпи немного. Будет щипать.

 Скворец снова стиснул зубы и зажмурил глаза. Тонкие бледные пальцы девочки ухватились за посиневшую лодыжку. Он готов был убиться, если по щекам прокатиться хоть одна слезинка или послышится даже приглушенный всхлип. Вскоре кожи коснулось что-то прохладное. Боль тут же отступила, и когда Скворец открыл глаза, то его нога была уже перебинтована.

– Это все? – Он поднял взгляд на Соловушку. – Вот видишь, мне было совсем не больно. – Скворец широко улыбнулся. – На самом деле, это все потому что ты – просто мастер врачевания.

 Соловушка засмеялась и подперла ладонями подбородок. В это мгновение Скворцу показалось, что девочка со светло-голубыми глазами похожа на кошку, что внезапно встретилась по дороге домой. Эта кошка сразу же бросилась тереться о ноги, а затем увязалась до самого подъезда. Она появилась так внезапно, что до конца даже не вспомнишь, в какой момент эта кошка стала частью чего-то сокровенного и нерушимого. В какой момент эта кошка стала частью тебя?

Глава 3. Гнездо.

«…Дай просто так и не проси молиться

 за душу грешную, – когда начнет креститься,

 останови.…От одиночества, от злости, от обиды

 на самого, с которым будем квиты, —

 не из любви…»

 Дай нищему на опохмелку денег. Борис Рыжий.

 Из-под деревянной рамы дул прохладный утренний ветерок, и Щегол только сильнее кутался в стеганое одеяло. Прикрыв нос, он постарался еще хоть на немного провалиться в сон, чтобы оттянуть как можно дальше реальность о том, что теперь его дом – Гнездо. Когда Щегол проснулся ночью от чьего-то храпа, то не сразу вспомнил вчерашний день. Но он оглядел комнату, увидел Чижа, свисающего на пол, и Сизого, который издавал эти ужасные звуки, и все встало на свои места. Тогда Щегол вздохнул и с головой укрылся одеялом, представляя, что завтра он проснется в родном городе, в квартире, где прожил всю жизнь. С утра прозвенит будильник, и он обязательно проспит работу, второпях соберется, забыв позавтракать с мамой. Она, как всегда, будет ворчать, когда Щегол выбежит на улицу в легкой куртке, и вечером тоже будет ворчать о том, как же сильно он похудел с этой работой. Щегол посмеется над этим, поцелует ее в макушку и уйдет спать, ведь завтра будет точно такой же день. На лице он ощутил теплое дыхание и невольно поморщился. За окном он слышал щебетание птиц, который заглушал стук дождя по крыше, покрытой шифером. Что-то мокрое и холодное коснулось его лба, и Щегол открыл глаза. Прямо перед ним стояло животное, похожее на белого медведя. Тягучий сон тут же как рукой сняло, и Щегол подскочил с раскладушки, забирая с собой одеяло. Деревянный пол был холодный и обжигал ступни, но на паласе стояла эта собака, не желая подпускать Щегла ближе. На самом деле животное не предпринимало никаких агрессивных действий, а просто, усевшись посреди ковра, пристально смотрело на Щегла.

– Фу! – Фыркнул парень, вспомнив, как именно так следует отгонять собак.

 В комнате не было больше никого, кроме него и этой большой белой собаки. Как бы сильно Щеглу ни было страшно, он ни за что не стал бы звать кого-то на помощь. Первый день, а уже так по-глупому вляпался. Собака сделала шаг в сторону Щегла, а тот в ответ лишь слегка тряхнул на нее одеяло, чтобы она не подошла ближе. Собака села перед Щеглом и наклонила голову набок.

– Плюша! – Без всякого стука в комнату залетела Сорока.

 Она перевела взгляд с собаки на Щегла, стоявшего в углу и завернутого в одеяло. Ее уголки губ слегка дрогнули, и она поманила собаку к себе. Плюша послушно подошла к ней и позволила девушке потрепать себя за ухом. Собака вывалила изо рта длинный розовый язык и довольно запыхтела.

– Одевайся и спускайся. Будем завтракать и делить обязанности на день. – Сорока еще раз окинула его взглядом и, засмеявшись, вышла вместе с собакой из комнаты.

 Щегла немного смутило появление Сороки, но все же он был благодарен ей за то, что она забрала с собой эту собаку. В углу комнаты стоял старый комод с тремя ящиками. Когда Сокол заселил его в эту комнату, Сизому и Чижу пришлось распихивать свои вещи по двум ящикам, чтобы освободить место Щеглу в третьем. Кровати у Щегла тоже пока что не было, и спал он на раскладушке у самой двери. Но Сизый сказал ему по секрету, что когда они с Чижом приехали сюда, то ютились на одной кровати и по очереди спали на полу. А когда уже прошли испытательный срок, то у каждого появилась своя скрипучая кровать на пружинах. Заглянув в свой полупустой третий ящик, Щегол вытащил из него вчерашний свитер и надел. Вещей у него тоже не было до конца этой проверки. Обиднее всего за то, что, скорее всего, его футболки и трусы оказались в мусорке, и теперь в них будут ходить бомжи. Щегол торопливыми шагами спустился по лестнице и увидел, что почти все заняли свои привычные места. Ласточка стояла у окна, Глухарь сидел на кресле, а Сорока на полу вычесывала шерсть собаки. В дом зашел Сизый с полотенцем, перекинутым через плечо. Его волосы были влажные – неизвестно, от дождя или от утренних процедур.

– О, ты уже проснулся! Молодец, дай пять! – Сизый улыбнулся во все свои зубы и хлопнул Щегла по ладони. – Рано же ты. Неужели сам?

 Щегол хотел умолчать о его встрече с собакой, но тут же встряла Сорока.

– Его Плюша разбудила, – она еще раз посмотрела на Щегла и скривила уголки губ.

 Глухарь потрепал Плюшу за ухом, и та снова по-своему улыбнулась. Щегол смутился, и Сорока, по всей видимости, была только рада этому. Ей было в радость поставить Щегла в первый день в неловкое положение, чтобы доказать остальным, что он чужой. Сокол вышел из кухни и, окинув взглядом присутствующих, обратился к Щеглу:

– Умывальник на улице. Полотенце и щетка… – он замялся, а после посмотрел на Сизого. – Сегодня решите этот вопрос.

 Без лишних пояснений Щегол понял, что пока ему придется справлять своими руками. На улице была привычная для осени мерзкая погода. Капал мелкий дождь, и дул холодный ветер. Парень накинул на ноги кроссовки, не обувая их полностью, и поплелся к умывальнику. Из-за чужого места и чувства отчужденности Щегол хотел смыть с себя все на свете: неудобную раскладушку, Сороку, что незаметно издевалась над ним, собаку, о которой не предупредили вчера, и храпящих соседей по комнате. Он тер лицо несколько минут, окунувшись в свои мысли, и, когда уже перестал чувствовать кончики пальцев из-за ледяной воды, побрел в сторону дома. Щегол вытер лицо обратной стороной свитера, и от этого стало только холодней. Если бы не осень, не эти люди, не холод и не эта собака, то, возможно, ему бы даже понравилось здесь. Далеко, в лесу, где никто и никогда его не найдет. Щегол был не уверен, сколько бы он смог так прожить, как вечный житель города, но можно было бы и попробовать. Щегол шел на сделку с самим собой, словно у него был какой-то выбор, словно он не ступил уже на этот темный путь.

– Надо было еще вчера вас познакомить. – Глухарь сидел прямо напротив Щегла. – Ее не нужно бояться, она понимает, если ты свой.

 «А если вдруг я все-таки не свой?» – мысленно усмехнулся Щегол и испуганно посмотрел на Плюшу, что так и лежала у ноги Глухаря, послушно вслушиваясь в каждое его слово.

– Протяни ей руку, пусть познакомится с твоим запахом.

 «Не повезло ей», – снова съязвил парень, вспоминая об отсутствии чистой одежды и нормального душа.

 Щегол протянул холодную ладонь тыльной стороной к собаке. Она слегка приподнялась на лапах и сделала шаг к Щеглу. Перед тем, как обнюхать нового обитателя дома, она взглянула на Глухаря и только после его одобрительного кивка обнюхала ладонь Щегла. Ее влажный нос коснулся ладони парня, и тот слегка вздрогнул, но так и не убрал руку. Теперь, когда собака была на таком близком расстоянии, то она вовсе не казалась злой и опасной.

– Ну что, чем он воняет? – Над креслом нависла Сорока и обратилась к собаке.

 Щегол бросил на нее недовольный взгляд. Она цокнула и закатила глаза, удаляясь на кухню. Вскоре в гостиной появились Сокол и Чиж. Они выносили с кухни тарелки с овсяной кашей для каждого. Птицы принялись занимать места в комнате. Диван снова заняли Сорока, Сизый и Чиж. В креслах сидели Ласточка и Глухарь, а Сокол стоял перед ними, опираясь на подоконник. Комната погрузилась в тишину, что разбивалась с лязгом ложек о тарелки. Щегол не нашел себе лучшего места, чем сесть на нижнюю ступеньку лестницы. Он сидел на этой ступеньке, согнувшись пополам, и ел едва ли теплую кашу. Все это было чужим. Все это было для них, но не для него. Он не сможет стать своим.

– Обсудим сегодняшний день. – Сокол опустил пустую тарелку на небольшой столик. – Сорока отправляется в центр. Сегодня смена там в «Раздолье». Сизый и Щегол поедут в восточный район. Насколько мне известно, там пропал мальчик, и нужно помочь с его поисками. Потом надо определиться с продуктами. Ну и языком помолоть нужно, как ты умеешь. – Сокол посмотрел на Сизого и усмехнулся. – Ласточка с Глухарем в другой город. Ваши телефоны стоят на тумбе у двери. Быть на связи в любом случае и сообщать о любых изменениях.

 Услышав про другой город, Щегол приподнял голову и сложил все в ясную картинку. Сегодня поедут за Анисимовым. Сейчас он впервые задумался об этом всерьез. Из-за него убьют человека. Это не просто жвачку украсть из магазина, а настоящее преступление. Щегол решил, что отступать уже поздно, ведь он окрестил последним шансом момент, когда садился в машину. Но только теперь почему-то внутри неприятно кольнуло, словно из него выпотрошили всю душу. Заметив рассеянный взгляд Щегла, Сизый подхватил его под руку и потащил наверх.

– Ну, хватит тут рассиживаться, нам еще на автобусе пиликать до города.

 Гостиная потускнела, когда Птицы начали постепенно рассеиваться каждый по своему логову. Только Сокол и Ласточка не покидали зал, ожидая, что первым уйдет другой. Она так и осталась сидеть на кресле, держа пустую тарелку в руках, Сокол собрался покинуть комнату, но она ухватилась за рукав его куртки. Еще немного он стоял рядом, а после опустился возле нее на колени.

– Прости, что тебе приходится заниматься этим.

– Хватит. – Ласточка лишь отмахнулась на его слова.

– Тогда в чем дело?

– Ты же не хотел никого брать после этих. – Под «этими» она имела в виду Чижа и Сизого. – Почему передумал со Щеглом?

– А чем он тебе негож? – Сокол усмехнулся. – Думаешь, он не справится?

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Из-за тебя. Я взял его из-за тебя. Потому что ты захотела этого. Так смотришь на него, помогаешь, – он снова попытался улыбнуться, но это скорее было похоже на издевку. – Мне это нравится.

– Чушь, – она снова нахмурилась и вскинула руку. – Не я нарекла его в первую же минуту. Это ты все решил, так что не переводи стрелки на меня. В этом нет моей вины.

 Сокол замолчал. «Вина» в ее словах звучала терпко и била по самым уязвимым местам. Прикрываясь повседневной задумчивостью, Ласточка все еще прожигала взглядом спину Соколу за дела былых лет. Он еще долго смотрел в глаза Ласточки, а после слегка провел пальцами по волосам и мягко улыбнулся.

– Сообщи, как доберетесь, – с этими словами он передал ей ключи от «Буханки» и ушел на улицу.

 ***

– Это просто кошмар с транспортом! – Сизый шел впереди и кричал чуть ли не на всю улицу. – Мало того, что ходит раз в час, так еще и люди набились, как огурцы в банку. Ну вот и скажи, куда им всем понадобилась в обед вторника ехать? Еще и по такой погоде! Ну сидите вы дома да бутерброды жуйте.

 Щегол шел позади него и смотрел под ноги. Тряпичные кроссовки насквозь промокли и противно хлюпали от каждой встречной лужи. Он накинул на голову капюшон дождевика, что благородно предоставил ему Чиж, и пытался укрыться под ним от этого гнетущего города. Может из-за мрачной погоды, но город казался ему давящим и тесным. Не сказать, что Новокузнецк был намного приятнее, но он был роднее и ближе.

– До Дома Культуры осталось немного, сегодня там сборы. – Скомандовал Сизый, и они свернули на более узкую улицу. – Ты чего такой тухлый?

 Щегол остановился и поднял взгляд на парня. Он выглядел слишком жизнерадостным. Не сказать, что Щегол сейчас видел все в черно-белом цвете, но и ярких красок пока не привиделось. Сложно было вообразить, как Сизый мог так буднично вести себя, оставив когда-то свою жизнь и семью позади.

– Я не знаю, – Щегол догнал Сизого и встал рядом с ним.

– А я, кажется, знаю, – он улыбнулся краешком губ. – Ты жалеешь о своем решении?

– У тебя было такое?

– У меня нет, но вот Чиж сильно убивался.

– Ты не скучал по семье?

– Я этого не говорил, – Сизый вздохнул и слабо улыбнулся. – Конечно, скучал. Когда мы уехали с Чижом, у меня только родился младший брат. Ему было всего три года. Не знаю, помнит ли он вообще меня и вспомнит ли когда-то. Но я не мог показывать, что мне тоскливо. Я просто не имел на это право. Это нормально и это проходит. Говорю как человек, что провел здесь уже больше двух лет.

– Только не говори Соколу, а то он…, – Щегол не успел закончить мысль.

– Он не убьет тебя. Сомнение – не предательство. А вообще, если ты часть Гнезда, он не тронет тебя. По крайней мере, при мне такого не было. – Заметив удивление на лице Щегла, он добавил: – Только не злоупотребляй его добротой, это точно ничем хорошим не обернется.

– Почему он такой хмурый и устрашающий? Жутко зрелище.

– Есть хорошая песенка из странного детского мультика. – Сизый тихонько запел. – Собака бывает кусачей только от жизни собачей. Только от жизни, от жизни собачей собака бывает кусачей. – Он хлопнул Щегла по плечу. – Сокол наименьшая из проблем. Он за своих глотку грызет. А когда ты с остальными споешься, то тебе вообще ничего не страшно будет.

 Возле большого здания из красного кирпича уже собралась толпа. Это были молодые люди в жилетах одного цвета: мужчины в рабочей одежде и женщины в коротких спортивных куртках. Они стояли, сбившись по кучкам, и тихо переговаривались между собой. Щегол и Сизый встали немного поодаль и стали ждать, пока их всех пустят в автобус, что уже стоял у входа. Пасмурная погода достигала своего апогея, и дождь начинал лить только сильнее. Но даже несмотря на это, люди продолжали стоять на улице. Они ждали распоряжений, чем могут помочь и что сделать для того, чтобы нашелся пропавший ребенок. Это не могло не радовать. На крыльцо вышел парень немногим старше Щегла и, прокашлявшись, громко заговорил.

– Мы все собрались, чтобы помочь найти мальчика, что пропал сегодня утром. Предположительно пропал он в лесу, пока гулял со старшей сестрой. На мальчике синяя куртка и черные штаны. Его зовут Макар и, скорее всего, он очень напуган. Кто найдет ребенка, сразу же сообщить.

 После этого двери автобуса распахнулись, и люди потоком двинулись к дверям. Желающих помочь в поисках собралось не слишком много, чтобы заполнить весь автобус, так что некоторые сиденья оставались пустыми. Автобус вез волонтеров к лесу, где, вероятно, находился ребенок уже несколько часов. Щегол отметил, что среди присутствующих были и родители ребенка. Женщина вжалась в рукав мужчины и дрожала от рыданий, что сотрясали ее всю поездку. Возможно, было опрометчиво брать с собой родителей, поскольку в случае неудачи им будет тяжелее справиться с безвозвратной потерей ребенка. Когда ты собственнолично принимаешь участие в поисках, то наверняка всю вину принимаешь на себя за то, что сделал недостаточно. Но когда ты всего лишь наблюдаешь со стороны, то для того, чтобы облегчить себе жизнь, ты можешь запросто скинуть эту вину на кого-то другого. Было начало октября, и температура близилась к нулю очень стремительно, что только сильнее усугубляло ситуацию.

 Автобус остановился, как только въехал в лес, и распахнул свои двери со скрипом. Люди неспешно, подобно неразумным зомби, вышли на воздух. Во главе стоял тот же парень, что вещал с крыльца Дома Культуры. Люди по его указанию выстроились в шеренгу, соблюдая дистанцию, чтобы не терять друг друга из поля зрения. Они по сигналу пошли вперед в лес, выискивая какие-либо движения за деревьями и прислушиваясь к звукам в перерывах после зова мальчика. Щегол внезапно понял, что если их поиски не увенчаются успехом, то уедут они из леса с чувством полного опустошения и разочарования, а это чувство итак не покидает его последние несколько дней. На секунду он закрыл глаза, моля о том, чтобы ребенок нашелся.

Ему показалось, что они шли уже километр без каких-либо признаков живого человека. Щегол старался отгонять прочь мысли, которые могли помешать сконцентрироваться на поисках. Что если именно он упустит какую-то важную деталь, что будет стоить ребенку жизни. Он повернул голову в сторону, чтобы найти взглядом Сизого. Мало того, что Щегол итак чувствовал себя не в своей тарелке у Птиц, так еще вдобавок ко всему, сейчас он находится с абсолютно незнакомыми людьми. В такой ситуации приходилось хвататься за единственного человека, чье лицо не выглядело пугающим и незнакомым.

 Как бы прискорбно это не звучало, но Щегол всегда трудно сходился с людьми. Чаще всего он придерживался тех людей, кого уже знал, чем находил кого-то нового. Даже если эти знакомые лица изводили до невозможного. С самого детства, после перехода в новую школу, он понял, что проще прижиться в несформированной группе, чем пытаться вжиться в организм, что прекрасно работал и до него. Птицы были таким организмом. Они были сплочены и дополняли друг друга, словно органы в живом человеке. Щегол же был протезом, волдырем, отростком, что помешал этому слаженному взаимодействию. Вопрос лишь в том, когда этот организм решит избавиться от лишней плоти.

Раздался свисток, и парень вздрогнул от неожиданности. Неужели нашли? Тело, живой человек или обрывки одежды – не имело значения, ведь в любом случае раздается свист. За свистом спустя несколько минут последовал крик, от которого у Щегла прошел лед по венам. Несмотря на установку, он кинулся бежать к источнику крика. За эту минуту, что он бежал, в его голове уже успела сложиться картинка, как мать держит на руках неподвижное тело ребенка, как прижимает его к груди, не стараясь сдержать слезы, как это было в автобусе. Внезапно чьи-то руки схватили Щегла за куртку и потянули за собой.

– Тише, – это был Сизый. – Все закончилось. Ребенок жив.

 Словно очнувшийся ото сна, Щегол вытаращился на Сизого, будто видел его впервые в своей жизни. Двух слов хватило для того, чтобы все проблемы перестали иметь смысл. Ребенок жив. И ты чувствуешь свою, хоть и незначительную, причастность к этой новости. Когда в последний раз Щегол испытывал такое чувство облегчения? Как выяснилось, когда мальчик потерялся, то, припоминая слова родителей, остался ждать на месте, но слишком утомился и уснул. Он слишком замерз, но был жив, а больше ничего не имело значения. На секунду Щегла посетила мысль, что на месте этой безутешной женщины сейчас может быть его мать, которую сын оставил без намека на место своего пребывания. Может, кто-то сейчас ровно так же ходит по лесам и разыскивает его. А его мама ежедневно умывается слезами, стараясь хоть немного утешить себя.

 Чувство облегчения тут же заменила тоска по близкому человеку, что сейчас остался совершенно один. Щегол уже тысячу раз проклял себя за то, что позволил задуматься о матери, ведь только эти мысли были способны заставить его испытать безудержную тревогу и печаль. Автобус привез их к тому же зданию, возле которого и забрал. И теперь Сизый и Щегол шли в неизвестном ему направлении. Только спустя несколько минут Щегол оглянулся и понял, что они бредут вдоль домов частного сектора.

– Зачем вообще мы здесь? – Щегол обернулся. – Какой-то мутный район.

– Поэтому и приехали, – Сизый размахнул рукой в сторону, окидывая взглядом местность. – А еще чтобы купить тебе средства гигиены, но это чуть позже.

– Дети часто пропадают?

– Не чаще стариков, – Сизый пожал плечами. – Мальчика нашли, а это самое главное. Знак хороший.

 По одну сторону Лисокирзаводской улицы росли деревья плотным слоем, а с другой стояли небольшие дома, что разваливались от любого неосторожного дыхания в их сторону. Дорога превратилась в грязное месиво и затягивала Щегла в грязь с каждым новым шагом. Они свернули в сторону лесополосы и оказались на Зеленой Поляне. Щегол не понимал, с чего бы эту грязную и старую улицу назвали Зеленая Поляна, ведь из зеленого там был только какой-то покосившийся забор. Через пару минут Сизый остановился возле дома под номером двенадцать и, дождавшись Щегла, что пытался обойти грязную лужу с другой стороны, открыл калитку.

– Что ты делаешь? – громким шепотом спросил Щегол.

– Захожу, а ты почему встал?

– Мы будем их грабить?!

 Сизый высоко поднял брови, но не успел отреагировать на эту фразу, как из старенького дома выбежала небольшая старушка. Женщина хромала, придерживаясь за правую ногу, но уверенно шагала в сторону парней. Ее седые волосы были скрыты под зеленым платком, а на ногах наспех обуты галоши.

 «Убежать уже не успеем, – констатировал Щегол. – Бедняга даже куртку не накинула, в одном халате бежит»

– Сынок, вы чего-сь там вошкаетесь? – она подбежала к Сизому. – Золотко ты мое, совсем худущий стал! А это что за ясный молодец? А ну-кась в дом пошли. Такой холод, еще застынете.

 Старушка завела парней в свой небольшой домик, где сразу же порога открывался вид на крохотную кухню. Там стоял столик с кружевной скатертью, на котором стояла чашка со свежими пирогами. Запах от пирогов с капустой стоял на весь дом, и у Щегла заурчало в животе. Старушка скинула с ног галоши и побежала ставить чайник. Прямо с порога

– Баб Зин, ну куда ж ты столько наготовила? – Сизый прошел прямо за ней. – Мы ж к тебе по делу, а не чтобы животы набивать.

– Взял моду отнекиваться! – Она всплеснула руками. – Сначала поедим, а после уж к делам перейдем.

 Щегол «отнекиваться» не стал. Овсянкой он особо не наелся, а если учитывать, что они неизвестно сколько еще пробудут в городе, подкрепиться было бы очень даже к месту. Дома у старушки было даже уютно и тепло, благодаря жаркой печи посреди дома. Щегол поежился и подошел к ней, чтобы погреть продрогшие руки.

– Усё, идемте к столу, не то чай остынет, – старушка села напротив парней и облокотилась на стол. – Рассказывай, кто такой, да с чем пожаловал, – она кивнула на Щегла, а тот испуганно посмотрел на Сизого.

– Так это наш. – Сизый с удовольствием взял на себя роль разговаривающего. – Со мной сегодня к тебе на помощь пришел.

– А как звать-то?

– Внучком можешь называть, он не откажется, – Сизый засмеялся, переводя взгляд на Щегла, что чуть не подавился пирогом.

– Брось ты! – Старушка тоже улыбнулась. – Знаю я ваши устои, не лезу. А он немтырь что ль?

– Тихий просто, но за работу с радостью возьмется. Чем помочь то вам, баб Зин?

– Я давеча устирохалась, а тепереча даже развернуться не могу. Мне бы дров наколоть, да на потолок слазать за банками, а то заготовки скоро, а банок нет. – Закончив рассказ, старушка охнула.

– Дрова колоть умеешь? – Сизый повернулся к Щеглу и после затянувшегося молчания продолжил. – Понял, значит, за банками полезешь.

 Закончив с пирогами, Сизый отправился на улицу колоть дрова. Он заранее знал, где и что находится у старушки. Оставаться один на один с женщиной Щегол не хотел, но пусть лучше будет так, чем он топором отрубит себе руку. Старушка отвела парня в сени и указала на лестницу, ведущую на чердак. Лестница и вправду была довольно крутой, что старушке было не подняться по ней.

– А как вы подняли туда все банки? – удивился Щегол.

– Так, а ваш голубчик мне и помог.

– А зачем, если их все равно спускать придется?

– Шибко умный? – Старушка сощурилась. – Где ж мне их всех хранить?

 Когда Щегол поднялся на чердак, то понял, почему банки нужно регулярно поднимать, а после спускать. Ведь тут их было около сотни.

– А сколько вам спустить нужно?

– Все.

 Щегол нервно усмехнулся и окинул помещение взглядом, прикидывая, сколько времени ему потребуется, чтобы спустить все эти банки. Два дня, не меньше. Сначала парень брал в каждую руку по банке, но быстро понял, что так будет слишком долго. В следующий подход он уже брал по две банки в каждую руку. Когда он решил еще сильнее ускорить процесс, то взял шесть банок, но одна выскользнула из рук и разбилась прямо у лестницы.

– Ох, окаянный! Куда ж ты нахапал… – принялась причитать старушка.

 После этого Щегол брал только по две банки в каждую руку, чтобы не злить старушку. Через десять минут постоянных подъемом и спусков ноги Щегла начали ныть, и мышцы забились. Его шаг замедлился, и даже желание поскорее закончить не помогало набрать прежний темп. Щегол присел на чердаке, чтобы перевести дыхание. И тут на лестнице показался Сизый.

– Сдулся уже? Помощь нужна?

 Щегол оглянулся. Осталось спустить меньше половины. Как бы сильно ему не хотелось просить помощи Сизого, но тот итак уже сколол дрова. Щегол решил, что справится сам, и отрицательно помотал головой. Сизый одобрительно кивнул и спустился с лестницы вниз. Он направился на кухню к старушке, чтобы сообщить о проделанной работе.

– Баб Зин, с дровами покончено, с банками скоро закончим.

– Этот твой хлопец одну мне уже разбил. – Она села на табуретку напротив Сизого.

– Не серчай на него. Он еще зеленый. – Сизый отпил из кружки холодный чай.

– Подогреть? – Она уже хотела подскочить к чайнику, но Сизый отказался.

– Расскажи лучше, что у вас тут.

– Неспокойно нынче, – голос старушки стал звучать тише. – Сын Юли Матросовой из дома выносит деньги. Влез, поди, куда-то. Неместных много стало. С центра, наверное. Но ночью у нас шурудят. Да молодых наших под себя гребут. Вон сын соседки моей постоянно с ними. Сядет в иномарку, его прокатят по району да обратно к дому подвезут.

– И правда, неспокойно. – Понимающе кивнул Сизый. – С внуком Гавриловны разберемся, а за сыном соседским ты посмотри. По зиме приду, расскажешь. А может и раньше. Только смотри, чтоб тебя не засекли.

– Да кому какое дело до старой бабки! – Старушка засмеялась. – Скажу, что больно парни интересные да сильные. Вон, присматриваюсь, кого попросить забор починить.

– Да ты Штирлиц, баб Зин, – улыбнулся Сизый.

– Картошки то возьмете? Или может солений каких? Огурчики уже настоялись да скоро капустку посолю, заходите.

– Я за твою капусту душу готов продать, так что обязательно загляну, – Сизый склонил голову набок. – Нам бы картошку, морковку, свеклу, и от солений не откажемся.

– Сейчас-сейчас.

 Пока старушка ходила из одной комнаты в другую, из дома в погреб, Щегол успел закончить с банками и спуститься с чердака. Весь измотанный, он подошел к Сизому и упал на стул рядом с ним. Переведя дыхание, он посмотрел на парня, чей взгляд был направлен в одну точку. За половину дня, проведенную с Сизым, Щегол заметил, что веселую хохотушку тот из себя только строил. А если взглянуть на Сизого ненароком, когда тот задумается о чем-то, то радостью и весельем там и не пахнет.

– Что случилось? – Щегол непонимающе нахмурился.

– А? – Сизый вернулся к своему привычному состоянию. – Все в порядке. Надо еще будет кое-что проверить сегодня.

 Старушка вернулась к ним с двумя большими пакетами, где в одном лежали овощи, а в другом банки с соленьями. Она продолжала мельтешить, набивая пакеты посильнее другими продуктами.

– Баб Зин, да куда нам! – Вовремя спохватился Сизый. – А у тебя нет случаем лишнего полотенца банного? Или может, знаешь, где его тут у вас купить?

– От чего ж нет то. Все у меня есть.

 В один из пакетов тут же опустился мешочек с бордовым полотенцем. Старушка опустилась на табуретку и окинула взглядом парней.

– Может, щей хоть отведаете? А то куда вы на голодный желудок.

– Нет. У нас еще тут дела есть, не можем же мы отсиживаться у тебя. – Сизый поднялся из-за стола и пошел в сторону порога. – Спасибо, баб Зин. И за пироги, и за продукты, и за… – он замялся.

– Ох, мои хорошие. Аккуратнее тут у нас, – схватив в обе руки по пакету, она вышла на улицу, чтобы проводить гостей.

– До свидания, – Щегол забрал у нее пакеты и слегка прогнулся под их тяжестью.

 ***

– Это твоя бабушка? Зачем она нам столько всего дала? Что мы вообще здесь делали? Куда мы идем? – Щегол не унимался задавать вопросы.

– Подожди, давай постепенно, – Сизый наконец-то решил начать диалог. – Это Зинаида Сергеевна, и она не моя бабушка. Нам же нельзя поддерживать связь с семьей, забыл? Мы периодически выполняем работу у нее на участке, а за это она снабжает нас продуктами и информацией. Тут нехороший район. Здесь обычно поселяют освобожденных заключенных, а они тут наводят свои порядки. И иногда эти порядки не очень хорошо сказываются на городе. Поэтому нам приходится следить за обстановкой, чтобы все не пошло через одно место, – он взял небольшую паузу, а после продолжил. – Сейчас мы идем в сторону дома Юлии Матросовой. У нее с сыном проблемы, надо посмотреть.

– Ого, то есть мы следим за порядком? Как Тимур и его команда типа? – вопросов у Щегла появилось только больше. – А Соколу надо сообщить?

– Нет. Нечего пока сообщать. Да и если вдруг дело минутное, то незачем тревожить.

 Они завернули за угол, но улица словно была зациклена, ведь ничего в пейзаже не изменилось. Все те же покосившиеся домики, та же грязь и сухие деревья, что склонялись от каждого порыва ветра. Сизый завернул к одному из кривых домиков и опустил пакеты на землю. Домик Юлии Матросовой не слишком отличался от домика бабы Зины, но какой-то неуловимой энергетикой отталкивал от себя и внушал как можно быстрее бежать от этого места. Прежде чем он открыл калитку, из-за нее высунулась лысая голова парня. Как только он увидел их, то сразу бросился бежать в другую сторону. Сизый выругался и кинулся за ним.

– Жди здесь! – напоследок крикнул он Щеглу, что итак не мог бежать с пакетами.

 Сизый перепрыгивал через грядки за прытким парнем, который мигом перемахнул через забор и оказался уже на чужом участке. Сизый не отставал от него и ровно также перепрыгивал через заборы, чтобы не упустить беглеца. Вырваться не получалось, но от попытки сбежать парень не отказывался. Петляя между сухих яблонь, беглец споткнулся о лежавшие на земле грабли и рухнул вниз. Сизый подоспел во время и пинком ударил парня под ребра, чтобы тот не повторил свою попытку бегства. Но даже после этого он попытался подняться, чтобы скрыться за чужими огородами. Сизый вцепился в синюю рубашку парня и ударил его по лицу.

– Что ты принимаешь?! – в ответ лишь молчание. – Что ты принимаешь?! Сколько мне еще повторять?

– Перед ментами буду отчитываться! – парень сплюнул на землю густую кровь. – Еще и на вас заяву накатаю.

– Ну и молчи, – Сизый закатал рукав на куртке парня, что та треснула по швам. – Кто тебе поставляет героин? Тут даже денежек твоей мамаши не хватит. С кем ты работаешь?

– Отвали от меня! – парень попытался вырваться. – Он убьет тебя. Всех вас, – он рассмеялся так, будто прямо сейчас не прижат к холодной земле. – Вы ничего не сможете сделать с этим. А знаешь почему? Потому что он, в отличие от вас, работает с законом и не прячется. Трусы! Крысы! Сначала район, потом город, а потом и вас изведут как сорняк. Герман Жуков изведет всех вас, как жуков, – из-за собственного каламбура он рассмеялся так, словно услышал лучшую шутку на свете.

 Сизый отпрянул от парня, как от чумного, и сделал шаг назад. Лицо парня было худым и серым, словно в пыли. Его череп был обтянут тонкой кожей, а глаза будто с минуты на минуты выкатятся на землю. Он продолжал издавать звуки, издалека напоминающие смешки, так и валяясь на земле.

– Мерзость, – Сизый плюнул на землю рядом с парнем и ушел.

 ***

– Отвратительное платье, – Сорока кричала из своей комнаты, в которую она ушла сразу же после того, как вернулась. – Мне кожу натерло. Оно еще и короткое такое!

 Наконец она вернулась в гостиную в своем привычном виде – спортивные штаны и короткая белая футболка с каким-то принтом. Она завалилась в кресло, закидывая ноги на подлокотник, и протянула Соколу деньги.

– Три тысячи за месяц, – она скрестила руки на груди.

 Сокол ничего не отвечал ей, а просто кивал на каждую реплику. Он взял в пальцы сигарету и выпустил изо рта густой дым. Тяжело вздохнул и убрал деньги во внутренний карман куртки.

– Мы знаем, с кем имеем дело? – он обратился к Сизому, что сложив локти на колени, сидел перед ним.

– Нет. Героином прежде никто не торговал, а с марихуаной мы разобрались. Они же – не могли. Да там и парни другие были. Этот слишком уверенный. Даже милицией угрожал.

 Сокол снова кивнул, переводя взгляд на Щегла. Тот сидел рядом с Сизым на диване и смотрел на каждого из Птиц по очереди.

– А почему он сразу побежал, раз такой уверенный? Знал же, что за ним побегут, – наконец решил он подать голос.

– Меня тоже это смутило, – кивнул ему Сизый. – Мог бы наплести что угодно. Я бы поверил, там наркомана от алкаша не отличить. Все на одно лицо.

– Разберемся. Чиж, пробьешь? – Сокол обернулся и, получив утвердительный кивок, вернулся в прежнее положение. – Оставим дела до полного состава. Без Ласточки и Глухаря ничего не решим. Пока только будем внимательнее. Чиж и Сорока, займитесь ужином. Я и Щегол истопим баню.

 Сокол поднялся с кресла и, накинув на себя куртку защитного окраса, вышел на улицу. Щегол немного помедлил, но когда Чиж с Сорокой ушли на кухню, кинулся следом за Соколом. Сокол стоял у небольшого деревянного построения и докуривал сигарету. Он сказал, не оборачиваясь:

– Как тебе первый день?

– Довольно… интересно.

– Жалеешь?

 Слова поселились где-то в горле у Щегла, и он так и не смог произнести их.

– Надеюсь, Гнездо станет тебе домом, а мы семьей. Когда-нибудь.

– Я стараюсь. Я стараюсь быть полезным.

– Я не об этом. Ты можешь ничего собой не представлять, но быть своим, а можешь быть незаменимым, но абсолютно чужим, – Сокол затушил сигарету о деревяшку. – Я не хочу, чтобы ты был вторым. Ты сделал свой выбор, присоединившись к нам. Но это не все. Теперь ты должен выбрать свою роль в Гнезде, – он посмотрел на Щегла. – Отнеси дрова к печи, я пошел за водой. Подумай о моих словах.

 Перед глазами у Щегла стояла пелена от событий сегодняшнего дня в совокупности с этим разговором. Щегол даже вообразить себе не может, что будет считать их своей семьей. Это просто какие-то люди, с кем ему приходится делить дом ради благополучия своей настоящей семьи. Он обернулся на Сокола. Тот подошел к пристройке и выносил из нее канистры с водой. Кто он вообще такой? И почему такие, как Глухарь, что старше его более чем на десять лет, считаются с его мнением? Сокол внушал страх и уважение одновременно, и это чувство выворачивало Щегла наизнанку. Сокол был из таких людей, за кем идут и кого хотят слушать. Но сколько ему стоило построить этот авторитет и этот образ, который восхищал и ужасал Щегла? Он еще пару секунд посмотрел в спину Соколу. Быть может, это шанс стать лучшей версией себя под покровительством такого, как Сокол.

 Закончив с дровами, Щегол вернулся в Гнездо. В гостиной стоял запах вареной картошки, и из магнитофона играл «Сплин». Сорока танцевала в такт спокойной музыке. Сизый лежал на диване, держа в руках лист бумаги, а Чиж читал в кресле собрание сочинений Стругацких. Через пару секунд в Чижа полетел бумажный самолетик, смастеренный Сизым. Чиж неохотно оторвался от чтения и бросил на Сизого осуждающий взгляд, на что в ответ получил лишь смешок. Сорока качалась из стороны в сторону, потягивая из бутылки Клинское пиво. Щегол заметил на небольшом столике еще четыре бутылки. Он подошел к нему и обратился в Сороке:

– Можно?

 Она утвердительно кивнула, не отвлекаясь от своеобразного танца. Щегол взял бутылку и сел на второе кресло, вытянув ноги перед собой. С каждым глотком усталость постепенно начинала спадать, и он почувствовал приятное опьянение. Щегол прикрыл глаза, вслушиваясь в музыку. Но он так и не смог разобрать песню, ведь в голове, словно пластинка, играла мысль о том, что теперь все так и будет: эта гостиная, эти люди, магнитофон и собака, что тихо сопела у двери. Это все не для Вани, но может, Щегол сможет привыкнуть к этому.

Глава 4. Дети Филина.

«…Не вставай, я сам его укрою,

 спи, пока осенняя звезда

 светит над твоею головою

 и гудят сырые провода.

 Звоном тишину сопровождают,

 но стоит такая тишина,

 словно где-то четко понимают,

 будто чья-то участь решена…»

 Не вставай, я сам его укрою. Борис Рыжий.

 Осенний ветер раздувал листву в разные стороны и поднимал пыль до самой головы. Она попадала в глаза, и Скворец непроизвольно щурил их. Небо покрылось серыми тучами, словно молоко пенкой. С каждой минутой тучи сгущались и вскоре полностью скрыли собой солнце, что так настойчиво пыталось пробиться сквозь эту пелену. Скворец прикрывал лицо рукой, чтобы ветер не дал ему задохнуться. Он жадно хватал воздух, словно тонул. Гул от потока воздуха стоял в ушах, и из-за него Скворец с трудом разбирал слова, что кричала ему Соловушка:

– Сходи в дом еще за одним мешком!

 Бросив попытку понять ее на расстоянии десяти метров, Скворец подбежал ближе. Поток ветра сбивал его с ног, и пыль все также бросалась ему в глаза с рвением зверя. Девочка убирала темные волосы за уши, чтобы те не запутались и не лезли в глаза. Она сощурила глаза и схватила мальчика за руку, словно через прикосновение сможет передать ему то, что хотела сказать.

– Принеси еще один мешок из дома. Картошки еще много.

 Скворец кивнул ей и помчался в сторону каменного дома. Узкая дорожка была усыпана сухими листьями, но их шорох был не слышен из-за завываний природы. Они почти закончили со сбором урожая, и осталось собрать только картошку. На крыльце стояли ящики с помидорами и два больших кабачка, через которые мальчик ловко перепрыгнул. Это был третий день, который они тратили на уборку участка и подготовку его к зиме. Он заскочил в дом, и теплый воздух приятно окутал его в свои объятья. Скворец еще постоял пару минут, а после крикнул на весь дом.

– Дрозд, принеси еще мешок!

 Из кухни послышались тяжелые шаги, и вскоре в проеме появился Дрозд, который за год стал еще выше. За год Дрозд стал еще больше напоминать немецкого аристократа, а еще через пару лет сошел бы и за вампира из готического замка. Скворец думал, если бы они не жили взаперти дома, то Дрозд бы определенно стал любимчиком у местных девочек. Впрочем, Скворец не был уверен в этом. Возможно, даже за стенами этого дома Дрозд пытался бы окутать Соловушку заботой и братской любовью. Он оперся на косяк и посмотрел на Скворца из-под полуприкрытых ресниц.

– А сам сходить ты не можешь? Обязательно так орать?

– Не будь занудным. Мне долго разуваться, – он указал на свои кроссовки. – Ну, пожалуйста, мы уже почти закончили.

– Соловушка замерзла? – Дрозд переменился в лице, и пренебрежение сменилось волнением.

– Наверное. Видел, какая там погода? – Скворец кивнул в сторону окна, за которым выла начинающаяся буря.

– Черт, – выругался Дрозд и ушел за мешком для картошки.

 Его злило то, что сейчас он был абсолютно бесполезным в сборе овощей. Филин не выпускал его на улицу уже второй день из-за простуды. Под ночь у Дрозда поднималась температура, и он ужасно из-за этого переживал. Сегодня Дрозд даже попытался выйти на помощь, но Филин тут же загнал его обратно и теперь тот занимался приготовлением ужина.

– Давайте быстрее. А то скоро дождь начнется, – он протянул мешок Скворцу.

– Спасибо, – мальчик приподнял уголки губ. – Братец.

– Не называй меня так, – Дрозд кинул мешок прямо в лицо Скворцу. – Ни капельки не меняешься.

 Скворец засмеялся, подхватил мешок и уже собрался выбежать на улицу, как Дрозд ухватил его за предплечье. Несмотря на то, что он болел, сил на то, чтобы сжать руку Скворца, у него хватило. Дрозд грозно посмотрел в глаза мальчику и зашипел.

– Ты никогда не станешь нам братом, – Дрозд поморщил нос. – Никогда не будешь семьей или кем ты еще себя возомнил. Забудь обо всех этих мечтах. Ты – грязный беспризорник, которого Филин просто пожалел.

 Скворец вырвал свою руку из цепкой хватки Дрозда и, схватив мешок, тут же выбежал на улицу. За прошедший год у Скворца и Дрозда так и не вышло достигнуть взаимопонимания. Не то, что Скворец слишком старался для этого, но даже нейтральными их взаимоотношения назвать было сложно. Если Соловушка была расположена к Скворцу всей душой и сердцем, но Дрозд излишне часто придирался к нему по пустякам. Даже летом, когда они втроем гуляли по полю, Дрозд был слишком строг к Скворцу. На улице стояла жаркая погода, и в пору бы было искупаться в прохладной речке, да только Филин уехал куда-то по делам, а дети решили прогуляться, чтобы не тухнуть в доме. Чуть в сторону леса они нашли пригорок, который в самый раз подходил для того, чтобы скатиться с него на велосипеде. Это было весело, и когда катился Дрозд, то он радостно махал Соловушке и даже проехал пару секунд без рук. Тогда Скворец почувствовал зависть и глупую детскую обиду, потому что Соловушке это понравилось. Она восторженно завизжала и начала прыгать на месте, словно выиграла в лотерею. С кипящим желанием доказать Соловушке, что он может куда лучше, Скворец поехал на велосипеде следующим. Он обернулся на девочку и оторвал руки от руля, ожидая восхищения и в свой адрес. Но вместе радостных вскриков он увидел, как Соловушка закрыла глаза руками. А потом он скатился с пригорка вместе с велосипедом, волочясь по земле и царапая себе колени и руки.

 Когда шквал пыли после падения слег, Скворец с трудом сумел поднялся на ноги. Стертые места на коже ужасно горели, и он едва сдерживал себя, чтобы не расплакаться не столько от боли, сколько из-за обиды. Дойдя на велосипеда, Скворец заметил, что из-за падения цепь слетала, а рама погнулась, и теперь на нем было не покататься. Через минуту подбежал Дрозд. Он мельком оглядел руки и ноги Скворца, убеждаясь, что тот ничего не сломал, а затем поднял велосипед и покатил его в сторону дома.

– И стоило оно того, чтобы выпедриваться? – пренебрежительно посмотрел он на Скворца. – Только дурью маешься, придурок.

 Слова Дрозда стали эхом, назойливым отголоском в голове. Каждый раз, когда он что-то говорил Скворцу, оставалось послевкусие обиды и злости. Сколько бы он не старался быть полезным, для Дрозда он словно кость поперек горла. Скворец мог бы и сейчас разозлиться на Дрозда и ответить ему что-то колкое, но ему куда больше хотелось поскорее помочь Соловушке, увидеть ее улыбку и снова прикоснуться к ее руке. Дрозд для Скворца остался лишь незначительным препятствием, чтобы добиться любви Соловушки и Филина, поэтому тратить на него свое время он счет бесполезным. Он снова перепрыгнул через кабачки и, проскользив по влажной траве, метнулся в сторону картофельного поля к Соловушке. Девочка сидела на корточках и искала картошку в уже раскопанных лунках.

– Мешок добыл. Иди, скидывай в него картошку, а в земле я и сам пороюсь. – Скворец сел рядом с ней. – Нечего тебе грязной работой заниматься и руки марать.

– Мне ведь не сложно.

– Я знаю, – улыбнулся он и достал картошку из-под земли. – Но пока я с тобой, то сам все сделаю.

– Благодарю, джентльмен. – Соловушка засмеялась и поднялась с земли.

 От улыбки девушки внутри у Скворца разлилось что-то теплое, и сердце затрепетало. Несмотря на то, что он год жил с ней бок о бок, Соловушка все это время была чем-то недосягаемым. Она была его названной сестрой, и Скворец посвящал ей все свои мысли и благородные действия, которые итак давались ему с трудом. Как и сказал Дрозд, Скворец не особо изменился. Он так и остался дворовым щенком, что всюду ходил за домашней кошкой в надежде получить ее внимание. Мальчик снял с себя куртку, которую отдал ему Филин, и отнес Соловушке.

– Надень, а то будешь вместе с Дроздом болеть, – Соловушка не пререкаясь, накинула на плечи куртку.

– Я закончила. Идем домой?

 Скворец кивнул ей и, взвалив на себя мешок картошки, направился к крыльцу. С неба начинали падать капли, и от ветра они становились похожими на маленькие стеклышки, что резали кожу. Соловушка накинула куртку на голову и частью этой куртки прикрывала голову Скворцу. Оказавшись на крыльце, мальчик с облегчением скинул мешок с плеч и, схватив Соловушку за руку, побежал вместе с ней в дом. Девочка вскрикнула от неожиданности, а после рассмеялась. Ее свободная рука провела по макушке Скворца, сбрасывая на пол капли дождя.

– Заходите греться, – Дрозд их встретил таким же холодным взглядом.

 Он помог Соловушке снять куртку и снова удалился на кухню. Девочка посмотрела на Скворца и улыбнулась. Если дворовый щенок выбрал для себя роль антагониста в борьбе с Дроздом за заботу и любовь домашней кошки, то Соловушка выбрала для себя роль медиатора между этими двумя обозлившимися детьми. Родной и названный брат были для нее опорой, где без одного разрушилась бы эта устойчивая конструкция семьи. Задолго до появления Скворца Соловушка чувствовала, что им не хватает кого-то, кто может быть самим собой, не страшась прошлого и не сбегая от него раз за разом в своих снах.

– Почему он меня так ненавидит? – тихим голосом спросил Скворец.

– Он не ненавидит тебя. Просто ты можешь быть тем, кем он не может себе позволить быть.

– Что? – Скворец нахмурился, так и не поняв ответа.

 Соловушка лишь пожала плечами и пошла следом за Дроздом. Он сидел на кухне и читал одну из книг Филина. На плите стояла кастрюля с супом и уже начинала закипать. Заметив Соловушку, Дрозд слегка улыбнулся и отложил книгу. Он прикоснулся кончиками пальцев к ее ледяным рукам и тут же отдернул, словно его поразило разрядом тока.

– Как ты себя чувствуешь? – она положила ладонь ему на лоб.

– Лучше, – он, не отрываясь, смотрел на сестру, чьи щеки покраснели от холода.

– Где папа?

– Филин уехал за сеном для Антонины, – Соловушка села напротив Дрозда. – Скоро должен вернуться, и будем обедать.

 Не отводя взгляда от брата, Соловушка облокотилась на колени и обхватила свое лицо руками. Она слегка наклонила голову набок и, сощурив глаза улыбнулась. Дрозд вопросительно вскинул брови и придвинулся чуть ближе.

– Что случилось?

– Не будь букой.

 Дрозд натянуто улыбнулся и закатил глаза. Он хотел снова вернуться к чтению книги, так как этот разговор обычно не заканчивался ничем хорошим. Но Соловушка выхватила ее у Дрозда из-под носа. Его рука так и осталась висеть в воздухе над местом, где только что лежала книга. Он понял, что бесполезно пытаться улизнуть, ведь Соловушка снова его настигнет, как и было множество раз до этого.

– Я пытался объяснить Филину, что вот из-за «этого» все плохо кончится, – Дрозд фыркнул, указывая в сторону гостиной. – Но он даже не слушал меня. Я не хочу, чтобы ты привыкала к нему. Если нам снова придется бежать, то…

– Прекрати. Скворец теперь тоже наша семья. И если бежать, то всем вместе.

 Дрозд лишь вздохнул и покачал головой. Он больше ничего не ответил, а продолжил читать вернувшуюся в его руки книгу. Соловушка еще сидела напротив и не отводила взгляд. Она понимала, с чем связана осторожность Дрозда, но сейчас она верила в то, что все осталось позади.

– Отец пообещал, что нам здесь ничего не страшно, и я ему верю, – она встала со стула и направилась к выходу. – Ты больше не должен быть взрослым. Тебе не обязательно защищать меня. Теперь у нас есть Филин. Дрозд, пожалуйста, стань мне братом, а не нянькой.

 Дрозд поднял взгляд на Соловушку и поджал губы. Уколола в самое сердце. Много лет он не позволял себе снова стать ребенком, и мысль о том, что сейчас эта возможность снова доступна ему, приводила его в ужас и восторг одновременно. Дрозд был похож на натянутую струну, что вздрагивала от каждого шороха. Если эта струна однажды ослабнет, то перестанет быть такой сильной и молниеносной. Всю жизнь оставаться в таком напряжении было безопасно, но очень больно и страшно.

 ***

 За окном продолжала выть буря, шел сильный дождь. Филин сидел на диване, обхватив руками гитарный гриф. Рядом с диваном сидели Дрозд, Соловушка и Скворец. Был слышен треск дров в печи, и этот звук был самым успокаивающим на свете. Казалось, что буря за окном уже ничего не значит, и сейчас имеет смысл только этот дом, который скрывает своими стенами и защищает ото всех проблем. Филин закончил настраивать гитару и окинул взглядом своих детей. Они, словно настоящие птенцы, сидели у его ног и, вскинув головы, глотали каждое его слово, будто единственную пищу, приносящую насыщение.

– Милая, споешь нам? – он положил руку на плечо Соловушки.

 Девочка улыбнулась и едва заметно кивнула. Она выпрямилась и убрала непослушные волосы за уши. Филин начал играть, перебирая грубыми пальцами податливые струны. Музыка разлилась по комнате, словно теплое молоко, и окутала в свои материнские объятья. Закончив с вступлением, Филин кивнул девочке, чтобы она начинала петь.

– Под небом голубым есть город золотой. – Ее высокий мелодичный голос выводил слова, будто кто-то писал текст размашистым каллиграфическим подчерком. – С прозрачными воротами и яркою звездой.

 Скворец смотрел на девочку, раскрыв рот от изумления. Раньше он не слышал, как она поет, и теперь жалел, что никогда не просил ее спеть ему одному. В свох фантазиях он уже вообразил, как Соловушка поет те строчки, но наедине, когда они рядом ближе дозволенного. Впервые он задумался о происхождении ее клички. В какой-то момент ему показалось, что он слушал песню небольшой птички, что своей трелью завораживала и окутывала присутствующих в сон и забвение. Соловушка сложила ладони и, приподняв подбородок, прикрыла глаза, наслаждалась собственным пением.

– С ними золотой орел небесный, чей так светел взор незабываемый.

 Пальцы Филина продолжали перебирать струны, и Соловушка умело ловила ритм. Их песня звучала как подготовленный номер на концерт. Когда они закончили свое выступление, Скворец еще пару секунд сидел, обвороженный этим мелодичным голосом девочки. Но когда Дрозд начал хлопать Филину и Соловушке, Скворец с радостью подхватил его.

– Пап, почитаешь нам? – девочка расплылась в улыбке.

– Конечно, милая. Пойду, выберу книгу.

– Можно с вами? – Скворец подскочил со своего места.

 Филин кивнул и пошел в комнату с книгами. В кабинете Филина стояли большие шкафы с огромным количеством различных книг. Среди них было много классики, детской литературы и огромные сборники стихов и рассказов. Филин запрещал детям находиться в своем кабинете без него, но с удовольствием заходил сюда вместе с ними, особенно если те проявляли интерес к книгам. В основном литературой интересовался Дрозд, но чтобы лишний раз поговорить о чем-то с Филином, Скворец тоже делал вид, что ему интересно читать. На деле он не прочитал ни одной книги. Ему больше нравилось слушать чтение Филина, ведь тогда он мог почувствовать себя причастным к чему-то большему. Тогда он чувствовал себя частью этой семьи.

– Что будем сегодня читать? – Филин обернулся к Скворцу, как только они вошли в кабинет.

– Алиса в стране чудес, – мальчик ухватился за первую книгу, название которой успел прочитать на полке. – Я хотел спросить у вас кое-что.

– Спрашивай.

– У Соловушки такая кличка, потому что она хорошо поет?

– Верно.

– А у меня?

 Филин улыбнулся и потянулся за большой книгой на одной из верхних полок. Когда он показал книгу Скворцу, тот прочитал: «Птицы. Детская энциклопедия». Скворец вскинул брови и поднял взгляд на Филина. Тот лишь мягко улыбнулся ему и указал на три разноцветные закладки.

– Открой на зеленой закладке. А после на желтой.

 Скворец подхватил книгу и сел на кресло, что стояло в углу комнаты. Он ухватился за зеленую ленту и открыл книгу на пятьдесят первой странице. На ней была большая фотография темной птицы в крапинку и подпись: «Скворец». На страницах было что-то написано о месте обитания, внешних характеристиках и особенностях поведения. Мальчик пробежал по ним вскользь, а после перелистнул на желтую закладку. Фотография почти не отличалась от предыдущей фотографии, но подписана она была как Дрозд. Скворец изумленно поднял взгляд на Филина.

– Я не понимаю.

– Вы с Дроздом и правда, очень похожи, – прежде чем Скворец возмутился, Филин продолжил. – Но это только на первый взгляд. На деле вы абсолютно разные. И ваша схожесть объясняет то, почему вы недолюбливаете друг друга.

– Это не правда, – Скворец опустил взгляд.

– Попробуй понять его, и тогда, может, он тоже поймет тебя.

 Скворец нахмурился, но так ничего и не сказал Филину. Он не понимал Дрозда и даже понятия не имел, как это сделать. Скворцу нравилось дразнить его и выводить из себя, но он ни разу и представить себе не мог, что они вдруг поладят. Они забрали с полки книгу и вышли в гостиную к остальным. Дрозд с Соловушкой сидели в тишине, не переглядываясь друг с другом. Заметив Филина со Скворцом, Дрозд передернулся плечами и выпрямил спину, словно в нее уперся пистолет.

– Какую книгу выбрали?

– Алиса в стране чудес, – Скворец приземлился рядом с ней на ковер.

– Мне нравится эта книга, – девочка улыбнулась и склонила голову на плечо Скворцу.

 Когда Филин занял свое прежнее место, то кончиком указательного пальца двинул очки ближе к глазам и прокашлялся. Комнату снова окутал треск дров в печи и низкий и глубокий голос мужчины, что перебирал слова в книге, словно струны гитары.

– То ли колодец был очень глубок, то ли падала она очень медленно, только времени у нее было достаточно, чтобы прийти в себя и подумать, что же будет дальше. Сначала она попыталась разглядеть, что ждет ее внизу, но там было темно, и она ничего не увидела. Тогда она принялась смотреть по сторонам. Стены колодца были уставлены шкафами и книжными полками; кое-где висели на гвоздиках картины и карты.

 Скворцу на мгновение показалось, что он сам летит вниз по колодцу. Это падение было мягким и свободным. Оно позволяло ему расслабиться, прежде чем он разобьется о холодные камни на дне. Он никогда не видел дна колодца, но сейчас ясно представлял, как будет больно лежать на этих камнях и смотреть вверх, на свет. Туда, где он сидит в гостиной и слушает сказку Филина.

Глава 5. Гнездо.

 «…А ты по холоду идёшь

 в пальто осеннем нараспашку.

 Ты папиросу достаёшь

 и хмуро делаешь затяжку.

 Но снова ухает труба.

 Всё рассыпается на части

 от пункта Б до пункта А.

 И ты поморщился от счастья…»

 Времена и пространства. Борис Рыжий.

– Встаем на пробежку. – Кто-то, словно сквозь пелену, сказал это и сразу же исчез.

 Щегол предпочёл отнестись к этому как к наваждению или странной навязчивой мысли. Он обхватил двумя руками одеяло, натягивая его на себя с головой, и уткнулся лицом в подушку. Раскладушка противно скрипнула, но этот скрип, также как, и голос провалился в тишину. Щегол выбрал бы весь день провести лежа на раскладушке под одеялом. Его мышцы все еще болели после многократных подъемов на чердак, хоть и прошло уже несколько дней, но каждое движение отдавало неприятным спазмом. Он протяжно выдохнул, подготавливаясь к новому сну, где он снова в родном городе. Но тут одеяло внезапно стянули со Щегла, оставляя его в одних трусах и футболке.

– Что происходит? – Его голос был схож со скрипом раскладушки.

– Ты слышал приказ, – над ухом прозвучал голос Чижа.

– А теперь поторопись, не то достанется. – Сизый подхватил его под руки и поднял с раскладушки. – И тебе, и нам.

 У Щегла оставалась уйма вопросов по поводу внезапной пробежки на пятый день нахождения в Гнезде, но сил с утра хватило лишь на то, чтобы наспех надеть на себя одежду и выбежать на улицу за парнями. Гостиная непривычно пустовала, и все Гнездо было наполнено вязкой утренней тишиной. За дверьми первого этажа раздавался тихий храп, и Щеглу стало даже обидно от этого. Оказавшись на улице, он поежился от холодного воздуха и обхватил себя руками. Там их равнодушным взглядом встретила Ласточка. Она делала что-то наподобие разминки и лишь вскользь посмотрела на парней.

– Бежим за мной, – не дожидаясь ответа, она легким бегом направилась вглубь леса.

 Ласточка бежала впереди, а Чиж, Сизый и Щегол бежали следом за ней. Влажные листья перемешались с песком и налипали грузом на кроссовки. По земле струился легкий туман, и прохладный ветер звенел в ушах. Холодный воздух обжигал ноздри, и Щеглу приходилось дышать ртом, несмотря на обветренные губы, готовые треснуть в любой момент. Щегол поравнялся с Чижом и Сизым, надеясь поговорить с ними.

– Что вообще происходит?

– Ласточка вернулась. – Сизый усмехнулся, слегка сбавляя темп.

– Теперь так будет каждое утро? – с ужасом спросил Щегол.

– Только пока они с Соколом в ссоре. – Чиж подключился к их разговору.

– Я ничего не понимаю.

– Что непонятного. – Чиж устало выдохнул. – Ласточка бегает каждое утро. Обычно она делает это вместе с Соколом. Иногда между ними что-то происходит, и она тащит на пробежку нас. Обычно это один или два дня, но один раз мы бегали с ней неделю.

– А они с Соколом…? – Щегол побоялся продолжить, так как не был уверен, что Ласточка их не слышит.

– Мы думаем, что они брат и сестра. Они постоянно ходят друг с другом, живут вдвоем в одной комнате, но каких-то открытых разговоров мы никогда между ними не видели.

– А почему мы, а не Сорока или Глухарь?

– У Глухаря больные ноги, а с Сорокой ты и сам видел, – заметив пристальный взгляд Ласточки, Чиж ускорился, оставляя позади Щегла с Сизым.

– Почему Ласточка и Сорока ненавидят друг друга?

– Не неси чушь. Здесь никто друг друга не ненавидит. Разногласия есть везде, но несмотря ни на что, мы – семья. – Последние слова Щегол слышал плохо, потому что Сизый убежал вперед следом за Чижом.

 Щеглу ничего не оставалось, кроме того, как побежать за ними. Ласточка остановилась на поляне и посмотрела на небо. Оно было затянутым серой пленкой, как и все дни до этого. В лесу слышалось далекое щебетание птиц, которое затихало с каждой минутой. Ласточка задержала взгляд на Щегле и медленно прикрыла глаза.

– Твоя просьба выполнена. Теперь ты повязан с нами кровью.

 Словно тонкой проволокой Щегла пронзило с головы до кончиков пальцев. Он был бы рад, если бы она ничего не говорила, и эта информация осталась бы для него приятной интригой. Анисимов мертв. Это утверждение казалось таким логичным и уместным, в отличие от того, что он мертв из-за Щегла. Липкое и кислое ощущение образовало ком внутри грудной клетки. Щегол собственноручно наставил прицел на Анисимова, а Ласточка всего лишь спустила курок. Он так и не смог ничего произнести ничего ей в ответ и поэтому лишь кивнул.

 ***

 К моменту их возвращения в Гнездо остальные уже проснулись и приступили к приготовлению завтрака. Глухарь стоял за плитой и варил очередную кашу, а Сорока с Соколом сидели в гостиной. Девушка безумолчно говорила об ужасных сменах в «Раздолье», а Сокол, казалось, даже не слушал ее. Заметив вошедших, Сорока настороженно оглядела всех и замолчала, вскидывая брови и поджимая губы. Сокол же заострил свое внимание лишь на Ласточке и устало вздохнул.

– Раз уж все в сборе, перейдем сразу к делу. – Сокол поднялся с кресла. – Глухарь отправится на охоту, заодно осмотрит лес. Чиж, Щегол, Сизый и Сорока остаются в дома и проводят генеральную уборку. Ласточка со мной в город.

 Сорока наигранно вздохнула, но больше никто не высказал претензий. Завтракать в тишине, казалось, было привычным для Птиц. Вот только Щегол затылком чувствовал, что один неверный вздох – и они переубивают друг друга. Что бы Сизый ни говорил о семье, Щегол видел это только по вечерам, когда включался магнитофон и приносилось пиво. Он попытался оправдать все тем, что это всего лишь утро, и напряженность вполне приемлема, но что-то подсказывало ему, что это не так.

 Ровно в такой же тишине Глухарь взял ружье из своей комнаты на первом этаже и позвал за собой Плюшу. Собака поднялась с ковра и, кряхтя, последовала за своим хозяином. Когда они ушли, легче заканчивать завтрак не стало. Ласточка следующей поднялась с кресла и, подхватив связку ключей, ушла заводить «Буханку». Все проводили ее взглядом до двери и взглянули на Сокола. Мужчина смотрел на захлопнутую дверь, а после отставил нетронутую кашу на столик и последовал за Ласточкой. Только после этого атмосфера в гостиной приобрела приятный знакомый оттенок, что был едва уловим.

– Распределим обязанности! – Сорока встала ногами на диван и прокашлялась. – За мной будет гостиная, за Чижом остается второй этаж, за Сизым пусть будет кухня, а Щегол пусть крыльцо подметает. Потом разойдемся по комнатам. – Сорока посмотрела на Щегла и сморщила нос. – Надеюсь, с веником справишься.

– А куда он денется. – Сизый собрал тарелки. – Включишь что-нибудь на фон?

– Что предпочитаете? – Сорока направилась к коробке с кассетами. – Сплин, Кино, Скорпионы или Модерн Токинг.

– Выбирай на свой вкус, – Чиж включил магнитофон. – Были бы деньги, я бы пополнил арсенал музыки. А то эту уже наизусть знаю.

– Увы, – Сорока лишь развела руками. – Гранатовый альбом или двадцать пятый кадр?

– Нет! – Сизый вылетел с кухни, намереваясь выхватить у нее кассеты. – Не смей опять его включать. Я из-за тебя скоро его возненавижу.

– Сами сказали, что на мой вкус. – Сорока вставила кассету «Гранатовый альбом» в магнитофон. – Приступаем к уборке!

 Магнитофон закряхтел, а потом запел ту самую песню, которую Щегол раньше никак не смог узнать. После раздались знакомые для всех ноты, и Чиж с Сизым переглянулись и тяжело вздохнули. Сорока подняла руки вверх и, заливаясь смехом, принялась танцевать:

– Я умираю со скуки, когда меня кто-то лечит! – Она кричала громче магнитофона и Щегол невольно вздрогнул.

 Чиж закатил глаза и поспешил подняться на второй этаж, чтобы не слышать ее завываний. Сорока намеренно пела громко и плохо, прыгая на диване, как на батуте, и только когда все разошлись по назначенным местам, сама начала убираться. Щегол даже с крыльца слышал ее пение и боялся представить, каково находится в доме Чижу и Сизому.

 ***

– Почему ты не сказала, что вы вернулись? – Сокол выжал сцепление и притормозил на повороте, выезжая на асфальтированную дорогу.

– Ты спал. Мы вернулись поздно, – Ласточка смотрела в окно, провожая взглядом каждое встречное дерево.

– Как все прошло? – мужчина повернулся в сторону девушки.

– Нормально. Как и всегда.

 Сокол подпер рукой подбородок. Пальцем он коснулся повязки на правом глазу и поморщился. Еще раз он мельком взглянул на Ласточку, но так и не нашел ответного взгляда. Ласточка чувствовала затылком его тяжелый взгляд, но поборола желание посмотреть в ответ. Спустя пару минут показались здания города, и вскоре на трассе они заметили табличку о въезде. По этой дороге Сокол мог проехать с закрытыми глазами и с первого раза попасть во все повороты и объехать каждую кочку. «Буханка» устало закряхтела, когда он сбавил скорость.

– На днях Щегол и Сизый выяснили, что в Восточном районе промышляют наркотиками, и какие-то непонятные дела ведут центральные. Выясним у участкового.

– Прошлые вернулись? – Ласточка так и продолжала смотреть в окно.

– Нет. Сизый уверен, что это другие. Много нестыковок со старыми.

– А почему Красиков не рассказал? – Ласточка, наконец, взглянула на Сокола.

– Возможно, сам не в курсе, поэтому и заглянем к нему.

 Ласточка задержала взгляд на Соколе. Ее маска безэмоциональности раскололась на кусочки, и теперь она выглядела до ужаса расстроенной. Поджав тонкие губы, девушка вернулась к созерцанию города в окне. Что-то в грудной клетке сильно болело и ныло, не предвещая ничего хорошего. «Буханка» повернула направо, с крупной улицы на более мелкую дорогу и начала подпрыгивать на кочках. Проехав около сотни метров, машина затормозила перед серым зданием с покосившейся вывеской адреса. Ласточка ухватилась за ручку, но помедлила, переводя взгляд на Сокола.

– Ты винишь меня? – почти шепотом спросил мужчина.

– За что?

– За все это. До сих пор? – Сокол повернулся к ней лицом. – Прошло ведь столько времени…

– Ты не хочешь услышать мой ответ. – Кусочки маски срослись воедино. – Идем уже.

 Ласточка вышла из машины и направилась к серому зданию. Спустя несколько секунд и Сокол последовал за ней. За дверью был классический коридор с отслаивающимися обоями и треснутым линолеумом. Ласточка застегнула куртку, чтобы скрыть наличие кобуры, и свернула к кабинету участкового. В небольшом помещении стоял лишь компьютерный стол и старенький диван, обивка на котором сильно испортилась.

– Добрый день. Мы к капитану Красикову. – Ласточка окинула взглядом помещение и посмотрела на парня, сидевшего за столом.

– Здравствуйте, капитан Красиков ушел на пенсию. – Парень улыбнулся. – Я новый участковый – Павел Викторович Огинский, – он протянул руку Ласточке, но та лишь разгневанно обернулась на Сокола.

 Он стоял в дверях, не решаясь сделать шаг в кабинет. С Красиковым они сотрудничали уже двенадцать лет. Он всегда давал информацию Птицам и по необходимости доставал разрешение на оружие. Красиков знал, что нужно Птицам, а Птицы знали, что нужно Красикову. И на этом сотрудничестве они прекрасно выживали. Первым делом возникла мысль поехать сразу домой к бывшему участковому, но Сокол тут же отбросил ее, ведь на пенсии они друг другу совершенно бесполезны. Сокол всегда знал, что нужно делать, как поступать и куда бежать в случае отступления, но только в том случае, если обстоятельства оставались прежними. Когда менялась хоть одна деталь механизма, что прекрасно работал, то ломалась и вся система. Теперь понадобится время, чтобы все починить. Ласточка заметила разочарование на лице Сокола и, бесцеремонно ухватившись за рукав его куртки, потащила его на выход.

– Стойте! – Огинский подскочил со своего рабочего места. – Если вы те, о ком я думаю, то Красиков мне все доложил.

 Ласточка снова задержалась в дверях, а после, вернувшись в кабинет, закрыла дверь. Она села на диван напротив стола участкового и закинула ногу на ногу. Сокол остался стоять рядом с диваном, не сводя взгляд с Огинского.

– Капитан Красиков говорил, что периодически приходят люди. Они приносят информацию, выполняют мелкую работу и требуют взамен то, что им нужно. – Он оглядел их с ног до головы. – Я так понимаю, с вами мне придется сотрудничать?

– Придется – слишком громко сказано. – Ласточка прищурилась. – Красиков делал это по доброй воле и не жаловался.

– Я ничего не имею против. – Он вскинул руки. – Просто не совсем понимаю род вашей деятельности.

– Считай нас благодетелями.

 Огинский усмехнулся, приподняв левый угол губ. Он перевел взгляд с Ласточки на Сокола и, подперев подбородок рукой, расплылся в улыбке.

– Это дело хорошее. Ну, раз Красиков сотрудничал с вами, значит, доверял. – Участковый поднялся с кресла и обошел кабинет. – Вам что-то нужно или мне?

– Героином кто-то промышляет у вас. Есть идеи? – Ласточка следила взглядом за Огинским, словно кошка за мышью.

– Впервые слышу об этом, – он потер переносицу. – Сегодня займусь этим вопросом. Есть фамилии или адреса зависимых?

– Нет, – соврал Сокол, не упоминая наркомана, которого встретил Сизый. – Сообщите нам потом. Может, и мы что-то узнаем.

 Сокол взял со стола ручку и на небольшом листке нацарапал номер из шести цифр. Он еще раз переглянулся с Огинским и, кивнув ему на прощание, вышел вместе с Ласточкой из кабинета. Они молча дошли до «Буханки» и сели в нее. Только после того, как захлопнулась дверь, Сокол выругался и ударил по рулю.

– Ты ему веришь?

– Конечно, нет. Иначе сказал бы имя того наркомана.

– Что мы будем делать? – Ласточка достала из бардачка пачку сигарет и протянула ее Соколу.

– Мы? Ты больше не в оппозиции? – Он вытянул сигарету из пачки и прикурил.

– Давай без глупых вопросов. Я же здесь. Всегда была и буду.

 Сокол кивнул и впустил дым в легкие. В одно мгновение ему показалось, что замена Красикова не такая уж и проблема.

– Дадим Огинскому шанс. Если найдет информацию, попробуем сотрудничать с ним, – Сокол облегченно выдохнул. – Молодой он сильно, вот что меня смущает и удивляет.

– По-моему, ничего удивительного. Места же покупаются, будет большой удачей, если он толковым окажется.

– Вот и подождем. Тем более, я верю Красикову, а если тот ему все рассказал, то может не все так плохо.

– Куда теперь? – Ласточка откинулась на спинку сидения и посмотрела наверх.

– Заскочим в одно место и домой.

 ***

 В Гнезде пахло моющим средством, свежей выпечкой, что еще томилась в духовке. На веревке, натянутой поперек комнаты, висели влажные вещи, капли с которых изредка капали на пол. Одежду и белье Птицы стирали вручную. Каждый сам свое. Чайником грели теплую воду, а после в тазике стирали, будто енот-полоскун. Особенности жизни у Птиц давались Щеглу тяжело, но, поставив перед собой цель приспособиться, он уверенно шел к ней медленными, но верными шагами. Сизый периодически проверял пирог на готовность, протыкая его зубочисткой. За окном вечерело, но ни Глухарь, ни Ласточка с Соколом еще не вернулись. Сорока лежала на полу и подпевала магнитофону, что уже по второму кругу играл кассету. Она прикрыла глаза и подняла руки вверх, размахивая ими из стороны в сторону. Чиж стучал пальцами по клавиатуре компьютера и вечно хмурился. Сизый вернулся на второй этаж и сел на подоконник рядом со Щеглом, наблюдая за Сорокой.

– Хочу услышать твою историю. – Он толкнул Щегла в плечо.

– Что?

– Расскажи, зачем ты пришел к Птицам. Всем интересно.

– Не правда. Мне плевать. – Сорока отвлеклась от песен Сплина.

– Правда, расскажи. Мы тоже расскажем. – Сизый посмотрел на Чижа, ища в нем поддержку, но тот даже не отвлекся от компьютера. – Без имен, дат и мест. Просто история.

 Щегол оглядел людей в комнате. На первый взгляд только Сизый хотел услышать историю Щегла, но внезапно Чиж остановил беглый взгляд в одной точке, а Сорока перестала подпевать и махать руками.

– Мой отец умер год назад. До этого он долго болел, и мать надеялась спасти его. Она влезла в большие долги за его лечение. Должна она была местному авторитету. Когда отец умер, он начал трясти с нее эти деньги. – Щегол оперся головой о стену и прикрыл глаза. – Я устроился на вторую работу, мама брала дополнительные смены, но нам не хватало времени. Он сказал, что если до следующего года мы не вернем долг, он убьет нас. Поэтому я пришел, чтобы убили его.

 В комнате повисла тишина, и были слышны только постукивания Чижа по буквам на клавиатуре. Сизый тяжело вздохнул и потянулся в карман за сигаретой.

– Скучно, – выдохнула Сорока.

– И альтруистично, – добавил Чиж.

– Ну и ладно. – Щегол поджал губы и посмотрел на Сизого. – Теперь ваша очередь. Рассказывайте.

– Мы с Сизым пришли вместе два года назад. – Чиж перевел взгляд в их сторону. – Учились на последнем курсе институте. Я тогда…

– Мы влезли в неприятности, и на нас хотели повесить статью за причастность к террористическому акту. – Сизый перебил Чижа, зажимая сигарету между губ.

– Потом я узнал о Птицах. Связался с ними и сказал, что могу быть полезным, – Чиж посмотрел на Сизого и нахмурился. – Забрал из дома компьютер, и мы поехали сюда. Вот и все.

– Ого, – Щегол посмотрел сначала на Чижа, а потом на Сизого. – По сравнению с вами, моя история просто пыль.

– Передайте зажигалку. Я свою внизу оставил. – Сизый хлопнул себя по карманам.

 Сорока достала зажигалку из своего кармана, но бросила ее не Сизому, а Чижу, что поймал ее в воздухе. Он нахмурился и посмотрел на Сизого.

– Может, хватит пыхтеть, как паровоз? Воняешь потом жутко. А мы, между прочим, одну комнату делим.

– Не ругайся. – Сизый уперся подбородком в ладони, не вынимая сигарету из зубов.

 Чиж попытался еще немного терроризировать его взглядом, но потом сдался и поднес зажженную зажигалку к сигарете. Сизый прикурил сигарету из рук Чижа, а потом подмигнул Щеглу.

– Сейчас я вам расскажу настоящую историю. – Сорока села на пол и уперлась руками в колени, а Сизый тяжело вздохнул. – Жила я в глухой деревне, недалеко отсюда. У моего отца было еще несколько детей, которых он обычно подбирал на улице. Он запрещал нам выходить на улицу, а если ослушаемся, сильно избивал. Когда мне было пятнадцать, он случайно убил одного ребенка, не рассчитал силу, и мой брат ударился головой о косяк. Было очень много крови, и отец еще долго кричал, чтобы тот поднимался. Я испугалась, что он убьет и нас, поэтому вместе со вторым братом мы сбежали. Мы скитались по заброшенным зданиям и подвалам, воровали на улицах. А потом я пришла к Птицам.

– Что… Ты… – Щегол стоял перед ней, широко распахнув глаза. – А брат твой? Что с ним?

– Брат? – Сорока нахмурилась. – Его загрызли собаки.

 В комнате снова наступила тишина, и Щегол побоялся даже вздохнуть. За окном начинала подниматься буря, и небольшие ветки деревьев пролетали прямо перед стеклом. Щегол поежился от мнимого холода и еще раз посмотрел на Сороку. Ему показалось, что они еще ни разу не была такой напряженной. Девушка смотрела прямо на Щегла, сведя брови над переносицей.

– Шутка. – Она тут же залилась смехом.

– Как обычно. – Чиж вытянул губы в тонкую линию. – Дурочка ты. Таким не шутят, – он еще несколько раз щелкнул мышкой, а после воскликнул. – Нашел.

– Кого? – Щегол непонимающе взглянул в экран.

– Германа Жукова, про которого вы рассказали на днях, – Чиж снова нахмурился. – Вот черт.

– Что там? – Сорока даже не удосужилась подняться с пола.

– Этот Герман такой же, как и наш Игнат – фальшивка, – Чиж устало прикрыл глаза. – Кто-то хочет поиграть в прятки.

 Сизый выругался и поднялся с пола, отправляясь на кухню проверить пирог, который, судя по запаху, уже подгорал. Остальные тоже решили переместиться на первый этаж, потому что кто-то уже вернулся. Дверь распахнулась, и в гостиную залетел ветер, что так отчаянно до этого пытался ворваться в дом через окно. Сразу за ветром вошла Плюша, а следом и Глухарь с уткой в руке. Его лицо было красным от холода, а борода покрыта свежими каплями дождя.

– В такую погоду даже птицы не летают. – Он отнес утку на кухню. – Только эта бедолага попалась.

 Глухарь поставил чайник на плитку и ушел в свою комнату на первом этаже, чтобы переодеться. Плюша прыгнула на диван, притесняя Сороку, и развалилась во всю длину. Собака устало фыркнула, а после прикрыла глаза. Сорока потрепала ее за ухом и поцеловала в макушку.

– Сорока! – Чиж прикрикнул. – Она же вся грязная.

– Ну и что? – Она демонстративно еще раз чмокнула собаку. – Она же своя. Ты вообще со Щеглом в одной комнате живешь, а он не свой.

– Это еще почему? – возмутился Щегол.

– Просто это факт. Смирись. – Она показала язык Щеглу, а после задумалась. – Надо было вместо тебя завести козу.

– Что? – Чиж запрокинул голову и рассмеялся. – Какую козу? Зачем тебе коза?

– Жила бы с нами, как Плюша. Глухарь бы доил ее, и молоко бы было.

– А кормить ее чем? – Глухарь вышел из комнаты. – Кашей, как Плюшу?

– Ой, ну вот будет коза, там и разберемся. – Сорока сложила руки на груди.

– Сизый, приведи ей козу из города. – Чиж продолжал смеяться. – Я тебя умоляю. Будет Сорока ее на поводке выгуливать.

– А вот и буду! – Она подскочила с дивана. – Глухарь с Плюшей живет, вы со Щеглом, Сокол с Ласточкой, а я одна.

– Хочешь себе Щегла забрать? – Чиж облокотился на колени. – У меня вот Сизый есть уже. Еще бы не курил, цены бы ему не было.

– Щегла не хочу, – Сорока бросила на Щегла беглый взгляд и надула губу.

 В Гнездо зашел Сокол. Он позвал за собой Чижа, Сизого и Глухаря, оставляя в доме остальных. Они без лишних слов накинули куртки и ушли за ним. Щегла слегка потревожило то, что его не позвали. Несмотря на то, что он принял свое место в Гнезде, не факт, что Гнездо приняло его. И в подтверждение этому слова Сороки. Щегол посмотрел на нее и прищурился. Сорока была примерно его возраста, но появилась здесь раньше Чижа и Сизого. Так во сколько же лет она сбежала из дома?

– Как мне стать своим?

– Тебе? – Сорока поперхнулась. – Никак.

– Это еще почему?

– Своих мне сразу видно. А ты не такой. – Она взглянула на свои ногти и улыбнулась. – Ты слишком теплый, спокойный, домашний. Таких птиц не бывает. Только если петухи, и то они не спокойные. Получается, ты вообще не вяжешься.

 Щегол вздохнул и откинулся на спинку кресла. Ее слова ни капли не внушали уверенности, и ему оставалось только ждать момента для того, чтобы проявить себя как свой. Он не знал, каким должен быть этот момент, ведь до сих пор так и не понял, зачем Сокол набирает людей. Явно же не для того, чтобы отлавливать наркоманов в неблагополучном районе.

– Щегол! – в проеме показался Сизый. – Бегом сюда!

 В надежде, что сейчас будет тот самый момент, когда Щегол сможет доказать, что он теперь свой, парень подскочил с кресла и побежал к двери. В проеме стояли все Птицы, за исключением Сороки. Они смотрели на Щегла так, словно он что-то натворил. Затем Чиж отошел в сторону, и Щегол увидел за его спиной железную кровать с сеткой из пружины. Но самым главным было даже не это. В руках Ласточка держала его рюкзак с вещами, который Сокол отобрал в первый день. Щегол широко распахнул глаза, но не смог произнести ни слова.

– Теперь ты официально один из нас. Ты прошел испытательный срок. – Сокол слегка скривил уголки губ. – Все заносим, а то сейчас промокнем.

 Чиж и Сизый подхватили кровать и понесли ее на второй этаж, спотыкаясь на каждой второй ступени. Чиж тянул ее сверху, что-то выкрикивая, а Сизый толкал снизу и ругался на Чижа, что тот неправильно тянет. Ласточка вручила рюкзак Щеглу и ушла в комнату, чтобы снять с себя мокрую куртку.

– Но почему? – Щегол посмотрел на Сокола, что остался стоять рядом с ним. – Я же ничего не делал. Я даже не знал, что делать.

– Ты слушал. И правильно воспринимал сказанное, – Сокол положил руку ему на плечо.

 Птицы, кто их разберет. Стоило Щеглу остаться в Гнезде и заняться уборкой, так его сразу же приняли. Или, может, дело в Анисимове, которого на днях убила Ласточка? Или, может, все потому, что Щегол сам это почувствовал. Почувствовал, как кончики его пальцев корнями врастают в скрипучие половицы Гнезда, как кассеты со Сплином начинают играть не только с магнитофона, но и где-то внутри. Щегол ощутил причастность ко всем спорам и перепалкам, прикоснулся к Птицам чем-то изнутри, что было недосягаемо раньше и неприметно при первом взгляде. Щегол не хотел упустить это чувство, он хотел заставить его быть только сильнее и пропитаться им до самой макушки.

Глава 6. Дети Филина.

 «…Мальчику полнеба подарили,

 сумрак елей, золото берез.

 На заре гагару подстрелили.

 И лесник три вишенки принес.

 Было много утреннего света,

 с крыши в руки падала вода,

 это было осенью, а лето

 я не вспоминаю никогда…»

 Прежде чем на тракторе разбиться. Борис Рыжий.

 Прошло три года с побега Скворца, и теперь он окончательно стал одним из детей Филина. Он ни на секунду не подверг сомнениям решение присоединиться к Филину, а только наоборот, с каждым днем все сильнее верил, что это было наилучшим решением за всю его жизнь. Филин понимал, что взаперти дети не научатся всему тому, что будет ждать от них общество через несколько лет, и поэтому приводил учителей, чтобы те занимались с ними. Обычно это были три пожилые женщины. Они приходили три раза в неделю и обучали грамотности, точным и естественным наукам. Скворцу это не то что бы нравилось, но он добросовестно старался, чтобы хоть немного приблизиться к уровню Соловушки и Дрозда. С каждым годом у Скворца появлялось все больше вопросов, на которые Филин лишь улыбался и просил подрасти. Он был терпим к поступкам Скворца и за все время еще ни разу не повысил на него голос. Хоть Скворец специально и не пытался вывести Филина из себя, но такое отрешенное поведение с его стороны не могло не настораживать. Филин был похож на море, что уже слишком долго пребывает в спокойствии, и Скворец каждый день ожидал шторма, хоть тот и не наступал.

 Дрозд тоже старался терпеть Скворца, хоть и получалось у него это гораздо хуже, чем у Филина. Он не отказывался от возможности язвительно прокомментировать его ошибки на занятиях, однако в свободное от учебы время всячески избегал какого-либо контакта со Скворцом. Дрозд уделял учебе больше всего времени и, наверное, рассчитывал поступить в университет, когда он выйдет за пределы дома Филина. Скворец же постоянно насмехался над мечтами Дрозда. Дружных братьев из них не получилось, но как соседи они росли вполне сносно, и в последнее время их войну настигло перемирие. Или же они просто выросли из этих детских забав. Однажды Скворец решил прислушаться к словам Филина и посмотрел на Дрозда, как на свою копию. Внешне они вполне сходили за родственников, благодаря карамельным глазам и неаккуратной стрижке шоколадных волос. Если Скворец предпочитал, чтобы кончики его волос трепыхались от ветра, то Дрозд смачивал руки водой и приглаживал непослушные пряди к голове, что придавало ему еще более деловитый внешний вид. Но схожая внешность легко компенсировалась характером, где один добивался одобрения своими стараниями и успехами в математике, а второй получал это одобрение из-за одной только улыбки. Дрозд подходил ко всему с полной серьезностью, когда Скворец реагировал на все через шутки и веселье. И именно это различие раздражало их обоих друг в друге.

 Соловушка предпочла строгости брата свободу Скворца. Со Скворцом она не замечала тяжелого железного забора, что скрывал от нее весь мир или ее саму от всего мира. Со Скворцом Соловушка чувствовала воздух в легких, даже в стенах деревянного дома, и они растворялись перед ней, открывая место радости даже в самой грозной башне. Из маленькой певчей птички Соловушка постепенно превращалась в Жар-птицу, чья красота заставляла Скворца внутренне содрогаться при каждой встрече. Черты ее лица становились острее, а волосы цвета кофе с молоком превращались в крылья ворона, что послушно поддавались дуновению ветра. И только глаза-стекляшки остались прежними. Они служили напоминанием Скворцу, что перед ним стоит не загадочная девушка из его сна, а та самая Соловушка, что доброжелательно улыбнулась ему в первый день и, ухватившись за маленькую руку, побежала показывать корову. И все же Скворец не мог до конца отогнать мысль о том, что смотрит на нее дольше и цепляется за нее загрубевшими пальцами сильнее, словно старясь вытащить наружу тот закостенелый образ, в который он только сильнее влюблялся.

– Сосредоточься, – грозно сказал Филин, придерживая руку Скворца.

 Он несколько раз моргнул, а после глубоко вдохнул, собирая все лишние мысли далеко в легкие, а на выдохе, выпуская их, нажал на курок пистолета Макарова. Пуля не попала в цель и лишь поразила сухую землю леса. Скворец раздраженно фыркнул и посмотрел на Филина, что стоял рядом и улыбался лишь краешками губ.

– Тренируйся, пока не получится. – Филин набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. – Сначала освоишь Макарова, потом перейдем к другим видам оружия.

 Скворец хотел возразить, но Филин кивнул на импровизированную мишень – часть ствола сосны, очерченная углем по кругу. Центр мишени Филин особенно четко выделил обильным количеством угля. Скворец выставил одну ногу вперед и вытянул руки перед собой. Он прикрыл левый глаз и прицелился правым, оставляя черный круг посреди мишени чуть выше мушки. Повторив цикл с дыханием, он выстрелил, и пуля врезалась в кору дерева. Скворец чуть было не выронил пистолет из рук, но, вспомнив технику безопасности, покрепче сжал его в руках. Он подбежал к сосне и нашел поврежденное место на сосне. Пуля почти пробила центр мишени.

– Я почти попал в центр! – Скворец вернулся к Филину и протянул ему пистолет.

– Разве мы прекращали тренировку? – Он изумленно вскинул брови, глядя на протянутое ему оружие. – Когда попадешь ровно в цель десять раз подряд, тогда и поговорим.

– Пройдет целая вечность! – Скворец протяжно заскулил.

– Мы не торопимся. – Филин забрал пистолет у Скворца и без заминки встал на позицию стрелка. Он лишь на секунду замер, чтобы прицелиться, а после выстрелил несколько раз подряд. – Смотри. – Скворец убежал к сосне, чтобы убедиться, что Филин попал, и, воодушевленный, вернулся обратно. – Важна не только меткость, но и стабильность. Если ты будешь попадать в цель один раз из десяти, то какой от этого толк? – Он вернул оружие Скворцу. – А теперь тренируйся.

 Честно говоря, Скворца впечатлила показательная стрельба Филина, и больше он не смел возмущаться. В перерывах между выстрелами он бегал проверять пораженную мишень и возвращался, то воодушевленный результатом, то расстроенный, отброшенный к самому началу. Филин никак не комментировал его выстрелы, а лишь присел на поваленную березу и пристально наблюдал за победами и проигрышами своего ученика. Когда начало смеркаться, и прицеливаться стало в разы сложнее, Филин поднялся с березы и велел Скворцу закончить. Они направились в сторону «Москвича» что стоял около леса. Филин быстро ориентировался среди деревьев даже в полумраке, чему Скворец откровенно завидовал. Погрузившись в машину, где кузов был наполнен скошенной травой для Антонины, Филин едва заметно улыбнулся.

– Сколько?

– Три из десяти, – понуро ответил Скворец.

– Неплохо для новичка. – Филин кивнул и завел машину. – Завтра продолжим.

– Почему вы учите стрелять только меня? – неожиданно для самого себя спросил Скворец. Он не ждал, что Филин ответит на его вопрос, потому что чаще всего он так и поступал со всеми остальными его вопросами.

– Ни Дрозд, ни Соловушка не возьмут в руки оружие по своей воле. – Немного помолчав, Филин продолжил. – А я не стану заставлять их после всего, что они пережили. – Мужчина свернул на дорогу, ведущую к дому.

– Вы так и не рассказали мне, что произошло. – Ответ на вопрос породил в Скворце надежду на то, что он, наконец, узнает причину их отшельнического образа жизни. – Я слышал множество отрывков от Соловушки и Дрозда, но мне не хватает этого, чтобы увидеть всю картину, – заметив смятение на лице Филина, он продолжил. – Я вырос. Если я достаточно взрослый, чтобы держать в руках оружие, то, думаю, и достаточно взрослый, чтобы знать правду.

 Филин смерил его удивленным взглядом. Положение его рта скрывала густая борода, и поэтому Скворец не мог точно знать, улыбается он или нет. Филин не ответил, а лишь продолжил смотреть на темную дорогу, лишенную какого-либо освещения, помимо фар «Москвича». Выезжая из лесополосы, уже был заметен дом. Свет фар отразился от железного забора и заставил Скворца прищуриться.

– Ты действительно взрослый, – тихо сказал Филин, когда Скворец уже собрался выйти из машины. – Когда придет время, ты сам все поймешь. – Филин протянул Скворцу руку, и тот отдал ему пистолет. – Пусть эти уроки останутся между нами. Если спросят, скажешь, что помогаешь мне с травой.

Скворец кивнул и отправился в дом. Свет с гостиной горел, и с улицы Скворец мог заметить два силуэта, что сидели за столом. Соловушка улыбалась Дрозду, а тот заботливо касался ее плеча. Он смотрел на нее по-другому. Если Скворец видел Соловушку как мечту, которая так и останется навсегда мечтой, то Дрозд видел ее как единственную ценность в своей жизни. Для Дрозда это всегда будет маленькая девочка, с которой они выросли бок о бок. Скворец предпочел бы так и смотреть за ними из-за стекла и радоваться тому, что бы они не пережили. Сейчас все иначе. Филин тщательно оберегал ту идиллию, что сумел воссоздать в этом доме, вдали от города. И если Соловушке и Дрозду позволено всего лишь наслаждаться этой идиллией, то Скворец станет заменой Филина. Он будет оберегать эту безопасную зону, словно сторожевой пес, потому что только так Филин будет им гордиться.

 Скворец распахнул дверь и зашел в дом. Соловушка тут же подскочила с места и подбежала к Скворцу, отчего внутри словно начали порхать бабочки. Она была ниже Скворца, и он даже не заметил, когда это случилось. Раньше он был самым низким, а сейчас уже сровнялся с Дроздом и, вероятно, вскоре перерастет и его. Из-за спины он достал букет полевых цветов и протянул его девушке. Глаза Соловушки удивленно распахнулись, после чего она тепло улыбнулась Скворцу, обхватив его шею.

– Вас долго не было. Мы переживали. – Она аккуратно взяла букет из его рук. – Антонина будет счастлива.

 Соловушка легкими шагами направилась на кухню, чтобы поставить цветы в воду. Скворец завороженно смотрел, как силуэт девушки скрывается в дверном проеме. Он невольно улыбнулся, после чего опустился на колени, чтобы расшнуровать ботинки. Но как только он поднял голову, тут же встретился с тяжелым взглядом Дрозда. Он стоял, опершись спиной на косяк, его руки были сложены на груди, а нос слегка морщинился от неприязни.

– Поведаешь, где вы были? – он сказал это будто между делом, но, судя по тому, что он ждал, пока уйдет Соловушка, это вопрос мучал его долго.

– Собирали траву. – Скворец свел брови на переносице. – Тебе разве Соловушка и Филин не говорили?

– И правда, – Дрозд задумчиво кивнул. – С раннего утра до позднего вечера. У нас ведь не корова, а целое стадо, раз ей столько нужно. Дурака из меня делать не нужно.

 Повисла тишина. Скворец прекрасно понимал: начини он возражать Дрозду или искать оправдания, тот его сразу же раскусит. Лжец из него было просто никакой. Все эмоции на лице становились наигранными, а голос повышался на несколько тонов. Скворец знал – продолжать ложь точно не стоит.

 Он пожал плечами, мол, ничего не знаю, и дверь за его спиной распахнулась, и в дом вошел Филин. Он окинул взглядом Скворца и Дрозда, а после попросил Дрозда взять его куртку, чтобы тот унес ее на вешалку. Прежде чем Дрозд скрылся из виду, он еще раз взглянул на Скворца, после чего передернул плечами, словно смотрел на дворнягу. Из кухни высунулась голова Соловушки, и в ее глазах заблестели звездочки после того, как она увидела Филина.

– Папа! – Она быстро подбежала к нему. – Ужин почти готов. Мы с Дроздом уже нажарили котлет. Осталось дождаться, пока картошка сварится.

 Филин подошел к Соловушке и потрепал ее волосы. Только сейчас Скворец отметил, что отношения Филина к детям разное. Соловушку Филин любил и лелеял всей своей душой. Ее присутствие могло скрасить любой хмурый день. Соловушка была его маленькой любимой дочкой, когда Дрозд и Скворец оставались в стороне. Скворцу тоже хотелось этой ласки и безвозмездной любви, тоже хотелось радовать Филина своим присутствием, а не количеством удачных выстрелов. Но Скворец даже не смел конкурировал с Соловушкой за звание любимого ребенка, потому что даже Дрозд не подходил под эту категорию, несмотря на то, что был настоящим братом Соловушки. Отношения Дрозда и Филина можно было скорее назвать деловыми, чем детско-родительскими. Дрозд беспрекословно выполнял все поручения Филина и был благодарен ему даже за короткий кивок, которым его одаривали. Хотелось бы верить, что этого хватает Дрозду. Только вот каждый ребенок нуждается в любви родителя, даже если не показывает этого.

– Славно, милая. Порадуешь старика своим звонким голосом, птичка моя? – Он прошел в гостиную.

 Соловушка, казалось, обрадовалась предложению Филина и поэтому тут же вынесла в гостиную гитару отца, для того, чтобы он сыграл для нее. Филин сел на диван, обняв золотистую гитару, и сыграл несколько грубых аккордов, что по тональности совершенно не подходили Соловушке. Но девушка быстро сориентировалась, что это за песня. Она прикрыла глаза, чтобы с первого раза попасть в ноты, и начала петь. На звуки гитары пришел Дрозд и сел на стул, завороженно слушая голос сестры. Скворец в это время сидел на полу у ног Филина и разинул рот от удивления. Соловушка, такая хрупкая и нежная, такая аккуратная и небольшая, пела совершенно в несвойственной ей манере, при этом все равно оставаясь совершенной.

– Можно верить и в отсутствие веры, можно делать и в отсутствие дела. – Она вздернула острый подбородок и выпрямила плечи.

 Голос Соловушки был отрывистым и звонким, чему Филин был только рад, игриво подергивая грубые струны. Скворец перевел взгляд на Дрозда и в очередной раз отметил, что Филин был прав и они действительно похожи. Они были похожи в желании получить любовь Филина, внимание Соловушки и в жгучем стремлении доказать друг другу, что они совершенно разные.

– Также скованные одной цепью, связанные одной целью.

 ***

 Десятая пуля подряд пробила середину мишени и оставила на черной коре светлый древесный след. Несмотря на ежедневные тренировки на протяжении всей недели, Скворцу было еще настолько далеко до Филина, насколько было далеко до его прошлой жизни. Постепенно он начинал забывать события детского дома, что безвозвратно наложили отпечаток на все его последующие поступки. Теперь он не мог оправдывать свою слабость тяжелым детством, ведь Филин дал ему лучшую версию будущего.

– Десять из десяти, – без напускного самодовольства произнес Скворец. Он ровным шагом подошел к Филину, не желая показывать внутреннего ликования над собственной победой.

– Молодец. – Он выпустил изо рта соломину и посмотрел на Скворца. – Теперь займемся холодным оружием, а после приступим к движущимся мишеням. Но не переставай заниматься с пистолетом, следующая цель – двадцать подряд.

– Вам не жаль тратить столько пуль впустую?

– Вовсе не впустую. – Филин довольно усмехнулся. – Они полностью оправдывают результат.

 Филин поднялся и встал рядом со Скворцом. Для метания ножа они выбрали другую сосну, что была значительно шире предыдущей. Филин распахнул куртку и достал оттуда нож, где рукоятка была перемотана изолентой, а клинок был прямым, в отличие от кухонных ножей. Он был шире у рукоятки и заострялся к самому концу. Филин взвесил нож в руке и обхватил ладонью клинок.

– Лезвие должно лежать на подушечке указательного пальца, – он показал положение ножа в своей руке. – Примерно середина клинка должна скрываться под твоей рукой. Сначала привыкни к весу ножа, а потом занеси руку за голову, но не слишком, а чуть дальше ушей. Кисть должна быть продолжением предплечий, четким и неподвижным. Когда будешь готов к броску, выбрасывай нож прямо перед собой. – Закончив, Филин продемонстрировал бросок, и клинок вонзился ровно в ствол сосны. – Нож сложнее пистолета и неподатливее, но если ты сумеешь с ним справиться, он станет твоим лучшим другом. – Он вытащил нож из дерева и передал его Скворцу. – Сначала научись попадать в дерево, а потом потренируемся с мишенями, будь осторожен и не позволяй ножу отлететь от дерева в тебя. Цель та же. Десять из десяти.

 Скворец взвесил в руке нож и прикрыл глаза, представляя, как поражает цель. Следуя инструкциям Филина, он обхватил клинок и занес руку для броска. Если попадание в цель с пистолетом зависело от правильности положения мушки, то с ножом приходилось нарабатывать технику и чувствовать положение цели. Скворец заранее понимал, что на нож у него уйдет гораздо больше времени. Он выполнил бросок, и нож отскочил от дерева, царапая его рукоятью.

– Черт! – Скворец выругался и пошел за ножом, что отлетел в сторону.

– Дернул кистью. А она должна оставаться неподвижной.

 Скворец вернулся на исходную и занес руку за голову. Оказалось, контролировать положение кисти при движении рукой гораздо сложнее, чем он думал. Она то и дело дергалась вниз по инерции за предплечьем. Скворец попробовал научиться правильно двигать рукой без ножа, чтобы запомнить верные движения. Когда в итоге он взял в руки нож и сделал бросок, то нож вонзился в ствол дерева под кривым углом.

– Молодец. – Филин дождался, пока Скворец вернется с ножом. – Ты ведь хотел услышать сказку?

– Чт…, – когда Скворец понял, о чем речь, то воздух из легких куда-то исчез. – Да.

– Садись, – Филин двинулся, освобождая место Скворцу. – Когда я был молодой, то был такой же дурной, как и ты. Не хотел ни работать долго, ни семью заводить. Зато дискотека если где, или же девушки молодые, то я сразу же там. Вот так однажды и загулял с девчонкой одной. Красивая была, чертовка, да вот ребенок у нее уже был от другого. Я этого не знал, а как узнал, то испугался, что не справлюсь и сбежал. Слонялся без дела да занимался грязными делами. Торговали с ребятами награбленным да радовались деньжатам легким.

 Потом меня повязали, а ребята мои сбежали. Сжалились да дали три года. Вот только если поймают в следующий раз, то все десять дадут. Пока сидел, думал, на что растратил годы свои, ведь уже и тридцатник стукнул. Со мной сидел паренек интересный, да вот и сдружились, чтоб от тоски не сдохнуть. А как выходить, паренек предложил мне денег, чтоб я с голоду не помер. Да только денежки большие были, и отработать их пришлось у «блатных». Поначалу выходил с ними на стрелки да где-то по мелочи подчищал. Потом главный меня заприметил, под крыло свое взял. Стал я с ними чаще на дела выезжать, и убивать научили. Тех, кто при себе деньги оставлял, да на территорию их глаз положил. Потом весточка мне прилетела, что в старом моем районе неспокойно и ждут меня. Подъехал я, да квартирку своей подружки бывшей заприметил. Пусть сбежал тогда, да где-то она все-таки засела у меня. Ну я и решил заглянуть.

 Вот только не встретил я там свет очей моих. Точнее, только то, что осталось от нее. Бездыханное тело на окровавленных простынях, да двоих детей. Пацана я сразу узнал, несмотря на то, что тому уже лет одиннадцать было, а вот девчушку не знал. Да вот только циферки сошлись, и глазки эти словно из зеркала на меня смотрели. Бог знает, сколько ребята сидели над трупом матери, и почему милиция не приезжала. Меня они к себе не подпускали: натерпелись, бедные. Не всем приходилось смотреть, как мать на твоих глазах насилуют, а потом убивают. Уж не знаю, как спаслись. Да, видимо, Дрозда благодарить стоит.

 Посмотрел я на них и решил завязать со своими делами. Вот только пускать они меня не хотели, больно ценный был. А уж совмещать убийства с ролью родителя я точно не хотел. Вот и стащил у них денежки, да свалил из города, прихватив детей. Год мы мотались по всей Сибири, да только друзья мои старые на пятки наступали да пулей в лоб угрожали, – Филин улыбнулся и посмотрел на Скворца. – Что, думаешь, я сделал?

– Убили их?

– Глупый, я же сказал, что закончил с этим. Да и не хватило бы мне сил, – Скворец изумленно вскинул брови, вспоминая, как уверенно Филин поражал мишень. – Вернулись мы. Да притаились под носом.

– Что?! – Скворец не мог поверить в сказанное.

– Вот так. На деньги, что дали мне по выходу из тюрьмы, я тут дом отстроил на отшибе. Да и тут нас никто не ищет. Думают, мы не глупцы, чтобы возвращаться. Только вот все равно я тревожусь, да вот из-под крыла не посмею вас выпустить. Мои грехи – это мои грехи, а вы своих еще не нажили. Но чтобы ни случилось, я не хочу, чтобы птички мои вылетели из клетки в мясорубку. Поэтому и учу тебя всему, что умею. Дрозд любит Соловушку, да вот только защитить не сможет. А ты должен уметь где надо зубы показать. Надеюсь, ничего не случится. Но я хочу верить в то, что мои дети втроем встретят счастливую старость, не озираясь на ошибки старого Филина. Скворец, надеюсь, до самого конца ты останешься собой и никогда не станешь хищной птицей. Но отрастить перья подлиннее не помешает.

Глава 7. Гнездо.

 «…Снег идет и пройдет. И наполнится небо огнями.

 Пусть на горы Урала опустятся эти огни.

 Я прошел по касательной, но не вразрез с небесами.

 Принимай без снобизма – и песни и слезы мои…»

 Начинается снег. Борис Рыжий.

 Последние дни Глухарь вовсю сыпал приметами о том, что седьмого ноября непременно выпадет снег. Он связывал это с тем, что в октябре на Покров снега не было, а значит, ровно через месяц он должен был лечь. И когда они со Щеглом вышли в лес с утра, то на влажной земле лежал свежий снег. Он выпал тонким слоем, и было слышно хруст листьев под ним. Щегол удивленно взглянул на Глухаря, но тот лишь мягко улыбнулся и довольно кивнул, словно ни капли не сомневался в своих словах. С веток сыпались снежинки, которые еще не успели приземлиться на землю. Щегол поднял голову к небу и посмотрел на хлопья, что направлялись прямиком к ему в лицо, словно впервые видел снег. Это была первая зима, которую он встречает вдали от дома. Как жаль, что он совсем не помнит последнюю зиму в родном городе. Если бы он только знал, что он в последний раз смотрит на эти улицы, заснеженные крыши домов, что не повторятся ни в одном другом городе, то он бы определенно запомнил каждую секунду. Ботинки погрузились подошвой в мерзлую землю, и Щегол направился следом за Глухарем, который высматривал что-то по сторонам в лесу. Он опирался на отесанную палку, а слева от него шла Плюша, внюхиваясь в снег. Она буровила его носом, словно хотела перекопать. Периодически она фыркала и поднимала голову на Глухаря, но тот так и не отвлекался от утреннего леса. Где-то вдалеке было слышно щебетание птиц, и собака тут же направилась в сторону звуков. Глухарь не стал ее останавливать, а обернулся к Щеглу.

– Сегодня хороший день. – Он прокашлялся. – Если птицы поют, значит, предстоящий день будет удачным.

– И сбывается?

– Я верю в дарованные предками суеверия и хочу передать их дальше, чтобы наши последователи прислушивались к языку природы. – Глухарь провел рукой по щетине. – Природа знает намного больше, чем может показаться, всего лишь нужно ее слушать и научиться слышать.

 Щегол слушал. Он пытался слушать природу, но ничего услышать у него не получилось, и поэтому и стал слушать Глухаря.

– Например, пение птиц в разные времена года трактуют по-разному. Осенью щебетание значит, что зима будет сытной и богатой, – Глухарь прикрыл глаза и прислушался к звукам леса. – Что ты слышишь?

– Птиц. – Щегол повторил его действия. – Они поют.

– Как они поют?

– Ну, – он понял, что односложными ответами не получится отделаться, и поэтому попытался добавить красочности словам. – Равномерно, гармонично, и эта мелодия очень красивая.

 Глухарь посмотрел на Щегла. Он всматривался в его лицо, как в лицо глупого человека, который сказал что-то, что от него и следовало ожидать. Этот взгляд чаще всего Щегол встречал от Ласточки или Сороки, но почему-то от Глухаря это было обиднее всего. Щегол хотел попытаться исправить свои слова, но не успел.

– Правильно. – Глухарь продолжил свой путь вглубь леса. – Мелодичное пение значит, что погода сегодня будет стабильной и благоприятной.

 Больше Глухарь не сказал ни слова. Он шел размеренным шагом, замедляясь на пригорках. Щегол шел рядом с ним и не пытался тревожить этот своеобразный ритуал прогулки по лесу. После завтрака Ласточка с Соколом сразу же куда-то ушли, так и не раздав задания остальным. Птицы не обратили на это особого внимания и принялись заниматься своими делами. А так как у Щегла еще не появилось своего дела, то Глухарь предложил прогуляться ему с ним. Щегол так сильно хотел задать ему все вопросы, что интересуют его неспокойную голову. Вопросы размножались в голове со скоростью света, но адресовать их нужно точно не Глухарю. Если с кем и стоит уже давно поговорить Щеглу, то это Сокол. Казалось, Сокол большую часть времени находился в Гнезде, всегда рядом, но Щеглу так и не удавалось поговорить с ним, узнать, кто вообще эти Птицы и чем они занимаются, зачем Соколу они все и почему, несмотря на мирное время, они живут так, словно ожидают побоище. Возможно, Щегла останавливало предостережение Ласточки в первый день. Она ясно дала понять, что Птицы не любят разглагольствовать на темы, отступающие от сути дела. Только вот вопросы копились, а удовлетворить желание получить ответы никак не удавалось. И стрекотания Глухаря о хорошем дне никак не могли успокоить тревожную натуру Щегла. Щебетание птиц заглушили звуки, несвойственные течению жизни леса, и Глухарь со Щеглом остановились у опушки.

 На опушке они увидели Сокола и Ласточку. Оба стояли в боевой готовности, и по кивку Сокола Ласточка начала нападать на него. Ее руки были подняты у лица, и она наносила удары кулаками, а Сокол лишь уворачивался, отступая назад или в сторону. Ласточка наступала на него, но это не приносило ей никаких результатов, и Сокол успешно избегал кулаков, направленных в его сторону. Его руки были сложены за спиной, а движения тела больше напоминали танец, чем борьбу. Действия Ласточки же были резкими и уверенными. Она то приближалась к Соколу, нанося пустые удары, то отдалялась, чтобы высчитать траекторию отступления своего противника. Если не знать, что эти двое живут в одной комнате и каждый день проводят бок о бок, то можно подумать, что драться они собрались всерьез. Избегание драки со стороны Сокола начинало раздражать Ласточку, и это читалось на ее лице. Если вначале оно было спокойным, то сейчас она была явно напряжена. Чем сильнее она старалась достать Сокола, тем быстрее он отходил в сторону, сохраняя невозмутимое выражение лица.

– Прекрати! – Голос был скорее похож на рычание, чем на те нежные звучания, что слышал ранее Щегол.

 Ее левая нога рассекла воздух, собираясь врезаться в бедро Соколу. Ласточка бы явно смогла выбить его из строя, потому что Щегол не был уверен, что после такого удара у него не отказали бы ноги. Но Сокол умело поймал ее за несколько сантиметров от своих ног и доброжелательно улыбнулся Ласточке. Это действие разозлило ее только сильнее, и она подпрыгнула на правой ноге, перекидывая ее через левую, что держал в своей руке Сокол. Она смогла не только встать на обе ноги, но и выбить из равновесия Сокола, впоследствии повалив его на землю хватом за куртку. Ласточка навалилась сверху на мужчину, упираясь своим локтем ему в кадык. Она неотрывно смотрела ему в лицо в надежде увидеть хоть что-то помимо довольной улыбки, но в итоге сдалась. Она подняла свой взгляд на Щегла и Глухаря, а после направилась в сторону Гнезда, оставив Сокола лежать на земле. Он запрокинул голову, всматриваясь в светлое серое небо, а после рассмеялся, от чего Щеглу стало не по себе.

– Я вас оставлю. – Глухарь положил руку на плечо Щеглу.

 Щегол обернулся к мужчине, испуганно вытаращив глаза, но тот уже шел по узкой тропинке в сторону Гнезда. Неужели он все это подстроил, чтобы привести Щегла к Соколу? Тогда к чему было устраивать этот цирк и звать его на прогулку по лесу. Сокол поднялся с земли и отряхнул грязную куртку. Повязка немного съехала с правого глаза, и Щегол увидел безобразный рубец, украсивший нижнее веко. Щеглу показалось, что если полностью снять повязку, то ничего не останется от спокойного лица Сокола, и этот шрам станет клеймом ужаса и зла. По коже пошли мурашки, но он почему-то так и не смог отвести взгляд от шрама Сокола. Когда тот заметил напуганный взгляд Щегла, то поправил черную повязку. Сокол еще несколько секунд прожигал Щегла тяжелым взглядом, а после посмотрел куда-то в сторону.

– Говоришь, раньше занимался боевыми искусствами. – Он продолжал смотреть в сторону. – С завтрашнего дня будешь тренироваться здесь с Ласточкой.

– Она же меня уничтожит…

 Раньше Щегол бы посмеялся с этого. Он был уверен в том, что сможет победить Ласточку, ведь он долгое время тренировался и даже выступал на соревнованиях. Но теперь, увидев, на что способна эта девушка, сердце Щегла ушло в пятки, предвкушая свое поражение.

– Так не дай ей этого сделать. – Сокол усмехнулся и посмотрел на Щегла. – Сейчас твоя минута славы.

 Щегол не сразу понял, о чем идет речь, но когда Сокол сделал пару шагов назад, то быстро сообразил, что ему следует делать. Щегол занимался смешанными единоборствами в школе и бросил это пару лет назад, но все равно помнил основные приемы. Он всегда был против насилия во всех его проявлениях, и бои не приносили ему такого удовольствия, как другим. И как его только занесло к Птицам? Щегол встал в стойку и нанес удары правой ногой. Он понимал, что Ласточка, вероятно, щадила Сокола из-за травмы и поэтому предпочитала бить с левой стороны. Но у Щегла не было другого преимущества перед Соколом, и поэтому он решил им воспользоваться. Несмотря на отсутствие правого глаза, Сокол без труда подхватил ногу Щегла у самого бедра и, потянув ее на себя, наклонился вперед. Щегол тут же повалился с ног. Не прошло и десяти секунд с начала их схватки, как Сокол уже одержал победу.

– Я научился драться раньше, чем потерял глаз, так что не стоило рассчитывать на мою слабость. – Сокол подал руку Щеглу и помог ему подняться на ноги.

 Досада обожгла где-то изнутри. Щегол не мог понять, почему – из-за того, что он проиграл несмотря на свои прошлые успехи, или из-за того, что Сокол раскусил его хитрость, которая не сработала.

– Как? Как вы потеряли глаз? – Взгляд Сокола ответил сам за себя. – Простите.

– Как? – Сокол скривил уголки губ, а после замолчал. – Пытали люди.

 Щегол едва заметно вскинул брови и опустил глаза, чтобы Сокол не подумал, что тот снова его рассматривает. Внешность Сокола была грубой, как у неотесанного камня. Острый подбородок с легкой щетиной, крупный нос с горбинкой без того выглядели грозно, но повязка окончательно дополняла этот мрачный образ.

– К сожалению, эти люди еще живы. И моя задача заключается в том, чтобы дождаться одного человека и вернуть ему должок.

– В этом и заключается смысл Птиц?

– Смысл Птиц в том, чтобы предотвращать беспорядки, которые раньше происходили на каждом углу, – Сокол смахнул со своих волос хлопья снега. – А мой смысл для Птиц – создать безопасное место и семью тем, кому это необходимо. Не все готовы платить за новую жизнь своей старой жизнью, но те, кто есть, поставили на кон всё и еще не пожалели.

 Щегол кивнул, не понимая, что ему отвечать. Сокол всегда говорил туманно и прозрачно одновременно. Словно в его словах были все ответы на вопросы Щегла, но чтобы получить их, ему следовало вкусить каждую букву и распробовать ее. Щегол не умел читать между строк. И это мешало ему увидеть картину целиком, которую Сокол показывал лишь через завесу расплывчатых слов.

– Сегодня поедете со мной в город вместе с Сизым. – Сокол направился в сторону Гнезда. – Заедем по делам, потом прогуляетесь по Восточному.

 ***

– Слава тебе, Сокол, за то, что подвезешь нас. – Сизый высунулся вперед между двух передних сидений. – А то у меня уже аллергия на маршрутки.

 Щегол сидел на переднем сидении рядом с Соколом, которое Сизый добровольно уступил. «Буханка» тарахтела и подскакивала на каждой кочке, и если бы Щегол сидел сзади, то его определенно снова бросало бы от стены к стене. Сизому повезло больше, или же он уже приноровился к этой машине, потому что сидел на корточках довольно уверенно. Сокол курил сигарету, выруливая по влажной дороге одной рукой. Он стряхивал пепел на улицу, и холодный ветер из открытого окна обжигал кожу. Сидеть на переднем сидении было непривычно, ведь в прошлый раз Щегол с закрытыми глазами валялся в пассажирском отсеке. Сейчас дорога от Гнезда до города играла новыми красками. Блеклые поля мелькали за стеклом, и вот уже виднелись здания города. На въезде в город стояла потертая вывеска с белыми буквами, и следом за ней вырастали небольшие домики, что становились выше с каждым километром. Поля сменились фабриками и предприятиями, а потом машина завернула в жилой район, где обычно Щегол ходил с Сизым. «Буханка притормозила у серого здания с синей вывеской, и Сокол обернулся к Сизому.

– Зайди к участковому, узнай, что ему известно стало. – Сокол выбросил окурок из окна. – Никаких фамилий, имен. И ничего про наших не говори. Я ему закинул наживку на того наркомана, но не сказал, кто он и откуда. А ты сходи да понаблюдай за пареньком.

– Сделаю. – Сизый подмигнул Щеглу и кивнул Соколу, выскакивая из машины.

 В кабинете местного участкового он уже бывал, так как и сам нередко приносил Красикову наводки на события города. Красиков особо не нравился Сизому, но раз Сокол верил ему, как самому себе, то жаловаться было не на что. Но расположить участкового к себе Сизый так и не смог, а поэтому и симпатии особой к нему не питал. Ему больше нравились люди, что понимают его юмор, улыбаются в ответ и говорят дольше, чем хмуро молчат. Сизый любил людей, подобных себе. К таким людям он мог отнести Сороку и Щегла. Пусть Щегол сейчас не особо разговорчив и весел, но все это оправдывалось тем, что он еще не освоился. Сизый с первых минут почувствовал, что со Щеглом будет просто найти общий язык, и еще ни разу в этом не усомнился.

– Добрый день, Павел Викторович. – Сизый заглянул в кабинет и широко улыбнулся. – Я к вам по звоночку. Товарищ мой сердечный просил заглянуть к вам и узнать, что вы нашли.

– Да-да, все верно. – Огинский поднялся из-за стола, чтобы пожать руку Сизому. – Я думал, он сам ко мне заглянет. Ну да ладно. Он говорил, что тут наркоманы героиновые появились. Мы выловили одного, допросили. Андрей Матросов. Молчит, говорить ничего не хочет. Пока ведется расследование, но если ничего не выясним, отделается только штрафом.

– Не скажет. – Сизый облокотился на свои колени. – Когда я его встретил, он был слишком уверен в том, что сухим из воды выйдет. А на обычного торчка это не похоже, согласитесь?

– Что вы хотите сказать?

– Это всего лишь мои предположения. – Сизый прищурился. – Думаю, он не последним человеком был в этом бизнесе. Или с большими шишками работал. Надеялся, что те его покрывать будут. А раз вы его так быстро взяли, то кинули они бедолагу. Обыщите места его обитания и скажите, что я ошибаюсь. – Он снова улыбнулся.

– Умно мыслите. Надеюсь, вы правы. – Огинский подвинулся ближе и довольно улыбнулся. – Много вас таких толковых? Может, лучше к нам работать?

– Мы птицы вольные, но добродушные. – Сизый засмеялся. – От чистого сердца помогаем.

– Я новый во всем этом и поэтому до сих пор еще с трудом понимаю. – Павел почесал большим пальцем кончик носа. – Имею в виду сотрудничество с вами. Поступаю я правильно или наоборот, содействую чему-то противозаконному. Не сочтите за наглость, что все еще осторожничаю.

– Не все противозаконное неправильно, как и все законное не является правильным. – Сизый поднялся с дивана и сделал пару шагов вдоль стены. – А мы всего лишь хотим, чтобы все было спокойно.

– Мы сработаемся. – Огинский улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. – Я свяжусь с вами, как будет информация по Матросову.

 Сизый пожал руку Огинскому и направился в сторону «Буханки», где его ждали Щегол и Сокол. Сокол сидел с открытой дверью лицом на улицу и курил, выпуская прозрачные струйки дыма. Он облокотился на колени и лишь изредка поднимал голову в сторону двери, чтобы разглядеть, кто входит и выходит. Щегол запрокинул голову и прикрыл глаза. Сизый подошел к Соколу и осмотрелся по сторонам. Чтобы не было лишних ушей или глаз.

– На Матросова вышел.

– Сказал ему про наши догадки?

– Сказал. Он наберет, когда узнает,  – Сизый провел тыльной стороной ладони по подбородку. – Вроде нормальный парень. Без предрассудков.

– Время покажет,  – Сокол затушил сигарету о ботинок. – Пройдитесь с Щеглом по району. Посмотрите, что вообще тут нового.

 Сизый свистнул, и Щегол подскочил со своего места, озираясь по сторонам. Когда он заметил Сизого, что шел в сторону каких-то серых домой, то вышел из машины вслед за ним. «Буханка» за его спиной тут же заурчала и уехала в противоположном направлении. Сизый шел впереди, о чем-то задумавшись. Казалось, он даже не замечает Щегла, плетущегося за ним. Он остановился и обернулся, устремив взгляд куда-то за спину Щегла. И снова это взгляд. Щеглу захотелось закатить глаза и тряхнуть Сизого за плечи, чтобы он перестал вести себя с ним, как с ребенком. Когда ты общаешься с ребенком, то гиперболизируешь любые эмоции, даже когда хочется просто помолчать. Так и Сизый широко улыбался в лицо Щеглу, а потом зависал в своих мыслях, которые явно были не такими радостными.

– Людно сегодня, хотя вторник. – Сизый провел пальцем по переносице.

 Людей на улице и вправду было довольно много для буднего дня. Они мельтешили по улицам от дома к дому, а некоторые толпились у входов в магазины, потягивая пиво из стеклянных бутылок. Люди были и на балконах и подъездных лавочках. Казалось, их не смущал выпавший снег, и они стояли лишь в куртках на голое тело. Гомон липкого смеха и вскриков эхом разносился между трехэтажками. Дома плотной стеной стояли, прижавшись друг к другу, и обороняли свои секреты во дворах от чужих людей, что искали тихое место. В тихих местах всегда покоятся секреты, и незнающие люди натыкаются на них, а потом проклинают себя, потому что увидели то, что не следовало видеть. Снег в городе был черным и похожим на кашу, которая путала ноги и забивалась в ботинки. От снега в городе оставалось только название, и эти серые лужи с белым налетом сложно было назвать первым снегом. Это была просто жалкая пародия, не то, что в лесу. В лесу он был чистым, невинным и дарил спокойствие, которое было неизвестно этой части города. Ботинки Щегла скользили по каше из грязного снега, от чего он еще сильнее невзлюбил этот город.

– Куда мы идем?

– Я не знаю. – Сизый обернулся на Щегла, но снова смотрел сквозь него. – Помнишь эти места? – он наконец перевел взгляд на Щегла.

– Нет. – Щегол нахмурился и огляделся по сторонам. – Стой, я искал здесь рисунки. В тех дворах, на двери в подвал.

– Точно. – Сизый улыбнулся. – Пошли туда.

 До знака было всего несколько метров, но из-за грязной дороги путь до нужных дворов составил больше времени, чем они ожидали. Завернув за серые дома, двор встретил их угрюмым ветром. Рисунки на стенах выглядывали со всех сторон и следили за каждым робким движением. Посреди дворика стояла железная детская горка и висели бельевые веревки, соединяя два столба между собой. С противоположной стороны раздался звук домофона и хлопнула железная дверь. Создавалось впечатление, что ты ворвался в чужую жизнь и потревожил ее своими похождениями у подъездов. Казалось, будто со всех сторон из маленьких окон смотрят люди и выслеживают каждое неверное движение.

 Щегол первым пришел к нужному месту и когда нашел нужную дверь, замер на месте. На этой двери в подвал было полно рисунков. Они были нанесены баллончиками или кистью, но знак Птиц из-за белой краски выделялся среди них всех. По крайней мере, Щегол помнил эту дверь именно такой. Теперь же поверх белоснежной краски была нанесена другая, черная. Черная краска перекрывала символ и вырисовывала из себя черную мишень. Самый обычный рисунок, который мог нарисовать любой, но почему-то он расположился ровно поверх символа Птиц. Белая краска жалобно выглядывала из-под черных линий, в надежде, что хоть кто-то заметит ее. Щегол обернулся на Сизого, который с немым ужасом взирал на это художество.

– Что это значит? – Голос Щегла звучал незнакомо для него самого.

– Я не знаю. – Он подошел к двери и приложил руку к рисунку. – Дурачился, наверное, кто-то.

– А почему именно на нашем символе? Нарисовали бы на этих, – Щегол указал на другие рисунки, украсившие дверь. – Половых органах. – Он сам поморщился на этих словах.

– Щегол, я не знаю. – Сизый обернулся так резко, что Щегол чуть не повалился назад. – Идем, нужно зайти в магазин.

– Что? – Щегол вскинул брови, но Сизый проигнорировал его и пошел в сторону небольшого магазина. – Серьезно? Зачем нам в магазин? Мы не будем ничего с этим делать? Что с тобой происходит?

 Вопросы, сыплющиеся из Щегла, как снег с неба, стали для Сизого последней каплей. Он остановился посреди дороги и замер на несколько секунд. Когда он не услышал шаги Щегла за своей спиной, то развернулся и подошел к нему вплотную. Сизый остановился в паре сантиметров от Щегла. Желваки играли на его щеках, и Щегол на какое-то время перестал дышать. Сейчас Сизый больше напоминал Сокола, чем самого себя. Привычная улыбка на его лице превратилась в ровную линию губ, что не выражала никаких эмоций.

– Закрой рот. И молча иди за мной.

 Сизый шел впереди, не дожидаясь Щегла, что до сих пор пребывал в шоке с перемены настроения парня. Он плелся позади, обиженно уставившись в спину Сизому, который шел размеренными, но широкими шагами. Ботинки насквозь промокли из-за влажного снега. Щегол не понимал, чем он мог разозлить Сизого, ведь тот всегда охотно отвечал даже на самые глупые вопросы и с самого первого дня был дружелюбен. Оказавшись внутри магазина, Сизый задержался за стеллажом с консервами и, дождавшись Щегла, вцепился в его куртку. Его брови были нахмурены, а губы поджаты с такой силой, что побелели от напряжения.

– Снимай куртку.

– Что? Зачем? – Щегол попытался вырваться и списать все на то, что Сизый просто не в себе.

 Встретившись с тяжелым взглядом Сизого, Щегол пожалел, что задал очередной вопрос. Он был серьезным и злым одновременно, что сильно пугало Щегла. А если на самом деле он психически неуравновешенный и прямо сейчас убьет его где-нибудь за стеллажом. Сизый сделал шаг навстречу Щеглу и повернулся к нему боком. Он говорил почти шепотом, но Щегол смог разобрать его слова.

– От самого участка за нами следят. Мужик в серой куртке и медицинской маске. Сейчас он стоит на другой стороне улицы, – Сизый расстегнул свою куртку. – Моя куртка светлая с обратной стороны. Вывернешь ее наизнанку и поедешь в Гнездо. Я собью его со следа в твоей куртке, так как они похожи, а потом вернусь. Не привлекай внимания и сразу же иди на остановку. Не оборачивайся, а просто молча сядь в нужный автобус, а уже потом проверишь, нет ли хвоста. Если есть, то не смей вести его в Гнездо, а просто выйди на любой другой остановке и иди хоть куда-нибудь. Там я разберусь. Запомнил? А теперь надевай и вали.

– Запомнил.

 Щегол решил больше не задавать лишние вопросы и сделать все так, как говорит Сизый. Он вывернул куртку наизнанку и поспешил покинуть магазин, оставляя Сизого там. Краем глаза он заметил мужчину, о котором говорил Сизый. Он стоял через дорогу от магазина и курил, всматриваясь в двери. Щегол изо всех сил надеялся, что он так и останется там и не пойдет следом. Наверное, это неправильно, ведь тогда Сизому придется в одиночку справляться с этим. Но Щегол успокаивал себя тем, что Сизый, в отличие от него, знает, как вести себя в таких ситуациях. Что сделал бы Щегол, если бы хвост был за ним? Остался сидеть бы на одном месте и ждал бы, пока кто-то заберет его. В этот момент он в очередной раз осознал свою беспомощность перед реальной угрозой. Одно дело фантазировать о том, какой ты крутой боец, раз выиграл пару соревнований, и совсем другое – стоять лицом к лицу с человеком, который может в любой момент достать нож или пистолет. Он еще слишком сильно любит свою прошлую жизнь, чтобы распрощаться с настоящей жизнью. Щегол до самого последнего дня будет надеяться на то, что однажды найдет выход обратно.

 Автобус подъехал к остановке почти сразу, и Щегол залетел в него одним из первых. Всю дорогу он не оборачивался и не позволял себе думать о том, что прямо сейчас за ним кто-то идет. Но сейчас он позволил себе взглянуть назад. Слишком много людей, слишком много мужчин и слишком много серых курток. Ухватившись за поручень, Щегол почувствовал, как воздух к легким словно перекрыли краном. Сначала его становилось все меньше, а потом он полностью перестал чувствовать свои легкие.

 Сколько минут?

 Через сколько минут он умрет?

 Ладони вспотели, и поручень начал выскальзывать из них, как сон в последние секунды утра. Горло начало гореть, будто Щегол вдыхал не воздух, а пламя костра. Люди в автобусе толкали его от одного к другому, словно это вовсе не Щегол, а футбольный мяч. Они смешались в одно сплошное пятно, которое так и норовило засосать в себя Щегла, сделав его своей неотъемлемой частью. Пятно хотело, чтобы Щегол задохнулся, умер во всей этой куче одинаковых лиц. Пятно становилось темнее и заполняло все пространство вокруг. Оно забирало в себя весь воздух и заполняло собой легкие Щегла, которые итак уже были на пределе. На глазах выступили слезы, и Щегол распахнул рот, стараясь ухватить хоть немного воздуха, чтобы выжить. Почему никто не видит, что он умирает? Неужели нужно закричать, чтобы хоть кто-то обратил внимание на то, что еще минута, и он свалится замертво на мокрый и грязный пол автобуса. Перед лицом мельтешила чья-то спина, и от этого навязчивого движения к горлу поступила тошнота.

 Как глупо.

 Сизый сейчас пытается спасти их обоих, сбив со следа человека, что преследовал их весь день. Он рискует жизнью и находится один вдали от Гнезда, от дома, где ему хоть кто-то смог бы помочь. Возможно, сейчас он ровно также надеется на чью-то помощь, а его так никто и не видит. Возможно, его убьют. А Щегол не может дышать из-за того, что его с головой накрывает паническая атака. Задавленный со всех сторон людьми в автобусе его трясет от недостатка воздуха. Как глупо. Умереть в автобусе за спиной какой-то бабушки с гигантским пакетом. Как глупо. Постоянно прятаться за чью-то спину. Он должен был остаться, помочь и хоть раз в жизни принести пользу Птицам. Услышав свою остановку, Щегол вывалился из автобуса, словно мешок с опилками. Воздух. Только бы вдохнуть воздух. Он ворвался в легкие и обжег, как раскаленное железо. Щегол ухватился за него, как за последнюю ниточку, ведущую к жизни, и не смог справиться с ней, закашлявшись.

 Надо будет отстирать куртку Сизого, а то вся в грязи.

 Сизый. Щегол вскочил на ноги и бросился бежать в сторону Гнезда. Если поспешить, он успеет сообщить обо всем Соколу, и тот поможет. Сокол спасет его. Ботинки все еще скользили по грязному снегу, и Щегол спотыкался через каждый второй шаг, но не останавливался. Если его остановка стоит остановки чьей-то жизни, то он устанет, будет ползти от изнеможения, но не остановится. Сосны мелькали перед лицом, и тропинка струилась с пригорка. Осталось совсем немного до поляны, где Сокол оставлял «Буханку», а там рукой подать до Гнезда. Поломанная береза, два пня и уже видно маленький домик в лесу, где обещают безопасное место.

 ***

 Дверь с грохотом захлопнулась, и Сокол вздрогнул от неожиданности. Он ждал Ласточку уже около часа возле городской больницы. В город она уехала раньше, и Сокол решил забрать ее, чтобы потом вместе заехать в одно место. Когда она закрыла дверь, то тут же посмотрела на Сокола. Ее лицо на первый взгляд было абсолютно спокойным, но Сокол легко мог считать по глазам эту тупую злость.

– Объяснишь, к чему были эти смотрины с утра? – Ее губы вытянулись в тонкую линию, а нос слегка поморщился.

– Что-то не так? – Сокол вдохнул сигаретный дым и завел машину.

– Зачем ты привел Щегла на наши тренировки? – Ласточка выделяла каждое слово интонацией.

– Ну, вообще его привел Глухарь. – Сокол улыбнулся, переводя взгляд на Ласточку. – Щегол теперь будет с тобой тренироваться.

– С какой радости?

 Сокола нисколько не смущала бурная реакция Ласточки на Щегла, а казалось, наоборот, даже веселила. Он не торопился с ответом и снова выдохнул дым, прежде чем вернуться к диалогу.

– Ему нужно учиться. Тебе нужно выпустить пар. Идеальная совместимость.

– Меня вполне устраивали тренировки с тобой. – Ласточка свела брови на переносице, так и не прекращая всматриваться в лицо Сокола.

– Поверь, со Щеглом будет только лучше. – Он засмеялся на этих словах, чем еще сильнее разозлил Ласточку. – Щегол – отличный вариант. Он молод и полон сил. Он не такой грязный и гнилой, в отличии от меня. Радуйся.

– Ты, блять, издеваешься надо мной?

– Я желаю тебе только всего хорошего, сестренка.

 Ласточка закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она надеялась, что вместе с воздухом из легких из головы исчезнет вся злость. Дыхательная гимнастика не помогала, а нервы уже итак вытянулись в струну. Когда она взглянула за окно, то сразу же узнала пейзаж. Печальные домики, разобранные машины и распахнутые двери подъездов, потому что здесь некому платить за домофон. Появилось ощущение, что в живот воткнули огромный нож и прокрутили его, смешивая все внутренности в кашу. Как бы она не хотела, но боль исходила не от ножа, а от давящего ощущения безысходности в груди. Оно было куда сильнее и большее, чем какой-то там нож.

– Зачем? – Вместо слов получился какой-то жалостливый шепот.

– Нам нужны деньги.

– А я тебе здесь зачем…. – Голова закружилась, и боль начала стучать по вискам, как молот по наковальне. – Меня сейчас вырвет.

– Я привык к твоей компании, – Сокол скривил угол губ, от чего Ласточку затошнило еще больше. – Ты что, до сих пор боишься? Ну же, ты ведь сильная девочка.

– Я тебя ненавижу, – Ласточка прохрипела, сгибаясь пополам на сидении.

 ***

– За нами следили… – Щегол все еще не мог отдышаться. – Мужик… Он… Сизый…

– Попей воды, а то ты что-то какой-то зеленый, – Сорока поднялась с дивана и зачерпнула из бочки стаканом воду.

 Щегол вцепился в стакан и одним залпом вылил содержимое в себя. Он оперся рукой на дверной косяк и пытался сохранить равновесие и удержаться на ногах. Это удавалось с трудом из-за непрекращающейся дрожи в конечностях. Со второго этажа послышались шаги, и Щегол взмолился, чтобы это был Сокол.

– Что ты разорался? Я работаю вообще-то, – Чиж зашипел на Щегла.

– За нами следили! Сизый остался в городе, чтобы сбить его с пути, а еще, – Щегол сделал глубокий вдох, чтобы воздуха хватило еще хотя бы на предложение. – Закрасили глаз. Наш, Птичий. Надо помочь Сизому, а если…

– Не надо, – Чиж не дал ему закончить и посмотрел на Сороку. – Он знает, что делать в таких ситуациях. И правильно сделал, что отправил тебя обратно. Ты бы все испортил.

– Я… – решив не тратить время на спор, Щегол сменил тему. – А где Сокол? Или Ласточка?

– Родители куда-то свалили, – Сорока села на спинку дивана, прокручивая в руке нож-бабочку.

– Кто?

– Сокол – батька, Глухарь – мамка, – Сорока засмеялась на своих же словах. – А Ласточка будет злой бессердечной мачехой.

– Не обращай внимания, – Чиж махнул на нее рукой. – Отдышись пока, спасатель. И куртку Сизого постирай, а то будто в грязи повалялся. – Он окинул Щегла скучающим взглядом и пошел обратно на второй этаж.

 Щегол скинул куртку на пол и медленными шагами подошел к креслу, чтобы обессиленно рухнуть в него. Он вытянул ноги вперед и прикрыл глаза. В висках все еще пульсировала кровь, а в голове стоял назойливый гул. Оказавшись в Гнезде, Щегол почувствовал себя спокойнее, так, словно здесь он был защищен от всего, что происходит в городе. Впервые за все время он почувствовал себя дома. Щегол приоткрыл глаза и посмотрел на Сороку, что все еще одной рукой крутила нож, а второй поджигала сигарету у себя в зубах.

– И ты тоже куришь…

– Зато не строю из себя невинного мальчика. – Она перевела свой взгляд с зажигалки на нож.

– Сколько тебе лет вообще? Ты же младше меня?

– Может, двадцать, а может и пятнадцать. – Она скривила уголки губ. – Бери этот диапазон.

 Щегол закатил глаза и снова прикрыл их, запрокидывая голову на спинку кресла. Голова начала понемногу проясняться, но от сигаретного дыма затылок неприятно тянуло.

– Тебя это веселит? Прикалываться надо мной?

– Лучше найди то, что меня не веселит. – Сорока поджала колени к груди и наклонила голову набок.

– Что тебя не веселит? – Щегол повторил за ней движение головой и прищурился. – Мое появление, например.

– Мимо, – она скривила губы в печальной гримасе и провела пальцем под глазом, имитируя слезу. – Пока что ты кажешься мне интересным.

 Щегол наклонился вперед и улыбнулся.

– Мне не послышалось? Ты назвала меня интересным? – Он рассмеялся.

– Не обольщайся. – Сорока снова посмотрела на свой нож. – Этот нож тоже казался мне интересным две минуты назад, а теперь мне с ним скучно. – Она отложила его на столик у окна и ушла в свою комнату.

 ***

 Через час в Гнездо вернулся Сизый. Щегол к тому времени уже задремал в кресле, рассматривая сны о том, как человек в медицинской маске догоняет его и душит своими грубыми пальцами. В этом сне Щегол не пытался вырваться от него или сбежать. Всего, чего он хотел – рассмотреть лицо, чтобы гордо сообщить Птицам, что знает, кто это. Но, к сожалению, попытка не увенчалась успехом, и в итоге, когда Щегол умер во сне, то проснулся в кресле. Как раз в это время Сизый садился на диван рядом с ним. Щегол вздрогнул от неожиданности.

– Все в порядке? Как тебе удалось оторваться? Почему ты отправил меня в Гнездо? Может, я бы смог помочь. – Поток вопросов снова полился из Щегла, словно вода из ковша.

– Ты сегодня особенно разговорчив, – Сизый посмеялся и устало потер глаза. – Прошло все хорошо. Проехал пару кругов на автобусе, потом на трамвае, и в толпе людей удалось затеряться. А отослал я тебя потому, что я не смог бы следить за нами обоими. За себя я могу ответить, а с тобой было бы сложнее. – Сизый вскинул ладони перед собой. – Без обид, но так от тебя было больше пользы.

– В смысле?

– Я где-то засветился, и поэтому следили за мной, а на тебя им было плевать. – Он взъерошил свои волосы пальцами. – Спасибо, что доверился мне.

– Я мог бы помочь и делом. – Щегол скрестил руки на груди. – Можно было зайти к той бабушке, а потом сбежать с другой стороны огорода или в милиции выйти через запасной выход. Видишь? Я тоже могу придумать план отступления.

– Плохой у тебя план отступления, – Сизый засмеялся. – К бабе Зине нельзя, ведь тогда мы бы поставили ее под удар. Она уже стара как мир. Незачем рисковать ей, тем более, она часто нам помогала. В милицию тоже нельзя. Никто не должен знать, что мы с ними сотрудничаем. Это создаст нам дополнительные проблемы. Основная моя задача была в том, чтобы оторваться от человека, водя его по ложным местам, и не показывать реальные места нашего обитания.

 Щегол ничего не ответил, а лишь поежился, усаживаясь глубже в кресло. Сизый прав, он бы только все испортил, и поэтому с ним поступили, как с ребенком, отправили домой, когда появились проблемы.

– Ты еще успеешь проявить себя. А сейчас радуйся, что у тебя есть возможность наблюдать и запоминать. Лучше научиться на чужих шишках, чем набивать свои, подвергая свои и чужие жизни опасности.

Глава 8. Дети Филина.

«…Убаюкана музыкой страшной,

 что ты хочешь увидеть во сне?

 Ты уснула, а в комнате нашей

 пустота отразилась в окне. Смерть на цыпочках ходит за мною,

 окровавленный бант теребя.

 И рыдает за страшной стеною

 тот, кому я оставлю тебя…»

 За стеной. Борис Рыжий.

 Вот бы это время длилось вечность. Вот бы эта минута растянулась на годы. Тишина заволокла собой коридоры и так и манила прислушаться к себе. Вслушаться бы в эту тишину и позволить ей слиться с тобой в единое целое. Тишина успокаивала и убаюкивала буйную натуру. Она притупляла гнев и возвеличивала мирную благодать. Казалось, в этой тишине без шуток может появиться совершенно новая, иная мысль, ранее не знакомая Скворцу. Но, увы, он был слишком погружен в наслаждение этими молчаливыми звуками и желание слиться в такое же безмятежное спокойствие.

– О чем задумался? – Соловушка подошла сзади и приобняла Скворца за плечи.

– Как быстро прошло время, – он положил свою ладонь на ее руку и поднял голову к звездному небу.

 В один из этих теплых весенних вечеров Скворцу исполнилось восемнадцать лет. Приют, что подарил ему Филин шесть лет назад, усмирил его нрав, лишь его детскую, инфантильную часть. Скворец стал мужественнее и сильнее не только физически, но и морально. Далекий разговор с Филином три года назад сыграл с ним злую шутку, и с того времени он устремлял всю свою энергию и злость на тренировки. В своем мастерстве он теперь спокойно мог посоперничать с Филином. Грубость в борьбе и бесстрастие в доме передались ему от наставника. Скворец все больше становился похожим на мужчину и в какой-то момент начал по-настоящему считать его своим отцом, что подарил ему не только кров, но и жизнь. В какой-то степени Филин и правда подарил ему жизнь. Кто знает, что случилось бы с мальчишкой, который в двенадцать лет сбежал из детского дома. Даже если бы ему удалось выжить, то судьба воришки или скитальца была ему обеспечена. Теперь же у Скворца появилась цель. Она была столь же прозрачна и далека, как и мысль о ее достижении. Единственное, что он знал, это то, что хочет стать сильнее, чем сейчас.

– Твое сердце так бьется. – Соловушка прижала руки к его груди. – Что тебя тревожит?

– Кошмар приснился. – Он мягко улыбнулся. – Спой мне колыбельную.

 Соловушка прислонила голову к груди Скворца и тихо запела незнакомую песню. Ее голос звучал не так звонко, как под гитару Филина, но от этого он не был менее мелодичным. Параллельно ее пению возбужденное состояние Скворца постепенно приходило в норму. Она гладила его небольшой ладонью по плечам, будто намеревалась убаюкать, словно непослушного ребенка.

– Скрип половиц за упокой, лишь время сквозь щели сочиться луной. – Она подняла голову и встретилась взглядом со Скворцом. – Лиц не видно, виден лишь дым за искрами папирос.

– Давай завтра прогуляемся по лесополосе? Сбежим, чтобы никто не узнал, – чуть слышно зашептал Скворец, прерывая пение любимого голоса.

– Зачем? – Она едва заметно улыбнулась глазами. – Если отец увидит, что мы ушли без спроса, будет ругаться.

– Я скажу, что украл тебя и утащил за собой. – Скворец пригнулся и взглянул на девушку снизу вверх.

– А Дрозд?

– А у Дрозда завтра физика, – он взял ее за руку и понес ее к своим губам. – На деревьях появляются первые листья, и природа оживает. Ну же, давай убежим! Только представь, мы сможем вдвоем послушать пение птиц и побыть наедине.

– Хорошо, завтра убежим. – Соловушка расплылась в улыбке. – А сейчас давай вернемся в комнату, а то прохладно уже.

 В доме Филина уж давно погас свет, и все спали крепким сном. Скворец не мог уснуть из-за не покидающего тревожного чувства. Закрывая глаза, он видел жуткие картины, от чего сердце начинало биться сильнее, а дыхание прерывалось. Последний год кошмары стали неразлучными друзьями со Скворцом и сопровождали каждый его поход ко сну. Ему снилась кровь, незнакомые живые люди и знакомые мертвые люди. Каждый раз, просыпаясь в холодном поту, Скворец цеплялся взглядом за сопящего Дрозда на соседней кровати. Это стало для него символом постоянства и равновесия. Символом того, что все как прежде. Он ворочался несколько часов, после чего решил подышать свежим воздухом, чтобы привести беспокойную голову в порядок. Как оказалось, Соловушке тоже не спалось, и она последовала на крыльцо за Скворцом. Она видела, что ему неспокойно, как сильно вздымается его грудь, а пальцы дрожат в воздухе, поэтому смиренно дождалась, пока он придет в норму. Соловушка не задавала лишних вопросов, спасая тем самым себя от жуткой правды и оберегая Скворца ото лжи. Не трудно было заметить, что Скворец проводил с Филином гораздо больше времени. При этом они никак не обсуждали то, зачем уезжают в лес стабильно раз в два дня. Возможно, она давно все поняла, а возможно, изо всех сил не хотела понимать, что Филин лепит из Скворца нового воина. Закрывать глаза на откровенную ложь было проще, чем замечать отголоски своих самых страшных догадок. Если она узнает о том, чем Филин занимается со Скворцом, то удостоверится в том, чего так сильно опасалась.

 ***

 Минуты переливались друг в друга, словно по каплям текла вода из-под крана. Скворец сидел напротив часов и выжидал, когда же придет учительница, которая готовила Дрозда к поступлению. Но женщина, видимо, решила опоздать впервые в своей жизни. Дрозд еще год назад сообщил Филину, что хочет стать инженером, и тот не без споров одобрил эту идею и оплатил дополнительные занятия. Скворец решил, что не хочет продолжать учиться и, может, когда-нибудь устроится к какому-нибудь мужчине в подмастерья. А у Соловушки было еще целых два года впереди. Минутная стрелка уже перевалила за десять минут, и Скворец раздраженно выдохнул. Дрозд сидел прямо напротив него и перечитывал свои конспекты, чтобы подготовиться к занятию.

– Ты слишком нервный. – Не поднимая взгляда, он перелистнул страницу.

– Тебе показалось. – Скворец опустил голову на скрещенные на столе руки.

– Где Соловушка?

– Расчищает старые листья с участка. – Скворец перевел взгляд за окно. Соловушка должна ждать его за забором. – Я сейчас пойду дрова колоть для бани на неделю.

– И почему не идешь? – Дрозд посмотрел на Скворца и приподнял одну бровь.

– Да так. – Скворец снова опустил голову на руки. Он должен был проследить, чтобы Дрозд действительно остался заниматься, а не вышел помогать им, как это обычно и происходило.

– Я знаю, почему ты не уходишь. – Дрозд переплел пальцы между собой и уперся в них подбородком.

– Что? – от этих слов Скворец чуть не свалился со стула. – Откуда?

– Я и сам хотел поговорить с тобой, – его голос стал звучать тише и Дрозд опустил взгляд на свою тетрадь. – Прости меня.

– Что? – Скворец удивленно изогнул брови. – За что?

– За все, что я говорил тебе в детстве. Ты казался мне лишней обузой, что потянет нас на дно. Сейчас я так не считаю, правда. – Дрозд устало потер глаза. – Ты оказался хорошим и очень многое сделал для нашей семьи. Я понял это еще давно, но мне так и хватило сил сказать тебе это в лицо. Мы раньше не ладили, но сейчас нам делить уже нечего, мы выросли из тех глупых мальчишек. Я правда считаю тебя братом для нас с Соловушкой.