Диалог со Смертью бесплатное чтение

Глава первая.

Я опаздывал в аэропорт. Сильно опаздывал. Мама всегда говорила, что пунктуальность – это не мой конёк. Ей часто звонили со школы, а потом и с университета, в попытке узнать, а где же снова застрял её сын? А я придумывал просто тысячи отговорок и историй, якобы машина чуть не сбила, или рюкзак с принадлежностями украли, или собаку спасал! Ради последнего, для пущей убедительности, мне пришлось расцарапать руки, сейчас даже не вспомню, чем именно. А мама перезванивала мне, строго так спрашивала, почему я не на занятиях? Оно и понятно, родители оплачивали мою учёбу, вложив какие-то накопления, возможно и в кредит кто-то из них влез, а мне не было до этого никакого дела. Я прожигал остатки своей юности, активно вливаясь в любые события вокруг меня. «Сегодня вечером собираемся у Дани в комнате, он привёз кальян от родаков. Ты пойдёшь?» – спрашивали у меня. И я соглашался, брал с собой очередную подружку, с которой, кажется, только вчера познакомились, и поздно вечером летел на другой этаж, чтобы весело провести время. А сколько было спето песен под гитару, на которой я сносно играл уже тогда, а сколько было выпито алкоголя, просто не сосчитать! И столько же раз меня пытались выгнать из общежития. Но я всегда находил способ остаться, уговаривал коменданта, декана, а после и ректора.

А маму всё-таки было немного жалко, съёмную квартиру она бы не потянула. Нервы ей потрепал в те времена сильно. Её знакомые всегда спрашивали, а не подменили ли ребёнка в роддоме? Потому что мы с ней были абсолютно разными. Ей никогда не приходилось краснеть перед начальством, никогда не приходилось стоять, опустив глаза, в поисках нужных слов для оправдания. По крайней мере, мама сама мне так говорила, когда они с отцом встречали меня во время каникул, и она принималась меня отчитывать за всё, что я успел натворить за последние пару месяцев. А вот папа частенько смотрел на эти сцены с какой-то странной ухмылкой, стреляя весёлыми глазами в её сторону. А потом они перешёптывались, и отец смеялся уже в голос, а мама шикала на него, прося прекратить издеваться, тем более пока сын рядом. Люблю их, они у меня самые лучшие.

А когда я учился на четвёртом курсе, мамы внезапно не стало. Она покинула нас неожиданно, мне так казалось. Но позже папа, ставший за максимально короткий срок седым и печальным, признался мне, что она долго болела. Онкология. Обнаружили слишком поздно, чтобы успеть что-то сделать с этим. На лечение она не соглашалась, а папа зверел, пытаясь её переубедить. Но мама стояла на своём, гордо так, с высоко поднятым подбородком. Впрочем, как и всегда. Хотя по мере того, как прогрессировала болезнь, а это происходило очень быстро, и подбородок опускался ниже, и нос, который от меня всегда требовали держать по ветру, и руки у обоих. У мамы из-за того, что было физически больно, у папы, потому что морально.

Прошло уже почти три года с того дня, как мне позвонили из деканата, попросили срочно подойти на второй этаж, где мне и сообщили, что мамы больше нет. Мой мир вдруг пошатнулся.

Я скатился по стенке и в голос заревел. Точнее, я очень хотел сделать именно так. Ноги подкосились, в голове зашумело, я практически не слышал больше ни слова. В такое нельзя поверить, как бы ни старался. На меня смотрели с такой жалостью, что становилось ещё хуже. И я не дал всей этой толпе из преподавателей и случайных студентов ни шанса быть причастными к моей личной трагедии. Просто развернулся и ушёл. Староста моей учебной группы позже написала сообщение, рассказала, что мне дали неделю каникул, я мог ехать домой. Вот такое начало лета. Сессию я закрывал долго и мучительно. Но ведь пообещал же себе, что закончу учёбу. А знаете, что самое смешное? За три дня до этого мама звонила мне последний раз и поздравляла с днём рождения. Нажелала долгих лет жизни, счастья и не сильно расстраиваться из-за плохого, которое иногда происходит. Мы проговорили очень долго, больше часа, даже руки затекли. Такого не случалось уже давно. И вот такой звонок. Почему? Прощалась? Чувствовала, что совсем скоро уйдёт?

Я задавал эти вопросы отцу, а он не мог на них ответить. Сидел напротив меня в своём ободранном кресле, которое я неоднократно просил заменить, и плакал. Меня злила эта его слабость. В тот момент он нужен был мне такой же сильный и позитивный, как раньше. Поэтому я ковырял пальцем дырку в сером потрёпанном диване, которую когда-то в детстве сам же и сделал, и молча на него смотрел. Кто ты? Ты не мой отец, он славный, забавный, улыбка у него, хоть и кривая из-за старой травмы, но всегда искренняя. А ты мешок отходов, растёкшийся по квартире, которую, думаю, пора бы уже сжечь, ремонт ты всё равно уже делать не будешь.

Я встал с дивана, поправил покрывало, подушку, криво лежащую почти на самом краю, вытер случайную слезу, вдруг возникшую в уголке глаза, и исчез из его жизни. Физически уж точно. В родительском доме я больше не появился. Иногда созваниваемся, но разговоры такие быстро заканчиваются. Я отца так и не простил за то, что он мне не сказал про маму, про её болезнь и тяжёлое состояние. И за то, что это не он сообщил мне о её смерти. Так и не простил.

А вот сейчас я опаздывал в аэропорт. Самолёт уже совсем скоро, через час с небольшим заканчивается регистрация, но это меня мало волновало – я зарегистрировался на рейс на сайте авиакомпании ещё вчера вечером перед тем, как начать собирать чемодан. Такси опоздало, машина приехала на пятнадцать минут позже, чем сообщало мне приложение агрегатора. Зато мчался водитель быстро, наверное, испугался страшного взгляда, говорящего только о том, что скоро этот пассажир начнёт бросаться на людей. А первый на очереди сам рулевой. Поэтому мы неслись на максимально возможной скорости, сначала по узким улицам нашего не самого большого города, а потом и за его пределами. «Эх, дороги, пыль да туман», – вспомнилось мне.

Город у нас красивый, такой притягательный что ли, есть в нём своя изюминка. Он располагается на берегу широкой реки с очень длинным народным названием. Когда-то в древности сюда пришли первые поселенцы и влюбились в эти изгибы, текущую как само время чистую воду, скосы и песчаник, ставший в последствии местом притяжения в виде популярного пляжа. Позже, уже более современные люди сократили название реки до двух слогов, и на месте маленькой деревушки с землянками основали настоящий город, через который проложили торговый путь. И он зажил счастливо, если быстро растущее и вечно что-то требующее население и постоянную нехватку жилой площади можно назвать счастьем.

Я сам приехал сюда из другого небольшого городка, как только закончил школу и полюбил его так же, как и наши предки. Тонкие как вены улочки рисовали такие немыслимые сети, что неподготовленному гостю без карты не обойтись. За зелёными высокими деревьями прятались кирпичные здания дореволюционной постройки и имели на своих стенах такой слой истории, что было даже как-то стыдно видеть на них пёстрые рекламные вывески, порой абсолютно неуместные. Сейчас активно всё это убирают, позволяют этим уникальным домам свободно дышать и смотреть на прохожих своими почти витринными окнами. Где-то сохранились даже деревянные рамы, что, конечно, удивляет. Выщербленный временем, непогодой и пулями красный кирпич по-прежнему выглядел крепче и серьёзнее современных материалов, из которых сейчас строят очередной новый микрорайон. Но там высотки, от которых кружится голова, если смотреть на них и пытаться сосчитать уровни жизни и благополучия граждан, купивших в этих домах квартиры, а здесь, в самом сердце города, не более четырёх этажей, и то редко. Представьте, несколько кварталов этой исторической красоты, куда окунаешься с головой, и как будто видишь: вот здесь мог неизвестный мальчишка чистить обувь богатому дяде с газетой в руках году так в тысяча девятьсот третьем; в этом месте, у старого кинотеатра, стояла советская мороженщица и с красивой улыбкой раздавала малышне эскимо и пломбир; у этого дома в девяностые проходили криминальные разборки, такие раны не скрыть.

Город растекался всё шире, выше, всё дальше от источника жизни – воды. И, казалось, жил действительно только центр. Хотя многое происходило и на окраинах. Теперь там рубили старые деревья, чтобы освободить место под новые постройки. Это расстраивает, конечно, но новое жильё тоже нужно. Я бы и сам не отказался даже от квартиры-студии в двадцать квадратов в одном из таких районов, чтобы оказаться хотя бы в хвосте этой большой черепахи, на которую становился похож город, если посмотреть на него сверху. Пролетая над ним на самолёте, это было видно даже ребёнку.

Такси мчалось уже по пригородной трассе, испытывая на прочность дорожное покрытие, лобовое стекло и мои нервы. Мимо пролетали деревья и кусты, в которых иногда пугливо прятались мелкие лесные жители, зайцы и бурундуки, но всё чаще бездомные, серые от пыли и грязи собаки. И у меня вдруг возникло чувство дежавю. Вы сталкивали когда-нибудь с подобным? Когда кажется, что именно этот конкретный момент, определённое событие уже происходило с вами. Один психолог из американского университета вместе со своими коллегами пытался создать эффект дежавю через виртуальную реальность. Итогом стало предположение, что это лишь феномен памяти, которая не может воспроизвести нужное вам воспоминание. Как испорченный видеофайл на старом компьютере без необходимой программы. Нет, я летаю теперь часто, наверное, даже слишком часто для такого молодого человека, и по дороге этой ездил не раз, разглядывая в запотевшее окно природу вокруг. Но сейчас не так. Как будто именно с этим водителем, именно с этими эмоциями я сидел именно в этой машине и мчался в аэропорт по тем же причинам. Когда такое могло быть ещё, я не мог вспомнить. Но чувство сохранялось ещё долго, до самой парковки аэровокзала.

Выйдя из автомобиля и выгрузив свой багаж, я не стал торопиться заходить в здание терминала. Приехали всё-таки вовремя. По привычке закурив на ходу, я пошёл в специально отведённое для этого место. Курить я давно хочу бросить, с того момента, как начал, но нервы и разного рода оправдания никак не дают мне такой возможности. Негативные мысли спешно покидали мою нагруженную голову. Сейчас надо было подумать о тех задачах, которые поставило передо мной начальство, отправляя в очередную, уже седьмую командировку с начала года. Тёплый весенний ветер с присущим ему озорством раскидывал мои волосы и сбивал пепел с тлеющей сигареты. Мне нравится апрель за его непредсказуемость: то почти летняя жара, то снова снег и после слякоть. В таком же состоянии находился и я после окончания университета, в поисках работы по профессии, съёмной приемлемой квартиры или хотя бы кровати на ночь, да и вообще какого-то смысла во всём происходящем вокруг меня.

Взгляд мой, ничего не выражающий, был направлен на то место, куда прибывали всё новые машины и выгружали всё новых будущих пассажиров больших авиалайнеров, направляющих свои носы и гигантские крылья в другие города и страны, и маленьких моторных самолётов, летающих исключительно по региональным направлениям. Остановилась чёрная машина, блеснувшая фарами секундой ранее на «лежачем полицейском». Окна тонированы, водителя я не смог разглядеть, хотя не очень-то и пытался. Но дверь резко открылась, скрипнув и чуть не ударившись о бордюр. Из машины плавно вышла эффектная девушка лет двадцати пяти, не более, вытянула за собой тёмную из карбоновой кожи сумку и медленно двинулась в сторону главного входа. Чемоданом такое произведение не назовёшь, слишком маленькое для обычного багажа, но больше дамской сумочки в несколько раз.

Как отъехал автомобиль с тонированными окнами, я не заметил, потому что рассматривал проходящую в десяти метрах от меня девушку. Всё было в ней великолепно! Тонкая фигура, подчёркнутая коротким чёрным платьем, которые так любила Коко Шанель. Стройные ножки, обтянутые самыми тонкими чулками, были мягко погружены в лакированные туфли на высоком каблуке, явно не подходящие для долгих перелётов. Прямые длинные волосы почти угольно-чёрного цвета убраны назад гребнем с какими-то узорами, так далеко не разглядеть, и перечёркнуты в районе виска белой, даже пепельной прядью. Острый аккуратный подбородок, слегка выступающие скулы, тонкая линия губ, одетых в красный цвет, яркие глаза оттенка зелёного солёного моря, делающие взгляд сильным и тревожно-возбуждающим. Завершало образ серое короткое пальто, просто накинутое на узкие плечи. В одной руке она держала ручку своей сумки, в другой большие солнечные очки. Наверное, в солнечную погоду это даже оправданно. Надо бы тоже прикупить себе такие.

Девушка шла вперёд, медленно и мягко ступая на асфальт, всё больше раскаляющийся под её горячими шагами, и совершенно не смотря по сторонам. Она остановилась и повернула голову в мою сторону. На улице было много людей, вот-вот прилетит очередной нагруженный пассажирами самолёт из столицы, таксисты толпились, в надежде подзаработать на поездках в центр. Рядом со мной было не меньше шести человек, почти все мужчины, но никто из них, казалось, не видел этой эффектной молодой девушки, смотрящей сейчас на нас. Её взгляд тоже не блуждал по этой толпе, а устремился прямо на меня. Наши глаза встретились, и по моей спине пробежал холодок, мешаясь с мурашками. Я оцепенел и не смел даже моргнуть. Интересно, каким было моё лицо в этот момент? Наверное, слишком смешным, потому что девушка улыбнулась краешком тонких губ, повернула голову вперёд и ушла. А я так и стоял, думая о том, что это сейчас было?

Вспомнив, зачем я здесь, резко бросил до фильтра истлевший окурок в урну. Не попал, но поднимать не стал, здесь и так было грязно и мусорно. «Не я первый, не я последний», – подумал об этом почему-то с сожалением и пошёл внутрь терминала.

***

Внутри было людно и тесно, несмотря на высокие потолки и большие стены из стекла, через которые легко проникали солнечные лучи, освещающие огромное помещение не хуже, чем развешанные по всему зданию лампы. На первом этаже, в правом от входа углу ушлый предприниматель поставил кофеточку, заняв пространство столиками и вкусным запахом правильно обжаренных зёрен. Рядом была красивая фотозона, чтобы как-то занять ожидающих своего рейса толпящихся здесь нервных людей. Посмотрев на длинную очередь, я не стал примыкать к ним, а решил поискать другое место, где могут приготовить не менее приятный по всем критериям напиток.

По дороге к эскалатору, который в скором времени перенесёт меня на второй этаж аэровокзала, я сдал наконец-то свой багаж и получил на стойке регистрации бумажный вариант своего билета. До вылета оставалось минут сорок, так что я вполне успевал даже позавтракать, чего не сделал дома, и об этом начинал уже жалеть. Поднявшись уровнем выше, издалека увидел несколько человек, держащих в руках бумажные стаканчики и направился именно туда. Вы не подумайте, я не кофейный маньяк, просто люблю этот странный чёрный напиток, который имеет свойство согревать меня в самые холодные времена. А сейчас, несмотря на наступившую тёплую весну, мне было холодно. Возможно, от постоянного одиночества, возможно, от сложностей на работе, с которыми я старался справляться по мере поступления, но они всё равно накапливались. Добрался до киоска и чудесным образом оказался первым в очереди.

– Здравствуйте! Мне средний американо с сахаром и немного разбавьте водой, чтобы не обжечься.

– Добрый день. Молоко, корица? – Для такого хрупкого существа, у этой девочки-бариста слишком грубый и неприветливый голос. Оно и понятно, сейчас девять двадцать, все летят куда-то по своим делам, а может и в отпуск, а ей каждый день наблюдать подобное. Рабочая смена начинается рано, не позднее семи утра, а сюда надо ещё добраться из города. Девочкам же нужно собраться, умыться, накраситься. Хотя милая сонная мордашка передо мной сегодня, кажется, почти ничего не успела.

– Нет, спасибо. Только кофе и вот этот вкусный пирожок с капустой, будьте добры, – как можно мягче произнёс я в ответ.

– Хорошо. Три минутки, – тень улыбки проскользнула по её лицу. Да и голос стал чуточку мягче. – С вас четыреста пять рублей.

– Карта. – Наверное, я слишком округлил глаза от таких цен, потому что бариста отворачивалась к кофейному аппарату уже с полноценной улыбкой. «Зато поднял настроение человеку», – подумал я, отошёл в сторону в ожидании заказа, случайно кого-то задев. Повернул голову, чтобы извиниться за оплошность, и увидел перед собой ту самую девушку в чёрном, что минут пятнадцать назад приковала меня взглядом к месту в курилке. Она снова посмотрела на меня своими глубокими зелёными глазами и в удивлении слегка приподняла бровь.

– Извините, – едва справившись с собой, тихо произнёс я. Да что это такое? Я ведь никогда не боялся общаться с противоположным полом, даже если девушка явно не моего уровня. Но здесь было что-то другое, какой-то внутренний глубинный страх перед этой особой. Вблизи она становилась ещё более манящей и пугающей одновременно.

– Ничего страшного, – всё с той же лёгкой полуулыбкой на губах произнесла она мягким красивым голосом. Изучающим взглядом она пробежала по моему лицу, плечам и всему телу. Но такие девушки ТАК не смотрят на парней, мне ли не знать?

– Ваш кофе, – с небольшой обидой в голосе произнесла девочка за стойкой. Она наблюдала за этой сценой уже как минимум минуту, и ей это не понравилось. Я, недолго думая, коротко кивнул девушке в чёрном, забрал из рук баристы пирожок и напиток, оказавшийся очень горячим, опустил глаза вниз, ещё раз оценив её красивые стройные ноги, и постарался как можно скорее уйти. Подальше отсюда, пока с ума не сошёл.

И с этого момента время потянулось как смола. Та самая, в которую ты случайно залез в детстве, пытаясь объять необъятное шершавое дерево. Мы с другом на таком хотели построить дом. Оно торчало высокой башней из земли рядом с холмиком в районе родительской дачи, на котором таких же сосен и берёз было ещё много. Но притягивало нас именно это большое с раскинутыми в разные стороны толстыми ветками дерево. Нам представлялось, каким будет крутым этот домик, как нам будет завидовать каждый школьник. Естественно, мы никому о нём не расскажем, но знать будут все. Продумывали систему поднятия лестницы, скрытые механизмы, которые никто не сможет обнаружить, обсуждали, какую мебель поднимем наверх, чтобы создать максимальный внутренний комфорт, по представлениям мальчишек. Но ничего не вышло – мы не нашли ничего, кроме старых гниющих досок и ржавых гнутых гвоздей.

А потом строили свой автомобиль! На паровой тяге! На базе разобранного «Запорожца», который кто-то бросил на долгие два года в нашем дворе. Молодёжь быстро растащила всё, что можно было скрутить, остался только остов, голый скелет. Но дальше чертежей дело не пошло. То ли нам стало неинтересно, то ли хозяин автомобиля объявился и увёз куда-то останки своего и при жизни не самого бодрого железного друга. Да, мечтали мы тогда знатно, куда больше и смелее, чем сейчас. И время летело с немыслимой скоростью. Сегодня мои минуты становились похожими на часы, ожидание всегда на меня так влияет.

Глава вторая.

По громкой связи объявили посадку на мой рейс. Кофе был допит, несъедобный пирожок без аппетита съеден, нагретое, случайно найденное место покинуто, как я думал, насовсем. Спустившись вниз и протиснувшись сквозь узкие двери, ведущие в зону посадки, я, наконец, добрался до зала ожидания, в котором уже толпились вылетающие со мной одним самолётом люди. И здесь очередь. Утренняя усталость и непонятно откуда взятая нервозность не позволили мне сразу увидеть пьяного мужчину, совершавшего акт насилия над головами семейной пары пенсионного возраста. Я заметил их уже позже, когда показал сотруднице аэропорта у стойки свой билет и направился в сторону автобуса, приглашающего довезти меня до моего большого крылатого друга, каким он должен стать на ближайшие несколько часов.

Я обернулся на громкий звук и увидел, как взрослая женщина бьёт хрупкой старческой ладонью по лицу мужчину средних лет, явно уже плохо владеющего своим организмом. Муж её тоже не стоял в стороне и пытался угомонить попутчика при помощи грозного указательного пальца правой руки и отборных ругательств, которые, на моё удивление, не содержали ни одного матерного слова. Всё-таки, они находятся в обществе, надо было вести себя культурно.

Бросив на эту сцену ещё один быстрый взгляд, я надел наушники, включил любимую музыку и пошёл к автобусу. Преодолев грязные ступеньки старого грустного зверя, рычавшего на каждого входящего своим мощным мотором отечественной сборки, нашёл место у окна и стал смотреть на взлётно-посадочную полосу, по которой медленно катили прибывший минуту назад самолёт. Наш находился дальше, отсюда его не было видно за ангарами и другими техническими постройками. Хотя я и так знал, как он выглядит: большой, отливающий сталью, с размахом крыльев, как у Толкиеновских орлов, красивым клювом и красным росчерком с названием компании на белом хвосте. Именно на нём я впервые полетел в свою первую командировку восемь месяцев назад. Именно он дал мне это ощущение тревоги и безумной радости при посадке.

Автобус сдвинулся с места, так тяжело и грузно. Пассажиров набилось много, в какой-то момент мне захотелось открыть окно и выпрыгнуть отсюда, поскольку стало сложно терпеть боль под рёбрами, причиняемую локтем нестандартных размеров женщины, приткнувшей себя и свою ручную кладь рядом со мной. Да и запах распространялся по салону не самый приятный, по всей видимости, всё от того же любителя алкогольного угара. Но доехали мы достаточно быстро, всего несколько минут, и наземный транспорт остановился у трапа, ведущего прямо во внутренности воздушного. И большая толпа хлынула из автобуса, как поток воды из разрушенной дамбы, старательно оттаптывая ноги рядом идущим людям.

Я дождался, пока станет немного свободнее, и только тогда двинулся к выходу. К этому моменту в автобусе оставалось не более десяти человек, так что путь оказался практически свободен. Пара шагов, и я упёрся в очередь жаждущих попасть поскорее в крылатого красавца, нависающего над нами своим массивным железным телом. Экипаж был уже внутри, прилежно готовя самолёт к запуску. Милая бортпроводница с необычным красивым именем Инесса с красивой улыбкой встречала каждого входящего. Казалось, её прекрасное настроение ничего не испортит: ни злая женщина, достаточно громко бранящая ступени, других пассажиров, весь экипаж и авиаперевозчика, не давшего ей по какой-то причине самое лучшее место в бизнес-классе; ни расшалившийся, укутанный во многослойную одежду малыш, получивший от невыспавшегося отца подзатыльник, и теперь громко истерящий; ни девушка лет двадцати, всем своим видом показывающая, что ей по статусу не положено летать с подобным отребьем, а только личным самолётом с атлетичного телосложения бортпроводниками, желательно обнажёнными по пояс.

Пропустив перед собой уйму разного рода людей, и с интересом наблюдая за поведением каждого, я и сам, наконец, ступил на трап. Поравнявшись с Инессой, кажется, единственный одарил её своей улыбкой, как бы извиняясь за всех остальных, кого она уже успела встретить.

– Доброе утро!

– Здравствуйте, добро пожаловать на борт нашей авиакомпании, – мягко ответила она. Такая милая и красивая, она пахла чем-то приятным, с цитрусовым оттенком. Это был скорее летний парфюм, немного не подходящий для апрельской погоды, которая, к сожалению, быстро начинала портиться.

Я быстро нашёл своё место у самого крыла самолёта. Оно всегда было одним и тем же, мне нравилось смотреть через иллюминатор на то, как быстро мы удаляемся от земли при взлёте, как погружаемся в пушистые облака и выныриваем где-то над ними на недосягаемой высоте. А крыло перед глазами всегда даёт ощущение стабильности, привязывает к привычному, поэтому и страха гораздо меньше. Закинув свою небольшую сумку на багажную полку, еле найдя для неё место среди чудом прошедших проверку по габаритам здоровых, похожих на чемоданы чужих ручных кладей, я сел в кресло, немного отклонил назад спинку и постарался вытянуть ноги. Не вышло. Ничего, полёт не такой долгий, чтобы успеть устать.

Смотря на то, как один мужчина пытается уложить нечто длинное в чёрном чехле на ту же полку, куда я поместил свою сумку, задумался о вопиющей несправедливости. Как-то я пытался провезти с собой любимую гитару, но на стойке регистрации на меня посмотрели, как на дурака, не знающего внутренние плавила перевозок, и забрали инструмент в багаж. При том, что более крепкий и менее дорогой спортивный инвентарь пускают в салон самолёта без ограничений. Это хорошо, что я не профессиональный музыкант и гитарой за несколько сотен тысяч. А недавно совсем я услышал историю о том, как один гитарист – вот так же, как и я – пытался доказать авиакомпании, что в багаж отдавать его акустическую гитару нельзя ни в коем случае. Но и он не был услышан, как и тысячи талантливых ребят до него. В результате, конечно же, были разбиты и музыкальный инструмент и сердце владельца. Но судиться с перевозчиком парень не стал. Он поступил, как настоящий музыкант – записал песню о том, как авиакомпания рушит чужие надежды и гитары. И залил всё это на видеохостинг. Небольшой клип завирусился в сети и нашёл отклик в сердцах и душах даже известных артистов, которые на своих страницах поддержали парня. И спустя всего несколько недель, авиакомпания понесла такие убытки, что им стало страшно – акции компании упали сразу на пару десятков процентов. Руководство позвонило молодому музыканту и предлагало много наличных и новых гитар, лишь бы он удалил это видео. Но честь оказалась дороже денег, и парень так и не убрал тот клип. Наказание получилось суровее судебного.

Мои мысли плавали в общем потоке, перемешиваясь с музыкой из плеера, которая так и продолжала разливаться по внутренностям через наушники. И даже сквозь закрытые глаза я почувствовал, что кто-то пошёл достаточно близко, и собирается сесть рядом. Я открыл глаза и замер. В соседнем кресле расположилась моя недавняя знакомая, одетая в чёрное, единственная в этом самолёте, чьё лицо я запомнил в мельчайших подробностях.

– Я вас не потревожила? – спросила она голосом, звенящим как ручей, и перекрывающим все остальные звуки в шумном салоне. В ответ я лишь мотанул головой, но так, что левый наушник выпал из уха. Странно. Видимо, он уже еле держался в нём, наверное, поэтому я и услышал её голос.

– Вы в столице остановитесь и куда-то дальше летите?

– До столицы. У меня там работа. – Мне неожиданно легко стало смотреть на неё, говорить с ней, улыбаться в ответ на её чарующую улыбку. – А вы? – И неуклюже протянул ей свою ладонь для знакомства.

– А я уже работаю, – странно улыбнулась девушка с седой прядью в волосах. И мягко подала свою бледную руку. Когда наши пальцы соприкоснулись, я на мгновение увидел удивительную и даже пугающую картинку перед глазами. Будто в образе девушки появились новые черты, или наоборот, что-то пропало. Она стала намного тоньше и белее обычного, глаза впали и загорелись зелёным огнём, красивый ровный носик стал ещё меньше. Но наваждение быстро прошло. Я моргнул, и передо мной снова сидела эта невероятно красивая девушка. Ладонь её всё ещё была в моей, и нежная кожа ласкала мои грубые пальцы. Но она была холодная, почти ледяная. Вы не подумайте, я не влюбился в неё с первого взгляда, просто появился неугомонный интерес и странное влечение к этой тёмной особе.

– Только не надо имён, – внезапно сказала она, как будто прочитала моё намерение представиться. – Самолёт долетит быстро. А в столице мы разойдёмся по своим углам и вряд ли когда-то ещё встретимся.

– Ладно, – задумчиво произнёс я, пытаясь придумать, как к ней тогда обращаться. – Мистер Смит.

– Как банально! – Засмеялась она.

– Тогда… Клайд!

– А я, по-вашему, Бонни?

– Нет, не совсем, она была страшная, а вы… – Я запнулся и, скорее всего, покраснел. В глазах девушки сверкнул игривый огонёк, а рот растянулся в приятной улыбке, обнажив белые ровные зубы.

– Красивая? – Договорила она за меня. Наверное, ей часто это говорят.

– Да, – смущённо произнёс я и понял, насколько в этом салоне жарко.

– И, видимо, очень криминальная! – воскликнула она, по-детски сложив пальцы свободной ладони, изображая пистолет.

– Нет, что вы! – Мне стало немного стыдно, но на ум приходили только бандитские и скандально известные пары, совершившие за жизнь не один плохой поступок.

– И не Сид и Нэнси, – подсказывала с улыбкой она. Ей нравилась эта игра, а в моей голове скрипели шестерёнки и гремели механические выключатели и рубильники.

– Арвен и Арагорн! – Снова вспомнил я Толкиена. – Нет, Лутиэн и Берен!

– Согласна, их история гораздо печальнее и красивее, но… – Снова улыбнулась девушка и слегка потянулась, но так изящно, что напомнила мне прекрасную чёрную кошку, которую я однажды встретил в своём дворе. Она так уверенно и мягко шагала по тротуарам, грациозно и гордо перебегала через детскую площадку, запрыгивала на лавочку возле моего подъезда. И без страха смотрела мне прямо в глаза. Необычное животное, если бы я верил в мистику, сказал бы: «Почти человек».

– Кэт, – тихо сказал я.

– Что? – переспросила девушка в чёрном.

– Кэт! Позвольте обращаться к вам по имени Кэт? – чуть волнуясь, сообщил я результат своей мысленной работы. Она на секунду задумалась, внимательно изучая моё лицо.

– Пожалуй, мне нравится! – Её улыбка вернулась и стала ещё нежнее, чем была минутой ранее. – А вы? Я ведь тоже могу вам придумать имя? Или угадать?

– Конечно! Но я же могу и сам своё имя назвать.

– Мне кажется, вы больше похожи на… Сергея!

Я смотрел на неё с удивлением. Она как будто действительно читала мои мысли. Мгновение назад мне в голову пришла мысль назвать себя Джон Доу, так за океаном именуют неизвестных мужчин, фигурирующих в судебных процессах. А потом решил, что это так глупо, тем более мне нравилось моё имя, которое дали мне родители.

– Меня так и зовут… Вы подсмотрели в паспорте? – в изумлении улыбнулся я.

– Нет, на вашем чемодане, – почти пропела она.

Во мне всё ликовало! Я бы не сказал, что когда-то испытывал сложности в общении с противоположным полом, но такую заинтересованность во взгляде не часто встретишь.

– А чем вы занимаетесь?

– Журналист. Отправили от редакции на сбор информации. Хорошая возможность проявить себя! – Сказал я словами своего редактора. Кэт внимательно посмотрела на меня, чуть прищурилась в очередной попытке прочитать меня.

– Но вы устали, понимаю, – тихо сказала она и ещё крепче сжала мою руку, которую так и не отпустила. И такое тепло прошло от неё ко мне, несмотря на холодные пальцы, что я невольно расслабился и на мгновение прикрыл от удовольствия глаза.

***

Самолёт взлетал плавно и уверенно, отделяя нас, все сто человек, от того, к чему всегда так тянет. Земля под ногами удивлённо моргала оранжевыми огнями вдоль взлётной полосы, провожая крылатое чудовище, гений человеческой мысли, подсмотренный у прекрасных летающих созданий. Мы в современном мире мало обращаем внимание на столь выдающиеся достижения, принимаем это как должное. Удивляться мы уже отвыкли – слишком быстро прогресс меняет мир вокруг нас. Вот и я, наверное, впервые не стал наблюдать за подъёмом самолёта через иллюминатор, а мило беседовал со своей прекрасной спутницей, которая каким-то чудом взяла билет на тот же рейс, на тот же ряд, на место рядом со мной. Мне нравился наш разговор ни о чём, он хорошо так отвлекал от того негатива, который я испытал по странной причине с самого утра. Мы тихонько переговаривались, стараясь абстрагироваться от внешнего локального мира, замкнутого на несколько часов внутри салона нашего летающего гиганта. Но не успели даже толком привыкнуть друг к другу, хотя девушке, казалось, это и не нужно, к ноткам в наших голосах, как нас грубо прервали.

Гигантская машина, рвущая воздух, ещё поднималась вверх, когда в хвосте салона начала происходить дикая возня. Пассажиры всё время поворачивали головы в поисках источника шума. Оказалось, что тот самый пьющий и не владеющий собой товарищ решил проявить настойчивость к понравившейся ему бортпроводнице с редким именем Инесса и крепко, до синяков, схватил девушку за ногу своей грязной похотливой пятернёй. Соседние кресла покинули мужчины и принялись отбивать красавицу из рук нехорошего человека, как только услышали её крик. Со всего салона потекли в хвостовую часть зеваки, далеко не все с чувством долга, просто зрелищ хочется многим. Пьяное чудо теперь отражало атаки своих соседей, и силы он не жалел. Мужчине с глубокой лысиной на голове разбили нос, и хлынувшая горячая кровь оставляла красные следы на серых креслах. Другой, парень с сильным волевым лицом, собирал по полу линзы своих разбитых очков.

Всё громче становились крики, всё сложнее было сосредоточиться на моей приятной соседке. Мимо пробежала коллега Инессы, спеша сообщить подробности разворачивающихся событий внутри железной птицы капитану воздушного судна. Уж он-то точно примет правильное решение. И действительно, несколько минут спустя я увидел бегущего в сторону потасовки командира, на ходу снимавшего фуражку и узкий приталенный лётный свитер, намереваясь вступить в схватку с дебоширом, оскорбившим поведением бедную красавицу стюардессу.

Минуту спустя наполненный алкоголем до краёв раскрасневшийся мужик был повержен и жёстко повален на пол салона самолёта лицом вниз. Руки с трудом свели за спиной и закрепили стяжкой, чтобы хоть как-то угомонить разбушевавшегося пассажира. Он продолжал что-то орать на одному ему известном полуматерном языке, чем невероятно раздражал рядом сидящих людей. Я же, с интересом понаблюдав за событиями, включил профессиональные навыки и принялся старательно записывать произошедшее в заметках своего телефона. Кэт с интересом наблюдала за мной, как я собираю полученную только что информацию в грамотные правильные строчки, правдоподобно и точно передающие атмосферу случившегося. Закончив записывать новость, я открыл новую страницу и задумчиво набрал пару рифмованных предложений. Перевёл взгляд на свою соседку и засмущался. Последние строки были адресованы пострадавшей бортпроводнице.

Поймав мой извиняющийся взгляд, она снова взяла мою ладонь в свою и округлила глаза.

– Ничего страшного! Мы ничего друг другу не обещали, вы всё такой же свободный молодой человек, – мягко произнесла Кэт. И улыбнулась мне такой искренней тёплой улыбкой, что в холодном салоне стало гораздо уютнее. – Но если вы и мне посвятите стихотворение, то мне будет весьма приятно! – Добавила она.

Стихи я писал редко, для этого нужно было вдохновение. А когда все мысли заняты работой, сложно, во-первых, чем-то восхищаться и чему-то удивляться, а во-вторых, заставить себя написать что-то ещё, помимо текстов по заданию редакции.

– Идём на снижение, – вдруг сказала моя соседка. И я ощутил, что наш самолёт, до этого уверенно набиравший высоту, теперь опустил свой нос вниз и, делая вираж, возвращался в аэропорт моего города. И тут по громкой связи и первый пилот подтвердил наши догадки, сообщив, что мы везём авиадебошира обратно, чтобы сдать его в руки доблестной полиции. Если скажу, что пассажиры были раздосадованы, то в этом не будет и половины правды. Терять время из-за дурака никто не хотел. Но это решение принял экипаж, а с ними, особенно сейчас, лучше не спорить. А я смогу спокойно передать горячую новость коллегам, которые незамедлительно опубликуют её на нашем новостном портале. И мне, делающему свои первые шаги журналисту, это только на руку.

Глава третья.

Наверное, каждый, кто летал на самолётах, боялся как опоздать на него, так и попасть в такую ситуацию, когда ваше судно вынуждено по той или иной причине вернуться в аэропорт. Нам сказали, что много времени это не займёт. Хотя мы уже стояли сорок минут на стоянке, на которую нас отвёз аэродромный тягач, маленький такой, но невероятно сильный, как муравей, который тащит добычу, превышающую его собственный вес в несколько раз.

Земля встретила нас разноцветными мигалками спецслужб, вызванных ещё в воздухе. Когда самолёт остановился и был убран со взлётно-посадочной полосы, растянувшейся ровным полотном до главного здания аэропорта, в его сторону уверенно зашагал наряд транспортной полиции, состоящий из трёх серьёзных мужчин в форме, и бригада скорой помощи. Медики бодро болтали между собой о чём-то весёлом – это было понятно по улыбкам и смеху. Войдя в салон, новые для нас люди были направлены в хвостовую часть самолёта, где по-прежнему что-то бубнил себе под нос дебошир, заставивший наш транспорт вернуться обратно к точке отправления. Один врач – молодой мужчина в белом халате поверх короткой тонкой куртки и хмурым лицом, покрытым редкой щетиной – остался осматривать пострадавшую ногу Инессы.

Я достал из кармана своего пальто новый, недавно купленный блокнот и карандашик. Их я носил на всякий случай, порой бывает быстрее записать что-то от руки, чем ждать, когда повидавший виды, прошедший огонь, воду и медные трубы смартфон отзовётся на мои требования срочно начать работу. Открыв первую же чистую страницу, я переписал туда первые строчки зарождающего стихотворения, посмотрел снова на бортпроводницу и, вдохновлённый новой музой, стал сочинять. Аккуратно, рифма за рифмой, с ломаным слогом, придуманным поэтами прошлого, произведение в несколько строк легло на белый лист блокнота. Моя задумка состояла в том, чтобы просто поддержать стюардессу, которая сегодня испытала уже достаточно негатива, хотя всё так же держалась гордо под пытливыми взглядами пассажиров.

Нас не стали выпускать из самолёта, думая, что все процедуры с алкоголиком закончатся быстро. Но полиция уже давно вышла, еле удерживая на ногах своего клиента. Медики тоже с успехом справились со своей задачей, попутно проверив пульс и давление у бабули с третьего ряда. Видимо, на неё сильно повлияли последние события, невольным свидетелем которых она стала. Или просто мнительная натура не давала покоя, используя любую возможность проверить своё состояние здоровья. Но мы всё ещё продолжали сидеть на своих местах. А вокруг самолёта суетились какие-то люди в рабочих жилетках со светоотражающими элементами, приносили инструменты, стучали по корпусу воздушного судна, переговаривались по рации с какими-то коллегами, скрытыми от наших глаз в своих кабинетах. Становилось уже тревожно. А моя соседка ни грамма не боялась, всё так же улыбаясь, наблюдала за пассажирами, нервничающими не меньше моего.

– Вам не страшно? – Спросил я.

– Чего?

– Ну, что нас вот так вернули обратно, что опоздаете по своим важным делам?

– Вовсе нет, – ответила спокойно Кэт. – Мне не бывает страшно в самолётах.

– Не боитесь, что он упадёт? Не боитесь смерти?

– Нет, – с той же загадочной полуулыбкой на губах произнесла девушка. – А что вы знаете о смерти?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Не думал, что эта тема заинтересует её. Она смотрела на меня таким пронзительным взглядом, что мне стало немного неуютно, а по спине пробежал холодок.

– Ну, – начал я неуверенно. – Смотря с какой точки зрения смотреть на этот вопрос.

– Это не ответ.

– Знаю, но не думаю, что вот так сразу и легко на него отвечу. Это сложно.

– Почему же? Смерть – есть смерть, жизнь – есть жизнь. – Девушка продолжала смотреть на меня, изучая мою реакцию.

– Нет, если верить религии.

Её взгляд поменялся на удивлённый. Я продолжил.

– В любой религии смерть отождествляют с каким-то высшим существом, ответственным за срок жизни человека или, как минимум, приходящим за ним в нужное время.

– То есть, по-вашему, Смерть – это не мгновение, когда прерывается жизнь, а…

– Да, а тот или та, кто приходит за умирающим в последний момент его жизни, – перебил я девушку. – У древних римлян был Плутон и его свита, у греков – Танатос, а потом царь загробного мира Аид с женой Персефоной, у индусов – Яма, бог смерти и правитель загробной жизни. Да даже у французов встречается Анку, его считали чуть ли не главным символом смерти. У каждого своё загробное царство, каждый владел душами и обладал практически безграничными возможностями. Да даже в Христианстве есть свой образ Смерти!

– Вы о Люцифере?

– Нет, он, скорее, последователь! Я именно о Смерти, о всаднике на бледном коне, о котором говорит книга Откровения. И о его помощниках – Ангелах Смерти.

– Как вы красиво сказали, – зелёный огонь в глазах моей спутницы разгорался сильнее.

– Ангелы?

– Да, – кивнула девушка.

– Мне кажется, так намного правильнее. У Бога есть ангелы, у Смерти есть ангелы. Это тот самый пример мирового баланса, который не даёт нам скатиться в ту или другую сторону – Ад или Рай на Земле.

– А что такого в этом балансе? Неужели вы не хотели бы после смерти попасть в Рай? – Казалось, что Кэт специально задаёт эти вопросы. А я вёлся на провокацию и с удовольствием отвечал.

– Именно! После смерти, пройдя свой земной путь. Мне кажется, что каждый разумный человек должен это понимать, – ответил я задумчиво.

– А почему вы думаете, что Смерть и его ангелы – это живые существа?

На мгновение я завис, обдумывая ответ и подбирая правильные слова. Это было сложно, учитывая, что я вообще не собирался сегодня обсуждать подобные темы. Но с этой необычной девушкой было просто философствовать.

– Потому что… Не хочу, чтобы на этом всё заканчивалось, – честно признался я. – Хочется верить, что после смерти есть что-то ещё, а не полное забвение. А если есть Бог, Смерть, с которой я когда-нибудь тоже встречусь, то и продолжение тоже будет.

– Не думаю, что Смерть приходит к каждому лично и приглашает в подземное царство, вряд ли у него есть столько времени на это, – посмеялась Кэт.

– Нет, конечно! Хотя времени у неё неограниченное количество, – улыбнулся я своей глупой шутке. – Но к кому-то же она всё равно приходит?

– Возможно, – загадочно ответила девушка. – Мы взлетаем.

Она снова опередила мои собственные ощущения. Самолёт действительно тронулся с места и устремил свой большой железный нос в сторону взлётной полосы, на которой мы должны оказаться уже второй раз за сегодня. За нашими разговорами мы и не заметили, как пролетело время, как технические работники отладили то, что нужно было отладить, исправили то, что должно быть исправлено перед взлётом.

Самолёт встал на исходную, а я в круглое запотевшее окошечко стал наблюдать, как мы набираем ход. С каждой секундой всё сложнее было уловить пролетающие мимо на бешеной скорости редкие кустики за асфальтом и рыжие фонари, которые постепенно превращались в одну сплошную яркую полоску. Ещё чуть-чуть, и наш лайнер сделает первую и, надеюсь, последнюю на сегодня попытку оторвать шасси от ровной поверхности. В голове заиграли песни, связанные с полётами и самолётами, причём все разом, создавая в голове полный хаос. Пассажиры моего рейса, сидящие в салоне самолёта каждый на своём месте и надёжно пристёгнутые ремнями безопасности, кажется, тоже успели успокоиться и обрадоваться скорому отправлению в столицу. У каждого из них там были важные дела, ждали родственники, отпуск и следующий самолёт, способный доставить в другой, ещё более дальний город, или другую страну. Каждому из них хотелось поскорее прибыть в большой город, чтобы отдать лишние деньги местным таксистам или обмануть систему и собраться небольшой группой, заказать одно такси через приложение, нагрузить его багажник своими неподъёмными чемоданами и отправиться в самый центр, где кипела настоящая жизнь. Но этим планам не суждено было сбыться, по крайней мере, не сейчас.

***

– Давай я расскажу тебе историю? – Сказал Кэт ровным голосом. Откуда в ней столько стойкости? Откуда эти крепкие нервы? Я задавался этими вопросами уже минут пятнадцать, с момента, как наш самолёт начало трясти как голубоглазую куклу в руках маленькой вредной девочки, желавшей на день рождения велосипед или, как принято теперь, планшет с гигантским количеством игр и других приложений.

Нет, мы не падали, но явно что-то пошло не так у тех работников аэропорта, которые полчаса назад потыкали в железные внутренности железного летающего транспорта своими ручонками и приборами и отпустили нас с миром в очередной полёт. А дальше начало происходить что-то страшное: сначала нас сильно тряхнуло и заморгали лампочки в салоне самолёта, затем как будто у судна кто-то пытался оторвать крылья, оно потеряло тягу к прекрасному небу и стало клевать носом, как засыпающий студент, который уже третьи сутки не может уснуть из-за подготовки к экзаменам. Это было слишком страшно, чтобы не запаниковать. И почему Кэт осталась к ситуации равнодушной, для меня оставалось загадкой.

– Так рассказать историю? – Снова спросила девушка.

– Во-первых, мы уже перешли на ТЫ? Во-вторых, ты думаешь сейчас время для историй? – Сражаясь с паникой, проговорил я. В салоне было шумно, люди истерили, бортпроводницы бегали от кресла к креслу, пытаясь как-то помочь пассажирам, как правило не желающим, чтобы им помогали, а просто требующим к себе повышенное внимание. Инесса, чуть прихрамывая и пытаясь скрыть ужас в глазах, всё же гордо задрав подбородок, продолжала рассказывать и показывать каждому просящему, как пользоваться ремнями безопасности и кислородными масками. Вот это профессионализм! Я стал уважать эту профессию ещё больше.

– А когда самое время для интересных историй? – Поинтересовалась Кэт.

– И то верно. Возможно, это вообще наша последняя возможность что-то услышать и рассказать! – Согласился я с девушкой. Она грустно улыбнулась и начала.

История первая. Легенда о железных крыльях и мальчике.

– Я лечу, лечу! – Кричал мальчик, с каждой попыткой взлетая всё выше.

– Сынок, не упади на землю! Ты ещё не опытный пилот!

– Отец, но я ведь сам построил эти крылья! – Голос становился тише и неразборчивее. Мужчина с седой бородой схватил руками лицо, в ужасе наблюдая за пируэтами, которые выполнял его сын в воздухе.

– Боюсь я за тебя. Да и несовершенна эта твоя наука.

– Отец, но я всю жизнь мечтал летать как птица! Не отнимай у меня эту возможность!..

###

– Это же история про Икара? – перебил я Кэт. Она посмотрела на меня с таким укором во взгляде, что мне стало стыдно. А она молча смотрела, выжидая ещё какое-то время.

– Всё, всё! Я понял, больше не перебиваю!

– Хорошо, – сказала Кэт и продолжила историю.

###

– …Не отнимай у меня эту возможность!

– Мало было нам отцовских падений, – подошла заплаканная мать. – Каждое из них отзывалось болью в моём сердце.

– Меня не слушаешь, так хоть мать послушай!

– Мама, не плачь, отец, не волнуйся за меня. Вы же знаете, что всё будет хорошо! Простите меня, если что-то не так, но я не могу больше жить на земле, небо зовёт и манит меня. И потому не ждите меня несколько лет, я отправляюсь в большой полёт. А потом я обязательно вернусь, вернусь живым и здоровым!

«Но ненадолго вернусь», – подумал мальчик с улыбкой.

И оставил двух стариков в слезах на лицах и тревогой в сердцах. И бесконечной болью от потери. Махнув железными крыльями на прощание, мальчик полетел навстречу ветру, потом развернул свой аппарат в другую сторону и рванул к облакам, к тем далёким кроваво-серебристым облакам, жаждущим обнять нового жителя неба, глупого юнца, осмелившегося бросить вызов одинокой природе.

Сверкнула металлом его летающая конструкция под самым небом и исчезла из поля зрения бедных родителей.

Много лет спустя, намного больше, чем изначально предполагалось, когда мальчик стал взрослым сильным парнем, мать и отец уже не вспоминали о сыне. Потому старческие болезни стали одолевать их. Деревня, в которой они жили, совсем состарилась, как и люди в ней. Все забыли о юнце, парящем в облаках на стальных крыльях.

Но вот вновь в далёком необъятном небе засверкала железная конструкция, которая с годами обросла новыми деталями и механизмами. И летел на ней уже не мальчик, но крепкий взрослый мужчина. И, увидев родителей свысока, он резко бросил вниз свою машину, сильно торопясь и невероятно волнуясь перед встречей.

– Мама! Отец! Я прилетел, как и обещал! Я дома. Почему вы мне не рады?

– Скажи, кто этот странный молодой человек, и почему он назвал меня мамой?

– Как же? Вы меня не узнаёте? Я ваш сын, я вернулся!

– Наш сын… Наш сын – маленький мальчишка весь в мечтах и грёзах, – задумчиво произнёс седой дедушка и опустил потухшие глаза вниз, пытаясь что-вспомнить.

– Он меня пугает! Улетайте, молодой человек, улетайте! Не мешайте нам и нашей старости!

– Но это ведь я тот самый мальчишка в мечтах и грёзах, – еле слышно сказал парень. – О, горе мне!

– Улетайте, по-хорошему прошу, – жёстко сказал дедушка.

И взлетел парень высоко-высоко в небо, оставляя за собой страдающих родителей в клубах пыли. Но теперь он не видел перед собой ни кровавых закатов, ни жгучего солнца, ни птиц, ставших за долгие годы ему друзьями. Он летел всё выше и выше, забираясь по облакам как по лестнице. Не видя, не чувствуя, не слыша, не ощущая. И странное состояние было у него тогда – он и летел, и не летел.

И только под самыми звёздами, куда он всегда боялся направиться, он понял, что потерял крылья и теперь как подбитая птица падает. Эти чувства он принял всей грудью своей. Ощутил торжество скорости и венец полёта, собрал воедино всю красоту прожитой жизни, вспомнил всех увиденных людей и невероятные земли, города и деревни, леса, болота, моря, острова.

Летя вниз на огромной скорости, он увидел себя мальчишкой, увидел печальных родителей в слезах и понял свою большую ошибку.

Глаза его были широко раскрыты, к сильным порывам он давно привык, взгляд его блуждал по несущимся навстречу облакам. По телу пробежала пробирающая до костей дрожь и остановилась где-то в районе лопаток, пронзив его спину, как железный холодный кол. Жуткое волнение охватило парня, страх перед глубиной падения, невыносимый страх, непреодолимый ужас, перекочевавший по всему телу до ступней. И впервые за годы по щекам покатились слёзы. Земля стремительно приближалась, не оставляя надежды на спасение.

И он всё летел. Летел, расправив руки как крылья, и, словно пытаясь парить, падал вниз. Падал, падал, летел, летел…

И вот уже у самой земли на грустном лице его на миг появилась такая нежная спокойная улыбка, за которую даже убитые горем родители давно бы простили его ошибку, как и любой, кого он когда-то обидел. Улыбка, которая в конце концов затмила даже яркое солнце.

Конец истории первой.

Я молчал. Сидел, смотря в спинку кресла перед собой и пытаясь переварить услышанное. Я впечатлился, конечно. Возможно, это из-за сложившихся обстоятельств, которые на все сто процентов сейчас влияли на моё восприятие.

– Навеяло, – сказала Кэт всё таким же ровным голосом, как и ранее, хотя историю она рассказала так ярко и эмоционально, во всех красках, что я поверил каждому слову, сорвавшемуся с этих прекрасных губ, прочувствовал историю и представил перед собой образы тех людей, о которых она рассказывала.

– Это как будто на самом деле произошло, – выговорил я.

– Как знать, где-то во Вселенной и такое могло случиться, – ответила мне Кэт.

Я поймал себя на мысли, что пока слушал эту, несомненно, красивую легенду, перестал думать о том, что наш самолёт вот-вот рухнет на землю и перестал бояться. Руки больше не тряслись, голос не дрожал, уверенность, что всё закончится хорошо, возвращалась.

– А в чём подтекст твоей истории? – Я тоже решил не стесняться, мы уже столько пережили, что можно дать себе больше свободы в общении.

– А ты как сам думаешь?

– Ты на все мои вопросы будешь отвечать вопросами? – Раскусил её. Теперь она не сможет так легко играть по своим правилам.

– А разве это плохо? – С едва сдерживаемой улыбкой снова спросила Кэт. Ха! Вот это мастер! Ей бы в адвокаты или какие переговорщики пойти. Хотя я до сих пор не выяснил род её занятости.

– Подловила! – Меня даже забавляла такая игра. – Ну хорошо. Сначала я подумал о том, что, мол, любите родителей, не оставляйте их, не бросайте.

Я на секунду замолчал, вдруг вспомнив отца. Ему, наверное, сейчас совсем сложно, он потерял любимую жену и почти в то же самое время ещё и единственного сына, который ни при каких обстоятельствах не хочет идти с ним на контакт. Но быстро отогнал от себя эту мысль, как назойливую муху, и продолжал.

– А если эта история о неотвратимости судьбы? «Рождённый ползать летать не может». – Сказал я. – Или как в пацанских цитатниках: «Чем выше поднимаешься, тем больнее падать».

Тут уже Кэт не сдержалась и засмеялась так, что наши соседи по ряду повернулись к нам в удивлении и непонимании, как можно смеяться в такой страшной ситуации? Девушку нельзя в этом винить. Она, видимо, была воспитана в атмосфере чёрного юмора и лёгкого отношения к трагедиям, судя по её одежде и частой улыбке на лице. Я посмотрел на пассажиров, развёл руки и пожал плечами, как бы говоря, что не имею к этому никакого отношения. Мужчина с усами зло глянул на нас и отвернулся. Его спутница, кажется, жена – одинаковые кольца на их руках об этом даже не говорили, а кричали – ещё пялилась на нас круглыми от страха глазами, вжимаясь в своё кресло. Потом наощупь нашла ладонь своего рядом сидящего сына, утёрла ему нос, прошлась по лицу, убирая крупные градины слёз, взлохматила волосы на голове, чтобы тут же пригладить, и тоже отвернулась.

Воспитание не позволяло мне засмеяться вслед Кэт, но как только любопытные пассажиры занялись своими делами – трястись от ужаса и реветь во всю свою лужёную глотку, – я дал волю и себе.

– А ты не думал, что хрупкая девушка просто так пытается успокоить свои нервы, занимаясь любимым делом? – Вопрос Кэт не стал для меня неожиданностью.

– Думал, но не стал обижать своими предположениями. Ты за последние минут двадцать…

– Тридцать три, – уточнила девушка, перебив меня.

– Последние тридцать три минуты ты не показала ни капли страха или даже напряжения. Ты настолько сильная? Или с психологом работаешь? – Стараясь изобразить восхищение на лице, спросил я.

– Просто всё будет хорошо, я это знаю.

Тут напомнил о себе капитан воздушного судна. Он сообщил, что мы успешно преодолели все трудности, что самолёт потерял один двигатель из-за какой-то неисправности, и что через три минуты мы сядем даже не в поле, как это часто стало происходить по всей стране, а на самой обычной взлётно-посадочной полосе, с которой не так давно повторно отправились в путь до столицы. Мы снова возвращались в мой родной город. Да что же это такое? Почему именно сегодня я никак не могу из него вырваться? Как будто что-то или кто-то удерживает меня в нём. Так и правда не далёк тот час, когда и я поверю во все эти мистические истории, предсказания и гороскопы.

Глава четвёртая.

Глава четвёртая.

Мы уже третий час грели сиденья наших кресел в зале ожидания, конечно же, ожидая, когда нам сообщат хоть какую-то новость о рейсе до столицы. И чем дольше оставались на своих местах, тем сложнее было оставаться спокойным. Я уже привыкал к верхней одежде, срастался с ней, хотя несколько часов назад страстно желал наступления тепла, чтобы сбросить эту ненужную шкурку. Знаете, как зайцы или белки, при наступлении зимы, надевают серые и белые шубки, а по весне скидывают лишнюю шерсть, чтобы не употеть в поисках еды и бегах от хищников.

Кэт, казалось, не умеет скучать. Она и сейчас сидела рядом со мной и искренне, с большим любопытством изучала поведение шокированных пассажиров, часть из которых решила-таки покинуть на сегодня здание аэровокзала, чтобы отправиться либо по домам, либо найти другой способ путешествовать. Но как минимум две трети из тех, кто изначально был со мной на этом рейсе, и даже повторно рассаживался по местам в самолёте, и теперь решили дать ему ещё один шанс. Третья попытка должна быть удачной, не зря же о ней столько пословиц и афоризмов. А когда я сказал вслух одну из них, Кэт повернулась ко мне, и в глазах её мелькнул холодный зелёный огонёк. Кажется, она не доверяет народным мудростям.

Нам даже решили отдать багаж! Его долго вытаскивали из грузового отделения, небрежно, впрочем, как это часто и бывает, закидывая его в специальный транспорт. Из нашего самолёта люди выскакивали примерно так же, кто-то чуть не упал с трапа, который пододвинули к судну сразу же, как дотащили до стоянки. Пассажиры торопились, толкали друг друга, нервничали, кричали, устроили такую давку, что маленькие дети в истерике и панике, не успев оправиться от предыдущего потрясения в воздухе, прямо сейчас получая новую дозу негатива, ревели и орали во весь голос. Взрослые на это обращали мало внимания, потому что сами находились почти в таком же состоянии.

А я поверил Кэт, когда она сказала, что всё закончится хорошо, поэтому вплоть до посадки был спокоен и аккуратно, по мере возможностей в условиях тряски, дописывал своё стихотворение. Даже не своё, а Инессы, которой оно и было посвящено. Строчки сложились и были вписаны карандашиком в ровные клеточки блокнота. Потом я вырвал страничку, сложил её небольшим конвертом и, убрав писательский инструмент обратно во внутренний карман, оставил стих в руке.

Дождавшись, когда салон опустеет, мы с Кэт спокойно встали, сначала подал ей её сумку, потом забрал свою, и, пропустив спутницу перед собой, двинулся следом за ней в сторону выхода. Инесса стояла в том же месте, где и встречала нас, впервые поднимающихся и заходящих внутрь самолёта. Уже без той милой приятной улыбки. События этого дня потрясли её не меньше, чем остальных участников и свидетелей. И всё же, она держалась прямо и гордо, до конца выполняя свои обязанности. Проходя мимо неё, я остановился и посмотрел внимательно в это напряжённое, но по-прежнему красивое лицо. Она была выше меня, хотя до этого я не замечал этой разницы в росте. Может быть, дело в каблуках? Или это стресс и страх сделали меня немного мельче?

– Это вам, прочтите, когда посчитаете нужным, – сказал я и коротко склонил голову, благодаря за проделанную работу и силу характера, проявленную в столь сложной ситуации.

– Сп-спасибо, – запнулась Инесса, в удивлении приподняв чётко вычерченную линию бровей. Посмотрела на конвертик, подняла глаза на меня, слегка улыбнулась уголком губ, повернулась к коллеге, стоявшей неподалёку, как будто ища у той объяснение моих действий. Когда она решила снова глянуть на меня, оставившего ей странное послание, я уже спускался по трапу. Кэт меня не ждала, а направилась к автобусу, приехавшему уже на второй заход, что было нам, конечно, на руку – людей в нём сейчас было втрое меньше. Уже подходя к нему, я на мгновение оглянулся на самолёт, чтобы ещё раз посмотреть на милую бортпроводницу, и оценить масштаб ущерба, причинённого железной птице, и увидел, как девушка дочитывает стих, как поднимает ладонь к лицу в попытке скрыть хлынувшие эмоции, как поворачивает голову в мою сторону и одними губами снова говорит мне: «Спасибо». Только теперь с уверенной благодарностью. Я с внезапным трепетом киваю ей ещё раз, поворачиваюсь и захожу в автобус, чтобы занять кресло, которое приберегала для меня черноволосая Кэт.

– А ты романтик! – Восхищённо сказала моя соседка.

– А я-то что? Я ничего, – улыбнулся в ответ. – Просто хотел сделать что-то приятное в этом безумии.

– И у тебя всё получилось! Как там? Вы улыбнитесь, милая Инесса… – начала Кэт.

– Вы улыбнитесь, милая Инесса,

Вам улетать в далёкие края!

Но… Вам играть бы в незаурядных пьесах,

Быть Королевой, Ангелом, Принцессой,

Жить, не таясь, или крутить повесой!

Да, выбрать место, да, мечтать невестой

Стать,

Когда ни дня без стресса!..

Да!

Вы улыбнитесь, милая Инесса,

Вы стали вдохновеньем для меня!

– Вы романтик, молодой человек, – сказала женщина позади нас. Я, видимо, слишком громко читал стихотворение, что не осталось незамеченным. Повернулся к ней, чтобы поблагодарить и увидел раскрасневшиеся глаза. Ещё чуть-чуть и потекут слёзы. Сегодня у всех расшатана психика. Женщина лет сорока пяти, достаточно приятной внешности, немного побитая жизненными невзгодами, тяжёлыми событиями, оставившими свой неубираемый след, смотрела сквозь меня, куда-то вперёд и с грустью о чём-то думала. А может и мечтала, понять было сложно.

– Я когда-то давно мечтала стать актрисой, – проговорила она. – В школе ходила в театральный кружок, а после неё собиралась поступать в училище. Но встретила своего первого мужа. Любовь нам обоим вскружила голову, всё так быстро завертелось, закружилось, что я пропустила все вступительные экзамены. А потом у нас родился сын. Вся в заботах, подгузниках, как сейчас говорят. Стало совсем не до мечтаний…

В её голосе было столько печали, что мне стало неуютно. Кэт тоже повернулась и посмотрела на даму в тёмном синем пуховике, вязанной шапке странной формы. На ушах висели крупные серьги в виде капель воды, на губах остались следы от бардовой помады. Ресницы наклеены и густо смазаны тушью, которая была размазана и по щекам после панических слёз, пущенных ещё в самолёте. Брови вычерчены карандашом поверх редких волосков и смотрелись сильно неестественно. Руки были сложены на необъятной сумке с поломанной молнией, пальцы неугомонно стучали по ней, помогая женщине пережить воспоминания о сложных этапах нелёгкой жизни.

– А через три года у нас появилась доча, милашка такая была, хорошенькая! Щёчки розовые, волосиков на голове совсем мало, – продолжила наша соседка. – И мы всё для неё делали, купали, наряжали, кормили по правилам, как нам бабки рассказывали, то и делали, у самих-то мозгов откуда столько? – Её лицо стало жёстким, появились тени, забирающие последние красивые черты.

– Сколько ей было? – Вдруг спросила Кэт. – И как её звали?

Женщина чуть помедлила, перевела взгляд на девушку, но всё же ответила.

– Мариша мы её звали, маленькая моя девочка. Ей было всего пять, когда… Когда… – Слёзы хлынули с новой силой.

– Ничего не бывает просто так, – мягко, но уверенно проговорила Кэт. – Ваша печаль многогранна, многослойна, но Мариша давно уже ангел, и ей тоже сложно смотреть на ваши страдания. Забывать нельзя, но отпустить можно. И простить всех, кто не прощён, только тогда станет легче.

Кэт взяла женщину за руку и поднесла свободную ладонь к её лицу, аккуратно погладила по щеке. Внезапно та перестала плакать. Сложно представить, как Кэт это сделала, но у женщины во взгляде появилось спокойствие, которого психотерапевты добиваются от своих разбитых и разобранных по частям пациентов годами. Дама достала из кармана грязный платок и протёрла им лицо, щёки её сразу порозовели.

– А что с мужем? – Поинтересовалась Кэт.

– А! Этот козёл потом нашёл молодуху и сбежал с ней, бросив меня с сыном. А Максимка мой заботливый вырос, маму любит так сильно, что вот отправил в отпуск. Сказал: «Мать, хочу, чтобы ты отдохнула». Купил билеты на курорт, в какой-то санаторий. А из столицы через пять часов дальше должна лететь. А сейчас чего-то уже не знаю, успею ли? Но сыночка у меня молодец, – чуть выдохнув, сказала женщина и замолчала.

Минуту спустя мы уже заходили в зал ожидания, где на железных сидениях уже успели неудобно расположиться наши коллеги по несчастьям.

***

Мой телефон настойчиво требовал, чтобы его владелец ответил на сообщение коллеги, тому не терпелось поскорее узнать подробности происшествия на борту, непосредственным участником которого – какая удача! – стал я. А мне не хотелось делать этого прямо сейчас, тем более, сам хотел написать новость и отдать в редактуру. Чем и намеревался заняться ближайшие несколько минут, как только отойду от потрясения. История, рассказанная грустной женщиной в автобусе, ещё больше расшатала моё эмоциональное состояние, давно я себя так не чувствовал.

А Кэт вообще перестала переживать, как только ступила на жёсткий асфальт своими каблуками. Проследовала за мной в зал ожидания, нашла нам свободные места, расположенные рядом, и спокойно села. Быстро оттряхнула от пыли серое пальто и жестом пригласила меня присоединиться. Только я не стал пока присаживаться и принялся ходить перед ней, погружённый в свои мысли. «Странная она, всё-таки. Не пойму, почему она так реагирует на всё происходящее? Неужели действительно не страшно? Или просто плевать на себя и всех, кто рядом?» – В этот момент она посмотрела на меня из-под бровей, сурово так, даже зло. «Либо ведьма, либо сплю», – закончил я размышления и подошёл ближе.

– Ответь на один вопрос, пожалуйста.

– Всего один? – с небольшой иронией произнесла Кэт.

– Пока да.

– ???

– Кто ты? Имею в виду, не кто ты по профессии, а вообще? Почему женщина успокоилась после твоих слов и прикосновений? – Я заметно нервничал. Ещё и этот телефон! Коллега решил, что лучше позвонить, раз я не отвечаю на сообщения. Мне приходилось раз за разом сбрасывать звонок.

– Это уже два вопроса.

– Опять шутишь? – Я смотрел на неё взглядом, требующим ответов здесь и сейчас.

– Нет… Ладно. Я та, кого ты не забудешь!

– Это уж точно! Но ты не ответила.

– Не могу сказать большего, может быть, не сейчас.

Она замолчала, задумавшись о чём-то, потом снова посмотрела на меня, и вместо привычного уже зелёного огонька я увидел, как в уголках её глаз на мгновение мелькнули едва различимые хрусталики слёз. Это уже совершенно сбивало с толку. Я ещё какое-то время постоял перед ней, потом от бессилия упал тяжёлым мешком на свободное кресло рядом с Кэт и всё-таки принял звонок от назойливого коллеги.

Мы проговорили минут пятнадцать, а после завершения разговора я без особого удовлетворения перебросил ему же написанный ранее материал. Пусть разбираются сами, а я сегодня уже слишком сильно устал. Кэт сидела, глядя в пустоту. Я уже не злился на неё, да и чего злиться, не она же устроила нам эту нервотрёпку. Чувствуя за собой вину и поддаваясь какому-то внутреннему порыву, я хотел извиниться, но она меня остановила.

– Не надо.

– Что, не надо? – Не сразу понял я.

– Не извиняйся. Ты ведь это хотел сделать?

– Я… Но… Да, – признался я, слегка опешив.

– Не надо, я и так всё чувствую, – сказала Кэт и, немного помолчав, добавила: – Лучше расскажи мне что-нибудь.

– Что бы ты хотела услышать? Стихи я пишу редко.

– А рассказы? Я люблю хорошие истории! Ты ведь их тоже пишешь? Или писал?

– Писал, но уже давно очень, – ответил я и принялся перебирать в голове всё, что когда-либо сочинял. Это было сложно. Подумал даже о том, что можно придумать что-то на ходу, но импровизация никогда не была моей сильной стороной. Посмотрев в сторону окна, через которое пробивались редкие солнечные лучи из-за набежавших туч, я вдруг вспомнил то, что могло понравиться Кэт.

– Есть одна!

Лицо девушки засияло. Она действительно хотела послушать новую для себя историю.

– Обещаю, перебивать не буду, – сказала Кэт, подмигнув мне. Стало немного стыдно.

– Ладно, – собрался я с духом. – История.

История вторая. Солнце.

… Боги стояли на краю своей Великой Горы, давно ставшей им настоящим домом, и напряжённо смотрели на людей. Внизу пылали костры, их пламя охватило всю землю, от края до края, а там, где раньше было море, теперь оставалась лишь высохшая земля, покрытая осколками скальной породы, мёртвыми ракушками и валунами белой пены, похожей на сладкую вату, но вкус их был солёным. Внутри городов, среди руин, камней и битого стекла, лежали мёртвые тела. В воздухе всё ещё звенел детский плач и застыл женский вой, хотя никого поблизости уже не было. Те герои, которые сегодня решились выйти на бой, гибли. Люди гибли… Все гибли…

А Боги смотрели на трагедию с вершины своей безопасной Горы.

А люди гибли…

И сердца Богов сжимались от боли.

А люди гибли…

И среди всей этой страшной кроваво-огненной картины на большом белом камне сидел юноша, одетый в белые, совершенно чистые как новая жизнь одежды. И душа его была чиста, и глаза глядели чистым, ничего не выражающим взглядом. И казалось, что всё спокойствие МИРА воплотилось в нём, он был спокоен и холоден. Он был чист…

И Боги видели его и удивлялись, и боялись его…

«Солнце зашло, – услышал юноша у себя в голове. – Ночь. Теперь ты Солнце! Ты Солнце всей этой Земли. Встань, преодолей себя и свой страх! Стань Богом!»

И он встал, он шёл вперед, он искал что-то.

«Ищи Гору Богов».

«Ищи Богов».

«Убей Богов!»

И юноша искал Гору Богов…

И он прошёл сквозь пламя, сквозь камни, сквозь само время, разделяющее страдания людей и небесную обитель бессмертных созданий невидимой стеной.

И он нашёл Гору.

«Наверх».

«Наверх!»

«Наверх! Быстрее».

И он шёл наверх, он поднимался к Богам. И Боги видели его и боялись ещё сильнее.

«Убей Богов! Они не дали вам ничего, кроме страданий и смерти! Убей их, теперь ты Бог! Теперь ты Солнце», – шептал страшный голос в голове.

«Стой. – Сказали Боги. – Ты не ведаешь, что творишь».

«Знаю. Я убью вас, теперь я СОЛНЦЕ», – сказал им юноша в белых одеждах, которые после столь долгого пути уже не были такими чистыми. Плащ порвался в нескольких местах, сапоги в грязи и дорожной пыли, перчатка одна протёрта, другая утеряна.

«Нас нельзя убить! – Надменно сказали Боги. – Мы вечны. Мы Боги. Нас нельзя убить».

«Можно», – прошептал голос.

«Согласны, можно, – уже со страхом произнесли Боги. – Но тебе не достать нашей смерти!»

«Ты достанешь! – Крикнул голос в голове. – Ты Солнце, ты сможешь!»

И юноша стал искать смерть Богов. И лицо его чернело с каждым шагом, и ладони его покрылись грязью и копотью.

«Чтобы убить Богов, тебе достаточно лишь убить всех людей, – уже почти смеясь сказал голос. – Убей их всех!»

«Сжалься! Сжалься брат от крови нашей человеческой!» – Кричали ему люди на Земле.

«Сжалься! Не будет в этом добра!» – Кричали ему Боги со своей Горы.

«Убей их всех!» – жадно сказал голос в его голове.

«Умрите все». – пожелал юноша.

«Умрите все!» – повторил голос.

И люди умерли. Смерть забрала их всех. Всех…

«Я Солнце!»

«Ты Солнце!»

«Нет! Ты всего лишь человек, возомнивший себя Солнцем!» – Ответили Боги.

«Я СОЛНЦЕ!» – Настаивал Юноша.

«Ты человек, и смирись с этим. Тебе не дано вершить судьбы Богов».

«Но я убил всех людей, чтобы добраться до вас!» – Возразил им Юноша.

«Но ты забыл, что Солнце должно светить для…»

Боги не успели договорить. Они умерли вслед за людьми. Темнота и пустота наполнили Гору. И на её вершине стоял юноша в окровавленных рваных одеждах, больше похожих на лохмотья бедняка, чем на благородный белый наряд, в котором он начинал свой путь. Лицо сделалось чёрным, как и глаза его, как и руки его, обтянутые только грязной обугленной кожей.

«Я Солнце. Я освещу эту Гору, я освещу этот МИР, – сказал юноша, тяжело дыша. – Но что они имели в виду, когда сказала, что Солнце должно светить для?»

«Ты глуп, – сказал голос. – Тебе незачем было убивать людей и Богов».

«Но ты сказал мне это сделать!» – юноша был возмущен.

«Ты Солнце, ты мог и отказаться».

«Но ты сказал…»

«ТЫ Солнце, ты мог отказаться».

«Но…»

«Ты. Солнце. Ты. Мог. Отказаться. Ты Солнце, солнце, солн…» – сказал голос и исчез, ушёл навсегда, как Боги и люди.

Юноша стоял на коленях и плакал, сбивая солёными слезами всю грязь и пыль со своего лица.

«МИР, ты живой?»

Мир не ответил ему.

«МИР, ты живой?» – повторил юноша свой вопрос.

Мир молчал, застыв во времени. Он был мёртв. Как и Боги. Юноша стоял на коленях и плакал. Перед ним была пустая, никому не нужная Земля.

«Я солнце всей земли…» – тихо и безжизненно произнёс юноша.

Ночь прошла. На небосводе появилось настоящее Солнце, обжигало своими лучами, как дающими жизнь и свободу, так и отнимающими их. И солнце осветило мёртвый Мир, осветило белый камень, осветило тлеющего юношу.

«Я не хочу быть Солнцем. Это твоя работа», – сказал юноша, глядя наверх.

Вспышка, и он исчез.

Вспышка, и Мир стал чистым. Ни руин, ни огня, ни солёной пены…

Мир был чист…

Вспышка, и Солнце исчезло.

Мир был чист и свободен.

Он освободился для новой жизни, для других людей и Богов, для нового Солнца.

Мир был чист…

Конец истории второй.

Я замолчал. Задумался о том, что раньше гораздо свободнее был в выражении своих мыслей и идей. Да, ошибался, спотыкался, не хватало знаний и навыков, но теперь, спустя всего несколько лет, весь небольшой накопленный опыт уходил лишь на обслуживание минимальных своих потребностей и больших желаний и требований моего начальства. Да и веселья внезапно стало гораздо меньше.

– Хорошая история, живая, поучительная, – вернула меня в реальность Кэт.

Мне было достаточно сложно оценивать своё же творчество. Всегда искал одобрения у других людей, конечно, если хватало сил побороть стеснение. Даже в самый пик, в период творческого подъёма, который пришёлся на студенческие годы, я редко кому открывал тайны своей души, хотя друзей у меня тогда было много.

– А голос – это?..

– Дьявол. В моём представлении.

– Даже так? – Удивилась моя спутница. – А кто он? Каким ты его видишь?

– Злым, как и все, – небрежно сказал я.

– А если по правде? – допытывала меня Кэт.

Я на мгновение задумался, собирая воедино все свои мысли на этот счёт.

– Он не абсолютное зло, как принято считать. Я думаю, что Дьявол не ставит перед собой цели как можно больше убить и сломать, забрать душ в своё распоряжение. Но он и не Смерть.

– Что ты имеешь в виду?

– Как это правильно объяснить? Смерть беспристрастна, просто приходит в нужный момент. А Дьявол просто любит эту игру. Нашёптывает на ухо, ищет худшие пороки человеческие, заставляет бояться и совершать страшное. Точнее, не заставляет, а не оставляет иного выхода для человека, загнанного в угол. Если в нём больше плохого, в этом человеке, то он плохо и будет поступать.

– Убивая при этом свою душу, – задумчиво дополнила девушка.

– Именно! Но если добро перевешивает, светлая сторона если сильнее, то такого человека не сломать окончательно. Сломить можно, но не сломать.

Кэт посмотрела на меня пронизывающим взглядом, как-то по-новому, с ноткой уважения.

– Я считаю, что ты очень талантливый! – Она сказала это так, что я пришёл в волнение и даже небольшое возбуждение. Захотелось обнять её, поцеловать в красные губы и бегать по залу ожидания с воплями радости, крича: «Муза! Она моя муза». Это что-то новенькое!

Кэт смотрела на меня, её лицо посетила светлая красивая улыбка, которая вот-вот превратится в восторженный смех, стоит только подождать. А я боролся со внезапно возникшим чувством, давно уже не свойственным мне. Казалось, ещё немного и я сдамся. Но смог удержать себя в руках. А вот пассажиры на соседних рядах, как и мы ожидающих, чем решится наша сложная ситуация, не смогли. Один за другим, уже не ища никаких ответов у сотрудников аэропорта, они покидали свои места, хватали сумки и маленьких детей. Помещение немного опустело, и мы с Кэт не могли этого не заметить.

***

Уже третий час люди маялись. Третий час задавались вопросом: а стоит ли чего-то ждать? Третий час кто-то спал на неудобных железных сидениях, расставленных неровными рядами вдоль стен и на большей площади зала ожидания, кто-то бродил вперёд-назад, придумывая себе оправдание, почему он должен остаться, а не уйти следом за другими. Пара малолетних детей, устав терзать своих родителей, принялась бегать среди созданного хаоса, играя в догонялки. Взрослым было сложно понять, что даже такое короткое приключение, и беготня внутри объёмного здания аэропорта, маленький ребёнок запомнит на долго, а потом будет весело рассказывать своим друзьям в школе. Одноклассники однозначно станут завидовать, что это не они были внутри падающего самолёта, что это не они чуть не погибли в страшнейшей авиакатастрофе.

Я смотрел на детей и вспоминал себя маленького, когда любая найденная под ногами палка становилась крутым стрелковым оружием, игрушечные машинки – летающими аппаратами на реактивной тяге, а лужа во дворе – или необъятным морем, или неиссякаемым источником жизни. Фантазия бурлила, а все страхи и ужасы быстро забывались, мы отдавали предпочтение веселью. Эти ребятишки ничуть от нас не отличаются, такие же неуклюжие и смешные, так же вредничают и капризничают, когда их ругают предки. Я снова подумал об отце, который научил меня в детстве очень многому, чем порой горжусь. Например, могу забить гвоздь. Вы знаете, что далеко не каждый взрослый мужчина справится с этой, казалось бы, лёгкой задачей? А работать рубанком или перфоратором? А кто и них может похвастаться, что в детстве сам построил корабль? Да, маленький, игрушечный, но всё же?

А мой папа всё это и сам умел почти на профессиональном уровне и меня к этому приобщил. Как сейчас помню, как он, поправляя свои непослушные усы, принимался меня учить держать тот или иной инструмент, будь то молоток или отвёртка. И паяльником разрешал иногда пользоваться. А в возрасте одиннадцати лет мы с ним строили настоящий плот, чтобы потом спустить его на воду в ближайшем пруду. И там же утопить! Но факт остаётся фактом – мы могли многое. Папа же меня и на гитаре научил играть, купив мой первый музыкальный инструмент. Как я любил эту великолепную изящную фигуру, как у настоящей женщины, этот цвет спелой вишни, тонкий гриф, такой тонкий, что даже моя детская рука казалась больше. Помню, как папа показывал мне мои первые аккорды, учил правильно настраивать гитару, смотрел и слушал, улыбаясь в усы, когда я выучил первую песню. Мама тоже там была. В этом воспоминании всё было прекрасно, кроме того, что это уже просто воспоминание.

Слишком много лирики. Слишком большое желание позвонить прямо сейчас отцу и спросить у него, как он поживает. Я встал, встряхнулся и поймал на себе взгляд Кэт, которая всё так же бодро наблюдала за людьми вокруг.

– Ты не хочешь кофе? – Спросил я у неё.

– Это потому что я чёрная? – пошутила в ответ девушка.

– Не совсем понял…

– Ну, кофе чёрный, я чёрная, ты же такой меня называешь про себя?

– Глупости, – заявил я. – Это потому что я хочу взбодриться.

– А разве здесь где-то варят кофе?

– Нет, но есть прекрасный вендинговый аппарат!

К нему я и проследовал, увидев, как Кэт согласно кивнула на мой вопрос. Шагая в дальний угол, где то ли притаился, то ли приютился большой шкаф с мерцающими кнопками, призывающими отведать один из предлагаемых напитков, я снова окинул взглядом уставших людей, всё ещё на что-то надеющихся. И понял, что что-то было не так. Слишком темно! Хотя световой день пока не закончился, до ночи далеко. Я оглянулся назад, к стене из стекла.

Нас накрыла непогода. Наползла гигантского размера туча, сожравшая остатки солнечных лучей и бликов, а из неё повалил густой и холодный снег, снаружи разыгрывалась настоящая буря. Вот такого в апреле я точно не ожидал, хоть и любил переменчивый его характер. Просто сейчас становилось уже совсем неважно, починят ли наш самолёт или заменят на новый, сегодня мы точно никуда не полетим.

Глава пятая.

Глава пятая.

Неразбериха творилась ещё долго. В полутёмном помещении только-только включили искусственное освещение, а по громкой связи объявили, что на сегодня отменяются и переносятся все оставшиеся рейсы. И здание аэропорта содрогнулось и заходило ходуном. Сколько было лишних движений, сколько криков и матерной ругани! Бедные сотрудники воздушной гавани бегали по залу в попытках успокоить взбесившихся пассажиров, объясняя внутренние правила аэропорта и предлагая какие-то варианты.

– Да вы издеваетесь над нами! – Кричали с одной стороны.

– И куда вы предлагаете нам деть багаж? А как отсюда теперь выбираться? – Задавали вопросы с другого угла.

– Для гостей города, не имеющих возможность вернуться домой, у нас есть вариант размещения в гостинице. Она здесь недалеко, в местном посёлке, не придётся даже такси вызывать, – пытался перекричать толпу тощий парень в тонких пластиковых очках и белой рубашке с логотипом авиакомпании, самолётом которой мы так и не смогли улететь в столицу.

– А тем, кто в городе что делать? В такую непогоду даже такси не дождаться! А сколько переплатить придётся, вы не подумали? – Громко спросила женщина, стоявшая рядом с ним.

– Авиакомпания не может взять на себя такие расходы. Наши полномочия заканчиваются за пределами главного здания. – Мне кажется, он хотел уже либо расплакаться, либо послать всех на три самые популярные буквы великого и могучего.

– И вы думаете, нас устраивает ваш ответ? – Налетела на него из-за спины женщина пенсионного возраста. Парень еле удержался на ногах, а она даже не извинилась за свой поступок.

И ещё долго они не могли прийти к компромиссу. Обвинения в некомпетентности сотрудников, в коррупции начальства и почему-то правительства, и вообще во всех смертных грехах летели со всех сторон. Каждому недовольному пассажиру хотелось высказаться, обозначить свою позицию. Итогом разборок стало то, о чём изначально говорил худой парнишка – представитель авиакомпании: неместным выделили номера в небольшой гостинице. Дополнительно, тем, кто не захотел переплачивать за такси, пообещали пригнать пару туристических автобусов, которые смогут довезти всех до города. И если завтра позволит погода, то всех желающих распределят по другим рейсам, главное, вовремя обратиться со своими билетами и документами на стойку регистрации.

Мы с Кэт решили не участвовать в вакханалии, которую устроили недовольные люди. Держались в стороне и поглощали всю полученную информацию.

– Я поеду домой, – сообщил я девушке своё решение. – Если автобус доедет хотя бы до остановки «Лесопарк», то я смогу как-нибудь добраться до своей квартиры. А ты?

Кэт наблюдала за хаотичным движением в помещении и, кажется, не особо переживала и не торопилась с ответом. Лёгкую улыбку на губах изредка разбавляли приподнятые в удивлении брови.

– Я не из вашего города, – наконец ответила она.

– Тогда тебе лучше поторопиться к той молодой леди, которая собирает данные о пассажирах без местной прописки, – почему-то немного расстроился я. Мне было приятно с Кэт, она пробуждала во мне давно забытые эмоции, и хотелось бы ещё какое-то время побыть с ней.

– Поверь, в гостиницах, подобной той, которую нам предлагает эта молодая леди, нет ничего хорошего: ни фена, ни чистой воды, сейчас, скорее всего, даже горячей из-под крана, ни чистого постельного белья! Я думаю, приятнее будет остаться даже здесь, на жёстких сиденьях.

– Не разрешат, на ночь никого в здании не оставят, – сказал я в ответ.

Кэт не отрывала взгляда от толпы возмущённых, всё ещё шумящих и что-то кричащих сотрудникам аэропорта.

– Можешь поехать ко мне, – наконец решился я озвучить свою мысль. Девушка резко повернулась ко мне всем своим прекрасным и волнующим телом, зелёный огонёк в её больших, слегка прищуренных глазах осветил метров пять вокруг нас, как мне показалось.

– Я согласна! – Воскликнула Кэт, улыбнулась мне и в благодарности обняла. Я не стал стесняться и прижал её к себе. Она повернула голову и положила мне на грудь. Вот такие моменты сближения двух абсолютно непохожих людей из совершенно разных миров я люблю. Сколько читал о таком в книгах и ни разу не встречал в реальной жизни. Всё чаще новые знакомые оказываются так или иначе в чём-то схожими со мной, как будто на подсознательном уровне выбираю таких людей, которые и думают так же, как я, и поступают согласно моим собственным внутренним правилам. Или это не мои правила и просто так теперь принято в обществе?

– Ты же понимаешь, что я всё равно завтра уйду?

– Понимаю.

– Тогда лучше не влюбляйся, – дерзко улыбнулась Кэт.

– Знаешь, хотел тебе сказать то же самое, – подмигнул ей я.

Она немного отстранилась, внимательно глядя на меня хитрым лисьим взглядом, словно снова пыталась прочитать мысли или просто изучала мою реакцию. Да, мне нравилась эта необычная девушка, и скрывать свои эмоции я не собирался. Поняв это, Кэт звонко рассмеялась, притянув к себе любопытные взгляды других пассажиров несостоявшегося рейса до столицы.

***

Нам оставалось только ждать, когда авиакомпания предоставит транспорт. Тело уже ныло от жуткого дискомфорта, причинённого металлоконструкциями в виде сидений, хождениями по залу ожидания и, собственно, ожиданиями. Хотелось поскорее очутиться в квартире, снять неудобную одежду, смахнуть с себя весь испытанный за день стресс, и, наконец, принять ванну. Я представлял, как набираю горячую воду, как пар поднимается всё выше, запотевает зеркало, да так, что видно только моё размытое отражение в нём. После можно налить кофе из недавно приобретённой кофеварки в любимую большую чашку, разогреть сырники, несъеденные ещё утром. Я думал, что по возвращении их придётся выкинуть, но теперь я найду им лучше применение! И чем дольше я всё это представлял, тем сильнее всего этого хотелось.

И во всех этих мечтах Кэт всё время была рядом. Мысль о ней не покидала голову. И ванну она примет первой, и сырники с кофе обязательно разделит со мной, и в кровати она будет сегодня спать моей, я уйду на кухню, постелю себе хоть на полу. О чём-то лишнем я не позволял себе думать, только не в этой ситуации, не хочу, чтобы она представляла меня обычным похотливым мужиком, помешанном на сексе.

От этих размышлений сильно захотелось курить. То время, которое я отводил себе на полёт, давно уже вышло, и психика начинала кричать, что, мол, пора бы уже. Но на улицу я пока не хотел выходить, ничто пока меня не заставит оказаться снаружи, в этой буре, которая продолжала уничтожать дороги, испытывать на прочность стёкла в главном здании аэропорта и силу духа тех работников, кому по долгу службы приходилось сейчас находиться за пределами спасительных внутренних помещений. Рука сама нащупала в кармане полупустую пачку, а пальцы ловко вытянули из неё одну сигарету. Я её достал, поднёс к лицу и втянул носом этот запах. Засушенный табак даже в таком виде подействовал на меня успокаивающе.

Этот же запах пробудил во мне другую важную человеческую потребность – я с самого утра ничего не ел. Да и Кэт, видимо, тоже. По крайней мере, я не видел. И поэтому захотелось ещё скорее добраться домой, к мягкой постели, горячей ванне и вкусной еде, ожидающей в холодильнике.

В зал вошёл представительный дядька с животом, явно перевешивающим все его заслуги перед человечеством, а потому ему приходилось отклоняться немного назад, чтобы найти хоть какой-то баланс при хождении. Что не могло не сказаться на его походке. Мужчина объявил, что прибыл первый большой автобус, и эта новость не столько обрадовала толпу, сколько заставила людей выдохнуть с облегчением. Первая партия была тщательно отобрана, обработана напутственными словами и обсыпана извинениями от лица авиаперевозчика. А через десять минут тот же солидный дяденька обрадовал не попавших на первый автобус людей. Подъехал второй. Он вызвал у пассажиров гораздо больше эмоций, и те ринулись к выходу, игнорируя уже любые слова предостережения и любые просьбы вести себя спокойнее. Все уже устали ждать, чтобы позволять себе терять такое драгоценное время.

На этот же транспорт попали и мы с Кэт. Ненадолго распрощавшись с аэропортом и поблагодарив его сотрудников, с трудом пробились на улицу, где всё также жёсткий ветер рвал провода и ломал длинные ветви стоящих вдоль дорог ровными рядами деревьев. Передвигаться по глубокому рыхлому снегу было сложно и неприятно, мокро и липко, пальто, не предназначенное для зимней погоды, которая вдруг случилась в апреле, ни грамма не спасало. Я шёл, щурясь и глотая иногда крупные снежинки, летающие хаотично и слишком резво вокруг меня. За мной держалась Кэт, которой было так же непросто, но она, то ли по привычке, то ли в силу своего необычного характера, не показывала этого.

Ещё десять метров, и мы окажемся внутри спасательного на этот вечер транспорта. Конечно, было бы правильнее переждать непогоду в аэропорту, но никто не знал, как долго всё это будет длиться. Ещё восемь метров и тяжёлые от налипшего снега ноги ступят на первую ступеньку автобуса. А по дорогам активно начала ездить специальная снегоуборочная техника, которую пришлось срочно реанимировать, выводить из ангаров и направлять на важные участки. Как-то слишком быстро в этот раз, при наступлении зимы этот процесс обычно затягивается. Пять метров до автобуса, а сил уже нет! Как на севере живут люди? У них такая погода – не редкость. Неужели к такому можно привыкнуть и принимать бурю, подобную нашей, как норму? Мне и наш умеренный климат не особо нравился, а в тех местах я бы просто не выжил! Два метра, один, есть! Преодолели, добрались! Страшно подумать, как себя чувствуют люди, попавшие в эту снежную ловушку и не имеющие возможности из неё выбраться. Постараюсь не думать об этом, негатива и так хватает.

В салоне автобуса было тепло и уютно, горел дежурный свет, который в уличной темноте создавал даже несколько интимную атмосферу. Я добрался до свободного сидения, закинул наверх свою сумку и уступил право сидеть у окна Кэт. Она поблагодарила меня аккуратным коротким кивком и быстро села в кресло, чтобы не задерживать очередь. Я последовал за ней, тем более давно не сидел на чём-то удобном. Люди забегали в автобус и, оказавшись внутри, мгновенно расслаблялись. Хотя далеко не все, кто-то в силу вредного характера пытался даже здесь устроить скандал по поводу мест. Но большинство людей настолько устали, что просто уже не обращали на эти попытки никакого внимания. К счастью, к нам никто не стал подходить, и я был рад этому обстоятельству не меньше, чем тому, что совсем скоро отправлюсь домой.

Мы стартовали. Большой автобус натужно заревел двигателем, пытаясь сдвинуться с места, и ему это удалось, правда, не с первой попытки. Медленно он развернулся и покатил в сторону выезда с парковки. Пару раз немного занесло, и мы чуть не въехали в какую-то легковушку, обильно усыпанную снегом, так что угадать марку не представлялось возможным. Снова началось недовольство со стороны пассажиров. Водитель же старался изо всех своих сил, ведь сложно как заставить себя выйти в такую непогоду на работу, чтобы спасать незнакомых тебе людей, так и управлять такой большой техникой, предназначенной для ровных сухих дорог. Дальше всё пошло гораздо спокойнее.

– Почему у тебя нет девушки? – Спросила вдруг Кэт.

– С чего ты так решила? – Поинтересовался я.

– За столько времени, что мы провели то в воздухе, то в аэропорту, ты разговаривал только с коллегами. Не было ни одной даже маленькой ухмылки, когда ты заглядывал в телефон. Так не бывает, если ты с кем-то встречаешься!

Чётко подмечено. Я даже не задумывался об этом.

– Не думай, что мне от этого хорошо. Были у меня отношения. Серьёзные. По крайней мере, мне так хотелось, наверное, впервые с момента, как стал взрослым.

– А что случилось? Прости, если это не моё дело, можешь не рассказывать!

– Да нет, всё нормально, Кэт. Уже пару месяцев прошло, как мы расстались.

– Девушки такие ветренные, – с иронией проговорила Кэт.

– Там всё было сложно, хотя встречались больше года. Думал, встану на ноги и сделаю предложение. Немного не хватило времени.

– Неужели нельзя вернуть? Слышу по голосу, что тебя что-то сильно задело. Так?

– Нельзя. Нельзя починить то, что сломано окончательно. Понимаешь, в чужую голову сложно залезть, а если тебе ничего не рассказывают, ты ничего и не узнаешь!

– Когда разбивается о рифы корабль, правды не узнать. Команда либо мертва, либо будет молчать о своей ошибке.

Наш автобус немного повело. Водитель сбросил скорость и постарался выправить его. Пока получалось. Женщина, сидящая прямо за водителем, громко и строго крикнула: «Поаккуратнее! Я домой ещё хочу попасть, а не на тот свет». На что рулевой извинился и сосредоточился на дороге.

– Хорошо сказала, – ответил я Кэт после небольшой паузы. – Именно так. Я правду узнал от другого человека, который увидел её с каким-то парнем. А потом выяснилось, что они тайно встречались уже несколько недель. Она мне изменяла, потом приходила домой и выносила мозг. Как и тем более зачем такое спасать и возвращать?

– Ты тяжело пережил расставание, – скорее утвердительно сказала девушка в чёрном и была права на все сто процентов.

– Тяжело. Теперь пытаюсь избавиться от недоверия к людям. Это ещё сложнее.

– Только не говори, что жалеешь?

– О, нет! Ни в коем случае! Меня отец научил тому, что жалеть можно только побитого котёнка у подъезда. А отношения надо воспринимать как опыт, тем более, если вам какое-то время было хорошо вместе.

– Мне хорошо сейчас, – мурлыкнула Кэт и, обняв мой локоть, прижалась к плечу. Я в ответ только и сделал, что аккуратно прикоснулся свободной ладонью к её волосам, слегка погладил по голове и положил свою руку на её. Сейчас хотелось только молчать и быть благодарным за минуту спокойствия рядом с чудесной девушкой.

***

«Срочное сообщение», – гласила бегущая строка внизу экрана телевизора. Николай Андреевич, взрослый мужчина, бывший военный, долгое время отработавший в службе спасения и до сих пор сохранивший кое-какие связи, всегда обращал особое внимание на такие слова, пока смотрел новости. Что-то ему подсказывало, что сейчас он узнает о чём-то как минимум неприятном, а может и страшном.

Тут же сменилась картинка на экране, вернулся ведущий новостей и стал повторять слова, пущенные короткой строкой снизу. «Срочное сообщение. По Александровскому шоссе на седьмом километре на подъезде к городу произошло дорожно-транспортное происшествие с участием легкового автомобиля неустановленной марки и туристического автобуса, везущего пассажиров из аэропорта. Об отменённых рейсах из-за сложных погодных условий мы рассказывали ранее. Очевидцы сообщают о десятках пострадавших. На место трагедии выехало три бригады скорой помощи и две машины МЧС. Полиция устанавливает обстоятельства происшествия. Следите за новостями».

Далее ведущий переключился на другие, менее важные события, произошедшие за последние сутки. Седовласый Николай Андреевич нажал на кнопку громкости и обеззвучил человека в красивом дорогом костюме с телеэкрана, который уже начал рассказывать о заседании в городской думе по поводу участившихся актов вандализма в городе. Бывший военный взволнованно взял в руки свой телефон и на расстоянии вытянутой руки, щурясь, стал разглядывать подслеповатыми глазами список номеров. Дело в том, что сегодня в аэропорту застряла его племянница Полиночка, его крестница, за которую он нёс, как сам считал, полную и безоговорочную ответственность.

Набрал номер и услышал только гудки. «Да неужели она там в этом автобусе перевернулась? Не может этого быть. Не переживу же!» – думал мужчина. Пролистал телефонную книгу дальше, увидел номер старого знакомого, который всё ещё работал в органах, и может хоть что-то дополнить к тому, что рассказали по телевизору.

– Ало! Ало! – Прокричал в трубку Николай. – Семёныч! Ало!

– Здорово, Андреич! Чего орёшь?

– Ты это, слышал, там автобус на аэропортовской трассе перевернулся.

– Да слышал уже. Отправили несколько машин. Сейчас должны ещё пару реанимаций вытащить с вызовов. Тоже поедут туда.

– А это, почему твоих так мало выехало, кто будет людей вытаскивать?

– Там ещё непонятен фронт работ. Если верить пацанам из полиции, погибших нет. Но это будут устанавливать, как доберутся. Сложно ехать в такой снег, сам понимаешь.

– Олег…

– Да, Андреич? У тебя там кто-то есть, в этом автобусе?

– Да, Полинка, племяшка моя. Что-то сердце не на месте, трубку не берёт.

– Всё будет хорошо. Мои ребята – спецы, каких ещё поискать, сам знаешь, сам тренировал.

– Да знаю. Ой, Полинка звонил. Спасибо Семёныч. На связи.

На том конце вздохнули и отключили звонок. А Николай Андреевич ответил на поступивший ему.

– Полинка, Полиночка, ты живая?

– Дядь Коль, что такое? Конечно живая! Мы только домой с мужем зашли.

– Как домой? Там же этот, автобус, мать его, перевернулся! Не ваш что ли?

– Наш точно не переворачивался! – С испугом сказала Полина.

– Ох, слава Богу, одной заботой меньше… – И они проговорили ещё полчаса. Не особо содержательно, но дядя Коля, наконец, успокоился и больше не переживал о перевернувшемся автобусе.

***

– Ты живой? Что с тобой?

Кэт нависла надо мной, пока я был в отключке. Сознание потихоньку возвращалось ко мне, перешагивая через воспоминания. Я помню, как Кэт схватила мою руку очень крепко. Потом что-то сильно сотрясло автобус, в котором мы уже подъезжали к городу в надежде на тёплый ужин. Через лобовое стекло нашего транспорта что-то ярко вспыхнуло и мгновенно потухло, а мы всей большой компанией пассажиров отправились в свободный полёт. Кажется, произошло ДТП.

– Да, я в порядке, голова только раскалывается. Я ударился о спинку сиденья впереди.

– У тебя кровь на лице, много крови! Дай помогу тебе!

Автобус лежал на боку, все, кто был справа по ходу его движения, улетел в левую сторону вместе со всеми своими вещами. В их числе были и мы. Если быть точнее, то все падали вниз, потому что автобус рухнул на левый бок. Осколки стекла рвали одежду и кожу, руки и ноги некоторых пассажиров оказались вывернуты в неестественное положение. Переломы и ушибы ныли, а приходящие в себя люди от боли начинали реветь в голос. Пострадали и маленькие дети, и женщины, и взрослые мужчины, водитель лежал где-то впереди в бессознательном состоянии. Через разбитое лобовое стекло в салон задувал сильный ветер со снегом, наводя ещё больше беспорядка.

Я поднял тяжёлую голову, Кэт была уже на ногах и пыталась помочь всем, кто был поблизости. Ухватившись за край мягкого сиденья над собой, через боль в плече подтянулся и попытался встать как можно аккуратнее, чтобы не наступить на людей, на которых мы упали. Было слишком сложно соображать, но я тут же подключился к помощи, которую оказывала Кэт нашим соседям. Поднял маленького ребёнка на руки, привёл его в чувства. Он тут же заплакал, но схватил меня покрепче. Тихонько побрели вперёд, надо вынести малыша из этого хаоса. На дороге останавливались какие-то машины, люди кричали, что приехали помогать. Значит, можно им верить, раз с помощью. Проходя мимо лежащего водителя, я понял, что он, скорее всего погиб в момент аварии – слишком много крови, слишком неправильное положение тела, слишком сильный удар пришёлся в его сторону, чтобы остаться в живых. Надеюсь, я не прав, но увиденное за время работы журналистом твердило об обратном.

Закрыв глаза малышу рукой, вынес его из автобуса, передал каким-то людям, поспешившим ко мне. Оглянулся и ужаснулся! Морда автобуса была просто разорвана, оставив вместо себя огромную зияющую дыру. Стало слишком жутко, от осознания, что мы были внутри, когда всё произошло.

– У вас кровь на лице! – Сказала женщина в вязанной шапке. – Давайте я вытру.

– Что? – Я всё ещё плохо соображал.

– Мы медленно ехали мимо, когда впереди увидели, как ваш автобус лежит на боку. Вон там в кювете машина, которая в вас врезалась. Она пролетела рядом с нами, я ещё подумала, что что-нибудь обязательно случится, нельзя в такую погоду так лихачить! – Она болтала без умолку, видимо, пыталась заговорить меня, чтобы я не рухнул без сознания.

– Спасибо, – сказал я, морщась от боли в районе виска, откуда и текла кровь. – Там… Ещё люди… Надо спасать…

– Вас бы кто спас, молодой человек!

– Надо… Идти… – Всё так же отрывисто продолжал говорить я. И отправился обратно в салон автобуса.

Мы возвращали в тугую реальность людей, сильно пострадавших с поломанными конечностями аккуратно выносили из автобуса. К нам присоединились ещё несколько человек, которые чувствовали себя нормально. Через какое-то время, даже сложно представить, сколько именно прошло, приехали спасатели и скорая. И дело пошло гораздо быстрее. Нам с Кэт, наконец, удалось выдохнуть и заняться собой. Подошла врач скорой помощи, осмотрела нас с ног до головы, обработала какой-то жидкостью мою рану на голове и предложила пройти в служебный автомобиль, который ярко и игриво моргал красными и синими огнями в чёрной мгле. Что мы и сделали, не стали отказываться.

Голову постепенно отпускало. Не скажу, что стало прямо хорошо, но намного легче. Всё самое ужасное было уже позади. Костей я не переломал, только небольшие ушибы да плечо, на которое я упал в момент аварии. И рана у виска, но и там всё не так страшно, как изначально могло показаться. Правда, мои опасения по поводу водителя автобуса подтвердились – он действительно погиб. Остальные участники происшествия остались живы, даже в тяжёлом состоянии никого не увезли. Повезло, кажется.

А вот виновнику аварии не очень. Парень и его такая же молодая спутница вылетели на встречную полосу, пытаясь побороть неуправляемый, ушедший в занос автомобиль. Водитель крутил рулём во все стороны, стараясь исправить свою ошибку, но было слишком поздно. Машину развернуло боком, и автобус ударился в пассажирскую сторону. Девочка погибла мгновенно. Парень оставался жив до приезда скорой, но на большее его ресурса не хватило. Он так и ушёл в бессознательном состоянии.

Я смотрел на Кэт и понимал, что сейчас для меня нет никого ближе и роднее, чем эта своенравная, но душевная девушка. И даже потрёпанная в страшной аварии, унесшей несколько жизней, она оставалась всё такой же красивой и сильной. Ведь ни секунды она не сомневалась, что именно сейчас нужно делать, не потеряла ни минуты, спасая пострадавших. Сколько же в ней энергии? И чего я ещё не знаю о ней?

– Кэт? – Позвал её я.

– Что, милый? – В этот момент мои глаза покраснели, захотелось заплакать.

– Спасибо тебе, – я еле сдерживал эмоции, тело трясло от испытанного стресса. – Спасибо тебе за нашу сегодняшнюю встречу…

– Не думаю, что надо именно меня благодарить, – едва улыбнулась она.

– А кого?

– Не знаю, наверное, бога.

– Я не говорю вслух о нём.

– Почему?

– Я не говорю о боге, – повторил я, – с того дня, как он забрал маму.

– Но думаешь о нём?

– Все думают о боге, когда находятся в шаге от смерти.

Мы оба замолчали, каждый где-то глубоко внутри себя обдумывал сказанное. Сложно было осознать вообще всё, что произошло с нами за этот невероятный день. Сначала дебошир в самолёте, потом поломался наш крылатый друг, но мы всё равно смогли вернуться назад, живые и здоровые. Неожиданная снежная буря в апреле и, наконец, вот эта авария. Как будто над кем-то из нас нависло страшное проклятие, не отпускающее и приводящее ко всё более жутким последствиям. Что же ждёт нас дальше?

Голова перестала хоть что-то адекватно оценивать, и, думаю, не стоит пока вдаваться в подробности. Если это высшие силы, то их замысел простому смертному не понять.

– Знаешь, какой вопрос не оставляет меня в покое? – Обратился я к Кэт.

– Какой же?

– Как мы теперь отсюда доберёмся до моего дома?

– Мы с мужем вас можем отвезти, – сказала подошедшая женщина в вязанной шапке. – Уже нет смысла куда-то ехать. Возвращаемся в город, вас захватим обязательно. Куда вас отвезти?

Глава шестая.

Глава шестая.

История третья. Авария.

Кто-то бежал, а кто-то просто шёл. Всем было интересно посмотреть на последствия аварии, которую устроили мы. Вызвали скорую и полицию, движение на улице остановилось. В общем-то, всем было наплевать на нас, но ведь не каждый же день машина сбивает сразу двух молодых людей.

Мы с ней перестали друг друга понимать, постоянно ругались, мирились, опять ругались. И так без конца, каждый день. Мне когда-то казалось, что она та единственная, которая будет со мной до конца. Все эти бессонные ночи в кровати, разговоры до утра, сладкое пробуждение и поцелуи, случайные и внезапные, и даже нечищеные зубы не были помехой. Счастье. Но всё изменилось, потому что романтика быстро стала обыденностью, её взгляд перестал меня восхищать, а губы целовать с той же страстью, что и раньше. Я не могу быть в долгих отношениях, и она это поняла.

Мы шли, держась за руки, и о чём-то говорили. Её лёгкое летнее платье плавало вокруг стройных ножек, создавая красивые волны ниже колен. Босоножки еле издавали звук, настолько удобной была эта обувь. И как же мягко она ступала по дорожке, выложенной цветной плиткой. Но я этого не замечал, старался найти вдоль дороги побольше тени для себя и своей спутницы, чтобы летнее солнце не выжигало лицо. Но, как на зло, большие деревья с широкой шапкой листвы попадались на этом участке дороги крайне редко, всё больше кусты ниже пояса. Неспешно переходя перекрёсток без светофора, мы остановились на разделительной полосе – нас внезапно застал поток ревущих автомобилей с обеих сторон. Мы уже час тихо ругались, прогулка была не самая удачная. В какой-то момент она даже заплакала, но руки не выпускала, всё искала возможности остаться рядом со мной. Пара дурных слов с моей стороны, глядя в лицо холодными глазами, и она, отвернувшись от меня, снова заплакала. Теперь уже сильнее. Ей было обидно. В этот момент даже солнце стало тусклее, то ли облака набежали, то ли ссора вышла из-под контроля. А потом она шагнула. И через мгновение белая иномарка вырвала её ладонь из моей руки. Уже не слышу ни криков на обочине, ни визга тормозов, перед глазами на асфальте кровь и кусок оборванной ткани – всё, что осталось от неё для меня.

Тогда я не думал, что шаг – это больше, чем действие. Всё произошло слишком быстро, чтобы успеть осознать и что-то сделать, чтобы не совершать подобного. Даже ещё не все автомобили сбросили скорость после произошедшего. Всего пара секунд… Было такое ощущение, будто меня притянуло магнитом к тому месту, где её сбила машина. Ещё несколько мгновений и крик на обочине повторился. Я сделал шаг.

А упав на горячий, плавящий, кажется, даже железо асфальт, я почувствовал свободу… А потом стало больно. И страшно, что боль не пройдёт и свобода больше не вернётся.

Я захотел свернуться клубком, как это делал всегда, чтобы избежать всего этого, но не смог пошевелить и пальцем, хотел немного отдышаться и встать, но, сделал лишь короткий вдох, от которого на миг закружилась голова и потемнело в глазах. Какая удача, меня откинуло туда же, где несколькими секундами ранее упала она. Мой взгляд остановился на этом мгновенно бледнеющем, но всё таком же красивом лице. Она уже не дышала, и только скатилась одинокая слеза, оставляя маленькую тонкую линию на её пыльной щеке. Теперь понял, я ведь люблю её, но… Я умер.

Конец истории третьей.

Наверное, я задремал в тёплой машине, потому что всё, что рассказывала мне Кэт, вдруг чётко отразилось перед глазами. Воображение нарисовало в голове ту самую картинку, которую, старательно подбирая слова, нашёптывала мне на ухо моя спутница. И уже именно я был героем этой истории, именно со мной произошло всё то страшное, о чём говорила Кэт. Страшно.

Я очнулся, посмотрел на девушку, которая лишь загадочно дёрнула уголок своих прекрасных губ и отодвинулась от меня к окну. Или это всё мне только что приснилось? Страшное событие, которое нам пришлось пережить, не могло пройти бесследно для психики. Снова разболелась голова, да так, что просто не хотелось ни о чём больше думать, чтобы не причинять ей больше боли. Казалось, добавь я в копилку мыслей хотя бы ещё одну, и она взорвётся. Знаете, как бабушкины соленья в банке, которые слишком долго простояли в тепле под столом, так и не удостоившись чести быть открытыми и съеденными, начинают закисать, бродить, и сначала крышка под напряжением выгибается, вспучивается, а после и вовсе взрывается со звуком выстрела из гранатомёта. И повезло, если только крышка, а не сама стеклянная трёхлитровка. Видел в детстве по телевизору какое-то шоу, в котором участвовал молодой спортсмен, решивший заявить о своих талантах на всю страну. Он брал обычную резиновую грелку и надувал её силой лёгких так, чтобы разорвать. Это тебе не воздушный шарик на день рождения товарища накачать. И таких грелок было несколько подряд. Впечатляло! И грохот был такой же, как сейчас в моей голове.

И всё равно я продолжал о чём-то думать. Этот процесс не остановить, если умеешь, если обучен шевелить извилинами, чего всегда требовали от нас в ВУЗе. И ругали, если у кого-то не хватало мозгов ответить на простейший вопрос, где надо было просто подумать. А критическое мышление в современном мире, как я заметил, вообще исчезает как тип, как жанр, как навык. К сожалению, давно уже и родителям плевать на то, как развиваются их дети, даже книги не заставляют читать, да и сами дети не стремятся к развитию. Помню, как мама принесла «Путешествия Голубой Стрелы» автора Джанни Родари. Мне в том возрасте интереснее было носиться по двору с мальчишками, играть в догонялки, прятки, футбол на спортплощадке, залитой асфальтом. А тут толстенная по моим тогдашним меркам книга. Я сквозь слёзы открывал страницы и пытался хоть что-то прочитать. И какое было счастье, когда попадались яркие картинки, на них я тратил намного больше времени, чем на чтение. И постоянно отвлекался на детские крики и веселье за окном. Как же мне хотелось вместе с ребятами погонять мяч, похулиганить в подъездах! Но приходила мама и требовала, чтобы я пересказал ей то, что успел прочитать. Ни-че-го! Всё лето ушло на чтение одной единственной книги. Два года спустя, перелистав уже кипу разных историй, рассказов, романов и повестей, я нашёл на полке сказку про Голубую Стрелу и всего за половину ночи осилил то, на что не хватило трёх месяцев летних каникул.

Кэт тихо позвала меня, тронула своей ладонью мою, мягко выводя из воспоминаний о детстве.

– Мы приехали, милый, – полушёпотом сказала девушка.

– Да, мы приехали, – констатировал я, разглядывая высокий дом, в котором за неплохую цену снимал однокомнатную квартиру. Окна её смотрели во двор, в который аккуратно по уже накатанной другими автомобилями колее въезжал наш. Здесь была красивая спортивная площадка, совмещённая с детской, с современными тренажёрами и большими качелями и горками. Ребёнком я мог о таком только мечтать. Мой дом был выше остальных, новее и мощнее. Построив его в самом сердце квартала, застройщик попортил не мало нервов местным жителям. Активисты сражались за парковочные места, зелёную зону, въезды и выезды, которые, хитро используя разрешения градоначальника и пробелы в законах, прибрал к рукам человек, воткнувший сюда мой дом.

– Спасибо большое, Любовь Сергеевна! Давид, сердечно благодарю за то, что не бросили нас там, на дороге! – Сказал я и принял из рук самого аккуратного водителя на моей памяти свой чемодан.

– Дорогой, ты только поспи теперь, надо, чтобы головушка отдохнула, – заботливо произнесла женщина и попыталась по-матерински чмокнуть меня в лоб. Пришлось наклониться, чтобы она смогла исполнить задуманное. А муж её всё так же молчаливо пожал мне руку, взял под локоть Любовь Сергеевну и повёл её обратно к машине.

– Вы такая красивая пара! Берегите друг друга, родные! – Напоследок, чуть всплакнув, сказала женщина.

– Спасибо вам, – ответила Кэт и повернулась ко мне. В её глазах я снова увидел этот пляшущий зелёный огонь, заполоняющий всё вокруг. Казалось, в нём сгорали мои печальные воспоминания, моя злость, мои негативные чувства к тем, кто меня обижал или только посмеет обидеть в будущем. Пламя пожирало предательство и предателей, трагедии и их свидетелей, всех спасителей и спасённых, угнетателей и угнетённых и меня самого. Я тонул в этих глазах, волнующих и честных, как сама природа. Магия, не меньше!

– Думаю, ты хочешь поесть, – сказал я, чтобы вырвать сознание из наваждения.

– Хочу, – ответила Кэт с улыбкой.

– Как и я. Но у меня нет ничего, кроме сырников. Лучше сходить в магазин. Здесь недалеко есть круглосуточный.

– Пошли, раз приглашаешь, – промурчала Кэт и приподнявшись на носочки, поцеловала меня в щёку. Поцелуй обжёг тело так, что стало жарко. И как будто не было усталости в нём больше, как будто не случилось столько страшного за этот день. Всё отошло на задний план, оставив только поцелуй и дерзкий взгляд прекрасной девушки, случайно встреченной на пути в аэропорт когда-то давно сегодняшним утром.

***

– Если тебе кажется, что сейчас много снега, то ты не бывала у нас зимой, – рассказывал я Кэт, которая, как выяснилось, гостья в нашем городе. – Иногда здесь за сутки выпадает две месячные нормы осадков. Обычно с ноябре или декабре. Правда, к Новому Году уже ничего не остаётся, разве что на газонах и обочинах вперемешку с грязью. Но первый снег всегда большой!

– Нет, не бывала, – коротко ответила Кэт. Я понял, что она сильно устала. До магазина она шла бодро, но, побыв немного внутри тёплого помещения, расслабилась и слегка поникла. Конечно, она испытала сегодня не меньше моего, а сил приложила даже больше. А что творилось сейчас в этой прекрасной головушке с седой прядью в волосах, угадать было нереально. Да я и не пытался. Просто выхватил с полки первое, что увидел, бутылку чистой воды, упаковку кофе и двинулся к кассе.

Как настоящий джентльмен, чему учили меня родители, сумки я нёс сам, хотя и пожалел о том, что не оставил их хотя бы в подъезде. Но побоялся, что багаж кто-нибудь украдёт, поэтому принял решение взять их с собой. Кэт шла передо мной, даже не пытаясь спрятаться от холодного ветра, который безостановочно трепал длинные полы её серого пальто. Всё, что оставалось нам сделать – это поторопиться к дому. И вот он вырос перед нами, такой огромный, нависая над головой глазастым бетонным монолитом. Окна моей квартиры одиноко смотрели на нас пустыми чёрными безжизненными глазницами, и так захотелось придать им тепла, просто включив на входе свет.

Минуту мы ждали, пока спустится с самого последнего этажа лифт, ещё столько же потрачено на загрузку и подъём, и вот я открываю входную дверь, щёлкаю белым выключателем на серой с небольшим узором стене и, наконец, выдыхаю. Я дома.

– У тебя очень уютно, – сказала довольная Кэт, оглядев маленькое пространство квартирки.

– Я знаю, сам обставлял, – похвастался я.

В ответ девушка подмигнула и прикусила нижнюю губу белыми, как снег за окном, зубками.

– Располагайся. Места не то, чтобы очень много, но, думаю, нам хватит на эту ночь.

– И что нас ждёт этой ночью? – Игриво спросила Кэт.

«Где твоя усталость?» – про себя спросил я, а в слух произнёс: – Давай смотреть по обстоятельствам?

– Хорошо, милый.

Я снял обувь и от счастья чуть не заплакал! Я понимаю теперь девушек, которые, приходя домой после долго рабочего дня, с блаженством снимают свои каблуки. Кажется, я только что испытал то самое чувство. Не забыв о галантности и о том, кто именно здесь гостеприимный хозяин, помог Кэт снять пальто и убрал его, аккуратно развешенное на плечиках, в шкаф, стоящий у самого входа, и не удержался о того, чтобы посмотреть в зеркало на уходящую в сторону кухни девушку. В тёмном помещении, освещенном только тусклой лампой в прихожей, которую я никак не могу заменить на новую, её изящная фигура сливалась с тенями, линии размывались, густые чёрные волосы, волной падающие на плечи, придавали образу ещё больше таинственности и соблазнили бы любого, даже самого стойкого мужчину. Что уж говорить о молодом голодном парне, не видевшему девушки в своей квартире уже несколько месяцев. Всего несколько шагов, чтобы совершить очередную ошибку в жизни и наверняка испортить будущее общение, но желание сдержать сложно.

Я стоял так не меньше минуты, пуская слюни, как какой-то бездомный пёс на большую белую кость, пока Кэт не обернулась.

– Иди сюда, чего ты там встал? Неужели забыл, что обещал меня накормить?

– Не забыл! – Опомнившись, произнёс я, развернулся и прошёл в кухню, включив свет и в ней.

Разбирая пакет с продуктами, мы оба неловко молчали. Точнее, неловкость ощущал я, коря себя за минутную слабость. Кэт же была сосредоточена на еде, которую предстояло разогреть, переложить в нормальную посуду и, желательно, съесть. Я включил полупустой чайник, пусть греет воду, не зря же брал кофе. Странный факт: обычно никто не пьёт кофе на ночь, боясь после него не уснуть, на меня же этот напиток действовал по-другому, совершенно по-другому. Я спал как младенец! Но это только ночью, к счастью.

На столе расположились салатики, пара кружек, до краёв наполненных горячим ароматным кофе. От них шёл такой пар, который мне напомнил горячие источники на Камчатке, куда однажды возили меня родители в свой отпуск. В микроволновой печи грелись быстрые обеды, их обычно берут сотрудники магазинов, забывшие взять с собой на работу нормальную еду. Или такие, как мы с Кэт, застрявшие в дороге, отчаявшиеся и жутко голодные.

– Если снег не прекратится хотя бы до двух часов ночи, то мы вряд ли завтра куда-нибудь полетим, – высказал я вслух.

– А ты всё-таки хочешь ещё куда-то лететь? – Спросила Кэт.

– Честно? Нет. Но моё начальство… – ответил я и показал экран своего смартфона, на котором высветились сообщения от коллег. Пять пропущенных звонков, тринадцать отметок из мессенджера с пометкой «Шу. Ник». Это начальник моего отдела, ему не терпелось узнать всё из первых рук, но я боялся разблокировать телефон, чтобы случайно не выпасть на некоторое время из жизни, общаясь не с теми людьми, с кем хотел бы в эту минуту.

– Бесстрашный? Или безумный? – С иронией спросила Кэт.

– И то, и другое, – с улыбкой ответил я и процитировал: «Безумству храбрых поём мы песню».

– Возможно, это и спасло нас в той аварии. Твоя храбрость.

– Храбрость – это когда ты боишься, но всё равно делаешь то, что нужно. А спасла нас ты! Я не понимаю, откуда столько силы духа в тебе?

– Не могу ответить на этот вопрос, не в моей компетенции.

– Я иногда смотрю на тебя и вижу категорически жизнерадостного и восхищённого миром человека. Но к чему тогда всё чёрное и разговоры о смерти?

– Думай о смерти, пока живой… – спокойным тоном ответила мне Кэт. – Это был риторический вопрос?

– Это был риторический вопрос, – вздохнул я.

– Тогда и на него я не буду отвечать, пожалуй. Лучше ты расскажи, откуда у тебя столько знаний об этом?

Я на секунду задумался. Действительно, откуда? Большинство людей боятся озвучивать эту тему, но она с нами буквально каждый день.

– Наверное, ещё в детстве впервые об этом подумал. Одноклассница у меня умерла, во время обычной операции по удалению аппендикса что-то пошло не так, и она потеряла слишком много крови. Врачи не спасли. В школе было столько шума, трагедия!

– Печально, когда дети покидают этот мир, – немного отрешённо произнесла Кэт. – Сколько ей было?

– Нам было по одиннадцать, только в пятый класс перешли.

Да, это была катастрофа для маленького человека, одним лишь мизинцем потрогавшего настоящую взрослую жизнь.

– Нас собрали всем классом и повели на похороны. Близко подходить к ней не разрешили, чтобы, видимо, не пугать, но попрощаться с ней мы смогли. Потом долго мне всё это снилось в кошмарах. Я просыпался по ночам весь в поту, подходил к окну и разглядывал звёзды, гадая, что там, в глубокой бесконечности. Меня пугала тогда мысль о том, что ничего после смерти нет, никакого продолжения.

– А сейчас не пугает? – Спросила Кэт, пока я сделал небольшую паузу.

– Пугает, но уже не так, как в детстве, не до истерики, в которую я мог впасть. Мне снился один сон, в котором мама почему-то громко кричала на меня, даже не знаю, за какой проступок. И звук этот всё нарастал, становился невыносимым, трещал в ушах, хрипел, а я рыдал и куда-то падал, всё глубже и глубже, в бездонную яму.

Кэт положила свою ладонь на мою, в которой я держал нож, потому что собирался нарезать хлеб. Рука перестала дрожать в этот миг, и я понял, почему девушка сделала это движение.

– Наверное, только после этого, после того как сон повторился несколько раз в течение года, я стал читать всё, что находил на эту тему. Неотвратимость самого страшного, что может себе представить ребёнок, заставила меня искать хоть какую-то информацию.

– Поэтому ты предпочитаешь верить в загробный мир, – заключила Кэт.

– В большей степени поэтому. – Трудно было об этом вспоминать, перед глазами всплыли лица заплаканных родственников, одноклассников, школьных учителей. – А потом было ещё одно страшное событие…

– Если не хочешь, можешь не рассказывать, милый.

– Нет, почему? Психологи советуют проговаривать вслух все свои проблемы, – грустно улыбнулся я. – А ты точно хочешь услышать?

– Хочу тебя послушать. Я ведь правильно понимаю, что об этом ты молчал всю свою жизнь? – Спросила Кэт, сделав зачем-то акцент на последнем слове.

– Ты права, я никому об этом не говорил.

– Расскажи, – прошептала мне моя спутница.

– Мне было лет шестнадцать, кажется, я учился в старших классах. Сидел дома, готовясь к новому учебному дню. А может и не готовился, а занимался какой-нибудь ерундой, не помню точно. Помню только, как прибежала соседка, которая жила этажом ниже и орала что-то про своего мужа. Я вышел из комнаты, чтобы узнать, что случилось, а она вся в слезах, кричит на весь подъезд, в истерике бьётся. Папа отвёл меня в сторону и попросил пока не лезть.

– Поберёг тебя, – сказала Кэт.

– Наверное. Родители вышли вместе с соседкой из квартиры и вернулись только через полчаса. Мама не хотела мне ничего рассказывать, а папа решил, что я уже взрослый, значит, можно.

Жена поймала мужа на измене, долго ругались, выясняли отношения. Она ушла запивать горе с подружками, дети были у бабушки. А он, недолго думая, наглотался каких-то таблеток. Так и ушёл. Прямо в комнате подо мной. В тот момент, когда я сидел за столом и занимался ерундой.

Кэт долго смотрела на меня, пытаясь прочитать настоящие эмоции, которые бурей пронеслись внутри, но на лице почти ничего не отразилось. Привык прятать.

– Тебе не стоило так долго носить это в себе… – печально сказала девушка.

– А я и не носил, – ответил я, искривив лицо в неровной улыбке с ноткой безумия. – Я постарался забыть это как можно скорее. Даже написал «Оду Смерти» и закинул её поглубже в стол, чтобы никто не нашёл. С тех пор я так и не видел этого текста.

– Креативный подход, – оценила Кэт. Она обошла меня и крепко обнала сзади, вызвав волну мурашек, прокатившуюся по спине и рукам.

– Так! А теперь кушать! – Громко заявил я, бросил нож на стол и развернулся, пока она не успела отпустить меня, обхватил её за талию одной рукой, второй перехватил за бёдра и поднял перед собой, так, чтобы её лицо оказалось чуть выше моего. Ничего не могу с собой поделать, смотрю в эти бездонные зелёные глаза и схожу с ума! Она в ответ обвила меня ногами, прикоснулась холодной рукой к моему лицу и с жаром поцеловала в губы. И я не посмел не ответить.

Её чёрные локоны с седой прядью упали мне на лицо, ласково щекоча двухдневную щетину, которую сегодня утром я решил не убирать. Обе ладони держали шею, пальцы нервно, но не больно впивались в кожу, глаза были закрыты, но даже сквозь веки пробывался этот яркий внутренний свет, который теперь разливался и внутри меня. Я отзывался на каждое движение её мягких и сладких как сахар губ, горячего языка. И крепко прижимал в себе. Всё, теперь точно влюбился.

Поцелуй продолжался долго, пока не устали губы, пока мы не насытились и не насладились этим моментом в полной мере. Неужели такая шикарная девушка могла обратить на меня своё внимание? Неужели ей действительно интересна моя компания? Неужели она вот так запросто готова остаться с таким парнем, как я, на всю ночь в его квартире? Конечно, да! Я ведь не урод какой-нибудь, не быдло, которое плюёт и гадит в лифте, не преступник и не маньяк, грабящий и убивающий людей. Надо что-то делать со своей самооценкой. Бывшая неплохо постаралась, пытаясь её уничтожить.

Мы оторвались друг от друга и смотрели возбуждёнными взглядами, в своих мыслях продолжая этот страстный поцелуй.

– Это было… Восхитительно! – Воскликнула Кэт, спрыгивая на пол.

– Твоя оценка – пять из пяти?

– Сто из ста!

– Спасибо и извини, если что, – сказал я, улыбаясь во всю ширину лица, конечно, насколько позволяли припухшие после поцелуя губы.

– Не смей извиняться за такое! – Снова громко сказала Кэт и поцеловала меня ещё раз, но уже только губами. – Я так голодна! Срочно корми меня вкусной едой!

– Да, капитан! – отчеканил я на манер бравого моряка, схватил с другого стола давно уже купленный столик для завтраков, погрузил на него всю приготовленную еду, вместе с кофе и сырниками, и жестом пригласил мою девушку в другую комнату, чтобы удобно расположиться на расправленном диване. Мне почему-то нравилось есть именно здесь. Наверное, потому что можно включить телевизор, чтобы он фоном о чём-нибудь рассказывал, пока я поглощаю еду.

Мы с Кэт торопились изо всех сил, потому что терпеть голод больше не представлялось возможным. Запрыгнув на диван с ногами, девушка игриво поманила меня, пригласила сесть рядом. И как только я приземлился на подушку, произошло очередное несчастье.

– Только этого не хватало…

В доме выключили свет.

Глава седьмая.

Глава седьмая.

– В соседнем доме и доме напротив тоже нет света, – признала грустный факт Кэт.

– Ну всё, никакого кино, – в ответ пошутил я, хотя мы и не собирались ничего смотреть.

– У тебя есть свечи?

– Кажется, где-то были, сейчас поищу! – Мне понравилась эта идея, почему бы не добавить немного интимной обстановки?

Я копошился в ящиках стола, пытаясь найти что-то хотя бы отдалённо похожее на обычные восковые свечи. Или парафиновые, на худой конец. В верхнем нет, средний заполнен какой-то чепухой вроде открыток, ниток, ленточек и кучи непрощупываемой мелочи – наследства от бывшей. Вспомнил, они не здесь, не в столе! Проходя по тёмной комнате, я краем глаза уловил ещё более тёмную фигуру моей Кэт. Она сидела на диване и внимательно наблюдала за мной, а за у неё за спиной вырастала какая тень. Я повернулся было, чтобы попытаться разглядеть её, но запнулся о диван, больно ударившись мизинцем левой ноги. Классика! Боль пронзила моё тело от пальцев до затылка, я вскрикнул и упал на диван, схватившись за пострадавшее место. Девушка тут же придвинулась ко мне и принялась со смехом гладить меня по плечу и спине. Согласен, смешно, хоть и больно.

– Давай я поищу, только скажи, где? – Голос её звенел, заполоняя чёрную пустоту пространства.

– В дальнем углу комнаты, в нижнем ящике комода, – всё ещё морщась от боли и растирая палец сказал я.

Она мягко спрыгнула с дивана, неслышно ступила на пол и медленно и, уверен, качая бёдрами, пошла в указанном направлении. Как же хорошо, что мои глаза уже успели привыкнуть к темноте, и я различил черты покачивающейся соблазнительной фигурки девушки.

– Ты и правда кошка… Кэт, моя Кэт, – тихо, поражаясь своей находке, сказал я.

– Что? – Переспросила она.

– Ты же услышала.

– Услышала, – улыбнулась Кэт. – И мне это нравится. Здесь?

Она дошла до комода, склонилась над ним, протянула изящную руку к нижнему ящику и открыла его с шумом, с каким обычно он и открывался. Но в ночи этот звук был громче и бил в голову, как глухой поломанный колокол в разбитой войной церквушке. Я тоже встал, успев оправиться от шока после удара мизинца о диван, и прошёл в прихожую за зажигалкой, которую оставил в кармане верхней одежды. Потом сходил на кухню, чтобы забрать брошенный на столе телефон. Маленькая белая лампочка на нём беспрерывно моргала, сообщая о том, что я пропустил уже просто невероятное количество звонков и смс. Подсветил экран – полночь. Какой же сегодня длинный был день! Но он закончился, а телефон мгновением ранее довольно поменял дату, за что я его про себя даже поблагодарил. Одна только мысль в этот миг появилась в голове: почему я не видел телефона в руках Кэт?

– Так будет гораздо быстрее, – сказал я, заходя в комнату, предварительно включив фонарик на своём смартфоне.

– Минуту назад, да, – улыбнулась мне Кэт. – Но я уже всё нашла.

И сначала достала маскарадную чёрную маску, приложила её к своему лицу, закрыв верхнюю его половину.

– Ты и правда романтик!

– Ой, это из прошлой жизни, – Сказал я, скривив лицо, и подумал, что зря не вычистил квартиру после ухода бывшей.

– Я думаю, это очень мило! Так, что тут ещё есть? – Её не остановить. Да я и не собирался, пусть копается, если ей действительно интересно, какой я на самом деле. Ведь ваши вещи и ваше окружение говорят о вас гораздо больше, чем вы сами.

– Да ты не идеальный! – Громко воскликнула Кэт, доставая из ящика самые обычные дешёвые короткие свечки в алюминиевых чашечках, которые можно взять в любом супермаркете на кассе. – С таким точно никакой романтики!

– Ха-ха, – искусственно посмеялся я и принялся забирать у неё это недоразумение, прозванное свечами. – Я тебе такого никогда и не говорил.

Кэт встала на ноги, подошла поближе, положила руки на мои плечи, подтянулась к моему лицо и аккуратно поцеловала в губы.

– Не злись, – прошептала она.

– И не собирался, не на что.

***

Свечи догорали. В них было настолько мало ресурса, что едва хватило на долгожданный ужин. Но свечек было у меня много, даже не знаю, зачем я купил столько упаковок. Но сейчас это спасало – как только догорала одна, мы зажигали новую, и наша уютная атмосфера не исчезала ни на минуту.

– Я бы не сказал, что это прям вкусно, но есть можно, – сказал я, прикончив свой салат. Кэт с удивлением посмотрела на меня.

– Да это самое вкусное из того, чем меня когда-либо угощали!

– Ой, не ври, Кэт!

– Серьёзно! – Сказала девушка и с удовольствием зажала пластиковую вилку, взятую вместе с едой в ночном магазине, в белых зубках. – Тут важнее не чем, а кто угощает.

Сейчас ей оставалось только подмигнуть, чтобы я снова поплыл. Что и произошло мгновение спустя. Умеет она расположить к себе, как и делать комплименты, даже не в самые подходящие для этого моменты.

– Кэт?

– Да?!

– Почему у тебя нет телефона? – Озвучил я свою мысль, не дающую покоя уже некоторое время.

– А зачем он мне? – Спросила девушка, глядя на меня большими зелёными глазами.

– Как зачем? Для связи, для социальных сетей, фото, видео…

– Да есть у меня телефон, – перебила меня Кэт. – Просто зачем его доставать лишний раз?

– И тебе никто не звонил за последние сутки? Никто не знает, что с нами… Что с тобой произошло за это время?

– Кому надо, тот и так узнает. Вот ты знаешь, – постаралась она снова улыбнуться, видимо, чтобы меня успокоить.

– А если бы с тобой случилось страшное? За этот день не раз мы были на пороге…

– Смерти? – закончила она за меня.

– … Да.

– Я давно сбежала от тех, кому не нужна. И кто не нужен мне.

– А друзья? Родные? Молодой человек? – Осторожно спросил я.

– У меня никого нет. Точнее, в моём окружении нет случайных личностей. И каждый знает, в какой момент меня можно побеспокоить, а в какой им нужна я. И сегодня не тот день, явно!

Что пугало меня в её словах? Если есть те, кому она не безразлична, то они уже должны были знать о страшных событиях, произошедших в нашем городе. Неужели не беспокоятся?

– Наступит время, и все всё узнают!

– Понял. Говорят, что человек – это книга. Какую-то читать легко, она с картинками, какую-то долго и тяжело, потому что в нескольких томах. Ты для меня – древний закрытый в особом хранилище фолиант.

– В твоих устах это звучит гораздо сложнее и красивее, чем есть на самом деле. Но тебя тоже сложно прочитать, – сказала Кэт.

– Я думал, что открыт для всех. Разве не так?

– Тело – да, а сердце и душа спрятаны глубоко внутри, до них добраться сложнее, – и она положила свою холодную ладонь на мою грудь, чтобы услышать, как от волнения сбивается мой сердечный ритм.

– Почему тебе звонят и пишут только с работы? – Продолжила Кэт. – У тебя ведь тоже есть родные, которые нужны тебе.

– А кто сказал, что им нужен я? – С небольшой обидой ответил я. – Друзья давно разбежались по своим каморкам, родственников мало.

– А папа? Ты с такой любовью говоришь о родителях, копаясь в своём прошлом, но сейчас…

– Кэт, не надо, – я её остановил, потому что не этого сейчас хотел. Ни об отце, ни о маме, ни о ком-либо ещё не стоило поднимать тему.

– Мы часто не замечаем того, что действительно достойно нашего внимания. Бежим оттуда, где нам рады, приближаем себя к неминуемой гибели, когда можно было бы спастись в объятиях своего человека. – Тоскливее я давно ничего не слышал.

– У меня старший брат в столице, – произнёс я после небольшой паузы. – Давно уже там живёт, лет десять. Я у него иногда бываю в гостях, когда в командировку отправляют.

– Но на этом ваши отношения ограничиваются?

– Да.

– Есть причина?

– Он бросил нас. Сбежал, сказал, что не научится самостоятельности, если не оставит семью. А когда не стало мамы… Нам нужна была его помощь! И мне папина.

– Ты не должен был нести весь этот груз сам, – опустив глаза, сказала Кэт.

– Мне даже не дали проплакаться, прокричаться. Не дали возможности нормально попрощаться с ней.

Неожиданно для себя, я заплакал. Слёзы тяжёлыми солёными каплями покатились по моим щекам, путаясь в щетине. Съесть я сейчас больше ничего бы не смог, кусок в горло не лез. Кэт осторожно положила свою хрупкую ладонь на мою и сжала тонкие пальцы между моими. Столько тепла, сколько давала эта необычная девушка, столько заботы, силы, уверенности я давно ни от кого не получал. Внутри всё переворачивалось от осознания, что на моём месте сейчас мог быть совершенно другой человек, парень ли, женщина, мужчина или та пара пенсионного возраста, если бы она выбрала другой рейс, другой день, другое место в самолёте.

– Ты невероятная, – тихо сказал я. – Ты невозможная!

– Да брось ты, – засмущалась Кэт.

– Нет, на самом деле! Ты невозможная! Такой, как ты, не могло произойти в моей жизни, ни сейчас, ни потом…

– Серёж…

– Не перебивай, пожалуйста. Я хочу закончить мысль.

Кэт посмотрела на меня так печально, но с пониманием. Я продолжил.

– Ни сейчас, ни потом. Кто я, чтобы меня выслушали и поняли? Я уже пару лет точно ни с кем не откровенничал, не открывался. Но ты даже не пытаешься из меня что-то вытянуть, я сам рассказываю. Стоит тебе прикоснуться ко мне, и по телу проходит ток. Такое только в книгах и голливудских фильмах может быть. Ты меньше, чем за сутки стала для меня роднее и ближе, чем мой собственный брат, чем моя бывшая за несколько месяцев… – Нет, я не злился. Это была не злость, а непонимание. – Тебя не может быть сейчас здесь, на этом диване.

Я молча смотрел на неё, ища подтверждение своим словам. Может, она выдумка, мираж, призрак? Игра больной фантазии?

– А в какой момент ты решил, что недостоин всего этого?

Всего один вопрос может перевернуть сознание. Иногда достаточно и пары слов, чтобы свести человека с ума. Хватит всего одной фразы, чтобы убить всё хорошее, что он взращивал внутри годами, одной фразы, чтобы воскресить в нём надежду, заставить жить, посмотреть на мир новыми глазами, обрести покой и счастье. Не надо недооценивать силу слова, особенно от того, кто дорог вам. У Кэт был этот необычный дар – сказать то, что необходимо именно в эту минуту.

– Кажется, я тебя люблю, – едва слышно, одними губами произнёс я.

– Не рано ли? – Чуть громче спросила Кэт и уткнулась своим носиком в мою грудь.

***

– Всё, я в душ! – Сказала Кэт, когда мы полулёжа на диване стали засыпать и чуть не снесли ногами до сих пор не убранный столик для завтраков.

– Я после тебя, – улыбнулся я. Хотелось бы сказать: «Я с тобой», но решил, что это будет слишком для первого дня знакомства. Поэтому встал с дивана, дошёл до комода и достал оттуда своё любимое большое полотенце. Даже не большое, а гигантское, в котором можно смело уместить троих человек худого телосложения. На нас двоих его бы точно хватило.

– Думаю, тебе нужно во что-то переодеться, – задумчиво произнёс я, повернулся к комоду, открыл верхний ящик и начал рыться среди рубашек и футболок.

– Ты же знаешь, что мне может понравиться, – игриво сказала Кэт, подходя ко мне. Она протянула руку и схватила широкую футболку чёрного (кто бы сомневался) цвета со страшным принтом, изображающим логотип какой-то известной на западе группы. Откуда у меня эта вещь лучше не спрашивать, я не вспомню, знаю только, что она уже больше пяти лет кочует на дне моего чемодана и обычно лежит где-то в дальнем углу любого ящика в любой квартире.

– Наверное, для тебя сохранил.

Я взял очередную упаковку коротких свечей и отправился расставлять их в ванной. Весь процесс занял не более трёх минут.

– Прошу, – пригласил я Кэт в ванную, когда зажёг последнюю свечу и вошёл обратно в комнату.

– Благодарю вас, сударь, – склонилась девушка в лёгком реверансе. Было в её изящных движениях что-то неуловимое, милое, душевное, настоящее, что заставляет мужчин влюбляться без памяти. Такое, чему не научат в школах и институтах благородных девиц, не расскажут в любовных романах популярные писатели, а известные ведущие в своих телешоу. Такое, что сводило с ума сильных мужей и воинов и заставляло идти войной на обидчиков. Такое, что вынудило умнейшие умы планеты двинуть научный прогресс так далеко вперёд, что порой не успеваешь за ним. Такое, которое в ком-то разжигает огонь, а кого-то испепеляет дотла. Меня её движения заставили застыть у стены и тихо застонать, когда дверь в ванную закрылась, оставив меня наедине со своими мыслями и чувствами.

Я каждый раз, встречая прекрасную девушку, ответившую мне взаимностью, думаю, что влюбился окончательно и бесповоротно. Но снова и снова обжигаюсь, ошибаюсь. Последнее расставание повергло меня в шок, ведь пришлось пережить предательство, обман. Я никогда не боялся быть избитым в тёмном дворе, мы с ребятами с самого детства дрались до вспухших носов и больших синяков, часто из-за какой-нибудь ерунды, которая забывалась через неделю, как и сама драка, как и обиды. Никогда не страшило меня слечь с болезнью, сломать ногу или руку, упасть со второго или третьего этажа или даже высокого дерева, по которому так любил лазить мальчишкой. Но быть преданным любимым человеком – это худшее чувство, которое я когда-либо испытывал. Ты опустошён, ты истерзан, изрезан ножами лжи, летящими в тебя каждый день, испачкан в грязи, от которой просто невозможно отмыться. И каким бы сильным человеком ты себе ни казался, тебе не хватит сил это спокойно и безболезненно пережить. И если рядом не окажется родного плеча, на которое ты сможешь опереться, как опирается на руки своей сиделки в центре реабилитации пациент, переломанный на производстве, ты будешь подыхать избитой в подворотне собакой и скулить, скулить, скулить… Каждый новый день будет приносить только боль, только отчаяние. Ни о какой мести ты даже думать не сможешь, а если захочешь вернуть то хорошее, что у тебя когда-то было, будешь обсмеян и унижен. Ты слаб и глуп, сломлен и раздавлен. Как я последние два месяца. Пожалуй, только вынужденная работа и заставляла меня вставать по утрам и продолжать что-то делать.

Всё, что происходило в моей жизни сейчас, я не мог принять. Хотел, но было сложно поверь в реальность происходящего. Хотя прошедший день был настолько насыщен событиями, что можно уже было просто махнуть на всё рукой и постараться не вмешиваться, будь что будет! Хочет самая красивая и интересная девушка в моей жизни прийти в мою одинокую однокомнатную квартиру на пятом этаже, поужинать дешёвым салатом из не самого дешёвого ночного магазина, надеть мою старую футболку после душа, то пусть так и будет. Кто я такой, чтобы ей мешать? Если захочет остаться больше, чем на одну ночь, пережидая жуткую непогоду, которая разыгралась за окном, то пусть остаётся. Я слишком устал, чтобы сегодня что-то ещё решать, чему-то препятствовать. Слишком устал.

***

Я видел, чувствовал, слышал, как разбиваются мечты, будто хрустальный бокал, наполненный багряным вином, соскользнувший с края стола по шёлковой скатерти. Всё, что остаётся внутри человека – это отчаяние и одиночество, покрывающие тебя с головы до ног. Ты стоишь… Я стою на краю пропасти и жду, когда меня подхватит сильный ветер, разбушевавшийся вокруг. Шатаюсь под его натиском, но ноги пока держат, руки пытаются схватить плотный, почти осязаемый воздух, как будто я знаю, что передо мной стоит кто-то невидимый, просто я не могу до него дотянуться. Ещё сантиметр, два, и у меня получится. Но этот кто-то ускользает от меня и всё шепчет: «Иди ко мне». Тоска и всепоглощающая тревога пронзает сердце, будто копьём. Мне страшно упасть или быть сброшенным с этого обрыва, ведь там внизу ничего нет. Пустота, чёрная пустота. Но я всё тянусь вперёд, ещё чуть-чуть… Нога соскальзывает, под подошвой рассыпаются в пыль небольшие камешки, ветер жёстко бьёт меня в спину, и я начинаю падать. В ушах слышу до боли знакомый голос. Это крик, мамин крик, который становится всё громче, нарастает с каждой секундой. Больно! Больно, не могу больше его терпеть… Чувствую, что кто-то положил холодную ладонь на мой лоб… Спасибо…

***

Кэт с тревогой в глазах разбудила меня сидящего у той же стены, у которой оставила, уходя в душ. Я так глубоко погрузился в свои размышления, что не заметил, как уснул.

– Милый, давай лучше на диван, там будет удобнее, – тихо прошептала девушка, продолжая прижимать свою ладонь к моей голове.

– Мне тоже нужно в душ, Кэт. Я не лягу грязным рядом с такой красоткой, – сквозь сон хриплым голосом ответил я.

– Ты весь мокрый! Тебе что-то приснилось? Что-то плохое?

– Я… Нет… Не помню, – я действительно не мог вспомнить, что происходило в моём сознании после того, как закрыл глаза и сполз по стене на пол.

– Ладно. Ничего страшного, это всё из-за аварии. Ты сильно ударился головой, надо было в больницу тебя отвезти. – Причитала Кэт, стараясь помочь мне встать и пересесть на мягкий диван. Ловко взбила подушку и сунула мне за спину.

– Кэт. Не надо так суетиться, не переживай. Всё хорошо. – Сложно было справиться с необъяснимой паникой, разрывающей сейчас мою грудь. Руки немного тряслись, а в голове жутко шумело.

– Давай я сама буду решать, суетиться мне или нет? – Довольно жёстко пресекла мои попытки протестовать Кэт.

Как можно сердиться на человека, проявляющего такую заботу? Я аккуратно, стараясь не выдать тремора, провёл рукой по влажным густым волосам, коснулся щеки, затем взял её ладонь и нежно поцеловал пальцы, благодаря за всё, что она сегодня для меня сделала.

– И всё-таки ты невозможная…

Глава восьмая

Глава восьмая.

Пробуждение было сладким. Не от того, что в квартиру вернулся свет, он скорее сейчас мешал, чем был полезен. Оставив почти все выключатели в положении «вкл.», мы забыли вернуть их обратно. Так что искусственный свет разливался по комнатам, разгоняя хищные тени по углам.

Я проснулся первым и обнаружил себя обнимающим хрупкую Кэт. В её объятиях забылись и страх, и ужас предыдущего дня, оставшегося в памяти лишь размытым воспоминанием. «Я теперь никому тебя не отдам, ты мой талисман, моё спасение», – думал я, разглядывая сквозь полузакрытые веки милое создание с чёрными волосами с седой прядью у виска. Необычным было в её внешности то, что даже во сне она оставалась такой же красивой и изящной.

Она потянулась, чуть сильнее прижалась к моей груди и проснулась, открыв зелёные глаза.

– Доброе утро, – сказала она своим звонким голосом, растянув пухлые губки в улыбке. – Тебе не кажется, что ночь была немного сумасшедшей?

– Только ночь? – Спросил я.

– Вчера вообще было много странного и необычного, – согласилась со мной Кэт и снова прикрыла глаза, вытягиваясь на моём диване, словно кошка, и сбрасывая с себя остатки сна.

Я всё-таки вчера дошёл до душа, когда смог совладать с непослушным телом. Оцепенение спало, в ватных ногах появилась уверенность. В очередной раз пришлось зажечь свечи, чтобы они хоть как-то помогали в темноте. Я долгих десять минут стоял под холодным потоком воды, пытаясь вспомнить и осмыслить, что же мне приснилось и так сильно напугало. В голове снова зазвучал этот страшный шёпот: «Иди ко мне, оставь всё как есть». Я с большим усилием заставил себя пошевелиться и наваждение исчезло, теперь уже окончательно.

– Вода – источник жизни! – Заявил я, выходя из душа и вытирая голову полотенцем. Кэт не спала, она ждала хозяина квартиры, расправляя постель. Такая внимательная к мелочам, она тут же повернулась ко мне и кивком головы пригласила, наконец, лечь.

– По отдельности мы – одна капля, вместе – океан, – мудро процитировала кого-то девушка.

– Я не знаю, кто это сказал, – ответил задумчиво ей.

– В эту секунду – я. Ты так и будешь стоять в проходе?

– А закуси ещё раз нижнюю губу, как секунду назад?

Она не повелась. Но я всё равно лёг в мягкую, пахнущую свежестью постель. Казалось, что ещё минута, и мы оба просто свалимся на пол, окончательно лишённые каких-либо сил. Поэтому рядом легла и Кэт. Я её прижал к себе так неловко и сильно, как будто никогда никого не обнимал, но вложил в это действие столько чувств, что она не стала сопротивляться.

– И где ты была всю мою жизнь?

– Не здесь, но рядом.

– Но рядом… – Повторил я. – Нет, где-то далеко.

– Настолько близко, чтобы в нужное время ты меня увидел. А я увидела тебя.

– Как-то слишком размыто и романтично, не находишь?

– Мне кажется, важно, что мы сейчас здесь.

Она была чертовски права. А касания её холодных рук успокаивали и давали понять, что в эту секунду я не один на один со своими проблемами и комплексами. Есть тот человек, который готов выслушать и принять меня таким, разбитым внутри и погрязшим в сомнениях. И стало легче.

Видимо, вся борьба, которая происходила во мне, отразилась и на моём лице, потому что, когда я посмотрел на Кэт, она улыбалась. Нет, не смеялась, а была счастлива, как будто знала, чувствовала, что её слова подействовали, что процесс исцеления пошёл. И я перестал сопротивляться. В тот миг погасла последняя одинокая свечка, а мы больше не могли сдерживать разгоравшуюся внутри страсть. Несмотря на усталость, тяжёлый день, сложную ночь и отсутствие хоть какого-то здравого смысла, наши души слились в едином порыве. То, что началось со сладкого поцелуя в губы, быстро переросло в нечто большее, о чём не рассказывают каждому встречному, да даже близким не стоит лишний раз об этом слышать. Это останется между двумя взрослыми людьми, отдавшими друг другу себя без остатка в эту ночь. Это была высшая точка доверия, истинные чувства, такие сложные для понимания, но не требующие никакого объяснения.

Именно поэтому пробуждение было таким сладким. Страсть немного утихла, а доверие осталось.

– Я хочу приготовить завтрак, – сказала счастливая Кэт. – У тебя есть что-то из продуктов?

– Всё, что найдёшь – твоё, – улыбнулся я.

– А за остальным ты сходишь в магазин?

– Что за хитрый взгляд? Там же… – Я остановился, осознав, что не знаю, какая сейчас погода за окном. – А что там сейчас? Всё ещё снег?

– Судя по звуку – теперь ещё и дождь.

– Всё это очень странно, – задумчиво произнёс я. – Вчера снег, сегодня дождь. А что будет завтра? Гром, молнии, огненный град? Тьма уже была…

За окном действительно шёл дождь, тоскливый и серый, сильными косыми линиями разбивающий все сложные конструкции, что так старательно день назад выстраивались из снега.

– А при чём тут казни египетские?

– Ни при чём, к слову пришлось.

Я вышел на балкон. Уже сутки не курил, пора бы снова отравить свой организм. Достал из кармана куртки припрятанные для такого случая спички и помятую пачку сигарет. Достал одну, поджёг и втянул горький дым от дешёвого табака, который сразу же проник в мои лёгкие. Чуть позже пришёл опьяняющий эффект, ноги стали подкашиваться, голова закружилась. Меня повело, так что пришлось хвататься руками за мокрое ограждение балкона, чтобы не выпасть с него. И только склонившись над балюстрадой, я заметил, что внизу происходила какая-то суета. Несмотря на сильный дождь и шквальный ветер, который к этому моменту уже успел сорвать с крыши соседнего пятиэтажного дома край жестяной кровли, люди внизу громко кричали друг на друга, выясняли отношения. Пара мужчин, явно перебравших вчера с алкоголем, сегодня, видимо, продолжали сие веселье. А пьяным, как известно, море по колено, и это они старательно доказывали прямо сейчас. Выбежали женщины из подъезда, вступили в словесную перепалку, их мужчины перешли уже от слов к действиям – завязалась плохо управляемая неуклюжая драка. Появился ещё одни дядька, попытавшийся разнять своих собутыльников, но быстро получил кулаком в нос и, махнув рукой, скрылся в подъезде.

Я наблюдал за ними, пока сигарета не промокла насквозь. Отвлёкся, чтобы выбросить её в пустую одинокую банку, служившую мне пепельницей, и в это время очередной серьёзный порыв ветра доконал-таки бедную крышу, решительно сорвал с неё плохо закреплённый кусок жести и с силой сбросил вниз, на детскую площадку в центре двора. Туда, где друг на друга набрасывались уже и женщины, а пьяные мужики спокойно отдыхали на тротуаре, сделав небольшой перерыв в схватке. Я понял, что будет дальше, но не хотел ни видеть, ни слышать того, что должно произойти через пару секунд, когда оторванная кровля достигнет земли.

Тяжело дыша, я захлопнул за собой дверь, ведущую на балкон, шагнул к дивану и содрогнулся от крика, достигшего моих ушей даже через плотный современный стеклопакет. Почему это снова происходит рядом со мной? Кто-то – ангел или демон – указал на меня своим перстом и сказал: «Будет страдать, будет видеть смерть»?

От этих мыслей снова разболелась голова. В комнату забежала Кэт и обнаружила меня, рухнувшего на колени и смотрящего перед собой невидящими глазами.

– Что случилось?

– Там… Крыша сорвалась на людей…

– И ты увидел это?

– Нет, успел отвернуться…

Кэт подошла ко мне, опустилась рядом и обняла руками мою голову, положив её себе на плечо. Я однозначно схожу с ума. Иначе как объяснить все творящиеся вокруг меня события? А может я умер и это мой личный Ад? Но тогда всё это будет происходить вечно. И зачем тогда здесь Кэт? Вопрос риторический, такой, на которые так не любит отвечать девушка в чёрном.

***

Мы вызвали скорую и полицию, пусть они этим занимаются. Всё, что от нас зависело сейчас, было сделано, и не думаю, что потребуются какие-то детали – всё и так максимально понятно по тем следам, что оставило страшное событие после себя. А подробности мне сейчас не нужны, да и Кэт вряд ли захочет спускаться вниз и что-то объяснять представителям спецслужб.

Завтрак был сдвинут на неопределённое время, потому что есть из-за очередного стресса больше не хотелось. Мы остались наедине друг с другом, лежали на диване и ждали, когда исчезнут все звуки, доносящиеся с улицы. Чтобы как-то отвлечься, я решил тихо включить музыку, она умела отвлекать меня от негативных мыслей, как бы громко она ни звучала и о чём бы в ней ни пелось. Из динамика телефона зажужжали гитары, искусно записанные мировыми звёздами рок-сцены в своих дорогих красивых студиях, начали отбивать ритмы барабаны.

– Красивая песня, – отвлечённо произнесла Кэт. – Разбудите меня, когда закончится сентябрь…

– Красивая, – признал я. – Билли Джо был ещё ребёнком, когда у него не стало отца. Он так переживал, что после похорон закрылся в своей комнате и попросил разбудить его, когда закончится сентябрь.

– Тебе говорили, что ты…

– Душнила? Говорили, – улыбнулся я.

– Да нет же! – Воскликнула Кэт, слабо ударив меня по плечу одними пальцами руки. – Что ты ходячая энциклопедия?

– Мне кажется, я так и сказал. Абсолютно равнозначные понятия, – ответил я. – Но лучше говори: «любознательный».

– Можно и так.

Она придвинулась чуть ближе и вложила свою ладонь в мою. Что бы ни происходило, чем бы мы ни занимались, её руки всегда оставались отрезвляюще холодными.

– Тогда расскажи какую-нибудь трагическую историю?

– А нам не много трагедий на сегодня?

– Пусть тогда это будет просто история, – сказала Кэт и сжала мою руку сильнее.

– Хорошо, есть у меня одна. Это произошло у нас в городе.

Я повернулся на бок, чтобы оказаться лицом к лицу с девушкой. Она сделала то же самое, не отпуская меня, и принялась внимательно слушать.

История четвёртая.

Сложный был сейчас период. Его бросила девушка, с которой он планировал долгую счастливую жизнь. Но как-то всё пошло не по сценарию. В глубоких фарфоровых вазах увядали красивые букеты, которые не поливались уже не первую неделю, постель не застилалась и того дольше, и не потому, что они не вылезали из неё, как это было раньше, а потому что было лень. Ей лень. Он спал в другой комнате на диване, слишком жёстком для приятного сна. В холодильнике стоял заветренный салат, активно скисая с характерным запахом. Но им было не до этого, туда они тоже давно не заглядывали. Зато ругались так, что соседи пару раз вызывали полицию, но, не получив результата, стали просто громче делать телевизор. Обстановка накалялась каждый день всё сильнее, и он уже не знал, чего ждать дальше. Любила ли она его? Конечно, нет. Парень это понимал. Да он её вряд ли. Но в самом начале этих отношений им было комфортно вместе. Страсть полыхала пионерским костром в большой квартире, которую он купил за честно, но очень быстро заработанные деньги.

Концерты проходили на отлично, гастроли продюсеры всё продлевали, добавляя новые города и клубы. Правда, не так давно один никому неизвестный дурачок решил немного поживиться и поспекулировать на таланте обретающего популярность артиста. Поэтому подал в суд за плагиат, якобы ещё два года назад отправлял свою демозапись, а её попросту украли. «Да как такое может быть?» – удивлялся парень. Своей команде он доверял, сам себе такого никогда не позволял. Врёт же, внаглую врёт!

Скоро собирались записывать новый альбом, а его вечно подавленное состояние никак не сочеталось с тем музыкальным материалом, который планировала создавать группа, закрываясь в студии звукозаписи на несколько часов каждый день в течение долгих трёх, а может и четырёх недель. Парни, наконец, нашли новое звучание, отличное от большинства коллективов города, что могло как увеличить фан-базу музыкантов, так и принести им ещё больший доход, о котором мечтал каждый из них. Ведь чем больше денег падает на банковский счёт, тем быстрее растут и запросы.

И дома ему не было покоя, и в кругу верных товарищей, с которыми они были вместе со школьных лет. Поэтому в свободное от всей своей активной занятости время он ходил либо в спортклуб, либо в бар в соседнем доме. Там его знали, но считали своим, потому что он бывал здесь задолго до того, как обрёл известность. И, конечно, были очень рады и даже оберегали от посторонних, которых становилось всё больше. Кто-то, видимо, узнал, где чаще всего он бывает, и распространил такую важную для фанатов информацию. Маленьких девочек и так никто не пускает в подобные заведения, но, как выяснилось, его музыка нравится и достаточно взрослой публике. Правда, иногда случалось и другое. Как-то подошёл мужчина лет сорока и попросил автограф. Музыкант удивился и даже немного обрадовался, пока тот не сказал: «Это для дочери. Вы ей очень нравитесь».

– Ром, налей ещё соточку!

– Ты уверен, что стоит? Ты и так уже почти допил бутылку, – сказал бармен. Он был большой, на вид очень крепкий и сильный, со стильной густой бородой, аккуратно остриженной в новом барбершопе, открывшемся пару месяцев назад.

–Рома, п-жалуста! – Язык его уже не слушался, ноги он пока не проверял.

– Я тебя домой не понесу. Снова, – Заявил Рома и с усердием принялся натирать бокалы, которые только что достал из посудомоечной машины.

– А я и н… не просил нести. Сам дойду. Только налей.

– Держи, это последний на сегодня.

Редкий и жутко дорогой односолодовый виски прямо с берегов Ирландии покинул изящную бутылку и с удовольствием заблестел в стакане между ровными кубиками льда. Рома отработанным движением руки толкнул рокс в сторону пьяного музыканта и пошёл протирать столы после гостей. Через полчаса бар закрывается.

***

Он уже почти дошёл до своего подъезда, когда из-за угла вылетел чёрный автомобиль без номеров. Парень почувствовал что-то нехорошее, как только покинул закрывающийся бар. В два часа ночи людей на улице почти не бывает, как и сейчас. Машины тоже редко гудят моторами в это время, в их дорогом районе было обычно очень спокойно. Здесь жили музыканты и художники, писатели и продюсеры, да и просто богатые бизнесмены. Везде камеры, везде охранники, в домах консьержи. Благодать!

Он переехал сюда по совету друзей, которые теперь часто появлялись в его большой просторной квартире. Ему нравилось такое внимание, но и дураком он не был. Прекрасно понимал, почему друзей у него так много стало именно после обретения популярности в музыкальной сфере, хотя в школе не особо принимали волосатого мальчишку с гитарой. Сейчас многое изменилось, осталась только его внутренняя неуверенность, с которой он успешно боролся. Не без помощи психологов. По совету тех же друзей.

Дорога от бара до его дома занимала не более трёх минут. Но сейчас непослушные ноги еле тащили вялое тело по свежевыпавшему снегу. На холодной улице он торчал уже не меньше двадцати минут, сначала просто пытался прийти в себя после выпитого алкоголя, а потом медленно пошёл к себе. И уже в нескольких метрах от подъезда услышал визг тормозов и шум мотора автомобиля. Свет фар залетевшего чёрного кроссовера выхватил парня, запечатлев его испуганное лицо. Музыканту уже пару месяцев казалось, что его кто-то преследует, и сейчас он только убедился в этом.

Водитель направил своё авто в сторону музыканта и надавил сильнее на педаль газа. Кроссовер сразу отреагировал на это движение и рванул прямо на парня, который только чудом совладал со своим телом, подвергнутом испытанию крепким алкоголем, и успел отскочить в сторону, чтобы не быть сбитым. Выхватив неплохую дозу адреналина, музыкант что есть сил побежал в сторону подъезда, спотыкаясь и пытаясь ухватить руками плотный зимний воздух. Ещё сложнее было найти в кармане ключи. Но в этом уже не было нужды, потому что входная дверь открылась и на пороге стоял испуганный консьерж, увидевший произошедшее через экран монитора, показывающего изображение с наружных камер.

– Спасибо, Виктр Мхалыч! – Почти прокричал в ужасе парень и забежал внутрь, чуть не сбив с ног своего спасителя.

– С вами всё в порядке, вы не пострадали? – Спросил седой Виктор Михайлович и поспешно закрыл дверь.

– Да, я к себе, – ответил музыкант пошёл к лифту.

– Доброй ночи! – чуть громче сказал консьерж. – Что за времена пошли, никак в девяностые возвращаемся, спаси нас, Господи!

Последнюю фразу он говорил себе под нос, так что музыкант этого уже не слышал, входя в прибывший, наконец, лифт.

***

Последние две недели он только и делал, что в подробностях рассказывал эту историю каждому неравнодушному к его судьбе человеку. Потом мучительно выбирал себе телохранителей, согласовывал график, денежное вознаграждение за работу и с удвоенным желанием посещал психолога. Всё это перемежалось с частыми концертами, которые он не стал отменять, как бы ни уговаривали друзья. Но музыка его сейчас спасала, он стал потихоньку забывать о произошедшем, да и об алкоголе какое-то время не думал. Становилось легче.

Началась активная работа в студии. Пару песен успели уже записать и отдали на мастеринг и постпродакшн. В одной из них он отразил события двухнедельной давности, что пришлось по душе его коллегам-музыкантам. Строчки идеально вписались в достаточно агрессивную музыку, что и стало залогом будущего успеха песни. Именно её ребята решили выпустить в качестве главного хита будущего альбома и закинули маленький отрывок в сеть. Это был взрыв! От парней такого никто из фанатов не ожидал! Количество положительных комментариев превысило прослушивания предыдущих популярных работ музыкантов. Они знали, что после полноценного релиза песни их превознесут до небес, а популярность группы шагнёт далеко за пределы возможного.

Так и случилось спустя неделю, когда вдохновлёнными звукорежиссёрами была проделана работа по сведению и мастерингу. Наконец, песню выложили на музыкальных платформах, и её продажи побили все рекорды. На ближайшем концерте, который состоится уже в ближайшую пятницу, музыканты обязательно сыграют её вживую. Оставалось всего три дня, за которые произошло немало событий, связанных с маркетинговым продвижением артистов. И это было сложно.

Ребята провели две пресс-конференции и семь интервью на местных радиостанциях и телеканалах, раздали тысячи автографов, посетили все вместе четыре вечеринки, сделали не менее трёх сотен фотографий с фанатами. От этого кружилась голова, парням сложно было совладать с эмоциями и желаниями. У гитариста в списке личных побед добавилось пять новых имён, чем он хвастался буквально каждые двадцать минут. Видимо, чтобы никто не забыл. Барабанщик тоже не отставал, хотя его список был заметно короче.

Герою этой истории начала звонить бывшая девушка, которая не так давно его оставила. Соскучилась, всё обдумала, решила вернуться. Но он не спешил её прощать и возвращать, пусть ещё погуляет.

Сейчас основная задача была другая – надо разорвать зал на концерте. Уже сегодня вечером. А почему так трясутся руки и ладони потеют? Неужели стало страшно?

Давно он не испытывал таких чувств. И это хорошо, значит эмоций через пару часов на сцене будет больше. Тем более, играя новые песни, нельзя облажаться!

Выходить на сцену уже через час, поклонники начали собираться. И как же их много! В гримёрку забежал менеджер, показал фотографию толпы, сделанную у входа в концертный зал. Люди мёрзли, но терпеливо ждали, скандировали их название! Парни пришли в восторг.

Положительные эмоции нужны, чтобы скрыть волнение. Всего пятнадцать минут, и они встретятся лицом к лицу со своим слушателем. Самое правильное, что можно сейчас сделать – это глубоко вдохнуть и выдохнуть.

Менеджер подошёл к парням, сказал пару слов одобрения и нырнул обратно за кулису. Пять секунд… Три… Две…

Толпа заревела, уловив первые ноты стартовой песни, которой музыканты всегда открывали концерты. Всё, пора. Взрыв, буря, яркий свет, громкий звук. Сложно описать, что испытали в этот вечер все, кто стал свидетелем величайшего концерта группы, музыканты которой выложились на тысячу процентов. Было порвано несколько струн, пробит пластик на барабанах, сломана не одна пара палочек и выброшено в зрительный зал с десяток гитарных медиаторов. А когда главная звезда вечера – автор слов к новой песне, ставшей в одночасье первым хитом – снял с себя рубашку, кто-то в зале, кажется, даже упал в обморок.

Так закончился этот концерт. Парни были выжаты, даже эмоций ни у кого не осталось. Каждый потерял в весе пару килограммов. Теперь можно расслабиться и немного отдохнуть перед тем, как отправиться на очередную вечеринку, устроенную в честь релиза нового альбома, который должен был состояться уже совсем скоро.

Он вышел из гримёрки, чтобы отдышаться на свежем воздухе, накинул на себя свою куртку с капюшоном и медленно побрёл. Чёрный вход редко кто использовал, но он знал, как дойти до этой двери и открыть её. Выйдя на улицу, парень услышал, как неугомонная толпа фанатов продолжает выкрикивать название группы, отдельные строчки любимых песен и даже отдельно имена музыкантов. Он улыбнулся и прислонился к стене, задрав голову к звёздам.

И тут появилась она, девушка, которая весь концерт стояла в первом ряду, прямо под сценой, пела все песни, не потеряв ни слова, и смотрела только на него, как будто больше никого не существовало в этом зале. Он заметил её, когда она была уже очень близко, настолько, что возможно незаметно сбежать не получится.

– Привет, – скромно сказала девушка тонким голоском.

– Здравствуй, – осторожно ответил музыкант.

– Ты… Ты лучший! Самый лучший!

– Спасибо. Мы много работаем, чтобы вас радовать.

– А она дура, что бросила тебя. Я бы никогда так не поступила!

– Спасибо, – это уже было совсем странно. «Откуда эта девушка знает о моей личной жизни?»

– А я тебя так люблю! Я готова всю себя тебе отдать! – В её глазах промелькнул огонь безумия. Ну почему он не взял с собой хоть кого-то из охраны, они ведь предлагали.

– Я не думаю, что это правильно. Вы ведь меня совсем не знаете.

– Знаю! Знаю, как ты стал лучшим, знаю, через что пришлось пройти, знаю, сколько страданий тебе причиняют все вокруг. Я всё это слышу в твоей музыке, в песнях. Я чувствую то же самое!

– Девушка, давайте не будем о таком здесь в подворотне, – он упустил момент, когда она подошла ещё ближе.

– Я тебя очень люблю, – едва слышно прошептала незнакомка, почти касаясь своей грудью его тела.

«Сейчас попробует поцеловать», – подумал парень и хотел отодвинуться назад, но стена за спиной не позволила совершить этот манёвр.

И тут в её руке что-то блеснуло. Холодная сталь едва коснулась его горла, но он сразу понял, что произошло, когда она в немом крике отскочила, закрыв свободной ладонью свой рот. Музыкант почувствовал слабость в теле и попытался что-нибудь сказать, но услышал только хрип. Он стал медленно падать, пока по его шее текло нечто горячее и липкое. Стало страшно и очень больно. Уже стоя на коленях, он увидел, как девушка отступала всё дальше и дальше, потом повернулась и побежала, завернув за угол. Минуту спустя мимо пронёсся чёрный кроссовер без номеров…

Его нашли только через полчаса. Тело лежало на белом с кроваво-красными пятнами снегу. Глаза были открыты и всё смотрели вслед давно умчавшей прочь машине.

Конец истории четвёртой.

Глава девятая

Глава девятая.

– Когда-то давно я мечтал стать рок-звездой, когда стали получаться первые приёмы на гитаре. Ну, как приёмы? Научился переставлять аккорды без минутной паузы! Торчал часами у зеркала, держал инструмент в руках и представлял, что стою перед огромной толпой своих фанатов, играю для них, пою, а они во весь голос до хрипоты подпевают мои песни!

– Почему ты смеёшься? Это же прекрасная мечта для подростка!

– Потому что я был глупым мальчишкой! Для того, чтобы стать кем-то великим, надо прикладывать гораздо больше усилий, чем я мог себе позволить. Мне больше хотелось гулять с друзьями, влюбляться и проводить время на свиданиях, знаешь, таких неловких, когда оба друг другу нравятся и молчат об этом.

– Ты ведь столько мог сказать через музыку, не думал об этом?

– Сложно сказать. Что я вообще могу передать людям? Какие мои тайны и фантазии могут быть им интересны?

– Любые.

– Любые?

– Да. Даже то, как ты первый раз поцеловал девочку из параллельного класса, может помочь в будущем такому же несмышлёному мальчишке в его подростковых переживаниях! А если ты обладаешь способностью говорить и правильно доносить свою мысль, а это так, то ты должен ею поделиться. И не смотри на меня таким недоверчивым взглядом!

Мы сидели в одиноком кафе в нескольких кварталах от моего дома. Находиться в четырёх стенах, в этой бетонной коробке больше не хотелось, а рейс наш снова отменили, как и десятки других. Сегодня было намного теплее, чем вчера, но непогода продолжала терзать город, ограждая нас от любых попыток покинуть его. Я чувствовал себя запертым, поэтому предложил Кэт сбежать из моей квартирки куда-нибудь. А раз уж завтрак так и не состоялся, то мы остановили свой выбор на ближайшей кофейне с говорящим названием «Путеводный свет». Раньше эта вывеска вызывала у меня только смех, но сегодня я прочитал её совершенно по-другому, найдя новый смысл. Тем более, открытых заведений оказалось не так уж и много, большинство владельцев общепита решили, что безопасней будет оставаться дома. Но дело не только в безопасности. Вряд ли сегодня можно ожидать хоть какой-то выручки, на большой поток гостей лучше не надеяться.

И эти ребята были правы на все сто процентов! Кроме нас, выскочивших из ошалелого такси, умчавшегося на новый заказ сразу, как мы хлопнули дверьми, с самого утра больше никого не было. Грустный бармен приветствовал нас осипшим голосом, а девочка-официантка тут же подлетела птичкой к нашему столику у большого окна, который мы приметили, подходя быстрым шагом к кофейне. Другие сотрудники глядели на нас сонными лицами с недопониманием, мол, зачем тащиться куда-то, когда на улице творится такое безумие. Сами они испытали утром это чувство, вынужденные прибыть на работу по требованию начальства.

– Если ты думаешь, что я сейчас брошу всё и побегу срочно заниматься на гитаре, то ты ошибаешься, – улыбнулся я.

– Не в музыке дело! – Ответила Кэт и глотнула горячий кофе. – Дело в нереализованном потенциале!

– Понимаю, но мне казалось, что я делаю достаточно. – Меня немного обидели её слова.

– Я не спорю, милый. Но ведь можешь больше, если поверишь в это.

– Да кому я нужен со своими словами и достижениями? – Этот разговор ходил по кругу. Кэт настаивала, я всё отрицал.

– Глупенький… Каждая твоя статья, каждая новость, которую ты опубликовал, имеет своего читателя.

– И все они переписываются редактором!

– И пусть, но главное – мысли, которые ты доносишь до людей! Они-то твои! Тебе разве легче от того, что всё время сомневаешься в себе?

– Я не сом… Да, сомневаюсь, – признал я. – А это имеет большое значение?

– Поверь, девушки любят сильных и уверенных в себе мужчин!

– Тогда почему ты всё ещё со мной? Пьёшь кофе, разговариваешь со мной? Почему не сбежала?

– А я не говорила, что ты слаб.

Очередная оплеуха для олуха. Что такого она увидела во мне? Неужели я действительно ей интересен?

– Хорошо, я понял.

– Нет, не понял, – перебила Кэт. – Ты вчера, не задумываясь, своими простыми действиями изменил как минимум две жизни.

– Чьи это? – Не понял я.

– Девушки-стюардессы, которой пришлось испытать не меньше, чем нам с тобой, и мальчишки, которого ты вынес из автобуса.

– Девушке просто было приятно прочитать добрые строчки, а малыш вообще ничего не понял, пока я его выносил.

– Ты не прав. Да, сейчас, сутки спустя это ещё ничего не значит, но зерно посеяно, идея уже зародилась в их головах. Или считаешь, что только ты умеешь думать, чувствовать и переживать?

– Нет, но…

– Тогда представь, что этот мальчик, которого спас незнакомый ему мужчина, вынес из перевернувшегося транспорта, в будущем стать, например, пожарным, и будет спасать жизни людей. Представил? А девушка? Она теперь знает, что на её добрую улыбку есть настоящий отклик, она не зря выбрала такую профессию, не зря любит небо, полёты, и будет теперь ещё больше любить.

– Всё это только твои слова, Кэт, без обид, – после небольшой паузы сказал я. – А увижу ли подтверждение им?

– Нет, конечно! – Ответила уверенно девушка. – А тебе это и не нужно. Как и одобрение других людей. Ты можешь делать больше, не оглядываясь назад, на тех, кто что-то говорит за спиной.

В этих словах как будто была правда. Доверял ли им я? Может, не совсем. А Кэт, заслужила ли девушка в чёрном моего доверия? Безусловно! У неё внутри был такой огонь, который не обжигал, но дарил тепло, обнимал меня своим пламенем, как мягкое одеяло, укутывал, прятал, оберегал от злого рока.

– Теперь понял, Кэт. Это сложно, я не готов был менять себя так скоро. Хотел ещё пару месяцев позаниматься самобичеванием.

– От этого не станет легче, лишь больше запутает. Mollit viros otium, – закончила мысль Кэт.

– Ты говоришь на латыни? – По-моему, можно уже ничему не удивляться. – Что значит эта фраза?

– Безделие делает людей слабыми.

– Вчера утром я бы оскорбился, но сегодня всё иначе.

– Сегодня и мы другие.

***

Еда была вкусной, кофе тем более, а внутри было слишком уютно, чтобы захотеть покинуть это место. Да и сотрудники не горели желанием выгонять нас из кафе. Стрелки часов, похожих на большую карту мира, которые, по сути, ею и были, уверенно показывали на отметку «13». «Нехорошее число», – подумал я, глядя на стену, во всю ширину которой и растянулся механизм со столь необычным дизайном. Кэт с удовольствием ела десерт, молоденькая официантка с активностью воробья принесла нам новые напитки, забрала грязную посуду и снова убежала за барную стойку щебетать с такими же улыбчивыми подружками, как и она сама. Меланхоличный бармен монотонно протирал посуду, борясь с сонливостью, даже на кухне было достаточно тихо: никто не гремел кастрюлями и сковородами, не слышно было ни звона тарелок, ни чашек, ни приборов, даже разговоры за дверью как-то стихли. Только грозный ветер за витринным окном продолжал терзать провода и ветви деревьев, поставив перед собой цель уничтожить как можно больше предметов и зелёных насаждений на улице.

И среди этого монотонного фонового шума, я едва различил новый звук – звук ревущего мотора автомобиля и визг тормозов. Где-то на соседней улице кто-то решил немного полихачить, испытать себя и свой автомобиль, или получить дозу адреналина. Звук приближался достаточно быстро, и у меня внутри зародилось беспокойство, переросшее в настоящую панику, когда по глазам ударил внезапный свет фар того самого автомобиля. Странно, что он не сворачивает. А это ещё что? Сирены и мигалки? Да это же погоня!

– Кэт, ложись! – Крикнул я, выпрыгивая из-за стола. Схватил её за руку и потянул за собой. Мы упали на пол ближе к центру зала, и в тот же момент в окно с треском, звоном и ужасающим грохотом влетел автомобиль отечественного производства, ударился мордой о стену, спиной к которой секунду назад сидел я, и выпустил из-под разбитого капота клубы дыма и пара. Из-за барной стойки были слышны крики сотрудников пострадавшего кафе. В разные стороны полетели щепки от бывших диванов и столиков и стёкла, штора, так эстетично прикрывавшая окно, рухнула вместе с гардиной на крышу машины. Мне на ногу упало что-то тяжёлое, левую руку в районе плеча обожгло болью, тело осыпало бетонной крошкой, пылью и осколками. Но я всё равно продолжал прикрывать Кэт своим телом, не думая, сколько травм получил сам.

– Ты в порядке? – Прохрипел я.

– Да, да… Всё хорошо, – с паникой в голосе ответила Кэт.

Ко мне подбежал испуганный бородатый бармен и аккуратно прикоснулся к плечу. Помог нам встать и переползти подальше от места аварии. Увидев кровь на моей руке, он побледнел и закатил глаза, намереваясь упасть в обморок. Теперь пришлось нам держать его, чтобы он не пострадал. В зал вбежал мужчина лет сорока, с ужасом глядя то на нас, то на автомобиль, разнёсший окно и часть стены, схватился за голову и дёрнулся в нашу сторону.

– Вадим Николаевич, тут ужас, – громко сказал пришедший в себя бармен, на бейджике которого я, наконец, прочитал: «Олег».

– Да я вижу! Кто и как это будет восстанавливать? – Истерил, видимо, владелец заведения.

– Виновник и будет, – сказал забежавший в кафе полицейский. – Если жив остался.

А парень в автомобиле был живее всех живых. Вчера он перебрал с алкоголем, поссорившись с родителями. Ночевал у своей девушки, а проснувшись утром, решил продолжать употребление горячительных напитков, которых оказалось маловато в холодильнике его дамы сердца. Захотел сходить в магазин за добавкой, но не прошёл дальше второго подъезда из-за ветра, который решительно не выпускал его неуправляемое тело со двора. А потому сел в отцовский автомобиль, ключи от которого позаимствовал ещё вчера. Так как из-за непогоды многие магазины оказались сегодня закрыты, пришлось кататься по всему городу в поисках доступного алкоголя. Что и привело его ко встрече со служителями закона, сразу организовавшими погоню за ним. Как итог – разбитый папин автомобиль, до этого ни разу не бывавший в ДТП, пострадавшие кафе и люди, сидящие в нём.

Это всё рассказал сам виновник аварии, которого доблестные полицейские вытащили из помятого салона ещё до прибытия скорой. Медики оказались и не нужны молодому человеку, как выяснилось, уже лишённому водительского удостоверения за пьяную езду по городу. Он чувствовал себя неплохо, ударился головой, но переломов и более серьёзных травм каким-то чудом избежал, отделался испугом и несколькими царапинами.

Мне перевязали руку, убрав крупный осколок стекла, Кэт от помощи отказалась, заявив, что не пострадала. Она держала мою ладонь и плакала, лишь изредка убирая слёзы со своего прекрасного лица.

– Всё хорошо, родная, я в порядке!

– А если бы ты не успел отпрыгнуть в сторону? Ещё и меня прикрывал! Это я виновата!

– Что ты такое говоришь, Кэт? Это же я предложил пойти сюда.

Она уткнулась мне в грудь, иногда сотрясаясь всем телом и всхлипывая. Я погладил её по голове, прижал как можно крепче и сказал:

– Я ни в чём тебя не виню и не дам в обиду! Буду защищать пока могу!

Бармен Олег, чувствуя ответственность за нас, не отходил ни на шаг. Хозяин же кафе бегал из стороны в сторону, звонил каким-то людям, рассказывал в красках о произошедшем и зло смотрел в сторону парня, устроившего ужасный погром в заведении. Но ему всё-таки хватило духу подойти к нам и с горечью в голосе объявить, что оплату с нас не возьмёт после всего, что случилось. Я, честно говоря, ожидал другого и готов был заплатить за обед, несмотря ни на что, и даже озвучил свою мысль. Алчный огонёк загорелся в его глазах, но, посмотрев на своих сотрудников, он вздохнул и мотанул головой в отказе. Бармен Олег улыбнулся и, повернув голову к нам, подмигнул, снова помог встать и проводил до выхода, как будто оберегая нас. А он мог легко заделаться телохранителем, с его-то габаритами!

***

– Стажёр не звонил? – Спросил главный редактор местной не самой популярной и читаемой газеты у тощей девчонки с крысиным хвостиком.

– Нет, Василь Михалыч. Даже в сети не появлялся со вчерашнего дня. Я мониторю. – Молодая журналистка поправила свои тонкие круглые очки. Здесь она работала уже два года и знала, как следует разговаривать с начальством, чтобы оставаться любимицей.

– Вот же гад мелкий, он у меня все командировочные вернёт в двойном размере!

– Да-да, – согласно кивнула девочка. – Он ещё и диктофон новый забрал с собой. А если потеряет? Или сломает?

– Так, Лена…

– Алина… – Робко поправила молодая особа. Две другие сотрудницы, более зрелого возраста, сидящие в кабинете в непосредственной близости от девочки, иронично переглянулись друг с другом.

– Да, я так и сказал. Значит так, набирай его каждые полчаса и докладывай мне, особенно, если всё-таки ответит.

– Я всё сделаю, Василь Михалыч, буду даже каждые двадцать минут звонить, – с воодушевлением ответила Алина и тут же принялась ставить напоминания в своём телефоне.

– Вот и молодец, – похвалил сотрудницу главред. – Побольше бы таких, как т.… ыыы…

Взгляд начальника зацепился за хмурую картинку в телевизоре, висящем на стене напротив и в эту минуту показывающем свежий сюжет, снятый конкурентами с местного телеканала. Их новости любили жители города и смотрели с куда большим интересом, чем читали в газете, переживающей не самые лучшие времена.

– Это что такое? – едва выдохнул главный редактор. – Это же он? Лена, это он, стажёр?

– Алина… – с грустью произнесла девочка. Коллега за соседним рабочим компьютером тихо прыснула в кулак, который успела поднести к лицу, чтобы скрыть вырывающийся смех.

– Я так и сказал, – раздражённо рявкнул Василий Михайлович, не отрывая взгляда от телевизора. – Это он, я спрашиваю? Раиса?

– Да, Вась, это он, – сказала успокоившая свой смех журналистка. – Был на месте аварии в кафе сегодня утром.

– Да я его, бл…, сгною, сопляка! Он у меня не то, что в другое СМИ, он вообще никуда не сможет устроиться!

– Василий Михайлович, – громко сказала директор газеты, стоящая в дверном проёме.

Главред развернулся на голос.

– Да, Ольга Станиславовна? – Женщину, поднявшуюся по карьерной лестнице с самых низов и положившей всю свою жизнь на эту чёртову газетёнку, боялись все. Она не так давно встала у руля организации и сейчас вытягивала её всеми силами со дна и перекраивала внутреннее устройство.

– Зайди ко мне через пять минут, – сказала она, не убирая скрещенных рук с груди. Её поза, её тон говорили о том, что ничего хорошего главного редактора не ждёт.

– Да, хорошо, – даже как-то растерялся Василий Михайлович. Он боялся этого грозного взгляда не меньше, чем молодые неопытные специалисты, только начавшие познавать мир журналистики.

– Василий Михайлович, – сказала начальница мужчине, зашедшему в её кабинет ровно через пять минут, как она и просила. – Вы понимаете, почему я вас пригласила?

– Не совсем, Оля.

– Ольга Станиславовна! – Грозно сказала женщина.

– Да, Ольга Станиславовна, то есть, нет, не совсем понимаю.

– Во-первых, сколько можно материться при сотрудниках? Когда вы искорените в себе быдло? Не первый десяток раз вас уже прошу! – Недовольно высказала она. – У нас в основном женский коллектив, и я не потерплю, чтобы вы общались с ними посредством нецензурной брани! Это раз!

– Обещаю вам, что такое не повториться! – Вася постарался выправить спину и подобрать выпирающий живот.

– Охотно верю, – сказала Ольга Станиславовна чуть более мягким тоном, но тут же снова сделалась строгой. – И, во-вторых, отстаньте от мальчика! Он за последние сутки столько пережил, что вы не испытывали за последние пять лет, сидя в кабинетном кресле.

– Но он же… Вы видели сюжет, он же был там, почему ничего не написал?

– Да, я видела, – отрезала женщина. – Мальчик пострадал! Снова!

– Но он же мог…

– Не мог! – Переходя уже чуть ли не на крик, заявила Ольга Станиславовна. Ругаться она не любила, но умела как никто другой в этой организации. – Я проконсультировалась с нашим юристом, и он посоветовал пока не трогать парня. Мало ли какие травмы он получил, официально, по документам находясь в командировке. Мы за него несём сейчас ответственность. И отвечать за всё нам с тобой, Вася!

– Я понял, – хмуро ответил главный редактор, сразу оценив последствия для себя. – Ладно, скажу, чтобы пару дней не трогали его.

– Вот и славно, Василий Михайлович. Надеюсь, мы правильно друг друга поняли?

– Не переживайте, не дурак.

Он резко развернулся и с размахом открыл дверь кабинета директора, чуть не пришибив одиноко стоящую рядом молодую девочку с крысиным хвостиком.

– Так, Лена, пошли!

– Алина…

– Да я так и сказал, – громко крикнул ей в лицо Василий Михайлович и с силой хлопнул дверью кабинета, так, что с потолка посыпалась крошка. – Пошли, говорю! Дура, бл….

***

«Иди ко мне», – прозвучал в голове страшный шёпот. Я очнулся и какое-то время не мог понять, где нахожусь. «Иди… Ко мне…», – эхом доносилось до моего сознания. Мне пришлось пересилить себя и попытаться встать, хотя тело никак не желало подчиняться. В помещении было слишком темно, чтобы различить хоть что-то мутными после пробуждения глазами.

– Милый, ты очнулся! – Подлетела ко мне испуганная Кэт.

– Что… Что случилось? – Спросил я, пытаясь восстановить в памяти последние события.

– Ты упал без сознания, как только мы вошли в подъезд!

– Так вот почему мне так неудобно лежать, – попытался улыбнуться я, чувствуя боль в боку и левом перевязанном плече. – Как долго я тут валяюсь?

– Уже десять минут. Я вызвала скорую.

– Не надо было, я в порядке.

– Не в порядке, я же вижу!

– Кэт, – я наконец-то увидел её бледное лицо. – Я, наверное, головой ударился, там, в кафе. Болит ужасно.

– Тогда не вставай. Дождёмся врачей.

– Хорошо… Всё равно не могу.

В глазах немного прояснилось, и я вспомнил то, что увидел, пока лежал в отключке. Снова этот обрыв и невидимая фигура, взывающая ко мне. Вокруг тени, как на закате, хотя солнца не видно, ветер так же рвёт воздух, стараясь уничтожить всё живое вокруг. Меня тянет ближе к пропасти, чёрное бездонное горло которой я уже могу потрогать рукой. Шум нарастает, сложно терпеть этот крик, который поднимается ввысь. Кажется, даже небо в недоумении расступается, пропускает его через себя. Поднимаю голову и вижу очертания какого-то лица среди тёмных облаков. А шёпот настойчиво требует, что я шёл к нему. Замедляю шаг, останавливаюсь. Не хочу упасть, не могу упасть, у меня есть важное дело! Я не договорил с Кэт! Мне нужно что-то ей сказать, что-то важное! Изо всех сил разворачиваюсь навстречу беснующемуся ветру и бегу прочь от обрыва. Сбиваюсь, падаю, но встаю и снова бегу. Голос отдаляется, отдаляется…

Я снова открыл глаза.

Надо мной стояла врач скорой помощи, поверх белого халата которой была надета лёгкая осенняя куртка, в руках – медицинский чемоданчик.

– Ну слава Богу, пришёл в себя, – женщина убрала от моего лица сильно пахнущую нашатырём ватку и продолжила осматривать меня. Кэт держалась чуть в стороне, нервно сложив тонкие руки на груди. Переживает!

– Со мной всё в порядке, просто хочу спать, – сказал осипшим голосом я.

– Ага, в порядке он! – Возразила врач. – Валер, ты слышал? Он, оказывается, в порядке. Лежит в тёмном подъезде на полу и просто спит.

Валера, молодой санитар с редкой щетиной и впалыми глазами, ухмыльнулся и молча уставился на меня. Ох, как мне не нравится его странный взгляд. Пока Ольга Ивановна, как звали врача скорой, осматривала меня и причитала, я в подробностях разглядывал её лицо. Уставшие глаза такого же уставшего серого цвета говорили о том, что она сильно устала, по нахмуренным широким бровям можно понять, что сейчас с ней лучше не спорить. Морщины покрывали лоб, глубокими линиями врезались в кожу по всему лицу, и даже на верхней губе, которая едва прикрывала большие пожелтевшие зубы. Средней длины волосы сохранили на себе следы краски, некогда закрывающей частую седину. Сложная работа и постоянные стрессы не давали женщине возможности ни привести себя в порядок, ни отдохнуть как следует.

– Он вчера сильно ударился головой, над правым виском рана, – сказала Кэт, глядя прямо на меня грустными глазами.

– Ага, вижу, вижу, – ответила женщина. – И как тебя угораздило, молодой человек?

– В аварию попали, а шоссе.

– Вот та жуть под вечер с автобусом – это вы? – Удивилась Ольга Ивановна.

– Да, перевернулись, когда ехали в город.

– Ну, знаешь, головушку твою подлечим, вроде не смертельно. Но могу сказать вот что. Мне моя Ленка с другой бригады – она вчера была на месте аварии – рассказала, что там много ломаных-переломанных. А вы вон, живые, здоровые. За тобой приглядывает Ангел-хранитель, не иначе.

Я посмотрел на Кэт, которая в ту же секунду отвела взгляд в сторону. «Мой Ангел стоит сейчас в тени и переживает за меня. Она единственная, кого я могу благодарить», – подумал я про себя.

– Ну вот и всё, – закончила врач все процедуры. – Валера, помоги встать и доведи до квартиры ребят. Вы же здесь живёте, в этом доме?

– Да, на пятом, – ответил я. Валера недовольно закатил глаза, ему не очень хотелось подниматься так высоко, да и вообще хоть как-то прикладывать усилия и кому-то помогать. Но всё равно выполнил просьбу старшей по рангу коллеги.

Уже на втором этаже я почувствовал уверенность в ногах и мог спокойно, хоть и достаточно медленно, идти без поддержки, чему Валера невероятно обрадовался. Кэт же не отпускала моей руки и старалась держаться как можно ближе. В голове больше не шумело, разве что на улице всё так же бушевал сильный ветер, играя страшные мелодии на проводах и крышах домов. И чем выше мы поднимались, тем сильнее он бесновался, со ненавистью хлестал ветвями высоких деревьев по стенам, как будто злился, что не может добраться до нас, спрятанных внутри бетонного короба.

В квартире было холодно и пусто, словно не отсюда мы уходили несколько часов назад, чтобы приятно пообедать в кафе, словно это были не мои квадраты, в которых я проводил многие свои дни и вечера, стараясь создать уют и комфорт. Но войдя внутрь и поблагодарив молодого санитара, я всё же почувствовал себя намного спокойнее, здесь я чувствовал безопасность, тем более, когда рядом такая невероятная, такая невозможная девушка, как Кэт.

– Почему всё так? Что происходит? – Спросил я скорее у стены, чем у кого-либо ещё.

– Не знаю, – подала голос хрупкая девушка в чёрном, так и не отпустившая меня.

– Я устал. Всё разом свалилось на нас, никакой железный человек не выдержит! А я не железный…

– Ты сильнее, чем думаешь…

– Я слабее, чем ты ожидаешь.

– Я не жду, я знаю.

Мы молча рухнули на диван в моей комнате, я поморщился от боли, потому что задел повреждённое плечо.

– Давай останемся в квартире, накроемся одеялом и больше никуда не пойдём? – Предложил я Кэт.

– Я согласна, – ответила она. Я повернул к ней голову, улыбнулся глупости, пришедшей в голову, и спросил:

– Даже без кольца?

Кэт на секунду нахмурила брови, пытаясь понять шутку. А потом накрыла ладонью моё лицо и тоже расплылась в улыбке.

– Такой дурак, – полушёпотом произнесла девушка.

Глава десятая

Глава десятая.

– Так что ты видел, пока был без сознания? – Кэт уже час пытала меня этим вопросом. А я не горел желанием рассказывать – каждый раз, когда мысли возвращались к видению, по телу пробегал холодок, вызывающий внутри меня панику.

– Можно я не буду отвечать на этот вопрос?

– Можно, – ответила Кэт. – Но я всё равно не перестану спрашивать!

– Кэт, это просто игра воображения. Тем более, сама говоришь, что я повредил голову вчера.

Она была напряжена, как будто чувствовала моё внутреннее волнение. Кэт была права, это не сон, не грёзы, а нечто большее, пугающее меня до дрожи, что объяснить я не мог даже самому себе.

– Ты что-то бормотал, пока был в отключке. Что-то про Тени и Невидимого. – Она сказала это с таким страхом, оглядываясь по сторонам, словно кто-то мог проникнуть в мою квартиру и сейчас следил за нами из-за плотной шторы.

– Не думал, что ты можешь чего-то бояться в этой жизни, – сказал я, искренне веря в это. С милой и особенной Кэт происходило что-то странное, если вчера она казалась мне такой сильной и непробиваемой, жизнерадостной и энергичной, то сегодня она больше напрягалась и даже иногда плакала. Но меня это не раздражало, наоборот, я находил в себе силы, даже несмотря на всё произошедшее за эти два дня, для её защиты. Мне ещё больше захотелось оберегать мою Кэт, подставить ей своё хилое плечо, отдать ей звёзды с неба, весь сложный мир поднести к её ногам.

– Кэт, давай пока отложим этот разговор? Мне как-то не по себе, – сказал я. И не соврал, мне действительно стало хуже, затошнило, в голове снова зашумело, хотелось просто лечь, не двигаться и ни о чём не думать. Кэт немного посидела рядом со мной, размышляя о своём, отошла к окну и сказала: «Хорошо». Тон её голоса я уже не разобрал, возможно, обиделась или смирилась с тем, что пока не получит ответа на свой вопрос.

Боже, какая же она красивая, даже в моей старой футболке. Нет, особенно в моей старой чёрной футболке, едва прикрывающей прелестные ягодицы. Стройные бледные ножки, тонкие руки на таких же тонких плечиках, прямые чёрные волосы снова зачёсаны назад. Света, проникающего в квартиру через окно, хватало на то, чтобы сквозь одежду я увидел её невероятную талию, которую так и хочется потрогать, обнять и не отпускать. Невозможно не соблазниться, нереально устоять!

Снова засыпая, я вспомнил как однажды на первом курсе университета ухаживал за девочкой с другого факультета. Она никак не хотела отвечать на моё внимание, а я был парень не робкого десятка. Таскался за ней по этажам главного корпуса учебного заведения, сходил на её факультет, не поленился изучить расписание. И случилось так, что мы оба попали в одну компанию. Приехали с другом к его девушке, которой родители сняли на время учёбы квартиру на другом конце города, там, где уже начали вырастать новые районы с многоэтажными домами и красивыми парковыми зонами.

Женька, товарищ мой, с порога полетел помогать подружке на кухне, а я, познакомившись с ней, прошёл в гостиную. И вот здесь меня ждал сюрприз! Женькина девушка говорила, что пригласила для меня свою одноклассницу в пару на этот вечер, чтобы было не так одиноко смотреть на влюблённую парочку. В комнате работал музыкальный центр, из динамиков которого доносились приятные песни Стинга и Пола Маккартни, и я ещё подумал, что у ребят хороший вкус и, переступив порог, забыл о том, зачем сюда шёл. На сложенном диване, подобрав ноги под себя сидела та самая девочка, за которой я уже месяц ухлёстывал. Уже не помню, как её звали, то ли Надя, то ли Рита. Она посмотрела на меня, округлила глаза, захлопала ресничками. Я подошёл, представился, мягко пожал её тёплую ладонь и сел рядом.

Разговаривали обо всём на свете, о чём могли вспомнить, и даже не заметили, как вернулись с кухни наши друзья с салатами и напитками. И только когда со звоном опустились тарелки на журнальный столик за моей спиной, я очнулся и вынырнул из беседы. Женька улыбался во всю ширину своего обычно унылого лица, что, конечно, меня порадовало. Его девушка подмигнула подруге, и та согласно кивнула ей в ответ, и я понял, что они меня одобрили. Что ж, и мне девочка нравилась безумно, хотелось остаться с ней наедине.

Так мы отмечали приближение Нового года, вкусно, интеллигентно, без алкоголя. Во-первых, молодые ещё для горячительных напитков, во-вторых, никто из нашей четвёрки не любил и пока не пробовал. Потом были медленные танцы под грустную музыку, тёплые объятия и незабываемая ночёвка на надувном матраце, явно не предназначенном для того, чтобы на нём спать – он скрипел и шумел, а иногда самопроизвольно начинал спускать воздух. Хотя было мягко, причём во всех отношениях. Я не выпустил из своих рук девочку в ту ночь, укутал свой нос в её длинные волосы и так проспал до самого рассвета. А утром был невкусный кофе с перцем, сваренный в турке, обмен номерами и долгий разговор и переглядки перед расставанием. Тогда я её видел последний раз. Несколько недель мы ещё переписывались, посылали друг другу короткие сообщения, но, в конечном итоге, общение сошло на нет. И даже в коридорах университета я её больше не встречал. А спустя какое-то время Женька передал слова этой девочки, перешедшие по цепочке сначала к его девушке и только потом к моему другу. Меня назвали слишком навязчивым и глупым. Это поразило и обидело меня до глубины души, её номер телефона в моей записной книжке был очень грубо переименован, а после и вовсе удалён.

Эта глупая по-детски история научила меня держать дистанцию с противоположным полом, по крайней мере, первое время, пока не почувствую что-то серьёзное. Но не в отношениях с Кэт. С ней мне всё время хотелось быть как можно ближе, прикасаться к ней, гладить, смотреть прямо в бездонные озёра зелёных глаз, в которых так и хочется утонуть, погибнуть. Она самого первого взгляда там у аэропорта приковала меня к себе невидимыми цепями, и всё, что происходило потом неумолимо вело меня только к ней, физически и ментально. Я уже и помыслить не мог о том, чтобы провести следующий день не с Кэт. Почему так произошло, мне бы никто не дал ответ. Даже я сам. Магия, не иначе.

***

Я проснулся в темноте. За окном была тихая и спокойная ночь, дикий ветер, разрывающий всё на своём пути ещё несколько часов назад, успокоился, лишь изредка шевеля голые весенние деревья, не успевшие обзавестись листвой. Я почувствовал себя бодрым и здоровым, стало так легко и свободно, как будто кто-то снял с меня большой валун, давивший на мою грудь, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Сейчас же дышалось хорошо, не болела голова, разве что немного кружилась, в повреждённом плече ощущалось тепло, но никакой боли – рана успешно заживала. Я встал с дивана, который так уютно и заботливо оберегал мой сон в течение нескольких часов, нашёл свой телефон, показавший очень низкий заряд батареи. На часах было уже около одиннадцати вечера – самое время для того, что проснулась активность. Хотелось куда-то бежать, что-то делать, позвонить друзьям, коллегам, договориться о встрече, хотелось выйти на улицу и вдохнуть полной грудью тёплый апрельский воздух, хотелось жить!

Но одно мне не понравилось – я не слышал и не чувствовал Кэт. Мгновенно бодрое настроение поменяло курс и превратилось в панику, изнутри поднимался страх, что я не найду её ни в тёмной комнате, ни в ванной, ни на кухне. Так и вышло. Я прошёлся по холодной квартире, включая и выключая в комнатах свет. Девушки нигде не было, а в сознание постучалась, как в стеклянный пустой аквариум в магазине для животных, мысль о том, что Кэт ушла. Как и обещала ещё вчера. Я расстроился, сильно расстроился, потому что возвращался в сознание с диким желанием поскорее обнять и поцеловать мою невероятную Кэт, к которой успел прикипеть, которую успел полюбить, как никого в этом мире. Мне нравилось её присутствие, несмотря на всё страшное, что мы испытали за два дня. Мои чувства к ней были не благодаря, а вопреки. Необъяснимые ощущения, в которых я сам пока толком не успел разобраться и надеялся, что она мне в этом поможет.

Паника сменилась отчаянием, затем наступило печальное смирение. Головой я понимал, что всё это ненадолго, рано или поздно такой девушке всё наскучит, и она просто тихо уйдёт. Но в тайне надеялся отодвинуть этот момент как можно дальше, чтобы ещё немного побыть с ней наедине. Чёрт подери, да я даже не знаю её настоящего имени! Она так его и не назвала мне, предпочитая отзываться на придуманное мной «Кэт». Дурак, нарисовал себе картинку нашего будущего, которого и быть не могло!

Я с нарастающей тоской и обидой опустился на край дивана, посмотрел пустым взглядом в окно, в котором сейчас так ярко горели огоньки звёзд. Им не мешал даже свет города, каждая жёлтая точка заглядывала сквозь стекло в мою квартиру, даря частичку себя ради того, чтобы мне стало немного легче пережить уход Кэт. И я с благодарностью посмотрел на них, знаю, что им, этим далёким звёздам известно всё об одиночестве, как никому другому. Вот оно! Вот что меня перестало терзать эти два дня – отсутствие чувства одиночества! Может быть, поэтому мне так не хотелось отпускать её, хотя понимал, что надо?

В подъезде раздался громкий хлопок, как будто взорвалась лампочка, прослужившая всего неделю на благо жителей, заморгал свет, а потом внизу с силой закрылась входная дверь, выводящая на улицу. Я резко встал и выскочил на балкон. Сердце бешено билось диким зверем в грудной клетке, нанося тяжёлые удары по прутьям-рёбрам в попытках покинуть тесное пространство. Я схватил дрожащими руками ограждение, стараясь как можно лучше присмотреться в тёмную ночь. Тротуары были пусты, как и детская площадка в самом центре двора, а вот слева краем глаза я уловил какое-то движение. Повернув голову в ту сторону, я увидел чёрную женскую фигуру на фоне такого же чёрного парка, который в это время выглядел жутковато. В волосах девушки промелькнула седая прядь, спасибо тусклому фонарю, озарившему небольшой вспышкой света фигуру именно в эту секунду. Это была Кэт, которая медленно уходила всё дальше и дальше.

Я мгновение колебался – отпустить или побежать за ней? Но принял решение и заскочил обратно в квартиру, даже не подумав прикрыть балконную дверь. Быстро выбежал в подъезд и полетел по холодным бетонным ступеням вниз. И только на улице до меня дошло, что ступаю по асфальту босыми ногами, да и о верхней одежде не позаботился. Но мне было абсолютно плевать на это, я искал глазами мою Кэт, повернулся в ту сторону, где видел её последний раз минутой ранее со своего балкона, сорвался с места и побежал.

Она сидела на парковой скамейке, и печально смотрела в тёмную глубину маленького сквера – подарка от застройщика. Ночью, без света от разбитых хулиганами фонарей, он казался гораздо больше, чем был на самом деле, и вызывал только негативные ощущения.

– Кэт… – Я стоял перед ней, босой и разбитый, стараясь успокоить тяжёлое дыхание после бега.

– Я знала, что ты придёшь, – тонким голосом произнесла она.

– Почему ты здесь?

– Я… Гуляла, – чуть запнувшись, сказала Кэт.

Я внимательно посмотрел на её бледное лицо, отрешённое, изъеденное скорбной печалью и сомнениями, но всё такое же красивое, как и прежде.

– Кэт, ты… Ты уходишь?

– Я должна.

– Кому должна?

Она подняла на глаза и посмотрела так, что меня пробрала дрожь.

– Ты не понимаешь, – тихо, почти не слышно сказала Кэт.

– Всё ведь было хорошо, – ответил я, опускаясь перед ней, и протянул руку, чтобы взять её ладонь. – Не понимаю. Объясни.

– Не могу! – Она была на грани. Мне казалось, что девушка вот-вот заплачет и сейчас сдерживает поток слёз изо всех сил.

– Хорошо, ничего не объясняй. Просто возвращайся со мной, не стоит ночью бродить по улицам, мало ли кого можно встретить в такое время.

– Я не боюсь, – бросила она.

– Я знаю. Но я боюсь за тебя!

Она улыбнулась. И это движение позволило одинокому солёному хрусталику скатиться по её щеке, оставляя за собой блестящую мокрую полоску.

– Ты слишком добрый.

– И глупый, раз побежал босиком спасать тебя от страшной уличной шпаны. – Я опустился на скамейку радом с ней. – Не знаю, что происходит в твоей душе, не знаю, что вообще происходит вокруг нас. Всё это кажется каким-то безумием, страшным проклятием, которое никак не оставит нас в покое. Но знаю, что не хочу оставлять тебя именно сейчас. Хочу и верю, что могу защитить тебя от любой опасности: гроза, буря снежная, падающие метеориты. Всё это не так страшно, пока ты рядом. Ты нужна мне!

– Ты не глупый, – возразила Кэт.

– Тогда доверься мне!

– Я доверяю, но…

– Нет, никаких НО! Просто доверься.

Я почувствовал в своих пальцах еле заметный ток – так Кэт отреагировала на мои слова. Я знал, что она хочет вернуться, видел это в красивых глазах, но что-то заставляло её сидеть на месте, что-то мешало ей решиться и вернуться со мной в квартиру. Но тут на её лице появилось беспокойство, она окинула взглядом моё продрогшее тело, резко встала со скамейки и потянула меня за собой.

– Ты же совсем замёрз! – Теперь уже уверенным голосом заявила Кэт.

– Да не то, чтобы, – еле улыбнулся я и содрогнулся, потому что холодный пронизывающий ветерок забрался под мою одежду, предназначенную для домашнего уюта, а никак не для прогулок по улице в конце апреля.

– Ещё как! – Воскликнула девушка. – Вот я дура, глупая, глупая! Как же я могла…

Так она причитала, пока я поднимался на ноги и, взяв её, пошатывающуюся под локоть, повёл в направлении своего дома. За спинами смыкалась темнота, разгоняя последние тени от наших медленно удаляющихся прижатых друг к другу тел. Я коротко оглянулся назад и заметил какое-то движение где-то в глубине сквера. «Наверное, ветер», – подумал я и зашагал прочь, обхватив Кэт ещё крепче.

***

На этажах не было света, так что нам пришлось добираться до квартиры практически наощупь. За спиной я чувствовал чей-то злой взгляд, как в детстве, когда представлял, что меня преследуют адские собаки, ждущие во тьме подъезда. И всегда смотрел только вперёд, чтобы не встретиться взглядом с этим ужасом. Как и сейчас, пока возвращал Кэт домой. И уже отрывая свою тяжёлую дверь я немного успокоился. Всё-таки, правильно когда-то сказали британские народные мудрецы: «Мой дом – моя крепость». Кэт всю дорогу трясло, как от холода, но переступив порог, она тоже почувствовала себя в безопасности и расслабилась, скинув напряжение с плеч, словно тяжёлый груз.

Я прошептал ей на ушко: «Ты дома», и, закрыв замок на два оборота, прошёл в ванную, чтобы умыться после ночного похода на улицу. Дверь закрывать не стал, чтобы видеть Кэт.

– Ты в порядке?

– Да, милый. Ты сам себя как чувствуешь? – Она казалась растерянной. Но я видел, что постепенно она приходила в чувства.

– Выспался, если ты об этом, – мягко улыбнулся я. – Но не всё так хорошо. Кажется, я поранил ногу.

Я обнаружил на полу кровавый след и внезапно почувствовал боль в своей левой стопе. Видимо, прогулка не прошла бесследно, где-то нашлось стекло, без особых усилий разрезавшее кожу в районе мизинца и безымянного пальца. Пришлось сразу же залезть в ванную, включить горячую воду и промыть свежую рану. Кэт подошла и опустилась на край ванной спиной ко мне, положив голову на моё плечо.

– Я тебе расскажу, что со мной, не смогу держать всё в секрете, – произнесла девушка. – Но немного позже…

– А я и не требую, Кэт. Твои секреты остаются твоими. Просто я чувствую, что мы сейчас нужны друг другу. Если хочешь, будем просто молчать.

– Просто молчать, – повторила Кэт и подтянула меня к себе, чтобы страстно поцеловать. Меня не пришлось уговаривать, я ответил ей с той же страстью, обхватил мокрыми руками талию и придвинул к себе максимально близко, так, что слышал, как гулко бьётся её сердце. Наклонил немного вперёд, и она уже почти лежала на моих коленях, опущенных в горячую воду, когда левое плечо вновь пронзила боль, и рука ослабла. Кэт спиной падала в ванну, и всё, что я успел сделать, так это подхватить её правой за шею и рухнуть следом. Оказавшись в неудобном положении в широкой ванне, наполовину уже заполненной водой, мы в промокшей насквозь одежде лежали и смеялись. Это было так глупо и весело, эмоции просто, наконец, нашли выход, и нам не стоило этому сопротивляться.

Я поднялся и сел, помог Кэт проделать то же самое. Сидели и смотрели друг на друга, изучали, раздевали глазами, вспоминали прошлую ночь и так захотели повторить, что решили не сдерживаться. Промокшую одежду всё равно придётся снимать, так почему бы не сделать это прямо здесь и сейчас? И это было лучшее решение за весь этот проклятый день! Расплескав, наверное, тонну воды, мы смывали с себя всю грязь, все обиды, тоску и печаль, предаваясь страсти и похоти. Забывалось всё, превращалось в ненужное прошлое, оставляя в памяти небольшой след в виде размытых воспоминаний. Я любил её всегда, мне казалось, даже когда не подозревал о её существовании.

***

Мы лежали в ванне, полной остывающей воды. Я закинул голову назад, в наслаждении закрыв глаза, руки обнимали плечи Кэт, смыкаясь на её груди. Она же лежала на мне спиной и водила пальцами по мягкой белой пене. Мы молчали, но в этом молчании было столько любви и смысла, сколько не найти даже в самых жарких монологах в классических романах золотого века литературы. Времени уже было так много, что даже соседи замолчали, выключив телевизоры и компьютеры и позволив сонному демону завладеть сознанием. Глубокая ночь съела все беспокойные звуки дня, давно перекрасив всё белое в чёрное, светлое в изысканную тьму.

Кэт, нарушив покой и тишину, перевернулась ко мне животом, положив подбородок на мою грудь. Я открыл глаза, и мне открылась потрясающая картина, о которой мечтает любой мальчишка в возрасте от полового созревания до глубокой старости. На меня смотрели два больших изумруда глаз на раскрасневшемся лице, пухлые губы застыли в блаженной полуулыбке, мокрые чёрные волосы стекали вместе с водой вниз, а за ними из воды выглядывали её соблазнительные формы. Новая волна возбуждения прокатилась по телу, вызвав мурашки по спине, рукам и животу. Кэт приблизилась к моему лицу, чтобы снова поцеловать, и на этом можно было бы продолжить наши безумные приключения по волнам страсти, но меня отвлёк странный звук, доносящийся и комнаты.

– Ты слышала? – Спросил я.

– Да, как будто что-то ударило в стекло, – прокомментировала Кэт.

Пришлось с неохотой вставать. Кэт без стеснения поднялась и выпорхнула из ванны, обнажив перед моим взором своё невероятное тело. Я вылез следом, взяв из её рук полотенце, наскоро смахнув с себя лишнюю воду, укутался по пояс и вышел в коридор. Звук повторился, но уже более отчётливо и звонко. Я с тревогой заглянул в тёмную комнату и увидел тень, стремительно приближающуюся к моему окну со стороны улицы. Бум! Чёрная птица ударилась о стекло, упала на карниз и, раскинув большие крылья, пошла на очередной заход. И только тут я обнаружил, что дверь на балкон до сих пор открыта. Ещё с того момента, как я убежал искал Кэт! Быстро пересёк комнату, схватил ручку и толкнул дверь вперёд. В тот же миг большой ворон с чёрными глазами с силой ударил всем своим телом в стекло. Но я успел повернуть ручку и зафиксировать дверь в закрытом положении, мгновенно отскочил и от неё, боясь, что после такого удара окно разлетится на осколки. Но птица больше не шевелилась, так и осталась лежать на полу балкона с раскрытым в немом крике клювом и переломанными гигантскими крыльями.

– Это уже не просто странно, – сказал я. – Если птица врезается в окно, то это либо к свадьбе, либо…

– К смерти, – закончила за меня Кэт, подошедшая сзади. Мы разглядывали покалеченную птицу и в ужасе стояли на одном месте, не зная, что делать дальше.

– Древние верили, что птицы служат связующим звеном между человеком и небесами, – сказала после паузы Кэт. – Они считали, что умершие могут посылать сообщения таким образом.

– Если бы я только верил в добрые приметы. Как правило, подтверждаются лишь злые.

Кэт отвернулась от окна, не зная, чем ответить. Я же быстро оделся, взял с комода старое кухонное полотенце, которое давно пора было выкинуть, вышел на балкон и укутал большое тело птицы.

– Ты хочешь выкинуть её?

– Хотя бы просто вынести на улицу, нельзя её здесь оставлять.

– Тогда я с тобой, – сказала девушка, накидывая на обнажённую фигуру своё серое пальто.

Что ещё нам готовит новый день? Предупредит об опасности или попытается убить? Спасёт или отдаст на растерзание воронью? Эти вопросы пока оставались без ответа. И, честно говоря, уже не хотелось об этом думать. Будь что будет, а там разберёмся.

Глава одиннадцатая

Глава одиннадцатая.

– Василий Михайлович! Василий Михайлович! – В кабинет главного редактора газеты забежала тощая девочка с крысиным хвостиком на голове, чётко выговаривая имя и отчество своего любимого начальника. Это было далеко не его требование, ему нравилось, когда подчинённые говорили: «Василь Михалыч». Но эта сотрудница сама возложила на себя ответственность за правильное произношение имени в знак уважения к опыту и статусу. Странную формулировку она вывела несколько ночей назад, пока готовилась ко сну. – Василий Михайлович, пришёл! Он пришёл!

– Кто пришёл? – не понял главред, только приходящий в себя после дневного сна, который в последнее время он позволял себе всё чаще: то ли усталость накопилась, то ли старость подбирается с каждым годом ближе.

– Стажёр, стажёр! – Чуть ли уже не кричала возбужденная девочка.

– Какой стажёр? Стажёр? Он здесь?

– Да, да, Василий Михайлович!

– Давай его сюда! – Грозно сказал мужчина, выдвигаясь вместе с офисным креслом из-за стола. – Только генеральному ничего не говори, не нужно ей ничего знать.

– Будет сделано, – по-армейски отчеканила девочка и скрылась за большой дубовой дверью.

«Пришёл. Сам. Теперь не отделается отговорками», – думал про себя Василь Михалыч. Он многое хотел сказать глупому и такому наглому стажёру, не выполнившему боевую задачу, поставленную ему самим главным редактором. Как же он злился на этого молодого человека, сколько придумал ему обзывательств и наказаний, нелестных эпитетов. «Всё это мальчишка несомненно заслужил, главное, чтобы Станиславовна не узнала. Она его оберегает по непонятной причине. Хотя он, конечно, талантливый. Напоминает мне меня молодого. Так же глаза смотрят исподлобья, так же горит огнём на работе, выкладывается, не задаёт лишних вопросов. Сообразительный, подлец».

Так Василь и сидел в своём кабинете, в ожидании удовольствия, которое он получит в процессе расправы над молодым специалистом, недавно пришедшим в их «дружный» коллектив. Но время шло, а в дверь так никто и не постучал. Главред прикрыл веки, сладко зевнул и снова уснул. В голове заиграли свои сонные баллады милые ангелочки с арфами, уводя большого человека в мир дневных фантазий и грёз. Блаженная улыбка легла на лицо Василия Михайловича, и он растворился в очередном ярком красочном сне.

Спустя час дверь его кабинета со скрипом отворилась. На пороге стояла Ольга Станиславовна,генеральный директор, сложив руки на груди, она зло глядела на то, как Вася досматривает свой уже третий сладкий сон. Главный редактор растёкся в своём большом кожаном кресле, запрокинув голову назад, громко храпел и причмокивал, изредка что-то бормоча во сне.

– Алиночка, будите зверя, – с усмешкой сказала Ольга Станиславовна. Из-за её спины появилась худая серая девочка и робко направилась в сторону спящего. Генеральный тоже вошла в кабинет и встала возле большого стола прямо напротив своего подчинённого.

– Василий Михайлович, – аккуратно потрепала его за плечо Алина. – Василий Михайлович, к вам директор.

– Эээ… Хрр-рр, – было ей ответом.

– Василий Михайлович, проснитесь, – чуть громче и настойчивее сказала девочка.

– Лена, отстань, – сквозь сон рявкнул главред.

– Но… К вам директор, Василий Михайлович!

– Какой ещё директор? Нахрен всех! Я для чего тебя поставил у двери? – Не открывая глаз, сказал Вася.

– Обычный такой, Генеральный, – уверенно произнесла начальница. – Вы ещё долго собираетесь спать, Василий Михайлович?

– А? – Главред проснулся и поднял веки, чтобы попытаться понять, что происходит в его кабинете. Мутным взглядом оглядел Алину, свои затёкшие руки, стол, заставленный разной мелочью, и уставился прямо на Ольгу. И когда пришло осознание, кто стоит перед ним, попытался резко встать, ударился коленкой о край стола, повалив сувенир в виде Эйфелевой башни набок, двинул кресло, в котором почти лежал, назад и неловко встал на ноги, опираясь руками о столешницу. Та прогнулась под давлением и хрустнула где-то посередине. С округлившимися от неожиданности глазами Вася отодвинулся от стола, сделал шаг назад, наткнулся на своё же кожаное кресло, споткнулся и завалился на пол. Ольга Станиславовна смотрела на всё это молча и неподвижно, не мешая разворачивающимся событиям. Алина успела отскочить от своего начальника обратно за спину директора.

– Я… Ольга! Я всё… Объясню! – Натужно пытаясь встать, воскликнул Василий Михайлович.

– Объясните что? Почему вы спите на рабочем месте в рабочее время? Или почему вы не присутствовали на планёрке по видеосвязи, на которой был представитель федерального агентства? Или почему вы вызвали к себе мальчика, которого я просила пока не трогать?

– Ольга Станисл… Оля! Я сейчас всё расскажу!

– Я вам не Оля! Имейте уважение обращаться ко мне как положено!

– Да, Ольга Станистла… Сланистла…

– Станиславовна! – Помогла ему директор. – Вы уже троих молодых сотрудников «сожрали», вам всё мало? Хотите, чтобы молодёжь вообще перестала приходить в нашу профессию?

– Я? Нет, да что вы, я никогда, – мямлил Вася.

– Тогда почему я узнаю о том, что мальчик принёс заявление на увольнение от отдела кадров? Из вас, Василий Михайлович, никакой руководитель, – с нажимом произнесла Ольга. – А потом я застала его в компании вашей любимицы Алины под вашей дверью. Алина, можете идти и подождать снаружи.

Девочка, казалось, только этого и ждала, чтобы не присутствовать на разборках не её полёта. Мгновенно развернувшись на каблуках своих лёгких ботинок, она вылетела в коридор, захлопнув за собой дверь, за которой уже начали собираться любопытные сотрудники. Алина с большими напуганными глазами молча уставилась на коллег, не в силах хоть что-то объяснить им. Из кабинета было слышно далеко не всё, но некоторые слова, вылетевшие из уст генерального директора, заставляли краснеть даже бывалых журналистов. Но Василия Михайловича никто не жалел, многие считали, что тот давно заслужил публичную порку.

***

Кэт ждала меня на крыльце моей организации, постеснявшись заходить внутрь. Сказала, что сегодня слишком хорошая погода, чтобы тратить день на кабинеты и офисы. И в чём-то была права. На улице действительно светило яркое весеннее солнце, тёплый ветер нежно играл в её чёрных волосах и ветвях деревьев, насаженных вдоль дорог и тротуаров. В центре города кипела жизнь! Люди, не веря своему счастью, выходили из домов-коробочек и, стараясь растянуть путь до работы, шли в большинстве пешком. Никогда не думал, что в нашем городе так много жителей!

Получив утром короткое сообщение от главного редактора, которое гласило: «Ты либо уволен, либо труп», я решил, что с меня хватит. В творческой профессии не должно быть столько негатива, сколько я получал на своей работе. Поэтому, наскоро написав заявление, понёс его в офис. Пока я молод и активен, смогу найти новое место, останусь ли журналистом, покажет время. Денег, накопленных на банковском счёте, хватит на пару месяцев даже на двоих. Что ж, решение принято, пора действовать.

Не сумев уговорить Кэт зайти вместе со мной, я зашёл внутрь здания, на двух этажах которого уже долгие годы работала моя редакция. Миновав турникет и грузного усатого охранника, быстрым шагом направился прямиков в сторону отдела кадров. Ответив храбрым молчанием на вопросы сотрудников кабинета, я вышел из него, выдохнул и двинулся было на выход, но меня поймала хитрая девочка Алина, которую мало кто любил в нашей организации. Все знали, что вместо основной работы – статей и новостей – она пишет кляузы и донесения в больших объёмах и несёт на подпись главному редактору. К нему-то она и повела меня, пока у самой двери нас не перехватила Ольга Станиславовна, генеральный директор. Женщина эта была серьёзная и сильная во всех отношениях, за что многие её боялись и уважали, стараясь лишний раз не злить.

Я вышел к Кэт спустя полчаса, весь в раздумьях и сомнениях после разговора с директором. А моя девушка, кажется, даже не скучала, весёлым взглядом провожая оглядывающихся на неё прохожих, сигналящие автомобили, пролетающих небольшими стайками птиц.

– Пока всё, – отвлёк я Кэт от её занятия.

– Пока? – спросила она, повернув ко мне свою голову так, что волосы, красиво переливаясь на весеннем солнце, чёрной волной накрыли лицо девушки.

– Пока. Директор уговаривает меня остаться, – ответил я, рукой убирая её локоны. – Пообещала уволить главного редактора.

– Ого! Она у вас суровая!

– Она хорошая. Просто многие стараются не замечать этого в человеке.

Кэт с уважением посмотрела на меня и, чмокнув в щёку, потянула за руку подальше от этого места.

– Раз сегодня тебе больше не нужно возвращаться в это место, пойдём гулять! Ты мне обещал показать город и накормить мороженым, помнишь? – Она шла спиной вперёд, держа обеими руками мои. А ладони всё такие же холодные! Но сердце её тёплое, даже горячее.

***

Мы шли по узкой извивающейся улочке, левым боком огибающей городской пруд. Правый край её, в отличие от левого, был гораздо выше и оброс широким тротуаром со сложным узором из дорожной разноцветной плитки и размытого дождями песка. Кэт улыбалась, радовалась весеннему тёплому солнцу и грелась под его лучами, то и дело закрывая глаза от наслаждения. Она словно впервые видела расцветающую природу, слышала щебетанье счастливых птиц, вернувшихся к своей обычной жизни после зимних передряг, узнавала в звонких голосах прохожих нотки любви и восторга. Чувствуя внутренний приятный трепет, Кэт слегка прикусывала правый край нижней губы. Я с удовольствием наблюдал за ней, иногда отвечая на редкие простые вопросы о том или ином здании, прикрытом высоким или решетчатым забором, об истории города и отдельных его районах. Многое этой весной было не так, многое смущало, бесило и съедало изнутри, но только глядя на радующуюся жизни Кэт, я постепенно приводил свои мысли в порядок, восстанавливал душевное равновесие.

– Не могу поверить, что у вас так красиво! – Восклицала она восторженно.

– Я же предупреждал.

– Можно, я останусь здесь жить? – Большими счастливыми глазами Кэт смотрела на меня в поисках поддержки.

– Прямо здесь? У пруда? – Неловко пошутил я. Вопрос застал меня врасплох, но я был ему даже рад.

– Ну что за глупости, милый? Конечно, вон на той симпатичной лавочке у воды, – со смехом ответила мне Кэт.

– Знаешь, я был бы совсем не против, если бы ты осталась в городе, ещё лучше, если со мной. – Это было сказано робко, почти дрожащим голосом. Хотя я и старался придать ему как можно больше уверенности. – Если только злое отстанет от нас, хотя бы ненадолго.

– Злое? Ты так это называешь?

– А как ещё? Пару кругов Ада мы с тобой точно уже прошли.

– Только не приплетай сюда Данте! – Воскликнула Кэт.

– А что? Его грамотно выстроенная система…

– Всего лишь искусная выдумка. Или грубая ошибка, – настаивала девушка.

– А если он не ошибался? Если действительно где-то под нами разверзлась глубочайшая яма, наполненная душами умерших грешников?

– Тогда и самого Данте могла бы ждать подобная участь, какую он описал в своей поэме. Девятый круг вполне подошёл бы.

Я начал вспоминать, кого автор Комедии определил в это страшное место, приблизив к обители Люцифера.

– Предатели? Хочешь сказать, что Данте предал…

– И родных, и родную Флоренцию, и свою веру, – с нажимом ответила мне Кэт.

– После изгнания он не раз пытался вернуться домой, – не успокаивался я, по крупицам собирая в памяти всё, что когда-либо читал о средневековом поэте.

– Но какими методами?

– Притянуто за уши, Кэт.

– Как и вся его адова схема.

Она была настолько уверена в своих словах, как будто знала гораздо больше, чем говорила.

– И всё же он вернулся во Флоренцию?

– Столетия спустя, лишь прахом. И то, это не совсем правда.

– Как это?

– Могила поэта была пуста, когда его хотели вернуть на родную землю, а его останки перепрятал какой-то монах, – со знанием дела сказала Кэт. – И вообще в его биографии слишком много пробелов.

– В изгнании любой из нас потерял бы пару-тройку лет, боясь быть арестованным.

Я смотрел на пруд, по поверхности которого лёгкий ветер гонял одинокий листок, упавший с дерева ещё прошлой осенью, был заморожен вместе со всем остальным городом на долгие месяцы и теперь в надежде на тепло оживал. Он медленно плыл, оставляя за собой еле заметную рябь на воде. Если бросить камень, то след будет больше, появятся круги, всплеск. Но тогда он утонет, погрузится на самое дно, и о нём даже я не вспомню через пару минут. Так и человек – кто-то рябь, а кто-то волна, накрывающая города. А кто из них я? Плывущий по течению или рвущий все шаблоны и нарушающий правила игры? Точно не второй, но и первым быть не хочу. Застрял, запутался…

Кэт отвлекла меня от блуждающих размышлений, вернула в тёплый апрельский день приглашением присесть на обветшалую скамейку под красивым большим дубом. Под его тенью в разное время происходило многое: люди встречались, расходились навсегда, ругались до хрипоты, проводили семейные фотосессии, ждали и не дожидались любимых. Мы были из тех, кто пока влюблён и будет светиться от счастья, озаряя этим светом всё вокруг.

– Ты опечален.

– Настолько заметно? – Спросил я, глядя на то, как Кэт аккуратно кладёт на ладонь разноцветный камушек, поднятый с земли.

– Ты боишься, что поступаешь неправильно, уходя с любимой работы, – сказала девушка, не отрывая взгляда от своей находки. – Понимаю тебя. Совсем недавно я поступила так же.

– Боюсь, что я не настолько ценный специалист, чтобы легко найти себе новое место, – констатировал я.

– Ты зря в себе сомневаешься! Новые двери открываются тому, кто готов закрыть старые.

– Мне бы твою уверенность…

– Смотри, красивый, не правда ли? – В раскрытой ладони Кэт держала серый камень с зелёными прожилками. Она встала, подошла ближе к воде и выбросила его в пруд. – Не бойся оставить то, что тебе сейчас не нужно.

Девушка подошла ко мне, опустилась к моим коленям, подняла с земли другой камень, чуть побольше, и протянула мне. Он искрился на солнце золотыми точками, которыми был усеян, будто веснушками.

– И, если действительно хочешь найти что-то новое, обязательно найдёшь.

– Я запомню, – слегка улыбнулся ей своей не самой удачной улыбкой. Она села рядом, осмотрела берег и, направив взгляд в другую сторону, положила голову на моё плечо.

– Разве это не мило? – Спросила Кэт, указывая взглядом на счастливую пару на соседней скамейке метрах в тридцати от нас. Молодые ребята примерно моего возраста, допив кофе и опустив пустые бумажные стаканы в урну, тихо шептали что-то приятное друг другу, от чего на лицах у обоих появлялись то улыбки, то восторг, то настоящее счастье искрилось в глазах. Потом они робко поцеловались, а когда оторвались друг от друга, девушка обхватила своими руками его, как будто хотела согреть их своим теплом. Именно такая влюблённость делает умников глупцами, романтиков рыцарями, а обиженно наблюдающих за подобным – маньяками. Интересно, а как мы с Кэт смотримся со стороны?

– Я знаю этих ребят! – Тихо воскликнул я. – Надеюсь, у них всё будет хорошо.

– Знаешь?

– Сашка учился на курс младше меня, бегал за нами по всем общажным тусовкам, больше молчал, чем принимал участие в событиях, но всегда приходил на помощь, если такая требовалась кому-нибудь. А Юля, наоборот, старше меня на пару лет! Первая девочка своего курса, причём во всём: и в учёбе, и в любви к парням. Не делай такие глаза! Она не шлюшка, просто вечно по свиданиям бегала. Но была всё равно одна.

– Они нашли своё счастье, – с улыбкой сказала Кэт.

– И путь у них был непростой.

– А как будет у нас? – Она впервые сама заговорила об этом, что привело меня в небольшое замешательство.

– Наверное, только время покажет.

– А если у нас его не будет? Этого времени? – С волнением в голосе спросила Кэт.

– Чего ты так сильно боишься? – Вопросом на вопрос ответил я. Но девушка только повернулась ко мне, как вдруг раздался страшный женский крик где-то недалеко от нас. Мы резко встали на ноги и стали крутить головами в поисках источника громкого звука.

Кричала Юля, стоя на коленях перед лежащим в неестественной позе парнем. Она трясла его, пыталась привести в чувства, но он оставался неподвижным. Я побежал в их сторону, чтобы как-то помочь, Кэт держалась за мной.

– Юля, что случилось? – Громко спросил я, подбегая к несчастным. Первым делом опустился к Сашкиному телу, проверил пульс и дыхание. Ни того, ни другого не было, нужно было действовать быстро.

– Кэт, вызывай, – протянул я телефон своей девушке. Она, не теряя драгоценных секунд, тут же набрала необходимый номер и сделала пару шагов в сторону, пропуская подбежавшего мужчину в спортивном костюме, который без промедлений помог мне повернуть Сашу на спину и стал расстёгивать одежду на его груди. Мы пытались запустить его сердце вплоть до приезда кареты скорой помощи. Вокруг стали собираться прохожие, кто-то успокаивал Юлю, бьющуюся в истерике, нашлись и те, кто в эту минуту раздавал свои особенно «ценные» советы.

Скорая приехала, к счастью, быстро, и врачи забрали у нас обязанность по возвращению к жизни молодого парня, хотя мы с мужчиной, всё же, справились – буквально за минуту до этого я с облегчением услышал долгожданный ступ сердца. Через пару мгновений Саша пошевелился.

***

– Он выжил, – сказала Кэт. – Благодаря тебе!

– А что сказал врач? Я видел, вы разговаривали с ним, – ответил я, не поднимая взгляда от серого старого асфальта. Мы ушли достаточно далеко от места событий, нас никто уже не мог услышать.

– Сказали, что у него просто остановилось сердце. Разбираться будут в больнице.

– Как у двадцатидвухлетнего человека может просто остановиться сердце? – Очередной несчастный и даже страшный случай попал в мою копилку трагедий. И процентов восемьдесят её объёма занимали события последних дней. – Прости, просто меня это сводит с ума.

– Не извиняйся… Главное, что он жив.

– И будет тщательней следить за своим здоровьем!

Мы остановились у небольшого павильона с быстрой едой, который в летний сезон обладал большой популярностью, но сейчас был закрыт и одиноко глядел на нас чёрным пустым окном. На лице Кэт появились тени, которых не было с самого утра. Погода снова портилась, нас догоняла тёмная туча, заполонившая уже половину неба. Надо было где-то спрятаться, потому что первые капли дождя уже достигли земли, не успевшей просохнуть после вчерашнего. Такая чудесная прогулка заканчивалась совсем не так, как бы мы этого хотели. И всё, что оставалось сделать, либо возвращаться домой, либо забежать в ближайшее кафе, заманивающее яркой вывеской над входом. Мы выбрали второй вариант, на этот раз заняв столик подальше от окна.

Глава двенадцатая

Глава двенадцатая.

История пятая.

Девушка плакала.

Её слёзы дополняли и без того уже солёные волны, пришедшие из глубины Океана и звонко разбивающиеся сейчас о скалы там внизу. Было уже поздно, но солнце так и не село, словно жаждало продлить свои счастливые светлые часы вместе с единственным одиноким человеком, которого оно в этот момент видело. Ветер нежно ласкал губы и скулы девушки. Не было ни холодно, ни жарко, звуков тоже практически не существовало в этом месте. Только слёзы, погружаясь в воду, освобождали крик боли, скопившийся в душе.

Создание имело необычайно красивые и едва уловимые черты. Притягивающие взгляд, отливающие золотом на солнце волосы трепал поток холодного воздуха, нёсший с собой запах моря и чувство гнетущего одиночества. Большие глаза, почти небесного цвета, иногда закрывались, чтобы через мгновенье выпустить на свет новые хрустальные капли. Губы не было сомкнуты, позволяя девушке глубоко дышать и обнажая белые ровные зубы. Нежный аромат её тела лёгкой невидимой дымкой окутывал скалы, не давая себе близко подобраться к воде. На ней было что-то похожее на мантию, свободная такая, почти воздушная с тёмным полупрозрачным плащом за спиной.

Она тяжело дышала, каждый вдох давался ей всё труднее и труднее. Девушка сделала шаг вперёд, потом остановилась, решая, что же ей делать дальше. Но в конечном итоге, собравшись, шагнула в пропасть, туда, где уже лежали её звенящие хрустальные слёзы.

Вокруг всё сразу изменилось, испортилось. Солнце зашло за линию горизонта так же быстро, как скрылась под солёной вода она, та, что могла лишь присниться в красивом сне…

Она проснулась от собственного крика. Мир вокруг, в этой маленькой, на такой уютной квартирке, как-то побледнел и потускнел после этого сна.

Беда…

Война? Предательство? Ложь? О чём говорит ей сон, так некстати пришедший к ней такой холодной ночью?

На улице тихо шёл дождь, монотонно и небрежно размазывая капли по оконному стеклу и съедая даль. В комнате темно, только редкие огни в соседних высотках разыгрывали причудливые сценки на мокром окне и отвлекали непривыкший даже к такому минимальному свету взгляд. Эти точки растекались вместе с каплями дождя, заставляя вновь погрузиться в сон, хотя она больше и не уснула бы сегодня.

Дальше время побежало так быстро, что за ним не угнался бы ни ток, напрягающий ежесекундно провода внутри холодных стен, ни яркие лучи утреннего солнца, отбирающего последние крохи тени у каждой многоэтажки в этом густонаселённом районе. Она встала, осознавая, что скоро, даже раньше, чем успеет понять, произойдёт что-то страшное. Голова ужасно болела, девушка вспоминала, что произошло вчера.

Он её чуть не ударил по лицу. Вовремя сдержался. И она плакала от обиды и в истерике требовала, чтобы он замахнулся снова и закончил начатое. Это ведь такое унижение, когда тебя на пустом месте ревнуют к кому-то другому. Ревность – это хорошо, думала она. Правда, эта ругань переросла в нечто страшное и противоестественное. А спустя десять минут она сказала ему, что они расстаются. Слишком категорично сказала, повернулась и пошла прочь. И даже не посмотрела назад и не видела, как он был ошарашен и раздавлен.

Внезапный стук в дверь отвлёк её от воспоминаний. Она допила воду из стакана, который, как оказалось, заполнила уже третий раз, и повернула дверную ручку, чтобы впустить утреннего гостя. На пороге стоял он, в руке держал слегка помятый букет её любимых бледно-голубых, почти небесного оттенка, цветов. Как романтично.

– Прости.

– Нет.

– П-прости!

– НЕТ!

– Почему?

– Я не люблю тебя. – Вряд ли это было правдой. Они оба это понимали, но она не могла отказать себе в удовольствии немного поиздеваться над ним. Конечно, это было зря.

– Дура!!

– ???

Он крепко схватил её за талию, прижался всем телом, потом подхватил на руки, так, что она больше не могла касаться пола и понёс в глубь квартиры. Так заканчиваются многие ссоры – страстью, похотью, криками, мешающими соседям видеть свой последний сон. Она именно на это и надеялась и даже немного расслабилась в его любимых крепких руках. Но до кровати они не дошли.

Через несколько мгновений, когда она наконец поняла, что происходит, они уже были на балконе. «Почему я не закрыла дверь на ночь?» – подумала девушка. И, не успев даже вскрикнуть от ужаса, ощутила свободное падение. Они вдвоём летели вниз с двенадцатого этажа. Голос застрял на уровне сердца, которое выпрыгивало из её груди.

Когда они, так же обнявшись, лежали на земле, она, еле открывая рот, тихо спросила: «Зачем?»

«Как в твоём сне…»

Конец истории четвёртой.

Мне как будто была знакома эта история. Не знаю, откуда взялось это ощущение. Возможно, через меня прошло слишком много трагедий с того момента, как я подписал свой первый трудовой договор и с головой окунулся в реальный мир, стараясь передать простыми словами причины и следствия, слухи и домыслы, подтверждённую информацию и мнение какой-нибудь бабы Люси, сидящей на лавочке у подъезда. Я думал, что становлюсь циничным и неприятным, печатая подобные статьи, поскольку оставалось всё меньше жалости к героям, рождалось в голове всё больше грубых, а порой и провокационных вопросов. Пока в жизнь не ворвалась Кэт.

– Почему ты это рассказала? – Спросил я девушку, стряхивая пепел с промокшего насквозь рукава своей лёгкой куртки. Мы стояли под крышей утеплённой автобусной остановки и наблюдали за косыми линиями сильного дождя, беспощадно бьющими по асфальту и газонам, на которых только недавно начала пробиваться первая зелень.

– Пришло время, – размыто ответила Кэт.

– Потому что…

– Потому что тебе стоит об этом услышать именно сейчас, – её взгляд в эту минуту не выражал ничего, а кожа, казалось, стала ещё белее.

Кэт начала говорить внезапно, очень тихо, но я расслышал каждое слово, перед взором сразу стали появляться картинки, необычные образы. Она рассказывала историю с такой глубокой печалью, что по телу пробежала мелкая дрожь, остановив ход в районе лопаток, так и оставшись там неприятным холодком. А я слушал и слушал, стараясь не дышать, чтобы ненароком не перебить вкрадчивый рассказ очередным нервным выдохом.

Я хотел обнять её, но боялся потревожить, прикоснуться к ней, чтобы не нарушить сложную конструкцию из эмоций и воспоминаний, показавшуюся передо мной, казалось, лишь верхушкой. Ещё пара секунд, и я узнаю больше.

– Так обними, – шёпотом проговорила Кэт. И я подчинился.

– Ты определённо читаешь мысли, – так же еле слышно сказал я.

– Просто чувствую.

– А я тебя…

Так мы и застыли на несколько минут, обнимая крепко друг друга, боясь отпустить, боясь упустить магию этого момента. И не требовалось никаких объяснений. Всё то страшное и невероятное, грозное и пугающее, что сдавливало тисками голову вдруг исчезло, растворилось. Больше не пугал меня невидимый образ из странных видений, не сводила с ума наступающая на пятки неминуемая смерть. Она держалась в стороне от павильона автобусной остановки, которая защитила нас от проливного дождя, внезапно обрушившегося на город. Всё, что было важно для меня, я держал сейчас в своих руках и крепко прижимал к груди.

Нет, мы не ждали автобуса, в такую погоду ни один здравомыслящий водитель не согласится выходить на линию. Большинство из них и в обычный день не проявляло стремления выполнять свои обязанности на сто процентов. В глазах читалась грусть, а из динамиков вырывались не самые приятные уху мелодии, в которых были порой и нецензурные слова, что категорически не устраивало бабушек, прерывающих скучные беседы ради ругани с водителем. А усатому дядьке за рулём только дай повод открыть рот, и твой словарный запас пополнится новыми необычными матерными словами. Куда там представителям музыкальной индустрии? Вот где кладезь народной мудрости, вот где основы русской бранной словесности!

А сегодня в городе случился настоящий потоп. И привычной картины с общественным транспортом не наблюдалось. Мимо пару раз пробегали люди, спасающие свои промокшие тела от непогоды, проезжали автомобили, медленно и аккуратно объезжающие самые глубокие участки наполненной водой дороги. Несколько из них уже остановились, не в силах больше противиться натиску стихии, двигатели глохли, их владельцы с глубокой печалью смотрели в сторону коллег по несчастью. Вода никуда не уходила, коммунальные службы не успели подготовить город к мокрому сезону. Кажется, и синоптики были слегка в шоке от внезапных метеорологических странностей – такого они ещё ни разу не видели! Уже сегодня ночью новостные ленты будут пестреть заголовками: «Новый рекорд по осадкам установила апрельская погода», «Катастрофа, потоп и неразбериха». Знаю, сам писал подобное.

Перед нами остановился большой внедорожник на высоких колёсах, такой даже из болота сможет выехать, не почувствовав дискомфорта, а городские потопы ему вообще не страшны. Окно с водительской стороны приоткрылось, и показалось бородатое лицо, растянувшееся в улыбке.

– Молодёжь, чего стоим? – Спросил мужчина, явно получающий удовольствие от своего положения. Он только что оттащил несколько небольших транспортных средств к обочине, помог ребятам.

– Мир не без добрых людей, запрыгивайте!

Мы не стали испытывать судьбу и двинулись к большой машине. Что меня заставило посмотреть налево, сказать не смогу. Возможно, натренированное в школьных драках боковое зрение или какое-то предчувствие. Не знаю. Но в эту секунду древний тополь, нависающий над нами кривыми лапами, которые дают чудесную тень в жаркий летний день, дал слабину и от очередного сильного порыва ветра затрещал и заскрипел, как будто испытывал колоссальную боль. Мучения гиганта закончились в тот момент, когда его нижняя, пожалуй, самая большая ветка оторвалась от тела и полетела вниз с трёхметровой высоты. Я ухватил Кэт за талию и резко дёрнул обратно к павильону.

Мы рухнули в лужу в тот момент, когда многометровая толстая ветка с грохотом обрушилась на внедорожник нашего спасителя, пробив лобовое стекло. Усиленный капот смяло словно бумагу, разорванный пополам бампер разлетелся в разные стороны, прихватив с собой ещё какие-то детали. Основание ветки плотно приложилось к крыше автомобиля, проделав в ней пару рваных ран. Передняя часть сильно просела, большие колёса смотрели в разные стороны под неестественным углом. Мотор натужно ревел из последних своих сил, выплёвывал свою кровь – остатки чёрного масла и сильно пахнущего топлива.

Что стало с хозяином умирающего аппарата из нашего положения понять было невозможно. Я аккуратно встал на колени перед Кэт, лицо которой было в большей степени печальным, чем напуганным.

– Милая, всё хорошо? Ты не ударилась?

– Немного… Неважно…

– Важно, – проговорил я тихо, закрывая глаза и целуя тонкие пальцы её рук. – Только ты и важна!

Я помог ей подняться на ноги, быстрым взглядом осмотрел, нет ли открытых ран, но кроме пары царапин ничего не обнаружил. И, усадив Кэт на скамейку внутри остановки, поспешил к раздавленному транспорту. К нам уже спешили люди, те ребята, кого этот внедорожник некоторое время назад вытягивал из глубоких ям, залитых дождевой водой. Один парень на ходу звонил в службу спасения. Я стоял у двери с водительской стороны и смотрел сквозь стекло на хозяина машины, который оказался прижат к сидению. Глаза его были закрыты, а из уголка рта и разбитого носа стекали багровые струйки крови.

В какой-то момент мой взгляд сфокусировался на собственном отражении. Господи, кто этот худой испуганный юноша? Неужели в этих потемневших впавших глазах когда-то горел весёлый огонь? Сейчас я был похож вымокшего пса, которого пинала шпана, гоняя по двору. Чудом спасся, чудом выжил, сбежал.

Вдалеке моргнула яркая молния, ударившая в землю за хмурыми многоэтажками. Мощная вспышка осветила всю серую улицу, и за своей спиной я на миг увидел очертания какого-то большого едва видимого человека. Он возвышался надо мной, словно гора, размытые черты лица скривились в страшной улыбке, почти оскале. Приводящий в ужас взгляд впился с жадностью в моё сознание, в мою душу. Голову пронзила такая невыносимая боль, как будто мне вырвали все зубы разом, раз тридцать ткнули ножом в висок и в добавок начали давить на глаза. Всего мгновение. Всего какая-то секунда…

– Иди ко мне… – Услышал я в своей голове.

– Нет! – Этот голос мне был знаком. Кажется улыбнулся. Не помню. Всё в тумане. Ничего не понимаю.

– Мой хороший… Милый, очнись! Проснись же! – Кэт перешла к более активным действиям и принялась бить меня по небритым щекам. Как будто сильного дождя мне не хватило, который без передышки до боли лупил по затылку.

Я обнаружил себя лежащим в луже недалеко от пострадавшего от дерева внедорожника. Мужики копошились около неё, пытаясь открыть заблокированную водительскую дверь. Кэт нависла надо мной, нежно обнимая голову своими холодными белыми руками, но от них мне было так тепло, как никогда ещё в жизни. Ох, я вспомнил, как утром целовал эти сладкие губы, как обнимал это хрупкое тело. И вроде бы лежу, но как-то неудобно, не в кровати. И лицо у Кэт не такое довольное, как сегодня утром. И слишком мокро.

Осознание пришло внезапно. Я попытался встать, но конечности не слушалось, голова тяжёлым камнем падала на грудь, а в живот как будто ударили коленом, задели солнечное сплетение и оставили задыхаться в луже. Хуже я себя ещё ни разу не чувствовал.

– Кэт, – еле проговорил я.

– Лежи! – Её голос выражал беспокойство, а мне нужно было всё рассказать, всё, что я только что увидел. Кэт не поверит!

– Я видел кого-то, – нашёл в себе силы я. – Большого, невидимого! Он тянулся ко мне!

– Я знаю, милый…

– Ты знаешь… Что?

Кэт отвернулась и заплакала. А дождь продолжать заливать всё вокруг: дороги, газоны, тротуары, суетящихся людей, небольшие автобусные остановки вроде той, под крышей которой прятались мы, овощные ларьки с напуганными продавцами, подсчитывающими свои убытки, оставленные у обочин машины, одинокие окна серых домов, детские площадки во дворах, светофоры и дорожные знаки, нас с Кэт. Я смотрел на неё непонимающим взглядом и думал о том, как связаны все эти события с её появлением в моей жизни. А в голове звучал еле различимый в шуме дождя смех.

Но чей он был?

Чей?

Глава тринадцатая

Глава тринадцатая.

Кэт стояла под дождём, промокшая и одинокая, и плакала, глядя на