Позитивные изменения. Том 4, №1 (2024). Positive changes. Volume 4, Issue 1 (2024) бесплатное чтение

Симфония трех тысяч голосов. Интервью с Сумитой Гхош, основательницей социального предприятия rangSutra

«Люди импакта» – так называется рубрика, в которой мы публикуем вдохновляющие истории о людях, которые смогли достичь значимых изменений в жизни сообществ, регионов и даже стран. В этом выпуске мы хотим познакомить вас с Сумитой Гхош – женщиной-предпринимателем из Индии, чей социальный бизнес объединяет ремесленников-инвесторов и сотрудничает с крупнейшими мировыми корпорациями. За свою деятельность Сумита отмечена высшей наградой, вручаемой президентом Индии за вклад в работу над расширением прав и возможностей женщин.

Сумита Гхош

Наталья Гладких

К. психол. н., ведущий эксперт Института социально-экономического проектирования НИУ ВШЭ

Среди областей социального воздействия индийского социального предприятия rangSutra – целый букет из ЦУРов. Обеспечение рабочих мест, развитие сельских территорий, решение проблемы неравенства, развитие женского предпринимательства, снижение бедности, возрождение и сохранение национальных ремесел, снижение экологического следа…

Чем больше узнаешь об этом проекте, объединившем более 3000 ремесленников из разных регионов Индии, тем больше удивляешься тому, насколько деятельность rangSutra противоречит многим устоявшимся «правилам». Разве могут три тысячи ремесленников, живущих на разных территориях, работать вместе, обеспечивая при этом промышленные объемы и неизменное качество продукции? Разве можно при значительном количестве ручного труда удовлетворять потребности таких крупных корпораций, как IKEA? Разве могут ремесленники одержать победу в неравной борьбе с массовым рынком? И возможно ли, чтобы такое предприятие было создано и управлялось всего лишь одной талантливой женщиной?

Именно с ней, Сумитой Гхош, основательницей проекта rangSutra, мы попробовали описать этот «секретный механизм», который позволяет уже почти два десятилетия обеспечивать ремесленников из разных регионов Индии работой и возможностью профессиональной самореализации.

Расскажите, с чего начался проект rangSutra?

Идея создания rangSutra пришла ко мне во время творческого отпуска в 2002 году. В то время я занималась изучением того, какие виды организаций необходимы в XXI веке для решения проблем неравенства и несправедливости. И я подумала, как было бы здорово, если бы появился проект, который сможет преодолеть разрыв между маргинализированными сельскими общинами и процветающей городской Индией, традициями и современностью. На это меня вдохновил AMUL – Индийский молочный кооператив, который объединяет фермеров по всей стране, чтобы продавать молоко и молочные продукты по всей стране и за рубежом.

В 2006 году мы зарегистрировали компанию rangSutra Crafts India и начали работу. Наша цель – обеспечить постоянной работой и стабильными средствами к существованию сельские ремесленные сообщества. Мы опираемся на навыки, которыми уже обладают ремесленники и их команды, и обучаем их работе с оборудованием и технологиями, которые необходимы для управления предприятием XXI века – таким, которое одинаково заботится как о людях и планете, так и о финансовом благополучии и прибыли.

RangSutra строит мост, связывающий ремесленников и их изделия с рынком товаров ручной работы – как индийским, так и международным.

Главные акционеры rangSutra – сами сельские ремесленники. Не самое очевидное решение. Как вы пришли к такой модели управления?

Нам нужны были деньги на запуск, но благотворительные фонды не хотели финансировать нас, поскольку мы не были благотворительной организацией, а банки не хотели давать нам кредит, потому что у нас не было опыта ведения бизнеса и возможности предоставить залог. И тогда Уильям Бисселл из Fabindia (индийская сеть магазинов одежды, предметов домашнего декора, мебели, тканей и изделий ручной работы – прим. ред.) предложил ремесленникам внести свой капитал, пусть и небольшой. Без лишних слов 1000 ремесленников, 800 из которых – женщины, входящие в сообщество организаций в сфере решения проблемы бедности URMUL Trust, вложили свое доверие, талант и по 1000 рупий в наш проект. Так и появилась rangSutra – социальное пред приятие, принадлежащее общине и занимающееся производством и продажей этично произведенной одежды и мебели для дома ручной работы.

Позже в rangSutra инвестировали Aavishkaar (индийская компания-лидер в области робототехники и инженерного и технологического образования – прим. ред.) и, собственно, сама Fabindia. Также мы руководили правительственным проектом по сохранению ручного ткачества, а еще получали поддержку от Программы развития ООН и Всемирного банка на открытие ремесленных и ткацких кластеров в других штатах – Уттар-Прадеш и Кашмир. В последнее время мы сотрудничаем с департаментами КСО крупных индийских корпораций.

Кто сегодня может стать акционером rangSutra, и что эта возможность значит для самих ремесленников?

Отдельные ремесленники не могут стать акционерами: для этого они должны входить в коллектив мастеров, который работает в этом секторе и хочет сотрудничать с rangSutra. При этом важно отметить, что в совете директоров есть их представители, и они участвуют в принятии важнейших решений компании.

Оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать, что приглашение ремесленников стать акционерами было правильным решением. Это привило им чувство самостоятельности, особенно женщинам-ремесленникам, для которых акции rangSutra могут быть единственным активом, которым они владеют: земля и дом семьи часто принадлежат мужчинам. А благодаря сотрудничеству с нашей компанией у них появились собственные банковские счета и личные средства, которые они могут тратить по своему усмотрению.

Как сейчас устроена rangSutra?

Структуру предприятия можно представить в виде колеса, где спицы располагаются вокруг оси. Деревенские центры ремесленного производства (rangSutra Kala Kendra) – это «спицы», а районные штаб-квартиры – это центр «оси». Один или два менеджера, а иногда и больше, контролируют работу примерно 15–20 ремесленников. Менеджеры есть в каждом деревенском центре. Это женщины и мужчины, которые сами являются ремесленниками, имеют среднее образование и, что особенно важно, обладают лидерскими качествами. Они помогают другим ремесленникам и благодаря этому выводят сами центры на новый уровень.

Изначально ремесленные центры располагались просто в чьих-то дворах, но постепенно мы перенесли их на специальные производственные площадки, которые построили органы местного самоуправления. Среди наших ремесленников много молодых людей, и особенно женщин. При этом поначалу некоторые женщины не хотели приходить к нам – иногда мужья и родители не разрешали своим женам и дочерям работать вне дома. Однако всегда находились смелые первопроходцы, за которыми вскоре следовали остальные.

Люди приходят к нам, потому что в районах, где они живут, в целом, к сожалению, не так много вариантов занятости вне ферм. А сотрудничество с нами дает им работу, которая им нравится, с комфортными условиями труда.

Чем занят ремесленник rangSutra и сколько в среднем он зарабатывает?

В rangSutra 110 штатных сотрудников и 2500 ремесленников. Сейчас на стадии разработки находится кластер, поэтому 500 человек работают с нами непостоянно. Средний заработок человека при частичной занятости от 4 часов в день 5 дней в неделю составляет от 6000 рупий в месяц. За полный рабочий день, то есть работу по 8 часов 6 дней в неделю, ремесленник получает до 16 000 рупий.

Сотрудники на полной занятости в основном занимаются ткачеством на ручном станке, а на частичной – ручной вышивкой. Ткачество – дело непростое: прежде чем человек сядет за станок, нужно провести предварительную работу: намотать пряжу на катушку, покрасить ее, подготовить основу, а затем аккуратно прикрепить основу к станку. Нужно быть внимательным и следить за тем, чтобы ткань, формирующаяся на ткацком станке, была ровная, а узоры соответствовали задуманному рисунку.

В прошлом году вы отметили 10-летие сотрудничества с IКEA. Насколько я знаю, именно партнерство с этим брендом подтолкнуло вас к созданию центров. Расскажите об этом подробнее.

10 лет партнерства с IKEA – значительный этап на пути rangSutra к социальным изменениям и экономическому прогрессу. Оно помогло нам вырасти и подтолкнуло к созданию деревенских центров, которые со временем стали местами обучения и развития для многих женщин, не имеющих возможности получить образование.

Как и в случае с партнерством с C&A (транснациональная сеть розничных магазинов одежды – прим. ред.) для нас важно понимание коллегами особенностей международного рынка, а для них – наша способность производить изделия ручной работы в больших масштабах.

Если говорить о конкретных примерах, то можно посмотреть на недавнюю коллекцию MÄVINN в IKEA, которая посвящена ценности ремесленного искусства. В ней вы можете найти яркие чехлы на подушки и ковер, которые отражают личности наших ремесленников и являются наглядной демонстрацией навыков и искусности 100 ткачей и 100 вышивальщиц rangSutra.

Удивительно, но помимо всего прочего, ваш проект также про заботу об экологии. Расскажите, пожалуйста, об этой области импакта вашего предприятия.

Ежегодно мы производим около 900 000 изделий – это женская и мужская одежда, салфетки, скатерти и наволочки с традиционными орнаментами и вышивкой. И благодаря тому, что мы используем ремесленное производство, наша продукция примерно на 21 % меньше загрязняет окружающую среду в сравнении с хлопковым текстилем, произведенным механизированным способом.

По показателям снижения воздействия на окружающую среду мы значительно превосходим своих коллег по текстильной отрасли. Например, мы используем солнечные батареи и экологически чистый хлопок BCI (Better Cotton Initiative – глобальная некоммерческая организация и крупнейшая в мире программа по обеспечению качества хлопка. Среди участников этой инициативы – компания IKEA – прим. ред.), который дает на 40,8 % менее интенсивные выбросы на тонну семян, чем обычный хлопок.

Однако, как показывает наш отчет о воздействии, rangSutra есть к чему стремиться. Так, мы можем добиться дополнительной экономии воды, полностью перейдя на хлопок BCI. Также мы нацелены на освоение возобновляемых источников энергии и рассматриваем возможность приобретения «зеленых» сертификатов для того, чтобы поддержать развитие ветряной или солнечной энергетики и компенсировать свое воздействие на окружающую среду.

Вы уже упомянули отчет о воздействии rangSutra. Как вы оцениваете результаты своей работы и масштаб импакта? Мы сопоставляем нашу деятельность с Целями устойчивого развития ООН, проводим оценку жизненного цикла (LCA) и оценку социального возврата на инвестиции (SROI).

Как я уже говорила, с помощью тренингов и семинаров мы успешно привлекаем молодое поколение к занятиям ремеслами как к экономически выгодной деятельности. В 2022–2023 гг. наше предприятие обучило 18 ремесленников. С точки зрения социального воздействия мы создали общую стоимость человеческого капитала в размере 2 657 453 индийских рупий в течение следующих пяти лет.

Мы обеспечиваем женщин и мужчин в сельской местности работой в сфере текстильных ремесел, а также внедряем экологически чистые методы производства. Так мы добились того, что умирающее искусство превратилось в будущее моды, которое связано с устойчивым развитием.

Безусловно, такой вдохновляющий опыт хочется активно перенимать. Что бы вы посоветовали человеку, который захочет создать социальное предприятие, работающее по той же модели, что и rangSutra?

Прежде всего, этому человеку необходимо собрать не менее 200 ремесленников в одной географической точке. Затем надо создать комплексные центры, которые будут способны производить продукт целиком – от сырья до изготовления ткани, шитья и вышивки. И, конечно, одновременно с этим формировать небольшую команду профессионалов из 3–4 человек, которая сможет управлять центром.

Но главное – помнить, что все в ваших руках. Сталкиваясь с трудностями на этом пути и пытаясь их преодолеть, вы можете даже потерпеть неудачу, но стать более сильными и устойчивыми в дальнейшем. Каждый день для каждого члена большой команды rangSutra – это новое начало и шанс стать лучшей версией себя, получая поддержку единомышленников. Как говорит одна из наших работниц Дхинья Бай, есть нечто, что находится за пределами возможностей любого человека, действующего в одиночку. Каждый из нас вносит что-то свое в этот коллективный дух ремесла, сочетая эстетику и утилитарные элементы. И это возвращается к нам сторицей.

A Symphony of Three Thousand Voices. Interview with Sumita Ghose, Founder of the Social Enterprise rangSutra

“People of Impact” is the name of the column where we publish inspiring stories about people who have made significant changes in the lives of communities, regions, and even countries. In this issue, we want to introduce you to Sumita Ghose, an Indian woman entrepreneur whose social business unites artisan investors and collaborates with the world’s largest corporations. Sumita has been honored with the highest award granted by the President of India for her contributions to women’s rights and empowerment.

Sumita Ghose

Natalia Gladkikh

PhD in Psychology, Leading Expert Institute of Social and Economic Design at the Higher School of Economics

Among the social impact areas of the Indian social enterprise rangSutra is a comprehensive array of Sustainable Development Goals (SDGs). Providing jobs, developing rural areas, addressing inequality, fostering women’s entrepreneurship, alleviating poverty, revitalizing and preserving national crafts, reducing the ecological footprint…

The more one learns about this project, which has united over 3,000 artisans from various regions of India, the more astonishing it is how much rangSutra’s activities challenge many established norms. Can three thousand artisans living in different territories collaborate to ensure industrial-scale production and consistent quality? With significant reliance on manual labor, is it feasible to meet the demands of major corporations like IKEA? Can artisans prevail in an unequal struggle against the mass market? And is it possible for such an enterprise to be established and managed by just one gifted woman?

It is with her, Sumita Ghose, founder of the rangSutra project, that we have attempted to delineate this “secret mechanism” that has for nearly two decades provided artisans from diverse regions of India with employment and the opportunity for professional self-actualization.

How did the rangSutra project begin?

The idea of rangSutra came to me while on a sabbatical in 2002. At that time, I was exploring what types of organizations would be necessary in the 21st century to tackle issues of inequality and injustice. And I imagined how wonderful it would be if a project could emerge that would bridge the divide between marginalized rural communities and prospering urban India, between tradition and modernity. This vision was inspired by AMUL – the Indian Dairy Cooperative, uniting farmers throughout the country to sell milk and dairy products in India and internationally.

In 2006, we officially launched rangSutra Crafts India and started work in full swing. Our purpose is to ensure regular work and sustainable livelihoods for rural artisan communities. We build on the skills that artisans and their teams already possess, training them in the operation of modern equipment and technologies necessary for managing a 21st century enterprise – one which is equally committed to people and the planet, along with financial sustenance / profits.

RangSutra constructs a bridge connecting artisans and their creations with the handcrafted goods market, both within India and globally.

The primary shareholders of rangSutra are the village artisans themselves. And this is not the most obvious solution. How did you come to adopt this governance model?

We needed capital to start, but philanthropic organizations were unwilling to fund us as we were not a charitable organization. Banks were unwilling to lend us money due to our lack of business experience, and our inability to provide collateral for loans. Then William Bissell of Fabindia (an Indian retail network specializing in clothing, home décor, furniture, textiles, and handcrafted items – ed. note) proposed that artisans put in their own capital, however modest. Without much ado, 1,000 artisans, 800 of them women from the URMUL Trust community tackling poverty, put in trust, talent and a 1,000 rupees each into our venture. Thus was born rangSutra – a community-owned social enterprise focused on producing and selling ethically made, handcrafted apparel and home furnishing.

Later, Aavishkaar (a leading Indian firm in robotics, engineering, and technological education – ed. note) and Fabindia became investors in rangSutra. We also headed a government initiative to conserve traditional handloom weaving and gained support from the United Nations Development Program and the World Bank to establish artisanal and weaving clusters in other states – Uttar Pradesh and Kashmir. More recently, we have partnered with the CSR departments of major Indian corporations.

Who can now become a shareholder in rangSutra, and what does this mean for the artisans themselves?

Individual artisans cannot become shareholders; they have to belong to a group, who work collectively in this sector and are keen to work with us, as part of rangSutra. It is essential to acknowledge that they have their representatives on the company’s board of directors, and they weigh in on crucial decisions of the company.

In hindsight, I can confidently state that the decision to invite artisans to become shareholders was the right one. This has fostered a sense of independence, particularly among female artisans for whom rangSutra shares might be their sole owned asset, as land and family homes are often owned by men. Moreover, collaboration with our company has provided them with personal bank accounts and funds, which they can manage at their discretion.

How is rangSutra structured at present?

The enterprise’s structure can be visualized as a wheel, where the spokes are arrayed around a central hub. The village craft centers (rangSutra Kala Kendra) represent the “spokes,” while the district headquarters are the “hub” center. One or two managers, and at times more, oversee and supervise the work of around 15–20 artisans. Managers are present in every village center. These managers, both women and men, are artisans themselves with at least a high school education and, importantly, leadership skills. They assist other artisans, elevating the centers themselves to a higher level.

Originally, the craft centers were just set up in someone’s backyard, but gradually, they were moved to specialized production sites constructed by local government bodies. Among our artisans, there are many young people, particularly women. Initially, some women were reluctant to join us, and often their husbands and parents did not permit them to work outside their homes. However, there were always bold trailblazers and soon the others followed.

People turn to us because, regrettably, in the areas where they live, there are not many options of non-farm work in the areas we work in. Partnering with us provides them with a job they enjoy and comfortable work conditions.

What occupation does a rangSutra artisan undertake, and what is the average income?

RangSutra employs 110 full-time employees and 2,500 artisans. The remaining 500 are still in the cluster development phase and get intermittent work. The average part-time income for a 4-hour workday, 5 days a week, is about 6,000 rupees per month. A full-time artisan, working 8 hours a day, 6 days a week, can earn up to 16,000 rupees.

Full-time staff primarily engage in handloom weaving, while part-timers do hand embroidery. Weaving is complex: before sitting at the loom, one must perform preparatory tasks such as winding yarn onto a spool, dyeing it, preparing the base, and securely attaching the base to the loom. Attention to detail is crucial to ensure the fabric on the loom is uniform and the patterns conform to the design.

You celebrated a decade of partnership with IKEA last year. I understand it was this alliance with the brand that motivated the establishment of the centers. Could you elaborate on that?

A decade of collaboration with IKEA marks a significant step on rangSutra’s path towards societal and economic advancement. It has propelled our growth and stimulated the creation of village centers, which over time became learning and developmental hubs for many women who lacked access to education.

Just like with our partnership with C&A (an international clothing retail chain – ed. note), understanding the nuances of the global market is crucial for us, and conversely, our capacity to mass-produce handcrafted items is key for them.

For concrete examples, one can observe IKEA’s recent MÄVINN collection, which underscores the value of artisanal craft. Here, one can discover vibrant cushion covers and carpets that embody the spirit of our artisans and serve as tangible proof of the expertise and artisanship of 100 weavers and 100 embroiderers at rangSutra.

Surprisingly, in addition to everything else, your project is also about eco-friendliness and caring for the environment. Please share insights into this aspect of your enterprise’s impact.

Annually, we create approximately 900,000 items, which includes women’s and men’s apparel, napkins, tablecloths, and pillowcases embellished with traditional motifs and embroidery. Thanks to our artisanal production approach, our products generate roughly 21 % less environmental pollution compared to industrially produced cotton textiles.

We significantly surpass our counterparts in the textile sector in minimizing our environmental footprint. For instance, we utilize solar panels and environmentally sustainable BCI cotton (Better Cotton Initiative – a global non-governmental organization leading the largest cotton quality assurance program worldwide. Among the participants of this initiative is IKEA – ed. note), which produces 40.8 % less intense emissions per ton of seeds compared to conventional cotton.

However, as our impact report shows, rangSutra still has much to strive for. Thus, we can accomplish additional water savings by fully transitioning to BCI cotton. We are also concentrating on harnessing renewable energy sources and considering the acquisition of green certificates to bolster the growth of wind or solar energy, thereby compensating for our environmental impact.

You have mentioned the rangSutra impact report already. How do you evaluate the work’s results and the scale of the impact?

We benchmark our activities against the UN Sustainable Development Goals, carry out Life Cycle Assessments (LCA), and Social Return on Investment (SROI) evaluations.

As previously stated, via trainings and seminars, we’ve successfully drawn the younger generation to view craftsmanship as an economically advantageous pursuit. In the years 2022–2023, our enterprise has trained 18 artisans. From a social standpoint, we’ve created a cumulative human capital value estimated at 2,657,453 Indian rupees over the following five years.

We provide employment to women and men in rural locales in the textile crafts sector, while also instituting eco-friendly production techniques. In doing so, we’ve transformed a fading craft into the vanguard of fashion, intrinsically linked to sustainable development.

Naturally, this revitalizing experience is something one is eager to adopt and propagate. What counsel would you offer to an individual aspiring to establish a social enterprise following rangSutra’s model? First and foremost, one would need to amass at least 200 artisans within a singular geographic vicinity. Subsequently, it’s necessary to establish integrated centers capable of fabricating the entirety of a product – from the initial raw materials to the final processes of weaving, sewing, and embroidering. And, of course, at the same time, it is necessary to form a small team of 3–4 professionals who will be able to manage the center.

But the most important thing is to remember that everything is in your hands. Encountering and endeavoring to surmount obstacles on this journey may occasionally lead to failure, but ultimately fosters greater strength and resilience. For every member of rangSutra’s large team, each day presents a fresh start and the prospect to evolve into the finest version of oneself, underpinned by the solidarity of like-minded peers. As our colleague Dhingya Bai put it, there exists something that transcends what any individual can achieve in isolation. Every one of us infuses something unique into this communal essence of craftwork, melding aesthetic values with functional utility. And this collective investment returns to us manifold.

Своим путём. Разработка российского Стандарта отчетности об устойчивом развитии и его перспективы

На данный момент в России существуют несколько инициатив, направленных на упорядочение, стимулирование и развитие темы устойчивого развития. Ключевым подходом является находящийся в разработке по заказу Минэкономразвития России отечественный Стандарт отчетности об устойчивом развитии (проект которого имеется в распоряжении редакции). Журнал «Позитивные изменения» подготовил подробный материал об этом документе, включив мнения всех заинтересованных сторон. Не будучи связанными ни с одной из них и при этом обладая всеми необходимыми данными, мы можем позволить себе посмотреть на ситуацию со стороны, проанализировать ее и внести соответствующие предложения в разрабатываемый стандарт.

Татьяна Печегина

Журналист

Владимир Вайнер

Директор Фабрики позитивных изменений

Устойчивость социальной сферы и особенно таких ее экономических элементов, как социальные предприятия и некоммерческие организации, напрямую зависит от позиции и устойчивости бизнеса – как крупного, так и малого. Чем устойчивее бизнес, тем эффективнее развивается весь социальный сектор. Ведь благосостояние – это широкий спектр факторов, предполагающий решение социальных проблем от глобального до самого локального уровня жизни каждой семьи, человека.

Традиционно социальные инициативы опираются на то, что называют «социальной ответственностью бизнеса»: через филантропию и меценатство, спонсорство, социальные инвестиции, инновационные социально-предпринимательские проекты. Но в последние годы корпоративная социальная ответственность, знакомая по аббревиатуре «КСО», все чаще заменяется другими тремя буквами – «ЦУР», за которыми скрываются 17 Целей устойчивого развития ООН и их национальные локализации[1].

Понимание, что весь крупный бизнес должен развивать КСО, превратилось в курс на достижение Целей устойчивого развития, а после – в ESG-повестку, согласно которой бизнес должен соответствовать стандартам развития в трех категориях: экологической, социальной и управленческой (Environmental, Social, Governance). ESG является финансовым инструментом мотивации и монетизации ЦУР. К таким инструментам относят: особые условия кредитования, займов, облигаций на уровне мировой финансовой системы и национальных финансов. В России это, в частности, «зеленая» и «социальная» таксономия. Кроме того, Банк России подготовил рекомендации по разработке методологии и присвоению ESG-рейтингов[2].

Также был сформирован Национальный ESG Альянс, миссия которого – «способствовать укреплению национальной повестки устойчивого развития в России за счет консолидации усилий крупного бизнеса и государства»[3]. В 2022 году Альянс представил Атлас экосистемы ESG, включающий более 30 разделов, описывающих роли регуляторов, разработчиков стандартов и таксономий, агрегаторов и профессиональных пользователей нефинансовых данных, создателей сервисов и авторов различных проектов в этой сфере. При этом содействовать кратному масштабированию национальной повестки ESG в России, интегрируя в нее не только крупных лидеров ESG-трансформации, но и малые, и средние предприятия, а также общество в целом, планируется, согласно миссии, на горизонте 2030 г., то есть не на видимом горизонте.

Говоря о показателях ESG, важно видеть позицию государства. В 2021 году Президент РФ так сформулировал свое отношение: «ESG – это такой комплексный показатель того, как государство предполагает свое развитие на ближайшую среднесрочную и более отдаленную перспективу. Конечно, в центре внимания подобного развития должен находиться и находится человек. Российская Федерация отдает себе в этом отчет и не только потому, что хочет быть в тренде, но потому что в основе нашей политики, вся наша политика строится вокруг человека. Во всяком случае, мы пытаемся это делать»[4].

В 2022 году Владимир Путин по итогам встречи с членами организации «Деловая Россия» дал поручение Правительству РФ «рассмотреть вопрос об определении критериев отнесения инвестиционных проектов к числу проектов, отвечающих требованиям концепции экологической, социальной и корпоративной ответственности (ESG), а также о предоставлении мер государственной поддержки участникам таких проектов»[5].

В 2023 году Счетная палата РФ провела анализ достижения ратифицированных Россией ЦУР ООН в 85 регионах России и отметила положительную динамику по большинству показателей[6]. Однако само восприятие ЦУР в регионах, равно как и осведомленность населения по данной тематике, пока находятся на невысоком уровне, а непосредственная деятельность субъектов по вопросам реализации ЦУР во многом зависит от специфики региона и заинтересованности высших должностных лиц.

По итогам того же 2023 года, из исследования hh.ru и экологического сервиса «Сохрани лес» следует, что большинство секторов экономики в России снизили зарплаты ESG-специалистам и сократили объем их найма[7].

Все дело в том, что, несмотря на ратификацию в России ЦУР ООН, отечественная ESG-повестка как фактор обеспечения финансовой устойчивости, на основе которого рассчитывались крупные инвестиции и принимались решения о крупных международных финансовых операциях, за последние два года значительно изменилась. В связи с этим первые лица страны неоднократно озвучивали необходимость формирования собственной локальной повестки ESG.

В итоге, к середине 2023 года в России сформировались условия для переосмысления и становления новой концепции, в которую было бы логично сразу заложить человекоориентированную, социальную повестку – в вопросах развития прозрачности и взаимодействия с обществом, инклюзии, поддержки волонтерских и других гражданских инициатив, общего вклада и оценки позитивных изменений в обществе. Содержательной основой такого подхода стало более широкое понимание устойчивого развития, не ограниченного базовым набором показателей ESG. Далее мы рассмотрим несколько инициатив, появившихся в последнее время, которые развивают тему ESG-повестки в России.

В ноябре 2023 года на сайте Министерства экономического развития РФ был опубликован документ «Об утверждении методических рекомендаций по подготовке отчетности об устойчивом развитии»[8]. В нем упоминается тот самый Стандарт отчетности, который на момент публикации еще находится в разработке.

В декабре 2023 года на выставке-форуме «Россия» в рамках форума «МыВместе» эксперты обсудили данный подход, предложив важные уточнения для будущей редакции стандарта. Дискуссия проходила в рамках стратегической сессии «Стандарт отчетности об устойчивом развитии как инструмент развития волонтерства и социальной вовлеченности жителей, предприятий и территорий»[9].

Как рассказала в ходе дискуссии заместитель директора Департамента корпоративного регулирования Минэкономразвития России Ирина Филиппова, тема стандартизации оценки достижения ЦУР поднималась в концепции развития публичной нефинансовой отчётности ещё в 2017 году, и по распоряжению Правительства РФ министерство плотно над ней работало. В апреле прошлого года к этой теме вернулись на съезде РСПП, после которого появилось Поручение Президента РФ. Итогом проработки вопроса стали методические рекомендации Минэкономразвития России, утвержденные приказом и размещенные на сайте ведомства.

«Хочу подчеркнуть, что это добровольный, рекомендуемый к применению документ, – уточнила Ирина Филиппова. – Мы расцениваем его как минимальный набор рекомендаций, позволяющий компаниям, которые еще не вовлечены в процессы подготовки отчётности об устойчивом развитии, продемонстрировать итоги своей работы».

Документ содержит рекомендации организовывать взаимодействие с заинтересованными сторонами при подготовке отчетности, раскрывать показатели в ретроспективе хотя бы за последние три года для понимания динамики развития компании. Также для исключения недобросовестных практик и ошибок рекомендуется заверять отчетность на профессиональной основе – при помощи аудиторских компаний (в соответствии с имеющимся в редакции проектом Стандарта отчетности об устойчивом развитии).

Пул показателей был сформирован по итогам изучения различных стандартов отчетности компаний, а в качестве базы на начальном этапе были взяты стандарты ЮНКТАД ООН: экономические, социальные, управленческие и экологические[10].

«В рекомендациях мы указали те показатели, на которых стоит акцентировать внимание, и постарались очень чётко прописать, как непосредственно их считать и откуда брать, – пояснила Филиппова. – Для возможности сопоставления организаций между собой очень важно, чтобы год от года они раскрывали и считали показатели с единообразным подходом».

В блок социальных показателей были включены как внутренние, связанные с работниками и членами их семей, так и связанные с внешним социальным воздействием, например, участие организации в благотворительности. Если говорить о корпоративной социальной ответственности, то в блоке экономических показателей есть те, что связаны с устойчивым инвестированием.

Также, по словам Филипповой, уже после публикации методических рекомендаций вышел закон о дополнительной поддержке волонтерской деятельности, вступивший в силу с 1 января 2024 года. Кроме того, появились изменения в таксономии «зеленых» проектов, в частности, изменились компоненты, связанные с волонтерской деятельностью.

«В развитии методических рекомендаций предполагается разработка следующего документа – стандарта, который будет более объемным и подробным, – поделилась эксперт. – Сами же рекомендации не несут в себе регулирующего непосредственного воздействия, но мы понимаем, что это дает некий посыл, делает акцент на том, что важно госрегулятору и что важно бизнесу».

Оператором разработки стандарта по поручению Минэкономразвития является ВЭБ.РФ. В июне 2023 года на форуме «Сильные идеи для нового времени» госкорпорация представила Президенту РФ, на основе данных им поручений, собственную альтернативу ESG – «5C»: стабильное стратегическое развитие, внимание к сотрудникам и их семьям, социальные программы, окружающая среда и родная страна[11].

По словам Дениса Бокова, управляющего директора Блока агента Правительства Российской Федерации ВЭБ.РФ, в направлениях, касающихся оценки достижения целей устойчивого развития, показатели не просто могут быть, а должны быть качественными, поскольку только так может измеряться эффективность этих направлений. «В своей работе мы используем эти принципы, – поделился эксперт, отвечая на наш вопрос, – но другими компаниями пока по-прежнему применяется и международный стандарт ESG. Одной корпорации ВЭБ.РФ сложно быстро переломить привычные практики, переложив их на отечественные рельсы. Но, еще раз отмечу, внутри корпорации это происходит, и по проектам социального воздействия у нас это получилось». Задача не в том, чтобы изменить парадигму, а в том, чтобы в той же парадигме изменить формулировку, чуть ее расширить и конкретизировать, уверен Боков.

Также существует альтернативный подход к вопросу от Агентства стратегических инициатив – «Стандарт социального капитала бизнеса», который призван на основе платформенного решения обеспечить координацию элементов сложившейся корпоративной практики в сфере ответственного ведения бизнеса и устойчивого развития, исключив противоречия, и предоставить на их основе общепризнанный механизм оценки и учета вклада деятельности организаций в повышение качества жизни в России.

Александр Синицын, руководитель проектного офиса по устойчивому развитию АСИ, рассказывая об этом стандарте, отметил его ключевое отличие от документов, подготовленных госрегуляторами, – намного большую гибкость. «К документам, выпускаемым госорганами, очень строгие требования, они не должны допускать никаких трактовок, поэтому в подобные стандарты включаются только показатели железно подтвержденные, – говорит Синицын. – Но рынок, конечно, задает вопросы о гибкости моделей оценки. И в этом случае вступаем мы, поскольку оператором нашего стандарта является НКО, выполняющая роль общественного института. Соответственно, мы можем себе позволить быть более гибкими, то есть, обеспечить развитие методологии и учет факторов, которые пока не настолько четко определены и стандартизированы, чтобы быть учтенными в документах госрегулятора».

Особенностью «Стандарта социального капитала бизнеса» является не просто раскрытие информации о том, каких целей достигла компания, а оценка соответствия результатов максимально широкому охвату показателей устойчивого развития. Туда включаются и количественные экономические показатели, основанные на методических рекомендациях Минэкономразвития, «курсе управления» Центробанка и некоторых распространенных практиках, и качественные показатели управления. Плюс то, что является одним из ключевых отличий отечественных методологий от мировой практики ESG, – оценка вклада в национальные цели, в укрепление страны.

«Важно то, что это именно оценка динамики, – акцентирует эксперт. – Для этого разработана целая система, в которую заложены количественный и качественный блоки, инструменты обратной связи, определенная методология, соответствующая общему подходу к оценке устойчивого развития. Блок качественной оценки очень важен, поскольку сама сфера устойчивого развития еще недостаточно устоявшаяся, чтобы можно было корректно и одинаково для каждого «посчитать» абсолютно все».

Оценка – это непрерывно развивающаяся история, поскольку сам предмет отличается от компании к компании, от отрасли к отрасли, общая система учета не настроена. Александр Синицын приводит в пример вопросы, связанные со здоровьем сотрудников, которые в разных компаниях могут решаться совершенно по-разному: от штатного врача до системы ДМС, доплаты по больничным и пр. Все это пока сложно привести к общему знаменателю, поэтому такие практики постоянно мониторятся и добавляются.

Для достижения ЦУР и внедрения национального, адаптированного списка соответствующих показателей, авторы предлагают учесть в Стандарте подход АСИ, использующий оценку соответствия результатов вышеупомянутым критериям. А именно включение, хотя бы в частичном формате, «Стандарта социального капитала бизнеса» в общую логику разрабатываемого официального документа Минэкономразвития России.

Существуют и другие авторские подходы. К примеру, активно набирает обороты «ЭКГ-рейтинг ответственного бизнеса», формируемый Финансовым университетом при Правительстве РФ и Институтом демографической политики имени Д. И. Менделеева при поддержке ФНС России и Счётной палаты РФ. В представленном подходе рассматривается аббревиатура ЭКГ – экология, кадры, государство – и учитываются почти 100 000 предприятий страны[12].

Прокомментировать этот подход мы попросили Анастасию Горелкину, заместителя председателя совета директоров холдинговой компании «Сибирский деловой союз», сопредседателя комиссии по социальной ответственности и корпоративным коммуникациям Ассоциации коммуникационных агентств России (АКАР). Анастасия Горелкина уверена, что все инициативы по мотивации компаний развивать направление устойчивого развития – это позитивный знак для нашего общества. Все существующие крупные проекты – «Стандарт отчетности об устойчивом развитии», «ЭКГ-рейтинг» и «Стандарт социального капитала бизнеса» – призывают к одному: демонстрировать свои успехи не только с точки зрения финансовых показателей, но и с точки зрения социальной ответственности. Ведь чем больше у человека информации о том, как та или иная компания заботится о нем, его близких, обществе и стране, тем его жизнь спокойнее и гармоничнее.

«Сейчас на смену вектору ESG пришли сразу несколько проектов, которые переосмысливают глобальные вызовы, делают больший акцент на социальной ответственности и даже добавляют элемент «соревнований» через «ЭКГ-рейтинг», – рассказывает Анастасия Горелкина. – Это все в итоге позитивно скажется на бизнесе и его подходах как к запуску проектов, так и к их качеству. Ведь каждый хочет получить высокое место в рейтинге, а для этого нужно ориентироваться на наиболее успешные практики».

Эксперт отмечает, что в перечне базовых показателей отчетности об устойчивом развитии, опубликованном в ноябре прошлого года Минэкономразвития России, социальный блок на текущий момент включает только финансовые показатели, к примеру «расходы на организацию и проведение социальных, физкультурно-оздоровительных, медицинских мероприятий для работников и членов их семей». Это необходимо сегментировать и раскрывать более детально – показывать количество программ, на кого они направлены. Необходимо также расширять сам блок социальных показателей с учетом новых форм заботы о сотрудниках, их семьях, о демографии в целом, раскрывать данные об инклюзии, о развитии и поддержке талантов, программах по развитию духовно-нравственных ценностей. Помимо этого, особый акцент, на взгляд Горелкиной, нужно делать на коммуникационной составляющей социальных проектов, потому что иногда об их существовании не знают даже внутри компаний. Также часто бизнес не информирован о том, что о своих социальных проектах можно рассказывать, используя государственные меры поддержки, такие как социальная реклама. Все коммуникационные метрики стали бы важным дополнением к уже сформированным показателям.

Эксперт заостряет внимание на том, что именно социальная ориентированность отличает отечественный подход от принятой международной практики ESG, на которую до недавнего времени ориентировалась и РФ. «Сейчас большое количество исследований говорит о том, что у нашего общества есть запрос на знание и получение информации о социальных и экологических проектах», – резюмирует Анастасия Горелкина.

Именно социальная ориентированность отличает отечественный подход от принятой международной практики ESG, на которую до недавнего времени ориентировалась РФ.

На взгляд авторов, логично дополнить Стандарт отчетности принципами, лежащими в основе «ЭКГ-рейтинга ответственного бизнеса». Это позволит на выходе получить максимально агрегированную и даже визуализированную историю с учетом мнений всех заинтересованных сторон.

Проанализировав все инициативы и имеющиеся в нашем распоряжении документы, мы пришли к выводу, что практически во всех подходах имеет место одно общее слабое место. А именно – сам подход оценки носит очень ограниченный характер и строится на основе формального предоставления данных о финансовых и нефинансовых показателях без оценки социального эффекта, воздействия и влияния на устойчивое развитие.

К примеру, в проекте стандарта от Минэкономразвития России и ВЭБ.РФ есть определённые требования по направлению использования привлечённых средств – на проекты, признанные социальными, экологическими и пр. Однако оценка результатов этих вложений является необязательной и возложена на самого инициатора, что почти автоматически означает опасность формального проведения оценки лишь «для факта отчетности».

Все показатели измеряются либо в количестве потраченных денег, либо в процентах, либо в количестве охваченных мероприятиями человек, либо даже в количестве заседаний совета директоров и аудиторских заседаний и их посещаемости.

Плюс разработчики документа педалируют тему добровольности его применения – эта отчетность изначально не является обязательной. Но предполагается, что и в России все крупнейшие корпорации, задающие тон в финансах, в данном случае, в масштабах страны, будут ориентироваться на официальный стандарт. Если там не будет обязательного условия оценивания именно социального эффекта и воздействия, реализацию социальных проектов очень легко будет привязать к PR и другим подобным нуждам компании, не заботясь о достижении реального социального эффекта.

Ближе всех к истине, на наш взгляд, выступил ряд существенных стейкхолдеров-благополучателей (ИРИ, АВЦ, АНО «Пространство равных возможностей» и другие). Ранее к работе над проектом стандарта они не привлекались, однако по нашей просьбе предложили ряд важных поправок и дополнений в текущий проект стандарта.

В первую очередь было предложено раскрывать результаты деятельности организации с точки зрения достижения социального эффекта, социального воздействия в краткосрочном, средне срочном и долгосрочном периодах. Рекомендовано также указывать как ожидаемые социальные эффекты и воздействия, так и реально достигнутые, в том числе незапланированные, проводить и раскрывать анализ причин полученных результатов; подкреплять оценку качественными и количественными показателями, подтвержденными обоснованными и доказанными данными.

Также следует описать проблемную ситуацию, требующую изменения, привести перечень целевых аудиторий, на которые будет оказан социальный эффект или социальное воздействие, описать, как и почему каждая из целевых аудиторий связана с проблемной ситуацией. Для обоснования и доказательности выбора и описания проблемы и ее причин, перечня целевых аудиторий и связи с решаемой проблемой, а также плана мероприятий рекомендуется пользоваться статистическими данными из авторитетных источников. Можно использовать и кабинетные исследования с разными источниками данных: от публикаций в СМИ до научных изданий, с указанием таковых. Кроме того, данные можно приводить из экспертных опросов специалистов, а также из собственных проведенных эмпирических исследований с раскрытием информации о них. Пригодится также изучение опыта ключевых проектов и/или организаций, направленных на решение поставленной проблемы, за последние 3 года.

«Стандарт должен создавать тренд, задавать тон и моду, он пишется на будущее, – считает Игорь Новиков, директор АНО «Пространство равных возможностей», член Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ). – Как мы его напишем, такие компании увидим через несколько лет. Поэтому, если говорить не выходя за поле моего профессионального интереса, в итоговом документе должны быть отражены не только те аспекты деятельности организаций, по которым они привыкли отчитываться, но и те, о которых пока никто ничего в компаниях не слышал».

По словам эксперта, в проекте критически не хватает нескольких моментов. Если раньше от компании ждали простого рассказа о том, что было сделано хорошего, сейчас одним из ключевых аспектов деятельности бизнеса (и государства, и НКО) стало научение и импакт. Поскольку бизнес является драйвером развития, общество ожидает увидеть устойчивые компании, умеющие преодолевать вызовы и в процессе этого преодоления способные учиться и создавать новое. «Именно такие компании создают впечатление устойчивых, – убежден Новиков. – Вторым же из таких научений в эпоху BANI[13] является способность выстраивать стратегические партнёрства с государством, НКО и другими компаниями для системного решения проблем всего общества. Для того чтобы сделать что-то в партнерстве, где имеют место разные культуры решения проблем, нужно выдерживать баланс, – и это уже история про гражданское общество, а не про игру в «лучшую компанию года в номинации «социальный прорыв». Каждый успешный продакт-менеджер знает: стратегия «волк-одиночка» или «один в поле воин» не приведут к созданию ценности, управление продуктом не состоится. Компаниям нужно научиться играть командами, и этот аспект обязательно должен быть отражен в стандарте».

Также одним из важнейших моментов является вовлечение (или инклюзия) уязвимых и маргинальных групп. В настоящее время вовлечение привычно рассматривается как инструмент достижения разнообразия в команде. Те, кто вынужден идти в ногу со временем, изучать демографические прогнозы и прочее, активно пытаются покрыть дефицит организационной способности вовлекать «не таких, как все» в цепочку создания стоимости и потребление благ. Поэтому в стандарте должны быть более внятные и рассчитанные на ближайшее будущее требования относительно вовлечения уязвимых групп (люди с инвалидностью и ОВЗ, молодые специалисты, люди с мигрантским опытом, женщины с малолетними детьми, пожилые люди и проч.). «Речь должна идти не о простой демонстрации показателей найма (хотя, если компании начнут раскрывать эти данные, будет уже неплохо), а об организационных и иных инновациях», – акцентирует Новиков.

Понимая необходимость серьезной доработки стандарта, эксперт говорит о готовности включиться в его корректировку и дополнение, потому что практика донесения информации о деятельности компании не может быть разработана раз и навсегда, это итерационный процесс. Учитывая динамику, с которой меняется мир, пересматривать идеи и конкретные способы их воплощения в отчетах приходится довольно часто. «Нужно осознать, что донесение информации о деятельности компании в области устойчивого развития и иных аспектов, нуждается не во временных рабочих группах, а в сообществе постоянно действующих экспертов», – резюмирует Игорь Новиков.

Безусловно, все имеющиеся методологии по-своему хороши – одно то, что подобные инициативы существуют и активно развиваются, уже является большим плюсом. Но, коль скоро мы говорим про устойчивость, необходимо сказать про те показатели, которые непосредственно связаны с этой устойчивостью с точки зрения социального воздействия. Когда в отчетности существуют исключительно количественные показатели, это никак не коррелирует с обещанием анализа или прогнозирования системных качественных изменений. Отсутствуют формула перехода, описание корреляции и т. п. Поэтому есть четкое понимание необходимости расширения списка показателей в сторону оценки социального воздействия и включения тем корпоративного волонтерства, инклюзивных практик, медиавоздействия в качестве показателей оценки.

На упомянутой выше стратегической сессии «Стандарт отчетности об устойчивом развитии как инструмент развития волонтерства и социальной вовлеченности жителей, предприятий и территорий» по результатам дискуссии был разработан проект резолюции, который мы считаем нужным привести здесь в неизменном виде.

«Внести в первоначальный перечень предложений:

• Доработка раздела оценки социального эффекта;

• В отчетности показывать не количественные характеристики индикаторов и показателей, а основанные на них социальные эффекты;

• Усилить внимание к качественным показателям;

• В формировании перечня показателей опираться не только на международные стандарты и национальные цели ЦУР, но и на национальные проекты;

• Включить в оценку тематики развития сообществ и партнерств, развития некоммерческого сектора;

• Включить в оценку направление коммуникационных проектов; включение показателей на основе информационной повестки и качества кампаний (региональных кампаний, федеральных кампаний ИРИ, партнерств с АНО «Национальные приоритеты»);

• Показать необходимость показателей связи между экологическими и социальными (на их базе) проектами;

• Усилить внимание к показателям вовлечения сотрудников и жителей в управление предприятием и региональным развитием;

• Включить показатели, отражающие накопление и консолидацию социального эффекта (в том числе партнерства, сообщества, информационную повестку);

• Включить показатели реинтеграции сотрудников, уходящих с позиции в связи с выходом на пенсию, по болезни, по инвалидности;

• Включить показатели реализации инклюзивного подхода во всех направлениях внутренней и внешней деятельности компании;

• Сохранить в перечне экономических показателей «Устойчивые, в том числе «зеленые» инвестиции»;

• Раскрывать информацию об устойчивых инвестициях в разрезе направлений национальных таксономий».

Один из ключевых экспертов стратсессии – ведущий эксперт Института социально-экономического проектирования НИУ ВШЭ и главный редактор журнала «Позитивные изменения» Наталья Гладких – считает очень ценной дискуссию, возникшую в отношении разрабатываемого отечественного стандарта отчетности, поскольку это дает возможность высказать свои мнения представителям разных сторон. Слово «Стандарт» в названии документа определяет наличие в его содержании свода важных принципов, на которые всем важно ориентироваться и опираться. Поэтому эксперту хотелось бы, чтобы в итоге это был документ, помогающий не только компаниям и их стейкхолдерам в понимании своих результатов деятельности, но и задающий определенные нормы, рекомендации к тому, как это наиболее эффективно и результативно делать.

«В той версии стандарта, которая есть сейчас в виде рабочего документа, обращают на себя внимание несколько важных моментов. Первый – это очевидный разрыв в риторике повествования в документе в той части, где описывается, зачем нужен стандарт, что он дает, что включает и т. п., и в том, какие в итоге предлагаются конкретные действия и показатели», – говорит Наталья Гладких.

Так, по ее словам, в первой части активно используется терминология из сферы оценки воздействия или импакта, например:

«Под информацией, связанной с устойчивым развитием, понимается информация о воздействии, рисках и возможностях организации, связанных с устойчивым развитием»;

«Полезность информации, связанной с устойчивым развитием, повышается, если информация сопоставима, поддается проверке, своевременна и понятна, а также достаточна для того, чтобы отразить существенное воздействие на экономику, окружающую среду и социальную сферу и дать заинтересованным лицам (сторонам) возможность оценить результаты деятельности организации (принцип полноты) за отчетный период».

«При этом в блоке показателей нет ничего, что мы могли бы отнести к социальному воздействию. Индикаторы представлены преимущественно различными характеристиками деятельности – количество вовлеченных сотрудников, количество потраченных средств и т. п. Каким было воздействие от этой деятельности остается совершенно за границами этого списка», – добавляет эксперт.

Второй важный недочет, который она отмечает, – это лежащий в основе логики описания и оценки результатов принцип «чем больше потрачено, тем лучше». Значительные затраты компании на социальные цели в логике стандарта автоматически означают, что она «молодец», об эффективности же этих вложений ничего не говорится. Не имеет значения, что именно изменилось в регионе или в стране благодаря таким расходам. И если будет найдено более экономичное решение, в текущей логике стандарта это будет означать ухудшение положения компании на фоне других.

«Давно распространенная логика социальных инвестиций, предполагающая обязательную оценку получаемых результатов (а не описание характеристик того, что сделано или потрачено), полностью отсутствует в текущей версии стандарта, хотя она, на мой взгляд, необходима, – говорит эксперт. – Пока мы не будем задавать вопросы не только о том, сколько потрачено средств, но и какими были результаты от этих вложений, мы не сможем говорить о результатах, собственно, в терминах социального воздействия, как это заявлено в описании замысла стандарта».

Область социального проектирования развивается, как и любая отрасль науки и практики, усложняются формы разработки проектов, подготовки отчетов. Это можно заметить на примере Фонда президентских грантов, где регулярно проходит обновление, добавление новых элементов и акцентов в формах заявок на получение финансирования. Например, в текущей версии заявки важно не только описать замысел проекта, но и обосновать его актуальность ссылками на релевантные источники. Делается акцент на доказательности предлагаемого в проекте подхода к решению проблемы. Некоторые грантодающие организации переходят на заявки в формате так называемой теории изменений, в которой должны быть четко определены не только проблемы, их источники, но и каждое мероприятие должно быть описано в пространстве создаваемых результатов на трех уровнях – непосредственных результатов, социальных эффектов, социального воздействия. Теория изменений используется и в деятельности государственных органов при планировании стратегических проектов[14].

«Рассказывать о результатах, а тем более воздействии своих проектов и программ, в терминах характеристик деятельности – «проведено столько-то мероприятий, потрачено столько-то средств» – давно не принято в «третьем секторе» и все сложнее в государственном, – делится информацией Наталья Гладких. – Если мы зададим стандарт для бизнеса, в котором важен результат не как изменение, а только как форма – это будет шаг назад на языке теории и практики социального проектирования, сферы социальных инвестиций, разработанных на сегодняшний день методов и подходов к оценке воздействия».

Также необходимо стандартизировать доказательность и обоснованность используемых социальных и экологических практик. Критически важным является то, насколько проверенной является используемая технология и предполагаются ли процедуры мониторинга и оценки изменений, запланированных и незапланированных эффектов, возникающих в ходе реализации проекта/программы, деятельности компании в сфере устойчивого развития в целом. В случае НКО, особенно если речь идет о проекте с финансированием третьей стороной – грантодающей организацией, социальным инвестором – деятельность регулярно подвергается оценке и контролю. В ситуации же, когда проект/программу инициирует бизнес, у него нет «контролирующего» органа, который бы обратил внимание на уровень доказательности используемой практики. Если такое указание не будет вынесено в стандарт, КСО-программы могут превратиться в «пространство экспериментов над людьми и природой».

Также, как считает эксперт, в стандарт необходимо внести понятия модели оценки. Это важный термин, отражающий описание того, как будут оцениваться результаты, как будет проходить сбор данных о достигаемых изменениях, а также кто и как, на каком этапе, будет в эту оценочную деятельность вовлечен. По мнению Натальи, практика обращения к аудиторским компаниям за оценкой социального воздействия совершенно не распространена среди социальных инвесторов или некоммерческих организаций. Фиксация того, что цифры посчитаны правильно, вряд ли может дать какую-то выгоду, инсайт, новое знание проектной команде, организации, с точки зрения ее устойчивого развития. Если говорить о внешней, независимой «оценивающей» стороне, предполагающей партнерство «с пользой», речь может идти скорее о вузах, где можно найти экспертизу, исследователей, проверенные научные подходы.

«Стандарт станет действительно стандартом, важным и полезным документом, в том случае, когда он из представленной сейчас риторики «мы вам поставим оценку – и это может быть «двойка»» перейдет к расширению представлений компаний о том, как может быть еще описан их вклад в устойчивое развитие, во всей его полноте и красоте, – подводит итог Наталья Гладких. – Когда в нем будут представлены различные варианты, как любая организация, любого масштаба, может «рассмотреть себя» еще лучше в этом новом прекрасном зеркале. Будут описаны подходы, методы, помогающие выстроить внутри компании свои модели оценки, с учетом специфики деятельности и без какой-либо «карательной» коннотации. Выгода должна заключаться прежде всего в выгоде для самой компании – «любования» создаваемыми ею изменениями в такой уникальной и невероятно важной сфере как устойчивое развитие».

В качестве резюме Наталья Гладких предложила конкретные рекомендации для внесения корректировок в стандарт. Ключевым моментом является то, что все меры, реализуемые в рамках деятельности по устойчивому развитию, должны соответствовать требованиям доказательности и обоснованности. В частности:

1. Должны быть четко определены решаемые проблемы и установлены их причины, с опорой на имеющиеся данные, опыт других подобных проектов и т. п.

2. Должны быть описаны целевые аудитории всех реализуемых программ и проектов.

3. Должен быть четко определен план мероприятий и очевидна взаимосвязь реализуемых действий с проблемами, их причинами, а также планируемыми результатами, изучен опыт реализации подобных проектов, эффективности использования выбранного подхода (социальной, экологической технологии).

4. Должны быть четко прописаны для каждого мероприятия: непосредственные результаты, социальные эффекты, социальное воздействие.

5. На этапе планирования деятельности указывается планируемый план мероприятий и их результатов, а также индикаторов, позволяющих делать вывод о достижении/не достижении планируемых изменений.

6. Для каждого проекта или программы, реализуемых в рамках достижения устойчивого развития, должна быть разработана модель оценки, предполагающая систему мониторинга и оценки достигаемых изменений, в соответствии с системой индикаторов.

7. Для каждого проекта или программы, реализуемых в рамках достижения устойчивого развития, рекомендуется провести расчет индекса доказательности и обоснованности.

8. Разработка и реализация модели оценки воздействия проекта/программы устойчивого развития, отражающей достигаемые (достигнутые) ею изменения, может осуществляться организацией самостоятельно либо с привлечением исследовательских и иных профильных компаний, научных организаций, в том числе на базе научно-исследовательских университетов.

Представленные рекомендации не ограничены конкретным разрабатываемым на федеральном уровне документом, – скорее, их можно и нужно считать применимыми в режиме реального времени и для любой корпорации уже сейчас. Что, безусловно, не отменяет их логичности для включения в национальный Стандарт отчетности.

Закончить обзор хочется данными опроса за ноябрь 2023 года от рейтингового агентства «Эксперт РА», согласно которому почти 80 % нефинансовых и 60 % финансовых компаний будут готовить отчет об устойчивом развитии по итогам года[15]. Эту тенденцию замечают и поддерживают и государственные органы. И важно, чтобы в эту работу включались все больше лидеров социальных изменений.

Following Your Own Course. Development of the Russian Sustainable Development Reporting Standard and its Prospects