1920. Война с белополяками. Поход Красной армии на Вислу бесплатное чтение

© ООО «Издательство «Вече», 2023

Предисловие

Большая советско-польская война началась с польского наступления на Украине 25 апреля 1920 года. Но перемирие на советско-польском фронте начало трещать уже в марте. Обе стороны сознавали, что дни армии Деникина сочтены, и что теперь советско-польский фронт станет главным для двух государств. Глава Польского государства Юзеф Пилсудский был убежден, что для того, чтобы обеспечить независимость Польши, польской армии надо весьма основательно разбить Красную армию, чтобы лишить ее возможности в ближайшем будущем способности оккупировать Польшу. Возможные территориальные захваты со стороны польских войск должны были играть подчиненную роль по отношению к достижению главной цели. Предполагалось, что после разгрома Красной армии Польша сможет захватить на Востоке те территории, которые сочтет нужным (при условии, разумеется, что против присоединения к Польше тех или иных регионов не будут возражать державы Антанты). В Белоруссии Пилсудский рассчитывал провести границу по линии германских окопов 1915 года, что примерно совпадало с границей Речи Посполитой после 2-го раздела в 1793 году. Политической целью советско-польской войны для Варшавы было создание буферного Украинского государства между Польшей и Советской Россией, для чего и был заключен союз с правительством УНР во главе с Симоном Петлюрой. При этом граница между Украиной и Польшей должна была пройти по Збручу, что оставляло в составе Польского государства Восточную Галицию и Волынь с преимущественно украинским населением. Более того, Восточная Галиция была одним из главных центров украинского национального движения, и именно там, как показала польско-украинская война 1918–1919 годов, была создана наиболее боеспособная и наиболее мотивированная украинская армия – Украинская Галицкая армия (УГА). Эта армия после ухода в Восточную Украину и участия в российской Гражданской войне практически прекратила свое существование. Лишь очень небольшое количество бывших бойцов УГА в апреле 1920 года и позднее оказалось в рядах армии УНР. Плохое отношение к полякам жителей Восточной Галиции и Волыни, совсем недавно оккупированных Польшей после кровопролитной войны, существенно ослабляло союз Пилсудского и Петлюры и лишало украинскую армию важного источника пополнений. Более того, поляки запретили Петлюре проводить мобилизацию в приграничных с Волынью и Восточной Галицией уездах Восточной Украины, опасаясь, что, получив оружие, мобилизованные могут проникнуть за Збруч и поднять там антипольское восстание. Это еще ослабляло и без того малочисленную армию УНР.

Также Пилсудский гарантировал безоговорочную поддержку УНР только на правом берегу Днепра, включая Киев, т. е. практически в границах Речи Посполитой до разделов. Действия польской армии на левом берегу Днепра и в направлении на Одессу зависели от конкретной военно-политической ситуации. И, во всяком случае, захватив Киев и создав в этом районе плацдарм на левом берегу Днепра, польский главнокомандующий опасался развивать наступление на левобережье или идти на Одессу, поскольку главная цель наступления не была достигнута. Нанося основной удар на Украине, Пилсудский рассчитывал, что ему удастся разбить главные силы Красной армии еще на правом берегу Днепра. Кроме того, он надеялся, что властям УНР удастся провести мобилизацию на захваченном правобережье Днепра, благодаря чему петлюровская армия многократно возрастет в числе и окажется способной к самостоятельным действиям на отдельных участках фронта. Ни того, ни другого не случилось. Оказалось, что на правобережной Украине расположены сравнительно небольшие советские силы, и они смогли, пусть с потерями, отступить к Днепру. Основные советские силы оказались в Белоруссии, где уже со второй половины марта наносили контрудары по польским войскам. Пилсудский в мае 1920 года вынужден был перебросить часть сил из Украины в Белоруссию, чтобы отразить наступление Тухачевского. Маршал Польши не знал, где будет нанесен Красной Армией главный удар. А он готовился как раз на Украине, куда спешно перебрасывалась главная ударная сила – 1-я конная армия и другие силы, освободившиеся после разгрома Деникина и ликвидации Восточного фронта Колчака. Прорыв фронта на Украине 1-й конной армией привел к необходимости перебросить туда часть польских сил из Белоруссии, что, в свою очередь, привело к прорыву советским Западным фронтом польского фронта в Белоруссии и стремительным отступлением польских и украинских сил к Варшаве и Львову.

Не оправдались и надежды Пилсудского на то, что удастся мобилизовать значительное число украинцев. Во-первых, людские ресурсы Украины были истощены двумя с половиной годами Гражданской войны. Во-вторых, многие украинцы, настроенные против большевиков, в первую очередь из продразверстки, предпочитали идти не в армию УНР, а в отряды к местным атаманам, и часто не настроены были воевать дальше границ своего уезда.

После начала советского наступления стало очевидным, что главное его направление – на Варшаву. Таим образом Москва хотела решить главную политическую задачу – свергнуть существовавшее польское правительство и заменить его послушными ей польскими коммунистами в лице польского ревкома. Важнейшей задачей также считался прорыв через территорию Польши в Германию для ее советизации. Это тоже заставляло переносить главные усилия Красной армии на Западный фронт. Пилсудский планировал перебросить на Западный фронт часть сил с Украины, чтобы сформировать ударную группу для контрнаступления с юга во фланг советского Западного фронта. Но для этого требовалось, чтобы польские войска задержали войска Тухачевского на каком-то рубеже сравнительно длительное время. Пилсудский надеялся, что это удастся сделать на Западном Буге, но надежда не оправдалась. Следующим и последним рубежом оставалась Висла. Если бы не удалось удержать этот рубеж и Варшаву, то Польское государство могло рухнуть.

Между тем, на советской стороне переоценили успехи наступления, полагая, что польская армия основательно разбита. Поэтому 22 июля 1920 года Реввоенсовет Юго-Западного фронта в лице командующего фронтом А. И. Егорова и члена Реввоенсовета фронта И. В. Сталина предложил, а 23 июля главком С. С. Каменев утвердил перенос главных усилий Юго-Западного фронта в Восточную Галицию, т. е. в направлении на Львов. Считалось, что Западный фронт сможет самостоятельно справиться с варшавской группировкой поляков. Между тем, председатель Реввоенсовета Республики и нарком по военным и морским делам Л. Д. Троцкий, реалистично оценивая состояние Красной армии, предлагал остановить наступление на этнографической границе Польши и заключить с правительством Пилсудского компромиссный мир, установив советско-польскую границу примерно по линии Керзона. Лев Давыдович вспоминал: «Были горячие надежды на восстание польских рабочих… У Ленина сложился твердый план: довести дело до конца, т. е. вступить в Варшаву, чтобы помочь польским рабочим массам опрокинуть правительство Пилсудского и захватить власть… Я застал в центре очень твердое настроение в пользу доведения войны «до конца». Я решительно воспротивился этому. Поляки уже просили мира. Я считал, что мы достигли кульминационного пункта успехов, и если, не рассчитав сил, пройдем дальше, то можем пройти мимо уже одержанной победы – к поражению. После колоссального напряжения, которое позволило 4-й армии в пять недель пройти 650 километров, она могла двигаться вперед уже только силой инерции. Все висело на нервах, а это слишком тонкие нити. Одного крепкого толчка было достаточно, чтоб потрясти наш фронт и превратить совершенно неслыханный и беспримерный… наступательный порыв в катастрофическое отступление». Однако Ленин и почти все члены Политбюро отклонили предложение Троцкого о немедленном заключении мира. Дальше, как мы знаем, был поход на Варшаву и разгром Западного фронта. Таким образом, Пилсудский достиг своей военной цели, разбив основные силы Красной армии. Однако основная политическая цель оказалась недостижима. После разгрома войск Тухачевского перед польской армией открывалась дорога на Смоленск и Москву, поскольку боеспособных сил перед ней на этом направлении почти не было. Главная ударная сила Юго-Западного фронта 1-я конная армия, переданная в Западный фронт, была разбита под Замостьем, в значительной степени разложилась и утратила боеспособность. Она ничем не могла помочь советским войскам в Белоруссии, так как вела тяжелые арьергардные бои на Волыни. Однако захват Москвы для поляков не имел никакого смысла. В тот момент не существовало ни одного российского антибольшевистского правительства, которым поляки могли бы передать власть в столице России. Барон Врангель и Русская армия в Крыму были наследниками деникинских Вооруженных Сил Юга России, выступали за «единую и неделимую Россию» и отказывались признавать независимость Польши. К тому же у Врангеля сил и средств контролировать всю Россию, где белые особой популярностью не пользовались, не было. У Польши же явно не имелось возможностей для оккупации России. В самой Польше существовал Русский комитет во главе с эсером Б. В. Савинковым, стремившийся объединить социалистическую оппозицию большевикам. Комитет, естественно, признавал независимость Польши, равно как и право народов России на самоопределение. Но он практически не имел вооруженных сил и в России был малоизвестен, поэтому Пилсудский не рассматривал его всерьез в качестве возможной новой власти в России. Казалось бы, польское командование могло, прекратив наступление в Белоруссии, перебросить войска на Украину и вновь занять Киев и все правобережье Днепра, Одессу, и, может быть, даже часть Левобережья. Однако в ходе войны с Советской Россией поляки убедились, что правительство Петлюры не в состоянии контролировать обширные украинские территории и для поддержания своей власти нуждается в присутствии польских войск. Однако Польша не готова была держать свою армию на Украине в течение длительного времени, да и Антанта явно не одобрила бы польское военное присутствие там, поскольку все еще не воспринимало Украину как независимое государство. В этих условиях главная политическая цель создания буферного Украинского государства не была достигнута, и победа Пилсудского в войне с большевиками обеспечила дальнейшее существование независимого Польского государства всего лишь в течение 19 лет.

В Советской России, как водится, еще до окончания войны начался поиск виновников поражения. Это произошло на IX партийной конференции в 20-х числах сентября 1920 года Троцкий как бы умыл руки, поскольку еще в июле был противником похода на Варшаву. В заключительном слове по своему докладу о военном положении он заявил: «Относительно разведки. Совершенно правильно, что разведка у нас не блестяща, особенно агентурная. Она поставлена у нас на энтузиазме и на преданности прекраснейших партийных работников, которые дают прекрасную политическую информацию, но которые дают нам крайне недостаточную и в военном смысле неграмотную военную информацию. Мы получали гораздо больше сведений о полном разложении, об общей панике, что ничего там не выйдет из попытки укрепления армии (имеется в виду польская армия. – Б.С.), и, если говорить о том, что кто-то подвел ЦК, то скорее партийно-политическая информация того периода, когда мы приближались к Варшаве… Теперь другое возражение. Спрашиваю, а знали ли, что живые силы польской армии не были разбиты. Товарищи, я позволю себе сказать, что я был настроен скептичнее многих других товарищей, ибо как раз на этом вопросе должен был останавливаться больше других, то есть разбиты или не разбиты военные силы польской белой армии. По этому поводу у меня были разговоры с т. Сталиным, и я говорил, что нельзя успокаиваться всякими сообщениями о том, что разбиты силы польской армии, потому что силы польской армии не разбиты, так как у нас слишком мало пленных по сравнению с нашими успехами и слишком мало мы захватили материальной части. Тов. Сталин говорил: «Нет, Вы ошибаетесь. Пленных у нас меньше, чем можно бы ожидать в соответствии с нашими успехами, но польские солдаты боятся сдаваться в плен, они разбегаются по лесам. Дезертирство в Польше получает характер пиления огромного, которое разлагает Польшу, и это главная причина наших побед». Что же я должен сказать, что т. Сталин подвел меня и ЦК. Тов. Сталин был членом одного из двух Реввоенсоветов, которые били белую Польшу. Тов. Сталин ошибался, и эту ошибку внес в ЦК, которая тоже вошла как основной факт для определения политики ЦК. Тов. Сталин в то же самое время говорит, что Реввоенсовет Западного фронта подвел ЦК. Я говорю, что этому есть оценка ЦК. Тов. Сталин представил дело так, что у нас была идеально правильная линия, но командование подводило нас, сказав, что Варшава будет занята такого-то числа. Это неверно. ЦК был бы архилегкомысленным учреждением, если бы он свою политику определял тем, что те товарищи, которые говорили о том, когда будет взята Варшава, нас подводили, потому что данные у них были те же, что и у нас».

Точно так же и Ленин не склонен был взваливать вину за поражение Красной армией под Варшавой только на Реввоенсовет Западного фронта, т. е. командующего М. Н. Тухачевского и члена Реввоенсовета фронта И. Т. Смилгу. В политическом отчете конференции глава Совнаркома утверждал: «Где же теперь искать ошибку? Возможно ошибка политическая, возможно и стратегическая… Цека вопрос этот разбирал и оставил его открытым. Мы для того, чтобы поставить этот вопрос на исследование, для того, чтобы решить его надлежащим образом, мы должны дать для этого большие силы, которых у нас нет, потому что будущее захватывает нас целиком, и мы решили – пусть прошлое решат историки, пусть потом разберутся в этом вопросе… Ошибка либо в политике, либо в стратегии, либо там, либо тут. Возможна ошибка в ответе на ноту Керзона 12/VI, когда мы сказали: просто, наплевать на Лигу Наций, идем вперед.

…Возможно другое объяснение, которое состоит в том, что поскольку Центральный Комитет определил линию политики… он определил рамки, за которые наше командование выходить не могло… Тут стратегия, может быть, даст понять и сказать: а наступать-то у нас не хватит сил и, пройдя 50 или 100 верст, остановившись тут, мы стояли бы в этнографической Польше, мы имели бы верную обеспеченную победу. Мы теперь уже наверняка, если бы тогда остановились бы, имели бы теперь мир, абсолютно победоносный, сохранив весь тот ореол и все то воздействие на международную политику. Возможно, что стратегическая ошибка была».

А в заключительном слове Владимир Ильич отметил: «Товарищ Троцкий по поводу своего выражения «полусомнамбулы» в своей заключительной речи пробовал истолковать его в более приемлемой форме. В прениях товарищу Троцкому было указано, что если армия находилась в полусомнамбулическом, или, как он потом выразился, полуусталом, состоянии, то ведь центральное стратегическое командование не было, или, по крайней мере, не должно было быть, полуусталым. И ошибка, несомненно, остается. Я указывал, что это та же ошибка, которая подтверждается всем ходом развития наших военных операций. Отсюда вывод: если мы не научились после Деникина и Колчака устанавливать эту стену внутренней усталости, если состояние духа на одну треть сомнамбулическое, то мы должны сказать всякому политическому руководителю: благоволите подтвердить наши директивы и изменить. Мы [это делать] еще не научились, хотя два раза проделали опыт с Деникиным, Колчаком и Польшей… Товарищ Троцкий был прав, когда сравнивал с июльским выступлением 1917 г. в масштабе международного революционного времени то, что произошло в Польше. Это правильно. Мы сами через февральскую, мартовскую, июньскую демонстрации и манифестацию 20 апреля, которые мы называли полудемонстрациями и полувосстаниями (мы говорили: «Немного больше, чем демонстрации, и немного меньше, чем восстания»), – мы шли через эти «немного больше, чем восстание», через успешные восстания к цели… И что мы действительно идем в международном масштабе от полуреволюции, от неудачной вылазки к тому, чтобы просчета не было, и мы на этом будем учиться наступательной войне».

Таким образом, Ленин, Троцкий и другие большевистские вожди сочли неудачный поход в Польшу лишь репетицией ее будущей советизации, и собирались готовиться к новому походу после того, как Красная армия оправится от поражения и для советизации Польши сложатся благоприятные внешнеполитические условия. В то же время Ленин не склонен был устраивать разборки, тем более публичные, на тему, кто персонально виноват в разгроме под Варшавой. И в политическом отчете конференции Владимир Ильич заявил: «В Центральном Комитете получилось преобладание мнения, что нет, комиссию по изучению условий наступления и отступления мы создавать не будем…»

Однако Сталин счел, что в выступлениях Ленина и Троцкого содержатся обвинения в его адрес, и 23 сентября направил в Президиум конференции заявление с оправданиями: «Некоторые места во вчерашних речах тт. Троцкого и Ленина могли дать тт. конферентам повод заподозрить меня в том, что я неверно передал факты. В интересах истины я должен заявить следующее:

1) Заявление т. Троцкого о том, что я в розовом свете изображал стояние наших фронтов, не соответствует действительности. Я был, кажется, единственный член ЦК, который высмеивал ходячий лозунг о «марше на Варшаву» и открыто в печати предостерегал товарищей от увлечения успехами, от недооценки польских сил. Достаточно прочесть мои статьи в «Правде».

2) Заявление т. Троцкого о том, что мои расчеты о взятии Львова не оправдались, противоречит фактам.

В середине августа наши войска подошли к Львову на расстояние 8 верст и они наверное взяли бы Львов, но они не взяли его потому, что высшее командование сознательно отказалось от взятия Львова и в момент, когда наши войска находились в 8 верстах от Львова, командование перебросило Буденного с района Львова на Запфронт для выручки последнего. При чем же тут расчеты Сталина?

3) Заявление т. Ленина о том, что я пристрастен к Западному фронту, что стратегия не подводила ЦК, не соответствует действительности. Никто не опроверг, что ЦК имел телеграмму командования о взятии Варшавы 16-го августа. Дело не в том, что Варшава не была взята 16-го августа, – это дело маленькое, – а дело в том, что Запфронт стоял, оказывается, перед катастрофой ввиду усталости солдат, ввиду неподтянутости тылов, а командование этого не знало, не замечало. Если бы командование предупредило ЦК о действительном состоянии фронта, ЦК, несомненно, отказался бы временно от наступательной войны, как он делает это теперь. То, что Варшава не была взята 16 августа, это, повторяю, дело маленькое, но то, что за этим последовала небывалая катастрофа, взявшая у нас 100 000 пленных и 200 орудий, это уже большая оплошность командования, которую нельзя оставить без внимания. Вот почему я требовал в ЦК назначения комиссии, которая, выяснив причины катастрофы, застраховала бы нас от нового разгрома. Т. Ленин, видимо, щадит командование, но я думаю, что нужно щадить дело, а не командование».

Насчет того, что Львов в августе 1920 года вот-вот должен был пасть, Иосиф Виссарионович заблуждался. Во время польско-украинской войны поляки удерживали Львов несколько месяцев при примерно таком же соотношении сил, как и в 1920 году, и готовы были вести уличные бои в городе, к которым Конармия не была приспособлена. Взять Львов до того, как советские войска были разбиты под Варшавой, 1-я конная армия все равно бы не успела, а ее задержка у города грозила ей окружением, подобном тому, в котором она оказалась во время рейда на Замостье.

Одной из причин поражения Красной армии стало то, что в Польше военный и политический вождь был представлен в одном лице Пилсудским, тогда как в Советской России политическим вождем был Ленин, а военным вождем – Троцкий. Последний для проведения в жизнь некоторых принципиальных военных решений, вроде того, следует ли наступать на Варшаву или остановиться на этнографической границе Польши, или следует ли главным силам Юго-Западного фронта наступать на Люблин или Львов, нуждался в санкции политического руководства. Ленин же, принимавший в конечном счете главные военно-политические решения, не имел военного опыта и не всегда мог корректно оценить их чисто военные последствия.

Что же касается поворота Конармии и 12-й армии с люблинского на львовское направление, то нельзя с уверенностью сказать, что продолжение их наступления на Люблин спасло бы Западный фронт от поражения под Варшавой. Во-первых, полесские болота все равно заставляли эти армии отклониться к юго-западу. Во вторых, в случае продолжения их наступления на Люблин польское командование получило бы возможность перебросить часть сил из Восточной Галиции для усиления либо варшавской группировки, либо контрударной группировки в районе реки Вепш. Могло ли советское командование предотвратить разгром под Варшавой? Могло, если бы вовремя вскрыло бы переброску польских сил с юго-западного на западное направление для формирования группировки для контрнаступления. Взять Варшаву все равно вряд ли бы вышло, но избежать разгрома было бы вполне реально. Тогда мир бы мог быть заключен с установлением советско-польской границы, близкой к линии Керзона. Но разведка как Юго-Западного, так и Западного фронта оказалась не на высоте, за что разведчиков справедливо критиковал Троцкий. Что же касается утверждений, что на поражение Западного фронта решающим образом повлияла нехватка снабжения, то они вряд ли соответствуют действительности. В ходе Варшавской битвы польские войска захватили богатые трофеи, в том числе боеприпасов, продовольствия и фуража, на которых воевали до конца войны.

С 1920 года в советской историографии началась полемика, насколько задержка Красной армии у Львова повлияла на исход Варшавской битвы. Какурин и Меликов в своей книге высказались по этому поводу достаточно осторожно, отметив неоправданную задержку Конармии у Львова, но полагая, что решающего влияния на исход боев под Варшавой она все же не оказала. В дальнейшем Меликов перешел на позиции Сталина, Егорова, Буденного и Ворошилова, полагавших, что не только Конармия не успевала принять участие в Варшавском сражении, но и что отзыв Конармии из-под Львова был ошибкой.

Потери польских войск в советско-польской войне 1919–1920 годов можно оценить примерно в 37 000 убитых и умерших от ран и болезней, но не включая умерших в плену. Общее число польских пленных, взятых на советско-польском фронте, можно оценить в 33,3 тыс. человек. В советском плену умерло около 2 тыс. поляков, захваченных в плен в ходе советско-польской войны. Потери Красной армии в советско-польской войне можно оценить в 120 тыс. убитых и умерших от ран и болезней и 110 тыс. пленных, из которых умерли 16–18 тыс. человек. Кроме того, еще более 40 тыс. красноармейцев Западного фронта были интернированы в Восточной Пруссии. Число раненых в польской армии могло составлять до 90 тыс. человек, а в Красной Армии – до 300 тыс. человек. Достоверных данных о потерях армии УНР в советско-польской войне в апреле октябре 1920 года нет, но учитывая малочисленность украинской армии и ее использование почти исключительно на второстепенных направлениях, вряд ли ее потери убитыми превышали 1–2 тыс. человек.

Б. В. Соколов

Для написания предисловия использованы следующие источники:

Большевистское руководство. Переписка. 1912–1927: Сборник документов / Сост. А. В. Квашонкин, О. В. Хлевнюк, Л. П. Кошелева, Л. А. Роговая. М.: РОССПЭН, 1996.

Девятая конференция РКП(б). Протоколы. М.: Политиздат, 1972.

Ленин В. И. Неизвестные документы. 1891–1922. М.: РОССПЭН, 2017.

Соколов Б. В. Людские потери России и СССР в войнах XX–XXI вв. М.: Новый хронограф, 2022.

Троцкий Л. Д. Моя жизнь. М.: Панорама, 1991.

«Я ПРОШУ ЗАПИСЫВАТЬ МЕНЬШЕ: ЭТО НЕ ДОЛЖНО ПОПАДАТЬ В ПЕЧАТЬ»: В. И. Ленин о войне с Польшей и вооруженной поддержке мировой революции (выступления на IX конференции РКП(б) в 1920 г.) // Альманах «Россия. XX век». М., 2008, https: //alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-document/72271

Глава VIII

Начало подготовки второй наступательной операции Западного фронта. – План польского наступления Западного фронта. – Окончательное оформление плана наступления. – Распоряжения командующих армиями. Положение и силы сторон перед началом решительного наступления Западного фронта. – Первоначальные успехи Красных армий и развитие их. – Падение Вильно и установление взаимодействия и связи с литовской армией. – Форсирование линии германских окопов. – Мероприятия советского командования в связи с нотой Керзона. – Форсирование рек Немана и Шары. – Борьба за рубежи p. Нарева и Буга. – Вопрос о взаимодействии Западного и Юго-Западного фронтов. – Подготовка марш-маневра к Висле. – Состояние наших армий перед началом марш-маневра к Висле. – Выводы. – Операции армий Юго-Западного фронта на подступах к Галиции и на путях к верхнему Бугу. – Выводы из операции 12-й и 1-й конной армий до подчинения их Западному фронту

Подготовка ко второй наступательной операции Западного фронта выразилась в усилении его новыми подкреплениями, продолжавшими непрерывно прибывать на этот фронт с других фронтов и из центра страны, а также в усилении уже действующих на этом фронте частей как пополнениями, прибывшими из тыла, так и местными укомплектованиями, в мерах организационного порядка и в мерах неотложного характера в отношении подготовки тыла армий к предстоящей крупной операции. В течение июня и первых чисел июля Западный фронт усиливался следующими целыми организационными единицами. В районе Полоцка сосредоточивалась 16-я стр. дивизия, головные эшелоны которой начали прибывать в Полоцк 12 июня. Того же числа головные эшелоны 2-й стр. дивизии, прибывавшей в распоряжение командзапа из 7-й армии, направлялись в район Крупки – Славное. Одновременно в районе Полоцка сосредоточивалась и располагалась 54-я стр. дивизия, 160-я бригада, которая прибыла на Западный фронт еще раньше[1]. За период с 17 по 24 июня на Западный фронт прибыли 27-я стр. дивизия своими головными эшелонами в район Крупки – Орта, в район Полоцка – 2-я бригада 10-й кав. дивизии. Туда же с Кавказского фронта направлялась 33-я стр. дивизия и управление конного корпуса Гая. Наконец, в Кустанае для следования на Западный фронт была погружена 14-я стр. бригада 5-й стр. дивизии.

Кроме этих частей, в распоряжение командзапа следовали части, долженствовавшие просто влиться на укомплектование действующих частей Западного фронта. Так, телеграммой наштареспа от 8 июня за № 3365/оп./599/ш. командующему Заволжским военным округом было приказано отправить в распоряжение командзапа три стрелковых полка из укрепленных районов округа и приступить к подготовке шести маршевых батальонов для Западного фронта. Для той же цели в район Полоцка следовала и Красно-Уральская стрелковая дивизия.

Наибольшее количество пополнений в виде маршевых частей Западный фронт должен был получить с Юго-Западного фронта. Так, телеграммой № 3271/оп. Наштаресп ставил в известность командзапа о высылке в его распоряжение 12 000 человек укомплектований с Юго-Западного фронта[2].

Вне зависимости от этих источников своего пополнения командование Западного фронта провело энергичную кампанию по мобилизации в свои части призывников из числа местного населения, до сего времени уклонявшихся от вступления в ряды войск. Кампания была проведена довольно энергично, что позволило в течение июня на территории Западного фронта призвать около 100 000 человек такого элемента[3].

Организационная работа командования фронта в описываемый период времени свелась, главным образом, к развитию и укреплению новых армейских управлений на Западном фронте. Затребованные фронтом средства отчасти были удовлетворены, а отчасти фронт сформировал их сам. Так, Северная группа тов. Сергеева переформировывалась в 4-ю армию; штаб этой группы 18 июня в Полоцке был преобразован в штаб 4-й армии[4]. Еще несколькими днями раньше, а именно 9 июня, Южная группа 15-й армии получила наименование 3-й армии, в состав которой вошли 5, 21, 56-я стр. дивизии, 86-я стр. бригада 29-й стр. дивизии и 3-я кав. бригада 10-й кав. дивизии. В состав же 4-й армии окончательно (по данным к 24 июня) вошли следующие части: 12, 18, 48, 53-я стр. дивизии, 165-я бригада 55-й стр. дивизии, 3-й конный корпус (10-я и 15-я кав. дивизии). Таким образом, только в конце июня удалось исправить недочеты в подготовке управления на Западном фронте, допущенные в зимний и весенний периоды подготовки кампании.

В области железнодорожной подготовки тыла театра военных действий (ТВД) принимались энергичные меры. К началу июльских операций Западного фронта временный железнодорожный мост у Полоцка был закончен и открыто железнодорожное сообщение до ст. Зябки. В предвидении необходимости устройства железнодорожного моста у ст. Борисов составные части этого моста были построены заранее, что дало возможность впоследствии восстановить его в течение пяти суток[5]. В течение всего июня продолжалась энергичная подготовка транспортных средств, главным образом, путем мобилизации подвод у местного населения[6].

В отношении обеспечения вновь сформированных армейских управлений и прибывающих частей средствами связи, несмотря на все усилия, удалось сделать немногое. Западным фронтом были предприняты формирования и затребованы у главного командования многочисленные средства связи, однако к началу июльской операции таковых все-таки недоставало.

Хотя обстановка на Западном фронте, сложившаяся после боев на р. Ауте и благоприятствовала в общем проведению всей этой работы, но, с другой стороны, успешное развитие операций Юго-Западного фронта требовало проявления активности не только от левого фланга, но и вообще от всего Западного фронта. Такие задачи, по крайней мере, ставились нашим главным командованием командзапу. Так, телеграммой № 3379/оп./605/ш. от 8 июня Главком, ориентируя командзапа в благоприятной обстановке, слагающейся для нас на Юго-Западном фронте, требует, чтобы части Западного фронта проявили величайшее напряжение, дабы поляки не могли снять ни одной своей части с этого участка фронта и перебросить на Юго-Западный фронт. В той же телеграмме Главком приказывает ускорить переброску в распоряжение командующего 12-й армией 24-й стр. дивизии, сосредоточивающейся в районе Гомеля. На следующий день, 9 июня, Главком телеграммой № 3387/оп./613/ш. еще раз потребует от Западного фронта короткого удара с целью сковать силы противника. Командзап считал возможным осуществить эти требования только по поступлению достаточного числа пополнения в свои дивизии, участвовавшие в майско-июньской операции. Телеграммой № 585/оп./сек. от 10 июня он доложил Главкому, что для производства короткого, но решительного удара он сосредоточивает 16, 21 и 54-ю стр. дивизии. Пополнение этих дивизий должно закончиться 12 июня… «Ожидается пополнение на молодеченское направление – 10 000 человек. Срок их прибытия определит переход в наступление». В действительности дальнейшего развития эти предположения не получили. Хотя того же 10 июня командзап телеграммой № 01583/оп./сек. на имя командующих северной и южной группами и командарма 15-й приказывает командующему северной группой восстановить положение на своем фронте, а командарму 15-й содействовать ему в этом, причем фронтовой резерв сосредоточивается: 54-я стр. дивизия в районе м. Ушачь, 16-я дивизия в районе ст. Фариново – Воронечь – Толкачи, 21-я стр. дивизия остается в прежнем районе своего расположения. На самом же деле все операции на правом фланге и центра Западного фронта до начала его следующего большого наступления свелись лишь к частичным колебаниям фронта в ту и другую сторону, вызываемым разведывательными поисками и налетами обеих сторон.

Концепция нового наступательного плана командующего Западным фронтом сводилась к следующим действиям армий Западного фронта: 4-я армия должна была совершить обходное движение севернее оз. Б. Ельны, нацеливаясь своей пехотой на район Германовичи – Шарковщизна и делая глубокий охват левого фланга противника своей конницей вдоль левого берега Западной Двины, а затем в направлении на г. Свенцяны. 15-я армия в составе пяти стр. дивизий и двух отд. кав. бригад (выделенных из состава 16-й и 33-й стр. дивизий) должна была прорвать укрепленную позицию противника с фронта, действуя вдоль железнодорожной линии Полоцк – Молодечно и выйти на рубеж Глубокое – Докшицы. Наконец, 3-я армия, наступая в северо-западном направлении, должна была перерезать ту же железную дорогу в районе ст. Парафианово (10 км западнее м. Докшицы)[7]. 16-я армия сосредоточенными силами должна была наступать на Игумен и Минск для связывания центральной группировки противника. Мозырская группа, занявшая уже г. Мозырь, должна была содействовать наступлению 16-й армии организацией наступления в направлении на Глуск[8]. Для выполнения этого плана, сущность которого сводилась к двойному обходу значительного скопления сил противника, группировавшегося в районе Германовичи – Лужки – Глубокое, наличные силы Западного фронта по армиям распределялись следующим образом. В состав 4-й армии входили три с половиной пехотных и две кав. дивизии, в состав 15-й армии – пять пехотных дивизий. 3-я армия насчитывала в своем составе четыре пех. дивизии, в 16-ю армию должно было войти пять пех. дивизий и, наконец, Мозырская группа должна была действовать в прежнем своем составе[9].

До оформления этого плана в виде письменной директивы командзап обширной директивой за № 0730/оп./сек. от 20 июня (см. приложение № 1) наметил основания этого плана, в которую телеграммой наштазапа от 23 июня, № 01800/ оп./сек. (см. приложение № 2) внесены были незначительные изменения. Кроме того, командзап лично посетил штабы 4, 15, 3 и 16-й армий для всестороннего освещения плана операции.

По-видимому, тогда же у командзапа окончательно наметился и срок начала наступления, а именно 4 июля. Главком согласился с намеченным сроком наступления и одновременно подчеркнул, что складывающаяся на Юго-Западном фронте обстановка требует начала наступления и на Западном фронте.

30 июня последовала первая письменная директива командзапа за № 02224/кф, устанавливающая порядок группировки сил в армиях Западного фронта, общие задачи для этих армий и разграничительные линии между ними (см. приложение № 3). А 2 июля РВС Западного фронта обратился с воодушевляющим приказом к войскам фронта, в котором бойцам разъяснялись цели и причины нашего наступления (см. приложение № 4). Наконец, в тот же день в 18 ч. 55 мин. последовала директива командзапа за № 01896/оп./сек., поставившая боевые задачи армиям фронта и время начала общего наступления (см. приложение № 5).

В развитие директивы командзапа командующие армиями отдали свои предварительные приказы по армиям, предусматривающие занятие исходного положения к вечеру или исходу 3 июля.

Сущность плана командарма 4-й сводилась к удару главными силами его армии и 3-го конного корпуса вдоль левого берега Западного Двины, развивая в дальнейшем удар конницей на запад, а пехотой на юг в охват левого фланга противника, противостоявшего 15-й армии[10]. Командарм 15-й, действовавший в коридоре между 4-й и 3-й армиями, направлял удар главной массы своих сил на ст. Парафианово, имея в армейском резерве 4-ю стр. дивизию (см. приложения № 2, 3, 4).

Командарм 3-й наносил главный удар своим правым флангом в направлении на м. Докшицы, имея в армейском резерве также одну дивизию (см. приложения № 5, 6).

Наступление всех трех армий должно было начаться с утра 4 июля после непродолжительной, но сильной артиллерийской подготовки.

Командование 16-й армии, прежде чем приступить к операции, предполагало произвести смену 10-й стр. дивизии на ее участке прибывающей в его распоряжение 2-й стр. дивизией. Очевидно, в силу этих причин начало операции 16-й армии переносилось на ночь с 6 на 7 июля.

Командарм 16-й предполагал форсировать Березину на участке от устья р. Ровы до устья р. Клевы. Задача форсирования реки на этом участке возлагалась на три дивизии, а одна дивизия должна была остаться в армейском резерве. Нанесение главного удара предполагалось в направлении Смолевичи – Минск, с энергичным наступлением левофланговых частей армии в направлении Талька – Осиповичи с целью перерезать железную дорогу Бобруйск – Минск[11].

Со времени наступившего во второй половине июня временного затишья на Западном фронте его линия не претерпела существенных изменений, за исключением левофлангового участка, где действовала Мозырская группа. В связи с быстрым продвижением вперед Юго-Западного фронта, она также продвигалась вперед и к концу дня 3 июля достигла уже рубежа р. Инна к западу от железной дороги Жлобин – Коростень.

Эта группа, считая себя как бы продолжением Юго-Западного фронта и действуя, очевидно, по линии наименьшего сопротивления, стремилась к группировке главной массы своих сил на правом берегу Припяти и к наступлению ими прямо в западном направлении, что еще 1 июля вызвало соответствующие коррективы Главкома. В телеграмме № 3962/оп./ 795/ш. от 1 июля он дает следующие советы командзапу:

«Задачей Мозырской группе полезно поставить выдвижение на рубеж Бобруйск – Глуск, первоначально же на рубеж Паричи – оз. Тремлец.

Левофланговые части 16-й армии должны всемерно содействовать Мозырской группе в ее продвижении».

Командзап вполне согласился с этими указаниями.

Согласно данным нашей разведки, силы противника перед армиями нашего Западного фронта исчислялись в 86 400 штыков, 7500 сабель, 188 легких и 77 тяжелых орудий (см. приложение № 7).

Из этого числа в боевой линии находилось 33 400 штыков, 4100 сабель, 156 легких, 68 тяжелых орудий; в ближайших резервах 22 800 штыков, 2200 сабель, 32 легких и 9 тяжелых орудий; в глубоком резерве и в тылу 30 200 штыков и 1200 сабель[12].

Этим силам противника армии Западного фронта 1 июля могли противопоставить: 90 509 штыков, 6292 сабли и 595 орудий разных калибров (см. прилож. № 8).

В разговоре с Главкомом по прямому проводу 6 июля командзап примерно так же определил наши силы и силы противника. Он считал, что мы располагаем 80 тысячами штыков и 8700 сабель или 115–120 тысячами бойцов пехоты и кавалерии. Эти силы образовались не столько благодаря прибытию на фронт новых частей, сколько благодаря усиленному притоку пополнения; командзап считал, что всего только за один июнь на фронт поступило 70 тысяч человек пополнения, из них непосредственно в части влились 37 тысяч человек.

Силы противника командзап определил в 58 тысяч штыков и сабель, считая лишь передовые части и ближайшие резервы.

Таким образом, Западный наш фронт был в целом равен по силам белополякам, стоявшим против него – по данным нашей разведки. По сведениям же, приводимым польской военной литературой, наши силы составляли 70 000, а противника – 100 000 человек («Война и мир» № 7) – явный перевес.

Однако это не совсем благоприятное для нас обстоятельство облегчалось сохранением белополяками прежней системы обороны кордонного типа в виде «опорных линий» и «узлов обороны», которая влекла за собою лишь распыление сил, вовлечение в бой по частям и бесполезное расходование слабых армейского и дивизионного резервов. По замечанию одного из польских авторов, при такой системе армейские резервы могли спасти положение лишь одного полка, после того как дивизии, подвергшиеся нападению, были бы уже основательно потрепаны[13].

Напротив, армии Западного фронта в своих действиях готовились применить ту же тактику, которая обеспечила им успех в майском наступлении. Компактные построения армейских ударных групп при поддержке артиллерии, количественно вдвое превосходящей артиллерию противника, должны были последовательно раздавить польские «узлы сопротивления», а затем разрозненно атакующие частные и общие резервы противника.

С утра 4 июля 4, 15 и 3-я армии перешли в решительное наступление. Мозырская группа в это же время развивала свое дальнейшее наступление, форсируя р. Ину.

В течение дня 4 июля на всем фронте своего наступления армии Западного фронта имели значительный успех. Сопротивление противника в его укрепленных линиях было сломлено, и наши части преследовали противника в открытом поле. Директивой № 01932/оп./сек. командзап ставил своим армиям задачу энергично развивать успех. Командарму 16-й предлагалось левофланговыми частями объединения форсировать Березину на участке Любовичи – Паричи. Мозырской группе было указано наступать в северо-западном направлении и 7 июля выйти на рубеж Бобруйск – Глуск – Лесковичи – Медухов, имея сильный правый фланг и обеспечивая свой левый фланг занятием района Старушки – Снядынь.

В конце дня 5 июля командзап отдал более распространенную директиву за № 01941/оп./сек., в которой он ставил задачу полного окружения отдельных групп противника перед фронтом 15-й армии (см. прилож. № 9).

6 июля командзап, когда уже был предопределен разгром польских войск и начался их отход на молодеченском направлении, стремясь облегчить продвижение 16-й армии, в директиве № 01954/оп./сек. дал указания 3-й армии: с подходом частей 15-й армии в район Парилице – Парафианово, развивать стремительное наступление в юго-западном направлении для соединения в районе г. Минска с войсками 16-й армии.

Той же директивой разграничительные линии устанавливались: между 15-й и 3-й армиями – верхнее течение р. Березины – р. Вилия – для 3-й армии включительно. Между 3-й и 16-й армиями – оз. Пелик – р. Березина до р. Гайна – р. Гайна до устья р. Домля – р. Домля, все эти пункты включительно.

7 июля командзап отдал новую директиву за № 01963/ оп./сек., в которой армиям ставились следующие задачи: 4-й армии на плечах противника 9 июля захватить рубеж м. Тверечь – м. Годуцишки – м. Кома, то есть перейти полосу старых германских окопов. Кав. группа 15-й армии должна была быть передана в 4-ю армию. Сама 15-я армия должна была главными силами не позже утра 10 июля овладеть районом м. Молодечно. 3-я армия, прочно обеспечивая левый фланг 15-й армии, должна была продолжать выполнение ранее поставленной ей задачи. Директива дополнялась установлением разграничительной линии между 4-й и 15-й армиями, которая проходила через с. Проходы – оз. Мядзиол, все пункты для 15-й армии.

В тот же день в беседе с Главкомом по прямому проводу командзап определял трофеи своего фронта за первые дни наступления. Они составляли 16 орудий, несколько десятков пулеметов, кроме того, было захвачено не менее 3000 пленных. Главком считал, что охват 4-й армией был предпринят с недостаточным размахом, поэтому в районе Германовичи она будет упреждена частями 15-й армии. Однако к вечеру 7 июля 4-я армия уже целиком была нацелена на запад и, таким образом, ей представлялась возможность развивать в дальнейшем параллельное преследование противника[14].

В ночь с 6 на 7 июля не менее успешно части 16-й армии форсировали Березину и сразу выиграли значительное пространство на ее западном берегу[15].

Надломленный Польский фронт, расшатанный последовательными ударами наших армий, продолжал почти безостановочно откатываться к линии старых германских позиций. На позициях в районе м. Поставы – оз. Мядзиол противник в течение двух суток (8 и 9 июля) задерживал продвижение частей 4-й армии, пока наконец они не были прорваны совместными усилиями 4-й и 15-й армий[16].

9 июля директивой № 02006/оп./сек. на имя командующих 3-й и 16-й армиями, а также ком. мозырской группой командзап поставил следующие задачи:

3-й армии главными силами не позднее 11 июля овладеть районом Холхло – Першай – Раков. Частью сил оказать содействие 16-й армии ударом с севера в направлении Минск – Самохваловичи. 16-й армии главными силами не позже 11 июля овладеть районом Койдонов – Лоша и оказать содействие наступлению Мозырской группы. Мозырской группе, отбросив противника из района Бобруйска, наступать главными силами в направлении Глуск – Слуцк. Разграничительной линией между 3-й и 16-й армиями устанавливалась р. Гайна до устья, р. Цна – Волма, все эти пункты для 3-й армии.

Уже 10 июля командзап через начальника штаба фронта сообщал наштареспу свои предположения о дальнейших действиях, идея которых сводилась к массированию трех армий (4, 15 и 3-й) Западного фронта ближе к правому флангу фронта, обеспечивая эту группировку справа территорией «сочувственно настроенной нам Литвы», а далее территорией Вост. Пруссии. Этот кулак, постоянно нависая над левым флангом поляков, должен был облегчать продвижение наших войск на барановичском направлении, грозя охватом и окружением задерживающегося противника (см. приложение № 10). В своем разговоре по прямому проводу с Главкомом на следующий день командзап так формулировал план своих дальнейших действий: «4, 15 и 3-я армии пойдут севернее болот Неманской Березины, 16-я армия будет наступать вдоль Александровской железной дороги. Для главного удара я считаю это направление невыгодным, так как по нему мы все время будем идти с загнутыми назад флангами».

Успешно развивавшиеся операции армий Западного фронта заставляли командзапа уже теперь предусмотреть вопросы о будущей организации тыла. Медленный темп восстановления железной дороги Полоцк – Молодечно беспокоил командзапа. Хотя ж. д. движение до Минска и от Минска на Молодечно было открыто довольно быстро, тем не менее общая неналаженность органов военных сообщений требовала новых средств. Командзап, между прочим, просил Главкома в дипломатических переговорах выговорить право транзита для нужд фронта через Ковно (официальное название Каунаса до 1917 г. – Примеч. ред.) и Восточную Пруссию.

Отвечая на пожелания командзапа, Главком предлагал ему в своих расчетах базироваться исключительно на собственные железные дороги и бросать для ускорения дела все средства починки на более могучую железнодорожную магистраль. Далее он обращал внимание командзапа на то, что лесисто-болотистый район восточнее Лиды вызовет временное разделение сил Западного фронта, почему надлежало хорошенько взвесить распределение сил к северу и к югу от этой лесисто-болотистой полосы, на что был дан ответ в духе изложенного уже выше решения от 10 июля (разговор по прямому проводу Главкома и командзапа 11 июля).

Стремясь к более энергичному развитию успехов Мозырской группы, командзап в тот же день, 11 июля, директивой № 12021/оп./сек. приказал командарму 16-й передать в распоряжение командующего Мозырской группой 2-ю стр. дивизию.

12 июля командзап оформил свои соображения об устройстве тыла наступающих армий Западного фронта директивой за № 02029/оп./сек., в которой указывалось:

1) полку военных сообщений Западного фронта не позднее 18 июля восстановить железную дорогу от Полоцка до Вилейки и от Борисова на Минск и Молодечно; к 22 июлю он должен был закончить исправление мостов и путей на участках железных дорог Вилейка – Молодечно, Молодечно – Вильно, Молодечно – Лида, Минск – Барановичи;

2) начальник снабжения фронта должен был открыть продовольственные склады фронта в следующие сроки: в Вилейке не позже 18-го, а в Молодечно по позже 19 июля. Каждый из этих складов должен быть снабжен продовольствием на 3, 4 и 15-ю армии из расчета трехдневной потребности в нем каждого соединения.

Наконец, та же директива предусматривала организацию гужевого транспорта начальником военных сообщений, для чего последний должен был немедленно подтянуть этапы для открытия военных дорог: Вилейка, Нарочь, Сморгонь, Ошмяна, Нача – для 4-й армии; Молодечно, Лоск, Субботники, Жирмуны, Заболотье – для 15-й армии; Молодечно, Холхло, Вишнев, Ивье, Лила, Василишки – для 3-й армии. На командармов возлагалась задача собрать подводы в пределах своих разграничительных линий и сосредоточить их не позднее 18 июля на своих военных дорогах.

Командарм 4-й должен был позаботиться о сборе не менее чем 7500 подвод; столько же должен был поставить и командарм 15-й. Командарму 3-й разрешалось ограничиться сбором не менее 3000 подвод.

В тот же день директивой № 02034/оп./сек. армиям фронта была поставлена задача к 17 июля выйти на линию Ораны – Жирмуны – Лида – оз. Глухов – Барановичи – р. Морочь. Директивой устанавливались и новые разграничительные линии между армиями (см. приложение № 11).

Приведенные выше распоряжения совпали с временной задержкой правого фланга Западного фронта, а конкретно – 4-й армии на рубеже р. Вилия, где части противника, хотя и сильно потрепанные в предшествующих боях, пытались устроиться и задержаться. Равным образом задержался и правый фланг 15-й армии – на линии старых германских позиций от оз. Вишневского до р. Вилии и далее до м. Сморгони. Однако на всем остальном фронте наши армии продолжали успешно продвигаться вперед, и главные силы 15-й и 3-й армий к концу дня 11 июля овладели районом Молодечно. В тот же день 16-я армия овладела Минском[17]. Захваченные в Минске частями 16-й армии оперативные приказы 4-й польской армии указывали, что противник не терял надежды удержаться к югу от Вильно на линии старых германских позиций. Однако, несмотря на то что позиции эти, особенно в районе м. Барановичи, являлись по своим фортификационным свойствам весьма сильной преградой, они не могли вполне осуществить свое назначение, так как 4-я армия уже форсировала их выдающийся к востоку выступ и находилась на подступах к г. Вильно.

Здесь противник оборонялся наиболее упорно, но уже утром 14 июля соединения и части 4-й армии вступили в г. Вильно. Приближающийся мир с Литвой, а главное, сближение оперативных зон Красной и литовской армий выдвигали на очередь вопрос об установлении известного взаимоотношения между ними, особенно при нахождении наших и литовских частей в одних и тех же районах. Вопрос приобретал особо актуальное значение, потому что уже 14 июля, то есть в день занятия нами г. Вильно, литовские части вышли из состояния нейтралитета по отношению к польской армии и заняли ст. Ландварово и Нов. Троки, угрожая левому флангу и тылу 7-й польской армии и принудили ее начать поспешное отступление не на Гродно, а на Лиду, чтобы удалиться от литовской границы. Ввиду того что взаимоотношения между литовской и Красной армиями еще не были точно определены, командзап телеграммой от 14 июля за № 02063/оп./сек. указал ревсоарму 4-й на возможность подчинения себе в оперативном отношении отрядов литовцев, если бы они появились в районе 4-й армии. Однако литовцы не шли на взаимное сотрудничество с Красной армией, хотя это и могло бы поставить левый фланг Польского фронта в чрезвычайно затруднительное положение. Четыре дня ушло на переговоры по этому вопросу, пока наконец с литовцами не было заключено соглашение, по которому правый фланг Западного фронта не должен был переходить крупными силами условной линии Нов. Троки – Ораны – Гродно – Сибра, которая впоследствии фактически заменена была линией Ораны – Меречь – Августов. Взамен этого литовские части должны были сами позаботиться о ликвидации польских частей к северо-западу от указанной линии. Восточнее же ее наше командование использовало литовскую территорию для устройства своего тыла со всеми правами, вытекающими из занятия войсками данной территории[18]. Чтобы более не возвращаться к этому вопросу, упомянем только, что литовская армия в течение последующего времени не обнаружила особого стремления придерживаться заключенной конвенции, а равным образом поддерживать хотя бы осведомительную связь с нашим командованием, что, конечно, влекло за собою недоразумения, которые старалась усиленно раздуть литовская дипломатия.

Поведение литовской армии и ее командования очень ярко обрисовано в почто-телеграмме Главкома наркоминдел тов. Чичерину от 1 августа за № 969/Р (см. приложение № 18).

Готовясь к преодолению линии старых германских окопов на всем их протяжении, командзап, судя по группировке им резервов и отдаваемым распоряжениям, предполагал воспользоваться прорывом этой линии 4-й армией, бросив вслед за нею главные свои силы, если бы противнику удалось задержать продвижение наших армий на этой линии южнее г. Вильно. Целый ряд распоряжений командзапа свидетельствует об этом. Так, телеграммой № 02072 от 14 июля командзап указывает командарму 15-й, чтобы он подтянул свою резервную дивизию ближе к правому флангу армии, двигая ее в направлении Сморгонь – Ошмяны.

Телеграммой № 02076 от 15 июля командарму 3-й было приказано выделить 5-ю стр. дивизию в резерв фронта и немедленно направить ее в район Сморгонь – Заскевичи, куда она должна прибыть не позднее 17 июля. Последующими распоряжениями эта дивизия направлена сначала на Крево – Вороново.

Командарму 16-й телеграммой № 02069/оп./сек. от 14 июля указано, что для облегчения прорыва германских укрепленных линий ему необходимо иметь армейский резерв за своим правым флангом, чтобы при поддержке 3-й армии, которая овладеет этой линией ранее, иметь возможность легко обойти ее. Не ограничиваясь этими распоряжениями, командзап 16 июля телеграммой № 02092/оп./сек. приказывает командующему Мозырской группой вывести 2-ю стр. дивизию по достижении ею района м. Тимковичи – Семежево в резерв фронта и направить ее в район Столбцы.

Армии Западного фронта продолжали развивать преследование противника и к концу дня 17 июля вплотную подошли к линии старых германских окопов, где завязались упорные бои. Особенно ожесточенный характер они приобрели на участке 16-й армии. Тем не менее противник сумел лишь сутки продержаться на этом рубеже, и уже к концу дня 19 июля армии Западного фронта вышли на линию р. Неман – ст. Барановичи – ст. Лунинец, причем 3-й кон. корпус занял г. Гродно, защищаемый слабым гарнизоном, так как бывшие впереди его части противника, а именно дивизии 7-й и 1-й польских армий, отступая под натиском наших войск, еще не успели достигнуть линии р. Неман.

При марше наших армий к берегам р. Вислы политика настолько тесно переплелась со стратегией, что выявление деятельности последней может быть осмыслено только на фоне сложившейся к тому времени общей политической конъюнктуры.

Решительные успехи наших армий не замедлили сказаться на тоне дипломатии капиталистических стран Антанты. 12 июля, воспользовавшись пребыванием в Лондоне тов. Красина для торговых переговоров, английское правительство в лице лорда Керзона предъявило советскому правительству ноту о заключении в недельный срок перемирия с Польшей. Лорд Керзон при этом предлагал советским войскам отойти от естественных этнографических границ Польши. В свою очередь и польские войска должны были отойти с территории Советской Федерации.

Далее лорд Керзон предлагал на конференции в Лондоне обсудить условия мира РСФСР и Польши, при этом граница между Россией и Польшей намечалась согласно плану Верховного Союзного Совета, принятого в 1919 г., то есть по линии р. Западного Буга. В случае отказа нашего правительства от принятия этого предложения, английское правительство объявляло, что державы Антанты будут помогать Польше всеми доступными для них средствами[19].

Пока оба правительства обменивались нотами по этому вопросу, наше главное командование следующим образом оценивало стратегические перспективы в связи с нотой лорда Керзона и политической группировкой держав.

В своем докладе от 16 июля за № 4232/оп. на имя председателя РВСР Главком указывает, что «через неделю, много через две, мы реально станем перед вопросом о нарушении или исполнении вышеуказанного требования Англии и Франции». Осуществление Антантой своих угроз, по мнению Главкома, могло поставить нас перед фактом активного выступления на стороне наших врагов Румынии, Финляндии, а может быть, и Латвии, а при этих новых условиях мы должны будем соответственно изменить группировку наших сил, к чему, по очерченным выше условиям времени (через неделю, много две), мы должны приступить теперь же, дабы своевременно быть готовыми для борьбы в новой обстановке. Далее Главком констатировал, что по условиям снабжения, главным образом продовольствия, наш Польский фронт может рассчитывать на два месяца напряженной борьбы. Главком считал, что осенью и зимой условия продолжения борьбы будут для нас крайне затруднительны, но, с другой стороны, при изолированном положении Польши в течение указанного двухмесячного срока, было возможно рассчитывать на окончательное падение сопротивления Польши и достижения нами Варшавы. Активное выступление лимитрофных государств меняло обстановку в том отношении, что наша стратегия в этих условиях рассчитывала лишь на достижение линии лорда Керзона. Форсирование этой линии, если бы оно удалось нам и мы разгромили бы даже Польшу, не улучшило бы особенно нашего положения, так как при этом все-таки невозможно было бы избежать значительной растяжки нашего фронта, что легко могло повлечь крупную неудачу от ударов прочих врагов.

«Если даже мы не потерпим таких тяжелых последствий, то нужно ожидать, что дальнейшая борьба примет затяжной характер, так как по недостатку сил и средств мы снова будем принуждены к тому методу борьбы, который применялся до настоящего времени, то есть сосредоточения всех возможных сил на какой-либо одной задаче, хотя бы ценою временных неудач в других районах борьбы».

На этом докладе Главнокомандующего необходимо остановиться подробнее, так как он в значительной мере проливает свет на дальнейший ход событий.

Прежде всего отметим, что главное командование считало возможным в сравнительно короткий срок (до двух месяцев) окончательно сломить сопротивление Польши, если мы останемся с последней в единоборстве. При этом из формулировки этого места доклада можно усмотреть, что Главком считал достижение Красной армией Варшавы фактом окончательного подрыва сопротивления Польши. Эта мысль проскальзывает и в директиве Главкома от 23 июля 1920 г. № 4344/оп. (подробно о ней будет ниже), где задача «нанести противнику окончательное поражение» связывается с овладением городом Варшавой[20].

Далее надо остановиться на основных положениях доклада Главкома от 16 июля.

В конце доклада он совершенно определенно говорит, что выступление лимитрофных государств вновь заставит нас действовать по внутренним операционным линиям, на основе частной победы, когда успех на главнейшем направлении достигается ценою временных неудач в других районах борьбы. Этот метод Главком считает неизбежным злом, затягивающим войну, и считает его нежелательным даже в том случае, когда неудача нам не угрожает.

Конечно, далеко выдвинутое вперед расположение наших главных сил в том случае, если на флангах выступили бы Финляндия и Румыния, а быть может, и Латвия, не было бы для нас выгодным. При действиях по внутренним линиям не всегда можно задаваться целями, требующими глубоких наступлений. Однако в данном случае не следует упускать из виду, что вышеперечисленные лимитрофные государства не были нашими врагами, а лишь могли стать таковыми. Не следует забывать и того, что Финляндия настолько удалена от нашего Западного фронта, что ее выступление не могло непосредственно отразиться на советско-панской борьбе. Выступление Латвии было очень маловероятно, к тому же силы ее были невелики. А вот выступление румынской армии было бы для нас гораздо большей угрозой, однако и здесь для того, чтобы она могла войти в боевую связь с польской армией, потребовалось бы значительное время.

Вместе с тем причиной выступления этих государств, по мнению Главкома, могло явиться давление Антанты в том случае, если бы мы перешли этнографическую границу Польши. Расстояние от этой границы до Вислы, на которой разовьются решающие бои, равняется примерно 150 километрам, то есть решение было бы уже не за горами.

Уж если бы и мог встать вопрос о коренных перегруппировках, то, во всяком случае, не ранее достижения нами этой границы, когда обстановка начала бы вырисовываться конкретно.

Для того чтобы вернее удержать от выступления вышеперечисленные государства, лучше всего было бы добить буржуазно-шляхетскую Польшу. Так, по крайней мере, кажется нам и такое же указание было дано Главкому правительством в ответ на его доклад. Но главнокомандование исход видит в другом направлении. Ему представляется необходимым изменить группировку теперь же, в полном соответствии с возможными выступлениями лимитрофов.

17 июля председатель РВСР почто-телеграммой № 707 поставил в известность главное командование о том, что «правительство сочло необходимым отвергнуть английское посредничество». Исходя из общей оценки положения, председатель РВСР предлагал главному командованию и всем другим органам военного ведомства принять меры к тому, чтобы всесторонне обеспечить наше быстрое и энергичное продвижение вперед на плечах отступающих польских белогвардейских войск и в то же время, ни на минуту не ослабляя направленных против буржуазно-шляхетской Польши сил (курсив наш. – Н.К.), подготовлять резервы на случай, если бы Румыния, потеряв голову, выступила на путь Польши.

Далее даются указания о работе в области пополнений и подкреплений, продовольствия, о переходе намеченной Антантой границы.

«В отношении Румынии, – говорится далее, – избегать таких группировок и действий, которые могли бы быть ложно истолкованы как выражение наших агрессивных намерений (курсив наш. – Н.К.), и в то же время зорко следить за группировками и действиями румынских военных властей, чтобы не дать себя застигнуть врасплох.

То же в отношении Финляндии и Латвии».

Итак, указания по вопросам, затронутым Главкомом, которые дает предреввоенсовета, прямо противоположны предложениям главного командования. Задачей ставится дальнейшее наступление, причем предлагается «ни на минуту» не ослаблять сил, действующих против панской Польши, а против возможных выступлений ограничиться наблюдением и подготовкой новых резервов, в связи с чем предложен новый нажим в административно-организационной работе.

Кроме того, главное командование предостерегается от увлечения перегруппировками в сторону Румынии.

Дальнейший ход событий подтвердил полную правильность и целесообразность указаний предреввоенсовета. В нашей борьбе с панами мы не испытали никакой помехи со стороны лимитрофов.

Напомним, что первоначальный план операции главного командования заключался в нанесении главного удара силами Западного фронта с обеспечением его левого фланга силами Юго-Западного фронта, по прохождении нами Полесья. Оба фронта руководствовались этой основной директивой. Командюгозап тов. Егоров, учитывая успешное развитие июльской операции Западного фронта, 11 июля дает приказ армиям своего фронта за № 542/сек./3794/оп. об ударе главными силами в северо-западном направлении, причем 12-я армия должна наступать на Ковель – Брест-Литовск, а 1-я конармия на Луцк – Грубешов – Люблин – Луков. 14-я армия, обеспечивая левый фланг главных сил фронта, должна была овладеть районом Рава-Русская – Городок – Львов.

Нота лорда Керзона в связи с успешными операциями Западного фронта вызвала внесение видоизменений в первоначальные планы главного командования. Причинами этих видоизменений послужили, по нашему мнению, два основных обстоятельства. Во-первых, опасения главнокомандования по поводу возможного выступления Румынии, о чем подробно уже говорилось выше, и, во-вторых, постепенно создавшаяся уверенность, по мере развития блестящих успехов Западного фронта, в легкости победы, в легкости окончательного подавления сопротивления белополяков.

Об этом свидетельствует телеграмма Главкома зампредреввоенсовета т. Склянскому, поданная им на обратном пути из Минска в Москву при проезде через Смоленск.

«РЕВ. ВОЕН. СОВ. РЕСП.

т. Склянскому.

Сейчас в Смоленске, на обратном пути из Минска. В Минске видел Тухачевского. Там же отдал дальнейшую директиву, которую, вероятно, вы уже получили. Самое существенное – это высокий подъем настроения в частях, гарантирующий возможность и дальше продвигаться, не уменьшая энергии. 16 числа занята Гродна (так в оригинале. – Ред.), а вчера Слоним. Оба эти успеха свидетельствуют, что линии p. Немана и Шара прорваны и теперь у противника нет на пути их отхода рубежей, на которых они могли бы рассчитывать задержать нас. Не исключена возможность закончить задачу в трехнедельный срок. Завтра будем в Москве, № 2155/оп. П. п. Каменев, Курский».

Мысль о возможности покончить с белополяками одними силами Западного фронта более четко формулируется в следующем месте доклада Главкома предреввоенсовета от 21 июля, который мы полностью приводим ниже: «Кроме того, предполагаю, на случай необходимости усилить войска, предназначаемые для борьбы с Румынией, задержать также продвижение 16-й армии Западного фронта, наступающей через Барановичи на Волковыск. Эта же армия явится в этом случае резервом на случай выступления Латвии. При этом рассчитываю, что Запфронт силами остальных своих трех армии справится с задачей окончательного разгрома Польши, если она не получит существенной поддержки сверх выступления Румынии и Латвии».

Последующие события показали, что надежды на разгром белой Польши одними силами Западного фронта являлись преувеличенными.

После получения почто-телеграммы предреввоенсовета от 17 июля за № 707 (ее содержание изложено выше) главное командование директивой № 4315/оп./918/ш. от 20 июля предписывало командованию обоими фронтами «продолжать энергичное развитие операций, согласно отданным ими директивам, не ограничивая таковых границей, указанной в ноте лорда Керзона» (см. приложение № 15). В директиве есть ссылка и на то, что нажим на белополяков не должен ослабляться и что со стороны Румынии следует страховаться новыми резервами.

Однако уже 21 июля Главком подает новый доклад на имя предреввоенсовета за № 481, где выражается следующая идея наступления. Этот доклад настолько важен, что его необходимо привести полностью.

«По вашей директиве о действиях на Польском фронте в связи с происходящими переговорами докладываю:

Обоим нашим фронтам, действующим против Польши, даны указания об энергичном развитии наступления, не считаясь с пограничной линией, указанной радиограммой Керзона, и фактически это наступление с полной силой развивается армиями Запфронта, на юго-западе же пока замедлилось, по-видимому, главным образом, в силу утомления войск.

Это замедление продвижения Юго-Запфронта в настоящее время не только не представляет опасности, но до известной степени является даже желательным, по крайней мере, до того времени, когда выяснится отношение Польши к ответу РСФСР на ноту Керзона.

Если поляки пойдут на переговоры с нами, это покажет, что они не могут рассчитывать на серьезную поддержку с чьей бы то ни было стороны, и тогда откроется свобода действий для энергичного наступления в глубь Польши.

Обратно, отказ Польши от переговоров или другие признаки вероятности того, что Польша будет реально поддержана союзниками, заставят нас, не отказываясь от наступления на Польшу, принять серьезные меры страховки от возможных опасностей.

На первом месте в этом отношении является выступление Румынии, которая уже имеет для этого достаточные силы и возможности.

В этом случае наше глубокое продвижение в Галицию явилось бы весьма опасным, и поэтому предлагаю операции на Юго-Запфронте ограничить задачей разгрома правофланговой польской армии, дабы этим путем отрезать Польский фронт от Румынского и получить возможность часть сил Юго-Запфронта обратить для борьбы с Румынией.

Кроме того, предполагаю на случай необходимости усилить войска, предназначаемые для борьбы с Румынией, задержать также продвижение 16-й армии Западного фронта, наступающей через Барановичи на Волковыск. Эта же армия явится в этом случае резервом на случай выступления Латвии. При этом рассчитываю, что Запфронт силами остальных своих трех армий справится с задачей окончательного разгрома Польши, если она не получит существенной поддержки сверх выступления Румынии и Латвии».

Надо заметить, что и Юго-Западный фронт сочувствовал оттяжке своих сил с главного направления, но, в противовес Главкому, считал необходимым углубиться в Галицию (телеграмма командюгзап Главкому от 22 июля за № 609/сек./ 4095/оп.).

Мы не будем сейчас касаться вопроса, насколько основательны были опасения главнокомандования по поводу румынской опасности. В своем месте мы высказались уже по этому вопросу. Мы остановимся на двух моментах. Во-первых, на мотивах, которыми главнокомандование развязало себе руки по вопросу об ослаблении наших сил, действующих против панской Польши, и, во-вторых, на методах обеспечения левого фланга Западного фронта.

Доклад констатирует отставание Юго-Западного фронта и объясняет это переутомлением войск. Таким образом, получается, что Юго-Западный фронт, по всей вероятности, все равно в решающей схватке с белополяками участия принять не сможет. Опасаться этого и не приходится, так как Западный фронт даже тремя из своих четырех армий сумеет покончить с панской Польшей. С другой стороны, это обстоятельство выгодно для нас, так как страхует нас со стороны Румынии.

23 июля главное командование отдает Юго-Западному фронту следующую директиву:

«Минск. 23 июля 1920 года.

Сложившаяся обстановка в связи с энергичным и быстрым продвижением вперед Запфронта, преследующего противника, требует такого же энергичного развития вашего наступления и на польском участке Юго-Запфронта, а потому приказываю:

1) сильной ударной группой правого фланга к 4 августа овладеть районом Ковель – Владимир-Волынский, поддерживая связь с левым флангом Запфронта, обеспечив свой левый фланг;

2) остальными силами польского участка фронта нанести решительное поражение 6-й польской и украинской армиям противника, оттеснив их на юг к границам Румынии, использовав для этой задачи Конную армию, причем последней, выполняя эту операцию, обеспечив себя со стороны Львова, сосредоточить свои конные массы на узком фронте и действовать таковыми в определенном выбранном направлении, не распыляя их и не ослабляя тем силу удара;

3) с 24 июля 1920 г. разграничительная линия между Запфронтом и Юго-Запфронтом продолжается на м. Ратно – Влодаву – Ново-Александрию (на Висле), все пункты для Запфронта включительно;

4) в отношении Румынии отданные ранее директивы остаются в силе № 4393».

Этой директивой предопределялись действия обоих фронтов в расходящихся направлениях[21].

Того же 23 июля главным командованием была отдана основная директива Западному фронту за № 4344/оп. об окончательном поражении белополяков и занятии Варшавы следующего содержания:

«Командзап. Копия командюгозап.

Минск. 23 июля 20 года.

Обстановка требует энергичного нашего продвижения вперед в общем направлении на Варшаву, дабы нанести противнику окончательное поражение. Ввиду изложенного приказываю:

Первое – продолжать энергичное преследование противника и не позднее 4 августа армиям фронта пройти линию Ломжа – Брест-Литовск, и не позже 12 августа выйти на линию Прасныш – Ново-Георгиевск и далее по р. Висле на юг до Ново-Александрии включительно, овладев городом Варшавой.

Второе – с выходом правого фланга фронта на бывшую границу Восточной Пруссии к северу от Граева войскам фронта отнюдь указанные границы не переходить, имея за ними лишь наблюдение.

Третье – одновременно указывается 12-й армии Юго-Запфронта продолжать энергичное выдвижение на фронте Ковель – Владимир-Волынский.

Четвертое – разграничительная линия между Запфронтом и Юго-Запфронтом с 24 июля 1920 года продолжается на м. Ратно – Влодаву – Ново-Александрию, все пункты для Запфронта включительно. № 4344/оп.

Главком Каменев.

Член РВСР Курский».

Из сопоставления директив Западному и Юго-Западному фронтам мы видим, что на 4 августа Западный фронт должен занять положение с занесенным вперед правым и осаженным назад левым флангом, причем последний должен был обеспечиваться 12-й армией, выходящей на линию Ковель – Владимир-Волынский. Дальнейшего продвижения 12-й армии по мере наступления Западного фронта на Варшаву ни одна директива не предусматривает.

В последующем мы увидим, что и 12-я армия перемещалась на юго-запад (3 августа).