Геракл. Повесть бесплатное чтение

© Степан Агафонов, 2024

ISBN 978-5-0062-4861-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Геракл (повесть)

Глава I

…Бежавший из родных Микен за преступление, герой Амфитрион нашел вместе с супругой своей Алкменой пристанище в Фивах во дворце царя Креонта. В одну же из ночей родился у Алкмены сын от Амфитриона, и младенца нарекла она Гераклом, что значит «восхваляющий Геру», ибо произошел на свет будущий герой в день празднеств, посвященных богине Гере. Блестевшее дивной красотой тело и глаза младенца Геракла и необыкновенная сила, присущая ему с рождения, великую радость доставили Амфитриону. Однако совсем скоро распространились слухи во дворце Креонта, будто Алкмена, изменив мужу своему, родила Геракла от некоего любовника. Сии ложные и мерзостные слухи не сломили духа Амфитриона, убежденного в чистоте своей супруги, и он всячески старался подавить несправедливо вспыхнувшие подозрения. Были среди обвинителей и те, кто вовсе не собирался очернить Алкмену, но вместо этого утверждал, будто Геракла родила она от самого Зевса, как бы спустившегося к ней некогда с неба в образе Амфитриона, когда самого мужа Алкмены не было во дворце.

– О боги, за что насланы мне все сии мучения? – воззвал однажды герой к небу. – Как могут злые языки бесчестить имя супруги моей Алкмены? О, да не оправдаются страшные слухи, терзающие душу мою!

Многим наукам обучал Амфитрион своего сына, однако ничто не захватывало так дух Геракла, как боевое искусство. Не было равных юному Гераклу в умении владеть оружием, ни один из героев фиванских не мог сравнится с ним в силе и мужестве. В окружении почета и блаженства жил счастливый юноша, не зная ни бед, ни страданий, ни нужды. Но не всегда Геракл был в силах смирить в себе внезапно возгоравшийся огонь гнева и по вине собственной необузданности еще в юности стал виновником гибели Лина, своего учителя музыки. Когда Лин, вознегодовав на не желавшего учиться Геракла, восхотел покарать его, юноша, преисполненный гордости и гнева, желая защититься, ударил напавшего на него с тростью Лина, но удар его оказался настолько сильным, что явился причиной скорой смерти несчастного. Трагическая участь учителя весьма опечалила Геракла; жалость, проникнувшая в его сердце, заставила его припасть к поверженному наземь Линус мольбой о прощении. Заметив же, что учитель не в состоянии что-либо сказать, Геракл позвал на помощь, однако старания его оказались тщетны: явившиеся на мрачную сцену слуги застали Лина уже мертвым.

– О олимпийцы, – воскликнул в тот роковой час терзаемый совестью Геракл, – зачем вы наделили меня чудесной силой, если она принесла людям не спасение, но погибель? О, искуплю я великими подвигами невинную скверну убийства, дабы заслужить прощение богов и Лина, а также удовлетворить зову своей возмутившейся совести.

Когда враги Геракла узнали о произошедшем, они, воспользовавшись благоприятным случаем предать позору и наказанию дерзкого юношу, обратились в суд, обвинив его в убийстве Лина. Страшный приговор грозил обрушиться на Геракла, невольно преступившего закон Фив, однако мужественные речи юноши, произнесенные в свою защиту, склонили народ и судей на его сторону.

– Разве не говорит закон наш, установленный самим Миносом, судьей мертвых и живых, – сказал Геракл, представ пред народом, – что всякий может воздать ударом напавшему на него?

Побежденные справедливыми речами мужа, судьи велели народу решить участь Геракла. Почти все жители Фив, питая к герою благие чувства, не посмели обвинить Геракла в невинном преступлении и отдали свои голоса в его защиту. Оправданный народом Геракл по воле судей был все же изгнан из дворца и отправлен к пастухам в лесистые горы Киферона.

Глава II

Среди лесов Киферона провел юный Геракл несколько лет своей жизни, свободный от дворцовой суеты, окружавшей его прежде, и занятий науками, с чрезмерным усердием преподаваемых ему учителями, младой герой ощущал себя подлинно счастливым. Всякий день, лишь только взойдет солнце на небосклоне, пробуждался Геракл от безмятежного сна и, полный сил и радости, выходил из своей хижины и неутомимо бродил по лугам и лесам, забыв о заботах и усталости. В своем воображении он представлял себя в образе доблестного героя, великим подвигам посвящающего свои дни; он надеялся на свое великое будущее и счастливый жребий, который облечет в бессмертие его имя.

Но недолго наслаждался Геракл идиллическими наслаждениями: мойры, вершительницы судеб, направили душу героя вперед к подвигу. Прослышал он, что всякий год платят фиванцы великую дань царю Орхомена Эргину и восхотел избавить родной город от власти Орхомен, возвратив Фивам желанную свободу. Собрав войско, отправился Геракл войной на Эргина, чтобы заставить царя Орхомена освободить родной город от ненавистной фиванцам дани. Недолго продолжалась война: Геракл, узнав, что Эргин не собирается уступать его требованию, взял Орхомен штурмом. Покорив город, Геракл наложил на него свою дань, в два раза превосходящую ту, что платили Орхомену Фивы. С великой радостью приняли фиванцы возвратившегося из войны освободителя, и царь Креонт, узнав о великом свершении сына Алкмены, пригласил его в свой дворец, из коего еще несколько лет назад был изгнан Геракл, оскверненный убийством Лина.

– О великий герой, – обратился к Гераклу царь, – прими же возносящуюся тебе благодарную хвалу от всех фиванцев, обязанных твоему мужеству своей вновь обретенной свободой. Проси же у меня все, что пожелает душа твоя, и я без промедления исполню любую твою просьбу, даже если она будет стоить мне собственной жизни.

Геракл же, не питавший никоего пристрастия к богатствам Креонта, так ответил царю:

– Ничего не прошу я у тебя, о Креонт, из всего, чем владеешь ты. Одного лишь хотела бы удостоиться душа моя: прости мне нечаянное преступление, за которое изгнали меня из дворца твоего, и возврати меня вновь к отцу Амфитриону и матери Алкмене.

Удивленной некорыстолюбивой просьбой героя, Креонт ответил Гераклу:

– Давно уже, о великий муж, простили тебе Фивы совершенное тобой невинное злодеяние; своим же благим подвигом, принесшем освобождение нашему городу, ты очистил себя от былой скверны и заслужил великий почет от смертных и небесное благословение от богов.

Амфитрион и Алкмена, узнав о счастливом возвращении своего сына, преисполнились радости и, предав забвению мучившие их души годы подряд тревоги, бросились в его объятья, после чего Алкмена сказала Гераклу:

– О сын мой, сердечными взываниями к небу выпросила я тебя у богов. Рада душа моя, что судьба, смягченная моими слезами, в милость обратила несправедливый гнев свой и, увенчав хвалой и почестями твое имя, возвратила тебя во дворец. Но знаю я, что много у нас врагов, желающих погибелии твоей – посему будь осторожен, о сын мой, дабы избежать чужих козней.

Истинны оказались слова, изреченные Алкменой, ибо не прошло и года со дня триумфального возвращения героя Геракла в родной город, как замыслили враги Амфитриона оклеветать Геракла, обвинив его в убийстве одного из придворных царя Креонта.

– Вспомни, о Креонт, – обратился в тот день к царю его советник Талай, желавший убедить его в виновности Геракла, – как несколько лет назад сын Алкмены умертвил своего учителя Лина только за то, что тот вознамерился наказать непослушного юношу за неповиновение. Но суд оправдал преступника, и он, оставшись совершенно безнаказанным за совершенное злодеяние, узрел в своих руках так много власти, что не остановился перед новым убийством. Кто, как не он, есть виновник смертей в нашем дворце?

– Не могу поверить я, о Талай, в причастность Геракла к тому скверному злодеянию, в коем ты обвиняешь его. Разве может великий герой, освободивший Фивы от рабской дани Орхоменам, запятнать свою честь преступлением и пролить невинную кровь в стенах моего дворца? Но все же, дабы рассеять твои подозрения, я призову Геракла к себе и сам спрошу его, что думает он о причастности своей к смерти моего советника.

Сказав так, царь велел позвать Геракла; когда же герой предстал пред ним, Креонт обратился к нему со следующей речью:

– О Геракл, весть о твоих заслугах и подвигах разнеслась по всему городу, и ты заслужил себе всеобщий почет за свое несравненное мужество, явленное тобой во время борьбы с неправедным Эвритом. Скажи же, есть что-нибудь, что тяготит твою душу и о чем ты хотел бы попросить моей помощи?

– Нет, о царь, я всем доволен и не испытываю никоей нужды. Единственное желание мое – увековечить свое имя новыми подвигами, ибо иногда я чувствую, как стены дворца начинают тяготить мою душу, жаждущую вкусить прелесть героических приключений.

Тогда Креонт, поняв, что не сможет добиться признания Геракла избранным им путем, решил открыто спросить героя о его причастности к преступлению.

– Моих ушей достигают слухи, – спокойно сказал он, – что Пилемон, мой ближайший советник, сегодня таинственно погибший, принял смерть по твоей вине, о Геракл. Что же ты думаешь об этом?

– Слухи о моей виновности есть всего лишь слухи, созданные моими врагами с целью обесчестить меня и добиться моего очередного изгнания, – невозмутимо отвечал Геракл, не сводя взора с царя.

«Неужели Талай намеренно очернил предо мною имя Геракла, чтобы я, поддавшись на его правдоподобную клевету, предал суду невинного героя?»

Подумав так, Креонт сказал Гераклу:

– Кто же желает твоей гибели, о герой? Скажи лишь имя одного из сих изменников, и я немедля покараю его.

– О Креонт, я не знаю своих врагов, однако убежден, что они многочисленны и коварны.

Выслушав слова героя, Креонт, не смея более мучить Геракла, о коем по-прежнему был сложен наилучшего мнения, отпустил его, а сам предался тягостным раздумьям. Он мог бы забыть о страшном происществии, но при всяком воспоминании о Талае наполнялся удушающей печалью, осознавая необходимость немедленного раскрытия таинственного убийства. Сежду тем Талай, слушавший за дверью весь разговор царя с Гераклом, вновь явился к Креонту и спросил его:

– Что же ты думаешь, о Креонт, о Геракле?

Услышав это, уставший от собственных дум и внутренней борьбы Креонт ответил:

– Я поручаю тебе, о Талай, самому взяться за разрешение злополучного происшествия, всколыхнувшего в сей день наши души.

Внутренне обрадованный возможностью скорой расправы с Гераклом, Талай смиренно улыбнулся и, преклонившись на прощание перед Креонтом, покинул царские покои, чтобы незамедлительно устроить изгнание из дворца сына Алкмены.

В тот же день вечером явились в покои Геракла два неких мужа, посланника Талая, и один из них сказал герою:

– О сын Алкмены, по велению царя Креонта ты должен навсегда покинуть его дворец и больше никогда не являться пред его чело. Если ты повинуешься воле Креонта, он сохранит тебе жизнь, если же посмеешь воспротивиться ему – будешь приговорен к позорной смерти как преступник.

Пораженный услышанным, Геракл спросил:

– В чем обвиняет меня царь, в каком злодеянии повинна душа моя?

Но мрачные вестники ничего не ответили охваченному трепетом мужу и, бросив на него свои последние взгляды, исполненные гнева, перемешанного с презрением, хотели уже оставить Геракла, как герой почти молящим голосом спросил незнакомцев, принесших ему приговор:

– Можно ли мне попрощаться с моим отцом Амфитрионом и матерью Алкменой, перед тем как исполнить веление царя?

– Нет, – отвечал один из них. – Если ты в сей же час не оставишь дворец, разгневанный на тебя Креонт, следуя своему обещанию, приговорит тебя к казни.

В один миг мрачные вестники скрылись за дверью, а Геракл, охваченный замешательством, остался на своем месте, будучи не в силах прийти в себя от таинственной сцены. «Чем я мог прогневать Креонта, который всегда питал ко мне благорасположение? – думал Геракл, сгустив брови от тягостных мыслей. – Неужели царь, поверив в клевету моих врагов, принял меня за убийцу Пилемона? О боги, что делать мне, коему угрожает невинная смерть? Быть может, следует повиноваться предостережению вестников и бежать? Но что станет с Амфитрионом и Алкменой, когда узнают они о моем исчезновении? Но если я воспротивлюсь воле Креонта и останусь во дворце, он не замедлит привести в действие свой нечестивый замысел и, приговорив меня к позорной казни, предать смерти того, кто вернул Фивам свободу!

Не долго колебался Геракл, ибо понимал, что совсем скоро следует ему исполнить волю Креонта. «Если я погибну на казне как преступник, —размышлял он, – то мир не увидет велииких подвигов, которые судьба приготовила для меня. Само небо призывает меня прибегнуть к разуму и, отвергнув смерть, принять жизнь». С такими мыслями Геракл поспешил прочь из дворца и вскоре, не встретив никого, кроме слуг, на своем пути наконец оставил его. Стража, узнавшая Геракла, молча открыла пред ним врата, и он, обрадованный своим мнимым спасением, бежал в горы Киферона, к дому пастухов, в котором и жил прежде, когда был изгнан за убийство Лина.

Между тем Креонт, ничего не знавший о случившемся по воле Талая изгнании Геракла, лишь проснувшись утром, тут же призвал к себе слуг и велел им отправиться в покои Геракла и призвать героя к нему. Совесть мучила душу Креонта: «Напрасно, – думал он, – я посмел подозревать Геракла в возложенном на него безвинно злодеянии. Теперь я попрошу героя не гневаться на меня за то, что я посмел пагубному сомнению прокрасться в мою душу. О Талай, виновник моих страданий, как же мог ты своими ложными подозрениями ввести меня в постыдное замешательство?» В подобных мыслях ожидал царь прибытия героя, пред коим собирался он излить свою душу, но время шло, а Геракл не являлся. Наконец, томимый ожиданием, Креонт сам отправился к Гераклу, но по дороге встретил возвращавшихся к нему слуг:

– Что же вы так долго исполняли мое поручение? – строго спросил Креонт.

– О царь, – сказал один из слуг, – мы прошли весь дворец, но нигде не нашли сына Алкмены.

– Как же такое может быть? – удивился Креонт и в печали возвратился в свои покои.

Плакала Алкмена, когда весть об исчезновении Геракла достигла ее слуха.

– О Амфитрион, – с плачем обратилась она к своему мужу, также охваченному смятением, – потеряли мы своего сына: либо смерть похитила его по воле врагов наших, либо сам он оставил дворец из страха пред ними.

– Жив Геракл, – успокаивал Амфитрион супругу, – ибо не допустили бы боги, чтобы погиб великий герой.

– Но почему же тогда не явился он к нам перед уходом своим и не предупредил о своих намереньях? – продолжая плакать, сказала Алкмена, всей душой хотевшая довериться посылаемой мужем надежде, но не имевшая в себе сил побороть весь рой мучивших ее сомнений.

– Не знаю, – безнадежно ответил Амфитрион, не в силах утешить свою супругу.

Но прошло время, и Алкмена и Амфитрион, забывшие о своем горе, зажили прежней жизнью, не беспокоя себя более думами о страшной участи сына, ибо некое внутреннее чувство, обитавшее в них, говорило им, что жив великий Геракл.

Глава III

Недолго жил Геракл в лесной хижине: страсть к подвигам непрестанно возмущала его свободолюбивый дух и побуждала его к новым свершениям. Между тем прослышал Геракл об аргонавтах, собиравшихся в свой поход за заветным руном. Движимый благородной страстью к геройским подвигам, оставил Геракл тенистые дубравы, приютившие его душу, и отправился к Ясону, предводителю аргонавтов. Выслушав Геракла, согласился Ясон принять его на свой корабль, и в числе многих других великих мужей Греции пустился сын Алкмены в неведомое плавание. Конечной целью аргонавтов было достичь Колхиды – города, в коем, по преданию, хранилось священное руно, дающее богатство и благословение его облада. Но не ради своих корыстных целей пустились в долгий путь аргонавты: они хотели помочь Ясону исполнить волю тирана Пелия, который, убив отца Ясона, нечестиво захватил власть над Иолком. Аргонавты надеялись, что, исполнив веление нечестивого Пелия, они заставят тирана добровольно отказаться от своей власти и передать ее в руки Ясона.

Многие злоключения выпали на долю аргонавтов, но во всем помогал Геракл своим спутникам. Нередко отбивал он нападения туземцев, воевавших с аргонавтами, и всякий раз сын Алкмены одерживал победу в схватке с врагами, ибо не было никого, кто бы мог спастись от его непобедимой руки. Когда же аргонавты, будучи гостеприимно приняты на каком-нибудь из островов, забывали о своей главной цели, заключавшейся в обретении золотого руна, Геракл напоминал своим охваченным сладострастием спутникам о грядущих подвигах. И глас его, проникая в души мужей, пробуждал в них совесть; тогда герои, пристыженные Гераклом, вмиг расставались с беззаботной жизнью, пирами и весельем и продолжали свой тяжкий, но неизбежный путь.

Но не суждено было Гераклу достичь Колхиды: однажды, когда пристали аргонавты к одному из островов, чтобы запастись водой и провизией, сошел Геракл на берег и направился в близлежащий лес, намереваясь сделать из ясеня новое копье. Долго бродил сын Алкмены по оврагам, отыскивая ясень; между тем аргонавты, забыв о Геракле, уже отчалили от берега и пустились в плавание. Когда же возвратился герой из леса, не нашел он корабля и, преисполнившись горькой печали, бросился на песчаный берег и воскликнул:

– О мужи Греции, куда уплыли вы, оставив меня одного на сем безлюдном острове! Если не смилостивится надо мной судьба, погибну я, так и не вкусив всех сладостей геройской жизни. О всевидящие боги, обратите же на меня свой взор и ниспошлите обреченному на мучительную смерть герою свою драгоценную милость!

Но не впал в отчаянье оставленный аргонавтами Геракл: не смея медлить, соорудил он себе маленькое судно и, взяв с острова запасы еды и питья, немедля отправился в обратный путь, намереваясь пристать к одному из близлежащих островов, на котором Геракл надеялся встретить людей. Весь день плыл сын Алкмены по водам, пока не достиг наконец желанной суши; сойдя же на берег, увидел Геракл некоего мужа, облаченного в богатую одежду. Вступив в разговор с незнакомцем, вид коего принес великую радость утомленному от странствий Гераклу, сын Алкмены узнал, что сей муж есть никто иной, как царский слуга, пришедший постирать в прибрежных водах одежды. Когда Геракл посвятил слугу в историю своей жизни, тот, преисполнившись к герою жалости, проводил сына Алкмены ко дворцу. Любезно принятый Геракл рассказал царю, какие невзгоды претерпел он по вине своих злоумышленников во дворце Креонта и какие приключения произошли с ним по пути в Колхиду.

– Можешь ли ты, о царь, отправить меня на одном из своих кораблей обратно в Грецию? Оказав мне такую милость, ты совершишь достойное хвалы благодеяние, и душа моя превечно будет помнить о твоем великодушии.

– О могучий герой, история твоих странствий доставила мне небывалое удовольствие, и я с радостью уступлю твоему желанию, – отвечал царь.

В сей же день герой покинул приютивший его остров и сел на корабль с купцами. Недолго продолжалось плавание, и вскоре Геракл благополучно достиг Тиринфа.

Оказавшись в чужом городе, Геракл не знал, возвратиться ему в родные Фивы и продолжить свою прежнюю уединенную жизнь в горах Киферона или остаться в Тиринфе. Склонившись к последнему, сын Алкмены решил представиться царю Тиринфа Эврисфею, дабы постараться завоевать себе его благорасположение.

Когда Эврисфей, радушно приняв странника в своем дворце, узнал его дивную историю, то преисполнился радости и предложил юному герою поступить ему на службу.

Несколько лет провел Геракл в Тиринфе, исполняя веления принявшего его в своем дворце Эврисфея. Великие почести и всеобщее признание заслужил себе сын Алкмены; не было равных ему среди всех героев царя Эврисфея. Во всех походах охотно принимал Геракл участие, ибо ничего приятней боевой славы и подвигов не было для него. Высоко ценил Эврисфей великого мужа, коего судьба предала в его руки, однако, восхищенный небывалым мужеством Геракла, готового даже жизнию пожертвовать во благо своего покровителя, вознамерился Эврисфей испытать непобедимость героя.

Призвал царь Геракла и сказал ему:

– О великий муж, безмерно благодарен я небесам, пославшим мне тебя, коему нет в силе и храбрости равного во всем моем царстве. Слышал я, что есть на Крите свирепый бык, коего никто из жителей острова не в силах укротить. Отправься же на Крит, о Геракл, и освободи несчастных обитателей его от сего страшного животного, а быка, укрощенного твоей рукой, доставь в Тиринф, чтобы я собственными очами убедился в твоем подвиге.

Не сразу согласился Геракл плыть на Крит, ибо тяжким и бессмысленным представлялся ему его грядущий подвиг. Но Эврисфей, прибегнув к силе своих слов, все же заставил героя покориться своему велению. В сей же день пустился сын Алкмены в путь; достигнув же Крита и узнав от жителей острова о постигшей их несчастливой напасти, за несколько дней он поймал свирепого быка и укротил. Облегченно вздохнули критяне, узрев освобождение от разрушающего все на своем пути быка, и воздали хвалу спасшему их Гераклу. Но не медлил герой: приняв щедрые дары от исполненных благодарности критян, немедля отплыл он от острова и вместе с укрощенным быком вскоре возвратился в Тиринф. Между тем Эврисфей уже раскаивался, что отправил Геракла на верную гибель, которой угрожала ему схватка с неистовым быком; но узрев возвратившегося с Крита героя живым, весьма обрадовался царь. Быка, некогда дикого и свирепого, но теперь кроткого и послушного, Эврисфей отпустил, а поймавшего его Геракла наградил богатыми дарами.

Но не успокоился Эврисфей и нашел для Геракла новое испытание. Царь заставил Геракла отправиться в страну амазонок и добыть для него пояс Ипполиты, царицы племени. Смутился великий муж, когда услышал странную волю Эврисфея; показалось ему даже, что желает гибели его царь. Но не посмел прекословить Геракл Эврисфею и послушно отправился в далекий путь, грозивший ему погибелью.

Гостеприимно приняли амазонки Геракла и его спутников в своем дворце. Когда же узнала Ипполита о цели посещения путниками их страны, то весьма опечалилась: дорог был ей драгоценный пояс, который получила она в память от своей матери, но все же уступила царица воле Геракла, ибо боялась, что герои, не смирившись с отказом, поднимут войну и силой захватят сей пояс. Когда же наступил вечер, предложила Ипполита Гераклу разделить с ней брачное ложе, но отказался добродетельный герой, ибо не питал он любовных чувств к Ипполите и жаждал лишь скорого возвращения в Тиринф. Долгим был обратный путь героев, но, претерпев немало несчастий на море, достигли они наконец царства Эврисфея.

– Как же приняли тебя амазонки? – спросил царь Геракла, когда тот возвратился к нему с золотым поясом.

– Гостеприимный прием они оказали мне, – ответил Геракл. – Не желая начинать бессмысленную войну, самовольно отдала Ипполита свою драгоценность в мои руки.

Ответ героя удивил Эврисфея, полагавшего, что воинственные амазонки затеют войну с нежданными путниками. Золотой пояс подарил царь своей дочери, которая и убедила Эврисфея послать за ним Геракла. Не смирился Эврисфей, что непобедимым вышел Геракл из всех посланных ему испытаний. Несколько подвигов заставил еще царь совершить бесстрашного мужа, вынужденного повиноваться всем его прихотям. Когда же истекло время службы, на которую Геракл самовольно обрек себя, явился сын Алкмены к царю и сказал:

– Верно служил я тебе, о Эврисфей, все годы с того злосчастного дня, когда судьба привела меня меня в твой дворец, и я, покоренный твоим обманчивым великодушием, по собственной воле предал себя в твои коварные руки. Теперь же, когда желанной свободой вновь дышит моя грудь, я с великой радостью ухожу из твоего дворца, Эврисфей, дабы не принудил ты совершить меня еще ряд тяжких и столь же бессмысленных подвигов.

Устыженный словами своего порицателя, возвел царь на героя свои исполненные раскаянья и мольбы очи, но Геракл, отвернув свое чело от коварного Эврисфея, сказал:

– Напрасно хочешь ты, о царь, оставить меня в своем дворце: моя душа, вечно жаждущая свободы, более не может продолжать рабское служение тебе.

С этими словами покинул Геракл покои охваченного смятением царя. Путь его лежал к острову Эвбея, где правил Эврит: прослышав о красоте Иолы, дочери Эврита, сын Алкмены хотел добиться ее руки, ибо слышал, что царь готов выдать Иолу замуж за того, кто одержит над ним верх в стрельбе из лука.

Никто из мужей Греции не мог одолеть Эврита в назначенном им состязании, ибо не было равных ему в стрелковом искусстве. Но слухи о непобедимости Эврита не устрашили Геракла, и он, питая любовь к Иоле, красоту коей воспевали все герои, принял участие в состязании.

Победив Эврита, сказал ему Геракл:

– Настало тебе время, о царь, исполнить свое обещание и выдать за меня дочь свою Иолу, ибо во всех состязаниях, назначенных тобой, одержал я победу.

Эврит, разгневанный своим поражением, отказался выдавать за героя несравненную Иолу. Пренебрегши священным законом гостеприимства, повелел он изгнать ненавистного ему жениха из города. Послышный коварной воле царя, смирился Геракл с обманом Эврита и, охваченный печалью и отчаяньем, возвратился в Тиринф.

Глава IV

Долго скитался Геракл по землям Греции, желая найти себе прибежище, пока не достиг Аркадии, где правил царь Алей. Влюбился герой в Авгу, дочь Алея, после того, как встретил ее случайно у вод источника, в водах коего собиралась она искупаться. С того блаженного часа возгорелся в сердцах Геракла и Авги любовный пламень. Скрывала Авга от отца свои чувства к чужеземцу, ибо знала, что воспретит ей Алей встречаться с возлюбленным: некий прорицатель некогда предрек царю Аркадии, что по вине своего внука лишится он власти. Устрашенный предсказанием, властолюбивый Алей сделал Авгу жрицей Афины и обязал ее принять обет безбрачия. Страшная участь ждала б несчастную, если бы раскрыла она отцу свою преступную любовь к Гераклу. Когда же родился у Авги сын Телеф, спрятала она его в храме Афины, ибо боялась гнева отца, готового предать ее смерти за неверность данному Афине обету.

Между тем прослышал Геракл, что царь Калидона Ойней выдаст свою дочь Деяниру замуж за того, кто выйдет победителем в назначенных царем состязаниях. Помнил Геракл, как бесчестно поступил с ним Эврит, но остался верен своему намеренью добиться руки Деяниры. «Быть может, судьба, отобравшая у меня несравненную Иолу, взамен предоставила мне прекрасную Деяниру?» – размышлял Геракл по пути в Калидон. Надежда на семейное счастье не оставляла души юного героя, всем существом своим порывавшейся к подвигам и радостям жизни.

Когда могучий сын Алкмены с победным триумфом был провозглашен победителем, с радостью вручил Ойней в его руки Деяниру.

– Давно искал я достойного жениха для Деяниры, – сказал Ойней Гераклу. – Увидев же тебя, с честью вышедшего неуязвимым через все испытания, я понял, что сами небеса послали мне тебя. Теперь же божественный Гименей благословит твой брак с моей дочерью и увенчает ваш священный союз счастьем и любовью!

На следующий день Ойней, следуя своему обещанию, выдал за героя Деяниру. Но не все женихи смирились с победой Геракла в состязаниях, и один из них по имени Менетий задумал хитростью погубить сына Алкмены. Однажды, когда Геракла не было во дворце, пришел Менетий в покои Деяниры.

– О дочь Ойнея, я пришел, дабы выразить вам с Гераклом безмерную радость: поверь, о Деянира, что я искренне рад ниспосланному тебе небом счастью. Однако ни одними лишь словами пришел я выразить тебе свое участие.

После этого вынул Менетий из своей одежды некий сосуд и, протянув его в руки застывшей от удивления Деянире, сказал:

– Если ты увидешь, что Геракл неверен тебе и любовь остыла в нем, возьми сей сосуд и пропитай содержащейся в нем жидкостью одежду Геракла. В день, когда Геракл наденет сии одежды, он воспылает к тебе прежней любовью. Храни же мой дар, о Деянира, ибо великие чудеса может сотворить он с сердцем твоего мужа.

Сказав так, Менетий принялся выражать свою радость за Деяниру и Геракла и источать благие пожелания супругам. Затем же Менетий, боясь внезапного возвращения Геракла, коего страшился и ненавидел, спешно оставил Деяниру. Доверившись предательским словам Менетия и поверив в чудесную силу содержимого сосуда, Деянира спрятала полученный дар и принялась дожидаться возвращения супруга, от коего решила сокрыть в тайне все, что произошло.

Не прошло и года, как Геракл, по-прежнему хранивший обиду на коварно обманувшего его надежды Эврита, собрал войско и отправился в Орхомен, намереваясь ему отомстить. Но страшное несчастье постигло Геракла в войне с царем Эвбеи: нечаянно убил он Ифита, сына Эврита, к коему питал дружескую любовь, приняв его за врага. Припав к земле, склонился над телом погибшего Ифита Геракл, охваченный горькими муками совести.

– О друг мой, ныне судьба жестоко разлучила нас, соделав меня твоим убийцей! О, чувствую я, как камень зла теперь тяготит душу мою, как скверна пролитой крови твоей, словно яд, терзает меня изнутри. О боги, простите мне сие страшное преступление и очистите меня от невольной скверны!

Поднявшись с колен, Геракл велел своим воинам немедля прекратить войну. Сам же герой, чтобы искупить свою вину, отправился отбывать рабскую службу у царицы Омфалы, надеясь через унижение оправдать себя перед богами.

Несносные унижения перенес Геракл во дворце Омфалы: безумная царица заставляла его одеваться в женские одежды, и Геракл, подобно презренному и несчастному рабу, был вынужден во всем повиноваться своим жестоким господам, исполняя любые желания вероломной Омфалы, которой издевательства над могучим героем доставляли низменное удовольствие. Три томительных года пробыл Геракл во дворце, будучи не в силах изменить данному богам обету служить Омфале за нечаянно содеянное им убийство Ифита. Иссякли былое мужество и терпение героя, измучилась прежде несломимая воля его, но мысль о скором освобождении от унизительного пребывания в рабстве всякий раз утешала окунувшуюся в безотрадное отчаянье душу Геракла, когда взывал он к небесам о ниспослании ему желанного покоя. Воспоминания о прелестях геройской жизни, о прекрасной Деянире, отвоеванной им у Ойнея, о безмятежных радостях семейной жизни не оставляли Геракла, и чем больше проходило времени, тем яростней осаждали они его ослабевшую от бездействия душу. «Скоро ли, скоро ли придет ко мне прекрасный день, когда цепи унижения, в которые я самовольно заковал себя из любви к погибшему Ифиту, спадут? – шептал Геракл, оставаясь наедине с самим собой. – Но к чему сии бессмысленные думы? Разве не знаю я, что по истечении злополучных трех лет я обрету свободу? Верна ли мне супруга моя Деянира, страдает ли она от тоски в разлуке со мной? Но не узнаю я правды, пока не истечет срок моего очищения от скверны. О боги, если вы слышите мой зов со своей недосягаемой вышины неба, то вдохните в мою грудь мужество и изгоните воцарившееся в ней уныние. Восстаньте с громовым звуком и, коснувшись моей души своим благословенным жезлом исцеления, воскресите сломленный смятением дух мой к новой жизни!»

Наконец Геракл, освободившись от несносного служения гордой царице и возблагодарив богов за благополучное исполнение своей клятвы, оставил Лидию и возвратился в родной Калидон к ожидавшей его возвращения Деянире. Прибыв во дворец Ойнея, сын Алкмены явился к своей супруге, после чего, заключив себя в ее объятья, сказал:

– О возлюбленная супруга моя, рад я, что высший рок, вершащий свою волю над человеческими судьбами, наконец возвратил единение нашим любящим сердцам. Но скоро прейдет наша радость, ибо настанет мне неотвратимый час расстаться с тобой, о Иола, дабы воздать Эвриту, царю Эвбеи, должной местью за причиненную мне некогда обиду.

Вмиг исчезла радость, сиявшая в очах Деяниры, и на смену ей явилось изумление. Невольно отпрянув от Геракла, обратила Деянира на него свой испытывающий взор, желая найти в очах мужа успокоение от внезапно настигшего ее душу порыва смятения. Но грозный лик Геракла, подобный каменному изваянию, внушал лишь трепет и ощущение некой тревоги безмолвно взиравшей на него Деянире. Дочь Ойнея желала понять значение странных слов, произнесенных мужем, и узнать, какие очередные хитрости и превратности судьбы должны лишить ее великой радости пребывания с возлюбленным мужем, с коим разделяла ее пылающее любовью сердце трехлетняя разлука, явившаяся мучительной для обоих влюбленных. Но Геракл не намеревался раскрывать Деянире причину своего грядущего расставания с ней, ибо страшился ревности супруги, которая, узнав о Иоле, прежде поразившей сердце Геракла, не смогла б спокойно смириться с очередным походом мужа. Однако Геракл, желая спасти Деяниру от смятения, виновником коего являлся, обратился к ней со следующими словами:

– Не печалься, Деянира, что долг вынуждает меня вновь оставить Калидон и до конца излить свою месть на голову Эврита. Когда же падет враг мой, я, не смея более медлить, возвращусь к тебе в триумфе одержанной победы. Если же тоска проникнет в душу твою, призови сына нашего Гилла, и он освободит тебя от мрачных мыслей, ибо кто, как не сын, есть утешение для жены, тоскующей по супругу своему?

Невольная слеза, словно из самой души извлеченная, источилась из очей Деяниры, не способной смириться с горечью предстоящей разлуки. Движимая внутренним порывом и томимая неким тягостным предчувствием скорого бедствия, безмолвно обняла она Геракла. Слабый луч потухающего солнца, на время освободившегося от пелены беспросветных облаков, осенил несчастных любовников, утешив сердце Деяниры сладостной надеждой. «Прощай, о Геракл, но скорей возвращайся» – хотела сказать Деянира, но уста не повиновались ее воли. «Сойди к нам, о Геракл!» – послышался грубый зов воинов, донесшийся откуда-то из окна. Послушный призыву, Геракл, незаметно освободившись от приятных объятий Деяниры, в огне коих желал бы пребывать вечность, против своей воли направился к двери, однако Деянира, наивно испугавшись, что больше не увидет его, бросилась вослед Гераклу, дабы своим нежным прикосновением остановить пыл в душе мужа. Когда же последние взоры супругов пересеклись, когда два священных пламени, на мгновение сойдясь, разбежались в разные стороны, не смея переносить исходившего друг от друга жара, настало супругам время расторгнуть свои объятья. И вот Деянира, оставшись одна, опустилась на мягкое ложе, ибо ощутила, как неведомая тяжесть охватила все ее существо, предав страданиям не только члены тела, но и самую душу.

«О всесильное Время, почему ты спишь, медля привести в исполнение неизбежный рок мойр и, облачив мужа моего в одежды славы, вернуть его живым в мои пламенные объятья? – мысленно говорила Деянира, в полумольбе обращая свой взор к небу, сокрытому покрыволом мрака и облаков. – Скоро ли настанет утро, в которое надлежит Гераклу отправиться в поход, скоро ли пройдет следующее за тем днем время разлуки и скоро ли, наконец, вернется герой мой с войны, которую грозит учинить врагам своим? Но что же говорят уста мои? Ведь я призываю Время приблизить час моего расставания с мужем, между тем как должна просить богов растянуть часы грядущей ночи, грозящей похитить его у меня».

В таких думах пребывала охваченная муками Деянира, с нетерпением ожидая, когда придет ночь и Геракл, следуя обещанию, возвратится к ней, дабы провести свою последнюю ночь во дворце. Бог сна, будучи не в силах покорить Деяниру, уже давно оставил ее, и она, не смея сомкнуть очей, в коих светилась тоска и тревога, по-прежнему лежала на своем ложе, устремив тусклый взор на уныло сияшую в ночном небе луну. Но вот Геракл, виновник ее мучительных внутренних страданий, наконец явился к Деянире: издав таинственный звук, дверь в покои отворилась, и в ночной тьме очам Деяниры предстал Геракл. В одно мгновение Деянира, убедившись, что пришедший – не дух, явившийся похитить ее душу, но желанный супруг, зажгла свечу, в свете коей узрела очи Геракла, горевшие неестесственным пламенем гнева. Но ярость, наполнявшая душу Геракла, была направлена против Эврита, ради мести коему он и собрался пуститься в поход. Вдохновенный героями, пожелавшими принять участие в сем походе, Геракл ощутил в душе своей былое мужество – вновь проснулась в нем нечистая жажда мести. Однако вид супруги, терпеливо дожидавшейся его возвращения, на время укротил вспыхнувший в душе героя боевой дух и вновь вселил в него светлые чувства.