Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие бесплатное чтение

Глава 1 Хохлатки, лонжероны и неудалённые закрылки

Автор выражает искреннюю благодарность

подполковнику Вадиму Пятницкому

за оказанную помощь при написании рассказа

и терпеливое разъяснение

нюансов оперативной работы

Машка изволила отбыть в театр.

Подготовка к этому мероприятию проходила два дня, и Сергей, вконец издёрганный женской суетой и нервозными предвкушениями новых впечатлений, с огромным облегчением выдохнул, оставшись один.

Домовая отправилась на какую-то премьеру не сама, а вместе со своей новой подругой Ланой, большой любительницей софитов, занавесов и подмостков. Звали и инспектора, но он отказался, опасаясь переизбытка женского общества, костюма с галстуком и скучных, переигрывающих актёров.

Перед расставанием, разумеется, дело не обошлось без подробнейшего инструктажа.

– Твой ужин в холодильнике, – наставляла Маша. – Для Мурки я отдельно приготовила, вон в той беленькой кастрюльке. Отмерь, пожалуйста, ей тридцать грамм корма. Греть в микроволновке почти не надо. Секунд двадцать – двадцать пять, чтобы не очень горячее… Потом перемешать не забудь. Если плохо прогрелось, внутри еда холодной останется, а если случайно перегреешь – дай остыть…

– Угу, – кивнул Иванов, не особо вслушиваясь.

– Мы ещё в кафе после окончания зайдём. Посидим по-девичьи. Не беспокойся, ложись спать. Я приду – на завтра вещи тебе поглажу.

– Угу.

Иногда Машкина забота переходила в неприкрытую навязчивость с гиперопекой.

– И ещё… – кицунэ наморщила лобик, старательно припоминая, что могла упустить. – Если придёт Антон – пусть обувь в коридоре снимает или призраком сидит. Я в прошлый раз умаялась после него пол выметать.

– Угу.

– Тогда я поехала в театр. Такси уже ждёт.

– Приятно провести время, – очень искренне пожелал инспектор, с нетерпением поглядывая в сторону входной двери.

Едва домохранительница покинула квартиру, он бодро подошёл к холодильнику, отпихнул ногой возникшую из ниоткуда домашнюю питомицу кошачье-наглой наружности, и провёл инвентаризацию продуктовых запасов.

Супа не хотелось, гуляша тоже, салат ел недавно, варенье в банке и, отдельно, выглядевшая баловством, а не едой, тарелка с засахаренными грушами. Оставалась Муркина кастрюлька. Открыв её, Сергей из любопытства подцепил пальцем коричнево-серую массу, по консистенции сходную с дешёвым паштетом.

Понюхал. Пахло печенью.

Попробовал. Несолёная фигня.

– Мяу! – напомнила о себе кошечка, голодным глазами уставившаяся на обжирающегося домовладельца.

– На, – остатки особого корма полетели на пол. – Доедай.

Питомица, осторожно обнюхав подачку, и не подумала прикасаться к правильному, диетическому питанию, созданному Машкиным кулинарным гением.

– Умная, – не особо удивляясь, признал Сергей, убирая кастрюльку обратно. – Держи.

На пол, роняя подливу, полетел кусочек гуляша. Встретила его мурлыка почти в полёте, жадно подцепив когтями и отправляя в пасть.

За испачканный пол Иванов не боялся. Давние и тёплые взаимоотношения с кошкой выработали между ними определённые кулуарные договорённости, одной из которых являлось условие, что инспектор втайне подкармливает любимицу домовой всяким вкусным, а та, в свою очередь, профессионально заметает следы.

Обе стороны ни разу друг друга не подвели.

В дверь позвонили. Вместо привычных «Кто там?» и «Это…», затеплела Печать на правой ладони.

Антон пришёл. Как чувствовал, что Машка ушла выгуливаться!

– Заходи!

Напарник возник из воздуха рядом с незакрытой дверцей холодильника. С интересом заглянул внутрь, цапнул дольку засахаренной груши, после чего вкусно зажевал.

Глядя, как тот ест, Иванов, подумав, достал всю тарелочку с фруктовой сладостью и сунул её в руки Швецу. Не жалко. Тот благодарно кивнул, забрасывая в рот ещё пару долек.

– Рассказывай.

– Ща, – жевание перешло в торопливое чавканье, а лакомство переместилось на стол. – Карпович нам новый геморрой подкинул. Вот! – из внутреннего кармана пиджака призрачного инспектора появился сложенный вчетверо лист бумаги. – Погоди, вслух прочту. С выражением, как на новогоднем утреннике. Это шедевр.

– Тогда я чайник поставлю.

– Отлично! Внимай и трепещи!

Картинно выставив перед собой правую ногу, Антон подбоченился, расправил листок неторопливо откашлялся. Прочищая горло, и торжественно начал: «Утверждаю. Начальник… ОВД Полковник полиции А.В. Шарган. Дата, подпись… Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.»

– Заглавие можешь пропустить, – посоветовал Сергей. – И так понятно, отказняк. Территория наша, писано пять лет назад. Давненько.

– Слушай дальше, – проигнорировал замечание Антон. – Начинается самый цимес(*), – в его голосе добавилось солидного пафоса, будто у диктора центрального телеканала. – Я, старший оперуполномоченный отдела уголовного розыска такого-то ОВД капитан полиции Афанасьев, рассмотрев материалы заявления гражданки Кривошлыковой А.Н. по факту кражи куриц в количестве трёх штук с принадлежащей ей придомовой территории… Тут в скобках – материал проверки КУСП № 6668(**) от такого-то числа такого-то года… Установил: в дежурную часть … ОВД обратилась гражданка Кривошлыкова А.Н. с заявлением по факту пропажи кур породы «Хохлатая» в количестве трёх штук с её придомовой территории по адресу деревня Игнатовка, улица Мира, дом 7. Согласно объяснению гражданки Кривошлыковой вечером, при загоне кур в курятник она не досчиталась трёх кур-хохлаток. Следов проникновения в курятник и на придомовую территорию ею обнаружено не было. Указанный факт подтверждается осмотром места происшествия. Соседи, опрошенные в качестве свидетелей, пояснили, что видели, как над курятником гражданки Кривошлыковой пролетала стая диких гусей. Согласно справке специалиста-орнитолога Пичужкина Н.В… Фамилия у мужика – в масть, – не сдержался от комментария декламатор, веселясь вовсю. – Предельная скорость курицы-хохлатки в горизонтальном полете составляет 52 км/ч с набором высоты в 1,1 м/с и климбом(***) в 50 км/ч без отрыва закрылков и повреждения хвоста. Из объяснения гражданки Кривошлыковой следует, что обрезание крыльев у кур-хохлаток ею не производилось. Так же не удалялись закрылки и лонжероны хвоста. Ветеринар района Скороходов М.В. в своем объяснении пояснил, что гражданка Кривошлыкова за удалением несущих плоскостей у кур-хохлаток не обращалась. Следовательно, можно сделать вывод, что три курицы, повинуясь инстинкту, примкнули к стае гусей и улетели с придомовой территории. То есть, событие преступления отсутствует. На основании изложенного, полагал бы, в возбуждении уголовного дела отказать, о чем уведомить заявителя. Сообщить в налоговый орган по месту жительства Кривошлыковой о ее занятии куроводством без уплаты налогов согласно действующего законодательства. Материал проверки сдать в архив… Подпись, снова дата, – закончил призрачный инспектор. – Что думаешь?

Иванов, слушавший всю эту ахинею с неподдельным уважением человека, по собственному опыту знающего, как даются подобные «постановления», авторитетно хмыкнул:

– Бред. Не летают курицы с такой скоростью. Они вообще толком не летают. И справка от орнитолога, соответственно, липовая.

– Молодец, пошутил. А если серьёзно?

Инспектор ответил не сразу. Разлил кипяток из чайника по чашкам, потёр в задумчивости подбородок.

– А если серьёзно, – повторил он за другом, – то вопросов к этому пасквилю воз и маленькая тележка. Начну по порядку. Стилистика – откровенно издевательская, рассчитанная на то, что этот бред читать никто не станет. Какие климбы с закрылками? Откуда у куриц лонжероны? Я не силён в авиастроении, но могу спорить – скоростные режимы тоже взяты с потолка. А о них написано в официальном документе… Но больше удивляет другое. Как прокурор эти записки сумасшедшего пропустил? Насколько помню, по их ведомству все отказные должны проверяться, в обязательном порядке.

– Пропустил, – согласился Швец, косясь на груши и мучась выбором, с какой дольки продолжить поглощение сладостей.

– Значит, всё серьёзнее. Что-то прятали господа полицейские. Такое… – Иванов неопределённо пощёлкал пальцами, выбирая термин пооптимальнее. – Стрёмное.

– С чего взял?

– Пропажа кур в деревне – чисто участковое заявление. Они в этом деле собаку съели и слоном закусили. Любой из пасечников (****) за пять минут нацарапал бы реалистичную байку о том, что курочек куница порезала, или хорь, или лисичка, или сбежали сквозь дырку в заборе. Фантазия у деревенских околоточных богатая, не подкопаешься. Здесь же мы видим, что отписывался старший опер, капитан, что ему совсем не по профилю. Рискну предположить, что он сейчас или на пенсии, или вот-вот выйдет.

Долька груши, с таким трудом выбранная из множества себе подобных, плюхнулась обратно в тарелку из разжавшихся пальцев Швеца.

– Как узнал?!

– Догадался, – Серёга отхлебнул из своей чашки, с неудовольствием ощутив на языке чайные крупинки. Завариться напиток не успел… – Предположил, что если что-то прятали, то наверняка утрясали вопрос с прокурорскими. Во избежание шума с оглаской… Это мог сделать или начальник органа, или кто-то из старослужащих. Если бы делал начальник, то для написания прочитанного тобой шедевра припрягли бы кого-то из молодых. Так проще. Дал приказ – прослуживший без году неделя сотрудник его исполнит. Тех, кто послужил подольше, одним устным распоряжением не пронять. Народ тёртый, прекрасно знающий, что такое подписанный документ… А вот если задачу свалили на кого-то, кто с прокурором района на короткой ноге, тогда концепция меняется.

– Опер дружен с прокурором? – без удивления отметил напарник, отпихивая от тарелочки Мурку, которой вздумалось прогуляться по столу и срочно проверить, что такого вкусного едят из тарелки.

– Почему нет? Они что, не люди? Тем более, прокурорами не рождаются. Легко могу допустить, что в давние времена, в чинах попроще, мент с прокурорским совместно работали по некоему делу и остались в нормальных отношениях. Про это узнал, или, как вариант, давно знал начальник, этот самый полковник Шарган. Тогда, не мудрствуя лукаво, он вызвал подчинённого на ковёр и «убедил» оказать посильное участие. Оперу это наверняка не понравилось. Вопрос капитан Афанасьев, как я понимаю, решил, но в фабуле постановления оттянулся по полной.

– Грамотно, – признал Антон, устав отбиваться от назойливой представительницы кошачьих и сталкивая хвостатую нахалку на пол.

Мурка не осталась в долгу, отомстила за беспредел, уже в полёте мастерски расцарапав ладонь обидчику. Тот ойкнул, показал негоднице кулак, но тем и ограничился. Военные действия в планы Швеца сегодня не входили.

– Мои интеллектуальные способности проверили. Твоя очередь, – напомнил Иванов, с любопытством посматривая на призрачно-кошачьи разборки. – Что там произошло на самом деле?

– Сложно сказать. Куриц действительно украли, но потом нашли. Возле кладбища. Им отрубили головы и кровью окропили могилу одного мужика. Как, что, по периметру или иными узорами – шеф не сказал. По первичным признакам смахивало на ритуал. Местные взвились, скандалить начали, колдовство заподозрили и на горячую линию стуканули ради перестраховки… Приехали полицейские, походили по округе, ни шиша не выявили. Потому и отписку состряпали. Событие вроде и резонансное, а ни к чему не пришьёшь. Могилка цела, оградка тоже – на осквернение натягивается с трудом. Свидетели отсутствуют. Короче, кто сделал, с какой целью – покрыто мраком неизвестности… А упомянутая гражданка Кривошлыкова не поленилась, тем же днём в район поехала, на приём к прокурору. Очень курочек жалела. Оттуда и возня с Афанасьевым… Об этом Карпович сообщил. Он тогда тоже с проверкой на кладбище побывал. И тоже ничего не нашёл. Но особо и не искал, как сам признался. Списал на чью-то шалость.

Объяснение мало удовлетворило Сергея. Достав из пачки сигарету, он подошёл к окну, приоткрыл створку и закурил, перебирая в уме услышанные факты.

– Раз тебе выдали эту бумажку, выходит, ситуация повторилась.

– Утром, – согласно мотнул головой призрак, прихлёбывая чай. – На той же самой могиле нашли новые следы крови. Как и в прошлый раз, куриной. Там ещё пёрышки поналипали… Самих же птичек обнаружили далековато от места происшествия, в кустах. Не поленились подальше выкинуть, в отличие от прошлого раза. Что ещё… Куры ни у кого в деревне не пропадали, что сообщает нам о продуманной подготовке мероприятия. Больше ничего.

– Данные покойника имеются?

– Гашков Геннадий Вячеславович. Годы жизни 1943-2011. Деревенский. Ни в чём таком замечен не был. Работал в колхозе, потом существовал на скромную пенсию, понемногу варил самогон для продажи.

– Давненько помер… И пять лет между поливом могилы кровью – это приурочено к чему-то или нет? Как думаешь?

– Ну ты спросил, – развёл руками Швец, изумлённо таращась. – Я тебе что, справочник по колдовству?

Пока напарник лопал груши, Серёга припомнил карту и без удовольствия отметил, что до Игнатовки им ехать более сотни километров. Глухие края. Из всех богатств там лишь речушка неподалёку да здоровенный лесной массив, куда стадами мотаются то охотники, то грибники.

Однако на место происшествия выбираться надо. С народом поговорить, своими глазами осмотреться. На одной кухонной логике далеко не уедешь. Факты нужны.

Приняв решение, Иванов достал из кармана треников смартфон, проверил расписание пригородных поездов. Последний в нужном направлении отходил через два часа.

– Предлагаю для начала проведать Игнатовку, – объявил он, потягиваясь.

– Мы же к полуночи приедем! – поразился Антон. – Всю ночь на вокзале куковать?

– Или завтра день в дороге потратим, – подхватил инспектор. – А так на попутке пораньше доберёмся, успеем и местных опросить, и обратно засветло вернуться. Сейчас тепло, светает рано. И вообще, сегодня суббота, а завтра, да будет тебе известно, воскресенье. Машка если узнает, что я уезжаю по работе в законный выходной, то своим скоропостижно-траурным видом меня до заикания доведёт… Только на понедельник переносить я бы поостерегся.

– Карпович сожрёт за бездеятельность. Ему что суббота, что среда с вторником. Служба превыше всего.

– Полностью согласен. У шефа на эту тему пунктик. Потому поедем на последней электричке. Машке я сообщение отобью, попозже, и пусть расстраивается на здоровье.

– Уговорил, – с напускным равнодушием пробормотал Швец. Он, вообще-то, любил смену обстановки, но стеснялся в этом признаваться. – Я пошёл. До встречи на вокзале.

Напарник исчез, оставив на столе тарелку с грушами, а Сергей взялся за веник – на кафеле в кухне и в коридоре виднелись паштетные отпечатки, оставшиеся от прохода узкой, модной туфли. Наступил напарник, не заметил.

Ну, Мурка, зараза! Могла бы и сожрать.

***

Дорога в Игнатовку устроилась относительно нормально, со знакомыми каждому путешественнику плюсами и минусами. Электричка отправилась вовремя, в вагоне не сквозило, пьяные не попадались, контролёры вели себя учтиво.

Прибыв на крохотный, но ухоженный вокзальчик районного центра, товарищи почти сразу натолкнулись на немолодого, одинокого мужчину, припарковавшего старенькую «шестёрку» у самого перрона и выглядывающего кого-то из дальних вагонов.

«Родню встречает», – подумал Сергей и не ошибся. Вдоль пригородного поезда, обвешанная баулами, пакетами и сумками, шла тучная женщина весьма преклонных лет. Неторопливо так шла, основательно, с косолапинкой переставляя полные ноги да подслеповато щурясь в свете дежурных ламп.

Заметив мужчину, она сбавила темп, закряхтела, опустила часть своей объёмной поклажи на бетон посадочной платформы и трагично упёрлась ладонями в поясницу, изо всех сил стараясь выглядеть полумёртвой от усталости.

Водитель боевой классики даже не сдвинулся, чтобы ей помочь. Как стоял, привалившись задом к капоту – так и не шелохнулся, гипнотизируя перила ступенек.

В том, что он знаком с женщиной, сомнений не возникало – из электропоезда, кроме инспекторов с пенсионеркой, никто не вышел.

Антон на происходящее смотрел с интересом и… пониманием. Сергей чувствовал себя неловко. Старый человек тащит поклажу, а этот гражданин в упор ничего не видит.

– Тёща? – негромко, словно самому себе, проговорил Швец, останавливаясь неподалёку от мужчины.

– Она, – зло выдохнул тот, кривясь. – Не сидится же ей дома, собаке дикой. Гостить припёрлась. На ночь глядя. И шмотья на год вперёд набрала.

Женщина, устав ждать внимания к своей персоне, недовольно прогудела надтреснутым, низким голосом:

– Никола-ай! Николай!

Водитель скривился ещё сильнее, но отозвался:

– Тут я!

– Помоги!

– У меня спина!

Поединок вредности разворачивался с заранее известным проигравшим.

– Возьми вещи! Мне тяжело!

– Ага, а до этого пёрла, как самосвал на четвёртой передаче, – шёпотом выдохнул мужчина, приправив сказанное порцией отборного мата. Однако пошёл, признавая победу родственницы и подчиняясь судьбе.

Ехидный Антон не упустил случая постебаться:

– Вот так и сдаются самые прочные твердыни.

Сергей же, сочувствуя Николаю, пошёл вместе с ним, предлагая себя в качестве добровольного помощника. Естественно, с умыслом.

– До Игнатовки далеко?

– Километров двадцать. Может, больше.

– А первый автобус когда?

– Утром.

– Такси у вас где стоят?

– Подброшу, – мрачно отмахнулся водитель. – Я мимо поеду. С дороги до деревни пешком дойдёте. Там километра полтора.

Приободрившись, инспектор похватал тюки и баулы приехавшей погостить, охнув от их суммарного веса и жутко мечтая выяснить, не кирпичи ли везёт пожилая дама.

Антон хихикал.

Когда добрались до «шестёрки», то выяснилось, что старушечья поклажа не помещается в багажник, поэтому часть вещей пришлось расположить на заднем сиденье машины. Иванов со Швецом еле влезли, с трудом захлопнув за собой дверь.

Женщина же разместилась спереди, устроив на коленях огромную, вытянутую сумку, мешавшую Николаю переключать скорости. Неудобство зятя её нисколько не смущало, и вообще, она считала себя если не капитаном этого корабля, то штурманом – точно.

– Медленнее!.. Яма!.. Не гони!.. Ой, я в вагоне бутылку с водой забыла… – далее следовало копание в сумке, толчки водителя локтями, довольное, – Вот она… Да что же ты делаешь?! Скоро же поворот!..

Осчастливленный визитом родственницы мужчина молчал, а если и отвечал, то тёща его почти не слышала. Или не слушала, что инспекторы тоже вполне допускали. Зато, как все пожилые и тугоухие люди, сама говорила зычно, перекрывая звуки старенького автомобиля.

Не стеснялась она обсуждать и Сергея с Антоном.

– Кого это ты подобрал? Твои знакомые? Из города? Или совсем из ума выжил, пуская в машину кого ни попадя! Пырнут ножом в спину, тебя, дурака. Попомнишь!

Ответом ей был зубовный мужской скрежет.

От таких семейных взаимоотношений Иванов, горячась, неоднократно хотел покинуть «шестёрку», однако напарник его удерживал:

– Терпи. Немного осталось.

Водитель сопел, виновато посматривая в зеркало заднего вида.

Обещанные двадцать километров растягивались в долгий-долгий путь…

***

У информационного знака «Игнатовка» с указывающей направление стрелочкой Николай остановился, высадил пассажиров, и даже вышел попрощаться.

– Бывайте. Вам туда, – взмах руки указал в темноту за знак. – Я дальше. В Рахматово. Оно тут рядом, по прямой – час ходу скорым шагом. Мы молодыми постоянно друг к другу бегали… – накрыла его ностальгия по давно минувшим дням. – Близко.

– Спасибо, – Сергей протянул деньги. – Возьми. За проезд.

– Убери, – строго отказался мужчина, чем заработал порцию возмущённого бубнёжа из приоткрытого окна. – Я же от чистого сердца.

Странноватый Николай не знал, что этим поступком он ломает представления насквозь городского Иванова о деревенских жителях. Инспектор зашоренно верил, что каждый из них по-своему скуп, жаден, обожает хитрить даже там, где это бессмысленно, а уж при слове «деньги» вообще теряет самообладание.

Нимало этому убеждению способствовали продуктовые ряды городского рынка, куда домовитая кицунэ обожала захаживать за экологически чистыми овощами, прихватывая его в качестве носильщика. Как Машка определяла их качество, парень не представлял, но ей верил.

Домовая же безошибочно находила тех, кто выращивал самостоятельно и не зарабатывал на перепродаже. Долго с ними торговалась, перевешивала, спорила, пересчитывала сдачу, частенько отдаваемую с огромным нежеланием.

Для человека, привыкшего к спокойствию супермаркетов, зрелище торга выглядело диковато.

Н-да… Так и появляются стереотипы. Хотя жлобья и среди городских хватает, но они… привычнее.

Однако отплатить невезучему Николаю всё же хотелось. Не деньгами, так хоть добром.

– Могу сделать так, что твоя тёща угомонится. Ненадолго, зато доедешь по-человечески.

– Как? Она и чертей в Аду достанет.

– Погоди.

Улыбаясь, Иванов без предупреждения сунул руку в открытое окно, приложив ко лбу женщины ладонь с активированной Печатью. Представил лето, ароматы луга, пение птиц, и исторг из себя немного Силы. Проверенный трюк. Всех успокаивает.

Вслух же, чтобы хоть как-то объяснить свой поступок, он произнёс, ласково глядя женщине в глаза:

– Вы приболели. Вам бы отдохнуть.

В ответ та лишь блаженно улыбнулась, кивая. По помутневшему взгляду стало понятно – скандальной особе хорошо, на неё накатили приятные воспоминания, подстёгнутые простеньким фокусом с энергией Жизни.

Она зятю даже не рыкнула, а цивилизованно попросила:

– Коля, поехали.

Пресекая перечень вопросов, абсолютно нормальной для такой ситуации, Швец сказал на ухо водителю:

– Он экстрасенс. Как Кашпировский.

– А-а-а… – уважительно протянул Николай, из памяти которого ещё не выветрился набыченный взгляд телевизионного целителя из девяностых.

Пугаясь, что доброе настроение у тёщеньки может закончиться, мужчина наскоро пожал руки напарникам и бегом прыгнул за руль, на прощанье пару раз моргнув аварийкой.

Проводив «шестёрку» взглядом, Серёга извлёк из прихваченного рюкзачка фонарь, посмотрел на экран смартфона.

– Половина первого. Самое время на кладбище топать… Тоха! Будь другом, пробегись по окрестностям, посмотри, где оно?

Удивлённый такой прытью Швец почесал шевелюру, после с сомнением покосился на друга.

– Ночью? На кладбище?

– Ты чего? – в свою очередь изумился Иванов. – Мертвяков боишься? Или привидений?

– Да ну на… – опешил от такого издевательства напарник. – Там же темно! Ляпнешься в свежевырытую могилу – доставай тебя потом.

– Затем и фонарь взял. Не переживай, не упаду. А вот посмотреть, кто тут под Луной шляется – первое дело.

Обиженный до глубины души, Антон растворился в темноте, из вредности заугукав, подражая филину.

– На дятла похоже, – насмешливо донеслось ему вслед.

– Сам дурак, – только и смог процедить призрачный инспектор, сворачивая с дороги и приступая к служебным обязанностям. – Попросишь ты у меня…

Но чего – он так и не придумал. Полноценно издеваться над другом не хотелось, но и спускать подобные шуточки тоже нельзя.

… Оставшись в одиночестве, Иванов поднял голову к небу, полюбовался звёздами. Включил фонарь и направился в сторону невидимой отсюда Игнатовки.

(*) Цимес – Самый цимес – то, что надо; высший класс; лучше не бывает. Выражение образовано от слова «цимес» – не менее популярного, чем марципаны, сладкого блюда еврейской кухни.

(**) КУСП – книга учёта сообщений о происшествиях.

(***) Климб – набор высоты (авиационное).

(****) Пасечник – одно из множества шутливых прозвищ деревенских участковых. Обидной подоплёки не имеет.

Глава 2 Хохлатки, лонжероны и неудалённые закрылки

Местный погост располагался на другом конце деревеньки в две улицы, чем доставил Иванову немало хлопот. Дворовые собаки, изучившие всех окрестных обитателей вдоль и поперёк, наизнанку выворачивались, облаивая незнакомца, разгуливающего ночью мимо их зон ответственности.

Пока добрался – едва не оглох.

В одном из домов даже на секунду вспыхнул свет, но никто не вышел.

Злопамятный Антон, вслушиваясь в лающие переливы, млел от недовольной физиономии напарника и подначивал:

– А я предлагал вокруг обойти.

– По полям и оврагам?

– Нормально. Я же прошёл.

– Тебе и стена не преграда. По женским баням только и гулять.

– Завидуй, – преувеличенно-нагло отмахнулся призрак, однако Серёга точно понял – Тоха там бывал. Не мог не бывать.

Миновав последние заборы, Иванов приободрился, включил погашенный в населённом пункте фонарик. Зачем выключал – и сам не понимал. Наверное, чтобы по глупости не светить в окна людям, спящим после трудового дня или розыскной инстинкт сработал: чем меньше внимания, тем лучше.

За околицей дорога раздвоилась. Более широкая, асфальтированная часть уходила прямо, а другая, грунтовая, поросшая мелкой сорной травой, забирала левее от привычного маршрута живых.

– Нам туда, – подсказал призрачный инспектор, сворачивая. – Минут десять ходу.

***

Кладбище при лунном свете выглядело как обычное кладбище, без потустороннего флёра.

Чёрные прямоугольники памятников, оградки с острыми наконечниками и шарообразными навершиями по углам, прочие погребальные конструкции, неразличимые из-за плохой видимости и смахивающие на скворечники. Приятный ветерок, идущая от земли прохлада, чистый воздух.

Два столбика, соединённые дугой с приваренным посередине крестом из рыжеватых железных трубок, символизировали вход в обитель мёртвых. Общая же ограда отсутствовала, да и кому она сдалась?

Ни смотрителя, ни кладбищенского беса. Вместо них – тишина.

Остановившись перед импровизированной аркой, инспектор отбросил хорошее настроение, настроился на деловой лад. Серьёзно поинтересовался:

– Тоха! Ты осмотреться успел?

Понимая, когда шутить, а когда работать, Антон ответил:

– Да, поверхностно пробежался, к тебе спешил. Ничего особенного. Обычный погост. Гашкова тоже нашёл. Провести?

– Потом. Я хочу территорию по периметру обойти. Просветить Печатью.

– Мне с тобой?

– Не надо. Начни осмотр изнутри, без суеты. Может, что необычное заметишь.

– Лады, – коротко согласился призрак, направляясь в кладбищенскую глубь.

И, не пройдя трёх десятков метров, заорал:

– Стой! Куда?!

Кого увидел Антон, Иванов не понял. Для него темнота выглядела обычной темнотой, в которой без фонарика можно бродить только наощупь. Потому оставалось лишь надеяться на напарника, оперативно перескочившего в нематериальную ипостась и, не разбирая дороги, мчащегося во всю прыть к арке сквозь оградки, кресты и надгробия.

Для неподготовленного человека – зрелище сродни приличному блокбастеру из давно пережёвываемой темы о паранормальном.

«В кино, что ли, Швеца отдать? На спецэффектах озолотимся» – промелькнуло в инспекторской голове, почти сразу вылетая куда-то ввысь под истошный, преисполненный охотничьего азарта, вопль:

– Серый! На тебя бежит! Лови!

Фонарик, имевший в качестве бонуса свойства полицейской дубинки, образцово погас, едва палец хозяина дотронулся до кнопки. Он при таких раскладах только мешал, заставляя зрение инстинктивно фокусироваться на ярком круге искусственного света и этим контрастом очерняя мир вокруг.

– Мне больно видеть белый свет, мне лучше в полной темноте(*), – перевирая мотив, пропел в нос Серёга, пристально щурясь.

Да, ночью его человеческое зрение оставляло желать лучшего, однако дополнительная возможность, дарованная Печатью Департамента Управления Душами, позволяла без особых усилий различать ауры как живых, так и не очень. Время суток на эту опцию никак не влияло.

Трюк сработал штатно. Прямо на него, с поразительной скоростью, петляя и подпрыгивая, мчалось нечто ростом «метр с кепкой в прыжке», с никогда ранее невиданной аурой. Серой, с внутренней подсветкой. Будто лампочку цементом обмазали и в патрон вкрутили.

Не делая резких движений, чтобы не выдать своих талантов бегущему, инспектор приготовился перехватить ночного спринтера. Для устойчивости плавно сдвинул ногу назад, переместил фонарь в левую руку, позволяя корпусу съехать по ладони. Центр тяжести увесистого прибора послушно сместился вперёд, превращая безобидный, по сути, светильник в ударно-дробящее оружие.

Теперь оставалось решить – метнуть фонарь в бегуна или без особой зауми треснуть им по тому месту, где обычно у разумных находится голова.

Упражнения со служебной меткой временно откладывались, в силу неудобства применения.

Печать теплела, предчувствуя свою скорую необходимость, но не проявлялась. Она готовилась для самого последнего, финального момента задержания. Нечисть её чувствует, нечего пугать раньше времени.

– Остановись! – нагнетал Швец, совершенно позабывший о возможностях прямой телепортации и стремительно отстававший от неизвестного… ной…

Не поймёшь.

Убегающее существо, похоже, неплохо видело в тёмное время суток, потому что начало плавно забирать по дуге, надеясь без особых тактических хитростей оббежать Сергея с левой стороны.

Парня тянуло рвануть наперерез, однако он, вместо этого, казалось бы, правильного поступка, приоткрыл удивлённо рот и состроил придурковатую физиономию. Вроде как не понимает, в чём дело и что от него требуется.

Сработало.

Низкорослое нечто, оценив ситуацию и считая догоняющего Антона большим злом, чем глуповатый растяпа перед кладбищенской аркой, не стало мудрствовать. Соблюдая дугообразную траекторию, оно вознамерилось пронестись менее чем в метре от инспектора, полагаясь на изрядную скорость, усиленную собственной невидимостью.

И просчиталось. Математически точно подгадав момент, стоявший до этого расслабленным Иванов повернулся к спринтеру-одиночке и нанёс выверенный удар фонариком сверху, приправив выданную плюху подачей с ноги.

Охнуло, точно пробитое колесо.

Ну да, подобная встреча с тяжёлым, добротным ботинком заграничной работы радости приносит мало. Серёга это точно знал, многократно проверив сей постулат на практике.

Для того и носил обувь попрочнее, подходя к её выбору очень основательно. И в полиции, и в Департаменте работать приходилось с разнообразнейшим контингентом, частенько отличавшимся буйством нрава, поразительной глухотой, или обоими диагнозами сразу, особенно когда речь заходила про ответственность за совершённые преступления.

Многие вообще, без солидного пинка с помордасиной отказывались понимать, чего от них хотят люди в погонах, а некоторые сами нападали, первыми, истово полагая, что в ответ им ничего не будет, потому что у них есть права и будут адвокаты.

Законность пинка, равно как и обоснование, инспектора не волновали. Чего бегает, почему бегает, зачем на кладбище после полуночи отирается – вот неполный перечень претензий, которыми он оправдывал свой поступок. Был бы этот мелкий нормальным – поздоровался бы, вежливо ответил на вопросы. А тут – спартакиаду устроил, без объяснения причин и условий состязания.

Но скрывающийся в ночи сумел удивить.

После шумного выдоха он, непостижимым образом извернувшись, ударил Иванова под колено чем-то твёрдым, узким. Не нож, а… что-то похожее, только тупое.

Сила у беглеца оказалась немалая. Острая боль пронзила подколенные сухожилия, заставив парня сжать зубы, чтобы не заорать благим матом на всю округу, тело провернуло от мощного удара. Чудом не упал.

Не издав больше ни звука, цементно-подсвечивающаяся аура умчалась по дороге к деревне, почти сразу исчезнув из виду.

Разгорячённый Швец, наконец-то вспомнивший о своих призрачных способностях, переместился на перехват, но вскоре вернулся недовольный и досадливо отплёвывающийся.

– Там деревья. Роща. Не разглядел. Ушёл, стервец… А ты куда смотрел?! – накинулся он на напарника.

– Я его вообще не видел. Почти, – угрюмо буркнул Иванов, закатывая штанину. – Посвети.

Хмыкнув, Антон взял фонарик, включил и направил луч на ногу товарища, присвистнув от неожиданности. Пониже коленного сгиба красовалась узкая, вдавленная полоса бурого цвета.

– Крови почти нет, уже успокаивает… Чем это он тебя?

– Без понятия.

– На тупую стамеску похоже.

– Может и она.

Рану пекло. Терпимо, однако весьма чувствительно. С чего бы?

Подозревая нехорошее, Иванов, вывернув ногу насколько смог, всмотрелся в травмированный участок кожи. Тоже присвистнул.

– Тоха! У тебя платок есть?

– Держи, – сослуживец протянул квадратную холстину с синей каймой по краям.

– Прижми к месту удара, а после посмотри, что на нём останется.

Пожав плечами, Швец выполнил указание, через пару секунд направив луч фонарика на узенькое красное пятно.

– И что?

– Как бы не соль. Щиплет.

– Иди ты! – переполошился призрак, поднеся платок к самому носу. – Нет. Ничего не вижу. Только ощущения поганые. Мертвечиной от твоей кровушки прёт… Колданули, что ли? Ага, похоже… Штаны покажи.

Поплевав на пальцы, Серёга протёр ранку и вернул штанину в исходное положение, направляя внутренние потоки Силы к травмированному участку кожи. Пусть помогает владельцу.

В месте, где спортивно-скоростное чувырлище наносило удар своим неведомым оружием, дыры, к обоюдному изумлению оперативников, не обнаружилось. Вместо неё имелась полуторасантиметровая полоса бурого цвета. Опустившись на корточки, призрак внимательно изучил ткань брюк, приложил чистую часть платка к следу.

Понюхал. Потрогал пальцем.

– Серый! Это соль с кровью! И копытце тебе не пырнули, а продавили. Будто ложкой, с психу.

– Ложкой я ещё не получал, – распрямляясь, заверил парень, морщась от дискомфорта и жжения. – Покажи, что ты там навыискивал.

Осмотр пятна лишь подтвердил первоначальные выводы Швеца.

– Могильная хрень. Хорошо, что ткань не пропороло, иначе я бы хохотался… Проклятия нет, но сама по себе субстанция гнилостная.

– Точно нет? – въедливо уточнил Антон. – Или в больницу?

– Точно, – успокоил напарник. – Я различаю такие штуки по степени опасности. Конкретно эта более на полуфабрикат смахивает. Не переживай… А на могиле Гашкова соль есть?

– Не помню. Но могу посмотреть.

Проанализировав обстановку, Иванов согласился, привалившись к столбику покойницкой арки:

– Действуй. Я тут постою. Подумаю. Ходок из меня всё равно дрянь. Нога ноет. Если что – заору.

Кивнув, Антон в третий раз отправился вглубь кладбища, бормоча себе под нос нелестные комментарии о кривоногих сослуживцах, дающих себя колошматить всем желающим, и регулярно поминая маму сбежавшего, незаслуженно одарившую своё чадо избыточной ловкостью.

Виновато улыбнувшись на доносящееся недовольство, Серёга достал из рюкзака репеллент от комаров, тщательно натёр им все выступающие части тела (кровопийцы, как и сорняки, в этом году уродились на славу), затем извлёк смартфон.

Сообщение, отправленное Машке, числилось в доставленных, но не прочитанных. Загуляла девица… Оно и к лучшему, меньше о домашних беспокоиться будет. Мурка перед выездом накормлена, чашки помыты, он за сотню километров на кладбище, с попорченной ногой. Чего переживать?

– Есть соль, – издали сообщил Швец, возвращаясь. – Только темно у земли, хоть с прожектором ползай.

– Утром посмотрим. Рассвет скоро. Устраивайся где нравится, в города поиграем или в интернете посидим.

***

С первыми лучами солнца Сергей пришёл на могилу Гашкова.

Обычное упокоение, каких полно. Дешёвенький памятник из ближайшего ритуального агентства с высеченными годами жизни и смерти, к нему приделан портрет обычного дедушки на железной пластине. Вокруг памятника – бюджетная тротуарная плитка с испачканными бурым краями.

Присев на корточки, инспектор принялся изучать ближайший шов, точнее, борозду на его месте, ковыряя зубочисткой. Остренькая деревяшка без труда извлекала липкую смесь из крупных кристаллов соли, куриной крови, земли и маленького рябого пёрышка.

– Ни травинки, – подал голос Антон, тоже внимательно осматривавший примогильное пространство. – Странно. Это кладбище. Трава должна расти. Хоть немножко. От неё нельзя полностью избавиться, кроме как залить всё бетоном.

– Зато можно вырвать, если ухаживать должным образом.

– Вот и я говорю. Ухаживают. С моей стороны все швы свежим песочком присыпаны, а плитка замыта, – тут он заколебался, – или затёрта. Короче, очищена.

– С моей – нет. Считаешь, мы спугнули ревнителя памяти господина Гашкова?

– Скорее всего. Песок он оттуда брал, – рука призрака указала на небольшую желтоватую кучу у самой границы кладбища. – Наверняка рабочие бросили. Мостили чью-нибудь могилу, а остатки убирать поленились.

Поднявшись, Иванов прикинул, что самосвалу туда удобнее всего подъехать, и согласился:

– Да. Так и есть.

Доверив напарнику заканчивать осмотр, прошёлся к песку. Ни отпечатков ладоней, ни прочих конечностей. Только относительно свежее разрыхление сверху, будто совочком набирали.

– Ни тряпки, ни ведра, – сказал он Швецу. – С собой приносит?

– Если деревенский, и с соседями не в ладах – обязательно. Ни за что не оставит. Свои же утащат, в воспитательных целях. Хотя… сегодня мог и не брать. Мы ему вроде как сбор урожая испортили, а не генеральную помывку.

– Плохо.

Но призрака занимали более сложные вопросы, чем предметы для уборки. Проведя несложные расчёты с использованием указательного и большого пальцев, он объявил:

– Наш ночной побегушник тебя, похоже, действительно ложкой отоварил. Десертной. Ей соль выковыривать – милое дело. И ширина швов вполне позволяет. Схалтурили плиточники, широко положили. Уровень тоже хромает, – закончил Антон с презрением. – Морды за такую работу надо бить.

Молча кивнув, Сергей попробовал ощутить это место. Напрягся, прикрыл глаза, представляя себя открытой книгой или радаром.

Так и есть… Не зря старался. Из-под плитки донёсся отголосок чего-то нехорошего, спящего, отдающего виртуальной вонью. Обычно так заявляли о себе позабытые предметы с печальной историей, превратившиеся причудами судьбы из обычных в проклятые.

Мощность у находки, если этот термин применим в данном случае, казалась слабенькой и одинокой. Ни охранных заклятий, свойственных нормальному кладу, ни стонущей от давних жертв земли. Словно плохую вещь просто убрали подальше от людских глаз, похоронили вместе с владельцем.

– Антон! У нас тут тёмный артефактик.

– Здорово фонит? – заинтересовался напарник. – Надо копать?

Становиться грабителем могил инспектора совсем не тянуло, потому он, поколебавшись, отверг предположение:

– Не нужно. Там что-то слабенькое. Такое… как протухшее яблоко на помойке. Лежит себе – и пусть лежит. Думаю, со временем оно вообще выдохнется.

– А-а-а, – с заметным облегчением отозвался Швец. – Обрадовал. Я, знаешь ли, с армии не люблю бесплатно лопатой размахивать.

– Никто не любит, – Серёге надоела возня с неприятным, и он отошёл к стоящей неподалёку лавочке, усеянной остатками облупившейся краски. Не особо заботясь о чистоте брюк, присел, доставая сигареты. – Подытожим. У нас имеется могила, на которой кто-то засыпал солью межплиточные швы. Сверху прошёлся кровью, для чего приволок куриц. Здесь пернатые лишались головушек, или неподалёку – сказать сложно из-за ненайденного места казни и замытости прилегающей территории. Упокоение находится под постоянным присмотром. Кто его осуществляет – предстоит установить. Отдельно проходит неизвестное лицо карликового роста… В гробу владельца кладбищенской жилплощади или, как допущение – рядом с ним, припрятан проклятый предмет. По нашим меркам – дохленький. Если у памятника сутками не тусоваться, то особого вреда не принесёт.

Внимательно слушавший призрак тоже прекратил осмотр, вычленяя главное для облегчения мозгового штурма:

– Соль, смоченная тёплой кровью только что убитого существа с подзарядкой из закопанного артефакта вполне понятной направленности. Межплиточные швы используются для прямого контакта с могильной землёй, проводником тёмных эманаций похороненного предмета. Направление вырисовывается. Считаю, нужна консультация специалиста.

В ответ Иванов лишь произнёс:

– Карпович?

– Больше некому, – развёл руками призрак. – У тебя с ногой как?

– В ажуре. Заживает, как на собаке. Ничего опасного. Обычный неприятный тычок.

– Или в больницу обратишься? – упёрся Антон. – Инфекция могла попасть. Упустишь, а потом весёлый доктор с пилой и костыли с распродажи.

– Не сходи с ума. Поверь, я свою ногу очень люблю и лелею. С ней всё в порядке. Отправляйся к шефу. Чем быстрее вернёшься, тем лучше. А я пока в деревню прогуляюсь. Поищу, кто тут об усопшем Геннадии заботится, – инспектор хмыкнул. – У него самое чистое упокоение. Осмотрись.

Действительно, могилы на кладбище выглядели по-разному, от «непозабытых», на которых наведенная родственниками чистота успела обрасти всевозможными павшими листиками, веточками и банальнейшей пылью, до полностью скрывшихся в бурьяне. У Гашкова же – всё образцово показательно, как на плацу. Иванов, ради подтверждения сказанного, мазнул пальцем по надгробию – чисто, стыки между табличкой с портретом и искусственным камнем словно зубной щёткой вычищены.

– К исполнению принял! – шутовски козырнув, начал прощаться Швец, однако инспектор его остановил.

– На обратном пути попробуй к полицейскому заскочить. Автору отказного. Если он по-прежнему в райцентре проживает – узнай подробности. У тебя быстрее получится.

Подняв вверх большой палец, признанный обозначить удовольствие от сообразительности друга, призрак исчез.

***

Оставшись в одиночестве, Серёга из любопытства прошёлся с активированной Печатью и открытым восприятием вдоль могил, удивляясь старости некоторых надгробий.

Вот, к примеру, почти ушедшая в землю плита с высеченными на ней архаичными буквами:

Корпуса флотскiхъ штурмановъ

поручикъ

Федуловъ А.А.

Почему плита, а не традиционный крест? Где привычные современному человеку ключевые даты бытия – рождение и смерть? Что в этой глуши позабыл поручик Федулов, тем более, моряк?

Прошёл бы, и не заметил, если бы не приятная, тёплая искорка под камнем. Или ладанка, или родовой нательный крестик, принадлежащий целой плеяде неплохих людей и напитавшийся от них добром.

А по соседству, правее, другая могила. Более свежая, если рассматривать с точки зрения истории. Полусгнившая железка в форме вытянутой, усечённой пирамиды с обломанным штырьком на конце. Серёга знал – раньше подобное надгробие венчала красная звезда. Так хоронили или солдат, или тех, у кого при СССР родственники не решались следовать традиционным погребальным канонам. Причины у людей могли быть разные, от безденежья до неприятия религии.

У Иванова так деда, маминого отца, похоронили. Тот из атеистических соображений настоял именно на красной звезде, о чём особо проинструктировал бабушку. Молодым умер, немногим старше его самого. Скоротечное воспаление лёгких, которое из-за вечной занятости и нежелании ходить по докторам, перенёс «на ногах. В больницу отвезли в последний момент. Не успели…

И от могилки с обломанной звёздочкой несло нехорошим. Чем – парень и сам не мог объяснить. Спроси его кто об этом – сказал бы, что этого человека закопали с облегчением.

Кто там лежал – осталось загадкой. Имя и фамилия погребённого не сохранились.

– Хватит, – убеждённого произнёс инспектор, выбираясь к дорожке для живых и еле сдерживаясь, чтобы не сплюнуть. – Тафофилом(**) не был, нефиг и начинать.

Отряхнув брюки от колючек и листьев незнакомого, но крайне липучего кустарника, он неторопливо пошёл в сторону деревни. К людям.

(*) Строка из песни «Проклятый старый дом» группы «Король и Шут»

(**) Тафофил/тафофилия – пристрастие к кладбищам, надгробиям и похоронным ритуалам.

Глава 3 Хохлатки, лонжероны и неудалённые закрылки

Деревня, казавшаяся ночью большой и оживлённой, встретила Серёгу недружелюбно, являя вместо пасторальных коровок с овечками провалившиеся крыши заброшенных домов, прилёгшие «отдохнуть» заборы, повсеместные следы варварски вырванного для сдачи в металлолом железа, выбитые окна, за которыми виднелись сырые, отталкивающие внутренности бывшего человеческого жилья.

Одно строение, другое… Между ними – пока не разворованный, но уже заколоченный сруб с запертыми ставнями и тишиной на подворье. Ещё один…

Обитаемые края начинались ближе к центру умирающего населённого пункта.

Не желая тратить время на обход каждого жилого дома, инспектор попросту пошёл к сердцу здешнего общества – продуктовому магазинчику, расположившемуся на месте бывшего, судя по барачным архитектурным формам, колхозоуправления или амбулатории.

Новые хозяева особо не заботились о сохранности здания, ограничившись обустройством торговой части в торце. От такого равнодушия ненужная часть вовсю трескалась от фундамента до стропил, перекашивалась в трёх проекциях и открыто мечтала превратиться из развалюхи в благородные руины, для чего уже начала ронять балки перекрытий на внутренние перегородки.

– Тут фильмы ужасов снимать, – негромко пробормотал Иванов. – Антуражно.

Даже ему было жаль человеческого труда, проигрывающего ненужности и времени. Федеральные же программы, призванные хоть как-то спасти такие вот, разваливающиеся деревеньки, сюда не скоро доберутся. Далеко от всего.

– Эх…

Вывеска, из экономии нарисованная масляной краской на деревянном щите, сообщала, что заведение открывается в восемь утра, однако на скамеечке уже начали собраться рано встающие пенсионерки в платочках, длиннополых халатах и резиновых шлёпках.

Поздоровавшись, инспектор, особо не представляясь, ненавязчиво перебросился парой фраз с одной бабулькой, что-то спросил у другой, улыбнулся проходящей мимо третьей, посочувствовал в пустяковой мелочи четвёртой, и вот уже разговор плавно выворачивал на интересующую его стезю.

Особенной словоохотливостью отличались две старушки, с неподдельной радостью воспринявшие нового в их деревеньке человека и любезно выбалтывающие всё на свете, только спроси.

Оказалось, что гражданка Кривошлыкова, к которой Серёга собирался прогуляться после опроса здешнего населения, умерла «по той весне» от старости и идти к ней нет никакого смысла. Супруг её скончался ещё раньше, а дом городские дети разобрали до основания, продав стройматериалы каким-то армянам.

Драма с убитыми хохлатками вообще отклика не нашла. «Что-то такое помнится, а что – запамятовали. То ли их пьянчужки на кладбище жарили, то ли сон кто видел».

Зато про Гашкова удалось узнать много интересного. Его пенсионерки помнили отлично. По общему мнению собравшихся, человек он был несуразный, без особых перекосов в сторону добра или зла.

– Чудной, – утверждала одна из старушек, делая ударение на первый слог. – Рот откроет – хоть беги. Глупость из него лезла… А в остальном он нормальный, Генка-то. И поможет, и займёт до получки, и работящий.

– И верно, – перебивала её соседка. – Мужики после работы выпивают, о своём говорят, так он подойдёт, послушает, а опосля как брякнет чего – хоть стой, хоть падай!

Инспектору даже уточнить не дали, что же такого мог наболтать покойный Гашков, чтобы оставить о себе столь противоречивую память? С разъяснениями полезла первая бабка:

– К примеру, обсуждают по работе. А Генка-то молчать не может, хочет, чтобы его слушали! И начинает про книжку читаную. Или про то, какие нынче грибы уродились. Он, Генка, грибник знатный был… Никогда пустым из лесу не возвращался.

Короче, за каких-нибудь полчаса выяснилось, что Геннадий Гашков приехал в деревню после армии, прельстившись бесплатным жильём от колхоза. Откуда он родом – никто не помнил. Осев на новом месте, ныне покойный мужчина по-холостяцки обжился, на работе числился в передовиках, однако близкого знакомства ни с кем не свёл в силу странности характера и неумения поддержать беседу. С алкоголем дружил умеренно, по улицам пьяным не валялся.

Личная жизнь тоже оставляла желать лучшего. Перед Игнатовскими девушками он робел, разведёнок с детьми игнорировал сам. Пару раз пытался сойтись с красавицами из соседнего Рахматово, дарил цветы и ходил свататься, однако не срослось. Не полюбили девки странноватого ухажёра.

Обидевшись на всех, Гашков устроился вахтовиком на Север, где и пропадал подолгу. Слухи утверждали, что он сошёлся с кем-то из городских барышень, но без конкретики.

В разрушительные девяностые несуразный вахтовик окончательно вернулся в свой дом, где впоследствии и умер.

– А дети у него имелись? Кто за могилкой присматривает? – поинтересовался инспектор, чем ввёл старушек в глубокий ступор.

Про наследников Гашкова никто из них не слышал и даже не подозревал об их существовании.

– Может, Зойка? – неуверенно предположила вторая пенсионерка. – Та, из Рахматово? Генка по ней крепко сох…

– Она же к старшенькой перебралась. В район, – отмахнулась первая. Тут только дочь её младшенькая осталась. С муженьком. А Зойка так, наезжает проведать.

– Так, может, она? – не сдавалась товарка.

– Может и она. Но сомневаюсь я… Расстались они плохо. Его Жижины потом и на порог не пускали.

– Или Людка? К ней он тоже клинья подбивал.

– Людка ж померла! – рассержено одёрнула первая. – Это Зойка ещё могла, а Людка – нет.

«Зоя Жижина» – отметил про себя Серёга, переспрашивая:

– Расстались, значит?

– Ой, шумно! – дела давно минувших дней сохранились в памяти старушек значительно лучше, объёмнее, чем нынешние скучные будни. – Отец её Генку побить ловил!

– С чего бы?

– А… – распахнула рот пенсионерка, и осеклась. – Иди ты… совсем из головы вылетело. Я тогда в техникум готовилась, дома сидела.

Вторая ждущая открытия магазина тоже помочь не смогла, потому что на тот момент вовсе отсутствовала в родных краях по семейным обстоятельствам. Упомянутые разборки докатились до неё на уровне сплетен.

– Кто же его тогда хоронил? – изумился Сергей. – Если ни детей, ни плетей?

– Так… миром. Генка на столике денежку оставил. На смерть. С них и оформили. Ничего себе не взяли.

– Честь по чести. Памятник заказали, через год, когда землица осела, поставили. За всё сразу уплатили. Хорошая фирма делала. Не обманула, добро постаралась. Памятник крепенький, – с некоторой завистью акцентировала вторая бабулька, поджав губы. Похоже, тема похорон у них всплывала регулярно, и Гашкову, по их погребальной шкале, достался не самый плохой вариант.

Поболтав ещё немного, инспектор уточнил адрес дома покойного Геннадия и, без особо удивления, обнаружил тот в заброшенном виде, с зарослями бурьяна по грудь как во дворе, так и вдоль забора. Полный служебного рвения, он обшарил двор, комнаты, заглянул в хозяйственные постройки, однако ничего, кроме битого стекла, мусора и разломанных остатков мебели, не нашёл.

Лишь под порогом сиротливо скучала ржавая собачья цепь, пропущенная мародёрами.

***

Суетливый напарник вернулся ближе к обеду. Взъерошенный, деловитый и целеустремлённый.

– Слушаю, – Серёга привалился спиной к трубе, поддерживающей крышу остановки общественного транспорта. Иного места, где можно подождать напарника, при этом не мозоля глаза деревенским, он не придумал.

– Начну с соли, – кивнул Антон, извлекая сигареты и закуривая. – По словам нашего дорогого шефа, она словно топор. Хочешь – дом строй, хочешь – головы руби. В ведьмовском деле универсальное средство. Подходит практически к любому заклинанию, от снятия порчи до запечатывания души в предмете. Собственных свойств, как таковых, не имеет, за исключением временного накопления Силы во всех её проявлениях. Кровь курицы сработала как фиксаж при печати фотографий и усилитель одновременно. Та, тёмная штука под землёй – источник заряда.

– Зашибись. Получается, мы имеем проклятую соль? Но там артефакт слабенький. Много от него ждать нельзя.

– А кто сказал, что рецепт законченный?

– Не я.

– Не ты. Вдруг это не рецепт, а заготовка?

– Для чего?

– Спроси что полегче… Даже в кулинарии у каждого повара своё виденье одного и того же блюда. Вернее, принцип один, а приправы, их количество и продуктовый набор разные. Кто-то куриную грудку возьмёт, кто говяжью вырезку… Так и с колдовскими заготовками. На базовую основу можно что угодно наложить, если понимаешь, как и чего хочешь добиться в результате. При необходимости можно вообще новое вещество создать, зная принцип работы ингредиентов и их совместимость. Колдовство – это творчество, а не инструкция.

– Понятно. Имеем нечто опасное, только не ясно, для чего.

– В точку. Теперь про Афанасьева. Бывший сотрудник, скоро год как на пенсии, держит разливайку в райцентре. По жизни – мент. Не скажу, что правильный, но вменяемый. А потому разговор у нас с ним не заладился…

– О как! С чего бы?

– Из-за мутности тех событий. Он, как про Гашкова услышал, такого мне наплёл… – Швец расплылся в восхищённой улыбке. – Я в шоке. Много текста, и всё не по делу. Пришлось под Печатью допрашивать.

– И вскрылось… – подтолкнул Иванов призрака, сделавшего, по своему обыкновению, театральную паузу для большей значимости своих подвигов.

– Что с прокурором именно он договаривался. По старой памяти. Приятельствуют они с юных лет… Из важного – куриц действительно прикончили на кладбище, а тушки швырнули в кусты неподалёку. Здешняя бабка случайно нашла трупики, когда корову на выпас гнала. Завонялись. Потом припомнила, как Кривошлыкова жаловалась на пропажу хохлаток. Дальше завертелось… Собрались социально активные личности, случайно зашли на могилу Гашкова. Поудивлялись как им нравилось, и решили, что имеют дело с колдовством или порчей. Вызвали с перепугу наряд.

– Завонялись, – уцепился Сергей за ранее неизвестный факт. – Сколько пролежали?

– Интересовался, – солидно ответил Швец. – Афанасьев не знает. Предполагает, что от двух суток до четырёх дней. Он тогда тоже выезжал, как старший по отделу.

– Почему?

– Погоды стояли непонятные. Днём жарко, вечером прохладно. По внешнему виду решил. Утверждал, что не особо разложились. Протухли, скорее… Но это, сам понимаешь, очень образный срок.

– А про соль он упоминал?

– Да. Заметил, но промолчал от греха. Начальник районной полиции тогда шуметь начал, требовал замять, опасаясь, что это сатанисты поразвлекались. Опер и не стал настаивать. Опросил свидетелей, кур выкинул в овраг по дороге.

– Разумно. Ещё что-то?

– По могиле – нет. Но некоторая странность возникла в Рахматово. Там, в этот же день, старуха преставилась. Нехорошо так. По словам родни, за сутки сгорела. Даже за ночь. В гости приехала, недельку погостила, а потом – брык! И ничто не предвещало беды. Легла спать нормальной, а утром ещё тёпленькой обнаружили. Патологоанатом думал, что отравление экзотическим ядом.

– В наших широтах? Экзотика?

– Поэтому и сообщили в полицию. Волосы у покойной клоками выпадали, капилляры по всему телу полопались, язык распух и прочее… однако анализы ничего не показали. Вообще ничего. Официальная причина смерти – удушье от аллергической реакции на «скушала что-то не то». Заключение я не читал, сообщаю со слов Афанасьева.

– Проклятие? – утвердительно озвучил витавший в воздухе вывод инспектор. – Или порча?

– Допустимо. Кураре или «Новичок» в деревнях не продают.

– А фамилию, случайно, этот капитан…

– Майора под пенсию дали, – поправил Антон. – Обалдеешь, но запомнил: Морохина Людмила… с отчеством, правда, проблемы. То ли Васильевна, то ли Владимировна.

Услышав имя покойной женщины, Сергей молча отошёл на несколько шагов в сторону, сосредоточенно размышляя. После обернулся к товарищу:

– Нам в Рахматово. Срочно! Попробуем новый труп не допустить.

***

Рахматово, до которого инспекторы добрались по вполне приличной дороге через поле и красивую дубовую рощу, разительно отличалось от соседней Игнатовки. Крупное, со свежим асфальтом на основных улицах, ухоженное вплоть до установленных на перекрёстках урн, с широкими тротуарами.

И не поймёшь, в чём причина такого контраста между соседними деревнями – здешние чиновники воровать разучились или депутат ради пиар-компании облагодетельствовал?

Не мудрствуя, товарищи разделились, опрашивая всякого встречного о семействе Жижиных. Сергей поначалу резонно опасался, что если все мужчины в роду умерли, то с поиском могут возникнуть проблемы из-за женского обычая менять фамилию в замужестве, но обошлось. Нестарый ещё, добродушный гражданин любезно пояснил, что вместо Жижиных в доме живут Трухины, однако это одна семья. Дочь вышла замуж, зять перебрался на ПМЖ к тещё, которая вскоре переехала, оставив жильё молодым. Подсказал доброхот и адрес, попутно пытаясь пояснить более короткий путь, привычный для своих.

Выразив благодарность, Иванов вежливо отказался, предпочитая незнакомым подворотням с проулками нормальную географию, слагающуюся из улиц, нумерации и общего плана деревни в смартфоне.

Антону рассказали то же самое.

Встретившись, напарники ненадолго задержались у продуктового магазинчика, где выпросили у продавщицы пару кружек с кипятком для приобретённого кофе в пакетиках.

Дальше шли легко и весело, взбодрённые кофеином и прогулкой.

***

Дом Трухиных, а ранее Жижиных, приветствовал инспекторов добротным штакетником, крепенькими стенами из белого кирпича и свежеперекрытой крышей. Ухоженный двор, обрамлённый вдоль забора различными хозяйственными постройками, позволял уверенно утверждать: живут здесь небогато, но крепко. В загородке – куры, из распахнутых ворот гаража торчит задняя часть ВАЗовской «шестёрки», у специально сваренной стойки женщина, по возрасту подходящая Иванову в матери, чистит переброшенный через верхнюю перекладину ковёр.

На высоком крыльце – стул. На стуле… У напарников аж челюсти свело от досады.

Та самая бабка с электрички. Неприятная, скандальная, громкоголосая, по-стариковски тепло одетая.

Она и сейчас не изменяла своим привычкам. Сидя у входной двери, старуха властно, по-хозяйски, осматривала придомовую территорию и покрикивала на досадливо поджавшую губы женщину:

– Катька! Вон, пятно пропустила! – причём оба инспектора могли спорить на что угодно, подслеповатые глаза бабки не могли рассмотреть такие тонкости из-за расстояния. Хотя бы потому, что они сами этого мифического пятна не видели.

– Да, мам, – донеслось от стойки.

– И щёткой мельче! Мельче! Пыли-то накопили… свинарник, а не дом!

– Поняла.

– А там что?

– Где? – немолодая хозяйка, явно дочь склочной пенсионерки, повернулась к матери.

– Да там! В углу!

– В каком?

– В том!

Спокойствие Екатерине давалось, судя по побелевшим костяшкам сжатых кулаков, с огромным трудом.

– Совсем слепая?! В том, где ты трёшь?

Щётка послушно завозила по центру ковра, где она и пребывала до этого.

Имя «Зоя» удивительно не подходило к сидящей на стуле. Таких кровососущих, обычно, именуют по отчеству, с дистанционной прохладцей, игнорируя обожаемое детьми и уважительное взрослое «баба» или «бабушка».

У Иванова в подъезде аналогичная стерва же водилась. Иначе, как Васильевна, её никто и не называл. Почти родственница этой карги. Такая же злобная, агрессивная и обожающая портить взаимоотношения с окружающими.

Но надо работать с тем, кто есть.

– Хозяйка! – крикнул Антон, привстав на цыпочки у ворот. – Хозя-айка!!!

– А? – синхронно обернулись к гостям обе женщины. Одна по привычке, другая, потому что считала себя главной в доме дочери.

– Мы к вам, Зоя… – призрак замялся, не зная отчества. – Поговорить надо!

– Пять тыщ! – донеслось с крыльца.

– Херасе, – растерянно протянул Иванов. – Ни здрасьте, ни пожалуйста…

В гараже промелькнула голова Николая, выглянувшего посмотреть, кого принесла нелёгкая.

– За что? – Антона тоже поразил такой подход к гостям.

– Не я к вам припёрлась, – парировала Жижина-старшая, демонстрируя стальную бизнес-хватку. – И сюда не звала.

Пока Швец подбирал достойную отповедь, Серёга дёрнул приятеля за рукав.

– Тоха! Бабка – наша клиентка. Ей уже не очень хорошо, но старуха бодрится. Привыкла, что постоянно здоровье беспокоит, и не обращает на самочувствие внимания. Сам присмотрись.

– Ауры почти нет.

– А должна быть, пусть и слабенькая.

– Проклятие?

– Не похоже. Что-то другое.

– Тогда я исчезаю и пробегусь по дому. Посмотрю, что и как. Ищем соль?

– Её. Более чем уверен, найдёшь.

Инспектор хотел развить мысль, однако старуха не дала ему договорить, являя чудеса дальнозоркости в столь преклонном возрасте.

– Я тебя помню! – беспардонно неслось с крыльца, заставляя дочь прятать глаза от смущения. – Ты экстрасенс, в машине забесплатно катался. А её дурак, – кивок в сторону совсем потупившейся женщины, – денег с тебя не взял. Вы, экстрасенсы, богатые. Я шоу смотрела, в золоте живёте и по передачам ходите! Потому плати, раз до меня нужда имеется!

– Не буду! – парировал Иванов, всерьёз заводясь от такого наглого вымогательства. – Сама придёшь!

– Он ещё и хамит! Тыкает пожилому человеку! – с удовольствием взвилась Жижина-старшая, настраиваясь на скандал. Досталось и дочке. – Катька! Твою мать всякие проходимцы оскорбляют, а ты и счастлива! Молчишь, только с мной норов показывать горазда! – снова к Серёге. – Кто тебя воспитывал, сволочь этакую?!

Понимая, что в перепалке ему не победить, инспектор развернулся и побрёл обратно по улице, бормоча под нос ругательства. Такое у него случилось впервые. Шёл помогать, а нарвался на выжившую из ума идиотку.

Или она всегда такой была?

В любом случае, покойный Гашков в этот момент показался ему моральным мазохистом. Пытаться связать жизнь с подобной каргой – верх безумия.

Напарник материализовался через три двора.

– Везде соль. В её комнатке под половиком, под подушкой, за шкафом, даже в карманы халата насыпана. Я пощупал осторожно. Посветил Печатью – чувствуется, непростая вещь. Смотри, – Антон извлёк из кармана пиджака свёрнутый в несколько раз бумажный листок, развернул его и протянул другу. – Взял для образца.

Касаться содержимого – нескольких бурых кристалликов, в которых соль узнавалась с огромным трудом, парень не стал. Провёл над ними ладонью, сортируя ощущения.

– Так себе, – вынес он заключение. – Скоро выдохнется. Слабее, чем та, на кладбище.

– Дело в количестве?

– Сдаётся мне, да. Качество откровенно хромает. Любая ведьма сделает лучше.

Подумав, инспектор всё же решился подцепить пальцем один из кристаллов. Тот немедленно попытался прилипнуть к коже, более всего напоминая присасывающуюся пиявку.

– Жизнь вытягивает, – скупо прозвучал вывод. – Во всяком случае, пытается.

– Вот ведь пакость, – брезгливо протянул Швец, убирая пакет в карман. – Надо родне сказать.

– Надо, – согласился Сергей. – Но не мужику. Не будем вводить человека в искушение. Шанс избавиться от тёщи редко выпадает. Я бы…

Продолжение потеряло всякий смысл, потому что за спиной раздалось надтреснутое, с неподдельным испугом:

– Молодые люди! Что с мамой?

Синхронно обернувшись, инспекторы увидели спешащую к ним женщину, дочь склочной бабки. За ней торопливо шёл Николай, полный самых хмурых подозрений.

– Порча. Я её заметил, когда ваш муж нас подвозил, но поначалу усомнился. Потом решил всё же предупредить. Пришёл, а ваша мама…

– У неё сложный характер.

– Поэтому мы и ждали вас, – сделал загадочную физиономию Иванов. – Время ещё есть.

– А кто навёл? За что? Почему? А когда? – затараторила женщина.

Наконец-то нагнавший её муж вмешался, перебивая поток вопросов:

– И сколько нам это будет стоить?

Похоже, он принял инспекторов за мелких жуликов и очень сомневался в их словах.

– Ничего, – холодно бросил Антон. – Деньги нам не нужны. Считай, возвращаем должок за подвоз.

Однако Николай не успокаивался, вполне логично продолжая подозревать мошенничество, основанное на уже деревенском стереотипе о «хитрозадых» городских.

– Я правильно понимаю, вы специально нас нашли, не зная ни адреса, ни фамилии, чтобы сказать о какой-то порче?

– В целом, верно, – призрак посматривал на мужа Екатерины с вызовом, словно предлагая тому доказать обратное. – Любим причинять добро на общественных началах. Ты же видел там, на дороге, как мой друг твою цербершу успокоил?

– Видеть – видел, – не сдавался Николай. – Только…

– Мужик, иди в жопу! – в сердцах выдал Иванов, которого эти пререкания довели почти до озверения. – Не хочешь, не верь! Какие проблемы?

– Коля! – женщина с увлажнившимися от страха за мать глазами схватила супруга за руку. – Маме плохо. У неё чем хуже, тем… – она насупилась, выискивая оптимальное пояснение, – настроение больше портится. Как сегодня.

– Ага, когда это самое настроение у тещи было хорошим? Или я в тот день отсутствовал? – резковато ответил мужчина, но пыл растерял, жалея жену. – Допустим, я вам поверю. Что тогда?

– Осмотрите её комнату, – посоветовал Сергей. – Под половиками, подушку, за шкафом… да вообще везде. Найдёте красную соль или нечто похожее – соберите эту дрянь пылесосом и немедленно выбросьте вместе с мешком. Старушку переоденьте в своё, её одежду тоже на помойку. Комнату протрите с моющим. Тряпку потом тоже на мусорник… Если ничего не найдёте, значит, я трепло. По деньгам ничего не теряете, – цинично вернул он обидные слова о стяжательстве.

– И всё? – усомнилась дочь Жижиной.

– Всё, – подтвердил инспектор.

– Может, батюшку надо будет позвать? Окропить стены.

– Зовите. Не повредит.

– А… Кто это сделал?

– Мы не полиция. Откуда нам знать? Повторюсь. Увидел проклятие, пришёл об этом сказать, а оно только усилилось… Ищите, кому выгодно, и кто информирован о передвижениях вашей мамы.

– Пока вы тут болтаете, как на рынке, – с самым невозмутимым видом ввернул Швец, – уже дважды бы сбегали и осмотрели помещение. Инструктаж вы получили, что делать – разберётесь. Иначе крякнет ваша старушка за пересудами.

Грубое «крякнет» перепугало женщину до ледяной бледности на щеках. Не отпуская руки супруга, она, не прощаясь, почти бегом рванула обратно, фактически волоком ведя недовольного и всё ещё сомневающегося Николая за собой.

– Считаешь, справятся? – вполголоса поинтересовался призрак у напарника.

– Куда им деваться? Точнее, ей. Там действительно порча… Пойдём отсюда, пока Коле в голову не пришло телефончики наши выяснить или что-то уточнить. Мы такого наплели – самому стыдно… Ты попозже сможешь вернуться к ним и проконтролировать?

– Без проблем. В доме я был, перенестись смогу.

– Успокоил. Тогда валим. Попробуем злодея задержать.

– Считаешь, он нас дожидается, а не драпает со всех ног?

Отвечал Иванов на ходу, целеустремлённо набирая скорость и планируя проведать знакомый магазинчик. После бессонной ночи хотелось ещё кофе.

– Посмотрим. Сбежал – поймаем. Не успел – задержим. Старуха важнее.

– Разве что, – принялся догонять его напарник.

Но не успели они пройти и полсотни метров, как инспектор остановился, извлёк смартфон и задумчиво уставился на спящий экран.

– Кому звонить собрался? – пользуясь передышкой, призрак принялся копаться по карманам в поиске сигарет.

– Думаю, кому лучше… Карповичу или Машке? Нам домового придётся принимать.

Глава 4 Хохлатки, лонжероны и неудалённые закрылки

Посовещавшись, инспекторы предпочли позвонить домовой. Инициатором такого выбора стал Антон, апеллируя к личному опыту и нервному нраву начальства:

– Желаешь по шее огрести за незнание матчасти? – веско говорил он, жестикулируя зажжённой сигаретой. – У Карповича разговор короткий. Пошумит, поможет, а потом выдаст какую-нибудь трудночитаемую книженцию размером с два подарочных издания «Войны и мира». По прочтению – зачёт. Все кишки вымотает придирками. С Машкой проще. Мы спросили – она ответила.

Аргументы товарища более чем удовлетворили Серёгу, и он набрал кицунэ.

Домохранительница ответила не сразу. По всей видимости, «девичьи» посиделки с бокальчиком мартини плавно переросли в непринуждённый отдых двух отвязных подруг, закономерно вылившийся в утреннее похмелье.

Тем более, голос выдавал домовую с потрохами.

– Алло? – натужно, хрипло проскрипело в динамике, отчего сразу захотелось дать ей водички. Много.

– Машуль, привет! Это Сергей!

Сообразила она не сразу.

– Сергей? А ты… почему звонишь? – пауза, шлёпанье босых ножек. – Тебя дома нет. Ты где?

Подозревая, что вчерашнее сообщение адресат проигнорировал ввиду сильной занятости, инспектор вкратце обрисовал сложившуюся обстановку, стараясь не перегружать подробностями мутный после вчерашнего рассудок кицунэ.

– … В общем, нужны сведения о домовых. Поделишься? – закончил он, готовясь слушать.

– Ты где? – игнорируя просьбу, настырно повторила предполагаемый источник информации.

– Тебе зачем? – напрягся Серёга.

– Я… мы приедем, – пробубнило в смартфоне. – Поможем.

– Чем?

– Умением, – последние буквы сопровождались начинающимся зевком. – Домового просто так не взять.

– Хм-м… Вы – это кто?

– Я и Лана… Она в гости зашла… Разбужу.

– А мне вас полдня ждать?

– Не жди, – не стала возражать девушка. – Возвращайся. Я тебе всё расскажу и покажу. Заодно покушаешь.

С интересом прислушивающийся Швец осведомился одними губами:

– Машка напрашивается?

Напарник согласно кивнул, выдохнув:

– С Ланой.

– Пусть приезжают, – покровительственно одобрил призрак Машкину затею, чем вызвал непонимание в глазах коллеги. – Нам тут часа три-четыре пастись. Не меньше. Пока чета Трухиных комнатушку выскоблит, пока я перепроверю, чтобы не пропустили ничего… Да и ты пригодиться сможешь. Поплохеет бабке внезапно – реаниматологом выступишь. Домовой, ты прав, никуда не денется. Или дождётся, или уже свалил за Магадан. А от наших женщин я особого вреда не жду. Повредничают, поумничают, но помогут и подскажут. С собой, в Игнатовку, их просто не возьмём. Отбрешемся.

– Серёжа! – обеспокоенно доносилось из динамика. – Ты там? Почему не отвечаешь?

– Приезжайте. В Рахматово. Встречаемся… как приедете – наберёте. Но обещай слушаться!

– Конечно, – покладисто согласилась кицунэ и, не сдержавшись, заверещала, чудодейственно излечившись от похмелья. – У-й-й-а! Ланка! Собирайся! Будет приключение!!!

***

– Как про домового догадался? – спросил Швец у друга.

– Методом исключения. Края тихие, по нашим сводкам не проходят. Потому упыря, вурдалака и прочую беспокойную нечисть отбросил. Да и не в их привычках за могилами неотлучно следить. Это занятие требует постоянного присутствия и преданности усопшему. Дальше. Аура мелкая, меньше Машкиной. Отвёл глаза тебе и мне. Наука домовых в чистом виде. Колдовство тоже местечковое, из подручных средств. Получается, фигурант не имел возможности надолго отлучаться в город, где всякую колдовскую дрянь достать проще, если имеешь нужные связи. А кто у нас обожает дома сиднем сидеть?

– Домовой, – бодро ответил призрак, восхищаясь простотой логики Иванова. – Девять из десяти, что он.

– Поглядим.

***

Дамы прибыли через два с лишним часа, по-барски раскошелившись на такси и умудрившись не застрять ни в одной из городских пробок. Пока они ехали, Антон не менее десятка раз успел посетить дом с рассыпанной солью, по возвращении делясь с другом всё новыми и новыми впечатлениями:

– Бабка бушует… В комнате аврал, как перед генеральской проверкой. Дочка мечется, всех тормошит, переживает… Коля статуей стоит. Ждёт, чего прикажут… Старуха совсем свихнулась. Отказывается вещи снимать. Орёт, как пароходный гудок. Соседи уже забор облепили, представление смотрят… Соли много. Около пачки. Женщина её боится, мужа дёргает, чтобы вынес… Тебя вспоминали.

– Незлым, тихим словом?

– Непечатно. Очень.

– Жижина? – усмехнулся Иванов.

– Она… И, немного, Николай. Но он больше от вынесенных бабсоветом мозгов. Ему там горячо.

– Самочувствие у нашей потерпевшей как?

– После смены барахла взбодрилась, шпыняет родню с удвоенным энтузиазмом. Про «пять тыщ» расстраивается. Вопит, что нечего было домашним к тебе лезть без её на то соизволения. Чувствует себя обворованной.

– Пошла она…

Командный пункт инспекторы устроили у всё того же магазинчика с доброй продавщицей, согласной безвозмездно превращать пакетики с кофе и чаем в удобоваримую субстанцию. Склонный отвечать добром на добро, Сергей каждый раз оставлял, помимо платы за товар, немножко сверху, чем страшно смущал непривычную к городским обычаям женщину.

Она постоянно пыталась дать сдачу, а инспектор каждый раз этого не замечал.

***

Появление подруг ознаменовалось шумом, смешками, безобидными подколками, румяными лицами и запахом приличного рома. Последний обнаружился в литровом Серёгином термосе, разведённый с чаем в пропорции примерно один к одному. Лана так и сказала: «Чай с ромом. Или ром с чаем. Кому как».

Смесь выглядела сногсшибательной.

Однако держались дамы ровно, отвечали связно, с глупостями не лезли. Потому на этом моменте Иванов со Швецом решили не заостряться. Хотя напарник очень хотел немного попробовать того… из термоса. Ради запоминания рецепта.

Серёга не дал, оправдывая столь откровенное свинство служебной необходимостью.

Легкомысленно отпустив такси, подруги посокрушались об отсутствии в Рахматово ресторана или, на худой конец, кондитерской с горячими эклерами, но быстро успокоились и приступили к выполнению цели своего визита:

– Что ты знаешь о домовых? – издалека начала Маша, наставительно глядя снизу вверх.

– Домашняя нечисть, – попробовал кратко отмазаться инспектор, догадываясь, что изначально задел непростую тему, о которой ранее не слишком задумывался.

– Почти. Добрые, лубочные дедушки с котиками, пьющие чай из блюдечка; хранители очага, порядка, обожающие детишек и чистоту. Правда?

Удивлённо вскинув брови, Иванов промолчал, давая кицунэ продолжить.

– Любят покой, достаток, почёт и уважение. Чем больше их ценят, тем больше они наглеют и капризничают… Что-о?! – девушка рассерженно упёрла ручки в бока, заметив на физиономии Иванова полное, нет, вселенское согласие. – Я не такая!

Антон торопливо закивал.

– Как ты могла подумать, чтобы мы…

– Обижусь! Серёжа! Скажи!

– Что сказать? – отозвался парень.

– Что я не такая!

– Не такая.

– А какая?! – почти взбесилась домовая, подозревая, что наговорила лишнего и теперь ей надо как-то выпутываться из собственных словесных кружев.

– Хо-ро-шая! – по складам произнёс инспектор с абсолютно серьёзным лицом. – Другой такой на свете не бывает.

– То-то же! – вздёрнув носик, согласилась Машка. – Цени!

– Как ты там сказала, – вполголоса вмешался Швец. – Наглеют?

На дальнейшие прения терпения у девушки не хватило, и она перешла к действиям, пребольно пнув обидчика в щиколотку.

Увязавшаяся с ней Лана, успев изучить горячий нрав подруги, примирительно вмешалась:

– Маша, давай я. Тем более, затронутая тематика мне близка.

Фыркая и злясь, кицунэ позволила себя успокоить, показав Антону язык, а потом, сочтя жест недостаточным, продемонстрировала средний палец.

– Происхождение домовых окутано тайной, – игнорируя неподобающее поведение собутыльницы (или сотермосницы?), продолжила букинистка. – Кто-то считает их предком рода, кто-то обретшим плоть духом. Многие убеждены, что эти существа вообще сказка. Единой версии нет. Доподлинно известно лишь то, что они существовали ещё в дохристианские времена. Сами же домовые своей родословной интересуются мало и письменных хроник не ведут.

– А что ты думаешь? – Сергея увлекла начинающаяся лекция.

– Лично я? Евгеника. Искусственно выведенная ветвь человечества.

– Кем выведена? – обалдел призрак. Такой трактовки о происхождении вида ему слышать не доводилось.

– Не представляю, – Лана пожала плечами. – Слишком давно всё произошло. Но в подтверждение своей точки зрения я готова привести некоторые детали, лежащие на поверхности… Начнём с анатомических. Посмотрите на Машу, – все разом уставились на домохранительницу, заставив ту покраснеть от смущения. – При росте, принятом называться среди нас лилипутским, она крайне гармонично и пропорционально сложена. Нет искривлённых генной мутацией рук, ног и прочих частей тела. Маша – уменьшенная копия нормального человека. Дальше. У неё есть сердце, кровь, кожа, температура организма. В норме 36,6 по Цельсию. Ничего не напоминает?

– Человек, – согласился Иванов, по-новому глядя на кицунэ.

– Пока – да. И, вместе с тем, у неё гораздо более долгая продолжительность жизни, врождённые колдовские способности, усиливающиеся при проживании в доме, малая потребность в пище и необычайная выносливость. Добавьте к этому отсутствие необходимости в общении с себе подобными, скрытность, склонность к уединению и практически полностью мужское поголовье среди домовых.

– Сплошь мужичьё, – подтвердила кицунэ, воспользовавшись термосом и с удовольствием, чтобы побесить Швеца, облизнулась. – Я и в деревне среди дядек росла.

– Как же вы размножаетесь? – Антон, завидуя, предпочёл дистанцироваться от рома с чаем и тоже втянулся в процесс изучения Машкиных корней.

– Женщины-домовые существуют, – заверила букинистка, скрестив руки на груди, из-за чего стала донельзя похожей на модную даму-коуча. – Но они очень редки и информации по ним практически нет. В определённый период домовая сама выбирает себе пару, однако впоследствии уходит, оставляя ребёнка мужу.

– Кукушки? – предположил Сергей.

– Обычные матери, – обидевшись, отрезала кицунэ. – Мужики у нас очень нудные. Если домовицу где учуют – годами будут следом таскаться и надоедать. Причём им без разницы, в отношениях она или нет. Ревностью изведут и нервы в узел вывернут. Как среди людей говорят: «Проще дать, чем что-то объяснить». А у нас с моралью строго!.. Потом женщины навещают отпрысков, конечно. Чтобы мать, да совсем бросила, такого не бывает. И я их понимаю. Мне наши коротыши, с турбазы, тоже проходу не дают, когда ты не видишь. Намекают на всякое.

Узнав о попытках мужчин-домовых наладить отношения с Машкой, инспектор втайне им посочувствовал. Такое «счастье» выдержать не каждый сможет.

Инициативу вновь перехватила внештатница Спецотдела:

– Налицо искусственное регулирование рождаемости. Особей женского пола заметно меньше, чем мужского, – Лана покосилась на подругу, но та не оскорбилась. – И это не единственная странность. Вторая – паталогическая, прямо-таки болезненная тяга к человеческому жилью, причины которой объяснить не может никто. Казалось бы, для чего умудрённому долгой жизнью домовому стремиться в дом, где уже есть хозяева? Прятаться от них, обслуживать их мелкие причуды. Без зарплаты, без обязательств с людской стороны? Это ненормально.

– Полностью согласен, – поддакнул инспектор, давая букинистке перевести дух от долгого монолога. – За чистотой в доме круглосуточно следят. На пол не плюй, в занавеску не сморкайся.

– Ага, – не оценила юмора Машка, бледнея от ярости. – Пачкаешь, значит?!

Термос, во избежание некорректного обращения с переводом в раздел ударно-метательного, перекочевал к Лане.

– И наглеют! – колюче напомнил Антон, заранее становясь нематериальным.

Новый пинок прошёл сквозь него, как и кулачок, летящий вдогонку с крайне нежелательным для мужчины прицелом пониже пояса.

– Брек! – рявкнул Иванов, не то защищая Машку от издёвок напарника, не то напарника от грандиозной мести разъярённой домовой. – Потом додерётесь… Лана! – переключился он на любительницу старых книг. – Я правильно понимаю, ты ведёшь к тому, что в давние-предавние времена кто-то создал из людей слуг для работы по дому? Мелкие, под ногами путаться не приучены, перед глазами лишний раз не мелькают, за жильём следят без пинков и затрещин, а используя привитую им частичку Силу способны, при случае, и в узкую трубу пролезть, и дом защитить?

– Эта версия мне кажется наиболее реалистичной, – скользко ответила женщина, присовокупив. – Как создали и оборотней – идеальных бойцов с повышенной регенерацией и способных действовать в любых условиях, и белкооборотней – юрких разведчиков, и упырей – по-современному, великолепных диверсантов.

– Есть мысли, кто мог так с живыми людьми позабавиться?

– К сожалению, нет. Кто угодно, от могущественного колдуна до обосновавшегося в нашем мире демона. В подтверждение этой теории говорит и то, что эксперименты продолжались долго. К домовым добавились овинники, банные, полевики, болотники. По сути, было произведено дробление одной-единственной профессии на более узкие специализации.

– Женщин мало, мужчин много, – Антон потёр подбородок в задумчивости. – Рождаемость, соответственно, легко регулируется. Ими торговали, как кастратами в древности?

– С вероятностью более девяноста процентов, – одобрительно качнула головой Лана. – Чтобы самостоятельно не размножались. Для чего создавали домовых-девушек, лучше не спрашивай.

– Да чего тут спрашивать! – шумно подхватила домохранительница с хвостом. – Наложницы, шлюхи для клиентов с особенными вкусами, ублажительницы всех мастей. Рабыни, короче. А если…

Информационная пятиминутка грозила перерасти в научный диспут, малоинтересный окружающим. Пришлось прерывать.

– Разобрались, – кивнул инспектор, с неудовольствием отмечая, как деятельная кицунэ, думая, что никто не заметит, уже тычет в Антона подобранным прутиком. – Да хватит вам!.. Маша!

– Аюшки? – орудие нападения отлетело за девичью спину, личико приняло самое невинное выражение, а голос сочился лаской, будто мёдом.

– Чего нам ждать от домового при его задержании?

– Чего угодно, – посерьёзнев, поморщилась опохмеляющаяся вредина. – Я не шучу. Он вам может локальный Ад устроить, если захочет… Предлагаю спалить дом. Тогда возможностей у него поубавиться. Но драться он станет в сто раз яростнее, как обречённый.

– Не пойдёт, – глубокомысленно возразил Швец, обведя всех взглядом. – Дом палить – на соседние строения перекинуться может. Забыли – лето на дворе?

– Без поджига обойдёмся… Я могу домового из его крепости вытащить. Если он ещё там.

***

Посовещавшись ещё немного, к единому мнению так и не пришли. Единственное, в чём сошлись Антон с Сергеем, да и кицунэ с подругой, хотя их никто и не спрашивал об этом – надо вызывать шефа с группой поддержки.

Они в разбирательствах с нечистью более опытные, им и карты в руки.

– Допустим, схватим мы мелкого отравителя, – рассуждал призрак с несвойственной ему основательностью. – Дальше что? Развополотить – а сможем ли? Это как казнь, без суда и следствия. На самый крайний случай предусмотрено.

– Я не хочу в палачи, – соглашался напарник. – Пусть Карпович сам определяется. Наша задача – выявить, задержать, передать по инстанции.

– Тогда так, – взялся руководить Швец на правах старослужащего. – Выдвигаемся на адрес, осматриваемся, по возможности обходимся своими силами. Там смотрим – на триариев приёмку спихивать или самостоятельно управляться. Самостоятельно, конечно, лучше. Не люблю я эту братию без нужды дёргать. Они вечно с такими рожами появляются, будто я их с горшка сорвал.

Рациональность первичного плана устроила обоих инспекторов. Ну и Машу с Ланой.

Обратно, в Игнатовку, друзья отправились вдвоём, оставив подружек допивать содержимое термоса в тенёчке магазина, попутно условившись «быть на связи», если что.

Те, в свою очередь, пообещали «ещё немного посидеть», вызвать такси взамен отпущенной машины и возвращаться в город, не вмешиваясь в мужские дела.

Серёга им почти поверил – настолько покладисто и безобидно кивали дамы, не делая попыток увязаться или, на всякий случай, обидеться для оставления за собой права передумать в любой момент.

А вот Антон усомнился в открытую:

– Я здорово ошибся, переоценил их здравомыслие. Алкоголички… Они за нами не увязываются лишь потому, что пешком надо топать. В их состоянии – смертельно опасный аттракцион. На старые дрожжи пешие прогулки категорически противопоказаны. Давление так скакнёт, что у тонометра шкала сломается.

– Да? Ну и пусть сидят. Мы их не приглашали. Сами приехали, сами и выберутся. Продолжать они вряд ли станут, дамы не запойные.

Последнее являлось чистой правдой. За время своего короткого знакомства букинистка и кицунэ пару-тройку раз позволяли себе некоторый отдых, не брезгуя по утрам лечить подобное подобным, но чтобы затягивать процесс на несколько дней – такого за ними не водилось.

Более того, в искусстве правильной поправки «после вчерашнего» обе знали толк, чем безмерно удивляли призрачного инспектора, предпочитающего после редких возлияний переносить страдания на ногах. Он не без оснований опасался перестараться с «лекарственными полтинничками», занудливо повторяя древнюю истину о неправильном похмелье, ведущем к очередной пьянке.

Обратная дорога показалась короче.

***

– Я в стелсе пробегусь? – полуспросил, полусообщил Швец, собираясь исчезнуть и изучить дом Гашкова от чердака до подвала.

– Учует, – скептически отверг замысел товарища Серёга, пристально всматриваясь в выбитое окно.

На мгновение показалось, что он кого-то видит.

– Тогда я сзади, ты спереди, – не стал спорить призрак, с неудовольствием отмечая. – У каждого дома минимум четыре стороны. А нас только двое. Хорошо бы под окна кого-то поставить?

– Кого?

– Не знаю. Потому и поднял вопрос. Предлагаю так: я с тыла, слежу, чтобы наш пациент огородами не смылся, а ты иди в лоб.

– Справа, слева?

– На мне, – вздохнул напарник. – Невидимкой контролировать удобнее. Главное, близко не подходить. Иначе, ты прав, заметит.

Замысел пришлось менять, толком не приступив к исполнению. Первоначально, разделившись и пожелав друг другу удачи, инспекторы, придерживаясь оговорённых правил, попытались взять дом в «клещи». Антон испарился, а Иванов, сохраняя невозмутимое выражение на физиономии, подошёл к открытой калитке.

Останавливаться для рекогносцировки не стал. Зачем? Память пока не подводила, и расположение комнат он помнил наизусть.

– Проходи, – сипло донеслось с крыльца. – Уже заждался.

Вместе со словами у входа в дом появился невысокий пожилой мужчина. Ростом около метра, широкоплечий, сухощавый, бритый, с плохо остриженной головой. Одежда незнакомца вызывала улыбку. Детские розовые кроссовки, штанишки с единорогами на кармашках, вязаный свитер с отвисшими локтями.

И, вместе с тем, смеяться отчего-то не хотелось. Держался коротышка подчёркнуто независимо, без раболепия или заискивания. Одежда нам нём смотрелась как тряпки, закрывающие тело. Без разницы, какие, лишь бы чистые, целые и размер подходящий. Ему, разве что, ножа на поясе не хватало. Такого… солидного, с которым можно и на кабана, и на человека.

Аура вышедшего навстречу полностью соответствовала ранее виденной, серой. Хватанул немного от проклятой вещи.

Непривычный домовой. Обычно, эту братию, иначе как «мужички», назвать было нельзя. Типовой домашний хранитель обыкновенно кряжист, крепок в кости, непременно бородат. А этот больше походил на бойца, чем на дворового работника или помощника.

– Заждался? – саркастично приподнял бровь инспектор. – Или сбежать не смог?

– Ты про это? – поджарая фигурка спрыгнула на землю и вытащила из-под крыльца цепь, с конца которой свисал железнодорожный костыль, покрытый налипшей землёй и ранее незамеченный Ивановым.

Руки домового напряглись, демонстрируя под свитерком очень приличную мускулатуру. Заскрипело, тихонько звякнуло, в разные стороны отлетели обрывки некогда целой железяки.

Серёга уважительно цокнул языком. Цепь выглядела довольно крепкой.

– Выдохлось. Давно. Думал, я на привязи сижу?

Что-то похожее инспектор и подозревал, заметив тогда, при первом осмотре следы заклятий на старых звеньях.

– Удивил.

– Меня таким пустяком не удержать, – серьёзно пояснил домовой, и в глаза бросилось новое отличие от привычного образа.

Он говорил правильно, по-современному. Без всех этих «энто», «ну дык» и прочей старины, так популярной среди домашней нечисти.

– Почему не ушёл?

– Для чего? От вас прятаться? – хмыкнул маленький собеседник. – Я не мальчик, чтобы бегать. Да, я знаю, кто вы. И ты, и твой товарищ, что на углу стоит и мне висок взглядом сверлит. Видеть – не вижу, но это мой дом. Моя крепость. Кто бы я был, если бы позволял всем желающим шляться без моего ведома… Зойку спасли? – сменил он тему.

– Спасли. Её родня соль до сих пор выгребает. Но жить будет. Во всяком случае, пока. Расстроился?

– Нет, – низенький мужчина пожал плечами. – Я свой долг выполнил. Обещание сдержал.

В ходе этой, спокойной болтовни, инспектор с любопытством следил за поведением подозреваемого. Не дёргается, не перетаптывается, однако собран, внимателен, явно контролирует окружающее пространство. Антон, по-прежнему присутствовавший в своей незримой ипостаси, думал так же, и появляться не спешил.

Такие спокойные всегда полны сюрпризов, особенно неприятных.

– Как собираетесь меня казнить? – буднично поинтересовался вызывающий невольное уважение недомерок. – С предварительным допросом или…

За его спиной материализовался Швец, в доли секунды успев зажечь на ладони Печать и звучно, наотмашь приложить ею по затылку маленького мужчины. Тот даже охнуть не успел, рухнул, как подкошенный. Сила удара и сила служебной метки сработали парно. Одна по законам физики, вторая… по совершенно иным законам.

– Ты глянь, – досадливо сплюнул призрачный инспектор. – Засёк он меня. Взгляд ему не нравится… Демонстрацию возможностей устроил, мелочь в обмороке. А я, может, ночи напролёт тренировался таких вот грамотеев подлавливать… Тьфу, умник!

– Карманы пробей, – посоветовал Серёга, с одобрением расценивший поступок напарника.

Оба служили не первый день и в благородство не игрались. Каждому доводилось встречаться с такими вот неспешными, спокойными гражданами, вытворявшими порой такое, что потом «сова, натянутая на глобус» покажется ясельной забавой.

– У меня, когда ещё живым в розыске трудился, – начал Антон, выворачивая кармашки на одежде бессознательного домового, – случай был. Пришли к старому жулику в коммуналку, просто так, проверить, как живёт, чем дышит, а у него гость. Худенький, улыбчивый, в гамашах с майкой, вся шкура в наколках воровских. Сидят, выпивают… Спросили паспорт с пропиской – отвечает, дома забыл. Вежливый… – на прогнившие доски крыльца лёг аккуратно сложенный целлофановый пакет с красно-бурыми следами. – Понимаем, что дядю надо проверить по учётам. У него на плечах эполеты набиты.

– Отрицалово? – поддержал друга Сергей.

– Ага. И прочие блатные знаки. Такие персонажи всегда на виду у полиции. А этого кренделя мы не знаем… Ну, мой товарищ, Женька, велит собираться. Тот руки вперёд протягивает, для браслетов. Понимающе так… Женька подошёл, вроде и по науке, а гость ему в живот четыре удара заточкой и в окно, босиком. Откуда достал, где хранил – до сих пор не представляю. Фокусник… Женька выжил, но приятного мало. Потом установили – из лагеря злодей сбежал, где по верхней планке за двойное убийство тянул. Потому всегда лучше в рыло, особенно когда в разговор начинают затягивать. Надёжней. Мы этого коротыша с единорогами, вообще-то, в мокрухе подозреваем. Терять такому нечего.

У Иванова подобных историй в загашнике не имелось, однако похожих повествований он наслушался достаточно, чтобы в них верить и понимать – все правила безопасности пишутся кровью.

– Я Карповичу звоню.

– Одобряю, – рассматривая пакет на свету, бросил напарник. – Соль с кровью. С доказухой порядок. Полный.

– Свяжи покрепче, – посоветовал инспектор. – Он цепи рвёт.

– Уже. Стяжками зафиксировал. Пластиковыми. Как одноразовые наручники – полезнейшая вещь. Рекомендую.

Глава 5 Хохлатки, лонжероны и неудалённые закрылки

Неизвестно, от чего инспекторы отвлекли шефа, а только появился он в чрезвычайно приподнятом настроении, даже изволил не ругаться за произведённое силовое задержание.

Выслушав краткий доклад и двумя пальцами, с отвращением, осмотрев изъятый у домового пакет, Фрол Карпович по-хозяйски прошёлся по поросшему сорной травой двору, постоял у сарая, милостиво поприветствовав полную женщину, вздумавшую перевести мимо Гашковского подворья стадо коз на новый выпас.

Заинтересовавшись посетителями пустого дома, местная жительница хотела остановиться и рассмотреть получше незнакомую троицу, но козам вдруг стало скучно идти смирно, и они резво затрусили вперёд, заставив хозяйку припустить следом, охая и поругиваясь на несмышлёных тварей.

Зрелище начальству понравилось, выразившись во вздохе полной грудью да пространно-задушевным, с расстановкой:

– Деревня…

К лежащему у крыльца домовому боярин подошёл в последнюю очередь. Не нагибаясь, изучил лицо, носком сапога дотронулся до маленького тела, словно желая убедиться в его материальности.

Иванов придирчиво проследил: не бил, не пинал, только дотрагивался. Без унизительного умысла или превосходства победителя.

– Волоките в дом, – распорядился шеф, первым входя в пустое жилище и разрешая подчинённым занести домового самостоятельно.

Подчинённые приказание выполнили.

Для проведения допроса начальник почему-то выбрал коридор, не пожелав идти в комнаты. Лично принёс расшатанный стул с отломанной спинкой, уселся.

– Путы снимите! Не сбежит.

Со снятием сантехнических хомутов вышла заминка. У инспекторов не оказалось при себе ножа или чего другого, подходящего для перекусывания крепкого пластика. На помощь пришла смекалка. Швец, подобрав с пола длинную тряпку, бывшую некогда рукавом от пиджака, обернул ей кусок стекла из ближайшего разбитого окна, и кривясь от малосовместимости этих трёх предметов, перерезал стягивающие ремешки на запястьях.

Ноги трогать не стал.

– Сам снимет, – объявил он, выбрасывая режуще-колющее приспособление подальше.

Прищурившись, многомудрый шеф вознамерился приструнить распоясавшегося Швеца, однако сдержался, оценив закрытость помещения, тесноту для манёвра и близость Серёги, имевшего вполне естественные плоть и кровь, легко уязвимые для умелого удара.

– Сойдёт. В сознательность приведите.

Печать на ладони Антона вспыхнула, прижалась к чужому темени. Домовой открыл глаза, бегло осмотрелся. Сидящий на стуле боярин вызвал у лежащего некое подобие ухмылки.

– Здравствуйте, Фрол Карпович.

– Ты меня знаешь? – холодный взгляд из-под седоватых, кустистых бровей немигающе изучал подозреваемого.

– Мы встречались. В девятнадцатом году. Под Царицыном.

Серёга, сперва не понявший, какое отношение имеет 2019 к давно переименованному в Волгоград городу, всё же догадался отмотать назад ещё сотню лет и теперь тихо изумлялся упоминанию событий прошлого века вот так, походя.

– Врёшь, – прозвучало утвердительно. – Там – верно, довелось отметиться. Но тебя я не помню.

– Я вас видел. Вы меня – нет. В те дни хозяина дома, которому я служил, врангелевцы шлёпнули по оговору. У них падёж лошадей начался, искали виновного. Заподозрили в колдовстве знахаря, Охольского. Вы параллельно разбирались.

– Охольский? – переспросил боярин, оглаживая бороду в задумчивости. – Потомственный травник? Жаль мужика… Великим талантом владел. Институт медицинский вольнослушателем посещал до революций, лекарем с дипломом мечтал стать… Всех на ноги поднимал, что скотину, что человека. Только связался не с теми. Лошадушек твой хозяин взаправду травил.

– Да, – домовой заворочался, усаживаясь. – Ему золотом заплатили. Он отработал.

– Зарезав двух беженцев, – жёстко, зло прервал разгулявшиеся воспоминания шеф. – На их кровушке декокт смастерил да по колодцам велел мальчонке разлить. Как же, помню, хлеба пообещал голодающему. Тогда мало не полк кавалерийский вымер. Людей спасли, животину – нет… Плохое ты припомнил.

– Я за него не ответчик. А вспомнил к тому, чтобы упростить ситуацию. Мне прекрасно известно, кто вы и какую организацию представляете. Я тоже иллюзий не строю. Давайте заканчивать.

Про недавнюю попытку сдаться добровольно он и не заикнулся.

Помолчав, Фрол Карпович скрестил руки на груди, попытался откинуться на несуществующую спинку стула, однако вовремя опомнился, едва не упав. Расправил плечи, рыкнул:

– Имя?

– Фёдор.

– Отравительствовал?

– Не совсем.

От такого ответа инспекторы синхронно ощутили подспудное желание высказать недомерку что-то едкое, однако перебивать шефа не решились:

– Подробнее.

– Оставлял возможность выжить.

– Ага… – на этот раз проняло даже боярина. – Травил по своей воле?

– Исполнял указание.

– Чьё?

– Матери последнего владельца этого дома.

– Она приказала умертвить женщин?

– Сестёр, – поправил Фёдор. – Это сёстры. Разные фамилии из-за замужества.

– Причина?

– Они пытались отравить его сына, Геннадия. По очереди. Оба раза я его спас.

– Как так?

– Дуры, – равнодушно пожал плечами домовой. – Генка после армии, в шестьдесят четвёртом, сюда попал, в колхоз. Прижился. Парней его возраста в округе мало водилось. Война сильно прошлась… Или гораздо моложе, или старше, но мало. Зато девушек в округе – цветник. И каждой хотелось замуж. В Игнатовке подходящей кандидатуры не нашлось в силу… чудаковатости парня.

– Поясни.

– От природы добряк, – с готовностью ударился в подробности подозреваемый. – Книжный ребёнок. Мир представлял больше по романам и повестям. Читать обожал. К девушкам тоже относился возвышенно, пылинки сдувая. Стихи им ночи напролёт декламировал. За то его многие и сторонились, покручивая пальцем у виска.

– Ну да, непривычно, – согласился боярин. – С деревенскими проще надо, понятнее. Но нежно… А опосля на сеновал?

– Если бы, – поморщился рассказчик. – Туда он не добирался. Боялся разрушить придуманные идеалы. Ограничивался букетиком и чмоком в щёчку на прощанье.

– Дурик, – вырвалось у Антона.

Домовой покосился, но промолчал. Сергей выразился помягче:

– Не от мира сего.

– Подходит, – связанный для удобства подтянул колени к груди. – Таким и прожил жизнь.

– Складно баешь, – начальство одобрительно шевельнуло бородищей. – Про отравительство и позабыли почти. Вертайся к сути.

– Особо рассказывать и нечего. У Охольского имелась дочь. Выросла, вышла замуж за Вячеслава Гашкова. Тоже имела склонность к знахарству и ведьмовству. Я с ней в дружбе жил. Достойная женщина. Интеллигентная, библиотекарем работала. Сын её, Генка, после армии с матерью общался мало. Она его навещала периодически, однако в личную жизнь до поры не лезла. И, вот как-то по её приезду, Генка обнаружился при смерти. Соль с кровью по всему дому попрятана. Нашёптанная… Мать сына выходила, а потом расследование провела. Оказалось, это Жижина Людка, из Рахматово, умертвить пыталась. Сходила к какой-то бабке, та ей инструкцию и выдала.

– С чего бы? – потребовал ясности Фрол Карпович. – По дури аль от обиды?

– Там глупо вышло, – домовой пренебрежительно дёрнул уголком рта. – Несмотря на странный характер парня, собирались уже свадьбу играть, как вдруг её младшая сестра, Зойка, соплюха совсем, завидуя чужому счастью, наплела про Генкины многочисленные измены. Фантазия у девочки оказалась богатая, язык подвешенный – сестра поверила.

– Понятно… Дальше!

– Генка выжил, получил от матери нагоняй и меня в придачу. Я отказывался, не хотел в Игнатовку перебираться, бросать свой привычный дом, но она цепь зачаровала, под крыльцо её к земле пристроила и уехала в слезах.

– Причина?

Ответил Фёдор не сразу. Помолчал, поигрывая желваками и точно определяясь, сколько можно рассказать, а сколько нет.

– Охольский для многих остался плохим. А я от него много хорошего видел.

Настала очередь Фрола Карповича призадуматься. Он хмурил брови, тёр подбородок, но делал это всё молча, без комментариев. Придя к каким-то выводам, буркнул:

– Что я не знаю про твоего Охольского?

– Колдун, знахарь, немного управлял чужим разумом… – начал перечислять задержанный, однако боярин его оборвал:

– Не то! Пошто служишь его семейству, аки цепной пёс?!

– Он кто-то вроде раба, Фрол Карпович, – тихо вмешался Швец, наблюдая за реакцией маленького мужчины.

Тот напрягся, но отрицать или отговариваться не стал.

Шеф кивнул.

– Я так же мыслю. Не по своей воле отравительствовал. Наказ выполнял. Правда?

– Да…

Антон, видя в начальстве понимание, всё так же негромко продолжил:

– Серёга, когда могилу осматривал, заметил проклятый предмет под землёй. Слабенький. Из него и эманации для соли брались. Что там?

Последнее адресовалось Фёдору.

– Ошейник, – нехотя выдавил он. – Хозяин меня перед Первой мировой изловил. В слуги назначил. А чтобы я себя вёл смирно, привязал.

– Каким образом? – незаметно роль задающего вопросы перекочевала к призрачному инспектору.

– Обыкновенным, – грустно усмехнулся домовой. – Отвар из особых трав, жертва, ещё что-то… я не колдун, плохо разбираюсь. Потом мы неожиданно подружились. Хотите верьте, хотите нет, но так случилось. В ночь, перед расстрелом, он меня хотел отпустить, прощенья просил. А я в ответ поклялся семью его беречь. И от предложенного подарка отказался. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно.

– История с Жижиными?

– Чистая правда. Дочка моего хозяина… и друга знала про ошейник. Вот только при всей её интеллигентности, жёсткая была женщина. Когда всплыло о проделках младшенькой и поступке старшей, сгоряча захотела их на тот свет отправить. Генка отстоял… Упросил не обижать. Тогда она взяла с меня слово, что если ещё хоть одна попытка…

– Гашкова что, действительно дважды пытались прикончить? – поразился Сергей, прерывая хранимое до этого молчание.

– Самое смешное, да. Зойка, как подросла, назло сестрице парня начала обхаживать. Позлить хотела. Мол, я твоего бывшего себе заберу. Кокетничала, глазками стреляла, намёки делала. Тот и повёлся, как телёнок… А когда ей надоело, тоже с солью поиграться решила. Ради развлечения, посмотреть, правда сработает или Людка дурью маялась? Заговор где-то узнала… Пришла в дом, рассыпала тайно. Я всё видел и меры тут же принял.

– Такая язва? – неподдельно удивился шеф, и Иванов ответил за домового:

– Та ещё сволочь. Я с ней общался.

Напарник утвердительно качнул головой:

– Редкая жаба. Она и сейчас людям нервы расчёсывает.

Лирическое отступление быстро закончилось под басовитый рокот боярина:

– Что потом?

– Генкина мать об этом узнала. Не от меня, – акцентировал Фёдор. – Зойка сама раззвонила по всей округе. Считала, что забавно пошутила. Пошла к Жижиным, поскандалила, наговорила лишнего. Отец сестёр вызверился, и хотел Генке череп проломить. С топором заявлялся… Младшенькая ему наплела с три короба про то, как бывший Людкин ухажёр её хотел обесчестить в укромном углу и прочую чушь, а тот родной дочери поверил, естественно… Генку спасло только то, что он в район уехал, по делам. Мать разбиралась, она ещё тут гостила. Когда взбешённого родителя выпроводила, меня позвала и потребовала исполнить клятву, данную её отцу. Сгоряча хотела, чтобы я прирезал всех обидчиков. Одно слово, мать…

– Короче.

– Можно и короче, – не стал спорить домовой. – Я не хотел ничьей смерти. Да, дуры, да, нехорошо вышло. Но убивать… Чтобы хоть как-то успокоить разгневанную дочь хозяина, отговорить от мести, согласился, но с условием, что сам выберу место и время. Кое-как убедил.

– И сколько ты им отмерял до исполнения приговора?

– Первоначально? Семьдесят пять лет жития. Правда, умолчал об этом.

– А если бы умерли? До такого возраста ещё дотянуть надо.

– На то и рассчитывал. Генку на север спровадил, вахтовиком, сам тут остался. Надеялся, позабудется. Его мать ещё несколько раз приезжала, но уже не так свирепствовала. Успокоилась. Или поумнела. Напоминала про зарок, однако больше по старой памяти, чем действительно смерти жаждала. Когда Гена умер, она ещё живая была. Успела к самым похоронам. Тихонечко у сыновьего изголовья постояла, простилась, местные на неё и внимания не обратили. Имущество обсуждали, кому что достанется. Прямо у могилы переругались… А она в гроб мой ошейник засунула. Вечером, перед отъездом, вызвала меня и напомнила про клятву. Про проклятие сообщила, наложенное на ошейник. Смысл прост. Если хоть одна из сестёр умрёт без отмщения, то я… Знаете, она так и не придумала, чем наказать. Сердцем закляла. Я почувствовал. Что-то страшное… – косая усмешка покорёжила маленькое лицо. – Морозно говорила, как последнюю волю излагала. Считала, что из-за этих сестриц у её сына семейное счастье не сложилось.

– Ну а ты? – с несвойственным ему сочувствием подтолкнул рассказчика боярин.

– Честно ответил, что не хочу смертей. Просил забыть, отступиться. Упирал, что девкам и так чуть-чуть осталось. Покаялся в старом обмане, про то, что о семидесяти пяти годах не признался, о надеждах своих, что всё позабудется. Но старые люди упрямы, да и подкосил её уход Геннадия… Она настояла. Отвертеться я не мог. Слово дадено, нарушать нельзя.

– Почему? – не понял Иванов. – Как я вижу, все Гашковы умерли. Ты никому ничего не должен.

– Потому что они были моей семьёй. Я – последний из них. Других Гашковых-Охольских нет.

У инспектора перехватило дыхание. Он, на долю секунды, представил на месте Фёдора Машку, припомнил всю ту заботу, всю ту родную нежность, которыми кицунэ старалась наполнить каждый миг его жизни, и внезапно для себя осознал: «А ведь она тоже бы сдержала слово. Наплевав на всё».

Грёбаная евгеника… Повыводили ронинов(*).

Мотивация домового всё более становилась объяснимой.

– И один чёрт попробовал всех обмануть. Рискнул дать Жижиным дотянуть до старости. Они замуж повыходили, детей нарожали… Женщины дотянули до семидесяти пяти каждая? – задержанный нехотя кивнул. – А потом сделал то же самое, что и сёстры. Они должны были догадаться, что им подкинули… Но не смогли. Не заметили или забыли.

– В общих чертах – да. Бездействовать я не мог, но зеркально вернуть – вполне. Дал шанс… Заметила бы Людка соль – выжила бы. Так честно.

– Сколько той старушке надо? – саркастически протянул Иванов.

– Мало, – не стал спорить Фёдор. – Но и соль применялась в разы слабее, чем она приносила. Я же заговаривать не умею, пропитывал от своего ошейника. Он совсем выдохся, даже меня практически не держит.

– Для того и куриц украл?

– А для чего же ещё? Обе сестры из Рахматово съехали. Приезжали изредка… постоянно караулить их я не мог – цепь всё же держала. О приезде Людмилы случайно узнал, когда в очередной раз к её родне наведался. Пришлось спешить, наследил. Тушки неподалёку выбросил. Надеялся, лесной хищник избавиться от них поможет. И плитку замыть не успел… С Зойкой – проще. Она своих загодя по телефону предупредила про то, что погостить собирается. Там только и разговоров в доме было о любимой маме да горячо обожаемой тёще. Тут уже полегче пошло. И кур спрятал получше, и птичек одалживал не в Игнатовке… Почему вам добровольно сдавался, объяснять?

Серёга отмахнулся.

– Цель выполнена, а гордость не позволяет от возмездия бегать… Ты зачем меня ложкой бил?

– А ты зачем пинался? – вопросом на вопрос ответил Фёдор. – Я никого не трогал, мирно соль собирал.

– В межплиточные швы для лучшего контакта с землёй засыпал?

– Сам знаешь… Сзади, по голове, для чего ударили? Я же не убегал.

Фрол Карпович заинтересованно напряг слух, намереваясь с оказией проверить подчинённых на соответствие занимаемым должностям.

– Ты – подозреваемый в совершении тяжкого преступления, – с прохладцей объяснил Иванов. – Вдруг у тебя нож в кармане припрятан?

По одобрительному покачиванию седой начальственной головы друзья догадались, что превентивная мера встречена с одобрением и пониманием.

– Я тоже хочу спросить, – Антон отогнул палец для важности сказанного. – Почему выбрит? У домовых, обычно, бороды в почёте.

– Привык, пока в библиотеке жил и с интеллигентными людьми знался. Охольские волосатых морд не терпели.

– Откуда обзавёлся столь богатым лексиконом?

– Из книг. Люблю читать на досуге.

– Ты покойного Геннадия именуешь Генкой. Есть причины к такому неуважению?

Допрашиваемый неопределённо повёл плечами.

– Он был нормальный человек. Но несуразный, – в памяти у Иванова всплыли бабки под магазином, давшие Гашкову точно такое определение. – Слишком наивный, слишком замкнутый, предпочитал придуманное настоящему. Таким до смерти прожил. Поэтому и Генка. По-своему, вечный мальчишка. Ему в детском саду бы, воспитателем работать. Детвора бы нём душа не чаяла, а он в трактористы подался.

– И последнее. Почему ты жил в библиотеке?

– Мать Геннадия квартировала в задних комнатах по месту работы. Всем удобнее. Правлению коммуны, а впоследствии и колхоза, не нужно отдельное жильё подбирать, а служебное помещение всегда убрано и под присмотром. За сторожевание доплачивали. Сущий пустяк, но копейка к копейке…

– У меня всё, – поставил точку Швец, выжидающе посматривая на Фрола Карповича.

Сергей помалкивал. Наступала развязка, и мешать руководству в принятии непростого решения – нарушение субординации с элементарной тактичностью.

***

Размышления затянулись на добрые полчаса. Всё это время инспекторы подпирали стены, а Фёдор сидел с невозмутимым, отрешённым выражением на физиономии. Будто не о нём ломал голову боярин, не его решалась судьба.

– Отпускаю тебя, – поднимаясь, вынес вердикт шеф. – Против естества не попрёшь. Верю, что ты не желал погибели. Верю, что отговаривал. Верю. В свой час за проступок ответишь, но не пред нами. Пред иным Судом.

Для друзей подобный приговор стал шоком. Для подсудимого, похоже, тоже.

– А если он врёт? – вскинулся Антон, активируя Печать. – Давайте его по всем правилам наизнанку вывернем!

Инициатива подчинённого вызвала горькую усмешку, промелькнувшую и исчезнувшую в боярской бороде.

– Глупец, он не врёт. Себя слушать надобно. Себя, – правая рука легла на могучую грудь. – Приучайся вдогон к ушам сердцем чуять. Коль в нём нет зла, лучше всякого слуха поможет.

Витиеватое напутствие охладило пыл Швеца, а может, сработало намертво вколоченное правило о том, что слово начальника – последнее и обжалованию не подлежит. У Фрола Карповича – так точно.

На этом шеф, не прощаясь, исчез, оставив инспекторов один на один с амнистированным домовым.

***

– Предлагаю подымить на свежем воздухе, – после допроса Антона тянуло на открытое пространство, благо у курящего человека всегда найдётся повод свалить на улицу.

– Я – за, – уговаривать Иванова не пришлось. Сидящий Фёдор, особенно после резолюции начальника, навевал тоску и уныние. – Сам освободишься, или помочь?

Угрюмый домовой шевельнул ногами, и стяжки лопнули, словно состояли не из добротного пластика, а из гнилых ниток.

– Тоже выйду. Душно мне.

Прогонять его никто не стал. Как-никак, Фёдор в своём дворе, в своём праве.

На крыльце, отказавшись от предложенной Сергеем сигареты, последний из Гашковых, подобрался, шумно потянул носом воздух. Обвёл взглядом остатки забора и остановился на дальнем углу, строго потребовав:

– Выходите!

Инспекторы тоже уставились в этом направлении.

– Там две женщины, – прокомментировал домовой. – Одна обычная, другая… не пойму. Словно хищник дрессированный.

– Сам ты дрессированный! – возмущённо пискнули из давно не видевшей покоса травы. – Хам педальный!

Писк опознали оба инспектора.

– Машка?! – удивился Швец. – Ты как сюда добралась?

Травяные дебри шелохнулись, потом снова, однако в поле зрения по-прежнему оставалось пусто.

– Фрол Карпович ушёл? – пугливо поинтересовались из кустов голосом Ланы. – Мы от него прячемся.

– Ушёл. И можете дальше не скрываться. Вас заметили.

Трава заходила ходуном, выпуская подружек с несвойственными им хиханьками, писками и приглушёнными смешками.

Первой на проезжую часть выбралась кицунэ, следом букинистка в обнимку с термосом. По блестящим глазам, приятным улыбкам и репейнику на одежде инспекторы осознали: похмельные мероприятия слегка затянулись.

Причём восприятие этой новости у них разнилось кардинально. Если Серёга забавлялся над повторно загулявшими барышнями, то Швец откровенно на них злился, прозорливо ощущая пустоту в таре, из которой он планировал попробовать тот самый чаёк для страждущих.

– Вы как сюда попали? – глядя, как Машка путается в длинной юбке и балансирует, мечтая не упасть, полюбопытствовал инспектор.

– Прие…хали, – букинистка, контролируя новоиспечённую любительницу театров, умело поймала всё-таки споткнувшуюся домовую. – На попутке.

– А куда должны были ехать?

– Домой, – покладисто отозвалась кицунэ, возвращая равновесие и критично осматривая измазанный низ одежды. – Только мы не доехали. За вас переживали.

– Конечно, без таких помощниц нас и тараканы сожрут, не подавятся, – сарказма в голосе Антона хватило бы на целое философское учение о разочаровании в мечтах. – Тогда почему в кустах геройствуете, а не грудью на врага, в атаку?

– Маша Фрола Карповича учуяла, – давя икоту, призналась Лана, отпуская разобравшуюся с подолом кицунэ. – Мы, может, и слегка отдохнули своей компанией, но в круглых дур превратиться не успели… А это кто? – верхушка термоса указала в сторону молчаливо взиравшего на весь этот балаган Фёдора. – Домовой? Красавчик…

– Где?! Где?! – запрыгала на месте лисичка-полукровка, силясь разглядеть объект интереса подруги и ничего не видя из-за высокой травы.

– В пустом доме? – продолжала лезть не в своё дело букинистка. – Одинокий?

– У него и спроси, – отбрил излишне назойливую женщину инспектор. – Чего ты меня терроризируешь?

Переполненная жаждой познания Маша не выдержала, и по-детски припустила к калитке, чтобы увидеть, о ком речь. На удивление, не упала.

– Ой какой ухоженный… – попёрло из неё восхищение. – Чистенький, на лице веника нет, стройненький!

Фёдора же такое неприкрытое разглядывание покоробило.

– Пойду, вещички соберу. Не хочу здесь больше.

И ушёл в дом, не обернувшись.

– Почему он такой… и почему он на свободе? – не успокаивалась букинистка, вваливаясь во двор следом за подругой.

Антон, давая напарнику спокойно покопаться в смартфоне и разобраться с расписанием электричек, бегло рассказал историю маленького мужчины, оставшегося верным слову до конца.

Слушая, Маша из сострадания всхлипывала, а Лана щурилась, превратившись из дамы навеселе в очень собранную, целеустремлённую особу.

– В библиотеке жил? – въедливо уточнила она. – Подходит.

– Вы о чём? – отвлёкся от звонилки Иванов, пропустивший мимо ушей монолог напарника.

– О своём, о женском, – хищно, с томной хрипотцой отмахнулась женщина, стремительно поднимаясь по крыльцу и стуча в прикрытую дверь.

– Фёдор! Фёдо-ор!

На её зов домовой вышел не сразу. Остановился на пороге, поставив на пол маленькую котомку, рядом пристроил перевязанную верёвкой стопку книг.

– Зачем кричишь?

– Фёдор… А пойдём ко мне жить? – огорошила всех присутствующих Лана, плотоядно разглядывая бритое лицо последнего из Гашковых-Охольских.

Тот изобразил усмешку.

– Я тебе не Шарик, ты не Дядя Фёдор.

– Не спорю. Дядя Фёдор – ты, – ласково согласилась специалистка по древним фолиантам. – У меня много книг, приличный дом, а мужской руки нет.

– Вон, двое, – не повёлся домовой, указав на инспекторов. – Выбирай любого.

– Мелковаты, – женщина переместилась в сторону, будто открывая проход и признавая право хозяина идти, куда ему вздумается. – Один призрак, второй…– тут она вздохнула. – Слишком юн. Я ведь тоже не девочка. Мне уже за… кг-м… вполне взрослая.

– И пьющая, – сурово обрезал Фёдор, морщась от свежего выхлопа, причудливо смешавшегося с вчерашним перегаром.

– А кто не пьёт? – потупилась Лана, превращаясь в такую скромницу, что и Сергею, и Антону захотелось проверить зрение. Точно ли они видят то, что видят?

Домовой тоже не поверил в такую сногсшибательную метаморфозу, однако предпочёл в споры не вступать, а ответить обтекаемо:

– Я подумаю.

Заявление Лану не устроило категорически. Лучась добродушием и нарочитым смирением, она провела отточенный, короткий прямой в челюсть не ожидавшему такой подлости Фёдору. Голова домового дёрнулась, ноги подкосились, и бедняга, второй раз за день попавший в глубокую отключку, принялся заваливаться на пол под нежное:

– Выделываться он собрался, характер показывать… Я тебя накормлю, напою…

– Ты совсем сбрендила?! – возмущённый Швец шагнул навстречу беспредельщице, намереваясь устроить ей разнос. Напарник его поддержал, встав рядом.

– Стоп! – требовательный окрик за спиной заставил обоих инспекторов обернуться.

Возмущалась Маша. Расставив ножки пошире, она грозно шмыгала носом, покачивая в ладошках где-то подобранную палку размером в полтора её роста, устойчиво ассоциирующуюся с обломком оглобли.

– Не мешайте скромному женскому счастью, изверги!

– Так Лана его бьёт, – растеряно протянул Иванов, обалдевая от такого поворота. – По морде!

– Не бьёт, а приручает! – парировала кицунэ с глубокой убеждённостью в собственной правоте, причём вполне трезво и осмысленно. – Мужик совсем измельчал! То штанишки с подворотами, то бездельник интернетный. А вы… вы… Выпал приличной женщине шанс обзавестить адекватным домовым, без всех этих старорежимных заморочек, так вы и эту удачу испортить норовите! Влезть со своим «можно», «нельзя» … Он вот уйдёт по миру, а ей что делать? Нового подыскивать?

Инспекторы, не представляя, как поступить, покосились на Фёдора, которого уже забрасывала на плечо довольная, словно обожравшаяся рыбы Мурка, букинистка. Котомку с книгами она взяла в свободную от удержания добычи руку, невинно хлопая ресницами и счастливо поглядывая на верную подругу.

– Серёженька, мой хороший, не лезь! – бескомпромиссно требовала хвостатая нечисть, подпуская в голос умоляющие нотки со стервозинкой. – Или я тебе все тарелки побью! Наш Федя! Не отдадим!

– Мой, – поправила Лана, бочком спускаясь с крыльца. – Мальчики, хотите – приезжайте в гости. Мы встретим. Клянусь, в кандалах никто его держать не станет. Не понравится – уйдёт, держать не стану. Фёдор по вашему ведомству свободен? Свободен… Я обязана попробовать. У меня книгоохранилище присмотра требует. И кран в кухне протекает.

– Да куда он от своего счастья денется? – веско дополнила домовая, не выпуская палку. – Просто Федя пока не понял, как ему повезло.

– Он же отравитель! – воззвал к здравому смыслу Антон, ошалело трогая себя за лоб. Не чудится ли? Не горячка с галлюцинациями?

– С такой рекомендацией, с такой предысторией это ему только в плюс, – мурлыкнула букинистка, поправляя на плече маленькое тельце. – Настоящий мужчина. Хоть детей от него рожай. Сказал – сделал, даже если и возражал. До последнего держался… Умница.

– Вы же пьяные! – снова попытался урезонить подружек Швец. – Протрезвеете – наплачетесь.

– Не пьяные, а капельку расслабившиеся – с показным вздохом приняла сентенцию Маша. – Ведём себя смирно, песен не поём, бывшим не звоним, все из себя правильные, как истинные леди на королевском приёме. Ну, почти… Но леди!.. И вообще! Нам, красивым, плакать не привыкать. Жизнь такая, тяжкая, бабья. Бывает, влюбишься, вознесёшься… а он – козлом окажется! Изменщиком, пропойцей горьким или, страшно сказать, женатым! И страдаешь потом, надрываешься.

– Зато вспомнить приятно, – похитительница Фёдора уже обошла инспекторов и ускорялась к калитке, стараясь держаться так, чтобы подруга с палкой оказывалась между ней и напарниками. – Переговоры окончены. С похитителями их не ведут! Или пробуйте освобождать, или отстаньте! Я буду сражаться.

– Ну ё… – безнадёжно вырвалось у Серёги вместо финального аккорда.

Чем ещё пронять обеих бунтарок – он не представлял.

Женщин, что называется, переклинило до той степени, когда возражать им бесполезно. Аргументы они не воспринимают, логику игнорируют, рассудок без сожалений меняют на сиюминутное потакание собственным желаниям.

На ум почему-то упорно шло сравнение с баранами, методично и тупо бьющими головой стену.

Драться же с борцуньями за бабье счастье не хотелось.

– Тоха, – нерешительно обратился Сергей к напарнику. – Твоё мнение?

– Э-э-э… Не знаю, – вернул тот обратно право принятия решения, по ходу извлекая сигареты с зажигалкой. – Про такое Карпович не предупреждал. Мордобой – это в полицию.

Намёк инспектор схватил на лету.

– Он же его отпустил? По всему, дальнейшая судьба Фёдора предоставлена самому Фёдору. Пусть сам и разбирается. Заявление о похищении я не получал, а…

– Да хрен с ним! – оборвал невнятные самооправдания призрак. – Будем считать, что искупает ударным трудом прошлые прегрешения. Запишем как исправительные работы… Лана! У тебя термос совсем пустой, или хоть что-то осталось?

***

Они сидели на кухне и пили чай.

Какая-то нудная драма, – позёвывая, сказал Серёга. – Заговоры, дрязги, нашёптывания, взаимные обидки, месть спустя десятилетия… Со стороны послушать, не вникая – в одних фамилиях запутаешься. Гашковы, Трухины, Жижины, Охольские – радует, что схему связей (**) рисовать не пришлось!

– Пасть захлопни, – грубовато оборвал Швец. – Это для тебя нудно, а для участников – история длиной в жизнь. Её в пять минут не втиснешь. Помнишь, в школе биографии учили? Поэтов или римских императоров?

– Помню.

– Там на великого человека отводилось, в среднем, двадцать строк. Редко – страница. И ты в эту страницу хочешь втиснуть огромную вереницу событий того времени? Тогда уж можно вообще упростить до «родился, жил, умер» … Вникай, Серёжа, вникай. Из таких вот, неприметных эпизодиков и складывается биография. Твоя в том числе. Если не дошло, повторяю: события, о которых, как ты говоришь, нудел домовой, происходили на протяжении с 1919 по этот год. С перерывами, правда, но прикинь зазорчик!

В таком ракурсе эпопея Гашковых-Охольских смахивала на мыльную оперу с затянутым сюжетом, и Иванов, отхлебнув чаю, выбросил её из головы как отработанный материал, напоследок заметив:

– Про то, что Карпович артефактик в могиле проморгал, помалкивай. Иначе сгноит за уязвлённое самолюбие.

– Однозначно, – Антон поднял вверх указательный палец, поворачиваясь в сторону кладовой. – У тебя там… имелось на крайний случай. Угостишь? Дамы в термосе только пустоту оставили, да и ту трижды выжали. А как врали! Пригубили, расслабились… Они нам с тобой ещё и фору дадут в этом деле.

– Легко, – подмигнул хозяин квартиры. – Пока Машки нет, найду.

Едва он встал с табурета, из-за холодильника выпорхнула довольная, почти трезвая кицунэ со смартфоном в руке.

– Мальчики! Лана с Фёдором в гости зовут. Поехали! Будет много вкусного и жидкого.

Новость взбодрила друзей, а Швец, не сдерживаясь, проорал:

– Ура! Едем! Заодно поговорим, как правильно закрылки с лонжеронами подрезать, чтобы никто никуда не улетел!

(*) Ронин – деклассированный воин феодального периода Японии (1185–1868), потерявший покровительство своего сюзерена, либо не сумевший уберечь его от смерти.

(**) Схема связей – лист формата, как правило, А3, на который полицейскими наносится условная схема связей (родственных, дружеских и т.д.) и взаимоотношений потерпевшего или разыскиваемого преступника.

Глава 6 Стреляный

Очередную встречу Фрол Карпович назначил в парке, чему инспекторы только порадовались.

Сентябрьская оттепель, балующая горожан последними погожими деньками и золотой листвой, согласно прогнозам синоптиков, должна была прекратиться вот-вот, уступая первенство дождям, изморози по утрам, слякоти да осеннему насморку.