Этот день был не очень… бесплатное чтение

Дрэнтон

Мы позволяем людям набивать татуировки и даже менять пол: как можно отказать этим супервеститам в возможности довести сюжет до логического конца и физически превратится в лунных жителей, амфибий быстрея скорости света, которыми они всегда мечтали быть?

– Грант Моррисон. Супербоги.

Проксима Центавра давно живет в Дрэнтоне. До пятого класса Орион Кассиопейский и он учились вместе, а после родители Проксимы перебрались в большой город, найдя там новую работу.

Орион не утратил связи со школьным другом. Иногда они переписывались и созванивались. В диалогах делились шутками и впечатлениями от жизни. Проксима часто говорил о том, как круто жить в мегаполисе, как Дрэнтон. Орион регулярно жаловался на родной мухосранск. Он не мог солгать Центавре, ведь тот сам из Улалинга и все прекрасно знал.

Твердое жизнеопределяющее решение Кассиопейского вскоре стало таковым: «Как закончу школу, переберусь в Дрэнтон!»

Звенит стакан в металлической подставке. Орион смотрит в окно, убирает ресницу, вставшую поперек обзора как прицел. Фонари освещают белый от снега перрон, заполненный встречающими, среди которых Орион взглядом выискивает Проксиму.

Поезд со скрипом останавливается. Кассиопейский надевает синюю шапку и закидывает лямку небольшой, но тяжеловатой сумки себе на плечо.

Спустившись по лесенке вагона и встав подошвами на перрон, Орион проталкивается через толпу говорящих, смеющихся иногда и плачущих людей, гномов, орков и полуросликов. Оказавшись на пустом от живых существ островке рядом с черной оплеванной урной, он осматривается. Встает на цыпочки, разглядывает толпу, скопившуюся у вагона, сверху. Ну где же ты, Проксима…

За спиной Орион услышал перезвон колокольчиков, обернулся.

В руке он держал энергетик в зеленой пластиковой бутылке. Рыгнув тауриновой отрыжкой через ноздри, Проксима сказал:

– Привет.

Кассиопейский с трудом узнал школьного друга. Выглядел он не как счастливый горожанин, а как измученный работяга. К тому же этот шутовской колпак на голове… Орион не мог оторвать от головы Проксимы взгляда, даже после того как поприветствовал его в ответ.

Заметив, на что Кассиопейский пялится, Проксима поставил банку энергетика на мусорный бак (крышки на баке не было, как он на то рассчитывал, поэтому наполовину полный энергетик упал внутрь) и поспешно снял колпак под звон колокольчиков.

– Это… мне подарили, – сказал он, осматривая себя, думая куда бы пристроить бросающийся в глаза аксессуар. – Как бы шутка.

– Понятно, – сказал Орион.

Благодаря Проксиме ему достался очень уютно сколоченный домик языческих богов Беренгарии. Как и все языческие небожители, боги Беренгарии – выходцы из Вавилона.

Этот дом издавна принадлежал семье Проксимы, уже как много веков. Продать его никак не получалось: никто не хотел покупать участок земли, на котором совершались ритуальные жертвоприношения, в том числе и по отношению к разумным существам. Среди всех народов считается, что такие места опасны для смертных.

Изнутри здание освещается мутными биолюминесцентными лампами. Стены выложены старыми досками. На полу растут трава, экзотические растения и лежат камни с рисунками. Рисунки рассказывали древним забытым языком эпические истории. Просвещали летописью далеких времен. И пророчествами.

На одной из стен углем нарисована дверь, все растения в доме огибают ее, как прокаженный участок.

– Извини, это единственное, что я могу тебе предложить в качестве жилища, – сказал Проксима Центавра.

– Не извиняйся, мне все нравится, – сказал Орион. Ему действительно все нравилось. Да, конечно, до его приезда Проксима говорил, что нашел для Кассиопейского уютную квартирку почти в центре Дрэнтона, которую он предлагал снимать вместе.

Но в последний момент что-то поменялось.

– Что с твоими родителями? – спросил Орион так к слову. – Как поживает тетя Эридан?

– Ничего с моими родителями, – как-то странно ответил Проксима, смотря в пол. – С ними все в порядке, почему спросил?

– Да просто так.

– …А, ясно… Ты это, не выключай свет на ночь.

Орион вытащил из дорожной сумки стопку трусов, положил ее на диван.

– Почему? – спросил он.

Проксима подвел указательный палец к бутону розового цветка. За долю секунды у цветка отрасли острые отростки на концах лепестков, которые он резко сомкнул, как челюсти.

– Эти растения могут тебя убить, – сказал Проксима, проглотив ком в горле. Он еле успел отдернуть палец.

Он бреется купленной перед самым отъездом из Улалинга бритвой. Больше трех лезвий срезают волосы великолепно, как и прыщи. Любовь к сладостям делает лицо Ориона менее привлекательным. От шоколадок, газировки и тортиков он заражается гнойными точками.

Сегодня надо выглядеть максимально презентабельно: у него собеседование. Орион собирается идти в институт имени Фельдъфакера с намерением поступить на факультет микологии, на котором учится Проксима.

Друг Ориона испытывал интерес к грибам, когда еще был карапузом, сосавшим соску в форме «рыжика». Осмысленный интерес к лесным парням в шляпках зародился в Проксиме после того, как учитель истории рассказал один занимательный факт про дядюшку Ленина.

– Вы думаете, как появилась идея революции? – спрашивал класс учитель истории Фаргаз, шмыгая носом. – Владимир Ильич в лесок сходил, мухоморов покушал, и вот вам красная революция.

После того урока Кассиопейский и Проксима пошли в лес по грибы. Сорвав несколько штук с красными шляпками, они их одновременно употребили…

Что было после?

Орион почти все помнил, но говорить об этом все равно что разглагольствовать о темной материи или принципе работы черных дыр. Глаголов не хватит. Слов не хватит… Ничего не хватит…

Единственное, что он мог вспомнить и сформулировать в слова, так это то, что он со штанами, полными веселья, катит Проксиму в тележке с наворованной едой.

Их тогда обоих не посадили, но очень сильно отругали родители, сотрудники продуктовой полиции.

Кабинет ректора.

Обои с приветливыми медвежатами, кружевные салфетки и мягкие игрушки.

– Присаживайтесь, Орион, – сказал ректор Дралмос, указывая на мягкое кресло перед своим столом.

Орион Кассиопейский присел. Чувствовал он себя довольно расслаблено. Обстановка и приветливость ректора сильно поубавили его волнение, которое имелось в нем до входа в кабинет.

– У вас очень хорошее имя, – сказал Дралмос. – В переводе с казахского имя Орион означает «думающий герой», кажется?

Орион кивнул, хотя не помнил, что означает его имя. Однако ему известно: дал имя дедушка, которого сейчас нет среди живых.

– Ваше имя символизирует решительность, – продолжает ректор, – мужество и ум, что делает его очень популярным в Казахстане и других тюркских странах.

Орион не имел казахских корней. И дедушка его не имел.

– Так и есть, – сказал Орион и почему-то снова напрягся. Этот разговор внезапно показался ему бессмысленным. Такие разговоры сбивают ум с толку, и у него возникают смутные ощущения, что человек напротив хочет обмануть его или подловить на чем-то.

– Скажите мне, Орион, почему вы хотите поступить именно в наш институт и конкретно на факультет микологии? – Дралмос взял шариковую ручку и стал вертеть ею между пальцами.

Ориону хотелось сказать ему правду. Он хочет поступить в институт, потому что в нем учится его друг. Он хочет поступить на факультет микологии, потому что именно на этом факультете учится Проксима.

Истинная причина, по которой он поступает, Ориону неясна. Но у него есть предположения, что всему виной подсознательный голос, вложенный родителями ему в голову еще с детсадовских времен.

«Ты обязательно должен отучиться на кого-нибудь, – говорили они, – а будешь ли ты работать по специальности или не будешь, не имеет значения».

Орион желал сказать правду… Но сказал совсем другое:

– Я люблю грибы.

– У нас классный ректор, – сказал Проксима, после того как Орион вышел из кабинета и сообщил ему о результате собеседования. – Я ни секунды не сомневался в том, что ты поступишь.

– Он даже не посмотрел оценки в моем дипломе, – сказал Кассиопейский, вспомнив, что Дралмос совершенно не заглядывал в папку с его документами, которая лежала на столе.

– Успеваемость его не сильно волнует, – пояснил Проксима. – Дралмос – человек идеи. Он мечтатель и уважает всех, кто похож на него.

Орион подумал: «Мечтатели на руководящих должностях выглядят безумцами».

– Сегодня я встретил ныряльщиков, – говорит Проксима, он открыл металлическую коробочку с сосательными конфетами, забросил себе в рот пару штук. – Они говорят, будто у самого выхода из гавани останки старинного испанского галеона нашли.

Он предложил Ориону конфет, но тот отказался.

– Предлагаешь проверить, говорят ли они правду? – спросил Орион.

– Угу.

– Акваланги есть?

– Угу.

Под водой красиво. Ориону всегда нравилась вода. Один из его любимых фильмов – «Перси Джексон и похититель молний». Он сам хотел быть сыном Посейдона и уметь долго задерживать дыхание под водой, как Перси…

Испанский галеон, про который говорили аквалангисты, выглядел не как что-то величественное из прошлого. Он как куча аккуратно сложенных гнилых веток, которые покрылись кораллами и плесенью. Первее Ориона с Проксимой его оккупировали пятеро аквалангистов.

Из трюма они выгружали древние сундуки. Друзьям не терпелось взглянуть, как их откроют. Орион и Проксима рассчитывали увидеть золото и бриллианты королей и принцесс; жемчуга и прочие драгоценности из романов про пиратов.

Когда они подплыли ближе, аквалангисты напряглись. Жестами Проксима попытался объяснить им свои добрые намерения, но, кажется, его неправильно поняли. Один из пяти аквалангистов выстрелил в Ориона из гарпуна. Снаряд пролетел мимо. Двое других уебков показывали средние пальцы. Третий, повернувшись задом, перднул в сторону Ориона и Проксимы.

Им были не рады.

Очень сильно не рады. Поэтому двое друзей посчитали правильным оставить этих придурков этой доисторической никому ненужной херне и выплыли на берег.

После продолжительного процесса плавания под водой у Ориона разыгрался аппетит.

Оказавшись дома, в языческой хижине, ему захотелось пиццы с молочным коктейлем или глясе. Недавно он пил кофе со сливочным мороженым в пиццерии – божественный вкус! Кассиопейский пил его с закрытыми глазами, наслаждаясь каждым сделанным глотком.

Используя те деньги, что у него были, Орион сделал заказ через службу доставки. Пицца с молочным коктейлем пришла через тридцать минут.

Он вдоволь наелся.

Перед тем как лечь спать, Орион выглянул в окно. Подумал: «Интересно, кто от кого спасается бегством? Ночь от дня или день от ночи?»

Ориона разбудил стук.

«Кто-то стучится в дверь. О какой двери идет речь?»

О той, что нарисована на стене углем.

Она (или ОНО) пытается открыть ее с той стороны, как будто ковыряясь в замке тупым ножом. Кажется у него по…

ОКРУЖЕННЫЙ КРОМЕШНОЙ ТЬМОЙ, ДВИГАЕШЬСЯ, БОЯСЬ ТОГО, ЧТО ДВИЖЕТСЯ В ЭТОЙ ТЬМЕ. ОНО БОЛЬШОЕ И НЕ ОЧЕНЬ БЫСТРОЕ, НО ТЕБЯ НЕ ОСТАВЛЯЮТ ОПАСЕНИЯ ТОГО, ЧТО ОНО СПОСОБНО ТЕБЯ ДОГНАТЬ, ДОСТАТЬ ТЕБЯ. ТЫ ЕГО НЕ ВИДИШЬ, И НЕТ ПОЛНОЙ УБЕЖДЕННОСТИ В ТОМ, ЧТО ОНО ТЕБЯ ВИДИТ, НО ОНО ДВИЖЕТСЯ, И ТЕБЕ ОЧЕНЬ СТРАШНО В БЕСКОНЕЧНОМ ОДИНОЧЕСТВЕ.

На первую пару он пришел с небольшим опозданием. Цветки у него дома окончательно созрели и научились ходить. Используя свои шипы в качестве сабель, они атаковали Ориона Кассиопейского. Ему пришлось отбиваться.

Сильно вспотевший, он забежал в кабинет, попросил прощения у преподавателя и сел на первое попавшееся на глаза свободное место.

– От тебя воняет потом, – сказал чувак с прической, как у католического монаха, который сидел рядом с Орионом за одной партой.

– Я торопился и немного подрался с прямоходящей флорой, – ответил Орион.

– …Ясно. Вот, возьми.

Чувак протянул Ориону распылительный дезодорант. Поблагодарив, Кассиопейский стыдливо принял его помощь по устранению неприятного запах его подмышек. Закончив пшикаться, Орион вернул зеленый баллончик хозяину.

– Я сам синтезировал его, – сказал чувак, убирая баллончик в сумку.

– Ты сам изготовил дезодорант? – удивился Орион.

– Да.

– Круто.

– Как тебе?

– Очень приятный запах.

– Это мелочь. Мой дезодорант убивает все микроэлементы, содержащиеся в поте, тем самым полностью нейтрализуя любой неприятный запах. Я добился такого эффекта, используя редкий вид гриба… Правда, это мое первое испытание на человеке.

– Что?

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– …Более менее. Извини, что ты сказал до этого?

– Если вдруг закружится голова или из носа начнут расти грибы, а в голове появляться суицидальные мысли, звучащие голосом Осла из мультфильма «Шрек», дай мне знать: хочу понаблюдать за процессом.

– …

Проксима набросился на гамбургер, как пещерный человек на кусок жареного мяса.

– Проголодался? – спросил Орион.

– Не то слово, – ответил Проксима с набитым ртом. Из его пищеприемника вываливались несколько недожеванных кусочков. Проксима подобрал эти кашеобразные комочки и вернул в рот. Орион наморщился.

– Ты что, на одну стипендию живешь? – спросил Кассиопейский.

Он сказал это в шутку, но его слова обездвижили Проксиму. Он перестал жевать.

Орион пьет кефир. И гуляет с Проксимой. К ним подбегает дедушка в лохмотьях.

– В старину люди верили, что папоротник расцветает один раз в год – тихой июльской ночью перед Ивановым днем. И если получится отыскать загадочный цветок, то жизнь в один момент кардинально изменится в лучшую сторону.

– Очень занимательный факт, но мне не нужен папоротник, – говорит Орион старику.

– Ты не хочешь, чтобы твоя жизнь изменилась в лучшую сторону?

– Он не хочет тратить на это деньги, – говорит Проксима.

Орион рассказал Проксиме о произошедшем с ним ночью. Друга это не удивило. Именно такого он и ожидал от дома, в котором позволил Ориону жить.

– Я рад, что ты еще жив, – говорит Проксима. – То есть: я рад, что ты не пострадал. Эти растения… у них есть разум. Я один раз провел ночь в этом доме и больше не хочу.

Удивительно, что зная об опасностях дома, в который он поселил Ориона Кассиопейского, Проксима все равно предложил его в качестве жилища. Наверное, он думал, что Орион откажется?

– Я могу расценивать свое предположение о том, что ты хочешь моей смерти, как суицидальную мысль? – спросил Орион, отпил кефира.

– Не понял? – сказал Проксима.

Кассиопейский выбросил пустой пакет из-под кефира. Вставив два пальца в ноздри, он повернулся к Проксиме.

– Посмотри, это козявка или гриб растет?

Ноги привели обоих к берегу моря. Волны шумели, чайки кричали, крысы играли в шашки под скамейками.

Орион вдохнул полной грудью. (Красота!)

Проксима легонько бьет его по плечу, выводя из состояния покоя и умиротворения, которое даруют ему свежий соленый воздух и прохладные потоки ветра из влажной пустыни.

– Чего тебе? – спросил Орион, голос его прозвучал не раздражительно, как должен был, а как у малсунов, что живут под камнями и питаются кольцевыми отложениями мочи.

– Смотри, – сказал Проксима, выставил указательный палец в направлении того, что считал интересным.

Долбоебы на электрометлах кружат вокруг выброшенного на берег Кита. Млекопитающее еще живо и дышит. Оно просит вернуть его обратно в воду, но перед этим накормить вкусным сэндвичем с эльфийским сыром и зеленым луком, выращенным на лугах Хирувии.

– Кушать дайте того, что я прошу, или я покончу с собой, – говорит Кит.

Те, что кружат над ним, смеются. Им поебать, что сделает с собой Кит, они больше угорают по дельфинам.

Орион едет в машине на заднем сиденье (на том месте, где нет руля). Заиграла арабская музыка.

– Вова, в машине бомба заложена, признавайся? – пошутил Орион Кассиопейский. Вова – его новый знакомый. Их свел Проксима. Вова – простой парень, который без стыда признает:

– Мои мысли не ходят, они инвалиды.

Сидя за рулем, Вова любит смотреть научно-фантастические сериалы по смартфону, который лежит на магнитной доске рядом с магнитолой. Орион не видит, что он смотрит, но слышит диалог…

ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС: Клоунада преклонил колено перед тем, кто восседал на троне и имел грозный вид.

Клоунада: Я явился, как вы велели, мой повелитель.

Повелитель: Наш мир умирает, Клоунада. Я хочу, чтобы ты отыскал другой для моего народа. И неважно, какую цену ты за это заплатишь.

Клоунада: Для меня честь, что вы поручили мне столь ответственное задание. Я все сделаю.

Повелитель: Можешь идти.

ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС: Клоунада встал в полный рост. Развернулся и пошел к выходу из чертога. Крылышки ангелочков, кружащих вокруг него, задрожали. Посыпались перья. Ангелочки не танцевали, они сдерживали слезы…

Вова работает охранником на объекте. Кажется, склад памперсов. Орион заходил к нему вчера. Вова сидел на стуле, хрустел ломтиками чипсов с луком и запивал их пивом из банки с рисунком разъяренной гориллы. По маленькому телевизору показывали хоккей (и эта борьба длится не один век…).

Вова учится на факультете микологии преимущественно заочно. Он уже довольно-таки старый, поэтому ему делают поблажки. В данный момент Орион и Вова едут в институт писать проверочную работу.

В багажнике у Вовы 4 кг кофейных зерен. Он закупил их для кофе-машины по дешевке у ребят с рынка.

– Киты – самые древние животные нашей реальности, – на всю аудиторию зачитывает свой реферат Бизард. – Они придумали все, что мы так любим. Музыку, живопись, шоколадные батончики с арахисом и нугой и мужчин-моделей. И все это благодаря еще более древним жителям галактики. Грибам. А точнее, одному единственному виду грибов, от которого пошли все остальные. Хексабланит.

Бизард. Тот чувак, который угостил Ориона дезодорантом в первый день им посещения института. Гений или злодей? А может быть, и то и другое? В детстве Бизард в школу не ходил, находился на домашнем обучении из-за особенного склада ума.

У Бизарда есть дочка и сын. Они полные противоположности. Дочь – спокойнейший ребенок. Она прилежно учится в школе, учителя ставят ее в пример.

Сын – хулиган. Завуч грозится его выгнать за драки и ненормативную лексику, которую он использует в адрес одноклассников и даже преподавателей.

В качестве домашнего животного у Бизарда имелась лесная рысь. Ей было полгода, и размером она была с маленькую собачку.

– Я купил ее на ферме, – говорил Бизард. – Их там выращивают для производства шуб. Мне ее продали, потому что она оказалась бракованной.

Рысь живет у него дома, как кошка. Спит на комоде, питается тем, что осталось со стола, или пиццей с пеперони.

– Короче, иду я по улице, никого не трогаю, заворачиваю за угол, и как ты думаешь, что я вижу? – говорит Вова.

– Как парень в костюме фрикадельки моется в кипящем масле? – спрашивает Орион.

– …Нет. Я вижу, как он сжигает их из огнемета.

– Фрикаделька кого-то жарит? – спрашивает Проксима.

– Бизард!

Кто-то убил любимую рысь Бизарда. Пожарил на костре и сожрал, остались только кости да тлеющие угли. Бизард слетел с катушек. Из гаража он достал жар-птицу (он использовал ее в качестве огнемета), наделал «коктейлей Молотова» для своих детей, и они вышли на улицу мстить всем.

Мстить всему миру.

– Из открытого клюва жар-птицы исторгся направленный поток горячей энергии, – продолжает Вова. – До этого я видел процесс испепеления только в кино, но даже самые дорогие спецэффекты не способны передать всю красоту этого редкого явления…

Бизарда посадили в тюрьму. Его детей обесплодили и отдали в школу-интернат. Жену забросили в сексуальное рабство, где-то в Бразилии.

Орион залез в бутон мака, который единственный не проявлял к нему враждебность, чтобы почитать в тишине.

Случай с Бизардом его поразил в самое сердце. В плохом смысле. Поразил сильнее, чем произошедшее с соседом Ориона.

Кассиопейский живет по соседству с ученым, который недавно вернулся из квантового измерения. Побывав там, он сделал научное открытие и первым делом вырастил для своего сына динозавра.

Древняя рептилия сожрала ребенка в этот же день.

… Долго пропускать смысл букв, увиденных на бумаге, у Ориона не получилось. Его сильно клонило в сон. Вокруг летала белая пыль или споры. Он не успел это хорошо обдумать. Сон укрыл его мягким теплым покрывалом, и Орион упал в забытье… Он слишком слаб, чтобы страдать. Его бездарность лежит в плоскости его неспособности выстрадать что либо. Проще умереть, чем стать тем, кто будет убивать плохое в душах людей.

…Он убегает от поросенка, судя по всему, очень голодного. Поросенок из подвала умершей пару недель назад жуткой бабки, которая точила себе зубы наждачной бумагой.

Орион забрался в ее дом. Он был ребенком. Ему было любопытно: про дом жуткой акулоподобной старухи ходили мрачные слухи.

В подвале он услышал шум. Квадратная дверца тряслась, кто-то снизу пытался вырваться.

Орион Кассиопейский испугался, но не убежал. Шум через минуту прекратился.

Он с трясущимися коленями и пересохшим ртом подошел, скрипя половицами, к дверце. Взявшись за кольцо, Кассиопейский потянул его на себя.

…Со дна подвала на мальчика поднял голову поросенок. Где-то секунд десять они смотрели друг на друга, как два гетеросексуальных знакомых, встретившихся в гей-клубе, с порванными жопами, хотя только вчера хвастались на работе тем, как ебали своих жен до сквирта…

Хряк запрыгнул на ступеньки отвесной лестницы, как гепард на антилопу, и стал подниматься наверх, к Ориону, как человек.

Орион бежал, а голодный свин бежал за ним. Мальчик размахивал руками и ногами, думая: что свинка хочет от испуганного ребенка? С какой целью он его преследует? Что этот хряк хочет?

Орион был наивным и тупым, как и все дети, которые не знали голода и не понимали, что голод может даже из такого безобидного животного, как свинка, сделать хищника-людоеда. Единственное, что спасало Ориона от ошибки остановиться и погладить розовый пятачок, – это инстинкты, его верные друзья.

Слюни пенятся у рта свинки. Они разлетаются в сторону. Черные глаза бусинки смотрят безотрывно, как глаза хищника в засаде, который прячется среди высокой травы. Очевидная угроза и блядская жуть.

Орион спасся. Он успел добежать до дедушки, который резал соты ножом в тарелку. Дедушка был в белом халате, который испачкан в воске и кишках пчел. Дед бросил соты и побежал в сторону внука, заслышав крики и поросячий визг с похрюкиванием, который свидетельствовал о предвкушении сытной трапезы нежного детского мяса.

Выпрыгнув между Орионом и голодным животным, дед принялся наносить удары ножом по бекону. Он проделывал дыры в поросе, одну за другой. Хряк завизжал еще громче («должно быть, так визжат разъяренные черти в аду»). Свинье было больно, но она не прекратила преследование. Дед бегал быстро и не отставал от свина, продолжая тыкать в того ножом.

…От потерянной крови свинка упала на землю. Она тяжело дышала, кровь обильно текла из открытых глубоких ран.

Дедушка встал рядом с ним на колени и перерезал горло.

Орион вылез из бутона.

– Тебя не было две недели, – сказал Проксима.

– Меня исключили? – спросил Орион.

– Что? Нет, конечно. С микологического так просто не исключают. Ты забыл, кем ректор назначил старостой?

Кассиопейский вспомнил тот подосиновик, к которому ректор Дралмор прикрепил медаль и выдал журнал посещаемости.

На улице холоднее, чем обычно, и Дегтоды мерзнут, прижимаясь к друг другу, они сидят под крышами в компании голубей.

По телевизору идет выпуск новостей. Ящик опутали стебли какого-то неизвестного науке растения. Некоторые растения в доме Ориона какие-то уникальные. Сколько бы он ни искал про них информацию в научных книгах или в интернете, Орион не мог отыскать хоть что-то похожее. Растение, что опутало его ящик, имеет бутоны, которые, словно жидкий терминатор, могут принимать любую форму. Сейчас они приняли форму человеческих голов и, свисая напротив включенного экрана, смотрят новости вместе с ним…

ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС: В город приехала знаменитая бригада шкуродеров. Их цель – снять шкуру с каждого местного фури.

ЛЫСЫЙ ЧЕЛОВЕК СО ВЗГЛЯДОМ ГОЛОДНОЙ РЫСИ: В моей коллекции еще нет шкуры антропоморфного животного.

ЗАКАДРОВЫЙ ГОЛОС: …Он лежал в психиатрической лечебнице. Работал дровосеком…

– Я видел дерево с человеческим лицом, – говорит дровосек своей жертве, в руке его топор. – Оно говорило со мной.

Убийца фури и деревьев отрубил жертве конечности и посадил в землю, как ростки.

…Орион как будто снова потерял почву под ногами. Снова остался без духовной поддержки, в которой нуждался. Есть воспоминания о практиках, которые помогают.

Он не мог определиться, во что поиграть. Хочется понажимать кнопочки в удовольствие. Он думает о соло-игре, но в то же время душа лежит и к многопользовательским: поиграть с другими, незнакомыми людьми, кажется ему увлекательным. Лишь при условии, что они найдут общий язык.

Орион решил сыграть в визуальную новеллу. Она называлась «Бананчики». Он нашел ее на сайте «yandexgames». Игра начинается со сцены:

С небольшим пушком на голове, седой дедушка с французскими усиками сидел на нижней койке плацкартного вагона и молча взирал прищуренными глазками на спящую женщину, укрытую белой простыней. Она лежала напротив.

«Я знаю, что это ты спиздила мои сушеные бананы, – думает дедушка и шмыгает забитым носом. – Сожрала все и спишь довольная».

Подозрения дедушки в виновности спящей женщины были ошибочны. Она не крала сушеных бананов, их украл кто-то другой. Однако женщина действительно была сыта, и в ее желудке переваривалось нечто, что не должно пребывать в пищеварительном тракте человеческого существа.

«Мои сушеные бананы… Мои сушеные бананчики, СУ-КА!»

Дедушка не мог спокойно смотреть на вздымающееся брюхо дамочки на соседней койке купе. Его взгляд упал на нож, которым он недавно резал копченую колбасу для бутербродов. Дед слопал бутеры с кофе.

После такого сытного полдника он любил полирнуть трапезу сушеными бананчиками.

Схватив нож за зеленую рукоятку, дед со старческим кряхтением встал на колени в проходе, чтобы доступ к брюху спящей дамы был удобнее. Схватив край простыни, он потянул его на себя. На женщине была черная футболка с бисерной мордочкой котенка. Дедушка припустил ее футболку выше, аккуратно, дабы не разбудить соню. Появился пульсирующий розовый животик.

«Бананчики… Я иду…»

Ориона отвлекло сообщение от его товарища из института: «Скоро выходит новая игровая приставка, будешь брать?» – было написано в сообщении.

Также к сообщению товарищ приложил фото и видео анонса. Внешним видом приставка напоминала таракана, созданного для стирки белья. Дизайн, на взгляд Ориона, недостойный игровой приставки. Но внутренние характеристики, заявленные в видео, его поразили. Приставка будет мегамощная.

Трудно даже представить, какого уровня качества на ней будут выходить игры. Имеется в виду в визуальном плане. Похоже, это первая приставка, которая сможет позволить разработчикам создать идеальную фотореалистичную графику.

Приставка еще даже не вышла, а ее уже окрестили катаклизмом в игровой индустрии. Ее разработала японская студия. Что неудивительно. Японцы везде впереди.

Орион лежит на диване. Лоза опутывает его шею, как сонный удав. На смартфоне Кассиопейский смотрит видео про игру «Квейк».

События на экране его мало заботят. Закадровый голос пролетает мимо ушей. Не о чем толком мечтать. Орион думает о своем: разном и приятном.

С другой стороны, в голове нет ничего, кроме действительности, которой он живет.

Окрыляет стремление к бедствию. К уничтожению. К риску. У него чувство, что это единственное реальное.

«Стремись к смерти, – думает Орион, – не в буквальном смысле, а в смысле бесстрашия, такой безумной жажды эксперимента и путешествия без оглядки на последствия для себя и отчасти для других, когда это необходимо…»

Но все равно тяжело жертвовать счастьем и благополучием других живых существ. Это единственное, что приносит страдание и неспособность сотворить что-то чересчур безумное.

Акт колоссального разрушения.

…В дверь постучались. Первым делом Орион подумал, что это дегтоды хотят залететь погреться под крышей. Впускать кого-то в гости – это плохая идея. Кассиопейский, бывало, запускал к себе кого-нибудь, а после гость пропадал.

– Не желаете чаю? – спросил Орион у старушки, которая зашла к нему продать платок два дня назад. Ему было холодно по ночам, поэтому он ее впустил.

– С удовольствием, – сказала старушка, по-доброму улыбнувшись. Орион оставил ее одну в зале сидеть на диване. Сам пошел на кухню наливать свежий травяной чай. Когда он вернулся, старушки не было. Остались только ее платки…

Орион впустил бешено стучащего. Это оказались Проксима и Вова.

У Проксимы не было денег. Чтобы их раздобыть, он иногда грабил квартиры. Ему не повезло вынести хату гнома. Который имел отношение к мафии гномов. Теперь у всех проблемы.

– Парни, если вы не найдете этот албанский фильм к полуночи, гномы вас порешат, – сказал Вова. – Вы знаете, что они делают с людьми, которые им не нравятся и тем более которые воруют их кассеты.

– …Нет, – сказал Орион.

– Видел в порнухе пролапс?

– Угу.

– Так вот, представь, что то же самое происходит с твоей…

В нарисованную на стене дверь постучались.

– О, БОГИ, ЭТО ОНИ. ГНОМЫ! – Проксима запаниковал.

– Успокойся, – сказал Орион. – Это не гномы. В эту дверь не могут постучаться гномы.

– Кто же тогда в нее стучится? – спросил Проксима.

– Откуда мне знать? – сказал Орион.

– В смысле?

– Ты знаешь, как открыть нарисованную на стене дверь?! Я вот тоже не знаю!

– Ха! Ну вы и лохи, – сказал Вова. – Кто в Дрентоне не знает, как открывать нарисованные двери… Дайте мне топор и лимонной газировки.

– Гномы выебут вас без смазки, и мы ничего не сможем с этим поделать, – сказал Вова.

Проксима продал кассету с албанским фильмом Дегтодам. Им обоим конец.

Имеющиеся деньги было решено потратить на покупку космического корабля, на котором все трое покинут Землю.

– Говорят, в космосе используют в качестве валюты кости, – сказал Проксима.

– Значит, нам нужно запастись костями, – сказал Кассиопейский.

– Где мы можем это сделать?

– Догадайся с одного раза.

Орион повернулся в сторону кладбища.

Улицы погрузились в темноту. Плотный монолитный саунд. В глубине города двое откапывают трупы. Усталые звуки. Лопаты, и земля летит.

Малиновые монстры Джорогумо крутятся вокруг мыслей.

– Нас ждут звезды, – сказал Орион.

Проксима посмотрел на небо.

– Мы взлетим.

– …Кстати, а почему мне тоже конец? – Орион опустил лопату. – Я-то гномам дорогу не переходил?

– Ты мой лучший друг. Если они не найдут меня, они выйдут на тебя и будут использовать, чтобы выйти на меня, а потом убьют обоих.

– …

Орион вернулся к раскапыванию могилы.

Кассиопейский проснулся на горе. На горе из трупов гномов, отдавшихся в объятия тления. Мозг не варил, пахло гниением и углем. Гудение мух нарастало, как и беспокойство. Трупы провоцируют на беспокойство. А если трупов много, то это вообще пиздец…

Он не помнил, как здесь оказался. Хорошо, давай по порядку: что он вообще помнит?

Они бухали с Проксимой на бензоколонке. Решили обмыть покупку космического корабля, да и в принципе хотели провести последнюю ночь на Земле, как подобает хорошему человеку. Через дорогу увидели парк развлечений. Стояла ночь, разумеется, парк был закрыт. Но их это не остановило. Орион и Проксима были пьяны, и им было очень весело. Когда тебе очень весело, тебе так же весело нарушать закон.

Поэтому они перелезли через не такой уж высокий забор и попали в парк развлечений.

При попытке слезть с горы трупов нога Ориона случайно угодила в открытый рот одного из них и застряла.

– Ебаный в рот!

Что было потом? Парк развлечений. Что они там делали? Вероятно, забравшись в щиток, включили подачу энергии и на халяву катались на аттракционах. Они веселились, а потом увидели карусель.

…Карусель с трупами гномов пульсировала сатанизмом. Целостность мыслей, эмоций и действий нарушилась, стоило Ориону только посмотреть на нее.

Он ощутил чьи-то зубы у себя на шее. Мир перед глазами погрузился в туман.

Орион опускался на морское дно. Он утопал. Темная бездонная впадина засасывала его разум, притупляя рассудок. Мегапузырь лопнул. Прямая кишка протекла, и Кассиопейский окончательно потерял сознание…

Голубая змейка

Мускулистый водитель в обтягивающей футболке и черных очках держится одной рукой за руль. Он ведет белый с золотым капотом и багажником Rolls-Royce, на заднем сиденье которого сидит парень лет 26. Он, положив ногу на ногу, задумчиво, слегка мечтательно смотрит в окно. На его голове белая кепка с эмблемой кулака, сжимающего зеленый доллар. Одет он в специально сшитый лично для него спортивный клетчатый костюм в стиле «Джентльменов» Гая Ричи.

– Андрей Викторович, проехали церковь, – сказал водитель, которого звали Антон.

По лицу Андрея пробегают тени лесопосадок, как во время перехода через многоярусный гипермир. Ему на лоб падает тень креста, и он невольно морщится.

– Первый поворот налево, дальше прямо, – сказал Андрей, потирая лоб. Он оторвал взгляд от проносящегося на скорости скучного пейзажа за окном и расслабленно раздвинул ноги. – К моему пентхаусу!

К пентхаусу вела разбитая в хлам дорога. Когда она закончилась, Андрей чувствовал, что его кишки перемешались в брюшной полости и теперь стоят не на своих местах. Он отчитал водителя за неаккуратную езду, хотя они оба понимали, что вины Антона в этом нет, и Войтович покинул салон Rolls-Royce, ступив белыми импортными кроссовками в вязкую грязь.

– Чёрт! – сказал Андрей. Он, скривившись в лице, посмотрел на свою испачканную обувь, которая стоила почти столько же, сколько автомобиль, на котором он сюда приехал. – Какое отвратительное место!

Дом дяди, Бориса Войтовича, выглядел как место для устраивания саботажа против самой жизни. В таком особняке могла бы жить семья нацистов, убивающая ради забавы. Эта семейка ставила бы эксперименты на пойманных жертвах, разрезая и кромсая тела с все еще бьющимися сердцами.

– Не мог построить дом в более чистом месте? – сказал Андрей, направляясь к главным дверям.

Войдя внутрь особняка, Андрей встретил множество незнакомых ему лиц. Он увидел своих многочисленных родственников, о существовании которых не подозревал до сегодняшнего дня. Одетые в траур люди, которых он, впрочем, за людей не считал, прибыли в поместье его дяди с той же целью, с которой прибыл он. За наследством, которым кому-то придется распоряжаться.

– Что за уроды, – сказал парень, вытирая грязь с кроссовок, шаркая ими по поверхности коврика.

Андрей считал, что единственный наследник – это он. Но падальщики в человеческом обличье, которые выглядели и разговаривали очень мило, на самом деле скрывая за маской доброжелательности свою подлую гримасу (основные составные части которой: голодные глаза и покусанная нижняя губа), находились в этом доме явно не по велению шестого чувства, а по звонку адвоката, который распоряжался завещанием дяди.

– Что они здесь делают? – спросил парень, схватив адвоката за руку. Его звали Григорий Ганц, и он разговаривал с какой-то полной дамой, лицо которой было скрыто черной вуалью, у большого экзотического цветка. – Кто они? Ты кто?

Андрей посмотрел на полную женщину. Та возмутилась, ее пухлые щеки надулись еще сильнее, это было видно даже за черной пленкой. Вуаль должна была скрывать ее слезы, которых никогда не будет на этом мероприятии. Слезы, которые даже не собирались приходить.

– Я к вам позже подойду, Ольга, – сказал Григорий, погладив женщину по плечу.

Ольга посмотрела на Андрея все так же недовольно.

– Вали отсюда, чё пялишься! – сказал Андрей.

Женщина испуганно вдохнула воздух и, пораженная таким хамским поведением, быстрым шагом ног на каблуках пошла к столу с едой.

– Андрей Викторович, да что с вами? – спросил адвокат совершенно спокойно. Ему было тоже плевать на эту корову, которая беспокоилась только о деньгах и еде, но Григорий был более воспитанный человек, поэтому все равно сделал замечание племяннику своего почившего клиента. – Нельзя так разговаривать с дамами.

Андрей обвел толпу людей в гостиной рукой.

– Нельзя умалчивать о том, что я не единственный претендент на наследство, – сказал Андрей, натянуто улыбаясь. – Из-за вас я приехал зря!

Адвокат поправил свои очки.

– Ну почему же зря, – сказал он. – Вы вполне можете унаследовать все, что принадлежало вашему дяде.

Парень усмехнулся.

– Вам, судя по всему, ничего не известно о моих отношениях с дядей, – сказал Андрей. – Он меня ненавидел. И я его ненавидел. Вы позвонили мне и сказали, что я значусь в списке наследников старика, но вы не упомянули, что помимо меня в нем значится еще человек тридцать!

Григорий вынул сложенный в несколько раз лист А4 из внешнего кармана.

– Вообще-то не тридцать, а двадцать четыре, – сказал он, прочитав цифру с развернутого листа.

Парень закатил глаза.

– Раз так, то у меня еще есть шансы, – сказал он.

Адвокат сложил бумажку и убрал ее обратно в карман.

– Есть, Андрей Викторович, – сказал Григорий. – И получше, чем у остальных.

Андрей внимательно посмотрел на адвоката.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

Адвокат осмотрел присутствующих в доме с легкой усмешкой на лице.

– Вы ошиблись, предположив, что мне ничего не известно о ваших отношениях с Борисом Валентиновичем, – сказал он. – Я с ним виделся незадолго до его внезапной кончины. Мы обсуждали кое-какие бюрократические тонкости, связанные с его бизнесом в Америке. И во время нашей встречи он упомянул вас.

Андрей снял кепку и пригладил волосы на голове.

– Меня? – улыбнувшись, спросил парень. – Этот скряга упомянул меня? Ха! Наверное, в контексте того, какой я придурок.

Адвокат отрицательно закачал головой.

– Вовсе нет, – сказал он. – Дядя гордился вашими достижениями в сфере развлечений. Он восхищался тем, каких успехов вам удалось достичь в этой отрасли, и даже планировал предложить создать совместное дело, но никак не мог решиться возобновить общение со своим племянником.

Андрей смотрел на адвоката. Улыбка сошла с лица парня, и только мысль о том, врет ему Григорий или же говорит правду, застыла в его мозгу.

– Не уезжайте до оглашения завещания, Андрей Викторович, – сказал адвокат. – Проявите терпение и выпейте немного за упокой вашего любимого дяди.

Когда вокруг столько похожих друг на друга людей (а Андрей не мог отрицать, что новоявленные наследники имеют сходство с ним), перед глазами все сливается. Довольно неприятное чувство, которое вызвало у него смятение и тревогу. Парень поставил пустой бокал, в котором несколько секунд назад было шампанское, на столик с закусками и взял еще один, только полный.

Андрей сел в свободное кресло.

– Шикарная задница, – сказал он.

На ней было голубое платье, которое застегивалось молнией на спине. Горничная доставала роскошный узорчатый сервиз из тумбочки. Она стояла на коленях, согнувшись у открытой дверцы, и копошилась внутри ящика. Андрей наблюдал за ее попой и потягивал шампанское из бокала. Допив алкоголь, он встал с кресла и подошел к девушке, повернутой к нему спиной. Без предупреждения он шлепнул ее по пятой точке. Горничная от неожиданности дернулась и ударилась затылком.

– Что вы себе позволяете?! – возмутилась она.

Горничная обернулась. Андрей заметил, что у девушки разные глаза. Один абсолютно черный, а второй золотой. По его мнению, так даже лучше. У него никогда еще не было девушки с разными глазами. Что-то новенькое…

– А, Андрей Викторович, – сказала девушка, сменив гнев на милость. – Здравствуйте. Извините меня за грубость, я не думала, что это вы.

Андрей замахал руками.

– Я не обижаюсь, – сказал он. – И ты меня прости, что я так бесцеремонно решил привлечь твое внимание. Не хочешь выпить?

Девушка убрала прядь волос за ухо.

– Я же на работе, Андрей Викторович. Мне нельзя.

Парень небрежно махнул рукой.

– Тебе все можно, – сказал он. – Я почти полноправный владелец этого дома, а значит, и твой хозяин, так что мое слово для тебя закон. И я приказываю выпить со мной.

Девушка улыбнулась. И согласно кивнула.

– Прошу всех усесться поудобней! – сказал адвокат. – Мы начинаем.

Григорий положил на трибуну свою черную папку. Раскрыл ее, вынул запечатанный конверт, который вскрыл маленьким ножом, и достал из него две бумаги. Прокашлявшись, адвокат стал зачитывать завещание:

– Имущество моего подопечного, Бориса Валентиновича Войтовича, включает дом, который принадлежал исключительно одному ему. Шестьдесят пять миллионов на различных счетах и вкладах. И разумеется, компания по производству винтажных автомобилей «Стрела».

Адвокат откладывает в сторону бумажку, содержимое которой только что прочел, и, снова прокашлявшись, принимается за другую.

– Дорогие наследники, – читает он. – Вас может удивить сделанный мною выбор. Пожалуйста, примите мои посмертные требования достойно и поймите, что они сформулированы из самых благих побуждений. Так будет лучше всем… Я, Борис Валентинович Войтович, будучи в здравом уме и твердой памяти, завещаю всю свою собственность, как в виде денежных средств, так и всю остальную, целиком и полностью… своей… домработнице Оксане Викторовне Талио… Свою компанию со всеми акциями я также полностью завещаю ей.

В зале повисла тишина. Андрей переводит взгляд на растерянную горничную, стоящую возле кофе-машины.

Парень не смог сдержать истерического смеха.

– Принесите мне еще шампанского! – воскликнул он. – Мое закончилось!

Разочарованные наследники стали садиться в свои автомобили и поспешно уезжать, одаривая бедную горничную недовольными взглядами, которая, забыв о своем новом положении, как и подобает горничной, стояла у распахнутых главных дверей и с прямой спиной провожала гостей.

– Поздравляю вас, – сказал Андрей. – Вы заслуживаете состояние дяди больше, чем все они.

– Я… я не понимаю, – стала говорить девушка, которая все еще была растерянна.

– Да все ты понимаешь, – сказал парень и как-то грубо потряс ее за плечи, из-за чего этот жест был похож скорее на сдерживаемую ненависть, нежели попытку утешить. – Все всё понимают, Оксаночка. Не стоит делать удивленное лицо… С вашего позволения, хозяйка, я переночую. Скоро стемнеет. Мне неохота спать в машине, да и Антон не будет рад бессонной ночи.

– Конечно, конечно, – затараторила Оксана. – Я сама хотела предложить вам остаться.

– Неужели? – сказал, улыбнувшись, Андрей.

Ночь уничтожила день. Андрею не спалось в своей комнате. Он выпил слишком много. В его памяти всплыл образ горничной, стоящей на корточках.

– А что там делает наша графиня? – спросил он сам себя и, встав с постели, не надев даже халата, вышел в коридор и направился в комнату девушки. Но проходя мимо спальни дяди, заметил, что внутри горит свет. Парень открыл дверь.

Она сидела на двуспальной кровати, на которой некогда возлежал его дядя. «Наверняка Оксана не раз составляла ему компанию, – подумал Андрей. – Грела его старое сморщенное тело по ночам».

– О, Андрей Викторович, это вы, – сказала она, совершенно не удивившись его столь позднему визиту. – Я вас ждала.

Андрей глупо улыбнулся и выпустил воздух изо рта, как лошадь.

Девушка встала с кровати. Подошла к столику, на котором была бутылка с вином. Она разлила вино по двум стаканам. Протянула один из стаканов Андрею. Парень подумал, что он не ошибся в своих предположениях о натуре этой девушке. Она такая же испорченная, как и все остальные. Она такая же испорченная, как и он.

– Вы, должно быть, хотите выпить, – сказала девушка. – Я открыла бутылку вашего дяди. Он берег ее для особых случаев.

– Это правильно, что ты ее открыла, – сказал Андрей. – Мой визит действительно особый случай.

Андрей принял бокал с вином из ее ручки. Девушка протянула ему свой, чтобы он произнес какой-нибудь тост, и после они ударились хрустальными сосудами, но Андрей не желал размениваться на подобные прелюдии и осушил бокал в пару глотков. Чем здорово удружил Оксане.

Парень взял девушку за талию, та от резкости и грубости его движения выронила стакан.

– Ну что, – сказал он, язык его заплетался. – Приступим…

Перед глазами Андрея образ горничной стал сливаться. Он не так много выпил, чтобы стать жертвой такого нехорошего эффекта.

– Да, – сказала девушка. – Приступим.

Она толкнула парня в грудь, совсем легонько, и тот упал на пол, с каждой секундой теряя контроль над своим телом.

– Что ты… – сказал Андрей, – подмешала мне… Что ты сделала?

Несколько девушек в голубых ночнушках смотрели на него разноцветными глазами. Она стояла над ним. Парню казалось, что он увидел, как раздвоенный язык на мгновение вылез изо рта Оксаны

– Это я убила твоего дядю, – сказала она.

– В это время года принято жарить шашлыки, – сказала Оксана.

Андрей обнаруживает себя стоящим на коленях в одних трусах на небольшой полянке перед окнами дома своего покойного дяди.

– Послушай, давай договоримся, – говорит Андрей. Он чувствовал себя более трезвым, но язык все равно заплетался. – Давай дого… Это что? Чем это пахнет?

Запах бензина и коробок спичек у горничной в руках не внушал доверия.

– Нет, – сказал Андрей, и паника стремительно росла в размерах внутри его души. – НЕТ, НЕТ, НЕТ!.. Ты что, спятила?.. Черт! Черт, о господи!.. Так, что тебе нужно? Давай договоримся. Я тебе заплачу. Ты же знаешь, что у меня много денег. Очень много денег, я могу с тобой поделиться…

– Зачем мне деньги… – сказала Оксана. – Благодаря твоему дяде они теперь у меня есть.

– Послушай… ДА ЧТО ТЕБЕ ТОГДА ОТ МЕНЯ НАДО?! Ты сумасшедшая? Маньячка, да? Нравится поджигать парней заживо, да?! Развяжи меня, пока Антон не пришел и не показал тебе пару приемов из боевых искусств!

– Твой водитель сладко спит. И он будет спать, даже когда ты начнешь вопить от боли.

– Ах ты больная! Ты убила его?! Господи, господи, да за что мне все это… Отпусти, молю тебя. Я все для тебя сделаю, Оксаночка. Все сделаю…

– Какой же ты жалкий… Мне от тебя ничего не нужно, кроме твоей смерти…

– Но почему?! Что я тебе такого сделал? Что я такого тебе сделал?! А?!

– Ты забрал у меня сестру.

– Чего?! Какую сестру? Я не знаю твою сестру!

– Знаешь, – сказала Оксана и достала одну спичку из коробка. – Ты ее хорошо знаешь. Ты жестоко с ней обошелся… Ее звали Вика. Она хотела стать актрисой… Помнишь, как ты унизил ее на своем стриме? Ты помнишь Вику?

Андрей помнил Вику. Первая девушка, которую он «разыграл» на стриме, во время которого устраивал липовый кастинг на роль в фильме. Он прикинулся продюсером. Кастинг транслировался в прямом эфире, но никто из участников об этом не подозревал. Все гости думали, что это закрытое прослушивание, а Андрей Войтович – настоящий продюсер и режиссёр.

На его стрим пришли реальные люди, которые мечтали сняться в кино. Среди них были взрослые мечтатели и молодые студенты, только что окончившие театральный. Никто из них не подозревал, что это один хорошо спланированный троллинг. Вика была последней на том стриме. И Андрей решил отыграться на ней по полной.

– В моем фильме будут эротические сцены, Вика, – сказал он тогда ей. – Тебе придется целоваться с мужчиной и обниматься с ним в кровати, будучи абсолютно голой. Ты это понимаешь?

Девушка смущенно кивнула.

– Это хорошо… – сказал Андрей. – Но я должен быть в тебе уверен, когда дело дойдет до съемок таких сцен. Ты должна вести себя в такие моменты раскрепощенно и уверенно. Сейчас я вижу, что ты немного зажата.

– Я смогу раскрепоститься, – сказала Вика.

– Я тебе верю. Но чтобы удостовериться в этом на все сто, я попрошу тебя раздеться. И произнести пару реплик из сценария. Ты согласна? Это не слишком для тебя?

–… Я согласна.

Вика попалась на крючок. И жестоко за это поплатилась. Она стала посмешищем для многих людей. Для нескольких миллионов зрителей в сети. О карьере актрисы можно было забыть, как и о личной жизни.

– Из-за тебя я лишилась сестры, – сказала горничная сквозь зубы. – И ты за это поплатишься.

– Нет, не надо, умоляю, – плакал парень. – Я не хотел. В этом нет моей вины. Я не виноват, что она слишком наивна. Я пытался заработать денег. Подняться, так же как и она!

– Ты никогда не был таким, как она, – сказала Оксана и чиркнула спичкой по коробке. – И никогда не будешь.

Дерево

Паша обнимает Дерево, росшее недалеко от бревенчатого дома, в котором он жил со своей семьей.

– Почему ты говоришь это? – спросил мальчик Дерево.

Минуту назад Дерево поделилось с ним новостью:

– Мне придется уйти, Паша, – сказало Дерево, и мальчик его не понял.

Мальчик повторил свой вопрос:

– Почему ты говоришь, что уйдешь? Ты же дерево, ты не можешь уйти. У тебя нет ног.

Ветер зашелестел листвой на ветках. Много листочков сорвались и стали падать, как зеленые капли дождя.

Тяжело вздохнув, Дерево сказало:

– В твоих словах есть правда. Я дерево, и у меня нет ног, чтобы ходить. У меня есть только корни, которые плотно сидят в земле… Но мне все равно придется уйти.

– Деревья не ходят! – воскликнул Паша.

– И ты снова прав, – сказало Дерево.

На следующее утро мальчик проснулся слишком рано, а ведь был выходной день, и в школу ему идти было не нужно. Его разбудило тревожное чувство, причину для которого он не понял сразу.

Протирая глаза, Паша встал с постели и подошел к окну. Увиденное его поразило, он не мог поверить своим глазам. Наспех одевшись, мальчик выбежал на улицу и помчался на холм. Оказавшись на его вершине, Паша упал на колени.

– Как же так, – сказал он. – Как же это…

Паша стоял на коленях. Дул ветерок, такой же прохладный и сырой, как вчера и позавчера, но шелеста листвы не было слышно.

Дерево действительно ушло, оставив после себя гладкий пенек.

Родители Паши пытались объяснить расстроенному сыну, что Дерево, вероятно, спилил какой-нибудь дровосек и увез в город, чтобы продать, но мальчик их не слушал.

– Оно говорило, что уйдет! – кричал Паша глупым взрослым. – Оно сказало, что уйдет, а не умрет!

Паша закрылся в своей комнате и отказывался покидать ее ни под каким предлогом. Есть он отказывался и разговаривать с кем бы то ни было тоже. Он долго плакал и думал о том, как ему не хватает объятий с Деревом, которого больше нет.

Устав плакать, мальчик наконец понял, что должен сделать, и преисполнился сил.

Поздно ночью, набив школьный портфель необходимыми, по его мнению, для похода вещами, Паша сбежал из дома на поиски ушедшего Дерева.

Лес пугал своей мрачностью и густой, почти беспросветной затхлостью. Паша гулял в этом лесу со своими родителями, когда был совсем маленьким, они вместе собирали грибы и целебные травы…

– Что с тобой стало? – сказал мальчик шепотом, опасаясь, что кто-то или сам дремучий лес услышит его и сделает что-то плохое.

Мальчик помнил эти деревья и мох, эти ветви и листья на них, куда красочней и живее. Сейчас их как будто поразила болезнь. Злая и дремучая проказа.

Долго блуждая по тропам из камней, облепленных серым мхом, перешагивая через трухлявые стволы упавших деревьев и отклеивая дурно пахнущие и сопливые черные листья от подошвы, Паша дошел до одинокой избушки…

Он ощутил скованность по всему телу. Его опутали черные пушистые веревки, не давая пошевелиться.

Как только Паша хотел закричать, одна из таких веревок встала поперек рта тугой веревкой и не позволяла сказать ни единого звука.

Перед лицом Паши появилась голова, настолько уродливая и страшная, что мальчик чуть не потерял сознание. Глаза блуждали по лицу, как живые создания, имеющие свой отдельный разум.

Рот имел круглую форму с несколькими рядами острых желтых зубов и сплетением розовых языков с гноящимися сосочками, которые двигались и извивались.

Один сосочек на одном из языков лопнул, испустив красный дымок, который с судорожным дыханием моментально попал в нос и легкие Паши.

Веки мальчика отяжелели. Сознание превратилось в мягкое облачко, растекающееся по гладкой поверхности еле колышущихся растений. «Я не хочу спать… – говорил в смутной голове Паша. – Только не сейчас…»

Проснулся мальчик в жутком месте. Первое, что он увидел, открыв глаза – это груда костей и черепов, на которой он лежал.

Паша, испуганно вскрикнув, засуетился и свалился с горы, упав на холодный каменный сырой пол. Паша не знал этого, но пол был сырой не только из-за пещерной влаги.

– Где это я? – спросил себя мальчик.

Кажется, он был один в пещере, и это радовало. Паша поднял с пола берцовую кость и, используя ее вместо биты, пошел по темному и неприятному для ходьбы в одиночку и даже в группе из преданных друзей коридору. Несмотря на то что в пещере царила кромешная тьма, хоть глаз выколи, Паша видел все довольно четко и даже можно сказать немного иначе, чем раньше.

Стены и особенно щели и трещины пещеры светились каким-то фиолетовым свечением. Паша думал, что это какие-то особые растения, которые вырабатывают химический элемент, способный светиться в темноте, но он был не прав.

Он видел в темноте потому, что свои глаза он потерял и вместо них в его глазницах покоятся новые…

Другие глаза.

То самое уродливое создание, что схватило мальчика и усыпило его, а затем притащило в свою пещеру, сидело на троне из черепов с воткнутым мечом в груди. Меч светился голубым и мерцал разноцветными огоньками, что очевидно говорило о его зачарованности. Это был волшебный меч.

Кто-то убил это чудище, пока Паша спал, и именно поэтому мальчик до сих пор жив.

Паша подошел к мертвому монстру и вынул из его тела меч без какого-либо труда, настолько тот был острый.

– Кому же я обязан жизнью? – спросил себя Паша, вспомнив слова из фильма, но не понимая их истинного значения.

Свечение меча было обжигающим для его новых глаз, и мальчик спрятал лезвие в кусок ткани, который он нашел на полу и который, кажется, был пропитан кровью.

Коридоры пещеры не кончались. Они только множились и становились длиннее. Так казалось мальчику, который уже устал перебирать ногами в надежде выйти к свету.

«Я выберусь, – думал Паша. Он не собирался сдаваться. – Я доберусь. Я спасусь. Я не умру здесь. Не сегодня. Не сейчас».

Он в очередной раз вышел к тупику. Просто сырая стена. Но эта стена отличалась он двух предыдущих. Трещины на ней имели четкие геометрические пропорции прямоугольной формы, из-за чего напоминали закрытую дверь, за которой был свет.

Паша приложил меч к боковой стене и подошел ближе, чтобы получше рассмотреть трещины.

Мальчик приложил ухо. Он слышал какой-то шум. «А может, мне все это кажется?» – подумал он.

Паша не успел обрадоваться новой находке, которая, по идее, должна внушать воодушевление и счастье от осознания того, что он спасся или почти спасся. Но мальчик не доверял своему восприятию спустя столько часов блуждания по коридорам пещеры. Оно уже его подводило, как в тот раз, когда ему показалось, что он увидел кусок пиццы в картонной коробке, лежавшей открытой в небольшой пещерной ванной.

– Это галлюцинация, должно быть, – сказал Паша.

Однако он взял меч и воткнул его в трещину в стене. Меч вошел мягко, почти без проблем. Паша повел меч вверх по направлению светящейся трещины, пока не вырезал в стене прямоугольник.

Прямоугольный кусок скалы отвалился и упал на пол. Яркий свет ударил в другие глаза Паши, ослепил его на какое-то время.

Однако свет из входа все равно был слишком ярким, чтобы другие глаза привыкли к нему. Мальчик заметил что ткань, которой было обвернуто лезвие меча, сползла с острия. Оно уже не имело голубого свечения и не блестело. Клинок был черный, слегка прозрачный.

Паша взял клинок и прикрыл им свои новые глаза.

– Так-то лучше, – сказал мальчик.

Теперь лезвие меча работало как стекло солнцезащитных очков.

Паша оказался в странном месте среди выжженного пространства и большого здания с двумя трубами, уходящими в небо.

Из труб шел густой черный дым и превращал белые тучи в черные. Вокруг помимо мелкой желтой травы выглядывали из земли пни, очень похожие на тот, который оставило после себя Дерево на холме, после того как ушло.

Мальчик почувствовал чье-то прикосновение у себя на плече. Он обернулся и увидел мужчину с небольшой бородой, в очках и пивным животом. У него острый нос и въедливый взгляд.

– Смерть – это только начало, – сказал мужчина, в котором Паша сразу же признал дровосека.

Звонземля

Меня разбудил лохматый и седой старик с сачком для ловли бабочек.

– Тебя к телефону, – сказал он и протянул трубку.

Я взял и приложил динамик к левому уху. Я услышал женский плач, сопровождающийся шипящими, трескающими помехами.

Старика звали Пазузу. Он напоминал скорее умственно отсталого, нежели гения. После того как я поделился с ним черным бананом, он увязался за мной как хвостик, прихватив свой дисковый телефон, который иногда звонит, будучи не подключенным к сети.

Я думал, что в телефон встроен какой-то моторчик, который срабатывает по таймеру, потому-то сколько бы раз я ни снимал трубку и прислушивался, мне никто не отвечал.

Но в этот раз все иначе.

Я взял дисковую коробку и покрутил ее перед лицом, внимательно разглядывая. Я искал провод, который должен был отходить от коробки и куда-то быть вставленным.

Никакого провода я не нашел.

– Признавайся, Пазузу, как ты это делаешь? – сказал я. – Признавайся скорее, или я разобью твой аппарат и сам узнаю.

– У тебя не получится его разбить, – сказал старик.

– Уверен?

Улыбаясь, Пазузу закивал головой: «абсолютно уверен».

Я с силой уронил дисковый телефон об асфальт, и он разлетелся на множество составляющих.

– У меня получилось, – сказал я, посмотрев на старика.

Пауза.

– Я же говорил, что у тебя все получится, – сказал он, самодовольно задрав подбородок.

Деньги развращают человека. Но я, видимо, не человек, раз купюры для меня ничего не значат. Меня развращает другое. Точнее, другая. Девочка Маша, которая сидит со мной за одной партой.

Она гладит мне ногу во время урока. Начинает с коленки и поднимается выше. Когда ее ладошка ложится на мои яйца, я выбрасываю руку вверх и умоляю учителя выпустить меня в туалет…

Ничего необычного внутри телефона я не обнаружил. Может быть, внутри его и было что-то необычное, но из-за своей некомпетентности я оставил «моторчик» без внимания.

На льдине плывет Квазирид. Я предпочитаю эльфийским озерам традиционные земные реки… Над Квазиридом летают хищные птицы. Животное при смерти. Как только он испустит последний выдох, пернатые падальщики набросятся на мясо. Но пока животное не дает птицам сесть на себя, дрыгая щупальцами, отмахиваясь от них, как от мух.

Я снял свою грибную шляпу в знак уважения перед этим величественным созданием. Я рассчитывал, что через минуту услышу звон колоколов из церкви на том берегу… И я дождался. Попы задергали веревки на вершине храма Бога. Центральные звуки разнеслись во все стороны.

Щупальца Квазирида упали на льдину. Птицы упали на еду.

Я заплакал, но с ощущением собственной правды, а не ущербности.

Я рылся в картонной коробке, которую кто-то вынес на улицу и поставил возле мусорного бака. Пазузу грелся возле ржавой бочки, в которой разведен костер, и с кем-то разговаривал по новому телефону, который почти сразу после «поломки» старого нашел на городской свалке в объятиях плюшевого крокодила. Этот дисковый телефон так же звонил без каких-либо видимых причин.

– Любовь делает из нас дураков, согласен, – говорил Пазузу кому-то на той стороне. – Но я не понимаю, что ты хочешь этим сказать в контексте «теории автора».

Я стою в туалетной кабинке напротив унитаза и смотрю вниз. Синяя залупа выглядывает из-под крайней плоти.

Слезы потекли. Не из залупы, а из глаз. Меня домогаются, а я ничего не могу сделать, чтобы приставания прекратились. Я жаловался отцу, но он сказал, что я счастливчик, после того как увидел фото Маши.

Свет в туалете выключился. Я запаниковал. Пися задрожала, пришлось попридержать.

Запахло дерьмом. Аромат токсичного поноса, который родился из переваренных мидий и пережаренных неощипанных енотов, ударил в нос.

Вытянув руки перед собой, я двигался по направлению к выходу на ощупь. Мои ладони коснулись чего-то мягкого и упругого.

– Значит, ты меня все-таки хочешь, – услышал я знакомый голос и моментально отдернул ладони.

– Не-нет… Я не хочу тебя.

– Не сопротивляйся, Никита, все будет заебись. Я хочу этого даже больше, чем ты…

Я отступал назад до тех пор, пока не уперся затылком в стенку туалетной кабинки.

– Я ничего не хочу, сказал же! – воскликнул я. – Это ты выключила свет?.. Выпусти меня, дай пройти.

Она прикоснулась своими губами к моим губам. Ее язык извивался у меня в ротовой полости, как облезлый слизняк.

В кармане я нащупал свернутую бумажку.

Пока Маша водила у меня во рту своим мерзким языком и водила рукой по промежности, я достал сверток. Распрямив его, я полоснул девку острым концом по лицу.

– Ах!

Включился свет. Маша держится за щеку, с которой на плитку болотного цвета упало несколько капель крови. Ее рубашка расстегнута. Я вижу ее груди за лифчиком и татуировку на солнечном сплетении. Виселица.

Вошел парень в очках и стремных усиках. Он посмотрел сначала на меня…

– Вообще-то это мужской туалет, – сказал он, обращаясь к Маше.

Положив ему ладони на плечи, она ударила его коленом по яйцам. Парень, согнувшись, оказался на обоссанном полу.

Прозвенел звонок. Конец урока.

– Это еще не конец, – сказала девка, пригрозив мне пальцем, и быстрым шагом покинула мужской туалет.

Из переулка, через прямоугольник между двумя высотками, я увидел одного из этих… Существо с человеческим телом, головой, очень похожей на голову африканского льва двигалось в мою сторону. Оно идет так неуклюже. То смотрит под ноги, то оглядывается по сторонам, приоткрыв пасть.

Я давно заметил: эльфы ходят по Земле как туристы. Но стоит лишь приглядеться повнимательнее, прислушаться к их речам – как сразу становится понятно: они знают больше, чем мы; ориентируются куда лучше, чем изображают. И очевидно что-то недоговаривают… Эти ребята прикидываются дурачками. Голову даю на отсечение!

– Здравствуй, человек, могу ли я тебе чем-то помочь? – сказал эльф, протягивая мне свою мохнатую лапу.

– Можешь, – сказал я, не обращая внимания на его лапу. – Уйди с глаз моих.

Пауза.

– Смысл твоих слов мне не до конца ясен, – сказал эльф, погладив некогда протянутой лапой по своей груди, как будто так изначально и задумывалось. – Но я вижу, что ты чем-то неудовлетворен. Вероятно, голодом и жаждой, учитывая твое положение… Позволь мне поделиться с тобой кое-чем.

Он протянул мне бутылку с голубой водой и лопнувшим семечком внутри, распустившимся зелеными корешками. На бутылке была надпись: «Отпусти и забудь. Что прошло, не вернуть».

– Держи, – настойчиво протягивал эльф бутылку. – Попей… ты же хочешь.

Мне хотелось бросить бутылку уроду в рожу. Послать его нахуй и прогнать пинками из моего переулка; с моей планеты. Но мой гнев своевременно затух под знакомыми звуками древней истины… Я услышал звон колоколов из церкви на том берегу.

И я выдохнул.

– Спасибо, – сказал я, забирая из руки эльфа бутылку и в благодарность пожимая мохнатую лапу. – Я с удовольствием выпью ее, но чуть попозже. Пока что не очень хочется. Жажда и голод не мучают.

Пауза.

– Хорошо, не буду тебя отвлекать… друг, – сказал эльф. – Обещай мне выпить содержимое этой бутылки. Не пожалеешь.

Я поклонился.

– Обещаю, – сказал я.

Твердыня изменился. Совсем недавно он был грозой банды бездомных «Абсолют», самой жестокой и ахуевшей группировки. Они варварски грабили средь бела дня группами по меньшей мере из десяти человек, порой забывая о первоначальной цели: поживиться едой и одеждой, в угоду похоти и удовлетворения кровавого голода.

«Абсолют» с подачи своего предводителя был абсолютно беспринципной стихией хаоса.

Но после того как банда ебанутых поселилась у эльфийского озера с деревом, жестокость их поубавилась. Примерно до нуля.

Целыми днями Твердыня со своими людьми пьет голубую воду из озера и валяется на ветках дерева, которое растет в центре эльфийского озера и тоже является продуктом деятельности пришельцев… Они слушают пение птиц в полудреме с блаженными улыбками на безмятежных лицах. Их движения из резких и непредсказуемо хищных стали настолько плавными, что, наблюдая за ними со стороны, охота зевнуть и прилечь где-нибудь, где растет трава.

Эльфы прилетели на Землю из космоса на кораблях в форме пельменей, чтобы посажать деревьев и озер, в которых голубая вода, как в бассейне; как утверждают пришельцы, вода в озерах чистая и крайне полезная. Этой водой можно даже утолить голод.

Почти все группы бездомных теперь селятся возле искусственных озер, а люди с нормальным достатком проводят возле «эльфийского дара» почти все свободное время. Деревья с озерами торчат повсюду, растут в самых неожиданных местах, даже на крышах высоток. Эльфы как будто, пролетая над городом, особо не задумываясь, разбрасывали семена во все стороны света. А когда семена закончились, достали еще… Деревья с озерами выросли быстро, буквально за сутки.

Я наблюдаю за безумием, творящимся в городе, в полнейшем шоке. Но никто не разделяет моего атомного удивления.

Люди сошли с ума.

Они с хорошим настроением разбирают любую технику, которая попадается им под руку, и отвозят ее на мусорный полигон, где стоят корабли эльфов. Гражданам даже плевать, если случайные люди берут принадлежавшие им вещи и отдают их эльфам для починки космических кораблей.

Я стал свидетелем сцены, как подросток с пирсингом на нижней губе разбил своим тощим кулаком стекло легкового автомобиля, влез в него и с помощью искр от проводов завел; после чего взял курс к полигону.

Он сделал это под носом у хозяина машины, который в этот момент стоял на балконе третьего этажа многоквартирного дома. Раздосадованный, он смотрел удаляющемуся личному транспорту вслед. Жертву угона не беспокоила, что теперь его железного коня разберут на винтики и проводочки, чтобы огромные пельмени смогли улететь с Земли, а то, что он не успел предложить подростку с пирсингом ключи от машины, чтобы тот не тратил время и силы на уничтожение стекла и извлечение искры.

Мне не нравились эльфы. Никогда не нравились. Их чрезмерная щедрость и сладкие речи настораживали. Настораживали только меня. Поэтому они все пили воду из созданных пришельцами озер и теряли волю… Многих голубая вода смогла вылечить. Некоторые мои знакомые с улицы, страдающие алкогольной и наркотической зависимостью, смогли ее вылечить.

Но по мне так они променяли шило на мыло, ведь сейчас они больше зомби, чем когда бы то ни было…

Никто не хотел мне помогать. Все склоняли к добровольной капитуляции. Сегодня вечером я зашел в отцовскую комнату, а он мастурбирует на фото Машки.

На следующий день я не пришел в школу. Собрав все имеющиеся в доме вещи, даже микроволновку, я сбежал. Отец, подключив свои знакомства в ФСБ, объявил меня в федеральный розыск. Но я не дурак, я хорошо скрылся. Из всего имеющегося в доме я сконструировал автомобиль. Неспроста у меня пятерка по труду. На этом автомобиле я уехал на месторождение. И спрятался в шахте, в которой добывали черное золото. В моей машине имелось все необходимое, поэтому я был четко уверен, что не пропаду. Как минимум, до наступления холодов.

Я проснулся от того, что мой эрегированный пенис уткнулся во что-то влажное. Открываю глаза. Я увидел на себе Машу. Она двигалась вперед-назад и довольно улыбалась. Я ударил ее по лицу кулаком, но она хорошо сдержала удар и продолжила свое насилие с большим усердием. Схватив мои руки, она прижала их к земле.

– Отпусти меня! – кричал я. – НЕТ!.. Не хочу.

– Я хочу, – сказала Маша.

Из носа ее потекла кровь. Волосы сползли на бок. На ней был парик. Когда копна волос упала мне на грудь, я сдул локоны с глаз и увидел… змей!

Вместо волос у нее были живые змеи, они шипели и извивались. Из глаз ее выпали линзы. Глаза Маши были как у рептилии.

12 мая 2031 года эльфы покинули нашу планету. Спустя несколько месяцев созданные ими озера высохли, а деревья сгнили. При починке кораблей пришельцев погибло немало людей. Пропавших еще больше. Эльфы взяли их с собой, как я предполагаю, в качестве бесплатной рабочей силы.

Город опустел, и его жители до сих пор не могут окончательно прийти в себя. Серьезные пробелы в памяти, тошнота и боль в суставах – вот их проблемы на сегодняшний день и, вероятно, на немало дней вперед.

Я один из немногих, кто видел все ясно и ничего не забыл.

Я выбросил неоткрытую бутылку с мутной зеленой водой в ржавый бак с разожженным внутри костром… Колокола.

– Тебя к телефону, – сказал Пазузу и протянул мне трубку…

Тщетные моления

Облака по-черепашьи двигались. Ветерок колыхал кроны растений на цветущем лугу, который Ключ Замков использовал вместо кровати. Он лежал среди цветов и сорняков, нежась в теплых лучах весеннего солнца.

– Безделье – мать порока, – услышал Ключ знакомый голос и с раздражением, которое не стал демонстрировать, открыл глаза. В паре метров от него на траве, свернувшись калачиком, валялась девушка без волос на голове. Она отрывала крылышки у пойманной бабочки. Куропатки, сменившие цвет перьев с белого на коричневый, взлетели в небо.

–… Разве сейчас не время личных потребностей? – сказал Ключ стоящему над ним отцу Николаю, как всегда, одетому в черное платье.

– Личные потребности, – повторил заведующий лечебницей спустя короткую паузу. – Не существует ничего личного. Абсолютно все принадлежит Богу, Ключ.

Ключ заложил перебинтованные руки за голову.

– Вы чертовски правы, – сказал Замков и закрыл глаза. – А сейчас вежливо попрошу вас: уйдите и не мешайте мне наслаждаться дарами божьими.

Греховность мало волновала Ключа.

Кара за грехи – тем более.

В комнатах лечебницы деревянные стены. За которыми есть пустое пространство… Ключ переписывал слова из Библии, когда услышал шум за стеной.

Ключ посмотрел на тот участок стены, за которым, как ему показалось, остановился шум. В том месте была небольшая дырочка.

Замков встал из-за стола и подошел к круглому отверстию.

За стеной снова раздался шум. Там кто-то был. И этот «кто-то», испугавшись, убежал. Ключ слышал его быстрые шаги.

Из дырочки вылетело небольшое облачко пыли.

Ключ молчал, не желая делиться своим мировоззрением. Как будто если он выразит свою мысль в словах кому-то стороннему, она сразу же утратит свою силу. Эта мысль исчезнет навсегда…

К каждому пациенту приставляют личного духовного наставника. Наставника Ключа звали Марина. У девушки было симпатичное лицо с голубыми глазами, как Воскресенье, но все остальное скрывало мешковатое платье до пола, из-за чего оценить формы женского тела не представлялось возможным. Черный платок покрывал ей голову.

Марина говорила, что поступок Ключа, из-за которого он попал сюда, невероятно греховен. Она сказала, что ей будет очень тяжело помочь, если Ключ будет проявлять безразличие к их совместным религиозным/реабилитационным беседам.

Задача духовных наставников была непростой. Марина, продвигаясь в душу Ключа, чувствовала, что пролезает в узкое горлышко, которое то сужается, то расширяется.

После того как горлышко закончилось, она упала на палубу корабля, прыгающего на волнах среди бушующего океана… Моряки с желтыми зубами поймали беснующегося в дикой болезненной агонии синего кита с помощью сетей из колючей проволоки.

Девушка искренне убеждена в существовании у Замкова духовной проблемы. И честно, от сердца стремится ему помочь.

Благодаря Марине Ключ Замков действительно хочет вылечиться…

Наутро Ключ подошел к парню, который жил в соседней комнате и делил пустую стену с Замковым.

– Я вчера вечером услышал… что-то за стеной, – сказал Ключ, подсев за один столик. – Ты сам ничего не слышал?

Пауза.

– Братишка, лучше не распространяйся о том, что слышишь что-то, – сказал сосед, прежде чем сказать это, он осмотрелся вокруг. – Поверь мне, парень, лучше молчи.

Замков кивнул (не понимая, что он хотел этим сказать) и пошел на раздачу еды…

Когда Ключ Замков с подносом упал за стол, к нему подсела Кая.

Ее волосы были покрашены в черный и розовый. До попадания в лечебницу Кая Кольцова носила одежду тех же цветов, но здесь ее переодели в белое, как остальных. Она была худая и с бледной кожей. Когда Ключ впервые ее увидел во дворе лечебницы сидевшей на лавочке, он сразу же решил подойти к ней и завести разговор.

– Ты состояла в группе? – поинтересовался Ключ.

– Ага… – ответила Кая. – Панк-рок играли.

Основной темой всех песен группы Кольцовой были страдания вымышленного персонажа по имени Пазузу. Пазузу страдал от любви, которую не мог найти, и от разбитого сердца… Ключу было очень интересно узнать о девушке побольше и дать ей понять, что ему интересна ее жизнь и что он готов сопереживать ее боли. У каждого в лечебнице была своя боль.

– Ты была вокалисткой? – спросил он. – Сможешь исполнить что-нибудь?

Девушка посмотрела на него своим вечно усталым взглядом. Она молча встала со скамейки и ушла.

Замков откинулся на спинку и на тяжелом выдохе произнес:

– Я не Пазузу.

Почему же Кольцова решила сама к нему подойти после той первой неудачной попытки познакомиться? Кая услышала короткий диалог Ключа с парнем из соседней комнаты… Еще она слышала чьи-то шаги за стеной.

Это объединило Каю и Ключа.

Они не смогли установить причину шагов за завтраком, но Ключ и Кая нашли повод общаться друг с другом. Ключ был очень рад такому стечению обстоятельств. Девушка же казалась взволнованной. Разговоры о таинствах лечебницы святого Николая сменились вопросами со стороны Замкова о личной жизни девушки. На эти вопросы она отвечала неохотно, так как не видела в них особого смысла в данных обстоятельствах.

Но все же Кая отвечала.

– Не помню, по какой причине оказалась здесь… – рассказывала Кольцова, задумавшись. – Кажется, в этом замешан мой брат… которого я очень люблю… любила… то есть, я не уверена, что он мой брат… другой человек… которого уже очень давно нет… а я есть.