Новый мир бесплатное чтение

1

На закатном горизонте, фиолетово-красного оттенка от отходов, теплыми волнами плыл снег. Белый, только недавно выпавший, чистый, как обновивший шубу заяц, он слепил глаза, кружил голову во время ходьбы. Теряясь в этой однотонности, глаза шевелились в глазницах, словно маятник, стараясь зацепиться хоть за что-то отличное. Но в этом белом «море», казалось, дыхание сперлось от холода – болезненно щекочущего гортань, и ничего за этим маревом больше нет.

Алия шла в этой белизне наощупь, еле передвигая ноги, об которые с завидным постоянством то и дело стукался ее огромный чемодан. За объёмным, дырчатым шарфом еле-еле виднелись ее глаза в обрамлении белых ресниц, которые от холода замерзли, нависая над глазами тяжестью. Радужка совсем черная, сливающаяся с цветом зрачка, и это выглядело как две огромные дырки на бледном лице. Кто увидит – испугается. Но она себя не видела, просто брела все дальше и дальше, по еле заметно вытоптанной тропинке, которую вновь завалил снег по ее приезде.

Как назло. Никак иначе.

Оказалась она на этой окраине, без точного времени, около получала назад. Ее привезли на старом трещащем хэтчбеке. Он был весь грязный – машину похоже и вовсе не мыли, да и само состояние желало лучшего: днище проломано, все в трещинах, которые Алия с интересом изучала носком своих ботинок всю долгую поездку, которая началась, как только она вылезла из кукурузника. Это летающее судно ее по злобному смешило – сколько уже здесь зима? Лет десять? Может двадцать? Какие посевы могут быть здесь, в Якутии, когда весь их мир перевернулся с ног на голову, существуя лишь в условиях вечного холода, даже в теплых районах страны еще с тех времен, когда Алии даже в помине не было. Она не знала историю настолько хорошо, насколько бы могла, но точно знала – всегда, чем ближе к северу, тем холоднее.

В Москве летом было хотя-бы плюс пять, когда давным-давно могло быть и тридцать – эти прекрасные тридцать градусов по Цельсию в плюс, о которых любят говорить старики. Рассказывали, как все цвело по весне, когда отходили эти вечные белые смурные великаны – сугробы, появлялись расточки, смело пробивающиеся к свету. Старики любили рассказывать о своей теплой юности и сетовать об утраченных возможностях, а также горевать о том, что раньше не ценили. Алия надеялась, что никогда такой не будет, но смутные сомнения давали о себе знать – все мы будем там. Вот только вспоминать что-то хорошее ей не придется. Наверное, только этот чертов хэтчбек, ее ялик, перевозивший Алию из мира живых в мир смертных. И ее Харона – огромного детину, который скрутил ее рядом с кукурузником, затаскивая на задние сидения машины. Он выглядел до ужаса живым и одновременно болезненно мертвым. Холода дают о себе знать: портят кожу, оставляя грубые пятна на лицах, руки становятся синеватыми, покрываются паутинистой корочкой. И вот это она, наверное, запомнит, и будет рассказывать в тишину помещений, ведь никто и слушать не будет.

Я буду такой же через пару лет прибывания здесь? Если не умру раньше, конечно.

В этих местах почему-то мысли лезли в голову все чаще. Она брела по снегу, брела куда-то вдаль, – ей махнул рукой к горизонту водитель, забираясь обратно в, хоть и старую, страшную, но теплую машину, усмехаясь на вопрос Алии о конечной точке ее пути. Она не ждала благосклонности, ведь не заслужила. Наверное. Этот вопрос оставался таким же открытым, как и многие другие. Она была на взводе, потерянная и опустошённая. Брела куда-то вперёд, смотря себе под ноги, на протертые ботинки с флисом, одна из единственных вещей, которую ей удалось взять с собой, когда всё это произошло.

Чемодан опять болезненно ударил по щиколотке всем своим весом, колко, и Алия вскрикнула, дернулась, возвращаясь из своих мыслей в реальность. Этот чертов чемодан ее доконал – иронично, ведет себя как ему вздумается, пихается, бьет, трепыхается в руках время от времени какой-то птичкой, но огромных, внушительных размеров. Что-то внутри натянулось и с противным скрипом, как по доске ногтями, взорвалось; терпение лопнуло. Возможно, сыграли нервы или холод, а может то, что ей не давали есть уже неделю, из-за чего пустотой ныло под ребрами, а руки дрожали, но она со всей силы кинула кожаный чемодан в сугроб, резко, с такой злобой, что тот сделал несколько переворотов и громко бухнулся, улёгся в снегу и смотрел. Смотрел этими кнопочками, заклёпками, как кучей глаз, выпученных и желтоватых, с осуждением.

– Да за что ты мне достался!? – истерично взвыла она, подбегая к своей поклаже и стремительно пиная ее со всей силы пяткой ботинка. Чемодану, конечно, было плевать, но злость и расстройство так сильно бурлили в ее теле, что она решила хотя-бы так выпустить пар, даже не думая зачем, уже практически прыгая на скрипящей сумке, совершенно потеряв любую связующую с собой нить. Алия чуть ли не плакала – ее лицо исказилось в неприятной сопливой гримасе, появилась отдышка и усталость, и без сильных физических нагрузок давая о себе знать постоянно. Делала она себе всё это скорее во вред, но как объяснить человеку на грани отчаяния как правильно себя вести? – Дура, дура, дура! Зачем только с тобой связалась.

Хотелось уничтожить эту вещь, оставить валяться в этом снежном мареве на вечность, чтобы никто не откопал и не нашел, чтобы чемодан лежал в болезненном одиночестве и забытие. Чтобы хотя-бы так искупил свои грехи перед ней. И в очередной раз ударив по чемодану, Алия попала по ржавой застежке. Фатальная ошибка. Чемодан неожиданно колыхнулся, потом еще раз, затрясся под ее ногой, и Алия почувствовала, как ее начало тошнить – укачало. Попыталась отойти, отвернуть себя подальше, но теперь нога прилипла, как расплавившийся пластик. Кожа чемодана обхватила подошву ее ботинка, начала всасывать в себя с неприятным чавканьем. Ногу обожгло неприятным чувством – не болезненным, но противным и гадким. Алия истерично хохотнула. Это было настолько же безумно, на сколько смешно, и на столько же горько.

– И что, сожрешь меня теперь? За то, что тебя, бедненького, обидела?

Словно в ответ на вопрос, чемодан уже всосал ее ногу в себя практически по косточку над стопой, мерцая неприятно истеричным фиолетовым цветом. Ботинок пропал в глубине кожи, и Алия уже не старалась ее вырвать – бесполезно. Эта вещица за последний месяц чего только не творила. Оставалось лишь злобно, обиженно шипеть от осознания потери контроля над ситуацией.

– Всем известно, фиолетовый цвет – цвет клептоманов и сумасшедших! Ты это прекрасно подтверждаешь! – не оставляя попыток запинать чемодан уже второй ногой, издевалась Алия. Все было бесполезно и безысходно. Ирония – она винила во всех своих бедах обычный чемодан. Вообще, стоило бы винить тех, кто ее сюда отправил, а не распыляться на посодействовавших их решению, но это кощунство и преступление – даже подумать, что они не правы. Так учили. И пока что, отказаться от этих эфемерных правил означало отказаться от прошлой жизни. От бабушки, от перспектив. От возможности жить нормально.

Чемодан в очередной раз затрясся, как сегодняшний кукурузник при приземлении, со скрипом, свистом, засветился еще сильнее и, неожиданно, как прорвавшийся насос, в котором застряло что-то массивное и инородное, с огромной силой выхлопа выплюнул ногу, огромной яркой волной откидывая Алию на несколько метров от себя, в такой же холодный сугроб напротив. Она, как игрушка пружинка, пару раз перевернулась, ударилась копчиком, пропахала носом снег, который попал ей во все отверстия на лице, и громко застонала. Их разбирательства с чемоданом все никак не прекращались все это время – уже как месяц. Он прилип к ней, как банный лист. Выкидывай – все равно вернется, попытаются отнять – не получится. Он намеренно выбрал ее. Для каких целей – непонятно. Перешел по родственной похоже, от бабули, которая преподнесла такой «прелестный» подарок ей на недавний день рождения.

– «Лучше бы не преподносила», – без злобы, лежа в сугробе, подумала про себя Алия, вскинув голову к грязно-голубому небу.

Разбираться в истоках было бесполезно. Что есть, то есть. Чемодан есть, жизнь есть. Ничего, правда, больше нет, но это же исправимо? Алия старалась поддерживать себя, как могла. Позитив помогает смотреть на жизнь шире и радужнее, даже если ничего подобного в этой жизни нет, да и время жизни же смех увеличивает. Правда, тоже непонятно зачем. Ей вообще много чего непонятно. В издевку над такой жизненной позицией, – а возможно Алия просто искала то, чего нет, – чемодан довольно гаркнул. Сил на очередные препирательства не было. Она пропустила этот ехидный звук мимо ушей, раскинула руки на снегу и вздохнула. Небо здесь красивое – это плюс. Но да, и в этих местах последствия войн дают о себе знать – токсичные отходы легонько мазнули по облакам, делая их слабо-зелеными, где-то пятнами красными. Говорят, в этом виноваты твари, но разве твари травят друг друга химией? Они вообще ей не пользовались, им незачем заниматься такой примитивной политикой в отношении ведения войн, когда в их руках огромный потенциал «химических реакций», как этично любили выражаться СМИ. Но, правильнее, наверное, будет это назвать магией. Этим глуповатым термином из детских книг или из классики Толкина. Рассказы про магию, ведьм, красивых существ – эльфов. Забавно, но после реального появления «магии» произошли огромные реформы по устранению любых восхвалений жанра «фэнтези». Это было одновременно и иронично, и глупо. Каким образом то, что происходит, похоже на такие волшебные удивительные истории? Никакой прекрасной романтики, никаких прекрасных видов или домиков хоббитов. Но, раз магия, значит подлежит утилю, хотя почему-то у ее бабушки были эти книги даже после полной «перестройки». В общем-то, чему удивляться. Если у нее был этот чемодан – живой и непонятный, то и обычный сборник бумаги в переплете должен иметься. Она вообще всегда была странной, но и обычной – как все старики очень любила рассказывать о своей молодости, о том, как читала книги с такими сюжетами, которые стали их нынешней реальностью. Люди либо предсказатели, либо просто ткнули наугад, но теперь магия стала неотъемлемой частью обычной жизни, хоть и запрещенной для обычных слоёв. Алия знала – магия является признаком иерархии, семейств, которые в честной, – она усмехнулась, – войне смогли изъять знания у пришедших к ним в мир, других и неправильных, и теперь пользовались ими во благо народа, – она опять усмехнулась сама себе.

История пропитана ложью, и она тоже это знала. Иначе быть не может. Бабушка также рассказывала, что ей удалось лицезреть существ, и они совершенно не такие, какими их описывают. «Может и этот чемодан ей передали они». Алия украдкой глянула на вещь. Чемодан как лежал на своем месте, так и лежит. Он тоже один из них? Алия боялась спрашивать. Хоть и держалась отстраненно и стойко, но каждый раз, когда брала подарок от бабушки в руки за маленькую металлическую ручку, ее тело прошибало легкой незаметной дрожью испуга и некого предвкушения. Может ли оно отвечать? Она не знала какой ответ на свой вопрос хотела бы услышать. Сначала чемодан был просто чемоданом – странным, потрепанным, местами от его кожаного покрытия отваливались куски. Ничего такого. Бабушка вручила его двадцать третьего ноября, радостно растягивая сухие губы в улыбке, от чего все ее родное лицо покрывалось маленькими морщинками. Подарок Алию не сильно впечатлил (ой, знала бы она как он впечатлит ее через несколько дней после дня рождения), но она все равно его приняла, и когда пыталась открыть – произошло это. Конец всего.

***

Воспоминания того дня были сумбурны, но вот о чем она могла рассказать с предельной точность:

Бабуля была совокупностью роковой леди в возрасте, той самой, которая носит высокие каблуки, курит сигарету в специальном держателе и элегантно стряхивает пепел пальцами в лоскутных бархатных печатках, и обычной милой бабушки в розовом фартуке, которая печет пирожки для внучки, а потом за чашкой чая рассказывает о том, как за ней бегал соседский мальчик, который дарил цветы. Эти оба образа дополняли друг друга настолько, что хотелось охарактеризовать их одним словом, но Алия никак не могла его подобрать, потому предпочитала думать так, как думала. Смотря на бабушку, она видела очень много граней, раскрывающихся с каждым годом ее взору все больше. Эта женщина была изумительной и одновременно пугающей, загадочной. В детстве она казалась Алии огромной, но очень доброй, мягкой. Любила, когда бабушка гладила ее своими, хоть и полноватыми, но изящными руками по спине, как трепала ее за щеки. Детские годы вообще были самыми счастливыми в жизни Алии, если уж что и вспоминать, то их.

Ближе к подростковому взрасту бабушка раскрылась с еще одной стороны, как «железная леди» – так у себя за душой ее называла Алия. Она была строгой, серьезной, но не в отношении своей внучки, а в отношении своего сына. Это были тяжелые времена, которые Алия не хотела и не будет вспоминать лишний раз. Отец тогда только приехал обратно домой после обязательного призыва на пять лет. И все в нем переменилось. Самое страшное время из тех, которые Алия проживала в своем доме. Лицо отца тогда покрылось зеленой дымкой от химикатов, взгляд стал безжизненным, злобным, лишь изредка от этой самой злобы и загораясь. Он совершал очень плохие поступки, вел себя по бесчеловечному страшно, и Алия его боялась. Очень боялась, даже сильнее чем боялась в сложившейся сейчас ситуации – родной человек в шкуре монстра это отдельная эпопея, проживать которую болезненно. Если не знаешь об ощущении в теле, которое отвергает любые попытки защититься от «родного» человека, то не сможешь его понять. Этот неприятный, «голодный» холод, как во время падения давления. Все вокруг замедляется и становится тягучим, как патока, тихим, будто ты смотришь не свою жизнь, а кино, но длится такое состояние недолго. Как только кулак прилетает, ты влетаешь обратно в свое тело, ощущая весь спектр боли и обиды. Когда такое произошло в очередной раз, бабушка, чувственная душа, сильно накричала на сына, гнала его из дома, толкала и рычала, будто она не его мать, а мать Алии. Как самка в природе, защищающая свой выводок, она рвала и метала, уничтожала все на своем пути, становилась огромным Соляным Столбом, разъедавшим одного единственного грешника. Она была сильной, не хрупкой, но очень эмоциональной, потому после, сидя у кровати, где лежала в бессознательном состоянии ее внучка, думая, что та спит, тихонько плакала. Очень тихо, чтобы не разбудить, но Алия все слышала, сжимала под одеялом руки в кулаки, до боли. Она не знала, что делать и как поступить. Она вообще ничего не знала. Потом бабушка раскрылась как спокойная гладь. Как домашний теплый очаг. Самый родной и близкий человек. И Алия хотела бы запомнить ее именно такой. Стоящей на кухне, в пространстве, по которому расползаются приятные запахи еды, мурлыкающую себе что-то под нос.

– Алька, – стоя спиной к, сидящей на старом стуле, Алии, позвала бабушка, замешивая тесто в день рождения внучки, когда уже вручила свой подарок, – этот чемодан, конечно, староват, как и я, – она по-старчески нежно хохотнула, от чего и у девушки на лице появилась небольшая улыбка, – но он очень ценен. Тебе стоит за ним хорошо следить, будет как мое наследие.

После этих слов Алия задумчиво постучала по боку чемодана ногтями. Он и вправду был старинный, даже антикварный: обитый телячьей кожей, таких уже больше не делают, стальные ручки с надежным креплением к твердой боковине, немного потертые, «искусанные» временем. Алия осторожно провела маслянистыми пальцами по металлу, а потом понюхала – старый запах, ветхий, глухой. Чемодан лежал у бабушки на антресоли уже лет сорок. Алия видела его еще в раннем детстве, когда отец доставал оттуда подарки на Новый Год, стараясь быть незаметным для девчачьих острых глаз. Чемодан бросал внушительную тень из глубин полки, а ручки желтым блестели под светом ламп накаливания, двумя бликами, будто маленькими узкими глазками наблюдая за любопытным ребенком. Тогда Алия думала, что он вдвое больше. Может, так и было – она могла бы залезть туда с ногами-костяшками, уложиться без труда. Сейчас так не получится, она выросла. А еще думала, что он похож на живое существо, как домовой, охраняющий их дом. Но она выросла.

– А откуда он у тебя вообще? – спросила Алия тогда, продолжая изучать застежку, теребить ее пальцами. Почему-то, открывать его не хотелось, но девушка продолжала тянуться все ближе к маленькой кнопочке. Лишь нажми, и крышка откинется, открывая заслонку тайны того, что скрывается внутри этого старика. Чемодан, как Ящик Пандоры. Такой же страшный, наверное, не по своей воле. Руки подбирались все ближе.

– Не столь важно, Алька. Подарок от одного хорошего друга, – бабушка отмахнулась, а пальцы Алии уже ухватились за медную пластину, легонько надавили на манящую кнопку, когда бабушка, не успев буквально на пару секунд, сказала: – Только не открывай его пока.

Но было уже поздно. Крышка, на удивление, не отскочила, а лишь немного приоткрылась. Перед тем, что произошло дальше, Алия только и увидела перепуганное лицо бабули, которая резво прыгнула к ней, чтобы предотвратить катастрофу. Алия даже не знала, что бабушка умеет так быстро передвигаться, но все равно было недостаточно быстро, и крышка уже открылась. За пару секунд комната озарилась светом, манящим настолько, что Алия почувствовала себя мотыльком, который так и полетит ближе, вот только не успела – их снесло огромной цветастой волной полумесяцем, раскидывая в разные углы старой кухни с громким стуком об стены. Вещи тоже кубарем повалились с полок, затрещали, побилась посуда, а пол затрясся, словно при землетрясении 4 степени по шкале Рихтера. Замигал свет, а чемодан продолжал пульсировать, как живое человеческое сердце, полное жизни.

Алии стремительно и сильно прилетело огромной кастрюлей по голове, она в моменте начала обмякать, почувствовав что-то теплое на своем лбу. В глазах засвербело, затряслось еще сильнее. Алия не слышала, но видела, как кричала ее бабушка, раскрывая свой рот на столько широко, на сколько возможно, как со всей силы хлопнула по крышке чемодана, закрывая его. Увидела, как бабуля подбежала к ней, но глаза тогда окончательно закрылись, и Алия погрузилась в темноту.

Сколько времени длилось ее забытие было неизвестно. Она не ощущала свое тело, и даже душу не чувствовала. Не чувствовала своего существования, до момента, пришедшего неожиданно, пока глаза резко не распахнулись, в мгновение ослепленные от яркого белого света. Кроме рассеянной точки света ничего не было видно. Она поглощала весь фокус внимания, не давая оторвать от себя взгляд. До боли в глазах, режущей, как если бы ей туда попал лимонный, кислый и разъедающий, сок. До слез от этого ощущения, скапливающихся на выпуклой поверхности склеры. Алия зажмурилась, захотела поднять руку, чтобы лихорадочно обтереть глаза, вычистить их от жгучего ощущения, но не получилось – рука лишь трепыхнулась под прессингом чего-то острого, в облипку обвивающего ее тонкое запястье прямо под ладонью. Дернула еще раз и тут же болезненно шикнула – похоже, это были ремни из тонкой кожи, которые впивались ей в кожу, раня при любом резком, даже непроизвольном, движении. Дергаться было бесполезно и опасно, потому она просто расслабилась, продолжая лежать с накрепко зажмуренными глазами. Воспоминания недавних событий начали, как калейдоскоп, яркими образами мелькать перед Алией. В полной тишине и темноте она вспомнила про чемодан, про то, как что-то снесло ее с бабушкой огромной силой, а потом…ничего. Больше она ничего не помнила. Где она может находится?

Алия решилась – чтобы понять, что происходит, нужно хоть что-то начать делать, – и открыла, совсем чуть-чуть один глаз. Свет пропал. Нет, он скорее даже приглушился, перестал быть таким болезненным и неприятным. Тогда она открыла второй глаз. Когда яркая вспышка перестала быть такой яркой, Алии удалось понять одну вещь – находится она точно не дома. В упор на нее смотрел огромный бестеневой светильник. Он был похож на живое существо – дискообразная морда с большим количеством мозаичных вкраплений, как глаза у мухи, из которых били уже не такие яркие лучи. Она знала, что это за лампа. Такие используют в операционных, и она была в таком месте единожды за жизнь, когда ей проводили операцию по удалению кисты. Алия была тогда совсем маленькой, боялась очень сильно, озиралась вокруг, видела лишь глаза на лицах, закрытых с двух сторон зеленовато-голубыми накладками, а когда анестезиолог подошел к ней с маской для наркоза, так испугалась еще сильнее, но послушно начала считать от десяти до нуля. И сейчас она испытывала похожий страх – пронизывающий все ее тело, сковывающий, и чтобы освободиться нужно что-то сделать, как тогда, например, начать устный счет. Но в этой ситуации он не поможет.

Сглотнув, она отвела глаза от лампы и бегло посмотрела по правую сторону от себя, увидев тоже знакомую ей вещь – штатив для инфузионных вливаний. От него тянулась прозрачная трубка с какой-то жидкостью. Опустив глаза снова, но еще чуть ниже, Алия поняла к чему эта трубка тянулась – в ее бледной руке, в срединной локтевой вене торчал красный катетер, залепленный медицинским бинтом. Только сейчас она поняла, как сильно ее кожа в этом месте взопрела и стянулась, и снова поморщилась. Ничего страшного, главное разобраться. Алия решила, что сейчас оглядит все окончательно, а после будет решать что делать дальше. Возможно, в больницу она попала после взрыва, а от наркоза буйствовала, потому ее и привязали. Этот вариант был самым правдоподобным, пока Алия не глянула влево, где к ее руке был привязан чемодан.

Этот чертов чемодан.

– Вот каждый раз, как со мной происходит что-то странное, – на выдохе мученически просипела Алия, продолжая лежать в снегу. Чемодан снова заворчал, внутри него что-то заворошилось, но быстро смолкло. И хорошо, не хватало Алии еще одной истерии. Она лежала слишком долго в снегу, погрузившись в себя. Конечно, поговорить ей тоже было не с кем, но этот живой сундук пока не вызывал и капли доверия. Лучше с собой говорить, про себя, не вслух, – ты тут как тут.

Времени на продолжение раздумий уже не было. Алия поспешила подняться, оттряхивая ляшки от прилипшего к ним острого снега, который успел растаять, и теперь чувствуя себя не просто замерзшей, но и мокрой, осмотрела ботинок, который совершенно недавно находился в том, о чем она даже думать не хотела, – у него есть желудок? Поняв, что с ним все хорошо, неспеша и немного по-издевательски вальяжно пошла в сторону чемодана, схватилась за его ручку, обжигающую кожу. Поклажа уже привычно повисла справа, килограмм пять, не больше, и она решила продолжить идти. Небо уже начало переливаться желтоватыми оттенками заката. Это означало, что скоро стемнеет. А в темноте, в таких местах, на улице находиться нельзя. Это Алия тоже точно знала.

***

Оймякон – село в Якутии. Особенное село, под стать Алии с ее ношей – холодное. Холодное настолько, что Алия мало что знала о подобных местах. А зря. Она поняла, что зря не знала, в тот момент, когда увидела это село своими глазами. Когда живешь где-то в центре, стирается понимание целостности картины. Она и не думала, что такие дома: смесь дачных домиков и избушек, даже не хрущевки, до сих пор сохранились. Мистическое напоминание об их всех общем прошлом. Что-то в них было. Стоя на холме, разглядывая место, где ей придется провести, скорее всего, свои последние годы, она отлично видела эти неровные рядки домов, будто кто-то раскидал кубики во время настольной игры – они рассыпались по заснеженной земле неравномерно, играючи. Все такие разные, не как в Мегаполисах, и многие уже были разрушены – и от времени, и от прихода других. Это придавало определенного шарма такому зрелищу, познаваясь в сравнении. А Алии было с чем сравнить. Она жила в больших, многоквартирных домах, вытянутых до самого неба. В таких однотонных и похожих, что можешь запутаться. Здесь было иначе. Это место было исключительным.

И, похоже, было единственным местом на земле, где в зимнее время года ничего не изменилось после ухудшения климата. Лишь лето стало более холодным, и зелень теперь можно было увидеть еще реже, а так, даже для новых реалий рекордные минус шестьдесят семь по Цельсию были слишком. Но красиво. Алия слышала, что здесь можно увидеть северное сияние. Точнее, даже не здесь, а там, где геомагнитное поле Земли отталкивает заряженные солнечные частицы. На ее взгляд, Оймякон выглядело именно как место, расположенное на геомагнитных полях. Алии стало даже как-то стыдно за свое невежество. Оказавшись совсем одна, отправленная в совершенно другую среду, Алия совсем ничего не знала и не умела. Не была слишком глупа или ненаходчива, но все равно недостаточна для того, чтобы чувствовать себя в этой ситуации безопасно.

Девушка продолжала стоять на склоне и рассматривать дома – неживые, старые, но от чего-то такие крепкие, что дают людям чувство тепла. И ей даже издалека досталась эта частичка теплоты. Было в них что-то волшебное, манящее. Алия не могла объяснить это чувство. Она его совершенно не дожидалась, но отсюда, с небольшой высоты, начала смотрела другими глазами. Как будто только прозрела. Даже дыхание ее замедлилось. Она чувствовала какое-то спокойствие, которое так давно ее не посещало. Возможно, это было от того, что ее долгий, мучительный путь, в сопровождении жестоких и злых людей, закончен. Хотя, это и не было правдой – ей придется научиться жить и здесь, но другой причины она и не знала. А снег манил. Холод – это лишь отсутствие тепла. Оборотная сторона, и здесь, на ней, Алия даже не могла понять, что чувствует. Смятение, капля усталости в этом состоянии, предвкушение? Чувствовала, что сердце тянется туда, вниз. И она сделала шаг. В напоминание о себе, чемодан опять шевельнулся, но на этот раз не грубо, а даже как-то нежно, на сколько это вообще возможно, подтолкнув ее под заднюю сторону колена, говоря: «иди уже давай». И она сделала второй шаг, потом третий, и пошла. Все ее лицо уже было красным, покрылось замерзшим снегом, вся одежда тоже была в нем, как в каком-то доспехе. Алия, неосознанно, где-то в глубине души подумала, что это место хочет ее защитить, но прошла секунда, и мысли уже не было, лишь звонкая тишина в голове, перебиваемая время от времени тихой песенкой, которую себе под нос мычала Алия. Песенку, которую пела бабушка месяц назад.

Якутия место с сильной энергетикой, но теперь с плохими людьми. Хорошие просто не выжили, когда произошла первая волна.

2

Произошло это приблизительно около ста лет назад, фактически, полный век, если смотреть от первой вспышки так называемого концентрированного сгустка энергии, внезапно взявшегося из ниоткуда. Сгусток энергии тогда прошелся мерзких пиликаньем всех мировых военных датчиков, но сделать с собой ничего не дал – взорвался мгновенно, образуя ударную волну. Она была, как говорили, странной: яркой, слишком светящейся. Не огненно-красной, как, к примеру выглядел бы гриб, а зеленой, с переливом, и принесла не так много потерь, как если бы это был взрыв от фугасных авиационных бомб или ядерного оружия: лишь разрушение многих построек, как при сильном землетрясении. Тогда был сильный переполох. Он обострил политические отношения, спровоцировал выяснения и массовые крики из-за нарушения Конвенции «о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия, и о его уничтожении», а люди были уверены, что это оружие именно химическое, со всеми выходящими из этого термина последствиями. Радиации, правда, никто не засек, но споры первые сутки не прекращались и были очень громкими.

Винили много стран, так как взрыв произошел на территориях государств. Апеллировали тем, что они предприняли попытку создать что-то настолько ужасное, чего им и даже и не снилось, несли бредни, перечисляли все известные им радиоактивные элементы от стронция вплоть до плутония. А эти территории, и правильно, винили остальных в том, что произошло – внутри никто не был причастен и не занимался саботажем данной ситуации. Ответ пришел сам собой в скором времени – массовые звонки в службы спасения, участившееся насилие в регионах. Никто ничего не понимал, все кружилось в таком сильном флере паники, что происшествий становилось все больше. Появились они. Непонятные существа, похожие на людей, но все, как один, высокие, со странным умением – они могли преобразовывать материю, создавать что-то из ничего. Одним словом – магия. По всему интернету начали пестрить и всплывать фотографии очевидцев этих событий. Видео, как они шли по городу, щелчком пальцев создавая из огромных машин просто груды ровного металла, пластинами падающие на асфальт, как преобразовывали дома, меняли их форму. Руки существ, при каждом невербальном взаимодействии с предметами, либо при создании чего-то, светились. У каждого по-своему, что тоже непонятно. Большинство информации в общем доступе в скором времени было удалено, остались лишь какие-то размытые отрывки, причем, не только в России – весь мир политики сплотился, отгородил людей. И началась тишина. Лишь снаружи. А люди продолжали сталкиваться с тем, что так стремительно пришло в их мир. Вот только если тебе кажется, что вокруг тишина, тебе лишь кажется.

Возможно, это был толчок, может наваждение, но спустя недолгий срок и люди будто с цепи сорвались. Особенно в тех местах, где произошел взрыв. Начали делать то, что делать нельзя. ДЕЛАТЬ МАССОВО. Все скопившееся в мире зло будто выплеснулось в один момент, поползло из всех щелей, будто его емкость что-то сдавило. Оно затрещало по швам и прорвалось. Прорвалось сильно. Убийства, изнасилования, грабежи – и все это совершали люди. В совокупности с тварями подобное выкосило многих. Словно вновь начавшиеся восьмидесятые и девяностые, кровавые, с противным смолистым вкусом отчаяния. Тогда-то военные и засуетились, побежали ровными шеренгами, поехали рядами танков разбираться с разногласиями.

И все равно умерло слишком много. Непозволительно много для лишь первой вспышки и для того, сколько сил и ресурсов Россия потратила на это. Все равно, вскоре последует и вторая.

***

Алия подошла ко входу в деревню через протоптанную тропинку. Было тихо, людей на улице не видно, только из некоторых домов пар шёл, пахнущий чем-то домашним, и всё, единственное напоминание того, что эти места не заброшены. Руки потянулись сами собой в глубокие карманы куртки, начали копошится там, отодвигать разные бумажки и ненужные вещицы уже из прошлой жизни.

– Да куда же они…– раздражённо фыркнула Алия. Искала она ключи.

Их ей выдал тот самый мужик из хэтчбека, грубо всунул из своей руки в её, маленькую ладонь, сжал её пальцы на них, приговаривая:

– Береги, как зеницу ока. Это твоя единственная возможность не сдохнуть там в первые же часы.

– Какие часы? – недоуменно, напуганного спросила тогда Алька. Перепугалась. Точнее, он её напугал.

– Глупая, – оскалился водитель, – жизни твоей часы. Первые часы пребывания.

И все. Разговор их был короткий, немногословный.

Алия продолжала копаться в карманах и, наконец, достала заветные ключи. Они были потертые, старые с крошкой рыжеватой ржавчины, крошащейся от любого прикосновения. На них, через металлическое погнутое кольцо, на которое обычно нанизывают дюжину или больше ключей, «связку», висел деревянный брелок с высеченным номером десять.

– «Наверное, это номер дома», – подумала Алия и начала осматриваться.

Домов в этой деревне, в принципе, было не так-то и много. Искать долго не пришлось бы. Она покрепче сжала ключи своими пальцами и прошла вглубь деревни. Было не по себе – домишки будто наблюдали за ней, провожали своими маленькими окошками за закрытыми ставнями, когда она проходила их, не находя свой номер. Похоже, сама деревня начиналась с конца, так как пока ей удалось увидеть лишь выбитые металлические таблички с номерами тридцать, тридцать два, двадцать девять. Чтобы дойти до своего, нужно было углубиться, пройти еще дальше.

Всё ещё было тихо. И эта тишина давила на мозг.

– Сейчас дойдем, – прервала она это мёртвое состояние своим дрожащим голосом. – Там отогреемся, может поесть что найдём. Поспим, – обращалась она к себе, но во множественном числе, боясь, что ее ноша решит мстить за такое грубое игнорирование, – а потом и разберёмся. Главное найти этот дом.

Но дом всё не находился. Вот уже и девятый, Алия остановилась. Девятый справа, одиннадцатый слева, а рядом пустота. Вдалеке виднеется только домишко с табличкой восемь. Её пробило неприятной, прохладной дрожью. Где десятый? Алия скосила глаза куда-то позади себя и заметила его – старая избушка с трубой, выходящей из-под кровли. Он был незаметный, маленький с заваленной снегом дверью, и на вид уж очень холодный. Неужели, ей придётся прорываться внутрь через такой сугроб? Она не верила. Это было несправедливо. Путь и без того был очень утомительный, хоть здесь спать падай, а теперь нужно ещё и поднапрячься.

Но делать-то было нечего, так что она подошла к своему дому, десятому по номеру, отставила от себя чемодан, воткнула ключи в, еле показавшуюся, скважину в двери, и начала раскидывать снег голыми руками. Он жёг, как огонь, болезненно колол, и руки быстро покраснели, онемели и затряслись. Но перчаток не было, только шарф – Алия знала это и даже не пыталась искать. Когда ее отправляли сюда, то дали мало времени на сборы, она и так боялась, что заболеет без шапки, потому из всего предложенного взяла только большой, тёплый шерстяной, которым она замотала всё своё лицо и голову. А на перчатки, увы, времени не осталось. Так что приходилось копать и копать, доводя кожу до ужасного состояния.

С завалом было покончено минут за десять. Дверь теперь отворялась легко, даже если и малость поскрипывая. В этот момент Алия почувствовала, как наконец с ее плеч спадает этот огромный груз усталости, и решила осмотреться. В доме было темно, что понятно, ведь в деревне уже начиналась ночь, но точно была видна буржуйка. С хлипкой заслонкой из легкого материала. Но даже такое ее обрадовало. Сейчас любой источник тепла был очень полезен.

Алия радостно забежала внутрь и закрыла дверь на замок. Хотелось как можно быстрее согреться. Чемодан полетел в угол, а сама она пропорхала к маленькой печке. Рядом с буржуйкой лежало дров двадцать, достаточно тоненьких, скорее всего из березы, а на них несколько спичечных коробков. Алии прежде не доводилось топить никакие печи, даже в бане, но тело трясло, надо было что-то решать.

Дрова закинуты в буржуйку, а Алия склонилась над ней, скрючилась, начала чиркать из раза в раз спичками, которые все не хотели поджигаться. Может, промерзли или отсырели, но девушка не опускала попыток. Наконец! Длинная каминная спичка загорелась. Алия кинула ее в буржуйку, прикрыла дверцу печки, с приятным чувством на душе наблюдая за тем, как разжигается огонь. И только сейчас она поняла, насколько отморозила свои ноги, кинутая недавно в сугроб, как сильно болит кожа рук.

– Что… – она не понимала, когда успела так сильно их повредить.

Руки были до ужаса красные, одеревеневшие и покрылись твердой коркой. Было похоже на обморожение. Это напугало ее.

Есть ли тут вообще больницы? Кто-то сможет помочь в случае чего?

Место же и вправду было отдаленным. А у нее ничего нет. Совершенно ничего нет. И никого. Даже телефона, чтобы позвонить кому-нибудь, нет. Сумки с какими-нибудь препаратами тоже нет, а местным жителям она пока не доверяла и, если честно, была очень насторожена. Просить их о чем-то было страшно.

Алия вновь посмотрела на руки. Это не выглядело так, будто пройдет само собой. Это выглядело очень опасно и болезненно.

– Да за что мне все это, – взвыла она, свернувшись на крохотном стульчике и уложив голову в сгибы локтей, а руки попыталась сложить в замок. Но не получилось. Понятно, почему спички не зажигались с первого раза – дело было не в них, а в том, что Алия просто не могла сейчас управиться со своим телом. Не подумала, сглупила. И что теперь делать? С такими культями, не руками, она не в состоянии ничего сделать. – Ложись и помирай, черт его дери…

В углу что-то зашуршало. Нет, этот звук был тут с самого начала, но Алия просто не обращала на него внимания: сначала в радостном волнении, а после в сильном отчаяние. Но когда боль отрезвила разум от ярких эмоций, а девушка просто начала думать, что же делать дальше, эти шорохи наконец-то донеслись до ее ушей. Отдаленно было похоже на звуки копошащейся мыши.

-«Но мышей здесь быть просто не может», – подумала Алия.

И ее окатило волной липкого, но холодного пота. Казалось, что уже в теплом помещении, освещенном и обогреваемом огнем, где сидела она в куче одежды, стало снова холодно. Шорохи продолжались. Словно не там, в углу за ее спиной, а под коркой головного мозга что-то зашевелилось, ожило. И непонятно что из этих двух вещей страшнее. Алия сглотнула. Надо было обернуться, нельзя вечность сидеть и игнорировать это. Она решила, что боятся нет смысла. Что ее там может ожидать?

И она обернулась.

Выдохнула. Это опять был чемодан. Она о нем напрочь забыла, слишком сильно погрузившись в себя. Тот трясся, как какой-то массажер, привлекал к себе внимание. Алия лишь вздохнула. Ее рукам будет только хуже, если она попытается поднять его. Ручка сумки все-же не была обита никакой кожей – чисто металл, который неприятно прилипнет к болезненно ноющим рукам. Но ему все равно ведь что-то надо, а эти звуки, когда Алия уже обратила на них внимание, игнорировать было просто невозможно.

– Слушай, я поняла, – подняла она руки в воздух. Чемодан успокоился, заглох, – ты пытаешься обратить на себя внимание. Но обрати пожалуйста внимание и на меня – у меня полностью обмерзшие руки, – тряхнула ладонями. – Мне нельзя даже пытаться тебя поднимать.

Чемодан, понимая, снова зашебуршал и затрясся.

– Я могу просто допинать тебя до печки. Пойдет?

Чемодан снова затрещал. Это было согласие.

Алия устало вздохнула, кое-как поднялась с маленького стульчика, стараясь не опираться на руки, и подошла к углу. Надо было его передвинуть. Раз удар по боковине, два удар, и теперь они оба оказались рядом с буржуйкой. В тепле. И молчании.

Больше чемодан признаков жизни не подавал. А Алия больше ничего не говорила. Тихонько разделась, откинула куртку к подоконнику и уселась обратно перед огнем, осторожно потирая руки. Стало как-то неловко. Последний месяц она редко оставалась один на один с этой…вещью? В тишине. Если такое и происходило, то время было не спокойное. Сейчас, конечно, спокойно тоже не было, но хотя бы не надо было куда-то убегать, находясь в судорожном состоянии. Последний раз, когда она оставалась с чемоданом наедине, было ее первое пробуждение в больнице после дня рождения. Тогда было совершенно не до неловкостей. А сейчас… Она бросила очередной косой взгляд на вещь.

– Эй, – нерешительно протянула девушка, сама не понимая, что делает.

Тишина.

– Эй! – позвала Алия уже более настойчиво через пару секунд ожидания.

Она ждала реакции от чемодана. Ждала, что тот затрясётся, как недавно, когда изъявил свое желание быть поближе к огню. Но тот стоял, не шелохнувшись. Это раздражало.

– Чемодан! Э-у, ты меня слышишь вообще?

Девушка решила, что любезничать с ним смысла нет. Раз смеет ее игнорировать, то получит по боковине ладонью, и на этот раз она уж точно позаботится, чтобы он не удумал попробовать ее сожрать. Алия со всей злобой ударила тыльной стороной ладони вещь, чуть его не уронила. Тот заскрипел.

– Неужели! Так ты отзываешься только тогда, когда тебя бьют? – в ответ скрип. – Тогда у меня для тебя плохие новости, дружочек.

Чемодан затрещал. Затрясся с большей силой. Недовольный. За пеленой раздражения и злорадства Алия вспомнила что хотела от него изначально. Просто задать обычный вопрос, который бы сильно облегчил ей жизнь сейчас.

– Ладно, не злись, – говоря громко вслух, нежно просипела Алия, стараясь успокоить своего оппонента вместе с собой. – Я с миром.

Реплика вновь была встречена тишиной, но чемодан хотя-бы перестал трястись, похожий на одичавшее животное. А перестал он в ожидании. Это воодушевило девушку. Где-то там, в глубине ее души, а скорее, головы, она понимала, что за последнее время ее жизнь только и делает, что вертелась вокруг этой вещи, но, а как иначе?

– Ты вообще умеешь говорить?

Снова тишина. Достаточно долгая, чтобы сделать выводы.

– «Похоже, нет», – подумала она со вздохом и отвернулась обратно к печушке.

Не то чтобы ей очень не хватало собеседника. Но проблема, которую нужно было решить – это сильное чувство неловкости. Не страх от одиночества – Алия знала, что если бы попала сюда полностью одна, то испытала бы в этом домике не какое-то подобие на комфорт, а самый настоящий ужас, когда ты не знаешь есть ли кто там, за этой дверью и этими окнами, полностью покрытыми снегом так, что ничего не разглядеть. Относительный попутчик решал эту проблему, но создавал новую – Алия просто даже не знала с чем находится рядом в метре. Оно не говорило, рассказать о себе не могло. Бабушки здесь не было, средств связи тоже. Культурно выразиться было невозможно, насколько сильно она загнана в угол.

Вообще, чемодан не был таким уж и плохим, просто на отношение Алии к нему влияло много факторов, один из которых – его прямая, буквальная причастность к тому, что девушке пришлось быть отделенной от своей бабушки, отправленной в эту Якутскую деревню. Конечно, как и в случае с обвинением этой вещи в том, что ее сослали, она перегибала.

Речь вообще не об обвинениях. А о других факторах, заставляющих Алию просто пылать праведным огнем, как только она видит эту вещь. Он сильно подпортил ей не только первые часы пробуждения после взрыва. Алия косо глянула не чемодан. Да, здесь все было однозначно. Если бы тогда он не помешал ей, то они смогли бы спокойно сбежать и не попадать в Оймякон. Но что-то заставило чемодан тогда повести себя с ней таким предательским образом.

Произошел потенциальный побег в первые недели после взрыва, когда Алия лежала в знакомой больнице, все еще привязанная к койке, но уже в другом помещении – не в операционной, а в обычной палате для больных при восстановлении. Положили Алию в одиночную, если не считать чемодан.

Первое время его очень настойчиво пытались отодрать от нее, делали что-то с ней под наркозом, когда она не помнила. Но при каждом пробуждении чемодан всегда находился рядом, аккурат лежа либо в ее ладони ручкой, либо просто неведомым образом прилипший к ее коже. Спустя время это становится уже не так важно. Остаются важным лишь белые стены и только они, окружающие Алию каждый день на протяжении всего этого времени. Она даже забывала о том, что эта вещица, чемодан, тут есть. В первую неделю ей казалось, что она совсем одна. В полной тишине, лезла на стены, кричала. Но никто не шел на зов. Приходили лишь тогда, когда нужно было сделать еще одно вливание, а потом Алия опять «исчезала».

Длилось подобное состояние где-то около четырех часов, позже, еще около двух на то, чтобы прийти в себя. Она ощущала, как ее жизнь теряется по крупицам в этом заточении. Ее игнорировали, ей не отвечали, лишь могли приносить еду, и то, как повезет, а чаще приходили, чтобы накачать ее анестезией или транквилизаторами. С последним было больно. Им было плевать на сохранность ее тела, в особенности, вен. Могли просто взять и со всей силы вколоть иглу под кожу, а потом резко выдернуть шприц, из-за чего боль шла импульсом по всему телу от этого отверстия. Могла хлестать кровь, если они делали все очень неосторожно, будто специально настолько больно, что, падая в состояние медикаментозного сна, она задерживалась еще на лишние пару минут в сознании от этой жгучести, текущей по венам.

«Ими» Алия называла медицинский персонал, которым будто было набито все. Они были как без лиц, даже без глаз, в огромных масках, закрывающих все. Каждую минуту, как Алия находилась здесь, они окружали ее. Между собой не отличные, даже рост практически одинаковый, ничем не примечательные и незапоминающиеся, от того выглядящие как обычная атрибутика больницы. Напоминающая о полной брошенности.

– Алия Маликова, – ее одиночество все же иногда прерывалось, и не сказать, что эта компания была хорошей, – вы готовы к разговору?

К ней приходил мужчина. Не часто, но и не давал о себе забывать. Он носил черный костюм, с иголочки, сидящий на нем идеально.

Точно брал мерки на такой-то наряд.

Носил очки, прямоугольные, в тонкой оправе. Скорее, они ему и не нужны были даже, стекло слишком тонкое, похожее на имитацию. А еще длинные ботинки лодочки с очень заостренным носом.

– Опять? – устало сипела каждый раз Алия. Садилась на свою койку, складывала ноги под себя и склоняла голову на бок.

– Опять, – безэмоционально отвечал он, каждый раз щелкая ручкой и начиная что-то записывать.

Вопросы по началу были обычные. Про ее самочувствие: про то, тошнит ли ее, кружится ли голова и насколько часто, ломит ли кости. Алия всегда жаловалась на то, что медперсонал постоянно травмирует ей вены, но этот ответ никогда никак не комментировался. Потом мужчина переходил с физического здоровья на ментальное. Спрашивал про то, какие мысли ее посещают, как она себя ощущает.

– Если честно, то плохо, – каждый раз отвечала Алия, остро глядя на собеседника. – Одиноко тут сидеть. Любой бы с ума сошел.

– Так и должно быть, – он продолжал что-то записывать в бланк, крепленный к специальному планшету. От этого цинизма смешок назревал сам. Зачем тогда спрашивать?

Он был очень жестокий. В отличие от других, его Алия прекрасно запомнила. Он приходил, как огромное, поглощающее белый цвет пятно, привлекал к себе взгляд, который уже было невозможно оторвать. И все время что-то писал, даже не смотря на нее. Он был красив. Во всяком случае, для этого места. Не стар, без бороды, с младенчески чистым лицом, даже без намека на щетину. Не в ее вкусе, но оторваться от лица никак не получалось. Он был как огромная, красная мишень в белой комнате. То, на что надо было смотреть. Так и задумано.

– И так, Алия, – он откладывал бланк, складывал руки в замок, придерживая ими закинутое на другую ногу колено, и начинал смотреть в ответ, – сейчас будет самый важный вопрос. От него зависит ваше будущее.

Снова. Алия болезненно скривила губы в злобной улыбке.

– Ну-ка, давайте.

– Как вы связаны с объектом? Как вы связаны с ними?

Он задавал его каждый раз, как попугай, ожидая другого ответа.

– Никак! Он сам ко мне прилип! Клянусь, я в первый раз увидела эту вещь на своем дне рождения двадцать третьего, и все! – кричала Алия первые такие разговоры. Клятвенно заверяла их в том, что никак не причастна к взрыву, что чемодан просто нашла. Он и врачи в белом даже кивали, и она думала, что понимали ее. Но потом все равно приходили и накачивали, а время от времени ее посещал и этот следователь. Он ждал от нее ответа, требовал. Но Алия молчала. Она знала, что он хочет от нее. Чемодан подобного толка не может появиться просто так. Его кто-то должен был подарить или отдать. Но говорить о том, что чемодан подарила ей бабушка, Алия себе не давала.

Так что теперь оставалось просто смотреть на мужчину, сгибая бровь в вопросе и растягивая губы в издевательской улыбке. Она откидывалась на стену спиной под пристальным наблюдением зеркалила его позу, а потом нарочито медленно отвечала:

– Никак.

На этом все. Он не задавал дополнительных вопросов, только продолжал смотреть. И Алия знала, что как только дверь за ним закроется, в палату вбегут парочка больших ребят в белом и отрубят ее. А потом снова приходить в себя… Такой стала ее жизнь.

– Алия Маликова, вы готовы к диалогу?

– Алия, что вы можете сказать об этом объекте?

– Алия Маликова, как ваше самочувствие?

И все. А потом тьма, снова пробуждение, снова тьма. Потом опять.

– Алия Маликова, как ваше самочувствие?

– Алия Маликова, как вы связаны с объектом?

И только один раз, когда Алия просто легла на койку, не желая говорить с мужчиной, что-то изменилось. Он молчал слишком долго, ничего не писал, просто отложил планшет себе на ноги. И смотрел на нее. Прожигал взглядом. Заставил повернуться обратно лицом, в недоумении.

– Алия Маликова.

Опять. Опять ее имя. Она скривилась. Он знал ее имя, казалось, лучше собственного, или лучше имени своей матери, может сестры или отца, настолько отчеканено и привычно вырывались ее инициалы с его языка.

– Что вам нужно? – спокойным тоном спросила Алия.

– Вас было приказано казнить.

Бум. Сердце упало куда-то вниз, ударилось о стенки ее тела, завертелось, залетало. Ее затошнило. Вот теперь ее затошнило.

Что он только что сказал? Какая казнь…Алия ничего не понимала. Она скривила лицо, прикусила язык и выдвинула нижнюю челюсть вперед, выпучив глаза. Какая казнь…Руки сильнее сжались на ручке чемодана. А мужчина продолжал смотреть на нее – долго, больше ничего не говоря.

Вот, впервые за это время ей стало настолько страшно.

– С каких пор у нас вновь действует смертная казнь? – дрожащим голосом проблеяла Алия.

– Смертная казнь предусмотрена для инопришельцев и их сообщников.

– Мне нужен адвокат! – взревела она, чувствуя, что глаза намокли.

– Алия Маликова, вам он не предусмотрен.

Как это не предусмотрен!? Ее притащили сюда незаконно – без следствия и суда, без адвоката. Это место даже не было тюрьмой, просто они постарались, чтобы больница стала на нее похожа. Скорее всего, никто даже не знает где она и кто. Общественность не обсуждает этот случай. Потому что ее незаконно сюда привезли! Это бесчеловечно…

– Как это не предусмотрен!? – Алия закричала, вскочила, а мужчина даже не шелохнулся. – Я здесь незаконно нахожусь, вы обязаны мне его предоставить! Я ни в чем не виновата! Вы меня слышите!? Ни в чем!

– Алия, – он спокойно смотрел снизу вверх, когда она поравнялась со своим надзирателем: ни толики страха, ни толики смущения не было в его глазах. В комнату влетело несколько больших врачей, – незаконно быть в сговоре с ними. Вы нарушаете не государственный закон, а человеческий. Вы идете против своих же. Вот это незаконно.

Алия сглотнула. Они уже все решили. Не важно, сколько она говорила о том, что не причастна. Им нужен был конкретный ответ на вопрос – кто передал ей чемодан? И она его им не давала. Это было как признание своей вины. А большего и не надо.

– Алия, сядьте, пожалуйста, на койку, – двое врачей сделали шаг к ней. Алия от них. Еще один, и еще, и вот она уже сидела на кровати, а по обе стороны от нее стояли мужчины. Как два молчаливых столпа смотрели куда-то вперед, пока мужчина в черном продолжал говорить. – У вас еще есть время подумать. День. Посидите, поразмышляйте. Так как изъять объект мы у вас не можем, – мужчина в черном костюме бросил взгляд на чемодан, – то вам остается лишь содействовать. Если содействия не будет…

Додумать он позволил Алии. Встал, перехватив правой рукой планшет со своих колен, кивнул ей в знак прощания и вышел из палаты. Двое мужчин остались, но ненадолго. Постояли минут пять. Потом переглянулись, кинули по взгляду на Алию, которая так и сидела на этой койке, опустив лицо к полу. Решили что-то между собой и тоже покинули комнату. Она осталась одна. Смотрела в пол, держа чемодан в руках, и не зная, что думать. Когда ей сказали про казнь, она рефлекторно схватилась за вещь, ища защиты. Ей казалось, что он мог ее защитить, помочь. Но чемодан, скорее всего, был неживой, обычный артефакт. Потому полагаться на него было нельзя. Да и избавиться тоже.

Алия вздохнула. Голова гудела, на глаза накатилась слезная пленка. Бабушка. Она подумала о бабушке – знала, что это та подставила ее. Не специально, случайно. Алия сама ошиблась, не дослушала ее, дура, но это бабушка подарила такой подарок. И какая-то часть девушки пламенно желала сказать об этом, чтобы уберечь себя. Это эгоистичное нутро. Оно закипало внутри нее с каждым днем все больше, достигая своего апогея сейчас, когда Алия будет через сутки на грани смерти. Эта эгоистичная часть… Такая темная и неприятная. Алия не знала было ли такое у всех людей. Ей не с кем было подобное обсудить.

Почему-то, сейчас она начала вспоминать свое прошлое.

Может, и вправду, перед смертью проносится жизнь перед глазами?

Слишком заранее как-то. Алия вспомнила своих друзей, свой университет. Надо было говорить с ними чаще, надо было обсуждать все потаенное. Чтобы знать сейчас – она не одна такая. Чтобы знать, что она хорошая. Чтобы знать, что на ее месте многие бы уже давно сдали бы любого, лишь бы самим выжить. Чтобы просто что-то знать и быть уверенной.

Но Алия этого не делала раньше и больше никогда не сделает.

Она решила, что не расскажет. Даже если придется для этого быть…А как сейчас происходят казни? Как раньше, просто расстреливают? Или усаживают на стул? А может, ей, как обычно, что-то вколют в вену, и она просто умрет? Алия боялась. Эта неизвестность душила. Сильно. Умирать не хотелось. Не этого она ждала от своих двадцати лет. Совершенно нет. Раньше ей казалось, что она прожила уже много – аж половину от сорока! А теперь казалось, что прожила ничтожно мало. Лучше бы прожила половину от восьмидесяти, а не всего лишь два десятка. Она была очень глупа и неспешна. Буквально две недели назад казалось, что жизнь только началась и вот, она уже заканчивается. Часы бегут, как на марафоне, один стараясь обогнать другого. А она все сидит. Ей некуда деваться. Вроде, подобное называется пыткой? Когда ты сидишь в полном вынужденном одиночестве, в тишине, без возможности хоть что-то сделать. Без возможности контроля.

Мысли роились у нее под коркой. Сначала час, потом второй, третий, четвертый; кто-то просунул через маленькое прямоугольное окно внизу двери поднос с едой; пятый, шестой. Поднос полный, не тронутый, забрали. Алия все сидела, не разгинаясь, даже не заметив, как время прошло так быстро. Раньше ей всегда казалось, что время бежит быстро за просмотром фильма или за прочтением интересной книги. Сейчас ей казалось, что время бежит быстро только тогда, когда оно очень нужно.

– Алия, вы что-нибудь надумали? – он снова зашел, вплыл в ее палату, опять весь в черном, как Жнец. Встал в середине, наблюдая за ней.

– Нет.

– Ну, и отлично, – в голосе послышались нотки темной радости. Это было впервые, когда надзиратель показал свои эмоции. Улыбнулся очень зло, недовольно свел брови на переносице. Он будто не верил, что человек способен в такой ситуации быть таким упрямым. – Ребят, забирайте ее.

В палату зашли сразу четверо. Рывком приблизились к Алии, схватили ее за руки. Она заверещала. У нее болезненно пытались вырвать из руки чемодан – разжала ладонь, захотев послушно его отдать, но этого не произошло. Она впервые сама увидела, как это выглядело – нежелание вещи ее отпускать. Ручка сама прилипла к ладони намертво, не отрываясь. Мужчины очень старались: дергали, растягивали ее, тянули из стороны в сторону, но ничего не происходило. И на удивление, Алии не было больно, просто неприятно. Ее вертели, поднимали, буквально с кожей пытались оторвать чемодан, но ничего не происходило. Похоже, они подумали, что перед смертью Алия наконец перестанет притворствовать и отдаст вещь. Но была одна проблема – она никогда и не притворствовала.

Мужчины, поняв, что все попытки бесполезны, заломили Алие руки, уложили у нее на копчике чемодан и поволокли ее из палаты. Она наконец увидела, что скрывается за белыми стенами ее комнаты. Здесь, в этом месте, она видела только свою палату и операционную, но никогда остального. Место, на удивление, выглядело обычным. Алия не могла рассмотреть все хорошо – ее быстро переносили, и местность вокруг расплывалась, но она точно видела серый кафельный пол, серые с металлической отделкой стены. Кучи дверей тоже металлических. Она попала не в какую-то больницу, а, такое чувство, что на военную базу. Возможно, так это и было. Она не могла точно знать.

Ее продолжали тащить. Окружение сменялось, коридоры вертелись. Ее тащили то вверх по лестницам, то вниз, и, наконец, подвели к одной единственной двери. Они стояли и ждали. Н**адзиратель вышел из-за их спин, достал ключ – большой, металлический и продолговатый. Алии удалось его рассмотреть прежде, чем мужчина вставил его в замочную скважину и провернул, толкая дверь вперед. Затем в эту же дверь втолкнули и Алию.

Сначала была яркая вспышка. Глаза, не привыкшие, потемнели. Потом она увидела, что комната, куда ее привели, была небольшой. Алия бы даже сказала, что достаточно узкой, но с огромным смотровым стеклом. За ним встал надзиратель. Наблюдал. Ее снова схватили, связали чем-то запястья спереди и грубо повалили на стул. Алия неистово барахталась, безудержно мотая головой. Пыталась вырваться, кусаться, бить мужчину в белом перед ней чемоданом. Ей прилетела сильная оплеуха. Кровавя. Врач не скупился на подобные нежности, утихомиривая девушку, чтобы быстро и беспардонно застегнуть кожаный ремень на ее груди, намертво прикрепляя к стулу.

– Алия, сидите смирно.

Алия не сидела смирно. Сейчас, в переломный момент, она забилась, как сумасшедшая птица в клетке, пыталась вырваться. Она хотела жить! Они не имеют права отнять у нее последнее, что ей принадлежит. Стул заходил под Алией ходуном, заскрипел, затрясся. Она продолжала дрыгаться, ее били и били, а она кричала, кричала, кричала. Ей что-то говорили, орали на нее, приказывали. Но Алия не слышала. Продолжала пытаться вырваться, даже если тщетно. Снова удар. Сильный. Ее откинуло назад, а затылок ударился о спинку стула.

– Алия, прекратите. Единственное, что сейчас может исправить данный казус – это признание. Скажите кто.

– Никто! Я вам уже говорила! Я нашла чемодан в свой день рождения, принесла в дом, открыла!

Алия всхлипнула, затряслась под взором амбала в белом, который держал свой кулак наготове.

– Я просто нашла его! Просто нашла! Нашла! – рев, не крик.

– Не врите, Алия. Мы знаем кто вам его передал.

Мгновение. Алия замолчала, закрыла рот, встрепенулась и остро, исподлобья посмотрела за прозрачное смотровое окно. Испуг и недоверие обуяли ее.

Нет, нет, это просто уловка.

Почувствовав перемену настроения, Жнец злорадно улыбнулся, не прерывая зрительного контакта с Алией. Ту затрясло. Она сжала чемодан посильнее в своих руках.

– Никто. Мне. Ничего. Не. Передавал.

– Ну, и отлично.

Похоже, это была его любимая фраза. Алии снова прилетело в лицо.

Дальше она уже мало что понимала. Сидела, откинув голову на спинку, смотрела в лампы слезящимися глазами то-ли от яркого света, то-ли от наплыва эмоций. Ее эмоции то утихали, то снова загорались. Наверное, психика так и работает. Она пыталась защитить себя от полной перегрузки, от истерики, от сумасшествия, находящегося так близко. Все было слишком быстро. Алия чувствовала, как ее схватили под правую руку, положили на подлокотник стула, перетянули ремнем, оставляя вторую руку болтаться тряпичной куклой вместе с чемоданом, так же привязанную к правой. Почувствовала, как протерли локтевую впадинку холодной спиртовой салфеткой. Резкий, кислый и химозный запах сразу попал в ноздри. Алия лишь немного поморщилась и заплакала. Заплакала очень горько, затряслась. Ей снова что-то начали говорить – монотонно и без эмоций, лишь с небольшой усмешкой. Вроде, мужчина в черном, ее Жнец, представился, но она не разобрала его имя среди всех этих звуков. Стало так громко. Она слышала теперь не обычное гудение аппаратуры и ламп, а сильнейший гул – громкий, как будто кто-то дует в огромный горн. Теперь тихие шаги с небольшим стуком превратились в топот тысячи ног. Слезы все текли. Руку вновь протерли салфеткой. Подошли ближе. И Алия вновь всхлипнула.

Она не была ни в чем виновата. Ни в чем. Ей стало страшно, горестно. Захотелось прижаться к бабушке, обнять ее, почувствовать тепло. Многие говорят, что приходим мы в этот мир одни и уходим тоже в одиночестве, и Алия грезила, чтобы это было так. Но она всегда думала – как можно прийти в этот мир одному, если с тобой твоя мать, куча врачей, возможно отец. Ты никогда не был один на один с ними – с Жизнью и Смертью. И сейчас, чувствуя на себе взгляд надзирателя, сжимая в руках чемодан, видя, что к ней приближается мужчина в белом, Алия поняла – она ненавидела это одиночество в своей палате, но теперь, окруженная людьми, чувствовала себе еще хуже. Она не хотела умирать, но еще больше не хотела умирать, осознавая, что последнее увиденное ей будут глаза Жнеца. Мужчина-врач встал прямо над ней, ударил по шприцу указательным пальцем, разгоняя пузырьки и немного пустил жидкость, которая выплеснулась Алии на колени для проверки. А после – наклонился. Как огромная, черная тень без человеческих признаков. Алия смотрела в лицо смерти – бледное, очерченное тьмой. Как саван. Ее забило в истерике где-то внутри, а снаружи она лишь сжалась, стала еще меньше, попыталась соскользнуть по стулу вниз, но ремни крепко держали ее под грудью, а рука болезненно завыла в тисках. Втиснулась в спинку: мышцы шеи напряглись, тени заскользили во впадины кожи. Мужчина поднес шприц к ее руке, нажал на иглу. Жнец что-то снова сказал. Конец.

Алия почувствовала, как холодный метал легонько вошел под кожу, а потом произошла вспышка. Сильная. Сильнее, чем когда она открывала чемодан в первый раз. И зеленая. Врача откинуло в самый край комнаты. Начала звенеть сирена. Алия опустила голову, ее глаза округлились – в руках был сгусток энергии. Он образовывался из чемодана, распространялся, становился больше. И был приятно теплым.

Стул вместе с Алией опрокинули. В комнату забежало еще трое мужчин. Они начали с криками вырывать чемодан, пытались отрезать вместе с ее рукой. Кто-то из них достал военный нож из-за пазухи, замахнулся, попытался вонзить его в кожу Алии, но его откинуло так же, как и первого. Так же, как и всех остальных. Алия просто лежала, шокированная и заплаканная, не в силах отцепить руку от вещи, которая своим светом теперь озарила все. Кто-то ее поднял. Она ничего не понимала, не видела, но новый человек тут же исчез из ее поля зрения, а девушка опять упала на пол. Чемодан ее защищал. Оберегал. Раскочегаривался еще сильнее, и Алия даже не заметила, как все вокруг начало плавиться. Кроме нее. Комната превратилась в только что открытое жерло ада. Мужчины плавились в этом зеленом свете, в этом огне, пронзительно вопили от боли. Сирена становилась только громче. Аварийное оповещение о ЧП заработало, переключило освещение с белого на красный, а люди продолжали выть от боли. Алия не могла это терпеть. Ее начало трясти. Чемодан горел все ярче и больше, девушка видела только перемешанные зеленый с красным, свербящими перед глазами. В комнату забежало еще подкрепление, и тут же было откинуто острой волной. Среди них был и Жнец. Он напугано, взбудоражено кричал что-то другим мужчинам, но те уже не слышали. Алию продолжало качать в эпицентре события. Свет уже вышел за пределы комнаты, озарив весь коридор за приоткрытой дверью.

Как – Алия не знала. Возможно, чемодан дал ей это заметить, возможно, сам всматривался и не замечал на себе чужой взгляд, но она заметила, как Жнец вскинул черный пистолет. Он достал его из кобуры на боку, прицелился и выстрелил. Без раздумий, как надрессированная псина. Ничего не промелькнуло в его глазах.

Вот такие сейчас люди?

Пуля с оглушительным выхлопом вылетела из дула, стремительно полетела, направляясь прямо в голову Алии. Она бы никак не успела среагировать. Но успел он. Огромная, округлая оболочка облепила лицо девушки за секунду, если не меньше, оттолкнула от себя снаряд, который отрикошетил в стену, оглушительно звонко улетая под потолок. Жнец пригнулся, Алия рефлекторно тоже. Это было какое-то чудо. Она была жива.

– Черт! – мужчина не терял времени. Сделал еще дюжину выстрелов, высадив весь магазин, но напрасно – снаряды просто просвистели, провизжали рядом, даже не долетая до Алии, погружаясь в мягкую массу, созданную чемоданом.

Жнец испуганно отполз, замер на пару секунд, вглядываясь в Алию, которая просто улеглась на пол, и надрывно заскользил по кафелю, в потугах встать, выбегая из комнаты. Сирена все еще трещала, гудела, орала. Девушка лежала в зеленой окаемке, уже тлеющей, как угольки от костра. Вокруг все были мертвы, а Алия наконец почувствовав себя в безопасности – окруженная кровью, телами людей, – из-за осознания, что эта вещь может ее защитить, прикрыла глаза, покрепче схватившись за чемодан. Это было замечательное чувство. Алия испытала его впервые за те две недели, и за эту, будущую, текущую. Такой теплый, мягкий сгусток доверия ненадолго зародился у нее под легкими, там, где сердце. Она могла закрыть глаза, зная, что с ней ничего не произойдет.

Глаза после она открыла у себя в палате. Здесь у нее будто появилась привычка просыпаться не там, где заснула. Сердце пропустило боязливый удар. Она подскочила, подпрыгнула пружинкой на кровати, шаря взглядом вокруг себя в поисках чемодана. Тот был как спасительный круг девушки, и, найдя его, она громко с придыханием выдохнула. Страх ушел на столько же быстро, как и появился. Вот только в углу комнаты сидела черная фигура.

Как только Алия ее увидела, поняла кто. Такой молчаливый, пугающий. Символ ее заключения. Весь в черном.

– «Хотя-б, не на мои похороны».

Жнец, – имени его она так и не запомнила, а потому предпочитала сама с собой его называть так, – сидел задумчивый. Ждал когда она проснется. Она уже проснулась. Решила подать знак:

– Чего вам?

Он встрепенулся. Поднял глаза, и в них теперь не читалась надменность, лишь страх. Жнец промолчал.

– Чего…? – тихо спросила Алия еще раз.

Такая тишина ее нервировала. Сидеть с ним один на один нервировало. Девушка покрепче сжала чемодан в своих руках. Наконец он заговорил:

– Алия Маликова, – говорил он, не торопясь, уже без той жеманности и величавости, как раньше, – вчерашний инцидент… Сильно повлияет на ваше будущее.

– «Издалека пошел», – настороженно подумала Алия, наблюдая за каждым движением мужчины. Он вел себя очень непривычно. А часто, все, что непривычно – не лучший знак.

– Так как… Сделать мы с вами ничего не сможем, – на эту фразу чемодан опять загорелся зеленым, Жнец отпрянул, отсел еще дальше, – мы могли бы вас вернуть к семье.

Алия по-глупому обрадовалась. Неужели, все закончилось? Он говорил так, будто сможет вернуть ее обратно, к бабушке. Непонятно, почему вообще передумал, но девушка понимала – все благодаря этой вещи. Чемодан ее защищает. Он с ней, на ее стороне. Сердце радостно запело. Алия встрепенулась, привстала.

– Да? Правда? К бабушке? – в глазах загорелась искорка надежды.

– К сожалению, она мертва.

Неожиданно. Просто.

– «Что?»

В жизни вообще все и всегда неожиданно. Он вывалил эту информацию, как будто озвучил что-то будничное, добавив чертово «к сожалению». Будто сказал про погоду, про завтрак или про ужин. Про что-то такое статичное и обычное, что Алия не смогла сразу осознать, переварить суть его слов. Как это умерла? Кто? Ее бабушка? Он не ошибся в том, что хотел сказать? Когда такое говорят, обычно сочувствуют. Ты не слышишь того, о чем говорят, но видишь ответ по лицу, по глазам, осознаешь ответ через интонацию. Жнец же этой информацией просто плюнул ей в лицо, безэмоционально и без желания оскорбить или задеть. Ему было плевать. Он боялся за себя, а на Алию, на ее судьбу, на судьбы других ему было все равно.

– Что вы сказали? – проблеяла она, растягивая гласные и чувствуя, как землю из-под ног выбивают в который раз. Это место ее не щадило. Люди ее не щадили. Она прижала чемодан к себе еще ближе.

– Приношу свои соболезнования, ваша бабушка, Маликова Анастасия Павловна умерла. Потому, возвращать вас некуда. Квартира теперь место следствия. Мне некуда вас вернуть.

– Твари…

– Если вы отдадите нам объект, мы можем взять вас под следствие на пару месяцев, а после отпустим.

– Я ничего вам не отдам! – закричала девушка, цепляясь за чемодан еще сильнее. Впилась в него ногтями.

Жнец устало вздохнул. Посмотрел на нее пронзительным пустым взглядом.

– Хорошо. Тогда я обязан вас проинформировать. Прецендентов подобных происшествий у нас не было, – он сложил свои руки с длинными пальцами в лодочку, указывая на чемодан. – А попытки казни были неудачными.

Попытки? Не один раз? Что с ней пытались сделать, пока она спала?

– Идти на контакт вы не планируете. Здесь мы вас содержать более не может, а тюрьмы не предусмотрены для таких, как вы. Нам придется вас отослать. Скорее всего, Якутия.

Алия Жнеца не дослушала, резким, стремительным броском кинувшись на него, грохнула не ожидавшего этого мужчину по голове чемоданом, да так, что тот мгновенно потерял сознание. Вещь в руках кислотно засветилась, завибрировала, но Алии было не до этого. Она остервенела, не контролируя себя. Ей показалось, что если сейчас она ничего не сделает, то все будет очень плохо. Ей было известно, что такое Якутия. Что такое Сибирь. Север. Холод. Она слышала, кого туда отправляют. Она знает кто там совершенно рядом, недалеко живет. Знает, что для нее это значит. Лучше бы уж убили здесь. А раз у них не получается, то надо просто выбираться!

Дверь Жнецу, как всегда казалось Алии, открывали снаружи, но почему-то сейчас она подумала – неужели там всегда кто-то стоял? Девушка припала к полу, к маленькой дверце с прорезями вентиляции, через которую ей передавали еду. Прищурилась, чтобы увидеть тот самый серый коридор, но в нем было пусто. А это могло означать лишь одно – Жнец мог открывать дверь сам. Глаза сами нашли незаметную выемку для карточки, и Алия метнулась к мужчине, начиная осматривать его карманы: в пиджаке, в четырех внешних карманах и двух внутренних, с каплей брезгливости запустила руки ему в передние карманы нижней части одежды, но ничего не нашла. Оставалось только перевернуть его, чтобы осмотреть задние. И, да! Это было оно. Из заднего кармана лощенных брюк торчала белая, полупрозрачная карта. С его лицом и инициалами.

Макар Жицин.

Алия фыркнула. Какая ей разница. Карта быстро попала в нужный отсек, дверь немного приподнялась, скрипнула и открылась. За ней была тишина. Девушка прислушалась, затаилась – ни намека на чье-либо дыхание, кроме ее собственного и лежащего на полу надзирателя. И она рванула. Крепко прижала к себе чемодан, схватила пропуск и побежала. Никто не гнался за ней, никто не знал, что она снаружи палаты. Преследования не было, но она все равно побежала.

На стенах красовались различные указатели и названия разных комнат. Она бежала и бежала вперед, пиликала карточкой, прикладывала ее, все еще не попадаясь никому на глаза. Крыло, ее корпус, как она поняла из надписей, было почти пустым. Это только на руку. Алия забежала в другой коридор, более узкий, и в конце увидела яркую, большую надпись «ВЫХОД». Сердце пропустило радостный удар. Она ускорилась, голыми ногами скользя по полу. Уже почти приложила карточку к последнему отображателю, но вдруг поняла, что сама была в халате. В белом халате больного, с завязками по бокам. Если выйдет так, то ее поймают. Алия осмотрелась. Это был выход, а рядом с ним комнатка охранника.

Такое место пристежное, а охрана везде охрана. И их будка такая же.

– Ну-ка, придержи, – девушка поставила чемодан на пол, кинула на его верхнюю боковину карту и прошла в комнату.

В ней мало что было: маленький уголок с экранчиком, на котором показывали камеры всего крыла, кровать, погнутая по средине и обмотанная красным ковром, а еще вешалка. Одиноко висящая на гвозде в стене с зеленой курткой. Замечательно. Алия быстро сняла ее, запихнула свои руки внутрь рукавов, застегнулась и накинула капюшон. Обуви никакой не было. Придется идти босиком.

Закончив, она быстро вылетела из комнаты, продолжая поправлять концы куртки, которые не прикрывали даже ее коленей. И не заметила подошедшего за это время мужчину. Охранника. Он поднял взгляд со своих ног, только когда и сам подошел к будке. Охранник столбенел. А потом закричал:

– Стоять на месте!

Алия подпрыгнула, перепугалась, метнулась к чемодану, чтобы как можно быстрее забрать карту, выбежать отсюда, скрыться как можно дальше. Но карты…не было. Прямо из-под ее пальцев, буквально в миллиметре, карта исчезла, провалилась вглубь чемодана с концами. Алия не понимала почему. Может случайно? А непутевый охранник уже достал пистолет и направил его на Алию. Было поздно бежать. Но чемодан мог ей помочь, и она взмолилась:

– Откинь его, откинь подальше, а потом я достану карту, и мы сбежим.

Но чемодан ничего не сделал, лишь опять прилип к ее коже, а Алию кинули на пол, усаживаясь сверху, чтобы та больше ничего не выкинула.

Вот так это и произошло. От неприятных воспоминаний она поморщилась. Отвратительные картинки начали проносится перед глазами. Можно было бы сказать, что он ее не услышал, не понял, что может, просто не смог ничего сделать, но чем больше времени проходило с того момента, тем больше она убеждалась – он просто не захотел ей помогать. Вот и все. От этого Алия так сильно, жгуче, чрезвычайно его ненавидела. Если бы не этот чертов чемодан…

Она вздохнула. Перед буржуйкой было уже не просто тепло, а жарко. Руки болели, есть хотелось очень сильно. Она устала. Но больше всего была напугана – что делать, если у нее начнется гангрена? Она читала о том, что такое бывает после сильного обморожения. А дальше все, дальше рук у нее больше не будет. Все-таки, мыслила она иногда очень глупо. В этом место уже не было разницы что с ней произойдет. Алия опять глянула на чемодан. С горечью, небольшой обидой и непониманием. Тот так и стоял, ничего не делал. Со стороны – обычная вещь, ничего такого. Она раньше тоже так думала.

– Понятно все с тобой, – просипела Алия, опять отворачиваясь обратно к печке. Ногти левой руки случайно задели поврежденную кожу. – Ай!

Ощущение было болезненным на столько, что перед глазами заискрилось, а дыхание сбилось, сперлось, словно что-то у нее застряло внутри от этой боли. Кожа оторвалась. Небольшой, тонкий клочок, но все-таки клочок кожи оторвался, повис на ее руке. Все было в таком плачевном состоянии. Кожа рук натянулась, покрылась кровавыми надрывами, трещинками. И вот, начала лопаться. Алия зашипела. От пота на руках, которым они покрылись из-за температуры воздуха, как в баньке, все мучительно щипало, изнывало.

– Черт! – она попыталась вытереть их об одежду, но сделала только хуже. Острый, твердый рельеф джинсов зацепился за кожицу и потянул ее за собой. Алия заорала от боли, взвыла.

Теперь руки адски горели. Как будто на них вылили целую банку керосина и подожгли. Алия вскочила, затрясла ими, дула на ладони, но все тщетно – первый слой кожи уже был поврежден, как и последующие от мороза. А боль нарастала, становилась невыносимой, колкой, острой, кожу будто резали.

– Ч-е-е-е-рт, Боже, – взвыла она, протянула. Обратного пути нет. Это ее первый день в Оймяконе, а уже практически без рук.

Вся усталость навалилась еще сильнее в миг. Алия упала на пол избушки, спрятала лицо в сгибе рук, растопырив ладони; свернулась в калачик. Даже плакать уже не хотелось. Хотелось, чтобы это просто прекратилось. Чтобы боль закончилась, страхи ушли, чтобы она оказалась дома. Но это было невозможно. Они все мертвы, а она заперта навечно вместе с чемоданом.

Алия тихо всхлипнула: мокро, носом, но ей тут же прилетело в бок ударом. Она проигнорировала, продолжая плакать, лежа спиной к чемодану. Тот продолжал. Ударил еще сильнее по ее бедру своим острым углом. Алия скривилась от еще одной порции боли.

– Ну да, конечно, куда же без тебя. Ты же всегда присоединишься к общим страданиям, чтобы их добавить! – вскрикнула девушка, утирая слезы денимом рукава. Она разозлилась, повернулась.

Чемодан дребезжал, трясся, привлекая к себе внимание. Алия от удивления даже перестала плакать, просто замерла, наблюдая. Вещь продолжала ритмично раскачиваться, с каждой секундой все громче и быстрее.

– Ты что-то от меня хочешь? – миг, и чемодан застыл. Дал ей ответ на вопрос. – Что ты от меня хочешь? Чтобы я подошла?

Чемодан снова затрясся, быстро, напоминая Алии стиральную машинку, которая выглядела так, будто скоро упадет. Надо было подойти. Она хлюпнула носом, прокашлялась и подползла поближе. Как только оказалась прямо над вещью, он перестал шевелиться, затих, и Алия, сдуру, даже не подумав, прежде чем делать, положила руку на застежку. Все вспыхнуло. Озарилось привычным зеленым цветом. От страха захотелось отодрать руку, но не получилось – она опять прилипла.

– Что ты творишь!? – закричала в ужасе Алия, плача, думая, насколько же ей больно. Отдирать руку не было смысла. Дай бог, кожа останется при ней, а не будет потом висеть на металлических креплениях.

Но больно не было. Рука не болела, будто и не было обморожения. Ее просто немного покалывало, как при легком морозце: приятном, теплом, окутывающем. Алия была в замешательстве. Спустя пару секунд она почувствовала, как рука без проблем отходит от поверхности чемодана. Боязливо, осторожно, переступая через свой страх, решилась потянуть ее на себя и вправду не почувствовала боли. Теперь Алия стала смелее, перевернула ладонью вверх и в неверии свела брови вниз на глаза. Кожа была чистой, без единой травмы, без единой трещинки или раны. Наоборот, руки стали такими нежными, какими не были никогда на памяти Алии. Чемодан гаркнул, опять затрясся, загорелся зеленым. Девушка быстро, со стуком приложила свою вторую руку на то же место. Она тоже прилипла.

– Магия… – тихо сказала Алия, наблюдая за тем, как зеленые сгустки, похожие на стекающие капельки, обвивают ее ладонь, как просачиваются под кожу, в ранки. И чувствовала этот приятный морозец.

Со второй рукой чемодан справился так же быстро. Она вновь почувствовала, как обитый кожей животного бок отпускает ее кожу, человеческую. Это ощущение походило на жвачку, которая тянется и с небольшим, чпокающим звуком отрывается. Алия посмотрела на вторую руку. Такая же гладкая, здоровая. Она ничего не понимала. Глянула на чемодан, потерла ладони между собой и сказала:

– Спасибо…

В ответ донеслось довольное:

– Не за что.

3

Алия заледенела. Прочувствовала на своей шкуре какого это, когда волосы встают дыбом, какого это, когда вся кожа покрывается неприятными пупырышками мурашей. В один момент в голове пронеслась уйма мыслей, а после все затихло, заглохло. Сплошная тишина, перемешанная со страхом, с тревогой, с громким сердцебиением в ушах. Она точно слышала, что ей ответили. Точно слышала этот мужской, бархатистый голос из недр чемодана.

– Что…ты сказал? – Алия не знала был ли это вопрос о том, что конкретно было произнесено существом или вопрос о том, говорил ли он вообще. Ей нужно было подтверждение того, что она слышала. И Алия его получила.

Чемодан завибрировал, от чего девушка вздрогнула, и вновь, разрезая тишину помещения, подал голос:

– Да, я говорю.

Алия задрожала. Страх обуял ее, а перед глазами пронеслись события последнего месяца. Осознание ударило по ней, в миг выбило все дыхание из промерзших легких. Голос звучал приятно среди всей этой белой заслонки из тишины. Он звучал очень громко, отчетливо. Тембр был похож на мурчащие звуки – теплые, хоть и остро-сладкие. От этого девушку пробило дрожью еще сильнее.

– Почему только сейчас? – в смятении тихо спросила Алия.

– Я не хотел говорить ранее, – с толикой смеха ответила вещь.

Чемодан перестал как-либо двигаться и говорить, и теперь молчание вернулось. Алия потерла свои руки друг об друга, вслушиваясь в тихий скрип дров в огне. Чемодан, похоже, и вправду был живой, но от того другим не стал. Когда он говорил, девушке показалось, что это совершенно другое существо, нежели она представляла, но легкое издевательство выдало его с головой. Из-за этого Алия фыркнула. Теперь, когда в белом мареве у нее появился кто-то, должно было стать лучше и спокойнее. Но она чувствовала лишь скованность, а также желание узнать ответы на все свои вопросы, которые держала при себе все это время. Они бесконтрольно начали вываливаться большим количеством:

– Кто ты вообще? Как тебя зовут? Откуда ты взялся?

Вновь повисла тишина. Алия уперто ожидала, сверля чемодан взглядом. Голова разрывалась от огромного количества мыслей – ответит ли он вообще? Что ему нужно? На ее ли стороне он? Теперь, когда смотришь на эту вещь, внутри появляются еще бОльшие страхи. Осознание того, что перед тобой личность со своими интересами и мыслями, заставляла боятся, что сейчас здесь, в этой деревне, она находится со своим врагом, который ее не отпускает, а удерживает рядом с собой.

Алия поморщилась. Голова от усталости разболелась, а она начала себя корить. Какие враги? Кто она? Какой-то военный? Преступник? Ей некого считать своими врагами, потому что даже сейчас она была просто обычным человеком, попавшим в такую ситуацию. Тяжелую, неприятную. Но у нее нет примочек, чтобы взломать какую-то машину и уехать отсюда, она не могла бы никого обезвредить, как это бывает в кино, она не смогла бы сбежать. Все то, хорошее, что с ней происходило, было благодаря этому чемодану. Он спасал ей жизнь из раза в раз. И сейчас, здесь, в Оймяконе, она отдаленно думала об этом, чувствуя, как по телу расползается сонливость от мягкого тепла под боком.

– Зовут меня Маркус. С остальным разберемся завтра, куколка.

– Куколка?! – слабо возмутилась девушка перед тем, как окончательно закрыть глаза.

Да. Они разберутся завтра.

***

Вторая вспышка произошла так же неожиданно, как и первая. Спустя пару дней, если быть точными. Она прошлась такой же зеленой волной, и теперь бушевала в Северной Европе, где начались массовые переполохи. Наконец, мир начал понимать. Дело тут вовсе не в ядерном оружии, не в химических атаках. Они столкнулись с чем-то необъяснимым, ранее им неведомым. С тем, с чем они не знали, как бороться. Массовое распространение в СМИ, этот поток – второе пришествие было невозможно остановить. Люди были в ужасе, правительство пыталось сдерживать весь этот напор, но у них не получалось. Тогда все распространилось очень далеко, хотя и не по всей Земле.

Люди не знали как с этим бороться. Настя стала свидетелем всех этих событий. Сидя перед телевизором со своей матерью, было тяжело впитывать все то, что сейчас происходит. Оно выглядело таким нереальным, как сказка. Будто Настя упала в книги, стоящие у нее на полках, и теперь ей нужно выбраться. Но выбраться не получится – это их новая реальность. Она поняла это тогда, когда увидела лица всей своей семьи, смотрящей в огромный экран вместе с ней. Они были напуганы и разгневаны. Закончилось экстренное сообщение, и они побежали собирать чемоданы, чтобы уехать как можно дальше от окраины. Настя осталась на диване. Мать что-то ей кричала, но она все еще не могла оторваться от телевизора. Чемоданы собраны, билеты – куплены. Завтра – уезжать. Но пугало ее не это, а осознание того, что сейчас ее близкие ведут себя неестественно.

Настя слышала от матери о том, что эти твари рушат их жизнь, делают с людьми не пойми что. Отец ей поддакивал, бабушка тоже, и ее младший брат, что удивляло больше всего, вторил взрослым, как заведенный. Все они будто взбесились, и Настя приходила в ужас от одной лишь мысли о том, что это ее близкие люди.

***

Алия разлепила глаза, когда, казалось, они слиплись и отяжелели. В доме было прохладно. Не сильно, но буржуйка перестала работать где-то ночью, и за это время холод неприятным покровом просочился сквозь щели внутрь. Она поежилась, обхватила себя руками и застучала зубами. Нужно было как можно скорее вернуть тёплое огниво. Алия привстала со своей лежанки, прямо рядом с печкой, потянулась и схватила дрова, кидая их внутрь чёрной прожорливой пасти.

В голове было звеняще пусто. Ещё спросонья она не могла думать ни о чем. Ночью девушка не видела снов, лишь кромешная тьма, в которой плывёшь, будто в соляной ванне – плотная жижа, обхватывающая ее, но не поддерживающая на плаву – топящая.

Алия сидела тихонечко. Слушала, как хрустит огонь: скачет по прожилкам древесины, вбивается под рельеф. Стало тепло. А потом, в голову начала лезть тревога. С утра она приходит незаметно. О чём-то начинаешь думать вскользь, но вот, воспоминания, как стрелы, натянутые на тетиве, начинают метко лететь в голову, и становится уже не по себе. Сладкий остаток дремы, наконец, спал, и Алия распахнула глаза. В доме уже было тепло, а она всё равно затряслась. Вспомнила всё то, что было вчера. Теперь затылком чувствовалось, что сзади кто-то есть. Возможно, из-за этого ей и спалось легче, но просыпаться отнюдь нелегко.

– Ты здесь? – на всякий случай спросила Алия, не поворачиваясь.

Никто не ответил. Только брёвна скрипели в доме.

– Ты слышишь? – спросила она ещё громче.

Послышалось шуршание. И сразу за шорохом раздался мягкий голос, ещё нечеткий, будто его обладатель спал:

– Да слышу я тебя, слышу.

Это поразило Алию. Она решила, что надо сразу спрашивать, пока есть возможность, и несдержанно выкрикнула:

– Так кто ты!? – с еще большим напором, чем вчера.

Но в ответ снова тишина.

Это ужасно напрягало Алию. В безмолвии, возросшем сейчас большой стеной, она чувствовала себя слишком открытой и уязвленной. В этом молчании мысли сильно лезли в голову, а девушка, смотря на себя, не могла найти самой важно сути и погружалась в омут тревоги, надумывая себе многое. Вот, её уже трясёт! Хочется заорать, чтобы он хоть что-то сказал.

И что он ей ответит? Лучше бы, наверное, не отвечал. Но если выбирать между этой тишиной и правдой, от которой Алия хочет скрыться, она выберет второе – тишина, как глубокая темнота, сжирает всё.

– Слушай, не кричи так, – раздражённо просипел голос. Маркус.

– Тогда отвечай на мои вопросы, черт побери! – истерично пролаяла Алия. Маркус издал звук, отдалённо похожий на смешок.

– Женщина, не кричи, пожалуйста. Я что, на допросе, чтобы отвечать на твои вопросы? Куколка, успокой свой пыл.

Алия отчётливо услышала в этом приторно сладком низком голосе нотки смеха. Так, словно он был человеком, который растянул губы в кривой улыбке на одну сторону и, от попыток сдержать иронию, сжался в диафрагме, извергая из себя этот глухой звук – смешок. Это почему-то неприятно смутило, а обзывательство вызвало колючее смущение.

– Как ты меня назвал…?

– Куколка, – голос не обратил никакого внимания на замешательство собеседника. Наоборот, подтрунивал ещё сильнее. Алия поморщила нос.

– Какого чёрта… что ты вообще несёшь? Неужели, так тяжело говорить нормально? Почему ты не хочешь нормально мне обо всём рассказать? – шквал вопросов огромной, яростной волной вывалился из рта Алии. Вчера не удалось, так выйдет сегодня!

– Чтобы «что»? Чтобы «что» ты узнала? Зачем мне это, Алия?

Чемодан в миг потерял весь свой озорной норов. Алия услышала металлические нотки в голосе и от этого сглотнула. Всё снисхождение существа пропадало, стоило ей только начинать требовать ответы. Это немного пугало, но больше – раздражало. Она сильно злилась, и сейчас этот гнев сдержать была не способна.

– Тогда может ты отвяжешься от меня!? Прицепился, не пойми что такое, как клещ. Так ещё и ведешь себя, будто ты кому-то важен.

– Куколка, успокойся, – с вздохом пробубнил Чемодан.

– Чёртова вещь!

Алия, сжав кулаки, злобно задышала. Она вся содрогалась, тряслась от этого гнева: всё внутри зажигалось от злобы и, немного, от стыда. Она не хотела остановиться и увидеть в себе беспечность на пополам с незрелостью. Но злоба была так горяча.

– Вещь? – раздался, впервые, раздражённый голос. – Я Маркус.

– Ты – чемодан, «Маркус», – девушка злобно очертил пальцами кавычки на имени и фыркнула, отворачиваясь. Хотелось ему насолить, показать с чем она готова мешать это существо.

Снова повисла тишина. В доме было тепло, и Алия поднесла руки поближе к буржуйке. Он так её злил. До ужаса бесил. Когда «Маркус» заговорил, она понадеялась – теперь то они нормально поговорят, он объяснится. Но такого не случилось. А это раздражало ещё сильнее. Алии казалось, что весь гнев он заслужил. Но почему теперь внутри расцвел бутон сожаления? Девушка прикусила губу.

Её живот неприятно, мерзко заурчал, и Алии показалось, что внутренности скручиваются в огромную, тугую спираль.

– Тебе стоит выйти на улицу, посмотреть, где можно достать еды, – вновь раздался голос, уже более спокойный, даже, безэмоциональный. Отстраненный и показывающий, будто тот, кто сидит внутри, во всем этом не заинтересован.

Алия фыркнула. Что за притворная забота? Зачем он пытается делать вид, словно его это волнует?

– Как понимаю, ты пойдёшь со мной?

– Конечно.

Девушка вновь сжала кулаки, но теперь вдохнула более глубоко, успокаиваясь. Он был прав – нужно найти еду, иначе ей станет совсем плохо, а у «Маркуса», как можно заметить, ног и рук не было, чтобы, в случае чего, ей помочь. Если она упадёт в голодный обморок, то никто тут ей не поможет, и смерть, – та, о которой она так часто размышляла за последнее время, – наступит гораздо быстрее, чем её ждали. Забавно, как же сильно люди готовы карабкаться, даже если им и кажется, что они давно потеряли силы и надежду. Как притча про лягушек и молоко.

Алия поднялась на ноги, схватила шарф, который успела в ночных потугах стянуть с себя, и накинула на голову, обматываясь, чтобы не заболеть. Посмотрела на буржуйку.

– Эм… эй, – почему-то сейчас, когда она поняла, что не одна, ей нестерпимо захотелось посоветоваться. Хоть с кем-то, и этот «кто-то» – чемодан. – Как думаешь, стоит потушить печку?..

Чемодан некоторое время молчал, и Алия подумала, что, похоже, слишком сильно его обидела, так что начала оглядываться, чтобы найти куда она закинула ключи от дома.

– Лучше потуши, кто знает, что может произойти, – донеслось неожиданно.

Алия вздрогнула.

– А чем? Тут нет воды.

– Зато за окном его много, куколка. Набери снега и закинь в печку.

Алия кивнула, слишком рьяно для того безразличия, которое она старалась транслировать, и продолжила шарить в поисках ключей, чтобы отворить дверь. Те нашлись рядом с окном. Девушка схватила их, а после подошла к выходу, запихнув небольшой ключик в замочную скважину. Механизм противно проскрипел, отворяя затвор, и Алия толкнула деревянную заслонку, но та даже не шевельнулась.

– Что за… – она попробовала еще раз. Ничего не изменилось. Толкнула ещё сильнее. Тоже ничего.

– Похоже, замело ночью.

– Что замело? – тревожно вопросила Алия, вбиваясь острым плечом в дверь со всей ей присущей силой.

– Снегом все замело.

Девушка резко остановилась, прекращая долбиться в бедную скрипящую дверь, и в ужасе глянула в маленькую щелку. За дверью и вправду был громадный белесый сугроб. Он заблокировал своим тяжелым весом проход, навалился на него. Алия в панике пыталась расширить щель, но ничего не выходило. Пальцы первыми фалангами кое-как протиснулись, но дальше пихать их было жгуче больно, потому девушка выдернула их обратно с шипением.

Она ничего не могла сделать. Совсем. У нее не было столько сил. И теперь вопрос был даже не в том, чтобы набрать снег и затушить огонь, а в том, чтобы просто выбраться наружу. В голове стремительно понеслись тревожные мысли о том, что она так и останется здесь, умрет, не сумев выбраться.

Алия не могла с этими мыслями справиться.

– Маркус! – громко выкрикнула она, поворачиваясь лицом к чемодану и прижимаясь спиной и ладонями к двери. Тут же из чемодана послышался смешок.

– Теперь Маркус?

– Пожалуйста, помоги, – взмолилась Алия. Лукавя и произнося его имя, она хотела, чтобы он помог. Понимала, что он не обязан, ведь Алия ведет с ним себя очень агрессивно. Но, в глубине души, девушка надеялась, что и у «Маркуса» есть «душа», которой он может испытывать сострадание и сожаление. А с другой стороны, он должен ей помочь. Ведь, они оказались тут… Алия прервала эту мысль. Сейчас не время. – Помоги, очень прошу. Я не смогу сдвинуть эту дверь!

– Уже смогла, куколка.

На удивление, Маркус был сильно отходчив, а также не брезговал помогать. Девушка почувствовала, что ее тряхнуло вместе с дверью, и в один момент увидела, как потолок плавно сменяется голубым небом, а она сама безвольной тушкой падает спиной назад. В этот момент Алия ни о чем не думала, даже не вскрикнула, лишь быстро, со скрипом снега под весом ее тела и двери, повалилась.

– И что теперь делать? Ты сломал дверь, теперь тут будет ужас, как холодно…Зачем?

Может, мстит так? Алия его не понимала. Как и он ее. С другой стороны – а что Маркусу оставалось делать?

-«Не слишком ли много я жду от него?» – задумалась Алия.

– А что ты предлагаешь, каждый день мне расчищать тебе дорогу?

– Нам! Расчищать ее нам! К сожалению, что «нам»! – возмущенная такой наглостью, вскрикнула Алия, поднимаясь и оттряхивая свои темные волосы от снега.

Ничего хорошего от него ждать нельзя. Теперь Алия себе не давала надежд. Даже если это и единственный способ открыть дверь, он бы мог хотя-бы предупредить!

– Я потом разберусь. Закидывай снег в буржуйку, хватай меня и пойдем искать тебе поесть.

Девушка фыркнула, вздохнула, но все же зачерпнула руками снег и кинула его в печь. Дрова загромыхали, засвистели, и огонь начал утухать. Она оттряхнула руки, подошла к чемодану и схватила его, специально грубовато им махнув.

За пределами дома была белая смерть. Почему-то девушке показалось, что что-то бесцветное своими руками окутало эту деревню, заморозило ее. Здесь, в этом домике, она чувствовала себя лучше и безопаснее, чем снаружи. Руки непроизвольно сжались на ручке поклажи. Девушка шагнула за порог и подперла дверь, решая ее не закрывать. Кому нужен этот дом? Алия даже не была уверена есть ли кто-то здесь, помимо нее самой.

Как только она вышла на улицу, ее лицо тут же «огрело» ледяным ветром, и Алия поежилась, зарывшись носом в шарф. Несмотря на то, что такая температура могла ее убить, но за клубами дыма, выходящего из ее рта, вид на домишки, покрытые инеем, был замечательным. Она шла по хрупающему снегу, звук которого отчетливо гудел в ушах среди этой тишины и оглядывалась, впитывая в себя все, что видит. Ни единой души. Алия шла вперед, меж домов, которые своими тенями нависли над ней, наблюдали своими окошками. А может, и не только окна пристально смотрели на нее…Девушка снова поежилась, уже не от холода. Вокруг не было ничего: ни привычных ей магазинов, ни детей, ни стариков. Никого. Лишь громадная белесая пустошь, охраняемая ветхими постройками.

– Тебе стоит пройтись чуть дальше, – наставил ее чемодан, когда девушка заплутала, начала ходить кругами по тем же местам.

– Я и так знаю… – напряженно прошептала Алия, озираясь. Слишком тихо. Слишком.

Эта тишина ее путала. А еще смущала, потому девушка неуверенно спросила, стараясь избежать этого гнетущего одиночества:

– Ты мне ничего не расскажешь?

– А что бы ты хотела узнать? – тут же отозвался чемодан, словно ждал этого.

– Как я поняла, на мои вопросы ты отвечать не хочешь. Так расскажи мне хоть что-нибудь…

Она хотела поговорить. Когда поняла, что может, то появилось ощущение, будто какую-то чеку внутри сорвало, и теперь тишина стала еще более невыносимой. Она ждала ответа и продолжала идти. Проходя очередной дом ребром, Алия осторожно выглянула из-за угла, боясь, что кто-то ее там…Поджидает!? Но там никого не было. Она с облегчением выдохнула и прошлась дальше. Постройки остались за спиной, а перед ней открылось огромное, когда-то, наверное, зеленое поле, которое теперь покрылось огромным слоем снега. Алия была уверена в том, что это именно оно, выглядящее величественным: такое распростертое и дальнее. Поле…

– Будь осторожнее, – напряженный голос вырвал девушку из мыслей. Она тоже напряглась, внимательно слушая. – Не ходи туда без надобности, это заледеневшее озеро.

– Что это!? – вскрикнула от удивления Алия, не следя за громкостью сказанного.

Озеро? По спине пошли мурашки. Теперь все выглядело еще более величественно. Она и вправду перепугалась, занервничала, начиная теребить пальцами кожаную обивку чемодана. Никогда она такого не видела. Для нее озера были чем-то маленьким, куда когда-то она ездила летом с бабушкой. Безопасная, хоть и волнительная вода. А эта показалась ей опасной и кровожадной. Все тут кричало ей о том, что стоит возвращаться. Но чемодан наседал:

– Иди дальше, куколка. А я тебе что-нибудь расскажу, – и увидев, что девушка все еще в смятении, более громко подогнал ее: – Ну же, давай!

Алия от такого приказного тона подпрыгнула и засуетилась, продолжая идти уже вдоль этих замерзших ледников, стараясь не смотреть туда лишний раз. Словно бы озеро начало бы смотреть на нее в ответ.

– Ну, смотри, – как только она зашагала, протянуло существо, что смогло отвлечь Алию от тревоги, – что я могу тебе рассказать… Бабушка, твоя, к примеру, в молодости была такая же шебутная, как и ты! Помню ее еще твоего возраста.

– Бабушка? – в недоумении Алия открыла рот. Точно, бабушка же должна быть знакома с Маркусом.

-«Должна была» – поправила сама себя Алия. Глаза стали мокрыми от этого, а пальцы еще сильнее начали ковырять сумку. Но Маркус этого не заметил, и от этого девушка облегченно выдохнула, стараясь сосредоточиться на чужом рассказе. Сейчас не место и не время давать волю эмоциям.

– Бабушка, бабушка. Анастасия. Была еще ниже тебя, когда мы встретились. Правда, чуть постарше. Может, лет на пять. Она тогда еще несмышленая была, молодая совсем. Время и вправду делает людей мудрее.

– А как вы познакомились? – попыталась осторожно выспросить Алия. Она все еще не опускала попыток докопаться до той истины, которая известна ее попутчику. К тому же, это помогало. Алия заметила, что руки перестали скрупулёзно стараться найти что-то, за что можно зацепиться.

– А тебе все так и расскажи, куколка! – смеючись, возмутился чемодан.

Это разозлило.

Неужели, так сложно!? Он говорит о ее бабушке!

Алия и не заметила, как скорбь, сковавшая ее сердце парой минут назад. Теперь превратилась в гнев на Маркуса. Если бы он сейчас рассказал ей про бабушку, стало бы легче! И она выкрикнула:

– Ты…Вещь проклятая!

– Эй, не-не-не. Так у нас с тобой разговор точно не пойдет. Я Маркус, а не «чемодан» или «вещь». Если хочешь что-то узнать, так и говори со мной, как с человеком, который что-то знает. Я не какой-то твой фамильяр или артефакт.

Алия задумалась. Хотелось возразить, закричать, начать конфликт. Вместо этого она произнесла:

– Извини, «Маркус», продолжай – с пренебрежением, сквозь зубы и посильнее сжимая ручку чемодана.

Ответы сейчас были для нее важнее, чем ее личное отношение к этому «Маркусу». За душой она продолжит называть его чемоданом. Сейчас он знал больше, чем она сама, мог рассказать то, что поможет ей разобраться, и эта крупица, хоть и ненадежных, знаний, ей была нужна очень сильно. Потому Алия сейчас смиренно шла дальше, ничего не видя, наступая почти по колено в огромные сугробы.

– Отлично, куколка!

Зубы от этого прозвища заскрипели, но девушка это пропустила, стараясь быть любезной.

– Так вот, бабушка твоя. Как познакомились я тебе сейчас не скажу точно, но была она тем еще книжным червем! Не то что ты, – снова со смехом проговорил он. – Интересовалась тем, что я такое, изучала досконально. Конечно, для их поколения это было свойственно, и все же!

– Для их поколения? Говоришь, как древний старик, – прыснула Алия, хотя на ус себе это намотала.

– А что? Хочешь сказать, не прав? Они были другими, еще до всего произошедшего. Это у вас не было книг о магии, а у них в те времена…Это было отдушиной.

Голос чемодана показался слишком натужным и горестным, но Алия не решилась спрашивать от чего. Себе дороже. Кто же знает о чем он думает? А так, рассказывает хоть что-то, и то хорошо.

Девушка пнула небольшой комочек снега. Снова повисла тишина, но сейчас Алия слишком о многом думала для того, чтобы волноваться. Как и «Маркус». Она думала о том, какие же отношения связывали ее бабулю с этим существом. Почему она решила, что ее внучка должна нести ее бремя? Почему покинула ее? В горле застрял неприятный комок, а все тело окутал холод. Не внешний, заснеженный, а внутренний и очень глубокий. Алия сглотнула и заметила, что вдалеке виднеются зубцы низкого забора. Дерево все заледенело, покрылось голубоватыми наростами, похожими на мох. Чем ближе они подходили, тем отчетливее девушка понимала, что, хоть на вид так и казалось, это место не было заброшенным, от чего почувствовала иррациональный всплеск энергии и затрусила быстрее. Издалека, еле различимо, тянулся маленький шлейф дыма. Пах он приятно: огнем и травами. От этого Алия сглотнула. Люди! Может, помогут? Она понадеялась и приблизилась совсем вплотную к местности, попыталась заглянуть внутрь через забор. У нее получилось. Но от того, что скрывалось за деревянным укрытием, она тут же отпрянула, закричав.

– Что такое, куколка? – встревоженно спросило существо.

Девушка упала на снег и, казалось, все ее волосы встали дыбом. На нее из-за забора смотрела морда маленького отпрыска лошади. Мертвый жеребенок, из черепа которого торчал большой охотничий топор. Тельце животного уже заледенело, окоченело и застыло в посмертной судороге. Вокруг него маленькими льдинками скопилась кровь, тоже уже давно остывшая. Это зрелище отпечаталось у Алии в сознании, ее начало трясти.

– Мертвый жеребенок… – просипела испуганно девушка.

Чемодан колыхнулся, а Алия поджала ноги. Она никогда не видела мертвых животных. Лишь мясо, которое покупаешь в магазине, а после сгружаешь на сковородку – мясо, лишенное своей живой оболочки. Девушка сглотнула неприятный ком.

– И что, дорогая? Неужели ты никогда не ела мяса? —спросило существо с неким укором. Словно мог знать то, о чем она думала.

– Ела… Но это… Это что-то… – замямлила Алия в ответ.

– «Что», Алия? – настаивал чемодан.

– Это не то, что я привыкла видеть! – выпалила на такие допросы девушка, сжимаясь еще сильнее.

Такие глупые вопросы… Конечно ела! Но что делать, когда ты видишь эти полные, налитые болью глаза. Алия знала, – она точно знала, – что животные, которых едят люди, точно такие же. Но сейчас, смотря на этого бедного жеребенка, еще совсем маленького, она испытала нахлынувшее большой, убийственной волной, сочувствие. Ей было так жалко это окоченевшее существо, а этот топор… Он выглядел как, бич Божий. Алия не могла оторвать взгляда от этих двух стекляшек – глаз. Куда бы не смотрела, все равно на них натыкалась. И стало страшно от того, что она подумала – «вдруг это какое-то знамение?». Вдруг это какой-то намек… Воспаленный мозг везде искал паралелли.

– Неужели, тебе его жалко, куколка? – просипел чемодан.

Алия не ответила намеренно. Ей просто хотелось молчать и сбежать от этого взгляда, словно следящего за ней. Как знаменитая картина Леонарда Да Винчи – жеребенок будто наблюдал за ней, корил за что-то.

– Поднеси меня поближе, куколка, – обратилось снова к ней существо.

Алия даже не двинулась. Она продолжала сжиматься, будто хотела исчезнуть – ноги ее не двигались, она не могла просто встать и убежать. Все ее тело пронзило острой судорогой.

– Алия. Поднеси меня поближе, – уже в более приказном и серьезном тоне произнесло существо. Алия вновь не шевельнулась, и теперь он уже крикнул: – Алия!

Ее в момент будто выдернули. Она подскочила, схватила чемодан и кинула его прямо к тельцу, сама отбегая на пару метров. Наконец-то! Она смогла встать! И туда она не подойдет, чего бы там не хотел сам Маркус, несмотря на то, что его голос подействовал на нее как-то по-особенному – он смог вырвать девушку из этого состояния, и теперь Алия могла вдохнуть свежий воздух поглубже, пробивая им стесняющую пробку внутри. Она могла спокойно вдохнуть! А сбоку, там, где осталось мертвое тело, загорелся яркий зеленый свет. Он привлек внимание Алии не сразу – она отвернулась к забору спиной, уперлась ладонями в колени и смотрела прямо на снег под ногами. Но как только рефлексы: такие тусклые и почти не видные, коснулись белой массы, она встрепенулась, резко повернулась обратно.

– Что ты делаешь? – прокричала девушка, не решаясь подойти ближе.

А яркие искры так и продолжали скакать по снегу, разлетаться цветастыми огоньками, словно от костра, от чего Алия отодвинулась еще дальше. Ответа от «Маркуса» так и не последовало, поэтому девушка закричала снова, уже более заискивающе:

– Чемодан! Чемодан, ответь! Что ты делаешь?

С каждой секундой она волновалась все сильнее – неприятное тревожное чувство жаром расползалось по телу. Алия заметалась, заходила из стороны в сторону и, наконец решившись, открыла рот пошире, вдыхая, чтобы на выдохе выкрикнуть:

– Маркус!

Свет тут же вспыхнул в последний раз громадной вспышкой, от чего девушка зажмурилась. Затем повисла тишина. Алия открыла глаза, всматриваясь в белые просторы, посреди которых стоял этот заборчик и ферма за ним. Она видела уголок чемодана, который кинула туда.

– Подойди сюда, Алия, – подозвал ее голос.

Алия неуверенно помялась, но все же начала медленно подходить. Чем ближе был забор, тем больше она нервничала, но все же переступила последнюю черту, подходя практически впритык. Самое первое, что бросилось в глаза – это привычная кожаная обшивка, потом под светом солнца блеснула золотистая заклепка, но в конце взгляд уперся в то, чего она точно не могла ожидать. Алия остолбенела, прижала пальцы к губам, не веря в то, что видит.

– Маркус, это что…?

В снегу, будто в вертепе, лежал живой жеребенок. Он трясся от холода, глупо смотрел своей парой живых глаз, просто страдая от неожиданного мерзлого ощущения.

– Жеребенок, – без капли смущения тут же ответило довольно существо. От чего: того, что девушка его наконец назвала по имени или из-за того, что он сотворил – непонятно.

– В смысле…как?

Она замялась, хотела что-то сказать, но ее прервал сильный, грозный крик:

– Слышь, девчонка! Ты что тут ошиваешься!?

Алия боязливо перевела от жеребенка взгляд в сторону, откуда донесся звук. К ней неуклюже бежал маленький и упитанный мужчина, прямо по пути натягивая себе на голову громоздкую шерстяную шапку. Девушка сразу отпрянула, ухватилась за чемодан и прижала его к себе поближе, загораживая свой живот.

– Девчонка! – продолжил кричать незнакомец, приближаясь.

Чем ближе он был, тем дальше она отступала. И когда мужчина наконец подбежал, она была уже достаточно далеко. Незнакомец вновь разъяренно разинул рот, но наткнулся на животное, сразу обомлев.

– Здравствуйте…? – неуверенно спросила Алия.

– Не говори с ним, – тут же просипел чемодан настороженно и тихо.

От предостережения Алия тут же захлопнула рот и напряглась еще сильнее. Голос Маркуса звучал очень грубо и серьезно, и от этого девушка сама насторожилась. А мужчина как стоял, так и продолжал стоять, глупо смотря на жеребёнка. Он выглядел таким обескураженным, и Алия его понимала, но что-то не давало ей покоя.

– Вот-те на, – тихо просипел незнакомец, потирая макушку. Потом резко вскинул голову, и Алия снова подскочила. – Девчонка! Ты что тут, шутки шутить вздумала? Куда дела мое мясо!?

– Алия, не говори с ним, – продолжил встревоженно шептать чемодан.

Но Алия прищурилась, чуть опустила вещь в своих руках и неловко ответила, игнорируя предостережения:

– Простите, о чем вы? Я не трогала ваше животное.

– Да как это не трогала! – мужичок раскинул руки в стороны. – Скотинка-то живая тут лежит, а я по утру малыша забил!

Алия глупо захлопала глазами. Мужчина все настаивал, а что она должна была сказать? Что ее волшебный чемодан воскресил этого бедного жеребенка – так, наверное? Но какая глупость. Девушка поморщилась. И чемодан от чего-то обратил слишком много внимания на этого человека. Алия чувствовала – не доброе все это, надо поскорее уходить. Чувствовала где-то там, внутри, что надо уходить. Но мужчина все никак ее не отпускал, продолжал наседать:

– Девчонка! Забирайте свою скотину, а мою возвращай! – требовал он.

Алия лишь продолжала молча стоять и хлопать глазами, не зная куда деваться. Думала о том, чтобы попробовать убежать, но боялась, что тот пустится в погоню. Деревня-то маленькая, труда ее найти не будет. На душе стало мерзко от мысли, что ночью, там, за белым окном, будет шастать этот мужчина, найдет ее, за этого жеребенка. Прижмется своими большими лапищами к стеклу, то отогреется, и внутри домика увидит две ладони, а еще хуже – прижатое лицо… Девушку пробрало от ужаса. Этот ужас сразу же дал какой-то всплеск энергии. Алия посильнее сжала чемодан, отступила на еще один шаг, пока мужчина не видел, и, не давая ему опомниться, крикнула:

– Забирайте себе эту! Делайте с ним, что хотите!

И дала деру. На столько, на сколько возможно зашевелила ногами по снегу, то спотыкаясь, то наворачиваясь, но вот уже силуэт странного мужчины затерялся где-то в белых равнинах, лишь отголоски его криков были слышны. Алия бежала из всех сил, глотая болезненный воздух, откашливаясь, качаясь из стороны в сторону, чуть ли не падая.

– Куколка! Куколка! – раздался требовательный голос. – Куколка, остановись уже в кои-то веки! Ты уже далеко!

Слова ее затормозили. Алия сразу же остановилась, практически падая в снег. Оглянулась боязливо – и вправду, никого. Даже домиков почти не видно. А сердце все стучало бешено. Как же она боялась… Здесь невозможно не боятся, она это уже поняла. Настолько люди и места здесь были страшны и холодны. А этот мужик с жеребенком…Перед глазами встала картина, как он загоняет животному в череп этот ужасающий топор. Хотя, дело не только в Якутии. Дело в их мире, где прямо сейчас происходят войны, междоусобицы, нападки. И, наверное, этот бедный жеребенок – одна из наименьших жертв человеческого эгоизма. Но от этого картина в голове не начала выглядеть менее ужасающей.

– Куколка, приходи в себя! Посмотри, где мы, – снова воззвало к ней существо, уже более требовательно.

– Да что…

Алия посмотрела внимательнее, и все ее тело покрылось беглыми мурашками. Она отбежала в совершенно другую сторону, но сейчас стояла ногами на толстом льду, покрывающем озеро. Ноги сразу будто перестали ее держать, в голове мысли закопошились с такой скоростью, которую девушка у себя никогда не видела.

– Маркус, что мне делать… – боясь лишний раз слишком глубоко вдохнуть, прошептала на грани истерики Алия.

– Поставь меня на лед, будь добра, – нежно попросил чемодан.

Девушка исполнила его просьбу: очень бережно поставила вещь на небольшой сугроб, не отнимая от него рук.

– Можно же за тебя держаться?

– Конечно, куколка.

Девушка не знала, что происходило: она ожидала привычное зеленое свечение, но его не было, они просто застыли – Маркус что-то делал, а Алия просто ждала, боясь. Она не знала, насколько был прочный лед, а потому каждая секунда проходила в тревожном ожидании. Алия покрепче вцепилась в чемодан и просто смотрела на снег, стараясь не думать о том, где же этот снег находится. Эти мысли бы окончательно выбили ее из колеи.

– Куколка, все нормально, – послышался голос чемодана, который сейчас для нее был, как свет в полной темноте.

– Что ты делал? – сразу же спросила девушка, все еще не отрывая дрожащей руки от существа.

– Просто проверял, выдержит ли лед, – отмахнулся Маркус, но Алия злобно на него зыркнула, потому он добавил: – Выдержит, конечно! Там, в метрах ста, может, ста пятидесяти есть прорубь. Можно наловить там рыбы.

Алия выдохнула: облегченно, даже слишком. Выпустила горячий воздух через зубы и распрямила спину. Все это время она стояла, скрючившись, чтобы крепко держаться за чемодан и не двигаться даже на пару сантиметров.

– И ты хочешь, чтобы я пошла туда? Я не умею рыбачить, – легонько огрызнулась она, поднимая чемодан с земли. Из него тут же донеслось:

– Научим. Иди уже, куколка.

Чемодан сказал это веселым голосом, с небольшим ехидством, которое вернулось тут же, как только прошла любая наметка на опасность. Алия раздраженно цокнула, но подчинилась, начиная неуверенно перебирать ноги. Выходило это достаточно легко, но она старалась подстраховаться заранее, если вдруг все то плохое, о чем она думает, произойдет. Но оно не происходило, а Алия продолжала идти метр за метром, все дальше от такого же заледеневшего берега. В голове оставался образ этого мужика и его жеребенка. Девушка сглотнула. Здесь такое, наверное, нормально, но человеку, который крови в своей жизни лишний раз не видел, подобное осознавать было тяжело. Конечно было понятно, что здесь, в Оймяконе, все будет совершенно иным и незнакомым, по холодному жестоким, но столкнуться с подобным на следующий же день после приезда она была не готова. Это осело внутри ее тельца, а что-то, похожее на ребенка, захотело захныкать.

Хочу к бабушке, – пронеслось в ее голове болезненно, обезоруживающе.

Алия подняла голову к небу. На небосводе уже сияло солнце, скрытое мягкими объятиями белых облаков. Выходили они еще тогда, когда желтый блин не был таким отчетливым и ярким, и под его светом снег не переливался яркими блестками. Что-то красивое тут было. На лице девушки появилась грустная улыбка.

– Куколка, останавливайся, мы пришли.

Она резко затормозила, смотря себе под ноги. В метре от нее, в огромной, толстой ледяной прослойке зияла темная дыра. Алия сглотнула. Почему-то эта прорубь не сулила ничего хорошего – под воду свет не попадал, все там, внизу под ней, было скрыто темным, устрашающим покровом. Такой отчетливый контраст между верхним миром, где, казалось бы, было так красиво – украшенная блестками, земля так и манила, но нижний… Алия нахмурилась. Нижний выдавал всю суть этого места. Ей нельзя было забываться.

Алия отставила чемодан от себя и бегло осмотрелась. Рядом с неровно прорезанной прорубью лежала чья-то удочка – совсем потрепанная, деревянная, с очень толстой леской, по которой она провела пальцами. Никакой приманки, ничего из того, что она знала о рыболовстве, только самодельный поплавок из маленькой деревяшки, на которую той же леской нанизали куриные перья. Алия осторожно повертела удочку в руках. На такое мало что можно было поймать, но она смело закинула поплавок в воду, хоть и неумело – удочка чуть ли не выпала у нее из рук.

– Осторожно, не урони ее в воду, куколка, – подтрунивал Маркус.

– Молчи вообще, – огрызнулась девушка в ответ.

Удочка упала в воду с негромким всплеском и начала прыгать на колышущийся воде. Алия и чемодан затихли – он, потому что думал о чем-то, а она из-за напряженного ожидания. Ничего не стоило ждать – Алия никогда особо не рыбачила, да и вода такая холодная… Повезет, если поймает хоть что-то, даже маленькое, а на хороший улов и надеяться не стоит. Поплавок вновь качнулся – пустой и одинокий в этом темном кругу.

От того, на сколько долго все было, она начала немного приплясывать на месте, чтобы сбросить с себя промерзлость. Чемодан тоже молчал. А поплавок… Качнулся и, вот, что-то дернулось!

Алия в изумлении хлопнула глазами и сжала руки сильнее на рукояти удочки. Рыба не была большой, но леска натянулась дугой от веса, и она потянула на себя.

Наконец и чемодан подал голос, поняв, что рыба на крючке:

– Давай! Тащи ее, Алия, тащи! – радостно прокричало существо, и девушка тоже неловко обрадовалась, стремительным рывком вырывая из-под ледяной глади небольшую рыбу.

Та упала на лед, беспомощно зашевелилась, запротестовала своими жабрами.

– Ура! – вскричала Алия, откидывая от себя удочку и подбегая ближе к чемодану.

– Ты молодец, – довольный голос обнадёжил ее. – Эту рыбину будет легко разделать и зажарить. Должно быть вкусно. Давай, хватай ее, закидывай вон в то ведро, и пойдем обратно.

Алия наставления послушно выслушала. Резво обернулась, чтобы найти предмет, о котором ей говорило существо. Эта рыбалка так подняла настроение! Впервые за это время она почувствовала себя так, будто выиграла – еще и своими силами. Да и рыба была неплоха, сантиметров тридцать, может даже больше. Алия предвкушала то, как будет ее есть. Конечно, разделывать ее она не умела, но видела, как бабушка это делает. Да и что там уметь…

Алия схватила ведро – оно было колючим и острым, – окунула его в воду, чтобы набрать жидкости – она булькала, массой заливалась в сосуд, немного попадая на руки Алии. Потом схватила рыбу за хвост, стараясь ее не уронить. Она старалась изо всех сил выскочить из захвата, нырнуть обратно в воду, но Алия держала сильно, несмотря на мерзкое скольжение.

– Кидай быстрее ее в воду и пойдем, – еще раз повторил Маркус, уже более раздраженно.

Алия на него тихо шикнула, наклонилась, чтобы рассмотреть, как в чешуйках, пойманной ею, рыбы отражаются блестки снега. Мгновение, и после этого тельце упало в воду в ведре, зашуршало там. Девушка подхватила железяку одной рукой, второй схватилась за чемодан и воодушевленно распрямилась.

– Идем!

Путь обратно был не таким длинным. «Это всегда», – думала Алия, переминая снег своими ногами. Всегда так. Заблуждение, неуверенность, незнание чувствуются долгими, а легкость – короткой. Здесь – особенно. Когда они шли от домика, все вокруг было таким тягучим и новым, что секунды замедлились, как и ее дыхание, а обратно, наоборот, ускорились. Она будто летела по этим заснеженным землям, а ноги, по ощущениям, даже не касались земли. В теле появилось так много сил. Маркус что-то говорил, а она слушала, легонько размахивая ведром. Она с головы до пят в миг зацвела, напиталась энергией, продолжая нестись вперед, не зная сейчас ни страха, ни усталости, ни холода. От такого темпа тело налилось жаром – захотелось стянуть с себя шарф. Но Алия знала, что так делать нельзя, так что просто расправила руки чуть шире, чтобы ветер ее приятно охлаждал.

– Куколка! Тормози. Ты куда так побежала? Аж нужный дом пропустила.

Алия резко затормозила. Немного воды выплеснулось ей на штаны, от чего девушка шикнула. И вправду, дом то свой прошла. Совсем потерялась. Алия сделала несколько шагов назад, дурашливо и медлительно прямо спиной, от чего Маркус засмеялся. Этот тембр снова прошелся у нее по позвоночнику, от чего показалось, что кто-то провел льдинкой, которая уже тает, по коже. И мурашки – побежали, такие наглые. Алия сглотнула.

– Да, да. Слишком обрадовалась, – честно призналась она чемодану, закатывая глаза и стараясь за этим скрыть свое смущение.

Вот и дом вырос прямо перед ней. И тут вся радость прошла – забыла совсем, дура, что двери то нет. На смену всему самому теплому внутри пришло заледенение.

– Точно, – протянула она злобно. – Двери то у нас больше нет. И что прикажешь делать?

Маркус хмыкнул, а Алия лишь снова взбесилась, хотя сейчас злоба ощущалась менее жгучей и болезненной. Она просто устала: рыба в её ведре плескалась в предсмертных потугах, а сама девушка просто уже хотела поесть.

– Вытаскивай рыбину на снег, а ведро поставь под дверью, – приказал чемодан.

– Чего? Зачем тебе это? – в непонимании спросила Алия, не делая то, что он хочет, сразу.

– Просто сделай так, как я сказал, – нежно ответил Маркус.

Алия фыркнула, но этот тон действовал на неё магическим образом. Она даже задумалась – не использует ли он на ней свои странные штучки? Ведро с железным лязгом упало в сугроб рядом с дверью, а рыбину Алия достала за хвост и осторожно положила на снег, вырыв там яму, чтобы она не заскользила, улетая куда-то по ледяному покрову. Повисло молчание. Алия встала подальше, в ожидании следя за всем, что может произойти.

Вновь показался зелёный свет. Она вздрогнула, но ненадолго – ко всему ведь начинаешь привыкать, так? Теперь ей захотелось во все глаза смотреть, смотреть, впитывать. Увидеть всё то, что скрывалось за тем забором, за пеленой её слез в той комнатушке, где она сидела на стуле. Свет пульсировал, качался, и Алия увидела, что с ведром что-то происходит. Сначала это было не сильно заметно – оно будто качалось из стороны в сторону, как бывает на жаре, когда воздух на столько прогревается, что искажает всю суть, но после начало происходить то, чего она совсем не ожидала. Ведро будто смяли – это произошло не резко, скорее медленно. Алия видела то, как железные стенки сминаются, будто пласт фольги, как покрываются выпуклыми трещинами. Она видела, как хлипкая ручка-дуга отделилась, как маленькая катушка затрещала и распалась. То, что сейчас она видела – было невозможным. Как же физика, как же все законы мира, по которым они так давно жили? Разве может обычное старое ведро стать тем, чем становится сейчас? Распрямиться, превратиться в большой пласт? Алия знала, что существа умеют возвращать материалы в разные формы, но никогда этого не видела, а теперь, прямо на её глазах, металлическая пластина начала покрываться гафре, рельефом, стала похожа на навесы, которыми покрывают верхи дверей. Алия чувствовала, что всё её тело покрывается мурашками.

Навес сам по себе поднялся в воздух, а после с сильным ударом прикрепился к кровле дома. Здание будто на секунду пошатнулось, загудело, а после – смолкло. Дверь, лежащая прямо при входе, сама собой приподнялась и зашла в пазы. Как только всё закончилось, свет погас. Вновь повисло молчание. Алия сжала посильнее свои руки.

– Ну, что ты стоишь на месте? – хмыкнул Маркус. Горделиво; слишком напускное. – Заходи быстрее, рыба сама себя не приготовит.

Алия сглотнула огромный ком в горле. Он тяжело прошёл внутрь неё. Девушка сразу же схватила рыбину, чемодан и забежала в дом, стараясь убежать не от холода, а от странного ощущения, которое поселилось в глубинах тела.

Как только дверь закрылась, а в окнах, покрытых хладным налётом из узоров зимы, еле-еле замелькали тёмные образы, за углом из маленьких домов показалась чья-то фигура. Она отбрасывала кривую тень на сугробы и не по-доброму всё смотрела и смотрела на дом номер десять.

4

Алия свернулась в калачик. За окном, там, в белых просторах, зияла тьма – луна давно заползла на небосвод и мерцала там, среди холодного тумана, а девушка все металась, чувствовала, что она покрывается кольчатой накидкой, которая своими иголками заползает ей под кожу. Это холод, такой пронзительный, сковал ее тело, но голова была горячей. Алия мучительно перевернулась на другой бок – все кости трещали.

Маркус молчал. Алия не знала умеет ли он спать, видит ли он сейчас то, что с ней происходит. Возможно, дело в том, что температура упала слишком низко, а может из-за той рыбы, но тело становилось бесформенным и ватным, и она все продолжала метаться в надежде, что сейчас станет лучше.

– Ч…чемо, – попыталась произнести Алия, но тело и язык не слушались.

И вправду, может отравилась. Алия сжала посильнее веки, чувствуя, что в уголках глаз скапливаются слезы от этой пробирающей боли. Она попыталась раскрыть рот еще раз, но ничего не выходило, лишь какой-то жалкий хрип.

– Мар…кус.

Все вокруг затянула пелена – темная, глубокая. Алия упала туда с головой, чувствуя, как все ее тело волчком крутится в этой невесомости. Она сгибалась, как никогда – ее тело, словно пластилин, было таким тягучим и бесформенным. Она будто билась о стенки чего-то, падая все ниже и ниже.

Это дурман?

Алия не знала. Чем дольше она была в этом состоянии, тем сильнее ее тело и мышцы растягивались. Она падала в эту тьму, и чем ближе ко дну, к концу этой пропасти, тем сильнее был свист в ушах. Он не был громким, скорее приятным, нарастающим, как песня, как сопрано – такой чистый.

Тело резко ударилось о что-то твердое! Не больно, но руки и ноги будто ниспали, трепыхались и втянулись обратно к ее туловищу. Она оказалась на самом дне этой спирали, распахнула глаза, вглядываясь в зыбкую темноту. Все кружилось. Алия не могла сфокусироваться, не могла вглядеться – то-ли из-за тьмы, то-ли от того, что ее глаза не видели.

Слишком тихо…

Почему-то Алия вспомнила что-то такое далекое из своей жизни, уже прошлой. То, чего она никогда не испытывал, но слышала – такое состояние… Когда люди идут и платят за то, чтобы их погрузили в огромные кубы воды, наполненные солью. В них они ничего не слышат, не видят, лишь плывут, и сейчас Алия думала, что это место отдаленно похоже на такие ванны. Только сорвать с себя маску она не могла, потому что ее не было. Алия просто будто ослепла. Канула в Лету.

– Алия…!

Голос раздался эхом, показался проблеск отчетливого и чарующего света. Яркий, будто теплый, он скакал волнами при каждой букве имени девушки, бился, возвышался. И наконец эта темнота хоть на немного отступила. Как только это произошло, Алия зацепилась ладонями за что-то под собой – похожее на полированный пол, как в помещениях для керлинга. Пальцы по нему скользили, точка опоры все не находилась, и она зажмурилась, стараясь хотя-бы ногти вогнать в эту глянцевую поверхность. Ничего не выходило, лишь роговые пластины затрещали, а Алия сильнее сморщилась.

Еще раз…Еще раз, еще одна попытка…

Пальцы сильнее напружинились, а сама Алия натужилась и всадила еще глубже ногти, как животное, которое пытается за что-то зацепиться в страхе. Но ничего не вышло – что-то оттолкнуло ее руки, подкинуло ее тело, и она заскользила, закружилась по этому гладкому полу. Так быстро – ее все несло и несло вперед, а имя звучало все чаще и громче. Оно обволакивало, цепляло.

– Алия…!

Алия…

По ребрам прошлось это эхо, а свет стал еще ярче, и Алия оттопырила пальцы прямо перед глазами, кидая на них черную тень. В этой тьме, слившейся воедино с окружением, сияли ее белые глаза, а пол все нес ее вперед, как на движущейся дорожке.

– Да! – выкрикнула Алия отчаянно. – Да, я здесь! Кто меня зовет?

– Алия…!

Тело резко свернуло, ударилось об какую-то преграду и понеслось стремительно вниз. Алия закричала, стараясь во что-то вцепиться, вонзить свои пальцы, но ни одной трещинки, ни одного скола не было, и она продолжала погружаться все глубже – туда, где, казалось бы, ничего уже нет. Она думала, что это конец, что падать ниже некуда, но тьма ее подло обманула, заманила, как рыба-удильщик своим огоньком, и потащила все дальше, в свои самые зияющие, злобные недра.

– Алия! – голос стал таким громким, что Алия истошно закричала. – Алия! Алия! Алия!

Алия зажала уши руками, открыв в крике рот настолько, что уголки губ болезненно затрещали.

– Алия! – мерзкий, старушечий крик. Такой гнилой, словно сквозь ломающиеся зубы, с запахом дыхания после едкой рвоты.

Алия вздрогнула – этот гневный зов невозможно было заглушить.

– Алия! – взревел голос еще громче.

Девушка почувствовала дыхание спиной, судорожно обернулась и лишь снова столкнулась с тьмой. Стоило ей это сделать, как холодный, режущий ветер пронзил ее тело, словно мечом, поднял всю ее одежду, от чего Алию начало знобить, и в тьме засияло еще одно светило. Оно ослепило ее глаза, привыкшие к темноте, и девушка снова зажмурилась.

– Алия, – снова позвал ее голос. Но другой. Она не могла вспомнить, где же его слышала, но он был такой тягучий, мурчащий, хоть и низкий с хрипотцой, что все тело в миг расслабилось, согрелось, разгоняя теплоту прямо изнутри по венам.

Алия глубоко вдохнула, заглотила воздух и начала озираться.

– Да! Да! Кто это…? Я ведь знаю тебя, но кто ты…

Свет запульсировал, и Алии показалось, что это не просто вспышка, не просто энергия, а живое существо, которое дышит. Это дыхание было таким свежим, но опьяняющим, что Алия наклонилась еще ближе, оперлась руками об пол и оттолкнулась, выскальзывая все дальше от этого мерзкого, гнилого и брошенного места, туда, где сейчас распростерлась яркость.

Девушка скреблась, отталкивалась от пола, разгоняла свое тело все сильнее, чтобы влететь, впорхнуть в этот свет, обещающий безопасность.

– Алия! – крикнул мужской голос в сиянии, и она заторопилась. – Алия!

Алия оттолкнулась от пола, прыгнула и зашевелила ногами, стараясь пролететь как можно дальше. Ощущение свободно полета пьянило, завораживало, заставляя мурашки бегать по всему телу. Приземление – ее стопы схватились с глянцем, и Алия заскользила, замахала руками, вскрикнула и вновь упала. Прямо к источнику света – такому яркому, обжигающему. Алия думала, что это сияние от какого-то шара, представляла в своей голове что-то похожее на солнце, которое так ярко слепит по утрам. О том солнце, которое показывают в книгах. Но этот свет не был шаром – обрамляемый тьмой силуэт был большим, Алии показалось, что даже слишком, будто титан из Греческих мифов сошел прямо к ней. И силуэт был мужским. Она смогла различить малый рефлекс от темноты в подключичной ямке, заметила мышцы спины, дельту. Она не видела лица – все размывалось, но в этом отсутствии деталей проявлялись моменты четкости. Алии удалось разглядеть длинные волосы, которые колыхались из стороны в сторону.

– Алия… – голос столь нежный.

Это существо, подобное Богу в глазах Алии, увидев, что она пришла, обернулось – так медленно и тягуче, а после – протянуло к ней руку. Алию захлестнул запах, похожий на хвою.

– Да…?

Алия протянула свою маленькую ладонь в ответ, потянулась ближе к этому свету, почти коснулась чужих пальцев. Но не успела. Все вокруг закружилось в вихре.

– Алия! Алия!

Она с криком распахнула глаза, вскакивая с пола, на котором она так и уснула. Печка прямо под ее боком нещадно жгла своим жаром, а Маркус кричал, звал ее.

– Алия! Вставай, давай!

– Маркус! – задохнулась Алия в своем же вздохе. Оперлась ладонями о пол, затрясла ногами, нелепо пытаясь на них встать. Она заснула, и осознала это только тогда, когда проснулась.

Да, это был сон.

– Алия, куколка, приходи в себя! Что произошло? – встревоженно вопрошал Маркус, чемодан трясся, не в силах сдвинуться еще ближе.

– Маркус…

Алия вскочила, тут же падая обратно на пол, а после поползла на руках. Ближе. Ближе к чемодану. Ближе к Маркусу.

– Что случилось, крошка? – нежно спросил чемодан, осветил все вокруг себя зеленым светом, приглашая подойти к себе ближе. Алия всхлипнула. Какой ужасный сон. – Ну-же, давай, иди ближе.

Маркус был таким чувственным и сочувствующим, что от этого сердце заходилось еще сильнее. Почему он так добр к ней? После сна эти мысли миражом крутились в голове, но зацепиться за них было нереально. Лишь за то, как сильно колотится от страха сердце. Какой ужасный сон. Алия чувствовала себя такой потерянной, чувствовала, что еще не проснулась. Кожаный чемодан под ее пальцами был таким теплым, и она прижалась еще ближе, все еще мутно понимая, что делает.