Папа едет на море бесплатное чтение

© Филиппенко В., текст, 2023

© Издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Самокат», 2023

Каникулы композитора

Всё началось в июне. Это был один из первых теплых летних дней. Свет в гостиной еще не горел. Окно довольно щурилось на закатном солнце. Шторы покачивались от сквозняка. Я почувствовала: в комнате спрятались хорошие новости.

Оставив в коридоре рюкзак с танцевальной формой, я забралась в папино кресло. Устроилась поудобнее и принялась ждать, когда новости покажутся. Наконец они выглянули из-за двери, а вместе с ними появилась мама. Улыбаясь, она сказала: «Мы едем на море!»

Мы едем на море! Вы слышали? Таких хороших новостей в нашем доме не было целый год!

Обычно, едва услышав о море, я достаю из-под кровати свой чемодан. Складываю туда секреты, которые нельзя положить в большой чемодан родителей: коробку для ракушек, маленький фотоаппарат, дневник. И еще специальное морское кольцо с большим камнем – им я любуюсь под водой, когда плаваю. Мне кажется, оно привлекает хорошую погоду.

И вот в нашем доме начался щекотный и жужжащий процесс. С антресолей, словно лавины с гор, спускались чемоданы. Папа нырял в кладовку то за ластами, то за маской. А мама взяла «Курортную газету» и стала искать подходящее место для отдыха.

Пансионат для композитора

Всю следующую неделю по вечерам и в обеденный перерыв мама не выпускала из рук телефон. В «Курортной газете» очень много объявлений о квартирах, отелях, пансионатах, санаториях и домиках у моря.

УЮТНЫЙ ШАТЕР У МОРЯ С ПЛОЩАДКОЙ ДЛЯ КОСТРА

ДВУХКОМНАТНАЯ КВАРТИРА С ВИДОМ НА ДОРОГУ К ПЛЯЖУ

ПАНСИОН У ТЕТИ ВИОЛЕТТЫ ДОМА: ГОРЯЧАЯ ВОДА, ДОМАШНИЕ КОТЛЕТЫ, ПЛЕТЕНЫЕ КОВРИКИ

САНАТОРИЙ «СКАЗКА»: ТЕННИСНЫЙ КОРТ, ЛЕТНЯЯ ШКОЛА И СОБСТВЕННЫЙ ПЛЯЖ

ОТЕЛЬ «МАРИЯ» С РЕСТОРАНОМ. В МЕНЮ ВСЕГДА СВЕЖАЯ РЫБА!

ПАНСИОНАТ «ГАГРЫ» В ГАГРАХ

ГОСТЕВОЙ ДОМ «АНАТОЛИЙ»: ПАРКОВКА ДЛЯ АВТОМОБИЛЯ И ПЛАВАТЕЛЬНОГО МАТРАСА ПРИ БРОНИРОВАНИИ ОТ 10 ДНЕЙ

ГОСТИНИЦА «ЛЕТО»: ТРЕХРАЗОВОЕ ПИТАНИЕ И НАДУВНОЙ БАССЕЙН

Мама с папой подходили к планированию отпуска очень серьезно. Кроме расстояния до пляжа, чистоты, хорошей еды и красивой территории, их интересовало еще и фортепиано. Или пианино. Или фортепиано и пианино. В актовом зале, холле, музыкальной комнате. В крайнем случае – в соседнем отеле. Или у местных музыкантов. Папе был нужен инструмент, чтобы не прерывать работу даже в отпуске.

«Курортная газета» согласно кивала и задумчиво морщила строчки.

Мама, закинув ногу на ногу, звонила по объявлениям, обведенным карандашом. Вид у нее был очень деловой. Как будто ей отвечали не администраторы пансионата «Мечта» или дома отдыха «Камелия», а капитаны секретной подводной лодки.

– Алло, это подлодка?

– Бульк-бульк… Да! Капитан первого ранга Субмаринин слушает!

– Это Алла Михайловна. У вас на подлодке есть фортепиано?

– Бульк-бульк… У нас имеются тромбон, треугольник и барабан. Подойдет?

– Нет… Может быть, на соседнем авианосце найдется пианино?

– Бульк-бульк, Алла Михайловна! Выясним. Перезвоните нам завтра. Кладу трубку, уходим на дно.

Карандаш стучал по бумаге, как барабанная палочка. Мама делала в газете пометки: «перезвонить на следующий день», «старый рояль (расстроенный)», «ради папы привезут инструмент из дома».

Пару раз маме предложили взять пианино с собой. В одном санатории обещали открыть заброшенный корпус и стереть пыль со старого клавесина. Многие отвечали, что есть детское игрушечное фортепиано, что дочка бросила музыкальную школу и что могут достать аккордеон.

«Я буду сочинять музыку для хора “Волна” в сопровождении барабана, сломанной гитары и жестяного таза!» – смеялся папа и звонко стучал ложкой по кастрюле. Мама делала глубокий вдох и снова крутила прозрачный диск, хватающий ее за пальцы. «Алло! Это отель “Прибрежная чайка”? А есть ли в вашем актовом зале рояль?»

«Морской»

В прихожей на тумбочке с обувью стояла особенная вазочка. В нее складывали то, что не должно потеряться. Маленький фонарик на случай, если отключат свет. Швейцарский нож, чтобы открывать все, что закрылось. Тюбик суперклея – вы наверняка вспомните пару случаев, когда он вам пригодился. Ключик от почтового ящика.

Проверять почту – это моя обязанность, еще с прошлого года. По средам и пятницам я открывала скрипучую дверцу. И представляла себя то сотрудницей банка, то секретарем консерватории, то генеральским адъютантом, который принимает корреспонденцию и несет в кабинет стопку важных конвертов и папок. В ящике могло появиться что угодно. Газеты и открытка «известному композитору» из Тулы. Мамин глянцевый журнал, сияющий улыбками актрис и фотомоделей. Пара сонных пухлых конвертов. Или уведомление о посылке, которую собрали для всех нас где-то далеко.

И вот вчера за металлической дверцей с номером 52 оказалось письмо. Белый уголок торчал из прорези, и я легко вытянула его двумя пальцами. Даже не пришлось бежать наверх за ключом. Конверт, весь в марках и печатях, был толстым. В него будто положили сразу несколько открыток. Важные округлые буквы гласили: «От И. А. Плёнкина».

Вообще, письма нам приходили довольно часто, особенно после папиных гастролей или выступлений на радио и телевидении. Но они были обычными. А от этого письма веяло приключением.

Дома папа вскрыл конверт и достал из него фотографии пляжа, гостиничного номера и фойе с роялем. Он довольно потирал руки и поглядывал на маму. Пансионат «Морской» приглашал папу в резиденцию для людей искусства. Обещали лучший номер с видом на море, балконом, огромными окнами, ванной и зеркальным столиком. К обещанию прилагались две просьбы: о концерте и о творческой встрече с директором пансионата.

Мама в «Морской» еще не звонила. Зато папа слышал о нем в консерватории и был очень рад, что они сами ему написали. Вот только как там узнали, что мы собираемся в отпуск?

На одном из снимков прекрасный рояль «Ямаша» улыбался во все пятьдесят два белых зуба. От идеальной лакированной крышки пучком отражались солнечные лучи.

– А еще там есть салон красоты и кинотеатр. – Мама положила перед папой фотографию аппарата для сушки волос. Таким жестом наш математик передвигал ферзя, объявляя «шах и мат» учителю биологии во время поездок на олимпиады.

Папа засмеялся: он обязательно сделает в «Морском» укладку. Прямо перед концертом.

Я бы на это посмотрела! (Напомню, что у моего папы лысина.)

Поезд

Следующие десять дней пронеслись, как чайки над пляжем.

Каждый день я разбирала и снова собирала чемодан, просила маму послушать прогноз погоды на море и показывала подружкам во дворе фотографии пансионата.

Папа много работал.

По вечерам они с мамой прогуливались. Вокруг кружились тополиный пух, густой запах подувядшей сирени и папины мысли. Папа ел эскимо и волновался. «Понимаешь, с тех пор как я стал композитором, я ни разу не был в отпуске. А вдруг я так расслаблюсь, что потеряю форму?» – говорил он.

Мама целовала папу в нос и гладила по руке. «Тебе нужно отдохнуть… И подстричься».

Седьмого июля, в пятницу, мы положили в багажник такси три больших маминых чемодана, взяли в салон мой маленький чемодан и папин саквояж – и помахали рукой окнам квартиры. Папа тревожно прижимал к себе кожаную папку с нотами. В поезде он уселся с ней у окна и наконец успокоился.

Я залезла на верхнюю полку. Мы ехали в отдельном купе, и я могла перепрыгивать с одной полки на другую, словно мартышка с ветки на ветку. Мама ушла за чаем и ужином в вагон-ресторан. Папа закрыл глаза и, подперев голову руками, что-то мурлыкал.

– Ты слышишь? – спросил он.

Я слышала много всего. Но что именно слышал папа?

– Стук колес. Совсем как метроном. Такая простая бесконечная музыка.

«Раз-два-три» – стучали колеса, как будто билось сердце поезда. Папа достал из папки ноты и начал что-то записывать. К стуку добавились шелест бумаги и вздохи композитора.

Дверь открылась, и в купе, обгоняя проводницу и маму, вплыл поднос. Густые кудри пара вились над стаканами чая в гордых подстаканниках. Подмигивала хрусталем вазочка с тушеными баклажанами. Дышала теплом большая тарелка риса для папы. Свежо вздыхали нарезанные огурцы и помидоры. Тонко намекало о себе печенье с апельсиновым джемом и шоколадом.

Но мне совсем не хотелось есть. Я улеглась на своей полке с книгой и очень быстро уснула. А когда проснулась, за окном было уже зеленоватое утреннее небо. Рядом с поездом, искрясь, бежало море.

Балкон

Пансионат «Морской» встретил нас красными дорожками и запахом кофе и пирожных. На холодных мраморных ступенях разлегся лабрадор цвета пломбира. Он пускал слюни – старенький был, наверное. Но при виде папы пес сел, вытянулся в струнку и приветственно гавкнул, будто признав в нем знаменитого музыканта. Папа кивнул в ответ, оставив у входа наш багаж.

Синяя, как море, бархатная стойка сияла от улыбки администратора. Он замахал нам рукой: «Аркадий! Дорогой Аркадий! Мы вас ждали!»

Чемоданы исчезли вместе с носильщиком и его высокой тележкой, похожей на золотую клетку. Паспорта распахнули страницы, сообщая о папе с мамой все, что требовалось. А я смотрела на море. Оно было совсем рядом, за колоннами крыльца, набережной и пляжем, и махало мне прямо как администратор. Нужно срочно искупаться!

Я шепнула маме, что ужас как хочу на пляж. «И я», – тоже шепотом ответила она. Еще бы, у нее в чемодане лежало шесть купальников!

Наш номер с видом на море был на третьем этаже. Он будто дразнился, показывая всем снаружи полукруглый балкон-язык. Кроме спальни родителей, там оказалась отдельная комната для меня. Совсем не детская, уютная, с голубыми обоями и шуршащими тяжелыми шторами. А еще – гостиная с тем самым балконом.

Мама принялась раскладывать вещи. Я переоделась в купальник и намазалась солнцезащитным кремом. А папа исчез.

На столе лежала записка, написанная нервным почерком:

«Ушел искать инструмент.

До встречи на ужине».

Просто прелесть

Вы замечали, что на море солнце садится раньше, чем в городе? В первый вечер нашего путешествия мы с мамой лежали у воды дольше всех: еще совсем белые и очень счастливые. «Как оладушки, которым надо поджариться», – сказала мама. Я вертелась с бока на бок, чтобы подрумяниться со всех сторон. И между делом бегала поплавать в море.

Ветра почти не было. Но лучи солнца падали под углом, как в тетради в косую линейку. Так что под водой мне удалось разглядеть только очертания мохнатых от водорослей камней, медузу и пару рыбок, блеснувших серебристыми спинками. Но они спасли этот морской день!

Галька на берегу еще совсем горячо кусала за пятки, когда в столовой начали стучать ножами и кастрюлями. Готовили ужин. Мы с мамой, а с нами за компанию головокружительный голод перебрались поближе к пансионату.

На балконе появился папа и замахал нам стопкой нотных листов. Похоже, он решил выбросить белый флаг и сдаться голоду и отпуску. На нем были короткие брюки и легкая рубашка. Он сиял так, что гуляющие на набережной подняли головы и заулыбались. А одна пухлая тетенька, в платье в горох и со взбитой, как молочный коктейль, прической, зачем-то помахала папе в ответ.

Я чуть не засмеялась, но мама строго посмотрела на меня и кивнула ей. Тетенька заметила это и поспешила нам навстречу, цокая каблуками по брусчатке.

– Какая прелесть, что вы приехали в «Морской»! Аркадий – настоящий талант. А вы просто прелесть! – затараторила она.

Я снова хотела засмеяться, но посмотрела на маму и только улыбнулась. Она поправляла влажные волосы, завитые ветром и морской водой. И если у тетеньки на голове взбили молочный коктейль, то у мамы – красиво выложили гречневую лапшу. (Ничего себе я проголодалась.)

– Простите, я не представилась! Лариса! Лариса Ауэрбах!

– Алла. Люда, – ответили мы с мамой.

– Вы же знаете, что в пансионате есть прелестный салон красоты? – продолжила горохово-молочная тетенька. – Приходите, мы будем вам очень рады. Сделаем стрижку, укладку или питательную маску. Или маникюр. Аркадию, вам… – она заговорщицки глянула на маму, – и вам, – (на меня). – Вы такая прелесть!

Какая же эта Лариса сладкая. Пожалуй, сегодня обойдусь без десерта.

В лифте мама рассматривала себя в зеркале, снова поправляла волосы и мечтательно вздыхала.

– Завтра же зайду в парикмахерскую.

В зеркале, будто на киноэкране, проплыла фотография с космическим аппаратом, поедающим головы женщин и завивающим волосы, – ее нам прислали в конверте вместе с приглашением в пансионат. Теперь мне казалось, что под этим аппаратом сидит моя мама.