Стэл бесплатное чтение

Пластика

Глава I

Маруся была интереснейшей кошкой. Она забиралась под занавески стеллажа и цепляла лапой всех мимоидущих.

– Меня снова задержала Маруся. Если б не она, я бы пришел на полсекунды раньше, – сказал я Стелле.

Стелла понимала, что она очень нравится мне. Она смотрела на меня по-матерински. Иногда заходила ко мне, будто перепутав улицу, дом, дверь, день. Потом смотрела на меня, как на какой-то старый пакет. Иногда улыбалась и приветливо кивала головой. Она шла, и мужчины, оглядываясь, оставляли слюну липкими, как у пауков, нитями. Стелла знала все, но все же иногда требовала подтверждений своей красоты. Я оказывался рядом и всячески угождал ей. Она была довольна. Но позже резко оставляла меня и не подпускала неделями. Затем сама приходила и без извинений возвращала меня себе. Я не прекословил. Такую красоту нельзя отвергать. Меня не унижало то, что она мною пользуется. Стелла все делала аккуратно. И, кажется, тоже любила меня.

– И все же ты пришел, – с доброй издевкой засмеялась она. И дала кофе. С цикорием. Редкость по нашим временам.

Когда я шел по улице к метро от дома Стеллы, на меня всегда наезжал мальчишка на … на чем?

На велике – летом, на лыжах – зимой, ну, и различные варианты: на санках с запряженной собакой, верхом на однокласснице, просто бегом врезался в меня… Но  в этот раз он пробежал, даже не задев. Юркнул мимо и так быстро, что я даже встревожился. Еще не успев понять что случилось, я наблюдал, как за ним пробежал парень лет двадцати. Оба промчались сосредоточенно, молниеносно, молча.

"Ну, мало ли какие у людей дела и события!" – думал я и продолжал свой путь, вспоминая ключевые моменты общения со Стеллой. И все же, как ей удается этот замечательный кофе с цикорием! Вот всю бы жизнь сидел рядом со Стеллой и пробовал  кофе с цикорием!

– Телефончики недорого! – выскочил на меня какой-то полуцыган-полуузбек.

Несмотря на активно меняющиеся декорации, перед глазами все же стояла Стелла. С капельками душа на лице и остальном теле. Она удивленно смотрела и будто говорила: «Какой милый дурашка! Вернее сказать, придурок! Ты! Ты! Здесь же никого кроме нас с тобой нет!»  В таком взгляде выражалось основное партикулярное обаяние Стеллы.

Она должна была родиться где-то в далеком будущем. Стелла не понимала зачем Земля живет так.

Когда соседка Стеллы начинала громко рассказывать о своих победах на рынке, Стелла сразу же говорила: «Ваше время истекло!» Та обычно не понимала, что речь идет о ней и продолжала рассказывать, а Стелла исчезала за дверью. Рассказав еще одну базарную историю уже через закрытую дверь, соседка стекала к себе в жилище.

Цинизм Стеллы вовсе не был цинизмом. В такой форме выражалось негодование. Стелла была добродетельна. Она часто помогала старикам перейти дорогу, поднять вещь, всегда давала нищим денежку, подкармливала котов и собак, отпускала пойманных в ладошку мух, дружелюбно кивала водителям, которые пропускали ее на дороге, защищала слабых от хулиганья и даже применяла к здоровякам запрещенный прием, от чего те, схватившись за яйца, падали к ее ногам.

Глава II

Я шел по Пречистенке к дому Стеллы в настолько прекрасном настроении, что заговаривал даже с незнакомыми людьми. Темы рождались самые разные: от советов поменять стиль до гадания по ладони. Люди отзывчиво поддерживали мой кураж.

Уже совсем стемнело, когда я свернул в знакомую арку. Мимо вновь юркнула парочка. «Геи? Наркоманы? И то, и другое? А может быть, просто люди торопятся?» – подумал я.

Стелла посмотрела на меня с сожалением. Тут же отвела в ванную, высморкала, выщипала из ушей и носа волосы, а потом искупала.

Я сопротивлялся. Взрослого человека, как ребенка мочалят в ванной. Что это такое! Но в этих действиях Стелла была предельно близка, и я трогал ее тело. Оно было совершенно. Потом она забралась ко мне.

Я называл её – Стэл, она меня – Фил. Когда мы заходили в бар на Берсенёвке, все говорили "Пришли Филы ". А когда шли по улице к её дому, слышалось "Стэлы идут".

Это все очень не нравилось ее невезучему воздыхателю Дзен-Грегори, парню лет двадцати восьми с данными кикбоксера. Он экспериментировал еще и в области психологии, и когда мы шли мимо, он говорил какую-нибудь общую сентенцию вроде «Каждому своё!». Мог вздохнуть или засмеяться. Делал всё тихо и подленько, не вызывая меня на поединок, хотя и совершенно очевидно был сильнее. В целом  у меня сложилось впечатление, что Дзен-Грегори трусоват и дорожит своими белыми зубками. Я тоже не был сторонником не только частых походов к стоматологу, но и  к другим врачам. По этой причине противостояние  имело вялотекущее продолжение.

Но сегодня Грегори решил-таки добраться до меня. И все было бы хорошо, но Грегори позволил себе тронуть не только меня, но и Стэл. И в этом фрагменте происходящего  стартовала трагедия.

Грегори технично ударил меня. Я, собственно, и удар-то не помню: просто очутился внизу. Тряхнув головой и сделав бойцовское «Х-х!», я быстро поднялся. То, что я увидел, потрясло меня. Грегори бил Стэл кулаком в лицо много раз, как мужика. Та уже давно ничего не чувствовала. Он держал ее за волосы, она стояла на коленях, а Грегори бил, бил, бил…

Не помню ничего, кроме того, что когда я очнулся, надо мной стояли Трофим и Стэл.

«Слава Богу!» – с эхом прозвучал голос Трофима.

– Ты его убил, Филантроп! Это видели жильцы дома. Тебе реально нужно исчезнуть! – взволнованно говорил Трофим.

– Никто не видел, как мы тебя затащили ко мне. Но нужно уходить и поскорее! – шептала Стэл.

С помощью Трофима я поднялся с кровати  и приблизился к балкону.

– На крыше есть ватное одеяло. За выступом. Закутаешься в него и пролежишь там, пока я тебя не вызволю оттуда. Лежи тихо. Иначе – кранты! – сказала Стелла.

– Спасибо! Буду ждать! Как мне это удалось? – все же поинтересовался я.

– Ты проткнул ему глаз ключом от квартиры и держал, пока он не издох! Тебе не о чем беспокоиться. Ты убил зверя.

– Ужас! – только и сказал я, начиная припоминать вторую часть схватки.

Я лежал в одеяле и смотрел на звезды. Снизу, из квартиры Стэл, доносились какие-то звуки. Вероятно, это был убойщики. Потом все стихло. Мочиться мне пришлось в штаны. Зато согрелся. Все-таки ночи на крыше – прохладные. Не успела моча остыть, как рядом появилась Стэл.

– Ты жив, убийца? Поздравляю! Ты в розыске. Трофим уже придумал, как тебя спасти. Лежи пока здесь. Сейчас будем тебя эвакуировать! – и она радостно исчезла.

Я все же хорошо получил от Грегори и был рад, что Грегори в итоге, в поединке со мной, погиб. Если бы мы встретились в природе, как дикие звери, я бы выиграл. Так случилось и теперь, но если бы в дикой природе, я пошел бы своей дорогой, то сейчас законы общества были не на моей стороне. Никто не станет разбираться в том, что Грегори болен и что он – подонок. Его убили, и социум обязан реагировать на преступление.

Трофим вез меня к себе в клинику. Слава богу, что он пластический хирург.

– В чем твоя идея-то? – спросил я. Мой голос звучал будто со стороны.

– У меня неделю на аппаратуре лежит француз. Совершенно одинокий человек, который уже не сможет жить.  У меня есть договор о том, что он не имеет никаких претензий ко мне в случае летального исхода. Звучит дико, но я защищен этим доком. Сегодня я его отключу. Будет непросто. Все же мусора не такие идиоты и быстро установят нашу с тобой связь. И если ты действительно замочил подонка, то я отключаю тело. Но кто будет там разбирать? Поэтому я ссу, Полифончик, – тихо говорил Троф.

– Я тебя понимаю, – ответил я шепотом. – Ну, а в чем идея-то?

– Перекинем тебе его фейс, если моя акция проканает. Перед богом все чисто. Человек-то мертв. Думай и соглашайся. У тебя есть несколько часов, пока я буду оформлять его. Сидеть будешь в кладовке. Смотри не чихни. Банал, а всех на хрен пересадят, – заключил Троф, заворачивая  в темный дворик.

Глава III

– Троф, я согласен, но на другое, – шепнул я.

– Да иди ты. Ах, ну ты же у нас англичанин! Я и забыл! – повернулся ко мне Трофим.

– Троф, смотри на дорогу, плиз. Троф, сам посуди, на фига мне его мордеус, если доков под него не будет? Проще тогда уж на моем родном сделать простенький оперэйшн.

– Но его легенда. Все равно есть какие-то родичи. Не дай бог всплывет лажа. Похоронят всех, – осторожничал Трофим.

– Да брось! К тому времени когда всплывет хотя бы какая-то минимальная лажа, про тебя забудут, что ты и есть такой, – успокаивал я.

Решено было не лишать документы их владельца, но, увы, этим владельцем теперь становился я.

– Главное, пока никуда не суйся. Надо узнать где он был и где оставлял глаз, если оставлял, конечно. Только после этого можно двигаться. И не забывай: у него глаза были карие, а твои глаза – голубые хамелеоны. Как тебе его апартаменты? – спросил Трофим.

– Да обыкновенно все! Мне сейчас не до оценок уровня комфорта его жилья, Троф, пойми! Я до сих пор пугаюсь себя в зеркале. Ужасное состояние!

– Следи за работой сердца! При малейших отклонениях звони мне. Будут новости, я тебя найду. Все. Пока!

– Пока!

Теперь приходилось привыкать к имени «Мишель» и фамилии «Дело». Состояние было ужасное. В желудке возникало перманентное жжение. Справа в черепе постреливало мелкими многочисленными щипками. Слева, в районе подмышки, открылась чудовищная стенокардия. Начало подсваживать кисть левой руки. Правое веко задергалось и теперь дергалось постоянно. Тик. Какое смешное слово.

Я с трудом передвигался. В теле возникла ужасная тяжесть. Стоило мне ускорить шаг, и голова начинала кружиться. Лишь только я останавливался, меня бросало в липкий омерзительный пот. Стараясь избежать этого кошмара, я зачастил в прохладный душ и (как оказалось позже) добровольно простудился. Кашляя, подкашливая и издавая другие звуки, которые были далеки от того, чтобы бы стать составляющей представительского стиля, я плелся вдоль шкафов Мишеля и проклинал Грегори за его идиотизм, который привел к трагедии. И теперь одного убил – я, лицо отключенного другого ношу – я! Все – я! И не дождешься, чтоб кто-то пожалел…

Я замирал прислушиваясь к работе сердца и говорил себе: «Ну, вот и все! Это конец!»

Но, увы,  тело продолжало жить, и мне приходилось обслуживать свое тело с чужим лицом работой своего собственного мозга.

Так тянулись часы, дни, и я уже не был рад, что затеял это. Троф не звонил и не приглашал. Я перечитывал корреспонденцию Дело. Одно письмо выпало из журналов. Оно пришло уже месяц назад. Мищель очевидно не заметил его, а потом ему уже и не до него было. Оказалось – нужно идти в банк. Они хотели, чтобы Мишель, то есть теперь – я, подтвердил там какую-то хрень. Из письма я понял, что речь идет о сотнях тысяч евро, и это обстоятельство, пусть ненадолго, но вызвало у меня вкус к жизни.

«Пойду, и если попадусь, то пошло всё к черту! Почему я должен сидеть в этом осточертевшем флэте? Для чего я выжил? Чтобы сидеть в квартире незадачливого канадского француза?» – думал я и собирался в банк.

– Не делай этого! Лучше потерять деньги, чем оказаться в турьме! – причитал Троф в нете.

– Брось, Троф! Я не могу так. Мне нужно уехать. Я в жопе. Такая жизнь никому не нужна, – отвечал я.

«Вы что, совсем тут с ума посходили в России?!» – репетировал я с французским акцентом фразу на черный день, когда попадусь или возникнет спорный идиотский наворот. Я проделывал все это перед зеркалом, и меня периодически мутило от осознания ужасных событий. Привыкание к лицу шло медленно. Вернее сказать, оно не шло вообще. Как только я смотрел в зеркало, у меня возникал приступ тошноты. При всем том, что бедный Мишель Дело оставил мне превосходное мужское лицо, черт возьми!

В Банке все обошлось. Никаких лишних разговоров, проверок отпечатков пальцев и замеров сетчатки… Я молча подписал какие-то доки, мастерски подделав подпись и снял со счета тридцать тысяч евро. Из вредности. Помирать, так с музыкой.

Когда Стелла прошла мимо, мне стало нехорошо.

– Кажется где-то виделись! – громко крикнул я. Стелла обернулась.

– Какой хорошенький! – только и сказала она.

– Фирма веников не вяжет, – грустно ответил я.

Глава IV

Я никому не рассказывал о деньгах Дело, коих у него на разных счетах оказалось великое множество. Если капитал канадца и был компенсацией за всю ненормальность недавних событий, то уж не сейчас и не здесь было поднимать тему. Обыкновенно люди сходят с ума при виде крупных сумм и ведут себя не всегда адекватно. Поэтому после нескольких психологических упражнений я заставил себя промолчать о деньгах. Это было нелегко. Смешно, но лишь только десяток-другой крупных купюр появляется у нас в руке, и мы готовы всему миру занять без возврата. Позиция ошибочная. Альтруизм в финансовой сфере ведет к крупным потерям, чаще невосполнимым.

Вобщем, я утаил, что Мишель богат. Да и снимать деньги со счета – удовольствие спорное. Такие операции привлекают внимание не только служб, но еще и преступного мира, и это мне сейчас было ни к чему.

Взгляд Стеллы был какой-то… – не пришей кобыле хвост. Поначалу я путался в соображениях – почему. Но потом стукнуло, что Стэл же видит лицо Мишеля Дело! Я, фактически,  наблюдал ежедневное общение Стэл с другим. Легкий водевиль царил в нашем общении. К этому примешивался неослабевающий страх разоблачения. Только много позже я понял, что это были очень романтические дни.

За Стеллой, к счастью, не следили. Да и чего было следить за девушкой, на которую напали? Убойники, конечно, донимали её вопросами, но она держалась молодцом. У Грегори была ужасная репутация, и от дела по его убийству менты быстро переключились к сопутствующим открытиям, куда более значимым, чем смерть негодяя.

Меня же занимал только один вопрос: что теперь делать с моей жизнью, которая продолжилась в таком необычном альтернате? Меня устраивала причина, по которой я потерял прежнюю: Стелла. Я любил ее и готов был отдать за нее жизнь. Но теперь, когда все еще жил и был на свободе, необходимо было принять эдикт. Иначе было просто невыносимо.

Я не мог полноценно общаться ни с кем кроме Стэл и Трофа, да и с ними-то приходилось контактировать очень осторожно. Я проезжал мимо своего дома, не имея ни возможности  забрать дорогие мне вещи, доки, архивы, ни просто побывать там. В квартире, из которой тем вечером  в прекрасном настроении вышел, торопясь на свидание со Стэл! Даже не вышел из нета, оставив комп включенным, и запустил стиральную машину на цикл, полагая, что рано утром уже приду домой и растянусь в постели, чтобы сладко досыпать. Горечь утраты себя, еще недавнего, такого  славного мужчины, удушала меня.

Слава богу, жизнь Дело была полна интересов, которые, с одной стороны, были увлекательны, с другой, во многом совпадали с моими.

Как оказалось, Дело был относительно нелюдим, и это позволило быстро адаптироваться и понять как жил этот француз.

Через пару месяцев меня отпустило. Физическое состояние стабилизировалось, страх разоблачения превратился в ежедневную "производственную" норму, привычки ассимилировались, и, выходя утром на парковку или спортплощадку, я весело приветствовал охранника, а тот вежливо кивал в ответ.

Оставаясь удобным стандартом, нормы жизни иностранца в Москве все же комфортны лишь с немногих сторон. Полноты наслаждения жизнью не возникало. Многие радости легальной жизни обычного российского гражданина теперь были труднодоступны.

Стелла приходила ко мне в новую квартиру  и подолгу оставалась. Её предпочтения неумолимо останавливались на мне французистом, и Стэл обрубала все хоть сколько-нибудь романтические знакомства. Если раньше трубка Стэл разрывалась каждые пять-десять минут, то теперь звонки звучали предельно редко.

Скрывая истинное происхождение денег,  я все же внес многие поправки в наши гардеробы и расписание дня. Мы чаще где-то бывали, а Стэл перестала нуждаться в деньгах и обновках.

Странно, но таким неестественным  путем обретенные деньги, воспитали во мне много новых прекрасных качеств. Я стал бережлив, начал покупать цветы для Стэл просто так, каждый день. Почти перестал пить алкоголь и мало курил.

Стэл же, дивясь таким переменам, совсем забросила свою квартиру и жила у меня. Ей нравился вид на Москва-реку и Белый Дом. Она подолгу стояла на балконе. К Киевскому вокзалу подходили поезда, через мосты редким муравейником ползли маленькие человечки, машины проносились с едва слышным шипением, дети играли на тротуаре с фигурами. От Британского посольства тянуло дымом сигары Черчилля и только что сваренным кофе (иногда чаем), а по вечерам и скотчем (охрана пьет! шутка).

***

– Стэл, нам нужно вступить в брак, – однажды за завтраком сказал я. Стелла попыталась встать, чтобы дотянуться до лимона, но бомба вольтанутого предложения бабахнула неожиданно и вернула её модельную попку на диванчик.

– Ты же убежденный холостяк! – радостно воскликнула она.

– Послушай. Я везде и всюду говорю по-английски и по-русски. В канадском консульстве, а скорее всего в посольстве, где мне предстоит часто появляться, это может не пройти. С чего это вдруг француз перешел на английский или русский? Понимаешь о чем я? Конечно же, там я должен говорить на родном языке! Но мой французский так беден, что всё сразу раскроется. Нужна веская причина почему я говорю только на русском.

– Из-за невесты! Ты гений!

– Я найму интерпретёра-шептуна, который будет всё переводить для тебя, если вдруг зазвучит французская речь или надо будет что-то подписать. Автоматически и я буду всё понимать.

– Ваще умно! «Он так любил её, что отказался от родного языка, зато русским овладел в совершенстве!» – мечтательно произнесла Стэл.

– Именно! И если мне предстоит какая-то процедура на французском, ты должна прикрывать меня, – резюмировал я.

– Нас раскусят, мужчина!

– Надо постараться, чтоб не раскусили! Понимаешь?

– Большой риск. В посольстве же не дураки.

– Мы – тоже.

– Вот с этим согласна!

***

Координатор «канадского ЗАГСа» посмотрел на меня косо после моего фанатичного заявления о том, что я теперь говорю только по-русски из уважения к Стелле. Но когда регистрация брака подошла к концу, он вдруг отозвал меня в сторону и начал возбужденно говорить на довольно хорошем русском.

– Мишель, где Вы нашли такое чудо!? Редкая красавица! Я просто мечтаю о русской жене. Но мне попадаются одни проститутки! Обещайте помочь! – взволнованно говорил он.

– Обещаю! – твёрдо сказал я.

Глава V

Троф ждал нас в "Праге". Мы скромно поужинали.

"Что сталось с Марусей?" – печально думал я, поглядывая по сторонам. Все гости казались мне переодетыми полицейскими.

От мании преследования есть только одно средство – чистосердечное признание. Сказав, что иду в туалет, я сел в машину, добрался до ближайшего отделения и подошел к дежурному.

– Я – Фил Иванов. Я в розыске. Я убил Гришку Дзена, – начал я сбивчиво.

– Очень хорошо! – успокаивающим голосом сказал лейтенант, посмотрев в ориентировку. – А теперь какие планы у вас, Иванов?

Я понял: с внешностью Дело рассказывать, что я – Фил Иванов является бесперспективным капризом. Я прошел к двери дежурки и кинулся на лейтенанта с кулаками. От неожиданности тот повалился вместе с креслом.

Вдруг резко протрезвев от такого действия, я отшатнулся от него, потом приблизился и помог ему подняться. В следующее мгновение свет померк в моих глазах.

***

В отделение за мной приехали: дежурный офицер канадского посольства, убойники, Троф, Стелла и тётя Дуся, которая была соседкой меня, как Фила.

– Вобщем-то, понятное состояние для вновь испеченного иностранца-мужа, который ревнует легкомысленную русскую жену к прошлой полууголовной пассии, – объяснял канадскому представителю Троф.  – И полный переход на родной язык жены говорит о попытке максимально сблизиться со Стеллой и помочь ей адаптироваться в ужасном стечении обстоятельств после чудовищного убийства. В целом, поведение Мишеля объяснимо и не является преступлением. Поэтому можно его отпустить. Я, как друг Стеллы, настаиваю и ручаюсь.

– Хорошо, но это так не пройдет Вам господин Дело. Это уже чересчур. Никто из канадцев до сих пор не бил русских милиционеров! – возмущенно сказал атташе.

– В Канаде ты не пригодился! Сунули тебя в Россию, лузер, ****ь! Вот и ходишь тут, топчешь, – отплевывая кровь с губ, сказал я. Голова гудела после удара сырой резиной.

– Как Вы смеете так разговаривать! Что он говорит? – вскрикнул разведчик, глядя на Трофа. Тот закрыл лицо рукой.

Атташе в замешательстве посмотрел на Стеллу. Та не выдержала и засмеялась.

– Это просто беззлобный юмор? – спросил у Стеллы атташе.

– Да! – только и сказала она.

– Дело, я предупреждаю Вас, образумьтесь. Нападение на работника полиции – наказуемо. Не принимайте алкоголь несколько недель и явитесь в посольство для обстоятельного разговора, – сказал атташе.

– Я завтра к тебе приду, выведу тебя на чистую воду, – продолжал я уже играть роль, которая смешила Стэл.

– И все же. Не торопитесь. А я как раз изучу ваш файл, – многозначительно сказал разведчик.

Мы ехали в квартиру Дело в машине Трофа.

– Какого хрена, Фил!? – кричал Троф.

– Идиот! – кричала Стэл.

– Вам этого не понять! – кричал я.

Так мы добрались до дома и обессилено рухнули в диваны.

– Фил, ну какого хрена? Это же залет! Это чмо теперь не отстанет! – ныл Троф.

– Понимаю. Но и так тоже нельзя. Вы не понимаете. Я потерял жизнь. Я в клетке, из которой только во сне могу вырваться. Мне больно, понимаете? – заорал я.

– Успокойся, Филушка, ну что ты! – обняла меня Стэл. – Все хорошо. Ну, почудачил немного. Троф, уйди! У нас брачная ночь, в конце концов! – сказала она и сняла туфли.

– Как ты меня подставил! Как ты меня подставил! – громыхал Трофим, направляясь к входной двери. Когда дверь закрылась, Стэл взяла меня за ворот свадебной рубашки и как любимого коня повела в ванную.

Она не домогалась меня. Стелла была грамотной женщиной, и знала когда она нужна мне. Сейчас ее тело не интересовало меня, и она прикладывала меня к своей душе. Я целовал ее грудь, одновременно легко растирая ее ноги, попочку, спинку, шею, плечи… Она говорила «Еще!», и я аккуратно и технично работал ладонями. Единственное, в чем я был уверен в эту ночь, это в том, что крововобращение у Стэл – безупречное.

Глава VI

Стелла нравилась мне еще и тем, что не нудела с утра. И в этот раз – тоже, смешно выпятив губки, она занималась ногтями. Сидя у изголовья, спиной к подушке, она нежно касалась своей левой ступней моего правого колена. И это то, ради чего стоит жениться. Нет ничего прекрасней, чем быть под пяткой у такой малышки. Она, конечно, немного ветренна, но не будем корчить тут борца за … э-э-э… А впрочем, конечно, обидно, когда … э-э-э…

– Бонжур! – сказал я, пытаясь попасть в тапки. Но пришлось идти босиком.

Обычно вы долго пробуете попасть в тапки. В течение минуты с закрытыми глазами ловите малейшую зацепку, чтобы обуться, но, увы! Вы понимаете, что можно нагнуться, рукой поддеть верх и вставить ногу. Но нагибаться лень, и вы медитируете, делая ногой витиеватые ловлевые движения. Так и не поймав то, что хотели поймать, вздыхаете и идете босиком. В такие мгновения вы понимаете, что для того, чтобы быть успешным, просто сидеть и ловить ногой тапок – недостаточно.

Слишком жесткие тапочки, у которых верх не прилипает (не льнет) к стельке – плохи, так как в них ноге неуютно. При регулярном пользовании такие тапочки натирают ногу, да и к чему мучить ноги? Дома у ног должен быть праздник. Кстати, в современной жизни, с ее стрессами, у зада – тоже. Много сидеть вообще – несовременно. Это никогда не было модным или актуальным.

Остается только лежать. А в лежке нужна пара. Нет никого прекраснее женщины, которая с тобой в лежке. Которая все понимает. Она не ждет подвигов в постели сразу после твоего душа. Она знает, что ты устал. Но когда, отдохнув с полчаса,  ты в полудреме вдруг касаешься ее, она получает лучшего любовника в мире! Поэтому, конечно же, смешны те бабенки, которые склоняют мужей к стимуляторам и прочему дерьму. …Орехи им кладут на тарелку… Не понимают главного: мужчина остается мужчиной только когда видит перед собой красивую девушку или женщину. Остальное мясо может бегать со своими стимуляторами до смерти, но мужики с ними всегда будут импотентами. Это правда, и на нее не нужно обижаться. В спортзал, если узнали себя. Ничего не поделаешь. Красичто вой быть трудно. Но вот первые мышцы проглядывают сквозь эластичную кожу, и уже не придется тратиться на орехи для мужика.

Основное качество хорошей пары – постоянное желание. Но невозможно же круглые сутки заниматься сексом. И у таких счастливых пар жизнь делится на две части. Одна – бесконечно счастливая, доверительная полная духовных и телесных радостей сексуальная жизнь, другая – все остальное, что является таким же счастливым, потому что ожидается наслаждение, как только доберешься до любимой. Такая жизнь проста, полна, честна, здорова и продуктивна.

Поэтому, вернувшись из ванной, я потянулся к Стелле. Она пококетничала секунд пять, и нас унесло в чувства-лэнд.

– Я был вчера очень несимпатичен? –  спросил я.

– Ты был великолепен, как всегда. Но тебя посадят, если ты не станешь осторожнее. Уж лучше бы ты оказался трусом, и Грегори остался жив. Но вот чего мне искренне жаль: если ты проколешься, то посадят еще и Трофа. Он просто хотел помочь и влип, – сказала Стелла весело.

– Обещаю прекратить любой ценой. Ты бы хотела сейчас поехать куда-нибудь, купить что-нибудь? – спросил я.

– Мороженое, что ли? Или то платье? – спросила Стэл, изучая мой взгляд.

– Ну, с этого можно начать, раз уж невтерпеж, – ответил я, хотя имел в виду совсем другое. Девичий менталитет. Мороженое… Бретельки…

***

Я понимал, что вчера был неправ по отношению ко всем, но случившееся не было проявлением болезни мозга. Я все помнил и знал, что поступил так, чтобы как раз психику-то и сберечь. Ну, невыносимо ходить с фейсом Дело по Москве, не зная французского! Приходить в посольство и заявлять, что отказываюсь говорить на родном языке из высоких соображений поддержки русского языка, как родного языка жены. Кто поверит в такую чушь! Ну, и потом, носитель, нет-нет да и вякнул бы что-нибудь на французском. Особенно в присутствии атташе. Я же изощрялся на русском!

Поэтому, конечно, я задумался над новым планом.

«Снять со счетов максимум денег Дело и исчезнуть? Тогда надо мордер Дело менять на какой-то другой! Хорошо! Сначала схожу в посольство, потом решу», – думал я, шагая по мостовой рядом со Стэл.

***

Самое ужасное в моем новом положении было то, что, имея огромные средства, чтобы наслаждаться жизнью и смаковать все свое самое любимое, я напрочь был лишен настроения делать это. Парадокс. Есть деньги – трать! Я же пыжился над смехотворными суммами, экономя  номинативно мне принадлежащее.

Словом, процесс не казался мне радостным, счастливым, продуктивным и целесообразным до одного маленького мгновения. Мы шли к Берсеневке через Патриарший мост, и Стэл сказала прохожей: «Сфотографируйте нас, пожалуйста!»

Мы стали спиной к Кремлю. Наши лица были едва освещены фонами рыжего солнца, которое в сопровождении нелепой облачности несуразно заваливалось за здание МИДа. Хорошо, что фонами, а не самим солнцем. Получилось матовое освещение. Девушка сделала несколько снимков.

Я посмотрел на фото и обомлел. Это было великолепно. Как Мишель, я очень понравился себе там, рядом со Стеллой. Этот случай изменил все.

***

Утром следующего дня я набрал посольство и попросил к телефону координатора.

– Дружище, я Вам скоро привезу русскую жену, а вы сделайте мне одну услугу! – взволнованно говорил я.

– Все, что угодно, Мишель! – выпалил тот. Мы встретились в Му-Му на Арбате, и я попросил его заменить в моем  файле строку «Французский» на «Русский» в секторе родного языка.

– Я попробую, – сказал русоженолюб. Вечером он отзвонился и сказал, что все в порядке.

***

– Тому канадцу, который нас женил, срочно нужна жена! – заявил я Стелле.

Та набрала Аллу.

– Замуж за канадца хочешь? В посольстве работает! Симпатичный! Ну, тогда дуй ко мне: будем тебя готовить. Записывай адрес!

Алла осторожно разглядывала апартаменты Дело и трогала бедра руками, будто проверяя на месте ли они. Я молча любовался ею. «Повезло канадцу. Красивые все-таки у нас женщины!» – думал я и улыбался, отворачиваясь в монитор.

Глава VII

На бракосочетании Анри и Аллы, ко мне приблизился атташе и попросил зайти.

– Господин Дело, я с трудом сдерживаюсь в желании сообщить о случившемся наверх. Назовите несколько причин почему я не должен делать этого, – спокойно сказал он. Cвет упал так, что, казалось, у него отклеился ус.

– Я действовал импульсивно из ревности. Простите. Этого больше не повторится! – сказал я, непроизвольно касаясь пальцем своей верхней губы, будто подсказывая ему о непорядке в экстерьере.

– Эй! Эй! Эй! Не смейте так лгать! Я не верю Вам! – закричал атташе. – Вам не отмыться, Дело! Избить милиционера – очень громкий скандал! Я назначу Вам штраф! – и он вышел из обманчивого блика. Теперь казалось, что он брит наголо с оставленным небольшим хвостиком, как у запорожского хохла.

– Только не это, прошу Вас! – обрадовался я. – У меня нет свободных денег!

– Эй! Эй! Эй! Дело! Как драться с представителями закона, так Вы первый! Найдете, если хотите замять скандал! – и он протянул мне листок бумаги с суммой и номером счета. – Я подожду неделю! Неделю, Дело! И благодарите бога, что Вами занимаюсь я, а не наши специалисты из консульства! – и он начал что-то искать в ящике стола, махнув рукой, чтобы я уходил.

Я вышел, едва сдерживая бурную радость. Придя в зал, где находились Стелла и брачующиеся, принялся всех обнимать.

– Анри! Алла! После обеда прошу к нам! Обязательно поедемте, слышите? – тихо и взволнованно говорил я.

Мы с Анри напились. Приехала сестра Аллы, Александра, которая была так же красива, как Алла и Стелла. Анри ухаживал за дамами с романтикой француза, сдержанностью англичанина и разухабистостью североамериканца. Я добавлял российской расхлябанности и простодушия. На почве уникального, всесторонне развитого вкуса Анри в музыке, плейлист вечеринки был блистателен.

Когда пришло время прогулки, Анри под ручки с Аллой и Александрой, а я со Стеллой на спине выперлись на Патриарший и устроили фотосессию.

Я вызвонил Трофа, и в его машине мы всю ночь мотылялись по Москве. Уже под утро Анри и Алла вышли у Метрополя, где был заказан специальный номер.

Мы со Стеллой заметили, что Троф не отрывает от Александры глаз, и сделали так, что он повёз её домой.

Мне снился незнакомый город, в котором я занимался чем-то вроде строительства. Это было какое-то планирование , и я лично касался стройматериалов. Я передвигал с места на место пенобетонные блоки. Периодически появлялась Стелла и произносила замечания. И я вновь принимался двигать блоки.

Заканчивался сон тем, что наш со Стеллой двадцатилетний сын, стоя на карнизе второго этажа в костюме автогонщика, заявил, что они с мамой подают на меня в суд.

В ужасе я проснулся. Стелла спала, положив руку мне на грудь. Прекрасная изящная кисть свисала в изломе. Я закрыл глаза.

Следующий сон был еще несуразней. Живой Дзен-Грегори пришел в клуб и приблизился к нам со Стеллой. Он был с окровавленным глазом. Что-то долго говорил Стелле. Потом вышел из клуба. Стоя на другом берегу реки, петушился на меня и кричал Стелле: "Стэл, даю тебе последний шанс уйти от этого ублюдка!" Я бросился в реку и поплыл к Грегори, чтобы надавать ему, когда вода начала превращаться в виноградные бубочки. Я еще вовсю работал руками-лопастями, когда понял, что воды нет.

– Какой активный! – услышал я смех Стэл, которая подносила гроздь винограда к губам.

– То есть никакой реки не было, – сказал я внятно.

– О-о, какая прелесть! Значит никакой реки не было? Потрясающе! – смеялась Стэл.

Через полчаса после моего пробуждения приехали Александра и Троф.

– Я рад, что у Трофа будет такая, как ты. Мне кажется, он счастлив! – тихо говорил я Александре, пока мы завозились с кофе.

– Он очень импозантен, – говорила Александра.

– Кайф просто! Я очень ценю Трофа. Мы все очень ценим Трофа, а вскоре, уверен, и ты тоже начнешь очень ценить его! – взволнованно шептал я, и мы несли сэндвичи и кофе в гостиную.

– Горы сэндвичей! – сказал Трофим.

– Червячка заморить! – смеялась Александра.

Я пел ‘That Was Me’. Это было данью прошлому. Прежнему лицу. Все аплодировали. Потом мы вместе пели песни, которые шли уже к новой био.

Александра все больше приближала Трофа, и к середине вечера, он уже делал многие вещи, которые делает мужчина, в которого поверили: заказывал по телефону цветы, шампанское, звонил клиентам и говорил, что его не будет недели две, покупал билеты для них с Александрой на выставку медицинского оборудования в Сан-Франциско… На него приятно было смотреть, и заметив, что мы любуемся им, от смущения, Троф важничал еще больше и смешнее. Стелла периодически подходила к нему, ворошила ему волосы и говорила: «Эх, горе ты мое!» В этом фрагменте Александра касалась того же места на голове Трофа, где только что  была рука Стеллы и будто проверяла что там такое. Троф же крутил головой, не понимая действия ни той, ни другой. Я кивал ему, мол, правильно себя ведешь, и он выпячивал губы в ответ, мол, видишь как…

Глава VIII

После оплаты штрафа ситуация нормализовалась. Мы со Стеллой даже забрали Марусю у тёти Дуси, которая забрала кошку к себе сразу после исчезновения меня, как Фила.

Марусе было по фигу, что у меня другое лицо. Она сразу узнала меня и вновь устраивала на меня сафари, что привнесло в мою жизнь долгожданный релакс.

Втроем, мы составляли команду с довольно однообразными событиями. Но события были крайне приятны, поэтому можно оценить их, как позитивный, человеколюбивый и большого сердца опыт. Когда Маруся отдыхала, к ней лезли мы со Стеллой. Случись Стелле взгрустнуть, мы с Марусей не давали покоя. Я подвергался нападениям Стеллы в паре с Марусей чаще всего. Но терпел, чтобы оправдать присутствие Маруси.

– Надо бы мне работу другую поискать, надоело париться в офисе. Во фрилансеры податься, что ли? – задумчиво говорила Стелла.

– Да брось, ты Стелла Дело. Какие фрилансеры? – отвечал я.

– Да это ты брось. Я – Стелла Иванова и хорошо это помню, – грустно замечала Стэл.

– Ну уж тогда делай ударение на второй слог. Будет необычнее звучать, – шутил я.

Стэл не знала о деньгах Дело, и это позволяло  увидеть ее в ситуации относительного безденежья. Героизм Стэл вызывал уважение. Она не относилась к разряду фемин, которые гордо бегают вокруг тебя с банановой нарезкой, когда ты просто хочешь жрать. Она готовила борщи, навороченные салаты, делала хитроумные котлеты…

Столкнувшись с такими подвигами девушки, которая все-таки кроме того, что теперь была моей женой, все же оставалась еще и очень красивой молодой женщиной, я брал ее за руку, садил в авто и вез в ресторан, чтобы угостить своим вариантом ужина. Она все понимала правильно и не видела в этих походах некоего желания противопоставить выходы в свет ее кухне.

– Откуда у тебя столько денег? – спрашивала Стэл.

– Взял кредит, – отвечал я.

– Как Дело? – тревожилась она.

– Ну, уж не как Иванов, конечно, – смеялся я.

В жару мы вылезали из прохладного душа, мокрые падали на кровать и друг на друга и рассуждали об обмороках.

– Ты идешь и даже не замечаешь как это происходит, понимаешь? Ни боли, ни головокружения. Хлобысь, и в ауте! – делилась Стэл своим небогатым опытом падания в обморок.

– Все-равно, должны же быть какие-то малейшие предпосылки. Ну, хоть какой-то дискомфорт, – говорил я.

– Ни фига! Просто там нажимают выключатель, и ты лежишь. Хорошо – мужчинам. Вы все в брюках все-таки. А из нас некоторые же в платьях и в юбках! Видела как-то, девушка упала в обморок, и платье задралось. Чудовищно все это!

– Брось. Обычно. Так устроен мир. Мы животного происхождения.

И мы снова шли в ванную.

Когда пришла долгожданная прохлада, Стэл взяла меня за руку, усадила в машину и увезла в мой дом.

– Тетя Дуся, я у него там вещи свои оставила! Дайте ключи! – сказала она.

– Нельзя. Убойщики опечатали! – ответила тетя Дуся.

Стелла прошла к ней в квартиру и принялась искать ключи. Тетя Дуся бегала вокруг и говорила, что нельзя. Стэл отыскала ключи в коридорной тумбочке, и толкая меня впереди себя провела нас в мою квартиру.

– Убойщики придут, я им вот расскажу как ты тут печати-то срываешь! – укоризненно говорила тетя Дуся.

Стэл не отвечая захлопнула дверь у нее перед носом.

Я был в шоке. Воспоминания нахлынули и частично обесценили все, что произошло после убийства. Осталось только одно событие, которое радовало меня по-настоящему. Эта милая девушка была моей женой.

– Все будет хорошо у нас, Стэл, – тихо сказал я и прижал ее.

Она молча обняла меня в ответ. Мы стояли в коридоре обнявшись, и, казалось, что это самое главное и приятное, что может быть в жизни.

Глава IX

Я прилежно обслуживал СХ7, первоклассный кроссовер американской ветки Mаzdа. Мишель купил его в США в 2007 году, потом всеми правдами и неправдами притащил машину в Москву, где на нём и не поездил совсем.

В первый же день езды я почувствовал, что автомат работает не совсем корректно. Извинившись перед дорогой Стэл, я завис в гараже и собственными силами переустановил и настроил агрегат. Раз уж начал заниматься машиной, сделал еще и весь регламент и, через сутки, уставший, но довольный пришёл домой. Машина была в полном порядке.

В бардачке я нашёл блокнот, в котором Мишель тщательно записывал адреса и телефоны мастеров. Вот и по коробке была пометка: Сергей. С телефоном. Я сохранил номер в трубку, чтобы позже проконсультироваться правильно ли все сделал, но уже через несколько часов после пробуждения получил звонок от этого самого Сергея.

– Господин Дело, я вижу, Вы совсем перестали ездить. Что-то с машиной? – услужливо спросил Сергей по-русски.

– Да, что-то с коробкой, – вырвалось у меня. Я открыл рот, чтобы сказать, что сам все сделал, но все еще бродящий во мне страх преследования и любопытство как поведет себя «персональный мастер» заставили назначить ремонт на тот же день в обед, уже буквально через час.

Будучи человеком удаленным от автосервисных изысков, я полагал, что Сергей проверит работу коробки (которая теперь работала совершенно исправно) и лишь намекнет, что в следующий раз проще было бы позвонить ему. Но каково же было мое удивление, когда Сергей с опечаленным лицом вышел из ямы и сообщил, что коробке кранты, и что ее надо менять.

– Ремонту не подлежит. Выбросить ее прямо сейчас же, – и он вытер руки тряпочкой, которой несколько часов назад вытирал руки довольный я.

– Как не подлежит? – искренне изумившись воскликнул я, но вновь остановил эмоции и покивал головой. Не хватало, чтобы этот самый Сергей заподозрил что-то. Ведь Мишель Дело вряд ли что-то соображал в своей машине и полностью полагался на Сергея.

– А вот так, Мишель.  Рашшн Роудз инкорпорэйтэд. Расхреначили свою коробку об наши рашшн роудз, короче. Задергали девочку. Я и в прошлый раз заметил, что она работает ненормально, но тогда Вам было неудобно затевать ремонт. Теперь же рекомендую не откладывать. Да Вы не беспокойтесь, Мишель! Новая коробка обойдется  всего в три тысячи евро, а за работу  возьму не более тысячи при условии, что Вы отдадите сломанную для коллекции,  – серьезно проговорил Сергей и, похлопав меня по плечу, вышел из гаража и направился к соседнему дому, в котором, собственно, жил.

Находясь одновременно в нескольких микрошоках от такой непорядочности, я стоял и смотрел вслед самоуверенному хапале.  Гнев переполнял меня в течение всего часа, и я не видел, не находил как поступить. Ставить вместо совершенно исправной коробки новую за три тысячи евро!  Отдавать исправный автомат ублюдку, да еще и платить вознаграждение за «работу»! Я был чрезвычайно возмущен. Был взбешен, взбудоражен, и не мог ничего поделать! Если бы мне предложили выбрать кого убивать: Дзена или Сергея, я бы сначала хорошо подумал. Кажется, я не смог бы выбрать и убил обоих.

– Вы знаете мне нужно срочно ехать, Сергей! Встретимся завтра, – сказал я златолюбцу, когда тот пришел, потирая руки в предвкушении сверхлегких шести тысяч евро.

– Не рекомендую даже заводить машину, Мишель. Заводка тоже влияет на работу агрегата, – громко сказал Сергей.

Я все же завел двигатель. Не решаясь сразу послать барыгу, я выехал из гаража под его скривившуюся мину, мол, «коробку вовсе загубите».

Выехав за пределы двора, я покрутился по Смоленке и заехал обратно.

– Я же говорил: долго не продержитесь, – сказал Сергей, который, оказывается, остался и ждал у гаража.

– И что же теперь?

– Давайте половину денег, ключи, ставьте машину и спите спокойно. Завтра утром у Вас будет исправная машина, – философски заключил Сергей.

Я не мог ничего придумать. Будь я собой, за такую наглость я хотя бы послал его по-русски. Но как Мишель Дело я не мог поступить так. Это бы вызвало сначала недоумение, а потом подозрение, а мне это было совершенно ни к чему. Но и платить за порчу авто, я не хотел.

– Покажите новый автомат, – резко скомандовал я.

– М-м, – Сергей замялся и в замешательстве посмотрел на картонную коробку с якобы новым автоматом. Прежде, чем ублюдок сориентировался, я подошел к коробке и открыл створки. В грязном полиэтилене лежал старый автомат с блямбами какой московской разборки.

– Такая теперь доставка, совсем разучились делать упаковки, – промямлил Сергей.

– Сергей, будет очень невежливо, если я временно откажусь от Ваших услуг? – спросил я.

– Мишель, не стоит так недоверчиво относиться к честным людям. Вы в России, я Вам искренне и всегда помогаю. Зачем Вы так? – Сергей смотрел на меня добрым отзывчивым взглядом.

– И все же, Сергей, спасибо, но пока мне не нужны ваши услуги! – сказал я. Не дожидаясь ответа, я вновь сел в машину и уехал.

Больше мы не встречались.

Глава X

Воображение дачной стихии Трофа было абсолютно предано припанкованному средневековью. Дом со стилистическими решениями времен Рыцарей Круглого Стола, и весь земельный участок соток в тридцать, были смехотворно обрамлены рвом глубиной в полтора метра, наполненным артезианской водой с грундфосовской приблудой для поддержания уровня.

Полагая, что Стэл поржёт над этим всем, я уже предвкушал наш визит к Тамаре, соседке Трофа. Тамара и её муж Борис были обладателями незаурядного виноградника. Сходить к ним в гости означало вдоволь напробоваться сухого вина различных, иногда довольно ранних, годов. Собственно, эта причина и была первой, чтобы я согласился переться к Трофу на дачу хрен знает куда в какую-то даль.Каково же было моё удивление, когда Стэл вдруг пришлась по вкусу припанкованная средневековая попса Трофа. С охами и ахами она бродила по малиннику, трогая рыцарские латы из оцинкованного металла, брала в руки неподъёмные мечи, которыми Троф огородил огуречную гряду, и с милыми взвизгиваниями погружалась в пруд, посреди которого высился безвкусный гипсовый монумент Короля Артура руки Трофа.Я был в шоке, а Троф смотрел на меня взглядом победителя, мол, "ну, что, понял теперь, что женщинам в нас нравится, морда твоя канадская?"В разбитых чувствах, шёпотом кляня предавшую стильного меня Стэл, я без уведомлений удалился к Тамаре, представился другом Фила Иванова и к вечеру наклюкался так, что начал вспоминать наши прошлогодние посиделки, забыв, что я – Мишель Дело. Тамара улыбалась такому, тактично претерпевая странную информированность Мишеля Дело о цикле дачных визитов Фила. Уже в сумерках к нам присоединились приехавший из Москвы Борис, потерявшая меня Стэл и предатель Троф. На фразе Стэл "Ну что ж, приятно было познакомиться, мы уже, наверное, пойдём…" я включил редкий по своей силе и абсурдности залупидрин и объявил, что я остаюсь. Тактичное общество постелило мне прямо у виноградной лозы, а через полчаса дамских посиделок с Тамарой Стэл прилегла рядом.

Как и в прошлом году ко мне уже очень скоро вышла семья ежей. Я терпеливо кормил их остатками вечеринки.

– Ты очень гуманен, – заключила Стелла. – Я люблю тебя! – добавила она.

– Подай сметану, – тихо попросил я, не реагируя на подхалимаж. – Ежонка подкормлю.

– Нет, это просто потрясающая поездка! – оживилась Стэл, передавая сметану. – Троф – красавчик, ты – такой по-хорошему чёрствый полуботаник! Восхитительно просто! Каждое лето теперь здесь – в конце июля! Согласен? – и она потеребила мне шею.

– Конечно. Но при условии, что купим рядом с Борисом дом. Как раз продаётся. А к рыцарям будешь ходить сама, – тихо говорил я, подсовывая ежонку сметану.

– У Трофа прекрасный минизамок. А свой дом, здесь… Я согласна! Тамара и Борис – очень импозантны. Я буду гордиться таким соседством! – возбуждённо шептала Стэл.

Она ещё что-то говорила, а я сквозь виноградные листья глазел на Млечный путь."Скоро я к вам, ребята. Лет через дцать", – думал я и целовал плечо дорогой Стэл.

Глава XI

– Мне кажется ты совсем задергал милого бесскандального Трофа, – осторожно начала Стелла, едва прозрачная дымка раннего утра коснулась виноградных листьев. – Троф твой лучший друг, талантливый врач и художник… И он так любит тебя!

– Троф – скульптор! – заметил я, трогая голову. Было совсем легкое похмелье.

– Ты так саркастируешь из-за не совсем удавшейся фигуры славного Артура?

– Ничуть. У Трофа много скульптур. И если мучиться из-за несостоятельности каждой, погибнешь к чертям.

– Вот твой кофе.

– Спасибо.

– Я хочу туда. Троф там совсем один, и мне жаль его. Он ушел вчера расстроенный.

Стэл обиделась на меня. Она не подавала виду, но я знал, что ей уже становилось не по себе от моей затянувшейся эстет-демонстрации. И чего накинулся на добряка Трофа?

Я тут же решил всё поправить.

– Новый вид турнира: рыцарский турник! – громко объявил я, когда мы достигли средневековых пенат пластического хирурга.

Троф радостно засуетился, разминая могучие плечи. Он всегда был крепче. И в школе, и в студенчестве. И когда мне приходилось нелегко в поединках с недругами, его мощные кулачные аргументы ставили в драках спасительную бескомпромиссную точку. Разбитые морды нападавших всегда были гордостью Трофа. Уже тогда он подправлял пострадавшим лица прямо на месте. Так  и пристрастился, но с одним лишь отличием: своих клиентов Троф перед операцией не колошматил.

Я сделал подъём переворотом, раскачался в полусолнышко и, крутнув одинарное сальто, плюхнулся на карачки прямо в свежевскопанный пар  у  помидорного портала. Самка ворона, сидевшая на флюгере дворцовой бани рядом с мужем-вороном, уже брезгливо подпрыгнула, чтобы улететь, но тот остановил её взглядом. Ему всё нравилось. Он ждал выход Трофа.

Троф, снисходительно глянул на меня и, подмигнув повеселевшей Стелле, без всяких фиксаторов крутанул пяток солнышек и сальтировал ко мне. Приземлившись, он технично взял меня на руки, донёс до бассейна с Артуром и, сделав паузу вершителя, сбросил в 'пучины'.

Прохладная утренняя вода не позволила сохранить рыцарское или аскетическое молчание. Издавая звуки среднего дельфина, я вылез на пляжный борт с перламутровыми фонтанчиками и затих. Слепые фигурки английской знати смотрели на меня с сардоническим укором.

Парочка внимательно наблюдала за моими действиями.

Объявив турнир, чтобы извиниться за  излишний выпендрёж накануне у виноградника,  теперь я лежал смирно, как вернувшийся домой под утро, загулявший муж. Тёплое, разбавленное облаками, освещение успокаивало меня.

Пляжная истома увлекла в светлый мир желто-синих детских снов со спокойным умиротворяющим аудио едва слышного разговора Трофа и Стэл. Мне стало хорошо.

Скоро, простившие меня Стэл и Троф, присоединились к моему 'яхт-клубному' забытью. Троф лежал поодаль, а Стэл – так близко, что даже касалась меня.

Спустя час подул приятный ветерок, и, подпечённые, мы купались. Поочерёдно форографировались, а потом, поставив камеру на десятисекундный автомат, бесились в воде.

Позже Троф пошёл топить баню, я принялся разводить мангал, а Стэл готовила шпажки с мясом. Правильное разделение труда привело к чудесным результатам. А под самую баню приехала ещё и Александра. Нерастраченные позитивные возможности Трофа обрушились на Сашу мягкой неразрушительной микроцунами, и та была этому рада.

Когда поздно ночью мы вырулили на шоссе, Троф повернулся ко мне.

– Мы очень хотим домой? – и он вопросительно обернулся еще и к Александре со Стэл.

– Нет, не очень, – ответили все трое синхронно.

– Мой приятель завтра выставку стартует в Питере. У него студия на Невском. Мансарда с квадратный километр. Там-тамы твои любимые, хоть жопой ешь. Может проверим сколько твой СХ7 жрёт, когда четверым приспичило на выставку?

– Только осторожно, – предупредил я.

– Ой, да ладно, – сказал Троф, перебираясь на водительское место.

Через километр нас догнала гаишница и оштрафовала за превышение. Фраза "Некрасивых женщин не бывает" не имела к ней никакого отношения.

По-доброму улыбаясь, вместе со штрафом, Троф дал ей визитку.

– Дорогая! Без дураков. Зайдите. Подправим детали, и Вы будете еще больше олрайт. Обещаю скидку.

– Езжайте осторожнее. Берегите себя, – сказала полисменша и взяла карточку.

Глава XII

Стелла ушла к Трофу после нашего скандала в Шереметьево. Встречая её, я упустил  из памяти, что нужно купить цветы, а позже  и вел себя черство. Она терпела еще несколько дней.

Троф приехал за ней и подошел к двери кабинета, подглядывая чем я занимаюсь.

– Да заходи ты, не сопи. Урод, – сказал я негромко.

– Да сам ты… Она всегда была и остается прелестью. А ты глуп и агрессивен. С большим удовольствием отбираю её у тебя, – добродушно заявил Троф.

– Да вы давно уже снюхались. Мне-то не рассказывай. Друзья так не делают! – свирепо глянул я на него. Он опустил глаза. Я был прав в том, что Стэл спала с Трофом, когда я еще и представить не мог, что они близки. Конечно, они это делали  этак спортивно в рамках идеи свободной любви и общей свободы проявлений человека, но все же… Осадок никуда не денешь. И зачем мне говорить о любви, если спишь с моим другом!?

– Прощения просить не буду, но и рассориться не хотел бы. Все-таки мы с тобой давно друзья, а Стэл возникла совсем вот… Давай не будем торопиться с посылами, – сказал Троф.

– Согласен. Но сейчас прошу, Трофище: уйдите скорей. Мне тяжело. Я ведь люблю Стэл. Уйдите не прощаясь. Я пережду здесь, – чуть не плача сказал я. Трофериандр молча вышел.

Когда в квартире стало тихо, и я понял, что нахожусь один, мне вдруг стало хорошо. Все-таки Стэл привносила в наш дом много негативной энергетики со своим постельным обманом. Она чувствовала дискомфорт, от этого дергалась. Дергался я. Женщины часто делают так, боясь потерять основу. Но когда основа становится балластом, они срываются уже без всякого расчета. Да и правильно делают. Они вынуждены приспосабливаться.

Я принял ванну. Заказал пиццу. Грустно посмотрел на Киевский вокзал. «Люди. Едут туда. Едут сюда. Смотрят в окно вагона и думают о прошлом. О будущем. Засыпают под стук колес. Такие смешные мы все», –  думал я, заваривая кофе.

Принесли пиццу. Я ел ее, припивая кофе, и причмокивал от удовольствия. Оказалось, что я уже очень давно не ел и был голоден.

Зазвонил телефон. Лэндлайн. Кто это? Стэл забыла бретельку и станет просить завезти как-нибудь, чтобы помирить ситуацию и остаться всем дорогой? Не буду отвечать.

Звонок повторился с мягким алгоритмом три раза. На четвертый я взял трубку. Это была Александра. «Бог есть», – подумал я.

– Ты один? – спросила она.

– Да, – ответил я.

– Можно ненадолго?

– Конечно.

Она была так же хороша, как и в первый раз, когда я видел ее. Став девушкой Трофа, Александра прежде всего была для меня другом, а уж потом красивой женщиной. Для меня она была еще и крупновата, но Саша всегда очень внимательно смотрела на меня даже при Трофе, что говорило о ее определенном интересе.

– Почему так получилось? Что случилось? Что это? Мишель, или как там тебя? Почему они называют тебя Филом? Ты же Мишель? – плакала она, сидя на диване в гостиной.

– Меня зовут Фил. Фил Иванов! Я преступник, скрывающийся за внешностью Дело, – объяснил я.

– А что ты совершил, что вынужден скрываться? – ревела Саша.

– Убил человека, защищая Стэл, – сказал я.

– Ну, это-то нормально, – успокоилась Александра.

– Саш, могу я для тебя что-нибудь сделать? Может быть, уедем? Я просто хочу видеть тебя рядом, хотя бы недолго. Ты всегда мне нравилась, но была Стэл. Теперь Стэл нет. Понимаешь? – многословно суетился я.

– Давай… Уедем, – удивленно сказала Саша, которой тоже не хотелось тупо оплакивать ушедшего Трофериуса.

Я заказал билеты в Лиму и открыл вино.

– Ты голодна? – спросил я.

– Вот еще, Фил! Кто тут у кого должен спрашивать, голоден ли он? – и Александра посмотрела на меня, взглядом сказав: «Ты со своей Стеллой совсем тут обабился, мэн!»

– Я в душ.

– Я тоже.

Саша пошла со мной и  не очень церемонилась. Но и не была груба. Она соблюдала правила игры. Раз уж нам наставили рога, то и мы… ну-у, хотя бы будем спать в отместку, черт побери. Но кроме этого, я видел, что в ней просыпается еще что-то. Несмелое. Я решил не приручать ее, но и не отпугивать почем зря. С ней-то веселее. Да и она? Куда пойдет после Трофиамендриуса?

Мы прилетели в Лиму и начали номерную гостиничную жизнь. Когда надоедало, заказывали вертолет и осматривали Перу сверху. Занятие прелюбопытнейшее! За нашим путешествием мы совсем забыли про московские ‘пассии’ и стали гораздо ближе. Александра уже опиралась на мое плечо во всех смыслах и, как хвостик везде ходила за мной. Она упростилась, подхудела и стала игривей. Если раньше она была плотненькой нежной красотулей, то теперь – натянутой загорелой самкой.

По причине таких перемен, Саша стала привлекать огромное количество взглядов, и хозяева взглядов не всегда вели себя корректно. Пришлось драться. Я вкладывал в эти бои сразу несколько движений во мне: досаду от потери Стэл, радость обретения Александры, негодование к мужланству, нетерпимость к пошлым сальным латино, презрение к вечному гонору присущему этим народам. Поединки получались эффектные и короткие. Стоило более-менее удачно попасть в одну наглую харю, как буря стихала и локалы удивленно рассасывались. Некоторые сообщали мне, что они вернутся. Я согласно кивал головой.

Александра протирала мне ссадины и целовала в губы. Без макияжа она была совсем молоденькой. Она садилась на меня, и ее, теперь особенно крепкие, бедра становились объемнее и предавали маленькие, едва заметные жировые струйки и ямочки. К этому прибавлялась игра прозрачной загорелой кожи с едва заметными синими веночками. Александра и сама понимала как она красива, поэтому когда все мужское во мне поднималось, она томно стонала и сверху обнимала меня. Ее небольшая грудь мягко упиралась в мою. Александра прижималась всем телом, пока не начинались основные вагинальные ощущения. В такие мгновения она поднималась, негромко вскрикивала, стонала и снова опускалась. Потом ее удары становились все бесконтрольнее, и мне приходилось придерживать ее за попу. Когда она успокаивалась, я придерживал ее бедра снизу. Так мы этим занимались, пока  наши половые органы не начинали болеть. Приняв душ, мы выходили в гостиничный двор или в город, где опять начинались приставания. Оттраханный до полуобморока, я теперь еще и дрался. Одно было хорошо: когда по мне попадали, я почти не чувствовал боли.

Стоило же нам вернуться в номер и Александре снова сесть сверху, чтобы вытереть кровь с моего лица, как снова начиналась любовь. И так длилась наша жизнь в Лиме. Устав от перуанцев и проведя медовый месяц в сплошном сексе и драках, мы решили вылететь в более прохладное место и отдаться светским событиям.

Глава XIII

Мы с Сашей появились в Москве будучи уже вполне сложившейся парой. Загорелые до уровня  стандартного калифорнийского пляжного клише, злые на парочку 'Троф – Стэл', мы принялись заниматься спортом, чтобы подавить вновь взыгравшие по возвращении остаточные депрессии брошенных. Большую часть времени мы проводили в спортивных клубах по карте Мишеля Дело.

Узнав о моем  альянсе с Александрой, Стэл подала на развод. Анри все сделал быстро. Стэл получила четыреста двадцать тысяч евро. Я доказал факт измены, и малышка Стэл ушла не солоно хлебавши. Но и четыреста тысяч были им с Трофом неплохим подарком, а заодно и оплатой моего когдатошнего спасения. Такое обстоятельство подвигло Трофериандримуса к дружескому политкорректному звонку. Мы напились в "16 тонн".

– Как она тебе? – едва ворочая языком спросил Троф, когда мы были уже по ту сторону добра и зла.

– Охрененная тетка! А тебе как она… Моя…Стэл… Стелла? – путаясь, артикулировал я.

– Ты все знаешь: она совершенна. Стелла – это Стелла. Ни больше, ни меньше, – говорил Троф, глядя на счет. Он поднял руку. – Нет, нет! Фил! Я угощаю! Ну, что ж! Звони, не пропадай! А то так и с Александрой приезжайте!

– Сволочь ты.

– Ты – тоже.

По вечерам для нас с Сашкой стало обыкновением смотреть кино и делать друг другу приятное. Александра приносила мне Scotch, а я делал для неё кофе глясе.

С крупным Трофом Александра ела всё подряд и была, хоть и такой же прекрасной, но более объёмной. Со мной она подсознательно убавилась, стала твёрже, и это обстоятельство, как  женщину, очень радовало её. Будучи почти моего роста, она стала много тоньше. Ножки же её оставались довольно полненькими.

Получилось так, что животик ушел почти совсем. Еще больше обозначилась восхитительная талия с ямочками сзади, небольшая грудь утратила перспективу неуместной пышности, а плечо отрисовало едва заметный, довольно жилистый межгалактический бицепс. Очаровательные перемены в своём твёрдом теле Александра связывала со мной и начала особенно ценить моё общество.

Я же, однажды утром увидев её нагой, понял, что влюблён по уши. Александра стояла у столика, слегка наклонившись к турке, и была похожа на андроид последней модели, прошитый под счастливую семейную жизнь. Так, я навсегда простился с болью потери Стэл и направил фундаментальную мужскую любовь и заботу в адрес теперь уже очень дорогой Александры.

Однако, физическая красота Александры стала лишь первым открытием. Саша оказалась исключительно порядочным человеком. И она была удивительно мягким юмористом. Природная и приобретённая пластика позволяли ей выделывать па робота-помощника-сэндвичмэйкера с такой филигранностью, что я готов был наблюдать это вечно.

Следующим талантом Александры была опция шутливого слепого подчинения. Любая просьба выполнялась в тройном объёме, молниеносно и комично, насколько это возможно. Я давился от смеха, а иногда, не выдерживая, Сашка сама сваливалась в хохот, но скоро брала себя в руки и продолжала свой прекрасный, обольстительный, ребячливый, пластичный юморизм. Игра заканчивалась сексом. Рай состоялся.

С Александрой решились две очень важные составляющие мужской жизни: отменный секс и юмор. С такими женщинами не возникает конфликтов. Ты хочешь её постоянно. И, хоть она и нетребовательна, постоянно думаешь и заботишься о ней.

Я вновь носил в дом цветы и готовил целые развлекательные программы, чтобы Саша чувствовала как сильно я дорожу ею.

Мне было все равно как долго все это продлится. Я знал, что от Стэл никуда не деться. Но пока мне нравилось все. Относительная независимость, счастье в паре, достойные занятие, хорошее общество. И я с удовольствием проходил через этот период.

Глава XIV

Троф умер сидя в кресле у бассейна. В его правой руке застыла бутылочка балтийского портера. Левая рука лежала на подлокотнике. Голова в соломенной шляпе была склонена чуть вправо.

– Слушай, Троф, а где в твоем царстве плоскогубцы? – начал я, трогая его за плечо. Рука сорокалетнего хирурга соскользнула с подлокотника. Голова дорогого друга уткнулась мне в живот. – Трооф!! Трофище!! Родной! Да ты что? Трофище… – говорил я, понимая, что Троф уже мертв.

Ещё не осознавая абсурдность своих действий, я подтянул бездыханное могучее тело в кресле вверх и сделал давы на грудную клетку. Бутылочка со сверхбытовым бумом стукнулась о пластиковое покрытие пляжа, и темная струя шестерки потекла в бассейн. Обессилев, я сел рядом с креслом, положив руку на его колено.

– Трофище, ну что ж ты… – прошептал я. И так мы сидел вдвоём долго. В последний раз. Король Артур смотрел на нас  снисходительно.

***

– Что мне делать? – ультимативно спросила Стэл по дороге с кладбища.

– Любопытно, Стэл! Очень любопытно! У тебя две огромные квартиры в центре Москвы, две дорогущие машины, без малого миллион долларов на банковском счёте. Столько же на счете Трофа, который переходит в твое распоряжение! Ты управляющий его клиники, которую, вероятно, дорого продашь, поскольку бизнес этот автоматом перешёл к тебе, – терпеливо перечислял я.

– Замолчи, ублюдок! – тихо сказала Стэл.

– Вот видишь! Ублюдок! Тот, кто говорит правду, тот всегда ублюдок, Стэл! Тебе сколько лет, тётка? Ты красива, здорова. И ты,  у меня, фактически, беглого каторжника, спрашиваешь что тебе делать?! – добродушно засмеялся я.

– Фил, не надо так! – сказала Саша. Стэл схватилась за переднюю панель и, наклонив голову, разглядывала коврик.

– Сашка, ты не понимаешь! Ей насрать на Трофа!  Ей нужно, чтобы просто всё было устроено. Комфорт! На неё кто-то должен пахать! Кто-то из своих! Так надёжнее! Не удивлюсь, если у неё теперь в планах – вернуть меня! – повысил голос я.

– Останови! – закричала взбешенная Стэл.

Она деловито покинула авто. Мы ждали.

Стэл поймала такси, и мы продолжили путь.

– Это было жестоко, Фил, – сказала Александра спустя полчаса, когда мы вляпались в мерзчайшую, липкую и безнадежную пробку. Я не ответил.

– Я вылетаю в Дубай, к Юре. Сегодня. Поминать Трофа, – сказал я еще через полчаса и вопросительно посмотрел на неё.

– Хотел бы – один? Лететь? – спросила Саша.

– Лучше с тобой, конечно! Ты как? Полетишь? Смотреть, как плачут взрослые мужики? – улыбаясь сказал я.

– Я останусь. Свяжусь со Стэл. Ей нужна помощь.

– Ты не можешь ей помочь, как это понимаешь ты, Сашенька. Ты блистательный гивер, и можешь многое дать людям. Но Стэл… Она не поймёт это, как помощь. Ты – её соперница.

– Лететь с тобой?

– Поверь, так лучше. К тому же мы теперь женаты, и ты, наконец, посмотришь страну.

– И все же, я подумаю еще раз, – задумчиво и тихо сказала Александра.

– Что ж, это нормально. Прилетишь следующим рейсом.

Я передал ей руль, перелез через роудборд и взял такси до Шереметьево. Едва коснувшись подголовника, заснул.

Уже перед регистрацией Саша догнала меня.

Юра встретил нас в первом терминале, и мы понеслись по ночному Бур-Дубаю в Джумейру.

– Так и не увиделись. Бред какой-то… Сорок лет! – бурчал Юра. – Блин, ну ты и замаскировался. Повезло, что Мишель ни разу не был здесь.

– Все равно иридобазы сравнивают. Рано или поздно придётся отвечать на вопросы, – сказал я.

– Да брось. Ни фига не будет. Кому сто лет нужен канадский рантье? – успокоил Юра.

– Твоими бы устами, – вяло отреагировал я.

Пока Саша принимала душ, Юра, София и я выпили по стопке. София неожиданно заплакала. Она очень любила Трофа. Он не раз принимал ее в клинике, когда она приезжала в Москву проведать маму.

Через неделю мы с Сашкой уже вовсю рассекали по эмиратам. Стэл звонила ей. Они о чем-то разговаривали. После каждого из разговоров Саша прижималась ко мне, будто извиняясь или успокаивая меня.

Стэл не ожидала, что судьба так опрокинет её смелый план. Троф был настолько же хорош, насколько циничен был её расчёт. Покинув меня ради Трофа, Стэл просто вытерла ноги. Она и представить себе не могла, что уже через год азартная, полная женских побед, игра превратится в бесполезное одинокое существование.

Я должен был смягчиться и помочь. Однако, осознание факта, что Стэл так и не полюбила меня, а позже, попользовав, просто бросила, обвинив во всех смертных грехах, останавливало.

Мужчины часто живут с женщинами, которые не любят их. И те, надругавшись над романтическим чувством напарника, могли бы просто тихо уходить вместо того, чтобы издеваться и держать несчастного на скамейке запасных.

Я был рад, что Стэл наказана, но вместе с тем, зрело и сожаление о том, что я – в роли злорадствующего. Хотелось быть великодушным, всепрощающим. Но не получалось.

Однако, шло время, и, если Стэл несколько остыла в презрении к моему равнодушию, то я начал все-таки думать о том, как мог бы ей помочь. Я все еще любил мою дорогую Стэл.

По вечерам я прижимал к себе Сашку и думал о Стэл. Совершенная Александра понимала многое в любви, и знала о ком я думаю, когда смотрю куда-то далеко. И не мешала мне. Александра была сверхтолерантна во всей этой кутерьме и до смерти Трофа.

Глава XV

По возвращении я принялся посещать кладбище и всячески устраивать могилу. Мне казалось, что все делается медленно, а отношение служб чудовищно похабное и бесчувственное.

Потратив на  последнее пристанище Трофа около месяца, я однажды ехал домой совершенно вымотанный финальными событиями обустройства. Был сентябрь. Памятник, наконец, был установлен. В середине скромной площадки располагались  гранитный кабинет с камешками, цветник и чаша. Трофу бы понравилось. Огромное количество времени я и работники бюро потратили на обсуждение как лучше установить стол и лавочки, поскольку в проекте было все перепутано. В итоге мы сделали все очень правильно. Я расплатился и устало опустился на лавку. Но было уже поздно, и, спохватившись, я побрел к машине.

Александра ждала меня в компании Стэл. Я почти безразлично поздоровался. Смерть Трофа, обилие работ в ареале кладбища и общение с различными службами по установке памятников и дизайну могил так вымотали, что мне в сущности уже было все равно зачем Стелла здесь и как она ко мне относилась на тот момент. Я ушел в душ, а оттуда, минуя гостиную, юркнул в спальню. Мне удалось заснуть, и девушки не беспокоили меня.

Сквозь дрему я слышал их мирные голоса. Они судачили о разных вещах, и это умиляло. Я улыбался во сне. Нет ничего прекраснее мирно беседующих женщин, обе из которых – в прошлом или настоящем твои. Очевидно, гены какого-то шейха. И во сне я решал просмотреть родословную еще раз.

Мне приснился медведь, который ревел где-то на горе. Уже там, во сне я предположил, что это Стэл, и рванул вниз по спуску. Выбравшись из постели, еще, собственно, спя, я очутился на кухне. Принялся пожирать пироги с картошкой, припивая их молоком. Когда я оглянулся,  в дверях стояли Александра и Стэл.

– Ты ешь холодные пироги с холодным молоком? – удивилась Александра.

– Да, Саш! – только и сказал я.

– Прости, дорогой, заболталась. Сейчас мы тебя покормим, – сказала Саша, и девушки вдвоем приготовили довольно приличный ужин на три персоны. Стэл достала из сумки вино.

– Давайте выпьем моего, – предложила она.

Пока мы не чокаясь и совершенно молча пили неяркое искристое вино Стэл, я задумался на тему особенностей любовных и романтических отношений между  гетеро. Ты всегда бежишь за тем, кому не нравишься. И отторгаешь того, кому нравишься ты.

Как мне удалось когда-то заполучить Стэл? Ведь я сто лет был ей не нужен. Как оказалось, ей был нужен Троф. Но она общалась со мной, а Троф большей частью находился в стороне. Выходит, это он не хотел. И вот когда я стал ее мужем, его пробрало, и он сломался на Стэл.

А почему Саша пришла ко мне? А потому что видела нас со Стэл. Ведь внешне мы со Стэл были идеальной парой. Я не обращал внимания на Сашу, как на женщину и был увлечен только Стэл. И Саша видела, как я верен ей. Вот, наверное,  и разогрел Александру под себя.

– Хм, любопытно! – вслух заметил я.

– Что любопытно, Фил? – спросила Александра.

– Все это очень любопытно, – продолжал я.

– Мне уйти? – спросила Стэл.

– Да ну что ты, Стэл! Чего с ума-то сходить! Я своим мыслям ляпнул там что-то. И не помню – что, – сказал я.

– Стэл, мы рады видеть тебя! Расскажи все-таки как твои дела. Фил, представляешь, я не могу добиться от нее как у нее дела! – по-девчачьи закричала Александра, уйдя на кухню за следующим блюдом.

– Ничего, расколем, – тупо заметил я. Стэл грустно улыбнулась.

– Ты можешь быть очень мил, если контролируешь себя, – сказала она.

– Пустое, – продолжал я универсальный спич. Такие клише, как «Пустое», «Ах, оставьте», всегда расслабляют людей. Эти универсальные фразы можно говорить в любых трудных местах без всякого риска кого-то разозлить или поставить в неловкое положение. Ну, например, возвращаетесь домой раньше обычного, заходите в свою спальню, а там ваша жена с любовником. Просто громко скажите «Пустое» и выйдите в гостиную. Великолепный вечер будет. Универсальный, легкий, полный новых находок и потерь.

После третьего бокала Стэл закрыла лицо руками и завыла так горько, что меня сначала пробрала дрожь, а потом бросило в пот. Саша обнимала Стэл и гладила ее по голове и плечам. Я бродил по гостиной. Просто находился рядом на случай, если понадоблюсь.

Потом мы все собрались и поехали в квартиру Стэл. Но там было так пустынно… Стэл не жила там со момента нашего бракосочетания. Мы рванули в квартиру Трофа. Но и там нам показалось что-то не так. В конце концов мы остановились на набережной Москва-реки в районе Патриаршего и смотрели на воду. Когда стало зябко, уехали к нам.

Стэл ушла в душ, а потом прошла в гостиную на диван.

– Ты спишь с Александрой. Здесь буду я, – сказал я ей, едва она приблизилась  к спальному месту.

– Спасибо тебе! – сказала Стэл. –  И… прости! Я не хотела оскорбить тебя.

– Спокойной ночи, Стэл! Я реально вырубаюсь. Поговорим завтра, – и я выключил торшер. Она приблизилась и поцеловала меня в щеку.

Следующий сон содержал обилие технологических и других событий. Я был шефом какого-то конструкторского бюро и раздавал задания. Потом сел в самолет и улетел смотреть какую-то плотину. Там общался почему-то с казахами, ел конину и пил кумыс. Потом вскочил на коня без седла и ударяя ногами по животу и небольшой палкой по его бедру закричал «Хоп-хоп-хоп!» и только нас с ним и видели.

Глава XVI

Вопреки ожиданиям я проснулся в прекрасном настроении, дотянулся до ноутбука и вошёл в Конт.

На меня смотрел милейший молодой человек тридцати восьми лет под ником Рhil М. Ivаnоv. Снимок был сделан на Гоголевском, рядом со Старым Арбатом около двух с половиной  лет назад. Взгляд этого человека был уверенный и полный надежд. Добрая ирония искристых глаз сразу вызывала улыбку. Это был обаятельный парень.

Я добрел до зеркала. Потрогал кожу на лице Дело. "Даже если бы решил… Так нет Трофа."

Двойное разочарование постигло меня. Однако, обычного обессилевающего бешенства больше не возникало. Троф ушел, и невозможность обратной пересадки сделала меня сильным.

Я спокойно бродил по восьмичасовому утреннему дому, прислушиваясь к происходящему в спальне. Девочки спали, и я пытался делать все как можно тише. Но по закону подлости все получалось наоборот. Чем тише я старался себя вести, тем громче все происходило. Я натыкался на те предметы и те косяки, которые в нормальном режиме – в жизни не задел бы.

Стоило только подумать о сохранении тишины в доме, как все происходящее превратилось в шумовой спектакль. Падали ложки, вилки и ножи. Подскользнувшись в ванной, я уронил зеркало. Едва успев поймать его – наступил в ведро, в котором Стэл замочила на ночь что-то из своего белья. Нога провалилась в сужающееся дно ведра, и дикая боль заставила меня произвести бессознательный  краткий вскрик, который напоминал  перекличку в стационаре Кащенко.

В спальне чувствовались первые недовольные женские движения. Но там еще существовала надежда как-то все-таки доспать хоть полчаса. И я был «за», но Закон Подлости работал воодушевленно.

Задев ручку сковородки корпусом, когда поворачивался за солью, я разлил недожаренную глазунью. Плита предательски обляпалась желтком, а сковородка вместо того, чтобы просто упасть устроила танец с постепенно падающим диапазоном частот и увеличивающейся скоростью оборотов. Т-РРРРРР-Д-Б-М!! Скандальность такого звука была совершенно очевидна и вряд ли оставила в спальне сонные настроения.

Понимая, что времени до прихода девушек – ноль, чертыхнувшись, я бросился к швабре и принялся мочить тряпку. Стоило мне начать елозить по полу шваброй, как загудел чайник. Сдувая пот со лба и бровей, мокрой рукой я потянулся к тумблеру, чтобы поставить его в положение «ноль».

Но руки не хватало. Вместо того, чтобы отставить швабру и спокойно выключить плиту, я  нагнулся еще больше, тем самым ослабив  надежность стойки. Пока правая рука занималась тумблером, левая мимовольно соскользнула, и швабра рукоятью со всего маху ударила по чайнику. Испугавшись, что чайник может дать крен, я перенес усилия правой руки с тумблера на чайник и, в спешке, вместо того, чтобы удержать, нечаянно толкнул его.

Огромный французский чайник, полный бурлящего кипятка, с кратким характерным звуком торжественно съехал в сторону окна и низвергся на пол, залив кипятком мои разработки по уборке недожаренной половой глазуньи. Теперь уже окончательно успокоившись и принимая все, как должное, я убирался con diligencia.