Сказ о берендее. Тайна Алатырь-камня бесплатное чтение

Пролог

Хован

25 лет назад

– Ну, здравствуй,… папа, – стараясь вложить в голос как можно больше яда, процедил я, входя в комнату. – Признаюсь, ты меня удивил. Я ожидал, что тебе достаточно будет одного глотка из тисового кубка для быстрой кончины. Однако, даже осушив его до дна, ты смог выжить.

Солнце уже давно село, а небо озарял лишь тонкий обод месяца, поэтому в княжеские покои практически не поступал свет. Здесь поселился мрак, собравший густые тени по углам и на стенах. Только они могли стерпеть зловонный запах пота и мочи, который за короткий срок пропитал все пространство. Сдерживая отвращение и приступы тошноты, я направился вглубь почевальницы, где располагалось ложе. Мне не нужно было ни света дня, ни свечей, чтобы безошибочно проложить себе путь. Нога сама поднялась чуть выше, зная, что впереди ступенька. Переступив ее и пройдясь немного, я слегка вытянул руку и ощутил под пальцами холодную неровную поверхность стола. По всему периметру дубовый массив украшали изящно вырезанные вязи и обережные знаки. В детстве меня восхищала искусность работы, и я безотрывно изучал рельефный орнамент. Даже бегал в город к старому плотнику, чтобы тот научил меня своей науке. В свои старшие годы мне нравилось коротать время за этим столом вместе с отцом, играть с ним в таврели. Тогда мне еще чудилось, что он меня любит несмотря ни на что. Я хотел угодить ему, хотел, чтобы он мной гордился. Глаза открылись позже. Буря, что за этим последовала, уничтожила все хорошее, что было, не оставив от былых чувств и надежд даже горстки пепла.

Глубоко вдохнув смрадного запаха сей ложницы, мне удалось вынырнуть из топи детских воспоминаний. Только вот обида успела крепко схватить меня за горло. Предательские слёзы застыли в глазах. Ощущение своей ничтожности потекло по венам… Мотнув головой, я сбросил себя остатки мо́рока. Чтобы взять себя в руки, мне пришлось стиснуть зубы до скрежета. Затем двинулся дальше, пробираясь сквозь остатки дорогого мне прошлого, постепенно приближаясь к своей цели. Провожая ладонью каждый завиток на столешнице, рука скользнула на спинку рядом стоявшего стула, который не уступал в своем убранстве княжескому трону. Место отца, которое он не позволял занимать никому. Мне-то уж точно. Не дожидаясь, пока эмоции прошлого накроют второй волной, я одернул руки от деревянной пики, венчавшей один из краев спинки стула. Обозлившись на себя за слабость, я развернулся и направился к тому, ради чего пришёл сюда. Через пару небольших шагов носки́ моих сапог уже касались сундука, что стоял возле отцовского ложа. Массивная гробница одежды, постельных принадлежностей и прочего хлама была размером не меньше двух аршин. При желании на нём могли уместиться трое его сыновей. Но он сам сотворил свою судьбу, когда оттолкнул меня, а затем и унизил, отдав борозды правления среднему сыну.

Я знал, что отец следит за моими действиями поэтому, накинув на себя надменный вид, сел подле него. Глаза уже привыкли к тьме, и мне удалось разглядеть перед собой то, что осталось от человека. Он лежал на высоких соломенных тюфяках, а голову подпирали мешки, набитые разным тряпьём. Это позволяло нашим взглядам находиться на одном уровне. Пару секунд я смотрел на него. Чёрные волосы, уже изрядно тронутые сединой, растрепались. Глаза, которые когда-то светились насыщенно-синим цветом, будто ночное небо, освещенное стрелой молнии, поблёкли, словно их заволокло пеленой. Лицо осунулось, морщины углубились. Стоявший в комнате мрак лишь подчеркивал его и без того болезненный вид. Тело, все еще крепкое, но уже исхудавшее, было спрятано под сукном, расшитым обережными символами и рунами. Над этой тряпицей работали какие-то сильные шаманы, которых сыскали братья в надежде исцелить папеньку. Ведь наш бедный отец не мог ни пошевелиться, ни вымолвить хотя бы звук. Его тело отказало. Он больше ничего не может. Только глазами моргает, да отвары пьёт, что призваны поддерживать в нем жизнь. Жизнь, которую я так же отравил, как, и он мою.

– Ты знаешь, отец, твоя живучесть поначалу привела меня в бешенство. Я так рассвирепел, что даже решил прийти и добить тебя… Не стоит на меня так таращиться. Неужто испугался сына родного?

Меня скривило от омерзения, а язвительный смешок вырвался из груди. Но какое же это было наслаждение, стоять и глядеть на то, как зеницы, лежащего передо мной старика, расширяются. А на дне зрачков плещется страх.

– Ах да… Неродного, – процедил я сквозь зубы. Гнев с новой силой потёк по жилам и схватил за горло. От того голос осел, а речь стала жёстче, – Да, мне всё известно. Матушка на смертном одре поведала всю историю. Но тебе стоит не из-за этого беспокоиться. ТЕБЕ я уже отомстил.

Лицо отца скривилось непониманием, сердце забилось чаще. Я поднялся на ноги и склонился над ним, подавляя, указывая на наше неравенство. Теперь моя очередь стоять над ним, быть сильнее. Ведь в моих руках остаток его жизни. И никто ему не поможет.

– А знаешь за что? За предательство… Ведь ты отдал борозды правления. И кому? Среднему! А ведь я! Я! Я старший! Я по праву должен был унаследовать Княжество Трёх Земель! – Мой рот изрыгался оранием. Ярость затмевала рассудок. Мой кулак со всей силы врезался о стену над головой старика. Боль смогла меня немного отрезвить, и я снова по-змеиному зашептал у него над лицом, – Только ты решил иначе. Теперь смотри, как трон лишится всех претендентов, кроме меня. Да, ты правильно понимаешь, братья мои лишатся жизни, а у тебя не останется никого. Лишь твой неродной сын. Это ли не истинное наказание? Я с наслаждением буду кормить тебя подробностями того, как каждого из твоих кровных отпрысков охватывает предсмертная агония. Но их смерть не будет мучительной, в отличии от твоей жизни. Парализованный калека, не способный ни на что. Ты во снах будешь видеть лица и слышать плачь и стоны своих детей.

Моя душа упивалась тем, как цепенеет и так недвижимое тело моего названого отца, а глаза стекленеют от охватившего его ужаса. Встав, я уверенным шагом направился к двери. Но, подойдя к выходу, все-таки не смог сдержать яд, сочившийся с языка, сказав напоследок:

– Всё это – результат твоих действий и твоей жизни, Чернобород. – и, успокоившись на этом, вышел из княжеской ложницы.

Глава 1. Коловорот

Глава 1

Люта

Случаются дни, когда происходящее, каким бы ни было оно привычным и обыденным, заставляет тревожиться и ждать неприятностей. Так было и сегодня. Увы, несмотря на все дары, данные мне от рождения, прорицания у меня не было. Поэтому я решила не обращать внимания на голос, что шептал внутри меня. Дел предстояло необычайно много и отвлекаться на глупости совершенно не было время. Наступал Коловорот. День, когда тьма рассеивается, уступая место свету и теплу. Мне нравится этот праздник, однако, до завтрашней зорьки мне, как ведьме, предстоит столько всего, даже присесть не представится, не то что отдохнуть полуденным сном.

Я встала с лавки, когда стрекот сверчков уже стих, а петухи ещё молчали. Потянулась, прогоняя сон, взяла чистый льняной платок и, стараясь не скрипеть дверью, вышла во двор. Только дверь и не думала скрипеть, в отличие от моих суставов! Предыдущие три дня готовила избу, да клети с банькой: собранные после росы полынь и крапиву, скрутила в веник, подмела им полы, следом намыла водой с можжевеловым отваром. Вдоль стен прошлась с тлеющим пучком шалфея, чтобы тот стенам сил придал, да от дурного глаза уберёг. Жила я в небольшой мазанке возле дома знахаря Беляя, а к нему, с какой только хворью не заходят. Да и ко мне начали часто наведываться, ведьмовской помощи просить. Мы всем рады помочь, и нам многие помогают, но бывает всякое, люди разные бывают, даже кровные узы не способны уберечь от зла и дел поганых. Поэтому позаботиться о жилище – дело обязательное, а уж перед таким сильным днём и подавно!

Шла я к полю как есть, босая и в ночной рубахе. Хоть ночь отступила, зорька ещё не поднялась. Мир был лишён своих красок и окутан в сине-серые тона. Очертания предметов были размыты, словно в дымке. Я не страшилась с кем-то столкнуться. В такой час мало какая девица поднимается, даже за красотой, а уж парни и подавно спят, силушку копят, ночь предстоит бессонная. Собрав росу на ткань, протёрла ею лицо, да наговоры начитала, дабы влага молодость мою сохранила, а землица сырая через ступни голые тело жизнью напитала. Вернувшись, отправилась в баньку, где цветочная водица меня дожидалась. Накануне набрала её в роднике, добавила горстку чабреца, да под лунными лучами оставила, чтобы утром сегодня ополоснуться. Дела нужно делать не только с чистыми мыслями. С макушки до пят облилась я одним ведром, два других оставила Беляю, чтобы тело его было крепким, как дух, и Отаю – другу, что как брат мне, дабы неуязвим был. После утреннего омовения быстренько оделась, а обуваться не стала. Негоже в Коловорот от сил земли за башмаками прятаться. Затем отправилась к соседке. Добрая женщина позволяет заглядывать к её бурёнке за кружечкой парного молока. По пути нарвала душистого клевера, а уже дойдя до коровника, угостила рогатую кормилицу цветами сладкими, за что та позволила её подоить. Одно дело – дозволение соседки, другое же – благосклонность скотины. Ведь дары последней могут слаще мёда быть или хуже яда. Накушавшись, подумала, что хозяйку за доброту её отблагодарю пучком свежих трав на вечернем праздновании. И с этими мыслями бодро зашагала к цветочному лугу.

Из-за леса показалось солнце. Зорька встала. Я замерла в приветствии небесного светила: вытянула ладони ему навстречу, а руки раскрыла, словно для объятий. Закрыла глаза, вбирая в себя тёплую энергию, и подставила лицо нежным лучам. До слуха начали доноситься трели зарянки и жаворонка. Лёгкий ветерок принёс с собой запах цветов и трав, примешивая к ним запахи мха и сырости из леса. Природа пробуждалась и радостно встречала меня также, как и я её. Правда, сей момент прервал мужской еле слышный голос, раздающийся из-за спины:

– Стой, девчонка! Подожди меня!

В трети вёрстах от меня сломя голову бежал Отай. Его тёмно-русые кудри, изображавшие гнездо на голове, трепал ветер, а серая рубаха прилипала к телу при каждом движении. Видимо, припустил за мной аж от самой хаты. И что ему в такую рань понадобилось, интересно. Я стояла и смотрела, как его крепкая фигура приближается ко мне.

– Еле догнал тебя! – проговорил друг, поравнявшись со мной. От преодолённого в короткое время расстояния его дыхание сбилось. Тяжело дыша, он согнулся пополам, чтобы перевести дух, – Ты чего так рано вскочила? Не успело солнце над горизонтом показаться, ты уже на луг утопала, – на этих словах парень резко выдохнул, выпрямился, успокоив дыхание и, наклонив голову набок, улыбнулся, – Доброе утро, Люта!

– Доброе, – улыбнулась я в ответ, задрав голову, чтобы посмотреть в зелёные словно листва глаза парня, что стоял напротив, – так сегодня же Коловорот. Мне трав, да ягод до полудня надо собрать. А ты что в такую рань на ногах? Неужто помочь решил? – спросила я, не скрывая издёвки в голосе.

– Нет, – посерьёзнел он, – ночью письмо пришло. Вурдалаки подошли близко к границе леса. Их видели в районе реки Веи. Несколько бойцов из Неярзы и Предречья дали согласие на поход. Я тоже пойду, – в этот момент мне показалось, будто мрак спустился на землю, так внутри похолодело и в глазах стало темно.

– Когда? – спросила я одними губами. И если я думала, что весть о нежити выбила из меня весь воздух, то со следующей фразой поняла как ошибалась! Он сумел не то что воздух, дух из меня вышибить!

– Сегодня, – кивнул Отай, поджимая губы, – до заката я должен уже прибыть на место сбора. – я только и могла, что стоять и пялиться в суровое непоколебимое лицо, мыслями стараясь достучаться до сознания, очевидно, уже безумца. Заново обретя дар речи, благодаря обуявшей меня злости, полюбопытствовала:

– Тот худоумный, кто так бездарно распоряжается вашими жизнями, он вообще в курсе, какие дела творит? – брови сошлись на переносице от возмущения, а руки, дабы не сцепиться на шее Отая, словно он и был этим самым предводителем, схватили сами себя за плечи.

– А чего? – парень почесал вихры, – сегодня же самая короткая ночь, нежити долго не удастся разгуливать по земле-матушке, мы их быстренько упокоим.

– Вам, дурням, невдомёк, что Коловорот это не просто короткая ночь? Сегодня силами питается природа, люди и… Всякая нечисть! Вы хоть осознаёте, что не все ваши приёмы будут сегодня столь успешные, как и всегда, а некоторые могут на них вообще не подействовать? – от крика сдержаться не удалось. От нарастающей паники и злости тело начало немного трясти.

– Да что с тобой? – голос Отая приобрёл примирительные нотки, – Ты же никогда себя так не вела. Тревожишься за меня, что ли? – и глаз парня игриво дернулся, изображая подмигивание.

Только мне сейчас было не до шуток, и уж тем более не до совершенно неуместного заигрывания. В ответ я ничего не сказала, лишь поморщилась и покачала головой, давая понять всю серьёзность происходящего.

– Всё хорошо будет! Я, да и мои сослуживцы, мы воробьи стреляные. Тем более, ты нам поможешь. Ведь поможешь же? – он наклонился ко мне, поравняв наши лица, и посмотрел своими заискивающими, хитрющими глазами, надеясь умаслить. Вот лис! Да разве такому откажешь? Я кивнула и улыбнулась, на что его губы растянулись в ответ.

– Чем помочь-то? – я ткнула указательным пальцем в лоб другу, отодвигая его подальше от себя, – Учти, хоть я и грозное оружие, но гоняться до рассвета за умертвиями не буду, – парень выпрямился и примирительно поднял руки, дескать, сдаюсь.

– Хорошо-хорошо! Ограничимся травками.

– Ты же знаешь, где лежат скрутки полыни. – сказала я и задумалась, – Правда, они обычные. Те, что сделала на прошлый Коловорот, закончились. Эти слабее.

– А если сегодня собрать и магией просушить?

– Было бы так всё просто, пучки не украшали бы стены клети. Высыхая, цветы продолжают впитывать в себя энергию солнца и ветра. Если я вмешаюсь, то просто иссушу все силы, что наполняет растение, останется оболочка. Толку от него не будет. Поэтому придётся взять из запасов. Попробую усилить наговорами и наузами, но ничего обещать не могу.

– Добро. – Отай кивнул, но тут же добавил, – Ещё надо сулицы смазать свежей выжимкой бореца с багульником.

– Борец пока не в цвету, рано. Ему еще пару седмиц нужно. Можно заменить беленой. Она не уступит по силе. Тем более дожди были, яда должно скопиться много. Отправляйся за ней к подножью гор, там полянка есть. Ты должен её помнить.

На этих словах парень, не сомневаясь ни секунды, кивнул.

– Срезай куст аккуратно, лицо платком укрой, руки тряпицами замотай, а то рискуешь раны получить ещё до схватки с вурдалаками. Клинок используй боевой, чтобы потом не додумался им пищу резать. Год его будешь в роднике мыть, а все равно яд останется. За багульником придётся мне идти для экономии времени. Встретимся уже дома.

Развернувшись на пятках в сторону леса, я отправилась к болотам. По пути ощупала поясной набор: сумки для трав, небольшой кованный серп и отдельно в мешочке камни кремневые. Перевела руку на грудь – мамин амулет на месте. Мои обычные действия, чтобы успокоиться, ощутить себя в безопасности. Однако сегодня тревога не отступала. Что-то в предстоящем походе Отая не давало покоя. Поэтому я ускорила шаг, в попытке сбежать от собственных мыслей.

***

Когда солнце вошло в зенит, я успела вернуться в нашу с Беляем рабочее помещение не только с мешочком багульника. Мои сумки были полны различными луговыми травками и цветами, которые пригодятся не только в знахарстве, но и в колдовских ритуалах. И мне бы радоваться частично пополненным запасам. Только среди всех растений я раздобыла одно, пробудившее внутри меня холодный ужас – воронь око. Плоды его уж слишком походили на голубику. Поэтому, чтобы ни один прожорливый не решил полакомиться ядовитыми ягодками, мне пришлось спрятать их в баклажку и запечатать рунами. Воронье око я встретила, после сбора болиголова, на выходе из леса. Целая поляна одиноких стеблей с маленькой иссиня-чёрной ягодкой, будто жемчужина в раковине, среди лиственной крестовины. Их не должно было быть ещё месяца два – три! Природа явно безумствует. А может, это был выброс магии или какой чёрный обряд…

Поток моих размышлений прервали.

– Здравствуй, дочка. Над чем таким задумалась? – в клеть вошёл озадаченный наставник.

Крепкий мужчина, проживший более пяти десятков зим, хотя имеет вполне юного сына. Волосы не длинны, но и не коротки, почти все уже седые. Рубаха с портками на нём обычные серые, видимо, праздничные, расшитые приберёг на вечер.

– Будь здрав, отец Беляй! – как можно задорнее ответила я и улыбнулась. Мне не хотелось показывать волнения из-за своей находки, поэтому на вопрос его решила не отвечать, а чтобы не молчать, задала свой, – Как подготовка к торжеству?

– Как и всегда. Ди́вчины наплели себе венков и помогают матушкам в приготовлении угощений на вечер. Мужики с волхвом подготавливают костры и потрошат заячьи тушки, что утром отловили, для общей трапезы.

– Старшим или младшим?

– Старшим. А почему ты спрашиваешь?

– Разве он не сложил свои обязанности и не передал их сыну? – не смогла скрыть искреннего удивления.

– Нет, решили, что они проведут вместе ближайший праздник Таусень, а вот обряды на Коляду уже полностью перейдут под ответственность приемника, – пояснил учитель, – Люта, что-то случилось? Почему ты этим интересуешься? – он нахмурился и посмотрел на меня пристально, с подозрением.

– Да так… просто стало любопытно, – отмахнулась я, желая придать разговору беззаботности. Хотя у самой внутри всё съёжилось в комок. Неужели волхвам что-то известно, и они решили перестраховаться?

– А ты, отец, с гостинцами ко мне? – решила я переключить внимание Беляя.

– Ах да, держи, бортники передали тебе воск на свечи. – мужчина достал из котомки, что держал в руках, тряпичный свёрток, положил на стол и подтолкнул ко мне. В нос проник еле ощутимый запах мёда. – Вижу, ты с утра трав свежих принесла. Да как много! – он обвёл взглядом сундуки и лавки, на которых я разложила сегодняшний сбор, и благодарно кивнул, – А я хлеба напёк да кашу с мясом сварил. Иди поешь, а то во рту с утра поди ни росинки.

– Меня соседская бурёнка с рассветом молоком накормила. Но от твоей стряпни я точно не откажусь!

И мы зашагали в основной дом, где жили Беляй с Отаем. Войдя в помещение, я не нашла глазами друга.

– Мы одни будем есть?

– Ты о сыне моём справляешься? Так, он с другими па́рубками тренируется. Не волнуйся, скоро придёт.

Отец развернулся к печи и достал из неё ароматный обед в горшочках, который быстренько поставил на стол. Я между тем достала для нас ложки.

– Кстати, ты знаешь, что они удумали? – спросил наставник, усаживаясь на лавку напротив меня.

– Знаю, – с сожалением я покачала головой, – Отай мне ещё утром об этом сказал. Я его за беленой отправила. Он принес её? Не видел?

– Видел, наш бравый парень решил её в сенях оставить, – усмехнулся мужчина, – я вовремя увидел, в нашу травную клеть отнес, в уголок на пеньку́ повесил, не волнуйся.

– И как у такого знахаря, как ты, уродился такой… Отай! – возмутилась я, но вовремя спохватилась, негоже при отце сына родного последними словами ругать, – и не страшно ему потравиться и нас потравить. Ядовитое растение в сени! К крупам да муке!

Не найдя подходящих слов, что могли бы в полной мере отразить моё негодование, я попросту замолчала и лишь прикрыла лицо рукой. Что тут говорить, его все равно сейчас здесь нет, нечего силы растрачивать в пустоту. Мы немного помолчали, стуча ложками по плошкам, сгребая остатки вкуснейшей каши и отправляя ее в рот. Когда пришло время ставить самовар, Беляй снова начал разговор:

– Дочь, а может, попробуешь отговорить хлопца нашего? Тебя он может послушать. Не нравится мне что-то сегодняшний их поход, сердце не на месте.

– Мне тоже неспокойно… – согласилась я, – Но он не воспринимает наши опасения в серьёз. Утром мы поговорили, и он считает, что короткая ночь им в помощь. Больше ничего слышать не хочет. Как же мне его уговорить? – от отчаяния у меня опустились плечи. В горле встал ком. Чтобы не расплакаться перед мужчиной, я прикрыла рот тыльной стороной ладони, незаметно прикусив кожу на костяшке среднего пальца.

Наставник молча смерил меня оценивающим взглядом, затем промочил горло узваром и задал неожиданный для этого дня вопрос:

– Скажи, а ты его любишь?

– Кого?

– Старого бортника Годимира, – развёл руками Беляй, – Ну кого-кого?! Сына моего, конечно! Мы о нём же сейчас речь ведём.

Эта тема поднималась уже не в первый раз. Для меня не секрет, что Отай питает ко мне нежные чувства ещё с первой встречи на ярмарке. С тех пор, почитай, уж две зимы миновало. Он никогда и не скрывал своего отношения ко мне. А Беляй, видя сердечную привязанность сына, старался подтолкнуть меня к нему. Я же могла одарить парня лишь чувствами благодарности и тёплой привязанности. А этого, разумеется, недостаточно для создания семьи. Знахарь также осознавал, что в безответной любви Отай не обретёт счастья. Однако мужчина не оставлял надежды, что во мне проснётся взаимное чувство к юноше. Сейчас же случай был особый. Коловорот – праздник исключительного могущества сил природы. Это касается не только живой магии. Силу набирает и вся нечисть. Их особо сто́ит опасаться в эту ночь и явно не идти в прямую атаку, не имея в своём составе оборо́тников с сильными тотемными животными и нескольких колдунов или ведьм со стихийной магией. Но Отай с остальными вояками собрались. И им ничего не возможно объяснить! Они слепо верят командиру, который руководствуется исключительно тем, что сегодня самая короткая ночь. Их буквально толкают в лапы заложных мертвецов. И это не просто путь к самоубийству. Это стройный шаг прямиком в стан врага для пополнения его рядов! Поэтому я отчётливо понимаю, к чему Беляй завёл разговор. Если есть шанс того, чтобы спасти Отая, удержав от похода, то им надо воспользоваться. Остальные, глядя на него, возможно, тоже решат остаться.

– Я не знаю… – с выдохом произнесла я.

– Подумай хорошенько. Посмотри на себя, ты же волнуешься за него. Я вижу твои глаза полные тревоги. Разве это не любовь? Послушай, случается такое, что мы осознаём истинные чувства к человеку лишь перед ликом его потери. Когда твоё сердце отдано человеку, что неотрывно находится рядом, ты даже можешь не понять, что оно уже не твоё. Ведь оно так близко, на расстоянии вытянутой руки. Но сто́ит отойти чуть дальше, увеличить этот промежуток, ты это почувствуешь. Ведь сердце нельзя просто выкорчевать. Между ним и душой останется незримая связующая нить. Стоит ей натянуться, как в груди возникнет тянущая боль. Чем дальше человек будет увозить твоё сердце, тем сильнее му́ки ты будешь испытывать. Страшнее всего, если расстояние между вами будет измеряться не вёрстами, а мирами. Знаешь, что будет, если твоя любовь окажется в Нави? Тебе придётся разорвать нить и жить с вечной пустотой и болью. В ином случае твоя душа рано или поздно уйдёт за сердцем. А человек без души жить не может. Не ошибись в своих чувствах, девочка.

Его слова заставили меня задуматься. Отай – хороший парубок, добрый, хозяйственный, неглупый. Его присутствие меня не тяготит, и сам он не вызывает отвращения. Даже наоборот. Крепкий, мужественный, широкоплечий, высокий, в целом не дурён собой. Да мы и так, можно сказать, живём почти вместе. Едим за одним столом, делим быт. Ну подумаешь, теперь и лавку на двоих разделим. И пусть моё сердце не признаёт в нём суженого. Я ему благодарна и обязана жизнью. Он один из немногих, кто протянул мне руку помощи и до сих поддерживает меня. Я должна попытаться остановить его, даже если это сулит мне нежеланное супружество.

– Хорошо, отец, может, ты и прав. Но если не получится его остановить?

– Ты так не хочешь замуж?

– Я согласна, если это поможет уберечь Отая от сегодняшнего похода. Но я боюсь сделать его несчастным. Я не чувствую в себе той любви, которую он ждёт.

– Ну если он не останется, то тут уж ничего не попишешь. Значит, судьбы ваши отдельно идут.

Я кивнула своему наставнику в знак согласия, который разливал чай по чашкам. С улицы донёсся гомон. Меньше, чем через минуту в избу вошёл и сам объект последнего разговора, вспотевший и раскрасневшийся от тренировки. Мы с Беляем переглянулись, и тот едва заметно мне моргнул в знак поддержки. Отхлебнув травяного отвара для храбрости, я протараторила:

– Я тут подумала, что если ты останешься сегодня, то можешь ко мне посвататься. Как раз сможем обряды необходимые пройти.

Оторвав глаза от пития, посмотрела на возможного будущего жениха. А у того от неожиданности вода носом пошла. Видимо, он пил, когда я речь свою произносила. Эх, надо было дождаться, пока он за стол сядет, что ли, а то вон как ошарашила, что у парня ноги слегка подкосились и он едва не захлебнулся. Ладно, слов не воротишь, да и он не девица, справится со свалившимся счастьем.

– Ты совсем обалдела? – придя в нормальное состояние, строго сказал Отай и двинулся к нам с Беляем.

Настало время удивляться мне. Ну вот совершенно не такой реакции я ждала.

– Бать, ты ей забродившего кваса или хмеля налил? Она чего несёт? – кивнул этот хам в мою сторону, не сводя глаз с отца.

– А тебе что, на подготовке по ушам надавали или по голове? Плохо слышишь или не понимаешь? – возмутился мой наставник, походу обидевшийся на сына пуще моего.

– Так это что, не шутка? – хлопец перевёл свои округлившиеся глаза на меня, – Лют, ты серьёзно? – я смогла лишь кивнуть. Лицо парня озарила широченная улыбка, глаза буквально засветились, а он сам кинулся ко мне обниматься.

– Сядь, успеется… Ты не слышал, что Люта сказала? Сначала останься и пройти с ней обряды, – знахарь остановил Отая от сердечных порывов, лишь взмахнув рукой и задержав перед носом сына раскрытую ладонь.

– Бать, ну ты же знаешь, не могу я сегодня. Нельзя подвести соратников.

– Значит, не судьба, – пожал плечами старик, – У тебя есть только сегодня. Гляди, уедешь, а к Люте найдётся кому сосвататься. Неужто она ждать тебя будет до следующего Коловорота?

– Да вы меня без ножа режете! Нельзя же так… – Отай кинулся ко мне и судорожно схватил мои ладони в свои, – Лют, я успею! Мы быстренько разберёмся с нежитью, и я примчу к тебе! Зорька встать не успеет! Дождись меня, ладно? – он смотрел на меня с мольбой в глазах. А я поняла, наш план с наставником провалился.

– Только до рассвета, – с обречённым выдохом ответила я и поспешила встать.

– Ты куда?

– Раз уж ты решил всё равно ехать, нужно приготовить яд для су́лиц. Да и скрутки полыни собрать, как утром говорили.

– Я помогу. Сейчас только перекушу и с батей переговорю. Я быстро!

Отай вскочил с места, схватил с печи порцию еды, что была ему отложена, и принялся активно жевать. Я же вышла и с тяжёлым сердцем отправилась в клеть к своим травкам. Мне было горестно, что не могу разделить его чувств. А ведь он ждал, пусть и не того, чтобы я кинулась ему на шею, но хотя бы ответного огня в глазах, радостной улыбки. А у меня лишь пустота какая-то внутри ворочается. Хотя он парень славный. Жаль, не суженый. Знаю, с суженым так быть не до́лжно, девчонки с деревни рассказывали. Приходят они ко мне за лу́лой обережной, за травками и свечками, так и ведают мне. Как в груди при виде па́рубка наречённого сердце словно горит. Как тепло по телу растекается, и что дыханье прерывается, и ноги подкашиваются. Остается слушать деревенских, да уповать, что и на мою долю такие сладкие чувства со временем выпадут.

За думами сердечными разобрала травки на пучки, да развесила их по стенам на свободные места. Достала недавно убранные в баклажку ягоды вороньего ока, нанизала их бусами на нитку, и гирляндой повесила сушиться под потолок. В конце подготовила рабочий стол: расставила каменные и медные ступки, плошки, ножи, бутыльки́ с жидкими маслами, кристаллы мориона, чёрного обсидиана и гематита. Положила перед собой свежесобранный багульник и белену, прочитала наговор, дабы тёмные минералы сок растений ядовитых против мёртвых обернули, и приступила к работе. Для начала отделила цветки от ножек и листьев. Бутоны положила в медную ступку, перетёрла до кашицы и отставила. Стебельки хорошенько прокатала каменным жёрновом по такой же плошке с углублением и залила маслом репейника. Позже это позволит сцедить как можно больше отравы.

Не успела я отойти от стола, в комнату вошёл Отай. В руках он держал начищенное наточенное оружие, которое разложил на ближайшей свободной лавке. Мы принялись его пересматривать на предмет сохранности боевых рун и защитных камней, как обычно, усевшись на пол. На самом деле, Отай, как и любой хороший вояка, заботился о своем оружии, постоянно следил за ним. Так что пребывание друга в моём рабочем пространстве вызвано скорее его желанием провести вместе время, нежели поиском прорех. Я это осознавала и понимала, особенно сегодня, после моих слов за обедом. Кажется, он до сих пор не верил, что я могла ему предложить сватовство, что практически согласие на сию секундную свадьбу! Теперь же он искоса кидал на меня пытливые взгляды, силясь понять, не жестокая ли шутка с моей стороны. Такое внимание на меня давило. Не выдержав, я встала.

– Так, смотри, вот на этих, – я ткнула пальцем в несколько сулиц, – мне нужно будет сделать новые наузы. Поэтому сходи к башмачнику, принеси мне шнур кожаный. Я пока руны подправлю у кинжала. А так, всё в порядке.

Перевела взгляд на Отая и подарила ему легкую улыбку. В этот момент, напряжение, с которым он сидел всё это время, немного отпустило. Было видно, как плечи его расслабились, и он выдохнул.

– Сейчас принесу, – бодро сказал парень, поднявшись, и вышел.

Я же принялась восстанавливать руны. Они находились на клинке, точнее, на ребре по обеим сторонам, поэтому без магии здесь было не обойтись. Достав кремневые камни, выбила из них искру, мысленно усилив ее до огонька. Потом подхватила маленькое пламя ногтем, отчего указательный палец стал похож на свечу. Когда я читала наговоры, моя рука медленно описывала в воздухе линии, что шли в разные стороны, одни параллельно друг другу, другие касаясь и пересекаясь. Малейшее движение моей ладони оставляло за собой горящий след. Мне удалось закончить в тот момент, когда перед моим взором загорелся набор пламенных рун. Затем он плавно спустился на клинок, клеймя металл в местах соприкосновения. В этот момент, я без усилий выпустила слезу из глаза, обращая её в мощный поток воды. Он хлынул прямо на оружие, остужая его. Всё получилось как нельзя лучше, знаки успели отметить сталь, при этом удалось не переусердствовать, и рисунок не исказился.

Следом я постаралась усилить защитные свойства полыни. Наплела заговорённых узлов поверх травок, а затем вдохнула силы воздуха в каждую скруточку, дабы дым от них был плотнее, при этом распространялся быстрее и дальше. Надеюсь, это поможет не поддаться взору гипнотическому и убережёт от подчинения вурдалакам. Жаль, тлеющий сухоцвет вряд ли сегодня поможет сбить нежить с пути. Ну ничего, сейчас отраву против против этих тварей сделаю. Стебельки белены с багульником хорошенько настоялись и напитались маслом. Из них удалось сцедить много яда. Отравленная жижа буквально сочилась от легкого прикосновения! Осталось её соединить с перетёртыми бутонами, довести до кипения и добавить кусочек пчелиного воска. К счастью, щедрые бортники не пожалели сырья нашим воякам. В самом конце приготовлений прошептала слова магические, чтобы заговорить смесь на усиление воздействия. Убить не убьёт, наши противники и так уже мертвы, но позволит их обездвижить на какое-то время.

Пока моё внимание было полностью отдано зелью, в клеть вернулся Отай со всем необходимым. Он сложил добычу от башмачника на лавку, а сам поторопился на выход. Поди, пошёл котомки да судочки собирать в поход. Ну и правильно, а мне пора заканчивать с оружием для него. Нашептала на сулицы, обернула принесенным кожаным шнуром. Теперь точно не промахнется, даже если рука дрогнет.

Выдохнула. Успела к отъезду нашего хлопца. Теперь можно со спокойной душой готовить амулеты к празднику всем желающим девушкам. Но не успела я начать, как Отай зашёл за снаряжением.

– Мне пора, – заявил с порога парень.

Он уже был во всем обмундировании, если это можно таковым назвать. Вместо кольчуги, на которую золотых вся деревня не наскребёт, на нем были кираса и наручи из толстой дублёной буйволиной кожи, на которой в нескольких местах проглядывались защитные руны.

– У меня всё готово.

Я поспешила отдать кинжал хозяину. Отай тут же спрятал его в ножны, что крепились к поясу. Следом подала деревянный колчан со сложенными в нём сулицами и котомку с заготовленной полынью и пузырьком с зельем.

– Оружие нужно будет смазать ядом в самый последний момент, чтобы нечаянно его не стереть… И будьте крайне внимательны, не заденьте никого из своих, это чревато смертью в жуткой агонии. – дала я наставление, словно это средство никто и никогда в бою не использовал.

– Лют, не волнуйся, не первый раз же, – успокоил меня Отай, – Обещаю вернуться до рассвета. Дождешься меня?

– У тебя есть только один шанс.

– Я не упущу! – и тут он сделал ну совершенно неожиданное – легонько чмокнул меня в щеку. Это произошло так быстро, что я и сообразить не успела, а он уже вышел за порог и направился к коню. Тот с нетерпеньем ждал хозяина, желая пуститься галопом навстречу подвигам.

***

Коловорот прошел для деревни, как всегда весело, все ритуалы были соблюдены. И если бы не отсутствие Отая и еще нескольких па́рубков, то могло показаться, что праздник удался. И тревожное чувство, терзающее меня накануне, я себе надумала. Однако парни не вернулись ни ночью, ни к зорьке. Их отсутствие продлилось и весь следующий день после Коловорота.

Знакомый лошадиный топот раздался, лишь когда луна показалась над горизонтом, а жители деревни отправились спать. Заслышав его, я припустила со всех ног из своей ма́занки, дабы поприветствовать прибывших и проверить, всё ли в порядке, не нужна ли помощь. Но выскочив на порог увидела, как четверо крепких парней едва волокут пятого за руки и за ноги в мою травную клеть. Тот был явно крупнее всех остальных, поэтому хлопцам пришлось сильно поднапрячься. Но несмотря на все их усилия, парень раз от раза касался своим мощным телом земли. Его голова болталась на массивной шее, а длинные волосы подметали тропку. Он выглядел словно неживой. И, по неизвестной мне причине, он был голым. Абсолютно голым! Открывшийся вид, освещённый лишь диском ночного светила, меня смутил, от чего я не решилась первая бежать оказывать помощь пострадавшему в бою па́рубку. Вместо этого я помчалась в избу за Беляем.

Глава 2. Пробуждение Дарьяна

Дарьян

Слепящий свет проник в моё сознание, выдернув из дрёмы. Я сделал вдох и ощутил как вместе с воздухом по всему телу расползается ноющая боль. Мне бы сменить положение, разогнать кровь. Глядишь, помогло бы справиться с недугом. Но не вышло. Сил не было даже на то, чтобы поднять веки. Какое-то время я лежал и вслушивался в окружающий мир. Сначала до моих ушей доносились монотонный стук и звяканье. Затем удалось расслышать щебетание птиц, детский гомон и шелест листвы на ветру. Под пальцами я ощутил что-то мягкое. Похоже на укрытый тряпицами слой соломы толщиной с ладонь. Что ж, не на сырой земле лежу, да не на голом полу, уже радость. С очередным вдохом мои ноздри уловили насыщенный, но между тем приятный аромат тлеющего сухоцвета и тёплого дерева. Сделав над собой усилие, мне всё же удалось разомкнуть глаза. Сначала зрение подводило, окружающее имело смутные, размытые очертания. Да и головная боль не добавляла чёткости. Проморгавшись, мне все же удалось различить предметы. Я находился в какой-то небольшой и очень светлой клетушке. Не помню, чтобы когда-то раньше был здесь. Это точно не закуты Драгоша или Межко, там мне приходилось бывать чаще, чем у себя. И как меня сюда занесло? И куда «сюда»? Попытка вспомнить последние события обернулась чугунным звоном в голове, словно накануне я заливался сивухой. Яркое полуденное солнце проникало в каждый уголок, благодаря чему, можно было без труда всё рассмотреть. Под потолком висели венки из голых веток, к которым крепились пучки трав. А ещё были три неглубоких медных чаши на тонких цепочках. Из них, подобно многолетним лианам, струился тонкий дымок. Деревянные стены были полностью увешаны сухоцветом и букетами свежих травок. На массивных столах, сундуках и лавках стояли чем-то заполненные сосуды разных размеров. Так же я смог заметить всевозможные тарелки, чаши, ступки, ножи и прочую утварь. Судя по обстановке, меня неясным образом занесло к какому-то знахарю. Осталось выяснить почему и зачем.

Дверь в клеть была настежь открыта. Моей щеки коснулся лёгкий ветерок, но прохладу он с собой не принёс. Я опустил глаза и увидел, что был бережно укрыт чуть ли не по самую шею шерстяным сукном.

Неожиданно раздался страшный грохот. Оглушительный звук пронзил мою голову новой чудовищной болью.

– Небо, да что же это! – взмолился я, закатывая глаза. Голос скрипел и был едва слышим. Сухое горло обжег воздух. Я закашлялся от боли.

– Батюшки, очнулся! – неожиданно для меня раздался в ответ девичий возглас, а по полу зашлёпали босые ноги.

Мгновенье спустя рядом со мной кто-то присел. Стоило мне слегка повернуть голову, как мой взор наткнулся на необычайно красивые глаза медово-жёлтого цвета. В них плескались свет и чистая необузданная энергия. И было это настолько красиво, что я как зачарованный смотрел и не мог отвести взгляд. Даже забыл, что мгновение назад мою голову разрывало от боли. В ответ на меня смотрели не мигая со схожей заинтересованностью. Не знаю, сколь долго мы находились бы в таком оцепенении, но на мои щёки легли холодные руки. Я посмотрел на них – хрупкие, женские, увешанные тонкими браслетами в неимоверном количестве. До сего момента мне даже не было неизвестно, кто передо мной. Сейчас же любопытство взяло верх. Я повёл глазами от запястий к плечам, к шее и выше. Рядом сидела, склонившись ко мне, совсем юная девушка. Её лицо отливало бледностью, несмотря на то, что кожа явно была обласкана летним солнцем. Волнистые каштановые волосы скользнули из-за спины и упали мне на грудь. На голове их придерживал цветной необычный платок, замотанный в несколько оборотов. Выглядело диковинно, мне ещё не приходилось встречать девушек, что кос не носили. В ушах её сверкнули крупные лунницы. Красиво. Выходит, я заночевал у этой чаровницы. Меньше всего мог подумать, что настолько прекрасная дева допустит меня в своей светлице. Но в пользу этих мыслей было то, что под шерстяным сукном моё тело было полностью обнажёно. А она сидела рядом, касалась меня, при этом на её лице не было ни тени брезгливости, ни страха. Правда, вернувшись к её глазам, я рассмотрел в них пульсирующее беспокойство. Тонкие брови дернулись, отчего на лбу пробежали морщинки, рот слегка приоткрылся, позволяя его обладательнице резко выдохнуть.

– Как ты себя чувствуешь? – тревожно спросила она. И опомнившись одёрнула руки от моего лица. Этот жест меня огорчил. А ещё от него звякнули браслеты на ее запястьях, вернув головную боль. Я непроизвольно поморщился.

– Живым, – прошептал я из-за сухости в горле, – ты можешь не греметь?

– Ага, значит, голова болит… – пробормотала она себе под нос, оценивающе глядя на меня, и вскочила на ноги.

И тут же мой взор зацепился за её голые щиколотки. На них красовались нитяные браслеты-наузы. Взглянув чуть выше, я не поверил собственным глазам: девушка была одета в мужские шаровары! Сверху на ней была просторная одёжа то ли халат, то ли кафтан из какой-то нежной тонкой ткани, что струилась книзу и была длиной ниже колена. Широченные рукава этой накидки трепыхались и развивались от каждого движения ее рук, словно крылья голубки. Кожаный ремень на изгибе талии, сдерживающий по́лы сего одеяния, подчеркивал её статную фигуру. Она не была худой, скорее крепкая, сбитая, пышущая силой и здоровой энергией. Спина прямая и гордая придавала походке необычайную легкость. Я аж засмотрелся. Хороша, чертовка! Правда, не припомню, чтобы видел её в деревне. Одевайся она подобно остальным девчушкам, то ещё можно было списать на собственную невнимательность. Но в подобном обличии её даже слепой распознал бы в толпе.

– Ты откуда такая сыскалась? – решил я начать разговор и заодно утолить любопытство, когда красавица вернулась ко мне с небольшим сосудом. Содержимое бутылька́ источало резкий травяной запах.

– Я здесь живу, это ты тут на нас свалился, ни жив ни мертв.

Она размазала мазь из той самой склянки по своим пальцам и начала массировать мои виски́. Было приятно до дрожи. Средство охлаждало мою кожу в местах, где касались руки моей новой знакомой. Головная боль быстро начала отступать.

– Живёшь? И как давно?

– Почитай, два года как.

– Погоди, так мы что же, не в Неярзе?

– Нет, Дарьян, мы в Древории, – выдохнула она, не отрываясь от моего лечения.

Так, эта девчонка знает моё имя. Что не удивительно, учитывая, что я тут, и меня никто не то, чтобы не выгоняет, а даже заботятся. Удивительно другое – почему я не знаю её? И даже не спросишь, как зовут. Так можно и обидеть ненароком. Небо всемогущее, как же срамно! Нет, больше пить не буду…

– А как я здесь оказался?

– Это тебе лучше уточнить у Отая. Мне подробности не известны, – юница пожала плечами и убрала руки от моей головы.

– У Отая?

– Да. Он и ещё трое вояк тебя с битвы еле дотащили. Ты одной ногой уже в Навь ступал. Боялись, не выберешься. Ведь едва ли не полный лунный оборот провалялся без сознания.

– Ничего не помню… С какой битвы? Погоди, ты хочешь сказать, что я мог забыть, что побывал на поле боя? Разве я попал сюда не потому, что упился сивухи вусмерть?

– Какой сивухи?! Тебя Вурдалак укусил! Мы едва смогли спасти тебя от его яда. Неужели в голове совсем ничего не осталось?

Слова моей знахарки будто молния шарахнули сквозь сознание, озарив его ярким светом. Вперёд вышли воспоминания последних событий, которые лишь на время притаились в тёмном углу памяти. Я зажмурился, что бы сосредоточиться и внимательно рассмотреть картины недавнего прошлого, из-за чего мне довелось оказаться здесь. Странно, но увиденное осознавалось мною не более, чем сном. Будто не происходило в реальности.

Люта решила не терять время. В образовавшейся тишине было слышно, как она поднялась и отнесла баночку с вонючей мазью, что так удивительно излечила меня от головной боли. Следом до моих ушей донёсся монотонный стук, такой же как при пробуждении. Она явно что-то дробила или измельчала. Но это совершенно не мешало искать в памяти фрагменты прошлого и пытаться собрать их воедино.

– Тебе нужно это выпить, – произнесла девушка, стоило мне прийти в себя и открыть глаза.

Она уже вернулась к моей импровизированной лежанке и протягивала две чарки. По всей видимости это были снадобья. Мне ничего не оставалось как перевести своё тело хотя бы в сидячее положение. Сомневаюсь, что в лежачем положении в мой рот попала хотя бы капля зелья. Гораздо раньше всё пролилось бы мимо. Правда поднять себя оказалось той ещё задачей. Руки дрожали, тело не слушалось. От приложенных усилий на лбу выступил пот, а перед глазами залетали искрящиеся мушки. Едва не выронив сосуд из трясущихся пальцев, мне всё же удалось проглотить его содержимое без потерь.

– Что это?

Мое лицо перекосило от омерзительного вкуса. С большим трудом удалось удержать выпитое в себе, хотя оно и рвалось наружу.

– Предупреждать же надо! В жизни не пробовал ничего более скверного, – просипел я сдавлено, с опаской поглядывая на оставшуюся ёмкостьв её руках.

– Здесь родниковая вода, – пояснила она мне, заметив направление моего взгляда, – запей, она поможет смыть оставшийся во рту привкус.

Лекарка протянула мне вторую чарку, и я с благодарностью её осушил. Девушка хотела сказать что-то ещё, но тут со двора ее окликнул чей-то женский голос:

– Люта! Ты здесь?

Моя собеседница посмотрела в сторону, откуда доносились звуки, резко встала и быстрым шагом направилась прочь. Я смотрел на её удаляющуюся фигурку и не мог отвести глаз. «Значит, Люта», – повторил я про себя имя своей новой знакомой. Мысль о девчонке вызвала у меня улыбку. Диковинная, не похожая ни на кого, её хотелось узнавать. Го́вор у красавицы наш, а вот одёжа, волосы, украшения – всё какое-то не здешнее, чудно́е. Да и ходит она босиком, словно дикарка. Наши девчонки все худощавы, ходят в сарафанах да башмаках. На голове косы с лентами плетут. А эта, что? Распустила! Да, не скажи, она, что мы в Древории, я точно бы думал, что на чужие земли попал. Заблудившись в мыслях о девушке, не заметил, как задремал.

Из объятий сна меня выдернул звон глиняной посуды. Хозяйка клети вернулась в свою обитель и энергично расставляла горшочки с ароматной снедью. Слюна потекла вниз по горлу прямиком в мой давно опустевший живот. Я порадовался, что не ложился после ухода Люты. Второй раз мне попросту не хватило бы сил совершить подвиг – поднять тело в сидячее положение. Закончив возиться с утварью, Люта повернулась ко мне и сообщила не скрывая улыбки:

– Хорошо, что ты проснулся! Пора обедать.

– Вот это да! Выглядит вкусно и пахнет так же. Сама стряпала? – я повёл носом за густым паром, что струился из посуды.

– Сама. Можешь есть без опаски.

– Если твоя еда ощущается на языке так же, как и твои снадобья, то я лучше поголодаю, – заявил с усмешкой. На самом деле, такое общение было совсем не в моём духе. Однако мне захотелось зацепить девчонку, обратить на себя внимание.

– Эй! Если бы не мои снадобья, ты бы стал Вурдалаком!

– Ну, тогда я бы смог вкусно пообедать… Например, тобой… – и я многозначительно посмотрел на неё. Глаза в глаза. Это было настолько непривычно и волнительно, что у меня даже сердце быстрее забилось.

А вот Люта не смутилась моего пристального взгляда. Более того, она подошла ближе, наклонилась к моему лицу так, что наши носы и губы практически соприкасались. Я замер в предвкушении. Однако, ничего за этим не последовало. Мы неотрывно смотрели друг на друга ещё пару мгновений. Затем её грудной рокочущий шёпот, нарушил воцарившуюся тишину бархатной мелодией:

– Осторожнее. Добыча должна быть по тебе, чтобы при попытках её заглотить не свернуть себе челюсть. А об меня можно ещё и зубы поломать, – затем она немного отодвинулась от меня и наградила победным взглядом, – даже у Вурдалака они не адамантовые.

Мне показалось, что на краткое мгновение её глаза вспыхнули победным блеском. А ухмыляющаяся улыбка чётко обозначила точку в конце разговора, не дав мне взять реванш. Вот это да! Пусть я не мастак в таких играх, но откуда у неё, юной ещё девчонки, опыт? Она уложила меня на лопатки! Восхищённая улыбка растянулась на моих устах. Люта заметила и отчего-то именно это вогнало её в краску. Она быстро выпрямилась и направилась за ближайший высокий стол, на котором лежали пучки трав. Решила отгородиться от меня работой? Я сделал что-то не так? Да уж, у неё не только одежда странная, но ещё и мозги. Она необычная со всех сторон, куда ни глянь.

– А ты разве есть не будешь? – спросил у неё спустя некоторое время. Я хотел её дождаться, чтобы мы разделили кушанье.

– Неужто беспокоишься? Поверь мне, не стоит. Это ты здесь хворый. И это моя задача – тревожиться и заботиться о тебе, пока не поставлю на ноги.

– Если мой знахарь будет голоден и у него не будет сил меня лечить. Как же мне тогда исцелиться?

– Всё в порядке. Я уже пообедала, – она в последний раз украдкой дотронулась до меня своим тёплым взором и вернулась к работе.

Внутри меня заскреблась тоска. Не заметил, как несколько раз стукнул сам себя по груди, чтобы попытаться унять диковинное для себя чувство. Столько лет благополучно прожил один как сыч, не особо тяготея к чьему-либо обществу. Бывало даже от отца с другом уходил, чтобы остаться наедине с собой. Теперь же моя кожа словно горела, так обжигала её отстранённость. Её! Совершенно чужой девицы, с которой мы даже день не знакомы. Даже чудно́ как-то… А может так ощущается поражение? Я хотел её поддеть словами и обратить на себя внимание, а в итоге всё получилось наоборот. Это её фразы оказались точнее стрел лучшего лучника в отряде. И теперь мой интерес стал ещё острее.

Я шумно выдохнул и с трудом отвел глаза от Люты. Она всецело была поглощена своими травками. Моя надежда, что смогу провести ещё какое-то время с ней за разговорами, растаяла. Так что пришлось переключить внимание на принесённые угощения. Мне было не привыкать трапезничать одному, и живот уже свело от голода. «Хм, а она расстаралась», – с теплом подумалось мне. Передо мной стояли густая мясная похлебка, пряные лепешки с салом, молочная каша с орехами и ягодами и целая крынка молока! Откуда-то из утробы донеслось урчание, как призыв отведать кушанье. Поэтому я схватил ложку и принялся закидывать в себя еду. Признаться, не помню, где бы ещё мне удавалось поесть так вкусно!

До самого вечера мы не произнесли ни слова. Люта занималась ягодками, которые резала, перетирала, выпаривала, взбивала. Работала с разными травами, сворачивала их для окуривания помещений, обтягивала скрутки ниточками разных цветов, молола в ступке сушеные цветы, рассыпала их по баночкам, взбивала крема и мази. Что только ни переделала за минувший день. При этом она делала несколько дел одновременно, словно у неё выросли восемь рук вместо двух. Я неотрывно, с жадностью наблюдал за её работой и за ней самой. Она морщила лоб, хмурясь, когда что-то не получалось или когда приходилось прикладывать много сил. Смешно сдувала волосы, выбивающиеся из-под платка и падающие на глаза. Ее пухлые щеки от усилия раскраснелись, а на лбу выступила испарина. Бряканье браслетов, которое поначалу отзывалось в голове небольшой болью, теперь слышалось диковиной и приятной музыкой. Но как долго бы я на неё не смотрел, так и не получил ответного взгляда, будто и вовсе меня не было здесь. И это задевало…

Вдруг со стороны входной двери послышались шаркающие шаги. На пороге показался высокий старик в коричневых одеждах. В отличие от Люты, он был обут в берестовые лапти. Его седые волосы прикрывали уши, а вот борода была длинной, аж до ворота рубахи. В руках у него была плетёная корзинка с какими-то белыми цветочками.

– С возвращением, отец Беляй! – Люта подняла глаза, которые тут же заискрились счастьем, завидев мужчину. Она даже радостно улыбнулась ему.

– Здравствуй, дочка, – ответил вошедший, добродушно кивнув в ответ, – был на Цветущем озере, принес немного одолень-травы для Дарьяна. Сегодня кинь их в воду, завтра займемся выжимкой и настоем.

Он поставил на стол перед Лютой свою благоухающую добычу.

– Хорошо, – кивнула та, – кстати, Дарьян пришел в себя, даже успел отобедать. – и перевела глаза в мою сторону.

Мужчина повернулся ко мне.

– Ну, здравствуй, – сказал он по отечески ласково, уже обращаясь ко мне, – хвала Небу, наконец-то ты пришел в себя! Как самочувствие?

– Здравствуй, отец. Всё в порядке, благодарю тебя, – поприветствовал я немолодого мужчину, и слабая улыбка сама собой образовалась на моем лице.

– Ну как же в порядке, если ты всё ещё лежишь? Не храбрись перед красавицей, ни к чему. Чтобы исцелить тебя, мне нужно знать о боли. Если замолчишь – упустим хворь, она окрепнет и возьмет свое. Всего одна капля слюны Вурдалака, задержавшаяся в твоём теле, может убить или обратить тебя в чудовище, – сказал старик с серьезным хмурым видом.

– Я и правда чувствую себя хорошо, – поспешил заверить я, – только все еще слаб.

– О, это ничего. Ты голоден?

– Даже если бы я был сыт, ни за что не отказался бы от пищи, приготовленной вашей дочкой.

При воспоминании об обеде, мой живот жалобно заурчал.

– А вот вкус ее снадобий хуже горькой редьки, – хохотнул я, посмотрев на Люту. Та злобно зыркнула на меня и резко отвернулась. И даже такой ее жест меня порадовал.

– Вероятно, это было противоядие из козлиного камня и выжимки из дербенника. Ничего, настой из одолень-травы поможет смягчить вкус. Дочка, – на этом слове он повернулся к девчонке, – возьми мазь из черной бузины и сходи к Отаю. Как закончишь, позови его сюда и принеси ужин.

Та только молча кивнула, схватила какую-то баночку со стола и вышла, прикрыв за собой дверь. Мужчина же подошёл и сел на краю моей лежанки.

– Она же целый день пробыла здесь, откуда ужин?

– Сегодня утром приготовила на весь день. Отай, сын мой, растопил печь, как вернулся с похода. Скоро еда должно согреться.

– Отай ваш сын? – удивился я, ведь по возрасту они походили больше на деда с внуком.

– Да, – улыбнулся мужчина и не преминул уточнить, видя мое недоумение, – поздний. Понимаю, там, где вы с ним познакомились, особо не поболтаешь. Не до того.

Тут и без того не молодое лицо старика омрачила тень некой озадаченности, ещё сильнее углубив его морщины. Он резко посерьезнел.

– Скажи, что ты помнишь?

– Честно говоря, почти ничего. И те воспоминания, что всплывают в голове, больше похожи на кусочки сна. Если бы Люта мне не сказала, что я попал сюда после укуса Вурдалака, то, эти события забылись бы так же, как иной мо́рок. Хотя не знаю, насколько реально всё то, что я помню.

– Мне от сына кое-что известно. Поделись, попробуем разобраться.

– Я был в Ужлечье, тренировал новобранцев в отряд. Затем вернулся домой в аккурат к Коловороту. Сходил в баню и переоделся. Хотел встретиться с Драгошем, но мне сказали, что он с отрядом отправились в бой. Я, несомненно, кинулся за ними. А дальше словно пелена глаза застила. Плохо помню. Полагаю, мне удалось успеть в разгар сражения, раз уж меня сразил укус Вурдалака. Но этого в памяти не отложилось. Помню лишь пробуждение в этой клети.

– Уверен, что ничего не помнишь из того, что было в схватке? – настороженно поинтересовался мой собеседник.

– Ничего… А что случилось? – тут я насторожился. – Раз я здесь, стало быть, все закончилось благополучно. Разве нет?

Пока слова вылетали из моего рта, я наблюдал, как глаза старика наполняются болью. Он молчал.

– Что произошло?

Сердце забилось быстрее, я ощутил разрастающуюся в груди щемящую пустоту, что давила на легкие и вытесняла из них воздух. Мои глаза метались по лицу Беляя, силясь прочитать ответ в его углубившихся морщинах.

– Ты жив, – раздался облегченный выдох.

В двери вошел Отай. Мой добрый друг и соратник, с которым мы провели не один бой против поганой нечисти. Сейчас он стоял в дверном проеме, загораживая его широтой своих плеч. Темно-русые волосы всклокочены, на груди сквозь распахнутую рубаху виднелись волдыри, которые были щедро смазаны мазью. Столкнулся с упырями, подумал я, сетуя на то, что лежу тут, вместо того, чтобы сражаться вместе с ним. Он быстро подошел ко мне, обнял и слегка постучал по спине, как брата. Отстранившись, пристально посмотрел на меня. На глубине его зеленых глаз отчетливо читалась боль, а на губах застыл вопрос. Я знал, о чем он хочет спросить, и мысленно благодарил за молчание. Слишком много сегодня справлялись о моем здравии. Мой кивок головы дал ему необходимый ответ, и он облегченно выдохнул.

– Так что произошло в том бою? Почему вы вообще ушли без моего приказа, без меня? – начал я выпытывать уже у Отая.

Мой друг побледнел, оседая возле моей лежанки. Беляй стиснул его плечо своими старческими пальцами в знак поддержки. Пауза затянулась. Я не торопил, лишь молча сверлил парня глазами, хотя тревога внутри меня росла комом с каждой секундой. И когда друг уже был готов нарушить тишину, к нам вошла Люта. В её руках была большая прямая доска, уставленная горшочками со стрепнёй. Она молча прошла к нам и расставила принесённое кушанье. Всё это время я наблюдал за ней как зачарованный, не мог оторваться. На миг даже забыл про разговор. Шаг её был лёгкий, руки работали быстро, браслеты, как и утром, игриво звенели, волосы растрепались по спине. Красивая. А вот глаз своих чарующих она не поднимала.

– Ты не останешься? – сорвалось с губ, когда она развернулась уходить. Я не собирался спрашивать, но её присутствие мне нравилось. Оно меня умиротворяло. Я хотел, чтобы она задержалась. Тем более, мне не помешал бы островок спокойствия в её лице, ибо разговор назревал тревожный.

– Вам нужно поговорить, – не оборачиваясь, сказала она и вышла.

Я проследил за ней, и когда дверь закрылась, снова перевел взгляд на друга, потом на его отца, возвращаясь к нашему разговору.

– Мы… Мы понесли потери, – еле слышно произнес Отай, сглатывая ком и опуская глаза, – четверых, если быть точным… – он сделал паузу, собираясь с духом, – и это еще не все, – он поднял глаза, – Драгош…его больше нет.

Голос сорвался, глаза парня наполнились слезами, и он снова их опустил. Капля скорби покатились по его щеками, капая с щетинистого подбородка. Мое сердце остановилось и ухнуло куда-то в тьму Пекла. Я же в эту секунду пожалел, что меня спасли. Меня, дурня, спасли, и что я сделал, как только открыл глаза? Отдыхал, набивал брюхо едой, да пялился на какую-то девку! Даже вечером я волновался о ней больше, чем за Отая, что явился со вздувшимися волдырями на груди. Ни разу за весь день в мою голову не пришла мысль о том, чтобы спросить о том, что произошло тогда в лесу, и как мои соратники. Я забыл обо всем, радовался солнцу и ветру.

Меня охватило чувство собственной мерзости и ничтожности, тошнило от самого себя. В ушах загудело, и я больше ничего не слышал. Новость меня будто обухом ударила, что даже помутилось перед глазами. Я привык, что всё всегда обходится. Драгош был рядом, сколько себя помню, был частью меня. Ни на секунду я не мог помыслить, что с ним что-то не так, что его больше нет. Мне хотелось заорать, да только горло сдавило так, что все слова осели внутри. Нет! Не может этого быть! – Рвалось из груди, но на деле я только качал головой. Мне это чудится, иль снится. А может, снадобье какое девчонка подсунула… Бесовьи проделки! Он жив, он точно жив. Горе начало затуманивать мою голову, а накатившая ярость придала сил. Я поспешно начал сминать сукно, заменяющее мне одеяло, готовясь встать.

– Дарьян, что ты делаешь? – ошарашенно глядя на меня, спросил Отай.

– Я должен его увидеть, – буркнул я, отталкиваясь руками от своей лежанки. Ноги ослабли и не позволяли мне подняться.

– Сядь, не дури, прошу тебя! Если ты не образумишься, то вслед за Драгошем мы и тебя потеряем! – взмолился друг.

– Он жив, – рыкнул я и все-таки встал, хотя немного пошатывался.

– Он МЁРТВ! – голос Беляя громом раскатился по клети, отскакивая от стен и врезаясь в мою грудь ядовитыми иголками. – Прими это. Пока ты был без сознания, мы возвели курган и провели тризну по погибшим.

Мы со стариком вперились друг в друга взглядами. Его седые брови сошлись на переносице, дабы придать взгляду суровости и строгости, но в глазах не было ничего, кроме затаённой скорби. В этот момент до меня дошло, что это ни сон, ни действие снадобий. Я действительно потерял друга, соратника и брата, пусть и не по крови. Ярость уступила место отчаянию. Силы меня покинули, ноги подкосились. Перед глазами всё поплыло, а затем и вовсе потух свет, погрузив меня в вязкий морок. Я рухнул обратно на свое лежбище, чудом не задев и не поколотив глиняные горшочки, которые стояли в ожидании и уже изрядно остыли. Сегодня так никто и не поужинал.

Глава 3. Сон Дарьяна

Глава 3

Дарьян

Ночь выдалась тяжёлой. Душевная боль, обратившись в незримые языки пламени, жалила и кусала всё моё тело. И пусть на моей коже не оставалось никаких следов, я стонал в мучительной агонии от невыносимого осознания потери. Моё тело сводило судорогой, скрючивало, выгибало, выворачивало наизнанку. Пальцы драли грудную клетку, стремясь разворотить ее, вытащить сердце и раздавить его в кашу. Предательская память вызывала перед глазами виде́ния счастливых моментов из детства и юности, кои не повторятся бо́ле никогда. Осознание этого терзало мою душу пуще мук плоти. Не в силах сдержаться, я взревел так, что расставленная повсюду утварь задребезжала, а стены клети затряслись. Из глаз рекой хлынули слёзы, призванные облегчить страдания и потушить огонь, в котором истлевало всё моё естество. Душа рвалась отправиться в Навь. Ибо со смертью Драгоша я утратил последнюю связь с миром Яви.

Мне едва удалось встать, однако отчаяние придавало телу сил, чтобы на дрожащих ногах отправиться прочь. Двигаться приходилось вдоль стен, дабы не повалиться на пол. По пути невольно поколотил какие-то склянки и плошки. Их осколки впивались в ступни, пытаясь задержать меня в клети. Но они ощущались как колючки чертополоха по сравнению с теми терзаниями, что я испытывал. Поэтому я шёл дальше. Когда я добрался до двери и отварил её, ночная прохлада пронизала мою плоть насквозь, словно маленькими ледяными кольями. Меня залихорадило пуще прежнего. Не обращая внимания на трясущиеся конечности и проступившую испарину, я двинулся во двор, гонимый одним-единственным желанием – убраться отсюда, чтобы не спасали, чтобы умереть. Шаг. Шаг. Ещё один. Босые ноги еле волочились по иссушённой земле, скребя по ней большими пальцами. Меня шатало из стороны в сторону, как последнего забулдыгу. В итоге, не дойдя нескольких шагов до заветной калитки, я запнулся о камень на дороге и грузно повалился на холодную твердь, опрокидываясь на правый бок. Больше встать сил не нашлось. Всё, на что я был способен, развернуться и посмотреть в небо. Надо мной простиралась вязкая смоляная бездна, усыпанная белыми искрами. Она завораживала и успокаивала, одаривая своей безмятежностью, впитывая в нутро моё отчаяние. С каждым вдохом становилось легче, буря внутри стихала, а я всё глубже проваливался в недра сознания, где таилось прошлое.

19 лет назад.

Кусты. По запаху они напоминают чёрную смородину. Вокруг простёрлась ночная мгла. Её разрезали лучи света, пробивавшиеся сквозь неплотные листья. Я подполз поближе и развёл ветви своими детскими ручонками. В саженях двух—трёх от меня горел костёр, освещая лица мужей разных возрастов и ремёсел, сидевших вокруг него. Общинный сбор.

– Да откуда же они прут? – донёсся до меня басовитый раздосадованный голос одного у́харя из десятка мужчин.

Говорящий провёл злыми глазами по собеседникам, затем его взгляд скользнул по моему укрытию. На краткий миг мне стало ужасно страшно, что меня обнаружат. На всякий случай я задержал дыхание. Но с облегчением выдохнул, поняв, что меня даже не заметили. Всё-таки удобно быть маленьким шестилетним ребёнком, которого легко спутать с телёнком зубра.

– А то ты не знаешь, – ответил второй, по голосу явно старше.

– Знаю, что из топей и лесов, но они же не из Вороньего ока вылупляются. Откуда они берутся? Неужели все эти твари – посланники Пекла? – вернул ему первый.

– Исключено, ибо твари эти – гнилое мясо на костях, внутри они пусты. Пекло же – вместилище душ, как бы ху́ды они ни были.

Этот голос был мне знаком. Я присмотрелся. Сухая фигура стояла ко мне спиной в балахонистой рубахе. Волосы, подёрнутые сединой, свисали по хребту и почти доходили до пояса. Он махнул руками, и мне удалось разглядеть посох в его руках с искрящимся кристаллическим адуляром в навершии. Я тотчас признал в этом мужчине своего названного отца. Тем временем он продолжил.

– Их разлагающиеся одичавшие тела, лишены не только самого сакрального, но и жизненной энергии. Вот энергией-то мертвецы и пытаются напитаться, восполнить себя, когда нападают на живых. Они, когда-то наслаждавшиеся солнечным теплом в этом мире, имевшие семьи, но позже сгинувшие. Теперь убивают на тех, кого когда-то называли друзьями и братьями.

– Но, Шадр, не все же обращаются в ходячую нечисть! – перебил моего родителя ещё один, по голосу это был довольно молодой мужчина.

– Верно. Ими становятся только те, кто умер не своей смертью, при этом испытывая невыносимые муки. Нежить порождённая нежитью, – это уже говорил Межко. Молодой знахарь, он постоянно носил мне какие-то снадобья по просьбе отца. Поэтому я смог узнать мужчину не только по голосу, но и по рыжей немного взъерошенной шевелюре, будто только с сеновала, и худощавой спине.

– Но каждый вид нечисти несёт за собой разной степени угрозу. Например, Дрекаваки опасны лишь тем, что могут оглушить своим криком и истребить весь скот, вызвав голод. А вот Упыри и Вурдалаки могут вас убить. Но смерть была бы благостью. Эти мертвяки ядовиты само́й тьмой, что помогает плоти восстать и существовать без души. У Упырей отрава содержится в их крови. Сражая их колом в середину грудины, нужно быть внимательным, ибо попавшие капли на открытую кожу вызывают язвы. Обратиться Упырём сложно. Для этого необходимо проглотить немного их крови. В здравом уме её никто не будет пить. Поэтому они сцеживают её трупам в рот. Вурдалаки же гораздо страшнее. Достаточно одного их укуса, чтобы через несколько зорек человек присоединился к их рядам, обернувшись тем же чудовищем. У этих тварей даже слюна пропитана ядом. Сначала вы ощутите боль, что с каждым мигом будет становиться сильнее. Через какое-то время, если не почистить кровь, не исцелить, боль достигнет такой силы, что человек лишится рассудка. И в тот момент, когда тело агонизирует, происходит большой всплеск жизненной силы, которую кто-то резко высасывает из него. Что происходит с душой нам не ведомо. Остаётся надеяться, что, она, как и прочие, отправляется в Навь. Но оболочка, полностью лишённая какого-либо наполнения, остаётся бродячим разлагающимся мешком с костями, жаждущим вернуть себе огонь жизни. Для этого мертвяку нужно пожрать живых. Остановить нежить можно, лишь обратив их полностью в прах, – закончил отец в воцарившейся тишине. Было видно, как многие молодые мужчины были напуганы. Мне же едва удавалось усидеть в своём укрытии, сдерживая терзающее любопытство. Хотелось узнать, смогут ли наши воины взять меня новобранцем или учеником.

– Ну, допустим, нечисть способна обернуть живых в себе подобных покойников. Но откуда явились первые, с которых всё началось? Отчего же они умерли? Они, почитай, зим шесть назад вылезли на наших землях. По сей день покоя нам нет! – выкрикнул кто-то из толпы, нарушая всеобщее молчание.

– Полагаю, всему виной Аспид. Вы помните, как именно тогда сгорела Вольдония? Вместо деревни осталось пепелище, живых – единицы. Если бы медведица не вынесла Дарьяна, то и он бы погиб, – сказал отец.

– Вот как только та медведица твоего Дарьяна в зубах притащила, так с тех пор и нет покоя! Возможно, это ни какой-то Аспид. Кто его тогда видел, один ты? Существует ли он вообще где-то помимо твоих грёз? Может, всё же виноват не мифический змей, а твой проклятый Дарьян? А ты, Шадр, защищаешь этого выродка. Вдруг, его родители увидели, что вместо дитя они получили берендея и решили придать его огню как и всякую нечисть. А там по неосторожности спалили всю деревню? – вопрошал мерзкий ехидный голос какого-то вахла́ка. Начался го́мон. С разных сторон доносились поддакивающие возгласы. Шептались, что я действительно проклят, отродье Пекла. Начали предполагать, что и эта деревня погибнет из-за меня, что мертвецы идут за мной, и надо бы меня им отдать, иначе всех рано или поздно убьют.

Я сидел в кустах и боялся пошевелиться, слушая, что говорят эти старшие люди, с которыми я жил в одной деревне. Мне было страшно, вдруг вся эта разъярённая толпа заметит меня и потащит в лес на растерзание умертвиям. Но я же ничего не сделал! Почему они говорят, что это я виноват? Моё тело затряслось от сдерживаемого стона боли и обиды. Слёзы налились в глазах и покатились по щекам. Чтобы не зарыдать в голос и не выдать себя, я поджал как можно крепче губы, которые дрожали вместе с подбородком.

– Я с тобой, не хнычь.

Мне на плечо опустилась рука. Я резко повернул голову и увидел пухленького мальчишку лет десяти. Это был Драгош. Меня настолько увлекли разговоры взрослых, что я совсем позабыл о рядом сидящем друге в моем укрытии.

– Они глупые, не слушай их. Ты мне как брат! Ни я, ни твой отец тебя никому и никуда не отдадим. Ты же веришь? – мальчишка сжал мою ладонь в знак поддержки.

Я надеялся, что родитель опровергнет эти ужасающие слова. И он не подвёл.

– МОЛЧАТЬ! – жёсткий раскатистый голос будто гром пронёсся по всей поляне.

Птицы, сидевшие до этого на ветках деревьев, напугались, сорвались со своих мест и улетели. От неожиданности мы с другом резко разжали руки и вновь принялись следить за происходящим на Общинном сборе. Все стихли. Такое чувство, что даже дышали через раз.

– Посмотрите на себя! Вы настолько окутаны страхом, что теряете человеческое обличие. Ещё немного и вы будете неотличимы от разгулявшихся умертвий! Вас даже зверьми нельзя назвать, они более милосердны, и они не убивают детей. А вы готовы разодрать мальчишку живьём! Побойтесь лучше себя… И да, я его приютил. Но это не означает, что я не считаю его своим сыном. Мы связаны, пусть и не по крови. Отныне я запрещаю вам даже вскользь упоминать об этом, – затем Шадр повернулся к тому, чьё предположение вызвало весь балаган, – И не смей говорить о том, о чём не знаешь, Греж! Не позорь весь свой род таким невежеством. В ту ночь я видел летящего змея. Он почти сливался с небом, но мне удалось его разглядеть.

Кто-то хотел возразить моему родителю, но тот остановил его лишь мановеньем раскрытой ладони.

– Если бы это было вчера, уверен, помимо меня нашлись бы ещё свидетели. Спустя шесть зим это сделать сложнее. Однако я помню всё, будто не прошли лета́. После виде́ния Аспида в небе, не успел наступить рассветный час, как из-за Бессмертного леса показался дым столбами, да зарево красное. То не могло быть совпадением. Да и Дарьян не был рождён берендеем.

– Как так? Не был? Разве такое бывает? – доносился шёпот со всех сторон, а Шадр продолжал.

– Не все помнят, что спустя пару зорек после трагедии, к нашей деревне вышла из лесу медведица. Мы сначала её отгоняли от домов, пока не заметили в зубах свёрток, в котором она несла Дарьяна. Я его принял. Мальчик умирал, – отец начал делать паузы в словах, словно его горло что-то сдавило, – Он бы не выжил. Но медведица пожертвовала собой, отдав малышу свою силу и душу.

– Но Шадр, с тотемной магией его силы можно только родиться! Отняв у зверя жизнь, невозможно получить и половины того, что имеет сейчас этот ребёнок. Тем более, берендеев не встречалось уже несколько поколений! Мне кажется, ты рассказываешь какие-то небылицы, дабы нас утихомирить и отогнать подозрения от твоего пасынка, раздался очередной басистый голос из толпы.

– Согласен, если отнять насильно жизнь животного, дабы заполучить его для тотемной магии, то многого иметь не будешь. Дарьян же получил в дар не только жизнь и силу, но и душу могущественного обитателя леса. А я не только Волхв этой деревни, я ещё достаточно сильный Колдун. Так что мне удалось провести обряд слияния добровольной жертвы медведицы и мальчика. Этот ритуал дал малышу возможность выжить, но не сделал чудовищем, он не стал угрозой. Неужто есть тот, кто считает, что если бы мальчик был опасен, я этого не ощутил?

Воцарилась пугающая тишина. Мы с другом тоже замерли на своих местах.

– Но, Шадр, как ни крути, он берендей!

Я и Драгош одновременно вздрогнули и переглянулись. Возмущённой, даже злой интонации в голосе именно ЭТОГО человека мы никак не ожидали услышать.

– В любом случае ему не место с нами! – говорил отец моего друга. Друга, что сидел рядом и слышал всё то же самое, – Да, сейчас он ребёнок и обращается в маленького медвежонка, но что будет, когда он подрастёт? Я не хочу, чтобы Драгош играл с ним! Он когда-нибудь его покалечит, если не случится чего похуже…

– Не случится, – отрезал Шадр.

– А тебе почём знать? Ты хотя бы одного берендея знаешь из ныне живущих? Или, может, слышал о них в недалёком прошлом? Люди с тотемной магией встречаются редко, это всем известно. Чаще всего это вороны, коты, лисы на худой конец. Но медведь… Взрослый – он возможная угроза для каждого, кто не обладает его мощью. А таковой не обладает никто. Ты можешь с уверенностью заявить, что, став старше, Дарьяна не опьянит его сила и он не станет запугивать жителей во имя своих корыстных целей?

Каждое слово отца моего друга ранило меня похлеще копий. Словно я был мишенью, а он оттачивал на моём сердце свою меткость. В груди поселились холод и одиночество – то, чего я всегда боялся. Разогнать гнетущее ощущение помог Драгош. Он развернул меня за плечо лицом к себе, пристально посмотрел в глаза, чуть нависая сверху. Не говоря ни сло́ва, парень крепко обнял меня, разгоняя тьму, что начала клубиться вокруг моей души. Его рука осторожно дотронулась до моих волос, поглаживая, успокаивая. Такой жест согревал своим теплом пуще костра, что сейчас полыхал посреди собрания. Сердце внутри защемило от его братской нежности. Я, не выдержав, всхлипнул и кинулся обнимать его в ответ крепко-крепко, таким образом, благодаря за поддержку.

– Понимаю твои опасения, Грын. Однако могу ручаться своей головой за этого мальчика. И моя уверенность держится не только на том, что его воспитываю я. Вы все забываете одну простую истину – в природе всегда присутствует баланс. Сила, дарованная Дарьяну, возможно, ответ на то, что был призван в этот мир Аспид. Вспомните, последние упоминания о рождённых берендеях относятся ко временам жизни Мормагона, – Шадр стойко держал оборону, умело защищая словами мою жизнь.

– Вот именно, что рождённые. Дарьяна ты создал сам! – вторили ему из толпы.

– Я не могу объяснить вам всего. Каким бы я ни был Волхвом и Колдуном, я также являюсь лишь созданием этой Природы. Мне открываются лишь те тайны, что ею дозволены. Могу сказать одно, что если мы и спасёмся от напасти, то не без участия Дарьяна. Поэтому вам не сто́ит взращивать в ребёнке тьму. Будьте к нему благостнее, и он станет не угрозой, а защитой.

От его слов у меня по телу пробежались мурашки. И если до этого я просто хотел так же храбро, как иные вояки идти и сражаться с нежитью, то теперь я жаждал стать тем защитником, которым видел меня отец. Он смог отстоять мою жизнь, хотя многие из деревни ополчились против меня. Шадр дважды спас меня, и теперь для меня единственным страхом стало разочаровать его, быть недостойным тех хороших слов, что были им сказаны в мою сторону.

Когда обсуждения переключились на тему празднования Змейника Осеннего, мы с Драгошем решили незаметно выбраться из нашего укрытия и пойти по домам. Негоже, если отцы вернутся с собрания и нас не обнаружат. Поймут же, что подслушивали. Ох, и влетит нам тогда! И когда мы отползали, пятясь назад, я на миг словно попал в пустоту, но тут же вернулся назад. Только глубокая ночь сменилась полуднем. Палящее солнце слепило глаза. Проморгавшись, осознал себя в поле, а вокруг была зелёная сочная трава. Над головой ярко светило летнее солнце. Внезапно я ощутил прилив радости, аж захотелось расхохотаться! Я узнал этот момент.

16 лет назад

Мой порыв счастья и веселья резко прервался острой болью в спине, словно меня дубиной приложили прямо по хребту. Дыханье сбилось. На короткое время у меня не получалось даже вздохнуть. Ноги не удержали, но спасибо рукам, не дали распластаться по земле, а лишь приземлиться на четвереньки. Боковым зрением я заметил приближающиеся ноги в потёртых поршнях, а ещё подле них тянулась толстая палка. Собственно, мне практически удалось угадать оружие, что меня так сразило.

– Вставай, брат! – весело сказал Драгош, стоявший подле моей головы.

Я поднял глаза и увидел протянутую руку. Но даже оперши́сь на неё, быстро подняться на ноги не удалось. Боль пронизала спину так, что не позволяла разогнуться.

– Как же ты собрался идти на нечисть, если со мной не в состоянии справиться? – по-доброму усмехнулся парень. Он по-прежнему был выше меня, но от его детской пухлости не осталось и следа. После прошлогоднего обряда имянаречения друг подтянулся, окреп и раздался в плечах. Теперь он не выглядел мальчишкой, а скорее юным мужем, хотя совсем недавно отметил тринадцатое лето жизни. Я им действительно восхищался и изо всех сил старался равняться на него.

– Я устал, – недовольно буркнул в ответ, потирая место удара, – тем более, нам бы пора отсюда уходить, пока Полуденница не настигла. Представляешь, какая нелепая бесславная смерть тогда будет. Погибнем, не вступая ни в один бой с нежитью. Вот повеселятся деревенские!

– В этом ты прав, пошли.

– А ты вчера был на Общинном сборе?

– Был, конечно. Теперь это моя обязанность. Жаль, пока, без права голоса. Приходится лишь слушать старших и набираться опыта. Но скоро я смогу отвечать не только за себя, а ещё представлять своего отца, – было видно, что Драгош горд своим положением.

– Здорово! А ты можешь меня взять? Ну хоть разочек? А то надоело по кустам ныкаться. Да и не всегда выходит. Мне кажется, батя догадался о таких моих вылазках. Уже не впервой даёт поручения прямиком перед тем, как уйти на сбор.

– Я бы рад тебя взять, знаешь же. Но у меня самого там птичьи права, и могут за такое выгнать. Тогда мы вообще ничего не узнаем. Поэтому прости, но нет, взять не могу. Потерпи ещё две зимы. А на третью, когда тебе исполнится двенадцать, ты пройдёшь своё имянаречение. Тогда с дозволения старших присоединишься к нам на собраниях.

Вот уже год он вторил мне одно и то же. Я немного завидовал Драгошу, что он уже стал полноправным мужем в общине. Но мне нравилось его слушать и мечтать о будущем, когда я стану взрослым.

– А что обсуждали в этот раз, расскажешь? О чём речь шла?

Вид мой был, наверное, очень жалостливым, потому что друг качнул головой в знак согласия и начал повествование.

Как оказалось, в недавнем походе на вурдалаков пострадал один хлопчик молодой. По описанию я понял, о ком шла речь. Мы лично не были знакомы, но мне довелось его видеть на тренировках. Совсем недавно, ещё года не прошло, как он вырос из новобранцев и пополнил отряд наших деревенских вояк. Увы, его неопытность сыграла с ним злую шутку. По дороге в лес они проходили мимо тернового куста. Парень не заметил, как одна из колючек вонзилась в его кожу, продрав её. В итоге на теле образовалась небольшая, но глубокая рана, которую никто не заметил. Во время битвы, в этот порез попала слюна Вурдалака. Поначалу на это не обратили внимание, но когда отряд поразил умертвия и готовил костры для их сожжения, юноша уже был без сознания. Его тело бил жар, он начал бредить. Едва удалось спасти. Хорошо, что мой батя и Межко быстро подоспели. В деревню было нести страшно. Если бы не справились, мог бы кто и пострадать от нововоплотившегося вурдалака. А так, три луны в лесу на холодной земле, да без сна колдун и лекарь боролись за его жизнь и душу. Не давали ему обернуться тварью. Благодаря их усилиям, беда миновала, парня спасли. Теперь он дома отлёживается.

– Вот почему отца так долго не было! А мне он сказал, что отправлялся к Булатной горе за Морионом.

– Не обижайся на него, общинным сбором было решено держать это в тайне. Представляешь, что началось бы, если узнал кто об этом. Хорошо, если мо́лодца просто начали сторониться. А то и на костёр могут поднять, в страхе, что тот однажды обернётся нечистью. А пока мы молчим, у юноши есть шанс на нормальную жизнь. Межко, как знахарь, заверил, что тот здоров, ему только нужно набраться сил. А ты знаешь, многие из деревни в этом мало сведущи, пропустят всё хорошее мимо ушей и будут шарахаться, да выживать бедолагу, который ценой своей жизни их же спасал. На собрании из-за этого даже не стали озвучивать его имя. И тебе сто́ит держать в тайне всё, что ты узнал от меня.

В ответ на это я только кивнул. Кому как не мне об этом знать. Три года назад мне уже довелось быть свидетелем того, как перепуганная толпа жаждала избавиться от ребёнка – меня. Что уж говорить о взрослом крепком ратнике. Воспоминания накрыли меня с головой, неприятные события прошлого потянули за собой подобно зыбкой трясине. Настроение мгновенно переменилось. Я больше не был весел, меня охватила не то грусть, не то досада. И видимо, эти эмоции отпечатались на моём лице, так как Драгош всё понял.

– Ты всё ещё расстраиваешься из-за того раза?

– А ты как думаешь? Чтобы ты испытывал, если бы все вокруг хотели скормить тебя нежити?

– Прям уж все, скажешь тоже. Отец Шадр, Межко и я, мы все всегда были и всегда будем на твоей стороне!

– Ага, только твой отец не шибко доволен этим. Я слышал, как он злится и ругает тебя за то, что ты со мной водишься. Я боюсь, что в один момент ты просто исчезнешь из моей жизни, что тебя не будет рядом.

– Этого не произойдёт, не бойся. И, кстати, насчёт этого. У меня давно зреет одна идея. Думаю, пора её осуществить, – друг заговорщически посмотрел на меня.

– Что за идея? Ну, чего ухмыляешься? Не расскажешь мне?

– Узнаешь. Приходи на закате, на холм возле реки Веи. Только принеси бурдюк с квасом.

За разговором мы не заметили, как подошли к калитке моего дома. Драгош, по обыкновению, проводил меня, прежде чем отправиться к себе. Ответив кивком головы на его предложение о встрече, я поторопился в хату к отцу. Нужно поскорее выполнить все поручения на день, чтобы вечером выяснить, что задумал друг.

***

Солнце уже спрятало свои палящие лучи, оставив на время мягкое тепло своего круга. Оно уже перестало отражаться в зеркальной поверхности реки, осев на чёрных шпилях деревьев. Со стороны леса начал надвигаться белый плотный туман. Я заворожённо любовался природой и той безмятежностью, которую она сейчас олицетворяла, пока не заслышал шаги. Драгош торопливо шёл ко мне.

– Долго ждёшь?

– Не знаю, – пожал плечами я, радуясь, что он, наконец, пришёл, – я был поглощён удивительной картиной заката. Правда красиво? Здесь так тихо и спокойно, будто по земле не разгуливает нежить и не ведутся битвы.

– Правда. Отчасти, поэтому я выбрал именно это место.

– Так теперь ты мне расскажешь, что удумал? Зачем мы здесь?

– Хочу, чтобы ты стал моим братом.

– Как это? – вытаращился я на него, ошарашенный его признанием.

– Нужно просто совершить один несложный обряд. Я о нём как-то на собрании узнал. Точнее, подслушал, как шептались некоторые парни. Так делают некоторые вояки: кто-то перед битвой, а кто-то после. На днях уточнил все тонкости таинства у Шадра и взял с него обещание не рассказывать тебе. Хотел порадовать тебя. Надеюсь, ты не против.

Его слова распустились солнечным цветком благости в моей груди. Я так расчувствовался, что готов был расплакаться от восторга. Однако взял себя в руки, чтобы поскорее приступить к церемонии.

– Не против? Да что ты говоришь? Я переполнен счастьем! И что бы там ни было, я готов пройти через любые испытания! – пыл, с которым я говорил, вызвал на лице Драгоша искреннюю улыбку.

– Ритуал на удивление прост, хотя у него вполне серьёзный исход. Не волнуйся, просто делай то, что я тебе скажу.

И я повиновался. Друг достал свой небольшой кинжал, что висел на поясе. Лёгким движением он провёл вдоль линий жизни сначала по моей руке, затем по своей. Клинок оставил небольшие надрезы в виде какой-то мне неизвестной руны. Орудие было новеньким и отлично заточенным, так что боли я практически не ощутил, лишь небольшое пощипывание в ране. Кажется, острие было смочено в каком-то зелье. Затем он соединил наши ладони в рукопожатии так, чтобы надрезы соприкоснулись. Обвязал запястья пеньковой верёвкой и велел напоить его принесённым квасом. Сам же покормил меня караваем, что лежал у него в котомке. В конце мы разрезали путы, что сдерживали наши руки, и сожгли их. Пепел втёрли в ладони друг у друга, где слегка кровили порезы. Когда ритуал был завершён, мне почудилось, что сверкнула тоненькая ниточка, словно от руки к руке вела.

– Теперь мы настоящие братья! – гордо сказал Драгош, – отныне никто не сможет воспрепятствовать нашей дружбе. Ты спокойно сможешь входить в мой дом как в свой.

– А отец твой не будет против?

– Я ему сегодня расскажу. Наверное, он будет сильно сердиться, но отменить обряд не сможет. Не беспокойся, он смирится, вот увидишь. А теперь давай отметим это событие остатками кваса с караваем!

Мы просидели на берегу до самых сумерек смеясь и разговаривая. И не было в моей жизни момента счастливее этого. Брат. У меня теперь есть настоящий брат! Я не мог поверить в ту благость, что на меня сегодня буквально свалилась. Это, наверное, сложно понять человеку, имеющему семью. У меня же не было никого, кроме Шадра, что взял за меня ответственность, заменил мне родителя, едва я успел родиться. Но он скорее отец для всей деревни, который печётся о довольстве каждого, нежели мой. Таков долг волхва и старейшины – заботиться обо всех жителях. Сегодня же человек, на которого я ровнялся, кем восхищался, принял меня, сделал кровным братом. Я едва ли не впервые ощутил себя значимым для кого-то. И это чувство больше, ярче и теплее, чем полуденное ярило в безоблачный день месяца липеня. Оно окутывает, согревает и даёт твёрдую почву под ногами.

Мои виде́ния прошлого оборвались одним резким вдохом. Действительность выдрала меня из блаженного сна, из неги воспоминаний, вернув всю боль реальности, от которой не хотелось даже открывать глаза.

Глава 4. Приворот

Люта

Сидя на лавке в своей ма́занке, я готовилась ко сну. Мои руки уже по третьему кругу расчёсывали волосы, проходя деревянным гребнем по каждому локону ароматными маслами тимьяна и мяты. Жаль, нельзя таким образом привести в порядок мысли, которые явно запутались.

Вечер выдался душным даже для липеня. Входная дверь была настежь открыта, впуская тёплый воздух и открывая удивительный вид на сумеречную улицу. Некоторое время я сидела и бездумно смотрела на сгущающуюся синеву неба и темнеющие кроны деревьев. Это помогало немного расслабиться и вновь обрести ясность сознания. Несмотря на то, что моим облачением служила лишь длиннополая рубаха для сна, мне не было холодно.

Минувший день был крайне насыщенным. У меня получилось выполнить все поручения Беляя. Я сделала несколько стандартных отваров от хвори для деревенских, взбила крема от ожогов и ран, перетёрла несколько безоаров в муку. А ещё преуспела по дому: приготовила кашу и похлёбку на завтра, сварила сыр, да оставила настаиваться закваску для хлеба и ещё чего-нибудь печно́го. В иной раз от усталости моё тело давно бы рухнуло спать, не раздеваясь. Но сегодня мне никак не удавалось заставить себя лечь отдыхать. После спокойного созерцания природы в мою голову проникли мысли, которые я никак не могла выкинуть. Всё думала, какой пирог будет лучше завтра испечь: губник с лисичками, борканник или курник. А может, сразу всё? Но это займёт много времени. Если Беляй даст наказ, то мне и к ночи не управиться со всей стряпнёй. Да и закваски не хватит на все задумки. А если я приготовлю мало, вдруг кушаний на всех не хватит? Всё-таки друг Отая, хвала Небесам, пришёл в себя. И, судя по всему, идёт на поправку – аппетит у него богатырский. Да и чему удивляться? Пади прокорми такого детину! У него же тело витязя былинного: шея могучая, как у быка молодого, ручищи – медвежьи лапы, сам весь здоровенный, мясистый. Оборот луны на одних отварах пролежал, что я в него заливала, нисколько не уменьшился. Видно, что не одной охотой на нежить занят. Скорее всего, пахарь или кузнец. Совершенно не представляю, чтобы он был скорняком или гончаром, с такой пятернёй не до деликатных изделий.

Помню, как в первый раз увидела и напугалась его сильно. Сколько скиталась по свету, никогда не видывала таких здоровенных мужей. Хотя он и был в пограничном состоянии между Явью и Навью, всё равно в первые минуты трусила подойти близко. Четверым парубкам едва хватило сил втащить его бездыханное тело в клеть. Голова Дарьяна болталась так низко, что его каштановые волосы подмели все тропки по пути, хотя длина их не более как по плечи. Первую седмицу привыкала к нему и всё ещё робела, пока исцеляла вояку. Ещё бы, он даже в бессознательном состоянии выглядел грозно: густые брови и массивные надбровные дуги создавали впечатление, что парень хмурится или даже злится. Иной раз чудилось, что я по неосторожности причиню боль, а он возьмёт и прихлопнет меня пятернёй своей, делов-то. Но потом пообвыклась. Страх отступил. Его место заняли приязнь и интерес. А ещё мне нравилось присутствие юноши в моей клети, хоть оно и было безмолвно. Я стала напевать ему песни, в надежде, что мой голос проникнет в его сознание, напомнит о мире Яви и пробудит желание вернуться сюда. Осмелев, сказывала о жизни своей. Поведала даже то, чем ни с кем не делилась.

Однажды в мою душу прокралась догадка, что моё расположение к Дарьяну не просто симпатия, а влюблённость. Это было бы странно по отношению к незнакомцу. Однако Отай, приходя проведать соратника, делился со мной историями об их совместных походах и сражениях, как они проводили время, устроив бивак у костра. Парень искренне восхищался своим предводителем. Я же за рассказами невольно увидела Дарьяна глазами своего друга: честным, скромным, щедрым, а ещё человеком с недюжинной силой, ясным и изобретательным умом, храбрым и отважным. Словно сама долгое время знала хлопца, с которым даже ни разу не разговаривала. И не заметила, как, наслушавшись историй, прикипела к юноше на свою голову. Передо мной с некоторых пор было не просто тело хворого человека, из которого нужно изгнать недуг. В нём я разглядела мужчину. Одна надежда была спастись от этих чувств – дождаться, когда к нему вернётся здоровье, и он откроет глаза. Чтобы поволока спала с моих глаз, и я смогла освободиться от таких чуждых и диковинных переживаний. Вышло же обратное. Стоило мне заглянуть в смоляные очи, так пропала окончательно. Он оказался таким, коим рисовало моё воображение, правда не обладал той робостью, какую ему приписывал Отай. С одной стороны, поведение Дарьяна придавало мне смелости прямо разговаривать с ним. С другой стороны, от всего происходящего в груди словно переполнился котёл эмоций, затопив меня с головой. Это меня так напугало, что я отстранилась от него, закрылась в работе. И теперь не знаю, как поступать дальше. В такие моменты особенно не хватает материнского совета.

Из настежь открытой двери до моих ушей донёсся приглушённый то ли вопль человека, то ли рёв раненого зверя, распугав все мысли, что роились в моей голове. Я вздрогнула. Мучительные стоны нескончаемым потоком раздавались будто из… Моей клети! В груди вспыхнула тревога: с Дарьяном что-то не так. Бросив гребень, я кинулась к выходу, не заботясь о том, что из одежды на мне лишь холщовая рубаха для сна. Выскочила на крыльцо и остолбенела, глядя, как Дарьян, едва держась на ногах, выбирается во двор. Совершенно обнажённый мужчина с трудом держит своё мощное тело, которое сотрясается в катарсических судорогах. Я же оторопевшая стояла и смотрела на безумца, не в силах пошевелиться. Растерянность и страх будто сковали меня по рукам и ногам. Скрип открывающейся двери соседней избы вывел тело из оцепенения. На пороге показались Отай с моим наставником, которые также среагировали на шум. И тут Дарьян, которому каждый шаг без опоры давался всё с бо́льшим трудом, вовсе упал навзничь, словно неживой. Мы вдвоём подорвались к парню на помощь. Он лежал на траве и тяжело, с хрипом дышал. Хвала небесам! Он не отдал душу Нави. Но его начало лихорадить и очень сильно. Дотронувшись до лба юноши, я тотчас же одёрнула руку, опалённую жаром тела. Тут же подоспел отец Беляй, держа в руках суконное полотно.

Следующие события ночи мне напомнили те, когда сослуживцы притащили к нам практически бездыханного Дарьяна. Только теперь я начала смущаться его наготы, словно до этого не видела обнажённым ни его, ни кого-либо другого. Думаю, Беляй заметил перемены во мне.

– Нам нужно перетащить его обратно в клеть, – сказал наставник сыну, стеля ткань возле лежащего на земле тела юноши.

– Люта, – обратился мужчина уже ко мне, – пока мы тут справляемся, ты иди зажги лучину и лампаду, а ещё подготовь тряпицы с родниковой водой, да отвары и мази от горячки.

Я помчалась выполнять распоряжение старшего, понимая, как малое промедление может обернуться тем, что у Дарьяна просто не хватит сил снова вернуться к жизни. Мысленно бранила себя, на чём свет стоит: расслабилась, бестолковая, что очнулся па́рубок, понадеялась, что беда миновала. Взяла, дурная, и оставила его одного. Если бы я только не ушла к себе, возможно, не пришлось бы сейчас заново бороться, вороти́ть душу в тело. От накативших эмоций страха и злости у меня снова затряслись руки. Пришлось потратить на себя снадобье успокоения, чтобы не допустить ошибку из-за захлестнувших эмоций. Слишком часто в последнее время чувства стали довлеть над разумом.

Пока я выполняла наказы Беляя, он с сыном уложили бессознательное тело Дарьяна на сукно и пытались тащить в сторону клети. Выходило у них плохо, ибо сил, чтобы переместить такого богатыря, не хватало. Я уж было хотела землю заговорить, чтобы та помогла, но знахарь, поняв мои намерения, одёрнул:

– Не смей, Лютка! Береги силы и чары на его лечение! Лучше телегу подкати.

Благодаря простейшей повозке, удалось быстро вернуть парня на его уже облюбованную лежанку, к которой он, к сожалению, не прирос за прошедшее время. Сейчас бы не пришлось надрываться, поднимая его тушу. Как только уложили Дарьяна, наставник принялся обтирать его заготовленными отварами от жара, дабы унять агонию. Друг же отвёл меня в сторону для разговора.

– Что с ним происходит? Это из-за нового лечения? – обеспокоенно спросил он.

– Не должно быть. Отец тоже ничего не поведал? Он видел раньше такое?

Вояки в нашей деревне достаточно умелые. Укушенных вурдалаками и вовсе были единицы, которых мне приходилось лечить. Но руку на отсечение могу дать, то сколько юноша прибывал без сознания и то, что с ним происходило сейчас, определённо не было нормой.

– Он удивлён не меньше моего. Сказал, что впервые такое видит. Я думал, может это из-за каких-нибудь снадобий, которые ты недавно изобрела, ну или травок тех диковинных, что привезла.

– Я не знаю, – голос задрожал. Я обняла себя за плечи, дабы сдержать мелкую дрожь, что пронеслась по всему телу, – Но он же очнулся. Всё было в порядке. И угощения все свежие были, я ими и вас с Беляем кормила.

– Мы не успели поесть… – Отай замялся. Плохой знак.

– Как же так? Почему? Вы так долго были в клети. Что-то случилось?

– Мы ему рассказали о Драгоше… Но мы не ожидали, что эта весть так ударит по нему! Он же от потрясения словно обезумел, а потом упал, будто из него дух вышел. Отец накапал ему зелий каких-то. Кажется, они были из запасов Дарьяна, что он всегда с собой носил. Потом мы его кое-как уложили на место, убрали снедь и ушли, оставив его отдыхать. Мы хотели утром тебе поведать. А оно вон как вышло…

– Ясно… А что ещё за зелья такие были у Дарьяна? Ты не рассказывал.

– Отец знает, лучше у него спроси.

Но поговорить с наставником этой ночью так и не представилось возможным. Он до рассвета сбивал жар с парня, омывая настойками, натирая мазями. В равный промежуток времени вливал в бессознательное тело отвар из листьев смородины и соцветий розеллы, делал примочки из мяты, за которой пришлось бегать за околицу. Я, как могла, помогала Беляю, отдавала силы в снадобья, чтобы нарастить мощность их исцеляющего действия, вязала и зачаровывала заговорённые наузы на его побледневших запястьях и щиколотках. Отай как самый сильный из нас до самого утра таскал воду с колодца и заменял отца во время растираний, когда у того сводило судорогой руки от изнеможения.

Однако результат если и был у наших стараний, то крайне скудный. Лихорадка миновала, но жар всё ещё его мучил. Беляй за ночь настолько утомился, что едва мог сидеть. Ноги его и вовсе не держали, поэтому Отаю пришлось буквально нести отца отдыхать. На короткое время меня одну оставили понаблюдать за Дарьяном. Я впервые со вчерашнего полудня решилась посмотреть в его бледное лицо. В нём практически не оставалось жизни, словно парень за неё не держался. А может, у него попросту нет сил поддерживать тот самый огонь в груди? Догадка начала тонкой струйкой пробиваться в сознание. Тело вояки, несмотря на всю видимую мощь, настолько обессилело, что не способно сопротивляться хвори, которая сейчас его попросту убивает. Я ухватилась за эту мысль, словно за ниточку, потяни за которую, клубок неясности начнёт распутываться.

– Куда же делись силы? – едва слышно я забормотала себе под нос и принялась расхаживать по комнате, – С ядом Вурдалака он боролся целую седмицу, а это в два раза больше обыкновенного. Затем три седмицы, чтобы просто открыть глаза, что совершенно за гранью! Даже хилым парнишкам требуется вполовину меньше времени, чтобы восстановиться и отправиться домой. А то и вовсе снова в бой рвутся. Этот же на ногах толком стоять не мог… Неужто Коловорот так сильно повлиял на яд в слюне Вурдалака? А может…

От своей догадки я резко остановилась и повернулась к Отаю, который уже давно вернулся от отца и наблюдал за мной как за умалишённой. Прищурив глаза, спросила как можно спокойнее:

– Друг мой, ты мне тут поведал, что знахарь наш вчера вечером влил в Дарьяна зелье, какое у того в запасах было? То есть, ты видел, чтобы он принимал его в походах?

– Видел. У него всегда при себе бурдюк с водой и несколько маленьких баклажек каких-то. Он обязательно перед боем из них пьёт. Мы думали, что это эликсир какой-нибудь для неуязвимости, или чтобы сил было больше. Но если бы это было так, то он не только рассказал бы, но и со всеми поделился. Но нам даже приближаться к этим его бутылька́м нельзя было.

– Любопытно… И ты, говоришь, не знаешь, что за зелье? А тогда, почему твой отец вчера влили в него эту жижу?

– Да почём мне знать? Сказал же, спроси у него сама. Я не травник и не знахарь, чтобы разбираться во всех ваших снадобьях и травках.

– Ты прав, прости… Беляй сейчас спит?

– Глубоким сном. Если даже добудишься, то вряд ли услышишь что-то вразумительное.

– Ладно. А не знаешь, тот самый эликсир ещё остался?

– Кажется, да. Надо в одеждах посмотреть, точнее в том, что от них осталось. А тебе накой?

– Узнаешь. Ты и лохмотья его тащи всё сюда, проверить кое-что хочу.

– Да ты что, Люта! Да он вам с отцом башки пооткручивает, если узнает! Он настрого запрещает даже близко к этим баклажкам приближаться!

– Ему сначала очнуться надо. Из Нави он вряд ли дотянется до нас, для этого руки коротковаты.

– Как из Нави?

– А так… Ты сын главного знахаря Древории. За всю жизнь хоть раз видел нечто подобное, что сейчас происходит с твоим другом? – Отай отрицательно помотал головой, – Посмотри, он лежит сейчас ни жив ни мёртв. Достаточно полшага, да даже развернуться не в ту сторону, как его уже будет не вернуть. Поэтому неси всё, что было при нём.

С минуту мы простояли, сверля друг друга взглядом. В конце концов, парень сдался. Однако он действовал настолько нерешительно, что я задумалась. Как же бывает суров Дарьян, если страх перед его гневом уравнивается со страхом его потери!

Когда передо мной были разложены все требуемые вещи, я отправила изрядно уставшего Отая спать. Всё равно он не сможет мне помочь в ближайшее время. Впереди меня ждала ведьмовская работа. Да и пока я тут вожусь в поисках непонятно чего, присмотрю за нашим хворым, кабы снова хуже не стало. Пряный густой сбитень меня отлично взбодрил. Друг позаботился и принёс его, перед тем, как отправиться отдыхать.

На моём столе лежала целая куча лохмотьев. Интересно, как из нормальной одежды получился набор для лоскутных половиц? При этом на Дарьяне не было царапин. Значит, ни один дикий зверь или Вурдалак его не драли. Надеюсь, парень утолит моё любопытство, когда очнётся. А пока, мне предстояло как можно скорее выяснить, что могло забрать или подавить его силы. Для начала пришлось собрать из сгрудившегося на столе рубища то, что когда-то называлось одеждой. С внутренней стороны я заметила скрывающуюся в ней вышивку обережных рун. В потайных карманах были спрятаны защитные амулеты и кристаллы силы. И когда уже подумалось, что одеяния не имеют ничего интересного, моя рука нащупала вшитый в подклад мешочек. И какой! Приворотный! Лён, из которого он был сделан, пропитан свекольным соком. Внутри мудрёная коса из любистока, люцерны и двух разных прядей волос. Тёмно-каштановые, явно срезанные у Дарьяна и ещё русые, по всей видимости, хозяйки мешочка. На секунду мне захотелось обкорнать все патлы этой девки, чтоб не повадно было. Однако быстро утихомирила свой гнев и продолжила изучение содержимого. Всё равно этой безумной нет рядом, нечего расходовать на неё мою драгоценную энергию. С этим настроем я расплела косу, пуще всматриваясь в её составляющее. Сегодня Небо было на моей стороне, мне повезло! Две тонюсенькие ниточки, завязанные меж собой узлами, таились в цветоножке. И если я правильно понимаю, они были вытащены из одежд ворожеи и привораживаемого. Мне стало дурно. Такая находка говорила лишь об одном: силы и самочувствие парня напрямую зависели от присутствия той девицы. Без неё он высыхал в прямом смысле.

– Небо, что же там за худоумная такая? Такую пакость сделать человеку, что уезжает сражаться с нежитью! – бормотала я себе под нос, – Скорее всего, она это провернула утром, аккурат в Коловорот. А значит, вступая в битву, он уже не имел привычной силы, она иссякала, как только он начал удаляться от её дома. Да, с такими влюблёнными никаких врагов не надо!

Размышления вслух помогали выплеснуть лишнее негодование, которое мешало думать ясно. В конце своей гневной тирады я действительно вспомнила, как разорвать чары. Благо сделать это легко, достаточно огня и заклинания на добром слове.

Однако уничтожив приворотную пакость, во мне ещё жило ощущение незавершённости. Будто было ещё что-то, лишающее сил Дарьяна. Жар его никуда не делся. Снова сменив примочки из мяты и напоив настоями, я принялась за дальнейшее изучение его тряпиц. Но в них более не находилось ничего подозрительного. Тогда моё внимание переключилось на рассмотрение оружия вояки. Оно тоже было в порядке: никаких повреждённых рун или следов негативных ритуалов.

– Доброго дня, дочка, – в клеть зашёл Беляй.

Заслышав его голос, я подняла глаза и только сейчас поняла, что солнце давным-давно миновало зенит и неумолимо катилось к закату.

– Я тебя к обеду ждал. Правда, не дождался и подумал, что ты спишь. А ты всё тут…

– Доброго дня, отец! Да как же я уйду, у Дарьяна жар не спадает. А вдруг снова бредить начнёт да навредит себе?

– Разве ему не лучше? – озадаченно спросил наставник, присаживаясь на лавку подле юноши.

– Увы. Но, надеюсь, скоро это изменится. Я тут в его одеяниях его откопала мешочек приворотный. Причём обряд был не простой, тёмный. Отчасти, но и иссушало нашего парня. Мне удалось уничтожить эту гадость.

Знахарь очень удивился, судя по взметнувшимся вверх бровям. Правда, непонятно, виной тому стало то, что вояку кто-то решил приворожить, или то, что я смогла устранить результат тёмной магии. Удивление наставника быстро переменилось. Он стал серьёзным. Затем, почесав в раздумьях бороду, сказал:

– Ты выросла, Люта. Я горжусь тем, что тебе в столь юном возрасте удалось превзойти меня не только в навыке, но и в уме. И одновременно с этим, я опечален тем, что был недостаточно внимателен и смог пропустить такое обстоятельство. Это могло стоить хлопцу жизни.

– Спасибо за тёплые слова в мою сторону, но не будь к себе так строг. Я даже не знала, что искала!

– Но раз ты нашла, и наш друг скоро пойдёт на поправку, то самое время тебе поесть и выспаться.

– Не могу, Беляй, мне неспокойно. Кажется, есть что-то ещё, из-за чего состояние Дарьяна всё это время не может прийти в норму. Мне осталось только котомку проверить. Подозреваю, ты знаешь, что там.

– Знаю. Это очень древнее средство, способное притупить тотемную магию и обороты в зверя. Мне за жизнь не приходилось изготавливать подобные снадобья, однако мне о них рассказывал наставник, который об этом узнал от своего наставника. Не знаю, кто создал это зелье, ибо я точной рецептуры и пропорций не знаю.

– Тогда почему ты думаешь, что Дарьян принимал именно это средство? Разве он обладает тотемом?

– Из рассказов Отая я понял, что он, – знахарь указал пальцем на лежащего парня, – Никогда не оборачивался до последнего сражения. Ты же помнишь, когда оно было?

– В Коловорот…

– Именно. Сама знаешь, силы Природы в это время обладают особой мощью. А ещё, когда отряды собрались, предводителя среди них не было. Он влетел в разгар сражения в обличии медведя.

– Медведя?

– Да, девонька, Дарьян – беролак.

– Да разве они сохранились? Я о них только в маминых сказках слышала. Твой сын ничего не напутал? Мне о том их походе совсем ничего не известно.

– Он охотник, разве он может медведя спутать с другим животным? – в ответ я только покачала головой.

– Но почему Отай ничего не рассказал мне? – досадливо спросила у наставника.

– Да кто его поймёт. Может, не хотел напугать тебя. Вдруг после таких известий ты отказалась бы помогать в лечении.

– Если он действительно так думал, значит, он меня совершенно не знает. Разве я настолько малодушная, что могла бы бросить умирать человека? Тем более, зная, что он дорог Отаю! Уму непостижимо… – чувство обиды взяло верх, и я замолчала, не желая дальше продолжать разговор.

Беляй было развернулся уже уходить, как мне захотелось уточнить напоследок:

– А почему ты вчера вечером решил дать ему снадобье? Он же упал без сознания.

– Ты не видела его перед этим. Я боялся, что оборот случится, пока его сознание находится в забытье. В таком состоянии мы столкнулись бы с чистым зверем. А чем это могло закончиться, даже Небу не известно.

Я хотела было сказать, что мне удалось бы с ним справиться, но вовремя прикусила язык. Моя магия отличалась от остальной. Природа не одарила меня тотемным покровителем, поэтому тело не умеет оборачиваться. Зато моему сознанию подвластно проникать в голову разным животным. Только до конца этот навык я так и не освоила. Срабатывает не всегда и не с каждым встречным зверем. Поэтому сейчас уверить Беляя в том, что у меня получилось бы совладать с целым медведем, было бы крайне неразумно. Тем более, мне неясно, распространяются ли мои возможности на тотемы.

– Лют, ты не обедала. Даже завтрак пропустила. Может, прервёшься?

– Спасибо за заботу, отец, но я всё же хочу изучить тот эликсир Дарьяна.

– Ну смотри, девонька, как бы мне потом и тебя ни пришлось исцелять, – на это я лишь кивнула. Видно было, что он не был доволен моим решением, но и понимал, что если мы снова пропустим что-то важное, то очередная лихорадка может добить вояку. Поэтому он молча вышел из клети. А через какое-то время не выдержал и принёс мне пирогов с мясом в плошке и целый кувшин с горячим пряным сбитнем.

Я же с головой погрузилась в котомку Дарьяна, где обнаружилось не менее дюжины глиняных сосудов. Расставила баклажки в один рядок, открыла и принялась изучать содержимое. Магии в них не было, что уже хорошо, значит, свойства ингредиентов не изменены и не усилены. Запах из каждой доносился одинаковый – яркий травянистый, но не чистый, в нём было что-то ещё. Я закрыла глаза и прислушалась к ощущениям. Мне удалось различить медовые, цветочные, а ещё тёплые камфорные нотки, аромат был свежим и терпким одновременно. Затем, хорошенько взболтав все сосуды, капнула из каждого на плошку, отметив, что плотность везде водянистая. Цвет был также одинаков – прозрачный, чистый, коричнево-зелёный. На вкус тоже пришлось проверить. Здесь тоже обошлось без отличий. Насыщенный горький, на корне языка он сменился пряным сладковато-солодовым послевкусием. Должна признать, что рецепт сего зелья достаточно сложен и энергозатратен. Ещё бы, здесь не просто грубая выжимка, а эфиры и паровая вытяжка. Зато это компенсирует отсутствие магии. Скорее всего, изготовлением занимался опытный знахарь, такой как Беляй. Мне удалось распознать горечавку, полынь, сирень, тысячелистник и… О нет!

По тому, как у меня жгло во рту, и следом онемел язык, это однозначно аконит. И его в снадобье судя по ощущениям бо́льшая часть. Небо, да что же это… Это не похоже на сдерживание тотема. Скорее он словно убивает зверя внутри себя. Если бы не нейтрализующее действие сирени, то он бы давно бродил по лесам Нави, не прибегая к помощи вурдалаков. Интересно, он вообще в курсе, что за зелье он принимает? Или это кто-то ему подсунул, прикрываясь добрыми пожеланиями? Хотя Беляй говорил, что точная рецептура неизвестна. Может, тот зелейник, что изготовил это пойло, просто решил усилить свойства эликсира, чтобы тот точно подействовал на крупного медведя? Интересно будет расспросить Дарьяна, почему он заглушает в себе такого величественного и благородного зверя. Природа неспроста даровала этому безумному вояке царя леса. А чтобы иметь надежду, что он мне хоть что-то расскажет, я должна придумать, как вытащить его из бездны пограничья, вдохнуть в него силу и жизнь.

В поисках решения я вновь начала мерить шагами пространство клети. Но в голову так ничего и не приходило. Я чувствовала, как ответ вертится на языке, только я не могу за него ухватиться. А между тем на землю уже опускалась ночь. Решив немного отвлечься от раздумий, я пошла в очередной раз менять вояке примочки из мяты, да поить его отварами от жара. По пути пришлось зажечь лучину, ибо солнце быстро сдало свои позиции, уступая их небесной тьме. Присев рядом с Дарьяном направила свой взор вдаль сквозь открытую дверь. Вечерний морок меня заворожил. Морок… Такое холодное и страшное слово. Морок… Он всегда приходит вслед за солнцем, как смерть за жизнью. Морок. Смерть. Жизнь… Что-то неуловимо знакомое коснулось моего языка, оставив сладкое послевкусие. И тут до меня дошло! А-МАР-АНТ. Амарант – цветок бессмертия. Нужно просто вдохнуть жизнь… Как же я раньше не додумалась! Окрылённая своим прозрением, я кинулась к сундукам, в которых хранилась вся утварь со всевозможными заготовками растений. От переполнявших меня эмоций тряслись руки, отчего я едва не поколотила добрую половину баклажек с содержимым. Увы, такая ценность как бархатник, второе имя цветка вечной жизни, в Древории и её окрестностях не рос. Я как-то даже пыталась его вырастить. Все попытки были тщетны. Зато мне удалось с лихвой его набрать несколько лет назад, когда я была на Землях Великих. Гроздья амаранта буквально устилали те места. Сейчас же я судорожно искала заготовленные сухоцветы тех лет и, кажется, добравшись до самого дна сундука, нашла искомое. Схватив в охапку всё необходимое, подошла к Дарьяну. Тот лежал недвижимый, будто мёртвый. Лишь едва заметное движение груди выдавало, что он продолжает дышать. Каждый вдох давался ему словно с боем. От прилагаемых усилий на его теле выступил пот, покрывая всю кожу, словно роса траву поутру. Обтерев его тряпицами досуха, я приступила к ритуалу. Я однажды видела, как предыдущий мой наставник с его помощью возвращал человека к жизни. Надеюсь, мои старания увенчаются успехом и Дарьян исцелится. Главное – верить, что всё получится.

Я обмакнула палец в масло корня амаранта и вывела спираль жизни на солнечном сплетении юноши. Не разрывая связи, мой перст скользнул через середину грудной клетки к ярёмной ямке, где мною была вычерчена руна пути. Далее, добавив густой жидкости на ладони обеих своих рук, я поставила знаки защиты и силы на его запястьях, двигаясь по венозным путям к шее, зацикливая знаки между собой. Каждое моё движение сопровождалось магическими словами, нашёптываниями и заговорами. А чтобы проводимый обряд подействовал, мне нужно было в буквальном смысле вдохнуть жизнь в парня. Если быть точнее, то мука́ из сушёных метёлок, должна оказаться в его лёгких. Взяв жменьку перетёртый сухоцвет, я подошла близко-близко к лицу Дарьяна. Разжав пальцы, выдохнула частицы амаранта на его нос и рот, подключая магию воздуха. Это должно́ было помочь живительной силе растения проникнуть в лёгкие парня. Через мгновение я уже знала – подействовало! Нанесённые маслом знаки заалели, озаряя всю клеть. Это был сигнал для последнего заклинания. Я повторяла раз за разом заветные слова, отпечатавшиеся в памяти с прошлых лет, пока свечение на теле юноши не погасло. И когда это случилось, из меня ушла последняя капля магии. Сознание, оставшись без каких-либо сил, провалилось в зыбкий мрак забытья.

Глава 5. Дарьян остаётся

Глава 5

Дарьян

Минуло три зорьки с тех пор, как лихорадка отступила. Сны боле не снились, хотя почти всё минувшее время я провёл в глубокой дрёме, лишь изредка просыпаясь для принятия пищи и укрепляющих отваров. Их мне приносил Беляй, который безмолвно следил за поддержанием жизни в моём теле. Благо он не старался лечить душу, которую словно выжгла внутри меня боль потери. Полагаю, он понимал, что это не в его власти, ибо на подобное целительство неспособен даже сильнейший колдун и волхв, не то, что обычный знахарь. Ни Отай, ни Люта, никто из соратников меня не посещал. Полагаю, они решили дать мне возможность пережить утрату, всё обдумать, вновь обрести опору внутри себя и смысл дальнейшего существования. Размышляя о последнем, я раз за разом воскрешал в памяти наши задушевные разговоры с Драгошем о бытии, что состоялись четыре года назад.

Тогда на деревню, где мы жили, напал Аспид – огромный летающий змей. Тело его покрывала чешуя по красоте подобная радужному обсидиану, а по прочности не уступающая адамантовой кольчуге. В воздухе змея держали кожистые перепончатые крылья точно у нетопыри. Только размах их был во множество раз больше, способный объять разом несколько домов. Крыловые перепонки разделяли алмазные пальцы, которые заканчивались когтями, чья острота́ могла посоперничать с дамасскими клинками. Такие когти были способны пробить любую броню. От макушки по всему хребту торчали булатные шипы, заканчиваясь на хвосте ядовитым жалом скорпиона. Эта тварь вмиг уничтожила многих жителей, изрыгнув бесовское пламя из своего огромного петушиного клюва, который был вместо змеиной пасти.

В момент атаки этой твари я был с отрядом в походе на упырей, а побратим, как обычно, занимался па́хотой. Это нас и спасло. Однако нашим отцам, как и многим спастись не удалось. Главной потерей для кунака стали его маленький сын и любимая жена, что остались в тот день дома. Помню, как он сокрушался и винил себя на протяжении нескольких оборотов луны, что не смог спасти то единственно дорогое, наделявшее смыслом его жизнь. Я скорбел вместе с ним. А как иначе? Ведь они были и моей семьёй.

Мне довелось быть свидетелем зарождающейся любви своего друга и Варвары. Первое время, когда девушка только появилась в нашей жизни, я ревновал Драгоша, ведь теперь его внимание и время делилось на нас двоих. Он перестал тренироваться со мной, решив, что воинское дело не для него, оставив нашу детскую мечту – сражаться с нечистью – мне одному. Сам же решил идти по стопам отца и стать пахарем, чтобы в будущем обзавестись семьёй и жить спокойно. Тогда-то я и разглядел в них две души, слепо тянущихся друг к другу, и страшащихся этого притяжения. Мне пришлось сильно постараться, чтобы открыть им глаза на их чувства. Но всё было не зря, ведь в скором времени они связали свои сердца супружескими узами. А через два года их, и без того безоблачную жизнь, озарило рождение малыша, сделав счастье полным. Было отрадно видеть, как они буквально не могут надышаться друг другом. Увы, радость их была столь же скоротечна, сколь и сильна. Огнедышащая тварь уничтожила сердце и душу Драгоша, лишив его горячо любимых сына и жены, а также пожилого отца. Безутешные мы вместе топили горе в зелёном вине да в сивухе.

От пьяного мо́рока мне удалось избавиться раньше, чем моему побратиму. У меня был долг ратника, обязательство перед своим отрядом и, самое главное, теперь я отвечал за лучшего друга. Это оказалось для меня спасительной соломинкой. Я оставался не один. «Как ты можешь спокойно жить, когда их уже нет?» – задавал мне вопрос опечаленный вдовец в изрядном подпитии, глядя на то, как я вновь беру оружие в руки и начинаю подготовку к очередному столкновению с нежитью. Он не обвинял меня, скорее просто не понимал. А я не знал, что ему ответить. Да, я мог жить, только не так спокойно, как он предполагал. Смысл своего существования я обрёл в стремлении защитить последнего и самого близкого мне человека. Через какое-то время и Драгош нашёл ради чего жить. Им двигало отмщение. Его целью стало выяснение, откуда взялся Аспид и способы его уничтожения, дабы умертвить это мерзкое крылатое создание. А пока мы ищем ответы, то неплохо было бы истребить всю нечисть.

Теперь я стал наставником Драгоша на тренировках. Хоть друг был старше и по крепости не уступал, но воин из меня куда более опытный, внимание и реакции гораздо острее, удары поставленные и чёткие. Я уже не был тем мальчишкой, которого мой побратим когда-то опекал. Через небольшой промежуток времени он оказался в моём отряде, где был одним из достойнейших. С одной стороны, воин из него был агрессивным и напористым, он получал удовлетворение, убивая своим топором вурдалаков и упырей. С другой стороны, его сражения никогда не были отчаянными. Он никогда не лез на рожон, зная, что тем самым может подставить соратников под удар, осознавая, что цель ещё не достигнута. Бой за боем Драгош возвращался к жизни, к себе прежнему. Сколь бы он ни был силён физически, меня же поистине восхищала сила его духа! Будучи сломленным, ему удалось исцелиться и подняться с колен…

Вдалеке зазвякала посуда, и я вынырнул из своих воспоминаний. Повернувшись, увидел Беляя. Он ставил подле меня горшочки с едой. Заприметив, что я не сплю, знахарь кивнул мне в знак приветствия. Вообще, если бы мне не довелось видеть и слышать его речь, то помыслил бы, что он немой. Когда мужчина закончил расставлять посуду, то сел по обыкновению на один из сундуков и начал ждать, пока я съем основное, чтобы напоить целебным отваром. Сегодня в таком контроле не было необходимости, а вот предыдущие дни я жаждал покинуть Явь и отправиться в леса Нави. Однако в том, что Беляй не уходил, было кое-что радостное – одиночество терзало не так сильно. Поэтому, поблагодарив его за яства, я решил завести диалог. Всё равно он будет здесь, пока моя трапеза не будет окончена. Вот только слова никак не находились. Я уплетал мясную похлёбку, щедро сдобренную ароматными пряностями, и размышлял, с чего бы начать разговор. Видимо, поняв мои порывы, отец Отая начал первым:

– Рад, что к тебе вернулся аппетит. Значит, ты благополучно излечиваешься.

– А что со мной было? Честно говоря, ничего не помню, кроме звёздного неба, которое я лицезрел перед тем, как лишиться чувств. А когда очнулся, то был уже здесь, в вашей клети. Но это точно не из-за слюны вурдалака, я её не ощущал, не боролся с ней.

– Верно говоришь. Ты был в агонии, твои жизненные силы угасали. Единственное, что не давало тебе покинуть этот мир – злость и отчаяние, как я полагаю. Весть о твоём друге, как ни странно, спасла тебя. Она позволила тебе ощутить очень яркие эмоции, которые, в свою очередь, вылились в небольшой поток энергии. Именно поэтому ты тихо-мирно не умер на этой са́мой лежанке, а смог встать и даже взреветь в пылу бреда. А тут и мы, заслышав шум, как раз подоспели.

– В каком смысле силы угасали? – оторопел я. Подобного мне и в страшном сне не могло прийти в голову. Хотя мысли посещали разные: отравление какой-нибудь травкой или отваром, в меня их тут явно немало влили, или хворь, может, одолела неокрепшее тело, правда, чахоточных рядом не наблюдалось. – Как такое могло произойти? Я же очнулся после битвы с вурдалаками и чувствовал себя хорошо. Что могло измениться?

– Ничего и не поменялось. Тебе стало лучше из-за того, что удалось убрать яд Вурдалака. Но ты был привязан к другому месту и поэтому не мог набраться сил, лишь терял их. Скорее всего, это началось ещё до того, как ты выехал из Неярзы.

Я молча уставился в старика глазами, полными недоумения. Догадка начала формироваться в моей голове, но я никак не мог уловить сути. Не дожидаясь, пока меня озарит, мужчина продолжил:

– Люта первая поняла, с чем связан твой недуг, поэтому изучила все твои вещи. Честно говоря, ты должен благодарить ваших с Отаем соратников, что они твои лохмотья с места схватки забрали, иначе было бы худо…

– Не тяни, отец, – терпение покидало меня, – Что произошло? Зачем понадобились мои вещи?

– На тебя был сделан приворот, – без утайки ответил старик.

Я поперхнулся курником, что принёс Беляй вместе с остальной едой, и который я до этого с больши́м аппетитом жевал. Новость оглушила похлеще дубины по темечку!

– Отец, ты бы хоть дождался, пока я прожую, – пожаловался я, откашлявшись и запив отваром, что протянул мне знахарь, – Нельзя же так огорошивать! Правильно я понимаю, ошибки быть не может? И это совершенно определённо был приворот?

– Ну раз ты в здравии сидишь предо мной, то точно. Нельзя исцелять хво́рого от несуществующего недуга и поставить его на ноги.

– Да кому же я такой понадобился? Богатством не обременён, тело изувечено в сражениях, не сказать, что рожей вышел, да ещё и этот ожог.

Я машинально провёл рукой по правой стороне головы, где от виска до шеи вился шрам, уходя под рубаху на спину. Полоса тонкой гладкой и в то же время морщинистой уродливой кожи, покрывающей ухо, сморщила его как урюк. Как бы я ни хотел спрятать этот недостаток своей внешности под длинными волосами, это удаётся мне только по праздникам. В остальное время удобство и безопасность стоя́т в бо́льшем приоритете, нежели красота. Поэтому приходится убирать эту своеобразную ширму в хвост или косу, обнажая увечье. Но не отсутствие миловидности я винил в несостоявшихся делах сердечных, а свою медвежью природу. Меня боялись всё то время, что я себя помню. Даже взрослые мужи́ сторонились меня уже тогда, когда я ещё не то, что меч, ложку держать едва умел! О девицах и говорить нечего. Надежда покинула меня после того, как на гуляньях я набрался смелости и решил пригласить одну в хоровод. Так, она со страху в обморок-то и упала. С тех пор мне и в голову не могло прийти, чтобы кому-то я приглянулся. А тут вон оно что, аж приворот… Надо же так было! Что же за бесстрашная сыскалась? Не то что меня, само́й природы не испугалась, против исконного решила пойти!

– Не прибедняйся, – вернул меня в разговор Беляй, когда моё молчание затянулось, – Твоя жалость к себе застит глаза, не даёт здраво оценивать окружающий мир и людей. Да и недооцениваешь ты девок наших, не теми критериями их меришь. Рожей, видите ли, он не вышел! Денег мало… Руки-ноги целы, тихий, работящий, воин и не простой. А что до увечий, то каждый, кто хоть раз в бой вступал, имеет подобные. Так что же, никому теперь не жениться?

– Хорошо ты рассуждаешь, отец, правильно. Однако есть одно, что меня отличает от остальных.

– Уж не знаю, что там, но звучит скорее, как хвастовство, – губы его изогнулись в лукавой улыбке. А на дне глаз отразилось понимание сути моей последней фразы.

– Если бы это было так, – едва слышно прошептал я на выдохе.

– НЕ СМЕЙ! Не девица, чтобы я слух твой ласкал похвалой. И не ребёнок, чтобы я или кто-либо тебя жалели! – старик не на шутку рассвирепел, – Ишь, сидит он, жалится на судьбу. А между тем ворожили не меня и не сына моего, а тебя, дурня. Не думал почему? Может, несчастная вздыхала по тебе, пока ты упивался жалостью к себе и сторонился всех вокруг? Поди никого вокруг не замечал. А тем временем горемычная решилась на обряд чёрный.

Я не нашёлся что ответить. Ведь он во всём оказался прав. Но что теперь? Былого не воротить, надо думать о грядущем. И придётся искать, по всей видимости, ведьму. Следует пресечь её деяния. Ведь если чародействовать ради своих интересов продолжит, то сгину в её чарах, возможно, уже не я, но другой, приглянувшийся ей парубок. А вот если к ней потянутся другие влюблённые дурёхи за помощью, то страшно подумать, во что это может обернуться! Вояки за околицу не смогут выехать, привяжутся к дивчинам своим. Кто ж тогда простой люд будет оберегать от нежити разгулявшейся?

– О чём задумался, Дарьян?

– Пытаюсь понять, кто та ведьма, что решила приворот на меня накинуть.

– А почему ты думаешь, что это была ведьма? Может, обычная селянка обратилась к старухе какой. Где ж тут концы искать? Хорошо, если деревенская – след найдётся. А если из странствующих, то даже имени не узнаешь. Даже если ворожила девчонка сама, пресечь не удастся. Доказывать слова нечем. На тебе сейчас чар нет и атрибутов не осталось, стараниями Люты.

– Неужто всё так оставим? А ежели пострадает кто?

– Понимаю твои опасения, сынок. Но не действуй сгоряча, обмысли всё хорошо. Отай рассказывал о тебе как об искусном и мудрёном воеводе. Полагаю, решение к тебе придёт, стоит только остудить голову.

– Твоему уму мне ещё учиться, отец. Благодарю за совет, он ценен для меня.

Беляй ничего не ответил, лишь молча кивнул. После чего вышел из клети, предварительно собрав пустую посуду.

Небесное светило уже практически касалось горизонта, когда я остался сидеть наедине с собой. Спать не хотелось, но и сил подняться с постели пока не было. Так что блуждал я в раздумьях. Только вот не искал я разрешения проблемы с приворотом. Мою голову никак не покидала юная знахарка. В какой-то момент промелькнула одурелая мысль, что Люта сняла чужие чары и наложила свои. Уж больно подозрительно скоро она сообразила, где корни недуга моего искать. Однако эта идея быстро исчезла, ибо нет в этой девчонке ничего чёрного. Да и накой я ей сдался? Она даже знать меня не знает. И будь у неё желание привязать меня к себе, она бы не покидала клеть, была бы рядом. Но её нет. Второй день близится к закату, как я не видел юную знахарку. Испугалась меня? Но в первый раз, когда я очнулся, в её глазах смог разглядеть лишь обеспокоенность, любопытство и тепло. И исцеляла бы она меня, находясь наедине, если бы боялась? Явно нет. Тогда почему же она не приходит? Удивительно, но без неё даже сейчас в знойный день, сидя в душной клети, я ощущаю где-то в груди морозящую прохладу. Она не освежает как глоток колодезной воды, скорее заставляет ёжиться как от озноба. Странное чувство. Раньше мне не приходилось испытывать подобное. Однако это не первое чувство, которым Люта, сама того не ведая, смогла меня одарить.

Очнувшись впервые в этой клети и увидев её, во мне проснулся интерес. Ничего удивительного, ведь девчонка очень красивая и совершенно необычная, таинственная, нездешняя. Но потом мы провели практически весь день молча рядом друг с другом. Я не ощутил какого-то неудобства, скорее наоборот, даже в тишине с ней было уютно и тепло. В груди залегло спокойствие мягкой периной. И уже в тот вечер мне не хотелось, чтобы она уходила. Хотя так было даже лучше. Не знаю, чтобы она обо мне подумала, увидев, в какое состояние я пришёл от последних новостей о побратиме. Но когда я после последней лихорадки очнулся и увидел Люту, то во мне словно что-то ожило, зашевелилось. Поначалу, конечно, я лишь ощутил тяжесть и тепло чужого тела на мне. А ещё запах: свежий, но в то же время сладковато-терпкий. Когда мне удалось разлепить глаза, приложив при этом немало сил, пред моим взором предстала удивительная картина. Знахарка лежала поперёк меня. Её голова покоилась на моей груди в ореоле каштановых кудрей, что в свете рассветного солнца отливали золотом. Лицо девушки было настолько близко, что я смог рассмотреть бледные, едва видные веснушки на носу. Длинные ресницы на концах были почти прозрачными, но всё равно заметно, как они подрагивали во сне. Уголки пухлых губ, от чего-то лишённых в этот рассветный час цвета, едва приподнимались. Словно вот-вот и на них отобразится улыбка. Заворожённый открывшимся видом, я ощутил бесконечную умиротворённость, словно всё как надо. Словно мой бесконечно долгий путь закончился, и я пришёл туда, куда вели меня все встреченные дороги. Домой. К себе. Будь-то бы, нашёл потерянную часть себя, своей души. Поначалу было дико от таких переживаний по отношению к совершенно незнакомой девушке. Ранее нечто подобное уютное ощущалось рядом с побратимом. Но тот был верным плечом, моей опорой, родным, но отдельным от меня. Разлуку с ним я запросто переживал и седмицу, и оборот луны. С Лютой всё иначе. Невозможность видеть её пару-тройку зорек уже лишило меня спокойствия.

Топот копыт разрезал тишину ночи. А через какое-то время в тёмную клеть вошёл парень судя по силуэту. Сначала он неслышно дошёл до лучины и зажёг её. Затем обернулся ко мне и вздрогнул.

– Ты чего не спишь? – прошептал Отай.

– А ты почему? – таким же шёпотом вернул ему вопрос. Делиться с ним своими мыслями пока не хотелось.

– Только что вернулся из Неярзы.

– Откуда?! – не поверил я своим ушам, – Ты что там делал?

– Вещи твои крал, – друг улыбнулся и протянул мне холщовый куль. Заглянув туда, я увидел почти всю одёжу, что хранилась у меня в избе, – Не голышом же тебе ходить. Мы-то с отцом ладно, но тебе хотя бы перед Лютой не мешало бы прикрыться. Девчонка совсем засмущалась. Хотел поначалу отдать тебе пару своих рубах да шаровар, но увы, они тебе не по размеру. Я хоть и выше тебя на полголовы, но в широте плеч и спины явно уступаю. А остальные же хлопчики в нашей Древории и того тоще́е. Уж больно ты крупный парень. Портняжить же на глаз никто не взялся. Пришлось ехать за твоей одёжей, – сказал Отай и кивнул в сторону принесённого им тюка.

– Благодарю тебя, но раньше ты этого сделать не мог? – в шутку возмутился я, натягивая на себя косоворотку.

– До этого ты долго провалялся без сознания. Когда тебя лихорадило, то твоё тело нужно было натирать мазями, а когда жар спадал, то омывать. Иначе бы тут всё пропахло твоим потом. Каждый раз одевать и раздевать тебя, слишком много сил потребовалось бы. А вот как только ты пришёл в себя, то я сразу же отправился за твоими вещами.

– А почему ты сказал, что крал? Тебя все соратники знают, мог бы просто им всё объяснить, никто бы не стал препятствовать, – я уже подвязал шаровары и усаживался поудобнее напротив друга.

– Ага, ещё и собраться бы помогли. Глядишь, заодно подложили очередной приворотный мешочек куда-нибудь. Дарьян, я понимаю, что ты пока слаб и не пришёл в себя, но нельзя же так беспечно относиться к своей жизни.

– И то верно. Я просто не привык искать врагов среди своих. Слушай, и как ты объяснил свой приезд в деревню?

– Ты только не злись… – поту́пился парень, поднимая руки в защитном жесте, – Мне пришлось сказать всем, что ты погиб. Посылать ворона с такой вестью было бы недостойно, поэтому приехал лично.

Повисла пауза. Отай смотрел на меня не мигая, ожидая реакции. Я же пытался осознать, что меня в один момент лишили дома. А как иначе? Вернуться я уже не смогу, сочтут ещё за злого духа или чего похуже. Пойдут на меня с огнём и вилами. Да и в отряд к своим соратникам мне дорога заказана. И как мне быть? Как с нежитью бороться?! Не идти же в одиночку, это равноценно самоубийству. Как бы мне потом в одного из заложных покойников не обратиться… Проведя руками по лицу, словно умываясь и смывая дурные мысли, я всё-таки заговорил:

– Поясни-ка, друг мой сердечный, какого одноглазого Лиха ты меня раньше времени схоронил?

– Можно подумать, что ты прям горишь желанием жить там, где тебя то ли приворожить пытаются, то ли убить. Да и к кому ты возвращаться собираешься?

А ведь парень прав. Отец Шадр, невестка и племянник давно погибли, даже памятных вещиц не осталось. Аспид тогда полдеревни спалил, включая наши с Драгошем дома. А теперь и самого́ побратима нет. Мне и правда не к кому и не к чему возвращаться. Соратники? Безусловно, я в них нуждаюсь больше, чем они во мне. Меня легко может заменить Отай. Храбрый вояка, да и не обделён умом и смекалкой, этот разговор только очередное тому подтверждение. В этот момент одиночество окутало меня своим холодом. Оно уже выпустило свои ледяные когти, дабы запустить их сквозь моё тело прямиком в сердце, как парень сообщил:

– Ты будешь жить у нас, – он говорил твёрдо и уверенно, не давая шанса возразить, – Лишний сундук найдётся, тебе под вещи и спать на нём хватит. Овощей в огороде моего отца хватит ещё на троих как ты. А за мясом будешь со мной на охоту ходить, уж в этом ты мастак.

– Я в Неярзе с па́хотой да с жатвой помогал. Если здешним мужикам нужны мои умения, то я мог бы поработать у них.

– Добро. Дополнительный тюк зерна лишним никогда не будет, а может, тебе ещё и монет подкинут за работу, – Отай от радости хлопнул в ладоши и растёр их в предвкушении. Потом поднялся на ноги, чтобы уходить, как вдруг обернулся и серьёзно, даже несколько поучительно сказал, – Только для начала твоему телу нужно окрепнуть. Не стоит сейчас мчаться и изнурять себя делами. Какое-то время мы сможем тебя поддерживать, не тревожься. Понимаю, последние события принесли много боли. Но не стоит ради забвенья убиваться. Это не утихомирит волнения в твоей душе. Лучше обратись к Люте.

– Не беспокойся. С того момента, как я узнал о гибели Драгоша, прошло не так много времени. Однако достаточно, чтобы я смог всё обдумать. Да, такая потеря оставила в моём сердце зияющую дыру, что вряд ли когда-то затянется. Если же это произойдёт, то точно не в ближайшие лета́. И всё же, с этим тоже можно жить. И я буду жить, а он вместе со мной, в моей памяти… А почему ты заговорил о Люте? Чем твоя сестра может мне помочь?

– Она мне не сестра, – резко отрезал друг. Однако тут же поменял тон обратно на дружеский и снова присел подле меня, поняв, что разговоры на сегодня ещё не окончены, – У неё есть кувшинки непентеса. Уж не знаю, где она их раздобыла, но это уникальная вещь! Наполнив один такой небесной влагой и испив из него, можно забыть свои печали.

– И почему же тогда всем подряд не предлагают такой способ душевного исцеления? Зачем кому-то терзаться до последнего?

– Есть одно не самое желанное последствие. Человек, осушивший непентес, забывает всё, что ему эти печали принесло, будто никогда не было. В твоём случае, если ты решишься на этот шаг, то забудешь своего побратима и всё, что с ним связано.

– Тогда мне даже предлагать такое не стоило. Какую бы сильную боль я ни испытывал, я никогда не хотел бы лишиться воспоминаний о Драгоше. Он был источником света в моих далеко не радужных днях, особенно в детстве. Убрать его из воспоминаний, это словно погасить лампаду в безлунную ночь. Нет, память о нём слишком ценна, чтобы обменять её на забвение.

– Это я понял. Очень рад, что ты не впал в уныние и отчаяние, – и Отай улыбнулся с каким-то облегчением.

– Я тоже. Но я бы хотел попасть на курган, где прах Драгоша схоронен. Сможешь отвезти?

– Отвезу, разумеется. Ты как себя чувствуешь? Сможешь сегодня утром поехать? – друг встрепенулся. Было видно, что он очень хочет мне помочь вернуться к нормальной жизни, а моя просьба, это достаточно большой шаг к ней.

– Почему именно сегодня? – не понял я.

– Наступает Чу́ров день. Люта с отцом на рассвете ритуалы проведут, потом блины печь будут. Мы им тут не сгодились. Зато до полудня сможем почесть память твоего побратима и других соратников на кургане. А с закатом помянем их за общим столом.

– О, Небо! Отай, я уже потерял счёт времени. Это же сколько здесь отлёживаюсь? Неужто липень к концу подходит?

– Да, – кивнут он, – Так что, нам нужно по теплу успеть обустроить хату уже на троих. А сейчас, пожалуй, пора отдохнуть. На завтра дел много, а спать нам осталось несколько часов.

Я на это только кивнул, полностью соглашаясь со словами парня.

– Ты не против ещё какое-то время у нас поютиться? Я завтра подыщу подходящий сундук, сегодня устал с дороги, да и отец давно спит… – начал он было оправдываться, но я не дал ему закончить.

– Я и в клети очень хорошо устроился. Даже остался бы, если это не помешает работе Люты и Беляя.

– Ты так говоришь, пока на улице стоит зной. Но как только на землю опустятся морозы, спать здесь околеешь! А в доме у нас большая печь.

– Ты удивишься, но морозы мне не страшны.

– Это как так?

– Полагаю, это мы можем обсудить по пути на курган. А ещё мне бы хотелось знать, что произошло в Коловорот.

– Добро. Тогда я пошёл спать, разбужу с рассветом. Отдыхай, – Отай похлопал меня по плечу и поднялся на выход.

– Пусть будет добрым твой сон, – пожелал я уходящему.

Укладывался я со странным чувством. С одной стороны, в моей жизни не осталось ни одного человека, которого я когда-то называл семьёй. У меня не осталось даже собственного дома. Однако с другой стороны, я не ощущал себя потерянным. Небо подарило мне этих людей. Отай, Беляй и Люта не просто спасли моё тело от смерти. Они приняли меня, тем самым сберегли мою душу, не дав ей осиротеть и сгнить в одиноких терзаниях. Благодаря их присутствию в жизни, я продолжил осязать твердь под ногами и крепкое плечо рядом. А ведь более ничего и не надо, чтобы сделать толчок вперёд и начать заново свою жизнь, лишь крепкая опора.

Глава 6. По пути на курган

Глава 6

Дарьян

Утром с восходом солнца, как и планировалось, мы с Отаем выехали к кургану. Собирались молча, дабы никого не разбудить. В котомки сложили провизию, раздобытую в доме, ещё захватили каждому по бурдюку с колодезной водой и с узваром. Позавтракать решили в дороге, дабы не вставать ради этого до рассвета и никого не разбудить в такую рань бряканьем плошек. Для поминания предков и павших воинов, в частности, Драгоша, взяли крынку молока с блинами. Путь предстоял неблизкий. Благо Отай позаботился и снарядил для нас телегу. Всё-таки мы вдвоём вряд ли смогли бы разместиться на одной лошади. А я, увы, остался без коня в том самом злосчастном сражении. Меня поначалу удивляло, что такая роскошь как, повозка имеется в их хозяйстве. Не в каждом дворе она сыщется. Но друг пояснил, что это вещь в хозяйстве за надобностью. На ней Люта и Беляй отправляются на ярмарки со своими травками, настоями, мазями и другими изготовлениями. Так они зарабатывают на необходимые вещи. В основном вырученные деньги уходят на одёжу, башмаки, крупы и утварь для дома. Иногда Люта закупается минералами для создания амулетов, оберегов и ещё каких-то ритуалов. Бывает, что со своим товаром к ним присоединяется Отай, если оказывается свободен от борьбы с нежитью. Он, как отличный охотник, везёт на продажу свежепойманную дичь, будь то фазан, кабан или заяц. И, оказывается, такое мясо очень быстро раскупают! С каждым годом становится всё меньше охотников из-за расползающихся слухов и баек об умертвиях. И была бы хоть толика правды в этих рассказах! Так нет, сплошные небылицы. А знай они, что нечисть дня белого да света солнечного боится и таится по углам до наступления темноты, спокойно бы ступали в лес.

Отай так увлекательно рассказывал об их жизни и быте, что я аж заслушался. А ещё подивился сам себе: как много всего пропустил в этой жизни. Например, ни разу не был на ярмарке даже в качестве зрителя. А было бы интересно посмотреть, что там продают, с чем люд туда ездит. Ещё любопытней побывать торговцем. А что? Зёрна у нас с Драгошем всегда было в избытке. Свой собранный урожай мы сбывали перекупщику, и это он уже отправлялся торговать на базар. Часть мешков с зерном мы с другом оставляли себе на еду и для продажи в деревне зимой. Правда, теперь наш с побратимом посев остался на полях Неярзы… Ну ничего, седмицы не пройдёт, как наступит месяц серпень. Как отметим воинский праздник – Перунову стречу, так и подамся рабочим на жатву пшеницы да ржи. Мне частенько случалось возделывать чужие поля, разумеется, за плату. Кто отблагодарит монетой, а кто своим ремеслом, но никто в накладе не оставался. Думаю, в Древории я без работы не останусь. Отай идею одобрил и подбодрил меня. Так что, смогу себя занять, и приютившим меня людям заработаю на надобные предметы в хозяйстве и еду. Всё равно в отряде мне теперь не показаться, все думают, что я погиб. Пока не соберу под своим крылом очередных новобранцев и не создам новое войско, в битве с нежитью мне места нет.

Неожиданно быстро мы выехали за околицу к границе . Вот что значит интересный разговор с другом! И время быстро пролетает, и аппетит просыпается. Так что решили мы немного помолчать, да потрапезничать, глядя на чарующие виды природы. Окраина леса в этот пригожий час выглядела безопасно и безмятежно, словно его чаща не скрывает жутких тварей. Река искрилась, отражая поднимающееся солнце. Вода отбрасывала золотые блики на кроны деревьев, и от этого листва сияла изумрудным цветом ещё ярче. Лёгкий ветерок, не успевший раскалиться в жарких лучах, обдувал нас прохладой, отчего дорога становилась ещё приятней, а угощения слаще.

Мы с Отаем умяли приготовленный на завтрак суджук с пряными лепёшками. Честно говоря, мне впервые довелось попробовать мясо подобного вида и вкуса. На первый взгляд, это было что-то не просто жёсткое и сухое, а такое, чем я смогу вырубить противника, если тот вздумает напада́ть во время моей трапезы! Мне даже стало немного боязно за свою челюсть. Она столько лет выдерживала натиск чужих кулаков в драках, будет обидно, если падёт смертью храбрых при одном укусе этой сушёной подковы из филе милого агнца. Однако всё оказалось не так страшно. После того как Отай настругал мясных ломтиков, до моего носа долетел бесподобный аромат трав, острого перца и чеснока. Это усилило во мне и без того дикий аппетит, и я уже был готов грызть что угодно! Но к моему приятному удивлению грызть и не пришлось. С виду деревянное по своей прочности яство оказалось не таким уж твёрдым, а вкус – выше всяких похвал: пряный, терпкий и немного острый. Не помню, чтобы кто-то в Неярзе делал подобное кушанье. Интересно, это изобретение Беляя? Или Люта постаралась?

Закончив набивать брюхо, я решил обсудить с другом последнюю свою битву. Дорога ещё не закончилась, а меня многое беспокоило: воины действуют без моего приказа; в памяти не сохранилось ничего с того дня, включая гибель Драгоша. Сначала я списал на последствия укуса Вурдалака. Однако в голове провал начиная с выезда из Неярзы. А может, так сработал приворот? Но он ещё действовал, когда мне удалось очнуться впервые в клети Люты. И этот момент я хорошо помню. Тогда что произошло? Надеюсь, за время пути мне удастся выяснить хоть что-то, и собрать в голове воедино все события, приведшие меня сюда.

– Отай, меня кое-что тревожит. Полагаю, ты понял, что я не помню ничего из последней битвы. Можешь поведать мне о тех событиях? И как случилось всему отряду отправиться на битву без меня?

– А какой день в твоей памяти остался последним? Может, ты забыл, как отправил нам приказ?

– Невозможно! На седмицу я отъезжал в Ужьлечье муштровать городских новобранцев. Нарочно подгадал вернуться в Неярзу в день Коловорота, хотел побывать на вечерних гуляньях. Но, как только я въехал в деревню, заметил, как жители странно на меня косятся. А стоило мне уточнить, где Драгош, то вовсе обомлели. Одна деваха, видать, самая храбрая, тут и поведала, что на битву отправились. Указала направление. Мне оставалось только облачиться в своё походное обмундирование, схватить оружие и гнаться в надежде вас догнать. Я был настолько зол на вас, на происходящее, что переставал видеть дорогу. А когда смог нагнать, битва была в самом разгаре. И всё, пелена перед глазами. Дальше я очнулся в вашей клети. Так что приказ точно не был моим. Это явно была ловушка. А вот чья она была, нам предстоит выяснить по возвращении домой, – я осёкся. С недавних пор моим пристанищем стала клетушка Люты, да угол в избе Отая с Беляем. Но вправе ли я считать это домом?

– Мне самому было удивительно получить в предрассветный час ворона с посланием от тебя.

Друг никак не отреагировал на мою последнюю фразу, словно бессловесное одобрение. И я перестал хотя бы по этому поводу тревожиться.

– Ты никогда не собирал нас в день битвы. Это была первая странность. А вторая – мы ни разу не ходили в Коловорот. Но в послании это мудрёно пояснялось. Якобы тебе Волхв накануне поведал, что в самую короткую ночь у нежити будет мало времени, чтобы разгуляться, поэтому мы сможем их быстро победить. Ни у кого даже сомнений не возникло, что ворона послал ты, – парень говорил и словно оправдывался. Хотя то, что они выстояли в ту ночь и победили, равносильно чуду!

– Я никогда не делился с вами, отчего в Коловорот мы всегда оставались на празднования у себя дома. Полагал, что вам достаточно моего слова.

– Думали, что ты сам хочешь в обрядах поучаствовать, ну или о нашем счастье печёшься, – Отай пожал плечами и улыбнулся. Но глаза сделались печальными.

– Однако мои мотивы мои гораздо глубже. Среди нашего отряда, к сожалению, нет никого, кто владел хоть каким-нибудь видом магии. Иначе нашёлся бы тот, кто заподозрил неладное. Дело в том, что Коловорот обладает особой мощью. С того момента, как солнце показалось над горизонтом и до того, как луна закатилось за него, Природа наполняется чрезвычайно большой силой и энергией. Подобный заряд отражается на всём. Даже ты, не обладая ни одними чарами, чувствуешь в это время внутренний подъём. А теперь представь, что происходит с нечистью.

– Люта говорила то же самое…

– Видишь, даже простая знахарка смогла почувствовать!

– Вообще-то, она не простая знахарка, – с гордостью заявил Отай, – Она неплохая ведьма, всё, что я беру с собой на поход – её рук дело. Обережные амулеты, зелья, артефакты, ВСЁ! Но колдунья из неё ещё сильнее. Ей подвластны все стихии! Ты когда-нибудь такое встречал?!

Я был поражён, оттого молча таращился на друга. Вот это девушка! Я и так был сражён в самое сердце её исключительной красотой и трудолюбием. Сейчас она стала для меня подобной небожителям. И как в такой прелестнице поместилось такое могущество? И…

– И как ты пропустил мимо ушей её слова?! – чуть прикрикнул я на парня, не скрывая недоумения в голосе.

– Она же не ты… Вы, обладатели магии, способны друг друга понять. Но на тот момент ни мне, ни одному из нашего отряда не было достоверно известно о Коловороте то, что ты мне сейчас поведал. Если и были какие-то догадки, то никто об этом не распространялся. Мы простые вояки, пойми. И слово предводителя для нас более весомо, чем другого человека, будь он хоть трижды колдун!

Повисла тишина. Отай произнёс то, о чём я никогда ранее не задумывался. Ратники вступают в отряды с абсолютным доверием к главнокомандующему, что эта вера их ослепляет. Они перестают сами думать! И пока я укладывал в голове истину, которая, казалось бы, лежала на поверхности, мы ехали молча. Нас сопровождали лишь топот коня и скрип колёс телеги. Лес, мимо которого мы проезжали, остался позади. Речушка тоже свернула в другую сторону от нашей тропы. Птиц над головами становилось всё меньше. Впереди наконец-то показался холм кургана. Значит, недолго ехать осталось. И это было хорошей вестью. Ибо солнце уже поднялось достаточно высоко, а мы должны завершить поминальный обряд до полудня.

– Мне стало ясно, почему вы отправились на битву, и отчего ни у кого не возникло вопросов по пути туда. Но когда вы прибыли на место и не увидели меня, это не показалось странным? – нарушил я затянувшееся молчание, – Да и Драгош же знал, что меня не было в деревне. Он-то должен был понять, что в этом послании подвох!

– Он сказал, что ты должен прибыть прямиком из Ужлечья. Якобы ты не успеваешь заехать домой перед боем.

– А у тебя сохранилось послание? Хотелось бы мне посмотреть на него.

– Нет. Мы все их сожгли.

– Зачем? – я искренне не понимал этого.

– Так было в твоём приказе. Ну не в твоём, конечно, но тогда я этого не знал.

Здесь было явно что-то не так. Только, что? Я знал этих ребят, провёл с ними не одну десятку битв. Да, они безоговорочно выполняли мои приказы, но чтобы настолько… Словно баранов за верёвочку их привели на поле боя. Хмм… А это мысль! Что если есть какое-то зачаровывающее зелье или заклинание. Надо будет уточнить у Люты. Возможно, ей приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Но на ратников определённо как-то воздействовали. Каждый из них способен принимать взвешенные решения. Взять того же самого Отая. Он способен действовать самостоятельно, придумывать интересные идеи и тактики. Его поездка за моими пожитками чего сто́ит!

– А когда ты получил послание? От кого?

– Я ж говорил, незадолго до рассвета. Тьма ещё стояла кромешная. Меня пробудило чувство, будто мне раздирают грудь. Когда открыл глаза, едва смог разглядеть чёрную птицу. Это оказался чёрный ворон. Он смотрел на меня не отрываясь. Его глаза манили, пленили, словно околдовывали. Удивительное создание, конечно…Потом я заметил, что к его лапке привязана береста. Я её взял, на ней восковая метка со следом навершия рукояти твоего кинжала – Чертог Медведя: круг с горизонтальной линией над ним. Твой знак я ни с одним не спутаю, сколько от тебя посланий приходило.

– Но всё-таки спутал…

– А твоим кинжалом никто не мог воспользоваться? Он с тобой был в Ужлечье? А то может кто-то пробрался к тебе в избу в твоё отсутствие? Приворот же как-то смогли сделать.

– Я своё оружие из рук не выпускаю!

– Да уж, пока медведем не обернёшься, – с какой-то обидой произнёс парень.

– Откуда ты знаешь?! – горло сдавил страх. Все попытки скрыть свою суть оказались напрасны. Ради этого с детства пил зелья, что готовил мне Межко, дабы приглушить всю магию, не обернуться нечаянно в зверя.

– Как раз с той са́мой битвы. Ты явился нам в его образе. Мы сначала страшно испугались, когда увидели из за леса несущуюся в нашу сторону мохнатую тушу размером с небольшую такую избу, в холке высотой сажени, эдак, три, ну и вширь не меньше. Право, твой медведь был просто огромен!

Удивительно, но когда Отай это рассказывал, его глаза искрились восхищением. Для меня это было полной неожиданностью. Он все эти дни не был отстранённым, в нём не появился страх передо мной, зато его переполнял восторг. Словно маленькому дитятку подарили глиняную свистульку! Я и заподозрить не мог, что ему известны обо мне такие подробности.

– А когда мы увидели, как этот медведь раскидал всю нежить направо и налево и встал к нам спиной, то поняли, что ты пришёл на нашу защиту. Без тебя мы все бы там полегли.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь.

– Нет, Дарьян. Ты не помнишь, что там было в момент твоего появления. И даже представить не можешь, что творилось до этого! Они напали внезапно…

Друг отвёл от меня взгляд. Теперь он невидящим взором уставился на дорогу, словно заново просматривал те события.

– Мы собрались до того, как солнце опустилось за горизонт. Но не успели даже толком достать всё оружие да клинки в отраве смочить. Нас окружили. Никогда нечисть не выбиралась из чащи леса. Тем более, все мы знаем, что они выходят только по ночам. В ту битву было иначе. Каждый их шаг не был предсказуем, от того нас и застигли врасплох. И тварей насчитывалось не пять, сколь их обычно бывает, и даже не десять, а пара дюжин как минимум против наших трёх десятков ратников… Не мне рассказывать, какой это перевес в пользу Вурдалаков с их-то силищей. Мы первые минуты были дезориентированы, стояли не шелохнувшись. А отряд умертвий приближался к нам со всех сторон с немалой скоростью. А знаешь, что во всём этом было самое странное? Даже не их численность, а то, как они выглядели. Одна часть этих тварей была привычного вида. Голая кожа серо-синего цвета со струпьями и разлагающимися гниющими дырами, сквозь которые можно разглядеть кости и потроха. Кусками на их телах проступала плешивая грязная свалявшаяся шерсть. Сутулые спины так сильно гнулись книзу, что того и гляди на четвереньки опустятся. Длинные сухие ручища волочились по земле, а скрюченные когтистые пальцы, походившие на вороньи, оставляли за собой небольшие борозды. Ноги – волчьи лапы. Лицо, больше походившее на собачью морду, было вытянуто вперёд, уподобленное морде животного. Они все скалились, предвкушая лёгкую победу над нами. И вместо зубов торчали клыки, с которых мерзко стекала вязкая зеленоватая слюна. В сумерках было видно, как их глаза горели алыми углями, навсегда растеряв свой естественный цвет. Лысые головы обрамляли торчащие уши точно как у нетопырей. Вторая половина Вурдалаков была…

Он вновь перевёл взгляд на меня. В зеницах застыл ужас, какого я не видел у Отая даже после его первого столкновения с нежитью.

– Словно они ещё не до конца стали нечистью, будто оборот только в процессе. Только среди них был Веш… – друг запнулся, подавляя слёзы. Было видно, что ему трудно говорить, но он всё же продолжил, – Веш, понимаешь?

– На самом деле нет. Мы не были с ним знакомы. И ты о нём не рассказывал. Может, поделишься сейчас?

– Он был мне близким другом. Практически братом. Мы с ним были как вы с Драгошем. Только вас объединяло ещё ремесло и воинское дело. А Веш не мог биться. Настолько был миролюбивым, что боялся подойти к оружию. Наше с ним детство прошло бок о бок. Всё делили на двоих: моего отца, его рано погиб, крышу над головой, шалости, домашние хлопоты и даже Люту. Представляешь, мы одновременно влюбились в неё, когда встретили её два года назад. Правда, из нас двоих ей больше нравился Веш. Я не стал им мешать, смотрел издалека. Но у них толком ничего не успело даже начаться. Друг пропал спустя полгода, как они познакомились. И вот, мы встретились. В Коловорот. Парень не был похож на Вурдалака, хотя и от человека мало что осталось. Словно и седмицы не прошло, как его укусили. Но я как-то сомневаюсь, что минувшие полтора года он скитался по городам и деревням, и внезапно его настиг злой рок. И он такой был не один! Таких была половина точно!

– То есть, ты хочешь сказать, в Природе что-то такое случилось, из-за чего нежить начала обретать новый облик?

– На самом деле, у меня несколько вариантов исходя из того, что я видел. Первый схож с твоим. Второй предполагает, что изменения произошли не в Природе, а в самих тварях. Будто они не лишились рассудка и научились каким-то образом останавливать оборот, замедлили гниение мёртвого тела. И последний вариант для меня самый страшный. Ты задавался когда-нибудь вопросом, а видели ли мы нежить от нежити? Я полагаю, что раньше мы сталкивались только с теми, кто был убит Аспидом: омерзительного вида, плохо организованы. Словно какое-то стадо. Но, полагаю, мы в этот раз впервые столкнулись с теми, кто был обращён ядом Вурдалака. Во-первых, они выглядели иначе: их харя не была звериной, несмотря на заострившиеся зубы, спина не тянулась к земле. Даже на голове сохранились волосы, хоть и поредели. На теле отсутствовала шерсть, лишь струпья и немного гниющих ран. Но самое главное, эти твари, по всей видимости, сохранили рассудок! Мне показалось, что они действовали слаженно, словно у них есть план или вроде того. Они не пёрли бездумной толпой… Спрятавшись за деревьями у кромки леса, умертвия рассредоточились на ширину нашего отряда, едва мы успели собраться в назначенном месте. Им удавалось двигаться настолько тихо, что мы их не сразу заприметили. Ещё и бурьян в той местности затруднял обзор. А приближались они к нам с трёх сторон, окружая и оттесняя к воде.

– Всё выглядит так, будто вас собрали в том месте, как баранов на убой. Хотя почему будто…

Я начинал проникаться идеей Отая. Ведь всё сходилось: ворон, прилетевший до рассвета, береста якобы от меня, плохо просматриваемая местность. Только как они показались до заката? Только если…

– Отай, напомни, где была битва? Не могу точно припомнить.

– По левому берегу Веи, с востока от Бессмертного леса.

– То есть, когда садится солнце, лес отбрасывает тень в том месте?

– Да-а… Уж не хочешь ты сказать, что… – в глазах парня блеснула догадка.

– Ты правильно понял. Им не ночь нужна, только отсутствие солнца. Заведя вас в тень, они устроили западню, напав в самый неожиданный момент. Их продуманность действительно поражает!

– Но кое-что им не удалось учесть – за́пах. В какой-то момент мы почувствовали смрад, доносящийся со стороны чащи, и заторопились поджечь полынные скрутки. По сути, благодаря обонянию, нам удалось избежать бо́льших потерь. Несколько минут промедления, и их способность к введению в транс и подчинению остались бы не заблокированы. Нам и так не хватило времени, чтобы дым от тления травы стал гуще, поэтому дезориентировать нежить не удалось.

– Точно! – меня озарила новая мысль, – Вурдалаки обладают способностью подчинять разум, могут нагонять мо́рок. А ты сказал, что ворон, разбудивший тебя, неотрывно смотрел прямо в глаза, словно пленял. И прилетел он, когда ещё солнце не показалось над горизонтом… Какова возможность, отыскать среди этих тварей воролака, не потерявшего своего тотема? Я сначала подумал на отравленное послание. А теперь думаю, что никто из отряда не получал бересты, а это были наведённые грёзы.

– В таком случае дело плохо. Нам нужно полностью пересматривать не только веде́ние боя, но и быт в целом. Представляешь, если они смогут таким образом заманивать простых людей? Интересно, почему они так ещё не сделали?

– Ну если воролак действительно в их рядах есть, то, скорее всего, ему для оборота необходимо больше сил, чем у него есть. Коловорот ему в этом помог. И если бы в эту ночь Вурдалаком удалось всех вас перебить, то им открывался беспрепятственный проход сразу в три деревни.

– В две. У Неярзы есть ты, которому от чего-то, послание не пришло и, который мог бы их раскидать так же, как и в прошлый раз.

– А от кого бы они мне посылали бы приказ? Небо спустилось на землю и позвало меня в бой? Да и не смог бы я потом защитить деревню один. Знаешь, почему ты никогда не видел меня в обороте?

– Почему?

– Я принимал одно зелье. Мне его с детства готовил знахарь, друг моего отца. Оно подавляет во мне любую магию.

– Сбрендил? Кто ж добровольно отказывается от такого дара? Ты один стоишь половины отряда…

– ДА Я БОЯЛСЯ! С самого детства со мной рука об руку шёл страх. Сначала я даже не понимал своей силы, но как-то услышал, что меня хотят из-за неё выгнать из деревни. Отец меня отстоял. Потом я стал замечать, что ко мне относятся довольно отстранённо. Но это можно было пережить. А однажды мы с Драгошем состязались и мне не удалось сдержать оборот. В итоге друг был сильно ранен из-за меня. Тогда-то всё и поменялось. Я был готов к любому наказанию, умолял отца любым способом лишить меня магии. Меня приводила в ужас даже мысль, что я могу причинить вред обычному человеку. Тогда-то наш Межко и сделал для меня какой-то старинный отвар, и делает мне его по сей день. Родитель, конечно, заверил всех, что провёл обряд и уничтожил во мне медвежью часть. Это была неправда, конечно, зато я смог жить более или менее нормальной жизнью. Истину знали только отец, наш знахарь и побратим. И чтобы не раскрывать себя пил зелье по несколько раз в день. Так что, если бы Вурдалаки напали на деревню, я один не смог бы их прогнать.

– Но как тогда твой медведь вырвался и спас нас?

– Воля случая, – я пожал плечами, – Во-первых, страх за отряд, ушедший без меня, помутил мой рассудок. Я попросту забыл выпить эликсир. Во-вторых, ты продолжаешь забывать о том, какую силу даёт Коловорот. Надеюсь, Люта сможет повторить это снадобье, и я не буду нести в себе угрозу для деревни.

Было видно, как Отая огорчили мои слова. Но что, если у меня снова получится обратиться медведем в самый неподходящий момент? Хорошо, если пострадает домашняя утварь. Кабы я людям не навредил. Вдруг мой медведь причинит боль тем, кто меня спас и приютил? Мне нельзя этого допустить.

– Кстати, ты прав. Нам нужно менять тактику, – вернул я друга к разговору, – И для этого мне неплохо было бы узнать подробности битвы, которые я до сих пор не услышал.

– Ты сейчас так улыбаешься, словно просишь рассказать сказку на ночь, – посуровел парень, – В общем, едва нам удалось почуять приближение Вурдалаков, как они подобрались вплотную. Мы даже оружие не успели ядом смазать, из-за чего, наши первые удары для них были как мёртвому припарка. Но не всё так плохо. Мы с тремя воинами встали на передовую и отвлекали внимание нежити на себя. В это время остальным удалось отравить сталь. Теперь они прикрывали нас полукруглым строем, нанося умертвиям ощутимый вред. С каждой минутой накал боя нарастал. Эти твари бились о щиты, стремясь быстрее разбить их в щепки, лапищами тянулись к кирасам, в попытках содрать с вояк кожаные доспехи. Отчасти у них это вышло. Двое потеряли передний панцирь, и это стало для них приговором. Вурдалаки просто вспороли им брюхо своими когтями и вытащили нутро. Я с четырьмя другими хлопцами, как обычно, метал в это время в противников сулицами, хотя на этот раз пришлось изрядно попотеть. Мы стояли не на подъёме, а наоборот, на пологом берегу. Наше положение не позволяло нормально нацелиться на нечисть, что скрывалась за щитами и спинами соратников. Всё же, где-то третью часть мертвяков удалось поразить. А когда у нас копья закончились, началось самое страшное. Вурдалаки перестали действовать осторожно, скрываться и пригибаться. Они буквально запрыгивали на парней, пытаясь их укусить. Благо им удалось дотянуться зубами лишь до пятерых наших. Не тревожься, они хлопцы сильные. Лекари смогли поставить их на ноги после битвы. Они остались живы и не обернулись тварями. Зато Вурдалакам досталось с лихвой! Мы перебили почти половину из оставшихся. Всё-таки когда они открыты, поразить их клинком гораздо проще. Добившись перевеса сил, мы воспрянули духом. Даже подумали, что близится конец боя и победа у нас в руках. И вдруг, как насмешка над нашей самоуверенностью, из воды вышло ещё около десятка вурдалаков. Из того, что произошло в ту ночь, это был самый непредсказуемый их манёвр.

– Ты хочешь сказать, Вурдалаки всё время, что шёл бой, сидели и ждали в реке?

– Не знаю. Возможно, они были со стороны Заложного леса и просто переплыли с одного берега на другой, – пожал плечами друг.

– И вы не услышали, их в воде? Никаких всплесков не было?

– Сомневаюсь, что их разлагающиеся тела именно плыли. Смею предположить, что они шли по дну. Мы даже не почувствовали вонь. А всплеск был. Только в этот момент они выбирались на сушу. Первым их заприметил Боян. Парнишка ближе всех стоял к реке. Бедолага, пережить такое в своём первом сражении. Ему же едва шестнадцать стукнуло… Если для бывалых, выход Вурдалаков из воды был потрясением, то для него и подавно. Он в первое мгновение вовсе оцепенел, стоял не шевелясь. А между тем эти твари шли прямиком на нас. Я было метнулся защитить мальца, но Драгош меня опередил. Он прикрыл парня щитом спереди, а сам встал сзади, сделав захват. Затем рывком развернулся, хотел откинуть юнца подальше от наступающих Вурдалаков вглубь отряда. И как раз в этот момент в спину твоего побратима вонзилось две пары когтистых рук. Одна из этих тварей попросту перебила ему позвоночник… Я не знал Драгоша в обычной жизни, но в бою он оказался неустрашимым, самоотверженным и могучим. Даже с таким ранением, он не потерял сознание и смог на короткое мгновение задержать жизнь в теле. Этого ему хватило, чтобы в момент падения извернуться и отрубить башку мертвяку. Только сделав это, парень упал навзничь бездыханным телом… В это время мы с соратниками встали спинами друг к другу, замкнув строй в кольцо. Только на стороне нежити снова был перевес в силе. Мы устали и начали выдыхаться, им же всё было нипочём. Их тела мертвы, они ничего не чувствуют, и резерв их словно неисчерпаем. Часть нашего снаряжения была уничтожена, часть валялась на поле, куда было не добраться. Нас оттеснили и окружили. Наша атака в начале сражения обратилась под конец в защиту. Изнутри пекло чувство загнанности. Оно позволяло биться отчаяннее, не думая о жизни, желая уничтожить как можно больше нежити. Я даже подумал, что если вдруг Вурдалаки меня достанут, то я просто подожгу себя и спалю всё в окру́ге. Хотя бы я сам не стану нежитью, и часть этих тварей больше не восстанет… Тут вдруг кто-то закричал: «МЕДВЕДЬ!». Мы же тогда не знали, что это ты, думали, конец наш пришёл. Но, как я уже рассказывал, твой зверь раскидал всех умертвий. Он прижимал лапами к земле и держал по несколько Вурдалаков за раз, пока мы им отрубали головы. Некоторым тварям медведь сам бо́шки поотрывал.

Отай ещё какое-то время рассказывал о победном конце битвы. А я подумал, что ни один из нас не воспринимает меня как берендея. Для меня эта часть чуждая, друг тоже видит медведя отдельно от меня. Словно мы отдельные части, привязанные спинами друг к другу. Какая сторона повернётся лицом, та и выходит наружу. Только отчего-то ранения, полученные в одном обличии, передаются другому.

– А как получилось так, что меня укусил Вурдалак? Ты так рассказываешь, будто мой зверь неуязвим.

– Честно говоря, мы так и думали. Даже не заметили, что бурому на холку взобрался мертвяк и цапнул за голую кожу. У медведя, как и у тебя шрам от ожога на правом ухе, куда эта тварь смогла беспрепятственно вонзить свои клыки. Ведь только там не было шерсти. Первым, по странной случайности, это заметил тот самый парнишка, чью жизнь спас Драгош. Боян су́лицей проткнул нежить и снял её с животного. Благо это был последний Вурдалак, ибо после укуса магия отступила, и ты стал собой в человеческом обличии. Мы глазам своим не поверили, когда увидели!

А я только сейчас начал вспоминать момент своего оборота. Это произошло, когда мне удалось нагнать отряд. Передо мной предстала не только битва с нечистью. Мне довелось увидеть последние мгновения жизни Драгоша. Именно то, что рассказал Отай, видеть это было во много раз ужаснее и больнее, нежели слышать. Едва тело моего побратима рухнуло на землю, меня обуяла ярость, кровь закипела, на руках и ногах начали расти когти и проступать шерсть. Конь скинул меня. Мой скелет вместе с плотью стремительно принимали иные размеры. Эти ощущения я помнил из детства, когда ломит всё тело и выворачивает каждый сустав. Хотя, на этот раз боль практически не ощутилась из-за накативших эмоций. Когда оборот закончился, я помчался к отряду. Благо ратники были сосредоточены в кольцевой строй. Это помогло не задеть их медвежьей лапищей, когда зверь принялся раскидывать вурдалаков.

Телега давно остановилась перед курганом. Мы так и не успели поминуть соратников до того как солнце поднялось к зениту. Было решено немного вздремнуть, чтобы не встретиться с полуденницами.

Мне вновь приснился Драгош. Только на этот раз с ним были Варвара и Любим. Сын сидел на руках у отца и обнимал его за шею, жена стояла рядом и держала мужа за руку. Они были счастливы, улыбались мне. Друг выглядел спокойным, умиротворённым, словно только что вернулся домой из долгого странствия. Я не выдержал и ринулся обнимать столь дорогую мне семью. Хотелось навсегда остаться рядом с ними и больше не просыпаться. Побратим знал меня лучше всех, понимал мою к нему привязанность, поэтому отпустил первым, лишь кое-что шепнув напоследок.

Глава 7. Последствия приворота

Глава 7

Ерга

– Агне́шка!…Агне́шка!…Агне́шка, ладушка, где ты?

Да́веча я уезжала на базар в соседний город на пару дней. Раньше мы торговали вместе с моей дочерью. Такое развлечение было ей по душе. Тем более, она изготавливала бесподобную глиняную посуду и игрушки-свистульки. Но с недавних пор я ездила одна, возила лишь свои настойки, травки и амулеты. А всё из-за этого Дарьяна проклятущего. Влюбилась моя дурёха в него дюже, обезумела. Почитай лета два Агнешка за ним словно тень ходила. Но этот верзила либо не видел, либо не хотел видеть. Совсем отчаявшись, доченька начала меня молить о привороте сильном. Ей было мало привлечь парня, она жаждала привязать его к себе намертво. Только ворожба такая добром не оборачивается. Поначалу я не соглашалась на дело это дурное. А через пару месяцев всё-таки сдалась. Ни одна мать не сможет долго смотреть на терзания её единственного чада. Только всё пошло не по замышленному. Не успел Дарьян приехать с города, как умчался снова в бой. Мы так и не успели закончить обряд. А после он так и не вернулся. Отряд сказал, что их предводитель сильно ранен. Они вверили его их соратнику, что увёз парня к своему отцу – сильному знахарю. Будто наш Межко не смог бы справиться… Однако с того самого дня, как вояки вернулись без Дарьяна, моя ладушка не могла найти покоя. Бедняжка, вся иссохла словно тростиночка того и гляди лучи солнца начнут проходить сквозь неё. Видя, в каком состоянии дочурка, моё материнское сердце было не на месте, словно чуяло беду. Вот и неслась домой, дабы увидеть, что всё в порядке. Забежала в избу – сидит, спиной стену подпирает. Взгляд затуманенный, на дорогу смотрит. Понятно, всё его ждёт.

– Агнешка, вот ты где! Здравия тебе, милая. Как дни прошли? Чем занималась?

– Будь здрава, матушка, – отвечала девчонка еле живым голосом, – В хате прибрала, обед наварила, кур покормила. И ждала…ждала…ждала…

Она даже не взглянула на меня, всё смотрела пустым взором вдаль, будто ирод это быстрее приедет. Я села подле неё на лавку, мягко взяла худые холодные пальчики в свои. Мне хотелось дать понять, что мама рядом, согреть её.

– Умница! Составишь мне компанию за трапезой?

– Нет, матушка, что-то не хочется, – она осторожно вытащила свои ладони, которые я не желала отпускать.

– Ну ладно… Может, ты мне поможешь? – предприняла я новую попытку растормошить дочку, – Мне тут повитуха наказала сделать несколько отваров с кукушкиным горицветом. У меня цветочков этих мало осталось, боюсь, не хватит. Да и не помешает запасы шалфея пополнить. Ах да, через две зорьки Чуров день, нужен кипрей для поминания. Нужно взять побольше, наверняка деревенские придут его просить.

– А вдруг пока я по лугам за цветочками хожу, Дарьян вернётся? Нет, матушка, мне нужно его дождаться, чтобы первой встретить.

– О, Небо! Агния! Выбирайся уже из светёлки! Нельзя же жизнь из-за него Вурдалаку под лапы пускать. Да мы и до зимы с нашими запасами не протянем. Зёрна в мешках почти не осталось, покупать его не на что. Ты совсем забросила гончарное дело. Утвари на продажу почти не осталось. Мои товары продаются хуже без тебя. Раньше, как стрельнёшь глазками, парни тут же подле нас стоят, красуются, скупают всё подряд. Сейчас бы хоть четвертину от прошлого заработка получить. Как же мне одной справиться да нас двоих прокормить? Если мы не будем заботиться друг о друге, кто же о нас позаботится?

– Дарьян! Вот он вернётся, и всё будет хорошо. У них с Драгошем есть поле засеянное, теперь оно ему осталось после гибели друга. Там он соберёт для нас целый урожай пшеницы и ржи. Будут у тебя полные мешки мама. И полный погреб мяса. Муж мой сходит на охоту и принесёт, сколько скажешь!

– Доченька, что ты такое говоришь? Совсем обезумела? Не муж он тебе. НЕ МУЖ!

Было страшно смотреть на результат собственных действий. Если раньше Агнеша наблюдала за парнем издалека и печально вздыхала, то теперь она была им будто одержима. После того как мы вшили приворотный мешочек ему в кафтан суконный, девчонка совсем помешалась.

– Ты ничего не понимаешь! Помнишь, что мы сделали? Так вот, он вернётся, и мы сразу поженимся! Ясно тебе?

– Да накой он тебе сдался? Ты умница, красавица, талантливая горшечница, да и хозяйство умеешь вести. А он? Мне вот он никогда не нравился, нелюдимый, всегда в себе, многих сторонился. Уродец, который даже не смотрит в твою сторону, словно лучше тебя! Да на тебе любой женится, только пальцем помани. Этот же то ли глуп, то ли слеп, раз под носом счастья своего не разглядел.

– Не говори так о нём!

– Отчего же? Ко всему прочему, он ещё и берендей. Я помню этого мальчишку с детства. Тебя на свете не было, а он успел уже нанести травму своему другу. А за год до этого Грын ведь предупреждал. Он неспроста боялся за сына. Дарьяна тогда хотели изгнать из деревни. Жаль, не случилось. Его наш колдун его защитил. Он, в идите ли, его принял как сына и отвечает за него. А когда на Дарьяна ополчились после того, что случилось с Драгошем, то Шадр заверил всех, что провёл обряд и лишил его тотема. Видимо, набрехал ирод старый. Хлопцы давеча рассказали, что их предводитель на своей последней битве превратился в медведя. Не страшно с таким будет жить? Если Драгошу досталось, хоть тот был его побратимом. Отчего ты решила, что тебя-то он не тронет? – я хваталась за любую соломинку, надеясь хоть немного отвернуть дочь от Дарьяна. В душе ещё теплилась надежда вернуть непутёвую к прошлой весёлой беззаботной жизни.

– Тогда был несчастный случай. Мне Драгош сам говорил. А в бою мой берендей всех защитил! Дарьян хороший, матушка. Ты к нему несправедлива.

– Ой ли. Драгош же погиб. Смотри, как получается, когда твой ненаглядный в последний раз был в обороте, он покалечил Драгоша. Прошло время, тотем вернулся и добил парня.

– Нет… Нет! Ты ошибаешься! Ратники сказали, что Драгоша убили Вурдалаки, – она была почти готова накинуться на меня, защищая доброе имя своего голубчика.

– А где доказательство? Не знаешь, что ли, они будут защищать своего предводителя.

– Я не верю тебе. Нравится он тебе или нет, но Дарьян станет моим мужем…

– Если он уже им кому-нибудь не стал, – не успев договорить, я тут же пожалела о своих словах. Дочь переменилась в лице. Она покрылась красными пятнами от гнева, глаза налились слезами и кровью. Её затрясло. Мне не верилось, что передо мной стоит моя Агния. Да, сейчас как никогда ей шло это имя. Она полыхала яростью словно огонь. Она всё это время горела от своих неразделённых чувств. Жаль, после такого пожара остаётся лишь пепел. И, кажется, мне её уже не спасти.

– Что ты сказала?! Разве ты не сделала приворот? Он даже смотреть на другую не должен!

– Я сделала то, о чём ты просила. А теперь ответь, дочь моя, с твоей стороны всё ли было выполнено? – Агния потупила глаза, – Вот! Так, что не смей орать на мать. Этот мешочек лишь притягивал Дарьяна к тебе. Останься он на празднике, никого бы кроме тебя не увидел. А проведи хлопец с тобой ночь, наутро был бы твой. Я даже ло́же подготовила, чтобы всё наверняка сработало. Но случилось то, что случилось. Тебя нет ни в голове, ни в сердце Дарьяна. Смирись.

Она резко встала и ушла прочь, напоследок окатив меня презрительным взглядом. Мне ничего не оставалось, как идти обедать одной. Не хотела ругаться с дочерью, но и смотреть на то, как она убивается, нет сил. Встряхнуть бы её. Только как? Пока я молча пережёвывала пищу, приготовленную руками Агнешки, до моих ушей доносились тихие всхлипы и стоны. Ну вот… Вместо того чтобы подбодрить девочку, расстроила её… Ладно, нам надо успокоиться. Ей нужно выплакаться. А мне после трапезы следует отправиться за травами. Может поможет привести мысли в порядок. И ладушка моя, может быть, к тому моменту отойдёт.

Набрав корзину, полную различными цветами, я воротилась домой. Вдруг слышу мужской голос из собственной избы. Неужто Дарьян вернулся? А может это кто-то с дурными намерениями возле моей дочери? Сердце застучало в ушах, шаг ускорился. Вот я уже влетела в сени и… Чуть не столкнулась носом с чьей-то спиной. Это был один из вояк, знакомый Агнии.

– Здравия тебе, матушка Ерга. Ну ты и бегаешь! Хоть сейчас забирай тебя в отряд. – со смешком пробасил он, – а я тут заскочил прикупить пару плошек. Дома у нас их мало, а к нам соратник приехал. Встретить надо как полагается, накормить, напоить. Он вести о нашем предводителе привёз.

– Здравствуй, сынок. Это правильно, гостей нужно почитать. У меня к тебе просьба будет. Уважь старуху, расскажи потом, как там Дарьян.

– Добро!

Когда я заходила в избу, мимо меня шмыгнула Агния. Она уже не выглядела живым умертвием, даже румянец на щёчках проступил. Потом услышала, как моя лада бодрым, весёлым голосом разговаривала с парнем. Шанс узнать хоть что-то о её ненаглядном помог ей взбодриться.

Я потрошила растения на разные части: соцветия, корешки, листья и стебельки. Всё отдельно друг от друга, для каждого своя плошка. Когда перебрала всю корзину с сырьём, опомнилась и поняла, что Агнеша так и не вернулась домой после того, как вынесла ратнику глиняную утварь. Не могла же она пойти и сесть к воякам за стол. Хотя в последнее время, будучи слегка не в себе, она на многое способна.

На улице сгущались сумерки. Небо заволокло тучами, заката не было видно. Я пошла посмотреть, куда подевалась дочь. Минув несколько домов, увидала свою кровиночку в кустах перед избой ратника. Благо зрение колдовское острее, чем у обычного человека, поэтому, кроме меня, никто не видел, как та подслушивала. Чтобы не накалять отношения с Агнешкой, решила отправиться обратно в хату. Девчонка из этих зарослей не выберется, пока всё про своего голубчика не выяснит. Только вести оказались печальными.

Сквозь сон я услышала, как громыхнула входная дверь. Подскочив на месте и оглядевшись увидела в углу Агнию. Она сидела на коленях, обнимая себя руками за трясущиеся плечи. Глаза, полные слёз, лихорадочно бегали, а изо рта доносилось бормотание: «Нет… Нет… Нет…». Такое поведение меня не на шутку встревожило. Я подскочила со своего лежбища, подошла, присела подле дочери и опустила ладонь ей на голову. Она даже не заметила этого.

– Агния, что произошло? – тут она вздрогнула, услышав мой голос, обернулась и кинулась ко мне на шею.

– Мама, мамочка… – Агния захлёбывалась слезами. Ей едва удавалось сказать пару слов, – Его больше нет…

– Кого?

– Дарьяна… Моего Дарьяна больше нет!.. – она отстранилась от меня, посмотрела в глаза и спросила, – Что мне делать, мамочка? Как дальше жить?

– Ну, тише-тише, родная… – я притянула её к своей груди, обнимала и поглаживала по волосам, пытаясь успокоить, – Всё образуется…

– Как?.. Это ведь мы… Мы виноваты…

– Что ты такое говоришь? Как мы можем быть виноваты? Это всё знахари их. Надо было вести его к Межко. Он знал мальчика с мала. Наверняка смог бы излечить.

– Нет-нет! В той деревне хороший знахарь, он колдун, – перешла Агния на лихорадочный шёпот, – Тот парень – Отай, он сказал, что им удалось привести его в сознание. Только…

– Только, что? Если они его излечили, то как он может быть мёртв?

– Тот знахарь сказал, что Дарьян лишился сил. Они попросту его покинули. Причину этому нашли только после его смерти, в одёжках. То, почему мой возлюбленный больше не смог встать… Мама, кроме нашего мешочка, там больше ничего не было. Ты сама проверяла, – тут её глаза замерли, словно узрели призрака, – Неужто это приворот с ним такое сотворил? Это я… Это я его убила?

– Не говори глупостей! Как ты можешь быть причастна к этому? Ну, умер и умер. Такое случается с вояками. Не укусил бы его Вурдалак, всё было бы в порядке. А если бы они в ту ночь остались в деревне, то с ним бы точно ничего не случилось. Мы же его в бой не отправляли. Не нужно себя винить!

Она взяла паузу обдумать мои слова. Только мысли привели не к тем выводам.

– Знаешь, а ты права. Я ничего не сделала… Это ты! – она с силой меня отпихнула от себя, – Это ты долго тянула с ворожбой. Я могла бы давно стать его женой. Тогда он не оказался бы в том бою! Это ты не пускала меня в ту деревню, велев дожидаться его здесь!.. А может, ты вовсе не приворотный мешочек вшила ему в рубаху? Может, даже порчу какую навела! Его же раньше почти никогда не ранили и уж тем более так серьёзно! Да-а… Точно… Это ТЫ его убила! А теперь сидишь и радуешься! Ты всегда была против него! Он никогда тебе не нравился!

Моя милая ласковая дочь обернулась каким-то диким вепрем. Каждое своё обвинение она сопровождала тычками и ударами кулаков мне в плечи. Только слова били по мне сильнее. Я терпела, ожидая, когда у Агнеши пропадёт запал. Но в самом конце не выдержала, отвесив ей отрезвляющую пощёчину.

– Да, мне Дарьян не нравился, – сказала спокойно, – но только оттого, что ты на нём помешалась. Я не желала ему зла. Ты знаешь, тёмная магия не по мне. Мне и ворожба эта не к душе была.

Агния снова разрыдалась, пряча лицо в своих ладонях. Но на этот раз не яростно, скорее обессиленно. Я обняла её, укрывая собой от всех невзгод, от несправедливости всего мира. Она устроилась на моей груди, и мы начали потихоньку раскачиваться, словно убаюкивали друг друга. За последние пару лет она не знала спокойствия. Её душа была истощена, а тело ослаблено. Какой бы трагедией ни была смерть, гибель Дарьяна принесла мне лишь облегчение. Из-за него я была как в капкане, что день ото дня сжимает свои тиски. Все мои усилия, сделать свою девочку счастливей, были напрасны. Даже ворожба не помогла. Значит, такова судьба. Мне остаётся лишь надеяться, что со временем Агнеша сможет всё это пережить. Дарьян не будет день ото дня мелькать перед её взором, и ей удастся отпустить мечты о нём. Возможно, тогда она вновь обретёт спокойствие, а затем сможет как и раньше радоваться новому дню.

Мы просидели в обнимку ещё какое-то время, пока дочка не задремала. Благо тюфяки были совсем близко и я смогла её уложить, не нарушая сон. Дыхание оставалось ровным, а она выглядела такой умиротворённой. Надеюсь, она видит что-то хорошее.

– Отдыхай, родная. Утро вечера мудренее, – шепнула я ей на ухо и вышла из избы.

Я быстрым шагом направлялась в дом того вояки, что принимал гостя с дурными вестями. Мне хотелось поговорить с этим парнем, выяснить подробнее, в чём была причина смерти Дарьяна. Может, даже удалось бы напроситься съездить к тому самому знахарю, расспросить всё у него. Ведь от ворожбы никто раньше не умирал! Может там что-то ещё у него было, что забрало силы и жизнь? Я готова была рыть носом землю, лишь бы дочь перестала обвинять меня и в первую очередь себя в гибели этого ирода.

Только я опоздала. Ратник сказал, что парень уже уехал. Странно, даже не остался переждать ночь. Зачем ему так рисковать своей жизнью и ехать сквозь леса́, которые в этот час кишат умертвиями? Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать.

Раздосадованная, я шла к своей избушке, как вдруг, услышала шорох. Звуки доносились со стороны дома Дарьяна. Мне стало любопытно, что там происходит, поэтому решила проследить, устроившись в кусточках неподалёку. Незнакомый парень шёл с заднего двора пригибаясь и осматриваясь. Скорее всего, это тот самый, что ве́сти дурные привёз. Кажется, Агнеша его Отаем звала. Добравшись до двери, гость неслышно нырнул в хату умершего юноши. Занятно… Он обманул соратника, чтобы незаметно проникнуть в берендеево логово. Но зачем? Вещи покойного не принято брать, дабы не накликать на себя беду. Неужто у Дарьяна было что-то, ради чего можно так рисковать? Я не устояла перед искушением, подсмотреть за действиями визитёра. Из подготовленных на зиму брёвен соорудила подобие лестницы и смогла заглянуть в оконце. Сквозь паюс да ещё в темноте было трудно разглядеть, что происходит внутри. Но мне удалось углядеть, как парень собирал пожитки владельца дома. Сначала хотела поднять тревогу, мол, воруют. А потом сообразила: если сейчас настрою Отая против себя, то он точно не расскажет полную историю произошедшего с Дарьяном. Но если умолчать о его делишках, то, глядишь, получится договориться с юнцом, убедить Агнешу, что в случившимся нет её вины.

Дверь в хату вновь отворилась, выпуская парня на улицу. Я едва успела слезть со своей наспех сооружённой лестницы, оттого и не упала от неожиданности. Выйдя за калитку, он, что есть мо́чи, припустил в сторону полей. Вот шустрый, зараза! Мне за ним не угнаться. Поди, коня там оставил, дабы никто не усомнился в его отъезде. Хитёр… Придётся на рассвете идти узнавать у его соратников, где же обитает этот мальчишка со своим великим знахарем, не сумевший спасти одного вояку. А сейчас можно отправляться домой и подремать оставшееся время.

Только сна в эту ночь никто не увидел.

Едва я подошла к хате, в груди зашевелилась тревога. А переступив порог, поняла почему. Дочери нигде не было. Тюфяки, на которых она спала, остыли, значит, ушла давно. Но куда? Раньше такого не случалось, моя девочка не казала носа на улицу после заката. Может, пошла к подругам за утешением? Не стоило в такой тяжёлый день её оставлять.

Беспокойство не отступало, поэтому я пошла искать Агнию по домам. Пусть сочтут за безумную, но мне нужно убедиться, что с моей кровиночкой всё в порядке. Стучалась ко всем без разбора. Сначала люди кидались ругаться, но услышав, причину,тут же разделяли моё волнение. Кто-то даже помогал обходить соседей. Увы, наши усилия не увенчались успехом, дочери не было. Тогда образовали отряд прочёсывать окрестности. Ничего… А поутру случилось самое страшное для матери.

Стоило подняться солнечным лучам над горизонтом, наши вояки решили отправляться в лес, отчаявшись найти девочку где-то ещё. Но не успели они облачиться в походное обмундирование, как послышался испуганный крик. К нам то ли бежал, то ли ковылял старик.

– Ерга! Ерга! Беда приключилась!

Я со всех ног понеслась к вопящему мужику.

– Что случилось, отец? – сердце бешено билось, предчувствуя страшное.

– Я с зорькой пошёл рыбу ловить. Прихожу на своё обычное место, там я себе брёвнышко обустроил, чтобы удобно было. Гляжу, сидит… Белая как облачко, ежели то не светится. Тоненькая словно хворостинка. Мокрющая вся с ног до головы, волосы чешет. Я окрикнул её, мол, чего она тут делает, шла бы домой обсохнуть. Не ровён час, заболеет, ветра́ поутру прохладные. Она посмотрела на меня из-за спины, а глазищи словно пеленой заволокло, бесцветные они! Напужался, бросил уду, где стоял, и тикать оттуда… Ерга, ты бы сходила, глянула. Кажись, мавка завелась в водах…

Тут-то моё сердце и ухнулось вниз. Руки, ноги похолодели, я не могла ни шагу сделать. Лишь стояла, оцепенев. Боялась идти к реке, увидеть, что это правда. Уж слишком складно всё было: Агнешки нигде нет, как сквозь землю провалилась, зато мавка в водах поселилась… Мне не хотелось верить. В душе ещё теплилась надежда найти свою девочку живой и невредимой. Противоречивые чувства разрывали меня на части, их было слишком много. Моё тело не выдержало, и я потеряла сознание.

Очнулась от бьющей меня лихорадки. Межко обложил моё тело какими-то примочками. Но они не смогли бы улучшить мне здоровье. Не поддаваясь на уговоры знахаря, я направилась в хату за настойкой из шалфея. Я её готовила на Чуров день, дабы иметь возможность пообщаться с усопшими предками в Нави. Теперь придётся использовать зелье, чтобы поговорить с мавкой. Если глаза белёсые, значит, она новообращённая. Такие говорить ещё не могут.

Схватив из запасов нужный сосуд, я помчалась на то место, куда указал старец. Её было видно издалека. На первый взгляд, ничего общего с Агнией. Волосы – чистое серебро, искрящееся на солнце, а ведь с рождения у неё была рыжая коса, будто огонь. Тело имело мертвецкую серость. Ни тёплого загара, ни румянца, ни веснушек больше не было. И без того исхудавшее тело совсем иссохло. Сквозь полупрозрачную рубаху был виден её стан и проступающие кости. Поравнявшись с ней, увидела, что яркие лазоревые глаза и вправду потеряли цвет, став совсем белыми. Однако совершенно точно это была моя девочка. Осушив бутылёк, услышала тонкий голосок моей ладушки у себя в голове:

– Прости меня, матушка.

– Да за что ж ты так с собой, родненькая?

– Ты знаешь, в нём была моя жизнь. Как мне ходить по земле, на которую более не ступит его нога? Как дышать воздухом, который не пропитан его присутствием? Как греться в солнечных лучах, если они его никогда не согреют? Теперь прах его мёрзнет в каком-нибудь кургане, во тьме. А душа, наверняка отправилась в Навь. Я просто хотела отправиться за ним.

– Дурёха… Ты бы не смогла там с ним воссоединиться. Он не любил тебя здесь, у вас не было связи душ.

– А как же приворот?

– Ах, Агнешка, какая же ты ещё глупенькая. Ворожба застилает глаза, чтобы человек не видел других, и затмевает разум, чтобы не думал о других. Приворот способен подчинить лишь тело. Душа же свободна от подобных оков. Поэтому подобные чары в Нави не действуют. И даже туда тебе не попасть. Утопившись, ты сделала себя мавкой. Теперь душа твоя навеки привязана к этому руслу. Ты даже не сможешь переродиться вместе с ним, чтобы попытать счастье в новой жизни. Я не смогу тебе помочь, моей силы на это не хватит. Ни у кого не хватит, – голос превратился в шёпот, а предательская слеза потекла по щеке.

– Когда ты мне сказы про мавок сказывала, мне думалось, что это вымысел. Мало кому довелось их видеть. И то, эти люди не могли сказать точно, виденье ли это было, или дева речная. Но ты не плачь, маменька, зато я с тобой осталась. Пойдём домой?

– Нет, дитя моё, теперь твоё место здесь. Уйдёшь отсюда – обратишься ивой плакучей. И тогда существовать тебе заточённой в дереве.

– Хорошо, тогда я буду здесь. А ты приходи ко мне, так мы снова будем вместе!

– Это не сможет длиться вечно. Тело моё смертно. Когда-то мне придётся тебя покинуть.

Агния кивнула и опустила голову. Я подошла чуть ближе и, как всегда, взяла её ладони немного сжав, в знак того, что я всё ещё рядом. Она поняла мой жест. Подняв на меня глаза, слегка улыбнулась и пошла прочь к реке. Моя же дорога вела меня обратно в дом. Пустой и одинокий, где никто не ждёт. Теперь это просто стены с крышей, из него вместе с дочерью ушли радость, свет и жизнь.

Минуя поле, мне припомнился тот самый юноша – Отай, и его странное поведение. А ещё в памяти всплыл его хвалёный знахарь. Мне с пущей силой захотелось поговорить с ним. Ведь если Дарьян взаправду умер от приворота, то я повинна в гибели не только парня, но и собственной дочери! Ужас от этой мысли подтолкнул меня двигаться быстрее. Забежав в избу, схватила можжевеловый веник с железной утварью и снова отправилась к хате Дарьяна. Там уже с оборот луны никого не было. Да и хозяева сгинули. Ритуал должен сработать. Ночью я видела, где ходил Отай, и невольно запомнила. Теперь в этих местах выметала тщательно полы, собирая всё, что попадётся: мелкие листочки, веточки, пыль с дорог. Когда дело было сделано, и под ногами больше ничего не осталось, я сложила находки вместе с метёлкой в чугунке и подожгла, вытерев живую смагу из древа. К тому моменту, когда всё сгорело дотла, мои котомки были собраны, и осёдлан конь. Оставалось наметить путь. Для этого пришлось ладонями сгрести ещё горячую золу и вымазать морду рысака под моё колдовское нашёптывание. В знак свершившегося ритуала глаза его поменяли цвет с карего на золотой. Пора было отправляться в путь.

Жеребец гнал со всех ног, развивая небывалую скорость. Но, сколь резв он ни был, ночь подкралась, когда мы проезжали вдоль кромки леса, откуда в любой момент могли выйти умертвия. Догнать бы они нас не смогли, да и конь, благодаря ритуалу, на время пути не знал усталости, жажды и боли. Но для пущей безопасности я достала из котомки скрутки полыни и подожгла их. Дым от тления сухоцвета поможет дезориентировать нежить и скрыть нас от их взора. Глаза моего скакуна слишком ярко светились. Словно огненные всполохи, они затмевали собой висящий над головами серп молодого месяца и могли привлечь ненужное внимание мертвяков. Однако нам повезло, и дорога прошла спокойно. К предрассветному часу мы подобрались к деревушке без происшествий. Здесь конь сменил галоп на шаг и вывел меня прямиком к калитке, за которой была изба Отая. Как только я спешилась, чары спали, и перед моим взором предстал вымотанный загнанный зверь. Его бока при дыхании чересчур сильно вздымались, а ноги тряслись. Для скакуна это было критическое состояние. Поэтому я срочно достала припасённый флакон с заговорённой водой из Цветущего озера, чтобы облегчить самочувствие животного. И только когда он всё выпил и смог стоять спокойно, без подёргиваний, мы отправились по направлению к пастбищу. Жеребцу нужно было подкрепиться, а мне занять время. Слишком рано было будить Отая и просить отвести к знахарю. В такой час всё ещё спят.

Оставив рысака поесть зелёной травки и опутав его ноги ко́новязью, я отправилась обратно к дому парня в надежде, что он встаёт с рассветом. Когда до намеченных ворот мне оставалось пройти пару десятков шагов, из них выехала телега с двумя путниками. Даже на таком расстоянии я смогла узнать одного из них. Уж больно он был мне знаком.

Дарьян. Он не просто был жив. Он ещё прекрасно себя чувствовал, супостат проклятущий! Второй, по всей видимости, был тот самый пёс брехливый – Отай. Такому и колдовать не нужно, чтобы словом убить. Сначала хотела кинуть проклятие им в спину. Только придётся выйти из укрытия и колдовать над бороздами от телеги, нашёптывая и вырисовывая магические знаки. А Дарьяну знаком подобный ритуал, знаю, ему приходилось сталкиваться по долгу службы. И если он хотя бы заподозрит неладное, то может в любой миг обернуться гигантским медведем и прихлопнуть меня своей лапищей. Да и порча, которую я сейчас могу ему нанести, будет слишком лёгким наказанием. А я должна ему отомстить за смерть своей дочери, убить и насладиться предсмертной агонией этого ирода. И что бы притворить задуманное в жизнь, мне нужно набраться сил и терпения.

– Ну что ж, Дарьян, твои дни сочтены. Недолго тебе осталось ходить под небом…

Глава 8. Чуров день. Подготовка Люты и Беляя.

Люта

Он ушёл? Вот так просто взял и ушёл? Ни тебе благодарности за спасение жизни. Дважды, между прочим! Даже не удосужился попрощаться. Чурбан бесчувственный… Хорошо, со мной можно не прощаться, не по нраву, видимо, ему. Но не попрощаться с Беляем! Вроде воевода не одну зиму, а словно из леса приехал, где его какой-нибудь пенёк воспитывал. Никакого уважения к старшим! Да и Отая можно было бы дождаться. Всё-таки тот его соратник и друг, не давший этому дурню умереть и обратиться в Вурдалака. Но нет, Дарьян просто сбежал. А вдруг нет? Вдруг я что-то пропустила в привороте и не оборвала нити до конца и он ушёл к той девушке?

Мысли потревоженным ульем роились в моей голове словно пчёлы, и, подобно своей медоносной братье, больно жалили меня. А я рассчитывала провести этот день сча́стливо. Всё-таки праздник поминания предков – день, когда мне удаётся явственно ощутить связь со своими родителями, побыть маленькой девочкой, почувствовать себя в безопасности, под крылом любящих людей. Увы, вместо радостного ожидания вечера и соблюдения ритуалов, наполненных необъяснимым предвкушением, я с самого утра не могла найти себе места. Из рук всё валилось. Ещё бы, они так дрожали, будто я ночью поле вспахивала! Не могла сосредоточиться на простейших заклинаниях и несколько раз ошиблась в словах на приношении требы. В итоге пришлось бегать к соседке и просить о новой крынке молока. Беляя слышала через раз, отчего он немного осерчал на меня и отправил меня с глаз долой – печь блины. Знал старик, что рецепт у меня для праздника особый, с молотыми цветами сушёных бархатцев. Об этом ингредиенте мне шепнула одна ведунья из кочевников. Благодаря ему вкус еды получался необычным, свежим и терпким одновременно. А ещё блины получались будто солнышки – желто-рыжего цвета. Но самое главное, старуха сказала, что именно бархатцы способны указать душам предков из Нави дорогу к нам.

– Да сколько можно! Лютка! – мне буквально крикнули в ухо.

Я вздрогнула и словно очнулась от мо́рока. Всё это время я сидела невидящим взором, уставившись в какую-то точку на полу. Сейчас же мои глаза узрели нависшую над моей головой худоватую фигуру старика, при этом весьма и весьма грозную. В лицо знахаря так и вовсе страшно было взглянуть! Ибо оно обещало, что муки, обещанные в Пекле, покажутся благодатью Ирия по сравнению с той выволочкой, которую мне сейчас устроят.

– Что ты сегодня ела?

Вопрос показался мне неуместным. Мужчина злился, да ещё как! Он даже спрашивал меня, не расцепляя зубов, буквально выцеживал каждое слово из себя. Словно боялся открыть челюсть, чтобы голову мою ненароком не откусить. Признаться, впервые на моей памяти Беляй был в таком взбешённом состоянии.

– Ещё ничего не успела, – проблеяла я.

– А что пила?

– Молоко…

Я определённо что-то не понимала. Чего это он заговорил о еде? Ну да, я сегодня немного не в себе, а точнее, в себе и слишком много. Неужто решил проучить и оставить голодной? Нет, он не способен на такое изуверство. И точно, в подтверждение моих мыслей выражение лица старца сменилось с гневного на обеспокоенное.

– Тогда, что с тобой сегодня? Это уже третий Чуров день, который мы с тобой проводим. Если бы я не был с тобой знаком, то решил, что ты не знаешь ритуала или потеря родных оставила настолько сильный отпечаток, что тебе сложно сосредоточиться. Но ты обряд приношения требы знаешь получше меня, домашний алтарь тобою сотворённый готов уже с рассветными лучами, а к зениту каждый угол окурен травами и стопка блинов лишь растёт. А что сейчас?

Я опустила в глаза. В левой руке, прижав к животу, я держала сердоликовую ступку, наполненную сушёными бутонами бархатцев. Цветки уже давно превратились даже не в муку, а в золотистую пыль, но правая рука, крепко удерживая пестик, продолжала круговые движения, выполняя роль жерновов.

– Во-о-от… – протянул старик, присаживаясь рядом со мной на лавку, – сама понимаешь, что странно себя ведёшь. Да и последние события… Я уж было, грешным делом, подумал, что угостили тебя чем-нибудь, от чего ты голову потеряла.

– Мне и помощь без надобности, сама справляюсь, – сказала шёпотом, сглатывая невидимые слёзы.

– Дарьян?

Я молча кивнула, не поднимая взгляда. Было стыдно. Луна едва успела полностью обернуться, как я свадебный обряд его сыну предлагала. А теперь мы со знахарем обсуждаем совершенно другого мужчину.

– Так заметно? – только и смогла вымолвить.

– Не обижай меня, – по-доброму сказал Беляй, – я, может, в годах и зрение уже не то, но я всё же не слепец. Да и нужно быть глупцом, чтобы не понять. Одно не могу взять в толк, когда же ты успела?

– Сама не знаю. Сначала Отай с хвалебными речами и восхищёнными взглядами рассказывал о своём предводителе. А потом мы с Дарьяном почти день вместе провели. Ну тогда, когда он в первый раз очнулся. Кажется, этого оказалось достаточно.

– Да-а… – выдохнул Беляй, – немного тебе надо было.

Не стала говорить, что, на самом деле, мне нужно было ещё меньше, просто заглянуть в морионовые глаза Дарьяну, чтобы пропа́сть окончательно и бесповоротно. Лишь пожала плечами, мол, что тут поделаешь теперь-то.

– Ну говори, что у вас с ним произошло.

– Что ты имеешь в виду?

– С чего ты сегодня такая рассеянная? Обидел он тебя?

Я помотала головой, но не удержалась и хлюпнула носом. Говорить о том, кого я, возможно, никогда больше не увижу, было больно. Сердце щемило, а я из последних сил держалась, чтобы не расплакаться. Но Беляй понял меня иначе.

– Обидел?! Ты ночью к нему ходила?

Вопрос мужчины меня настолько ошеломил, что я на какое-то время перестала стенать по поводу отъезда Дарьяна. Вместо этого меня захлестнуло возмущение и досада одновременно. Я резко и зло подняла на старика глаза полные непророненных слёз. Но, увидев в очах напротив лишь тревогу и беспокойство, немного остыла, поняв, что Беляй не хотел меня обидеть.

– Нет, отец, не волнуйся, Дарьян ничего мне не сделал. Да и не ходила я к нему, ты же знаешь. Сам ему еду относил. Просто… – я сглотнула, прочищая горло, что начало издавать звуки похлеще скрипучей телеги, – просто он уехал.

Всё, что копилось во мне в последние дни, в этот миг прорвалось наружу и вылилось в неконтролируемый поток слёз на плече старца. Страх за чужую жизнь, боль потери, обида, растерянность, всё это выходило подобно вскрытому гнойнику, оставляя за собой облегчение и пустоту. Знахарь продолжал сидеть рядом, даже приобнял одной рукой за трясущиеся плечи. Я понимала, что так он хотел показать, что рядом, готов поддержать и утешить. Но я знала, что рано или поздно, меня все покинут, оставят. Родители, Ата, наставник Башбуре, Веш, теперь Дарьян. И как бы я ни пыталась не привязываться, зная, чем всё оборачивается, у меня ничего не выходит, а сердце с каждым разом болит всё сильнее.

– А с чего ты взяла, что он уехал? – раздалось над моим ухом, когда меня перестало потряхивать от рыданий.

Я не знала, что сказать. Это был мой маленький секрет. Вот уже несколько дней, с момента как Дарьян пошёл на поправку, я занималась своим тотемным даром. Раньше он мне казался бесполезным, было непонятно как с ним обращаться. Теперь же схожесть магии с возлюбленным словно делало меня к нему ближе. Начинала с малого: мухи, да кузнечики. Но сразу поняла, что насекомое – не мой вариант. Настроиться на конкретную букашку очень сложно, ведь их целый рой, который то и дело кружит и поймать мысленно одну из них практически невозможно. Но когда мне это всё же удалось, мне поджидало следующее испытание. Их зрение! Оно у них разное и нужно подстраиваться под каждую козявку. Муравьи так вообще чуть ли не на запах идут. Но самое страшное, если убьют того, в чьей голове я нахожусь. Меня словно вышвыривает из чужой головы, при этом боль начинает отзываться и в моём теле, будто это меня только что раздавили. Мышки были бы прекрасным вариантом для тренировки, только показывать этим хвостатым, где лежит зерно, не хотелось бы. Всё-таки немало усилий вся деревня прикладывает, чтобы обезопасить свои припасы. Объединиться с ласточками и зябликами оказалось достаточно просто. А привыкнуть к высоте – нет. Одно дело, когда ты сидишь птичкой на жёрдочке под потолком и любуешься прекрасным мужчиной на полу, и твоё сердце воспаряет над облаками. Другое же дело, когда ты сама распахиваешь крылья и начинаешь лететь! Под ногами-лапками нет ни единой опоры, да её вообще нигде нет, лишь поток ветра в клюв и меж перьев. Пришлось уходить к лесу и учиться вживаться в птиц, иначе меня сразу вычислят по тому, как вместо полёта какая-нибудь сорока начнётся биться в ужасе, стоит ей раскрыть крылья. В тот день я до самого вечера проторчала на опушке, борясь со своими страхами. Увы, выше кроны деревьев так и не смогла подняться, перед глазами всё начинало плыть, казалось, вот-вот и я рухну и разобьюсь оземь. Зато на следующее утро смогла сама в теле птички влететь в клеть с Дарьяном, пролететь над ним, проверить, что с юношей всё в порядке, вылететь и отпустить пернатую на волю. Я была ужасно горда собой, но не собиралась останавливаться на достигнутом. В тот же день испытала соединение с лисицей. Отловить её не составило труда. Всего-то нужно отыскать норку, закинуть туда кусок мяса и дождаться рыжую. Последняя не заставила себя долго ждать. Как только её мордочка показалась в поле моего зрения, я тут же схватилась с ней мысленно. В тот же миг меня словно молнией прошило от макушки до пальцев ног, уходя разрядом куда-то в землю, чего раньше не случалось в моих практиках. Мне показалось это хорошим знаком, что всё происходит как и до́лжно. Пробыв какое-то время в теле лисицы, пробежавшись по лесу, отобедав сусликом, почувствовала, что та устала и ей не помешало бы поспать. Мысленно поблагодарив, я отпустила зверька и отправилась домой. Однако меня не покидало чувство, что наша связь окончательно не оборвалась. А сегодня утром нашлись тому подтверждения. Чуть солнце поднялось, я зарянкой ворвалась в клеть к Дарьяну, чтобы поверить его самочувствие и лишний раз полюбоваться мужественным обликом, но никого не обнаружила. Беспокойство сковало как тело, так и голову, разрывая связь с птичкой. Мне не удалось облететь даже ближайшие места, чтобы проверить местонахождение юноши. Мало ли, может, в баню ушёл, а может, решил размяться и тренируется на воинском дворе, а я здесь за зря тревожусь. Вот так успокаивая себя я обмылась в бане цветочной водой, сходила к соседской бурёнке за молоком и уже намыла пороги своей мазанки, избы Беляя и нашей клети, как заметила рыжую морду, что неслась в мою сторону, будто за ней вепрь гнался. Удивительно, но мне от вида приближающегося хищника страшно совсем не было, даже наоборот, радостно, как от встречи со старым другом. Лисица притормозила лишь подле моих ног, потом подняла на меня свои глазёнки, в которых явственно читалась взволнованность. Я присела, погладила малышку и неожиданно поняла, что она каким-то образом ощутила мою тревогу и пришла на помощь. Что же, это было как раз кстати. Повторив манёвр с проникновением в её голову, мне быстро удалось почувствовать запах Дарьяна и выйти на его след. Увы, его не было на воинском дворе. Его вообще в деревне не было! Он выехал за околицу и судя по тому, насколько остро чувствовал нос лисы, сейчас парень находился вёрстах в пяти от нас, не меньше. Отчаяние прошибло насквозь, возвращая сознание в моё собственное тело. Он уехал. Вот так просто. Я осела на землю, сил не было держаться ровно. Сердце колотилось, руки дрожали. Ощущение, будто внутри лопнула очередная ниточка связи с этим миром. Даже дикий зверёк вернулся ко мне, чтобы поддержать. Лисичка лизнула меня в нос, потёрлась своей мохнатой шеей и чуть не забралась мне на загривок, в качестве объятий. Её ласка меня немного отвлекла, даже развеселила. И когда я то ли хохотнула, то ли фыркнула, рыжуля снова заглянула мне в глаза, пытаясь в них что-то разглядеть. Потом с каким-то даже довольным видом фыркнула мне в ответ и умчалась обратно в сторону леса. Моя же подготовка к празднику пошла прахом, отчего сижу я теперь и не знаю, как поведать Беляю, откуда мне известно, что юноша уехал, при этом не выдав мою тайну о тотемном даре.

– Ну-у… Я хотела ему молока отнести, а его в клети не оказалось, – промямлила настолько неубедительно, что знахарь подозрительно нахмурился.

– Ты же сказала, что не ходила. Кстати, почему? Неужто не хотелось повидать?

Хотелось, очень даже! Собственно, я и заглядывала к нему, только не в своём теле.

– Да как мне ему на глаза показаться? Он пади неве́сть чего обо мне подумал, когда проснулся обнажённый, ничем не прикрытый. И я тут сверху в одной ночной рубахе. Небо, стыд-то какой! – прикрыла бы загоревшиеся щёки ладоням, если бы не продолжала держать в них ступку с пестиком. Румянец, проступивший от воспоминаний, не ускользнул от знахаря и тот понимающе кивнул.

– А сегодня, значит, набралась храбрости?

– Ну да, вечером всё равно за один стол садиться, – я пожала плечами.

– Темнишь, девочка, ой, темнишь… – Беляй покачал головой, – ладно, не хочешь говорить, не говори, настаивать не буду. Отай вернётся, обсудим.

– Что обсудим?

– И отъезд Дарьяна. Я вчера ему сказал про приворот. Он хотел ехать разбираться. Мне казалось, я смог его переубедить, но, видимо, нет. Полагаю, он отправился искать чёрную ведьму. И ещё Отаю сто́ит знать о твоих чувствах.

– Может, не стоит? Его это расстроит.

– Лучше сейчас. Ежели затянешь с признанием, то сделаешь ему только больнее.

– А если вообще не рассказывать? Дарьян же уехал.

– Люби ты моего сына, твоё сердце не нашло бы Дарьяна.

– Но я люблю Отая!

Беляй укоризненно взглянул на меня.

– Как брата…

– Вот именно. Ты никогда не посмотришь на него как на мужа. Он это почувствует рано или поздно. Помнишь своего Атакана?

Как же его можно забыть. Курчавый мальчуган, который спас меня, восьмилетнюю девчонку, приведя к кочевникам. Позже он превратился в очаровательного юношу с ореховыми глазами и длиннющими ресницами. В него нельзя было не влюбиться. Что я и сделала. Он же относился ко мне как к младшей сестричке. Я об этом узнала, когда Ата представил мне свою невесту и пригласил на их свадьбу. Было больно и обидно. Далеко не с первого раза удалось принять его выбор и то, что это оказалась не я. Многие годы мне казалось, что у меня есть шанс быть с ним, была надежда. Оказывается, из-за своего малодушия я поступила с Отаем точно так же, как Ата со мной. Даже хуже… Недавно я сама с ним говорила о свадьбе.

– Я видел, что и к Вешу тебя тянуло больше, чем к моему сыну. И не смотри ты так на меня. Может, ты на парня и не смотрела так, как прошедшие дни на Дарьяна, но всё-таки, ты видела в нём мужчину, не брата. Я, пень старый, спустя зиму с пропажи Веша стал надеяться, что ты переменишься к Отаю, хотел вам счастья. Но вижу, что не судьба вашим сердцам встретиться. Через это нужно пройти. Возможно, это поможет ему отыскать ту, что ответит ему взаимностью. По крайней мере, его глаза со временем перестанут видеть одну тебя.

– Ты прав, отец. Мне стоит откровенно поговорить с Отаем. Я правда его очень ценю.

– Знаю, – с выдохом сказал знахарь и погладил меня по-отечески по голове. Затем резко встал и подал мне руку, – а сейчас пора за работу, к вечеру стол должен быть, и все ритуалы соблюдены, а у нас конь не валялся. Придётся без обеда трудиться.

Разговор мне определённо помог. Теперь мои мысли крутились не вокруг Дарьяна и его отъезда, а в поисках подходящих слов, коими мне потом объясняться с другом. Голова думала, дело спорилось. И когда я уже доставала из печи кашу, что на молоке готовилась, услышала за спиной:

– Мир дому твоему, хозяюшка.

Этот голос я запомнила навсегда и могла бы узнать его среди тысячи других, хоть и перекинулась с его обладателем парой словцов несколько зорек назад. Дарьян.

От неожиданности и захлестнувших эмоций счастья, что он не уехал, не оставил, руки затряслись и не смогли удержать рогач. Глиняный горшок с кипящим поминальным яством полетел на пол. И я совершенно точно обварилась бы, только реакция мужчины была стремительной. Вот, что значит вояка. Он резко обхватил мою талию и дёрнул на себя, меняясь со мной местами. В итоге я цела, даже на мой праздничный ситцевый чапан ни капли не попало. Зато вся левая нога моего спасителя от пятки до колена была в каше.

– Быстро снимай шаровары! – крикнула я ему, не задумываясь о смысле своих слов.

– ЧТО?! – а этот возглас раздался уже со стороны сеней. Отай явно успел услышать мои слова, а вот причину разглядеть ещё не успел.

– Что-что, сейчас ожёг будет! – ответила я и на озвученный вопрос Отая и на не озвученный Дарьяна, что только и смог приподнять бровь в изумлении, – если ты ещё немного подождёшь, то кожа вздуется и потом останется шрам. Так что поторопись, а я за мазью.

Быстро выскользнув из объятий, а ничем иным я даже не хочу называть медвежью хватку парня на моей талии, я ломанулась в клеть. И только благодаря тому, что я день ото дня, раз за разом лечила себя и Беляя от ожогов, а ещё спасала Отая от язв, что появлялись от слюны упырей, мне удалось взять сразу безошибочно нужный сосуд с мазью чёрной бузины, даже не задумываясь над действиями. Ибо думать мне было в этот момент нечем. В голове пульсировала лишь одна мысль: «Он не уезжал. Он здесь. Он меня спас!».

Когда вбежала в избу, то в ней уже было трое мужчин. И когда только знахарь успел прийти, я же на пару мгновений выбегала. Старец посмотрел на меня как-то странно, затем протянул руку и сказал:

– Давай я помогу Дарьяну, а ты пока иди, прибери и накрывай на стол.

– Почему? – только и смогла выдавить недоумённо.

– Не волнуйся, я позабочусь о твоём болезном, – с намёком, но добродушно улыбнулся знахарь, – а вот быстро остудить кашу, чтобы убрать её и не обжечься, сможешь только ты.

– Я помогу тебе! – быстро выпалил Отай. Можно подумать, промедли он хоть долю мгновения и кто-то бы его опередил, – Я сейчас принесу воду.

– Хорошо, – согласилась я, улыбнувшись лишь уголками рта, чтобы не обидеть парня.

Когда друг вышел, я украдкой посмотрела на Дарьяна. Тот, повернувшись ко мне спиной, стягивал с себя перепачканные шаровары, чтобы Беляй мог обработать его повреждённую ногу. Одно дело видеть уже обнажённого парня, без сознания в своей клети в качестве хворого. В моём сознании я вижу даже не тело, а только болезнь, которую должна изгнать. Другое дело, когда вот он, из плоти и крови, стоит и раздевается. Завораживающее зрелище, будоражащее.

– А ну-ка, отвернись, бесстыдница, – цыкнул на меня старик шёпотом, отчего щёки мои залила краска, и я резко отвернулась.

Чтобы больше не было соблазна рассматривать вояку в полу обнажённом виде, я сосредоточилась на уборке. Сплела пальцы в подобии узла или сетки, постаралась вспомнить ощущения от снежинки на пальцах. Влага и холод. И наконец-то выдохнула магию сквозь ладони. Размазанная по полу горячая каша вмиг обратилась в молочные льдинки, которые можно было легко убрать руками.

– Давай я, – услышала я хриплое над ухом.

– Тебе не сто́ит беспокоить ногу, – сказала я тихо, не оборачиваясь.

– Ты можешь пораниться.

– А у тебя может остаться шрам.

– Одним больше, одним меньше, какая разница? Или тебе не нравится?

Я не нашлась что ответить. Хотелось сказать, что мне всё в нём нравится! Но как можно? Во так сразу. И пока я подбирала слова, тишина затянулась.

– Ясно, –по-своему определив моё молчание, сказал Дарьян уже более жёстко, – принеси, куда убрать.

– Вон стоит ушат, – я ткнула пальцем в кадку подле печи, – можешь использовать его. А ещё за ним стоит совок с помелом. Так будет удобнее убирать.

– Хорошо.

К моменту, когда Отай принёс воды, его соратник уже всё убрал и осталось только протереть влажной тряпицей остатки. А вот Беляй потерялся где-то по дороге. Вроде бы ушёл отнести мазь, но до сих пор не воротился. Покумекав, что парни с лёгкостью закончат с уборкой, моё присутствие без надобности, я тихонько вышла искать знахаря.

– Отец, ты чего тут делаешь?

Как ни странно, но нашла я его сидящим в клети.

– Решил здесь посидеть, не мешать вам с Дарьяном. Был видно, что я там лишний.

– Не говори так…

– А как мне сказать, ежели у вас всё на лицах написано? Да брось уж ты глазки-то свои отводить. Чего смущаешься? Я тоже молодым был, сыном даже обзавёлся, – усмехнулся старик, – а ты чего пришла?

– Отай пришёл, я подумала, что они и без меня отлично справляются. А вот тебя долго не было, мне стало тревожно.

– Ну что же, мне приятна твоя забота. А теперь пошли накроем на стол.

И тут я встала, как пыльным мешком прибитая.

– Люта? О чём задумалась?

– Беляй, у нас беда. Я-то думала, что Дарьян уехал, поэтому готовила три горшка каши, из которых один я недавно разбила! Как же на стол накрывать?

Обхватив голову руками, я заметалась по клети.

– Вот тоже мне «беда»! – съехидничал мужчина, – Коли нет у нас приверед, то отужинаем так: мы с Отаем из одного горшка, вы Дарьяном из другого. А ежели кому-то из них такое не по нраву придётся, то разложим по плошкам. Пошли давай, солнце уже село!