Калитка бесплатное чтение

Редактор Ольга Рыбина

© Баходир Рахимов, 2024

ISBN 978-5-0062-9701-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Туман

На душе у меня было одиноко. Такого одиночества я не чувствовал еще никогда. Не знаю, возможно, это связано с тем, что я в активном возрасте «кризиса» и все заново переоцениваю или же на меня наложило отпечаток душевное состояние из-за болезни, которая уже более шести месяцев мучила меня. Как человек, который старается более или менее объективно смотреть на себя, на свои ощущения и состояние здоровья, доля субъективизма все-таки, думаю, у меня достаточно сильно присутствует. Так бывает, когда сам не можешь оценить свое состояние и поэтому нуждаешься в посторонней помощи. Такую помощь я в то время и искал.

Было поздно. Во дворе уже не было слышно никого: ни движения, ни звука. То самое время, когда вокруг все затихает; дневные птицы заснули, а ночная живность еще не проснулась. Дома все спали. Это было время, когда сон так силен, что воры спокойно могут обокрасть любую квартиру, не боясь никого разбудить.

Смотреть телевизор не хотелось, но и спать тоже. Дома все спали, и мне не хотелось никого будить. Чтобы отвлечься, я с болью во всем теле вышел во двор прогуляться, увидеть звезды и рассказать им, что я чувствую, а если точнее, может быть, даже пожаловаться. Смотря на небо, я прошел некоторое расстояние и, не заметив ничего, медленно вошел в туман. Я очень удивился, так как в такое время обычно не бывает тумана, или бывает, но где-то высоко в горах.

Немного озадаченный, я все-таки продолжил движение, пока не наткнулся на калитку. «Странно, тут никогда не было калитки,» – подумал я вслух. Постояв, я решился войти. Открыл калитку, сделал шаг и почувствовал невыносимую боль в груди, потом в ногах, руках, голове… И, кажется, от такой сильной боли я потерял сознание, так как, когда очнулся, лежал на влажной траве и все еще чувствовал слабость. Собрав все силы, я приподнялся и стал соображать, как долго я лежал на траве? Я не мог определить время, длительность и где я нахожусь. Но после некоторого времени я встал на ноги и медленно пошел по тропинке, спускаясь вниз в странную долину, окутанную тем же серым туманом.

Тропинка была вытоптана в траве. Узкая и извилистая, засыпанная белым песком, она вела меня куда-то вниз. Мне было видно метра два вперед, не более. Я медленно шел по тропинке, дыша глубоко и стараясь не упасть. Через некоторое время я уже полностью пришел в себя от последствий болевого шока, но все еще покачивался при ходьбе.

Внезапно вдали я увидел, как замерцали огоньки. Это были огни от керосиновых ламп. Когда я приблизился к домам, стало видно, что лампы стояли на подоконниках глинобитных домов с глиняными плоскими крышами и маленькими оконцами. Двери были серого цвета, и перед входом в дом была площадка тоже из глины, где сидели люди и смотрели в мою сторону. Все они были одеты в белое. Я заметил, что среди них были и женщины, и мужчины, и даже дети. Но все они молча сидели и смотрели на меня, спускающегося с холма в долину, где стояли эти дома.

Постепенно, подходя ближе, я уже стал различать лица людей. Не понимая до конца, где я мог оказаться, я продолжал движение, пока вплотную не приблизился к первому дому, к площадке перед домом, где сидела женщина. Она обернулась ко мне, и я узнал свою любимую бабушку. Ее белое до пола платье, сшитое из мешковины и платок, завязанный под подбородком, светились глубоким бело-синим светом. Я соскочил на ступеньку и оказался так близко к бабушке, желая ее обнять, но у меня не получилось, она вдруг как бы ускользнула от меня. Я опять попытался ее обнять, но безуспешно. Тогда она приподняла руку ко мне на уровне груди и остановила меня. «Мальчик мой, мой родной, пока тебе не получится меня обнять», – сказала она грустно, но с какой-то неизмеримой нежностью. «Но мы можем поговорить», – продолжила она. «Не бойся, все хорошо, никто тебя тут не обидит, и ты не умер», – медленно начала говорить со мной моя бабушка. «Он нам разрешает видеться со своими любимыми, – продолжала она, – вот ты и прошел. Пойдем со мной, и я тебе покажу всех, кто здесь живет», – и она пошла вперед, указывая мне дорогу дальше.

Когда я был маленький, бабушка всегда называла меня «Володя» или, если быть еще точнее, «Володя всезнающий – куп билган». Потом, когда я подрос, я понял, что был похож на Владимира Ленина в детстве. Если вы помните, были «звездочки» с фотографией Ленина в детстве. Так вот, я на него был очень похож. Меня все любили. Я был белокожий, с черными кудрявыми волосами, и моя бабушка всегда следила за мной и одевала меня чисто. Она всегда водила меня по всем родственникам, где меня хорошо принимали. То ли из-за того, что я приходил с бабушкой, то ли на самом деле меня просто все любили. Но это уже не важно, так как я скучал по всем моим родственникам, особенно из детства, в ту самую ночь, перед тем как я вошел в калитку.

«Знаешь, – мягко говорила моя бабушка, – мы все тут живем в одинаковых домах. Время от времени мы выходим и общаемся друг с другом, рассказываем о своих прошлых жизнях, делимся прожитыми чувствами. Но иногда случается особенный момент, Oн позволяет нам встретиться с теми, с кем мы захотим», – восторженным голосом продолжала моя бабушка. «Мы решили попросить Его встретиться с тобой! Представляешь?!» – еще более восторженно сказала бабушка Фатима. «Понимаешь, нам показалось, что тебе плохо, больно и одиноко, – грустно произнесла она, – поэтому мы и попросили Его разрешения встретиться с тобой. Ты же не против?» – и она посмотрела на меня своими изумрудными глазами.

Разговаривая, мы прошли мимо скопившейся воды. Я взглянул на свое отражение, и меня как будто ударило током: на меня смотрел я в мои пять лет, хотя мне уже за пятьдесят. «Моя бабушка видит меня таким, каким она меня оставила, – промелькнула у меня мысль. – И возможно, все меня так и будут видеть – в те промежутки времени, когда они видели меня в последний раз».

Мы подошли к узенькой улочке. По обеим сторонам стояли глинобитные домишки с одним входом и маленьким проемом, как окошко, откуда шел свет керосиновой лампы. В некоторых домах свет горел очень ярко, в других – менее, но были дома, где вовсе не было света, и из них выглядывал силуэт человека в сером одеянии, почти в лохмотьях, без выражения эмоций и чувств. Когда мы подходили к таким домикам, хозяева грустно смотрели на нас тусклыми глазами.

В тех же домах, где ярко горел свет, хозяева излучали добро и спокойствие. Они улыбались при встрече и даже приглашали к себе в гости. Я улыбался им в ответ, здоровался, прикладывая ладонь к груди в области сердца, и проходил мимо. Все они отвечали взаимностью. «Со временем мы все можем превратиться в „серых“, в тех, кто не отвечал тебе улыбкой на приветствие, – грустно сказала бабушка. – Но такого может и не случиться, и все зависит от тех, кто нас хоть иногда вспоминает там», – чуть бодрее продолжила она.

«Вот и мой дом, а тут рядом и все наши», – бабушка показала рукой и остановилась. «Идем, ничего не бойся, тут все свои, и никто тебя не обидит», – завершила она.

Я подошел поближе и был просто ошарашен увиденным. На маленькой площадке вокруг костра сидели все мои ушедшие родственники: дедушка, дяди и тети и даже подруги моей бабушки, к которым я ходил полакомиться тортом «Наполеон» еще тогда, далеко в детстве. Все так оживленно разговаривали, обсуждали какие-то важные для них вопросы. Но как только я подошел ближе, все разом замолчали, повернулись ко мне и окружили со всех сторон. Я почувствовал бесконечную и безусловную любовь.

«Мы тут посовещались и попросили Его разрешения встретиться с тобой», – начал мой дед. «Что тебя беспокоит, сынок?» – продолжил он. «Мы знаем, что ты болеешь, что завтра у тебя день рождения. Что ты чувствуешь себя одиноким, но это не так. Мы все с тобой! Мы никуда не уходили, а всегда смотрим за тобой, переживаем за тебя и, как можем, стараемся тебе помочь. И мы благодарны, что ты нас не забываешь и всегда просишь Его, чтобы он нам дал теплое место и яркий свет в наших домишках», – с улыбкой на лице закончил говорить мой дед Джура.

На душе у меня стало так тепло от слов моих родственников. Когда умерла моя мама, я, несмотря на свой возраст, почувствовал глубокую, бездонную пустоту. Огромное одиночество нахлынуло на меня, и я искал, чем его заполнить. «Она еще там, – вдруг неожиданно сказала моя бабушка, – там ей замечательно быть с Ним, говорить с Ним. Когда придет время, Он пошлет ее к нам. Он всегда добр к нам и дает возможность лучше понять Его. Когда мы уходим, Он принимает нас всех у себя. Мы с Ним беседуем. Он очень искренне интересуется нашей прошлой жизнью, хоть мы и знаем, что Он в курсе каждого события наших дней, но все равно слушает нас внимательно. Когда придет время, она присоединится к нам. Мы о ней позаботимся», – улыбаясь мне, продолжила моя бабушка Фатима, положив голову на плечо своего вечного и единственного супруга Джуры.

Я посмотрел в глаза каждому, кто был вокруг костра. Все они улыбались и старались меня подбодрить. Не знаю, как долго я пробыл с ними, но когда я поднял голову к пригорку, я увидел силуэт женщины. Она стояла далеко, ее лица не было видно. «Да, это она, твоя мама, – сказала моя бабушка, – она знает, что ты пришел. Скоро она к нам присоединится, и мы все будем тут, рядом с тобой. Ты не один. Ты никогда не будешь одинок. С тобой всегда будем мы – любящие тебя», – завершила она.

Я стоял и хотел увидеть лицо мамы, но ко мне подошел мой дядя и прервал мои раздумья. «Кажется, тебе уже пора», – сказал он мне. Его звали Мэлис в честь основателей идеологии коммунизма. «Давай прощаться», – тщетно попытавшись меня обнять, дядя показал мне обратную дорогу.

Я в последний раз посмотрел на всех, повернулся и пошел обратно по своим же следам. Как ни странно, у меня ничего уже не болело и не беспокоило, как некоторое время назад. На душе у меня было тепло, и ощущение одиночества растворилось. Я прокручивал разные сцены из моего прошлого, связанные с каждым отдельно или со всеми вместе моими родными. Я вспомнил моего дядю Мэлиса, когда его локоть застрял в проеме диванчика в метро; тетю Сталину, как она рьяно убиралась во дворе; тетю Римму и ее улыбку, и всех-всех других моих родственников, давно ушедших. Я знал, что мы все встретимся и будем вместе, когда придет время.

Я подошел к калитке и в последний раз перед открытием дверцы обернулся назад и увидел бабушку. Она улыбалась и махала мне рукой. Я открыл калитку, сделал шаг и внезапно почувствовал сильную боль в голове и во всем теле. Я потерял сознание. Очнулся на диване. Вдалеке был слышен зов на утреннюю молитву. Странное чувство тоски и спокойствия окутало меня. Точно знаю, что я очень хочу повидать свою маму, которая присоединилась к родственникам в марте 2022 года. Думаю, Он уже разрешил ей присоединиться к родственникам, и, возможно, я смогу когда-нибудь ее повидать.

Велосипед

С самого детства меня всегда преследовал страх одиночества. Особенно страшно было, когда мама болела и я не знал, что мне делать и как действовать. Я просто терялся, особенно когда я был совсем маленьким мальчиком. Так получилось, что я был единственным ребенком у своей единственной мамы. Привязанность к ней была очень сильной, особенно усилилась она после смерти моей бабушки, которая была для меня центром вселенной. Мы оба – моя мама и я – впали в глубокую депрессию. Маме было сложно адаптироваться к жизни после смерти моей бабушки. Она долгое время находилась на успокоительных таблетках, но ее артериальное давление никак не приходило в норму. Несовершенная медицина не могла предложить те медикаменты, которые мы имеем в наше время. Скачки артериального давления у мамы стали все чаще и чаще. Для меня было ужасно видеть носовые кровотечения, скорую помощь у дома, запах спирта в комнате и белые халаты.