Неидеальная страсть бесплатное чтение

Roberto Lapid

Pasión imperfecta

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Copyright © Roberto Lapid, 2017

Translation rights arranged by Sandra Bruna Agencia Literaria, SL

© Петров Г., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

Посвящается Канделе и Элиотт, новичкам

Персонажи и факты этого романа подлинные. Некоторые события изменены согласно сюжету.

Хеди

Мои слезы довели меня до отчаяния.

Я окружена одиночеством, окутана нищенским богатством, жалкой роскошью. Я запуталась в клубке безумного здравомыслия мужа. Его спокойствие бесит, его надежность зыбка.

Да, его могущество возбуждает, его страсть поглощает, его коварство очаровывает, но он теряет власть в моем присутствии; силач слабеет у меня на коленях, его мудрость становится эфемерной, и этот мужчина в моих объятиях превращается в ребенка. Его молчание рядом со мной переходит в суету, его поддержка ослабевает, его воображение обращается наивностью.

Храбрый рыцарь цепляется за свой миф о доверии и славе, порождает идолопоклонство, преданность и страх. Он повелевает своей свитой, проявляя искусное терпение и излишнее спокойствие.

Все это влекло меня от глубокой любви к крайней ненависти, от умиротворенности к пытке. Для меня это стало благословением и вызовом; с ним я побывала в раю по пути в ад.

Фриц

Моя стойкость ослабевает, мое желание подавляется; я безутешен.

Ангел превращается в демона; его обаяние – в проклятье; музыка – в скрежет.

Она удерживает меня на краю своей души и накрывает своим обаянием, которое становится чародейством.

Она – блаженство и приговор.

Ее близость, ее женственный аромат, ее притягательный ореол, ее соблазнительная улыбка, ощущение ее шагов рядом со мной и электрического тока из кончиков ее пальцев, когда она прикасается ко мне: все это – упоение.

Оказаться в ее власти, воображать ее свободной, ловить ее взор и видеть, как ею восхищаются, нуждаться в ее слове, объятиях, жаждать ее тепла, погружаться в чары ее ласк. Это и значит страдать ею.

Я сполна заплатил за все, во что ввергли меня ее чары; упоение было возвышенным, хотя и пришлось выдержать приговор, на который обрекло меня ее влияние.

1

Большие результаты требуют больших амбиций.

Гераклит

Вена, июнь 1933 г.

Мужчина был взволнован; он вцепился в подлокотник кресла, потушил сигару о серебряный поднос, пригубил свой любимый виски и снова устремил взгляд на экран домашнего кинотеатра. Совершенно обнаженная женщина, легко бежавшая между равниной и лесом, заворожила его. Никогда еще он не видел такой сцены, ведь прежде не снимали ничего подобного, и к тому же никогда раньше он не любовался такой красавицей.

Минутой ранее на девушке было белое платье с открытыми плечами, она мелькала среди деревьев, пока не достигла пруда, где сняла одежду, чтобы абсолютно обнаженной броситься в прозрачную воду. В другой сцене она занималась любовью с мужчиной, и ее идеальное лицо выражало экстаз. Ее волосы – такие темные, ее странные светлые глаза, стройное тело и вызывающее поведение пленяли прямо с экрана.

– Как ее зовут? – требовательно спросил Фриц.

– Хеди Кислер, – ответил Лукас.

– Разузнай о ней все, информация должна быть на моем столе завтра рано утром.

Помощник поспешно покинул зал, на ходу записывая что-то в блокноте.

Фриц Мандль продолжил внимательный просмотр фильма; время от времени он делал знак киномеханику перемотать пленку назад. Чаще всего он останавливался на эпизоде, в котором необыкновенно красивая актриса изображала оргазм, чего раньше в кино никогда не видывали.

Фриц не сомневался, что она будет принадлежать ему, поскольку всегда получал то, чего желал. Он не стал дожидаться окончания показа и встал, поскольку насмотрелся уже достаточно, ему не терпелось увидеть эту женщину наяву.

Он вышел из зала и направился в спальню, где его ждала очередная любовница; ему предстояло хорошо провести время, пусть и не с Хеди Кислер.

Красивые женщины были его единственной и главной слабостью с отрочества. С той поры, как в 18 лет он открыл для себя удовольствия секса и оказался вовлеченным в свидания и романы с соседками, однокурсницами и некоторыми молодыми женщинами из высшего общества Вены. Его связи и состояние открывали ему доступ к важным мероприятиям, а девушки из Австрии и других стран легко соблазнялись его обаянием, внешностью и непринужденностью в общении.

Он знал, что его собственная слабость в отношении прекрасных женских тел может причинить ему неприятности. Поэтому всегда старался остудить свой разум, проявлять здравомыслие перед лицом желания и утихомиривать свои порывы.

«Страсти таят в себе вероломство и предательство, они подавляют разум, господствуют над волей и доводят людей до безумия», – говаривал он себе.

На следующее утро Фриц медленно спускался по имперской лестнице своего особняка на окраине Вены. Он наслаждался всей роскошью, какую только мог себе позволить, уделяя особое внимание деталям. Он не любил викторианский стиль, предпочитая просторные комнаты и белые шторы, отражавшиеся в блестящем мраморном полу и придававшие помещениям величественный и прозрачный вид. Хрустальные люстры, ковры с изысканным рисунком и мебель с ручной резьбой дополняли работу дизайнеров-авангардистов; окна от пола до потолка открывали вид на ухоженные аккуратные сады.

Стоя перед огромным зеркалом в холле, Фриц поправил красную гвоздику, которую всегда носил приколотой к левому лацкану. Костюмы были его навязчивой идеей: все они были сшиты на заказ лучшими портными Европы; костюмов у него было более трехсот, почти по одному на каждый день года, причем на правых лацканах пиджаков были вышиты его инициалы – нитками в тон ткани. На его туфлях, тоже изготовленных вручную специально для него, по краям каблуков были приклепаны металлические буквы FM.

Дворецкий распахнул перед ним дверь. Фриц устроился на заднем сиденье автомобиля; за оградой его ждали шесть полицейских на мотоциклах, которые сопровождали его во время поездок: с момента назначения депутатом парламента ему предоставили охрану.

– Когда приедем на завод, поговори с Лукасом, – приказал он шоферу. – Хочу, чтобы отменили эту смехотворную слежку за мной. Лукас сам позаботится об организации моего сопровождения.

От особняка до завода «Хиртенбергер Патроненфабрик» просматривалась захватывающая панорама австрийской сельской местности: вид на холмы, покрытые зелеными лугами и яркими цветами, а на заднем плане можно было различить Альпы с их заснеженными вершинами под ярко-голубым небом; пышные буковые, сосновые, дубовые и еловые леса образовывали на горах геометрические узоры. Фрицу нравился этот пейзаж, ему казалось, что он полностью принадлежит ему.

Его последнее приобретение – привезенный в Австрию «Роллс-Ройс Фантом» с новинкой в виде шумной системы кондиционирования воздуха. Лето утомляло Фрица, и даже новомодной системы было недостаточно, чтобы унять жару. Капельки пота на лбу мешали ему, и он настойчиво вытирал их льняным носовым платком.

Охранники открыли ворота, как только увидели внушительную машину, и его водитель припарковался в гараже, где Фриц держал и другие свои автомобили. Помимо «Роллса», у него было несколько «Кадиллаков» и «Мерседесов-Бенц», причем все они были изготовлены на заводах с учетом его пожеланий и окрашены одинаково: нижняя часть – в черный цвет, верхняя – в темно-красный металлик, который разрешалось использовать исключительно для его личных автомобилей. Оба цвета разделялись тонкими нежно-желтыми линиями, которые заканчивались, разумеется, его инициалами.

Фриц направился к административным зданиям, созерцая свою империю, свой источник власти. Его просторный кабинет был обставлен набором кресел в стиле чиппендейл с красноватой обивкой, широким письменным столом с креслами, обтянутыми коричневой кожей. Стены были обшиты панелями из бука, их украшали две картины Эдварда Мунка. Секретарша принесла Фрицу свежие газеты, непременные гаванские сигары и стакан виски. Когда она уходила, он наблюдал за ней сзади. Ношение облегающих платьев персоналом женского пола было его личным распоряжением.

Его отец был вынужден оставить руководство производством после ужасного нервного срыва, когда в конце Первой мировой войны коммунисты взорвали все его предприятия; ударная волна затронула не только имущество – его мозг отключился от реальности.

Фрицу пришлось возглавить компанию в девятнадцать лет. Он успешно учился на инженерном факультете, был хорошим спортсменом и, помимо родного немецкого языка, знал несколько местных диалектов, в совершенстве владел итальянским и английским, а также немного говорил по-испански. Он начал руководство и реконструкцию завода с некоторой опаской, но вскоре обнаружил, что, придерживаясь здравого смысла, вполне может управлять своей империей. Его сильный характер, манера преодолевать конфликты и развивать проекты вызывали уважение и покорность не только у подчиненных.

Теперь, в тридцать три года, он был абсолютно своим в деловом мире. Фриц умел завязывать полезные контакты и заводить подходящие дружеские отношения, он разбирался в области связей с общественностью и понимал, с кем полезнее сотрудничать в каждой сделке. И он уже сколотил одно из самых значительных состояний в мире. У его завода были дочерние предприятия в Швейцарии, Голландии, Португалии и Бразилии. И контрабандисты, и правительства были для него одинаковыми клиентами, и он регулярно снабжал своей продукцией конфликтующие стороны.

Войны и стычки были его бизнесом, и, к счастью для него, в них никогда не было недостатка. Признаки гражданской войны появились в Испании, где за власть боролись республиканцы и фалангисты. Ходили слухи, что Германия тайно вооружается в нарушение Версальского договора, а это значит, ему придется установить контакт с Гитлером. Фриц поручил своим людям провести соответствующее расследование, ведь его соотечественник полностью подминал под себя власть в Германии, поэтому Фрицу необходимо было знать обо всех его слабостях.

Откинувшись на спинку кресла, Фриц быстро просматривал заголовки новостей, когда ему сообщили, что Людвиг Дракслер, его адвокат и финансовый консультант, ждет в приемной. Войдя в кабинет, Людвиг дружески приветствовал Фрица и сразу же открыл портфель, который всегда был при нем.

– Продажи не могут идти лучше, Фриц. Мы уже открыли новые счета в двух княжествах: Люксембурге и Андорре. Тебе надо подписать эти контракты. – И он протянул ему стопку бумаг.

– Людвиг, у тебя уже есть запрошенные нами сведения? – Фрица больше интересовала другая тема.

– Лукас передал мне их сегодня утром, и данные совпадают с теми, что мне удалось выведать у наших источников в Берлине. Все было предсказуемо, этот человечек уже давно громко заявляет об этом во всеуслышание, но никто не смеет его остановить.

– Слушаю тебя, Людвиг.

– Адольф Гитлер не станет соблюдать условия пактов, подписанных после Великой войны, и немцы немедленно начнут закупать оружие, ведь дуют военные ветры.

– Сообщи мне что-нибудь, чего я не знаю.

– Это очень трудно сделать, Фриц. Все утверждают, что ты даже слышишь, как растет трава.

– Лена! – В кабинет поспешно вошла женщина чуть постарше секретарши. – Соедини меня с дуче.

Он ждал звонка, разглядывая свой диплом инженера-технолога, выданный Берлинским университетом и висевший на стене справа. До чего же хороши были те времена, проведенные в столице Германии. Через несколько минут раздался телефонный звонок.

– Привет, Бенито! Как твои дела? – спросил Фриц по-итальянски.

– Все хорошо, Фриц. Как я рад тебя слышать!

Во время поездок в Италию Фриц снабжал Муссолини самыми изысканными спиртными напитками, которыми дуче обычно напивался, а также окружал его женщинами, с которыми тот мог устраивать свои знаменитые оргии. Фрицу нужна была связь с немцами, и итальянский вождь мог быть ему полезен. Хорошие инвестиции приносили доходы.

С Муссолини его познакомил приятель с юности, граф Эрнст Рюдигер фон Штаремберг, и Фриц вскоре обнаружил слабости фашистского диктатора Италии. Руди, как графа называли в частном порядке, командовал националистической группировкой – военизированными силами обороны, готовившимися бороться с экспансией коммунизма.

В середине утра, когда Людвиг выходил из кабинета Фрица, туда вошел Лукас с папкой в руках.

– Садись-ка, посмотрим, что ты мне принес.

Лукас передал ему бумаги, и Фриц начал их просматривать. Это был доклад, который он заказал накануне вечером. На первой странице – фотография ангельского лица в обрамлении темных пышных волос; на снимке выделялись светлые глаза актрисы Хедвиг Евы Марии Кислер. Женщина показалась ему более чем привлекательной, ее образ, как магнит, притягивал его и заставлял желать ее близости.

Он принялся читать досье. Родилась в Вене в 1914 году, ей девятнадцать лет, мать – пианистка, отец – банкир, оба еврейского происхождения, перешли в католицизм. Она студентка факультета естественных наук и инженерного дела. Судя по всему, не только красива, но и умна.

Его внимание привлекла заметка в газете «Югенд»:

Хедвиг Кислер, снявшись в фильме «Экстаз», в одночасье превратилась в несбыточную мечту каждого европейского мужчины; все в нее влюбляются, увидев ее на целлулоидной пленке такой же обнаженной, какой она появилась на свет, но с гораздо более развитыми прелестями. Сначала ее нагота, а через несколько минут – пробежка в том же виде по чешской сельской местности пробуждают всевозможные фантазии и превращают ее в женщину, которую желают все. У нее центральноевропейская красота, отвечающая мечтаниям немецких мужчин. Ей незачем завидовать «сексапильности» платиновых блондинок, которые множатся в Голливуде во главе с Джин Харлоу. Она обладает такой же способностью очаровывать и воспламенять своим взглядом, хотя волосы у нее темные, очень темные, как самая черная из ночей.

Он перечитал информацию о ее родителях и, не пользуясь внутренней связью, крикнул своей секретарше:

– Лена! Назначь мне встречу с банкиром Эмилем Кислером.

2

Жизнь состоит из постоянного повторения удовольствий.

Артур Шопенгауэр

Вена, июнь 1933 г.

Хеди вышла из машины в сопровождении Густава. Она ограничилась улыбкой, всего лишь томно подняв и опустив веки, и всячески демонстрируя себя, а ее приветствие состояло в легком наклоне головы. «Ничего не делай и не говори», – посоветовал он ей, и она уступила его просьбам, словно временно играя еще одну роль.

Они приехали с премьеры, и, едва ступив на красную дорожку, она почувствовала себя дивой. На тротуаре у ресторана отеля «Захер» собралась небольшая толпа: кто-то оповестил, что там будет ужинать съемочная группа. Пара фотографов ослепила ее вспышками своих аппаратов. Чтобы получить ту главную роль, ей пришлось стать возмутительницей спокойствия.

Фильм имел огромный успех. И она быстро привыкла к хвалебным откликам, а с тех пор как стала совмещать университетскую карьеру с получением театрального образования, ее жизнь забурлила. Глянцевые журналы публиковали ее самые гламурные фотографии, а газеты печатали заметки о ней с игривыми карикатурами. У входа в ресторан новые поклонники клянчили у нее автограф. Она обожала славу.

Хеди приехала со своим театральным наставником Максом Рейнхардтом и режиссером кинокартины «Экстаз» Густавом Махаты. Чтобы отпраздновать премьеру, к ним присоединилась избранная группа радиожурналистов и газетчиков.

– Продолжай улыбаться, Хеди, и не отходи от меня. – Густав восторженно посмотрел на нее; чтобы и его лицо стало узнаваемым, лучше всего было находиться рядом с ней.

– Я с тобой, любимый, – шепнула Хеди, и этого было достаточно, чтобы его тело обмякло.

Познакомившись с ней в театральной мастерской своего друга, Густав не мог с ней расстаться. Хеди мельком появилась в трех фильмах и сыграла второстепенную роль в театральной пьесе «Медовый месяц Сисси». Он понял, что это именно та женщина, которая нужна для его кинематографического проекта, и больше не отпускал ее.

Хеди начала проявлять некоторый интерес к режиссеру, когда познакомилась с его работами. Она навещала его в холостяцкой квартире; они проводили вечера, ублажая друг друга. Густав Махаты был намного старше ее, был опытным любовником. Возвышенными ласками он исследовал каждый сантиметр ее кожи. А Хеди без малейшей застенчивости и угрызений совести предавалась изучению каждого ощущения своего тела.

Когда Густав предложил ей поработать в одном из его фильмов, она предположила, что это будет роль второго плана.

«Густав, дорогой, как думаешь, ты сможешь дать мне какой-нибудь эпизод с диалогами?»

«Они у тебя будут, хотя на самом деле тебе не обязательно произносить слова, Хеди Кислер, нужно просто быть запечатленной на пленке, чтобы зрители смогли тебя увидеть. Этого более чем достаточно».

Несмотря на запрет родителей, она отправилась в Чехословакию и, когда начались съемки, встретилась на площадке с другими актерами. Некоторые из них были очень известными, и Хеди почувствовала себя немного ущербной. Однако когда начались репетиции, все ахнули: эта девушка обладала врожденным талантом и моментально запоминала реплики. Наблюдая за пробами, Густав обнаружил, что ее образ выходит за пределы экрана – именно это и нужно для успеха. И Хеди снялась в главной роли, когда ей было всего восемнадцать.

Хватало и тех, кто осуждал ее, а некоторые радетели традиций клеймили этот фильм как порнографический. Но ей было безразлично, она считала это частью рекламы, которая вызывала еще больший интерес у публики.

С детства она знала, что привлекательна, а родители считали ее сверходаренной, причем справедливо: в два года она уже умела писать и считать.

В тридцатые годы евреям в Вене приходилось нелегко, для них действовало множество ограничений, они подвергались дискриминации в любой сфере, поскольку считались гражданами второго сорта. Поэтому ее родители решили отказаться от своих религиозных традиций и принять католичество. Они хотели, чтобы их блестящая драгоценная девочка выросла свободной от социальных предрассудков и обрела равные с другими возможности. Жизнь Хеди всегда была приятной, легкой, и она с нетерпением ждала свое будущее.

Уже в начальной школе, в подростковом возрасте она обнаружила свое странное воздействие на мужчин. Одноклассники суетились вокруг нее, а друзья и соседи стеснялись приблизиться, она замечала румянец на их лицах и слышала сбивчивую речь. В ее присутствии они становились застенчивыми. А Хеди развлекалась, требуя у них необычных подарков или особых одолжений. Когда у нее вызывал интерес какой-нибудь юноша, она решительно подходила к нему, зная, что стóит ей немного выждать, как он окажется у ее ног.

Ради любопытства и по собственному желанию она очень рано осмелилась на первые любовные ласки: позволяла мальчикам поглаживать себя по бедрам, допускала пламенные объятия, но вскоре робкие прикосновения и горячие поцелуи уступили место более глубоким сексуальным исследованиям, которые она проводила на практике без ограничений и смущения.

Ее родители были против того, чтобы она задвинула свое инженерное образование на второй план и посвятила себя актерской профессии, считали это ремесло поверхностным и даже аморальным, однако Хеди не упустила эту возможность. В начале съемок она не сказала им, что сыграет главную роль и впервые продемонстрирует на киноэкране полностью обнаженную натуру и оргазм. Родители узнали об этом только во время показа «Экстаза» в венском кинотеатре, они были шокированы.

К празднованию премьеры присоединились продюсеры, ассистенты и некоторые технические специалисты. Старинный отель «Захер» занимал три здания на центральной, знаменитой улице Филармоникерштрассе. В его известном «Красном баре» царила уютная атмосфера; ковры и шторы, гобелены, подушки, мягкие кресла и даже потолки были выдержаны в разных оттенках красного цвета. Посуда, украшенная гербом заведения, и написанные маслом портреты известных деятелей Вены довершали это аристократическое великолепие.

Хеди никогда не выказывала удовольствия, которое вызывало у нее ощущение на себе всеобщих взглядов, не только мужских. Многие женщины подходили к ней с намерением влюбить ее в себя, но она отвечала им настороженным взором. Сидя в роскошном ресторане, она сохраняла непринужденный вид, а ее взгляд казался равнодушным и рассеянным. Густав ласкал ее ногу под столом, пока она читала рецензии. Накануне состоялся эксклюзивный показ фильма для прессы, и ни одно средство массовой информации не пожелало пропустить произведение, о котором было столько разговоров. Она прочла несколько заметок консервативных сообществ, почувствовавших себя оскорбленными – особенно ее ролью, – но влиятельные газеты изобиловали остроумными комментариями. Так, в театральном разделе «Кронен цайтунг» отмечалось:

«Экстаз»: томная рука, порванное ожерелье, лицо Хеди, поглощающее экран, и сигаретный дым, клубящийся в воздухе над шеей актрисы.

Продюсеры, сценаристы и сопровождавшие их важные персоны встали, когда режиссер произнес тост за самую красивую и талантливую актрису Европы.

3

Трудности часто готовят простых людей к необыкновенной судьбе.

К. С. Льюис

Вена, июнь 1933 г.

Династия Габсбургов занимала императорский дворец Хофбург более шестисот лет, и до недавних пор он был резиденцией наследников этого старинного рода. В конференц-зале, где теперь собирались министры и советники, трое мужчин пили любимый виски Фрица после ужина в ресторане «Грихенбайсль». Эту ночь они посвятили исключительно светской беседе, в основном о женщинах и приключениях.

Сигарный дым наполнял залу в стиле рококо с изысканной лепниной, ценными гобеленами и люстрами из богемского хрусталя. Мраморный камин, украшенный прекрасным фарфором, оставался незажженным, а бутылки вокруг него были почти пусты, хотя, казалось, спиртное не повлияло на эту троицу.

Это был знатный триумвират. Граф Руди Штаремберг – вице-канцлер, которому вскоре предстояло стать лидером Австрии; молодой плейбой готовился к этому, изучая историю, политику, стратегию, фехтование, иностранные языки и усваивая те знания, которые его родители считали полезными для выполнения будущих обязанностей. К железному командирскому характеру, который он проявлял в военной сфере, и к политическим способностям добавилось мастерство пилота. Адвокат Людвиг Дракслер создал крупную юридическую консалтинговую компанию, основными клиентами которой были короли и президенты. Ну а Фриц был депутатом от провинции Нижняя Австрия, президентом Промышленного союза и пусть молодым, но уже самым богатым предпринимателем Европы.

Все трое влияли на бóльшую часть решений австрийского правительства и разрабатывали свою стратегию, чтобы вскоре подчинить себе его деятельность. В тот день они встретились с Миклошем Хорти, регентом Венгрии, поскольку хотели сформировать европейский блок и попытаться убедить настырного Муссолини присоединиться к их альянсу. Они понимали, что ничего хорошего из пактов, которые дуче подписывал с гитлеровской Германией, не выйдет.

Фриц хранил молчание; его ледяной взгляд терялся в отблесках ламп; его мозг непрерывно вынашивал планы, вероятно, макиавеллиевские. Людвиг внимательно слушал хвастливые рассказы Руди о его пристрастии к боевым искусствам. Граф поведал ему несколько случаев из своей ранней юности, в том числе живописал невероятные подвиги в бытность его и Фрица привилегированными подростками, подружившимися в лицее.

Когда Фрицу и Руди было по семнадцать, им удалось пробраться в ночной клуб в нижнем квартале Вены: они знали парочку работавших там танцовщиц и договорились встретиться с ними в задней части заведения, где после шоу работал бар для особых клиентов. Однако пока парни наслаждались созерцанием полуголых юных красавиц, в помещение ворвались полицейские. Рейд был жестоким, но оба смогли сбежать по переулку, ведущему в район трущоб, – им не хотелось закончить ночь в тюрьме.

Не успели они преодолеть и нескольких метров, как путь им преградила группа парней бандитского вида, которые приближались к приятелям, угрожающе сжимая в руках ножи. Руди выхватил свой нож из заднего кармана брюк, а Фриц выступил вперед и с вызовом обратился к тому, кто, видимо, был вожаком – к парню чуть старше него. И заговорил с ним уверенно, без страха.

– Советую вам убраться с дороги. – Его противник улыбнулся, когда Фриц протянул руку, показывая пачку купюр. – Спокойно уйдите и наслаждайтесь в свое удовольствие.

Парень взял банкноты.

– А что мне мешает отобрать все, что при вас?

– Если ты прикоснешься к нам, если хоть пальцем тронешь, я тебя потом разыщу. И позабочусь, чтобы ты сильно пострадал и отбыл в тюрьме длиннющий срок. Поверь, я смогу тебе это устроить.

Здоровяк взглянул на своих сообщников, которые посмеивались над дерзостью молокососа, говорившего, впрочем, вполне серьезно. Руди воспользовался моментом и, как только они отвлеклись, схватил главаря за руку и скрутил его с помощью одного из приемов; в тот же миг его нож оказался у шеи этого крепыша. В итоге они договорились, что нападавшие уберутся восвояси с ассигнациями Фрица, а двое приятелей смогут продолжить свой путь.

На следующее утро они задействовали свои контакты в местной полиции, и уже к полудню главарь банды находился в тюремной камере. Когда Фриц пришел в полицейский участок, его допустили к нему.

– Я предупреждал, что найду тебя.

– Но мы же договорились и свое слово сдержали: не тронули вас и ушли.

– Ты вряд ли причинил бы нам вред. И к тому же сперва научись договариваться, включай свой мозг, если он у тебя есть. Как тебя зовут?

– Лукас.

– Чем занимаешься?

– Ничем, работы нет.

– Она будет, Лукас, жду тебя завтра, в десять часов, на заводе «Хиртенбергер Патроненфабрик». Спросишь Фридриха Мандля. – Лицо парня просветлело, и он с любопытством уставился на Фрица. – Сегодня вечером тебя выпустят отсюда, и не забудь завтра вернуть мне должок.

На следующий день Фриц принял его в небольшом помещении заводской охраны. И тайком от отца нанял на работу своим телохранителем. Фрицу не хотелось снова пережить неприятный и ненужный опыт вроде случившегося той ночью возле клуба. После того как Лукас вернул ему деньги, Фриц отправил его в магазин купить одежду и велел привести себя в порядок у своего личного парикмахера, взяв расходы на собственный счет.

С того дня минуло пятнадцать лет. Лукас теперь возглавлял службу безопасности Фрица, а также был его незаменимым помощником.

К тому времени как Руди закончил свой рассказ, товарищи дремали в креслах, не слушая его. Фриц в полудреме размышлял о своей завтрашней встрече.

4

Любую истину понять легко, если ее уже открыли; главное как раз в том, чтобы ее открыть.

Галилео Галилей

Вена, июнь 1933 г.

Фридрих Мандль, или Фриц, – он предпочитал, чтобы его звали так, – мог стать важным клиентом. Это побудило финансового директора Эмиля Кислера лично посетить его офис. Все знали, что Фриц – видная персона в Вене, он занимался крупными делами даже в высших кругах правительства.

Кислеру поведали, что в офисе Мандля есть отдельные приемные, которые используются попеременно, в зависимости от того, с кем встречается хозяин. И что многие высокопоставленные чиновники, немало политиков и даже некоторые главы государств трепетали, покидая кабинет после беседы с ним. Судя по всему, Фриц обладал особым магнетизмом и силой, которые вызывали у собеседников непонятный страх и даже панику.

Эмиль прождал больше часа в просторной приемной, сидя на жесткой, неудобной полированной деревянной скамье. На стенах висели изысканные картины; несколько скульптур, выполненных австрийскими, французскими и немецкими ваятелями, высились на широких гранитных постаментах.

Он услышал крики за внушительной двойной дверью в конце коридора, и ему показалось, что это Мандль отчитывает кого-то. Через несколько минут он увидел вышедшего из той двери мужчину, который казался удрученным, его движения были неуклюжими, лицо – расстроенным. Он ускорил шаг, сжимая дрожащими руками какие-то бумаги. Человек взглянул на него, проходя мимо, и Кислер узнал министра обороны Австрии, огорченного и спешащего.

Один из служащих пригласил Эмиля следовать за ним по коридору. Фриц ждал гостя, сидя в высоком кожаном кресле, расположенном так, чтобы сидящие посетители находились чуточку ниже. Он занимал доминирующую позицию. На столе – непременные сигары «Гавана клаб» и бутылка виски «Джонни Уокер» с красной этикеткой; в петлице пиджака Фрица – пурпурно-красная гвоздика.

– Спасибо, что зашли ко мне на завод. – Фриц произнес эту фразу неохотно, словно лишь из вежливости.

– Приятно познакомиться с вами лично, господин Мандль. – Эмиль Кислер сразу заметил пронзительный взгляд и жесткий тон голоса – такой исключает любой ответ собеседника.

– Могу я предложить вам сигару? – Фриц протянул ему серебряный поднос с коробкой сигар.

– Я не курю, – наступило краткое молчание, – но на этот раз сделаю исключение. – Эмиль взял сигару и прикурил ее от зажигалки, которую протянул ему хозяин кабинета.

– Я позвонил вам, потому что подумываю о новых инвестициях, и мне нужно открыть несколько счетов для работы за границей.

– Вы можете рассчитывать на услуги нашего банка, которые, как вы уже знаете, превосходны, и, конечно, обслуживать вас буду лично я.

Беседа перешла с экономических и технических тем к банальностям. Фриц умел быть обходительным, обаятельным и харизматичным… Банкир решил, что разговор окончен, и сильно удивился, услышав от Мандля два слова:

– Ваша дочь.

– Что с ней стряслось? – Гордость, которую Эмиль испытывал за свою единственную дочь, исчезла после того фильма, и теперь он боялся всего, что о ней скажут.

– Я хотел бы с ней познакомиться.

– Конечно, мы сможем устроить это попозже. Мы с женой будем рады пригласить вас на ужин в наш дом. – Произнося эту фразу, банкир думал только о миллионах Мандля.

– Мне не хотелось бы ждать. Я заинтересован в ней, и она станет моей супругой. – Это прозвучало как очередной приказ. – Разумеется, если вы согласны.

Эмиль был потрясен. Этот человек был дерзким и, более того, бесстыжим. Эмиля интересовали деньги, но его дочь не продавалась. Сомнительное приключение Хеди в кинематографе продолжало создавать проблемы.

– Поверьте мне, Эмиль, вашей дочери будет хорошо со мной, она никогда ни в чем не будет нуждаться.

– В этом я не сомневаюсь, но ваше предложение немного… неожиданное. Позвольте мне поговорить с ней, надо узнать, что она думает.

Фриц откинулся на спинку своего огромного кресла. Конечно, он знал кое-что об Эмиле, и ему предстояло использовать еще одну карту в игре, ведь он умел манипулировать чужой волей.

– Эмиль, вы можете положиться на меня, я стану вашим другом. Я бы никогда не осмелился раскрыть ваши уклонения от уплаты налогов, а также не стал бы говорить о вашем мошенничестве в отношении государства и подкупе некоторых чиновников для получения преимущества на публичных торгах. Если бы такая информация стала известна, вы могли бы лишиться всего, что у вас есть, но я бы никогда этого не допустил. – Фриц дал собеседнику время усвоить сказанное. – А еще меньше я заинтересован в том, чтобы стали известны ваши похождения с некой дамой из преступного мира – это могло бы полностью разрушить вашу репутацию, ведь банкир должен изображать серьезность и честность, обязан казаться неподкупным. Я также не стану напоминать властям, что вы и ваша жена – евреи, хотя и отрицаете это и воспитали свою дочь Хеди как католичку. Нет, мы не желаем, чтобы с вами случилось что-то плохое в Австрии, переживающей непростые времена.

Это был откровенный шантаж. Подавленный словами Мандля, Эмиль с усилием встал. Человек этот был гораздо более аморальным, чем ему говорили. На прощание Эмиль тихо произнес, что Фриц получит ответ на следующий день.

5

За один час игры можно узнать о человеке больше, чем за год общения.

Платон

Вена, июнь 1933 г.

Стрельбище находилось в подвале одного из заводских цехов; инженеры и техники проводили здесь испытания различных боеприпасов для пистолетов и револьверов. Звуки выстрелов эхом разносились по нескольким секторам производственного комплекса.

Фриц просматривал отчет с результатами, полученными его командой, и одновременно вставлял затычки в уши. Когда он направился в центральную часть цеха, сотрудники начали расступаться по сторонам, уступая дорогу двум помощникам, которые несли поднос с оружием и несколько коробок с патронами. Его пальба была быстрой и порывистой, он мигом опустошал обоймы; после нескольких залпов Фриц крутанул рукоятку, чтобы приблизить мишень. Все пули попали в яблочко. Он изобразил улыбку и ушел.

Фриц прогулялся по сборочному и штамповочному цехам, присматриваясь к подробностям процесса, который был ему так хорошо известен. Посетил кабинеты техников, раздавая инструкции начальникам. Сотрудникам было приказано не обращать внимания на его присутствие, но они волновались, завидев его фигуру.

Он распорядился построить себе роскошную резиденцию в соседней сельской местности. Из огромного окна гостиной на первом этаже Фриц мог любоваться почти всем городком Хиртенбергом, где он родился: церковным шпилем, рекой Тристинг и сосновыми лесами, обрамлявшими этот пейзаж. Справа был почти полностью виден комплекс строений завода «Хиртенбергер Патроненфабрик», длинные одно- и двухэтажные здания с двускатными крышами и возвышающимися над ними дымящимися трубами. Ему нравилось созерцать свои владения, место, где он чувствовал себя в наибольшей безопасности, хозяином и господином.

Остальные комнаты резиденции занимали его сестра Рене и его отец Александр, с которым он поддерживал весьма холодные отношения, почти прервавшиеся, когда родителю пришлось покинуть пост президента корпорации. Во время учебы в Германии Фриц перебивался на временной работе в промышленности, и этот опыт обеспечил ему минимальные познания в производстве оружия, но отец так и не ознакомил его полностью с методами управления этим процессом.

Мать Фрица Мария Мор умерла много лет назад. Женщина неласковая, она не была предана семье; любила музыку и посвящала ей все свое время. Его сестра Рене росла под строгим контролем отца и в тени своего блестящего брата.

Вероятно, именно такие отношения в семье, слабые узы привязанности и дистанция, установившаяся между родственниками, способствовали развитию у Фрица равнодушия и незаинтересованности в других. При этом он демонстрировал особую способность к общению с кем угодно, если был заинтересован в извлечении выгоды из конкретных отношений.

Он разбирался в каждом аспекте производства и руководил персоналом с абсолютной жесткостью и эффективностью. На его заводах по всему миру трудились двадцать пять тысяч душ; от него зависел практически весь город и его окрестности. Ему не составляло труда найти верных слуг для выполнения любых заданий.

Фриц сел за стол, залпом осушил стакан виски и принялся читать отчеты. Он сформировал небольшую, но эффективную сеть собственных шпионов: «Информация – это сила», – повторял он себе.

Лукас служил его связным почти со всеми приспешниками; это была угрюмая, мрачная личность с почти незаметным присутствием, он умел оставаться в тени и знал ходы подземного мира, откуда был родом. Понимал, как добиться того, что ему требуется, даже в высших сферах международной политики. Преданность Лукаса своему боссу была безграничной.

Совершая перед зеркалом свой ритуал – вдевание красной гвоздики в петлицу, – Фриц обдумывал ближайшие торговые операции. Он заключил с Муссолини сделку по продаже оружия для итальянского вторжения в Эфиопию, а одновременно снабжал эфиопов всем необходимым для самообороны. Снабжал Польшу и Швейцарию; содействовал развязыванию вооруженного конфликта между Боливией и Парагваем, поставляя винтовки и легкие пушки противоборствующим сторонам. Не сделав ни единого выстрела, Фриц Мандль зарабатывал гораздо больше, чем кто-либо победивший в войне.

Теперь перед ним стояла новая задача: Германия тайно закупала оружие, и он должен был стать основным поставщиком. Транспортировка могла осуществляться по суше, не вызывая подозрений, ведь у него были необходимые связи на границах, достаточные, чтобы охранники и таможенники закрывали на это глаза за соответствующее вознаграждение. Он стряхнул ворсинку с рукава пиджака – пора было ехать в аэропорт, где его ждал частный самолет.

Ему вовсе не нравился этот Гитлер. Фриц интуитивно чувствовал угрозу, исходящую от этого многословного человека. Он казался ему опасным сумасшедшим, пришедшим к власти случайно; с ним нужно было обращаться максимально осторожно. Но если посмотреть с другой стороны, сейчас было время альянсов, необходимых для выживания, ведь на экономику Европы обрушилась рецессия. Вот почему ему нужно было начать продажу оружия и боеприпасов фюреру; эти контракты принесли бы ему хорошую прибыль. К тому же, будучи близким к немецким властям, он смог бы получать сведения о решениях правительства в Берлине.

Поддержка со стороны Муссолини и семьи Штаремберг, внедрившейся во власть Австрии, сыграла решающую роль в согласовании предстоящей встречи. Его друг Руди Штаремберг в очередной раз доказал ему, что доверительные и дружеские отношения между ними остаются неизменными.

Герман Геринг жадно поглощал бутерброды. Гиммлер презрительно наблюдал за ним сквозь очки с толстыми стеклами, держа в руке чайную чашку с золотой каемкой; его повысили до рейхсфюрера СС, и он с гордостью носил это звание, обозначенное на погонах черного мундира.

Оба встали, когда Гитлер переступил порог двери, которую распахнули перед ним два солдата-гестаповца. В тот день он был в штатском, и на верхнем кармане его пиджака красовался вышитый германский орел, держащий в когтях щит со свастикой; на правой руке Гитлера – нацистская повязка.

– Он вот-вот прибудет, – сказал им Гитлер. – Тодт, Геббельс и Шпеер ждут господина Мандля в гостиной.

– Господин Мандль – слишком почтительное обращение к сыну еврея. – Эти слова вырвались у Гиммлера; ненависть одолела его разум.

– Ты прекрасно знаешь, что никто не хочет продавать нам оружие, это запрещают международные договоры, – ответил фюрер, буравя его взглядом. – И мы будем иметь дело с Мандлем, пока это необходимо, а потом посмотрим…

– Мне сказали, что он к тому же ухаживает за еврейкой.

– Пока что мы должны его терпеть, таково мое решение. Тебе лучше уйти, если ты не в силах скрыть свое презрение.

Его советы были приказами, и Гиммлер подчинился.

Гитлер тоже вышел из комнаты, оставив Геринга в одиночестве уплетать свою колбасу.

Двухмоторный самолет мягко приземлился на взлетно-посадочной полосе, и его пропеллеры постепенно перестали вращаться. Автомобиль дожидался Мандля в ангаре. Въехав в Берлин, Фриц обнаружил опустевший город. Пустые витрины слабо освещены, трамваи не ходят, парки и скверы запущены, фасады зданий выражают серую печаль, а немногочисленные прохожие передвигаются по улицам молча, словно чем-то подавленные.

Германию разорили политические и экономические кризисы после окончания Первой мировой войны, и это облегчило приход национал-социализма к власти. Высокий уровень инфляции, безработица, ограниченные возможности промышленного развития и торговли с другими странами, которые были навязаны стране Версальским договором 1919 года, повергли народ в отчаяние. В такой ситуации гитлеровский национализм выглядел как возможность движения вперед, особенно для самых незащищенных слоев общества.

После проведения нескольких неудачных выборов не достигший своих целей фюрер смог убедить старого и политически слабого президента Пауля фон Гинденбурга назначить себя канцлером. И теперь Гитлер практически полностью контролировал правительство, готовя новые выборы, которые при необходимых соглашениях и манипуляциях должны были окончательно привести его к управлению Германией без необходимой опоры на коалиции. Его будущий министр пропаганды Геббельс уже не покладая рук трудился над методами, необходимыми для идеологической обработки масс и привлечения большего количества преданных последователей.

Здание выглядело тусклым. Фриц поднялся по лестнице канцелярии. После того как он пообщался с несколькими людьми, его оставили ждать в приемной.

Там он был не один; помимо помощника, его сопровождал адвокат и финансист Людвиг Дракслер, потомственный банкир. Хотя в Европе для евреев существовало множество запретов на трудоустройство и владение собственностью или землей, Дракслеры благодаря своей лояльности и усердию смогли добиться умеренного роста в банковском мирке. Людвиг был хорошим юристом и унаследовал от своих предшественников значительные финансовые возможности, поэтому смог поддерживать семейный бизнес, а в процессе взаимодействия с Фрицем Мандлем его горизонты расширились.

Людвиг считал себя верным другом Фрица, но это не означало, что тот отвечал ему взаимностью. Фриц полагал, что у него нет подлинных друзей, да они и не были ему нужны. Он старался держаться как можно дальше от проявления эмоций и привязанностей, думая, что они попросту вредны, и ему почти всегда удавалось избегать чувств, подразумевающих уважение.

Молодой эсэсовец проводил их в зал заседаний. После долгого обсуждения немцы согласились, что Людвиг может сопровождать Фрица. И оба столкнулись с театральной сценой: четверо мужчин сидели за столом в большом зале, но никто из них не соизволил встать, чтобы поприветствовать гостей. Хозяева были в темной униформе, перетянутой кожаными ремнями, в начищенных сапогах, на мундирах – значки, медали, нацистские повязки на рукавах. Их позы выражали презрение и высокомерие. Адольф Гитлер беседовал со своими соратниками и лишь приподнял руку с вытянутой ладонью, на что Мандль ответил тем же жестом, сопровождаемым приветствием «Зиг хайль, майн фюрер».

Их взгляды встретились и были похожи на взгляды двух зверей, оценивающих силу друг друга. То не было актерской игрой или стратегией. Фриц увидел перед собой неприятное лицо, выпученные бегающие глаза, усы щеточкой и нелепую челку. Как этот человек мог стать вождем Германии?

Слабо освещенный зал демонстрировал признаки запущенности. Кроме стола и кресел, единственным предметом здесь был огромный отдельно стоящий глобус. А что касается выказанной ему грубости, то Фриц не позволил себе испугаться и запоминал каждый жест. Он понимал, что нужен им.

Когда Гитлер представлял ему Фридриха Тодта, будущего министра вооружений, Йозефа Геббельса и своего архитектора Альберта Шпеера, Фриц попытался скрыть, насколько они ему неприятны.

– Мой друг Муссолини хорошо отозвался о вас, – произнес Гитлер, не глядя на Фрица и перелистывая свои бумаги на столе. Его пальцы делали это быстро, энергично и нервно.

– Дуче – хороший товарищ, – спокойно ответил Фриц, подумав: «Этот человечек попытается буквально захватить весь мир».

– Инженер Мандль, – фюрер любил упирать на титулы, – мы знаем, какое оружие вы производите, и нас интересуют пистолеты, винтовки и боеприпасы. Однако вам придется обеспечить нам особый режим, прежде всего для координации перевозок и доставок, что должно осуществляться, как вам известно, с предельной осторожностью. Согласуйте все детали с Тодтом.

– Несомненно, мы сможем договориться обо всем ради взаимной выгоды, господин Гитлер…

– Герр рейхсканцлер Гитлер. – Формально его уже назначили имперским канцлером, и он наслаждался подчеркиванием этого при каждом удобном случае. – Кроме того, мне хотелось бы, чтобы вы проконсультировали нас по поводу нашего собственного оружейного производства. Ваши советы могут быть полезны.

Фриц стоически выдержал неуважение, принял к сведению запросы и наметил логистику. С помощью Людвига он изложил Тодту, как необходимо осуществлять банковские переводы и транзакции, чтобы не вызвать подозрений, поскольку запрет на закупку оружия Германией все еще действовал. Он разъяснил это властно и энергично. Отношение Тодта менялось по мере того, как он слушал его, теперь он уже не смотрел на Фрица с таким презрением.

Выходя из канцелярии, Фриц шепнул своим спутникам:

– Этот Гитлер создаст проблемы, мне совсем не нравятся его люди. Геббельс – опасный, обидчивый и жестокий тип.

Другие свои мнения Фриц оставил при себе, хотя и уловил каждую деталь, ибо ничто не ускользало от его оценок.

6

Я могу контролировать свои страсти и эмоции, если я могу понять их природу.

Барух Спиноза

Вена, июнь 1933 г.

– Хедвиг Ева Мария, я приказываю тебе выйти! – орал отец.

Хеди рыдала, запершись в своей девичьей комнате, в окружении афиш кинофильмов с Джин Харлоу, Кэрол Ломбард и Гэри Купера.

Нет, она не выйдет замуж за этого мужчину. То немногое, что она знала о Фрице Мандле, не вызвало у нее любопытства, хотя то, что она слышала о его финансовом состоянии, интересовало вполне.

Хеди не могла себе представить, что забросит свою актерскую карьеру, стоившую ей стольких усилий, да еще теперь, когда только-только началось восхождение на заметный уровень. Она не желала также бросать инженерные науки, которые ее увлекали. Она будто погружалась в иной мир, полный чисел, производных, уравнений и переменных, когда некое волшебство овладевало ее разумом. Она наслаждалась и своими любовными утехами, предаваясь им абсолютно свободно. Отказаться от всего этого было немыслимо.

Однако отец пытался убедить ее, что этот брачный союз будет выгодным и она сможет наслаждаться жизнью, полной привилегий. Хотя положение семьи Кислер было устойчивым, оно отнюдь не позволяло им стать частью австрийского высшего общества. Более того, ходили слухи об их еврейском происхождении, что способствовало вытеснению семьи из высших кругов Вены.

Эмиль Кислер к тому же видел в союзе своей дочери с Мандлем хорошую возможность отвлечь ее от распутной жизни и съемок в ужасных фильмах.

Хеди распахнула окно; на улице еще было светло. Она спустилась по водосточной трубе на землю, преодолев три метра, – так она поступала множество раз. Выйдя на улицу, Хеди побежала по булыжной мостовой, миновала Карлсплац с ее странным зданием Сецессиона, где художник Климт обычно выставлял свои произведения, повернула направо и подошла к дому своего друга Карла, жившего напротив парка имени Шиллера. Она постучала в дверь молоточком, и мать юноши с улыбкой открыла ей.

– Привет, Хеди, входи. Твой приятель занимается наверху, в своей комнате.

Хеди быстро поднялась по лестнице и, войдя в комнату, прикрыла дверь.

– Милый, я соскучилась по тебе.

Молодой сокурсник хитро взглянул на нее.

– Хеди, если кто и скучает, так это я по тебе, причем каждый вечер, – ответил он, пока она снимала свитер.

– Поможешь мне расстегнуть лифчик?

Хеди нуждалась в любовном свидании, которое помогло бы ей забыться пусть даже на несколько минут.

7

В желании выражается сущность человека.

Барух Спиноза

Вена, июль 1933 г.

Роскошный «Роллс-Ройс» заехал за Кислерами, чтобы доставить их к Фрицу. Огромная резиденция Мандля произвела сильное впечатление на Хеди, едва гости ступили за ворота. Хеди доводилось бывать на сборищах и вечеринках в эксцентричных и роскошных салонах, особенно после того, как ее стали считать восходящей звездой, но в таком месте ее еще никогда не принимали. Сады, освещенные уличными фонарями, служили идеальным фоном для этого классического сооружения, дополненного лестницами и галереями. В передней горничная попыталась взять у Хеди шаль, но она предпочла оставить ее при себе, а вместо этого вручила горничной букет пурпурных гвоздик, полученный, когда она выходила из лимузина, и попросила позаботиться о цветах до ее отъезда.

Она не надела ничего особенного, ограничившись простой короткой темно-синей юбкой и блузкой в тон, с открытыми плечами. Хеди было любопытно, но ехала она сюда неохотно и собиралась разозлить своих родителей, доказав им, что с ней нельзя обращаться как с подростком. Хеди чувствовала себя взрослой женщиной, еще не достигнув и двадцати лет.

Фриц ждал их на пороге гостиной. Он был в черном смокинге, с гвоздикой в лацкане и с сигарой в руке. Не самый привлекательный мужчина, решила Хеди, хотя он и не вызвал у нее неприятия. Он показался ей решительным, сильным, интересным; она поняла, что он может умело действовать в любой ситуации, распоряжаться своим временем, эмоциями, волей и тем более – собственными владениями.

Особняк выглядел потрясающе. Люстры в столовой дополнялись симметрично расставленными канделябрами. Перекрестная вентиляция из панорамных окон впускала в помещение легкий альпийский бриз. Эмиль Кислер старался быть любезным, хотя его пышные усы подчеркивали суровое выражение лица. Он опасался, что дочь может нагрубить Мандлю, а ведь он постепенно смог убедить себя в преимуществах брака Хеди с магнатом – не только в интересах бизнеса, к которому она получила бы доступ, но и из-за ее поведения, которое становилось все более распутным. Фриц наверняка мог бы решить эту проблему, с которой не справился он сам в воспитании своей дочери: сумеет сделать ее домохозяйкой. А его супруга, ослепленная увиденным богатством, сохраняла застывшую улыбку, прерываемую лишь восклицаниями по поводу такой роскоши.

Фриц не мог оторвать взгляда от Хеди. Перед встречей он опасался, что, возможно, трюки кинематографа, освещение или грим превратили эту молодую женщину в богиню экрана, однако в жизни она оказалась гораздо красивее, чем в кино. В ней было что-то особенное, помимо ее уникальной и неповторимой красоты. Само ее присутствие озаряло все вокруг, и он не мог объяснить причину такого очарования. Ее грациозные движения и даже тон голоса вызывали у него внутреннюю дрожь; она волновала его, адреналин поднимался до опасного уровня.

Ему пришлось проявить осторожность; женщины всегда были его слабостью, из-за них он попадал в скандалы и серьезные неприятности, ему надо было постараться, насколько это возможно, сохранить холодность в отношении Хеди.

А она восприняла его как решительного, энергичного, смелого мужчину. За ужином Хеди говорила немного, лишь кратко отвечая на вопросы. Она чувствовала, что за ней наблюдают, но мало заботилась об исходе встречи. Тем не менее она внимательно изучала Фрица; на нее произвели впечатление его доброта, элегантные манеры и интеллигентность, с которыми он держался и вел беседу. Он ничем не напоминал ее друзей, с которыми она обычно общалась, их интересовали только спорт, девушки, веселье и банальности. Тогда как этот мужчина был особенным и даже выдающимся.

Ее также не оставила равнодушной обстановка во всех ее деталях. Нежная музыка Бетховена, современные полотна Климта, несколько рисунков Эгона Шиле с обнаженными фигурами тонкой работы и жанровые картины Людвига Дойча соседствовали со старинными скульптурами Франца Антона – все авторы были австрийцами, – а также с работами итальянца Андреа Поццо. За десертом Фриц убедил родителей разрешить ему и Хеди прогуляться по центру ночной Вены, торжественно пообещав заботиться о ней как подобает джентльмену.

Оставшись наедине с Хеди, Фриц изменил свое поведение – его несколько театральная манера держаться уступила место забавным и доверительным замечаниям. Он сам сел за руль своего автомобиля «Мерседес-Бенц». Остановившись у «Кабаретт Симпл», он придержал дверцу машины, взяв Хеди за руку, чтобы помочь ей выйти. Там их уже поджидал мужчина в цилиндре, который вместе с владельцем клуба проводил гостей к единственному свободному столику перед сценой. Официант тут же принес им два сверкающих бокала и бутылку шампанского «Вдова Клико».

Помещение показалось Хеди таинственным. Пол в клетку, как шахматная доска по диагонали, стены затянуты красными шторами так, что трудно определить размеры пространства. Скудный свет освещал нескольких молодых женщин, едва прикрытых одеждой, которые раскачивались на качелях высоко над головами зрителей. На сцене присутствовали также огромные причудливые куклы в странных позах и со странным выражением лиц. Атмосферу в заведении создавали смех, болтовня, музыка и табачный дым. Варьете было уникальным: различные персонажи в образе бродяг и миллионеров исполняли сатирические песни на темы, злободневные для австрийского общества того времени.

Аплодисменты, темнота, постепенно заполнившая сцену, и вдруг софит высветил фигуру, сидевшую на табурете, повернувшись голой спиной к зрителям. На светлых волосах женщины был черный цилиндр, руки – в длинных перчатках, спереди – сетчатая вставка того же цвета, напоминавшая манишку смокинга. Шелковые чулки подчеркивают стройность ног. В правой руке она держала мундштук, и обильный дым сигареты казался частью загадочной хореографии.

Публика отреагировала бурными аплодисментами, когда конферансье громко объявил Марлен Дитрих. Она исполнила несколько своих знаменитых песен. Хеди слышала о ней, поскольку преподаватель актерского мастерства Макс Рейнхардт по глупости отказал Марлен в исполнении нескольких ролей. Тембр ее голоса, ритмичные слова, сочившиеся между накрашенных ярко-красной помадой губ, холодный и уверенный взгляд стальных голубых глаз, движения тела артистки, порой резкие, а иногда плавные, подействовали на Хеди особенно сильно: она увидела свое отражение в ее успехе, в громе аплодисментов и одобрительных возгласах.

Она удивилась, когда Марлен поприветствовала Фрица со сцены в середине своего выступления легким кивком и заговорщицким подмигиванием. Они познакомились в Париже, на одной из экстравагантных светских вечеринок, где Дитрих расхаживала рядом с певицей Эдит Пиаф, которая, как поговаривали, была ее партнершей.

Хеди стало казаться, что она получает доступ в иной мир, далекий от того, в котором привыкла жить со своими друзьями, когда они ходили в бары и на концерты начинающих музыкантов. Она и Мандль наслаждались шоу, и приятная болтовня уступила место улыбкам в ответ на двусмысленные высказывания Фрица. К тому же подействовало выпитое спиртное – Хеди почувствовала себя комфортно, расслабленно, в безопасности, важной и веселой.

По окончании выступления артисты варьете прошли в соседний зал и сели за стол для игры в блек-джек. Крупье мастерски жонглировал колодой, смешивая глянцевые карты, а элегантный официант подавал гостям любимый виски Мандля. Хеди улыбалась каждый раз, когда Фриц выигрывал, а он брал ее за руку, чтобы подбодрить удачу. Их объединяло сильное желание побеждать всегда и во всем.

Только состоятельные люди могли позволить себе посещать это элитное заведение, однако не все клиенты были утонченными дамами и господами. Группа молодых людей, явно богатых и пьяных, подошла к Хеди и, бросив какое-то непристойное замечание, спросила, зачем ей «этот старик». Фриц медленно отодвинул свой стул, пристально вглядываясь в парней. Почти сразу же появились двое из его телохранителей, но Фриц жестом остановил их, приблизился к юноше, задававшему тон, и шепнул ему что-то на ухо. Молодой человек кисло улыбнулся и попытался положить руку на плечо Хеди.

Удар Фрица был молниеносным и разящим; парень рухнул навзничь. Фриц взял Хеди под руку, пробормотал извинения своим спутникам, и они спокойно покинули «Кабаретт Симпл».

Фриц вел «Мерседес»; пережитый эпизод ничуть не повлиял на его настроение. Он привык осмотрительно решать любые проблемы. Сидевшая рядом с ним Хеди постепенно успокоилась: присутствие Фрица внушало уверенность. Когда они остановились перед ее домом, он открыл дверцу со стороны Хеди, чтобы помочь ей выйти. Приблизившись к ней, Фриц почувствовал внутреннее кипение, его дыхание участилось, но он постарался это скрыть. Фриц коснулся щеки Хеди тыльной стороной пальцев: ее мягкая кожа походила на шелк; ее взгляд был странным и загадочным, а зеленые глаза – чересчур зелеными. Уличное освещение позволило заметить красивые, стройные и желанные ноги под юбкой. Он слегка погладил Хеди по спине, надеясь, что она не заметит его дрожи, и попрощался, нежно поцеловав ее в губы.

На обратном пути в свой особняк он остановил машину на обочине дороги; его сердце колотилось. Никогда еще он не чувствовал себя так из-за женщины или по какой-то другой причине.

8

Знания человека не могут выходить за рамки его опыта.

Джон Локк

Вена, июль 1933 г.

Обнаженная, она томно возлежала на кровати; жара душного лета давала о себе знать, пот увлажнял скомканные простыни, которые липли к отдельным частям ее тела, приклеиваясь к коже и приоткрывая взору вкрадчивые детали ее форм.

Хеди глядела в потолок, расчерченный тенями от ставней. Дрожание веточек папоротника на подоконнике изображало на стене движение взад-вперед. Была суббота, и ее родители проводили утро дома. Она слышала их голоса за закрытой дверью своей спальни. Ей предстояло принять решение, она должна была определиться со своим будущим.

Хеди устала от родителей, от жесткости отца, от равнодушия и самодовольства матери. Хеди считала себя вполне независимой, ей с самого детства было комфортно со старшими друзьями. Опережая ровесников в учебе, она не испытывала проблем в общении со своими новыми одноклассниками, которые были значительно старше нее. И теперь она захотела уйти, ей нужно было покинуть этот дом, а Фриц Мандль, вероятно, хороший выбор: он очень богат и кажется добрым и заботливым. Она станет хозяйкой дворца и сможет иметь все что только пожелает. Но Хеди стремилась продолжить учебу, ей не хотелось терять увлечение, позволявшее погружаться в числа и формулы, получать удовольствие от магнетизма, который таил для нее этот воображаемый алгебраический мир.

Должно быть, Фриц хороший любовник, к тому же не исключено, что она сможет сохранить некоторые из своих дружеских сексуальных привязанностей и, видимо, продолжит сниматься в кино. Ее будоражили не только вспышки фотокамер. Она сознавала себя победительницей, но у нее не было покровителя, а венское общество 1930-х годов уступало женщинам неохотно. Хеди попытается узнать Фрица поближе и выяснить, что ждет ее в этих отношениях. Она попытается представить, каким может стать ее будущее с этим мужчиной. Ведь всегда существует возможность расставания, если все пойдет не так, как хотелось бы, а развод сможет ей даже благоприятствовать.

Она вскочила с кровати и начала одеваться, чтобы навестить своего друга и соседа Карла.

– Итальянец ждет вас, – сказал Лукас своим монотонным голосом.

– Впусти его.

Вошел мужчина со стопкой круглых алюминиевых коробок. Лацканы его белого пиджака были в пятнах, наполовину завязанный галстук болтался на пропотевшей, застиранной рубашке.

– Вот все копии фильма, что были на рынке, – доложил он, демонстрируя в улыбке ряд неровных зубов.

– Положите их на стол. – Фриц даже не предложил ему присесть.

Фриц занимался поиском и скупкой всех копий киноленты «Экстаз». Мир кино был не настолько велик, чтобы он не смог их достать, но обнаружилось, что этот фильм перекочевал на порнографический рынок, поэтому Фрицу пришлось обратиться к нескольким мерзким торговцам порнографией. Зная об этом, посетитель-итальянец явился к нему с несколькими копиями.

– Это все, что оставалось, Бьянкини?

– Возможно, еще несколько штук переходят из рук в руки, но не беспокойтесь, я смогу достать их за небольшую сумму, господин Мандль, вы очень щедры, – ответил он, чрезмерно жестикулируя.

Когда субъект удалился, Фриц вызвал Лукаса.

– Навести-ка этого Бьянкини, он плодит копии фильма, чтобы продавать мне. Отними оригинал, который у него в логове, и разберись с ним.

– Будет сделано, господин Мандль.

– И продолжай отслеживать ситуацию, Лукас. Я не желаю, чтобы хоть один сантиметр этого целлулоида ходил по рукам.

9

Каждый видит, каким ты кажешься, но мало кто чувствует, каков ты есть.

Макиавелли

Вена, июль 1933 г.

Шофер вел машину плавно; тихо звучала музыка Иоганна Штрауса. Фриц достал бокал из дорожного бара напротив задних сидений и налил Хеди содовой, а сам смаковал виски с двумя кубиками льда. Он ощущал рядом с собой ее тревожащее присутствие, что-то, исходящее от этого тела, вызывало в нем странную смесь желания, влечения и слабости, а также страстный порыв отдаться ей.

По пути из Вены в Мельк они пересекли сосновые и дубовые леса, поля, покрытые разноцветными цветами, а на лугах заметили нескольких оленей и косуль. В Мельке посетили внушительное здание аббатства на вершине скалистого мыса, окаймленного Дунаем. В поселке Штайр прогулялись по средневековым улочкам. Затем приехали в Гальштат, где отобедали в живописном деревенском ресторанчике, причем Фриц забронировал все столики. В роще с видом на озеро и панораму заснеженных альпийских вершин они насладились австрийскими блинчиками с творогом – палатшинкен. Там их бокалы с белым вином соприкоснулись, издав музыкальный звон.

Он почувствовал себя потерянным, безвольным; пытался совладать с собой, чтобы не наброситься на нее в любую минуту, пока наблюдал за ней и слушал ее. Страстное желание вызывало его злость на самого себя; ему было трудно держать себя в руках, и это сбивало с толку. Он исследовал глазами каждую частичку ее тела, изучил ее позы, свежий аромат, такие чувственные движения, выражение ее лица. Он восхищался шелковистыми темными волосами, ласкавшими ее шею; угадывавшейся под прозрачной блузкой грудью; юбкой со смелым разрезом, зазывавшим представить себе форму ее ног и подчеркивающим бедра. Он старался не показывать волнение, которое вызывало ее легкое прикосновение, или свое смущение, когда они шли под руку. Было очевидно, что его восприятие окружающего и рассуждения, всегда такие логичные, рушились в присутствии Хеди Кислер. Он сдерживался изо всех сил, чтобы не обнимать ее, не целовать и не прижимать к себе.

Выходя из своего дома, Хеди, как всегда, не обращала внимания на любопытные взгляды некоторых соседок, которые проводили целые дни за занавесками на окнах, созерцая привычную уличную жизнь. Ей понравились красные розы, подаренные Фрицем. Букет был перевязан лентой с надписью, и она узнала фразу поэта Петера Альтенберга: «Искусство – это жизнь, жизнь – это жизнь, но прожить жизнь творчески – это искусство». Очень тонко со стороны Фрица – никаких намеков на любовь или романтику.

Фриц выглядел непринужденно в своем спортивном костюме. Он был высоким, сильным, хорошо сложенным мужчиной, и его личность соответствовала внешности. Фриц был еще молод, но обладал опытом зрелого человека; его изысканные манеры, излучавшие властность и убежденность, с которыми он выражал свои мысли, его покровительственное отношение – все это говорило о характере, который делал его желанным для любой женщины, и что не менее важно: денег у него было в избытке. И Хеди решила насладиться этим днем и вниманием, которое он ей уделял. Ни один из ее случайных друзей или любовников не делал столько восхитительных жестов и не расточал столько комплиментов. Комфорт лимузина и окружающая роскошь побудили ее вообразить, каково было бы путешествовать таким образом по всему миру.

Она начала эту прогулку с некоторым безразличием, но, заметив, как трепещет Фриц от ее легких намеков, с удовольствием наблюдала за поведением этого могущественного мужчины, желающего покорить ее.

За обедом она внимательно наблюдала за ним. Что делает его таким необычным? Он, несомненно, умный человек, и к тому же хитрый, а это редкое сочетание; кроме того, он опытный и могущественный. Ей показалось, что она описывает саму себя, ведь и она обладает теми же качествами, и, видимо, именно это постепенно сближает ее с Фрицем.

По мере продолжения разговора она начала замечать одну черту Фрица, которая ей понравилась: он не относился к ней так, как другие мужчины, которые отчаянно пытались затащить ее в постель, хотя ему наверняка хотелось бы заполучить такую возможность. Хеди чувствовала, что он присматривается к ней иначе, смотрит на нее как на полноценную женщину, его интересуют ее мысли, идеи, суждения и взгляды на самые разнообразные темы; он слушал ее.

Первоначальная незаинтересованность сменялась сочувствием и некоторой озабоченностью по поводу секретов Фрица. Каково жить так, как он? Каков он в постели? Что он почувствовал, став полноправным хозяином целой вселенной? Каково принимать важные решения, влияющие на стольких людей? Ему удалось пробудить ее любопытство.

Когда они прибыли к конечной цели поездки, двое охранников в униформе открыли им ворота; лимузин двигался по дороге, обсаженной буковыми деревьями, кроны которых едва пропускали отдельные солнечные лучи. Шелест сухих листьев и шепот ветра казались спокойной приветственной музыкой в этом месте мечты.

Начал вырисовываться фасад замка в Зальцбурге – впечатляющего сооружения в стиле классицизма, с башнями, увенчанными коническими куполами, с густыми виноградными лозами, которые взбирались по обнаженным кирпичным стенам, словно рисуя окна и лепнину.

Они поднялись по лестнице на галерею. Там их уже ожидала вереница безупречно одетых слуг. После приветствия легким поклоном головы они молча удалились.

Обслуживающий персонал сторонился Фрица, не смотрел ему в глаза, и одно присутствие хозяина, казалось, вызывало страх, который витал в воздухе, хотя обращение было сердечным и дружелюбным. Одного звука его голоса, одного его взгляда было достаточно, чтобы внушить уважение – и даже испугать кого угодно. Хеди восхищалась мужчинами с характером, ей нелегко было встретить таких, способных превзойти ее. Войдя в замок, она остолбенела: купол с витражами рассыпáл радугу, как палитру цветов, по стенам белого зала. Узор этого потолка отражался на блестящем полу, и ей показалось, что она – в преддверии рая. Зачем этому одинокому человеку такой зáмок?

Фриц владел старинной виллой Фейгенберг, окруженной более чем двумя тысячами гектаров рощ, садов и холмов. Этот зáмок на окраине Зальцбурга, расположенный в верхней части живописной долины, у подножия гор, выглядел совершенно сказочным. Отсюда открывался великолепный вид на город, поля и леса.

Они прогулялись по парку к реке Зальцах, протекающей по границе владения. Болтали о разных пустяках и о том, что видели по пути. Затем миновали красивый фонтан. Фриц выглядел расслабленным, беззаботным. Конечно, ему были доступны любые женщины, которых он только пожелает, но сопровождала его там именно она.

Бассейн дробил отражение солнца на мелкие кусочки. Фриц указал ей вход в раздевалку, где Хеди обнаружила несколько купальников. Она выбрала черный, а еще взяла белый халат. Выйдя из раздевалки, она почти постоянно ощущала на себе его проницательный взгляд.

Фриц разглядывал ее изящное, легкое, почти бесплотное тело. Свет озарял мягкие волоски на гладкой, упругой коже ног. Она поднялась на две ступеньки в беседку, где был накрыт чайный столик. Облокотившись о перила и любуясь гобеленом гор, она почувствовала, как он приближается к ней.

А он смог ощутить тепло ее тела, даже не прикасаясь к ней. Взял ее за талию и обвив обеими руками, заметил ее покорную мягкость: она передавала ему какую-то необычную вибрацию. Ее аромат не был запахом женских духов, как ни странно, это был собственный аромат Хеди, словно сопровождавший ее суть. Распущенные волосы завились между его пальцами, лаская и щекоча их; взгляд Хеди, такой неповторимый, погрузил его в бездну абсолютной обреченности.

Она ощущала присутствие сильного мужчины – его характера, ума, воображения; его крепкие руки не оставляли ей выхода, хотя в тот момент она и не хотела покидать это место.

Их взгляды встретились в ожидании неизбежного, они смотрели друг на друга в упор, и странная напряженность охватила их, мощный магнетизм притягивал губы, которые робко выбирали между прикосновением и отстранением. Хеди приближала к его лицу свой желанный рот и тут же отстранялась, доводя Фрица до грани отчаяния. Их окутало полное волшебство, когда их губы слегка встретились, едва касаясь друг друга, пока глубокий поцелуй не превратился в бурный прорыв.

К тому моменту Хеди уже страстно хотела увлечь его в спальню в замке, она остро чувствовала прилив жара между ног. А Фриц ощущал, как его охватывает шквал удовольствия и одновременно – страха.

10

Терпение горько, но его плод сладок.

Жан-Жак Руссо

Зальцбург, август 1933 г.

Этот город гордился своим композитором; музыка его звучала в мэрии каждое утро, но в тот день соната для клавира № 16 до мажор Моцарта изысканно лилась изнутри кафедрального собора.

Кровля башен храма приобрела зеленоватый оттенок – результат окисления меди, которой были покрыты его купола. С портика собора, между двумя башнями, просматривались лесистые холмы, окружавшие город, и, как казалось, их поддерживают серые и светло-зеленые крыши тамошней деревушки. Сверху яркое небо словно окутывало крепость Хоэнзальцбург.

Лето в Зальцбурге выдалось приятным. Избранные гости, разместившиеся в отеле «Голденер Хирш», подъезжали на своих автомобилях по берегу реки Зальцах. Их машины парковали лакеи в черных смокингах.

Шофер открыл заднюю дверцу, и Фриц вышел из блестящего «Роллс-Ройса Таункар», купленного специально для этого случая. Группа приглашенных была небольшой, но интересной: военные, политики, банкиры, бизнесмены, представители церкви и несколько странных незнакомцев. Как всегда, на лацкане безупречного белого фрака, в котором был Фриц, красовался красный цветок. Однажды он уже женился в синагоге, но брак продлился всего несколько месяцев, поскольку супруга терпеть его не могла и вскоре ему наскучила.

Войдя в главный неф, он оглядел храм. Потолки в стиле барокко и готики поддерживались стройными колоннами, которые поднимались к расположенным строго геометрически стропилам кровли. Мраморный алтарь с позолоченными деталями венчал эту замечательную картину. И Фриц снова почувствовал себя могущественным.

Белые лошади, бежавшие рысцой, задавали ритм движению кареты. Тонкий аромат цветов улетучивался по мере того, как они выезжали из парка Мирабельгартен и пересекали Штаатсбрюке. Хеди казалось, что ее жизнь превращается в сюжет какого-то знакомого фильма, в котором она жаждала сыграть главную роль.

Все это не входило в ее первоначальный план, и она винила родителей, которые заставили ее поторопиться с решением. Она все еще не признавалась себе в том глубоком впечатлении, которое произвел на нее Фриц, считая, что ей суждено обладать всеми мужчинами, каких она пожелает. Пытаясь удерживать свои мысли в этом русле, она говорила себе, что полученные драгоценности и другие подарки сильно повлияли на то, что она оказалась в этом месте, хотя Фриц и не был мужчиной ее мечты. Разумеется, у него были качества, которыми она восхищалась, и они пробудили в ней чувства, которых она прежде не знала. Однако все это ее не слишком заботило, ведь если их союз не сложится, у нее достаточно возможностей делать со своей жизнью все что захочет. К тому же Хеди рассчитывала на свою силу обаяния, она умела ею пользоваться, и никто не мог устоять перед ее желаниями. Карета проехала пару переулков и остановилась перед церковью; швея и две служанки поспешили помочь Хеди выйти.

Фриц услышал ропот гостей и повернулся ко входу в собор. Вот она, ее фигура в пышном белом свадебном наряде. Увидев ее нежное лицо, беспокойный взгляд кристально сияющих зеленых глаз, чувственную походку юной женщины, он подумал, что заполучил самую совершенную даму в мире, и спросил себя, не уступил ли он в своем здравомыслии опьянению, которое она в нем вызывала. Надо принять меры, чтобы сохранять рассудительность и хладнокровие, находясь рядом с ней. Нельзя проявлять слабость.

Хеди шла к атриуму под руку с отцом, а тем временем гости по обе стороны прохода перешептывались. На мгновение она остановилась, и фотограф успел запечатлеть этот момент. В конце красной ковровой дорожки, усеянной по краям белыми гвоздиками, стояла ее мать вместе с отцом и сестрой Фрица. Сам он выглядел статным и нетерпеливым. И тогда Хеди поняла, что путь, который указывает ей этот ковер, предопределен.

Церемония была короткой. Во время приема они танцевали, вглядываясь друг в друга, страстно желая друг друга. Постепенно лица вокруг них начали расплываться, и молодожены почувствовали себя только вдвоем даже среди толпы; голоса вокруг стихали, а музыка превращалась во все более отдаленный гул. Они не в силах были больше ждать.

И они исчезли со своего праздника, поспешили в направлении зáмка, к своему новому очагу, тому идеальному месту, где можно уберечь Хеди от искушений Вены.

Ее комната была выкрашена в нежно-розовый цвет, сочетавшийся с обоями того же тона. У Хеди был полный гардероб: коктейльные платья, загородная одежда, наряды для праздников и коллекция обуви, которая ей идеально подошла. На красивом письменном столе, окруженном зеркалами, стояло несколько шкатулок: одна с украшениями, а другие – с косметикой, духами и кремами. Широкие шторы, коврики и кресла гармонировали с оттенком стен. Она не смогла открыть окна, чтобы вдохнуть воздух Зальцбурга, – они были заперты.

Сменив одежду, Фриц постучал в дверь. С момента, как увидел ее в церкви, он едва сдерживал желание наброситься на нее, но теперь постарается вести себя нежно. Оказавшись в ее комнате, он не смог сдержать восклицания: Хеди ждала его, завернувшись в прозрачное неглиже, которое служило ей единственной одеждой. Фриц любовался ею, ведь эта женщина была мечтой любого мужчины. Хеди медленно приблизилась, ее походка была такой особенной, ее фигура и грациозность вызвали у него желание немедленно овладеть ею.

Фриц приблизил свои губы к ее губам и заметил, что она отвечает, поглаживая ему спину. Его поцелуи переместились с шеи на грудь, и, не в силах сдержать свой порыв, они упали на кровать, охваченные необузданными импульсами, потерявшись в своем желании. Его дрожь воспламенила ее, погружая в бред, и экстаз овладел ею.

Они слышали лишь собственное прерывистое дыхание, ощущали свои тела, сливающиеся воедино, выплескивающие безудержное желание и безграничную страсть.

11

Научись слушать, и ты сможешь извлечь пользу даже из тех, кто говорит плохо.

Плутарх

Рим, июнь 1934 г.

Длинный черный служебный автомобиль с австрийскими флажками на обоих передних крыльях остановился перед массивной лестницей здания в неоклассическом стиле. Сзади припарковался БМВ телохранителей, которым управлял Лукас.

Вилла Торлония находилась в восточной части итальянской столицы, недалеко от исторических памятников и Ватикана. Это был комплекс из нескольких зданий, в числе которых имелся театр, напоминающий крепость. Под дворцом виллы дуче приказал соорудить себе бункер. Архитектурные линии строений были прямыми, они подавляли, как и весь административный квартал, который по распоряжению Муссолини создавался на окраине Рима. У каждого здания была собственная парадная лестница, которая устремлялась ввысь, создавая впечатление господства государства и принижения личности, что и было истинным олицетворением фашистской власти. Проект повторялся во всех общественных зданиях, которые строили в тот период в Риме.

Бенито Муссолини ждал их у главного входа в сопровождении своих секретарей, его взгляд был устремлен к горизонту, он стоял прямо, скрестив руки за спиной. По мере того как Фриц Мандль и Руди Штаремберг поднимались по ступенькам, выражение лица диктатора менялось. Принимая друзей, он любил изображать величие, хотя по окончании встреч давал волю своему раздражительному характеру.

На этот раз визит был официальным, но все равно предстояло решить некоторые политические и деловые вопросы. Они поприветствовали друг друга рукопожатиями и прошли в отдельный зал. На низком столике стояла пара бутылок виски «Джонни Уокер», которым Фриц в изобилии снабжал фашистского диктатора. Закуривая сигары, они завершили обмен любезностями и поболтали о женщинах. Всем было известно о Кларе Петаччи, любовнице Муссолини, которую в тот день отправили навестить ее семью.

Зная, что у них мало времени, они беседовали торопливо. Оба посетителя пытались убедить вождя Италии в том, сколь губительным для него мог бы стать пакт с Германией. Однако Муссолини уделял им мало внимания; в тот день его голова была занята не только этими темами, поэтому он вскоре удалился, чтобы принять других посетителей.

Муссолини вернулся в зал в сопровождении генерала Франсиско Франко и молодого аргентинца, которого представил как полковника Перона, военного атташе посольства своей страны в Риме. Пожимая ему руку, Фриц почувствовал что-то вроде связи с аргентинским военным, это было похоже на соучастие. Фриц приветствовал его по-испански, и они обменялись визитными карточками.

Франко был очень заинтересован во встрече с Мандлем, ибо в Испании назревал важный конфликт. Он готовил государственный переворот против законного правительства республики, и ему требовалось оружие. Они поговорили о том, что называлось необходимым альянсом европейских правых сил перед лицом наступления советского коммунизма, и назначили встречу на следующей неделе.

Вместе с официальным кортежем итальянского правительства посетители отправились на Национальный стадион – сборная Италии играла в финале чемпионата мира по футболу против Чехословакии, и они были почетными гостями. Проезжая по улицам Рима, Фриц видел в окне автомобиля фасады цвета блеклой охры, оранжевые и желтые, а также мощеные переулки, бесчисленные монументальные церкви и исторические руины, встроенные во многие современные здания. Итальянская столица обладала особым очарованием.

Стадион был переполнен. Ходили слухи, что Муссолини организовал несколько договорных матчей, подкупая судей и игроков, а также угрожая им. В постиндустриальную эпоху развитие коммуникаций облегчало пропаганду, и это спортивное мероприятие придало дуче престижа за рубежом, одновременно с этим обеспечив ему народную поддержку: добродетели фашизма были наглядно доказаны победами сборной Италии, которая в итоге и завоевала трофей. А Франко расстроился, ведь четвертьфинальный матч сборной Испании, проигранный команде Италии, оказался спорным. Впрочем, он понимал ситуацию и сам не поступил бы иначе, поэтому поздравил окрыленного Муссолини, отправившегося в военной форме вручать Кубок Жюля Римé, которым награждали чемпионов.