Третий изгой бесплатное чтение

Третий изгой

День Ч. 10:15

Игорь Михайлович Белов чувствовал себя более чем неуверенно. Нервы его были натянуты, как леска, которой вываживают крупную рыбу. Он пребывал в ожидании встречи, о которой его предупредили двое суток назад. Сразу после этого предупреждения и началось томительное ожидание неприятностей. Он пытался убаюкать свою тревогу: «Чего я вибрирую? Обычная дежурная встреча с руководством! Сколько их уже таких было? Не счесть!» Но тщетно. Взбудораженное сознание совковой лопатой подкидывало очередную порцию опасений: «Планкет точно что-то замыслил. И точно какую-то гадость. Утопят они меня. Как пить дать утопят!»

На встрече, кроме Белова, присутствовали еще три человека. Двое из них пристально его разглядывали. Оба являлись мажоритарными акционерами венчурного фонда. В текущем проекте фонда Белов занимал главную административную должность. Один из мажоритариев – Альберт Николаевич Северский, за глаза именуемый Папой, – обладал плотным телосложением, печальной улыбкой и большими проницательными глазами, вызывающими доверие и расположение собеседников. Другой – Александр Ильич Рыжов – негласно прозывался Микроскопом и, напротив, являлся полной противоположностью первому. Он был худ, как палка, обладал скрипучим неприятным голосом, лицом, застывшим, как театральная маска, и колючим отталкивающим взглядом. Тем не менее эта парочка, как сущности двуликого Януса, отлично ладили между собой и были повсюду неразлучны.

А вот третьим как раз и был тот самый Боб Планкет – в недавнем прошлом если не закадычный друг, то добрый товарищ, превратившийся коварного недоброжелателя Игоря Михайловича. В текущем венчурном проекте Планкет занимал пост менеджера среднего звена. Он был энергичным человеком, среднего возраста. На этой встрече ему была уготована роль спикера. Вернее сказать, такого амплуа на совещании он добился своим неуемным характером и гибким умом. Планкет, как нетрудно было догадаться, являлся и инициатором, и организатором встречи.

Боб сразу решительно отмел излишние церемонии и ненужные экивоки. Он, что называется, сразу взял быка за рога:

– Игорь Михайлович, мы надеемся на вашу помощь в восстановлении здоровья Ценципера.

Белов изобразил на лице непонимание и недоуменно пожал плечами:

– И чем я могу быть в этом случае, по-вашему, полезен? Я, конечно, по образованию биолог, но не медик.

Планкет наклонил голову к плечу и снисходительно посмотрел на Белова:

– В прошлый раз вы с этой задачей справились на отлично. Значительно успешнее, чем профессиональные дипломированные медики.

Игорь Михайлович досадливо поморщился:

– Не стоит преувеличивать мои успехи и недооценивать действия медиков.

Планкет продолжил наседать:

– Михалыч, создается впечатление, что ты сознательно манкируешь оказанием помощи Ценциперу. Может, для этого существуют веские скрытые причины, о которых мы не осведомлены? А ведь Ценципер был твоим другом! Может, все-таки попытаешься? Или мои догадки о скрытых причинах верны?

В голове Белова мелькнуло: «Провоцирует, гад! На слабо хочет взять. Надеется, что я, как мальчик из песочницы, клюну на комплекс вины».

Вслух он рассудительно попытался привести весомые и убедительные аргументы своего отказа:

– Обстоятельства, при которых у Леонида Владимировича случился повторный инсульт, в корне отличаются от тех, при которых произошел первый удар. И именно поэтому как его друг я считаю, что в данном случае ему необходима исключительно квалифицированная помощь, а не упование на авось.

Планкет ехидно усмехнулся:

– А я подозреваю, что ситуацию, как и в прошлый раз, спровоцировал сам Ценципер в ходе проводимых им исследований.

Игорь Михайлович изобразил сомнение на лице:

– А если это не так? Скажу больше: я твердо уверен, что вы ошибаетесь. Инсульт его настиг, если помните, не в лаборатории, а в моем кабинете. И к тому же все материалы по работе Ценципера я, помнится, передал вам, Борис Иванович, в присутствии самого Ценципера. О чем был составлен соответствующий акт. Вы с энтузиазмом взялись за сопровождение его исследований. Теперь вам, как говорится, и карты в руки.

Планкет недовольно поморщился:

– Михалыч, давай не будем валять дурака! Тебе прекрасно известно, что у меня отсутствуют необходимый инструментарий для вывода Ценципера из комы. Как то… – Планкет стал разгибать пальцы на сжатой в кулак руке: – Способ идентификация пластинок, изготовленных Ценципером, – раз! Точная схема установки для реализации восстановления – два! И сам концентратор, или, как его называл Ценципер, гетеродин¹ фазовых пространств, – три!

Белов затравленно взирал на Планкета и после паузы поинтересовался:

– Это все? Или будет продолжение?

Планкет ехидно хмыкнул:

– А ты считаешь, что этого мало?

Игорь Михайлович протяжно вздохнул и продолжил:

– Начнем с конца. Насколько я помню, Ценципер разработал базовую модель гетеродинов и изготовил их в количестве двух штук. Он сопроводил данные приборы пользовательской инструкцией. Вы Борис Иванович, лично подписали акт приемки и испытаний этих устройств. – Белов устало выдохнул: – Это раз. И это два. – Он с прищуром взглянул в глаза Планкету: – Относительно пластинок: как я помню, на каждой из них имелся идентификационный номер. Расшифровка номеров находилась в сопроводительном журнале, который был передан вам в соответствии с описью. Это три. Я не понимаю, какие могут быть ко мне претензии…

Планкет откинулся на спинку стула и с нарочитым вызовом уперся ладонями в стол:

– У нас сложилось впечатление, что вы, Игорь Михайлович, от нас что-то утаиваете.

Белов продолжал демонстрировать присутствие духа, находясь на грани нервного срыва:

– У кого это «у нас»? Можно конкретней? Хотя это уже не важно. – Игорь Михайлович выложил из кармана на стол ключи: – Сомневаетесь в моей порядочности? Прекрасно! Это ключи от моего сейфа и квартиры, в конце концов. Ищите! – Он потянулся за листом бумаги: – Сейчас я напишу для вас телегу, что обыск в моей квартире производится с моего ведома и согласия. – Игорь Михайлович взял шариковую ручку и посмотрел в лицо Планкету: – Что-то еще нужно?

Северский брезгливо скривил рот и легонько стукнул пальцем по краю стола. Планкет отреагировал на его жест, как заливающаяся истеричным лаем дворняжка на грозный окрик хозяина: он подобострастно уставился в лицо мажоритария. Между тем перехвативший инициативу Альберт Николаевич не спешил высказываться. Казалось, он тщательно подбирал слова для своей речи. Наконец кашлянул и заговорил:

– Игорь Михайлович, напрасно вы так эмоционально реагируете! Никто вас ни в чем не подозревает и не обвиняет. Но есть некоторые нюансы, с которыми мы все обязаны считаться. И в праве держать их под контролем и пристальным вниманием. – Он сосредоченно уставился на стол и продолжил: – Еще на предыдущей нашей встрече с участием Ценципера мы установили… – Он многозначительно замолчал. Чувствовалось, что держать паузу он умеет профессионально. Продолжил свою речь он именно тогда, когда убедился, что присутствующие прониклись ответственностью момента: – Теоретические изыскания Ценципера при всей их важности для физиков и математиков для нас с коммерческой точки зрения интереса не представляют. А вот к побочным продуктам его исследований у нас несомненно коммерческий интерес имеется. Собственно, весь разыгранный сейчас спектакль имеет единственную цель: нам важно, чтобы результаты Ценципера случайно не попали в чужие руки. Прошу прощения за столь грубые методы! Надеюсь, что вы, серьезный профессионал, учтете сложность ситуации и не будете иметь к нам претензий.

Он поднял глаза на Белова. Тот недоуменно хлопнул глазами и согласно кивнул:

– Конечно, конечно! Кстати, может, для обретения такого рода уверенности стоит привлечь к нашему обсуждению службу безопасности? – Белов, не дожидаясь ответа на свой вопрос, потянулся к телефону: – Леонтий Маркович? Приветствую! Не могли бы вы сейчас подняться в зал совещаний? Да, конечно! Все, что считаете необходимым. Спасибо. Мы вас ждем. – Игорь Михайлович виновато улыбнулся присутствующим: – Я думаю, отдел безопасности внесет полную ясность и снимет ваши сомнения по поводу несанкционированного доступа к нашей конфиденциальной информации.

Планкет, почувствовав смену настроений, раскрепостился и хищно посмотрел на Белова:

– Ну, пока мы ждем безопасника, последний вопрос. Скажите, Игорь Михайлович, а где сейчас ваша ручная ворона?

Белов недовольно поморщился:

– Далась вам моя ворона! Чего вы хотите от нее добиться?

Планкет не унимался:

– Во-первых, мне хотелось бы знать, где эта птица была в момент, когда с Ценципером случился повторный удар.

Игорь Михайлович раздраженно поморщился:

– Ах, вот вы о чем! Повторяю: все произошло в моем кабинете. Смею вас заверить: птицы в непосредственной близости от Ценципера в тот момент не было. Когда с ним произошло несчастье, мы просто беседовали.

На лице Планкета отразилось подозрение:

– А не будете ли добры прояснить суть вашего разговора? О чем шла речь?

Белов хищно сузил глаза:

– Отчего же не рассказать? Извольте! Здесь все свои. Леонид Владимирович был крайне недоволен, возбужден и раздражен. Он предъявлял мне претензии по поводу неуплаты причитающегося ему вознаграждения. Я пытался его успокоить. Это было непросто. Ведь накануне именно от вас, Борис Иванович, я получил уведомление о приостановке ему выплаты до момента заключения с ним нового контракта.

Планкет развязано откинулся на спинку стула и ехидно хохотнул:

– Хотите на меня перевести стрелки? Прелестно! – Он повернул голову к инвесторам: – Чувствуете, как ловко Игорь Михайлович пытается перенести все с больной головы на здоровую? – Планкет снова резко подался в сторону Белова и, вытаращив глаза, завопил, брызжа слюной и размахивая указательным пальцем перед его лицом: – Нет, дорогой, Игорь Михайлович, не получится! Это вы, а не я, оба раза были наедине с Ценципером, когда с ним случались несчастья. Это превратилось у вас чуть ли не в традицию! Вы контактируете с Ценципером – и он впадает в кому. Поэтому я и интересуюсь, где находилась в это время ваша птица. Ни для кого уже не секрет, что именно она стала причиной инсульта Ценципера в первый раз. Так, может, он и на этот решил повторить свой опасный трюк?

Белов растерянно пробурчал:

– Бред! То есть вы полагаете, что Ценципер намеренно нанес катастрофический ущерб своему здоровью?

Планкет не унимался:

– Да, полагаю. И он сделал это с целью перенести свое сознание в другое тело. Возникает вопрос, в чье!

Голос Белова сочился растерянностью:

– И в какое именно тело, вы полагаете, он переселился?

– Я надеялся, что именно вы нам подскажите. – Планкет со зловещим азартом продолжил: – И еще мне кажется, что ваша птица – и есть ключ к отгадке. К тому же ваша ворона – это неконтролируемый артефакт, которым могут воспользоваться третьи лица, выражаясь юридическим языком.

Белов оторопело молчал.

Раздался стук в дверь, и открывшуюся щель просунулась голова начальника службы безопасности:

– Разрешите?

Белов пребывал в полной прострации. Планкета, напротив, накрыл охотничий азарт и кураж. Ответил безопаснику Альберт Николаевич:

– Заходите. У нас к вам есть несколько вопросов.

Безопасник с объемистой папкой под мышкой мелкими шагами засеменил к столу. На ходу он раболепно приговаривал:

– Конечно, конечно. Все, что в моих силах! Службу знаем! Я тут кое-что с собой принес.

Он извлек из папки флэшку и угоднически улыбнулся по очереди обоим инвесторам:

– Ноутбуком позвольте воспользоваться?

И тут же без паузы продолжил:

– Я понимаю, вас интересуют детали последней встречи господина Белова и господина Ценципера. Сейчас все покажем. Все полностью зафиксировано.

Игорь Михайлович оцепенел. По его лбу сползла капелька холодного пота, а в голове мелькнуло: «Все! Накрыли с поличным. Кранты».

Зато оживился Планкет. Он вскочил со своего места и поспешил за спину к безопаснику, раскрывающему ноутбук, неуверенно бормоча:

– А вот мы посмотрим, посмотрим.

Белов завороженно наблюдал за происходящим. Некоторое время инвесторы, Планкет и безопасник разглядывали изображение на экране. Почти одновременно Микроскоп и Планкет вскрикнули. Планкет – разочарованно:

– А где же ворона?

Микроскоп – скрипучим голосом:

– Почему звука нет?

Безопасник виновато ответил:

– Со звуком – извиняюсь – небольшая накладочка вышла.

После этой словесной тирады у Игоря Михайловича начало отлегать от сердца: «Слава богу! Значит, Ценципера они слышали».

Альберт Николаевич подытожил:

– Ну, похоже, Игорь Михайлович нам все верно и правдиво изложил. Банальный инсульт! Вон и медики прибыли. Ставят диагноз. Все так, как он говорил: инсульт. – Он оторвал взгляд от экрана и посмотрел на Белова: – Насколько я понял, вы, Игорь Михайлович, с Ценципером приятельствовали. Мои соболезнования! Перечислите его семье все, что ему причиталось по контракту, и… – Он собрал складки на лбу и поправил бровь пальцем: – И еще выпишите семье дополнительные средства в качестве материальной поддержки. С размером этой выплаты решите сами. И не стесняйтесь в затратах. Главное, чтобы это несчастье не обросло сплетнями и ненужными слухами. – Папа встал и положил руку на плечо Микроскопу: – Нам, кажется, пора. Тут уже все и так ясно, дальше разберутся без нас.

Микроскоп с подозрением вперился в безопасника:

– А когда медики появились, звук слышится вполне отчетливо!

Безопасник выпятил нижнюю губу и услужливо пояснил:

– Оперативно восстановили. Работаем не покладая рук! – И тут же безопасник, опасливо поглядывая на Планкета, фальцетом вскрикнул : – Погодите, погодите. У меня тут припасено еще кое-что интересное!

Сердце Игоря Михайловича снова ухнуло вниз. Папа неохотно опустился на свой стул и отрешенно буркнул:

– Ну, показывайте.

Некоторое время все четверо сосредоточено созерцали происходящее на экране. Белов виновато потупился и молчал. В его голове рефреном звучали слова Ценципера: «Как только они разберутся со мной, возьмутся за тебя. Затронуты интересы очень влиятельных людей».

Планкет, первоначально прильнувший к экрану, резко дернулся и отстранился от него . При этом на его лице проступила нездоровая бледность.

Северский наконец оторвался от ноутбука и повернулся к Планкету:

– И как все это прикажете понимать? – Не дожидаясь ответа, он перевел взгляд на Белова: – Жаль, что вы это не видели, Игорь Михайлович. Но не страшно, это поправимо. – Он повернулся к безопаснику: – Почему я только сейчас об этом узнаю́?

Безопасник виноватым голосом заверещал:

– В соответствии с установленным регламентом, я должен был поставить в известность господина Белова. Но поскольку господин Планкет был постоянным визитером Игоря Михайловича, я опасался, нет ли между ними преступной связи.

Папа недовольно поморщился:

– Понятно. Теперь-то эти подозрения, надеюсь, сняты! Жду от вас с Игорем Михайловичем подробного отчета об этом. Отдельно мне нужен полный список тех, с кем контактировал господин Планкет. – Северский повернул голову к Планкету: – А вам, Борис Иванович, советую проявить благоразумие и чистосердечно во всем признаться.

Голову к Планкету повернул и Микроскоп и с угрозой хрипло проскрипел:

– Не заставляйте нас прибегать к крайним мерам, молодой человек! Тогда, возможно, все для вас закончится благополучно.

Планкет стоял бледный, с мелко дрожащими губами.

Шарик лопнул. День Ч, 13:10

После того как инвесторы покинули зал совещаний, Белов начал постепенно приходить в себя. Теперь в его голове одна за другой скакали запоздалые мысли: «Неожиданно! А, собственно, почему неожиданно? От Планкета я в последнее время постоянно ждал каких-то гадостей и мерзостей. Вот только не таких! Каки не таких? Что ему все-таки сейчас вменяется в вину? Скоро узнаем. Всему свое время. Терпение и еще раз терпение!»

Из прострации его вывел голос безопасника:

– Игорь Михайлович! Товарищ Белов!

Игорь Михайлович отчужденно посмотрел на безопасника. Теперь тот выглядел совсем иначе, чем в присутствии инвесторов. Он источал уверенность человека, наделенного высокими полномочиями. В его глазах стояла непреклонная решительность.

Белов поспешно ответил:

– Да, Леонтий Маркович, я вас слушаю.

Безопасник буднично поинтересовался:

– Вместе будем допрашивать? Или как?

Белов стушевался. Он неуверенно привстал со стула:

– Вы уж сами начинайте. У вас это лучше получится! Да, и еще: ознакомьте меня с продемонстрированными здесь видео.

Леонтий Маркович протянул Белову флэшку, на что Игорь Михайлович сдержанно возразил:

– Нет, не стоит. Флэшку заберите с собой. Пришлите мне копию по электронной почте. В случае чего я в своем кабинете.

Безопасник деловито кивнул:

– Как скажете. – И перевел взгляд на Планкета: – А с вами, Борис Иванович, нам предстоит долгий разговор. Так что не обессудьте: придется вам здесь у нас немного подзадержаться. Попрошу ваш мобильник и блокнот. – Леонтий Маркович кровожадно усмехнулся: – Хотя блокнот можете оставить при себе. А вот вашу китайскую ручку, во избежание эксцессов и ненужных инцидентов, позвольте изъять. И давайте обойдемся без дешевых шпионских фокусов и трюков! Это не прокатит.

Свидетелем дальнейшего общения безопасника с Планкетом Белову не довелось быть. Он поспешно покинул комнату совещаний и направился в свой кабинет.

Тайное становится явным. День Ч, 13:40

Белов просматривал запись, присланную Леонтием Марковичем, плотно сжав губы. Время от времени он сокрушенно качал головой и тихо бормотал:

– Вот уж точно: на всякого мудреца довольно простоты! – Игорь Михайлович печально усмехнулся: – Кто бы мог подумать, что Планкет так глупо лопухнется! А вот Леонид Маркович молодец, засек. Что ни говори, профи. Не зря его за глаза Кумом кличут!

Скрытая видеокамера подробно зафиксировала все, что происходило на экране ноутбука Планкета. И эти действия Боба имели явно неприятный запашок. Планкет упорно пытался получить доступ к информации, к которой у него не было допуска. Но это еще было бы полбеды, на грани криминала. А вот то, что Планкет отправлял собранную информацию по электронной почте несанкционированному адресату, точно можно было квалифицировать как промышленный шпионаж. И в лучшем случае это грозило тюремным сроком, если руководство венчурного фонда разжалобится. Хотя надежда на жалость была призрачной…

Белов зажал зубами кончик шариковой ручки и задумчиво прищурился: «Стоп! Получается, за Планкетом велось наблюдение скрытой камерой. Но это нарушение установленного регламента. Хотя этот дурацкий регламент наверняка не является руководством для безопасников… В соответствии с установленным регламентом, камеры наблюдения ставились в рабочих помещениях не скрытно, а наоборот: демонстративно и показушно. Это был один из типовым пунктом трудового договора между привлеченными к работе сотрудниками и работодателями. У сотрудников такое мероприятие должно было создать впечатление, что ничего из реализованного в стенах предприятия утаить не удастся. А у работодателей, соответственно, сформировать уверенность, что все под контролем».

Игорь Михайлович не был сторонником подобной инновации. Он полагал, что именно доверительные отношения повышают производительность труда и эффективность отдачи затраченных средств и усилий. Но напор убежденных в своей правоте профанов ему преодолеть не удалось. Сам Белов имел вполне узаконенный доступ к видеоматериалам из всех лабораторий. Полномочия остальных менеджеров на такой доступ строго ограничивались курируемыми ими объектами. Планкет пренебрег этим правилом. Скрытно это он сделал или с показушным нахальством баловня судьбы, которое было ему присуще, уже не имело значения. Грань разрешенного он перешел.

Результат не заставил себя ждать. Безопасники взяли его на карандаш. У Планкета были свои представления о дозволенном и недозволенном, которые резко отличались от общепринятых. Этими своими представлениями, вернее, соответствовавшими этим представлениям поступками он бравировал. Поначалу многих его поведение шокировало, постепенно к его по большей части безобидным выходкам привыкли и смирились с ними. Но в данном случае это уже была не безобидная шутка. А главное, Планкет это прекрасно осознавал. Об этом говорила его реакция на разоблачение.

Судьба впервые свела Игоря Михайловича с Планкетом именно на этом проекте. До этого их интересы и пути не пересекались. Как и положено административному методологу предприятия, Игорь Михайлович тщательно ознакомился с досье на тех, с кем ему предстояло тянуть лямку производственных отношений. Боб Планкет резко выделялся на фоне остального менеджерского состава. Хотя и остальные менеджеры были людьми незаурядныеми, с большим опытом участия в подобного рода мероприятиях. Планкет установил рекорд среди остальных сотрудников по количеству посещений кабинета Белова.

Игорю Михайловичу иногда приходила на ум крамольная мысль: «Если Боб с таким же упорством и рвением посещает и остальное руководство в лице инвесторов, то когда он успевает работать?»

В одном Планкету трудно было отказать: он до мельчайших подробностей был в курсе всего, что происходило на предприятии. Тем не менее досье на господина Планкета оказалось довольно худеньким. Оно было представлено стандартным анкетным бланком и автобиографией. Из анкеты следовало, что первое высшее образование Боб получил еще в Советском Союзе. И был он тогда никаким не Бобом и никаким не Планкетом, а Борисом Ивановичем Платоновым. Эмигрировал. Покатался по миру. Умудрился получить еще одно образование в Йеле. Этим своим достижением Боб очень гордился и кичился. Остальные малоинтересные подробности были представлены Планкетом-Платоновым в автобиографии. Данным этой автобиографии Белов не склонен был доверять. Документ скорее предназначался, чтобы скрыть нежелательные подробности биографии, а не высветить их. И о том, как Платонов стал Планкетом, Борис Иванович предпочитал не распространяться: как в автобиографии, так и в повседневной жизни. Наоборот, стремился показать, что он коренной американец. И даже взял на вооружение коверканье русских фраз. Конечно, изменить имя и фамилию – не преступление, а вполне узаконенная процедура. Но подобный поступок невольно наводил на определенные размышления. И в первую очередь Белова тревожило то, что Планкет мертвой хваткой вцепился в его ручную ворону.

Карлуша. День Ч, 14:20

Игорь Михайлович мысленно отметил: «Не видно и не слышно Карлуши! Заныкался, чувствует опасность».

В голове Белова сформировалась фраза, сказанная чужим, но очень знакомым голосом: «Что, соскучился? Не особенно я и ныкаюсь, просто ситуация обязывает. Как говорят у них, ноблес оближ».

Игорь Михайлович вздрогнул и стал испуганно таращиться по сторонам. Его ручная ворона, как обычно, сидела на шкафу и разглядывала его с независимым видом.

Появился Карлуша у Игоря Михайловича случайно. Белов спас его от неминуемой гибели, еще когда птица была несмышленым слетком, которым захотела полакомиться кошка. Вскармливание птенца отняло немало сил у Игоря Михайловича. Правда, эти усилия были с лихвой вознаграждены обретением верного друга.

Но, как известно, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. С появлением птицы в душе Белова поселилась тревога. Игорь Михайлович, с одной стороны, надеялся, а с другой стороны, до боли в сердце осознавал, что птица однажды улетит и больше никогда не вернется. Но из друга нельзя делать пленника. Форточка в кабинете Игоря Михайловича была постоянно открыта и ничуть не ограничивала свободы птицы. В свою очередь, Карлуша не пренебрегал прогулками на воле.

Во время долгого отсутствия птицы на Белова наваливалась тоска, рвала душу в клочья горечь утраты. Радостное облегчение наступало, когда Карлуша появлялся в форточке. Со временем они оба – и человек, и птица – привыкли к такому положению вещей. Карлуша своим периодическими появлениями скрашивал однообразие деловых будней Игоря Михайловича.

Знакомство Планкета с Карлушей

Белов посмотрел на птицу и улыбнулся. Ему вспомнилось, как Планкет познакомился с его питомцем. Это случилось задолго до Дня Ч и задолго до того, как образовалась проблема Ценципера. Планкет тогда только совершал первые шаги на новом поприще, но уже успел надоесть Белову своими частыми визитами.

В памяти Игоря Михайловича всплыли мельчайшие подробности той встречи – вплоть скрипа двери в его кабинет. На пороге стоял Боб Планкет собственной персоной. На его лице расплывалась американская улыбка показного дружелюбия:

– Хай, Гарри!

Из-за спины Боба выглядывало растерянное лицо секретарши Игоря Михайловича. Без слов было ясно, что ей нечего было противопоставить напору Планкета.

Сам Игорь Михайлович при желании мог дать фору в артистизме и более изощренным выпендрежникам, чем Боб. Он вальяжно привстал в своем кресле и развел руки в стороны жестом показушного гостеприимства:

– Какие люди почтили мою скромную обитель своим присутствием! Рад. Очень рад.

Тем временем альтер эго Белова уже состроило недовольную гримасу: «Какого черта его принесло? Теперь придется слушать его очередную ахинею, приправленную американскими теориями бизнеса».

Игорь Михайлович приветливо улыбнулся гостю:

– Кофе не предлагаю. Конечно же, виски? Вам «Джек Дэниэлс» или «Джемесон»?

Боб небрежно отмахнулся:

– Мне все равно. Я иметь желание поговорить о делах.

Альтер эго ехидно прокомментировало: «Тоже мне американец! До сих пор не составил ясного представления о сортах виски. Ну-ну. Посмотрим, что он на этот раз приволок в своем загашнике».

В загашнике Боб приволок свое недовольство. Он крутил пальцами стакан с виски на столе и распинался о том, что работы в большинстве стартапов идут с недостаточной интенсивностью и выходят из графика. Белов согласно кивал и изредка вежливо поддакивал.

Наконец Боб произнес фразу, которая окончательно объединила сарказм альтер эго и лопнувшее терпение прима эго Игоря Михайловича:

– У нас в Штатах не потерпели бы такой положений дел. Или ты делаешь качественно работа, или биржа труда. Только в Россия такое еще возможно. С этим надо делать борьба.

В горле у Белова булькнуло недовольство, но он сдержался:

– Боб, вы не интересовались интродукцией?

Планкет непонимающе наморщил лоб:

– Интродукций? Это какое-то логический постройка или электрический понятий?

Альтер эго припудрило кротостью маску сарказма на лице Белова. Апперкот по самолюбию Планкета требовалось замаскировать:

– Нет. Это из области, далекой и от математики, и от физики. Это из биологии. Квинтэссенция опыта по переселению растений из одной климатической зоны в другую.

– Я не очень понимать, при чем здесь биология… Это что? Новый стартап?

Белов перевел смиренный взгляд с лица Боба на свой стакан с виски:

– Ну что вы, Боб? Какой, к черту, стартап? Просто я по основному образованию биолог, вот и пытаюсь поделиться с вами, как с коллегой, своим опытом и знаниями. Так вот: растения, успешно росшие в одной климатической зоне, начинали капризничать и чахнуть после переселения на новое место обитания. Вплоть до полной гибели. Вам это ничего не напоминает?

Боб обескураженно посмотрел на Игоря Михайловича:

– Что это должен мне напоминать, Гарри?

Белов продолжал демонстрировать невозмутимую сдержанность:

– Перенос производственных отношений из одной страны в другую. Аналогия-то вполне прозрачная! – В глазах Игоря Михайловича блеснули хищные искорки: – Мне казалось, вы ее должны были ощутить – даже не один раз – на своей шкуре. Не так ли, Борис Иванович?

Карлуша, до этого тихо сидевший на книжном шкафу, шумно спикировал на стол Белова и начал рыться в ворохе бумажек с записками.

Планкет растерянно смотрел то на птицу, то на Белова. В отличие от него, Игорь Михайлович наблюдал за птичьей возней с ироничной улыбкой.

Ворона шумно взмахнула крыльями, перелетела на стол, за которым разместился Планкет, и положила перед ним записку.

Боб ошарашенно посмотрел на Белова и вслух прочитал:

– «Не надо выпендриваться».

Птица назидательно стукнула клювом по столу и улетела обратно на книжный шкаф.

Белов саркастически усмехнулся, глядя в глаза Боба. Взгляд его был холоден, а на лице читалась твердость и уверенность.

– Не стоит демонстрировать мне свой американский акцент. Оставь эти понты, Боря, для других – менее осведомленных. А мне хорошо известен твой опыт двойной интродукции в Штаты и обратно. Бакалавр Йеля. Не скрою, это престижно. Ну, не попал ты там в основную обойму. Бывает! Надеешься пробиться и сделать карьеру в родной синекуре? Это тоже понятно. Готов помочь. И помочь в первую очередь советом. Не лезь в политику, Боря! Шею себе сломаешь.

– Я не лезть ни в какой политик, Гарри.

Белов пренебрежительно поморщился:

– Это тебе только так кажется! Тебя ведь, насколько мне известно, уже сориентировали на программу «Вселенная-26»? Широко распиаренный эксперимент Джона Кэлхуна 1968 года. В перспективе это вроде открывает прочные позиции на политической арене и доступ к глобальным бюджетным ассигнованиям. Только это не так! По крайней мере, не здесь, не в России. Здесь государственный бюджет пилят в соответствии с иными принципами. Так вот, позволь открыть тебе еще один аспект интродукции. Переселенные растения погибали отнюдь не от смены климата. Они просто не могли эффективно конкурировать с эндемиками и конфликтовали с ними. Надеюсь, знаешь, что такое «эндемик»? Это абориген. Легко приживались только те экземпляры, которые вступал с аборигенами в симбиоз. Я ясно выразил свою мысль?

Боб часто согласно кивнул.

Белов поморщился и почесал себя за ухом:

– И еще – маленькая просьба: не зови меня Гарри. Я здесь для всех Игорь Михайлович Белов.

Белов внимательно посмотрел на бакалавра Йеля, чтобы убедиться, что тот его хорошо понял. Затем весело продолжил:

– Ну, а теперь вернемся к нашим баранам. Предлагаю тебе возглавить администрирование и курирование несколько стартапов. Успех в одном стартапе могут расценить как случайность, удачу в нескольких – как хорошую тенденцию. Список стартапов, которые ты захочешь возглавить, жду от тебя в ближайшее время. Естественно, выбирать будешь из тех, которые в настоящий момент находятся без хозяйского присмотра. Договорились?

Игорь Михайлович привстал со своего места и протянул ладонь Бобу. Для себя Белов отметил, что рука у Бориса была влажная и холодная, как лягушка. Пожатие состоялось, но гость не спешил покидать кабинет:

– У меня к вам еще один вопрос, Игорь Михайлович. Он может показаться странным. Но я не совсем понимаю…

Игорь Михайлович мысленно усмехнулся: «Отличный ученик! На лету все ловит. Я для него уже не Гарри».

Белов недоуменно сдвинул брови к переносице:

– Ну, не тяни. Выкладывай, что за вопрос!

– Почему у ваших проектов такие странные названия? «Блеро», «Паржу», «Фулькам», «Монпаньяр», «Ливен», «Маримьян 16/10», «Шанталь», «Цимбуш»…

Белов загадочно улыбнулся и медленно погладил рукой свой затылок:

– Ах, это? Обожаю, знаешь ли, французские фильмы. Согласись, у всех есть слабости! И я – не исключение. Так вот: моя слабость – французские фильмы. Мои любимые – «Не пойман – не вор» с де Фюнесом и «Агент поневоле» с Фишером. Ну, а названия проектов – это просто имена персонажей из этих фильмов. – Белов весело хохотнул: – Что? Не понравилось?

Боб недоуменно пожал плечами.

Белов беспечно усмехнулся:

– Ну, названия, в конце концов, можно и сменить. Что-то еще?

Боб немного поерзал на стуле и приподнялся:

– Да, вроде, нет. Я, пожалуй, пойду.

Белов проводил его ехидным взглядом и тихо про себя буркнул:

– Кажется, одной проблемой стало меньше. Легче будет в полной мере контролировать деятельность этого вольноопределяющегося разгильдяя. А вот фамильярничать с тещей будешь, Боря!

Он задумчиво смотрел на закрывшуюся дверь: «Интересно, какие проекты он возьмет под свое крыло».

Белов.

В деловых кругах у Игоря Михайловича давно сформировался имидж опытного администратора, хорошо знакомого с опытом сталинско-бериевских шарашек, особенно в области атомного проекта. В качестве босса венчурных проектов он регулярно оправдывал надежды своих работодателей и поддерживал реноме незаменимого и эффективного венчурного менеджера. Но тут присутствовал небольшой нюанс, который Игорь Михайлович старался не афишировать.

Он был хорошо ознакомлен не только с советским организационным опытом, но и с методами предвоенных научных исследований в Англии и Франции, а также с американским подходом внедрения новых технологий в послевоенной Японии. И сравнения этих подходов было далеко не в пользу методов Берии. Однако житейский опыт Белова подтверждал незатейливую истину: в некоторых случаях уклонение от спорных высказываний лучше работает на авторитет, нежели участие в пустопорожних дискуссиях.

Метод Белова

Стоит отметить, что кучки записок на столе Игоря Михайловича являлись результатом его совместного с Карлушей творчества. Ничего мистического и загадочного в этих бумажках не было. Подписывал их, конечно же, сам Игорь Михайлович. Такого рода записки служили ему для планирования предстоящих организационных мероприятий. Они отражали уникальный стиль его работы. Раскладывая их в разном порядке на столе, Игорь Михайлович намечал пути и способы решения встававших перед ним производственных проблем. Поэтому, кроме бумажек с названиями производственных подразделений, проектов и задач, эффективность которых он стремился улучшить рядом с набором записей традиционных действий и поручений появлялись записки откровенно эмоционального характера типа «Забей болт», «Дать по сусалам», «Надо подумать».

Карлуша, наблюдая за тем, как хозяин перекладывает записки на столе, выстраивает из них цепочку, а остальные сгребает в кучу, тоже приобщился к этому занятию. Замечая проявления неуверенности Белова, выражавшиеся в заминках при раскладывании заметок, Карлуша перехватывал у него инициативу в игре. Он последовательно выкладывал перед Беловым одну за другой выбранные им бумажки и внимательно наблюдал за его реакцией. По результатам реакции хозяина на свои действия птица начинала более уверенно сортировать записки на столе.

Игорь Михайлович поначалу воспринимал действия Карлуши как склонность к игровому поведению, характерную для умных ворон. Вскоре ему пришлось поменять свое мнение. С каждым разом удачные действия Карлуши приобретали для Белова необъяснимый мистический характер. У него закрадывалась крамольная мысль в промысле Господнем. Ну, конечно же, вороны – птицы умные, это подтвердит любой орнитолог. Но не до такой же степени, чтобы быстро освоить чтение и развить абстрактное мышление! Вставал естественный вопрос: «А кто на самом деле руководит поступками Карлуши?»