Взгляд куклы бесплатное чтение

Глава 1. Тронувшийся лёд

Иокогама, кажется, ничуть не изменилась за время, пока меня тут не было. Крупный портовый город, который находился недалеко от столицы, был серым, пыльным и шумным. А контора, рекомендованная мне старым приятелем, вовсе находилась не в самом благополучном районе города. Так что в своём бежевом пальто, налакированных ботинках и с шапкой седых волос я смотрелась по меньшей мере белой вороной. Хотя скорее волчицей в логове мышей: мне часто приходилось пригибаться, а проходы местами были столь узки, что пробираться удавалось лишь боком. Рост под метр восемьдесят мне достался от папы-американца, солдата, который без памяти влюбился в мою маму, когда та отдыхала на Окинаве. Ах, пропитанный солнцем и обласканный океаном остров! Счастливые расслабленные люди! Здесь на него не походило ничего.

По пути мне встречались мелкие торговцы, офисные клерки среднего звена и возраста, сутулые уставшие женщины, которые вели за руку детей с ободранными коленками и грязными ногтями. Дети оборачивались мне вслед и сосали палец, пока их не дергали матери, уводя в закутки темных маленьких квартир. Повсюду виднелись лишь обшарпанные стены, грязные тротуары, засиженные мухами витрины. На проводах покачивались голуби, тощие и с маленькими злыми глазками. Вот тебе и птица мира… Впрочем, чего еще было ожидать от подобной местности? Казалось, с хмурого неба сюда никогда не падали солнечные лучи.

Я передернула плечами, хотя на что только не насмотрелась за почти двадцать лет работы в полиции. Специальная команда по расследованиям уголовных преступлений – лучшая школа для знакомства с изнанкой жизни. Сколько мимо меня минуло трагедий и судеб… Одних имен хватило бы на целый роман. При этом чем больше преступлений я расследовала, тем явственнее понимала, что ничего не ново ни под светом Луны, ни под лучами Солнца. Все когда-то уже было, и преступники, даже самые изощренные, всего лишь повторяли уроки прошлого, напоминая, что не стоит недооценивать своих врагов и тем более друзей. Ведь именно близкие люди могли уничтожить быстрее, чем самый ловкий преступник.

Некоторые воспоминания я бы с радостью стерла, но память – самая упрямая вещь на свете, которая крайне неохотно избавляется от того, что может причинить боль. Так, даже три с половиной года спустя, десять месяцев из которых я наблюдалась у психотерапевта, в минуты тишины перед глазами четко всплывал образ: как мой супруг падает с моста. Его добил либо диагноз бесплодия, либо постоянные разговоры о трупах, а также вечные срывы планов и даже отпусков.

По злой иронии, чтобы организовать похороны и прийти в себя, отпуск мне все-таки дали. Хотя я рьяно мечтала уйти в работу с головой, лишь бы не подкатывал к горлу ком, когда перебирала его вещи и запихивала их в коробки. В расследованиях это всегда было тяжелее всего – не смотреть на обезображенное тело, а видеть, чем человек дышал. Фоном я постоянно крутила радио-новости с надеждой, что объявится зверский маньяк, на поимку которого будут брошены все силы полиции. К сожалению или к счастью, маньяк так и не появился, а мне настолько все опротивело, что я приняла решение об увольнении и сдала значок, в один миг перечеркнув свою «блестящую карьеру».

Три с лишним месяца я тосковала и почти не выходила из дома, очень мало ела и еще меньше спала. За это время моя кожа иссушилась и побледнела, проступили ключицы и рёбра, а мои волосы полностью утратили цвет. Потом приехала мама, пинками загнала меня в баню и, принарядив, отвела к специалисту. На первых сеансах я много плакала и кричала, мне казалось, что мою душу выворачивают наизнанку. Но с каждым разом становилось легче и облепившие меня тени отступали. Я считала, что если буду жить полной жизнью, то предам память о моем дорогом Ионе, но меня заверили, что ему бы вряд ли понравилась супруга, которая стала походить на бомжиху. Следуя рекомендациям психотерапевта, я старалась просто радоваться каждому дню. Стала гулять по городу и лесу, ходила по театрам и на концерты, полностью обновила гардероб и стрижку, запоем прочла давно откладываемые, пылящиеся книги. Но когда в фэнтезийном романе наткнулась на сюжет про похищение амулета, меня захлестнуло сначала восторгом, а затем тоской. Мне не хватало моей сложной, выматывающей, далеко не всегда благодарной и все-таки захватывающей работы.

Психотерапевт посоветовал найти для себя новое хобби, и я пыталась заниматься то изучением китайского, то сервировкой стола, то огородом, то составлением описи предметов частного музея, в одном из смежных крыльев которого снимала комнаты вот уже на протяжении семи лет. Пыталась даже подружиться с современной техникой, освоение которой давалось мне с трудом, но мне по-прежнему было комфортнее найти информацию в библиотеке, чем в интернете. Тем более что во Всемирной сети многую информацию перековеркивали или не доносили в полном объёме. Или, наоборот, находилось столько мнений по поводу банального рецепта приготовления омурайсу, что голова шла кругом. Не спасали меня и стрельба из лука, и прослушивание богатой музыкальной коллекции, которые сопровождали всю мою карьеру детектива.

Несколько недель я не находила себе места, совершенно не понимая, что мне делать и почему вообще всё так сложилось, если совсем недавно я снова стала дышать полной грудью. Мне хотелось позабыть обо всех неприятностях, но в итоге я оказалась обречена на существование без цели и желаний. Наверное, это был самый тоскливый период в моей так называемой новой жизни.

А потом ко мне в гости заехал старый коллега. Он рассказал, что полиция сотрудничает с частным сыском, когда появляются «неклассические» дела или выплывают подробности старых, с которыми надо долго и упорно разбираться. В конце концов, всегда были груды архивов «холодных», нераскрытых преступлений. Поэтому скучать и сидеть без работы точно не светило. Мне понравился такой вариант: вроде я и сама по себе, а вроде никуда не уходила, только бумагомаранием больше не страдала. Каким же удовольствием оказалось распутывать сложные, заковыристые и, пожалуй, антуражные дела, которые требовали всецелого погружения и неспешного смакования.

Однако любой размеренности рано или поздно приходит конец. На второй год моей карьеры частного сыщика, на исходе осени, неожиданно всколыхнулось прошлое, присыпанное тайной и вызывающее суеверную дрожь. И минувшие девятнадцать лет живо встали перед глазами.

Начало нового тысячелетия, две тысячи четвёртый год. Дело касалось пятерых детей, пропавших в префектуре Канагава. Все мальчики до семи лет, они воспитывались в разных условиях, занимали разное социальное положение, посещали разные учебные заведения и места досуга. Сходство наблюдалось лишь одно – длинные волнистые волосы и большие глаза.

Первый ребёнок ушел вечером погулять, второго отправили по мелкому поручению к родственникам ближе к ночи, третий возвращался из школы, четвертого оставили на секунду у магазина в полдень, пятый убежал во время тайфуна утром. Заурядные, в общем-то, случаи. Только дети исчезли с концами. Никто из родителей и опекунов не получал требования о выкупе. Тщательный осмотр местности и опрос жителей не дали ни единой годной зацепки. Даже имеющиеся тогда камеры наблюдения, которые, к сожалению, часто сбоили и были расставлены не повсеместно, не показали ничего интересного. Дети исчезли, будто не существовали вовсе.

В первых двух случаях пытались копать под родителей и родственников. Однако у первого мальчика семья оказалась приёмной, и все как один, включая органы опеки и соседей, отмечали благополучие их жизни. Мальчика видели всегда чистым, нарядным, счастливым. Из дома часто лились музыка и запах свежей выпечки. В холодильнике хватало еды, в детской – игрушек. У приемных родителей была старшая родная дочь, но сводного брата она любила: они часто гуляли и играли вместе. Только вот в день исчезновения девушка готовилась к тесту по английскому и не могла составить брату компанию, за что позже бесконечно себя корила.

Во втором случае родители ребёнка время от времени прикладывались к бутылке, допускали рукоприкладство и отправили мальчика к дяде именно за саке. Поэтому основной версией рассматривали побег. С особым пристрастием допрашивали дядю, который, рыдая и божась, утверждал, что племянник до него в тот день так и не дошел. Рыскали по друзьям и одноклассникам. Подозревали даже учительницу музыки, которая, по словам директора и других учителей, была к мальчику крайне добра. Сама учительница твердила следующее: «Вы бы слышали, как он поет! Да с такой ангельской внешностью он мог бы стать суперзвездой! Но приютить его у себя я никак не могла: наша квартира слишком мала для меня, мужа и наших двойняшек». Копали и в сторону всяких прослушиваний, айдолов, телевидения… Пока через два с лишним месяца не пропал третий мальчик.

Тогда всем стало очевидно, что это серия, но мотив, даже спустя два следующих исчезновения в течение полугода, так и не был разгадан. По одной из версий – детей отправляли на продажу за рубеж. Это объясняло плюс-минус одинаковую периодичность исчезновений и давало шанс, что мальчики ещё живы, поскольку тела или останки обнаружить не удалось.

Всё это я подняла по старым связям и архивам, поскольку ко мне за помощью обратилась мама того самого третьего мальчика, после исчезновения которого вся страна стояла на ушах, а фотографии пропавших печатали все кому не лень, невзирая на запрет. Полицейских же заставляли денно и нощно штудировать улицы. Я тогда как раз исполняла обязанности патрульной в префектуре Канагава и дежурила возле моста, который вёл к буддийскому храму. По нему постоянно сновали верующие, а ты отвечай на их дурацкие однотипные вопросы. Поэтому я позволяла себе сбегать на обед в ресторанчик, где готовили отменные лепёшки окономияки, и болтала с симпатичным коллегой, курирующим этот район.

Впрочем, все предпринятые тогда меры оказались напрасными, и теперь мне предлагали крупную сумму за возобновление старого дела. Пожалуй, было немного стыдно. Мать-одиночка, Кураива Мохико, души в сыне не чаяла. Он был её единственной радостью в жизни. Именно поэтому для Кураивы стало идеей фикс найти своего Реми, живого или мертвого, чего бы ей это ни стоило.

– Не сочтите меня сумасшедшей, Рензо Торияма-сан, я давно слышу о себе, что помешалась. И все же… Я не могу ошибаться. – Кураива смотрела на меня ясным взором, женщина с посеревшей кожей и острыми скулами. Волосы её были собраны в небрежный хвост, но рубашка и брюки были тщательно отглажены. – Эта находка… В корне всё меняет!

Кураива сжимала в тонких пальцах «раскладушку», и я догадалась, что именно там сокрыта таинственная деталь, которая побудила отчаявшуюся мать обратиться за помощью к частному сыску. Сама судьба свела нас. Кураива приехала в Киото, чтобы поклониться в местном храме статуе Джиджо, покровителю и защитнику детей. А по дороге обратно на воротах увидела табличку «Частный детектив Рензо Торияма» и решила, что это знак от божества, которому она возносила мольбы.

Я ждала и подбадривала Кураиву дежурной улыбкой. Она покосилась на зашторенное окно, сильнее стиснула «раскладушку» и, выпучив глаза, выпалила:

– В Иокогаме я увидела куклу с лицом моего сына!

– Что вы хотите этим сказать?

– Смотрите!

Как я и ожидала, Кураива распахнула «раскладушку» и защелкала кнопками. У меня была похожая модель, всё ещё добротно работающая, хотя и давно устаревшая для современного мира. Кураива развернула ко мне бликующий экран, тыча фотографией. Я вежливо попросила у неё телефон, чтобы иметь возможность хоть что-то рассмотреть. На фотографии была метровая кукла в пышном платье и кокетливой шляпке, из-под которой струились локоны.

– Листайте вправо.

Со следующей фотографии на меня жадно смотрел мальчуган, похоже, чем-то удивлённый. В волосах у него торчали тычинки одуванчиков. Я листнула обратно и снова влево. И так несколько раз. Особого сходства я не находила.

– Извините, не понимаю. – Я вернула «раскладушку» владелице, и она поджала губы и понурила плечи.

– Я… объясню. Видите ли, я очень люблю живопись. Даже думала о карьере мангаки, но эта работа не позволила бы мне много зарабатывать и уделять время Реми. Но всё-таки я не забросила рисование. Основной моделью стал мой мальчик. Поэтому я знаю его черты наизусть! Я наблюдала и зарисовывала, как он менялся с возрастом. И могу предположить, каким бы Реми был сейчас… – Кураива вздохнула и ненадолго отвернулась, смахивая ладонью непрошенную слезу, но в следующий миг уже яростно сверкала глазами. – Поэтому я утверждаю прямо и полностью отдаю отчет своим словам: у этой куклы, – она вновь распахнула «раскладушку» и стала грозно ей трясти, – лицо моего сына! Но при этом я чувствую, что мой мальчик всё ещё жив!

– Хотите сказать, ваш сын послужил моделью для этой куклы?

– Я не знаю! Лицо этой куклы слишком… реалистично. – Кураива обхватила свои плечи ладонями и мелко затряслась.

– Хорошо, хорошо. Успокойтесь. – Я непроизвольно подняла вверх ладони и дирижировала ими в такт вдохам и выдыхам пару минут. – Кто владелец магазинчика, в витрине которого вы увидели эту куклу?

– Пожилая семейная пара Чиибата. Не так давно они переехали в Иокогаму с Окинавы. Захотели на старости лет пожить поближе к столице. – Кураива подергала себя за ворот рубашки, явно припоминания подробности. А я вновь про себя усмехнулась причудливости судьбы: буквально пару месяцев назад я ездила на Окинаву, чтобы навестить родителей. – Они продают ткани и шьют костюмы по меркам, а куклу поставили для привлечения внимания.

– Кукла сделана на заказ?

– Да. Мастер, сделавший куклу, как раз родом из Иокогамы, и Чиибате было бы за честь встретиться с ним снова. Тем более у них сохранились авторская бирка и конверт с благодарностью за оказанное доверие.

– А вы зря времени не теряли, – я улыбнулась, почти готовая к тому, что сейчас на мой стол лягут подписанные фотографии и названные предметы, но этого, на счастье, не произошло. Иначе пришлось бы уступать место детектива клиентке! – Как вы вообще наткнулись на этот магазинчик?

– По случайности. В Иокогаме находится головной офис компании, где я работаю. Нужно было поставить несколько печатей на документы. А потом я привыкла гулять по городу, поскольку этот день у меня командировочный. Реми раньше я тоже с собой брала…

– Мне жаль, – я не знала, что ещё сказать.

Кураива помотала головой:

– Постарайтесь максимально использовать эту зацепку с куклой, прошу вас. Чиибата – очень милая общительная пара. Хотя не знаю, так ли они благообразны, как хотят показаться.

– Что вы хотите этим сказать? – я подалась вперед, ожидая интересных подробностей. И в достатке их получила!

– С кукольником они встретились и познакомились в деревне Нагоро, известной тем, что…

– Уехавших или умерших жителей там запечатлевают в виде кукол!

– Верно. – Кураива сглотнула и схватилась за сердце, глубоко дыша. Однако только я налила ей из графина воды и хотела поинтересоваться, всё ли в порядке, как она продолжила: – Извините, просто от одних мыслей становится не по себе. Этой кукле в витрине почти двадцать лет и год изготовления совпадает с тем, когда пропал мой мальчик вместе с другими.

– Имя кукольника?

– Микаши Ори. – Кураива залпом опустошила стакан и нашла, чем ещё меня удивить: – Никакой информации о нём я не нашла. А здания, где находилась мастерская, больше нет. Куклу чете Чиибата привез друг этого Микаши. Имени его старички не знают.

– Будьте добры, запишите сюда известные имена и адреса. – Я протянула Кураиве ручку с блокнотом, и она сразу склонилась, выводя чёткие иероглифы. – Вы рассказали всю известную вам информацию?

– Нет. – Кураива дописала строчку и только тогда оторвалась от блокнота, вновь пронзая меня взглядом. – Я совсем недавно вспомнила: мы с сыном проходили мимо этой мастерской. В витрине тогда стоял ангел неземной красоты, и мы с моим Реми долго его обсуждали… – Она прикрыла глаза и потрясла головой, губы её исказились волной. – Мой ребёнок никогда не видел ничего подобного, да и мне выставленные в витрине куклы показались великолепными. Мы словно ненадолго погрузились в сказку. Только кто же тогда знал, насколько эта сказка окажется злой.

Информация очень сильно меня взволновала. Ведь последний ребёнок исчез прямо перед своим днем рождения, а подарить ему собирались куклу Лю Бэя, военачальника времен Троецарствия, любимой эпохи именинника. Именно к Микаши Ори, известному в узких кругах кукольнику, семья обратилась с заказом. Сюрприза не планировалось: мальчик сам утверждал эскиз и выбирал ткани для костюма, а также наблюдал за процессом создания куклы. Рождённый и воспитываемый в семье якудза, он привык высказывать своё мнение и настаивать на нём. Поэтому когда его не отпустили в мастерскую по причине непогоды, мальчик убежал из дома в тайфун. Убежал, а назад больше не вернулся.

Полиция тогда ухватилась за соломинку и стала допрашивать кукольника. Микаши Ори клялся, что не работал в тайфун, провел целый день дома и мальчика, соответственно, не видел. Соседи подтвердили, что слышали звук ссоры и разговоры по телефону из его квартиры. Всё вроде бы было чисто. Никто больше из пропавших детей, по показаниям родителей и опекунов, не заглядывал в мастерскую, либо свидетели, как Кураива, запамятовали от шока и горя. Но я никак не могла забыть куклу, которая попала в объектив, когда делали общие снимки мастерской. Куклу мальчика с длинными волнистыми волосами в матроске и кокетливом берете, сдвинутом набок. Этот образ очень походил на всех исчезнувших мальчиков.

Сам Микаши Ори был приземистым мужчиной с крупным носом и мозолистыми руками. Он постоянно протирал полки и стряхивал пыль с кукол. Явно нервничал, поскольку, признавался, не любил шум и чрезмерное внимание, поэтому мастер-классы никогда не проводил. Да и заказчиками у него выступали коллекционеры, люди в возрасте и при деньгах. Казалось, сложно представить, чтобы подобный человек сумел найти общий язык с детьми и тем более увести их. Но куклы из-под руки Микаши выходили фантастической красоты. Даже я – давно прожженный циник, лишенный чувства прекрасного, – залюбовалась одними фотографиями. А уж мальчишкам много ли надо? Пообещай им такую игрушку, мигом станут тише воды ниже травы. Только никаких доказательств вины и веских зацепок хотя бы для обыска не находилось. Ни отпечатков пальцев, ни элементов одежды, ни волоса.

Любопытным оставался тот факт, что пару месяцев спустя Микаши Ори всё же был приговорен к лишению свободы по причине убийства лучшего друга, с которым они вместе снимали квартиру. Микаши Ори пришел в полицию сам, весь в крови, будто жертва катастрофы. Но правда оказалась намного страшней – расчленённый на части труп, утрамбованный в подарочную коробку. Мотив: кража ценной куклы ради подарка девушке. Под прицелами камер журналистов Микаши Ори спокойно повторял одно и то же: «Я не раскаиваюсь. Это было предательство дружеских чувств, ведь куклу я сделал для помощи с продажей рёкана. Без моей куклы эта проклятая гостиница в традиционном стиле так бы и пугала соседей». Про выбранный же метод «учинения справедливости» Микаши рассказывал сухо и предельно чётко, вплоть до того, каким ножом разделывал тело и что знания анатомии важны для кукольника не меньше, чем для художника.

Полицейская, которая принимала участие в расследовании этого дела, за бокалом коктейля поделилась со мной, что считает этого кукольника редкостным психопатом, которого нужно держать подальше от людей. Впрочем, чего ещё ожидать от мужчины, который в таком возрасте возится с куклами, а не выпивает в баре с приятелями или хотя бы ходит на бейсбольные матчи. Допрос тогда показал, что ходил Микаши только по специализированным магазинам и домам таких же увлеченных кукольников, каким был сам. Неудивительно, что в какой-то момент его переклинило.

Как ни странно, смертную казнь Микаши Ори не назначили. Может, сказалась работа адвоката, может, сыграла роль петиция от деятелей искусства, которые боготворили кукольника. Но срок он всё равно получил соразмерный жестокости преступления. И за время, что пробыл за решёткой, больше не происходило массового исчезновения мальчиков-дошкольников с длинными волнистыми волосами.

Распрощавшись с Кураивой, я позвонила начальнику тюрьмы, с которым мы когда-то вместе ездили перенимать опыт у коллег из США. И узнала, что Микаши Ори должен выйти на свободу через пару месяцев, а может и раньше, поскольку заключённым он был донельзя образцово-прилежным. Мы ещё поболтали о том о сём, но я плохо фиксировалась на разговоре. Во мне пробудилась жажда гончей, бредущей по горячему следу. Казалось, я как никогда близка к разгадке тайны.

Однако в ходе уточнения деталей я наткнулась на неожиданное препятствие, ради устранения которого и собиралась обратиться в одну частную контору. «Им под силу уладить любое дело», – эту рекомендацию дал мне мой старый приятель, с которым мы познакомились ещё в академии и прошли не через одну преисподнюю. Не было причин ему не доверять, а что до явно нелегальных корней этой конторы… В желании поразить цель не грех поскупиться законом и расстаться с круглой суммой. Я проработала в полиции достаточно, чтобы узнать цену справедливости. И деньги по сравнению с человеческой жизнью были такой мелкой, такой ничтожной величиной, что даже задумываться о подобных потерях было глупо.

Глава 2. Старик и юноша

По всё той же иронии или провидению судьбы, контора находилась в Иокогаме, где жил кукольник и где был похищен последний мальчик. На пороге, стоило мне, сверившись с адресом и названием, подняться по узкой заплеванной лестнице, сразу же выросла девушка со стрижкой каре. Одетая в комбинезон хаки, она казалась миловидной, но у нее были цепкий взгляд, боевая стойка и спрятанный в голенище ботинок нож. С такими крайне сложно драться: пока наметишь болевые точки и слабые места, тебе свернут шею.

– Добрый день, я Рензо Торияма. Мне назначили встречу…

– А, Торияма-чан, – голос, насмешливый и дрожащий, приглушенно раздался из глубины конторы. В последний раз ко мне столь фамильярно обращались в младшей школе, но я понимала, что не время и не место учить владельца конторы вежливости. – Сио-чан, пропусти.

Девушка, явно способная убить и спокойно пойти обедать, отступила назад и растворилась в потёмках бесшумно, как профессиональный наёмник. Интересно, ей платят или она какая-нибудь внучатая племянница? Подобный бизнес часто курировали люди с крепкими семейными узами.

Я постаралась не циклиться на этом и прошла вперёд, привыкая к полумраку и осматриваясь. На всё помещение горела лишь одна тусклая лампа, зато мебели теснилось столько, словно сюда притаскивали любую более-менее пригодную вещь. Я различила несколько столов и стеллажей, сервант, кресло, диван и даже холодильник! А ещё – много-много коробок буквально повсюду. Самый дальний стол занимали папки с документами. Помещение в целом напоминало склад. С учётом того, что на легальной основе контора занималась импортом товаров, это выглядело логично. Заказ принят, бумаги подписаны – вот и весь разговор. Подобие уюта здесь создавали непонятные склянки на подоконниках и различные безделушки, начиная от бронзовой статуи льва на серванте и заканчивая картой Японии на стене.

Людей я насчитала троих: затаившаяся в углу охранница-наёмница, парень на диване и старик рядом с центральным столом. Последний выглядел так, словно одной ногой был в могиле: тощий, с глубокими морщинами и подрагивающими от артрита руками. Тем не менее не оставалось сомнений, что главный здесь он и многим ещё даст фору. Старик вертел в руках кубик Рубика, и хотя действия его казались механическими и бездумными, когда он отложил кубик, все грани были собраны.

– Вы Савада? – я первая нарушила молчание, поймав чужое внимание.

– Точно-точно. Там Сио-чан. А это – Ама-чан, – старик махнул на диван, на котором сидел парень весь в черном и с копной волнистых волос. Его образ напомнил мне Реми, то, каким он мог бы вырасти, и это в очередной раз казалось изощренной причудой судьбы. Смотрел он на меня как ворон на кусок мяса – настороженно и любопытно. – Ваш запрос был договориться с кем угодно о чём угодно, поэтому я пригласил лучшего переговорщика в своём штате.

– А если я не буду удовлетворена качеством услуг?

Старик расхохотался короткими смешками, похожими на кашель.

– Сразу видно, что вы обращаетесь к нам впервые. Мы даём гарантии. А все вопросы и претензии решаются в частном порядке. – Савада показал кривые зубы, а я явственно услышала звук взводимого курка. Похоже, «частный порядок» осуществляла наёмница. – Так сотрудничаем?

Он спрашивал так, будто у меня был выбор. Но ни один звонок сюда для назначения встречи не мог быть совершён случайно. Девушка-автомат (или та самая наёмница?) приятным голосом сообщит: «Вы позвонили в компанию “Савада импорт”. Какая услуга вас интересует?» Назовешь правильно – попросят имя или псевдоним и два раза продиктуют дату и время. Больше никаких звонков, никаких смс. Адрес либо знаешь через третьи руки, либо оно тебе не надо. А раз уж пришёл, тем более добровольно и по нужде, уже точно просто так не уйдёшь, внезапно передумав.

– Сколько с меня?

Старик подхватил со стола калькулятор и, бормоча себе под нос, как будто тыкал кнопки наугад, но цифры в итоге оказались не такими кусачими, как я рассчитывала. Я сразу достала кошелёк и принялась перебирать наличку.

– Это аванс. Тридцать процентов. Остальное – после исполнения заказа, – уточнил Савада с мерзкой улыбочкой.

Ладно, сумма маячила больше, чем прикидывала, но я по-прежнему спокойно могла себе это позволить, поскольку мне хорошо заплатили за работу, а сама я значительно экономила на жилье и имела накопления.

– Прекрасно-прекрасно, – Савада забрал деньги и небрежно пристроил их под кубиком Рубика. Но, конечно, будь я даже моложе и ловчее, чем сейчас, вряд ли бы успела забрать деньги обратно и живой добраться до выхода. – Что ж, оставляю вас с Амой-чан наедине.

Во фразе послышалось скрытое непонятное ехидство, будто это был хост-клуб, где предоставляли эскорт-услуги. Может, такие услуги здесь тоже имели место быть, только вот я пришла сюда совсем за другим и почувствовала неприятный осадок от слов.

– Я Ама, переговорщик, – голос оказался очень приятным. – К вашим услугам.

– Элиза Рензо Торияма, – меня вдруг потянуло назваться полным именем. – Зови как хочешь.

– Произносите имя на иностранный манер?

– Да, я полукровка, как можно заметить, и хотя родилась и выросла в Японии, до смерти устала, что все зовут меня по фамилии. Поэтому применила маленький трюк, изменив порядок называния и написания.

– Ловко придумано, Рензо-сан, – Ама сделал микропаузу, будто давая себе время привыкнуть к новому имени. – Мне хотелось бы узнать детали, чтобы понять, как я могу вам помочь.

Я быстро оценила обстановку. Старик отошёл к окну, наблюдая за улицей в зазор между жалюзи. Девушка-наёмник продолжала держать меня на мушке из угла: удобная позиция для снятия всех заходящих и выходящих без подвергания себя лишнему риску.

– Мы можем пойти в какое-нибудь более приятное место? – я старалась говорить тихо и нейтрально, но Савада всё равно лающе рассмеялся.

– Конечно, – Ама склонил голову, и локон мазнул его по носу. Юноша убрал его с тем же непоколебимым спокойствием, с которым, казалось, принимал все причуды босса. – Я знаю отличное место в паре кварталов отсюда. Идёмте.

Оказавшись на улице, я почувствовала облегчение, будто расстегнула тугой бронежилет. Кто бы мог подумать, что меня так напряжёт общение со стариком под прицелом всего одного дула. Ведь в прошлом нет-нет да приходилось вести переговоры с реально опасными преступниками или вовсе шизофрениками в куда более стрессовых обстановках. Неужели сказывалось отсутствие практики? Или просто я отвыкла от теневого мира и его представителей?

Однако от Амы шарахаться не тянуло. Он, извинившись, заметил, что увидел у меня в кошельке билет на оперу и завёл беседу про театр, которую я с живостью поддержала. Опера была моей давней страстью, и я никак не ожидала глубоких познаний в этой сфере от молодого человека, который годился мне в сыновья. А когда он начал размышлять про «Силу судьбы» Верди, какая это удивительная и самобытная увертюра, полная образов и аллюзий, я почувствовала к Аме глубокую симпатию. При этом я была убеждена, что у него за пазухой припрятано оружие и, вероятно, он знал множество способов тихого убийства и избавления от тела. Зато не приходилось сомневаться, что он хорошо сделает свою работу. И всё же за беседой я не забыла отслеживать дорогу и оглядываться по сторонам. Чисто на всякий случай.

Бледнело небо, истончаясь красками в предвечерний час, мимо пробегали спешащие по делам школьники и угрюмые взрослые, но Ама будто не замечал всей этой суеты и в конце концов вывел меня к дверям семейного кафе. На обшарпанной, вытянутой вертикально вывеске красовались маяк и причудливая стрелочка.

– Прошу. – Ама придержал дверь, и я вошла в светлое просторное помещение, напоминающее палубу корабля.

Тут же над нами звякнула рында, и официантка, болтающая с баристой, обернулась и приветливо помахала рукой.

– О, Ама, ты сегодня не один? Выбирайте любой столик! Брони на сегодня ещё нет.

Стойка, выкрашенная под мореный дуб, находилась прямо напротив входа. На стенах висели картины с морскими видами, штурвал и якорь. Под потолком болтались натянутые паруса. Из колонок лились звуки моря под фортепиано и арфу. Мило и аутентично, что еще сказать.

Я критично осмотрела разноместные столики и наметила находящийся у окна на четыре персоны. Профессиональная привычка – максимально обозревать как можно больше пространства.

– Будете что-нибудь? – Ама тронул меня за плечо, пока я пристраивала сумку. – Здесь очень вкусные кофе и десерты. Но также есть салаты и горячее.

– Какой-нибудь легкий салат и фильтр-кофе без добавок, пожалуйста. Больше ничего.

– Понял, – Ама приподнял уголки губ, и меня поразило, как тень улыбки преобразила его лицо. – А я возьму себе, пожалуй, неаполитанскую пасту…

– Уверен? Детали могут быть не аппетитными.

– Я уже ко многому привык, а без обеда оставаться неохота, – он снова улыбнулся и, махнув рукавом бесформенной чёрной кофты, скрылся из вида.

Я наблюдала, как Ама перебрасывается парой слов с официанткой и скрывается за дверцей туалета. Интересная он всё же личность: глубокий в размышлениях, беспечный в стенах этого семейного кафе и при всём этом – лучший переговорщик штата «Савада импорт». В нём явно хранилось немало тайн.

Заказ принесли скоро, что радовало. Я дорожила своим и чужим временем. Но всё же дождалась, пока Ама уплетет пасту, развлекая его полицейскими байками – часть из которых была сущей правдой, – прежде чем вкратце пересказать соль истории девятнадцатилетней выдержки. Не больше, чем писали в газетах и крутили в новостях. Ама пил сливочное какао и слушал очень внимательно, склонив голову набок и кивая в нужных местах. Не перебивал, не осуждал, но то хмурился, то прикусывал губу. А когда я добралась до недавних событий, вовсе достал сигарету и принялся её крутить.

– Вы думаете, что в пропаже детей виновен кукольник?

– Это ещё нужно доказать. Для этого мне и нужна твоя помощь.

– Вы хотите, чтобы я переговорил с ним в тюрьме? – Ама, словно забывшись, где находится, обхватил сигарету губами, но, наткнувшись на мой взгляд, тут же убрал обратно в пачку.

– Ты что, такие люди не станут раскрывать свои тайны случайному посетителю. – Я отхлебнула кофе, невольно задумываясь, что как раз с Амой Микаши Ори мог бы быть откровенным. Он ведь идеально вписывался в типаж жертв! – Видишь ли, есть одна традиционная гостиница, которая находится на частной территории якудза. Все мои попытки проникнуть туда оказались тщетны.

– Якудза не хотят иметь никаких дел с полицией?

– Якудза, хоть и считаются преступной группировкой, очень даже сотрудничают с полицией, когда это выгодно, – я хмыкнула, давая Аме простор для фантазии: он сам из теневого мира, так что может понять, что к чему. – Но у главы клана в секретарях взбалмошная девица, которая даже не выслушала меня до конца, а потом вовсе заблокировала мой номер.

– Крайне не профессионально, – Ама покачал головой.

– Ну, не удивлюсь, если у девицы разнарядка сверху: всех отшивать. А настоящие дела делаются через другие каналы. – Я внимательно посмотрела на Аму, намекая на организацию работы в «Савада импорт».

– Возможно, вы правы. Те, кто занимаются нелегальной деятельностью, привыкли перестраховываться.

– Вот именно. Вокруг территории я проходила битый час, и никто не предложил мне любезно войти. Зато до самого дома за мной был хвост. Не знаю уж, донесли главе клана или нет, что им интересуется частный сыск, но приглашения на беседу я не получала, – я поморщилась от попавшей на язык кофейной гущи, да и от воспоминаний тоже. – Хотя в любом случае вряд ли глава клана даст добро творить в рёкане что вздумается. А мне нужно творить что вздумается. Возможно, придется даже ломать стены.

– Вы думаете… именно там замурованы дети? – Ама говорил тихо, смекнув: я даже на один процент не допускаю, что мальчики каким-то чудом спаслись и до сих пор живы.

В это верили их родные, и я понимала эту иррациональную, иллюзорную надежду. Пока водолазы не извлекли тело моего мужа, я всё грезила, что это был лишь дурной сон. Я грезила так меньше часа, каждая минута из которого отравляла меня, а родственники мальчиков – целых девятнадцать лет. И пора было избавить их от груза ожидания и неизвестности.

– Есть основания так полагать, но нужно проверить. Я не могу судить о чём-либо, не получив неопровержимые доказательства.

– Понимаю вас. Есть что-то ещё?

– О, – по моим губам невольно зазмеилась усмешка. Даром что горькая. – Так вышло, что глава безопасности этого якудза в юности ухаживал за мной. Но я предпочла другого, за которого и вышла замуж. Мы можем сколько угодно говорить, что прошло много лет и мы же, в конце концов, взрослые люди, но этот парень всегда был очень вспыльчивым и действительно любил меня. Как я – Иона…

– Ваш муж ушёл от вас?

– Насовсем, – я не видела смысла лгать или смягчать факты.

– Мне жаль, – Ама опустил ресницы и молитвенно сложил руки, выражая соболезнование. Меня это тронуло.

– Уже три года минуло, – я вздохнула, мимоходом думая, как беспощадно время. – Впрочем, речь не об Ионе, а о Генджи. Я понятия не имею, как он отреагирует, когда узнает меня. А все новые лица, которые хотят проникнуть на территорию, обязаны быть представлены главе безопасности.

– Я понял ваш запрос. – Ама достал откуда-то из недр одежды планшет со стилусом и записал ключевые моменты. – Мне нужны имена и желательно фотографии главы клана и главы по безопасности, а также три-четыре дня, чтобы собрать дополнительную информацию и настроиться на переговоры.

– Дополнительная информация – это компромат? – оглядевшись, я не смогла сдержать ехидства.

Пока мы беседовали, в кафе прибавилось посетителей: офисные приятели, женщина с книгой, чахоточный постоянно оглядывающийся мужчина и семейная пара с ребёнком. До кого-то из них запросто могли долетать обрывки диалога. Интересно, какие они сделают выводы о нас? И решит ли кто-нибудь обратиться в полицию? Впрочем, это совершенно не важно.

– Всё индивидуально.

– Понятно. – Я улыбнулась, поскольку припасла напоследок кое-что, способное поколебать любую стену спокойствия и непробиваемости: – Тогда предлагаю заняться подготовкой у меня дома.

– Что? – Ама, как раз тушащий сигарету о пепельницу, вздрогнул, застигнутый врасплох посреди шума из чужих разговоров, смеха и даже ссоры. – Зачем?

– Видишь ли, Ама, я не могу передать тебе папку с делом и тем более не в моём стиле обсуждать детали по телефону. Кроме того, уже много лет я снимаю комнаты в традиционном доме. Такая обстановка точно поможет настроиться на нужный лад. Согласен?

Ама лишь вздохнул, покоряясь моей прихоти.

Глава 3. Сгущающийся мрак

Жил Ама, судя по всему, скромно. Мне не нужно было подниматься, чтобы представить, в какой тесной комнатушке он обитает, хотя зарабатывал явно прилично, вероятно даже, побольше моего. Это наталкивало на определённые мысли: например, что Ама на что-то копит или вынужденно отстёгивает крупную сумму каждый месяц. Может, он хочет уехать из страны? Или у него мама больна раком? Кроме того, мне не давала покоя схожесть его типажа с жертвами. Я надеялась разузнать часть тайн, пока мы будет сотрудничать, и была рада, что Ама согласился пожить у меня.

На сборы у него ушло не более пяти минут. Он взял с собой, казалось, лишь ноутбук да сменное белье. Я одобряла такой минимализм: многие вещи захламляли жизнь.

Пока добирались на шинкансене и такси до места, Ама успел как следует вздремнуть. Оказалось, его укачивает в транспорте, и сон – самый лучший и безопасный способ перенести дорогу. Он удивился, что я из Киото забралась в Иокагаму: всё-таки приходилось наматывать немалые километры – минимум три часа дороги даже на скоростном поезде. Но всё было банально и просто: в Иокагаме я начинала карьеру полицейского, а потом меня перевели. Сразу после возвращения из США. Довольно насыщенный период моей жизни, сейчас он мерк по сравнению с пробудившимися событиями прошлого. В дороге я как раз вспоминала, что мне удалось раздобыть.

В магазинчик тканей Чиибаты я отправилась на следующий день после разговора с Кураивой Мохико, которая и наняла меня для расследования этого дела. Чета и правда оказались приятными позитивными старичками. Меня встретила хозяйка, чьи стильная стрижка под горшок, красный пиджачок и красное же платье в крупную клетку показывали хороший вкус. Муж её с забранными назад волосами был, в свою очередь, в красной рубашке в крупную клетку, тёмно-синем пиджаке и джинсах. Один их вид побуждал доверить им сложный пошив.

Сам магазинчик оказался светлым и просторным. На стеллажах покоились свёрнутые рулоны ткани. Пара напольных вешалок демонстрировали яркие наряды. А вырезки из журналов с различными моделями и выкройками щедро украшали всевозможные поверхности. Это всё помогало держать фокус случайного посетителя на том, какие услуги ему здесь могут оказать, и давало гарант, что сделают своё дело хорошо.

Я старалась держаться так, будто заглянула в магазинчик по совету соседки, придумав почти правдивую легенду о том, что мой любимый плащ недавно порвался, да и подшить бы его не мешало… А соседка в таких красках описывала любезный приём, чистоту помещения, явный профессионализм пошива, что я не смогла устоять. Хозяйка прятала лицо за обрезом ткани и махала на меня рукой, хозяин сосредоточенно заполнял каталог, но им определённо было приятно.

Основную работу по починке плаща взял на себя хозяин, хозяйка просто придерживала ткань, с любовью и терпением расправляя складки. Пока делали примётку, я осторожно завела разговор о кукле в витрине. Чиибата озорно переглянулись и пояснили, что идея оправдывала себя раз за разом: кукла регулярно привлекала посетителей и пробуждала любопытство что на Окинаве, откуда они приехали, что здесь. Недавно одна женщина вытащила из них кучу подробностей, вызывающих ностальгию, но Чиибата совсем забыли про фотокарточки! А ведь тогда им верой и правдой служил добротный фотоаппарат сейчас-таких-уже-не-делают, и столько воспоминаний хранилось за запечатлёнными моментами… Едва я высказала желание посмотреть фото, как хозяйка засуетилась и пристроилась рядом со мной с потёртым фотоальбомом на коленях. Примётка была завершена, поэтому её помощь мужу больше не требовалась.

Стоило альбому распахнуться, как меня буквально швырнуло в другую эпоху. Чиибата выглядели бодрыми и активными, глаза их сияли, кожа радовала загаром. Подтянутые, в спортивных костюмах, они буквально просились на обложку модного журнала. Но едва ли меня интересовал «секрет долголетия». Нюх ищейки включился, когда в кадре замелькал Микаши Ори. Сразу после сюрных видов деревни Нагоро, только-только ещё начинающей заполняться жителями-куклами. Микаши обнимал этих кукол с каким-то благоговением и даже, похоже, общался с ними, судя по повернутой голове и приоткрытым губам на паре снимков. Да и сама хозяйка без умолку трещала о том, как восхищается прародительницей идеи, Цукими Аяно, и рассказывала про кукол так, словно речь шла о живых людях.

Только ничего, стоящего внимания, из рассказов почерпнуть не удалось, пока хозяйка не обронила словно бы невзначай:

– Ах, молодежь, сколько в ней огня и стремления! Микаши-то, побывав в путешествии, проникся так глубоко, что мысли его подобно полю раскинулись. О, страсть как охота разузнать, удалось ли ему осуществить задуманное…

– Что вы имеете в виду? – я развернулась к хозяйке, не давая соскользнуть с темы.

– Ох, милочка родная, Микаши боги всевышние талантом редкостным наградили. Он, небось, ещё в пелёнках кукол лепил. Да кады он нам повстречался, уже творил шедевры, что тебе и не снились! – хозяйка воодушевлённо прижала альбом к груди. – Правда, на лица были ужо страшные, но вскоре и в этом деле он мастерства достиг. А потом, как по волшебству, захотел он своим игрушкам души вдохнуть… Теперь, славная моя, шёпотом скажу, что с Валери у него это уж точно удалось. Она для нас как дочь заместительная… Вечно юная, вечно сияющая.

Хозяйка посмотрела на куклу с теплотой и любовью, как смотрят на детей, увлечённых каким-то делом, и мне стало жутко. Казалось, женщина вошла в подобие транса: глаза её покрылись поволокой, а на лице застыла глупая улыбка.

– Трещотка ты, дорогая, – хозяин уже вовсю занимался дыркой, сшил и проклеил края и теперь подбирал аппликацию. – Лучше бы чаю гостье предложила.

Получалось, хозяйка сболтнула лишнего? Или мужчина понимал, что это ненормально, но привык за много лет к странностям жены?

– Ужо и понастольгировать нельзя? Но я лиху дала, соглашусь. Начала разговор с одного, а потом, как горе-путешественник, на другой берег перескочила. Ух, старость не радость, милочка родная. – Хозяйка принялась листать пожелтевшие страницы: мелькали на фото леса и горы, океан и рисовые поля, храмы и статуи Будды. – После нашего-то знакомства с Микаши боги всевышние не устроили нам больше встречи. Но переписывались мы, вот, Валери для нас сделал, руки золотые, ум ясный. А знаешь, кто привёз нашу красавицу? Посмотри, славная, какой удалец!

Хозяйка, вдруг напомнившая лисичку, переложила фотоальбом мне на колени и указала пальцем на нужное фото. Я остолбенела. Куклу придерживал за плечи парень с длинными кудрявыми волосами и ангельским личиком, словно тоже был куклой. Живой. Даже во рту пересохло, а затылок, наоборот, вспотел. Повезло, что именно в этот момент хозяин позвал супругу оценить качество работы, и я сделала несколько снимков на свою «раскладушку». Хоть этот навык мне удалось освоить!

После, приняв починенный плащ, я рассыпалась в комплиментах, благодарностях и заверениях обязательно прийти еще. И сославшись на важные дела, откланялась. Даже не врала: важные дела действительно образовались – теперь я четко видела цель.

Почти двадцать лет – большой срок. За это время одно поколение могло сменить другое. Но на руку мне был демографический кризис. И пара прожекторов, освещающих мрак истории и парадоксально показывающих ещё больший мрак.

За размышлениями я упустила из вида знакомые пейзажи, и таксисту даже пришлось деликатно прокашливаться в кулак. Ама вздрогнул и принялся тереть глаза. На щеке у него остался след от обивки, а волосы растрепались. Выглядел он довольно забавно. Я расплатилась и искренне пожелала таксисту не становиться моим клиентом. Таксист натянуто улыбнулся, никак это не комментируя, только пристальнее вглядываясь в меня и Аму. Интересно, за кого он меня принял? За богатую женщину с причудами? Было бы очень смешно.

Выбравшись из такси, Ама потянулся, да так и застыл с вытянутыми руками и горящим огнём в глазах. Он явно редко бывал в домах традиционного типа. И очень вряд ли когда-либо посещал настолько фундаментальный, к которому вели ворота тории, а периметр украшали лица божков и амфоры. Его манеры и предпочтения в еде выдавали низкий социальный статус, избавиться от флёра которого довольно сложно даже искушённым притворщикам. Ама же ни секунды не притворялся кем-то иным. Это располагало, пусть и не давало сразу доступа в ящик Пандоры. Но ничего, время в запасе было. На счастье, хозяйка, у которой я снимала смежные комнаты вот уже семь лет, два дня назад уехала в отпуск к родственникам, и весь дом был в нашем распоряжении.

– Ого! – пока шли, Ама постоянно вертелся, приседал рядом со статуями, трогал гобелены, даже поигрался фигурками Дарумы, которые украшали перила. – Что это за место, Рензо-сан?

– Частный музей. Некоторые предметы стоят здесь больше, чем, скажем, заказы твоей конторы лет за пять.

– Что? – Ама остановился и теперь смотрел на всё со священным ужасом, явно боясь пошевелиться. – Почему вы не предупредили раньше?

– И что, не поехал бы? – я сняла со стены маску-кабуки и примерила к своему лицу, вспоминая сцену в одной из опер. – Проклятие падет на вас, о смертные, посмевшие притронуться к вещам, которым больше тысячи веков!

Ама, кажется, даже побледнел и весь вытянулся, словно и правда сраженный древней энергетикой. Я вернула маску на место и покачала головой.

– Я не верю в призраков и не верю в потустороннее воздействие. Вещи всего лишь вещи, Ама. Бояться нужно не мёртвых, а живых.

– Первый спич… был эпичнее, – Ама постепенно вернулся к прежнему настрою любопытного мальчишки, наконец позволяющему себе верить в чудеса.

– Ты можешь прикасаться к чему угодно, Ама, и не бояться разбить. Иначе бы оно не стояло у всех на виду.

– Звучит разумно. Вы вообще на редкость разумны, Рензо-сан. Если бы я встретил вас раньше, возможно, всё разрешилось бы иначе…

– Ты можешь поделиться этим со мной?

– Я… никогда про это не рассказывал, – фраза-уловка, призванная купить доверие, но я готова была поиграть в эту игру и посмотреть, насколько меня тронет поведанная история. – Речь про мою названную сестру – Сио. Мы с ней познакомились случайно, и нас вместе забрали в детский дом. Всю начальную школу мы были счастливы: вместе учились, вместе играли, вместе влипали в приключения. Нам никто не был нужен. А потом… Потом Савада удочерил Сио и вырастил себе машину для убийств. Я искал её так долго! Только чтобы столкнуться с жестокой реальностью.

Настал мой черёд округлять глаза. Как всё интересно и запутанно получалось. Правду говорят, что жизнь – это бесконечное переплетение судеб.

Над нами нависли тяжёлые сизые облака, предвещая дождь, ветер теребил привязанные к коньку крыши флаги. Хорошо было бы уже войти в дом, но вечер выдался на удивление тёплым, и я не хотела прерывать поток откровений.

– Я нашёл Сио спустя три года после выпуска из детдома. Мне тогда стукнул двадцать один год, и я ничего не имел за душой. Даже комнату в общежитии себе позволить не мог, спал в манга-кафе. – Ама закурил, становясь ко мне полубоком, и на его щеках промелькнули следы слёз.

Детдомовцам действительно приходилось тяжко. От государства они получали финансовую поддержку только на время учёбы в школе. А дальше крутись как хочешь, но будь любезен соответствовать нормам общества. А нормы общества – это своё жильё, стабильная работа и семья к двадцати пяти годам.

– Поэтому ты пошёл на поклон к Саваде?

– Сначала я скрывал от него истинную причину. Сказал, что мне нужны деньги и я готов хоть грузчиком работать. Но у этого прохиндея были на меня другие планы, – Ама сделал долгую затяжку и скомкал сигарету в кулаке, наверняка обжигаясь, но даже не морщась. – Он сказал, во мне скрыт большой потенциал, оплатил подготовительные курсы и учёбу в престижном университете. А потом выставил счёт и договор: «Я дам тебе работу, Ама-чан, чтобы ты смог вернуть всю сумму через год». Козёл.

– Ну вот, а я думала, ты стал переговорщиком из любви к искусству, – я грустно улыбнулась, понимая, в какую западню Ама сам себя загнал. Даже обратись он ко мне в тот период, вряд ли я бы ему помогла. Тем более что ещё не вела частную практику.

– Смеётесь?

– Сочувствую. Но почему ты всё же согласился?

– А что мне ещё оставалось? Хоть передо мной и открылось множество дорог после учёбы на юридическом, вряд ли я бы нашёл контору, готовую платить мне сразу столько, сколько предлагал Савада. – Ама запихнул руки в бездонные карманы своего чёрного балахона и принялся ходить туда-сюда. – Кроме того, работа на него – это по-прежнему единственный способ видеть Сио. Мы даже иногда разговариваем… В ней мало что осталось от той девочки, что я помню, но я не теряю надежды выкупить её и вернуть ей радость жизни!

– Выкупить? – я приподняла брови, вспоминая девушку с каре, которая без колебания прострелила бы мне голову по одному щёлчку пальцев.

– Савада, прохиндей, говорит, что слишком стар, чтобы воспитать ещё одного наёмника-телохранителя, настолько преданного ему. Но сказал, что может продать Сио. За пять миллионов.

– Нехило, – я присвистнула: такая цена была заоблачна даже для чёрного рынка. – Получается, ты отдаёшь Саваде почти всю зарплату вот уже…

– Два года и четыре месяца. Но не всю: часть я оставляю на жизнь и на накопления. У меня есть мечта о домике на берегу моря. – Ама улыбнулся и устремил взгляд к горизонту. – Совсем скоро я смогу выкупить Сио полностью и отвезу её туда. Совсем скоро… Сразу после того, как помогу вам.

– Это воодушевляет, – я хмыкнула, не травя душу мальчика вопросом, а захочет ли Сио поехать с ним. – Пойдем, покажу тебе дом.

Ама лишь кивнул, явно нагруженный своими мыслями. По примерным подсчётам ему должно было быть около двадцати семи. Такой опасный, может, даже проклятый возраст: многие таланты ушли именно на этой цифре. Аме точно стоило покинуть теневой мир и попытаться найти своё счастье. Самому начать жить как человек. Зачастую это было намного сложнее, чем гнаться за мечтой и делать всё для другого.

А ещё всё-таки в сыновья он мне не годился, если бы только я не родила в восемнадцать. Если бы только я вообще могла родить… В свои без месяца сорок пять мне оставалось гордиться лишь статистикой раскрытых преступлений.

Впрочем, сожалеть о несбыточном не менее глупо, чем надеяться попасть в мишень во время тайфуна. Заложив руки за спину, я неспешно двинулась по коридору, указывая как на пустые комнаты, так и на заставленные различным антиквариатом. В одной из комнат вдоль стен были развешаны барабаны тайко и сямисены. Ама ходил, смотрел на последние с разных сторон, мял губы, но тронуть струны так и не решился. Я ни о чём не рассказывала, хотя знала немало историй и даже время от времени работала местным гидом. Чувствовала: Аме важнее впитать атмосферу места. Наконец, мы добрались до моего рабочего уголка. Здесь был хороший крепкий стол с двумя креслами по обеим сторонам и пара важных для меня вещей, создающих атмосферу, вроде настольной лампы под зелёным абажуром и граммофона.

– Кто бы мог подумать, что в вашем имени есть иероглиф «любовь»! – Ама завис напротив выгравированной таблички. – А второй что означает? Никогда не видел.

– У него довольно забавное значение: затвердевшие молочные пенки. В древней Японии использовались как лекарство или подношение богам, – я усмехнулась, далёкая от веры, но всю жизнь окружённая той или иной религиозной атрибутикой. – Я родилась под Новый год, и мама решила, что это будет лучшим именем для меня.

– Ничего себе, – Ама сосредоточенно вёл пальцем по иероглифам, будто желая впечатать себе под кожу. – Клиенты, должно быть, доверяют детективу с таким именем. У меня всё куда скромнее: чёрный дождь.

Я не удивилась: Ама всем собой воплощал это природное явление. Едва ли имена хоть как-то влияли на судьбу, иначе мне с моим лежала прямая дорога в монастырь. Но порой они как ничто отражали суть.

– Ваш кабинет напоминает о моем рабочем пространстве у Савады. – Ама добрался до черепа буйвола, украшающего стену, прерывисто вздохнул и даже тронул пальцем рог. – Откуда это?

– Северная Америка. Скалистые горы, – я перебирала пластинки, пытаясь подобрать то, что зацепит Аму с первого выстрела. – Подарок от рейнджеров, научивших меня искусству наблюдения, которое я практикую до сих пор.

– За мной вы тоже наблюдаете? – вопрос звучал как утверждение, поэтому я не сочла нужным как-либо реагировать.

Ама явно всё понял правильно. Он ведь тоже кропотливо собирал информацию и следил за нужными ему людьми. Тело, привычки, поступки часто были честнее слов. Оставалось только правильно их прочитать и понять, что с этой информацией делать. И вот тогда становилось понятно, профан ты или…

Хмыкнув, я вытянула «Чи Май» Эннио Морриконе, которая стала особенно известна после фильма «Профессионал».

Патефон послушно принял дар, зашуршала игла. Кабинет наполнился глубокими, под кожу проникающими звуками. Ама прикрыл глаза, постукивая пальцами в такт по подлокотнику кресла. Статный и изящный, он походил на дирижёра, чуткого до любой мелодии, понимающий, о чём и как та хочет рассказать. Точно так же нам предстояло услышать истории старого дома и разгадать тайну кукол. В определённой степени мне не терпелось поскорее заполнить в этом деле пустоты, но профессионализм не терпел суеты. А ещё – личных чувств и эмоций. Ведь именно они толкали людей на предательство, ложь и совершение преступлений. Мелодия, выводящая пики, волнующаяся морем, плачущая скрипками, об этом очень наглядно напоминала.

После мы с Амой поужинали и разошлись. Он выбрал закуток за ширмой с журавлями, довольно милый и уютный, благодаря футону, светильнику и двум полкам. Будь побольше пространства… Но камерность Аму не пугала, наоборот, кажется, успокаивала.

Глава 4. Зов прошлого

Следующий день начался с хмари – тучи подобно хищным птицам поглотили добычу-солнце и распахнули серые крылья по всему небосводу. Минута-другая – и уже стал накрапывать дождь. Завывающий ветер-мятежник сорвал с деревьев очередную охапку листьев, будто стремился создать картину в чёрно-белых тонах. Рисунок тушью с изящными ломкими линиями. Красиво, и всё же навевало тоску. А монотонный ритм барабанящих по крыше капель в равной степени раздражал и убаюкивал. Если отслеживать водные узоры на стёклах, можно было легко погрузиться в транс. Всё расследование сейчас напоминало эти мутные, переплетающиеся и словно никуда не ведущие разводы.

Ама тоже рассеянно смотрел в окно и чуть не насыпал себе соли в чай. К счастью, я вовремя пришла на помощь. При этом никто из нас не произносил ни звука. Мы слушали, как глухо рокочет гром, как скрипят ветви, как шлёпают друг о друга мокрые листья. Бесчинство непогоды завораживало.

Но я всё же нарушила тишину за столом, когда Ама в третий раз поднёс пустую кружку к губам.

– Плохо спалось на новом месте?

– А? Нет… Скорее сон был беспокойным. Я всё время бежал, а меня преследовал один и тот же образ, – Ама помолчал, а потом поднял на меня взгляд, одновременно настороженный и чуточку испуганный. – Рензо-сан, хочу поделиться с вами одной историей. Возможно, она покажется вам странной, и у меня нет никаких доказательств в её правдивости, но, мне кажется, она как-то связана с делом, которым вы занимаетесь.

– Я слушаю.

– Я упоминал, что вырос в детдоме, но воспитывался там не с самого рождения. До семи лет у меня толком не было крыши над головой, мать моя постоянно пила и крутила шашни с такими же алкоголиками, а отца я вовсе не знал. Я вечно голодал и ходил в обносках, но мне не к кому было обратиться за помощью – люди шарахались от меня, как от чумного, – Ама рассказывал спокойно и ровно, значит, уже не раз делился этой историей и давно отпустил прошлое. Впрочем, когда он продолжил, речь его стала более возбужденной и прерывистой: – Но однажды… мать отвела меня в баню и после натянула на меня новую рубашку. Она сказала, что продала меня за хорошую сумму, так что я должен выглядеть и вести себя прилично. Сказала идти мне на мост Касуми и дожидаться там… женщину с куклой.

– И ты пошёл? – Сердце моё сжалось, ведь именно этот мост мне поручили патрулировать. Но ведь эти события могли произойти раньше, чем началось повсеместное дежурство полицейских? Очень хотелось в это верить.

– А что мне ещё оставалось? – в голосе Амы засквозила горечь. – Пока шёл, стал накрапывать дождь. Была поздняя осень, как сейчас, и я быстро продрог. Я вообразил, что та женщина будет добра ко мне, отведет меня в тёплое место и накормит горячей едой. Но на мосту никого не было, в парке за ним тоже. Я подумал, что мать всё придумала, чтобы избавиться от меня, – губы Амы искривились, и он шумно втянул воздух носом, сдерживая слёзы.

– Тогда ты решил утопиться?

– Да… Терять мне было нечего, лучшей жизни для себя я не видел. Прыгать я не решился, поэтому спустился под мост с твёрдым намерением заходить в воду, пока не окоченею от холода.

– И тут появилась женщина с куклой?

– Нет. Под мостом спала девочка, свернувшись в калачик. На ней была старая, порванная, но определённо тёплая куртка. Я позавидовал ей и даже задумал недоброе… Только вот рука не поднялась. Она походила на ангелочка. Грязного чумазого ангелочка. Как раз подходящего такому оборванцу, как я, – Ама грустно улыбнулся, а я попыталась представить эту сцену, где двое детей прятались под мостом от дождя и тяжёлой жизни. На душе скребли кошки. – В общем, я не придумал ничего лучше, чем лечь рядом с ней и заснуть.

– А когда проснулся, девочки рядом не было? – Мне доводилось слышать подобные истории, которые побуждали поверить если не в сверхъестественное, то в провидение точно.

– Была и есть в моей жизни до сих пор, – Ама говорил тихо, и в его интонации слышалась печаль.

– Мне жаль, что тебе пришлось пережить подобное, – я выдержала паузу и продолжила: – Но что в этой истории странного? Таинственная женщина с куклой, которую ты так и не встретил?

– Сио видела её.

– Сио? Твоя названная сестра, и она же девочка под мостом?

– И телохранитель Савады, на которого я работаю, – Ама жёстко напомнил, как туго переплелись три судьбы.

– В тот день? – я с жадностью подалась вперёд.

– Раньше. – Ама прикрыл глаза, и по лицу его пробежала тень. – Сио жила под мостом около двух месяцев, и за это время женщина с куклой несколько раз встречала на мосту и куда-то увозила на велосипеде мальчиков-беспризорников с длинными волнистыми волосами. Это всегда было либо поздним вечером, либо в непогоду, когда на улице мало людей. Сио говорила, больше она тех мальчиков не видела, поэтому рада, что я остался с ней.

– Скольких мальчиков увела та женщина? – я похолодела, внезапно открывая для себя ещё большую жуть этой истории.

– Сио вспомнила четыре таких случая. Я должен был стать пятым, но женщина либо не пришла, либо решила, что я убежал.

Пятым… какое-то заколдованное проклятое число. Или жертв было ещё больше? За бездомными не вёлся учёт, поэтому дети могли пропадать пачками, а никто даже не догадывался об этом. И уж тем более родители-бомжи не писали заявлений в полицию о пропаже: избавление от лишнего рта было радостью, а не трагедией.

– Спасибо, что поделился со мной этой историей.

– По правде, я бы хотел стереть её из памяти, но не получается. Время от времени я вижу во сне образ той женщины и таких же мальчиков, как я, сгинувших в небытие, – Ама прерывисто выдохнул. – Может, всё было совсем иначе, и это случайное совпадение, но…

– Не бывает таких совпадений, Ама, не бывает, – я протянула руку и сжала плечо юноши, хоть как-то выражая свою поддержку. Теперь мне ещё сильнее хотелось докопаться до истины и наказать виновника. – Скажи только, какой это был год?

– Две тысяча третий, кажется. В новостях ничего не было о пропавших детях. – Ама без дополнительных вопросов понял, что меня волнует. Действительно хороший переговорщик. – Я тщательно изучал газеты, на которых мы спали, в надежде, что меня ищут. И, греясь, смотрел телевизор в одном магазинчике, откуда не выгоняли, если сидеть тихо.

Сердце моё сжалось с новой силой. Это была та часть жизни, от которой вечно хочется отвернуться, отмахнуться, отгородиться… Но она всё равно никуда не девалась.

Прячась то ли от непогоды, то ли от колющего чувства в груди, я погрузилась в кресло, скрестив пальцы на уровне лица. Теперь меня преследовал образ женщины с куклой, но голые факты всегда помогали справиться с наваждением и предрассудками. За мостом Касуми находился район Шин-Ямашита, где Микаши Ори снимал квартиру вместе с другом. Ещё один бесполезный камушек в горе подозрений. Но среди собранных материалов было несколько любопытных фактов и фото, которые могли помочь собрать разрозненные кусочки в целую картину.

Друга Микаши Ори звали Таяно Изуму. Его семья слыла довольно богатой, но они связались с «Аума Шинрекё», нашумевшей в девяностых сектой, и потеряли практически всё, включая собственные жизни. Отравление угарным газом при сжигании древесного угля – именно так значилось в протоколе о вскрытии. Это событие сильно повлияло на Таяно. Мало того, что от него отвернулись однокурсники, друзья и бросила девушка, так ещё и доставшийся в наследство рёкан лег мёртвым грузом, ведь именно там его родители совершили самоубийство.

Вокруг гостиницы ходило множество легенд о призраках, и кто-то даже слышал стуки и завывания в ночи, видел смутные тени и кровь на стёклах. При свете дня, разумеется, никаких следов нечисти не оставалось. А вот предрассудки продолжали витать в воздухе. Поэтому Таяно долгое время не мог рёкан продать. Даже когда его жизнь наладилась, он стал работать в фирме грузоперевозок и подружился с Микаши, всё равно продолжал искать покупателя. В конце концов, Таяно нанял в риэлторы девушку «миловидную, но на голове как вороны гнездо свили» – именно такую характеристику я получила абсолютно от всех оставшихся в живых соседей. От них же узнала, что вдвоём Таяно и риэлтор регулярно наведывались к рёкану, отмывали стены от происков ребятни и продумывали различные стратегии. Только не помогали ни максимальное снижение цены, ни яркая реклама. Помогла, как и в случае магазинчика тканей Чиибаты, кукла.

В разгар цветения сакуры рядом со входом в рёкан появилась кукла в традиционной одежде. Старое дерево как раз росло неподалёку, орошая землю, рёкан и куклу розовыми лепестками. Вроде бы мелочь, но место вмиг и в разы стало более привлекательным. Все будто забыли про слухи и видения, предложения посыпались одно за другим. Вскоре Таяно заключил сделку с местным якудза, собирающимся расширять территорию: его резиденция располагалась совсем рядом, через тенистый сад. Вроде якудза планировал снести рёкан и построить что-то новое, но рёкан очень приглянулся его сыну. Сыну, которому ни в чём не отказывали и чью самостоятельность всячески поощряли. Сыну, которому нравились куклы и эпоха Троецарствия. Судьба порой играла в жестокие игры с людьми…

Вот и лучшие друзья, которые доверяли друг другу тайны, в итоге стали друг для друга убийцей и жертвой. Считалось, что именно девушке-риэлтору Таяно Изуму решил преподнести дорогой подарок, ограбив Микаши Ори. Но, вероятно, никакой девушки не было. Микаши, несмотря на свои странности, оставался талантливым кукольником, который из грубого материала творил изысканные вещи. Поэтому не было ничего удивительного в том, что из угловатого себя он мог сделать типичную аккуратную японку с помощью кимоно, парика и макияжа. А детали внешности никто не запоминал, ведь рядом с ней был симпатичный парень с ангельским личиком и отталкивающим прошлым.

К тому же совсем скоро начались пересуды о якудза: кто-то волновался, кто-то радовался такому соседству, кто-то неприкрыто искал покровительства. Люди могли удивительно быстро переключаться с одного на другое.

Так что никто не сопоставил страшные звуки, доносящиеся из рёкана, с куклой перед входом. Никто не удивился, что с арестом Микаши миловидной девушки-риэлтора и след простыл: ведь наверняка берегла репутацию! И уж тем более никто не связал убийство лучшего друга с похищениями детей. А мне вот не давал покоя факт, что у Таяно были большие глаза и волнистые волосы, но после удачной сделки тот обрился наголо. Могло ли кукольника переклинить после порчи образа «главной музы»? Я считала – вполне.

От усиленной мозговой работы захотелось есть. И словно в ответ на это желание, с кухни донеслись ароматы жареного мяса. Так непривычно и забыто… Ион любил готовить и часто баловал меня новыми блюдами, пока я распутывала преступления, и после изнуряющей смены в участке дома всегда ждал горячий вкусный обед. На секунду мне даже померещилось, что сейчас я его увижу и прижмусь к широкой спине. Но на кухне над сковородой колдовал Ама, помешивая кусочки курицы, сдобренные соусом. Видать, такова была моя судьба: быть в кулинарном плену у мужчин. От вида хрустящей корочки во рту скопилась слюна. Запах кружил голову. Спустя некоторое время Ама добавил к мясу нарезанные морковка, перец и стручки грибов эноки. Разноцветные ингредиенты весело плясали на сковороде, подчиняясь ритмичному помешиванию. Овощи скукожились по краям, став явно мягче. И в завершении это великолепие накрыла шапка из лапши.

Ама усмехнулся, заметив меня, и указал головой на стол. Меня не нужно было долго уговаривать: я сполоснула руки, достала палочки и подставки для них и юркнула под котацу, согревая успевшие озябнуть ноги. Через пару минут Ама торжественно поставил передо мной тарелку якисобы, и я едва не обожглась, тут же накинувшись на еду. Одновременно нежная и хрустящая, лапша с курицей и овощами открывала мне дорогу в рай. Много ли человеку надо для счастья?

После обеда Ама попросил ознакомиться с документами по делу и засел в своём ноутбуке, сверяясь с какими-то данными в интернете. В толстой папке было и про пропавших мальчиков, и про визит к Чиибате, и про рёкан Таяно с приложенными фотографиями. Множество стрелочек и фактов сводились на одной персоне – известному в определённых кругах кукольнику.

Отдельно я гордилась собранными сведениями из фирмы перевозок, где работал Таяно. Они проливали свет и на то, когда молодые люди познакомились, и на то, что в рёкане был скрытый отсек. Повезло, что за двадцать с лишним лет на фирме мало что поменялось и что от старых бумаг никто не избавлялся. «Наша гарантия бессрочна! Мы всегда готовы обратиться к бумагам в случае спорных ситуаций, и чаще всего решаем конфликты в нашу пользу, поскольку работаем на совесть!». Хоть высказывание и веяло преувеличением, я не была проверяющим инспектором, а ценность добытых материалов перекрывала любое лукавство.

Руководитель фирмы охотно рассказал, как однажды вечером, перед самым закрытием, чудной кукольник ворвался к ним в офис и чуть не на коленях просил оказать услугу по перевозке куклы. Таяно взялся за этот заказ, хоть и отпахал смену, и Микаши остался настолько доволен сроком и качеством перевозки, что даже оставил отзыв в специальной книге от двадцать первого июня двухтысячного года. А потом всегда настаивал на определённом водителе и даже платил за это тройную таксу. «Ну а я что, дурак отказываться? Уж признаться, уважаемая детектив, пусть бы он хоть трупы перевозил заместо кукол за такие деньги». Помимо честного признания в слабости человеческой натуры, мужчина также поделился со мной блокнотом, который нашёл в бардачке Таяно, да и упрятал в его личное дело. Блокнот оказался залит кофе, и в нём в основном были записи по работе, но встречались и личные заметки. Среди них я обнаружила любопытную запись про уборку запретной комнаты. Скопировав это кусочек, остальной блокнот я отдала для выявление записей в лабораторию. Кто знает, что ещё интересного можно было найти среди размытых чернил.

За делами я не заметила, как прекратился дождь. Даже солнце робко показалось из-за туч, вылизав двор светом, и я решила, что нельзя упускать такую возможность отвлечься от хоровода мыслей. Для этого у меня был проверенный способ, который всегда помогал успокоиться и сконцентрироваться.

– Ты стрелял когда-нибудь? – крикнула я Аме, и тот удивленно показался из закутка.

– Из пистолета приходилось, – он нахохлился и сморщился, словно воспоминание было не из приятных. – Но не в человека.

– А из лука?

Ама помотал головой.

– Тогда пошли.

На стрельбище я как следует размялась, чувствуя, как пробуждаются затекщие мышцы. Тело благодарно отозвалось даже на эту малость, и я в который раз задумалась о регулярных тренировках. Никогда ведь не поздно начать, верно? Ама, глядя на меня, тоже робко поделал наклоны в стороны. Похоже, спорт отсутствовал и в его жизни, уступая место интеллектуальным баталлиям.

Я перебрала стрелы, извлекая те, у которых были дефекты: поломанные перья или хлипкое древко. Прохладный ветер бодрил и, к счастью, дул в направлении мишеней.

– Смотри внимательно. Прикладываешь стрелу к метке и стараешься держать перпендикулярно луку, пока натягиваешь тетиву. Когда лук чуть прогнётся, как следует прицеливаешься и отпускаешь стрелу. Вот и всё. – Стрела сорвалась из моих пальцев и пронзила мишень; лук отзывался лёгкой вибрацией. – В идеале сверяться с ветром и просчитывать отклонения, но сейчас тебе нужно просто почувствовать механизм.

Я протянула Аме лук, и он повременил, прежде чем взять его. Явно сомневался, есть ли польза в подобном времяпрепровождении, и мысленно продолжал копаться в фактах. О, я знала, каким наркотиком был поиск правды. Между тем расследования мало чем отличались от стрельбища: есть цель, есть средства и либо успех, либо провал. А ещё для поимки преступника всегда оставались важны холодный расчёт, сосредоточенность и умение выбрать оптимальную траекторию за короткий срок. Но объяснять свою философию я предпочитала на деле.

– Тугая… – Натягивая тетиву, Ама держал лук совершенно неправильно: тот болтался как вздумается, и стрела постоянно из-за этого смещалась с метки.

– Именно поэтому лучники часто носят перчатки и у них хорошо развита мускулатура рук.

– А на меня перчаток у вас не нашлось?

– Это твоё первое знакомство с луком, Ама. Я хочу, чтобы ты почувствовал структуру всех его составляющих. Через боль и преодоление связи образуются крепче.

– Тут вы определённо правы… – Ама опустил лук, и по лицу его засквозила бездна эмоций.

С таким на стрельбище делать нечего. Большой риск получить травму или натворить дел. В похожем состоянии я однажды умудрилась выстрелить в окно… И после благодарила всех богов, что пострадало одно стекло. Но только я решила отвлечь гостя экскурсией по окрестностям, как Ама вновь вскинул лук – и попал прямо в «яблочко». Взгляд у него сделался острым, чуть не пронзающим насквозь и не дающим пощады. Это был взгляд переговорщика, чьё предложение невозможно отвергнуть.

– Я знаю, как нам попасть на территорию якудза.