Звонок бесплатное чтение

– Опять эта машина.

– Что?

– Машина. Чёрный внедорожник третий вечер торчит у нашего дома. – Ирина оглянулась, пытаясь убедиться, что муж её понял.

Но Максим продолжал смотреть рассеянно, словно силясь перевести её слова с малопонятного ему языка.

– Неужели не замечал? – нахмурившись, продолжила супруга. – Рядом с моим «Шевроле» всё время паркуется и стоит до одиннадцати вечера. И никто ведь не выходит наружу. По крайней мере, я никого не видела.

– Да мало ли, – махнул рукой Максим и с огорчением подумал о том, что Ирина назвала «Шевлоле» своим. Но ведь это его автомобиль. Просто давно он не садился за руль и потому переоформил транспорт ещё полгода назад на Иру. – Никому твоя тарантайка не нужна, – спустя паузу, добавил он, – не переживай.

– Мы с Вадиком сегодня уедем, – снова о чём-то непонятном заговорила Ирина, но в этот раз оборачиваться не стала. – Давно хотела поговорить с тобой об этом, но так и не получилось. Ты уж прости, что вот так, без подготовки.

Вадиком звали их шестилетнего сына, который в сентябре должен был пойти в школу. Пока ещё едва начался июнь, впереди было целое лето… Нда… Смотря у кого впереди. У Максима уже вряд ли. Врачи сказали, что, если не сделать в ближайшие два месяца пересадку костного мозга, то к осени можно будет готовить местечко на кладбище или ячейку в недавно построенном колумбарии. Лейкоз. А если точнее, то апластическая анемия. Назначенные лекарства уже едва сдерживали болезнь – требовалось агрессивное вмешательство. Но подходящего донора не нашлось. Можно было обратиться к международной донорской базе, но это стоило бы в разы дороже. Да и какая разница… Всё равно стоимость операции Максиму было не оплатить. Два миллиона рублей – сумма для него фантастическая. А ждать по квоте времени не осталось. Слишком поздно прозвучал верный диагноз. Сначала Максим пенял на ковид, потом на простуды, потом на усталость от бесконечных ОРВИ и ОРЗ. Кости ломило, из носа стала часто течь кровь. И только тогда он и решился на капитальное обследование. Поздно… Его поезд уже нёсся к пропасти на всех парах. Они с Ириной пытались прикинуть, чего смогут продать, чтобы выручить необходимые деньги. Вот, к примеру, ту самую «тарантайку», на которую якобы нацелились таинственные злодеи – тысяч, в лучшем случае, триста. Не хватит даже на поиск по международной базе, а плюс к тому предварительные процедуры, анализы, консультации… А больше и продать нечего. Не квартиру же, в конце концов… Потом, так ничего и не придумав, они махнули рукой. Вернее, махнул Максим, а Ира на это ничего не стала возражать.

Поэтому начатый женой разговор Максим воспринял довольно спокойно. Рано или поздно что-то подобное он ожидал от неё услышать.

– Не хочу, чтобы Вадик видел тебя таким. Он слишком впечатлительный. Надеюсь, ты правильно понимаешь меня.

Дело было, конечно, не в сыне. Максиму, разумеется, тоже не хотелось умирать у него на глазах, не хотелось, чтобы тот запомнил отца таким – обречённо смотрящим на потерявшие всякий смысл предметы и угасающим день за днём, как снеговик под тёплым весенним солнцем. Настанет день, когда, кроме боли и отчаяния, он не будет чувствовать ничего. Так пусть это останется для сынишки за кадром. Это правильно. Но Ирина решила уехать не только поэтому. Главная причина была в другом, и Максим прекрасно её понимал.

– Понимаю, – ответил он. – Поезжайте. Только куда? К сестре?

– Пока к сестре на какое-то время. – Ирина сделала паузу, но всё же не стала рассказывать о «потом». Снова посмотрела на Максима. В этот раз муж внимательно пытался вглядеться в её лицо.

Он и об этом не прозвучавшем «потом» вполне догадывался. Но эту неприятную тему они с супругой последние два года всячески старались избегать.

– Справишься без нас?

– Конечно, – ответил Максим, – не переживайте. Всё будет нормально.

– Да уж… – чуть слышно промолвила супруга. – Нормально… Нам жить надо, Максим. Осенью в школу. У меня новая работа. Много чего за лето нужно успеть.

Максим промолчал. С трудом поднялся с дивана, взъерошил руками ставшие ломкими волосы на голове и прошёл на кухню, чтобы покурить.

– И ты в курсе, – кинула ему вдогонку Ирина, – что у тебя пропала зубная щётка?

– Что? – оглянулся Максим.

– Ты зубы-то вообще чистишь?

– Два дня не чистил.

– Ты её не выбрасывал?

– Щётку?

– Да.

– Не выбрасывал. Зачем бы мне её выбрасывать?

– Вот ещё одна странность, – глубокомысленно заключила Ира.

– Может, Вадик куда затащил?

– Вчера газовщик был, – сказала жена. – Вытяжки проверял. А потом руки зашёл помыть в ванную. После этого щётка твоя и исчезла.

– У тебя просто мания преследования какая-то. Ну зачем мы сдались кому-то?

– Хотелось бы знать, – промолвила Ира. – Но и машина эта чёрная, и газовщик, совсем не похожий на газовщика… Странно это. Кстати, уехал автомобиль. Первый раз так рано.

– Ага, – отозвался Максим уже из кухни.

Чуть приоткрыв окно, он закурил. Не курил сегодня с самого утра. В голове приятно загудело от первой же затяжки, тревожное ожидание на секунду сменилось безразличной истомой.

Пока он так сидел, в прихожей хлопнула дверь. Либо Вадик вернулся из секции, либо Ирина решила куда-то выйти. Максим встал у окна и посмотрел. Через минуту из подъезда вышла супруга. В руках она тащила две сумки – одну огромную, а другую чуть поменьше. Когда только собрать успела? Неужели прямо сейчас и решила уехать? Судя по всему, да. Даже не посчитала нужным дать возможность ему попрощаться по-человечески с сыном. Решила забрать его прямо с тренировки. Впрочем, Вадик уже большой мальчик. Если захочет, то и сам навестит отца. Сестра живёт всего в двух кварталах от их пятиэтажки. Но понимает ли он вообще, что происходит? Лето может так затянуть в свой водоворот, что ребёнок потеряет счёт времени. Да и у сестры долго они наверняка не задержатся. А потом отправятся в посёлок, в дом к Кириллу. К гадалке не ходи, так и случится. А в сентябре… В сентябре Максим и сам не захочет, чтобы Вадим его видел. Не нужно ему. Не нужно.

Сердце сжалось в груди от таких мыслей. Максим закурил ещё одну сигарету и дождался, пока «Шевроле», неуклюже развернувшись, скроется за поворотом. Вот и всё… И не надо больше думать об этом. Как будет, так и будет.

Всё лучшее в их с Ири́ной жизни давно осталось далеко позади. Его уже не вернуть, даже если завтра чудесным образом он окажется совершенно здоров. Их разрыв всё равно случился бы неизбежно. Это стало понятно в ту ночь, когда, стоя с пистолетом в руке возле кровати Иры, он силился нажать на спусковой крючок. Сквозь слёзы он видел только смутные очертания её загорелого тела, застывшего в объятиях Кирилла. Он знал, что жена уже больше года встречается с его другом, но хотел увидеть это собственными глазами. Придумал несуществующую командировку и в четыре ночи, проверив, что сына нет дома (гостил, наверное, у сестры), тихо вошёл в свою спальню. И увидел. Когда слёзная пелена спала с его глаз, он понял, что Ира молча на него смотрит. На лице её не дрогнул ни один мускул. Максим не заметил в её широко раскрытых глазах испуга. Неужели она была так уверена, что он не выстрелит? Или безропотно смирилась со своей участью? Они с полминуты смотрели друг на друга, и именно тогда Максиму сделалось понятно, что их прошлое навсегда скрылось за горизонтом, и возврата к нему нет. В тот раз он развернулся, вышел из дома и на целую неделю улетел в Сочи, где беспробудно пил и таскался с какими-то девками, имён которых теперь не мог вспомнить.

Спустя три месяца после того случая и прозвучал этот страшный диагноз. И всё как-то само собой встало на свои места.

***

Воспоминания захлестнули Максима настолько, что он не заметил, как наступила ночь. Необычная ночь. Тёплая, с огромной яркой луной, упёршейся прямо в его окно.

Он лежал на диване, всё ещё в одежде и всё ещё думая о прошлом. И память уносила его всё дальше и дальше. Эта странная луна не давала покоя, пыталась выманить наружу что-то очень важное, может быть, даже главное в его жизни, после которого всё пошло не так, как должно было случиться. Интуитивно Максим уже догадывался о том, что именно навевала эта идиллическая луна. Но словно сопротивлялся, не хотел заново всё это переживать. В конце концов, какая теперь разница? Это не та луна, это не та ночь, это всего лишь иллюзия, которая ничего не решает.

Максим встал, прошёл на кухню, достал из пачки последнюю сигарету и закурил. В носу засвербило, и он почувствовал, как тёплая струйка крови пробежала по губам и тремя капельками упала на стол.

– Чёрт, – выругался он, зажал пальцами нос и быстрым шагом направился в ванную.

Остановив кровотечение, он выпил две таблетки и решил, что лучше было бы теперь прогуляться, а не сидеть дома. Тем более что и сигареты кончились – надо заскочить в круглосуточный и купить пару пачек. Он достал из кошелька деньги, обулся, но, подумав немного, снова вернулся в комнату, разгрёб в кладовке хаотично наваленные вещи и отыскал в самом дальнем углу деревянную коробочку, в которой был спрятан его пистолет. Это желание было спонтанным, он не обдумывал его как-то особенно. Вынув пистолет, он сунул его в карман брюк и только тогда вышел на лестничную площадку. Проверил, не забыл ли ключи. Потом пронеслась мысль, что ключи теперь, возможно, и не понадобятся. Максим зло улыбнулся этой мысли и уверенно закрыл дверь.

На улице было тихо. На лавочке у подъезда сидел кот, нервно повиливая хвостом и всматриваясь куда-то в кусты, откуда слышалось негромкое шевеление. Для кузнечиков ещё не сезон. Это тепло было обманчивым, слишком ранним, и, наверное, совсем скоро погода разочарует поверивших в наступившее лето заморозками и снегом. Такое уже случалось. Максим поёжился, поправил в кармане пистолет и направился вдоль тротуара в сторону круглосуточного магазина.

Купив сигарет и покурив на автобусной остановке, он вызвал такси. Неодолимое желание потянуло его в то место, которое стало таким значимым в его судьбе. Да и в судьбе Кирилла, наверное, тоже. Хотя никогда раньше Максим себе в этом не признавался.

Серебристая «Сузуки» подъехала через пять минут.

– Знаете Молебный камень на Тархе? – спросил у водителя Максим.

Тот с удивлением посмотрел на него, молча кивнул и нажал на педаль газа. «Интересно, что он обо мне подумал», – пронеслось в голове у Максима.

До указанного места они домчались по пустой трассе за двадцать минут. Максим расплатился, проводил взглядом такси и спустился по пологому склону к реке, привыкая глазами к окутавшей его темноте.

Молебный камень, как и тысячи лет до этого, лежал на месте. Огромный, высотою метра в три и шириной не меньше шести. Никто не знал, почему его назвали Молебным, по этому поводу не имелось никаких вразумительных баек. Но для их компании из трёх человек это всегда было знаковым местом. Можно сказать, что имя своё камень в их случае вполне оправдывал – каждый там, хотелось ему этого или нет, мысленно просил высшие силы о чём-то своём. Так было и с Максимом.

Он забрался на плоскую вершину камня, сел, чувствуя, как тепло мгновенно передалось каждой клеточке его тела. Луна продолжала сиять. Глаза привыкли к её золотистому, почти волшебному свету. Максим погладил шершавую поверхность рукой.

– Ну, здравствуй-здравствуй, – прошептал он.

В ответ в реке, медленное русло которой обнимало у берега валун, что-то глухо плеснулось – может, крупная рыба или ондатра, которой не удалось, как и Максиму, уснуть. Он улыбнулся. Потом взгляд его выхватил высеченное на камне имя – «Катя». Сердце его вздрогнуло. Это было о ней, о той самой Кате, образ которой так упорно трепетал в эту ночь в его памяти и от которого он старался отгородиться. Но это писал не он. Точно не он. Неужели Кирилл?

Много лет назад, когда Максиму едва исполнилось тринадцать и когда Кирилл был ещё прежним, совершенно другим, дружили они с одной девочкой по имени Катя. Жила она в соседнем дворе, мало чем походила на всех других девчонок и всего на год была их помладше. Была она, что называется, пацанкой. Максим с Кириллом как-то не особенно замечали, что она девочка, несмотря на её юбки, длинные русые волосы, чаще всего заплетённые в толстую косу. Она была душой их компании, их мотором, без которого жизнь казалась бы не такой интересной. В её голове вечно витали какие-нибудь идеи, она любила и умела рассказывать жуткие истории, реальную подоплёку которых они неизменно пытались найти, исследуя те места, где происходила, по легендам, рассказанная Катей жуть. Ночи, проведённые в Чёртовом овраге или на заброшенном кладбище; казематы полуразрушенной дворянской усадьбы, куда в тёмное время не решался сунуться ни один здравомыслящий ребёнок… Странным образом их родители относились к таким ночёвкам спокойно. Их троица образовала даже что-то вроде тайного кружка, который назвали «Сердца трёх». Другие ребята из школы, наслышанные об их походах и приключениях, иногда изъявляли желание стать частью их сообщества, но всякий раз получали отказ. Максим, в принципе, не был против немного расширить кружок, но Катя оставалась непреклонной до самого конца, до того дня, когда неожиданно исчезла из города… Но это было уже потом, когда Максиму исполнилось пятнадцать. А до этого ничто не нарушало их идиллии, их «связи навечно», как они поклялись однажды, сидя вот на этом самом Молебном камне у реки Тархи. Точно под такой же луной, какая сейчас взошла над городом и разбередила Максиму память.

В ту ночь они не стали ничего исследовать. Катя весь день перед этим вела себя довольно странно, была не похожа на саму себя. Будто мотор вдруг вынули из неё и всё существо заполнили мёдом и полевыми цветами. Тогда, ещё до ночной клятвы, Максим первый раз всерьёз подумал о том, что Катя – девочка. Внезапная мысль, хотя, казалось бы, такая очевидная. Он всматривался в Катино лицо, в её припухлые губы, в зеленовато-серые глаза, совсем чуть-чуть раскосые и будто подёрнутые туманом. Стесняясь своего любопытства, Максим окидывал быстрым взглядом её фигуру и понимал, что не в силах от неё оторваться. Да как же раньше-то он всего этого не замечал? Просто удивительно. Над Тархой плыла лёгкая дымка; где-то вдали, в лесной чаще, ухала хищная птица; луна висела совсем низко – огромная и похожая на светящийся яичный желток; тёплый камень, на котором они сидели, казался горячим от невозможных желаний и мыслей, затанцевавших в голове у Максима.

Катя, судя по всему, заметив это его особенное внимание, мимолётно улыбнулась половинкой красивых губ, стрельнула глазами, посмотрев как-то исподлобья, и сказала:

– А давайте купаться.

– Холодно, – ответил ей на это Кирилл.

Максим с удивлением на него взглянул. Он что, спятил? Как может быть холодно, если даже камень такой горячий? Но Кирилла действительно слегка трясло от озноба. Он сидел, крепко обхватив колени руками, и старался сдерживать свою дрожь.

– Ты что, заболел? – спросил Максим.

– Не знаю, – буркнул Кирилл и отвернулся, уставившись на чёрную полосу леса на другом берегу Тархи.

И только тогда Максим понял, что его друг в этот вечер тоже заметил внезапное преображение Кати. Только реакция его была, видимо, обратной – если Максима к Кате притягивало и от этого наполняло жаром, то Кирилл старался отогнать свои мысли, протестуя против таких перемен и не желая, чтобы в их «Сердца трёх» проникло что-то по-настоящему странное и способное их союз разрушить. Он почувствовал это инстинктивно и испугался.

– Какие-то вы сегодня чудны́е, – сказала Катя и посмотрела на парней немного свысока, словно понимая причины этой их «чудоковатости» и регулируя ситуацию по своему усмотрению.

Она ловко спустилась с камня, сняла с себя всю одежду и медленно зашла в воду, погружаясь в зыбкий туман. Максим с Кириллом сидели, раскрыв рты. Такого от своей подруги они явно не ожидали. Видя, с какой растерянностью и с каким любопытством рассматривают её друзья, девочка развеселилась. Она снова стала похожей на ту самую Катю, которой была всегда раньше. Её звонкий смех медленным эхом разносился по безлюдной округе, она кружилась в воде, разбрызгивая её руками, так что капли долетали до окаменевших лиц двух зачарованных её танцем парней. Да, это была та самая Катя. Только с одной маленькой, но никак не увязывающейся в голове деталью – на ней впервые за всё время их дружбы не было одежды…