Антивирус бесплатное чтение

Глава первая.

Чип

Монитор ноутбука мигнул и перестал реагировать на клавиатуру. Нажал Esc – никакой реакции. Нажал Ctrl, Alt, Del – нет ответа. Попытался мышкой войти в меню – стрелка на экране не двигалась. Завис. Причем, похоже, завис прочно.

Только не это! Мое выступление в суде! Я же почти все написал… А если не восстановится? Ну, давай, дорогой, давай, работай!

Нажал на кнопку выключения, подержал несколько секунд, которые показались чем-то значительно большим по времени… что-то негромко щелкнуло, монитор погас. Однако попытки снова включить компьютер ни к чему не привели.

Надо в ремонт. Но поздно уже… половина одиннадцатого… ничего не работает. Хотя… Должна же быть какая-нибудь круглосуточная мастерская. Телефон. Справочная…

– Алле! Здравствуйте, девушка. Скажите, пожалуйста, а есть у нас какая-нибудь компьютерная мастерская, которая работает в это время?.. Есть?! Как говорите? Скорая компьютерная помощь? Работает круглосуточно? Отлично! Подождите, сейчас ручку возьму… Готов, говорите. Байкальская, 21… А телефон?.. Странно, что нет телефона… Подождите, подождите, а где это – Байкальская, 21?.. А… спасибо!

Так это рядом совсем, через две остановки. Такси вызвать? Да пока они приедут! И возьмут к тому же не дешево. Легче на трамвае доехать – они еще должны ходить. Или пешком пройти.

На улицах было довольно много людей. Устоявшееся весеннее тепло задержало на тротуарах парочки и отдельные однополые группы из двух-трех человек молодежи, бродившие в поисках встреч. Среди них выделялись редкие вполне взрослые прохожие, стремившиеся, вероятно уже по домам. Казалось, в этой довольно цельной картине вечернего городского мира, человек, озабоченно спешащий с упакованным в портфель ноутбуком, был чем-то лишним, раздражающим нервом в атмосфере праздности и неторопливости.

Одна из групп парней, обратив внимание на быстро передвигавшегося невысокого щуплого очкарика лет 30-ти, стала что-то обсуждать между собой, заинтересованно поглядывая на прохожего. В другое время в нем это бы непременно вызвало привычное чувство опасности, переходящее в борьбу со страхом и подсказывающее пути дальнейшего движения, позволяющего избежать возможной встречи, но сейчас он не замечал ничего. В голове был только прорисованный воображением путь к заветному адресу.

Почти пустой старый трамвай прогремел мимо и, остановив в нескольких шагах впереди свое грузное железное тело, раскрыл пасть дверей. Легкое ускорение – и он уже внутри, на свободном сиденье среднего ряда, достает деньги, чтобы рассчитаться с кондуктором. Опять не заметил, что трое парней запрыгнули в вагон следом и расположились на задней площадке, ведя нескрываемое наблюдение. Единственным объектом его внимания стало окно, в рамах которого проплывали строения с написанными на фасадах названиями улиц и номерами домов. На следующей остановке вышла ехавшая впереди парочка и из всех пассажиров в трамвае остались только он, трое сзади и спавший, судя по всему, пьяный мужик, сидевший у противоположного окна.

Так. Это еще проспект Революции… Где же там… Подожди, сейчас будет поворот. Вот, точно… Ага, вот и Байкальская! Значит, и мастерская где-то недалеко. Какой здесь дом? 17. Там – 19, а вон какая-то вывеска. О точно: «Скорая компьютерная помощь». Странно, раньше я здесь ее не замечал. Наверное, просто не обращал внимания.

Трамвай остановился прямо напротив двери, над которой красными буквами на белом фоне светилась надпись и логотип, состоявший из красного креста с компьютером в центре белого круга. Казалось, что даже шагнуть не успел, как уже тянул ручку двери… Опять не заметил, как трое с задней площадки вышли на той же остановке…

Колокольчик известил хозяев о посетителе. Сидевший за столом в небольшом квадратном помещении невыразительный мужчина в белом халате, поднял голову от книги и вопросительно посмотрел на вошедшего.

– Здравствуйте, еще работаете?

– Мы работаем круглосуточно. Что у вас случилось?

Вопрос прозвучал как-то странно. Мало того, что голос мужчины своим тембром обволакивал, уводя от сути проблемы и одновременно проникая внутрь, как бы забираясь под кожу в районе груди, так еще и по интонации показалось, будто он спрашивал вовсе не про компьютер. И еще было странно, что в мастерской ничего не напоминало о специализации. Не стояло ни одного компьютера, не было его даже на столе у приемщика, ни одной запчасти не лежало на видном месте. Впрочем, замеченная дверь в соседнюю комнату успокоила сомнения, заставив предположить, что все находится там.

– Да вот, компьютер завис в самый неподходящий момент.

И тут окончательно почувствовал, что попал в другой мир, где нет привычных ритмов, где все спокойно и ясно, движется по собственным установленным правилам, которым нельзя не подчиниться.

– Ну, показывайте.

Доставая из портфеля ноутбук, он заметил, что у собеседника были небольшие усы и бородка. Они были аккуратно подстрижены и сливались по цвету с такими же аккуратно уложенными темно-русыми волосами.

– Доктор, – он сам удивился, откуда возникло на языке это обращение. Вероятно, белый халат навеял, но было что-то еще, чему не было объяснений. – А вы можете сделать его сегодня?

Приемщик ничуть не удивился обращению. Он только встал, незаметным движением вышел из-за стола и как-то особенно пристально посмотрел в глаза посетителю, отчего последний еще глубже погрузился в психологический туман и окончательно забыл про существование остального мира. Дело в том, что на фоне прибранной растительности и общей сглаженности черт лица и всей фигуры компьютерщика, его темно-синие глаза были такого яркого и насыщенного цвета, какой придают, пожалуй, только цветные контактные линзы. Но о том, что обладатель этих глаз не пользуется никакими линзами, говорил его лучисто-проникающий взгляд. Было такое ощущение, что он смотрел не в глаза, а в затылочную часть мозга, ясно различая там что-то для себя.

– Помочь вам – наша задача, – ровно проговорил приемщик, продолжая взглядом изучать мозг посетителя и принимая в это же время компьютер из его рук. – Вы присядьте вот здесь.

Крестовский буквально хлопнулся на стоявший рядом диван, с благодарностью ощутив избавление от необходимости напрягать мышцы и психику, стоя на ногах.

– Константин! – приемщик обернулся к открытой двери, из которой тут же показался рослый, здоровенный мужчина, по внешнему виду скорее напоминавший личного охранника какого-нибудь олигарха. Сходство добавляли строгий черный костюм и белая рубашка, в которые был одет вошедший. – Посмотри вот это.

– Там знаете, он не включается. Сначала завис вроде бы, а потом…

– Разберемся, – тихо проурчал глубинным басом Константин и, взяв ноутбук, ушел в соседнюю комнату.

– Не волнуйтесь, Константин Михайлович специалист очень высокого класса – если можно что-то сделать, он обязательно починит. Давайте пока оформим заказ, – приемщик сел за стол, достал из верхнего ящика стопку квитанций, закрыл книгу и отложил ее на самый край стола.

Посетитель невольно проследил за движением, увидел корешок книги и прочел: Владимир Соловьев «Чтения о Богочеловечестве».

– Ваша фамилия, имя?

– Крестовский… Альберт Сергеевич, – полученная информация о том, что читает сотрудник компьютерной мастерской, не породив никаких мыслей, как-то дополнительно ударила по его, казалось, опустевшей голове и привела в окончательно разобранное состояние психофизику. Труды Соловьева изучали на философии в университете, но знания о них прошли мимо Крестовского, так же, как они успешно миновали умы большинства его однокурсников, оставив только самые общие представления о каком-то обернутом в субъективный идеализм богоискательстве или чем-то подобном. Однако наличие этой книги здесь окрасило происходящее в мистический оттенок.

– Где живете? – на этих словах приемщик посмотрел вверх.

Машинально посмотрев на потолок вслед за человеком в белом халате, Крестовский обнаружил ранее не замеченный им логотип мастерской, раскинувшийся на потолке, и стал говорить, как завороженный глядя на красный крест и компьютер в белом круге посередине, монитором которого служил квадратный светильник.

– Переулок Кирпичный, дом 4, квартира 36, – и вдруг, упершись взглядом в свет монитора-светильника, на мгновение забыв, где находится, провалился в воспоминания.

Вообще-то, я недавно здесь живу. Родители разменяли свою трехкомнатную квартиру, чтобы взрослый сын имел собственное пространство… Мне, конечно, было стыдно, я даже пытался делать вид, что возражаю. Когда универ заканчивал, думал, что устроюсь на работу и сам стану им помогать, подкоплю деньжат и куплю себе квартиру, пусть даже в ипотеку. Многие мои однокурсники всего этого уже и добились. Свои дома, жены, дети, машины у большинства. У меня же не получается. И адвокатская контора вроде бы перспективная и дела там большие проходят, а я… как мусорное ведро. Подсунут изредка какой-нибудь гиблый процесс, в котором выиграть невозможно. Естественно, проиграешь. И бегаешь потом на побегушках: то одну бумажку найди, то другую. Ни денег, ни удовольствия… Вот и сейчас. Зачем прыгаю с этим судом, когда заранее ясно, что никогда жене не отсудить при разводе у богатого полукриминального мужа ничего, кроме побоев? Невезуха! И женщинам такой лузер, конечно, не нужен. Родители думали: стану один жить – девушка появится. А девчонки даже в компании меня как подружку воспринимают. Делятся своими проблемами, на друзей моих жалуются… Я ж ботаник – Алик-очкарик. Да еще и бедный… О! Задумался!

Крестовский вдруг встряхнулся, вернулся в пространство мастерской, посмотрел на приемщика, пристально вглядывавшегося теперь в лицо посетителя. На секунду показалось, что тот внимательно слушал его рассуждения. Но он точно знал, что вслух ничего не произнес.

– Извините, задумался.

– Бывает, – произнес приемщик, и опять показалось, что говорил он о рассуждениях Крестовского, а не о внезапной задумчивости, – все поправимо.

– Что поправимо?

– Компьютер ваш скоро починят.

– А-а-а… Хорошо.

Человек в халате поднялся и вышел в соседнюю комнату.

Странное какое-то заведение. Этот и сам странный, и еще «Чтения о Богочеловечестве» изучает. А мастер вообще интересный. Константин… Иваныч. Или Михалыч? Да хоть Петрович! Все равно на компьютерщика не похож… Крест на потолке… Хотя, наверное, я надумываю. Перенервничал с этим компьютером… В принципе, мастерская может быть и такой. А сотрудники… Люди бывают разными. И ведь, как правило, чем сильнее профессионал, тем он больше выделяется из толпы коллег…

Из соседней комнаты показались оба специалиста, в руках Константина был ноутбук. Один прошел к дивану и сел рядом с Крестовским, а мастер поставил компьютер на стол и остался стоять, глядя на посетителя.

– Ваш компьютер был заражен самым современным и очень опасным вирусом, – проговорил обладатель лучистого взгляда, как доктор, поглаживая Крестовского интонациями.

– Что, ничего нельзя сделать? – испуг коснулся солнечного сплетения, но, не добравшись до сердца, был остановлен остатком надежды.

– Не беспокойтесь, компьютер мы починили. Я же говорил: Константин Михайлович – специалист, каких мало, – приемщик явно к чему-то клонил.

– Не удалось сохранить данные? – попытался предугадать движение мысли посетитель.

– Удалось. С этим все в порядке.

– Спасибо, я очень рад, – без радости проговорил Крестовский, все больше ожидая какого-то неприятного течения разговора.

– Может быть то, что я сейчас скажу, вам покажется странным… Но выслушайте меня внимательно. Хотя, сначала ответьте: вы замечали когда-нибудь, что у вещей, с которыми постоянно взаимодействуете, так или иначе проявляется свой характер? Машина ведет себя не всегда в рамках логики электронно-механической игрушки, компьютер на разных пользователей по-разному реагирует?

– Ну… в общем-то да.

– А вы не задумывались над тем, почему так происходит?

– Так это же могут быть просто мои ощущения.

– Нет, это не результат вашего субъективного восприятия. Дело в том, что, находясь в энергетическом поле человека, в котором существует и электромагнитное излучение… Вы же знаете, что человеческий организм имеет свои амплитуды электромагнитных колебаний?

Крестовский кивнул, он на самом деле что-то слышал об этом.

– Так вот, находясь под постоянным воздействием электромагнитных частот, принадлежащих определенному человеку, электроника начинает… Как бы это понятней сказать… Привыкать что ли к одному источнику человеческого излучения. Хотя не всегда оно нравится микросхемам. Иногда, вы наверняка замечали, вдруг, ни с того ни с сего, начинают выходить из строя узлы компьютерной начинки. Есть даже люди, которым долго не удается подобрать себе компьютер или мобильный телефон – все через непродолжительное время ломается.

Крестовскому казалось, что глаза его от удивления прилипли к стеклам очков. С одной стороны, то о чем говорил приемщик, было понятно и чувствовалось, что он сам об этом всегда знал, просто не пытался вывести знания в систему. С другой стороны было удивительно, к чему заведен разговор. И было совершенно неясно, куда клонит рассказчик, что добавляло величины зрачкам слушателя.

– Это и есть результат воздействия энергетики человека, – продолжал вбивать мягкие гвозди в мозг слушателя приемщик, – несовпадение амплитуд излучения машины и пользователя приводит к выходу из строя отдельных деталей или сбоям в работе программ. Вместе с тем, продолжительное время находясь в руках одного человека, техника привыкает к индивидуальной энергетике, подстраивается под нее и начинает работать в унисон, становясь как бы частью человеческого организма. Поэтому бывает, что один ездит на автомобиле, например, и не имеет никаких вопросов с его эксплуатацией, а потом продает и новый пользователь сталкивается с массой проблем: разные детали начинают выходить из строя. Смена излучения приводит к сбоям в работе даже механизмов. Однако и у одного человека энергетика может меняться. Например, во время болезни. И в этом случае контакт с больным хозяином также может приводить к заболеванию компьютера. Это неуловимая и пока не до конца доказанная учеными, но согласитесь, бесспорная взаимосвязь.

Крестовский, конечно, уже был со всем согласен. В его голове, в подтверждение слов приемщика, всплывали слышанные или виденные случаи из жизни, ясно подтверждавшие прозвучавшие мысли. Он даже чувствовал себя немного ученым, которому открылась простейшая, но до него никем не познанная истина. Казалось, что это он сам до всего давно дошел, а говоривший только помогает сформулировать его разрозненные догадки.

– А если существует факт влияния на технику энергетики человека, значит нельзя отрицать и воздействие на людей излучений различных приборов, с которыми приходится контактировать, особенно продолжительное время. Это как раз уже давно доказано учеными и имеет массу научных подтверждений. Все знают о влиянии на пользователей излучений микроволновых печей, электрических проводов, мобильных телефонов. Естественно, такое же влияние оказывает на наш организм и компьютер, за которым мы проводим достаточное количество времени. Следовательно, изменение излучений компьютера влечет за собой негативное влияние и на энергополе человека. Вы согласны?

– Да, конечно! Но как может меняться излучение у техники?

– По тем же причинам, – приемщик обнял улыбкой собеседника, как обнимают ребенка, высказавшего не по годам взрослую и правильную мысль. – Техника болеет – испытывает негативное воздействие окружающей среды, подхватывает вирусы, как подхватил его ваш ноутбук. И я бы не стал заводить с вами этот разговор, если бы вирус, который был обнаружен у вашего компьютера, не был столь сильным.

– Выходит, я мог заразиться от компьютера? Но это…

– Это не привычно. Только и всего. Пока не привычно. Думаю, что скоро лечить компьютерные вирусы для человека станет столь же обычным делом, как лечить простуду. Вернее, обычным делом станет диагноз причины некоторых заболеваний, предполагающий заражение от компьютера.

– Но я себя нормально чувствую.

– Так ли? А не замечали вы в последние дни повышенную нервозность, излишнюю усталость, несобранность, проблески депрессивных мыслей?

– Ну… наверное. Но это же может быть и не от компьютера.

– Может. Но компьютер был заражен.

– И что делать?

– Нами, то есть группой ученых, разработан специальный чип, который, попадая в организм человека, стабилизирует и приводит к естественной норме его энергетику. Да, не удивляйтесь. Мы занимаемся наукой, – на этих словах приемщик показал головой на безмолвно стоявшего за столом Константина, про существование которого Крестовский успел забыть. – Здесь у нас, если хотите, практические исследования.

– Опыты ставите?

– Проводим практическое применение препарата. Вот смотрите, – говоривший достал из кармана халата и показал на ладони три красно-белые капсулы, – чип, называемый нами антивирусом, выглядит как обычное лекарство, он абсолютно безвреден. Чтобы у вас не возникло сомнений на этот счет, выберите любую капсулу, я ее проглочу прямо сейчас.

Крестовский опять начал впадать в шоковое состояние, в котором тормозятся все протекающие в мозгу процессы. Невнятный страх внутри него боролся с любопытством первооткрывателя. Последнее видимо победило, потому что он, не говоря ни слова, показал на одну из пилюль на ладони собеседника.

– Отлично! – приемщик взял капсулу, положил ее в рот, немедленно проглотил и улыбнулся. – Будем ждать судорог?

К расположению, которое уже давно испытывал к этому необычному человеку Крестовский, добавился азарт мальчишки, желающего показать свою зрелось перед взрослыми. Он оглянулся на Константина, лицо которого по-прежнему выражало только спокойное ожидание, взял капсулу и положил ее в рот. Приятный вкус мятной прохлады разлился по языку и коснулся неба. Еще легкое движение и пилюля скользнула по горлу.

– Через некоторое время вы почувствуете, что жизнь ваша начала меняться, – приемщик теперь улыбался Крестовскому как вновь обретенному родственнику. – Здоровое энергоизлучение человека положительным образом воздействует не только организм, но и на взаимодействие с окружающим миром.

Однако эти слова не очень проникли в сознание посетителя. Его состояние теперь отражало положение человека, поспешно и необдуманно принявшего какое-то бесповоротное решение. Он вдруг почувствовал, что совершил что-то очень серьезное и что эффект этого поступка может быть самым разным. Да и люди, его окружавшие, хоть и внушали доверие, были все-таки незнакомыми, совсем чужими, с неясной внутренней мотивацией. И теория, в правильности которой он еще минуту назад не сомневался, теперь не казалась такой бесспорной.

– Ваши страхи скоро пройдут, – спокойно и сосредоточенно проговорил приемщик, возвращаясь за стол.

Прозвучавшая фраза и интонация, с которой она была озвучена, воздействовали на Крестовского, как легкий разряд электрического тока. Они одновременно и напугали его, заставив почувствовать себя не то что голым, а прозрачным перед сидевшим за столом человеком в белом халате, и успокоили, так как дали понять, что дело сделано и остается только положиться на чистоту намерений доктора-ученого, так точно определявшего состояние своего пациента.

– Распишитесь в квитанции… С вас триста рублей за очистку компьютера. Гарантия два месяца. Но нам необходимо встречаться чаще. Давайте договоримся, что один раз в месяц вы будете заезжать, чтобы проверить действие чипа. О приезде предупреждайте, пожалуйста, заранее – мы с Константином Михайловичем не каждый день работаем. Вот визитка, на ней есть мой мобильный телефон, звоните на него. Ну и вообще, если что-то будет вас беспокоить, звоните на этот номер не стесняясь. Хорошо?

– Хорошо, – Крестовский отдал деньги, сунул визитку в карман вместе с копией квитанции, решив, что сразу разглядывать ее, выдавая раздиравшее изнутри любопытство, будет неприлично, упаковал ноутбук в портфель и двинулся к выходу, – До свидания.

Колокольчик просигналил о смене обстановки и сразу громадная, уже пустая улица окружила Крестовского, наполнив голову еле слышным гулом ночного города. Однако в следующий миг объятия улицы и шум ее незаметной жизни сдул послышавшийся сбоку деланный двойной короткий кашель.

Трое парней, которых он так и не заметил, пока добирался до мастерской, дождались ночного посетителя компьютерной скорой помощи и теперь двигались к нему с явным намерением реализовать давно возникший план. Задуманное ими стало очевидным для Альберта, тело которого сковал привычный в таких случаях страх. Он с детства не мог на равных общаться с уличными пацанами, всякое проявление направленной на него физической угрозы и неприкрытой агрессивности жестко впивалось в мышцы, лишая их работоспособности, парализуя волю.

– Слышь, ты это… время не скажешь? – с характерной мимикой складываемых почти в трубочку губ проговорил костлявый, среднего роста юноша в надвинутой на глаза кепке.

Не успел Крестовский даже подумать, что стоит ответить, как оказался внутри живого треугольника, отрезавшего все пути к отступлению. Из всех углов на него смотрели наглые глаза молодых людей, чувствовавших себя полными хозяевами положения. Это ощущение наполняло их собственной значимостью, какой-то смесью примитивной гордости и тупого самоуважения.

– Сейчас… – Крестовский сделал движение, чтобы посмотреть время на телефоне, но его рука была перехвачена коренастым парнем с наголо остриженной головой.

– О! Телефончик! – зловеще радостно произнес лысый, притягивая к себе руку Крестовского, внутри которого разрасталась паника.

– Не надо смотреть с хищным интересом на то, что тебе не принадлежит. Мне кажется, всем пора по домам, – как разрыв бомбы прозвучал сверху спокойный и негромкий, но очень отчетливый бас Константина, который, на голову превосходя в росте всех, буквально навис над собравшимися.

Крестовский испытал одновременно два чувства: паралич покинул его тело, освобождая волю и мозг для нормальной деятельности, а душу наполнила громадная благодарность к этому человеку, так вовремя появившемуся в казавшейся безвыходной ситуации.

Зато на окружавших его ребят появление такой внушительной фигуры произвело противоположное воздействие. В их глазах прочитались сразу и страх, и сожаление о прерванном деле, и унижение от необходимости отступить. От наглости и показной горделивой заносчивости вмиг не осталось следа. Лысый тут же отпустил руку Крестовского и протянул свои по швам.

– Да мы так… просто спросили… че нельзя что ли? – с нотками напускной обиды проворчал наиболее рослый парень с небольшим шрамом на верхней губе.

– Ну, – поддакнул костлявый, продолжая складывать губы трубочкой.

Треугольник вмиг рассыпался, и его углы стали демонстративно неспешно удаляться, не оборачиваясь.

– Спасибо, Константин Михайлович, – Крестовский сам удивился, что безошибочно произнес отчество, которое еще недавно не мог вспомнить.

– Пожалуйста. Когда антивирус начнет действовать таких ситуаций у вас уже не должно будет возникнуть.

Крестовскому всей душой захотелось поверить в то, что именно так и произойдет.

– А сейчас лучше добраться на такси. У вас есть деньги?

Крестовский прикинул, что ехать тут недалеко, значит возьмут рублей 150, а когда он выходил из дома, было около тысячи двухсот.

– Да, есть.

– Хорошо. А вот, кстати, и такси.

Из-за поворота показалась желтая «Волга» с шашечками на борту. Константин поднял руку, машина подъехала, водитель спросил: куда? Крестовский произнес адрес, открыл дверь, хотел еще раз поблагодарить Константина, обернулся. Но пустая улица ничем не напоминала о том, что кто-то недавно здесь был.

Дома почувствовал невыносимую усталость. Мысль о необходимости дописать текст судебного выступления была отодвинута привычной отговоркой о возможности завершить дело завтра с утра. Сон пришел сразу и вероятно был очень глубоким, так как Альберт не просыпался от внезапных шумов за окном или внутри квартиры и открыл глаза не по звонку будильника, а по сигналу организма, полностью восстановившего свои силы. И сразу ощутил что-то новое в своем состоянии. Какую-то бесконфликтность. Казалось внутренние и внешние органы действовали так органично, что привычные движения в виде подъема с кровати после сна или приготовления завтрака и даже мытья вчерашней посуды не вызывали никаких неудобств, давались с выраженной легкостью и даже душевной радостью.

После съеденного традиционного бутерброда с сыром и маслом, запитого кружкой сладкого чая, стало понятно, что новое состояние стабильно и не уходит, как часто исчезает хорошее расположение духа, возникающее после крепкого сна.

Если это действует антивирус, то мне это нравится. Значит, есть надежда, что компьютерщики не обманули… Да, кстати, компьютерщики… визитка. Забыл совсем, я же хотел посмотреть, что на ней написано. Где? Здесь, кажется, в этом кармане. Ага. Вот она. Очки…

В левом углу белого куска плотного картона красовался все тот же красный крест с белым кругом внутри, центром которого были контуры монитора и клавиатуры. Кроме них только надпись: Симаков Алексей Иванович с номером мобильного телефона 89095434455.

Странно: ни должности, ни названия фирмы. Хотя он же ученый, а не сотрудник скорой компьютерной помощи… Вообще вчера все было как-то странно. И мастерская необычная, и люди в ней загадочные и теория эта… Правда, звучала довольно убедительно. Впрочем, Константин на улице был еще убедительней. Да, если бы он не вышел, я бы, пожалуй, остался и без компьютера… А от чипа какое приятное действие. И если это правда, и эффект не пройдет через короткое время… Что-то плохо вижу, буквы плывут… Неужели зрение опять начало садиться? Стоп! Что это? Без очков вроде бы вижу лучше! Не может быть! Ну-ка… В очках буквы плывут. А без… Да ну! Это чип работает что ли?! Он же что-то говорил… Алексей Иванович этот… что все начнет меняться в лучшую сторону. Класс! Класс!!! Класс!!!! Только не надо сильно радоваться – вдруг это временный эффект… А как хочется, чтобы навсегда!.. Так. Время. Надо же дописать речь. Еще можно успеть.

Ноутбук, который он так и не проверил после ремонта, послушно и с готовностью тихо загудел, открыв через несколько секунд рабочий стол и неповрежденный текст. Казалось, что сейчас, в этом новом состоянии, с восстановленным зрением, действуя с компьютером в одной амплитуде колебаний, о которых ему рассказали ученые-компьютерщики, он быстро доделает незаконченную работу… Однако первое же погружение в уже написанный документ оставило позади легкость восприятия и мышления – мозг напрочь отказывался продолжать незаконченные мысли, как будто упираясь, не желая соглашаться с тем, что изложено.

Что это? Ну, все же правильно. Вот ссылки на закон, вот доказательства того, что Елена Кривошеева имеет права на часть имущества – ресторан и гостиницу «Ориенталь», супермаркет «Окружной», которые приобретались супругами в совместной жизни, изначально были зарегистрированы на жену… Правда, потом Олег Кривошеев заставил ее передать собственность так называемым третьим лицам, а теперь имущество уже принадлежит его матери. Практически то же самое произошло и с домом. Только он сразу приобретался как бы для матери Кривошеева… И все. Все! Тупик. Нет у него ничего. Даже, наверное, автомобиля уже за ним не числится. Всем все понятно, но достать хоть что-то невозможно. Это было изначально ясно, поэтому дело мне и кинули. Тупик. А если я не выиграю этот процесс, то, скорей всего, уже никогда не получу никакого контракта в этой компании и вряд ли сумею устроиться в другую… с репутацией защитника, провалившего все порученные дела. На что же я еще вчера надеялся? Знал ведь, что все впустую… Знал, да обращать внимания на это не хотел… Может бросить все, взять самоотвод и уволиться? Нет, так только хуже будет. Надо идти до конца. Не буду дописывать. Раз уж все равно позориться, придумаю окончание на ходу.

Внезапная решимость вернула силы, Крестовский отпечатал набранный текст, собрал портфель, куда вошел также Гражданский кодекс, запасные листы чистой бумаги, две ручки, два карандаша, оделся и вышел из квартиры. Вспомнил про очки, решил взять на всякий случай – неизвестно когда могло кончиться действие чипа антивируса – вернулся за ними. В памяти всплыло: возвращаться – дурная примета. Но он махнул на это рукой, и даже не взглянув на себя в зеркало, двинулся на улицу.

Всю дорогу до здания суда, куда необходимо было добираться с двумя пересадками, Альберт был собран и решителен, хотя внутри не было ни единой мысли о том, что он будет делать на процессе. Все намеченные ранее планы теперь казались пустыми и бесполезными, а новых не возникало.

Елена Кривошеева ждала у входа. Во взгляде женщины издалека прочиталось сожаление, которое клиентка испытала при первой встрече с юристом, представленным адвокатской компанией. Внутри нее поселилась безнадежность, утвержденная видом этого молодого и явно неопытного защитника. Она всей душой жалела себя, окончательно загнанную в угол таким выбором владельцев конторы, и его, явно старавшегося, но столь же явно ничего не умевшего молодого человека. Положение усугубляло понимание того, что отказаться не было никакой возможности – защищать женщину в ее ситуации с условием оплаты услуг после выигрыша дела, вряд ли согласятся опытные специалисты.

– Здравствуйте, – мягко и с нотками обреченности в голосе проговорила Кривошеева.

– Добрый день.

Елена хотела по привычке использовать распространенные разговорные штампы, добавить в ответ, что день не такой уж и добрый. Но что-то новое в адвокате заставило ее отказаться от желания таким образом поддержать разговор. Сегодня он был значительно больше похож на мужчину, чем во время их предыдущих встреч. Пытаясь обнаружить причину перемены, она отметила отсутствие очков и, чтобы не утруждать себя ненужным анализом, решила, что благодаря этому лицо Крестовского перестало казаться беззащитно интеллигентным и приобрело сосредоточенный вид, который был, конечно, более уместен для появления в суде.

– Вы в порядке? – Альберт вдруг сам отметил, что смотрит на Кривошееву и говорит с ней скорее как врач, не имеющий права давать пациенту сомневаться в свой компетентности, чувствующий вес ответственности, взятой на себя за жизнь другого человека.

– Да. Я, в общем, готова, – проговорила в таком же деловом тоне Кривошеева, и после паузы добавила: – Ко всему.

– И хорошо. Вы подождите пока здесь, а я узнаю, в каком кабинете будет процесс.

– Нет, я лучше с вами. Вдруг приедет муж… Не хочу одна с ним встречаться.

– Тогда пойдемте.

Крестовский открыл перед женщиной дверь, и она сделала к ней шаг, но тут же замерла, побледнела и испуганно отшатнулась от входа – из здания выходил Олег Кривошеев.

– О! Вот она! Что, сучка, хочешь поживиться за мой счет? Хрен тебе! Из дерьма пришла, в дерьмо и окунешься! Я вообще сделаю так, что тебе жить не захочется на этом свете.

Несдержанный характер, эмоциональная резкость и жестокость бывшего мастера спорта по боксу были известны всему городу. Все также догадывались, как он заработал свой первоначальный капитал. Но сегодня это был очень состоятельный и влиятельный человек, ради сохранения хороших отношений с которым многие крупные чиновники и бизнесмены предпочитали делать вид, что не замечают его хамского поведения. Вот и сейчас, вышедшие вслед за ним его адвокат и охранник, молча наблюдали, как их шеф наступал на побледневшую как свежая простыня, прижавшуюся испуганной спиной к стене женщину.

Увиденная сцена произвела шоковое воздействие на Крестовского. Он также остановился и пораженно, ничего даже не отмечая в мозгу, наблюдал за происходящим. Однако через мгновение почувствовал, что ноги его не прилипли к земле, как это обычно происходило при возникновении агрессии, дыхание не перехватило и весь остальной организм работал в обычном режиме, не испытывая страха или даже волнения. Ничего не успев подумать и не приняв никакого решения, подчиняясь только внезапному внутреннему движению, Альберт через секунду оказался рядом с Еленой Николаевной, чем привел в неприятное удивление остановившего Кривошеева.

– Это что за черт?!

Охранник встал ближе с намерением нейтрализовать посмевшего встать на пути хозяина щуплого парня, но хозяин жестом остановил его и уставился своим холодным, колючим взглядом на Крестовского.

– Я адвокат Елены Николаевны, – Крестовский видел весь ужас направленных на него глаз, прекрасно знал, что за человек перед ним, но как будто не замечал этого, вернее не обращал на это внимания, вообще не думая в этот момент.

– Ты?! Адвокат? Ты с ней хочешь мои бабки посчитать?!

Казалось, ситуация выходит из-под контроля. Еще мгновение, и… Крестовский ощутил легкое покалывание в солнечном сплетении, ему показалось, будто пучок света на долю секунды вышел оттуда, солнечным зайчиком уперся в грудь Кривошееву и исчез, оставив какой-то отблеск на галстуке оппонента. И это явление заняло его больше, чем весь развернувшийся скандал. Он, не мигая, смотрел на то место, где остался след его собственного света, и поднял глаза только после того, как галстук перестал отсвечивать. По тому, что никто больше не смотрел на место, которого коснулся луч, было понятно, что другие не видели странного явления. Зато по изменившемуся лицу замолчавшего Кривошеева стало ясно, что все случилось на самом деле. Бизнесмен резко сменил свой напор, как будто что-то остановило его, еще раз внимательно посмотрел на защитника – уже не давя, а изучая молодого человека, развернулся и пошел к дороге, достав на ходу телефон и набирая номер для звонка.

Не пытавшийся ничего понять, явно привыкший к резким поворотам в поведении хозяина, охранник, как робот повернулся и последовал тем же путем, профессионально просматривая окрестность. Озадаченный происшествием адвокат Кривошеева, прежде чем двинуться вслед за ними, коротко пояснил Крестовскому причину ухода:

– Слушание перенесли, – с интересом оглядел молодого человека и поспешил за своими спутниками, уже подходившими к подъехавшему автомобилю.

Альберт заметил, что Елена Кривошеева не отрываясь смотрит на его лицо. От неожиданности поступка молодого адвоката, она забыла страх и пыталась сейчас понять: почему он не побоялся вступиться и чем смог остановить агрессию ее мужа, которая не однажды заставляла дрожать многих из тех, кто считает себя сильным в этом мире?

– А вы смелый.

– Я сам не знаю, как это вышло, – Крестовский только начал по-настоящему осознавать случившееся.

– Теперь вы понимаете, почему я не могу больше жить с этим человеком? Но главное – дочь. Она все это видит… Может я зря затеяла процесс? Ведь понятно, что мы ничего не добьемся. Он и имущество все перевел на мать, и судью, наверное, уже подкупил на всякий случай. Олег не терпит, когда что-то идет не по его сценарию… А сейчас и вы могли пострадать… И дальше он может вредить вам, если сочтет серьезным соперником. Наверное, надо отозвать иск. Как вы думаете?

Крестовский смотрел на лицо измученной, уставшей от страхов, почти сломленной женщины, в котором проступали черты прежней красоты, слушал ее речь и понимал, что она во всем права. Но теперь логика, поддакивавшая выводам клиентки, никак не проходила дальше мозга. Где-то рядом с солнечным сплетением росло другое понимание ситуации, которое проявлялось не в умозаключениях, а в самоощущении и настрое, толкавшем его идти наперекор разумным рассуждениям.

– Не надо, Елена Николаевна. Нам обоим необходимо пройти через этот процесс. Вам – чтобы избавиться от страхов перед бывшим мужем. А мне – чтобы… хотя бы, чтобы доказать, что я не зря выбрал эту профессию.

– Мне кажется, чем ближе заседание, тем больше я боюсь. И вряд ли после суда буду бояться меньше.

– А если процесса не будет, вы останетесь сломленной на всю оставшуюся жизнь, и будете бояться уже не только бывшего мужа, – Крестовский не понимал, откуда в его словах появилась уверенность, и почему был убежден, что все произойдет именно так, как он говорит, но серединой груди точно знал, что теперь отступать нельзя. – Сейчас я узнаю, когда состоится заседание, а вы подождите меня здесь.

– Нет, я лучше с вами пойду.

– Хорошо, пойдемте со мной.

Слушание перенесли на завтра. Альберт помог Елене Николаевне сесть в такси и поехал в контору. Всю дорогу его не покидало ощущение, что он стал каким-то другим. Взрослым что ли. Оказывается, внутри него было гораздо больше мужского, чем он сам раньше предполагал. А мозг в это время пытался анализировать ситуацию с предстоящим процессом.

Ну, хорошо – вступился за женщину. Молодец! А дальше что?.. Луч увидел… Да, может, и не было никакого света! Галлюцинация. Навеяло рассказами этого Алексея Ивановича и все… Иск-то провальный. Что завтра скажешь на суде? То, что написал – полная ерунда… Да… Надо как-то по-другому… Но как? Как надо?! Не знаю…

– Приехал? Ну, как процесс? – Ниночка, секретарша шефа, живо интересовалась всем, что происходит в конторе и, пожалуй, лучше всех в небольшом коллективе была информирована о том, какие отношения складываются между сотрудниками, как они реагируют на приказы начальства, какими проблемами живут вне работы.

– Перенесли.

Крестовский смотрел на секретаршу и не мог понять, почему он раньше побаивался этой недалекой, неискренней, пустой женщины, всем смыслом существования которой был сбор информации о чужих жизнях. Ее боялись за влияние, которое она имела, рассказывая шефу о происходящем в конторе и вне ее, представляя при этом все в цветах, которые сочтет нужным для того или иного сотрудника. Поэтому все старались поддерживать с ней приятельские отношения, звали Ниночкой, хотя это уменьшительное имя совсем не подходило для 36-летней, весьма толстой женщины. Но сейчас вся ее сила и даже фигура казались Альберту чем-то мелким, вред, который она могла причинить – незначительным. Ее стало даже жалко из-за того, что ничего собой лично она не представляла и наверняка потерялась бы, если бы вдруг лишилась этого места.

– Странно. А почему тебя тогда шеф спрашивал?

– Мне что, нужно зайти к нему?

– Ну конечно! Я же говорю: спрашивал, – секретарша пыталась уловить, что произошло с их Аликом-очкариком, как его в шутку называли в конторе. Он был не похож на себя обыкновенного. Вместо безобидного, стеснительного юноши-ботаника перед ней стоял зрелый человек, знающий цену себе и вещам окружающим, как будто он уже всего достиг в этой жизни. Во всяком случае, так казалось. И тут она заметила: нет очков! Все пришло в логическую норму.

– Подожди, – остановила она Альберта у самой двери. – Очки забыл что ли?

– Что? А очки… Да, дома оставил.

– Надо же, как измелилось лицо! А всего-то – очки снял. Ну, иди уже! Николай Андреевич ждет.

Массивная дверь кабинета директора скрипнула, но на сей раз не от страха и волнения переступающего порог, а от обычного отсутствия смазки в старых петлях.

– Здравствуйте, Николай Андреевич! Искали меня?

Шеф – маленький, лысый мужчина с брюшком и видом довольного собой человека, прищуром смешливого мудреца в глазах и как будто для него одного придуманной фамилией Карасев, посмотрел на вошедшего:

– А… Альберт! Садись, рассказывай.

– Да нечего рассказывать, Николай Андреевич. Процесс на завтра перенесли. Судья вроде бы заболела.

– Это я уже знаю. Что там случилось у тебя с Кривошеевым?

– Как?.. Вы откуда знаете?

– В том-то и дело, что не знаю. Мне адвокат Кривошеева звонил – спрашивал, кто ты и почему тебе дали представлять в суде интересы Елены. А просто так он звонить бы никогда не стал. Так что произошло?

– Так, в общем, ничего. Просто он стал ссориться с женой прямо перед зданием суда, а я вроде бы вмешался…

– Ты вмешался? Как? – шеф весь даже задвигался от оживления и интереса.

– Да просто сказал, что я адвокат Елены Николаевны. И все. И Кривошеев ушел.

– Как ушел? Просто услышал, что ты ее адвокат, развернулся и ушел? А до этого, наверное, орал на Лену?

– Так и было.

– Странно… Странно… Он, конечно, эмоциональная личность, мог и сам себе как-то передумать. Но зачем потом Борис звонил?.. Чем ты его напугал, а Альберт? Он ведь тебя всерьез воспринял, – шеф посмеялся коротким ехидным смешком. – Заседание завтра?

– Да, в десять.

– Хорошо, хорошо… Ты давай иди, готовься. Можешь даже дома. А завтра я тоже приду в качестве зрителя… Ну иди!

– До свиданья.

– До свиданья, до свиданья.

– Ну что? – Ниночка встретила прямо у порога и почти прижала Крестовского своей пышной грудью к косяку двери.

– Да ничего.

– Что он спрашивал?

– Ниночка… Нина Григорьевна… мне Николай Андреевич приказал домой ехать, к процессу готовиться. Можно я уже пойду?

Для секретарши такое обращение было хамством. Мало того, что этот никому не нужный здесь сопляк-адвокатишко отказался говорить с ней, он еще и назвал ее по имени-отчеству!

– Так?! Так, Альберт… как вас там.

– Сергеевич.

– Альберт Сергеевич…

– До свиданья, – Крестовский вдруг понял, что зря обидел женщину и что дороги назад уже нет, – Простите, если я вас обидел.

– Да я не из обидчивых! До свиданья, Альберт Сергеевич!

Трамвай катился медленно, будто катерок на небольшой волне раскачиваясь на неровностях дороги. Колеса выдавали однообразный ритм, сухо отсчитывавший количество оставленных позади рельсов. На остановках люди выходили и заходили, унося одни эмоции и принося другие. Все двигалось так, словно в этом хаосе был какой-то смысл, особый порядок, кем-то устроенный и управляемый. Казалось, еще чуть-чуть и суть происходящего откроется сама собой. Крестовский впервые смотрел на мир глазами стороннего наблюдателя. Раньше он всегда был участником событий, нес свои переживания в толпу, получал чужие, а сегодня видел все будто сверху. Он еще не различал деталей, не выделял отдельных лиц, не определял характеров, но уже был не с массой. Это ощущение давало чувство свободы и одиночества.

В голове и груди проворачивались произошедшие события – эмоции сравнивались с картинками фактов, раскладываясь по важности в логической памяти. Так, наверное, могло бы продолжаться долго, но в кармане зазвонил телефон. По сигналу звонка он понял, что это мама. Говорить не хотелось, и не ответить было нельзя – Альберт знал, что она волнуется и сейчас звонит узнать, как прошел процесс.

– Алле, мама, здравствуй, – он старался говорить негромко, чтобы не нарушить загадочный порядок окружавшего движения, заставив людей обратить на себя внимание.

– Альберт, сынок, здравствуй. Ну, как, уже закончилось?

– Нет, мама, суд перенесли на завтра.

– А ты уже этого Кривошеева видел? Про него всякие нехорошие истории рассказывают.

– Видел, мама. Все хорошо, не беспокойся. Я сейчас не могу говорить – я в трамвае. Я тебе позже перезвоню, ладно?

– А… Хорошо. Я буду ждать.

Вместе с исчезновением слова «мама» на дисплее телефона, ушли все прежние ощущения. Он снова оказался частью толпы и вспомнил про предстоящие дела. Перед ним стояла неразрешимая задача: как провести процесс, чтобы… если и не выиграть, то хотя бы доказать свою профессиональную состоятельность – думал он раньше… победить – думал теперь. Ставки стали такими, что можно было только выиграть или все потерять.

Завтра шеф приедет посмотреть на мою работу. Если удастся… А что может получиться? Я ведь не знаю, что придумать, чтобы повернуть дело в свою пользу. Тут только чудо поможет… Хотя чудеса уже происходят. Зрение не портится… Тьфу, тьфу, тьфу. По голове стучать не стоит – люди подумают, что дурак… И с Кривошеевым интересно получилось… Или показалось? Этот луч из солнечного сплетения… Может, это тоже эффект нормализации излучения? Надо будет позвонить Алексею Ивановичу… Впрочем, сейчас не до этого – необходимо сосредоточиться на процессе… Ниночку опять же обидел. Она меня съест целиком, и даже косточки не выплюнет. Не даст больше работать в конторе. Если я не выиграю процесс. А если выиграю – тогда плевать на все ее интриги, тогда я и сам смогу спокойно уйти в любую фирму. Адвоката, отсудившего имущество у Кривошеева, возьмут везде… Правда, если жив останусь после такой победы. Для него месть такой же закон, как для других уголовный кодекс… О! Чуть свою остановку не проехал.

Крестовский выскочил из трамвая перед самым закрытием дверей и тут же ощутил чувство голода. Оказывается, оно уже давно захватило внутренние органы, просто он, погруженный в события и проблемы, не давал себе возможности это заметить. В холодильнике была недоеденная пачка пельменей и сосиски. К ним Альберт и двинулся, ускоренно перебирая ногами тротуар, на время исключив из внимания неразрешенные вопросы, застрявшие и бившиеся в голове, как рыба в сетке.

Насыщение произвело расслабляющее действие. Мозг начал активную борьбу с желанием спать, зная при этом, что силы неравны. Надо было сесть за компьютер, что-то подумать, попытаться проработать хотя бы новую канву выступления. Но ощущение сытости, доставленное пельменями с сосисками, и чувство защищенности, продиктованное домашней обстановкой, располагали к другому. Он сначала перешел из кухни в комнату, лживо убеждая себя, что идет не к дивану, а к компьютеру, затем посмотрел на подушку, манившую в горизонталь, пообещал себе просто чуть-чуть отдохнуть и уже с новыми силами взяться за дело. Легко согласился, что так будет продуктивней, прилег и… закрыл глаза.

Проснулся от острого желания есть. Взглянул на часы: без четверти восемь.

Хорошо, что снова кушать захотел, а то проспал бы до ночи… Однако что-то очень сильно хочется. Там еще яйца есть, сосиски остались, масло, сыр… Яйца поджарю. Стой! А чего так светло? Солнце! Значит, это не вечер! Я проспал до утра! Все проспал!.. Так, без паники. Спокойно! Успеваю помыться, переодеться, поесть и вовремя приехать в суд. Но я же не готов?! Я же… Поздно! Ехать в суд и по дороге что-нибудь придумаю. В крайнем случае, выступлю по подготовленному варианту… Все! Времени на панику нет.

С этого момента Крестовским овладела сосредоточенность. Именно овладела, потому, что сам он не прилагал никаких усилий, чтобы ее удерживать. При этом адвокат не был сконцентрирован на каком-то отдельном предмете, не думал больше даже о предстоящем процессе и своем выступлении. Единственной целью его жизни в это время стал путь к зданию суда. Он тут же понял, что необходимо в первую очередь заказать такси, чтобы избавиться и от лишней нервозности при поездке в общественном транспорте, и от необходимости находиться среди других людей, мешающих напряжениями своих переживаний настраиваться на самое важное событие в жизни. Душ был без эмоций, еда без ощущения вкуса, процесс одевания и сборки портфеля – без лишних движений. Заиграл общую мелодию для входящих вызовов телефон. Но это было не такси.

– Алле.

– Здравствуйте, Альберт Сергеевич, это Елена… Елена Николаевна. Кривошеева.

– Здравствуйте, Елена Николаевна.

– Я хочу… Я звоню, чтобы… в общем я боюсь одна подходить к суду…

– А сейчас вы где?

– Еще дома. Я уже вызвала такси, давайте я за вами заеду?

– Это не обязательно, Елена Николаевна. Давайте лучше встретимся в скверике, за углом здания суда. Я буду там… минут через пятнадцать.

– Хорошо. Так тоже хорошо.

Почти следом позвонил диспетчер такси, сообщил, номер и марку ожидавшего его у подъезда автомобиля. Крестовский оглядел перед выходом себя и квартиру – ничего не забыл.

Кривошеевой в сквере еще не было. Зато весна вовсю хозяйничала там. Яркое утреннее солнце высвечивало чистоту красок свежей зелени, играло с прохожими, заставляя их прикрывать глаза и расстегивать куртки, блестело на массивных металлических спинках скамеек, придавая им вид легкости и приветливости. Альберт на секунду увлекся картиной увиденной игры и вдруг, как будто поняв, но еще не осознав смысла всего солнечного баловства, почувствовал себя частью этой стихии. Внутри него что-то стало отвечать солнечным знакам собственным светом, как будто в груди расправляло лучи собственное небольшое солнце. Что-то должно было произойти. Он закрыл глаза. Еще секунда, еще мгновение…

– Извините, что я так долго добиралась. Если честно, я специально не хотела приезжать раньше вас.

Вместе с появлением у скамейки Елены Кривошеевой, с интересом смотревшей прямо в лицо Крестовского, все закрылось, оставив только ощущение внутренней наполненности, порожденное недавним предчувствием солнца внутри себя.

– А? Да, это правильно, – Альберт встал. – Хотя, возможно, такие меры предосторожности и излишни. Вы готовы?

– Нет. Но с вами почему-то не страшно.

– Тогда пойдемте, – Адвокат внезапно искренне радостно и открыто улыбнулся Елене Николаевне, которая от неожиданности даже сделала шаг назад, в одно мгновение пригляделась к сияющему лицу собеседника и тоже улыбнулась с каким-то своим смыслом.

В этот раз судья была на месте, заседание должно было состояться в срок. В коридоре, перед дверью зала судебных заседаний №14 уже деловито ерзал Николай Адреевич Карасев, который, увидев приближающихся Крестовского и Кривошееву, тут же двинул к ним свое брюшко.

– Здравствуйте, Елена, – Карасев взял руку Кривошеевой и мягко держал ее в своей, при этом заглядывая собеседнице в глаза. – Вот, лично пришел проконтролировать ход процесса. Мы все так переживаем.

– Добрый день, спасибо, что пришли. Мне поддержка будет очень кстати, – Кривошеева не без усилий, но также мягко отобрала руку у Карасева и перевела взгляд на Крестовского.

– Альберт, надеюсь, ты подготовился как следует, – при этих словах шеф пожал плечо Крестовского, и тут же значительно понизил голос. – А вот и наши оппоненты…

Как будто забыв про тех, с кем только что разговаривал, Карасев проскользнул между ними, через секунду очутившись перед Олегом Викторовичем Кривошеевым, его адвокатом и шедшим позади охранником. Он слегка поклонился Кривошееву и обозначил начало движения к рукопожатию. Не встретив ответной реакции, тут же, не прерывая начатого жеста, протянул руку его адвокату, с которым явно был хорошо знаком. Между тем Олег Кривошеев остановился, глядя в ту часть коридора, где стояли Альберт и его жена.

Елена Николаевна, находившаяся спиной к мужу, выпрямилась, не поворачиваясь, подняла голову, и изо всех сил смотрела на Крестовского, пытаясь не выдать своего страха и волнения. Альберту же, который развернулся вслед за Карасевым, ничего оставалось, как встретить внимательный взгляд Кривошеева. Будучи внутренне готовым к встрече с колючей проволокой жестоких глаз, защитник вдруг растерялся: Кривошеев был не похож на себя. Во всяком случае, в нем не было ничего вчерашнего. В сегодняшнем взгляде мелькнул обычный человек, с присущей многим накопленной усталостью, раздражением и сожалением, способный чувствовать и даже, как показалось, сопереживать. Впрочем, удостовериться в правильности выводов не получилось – через мгновение Кривошеев отвернулся и прошел в дверь зала судебных заседаний. За ним в дверном проеме исчезли охранник и адвокат с шефом, что-то негромко обсуждавшие между собой.

– Мне страшно, – Елена Кривошеева, так и не оглянувшаяся в сторону своего бывшего мужа, но буквально спиной почувствовавшая, что он прошел, схватила Крестовского за запястье.

– Мне кажется, что сегодня бояться уже нечего, – Альберт, еще находившийся под впечатлением неожиданного образа Кривошеева, вдруг стал чувствовать, что именно эти, на секунду новые глаза, – знак возможности успеха. – Соберитесь, осталось совсем немного. Пойдемте в зал, иначе можем опоздать.

– Только идите, пожалуйста, впереди.

Пока все занимали свои места, пока проходили необходимые церемонии вхождения судьи, вставания, объявления начала заседания, молодой адвокат максимально незаметно старался еще раз заглянуть в глаза бизнесмену – хотелось удостовериться, что он не ошибся в оценках. Наконец, Кривошеев повернулся, осмотрел жену, перевел взгляд на Крестовского… У Альберта, казалось, похолодел затылок: перед ним были обычные, порождающие страх глаза человека, не знающего непреодолимых препятствий. Что-то сломалось внутри, возникло сильнейшее волнение, горло стало пересыхать, в руках появилась дрожь. Нет, он не испугался вдруг Кривошеева, он ясно понял, что совершенно не готов к процессу.

На что надеялся? Откуда тупая уверенность в том, что надо идти, когда вообще не готов? Поверил в электрические вибрации! Дурак! Что говорить? Где-то недописанное выступление… Оно, конечно, плохое, но хоть что-то. Хоть что-то…

Крестовский нервозно рылся в портфеле, пытаясь достать листы неоконченного выступления, и не слышал, как судья предоставила ему слово. Все смотрели на чрезмерно разволновавшегося защитника. Карасев, сидевший на местах для зрителей, закрыл глаза рукой, судья, секретарь и представитель ответчика снисходительно улыбались, охранник искривил рот в гримасе ухмылки. Только Кривошеев смотрел на Альберта с ожиданием, не проявляя никаких других эмоций. Раскрасневшаяся от стыда Елена Николаевна, наконец, тихонько ткнула Альберта в бок, отчего он поднял голову и понял сразу все.

Оставив на столе портфель с наполовину вынутым текстом, машинально встал, как вскакивал в школе, когда учитель ловил за каким-нибудь сторонним занятием, и стал оглядывать зал поверх голов присутствовавших, чтобы хоть за что-нибудь зацепиться взглядом. Посмотрел в окно за спиной судьи и остановился. Там было солнце. То самое, которое недавно играло в сквере. Теперь оно уперлось своими лучами прямо в Крестовского и в его солнечном сплетении вновь появилось ощущение собственного света. Дрожь и волнение прошли, будто их не было вовсе. Ровно выдохнул, спокойно оглядел судью и секретаря, не обращая никакого внимания на их улыбки, все еще растягивавшие накрашенные губы, посмотрел на Кривошеева, не взглянув на его адвоката, и без всякой внутренней подготовки, пропустив необходимые профессиональные фразы о подтверждении требований, стал говорить так, будто слова формировались не в голове, а там же, в центре собственного солнца.

– Уважаемый суд! Предметом нынешнего разбирательства служит нежелание состоятельного мужа передать бывшей жене часть имущества, нажитого за время брака. И исходит оно не из угрозы потерять или даже сколько-нибудь значительно уменьшить свое состояние. Ведь объекты, предъявленные в качестве предмета иска – лишь малая часть того, чем реально владеет ответчик. Пусть все записано на маму, бабушку и других родственников – все прекрасно знают, что это его собственность. Прежде всего, знает это он сам.

Хотя Крестовский и обратился к суду, говорил он исключительно Кривошееву. И смотрел только на него. Ответчик сначала удивленно взглянул на адвоката жены, затем, как бы отстранившись, перевел равнодушный взгляд на стенку за спиной Елены Николаевны и смотрел в пустоту. Но Альберт чувствовал, что слова его попадают в эту груду крепких костей, воловьих жил и железных нервов.

– Главная задача Олега Викторовича Кривошеева – наказать жену. Он решил наказать ее за желание уйти от него, за то, что она посмела проявить свою волю, в наличии которой ей было отказано. Но за что в фактическом выражении он так хочет покарать Елену Николаевну? За годы безукоризненной верности? За рождение дочери? За беспримерное терпение, с которым она переносила его агрессию и побои? За то, что, отдав мужу молодость и красоту, создав ему надежный семейный тыл, позволила большего достичь в бизнесе и личном продвижении, а теперь уже не имеет сил выносить издевательства? За то, что впервые решила поступить так, как лучше для нее, а не для него? За то, что он сам разлюбил, за то, что она стала внешне уступать окружающим его молодым красоткам?

Солнце внутри Альберта разгоралось, его потоки устремились прямо к груди сидевшего напротив Кривошеева. Нет, никакого луча в этот раз он не видел, но чувствовал, что свет его пробивается под дорогой галстук, прохладно свежую рубаху. Было видно, что чувствовал это и сам Олег Викторович. Он уже смотрел прямо в глаза Крестовскому, и взгляд его выдавал тяжелую внутреннюю борьбу.

– Елена Кривошеева просит суд передать ей часть совместно нажитого имущества и не обращается с иском об установлении алиментов, потому, что не хочет и дальше быть зависимой от мужа-тирана. И если бы что-то человеческое, что намного шире рамок государственного законодательства, было еще живо в самом Олеге Викторовиче, он бы не стал раздувать этот скандал, не стал бы добивать свою жену и калечить жизнь дочери. Но бизнес-принцип и здесь взял верх над нравственным долгом.

После этих слов Крестовский увидел, как из-под рубахи Кривошеева, сквозь галстук начал пробиваться небольшой кружок света, который становился то чуть больше, то слегка затухал, но не пропадал. При этом взгляд сначала стал таким же, как в коридоре перед входом в зал суда, а затем передал муку, которую он испытывал.

– Ответчиком в данном деле движет желание сделать так, чтобы его боялись еще больше, чтобы все было по его воле, вне зависимости от того, насколько эта воля соответствует человеческой нравственности и христианским основам. Ведь Олег Викторович известен своей благотворительностью в отношении церкви и даже сейчас на груди у него – освященный крестик, который пытается, но не может пробиться к свету в душе надевшего его.

Только после этих слов Крестовский догадался: свет шел от золотого креста, это он пульсировал и, судя по всему, жег душу хозяину.

– Возражаю, ваша честь! – представитель ответчика взволнованно вскочил, но судья еще не успел ничего ответить, как прозвучал резкий окрик Кривошеева.

– Сядь!

Адвокат хлопнулся на стул, исполнив команду, как тренированная собака, а Кривошеев повернулся к судье, от изумления не знавшей, что сказать, и продолжил, металлической волей чеканя слова.

– Не надо больше. Я согласен с предъявленными требованиями, и удовлетворю их в полном объеме. Если нужно оформить формальности – мой юрист все решит, – и быстро вышел из зала заседаний.

Оторопевший охранник даже не успел открыть ему дверь и выскочил в коридор вслед за хозяином.

Зал пронзила тишина… Первой пришла в себя судья, предложившая сесть Крестовскому и объявившая об окончании слушаний в связи с достигнутым в судебном порядке согласием ответчика с предъявленными требованиями и вынесенным на этом основании решении в пользу истца.

После ухода судьи, адвокат Кривошеева подошел к Крестовскому, поднявшемуся навстречу, и протянул руку.

– Поздравляю, молодой человек. Даже я не знал, что здесь у него слабое место. Если чутье не оставит вас, можете далеко пойти. Вы ведь не могли это вычислить, правда? Вычислить это почти нереально, даже если тесно общаться с Еленой Николаевной, – адвокат перевел взгляд на Кривошееву, которая рассеянно-глуповато наблюдала за происходящим, до конца еще не поверив в благоприятный для себя исход дела. – Ну, желаю удачи.

– Спасибо.

– Любая удача – это результат грамотно спланированных действий, – подхватил появившийся из-за спины молодого защитника улыбающийся Карасев. – И вы, Борис Давидович, это знаете лучше других.

– Посмотрим, Николай Андреевич, посмотрим, – адвокат Кривошеева развернулся и пошел к выходу.

– Ну, поздравляю нас всех! Елена Николаевна, давайте я вас отвезу, заодно обсудим наши дела.

Кривошеева уже пришла в себя и после этих слов вопросительно посмотрела на Крестовского.

– А тебя Альберт жду в офисе – уроки победы надо учить основательно, – добавил шеф.

Кривошеева встала:

– Спасибо, Альберт Сергеевич. Вы просто чудо какое-то сотворили. Надеюсь, что у меня еще будет возможность вас дополнительно отблагодарить. Я позвоню, хорошо?

– Конечно, звоните, буду рад.

Все ушли, и Крестовский стал собирать в портфель рассыпанные по столу листы доклада. Внутри было пусто, а тело свободно.

На выходе из здания суда мир встретил его задернутым плотными облаками небом, отчего дополнительно посеревшим показался асфальт, поблекли краски весенней зелени. Альберт прошел несколько шагов, заглянул за угол, посмотрел на ничем не примечательную небольшую аллейку с грязными неприглядными урнами и некрашеными скамейками, остановился.

Что это было? Солнце, лучи, свечение крестика Кривошеева, его неожиданное согласие с иском… Неужели так действует антивирус? А может, показалось опять? Может, нет никакой мистики, и это я сам выиграл процесс, интуитивно почувствовав слабое место противника? Должно же было и мне когда-то повезти… Но зрение-то я сам не мог восстановить. И вообще после встречи с этими компьютерщиками чувствую себя как-то по-другому. Без страха, спокойно. Опять же свечение это вчера и особенно сегодня не похоже на галлюцинацию. Хотя, говорят, стресс и не на такое способен. Странно все. Может, надо позвонить Алексею Ивановичу, объясниться?.. Начнет копаться, расспрашивать, а я сам ничего еще не понял… Наверно, не надо. По крайней мере, пока. Все ведь хорошо. Просто отлично! Я выиграл абсолютно проигрышное дело! Победил в первый раз в жизни! И кого! Лучше маму порадовать, она очень волнуется.

– Алле, мама, здравствуй.

– Ну, как сынок? Все закончилось?

– Мам, я, между прочим, с тобой поздоровался.

– Неужели все хорошо? Да!?

– Да, мама! Да! Я выиграл!

– Я знала, я знала! Я молилась и в церкви свечку ставила.

– Ма-ам, ну прекращай ты эти глупости.

– Все, все, молчу. Позвони отцу, порадуй его. А то он весь серый ходит в последние дни и не разговаривает почти.

– Не-е, мам, сама ему скажи. А я на днях заеду к вам в гости. Праздновать будем.

– Когда сынок, когда заедешь? Мне же надо приготовить что-нибудь вкусненькое.

– Да не надо ничего специально готовить. Соберусь, позвоню и заеду. Папе привет.

– Подожди, Альберт. Хоть примерно скажи…

– Все, мама, привет папе, я больше не могу разговаривать, мне к шефу надо на разбор полетов. Целую, пока.

Только теперь, разделив удачу с человеком искренне ей обрадовавшимся, он осознал себя победителем. Пришло ощущение, что нет ничего невозможного. Мир, с людьми, машинами и деревьями, признавая его превосходство, стал ниже. Все виделось сверху, настроение заставляло слегка подпрыгивать при ходьбе, которая казалась предвзлетным разгоном.

– Добрый день! – Крестовский шагнул в приемную, совершенно забыв о вчерашнем разговоре с Ниночкой.

– Здравствуйте, – секретарша даже не посмотрела в его сторону.

– Шеф уже у себя? – не обращая внимания на реакцию женщины, не видя и не слыша никаких деталей, спросил адвокат.

– У себя. Можете зайти. Поздравляю.

– Спасибо.

Шеф сидел за столом и просматривал какие-то бумаги.

– Можно?

– А… Триумфатор. Заходи, заходи. Садись вот здесь, на диванчике.

Крестовский сел на небольшой кожаный диван, перед которым стояло такое же кресло и журнальный столик.

– Ну что, может по кофейку, чтобы взбодриться?, – Карасев сел в кресло, которое было выше дивана, и лукаво-весело разглядывал подчиненного сверху.

– Не откажусь.

Это был первый случай, когда шеф предложил Альберту выпить кофе в его кабинете и осознавший это Крестовский согласился с предложением, хотя ничего не хотел. Глядя на Карасева снизу вверх, он ощущал легкий внутренний дискомфорт, но это не мешало чувствовать себя свободно, почти на равных с начальником.

– Ниночка, сделай нам два кофе, – ласково проговорил шеф в трубку телефона и положил ее на столик, – Ну, как ощущаешь себя после такой громкой победы?

– Нормально.

– В начале волновался, да?

– Да, в первые минуты я как-то растерялся.

– А дальше все было впечатляюще, – шеф сверлил небольшими глазками. – Как же тебе пришло в голову давить ему на совесть? Откуда ты вообще заподозрил, что она у него есть? – Карасев хихикнул собственной остроте, затем снова сконцентрировал внимание на собеседнике. – С Леной ты на эту тему не разговаривал… Или говорил?

– Нет, мы с ней мало общались. Если честно я сам точно не знаю, почему выбрал такую тактику. Просто еще вчера, когда встретились возле суда…

Дверь отворилась, и Крестовский замолчал. Молчал и Карасев. Ниночка почувствовала, что пауза возникла из-за нежелания предоставить ей возможность услышать хотя бы часть беседы, не стала скрывать вида обиды, быстро прошла с небольшим подносом, поставила на столик кофе, сахар и небольшую вазочку с конфетами.

– Вот ваш кофе, Николай Андреевич.

– Спасибо, Нина.

– Спасибо, – сказал и Крестовский.

– Пожалуйста, – Глядя на Альберта, проговорила секретарша с такой интонацией, как будто сказала: не тебе принесла. Развернулась и на сей раз демонстративно медленно, плавно двигая своими выпуклыми крупными ягодицами, пошла к выходу из кабинета.

– Что ты говоришь вчера?

– Вчера у суда, когда встретились с Олегом Викторовичем, я почему-то подумал, что в нем есть что-то человеческое, и что если нельзя давить на юридическую сторону дела, то можно попробовать использовать другую. Вот, сегодня, кажется, получилось.

Альберт придумывал историю прямо на ходу, но ему самому этот рассказ казался столь убедительным, что он стал верить, будто так и было. Или почти так. Во всяком случае, подумать-то он мог, просто мог не запомнить своих мыслей.

– Значит, не зря я тебя вчера спрашивал. А ты почему все сразу не сказал?

– Я еще не знал, что так поверну дело. Это потом уже, дома, когда готовился.

– Ну, молодец. Сегодня всех удивил. Лена тобой просто очарована. Просила еще раз передавать благодарности.

– Спасибо, – Крестовский смутился, будто Карасев открыто говорил о чем-то интимном.

– Ладно, теперь к делу, – шеф положил и стал размешивать сахар. – Ты знаешь, что у нас адвокаты получают проценты от суммы гонорара компании в случае выигрыша дела?

– Да.

– Кривошеева уже сегодня поедет за кредитом, чтобы с нами рассчитаться, – Карасев глотнул кофе. – Завтра-послезавтра деньги поступят на счет, и ты сможешь получить свой гонорар. Точно не помню, но это около 600 тысяч рублей, – снова с удовольствием приложился к чашке. – Надеюсь, это твой первый и далеко не последний крупный выигрыш.

Крестовский знал, что сумма должна быть неплохой, но, не будучи в курсе договоренностей конторы с клиенткой, не предполагал, что она окажется настолько хорошей. После этой информации его мозг поплыл, частично теряя связь с действительностью, как у боксера после нокдауна.

– Ты сейчас чем занимаешься?

– А? Да вот, Петр Романович просил для его дела составить запрос в регистрационную палату, получить у них информацию по квартире для своего клиента.

– Все. Теперь Петр Романович найдет себе другого помощника. Или сам все сделает. У меня есть для тебя на примете одно дело… Впрочем, я еще подумаю, – шеф снова отпил кофе и поставил чашку на стол. – Но помогать больше никому не надо. Сейчас можешь идти праздновать, а завтра обсудим – чем или кем ты займешься. О! А кофе-то ты так и не выпил.

Альберт замешкался. Пока говорили, было не до кофе, а теперь он бы уже и выпил, но разговор закончился, однако оставаться в кабинете шефа просто для того, чтобы пить кофе было невозможно.

– Ну ладно, иди уже. Потом выпьешь, – поняв положение подчиненного, разрешил ситуацию Карасев, и ободряюще улыбнулся.

В приемной Крестовского ждал Петр Романович Фролов – высокий, жилистый, ширококостный мужчина 56-ти лет, с крупными чертами лица, с залысиной на темени, которую он прикрывал остатками крашенных волос, доставляемыми наверх с левого боку головы. С Петром Романовичем Альберт делил небольшой кабинет, в котором еле помещались два стола.

– Алик, поздравляю. Это большая удача.

– Спасибо, – рука Крестовского утонула в лапе Фролова, до сих пор в рядах ветеранской команды вколачивавшего мячи на волейбольной площадке.

– Шеф что сказал?

– Сказал, что даст новое дело.

– А ты запрос сделал?

– Я не успел и Николай Андреевич сказал, что теперь найдет вам нового помощника. Вы, наверное, зайдите к нему, он все объяснит.

– Куда зайдите? Чего это вы здесь распоряжаетесь? – вдруг взвизгнула Ниночка. – Николай Андреевич ничего не говорил, я ему ничего не докладывала, а он: зайдите. Распоясалась молодежь, вообще дисциплины не признает. Один раз ему повезло, так он теперь командует тут!

– Извините, Нина Григорьевна, я не претендую на вашу роль и никак не посягаю на ваш незыблемый статус, я просто предположил…

– В самом деле, Ниночка права, зачем тревожить по пустякам Николая Андреевича? Пойдем лучше договорим в кабинете, – испуганно-извиняющимся тоном проговорил Фролов.

В кабинете Петр Романович неожиданно душевно попросил Альберта помочь ему в работе с регистрационной палатой. Он не успевает, а тут еще жена приболела, у дочки проблемы с работой… Крестовский, польщенный тем, что к нему обращаются как к полноценному коллеге, проникшись житейскими сложностями старшего товарища, согласился приготовить и отвезти запрос.

Приступив к составлению несложного документа, он то и дело отвлекался, постоянно возвращаясь к мыслям о скором гонораре, начиная думать, на что потратить неожиданное богатство, потом отбрасывал ненужные рассуждения, вновь возвращался к тексту запроса, на подготовку которого в итоге ушло не 15-20 минут, а более получаса. Составив бумагу, адвокат с удовольствием отправился в регистрационную палату, получив, таким образом, освобождение до конца дня.

Небо снова просинело. По-женски непостоянная весенняя погода опять поменяла городские декорации. Крестовский вырвался из офиса, как из клетки, и наслаждался свободой. Если по пути в палату его еще удерживало сознание необходимости дела, то, выйдя из нее, Альберт почувствовал себя серфером, легко скользящим по волнам уличной стихии. Ничто не мешало и не отвлекало его, мозг анализировал полученную информацию, будучи явно довольным и сырьем, и процессом его обработки.

Что можно купить на 600 тысяч? Черт, да много чего! У меня таких денег раньше никогда не было. Тем более что все они – мои. Можно же и машину купить. Правда, недорогую, какую-нибудь бэушную, – не хочется. Брать, так уже что-нибудь стоящее. Хотя первый автомобиль, говорят, должен быть таким, какой не жалко… Зато сам будешь жалким в развалюшке. Можно взять корейку или японку ближе к представительскому классу. Правда, тогда ничего не останется. Опять придется экономить на всем, а ограничивать себя так не хочется. Может, потом, со следующего гонорара машину взять? Уже захотел новый гонорар! Разогнался. А, с другой стороны, я теперь полноценный адвокат, шеф даст дело… Что он хочет предложить? Почему сказал, что еще подумает? Завтра все узнаю, сегодня лучше не грузиться. О, у мужика туфли классные. Надо себе что-нибудь подобное. Не серьезно ходить в дешевке. И костюм хочется как у Кривошеева. Но он, наверное, очень дорогой… А может теперь для меня и не очень. Надо зайти куда-нибудь посмотреть. У… маме надо будет купить подарок. И отцу. Точно! А одежду или в дом им что-нибудь? И себе можно взять телевизор нормальный. Да, и диван бы поменять, и кухню – все старье. Но тогда надо сначала ремонт сделать. Обои поменять, двери тоже, а на пол положить хороший ламинат… Нанять бригаду, они дня за два все закончат – квартирка-то небольшая. А потом поставить новую мебель и начать новую жизнь! Отличная идея. Надо будет посчитать, сколько все это стоит. А то, кажется, размахнулся уже на миллион… Где посмотреть одежду? Пока делать нечего, надо подобрать, а потом прийти и купить. Можно в ЦУМе, там мужской салон с элитными марками… Я в него всегда заходить боялся, чтобы не выглядеть оборванцем среди роскоши. А теперь надо пойти!

Ехать до центрального городского универмага было недалеко – четыре остановки, но толкаться среди массы простых пассажиров не хотелось. Идти тоже было тяжело – необходимо было как можно скорее реализовать созревшее решение. Альберт, прикинув остатки средств в кошельке, решил добраться на такси. Не стал мелочиться и ловить машину на дороге, чтобы вышло дешевле, подошел к стоянке возле остановки и, не торгуясь, скомандовал: в ЦУМ.

В магазин вошел с прямой спиной, уверенной походкой способного многое себе позволить мужчины. Правда, от услуг консультантов отказался – все-таки денег не было, и он не собирался ничего даже примерять, поэтому было еще совестно понапрасну эксплуатировать этих женщин. Но отметил, что отнеслись к нему без скрытой иронии, с которой раньше, казалось, спрашивали в дорогих магазинах: вам чем-нибудь помочь? Или: вы что-то ищете? Осмотр начал с обуви. В глаза бросились черные, с зауженным носом и отличной кожей туфли. Подошел поближе, незаметно глянул на ценник и слегка оторопел: 18 тысяч рублей. Месячная зарплата. Ему стало неловко стоять тут в ботинках за полторы тысячи. Как бы оглядываясь на другие вещи, бросил взгляд на продавщицу, которая как раз оценивающе смотрела на его изрядно растоптанные туфли. От неприятного чувства ноги слегка ослабели, тепло прошло по позвоночнику от копчика к затылку и, выходя из темени, пошевелило корни волос. Но он собрался и взял с полки понравившийся товар. Повертел в руках – обувь на ощупь была еще лучше, чем на осмотр. Прочел надпись на подошве: made in Itali. Заглянул внутрь: Hugo Boss. И решил, что потом непременно купит себе эту пару. Пусть дорого, но он должен доказать этой продавайке, что не просто забрел на экскурсию. В уме от 600 тысяч быстро отсчитались 18 и остаток успокоил окончательно: он может безболезненно купить даже не одну пару таких ботинок. Туфля вернулась на место небрежным жестом, рожденным, впрочем, избытком напряжения, а не франтоватой расслабленностью. Смотреть костюмы и другую одежду Альберт уже не стал, желая быстрее уйти, и в то же время намереваясь как можно скорее снова вернуться сюда с деньгами.

Выйдя из ЦУМа на отяжелевших ногах, Крестовский решил не ходить в магазины бытовой техники, мебели и стройматериалов, планы посещения которых возникли в такси. Отяжелевший внутри и уже не чувствовавший себя свободным физически, он хотел быстрее добраться домой, закрыться ото всего в стенах своей квартиры, ожидая, что там снова придет облегчение. Тратиться на такси больше не было смысла. Альберт двинулся к остановке автобусов и трамваев.

Дом, как панцирь, укрыл от всех влияний внешней среды, отогнал за порог ненужные переживания, накормил тем, что было в холодильнике, и пригрел на диване, перед включенным телевизором. Крестовский никак не мог найти подходящую передачу. Как обычно в таких случаях, он заскользил по поверхности телеэфира, переключая каналы после появления первых картинок, и вдруг остановился. С экрана смотрел на него космос. Речь шла о возникновении Вселенной. Вообще-то, Альберт, как и многие молодые люди, не так давно вырвавшиеся из объятий образования, не любил научные фильмы, напоминавшие о скуке принуждения к знаниям. Но в этот раз было по-другому. Он почувствовал, что речь идет о нем самом, что рассказ об истории открытий в изучении Вселенной касается лично его, его собственной жизни и существования на земле. Начало в точке, Большой взрыв, вызванный выплеском неимоверного количества энергии, расширение и реликтовое излучение толкали к чему-то мозг и ворочали душу. Он пытался и никак не мог понять, какое отношение это имеет к нему, пока не вспомнил про слова приемщика-ученого об излучении, идущем от человека и окружающих предметов и про чип антивируса, находившийся теперь внутри него самого. В сознании выстроилась четкая цепочка единства явлений: энергия Большого взрыва, реликтовое излучение, являющееся остаточной энергией, излучение человека и предметов, взаимовлияние энергий. Затем в памяти вспыли сегодняшние игры с солнцем в сквере и в суде, свечение крестика Кривошеева. Он еще не мог понять, какие выводы можно сделать из нынешнего открытия, но чувствовал, что это что-то очень важное, жизнеопределяющее, делающее его частью действия, масштабы которого трудно объять даже мысленно.

Глава вторая.

Симка и Гигабайт

Алексей Иванович Симаков увлекся излучениями еще в институте. Затем была аспирантура в НИИ физики и математики регионального отделения академии наук, кандидатская по теме влияния высоковольтных линий на работу электроники, работа в НИИ, где молодой ученый занимался любимыми исследованиями в свободное время от выполнения распоряжений старших товарищей. Безропотно, усердно и довольно успешно выполнял различные задания, снискав славу талантливого, преданного науке специалиста. Так продолжалось лет десять: Симаков работал на других, собирал материалы для собственной докторской. Казалось, что жизнь имеет определенную колею, не сулящую никаких неведомых поворотов, обещающую стандартную карьеру вполне заурядного научного деятеля областного масштаба. Но однажды его пригласил к себе директор и объявил, что институт получил секретный заказ от министерства обороны, связанный с изучением влияний излучений на боеспособность войск, и что ему, как беззаветно преданному этой теме человеку, поручается сформировать и возглавить специальную лабораторию, задачей которой станет разработка системы защиты личного состава отечественной армии от воздействия психотропного оружия. Проект назвали «Антивирус», зашифровав деятельность лаборатории под исследование и разработку компьютерных программ.

С этого момента жизнь Алексея Симакова изменилась, а сам он почувствовал себя вполне счастливым человеком. Впрочем, исследования сразу столкнулись с проблемами, связанными с совершенной неразвитостью темы. Не ясно было даже с какого места их начинать, так как не существовало никакой базы, никаких наработок, кроме предоставленных военными весьма неполных данных о реакции организма на посылаемые специальными приборами волны разной степени длины и частоты.

Для успешной работы требовался грамотный помощник. Даже так: нужен был компьютерный гений, способный создавать программы, имитирующие излучение и реакцию на них, анализирующие и сопоставляющие полученные данные. Тогда Алексей вспомнил про своего институтского друга Костю Завьялова, увлекавшегося компьютерами почти так же, как сам Симаков излучениями. Их дружба вызывала улыбки окружающих из-за специфического внешнего вида: здоровенный атлет Завьялов, бывший мастером спорта по гребле, и тогда еще совсем щуплый, слегка головастый Симаков, выглядели со стороны комически. За глаза их звали Симка и Гигабайт. Но смеяться или язвить в лицо по этому поводу никто не решался. Хотя Костя, как говориться, и мухи никогда не обидел, и никто не видел его даже немного раздраженным, давать повод для его беспокойства и проверять степень уравновешенности гиганта, никому не хотелось. Впрочем, друзья знали о прозвище и оно их ни сколько не обижало.

Только Симаков мог уговорить Завьялова, к этому времени прошедшего путь от программиста в строительной организации до владельца магазина «Гигабайт» и мастерской по ремонту компьютерной техники «Скорая компьютерная помощь», оставить собственное дело на младшего брата и уйти в научный институт, месячная зарплата в котором почти равнялась его дневному доходу в бизнесе. Старый друг вновь пробудил в успешном предпринимателе дух ученого, заразил неизведанными мирами, заставил загореться его глаза, и работа в лаборатории закипела с такой самоотдачей, что результаты должны были появиться непременно.

Собственно, кроме них, в штате были еще только два человека. Один, на должности лаборанта, был командирован якобы из соседнего отделения научной академии, он вообще почти ничего не понимал в науке, никуда не лез и ничего не делал, но строго следил за тем, чтобы информация не выходила за пределы лаборатории. Другой – молодой физик, племянник директора института, устроенный в секретный проект для карьерного старта, был занят больше достижениями на ниве сексуальных побед, чем сутью исследований. Впрочем, такая ситуация как нельзя лучше подходила старым друзьям, которым никто не мешал мечтать и экспериментировать.

Изучив предоставленные военными данные об имеющихся, или как это называлось в документах «перспективных», способах воздействия на человека с помощью электромагнитных, звуковых и торсионных излучений, друзья оказались перед сложнейшей проблемой. Трудно даже вообразить один прибор, способный эффективно противостоять всей гамме вредоносных волн. Но и создавать отдельную противосистему к каждому излучению не имело смысла.

Начали с компьютерного моделирования человеческого организма, способного в виртуальном пространстве также реагировать на внешнее воздействие, как это делает человек в обычной жизни. Пришлось обратиться к медикам и медицинской литературе, разрабатывать отдельную тему создания виртуального организма и виртуального воздействия на него. И вот в трехмерном изображении на экране компьютера появился мужчина, в сторону которого процессор готов был направлять созданные модели излучений. Уже одно это тянуло на значительное научное открытие, но Симаков и Завьялов значимости промежуточного результата почти не осознавали, воспринимая его как необходимый этап подготовки к главной работе. Человека сначала назвали «Альфой», затем, по-свойски, стали именовать Аликом, а в особо значимых случаях – Альбертом, делая ударение на первый слог. Так и прижилось. Альберт испытывал на себе неимоверные нагрузки, умирая после опыта и восстанавливаясь по компьютерной команде, доставлял исследователям ценнейшие сведения.

На компьютерную модель человека проецируется ультравысокочастотное излучение дециметровых волн частотой в 300 мГц. У объекта через весьма продолжительное время начинают проявляться сбои в работе сердца, печени, активизироваться раковые клетки. Очень скоро рак перерастает в неизлечимую стадию, протекающую на фоне постепенного отказа других важнейших органов. Медленная мучительная смерть. Теперь то же излучение доводится до частоты 3 гГц: процесс разрушения организма ускоряется в десятки раз. Прототип человека корчится от боли, даже в компьютерном варианте вызывая сострадание у своих создателей, смех у племянника директора и ухмылку коллеги из соседнего отделения академии наук.

Сверхчастотное излучение сантиметровых волн, частотой свыше 3 мГц, вызывает приступы головной боли, тошноты и рвоты. При повышении частот приводит к потерям памяти, сбоям в работе центральной нервной системы, проявлениям немотивированной агрессии, неспособности мыслить и ориентироваться в пространстве. Рентгеновское излучение волнами определенной длины, торсионное излучение – все имеет поражающее действие, ведущее к скорой смерти от порожденных ими сбоев в работе человеческого организма.

Облучение ультразвуком, частотой выше 30 кГц, помимо уничтожения иммунитета, приводит к полному подавлению воли, что проявляется в отсутствии всякого сопротивления. Инфразвуковое излучение порождает страх и панику, а сверхнизкие частоты приводят к страшным головным болям и кровоизлиянию в мозг.

Как приступить к решению задачи противодействия такой гамме смертельных влияний? Попытались создать защитный экран, который мог бы отражать вообще всякое излучение. Через военных связались с производителями материалов, использующих секретную продукцию нанотехнологий. Получили несколько образцов тканей и пластика, но работа с ними ни к чему не привела. Полученные материалы могли лишь немного задерживать рентгеновские лучи опасной частоты и не способны были противостоять другим угрозам. Составили заказ на разработку материала с необходимыми характеристиками, но надежды на то, что такой продукт будет создан, почти не было. К тому же он точно не мог появиться быстро.

Тогда Симаков предложил проработать вариант с антиизлучателем, принцип действия которого базировался на открытой им технологии нейтрализации вредоносных волн встречным электромагнитным потоком безвредной частотности, сформированной амплитудами, способными «раздробить» звуковые, электромагнитные и другие волны, исказив их первоначальную частоту и длину, сменив направленность излучения.

Месяцы ушли на то, чтобы теория обрела строгие формулы, стала воплощаться в компьютерном эксперименте и дала первые положительные, хотя и виртуальные еще результаты. Увидев, как Алик остается невредимым под отдельными потоками опасных частот, а затем и под единовременным воздействием всей гаммы смертоносных излучений, оживился присматривавший за экспериментами коллега из соседнего регионального отделения РАН. Он стал чаще делать какие-то записи в своем ноутбуке, внимательней вглядываться в ход экспериментов, придирчиво оглядывать обстановку и сотрудников перед закрытием лаборатории, которое производил только сам.

Пришло время «колотить железо», как выразился Завьялов, приступая к созданию реальной версии антиизлучателя. И вот, почти через три года начала работы лаборатории, на ее столе появился довольно громоздкий корпус от старого компьютера, в который были заправлены все сконструированные детали. Необходимо было проверить его действие. И компьютерный Альберт уже ничем не мог помочь.

В лабораторию вошли директор института и видный человек, по росту почти равнявшийся Завьялову, в так безупречно сидевшем на нем костюме, что было ясно – он профессиональный военный, плечам которого привычней китель, чем пиджак. При виде его лаборант вскочил и вытянулся, но не удостоился никакого внимания, будто был мебелью в этой комнате.

– Вот, Андрей Васильевич, наши умельцы, умы и надежда отечественной науки, – директор забежал вперед, затолкал своего племянника между Симаковым и Завьяловым.

– Здравствуйте! – человек в костюме подал руку каждому, внимательно вглядываясь в лица, пытаясь придать себе проницательный вид. – Ну, показывайте свое изобретение!

– А… вот, – расторопно пробежал к столу Завьялова племянник директора, – Машина построена на принципах антиизлучения.

Завьялов посмотрел на Симакова, но тот только снисходительно улыбнулся, как бы говоря: не обращай внимания, пусть мальчик побалуется. Судя по всему, отлично знал роль этого экскурсовода в создании аппарата и Андрей Васильевич, который, взглянув на компьютерный корпус, обернулся к стоявшим в стороне ученым и спросил:

– И что, эта штука будет работать?

– Должна, – ответил Симаков, – Но для того, чтобы в этом удостовериться, необходимы испытания.

– Понимаю. Включается как обычный компьютер?

– Никакой разницы.

– А где должен находиться прибор в момент отражения атаки?

– Может быть и рядом, но лучше, если он будет на объекте облучения.

– Можно сделать корпус в виде рыцарских доспехов и разместить излучатели внутри, – подхватил Завьялов.

– Сколько на это уйдет времени?

– Недели две.

– Не надо. Попробуем так. До свиданья, – костюм пожал руки Симакову и Завьялову, посмотрел на директора, взглядом приглашая выйти, зашагал к двери, остановился возле прикомандированного коллеги и спросил:

– Все в порядке?

– Полный порядок, – ответил лаборант, выпрямляя позвоночник.

– Ну и хорошо.

Гость и директор вышли из кабинета, а уже на следующий день Симакова, Завьялова и антиизлучатель погрузили в микроавтобус, где находились двое вооруженных военных, и повезли за город. Прогнав по трассе километров 100 в сопровождении двух легковых машин, свернули на проселочную дорогу, проехали деревню и оказались у ворот исправительного учреждения №24. Симаков вспомнил: под этими цифрами в области находилась колония для приговоренных к пожизненному заключению. Вопросы задавать было не кому, да и незачем.

Миновав двойные ворота, автомобиль безо всякого осмотра въехал на территорию и, свернув направо, остановился у отдельно стоявшего здания, в котором, по всей видимости, располагалась администрация заведения. Ученых проводили в подвальный этаж, где, в похожем на бункер помещении, их уже ждал Андрей Васильевич в форме генерал-майора вооруженных сил и маленького роста, но, судя по поведению и отношению к нему генерала, высокого звания человек в темно-сером штатском костюме и светло-серой рубашке. Если он и был из военных, то явно не часто носил форму, так как было видно, что пиджак привычно облегал его плечи и живот, а обе руки находились в карманах брюк, что трудно представить в привычке армейского служаки.

– Знакомьтесь: Валерий Федорович, – представил спутника генерал, молча пожав руки Симакову и Завьялову и, предупреждая только наметившееся ответное движение ученых, добавил: – Про вас он все знает, можете не беспокоиться.

– Тем не менее, приятно познакомиться лично, – почти скороговоркой произнес Валерий Федорович и пожал руки обоим.

В помещении, кроме стола и шести стульев, находились четыре больших экрана, с разных точек показывавших одну и ту же комнату, в которой два человека как раз в этот момент устанавливали привезенный антиизлучатель. Чтобы не вызвать подозрений, рядом поставили монитор. Собственно, комната была камерой отдыха, куда приговоренных к пожизненному заключению приводили по одному, чтобы дать возможность читать, рисовать, писать, заниматься другими полезными вещами наподобие сбора моделей самолетов и кораблей. Все это Симаков и Завьялов поняли, рассматривая пространство помещения, как поняли и для чего именно там устанавливается их прибор, и почему сами они находятся в другом здании, где все оборудовано для наблюдений за опытами над вечными зэками и это явно происходит не в первый раз. Впрочем, сознавая щекотливость ситуации, ученые молчали, стараясь не думать о законности и человечности происходящего, концентрируя мысли на исследовательском интересе, который рвался изнутри наружу, подгоняемый сильным волнением и желанием увидеть результат своего труда.

Почувствовав причину длительной остановки ученых перед экранами, Валерий Федорович сделал круг по кабинету и, остановившись напротив, поочередно посмотрел в их глаза, своим проникающим, как тонкий лазерный луч, взглядом, искавшим в мозгах друзей градус недовольства незаконностью происходящего. Встретив молчание и смиренное ожидание, он резко развернулся и обратился к генералу:

– Начнем!

Андрей Васильевич взял со стола лежавшую на нем рацию, нажал кнопку и по слогам проговорил:

– За-пу-скай.

Прошло несколько минут, прежде чем из установленных в помещении динамиков послышался грохот наружного засова камеры, в которую в сопровождении конвоира ввели мужчину, передвигавшегося на полусогнутых ногах, сильно нагнувшись вперед, держа кверху застегнутые за спиной в наручники руки. На вид ему было чуть больше тридцати, широкая полосатая роба висела на широких, ссутулившихся плечах. Однако самую яркую часть внешнего облика обитателя колонии составляли его глаза и отпечатанный на куртке черными красками номер. Каким-то непостижимым образом пустой, но глубокий взгляд колючих серых глаз сочетался с черными цифрами, создавая единое целое под названием «зэ-ка №556».

Еще когда ему снимали наручники, парень заметил новый предмет в комнате и спросил:

– Разрешите обратиться, гражданин начальник?

– Говори.

– А нам что – компьютер поставили?

– Поставили, но он пока не работает. Не вздумай трогать!

– Ясно.

Оставшись один, 556-й прошел к полкам, достал оттуда бумагу и краски, сел за стол и начал что-то рисовать. В этот момент Валерий Федорович спросил у генерала, включен ли антиизлучатель и, получив положительный ответ, объявил начало эксперимента. Симаков и Завьялов уже не могли стоять, они вжались в стулья и с каменными лицами уставились в мониторы.

– Давай электричку! – неожиданно тихо и азартно, как рыбак, только забросивший удочку и ждущий немедленной поклевки, проговорил начальник в штатском и сел на краешек стула.

Ученые сообразили, что речь идет об электромагнитном излучении. Команда перешла через Андрея Васильевича в неведомое место, все замерли. Секунды казались чем-то большим, чем само время. Ожидание становилось настолько тягостным, что выдерживать его было невыносимо. Но с зэком в камере ничего не происходило. Валерий Федорович не сдержался, встал, взял у генерала рацию и сам спросил:

– Работает?

– Так точно! – раздалось из динамика рации.

– Повысьте частоту.

– На максимуме.

Валерий Федорович оглянулся на ученых, состояние которых можно было коротко охарактеризовать боязнью радости, и снова нажал копку рации:

– Давай микроволновку, – запуская обработку подопытного СВЧ облучением.

– Есть.

Секунда, две, шесть… Три минуты, восемь. 556-й продолжал рисовать, не ощущая никаких изменений в своем состоянии.

Снова заработала рация:

– Все режимы прошли?

– Все, – и даже в этом коротком слове чувствовалось удивление.

– Давай рентген.

Мгновения уже не казались такими вязкими, минуты прошли даже быстрее обычного, но ничего не менялось в картинке больших экранов.

– Торсионку!

Опять никакого эффекта.

– Звук!

Ничего. В кабинете начали шевелиться, что свидетельствовало о спаде напряжения и постепенном расслаблении мышц у Симакова с Завьяловым.

– Давай все сразу! – скомандовал Валерий Федорович и, вернув рацию генералу, сел на свой стул, наблюдая за происходящим на экранах, как за кино, сюжет которого он уже знает. Прошло еще минут пятнадцать и он бросил Андрею Васильевичу:

– Сворачивай! – встал перед учеными, поднявшимися ему навстречу и, схватив их за локти, взволнованно заговорил:

– Ну, мужики!.. Ну!.. Ну, поздравляю!

Симаков и Завьялов выглядели именинниками. Их безгранично счастливые и от того ставшие слегка глуповатыми лица сияли, как склянки военного корабля перед приходом адмирала. Голосовые связки Симакова, пережатые длительным молчанием и напряжением, выдали свистяще-сипловатое:

– Спасибо.

– Угу, – только и смог сказать Завьялов, у которого в горле образовался комок, а в глаза просились слезы.

– Это надо отметить! – поддержал общую эйфорию Андрей Васильевич.

– Обязательно, – сказал уже спокойно Валерий Федорович, – Но для частоты эксперимента необходим еще хотя бы один опыт. Вы согласны?

– Конечно! – ответил Симаков.

– Лучше бы и не один – поддержал друга Завьялов, которому перспектива продолжения испытаний помогла справиться с подступавшими слезами.

– Э-э-э нет! На столько материала у меня нет разрешения, – смеясь снизу вверх парировал рвение здоровяка Валерий Федорович.

– Ну, хоть и не праздновать, а пообедать не мешало бы, – не унимался генерал.

– Чистая правда, Андрей Васильевич, перед второй серией поесть стоит, – согласился руководитель.

Обедали в кабинете «хозяина» – начальника колонии, полковника Гречанина, обладавшего тучными формами, выпиравшим из кителя животом, массивным носом и непропорционально тонкой верхней губой. Стол был накрыт просто, но обильно: салат из свежих помидоров и огурцов, наваристый борщ, картошка, тушеная с крупными кусками мяса, армянский коньяк, чай. Ученых предупредили, что за обедом говорить о ходе экспериментов не стоит – хозяин хоть и знал, что происходит в его колонии, но в подробности не посвящался. Гречанин много шутил, говорил ни о чем, рассказывал анекдоты и смешные случаи из жизни вверенного ему учреждения, периодически пожевывая верхнюю губу.

Бутылка коньяка и сытный обед примирили ученых с обстановкой и окружением, сделав все будто привычным и давно знакомым. Симаков пытался поддержать хозяина, вспомнив, впрочем, только один анекдот и тот про политику, после которого хихикнул только полковник, а генерал проговорил: «Н-да-а-а..». Завьялов имел умиленный вид, смотрел на всех почти влюбленными глазами и мало что слышал из разговора, находясь в приятной прострации.

Когда вернулись в бункер, на экранах мониторов вместо «зе-ка 556» был уже другой заключенный – плотно сбитый, с голым черепом, маленьким лбом и подвижными черными глазами номер 348, который собирал пазлы. Все происходило без напряжения, все были расслаблены и настроены на ожидаемый результат. Валерий Федорович по-прежнему отдавал команды, которые Андрей Васильевич передавал посредством рации. Прошли через электричку, микроволновку, рентген. В комнате слышались комментарии относительно способностей 348-го по сбору картинки автомобиля, все периодически вставали и ходили, разминая конечности в ожидании финала. Закончили с торсионным облучением, запустили ультразвук, уже почти не обращая внимания на подопытного. И вдруг, после двух или трех минут с начала обработки частотами звука, взгляд зэка остановился, он испуганно выпрямил спину, открыл рот, желая что-то крикнуть, дернул рукой, выронившей пазл, содрогнулся всем телом, и упал со стула.

Шок пронзил насквозь и помещение бункера, и всех, кто в нем находился. Сюжет изменился, когда этого уже никто не ждал.

– Стоп, машина, – очень раздельно проговорил генерал.

– Надо врача, – пришел в себя Завьялов. – Может он еще…

– Нет, – отрезал Валерий Федорович.

– Но можно же попробовать, – не мог смириться с неизбежным ученый.

– Нельзя рисковать нормальными людьми. Помещение должно хоть немного отстояться, – произнес вдруг ставший по-настоящему маленьким руководитель эксперимента и, сделав шаг, выключил мониторы.

Назад Симаков и Завьялов ехали молча, почти не глядя друг на друга.

Что-то не так, – размышлял Алексей. – Не может быть, чтобы вдруг… Возможно, излучения вызвали сбои в электропитании. Тогда образовалась брешь в защите и результат понятен. Надо будет настоять на предоставлении всех данных о напряжении электрических сетей… А мог сгореть и какой-нибудь узел в антиизлучателе… Мог ведь. И безо всяких скачков напряжения. Просто сломался… Спросить у Кости? Нет, не сейчас. Он слишком подавлен. В любом случае, когда получим назад прибор, проверим все досконально. Что еще? Что?! А если он сам? То есть, случайное совпадение – инфаркт или инсульт и все… Да, у него скорей всего инфаркт или инсульт, или разрыв внутренних органов… вызванные невероятным скачком артериального давления, появившегося вместе с приступом страха. Так ультразвук и действует. Так было и с Альбертом. Только он компьютерный и восстановимый… Ну, здесь тоже вроде бы не совсем нормальный человек. Наверняка, серийный убийца или что-то подобное. За хулиганство высшую меру не дают… Не важно. Почему не сработало?..

Утром в лаборатории не было не только прибора, но и никаких сотрудников, кроме Завьялова и Симакова, которого тут же вызвали к директору. Разговор был недолгим. Алексею Ивановичу было приказано собрать все материалы по проведенным исследованиям и немедленно ехать в Москву с докладом перед специальной комиссией.

В сборах про вчерашние испытания не вспоминали. У обоих друзей было тягостное предчувствие того, что ничего хорошего срочный вызов их общему делу не сулит, потому и о смысле поездки тоже ничего не говорили.

Самолет оторвал Симакова от земли, будто вырвал его из прошлой жизни и понес к неизвестности.

Столица с первых шагов сдавила суетой и неохватностью своих расстояний, породив трещины в целостной натуре ученого, которые усиливались волнением, возраставшим по мере приближения времени отчета.

В составе комиссии находился Валерий Федорович, который, впрочем, даже не подошел поздороваться с Симаковым, а только кивнул ему из-за своего стола. Кроме него в небольшой аудитории присутствовали два известных в мире отечественной физики академика и еще два человека, которых представили как заказчиков исследований. Слушали с интересом. Академики поочередно выспрашивали о ходе разработок, оживившись уже с начала рассказа о подготовительном проекте «Альфа», живо интересуясь, как удалось в компьютерном варианте создать столь точную копию человеческих реакций.

После окончания отчета никаких обсуждений не последовало. Симакову предложили оставить документы для анализа, по приезду домой сопроводить их подробным письменным пояснением, которое также необходимо отправить в Москву, после чего будет принято решение о продолжении или прекращении исследований.

Вновь оказавшись на шумной улице, Алексей Иванович почувствовал, будто кто-то крутнул калейдоскоп его мира, после чего картинка кардинально поменялась. Еще были не ясны новые формы и даже цвета, но было понятно, что прежней, привычной жизни нет, что там, где она еще совсем недавно была, образовалось новое пространство, заполненное другими обстоятельствами и новыми переживаниями.

Соседнее кресло в самолете занял выдающийся своей встроенностью в окружающую среду мужчина. Он, казалось, излучал приветливость, хотя не говорил и даже не улыбался. Не отличаясь от других пассажиров, заполнивших салон авиалайнера, он в то же время разительно выделялся комфортностью самочувствия, как бы говоря всем своим видом: я здесь на месте, все знаю, ничем не смущен, всем доволен. Симакову захотелось заговорить с соседом, он обратился к нему с одним из стандартных в таких случаях вопросов:

– Вы в командировку или домой?

– Домой. Я здесь, можно сказать, был в командировке – на конгрессе.

– Вы ученый?! – Симаков удивился и обрадовался соседству с коллегой, но собственной принадлежности к научной среде решил пока не выдавать. – А в какой области?

– Нет, ученым я себя назвать все-таки не могу, – мужчина улыбнулся. – Я врач. Просто у меня редкая пока специализация – биочастотный терапевт. На форуме нам рассказывали о последних открытиях в нашем направлении медицины, о новых методиках практического лечения.

При слове «биочастотный», внимание Алексея Ивановича автоматически усилилось, он вспомнил, что слышал о биочастотной терапии, но, вслед за своими коллегами – учеными-медиками, решил, что это сомнительная, ничем не доказанная методика и потерял к ней интерес. Сейчас же, замкнутость пространства, вид самого терапевта, собственная внутренняя пустота, еще перечень каких-то причин, на уточнение которых у Симакова не было времени, заставили буквально впиться в собеседника, заглатывая выдаваемую им информацию почти без критического осмысления.

– А в чем суть вашего метода?

– Вы, наверное, слышали, что человеческое тело излучает некоторые виды энергии?

– Да, слышал.

– Прекрасно, тогда будет проще объяснить. Метод биочастотной терапии основывается на том, что общее энергополе человека состоит из индивидуального излучения всех органов. То есть, почки, например, печень или сердце имеют собственную амплитуду сокращений и выделяют собственную энергию определенной частоты. С помощью специальных приборов и компьютерных программ мы устанавливаем естественную частоту излучений органов и определяем степень отклонения от нормы. После этого назначается курс лечения…

Сосед еще продолжал что-то говорить, но Алексей Иванович уже не мог его слушать, он даже не подумал о том, что невежливо потерять интерес к собеседнику в середине рассказа. Все это было не важно, потому что внутри него произошло открытие. Полученная информация сняла почти все основные вопросы, задаваемые Симаковым самому себе после проведенного в колонии эксперимента. Стало понятно, что не учли они с Константином и что необходимо исправить, чтобы результат стал предсказуемым.

Конечно! Нормальное собственное излучение первого испытуемого, производимое здоровыми органами, явилось дополнительной естественной защитой, отталкивавшей вредные лучи. А болезнь одного или нескольких органов второго заключенного произвели брешь в общем фоне его излучения и дали возможность смертоносной энергии поразить эти части. Защита антиизлучателя здесь не может рассматриваться в отдельности от частот биоизлучений человека, от энергетического состояния отдельных органов! Следовательно, защититься от вредных воздействий, можно борясь с ними вместе с организмом, а не отдельно от него. И моделируя систему воздействия психотропных систем на человека надо было думать о влиянии на биоэнергетику органов, а не о воздействии на физико-химические процессы организма, изменение которых является в данном случае уже следствием преодоления энергетического сопротивления клетки. Вот где была стратегическая ошибка!

Терапевт, почувствовав, что его не слушают, повернулся к Симакову, увидел человека, мысли которого были далеко от самолета и от разговора, пожал плечами, но не обиделся. Он просто переключил свое внимание и забыл про инцидент со странным соседом, который всю оставшуюся дорогу молчал и только после выхода с трапа самолета нашел доктора, подошел к нему, пожал руку и с неподдельной признательностью сказал:

– Спасибо.

Стоявший в здании аэропорта Константин Завьялов, по первому взгляду на лицо Симакова, активно искавшего его глазами в толпе встречающих, сразу понял, что Алексей горит нетерпением от желания сообщить что-то очень важное. Судя по глазам, наполненным радостью вдохновения, информация эта была положительной. Константин подумал, что друг привез приятные известия с отчета, но ошибся. Оказавшись в его машине, Симаков начал быстро и горячо говорить о своем открытии, совершившимся после встречи на борту самолета. Почти мгновенно уловив точность обнаружения ошибки при проектировании системы защиты от воздействия психотропного оружия, Завьялов включился в обсуждение, и пришел в себя только когда зазвонил телефон Симакова, жена которого обеспокоилась долгим отсутствием мужа. Обнаружилось, что за стеклами автомобиля стало темнеть, они так и не выехали со стоянки, захотелось есть. Константин получил возможность спросить, как все прошло в Москве, чем вернул к действительности Алексея, чье лицо моментально перестало сиять, затянувшись в уголках глаз сетью мелких морщин перед тем, как он рассказал о том, что произошло на комиссии, поделился нехорошими предчувствиями.

Выехали со стоянки, по дороге Константин сообщил, что в отсутствие друга лаборатория оставалась закрытой. Директор хотел отправить Завьялова на обследование и ремонт компьютерных систем института, но получил ответ, что тот работает в институте только до тех пор, пока действует лаборатория и не намерен выполнять ничьих указаний даже под угрозой увольнения.

На следующий день глава научного учреждения говорил с Симаковым тоном усталого человека, к которому примешивались нотки извинений. Чувствовалось, что он почему-то и себя считает виновным за произошедшее, потому решил говорить откровенно.

– Я так думаю, что заказ этот военные у нас разместили только для того, чтобы поставить «галку» в своих отчетах. Возможно, они хотели еще немного заработать лично. Сам посуди. Зачем такое сложное исследование поручать областному отделению академии наук, сопровождая при этом научные изыскания минимумом финансирования? При таком подходе никаких результатов не добиться. Получается, что они хотели просто имитировать исследовательские усилия, приложить потом к своим финансовым сметам наши отчеты о неудаче в экспериментах и все. Никто не думал, что здесь какой-то кандидат наук со своим другом-компьютерщиком, без денег и материального обеспечения сумеют так далеко продвинуться в вопросе, решить который не могут ведущие ученые всего мира. Поэтому ты, пожалуйста, на меня не обижайся. Я к тому, что сейчас происходит с лабораторией, не причастен.

– А что с ней происходит?

– Оттуда вывезли все оборудование. Думаю, что исследования теперь передадут в Москву, где ими займутся деятели с именем. Я понимаю, что для тебя это обидно, ты увлечен темой и разбираешься в ней больше любого академика. Но я ничего не могу сделать… Когда сдашь отчет?

– Дня через три.

– Ну и хорошо. Не напрягайся там – отпишись формально. А я пока подумаю, что тебе предложить. Пора уже докторскую защищать. Да, а можно сделать так, чтобы Константин твой остался в институте?

– Не думаю.

– Ну ладно, я все понимаю. Но ты поговори с ним. Такие специалисты – штучный товар на всю страну. Я тут для него несколько ставок выбью, чтобы зарплата была получше…

– У него свой бизнес.

– Да знаю, знаю. Но поговори, ладно?

– Я спрошу. И вот, что. Дмитрий Викторович, можно я после того, как отчет сдам, в отпуск уйду? Надо в себя прийти.

– Даже нужно, наверное. В самом деле, иди, отдохни. И еще, Лешь, вот надо бумагу подписать – военные обязывают. Тут о неразглашении и все такое… Почитай.

Однако раздавленный Симаков не стал вникать в содержание документа. Он бегло просмотрел абзацы, взял ручку и решительно начертил автограф.

Отпуск оказался испытанием. Пить Симаков не любил, считая это занятие пустой тратой времени и ресурсов организма. Главное – ему не доставляло удовольствия состояние измененного создания, вызываемое принятым внутрь спиртным. Поэтому, даже находясь в депрессии, на алкоголь, как на средство ухода от проблем, ученый не смотрел. Но делать было абсолютно нечего. Забитый переживаниями мозг не воспринимал никакой информации, лишая Алексея Ивановича возможности читать и даже смотреть передачи по телевизору. К тому же в последнее время стали обостряться отношения с женой.

Лиза пошла замуж за Алексея, помня народную мудрость: хочешь стать женой генерала – выходи за лейтенанта. Хорошо понимая, что не обладает модельной внешностью, не имеет богатых родителей, и потому не пользуется хоть сколько-нибудь проявленным серьезным спросом у красивых парней, Елизавета, ориентировалась в поиске спутника жизни на внешне невзрачных молодых людей, не интересующих красавиц, но обладающих хорошими карьерными перспективами. Леша Симаков вполне соответствовал этим параметрам. Еще не закончив универ, талантливый студент получил приглашение поступить в аспирантуру НИИ физики и математики регионального отделения РАН. Это казалось первым шагом к «генеральскому» чину и Лиза, учившаяся в тот момент на третьем курсе, решила искать внимания дипломника. Случай представился вскоре в институтской столовой. Симаков в этот день наконец-то был там один, без Завьялова, и ничто не помешало девушке подсесть за его стол. Однако дальше никакого плана не было. Старшекурсник ел, уткнувшись в тарелку, и не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Отбраковав на ходу несколько идей наподобие пролития компота на штаны жертвы, неопытная охотница инстинктивно нашла самый верный ход.

– Извините, вы Алексей Симаков?

Парень чуть не подавился от удивления. Он никак не ждал, что это юное создание присело напротив в полупустом зале столовой, чтобы о чем-то поговорить.

– Н-да. А…

– Я – Лиза. Федурина. Мне сказали, что вы – первый в области физики.

Девушка произносила необдуманные слова, пытаясь связать все это в логическую цепочку, каждый миг принимая важнейшее мини-решение о дальнейшем направлении разговора, чтобы сохранить внимание собеседника, расположить его к себе эмоционально.

– Ну, это, наверное, перегиб. Первым в физике все-таки остается Ньютон, – неожиданно для самого себя пошутил Алексей и, вдохновленный удачной остротой, приготовился слушать дальше.

Лиза, правда, не засмеялась, не успев отреагировать на обстоятельства вне формируемого в голове плана, но это еще больше понравилось молодому человеку, испытавшему чувство силы и превосходства над смущенной девчонкой.

– Я хотела вас попросить… У меня проблемы с физикой, а скоро сессия…

Ход сработал на все сто. Уже на следующий день Алексей помогал Елизавете понимать курс физики. Занятия стали регулярными и после месяца общения на уровне учитель-ученица, Симаков почувствовал, что уже трудно переносит дни, когда занятий нет, что все меньше хочет говорить с ней о физике, все больше желает дотронуться до нее, поцеловать. Надо сказать, что женский прагматизм значительно притупился и у Лизы, уступая все больше места спонтанным симпатиям. Перспективный ученый оказался интересным молодым человеком, много знавшим, умевшим грамотно и увлекательно говорить о разных вещах, относившимся к девушке, как чему-то особенному и дорогому. При этом он был напрочь лишен похабщины, которой несет от большинства признанных университетских мачо.

В общем, к концу учебы Елизаветы союз сложился в прочную конструкцию и в день получения ей диплома аспирант НИИ Алексей сделал официальное предложение.

Лиза оказалась почти идеальной женой. Она, уже только в отдаленных уголках памяти храня мысль о перспективе бурного карьерного роста своего мужа, безропотно переносила все трудности жизни с молодым ученым. Даже когда сама, получив должность начальника отдела на заводе железобетонных изделий, стала зарабатывать больше мужа, не высказала никакого упрека и не думала ставить вопрос о том, кто же все-таки главный в их доме, ценя талант Алексея выше его материального вклада в бюджет семьи.

Была только одна большая проблема в жизни Симаковых – у них не было детей. Через несколько лет замужества оказалось, что у Елизаветы непроходимость маточных труб, и она не может забеременеть. В силу молодости, пока дети не особенно и нужны, эта тема не имела никакого значения. Но со временем ее влияние на поведение женщины стало значительным. Ей уже хотелось невозможного – своего ребенка, она начинала бояться, что муж, из-за нее лишенный возможности отцовства, начнет искать другую женщину. Это портило характер супруги, делая ее постоянно чем-то недовольной, подозрительной и осложняло совместную жизнь.

С началом работы над проектом «Антивирус», когда они с вечным другом Константином до ночи пропадали в институте, подозрения и опасения жены усилились. Ей не очень верилось, что муж отдается только науке. А после закрытия лаборатории и ухода Алексея в отпуск, накопленное за годы раздражение стало вываливаться на голову мужчины, который оказался еще и неудачником в карьере, лишив жену возможности реализовать сокровенный план.

Конечно, отпуск в такой обстановке не мог стать отдыхом. Симаков изнывал от боли, скуки и одиночества, пока Лиза была на работе, и ежился от ее раздражительности после возвращения супруги домой. Через пять пустых дней позвонил Константин, предложил пообщаться вне дома, повез Алексея по городу, слушая рассказы друга о том, как ему неуютно становится дома, припарковался возле своей компьютерной мастерской, над которой светилась украшенная логотипом надпись «Скорая компьютерная помощь», предложил кое-что посмотреть. Провел Симакова через зал приемки, через кабинет, в котором за столами работали четыре мастера, остановился перед явно новой железной дверью, на которой уже появилась надпись «Директор», открыл ее и пригласил друга войти. В довольно большом кабинете, вместо ожидаемого стандартного набора управленца, стояли два стола, оснащенные компьютерами и удобными офисными креслами, третий компьютер, с довольно большим монитором стоял на специальной полке, протянувшейся вдоль стены. Удивленный Симаков подумал, что вид кабинета скорее напоминает небольшой учебный класс или маленькую лабораторию, чем место, откуда осуществляется руководство предприятием. Не понимая, зачем это так и почему его сюда привели, Алексей поднял взгляд на Константина и увидел сияющее от радости лицо.

– Ну как? – потребовал оценки Завьялов.

– Не знаю, – Симаков еще раз осмотрелся. – А зачем ты так сделал?

– Ты не понял? – Константин улыбнулся еще шире, как бы говоря: давай уже догадывайся.

– Нет. А что надо понять?

– Давай продолжим, – вдруг заговорщицким шепотом проговорил Завьялов, и до Симакова дошло.

– Ты что? – Алексей не мог прийти в себя. Нутром он сразу все принял и понял, что это было бы самым лучшим лекарством в его состоянии. Но мозг не мог смириться с неожиданным поворотом. – Так у нас же нет ничего. С нуля что ли?

– Обижаешь, дружище! – Константин взял со стола и поднес к глазам Симакова ручку.

Алексей узнал ее, этим предметом Завьялов делал записи во время экспериментов в лаборатории… он вообще все время носил ее с собой во время работы в институте…

– Ты хочешь сказать, что записал?

– Скопировал! Это на самом деле довольно простой прибор. Смотри: вот здесь обычный механизм шариковой ручки с выдвигающейся пастой, а вот, – Константин раскрутил ручку на части и показал внутренность кнопки, – почти простая флэшка. Она подсоединяется к компьютеру через вот этот переходник. И…

– Но у нас в компьютерах не было никаких выходов для записи.

– А это не проблема для тех, чей друг – Алексей Иванович Симаков. Помнишь, ты в кандидатской вывел формулу установления силы и частоты излучений, идущих от механических и электронных приборов?

– Я просто немного усовершенствовал и систематизировал существовавшие данные…

– А я нашел ей практическое применение! В общем, эта флэшка сканирует идущие от компьютеров излучения и снимает информацию без стыковочных узлов. А присоединяется потом, чтобы слить записи на другую машину. То есть, пока мы работали, ручка тоже работала, запоминая все изменения, отображавшиеся в исходных файлах.

– Костя! Ты же… Ты колосс!

– Я всего лишь технарь, формулу-то вывел ты.

– А почему ты мне ничего не сказал?

– Ну, во-первых, я сделал прибор после того, как мы стали работать в лаборатории, чтобы подстраховаться. Там этот коллега… Да и в целом копии иметь надо. И, как видишь, оказался прав. А во-вторых, скажи я тебе тогда, ты бы мог как-нибудь нечаянно выдать изобретение. Тайна, которую знают двое, уже таковой не является. Поэтому я и защитился от случайностей.

– Ну ты… ты гигабайт! – Чтобы дать физический выход распиравшим его чувствам благодарности и радости Алексей легко ткнул друга в плечо.

– А ты симка! – Завьялов обхватил Симакова своими ручищами и, оторвав его от пола, тихонько тряхнул.

Кабинет наполнился дружеским хохотом, подводившим итог под нервным напряжением всех последних дней, открывавшим очередной поворот в судьбах Симакова и Завьялова.

Сначала в кабинете-лаборатории прошел отпуск Алексея Ивановича, затем он был оформлен на дополнительную работу в «Скорую компьютерную помощь», вполне законно пропадая там после работы. Завьялов уговорил друга получать зарплату в ремонтной мастерской, как бы выполняя обязанности приемщика аппаратуры. Время Симакова было оценено явно выше средней ставки на рынке подобного рода работ. Это обстоятельство поначалу смущало ученого, но, после того, как жена взяла в руки первый добытый таким образом дополнительный заработок и значительно улучшила свое отношение к их работе с Константином, понравилось и ему самому.