Фурии принцепса бесплатное чтение

Jim Butcher

PRINCEPS’ FURY

Copyright © 2008 by Jim Butcher

Published by permission of the author and his literary agents, Donald Maass Literary Agency (USA) via Igor Korzhenevskiy of Alexander Korzhenevski Agency (Russia)

© Г. В. Соловьева, перевод, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Азбука^®

Благодарности

Выражаю глубокую признательность «пациентам» Психушки Бета Фу, быстро разобравшимся с этой книгой. Как всегда, с их помощью я справился лучше, чем если бы работал в одиночку.

Огромное спасибо моему редактору Энн, с отважной улыбкой повторявшей: «Я вас не тороплю», тогда как часовая стрелка подбиралась к «часу ноль», и всегда, моими стараниями, заканчивавшей большую работу в очень малый срок.

Как всегда, тысяча благодарностей Шеннон, Джи Джи и моей игровой команде: Роберту, Джулии, Шаун, Миранде, Саре, Лизе, Джо, Алекс и, храни его Бог, новичку Джереми. Все они меня поторапливали, проделывая это с грацией и азартом. По крайней мере, они меня не убили, хотя и были близки к этому.

Пролог

– Сюда, сиятельный господин! – выкрикнул молодой рыцарь Воздуха, меняя направление своего воздушного потока и ныряя в сумеречное небо. Шея у него была в крови: острый как бритва осколок льда, который эти твари использовали как дротики, угодил ему под кромку шлема. Повезло дурню, что жив остался, но раны в шею, как известно, особенно коварны. Если он так и будет метаться и не сможет перевязать рану, ее края разойдутся и легион понесет невосполнимую потерю.

Консул Антиллус Раукус направил свой воздушный поток вслед за нырком юного рыцаря и вместе с ним стал спускаться к осажденному на Защитной стене Третьему антилланскому легиону.

– Вы! – гаркнул он, без труда обгоняя мальчишку с помощью своих гораздо более сильных фурий. Как там звали этого болвана? Марий? Карий? А, Карлус! – Дон Карлус, немедленно к целителю!

Карлус круглыми глазами посмотрел вслед консулу, который обошел молодого рыцаря так, будто тот завис в воздухе, а не падал к земле едва ли не камнем. Антиллус еще расслышал его: «Да, конс…» – а остальное потерялось в штормовом вое ветряного потока.

Антиллус велел фуриям усилить его зрение, и поле обзора под ним резко увеличилось. Проносясь над легионом, он оценил положение. И зло выбранился. Командир не зря посылал за помощью.

Положение было отчаянным.

Антиллус впервые попробовал войну на зуб четырнадцатилетним. За прошедшие с тех пор сорок лет не было месяца, когда он не участвовал бы в большом или малом сражении. Все эти годы он отбивал постоянно угрожавших Защитной стене диких ледовиков.

И за все это время ни разу не видел их в таком количестве.

От Стены дикари разливались морем – десять тысяч, не меньше. А когда Антиллус снизился, на него резко повеяло холодом – холоднее зимнего. В считаные мгновения броня покрылась кружевной изморозью, и для защиты от мороза пришлось потратить толику сил на заклинание огня.

Враг нагромоздил поднимающиеся к гребню Стены валы из снега и трупов. С такой тактикой Антиллус уже сталкивался – в самых решительных атаках. Легион противопоставил ей испытанный способ – рыцари Огня поджигали масло и метали огненные шары.

Сама Стена казалась природной возвышенностью – выплавленная фуриями из костей земли гранитная складка высотой в пятьдесят футов и вдвое больше в ширину. Должно быть, ледовики потратили тысячи жизней, чтобы возвести свои валы, увидеть, как их растапливают, и снова возводить раз за разом, но они это сделали. Холод продержался достаточно долго, чтобы вытянуть силы из легионеров, а долгая битва измотала рыцарей Третьего антилланского легиона так, что им уже не хватало сил сдерживать врага.

Ледовики овладели Стеной.

Антиллус заметил, что скрежещет в бессильной ярости зубами, когда дикие обезьяноподобные существа ринулись через брешь в обороне. Самые рослые из них не уступали ростом алеранскому легионеру, а в плечах и в груди были много шире. Длиннорукие, с ладонями как лопаты, с толстой шкурой, поросшей жесткой, как проволока, желтовато-белой шерстью, делавшей их почти невидимыми на снежных равнинах севера. Из-под нависших бровей поблескивали желтоватые глазки, тяжелые челюсти скалились парой мощных клыков. В руках у каждого была костяная или каменная дубина, порой утыканная острыми осколками невиданно твердого льда – словно сама зима служила этим дикарям.

Легионеры, ориентируясь на увенчанный гребнем шлем центуриона, пробивались вперед, спеша преградить дорогу прорвавшимся ледовикам, но заклинатели фурий, которым полагалось очищать гребень Стены ото льда, не справлялись, и под ногами легионеров не было надежной опоры. Враг же, привычный к скользким поверхностям, уже разделил легион на две отдельные, более уязвимые части, и ледовиков на Стене все прибывало.

Желтоглазые сыны воронов убивали его людей!

Жить Третьему антилланскому оставалось несколько минут, после чего ледовики покончат с ним, и уже ничто не помешает им разграбить земли за Стеной. А там, в трех часах перехода для орды, стояли дюжина доменов с усадьбами и три городка, и, хотя ополчение каждого поселения вдоль Защитной стены хорошо снабжалось и усердно тренировалось – здесь Антиллус не допускал разгильдяйства, – против такого бесчисленного врага они не могли выстоять, оставалось только погибнуть в тщетной попытке выиграть время для бегства детей и женщин.

Он этого не допустит! Это его люди. Его земля!

Антиллус Раукус, консул Антиллы, позволил гневу вскипеть и полыхнуть раскаленным добела пламенем. Выхватив меч из ножен, он разинул рот в бессловесном реве чистой ярости, рявкнул на своих фурий, вызвав их из земли, которую защищал всю свою жизнь – как и его отец, дед и прадед.

Консул Антиллы выкрикнул свое возмущение небу и земле.

И небо и земля ответили ему.

Прозрачный вечерний воздух заклубился черными грозовыми тучами, и темные струи тумана свились вихрем, окружив устремившегося к земле консула. Гром тысячекратно усилил его боевой клич. Антиллус ощутил, как ярость перетекает из руки в меч, и клинок выбросил багровое пламя, с шипением лизнувшее ледяной воздух, осветив небо вокруг, словно закатившееся солнце вернулось вдруг из-за горизонта.

Свет упал на отчаявшихся легионеров, и множество лиц обратилось вверх. Крики внезапной надежды взметнулись над легионом, и прогнувшиеся было ряды встали, твердо сцепив щиты, укрепляясь, врастая в землю.

Первый ледовик взглянул в небо несколькими мгновениями позже, и только тогда, изготовившись к бою, консул спустил на врага своих небесных фурий.

Молнии посыпались с неба тонкими нитями и в таком множестве, что больше всего походили на дождевые струи. Бело-голубые острия вбивали ледовиков в землю под Стеной, сжигали, приводя их в смятение, разразившееся воплями, – и наступление сразу захлебнулось.

Антиллус швырнул меч острием в землю точно посреди позиции выбравшихся на Стену ледовиков и вызвал из пылающего клинка вспышку – раскаленный столб огня, на десяток шагов вокруг в пепел сжигавший кожу врагов и обугливавший кости. В последний миг консул приказал фуриям ветра замедлить его падение и с силой ударил подошвами сапог о прочный камень Стены, очищенной теперь от предательского льда.

Воззвав к фуриям земли, он взмахами пылающего меча разбил две занесенные над ним дубины, смел огненной волной сотню врагов от себя до южного края Стены и угрюмо стал прорубаться по направлению к северу. Ледовики не были глупцами. Они знали, что и самого могущественного заклинателя фурий можно свалить, метнув в него побольше стрел и копий, и Антиллус знал это не хуже их.

Но застигнутые врасплох ледовики не успели согласовать атаки – консул Антиллы со своим смертоносным мечом уже был среди них, не дав им возможности снести его защиту градом снарядов, да и не было на свете ледовиков, ни в одиночку, ни дюжиной способных сравняться с Антиллусом Раукусом, когда в руках у того была сталь.

Ледовики дрались свирепо, и по отдельности каждый из них был много сильнее человека, но не сильнее взбешенного консула, черпавшего силы из камней самой земли. Дважды ледовики дотягивались до Антиллуса огромными кожистыми ладонями. Он ломал таким шеи одной рукой и отбрасывал трупы, сбивая несколько вражеских рядов, по дюжине зараз.

– Третий антилланский! – взревел Антиллус. – Ко мне! Ко мне, антилланцы! Антилланцы за Алеру!

– Антилланцы за Алеру! – громом отозвался легион, и отлив обернулся приливом, смывая врага со Стены. Ветераны с громогласным боевым кличем пробивались к своему консулу, втаптывая в землю врага, который совсем недавно грозил смести их.

Сопротивление прекратилось внезапно, ушло, как вода в песок, и Антиллус уловил перемену давления. Рыцари Железа из Третьего антилланского прорубились к нему, прикрыли с флангов, и теперь оставалось только сбросить застрявшее на Стене зверье.

– Щиты! – рявкнул Антиллус, взбираясь на зубец Стены, откуда открывался вид на снежные валы ледовиков. К нему тут же поднялись двое легионеров, прикрыли его и себя широкими щитами. По алеранской стали забарабанили копья, стрелы, летящие дубинки.

Антиллус всмотрелся в снежный вал. Да, его можно растопить огнем, но труд будет огромный. Проще развалить его толчком снизу. Он коротко кивнул сам себе, опустил голую ладонь на камень Защитной стены и направил внимание вниз, сквозь камень. Усилием воли он привел в движение местных фурий, и земля за Стеной вдруг заколыхалась, вздыбилась.

Огромная гора льда со стоном треснула – и развалилась, захватив с собой тысячу орущих дикарей.

Антиллус выпрямился, оттолкнул в сторону щиты. В воздух поднялось огромное облако ледяных кристаллов. Он, зажав в руке огненный меч, внимательно смотрел, ожидая, пока станет виден враг. На мгновение застыли все, стоявшие на Стене, – ждали, когда развеется белое облако.

Дальше на Стене раздался крик – победный крик, и тут же воздух расчистился, явив Антиллусу врагов – побежденных, отступающих.

Тогда и только тогда он дал мечу угаснуть.

Его люди, столпившись на краю Стены, вызывающе, победно кричали вслед бегущему врагу. То и дело звучало его имя.

Антиллус улыбнулся и отсалютовал им, прижав кулак к груди. Так надо. Если его людям в радость его славить, надо быть бездушным ублюдком, чтобы лишить их минуты радости. И ни к чему им знать, как фальшива его улыбка.

Слишком много он видел мертвых тел в антилланской броне, чтобы улыбаться от всего сердца.

Заклинание фурий выжало все его силы, и ему больше всего хотелось найти тихий сухой клочок земли, чтобы растянуться на нем и уснуть. Вместо этого он провел совещание с командиром и трибунами Третьего антилланского, а затем пошел в палатки целителей – проведать раненых.

Это тоже нужно было сделать – как и принимать незаслуженные восторги.

Эти люди получили раны, служа ему. Ради него они терпели боль. Он готов был пожертвовать часом сна, и двумя, и десятью часами, если мог хотя бы добрым словом, хоть на несколько минут облегчить их боль.

Последним Антиллус навестил дона Карлуса. Молодой человек был еще не в себе. Раны его оказались обширнее, чем он думал, и водяная магия оставила юношу без сил, в затуманенном сознании. «Так бывает при ранениях в шею, – сказали консулу. – Что-то происходит с мозгом».

– Спасибо вам, сударь, – заговорил Карлус, когда Антиллус присел к нему на койку. – Без вас бы не удержались.

– Сражались все, парень, – грубовато ответил консул. – Некого благодарить. Каждый сделал, что мог. Так у нас заведено. Это наш долг. Может статься, в другой раз Третий антилланский спасет меня.

– Да, доблестный господин, – сказал Карлус. – А правду говорят, что вы вызывали Первого консула на журис макто?

Антиллус улыбнулся:

– Давно это было, паренек. Да, правда.

Тусклый взгляд Карлуса вдруг загорелся.

– Бьюсь об заклад, вы бы его побили.

– Не спеши ручаться, парень. – Консул, вставая, пожал молодому рыцарю плечо. – Гай Секстус – Первый консул. Он бы мне голову снес. Может, еще и снесет. Помнишь, что сталось с Каларом Бренсисом?

Карлуса такой ответ явно огорчил, однако он ответил:

– Да, сударь.

– Ты отдыхай, боец, – сказал Антиллус. – Хорошо держался.

Он наконец отошел от палаток. Так, долг исполнен. Теперь можно несколько часов отдохнуть. Нараставший в последнее время напор на Защитную стену заставил его пожалеть, что он велел Крассу отбывать первый срок в легионе вблизи дома. Великие фурии свидетели, мальчик пригодился бы ему здесь. Как и Максимус. Эти двое, кажется, научились наконец сосуществовать, не пытаясь друг друга прикончить.

Антиллус фыркнул, усмехаясь своим мыслям. Он сам себе казался стариком, усталым и больным, мечтающим, чтобы молодежь сняла ношу с его плеч. Впрочем, до старости еще надо дожить.

А все же… помощь ему бы не помешала.

Слишком много дикарей, вороньего отродья. И война с ними до ужаса затянулась.

Он прошел к лесенке, уходящей в помещение внутри самой Стены, – там ему приготовили теплую комнату и постель. До них оставалось, может, шагов десять, когда визг ветра – звук движения воздушной струи – возвестил о приближении рыцаря Воздуха.

Консул задержался, и почти тотчас к нему спустился рыцарь Воздуха в сопровождении отправленных в летучий патруль рыцарей из Третьего антилланского. Уже стемнело, но в снежные ночи темнота не так уж мешала видеть, особенно при луне. Все же Антиллус только вблизи различил значок Первого антилланского легиона на груди прибывшего.

Тот бросился к консулу, задыхаясь, ударил себя в грудь в поспешном салюте.

– Доблестный господин, – выдохнул он.

Антиллус ответил на приветствие.

– Докладывайте.

– Сообщение от командира Тиреуса, – доложил рыцарь. – Мощная атака на его позиции, он срочно затребовал подкрепления. Мы никогда не видели столько ледовиков в одном месте, сиятельный господин.

Консул взглянул на говорившего, покивал. Затем молча вызвал своих фурий ветра, взлетел и направился на запад, к расположению Первого антилланского в сотне миль дальше по Стене. Он спешил, насколько мог себе позволить при таком расстоянии.

Он нужен своим людям. Отдых подождет.

Так надо.

– И плевать мне на твое похмелье, Хаган. – Капитан Демос вроде бы не повысил голоса, но слышно его было по всей длине корабля и на причале тоже. – Сверни канаты как положено, или всю дорогу через пролив будешь драить борта от ракушек!

Гай Октавиан проводил взглядом понурого, с опухшими глазами моряка, взявшегося за работу, как требовал капитан «Слайва». Корабли начали выход из гавани Мастингса с утренним отливом, сразу, как рассвело. Теперь близился полдень, и гавань, как и море за ней до самого горизонта, покрылась лесом мачт с развернутыми парусами. Сотни кораблей, величайший флот, какой видела Алера, шли в открытое море.

Собственно, в порту остался один «Слайв». Он выглядел грязным, старым, потертым. Обман зрения. Просто капитан в этот раз не стал красить его и наводить лоск. Паруса грязные, в заплатах, борта в подтеках смолы. Резная носовая фигура, у других чаще изображающая доброжелательную фурию или кого-то из почтенных предков, больше всего напоминала молоденькую портовую шлюшку.

Если не знать, куда смотреть, легко было не заметить огромной парусности и грозных хищных обводов узких бортов. Прямого столкновения с фрегатом маленький «Слайв» бы не выдержал, зато в открытом море показывал отличную скорость и поворотливость, а капитан его обладал опасным опытом.

– Ты вполне уверен? – пророкотал Антиллар Максимус.

Трибун был ростом с Тави, но мускулами превосходил его, а царапины и вмятины на его доспехах и снаряжении говорили, что служат они не для парадов. Правда, в Первом алеранском никто бы не дал за парады и перышка треклятой вороны.

– Уверен не уверен, – тихо ответил Тави, – а других кораблей в порту не осталось.

Максимус скривился.

– И то верно, – проворчал он. – Но ведь он чистой воды пират, Тави. А тебе теперь нельзя забывать, кто ты есть. Принцепс Алеры не держит флаг на такой посудине. На такой… сомнительной.

– Как и мой титул, – ответил Тави. – Ты знаешь капитана опытнее этого? И корабль быстроходнее?

Макс снова фыркнул и взглядом призвал в судьи третьего спутника.

– Ты только о деле думаешь. Это твое слабое место.

Молодая женщина без тени сомнения ответила на его вызов.

– Так и есть, – твердо проговорила она.

Китаи по-прежнему укладывала длинные белые волосы по обычаю маратского клана Лошади: по сторонам выбривала голову наголо, а посередине оставляла длинную гриву, похожую на гривы своих тотемных скакунов. Одевалась она в кожаные штаны всадницы, свободную белую рубаху, носила боевую перевязь с двумя мечами. И незаметно было, что утренняя прохлада тревожит так легко одетую девушку. Зеленые, скошенные к вискам глаза маратки с кошачьей настороженностью обшаривали корабль – взгляд был рассеянным и в то же время пристальным.

– У алеранцев столько глупостей в голове. Но если почаще колотить их по черепушкам, часть вывалится.

– Капитан, – ухмыляясь, позвал Тави, – ваш корабль сегодня готов будет отчалить?

Демос подошел к борту и оперся локтями.

– Отчалить-то отчалит, принцепс, – протянул он. – Вот будете ли вы на борту – другой вопрос.

– Что? – возмутился Макс. – Демос, ты взял половину вперед. Я сам передал плату.

– Верно, – ответил Демос. – И я охотно выйду в море со всем флотом. И рад взять вас и вашу прекрасную варварку. – Он наставил палец на Тави. – А вот его высочайшая особа не взойдет на борт, пока со мной не сторгуется.

Макс прищурился:

– Твой корабль будет ужасно смешно выглядеть с прожженной посередине дырой.

– Я заткну дыру твоей башкой, – с ледяной улыбкой ответил Демос.

– Макс, – негромко остановил друга Тави. – Капитан, позвольте подняться на борт, чтобы договориться с вами?

Макс пробурчал под нос:

– Принцепсу Алеры не к лицу просить разрешения у пирата.

Тави подошел к сходням, развел руками:

– Ну как?

Демос – худощавый мужчина чуть выше среднего роста, весь в черном – передвинул локоть, чтобы развернуться к Тави и всмотреться в его лицо. Тави отметил, что свободная рука его оказалась при этом в двух дюймах от рукояти меча.

– Вы уничтожили кое-какое мое имущество.

– Да, – признал Тави. – Цепи, которыми вы заковывали рабов в трюме.

– Это придется возместить.

Тави шевельнул одетым в металл плечом.

– Во что они вам обошлись?

– Не о деньгах речь. В деньгах я не нуждаюсь, – заявил Демос. – Цепи были мои, вы на них не имели права.

Тави твердо встретил его взгляд:

– Полагаю, кое-кто из рабов мог бы сказать то же о своей жизни и свободе, Демос.

Капитан медленно моргнул. И отвел взгляд. Некоторое время он молчал, потом буркнул:

– Не я сделал море. Я просто по нему плаваю.

– В том-то и беда, – сказал Тави. – Верни я вам те цепи, зная, как вы их употребите, я оказался бы соучастником ваших дел. Работорговцем. А я не торгую рабами, капитан. И никогда не буду.

Демос насупился:

– Похоже, мы столкнулись лбами.

– Вы не передумаете?

Взгляд Демоса блеснул и застыл, уставившись на Тави.

– Раньше солнце с неба свалится. Замените мне те цепи, или прочь с моего корабля.

– Это невозможно. Вы понимаете почему?

Демос кивнул:

– Понимаю и даже уважаю ваши взгляды. Но это, во́роны побери, ничего не меняет. И к чему мы пришли?

– К поискам решения.

– Его не существует.

– Помнится, раз или два я уже такое слышал, – усмехнулся Тави. – Я верну вам цепи, если вы дадите слово. – (Демос взглянул на него искоса, прищурился.) – Дайте слово, что никогда не используете других цепей, других оков, кроме полученных от меня.

– А если вы всучите мне груду ржавчины? Нет уж, спасибо, господин.

Тави примирительно вскинул руку:

– Вы заранее осмотрите цепи. Обещание вступит в силу только после вашего согласия.

Демос поджал губы и решительно кивнул:

– Договорились.

Тави отстегнул лямку тяжелого мешка, который нес на плече, и перебросил его Демосу. Капитан поймал, крякнул под его тяжестью и, подозрительно поглядывая на Тави, открыл.

Молчание затянулось. Наконец капитан звено за звеном стал вытаскивать из мешка рабские кандалы.

Каждое звено было золотым.

Демос с минуту, не веря своим глазам, ощупывал цепи. Они стоили дороже, чем мог нажить пират за целую жизнь. Наконец он, недоуменно морща лоб, взглянул на Тави.

– Вы можете отказаться, – сказал тот. – Мои рыцари Воздуха перенесут меня на любой другой корабль. А вы догоните флот. И, исполнив условия сделки, можете снова приняться за работорговлю. Или, – продолжал Тави, – вы можете их принять. И никогда больше не возить рабов.

Демос медленно покрутил головой:

– Что это вы придумали?

– Просто хочу, чтобы отказ от работорговли оказался для вас выгоднее ее продолжения, – пояснил Тави.

Демос слабо улыбнулся ему:

– Вы подсунули мне кандалы, сделанные по моей мерке. И хотите, чтобы я их носил по доброй воле.

– Мне понадобятся умелые капитаны, Демос. И люди, на чье слово можно положиться. – Тави, ухмыльнувшись, хлопнул капитана по плечу. – И люди, которых не испортит никакое богатство. Что скажете?

Демос, свалив цепи обратно в мешок, забросил его за плечи и поклонился, как до сих пор не кланялся.

– Добро пожаловать на «Слайв», мой господин.

Капитан тотчас отвернулся и заорал на команду, а Макс с Китаи по сходням поднялись к Тави.

– Хорошо сделано, алеранец, – тихо пробормотала Китаи.

Макс покачал головой:

– Что-то у тебя в голове не так, Кальдерон. Уж больно заковыристо мыслишь.

– Вообще-то, придумал это Эрен, – признался Тави.

– Жаль, что его с нами нет, – пророкотал Макс.

– Такова славная жизнь курсора, – ответил ему Тави. – Но может, нам посчастливится скоро вернуться. Доставим Варга и его людей на их родину, произведем несколько любезных телодвижений для поддержания дипломатических связей – и назад. Всего пара месяцев.

– Гаю как раз хватит времени собрать поддержку в Сенате и провозгласить тебя законным наследником, – заметил Макс.

– А мы оба тем временем будем недосягаемы для наемных убийц и, бесспорно, важны для государства, – добавил Тави. – Первое меня особенно радует.

Матросы уже отдавали причальные концы, и Китаи решительно взяла Тави за руку:

– Пошли. Пока ты всю броню завтраком не забрызгал.

Как только корабль, отойдя от пристани, закачался в такт движению моря, живот у Тави взбунтовался, и он поспешил в каюту, где избавился от доспехов и запасся водой и пустым ведром. Моряком он был никудышным, и жизнь на корабле представлялась ему чистой пыткой.

Живот снова скрутило, и он с тоской вспомнил милый твердый берег, пусть даже и кишащий убийцами.

Два месяца в море…

Худшего кошмара он и вообразить не мог.

– Воняет, – пожаловался Тоннар, на пять шагов отстававший от коня Кестуса. – Прямо кошмар.

Кестус бросил взгляд на прикрепленный к седлу топорик. С седла не сделаешь сильного броска, но у Тоннара голова как вата, так что и такого хватит. Конечно, потом пришлось бы хоронить придурка и разбираться с обвинением в убийстве.

Правда, чтобы спрятать труп, в его распоряжении вся безлюдная юго-восточная пустыня, но дело осложнится присутствием новичка. Он оглянулся на третьего в их патруле – тощего как жердь хиляка, назвавшегося Иваром и благоразумно помалкивавшего бо́льшую часть пути.

Кестус всеми силами избегал сложностей. И с болтливым языком Тоннара обошелся обычным порядком – сделал вид, что не слышит.

– А ближе к пустыне знаешь что творится? – не унимался Тоннар. – Всюду дикие фурии. А когда старый Гай смел Калар с лица земли, половину здоровых мужчин снесло с ним вместе. Женщины продаются мужикам за пару медных барашков или корку хлеба. Или просто чтоб был рядом кто-то, способный защитить ихний выводок.

Кестус снова замечтался об убийстве.

– Разговорился я с одним с северных болот, – продолжал Тоннар. – Он за один день перепахал четырех баб.

Болтун торопливо подобрал поводья, уклоняясь от нависшей ветви, сбил горсть осенних листьев и нечаянно царапнул коня по шее. Тот дернулся, взвился, и Тоннар едва удержался в седле. Громко проклиная коня, он слишком сильно ударил его пятками и дернул поводья, пытаясь усмирить.

Кестус добавил к воображаемому убийству пытку – если все проделать как надо, вышло бы забавно.

– Вот куда нас несет! – прорычал Тоннар, обводя рукой теснившиеся со всех сторон деревья. – Люди богатеют и живут как патриции, а нас Юлий загнал в пустыню. Глянуть не на что. Добычи никакой. И женщины для постели не найдешь.

Ивар, прятавший лицо под капюшоном плаща, мимоходом отломил ветку толщиной с большой палец. После чего, поторопив коня, пристроился рядом с Тоннаром.

– Они бы толпами спешили растопырить ляжки за кусок хлеба, – гнул свое Тоннар. – Так ведь нет…

Ивар неспешно поднял ветку и опустил ее на голову Тоннара. После чего молча поворотил коня и вернулся на прежнее место.

– Кровавые во́роны! – взревел Тоннар, ладонью зажимая ушиб. – Во́роны и клятые фурии, ты чего это?

Кестус не потрудился скрыть усмешку:

– Он решил, что ты клятый болван. И я того же мнения.

– С чего бы? – возмутился Тоннар. – Оттого, что не прочь повалять девку-другую?

– Потому, что хочешь воспользоваться отчаянным положением погибающих людей, – сказал Кестус. – И потому, что не думаешь о последствиях. Люди голодают. Распространяется мор. А солдаты получают жалованье. Как по-твоему, скольких легионеров прирезали во сне ради носильной одежки и монетки в кошельке? Сколько их заболело и умерло наравне со здешними народом? И может, ты не обратил внимания, Тоннар, но те разбойники имеют все основания и тебя прирезать. Пожалуй, у тебя хватит забот спасать свою шкуру, так что времени позорить женщин уже не останется.

Тоннара так и перекосило.

– Слушай, – продолжил Кестус. – Юлий провел нас целыми и невредимыми через Каларский мятеж. В твоем отряде все живы остались. И нам здесь худшее не грозит. Может, денег не будет и возможностей поменьше, чем у патрулей на краю пустыни. Зато чума нас не убьет, и глотки спящим не перережут.

Тоннар оскалился:

– Просто ты трусишь рискнуть.

– Точно, – согласился Кестус. – И Юлий тоже. Потому мы и целы. Пока.

Болтун, покачав головой, гневно обернулся к Ивару:

– Еще раз меня тронешь, выпотрошу, как рыбу.

– Хорошо, – отозвался Ивар. – Когда мы с Кестусом спрячем труп, можно будет поменять своих коней на твоего и наверстать потерянное время. – Он из-под капюшона взглянул на Кестуса. – Сколько нам еще до лагеря?

– Пара часов, – коротко ответил Кестус и в упор взглянул на Тоннара. – Но это не точно.

Тоннар пробурчал что-то себе под нос и притих. Остаток пути прошел в деловитом молчании.

Когда на землю легли сумерки, они выехали к поляне, выбранной Юлием под лагерь. Место было хорошее. Крутой косогор позволял вылепить из земли что-то вроде укрытия от непогоды. Рядом журчал ручеек, и лошади встрепенулись, ускорили шаг, чуя кормушку с зерном и место для отдыха.

Но прежде чем выехать из окружавшей поляну густой полосы вечнозеленых растений, Кестус придержал коня.

Что-то не так.

Сердце забилось чуть чаще, его накрыло необъяснимое предчувствие. На минуту он замер, пытаясь отыскать источник угрозы.

– Проклятые во́роны, – вздохнул Тоннар. – Теперь что?..

– Цыц! – настороженно шепнул Ивар. Кестус оглянулся на жилистого новичка. Тот тоже встревоженно подтянулся.

Лагерь был тих и неподвижен.

Бывшие владения консула Калара Бренсиса объезжали большие патрули в дюжину человек, но и малые, в три-четыре человека, постоянно покидали лагерь и возвращались в него. Вполне возможно, все в разъездах, кроме пары сторожей. И допустим, оставленные стеречь лагерь решили проехаться вокруг в надежде добыть немного дичи.

Но это вряд ли.

Ивар, приблизившись к Кестусу, шепнул:

– Костров нет.

В самую точку. В действующем лагере огонь поддерживают, почти не задумываясь. Слишком много возни – то и дело тушить и разводить заново. Даже если костер прогорел до углей и золы, пахло бы дымом. А Кестус не чуял запаха лагерных костров.

Ветер потянул с другой стороны, и конь под Кестусом подобрался, боязливо задрожал, раздувая широкие ноздри. Шагах в тридцати от них что-то шевельнулось. Кестус не двинулся с места, сознавая, что любое движение его выдаст. Прозвучали шаги, захрустели осенние листья.

Показался Юлий. Старый охотник был, как всегда, одет для леса: кожа одежды выкрашена в темно-коричневый, серый и зеленый цвета. Он остановился над кострищем, уставился в угли и застыл, чуть отвесив челюсть. Он выглядел бледным, измученным, глаза потухли, потускнели.

Он просто стоял.

Это было не похоже на Юлия. Его всегда ждали дела, он терпеть не мог даром тратить время. Если нечего делать, мог, на худой конец, строгать стрелы про запас.

Кестус переглянулся с Иваром. Молодой человек знал Юлия хуже, но, как видно, пришел к тому же выводу и обдумывал тот же образ действий: осторожно, бесшумно отступить.

– Ну, вот и старик Юлий, – пробормотал Тоннар. – Довольны? – Он, крякнув, ударил лошадь пятками и выехал вперед. – Как это он позволил костру прогореть? Теперь не пожрать, пока заново не разведем.

– Стой, дурень! – прошипел Кестус.

Тоннар нетерпеливо оглянулся на него через плечо.

– Я есть хочу, – жалобно протянул он. – Поехали.

Из-под ног его коня, прямо из земли, рванулась невиданная тварь.

Громадина, с телегу ростом, была покрыта блестящей, скользкой на вид чешуей или подобием брони. Ноги – множество ног – походили на рачьи, и огромные клешни щелкали, как клешни омара, а в глубоких провалах невиданной чешуи поблескивали глазки.

И какая силища!

Кестус и крикнуть не успел, как она отхватила коню Тоннара ноги.

Конь повалился, дико заржав и заливаясь кровью. Кестус слышал, как хрустнули кости придавленного им Тоннара. Тот страдальчески взвизгнул – и еще визжал, когда другая клешня чудовища вспорола ему живот вместе с кольчугой, выпустив кишки на холодный воздух.

В голове ошарашенного Кестуса мелькнула полубезумная мысль: «Даже умереть молча не может!»

Тварь раздирала лошадь на части быстрыми, уверенными движениями усердного мясника.

Взгляд Кестуса сам собой обратился к Юлию. Командир медленно обернул к ним лицо и широко разинул рот.

И завопил. В оглушительном вопле не было ничего человеческого. В нем звенел металл, звук резал ухо, от него сводило челюсти, от него кони заплясали, вскидывая головы и в ужасе закатывая глаза.

Вопль замер.

И тотчас весь лес наполнился шорохами.

Ивар, вскинув руки, отбросил капюшон, чтобы лучше слышать. Шуршало со всех сторон, потрескивали раздавленные листья, шелестела палая хвоя, что-то волочилось по ней, хрустя сучками, шишками, ветками. Каждый звук был немногим громче шепота, но звуков этих были тысячи.

Словно весь лес обернулся огромным костром.

– Великие фурии! – выдохнул Ивар. – Кровавые во́роны!

Он круглыми глазами, побелев от ужаса, глянул на Кестуса и развернул коня.

– Не спрашивай! – прорычал он. – Беги. Беги!

И сделал, как сказал, пустив коня вскачь.

Кестус, оторвав взгляд от пустоглазой твари, что раньше была его командиром, послал коня вслед за Иваром.

На скаку он замечал… что-то.

Что-то двигалось по лесу, двигалось вместе с ним, почти неразличимыми тенями в сгущавшейся темноте. Тени были не человеческие. Кестус в жизни не видел ничего подобного. Сердце у него заходилось от дикого нутряного ужаса, и он кричал на коня, понукая его скакать все быстрее.

Такая скачка – сквозь лес, в густой темноте – безумие. Поваленный ствол, низкая ветка, выступающий корень – тысячи самых обыкновенных вещей ночью становятся смертельно опасными для налетевшего на них человека или коня.

Но твари приближались, настигали, теснили с боков, и Кестус понимал, что́ это значит. Шла охота, стая гнала их, как оленей, двигаясь сообща, чтобы свалить добычу. Ужас, исходящий от этих охотников, лишил его рассудка. Осталось одно желание – чтобы конь скакал еще быстрее.

Ивар с плеском перепрыгнул ручей и резко свернул, направив коня в колючую чащу. Кестус не отставал от него. Прорываясь сквозь заросли, рвавшие шипами кожу и шкуры коней, Ивар запустил руку в поясной кошель, извлек шарик, как будто отлитый из черного стекла. Пробормотав несколько слов, он развернулся в седле, крикнул: «Пригнись!» – и швырнул шар за спину Кестуса.

Тот пригнулся. Шарик, мелькнув над его ссутуленными плечами, канул в темноту.

Разом полыхнул свет, заревело пламя. Бросив взгляд назад, Кестус увидел охвативший чащу пожар – такой бывает только от огненных фурий. Огонь волнами разливался во все стороны, поджигал горючую лесную подстилку – и двигался быстро. Быстрее их коней.

Они вырвались из зарослей, на один заполошный удар сердца обогнав ревущее пламя, но еще до того два зверя ростом с крупных кошек вылетели из огня, протянув за собой светящиеся кометные хвосты. Кестусу почудилось, что он видит непомерно разросшихся пауков, а потом один из них, продолжая гореть, упал на круп лошади Ивара.

Конь заржал, копыта ударили по гнилому стволу или провалились в яму – и животное покатилось по земле, ломая себе кости и увлекая за собой всадника.

Кестус не сомневался, что Ивар такой же покойник, как Тоннар. Но тот перекатом ушел из-под бьющейся лошади и, умело перевернувшись, вскочил на ноги. Ни мгновения не потратив даром, он выхватил из-за пояса короткий гладий, проткнул им висевшего на крупе коня паука и перерубил в воздухе второго, летевшего на него.

Их трупы не успели удариться оземь, когда Ивар швырнул в ночь за спиной еще два черных шара: один – чуть влево, другой – вправо. Пылающие огненные завесы встали позади, слившись с преисподней лесного пожара.

Кестус совладал с брыкающейся лошадью, нещадно рванув удила, развернул ее и подъехал к Ивару. Его раненый конь все кричал от боли. Кестус протянул руку:

– Ко мне!

Ивар, обернувшись, одним чистым ударом прекратил страдания своего коня.

– С двойным грузом не уйдем, – сказал он.

– Это еще неизвестно.

– Во́роны, друг, некогда спорить! Они сейчас обогнут завесу и доберутся до нас. Уходи, Кестус. Ты обязан об этом доложить.

– О чем доложить? – едва не сорвался на крик Кестус. – Во́роны, тут…

Ночь залилась белизной, и весь мир обернулся для Кестуса раскаленной докрасна болью. Он смутно ощутил, что падает с коня. Не стало дыхания, задохнулся крик. Осталась одна боль.

Он сумел опустить взгляд.

В груди у него чернела дыра. Она пробила кольчугу прямо против солнечного сплетения, посреди туловища. Звенья вокруг дыры оплавились. Огненная магия. Его ударили огненной магией.

Дыхание кончилось. Он не чувствовал ног.

Ивар, склонившись над ним, осмотрел рану.

Его мрачное лицо совсем потемнело.

– Кестус, – тихо проговорил он, – прости, я ничем не могу помочь.

Кестусу пришлось потрудиться, чтобы найти глазами его лицо.

– Бери коня, – прохрипел он. – Скачи.

Ивар тронул его за плечо, повторив:

– Прости.

Кестус кивнул. Перед глазами встала тварь, расчленившая Тоннара и его коня. Он содрогнулся, облизнул губы, выговорил:

– Не хочу, чтобы меня убили они.

Ивар на миг зажмурился, сжал губы и коротко кивнул.

– Спасибо, – сказал Кестус и закрыл глаза.

Бывший курсор дон Эрен до последнего издыхания гнал лошадь Кестуса, применяя все способы сбить погоню и запутать след, – все, о каких знал, видел, слышал, читал.

К восходу солнца он обессилел и измучился наравне со своим скакуном, но признаков погони больше не наблюдал. Остановившись у какой-то речушки, он привалился к дереву и на минуту закрыл глаза.

Курсор не был уверен, дотянется ли его монета до столицы Алеры через такой малый приток, – но и выбора особого не было. Надо попытаться. Надо известить Первого консула. Он снял висевшую на шее цепочку с серебряным кругляшом. Бросил монету в воду и произнес: «Услышь меня, малая речка, и поспеши донести мое слово до хозяина».

Несколько мгновений все оставалось прежним. Эрен готов был отступиться и двигаться дальше, когда вода шевельнулась, всколыхнулась ее поверхность, потянулась вверх и собралась в образ Гая Секстуса – Первого консула Алеры.

Гай был высоким красивым мужчиной, на вид лет сорока, если не замечать серебряной седины. На самом деле Первому консулу перевалило за восемьдесят, но тело его, как у всех сильных водяных магов, не склонно было выдавать его возраст, как тела простых алеранцев. Правда, глаза у него ввалились и смотрели устало, но в них блестели ум и твердая, несгибаемая воля. Водяная статуя нашла взглядом Эрена, нахмурилась и заговорила.

– Дон Эрен? – спросил Гай. – Это вы?

Голос звучал необычно, как из тоннеля.

– Да, правитель, – поклонился Эрен. – У меня срочные известия.

Первый консул повел рукой:

– Докладывайте.

Эрен перевел дыхание.

– Первый консул, ворд здесь, в глуши, на юго-востоке Каларской пустыни.

Лицо Гая резко застыло, плечи напряглись. Он чуть подался вперед, взглянул пристально:

– Вы уверены?

– Совершенно. И это не все. – Эрен глубоко вздохнул. – Первый консул, – тихо сказал он, – они учатся управлять фуриями.

Глава 1

В прошлые плавания Тави за несколько дней оправлялся от морской болезни, но тогда корабль не уходил так далеко в океан. Оказалось, есть большая разница между долгим плаванием вдоль берега и борьбой с глубинами синего моря. Он бы не поверил, расскажи ему кто, какими бывают волны среди бескрайнего океана. Часто казалось, что «Слайв» взбирается на склон большой голубой горы, чтобы, перевалив через вершину, соскользнуть вниз по дальнему склону. Ветер и опытные головорезы Демоса не давали парусам обвиснуть, и «Слайв» скоро занял место во главе флота.

Тави приказал капитану вести свой корабль вровень с «Чистокровным» – флагманом вождя канимов Варга. Он знал, что экипаж Демоса недоволен приказом. «Чистокровный», хоть и отличался невиданным изяществом среди судов своего размера, рядом с вертким «Слайвом» выглядел неуклюжей речной баржей. Люди Демоса рады были бы показать канимам, на что способны, и оставить огромный черный корабль за кормой.

Тави рад был бы им позволить. Чуть скорее закончился бы морской переход.

Вместе с волнами росла его морская болезнь, и хотя она милосердно притихла после нескольких первых дней, но совсем не унималась, так что предложение поесть представлялось ему в лучшем случае сомнительным. Ему удавалось удержать в себе малость хлеба и жидкий бульон – но не более того. А неотступная головная боль особенно раздражала в дневное время.

– Младший брат, – рыкнул косматый старый каним. – Вы, алеранцы, живете недолго. Неужто ты уже так одряхлел, что клюешь носом посреди урока?

Из подвешенного к балкам маленькой каюты гамака донесся серебристый смешок Китаи.

Тави встряхнулся и устремил взгляд на Градаша. Каним являл собой нечто почти невиданное для его воинской касты – старость. Тави знал, что по алеранскому счету ему больше девяти столетий, и с возрастом каним усох до жалких семи с половиной футов. И силы его были жалкой тенью мощи воина в расцвете сил. Тави считал, что Градаш всего раза в три-четыре сильнее человека. Мех его почти сплошь стал серебристым, только одно пятнышко густой, черной как ночь шерсти отмечало его принадлежность к большому роду Варга так же верно, как порядок отметин на ушах и узор на рукояти меча.

– Прости, старший брат, – по-канимски, как и учитель, ответил Тави. – Я отвлекся. Это непростительно.

– Он так болен, что едва встал с койки, – с выговором чище, чем у Тави, вставила Китаи, – но это непростительно.

– Борьба за жизнь не делает скидок на болезни, – сурово проворчал Градаш. И добавил на алеранском с сильным акцентом: – Впрочем, признаю, что ему незачем больше смущаться, пытаясь говорить на нашем языке. Мысль обменяться языками была здравой.

В устах Градаша это прозвучало как высшая похвала.

– Мысль была разумной, – согласился Тави, – по крайней мере, для моего народа. Легионеры совсем заскучали бы за два месяца безделья. А случись между вами и нами новое противостояние, я бы предпочел, чтобы причина была более веской, чем непонимание языка друг друга.

Градаш сверкнул зубами. Нескольких недоставало, зато уцелевшие были и белы, и остры.

– Всякое знание о враге полезно.

Тави ответил неопределенным жестом:

– Это само собой. Как идут уроки на других судах?

– Неплохо, – сказал Градаш. – И без серьезных происшествий.

Тави чуть нахмурился. Алеранские понятия в этом вопросе разительно отличались от канимских. Для канима «без серьезных происшествий» могло означать – «без убитых». Впрочем, в эту тему лучше было не вдаваться.

– Хорошо.

Каним, кивнув, встал:

– Тогда, с твоего согласия, я возвращусь на корабль вожака моей стаи.

Тави вскинул бровь. Это было против обыкновения.

– Ты разве не пообедаешь с нами?

Градаш дернул ухом, отказываясь, – и, только потом спохватившись, что следует ответить по-алерански, отрицательно покачал головой:

– Я хотел бы вернуться к своим до начала бури, младший брат.

Тави оглянулся на Китаи:

– Какой бури?

Китаи покачала головой:

– Демос ничего такого не говорил.

Градаш басовито заворчал – так канимы хихикали:

– Я знаю, когда идет буря. Хвостом чую.

– Что ж, тогда до следующего урока, – сказал Тави и слегка склонил голову набок, по-канимски. Градаш ответил тем же. И заработал лапами, пригнувшись, чтобы протиснуться наружу из крошечной для его роста каюты.

Тави нашел глазами Китаи, но маратка уже выбралась из гамака. Проходя мимо его койки, она пальцами расчесала волосы, бегло улыбнулась и тоже покинула каюту, чтобы почти сразу вернуться, увлекая за собой старшего камердинера легиона – Магнуса.

Для своих лет Магнус был бодрячком, хотя легионерская короткая стрижка, на глаз Тави, была ему не к лицу. Тави, пока они вдвоем исследовали руины Аппии романского периода, привык видеть на голове Магнуса копну тонких белых волос. У старика были жилистые, сильные руки, уютное брюшко и водянистые глаза, близорукие от многих лет чтения стершихся надписей в полутемных залах и пещерах. Человек немалой учености, Магнус помимо того был курсором-каллидусом, едва ли не старейшим среди отборных агентов Короны, и фактически стал наставником Тави в деле разведки.

– Китаи предупредила Демоса о словах Градаша, – без предисловий начал Магнус, – и наш добрый капитан будет начеку.

Тави покачал головой:

– Этого мало. Китаи, спроси Демоса, не сделает ли он мне одолжения. Пусть подготовится к шквалу и просигналит другим кораблям, чтобы подготовились. Как я понимаю, нам для этого времени года выпала необычно мягкая погода. Градаш не дожил бы до своих лет, будь он глупцом. В худшем случае нам всем не помешают учения.

– Он исполнит, – уверенно обещала Китаи.

– Только, пожалуйста, говори с ним вежливо, – попросил Тави.

Китаи закатила глаза и вздохнула, уходя:

– Да, алеранец.

Магнус дал ей выйти, прежде чем кивнуть Тави.

– Спасибо.

– Честное слово, вы и при ней можете говорить свободно, Магнус.

Старый учитель бросил на Тави напряженный взгляд:

– С позволения принцепса. Как-никак посол представляет власти чужой страны. Я и так показал себя не лучшим образом.

Усталость не дала Тави расхохотаться в голос, но и простой смешок был ему в радость.

– Во́роны, Магнус! Хватит бичевать себя за то, что не распознали во мне Гая Октавиана. Никто не видел во мне Гая Октавиана. Я и сам не знал, что я Гай Октавиан. – Тави пожал плечами. – Ведь так оно и было задумано.

Магнус вздохнул:

– Ну да. Только, между нами, боюсь, я должен сказать, что вы даром тратили время. Как историк вы – настоящий кошмар. Стычки с заносчивыми тупицами в Академии – и то полезнее того, что вы творили в Аппии.

– Хоть часть вины я постараюсь загладить, – слабо улыбнулся Тави. Улыбка скоро слиняла. В одном Магнус был прав: к прежней простой жизни ему уже не вернуться – не работать больше с Магнусом на раскопках, расчищая древние руины. Его уколола боль потери. – А хорошо было в Аппии, правда?

– Мм, – согласился Магнус. – Спокойно. И всегда интересно. У меня есть еще куча записей, которые нужно расшифровать и перевести.

– Я бы попросил прислать мне несколько, только…

– Есть другие обязанности, – кивнул Магнус. – И к слову…

Тави, натужно кряхтя, сел прямо, а Магнус передал ему несколько листов бумаги. Тави присмотрелся, морща лоб, – это были незнакомые ему карты.

– Что я тут вижу?

– Канию, – ответил Магнус. – А здесь, на правом краю… – Старый курсор указал на несколько пятнышек вдоль правой кромки карты. – Закатные острова и Вестминстон.

Тави уставился на карту, переводя взгляд с островов на материк:

– Но… я думал, до этих островов плыть около трех недель.

– Так и есть, – подтвердил Магнус.

– Но тогда побережье этого материка… – Тави измерил его пальцами. – Во́роны, если расстояния указаны верно, получается, что оно в три или четыре раза длиннее западного побережья Алеры. – Он пронзил Магнуса взглядом. – Откуда у вас эти карты?

Магнус деликатно откашлялся.

– Кое-кто из обучавших меня языку сумел скопировать их на кораблях канимов.

– Во́роны, Магнус! – Возмущенный Тави вскочил на ноги. – Во́роны и клятые фурии, я же предупреждал, что здесь мы в эти игры не играем!

Магнус моргнул:

– И вы ожидали, что я послушаюсь?

– Конечно ожидал!

Магнус вздернул брови:

– Возможно, мой господин, я сумею объяснить. Мой долг – долг перед Короной. А приказы Короны обязывают меня всеми силами поддерживать вас, защищать вас и всемерно обеспечивать вашу безопасность и успех. – Без тени извинения в голосе старик добавил: – В том числе, в меру своего понимания, пренебрегать приказами, в коих идеализм преобладает над деловыми соображениями.

Тави долго смотрел на него и наконец негромко сказал:

– Магнус, я плохо себя чувствую. Но уверен: если хорошенько попросить Китаи, она вместо меня скинет вас за борт.

Магнус невозмутимо склонил голову:

– Это, разумеется, вам решать, принцепс. Но я бы попросил вас прежде уделить внимание карте.

Тави, ворча себе под нос, вернулся к карте. Что сделано, то сделано. Теперь нет смысла притворяться, будто ничего не было.

– Насколько точна эта копия?

Магнус передал ему еще несколько листов, практически неотличимых от первого.

– Мм, – протянул Тави. – И здесь расстояния верны?

– Это под вопросом, – признал Магнус. – Возможно, мы с канимами по-разному понимаем и читаем карты.

– Не настолько же по-разному, – сказал Тави. – Я видел вычерченные ими карты долины. – Он провел пальцем по пространству материка, на котором треугольнички разной величины отмечали множество городов. Половина была снабжена названиями. – Эти города. Я уверен… – Он бросил острый взгляд на Магнуса. – В каждом из них огромное население. Не меньше, чем в городах Алеры.

– Да, принцепс, – хладнокровно согласился Магнус.

– А их тут дюжины, – сказал Тави. – Только на этом участке побережья.

– Именно так, мой господин.

– Но это значит… – Тави медленно покачал головой. – Магнус, это значит, что цивилизация канимов в десятки раз превосходит нашу – если не в сотни раз!

– Да, принцепс, – повторил Магнус.

Тави, не сводя глаз с карты, медленно качал головой:

– А мы ничего не знали?

– Канимы веками довольно ревниво оберегали свои берега, – сказал Магнус. – Едва ли дюжина алеранских кораблей побывала на них, да и тем позволяли причаливать лишь в одном порту, называемом Маршаг. Сойти с причала не позволили ни одному алеранцу, – во всяком случае, ни один не вернулся, чтобы об этом рассказать.

Тави помотал головой:

– А что с фуриями? Мы никогда не посылали на разведку рыцарей Воздуха?

– Дальность их полета ограничена. Рыцарь Воздуха может пролететь двести или триста миль и вернуться обратно, но едва ли при этом останется незамеченным, а мы в Ночь красных звезд убедились, что канимы вполне способны противостоять нашим летунам. – Магнус со слабой улыбкой пожал плечами. – Кроме того, предполагается, что наши способности заклинать фурий вдали от Алеры и места рождения этих фурий значительно слабеют. Возможно, там рыцари Воздуха просто не удержатся на лету.

– И никто не пытался проверить? – спросил Тави.

– Туда если и добирались суда, так купеческие или курьерские. – Магнус мимолетно улыбнулся Тави. – А вы можете представить себе гражданина, по доброй воле ринувшегося во владения канимов с толпой грубых мореходов только для того, чтобы убедиться в своем бессилии?

Тави медленно покачал головой:

– Пожалуй, не представляю. – Он постучал по карте пальцем. – А не может это быть подделкой? Обманкой, чтобы ввести нас в заблуждение?

– Возможно. – В голосе Магнуса послышалось одобрение. – Хотя я бы счел это весьма маловероятным.

Тави хмыкнул.

– Ну что ж, – проговорил он, – это ценнейшие сведения.

– И я так подумал, – сказал Магнус.

– Повременю пока сбрасывать вас за борт, – вздохнул Тави.

– Я ценю это, принцепс, – серьезно ответил старый курсор.

Тави провел пальцем по нескольким жирным линиям, кое-где вычерченным как по линейке:

– А это что, какие-то каналы?

– Нет, принцепс, – возразил Магнус. – Это границы.

Тави удивленно посмотрел на него:

– Не понимаю.

– По-видимому, – сказал Магнус, – канимы не имеют единого правительства. Они разделены на несколько отдельных разнородных общностей.

Тави нахмурился:

– Как маратские племена?

– Не совсем так. Каждая территория вполне независима. Они не образуют единого государства, не имеют централизованной власти. Каждая управляется совершенно отдельно от остальных.

Тави заморгал и наморщил лоб:

– Но это же… я бы назвал это безумием.

– Мм. Карна – это дикий мир, населенный немыслимым множеством народов, как правило конфликтующих друг с другом. Нам, алеранцам, чтобы выжить и благоденствовать, пришлось объединиться перед лицом врагов.

Тави кивнул на карту:

– А канимов такое множество, что они могут позволить себе разделиться?

Магнус кивнул:

– Учитывая все обстоятельства, я рад, что наш новый принцепс нашел почетный, мирный и достойный уважения выход из ситуации в долине.

– Всегда полезно с первого раза произвести хорошее впечатление, – согласился Тави и медленно покачал головой. – Вы представляете, Магнус, что было бы, если бы горячие головы в Сенате настояли на полноценном вторжении в канимские земли? – (Магнус молча кивнул.) – При такой их численности, – продолжал Тави, – нас бы просто смели. С фуриями или без фурий – они могли бы уничтожить нас по первой прихоти.

– Похоже на то, – угрюмо согласился Магнус.

Тави взглянул на него:

– Так почему они этого не сделали?

Старый курсор покачал головой:

– Не знаю.

Тави еще некоторое время изучал карту, разглядывая разные территории.

– Так Варг, как я понимаю, принадлежит только к одной из этих территорий?

– Да, – сказал Магнус. – К Нарашу. Это единственная территория, установившая связи с Алерой.

В Нараше, отметил Тави, находился и порт Маршаг.

– Мне кажется, нам теперь следует спросить себя…

За стенкой каюты затрезвонил судовой колокол. Заорал, выкрикивая приказы, Демос. Минуту спустя капитан, коротко постучав, распахнул дверь.

– Магнус. – Он кивнул старому курсору. – Сударь, – добавил он, кивнув Тави, – тот старый морской волк не ошибся. С юга идет шторм.

Тави поморщился, однако кивнул:

– Чем мы можем быть полезны, капитан?

– Привяжите все, что не привинчено к полу, – сказал Демос. – И себя не забудьте. Нам достанется.

Глава 2

Валиар Маркус обдумывал, как лучше объяснить молодому канимскому офицеру разницу между «У тебя плохой нюх» и «У тебя плохой запах».

Маркус знал, как важно для юного канима показать хорошие успехи перед самим Варгом – общепризнанным командующим канимским флотом – и его сыном и заместителем Насаугом. Выставив его дураком, Маркус нанес бы молодому воину оскорбление, которое не забудется до могилы, а при долгожительстве этого волчьего племени поступок Маркуса отзовется, к добру или к худу, и в будущих поколениях.

– Ваше замечание, бесспорно, точно, – медленно, отчетливо выговаривая алеранские слова, заговорил Маркус, – однако вы увидите, что многих моих соотечественников подобные замечания смущают. Нюх у нас, как вы заметили, развит значительно хуже вашего, и выражения, к нему относящиеся, по смыслу заметно отличаются от вашего понимания.

Варг чуть слышно зарычал, пробормотав:

– Мало кто, будь он алеранец или каним, рад услышать, что его запах неприятен.

Маркус обернулся к матерому старому вождю, по-алерански склонив голову:

– Как вы изволили заметить, сударь.

Он встрепенулся за долю секунды до того, как пристыженный молодой каним, рыча и щелкая зубами, бросился на учителя.

Маркус успел заметить приметы болезненной гордыни, у юных канимов не менее распространенной и явной, чем у их алеранских сверстников. Старший центурион в свои без малого шестьдесят и не мечтал предупредить нападение молодого канима, если бы полагался только на свои органы чувств, однако предвидение защитило его лучше проворства. Маркус заранее ждал и вспышки ярости, и броска.

Каним представлял собой восемь футов стальных мышц, клыков и прочных костей и был вдвое или втрое тяжелее алеранца, но не успел отдернуть выставленной вперед морды, когда мозолистый кулак Маркуса поймал и рванул в сторону его ухо.

Каним дернулся, извернулся, его рычание перешло в тонкий визг, и он, спасая чувствительное ухо, инстинктивно подался вслед за рывком. Маркус воспользовался тем, что противник теряет равновесие, и обрушил весь свой вес на его мохнатый подбородок, швырнув молодого канима на палубу так, что у того череп затрещал. Оглушенный воитель полежал немного с остекленевшими глазами, вывалив язык. Из ссадины на голове сочилась кровь.

Маркус, поднявшись, оправил на себе тунику.

– Сообщение о превосходстве в обонянии, – заговорил он как ни в чем не бывало, – отличается по смыслу от утверждения, что чей-то запах неприятен. Этот кто-то может счесть ваше высказывание за преднамеренное оскорбление. Сам-то я простой старый центурион, я давно стал медлителен и не опасен в бою и не вижу ни в том ни в другом утверждении ничего обидного. Я совершенно не сержусь, да и, обидевшись, ничего бы не мог предпринять. Но мне не хотелось бы, чтобы кто-то менее снисходительный и более опасный причинил вам вред, когда вы всего лишь пытаетесь поддержать дружескую беседу. Вы меня понимаете?

Ученик устремил на Маркуса стеклянный взгляд, раз-другой моргнул, а потом дернул ушами, выражая понимание и согласие.

– Хорошо, – продолжал Маркус на своем неумелом, но вразумительном канимском и улыбнулся, почти не показывая зубов. – Я рад отметить ваши значительные успехи в понимании алеранского.

– Хороший урок, – согласно проворчал Варг. – Можешь идти.

Молодой каним подобрал себя с пола, уважительно подставил горло Варгу и Насаугу и нетвердым шагом вышел из каюты.

Маркус повернулся к Варгу. Этот каним и среди своих был великаном – добрых девять футов, если выпрямлялся в полный рост. «Чистокровный» строился по нему: каюта, такая же тесная для него, как все корабельные помещения, Маркусу казалась огромной пещерой. Варг, чья густая черная шерсть была исполосована светлыми шрамами, присел на ляжки в позе отдыха, небрежно придерживая рукой-лапой толстый свиток, открытый на том месте, где они читали на уроке.

– Маркус, – пробормотал Варг с привычной угрозой в басовито рычащем голосе, – вы, я полагаю, ожидаете объяснений этому нападению?

– Ваш молодой подчиненный – он бы подавал надежды, не будь таким самоуверенным болваном, – убежден в непобедимости своего племени и, как следствие, в своей непобедимости.

Варг смешливо повел ушами. Взгляд его обратился к Насаугу – этот каним был меньше ростом и светлее отца. Насауг отвесил челюсть, обнажил белые клыки и вывалил язык, улыбаясь по-канимски.

– Я тебе говорил, – на канимском сказал ему Варг. – Учитель охоты – всегда Учитель охоты.

– Прошу прощения? – переспросил Маркус. Каждое слово он понял, но смысл фразы остался для него загадкой.

– Старшие воины, – специально для него пояснил Насауг. – Их ставят командовать новичками. В былые времена они сбивали тех в охотничьи стаи, учили молодых охоте. И назывались Учителями охоты.

– В наше время, – проворчал Варг, – так называют того, кто готовит отряд молодых бойцов, – учит знать свое место и дело в бою. В ваших легионах такие тоже есть.

– Центурионы, – кивнул Маркус. – Понимаю.

– Щенок не стал бы тебя убивать, – сказал Насауг.

Маркус ответил ему спокойным взглядом в упор.

– Не стал бы, – ровным голосом признал он. – И я, уважая желание принцепса, чтобы плавание прошло мирно, оставил его в живых.

– Зачем бы вам его убивать, Учитель охоты? – с тихой угрозой протянул Варг.

Маркус обратил недрогнувший взгляд к нему:

– Затем, что я гораздо охотнее оставляю за спиной мертвых дураков, чем живых врагов, которых сам же кое-чему научил. Впредь я был бы вам обязан, если бы мог ограничиться теми уроками, какие мне поручены.

Варг снова оскалил клыки в канимской усмешке:

– Приятно видеть, что мы друг друга понимаем. Моя шлюпка готова доставить вас на ваш корабль, если вы готовы, Валиар Маркус.

– Готов.

Варг склонил голову в алеранском поклоне:

– Тогда ступайте своей дорогой и доброй вам охоты.

– И вам, сударь.

Маркус уже повернулся к двери, когда она открылась и вошел тощий рыжеватый каним, малорослый для своей породы. Он без предисловий подставил Варгу горло и сообщил:

– Близится свирепый шторм, командир. У нас не более получаса.

Варг в ответ рыкнул и мотнул головой, отпуская моряка. И взглянул на Маркуса:

– Мы не успеем доставить вас и вернуть себе шлюпку. Как видно, вам придется немного задержаться.

– Старший… – В голосе Насауга Маркусу послышалось предостережение. Он без труда догадался, в чем дело. И сам он не рад был застрять в бурю на корабле, где вспыльчивый молодой каним еще не остыл после его урока.

– Носовая каюта, – сказал Варг.

Насауг хлестнул хвостом – Маркус узнал жест, выражавший удивление. Впрочем, младший каним быстро совладал с собой и поднялся.

– Центурион, – негромко проворчал он, – не откажите последовать за мной. Вам лучше не мешать занятым работой морякам. Мы постараемся устроить вас поудобнее.

Маркус внутренне усмехнулся, подумав, что удобства в данном случае равнозначны возможности дышать. Однако всякий быстро убеждался, что понятия канимов сильно отличаются от понятий алеранцев.

Он вслед за Насаугом вышел на палубу «Чистокровного». Все деревянные части корабля были выкрашены в черный цвет, чего не бывало на алеранских судах. Алеранцы, напротив, старались выбелить свои корабли. Так команде было легче работать по ночам, особенно в плохую погоду, когда не хватало надежных источников света. Черный корабль производил мрачное, похоронное впечатление, но выглядел внушительно, тем более в сочетании с черными парусами. Канимы видели в темноте намного лучше алеранцев. Им не составляло труда заниматься делом и ночью, в какой бы цвет ни был покрашен корабль.

Насауг привел Маркуса в носовую каюту, в обычное время считавшуюся самой неудобной. Когда корабль идет под парусами, ветер обычно дует с кормы и сносит все запахи с палубы к носу – а дурных запахов на корабле хватает. Дверь здесь была низкая, только-только по росту Маркуса. Насауг, вместо того чтобы просто войти, постучал и выждал, пока ему открыли.

Каюта была совсем темной, без окон и светильников. Тихий голос спросил:

– Мы нужны, сын Варга?

– Алеранский Учитель охоты под покровительством Варга, – ответил Насауг. – Отец просит сохранить его до возвращения на его корабль после шторма.

– Будет сделано, – произнес голос. – Пусть он войдет, сын Варга.

Маркус, шевельнув бровью, покосился на Насауга.

Каним кончиком носа указал ему на дверь:

– Ваша каюта, центурион.

Маркус всмотрелся в темноту и снова обернулся к Насаугу:

– И здесь мне будет удобно?

Насауг усмешливо дернул ухом:

– Удобнее, чем в других частях этого корабля.

Важнейшая особенность канимов, выявленная благодаря самому принцепсу, состояла в том, что те куда больше людей полагались на язык тела. Слова порой ничего не значат, а движения и позы говорят куда правдивее и вернее отражают намерения. Как следствие, алеранцы научились не выказывать страха перед хищными воинами-волками, если не хотели, к примеру, попасть к ним в брюхо.

Маркус подавил невольную робость, пробужденную в нем голосом невидимого обитателя каюты, и, спокойно кивнув Насаугу, вошел и закрыл за собой дверь. В темноте он остро ощутил, какие тонкие на нем штаны и туника, и впервые за месяц после выхода из порта пожалел о тяжелых доспехах. Меча он не тронул – слишком откровенный был бы жест. Впрочем, для боя в темноте все равно лучше подошел бы скрытый под одеждой нож. Схватка развернулась бы в ужасной тесноте.

– Ты не Учитель охоты, – помедлив, заговорил невидимый каним. И с хихикающим рычанием добавил: – Нет, и не воин.

– Я центурион Первого алеранского легиона. Мое имя Валиар Маркус.

– Едва ли, – возразил голос. – Более вероятно, сколько могу судить, что тебя называют Валиаром Маркусом. – (Маркус ощутил, как напряглись у него плечи.) – Мы, знаешь ли, присматриваем за вашими шпионами. Чаще всего они неумелые. Но тебя мы до вчерашнего дня не подозревали и выяснили правду лишь случайно. Ветер откинул занавеску, когда ты читал свиток Варга, пока его не было в каюте.

Второй голос прозвучал правее и выше:

– Тебя разоблачила лишь случайность.

Третий голос, ниже и левее, добавил:

– Ты мастер своего дела.

Маркус задумчиво прищурился.

– Плевать Варгу, хорошо ли усвоил язык тот тупоголовый щенок, – сказал он. – Он хотел задержать меня до шторма.

– По нашему настоянию, – сообщил заговоривший первым.

Маркус хмыкнул. Однако Варг подстроил все так, будто его обычные планы сорваны простой случайностью. Значит, по тем или иным причинам ему хотелось скрыть теперешний разговор даже от своих – что наводило на мысль о разброде в рядах, а это всегда полезно иметь в виду.

А еще это означало, что его нынешние хозяева не могут быть никем иным, как…

– Вы Охотники, – тихо сказал он. – Как те, что покушались на принцепса.

В темноте раздался шорох, – это один из канимов стянул плотную ткань с сосуда со светящейся жидкостью, распространявшей красноватое мерцание. Теперь Маркус видел троих канимов – поджарых, серых, с ушами несколько больше, чем у встречавшихся ему воинов, – у этих уши немного напоминали лисьи. И в свободных накидках, расписанных серым и черным, – как у тех, в долине Амарант.

В маленькой каюте уместились две двухъярусные койки. Один каним присел на полу над миской, второй растянулся на верхней койке у стены, а третий в странной позе скорчился на нижней напротив. Все трое были почти неотличимы друг от друга, вплоть до оттенка меха и пятен на шкуре, – значит, родственники, вероятно братья.

– Охотники, – сказал первый каним. – Так нас называют ваши люди. Меня зовут Ша.

– Неф, – рыкнул второй.

– Ко, – сказал третий.

Крепчавший ветер раскачивал корабль. Над простором открытого моря рокотал гром.

– Зачем меня сюда привели? – спросил Маркус.

– Чтобы предостеречь, – ответил Ша. – Вам нечего опасаться нападения Нараша. Но другие территории не гарантировали вам безопасности. Там вас считают паразитами, которых следует истреблять всюду, где увидишь. В какой-то мере Варг сумеет вас защитить. Но, продолжая путь в Канию, вы делаете это на свой страх и риск. Варг предлагает вашему принцепсу обдумать, не повернуть ли назад.

– Нашего принцепса, – сказал Маркус, – трудно свернуть с пути угрозами.

– Пусть будет, что будет, – ответил Ша.

– Зачем предупреждать меня здесь? – спросил Маркус. – Почему было не послать вестника к нему на корабль?

Трое канимов с непроницаемыми лицами взирали на него.

– Затем, что ты враг, Валиар Маркус. Варг принадлежит к воинской касте. Для уважающего себя воина так же невозможно поддерживать и предупреждать врага, как невозможно отрастить новые клыки.

Маркус нахмурился:

– Понимаю. Варгу честь не позволит так поступить, а вам можно.

Ша согласно повел ухом:

– Наша честь в том, чтобы повиноваться и достигать успеха любыми способами и средствами. Мы служим. Мы повинуемся.

– Мы служим, – повторили Неф и K°. – Мы повинуемся.

Снова прогремел гром, на сей раз пугающе близко, и голос ветра теперь превратился в вой. Далеко за шумом бури раскатился другой звук – ниже и протяжнее грома, словно улюлюкал грозный великан. Такое Маркус слышал всего раз в жизни, много-много лет назад.

Это ревел защищающий свой участок левиафан – из тех гигантских морских созданий, что способны в щепки разбить корабль, даже такой большой, как «Чистокровный». Бури часто пробуждали чудовищ, а судовым колдунам во взбаламученных водах труднее было укрыть от них корабль.

Эта буря готова была убить и людей, и канимов.

Маркус проглотил страх и, сев спиной к стене, закрыл глаза. Желай Охотники зла, они уже напали бы на него. Бояться сейчас следовало только рассерженного левиафана, способного превратить «Чистокровного» в кучу щепы и оставить всех, кто на борту, на милость разъяренного моря.

Маркус отметил, что эта мысль не слишком его беспокоит. Как видно, все познается в сравнении. Такая смерть, оставаясь ужасной, была, по крайней мере, безличной. Бывают смерти много хуже.

К примеру, принцепс мог узнать о том, что стало известно Охотникам: что Валиар Маркус – не простой, а многоопытный центурион алеранского легиона. Что в действительности он именно тот, за кого принимают его Охотники, – шпион, укрывающийся под чужим именем. Охотники не могли знать, что он заслан сюда из Алеры смертельными врагами принцепса, а вот если людям принцепса или, упаси Великие фурии, самому Октавиану станет известно, что под именем Валиара Маркуса скрывается бывший курсор Фиделиас, слуга Аквитейнов и государственный изменник, его тело достанется во́ронам.

Фиделиас больше не служил Аквитейнам. Он написал самое красноречивое в своей жизни письмо, уведомляя консула об отставке, – и в этом письме имелся только один изъян: оно не могло прикончить хладнокровную тварь, супругу консула Инвидию Аквитейн. Впрочем, и это ничего не меняло. Разоблачение будет стоить ему жизни. С этим он смирился. Никакие его старания не отменят прошлой измены Короне и перехода на сторону предателей, нацелившихся на место Гая Секстуса.

Рано или поздно он поплатится за свои преступления.

Но до того дня он помнил, кто он такой и в чем его долг.

Валиар Маркус закрыл глаза и, призвав на помощь искусство бывалых служак, мгновенно провалился в сон.

Глава 3

Амара, графиня Кальдеронская, утерла потный лоб и с удовлетворением поглядела на редеющую пелену облаков. В который раз местные фурии ветра собирались ударить бурей по людям долины, загоняя жителей в надежные каменные стены укрытий. И в который раз она успела вмешаться, не дав буре набраться сил.

По правде сказать, это дело, если вовремя за него взяться, не требовало запредельных усилий. До того, как непогода становилась опасной для человека, должно было случиться множество разных событий, и если Амара перехватывала их цепочку в самом начале, то легко рассеивала собирающуюся грозу. И сама этому удивлялась.

Удивляться, пожалуй, не стоило. Уничтожить всегда проще, чем создать. Стоит только вспомнить ее преданность Первому консулу. Или доверие и любовь к наставнику Фиделиасу.

Горькие мысли принесли с собой тихую боль и печаль, совсем не подходящие к солнечным лучам, которые уже прорвались сквозь разорванные тучи и омыли Амару легким, зыбким теплом предзимнего солнца. Она на минуту прикрыла глаза, впитывая тепло всем телом. Над землей, если подняться на милю и более, всегда бывало холодно – и особенно если взлететь не в кожаной одежде для полета, а в простом платье, как она сейчас. Она решила, что обойдется без особого снаряжения, ведь летать предстояло не более получаса – недолгая работа на умеренной высоте, а потом возвращение в гарнизон, где графиню ждало множество необременительных, бесспорно нужных и чрезвычайно приятных занятий.

Амара, тряхнув головой, выбросила из нее лишние мысли и вызвала свою фурию ветра, Цирруса. В былые времена она бы очертя голову рванулась к гарнизону, но вызванный стремительным рывком шум мог потревожить соседей, а нынешняя Амара помыслить не могла о такой невежливости. А еще скорость в клочья изорвала бы подол ее платья и безжалостно растрепала волосы. Раньше все это ничуть бы ее не смутило, но для многих из тех, с кем она день ото дня вела дела, внешность значила немало, и проще было выглядеть, как положено графине в их представлении.

А еще, хотя вслух он ничего не скажет – никогда не говорил, – взгляд мужа горячо одобрял ее нынешние более… благопристойные манеры.

Амара усмехнулась. Одобрял не только взгляд, но и руки. И прочее.

Она скользнула к Гарнизону быстро, но с разумной скоростью, пролетела над разросшимся вширь городком и приземлилась в старой крепости, оседлавшей узкую щель перевала в восточном конце долины Кальдерон и служившей теперь цитаделью для городка, похожего скорее на резиденцию консула, чем на простой окружной центр.

То, что начиналось как рынок под открытым небом, где десяток ремесленников предлагали свои изделия нескольким сотням кочевых маратов, превратилось в перекресток торговых путей, где переплетались интересы десятков купцов и тысяч покупателей – как бледнокожих варваров, так и амбициозных алеранских дельцов.

Растущий город требовал все больше продовольствия, поэтому доминусы долины распахивали новые поля и строили новые дома, богатея с каждой жатвой. Привлеченные новыми возможностями, алеранцы со всех концов страны перебирались в долину Кальдерон, и граф Бернард уже дал разрешение основать четыре новых домена.

Приземлившись, Амара нахмурилась. Строго говоря, по-настоящему новыми из них были лишь два. Два других домена ставились на руинах старых усадеб, уничтоженных несколько лет назад нашествием ворда.

Вспомнив о нем, Амара вздрогнула.

Ворд.

Они справились с ним с помощью маратов – на время. Но ворд не исчез с лица земли. Амара с Бернардом сделали все возможное, чтобы предостеречь алеранцев от новой угрозы, но мало кто внял их предупреждениям. Мало кто понимал, какую угрозу несут эти твари. Если – когда – ворд вернется, глупцы не успеют осознать свою ошибку, а тем более – ее исправить.

Амара отчаялась что-то объяснить людям. А вот ее муж, по своему обыкновению, просто изменил образ действий. Исчерпав свои возможности по укреплению всей страны, Бернард возвратился в Кальдерон и принялся укреплять свою территорию, отдавая все силы обороне долины и ее жителей от ворда и любой другой угрозы. А учитывая, сколько податей платила разбогатевшая округа, приготовления выходили воистину внушительными.

Амара перекинулась приветствиями с часовым на Стене и спустилась во двор, чтобы пройти в покои графа. Кивнув дежурившему перед дверью легионеру, она вошла и застала Бернарда за изучением листов чертежей – вместе с секретарем и парой механиков из легиона. Бернард на голову возвышался над остальными, был шире и в плечах, и в груди. Хотя на висках у него за последние годы прибавилось серебра, это не портило его наружности – ничуть. Он не изменил своей излюбленной короткой бородке, хотя и она теперь была гуще присыпана солью. В зеленой рубахе и кожаных штанах лесного жителя он мало походил на графа, хотя одежда отличалась превосходным качеством материи и шитья. Глаза смотрели серьезно и умно, но между бровями пролегли тонкие морщинки недовольства.

– И слышать не хочу про «никто раньше так не делал», – обратился Бернард к старшему из механиков. – После того как вы сделаете, этого уже никто не скажет, верно?

Механик скрипнул зубами:

– Доблестный граф, вам следует понять…

Бернард прищурился:

– Я понимаю, что еще одно ваше слово в этом покровительственном тоне – и я скатаю все чертежи в трубку, чтобы запихнуть вам…

– Если вы не слишком заняты, – непринужденно вклинилась Амара, – нельзя ли мне перемолвиться словом с господином супругом?

Бернард опалил механика взглядом, перевел дыхание, взял себя в руки и обернулся к Амаре:

– Конечно. Господа, давайте продолжим после обеда.

Все трое согласно забормотали. Старший механик, не сводя глаз с Бернарда, собрал со стола чертежи и принялся скатывать их в трубку, с лихорадочной поспешностью отступая к дверям. Амаре пришел на ум бурундучок, наткнувшийся на спящего травяного льва и со всех ног пустившийся наутек.

Когда дверь за бурундучком закрылась, Амара не сдержала улыбки.

– Риванский легион! – презрительно бросил Бернард, меряя шагами скромный, по-деловому обставленный кабинет. – Они так давно не воевали, что с тем же успехом могли бы называться Риванским строительным. И всегда у них находятся причины, почему то нельзя, а это невозможно. Чаще всего потому, что раньше так не делалось.

– Бесполезные нахлебники, – сочувственно кивнула Амара. – А твоих людей в этом легионе нет, муж мой?

– Мои не в счет, – проворчал Бернард.

– Понимаю, – серьезно согласилась Амара. – А сам ты, господин мой, не служил ли в Риванском легионе?

Бернард остановился и беспомощно уставился на нее. Амара больше не могла сдержаться и расхохоталась в голос.

Лицо Бернарда искривили полдюжины противоречивых гримас. Наконец верх взяла улыбка, и он иронически покачал головой:

– Опять разгоняла бурю на подходе, а?

– Это обязанность графини Кальдерона, – напомнила Амара и, подойдя к нему, привстала на цыпочки, чтобы любовно поцеловать мужа в губы. Он обхватил ее за талию, привлек к себе и уделил поцелую долгую сладкую минуту. Когда их губы разомкнулись, Амара блаженно выдохнула и улыбнулась ему:

– Трудный день?

– Уже легче, – сказал он. – Ты голодна?

– Умираю с голоду. Давай?..

Они как раз вышли на двор, когда часовой протрубил в бараний рог, предупреждая о приближении рыцарей Воздуха. Ему ответил отдаленный звук другого рога, и почти сразу в небе показались несущиеся на полной скорости рыцари – два десятка их удерживали между собой воздушные носилки.

– Странное дело, – удивился Бернард. – Одни носилки на двадцать рыцарей? Сбруя рассчитана на шестерых. Чуть ли не целый рыцарский отряд легиона в сопровождении? Кто это там такой важный?

Рыцари до последнего момента не замедляли полета и опустились на плац перед гарнизонным штабом с ураганным ревом увлекаемого фуриями ветра.

– Запасные, – понимающе отметила Амара, когда шум затих. – Сменялись, чтобы выжать всю возможную скорость.

– Что за спешка? – буркнул Бернард.

Один из рыцарей подбежал к нему и по-легионерски отсалютовал, ударив себя кулаком в нагрудник доспехов. Бернард привычно ответил.

– Доблестный граф! – Рыцарь протянул ему запечатанный конверт. – Я должен просить вас и графиню немедленно отправиться со мной.

Амара, вздернув брови, переглянулась с мужем.

– Мы арестованы? – с деланым безразличием осведомилась она.

– Все подробности в письме, – ответил рыцарь.

Бернард уже вскрыл и прочел письмо.

– От Первого консула, – тихо сказал он. – Нам приказано безотлагательно прибыть в столицу Алеры.

Горячий гнев обжег Амару.

– Я больше не служу Гаю, – отчеканила она.

– Вы отказываетесь повиноваться, графиня? – вежливо обратился к ней рыцарь.

– Амара… – начал Бернард.

Ей бы следовало смолчать, но искры гнева воспламенили память о другом пожаре, куда более страшном, и она не совладала с болью.

– Назовите хоть одну причину, почему я должна.

– Потому что в противном случае, – так же вежливо пояснил рыцарь, – я имею приказ задержать вас и доставить в столицу в цепях, если это окажется необходимым.

Пальцы Амары сами собой сжались в кулаки, хрустнули суставы. Бернард опустил широкую ладонь ей на плечо и пророкотал:

– Мы готовы.

– Благодарю, – серьезно сказал рыцарь. – Прошу сюда.

– Позвольте мне кое-что собрать для перелета.

– Две минуты, сударыня. Больше дать не могу.

Амара моргнула.

– Почему? – тихо спросила она. – Что происходит?

– Война, – коротко ответил он. В глазах его на миг мелькнул ужас. – И мы ее проигрываем.

Глава 4

Владетельную госпожу Алеры Гай Исану среди ночи разбудила суматоха во дворе под ее окном. Резиденция верховных властей Пласиды была, по меркам алеранских консулов, на диво скромной. Правда, дом выстроили из благородного белого мрамора, но в нем было всего четыре этажа и квадрат двора с садом посередине – как в простой сельской усадьбе. В столице Исана навидалась зданий, где консулы проводили всего один сезон, и те были выше и наряднее наследственного дворца Пласиды.

Однако дом этот, хоть и не поражал размерами, обладал спокойным достоинством. Каждый камень был отполирован и идеально подогнан. Каждая доска или балка были из лучшего дерева и отличались простотой совершенства. Да и обстановка была изысканной работы и любовно ухожена.

Но больше всего Исане нравились обитатели этого дома. В столице и других городах страны, где ей приходилось бывать, мелькали все слои алеранского общества. Гордо выступали нарядные граждане, свободные жители занимались своими делами, стараясь не попадаться у них на дороге, а бедняки и суетящиеся рабы поражали своим убожеством. Госпожа Пласида рабов не держала, а различия между простыми свободными и гражданами трудно было ухватить взглядом. Точнее сказать, сами граждане здесь как будто меньше подчеркивали свое положение и больше думали о своих обязанностях, каковы бы они ни были, и потому не так разительно выделялись среди помощников и наемных работников, как было принято в других частях страны.

Здесь разрыв между гражданами и свободными не то чтобы исчезал – ничего подобного. Исчезала та скрытая враждебность и страх, которые сопутствовали этому разрыву. Исана не сомневалась, что идет это от консула и его супруги – от того, как они держатся со своими людьми у себя дома, и это, по мнению Исаны, говорило о них как нельзя лучше.

После возвращения из истерзанных войной окрестностей долины Амарант Исана гостила у госпожи Пласиды.

Когда был разгромлен мятеж Калара, а с вторгшимися в Алеру канимами заключено перемирие, война закончилась, но люди продолжали погибать от голода и болезней. Война уничтожила урожаи, привела к перемещению целых доменов, разорила экономику и разрушила управление сверху донизу. По всей территории, когда-то управляемой из древнего города Калара, рабы подняли кровавое восстание. Дикие фурии, их алеранские сородичи, бродили по сельской местности, гораздо более опасные, чем любое бешеное животное.

Искавшие работы, пропитания и укрытия от стихий беглецы распространяли хаос по всем землям. Зародившиеся шайки разбойников расползались как чума.

Огромные вливания, направленные властями на строительство флота для отправки канимов на родину, отчасти сдерживали хаос, как и, по иронии судьбы, присутствие самих канимов, которые расправлялись с алеранскими бандитами так же безжалостно и эффективно, как и легионеры. Исана догадывалась, что именно по этой причине отбытие канимов задержалось на несколько месяцев. Разумеется, она ничего не могла доказать, но подозревала, что Гай задерживал строительство последних судов с целью использовать канимов для поддержания общественного порядка на разоренных войной землях.

Гвардия Сената и Коронный легион понемногу восстанавливали порядок, но дело шло мучительно медленно из-за политических интриг граждан, жаждавших новых титулов и власти на отвоеванных территориях, меж тем как болезни беспощадно прореживали население доменов, а выжившие умирали от голода, доев последние башмаки. Исана при финансовой и публичной поддержке Лиги Дианы делала все возможное для помощи пострадавшим провинциям – до той ночи, когда двое мужчин с обнаженными клинками подобрались к самым дверям ее спальни и только там были перехвачены охраной.

Весть о появлении наследника распространилась как лесной пожар, в считаные дни достигнув самых дальних границ. Она породила бурю новых волнений, разом обрушив прежние планы честолюбивых граждан. Очень многие вовсе не обрадовались этой новости и успели объявить Тави самозванцем, требуя от Сената признания наследника незаконным.

У Сената не нашлось к тому оснований. Гай Септимус об этом позаботился – обеспечил свидетелей и твердые доказательства личности своего сына. Однако кое-кто, очевидно, решил, что своевременное исчезновение свидетелей подвигнет Сенат выступить против объявления Гая Октавиана наследником. Исана, будучи первой из означенных свидетелей, стала для заговорщиков очевидной мишенью.

По совету Первого консула она приняла приглашение в Пласиду под предлогом выступлений на нескольких важных собраниях Лиги Дианы. Действительная причина была ей хорошо известна: во всей стране для нее не нашлось бы более безопасного места. Первый консул своим советом намекал, что в столице Алеры даже он не сможет ее защитить.

Разумеется, самое «безопасное место» еще не означало безопасности.

Безопасности больше не существовало.

Исана понятия не имела, что означают громкие голоса и торопливые шаги во дворе под окном, но рисковать не хотела. Встав с постели, она прямо на ночную рубашку накинула лежавший рядом длинный плащ и закрепила тяжелое одеяние быстрым заученным движением – Арарис не зря изводил ее бесконечными тренировками. С виду плащ казался скроенным из толстой кожи, но между двумя слоями кожи были вшиты гибкие стальные пластины. Такая одежда защищала хуже настоящих легионерских доспехов, но куда лучше собственной кожи, а надевалась при необходимости почти мгновенно.

Одевшись, она сунула ноги в легкие кожаные башмаки и с некоторой брезгливостью перекинула через плечо кожаную перевязь так, чтобы меч – форменный легионерский гладий – пришелся на бок. Оружие не вызывало у нее восторга. Арарис настаивал, чтобы она овладела простейшими навыками самозащиты, и особого выбора ей не осталось. Что ни говори, не кто иной, как Арарис, рискуя собой, остановил подкрадывавшихся к ней убийц, и самое малое, что она могла сделать в ответ, – это следовать его советам, облегчая ему исполнение долга ее телохранителя. Она послушно осваивала основы боя на мечах, но носить клинок так и не привыкла.

А еще она отметила, что тяжесть меча и брони не делала ее смешной в собственных глазах, а ободряла и успокаивала.

Она ощутила чужую напряженную тревогу за целую секунду до того, как услышала за дверью тихие шаги, и, когда дверь открылась, уже стояла перед ней с мечом в руке в защитной стойке. Засвеченная фурией лампа в прихожей высветила черный силуэт пришельца, но Исане, водяному магу, не требовались глаза, чтобы его узнать.

– Арарис, – тихо проговорила она, опустив меч. И, подождав, пока он закроет за собой дверь, добавила: – Свет!

Малая фурия в светильнике отозвалась на ее голос, замерцала, наполнив просторную спальню теплым желтоватым светом и явив ей Арариса. Он был среднего роста, непримечательного сложения, волосы стриг по-легионерски, почти наголо, а лицо с одного бока было изуродовано шрамами – клеймом, которым легионы метили струсивших перед лицом врага. Одевался он в простую, но хорошо скроенную одежду, прикрытую таким же, как у Исаны, плащом, но, кроме короткого гладия, носил на боку длинный клинок для поединков.

Найдя ее взглядом, он немного расслабился, и Исану окатила теплая волна его любви – вместе с не столь поэтическим, чисто мужским одобрением ее статей.

– Хорошо. – Он кивнул на ее меч. – Только в другой раз, прежде чем зажигать свет, отойди от окна.

Она, вздохнув и покачав головой, протянула ему руку:

– Я только что проснулась.

Он шагнул ей навстречу и взял руку самыми кончиками пальцев:

– Ничего. От тебя и не ждут готовности к такой жизни.

Она вымученно улыбнулась:

– Да, не ждут, наверное. – Она покачала головой. – Что там случилось?

– Прибыл гонец из столицы, – тихо ответил Арарис, отпуская ее руку. – Хозяйка дома просит как можно скорее прийти к ней в кабинет. Больше ничего не знаю.

Исана вздохнула, оглядев себя, и осторожно убрала меч. Она успела нажить немало мелких порезов, пока научилась с должным почтением относиться к остроте его лезвия.

– Смешно я выгляжу?

– Выглядишь человеком, всерьез намеренным выжить, – поправил Арарис. И оглянулся, услышав за дверью бегущие шаги. Весь дом пришел в движение: открывались и закрывались двери, слышалось все больше взволнованных голосов. – Откровенно говоря, госпожа, такая вот суматоха – самое подходящее время для нового покушения. Я просто счастлив, что для путешествия по дому вы надели доспехи.

– Прекрасно, – сказала Исана. – Тогда не будем терять времени.

Одно из преимуществ не слишком обширного дома, отметила про себя Исана, – то, что его можно пройти из конца в конец, не собирая каравана с проводниками и вьючным скотом, не то что во дворцах столицы и Аквитании. Исана перекинулась приветствиями с молодым рыцарем, со служанкой и старым писцом – с теми, с кем ей случилось раз-другой преломить хлеб, – прошла по внутреннему двору и, поднявшись на один лестничный пролет, попала в личный кабинет хозяйки. Арарис молча и неотступно следовал за ней, в двух шагах позади и чуть сбоку, смотрел спокойно и пристально, ничего не упуская из виду.

Перед кабинетом госпожи Пласиды стояла охрана.

Исана приостановилась, поймала взгляд Арариса. Прежде такого не бывало. Ария с редкостной уверенностью в себе допускала возможность кровопролития, и, по слухам, не без причины. Гражданки Алеры чаще всего добивались такого статуса благодаря браку. Но не Ария. Она, еще юной студенткой Академии, затеяла поединок со свежеиспеченным консулом Родиса, если слухи не лгали, из-за его назойливого внимания к ней на вечерах в Академии. Девушка задала юнцу хорошую трепку, причем при множестве свидетелей, так что никто не мог оспорить ее права на гражданство.

Исане даже думать не хотелось, что могло заставить Пласиду Арию приставить охрану к своим дверям. Впрочем, хочешь не хочешь, а думать придется. Она шагнула вперед, кивнула стражникам, оба ответили четким салютом. Один отворил дверь, не спросив, готовы ли ее принять.

Исана сама почувствовала, как кривится ее лицо, и усилием воли согнала с него гримасу. Ей представлялось грубостью и несомненной дерзостью так запросто вломиться в личный кабинет хозяйки – но, каковы бы ни были ее чувства по этому поводу, формально Исана была выше чином и положением. Владетельная госпожа Алеры вправе, если того требуют обстоятельства, входить без спросу. Как бы она к этому ни относилась, должна соответствовать своему титулу и непреложно исполнять долг.

Кабинет Арии походил на уголок сада. В нем тихонько журчали фонтанчики, повсюду стояли горшки с зеленью, однако у стен нашлось место книжным полкам. Вода из фонтанов стекала в прудик посередине, а в нем светились зажженные фуриями разноцветные огоньки – словно звездочки сияли.

Госпожа Пласида и сама только что вошла и теперь мерила комнату шагами – с уверенной силой, целеустремленно. Эта рослая рыжеволосая женщина, подобно Исане, выглядела немногим старше двадцати. И как Исана, на самом деле была гораздо старше. Ее длинное платье и накидка были сшиты из ткани зеленых оттенков – в цвет Дома Пласидуса, – а плащ и перчатки оторочены белым.

– Исана! – Она обернулась к вошедшим, протянула к ним руки.

Исана взяла их в свои и подставила щеку для поцелуя. С прикосновением ей передалось мучительное беспокойство, прикрытое заученной безмятежностью.

– Что стряслось, Ария?

Госпожа Пласида вежливо кивнула Арарису и вновь повернулась к Исане:

– Сама еще точно не знаю, но доставлены запечатанные приказы Первого консула, и мой супруг уже отбыл поднимать легионы. Нам приказано немедленно выступить к столице.

У Исаны брови полезли на лоб.

– Только нам?

Хозяйка покачала головой:

– Также призваны полдюжины наиболее могущественных подчиненных моего мужа, и, по словам гонца, такие же приказы разосланы по всей стране.

Исана нахмурилась:

– Но… в чем дело? Зачем это?

Ария не изменилась в лице, но от Исаны тревогу скрыть не могла.

– Плохо дело. Носилки нас ждут.

Глава 5

Прежде Исана лишь раз побывала в большом собрании Сената, когда ее и еще некоторых представляли державе как новых граждан Алеры. Тогда, одетая в цвета Аквитании, алый и черный, она была слишком занята собой и – теперь можно признаться – слишком смущалась, чтобы оценить его в полной мере.

Здание Сената, построенное из мрачного серого мрамора, могло вместить не только сенаторов с их свитами, но и всех граждан Алеры. Кто-то говорил Исане, что в нем помещается более двухсот тысяч душ и каждому все видно и слышно – так искусно заклинатели фурий рассчитали устройство здания.

Более всего оно напоминало огромный театр. Снизу до середины полукругом поднимались места для сенаторов под председательством проконсула – сенатора, располагавшего наибольшим числом голосов. Выше, ряд за рядом, на сотни ярдов протянулись скамьи. Всем, кто сидел на них, достаточно было поднять глаза, чтобы увидеть цитадель Первого консула, сердце столицы Алеры.

– Что вас так развеселило? – тихо спросила госпожа Пласида.

– Поневоле замечаешь, как грозно нависает над каждым в этом зале цитадель Гая, – ответила Исана. – Тонкий расчет.

– Это что, – отозвалась госпожа Пласида. – Те, кто выходит, видят Серую башню – тоже намек, и еще более многозначительный.

Исана с улыбкой оглянулась через плечо, проверяя, верно ли. Серая башня – с виду скромная маленькая крепость – служила тюрьмой, где теряли силу самые могущественные заклинатели фурий, и без слов напоминала, что закон Алеры властвует над каждым.

– Поневоле задумаешься, – сказала Исана, – хотел ли тот Первый консул, который руководил строительством, успокоить сенаторов или пригрозить им.

– Конечно, и то и другое, – ответила госпожа Пласида. – Верных державе этот вид успокаивает сознанием, что к ответу могут привлечь даже самых влиятельных и честолюбивых, а честолюбивым напоминает о том же. Помнится, здание Сената сооружал Гай Секундус, а он… ох ты!

Исана не могла упрекнуть осекшуюся на полуслове рассказчицу. Потому что, если в обычное время просторные ряды почти пустовали, вмещая лишь сенаторов со свитами и горстку имеющих право присутствовать зевак, в этот вечер все было иначе.

Зал был полон от верхнего до нижнего ряда.

Гул толпы потрясал: море голосов, волны шепотков. Еще сильнее ошеломляли внутренние переживания собравшихся. Ничьи чувства в особенности не выделялись, но и приглушенные опасения, любопытство, нетерпение, раздражение, смех такого множества людей ударили Исану как мешком с мукой.

Исана ощутила, как госпожа Пласида, будто щитом, заслонилась от этой бури магией металла, и позавидовала ее умению. Ей оставалось только сцепить зубы, отражая напор эмоций, и тут же она почувствовала поддерживающую ее руку Арариса. Его спокойная забота была для нее словно каменный утес против приливной волны. Арарис и госпожа Пласида, стоя по обе стороны от нее, терпеливо ждали, пока Исана освоится.

– Ничего, – проговорила Исана мгновение спустя. – Мне уже лучше, Арарис.

– Давайте сядем, – тихо предложила госпожа Пласида. – Вот уже и Коронная гвардия, сейчас появится Первый консул.

Они прошли к ряду лож прямо над местами для сенаторов. Эти ложи не то чтобы официально были отведены для консулов, но, по негласному уговору и давно установившейся традиции, на тех собраниях, где, кроме сенаторов, присутствовали патриции, их занимали консулы.

Ложа консула Пласиды и его супруги размещалась за спинами сенаторов тех округов, где правили подчиненные им граждане. Госпожа Пласида спустилась поздороваться кое с кем из Сената, а Исана с Арарисом сразу сели.

– Госпожа Верадис? – обратилась Исана к женщине в соседней ложе.

Серьезная светловолосая молодая целительница, дочь консула Цереры, сразу обернулась к ней и кивнула. Она одна занимала отведенные ее семье места и в пустоте ложи казалась особенно тоненькой и хрупкой.

– Добрый вечер, Владетельная госпожа.

– Прошу вас, зовите меня Исаной. Мы ведь давно знакомы.

Молодая женщина коротко улыбнулась в ответ:

– Конечно, Исана. Рада видеть вас в добром здравии. Добрый вечер, дон Арарис.

– Госпожа, – тихо ответил Арарис, склонив голову. Окинув взглядом пустую ложу, он, откровенно смягчая свое удивление, заметил: – Я ожидал увидеть вас в пышном окружении.

– Тому есть веская причина, рыцарь. – Верадис снова повернулась к рядам Сената. – Полагаю, скоро она откроется.

Исана, опустившись на свое место, хмуро разглядывала скамьи за ложами консулов. Там, как правило, рассаживались за спинами своих покровителей приезжие патриции и графы. За ложей консула Аквитейна, к примеру, собиралось немало граждан, нарядившихся в цвета его Дома – алый и черный. Немногим меньше гостей в черном с золотом занимали места за ложей консула Родиуса.

Свободные места за ложей консула Цереры и, если на то пошло, за ложей Пласиды резко бросались в глаза среди густой толпы. А за ложей консула Калара было и вовсе пусто: ни один гражданин не надел цветов этого Дома – серого и зеленого. Неудивительно, если вспомнить впечатляюще жалкий конец открытого мятежа Калара Бренсиса против Короны.

Все же по краям его сектора пристроились несколько граждан в цветах другого великого Дома. А ведь должен был кто-то надеть цвета Калара, хотя бы из уважения к обычаю или просто по привычке. Иные семьи носили эти цвета не одно столетие. Что бы ни вытворял последний консул Калара, они не должны были отказываться от привычной одежды – не говоря уж о том, что самым бедным гражданам этой разоренной мятежом области не по карману были новые парадные одеяния.

Где же граждане Калара, Цереры, Пласиды? О чем не успела договорить госпожа Пласида?

Ощутив схожее тревожное любопытство Арариса, Исана обернулась к нему, ожидая, что рыцарь вместе с ней дивится пустым рядам, – но нет, все его внимание было отдано Сенату.

– Арарис? – негромко позвала она.

– Видите ложу Аквитейна? – еще тише ответил он. – Где же госпожа Аквитейн?

Исана моргнула, всмотрелась. В самом деле, консул Аквитейн Аттис сидел в ложе, но рядом не видно было привычной статной фигуры его жены Инвидии.

«Где же она? – удивилась про себя Исана. – Таких событий она не пропускает».

– Возможно, с появлением наследника они наконец-то решили поубивать друг друга, – прозвучал над ухом знакомый насмешливый голос. – Хотя, если так, пропали деньги, которые я ставил на победителя против всего сборища курсоров.

Исана обернулась к невысокому, неприметному мужчине с песочными волосами. Он улыбался им из ряда выше, непринужденно опираясь локтями на перила.

– Эрен, – улыбнулась в ответ Исана, – что ты здесь делаешь? Я думала, ты отплыл в Канию с моим сыном.

Молодой человек помрачнел, и Исана ощутила, как он замкнулся, скрывая от нее свои чувства, но успела до того уловить вспышку бессильной досады, гнева и страха.

– Долг не пустил, – ответил он, натянуто улыбнувшись вернувшейся в ложу Арии. – Ах, сиятельная госпожа Пласида! Хотел спросить, не позволите ли потеснить вас в ложе на время выступления Первого консула.

Переглянувшись с Исаной, госпожа Пласида повела бровью:

– Ну конечно, дон Эрен, прошу к нам.

Эрен благодарно поклонился ей и, перекинув ноги через перила, как ни в чем не бывало съехал в ложу, отважно презирая торжественность собрания. Исане нелегко было скрыть улыбку.

Едва Эрен сел, как запела фанфара легиона, но это не был обычный сигнал, предвещающий появление Первого консула. Ропот пробежал по залу, и все как один поднялись на ноги – это звучал сигнал войны.

Гай Секстус, Первый консул Алеры, в окружении полудюжины рыцарей Железа вступил в зал с последними звуками фанфары. На рыцарях были алые плащи Коронной гвардии. Высокий, мощный Гай был словно в расцвете сил – ничто не выдавало его восьмидесятилетнего возраста, кроме серебряных седин, как показалось Исане, еще более поредевших и истончившихся за последние несколько месяцев.

Первый консул по-юношески легко, быстрыми шагами спустился от входа к сенаторским местам. Он прошел между ложами Фригиуса и Антиллуса – в обеих не было консулов. Госпожа Фригия присутствовала, а консула Антиллуса, по всей видимости, замещал старенький одноглазый патриций с гербовым кинжалом этого Дома на широкой ленте. Пока Гай шел к своему месту, ропот в рядах вырос до тихого гула.

– Граждане, – заговорил принцепс, вскинув руку. Его голос, усиленный фуриями здания, свободно взлетел к вечернему небу. – Прошу вас, граждане…

Председательствующий сенатор – Исана не помнила, кто он в этом году, кажется кто-то от Парсии, – торопливо вышел на подиум:

– К порядку! К порядку, Сенат!

Его голос прогремел над огромным амфитеатром, заглушив гомон собравшихся. У Исаны мелькнула недобрая мысль, что он, пожалуй, рад представившемуся случаю. Если подумать, часто ли ему выпадал и повод, и возможность заткнуть рты половине граждан державы? И разве не случалось в ее жизни дней, когда она с удовольствием проделала бы то же?

Когда голоса затихли до шепотков, председательствующий кивнул и заговорил:

– Мы приветствуем вас на внеочередном заседании Сената, собранного по запросу Первого консула. Я уступаю место Гаю Секстусу, Первому консулу Алеры, чтобы он предоставил благородным членам собрания сведения величайшей государственной важности.

Едва он закончил говорить, Гай, шагнув на подиум, уверенно занял его место. В движениях Первого консула не было ни напора, ни спешки, да и председатель не выказал страха, однако появление Гая просто оттеснило оратора, как большая собака оттесняет маленькую от миски с едой, причем проделано это было так гладко и естественно, словно предполагалось самим порядком вещей, – да и вправду, так был устроен мир. Исана покачала головой, одновременно осуждая открытую надменность правителя и восхищаясь его самообладанием. Гай никогда не использовал силу своей личности, воли и фурий сверх самого необходимого.

Разумеется, он никогда не позволял чему бы то ни было встать между ним и тем, что он счел бы необходимым. Сколько бы невинных ни погубило его стремление к цели.

Исана, сжав губы, запретила себе вспоминать конец Каларского мятежа – вместе с городом Каларом и его жителями, и со всеми землями вокруг, и с теми, кто на них жил. Не время было вспоминать решение Гая Секстуса и рассуждать, была ли то просто война, необходимость или убийство – а скорее всего, всё разом.

– Граждане! – звучно и торжественно начал Гай. – Я пришел сегодня сюда, куда сотни лет не входил ни один Первый консул. Я пришел, чтобы призвать вас исполнить свой долг. И чтобы просить вас сделать больше, чем требует этот долг. – Он выдержал паузу, позволив отголоскам своей речи прокатиться по темнеющему небу. – Алеранцы, – тихо произнес он, – идет война!

Глава 6

– Понятно, война, – строптиво пробурчала Амара, обращаясь к Бернарду. – У нас, почитай, всегда война: то с канимами, то с ледовиками, то с маратами и их зверьем…

– Ш-ш-ш, любимая. – Бернард похлопал ее по руке.

Они устроились довольно высоко над ложей консула Ривуса, но Бернард не потрудился подогнать цвет одежды к цветам Ривы. Дома зеленый с коричневым цвета графа Кальдерона сливались с пейзажем, а на фоне одетых в золотое и алое граждан Ривы выглядели вызывающе. Амара отметила, что ее мужа это, похоже, не волновало.

– Просто не вижу смысла драматизировать, – скрестив руки, сказала она. – Уж больно он затянул театральную паузу.

– Собрание велико. – Бернард оглядел ряды. – Дай ему время. Ты не заметила, куда подевался Эрен?

– Сидит с твоей сестрой в ложе Пласиды.

– С Исаной? – Бернард помрачнел. – Конечно, пустое дело просить Гая, чтобы оставил ее в покое.

– Тсс, закончилась пауза, – пожав мужу локоть, остановила его Амара.

– Враг, который до сих пор казался смутной, если не воображаемой угрозой, стал реальной опасностью для страны, – продолжал Гай. – В Алере появился ворд. – (Амара ощутила, как напрягся сидящий рядом муж.) – Насколько известно сейчас, воины ворда высадились и утвердились прошлым летом, под конец Каларского мятежа, в пустынной местности к юго-западу от города.

– Подходящее место выбрали, – буркнул Бернард.

Амара с ним согласилась. Самое подходящее место для ворда, чтобы обосноваться и двинуться дальше. Лесистая местность, живности полно, а люди там почти не селились. Собственно, поэтому они с Бернардом сумели провести Первого консула через эти земли к Калару, и Гай спустил на город Великую огненную фурию, обитавшую поблизости в горах, и покончил таким образом с мятежом.

– О появлении ворда мы узнали около месяца назад, – продолжал Первый консул, – когда он стал нападать на легионеров, патрулирующих юго-западную границу пустыни. Чтобы уточнить местонахождение и численность врага, мы отправили несколько курсорских и рыцарских отрядов. – Он выдержал паузу, обвел зал взглядом. – Мы понесли тяжелые потери.

– Проклятые во́роны! – прорычал Бернард, сжимая костистый кулак. – Простейшая предосторожность… да разве кто меня слушал!

– Ты пытался, – пробормотала Амара. – Ты сделал, что мог, любимый.

– Ближайший легион, составленный из прежних каларских легионов, был отправлен на очистку местности, – продолжал Гай. – Легионеры встретили ворд при почти идеальных условиях, в тридцати милях от пустыни, и были сметены в течение часа. За исключением двух рыцарей Воздуха, доставивших известие о судьбе легиона, никто не выжил.

Ропот затих.

Гай бесстрастно продолжал:

– Все без исключения воинские соединения этой области, вплоть до сенатской гвардии и обоих внутренних легионов, выступили без промедления и, объединившись, дали бой врагу на северной границе пустыни. Что там произошло, нам неизвестно, – по-видимому, при втором столкновении выживших не осталось.

В зале воцарилось потрясенное молчание.

Гай повернулся к широкому мелкому бассейну посреди зала и взмахнул рукой. Гладкая поверхность воды пошла рябью и тотчас сложилась в знакомые очертания гор, долин и рек – в цветную карту Алеры с непропорционально большими городами консулов и их крепостями, с опаленными огнем Каларскими горами, у подножия которых стоял прежде город Калар. Строители Сената с помощью фурий сделали так, что Амаре даже из верхнего ряда была отчетливо видна карта в бассейне, и она, как и все в зале, внимательно ее рассматривала.

Она видела, как вся береговая линия к юго-западу от Каларских гор окрасилась в грязный буро-зеленый цвет, словно подернулась жидкой плесенью, которая стала равномерно растекаться к северу и востоку, неудержимо продвигаясь все дальше через пустыню и останки города Калара к долине Амарант. Амара быстро поняла, что видит кроч, странное воскообразное вещество, которое наращивал ворд, когда начинал распространяться и удушать все живое на своем пути.

Кроч расходился все дальше, проник в долину и затянул ее наполовину.

– Вот насколько продвинулся враг, – продолжил Первый консул, – более чем на двести миль от точки первого соприкосновения – и это за неполный месяц. Представленное на карте вещество известно как кроч. Оно подобно плесени или грибнице, разрастающейся там, где все растения и животные убиты вордом.

Сидевший неподалеку от Амары старик-граф, растрепанный, отяжелевший, в заплатанной и вылинявшей ало-золотой накидке, замотал головой.

– Нет, – еле слышно выговорил он. – Нет-нет-нет, тут какая-то ошибка!

– Наша воздушная разведка подтверждает, что изображенная здесь местность захвачена полностью. Там не осталось ничего живого, кроме ворда.

– Да что же это? – Раскрасневшийся, взмокший консул Ривус вскочил с места. – Вы предлагаете нам поверить, что нашей державе угрожают какие-то там грибы?

Первый консул с прищуром взглянул на него:

– Сударь, вы не являетесь председательствующим Сената. Вы нарушаете порядок. В свое время будет уделено место вопросам и обсуждению, но в данный момент крайне важно…

– Позволить вам запугать нас этими сказками? – Консул Ривус расходился все сильнее. – Право же, Гай, зима на носу! Первый мороз покончит с этой… заразой, а до того умелое командование должно сдержать и уничтожить врагов. Не понимаю, зачем это представление…

Гай Секстус повернулся к консулу.

– Грантус, – ровным голосом заговорил он, – я не могу тратить на вас время. Каждая минута грозит новыми смертями. – Лицо его застыло. – Возможно, и вашей смертью.

Мгновение консул, выкатив глаза, таращился на правителя, потом его лицо залилось багровой краской ярости. Пальцы раз за разом сжимались в кулаки – до него дошло, что Первый консул почти открыто угрожает ему судебным поединком.

Взгляд консула Аквитейна коршуном метнулся к Гаю и впился в него, как когтями.

Амара насторожилась.

Старый принцепс страшно рисковал. Возможно, раньше он мог бы помериться силами с любым алеранским заклинателем фурий, но теперешняя его бодрость – и Амара знала это лучше всех – была бравадой, видимостью, державшейся на одной силе воли. Под внешностью энергичного, волевого правителя скрывался усталый старик, а Ривус, хоть и не славился большим умом, как-никак оставался консулом и, значит, обладал огромным могуществом.

Права Октавиана стояли не на скале. Умри Первый консул сегодня – особенно сегодня, когда стране так нужна сильная рука, – Аквитейн Аттис вполне может получить долгожданную высшую власть.

Гай не мог этого не знать, но ни лицо его, ни осанка не выдавали тревоги. Он уверенно смотрел на Ривуса, ожидая продолжения.

Сомнения Ривуса защитили его лучше всяких фурий. Дородный консул сдулся и пробурчал:

– Прошу извинения за внеочередное выступление у председательствующего, сенаторов и собратьев-граждан. – Он сверкнул глазами на Гая. – Я дождусь приличествующего времени, чтобы указать на то, что очевидно и так.

Аквитейн растянул губы в ленивой усмешке. Амара не была вполне уверена, но ей почудилось, что он слегка склонил голову перед Гаем жестом поединщика, признающего успех противника.

Гай продолжал речь, будто его не прерывали:

– Ворд не ограничивается атаками на военные силы. Столь же беспощадно он атакует и уничтожает мирное население. Наши поражения на поле битвы таковы, что многие люди узнают о близости врага, когда бежать уже поздно. Потери были ошеломляющими.

Гай помолчал, обводя взглядом ряды Сената. И снова заговорил, подчеркивая каждое слово:

– Погибли более ста тысяч алеранских доминусов, свободных жителей и граждан.

Общий вздох слился в шум прибоя, его прорезали отдельные выкрики.

– Четыре дня назад, – сказал Гай, – ворд достиг южных владений консула Цереры. Почтенный председатель, высокочтимые сенаторы. Дочь и наследница консула, Верадис, присутствует здесь и выступит со свидетельством от лица своего благородного отца. – Гай сделал шаг назад, уступив подиум председателю. – Прошу госпожу Верадис предстать перед Сенатом!

Амара проводила взглядом стройную серьезную молодую женщину. Ее светлые легкие волосы при каждом движении колебались, как паутинки.

Бернард, придвинувшись к жене, шепнул:

– Разве у Цереруса не было сына? Я думал, наследник он.

– Был, – ответила Амара. – Как видишь.

– Благодарю, – заговорила Верадис, и фурии разнесли ее слова по всему зданию. Голос у нее был под стать внешности – низкий для женщины и довольно угрюмый. – Мой отец сожалеет, что не мог быть здесь сам, но он сейчас в поле с нашими легионами – сдерживает ворд, чтобы дать нашим людям надежду спастись. По его слову, я прибыла сюда, чтобы молить Первого консула и его собратьев-консулов о помощи отчаявшейся Церере. – Она помолчала, на миг окаменев, затем откашлялась. Следующие несколько слов вышли сдавленными, словно застревали у нее в горле. – Захватчики уже сгубили моего брата Веруса и половину подчиненного ему легиона. Погибли тысячи наших земледельцев. Почти половину земель, врученных заботам моего отца, пожрал ворд. Прошу вас, господа. После того, что сотворил с нашими землями Каларский мятеж… – Она вскинула голову, и, хотя лицо ее не дрогнуло, на щеках заблестели слезы. – Нам нужна ваша помощь.

Верадис, безупречно владея собой, спустилась с подиума и вернулась в ложу своего Дома. Амаре стало ясно, что молодая женщина не замечает своих слез, не то бы она скрыла их, хотя бы прибегнув к водяной магии.

Гай, дождавшись кивка председателя, вернулся на подиум:

– По нашим последним оценкам численность врага составляет от ста до двухсот тысяч, но, откровенно говоря, это мало о чем говорит. Мы отчасти представляем возможности каждой вражеской единицы, но почти не знаем, на что они способны при согласованных действиях.

– Одно вам известно, – перебил тихий голос, разнесшийся по рядам, несмотря на то что говорящий не стоял на подиуме. Консул Аквитании твердо взглянул в лицо Гаю. – Вам известно, что враг чрезвычайно опасен. По всей вероятности, при пересчете один к одному он опаснее алеранских легионов.

Это заявление было встречено негодующими криками. Легионы непобедимы – это знал каждый. Они тысячу лет стояли стеной – сталь, мускулы, выучка – против любого врага, и если не каждый легионер уносил с поля боя победу, то лишь потому, что зубы и когти у него притупились.

Однако…

Легионы много лет не сталкивались с настоящей угрозой. Ледовиков столетия назад сдержала Защитная стена. В стычках легионов с канимами редко участвовало больше нескольких сотен воинов-волков, – по крайней мере, пока консул Калар три года назад не подбил канима-изменника привести на алеранское побережье целую орду. Маратам случалось побеждать легионы в сражениях, но такие победы оказывались недолговечны и только вызывали более целеустремленный и мощный ответный удар.

Дети Солнца давно вымерли, их страну затянули Лихорадные джунгли. Малорандимов перебили восемь веков назад. Авары, ираны, деки… от них остались только имена, смутно запомнившиеся Амаре с уроков истории. Все они были грозными врагами для юной слабой Алеры.

Но все это изменили легионы. Война за войной, сражение за сражением, год за годом и век за веком легионы закладывали основание нынешней державы.

Их работа требовала отваги, но в устоявшейся, окрепшей Алере отвага легионеров редко вознаграждалась. Консулы больше ценили надежных и осторожных командиров, уделявших внимание не только легионерам, но и денежным счетам.

Не осталась ли легендарная мощь легионов лишь в легендах? Что, если они больше не стоят несокрушимым бастионом против врагов Алеры? Амара обхватила себя за плечи. От этой мысли ей сделалось зябко. Другие и вовсе не допустят никаких сомнений, что доказывали ответившие Аквитейну возмущенные крики.

Амара шепнула несколько слов Циррусу, попросив его отчетливее показать лицо Гая, и успела увидеть, как тот обменялся с консулом Аквитании спокойными взглядами. Амара не владела магией воды, но она явственно ощутила взаимопонимание между двумя мужчинами, и страх пробрал ее до костей.

Гай воспринял мысль консула без малейшего усилия.

Первый консул уже знал.

– К порядку! – призвал правитель, громовым голосом перекрыв гомон толпы. – Граждане! Порядок в Сенате!

Толпа утихла не сразу, но утихла. Воздух над рядами раскалился от гнева, напряженного ожидания и, хотя мало кто согласился бы это признать, от самого обыкновенного страха.

– За последние несколько лет все доступные нам сведения о ворде были переданы представителям каждого легиона, – сказал Первый консул. – Нам угрожает небывалая опасность, и распространяется она очень быстро. Чтобы отразить ее, наш ответ должен быть столь же быстрым и сокрушительным. Для этого я приказываю всем, кроме консулов Фригии и Антиллы, немедленно выделить по два легиона для борьбы с вордом.

– Возмутительно, – взревел Ривус. Консул побагровел, взвился с места. – Вы слишком далеко зашли, Секстус. Такой наглости пятьсот лет не позволял себе ни один принцепс! – (И снова Гай повернулся к консулу лицом, но на сей раз он молчал.) – Да, законы основоположника Гая Примуса дают вам такие полномочия, – бушевал Ривус, – но всякому понятно, что мы переросли древние установления. Вы нас запугиваете в жалкой и очевидной попытке удержать в руках власть так же, как в прошлый раз, когда объявился вдруг ваш якобы законный внук и наследник. Вы – не тиран, Гай Секстус. Вы – первый среди равных! Среди равных, во́роны побери вашу самовлюбленность и побери во́роны меня, если я покорюсь вашему…

Хладнокровно, без видимой спешки, консул Аквитейн Аттис поднялся в своей ложе, повернулся к перилам, отделявшим ее от ложи Ривуса, и обнажил серебристо блеснувший клинок. Прошелестел рассеченный сталью воздух, и толстые деревянные перила развалились надвое. Концы балки светились углями.

Консул Аквитейн указал мечом на Ривуса, и язык пламени вдруг лизнул меч по всей длине, затрепетал на стали, раскалив ее до тусклого красноватого свечения.

– Грантус, – во всеуслышание произнес Аквитейн, – закрой свой поганый рот, чтобы не видно было пустоты на месте мозгов, и больше не разевай. И опусти расплывшийся ленивый зад в кресло, да поскорее. Или ты встретишься со мной на судебном поединке.

Ривус так закатил глаза, что Амара и без помощи Цирруса явственно увидела белки. Консул несколько раз подряд открыл и закрыл рот и вдруг рухнул обратно в кресло.

Аквитейн коротко кивнул и повернулся по кругу, поочередно нацеливая раскаленное острие меча на каждую ложу. Он заговорил тихо и жестко, и Амара не усомнилась, что фурии донесли сказанное до каждого.

– Еще кто-то возражает против законной власти Первого консула?

Как видно, возражающих не нашлось.

Аквитейн потушил пламя, затем спустился из своей ложи к подиуму. Там он поклонился Первому консулу и рукоятью вперед протянул ему свой меч:

– Мои легионы готовы выполнить ваш приказ, Первый консул. Я выдвину их немедля. Кроме того, я сам готов служить вам в поле.

Гай торжественно кивнул и, приняв меч, повернул его рукоятью к Аквитейну:

– Благодарю, консул. Ваша поддержка неоценима. Я наделся, что в этой войне вы поведете за собой войска.

Аквитейн, вернув меч в ножны, по-легионерски коснулся кулаком груди и встал по правую руку от Гая.

– Кто с нами? – вопросил он, сурово обводя ряды взглядом.

Поднялась госпожа Пласида.

– Мой супруг и господин уже выступил на помощь нашему другу и соседу консулу Церерусу, – сказала она. – Верадис, милая, он будет под Церерой уже завтра.

– Аттика? – спросил Аквитейн. – Парсия?

Оба консула, встав с мест, принялись заверять в своей поддержке и объяснять, сколько времени понадобится для прибытия их войск.

– Хм… – Бернард скрестил руки на груди. – Вот уж чего я не ожидал.

– Чего? – спросила Амара.

– Что Аквитейн поддержит Гая.

Амара вздернула бровь:

– По-твоему, это поддержка?

– На вид похоже, любимая.

Амара покачала головой:

– А ты присмотрись. Он объединяет державу. Выступает ее защитником. Ведет всех против самой смертоносной угрозы, какую знала Алера, а Первый консул оказывается в стороне. – Она мрачно усмехнулась. – Можно сказать, показательно в стороне.

Бернард захлопал глазами:

– Просто бред!

– Конечно. Но поймут это не все. Тави – неизвестная величина. Большинство предпочтет видеть следующим Первым консулом известного, показавшего себя в политике ветерана. Если Аквитейн возглавит военные действия и победит, он окажется еще и героем. А в таком случае… – Амара передернула плечами. – Гай не вечен.

Бернард уставил взгляд на ряды сенаторов, болезненно поморщился:

– И Гай… Гай позволяет ему это проделывать?

– Я бы сказала, Гай этого от него и хотел.

– Великие фурии, зачем?

– Затем, что, кем бы ни был Аквитейн, он превосходный военачальник, – тихо пояснила Амара. – Затем, что без него нам не выжить. – Она встала. – Они здесь надолго не задержатся. Идем, пока не затерло толпой.

– Куда это?

– В цитадель, – сказала Амара. – Если не ошибаюсь, Гай станет просить нас об одолжении. И твою сестру тоже.

Глава 7

Когда Амара с Бернардом подходили к кабинету Первого консула, оттуда вышли два коронных гвардейца. Оба кивнули им, подтвердив догадку Амары, что Гай хотел бы разговора наедине, потом один заглянул в кабинет и сразу вернулся. За ним появился сам правитель, окруженный четверкой стражников.

– Благодарю… – Гай кивнул охране. – Прошу вас ко мне, доблестные.

Стражник открыл дверь. Гай зашел внутрь. Амара проводила его взглядом, сурово поджав губы. При виде Первого консула ее накрыла беззвучная волна ярости: вот он перед ней, она слышит его голос, видит его безупречно уверенные манеры знающего свое дело мастера.

С тем же невозмутимым, решительным хладнокровием Гай Секстус обрушил на народ Калара ярость Великой фурии Калус, убив вместе с легионерами мятежного консула Калара десятки тысяч невинных алеранцев. И Амара стояла на вершине горы, откуда открывался вид на гибнувший город, и смотрела, как умирают люди. Она ненавидела Гая за то, что он заставил ее увидеть это.

Бернард опустил ей на плечо большую теплую ладонь.

– Любимая, – позвал он. – Идем?

Амара, как сумела, улыбнулась мужу, расправила плечи и вошла в кабинет.

Здесь, как и во всей цитадели, красота и изысканность обстановки не били в глаза. Вокруг широкого письменного стола из зеленовато-черного родисского дерева, открытого на краю Лихорадных джунглей, высились такие же полки, ломившиеся под тяжестью разнообразных книг. Амара навидалась кабинетов, где книги служили просто украшением. Она не сомневалась, что здесь каждая книга прочитана и обдумана.

Гай быстро прошел к шкафчику у стены, извлек винную бутыль и чашу – точными, заученными движениями. Бернард тем временем успел закрыть дверь.

Первый консул опустил голову, ссутулил плечи. Он пару раз медленно вздохнул, и Амара расслышала, как похрипывает у него в груди. Затем он откупорил бутыль – остро пахнуло пряностями, – подавил приступ кашля, налил и торопливо, в несколько глотков осушил чашу.

Амара хмуро переглянулась с мужем.

Как видно, здоровье Первого консула было куда хуже, чем полагали граждане. Правда, Амара не сомневалась, что им он нарочно открыл свое истинное состояние, и не без причины. Или без причины. Что ни говори, в пути через каларские болота Амара с Бернардом видели его совсем развалиной. После этого при них можно было и сбросить маску.

Гай, заново наполнив чашу, тихо прошел к столу и осторожно, морщась от скрипа и похрустывания суставов, опустился в кресло.

– Прежде всего, Амара, позвольте принести вам извинения за… безоговорочность приказа, который я дал посланным за вами рыцарям. В таких случаях деликатность отступает перед срочностью.

– Разумеется, правитель, – натянуто проговорила она. – Не знаю случая, когда бы вы прибегали к средствам без уверенности, что цель их оправдывает.

Он сделал глоток, не сводя с нее взгляда, а когда опустил чашу, на губах играла слабая горькая усмешка.

– Да, пожалуй, такого не бывало. – Переведя взгляд на Бернарда, Первый консул обратился к нему: – Граф Кальдерон, в прошлогоднем деле я оценил ваше искусство заклинания фурий и, более того, вашу рассудительность. Мне снова нужна ваша служба – и ваша, графиня, если вы не откажете.

Бернард с настороженным бесстрастием склонил голову:

– Чем я могу послужить своей стране?

Если Гай заметил выбранное им слово, то не выдал это ни взглядом, ни движением. Он достал из ящика стола толстый пергамент – большую карту страны. На ней столь же подробно, как и на карте в Сенате, было показано распространение ворда.

– Я не все сказал нашим гражданам, – тихо проговорил Гай. – Умолчал, что ворд каким-то образом выработал способность подчинять себе фурий.

– Это не новость, – пророкотал Бернард. – Они и в Кальдероне это проделывали.

Гай покачал головой:

– Тогда они использовали захваченные тела местных для призыва фурий, которых алеранцы могли заклинать при жизни. Различие тут тонкое, но важное. Тогда ворд мог подчинить только тех фурий, которых прежде использовали алеранцы. – Гай вздохнул. – По-видимому, теперь это не так.

Бернард с силой втянул в себя воздух.

– Ворд самостоятельно распоряжается фуриями?

Гай кивнул, раскручивая вино в чаше:

– Это неоднократно подтверждалось донесениями. Дон Эрен видел это своими глазами.

– Почему? – Амара сама удивилась, как резко и грубо прозвучал ее вопрос. – Почему вы им не сказали?

Гай, прищурив глаза, долго молчал, прежде чем ответить:

– Потому что страх перед подобным известием принудил бы граждан Алеры к единству, какого им никогда не достичь в ином случае.

Бернард прокашлялся:

– Я не политик, не трибун и не военный. Но… не вижу в том ничего дурного.

– Причины две, – ответил Гай. – Первая. По-настоящему испугавшись, консулы сразу бросятся защищать свои владения. Это, безусловно, снизит количество и качество войск, которые они готовы выделить для главной кампании, и может стать гибельным для всей страны. Если ворд не остановить в ближайшие недели, он распространится и размножится настолько, что нам с ним уже не совладать. Вторая причина, – продолжал Гай. – Ворд не может наверняка знать, что́ нам известно о его новых способностях, и я не стану выдавать столь важные сведения, пока есть надежда, что он рассчитывает на нашу неосведомленность.

Амара, поняв ход его мыслей, кивнула:

– Ворд постарается приберечь свое тайное оружие до решающего момента, когда нежданное потрясение сможет решить исход битвы. Он будет держать фурий под рукой, но не станет пока их использовать из опасения лишить себя преимущества внезапности.

– Именно так, – кивнул Гай.

– Но что нам это дает, правитель? – спросил Бернард.

– Мы выигрываем время.

Бернард кивнул:

– Для чего?

– Чтобы найти ответ на важный вопрос.

– Какой?

– Тот, что я задала с самого начала, – тихо подсказала Амара. – Как? Как ворд овладел заклинанием фурий, неподвластным ему прежде?

Гай снова кивнул:

– Доблестные господа, ваши познания в военном деле и преданность Алере неоспоримы. Но приказывать вам я не могу. Я прошу. – Он прервался, чтобы сделать еще глоток пряного вина. – Прошу вас отправиться на захваченные вордом земли, выяснить, как они получили способность к заклинанию фурий, и, по возможности, перекрыть источник.

Амара сначала не поверила своим ушам. Затем она покачала головой:

– Немыслимо.

Бернард всплеснул руками:

– Ни в коем случае. Я не поведу с собой жену на такое опасное дело.

Амара круто развернулась к мужу.

Тот, скрестив руки, сцепив зубы, встретил ее гневный взгляд своим таким же.

Гай не поднимал глаз от чаши с вином, но губы его растянулись в легкой улыбке.

– Бернард. Амара. Суть в том, что я прошу вас взяться за дело, которое, по всей вероятности, приведет вас к смерти – в лучшем случае. Я уже обращался с этой просьбой к нескольким разведчикам. Но я уверен, что, если успех возможен, добьетесь его только вы двое. – Он поднял глаза на Амару. – Что бы ни стояло между нами в прошлом, сейчас все просто: страна на краю гибели, притом что почти никто из ее народа этого даже не осознает. Вы нужны Алере.

Амара склонила голову, вздохнула:

– Во́роны вас побери, Гай Секстус. Вы и просите так, что не оставляете выбора.

– С выбором в последние годы все хуже, – спокойно признал он.

Бернард, насупившись, шагнул ближе к карте.

– Правитель, – заговорил он, всмотревшись, – захваченные территории обширны. Там и целая когорта разведчиков может не найти искомого.

– Все территории вам не потребуются, – возразил Гай. – Мы будем сосредотачивать прибывающие легионы в Церере.

Бернард крякнул:

– Местность там открытая. Неблагоприятная для боя против численно превосходящего противника.

– Действительно, совершенно неподходящее место. И если ворд превосходит нас настолько, как сообщают, – а я боюсь, что это так, – надежды у нас почти никакой. Верная победа для врага – и он не устоит перед искушением. Ворд соберет там свои основные силы, в том числе заклинателей фурий. Я рассчитываю, что мы создадим достаточную сумятицу, чтобы вы смогли незаметно проникнуть к ним в тыл и выбраться обратно, выполнив задание.

– То есть удерживать город вы на самом деле не намерены, – подытожила Амара.

Гай, допив вино, утомленно отставил чашу.

– Я приманю их туда и буду сковывать, сколько смогу. Может быть, дня три. Хватит времени, чтобы консулы осознали опасность ворда. Для вас открыты мои личные кладовые – располагайте любыми средствами и снаряжением, какое понадобится. Если нужны кони или тому подобное – вам стоит только сказать. Обратитесь к дону Эрену, он все устроит.

Их откровенно выпроваживали, и все же Амара задержалась в дверях:

– Вы оставляете в неведении множество людей, Гай. Это может привести к их гибели.

Первый консул шевельнул головой – то ли согласно кивнул, то ли просто разминал занемевшие мышцы шеи.

– Амара, множество людей погибнет, что бы я ни делал. Это неизбежно. Могу сказать одно: если не найдем способа помешать ворду использовать против нас фурий, мы уже проиграли.

Глава 8

Подходя вслед за Эреном к кабинету Первого консула, Исана столкнулась с братом.

– Бернард?

– Сана! – ласково пророкотал он в ответ. И облапил ее так, что у нее ноги оторвались от пола. Неподобающее обращение с вдовой принцепса, но ей было все равно. Как только схлынула первая волна радости и любви, она ощутила, как встревожен брат и, отстранившись, так же озабоченно взглянула на него.

– Что вы здесь делаете? – спросила она, пожав руку Амаре. И через плечо брата бросила взгляд на дверь в кабинет. Амара, потемневшая от тревоги, остановилась в нескольких шагах от Бернарда. Перед Исаной она низко склонила голову, но даже не попыталась улыбнуться.

– Гай, – поняла Исана. – Гай дал вам какое-то безумное поручение.

– Припозднились мы, все разумные уже разобрали. – Бернард натянул на лицо улыбку. Она тут же погасла, и он добавил серьезно: – Иначе нельзя, Сана.

Исана на миг прикрыла глаза. От страха за брата у нее скрутило живот.

– О, клятые во́роны!

Бернард ухмыльнулся:

– Если уж ты дошла до таких словечек, ясно, что дело нешуточное.

– В таком обществе она вращается. – Ария выступила вперед, протянула руку. – Граф Кальдеронский.

Бернард почтительно склонился над ее рукой.

– Госпожа Пласида. – Он улыбнулся. – Я слышал о вас много хорошего.

Она улыбнулась в ответ:

– Могу сказать то же и о вас. Из чего видно, много ли нам известно. – Она склонила голову перед Амарой. – Чудесное платье, графиня.

На щеках у Амары проступили красные пятна, но она не замедлила ответить вежливым поклоном:

– Благодарю, сиятельная госпожа.

– Наряды! – выпалил Бернард, покосившись на Амару.

Та чуть кивнула со словами:

– О, они обходятся в целое состояние.

– Не нам же обходятся, во́роны его побери, – рассудительно заметил Бернард.

– О, – отозвалась Амара. – Да, в таком случае все прекрасно.

С недоумением слушавшая их Ария обратилась к Исане:

– Вы понимаете, о чем это они?

– Говорят, что не ошиблись, выбирая, с кем жизнь прожить. – Исана бегло улыбнулась брату. – Как я понимаю, спрашивать о подробностях бесполезно.

– Боюсь, что так, – признал Бернард. – И…

Исана остановила его движением руки:

– Догадываюсь. Время не терпит.

Эрен, уважительно дожидавшийся в сторонке, теперь откашлялся.

– Верно замечено, госпожа моя.

Исана, привстав на цыпочки, поцеловала брата в щеку, потом обняла его лицо ладонями:

– Береги себя.

Бернард нежно погладил ее подушечкой пальца по подбородку.

– У меня дома полно дел, так я уж постараюсь, чтобы ничего со мной не случилось.

– Хорошо.

Она крепко обняла брата. Он обнял ее в ответ, и они разошлись, больше не глядя друг на друга. Исана в последний момент учуяла подступавшие к его глазам слезы, а он бы, конечно, не хотел, чтобы она их увидела. Знал, что она знает, но оба, прожив рядом целую жизнь, с пониманием относились к таким уловкам. С Амарой Исана обменялась улыбками и крепким рукопожатием. Она не надеялась на близкую дружбу с курсором, но с ней был счастлив брат, а это уже немало.

Она еще ухватила обрывок тихого разговора Арариса с Бернардом, а потом Эрен провел ее в кабинет Гая – тот самый, что обставлялся с намерением показать скромность, кругозор и ученость хозяина.

О, может, Гай и вправду был самым просвещенным и ученым из граждан державы, а все же Исана никогда не понимала мужчин, украшавших стены охотничьими трофеями. Кабинет Гая, уставленный тушами выпотрошенных и проглоченных им книг, сильно напоминал ей охотничий домик старого Альдо в долине Кальдерон и казался почти таким же бахвальством.

Пока вслед за ней в дверь входили Арарис и госпожа Пласида с доном Эреном, Исана задумчиво разглядывала книжные полки. Она успела прочесть малую долю этого собрания: здесь даже зимой было больше работы, чем выпадало в домене в спокойные времена. К тому же книги дорого стоили. Но и того, что она прочла, хватило, чтобы понять: книга стоит не дороже, чем содержимое головы ее автора, а очень многие авторы, выложив свои богатства на продажу, не стали бы богачами.

А все же в ее глазах желание похвастаться своими знаниями говорило в пользу Секстуса. Большинство мужчин хвастались другим.

– Исана. – Гай улыбнулся, поднявшись ей навстречу.

– Секстус, – кивнула она в ответ. Вот так. Сегодня без церемоний.

– Сиятельная госпожа, – продолжил Гай, слегка поклонившись госпоже Пласиде и коснувшись ладонью груди.

– Первый консул, – изящно присела Ария.

– Прошу! – Он жестом предложил женщинам кресла перед столом, и они сели. Налив себе из стоявшей в стороне бутылки полчаши пряно пахнущего вина, он занял место за столом.

– Насколько плохо обстоят дела, Гай? – напрямик спросила Ария.

Он, шевельнув бровью и пригубив вина, тихо ответил:

– Очень плохо. Ворд уже уничтожил несколько легионов, причем не оставил в живых ни одного человека.

– Но конечно, теперь, когда в поле выйдут остальные легионы… – начала Исана.

Гай пожал плечами:

– Возможно. Легионы заслужили свою славу тысячу лет назад, Исана. Она держится на вековых традициях и привычке. Мы привыкли видеть в них несокрушимую стену. Меж тем в прошлом году в Каларе легионам пустили кровь и задали трепку поддержавшие мятеж канимы, а с прошлым поколением управились мараты.

Что-то больное, горькое мелькнуло в лице Первого консула, и Исана через свою связь с Рилл ощутила легчайший отблеск этого чувства – сильнее, чем обычно улавливала от Гая. Едва ли его можно было в том винить. Это был один из редких случаев, когда они были едины. Нашествие маратов, больше двадцати лет назад уничтожившее Коронный легион, убило и принцепса Септимуса – ее мужа, отца Тави.

– В более древней истории Алеры, – продолжал Гай, кивнув на заставленные книгами полки, – легионы почти каждый год воевали с полчищами врагов – врагов, которых больше не существует. – Он покачал головой. – Несколько веков континентом владела Алера. Мы удерживали маратов в долине Кальдерон, канимов – на побережье. Легионам приходилось сражаться сравнительно редко и только в определенных местах.

Ария вскинула голову:

– Вы говорите, что они непригодны исполнять свое назначение?

– Я говорю, что мало кому из наших легионеров доводилось поднимать клинок во гневе, – ответил Гай. – Особенно в южных городах, которым теперь угрожает ворд. Свежий боевой опыт был у легионов Калара и сенатской гвардии, но их больше нет. В той местности есть два ветеранских легиона: Коронный и Первый цереранский. Остальные… говоря откровенно, они хорошо обучены, но в деле не испытаны.

– Первый пласидский, полагаю, можно почти приравнять к ветеранскому, правитель, – гордо выпрямившись, сказала Ария. – Мой супруг старался вербовать ветеранов из антилланских легионов, и наши командиры, как вам известно, все прошли срок службы на Защитной стене.

– Правильно, – согласился Первый консул. – Антилла и Фригия – единственные два города, сохранившие что-то похожее на подлинные алеранские легионы. Каждый их легионер побывал в бою. И каждый горожанин отслужил в легионе, видел настоящие сражения, так что даже ополченцы там лучше подготовлены к войне, чем первостатейные легионы Аттики, Форции, Парсии и Цереры – и, если начистоту, чем Второй и Третий вашего супруга, сиятельная.

Исана подняла руку:

– Прошу прощения, Гай. Я не трибун и не легионер. Какое отношение все это имеет ко мне?

– Для защиты Алеры мне нужны легионы с Защитной стены, – прямо глядя ей в лицо, ответил Гай. – Легионы, ополченцы, каждый меч и копье севера.

– Антиллус Раукус никогда не сдаст свой народ ледовикам, – сказала госпожа Пласида. – Как и Фригиус Гунтус. Тем более что им обоим в последние два года приходилось трудно, как никогда.

Встретив пристальный взгляд Первого консула, Исана вдруг поняла его мысль.

– Однако прекращение войны с ледовиками высвободило бы эти легионы!

Отливающие медью брови госпожи Пласиды полезли на лоб.

– Прекращение? Переговоры с ледовиками никогда ничего не давали.

– Но они всегда проводились без посредника, – напомнил Гай. – Без нейтральной третьей стороны, уважаемой ледовиками и желающей успеха переговоров.

Исана резко вздохнула:

– Дорога! – Для Арии она пояснила: – Это верховный вождь маратов. И наш друг.

Гай кивнул:

– С тех пор как здесь живет его дочь, мы поддерживаем постоянную переписку. Этот марат за неполных полгода выучился писать. Право, он на удивление смышлен. И уже направляется к месту встречи.

– Куда вы посылаете и меня, – угадала Исана. – Зачем?

– Затем, что мне бы следовало быть там самому, – ответил Гай. – Потому что, посылая вас, наиболее высокопоставленную представительницу Дома Гаев, я выказываю им доверие. Потому что вам доверяет Дорога, а мне он явно не доверяет.

– Вы сами отметили, что он неглуп, – с усмешкой бросила Исана.

Госпожа Пласида в упор уставилась на нее, однако Гай только скривил уголок рта в чуть заметной улыбке и глотнул вина.

– Ария, – сказал он, – мне нужен рядом с Исаной человек, который мог бы защитить ее и Дорогу в случае срыва переговоров, но при этом не выглядел бы опасным.

– Правитель, – возразила она, – если ворд захватит Цереру, на очереди будет Пласида. Мое место дома, я должна защищать свой народ.

Принцепс невозмутимо кивнул:

– Разумеется, вам, Ария, виднее, кто лучше защитит ваш народ – вы или Антиллус Раукус со всеми своими гражданами и шестьюдесятью тысячами антилланских ветеранов. – Он сделал еще глоток. – Не говоря о фригийцах.

Госпожа Пласида сдвинула брови, сложила руки на коленях и опустила глаза.

– Исана, – тихо сказал Гай, – эти легионы необходимы Алере. Я даю вам все полномочия для заключения мирного договора с ледовиками.

Исана коротко вздохнула:

– Великие фурии…

Гай небрежно отмахнулся:

– Вы привыкнете. Не такое уж это бремя, как вам сейчас кажется.

Исана чувствовала, как губы у нее складываются в невеселую жесткую улыбку.

– К тому же если мать Октавиана явится вдруг с севера с войском, способным в самый темный час переломить положение в пользу Короны, то она, пожалуй, похитит малую толику славы, которую завоюет в бою консул Аквитейн, и слава эта косвенно перейдет на Октавиана, даже если сам принцепс не сможет присутствовать на месте событий.

– Должен признаться, – пробормотал Гай, – мелькала у меня и такая мысль.

Исана покачала головой:

– Ненавижу эти игры.

– Знаю, – сказал Гай.

– Но вы просите меня спасти людские жизни, покончив с вековой войной. Отказаться я тоже не могу.

– И это знаю.

Исана послала ему долгий взгляд. И спросила:

– Как вы умудряетесь жить в мире с собой?

Первый консул смерил ее холодным взглядом. И ответил очень тихо, взвешенно и размеренно:

– Я каждый день смотрю в окно. Я вижу за окном людей – живых, дышащих людей, не сгоревших в огне гражданской войны. Людей, не убитых моровой язвой. Людей, не умерших с голоду, не изрубленных бесчеловечным врагом. Людей, которым вольно лгать, воровать, строить заговоры, роптать, перекладывать вину на других – проделывать все гадости, какие у них в обычае, сколько стоит государство. Потому что вместе с ним стоят закон и порядок. Потому что течение их жизни направляется не только грубой силой. А еще, жена моего сына и мать моего наследника, я изредка вижу порядочных людей, наслаждающихся роскошью прожить жизнь, не встав перед мучительным выбором, какого я не пожелал бы и злейшему врагу, и потому страшащихся одной мысли о таком выборе – потому что не им приходится его делать. – Он с трудом проглотил немного вина. – Ба, Аквитейн считает меня врагом. Дурак! Если бы я его по-настоящему ненавидел, отдал бы власть ему.

После слов Первого консула повисло тяжелое молчание – потому что, как ни тихо, как ни ровно говорил Гай, в его словах огнем сквозь стекло просвечивал гнев, как будто он позволил Исане увидеть частицу себя настоящего – ту частицу, которую он посвятил не себе, а почти вопреки рассудку отдал сохранению державы, ее жизни и благу ее народа, будь то простые свободные или граждане.

Она и прежде различала такую страсть за ожесточением, цинизмом, усталой подозрительностью – в Септимусе. И в Тави.

Но здесь было и другое. Исана покосилась на Арию, но госпожа Пласида, хоть и застигнутая врасплох открывшимся за привычной маской Гая лицом, не выказывала потрясения, какое должна была бы испытать, улови она то, что чуяла Исана.

Ария поймала ее взгляд, но истолковала ошибочно. Кивнув Исане, она обратилась к Гаю:

– Мы согласны, Первый консул.

– Спасибо, Ария, – тихо сказала Исана и встала. – Я была бы благодарна всем за минуту наедине с принцепсом.

– Конечно. – Госпожа Пласида откланялась и вышла.

Молчавший все это время дон Эрен последовал за ней. Вышел, озабоченно взглянув на Исану, и Арарис. Он закрыл за собой дверь.

Исана осталась наедине с правителем.

Гай поднял бровь, и на долю мгновения она ощутила его неуверенность.

– Да? – спросил он.

– Нас никто не услышит? – вопросом ответила она.

Он кивнул.

– Вы умираете. – (Он долго смотрел на нее.) – Это… дает о себе знать. Разум и тело знают, что их час близок. Не думаю, что многие способны это заметить. Да и не видят вас таким… открывшимся.

Он, отставив чашу с вином, склонил голову.

Исана встала. Она тихо обошла вокруг стола и опустила ладонь ему на плечо. Первый консул вздрогнул. Потом его ладонь ненадолго накрыла ее руку. Он сжал ее пальцы и отпустил.

– Важно, – помедлив, заговорил он, – чтобы вы об этом молчали.

– Понимаю, – тихо сказала она. – Сколько осталось?

– Возможно, счет на месяцы. – Он снова кашлянул, и видно было, с каким усилием подавил кашель, сжав пальцы в кулаки. Она дотянулась до чаши, подала ему. Он отпил немного и благодарно кивнул. – Легкие, – заговорил он, собравшись с силами. – Смолоду любил плавать до поздней осени. Простыл, лихорадка. Легкие и раньше были слабые. Потом – то дело в Каларе.

– Господин мой, – сказала она, – если хотите, я посмотрю. Может быть…

Он покачал головой:

– Заклинатели фурий не всесильны, Исана. Я стар. Беда случилась давно. – Он осторожно вздохнул, успокаивая дыхание, и кивнул. – Я продержусь до возвращения Октавиана. На это меня хватит.

– Вы знаете, когда он вернется?

Гай покачал головой:

– Этого не вижу. Во́роны, как жаль, что пришлось его отпустить! Первый алеранский, пожалуй, самый испытанный из наших легионов. Он нужен мне в Церере. Не хочется об этом говорить, но, выросши, как он рос – совсем без фурий, – мальчик обзавелся на редкость изощренным умом. Он видит и то, что скрыто от меня.

– Да, – подтвердила Исана.

– Как вы этого добились? – спросил Гай. – Как подавили его власть над фуриями?

– Купая в ванне. Это, собственно, вышло случайно. Я пыталась задержать его рост. Чтобы никто не подумал, что по возрасту он может оказаться сыном Септимуса.

Гай покачал головой:

– Он должен вернуться к весне. – Первый консул закрыл глаза. – Всего одну зиму.

Исана не знала, что еще делать или говорить. Она тихо пошла к дверям.

– Исана, – негромко позвал Гай.

Она остановилась.

Он смотрел на нее усталыми, запавшими глазами:

– Добудьте мне те легионы. Иначе к его возвращению от Алеры мало что останется.

Глава 9

После первых шести дней шторма Тави уже не пытался следить за временем. В редкие минуты, когда не мучился тошнотой и мог связно соображать, он упражнялся в канимском, налегая на бранные слова. Ему удавалось иногда сдерживать рвоту, но все равно это было жалкое существование, и Тави даже не пытался прятать зависть к тем, кто не страдал от жестокой качки «Слайва».

Зимняя буря была беспощадна. «Слайв» не просто качало, штормы швыряли его, заваливая судно то на корму, то на нос. Если бы не привязные веревки, Тави не раз выбросило бы из койки. Между пасмурными днями и долгими зимними ночами свет прорывался редко, а зажигать светильники дозволялось только при самой крайней необходимости и под строгим присмотром. Пожар на борту в такую бурю, даже не уничтожив корабль, искалечил бы его и сделал легкой добычей ветра и волн.

Меж тем на палубе перекликались матросы, в шум голосов врывались выкрики Демоса и его помощников. Тави рад был бы трудиться вместе со всеми, но Демос отказал ему наотрез, заявив, что змеи и червяки и то крепче стоят на ногах, а он не собирается объяснять Гаю Секстусу, каким образом вязавший узел наследник умудрился свалиться за борт и утонуть.

Поэтому Тави только и оставалось, что сидеть в темноте, не слишком искренне корить себя за безделье и изнывать от скуки, не говоря уж о мучительной тошноте.

Все это изрядно портило ему настроение.

Китаи не отходила от него, успокаивала, утешала, ободряла, подпихивала такую еду, какую он мог в себе удержать, уговаривала выпить воды или жидкого бульона – все это до седьмого дня, когда она объявила, что есть предел и для нее, и покинула каюту, сжав кулаки и бормоча что-то по-канимски.

Этими выражениями Тави владел лучше ее. Впрочем, он и упражнялся больше.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда Тави разбудило странное ощущение. Далеко не сразу он понял, что корабль идет плавно, а его почти не мутит. Отвязав протянутую поперек груди веревку, он быстро сел, еще не веря себе, но и вправду «Слайв» ровно скользил по воде, волны больше не сотрясали и не швыряли судно. В ноздрях было до боли сухо, а спустив ноги с койки, Тави сразу почувствовал холод. Бледные солнечные лучи сочились через окаймленное изморозью окно.

Натянув самое теплое, что у него было, он обнаружил крепко спящую на соседней койке Китаи. Максимус – все эти дни Тави его не видел – лежал напротив, такой же измученный. Тави накрыл Китаи еще и своим одеялом. Она сонно забормотала и завернулась покрепче, чтобы согреться. Тави поцеловал ее в макушку и вышел на палубу.

Он не узнал моря.

Прежде всего удивляла вода. Она ведь даже в самую тихую погоду тихонько волнуется. А сейчас море было как стекло, и даже тянувший с севера ветерок его не колыхал.

Всюду лежал лед.

Он тонким слоем одел корабль, блестел на реях и на мачтах. Палубу покрывала более толстая ледяная пленка, хотя ее чем-то процарапали, истыкали, сделав не такой коварной. Тем не менее ступал Тави с опаской. В нескольких местах вдоль палубы протянули веревки – для того чтобы команде было за что ухватиться там, где не хватало бортовых перил и иной опоры.

Тави добрался до борта и стал смотреть на море.

Флот был беспорядочно разбросан вдалеке. Даже на самом ближнем корабле не рассмотреть было подробностей, но общие очертания показались Тави неправильными. Он не сразу понял, что грот-мачта, переломленная штормом, просто исчезла. Еще два корабля, в том числе великанский корабль канимов, находились достаточно близко, чтобы он разглядел на них такие же повреждения. Ни на одной палубе, включая палубу «Слайва», Тави не видел движения – оттого и возникло у него странное неуютное чувство, будто он один остался в живых.

Одиноко прокричала чайка. Хрустнул лед, со снастей сорвалась сосулька, разбилась о палубу.

– Так всегда бывает после долгой заверти, – услышал он за спиной тихий голос Демоса.

Обернувшись, Тави увидел капитана, который, вынырнув снизу, уверенно прошел по обледенелой палубе и остановился рядом. Выглядел он как всегда: подтянутый, невозмутимый, весь в черном. Только под глазами от усталости легли тени да щетина за несколько дней отросла. Больше никаких примет того, что он много дней боролся со стихиями.

– Бывает, люди целыми днями выбиваются из сил, ни поесть толком некогда, ни вздремнуть, – продолжал Демос. – Как минует опасность, просто валятся с ног и засыпают. В этот раз мне пинками приходилось загонять их в кубрик. Кое-кто готов был спать прямо на льду.

– А вам спать не хочется? – спросил Тави.

– Я меньше устал. Больше смотрел за работой, чем работал, – протянул Демос. Тави не очень-то ему поверил. – Кто-то должен здесь присмотреть. Лягу, когда проснется боцман.

– Все целы?

– Я потерял троих, – недрогнувшим голосом ответил Демос. Тави не счел его тон за бесчувствие. Просто у капитана ни на что не осталось сил – ни на радость, ни на боль. – Морю достались.

– Жаль, – сказал Тави.

Демос кивнул:

– Море – жестокий господин. Но мы всегда к нему возвращаемся. Они знали, что могут так кончить.

– А корабль?

– С моим все отлично. – Тави заметил нотки тихой гордости в голосе Демоса. – С остальными не знаю.

– Те два, кажется, пострадали. – Тави кивком указал на море.

– Да уж. Бури ломают мачты, как водяной буйвол – тростник. – Демос покачал головой. – Большому кораблю сильно досталось. Морские колдуны не дали нам потерять друг друга. Теперь, когда море успокоилось, можно послать летунов, пусть соберут всех вместе, когда народ начнет просыпаться. Дадим им пару часов.

Тави скрипнул зубами:

– Должен же и я что-то сделать. Отдохните, если хотите, а я пригляжу…

Демос покачал головой:

– Хоть убейтесь, сударь, не выйдет. Может, в военном деле вы с ума сойти какой гений, но плаваете, как корова летает. Своего корабля я вам не доверю. Даже в этой луже.

Тави обиженно поморщился, но спорить с Демосом не стал. У капитана были свои представления о мировом порядке; если в двух словах: на палубе своего корабля он первый и решает все. Вспомнив, что «Слайв» благополучно пережил шторм, покалечивший много других кораблей, Тави счел его мнение не таким уж безосновательным.

– Я столько дней валялся, как ленивый пес, – сказал он.

– Как больной пес, – поправил Демос. – Вид у вас, сударь мой, не из лучших. Маратка за вас волновалась. Вкалывала больше любого из наших, лишь бы не думать.

– Просто ее уже тошнило от моего вида, – сказал Тави.

Демос усмехнулся:

– Спорим, скоро и вам придется потрудиться, сударь мой. Да так, что никто из нас не захочет с вами поменяться.

– Нет, мне нужно дело прямо сейчас, – сказал Тави. И прищурился, оглядывая корабль. – Люди наверняка проснутся голодными.

– Еще бы, как маленькие левиафанчики!

Тави кивнул:

– Тогда я на камбуз.

Демос выгнул брови дугой:

– Если подожжете тут что-нибудь, я прежде, чем тонуть, зажарю вас, сударь.

Тави, уже двинувшийся в сторону камбуза, фыркнул:

– Я вырос в усадьбе домена, капитан. Случалось работать на кухне.

Демос локтями оперся о перила:

– Не в обиду будь сказано, Октавиан, вы что, вовсе не понимаете, что значит быть принцепсом?

Люди зашевелились раньше, чем ожидал Тави. Отчасти потому, что быстро холодало и спящим неуютно делалось в сырой одежде. Отчасти потому, что разболелись оставленные тяжелым и опасным трудом ссадины и растянутые связки. Но прежде всего от жестокого голода, жаждавшего наполнить урчащие желудки.

В корабельном камбузе имелся шкаф-ледник, такой большой, что требовал двух «холодильных камней», и Тави с удивлением обнаружил, как много в нем помещалось мяса. К тому времени, как команда стала просыпаться, он успел сварить большой котел гороха и поджарил четыре окорока, прибавив к ним корабельный запас галет и горячий горький чай. Горох хрустел на зубах не больше, чем бывало, когда его готовил корабельный кок, а окорока – они были не из лучших – делались тем вкуснее, чем дольше их держали на сковороде. Моряки, как и предсказывал капитан, самозабвенно набросились на еду, а Тави, как настоящий повар, шмякал ее на тарелки выстроившихся в очередь людей.

Он не жалел времени, чтобы с каждым перекинуться словцом, расспросить, как выдержали шторм, и поблагодарить за хорошую работу. Моряки, помнившие Тави по прошлогоднему плаванию, отвечали дружески вольно, но ни разу не переступили грань, за которой начиналась прямая непочтительность.

Последними в очереди стояли Максимус, Китаи и Магнус. Камердинер легиона, судя по его лицу, решительно не одобрял происходящего.

– Ни слова! – обратился к нему Тави, когда тот подошел. – К во́ронам все слова, Магнус. Я провалялся тут неделю младенец младенцем. И не хочу выслушивать нравоучения.

– Принцепс, – весьма сухо и тихо заговорил Магнус, – мне и в голову не пришло бы выговаривать вам при людях из опасения подорвать почтение, приличествующее вашему званию.

Тут Макс небрежно втиснулся перед Магнусом, схватил тарелку и плюхнул ее на прилавок перед Тави.

– Эй, кок, – зевая, протянул он, – выбери-ка мне ломоть окорока, чтобы не совсем обуглился. Если у тебя такие найдутся.

– Вот три куска, которые крысы недожаренными плюхнули на пол, – отозвался Тави, наполняя его тарелку. – Почему-то мелкие твари не стали их жрать.

– Крысы – умные, сообразительные зверьки, – вставила Китаи, сунув свою тарелку на освобожденное Максом место. – Значит, мясо в самый раз по тебе, Максимус. – Забирая тарелку, она улыбнулась Тави. – Спасибо, алеранец.

Тави подмигнул ей и повернулся к Магнусу.

Старый курсор возвел очи к небесам, вздохнул и взял тарелку для себя:

– Пожалуйста, побольше гороха, мой господин.

– Не так плохо, – вздохнул Макс, прикрыв за собой дверь каюты и швырнув на столик перед Магнусом листок бумаги. – Рыцари Воздуха разыскали еще две дюжины кораблей, сбившихся с курса, и они уже спешат к нам. Красс рассчитывает найти всех, кто пережил шторм.

Тави медленно выдохнул:

– Сколько мы потеряли?

– Одиннадцать, – сухо сообщил Магнус. – Восемь принадлежали свободным алеранцам, три – легиону.

Одиннадцать кораблей с командами и пассажирами. Больше двух тысяч душ стали добычей бури.

– Что у канимов? – спросил Тави.

– По последнему подсчету восемьдесят четыре, – ответил Магнус. – Больше всего судов с мастеровыми.

Все замолчали. За окном слышалась траурная песнь канимов – дикие завывания летели от темных кораблей через усмиренное льдом море.

– В каком мы состоянии? – спросил Тави.

– Сильно повреждены суда легионов, – ответил Макс. – Сломанные мачты, трещины в корпусах, чего только нет.

– Эти лоханки того и гляди уйдут под воду, – добавил Демос. – Хорошо, если половина даст обычный ход. А застань их в открытом море еще один шторм, потеряем много больше.

– Варг пишет, что канимские суда немногим лучше наших, – сказал Тави, кивнув на другой лист. – Кроме того, Варг считает, что нас отнесло на несколько сотен миль к северу вдоль канимского берега – отсюда штиль на море, холод и весь этот лед. Он говорит, что поблизости есть порт, до которого мы могли бы добраться. Однако нашего местоположения не уточняет.

– Через несколько дней небо очистится, и мы сможем определиться по звездам, – заметил Демос.

– Думаю, предсказания судьбы нам сейчас ни к чему, – сказал Макс. – Не обижайтесь, капитан.

Демос ответил ему непроницаемым взглядом и повернулся к Тави:

– Речь не о предсказании судьбы. Моряки умеют держать курс в открытом море, измеряя положение звезд.

– О… – смутился Макс. – Ну, кто-нибудь из рыцарей Воздуха мог бы поднять кого-нибудь над облаками. Они лежат не выше двух тысяч футов.

– Ни один заклинатель ветров не удержится в неподвижности, необходимой для точных измерений, трибун, – с досадой бросил Демос. – К тому же мы берем опорные точки по кораблю. Так что если они не поднимут еще и «Слайва»…

– О, – протянул Макс. – Это вряд ли.

– Так или иначе, нам нельзя ждать несколько дней, – продолжал Демос. – В это время года новый шторм – только вопрос времени. Может налететь через пару дней, а может – через пару часов.

Магнус прочистил горло:

– С позволения принцепса… Точно определиться невозможно, но приблизительно – не так трудно. – Он подал Тави сложенный лист.

Развернув его, Тави увидел карту с береговой линией Кании. Бегло набросанные линии подсказали ему, к чему клонит Магнус.

– Мы знаем, что направлялись в Нараш, на родину Варга, – заговорил Тави, прослеживая пальцем береговую линию. – А к северу от Нараша есть только одно канимское государство – вот это. Шуар.

– Произносится с удлиненной гласной, – рассеянно поправил Магнус. – Слово из тех, которые положено рычать сквозь зубы.

– Какая разница? – спросил Макс.

– Раз уж нам придется там причалить, – резко заметила Китаи, – хорошо бы не оскорблять хозяев, уродуя имя их страны каждый раз, как раскрываем рот.

Макс распрямился, на щеках у него обозначились желваки мышц.

– Чала… – тихо сказал Тави.

Китаи, раздувая ноздри, сверлила Макса взглядом. Но, покосившись на Тави, она примирительно кивнула антилланцу и отодвинулась поглубже в тень под верхней койкой.

Вот еще забота: буря и долгое плавание, состояние корабля, долгий путь от дома и зыбкость их положения в целом страшно давили на людей – и это давление уже сказалось на Китаи с Максом, хотя те дружили много лет и на «Слайве» жили не в такой уж тесноте. Насколько же хуже обстоят дела на битком набитых кораблях флота? Тави подозревал, что это одно из тех обстоятельств, которые он никак не может исправить. Что ни говори, того и следовало ожидать, когда люди оторваны от родины, заброшены в чужие края и не знают, вернутся ли назад.

Уже ясно, что вернутся не все.

Одиннадцать кораблей…

– Итак, – заговорил Тави, – нам нужно добраться до земли, пока стоит тихая погода, – в ближайшие часы или дни, – притом что флот разовьет хорошо если половину обычной скорости и причалим мы где-то в Шуаре. – Он постарался правильно выговорить название. – Нам что-нибудь известно об этом… государстве? Это ведь государство, Магнус?

– Слово, которым канимы называют свои государство, точнее было бы перевести как «пределы», – сказал курсор. – Предел Шуара. Предел Нараша.

– Государство, или предел… – повторил Тави. – Что нам о нем известно?

– Что оно занимает обширное и весьма неприступное нагорье, – сказал Магнус. – По площади оно уступает только Нарашу и Мараулу и владеет единственным портовым городом под названием Молвар.

– Итак, мы, судя по всему, идем в Молвар. – Тави улыбнулся. – Не придется ли нам захватывать город, чтобы добиться права причалить?

– Ух! – буркнул Макс. – Думаешь, до этого дойдет?

– Не исключаю, – ответил Тави. – Если все эти «пределы» враждуют друг с другом, Варгу, возможно, прежде чем высадиться, придется захватить порт. Даже если между ними нет открытой вражды, не верится, что они обрадуются, когда наши корабли заслонят им горизонт.

– Не лучше ли нам в таком случае пристать в другом месте? – предложил Макс. – Нам ведь для починки кораблей верфи не требуются. Когда соберем все суда, фурии починят борта – заклинателям нужно только время и спокойная обстановка. Так, Демос?

Демос задумчиво нахмурился и кивнул:

– Ну, в общем да. Труднее всего с мачтами, но и те заменим без верфи.

Магнус насупился:

– Маркус прислал мне весьма любопытное донесение. К нему обратились Охотники, по-видимому с тайным сообщением от лица Варга.

Тави поджал губы:

– Дальше?

– Эти Охотники указали Маркусу, что, какое бы уважение ни питал к вам Варг, на материке канимов он не сумеет вас от них защитить. Он предлагает вам подумать о возвращении.

– Предостерегает, – буркнула Китаи. – А прямо сказать не мог?

– К нему стоит прислушаться, – сказал Макс. – Не прими за обиду, Тави, но большая разница – драться с канимами на своей земле или со всеми разом на их родине. Особенно если их так много, как нам представляется.

Тави рассеянно поскреб себе подбородок:

– Именно, именно. – Он покачал головой. – По-моему, это не предостережение.

– А что же? – Китаи склонила голову к плечу.

– Проверка, – сказал Тави. – Проверяет, насколько я способен им доверять.

– Что? – едва не подавился Магнус. – Неужели ему еще мало доказательств? Да мы для них целый флот построили!

– Не забывайте, что они к тому времени сами неплохо продвинулись в строительстве флота, – заметил Тави. – Возможно, легионы и уничтожили бы их, не дав завершить строительство, но мы с вами, Магнус, этого бы уже не увидели. Все понимают, что Первый алеранский и гвардия уцелели только милостью Насауга.

– Даже если так – вы с ними договорились о мире и сдержали слово, – сказал Магнус.

– Это ничего не значит, – возразила Китаи. – Просто это был самый скорый, верный и дешевый способ избавиться от врага.

– Если я сейчас поверну назад, – рассуждал Тави, – доверие, выказанное нам канимами, останется без взаимности. И даст им понять, что мы, хоть и держим слово, доверительных отношений строить не собираемся.

– Или, – добавил Макс, – что тебя не так легко слопать. И нас всех с тобой заодно.

Тави глубоко вздохнул:

– Да, так и есть. – Он наставил на Макса палец. – Но как ты сам заметил, Макс, мы и представить себе не могли, сколько на свете канимов. Неизвестно, совладаем ли мы с таким множеством, если они решат, что от нас необходимо избавиться. Что думают остальные?

– Чего еще мы о них не знаем? – спросила Китаи.

– Не знаем, как выглядит мир из их желудков, – огрызнулся Макс. – И не узнаем, если отправимся домой, но лично меня эта потеря сна не лишит.

Тави ухмыльнулся другу.

– Магнус?

– Я думаю, это был бы превосходный шанс для кого-нибудь другого, принцепс, – сказал Магнус. – Вас же, если вы решитесь продолжать путь, я призываю к величайшей осторожности.

– Демос?

Капитан покачал головой:

– Меня, сударь мой, про политику не спрашивайте. Могу сказать одно: наши корабли не выдержат обратного перехода, и даже если мы найдем все нужное для починки, опасно выходить в открытое море раньше весны. А еще я не думаю, что у нас есть время болтать тут языками. Погода ждать не станет.

Тави коротко кивнул:

– Свяжитесь с нашими капитанами. Идем с Варгом в Молвар. В бурю любой порт хорош.

Глава 10

Градаш стоял на носу «Слайва» рядом с Тави. Только что дозорный с мачты крикнул, что видит землю, и они ждали, когда берег станет видимым с палубы. Наконец Тави различил на горизонте плотную темную тень.

Седой старый каним прищурил глаза, но только минуту спустя удовлетворенно шевельнул ушами, рыкнув:

– Ага.

– Рады вернуться домой? – спросил его Тави. – Хотя бы в общих чертах – домой.

– Мы еще не вернулись, – буркнул Градаш. – Увидишь.

Тави повернулся к старому каниму, поднял бровь, но объяснений не дождался. Смысл его слов открылся примерно через час, когда «Слайв» поравнялся с увиденной дозорным «землей», оказавшейся немыслимо громадной глыбой грязного льда. Флоту пришлось перестроиться, обходя ее. Эта штука была высотой с гору, и места на ней хватило бы для всей столицы Алеры.

– От ледника отвалилась, – сказал Градаш, кивнув на ледяную гору. – Зимой нарастает новый лед и кое-где спихивает в море такие вот горы.

– Какое должно быть зрелище! – пробормотал Тави.

Каним бросил на него пристальный взгляд.

– О да. Только любоваться лучше издали. – Он махнул лапой. – Такие льдины опасны. Они иногда продолжаются и под водой. Подплывешь поближе – порвет кораблю брюхо, как ягненку.

– То есть такие часто встречаются?

– В этих водах. – Градаш дернул ухом в знак согласия. – Левиафаны их не любят, так что канимы, если заплывают в эти северные воды, держатся поближе ко льдам, чтобы не наткнуться на зверя и не разозлить его.

– Я никак не могу понять, – сказал Тави, – как вы справляетесь с левиафанами. В первом походе мне дали понять, что шторм сократил срок плавания, так что они не успели собраться вокруг вас, и это обошлось потерей всего нескольких кораблей, потому что вас было так много. Но едва ли такое удачное стечение обстоятельств часто повторяется в ваших прибрежных водах.

Обрубленный, изрезанный боевыми шрамами хвост Градаша завилял, выражая легкую усмешку.

– Большого секрета тут нет, алеранец. Мы нанесли их владения у наших берегов на карты. И уважаем их границы.

– И все? – поднял брови Тави.

– Границы – это важно, – серьезно сказал Градаш. – Пределы, которые ты называешь своими и защищаешь, – это важно. Мы это понимаем, левиафаны это понимают. И мы уважаем их права.

– Должно быть, морские пути от этого становятся очень извилистыми.

Градаш пожал плечами:

– Уважение важнее удобства.

– Не говоря о том, – сухо добавил Тави, – что тех, кто их не уважает, левиафаны съедают.

– И выживание важнее удобства, – согласился Градаш.

Сверху снова прозвучал крик дозорного:

– Земля!

– Вот это, – рыкнул Градаш, – уже Кания.

Земля была черной, безрадостной, – во всяком случае, такой она представилась Тави с палубы. Берег высился сплошной стеной темного камня, выраставшей из моря, подобно бастионам огромной крепости. Над темным гранитным обрывом виднелись тени туманных гор, по колени укрытых снегами. Таких высоких Тави еще не видывал и тихо присвистнул от удивления.

– Шуар, – проворчал Градаш. – Весь хребет, клятые во́роны его побери, – сплошной заледенелый камень. – Алеранским ругательствам старый каним выучился у Макса и выговаривал их без запинки. – Из-за него они все там сумасшедшие. Оба летних дня проводят за подготовкой к зиме, а всю зиму гоняют зверье по ледяным горам, так что их охотники часто пропадают задаром в какой-нибудь расселине. Если возвращаются домой с добычей, их женщины готовят мясо такое острое, что ваши корабли от одного запаха загорелись бы, и уверяют своих визгливых недоносков, будто это для их же пользы.

Тави невольно ухмыльнулся, но сдержанно, чтобы не показать зубов. Канимы понимали широкую улыбку иначе, чем алеранцы.

– Вы, стало быть, их недолюбливаете?

Градаш поскреб себя темными когтями под подбородком:

– Ну, в пользу этого свихнувшегося в снегах вороньего корма можно сказать одно: они не мараулы.

– Вы, значит, и мараулов недолюбливаете? – не унимался Тави.

– Чумазые грибоеды, вылезающие из болота, только чтобы скакать по деревьям, – объявил Градаш. – Не родился среди них такой, чтобы не заслуживал умереть в зубах бешеного левиафана. Но и в пользу мараулов есть что сказать: они хотя бы не алеранцы.

Тави ответил лающим смешком и на сей раз продемонстрировал Градашу зубы. Он решил счесть слова канима мрачной шуткой. А может, в сравнении алеранцев с врагами, которых Градаш бесспорно уважал – не то не стал бы тратить времени и слов на оскорбления, – таилась и скрытая похвала.

Возможно, Градаш сочетал одно с другим. Канимы ценили достойного врага не меньше, чем друга, если не больше. Согласно их образу мыслей, друг мог однажды подвести, а враг всегда оставался врагом. С канимской точки зрения, оскорбление, объединяющее тебя с заслужившим уважение врагом, вовсе не оскорбление.

Тави, когда флот примерно за полмили повернул вдоль скальной стены к югу, обвел взглядом гребень скалы.

– За нами наблюдают, – заметил он.

– Как всегда, – подтвердил Градаш. – Границы всегда под наблюдением, как и береговая зона и реки.

Тави прищурился, напряженно вглядываясь, и в который раз пожалел, что его скромное искусство заклинателя фурий не включает дальновидения.

– Там… всадники. Не знал, что у вас есть конница.

– Таурги, – сказал Градаш. – Они не выносят морского плавания, потому в Алере не бывали.

Одна из теней на палубе шевельнулась, и Тави увидел устроившуюся на снастях у нижней реи Китаи – с виду сонную, как кошка. Но блеснувшая из-под серебристых ресниц зелень глаз и чуть заметно кривившая губы довольная улыбка уверили его: нет, не спит. Радуется, что они успели узнать кое-что важное.

Тави одними губами сказал ей:

– Помню – «ты же говорила».

Она раздвинула губы в беззвучном смешке и снова закрыла глаза, – может быть, теперь уснула по-настоящему.

– Далеко ли отсюда тот порт, старший брат?

– При таком ходе? Часа два.

– А сколько, вы думаете, придется Варгу ждать ответа от шуаранов?

– Сколько придется, столько придется. – Градаш скосил взгляд вдоль собственного хвоста. – Но лучше бы недолго. До новой бури не больше суток.

– Если у них найдется клочок суши, чтобы высадиться, с бурей кое-кто из моих людей управился бы, – сказал Тави.

Градаш с сомнением покосился на него:

– Правда? Что же они с прошлой не управились?

– Для заклинания фурий нужно быть внутри бури. А воздушные струи, если подниматься с кораблей, взбили бы воду тучами брызг, – ответил Тави. – В морской воде много соли, которая вредит фуриям ветра и ослабляет их. Поэтому взлет с корабля в непогоду опасен, а посадка – чистое самоубийство.

Градаш понимающе кашлянул:

– Вот почему ваши летуны разносят донесения в тихую погоду, а для большой волны вы все равно используете лодки.

Тави кивнул:

– Они могли бы безопасно опуститься на палубы или упасть в воду так, чтобы их сразу подобрали корабельные команды. А иначе я не могу ими рисковать.

– Ваши люди могут остановить бурю?

Тави пожал плечами:

– Не узнаю, пока они ее не увидят и не оценят силу. Во всяком случае, они могут ослабить ветер.

Градаш задумчиво повел ушами:

– Тогда я бы предложил им браться за дело. Нашим людям это нужно не меньше ваших.

Обдумав его слова, Тави решил, что Градаш имеет в виду переговоры. Переговорные позиции шуаранов станут гораздо сильнее, когда у нарашских канимов и алеранцев шторм на носу.

– Пожалуй, неплохая идея, – согласился Тави.

– Ужасная идея, – буркнул Антиллар Максимус. – Я готов пойти еще дальше и назвать ее безумной – даже по твоим меркам, Кальдерон.

Тави, щурясь в полумраке, заканчивал шнуровку доспехов. Солнце еще не зашло, но громада суши на западе создала настоящие сумерки. В каюте сгустились тени.

Тави наклонился к круглому окошку, выглянул наружу. По обе стороны от кораблей вздымались темные гранитные стены фиорда, и на них виднелись расставленные с правильными промежутками подобия тех древнероманских метательных машин, которые они с Магнусом изучали на руинах Аппии. Для нежеланных гостей подход к Молвару мог стать дорогой к смерти.

Войти во фиорд позволили только «Слайву» и «Чистокровному». Остальной флот ждал в море – беззащитный перед сгущающимся ненастьем.

– Шуараны не дают нам большого выбора, Макс. Они даже обсуждать возможность нашей высадки не пожелали, пока не встретятся с вождями обеих армий – поодиночке. Слишком многие наши корабли не переживут шторма, если мы не найдем для них безопасной гавани.

Макс тихим словом оживил фурию единственной в каюте лампы и нахмурился, сложив руки на груди.

– Ты в одиночку отправляешься в город канимов. Даже если нет иного выхода, все равно это безумие, Тави.

Тави застегнул пояс и принялся закреплять тяжелые стальные наручи. Другу он ответил кривой улыбкой:

– Все обойдется, Макс.

– Откуда тебе знать?

– В канимах одно хорошо: если решат тебя убить, они крутить не станут. Они народ прямой. Желай они мне смерти, уже забрасывали бы корабль камнями.

Макс поморщился:

– Напрасно ты отослал рыцарей Воздуха. Они нам понадобятся, если в нас станут метать камни.

– Кстати, – спохватился Тави, – от твоего брата ничего не слышно?

– Ничего. А ветер усиливается. Мы многих потеряем при возвращении, если у них не будет надежной почвы для посадки.

– Тем больше причин мне идти не откладывая, – тихо сказал Тави. – Мы знаем по меньшей мере, что они задержали бурю. Красс не оставил бы их в небе понапрасну.

– Верно, – признал Макс, – не оставил бы.

– Сколько они могут продержаться в воздухе?

– Вылетели они в полдень, – сказал Макс. – Самое большее – три или четыре часа.

– Тогда мне лучше поторопиться.

– Тави, – медленно проговорил Макс, – что, если они вернутся, пока мы еще не уломали шуаранов?

Тави протяжно вздохнул:

– Велишь им опуститься на сушу в виду кораблей. Пусть заклинатели земли проложат им спуск с обрыва, а с берега возьмете их на борт.

– Ты хочешь приземлить их на враждебном берегу и велишь устроить лесенку с причалом в стене, которую здесь явно считают несокрушимой защитой? – Макс покачал головой. – Как бы шуаранские канимы не увидели в этом объявления войны.

– Будем действовать со всей возможной деликатностью, а увидят так увидят. Я не позволю своим людям утонуть по дипломатическому протоколу. – Пристегнув оба наруча, Тави перекинул через плечо перевязь с гладием. Затем, немного поразмыслив, прихватил гладий Китаи и надел его перевязь на другое плечо, чтобы запасной клинок пришелся на второе бедро.

Макс многозначительно указал на него глазами и поднял бровь.

– Один – для шуаранов, – объяснил Тави. – Второй – для Варга.

С собой в шлюпку Тави взял только Макса.

– Уверен, алеранец? – встревоженно спросила Китаи.

Тави оглянулся на стоявший неподалеку «Чистокровный», откуда спускали на воду шлюпку побольше. Он узнал великанскую фигуру Варга на носу.

– Насколько возможно, уверен, – ответил он. – Может быть, для будущего мира нам важнее всего сразу произвести хорошее впечатление. – Он встретил взгляд Китаи. – Кроме того, чала, эти корабли уйдут обратно в море. Если дойдет до драки, несколько лишних людей на баркасе ничего не изменят.

– И мне проще действовать в одиночку, – заверил ее Макс. – Тогда, если дойдет до драки, можно будет не осторожничать. Если шуараны вздумают нам грозить, как Сарл тогда, я просто размажу в лепешку всех, кроме моего повелителя.

– Спасибо тебе от твоего повелителя, – усмехнулся Тави. – А где Магнус?

– Все бесится, что ты не послал вместо себя Максимуса, – сказала Китаи.

Тави покачал головой:

– Даже если бы заклинание обратило его в моего близнеца, Варг вблизи мигом распознал бы обман по запаху.

– Знаю. И Магнус знает. Потому и злится, что это правда. – Китаи, перегнувшись через борт шлюпки, поцеловала Тави в губы, на мгновение сгребла в горсть его волосы. И тут же, резко отстранившись, попросила, глядя ему в глаза: – Будь жив.

Он подмигнул ей:

– Все со мной будет хорошо.

– И никак иначе, – уверил ее Макс. – При первых признаках беды Тави что-нибудь подпалит – поверь, поджог – дело нехитрое: я увижу дым, снесу все стены между ним и причалом, подхвачу его – и только нас и видели.

Китаи долго смотрела на Максимуса и наконец покачала головой со словами:

– А самое невероятное, что ты и впрямь в это веришь.

– Посол, – возразил Макс, – мне в жизни не раз случалось делать что-то, не подозревая о том, что оно невозможно. Не вижу причин подрывать надежду на успех.

– Ты и в Академии таким способом отучился, – заметил Тави и громко добавил: – Капитан, мы готовы.

Демос, распоряжавшийся на борту, кликнул команду, и моряки «Слайва» спустили шлюпку в холодные воды фиорда.

Пока Тави набрасывал на плечи алый плащ и крепил его к пряжке доспехов, Макс уселся на кормовую скамью. Одной рукой тронув воду, рослый антилланец что-то пробормотал, и шлюпка беззвучно рванулась вперед на бурлящей струе, подхватившей ее с кормы. Тави на носу встал в полный рост, так что ветер отбросил его плащ за спину. Шлюпка бесшумно скользила к берегу.

– Первое впечатление, говоришь… – пробормотал Макс.

– Правильно, – одобрил Тави. – Когда они подойдут настолько, чтобы тебя разглядеть, постарайся принять самый невозмутимый вид.

– Понял, – кивнул Макс.

Шлюпка изменила курс, пристроившись к лодке Варга. Ее команду составляли семь канимов из касты воинов – шестеро налегали на весла, седьмой рулил. Варг, как и Тави, стоял на носу. Плаща на нем не было, зато он и в меркнущем дневном свете каким-то образом умудрялся сверкать – кроваво-красным самоцветом в золотой серьге, отблесками багрово-черной брони, рукоятью висевшего на боку кривого меча.

– Драгоценностей на нем немало, – заметил Макс.

– Насколько я понимаю, у Варга не слишком много друзей среди ритуалистов, – сказал Тави. – Я бы на его месте тоже нацепил побольше кровавых камней.

– Чтобы тебя не испепелило красной молнией или не растворило кислотным облаком, ага. Ты свой камень прихватил?

– Он у меня в кармане. А ты?

– Мне Красс одолжил свой, – подтвердил Макс. – Ты вправду надеешься впечатлить шуаранов, явившись к ним с единственным спутником?

– Может, и сработает, – сказал Тави. – А главное, мне так спокойнее: я никого не оставляю на палубе беззащитной жертвой колдовства канимов, им некого будет захватить в плен или ранить, чтобы меня задержать.

Макс фыркнул:

– На корабле ты об этом молчал.

– Ну да…

– Хотели впечатлить девушку, мой принцепс?

Тави с хитроватым видом оглянулся через плечо:

– Поцелуй был хорош.

Макс снова фыркнул, а потом они молчали, пока не подошли к морским воротам Молвара.

Из холодного моря поднималась громадная чугунная решетка, с обеих сторон подпертая обтесанными вручную гранитными глыбами. Канимы и без помощи фурий сумели так укрепить дно, чтобы оно выдерживало протянутые от берегов фиорда тяжелые стены. Тави странно было думать, сколько жестоких трудов, сколько пота и сил вложено в строительство и какими средствами удалось переместить неподъемные даже для могучих канимских работников камни. Руины Аппии в сравнении с этим смотрелись детскими игрушками.

С приближением двух лодок морские ворота застонали и медленно стали отворяться. По решетке вверх и вниз пробежали светящиеся полосы, такое же свечение разбежалось по воде. С металлическим лязгом, с равномерным глухим перестуком ворота открывались, водоворотами завивая море за створками.

Когда они проходили под стеной, Тави заметил наверху нескольких канимов в темной броне и необычных длинных и скользких на вид плащах, под которыми часовые были почти невидимы. Каждый держал в руках смертоносный балест, что в сражении в долине Амарант лишили жизни стольких рыцарей и легионеров. У Тави явственно зачесалось между лопатками. Стальной болт, вылетев из этого смертоносного оружия, пробивал заднюю пластину кирасы, тело под ней и нагрудник, после чего сохранял еще достаточно ударной силы, чтобы убить оказавшегося на линии полета второго латника.

Тави не позволил себе вертеть головой и не ссутулил надменно выпрямленной спины. Для канимов невероятно много значили осанка и жесты. Держась так, будто ожидаешь удара, ты рисковал получить удар просто за невысказанное, но вполне внятное заявление, сделанное твоим телом.

По спине Тави сбегал холодный ручеек пота. Не хватало только испортить дурными манерами неплохой в остальном денек – ведь впервые за много дней в проклятом море перед ним замаячила возможность ступить на твердую землю.

Ухмыльнувшись при этой мысли, он сделал серьезное лицо, потому что шлюпки, его и Варга, уже пересекали молварскую гавань.

Гавань была огромна – не меньше полумили поперек, она могла бы вместить весь алеранский флот и канимский с ним вместе. И в самом деле, в угасающем свете Тави насчитал не менее тридцати канимских боевых кораблей, немного отличавшихся от тех, что строили корабелы Варга. Гавань тоже окаймлялась гранитными утесами, кроме тех мест, где далеко в море выступали каменные причалы – больше любых виденных им в Алере. У причалов, кроме военных, стояли суда, похожие на торговые.

Один причал был расположен чуть в стороне от остальных. На его концах горели факелы – более алые и яркие, чем обычный огонь. Здесь толпились канимы всё в тех же влажно блестевших плащах, а под плащами Тави высмотрел поблескивавшую ночной синевой броню, а в руках – так же отливавшее синевой оружие.

Шлюпка Варга двинулась к тому причалу, и Макс, не дожидаясь указаний, свернул за ним. В почти ненарушаемой тишине шлюпки встали по сторонам мола. Слышалось только деревянное постукивание и звяканье уключин, когда гребцы на лодке Варга стали сушить весла.

С этого места Тави увидел гораздо больше канимов, чем минуту назад. И выглядели они немного выше ростом. И оружие казалось немного острее. «Все это, – подумал он, – просто игра света. Не бояться!» – велел он самому себе. И, широко шагнув, ступил на камень Шуара.

Варг сделал такой же шаг с другой стороны, только высота причала оказалась ему больше по росту. Он слегка склонил голову набок, показав Тави горло, и тот, не отстав ни на мгновение, ответил точно таким же движением. Так же одновременно они повернулись к собравшимся на причале воинам.

Воцарилась тишина.

Нарастало напряжение.

Никто не шевелился.

Тави очень хотелось сломать лед тишины. Его учеба в Академии – и академический курс, и подготовка курсора – включала порядочно сведений по дипломатии и соблюдению протокола. Оба курса предлагали несколько плодотворных моделей поведения. Подумав немного, Тави отказался от них, предпочтя урок, преподанный ему в детстве дядей Бернардом: «Тот реже попадает впросак, кто держит рот на замке».

Тави прикусил язык и стал ждать.

Еще минута, и застучали шаги, показался бегущий. Молодой каним, сухощавый и быстрый, мчался как конь, и за ним, развеваясь, летел тот же странный плащ. Мех такого цвета Тави никогда не видел у волков-воинов: светло-золотистый, переходящий в белый на кончиках ушей и хвоста. Вбежав на причал, он почтительно подставил глотку одному из воинов и по-канимски прорычал:

– Сделано по уговору.

Воин, к которому он обращался, дернул ухом – слышу – и выступил вперед. Он остановился перед Варгом – так чтобы, вздумай тот обнажить меч, не достал бы его на вершок, отметил Тави.

– Варг, – прорычал незнакомый каним, – тебе здесь не рады. Прочь.

Варг прищурился на миг или два, раздул ноздри.

– Тарш, – рыкнул он, не пряча презрения, – что же, Ларарл раскидал мозги по снегу, если ты здесь вожак?

Тарш вскинул лапу, отбросил капюшон плаща, и Тави увидел еще одного золотистого канима. У этого морда была в глубоких шрамах, рубец рассекал и черную кожу на носу. Еще у него не хватало половины уха, и вместо меча на боку висел топор с длинным, зловещего вида шипом, торчавшим из обуха.

– Остерегись, Варг, – словно сплюнул он. – Одно мое слово прольет твою кровь в море.

– Только если тебя кто-нибудь послушает, – ответил Варг. – Я не веду переговоров с алчными лизунами вроде тебя, Тарш. Ты прикажешь своим подготовиться, чтобы принять моих людей. Я поклянусь, что мы пришли с миром. Мы высадимся здесь и встанем лагерем за городскими стенами, чтобы вам было спокойнее. Ты предоставишь мне полномочного гонца, чтобы я мог уведомить Ларарла о своем присутствии и надобности в том, чье положение позволит заключить со мной договор.

Тарш оскалил все зубы:

– Здесь не Нараш, древолаз. Здесь у тебя нет власти.

– Я – гарада Ларарла, Тарш, – пророкотал Варг, – и это известно каждому твоему воину. Ларарл вырвет глотку тому, кто лишит его удовольствия пролить мою кровь.

Тарш зарычал:

– Я, конечно, пошлю гонца к Ларарлу. Но не более того. Ты можешь ждать ответа здесь. Твои корабли останутся там, где стоят.

– Неприемлемо!

Тарш зарычал и закашлял разом.

– Примешь, Варг. Здесь я вожак.

– Идет шторм, – сказал Варг. – Многие мои корабли получили повреждения. Если им не дадут укрыться в гавани, напрасно пропадут многие жизни.

– Что они для Шуара, нарашская обезьяна? У моих воинов свои приказы. Если эти корабли вздумают подняться по фиорду, их уничтожат.

Варг растянул губы, обнажая клыки:

– И это шуаранское гостеприимство? Шуаранская честь?

– Не нравится? – с открытой издевкой отозвался Тарш. – Поищи другое место.

Варг сильнее прежнего сощурил глаза:

– Не вели мне моя честь искать ссоры с Ларарлом, а не с вожаками его стаи, я бы взял тебя за горло.

Ухмылка-оскал Тарша стала откровенно самодовольной.

– Дряхлые старцы не раз скрывали свою слабость под таким предлогом.

Вместо ответа Варг кинул мгновенный взгляд в сторону Тави.

Тот моргнул.

Оскорбления, брошенные Таршем Варгу, не просто оправдывали вызов на бой – они его требовали. В обычной обстановке каним, обратившийся к другому каниму подобным образом, получил бы мгновенный и жестокий отпор. Варг никогда не терпел ни оскорблений, ни дураков и, по всему, что видел Тави, просто не умел избегать драки. Значит, были причины – что-то связанное с канимскими понятиями чести, – не позволявшие ему ничего предпринять против этого надутого индюка.

А у Тави таких причин не было.

Как видно, настало время для дипломатии.

– Варг прав, – спокойно заговорил Тави, сделав шаг вперед. – Некогда валять дурака. Его и мои люди ищут укрытия от зимы, и мы ручаемся словом, что у нас мирные намерения. Нам и так придется поспешить, чтобы ввести всех в гавань до шторма.

Каждая пара глаз на причале обратилась к Тави, взгляды упали на него осязаемой тяжестью.

– О во́роны… – прошептал за спиной Макс.

– Это существо, – помолчав, спросил Тарш, – алеранский вождь?

– Да, – ответил Тави.

Тарш прорычал своим воинам:

– Убить его!

«Вот клятые во́роны, – подумал Тави. – Прав был дядя Бернард!»

Глава 11

Ближайший каним – особенно мускулистая зверюга – замахнулся и метнул топор плавным, отработанным движением так, чтобы он, совершив кувырок в воздухе, бритвенно-острым лезвием рассек Тави лицо.

Топор еще не взлетел, когда оба гладия Тави покинули ножны. Он не стал уворачиваться, а просто отбил вращавшийся топор вверх, себе за голову. И еще успел подумать, что благоразумный человек на его месте прыгнул бы в шлюпку и во весь дух помчался бы к «Слайву».

Тави вместо этого одолжил скорость у кружившего над котлом гавани холодного ветра и, когда время для него словно замедлилось, всем телом метнулся к Таршу.

Воины на причале пытались его перехватить. В воздухе, изящно кувыркаясь, завертелись еще два топора. Тави отвел плечо с пути одного – хотя его отточенное лезвие оставило идеально ровную прореху в плаще. Второй он отбросил, вскинув защищенное наручем предплечье. От удара у него клацнули зубы, но Тави только стиснул челюсти и не прервал движения.

Мускулистый воин, первым метнувший топор, успел заслонить Тарша собой, но опоздал поднять оружие для защиты. Вблизи Тави ощутил синий металл его меча и чутьем определил недоработку кузнеца – слабое место в нескольких дюймах выше лезвия. Верхним выпадом он вынудил канима вскинуть клинок, защищая лицо и горло. А Тави тут же взмахнул вторым мечом, ударил по слабому месту меча и расколол металл.

Острый обломок резанул канима по лицу, тот пошатнулся. Тави с размаху хлестнул его поперек ляжки – болезненная, но не смертельная рана заставила того перенести тяжесть тела на другую ногу. Затем Тави одним мощным движением воззвал к фуриям земли, заставив ее уйти из-под ног канима, так что волк-воин опрокинулся навзничь.