О чем плачут мужчины бесплатное чтение

A te, mio caro marito, dedico questo libro

Инициацию мужчина получает двумя способами: через женщину или через смерть, что, по сути, для него одно и то же.

Неизвестный автор

Блондинка, с виду сорока пяти лет, с жемчужными серёжками и убранными назад, в аккуратный пучок, волосами, сидела в просторной гостиной своего дома, купленного в ипотеку двадцать лет назад. Предзакатное солнце выкрашивало её лицо в румяный оттенок, скрывая мелкие морщинки вокруг глаз.

Она пыталась выровнять дыхание с помощью любимой техники, но получалось так себе. Ни одна самая эффективная техника не могла бы помочь успокоиться и убрать из головы назойливую мысль.

После десяти глубоких вдохов она не выдержала и опять схватила телефон, набрала абонента, обозначенного в адресной книге как «Аморе», но через секунду откинула телефон на диван. Абонент «Аморе» был отключён, впрочем, так же, как двести пятьдесят три попытки до этого за последние сутки.

«Где мой муж?» – уже не шептала, а орала назойливая мысль в её голове под бешеный стук сердца.

Рыжеволосая, невысокого роста молодая женщина смотрела на песочные часы своего супервайзера Марии, восседавшей на кресле-троне с высокими подлокотниками, как важная королева, и от этой величественной позы молодая женщина чувствовала себя ещё мельче и неуверенней.

– Ну что с тобой? Ты просто устала…

Рыжеволосая покачала головой:

– То, что я делаю, кажется мне абсолютно бесполезным.

– Почему это? – вздохнула Мария и тоскливо посмотрела в окно.

– Приходят они ко мне на сеансы, а толку? Ходят по кругу, делают одно и то же… Чёрт, мне так хочется иногда просто встряхнуть их.

– Мы не трясём наших пациентов. – Супервайзер равнодушно пожала плечами.

– Да, я знаю, что мы не трясём, это просто пример. – Рыжеволосая оперлась на подлокотник стула, размышляя о том, что, возможно, её меланхолия связана с сегодняшним клиентом.

Это был мужчина. Спокойный, вежливый, с прекрасными манерами, новый клиент, раньше она его не видела. Он говорил тихо, даже робко, рассказывал ей о том, что в последнее время ему хочется умереть.

Застенчивый, сутулый, он был невероятно похож на её отца. Удивительным было не физическое сходство, а то, что он рассказывал о себе. Он говорил о том, что чувствует себя в западне, что в груди всё сжимается, что он словно живёт не свою жизнь. А если и свою, тогда непонятно, зачем он её живет, если всё равно несчастен.

– Мне хочется предложить им что-то по-настоящему действенное. Чтобы результат был почти мгновенным. Чтобы они взяли и посмотрели на своих супругов моими глазами, чтобы увидели, в каком мраке они живут. Что мужья, что жены. Поняли и сделали что-то уже наконец!

Мария понимающе кивнула.

– Волшебной таблетки не существует, – устало произнесла она и добавила: – Возьмите паузу от практики хотя бы на три месяца, сейчас вам лучше не принимать клиентов.

Рыжеволосая покинула студию и отправилась в спортзал. Она била грушу, месила её со всей силы, а внутри, кроме дикой ярости, пульсировала навязчивая идея о том, что все эти бесконечные сеансы не дают мгновенного результата, а хочется, очень хочется, чтобы существовало быстрое решение по спасению не просто браков, а жизней людей.

Если бы у её отца было такое решение, то она не осталась бы без самого дорогого человека в мире, а когда стала взрослой, не пыталась бы спасти этот мир, спасти людей, которые не умеют быть счастливыми.

Она бы не стала психологом и не чувствовала бы в груди всю эту человеческую боль, ей жилось бы намного легче.

«Без миссии жить намного проще, чем с ней», – думала она.

Рыжеволосая колотила грушу и обещала себе и миру, что обязательно найдёт эту волшебную пилюлю, альтернативу долгому психоанализу, что-то такое, что позволит людям не ходить годами на терапию, а увидеть решение и починить свою жизнь за пару часов.

1

– Таким образом мы оптимизируем расходы и повышаем доходы компании в три раза, – прокомментировал Джованни последний слайд и торжествующе улыбнулся, заметив довольные лица инвесторов.

Полчаса Джованни отвечал на вопросы, после чего занёс компьютер в офис, взял в верхнем ящике сигару, захватил пиджак и вышел из здания небоскрёба.

Квартал Сити Лайф жил свою красивую миланскую жизнь. Всё у всех здесь было в порядке. Люди не в порядке не покупали квартиры в Сити Лайф и не снимали здесь офисы.

Джованни не мог с уверенностью сказать, что жизнь его в порядке, но, имея отношение к таким людям, он чувствовал себя немного счастливей.

«Вот разведусь, и совсем будет хорошо», – ухмыльнулся Джованни.

Мысль о том, что в его доме перестанут валяться бесконечные сумки и обувь, доставляла удовольствие.

Похожим образом он чувствовал себя тогда, после окончания университета, перед поездкой, в которую так и не поехал… Потому что Франческа забеременела.

Джованни присел в кафе, закурил сигару, с удовольствием откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и, стряхивая время от времени пепел сигары, начал листать «Коррьере делла Сера».

Сидящие напротив Джованни посетители могли увидеть перед собой с иголочки одетого мужчины сорока с чем-то лет. Синие бархатные мокасины на голую ногу, белоснежная рубашка, штаны серого цвета в еле заметную бордовую полоску, удачно сочетавшиеся с бордовой каймой платка в кармане пиджака. Костюмы и обувь он шил на заказ, он всё подгонял под себя: салоны машин, костюмы, обувь – он кастомизировал каждую деталь своей жизни, кроме личной. Там у него произошёл конкретный сбой, ошибка, которую Джованни до сих расхлёбывает.

Оглядываясь назад, он предпочёл бы родиться в семье атеистов или, на крайний случай, буддистов, которые достигли состояния просветления или стремятся его достичь, а не строгих католиков. Именно католическое воспитание не позволило Джованни стать по-настоящему счастливым. Он был в этом уверен.

Джованни предпочел бы вырасти в семье, которая верит в карму. Тогда бы его оставили в покое. Буддисты вроде бы верят в то, что человек должен сам отвечать за свои ошибки. Почему его не оставили тогда наедине со своими ошибками? Он точно был бы куда счастливее, чем сейчас.

На столе замигало оповещение чата «Пацаны».

Джованни покосился на экран, легонько потряс газету, аккуратно сложил её надвое, бережно положил сигару на пепельницу и взял телефон.

«Аллора? Так куда едем?» – прочитал Джованни.

«Всё равно куда, главное, чтобы там было много тёлок», – написал Джованни в чат и улыбнулся молоденькой официантке, которая принесла обед.

Он взял со стола тканевую салфетку, разложив её на коленях, приправил салат оливковым маслом и перцем – прочитал недавно, что потенцию увеличивает именно чёрный, а не красный, как он привык думать, – и начал разрезать на маленькие кусочки моцареллу и помидоры, рассуждая о том, куда им с ребятам поехать праздновать их сорокапятилетний юбилей.

2

Мужчина сидел перед экраном марки «Эппл» в домашнем офисе – тридцатиметровой комнате с балконом – и закрашивал графической ручкой иллюстрации. Симоне, так звали сорокачетырёхлетнего иллюстратора, рисовал корову для бренда нового молока. Лысый, в стильных очках и модной байке красного цвета, он носил брендовые очки и одежду не для того, чтобы кому-то что-то доказать, а потому, что любил именно эту марку очков и марку байки.

Дверь медленно открылась, и Симоне почувствовал на груди прохладную руку жены. Рука была не только прохладная, но и мокрая.

– Ты меня намочила, – недовольно пробурчал Симоне, продолжая раскрашивать пятую по счёту корову в чёрно-белый.

– Мм… какие прекрасные коровки, – прошептала жена на ухо, обдав его приятным запахом обычного её аромата, смеси цитрусовых и корицы.

– Угу, – поддакнул Симоне, продолжая работать над коровьим хвостом.

Жена обошла кресло, резко сдвинув клавиатуру, уселась на край стола и откинула полотенце. Она была совершенно голая, а с мокрых волос прямо на клавиатуру капала вода.

– Нора! Чёрт бы тебе побрал, ты удалила мою иллюстрацию! – заорал Симоне и, вскочив с кресла, судорожно начал жать на кнопки, пытаясь вернуть корову на луг.

Жена, красивая женщина с острыми чертами лица и короткими чёрными волосами, растерянно пялилась на мужа, заворачиваясь в голубое полотенце.

– Прости, я не хотела… – пролепетала она.

– Бли-и-и-и-ин, ты удалила её окончательно. – Симоне брякнулся в кресло, откинул графическую ручку, снял очки и обхватил руками голову.

Нора всё так же стояла, поджав губы, подбирая слова.

Симоне поднял на неё уставшие глаза.

– Нора, ты не можешь приходить ко мне в разгар рабочего дня только потому, что у тебя выходной во вторник. У меня дедлайн!

– У моего терпения тоже есть дедлайн! – выкрикнула Нора и быстро выскочила из комнаты, брякнув дверью со всего размаха так, что крошки штукатурки над дверным проёмом упали на керамический пол цвета морской волны.

Симоне выдохнул, надел очки и покачал головой. Теперь ему надо рисовать корову заново, вместе с другими пятью, а дедлайн уже завтра. Он взялся за дополнительную подработку, несмотря на два параллельных проекта: линию йогуртов и корпоративную айдентику мясного ресторана. Лишние деньги ему не помешают, тем более на Рождество они очень хотели поехать кататься на лыжах. Проект молока – готовые каникулы на троих на лучшем курорте Австрии. Сейчас так всё дико подорожало, включая ски-пасс.

Другое дело – путешествия в кемпере. Он обожал такое с детства, правда его мать, впрочем как и Нора, не особо любила автодом. Зато у друзей семьи, с которыми родители отдыхали каждое лето, был такой, и он, маленький, часто оставался у них ночевать, мечтая о том, что когда станет взрослым, то обязательно купит себе дом на колёсах.

Он и купил, несмотря на Норино недовольство. Подержанный, но очень удобный и просторный, идеальный для троих человек и даже собаки.

Когда Нора зашла внутрь, то заткнула нос и рот, быстро вышла, сказала, что ей дурно и здесь ужасный запах. Он разработал классный маршрут на лето и рассказал, что хочет посетить Испанию и Францию. Аличе, дочка, была в восторге, а Нора пренебрежительно откинула карту и сказала, что она в этой «штуке» не выдержит и ночи.

Летом они поехали в отпуск по формуле «всё включено», а он припарковал кемпер у дома, так и не пустившись в приключения, которые сулил дом на колёсах.

В углу монитора мелькнуло оповещение с рекламой цветочного магазина с доставкой. Он открыл письмо и почесал лысый затылок. «Может, удивить Нору цветами?» – от этой мысли Симоне сразу же нервно заёрзал. Полгода назад, на их юбилей, он заказал Норе чайные розы жёлтого цвета; она поблагодарила, поставила в воду, а на другой день сказала, что розы никогда не были её любимыми цветами и что она предпочитает тюльпаны.

– Хотя скажите, какая на фиг разница? Цветы, они и в Африке цветы, – фыркнул Симоне и закрыл сайт цветочного магазина, потому что там не было тюльпанов.

Телефон завибрировал: чат «Пацаны» жил своей насыщенной жизнью взрослых мужчин, которые в кои-то веки собрались в отпуск без семей. Симоне покосился и ухмыльнулся, он взял подработку ещё и поэтому: зная ребят, они снимут виллу с бассейном, Андреа и Джованни любят шиковать.

И Симоне заново погрузился в иллюстрации, благополучно забыв о своём намерении удивить Нору букетом, зато предвкушая совместное путешествие с друзьями.

3

Джованни сообщил, что едет на мальчишник, вскользь за ужином. Она сделала вид, что ей всё равно. Ей на самом деле было всё равно. Франческа запихнула в шкаф коробки с летней обовью: даже если нынешний сентябрь равен по температуре июлю, для неё лично лето закончилось. Раньше они ездили в сентябре на Сардинию, в дом к её родителям, ловили последнее солнце и давали возможность детям накупаться в море. Но сейчас, когда их брак официально завершён, можно перестать делать вид, что они в порядке. Можно перестать делать вид, что им хочется проводить отпуск вместе. Они ездили в семейный отпуск на автомате последние десять лет, а может быть, и всю семейную жизнь.

Семейная жизнь. Что, если бы она отпустила тогда Джованни? Если бы не применила этот старый, как мир, трюк. Джованни уехал бы в Америку, возможно, остался там работать, а оставшись, возможно, нашёл себе какую-нибудь спортивную, подтянутую американку, переехал жить к океану и бегал по пляжу каждое утро.

Теперь, когда брак треснул по швам, как тугая юбка-карандаш пятилетней давности, которую Франческа пыталась примерить на прошлой неделе, она может признаться, что ему чертовски подошла бы такая жизнь, где он бегает вдоль океана каждое утро и женат на какой-нибудь спортсменке.

Франческа вышла на балкон полить цветы. Окна выходили на парк, там гуляли собаки и визжали дети. Когда-то они выбрали эту четырёхкомнатную квартиру из-за близости школы, парка и большого супермаркета. Теперь она лично предпочла бы жить в маленькой квартирке шумного и суетливого Чайна-тауна, абсолютно не предназначенного для семей, зато там бы она чувствовала себя менее одинокой.

Франческа поёжилась от неожиданного порыва ветра. Или это был не ветер, а только её внутренняя тревога? Франческа сняла со спинки кресла шаль, достала из-за лейки сигареты, медленно затянулась. Она никогда не курила. Всё это происходит с ней в первый раз.

Сигарета и развод.

«Ты свободна, молода, с деньгами, ты здорова и полна сил, тебе только сорок два, радуйся!» – твердила Нора, с которой они изредка встречались на кофе.

Франческа не слишком радовалась.

Зато она чувствовала настоящее облегчение оттого, что ей не надо больше притворяться.

Больше не надо делать вид, что она любит.

Секс и спорт.

Она ненавидит и первое, и второе.

Франческа затушила сигарету, вернулась в комнату и включила сериал, чтобы наблюдать за чужой жизнью и не думать о своей.

4

– Мамочка, посиди со мной ещё, – прошептала дочка, сжимая разноцветного единорога.

– Нет, малыш, засыпай, маме надо заниматься делами. – Нора поцеловала дочку в лоб, вдыхая любимой аромат, включила ночник и, несмотря на недовольные сетования дочки, вынырнула из комнаты.

Норины дела заключались в том, что в ближайший час она сядет на диван и будет смотреть любимые каналы в социальных сетях.

В доме стояла тишина. Нора любила это момент, когда дочка уже спала, а Симоне ещё работал. Она накрылась пледом и по привычке подумала, что и этот день не закончится сексом, так же как и не начался им. Они с Симоне не занимались сексом последние несколько недель и на прошлой даже поругались, потому что Симоне резко отшил Норину попытку заняться любовью прямо там, на его рабочем столе.

Устроившись поудобней, Нора взяла телефон и словила себя на мысли, что ей нравится это время только для себя. Тем не менее что-то внутри терзало её, сомнения дёргали, как нервный тик дёргает глаз.

«Ведь пока мы занимаемся любовью, у нас всё в порядке. Как только мы перестаём заниматься любовью у нас уже не всё в порядке», – крутилась в голове назойливая мысль, которую Нора всё не могла классифицировать: это установка или правда?

Нора сделала глоток ароматного чая и зажмурилась от удовольствия. Чай и плед действовали как антидот против внутренних сомнений, которыми была пропитана её семейная жизнь.

Вся её ежедневная деятельность крутилась вокруг «работа – дом», и не было в ней ничего другого. Ни приключений, ни романтики, ни чего-то духозахватывающего.

Нора нажала на эпизод подкаста, который прислала сестра.

«Глянь, там про новую эру взаимоотношения мужчины и женщины, психолог ведёт», – написала она в сообщении, и Нора поняла, что сестра прислала подкаст неспроста.

Нора постоянно жаловалась на мужа, а сестра, двадцатидевятилетняя Элена, наоборот, защищала Симоне.

– У тебя стабильность, понимаешь, и это очень хорошо, дом, безопасность, к тому же Симоне хорошо готовит, а я по вечерам совсем одна, иногда это очень грустно.

Нора ухмыльнулась: знала бы сестра, что и она частенько чувствует себя одинокой, несмотря на наличие мужа.

Нора влюбилась в мужа почти сразу, в день брифа. Он создавал иллюстрации для бренда лекарства, которое разрабатывала фармкомпания Норы. Ей всегда нравились лысые мужчины, она находила их исключительно сексуальными. Он показался ей самым харизматичным из тех немногочисленных парней, с которыми довелось сходить на свидание до тридцати лет.

Нора забеременела, как только они съехались, через два года после того брифа. Выйдя из декрета, поняла, что ей очень сложно совмещать материнство с работой в большой корпорации, поэтому нашла парт-тайм в аптеке недалеко от дома, а когда дочка пошла в школу, ушла в другую аптеку в центре на полную ставку.

Как только началась школа, жизнь закрутилась вокруг ребёнка и его активностей. После школы музыка, танцы, по выходным бассейн. Нора стала не только мамой, но и шофёром, а главное – планером семейной жизни.

Большой красочный календарь висел на стене у холодильника, и, сверяя все планы, Нора грустно замечала, что её сексуальная жизнь туда не вписана. Нет её ни в календаре, ни в реальной жизни.

Точно так же, как она вписывает свой фитнесс, бассейн дочки, оплату счетов, смену шин, они могли бы вписать их секс с Симоне, расписать, сколько раз в неделю и в месяц.

Возможно, если бы она вписала секс, он бы и правда случался чаще. Это было просто.

«Просто заниматься чем-то чаще, если это что-то происходит всего лишь раз в месяц», – хмыкнула про себя Нора.

Кошка по имени Зета прыгнула на колени хозяйки и принялась уютно мурчать. Нора погладила Зету за ухом, и та улеглась у неё на коленях.

Нора начала слушать подкаст, но в первые же пять минут ей стало скучно, и она нырнула в ленту Инстаграма.

На экране телефона полуголый кондитер играл бицепсами, мешал карамельный крем и смотрела на экран так, что всем зрительницам было понятно, чего он хочет на самом деле. Нора облизнулась. Отнюдь не оттого, что хотела сладкого. Красавчик с голым торсом стал заливать в формочки густую панна-котту, а живот Норы наполнялся такой же горячей лавой нереализованного желания.

Нора перелистнула кондитера и открыла выскочившую в Инстаграме рекламу профиля «Горячие парни-пожарники». Ничего себе, от форм и бицепсов в животе у Норы сладостно заныло. И это была не Зета. Это было её истосковавшееся по мужчине либидо.

Ох, она готова была поджечь себя и весь свой дом, чтобы вот он, или нет, он, спас её от пожара.

«Я прямо горю», – прошептала Нора, отложила телефон, согнала недовольную Зету с колен и запустила руку под плед. Одной рукой она держала телефон, а второй делала то, чего не могла получить от Симоне третью неделю.

5

Газонокосилка умолкла, и Микеле довольно посмотрел на свой идеальный бархатный газон. Отличная машина, стоит своих денег. Он откатил её к гаражу, деревянному домику, который сколотил своими руками.

Когда работа заканчивалась, а ужин ещё не начинался, с шести до семи, Микеле шёл в гараж. Он там постоянно с чем-то ковырялся, в основном чинил «хонду», хотя понимал, что она уже не станет той стремительной железной ланью, какой была тогда, в его двадцать с лишним лет. В глубине души он прекрасно знал, что ремонт «хонды» бесконечен, что это просто процесс, который, пожалуй, никогда и не закончится, и не надо. Ведь пока он чинит «хонду», он может приходить в свой гараж.

Гараж был не просто местом, где он хранил инструменты, он был его личным пространством, мужской обителью, пожалуй, единственным углом, где он мог побыть один.

Каждый раз, когда пасынок приближался к гаражу, чтобы ставить какие-то свои дурацкие эксперименты, Микеле орал благим матом, чем вызывал, в свою очередь, возмущение Стефании.

«Ты не можешь повышать на него голос», – говорила в такие моменты она.

«Очень даже могу, я его содержу» – так хотел ответить Микеле, но вслух этого не произносил.

В углу стоял отдельный шкаф с кучей инструментов, разложенных по коробкам: отвёртки, плоскогубцы, гвозди, винтики – всё имело своё место. Поэтому Микеле так не любил, когда сюда приходил пасынок, Тициано. Он вечно везде лез, вечно всё смешивал и клал всё не по местам. В доме Микеле переносил беспорядок легче, чем здесь, в гараже.

Микеле задумался: если бы у отца был гараж или хотя бы огород, свой сад, свой какой-то кусок жизни, произошло бы тогда с ним то, что произошло? Микеле тряхнул головой, убирая прилипшие воспоминания. «Только не сейчас», – подумал он.

Микеле поставил оранжевую газонокосилку в угол, вытер пот краем майки и сел на деревянный ящик, усмехнувшись детской мысли о том, что наконец-то у его старушки «хонды» появилась компания, да ещё такого же цвета. Он специально выбрал газонокосилку такого же цвета, как мотоцикл. Микеле снял брезент и нежно провёл по мотоциклу рукой. Старая добрая «хонда», он купил её на первую зарплату. Сколько километров проезжал он на ней, прорываясь сквозь плотный северный туман родной Ломбардии. «Хонда» стояла в гараже последние пятнадцать лет, ровно столько он был женат на Стефании.

Пылилась «хонда», пылился и эротический костюм Стефании, в котором она соблазняла его в ту далёкую ночь. Это был костюм медсестры. Она надела его сразу же после целого дня медитации, и он подумал тогда, что именно такая женщина ему и нужна. Она будет его исцелять, а одновременно соблазнять и ублажать. Он знал, от чего хотел исцелиться, и ему показалось, что Стефания сможет это сделать.

Тот раз был единственным, когда она надела костюм медсестры. Добившись, чего хотела, она повесила костюм в чулан, а Микеле поставил «хонду» в гараж.

– Аморе! – раздался голос Стефании.

Микеле обхватил руками шею и потянул вниз. Он дико устал, всё чаще у Микеле болела спина. Боль в пояснице поднималась выше, сковывала плечи, пробиралась в шею, выше, выше, и вот уже голову опоясывали железные обручи. Он очень надеялся, что поездка вернёт ему силы.

– Аморе, ты где? – настаивала жена ещё громче.

Микеле нехотя поднялся, взъерошил волосы, бережно накрыл «хонду» брезентом и выключил свет. Он закрыл дверь гаража, пересёк сад, просторное поле и вошёл в дом со стороны кухни.

Стефания, крупная блондинка в плюшевом халате, стояла у столешницы и готовила полезный зелёный коктейль из сельдерея, имбиря и яблока.

Микеле подошёл к столешнице, кинул взгляд на сумки и валявшийся рядом чек.

– Дорогая, ты потратила на пижамы двести пятьдесят евро. – Микеле озабоченно всматривался в чек, пытаясь понять, что это за пижама такая, которая стоит больше его новой газонокосилки. Если и тратить столько, то лучше бы она купила шёлковое сексуальное бельё, а не эти бабушкины панталоны.

– Наступают холода, я очень мёрзну, – объяснила Стефания, сломав надвое сельдерей и отправив в блендер.

– Ну так я тебя согрею, – произнёс Микеле нарочито сексуальным голосом и попытался поцеловать Стефанию в шею, но та быстро отодвинулась, потому что на кухню зашёл её сын.

– Чао, малыш, ты вернулся? Как всё прошло в университете? – улыбнулась она двухметровому «малышу».

– Всё ок, – ответил сын, открыл холодильник, схватил оттуда йогурт, захлопнул холодильник и направился к выходу.

– Кстати, мам, – повернулся он у двери, – у меня телефон накрылся, надо новый, – и быстро ушёл, словно заранее зная, что Микеле захочет что-то сказать.

– Не, нормально? – повернулся он к жене. – Ему двадцать лет, он не работает, живёт за наш («Вообще-то за мой», – подумал Микеле) счёт, и ему ещё телефон покупать? Я куплю ему «Нокиа».

Стефания пожала плечами и вылила в стакан зелёную жидкость, которая, по её мнению, должна была тонизировать, бодрить и дарить её мужу новую энергию для свершений.

– Не, ну серьёзно?! – не унимался Микеле.

Стефания подошла к нему сзади и помассировала плечи.

– Ты какой-то напряжённый, может, давай сделаем совместную медитацию на поток?

Микеле ухмыльнулся. Слово «медитация» было их личным кодовым словом. Даже их первый секс начался с медитации.

Они познакомились на тренинге, куда его затащила бывшая. Бедняжка и не подозревала, что праздное любопытство приведёт к концу отношений с Микеле.

Бывшая сказала, что там какая-то очень классная ведущая и что после её практик на душе становится «божественно хорошо». Они дышали, медитировали, он слушал тибетские чаши, а после тренинга все вместе отправились в местную шриланкийскую забегаловку с обильным буфетом. Он украдкой смотрел, как Стефания накладывает себе рис с лаймом и острые блюда. Микеле обожал рис, обожал лайм, острые блюда, а на следующий день приехал на продолжение тренинга, но уже без своей бывшей. Потом он записался на индивидуальную сессию, на вторую, третью – и вот уже Микеле отправился на выходные в молчаливый ретрит, и хорошо, что молчаливый, ему не пришлось говорить, между ним и Стефанией всё происходило на уровне взглядов, а после ретрита они уже ехали к ней домой, где она показала ему, что такое тантрический секс.

– У меня зум с клиентом. – Микеле поднялся, поцеловал Стефанию в щёку и удалился в свой кабинет.

Он включил «Зум», настраиваясь на разговор о коммерческом предложении, и закрыл глаза, вспоминая советы Стефании. Он представлял, как клиент говорит «да», принимает его предложение и как предоплата приходит на счёт.

Он очень надеялся, что клиент примет предложение. Последние пять коммерческих предложений остались без ответа, а счета никто не отменяет. Микеле любил повторять своему партнёру, что каждый раз, когда он просыпается и ставит ноги на пол, он уже потратил триста евро.

Если бы он остался работать учителем истории в лицее, то вряд ли смог позволить себе тратить такую сумму в день.

Микеле нажал на кнопку «старт» и широко улыбнулся.

– Буонджорно!

Нет такой конфигурации отношений, при которой один страдает, а второй счастлив. Нельзя быть счастливым рядом со страдающим человеком. «Другой делает меня несчастным, а я делаю другого счастливым» – всего лишь иллюзия.

Из подкаста «Метафизика мужского и женского»

6

Андреа сидел в своём просторном офисе нового квартала в Тель-Авиве и разговаривал с друзьями по видеосвязи.

Джованни и Симоне звонили из офисов, Микеле – из гаража, поэтому связь у него постоянно прерывалась.

– Значит, лады, решили? – хлопнул в ладони Андреа. – Едем на Кипр? Только ищем виллу с бассейном, ок?

– А вот я не знаю, поеду ли… – раздался голос Микеле, и на секунду Андреа показалось, что он не расслышал.

– Чего-то я не понял, – произнёс он громко, убрал ногу со стола и поставил телефон ближе. Довольное лицо превратилось в хмурую мину.

– Ну просто Стефания никогда не оставалась с детьми одна, и у неё ретрит. – Микеле, как показалось Андреа, вжал голову в шею.

– Стоп! – выкрикнул Андреа. – Так это только мне кажется странным? Джо, Симо, скажите ему?!

Джованни нетерпеливо потёр лицо. Если бы Андреа не знал его больше чем полжизни, он подумал бы, что у его друга нервный тик: он постоянно трёт лицо.

– Каждый сам решает, – произнёс дипломатично Джованни.

Андреа хлопнул рукой по столу. Дипломатичность Джованни просто бесила.

– Послушай. – Андреа схватил телефон двумя руками и поднёс ближе, чтобы не орать, всё-таки он был ещё в офисе, хоть и в личном. – Микеле, – Андреа старался говорить тихо и чётко, – ты вообще ни-ког-да ни-ку-да не ездил один, это нормально? Скажи?

Андреа знал Микеле давно, впрочем, как и Джованни, как и Симоне, они дружили с пятнадцати лет, жили в соседних домах, в южном миланском квартале. В то время ещё довольно приличном, теперь там полно эмигрантов и продают гашиш, к слову вполне сносный. Учитывая, что скоро всем им исполнился по сорок пять, кроме Микеле, тот старше их на три года, короче, он знает их кучу лет. Точно больше, чем любая из их жен. Он помнит, что Микеле не был таким. Он был весёлым, озорным, даже бабником, когда-то он встречался с несколькими одновременно и всё не решался жениться. Он вообще женился позже их всех. Долго встречался с какой-то девушкой из Венеции, у них была любовь на расстоянии год или около того, а потом, когда она сказала, что хочет ребёнка, Микеле понял, что не готов. Зато удивил всех, когда через полгода объявил, что его новая женщина беременна. А потом удивил всех ещё больше, когда та самая «новая» оказалась уже со взрослым сыном и сама старше Микеле на пять лет. Из всех красоток, которые вешались на Микеле тоннами, он почему-то выбрал эту не совсем красивую, не совсем стройную и не совсем молодую Стефанию.

Симоне нахмурился.

– Да, Микеле, мы же договаривались уже год назад, что поедем на наши сорок пять и твои почти пятьдесят куда-нибудь. Мы вообще когда в последний раз куда-то вместе ездили? – спросил Симоне.

«Хорошо, что хоть этот не мямлит», – подумал Андреа.

– Когда были скаутами, – ответил Джованни и опять потёр лицо.

– Не, нормально. – Андреа выкрикнул, а потом сделал жест «окей» проходившей мимо коллеге; та с любопытством смотрела через стеклянную стену офиса.

– Ладно, я попробую ещё раз поговорить, – сказал Микеле грустным голосом.

– Может, я? – предложил Андреа.

– Нет, что ты, – Микеле испуганно замахал руками, – не надо, я сам.

Они договорили, Андреа выключил телефон и включил кондиционер. Он вспотел, пока разговаривал. Эта Стефания у Микеле реально казалась ему странной. Сначала она дарит Микеле какие-то, блин, сабли и самурайские ножи, чтобы он воспитывал в себе воина, а потом не даёт ему продыху.

Андреа поправил рамку своей семейной фотографии: Рита, его жена, стройная красавица, и двое детишек. Высокая худышка и такой же высокий мальчик поплотней.

Рита была вообще другая, не похожа ни на одну его бывшую, совсем не такой менталитет. Рита вышла из обоих декретов, когда детям было несколько месяцев. Израиль – очень небольшая страна, здесь большая конкуренция и нет этой привилегии, как в Италии, – декрет в полтора года.

У них всегда были няни, помощницы, а сами они как жили активную жизнь до детей, так и продолжают жить её после их появления. Ужины, концерты, путешествия, дети должны подстраиваться под их жизнь, а не наоборот.

– Да, моя любовь, хорошо, – ответил Андреа на голосовое сообщение жены.

Рита просила забрать детей из школы, потому что няня сегодня в отпуске, а она задержится на работе: пару месяцев назад её повысили до операционного директора, и теперь она зарабатывала ровно столько, сколько он.

Андреа вышел из офиса на час раньше, чтобы сделать то, что попросила Рита, а потом он закажет суши, чтобы не тратить время на готовку. Заодно порадует жену, она обожает японскую кухню.

Из чата «Пацаны»

Джованни прислал картинку:

Роскошные обнажённые женщины держат плакат с надписью «Ждём не дождёмся вас на Кипре».

Микеле:

Джо, ты отвлекаешь меня от работы.

Андреа прислал картинку мультяшного мягкого члена:

Мик, умей расслабляться, как твой друг.

Симоне:

Ну вы и придурки.

7

Стефания подскочила от звука будильника. Шесть утра. Так рано обычно вставал Микеле, давая ей понежиться в кровати.

Он варит кофе, делает завтрак, собирает детей в школу, отвозит детей в школу, возвращается, выпивает свой второй кофе и идёт в офис, куда она может войти в любой момент, потому что там же находится её зал для медитаций и пространство, где она снимает видео для рекламы своих семинаров.

Стефания зашла на кухню и опёрлась на столешницу; по утрам мыслительный процесс давался ей тяжелей, чем в остальное время суток. Сегодня ей просто необходим кофе, и Стефания достала из шкафа маленькую моку на одного человека, в которой готовил кофе Микеле. Стефания отказалась от кофе несколько месяцев назад, купив сет для приготовления зелёной ароматной матчи. В керамическую горячую чашку надо было добавить щепотку зелёного порошка, сделать пенку с помощью специального деревянного веничка. Весь процесс требовал вдумчивого медитативного погружения, Стефания уделяла приготовлению матча добрые полчаса. Нет, сегодня, из-за того что Микеле в отъезде, у неё нет столько времени.

Маленькая мока усердно выплюнула струйку орехового цвета наружу, Стефания налила кофе в чашку и сделала глоток. По телу бодро пробежал кофейный адреналин.

«Так, Стефания, соберись, тебе надо придумать для детей завтрак», – медленно соображая, говорила она сама себе.

Она приучила всю семью к сытному, несладкому, обязательно полезному завтраку. Например: тост с кокосовым маслом, ягоды годжи, миндаль, сухая клюква, миндальное молоко.

Стефания делала сама миндальное молоко, выжимая его из килограмма чистейшего миндаля, готовила полезные завтраки из безглютеновой овсянки, добавляя туда фермерские сливы и экологичные орешки. Она выбирала всё из чистых тканей, покупала всё на маленьких ремесленных маркетах, поддерживала кустарные производства, а заодно баланс земли и благоприятную флору в своём и семейном кишечнике.

Она открыла створки буфета: полезный хлеб из отрубей с семечками закончился, остались только тосты из обычного супермаркета. Такие ел только Микеле. Несмотря на рекомендации Стефании есть полезную еду, Микеле нажимал втихаря на мясо и картошку фри. Он думал, что Стефания не знает, но когда она возвращалась со своих трансформационных семинаров, то проверяла мусорные баки и каждый раз находила там запрещёнку: обёртки от промышленного мороженого, упаковки от салями и прочее, что Стефания считала ядом. В начале Микеле ел всё то, что она ему рекомендовала, но чем дольше они жили вместе, тем чаще она замечала этот самый «джанк фуд». Пару раз дети признавались, что папа возит их в Макдоналдс. Тогда Стефания теряла всякое терпение и делала Микеле выговор. Походы детей в Макдоналдс прекращались, хотя, судя по их банковскому счёту, иногда он ездил есть нездоровые гамбургеры в одиночестве.

Стефания открыла холодильник, там лежал пармезан, овощи и пара йогуртов. Она взяла баночку, удивлённо заметив, что йогурты были из обычного, а не козьего молока. Интересно, кто такие купил? Точно не она. Стефания захлопнула холодильник, достала из буфета овсянку и принялась делать кашу.

«Ничего, сегодня обойдутся без ягод», – покачала она головой, сделала второй глоток кофе, с ужасом представив, как пойдёт сейчас будить Зойе и Грету, близняшек, и как они будут капризничать. Всё это делал Микеле, он умудрялся сделать так, чтобы дети спокойно ели, потом спокойно собирались и делали всё как надо.

Микеле обладал завидным терпением, редко повышал голос, конечно, бывало, особенно когда речь шла о деньгах или когда Тициано выводил его из себя, но в целом Стефания может описать их отношениях как ровные, а Микеле исключительно сдержанным.

Стефания выдохнула и отправилась будить младших детей.

Спальня Зойе и Греты походила на будуар маленьких принцесс. Не таких уж маленьких, учитывая, что обеим исполнилось по восемь и они пошли во второй класс. Они спали рядом, над кроватками горели разноцветные лампочки.

Стефания погладила по голове обеих, те недовольно повернулись в другую сторону.

Они с Микеле договорились так с самого начала. Что дети не пойдут в ясли, что она останется с ними до трёх лет, потому что детям нужна мать. Три года с детьми увеличились до пяти, потом до семи. И вот дети идут во второй класс, а она всё ещё работает из дома.

Стефания никогда не работала в офисе, а после поездки в Индию и посещения Гималаев занялась частной практикой. И, занявшись, бросила бывшего мужа, потому что тот начал пить, а не заботиться о их семье. Ей нужен был такой мужчина, как Микеле. Моложе её, крепче, чтобы стать мамой ещё раз, работящий и ответственный. Всё это она нашла в Микеле.

Каждый раз, когда к ним приходили друзья Микеле с детьми, она чувствовала, до чего она прекрасная мать. Ну и правда, нынешние дети не умеют играть, только и делают, что сидят с гаджетами и рубятся в видеоигры. Она не понимала, зачем тогда вообще рожать. Завела детей – будь добра, занимайся их воспитанием. Заниматься воспитание, по мнению Стефании, – это читать, разговаривать, играть, а не садить их перед телевизором или отдавать няням.

Стефания не любила, когда Микеле говорил, что она не работает. У неё свой сайт, она продаёт там свои книги по духовному развитию, курсы, медитации и индивидуальные консультации. Она проводит ретриты, даёт интервью на радио, ведёт подкаст. Это и есть её работа.

Она верит в то, что семья – это система, всё в ней взаимосвязано. Когда она встретила Микеле в самом начале, он был обычным учителем истории, поникшим и недовольным. Стефания вернула его к жизни, вдохновила на собственный бизнес. Это она подсказала ему начать сотрудничать со своим бывшим одноклассником, менеджером крупной компании. Первое время Микеле давал ему консультации по использованию архетипов и мифов в коммуникации, а потом они с ним запустили своё консультационное агентство, и дела пошли в гору.

Микеле и Стефания смогли переехать из Милана в деревню, где построили дом на земле, оставшейся Стефании в наследство от родителей, и зажили счастливо.

Обычно, когда Микеле отчитывал Стефанию за очередную бессмысленную трату вроде кашемирового нижнего белья, она твердила, что подарила ему продолжение рода, а это бесценно, потому что она сделала вклад в развитие его генофонда.

– Ты не заметил, – отвечала ему Стефания, – что чем больше у нас расходов, тем больше у тебя клиентов? Я приумножаю твоё богатство.

Стефания посмотрела на часы – семь утра, ей надо выехать в семь тридцать, чтобы оказаться в школе в восемь, иначе не пустят.

Через пять минут тщетных уговоров Стефания не выдержала, сорвала с дочек одеяло, и те, сонные и несчастные, отправились в ванную комнату, продолжая канючить, что «хотят папу».

8

– Кайф! – Андреа бросил ключи от виллы на каменную столешницу, быстро подошёл к окну и распахнул двери на внушительного размера террасу. Оттуда ступеньки спускались к просторному патио с бассейном, а дальше, за горизонтом, блестела морская полоска.

– Ни фига се, – присвистнул Симоне, поставил на пол сумку и вышел за Андреа, – огромной домище какой.

Джованни вышел к бассейну и задумчиво посмотрел на море.

– Андреа, ты, блин, красавчик, такое место, охренеть просто.

– Так, ребятки, – Андреа хлопнул в ладоши, – давайте быстренько проверим этот крутейший бассейн, а? – И он быстро скинул с себя штаны, рубашку и с диким криком побежал по ступенькам вниз, со всей дури прыгнув в бассейн.

– Ну не придурок? – пожал плечами Микеле, улыбнувшись.

Друзья медленно спустились вниз к бассейну, наблюдая, как Андреа с наслаждением плюхался и нырял, как сумасшедший дельфин.

– Ну что вы встали, как истуканы? – и долбанул со всего размаха по водной глади, так что на друзей полетели брызги.

– Мне надо надеть плавки. – Джованни поправил воротник рубашки.

– Да хер с ними с плавками, отпусти контроль, чувак, у нас тут свобода, харэ, – И Андреа опять стукнул со всего размаха по воде.

Симоне быстро стащил с себя одежду и тоже плюхнулся в бассейн. Андреа подплыл к нему и начал его брызгать, тот отвечал ему тем же.

– Ну давайте, Джо, Мик, чуваки!

– И это ещё ты не выпил, – заржал Симоне.

– Интересно, – Джованни снимал и тут же аккуратно складывал свои вещи на кресло, – кто здесь соседи?

– Да не пофиг ли тебе? – выкрикнул Андреа, подплыл к краю и начал обрызгивать Джованни. Тот, оказавшись в одних трусах, снял очки от солнца, зажал нос и прыгнул в бассейн; то же самое сделал Микеле.

Наплававшись, они устроились в джакузи, подставив лица кипрскому солнцу. Джованни принёс всем по сигаре и отрезал от каждой кончик специальными серебряными ножницами, которые хранит в кожаном футляре.

– Хорошо-то так, можно не возвращаться? – ухмыльнулся Микеле.

– Я лично могу и не возвращаться, – хмыкнул Джованни, – работать могу отсюда, Франческа пока дома будет с детьми, кайф. – Он выпустил вверх облачко дыма.

– Может, если останешься, наконец-то трахнешься с кем-то, – заржал Андреа.

Микеле открыл глаза и вперился в Джованни туманным взглядом.

– Я что-то пропустил?

Джованни молчал. Что тут говорить? Опять рассказывать, что у него не было секса два года? Ни с Франческой, ни с кем-то ещё. А с кем-то ещё и не могло быть, потому что после того срыва, десять лет назад, где от него по ошибке залетела любовница (хорошо, что она вовремя поправила ошибку), он вернулся к Франческе, поклялся в любви, и через пару месяцев забеременела и она. Его младшая дочь и тот не родившийся сын были бы ровесниками. Когда об этом узнала его мать, ему казалось, что она сделает то же самое, что делала в детстве, – возьмёт его за ухо и потянет сильно, а потом заставит ходить в костёл каждый день отмаливать грехи. К счастью, мать этого не сказала, но с ним поговорил отец.

– Сын, – сказал он, а потом замолчал, открыл виски, налил себе, ему, и они просто сидели так час молча.

– Ну, ты всё понял, – сказал отец после часа тишины. Джованни кивнул и ушёл домой.

Он всё понял. Понял, что вернётся в семью, что он и сделал.

Так что нет, он больше не изменял Франческе, он просто ждал, что, может, она одумается, что их интимная жизнь наладится. Но она становилась только хуже. Франческа как не знала, что ему нравится, так и не узнала. Сколько он помнит, она занималась сексом из-под палки, делала это в качестве обязаловки. Не то что любовница. Там такое было, что каждый раз, когда он это вспоминает, у него всё ещё случается эрекция.

– Вот бы сейчас какая-нибудь полуголая киска, а можно несколько, принесла нам коктейли, а потом спустилась бы к нам в бассейн и… ммм, – замычал Джованни и мечтательно выпустил в воздух идеальные колечки дыма.

– Блина, ты реально озабоченный, чувак, – хмыкнул Симоне.

– О, идея, – воскликнул Джованни, – а что, если мы на пять дней возьмём экскорт? Ну типа две, три киски, они будут ходить тут и всячески нас ублажать.

Андреа заржал:

– Джо, это твоя фантазия, не наша.

Да, это правда, это была его любимая фантазия. Ему часто снилось, что он вроде короля, вокруг него ползают шесть-семь, а то и десять абсолютно обнажённых женщин; гладкие, красивые, с идеальными телами, они трутся об него, обцеловывают его от пальцев ног до макушки, потом все они становятся перед ним на колени и делают ему наперебой минет. Они дерутся за его член, каждая хочет его, а он щедро одаривает каждую из них такой возможностью.

«Всё очень просто, – сказал его психотерапевт, к которому Джованни ходил последние десять лет с некоторыми перерывами, – вам снятся такие сны, потому что у вас подавленное желание, вы хотите того, чего у вас никогда не было».

Никогда не было.

Именно эта фраза тогда, в студии психолога, час сессии которого стоил сто двадцать евро, Джованни осознал окончательно, что ему скоро сорок пять лет, а у него никогда не было много чего. За всё время у него было всего пять женщин. Ещё лет десять, и, может, у него вообще не будет стоять, а он всё ещё не решается развестись. И что если он не решится наконец, то всё, он реально профукал свою жизнь.

Вечером того же дня он пришёл домой, вызвал Франческу на разговор и заставил её признаться, что она не хочет больше секса, никогда не хотела, и что пусть их брак, начавшись с огромной лжи, закончится такой же большой правдой. Правдой о том, что оба они наконец-то могут быть

Свободны.

– Ага, скажи только, что у тебя такой фантазии нет. – Джованни подмигнул Андреа.

– Я трахаю Риту, – загоготал Андреа, – и всё. Вот уже десять с лишним лет, меня всё устраивает, а вот ты, друг мой, должен начать это прямо сейчас, скажите ему, пацаны. – Андреа сложил рупором руки и прокричал: – Джо, тебе надо возвращаться в большой спорт, то есть в большой секс, – плеснул в него водой Андреа. – Надо тебе «Тиндер» хотя бы завести, – предложил он, – глядишь, пока ты здесь, может, и получится.

Джованни положил сигару. Он давно подумывал о том, чтобы завести себе «Тиндер», но всё стеснялся. Последние годы брака нормально так сказались на его самоуверенности. Когда собственная жена говорит тебе, что, по правде, никогда тебя не хотела и что она всегда имитировала оргазм, хочешь не хочешь, загрустишь. А что, если это правда? Скорее всего, это была правда. Франческа никогда не испытывала оргазма. От одной только мысли у него холодело всё внутри. Но потом он вспоминал, как орала его бывшая любовница, это невозможно имитировать. Но это было давно. Теперь, когда он полностью свободен, то может заново убедиться в том, что он может и ещё ого-го.

– Сколько можно, такой красавчик пропадает. – Андреа плеснул в него водой ещё раз, а потом все остальные сделали то же самое.

И они начали топить друг друга и визжать, как настоящие придурки.

«Блин, как же хорошо с ними», – довольно улыбался Джованни получасом позже, раскинувшись в шезлонге.

9

Выступление генерального директора, единственного прямого начальника Риты, приехавшего из США, длилось уже час, и она еле сдерживала зевоту. Это же надо, так неструктурированно выстроить собственную речь, она бы сделала это намного ярче и харизматичней.

Рита почувствовала вибрацию телефона в кармане, достала его и незаметно улыбнулась.

Андреа прислал смешную фотографию, где все четверо сидели на краю бассейна и дурачились. Рита не хотела беспокоить его во время мальчишника, перед собранием она спросила, как они добрались, и Андреа прислал снимок.

Что бы муж ни отсылал ей, будь то сообщение с вопросом, фотография или геотег, он всегда добавлял: «Люблю тебя». И делал так постоянно, на протяжении последних десяти с лишним лет. Она называла его «самым романтичным» из всех на свете. За весь мир, Рита, конечно, отвечать не может, но то, что Андреа был самым романтичным в её жизни, – неоспоримый факт.

Они познакомились на танцполе, её поразило то, как пластично он двигался и как был одет. В ту ночь на нём был зеленый парик, красный пиджак в пайетках на голое тело и очки-бабочки. Он вытанцовывал пируэты, кружил Риту, кружился сам, а потом сорвал с себя парик и пиджак, и она потеряла голову. Утром Рита оказалась в его постели, думала, что это просто на одну ночь, оказалось – на всю жизнь.

Андреа поразил её своим солнечным оптимизмом, до этого Рите постоянно попадались нытики, она была тем, кто тянул всех вперед, а тут встретила кого-то, кто был ещё бодрей, чем она. Андреа хотел больше, чем она, секса, больше, чем она, денег и путешествий. Обычно в её жизни было всё с точностью до наоборот.

Андреа был очень щедрым, он был таким с друзьями, коллегами, детьми, с ней.

«Зачем мне деньги, если я не могу с ними делиться», – говорил он.

Деньги Андреа любили так же сильно, как секс. И там и там он был ненасытен.

Он любил роскошь, любил шиковать: если отель, то всё включено, если дом, то у самого крутого застройщика, если машину, то последней модели.

Они очень много работали, чтобы у них было ещё больше вещей. Большие по размеру дома, более крутые машины, более нарядные вещи. В шкафу, который со временем расширился до размеров гардеробной огромной комнаты, где она могла заблудиться, тянулись ряды туфель, юбок, блузок и украшений. Иногда она смотрела на это всё и не понимала, зачем ей столько вещей. Нет столько дней в неделе, недель в месяце и месяцев в году, чтобы сносить все эти аксессуары и обувь. Часы и кулоны, браслеты и серьги. И в принципе нужен ли им новый дом за два миллиона. Зачем? Она была довольна и тем, за миллион. Так же, как она была довольна своей предыдущей машиной и их общей семейной «тойотой». Она бы обошлась без «порша-кайман», а они, как семья, могли обойтись без «рендж-ровера».

– Есть вопросы? – произнёс генеральный директор.

Рита очнулась, быстро натянула улыбку, встала, поблагодарила начальника, произнесла заключительную речь, и все разбрелись по своим кабинетам. Начальник быстро покинул офис, чтобы успеть на самолёт.

«Хорошо, что не придётся идти с ним ужинать», – думала Рита, натягивая дежурная улыбку и махая в окошко «лексуса» начальника.

Она очень надеется, что скоро сможет его заменить, для этого есть все предпосылки. Когда она наконец станет тем самым главным топом, ей не придётся больше никогда ходить на ненавистные ужины.

Рита зашла в офис, потянулась и выдохнула, скользнув взглядом по журналу с тосканскими поместьями. На залитом солнцем холме возвышалась каменная усадьба с навесом, увитым глицинией, на травке перед усадьбой грелся молочного цвета лабрадор.

В их частые итальянские поездки Риту соблазняла эта мысль, которая хоть раз да западала в голову любому человеку, не живущему в Италии: «А что, если нам переехать сюда жить». В Милане она бы не хотела, а вот в Тоскане – да. Они могли бы купить каменную усадьбу, выкрасить ставни в сиреневый, она видела такие в Провансе. Ну пусть даже не сиреневые, путь белые, не важно. Важно то, что их усадьба будет находиться среди оливковой рощи, они будут сами производить масло, ну, или отдавать оливки местному фермеру, чтобы делал он. У них будет свой сад, огород. И Рита погружалась в пасторальные мечты, видела себя и Андреа сидящими за столом со скатертью в клетку, пьющими вино и вкушающими овечий сыр. Дети бегают там вдалеке, по холмам, дышат здоровым воздухом. Затем они с Андреа берут кабриолет, едут куда-то, она в разноцветном платке от Феррагамо, он в белой рубашке. Идеально.

Все её тосканские видения заканчивались тем, что она спрашивала себя, на что они будут жить и чем заниматься. И сразу же картинка становилась серой, всё блекло, исчезало, и она возвращалась в Израиль.

Правда в том, что она не умеет делать ничего, кроме того, что делает сейчас. Она управляет людьми и командами, разбирается в технологиях и в том, как сделать так, чтобы команды производили ещё больше инноваций и приносили компании ещё больше денег.

На что бы они жили? Последние пять лет они довольно успешно инвестируют и могли бы жить, не работая, года три. Ещё потому, что в Италии всё стоит дешевле, чем в Израиле. Но потом, спустя три года, им пришлось бы всё равно чем-то заниматься. Хозяйством и агротуризмом Рита заниматься не смогла бы. Она предпочитала быть гостем в таких местах, а не принимать гостей.

Рита вспомнила, как прошлым летом они вернулись в Италию и поехали в гости к Стефании с Микеле. Микеле с Андреа ушли смотреть гараж, а Рита решила пройтись по саду рассмотреть их владения. Вот такого размера усадьба ей бы тоже подошла. Рита прикидывала, сколько здесь квадратных метров сада, предполагая, что около тысячи. Она обошла одноэтажный дом с другой стороны, чтобы лучше рассмотреть сплошную застеклённую стену-окно и солнечные панели на крыше. На улице, под навесом, стояли стол и стулья, мангал для барбекю, а поодаль висел гамак, в котором лежала Стефания.

«Я бы тоже хотела вот так, как она, лежать днём», – подумала Рита, но вслух сказала:

– Здорово иметь гамак.

– Да, это моё любимое рабочее место, качаюсь, и столько идей приходит.

Рита ухмыльнулась: она представила гамак в своём офисе крупной айти-компании.

Стефания поднялась, но осталась в гамаке.

– Как дела? – спросила она.

– Всё хорошо, дела идут прекрасно… Хотя… – Рита замялась.

– Хотя? – повторила Стефания.

– Я бы тоже хотела лежать днём в гамаке, – улыбнулась Рита.

– И что тебе мешает?

Стефания встала и пересела за стол к Рите, вперив в неё пронзительный взгляд небесных глаз. Глаза у Стефании были светло-голубые, добрые, но остальная часть лица, тонко поджатые губы, волевой подбородок, не казались такими же мягкими, как взгляд и эти белоснежные локоны. Было в ней что-то и ангельское, и демоническое одновременно.

– Андреа вроде работает, неужели ты не можешь взять паузу? – спросила Стефания.

Рита посмотрела на неё и засмеялась. Она шутит? Наверное, она просто не представляет, как это, жить в Израиле, в маленькой стране, где жуткая конкуренция и как только ты расслабишься, тебя могут выпереть с крутой позиции и ты останешься позади. Тебя вычеркнут.

– Это невозможно, я топ-менеджер, у нас две машины, и мы собираемся покупать жильё за два миллиона, – усмехнулась она.

Стефания пожала плечами.

– Вроде бы было за миллион. – Стефания отпила сок.

Рита смущённо пожала плечами: она не ожидала, что Стефания помнит, сколько стоит их дом.

– Да, сейчас, но Андреа хочет построить новый дом, хочет бассейн на крыше. – Рита грустно вдохнула. – Я не могу взять паузу, у нас совсем другая жизнь, – добавила она, не дополняя тем, что они с Андреа зарабатывают в пять раза больше, чем Микеле.

– Понятно, ну тогда ты не можешь позволить себе лежать в гамаке днём, – произнесла Стефания и выпила остатки сока.

10

Стройная рыжеволосая женщина невысокого роста попрощалась с клиентом и закрыла полустеклянную дверь своего кабинета, двадцатиметровой студии, которую снимала последние три года. Она привела поверхность удобной кожаной кушетки, в которой только что клиент признавался ей в своих самых страшных фобиях, в вертикальное положение, сняла синий пиджак в тонкую белую полоску, повесила его на плечики, зашла в ванную комнату, сполоснула лицо и, посмотрев на своё отражение в зеркале, тяжело вздохнула. Пять клиентов за день, так нельзя, это слишком энергозатратно, к тому же у неё совсем не останется сил на вторую работу, а это нехорошо, именно другую свою деятельность она считала истинным призванием.

Она всерьёз подумывала о том, чтобы закончить практику, перестать оплачивать аренду и заняться исключительно второй работой. Однако этот другой вид деятельности был сезонным, её услугами пользовались в основном приезжие, а на психологические сессии ходили и местные.

Ну вот, она опять переживает из-за денег, и в голове Джессики прозвучали те самые важные слова, которые она услышала в день своей инициации.

«Целительство – это миссия, неправильно заниматься этим ради денег, как делают многие здесь. Ты не должна волноваться из-за денег, у тебя будет хватать на всё…»

Джессика подошла к окну и нажала на кнопку – плотно закрытые жалюзи медленно поползли вверх, постепенно впуская в кабинет яркий солнечный свет.

Перед началом своей первой работы она опускала ставни, чтобы создать подходящую для психологических сеансов атмосферу и забирала волосы в хвост. В начале второй работы она всегда распускала волосы, тоже для атмосферы.

Закрыв кабинет, Джессика прошла по коридору реабилитационного центра, вышла на заднюю парковку.

Лучше, если её клиенты не увидят, на какой машине она рассекает по острову: кабриолет не совсем соответствовал образу поддерживающего практика, квалифицированного психолога, которым Джессика работала последние десять лет.

Она села в машину, завела мотор и свернула на главную дорогу.

Кабриолет подарил клиент. Сначала он ходил к ней днём, потом и ночью. Она спасла его бизнес, благодаря ей он понял, что партнёр мутит что-то втайне от него, навёл там порядок, а через неделю Джессике позвонили, и молодой человек в фирменной майке вручил ей ключи от красного, невероятно красивого кабриолета.

Джессика ехала за рулём, и ветер развевал её волосы, на светофоре она завязала косынку и сменила очки на солнечные, довольно посмотрела на себя в зеркало и нажала на газ напедикюренной ножкой в красных босоножках. Всё-таки жизнь на этом солнечном острове абсолютно ей подходит. Там, откуда она родом, её поглотила бы серость и холод, а здесь, море, солнце и… волшебство. Она искренне считала, что здесь, в месте, где из морской пены родилась Венера, может случиться абсолютно всё. Если где-то и начинать новую жизнь, так именно здесь.

Именно этим – созданием новой жизни – она и занималась.

Джессика припарковалась возле белоснежного дома, увитого розовой бугенвиллией. Она нажала на пульт, и ворота автоматически раздвинулись, открывая вид на дом с высокими окнами. В доме её ждала приятная прохлада и идеальная чистота, полчаса назад помощница по хозяйству закончила уборку, предусмотрительно включив кондиционер. Если она всё же может назвать один недостаток этого места, то это жара, вплоть до октября. Жару она переносила с трудом, в остальном у неё была идеальная жизнь.

Джессика поднялась в спальню, открыла шкаф и достала оттуда футляр с костюмом для вечера. Она расстегнула замок и нежно потрогала выпуклые золотистые орнаменты воротника. Ей нравилось осознавать, что поиски себя окончены, но по-настоящему счастливой Джессику делало то, что она нашла способ сократить терапию, которая могла длиться годами, до нескольких часов. Ровно столько длился ритуал, после которого жизнь каждого участника кардинально менялась.

Навсегда.

Она подошла к окну, закрыла шторы, разделась и нырнула в кровать, чтобы хорошенько выспаться перед вечерним приключением.

11

Ей опять снился тот самый сон.

Она приходит в школу танцев, дверь заперта, она стучится, ей открывает дверь красивый мужчина, невероятно похожий на молодого Джонни Деппа. Нора приглядывается повнимательней: это и есть Джонни Депп собственной персоной. Он говорит, что сегодня танцев нет, она перепутала день, а потом смотрит на неё пристальным взглядом и говорит, что он может дать ей индивидуальные уроки. Нора заходит в помещение, перед ней огромный танцевальный зал, «Джонни Депп» включает музыку, и они начинают красивый страстный танец, который заканчивается ещё более страстным сексом. Нора просыпается, протягивает руку, пытаясь нащупать мужа, но вспоминает, что Симоне в отъезде.

Нора отвезла дочку в школу и, пока ехала на работу, размышляла о том, что в последнее время они с Симоне слишком часто ссорятся. Например, в прошлый четверг Нора начала говорить о том, что было бы хорошо поехать куда-то на выходные, в театр сходить, в кино, может быть, поехать за город и показать дочке какую-нибудь достопримечательность. Симоне будто и не слышал её, а когда в пятницу она спросила его, подумал ли он об их досуге, он зевнул и сказал, что «голова другим забита, и сегодня будет Формула-1». Перед отъездом Нора жаловалась на то, что они ещё не забронировали рождественские каникулы, она очень хочет научить кататься дочку на лыжах, а Симоне произнёс что-то вроде «далеко же вроде до зимы».

– Что значит далеко, уже сентябрь, самое время, – возразила Нора.

Нормально ли то, что он не стремится что-то для них организовать, или то, что они не ходят вместе в театр, кино, на выставки? Не жить культурной жизнью, не заниматься страстным, да что страстным, хотя бы регулярным, сексом, работать, отвозить ребёнка, увозить ребёнка, ходить гулять с собакой, ездить в отпуск раз в год, который всегда бронирует она, – вот из чего состояла их жизнь. Впрочем, её жизнь была похожа на жизнь большинства семейных людей в этом городе и в этой стране.

Редко, но бывало, что Нора задумывалась, нужен ли ей вообще мужчина, если она всё может сама. Может сама себя обеспечить, может сама воспитывать ребёнка, даже удовлетворить себя тоже может. Тогда какой смысл нахождения в отношениях?

И что, если она больше его не любит и находится с ним просто по привычке? Просто потому, что ей удобно, быт налажен, вместе ипотеку выплачивать проще и, когда она идёт на фитнесс, есть с кем оставить ребёнка.

В аптеке у Норы было полтора часа обеденного перерыва, обычно она гуляла в парке Порте Венеция, но сегодня к ней зашла сестра, которая сразу же, как только они оказались на улице, выплеснула на неё свои последние новости.

– У меня, похоже, намечается роман с кондитером. – И сестра остановилась у кондитерской, показав на вывеску.

Нора посмотрела на вывеску:

– Он работает здесь?

– Не, – сестра помотала головой, – здесь продаются его круассаны. Мммм, – она облизнулась, – это что-то незабываемое. Давай зайдём. – И сестра толкнула стеклянную дверь.

В нос ударил соблазнительный аромат свежей выпечки и хорошего кофе.

Розовые стены в золотистых узорах в кафе шли как нельзя лучше к новой розовой шубке сестры.

– Это место просто крутейшее. – Элена достала свой айфон и начала делать сториз, приговаривая: «Дольче вита в самом центре Милана».

Нора закатила глаза и заняла место у окна, вчитываясь в меню и морща свой носик. Она не очень любила садиться за столик и переплачивать за капучино.

Сестра подошла к столику, сделала селфи, потом сфотографировала Нору, цветы на столике и наконец убрала телефон.

– Вот, смотри, – Элена указала в меню, – розовые круассаны – это его фишка, мммм, – причмокнула она. – Он называет круассаны в честь своих девушек.

– Судя по обширной коллекции выпечки, у него их было немало, – хмыкнула Нора.

Элена пожала плечами:

– Ну, я не ревнивая, мне же не семью с ним создавать, это так, джаст фор фан, я бы не отказалась быть увековеченной в каком-нибудь новом шедевре под названием «Элена».

– То есть я ещё долго не стану тётей? – нарочито грустным тоном сказала Нора и вздохнула.

Но Элена пропустила её вопрос мимо ушей, потому что ей пришло какое-то голосовое сообщение, и она принялась прослушивать его на скорости «два», а потом отвечать.

Элена не спешила стать мамой, а иногда она вообще говорила, что не хочет ею становиться, потому что в мире слишком много войн, глобальное потепление и всё то, что дико её пугает, и зачем свету ещё один страдающий человек. Нора, в отличии от их матери, не пыталась Элену переубедить. У неё самой были моменты, когда она думала о том, что намного легче быть без детей, чем с ними.