Прошлое в тени настоящего бесплатное чтение

Жизнь на кусочки нарезает моменты,

меняя все быстро…

…фрагмент за фрагментом.

Однако на главном останутся метки,

в архиве… под сердцем…

…любимые кадры твоей киноленты.

Глава 1

– Сережа! Сережа! Сереженька!

– А-а-а!?

– Дорогой, все хорошо! Я рядом!

– Я опять кричал во сне?

– Да!

– Боже! Прости! Сильно тебя напугал?

– Я привыкла. Ты же знаешь.

– Не хочу, чтобы ты привыкала к такому.

– Милый, но это все еще ты. И все еще такой теплый и ранимый ото сна. Крики когда-нибудь пройдут.

– Думаешь? – недоверчиво перебил ее он.

– Знаю. Все пройдет.

– А я уже не верю. Это какой-то нескончаемый кошмар. Ты, наверное, уже устала.

– Это часть тебя. Тем более я знаю причину.

– Ты должна меня ненавидеть.

– Почему?

– Именно потому, что ты знаешь причину. – Он встал и, подойдя к окну, резко отдернул шторы.

Его силуэт конкурировал с первыми лучами света, которые еще очень аккуратно и насторожено пробирались в их спальню. Сегодня день не обещал ничего позитивного в части погоды. Но свет сочился сквозь витражи, он обволакивал его тело и тянулся к ней. Свет был молочный, туманный, тягучий и сырой. Но он был. Свет был. И это уже хорошо.

Дождь начинал рисовать свои первые линии. Он продирал гладь стекла, однажды надеясь его проточить. Напрасно! Это было очень сложно сделать. Вопреки всей этой новомодной литературе про то, как надо себя поднять с дивана и сделать невозможное, либо начать хотя бы со стойки супергероя, так часто хотелось послать все и не делать ничего. Реально, «счастливые» лица соцсетей больше раздражали, нежели мотивировали. Она понимала, что это временная слабость, что она испачкала себя ей. И что надо все же брать пример с дождя.

Из месяца в месяц, из года в год, из столетия в столетие, из века в век он продолжает настойчиво свое дело и, надо отдать ему должное, частенько добивается успеха. Взять хотя бы эту дыру, да что там дыру, дырищу на дороге около их подъезда. Вчера бахнула в нее днище машины, думала, что пробила колесо, слава богу, обошлось. А ведь асфальт клали меньше года назад. Но у дождя как-то получилось пробраться в самую суть корявых ручек тех, кто это делал. Он смог оголить ущербность их профессионализма. Он смыл всю пыль процесса, оставив в итоге дырень, сияющую своей чернотой и утягивающую в нулевой результат.

Она продолжала смотреть на своего мужа, а он продолжал стоять к ней спиной, наблюдая за новым днем. Не видя лица, она чувствовала, как каждая его мышца была напряжена. Тело способно нам сказать о многом. Его язык увлекателен для того, кто научился его читать. Так вот тело ее мужчины говорило лишь о том, как тяжело дается ему новый вдох еще одного дня. Это тело однажды натянулось, как струна, и не хотело расслабляться.

В детстве она любила такое растение, плод которого, созревая, лопался от касания. Она не помнила его название и вообще не была уверена, что когда-то знала. Это было не важно. Важно лишь то, что в конце августа можно было подойти, дотронуться до этой части растения, и оно сразу же лопалось, и во все стороны разлетались семена. Семена новой жизни. Они стремительно летели вниз, чтобы вонзиться в землю настоящего и прорасти будущим.

Если сейчас подойти к его телу и дотронуться, он тоже мог лопнуть и разлететься во все стороны, только не частичкой новой жизни. Он мог взорваться мельчайшими фрагментами ненависти. На каждой его игле был бы яд нежелания жить. Яд, который он хранил в себе, который разрушал его ежесекундно.

Она старалась помочь. Ей не легче, но она смогла справиться. Он же продолжал тонуть в чувстве вины. И каждый день уносил его все дальше от берега. Еще чуть-чуть и она уже не сможет до него дотянуться. Еще немного и он не схватит руки. Он изменился. Она понимала, что прежнего его уже не будет. Она тоже не сможет быть как раньше. Но жизнь ведь продолжается. Им надо учиться ее жить.

– Сережа! – мягко произнесла она, боясь потревожить его мысли.

– Да, Веруся.

– Как ты?

– Норм. Я долго так стою?

– Я не считала минуты. С тобой время летит.

– Можешь порадовать своего мужчину?

– Дорогой, хочешь кофе, может, омлет?

– Хочу манную кашу!

– Неожиданно!

– Сам не верю сказанному. Вот прям почувствовал, что хочу и все!

– Я сейчас гляну. Мне кажется, манки нет у нас. Если только осталась после … – и она оборвала себя на полуслове.

– Да, он ее очень любил. Странно, я всегда удивлялся, почему именно ее. Она ведь такая жижная. Такая склизкая. Такая растекающаяся. А он ведь был другой.

– Да.

– Ты помнишь?

– Я помню все. До самой крохотной детали. Я ничего не забыла.

– Вера?

– Да.

– Я не хочу кашу. Я передумал.

– Кофе?

– Стакан воды лучше.

– Надо что-то поесть.

– Зачем?

– Чтобы были силы.

– Зачем?

– Сережа, хватит. Мы договорились с тобой. Сегодня у тебя прием у психотерапевта. Помнишь?

– Такое не забудешь!

– Прогресс есть.

– Не знаю.

– Я не спрашиваю тебя. Я это утверждаю!

– Ну, тебе виднее.

– Во сколько ты к доктору?

– А то ты не знаешь!

– Я все знаю, я твоя память, а твое сердце и твоя жизнь. Главное, чтоб ты это все помнил и, конечно, не опаздывал.

– Еще бы! Врач-то – специалист высшего разряда. Ждать не привык!

– Не привыкла. Твой доктор – женщина, если ты забыл.

– Если я даже забуду, она обязательно мне об этом напомнит.

– И как же?

– Своим видом.

– Мне уже сейчас начинать ревновать?

– Будь спокойна. Я буду держать себя в руках. Ну, если хочешь, подари мне эти… ну, как их там в старину делали… специальные трусы с замком.

– Идиот! Я напоминаю, что ты ходишь на прием к врачу узкого направления.

– Да, сверлит она глубоко и делает местами очень больно.

– Зато это работает!

– Опять утверждаешь?

– Факт!

– Ладно. Поужинаем сегодня?

– Милый, это ты сейчас сказал?

– Да!

– Я в шоке! Я реально не помню, когда мы в последний раз куда-то с тобой ходили.

– Мы были в бане с тобой недавно.

– Я не понимаю, что было со мной, когда я в тебе влюбилась? Баня – это очень романтично, особенно та общественная, где мы были на прошлой неделе. Именно об этом я мечтала, ты – волшебник!

– То есть ужинать не идем?

– Размечтался! Я выберу лучший и самый дорогой ресторан и буду готова к восьми. Постарайся не заплывать далеко.

– С чего ты решила, что я сегодня пойду к морю?

– Я хорошо тебя знаю, дорогой. Сегодня обещают сильный ветер, дождь стеной. Штормовое предупреждение.

– И ты меня так спокойно отпускаешь?

– А что я сделаю!? Если я скажу тебе, не ходи, ты меня послушаешь?

– Нет!

– Вот, именно! Я могу только принять этот этап в твоей жизни и верить, что все будет снова хорошо.

– Это у тебя отлично получается – верить! Имя работает на все 100%.

– Сережа, скажи, тебе было хоть раз там страшно?

– Нет.

– А тогда скажи, тебе было хоть раз там хорошо?

– Нет.

– Приходя туда, что ты чувствуешь?

– Я прихожу туда, словно напичканный лидокаином. Я не чувствую ничего в моменте. Но стоит мне зайти в воду, и во мне просыпается вулкан злости, ярости, гнева. Вода проникает в каждую мою клетку, она пытается меня поработить. Я ненавижу ее! Я проклинаю ее. Я хочу ее заморозить. Я хочу ее высушить. Я хочу забрать у нее форму, ее великую форму, как она забрала у нас его. Я хочу, чтобы все высохло в этом мире. Каждая твоя и моя слеза. Чтобы потрескалась земля, как потрескались наши с тобой сердца. Чтобы вода кипела, и ей было невыносимо больно, как было ужасно больно нам с тобой. Я хочу, чтоб ее не было. Но она есть, вопреки всему. Она есть, а его нет!

– Но разве только она виновата?

– Мне все равно.

– Просто будь аккуратнее!

– Да, спасибо, что понимаешь меня. Я сам себя не понимаю, а у тебя это так ловко получается. Я иду туда, где будет невыносимо, и при этом не могу туда не ходить. Да, я хочу реванша. Я хочу ее победить, но как? Я не знаю. Оседлать волну? Нет, другое. Я хочу с ней слиться, чтоб она проникла в меня, и в этом момент я отдам ей всю боль, до последней капли, чтоб ей стало жутко, невыносимо, нестерпимо. Чтоб она орала от боли, моей боли. Я хочу, чтобы вода помнила, что стала проклятием для меня.

Мерзкая, мокрая, не знающая пределов, выплескивающаяся через край. Не принимающая компромиссов, сносящая все на своем пути, стремительная. Я хочу, чтоб она пропиталась моим ядом и стала отравой для всех и каждого, кто ее боготворит. Чтоб эти глупцы либо раскаялись, либо сдохли. Я хочу, чтобы вода захлебнулась от моей ненависти к ней. Вот что я хочу! И так каждый раз. Вновь и вновь. Я схожу с ума, милая?

– Дорогой, ты просто проживаешь свои чувства. Ты имеешь на это право. Вода стерпит. Я стерплю. Все будет хорошо! Может, съешь хотя бы бутерброд? Я приготовлю, как ты любишь, на хрустящем хлебце, тонкий слой лосося, очень нежного. Может, это сделает тебя немного счастливее. Давай!?

– Угу. И кофе тоже буду, хотя лучше чай!

– Чай?

– Да, хочу изменить свою жизнь. Начну хотя б с этого. Перестану пить кофе, теперь только чай.

– Как всегда критичен и радикален.

– А мой психотерапевт так бы не сказала.

– И как бы она сказала?

– Она сказала бы, что такие фразы разрушают личность.

– Вот как?

– Да. И знаешь почему?

– Почему же?

– Потому что они делают человека заложником образа, вешают на него ярлык.

– Поподробнее можно?

– Можно, только было бы неплохо, если б ты завтрак параллельно начала готовить.

– Хитрец!

– Так вот, когда мы говорим, например, кому-то «ты, как всегда или ты постоянно», то мы сажаем личность человека в клетку безысходности. Он, может, и хочет перестать косячить, но ты его уже вогнал в шаблон «вечно плохого».

– И что же делать?

– Все очень просто. Надо всего лишь разделить человека и его поступок. То есть сказать, не ты снова лажаешь, а сегодня ты сделал этот поступок, который…

– Получается, надо избегать слов-утяжелителей типа «ты всегда», «вечно» и так далее?

– Умница!

– Они придавливают своей стабильной невозможностью что-то изменить. Потому что если я всегда какашка, то и смысл отмываться или поливаться духами.

– Сережа, а лучше сравнения во время завтрака не нашлось?

– Что вышло, то вышло!

– Дурачок!

– Вот ты мне сказала, что я, как всегда, критичен и радикален, но я ведь бываю разным. Согласись?

– Ты прав, в данный момент ты был таким!

– Супер! Чувство вины с меня слетело. Теперь у меня есть шанс исправиться. Только сегодня я такой, а завтра буду другим.

– Как это просто и так важно. Особенно с детьми!

– Да, – с грустью отозвался он.

– Прости!

– Вера, мы договорились с тобой перестать извиняться друг перед другом на каждом шагу.

– Прости, не буду.

– Вера!

– Точно. Все! Бутерброд почти готов. Чай какой будешь?

– А какой есть?

– Я вообще не уверена, что у двух кофеманов есть чай.

– Ну да. Это либо любишь кошек, либо собак.

– Вот тут я не согласна. Либо ты любишь разное и понимаешь, что жизнь тебе может это все дать. Есть молочный улун.

– Сойдет!

– А ты не обнаглел?

– Я озверел уже от голода. Давай свою вкусняшку!

Глава 2

– Доктор, к вам профессор.

– Странно, он сегодня раньше времени.

– Сказать, чтоб подождал?

– Не надо, я сам все ей скажу, – и он широко открыл дверь.

– А если б здесь был пациент?

– Псих? – рассмеялся он.

– Психов достаточно за пределами моего кабинета. А здесь осознанные люди, которые хотят изменить свою жизнь в лучшую сторону.

– Или поплакаться в жилетку симпатичной даме!

– Спасибо за комплимент, но он вам не поможет.

– Почему?

– Потому что вы нарушаете мои границы в данный момент, а это основа психологии, без границ нас нет.

– Доктор, вы сегодня такая строгая!

– А с вами нельзя по-другому. Подождите, пожалуйста, в зоне отдыха, я вас позову.

– Слушаюсь! – Он закрыл дверь слегка громче, чем полагалось воспитанному человеку.

Когда он впервые появился в ее кабинете, она испытала множество чувств. Но то, что она от себя совсем не ожидала, то, что просто точило ее профессионализм, – это было волнение. Она нервничала при встрече с ним и злилась на себя, что теряла контроль.

На самом деле их первая встреча произошла гораздо раньше, еще на первом курсе ее университета. Будучи студенткой психологического факультета, она жадно впитывала все знания. Ей хотелось углубиться во все: психология личности, сознания, дифференциальная, клиническая и экспериментальная, основы психодиагностики и, конечно же, как можно больше практикумов. Каким же было ее разочарование, когда она поняла, что все это случится в ее жизни гораздо позже, а сначала ей нужно будет изучать философию, историю Отечества, экономику, политологию, иностранный язык и основы российского права.

Боже! Кто это все придумал? Она ощущала себя бабочкой, закрепленной булавками с двух сторон. Крылья стремились биться с этой несправедливостью, а что-то внешнее держало их, крепко прижав к педагогической действительности. А еще вторым ударом шла алгебра с включением информатики, математических методов в психологии и экология, антропология, морфология и анатомия.

Она помнила этот день очень хорошо. Угораздило же ее опоздать на пару. Проспала. Да, тупо проспала и все! И, как назло, это был новый предмет и новый препод, которого она ни разу не видела. Каково же было ее удивление, когда около доски она увидела молодого и, признаемся этому миру, весьма привлекательного парня.

Встретившись с ним взглядом, она подумала, что повезло их курсу. И так ребята обходили этот факультет стороной, а тут пришел новенький, так еще и такой симпатичный. Однако этот «новенький» все быстро поставил на свои места, строго произнеся на всю аудиторию:

– Фамилия?!

– Моя?

– Но не моя же. Может, вы Опоздалкина или Глухаркина? – И зал взорвался хохотом.

– А может, ты Дебилкин? – она еще не понимала, что задает вопрос не своему новому однокурснику, а преподавателю по основам права.

– Еще слово, и я вас отстраню от своего предмета.

И тут она все поняла – попала так конкретно. Но ничего, психология – это люди, а люди – это отношения! Возненавидела она этого красавчика мгновенно. И вообще, кто сказал, что он красивый?! Недовольно прошагав на свободное место и засунув глубоко в себя все то многое, что еще хотела сказать, она еще очень долго внутри возмущалась.

Понятно, что к гадалкам не ходи, с правом у нее теперь на весь семестр беда! Он словно ждал этих занятий, чтобы вновь ее достать. Только и было слышно:

«Клементьева, к доске … Клементьева, недостаточно раскрыта тема … Клементьева, вы изучали вопрос… Клементьева… Клементьева… Клементьева… Он так смачно каждый раз произносил ее фамилию, что она захотела от нее избавиться.

Если б тогда она знала что-то о куклах вуду, он, наверное, уже бы исхудал, потерял все соки и пал смертью героя за право быть самым вредным учителем в ее жизни. Но, к его счастью и ее чистой карме, она ничем подобным не интересовалась, поэтому «профессор», так они его прозвали среди однокурсниц, продолжал монотонно ее изводить.

Слушать сплетни о том, что он просто в нее втрескался, она была не готова. Но ситуация ее научила кое-чему: она реально поняла, насколько малым может быть промежуток между любовью и ненавистью. Конечно, любви между ними тогда взяться было неоткуда, но симпатия при том первом взгляде, безусловно, зарождаться начинала, однако он все испортил своим этим «фамилия!».

Позже, повзрослев и изучив основы психологии, она смогла его понять, а, следовательно, и искренне простить. Оказывается, что самые опасные и жестокие – это молодые преподаватели. Они только выскочили со студенческой скамьи и спешили утвердиться в своем авторитете. Уверенности в своих силах еще нет, вот они ее жадно ищут и требуют, истязая бедолаг-студентов.

Как же ей это казалось тогда несправедливым. Она не могла понять, почему так! Ведь ты же был на моем месте! Ты же знаешь, как бывает тяжело! Ты же так же тусил и просыпал занятия. Так сжалься, сделай поблажку. Какой там! Звери – это молодые преподы! Она-то точно теперь знала.

А вот те, что постарше, слегка, не совсем древние, те уже реализовались в профессии, они готовы и помочь иногда. И закрыть глаза на многое. У них руки не чешутся выбить из тебя всю дурь. Им хватает терпения и мудрости дать тебе еще и пожить, пока ты студент, а не только грызть с утра до ночи гранит науки.

Профессор на самом деле был старше ее всего на четыре года. Он должен был взять пары, так как пошел в аспирантуру и выпал ее курс! Но, слава богу, семестр закончился, основы права пошли куда подальше вместе с его носителем, и она вздохнула свободно. Но если честно, то немного было жаль. Она даже привыкла к его этим «Клементьева» по поводу и без повода. И все-таки он был ничего себе так!

Когда дверь кабинета доктора психологических наук, психотерапевта высшей категории открылась много лет спустя и на пороге она вновь увидела его, то поняла, что ей срочно требуется помощь. Собрав весь воздух, что только был и даже взяв несколько баллонов взаймы у жизни, она начала диалог первой:

– Добрый день, профессор!

– Наверное.

– Хотите об этом поговорить?

– Мы будем на вы?

– Однозначно.

– Хорошо, давайте на вы. Так будет больше пространства между нами и мне будет легче.

– Раз вы сюда пришли, легко не будет.

– Очень мотивирующее начало.

– Я думаю, раз вы нашли в себе силы сделать первый шаг в мой кабинет, то понимаете, что работа с психиатром – это не чудеса по щелчку.

– А что же это тогда?

– Это тяжелый, монотонный труд. Вам придется часто смотреть на себя со стороны, многое вам не понравится, вы будете меня ненавидеть. Я достану такое наружу, что вам захочется выть. Я вас буду раздражать. Я стану той, кого вы чаще будете называть врагом, нежели другом. Но однажды занавес падет, и вы сможете встретиться с собой. И вот тогда, может, мотивация появится продолжить этот путь, на который не хватит одной жизни.

– Неубедительно, доктор.

– У вас есть выбор уйти. Вы же сами пришли.

– Я первый раз решился на такое. Но мое представление о психологии было, мягко говоря, иное.

– Значит, вам нужен другой специалист.

– Думаю, вы ошибаетесь!

– В таком случае, пожалуйста, проходите и присаживайтесь на диван.

– А можно на него завалиться?

– Как вам удобно

– Офигеть! Как в фильмах!

– Абсолютно нет! В кино чаще это выглядит мило, а здесь вам будет жестко.

– Мне кажется, что вы делаете все, чтоб я ушел!

– Вам не кажется.

– Но почему?

– Потому что я знаю вашу боль и хочу, чтоб, если вы остались, то остались надолго. У меня нет волшебной палочки, чтоб помочь вам разом. Нам придется трудиться, долго, вместе, шаг за шагом. Но без вашего настроя, без вашей готовности я не смогу вам помочь.

– Но я же здесь!

– Это факт.

– Этого мало?

– Не знаю. Я вижу только ваше тело. Где вы ментально, еще предстоит нам выяснить.

– А кто тогда знает, черт возьми!?

– Вы злитесь?

– А это не заметно?

– Что вы чувствуете сейчас?

– Тупой вопрос!

– Привыкайте к нему. Он будет самым важным в вашей жизни.

– С чего это?

– Потому что только отвечая на него день за днем, вы сможете себя излечить. Только доставая из глубин свои чувства, вы будете способны себе помочь. Все остальное неважно. Только вы и то, что вы чувствуете в данный момент.

– Я злюсь!

– На кого?

– На себя!

– Только?

– Нет!

– На кого еще?

– На жизнь! На ее несправедливость! Я злюсь на всех, что счастлив сейчас Я злюсь на вас, что вы сидите здесь такая спокойная, лупасите меня своим идиотским вопросом. Вам достаточно!?

– Да, на сегодня хватит. Сколько сеансов вы готовы посещать в течение недели?

– Я не думал об этом.

– Подумайте, пожалуйста, от этого будет зависеть наш с вами результат. И еще поразмышляйте над вопросом, чего вы хотите получить от наших встреч? Каков ваш запрос?

– Вы шутите сейчас?

– Я серьезно.

– Хорошо. Я подумаю.

– До новых встреч!

– Угу…

С тех пор, с самого первого его появления в ее кабинете, прошло уже достаточно времени, он стабильно посещал ее раз в неделю. Для более мощного прогресса нужно было добавить еще один день. Он был не готов. Она не давила. Понимала все. К его ситуации они не приступали. Пока только очень аккуратно дотрагивались до его трагедии, слегка, словно перышком провели по щеке и не поймешь, было это касание или показалось.

Очень тактично она работала с ним. Пожалуй, тактичнее, чем со всеми другими пациентами. Они договорились, что будут общаться друг с другом – профессор и доктор Клементьева. Это была его идея, он словно боялся вновь сблизиться. Или, может, так ей показалось.

В любом случае, раз ему требовалась дистанция, она это давала. Она привыкла ко многим причудам, такова особенность ее работы. Если пациент говорит, даже если он смеется или плачет, уже хорошо. Главное, чтоб не молчал. Иногда, конечно, и это допускается. Но чувства должны выходить наружу, и это ее работа достать их оттуда, куда сами пациенты часто боятся заглядывать.

Ее размышления прервал стук в дверь.

Глава 3

– Доктор, теперь- то к вам можно? Время мое уже началось, а меня никто не зовет!

– Заходите, профессор. Что вы чувствуете сегодня?

– Началось!

– Вы должны уже были привыкнуть к моему любимому вопросу. И так, что нового?

– Вы серьезно?

– Конечно!

– Вы хотите знать, что нового?

– Да!

– Окей. Сегодня хотелось сдохнуть на три раза меньше, чем вчера.

– Профессор!

– Я говорю, как есть. Наверное, вам, как моему врачу, хотелось бы услышать что-то другое, более позитивное. Но вы ведь сами учили меня быть честным.

– Я готова вас видеть любым, главное – настоящим! Давайте сместим фокус с того, что хотелось бы мне, на то, что хочется вам.

– Так я и говорю, что все еще хочу сдохнуть, но, благодаря вам, хочу этого чуточку меньше. Доктор, это прогресс! – и он нервно засмеялся.

– Ну, то, что вы улыбаетесь – это действительно прогресс!

– Я не хочу вас расстраивать, но я не улыбаюсь, я скалюсь в ответ этой паршивой жизни. Она противна мне.

– Вы были на этой неделе в спортзале? – сменила она тему.

– Да, ходил. Я вам все еще нравлюсь?

– Вы… – она не сразу нашлась что ответить, – вы, безусловно, привлекательный и очень харизматичный мужчина.

– Но…– перебил ее он.

– Но дело в том, что я никогда не завожу романы со своими пациентами. Вы это знаете.

– Прям никогда?

– Конечно! Это непрофессионально!

– Похвально! Вы не только красивая, но еще и очень правильная. Где сейчас я такую еще одну найду?

– Спасибо за комплимент. Мы достаточно поговорили обо мне?

– Нет! – Почему-то этот ответ совсем не удивил ее. – Обычно, док, мы здесь трещим о моей личной жизни, а ведь вы еще та конфетка!

– Знаете, мне очень приятно, что вы не потеряли вкус к жизни и к женщинам в том числе.

– Зря вы так думаете. Я просто развлекаюсь. Вам меня совсем не жаль?

– Почему?

– Я не выживу, пока вас не будет. Сколько продлится ваше обучение?

– Мне надо уехать всего на две недели. Мы можем продолжать наши встречи в онлайн-режиме.

– Только не это. Я точно умру.

– Это шантаж! И вы знаете, что не имеете возможности перекладывать ответственность за свою жизнь на кого бы то ни было. Только вы отвечаете за ваше прошлое, настоящее и будущее.

– Мое прошлое – ярче любой оскароносной драмы, там столько страдания и боли, что хочется его выпить разом и разбить этот стакан в мелкие осколки. Настоящее же противно до зубной боли. Это когда уже вроде не болит сильно, но постоянно ноет и мешает жить. И ты вроде все уже сделал, но оно продолжает, мразь!

– Мы договаривались, что вы не будете ругаться.

– Это же эмоции и мои чувства. Получается, я не имею на них право!?

– Имеете, при этом то, что вы делаете, не может нарушать границы другого и причинять ему дискомфорт. Мне неприятно, когда вы сквернословите в моем обществе.

– Простите! Засоряю ауру вашего кабинета.

– Скорее, своей души.

– Это вы сильно сейчас копнули. Продолжим. Вы еще упомянули будущее. Так его нет для меня и никогда не будет.

– Вы делаете большой прогресс!

– И сделаю еще больше, если вы согласитесь на мой эксперимент.

– Вы опять! Это очень опасно для вашей психики.

– В первый же день, как я зашел в ваш кабинет, я попросил вас об этом, и вы…

– И что я? Я не сказала «да»!

– Это правда, но и «нет» вы тоже не сказали!

– Хорошо, говорю сейчас: нет!

– Доктор, вы мучаете меня!

– Сами себя мучаете. А я хочу вам помочь!

– Это мое единственное спасение. А вдруг выгорит, получите шанс стать крутышкой.

– Кем?

– Ну, самой крутой психологичкой!

– Психологом! Эта профессия не склоняется.

– Соглашайтесь!

– Нет!

– Почему?

– Это крайне неэтично!

– Да кто узнает, кроме меня?

– Я буду знать, и моя совесть меня замучает.

– Ну вы и зануда. Вся такая идеальная, аж воротит.

– Вы сами выбираете дорогу в мой кабинет.

– Я просто других не знаю.

– Могу порекомендовать. Запишете телефоны?

– Не буду я ничего писать. Вы доктор, так и лечите меня!

– Я – ваш помощник. Вылечить себя вы сможете только сам, если захотите, конечно!

– Я захотел, но вы сопротивляетесь!

– Вы в своем уме? Вы предлагаете мне раскрыть вам врачебную тайну. Я должна вам рассказать историю другого своего клиента.

– Да, – дерзко согласился он. – И желательно семейной пары, которая смогла преодолеть какое-то серьезное испытание и еще остаться после этого вместе.

– Это бред!

– Хорошо, вы можете не упоминать имена. Только он, она, сын, дочь и так далее. Я ведь даже не смогу понять, про кого вы говорите.

– Имена здесь вообще ни при чем! Сам ваш эксперимент звучит для меня вызывающе!

– Я очень хорошо вас знаю, мы все-таки делили наше прошлое не один год. Вы ведь любите вызовы, тем более профессиональные!

– Профессор, а с чего вы решили, что чья-то жизнь будет интереснее вашей?

– Потому что моя ужасна! И я ее ненавижу!

– Но ведь каждый новый день – это еще одна возможность все изменить, сделать так, как вы хотите!

– Я не верю словам. Дайте мне реальный пример из вашей практики. В чем проблема?

– В интернете масса историй преодоления, есть книги на эту тему.

– Половина из этого вранье. Расскажите мне реальный случай.

– Вы меня удивляете. Вы допускаете, что я так же могу все придумать?

– Нет.

– Почему?

– Потому что я вам верю, доктор Клементьева! К тому же я вижу по вашим глазам, что вы уже давно включились в игру и просто меня заводите, как раньше!

– Ложь!

– Не считаю так!

– Что вы о себе возомнили?

– А чего вы покраснели?

– Я в любой момент могу закончить с вами сотрудничество.

– Но вы его продолжаете!

– Я даю вам шанс.

– Док, дайте мне лучше машину времени, я метнусь в тот день и все исправлю. Вы можете это организовать?

– Нет!

– И я не могу. Так давайте будем реалистами. Жизнь – дерьмо! Но если вы докажете на примере других людей, что даже с этим можно жить, то, возможно, я буду мечтать о новом дне почаще!

– Хорошо, я подумаю.

– Да сколько можно?

– Слушайте, вы у меня не пару сотен просите занять. Вы хотите, чтобы я решилась на беспрецедентный шаг в моей практике. Я буду думать столько, сколько мне нужно! И хватит уже об этом. Давайте продолжать нашу терапию.

– Фу, как официально!

– Расскажите мне про тот день.

– Не хочу.

– А что вы хотите?

– Хочу говорить о тех, кто смог, кто справился. Хочу вдохновляться, ударяясь об их судьбу.

– Вы понимаете, что это может стать ловушкой!? Говоря постоянно о другом, вы еще больше отдалитесь от себя. Допустим, я расскажу вам о человеке, который после всего, что произошло в его жизни, продолжает искать баланс между отчаяньем и желанием жить дальше.

– Так это супер!

– Подождите. Тот человек шаг за шагом делает свою внутреннею работу. А что будете делать вы?

– Через его пример искать себя!

– Я еще раз вынуждена вас предупредить, что это очень опасный эксперимент.

– Мне нечего терять. Решайтесь, док! Возможно, в итоге мы оба что-то обретем.

– Вы не боитесь, что будете жалеть?

– Жалость – это отвратительное чувство! Оно разрушает того, кого жалеют, и того, кто жалеет. Они, как два паразита, питаются отбросами того низкого, что скопилось на дне их личностей. Прошу вас, не жалейте меня, просто сделаем это и посмотрим, куда нас заведет. Ведь если не это, то только сильнодействующие препараты. Вы хотите этого для меня?

– Нет, я верю, что вы справитесь самостоятельно.

– Вот!

– Хорошо, вы уговорили меня. После моего возвращения.

– Боже, какое мучение! Откройте хоть немножко дверь. О ком мы будем говорить?

– Хотелось бы о вас, профессор!

– Пока не готов!

– Тогда мы будем говорить про человека по имени Сергей, и он ненавидит море.

Глава 4

Сергей стоял и смотрел. Секунды и минуты отскакивали от его тела, время вообще останавливалось, когда он был один на один со своим главнейшим врагом. Он ненавидел любую форму воды. А океан или море были для него апогеем ненависти, ведь они являли собой вершину водной эволюции.

Вода – она была для него неуловима. Если б он только мог, он схватил бы ее и придушил. Но она утекала сквозь пальцы каждый раз, каждый день, и он ничего не мог с этим поделать. Уникальная форма существования. Гибкая, никому не подчиняющаяся, стремительная, скользкая и властная.

Он приходил к морю только в плохую погоду. Именно тогда, когда оно бушевало, когда оно психовало, когда оно тряслось. Именно в такие моменты он хотел его видеть. Ему казалось, что еще чуть-чуть и оно все выплеснется на берег и перестанет существовать. Он молил ветер, чтоб тот гнал волны сильнее, чтоб они разбивались о камни с невероятной силой, чтоб им было больно, невыносимо больно, как ему только от одной мысли, что оно есть, а его сына нет.

Вот так. Так тебе и надо! Получай! Но море словно смеялось над ним, потому что каждая разбившаяся у его ног волна тянула за собой новую, еще более мощную, еще более стремительную, еще более ударную. Складывалось впечатление, что море кайфует от себя. Ему так хорошо. Оно упивается своим существованием и энергией. Оно хлещет землю собой, словно волны – это инструмент пытки для всего земного. Словно волне не больно и никогда не будет больно. Словно воды столько, что хватит на миллион его жизней.

Она смоет все на своем пути, его воспоминания, его чувства, его гнев и боль. Она снесет всех. Никого не останется, а море будет бушевать дальше. Боже, как же он ненавидел его. И в те моменты, когда терпеть было невозможно, он скидывал с себя одежду и нырял в пучину. Оно хлестало его, наносило раны, а он, крича в ответ, преодолевал сопротивление и плыл вперед. Оно толкало его на берег, а он орал – забери меня, ненасытное! Оно плевалось в него своими брызгами, а он пропитывал его в ответ своим ядом. Он хотел, чтоб оно забродило, стало грязным и отталкивающим для всех, кто его любит и обожает.

Измотав себя очередной раз, он выползал на берег. Все еще живой. Он не понимал, почему море сдается в последний момент. Почему оно не заканчивает свое поганое дело. Почему оно проигрывает.

«Забери меня, как ты забрало его! Или тебе страшно!? С маленьким ты справилось, а с равным слабо? Ты трус! Ты не море, а паршивая лужа. Грязная и вонючая канализация. Только и можешь, что пугать своими волнами. Только и готово, прикрывшись ветром, наносить удары. Ты ничто! Ты давно бы высохло, без дождя. Ты просто случайность. Ты заполнило собой часть земли и возомнило себя королем. Ты думаешь, что с тобой никто не справится!?

Я мечтаю, чтоб однажды тебя заморозило повсюду, чтоб лед сковал навсегда твои волны, и ты ощутило себя инвалидом, который не может двинуться. Чтоб ты орало о пощаде, а в ответ с каждым криком трескалось все сильнее и сильнее.

Я мечтаю, чтоб все вулканы мира пролили свою горячую кровь в тебя, и эта беспощадная лава дошла бы до самого твоего дна и иссушила до последней капли. Чтоб ты убегало, пряталось в своих речушках, но и там тебя нашли и уничтожили. Чтобы каждый забыл о том, что ты когда-то существовало. Недоразумение по имени Море. Пошуми своими волнами, недолго тебе осталось».

Ему так хотелось, чтоб однажды море подало голос. Чтоб оно что-то сказало ему в ответ. Нет, он не хотел извинений. Он никогда не сможет его простить. Он хотел лишь услышать голос того, кто в один миг сломал его жизнь. Того, кто посмел взять то, что ему не принадлежало.

«Ведь ты могло дать знак! – кричал он ему. – Ты могло сжалиться и отпустить! Ты могло… могло… могло. Почему ты его забрало? Почему? Что он тебе такого сделал? Он любил тебя! Он вдохновлялся тобой! Он обожал и боготворил тебя! Он мечтал жить с тобой рядом, и мы переехали сюда. Ты искушало его. Ты втягивало его. Ты управляло им.

А он маленький, доверял тебе больше, чем себе. При каждой свободной минуте он мчался к тебе. Просто побыть с тобой рядом. Вдохнуть твой аромат. Пробежаться вдоль тебя с воздушным змеем. Он был готов отдать тебе все, и ты, ненасытное, это все и взяло. Ты посчитало, что тебе мало периодических встреч с ним, и забрало его целиком. Ты сожрало его. Ты проглотило его. Ты наполнило собой его легкие и не отпустило его, пока он боролся за свою жизнь. Жадина!

Как, скажи, теперь жить нам!? Как находить повод, чтобы встретить новый день, в котором будут только воспоминания о нем и альбом с фотографиями. Там фрагменты, которым не суждено уже собраться в единую картинку. Или ты считаешь, что я могу дорисовать в своей башке его будущее, и мне этого будет достаточно? Ненавижу тебя! Я буду постоянно кидать в тебя эти камни и верить, что однажды одним из них ты подавишься!».

Эти разговоры не приводили ни к чему. Немного становилось легче, но рана, не успев затянутся, начинала кровоточить вновь. При этом он понимал, что без таких экзекуций над собой он давным-давно бы уже сошел с ума. Хотя кто сказал, что сейчас, именно в эту самую минуту, он этого не делает.

Со стороны он выглядел точно больным на голову. Мужик стоит на берегу моря и что-то кричит. Его крики пытаются заглушить вопли чаек, его жесты пытаются прорваться сквозь ветер, его мысли стремительно несутся туда, в прошлое, где все было так хорошо. Где все было почти идеально. Где все могло стать еще лучше!

Сергей хотел, чтоб этого дня никогда не существовало. Он мечтал, чтоб это было просто кошмарным сном. Он не мог поверить, что это случилось с ним, с его любимой Верой, что судьба может быть настолько жестокой и беспощадной. Он не мог найти ни единого оправдания тому, что с ними сделала жизнь.

Время, его обещали ему как самый надежный антибиотик. Все клялись ему, что оно вылечит. Не сразу, но день за днем будет легче. Чушь собачья! Ни хрена! С каждым днем все противнее, все невыносимее от того, что ты есть, а его нет!

Самым большим испытанием для него сейчас было зайти в его комнату. Он не мог переступить эту черту. Порог комнаты сына делил его жизнь на две половины. Там, в этой комнате, ему казалось, что он все еще есть. Там остался его запах. Там пахнет цитрусом. Потому что там бомбический задор, там искристый смех, сносящий на своем пути любое уныние. Там всего одна мечта, но зато какая!

Сын хотел стать капитаном. Он хотел покорить весь мир. Он хотел резать океаны килем корабля.

« – Папа, смотри!

– Чего, Славик!?

– Видишь, как нож входит в масло.

– Да.

– Возьми свой, попробуй!

– Ну!

– У тебя не так. Масло тебе сопротивляется.

– Есть немного.

– А у меня нет. Идет легко!

– Сын, в чем секрет?

– Я его нагрел.

– Масло?

– Пап, ну какое масло. Нож! Он теплый и поэтому масло так легко ему поддается. Я стану капитаном, которому будет под силу покорить любой океан. И знаешь почему?

– Расскажи!

– Я всегда буду горячим и страстным открывателем и смогу своим килем прорезать путь в любую точку мира. Вода будет кипеть подо мной. Ей ничего не останется, как расступиться и пустить меня туда, куда именно я захочу! Я буду рисковать жизнью корабля, потому что его жизнь будет моей жизнью. Мы просто не сможем с ним по-другому.

– Мореплаватель-недоросток!

– Сам такой!

– Ладно, я же любя!

– Папка, ты в меня не веришь?

– Слава, я… – и Сергей сделал паузу.

– Молчишь, значит, не веришь!

– Молчу, сын, значит, не могу подобрать всех слов, которые отразят мою гордость за тебя. Ты у меня такой молодец! И станешь самым крутым капитаном! Про Колумба все забудут, когда мой сын взойдет на палубу своего фрегата!

– Пап, хватит прикалываться!

– Серьезно, сынок! А пока давай-ка намажь масло себе на бутер, ведь нужны силы, чтоб забраться на судно. А еще взять крепко штурвал и уверенно держать курс к своей мечте.

– У меня их куча, этих сил, – и Славик подтянул кулак к плечу, показав зарождающийся бицепс».

После трагедии Сергей бежал от любых воспоминаний о сыне. Ему казалось, что стоит им поддаться, как они завладеют тобой и, словно наркотики, будут тебя порабощать с каждым днем все сильнее. Он тщательно пытался забыть все, что было в его прошлом, но в настоящем была такая дыра, что глядеть в нее было страшнее, чем оборачиваться назад. В будущее он принципиально отказывался смотреть, его не существовало.

Спустя какое-то время потихоньку он стал себе разрешать думать о сыне. Ведь воспоминания – это единственное, что море не смогло и никогда не сможет у него забрать. Они были от начала и до конца только его. Их можно было начинать и останавливать на любом понравившемся моменте. Как любимое кино. Прошлое надежно спряталось в тени настоящего и управляло им.

Жизнь смешалась, как фарш, и разделять ничего не хотелось. Было все равно от того, что тебе все равно! Можно сказать, что терапия с доктором Клементьевой немного спасала. Приходилось двигаться навстречу к себе, смотреть на ситуацию смело, отбрасывать все эти «может быть» и «вроде как». Нужно было все увереннее принимать жизнь такой, какая она получилась из этой мясорубки. Слой за слоем оголять память и говорить вслух то, что сказать изначально было невыносимо.

Да что сказать, думать об этом всем было невозможно. Этот день хотелось удалить. Говорят, что каждый новый день – это как чистый лист бумаги. Нагло врут. Он пробовал все стереть, но выходила дыра. Хотел вырвать или замазать, но и этого не получалось. Этот день набил на нем тату, свести можно, но шрам останется навечно! И ты смотришь на него и помнишь все: как он лег торжественно на твою кожу, как порвал твою плоть, как ранил тебя глубоко.

Психотерапия пришла в его жизнь тогда, когда без нее уже было нельзя. Этот случай не стал исключением, ведь часто мы обращаемся к врачу, когда уже прижмет. Профилактикой мало кто заморачивается. Решился он не столько ради себя, сколько боясь потерять ее, свою Веру. Он стал очень сложным в отношениях.

Так и нарисовалась дорога в этот кабинет. Идешь по ней, словно по раскаленным углям. Каждый новый шаг причиняет колоссальную боль, а психиатр радуется и говорит, что не все потеряно. Какой-то дурацкий это мир, если для того, чтобы чувствовать себя живым, в нем надо страдать. Неправильный мир, где родители теряют своих детей. Мир, который стремится сделать тебе больно. Мир, частью которого он давно уже быть не хотел. Только Вера, только она еще удерживала его здесь. А так хотелось туда, где ждет его Славка. Так хотелось…

Глава 5

– Первый раз вижу такое безразличие к себе!

Сначала Сергей не понял, кто это сказал. Он был сильно удивлен тому, что рядом был кто-то в такую непогоду на пляже. Затем он увидел женщину и снова услышал ее голос.

– Такой нелюбви к себе я давно не встречала. А пожила я уже очень долго и много что видела. Вы, конечно, себя истязаете беспощадно!

– Весьма расстроен вашими словами, – произнес Сергей и сделал паузу.

– Простите.

– Не стоит извинений, я ведь не договорил… Весьма расстроен вашими словами будет мой психолог. Придется ей сказать, что все бесполезно. Человек со стороны видит только регресс, никакой эволюции психического здоровья. Одни расстройства! – засмеялся он.

– О как! Удивлять вы умеете, – улыбнулась она ему в ответ. – Как необычно это слышать, мужчина ходит к психологу!

– Да, иногда жизнь устраивает еще те выкрутасы. Только берите выше. Не к психологу, а к психотерапевту по работе с клиническими случаями. Я серьезно и чувствую, что надолго.

– Я вижу след драмы. Глубокая борозда. И не надо мне сейчас говорить, что все нормально и мужчины не плачут. Плачут, поверьте, и еще как. Я наблюдаю за вами давно. Вы реально хотите умереть?

– Странный вопрос вы мне сейчас задали. С одной стороны, как может живой человек хотеть умереть. Вроде как это выворачивает наизнанку его природное нутро. Он должен расти, развиваться, наслаждаться. Цепляться за эту лакомую жизнь всеми своими десятью хрупкими, как спички, пальчиками. Он должен жадно глотать воздух, пока тот является его эликсиром бессмертия. Он должен биться в конвульсиях только от одной мысли, что кто-то наглый и дерзкий посмеет ему задать вопрос – хочет ли он умереть?!

– Вы только что рассказали, что кто-то должен. А что у вас?

– У меня нет ответа. Наверное, если б реально хотел, то уже бы сдох. Человек способен на многое, если этого сильно хочет. Но пока стою здесь на берегу и разговариваю с вами, значит, где-то внутри меня какая-то частичка липнет к этой проклятой жизни на планете Земля.

– Грустно мне слышать все это. Ведь вы еще такой молодой!

– Все относительно, вы же понимаете.

– Да, вы правы. Наверное, с платформы моего возраста, ваш мне кажется манящим. Меня бы сегодняшнюю туда, в прошлое.

– Все так говорят. Это ловушка. Ничего нельзя изменить в прошлом. Ничего!

– Как вас зовут?

– Сергей.

– А вас?

– Ирина.

– А как по отчеству? – воспитание не позволяло ему обращаться к старшему поколению только по имени.

– Пожалуйста, давайте без него.

– Ну как так? Это как-то неприлично.

– А вот так. Давайте здесь, на побережье этого бушующего моря, забудем о приличиях. Ох, слышал меня бы мой муж сейчас.

– У вас есть муж?

– Он, к сожалению, умер уже. Но вы спросили с такой интонацией, словно меня давно надо списать на свалку как бывшую в употреблении стиральную машинку.

– Да, простите, я даже не подумал.

– Просто вы еще очень молоды и вам наверняка кажется, глядя на меня, что жизнь давно закончилась и пора бы мне умереть, чтоб не занимать места свежих.

– Этого я не говорил!

– Это читается в ваших глазах. И поверьте, не только в ваших. Поколению одному всегда тяжело понять другое. Давайте пошалим еще чуть-чуть! Задайте мне этот вопрос.

– Какой вопрос?

– Ну, тот самый! Самый бестактный.

– А-а-а! Сколько вам лет?

– Семьдесят три года недавно исполнилось. А ваш возраст какой?

– Тридцать семь.

– Какое забавное совпадение.

– О чем вы?

– Смотрите, Сергей, мне семьдесят три, а вам зеркально тридцать семь. Какой же вы молоденький! Но, несмотря на это, у меня есть перед вами другое преимущество.

– И какое же?

– Я была в вашем возрасте, а вы в моем еще нет, вот так! И я точно так же глядела на всех этих бабушек и дедушек, думая, как же им не повезло. Они мучаются, доживая свою несчастную жизнь. Ведь что у них может быть!? Страсть давно запылилась, интерес к жизни пропал. Мозг кипит старческим безумием, тело дряхлое, еле двигается. Зачем они вообще так долго живут!? Признайтесь, что какие-то из этих мыслей точно булькали уже в вашей голове.

– Ну…

– Давайте, честно!

– Ок, да! Но скорее я себя ставил на ваше место и понимал, что на нем быть точно не хочу.

– Вот! Я знала! Вы мне сразу понравилась, еще полгода назад.

– Мы с вами были знакомы ранее? – удивился он.

– Вы со мной нет, а я с вами да.

– Не понял.

– Я давно за вами наблюдаю. Вы приходите сюда, на этот берег, только в плохую погоду. Сначала вы долго стоите и смотрите на море, потом начинаете размахивать руками, иногда кричите. Но в любом случае, какой бы ни был сильный ветер, шторм, буря, приходит момент – и вы ныряете в воду.

– Вот это сюрприз! Не думал, что у меня есть фанатка!

– Это звучит громко. Скорее я та, которая однажды была удивлена вашему появлению здесь, затем немного напугана вашим поведением, а после мне стало так интересно наблюдать за вами.

– Ирина, а вы что тут делаете?

– Помимо того, что слежу за вами? – хихикнула она. И на секунду ему показалось, что рядом с ним не дама за семьдесят, а молоденькая девчонка с искристым смехом. Таким сочным и объемным, какой он слышал только от своего Славки.

– Да, помимо того, что прожигаете, как оказалось, со спины меня взглядом и нагло рассматриваете мое привлекательное тело, что еще?

– Хорошо, я вам открою секрет. Я появилась здесь гораздо раньше вас. Это мое место! И у меня на него планы! А когда однажды я увидела вас в первый раз, когда мое сердце ушло в пятки при вашем заныривании в опасную воду и когда оно вернулось назад, увидев вас живым, выходящим на берег, тогда я сказала себе: какого черта этот придурок здесь делает!?

– Слушайте, звучит дерзко!

– Под стать вашему поведению.

– А может, у меня есть оправдание?

– Поверьте моему опыту, оправдание тому, что вы ходите по краю, издеваясь над собой, не принимая себя таким, какой вы есть в тех обстоятельствах, в которых вы оказались, играя со смертью и продолжая делать больно себе и своим близким, оправдания этому нет и быть не может!

– Ирина, ну вы даете. Вы же ведь ничего про меня не знаете!

– Как и вы про меня, но я, в отличие от вас, могу уверенно сказать, что смогла прожить до семидесяти трех лет. А вы так сумеете?

– А я, может, не хочу соревноваться с вами в долголетии. Мне эта сраная жизнь нафиг не сдалась!

– А вот это, думаю, уже не вам решать.

– А кому же тогда!? – возмутился он.

– Ему!

– Да кому, ему? Нет никакого его. Потому что если б он был, то ничего бы плохого не происходило. Вы вроде такая мудрая и так хорошо выглядите к своим годам, но несете такую чушь! Бог ваш – это всего лишь выдумка! Болтовня людей, которые не хотят брать ответственность за себя. Все ждут благодати, а дождутся того, что их однажды так хлестанет, что они захлебнутся от крови, которая будет течь со всех их ран, или отравятся ядом ненависти к этой жизни.

– Чего в вас больше, Сергей?

– Яда! – точно и уверенно произнес он это слово, словно выстрел, избежать соприкосновения с ним невозможно.

– Осталось ли в вас место для любви, прощения, принятия?

– Ирина, давайте остановимся на этом. Мы ведь с вами не в церкви встретились. Мы здесь на берегу моря стоим, два существа, и никакому Богу мы не нужны, он о нас не думает. А если и думает, то он – дьявол, который только и может, что делать больно! И наблюдать с издевкой, как ты мучаешься от своих страданий. Мне такой всевышний точно не нужен! Лучше расскажите мне, зачем вам это место? Что вы забыли на этом пляже?

– Я приезжаю сюда уже больше года, практически сразу, как переехала сюда. Доктор рекомендовал мне морской воздух.

– И что вас так заинтересовало именно на этом побережье?

– Я хочу открыть здесь кафе.

– Кафе?

– Да! Это моя мечта.

– Так это же не многолюдный пляж.

– Серьезно? – рассмеялась она. – А вы когда здесь были последний раз в солнечный день?

– Вы правы, при таких условиях я не был здесь очень давно. Ненавижу, когда здесь стоит прекрасная погода. Райское побережье, мать его, способное в одну секунду стать адом.

– Отчего же так?

– На это есть своя причина!

– И какая же?

– Ирина, знаете что, причины открываться перед каждым встречным у меня точно нет!

– Хорошо, старушка услышала и поняла вас. Через неделю начинается стройка кафе. Я буду здесь бывать еще чаще, а значит, и с вами будем видеться теперь постоянно. Поэтому скоро мы станем друзьями!

– Не уверен.

– Поживем, увидим! Вы, кстати, можете мне сказать, что любите пить и есть, я постараюсь добавить это в меню для вас.

– Мне все равно. И мне надо ехать!

– Подождите, пожалуйста, еще минутку. Я хочу у вас кое-что спросить!

– Что?

– Меня привлекает вот тот маяк. Он так монументально и одиноко торчит над водной стихией. Словно отшлифованный ветрами одинокий зуб.

– Я вообще забыл о том, что он здесь существует. Не замечал.

– Это нормально. Мы останавливаем свой взгляд только на том, что важно для нас.

– А чем он вам так нравится? Насколько я помню, он заброшенный. И вроде он еще имеет дурную славу.

– А что случилось?

– Какая-то трагедия. Сплетни бездельников. Мне не интересно. Знаю только то, что он опустел и стоит никому не нужный.

– Очень интересно. Я бы хотела узнать подробности. Обожаю всякие такие штучки!

– Реально?

– А что еще делать бабульке на пенсии!?

– Вам виднее, мне точно некогда искать смысл в безжизненной груде камней.

– А я все же поищу информацию о нем. У вас здесь есть музей с архивом?

– Ирина, вы меня вводите в ступор. Я так далек от всего этого!

– Все, что узнаю, вам обязательно тоже расскажу. Есть какая-то магия в маяках, согласны?

– Согласен, они несут пользу человечеству, а это хорошо.

– Скажу больше, маяки призваны спасать заблудших мореплавателей. Они созданы для того, чтобы дарить им надежду и свет. Они их опора в бесконечно меняющейся субстанции воды.

– Ненавижу море! Меня трясет от одной мысли, что оно существует, когда…

– Когда что?

– Неважно. До свидания.

– До новых встреч, Сергей. До новых встреч!

Глава 6

Наташа проснулась раньше всех. Еще даже птиц не было слышно, а она уже, открыв глаза, лежала и смотрела в потолок. Для нее это было не то чтобы необычно, а крайне несвойственно. Ей казалось, что эта первая ночь здесь никогда не закончится. Словно ее привезли в замок к дракону в виде какого-то наказания и оставили здесь навсегда, спрятав от людей и всего мира.

Что она такого сделала? Подумаешь, пару двоек по русскому и одна по математике. Это ведь не самое страшное. У Таньки весь дневник красный от оценок и поведения. Кстати, а как сейчас учиться? Она еще не до конца осознавала последствия принятого ее отцом решения, но понимала, что многое в ее жизни изменилось точно не в лучшую сторону.

Этой ночью был такой сильный ветер и дождь, что ей казалось, их непременно должно было затопить и смыть. С одной стороны, так было страшно от этой мысли. Еще брат пугал перед сном. Сам, главное, отвалился и заснул в минуту, а ей мучайся. С другой стороны, еще страшнее было будущее здесь.

Как она плакала, как она хваталась за прошлое, как рыдала, но родители были непреклонны. Папа решил, мама поддержала. Брат сказал, что это даже прикольно. И что оставалось Наташе – подчиниться и поехать. Всем было все равно на то, что она больше не увидит своих одноклассников, что не сможет бегать в любимом парке, что не съест мороженого, того самого.

Папа говорил, что продукты будут привозить исправно, что с маяка на берег на лодке ходу меньше часа. А еще что на острове, помимо их семьи, будут еще несколько других, и там вроде тоже есть дети. Вот это все «вроде» и пугало ее больше всего. Ей только десять лет, и она должна бросить всю свою беззаботную жизнь на материке, поверить в призрачное будущее, потому что папе, видите ли, предложили эту дурацкую работу.

Теперь она носит почетное звание – дочь смотрителя маяка. Теперь она узница этого острова. Теперь она – девочка, которая хочет видеть мир большим и разным, а вынуждена считать шаги от одного края суши к другому. Теперь она – самая несчастная на этой планете.

В этих мыслях она провела еще около часа. Потихоньку стало светлеть. Вчера они приехали под вечер, и толком рассмотреть здесь ничего не удалось. Она удивлялась, каким чудом они вообще выжили, так как погода была кошмарной, море штормило. Отец долго решал, плыть или нет, и все же рискнул. И вот она здесь, лежит, смотрит в потолок, белый, как шарик ее любимого ванильного мороженого, и сглатывает слюну по тому прошлому, которое осталось у всех ее подружек и которое у нее нагло забрали.

Остров был очень даже немаленький, при желании здесь легко можно было затеряться. Она поняла это, пока они к нему подплывали. А после еще увидела карту в главном здании. Примерно, она могла ошибаться, но из того, что она разглядела и услышала, здесь было вроде как семь построек: сам маяк со штабом, дом смотрителя, дом его заместителя, большущая казарма для рабочих и их семей, дом фельдшера, столовая, при которой проживали повар с женой и двумя дочками, и, что на нее произвело громаднейшее впечатление, церковь с настоящим попом, при которой находились детский сад и школа. Всего на острове проживало около сорока человек, если считать с детьми.

Вот такой унылый наборчик оборвавшегося в миг детства. Свет здесь давали по расписанию. Уголь берегли. Главным героем этого острова, конечно же, был он – этот проклятый маяк! Все должны были плясать вокруг него. Она с ним еще была незнакома, только видела слабый огонек, когда они причалили, тусклый, так как был скрыт серыми туманными облаками, они укутали его в кокон, но она знала, что он ей не понравится любым!

Папа часто повторял, то ли для того, чтобы самому поверить, то ли для оправдания своего выбора, что это один из самых значимых маяков во всем регионе. Что от его работоспособности зависят судьбы тысяч людей. Что это большая честь следить за его исправностью и делать все, чтоб он работал изо дня в день.

Ей все это было скучно слушать. Вот если б папа был не каким-то там смотрителем, а директором шоколадной фабрики и им выдали квартирку прям там, среди всего этого сладкого безобразия, вот тогда бы ее даже просить не пришлось переехать. Она бы первая запаковала бы свой тюк и помчалась сюда. Лопая очередную конфету и закусывая ее ломтиком молочного шоколада, она бы с превеликим интересом слушала историю создания этого здания, все, что происходило с фабрикой до знакомства с ней, и мечтала бы о том, что ждет ее впереди, лишь бы конвейер не останавливался и производил тонны шоколада каждый день, на радость девчонке по имени Наташка.

Но, к сожалению, папа был другим, жизнь была другая, и вместо ароматного запаха, коснувшись которого впервые своим носиком, забыть уже невозможно никогда, так вот вместо этого сейчас ей приходится лежать в сырой постели и вдыхать запах морских водорослей, словно ты засоленная селедка в этом утопичном утре.

Она помнила свой диалог с отцом до мельчайших подробностей. В тот день, когда он ее позвал к себе и сказал, что хочет серьезно поговорить, она очень сильно напряглась. Она еще не знала, о чем пойдет речь, но почувствовала что-то неладное. Стоило ей подойти к нему ближе, как она поняла, что обратного пути уже не будет.

Что она могла изменить? На что или кого повлиять? Она – маленькая девочка, которая живет со своими родителями. Она должна их слушать и делать то, что они скажут. Она не имеет права хотеть, мечтать, думать по-другому. Ее никто не слушает. Над ней часто посмеиваются, особенно ее братец. Она привыкла.

« – Да, папа. Что случилось?

– Ты сильно будешь скучать по своим друзьям, если мы уедим?

– Я не хочу уезжать!

– Дочь, иногда надо делать то, чего не хочешь. Это отличает взрослого от ребенка!

– Но я еще ребенок!

– Значит, пришло время начинать взрослеть!

– Я не хочу!

– Да что ты заладила! Хочу – не хочу!

– Ты же сам меня спросил!

– Все, иди!»

Вот такой случился у нее с папой разговор. Все как всегда. Он был сух на эмоции, прямолинеен и не терпел возражений. И, несмотря на все это, она его обожала. Она хотела, чтобы все время он проводил только с ней. Тогда она еще не знала, что травмы детства никуда не исчезают. Они постоянно выпячивают себя из прошлого. Они там даже не прячутся, только ждут момента, чтобы нанести свой очередной удар.

Теперь ей придется о многом хорошем забыть. Надо напрягаться, знакомиться с новыми детьми на острове. Ей настолько было тоскливо, что она даже не поинтересовалась у отца, кого здесь больше: мальчишек или девчонок. Какого они возраста? Да какая разница! Никто не хотел считаться с ее чувствами. Никто не хотел ее замечать!

На фоне все этого ее очень сильно раздражал ее четырнадцатилетний брат. Казалось бы, он должен ее защищать, а он ее постоянно старался задеть. То напугает, то проболтается маме или папе о ее проступке, то украдет ее мармеладки. Эти сладости от бабули, вот кто ее любил всем своим сердцем!

Она не вникала, почему бабушка бывала так редко. Слышала как-то, что ее отец с ней не поладил. Какая-то была у них ссора. Вроде как бабуля была против свадьбы ее мамы и папы. Это все было из другого мира, неинтересного для Наташи. Она просто всегда так сильно ждала приезда бабушки, как ребенок первого снега.

А как она любила ходить с ней в кино или театр. Но самым любимым был цирк. В такой необычный, красочный и волшебный мир она попадала. Там тебе и веселые клоуны, и сладкая вата, и ловкие гимнасты с акробатами. Вот только номера с животными она не любила. Не понимала, зачем их так мучают!

Особенно ей было жалко слона. Большого, как их дом, привести на такую крошечную арену и заставлять поднимать ногу и трубить в хобот, какое издевательство! Все смеялись, ржали на весь цирк, а она пыталась поймать взглядом его печальные глаза и тут же тонула в его безграничной боли такого существования. Ей казалось, что еще чуть-чуть и море слез поглотит ее. Они были похожи: ты есть, но ты про другое, а все хотят сделать тебя таким, каким ты не можешь и не должен быть. Если даже такой громадный слонище сдался, то куда уж ей!

Поэтому все шторма и невзгоды чаще бушевали у нее внутри. Повзрослев, уже тетя Наташа узнает, что чувствам у нас дорога и почет. Она сможет найти опору и то, чего не смогли дать ее родители, но до этого так далеко. Однако в самое первое утро на этом острове, лежа в своей кровати, она знала точно, что этому придет конец, и она выберется из этого ада.

Сказал бы еще кто-нибудь, что в будущем появятся автоматические маяки, не придется детям вот так страдать, потому что всем возможно будет управлять прям с материка. Но она об этом, конечно же, не знала. В ее настоящем был только этот остров, брошенный Землей, и была Наташа, брошенная жизнью на этот клочок недоразумения посреди моря. На этот маяк. Чтоб ты погас раз и навсегда! Чтоб тебя сломали ветра и снесли бури! Чтоб в тебя врезалось судно, и ты развалился на мелкие кусочки и ушел на дно!

Она хотела смерти для него. Вендетта должна была случиться кровавой. Он забрал у нее такую прекрасную и счастливую жизнь. Своим существованием он все испортил. Плохой, дурацкий и вонючий маяк. Она ненавидела его всем нутром. Но изменить ничего сейчас не могла. Лежала в холодной постели и понимала, что скоро ей придется встать и выйти из дома, нужно будет знакомиться с островом, его обитателями, изучать здесь все дорожки. Ей придется учиться жить по-новому.

Море теперь станет ее единственным помощником. Каждый день она будет молить его слизать этот маяк с лица земли. Уничтожить его раз и навсегда. Она будет жить морем, она вложит в него всю свою надежду и веру. Только море, только оно способно будет ее спасти. Больше надеяться не на кого!

Еще чуть-чуть и она должна будет выйти на улицу и посмотреть в лицо своему самому злейшему врагу. Еще чуть-чуть и маяк своим одиноким глазом вонзится в ее плоть. Еще чуть-чуть и она возненавидит его до самых морских глубин. Еще чуть-чуть и начнется другая жизнь.

Боже, как она этого не хотела! Она натянула одеяло на голову, и стало темно, а значит, можно всех обхитрить, ведь раз нет света, значит, новый день еще как бы не наступил. Значит, можно пытаться оттянуть этот ужасный момент встречи с реальностью. Значит, Наташа может еще надеяться на чудо. Значит, не все так плохо, но только почему так нестерпимо хочется плакать. Почему?

Глава 7

– Дорогая, что это?

– Маринованное авокадо со спаржей гриль и лососем.

– Так! Начнем с того, что я и обычный-то авокадо не ем.

– Сережа, а сейчас у тебя нет выбора. Напоминаю тебе, что это была наша договоренность, так что наслаждайся!

– Зря я это!

– Зря позвал меня в ресторан?

– Веруся, ты же понимаешь, о чем я! Зря я согласился на твой эксперимент в этом новомодном заведении.

– Да, он и вправду соответствует всем хвалебным отзывам, что я читала.

– А ты реально им веришь?

– Сегодня же ты здесь и одобряешь мой выбор, значит, в этих отзывах есть что-то. Просто не надо верить всему безоговорочно, как минимум перепроверить. Но про этот ресторан я читала у многих блогеров и не только у них, часть моих друзей здесь были.

– Кого?

– Хорошо. Тех, на кого я подписана и кто подписан на меня. Так лучше?

– Так правдивее и честнее с самим собой. Люди так легко разбрасываются словами любовь и дружба. Достаточно лайкнуть или вспомнить, что ты где-то этого человека видел, подписаться и все – вы друзья! Это же обман и иллюзия. Настоящие чувства требуют погружения. Вера, ну что, я не прав?

– Прав, мой самый правдивый муж.

– Ага, и самый несчастный!

– Это еще почему?

– Потому что повелся на твой эксперимент.

– Но это ведь очень интригующе и необычно. Когда так долго живешь вместе, надо пробовать что-то новое!

– А это будет касаться только кулинарии, или дальше пойдем?

– Дурачок!

– До сих пор влюбленный в тебя дурачок!

– А вот и нет! Здесь ты был очень даже умен и сделал правильный выбор!

– Можно подумать, что я заключал с тобой брак по расчету. Я вообще ни о чем не думал, только о тебе! Мне было все равно, что будет завтра, только бы с тобой.

– Как приятно! Люблю тебя, родной!

– И я тебя. А вот эту спаржу и лосося не очень!

– Все это крайне полезно для твоего здоровья. Овощи и рыба. Просто идеальная пара.

– Как мы с тобой?

– Сережа, как мы с тобой местами!

– А где ты нашла эту идею?

– Ты же знаешь, что я увлекаюсь психологией, – подмигнула ему она. – В нашей группе и нашла. Девушка предлагала такой эксперимент для прокачивания доверия между партнерами и выход за рамки известного. Нужно было прийти в ресторан вместе со своей второй половинкой и договориться, что заказ по меню каждый сделает в этот раз не для себя, а для своего близкого человека. И есть одно правило: выбор оспаривать нельзя, нужно с ним согласиться и съесть или как минимум попробовать.

– Да, вот я сейчас, как подопытный кролик, и начну пробовать.

– Тебе понравится. Это все очень вкусно!

– А в чем прикол, я не совсем понял?

– В том, что мы заложники привычек. Ходим одними дорогами на работу. Садимся за один и тот же столик в любимом кафе. Пользуемся набором одних и тех же вещей. В общем, делаем то, что нам привычно и не доставляет неудобства. Но автор эксперимента утверждает, что основные наши возможности, громадные возможности, лежат за зоной нашего комфорта. Но мы туда выходить не спешим, поэтому нужны нам всем вспомогательные инструменты.

– Типа такого?

– Да!

– Я, кстати, пробовал изменить привычки. Капец как тяжело! Уже как неделю с утра, после того, как открою глаза, не беру в руки телефон, пока не сделаю все важные для себя дела: умылся, позанимался, постоял на гвоздях, почитал минимум двадцать страниц и только после этого проверяю, чего же там случилось за ночь без меня.

– Круто! Я даже не замечала.

– Так ты спишь в это время. Невыносимо. Рука так и тянется схватить телефон. И мозг точит меня – давай, это лишь пара минут. Проверь почту или вотсап, загляни на биржу, а потому все свое успеешь. Но блин, это все самообман! С самого утра ты тонешь в информационном мусоре, эффективность на нуле.

– Разбуди меня как-нибудь тоже пораньше.

– Уверена?

– Не спрашивай! Просто сделай это!

– Хорошо! Тоже будешь со мной на гвоздях стоять?

– Ты с ума сошел?! Я вообще не представляю, как ты это делаешь! Это же больно невыносимо. Мне кажется, что сейчас они проткнут твои стопы, и кровь хлынет рекой!

– Вера, я же тебе говорил. Первые несколько минут да, надо перестоять. А потом перестаешь чувствовать. Словно стоишь на земле и ничего не колет.

– А как справиться с этими коварными первыми минутами?

– Мне дыхание помогает. Кто-то аромомасла использует. Кто-то сначала медитирует, а затем уже встает. По сути, все это разные дороги к одной цели.

– И какой же?

– У каждого есть намеренье, и он хочет его реализовать.

– А у тебя какое?

– А то ты не знаешь!

– Напомни!

– Стать терпимее к боли!

– Сереженька, ты не устал себя так мучать?

– Это малость из того, что я заслужил.

– Пожалуйста, будь к себе добрее. Хоть немножечко.

– Я стараюсь.

– Я вижу, дорогой.

– Встречи с психотерапевтом помогают.

– Неожиданно, не думала, что ты это скажешь!

– А почему нет!? Если это правда и это работает.

– Так может тебе сделать по две встречи на неделе с доктором Клементьевой?

– Нет, пока я к этому не готов. Не дави на меня, пожалуйста.

– Все. Молчу. Хотя нет. Вопрос. Ну как рыбка?

– Знаешь, а ничего себе так!

– Ты шутишь? Она великолепна. Чего не могу сказать про это твое мясо!

– Началось! Ты говорила, что мы не критикуем выбор.

– Хорошо. Но я чувствую с каждым съеденным куском тяжесть, оседающую в моем желудке.

– Вера, это вырезка идеальной прожарки. Кстати, заметь, тоже решил заказать тебе ее с овощами гриль. Так что наслаждайся моим выбором. Открывай новые грани вкуса. Когда бы ты себе заказала это?

– Точно. Никогда. Я уже сто лет не ела мясо. Только курицу, от нее не могу отказаться!

– А говорят, это не мясо, – засмеялся он.

– Еще говорят, что здесь чудесные десерты. Продолжим наш эксперимент, или каждый уже закажет себе свой?

– А давай возьмем один на двоих!

– Давай! Это звучит романтично!

– Романтика нам не помешает.

– Милый, мне так хорошо сегодня вечером здесь, с тобой. Я забыла, как это бывает. Вот так просто прийти в ресторан, расслабиться, не думать о прошлом и наслаждаться моментом. Спасибо, что пригласил меня.

– Обещаю исправиться и делать это чаще.

– Да, я всегда готова! Как в целом прошел твой день?

– Представляешь, познакомился сегодня с интересной женщиной.

– Так себе начало!

– Верочка, не напрягайся ты. Ей семьдесят три года.

– Тебя тоже потянуло на эксперименты?

– Очень смешно! Она сама ко мне подошла. Я сидел на берегу, после того как искупался.

– Ты не искупался, ты очередной раз рисковал своей жизнью!

– Не начинай! Так вот, она подошла ко мне и сказала, что давно за мной наблюдает.

– Становится еще интереснее.

– Не в этом суть. Она хочет на нашем любимом, – и он сделал паузу, – когда-то любимом пляже построить кафе.

– Серьезно?

– Да, она верит, что оно там пойдет.

– Я думаю, что она права. Там реально много людей, особенно в солнечный день.

– А ты откуда знаешь?

– Я туда приезжаю периодически.

– Ты мне не говорила.

– Ты тоже рассказываешь мне не все. Я приезжаю туда, в отличие от тебя, только в хорошую погоду.

– Как ты можешь? В такое время пляж полон семей с детьми. Они все до неприличия счастливы. Они же своим видом насмехаются над тобой.

– Сережа, я не согласна. Они живут своей жизнью, и они ни в чем не виноваты! Я приезжаю туда, чтобы смело смотреть в лицо реальности.

– Поверить не могу своим ушам. Я, получается, трус. Я бегаю от прошлого, получается?

– Мы все разные и каждому из нас нужно свое лекарство. Пожалуйста, давай сейчас остановим эту тему. Такой прекрасный вечер! Расскажи мне лучше, что там у тебя за новая поклонница!

– Ты так говоришь, словно у меня старых полно!

– Ты у меня очень красивый мужчина. Но только мой! Запомни это!

– А если?

– А если не будет. Ты меня знаешь! Так что там с этим кафе?

– Слушай, про него мы почти не говорили, а вот маяком я заинтересовался.

– Маяк? А, ну да! Точно, он там вдалеке виднеется, заброшенный. А что с ним?

– Я не знаю. Она спросила меня, где можно про него навести справки.

– Какая увлеченная старушка: и бизнес начинает, и историей интересуется! Хотела бы я, дожив до ее возраста, так смаковать эту жизнь. Можно сегодня поискать информацию об этом маяке.

– Давай как-нибудь в другой раз. Вечер только начинается для нас! – И он, прижав ее к себе, поцеловал. Нежно, как он умел и как она любила.

Глава 8

Проснувшись посреди ночи, доктор Клементьева долго не могла заснуть. Решила, что раз сна нет, нужно почитать. В последнее время его, этого времени, совсем не было. Поток пациентов увеличивался с каждым днем. Все больше и больше людей ее рекомендовали своим друзьям, родственникам или коллегам по работе.

Забавно было вспоминать, как когда-то в обществе считалось, что быть психологом – это скорее какое-то ребячество, чем серьезная специальность. Сейчас ей было смешно даже об этом говорить. Мир изменился, к сожалению или к счастью, но он стал таким, что людям очень тяжело самостоятельно справляться с грузом проблем, которые им заботливо готовить жизнь.

Живет себе человек, вроде все у него очень даже неплохо: семья, дети, любимый партнер, мама, папа. Все вроде как ладится. Но потом щелчок – и летит все в пропасть. Первое, что вскрывается, – это детская травма и не одна. И не надо обольщаться, думая, что их у кого-то нет!

Даже самые любящие и идеальные родители наносят их своим детям. И делают они это неосознанно, потому что сегодняшние родители – это вчерашние дети, и их тоже когда-то травмировали. Вот такой апокалипсис поколений на первый взгляд.

Но она как опытный врач знала, что с этим всем можно и нужно работать. Безусловно, это больно, но без нее не перейти на новый уровень. Никак! Даже спортивный массаж, который призван разогнать лимфу и дать тебе обновление мышц, всегда идет через боль. Да, тайский или балийский – это скорее про поглаживание и расслабление, но они без глубины. А доставать что-то со дна всегда очень и очень тяжело.

Оно, это прошлое, словно крючок, постоянно цепляется за груду камней. Они все разных размеров, но каждый имеет одну и ту же цель. Они хотят утянуть тебя глубже, чтобы однажды ты не всплыл. И психолог, словно профессиональный рыбак, аккуратненько, чтоб не спугнуть чувство любви к себе, тащит тебя на поверхность, чтобы познакомить с самим собой.

Это колоссальный труд, требующий терпения, понимания и принятия. Хорошим психотерапевтом все же рождаются. Однажды она это поняла. Да, можно вызреть в достаточно грамотного специалиста, но лекарем заблудших душ по учебнику не станешь. Это что-то очень тонкое. Должно произойти совпадение между тобой и твоим пациентом, тебе должны начать доверять.

Ей было приятно, что все больше людей хотели записаться на прием. Очень вдохновляет, когда твоя работа приносит удовольствие тебе и пользу людям. Это магия, подарок вселенной. Делаешь с полной отдачей и страстью то, что любишь, и при этом понимаешь, что меняешь чей-то мир в лучшую сторону. И это дарит крылья и мотивацию двигаться вперед. Ведь на самом деле работа психолога, а тем более клинического, – тяжкий труд.

К тебе не приходят счастливые люди, к тебе стучатся полные отчаянья личности, которые так сильно запутались в себе и своем прошлом, что видеть не хотят настоящее, а не то что думать про будущее. Им ничего не хочется. Они дошли до ручки и даже рискнули заглянуть дальше. Одной ногой они часто там, откуда вернутся сложно!

Им кажется, что свет потушили и его уже не включат никогда. И больше всего их пугает не сама проблема, их страшит слабость перед ней. Им кажется, что они никогда с ней не смогут справиться. Даже если они будут стараться, даже если у них будут небольшие успехи, случается малейший триггер, и они западают вновь. Причем еще глубже. Это болото, и они его узники!

Самый критический момент, о котором она всегда помнила и который всегда старалась держать под контролем, – эта день, когда пациент с гордостью и уверенностью заявляет тебе, что все, он справился! Он утверждает, что стабильно стоит на ногах, знает, как обуздать свою проблему. И в целом она уже какая-то обычная задача, и он ее либо уже решил полностью или вот-вот добьет!

Как же они ошибаются в этот момент! И как же им будет больно скоро! Она все это знает и терпеливо ждет. Эйфория проходит очень быстро, и реальность накрывает с такой мощной силой цунами, что сносит крышу далеко и надолго. И если рядом нет специалиста, если человек предоставлен сам себе, то последствия могут быть плачевными.

И только после того как пациент проживет под наблюдением и такое состояние фола, первого жесточайшего разочарования, только после того как при поддержке психотерапевта он поднимется вновь, смело посмотрит в глаза правде и признает для себя, что это будет долгий путь, который не пробежать спринтом, как только полюбит этот марафон помощи себе, только тогда доктор Клементьева немного расслабится.

Но только совсем немного, потому что это будет началом. Началом протяженного пути, на котором встретятся еще достаточно слез, криков, боли и ненависти, но также будут и вера в себя, улыбки, энтузиазм. Будет очень много эмоций и чувств, но все они будут от изначальной любви к себе. Вот тогда можно будет сказать, что поезд встал на нужные рельсы, и мы отправляемся в длительное и увлекательное путешествие. И, скорее всего, жизни не хватит, чтобы со всем разобраться и заглянуть в каждый уголок.

Однако каждый, кто готов вложиться в себя терпением, начинает видеть этот мир совсем другим. Благородные сплавы крепчают на изломе. Преодоление сдирает с тебя шкуру жертвы, и ты примеряешь костюм творца своей реальности. Больше не надо тратить массу сил, чтоб обвинить кого-то. Больше не надо страдать, потому что все страдают. Больше не надо искать крайних, когда ты есть сам у себя.

Ты просто берешь ответственность за свою жизнь и начинаешь ее строить такой, какой хотел бы ее видеть. Ты перестаешь ждать от кого-то сюрпризов и начинаешь делать их себе сам. И все потому, что ты наконец-то слышишь себя и понимаешь, что ты хочешь. Именно ты! Твои желания и эмоции, они не могут быть правильными или неправильными, кому это решать?! Есть твои чувства, и этого достаточно для того, чтобы их прожить!

Хочешь злиться – злись! Хочешь плакать – плачь! Хочешь кричать – кричи! Ты – живой! Ты – разный! Ты – настоящий! И в этом твоя ценность! Это самое главное, что есть у тебя. Твоя реальность будет такой, какой ты хочешь. И не потому что есть доктор Клементьева рядом, а потому что ты был готов к изменениям. Ты сделал этот сложный первый шаг. Ты отряхнул бетон со своих ног и продолжил движение, несмотря на все сложности. Ты – молодец!

Именно это она очень часто говорит своим пациентам. Какие они большие молодцы и как сильно она гордится каждым из них. Новый посетитель ее кабинета – эта новая картина. Только, в отличие от белого холста художника на старте, у нее противоположные исходные данные. Она работает с черной, как смольный уголь, поверхностью, с которой крайне деликатно, слой за слоем, снимает мрак, чтобы открыть светлые участки личности. И потихоньку начинает вырисовываться история.

Ты освобождаешь пространство, чтобы проявилось явное, то, что уже есть там. Оно просто придавлено прошлым, нужно немного помочь и картина начнет проявляться. Этим она и занимается, изо дня в день, из года в год.

В ту ночь ей захотелось почитать своего любимого Адлера. Очень много сил ушло на профессора и этот эксперимент с ним. До сих пор она не была уверена, что поступает правильно. Да, ей придется нарушать границы запретного и этического, но ему так нужна была помощь, она не смогла отказать.

Теперь каждый сеанс она будут говорить про Сергея, про то, как он переживает травму потери своего единственного сына. Получается, что обсуждать одного пациента с другим. Боже, доктор высшей категории, как далеко ты готова зайти и что придется за это заплатить?

Оправдывала эту авантюру она только тем, что случай был настолько клиническим и настолько серьезным, что терять ему было уже нечего. А ей? У нее не было ответа. Вызов себе? Возможно! Справится? Время покажет! Ведь Альфред Адлер тоже когда-то шел против течения и был создателем системы индивидуальной психологии. Может, сейчас тот самый момент, когда и она должна выйти за рамки своего профессионализма?

Ведь, согласно труду уважаемого австрийского психиатра, характер человека складывается под воздействием его жизненного стиля, в котором реализуется потребность превосходства и компенсации «комплекса неполноценности», который в свою очередь рождается в результате того, что большинству детей присуще ощущение собственной неполноценности по сравнению со всемогущим взрослым.

Что и стоило доказать! Ты уже виновен тем, что ты – родитель, ведь у тебя есть ребенок! Статистика наложит на каждого из вас свое клеймо ущербности, и страдать вы будете оба. Отсюда и стремление у многих к власти, как к самой простой из компенсаторных техник.

И пусть кому-то все это покажется бредом, она жила этим всем и обожала свою работу. Копошилась в этих знаниях, словно в сундучке с бриллиантами и изумрудами, и постоянно что-то откапывала новенькое. И чем ее еще всегда подкупал Альфред Адлер, тем, что утверждал, будто прошлое наше не такое ценное и важное и на него нельзя ссылаться и тем более оправдывать им свое поведение. Надо брать ответственность за себя и смело и достойно перешагивать через комплекс неполноценности, шагая к своим взрослым и осознанным целям, хотелкам и мечтам.

Тут-то ее и застала дрема. И стало так хорошо и спокойно. Несколько часов до рассвета с мыслями, как тихое и ласковое море. С мыслями о том, что все будет хорошо! Все так должно быть! Она справится! Она сможет ему помочь!

И уже окончательно проваливаясь в сон, она вспомнила тот день. День как день! Он давно исчез из ее жизни. Кое-как, но она смогла сдать его предмет, и жизнь стала налаживаться. Был профессор, который мучал ее на каждом занятии, и нет его! Было немного грустно осознавать, что завтра она его не увидит, так как было известно, что он покинул университет, больше преподавать не будет.

В один момент он просто исчез из стен учебного заведения, никто толком не знал, куда и почему. Даже ее однокурсницы, запавшие на него и следившие за каждым его шагом, только и могли, что делиться сплетнями. Почему профессор так стремительно пропал, сказать достоверно никто не мог. Его симпатичное личико тускнело все больше в ее воспоминаниях и утопало в прошлом.

Но как прекрасен мир тем, что он громаден в масштабах своей непредсказуемости и гораздо шире любого универа, района, квартала и города. Спустя полгода, дождавшись летних каникул, еще молодая и никому не известная будущая доктор Клементьева решила сделать себе подарок. Достойно сдав все экзамены, она купила себе билет, город мечты, жди! Она мчалась в Питер! И ничего не могло ее затормозить.

Только подруга немного подпортила настроение тем, что в последний момент решила слиться и отменила свою поездку, и теперь она первый раз в жизни должна поехать в новый город одна. Но расстраивалась она недолго, ведь все знают, что Санкт-Петербург создан для любви!

Глава 9

– Доктор, салют! Как ваши дела?

– Очень непривычно это слышать. Обычно я начинаю нашу встречу с этого вопроса.

– Я решил, что сегодня тот день, когда стоит что-то изменить. А вы помните еще один день, который очень многое поменял в вашей жизни?

– Только в моей? – и она внимательно посмотрела на него.

– Какая вы! В точку! Признаю, в моей жизни этот день тоже сыграл историческую роль. Вы были тогда невероятно красивы! Впрочем, время – дохлый слабак перед вами. С годами вы, как коллекционное вино, – все ярче. Питер! Ох, Питер! Вы помните все в деталях?

– Профессор, мне кажется, сейчас не тот случай, чтобы вспоминать об этом. Вы же пришли сюда не прошлое смаковать, верно? Вы же хотите, чтоб я вам помогла в настоящем!

– Да, но иногда прошлое обладает магической силой, особенно, когда настоящее расстраивает.

Конечно, она все помнила, до самой крохотной детали. До самого мельчайшего камушка на дворцовой площади, до каждой капли дождя, упавшего в мрачную Неву, до каждого грамма золоченой меди, бережно укрывшей Исаакиевский собор. Она помнила все и ничего из этого не хотела забывать.

В жизни случаются такие дни, которые очень глубоко врезаются в память, и их оттуда никогда не выковыривать. Они не зарастают, они не покрываются пылью, не теряют свой цвет, они все время с тобой. И хорошо, если эти воспоминания позитивные, а если это что-то плохое, то так тяжело с этим жить.

Спасибо всем, кто как-то участвовал в ее судьбе, потому что воспоминания о первом визите в Питер были от начала и до самого конца – одним большим моментом счастья. Его хотелось вдыхать в самые грустные дни, пусть гуляет в тебе и согревает.

Понятно, что позже в этот город она приезжала очень много раз, понятно, что жизнь выдала к ее годам уже достаточно много других приятных моментов, но в этом было что-то особое и неповторимое. И, конечно, всему этому было объяснение. Именно в этом городе у них начались отношения с профессором. Именно здесь она узнала, что он, оказывается, может быть другим. Именно здесь она первый раз с ним поцеловалась, и это было так нежно. Гораздо нежнее, чем ее любимые пончики в легендарной пышечной на Невском.

А начиналось все очень даже обычно, как часто бывает. Проснувшись в тот день в культурной столице России, она сразу решила, что будет делать. Более того, план на неделю был составлен еще до отъезда. Времени валятся в душном номере не было совсем. Из самого лакомого ее ожидали: прогулка по крышам, поездка в Петергоф, лодочка по каналу и катер по Неве с обязательным разводом мостов.

Также надо еще было успеть в Царское село, забраться на самый верх Исаковского, чтоб своим носиком коснуться привередливого питерского неба, и, конечно же, надышаться прогулками по основным артериям города, с обязательными остановками у Казанского и Спаса на Крови, не забыть Марсово поле и Летний сад. И да, обязательно заглянуть в «Подвал бродячей собаки», там, по отзывам, уже почти сто лет не только вкусно кормят, но и дают превосходные камерные театральные постановки. У нее предполагался Чехов на десерт.

В общем, впихнуть в одну неделю надо было так много, однако начать она решила стратегически с главного – с квеста на целый день, который создатель назвал очень амбициозно – «Влюбись в Петербург, если осмелишься!». Она была готова отдаться этому городу полностью. Ведь по анонсу создатели этого мероприятия обещали не просто увлекательную прогулку, которая должна была превратиться в настоящее приключение, но еще и много загадок и нестандартной информации, которую в популярных буклетах не найдешь.

Она собиралась, благодаря этому квесту, познакомиться с нетуристическим городом, увидеть множество мест, которые мелькали в фильмах, сериалах и клипах. Ее ждали дворы-колодцы, секретные и необычные парадные, уютные улочки, хранящие тайны этого мистического города. Ее ждал удивительный день. И она помнила, как же сильно она удивилась, придя на место встречи с организатором, обговорив с ним все детали и место встречи по телефону. Он должен был ей отдать папку с заданиями по маршруту, и приключение должно было начаться. И оно началось!

«Боже, что ты творишь!» – первое, что она подумала. Но почему опять он?! В назначенное время на территории бывшего хлебобулочного завода, переделанного под арт-пространство, стоял и ждал ее … профессор! Только в руках у него был не мел, а та самая папка. Как она позже узнала, родился он в Санкт-Петербурге и после того, как исчез из универа, вернулся в родной город и придумал этот квест.

И стоило ей только взять из его рук эту папку, как все понеслось с такой стремительной скоростью, что вынырнув через неделю с калейдоскопа событий, она и понять не смогла, когда успела так влюбиться.

Он показал ей так много нетривиальных локаций, разгадал вместе с ней им же придуманный квест, забрался на самые крутые крыши и встретил с ней самый запоминающийся закат.

Он целовал ее, пока мосты разводили, и она все пропустила, о чем нисколько не пожалела. А затем он обнимал ее и прижимал к себе крепко, когда ветер с финского залива во втором часу ночи напомнил им, кто здесь хозяин.

Он садился рядом с ней на лавочку около адмиралтейства и подставлял ей заботливо свое плечо, чтобы укутанная пледом белых ночей, она могла немного вздремнуть.

Он смеялся вместе с ней, когда она дурачилась в парадных залах ее величества Екатерины, заявляя дерзко, что в прошлой жизни она здесь жила и помнит его, как своего слугу-холопа.

Он шептал ей на ушко, что был не прав, кода обижал ее и склонял «Клементьева» и там и тут, а после корчил рожи пострашнее, чем были у экспонатов в Кунсткамере, и она не могла на него больше злиться.

Он задерживал дыхание вместе с ней, рассматривая масштаб Дворцовой площади с окон Эрмитажа, а затем играл с ней в догонялки на почти пустой же площади в пять утра.

Он кричал ей «пригнись скорей, иначе голову потеряешь», когда они проплывали под очередным мостом по каналам, и хохотал во весь голос, когда понимал, что надурил ее.

Он смотрел в ее глаза так проникновенно и не догадывался, что она давно эту голову потеряла, находясь рядом с ним. Он теперь был в ее жизни, и она боялась прихода дня, когда должна будет уехать.

Ей хотелось бесконечно отдыхать с ним в летнем саду, ловить брызги фонтанов Петергофа, топтать паркет дворцовых залов и сидеть на львах у пьедестала банковского моста, хотя этого делать было нельзя. Ей хотелось так много теперь делать с ним того, что нельзя.

Как теперь не потонуть в это бурной реке страсти? Как теперь не стать очередной жертвой Невы? Как сохранить эти белые ночи в сердце молодой студентки? Это будет сложно сложно! Но будущий доктор Клементьева может многое. Она ведь родилась, чтоб спасать людей. Главное, про себя не забыть!

– Вы про меня еще помните? – услышала она голос словно из прошлого.

– Да, профессор, конечно! Улетела на минутку в Питер.

– Да, там есть что вспомнить.

– Давайте закончим на этом. Итак. Раз вы уже свой, вернее, мой вопрос задали, я возьму с вас пример и спрошу: как ваши дела?

– Сегодня немного лучше!

– Отличные новости. Что помогло?

– Знал, что буду встречаться с вами.

– Что еще?

– Еще мне не терпится знать, как там складывается у Сергея.

– Я не думала, что мужчины могут быть такими любопытными!

– Это не любопытство, а тонкая нить к моему спасению.

– Я в этом не уверена до конца. Я хоть и согласилась на данный эксперимент, но должна вам сказать, что его последствия могут быть очень даже печальными.

– Вы уже меня предупреждали, доктор. Я же сказал вам, что в случае, если у меня начнется регресс, беру всю ответственность на себя. Вы не виноваты.

– Ладно, время покажет. Будем думать позитивно.

– Ну, и что нового в жизни Сергея?

– Вы так легко задаете свой вопрос, будто пришли посмотреть какой-то спектакль в театре жизни!

– А ваших словах есть мудрое зерно. Все мы что-то за кем-то повторяем и копируем. Учимся чему-то. Нам так проще. Играть роли, надевать маски.

– Я очень рада, что вы это осознаете. Я вижу прогресс в вашем лечении.

– Да уж. Как это звучит неприятно!

– Что именно!

– Это слово «лечение». Вы не представляете, как противно быть больным. Но что мы обо мне так много? Сергей вас тоже радует своим прогрессом?

– Очень даже.

– Мне кажется, или он вам симпатичен?

– А какое дело это имеет к нашему эксперименту?

– Просто так, захотелось узнать.

– Просто так я не хочу вам отвечать.

– Как скажете, доктор Клементьева. В том, что я вам понравился, вы тоже признались не сразу

– Профессор, достаточно!

– Окей, окей.

– Я могу продолжать?

– Я весь в вашей власти!

– Так вот про Сергея. У него появился интерес.

– К вам? – прервал ее он.

– Вы опять?

– Молчу!

– У него появился интерес к конкретному месту. Что вы смеетесь?

– Хотел задать встречный вопрос.

– Задавайте!

– Нет. Вы обидитесь. Или выгоните меня с кабинета.

– Профессор, вы станете когда-нибудь серьезным?

– Нет!

– По крайней мере, честно.

– Доктор, вы же понимаете, что все относительно. Люди и слова врут, и только поступки и действия говорят правду!

– Я бы сказала, что люди могут врать, а поступки иногда могут совершаться не по своей воле.

– Чушь! Человек делает выбор. Он может руководствоваться разным: выгодой, страхом, гордыней, желанием понравиться, самопожертвованием.

– То есть его выбор продиктован всегда темными сторонами личности?

– Отнюдь! Смелость, честь, жизненные принципы тоже помогают нам сделать выбор.

– Профессор, интересную тему вы подняли. Вы согласитесь со мной, что жизнь очень терпелива к нам: сколько бы раз мы ни ошибались, частенько нам дают как минимум еще один новый выбор.

– Да, это так!

– Поэтому ваше одностороннее заявление, что люди врут, резануло меня своей радикальностью.

– Знаете, доктор, а для меня оно прозвучало как готовность открыто посмотреть в свою природу. Мы полны несовершенств, и история человечества это доказывает! Поспорите?

– Нет. При этом, как вы согласились, выбор за нами. Как многое мы готовы отдать на растерзание инстинктам? И за что готовы брать ответственность, меняя себя в лучшую сторону?

– Так что там у Сергея за интерес? – сменил он тему.

– Его привлекает маяк напротив бухты, около соснового парка. Туда он приходит в плохую погоду. Он хочет разобраться, что с ним было раньше. Вроде как трагедия на нем произошла.

– Вот и правду загадка, что же там такого случилось!?

– У меня нет пока подробностей. Как они появятся, я обязательно вам, профессор, все расскажу.

– Буду ждать с нетерпением, док!

Глава 10

– Я заметила, что сегодня вы были к себе благосклонны. Поспокойнее как-то.

– А, Ирина, это вы! – Сергей на мгновенье отвернулся от моря, чтобы поздороваться со своей новой знакомой. Он уже около получаса стоял и пристально смотрел вдаль. Словно ждал чего-то или кого-то. Будто знал, что ему нельзя уходить. Там, за горизонтом есть ответ на еще не заданный вопрос, и он должен, просто обязан его услышать.

– Смотрите на маяк?

– Какой маяк?

– Ну, вот тот, о котором мы говорили с вами в прошлый раз!

– А, да. Изучаю его, – ответил молниеносно он. Случился тот самый момент, когда жизнь подарила неожиданный ответ, в который можно нырнуть, ничего не объясняя и не придумывая. Такое мерзкое чувство у него было всегда, когда он не хотел что-то делать или говорить, но понимал, что надо. По вежливости или по глупости, но надо! Приходилось выкручиваться и часто наступать на горло своей значимости. Вот и поругала бы его за это доктор Клементьева. Ничего нет ценнее у тебя, чем ты сам! – эту мантру он зазубрил уже наизусть.

– Что изучили?

– Не понял?

– Спрашиваю, что-то узнали про маяк уже?

– Так, совсем немного.

– Как здорово, и я тоже! Давайте расскажем друг другу и сравним информацию.

– Я мало что узнал конкретно про этот маяк. Мне в целом стало интересно, как все там было устроено в былые времена.

– И как же?

– К примеру, к концу ХХ века, после повсеместной автоматизации маяков, должность смотрителя стала потихоньку изживать себя. Хотя для многих она продолжает быть очень притягательной. Такая необычная профессия.

– Ох, уж эти писатели-романисты, раздуют из мухи слона! – вздохнула Ирина. – Ну что там посреди океана может быть увлекательного? Сиди себе, как медведь в клетке, и вой от своей участи.

– Не согласен с вами. Я думаю, что это очень даже интересный опыт – быть смотрителем и жить на маяке.

– Вы – мужчины, как малые дети, – рассмеялась она. – Все никак не вырастете. Усы и бороды только научились по моде отпускать, а мудрости не наросло.

– Вы прям наш род сейчас унизили.

– Сергей, прекращайте! Я пожила немало и встречала таких ваших сородичей, что сами себя унижают своими поступками.

– Хорошо, будем отмывать репутацию нашего племени. Спорить не стану, лучше расскажу вам вот еще какой факт – смотритель имел право нанять небольшой штат помощников, в том числе и женщин.

– А что тут удивительного? Куда вы без нас? Сгинете в пучине морской.

– И здесь спорить не стану.

– Молодой человек, с кем вы спорить собрались? Я стара для ваших экспериментов!

– Вы хорошо выглядите!

– Давайте заканчивайте с вашей галантностью. Лучше расскажите, что еще прознали!

– Смотритель должен был знать назначение и устройство всех видов маячной аппаратуры, иметь сведенья обо всей технике и оптике, владеть информацией по навигации, знать систему зрительных и звуковых сигналов. А еще обладать хорошей физической подготовкой и переносить длительную изоляцию.

– Вы же сами сказали, что он мог нанять команду!

– Ну, да. Не всегда только. Иногда он проводил время в полном уединении и даже сходил с ума. Интересно, а на нашем маяке жил только один он, или был еще кто-то с ним?

– Вот это тайна!

– Ирина, а вас чем так привлекает этот маяк?

– Я не говорила, что прям привлекает.

– Мне кажется, говорили!

– Иногда мы слышим то, что хотим услышать. Ну, да ладно! Если быть откровенной, хочу на пустом месте создать сенсацию. Придумать легенду про это место, чтобы больше клиентов приезжали в мое кафе и проводили время напротив загадочного маяка! Как считаете, это послужит рекламой и привлечет людей?

– Считаю, что это нечестно!

– А мне уже столько лет, что про честность помнить поздно!

– Какая разница, сколько лет человеку? Вообще, мне всегда казалось, что старшие – пример для подрастающего поколения!

– Вы, видимо, начитались много книжек про благородных людей. Всяких рыцарей и мореплавателей.

– Как вы в точку! Про мореплавателей в последнее время действительно много читал.

– Хотели стать капитаном корабля?

– Хотел, только не я.

– А кто?

– Неважно.

– Как скажете. А вы в курсе, что этот маяк все же что-то скрывает?

– Уже начали сочинять свою легенду?

– Узнала в архиве. Я же говорила, что тоже есть у меня информация.

– Не уверен, что вам можно верить.

– Ваше дело! Только вот рассказывают, что смотритель нашего маяка умер прям на нем. Отказался с него уезжать, так как некому было передать дело.

– То есть он был фанатиком своей профессии. Терпел всю свою жизнь неудобства и лишения.

– А мне все же кажется, что что-то его там удерживало. Вот бы узнать что! – подмигнула ему Ирина.

– Вы же сами сказали, что даже если не узнаете, то придумаете. Сейчас с этим проблем нет. Закиньте в нейросеть, и она вам создаст сногсшибательную историю.

– Спасибо за наводку! Я согласна с мудрецами, которые говорили, что «история принадлежит тем, кто ее пишет». А почему вы так ненавидите море? – сменила она тему.

– А я говорил, что ненавижу!?

– Да. В первую нашу встречу. И как сильно вы его ненавидите?

– Так сильно, что всей его глубины не хватит, чтоб затопить мою ненависть к нему.

– Х-м-м. Очень забавно. Впервые встречаю человека с таким отношением к нему. Спросите меня!

– О чем?

– О нем!

– Ирина, вы любите море?

– Обожаю! Я не могу без него. Каждый раз, когда мне плохо, грустно, тоскливо, я прихожу к нему.

– Почему вы его так любите?

– Потому что оно меня понимает.

– Но ведь, чтобы вас понять, надо с вами говорить!

– Ошибаетесь, Сергей! Чтобы меня понять, надо просто уметь слушать. А вообще мне все равно: говорит оно со мной или молчаливо смотрит на меня. Шумит что-то свое, всемогущее и мудрое. Каждый раз море дарит мне энергию продолжать жизнь.

– Как красиво вы сказали. А имеет ли оно право забрать жизнь?

– Я не знаю. Но судя по тому, что в море погибает много моряков и людей, пришедших искупаться, то на это есть какая-то причина.

– Вы говорите абсолютный бред! Нет никакой причины на то, чтобы утонуть!

– Допустим, я соглашусь с вами, что нет никакой причины тонуть и умирать, однако мы все тонем в реальности и рано или поздно все мы умираем.

– Что вы знаете о смерти?! – воскликнул он.

– Я знаю, что она рядом… сейчас, вчера и всегда!

– Вам не страшно?

– Страшно, но я не хочу бороться с тем, что неизбежно. Я хочу сделать то, что могу и должна.

– Вы считаете, что со смертью нельзя договориться?

– Возможно, если знать ее язык. У меня не получалось.

– И я не смог. Хотя есть те, кто победили болезни и выжили там, где казалось это невозможным. Счастливчики!

– Ну, этого мы с вами не знаем. Часто чужая жизнь нам кажется сочнее и ярче. Хотя копни глубже, и близко этого не надо.

– Согласен с вами.

– Сергей, меня все не оставляют мысли про вашу ненависть. Вы слышали такую мудрость: «Если ты ненавидишь – значит, тебя победили»?

– Кто это сказал?

– Конфуций.

– Чушь!

– Вы так считаете?

– Полная чушь!

– Вы отрицаете мудрость. Это то же самое, что отрицать смерть. Или то, что мы с вами здесь и сейчас есть.

– Это материальные факты. А все ваши мудрости – лишь пустые философские речи.

– Не думаю, что они так пусты. Ваша реакция лишь подтверждает то, что в них есть зерно правды.

– Какой правды!? – заводился все больше он. – Правды, что я слаб перед ним? Никогда этого не будет. Я докажу всем, что море – ничто!

– Сергей, боюсь, вам жизни не хватит на это.

– А вы не переживайте за меня. У вас своих дел полно. И вообще, что вы лезете в мою жизнь? Свое дурацкое кафе стройте лучше и про свой долбанный маяк сочиняйте истории! – И выкрикнув это, он, не прощаясь, ушел.

Глава 11

Наташа тоже ничего не знала про дядю Конфуция и его мудрые фразы. Поэтому всей своей душой и каждой клеточкой тела продолжала ненавидеть маяк все сильнее и сильнее.

Но надо признаться, он был красивый. Это сооружение мистическим образом приковывало к себе ее внимание. Его камни с прожилками чего-то то ли медного, то ли рыжего искрились на солнце. Его вытянутая форма стремилась проткнуть небо. Его металлические винтовые лестницы, словно вены и жилы, прогрызенные местами безжалостной коррозией, все еще собирали его в единый архитектурный ансамбль, настолько идеальный и гармоничный, что хотелось выть от такой несправедливости.

Как это куча бетона, камней, металла и стекла может быть настолько прекрасной и завораживающей? Но самое ценное было наверху. Такое хрустальное, объемное, переливающееся гранями. Лампа. Его сердце. Хотелось взять кувалду и долбануть по нему, чтобы разлетелось на мелкие осколки, но оно, проклятое, билось и не желало останавливаться. Сколько для этого сжиралось угля, ему было все равно!

И эта наглость возмущала Наташу еще больше. Вот бы он закончился, этот ресурс, и маяк угас бы навечно! Но он продолжал гореть изо дня в день и этим бесил ее сильнее. И находясь рядом, в самом его нутре, она признавалась себе, что не может оторвать свой взгляд от этого пленяющего света. Он обволакивал ее. Он мерцал, отражаясь в ее глазах. И она ненавидела его за это еще больше!

Девочка часто приходила к нему по утрам. Пока еще все спали. Она решила, что должна узнать врага изнутри. Прикладывая ухо к его оголенным стенам, она пыталась услышать. Она пыталась понять, что в нем есть такого, что он важнее всех на этом острове. И, конечно, своим разумом она все понимала, но она не хотела быть умной, она хотела чувствовать то, что она чувствовала в этот момент, и хотела, чтоб он знал об этом. Как сильно он ей противен! Как сильно она желает, чтоб он сломался. Как сильно мечтает, чтоб его закрыли, забросили и забыли.

И вот однажды он сломался. Счастливее ее, пожалуй, никого не было в мире в эту минуту. Только длилось это недолго. Бросили все силы, плясали вокруг него и занимались только им. Папа вообще нервный был. Его касаться, словно биться током от оголенного провода. В тот день она поняла, что проиграла. Что он здесь главный и так будет всегда. Что лето это или зима, он будет светить назло ей и на благо всем другим. Море – это опасная территория, а маяк – тот самый островок безопасности для корабля.

Маяк возвышался на самом верхнем участке острова, словно одинокий зуб, за ним – обрыв и пустота. Она не знала, сколько там точно метров, но ей казалось, что их там как до неба и обратно. Смотреть вниз было очень страшно. Стоять на краю было еще страшнее, особенно когда дул сильный ветер. Волны достигали небывалой высоты, и казалось, еще немного и они схватят тебя и унесут с собой в бездну. Они с таким психом ударялись о камни, что Наташа удивлялась, как можно себя так не жалеть!

Да, ей нравилось, что они бьют основу, на которой стоит этот нахальный маяк, но с другой стороны, они истязают себя, вбивают свои капли в каменную гладь и надеются ее однажды раскрошить. Кто кого? Бесконечное сопротивление двух стихий. Вода и земля. Кто они друг другу? Враги или друзья? Могут ли они существовать один без другого? Может, море потеряет себя, если берег его не сдержит. Может, земля затвердеет, если море ее не смягчит. Вопросов было так много, а ответов почти не приходило.

Отец за несколько месяцев, что они уже здесь провели, стал еще молчаливее, чем был раньше. Да этого-то он особо с ней не разговаривал, а сейчас все больше проводил времени с Семеном. Мама объясняла ей, что у мужчин свой мир, что отец передает сыну знания, чтоб тот в дальнейшем принял его дела и стал новым смотрителем маяка.

Наташе было на это все равно! Она хотела, чтоб папа ее заметил тоже. Чтоб рассказал, к примеру, что делает каждый день. Как у него здесь все работает. Как все чинит, когда ломается. Но он был холоден и отстранен. Словно ее не существовало. Как она ненавидела братца. Иногда даже сильнее, чем этот дурацкий маяк. Лучше б их двоих не было никогда. Однажды она спросила:

«– Папа, а почему ты меня не любишь?

– Дочь, с чего ты взяла!?

– Ну, ты не сказал обратного.

– Хорошо, я люблю тебя!

– А сейчас ты сказал, словно я тебя заставила!

– Ты чего пристала!?

– Вот. Семену ты так никогда не говоришь!

– Ты сравнила. Он – мой сын!

– А я – дочка!

– Да, поэтому беги скорее к маме. Она тебя, кстати, искала.

– Папа, ты хочешь, чтоб меня не стало?

– Чушь!

– Ты постоянно меня избегаешь.

– У меня просто много работы. Ты должна понимать. Я ведь занимаю очень важную должность и отвечаю за все здесь.

– Но я ведь тоже важная! Чего ты смеешься?

– Ты важна, а не важная!

– Какая разница?

– Есть разница!

– Папа, расскажи мне, что тебе здесь больше всего нравится!

– Хорошо. Наливай чая, мне и себе. И у меня там есть пирожок с яблоком.

– Откуда?

– Я еще не съел с обеда.

– А нам не давали сегодня в столовой.

– Давали. Просто тебя опять не было в это время. Ходила на обрыв?

– Нет!

– Врешь! Ты помнишь, что там опасно, и я запрещаю тебе ходить туда, тем более одной!

– Я была не одна. Там был еще он!

– Кто?

– Твой любимый маяк. Он следил за мной.

– Зачем ты туда так часто ходишь?

– Мне там дышится легко!

– Что?

– Я устаю от мыслей, что роются внутри меня. А там ветер все сдувает, и мне хорошо.

– Наташа, прекрати нести бред! Чтоб больше я там тебя не видел. Поняла?

– Поняла! – соврала не моргнув глазом она. А сама знала, что придет туда снова и будет смотреть в пустоту, и будет провожать взглядом волны, и будет молить море, чтобы оно сломало камни и утянуло маяк на дно.

– Все, иди!

– Как? Ты ведь собирался мне рассказать. И вода только закипела на чай.

– Не хочу. Забирай пирожок. Мне надо работать.

– Ну, пап! – и она расплакалась.

– А Семен никогда не ревет. Иди к матери, она поди уже вся изнервничалась. Доведешь ты нас с этим своим обрывом! Бестолково с тобой говорить! Одни проблемы от тебя!»

Сколько слез было выплакано ей, не знает никто. Молчаливых слез в подушку. Слез разочарования и непонимания. Слез отчаянья и нежелания жить. Слез горечи и обид. Большая Наташа позже все постарается понять и принять. Большая Наташа позже узнает, что только она несет ответственность за свою жизнь. Большая Наташа однажды попробует всех простить и полюбить себя. Большая Наташа постарается оставить прошлое там, где ему место, и начать жить настоящим. Большая Наташа найдет ценность своего существования и познакомит себя с ней. Большая Наташа это все сделает, если выживет маленькая Наташа.

Пока она считала себя недоразумением, неинтересным фрагментом в жизни своего отца, неродившимся мальчиком. Мама была поблизости, но почему-то с ней не хотелось об этом говорить. Она словно чувствовала, что все разговоры закончатся одним и тем же: мать скажет, чтобы она прекращала хныкать, все нормально и за всеми своими стирками, глажками и прочими домашними делами не увидит ни самого горя Наташи, ни его вселенских размеров.

Ей очень повезло, что батюшка их церкви в прошлом был учителем литературы и русского языка и привез с собой на остров очень много книг, разных. Интересных и скучных. Глубоких и поверхностных. Веселых и грустных. Они стали спасением для подрастающей девчонки, которую уже совсем слегка касался ветерок переходного возраста.

В книгах она утопала. С ними она засыпала. Их она брала с собой на обрыв. Ими она затыкала громадную дыру внутри себя. Выдуманные истории и герои стали для нее реальностью. Она жила с ними, она делила с ними быт, она впускала их в свое сердце, и они могли болтать так долго и так доверительно!

Понятно, что живое, реальное общение для Наташи тоже требовалось, но из всех детей она смогла подружиться только с дочками повара. И то, одна из них была младше и все время липла к ним, а вот со старшей они смогли найти контакт и проводили достаточно много времени вместе. Но все равно близко она не подпускала ее к себе, и о том, что девочка сильно ненавидит маяк и страдает от чувства одиночества, не знал никто.

А вот у ее брата, как назло, все складывалось здесь замечательно. Сын смотрителя стал авторитетом среди местных, быстро со всеми подружился, у них сформировалась компания «старичков», ощущали они себя супер крутыми и не брали к себе никого, кто был младше двенадцати лет. Ее это очень бесило. В то время, когда она страдает и мучается от всего происходящего, ее братец отлично поживает на этом недоразумении суши, затерянном в море: веселится, дружит, проводит время с отцом. Ну почему ей выпало такое наказание в жизни? Ну что такого она сделала? В чем провинилась?

Ни на один из этих вопросов она не находила ответов. Никто не мог ей подсказать, что делать дальше и как со всем этим жить! Судьба словно испытывала ее, проверяла, насколько эту хрупкая девчонка сильна. Как многое она способна выдержать? Сколько ударов сделают ее крепче, и как выглядит тот, что сломает ее?